на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Глава 1

Полосатые рубашки и разбитые сердца

Я так полагаю, что не схватись Джоэл Брэкстон за нож, пока я колошматил его башкой о еловый ствол, то ссоры между мной и Глорией Макгроу удалось бы избежать, и все обернулось бы иначе. Папаша всегда говорил, что с такими молодчиками, как Брэкстоны, лучше не связываться, и, похоже, он был прав. В разгар драки Джим Гарфильд вдруг как заорет: Брек, берегись! У него нож! И в тот же миг я почувствовал боль, как от укуса. Я глянул вниз и увидел, что Джоэл проделал в кожаной рубахе огромную прореху и уже вплотную занялся моим брюхом, всеми силами пытаясь докопаться до потрохов.

Мне поневоле пришлось выпустить его уши. Я вышиб у него из рук нож и зашвырнул в чащу леса, а потом вслед, за ножом отправил и его хозяина. О дальнейшем можно было не беспокоиться, так как в пути он повстречался с деревом. К тому же я не представляю, как можно пролететь сквозь такую чащобу и при этом не развесить на кустах гирлянды из собственной шкуры.

Но парень я отходчивый и потому не стал обращать внимания на страшные угрозы, которыми осыпал меня Джоэл, пока братья вместе с Джимом Гарфильдом вытаскивали его тело из чащи и макали в речку, чтобы смыть кровь. Я уселся на своего мула по имени Александр и продолжил путь к дому старика Макгроу, который вынужден был прервать на время, ввязавшись в драку с ненормальным Брэкстоном.

Вместе с Рейнольдсами и Брэкстонами, с которыми у меня были натянутые отношения, семейство Макгроу обосновалось у Медвежьей речки, и с тех самых пор, когда я впервые без посторонней помощи натянул штаны, я заглядывался на Глорию Макгроу. Горы Гумбольдта занимают обширные пространства, но ни в одном поселке в их окрестностях не нашлось бы девушки красивее ее. Тамошним красоткам было далеко до девушки с Медвежьей речки: по сравнению с Глорией они плавали не лучше топора, никто, даже мои сестры, не мог приготовить такое аппетитное медвежье жаркое, а в беге ей не было равных ни среди женщин, ни среди мужчин – за исключением меня, конечно.

Поднимаясь вверх по тропе, ведущей прямо к дверям дома старика Макгроу, я вдруг увидел Глорию – она как раз зачерпывала деревянным ведром воду из ручья. Самого дома отсюда не было видно – он стоял по другую сторону ольхового перелеска. Девушка выпрямилась и тут, обернувшись, увидела меня. Она была чудо как хороша: рукава высоко закатаны, обнаженные руки, шея и босые ноги белее снега, глаза цвета ясного неба, а волосы, словно припорошенные золотой пылью, ореолом горели на солнце.

Я приподнял енотовую шапку и поздоровался:

– Доброе утро, Глория. Как дела?

– Папин гнедой зачем-то лягнул вчера Джоя. А в остальном все в порядке. Ты еще не совсем прирос к своему мулу?

– Нет, мэм, – промычал я в ответ и, спешившись, быстро добавил: – Давай ведро, Глория.

Она уже протянула было ведро, но вдруг нахмурилась и, указав пальцем на мою рубашку, спросила:

– Опять с кем-то подрался?

Пришлось признаваться.

– На этот раз, – говорю, – всего-навсего с Джоэлом Брэкстоном. Так, ерунда. Он утверждал, что комары на индейской территории крупнее техасских.

– А ты почем знаешь? Ты же никогда не был в Техасе?

– Ну и что. Он ведь тоже никогда не был на индейской территории. Дело не в комарах, а в принципе. В Техасе мои корни, и никто из Брэкстонов не смеет клеветать на родину моих предков!

Тогда она задумчиво так спрашивает:

– Брек, а не слишком ли часто ты дерешься? – А потом: – И кто кого?

– Что за вопрос, – говорю. – Конечно, я! Я ведь всегда побеждаю, разве нет?

Как видно, моя самонадеянность каким-то образом задела ее.

– Уж не думаешь ли ты, что на Медвежьей речке тебе нет равных?

– Ну-у, – протянул я, – на сегодняшний день, пожалуй, что и нет – конечно, кроме папаши.

