ГЛАВА 2

Вот и наступил канун отъезда Роберта. Предаваясь любви с Анной, он знал, что им не суждено скоро встретиться вновь. Утром, когда они уже собирались спускаться вниз, где их ждал семейный завтрак, Анна удержала мужа у дверей спальной комнаты.

— Обещай мне, что будешь беречь себя на войне! — взмолилась она с небывалым отчаянием в голосе.

Он обнял ее и бодро улыбнулся, глядя на озабоченное лицо жены.

— Однажды, когда я находился в одной заморской стране, старый прорицатель сказал мне, что смерть ждет меня не на море, и не на поле битвы, а в моем собственном поместье. Я поверил ему. Как тебе известно, первый корабль, на котором я путешествовал, утонул во время бури, а второй захватили пираты, но мне удалось спастись в обоих случаях. Что до поля битвы, то я закаленный воин, участвовавший во многих сражениях. Не бойся за меня, любовь моя. Мы встретим нашу старость в Сазерлее. Обещаю тебе, что вернусь с войны и вновь обниму тебя. Не сомневайся в этом.

Она кивнула, немного успокоенная его словами. Потом время полетело просто стремительно. Закончился завтрак, они обменялись прощальными словами и поцелуями. Ей каким-то образом удалось последовать примеру Кэтрин и не заплакать, когда он выехал за ворота в сопровождении верных соратников, которые только вчера еще прислуживали за его столом или обрабатывали землю поместья. Все они были хорошо вооружены, одеты в новые доспехи и ехали верхом на отличных лошадях. Слезы появились позднее, когда она ночью легла в свою одинокую и такую холодную постель.

По прошествии трех недель со дня отъезда Роберта ее дочери вновь приснился тот же сон. Но она неожиданно проснулась, разбуженная громким криком. Кричали где-то внизу. Джулия испуганно села в постели, ее волосы в беспорядке струились по заспанному лицу. Смахнув их с глаз, она прижала к груди куклу. Опять раздался крик, отдаваясь эхом от дубовых полов и стен. На этот раз ей удалось разобрать слова.

— Круглоголовые у ворот!

Сбросив с себя одеяло, она спрыгнула с узкой кровати и бросилась к полуоткрытому окну, резной подоконник которого уже позолотили лучи встающего солнца. Хотя она и понимала, что ей вряд ли удастся увидеть непрошеных гостей, девочка все же встала на носки, всматриваясь в аллею.

Ее ласкал теплый ветерок, предвещающий еще один отличный денек. Старые вязы были покрыты пылью, их листва поблекла от яркого солнца.

Конюх, поднявший крик в доме, бежал по двору, но не к конюшне, где должен был находиться. Она видела, что он направляется к самшитовой роще, которая располагалась совсем в другой стороне. Это был славный человек, потерявший руку во время войны, сражаясь вместе с ее отцом. Джулия не могла понять, почему он не возвращался к лошадям, которых может взволновать вид марширующих мимо поместья незнакомцев.

Она не испытывала особого страха, хотя в крике конюха слышалось предостережение о грозящей опасности. Не для того ли они явились, чтобы обвинить ее отца в государственной измене и схватить его? Если это так, то они будут разочарованы, узнав, что его нет в поместье. Теперь он уже, наверное, присоединился к армии короля, который пересек границу Англии.

Как только она отошла от окна, ее поразила неприятная мысль: а если круглоголовые не поверят, что отец уехал? Она слышала о том, какой ущерб хозяйству наносят они во время обысков. К тому же, перевернув все верх дном и не найдя отца, они могут разозлиться и поджечь дом.

Теперь уже действительно испугавшись, хотя и не за себя, она начала поспешно умываться холодной водой из кувшина, зная, что служанка еще не скоро принесет горячую воду. Джулия гордилась тем, что сама ухаживала за собой. Ее мать также редко прибегала к помощи слуг, что не было характерно для леди. Джулия была горда и тем, что ей разрешалось спать в отдельной комнате. Спальня бабушки находилась по соседству, но лишь себе одной Джулия признавалась, что ее успокаивает мысль об этом. Иногда ветер завывал так страшно, и в доме раздавались какие-то таинственные шорохи.

Джулия вынула розовый халатик из ящика платяного шкафа, выбрав такой, у которого сзади не было застежек, ибо в этом случае ей понадобилась бы помощь. Надев его через голову поверх нижних юбок, она полюбовалась вышивкой и декоративными ленточками в виде розочек, которые как бы танцевали при любом движении. Обычно мать убирала ее волосы, но сейчас они свободно лежали на плечах. Расчесав их, она вернулась к окну и посмотрела в сторону восточного крыла дома, где находилась спальня Анны. Но, сколько она ни выглядывала, никаких признаков матери так и не обнаружила. Вдруг Джулии показалось, что среди вязов сверкнул клинок.

Она тотчас метнулась к двери. Как только она оказалась в коридоре, ее поразила тишина, царившая в доме. Девочка остановилась и прислушалась: не было слышно ни звука посуды на кухне, ни топота ног служанок, спешащих по своим делам, ни шуршания метлы по коврам. Она бросилась к спальной комнате бабушки и перевела дух лишь на пороге. Дверь была открыта, постель убрана, но в комнате пусто.

Кэтрин всегда спала допоздна, а потом завтракала в своей комнате, не спеша покидать ее чтобы заняться хозяйскими делами. Единственным исключением, на памяти Джулии, был тот день, когда ее отец собирался на войну. Она вдруг осознала, что все в доме, кроме нее, уже давно встали. Так, значит, их предупредили о приходе круглоголовых после того, как она легла спать. Они должны были и ей сказать об этом! Джулия нахмурилась, ее голубые глазки гневно засверкали.

Она стала метаться по дому, потом бросилась к большой лестнице, на сей раз не останавливаясь у искусно вырезанной из дерева решетки, которая являлась одной из сокровищ Сазерлея. Она простиралась от пола до потолка и находилась над входом в зал, расположенный на первом этаже. Решетка казалась совершенно воздушной, на ней были изображены все цветы, папоротники и другие растения, произрастающие вблизи дома. Сквозь сплетение листьев и стеблей просматривался зал, находящийся внизу. Джулия всегда развлекалась тем, что пыталась угадать название какого-нибудь растения, вырезанного на решетке, но сегодня у нее хватало других забот. Она только на минуту задержалась там, глянув вниз. Зал, мраморный пол которого сплошь состоял из черно-белых квадратов, был пуст. Двери все еще заперты на засов.

В этот момент девочка услышала какой-то шум в Длинной галерее, двойные двери которой находились прямо за ее спиной. Она быстро повернула дверную ручку и вошла в галерею. Уже немолодой человек, занимавшийся ремонтными работами в доме, резко повернулся к Джулии, которая увидела, что он штукатурит стену.

— Эти негодяи уже в доме? — спросил он.

Она поняла, кого он имел в виду.

