Глава 18

УЛИКА НА МАУНТ-СТРИТ

Воскресенье, 22 ноября

Дождевые струи, подхватываемые порывами холодного ветра, гнали пешеходов в укрытие, когда Маллет свернул на Маунт-стрит. Это было совсем не то утро, когда на улице задерживаются больше необходимого, однако инспектор все-таки задержался на какой-то момент возле продрогшего и промокшего уличного торговца, стоящего на тротуаре. Он бросил ему на поднос шестипенсовик, взял коробок спичек и, пока проделывал это, заглянул в его лицо, вопросительно приподняв брови.

— Дюпин зашел полчаса назад, — прошептал торговец.

— Один?

Торговец кивнул, а потом заныл:

— Благодарю вас, сэр, благослови вас Господь, сэр, — так как в этот момент кто-то прошмыгнул мимо них.

Маллет положил спички в карман и пересек пустынную улицу. Дом, который он искал, стоял почти напротив, и стороннему наблюдателю показалось бы странным, что он раскрыл зонтик только тогда, когда перешел на другую сторону и находился в какой-то паре ярдов от двери. Проявляя, как казалось, излишнее пренебрежение к другим прохожим, инспектор держал зонт прямо перед своим лицом. В это время из подъезда дома вышли два человека. Какое-то мгновение они помедлили, посмотрев направо и налево, а затем залезли в маленькую двухместную машину, припаркованную у тротуара. Маллет не в первый раз поблагодарил безымянного изобретателя зонтика, обеспечившего людей такой удобной маской, за которую можно мгновенно спрятаться, по меньшей мере, в девять дней из десяти английской зимы, не навлекая на себя ни малейшего подозрения. С точки зрения детектива, для того, чтобы довести зонт до совершенства, требовалось всего-навсего мастерски проделать в шелке прорезь. И у него, разумеется, была такая прорезь. Вот только миссис Маллет никогда не понимала, почему ее муж упорно отказывается починить свой зонтик.

— Дюпин, а с ним кто? — спросил инспектор самого себя, закрывая зонтик в прихожей, после того как на улице стих шум автомобиля. — Тощий, рыжеволосый, не слишком хорошо одетый, усы щеточкой… Должно быть, капитан Илз, как мне представляется. Как бы там ни было, лучше взять на заметку номер машины — VX 7810.

Для Маллета «взять на заметку» какой-то факт или имя означало всего-навсего повторить его один раз самому себе вполголоса. После чего оно запечатлевалось надежнее, чем если бы было записано в дюжину блокнотов. Инспектор повернулся к швейцару.

— Миссис Илз у себя? — спросил он.

Тот кивнул и произнес:

— А то как же!

При этом в голосе швейцара проскользнула какая-то издевка — презрение сведущего человека, что для Маллета-человека было в высшей степени неприятно, а для Маллета-детектива, как и все необычное, представляло некоторый интерес.

— Тогда отвезите меня к ней на лифте, пожалуйста, — резко попросил он.

— Хорошо, сэр. Это на втором этаже. Вот здесь.

Горничная, открывшая дверь квартиры на звонок инспектора, оказалась молодой и хорошенькой, но ее наружность портило брюзгливо-равнодушное выражение лица, которое бывает на лицах прислуги при определенных, обстоятельствах — и только лишь при этих обстоятельствах.

«Она подыскивает себе новых хозяев, — мгновенно среагировал инспектор. И волнуется по этому поводу. Так что же ее беспокоит — новое место работы или жалованье за эту неделю?»

— Миссис Илз? — спросил Маллет.

— Даже не знаю, сможет ли она вас принять, — ответила горничная. — Она толком еще и не вставала. Она вас ждет?

— Я из Скотленд-Ярда, — сообщил инспектор.

— О!.. — В глазах горничной появился проблеск интереса. Потом она пожала плечами. — Полагаю, тогда вам лучше войти. — И ее лицо тут же снова приняло безразличное выражение.

