Ночь на 11 августа 1996 года. Туркестан, пограничная зона…

— Господин майор, они идут за нами.

Багаутдинов, только что снявший жгуты и нормально себя перевязавший, выругался. Вот так всегда бывает — людям делаешь добро, а в итоге получается…

Дерьмо в итоге получается…

— Почему не стреляют?

— Мы идем на пределе. Огни тоже. Курсового пулемета на этих вертолетах нет. Начнут разворачиваться боком — потеряют нас и все.

Бараны…

— Сэр, смотрите!

Что-то, похожее на рукотворную молнию мелькнуло по левому борту машины — да так, что многотонный вертолет качнуло в потоках воздуха. Когда подполковник Ругид выбрался в кабину — через иллюминаторы обзора почти не было…

— Что за чертовщина… Это что, русские?

— Возможно, сэр.

— Мы по какую сторону границы?

— Приемник GPS не работает, сэр. Русские видимо глушат все сигналы, нет ни связи, нечего.

— А как же ты будешь садиться?

— А черт его знает, сэр… Я не знаю как мы вообще летим…

Обнадеживающий ответ…

Перекрестные лучи прожекторов, бьющие откуда то сверху безжалостно высвечивают кабину Боинга. Не помогают даже светофильтры на шлемах, автоматически затемняющиеся в ярком свете.

— Отворачиваем! Разворот.

Машина закладывает вираж — такой, что в десантном отсеке все летит к левому борту. И — точно такие же лучи — с тыла.

Окружили…

— Сэр, кажется это М35. Их не меньше звена!

Вот теперь понятно. Сначала их нашел истребитель — это он прошел вплотную. Как ни странно — вертолету шанс ускользнуть от истребителя есть, если истребитель не хочет их сбивать — просто вертолет может зависнуть на месте, а истребитель нет. Но русский летчик поступил умнее — он не стал раскрывать себя — а вызвал звено винтокрылов. Уродливые, пузатые — но при этом скоростные и защищенные «Крокодилы», североамериканское обозначение Hind, Сокол. В штурмовых авиаполках заменены на М40 — а вот погранслужба и фронтовая авиация их активно пользует. Скорее всего, это вертолеты погранслужбы — на армейских нет таких мощных прожекторов, и взлетели они с одной из приграничных площадок подскока, отрезая им путь к границе.

Частоту они конечно же знают — и сразу выходят на связь.

— Пилоту неопознанного летательного аппарата! Вы пересекли границу Русской империи, находитесь в запрещенной для полетов зоне! Приказываю следовать за нами! В противном случае будете сбиты!

Возможно, один из русских пилотов решил не ждать, пока североамериканцы примут решение — провернулся блок стволов — и очередь трассирующими распорола воздух у самого носа Боинга — словно пульсирующий красным лазерный луч, режущий даже корабельную броню…

Их посадили на аэродроме, где базировались самолеты и вертолеты, приписанные к командованию специальных операций. Несколько коротких бетонных взлеток. Грузные ряды транспортников и тяжелых вертолетов, едва угадываемых во тьме окутавшей землю ночи. Ангары, еще ряды — на сей раз вертолетов огневой поддержки, грозных М40. Высвеченная безжалостными прожекторами бетонная полоса.

— Пилоту неопознанного летательного аппарата! Приказываю приземляться!

А куда деваться? Да и топлива — не так уж и много уже…

Серый бетон полосы. Стальная стена бронетранспортеров, развернувших скорострельные пушки на садящийся североамериканский вертолет — транспортник…

— Сэр… Там бронетранспортеры. И солдаты — за броней не меньше двух рот!

Джонсон успел выглянуть в люк, приложил к глазам тепловизор — и отшатнулся…

— Все равно не уйти. Без команды не стрелять. Приготовить гранаты и РПГ [в армии САСШ реактивные гранатометы называются RPG — pocket propelled grenades]. По сигналу — сосредотачиваем огонь на БТР. Затем — взлет. Меня не ждите. Хоть кто-то — но спасется.