— Нет, но мне кажется, я их видела. Они скоро будут во дворе.

Он замысловато выругался, употребляя слова, которые она никогда в жизни не слышала. Подходя поближе к работнику, она раздумывала над тем, что бы они могли значить. Длинная галерея вся была густо увешана портретами и занимала значительную часть дома. В ней находилось четыре камина, которые обогревали помещение в зимнее время. Здесь мужчины развлекались игрой в мячи, а женщины совершали прогулки в плохую погоду. Приблизившись к работнику, она с удивлением увидела, что он замазывает штукатуркой лицо юного короля.

— Зачем вы это делаете, мистер Ридли? — спросила она с негодованием в голосе.

Работник ответил ей, не прекращая работы:

— Ваш отец храбрый человек. Он повесил здесь этот портрет. Но обитателям этого дома не поздоровится, если круглоголовые увидят его.

Джулия, которая и так весьма опасалась за Сазерлей, всплеснула руками:

— Но что им здесь нужно?

— Лучше спроси об этом свою маму, я ничего не знаю.

Она понимала, что он все знает, но считает неуместным говорить ей правду.

— Но они же заметят сырую штукатурку.

— Поэтому-то я и покрываю ею чуть не всю стену, а не только лицо короля. Пусть думают, что тут идет ремонт и я замазываю щели, — он подмигнул ей. Его морщинистое лицо исказилось в гримасе. — Они ни о чем не догадаются.

Джулия так не считала. С грустью она посмотрела, как под штукатуркой исчезает красивый королевский профиль — большие глаза, хорошо очерченный нос и подбородок, чувственные губы и тонкие усики над ними. Когда все это исчезло, она вздрогнула.

— Где моя мама? — спросила она, повышая голос. — Вы знаете, где она?

— Миссис Паллистер и мистрис^[1] Кэтрин находятся где-то на первом этаже. (Он называл Кэтрин по-старинному мистрис, потому что она любила, когда ее так называли.) — Не было бы никакой разницы, если б я начал работу вчера, так как к сегодняшнему утру штукатурка все еще не высохла бы. Пусть лучше они увидят меня за работой.

Она прикусила губу, ее взгляд выражал обиду.

— Кажется, все, кроме меня, знали, что в дом должны прийти круглоголовые кромвельцы. Если бы я не услыхала крики за окном, то все еще спала бы.

Он посмотрел на нее так, будто хотел утешить.

— Держу пари, что именно этого и хотели обе леди Паллистер. Они думали, что круглоголовые придут рано утром, когда ты будешь спать, так что тебе не придется волноваться, — тут он резко дернул головой, услышав стук в дверь зала. — Это они! Беги быстрее к маме, детка. Там ты будешь в безопасности.

Вся дрожа, она выбежала из Длинной галереи и, остановившись возле решетки, посмотрела вниз. Теперь зал являл собой совершенно другую картину, чем несколько минут назад. Там собрались все обитатели дома. Ее мать и бабушка стояли рядом друг с другом. За их спинами выстроились восемь служанок, повариха и поваренок. (Все слуги-мужчины отправились в поход вместе с хозяином.) Девятая служанка стояла у дверей и ждала знака мистрис открыть их. Сверху они казались фигурками на шахматной доске. Все смотрели на запертые двери. Стук усилился, раздались громкие крики:

— Именем парламента, открывайте!

Явно побледневшая и дрожавшая Анна была одета в свое самое яркое платье рубинового цвета. Она надеялась, что в таком наряде произведет большее впечатление на своего врага. Она стояла чуть впереди своей свекрови, как и подобает хозяйке дома. Даже в этот ранний час у нее был безупречный внешний вид. Ее темные волосы аккуратно заплетены и уложены в высокую прическу, скрепленную металлическими пластинами. Такие прически были в моде среди роялисток. У нее было много всяких украшений — розочки, ленты и даже одна крошечная бабочка. В то утро она выбрала самое блестящее из них. В ушах, почти невидимые под локонами волос, поблескивали изумрудные серьги.

Она пристально смотрела на запертые двери, по которым уже начали стучать прикладом мушкета. В руке у нее был зажат расшитый кружевами носовой платок. Она казалась такой хрупкой и беспомощной. Еще мгновение, и с ней случится обморок. У Джулий защемило сердце. Она была вне себя от мысли, что кто-то смеет пугать мать.

Кэтрин, одетая в тафту бронзового цвета с широким кружевным воротником, напротив, держалась совершенно невозмутимо, несмотря на свой почтенный возраст. Она обратилась к невестке слегка хриплым голосом:

— Ради Роберта и короля возьми себя в руки.

Анна кивнула. Во время предыдущих набегов круглоголовых она лежала в постели, оправляясь после выкидышей, которые явились результатом этих потрясений. Служанка задергивала ее кровать шторой, чтобы она не видела, как эти люди роются в ее шкатулке, платяном шкафу и сундуке. Во время этих обысков у нее пропало немало драгоценностей.

И вот теперь ей пришлось столкнуться с участниками налета лицом к лицу. Она едва держалась на ногах. Однако упоминание Роберта придало ей сил. Невероятно, но она представила себе его лицо в самый интимный момент, когда они оба лежали на широком и теплом брачном ложе. Ее нервы так напряглись, она так хотела бы видеть мужа рядом с собой, что чуть было не закричала. Тем не менее Анна помнила, что будь он здесь, ему пришлось бы вступить в бой за свою свободу; поэтому было лучше, что он уже покинул Сазерлей. Расправив плечи, она велела служанке открыть двери. Она впервые с того момента, когда ей сообщили ровно в полночь, что круглоголовые должны прийти в дом, успокоилась. Ее голос более не дрожал.

— Открой дверь, Джоана.

Джулия, которая хотела было броситься к матери, замерла на месте, понимая что ее не ждут здесь, так как взрослые считают ее еще маленькой. Она уставилась на двери, сжимая рукой деревянный листик. Служанка отодвинула засов и повернула большую ручку в виде кольца. Как только двери открылись, женщина бросилась назад и заняла свое место среди других служанок.

Большая тень упала на мраморный пол в клеточку, и в зал вошел парламентский офицер громадного роста. На его ногах — большие сапоги с раструбами. Он шел, позвякивая шпорами. Мрачное выражение его лица ясно говорило о том, как он недоволен, что его не сразу впустили в дом. Приблизившись к обитателям дома, он положил руку на эфес сабли и остановился. Вслед за ним в зал прошел сержант и стал рядом с офицером. Через открытые двери виднелся строй, состоящий из дюжины солдат.

Офицер круглоголовых вежливо обратился к Анне:

— Вы миссис Паллистер?

— Да.

— Я капитан Хардинг, — он угрожающе нахмурился. — Почему вы не открыли двери сразу?

Она окинула его холодным взглядом. Могла ли она сообщить ему о том, что упала в обморок, направляясь в зал? Кэтрин привела ее в чувство, подняла на ноги. На ее счастье, свекровь стала отвечать на вопросы офицера.

