1

Приехав в Дмитров, я рассказал двум-трем работникам Канала, что должен идти на прием к самому Фирину. Они меня предупредили, что он обязательно пожелает меня видеть и будет расспрашивать и чтобы я не робел.

Я поднялся на гору в Борисоглебский монастырь. На втором этаже каменного дома — бывших монастырских келий — в большой комнате за столиками перед двумя дверьми сидело двое. На левой двери была таблица с золотыми буквами: "Начальник строительства канала Москва — Волга Л. И. Коган", на правой двери — "Начальник Дмитлага и заместитель начальника ГУЛАГа С. Г. Фирин".

Перед правой дверью за столиком сидел невысокий военный, он оглядел меня тем безучастно-холодным взглядом, с каким глядят следователи на заключенных. Его фамилия, а вернее псевдоним, была Онегин. Когда я назвал Буланова, он сразу оживился, записал мою фамилию, встал и прошел за дверь, тотчас же вернулся и коротко мне бросил:

— Пройдите.

Я вошел в просторный кабинет, показавшийся мне роскошным, с креслами, с диванами, с большим столом для заседаний. Сейчас у разных главнюков кабинеты куда роскошнее. За огромным столом в кресле сидел толстый военный с четырьмя ромбами в петлицах, черноволосый, с крупными еврейскими чертами лица. Его красивые черные глаза уставились на меня. Покачиваясь в кресле, он долго и молча смотрел на меня, словно гипнотизировал. Наверное, так смотрят ужи на застывших от страха лягушат. Сперва я тоже смотрел ему в глаза, но не выдержал и опустил. Он протянул мне свою чересчур мягкую, как батон хлеба, руку.

Привожу разговор почти дословно. Такое не забывается.

— Князь Голицын изволил пожелать поступить на работу на Канал? — спросил всесильный чекист.

— Да, — пролепетал я, — мне больше некуда. В Дмитрове живут мои родители.

— Почему же вы, когда вам в отделе кадров отказали, не обратились прямо ко мне, а сунулись окольными путями?

— Я считал, что это совершенно безнадежно.

Фирин протянул руку к странной конструкции металлической штуковине с трубкой на конце — не иначе, как изобретение заключенного горемыки-инженера. Я таких штуковин ни раньше, ни позднее не видывал.

— Начальника отдела кадров, — бросил Фирин в трубку, а через несколько секунд добавил: — Сейчас к вам явится князь Голицын, оформить его. — В трубке что-то зашуршало в ответ. — Я повторяю, оформить князя Голицына! — добавил Фирин, повысив голос.

Он отодвинул штуковину, вторично протянул мне свою мягкую руку и милостиво, как вельможа крепостному крестьянину, изрек:

— Желаю удачи.

Я поблагодарил и помчался в бюро наблюдений к Угинчусу, оттуда с бумажкой "О. К. прошу оформить" поспешил в отдел кадров. Там Осипов увидел меня через загородку, узнал и, не обращая внимания на стоявшую очередь, крикнул;

— Голицын, давайте заявление и документы!

И через каких-нибудь полчаса, заполнив восьмистраничную анкету, я стал участником великой стройки. Осипов дал мне подписать одну, напечатанную типографским способом узкую бумажку с грифом "сов. секретно". Привожу текст приблизительно: "Обязуюсь никогда, никому, даже самым близким родным ничего не рассказывать о данном строительстве. Если же это обязательство нарушу, меня ждет суровое наказание по статье такой-то Уголовного кодекса, как за разглашение важной государственной тайны".

Такую бумажку подписывал каждый поступающий на строительство, она подшивалась к его личному делу.