Глава 1

МАЛЬЧИШЕСКАЯ МЕЧТА

Джон достиг прекрасного возраста — ему стукнуло четырнадцать. В это время мальчишки обычно обладают силой и стремлениями взрослых при полном отсутствии ответственности. Но Джон Таннер вот уже несколько лет вел себя как вполне надежный человек. Если быть точным, то с восьми. Он колол щепки для растопки, мыл и вытирал посуду, помогал стирать белье по понедельникам, скреб полы и следил за чистотой окон. Его тетушка жила тем, что содержала пансион, и, если бы не помощь маленького Джона, ей пришлось бы нанять опытного слугу.

Она обычно подчеркивала, что таким образом он зарабатывает себе на хлеб, на учение и крышу над головой. Сознание этого наполняло мальчишку гордостью, хотя от тяжелого физического труда у его рта залегла горькая складка, а взгляд стал пристальнее, чем у других детей его возраста. Только после полудня по воскресеньям да в немногие часы каникул Джон выкраивал время, чтобы выйти во двор позади дома и поиграть в индейцев.

Эта игра была его страстью, поскольку в те дни с Запада проникали захватывающие рассказы тех, кому довелось столкнуться с равнинными индейцами. Одежды из бизоньих и бобровых шкур рекой лились из далекого дикого зеленого моря прерий. А однажды Джон своими глазами увидел четырех индейцев в их полной боевой раскраске, промаршировавших в рекламном шоу по улицам Нью-Йорка.

«Неприлично так выставлять себя напоказ», — прокомментировала тот случай тетя Мэгги. Тем не менее это дало воображению мальчика крылья, способные унести в страну заветных мечтаний, и не только по ночам, когда он лежал с открытыми глазами, всматриваясь в темноту, но и средь бела дня, во время небольших передышек от работы. Если он на минуту отвлекался от мытья посуды или на мгновение, опершись о черенок лопаты, замирал, копая землю на заднем дворе, чтобы разбить огород, ему тут же рисовались картины безбрежных прерий, бегущие табуны огромных бизонов и нагоняющие их, скачущие во весь опор краснокожие всадники.

Джон думал об этих далеких местах не то чтобы с надеждой, а как ребенок может мечтать о волшебной стране из сказок «Тысячи и одной ночи», хотя буквально впитал их в свою плоть и кровь.

Задний двор был большим. Он простирался на весь квартал, занимая все свободное место до следующей улицы. Когда-нибудь его застроят, но в ту пору двор зарос кустарником, молодыми деревцами и казался Джону Таннеру достаточно диким, что ему и нужно было для игр. Высокий дощатый забор создавал относительное уединение и защиту от посторонних глаз, если не считать окон соседнего дома, но большую часть времени в течение дня они были закрыты ставнями.

Одежда мальчишки, очень простая, состояла из старых брюк, которые он собственноручно ушил, чтобы они облегали ноги, как обтягивающие штаны из оленьей кожи, толстых носков с пришитой к ним кожаной подошвой, наподобие мокасин, и головного убора из больших петушиных перьев, выкрашенных чернилами в желтый, красный и ярко-алый цвета. Оружием служили самодельный лук с несколькими стрелами, сделанными с большим терпением, вместо томагавка — старинный топор, а палка с плодом пекана заменяла шишковатую военную дубинку. Кроме того, у Джона был выброшенный мясником нож с наполовину сломанным лезвием. Оставшуюся часть лезвия он сделал с помощью точильного камня острым как бритва. Поскольку оно было из отличной шеффилдской стали, то стало самым настоящим оружием, и, когда Джон Таннер думал о нем, сердце его радостно ускоряло биение.

Большую часть свободного времени мальчик проводил с ножом, тренируясь в бросках, и так в этом преуспел, что с расстояния двадцати футов почти без промаха попадал в тонкий ствол молодого деревца.

Конечно же Джон был доволен своей ловкостью и меткостью. Даже осмеливался, достигнув такого мастерства, считать себя настоящим обитателем равнин или гор.

У него было много времени на тренировку, но он все равно бесконечно практиковался — либо на заднем дворе, либо просто мысленно: множество раз целился из деревянного ружья, тысячи раз вонзал острый нож в сердце врага и постоянно представлял себе, что снимает скальпы, скачет на диких мустангах, побеждает в сотнях войн.

Но когда мальчуган на мгновение оставлял игру и отдыхал, до него доносились звуки реальной жизни природы — хлопанье крыльев и посвистывание птиц, а весной — настоящее птичье пение. Тогда Джонни подкрадывался к пернатому певцу с такой осторожностью, будто силился поймать не только птицу, но и ее радостную песенку.

Так он прожил с тетушкой Мэгги шесть лет. А потом приехал его отец, и все переменилось.

Мальчик не много слышал об отце, потому что, когда упоминал о нем, на лице тетушки Мэгги появлялось скорбное выражение. О родителях он знал только то, что мама умерла вскоре после его рождения, а отец последние десять лет, путешествуя, вел полную приключений жизнь торговца. Время от времени он присылал им деньги, но всегда не слишком много, поэтому появление его самого удивило и Джонни, и тетю Мэгги.

Внешне отец был здорово похож на сына. Гилберт Таннер оказался среднего роста, крепким и подвижным, с добрыми серо-зелеными глазами и каштановыми волосами, но на Востоке, откуда он приехал, они выгорели и стали желто-коричневыми. Лицо тоже было покрыто загаром и отмечено страданиями.

Однако двое родственников были удивлены не столько его внешностью, сколько — богатством.

Гилберт Таннер был одет скромно, но как настоящий состоятельный джентльмен. В. руках он держал трость, которой владел так, что тростник казался почти настоящим скипетром, а шейный платок, доходящий почти до подбородка, придавал его манерам некое высокомерие.

С ним вместе прибыло шесть огромных сундуков! Вместе с дорожными сумками и мешками, которые тоже входили в багаж, они заполнили весь чердак пансиона от одной стены до другой.

Отец приехал вечером. И они просидели, разговаривая с ним, до полуночи.

— Мэгги, — сказал он тетушке Джона, — высели всех своих жильцов, да как можно поскорее. Верни им плату за этот месяц и выстави вон. И тогда мы немного подновим наш старый дом. Корпус, похоже, еще крепкий, а вот каюты нужно перестроить, да и верхнюю палубу, по-моему, тоже не мешает заменить.

Мэгги сидела, сложив красные натруженные руки на коленях.

— Гилберт, — произнесла она, — что это значит? Ты разбогател, Гилберт?

Брат задумчиво посмотрел на нее, и вид у него был такой, словно он что-то подсчитывает.

— Да, — отозвался наконец, — я богат. Думаю, теперь можно так сказать. Ведь деньги еще не отменили в этом мире. Ты теперь больше не будешь работать, моя дорогая. Ты свое отработала, и за себя, и за моего мальчика.

— Он не был мне в тягость. Он был мне в радость. Он мне хорошо помогал, — проговорила тетушка Мэгги со слезами на глазах.

Гилберт поднял руку, призывая ее к молчанию, и пояснил:

— Я хочу, чтобы вы забыли все эти годы. Я постараюсь дать вам счастье, которое поможет вам о них забыть. Что касается меня, то я этого никогда не забуду. — Затем обратился к Джону: — Ты простишь меня, сынок?

Джонни Таннер зарделся. Ему никогда не приходило в голову, что он вправе требовать что-то у отца. Даже и не снилось, что он может его за что-то осуждать. Поэтому сейчас мальчик покраснел и в отчаянии уставился в пол.

Однако уже на следующий день он увидел свет небес. Отец повез его в центр города и одел с головы до ног в лучшую одежду.

— Сойдет и это, пока портной над тобой как следует не потрудится, — заметил Гилберт Таннер. — А теперь расскажи, что тебя больше всего интересует.

— Индейцы, — выпалил сын и покраснел.

Отец бросил на него косой взгляд, неожиданно ставший холодным, пристальным и критичным. Потом спросил:

— Ты имеешь в виду краснокожих, верно?

— Да, — подтвердил Джон.

— Ты хочешь снимать скальпы, я полагаю, и иметь табун пони?

Джон посмотрел на него с сожалением. Доверие мальчика можно завоевать, но не насильно.

— У меня самого были такие же мечты, — сообщил отец.

— Знаешь, — признался Джон, — я тоже немножко об этом подумываю.

— Самый лучший способ скоротать зимний вечерок, — поддержал его Гилберт Таннер. — Полагаю, у тебя есть ружье, мой мальчик?

— О нет! Конечно же нет.