— Так точно, сэр…

Все понимали, что шансов у них мало. Почти нет. Вертолет вооружен М134 Миниган — страшное оружие против слабозащищенных целей — но не против бронетранспортера, наверняка еще с дополнительными экранами. Ну ухитрятся они один БТР каким-то чудом поджечь, второй… Там их у русских — десяток, не меньше. А вот бронетранспортеры у русских вооружены либо пулеметом КПВТ, либо тридцатимиллиметровой пушкой, либо еще похуже — спаренной тридцатимиллиметровкой от вертолета. Любая из них американский вертолет насквозь пробьет, сосредоточенным огнем они сметут их с полосы за секунды. Наверняка у русских и стрелки с переносными зенитно-ракетными комплексами есть…

Один за другим два вертолета садятся на отмеченный лучами прожекторов пятачок, замирают в перекрестье десятков, сотен прицелов…

— Глушить двигатели! Командиру выйти на переговоры! — громыхнул над полем усиленный мегафоном голос.

Гурвич перевел.

— Я пошел…

Подполковник оставил в вертолете автомат, спрятал за бронежилет, за пояс на спине еще один Кольт. Рассовал по карманам разгрузки гранаты, которые ему собрали…

— Открывай…

Ползет вниз аппарель, ослепительно яркий свет врывается в десантный отсек, слепит глаза. И он идет навстречу этому свету, идет, не сгибаясь. За его спиной его люди — те что оставались в живых — готовятся к последнему бою…

Выйдя из вертолета, подполковник останавливается, смело смотря в сторону стальной стены, окружившей вертолеты. Он ждет…

Навстречу выходят двое. Один — по видимому переводчик, даже вид у него какой то… штабной… Второй — кряжистый, наголо бритый, немолодой здоровяк… по его виду можно предположить, что он быка на плечи взвалит и с ним пойдет… и не сильно при этом вспотеет. В правой ручище берет… черный… в свете прожекторов поблескивает эмблема… череп с костями.

Понятно…

— Вы нарушили русскую границу, вас задержали в воздушном пространстве Русской империи. Вам есть что сказать по этому поводу?

Подполковник Ругид молчит.

— Представьтесь. Имя, должность, воинское звание…

Прихотливая штука жизнь… Всего лишь вчера он спрашивал то же самое у пленных русских. А теперь он сам в плену, и то же самое спрашивают у него русские. Устав в этом случае предписывает отвечать — он в конце концов если и задержан — то задержан в цивилизованной стране солдатами регулярной армии. Они имеют право это спросить, чтобы знать, кого они пленили — а он должен ответить на этот вопрос. Но отвечать он не будет. Потому что он не хуже тех русских пацанов. Вот так вот…

Мелодичный сигнал вызова прерывает затянувшееся молчание, солдат, которого подполковник принял за переводчика и который на самом деле переводил, достает из кармана небольшую рацию.

— Третий на приеме…

Говорят долго, солдат только слушает. Затем коротко бросает: «вас понял!» отключает рацию…

— Господин полковник…

— Что там? Еще кого-то на нашей стороне поймали?

— Господин полковник там эти… ну спецгруппа… короче они про пиндосов этих…

— Про североамериканцев, Тищук. Про североамериканцев. Докладывай, как положено, что ты мямлишь?!

— Так точно, господин полковник. Старший у этих… спецов… докладывает, что североамериканцы эти… когда штурм базы начался, они вместе с ними против британцев воевали. Если бы не они… базу бы не взяли… И еще… тому пацану… из наших, из учебки… они ему помощь оказали…

— Против британцев, значит…

Ругид улавливает знакомое «британцы», но ничем не подает вида, что понял. Лысый здоровяк надевает на голову берет, который он до сих пор комкал в руке…

— Белосельцев!

Из отрезанной от них лучами прожекторов ночи к ним бежит, придерживая бьющий по боку автомат, еще один офицер. Замирает по стойке «смирно».

— Господин полковник!

— Оказать помощь раненым. Дозаправить. Вернуть их вертолет. И пусть улетают. Здесь им делать нечего. Переведите им…

— Но господин пол…

— Извольте исполнять, Белосельцев! Это приказ.

Переводчик на хорошем английском объясняет подполковнику приказ. Тот не зная как реагировать, встает по стойке смирно и отдает русскому полковнику честь…

— Сэр, позвольте…

— Честь имею, сударь…

Русский полковник в ответ честь не отдал…