С шелестом юбки, говорившем так же ясно, как слова: «Если у нее на хвосте сидят паршивые полицейские, то это не мое дело, и слава богу!» горничная провела Маллета в помещение, очевидно служившее гостиной.

— Я скажу ей, что вы здесь, — произнесла она тоном, по которому он мог догадаться, с каким наслаждением она о нем объявит, и покинула его.

После бодрящего уличного холодка тепло гостиной миссис Илз было приятно. Более того, это тепло уже через несколько минут вызвало у инспектора ощущение духоты. Скрытые где-то трубы с горячей водой старались одолеть ненастье внешнего мира и, как он чувствовал, немало в этом преуспели. Окна были закрыты, и тяжелые шторы с петлями настолько загораживали скудный дневной свет, что Маллет едва ли смог бы осмотреться вокруг без помощи электрического освещения, которое горничная, к счастью, включила, прежде чем его покинула.

«Гм, — сказал он самому себе, оглядываясь. — Сдается мне, ночью это место будет смотреться лучше, чем днем».

Это оказалась довольно большая комната, но обилие вещей заставляло ее казаться меньше, чем она была на самом деле. Модное повальное увлечение в эти дни пустыми пространствами и чистыми, строгими линиями, очевидно, не коснулось миссис Илз. Здесь не было ничего, не являвшегося округлым, мягким, не украшенным кисточкой или бахромой. Ковер, покрывавший пол от стены до стены, был толще и тяжелее, чем положено любому ковру, огромная софа завалена подушками чудовищных размеров. Ото всего в этой комнате веяло атмосферой дорогого и бесхитростного уюта. По небольшой стопке газет с хроникой светской жизни на приставном столике можно было заключить, что ее обитательница в свое время научилась читать.

Маллет хмыкнул. «И конечно же никаких книг, — отметил он про себя, — что характерно. — Он окинул взглядом стены. — И никаких картин, что не настолько характерно. Интересно, почему?..» Потом присмотрелся повнимательнее. По обе стороны от зеркала и над каминной полкой участки обоев выглядели чуть более светлыми на общем фоне — на этих местах прежде явно висели картины. Над ними до сих пор свисали для них крюки. Маллет мысленно вернулся к развязному швейцару и равнодушной горничной, собирающейся уволиться. Все указывало на то, что миссис Илз испытывала денежные затруднения, причем, видимо, настолько серьезные, что распродавала вещи. «Что-нибудь еще исчезло?» задался он вопросом. Казалось, едва ли возможно, чтобы эта битком набитая комната могла вмещать в себе что-то еще, но в ходе недолгих поисков выяснилось, что дело именно так и обстоит. Незаинтересованная горничная, очевидно, уже несколько дней пренебрегала своими обязанностями, потому что строй разнородных антикварных безделушек и не имеющих названия objets d'art^[13], загромождавших каминную полку и журнальный столик, покрыл тонкий слой пыли. Однако то тут то там маленький кружок сравнительно чистой поверхности свидетельствовал о том, что не так давно их ряды поредели. Маллет без труда насчитал полдюжины таких молчаливых свидетелей. Возможно, недавно тут стояли статуэтки из яшмы и слоновой кости, какие-то фарфоровые фигурки, но они были принесены в жертву необходимости.

— Ради бога, извините, что заставила вас столько ждать, — раздался голос у него за спиной.

Инспектор повернулся. Миссис Илз с дрожащей улыбкой на губах подошла к нему, протягивая руку.

— Вы, конечно, пришли насчет бедняжки Помпи? — начала она.

— Помпи? — Маллет на какой-то момент пришел в замешательство.

— О, как глупо с моей стороны, конечно же я имею в виду мистера Баллантайна. Просто я ласково называла его этим уменьшительным именем Помни. Глупости, конечно, все эти ласкательные имена, правда, мистер… э-э-э…

— Маллет, — представился он.

— Маллет, большое спасибо. Баллантайн порой так важничал, что оно, по-моему, ему очень подходило. А теперь он… — Она приложила носовой платок к губам. — О боже! У меня просто язык не поворачивается об этом говорить.