— На то были свои причины, капитан, — Кэтрин, прямая как свеча, высокомерно смотрела на офицера. — В этом доме принято, что привратник сообщает о прибытии гостей конюху, а он уже оповещает нас. Сейчас смутное время, а у нас в доме одни женщины. Нам приходится принимать меры предосторожности. Моя невестка сначала выглянула из окна своей комнаты на верхнем этаже и убедилась, что солдат возглавляет офицер.

— Хм, — ему казалось, что более вероятным объяснением задержки являлось высокомерие этой женщины, но он не стал говорить об этом вслух. — Должен сказать, мне кажется странным то обстоятельство, что все обитатели дома уже на ногах в столь ранний час, — его циничный взгляд остановился на Кэтрин. — Даже вы, мадам.

— Я проснулась пораньше, чтобы помолиться, — невозмутимо отвечала Кэтрин.

— У вас такая привычка?

— Да, — она говорила правду, так как действительно каждое утро молилась в своей комнате, стоя на коленях, а потом вновь ложилась в постель. Только в это утро, вместо того чтобы лечь опять, она оделась и спустилась вниз к завтраку. Она считала, что если бы ее невестка поела вместе с ней, то не упала бы в обморок. К тому же Анна практически не спала всю ночь, лишь вздремнула немного после того, как закончились все приготовления для встречи круглоголовых. Если бы не их друг, который прислал им своего человека с сообщением о предстоящем визите, солдаты застали бы Сазерлей врасплох.

Капитан Хардинг вновь обратился к Анне:

— Так где же ваш муж? Ведь все остальные обитатели дома, кажется, на месте.

Она старалась держаться как можно естественней, но это ей не очень удавалось.

— Хозяина Сазерлея в данный момент здесь нет.

Кэтрин заговорила опять своим невозмутимым голосом.

— Мой сын охотится неподалеку отсюда, — она знала, что у невестки язык не повернется, чтобы соврать что-нибудь, но сама не видела во вранье большого греха в таких чрезвычайных обстоятельствах.

Взгляд капитана выражал недоверие:

— Я полагаю, что он уже нарушил пятимильный запрет.

Кэтрин вздернула подбородок:

— Что дает вам право так говорить? Мой сын никогда не нарушал закон и регулярно платит за то, что остался верен казненному королю Карлу!

Капитан презрительно фыркнул:

— Этот царствующий тиран был ядом, который отравил всю страну. Теперь у нас свобода.

— Свободой пользуются только те, чьи религиозные взгляды совпадают с вашими!

Его ответ прозвучал, словно выстрел из мушкета:

— Хочу напомнить вам, мистрис, что гражданская война никогда бы не началась, если бы правящий страной деспот не стал навязывать парламенту и народу свои религиозные и светские убеждения!

Анна понимала, что в словах этого человека есть правда, но она знала: экстремизм правящих в данный момент страной людей ничем не лучше тирании покойного короля. Многие честные лидеры пуританского парламента были убиты в самом начале гражданской войны, и вот теперь Кромвель заставляет своих людей врываться в дома тех, чьи имена находятся в списке его врагов. Но сейчас не время для политических дебатов.

— Капитан Хардинг, — поспешно вступила она в разговор, — почему бы вам не сказать, где находится мой муж? Будет лучше, если при таких неблагоприятных обстоятельствах мы будем откровенны друг с другом.

Он перевел взгляд на нее.

— Очень хорошо, — сказал он грубым тоном. — Ваш муж отправился к Карлу Стюарту, которому лучше бы остаться там, где он находился до этого, ибо ему грозит такая же участь, которая постигла его отца.

Анна хотела заткнуть уши, чтобы не слышать столь ужасное предсказание. Она не хотела верить, что и на этот раз их постигнет неудача. Что бы ни говорил этот круглоголовый, ничто не могло поколебать ее веры в правильность решения мужа — ему необходимо было отправиться к новому королю, который, как известно, отличается от своего отца. Однако она не решилась высказать вслух эти свои мысли. Сейчас необходимо быть крайне осторожной.

— Так как вам известно местопребывание моего мужа, я назову вам и других членов семьи, которых сейчас нет с нами. Майкл, мой сын, находится в Оксфорде. Джулия, моя дочь, еще спит, и я прошу вас не будить ее. Все остальные здесь.

Он не сомневался в правдивости ее слов. Лгала не она, а старуха. А молодая женщина кристально чиста. Во всем ее облике было что-то вечно девственное, что подчеркивалось грациозной фигурой и разжигало похоть мужчин. Ее нервозность могла только еще больше возбудить воображение, и, попади она к более грубым людям, ее непременно изнасиловали бы.

— Я здесь не для того, чтобы пугать детей. У меня к вам совершенно другое дело.

— Тогда скажите нам, в чем суть вашего визита, капитан, — сказала она.

Он ответил ей прямо:

— Я прибыл для того, чтобы забрать ваших лошадей. Они понадобятся нам для окончательного разгрома роялистских сил.

Стоя наверху, Джулия замерла возле решетки. Ее охватил ужас. Она так любила своего пони. А эти презренные люди хотят отнять его у нее. Ни за что! Не получат они четырех старых лошадей, которых запрягают в карету! А что касается холеной лошади, на которой ее мать катается верхом, то она может потребоваться отцу. Возможно, он будет приезжать сюда тайком, как делал это во время прошлой войны. Мать, конечно же, не позволит этому офицеру и его солдатам даже близко подойти к конюшне.

Анна мгновенно отреагировала на слова капитана:

— В Сазерлее нет лошадей, сэр. Наша конюшня пуста.

Капитан внимательно посмотрел на нее.

— Я прекрасно знаю о том, что стойла пусты, — проговорил он с сарказмом в голосе. — Я уже послал в конюшню двух моих людей, и они сообщили мне об этом. Там чистота, порядок и никаких животных. Да и все работники разбежались при нашем приближении. Некому даже было задавать вопросы. Однако два дня назад меня уведомили о том, что вы владеете четырьмя сильными лошадьми, которых запрягают в карету, одной прекрасной верховой лошадью и уэлсским пони.

На голубых глазах Джулии, уже потемневших от гнева, выступили слезы. Так ее пони уже нет! Она вспомнила разговоры, которые слышала всю последнюю неделю, о том, что симпатизирующие парламенту воры проникают в конюшни роялистов и уводят лошадей, в которых нуждается республика. И вот теперь это случилось в Сазерлее, несмотря на то, что мать велела сторожить конюшню день и ночь. Ее пони, должно быть, так и не понял, что же с ним делают. Ей показалось, что ее сердце готово разорваться в груди. Она громко всхлипнула.

Этот всхлип услышали внизу, и все подняли вверх головы. Оба мужчины отреагировали по-военному. Капитан тотчас же выхватил из ножен саблю, которая блеснула в лучах проникающего в зал солнца, а сержант опустился на одно колено, направив в сторону решетки свой мушкет, изготовленный к бою еще до того, как они вошли в дом. Анна вскрикнула и, распростерши руки, в панике бросилась к военным.