— Никогда не пробовал стрелять?

— Стрелял, и довольно много. Тетушка Мэгги давала мне время от времени деньги на день рождения, на Рождество и так далее. Я ходил в городской тир и стрелял по мишеням.

— Тебе нравится стрелять?

— Больше всего на свете.

— У тебя будет ружье, и не одно, — заявил отец. — И лошади тоже. Положись на меня! Ружье, пистолеты и все, что ты захочешь. Составь список. Теперь у тебя будет новая жизнь, Джонни.

И эта жизнь началась в тот же день. Они вернулись домой с парой мелкокалиберных ружей и парой легких пистолетов.

— Это для начала, — заметил Гилберт Таннер. — Потом получишь кое-что получше.

Получше? Когда мальчик смотрел на блестящий металл оружия, лежащего на его кровати, то чувствовал себя словно в раю. Он гладил ружья и пистолеты и просто был в них влюблен. А Гилберт Таннер наблюдал за ним с грустной улыбкой.

В тот же вечер после ужина тетушка Мэгги сразу же отправилась спать из-за головной боли. Все происходящее слишком ее взволновало. Днем она то принималась плакать, то смеялась или хихикала, ее била дрожь.

Джон сидел на краешке стула и наблюдал за отцом, расположившимся в противоположном углу гостиной. Гилберт Таннер держал спину очень прямо, словно кавалерист, но не из-за нервного возбуждения, а по привычке, как человек, привыкший командовать другими людьми. Джону было непросто смотреть в его умные серо-зеленые глаза, но, время от времени улыбаясь, он это выдерживал. Ему хотелось найти слова, чтобы выразить свою благодарность за поток подарков, которых, по его мнению, было достаточно, чтобы осчастливить его на всю жизнь. Но слова не шли на ум. В горле стоял ком.

— Тебе что больше понравилось, ружья или пистолеты? — спросил отец.

— Пистолеты, — не задумываясь ответил мальчик.

Отец слегка приподнял бровь.

— Наверное, я не прав, — покаянно пробормотал мальчик.

— Ну, — откликнулся Гилберт Таннер, — пистолеты — вещь очень неплохая. Особенно если ты собираешься брать на абордаж пиратское судно или останавливать богачей ночью на большой дороге. Конечно, для этого пистолеты сгодятся. — Тень веселой улыбки скользнула по его лицу, и он добавил: — В противном случае, думаю, ружье гораздо полезнее.

— Я об этом не задумывался, — признался Джон. — Но знаешь, если придется сражаться с индейцами, то пара пистолетов…

Он заставил себя замолчать, прикрыв рот ладонью. Глаза его округлились, взгляд остановился. Мальчуган понял, что свалял дурака. Но его отец только согласно кивнул.

— Я тебя прекрасно понимаю, — заявил он. — Пистолеты предназначены для стрельбы с близкого расстояния. Но с этим им все равно не сравниться.

— С чем? — не понял мальчик.

— Вот с этим, — ответил отец и откуда-то из-под полы вытащил нечто, очень похожее на пистолет, за тем небольшим исключением, что у основания его дула был какой-то странный стальной цилиндр.

— Эта небольшая штучка янки стреляет ровно шесть раз без перезарядки. Ты сможешь уложить сразу шесть индейцев, Джон. Не успеешь и глазом моргнуть, как получишь шесть трупов. Как тебе это нравится?

Глава 2

ИСТОРИЯ ТАННЕРА-СТАРШЕГО

Мальчуган остолбенел от восторга. Он понял, что все его заветные мечты начинают немедленно осуществляться, хотя и в совершенно ином аспекте.

— Ты не шутишь, папа? — спросил Джон, подозрительно всматриваясь в лицо отца.

— Конечно нет, — ответил тот. — За последние тринадцать лет я не пошутил и тринадцати раз. Ты видел, как действует эта штука? Ее изобрел Сэмюэл Кольт. И я полагаю, с помощью этого изобретения он изменит ход истории всего человечества. Вот как эта вещь разбирается.

Гилберт Таннер положил оружие на стол, и словно по мановению волшебной палочки оно распалось в его руках на составные части.

— Ты это делаешь почти автоматически! — восхищенно воскликнул мальчик.

— Ну, Джонни, — улыбнулся отец, — в мире все создано руками человека. И конечно, нет ничего такого, чего нельзя собрать, если уж разобрал. Со временем и ты этому научишься.

Он принялся объяснять устройство кольта со всеми подробностями. Внимательные глаза мальчика впивались в каждую деталь.

— Шесть выстрелов! — зачарованно произнес он, качая головой.

Да, таким градом пуль можно разогнать целую толпу! Огромную толпу воинственных, неистово вопящих индейцев, готовых наброситься после первого же выстрела, но удивленных и сбитых с толку непрекращающимся оружейным огнем. Они тут же расступятся и бросятся удирать от волшебного пистолета.

— И что, теперь на Западе много таких? — поинтересовался Джон.

— Да, встречаются иногда. Но не думаю, что их много. Лично я получил его от шкипера-янки в южных морях, — ответил отец и издал тихий смешок.

Мальчик уставился на него горящими глазами, не осмеливаясь задать вопрос.

— Нет, я его не покупал! Вовсе нет! — пояснил Гилберт Таннер.

— Тогда что же тебе пришлось сделать, чтобы заполучить его? — не удержался Джон от вопроса.

Отец пристально посмотрел на сына. И тому снова стало трудно выдержать пристальный, будто проникающий в самые глубины его мозга, взгляд внимательных серо-зеленых глаз. Но ему все-таки это удалось.

— Так вот, Джонни, — продолжил отец, — думаю, ты уже достаточно взрослый, чтобы хранить секреты.

Джон засиял.

— Можете на меня положиться, сэр!

— Шкипер, у которого я взял этот пистолет, был моим конкурентом.

— Конкурентом по бизнесу, сэр? — уточнил мальчик.

Гилберт Таннер поднял глаза к потолку.

— Ну да, в определенном смысле его можно назвать конкурентом по бизнесу, — согласился он. — Будем считать, что так, Джон. Я пока не могу объяснить тебе всего, но когда-нибудь непременно это сделаю. — Он помолчал и честно добавил: — Наступит день, когда ты узнаешь историю всей моей жизни. В ней были черные и даже очень черные дни. А пока я поведаю тебе об этом вкратце, поскольку то был для меня красный день календаря, давший возможность снова вернуться домой.

— Тогда и для меня это был самый счастливый день! — воскликнул Джон.

— Вероятно, — отозвался отец. — Наступит день, когда ты почувствуешь его преимущества больше, чем теперь. Но в любом случае ты имеешь право знать об этом дне, так как именно он вернул меня домой и дал мне оружие, которое так сильно тебе понравилось.

Джон еще ближе подвинулся к краешку стула. Его глаза блестели, словно звезды.

— Суть в том, — начал Гилберт Таннер, — что у меня было утлое маленькое суденышко, а у этого моего конкурента, этого шкипера, — отличный большой корабль. Зато у меня была небольшая, подчиняющаяся мне с первого слова команда, а у него на борту — банда головорезов. И еще: груз, который я вез, был ему нужен. Он считал, что у него есть на это право. Конечно, в определенном смысле оно у него было. А я считал, что имею право на груз, который находился на его судне. И в этом тоже была определенная доля правды.

— Я что-то не совсем понимаю, — признался сбитый с толку Джон Таннер, закусив губу, весь обратившись во внимание.

— Когда-нибудь я расскажу тебе поподробнее, — пообещал отец с тенью легкой улыбки.

— Спасибо, сэр.

— Ну вот. Когда я заметил его судно, плывущее в тумане, то сменил направление и пустил мое суденышко по ветру. При попутном ветре я развил неплохую скорость, но когда посмотрел назад, то увидел, что его корабль плывет гораздо быстрее. Ему помогали паруса, которые намного превосходили оснастку моего суденышка.

Он замолк, погрузившись в размышления.

— И что потом? — не выдержал мальчик.

— Тогда я понял, что уйти мне не удастся. Поэтому решил принять бой. Ветер стал порывистым, и я понял, что он вот-вот переменится. Приказал команде встать на изготовку и приготовиться извлечь из данной ситуации выгоду. К этому времени с большого корабля открыли пальбу — капитан на языке пушек отдавал нам приказ лечь в дрейф.

