XXIV

О том, что Реймонд в Вашингтоне, Марко узнал очень быстро. Однако Реймонд, отправившись в Пресс-Клуб (где, к собственным досаде и негодованию, за всю свою бытность политическим репортером был лишь однажды), сам того не зная, ускользнул от людей Марко. Теперь они взялись за дело всерьез. Они знали, как отпирается сундучок с тайной, и держали ключи в руках, недоставало лишь замка. С того самого дня, когда Реймонд взял напрокат лодку в Сентрал-парке и после этого стал для них недоступен, все ответственные лица подразделения, а также имеющие к расследованию отношение государственные лица напряженно ждали, опасаясь, что разрешение проблемы может запоздать. Мелькая то на Капитолийском холме, то в Белом доме, Реймонд все время оказывался там, где его не ждали, так что они еще раз его упустили.

Через пятьдесят минут после того, как он покинул вашингтонский офис «Дейли пресс», и главный редактор — вместе с женой и любимым попугаем, снабженный сведениями относительно планов Реймонда на ближайшие сутки, — сел в автомобиль и отправился на выходные за город, явились двое из подразделения Марко и, в надежде дождаться возвращения Реймонда, заняли свои посты у входа в редакцию. В Белом доме Реймонд, как полагалось по сценарию, довел до сведения раскалившегося добела Хагерти, что субботу и воскресенье намерен провести в Вашингтоне, но Хагерти, как и ожидалось, отказал ему в аудиенции, сославшись на то, что какие, к черту, могут быть завтраки с представителями прессы, когда в понедельник открывается национальный съезд?

Поскольку считалось, и не без причин, что Реймонд питает к матери и отчиму отвращение, люди Марко решили, что после грязной выходки Айзелинов в отношении тестя Реймонда он прекратит с ними все отношения, и они опять упустили Реймонда, не включив дом Айзелинов в список мест его возможного пребывания. Люди Марко ели, пили и спали очень мало. Надо было во что бы то ни стало разыскать Реймонда, чтобы тот разложил в их присутствии пасьянс и заодно дал ключ к разгадке, поскольку они знали: вот-вот произойдет нечто, что перережет тонкую нить, удерживающую сверкающий на ослепительном солнце меч прямо над головой.

Незадолго до полуночи Реймонд забрался в грузовик, вытянулся на матрасе и уснул. Пошел дождь. Когда грузовик вынырнул из Линкольн-туннеля, к дождю прибавились гром и молния, но Реймонд спал так крепко, что ничего не слышал.

Мать Реймонда проявила милосердие. Она прекрасно поняла, как работает механизм Йена Ло. Она знала, что у Реймонда нет другого выбора, кроме как выполнить приказ, и что ни выполняя его, ни после он не будет чувствовать угрызений совести. Однако Элеонор, вероятно, подозревала, что Реймонд не лишится способности ощущать утрату, что, по мере приближения мига, когда ему надо будет убить сенатора Джордана, он почувствует, что вот-вот потеряет что-то очень важное, а также что его жена тоже (и в гораздо большей степени) совсем скоро ощутит безмерную потерю. Поэтому из чувства милосердия мать приказала Чанджину не будить Реймонда до тех пор, пока они ни окажутся в квартале от дома Джордана.

Чанджин остановил грузовик напротив дома, на противоположной стороне улицы. Дождь лил как из ведра, на улице не было ни души. Казалось, они одни в опустевшем городе. На весь квартал было припарковано всего три машины — невероятно мало. Чанджин перегнулся через сиденье и потряс Реймонда за плечо.

— Пора приниматься за работу, мистер Шоу, — произнес он.

Реймонд очнулся мгновенно. Сел. Взобрался на переднее сиденье рядом с Чанджином.

Чанджин вручил ему пистолет с глушителем. Из-за громоздкости глушителя спрятать оружие практически не представлялось возможным.

— Вы умеете обращаться с таким пистолетом? — деловито осведомился кореец.

— Да, — глухо отозвался Реймонд.

— Пожалуй, лучше вам держать его под пальто.

— Хорошо, — сказал Реймонд. — Мне никогда в жизни не было так грустно.

— Это естественно, — Чанджин склонил голову набок. — Однако если вы поторопитесь, сэр, все кончится быстро и для вас, и для него, хотя и по-разному. А потом вы обо всем забудете.

Дождь хлестал, словно в каком-нибудь кинофильме. Тяжелые потоки струились по стеклам, с грохотом обрушиваясь на крышу грузовика. Чанджин нарушил молчание:

— Я буду кругами объезжать квартал, мистер Шоу. Если, когда вы выйдете, меня не окажется поблизости, просто медленно двигайтесь по направлению к ближайшей улице, Третьей авеню. Пистолет возьмите с собой.

Реймонд открыл дверцу.

— Мистер Шоу?

— Что?

— Стреляйте в голову. После первого выстрела подойдите поближе и выстрелите еще раз.