— Это моя маленькая дочь! — неистово закричала она. — Это ведь ты, Джулия? Ответь мне, пожалуйста.

Задыхаясь от слез, девочка ответила:

— Да, это я, мама.

Капитан Хардинг приказал сержанту подняться наверх и проверить, кто там находится.

Сержант с мушкетом, грохоча сапогами, стал подниматься по лестнице. А Анна в отчаянии пыталась успокоить Джулию.

— Не надо бояться, крошка. Никто тебя не обидит, — она повернулась к капитану и обратилась к нему с мольбой в голосе: — Умоляю вас, скажите сержанту, чтобы он не тащил ее вниз.

— Он не сделает этого.

В это время раздался голос сержанта:

— Тут только одна девочка, сэр.

— Оставь ее в покое.

Анна воспользовалась случаем и опять крикнула дочери:

— Я не знала, что ты здесь! Ты уже оделась?

Она была уверена, что Джулия никогда по доброй воле не предстанет перед посторонними людьми в одной ночной рубашке.

— Да, но я только причесалась, а не укладывала волосы.

— Это неважно. Спускайся вниз ко мне, дорогая, — поняв, что девочка задержалась, она вновь обратилась к ней: — Ты боишься солдат? Я спрошу у капитана Хардинга разрешения закрыть дверь.

Кэтрин с трудом удержалась, чтоб не стукнуть своей палкой о пол. У нее все клокотало внутри, как только Джулия выдала свое присутствие. Анна, безусловно, растерялась. Ей следовало бы тотчас бежать наверх и шепнуть дочери, чтобы она не болтала лишнего. Ребенок бы сразу же все понял. Теперь Джулия может все испортить, сообщив военным о том, что только вчера, когда она кормила своего пони сахаром, все лошади находились в конюшне. Но Анне, перепугавшейся за дочку, в голову не пришло предупредить ее. Когда сержант стал спускаться вниз, Кэтрин направилась к лестнице.

— Я приведу девочку.

Капитан Хардинг преградил ей путь своей саблей:

— В этом нет нужды. Ребенок спустится сюда, когда пожелает.

После того как Кэтрин беспрекословно подчинилась капитану, он вложил саблю в ножны. У него были свои резоны не пускать взрослых к девочке. У детей всегда можно выведать разные интересные сведения, и не стоит запугивать их.

Приказав сержанту закрыть двери, он сделал несколько шагов назад, чтобы хорошенько рассмотреть решетку, возле которой виднелась маленькая фигурка ребенка. Он улыбнулся и обратился к ней ласковым голосом:

— Ты слышала, что я сказал, Джулия? Ты можешь спуститься к нам когда захочешь. Я уверен, что тебе лучше быть тут с мамой, чем одной наверху.

Анна присоединилась к капитану и стала убеждать дочку:

— Делай то, что говорит капитан, дорогая.

Через несколько секунд она увидела, что девочка просунула в решетку руку, и поняла, что ее слова возымели действие. Только тогда она вдруг поняла, что Джулия может ввергнуть их в ужасную беду, которую Анна уже не в силах предотвратить. Капитан Хардинг стал возле лестницы, показывая своим видом, что никто не должен разговаривать с девочкой до него.

Отойдя от решетки, Джулия поспешно вытерла слезы тыльной стороной ладони. Майкл говорил ей, что плачут только маленькие дети, и ему не понравилось бы, что она пустила слезу перед военными, их врагами. Но она не могла не заплакать, узнав, что лишилась своего любимого пони. Все, кто любит лошадей, знают, что они так же скучают по дому, как и люди. Она не могла вообразить своего пони на службе у других людей, которые бьют его кнутом или навьючивают на него тяжелую поклажу, доводя его таким образом до смерти.

Она медленно спускалась по лестнице с короткими удобными маршами, широкими ступеньками и многочисленными площадками. На стене самой нижней площадки висел портрет королевы Елизаветы, поблескивая в лучах солнца, проникавших в одно из окон зала. В их свете казалось, что королева закрыла свои оливковые глаза, — которые обычно смотрели прямо на вас, когда вы приближались к портрету, — чтобы не видеть все это безобразие, происходящее в порядочном доме. Она откроет глаза лишь тогда, когда непрошеные гости уйдут отсюда.

Капитан Хардинг улыбнулся при виде девочки. У него были свои дети. И хотя они постарше, он знал, что ребенок в возрасте Джулии не склонен к обману и предпочитает говорить правду. Ему нетрудно будет выудить из нее все необходимые ему сведения. Когда ей оставалось преодолеть всего пять ступеней, он протянул вперед руку, давая ей знак, чтобы она остановилась.

— Постой-ка, — сказал он, ставя одну ногу на самую нижнюю ступеньку и кладя руку на свое колено. Он улыбнулся ей опять: — Я хочу, чтобы ты ответила на несколько вопросов. Поможешь мне, Джулия?

Он ей не понравился. Его рот оскалился в улыбке, но глаза не смеялись.

— Да, — сказала она неохотно.

— Хорошая девочка. Скажи, как ты любишь проводить свое свободное время?

— Я люблю быть в Сазерлее.

— Это не совсем то, что я имею в виду. Нам всем нравятся наши отчие дома. Мой дом далеко отсюда, и я очень скучаю по нему. Ты любишь играть в куклы?

— Да.

Обычно она красноречиво и откровенно рассказывала людям о своих играх, но с этим конокрадом не хотела разговаривать.

— Может быть, ты любишь рисовать?

Он и на этот вопрос получил такой же краткий ответ, как на предыдущий.

— А ты можешь написать под рисунком свое имя?

Она обиженно посмотрела на него:

— Я умею читать, писать и считать.

Он изобразил на лице восхищение и удивленно поднял вверх брови.

— Ты уже совсем большая. Наверное, ты и верхом скакать умеешь?

Она кивнула, едва сдерживая волнение. Анна и Кэтрин были как на иголках, понимая, к чему клонит капитан. Затем последовал еще один наводящий вопрос:

— У тебя есть свой пони?

Джулия уже практически не могла скрыть своего гнева. Ее пони все еще принадлежал ей, где бы он ни находился.

— Да, есть. Он каштанового цвета с белой искрой, — она задыхалась. — Вот почему я называла его Звездный свет.

— А где же он сейчас?

— Там, где все остальные лошади.

— А где лошади?

— Их забрали круглоголовые воры! — весь ее гнев вышел наружу. Она считала, что преступники заодно с этим человеком, который тоже пришел сюда за лошадьми. — Они забирают и портят все, что у нас есть! Почему вы не можете подчиниться королю? Ведь тогда и мой отец, и Звездный свет вернутся домой! — она пригнулась и, проскользнув у него под рукой, бросилась к матери, обняла ее. Анна, едва не падая с ног, схватилась за колонну.