Но как раз в этот момент ветер переменился. Мы мгновенно развернулись и пустили наше суденышко в обратном направлении вдоль борта большого корабля. Можно сказать, от такого поворота событий у наших преследователей перехватило дыхание. Их корабль был таким большим, что они надеялись слопать нас без всяких усилий. Или поясню по-другому, их корабль настолько превосходил наш по размерам, что они никак не ожидали от нас сопротивления. Думали, мы бросимся от них удирать, а они нагонят нас в открытом море и раздавят как слон муху.

— Но они вас не догнали! — воскликнул мальчик, захлопав в ладоши.

— Да нет, это скорее мы их догнали. Скользя по правому борту большого корабля, мы зацепили его баграми и в мгновение ока крепко прижались к борту. Моя команда была готова к штурму, а люди на том корабле — нет. Мои парни перемахнули через высокий борт, словно кошки, и, когда они оказались на палубе, тут же засвистели сабли, защелкали пистолетные выстрелы, засверкали выдвижные лезвия адских малайских ножей. Я покажу тебе несколько их экземпляров потом.

— Вы их победили! — обрадовался Джон.

— Ну, почти. Они не ожидали, что мы сумеем вот так попасть на их корабль. Поэтому, когда мы появились, кинулись врассыпную и даже не успели понять, что происходит, как половина палубы уже была за нами. Но потом шкипер позвал на помощь своих офицеров и нескольких опытных бойцов, чтобы схватиться с нами на шкафуте ¹. Нам пришлось пережить несколько несладких минут. Однако, Джонни, запомни: тот, кому удалось одержать победу с самого начала, намерен побеждать и впредь. У них было больше людей, и они были столь же хорошими бойцами, как и люди из моей команды. И шкипер у них был не хуже меня, и сражался наравне со мной. Но у меня было преимущество в неожиданности. А его люди теснили друг друга в беспорядочной толпе. Им было мало простора. Через несколько минут они отступили и бросились бежать.

— И куда же они побежали? — удивился Джон.

— В море, конечно, — спокойно пояснил отец. — Но шкипер и его помощники не обратились в бегство. В их трюмах находилось то, ради чего они готовы были умереть. И тогда шкипер бросился на меня, стреляя из этого револьвера.

— Из этого самого? — переспросил мальчик.

— Из него. Но он поскользнулся на чем-то на палубе.

— На крови? — выдохнул Джон.

— Наверное, это была кровь. В общем, зашатался и упал, и тут мои парни накинулись на него.

— И убили?

— Нет, не убили. Потому что когда он увидел, что его конец близок, то прохрипел, что отдаст мне то, что стоит его жизни, и даже больше. Ведь в определенном смысле, принимая во внимание его профессию, он был тем, кого мы называем честным человеком. Я услышал его слова и крикнул парням, готовым с ним разделаться. Потом послал несколько человек сообщить его людям, которые плавали в воде, что они могут подняться на борт. А остальных отправил проследить за грузом, потому что часть его нужно было перегрузить на мое судно. Сам же я отправился в каюту к шкиперу, и мы с ним выпили по стаканчику вина.

— Вы так быстро подружились? — поинтересовался мальчик, удивляясь все больше и больше.

— Вроде того, Джонни. Ведь я держал этот самый его пистолет, который подобрал с палубы, и целился ему в голову. «Ну и какую цену ты хочешь заплатить за свою жизнь?» — спросил я. «Она у тебя в руках», — ответил он. «Ты имеешь в виду пистолет?» — слегка разозлился я. «Передерни голову дракона справа налево, — сказал он, — а потом поставь ее снова на место». Вот видишь, Джонни, на рукоятке эту штуковину, которая напоминает голову дракона? Я сделал, как он сказал, вот как сейчас, и мне на руку выпало нечто.

При этих словах Гилберт Таннер передернул голову дракона, потом поставил ее снова на место, и из выемки в рукоятке ему на ладонь выскочила огромная жемчужина, которая блестела словно маленькая луна в темном безоблачном небе!

Глава 3

БОЛТУН НА ЗАБОРЕ

— Тут половина того состояния, что я привез домой, — пояснил старший Таннер. — На вид совсем маленькая вещь, но стоит больших денег. У этой жемчужины своя история.

— Она прекрасна, — произнес Джон, беря и рассматривая жемчужину. — Никогда не видел ничего подобного. Лучше убери обратно, пока я ее не уронил.

— Не уронишь, — заверил отец с хмурой улыбкой. — Ее еще никто не ронял, хотя она переходила из одних рук в другие. Она была причиной больших неприятностей и вызывала столько разговоров, сколько я за всю мою жизнь не слышал. Но здесь она в полной безопасности. Не думаю, что кому-то взбредет в голову искать жемчужину в рукоятке пистолета, верно?

— Да, — согласился Джон, — полагаю, никто не догадается. Отличный тайник. А что, если ты уронишь пистолет?

— Теперь за мной стоят закон и порядок, Джонни, — пояснил отец. — Кроме того, я не собираюсь ронять мой пистолет. Но спрятанное оружие рано или поздно приносит большие неприятности. Поэтому я уберу его в ящик бюро в моей комнате. Пусть жемчужина там полежит, пока я не найду честного ювелира, который даст за нее настоящую цену, и достаточно богатого, чтобы расплатиться со мной. Должен сообщить тебе, Джонни, что по качеству своему эта жемчужина — самая лучшая в мире. Индусы называли ее Дочерью Луны. Неплохое название, как ты считаешь?

— Да, сэр, — согласился мальчик.

Он вернул жемчужину и немного отступил, глядя на отца с возросшим вниманием.

Гилберт Таннер ответил ему столь же пристальным взглядом.

— Сегодня ты кое-что обо мне узнал. Позднее узнаешь еще больше, когда я сам разберусь в тебе получше, а ты — во мне. Со временем будешь знать обо мне почти все, хотя в моем рассказе все равно останутся темные места. Понимаешь?

Джонни Таннер подумал о залитой кровью палубе торгового судна и о сражающихся на ней бойцах и кивнул:

— Да, полагаю, немного понимаю.

— Тогда отправляйся скорее спать. У тебя был длинный день. Но запомни одно.

— Да, сэр?

— Мы с тобой друзья до конца, ведь верно?

Джонни порывисто протянул руку и изо всех сил пожал ладонь отца. Оказалось, что она прохладная и твердая, словно железо.

— Да, сэр, — подтвердил Джонни, — до конца.

Укладываясь в постель, он чувствовал, что в нем что-то изменилось, словно в него вдохнули новую жизнь. Джон ощущал себя другим человеком. Из каждого взгляда, слова и поступка отца исходили доверие, серьезная привязанность к нему и преданность. Это не могло не вызвать в нем ответной реакции.

Затем, лежа на спине, мальчик долго всматривался в темноту ночи и представлял себе прошлую жизнь Гилберта Таннера.

Он многого не знал, но и того, что услышал, было достаточно, чтобы догадываться о необыкновенных событиях его жизни. Было ясно, что отец Джонни — искатель приключений. Возможно, в свое время он натворил немало бед. Но наверняка сделал и немало добра, поскольку добро присуще его прямой искренней натуре. Возможно, совершал и преступления, но сын надеялся, что не слишком жестокие. Несомненно, если судить по рассказанному эпизоду, вел жизнь полную насилия, но ведь и Дрейк, и другие великие герои, перед которыми мальчик преклонялся, тоже его не избежали.

Наконец Джон погрузился в счастливые сны, от которых очнулся, когда яркое солнце стояло уже высоко.

По прежнему распорядку дня ему следовало бы быть на ногах еще с восхода. Мальчик в испуге выпрыгнул из постели прямо на середину комнаты, протянул руку к одежде, но когда увидел ее, вдруг вспомнил, что она у него новая, как новая у него и жизнь!

Ему больше не надо выполнять тяжелую работу на кухне и по дому. Он свободен! Оставалась только школа, но в школу надо было идти только в понедельник. Целый день мальчик будет сам себе хозяин. Он оделся и спустился к завтраку, терзаемый чувством вины.

После того как они поели, отец отправился в город, где у него были какие-то дела, тетушка Мэгги тоже куда-то ушла до полудня, так что к девяти часам Джонни Таннер остался один-одинешенек на заднем дворе — развлекайся до -обеда сколько влезет!

Свободное время он ценил на вес золота. Интересно, привыкнет ли когда-нибудь, что его стало много? Однако решил над этим долго не размышлять — его мозг был занят мечтами наяву. Сегодня он не хочет воображать себя индейцем. Он будет капитаном торгового судна в Южных морях. Будет командовать бравыми и отчаянными моряками. Сначала обратится в бегство от превосходящего силой врага, а потом, перехитрив, атакует его и победит!

