14

Джим стоял за односторонним стеклом. Угол обзора позволял видеть лицо инспектора Скиннер и фигуру подозреваемого. В этом человеке Джим узнал мужчину, который пытался увести Дина. Йен Кокс заметно нервничал. Джим рассматривал его тщательно подбритые бакенбарды и недавно отремонтированные очки. Детектив знал, что сказал бы его сын: «Йен Кокс не похож на убийцу». Но Джим также знал, что бы на это ответил: «Ты бы удивился, если бы увидел, как выглядят иные убийцы».

– Однажды я пытался написать детективный роман, – рассказывал Йен Кокс. – Год я посвятил подготовке и планированию. Я читал по дороге на работу и обратно. Читал во время обеда и за рабочим столом, а мой начальник свято верил, что я руковожу продажами виагры в Бразилию или прозака в Индию. Я читал в ванне, когда приезжал домой, читал, прежде чем заснуть. Свет настольной лампы просто выводил мою жену из себя. Вы записываете?

– Нет, – ответила инспектор Скиннер. – Это не та тема, которая меня интересует.

– За год я прочел около двух сотен детективных романов и пять руководств по написанию детективов. Я впитал все правила и начал создавать свой детективный мир. Я придумал ищейку, жертву, но, когда речь зашла об убийце, оказался в тупике.

– Почему?

– Меня сбивал с толку мотив убийства. Когда дошло до дела, я не мог придумать достаточно серьезной причины, по которой преступник нанес решающий удар. Сама концепция убийства была мне неподвластна. Однако это было еще до смерти моей жены и до встречи с Поппи Раттер…

– Как вы познакомились с Поппи Раттер?

– Полгода назад моя жена проиграла неумолимое сражение с раком легких. Ужасно наблюдать, как близкие умирают от рака, но ожидание смерти еще более ужасно. Жизнь приостанавливается. Горе приостанавливается. Тень нависает над всеми событиями. Печаль и смерть чувствуются в каждом блюде. Когда-то любимая музыка больше не заводит. Вы связаны с судьбой, которая неизбежна, но отдалена. Я почувствовал облегчение и при этом был совершенно раздавлен, когда Мэгги наконец умерла. Эти две эмоции довлели надо мной, разрывая на части. Если во мне и оставалась какая-то энергия, то и она была уничтожена. У меня не было сил идти дальше. Не было сил даже на то, чтобы покончить с собой. Я просто лежал в кровати и молил о смерти. Даже мои кости, казалось, были мертвы.

Через неделю по почте пришло письмо: на конверте я узнал резкий почерк Мэгги. За несколько недель до кончины она написала это письмо и отдала другу вместе с указанием послать его мне после ее смерти.

В письме Мэгги говорила, что запрещает мне разваливаться на части. Говорила, что если я не продолжу жить, то предам наш брак. Жизнь должна продолжаться, и я должен найти свое счастье.

С этими словами, все еще звенящими у меня в голове, я позвонил на горячую линию для людей, попавших в безвыходное положение. На мой звонок ответил самый добрый голос. Голос наидобрейшего человека.

Я не уверен, как сложилась бы моя дальнейшая судьба, если бы мне ответил кто-нибудь другой. Поппи выслушала мой рассказ и сказала, что моя жена права: жизнь должна продолжаться. Она призналась: по моему голосу ей кажется, что я привлекателен, и добавила, что я должен оставаться сильным из уважения к своему браку.

Закончив рассказывать о себе, я все равно не мог прервать разговор. Я задал вопрос, и добрый голос рассказал о своей семье: о прекрасном сыне и об ужасном муже. Поппи сказала, что завидует Мэгги. Говорила, что мечтает, чтобы ее любили так же, как я любил свою жену. Она забыла, что такое любовь. Возможно, со стороны Поппи было эгоистично так говорить, но мне понравились ее слова. Слишком долго я был поглощен медленным угасанием жены. Рассказ о жизни других людей отвлек и освежил меня. Голос женщины, не угасающей от рака, вернул мне силы.

Наш первый разговор длился около четырех часов, на следующий день мы говорили столько же, на следующий – еще четыре часа. Мы избегали вспоминать источники наших несчастий и просто болтали о глупостях, делились воспоминаниями о школе, говорили о любимых фильмах. В основном это был легкий треп. Думаю, мы оба уже забыли о том, что можно вот так беззаботно болтать.

Компания, на которую я работаю, продает болеутоляющее по всему миру. Но добрый голос Поппи стал лекарством, которое утолило мою боль. Благодаря ей я почувствовал себя сильным.