Лицо капитана Хардинга покраснело от злости. Он снял ногу с лестничной ступени и выпрямился. Ребенок был совершенно искренен в своем гневе. Итак, его товарищи уже побывали здесь. В таком случае, ему не повезло, ибо он испытывал острую нехватку в лошадях. Его утешало лишь то, что лошади находятся в руках друзей, а не врагов.

Он прочистил горло и опять заговорил с роялистами.

— Вы должны научить вашу дочь с почтением относиться к республике, — сказал он грубо, обращаясь к Анне. — Тем более что Карла Стюарта скоро закуют в цепи.

— Это еще кок сказать, — возразила Кэтрин ледяным голосом.

Капитан презрительно поджал губы. Его крайне раздражала эта старуха. Потом он вновь обратился к Анне:

— Когда украли ваших лошадей?

Она смотрела на него, как бы внезапно онемев. До этого момента ей удавалось избегать откровенной лжи, и женщина понимала — по выражению ее лица он поймет, что она говорит неправду. Но в последнее мгновение ее спасла Кэтрин.

— Большинство лошадей у нас забрали восемь лет назад, когда ваша армия захватила Арандельский замок и взяла город Чичестер.

Он кивнул. Это походило на правду. Он участвовал и в осаде города, и в штурме замка. Им приказано было брать только лучших лошадей на захваченной территории.

— А что случилось с остальными?

— Те, которые оставались у нас, были реквизированы несколько дней назад.

Анна почувствовала, как дернулась Джулия, услышав эту явную ложь, и крепче прижала ее к себе, чтобы девочка не сказала чего-нибудь лишнего. К ее несказанной радости, капитан поверил словам свекрови. Он не знал о том, что Роберт пополнил конюшню новыми лошадьми, большую часть которых взял с собой, отправляясь в поход.

— Очень хорошо, — капитан Хардинг не имел оснований ставить под сомнение то, что ему только что сказали, но решил выяснить все до конца. Опыт научил его проводить беседы со слугами после разговора с хозяевами. Он подошел к женщинам, среди которых находился и поваренок. Возможно, кто-то из них чем-то обижен или вообще не любит роялистов. Такой человек мог бы сообщить капитану важные сведения. Он прошел вдоль ряда выстроившейся прислуги, вглядываясь в каждую из женщин проницательным взглядом. Затем остановился.

— Кто-нибудь из вас слышал здесь какую-то неправду, сказанную в нашем присутствии? Помните, за всякую ложь вы ответите на Страшном суде.

Они смотрели на него и качали головами. У них были свои основания не доверять ему. Они все сочувствовали роялистам или по религиозным соображениям, или потому, что являлись дочерьми и женами тех, кто отправился на войну вместе с хозяином Сазерлея. Что до поваренка Джо Берри, которому едва исполнилось тринадцать лет, то он был предан семье Паллистер, так как эти люди обеспечили ему крышу над головой. Политических убеждений он не имел, ему было все равно, кто эти люди, лишь бы они кормили и поили его. Он был коренастым, коротконогим. Его простое лицо покрывали веснушки. Нос картошкой, волосы — рыжие, а в карих глазах сверкает озорство. Обладая большим чувством юмора, он едва сдерживал себя, видя как хозяйки дома дурачат военных. Он никогда не мог предположить, что миссис Паллистер будет держаться таким молодцом перед этим здоровяком-офицером, который вот опять дырявит его насквозь своим взглядом. Он поспешно покачал головой, как бы говоря, что сказать ему нечего.

Капитана не удивило то, что слуги не желают сотрудничать с ним. Однако его коробило, что обитатели этого дома каким-то образом сумели провести его. Ну, что ж, с паршивой овцы хоть шерсти клок, как гласит пословица. Он повернулся к Анне. Выражение его лица было так же воинственно, как и тогда, когда он только перешагнул порог этого зала.

— Я не намерен уходить отсюда с пустыми руками. Раз вы не можете дать мне лошадей, я вместо этого возьму у вас драгоценности в виде компенсации.

Это заявление ошеломило Анну. Она освободилась из рук Джулии и шагнула к офицеру:

— Но у нас ничего нет! Сазерлей уже дважды опустошали ваши люди!

Офицер знал, что эта семья придерживается или католического, или англиканского вероисповедания. Обе эти церкви не признаются парламентом и официально запрещены вместе с монархией, палатой лордов и языческими обычаями. Вероятно, в этом доме есть тайный алтарь, раз старуха встает рано по утрам, чтобы помолиться.

— Где ваша часовня? — спросил он. — Она в доме или где-то вне его?

— У нас нет часовни. Семья ходит в деревенскую церковь. Можете обыскать дом и парк, если не верите мне.

Тут Анна вдруг вспомнила, что Ридли все еще занят своей работой, и если офицер начнет обыскивать дом, то непременно наткнется на него. Она просто физически почувствовала то раздражение, которое испытала свекровь после этих ее слов, и судорожно сжала в руках носовой платок.

— Я думаю, что вы честная женщина, миссис Паллистер, и не стану тратить время на поиски несуществующего алтаря. Но как насчет ваших драгоценностей?

Она вся побледнела, как платок. Она прижала левую руку к груди и прикрыла ее правой.

— Но вы же не снимете с нас обручальные кольца?

Он тяжело вздохнул. Он еще никогда не опускался до такого.

— Нет. Можете успокоиться. Но нам придется осмотреть дом и поискать тут ценные вещи, на которые, возможно, не обратили внимание во время предыдущих обысков. Мы будем действовать как можно аккуратнее.

В зал позвали солдат, которые разделились на две группы. Одной группой командовал сержант, а другой — капитан. Они наблюдали за тем, чтобы солдаты не прикарманивали дорогие вещи. Обыск начался на первом этаже и продолжался на втором. Анна последовала за капитаном и его людьми в Длинную галерею, чтобы в случае чего прийти на помощь Ридли, ибо, будучи хозяйкой в отсутствие Роберта, она несла всю ответственность за этот дом.

Она остановилась на пороге Длинной галереи, чтобы наблюдать за тем, что будет происходить там. Никто не обращал на нее внимания. Солдаты искали ценные вещи, открывали ящики столов и дверцы двух шкафов, которые стояли в одном и в другом концах галереи, осматривая содержимое. Один из них вытащил сетку с шарами, которые рассыпались по всему полу. В другой, не столь трагической ситуации Анна непременно рассмеялась бы, увидя, как Ридли строит из себя дурачка, словно крестьянин, пытающийся обмануть горожанина. Он прекратил штукатурить стену и, широко открыв рот, уставился на солдат, а потом сделал испуганное выражение лица, когда увидел незаметно подкравшегося к нему капитана.

— Что ты делаешь? — спросил его капитан Хардинг.

— Штукатурю, сэр — отвечал Ридли, посматривая на солдат, которые занимались поисками драгоценностей.

— Я это вижу. Но что ты замазываешь?

