Лето 855 года[166] от основания Рима. Долина реки Лункани
Сабиней сидел напротив Таура за деревянным столом в «царском» доме Красной скалы. Царский дом – это, разумеется, одно название. Здание хоть и большое, но изнутри поглядеть – просто казарма из двух больших одинаковых комнат. Снаружи есть еще терраса с трех сторон. Стены деревянные, пол каменный, обмазан глиной. В первой комнате жили сотрапезники Таура – немногочленный гарнизон, из тех, кто сидел на скале постоянно и должен был крепость охранять не щадя живота. За каменными стенами под защитой частокола обретались люди поплоше – прислуга, женщины, дети, новички из молодых: их всегда было немало на Красной скале, учитывая, что рядом располагались пещеры, в которые уходили юноши, чтобы пройти посвящение и стать настоящими воинами.
Сейчас за столом Таура приглашенных не было. Время трапезы еще не наступило, окно в восточной стене было открыто, и первые лучи солнца золотили почерневшие от времени бревна. Накануне, когда Сабиней пожаловал в крепость, Таур не спросил приемного сына ни о чем. Но по его мрачному молчанию Сабиней сразу понял, дяде все известно – и о поражении в Малой Скифии, и о том, что опять обе армии Траяна переправились на северный берег Данубия-Истра и движутся вглубь дакийских земель, зажимая Децебала в клещи.
– Что делать-то будешь? – спросил Таур.
– Что должен.
– Не делаешь, что должен, – отрезал командир Красной скалы.
– Мы едва не захватили Мезию… Бастарны и роксоланы пришли, как обещали. Но и Траян пришел… слишком быстро.
– Траян пришел? Значит, Драчун до него не добрался…
– Выходит, что так. Или не захотел. Я никогда не верил, что он в самом деле готов был убить Траяна, – заявил Сабиней.
Таур покачал головой. Драчуна он знал. Перебежчик ненавидел Домициана люто. После того как его сестру, еще почти девочку, подручные Домициана отвезли к императору на потеху. В те дни после вторжения даков в римские земли принцепс лично прибыл на Данубий – руководить военными действиями. Пока Корнелий Фуск очищал римские земли от варварских шаек, Домициан сидел в Наиссе и устраивал «постельные схватки» с самыми красивыми женщинами провинции. С тех пор для Драчуна любой римский император был – враг. Вот только добраться до Траяна – дело сложное…
– А где хвастун Эпикрат? – спросил Таур. – Он же клялся, что за десять дней поднимет всю провинцию.
– Он и поднял. А потом погиб. Отправился к Замолксису.
– Нужен он Замолксису! К тому же он греческим богам поклонялся, как и его дед. Говорил я: не надо посылать этого брехуна! Ничего у него не получится. Отправить его надо было в Баниту,[167] укрепления на северном склоне достраивать. Там нужен хороший архитектор. А он ответил: пошлите туда деда. Острослов греческий! Старик давно выжил из ума.
– Старый Эпикрат все еще жив?
– Что ему сделается? О нем вообще смерть забыла. Сидит себе в поселке близ Костешти да чушь молотит. Все у него вчера да вчера, сорок зим миновало, а он все – вчера…
– Он точно в Костешти? – насторожился Сабиней.
– Что с того? С ним же эта дура Крита да ее сынок Казина. Старик не пропадет.
– Ты не понимаешь? – Сабиней затряс головой. – Они же бросят старика в поселке, а сами уйдут в крепость. Они не потянут деда за собой, он же почти не ходит.
– Что ж, жаль старика. Римляне его убьют.
– А если не убьют?
– От него же никакого прока.
– Ой ли? Я разговаривал с ним прошлым летом. Старик слеп. Но про башни и стены болтает все верно.
Таур и сам теперь понял, в чем опасность.
– Я должен отправиться туда, – заявил Сабиней.
– В Костешти?
– Ну да. Если боги мне помогут, попаду туда прежде римлян. Уведу старика в крепость… А если нет…
Сабиней не стал досказывать, что сделает, если римляне его опередят. А Таур не стал спрашивать.
– Остался бы здесь, – сказал Таур, помолчав. – Мне нужны люди на Красной скале.
– Если Костешти и Блидару падут, путь на Сармизегетузу будет открыт. Фетеле-Альбе[168] столицу не защитит.
– Я велю собрать тебе вещи и еду в дорогу, – вздохнул Таур. – Опасайся Бицилиса. Ему не по нраву, что Децебал приблизил к себе длинноволосых – простых людей, таких как мы. Все эти знатные, носящие шапки, воображают, что только они знают, как оборонить крепости и побеждать римлян. Меня Бицилис ненавидит особо – где ж это видано, чтобы длинноволосый командовал крепостью.
– Не бойся, мне никто не страшен – ни Бицилис, ни римляне… – усмехнулся Сабиней. И вдруг оскалился, будто хотел укусить. – Если что – перекинусь волком и уйду от любой погони.
– Не боишься остаться волком навсегда?
– Было бы неплохо…
После ухода Сабинея Таур поднялся на башню, долго вглядывался в покрытые лесами хребты. Плыли по небу облака, скользили по зеленым холмам синие тени. Ощущение грядущей утраты не покидало его все последние дни. Римляне придут и отнимут у Децебала его царство. Мужчины погибнут, женщины станут рабынями. Они будут рожать – но уже не даков, а римлян. В этих горах поселится другой народ. Но так же будут плыть облака над покрытыми лесом холмами, звенеть водопады и всходить над горными хребтами серебряный лик Мендис-Луны.