Глава двадцать седьмая

У МАШЕНЬКИ

Комната у Машеньки была очень маленькая — ну, чуть побольше стенного шкафа у Розы, в котором Петрушка пролежал столько лет. Но в стенном шкафу было тесно, темно и скучно. А в комнате у Машеньки — весело, светло и свободно, потому что мебели у неё почти не было, и всё блестело — так было чисто.

На окне висели пёстрые ситцевые занавески, на подоконнике были расставлены горшки с цветами, — это Петрушке очень понравилось. Понравилась и полочка, на которой стояли книжки и красно-синий глиняный петух. Он напомнил Петрушке Крикуна, и у него немножко защемило сердце.

А Машенька вдруг подошла к глиняному петуху, сняла с него голову и вынула из его туловища блестящий напёрсток и катушку ниток.

— Ну, Петрушка, — весело сказала она, — толстуха Теодора может и подождать, а тебе костюм я сошью сегодня. Ведь это для меня настоящее удовольствие!

И она быстро сняла с него мерку блестящим длинным сантиметром, потом повертела в руках фиолетовый бархат и отложила в сторону.

— Нет, Петрушка, это тебе не пойдёт, — сказала она. — Твой старый костюм гораздо лучше, только он потёрся немного. И где ты его так сносил?

Машенька не знала, что актёры кукольного театра очень быстро снашивают своё платье — ещё быстрей, чем дети. Не знала она и того, что её маленький заказчик был актёром.

Но когда-то, в детстве, она видела представления Петрушки, и ей на всю жизнь запомнился яркий, весёлый и в то же время простой русский костюм маленького народного любимца.

Она достала с полки большую коробку и вынула из неё разноцветные лоскутки — ситцевые, сатиновые, атласные.

— Этот жёлтый пойдёт тебе на рубашку, — говорила она, показывая Петрушке лоскуток ярко-жёлтого гладкого сатина. — Она будет длинная, с высоким косым воротом, — понимаешь? И я разошью её по вороту красными крестиками. Вот этот синий сатин пойдёт тебе на штаны, — хорошо? А из этого красного шёлка — посмотри, Петрушка, до чего ж он хорош! — я сделаю тебе колпачок с кисточкой. А вот этот красный шёлковый шнурок будет твоим пояском. Согласен?

Ещё бы не согласиться!

Петрушка готов был плясать от радости. Но он боялся помешать Машеньке.

А Машенька уже кроила звонкими ножницами ярко-жёлтый весёлый лоскут.

Тук-тук! — застучала через несколько минут швейная машинка. И через час Петрушка уже был наряжен в новый костюм.

Машенька весело оглядела его и подбросила кверху так, что у него дух захватило. Потом она посадила Петрушку на стул и, усевшись рядом с ним за маленьким столом, раскрыла книжку:

— А теперь почитаю!

И она погрузилась в чтение вся целиком, забыв обо всём на свете. Но Петрушке не было скучно. Машенька читала, и на лице её всё время отражалось то, о чём она читала: то она сжимала губы и сердилась, то удивлённо поднимала брови, то смеялась, а один раз смахнула слезу, навернувшуюся на её глаза, и тихонько сидела, опершись головой на руку.

Потом вдруг взглянула на Петрушку и очень ему обрадовалась:

— Петрушка! А я и забыла про тебя… Знаешь, тебе очень идёт твой новый костюм! Или, может, тебе больше нравился старый? Ну ничего, не горюй, — и этот хорош.

А Петрушка и не думал горевать. Ему очень нравилось у Машеньки. И новый костюм ему нравился. Он представлял себе, как в этом новом костюме появится на ширме, как Саша и другие зрители будут хлопать ему и как Саше понравится его костюм и его игра.

— А теперь спать, — сказала Машенька и погасила свет. — Завтра отнесу тебя к Вике.

Ох, к Вике! Петрушка даже испугался. Он почему-то уже забыл о Вике с её красивыми блестящими косами и недобрыми словами, о её маме, о толстой заказчице, о беспорядке в их комнатах.

Дело в том, что неприятные вещи мы всегда стараемся поскорей забыть. Но, к сожалению, они сами о себе напоминают.