– Так я тебе вот что скажу, – с яростной дрожью заговорила она, а у самой глаза так и блестят. – Ты еще не дрался с моими братьями.

– Они твои братья, потому я их и не трогаю. Хотя поводов было предостаточно.

Девчонок порой не поймешь, хоть тресни от раздумий. Безо всякой причины она вдруг взъярилась дикой кошкой, выхватила у меня ведро и заявила:

– Ах, вот даже как! Так послушай, Брекенридж Элкинс, что я тебе скажу! Любой из моих братьев – даже самый младший – побьет тебя одной левой! И только посмей дотронуться до них хотя бы пальцем – я тебя так отделаю! К тому же, да будет тебе известно, меня дома дожидается один парень, который способен разукрасить тебя в свинцовый горошек еще до того, как ты схватишься за свою ржавую пушку!

– Я и не претендую на звание артиллериста, – говорю я ей примирительно.– Только бьюсь об заклад, что мой двоюродный брат Джек Гордон не уступит твоему приятелю ни в меткости, ни в скорости стрельбы.

– Твой брат! – скривилась она в усмешке. – Да ты понятия не имеешь, что это за человек! Он работает ковбоем на ранчо у Дикой речки, а у нас остановился пообедать на пути за новой партией скота. Если бы ты хоть одним глазом взглянул на него, то вмиг отучился бы задаваться. Что у тебя за душой? Старый мул, пара мокасин да одежда из оленьей шкуры!

– Какого черта, Глория! Далась тебе моя одежда! Она удобнее, чем из домотканого полотна, потому и ношу!

– Ха! – усмехнулась она на это. – Ты бы видел мистера Вилкинсона! Уж он-то не станет носить одежду из шкур или из домотканого полотна. Его одежда покупная! Вот он – настоящий джентльмен. Шпоры позолочены, а по верху голенищ сапог клепки звездочками! А еще красный платок вокруг шеи – говорит, шелковый. Почему бы и нет? В жизни не видела ничего красивее! А рубашка в красную, зеленую и желтую полоски, белая стетсоновская шляпа и шестизарядный кольт с рукояткой, усыпанной жемчугом! А лошадь! Настоящая красавица, и сбруя на ней такая, что тебе, чурбан неотесанный, и во сне не приснится!

– Да чтоб он пропал! – воскликнул я, в свою очередь заводясь, – Если этот твой мистер Вилкинсон такой распрекрасный, что же ты не выскочишь за него замуж?

Черт возьми! Лучше бы мне было придержать язык! Ее глаза заметали молнии, в воздухе запахло грозой.

– А я и выскочу! – отрезала она.– Ты думаешь, что настоящий джентльмен не может сделать мне предложение? Так я докажу тебе! Я выйду за него замуж – и немедленно!

И в гневе обрушив мне на голову ведро с водой, она умчалась вверх по тропе.

– Глория, подожди! – кричал я вслед. Но к тому времени, когда я протер глаза и вытащил из волос дубовые щепки, ее уже и след простыл.

Александр тоже куда-то запропал. Скорее всего, заслышав повышенные тона Глории, он отошел вниз по ручью, чтобы не мешать разговору. Александр был воспитанным мулом и при первых признаках надвигающейся бури предпочитал, не мешкая, ретироваться, сохраняя при этом невозмутимое спокойствие. Я настиг его только через милю и, взобравшись в седло, вновь направил его копыта к дому Макгроу. В таком настроении у Глории хватило бы ума на что угодно, лишь бы только досадить мне, а она прекрасно знала, что нанесет мне смертельную рану, если выйдет замуж за этого ковбоя, чтоб ему провалиться! Она жестоко ошибалась, заподозрив, будто я считаю ее недостойной этого парня. Любой мужчина, в какую бы полоску ни была его рубашка, считался бы последним дураком, упусти он хоть малейшую возможность окрутить Глорию Макгроу.

Сердце у меня провалилось прямо в мокасины, когда мы, приблизились к группе ольховых деревьев – месту нашей последней ссоры. Мне кажется, она немного перебрала, описывая элегантность мистера Вилкинсона, но с другой стороны, как могла девушка, выросшая в нашей глуши, устоять перед трехцветной рубашкой и позолоченными шпорами? С ее слов выходило, что он и впрямь богач да к тому же красавчик. Свои шансы на успех я оценивал весьма критически. Практически все, что я имел из одежды, находилось в данный момент на мне; я в глаза не видел рубашки, купленной в магазине, и уж, конечно, не имел такой даже на праздник. Я никак не мог решить, что мне делать: грохнуться ли на тропу и завыть кугуаром или же отправиться домой за ружьем и прихлопнуть мистера Вилкинсона, пока тот не успел натворить черных дел.