Для подобного мероприятия денек был самый подходящий. Дул резкий северо-восточный ветер, облака стремительно неслись по небу, солнце светило ярко, но жара немного спала.

Кусты на пустыре трепетали и гнулись под порывами ветра, который наклонял макушки молодых деревьев. Их не трудно было вообразить оснасткой судна, трепещущей под ветром, а ряд более высоких деревьев чуть сзади — бортом другого судна. Через минуту Джон уже был весь во власти игры.

Интересно, а как одета команда торгового судна южных морей?

У него об этом не было ни малейшего представления, поэтому он надел на себя милый его сердцу индейский наряд. И все же для полного совершенства не хватало одного: револьвера, лежащего в комнате отца.

Когда мальчик подумал о нем, по его юному телу от волнения и удовольствия прошла дрожь. Если он пойдет туда, найдет оружие и возьмет его на время, чтобы поиграть, — будет ли это кражей?

Джон взвесил ситуацию со всех сторон. Он был строго воспитан на принципах честности, но сейчас чувствовал, что отец легко простит ему столь незначительное нарушение. Ведь ему не доведется повредить оружие, и уж наверняка оно не причинит вреда ему самому! Нужно только не касаться пальцем спускового крючка.

Поэтому мальчик пошел в дом и поднялся в комнату, где расположился Гилберт Таннер. Первое, что бросилось ему в глаза, были висящие в головах кровати кривые ножны, из которых высовывался украшенный драгоценными камнями эфес. Он уставился на саблю словно зачарованный. У него возник странный соблазн вытащить ее из ножен, но тут Джон вспомнил, что отец еще не показывал ему это оружие. А вот с револьвером было совсем другое дело. Отец по доброй воле открыл ему свои секреты.

Мальчик выдвинул верхний ящик бюро и тут же взял револьвер в руки.

Если и есть в его действиях что-то нехорошее, конечно же удача будет на его стороне!

Он поднял сокровище.

Интересно, жемчужина еще там?

Джонни повернул голову дракона, потом вернул ее на место, и ему на ладонь выкатилось блестящее маленькое чудо. Казалось, жемчужина сверкала еще сильнее, прямо светилась кремовым светом изнутри в сумерках комнаты, окна которой были закрыты ставнями. Внезапно мальчик почувствовал, что он совершенно один и что эта вещь таит в себе опасность.

Засунув жемчужину обратно в тайник, он дернул голову дракона, поставив ее на место, затем спустился по лестнице и вышел во двор.

Это было совсем другое дело — настоящее оружие вносило в его игру достоверность. С револьвером за поясом Джон отправился к качающимся от ветра деревьям, а потом с ветки на ветку легко и быстро забрался на одно из них. Он знал каждую ветку, знал, какой вес она может выдержать, знал, на какой высоте от земли она расположена. Мальчик много часов провел в ветвях, днем и даже при свете луны, поэтому теперь забирался на дерево, чувствуя себя в полной безопасности.

Он был уже почти на вершине грот-мачты и собрался прокричать команду сменить курс корабля, чтобы пустить его в подходящем ветре прямо под нос вражеского корабля, как кто-то позвал его с дощатого забора.

Мальчик посмотрел вниз сквозь зеленые ветви дерева и увидел длинного, худого верзилу, сидящего верхом на заборе свесив ноги, словно он устроился на стуле. Конечно, поверх забора была приколочена длинная доска, что делало его положение вполне сносным.

— Привет, незнакомец! — сказал человек на заборе.

— Привет, — отозвался мальчик.

— Ты один из делаваров или индеец племени «черноногих»? А может, ты забрался в Скалистые горы?

Эти названия произвели на мальчика должное впечатление.

— Эй, — заинтересовался он, — вы знаете эти места?

— Могу поклясться, — ответил верзила.

Через пять секунд младший Таннер был на земле перед забором, позабыв о кораблях и даже о револьвере за поясом.

— Спускайтесь сюда! — пригласил он.

Незнакомец отрицательно покачал головой.

— Когда я был еще несмышленышем, моя мамочка обычно говорила: «Гарри, никогда не входи никуда, если только тебя не пригласил сам хозяин». И я этих слов никогда не забываю. Знаешь, как это бывает: втемяшилось в голову, и никак оттуда не выбьешь, — сказал он совершенно серьезно, при этом постукивая себя по лбу, подмаргивая и кивая Джонни, словно желал оживить в памяти мальчика подобные вещи.

Гарри был настолько худ и легок, что походил на огородное пугало. Видно было, что он очень беден, потому что пиджак у него был из одной материи, а брюки — из другой. Штанины, заканчивающиеся бахромой, едва доходили до щиколоток. Каблуки на ботинках с толстой подошвой с внешней стороны были стоптаны.

— Моего отца нет дома, — сообщил Джонни, — но вы все равно можете спуститься сюда.

— Нет дома, говоришь? — переспросил Гарри.

И его маленькие глазки сверкнули, когда он глянул в сторону дома. Верзила схватился за край доски и подался вперед, словно уже хотел было спрыгнуть вниз, но потом почему-то передумал. Удержался и принял прежнюю позу.

— Мне и здесь неплохо, — заявил он. — С такой высоты только проповеди читать, а врать как-то неудобно.

Он широко улыбнулся мальчику, и тот ответил ему улыбкой. Джон никогда прежде еще не встречался с такими людьми. Этот парень выглядел как настоящий бродяга. И будь мальчик более осторожным, он, возможно, перепугался бы. Но младший Таннер был уверен в силе собственных рук и широких плеч. Во всяком случае, его грудь не шла ни в какое сравнение с узкой грудью незнакомца, поэтому он нисколько его не боялся.

Глава 4

СПЕЦИАЛИСТ ПО ИНДЕЙЦАМ

Джонни поинтересовался:

— А чем вы занимаетесь? И с какими индейцами вам довелось встречаться?

Его собеседник сощурил один глаз, словно это помогало ему вспоминать.

— Ну, сэр, — произнес он доверительно, — вот что я вам скажу. Я был торговцем, погонщиком мулов и разведывал бизоньи стада. Ставил ловушки и сам в них попадался! — Верзила разразился высоким хриплым смехом.

— Вы попадались в ловушки?! — удивился Джонни.

Дылда махнул рукой и решил сменить тему.

— Это длинная история, — объявил он. — А вот насчет индейцев, с которыми мне приходилось сталкиваться. Ну, я знаю их вдоль и поперек, начиная от низкорослых кривоногих ассинибойнов, кончая конокрадами-команчами, черт бы подрал их грязные красные шкуры! И конечно апачи. Эти апачи такие трусливые, что им совершенно нельзя доверять!

— Я слышал о них. То есть хотел сказать, читал, — поправился Джонни Таннер. — Как бы мне хотелось узнать о них побольше!

— Самый лучший способ узнать апачей и команчей — это расспросить о них мексиканцев.

— Мексиканцев?

Гарри подмигнул.

— Апачи и команчи — это настоящая зараза в Мексике, просто болезнь.

— Не понимаю, что вы хотите сказать, — замялся Джонни.

— Поймешь, если поживешь где-нибудь к югу от Рио-Гранде, — пояснил Гарри. — Да и к северу тоже. Апачи и команчи там разносят разные болезни. Когда наступает Мексиканская Луна, пастухи заболевают перемежающейся лихорадкой, вот что я скажу.

— А что такое Мексиканская Луна? Никогда не слышал.

— Ну, это когда команчи и апачи прокладывают тропу на юг, а им светит луна.

— То есть идут по тропе войны, вы это хотели сказать?

— Я хотел сказать, что они отправляются красть лошадей и угонять скот, но, конечно, им приходится сражаться.

— Догадываюсь, они очень неплохие воины, — заметил Джонни с округлившимися глазами.

— Можешь поверить мне на слово. — На этот раз Гарри закрыл оба глаза и не открывал их, пока согласно кивал головой, чтобы Джонни убедился в искренности его последнего утверждения.

— Полагаю, они почти такие же хорошие воины, как и белые, верно? — решил удостовериться мальчик.

Маленькие глазки верзилы внезапно открылись и пристально, не мигая, уставились на мальчика, словно глаза птицы.

— Что ты хочешь этим сказать? — требовательно спросил он.

— Ну, я просто поинтересовался, уступают ли индейские воины белым.

Гарри посмотрел на небо, потом снова на Джонни.

— Понимаю, что тебя интересует. Представим, что десять тысяч индейцев стоят напротив десяти тысяч тренированных солдат в чистом поле, и кто тогда победит?