— Щели, сэр. Видите как их много там на стене. Те мне еще предстоит заделать. Работы тут немало.

Ридли понизил голос и сообщил офицеру доверительно:

— Когда домом управляют женщины, все неминуемо трескается и разваливается. Скорее бы вы уже поймали этого короля. Тогда опять начнется нормальная жизнь.

Капитан Хардинг снисходительно посмотрел на него:

— Так ты за нас, не так ли?

— Я всегда был за вас, сэр, — Ридли пожал плечами и заговорил жалобным голосом: — Но ведь мне надо зарабатывать на хлеб, а для того, чтобы идти на войну, я уже слишком стар, да к тому же и хром, так как умудрился упасть с лестницы.

— Тебе не следует находиться под одной крышей с роялистами. Почему бы тебе не поискать работу в поместье Уоррендеров?

— Я искал там работу, сэр, но тамошний управляющий начал лаяться и сказал, что я ничего не умею делать.

— Хорошо, что ты хоть пытался найти там работу, — ему пришло в голову, что этот мастеровой был так же грубо принят у Уоррендеров, как и он сам. — Дай-ка мне твою лопатку.

Анна, считавшая что Ридли ловко провел офицера, теперь затаила дыхание, видя, как испугался работник, передав свой инструмент капитану. Круглоголовый вонзил лопатку в сырую штукатурку, чтобы увериться, нет ли в стене потайной дверцы. Он едва не обнаружил портрет короля, а когда вернул лопатку Ридли, у Анны закружилась голова, и она должна была выйти из галереи, чтобы прислониться к стене и не упасть.

Анна слышала, как солдаты простукивают стены в поисках тайников. Она приложила руку к голове и поняла, что пульс в ее висках такой же громкий и частый, как эти стуки.

Наконец в Длинной галерее наступила тишина, и Анна поняла, что круглоголовые вышли из помещения через другую дверь. Держась за стену, чтобы не рухнуть, она вернулась в прекрасную галерею. Ридли сидел в кресле, держась руками за подлокотники. Рядом валялись его инструменты.

— Ты держался молодцом, — сказала Анна срывающимся голосом.

Он поднял на нее изумленное лицо. Выглядел мастеровой гораздо старше своего возраста.

— Нам страшно повезло, мадам. Если бы они нашли то, что искали, меня бы выпороли, а Сазерлей был бы опустошен. Эти узколобые изуверы не простили бы нам обмана.

— Я благодарна тебе за твою преданность.

Он улыбнулся ей.

— Мне доставило удовольствие вы… — он не стал говорить то, что хотел сказать, — пнуть их хорошенько в зад.

Стуки возобновились в западном крыле здания, а когда Анна начала спускаться вниз, то услышала, что стучат и в восточной части дома. Она приложила пальцы к вискам, не в силах переносить зловещий стук. Возле входа никого не было видно, но Анна услышала тихий шепот служанок в Большом зале и поняла, что они убирают его после того, как круглоголовые перевернули там все вверх дном, и ставят на место мебель.

Чтобы пройти в так называемую Королевскую гостиную, она должна была миновать проход под дубовой аркой, который вел в коридор длиной в двадцать футов. На каждой стороне его имелась дверь. Та, что справа, вела в буфетную, а другая — в библиотеку. Эта дверь была открыта, и Анна увидела Кэтрин, сидящую с Джулией на диване. Чтобы чем-то заняться, они взяли вышивание Джулии.

Девочка впервые начала заниматься рукоделием, когда ей исполнилось пять лет. Анна живо вспомнила, как нелегко это давалось дочери. Сколько было слез и капризов. Не скоро смогла научиться Джулия прилично вышивать. Даже намеки на то, что, не умея это делать, нельзя стать леди, не могли убедить ее. Вот и теперь она все еще тяжело вздыхает, садясь за вышивку в урочное время, и с тоской смотрит в окно. Сейчас она и Кэтрин занимались подсчетом стежков. К тому времени, когда вышивание будет закончено, Джулия достигнет совершеннолетия.

Они не замечали Анны, бесшумно вошедшей в комнату, а она, глядя на них, подумала, что бабушка и внучка образуют две живописные фигуры в простом, но милом интерьере. Вся семья обожала эту выходящую на юг небольшую, но и не маленькую комнату с панельной обшивкой, которую называли морщинистой, и большим камином, в котором зимой пылали дрова, а сейчас благоухали цветы.

Дом построили в последние годы правления королевы Елизаветы. Тогда же завезли и мебель: дубовую, с выпуклыми ножками. Сиденья резных стульев с высокими спинками украсила Кэтрин после своей помолвки, Ее узоры отличались смелостью рисунка и необычностью красок. Все они окаймлялись золотистой бахромой. Она занималась также и подушками. Тут она вышивала крестиком по шелку. В соответствии с елизаветинской традицией, вышивки представляли из себя картинки, изображающие деревья, цветы, мельницы, замки, одинокие домики на холмах, а рядом с ними фигурки людей, над которыми среди пушистых облаков светит, подобно нимбу, радостное солнце. Ее вышивка нисколько не потускнела от времени и по-прежнему сияла на диванах и стульях. Не заметив никаких следов обыска, Анна решила, что слуги уже произвели здесь уборку.

— Вот я уже сделала десять стежков и петель, — пальцы Джулии бегали от одного конца ленты до другого. — А это мы украсим… — она замолкла, услышав как скрипнули половицы, и, подняв голову, увидела перед собой свою мать. — Мама?

— В Длинной галерее все прошло нормально, — сразу же сказала Анна, обращаясь к Кэтрин.

Джулия спрыгнула со стула и в волнении подбежала к матери:

— Бабушка говорит, что я не должна беспокоиться о моем пони, потому что он находится в лесу вместе с другими лошадьми под присмотром конюха.

Анна предостерегающе приложила палец к губам девочки.

— Круглоголовые не должны знать об этом.

— О, я понимаю. А как насчет Сазерлея? Они забирают что-нибудь отсюда?

— Я видела, как один солдат забрал венецианскую чашу, потому что ее ободок сделан из серебра, но в целом им нечем тут поживиться.

— Побывали ли они в моих комнатах? — спросила Кэтрин, не выдав голосом своего волнения.

Анна вдруг вспомнила, что Кэтрин прятала там у себя какие-то ценные вещи. Хорошо, что она забыла об этом, ибо в противном случае ей нелегко было бы отвечать на вопросы капитана. Она могла разволноваться и выдать себя.

— Нет, там они еще не побывали. Вы хотели бы, чтоб я находилась в ваших комнатах во время обыска? — Анна очень не хотела идти туда, ибо чувствовала слабость и головокружение. Ноги едва держали ее. В данный момент ей больше всего хотелось присесть и заняться вышиванием. Эта тонкая работа всегда очень успокаивала ее. Когда ее начинали одолевать тревожные мысли о Роберте, мешающие уснуть, она садилась за вышивание и вскоре уже думала только о тех счастливых минутах, которые они проводили вместе.