— Я знаю. Она мне говорила.

Отворив дверцу, Шоу быстро вышел и захлопнул ее. Грузовик тронулся. С выпирающим из-под легкого плаща пистолетом Реймонд, прикрываясь другой рукой от хлещущего в лицо дождя, перешел дорогу.

Он испытывал печаль Люцифера. Под безжалостный, неумолимый грохот партии гобоев из «Лысой Горы» Реймонд вступил в квартиру. Под веками извивались цветные, истинно ван-гоговские водовороты душевной муки, с приподнятыми вверх краями отчаяния. С безымянной скорбью в душе он понес себя к эпицентру боли.

Двери дома, как внешняя, так и внутренняя, легко открылись. Если не считать ночника у лестницы, дом был погружен во тьму. Со свисающим с пояса пистолетом, придерживая оружие левой рукой, Реймонд двинулся к лестнице. В то мгновение, когда его нога коснулась нижней ступеньки, из глубины дома донесся какой-то звук. Реймонд застыл на месте и стоял, пока не понял, что является его источником.

Появился сенатор Джордан — в пижаме, шлепанцах и халате, серебристые волосы вздыблены ореолом утиных перьев. Он увидел, что под ночником, прислонившись к стене, стоит Реймонд, но не выказал никакого удивления.

— А, Реймонд. Я не услышал, как ты вошел. Думал, мы встретимся только утром, за завтраком. Я такой голодный — просто жуть. Если бы в ресторане на меня всегда нападал такой голод, как после нескольких часов сна в теплой мягкой постели, я стал бы толще тех толстух, которых показывают в цирке. Хочешь есть, Реймонд?

— Нет, сэр.

— Пойдем наверх. Хочешь или нет, я угощу тебя отличным виски. Хорошо согревает в дождь, успокаивает после путешествия… да мало ли после чего еще!

С этими словами он прошел мимо Реймонда и двинулся впереди него по лестнице. Реймонд, с оттягивающим руку пистолетом, последовал за ним.

— Джози сказала, ты ездил на встречу с твоей матерью и Болтуном.

— Да, сэр.

— Как поживает Болтун?

— Я… я его не видел, сэр.

— Надеюсь, эти нападки Айзелина не слишком тебя расстроили.

— Сэр, когда я прочел об этом в газете, в самолете по пути в Вашингтон, я принял решение, которое должен был принять давным-давно. Я решил, что мне следует хорошенько его отлупить.

— Надеюсь, ты не…

— Нет, сэр.

— Если уж на то пошло, нападки со стороны Джона Айзелина могут сослужить мне хорошую службу. Я покажу тебе свою корреспонденцию последних дней. Я двадцать два года в Сенате, но впервые получаю такое множество писем с выражением поддержки.

— Рад слышать это, сэр.

Они вошли в спальню сенатора.

— Бутылка виски на столе, — с этими словами сенатор забрался в постель и натянул одеяло. — Будь как дома. Что это у тебя в руке?

Реймонд поднял пистолет и посмотрел на него так, точно сам впервые увидел.

— Пистолет, сэр.

Сенатор, опешив, переводил взгляд с пистолета на лицо Реймонда и обратно.

— С глушителем? — выдавил он.

— Да, сэр.

— Зачем ты принес с собой пистолет?

На лице Реймонда появилось такое выражение, как будто он хочет и не может ответить. Он то открывал, то закрывал рот, но был не в силах произнести ни звука. И начал медленно поднимать пистолет.

— Реймонд! Нет! — что было силы крикнул сенатор. — Что ты делаешь?

Дверь в дальнем конце комнаты распахнулась. В комнату со словами «Папа, что такое? Что здесь происходит?» вбежала Джози — как раз в тот момент, когда прогремел выстрел. Во лбу сенатора, словно по волшебству, возникла аккуратная дыра.

— Реймонд! Реймонд, дорогой! Реймонд! — во весь голос закричала Джози.

Он не обращал на нее внимания. Быстро подошел к сенатору и выстрелил еще раз, в правое ухо. Джози кричала, не останавливаясь. С лицом, искаженным от ужаса, умоляюще протягивая руки, она подбежала к Реймонду. Не двигаясь, он с левой руки выстрелил в нее. С семи футов в правый глаз. Голова Джози резко откинулась назад, колени подогнулись, и она рухнула к его ногам. Следующий выстрел был направлен в левый глаз молодой женщины.

Выключив ночник, Реймонд наощупь двинулся к выходу. Душевная боль достигла такого градуса, что он не мог больше сдерживаться, но не понимал, почему плачет. Слезы застилали глаза. Утрата, утрата, утрата, утрата, утрата.

Рухнув на матрас в грузовике, он издавал звуки столь жалостные, что Чанджин, при всей своей неизменной внешней безучастности, был глубоко тронут. Он вынул из руки Реймонда пистолет и погладил несчастного по голове, даруя ему спасительное забвение.