Поппи предложила встретиться. Она выглядела не так, как я себе представлял. Я думал, она будет похожа на мою жену, как бы странно это ни звучало. Я с облегчением увидел, что между ними нет ничего общего. Поцелуй Поппи был таким бодрящим и незнакомым!

Именно Поппи продвинула наши отношения вперед. Очень скоро она сообщила, что хочет построить новую жизнь со мной. Мы договорились, что она бросит мужа и я буду о ней заботиться. Она показала мне фото Дина. Мэгги не могла иметь детей. Я пообещал любить Дина как собственного сына. Я снял для нас квартиру и начал подыскивать школу для мальчика. Мне казалось, что все происходящее – знак судьбы. После смерти Мэгги я думал, что это имеет смысл.

Все было готово. В понедельник я приехал, чтобы забрать Поппи и Дина. Прекрасным июльским днем мы должны были отправиться в наше новое жилище в Уэртинге. Я даже выставил свой дом на продажу и пообещал Поппи купить новый дом, который она выберет. Я сказал, что потрачу все унаследованные средства на нее и на Дина, на нас! На самом деле это были деньги Мэгги. Ее отец владел магазином в Найтсбридже. Мэгги, должно быть, переворачивается в могиле…

– Поппи вытянула из вас много денег?

– Я платил за всякие мелочи: за номер в отеле и обслуживание. Я не давал ей наличными крупных сумм. Нет, Поппи не была охотницей за деньгами, ничего такого! Она была просто беззаботной и эгоистичной, слишком склонной к манипулированию беззащитным человеком. Наличие у меня средств подтолкнуло ее к тому, чтобы уйти из семьи. В понедельник утром Поппи прислала мне сообщение. Сказала, что нервничает и не знает, как сказать обо всем мужу. Я посоветовал ей сконцентрироваться на хорошем: на новой жизни со мной. Она так и не ответила. Ее муж был драчуном и бил не только словами, но и кулаками. И Поппи предпочла его мне!

– Вы когда-нибудь встречались с Дином?

– Нет, вплоть до ночи убийства.

Когда по лицу мужчины побежала слеза, инспектор Скиннер не предложила ему салфетку. Йен попросил воды, но ему было отказано. Он сможет попить, когда они закончат.

– Значит, Поппи пообещала вам новую жизнь, а потом подвела. И что вы почувствовали?

– Мне хотелось ее наказать! Она нарушила обещание, и я опять остался ни с чем! Даже хуже! Я позвонил на горячую линию для людей, оказавшихся в отчаянном положении. Мне просто хотелось, чтобы кто-то меня выслушал. Но вместо того, чтобы выслушать, Поппи Раттер меня использовала! Я чувствовал себя покинутым. Моя жизнь и так полетела к чертям, а Поппи заставила меня еще раз все это пережить. Она сломала меня вторично.

– Как вы ее убили?

– Когда в понедельник днем она вышла из моего фургона, я сразу же поехал домой и проглотил столько таблеток, сколько поместилось в мою ладонь. Я хотел умереть, но у меня не хватало смелости пустить машину с утеса. Я думал, что умер, но вечером очнулся на полу в ванной. Голова раскалывалась, зрение туманилось…

– Какие именно таблетки вы приняли?

– Антидепрессанты. Я крал их на работе и сам лечил себя после ухода Мэгги. Когда мое зрение нормализовалось до такой степени, что я мог сесть за руль, я сразу поехал в Брайтон. К тому времени была уже ночь. Я удивился, что меня никто не остановил. Я припарковал фургон недалеко от дома Поппи. Был понедельник, и я понял, что она работает на горячей линии. Я позвонил и попросил ее к телефону, но меня не соединили. Поэтому я ждал, пока она вернется домой. Поппи прошла мимо моего фургона. Я помахал ей, но она посмотрела сквозь меня, словно я был ошибкой, о которой она с легкостью забыла.

Инспектор Скиннер вторично отказала мужчине в стакане воды.

– А потом Поппи стала главной участницей изуверского представления! Я стоял на тротуаре и наблюдал за счастливой парой в гостиной. Они за что-то поднимали бокалы. Уверен – она знала, что я за ней наблюдаю! Поппи так поцеловала мужа, что я понял: она никогда не будет моей. Я чувствовал себя преданным! И вдруг появился Дин. Я не знал, что он делает один в такое время на улице, но решил воспользоваться представившейся возможностью. Было непросто привлечь его внимание. Я сказал, что потерял собаку, однако это не сработало. Тогда я схватил мальчика за руку и собирался украсть его на одну ночь, чтобы показать Поппи, как больно, когда теряешь того, кого любишь больше всех на свете! Но сосед остановил меня и заставил отпустить мальчика.