— И все-таки, мадам, боюсь, я вынужден буду просить вас поговорить об этом, — сказал инспектор. — Я расследую убийство мистера Баллантайна, и я здесь для того, чтобы выяснить, способны ли вы пролить на это какой-то свет.

— Конечно да. Мне нужно крепиться. Хотя не знаю, какой уж там свет способна я, бедняжка, пролить. Спрашивайте меня все, что хотите. Давайте сядем здесь и устроимся поудобнее. — Она уселась на софу и похлопала по месту возле себя, приглашая его устроиться рядом.

Маллет совсем не возражал против того, чтобы занять место возле нее. Он относился к такого рода мужчинам, которые не допускают, чтобы на их суждения повлияло соседство привлекательной женщины, даже если ее чары усилены экзотическим ароматом и нарочито нескромной демонстрацией шелковых чулок. С его точки зрения, гораздо важнее было то, что миссис Илз расположилась так, что свет от стоявшего у тахты торшера попадал на нее. Сам он оказался в полутьме, откуда ему было удобно ее изучать.

Подобно своей гостиной, миссис Илз, вероятно, наилучшим образом выглядела при искусственном освещении. Возникало ощущение, что дневной свет поступил бы слишком немилосердно с морщинками беспокойства и нервозности в уголках ее глаз и рта, сделал бы слишком явным, что ее тонкая шея уже стала чуточку излишне жилистой. Но в данный момент Маллет, безусловно, видел перед собой красивую женщину. Она была в черном, этот цвет восхитительно оттенял белизну ее кожи. Тщательно нанесенная косметика объясняла то долгое ожидание, на которое она обрекла инспектора. Маллет прикинул ее примерный возраст, но вскоре оставил свою попытку и обнаружил, что вместо этого следит за завораживающей игрой ее выразительных карих глаз и тонких белых рук, казалось, ни то ни другое не в состоянии оставаться в покое ни единое мгновение.

— Курите? — поинтересовалась миссис Илз, открывая пачку сигарет с золотыми мундштуками. — А, вы, наверное, предпочитаете ваши собственные? У мужчин всегда так, да? Но я закурю одну, если вы не против. Итак, мистер Маллет, как я полагаю, вы хотите услышать все о бедном Помпи. Конечно, для меня это стало ужаснейшим потрясением, и я могу сказать вам, здесь и сейчас, что не имею ни малейшего представления о том, как это могло случиться. Знаете, это… это очень тяжело, особенно теперь, — добавила она, и в первый раз сквозь стойкую жизнерадостность в ее голосе пробилась искренняя горькая нотка.

— Как мне представляется, смерть мистера Баллантайна сильно ударила по вашему финансовому положению? — предположил Маллет.

Миссис Илз кивнула.

— Арендная плата за эту квартиру внесена до конца года, — сообщила она. А потом… Ну, в общем, это будет очень нелегко, вот и все. Помпи всегда говорил, что отпишет мне что-нибудь приличное по завещанию, но теперь вряд ли кому-то что-то перепадет, правда? Впрочем… Боюсь, это не особенно вам пригодится, мистер Маллет?

— В делах такого рода, — веско проговорил инспектор, — всегда важно знать, кто выгадает от убийства. То, что вы мне рассказываете, представляет важность с точки зрения, скажем так, отсева.

— Вы имеете в виду, что я?.. Да, пожалуй, можно было бы и догадаться. Когда убит мужчина, его любовница, естественно, попадает под подозрение. Миссис Илз произнесла это режущее слух слово вызывающим тоном. — Но в данном случае если какая-то женщина и проиграла в результате его смерти, так это я, только я.

Последовала пауза, после которой Маллет попросил:

— Не могли бы вы рассказать мне все о себе и мистере Баллантайне?

Она пожала плечами.

— На самом деле ужасно мало чего есть рассказать, — ответила она. — Мы какое-то время поддерживали знакомство от случая к случаю — мой муж в те дни был связан с ипподромом, и мы довольно часто встречались на скачках. В конце концов, примерно два года назад, Баллантайн снял эту квартиру и вот — нате вам.