И вот, пока я так раздумывал, на тропинке вдруг снова показалась Глория. Она неслась очертя голову, глаза выпучены, рот приоткрыт в испуге.

– Брекенридж! – выпалила она. – Ой, Брекенридж! Я, кажется, попалась!

– Ты это о чем? – спрашиваю.

– Представляешь? – затараторила она. – Оказывается, этот ковбой, мистер Вилкинсон, положил на меня глаз, как только вошел к нам в дом, хотя я не давала ему ни малейшего повода. Но ты так разозлил меня, что, прибежав домой, я сразу направилась к нему и говорю: Мистер Вилкинсон, вы думаете когда-нибудь жениться? А он в ответ заграбастал мою руку в свою лапу и нахально так говорит: Крошка, я не перестаю об этом мечтать с тех пор, как, проезжая на лошади мимо, увидел, как ловко ты колешь дрова. Я, в общем, для того сюда и приехал. Я была до того ошарашена, что не сразу нашлась, что ответить, и не успела открыть рот, как они с папашей уже договорились о свадьбе!

– А, черт! – не удержался я.

– Я не хочу замуж за мистера Вилкинсона! – запричитала Глория. – Я его и не люблю вовсе! Он вскружил мне голову своей полосатой рубашкой и вычурными манерами! О Боже, что мне делать? Все равно ведь отец заставит меня.

– Ну уж нет, пусть оближется! – я разошелся не на шутку. – Какой-то полосатый сукин сын является сюда и запросто уводит мою девчонку? Да никогда! Он еще не уехал?

– Они теперь спорят о размерах выкупа, – отвечает мне Глория. – Папаша считает, что мистер Вилкинсон должен отвалить ему сто долларов, а тот вместо денег предлагает свой винчестер. Только будь осторожен, Брекенридж! Папаша тебя недолюбливает, а у этого хлыща глаза больно хитрющие и ножны, как видно, не пустые.

– Не волнуйся, – успокоил я ее. – Я буду вести себя как заправский джентльмен. – Затем вскочил на Александра, поднял Глорию и, усадив за спиной, всадил пятки в бока своего скакуна.

Еще футов за сто от дома я заметил красивую белую лошадь, привязанную к коновязи рядом с дверью. Седло с уздечкой и вправду были великолепны, и серебряные пряжки ослепительно сверкали на солнце.

Мы спешились. Я привязал Александра к коновязи, а Глорию спрятал за дубом – она не боялась никого на свете, кроме отца. Но тот и взаправду один стоил всех злодеев мира.

– Будь осторожен, Брекенридж, – снова попросила она. – Постарайся их не раздражать. Побольше вежливости и такта!

Я пообещал. Возле дома я слышал стук, доносившийс из кухни, – похоже, миссис Макгроу с остальными дочерьми готовила обед. А из передней раздавался громкий голос старика Макгроу.

– Этого мало! – грохотал он. – Я сам могу купить винчестер за десять долларов. Послушайте, Вилкинсон, за такую девушку, как Глория, это слишком дешево. У меня сердце разрывается от боли при одной мысли, что однажды она покинет меня навсегда, и ничто, кроме зелененьких долларов, не сможет залечить мне раны.

– Винчестер и пять долларов в придачу, – ответил грубый голос, должно быть, мистера Вилкинсона. – Ружье прекрасно стреляет и к тому же совсем новое. В этих краях такого ни у кого больше нет.

Старика Макгроу обуяла жадность.

– Ну ладно, – начал было он нехотя соглашаться, и в этот момент я толкнул дверь и вошел, нагнув голову, чтобы не зацепить притолоку.