— Нет, нам всем лучше находиться здесь, — сказала Кэтрин с твердостью в голосе. Затем она обратилась к внучке: — Заканчивай свою работу.

Анна устроилась в своем любимом кресле, в котором она сидела за свадебным столом. На его спинке были вырезаны ее инициалы и инициалы Роберта, а также дата их свадьбы. Она сама вышила узор на подушке, служащей сиденьем. Возле кресла стояла ее шкатулка с иглами. И кресло, и шкатулка находились рядом с окном, так что во время работы Анна не испытывала недостатка в свете. К счастью, в доме усадьбы Сазерлей имелось немало застекленных окон, так что комнаты заливал солнечный свет. Оконные стекла имели зеленоватый оттенок, но даже кухонные окна в Сазерлее были застеклены, а не затянуты бычьим пузырем.

— Я уже закончила! — Джулия начала сворачивать свое вышивание, стараясь как можно скорее убрать его, чтобы ее опять не заставили взяться за иглу.

— Ну и быстро же ты справилась с работой, — заметила Анна, положив руку на крышку шкатулки, которую называла «ящик Пандоры наоборот», потому что та приносила ей облегчение, а не содержала в себе все дурное, как в мифе. Однако сегодня она не могла утешаться вышиванием.

— Сегодня ты не должна вышивать, Анна! — проговорила Кэтрин тоном, не терпящим возражений. — Там на столике лежит моя книга. Почитай ее нам.

Джулия сбегала за книгой, отдала ее матери, а потом опять села возле бабушки. В настоящую минуту Анна не могла отстаивать свои права. Для того чтобы противоречить свекрови, требуется сила воли, а Анна временно лишилась ее. Она послушно открыла книгу на странице, заложенной закладкой, на которой были вышиты библейская Руфь и ее свекровь. Анна не могла не подумать о том, были ли противоречия между этими Неплохо ладившими друг с другом женщинами подобны тем, которые существовали порой между нею и Кэтрин.

Она начала читать. Делала она это автоматически, так как не могла в столь расстроенном состоянии воспринимать смысл читаемого. Солнечные лучи, пробивающиеся в окно за ее спиной, создавали как бы нимб над аккуратно причесанной и убранной головкой. Свет и тени играли на резном потолке. Постороннему наблюдателю могло показаться, что в Королевской гостиной царят тишина и покой.

Эта комната была так названа потому, что полвека назад здесь сидела королева Елизавета, которая прибыла, чтобы поговорить с овдовевшей Кэтрин и утешить ее. Это был единственный визит королевы в Сазерлей. Обычно, путешествуя по королевству, она сама выбирала дома, где останавливалась со своей свитой, но Сазерлей не смог бы вместить многочисленных королевских слуг. К тому же не менее трех сотен карет везли королевский багаж, и каждая запрягалась четверкой лошадей. Разумеется, конюшня Сазерлея не смогла бы вместить такого количества лошадей. Так что королева прибыла в одиночестве. Она отобедала и тщательно осмотрела весь дом, построенный благодаря ее щедрости к мужу Кэтрин. Елизавете все очень понравилось, и она просто не хотела покидать усадьбу. Говорили, что на пути в Пархэм-Хауз, где жила крестная дочь королевы, она постоянно оглядывалась на Сазерлей.

Когда тяжелые солдатские сапоги загремели в помещении, находящемся над Королевской гостиной, Анна в отчаянии уставилась в потолок. Джулия же посмотрела вверх с яростью во взгляде. Кэтрин даже бровью не повела.

— Продолжай читать, Анна, — спокойно сказала она невестке. Анна вновь склонилась над книгой. Она прочитала две главы, пока появился капитан Хардинг, долго и тщательно обыскивавший дом. Как только она его увидела, Анна вновь потеряла самообладание. Она встала, прижимая к себе книгу, как будто это был талисман, защищающий ее от его слов и хранящий Сазерлей от тех, кто желал ему зла. Но Кэтрин, которая лишь украдкой глянула на капитана, сразу поняла по недовольному выражению его лица, что ему не удалось найти драгоценности. У нее отлегло от сердца. Он казался разочарованным, но мстить не собирался.

— Вы закончили, капитан? — осведомилась Анна, с трудом произнося слова.

— Да, миссис Паллистер, — он сожалел о напрасно потраченном времени.

— Тогда вам больше незачем оставаться здесь.

У нее так сдавило голову, что ей казалось — не уйди он сейчас, ее мозг больше не выдержит.

— Прежде чем я уйду, вы отдадите мне свои серьги. Это ведь жемчуг, обрамленный золотом, не так ли?

Джулия вспыхнула от гнева и чуть было не закричала, но бабушка сжала запястье девочки и окинула ее строгим взглядом. Кэтрин вновь негодовала по поводу глупости Анны. Почему она не спрятала свои серьги? Сама она не заметила их под локонами невестки, но капитан обладал более острым зрением. Анна, надевшая украшение утром чисто автоматически, потеряв от страха голову, уронила книгу на кресло и начала снимать серьги, опасаясь, как бы капитан не передумал и не отобрал у нее обручальное кольцо. Она бросила серьги в протянутую ладонь.

— Получите!

Он спрятал серьги и внимательно посмотрел на Кэтрин: нет ли на ней каких-то других драгоценностей, кроме обручального кольца.

— Я покидаю вас, леди. Мой сержант сейчас на кухне, где организует обед для солдат, которые весь день ничего не ели. Больше мы вас не побеспокоим. Счастливо оставаться.

Хорошо воспитанная Анна кивнула, Кэтрин не произнесла ни звука, а Джулия отвернулась, чтобы не дать ему повода попрощаться с ней индивидуально. Как только он вышел, Анна бросилась к окну, чтобы видеть, как солдаты покидают усадьбу. Кэтрин и Джулия присоединились к ней.

Возле крыльца стояли три фургона, каждый из которых был запряжен четверкой лошадей. Один из фургонов уже был нагружен конфискованным имуществом. Круглоголовые строем покидали дом. Сержант нес в руках мешок, только наполовину заполненный сазерлейскими трофеями, а солдаты тащили продукты, взвалив мешки на плечи. Все это они погрузили в фургон и приготовились к отбытию из усадьбы. Последним из дома вышел капитан Хардинг. Он сел верхом на коня и поехал через двор в сторону тенистой аллеи.

Когда последний круглоголовый исчез за вязами, Анна отошла от окна и направилась к креслу, но вдруг остановилась и прижала руки к вискам. Прежде чем Кэтрин успела прийти к ней на помощь, она, как подкошенная, рухнула на пол. С ней случился глубочайший обморок.

Джулия испуганно вскрикнула. Кэтрин показала ей рукой на кресло.

— Принеси подушку. Мы подложим ее под голову твоей мамы. Она, должно быть, ушиблась, упав на пол, — когда девочка подложила подушку, Кэтрин вновь обратилась к Джулии: — Поднимись наверх, в Длинную галерею, и скажи Ридли, чтобы он пришел сюда и перенес твою мать на диван.