— И с тех пор он жил здесь с вами?

— Да. Хотя, пожалуй, это было бы слишком категоричное утверждение. Он мог находиться здесь, ну, скажем, целыми неделями, а потом необъяснимым образом исчезал на некоторое время. Потом однажды звонил, просил с ним встретиться и пообедать где-нибудь, а после этого возвращался сюда и оставался — либо на одну ночь, либо опять на довольно долгий срок. Он был во многом непредсказуемым человеком. Я не знаю, куда он отправлялся в промежутках. Хотя тут была его штаб-квартира, и, конечно, она была всегда готова его принять — когда бы он ни пожелал ею воспользоваться.

Эта фраза пробудила какой-то отголосок в памяти Маллета. Где он раньше слышал нечто очень похожее? Ну конечно же миссис Баллантайн произнесла почти те же самые слова, давая показания во время расследования. И Маунт-стрит, и Белгрейв-сквер были открыты для Баллантайна, но он выбрал смерть на Дейлсфорд-Гарденз! Эти размышления породили его следующий вопрос:

— Он когда-нибудь упоминал при вас о Дейлсфорд-Гарденз или о Колине Джеймсе?

— Никогда. Я в этом уверена. Он вообще не особенно распространялся на посторонние темы.

— А вы никогда не пытались выяснить, куда он отправлялся «в промежутках», как вы выразились?

— Нет. Конечно, иногда я догадывалась. Он всегда был ходок, этот Помпи. Я никогда не рассчитывала на то, что он будет всецело принадлежать мне. Знаю, это звучит как-то по-кошачьи, мистер Маллет, но я не хочу строго его судить. Просто он был создан таким. Знаете, во многих отношениях Баллантайн был просто чудесный. Люди не понимали его, и для жены он был холодным как лед, но Баллантайн был готов в лепешку расшибиться для тех, кто знал, как его умаслить. — Она вздохнула, а потом, обратив свои лучистые глаза на инспектора, пылко проговорила: — Я уверена, что тут замешана какая-то женщина! А иначе зачем бы он пошел в такое скверное место?

— Нет никаких доказательств присутствия какой-либо женщины в доме на Дейлсфорд-Гарденз, — напомнил ей Маллет. — Но существуют свидетельства того, что он, возможно, подумывал о том, чтобы покинуть страну, примерно в то время, когда его убили. Что вы на это скажете, миссис Илз?

Миссис Илз зарделась, выпрямилась и покачала головой.

— Нет, это невозможно, — пробормотала она. — Он не сделал бы этого, не рассказав мне. В конечном счете я была человеком, который больше всего значил в его жизни, сколько бы в ней ни было разных других. Мистер Маллет, продолжила она, повышая голос, — вы не заставите меня поверить, что Помпи намеревался бросить меня в трудном положении. Говорю вам, я была его… его… Мы не делали из этого тайны, — это был совершенно открытый роман. Все знали, что мы принадлежим друг другу!

— Включая вашего мужа? — сухо осведомился Маллет.

Неожиданно остановленная в самый разгар своего красноречия, миссис Илз умолкла на какой-то момент, а ее румяные щеки медленно побледнели.

— Ах, Чарльз! — произнесла она наконец тоном, который мог означать что угодно. Потом выдавила из себя смешок: — Ну да, включая и его тоже, как я полагаю. А что, это так уж важно? Я имею в виду, ведь не захотите же вы слушать обо всех подробностях брака, который… который был сплошным недоразумением, правда, мистер Маллет?

Призыв о сочувствии был выполнен искусно, но инспектор его проигнорировал.

— Безусловно, я должен узнать все, что только можно, об отношениях между вашим мужем и мистером Баллантайном, — пояснил он.

— Но их, естественно, не было!

— Следует ли мне понимать это так, что вы совершенно отделились от вашего мужа, вступив в связь с мистером Баллантайном?