Старик Макгроу сидел, развалясь на стуле и поглаживая черную бороду. За его спиной стояли долговязые сыновья Джой, Билл и Джон, которые таращили глаза на происходящее, а чуть в стороне, на скамеечке возле холодного камина, расположился во всей красе и сам мистер Вилкинсон. От неожиданности я даже моргнул несколько раз. И было от чего! За всю свою жизнь не встречал подобного великолепия! Глория говорила сущую правду: здесь была и сногсшибательная белая шляпа, перевязанная кожаной ленточкой, и сапоги с позолоченными шпорами, и уже известная рубашка! – вся в широких красных, желтых и зеленых полосках. На правом боку ковбоя висела кобура из лоснящейся, гладкой черной кожи, а из нее выглядывала инкрустированная жемчугом рукоятка кольта сорок пятого калибра. Судя по загорелым рукам, он презирал перчатки. Глаза, чернее самой черной ночи, сверлили меня тяжелым взглядом.

Я был тогда еще очень молод и под прицелом этих глаз чувствовал себя довольно неловко. Наконец, собравшись с мыслями, пробормотал весьма учтиво:

– Доброе утро, мистер Макгроу.

– Это что еще за медвежонок? – подозрительно осведомился мистер Вилкинсон.

– Проваливай отсюда, Элкинс, – посоветовал мне папаша Макгроу. – Мы обсуждаем семейные дела. Шагай!

– Знаю я, что за дела вы тут проворачиваете, – ответил я резко. Но, вспомнив наставлени Глории, с дипломатической вежливостью добавил: – Я пришел сказать, что этой свадьбе не бывать! Глория не собирается выходить замуж за мистера Вилкинсона. Она хочет стать моей женой, и, клянусь, любому, кто осмелится встать между нами, лучше бы повстречаться с кугуаром или гризли, чем со мной!

– Что такое? – зловеще протянул мистер Вилкинсон, медленно вставая со скамьи и принимая позу кугуара, изготовившегося к прыжку.

– Пошел вон! – заорал папаша Макгроу, вскакивая со стула и хватаясь за кочергу. – Как я поступлю со своей дочерью, тебя не касается! Мистер Вилкинсон дает мне за нее превосходный винчестер и пять долларов наличными! А что можешь предложить мне ты? Кто ты такой – гора безмозглых мускулов и только-то!

– Смотри, не продешеви, старый скряга, – сказал я в запальчивости, помня, однако, о хорошем тоне. Оскорблять его не имело смысла; к тому же, несмотря на гадости в мой адрес, я был решительно настроен довести разговор до конца. Итак, я продолжал: – Тому, кто готов продать собственную дочь за ружье и пять долларов, следует поостеречься будущих родственников. Попробуй выдать Глорию за мистера Вилкинсона и увидишь, что ничего, кроме неприятностей, тебе это не принесет.

– Да как ты… – захлебнулся яростью старик и замахнулся на меня кочергой. – Если сейчас же не заткнешься, я проломлю твой дурацкий череп, как орех! А мистер Вилкинсон как зарычит:

– Позвольте, дорогой тестюшка, я сам им займусь! У меня руки так и чешутся набить наглецу морду. Эй ты, лопоухий осел! Ты сам уберешься отсюда или предпочитаешь вылететь с треском?

– Чего же ты топчешься, полосатое брюхо, если такой сильный? – учтиво так возразил я ему на манер придворного щеголя, а он в ответ заревел, как медведь, и схватился за кольт; да только я оказался проворнее, и не успел он нащупать курок, как выстрелом выбил кольт из его руки вместе с отстреленным пальцем.

Он взвыл и, пошатываясь, отступил к стене, с яростью глядя то на меня, то на кровь, капающую из култышки. Я засунул свой верный кольт обратно в кобуру и сказал:

– Может быть, у себя дома вы и считаетесь неплохим стрелком, но здесь, на Медвежьей речке, я бы посоветовал вам вести себя осмотрительнее, чтобы не свалять дурака. Катитесь-ка домой, мистер, и…

И в этот момент старик Макгроу огрел-таки меня своей кочергой. Он здорово постарался, и не будь у меня на голове енотовой шапки, этот довод оказался бы решающим. Я рухнул на колени, ничего не соображая. Воспользовавшись случаем, братья Глории гурьбой подскочили ко мне и принялись дубасить стульями, скамьями и ножкой стола. В мои планы не входило драться с родичами Глории, но при ударе кочергой я случайно прикусил язык, а это всегда действует мне на нервы. Я понял, что в любом случае продолжать разговор не имеет смысла: все они жаждали крови – моей крови, разумеется.

