1
Полдень, солнце над головой, если бы не шляпа, так и глаз не открыть было бы, настолько оно яркое. Пахнет лошадиным навозом, горячей пылью и сквозь это — какими-то ярко-красными цветами, которыми неожиданно расцветился вьюн, затянувший церковную стену наполовину. Люди выходили из церкви кучками, болтая, прощаясь и раскланиваясь. Меня неожиданно остановил Евген, чуть придержав за рукав:
— Хотел бы завтра увидеть тебя в конторе, если не трудно. И тебя, Аглая, — обернулся он к молодой загорелой блондинке, идущей под руку с Верой следом за мной. — Будем решать, какую работу поручать Вере, так что хотелось бы, чтобы вы присутствовали.
— Во сколько? — спросил я.
— К полудню неплохо было бы, если не трудно, — сказал Евген. — Хоть официально ты уже не защитник, но…, - тут он замялся немного, — не хочу, чтобы потом говорили, будто я злоупотребил своими правами.
— Понимаю, — кивнул я.
Я и вправду его понял. Ситуация все же неординарная, Евген репутации узурпатора не хочет, и для него важно, чтобы о том, как все решено будет, знало как можно больше людей. Он уважаемый человек на острове и репутация ему важна.
— Придем, — сказала за меня Аглая. — Не сомневайся.
Евген улыбнулся сдержанно, коротко поклонился и пошел от нас, явно направляясь в контору, до которой отсюда было рукой подать. А Вера, Аглая и я, направились к стоящей под навесом коляске, в которой сидел на облучке негр Василий, однорукий и одноногий, работавший на семью Светловых как кучер и вообще во всех делах помощник.
— Расстроена? — спросила Аглая, когда мы все расселись на мягких, обитых белой парусиной диванах.
Василий свистнул негромко, хлопнул лошадь вожжами, коляска поехала.
— А как ты думала? — Вера даже носом шмыгнула. — Сидеть теперь все время на берегу?
— Ну, на берегу как бы даже не важней будет, — влез в разговор я. — Воспринимай это как продолжение образования, да и все. Деньги делаются не только в походах, но и в конторе, так ведь? Кстати, там, откуда я сюда попал, на того же купца пять лет надо учиться, — вдохновенно импровизировал я.
— Я здесь со скуки умру! — аж подскочила Вера от возмущения.
— Если работы много, то какая скука? — запустил я практически не отбиваемый мяч. — И вообще, Вера, нельзя получать все сразу. Могло быть вообще намного хуже, признали бы тебя несовершеннолетней и дяде под опеку отдали бы. И потом ты была бы в деле не второй рукой, как сейчас, а третьей, после Пламена.
— Пламен учиться продолжает, — буркнула девочка. — Он если в дело и войдет, то совсем потом, не скоро.
— Учиться? А на кого? — решил я чуть увести разговор в сторону.
— Географ и геолог. Вот он как раз в плаваниях постоянно будет.
Она сказала это словно в укор мне, как бы с намеком на то, что ей такая благодать теперь не светит. Но тронуло это меня очень мало. Вере пятнадцать, в этом возрасте три года вечностью кажутся, это лишь потом понимаешь, что пролетают они просто недопустимо быстро, а уж за делами и заботами так и вовсе.
— Ну ты скажи, — немного удивился я. — А мне обещают географа подсадить на яхту, без него нельзя. Не Пламена?
— Ему рано, — отмахнулась она, — еще три года учебы.
— Ну видишь, ему тоже три года. Успеешь.
— Вера, я вроде бы тоже с острова почти не выезжаю, — вмешалась в разговор Аглая. — И не очень страдаю, не заметила?
— У тебя работа такая…
— И у тебя теперь "такая", — оборвала ее Аглая. — Ты самого главного добилась — прав совершеннолетней, так что имей совесть и скромность. Уймись, прими как должное. Зато рядом со мной пока будешь, я этому очень рада, — добавила она, обняв девочку за плечи и притянув к себе. — И все, поехали ко мне сегодня, Валентина пирог испечь обещала, если все хорошо у нас пройдет.
— Меня только по пути высадите, — сказал я. — Мне еще в порт надо.
— Приедешь? — обернулась ко мне Аглая.
— К вечеру.
Вскоре коляска остановилась у ворот дома Анастасии Ивановой, тети Насти, у которой я снимал флигель, расположившийся в дальнем конце густого, ухоженного, душистого сада. Я попрощался со всеми до вечера и аккуратно слез с коляски, стараясь не напрягать больную ногу.
Тетя Настя — полноватая невысокая женщина с приятным лицом — возилась в саду, подрезая какие-то кусты. Услышав меня, обернулась, спросила сразу:
— Как прошло?
— Нормально, могло быть хуже. Признали совершеннолетней, но до восемнадцати запретили в плавания ходить.