— Ну да, вроде того…

— Ну, подобного никогда не происходит. Никогда! Все дело в том, что индейцы — словно облака в небе. Иногда их много, а иногда — нет совсем. Ты начинаешь преследовать одного краснокожего, а их оказывается три десятка, и ты теряешь свою шевелюру.

— То есть они снимают скальп? — предположил мальчик, гордый своими знаниями.

— Угу. Сам знаешь, — согласился Гарри и продолжал: — Я говорил, что ты преследуешь одного, а потом откуда ни возьмись появляется три десятка. А представь, что их тридцать и целый отряд кавалерии отправляется за ними в погоню. И вот тогда три десятка индейцев превращаются в одного, они поднимают целое облако пыли, а когда пыль оседает, то там вообще ни одного индейца не остается.

— Елки-палки! — изумился Джонни. — Как им это удается?

— Снадобья, — серьезно пояснил Гарри почти шепотом. — Они изготавливают всякие снадобья и исчезают. С помощью снадобий они могут все, что угодно.

— Я уже слышал о всяких снадобьях, — припомнил мальчик. — Но где-то прочел, что это всего лишь суеверие. — Он гордился, что выговорил это слово, и даже немного покраснел, произнеся его.

Гарри уставился на него не моргая.

— Некоторые называют это так, другие — иначе. Но я лично считаю, что попасть к индейцам — хуже некуда. Вот так-то. И еще, за каждого краснокожего, застреленного солдатами или горцами, индейцы убивают белого. Хотя краснокожих убивают не только из ружей, их уничтожают с помощью виски.

— Я и об этом слышал, — обрадовался Джонни. — Догадываюсь, виски — ужасная вещь.

— Ты догадываешься, а я знаю, — заявил Гарри. — Я был там, где виски самое крепкое. Это в Санта-Фе. И знаешь, что я тебе скажу: ружье может убить с расстояния полумили. А виски прикончит тебя в течение месяца! Нужно прислушиваться к голосу своего рассудка, думать нужно. Уши — это только двери. Важно то, что происходит внутри дома.

Джонни кивнул в знак согласия. Он чувствовал, что встретил самого необычного человека в мире.

— Но око за око, — продолжал разглагольствовать Гарри, — а индейцев в прериях — как рыбы в море. А белых, белых не так уж много. Да и потом, белому человеку нужно время от времени дышать, а краснокожему — совсем не обязательно! — И он снова прикрыл оба глаза, в подтверждение сказанному.

— Полагаю, вы правы, — отозвался мальчик.

— Ты полагаешь, а я знаю, — резко возразил ему Гарри.

— А какие самые лучшие воины?

— Ты имеешь в виду индейцев?

— Да.

— Скажи, ты подразумеваешь племя?

— Ну да, племя или одного.

— Ну так и быть, скажу. Заруби себе на носу: лучшие воины — это делавары, которые бродят повсюду и нанимаются в проводники. У них отличные ружья, потому что они работают на белых. У них самые быстрые лошади, потому что они воруют именно таких. У них есть мозги, потому что нет своих охотничьих угодий, потому что они разбросаны, а еще потому, что они — нечто среднее, не белые и не красные, можно сказать.

— Вы имеете в виду цвет их кожи? — удивился мальчик.

— Нет, я хотел сказать про их сердца и души, про их внутренности. Делавару можно верить, пока он доверяет тебе.

— Вот замечательно! — воскликнул с энтузиазмом Джонни.

— Все индейцы замечательные по сравнению с нами, — уточнил Гарри.

— Да ну! — возразил мальчик. — Я-то думал, что они только постоянно убивают.

— Их этому научили, — пояснил дылда. — Их обманывали, пинали, дурачили и грабили, пока им это не надоело. У них нет законов, судей и тому подобной чепухи. У них есть только луки и стрелы, ружья и ножи. Сегодня ты ударишь индейца, а завтра он перережет тебе горло. Я считаю, это по-честному.

— О! Я никогда не смотрел на это с такой точки зрения, — признался Джонни.

— Ты не одинок, — утешил его Гарри.

— А вы не расскажете мне о самом воинственном племени?

— Конечно, я могу рассказать тебе о самом воинственном племени. Мне это ничего не стоит. Если ты подразумеваешь племя, в котором большинство воинов конные, а храбрецы — настоящие мужчины, крепкие, словно сыромятная плеть, и подлые, словно скипидар, тогда это племя дакота.

— Какое? — переспросил мальчик.

— Сиу. Не слышал?

— О да! Теперь я вспомнил название.

— Его стоит запомнить. У них тучи лошадей и не меньше наездников. И каждый воин — настоящий кусок динамита. Поверь мне, это так!

— Я вам верю, — торжественно заверил собеседника Джонни.

— Но, — рявкнул Гарри, подняв тощий длинный палец, — если ты имеешь в виду племя, сотня воинов которого может смести с лица земли любую сотню противников — будь то белые, краснокожие, желтые или черные, — тогда останови свой выбор на племени шайенов!

— Не думаю, что я о них слышал…

— Неужели? — удивился верзила, критически склонив голову набок.

— Нет, не думаю, — подтвердил Джонни Таннер. — А какие они собой?

Гарри задумчиво прищурился.

— Ну, они похожи на стремительную молнию, падающую на землю. Вот они какие. Ростом около шести футов, волосы — до пят. У них хорошенькие девушки и трудолюбивые скво, которые никогда на тебя не смотрят прямо. У них самые лучшие в прериях лошади и много ружей. До сегодняшнего дня не многие из них пробовали на язык виски. Поэтому они еще окончательно не испорчены. Но старое доброе виски, оно в конце концов их прикончит, как всех остальных, только дай ему время. Я и сам от него пострадал. Когда-то я был настоящим мужчиной, но виски сгубило меня, как мучнистая роса розу. — Он хмуро уставился в землю.

Джонни в приступе острой жалости стал искать предмет разговора, который отвлек бы беднягу от его грустных мыслей.

— У меня было три жены, — печально продолжал между тем Гарри, — и пятьдесят лошадей, семь ружей и седел, семь томагавков и ножей, полный патронташ. А старейшины племени обычно приходили в мой вигвам и спрашивали моего совета. «Длинная Стрела», — обычно говорили они. Они дали мне такое имя: «Длинная Стрела». Так вот: «Длинная Стрела, мы в беде, нам нужен совет белолицего. Помоги нам». Вот каким человеком я был в свое время, пока виски меня не сгубило. А теперь посмотри, что от меня осталось!

— Мне чрезвычайно жаль слышать о ваших неприятностях, — посочувствовал ему Джонни. — Но когда вы были еще там, не видели, у них есть револьверы?

— Револьверы? — переспросил собеседник. — Минуточку, если уж на то пошло, я слышал что-то про эти штуки. Оружие, которое стреляет сразу шесть раз? Это ты имеешь в виду? Но я никогда такого не видел.

— Ну, у меня есть один такой, — не удержался, чтобы не похвалиться мальчишка. — И, гордо улыбаясь, протянул верзиле револьвер.

— Вот это да! — изумился Гарри, вытаращив глаза и затаив дыхание. Затем протянул руку. — Можно мне взглянуть?

Глава 5

УКРАДЕННАЯ ЖЕМЧУЖИНА

Джон Таннер вдруг засомневался. Он посмотрел на револьвер, потом перевел взгляд на лицо мужчины на заборе. Гарри жил среди индейцев, и его сгубило виски. Кроме того, он одно время имел нескольких жен, а Джонни было известно, что согласно религии иметь больше одной жены нехорошо.

Хотя всем известно, что Генрих Восьмой имел шесть жен. Или восемь? Но он был женат на них по очереди. Даже освобождал место для следующей жены, отрубая голову предыдущей. У мальчика возникли смутные подозрения, что его собеседник не вполне отвечает требованиям кристально честного человека с точки зрения закона, хотя не мог точно сказать, на чем они были основаны.

— Я не знаю, — промямлил он. — Видите ли, револьвер не мой.

— Но ведь он у тебя, разве не так? — требовательно спросил Гарри, теряя терпение.

— Но он же не мой!

— Ну-ка, посмотрим. Ну да, теперь-то я вижу, что это обыкновенный пистолет с какой-то дополнительной шайбой у основания дула. Вот и все.

— А вот и нет! Эта «шайба» поворачивается, — возразил мальчик.

Глаза Гарри расширились и загорелись нехорошим огнем.

— Понятно, — сказал он. — Это просто-напросто обманка. Это еще ничего не значит. Это — обычная уловка.