Для миссис Илз явно оказалось несколько затруднительным ответить на этот вопрос. В первый раз в ходе разговора тень испуга промелькнула в ее широко раскрытых глазах. Прежде чем она успела ответить, Маллет помог ей выйти из сложного положения.

— Видите ли, — мягко сказал он, — мы уже знаем, что не более чем за две недели до смерти мистера Баллантайна вы снова стали видеться с мужем. Как-то не похоже на то, что между вами произошел окончательный разрыв, правда?

Хорошо подгаданное по времени разоблачение возымело свое действие. Инспектор был уверен: миссис Илз была на грани того, чтобы солгать, хотя с какой целью, он до сих пор не знал наверняка. А пойдя один раз на обман, она так и шла бы, спотыкаясь, от одной неправды к другой и навсегда утратила бы ценность рассказчика, способного что-что добавить к истории, в которой он пытался увязать одно с другим. Теперь напряжение спало, и миссис Илз снова заговорила бойко, естественно, хотя нотки страха нет-нет да и проскальзывали в ее ровном голосе.

— Нет, — сказала она. — Не было никакого окончательного разрыва. Боюсь, это несколько сложно выразить словами. Конечно, наш брак практически распался к тому времени, когда я повстречалась с Помпи, а иначе этого никогда бы не случилось. Но что в действительности его разрушило, так это просто деньги — конечно, я имею в виду их отсутствие. Боюсь, это звучит довольно жестоко, но факт есть факт. Мы… мы всегда были очень привязаны друг к другу, хотя, безусловно, это не был брак по любви. Но мы оба не отличались экономностью, а я… — она оглядела комнату и устроилась поглубже среди подушек, — я, как видите, люблю мало-мальский комфорт. Я не создана для того, чтобы жить на хлебе, сыре и поцелуях. Когда наличность иссякает, жизнь состоит из одних скандалов. Так что, когда подвернулся этот шанс, я заявила Чарльзу, что должна им воспользоваться. Знаю, это было несколько жестоко по отношению к нему, но он меня понял.

— Вы не возражаете, если я закурю трубку? — невпопад спросил инспектор.

— О, нисколько. Пожалуйста. Мне нравится смотреть, как мужчина курит трубку.

Ум миссис Илз реагировал на определенные раздражители с безотказностью автомата со щелью для пенса. В ответ на вопрос Маллета подходящее клише выскочило почти что само по себе.

Отгороженный уютным облачком табачного дыма, инспектор пытался нарисовать в воображении ситуацию, которую описывала миссис Илз. Двое эгоистичных, ленивых людей связаны брачными узами, которые становятся все менее прочными, по мере того как их деньги тают. Затем жена спокойно объявляет, что она собирается жить с мужчиной, который сможет содержать ее в комфорте… А муж? Как он на это отреагировал? Как на это отреагировал бы такой человек, как капитан Илз?

— И какие же условия выдвинул ваш муж, соглашаясь на такое положение вещей? — поинтересовался он.

— Условия? Я не понимаю…

— Но, миссис Илз, — произнес Маллет тоном мягкой укоризны, — неужели вы хотите, чтобы я поверил, будто ваш муж дал этому случиться просто так, не попытавшись ничего извлечь для себя?

Она покачала головой:

— Боюсь, что Чарльз мало что извлек для себя из этого. Мистер Маллет, вы просто понятия не имеете, до чего мне претит говорить так о моем муже, но это была очень трудная ситуация для нас обоих, не так ли? Я уверена, что вы, по роду вашей профессии, научились смотреть на эти вещи гораздо шире, чем другие люди. Так вот, я пообещала Чарльзу, что я сделаю для него что смогу, и действительно пыталась ему помочь, многими способами, но очень мало смогла сделать. У меня никогда не было каких-то сумм, заслуживающих упоминания, чтобы давать ему. Помпи по-своему был очень щедрым, но он всегда хотел знать, на что ушли деньги, а это, ей-богу, было для меня самым трудным. И для Чарльза тоже, конечно. Бедняжка, что он мог поделать?

