19
Квартира находилась в самом центре города. Ли Коблен жестко засмеялась:
— ФрэнсисМак-Алистер?
Закон Ньюмена: люди прекрасно понимают, кого ты имеешь в виду, когда, словно бы невзначай, называешь имя любовницы супруга или вора, крадущего их деньги или цветочки из сада. Но они всегда повторяют за тобой: « ФрэнсисМак-Алистер», — делая ударение на имени, в основном, для того, чтобы выиграть время, но также с надеждой — вдруг показалось, вдруг на самом деле прозвучало: Нэнси Мак-Алистер, Фэнни Мак-Алистер или Глэдис Мак-Алистер. Или что угодно, но тогда уже совсем другой разговор.
Ньюмен улыбнулся, вспомнив, как недавно произнес: « ДейвМилнер?» — когда Клингер сообщил, что его новый напарник не только женат на латиноязычной женщине, но и посещает курсы по истории искусства и тоже мечтает о переводе в отдел краж художественных ценностей. И еще раз улыбнулся, когда вспомнил о том, что их проблема, их глубокая взаимная неприязнь после пары стычек и разговоров на повышенных тонах за последние два дня превратилась в непреходящее восхищение, основанное на глубоком взаимном уважении и одобрении морали и методов действий напарника.
Для того чтобы увидеть, какая ты все-таки жопа, надо поступать как задница, — еще один закон Ньюмена.
— Нигде у вас там не зазвенел звоночек, миссис Коблен? — спросил Милнер.
— Кто вам сказал, что у нее с Алом был роман? — ответила вопросом на вопрос Ли Коблен.
— Значит, все-таки был?
Она расхохоталась. Милый, искренний смех женщины, книги покойного мужа которой все еще печатаются, служат основой для кино- и телеверсий, она сгребает бабки, оплачивает этот городской дом в Челси, домик в Шелтер-Айленд, «мерседес», о котором только что беседовала с механиком. Да не с таким механиком, к каким привык Ньюмен. Этот все объяснял и отвечал на вопросы, потом снова подробно объяснял, прямо и точно объявил, сколько будет стоить ремонт и обслуживание. Женщина смеялась так, что стало понятно: она не собирается особо ревновать своего мужа из-за романа пятнадцатилетней давности, она выслушала немало сплетен о других романах. Возможно, сама являлась участницей кое-каких из них, так прямо и жестко она держалась.
— Это абсолютно невозможно.
— Почему вы так думаете?
— Вы сказали, в семьдесят втором году. В семьдесят втором? — переспросила она.
— Особенно весной и летом. Частью в Луизиане. Вы жили в Нью-Йорке, пока ваш муж работал там над книгой. Как название города, лейтенант Ньюмен?
— Тибодо, — Ли Коблен успела раньше Ньюмена. Тот подтвердил:
— Верно, — и почувствовал себя дураком, поскольку только казалось, что правильно. На самом деле все обстояло не так.
Ли Коблен покачала головой:
— Мы провели вторую половину семьдесят первого года и первую половину следующего в Лос-Анджелесе. У нас тогда был дом в Николс-Каньон. Мы жили там всей семьей. Ал, я и мальчики. Ал писал сценарий по «Испорченному маю». Продюсеры изменили название, сделали «В кровавом месяце мае». И вообще, все изменили, что Ал написал. Но мы — Ал и я — прекрасно загорели и накачали сильные плечи, плавая круглые сутки. Сильные бедра тоже. Мы немало трахались в то время, гораздо чаще, чем когда-либо на восточном побережье. Я вспоминаю те дни как время идиллии в нашем браке, который знал достаточно периодов дерьмовых. Я отрицаю то, что эта сука заявляет: мол, она держала за яйца моего мужа в то время. Пусть не подкапывается под наше тогдашнее счастье.
Милнер и Ньюмен поверили ей и поняли друг друга с полувзгляда по причине непреходящего восхищения на основе взаимного уважения и одобрения морали и методов действий напарника. Им теперь вовсе не обязательно было прибегать к словам для взаимопонимания.
— Прошу извинить нас, — сказал Ньюмен.
— Я тоже, — присоединился Милнер, — мы очень сожалеем.
— Копы, — она не выплюнула, а словно бы выдохнула, как в том случае, когда волос прилипает к языку или губе, чертовски раздражает, и никак от него не отделаться простым дутьем.
Пуф-ф.