— Но с помощью такой уловки можно убить сразу шесть человек, — вновь возразил Джонни.

— Рассказывай! — поддел его Гарри. — Да разве кто-нибудь убил из него сразу шестерых?

— Не знаю, но из него действительно можно уложить шесть человек. Каждый раз, как нажимаешь на спусковой крючок и производишь выстрел, барабан поворачивается…

— Ну и что с того? — безразлично поинтересовался верзила и внимательно осмотрел крепкую фигуру мальчика, а потом через плечо бросил осторожный взгляд в направлении дома.

— Мой отец говорит, что револьвер стреляет шесть раз без перезарядки, — разволновался Джонни еще сильнее. — В барабане есть выемки, в которых находятся пули.

— Я что-то не могу их разглядеть, — пожаловался Гарри, качая головой. — Я вообще ничего не могу рассмотреть.

— Да почему же? Их же видно! Посмотрите сюда! — Мальчик приподнял револьвер к нему поближе.

— Не видно. Должно быть, я стал близорук, — прикинулся Гарри.

Джон Таннер привстал на цыпочки и поднял револьвер над головой на вытянутой руке.

— А теперь? Видите?

— Погоди-ка минутку, — попросил Гарри и наклонился вперед, сощурившись изо всех сил. Внезапно его длинная худая рука молнией метнулась вперед и схватила револьвер. — Придется пойти домой, чтобы хорошенько рассмотреть его, надев очки, — бросил он.

Джонни Таннер, задохнувшись от изумления, увидел, как длинные ноги бродяги перемахнули через забор, и Гарри исчез из виду — лишь его смешки слышались с противоположной стороны.

— Вор! Вор! — закричал мальчик, бросаясь на забор, словно дикая кошка, взбирающаяся на отвесную стену.

Но зацепиться на нем было не за что. После нескольких тщетных попыток он побежал к козлам для пилки дров, на которых перепилил не один их кубометр для печки. Мальчик почти обезумел. Потеря револьвера — само по себе большое несчастье, но ведь с ним связано слишком многое. Его отец возвратился из дальних стран богатым человеком, однако половина его богатства находилась как раз в рукоятке оружия!

Он видел жемчужину — это Дочь Луны. В воображении Джонни жемчужина вдруг выросла до неимоверных размеров, стала почти как настоящая луна, огромная, одинокая луна, которая затмевает звезды и плывет по темному небосводу.

Ради нее совершались странные поступки, многое было поставлено на карту. А теперь она потеряна навсегда из-за глупого поступка мальчишки.

Он повторял это себе, когда с перекошенным от усилий лицом подтаскивал козлы к забору.

Вспрыгнув на них, Джонни вспомнил лицо отца — честное и серьезное. Его ясные, серо-зеленые глаза смотрели прямо ему в лицо — он горел желанием найти товарища в сыне, в своей плоти и крови. А эта плоть и кровь предала его, выбросила в глупом порыве половину того, что он заработал, претерпевая лишения и нужду в течение многих лет.

Мальчик забрался на козлы, подпрыгнул и зацепился кончиками пальцев за верхнюю планку забора.

Он ухватился за нее, но ненадежно, потому что эта верхняя планка была слишком широка и он не мог дотянуться пальцами до ее противоположного края. Но многие часы лазанья по деревьям и еще более многочисленные часы работы с топором, пилой или томагавком придали его рукам силу взрослого мужчины.

Вцепившись в доску, боясь соскользнуть, он подтянулся, ловким броском перекинул тело на забор и оглянулся. Гарри, удалившись уже на целый квартал, быстро шагал по улице раскачивающейся походкой моряка.

Джон Таннер распластался на верхней планке забора и легко, как кошка, спрыгнул на землю на противоположной стороне. Встав и распрямившись, он увидел, что его обидчик оглянулся и в следующее мгновение бросился «вперед на полной скорости, странно сгибая ноги в коленях.

Мальчик погнался за ним во всю мощь своих молодых сильных ног. Пробежав квартал, он все еще его не достиг, но был уверен, что ему удастся это сделать в следующем квартале. А уж там наверняка поймает вора.

Проблеск первой надежды появился в его сердце. Джонни знал только одно: он никогда не осмелится вернуться домой, никогда не сможет взглянуть отцу в глаза, пока револьвер не окажется в его руках.

С бешено бьющимся от бега сердцем мальчик представил, как Гилберт Таннер вернется домой и обнаружит, что его оружие, сокровище и сын исчезли.

Он назовет сына простым вором — нет, не простым, разве простой вор способен украсть у собственного отца?

Добежав до следующего квартала, Джонни был уверен, что догонит разбойника, он неоднократно видел узкое лицо Гарри, перекошенное от натуги, когда тот смотрел на него через плечо. Мальчику даже показалось, что на нем появилось отчаяние, и это придало ему сил. Он хотел только одного: схватиться с вором врукопашную. И пусть их рассудит Бог! Юный Джон Таннер еще верил в справедливость на этом свете. Он хорошо усвоил уроки воскресной школы, да и беспросветная нищета подталкивала его к надежде на то, что в будущем его непременно ждет счастье. И вот, безмолвно произнося молитву, исходящую из глубины души, Джонни изо всех сил бежал за Гарри.

А тот свернул с тротуара. По дороге медленно тащилась легкая двухместная коляска. Гарри вскочил в нее, прыгнув на подножку между вращающимися колесами, и что-то показал вознице жестами. В следующий момент ему освободили место, и лошади понеслись рысью. Скорость коляски возрастала, и Джонни Таннер мгновенно отстал, будто его ноги приросли к земле. Легкие мальчика полыхали огнем. Перед его глазами поплыл темный туман.

Но тут он увидел, что мимо него в противоположном направлении в крошечном казенном фургончике едет старик почтальон. Покрикивая на лошаденку, он время от времени беззлобно стегал ее по спине вожжами. Это была совсем слабая кляча, но все-таки лучше, чем ничего.

Джонни бросился через дорогу и, поравнявшись с фургоном, завопил:

— Мистер Дженкинс! Мистер Дженкинс! Вор…

Мистер Дженкинс придержал лошадь, широко открыл круглые голубые глаза, разинул от удивления рот и смешно распушил серебряные усы.

— Мистер Дженкинс! Вот в той коляске вор! Он украл деньги у моего отца. Помогите мне его догнать.

— Вор, говоришь? — спросил мистер Дженкинс со спокойствием, которое показалось мальчику просто возмутительным. Потом хмыкнул, неторопливо повернул голову в сторону закрытой коляски и увидел убегавшего мерзавца. — Залезай сюда!

В мгновение ока Джонни был внутри казенного экипажа. А кляча, огорченная внезапным ударом хлыста, быстро развернула фургон и понеслась галопом.

— Медуза мне в глотку! Мы его купнем с райны под киль! — бросил сквозь зубы седоусый мистер Дженкинс. — Воровать, говоришь? Мы ему покажем, как красть! Мы его отучим воровать! Привязать его к мачте да всыпать пятьдесят ударов «кошкой»! Ишь ты, повадился! Бедных обворовывать!

Джонни Таннер не все понял из речи почтальона, но было ясно, что в вознице почтового фургона росла ярость, отчего его лицо покраснело, а щеки загорелись алым цветом. Он безжалостно стегал спину клячи хлыстом.

— Поднять паруса, Мейзи! — закричал почтальон. — Держи курс по ветру! Мы должны посмотреть на этого пирата! Мы возьмем его на абордаж, чтобы его рыбы съели! Смотри, парень, мы его определенно нагоняем.

Они действительно догоняли коляску, потому что бедная кляча Мейзи, жестоко подгоняемая хлыстом, неслась по булыжнику с поразительной скоростью.

Но тут коляска повернула за угол и, словно по волшебству, исчезла из их поля зрения.

— Догоним! — закричал Дженкинс. — Мы его наверняка догоним, сынок! Коляска повернула прямо к реке, и ей некуда деться, если только не переплывет реку до Нью-Джерси, но это маловероятно. Считай, он у нас в кармане. Мы покажем этому мерзавцу, как воровать!

Почтальон, видимо, получал удовольствие от яростных обличительных речей, и сердце юного Джонни Таннера забилось от радостного возбуждения.

Они тоже завернули за угол. С высокого берега им было видно сияние темных вод реки Гудзон. Прямо за поворотом улицы находился причал, а у него стоял пароход с двумя невероятно высокими трубами, из которых валом валил дым.

— Мать их за ногу! — пробормотал Дженкинс сквозь зубы.

— В чем дело? — воскликнул Джонни.