— А это и правильно, — сразу поддержала она такую идею, — успеет еще. Я с мужем моим, покойником, сколько лет по морю отходила, а начала уже в двадцать пять, если память не изменяет. Накормить?
— Не надо, спасибо, я за лошадью, в порт поеду.
— Могу бутерброды сделать, хочешь?
— Спасибо, теть Насть, но мы гонца за горячим в трактир пошлем.
— А то скажи, мне не трудно, — вернулась она к своему занятию.
Пришлось заодно переодеться, в церкви я был "в выходном", а теперь на работу надо. Надел серую рубашку из тонкого прочного полотна. Свободные штаны, считай джинсы, даже цвет похож, двуслойные спереди и там, где о седло трутся. Ноги всунул в низкие сапоги, вроде тех же ковбойских, но с круглым носком и низким каблуком. На бедра ремень-патронташ, на нем кобура с тяжелым револьвером. Здесь его называют "мастерской Васильева револьвер", но вообще это самый настоящий "смит-вессон", пригодный для стрельбы одиннадцатимиллиметровыми патронами, какие послабее и покороче — те против людей, а какие помощнее и подлиннее — те на зверя предназначены, самый натуральный сорок четвертый калибр. Впрочем, ими и по людям можно.
Патронташ карабином к брючному ремню пристегнул, чтобы не съезжал, в довершение всего натянул широкие помочи на плечи, чтобы уже штаны не съезжали. Все, готов идти.
Зорька — добродушная и спокойная рыжая кобылка, которую мне выделила из своей конюшни Аглая исключительно для того, чтобы у меня не было поводов не ездить к ней в гости, явно обрадовалась моему появлению, лошадка была еще и общительной. Оседлал, вывел из конюшни и за ворота, затем с тихими ругательствами, пыхтя и стараясь не разбередить рану в ноге, вскарабкался в седло с непривычной, правой стороны, потому как левую ногу не только не согнешь, но и опереться на нее никак. Ничего, влез в седло, не свалился.
К порту ехал шагом, не хотелось тряски. Лошадка спокойно шла посередине замощенной камнем улицы, звонко щелкая подковами, я глазел по сторонам, на уже ставший привычным пейзаж. Дома, все больше двухэтажные в центре городка и одноэтажные дальше от него, строены из слоистого камня, какой осыпается с гор по всему острову, никакого кирпича не надо. Архитектура чем-то грузинскую сельскую напоминает, хоть и не слишком, но это и понятно, исходные условия примерно одинаковы. Чем дальше от центра, тем больше сады, ветви деревьев перевешиваются наружу, протяни только руку и рви что нравится, только ветки не ломай.
Людей на улице немного, рабочий день в разгаре, а праздных здесь нечасто увидишь, разве только старики, но в такую жару и они по домам сидеть предпочитают, толстые стены домов хорошо хранят прохладу. Вскоре в конце широкой Портовой и сам порт стал виден, от которого она название и приобрела. Голубое море, мачты судов словно лес, а как ближе подъедешь, так и шум услышишь, в порту тихо никогда не бывает. Одно судно разгружают, другое грузят, третье ремонтируют, в общем, работа кипит.
Моя трофейная яхта, в прошлом называвшаяся "Лейла", а затем переименованная в "Аглаю", понятное дело в чью честь, стояла у причала судостроительной верфи, принадлежащей Иллариону Бражникову. Там судно килевали, очистив днище от водорослей и ракушек, а теперь перестраивали его по моему, так сказать, проекту, превращая грузовой трюм в два ряда небольших кают. Плавания нас, похоже, ожидали долгие, так что размещать экипаж надо было хотя бы с таким комфортом. Это на торговых судах можно просто в гамаках в трюме спать, рейсы у купцов обычно не длинные, а у меня, выходит, планы другие.
Привязав лошадь у коновязи, я поковылял к причалу. У сходен встретил Иван Копытин, моторист с "Чайки", который перешел ко мне в экипаж, решив на старости лет прихватить еще приключений. Мужик он опытный, и механик хороший, и всякого повидал — и в плену пиратском побывал, и в приватирах за теми же пиратами погонялся, и просто в торговых рейсах долгие годы провел. Высокий, сухой, жилистый, с седыми волосами, собранными в хвост на затылке, он сейчас возился с двигателем яхты, намереваясь добиться стопроцентной уверенности в том, что он не подведет во время плавания. Точнее, сейчас он старался вытереть перемазанные маслом руки.
— Ну, что там суд решил? — спросил он первым делом.
Я рассказал в двух словах, Иван кивнул удовлетворенно:
— Так и знал, пару таких решений преподобный и раньше выносил, всегда в таком вот духе. А нам так вообще хорошо.
— Думаешь, что с "Чайки" команда сюда придет? — усмехнулся я.