— Конечно, он мог развестись с вами и получить огромную компенсацию через суд, — нетерпеливо пояснил Маллет. — Он смотрел на миссис Илз, говоря это, и что-то в выражении ее лица побудило его добавить: — Или не мог?

— Нет, мистер Маллет, — ответила она голосом чуть громче шепота. — Вот этого-то он как раз и не мог. О! — Она внезапно разразилась страстной тирадой: — Я считаю, что наши законы о разводе чудовищно несправедливы, самая несправедливая вещь из когда-либо придуманных! Они просто созданы для того, чтобы делать людей несчастными и вынуждать их нарушать закон, если они хотят прилично выглядеть! Как будто после стольких лет в сумасшедшем доме это жалкое создание вообще можно было считать живым! И почему никто ничего с этим не сделает, хотела бы я знать?!

Маллет выслушал эту пустую болтовню с бесстрастным лицом. А когда она закончилась, проговорил как ни в чем не бывало:

— Капитан Илз не мог с вами развестись потому, что он уже был женат?

— Да.

— Его первая жена находится в психиатрической лечебнице?

— Да.

— И таким образом, ваш брак с ним не имел юридической силы и квалифицировался как двоеженство?

— Да. И сейчас, как я полагаю, все это вылезет наружу. — Теперь она плакала или, во всяком случае, с величайшим артистизмом имитировала плач.

— Возможно, — не стал спорить Маллет. — Но я расследую убийство, а не двоеженство. Вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы отвечать на дальнейшие вопросы?

Миссис Илз приподняла лицо над подушками, в которых его прятала, и принялась с величайшей энергичностью пудрить нос.

— Да. Пожалуйста, продолжайте, — отозвалась она. — Простите, что я так глупо себя веду, но вы ведь понимаете, как тяжело мне приходилось, правда, мистер Маллет?

— Вполне, — сказал инспектор, чувствуя при этом всю неадекватность ответа. — А теперь, — продолжил он, — я должен спросить вас вот о чем: когда вы узнали, что ваш муж уже женат?

— Увы, не тогда, когда выходила за него замуж, — быстро ответила она. — Я клянусь!

— А когда?

— О, гораздо позже — менее двух лет назад.

— Понятно. Значит, это случилось уже после того, как вы стали жить с мистером Баллантайном?

— Да.

Маллет поджал губы. Ему показалось, что кое-что проясняется.

— Это мистер Баллантайн вам рассказал? — спросил он.

Миссис Илз кивнула.

— Наверное, он знал про это с самого начала, — пробормотала она как бы самой себе.

— Но рассказал вам об этом, когда ваш… когда капитан Илз начал угрожать бракоразводным процессом? — продолжил за нее инспектор.

Миссис Илз промолчала. Но Маллету и не было нужды вытягивать из нее ответ. Теперь ситуация стала ему совершенно ясна. Очевидно, супружеская чета наметила Баллантайна в качестве своей жертвы с самого начала. Илз позволил или даже поощрял «жену» на то, чтобы окрутить финансиста, намереваясь с самого начала заставить его дорого заплатить за свое удовольствие. Но Баллантайн оказался слишком умен для него. У человека с его положением было предостаточно возможностей покопаться в прошлом любого. Поэтому, когда его попытались шантажировать, он выслушал требования Илза не моргнув глазом и пригрозил, что выведет будущего истца на чистую воду как двоеженца. Это был трюк, который вполне согласовывался со всем тем, что он, Маллет, слышал о характере Баллантайна. Лишь одно обстоятельство оставалось неясным. Говорила ли миссис Илз правду, когда заявила о своем неведении относительно первого брака ее мужа? Если так, то, возможно, она тоже жертва его заговора в той же мере, в какой должен был по замыслу Илза стать и Баллантайн. В конце концов она предпочла остаться с Баллантайном, наслаждаясь всеми благами, которые он мог ей дать, в то время как Илз остался с носом, облапошенный, обнищавший и донельзя обозленный человек — возможно, человек, вынашивавший в своем сердце мысль об убийстве.