— Он хочет попасть на этот пароход, и, похоже, ему это удастся.

Они увидели, как прямо перед ними в конце улицы коляска резко остановилась и из нее, словно чертик из коробочки, выскочила худая сухопарая фигура Гарри. Он рысью бросился к корабельным сходням.

Вокруг толпились последние пассажиры, но при виде матроса, несущего длинную цепь, чтобы преградить ею доступ на судно, толпа бросилась вперед. Матрос протянул руку, включив тем самым бегущего во весь опор Гарри в толпу пассажиров. Потом прошел и повесил цепь на стойку на противоположной стороне. Посадка на пароход была окончена.

Глава 6

ПОГОНЯ

Дженкинс подогнал фургон к самому причалу и потряс хлыстом, грозя пароходу:

— Мерзавец! Вон он! Но мы пошлем за ним полицию на следующем пароходе.

Однако его речь не достигла ушей, для которых предназначалась. Джонни Таннер спрыгнул на землю, когда фургон еще не успел остановиться, и побежал по мосткам к сходням. Путь преграждала цепь. Боковые колеса парохода уже начинали вращаться, а из труб повалил дым, еще гуще и еще чернее. Пароход пришел в движение и стал медленно отходить от сходней. Расстояние между его бортом и сходнями становилось все шире.

Если бы у Джонни было время, чтобы остановиться и подумать, он никогда бы этого не совершил. Но несясь вперед на полной скорости, он вообще ни о чем не думал. В голове у него было не больше мыслей, чем у изголодавшегося мартовского кота, когда у него замаячила возможность разжиться куском свежего мяса.

Массивную цепь, преграждающую вход на сходни, мальчик перемахнул одним прыжком и побежал по сходням, не сбавляя скорости. Матрос, впускающий пассажиров на борт, закричал на него. Какая-то женщина на пароходе вскрикнула. У борта парохода стоял толстый, одетый в военную форму мужчина, который поднял обе руки вверх, словно строго запрещая сумасшедшую попытку бегуна.

Но Джона уже было не остановить. Он видел двадцатифутовое расстояние между концом сходней и кормой парохода. Оно казалось ему огромным, но мальчик только сжал зубы, решительно зажмурился и, подбежав к краю сходней, подпрыгнул в воздух, поджав под себя ноги. А под собой скорее почувствовал, чем увидел, темную волнующуюся поверхность воды, блеск отраженных огней среди леса свай, поддерживающих причал с обеих сторон. И тут, ударившись о палубу, упал вперед.

Джонни покатился, сжавшись, словно мяч, мимо кричащего разъяренного матроса прямо в ноги наблюдавшей за ним толпе.

Люди отшатнулись от него, послышались испуганные возгласы, чей-то смех. Джон Таннер с трудом поднялся. Матрос тут же схватил его за шиворот.

Мальчик глянул на него и увидел злобное круглое красное лицо, словно с него содрали кожу. Только лоб был покрыт загаром. У него были маленький вздернутый нос и крошечные, близко поставленные глазки под нависшими бровями. Все, вместе взятое, напоминало свиное рыло, в данный момент — рыло разъяренной свиньи.

— Я гонюсь за человеком, — закричал Джон Таннер, — я гонюсь за человеком, который…

— Возможно, ты найдешь его в тюрьме, где быстро окажешься, — парировал матрос. — И я, Уилл Чалмерс, буду не я, если не обеспечу тебе небо в клеточку.

Джонни со стоном закрыл глаза, потом показал рукой вперед:

— Он здесь! Он где-то прячется. Он — вор! Вор! Он украл…

Матрос с ухмылкой, наполовину злой, наполовину самодовольной, обвел взглядом лица собравшихся вокруг пассажиров.

— Только посмотрите на него! — прервал он речь Джонни. — Вы только посмотрите и послушайте! Он еще не стар, а пользуется древними как мир уловками. Говорит, что гонится за вором. Посмотри в зеркало и увидишь этого вора, сопляк!

Кто-то в толпе громко рассмеялся.

— Это старый приемчик, — фыркнул другой.

— Вы только посмотрите на него, — произнес третий. — Сами увидите. У него лицо преступника. Обратите внимание на его глаза!

И действительно, серо-зеленые глаза мальчика яростно сверкали, пока он обводил взглядом толпу. Потом он посмотрел на державшего его моряка. Подумал было врезать твердым кулаком в его огромный, мягкий, как подушка, живот, но понял, что это бесполезно. Освободившись из рук этого мучителя, тут же попадет в десятки других.

Спорить со свиным рылом не было никакого толку.

— Отведите меня к шкиперу. Отведите меня к тому, кто здесь главный. Я буду говорить только с ним! — заявил Джонни Таннер.

— Нет, вы только на него посмотрите! Только послушайте! — произнес матрос с притворным восхищением. — Он еще мальчишка, а говорит как взрослый! — И, глянув на Джона, требовательно спросил: — Ты, маленький мерзавец, проходимец, что ты замыслил?

Мальчик почувствовал, как кровь прилила к его щекам. От беспомощного гнева его замутило.

— Я хочу, чтобы мне предоставили возможность переговорить с тем, кто здесь командует, — ответил он. — Сейчас вор на борту парохода. И в эту минуту украденная вещь с ним.

Теперь пароход уже был на стремнине и быстро набирал скорость, гладкая полоска воды позади становилась все шире и шире. Мальчика охватило отчаяние, поскольку он чувствовал свое полное бессилие.

Через толпу протиснулся офицер в синей форме с несколькими золотыми нашивками на воротничке — маленький угрюмый человечек с горьким выражением лица. Он остановился перед Джоном. У мальчика упало сердце.

— Где безбилетный пассажир? — спросил офицер. — Это он? Исправительная школа да диета на хлебе и воде — вот чего он заслуживает за свой поступок.

Матрос рассмеялся и объяснил:

— Говорит, что гонится за вором. Ну, я посоветовал ему глянуть на себя в зеркало. За вором! Вы только на него посмотрите! Он еще сопляк, а уже такой хитрый!

Коротышка офицер указал пальцем прямо Джону в лицо:

— Эй, ты, как твое имя?

— Джон Таннер.

— Где живешь?

— Линден-стрит, дом номер 78, это в восточной части города.

— Что? — переспросил офицер.

— Да, именно там я и живу.

— Ну, я знаю те места.

— Моя тетя содержит пансион. Ее зовут Маргарет Таннер.

— Да ну?

Офицер посмотрел на матроса с кривой ухмылкой.

— Не верьте ни одному его слову, — запротестовал матрос.

Мальчик одарил его яростным взглядом.

— Мне все равно, как вы со мной поступите, — сказал он коротышке офицеру. — Вы можете избить меня, отправить в тюрьму, но обыщите пароход и найдите вора!

— И кого же нам искать? — поинтересовался офицер, на которого прямота и убежденность Джонни все больше производили впечатление.

— Он похож на огородное чучело, — принялся описывать мальчик. — Одет почти в лохмотья. У него маленькие глазки, очень светлые. Похожи на глаза птицы. Он довольно высокий и подлый…

— Эй, — сказал чей-то голос из толпы, — я видел, как похожий парень поднимался на борт. И вид у него был как у настоящего вора. Такой на все способен.

Скорость парохода постепенно уменьшалась. Джон Таннер, почувствовав это, в отчаянии посмотрел вперед и увидел, что они сбавили обороты и подходят к пристани на противоположном берегу. Там возвышались огромные сваи, бока которых были вдавлены и стерты в щепки там, куда причаливал пароход.

— Если вы собираетесь что-то предпринять, то делайте скорее! — закричал Джонни. — Потому что мы уже почти причалили к берегу!

— Я считаю, мальчик говорит правду, — отозвался офицер. — А что украл этот мерзавец?

— То, что принадлежит моему отцу.

Он не стал объяснять, что это револьвер. Возможно, здесь еще никто не слышал о таком оружии.

— Пошли вперед. Мы преградим выход, и он попадется в ловушку, — сказал офицер.

Он сразу же пошел вперед, а Джонни, которого к тому времени отпустил недоверчивый и подозрительный матрос, отправился за ним следом, чтобы опознать вора. Они беспрепятственно добрались до носа парохода, как раз в тот момент, когда он развернулся, чтобы войти в док.

— Считай, вор у нас в руках, — самоуверенно заявил офицер, — а если…

— Смотрите! — закричал Джонни Таннер и указал в сторону причала.

В этот момент над сваями появилась высокая платформа для разгрузки грузов. Она была почти на одном уровне с верхней палубой парома, его навесом из парусины. И в ту же секунду Джон Таннер увидел знакомую фигуру Гарри. Он бежал вдоль палубы, а потом прыгнул на платформу.