— Обязательно придет, а я им еще и намекну, — сказал он уверенно. — С Евгеном они никогда не ходили, договора с ним пока нет, тебя знают, так что… сам понимаешь.
— Хорошо бы, — вздохнул я, — со своими проще.
— Это точно.
Запах моря, йод и водоросли. Крики чаек, суетно мечущихся над водой, выхватывающих из нее, изумрудно-зеленой, мелкую рыбешку. Жаркое солнце, яркое до нестерпимости, отражающееся зайчиками от мелкой волны и заставляющее щуриться даже под широкими полями соломенной шляпы. Гулкий стук досок причала под каблуками ботинок, пружинящие мостки, тиковая палуба, пропитавшаяся солью и отдраенная до белизны. Высокие мачты с убранными парусами. Поднимешь голову и видишь, как над ними плывут облака, и кажется, что это ты сам несешься куда-то. Запах дерева, смолы и свежей краски.
Зашел в рубку, огляделся. Ага, тут уже следы работы видны. Заделали дыры от пуль, все заново покрасили, лавки вокруг стола в кают-компании обтянули заново суровой парусиной. Стол, похоже, отполировали заново. В ходовой рубке тоже порядок навели и тоже кресла перетянули. Трап вниз, к каютам.
Работала в трюме целая бригада, Илларион торопился выполнить работу. Ставились перегородки, навешивались двери, делалась в каютах мебель. Не успел по трапу спуститься, как меня поймал бригадир плотников, повел показывать что за сегодня сделать успели и вопросы задавать.
Сначала в свою каюту заглянул и сразу хмыкнул удовлетворенно. Так особо ничего не поменялось, но мелкий ремонт сделали, и стенки заново морилкой покрыли, ну и починили что-то по мелочам, в общем, она теперь новой выглядит. Уселся в кресло, откинулся, вытянул ноги — хорошо, хоть вообще здесь живи.
Каюта шкипера была не хуже, разве потеснее. Вдоль коридора, освещавшегося через световые люки, выстроились двери в кубрики для экипажа. По ходу дела их количество прибавили на две, еще подсократив трюм, так что стало по пять с каждой стороны, на двадцать человек в общей сложности. Должно хватить и на экипаж, и на "гостей". Экипаж у меня с запасом планируется, нам не только ходить от острова до острова, но еще и на эти острова вылазки делать, поэтому нужны не только моряки, но еще и бойцы, пожалуй.
Каюты пусть не слишком просторные, но все же метра по два в ширину, как купе в поезде, с откидными полками. Даже шкафчик есть в каждой и маленький стол. На фоне того, что на купеческих судах экипаж спит в трюме, в подвесных койках, а добро хранит в сундучках, тут просто роскошь. Но нам и походы куда длительней предстоят, так что надо поудобней располагаться. Это купец до места дошел за неделю, и потом отдыхает. У нас так не получится, видится мне, так что лучше готовым быть.
— Под приватирскую пушку укрепили палубу, видишь? — сказал бригадир, постучав ладонью по хитрой системе из вертикального столба и четырех наклонных опор, когда мы уже зашли в таранный отсек. — Все как надо сделали, проблем не будет.
Про "приватирскую пушку" я случайно узнал, и к стыду своему, совсем недавно. А то бы даже не догадался это в перечень работ внести, но хозяин верфи Илларион, блеснув осведомленностью, меня с этим опередил и не дал накосячить в очередной раз, за что я ему испытывал сильную, но совершенно тайную благодарность.
Разобравшись с вопросами плотников, поднялся на палубу, где меня принял Петр Байкин, самым первым нанявшийся ко мне — высокий, жилистый, чуть сутуловатый и очень сильный мужик сорока лет, раньше служивший в Бухте объездчиком.
— Здравствуй, главный! — протянул он мне руку.
Ладонь у него что лопата, широченная и такая же жесткая. И кулак из нее получается внушительный.
— И тебе не хворать! — пожал я протянутую руку. — Какие новости?
Байкину я как раз поручил найти пяток человек из таких, какие знают с какого конца винтовка стреляет.
— Двух человек подобрал, они завтра придут. Оба с нами в походе были, в другом взводе. Еще двое на примете есть, сегодня вечером с ними поговорю, да и хватит, наверное. Пять человек получается, считая меня.
Байкин претендовал на персональную каюту, отсюда и цифра "пять" вырисовывалась. Хотя я настаивал на том, чтобы "стрелков" было шесть, три пары. Но Байкин, ничтоже сумняшеся, записал шестым меня, "все равно же с нами ходить будешь". Я подумал и решил не спорить, все же ему по должности маленькая привилегия положена, да и мужик он толковый, лучше дать ему возможность почувствовать себя победителем.
— С оружием как решаем?
— Самим покупать придется, со скидкой в арсенале не выйдет, — малость разочаровал меня Байкин.
