Глава 100

Сулейман и Давуд неслись по коридорам Топкапы; по пятам за ними бежали несколько черных евнухов. От спешки они то и дело спотыкались в полумраке, освещенном лишь факелами.

Они резко остановились у двери, ведущей в гарем.

— Туда тебе нельзя, любимый. Подожди в моих покоях, а я вернусь, как только что-то узнаю, — быстро прошептал Сулейман, сжав плечо Давуда.

Сулейман скрылся за дверью и зашагал по Золотому пути, ведущему в гарем. Оставшись один, Давуд вздрогнул и, не стесняясь, заплакал. Он прислонился к стене и в ужасе закрыл рот дрожащей ладонью.

Сулейман пересек Двор фавориток и взлетел по лестнице в покои Хюррем. Настежь распахнув дверь, он остановился на пороге, тяжело дыша и глядя на открывшуюся ему сцену. Над диваном, на котором лежала Хюррем, склонилась валиде-султан. На полу растеклась лужа крови; белое покрывало на его любимой тоже окрасилось в красный цвет. Сулейман застыл, охваченный горем. Он прижал руку к груди и медленно подошел к матери.

Глаза Хафсы покраснели от слез. Она положила руки на плечи сыну, уткнулась лицом ему в грудь. Затем, взяв его за руку, она вывела его на открытую галерею.

Мать и сын крепко обнялись и заплакали.

Через несколько минут к Сулейману наконец вернулся дар речи.

— Что случилось, матушка? Как все это произошло?

Хафса прижалась губами к уху сына и что-то зашептала.

Сулейман сжал кулаки; кровь бросилась ему в голову. Все его тело окаменело от ярости. Он выпрямился в полный рост и ударил кулаком по каменной стене. Хафса встревоженно следила за ним. Он круто развернулся и побежал вниз.

— Махидевран! — хрипло кричал он. — Махидевран!

Сулейман распахивал двери ногой и обыскивал все покои по очереди.

Спустившись в нижний ярус, он обошел еще несколько комнат. От ярости он весь дрожал, но продолжал искать. Когда он выбежал в нижнюю колоннаду, Махидевран, пританцовывая, вышла из небольшой библиотеки. Она что-то напевала и радостно улыбалась.

— Ты звал меня, любимый? — весело произнесла она.

Сулейман замер на месте и стиснул кулаки. Ему стоило больших усилий не пустить их в ход.

— Что ты натворила, джиннша? — спросил он, приблизив свое лицо к ее лицу почти вплотную.

— Не знаю, о чем ты говоришь, дорогой. Что-нибудь случилось? — проворковала Махидевран, гладя его по плечу.

— Ты прекрасно знаешь, что ты натворила! — закричал он, передергиваясь от ее прикосновения.

— Ах, Сулейман, ты о Хюррем… Как жаль. Но все же, мой милый, не забывай, что у тебя есть я и другие фаворитки, а также множество девиц, которые скучают в общих спальнях. — Она коснулась его сжатого кулака. — Пойдем со мной, любимый, и я напомню тебе, на что я способна.

Сулейман вырвался и замахнулся, собираясь ударить Махидевран по лицу. Она испуганно сжалась, но султан не стал ее бить. Рука его упала вдоль тела. Радостно улыбнувшись, Махидевран провела рукой по своим волосам. Они заблестели на солнце.

— Господин мой, я знаю свое место и помню наши обычаи. Как мать наследника престола, я занимаю первое место среди всех женщин гарема… кроме валиде-султан. — Она не спускала глаз с султана.

Сулейман опустился на мраморную скамью и горестно закрыл лицо руками.

— Я доставлю тебе радость и удовольствие, которое вряд ли способна доставить тебе эта сука со своими чарами.

Сулейман резко выпрямился и, исполненный ненависти, бросился на Махидевран. Дрожащим от гнева и горя голосом он выговорил:

— Ты больше никогда не войдешь в мою спальню! Ты никогда не прикоснешься ко мне и никогда, никогда больше не будешь наслаждаться роскошью этого дворца. А теперь оставь меня. Прочь!

Махидевран надменно ответила:

— Что ж, так тому и быть! Чары рыжей шлюхи ослепили тебя! Мой сын взрослеет; я буду сидеть в своих покоях и ждать, когда ты испустишь последний вздох. Я стану следующей валиде-султан, и мы с Мустафой, который будет во всем мне послушен, расширим нашу империю через много лет после того, как ты превратишься в прах в своей могиле. Пусть собаки рвут твой труп и черви грызут твою плоть!

Султан грубо схватил ее за горло.

— Ты не поняла, что я сказал, моя сладкая Махидевран, — процедил он, смыкая пальцы. — Я велел тебе не показываться мне на глаза… Ты покинешь не только дворец Топкапы, но и Стамбул!

— Но ты не имеешь права так поступать. Я — мать наследника престола! — с трудом, корчась от боли и ужаса, прошептала Махидевран.

— Гиацинт! — закричал султан, по-прежнему крепко держа ее за горло. Лицо Махидевран побагровело, а тело обмякло.

Главный черный евнух выбежал во двор и опустился на колени перед своим господином.

— Немедленно отправляйся на базар! — закричал Сулейман. — Купи там самого грязного и вонючего верблюда, какого найдешь. Это будет мой последний подарок моей красивой фаворитке перед тем, как она навсегда нас оставит.

— Ты не имеешь права, — прошептала Махидевран, падая на колени.

Сулейман гневно посмотрел на Гиацинта и жестом велел ему выполнять приказ.

— Гиацинт, у тебя двадцать минут; не медли, иначе ты присоединишься к этой мерзкой шлюхе и отправишься в ссылку вместе с ней! — Он снова повернулся к Махидевран, которая заливалась у его ног бессильными слезами. Задрав голову, она обхватила ноги султана и принялась умолять простить ее.

Сулейман по-прежнему дрожал от гнева.

— Ты поедешь на грязном верблюде и будешь ехать до тех пор, пока он не падет от истощения и не сдохнет от жажды. Если я еще когда-нибудь увижу тебя или услышу, что ты продолжаешь существовать, я собственными руками задушу тебя и уничтожу плод твоих чресел. А теперь вон отсюда!

Он выпустил обезумевшую от горя женщину и понесся назад, в покои Хюррем.