Глава тридцать третья
Триш услышала, как поворачивается ключ в двери, и вышла в прихожую.
Ее досада моментально переросла в тревогу.
— Боже мой, Хьюго…
Его лицо посерело, а рука, которой он ерошил волосы, дрожала.
— Где Пиппа? — спросил он.
— Наверху, в своей комнате. — Триш зачем-то показала в направлении лестницы.
Он пошел в гостиную, не снимая пальто, упал в кресло, будто его ударили, и, спасаясь от боли, сжал голову руками.
— Боже мой, Триш, что я наделал? — прохрипел Паскаль.
У нее тяжело забилось сердце.
— Хьюго… — Она легонько дотронулась до его плеча. — Что случилось?
— Это я во всем виноват.
Триш выдвинула стул и села напротив, ожидая, пока он сможет объяснить свои слова.
Когда Паскаль поднял голову, она увидела, что под глазами у него залегли глубокие тени, а взгляд — испуганный и растерянный.
— Я нанял частного детектива. — Хьюго замотал головой. — В полиции не желали ничего слышать о Касаветтесе! Но теперь это не имеет значения, потому что… — Он замолчал, и его лицо на миг исказилось невыразимой мукой. — Мелкер… оказывается, деловой партнер Касаветтеса.
Триш потребовалась одна минута, чтобы осмыслить то, что он сказал.
— Но это же не означает… — начала она.
— Я рассказывал ему о ней! — вспыхнул Паскаль. — О ее работе, о процессе, о Пиппе, о ее дне рождения — обо всем. Я впустил Мелкера в нашу семью. А он все передавал этому гнусному…
Хьюго сжал кулаки и задохнулся, не закончив фразу.
— Почему ты так уверен, что это он?
— А кто еще, Триш? Кто еще мог совершить такое?..
— Разве полиция уже не арестовала бы Мелкера, если бы они думали, что Клару похитил Касаветтес?
— В полиции говорят, что им нужны доказательства, — горько сказал он. — Пожалуйста, ничего не говори, Триш.
Хьюго догадывался о том, что она думает: если Клару похитил какой-то сумасшедший — случайно, то уже почти нет шансов найти ее живой. В глубине души он понимал, что с каждым днем надежда становилась все призрачнее, но ему было страшно услышать это произнесенным вслух, он даже думать об этом не мог. Паскаль вглядывался в лицо Триш и видел только покорность неизбежному.
— По крайней мере, если она у Касаветтеса, еще есть надежда…
— Так ты думаешь, Мелкер рассказал ему о Кларе? — Триш знала, что он страшно устал, почти не спал все это время и раздавлен горем, потому не может рассуждать здраво. — Хьюго! — Она обхватила его лицо ладонями. — Пойми, Касаветтес знал о Кларе все еще несколько месяцев назад, когда ему предъявили обвинение. Можешь быть уверен, он уже тогда выяснил, где она работает, на какой машине ездит, как зовут ее дочь, даже где она живет…
Он сжал запястья Триш, обдумывая ее слова:
— Ты думаешь? — Другая ужасная мысль пронзила его спутанное сознание. — Как по-твоему, а Клара об этом знает?
— По-моему, она пытается не думать об этом, — сухо сказала Триш. — Так как ты теперь собираешься поступить с Мелкером?
— Пойду к нему в офис и разберусь с ним.
— И если он действительно как-то связан с Касаветтесом, ты что, ему пригрозишь?
— Но я должен хоть что-нибудь сделать!
Хьюго казался таким потерянным, измученным, что ее сердце дрогнуло.
— Пойди в полицию. Расскажи им все, о чем знаешь. Пусть поговорят с твоим частным сыщиком. Они — профессионалы, позволь им делать свою работу.
Он наклонил голову и, опершись ладонями о колени, попытался встать. Триш почувствовала, что с побегами покончено: Паскаль готов примириться со страшной ситуацией, каков бы ни был ее исход.
— Пиппа очень волновалась из-за тебя, — осторожно сказала Триш.
Он поднял руку, протестуя, но рука бессильно упала.
— Она видела тебя всего несколько часов с тех пор, как это случилось. Она думает, что ты ее избегаешь.
— Боже мой, конечно нет! Я просто пытался…
Что? Играть в детектива? Найти Клару и привезти ее домой, как это бывает в кино? Хьюго вдруг осознал всю тщетность своих попыток. Он оставил Пиппу одну, когда его место было рядом с ней, когда она так нуждалась в нем!
Он виновато опустил голову:
— Я вел себя как полный придурок, да, Триш? Убегал от своих обязанностей, оставил на тебя Пиппу, да еще обидел тебя…
— Ты делал то, что считал нужным, — великодушно ответила Триш.
— Пиппа меня ненавидит?
— Она думает, что это ты ее ненавидишь.
Хьюго уставился на нее, потрясенный до глубины души:
— Как ей это могло в голову прийти?
— Она пытается найти смысл в безумной ситуации. Ты не сказал ей и дюжины слов за эти дни. А потом еще отчитал ее. Хьюго, она думает, что ты ее обвиняешь в том, что случилось.
— Господи… — Он повернулся к двери.
— Я позову ее, хорошо? — предложила Триш.
— А вдруг она не захочет со мной разговаривать?
— Прекрати себя жалеть, Хьюго. — Сказано это было резко, и Паскаль поглядел на нее с удивлением. Она встретила его взгляд, и он кивнул.
Триш права. Он ушел в свои переживания и не заметил, что его дочь тоже страдает.
Сначала Пиппа отказывалась. Триш тянула ее за руку, а она упиралась в дверях, с обиженным видом уставившись в пол.
— Пиппа, — сказал Хьюго. — Мне очень жаль, что я был таким… — Он остановился, подбирая слово, которое было бы ей понятно. — Таким ужасным. — Она кивнула, все еще не до конца убежденная в его раскаянии, отказываясь взглянуть на него. — Ты же знаешь, что я тебя очень люблю.
Она подняла глаза.
— Я знаю, что в последние дни тебе было трудно в это поверить, — с запинкой выговорил Хьюго, — но… — И вдруг заплакал, стыдясь собственной слабости и не в силах сдержать себя.
Пиппа в ужасе смотрела на отца. Ее глаза, казалось, становились все больше и больше, и на мгновение она сжалась около Триш.
— Папа? — прошептала она, будто не веря, что это действительно ее отец, и бросилась к нему в объятия. Хьюго негромко охнул и, страдальчески посмотрев на Триш, положил руку на голову дочери.
— Папочка, не плачь! — умоляла Пиппа. — Мамуля вернется домой! Обязательно вернется!