«Но зачем же ждать два года?» — спросил Маллет самого себя и не нашел в тот момент ответа. Он снова повернулся к миссис Илз.

— Несмотря на это открытие, вы продолжали помогать вашему мужу по мере возможности? — спросил он.

Она кивнула:

— Понимаете, он ведь был моим мужем. Я не могла допустить, чтобы такая случайность что-то изменила, правда?

Маллет с трудом сдержал улыбку. Простодушие ответа обезоруживало.

— И чем же именно занимался ваш муж на протяжении этих двух лет? — задал он следующий вопрос.

Миссис Илз пожала плечами.

— Я никогда этого точно не знала, — беззаботно проговорила она. — Думаю, торговал за комиссионные. Я знаю, одно время он пробовал торговать автомобилями. Потом это были шелковые чулки — все, что подворачивалось. Он всегда ужасно нуждался.

— Где же он жил?

— О… в разных местах, по-моему.

— Включая и это, когда мистер Баллантайн отсутствовал?

— Нет. Он приходил сюда только днем, когда точно знал, что Помпи здесь нет. Конечно, это было немного трудновато. Очень часто мы ели вместе, а если у него была работа, он мог заниматься ею здесь.

Инспектор оглядел комнату.

— Здесь? — уточнил он.

— Я имею в виду в кабинете Помпи.

— Но после смерти мистера Баллантайна капитан Илз жил в этой квартире, не так ли?

— Ну да, — беспечно ответила миссис Илз. — Но ведь это совсем другое дело, правда?

Маллет не стал высказывать своего мнения. Представления миссис Илз о правилах приличия были выше его понимания, и ему оставалось только радоваться, что разбираться в них — не его компетенция. Вместо этого он поднялся и спросил:

— А вы не покажете мне кабинет?

— Боюсь, там особенно не на что смотреть, — ответила миссис Илз. — Помпи никогда не держал здесь личных бумаг. Иногда он приносил из конторы документы для работы, но всегда забирал их с собой на следующее утро.

Они вошли в кабинет — маленькую, скупо обставленную комнату, которая являла собой разительный контраст с той, которую они только что покинули. На письменном столе не было никаких бумаг, не считая нескольких листов. На некоторых из них, как заметил инспектор, был проставлен адрес квартиры, на других — названия различных компаний, с которыми был связан Баллантайн.

— Конечно, я никогда не знала, какой работой он занимается, — продолжила миссис Илз. — Он хранил все свои бумаги в большом «дипломате», который всегда был заперт.

Маллет воздержался от вопроса, откуда ей об этом известно. Очевидно, Баллантайн никогда не рисковал со своей избранницей.

— Я вижу там пишущую машинку, — заметил он. — Мистер Баллантайн ею пользовался?

— Да.

— И капитан Илз тоже?

— Изредка.

— А могу я сейчас ею воспользоваться? — Он внимательно наблюдал за ней, когда произносил это.

— Да, конечно, — ответила она, явно удивленная его просьбой.

Инспектор взял лист бумаги с названием «Лондон энд империал эстейтс компани» и с грехом пополам, поскольку он не был большим мастаком по этой части, отстучал по памяти текст письма, заставившего его совершить поездку в Брайтон.

— Благодарю вас, — сказал он, когда закончил. — У меня к вам осталось совсем немного вопросов. Когда вы в последний раз видели мистера Баллантайна?

— За несколько дней до того… до того, как его нашли.

— Не могли бы вы сказать поточнее? В какой день недели это было, вы не помните?

— Во вторник или в среду, кажется… в среду, я почти уверена.

— Мы знаем, что он был жив в четверг и в пятницу той недели. Вы не видели его в какой-то из этих дней?

— Нет… в том месяце я очень мало с ним виделась.

— Может быть, вы получали от него какие-то известия?

— Нет.

— Благодарю вас. А теперь не будете ли вы так любезны сообщить мне, что мистер Дюпин делал здесь сегодня утром?

— Мистер Дюпин?

— Именно это я и сказал.