Итак, я поднялся с колен и, ухватив Джоя за шею и промеж ног, швырнул его со всей возможной осторожностью в окно. Да только совсем запамятовал, что окно-то забрано деревянной решеткой от любопытных медведей, так что Джой вылетел из окна вместе с решеткой и, должно быть, чуток ободрался. Я услышал снаружи пронзительный вопль Глории, и уже открыл было рот, чтобы крикнуть в ответ, что со мной все в порядке и она может за меня не волноваться, как в этот момент Джон сунул мне в зубы обломком ножки стула.

Такое обхождение и святого выведет из себя, но все же я никак не ожидал, что удар окажется настолько силен. В результате Джон беспорядочно отступил через дверь, придерживая руками вывихнутую челюсть.

Папаша Макгроу, прыгая вокруг меня, пытался изловчиться и трахнуть еще разок своей погнутой железякой, а Билл, не теряя времени, обрабатывал мою голову стулом. Один мистер Вилкинсон не принимал участия в драке. Он стоял, прислонившись к стене, и с диким выражением на бледном лице взирал на происходящее. Наверное, ему были в диковинку молодецкие забавы жителей Медвежьей речки.

Я вырвал из рук Билла стул и съездил парню по башке, чтобы охладить страсти, и тут папаша Макгроу чуть не достал меня кочергой. Но я сумел увернуться и крепко обхватил его руками. В это время Билл, наклонившись и высматривая на полу нож, выпавший из чьего-то сапога, как раз повернулся ко мне спиной. Грех было упускать такой случай, и, изловчившись, я со всей силой припечатал копытом ему в задницу. С отчаянным воплем, головой вперед, он вылетел в дверь. Снаружи кто-то вскрикнул – похоже, снова Глория. Я не знал тогда, что она подбежала к двери в аккурат навстречу вылетавшему во двор братцу Биллу.

Я не мог видеть, что там происходит, потому как папаша Макгроу с остервенением грыз мой большой палец, а когтищами уже подбирался к глазам, так что мне пришлось выбросить его вслед за сыновьями. Кстати, он врал потом, будто я нарочно отправил его в сторону дождевой бочки. Я и не подозревал, что там стоит бочка, до тех пор, пока его голова в нее не врезалась и не пробила в досках огромную брешь.

После чего я обернулся к мистеру Вилкинсону, намереваясь продолжить нашу беседу, но тот вдруг выпрыгнул в окно, через которое прежде вылетел Джой, а когда я захотел последовать за ним, то не смог протиснуться между перекладинами. Поэтому пришлось воспользоваться дверью. И только я выскочил во двор, как повстречал Глорию, которая закатила мне оглушительную пощечину, прозвучавшую в наступившей тишине, точно удар бобрового хвоста по мокрому бревну.

– Ты чего это? – воскликнул я, оглушенный, глядя прямо в горящие глаза и на вставшие дыбом золотистые волосы. Она была вне себя от гнева, рыдая в три ручья, – я впервые видел ее в таком состоянии. – Что произошло? Что я такого сделал?

– Что ты сделал? – бушевала она, вытанцовывая босыми ногами нечто вроде пляски войны. – Бандит! Убийца! Помесь шакала и скунса! Полюбуйся на дело своих рук!

Она указала на отца – тот делал слабые попытки вызволить голову из дождевой бочки – и на братьев, в беспорядке разбросанных по двору в самых свободных позах. В воздухе слышались их громкие стоны.

– Ты чуть не укокошил мою семью! – кричала она, потрясая кулаком перед моим носом. – И ты нарочно швырнул в меня Биллом!

– Да что с тобой, Глория? – воскликнул я, потрясенный несправедливым обвинением. – У меня и в мыслях ничего такого не было! Знаешь ведь – я и пальцем не посмею до тебя дотронуться. Я старался ради тебя, только ради тебя.

– Ты искалечил отца и братьев! – билась она в истерике. Ну что за глупая девчонка! А сама все кричит:

– Если бы ты в самом деле любил меня, то не полез бы в драку! Просто у тебя натура такая подлая! Я ведь тебе говорила – говорила: веди себя тихо и учтиво. А ты что? Заткнись! Видеть тебя не хочу! Ну, что стоишь, как воды в рот набрал, бестолочь!

– Я старался действовать аккуратно, – сказал я, задетый до глубины души. – Я не виноват. Будь у них хоть капля мозгов...