Инспектор Скиннер сделала пометку.

– Продолжайте рассказывать. Что было дальше?

– Я немного погулял по округе. Я был ошеломлен и чувствовал себя беспомощным. А затем заметил, как прямо на меня идет муж Поппи – Терри Раттер! Он так громко топал, что я подумал: «Он спешит за мной», – но Раттер прошел мимо. Я вернулся к фургону и взял разводной ключ. В окне гостиной я видел Поппи. Она плакала. Я позвонил в дверь и встал у окна. В конце концов она меня впустила.

– И что было потом?

– Я дал Поппи еще один шанс, сказал, что сейчас мы можем убежать. Когда она отказалась, я ударил ее и продолжал бить, пока она не перестала двигаться. Теперь я понимаю, что такое совершить убийство. Поппи Раттер разбудила во мне убийцу!

– Для протокола: вы признаётесь в убийстве Поппи Раттер?

– Да, я ее убил.

– Вы убили ее в гостиной.

– На кухне. Подальше от любопытных глаз: с улицы все видно. Я собирался выйти сухим из воды.

Инспектор Скиннер по крайней мере минуту изучала свои записи.

– Расскажите, как именно вы ее убили.

Детектив заставила Йена Кокса восстановить сцену убийства, показать, какой рукой под каким углом он наносил удары, и описать положение тела после падения.

– Почему вы решили признаться именно сейчас? – спросила инспектор, когда все вернулись на свои места.

пить с Дином.

– Где сейчас разводной ключ?

– Я выбросил его в море, когда ехал обратно в Уэртинг. Могу показать на карте.

По пути домой Джим пересказал признание Йена. Бруно попросил отца дважды повторить, попутно задавая вопросы и уточняя значение слов.

– О чем ты думаешь? – спросил Джим, пока машина катилась по Сэнт-Эндрю-роуд.

– О разводных ключах, – ответил Бруно. – У нас есть такой дома?

– Возможно, а что?

– Не думаю, что Йен это сделал.

– Но он же признался! – воскликнула Хелен. – Дело закрыто.

– Он лжет, – ответил Бруно. – Его версия событий противоречит рассказу Терри Раттера.

– Зачем ему лгать? – спросила Хелен, глуша двигатель.

– Откуда у него вообще взялся разводной ключ? – спросил Бруно. – Он же продает лекарства!

– Может, у него течь в ванной? – предположил Джим.

– Мы можем поехать к нему домой? – спросил Бруно. – Я могу работать под прикрытием и выступить в роли слесаря!

– Он признался! – повторила Хелен. – И больше эти события не повлияют на летние каникулы!

– Разве он похож на убийцу? – задал вопрос Бруно. – Во что он был одет, когда признался?

– В кардиган и обувь для бейсбола.

Джиму понравилось выражение лица сына: глядя в зеркало заднего вида, мальчик скривился, словно съел кислую конфету.

– А вообще, бьют ли люди других людей разводными ключами? – спросил Бруно. – Он так и сказал: «бил»?

– Да. А какое слово употребил бы ты?

– И почему Поппи впустила его? – продолжал спрашивать Бруно.

– Ее только что изнасиловал муж, возможно, ей нужна была…

– Хватит! – закричала Хелен, напугав сына. – Простите, – произнесла она, взяв себя в руки. – Но вы делаете ситуацию еще хуже, чем она есть.

Члены семьи Глью вышли из машины и некоторое время стояли, глядя на дом Раттеров. Внешний вид здания начал меняться, красный кирпич потемнел. Казалось, дом наклонился вперед, так, словно отсутствие тепла и хозяев поколебало его нерушимость. Или же дома, стоявшие по соседству, трясли дом номер двенадцать за бока. А может, дома номер четырнадцать и номер десять больше не могли переносить присутствие воинственного соседа.

– Дин скоро вернется? – поинтересовался Бруно.

– Отцу Дина еще могут предъявить обвинение в изнасиловании. Даже если убийство и раскрыто, не жди, что твой друг скоро объявится.

Мальчик на мгновение задумался об обещании, которое дал Дину. Еще раз взглянув на соседский дом, он последовал за родителями внутрь собственного дома.