Когда же настала триста пятнадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Зумурруд стала взывать о помощи к пророку, – да благословит его Аллах и да приветствует! – и вот то, что с ней было. Что же касается Али-Шара, то он пролежал до следующего дня, а потом бандж улетел у него из головы, и он открыл глаза и крикнул: «Зумурруд!» Но никто ему не ответил. И он вошёл в комнату и увидел, что внутренность дома пуста и место посещения далеко[353], и понял он, что это дело случилось с ним не иначе как из-за христианина. И он стал стонать, и плакать, и охать, и сетовать, и пролил слезы, и произнёс такие стихи: «О любовь моя, не щадишь меня и не милуешь, И душа моя меж мучением и опасностью! Пожалейте же, господа, раба, что унизился На путях любви, и богатого, обнищавшего, Как быть стрелку, если вдруг враги ему встретятся, И стрелу метнуть в них захочет он, но порвётся нить? Коль над юношей соберётся вдруг много горестей И накопится, то куда бежать от судьбы ему? Сколько раз они говорили мне о разлуке с ней, До падёт когда приговор судьбы, тогда слепнет взор». А окончив это стихотворение, он испустил вздох и произнёс ещё такие стихи: «Обиталище на холмистом стане оставила, И стремится грустный к её жилищу, тоскующий. Обратила взоры к родным местам, и влечёт её Стан покинутый, чьи следы исчезли, разметанны. И стоит она, вопрошая там, и даёт ответ Отголосок ей: «Не найдёшь пути ты ко встрече с ним. Он как молния – озарит лишь стан на единый таит Я уйдёт опять, и тебе свой блеск не покажет «новь». И Аля-Шар начал раскаиваться, когда раскаянье было ему бесполезно, и заплакал и разорвал на себе одежду, и, взяв в руки два камня, стал обходить город кругом, ударяя себя камнями по груди и крича: «О Зумурруд!» И малыши бегали вокруг него и кричали: «Одержимый! Одержимый!» И все, кто его знал, плакали о нем и говорили: «Это такой-то. Что это с ним случилось?» И АлиШар пробыл в таком состоянии до конца дня, а когда опустилась над ним ночь, он проспал до утра в каком-то переулке, а с утра стал ходить с камнями по городу до конца дня. И после этого он вернулся к себе домой, чтобы переночевать там, и его увидела его соседка (а это была старая женщина из добрых людей) и спросила его: «О дитя моё, спаси тебя Аллах, когда ты помешался?» И Али-Шар ответил ей такими двумя стихами: «Сказали: „Безумно ты влюблён“. И ответил я: «Поистине, жизнь сладка одним лишь безумным. Оставьте безумие моё и подайте тех, Кто мой отнял ум, а вылечат – не корите». И старуха, его соседка, поняла, что он покинутый влюблённый, и сказала: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! О дитя моё, я хочу, чтобы ты рассказал мне о твоей беде – может быть, Аллах даст мне силу помочь тебе в ней, по своей воле». И Али-Шар рассказал ей обо всем, что у него случилось с Барсумомхристианином, братом кудесника, называвшего себя Рашид-ад-дином, и, узнав об этом, она сказала: «О дитя моё, тебе простительно!» И потом она пролила из глаз слезы и произнесла такие стихи: «Достаточно в жизни сей влюблённые мучились» Аллахом клянусь, в аду не будут страдать они! Погибли они любя и в тайне храня любовь, И были чисты они, гласят так предания». А окончив своё стихотворение, она сказала: «О дитя моё, встань теперь и купи корзинку, – такую, как корзинки у ювелиров. И купи браслетов, перстней, колец и украшений, подходящих для женщин, и не скупись на деньги. Положи все это в корзину и принеси её, а я поставлю её на голову и пойду под видом посредницы, и буду ходить и искать девушку по домам, пока не нападу на весть о ней, если захочет Аллах великий». И Али-Шар обрадовался словам старухи и поцеловал ей руки, а потом он поспешно ушёл и принёс ей то, что она потребовала. И когда это оказалось у неё, она поднялась и, надев заплатанную одежду, покрыла голову изаром медового цвета, взяла в руки посох и понесла корзину. И она ходила с места на место, из квартала в квартал и из улицы в улицу, пока не привёл её Аллах великий ко дворцу проклятого Рашид-аддина, христианина. И она услышала из дома стоны и постучалась в ворота…» И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.Триста пятнадцатая ночь