— Я… я, ей-богу, не знаю. — Ее голос дрогнул. — Он приходил увидеться с моим мужем. Они ушли вместе.

— Я это знаю, — строго произнес Маллет. — Но это не ответ на мой вопрос. Что они делали вместе?

— Я не знаю, — повторила миссис Илз с отчаянием в голосе. — Честно не знаю. Я… я бы и рада была узнать. Но он никогда мне не говорил.

— Ну а известно ли вам, так или иначе, что капитан Илз каким-то образом был связан с мистером Дюпином?

— Да.

— Как долго?

— Ну, по-моему, несколько месяцев. По меньшей мере, с прошлого лета.

— Вы не упомянули об этом только что, когда я вас спрашивал, — напомнил ей Маллет.

— Простите, я не думала, что это имеет какое-то значение, — последовал неубедительный ответ.

— Но это были какого-то рода деловые отношения, по всей видимости.

— Да, только бесполезно спрашивать меня, в чем они заключались, потому что я просто не в состоянии вам сказать. Он всегда был ужасно скрытен на этот счет. И это… это сильно меня пугало.

— А чего тут было пугаться?

Миссис Илз слегка поежилась.

— Дюпин, — пробормотала она. — В нем есть что-то ужасное. Я его до смерти боюсь.

Несколько минут спустя Маллет удалился, унося в голове свежие факты и впечатления, а в кармане — листок бумаги с напечатанным на нем текстом. В ходе дальнейших расспросов так и не удалось выудить у миссис Илз еще что-то относительно характера тех дел, которые были у ее мужа с Дюпином, и то, как она настаивала на своем неведении, убедило детектива в ее искренности. Ему удалось выяснить лишь одно, дело, в чем бы оно ни состояло, включало в себя какую-то поездку за границу, но куда или когда совершались поездки, она не могла или не пожелала сказать.

Из маленького кабинета Маллет вышел в коридор, ведущий к входной двери. Когда он оказался за дверью, колыхание юбок за углом сообщило ему, что насупленная служанка не настолько уж равнодушна к делам своей хозяйки, как ему показалось. Он нагнал ее в прихожей.

— Вы подслушивали под дверью, как я полагаю? — спокойно проговорил он.

— Да, — с вызовом ответила она. — И более того, я могу вам кое-что рассказать.

— Слушаю вас.

— Я знаю, когда капитан ездил за границу, и она тоже, что бы там ни говорила.

— Не будем сейчас о вашей хозяйке. Откуда вы знаете?

— Я слышала, как он об этом говорил, — так же, как я только что слышала вас, понимаете? «Я отправляюсь в небольшую заграничную поездку сегодня ночью», — сказал он так же ясно, как это сейчас говорю я.

— Когда это было?

— Утром, когда он пришел с ней повидаться.

— Но в какое утро? — Маллет начал раздражаться.

— В пятницу 13-го, — ответила горничная с мрачной убежденностью. — Такую дату так сразу не забудешь. А что касается поездки, то я могла бы ему сказать, что ничего хорошего из нее не выйдет.

На лице Маллета не промелькнуло ни тени эмоций, и девушка, жадно всматривавшаяся в него, чтобы выяснить, какой эффект произвело ее разоблачение, явно была разочарована.

— Это правда, то, что я вам рассказываю! — заверила она.

Инспектор не отреагировал на ее утверждение. Вместо этого спросил:

— Как ваше имя?

— Мое-то? Дауэс, Флоренс Дауэс, и я…

— Нам могут понадобиться ваши показания. Где вас можно найти?

— Да уж не здесь! Как только эта неделя закончится, тут меня вы не найдете. Это я могу вам пообещать! — зло выпалила она.

Все такой же невозмутимый, Маллет взял на заметку адрес, которой она ему сообщила, и выбрался на мокрую и обдуваемую ветром улицу. «Если бы миссис Илз продала еще несколько вещей, чтобы заплатить жалованье своей служанке, — пробормотал он самому себе, шагая по залитому потоками воды тротуару, — она избавила бы себя и своего мужа от крупных неприятностей».