— Хорошо, бабушка! — Джулия бросилась к двери.

— Подожди! Прежде чем спустишься сюда, заскочи в мою спальню и возьми там лавандовую воду, которая стоит на столике возле постели.

— Я все сделаю! — Джулия выбежала из комнаты.

Кэтрин с трудом опустилась на пол возле Анны, которая лежала, раскинув руки. Высохшими от старости руками Кэтрин поправила подушку. Она обожала невестку, которая вполне уживалась с ней в одном доме, без устали ухаживала за ней всякий раз, когда ей случалось заболеть, и проявляла к ней столько доброты, что старая женщина просто диву давалась. Более того, Анна никогда ей грубого слова не сказала, а язык у самой Кэтрин был довольно острый. Потирая запястья Анны, она бормотала чуть слышно:

— У нее нет стержня. Редкой доброты женщина, но совершенно бесхарактерная. Боже! Да если б я оказалась такой же слабой в первые годы моего вдовства, то и Роберт, и Сазерлей погибли бы. Господи, не дай мне умереть, пока сын не вернется домой навсегда. Иначе неизвестно, что может случиться с ней, — затем она произнесла громче то, о чем постоянно думала в отсутствие сына и внука: — И неизвестно, что может случиться с Сазерлеем.

Она увидела Ридли, быстрым шагом вошедшего в комнату. Он без труда поднял Анну и положил на диван. Затем помог Джулии поставить на ноги Кэтрин.

Анна все никак не приходила в себя, и Кэтрин не на шутку забеспокоилась. Она послала служанку за остропахнущей травой, растущей на огороде. Некоторое время Кэтрин помахивала пучком травы перед носом своей невестки, веки которой наконец дрогнули. Бабушка и внучка вздохнули с облегчением.

— Они уже ушли? — Анна широко открыла свои серые глаза. Она уже и забыла, что видела, как круглоголовые покидают усадьбу.

Джулия обняла мать:

— Да, уже ушли! Бабушка говорит, что они больше не вернутся, и с нами вновь будут Звездный свет и другие лошади, которых сейчас прячут в лесу.

Кэтрин отложила в сторону травы.

— Слава богу, все кончилось хорошо.

— Не в малой степени благодаря смелым и честным ответам моей доченьки, — Анна, которая все еще лежала на подушках, улыбнулась Джулии и ласково, по-матерински коснулась ее локонов: — Я сделаю тебе прическу, если ты принесешь гребень.

— Пока не надо, — заявила Кэтрин с твердостью в голосе. — Тебе надо еще полежать, — потом она погладила Джулию по плечу: — Я думаю, тебе стоит оставить маму одну. Сходи-ка в свою спальню и проверь, все ли там цело.

Джулия поцеловала Анну и стрелой вылетела из комнаты, вдруг вспомнив о своем игрушечном домике — деревянном особняке с четырьмя комнатами и залом. После своего пони она больше всего на свете любила этот домик. Его соорудил для нее Кристофер во время одного из своих приездов в Сазерлей. В домике жила крохотная восковая кукла, одетая в голубой халатик из тафты.

Войдя в свою спальню, она замерла в ужасе. Матрас валялся на полу, там же находились простыни и подушки. По всей комнате разбросаны ее туфельки и одежда, хранившаяся в шкафу. Ее коробка с игрушками была перевернута, а кукольного домика нигде не было видно.

Потом она заметила его. Его сбросили с платяного шкафа вместе с зубной щеткой, гребнем и другими мелкими вещами. Она бросилась к домику и опустилась перед ним на колени, радуясь тому, что солдаты не унесли его; ей казалось, что он-то и является истинной ценностью. Однако ее крайне огорчило, что домик поврежден: трубы сбиты, стекла выбиты, и дверцы висели на петлях.

Она нежно и осторожно взяла его в руки, как будто это был раненый человек, и поставила на шкаф. К ее радости, крохотная куколка ничуть не пострадала.

— По крайней мере с тобой все в порядке, Сюзан Рен.

Она назвала свою куклу в честь старшей сестры Кристофера Рена. И сделала это специально, полагая, что куколка, живущая в таком очаровательном домике, должна непременно быть в родстве с архитектором. Джулия раздела куклу, что делала всегда, укладывая ее спать, и осторожно положила на полку. Затем внимательно осмотрела домик, которому был причинен значительный ущерб, думая при этом о том, что Кристофер и Майкл вскоре приедут на каникулы в Сазерлей. Единственным человеком, кто мог бы возвратить домику прежний вид, был Кристофер. Ридли девочка в этом плане не доверяла. Ближе к вечеру Джулия обнаружила, что из ее шкатулки исчезла золотая брошь, которую ей подарили на крестинах. Эту вещь, равно как и золотые пряжки с туфелек, похитили солдаты.

Анна и Кэтрин также лишились золотых пряжек. Кроме того, с одного из халатов Анны были сорваны полудрагоценные камни, а сам халат изорван в клочья. Она весьма сожалела о потере, так как с этим платьем у нее были связаны воспоминания о лучших временах, которые, она надеялась, могли бы вскоре вернуться вновь. Серебряные дверные ручки, набалдашники и инкрустация — все то, что не тронули во время предыдущего обыска, — исчезло. Однако солдаты не тронули фарфоровую посуду — по той причине, что она слишком хрупкая и могла бы разбиться в фургоне.

Наиболее ценные ювелирные изделия, принадлежащие женщинам, хранились в шелковом кошельке, приколотом к нижней юбке Кэтрин. Теперь эти драгоценности вернулись на свое прежнее место в шкатулку. Кэтрин досадовала на себя за то, что не догадалась спрятать в свой кошелек и брошь Джулии. Вина, разумеется, была Анны, так как сама Кэтрин не могла всего упомнить. Однако на сей раз она не стала отчитывать невестку, чтобы та вновь не упала в обморок. Большинство драгоценностей уже давно были отданы роялистам, воюющим за реставрацию монархии, но кое-что Кэтрин приберегала для невесты Майкла и Джулии, когда та станет взрослой девушкой.

Круглоголовые сорвали несколько гобеленов, которые теперь валялись на полу. Пострадали две картины. Однако ценные книги, сброшенные с полок, где солдаты искали спрятанные драгоценности, были в полном порядке. В целом Сазерлею повезло.

В ту ночь Кэтрин легла спать, чувствуя себя смертельно усталой. Когда ее покинула служанка, раздевавшая ее (на этот раз сама бы она ни за что не разделась даже при желании), мысли старой женщины обратились к внучке, спящей крепким сном в комнате по соседству. Пора было уже подумать о том, чтобы передать Джулии драгоценный подарок, ибо здоровье. Кэтрин все ухудшалось, а тут еще эта война… Как только наступит подходящий момент, она непременно сделает это.