– И ты еще смеешь оправдываться?! – завизжала она. – Что ты сделал с мистером Вилкинсоном?

Только она произнесла это имя, как вышеназванный джентльмен, прихрамывая, вышел из-за угла дома и направился к лошади. Глория подбежала к нему и, схватив за руку, горячо заговорила:

– Мистер! Если вы еще не передумали, я согласна стать вашей женой! Мы уезжаем немедленно!

Он посмотрел в мою сторону, вздрогнул всем телом и резким движением высвободил руку.

– Я еще не сошел с ума! – мрачно изрек он. – Мой вам совет: скорее выходите замуж за этого молодого гризли, хотя бы из соображений общественной безопасности. Жениться на вас, когда он желает того же? Нет уж, увольте! Я оставляю вам на память свой палец и думаю, что еще легко отделался. После того торнадо, что здесь увидел, какой-то палец кажется сущим пустяком. Адье, мадемуазель! Если вы когда-нибудь заметите меня в пределах ста миль от Медвежьей речки, то знайте – вы повстречали сумасшедшего!

С этими словами он взобрался на лошадь и помчался так, точно сам дьявол наступал ему на пятки.

– Ну что, доволен? – заплакала Глория. – Теперь он никогда на мне не женится!

– Я – то думал, ты не хотела, – говорю я, совершенно сбитый с толку.

Она зашипела на меня дикой кошкой:

– И не собиралась! Я не вышла бы за него, будь он даже единственным мужчиной на Земле! Мне нужно лишь право самой говорить да или нет, и я против того, чтобы моей судьбой распоряжался какой-то деревенщина на паршивом муле!

– И вовсе Александр не паршивый, – осторожно возразил я. – И потом, Глория, я не думал тобой распоряжаться. Я просто устроил так, чтобы твой отец не выдал тебя насильно за мистера Вилкинсона. Мы же сами с тобой хотели.

– Кто это тебе сказал? – вскричала она. – Чтобы я вышла за тебя после всего, что ты сотворил с моим отцом и братьями? Воображаешь, будто тебе нет равных? Ха! Оглянись на себя: кожаные штаны, старый кольт да вытертая енотовая шапка – и больше ничего! Чтобы я за такого вышла замуж? Забирай своего паршивого мула и проваливай, пока я сама не взялась за ружье!

– Ну ладно же! – зарычал я, теряя терпение. – Ладно! Пусть, если тебе так больше нравится! В конце концов, ты не единственная девушка в этих краях, найдутся и другие, не хуже тебя, кто будет рад принять мое предложение.

– Это кто же, например? – усмехнулась она.

– Да хотя бы Эллен Рейнольдс!

– Превосходно! – ее голос задрожал от возмущения. – Вот и отправляйся к своей Эллен и попробуй обольстить эту заносчивую потаскушку своим паршивым мулом, дырявыми мокасинами и ржавым кольтом! Я и пальцем не шевельну, чтобы тебе помешать!

– И пойду! – с горечью воскликнул я. – Только я подъеду к ней не на муле, а на лучшем коне, который только найдется в горах Гумбольдта, в самом шикарном седле, на ногах будут настоящие сапоги, а в кобуре кольт с покупными пулями. Вот увидишь!

– Где же ты все это достанешь?

– Достану! – я распалился не на шутку. – Ты говоришь, я хвастаюсь, будто в здешних лесах мне нет равных? А я докажу, что это правда! Я рад, что ты отпускаешь меня на волю. Если бы я на тебе женился, то, как и все, поставил бы дом где-нибудь у ручья, да так ничего и не увидел бы в жизни и никем не стал бы, кроме как твоим мужем! А сейчас я – свободный человек! Пройду из конца в конец, и люди обо мне заговорят!

– Ха-ха-ха! – раздалось в ответ.

– Ты еще услышишь обо мне! – с этими словами я вскочил на мула и тронул его вниз по тропе. В ушах, не переставая, звенел ее издевательский смех. Я больно ударил Александра пятками под ребра. Издав громкий рев изумления, мул стрелой помчался к дому. Мгновение спустя ольховник скрыл из глаз и дом семьи Макгроу, и Глорию, и мои детские мечты.


Роберт Говард Джентльмен с Медвежьей речки | Джентльмен с Медвежьей речки | Глава 2 Спустившийся с гор