Трофеев на вооружение всего экипажа, естественно, не хватило. Взяли что-то на яхте, но большая часть оружия была снята с трупов убитых в засаде турок ополченцами, так что надо было этот вопрос тоже решать. Разумеется, у всех есть что-то свое, для торгового судна этого вполне хватает, но для нас такие расклады не подходят, нужна какая-то унификация, по типам и боеприпасам. Поэтому я решил закупить для всех такие же рычажные карабины как те, что выдаются ополченцам, во время боя в лесу они мне очень понравились. Не слишком удобно из окопа стрелять, верно, и из положения лежа, но вот в остальном они хоть куда — и перезарядка быстрая, и точность отличная, и дальность стрельбы как у любой хорошей винтовки. Годится такое оружие и для степи, и для джунглей.
Байкин подкинул идею насчет закупки таких карабинов через ополченческий арсенал, там хорошая скидка могла выйти, но вот не срослось, получается, придется брать у торговца за свою цену. И неизвестно еще, есть у него столько нужных винтовок, или нет. Нет, скорее всего. А вот брать с собой в плавание "ополченческую" винтовку нельзя, правила здесь такие, надо свое иметь.
— Можно на Большом острове заказать, телеграммой, — добавил Байкин. — Нам же все равно туда идти, верно?
— Верно, идти придется, без этого никак.
До вечера оставался на яхте, работы хватало, а на обратном пути все же решил заехать в оружейный самостоятельно. Раз мне платить, то мне же и решать. Логика.
Оружейный торговец был на острове всего один, Григорий Дубинин, и магазинчик его расположился в середине Портовой, на полпути к центру городка. Торговал он не только оружием, но и рыболовными снастями, всякими крючками да блеснами, а еще одеждой походной и многим другим, потому что с одной оружейной торговли на нашем острове не прожить, не так уж много здесь людей, а к оружию все относятся бережно, меняют не часто.
В лавке у него было светло, окна большие, смотрят на юг, а темнеет в это время года здесь поздно, уже ночью. Интерьер привычный, для этих мест так и вовсе стандартный — мореное дерево, ручки и светильники из латуни. Сам Григорий невысок, не толст, не лыс… в общем, его проще описать с такими вот "не", чем просто так, на диво неприметная внешность у человека.
Увидев покупателя, то есть меня, он обрадовался, даже из-за прилавка навстречу вышел, протягивая руку.
— Здравствуйте, чем могу, так сказать?
— И вам здравствовать, — поприветствовал я его. — Поинтересоваться насчет "павловок" хотел.
— Парочка есть, — кивнул тот, обернувшись к прилавку и указав пальцем на пирамиду, — вон стоят.
— Мне больше надо, с десяток хотя бы, для экипажа, — пояснил я.
— Экипаж со своим обычно приходит, — вроде как удивился торговец.
— У нас задачи другие, не торговля, так что судовым имуществом будут.
— В приватиры податься собираетесь? — он зашел за прилавок и ловко подхватил одну из "павловок".
— В приватиры, — подтвердил я его догадку, потому как секрет из этого делать глупо. — В географические экспедиции ходить будем.
— Тогда да, вооружаться надо, — согласился он, протягивая мне винтовку. — Эти две берите, а остальные могу с Большого острова телеграммой заказать, а вот когда придут…, - задумался он, глядя на висящий на стене календарь и пытаясь что-то высчитать.
— Их сюда и присылать не надо, — я приложился к и без того привычной "павловке", прицелился в светильник, передернул затвор. — Нам все равно на Большой идти придется, там и забрать могу.
— На Большом их и так купить не сложно, — пожал плечами Григорий.
Я положил винтовку на прилавок.
— Не сложно. Но можно и пролететь, верно? А нам бы с гарантией.
— Я закажу, — он вытащил из-под прилавка длинный брезентовый чехол с кожаными вставками, всунул винтовку в него. — Если точно выкупить обещаете, то и авансов никаких не надо, я с продавцом сам разберусь.
— Обещаю, как же иначе?
Григорий запахнул чехол, затянул ловко ремешки.
— Ну, тогда за эти две с вас семьдесят рублей, а телеграмму сегодня дам, как закроюсь. Годится?
— Годится. А там к кому идти?
— Прямо на выходе из порта есть магазин "Ружье", вот туда и идите. Хозяина Демьяном зовут, скажете что от меня, ну и остальное изложите.
— Так и сделаю, спасибо, — ответил я, наблюдая за тем, как он пакует вторую винтовку. — Сегодня забирать не буду, нам еще патронов закупить надо. Сейчас оплачу, а завтра с телегой заедем, годится?
— Вполне. Какие калибры?
— С восьми миллиметров начнет, для "павловок". Есть запас?
— Вот это есть, этого много, — обрадовался торговец, направляясь в кладовку.