Смелую и верную мысль высказала, между прочим, товарищ Барун, директор Детиздата Украины, по поводу Нины Чичильевой и ее «Альбома любви и страдания».

Для того, чтобы такие альбомы исчезли, Детиздат, по ее словам, должен без жеманной и лицемерной стыдливости напечатать для наших подростков доброкачественный (и вполне литературный) сборник любовных лирических песен. Девушки и юноши пятнадцати, шестнадцати и семнадцати лет жаждут стихов, где были бы опоэтизированы их любовные томления, желания, иллюзии, мечты. Но что дали мы нашим «отроковицам» и «отрокам», чтобы утолить их великую жажду? Ничего. Ни одного песенника, ни одной антологии. И этим самым мы толкнули их к трактирной цыганщине. Дадим же им сборник любовных стихов Пушкина, Фета, Полонского, Блока, Бернса, Беранже, Маяковского.

Но разве Нине Чичильевой не хватает только этого любовного сборника? Какие книги читала она? Много ли книг было у нее в раннем детстве? Увы, детская книга — все еще великая редкость, потому что спрос на нее небывалый, невиданный на нашей планете. Прежде только дети, принадлежавшие к интеллигентной верхушке, были обслуживаемы детскими книгами. А теперь и колхозники, и колхозницы, попадая в Москву, часами разыскивают по магазинам и книжным ларькам детиздатскую книжку для своих трехлетних потомков. Нельзя сказать, чтобы до настоящего времени Детиздат, хотя бы в малой мере, удовлетворял этот сказочно выросший спрос. Когда в Ленинграде был съезд педиатров, я получил от одной участницы этого съезда такое письмо: «Госиздат обещал устроить на педиатрическом съезде киоск детской книги. На полторы тысячи врачей выбросили сорок книг. Мне, увы, ни одной не досталось. Когда я уезжала из Уральска, мне был дан наказ от детей и родителей не возвращаться без (таких-то и таких-то) детских книг. Будьте добры, разрешите кое-что списать у вас. Врач Антонина Ивановна Лаушкина».

Таких писем я получаю десятки. И приходят ко мне уральские, архангельские, вятские люди со своими собственными карандашами, со своею бумагою и списывают моих «Бармалеев», списывают «Конька-Горбунка», списывают басни Крылова, словно мы живем в пятом веке и книгопечатание для нас недоступная роскошь. Но много ли можно распространить таких списков среди детей нашей бескрайной страны? Двести, триста, триста пятьдесят… А нуждаются в них миллионы. Миллионы детей все еще остаются без книги.

Вот, как мне кажется, одна из причин возникновения в школьной среде «альбомов любви и страдания».

Замечательно, что все стихи, которыми школьницы заполнили этот альбом, все без исключения записаны ими по слуху, по памяти, без какого бы то ни было соприкосновения с книгами. На это указывают многочисленные ошибки их записей: вместо «догорает камин» они пишут: «догорает камыш» (60), вместо «по темным аллеям», они пишут «по темным оленям» (97), вместо «скорблю» они пишут «корблюсь»:

Вместо «страстно» у них получается «страшно».

Все это — и многое другое — показывает, что стихи, входящие в состав этого сборника, восприняты не зрением, а исключительно слухом и памятью, а это, конечно, возможно только при полном бескнижье.