Несомненно, верзила скрывался в таком месте, откуда было видно и слышно, как обвиняли и допрашивали мальчика. Гарри предпочел не подвергаться подобной процедуре, поэтому забрался под навес верхней палубы, а когда паром причалил к пристани, не стал дожидаться высадки пассажиров.

На фоне неба его костлявая неуклюжая фигура была хорошо видна. Казалось, что на некоторое время она зависла в воздухе. Потом приземлилась на платформу и в то же мгновение исчезла из виду, затерявшись среди штабелей мешков и поставленных друг на друга бочек.

— Мы все равно его поймаем! Береговая полиция его схватит! — заверил офицер мальчика.

Как только паром коснулся причала, он засвистел в свисток и побежал по сходням. Джонни бросился за ним.

Несколько одетых в форму полицейских отозвались на свистки и прибежали на зов, а пока Джонни мчался вперед, офицер сообщил полицейским описание вора.

— Теперь он уже сбежал, — крикнул Джонни. — Ищи ветра в поле! Мы его больше не увидим.

— Мы заставим потрудиться полицию, — возразил капитан. — Разошлем описание его внешности повсюду.

Они выбежали из тени здания пристани на яркое солнце, и тут путь им преградил паровоз, тянущий несколько пустых товарных вагонов. Локомотив выплевывал дождь искр и густые облака пара, смешанного с дымом. Он медленно набирал скорость, и мальчик пританцовывал от нетерпения, ожидая, когда состав проедет. Как ему хотелось иметь крылья, чтобы перелететь через это препятствие! И вдруг сквозь пелену нетерпения Джонни заметил в открытой боковой двери пустого вагона тень, которая показалась ему похожей на фигуру худого человека, спрятавшегося в дальнем углу.

Он видел ее только какое-то мгновение, но с каждым ударом сердца все больше уверялся в том, что это — вор Гарри.

Глава 7

МУЧИТЕЛЬНЫЕ НОЧИ

Товарняк набирал скорость у Джонни на глазах, и тогда он крикнул офицеру с парома:

— Здесь! Здесь! Он здесь! Я видел его в вагоне!

— Ладно, сынок, — отозвался тот, — похоже, поезда нам не догнать.

— Неужели мы так ничего и не предпримем? — возмутился мальчик. — Неужели будем тут стоять и дадим ему сбежать?

— А что мы можем сделать? — спросил офицер, задумчиво почесывая голову.

Джонни отчаянно огляделся в поисках помощи. Потом, сжав зубы, бросился за поездом.

Товарняк громыхал на полной скорости, но мальчик увидел, что мимо него движется вагон с широко открытой дверью, точно такой же, как тот, в котором сидел Гарри. Пол вагона был невысоко. Он подпрыгнул — подпрыгнул и нырнул, словно ожидал войти в гладкую мягкую воду. Единственное, что ему удалось, это проскочить в дверной проем. Он был еще в воздухе, когда дверной косяк сильно ударил его, развернув. Когда он падал, то здорово стукнулся головой об пол вагона. И его мозг погрузился в темноту.

Довольно продолжительное время Джонни пребывал в этой темноте.

Когда же очнулся, вагон громыхал по какому-то склону, а он, лежа в совершенно темном углу, подпрыгивал то вверх, то вниз на полу, ударяясь о боковые стенки. В ушах его стоял шум и рев, мальчик подумал, что сходит с ума.

Он вскочил на ноги, но неожиданно толчок вновь свалил его на пол.

Кое-как сев, Джонни оперся спиной о стену и приложил руку к голове. У правого виска выросла большая шишка, а вокруг нее было что-то липкое, вероятно кровь. В голове у него звенело. Правое бедро болело. И тогда он вспомнил, как взвился в воздух, как дверной косяк наскочил на него и ударил, шмякнув его со всей силы о твердый пол вагона.

Тогда дверь была открыта. Теперь ее кто-то закрыл.

Когда мальчик вспомнил все это, в голове у него немного прояснилось. Оглядевшись, он обнаружил, что сильный солнечный свет пробивается сквозь щели стен и крыши вагона.

При этом свете отыскал дверь и попробовал ее открыть. Она была заперта и не поддавалась.

Джонни снова вернулся в угол и уселся там, пытаясь осмыслить происходящее. В этом вагоне когда-то перевозили сено или, возможно, какие-нибудь товары, упакованные в солому, потому что весь пол был покрыт пучками сухой травы. Солома да пыль, танцующая в лучах пробивающегося в щели солнца, когда вагон подпрыгивал, наполняли воздух взвешенными частицами, отчего хотелось чихать. Свет, проникающий в щели, казалось, лился, словно чистая, прозрачная вода.

Мальчик почувствовал себя пленником. Возможно, дверь закрыли ненамеренно. Просто на какой-нибудь станции обходчик торопился и не увидел человека в темном углу, когда закрывал дверь. Хотя объяснение было, прямо скажем, натянутое. Но тем не менее все его усилия пошли насмарку — вору Гарри теперь ничего не грозит.

На него навалилась слабость. Неожиданно Джонни совсем забыл о Гарри. Просто прикидывал, как долго ему придется сидеть взаперти в этой пыльной темнице. Но потом к нему вернулось прежнее мужество. И он яростно стал повторять себе, что не отступится, пока не настигнет вора Гарри и не накажет его. Пока не вернет украденный револьвер.

Он смирился со своим положением. Познав боль тяжелого труда, мальчик научился завидному терпению и теперь воспользовался им, чтобы выдержать это испытание.

Оно длилось неправдоподобно долго.

Джонни говорил себе, что, когда поезд остановится и грохот по шпалам смолкнет, он станет кричать и стучать в дверь, чтобы привлечь чье-нибудь внимание, а пока надо ждать. Но прошло немало часов, прежде чем поезд остановился.

Тогда мальчик подошел поближе к двери и стал кричать, стучать. Ему было слышно, как снаружи мимо проходили люди, смеялись, разговаривали. Чей-то громкий смех раздался совсем близко.

И вдруг мальчик понял, что тот, кто был снаружи, смеется над его попытками освободиться.

Джонни прекратил кричать и стучать в дверь, вернулся в угол, уселся на пол и принялся обдумывать создавшуюся ситуацию. Был уже вечер, и воздух стал прохладным. Ему хотелось есть, а кроме того, его мучила жажда. Но когда поезд снова тронулся, движение принесло некоторое облегчение. Во всяком случае, унылые мысли выскочили из головы.

С наступлением темноты мальчик понял, что поезд взбирается в горы. Стало еще холоднее. Холод вцеплялся в него ледяными когтями, и ему пришлось бегать взад-вперед по вагону до изнеможения, похлопывая себя, чтобы согреться.

Находиться в непрерывном движении Джонни пришлось много часов. Когда у него иссякали последние силы и он опускался на пол, чтобы отдохнуть, холод пронизывал его до костей, поэтому ничего не оставалось, как возобновлять физические упражнения. Страх смерти ударил его, как дубинка по голове.

Наконец поезд снова остановился, и на этот раз, как он вычислил по многочисленным звукам, в большом городе. Поэтому мальчик снова подошел к двери и принялся громко кричать и шуметь.

Но вокруг было слишком шумно. То тут, то там слышались гудки, свистки и рев выпускаемого пара. Постоянно присутствовал стук нагруженных повозок по мостовой. Он был уверен, что его никто не слышит. Однако снаружи кто-то хитро постучал в дверь вагона, и тогда Джонни закричал:

— Я здесь! Меня заперли!

— Будешь сидеть под замком, пока не сгниешь! — с издевкой ответил чей-то голос снаружи. — Останешься здесь, пока концы не отдашь. Я научу вас, грязных оборванцев, как ездить на поездах по этой линии! Жаль, что я не поймал дюжину таких, как ты, и не запер в этом вагоне. Тогда свез бы вас к речке и перетопил бы всех, как котят!

Голос удалился, ругательства смолкли. Впервые юный Джонни Таннер понял, что ему подписан смертный приговор.

Некоторое время он не мог больше ни думать, ни надеяться. От страха и отчаяния он словно превратился в глыбу льда. Но потом снова воспрянул духом. Когда с многочисленными толчками и остановками поезд тронулся дальше, он решил: не важно, что его горло горит от жажды, а тело ослабевает от голода, мужчина должен пройти с честью все испытания. Нужно только иметь терпение. А терпению, как было сказано раньше, Джонни давно научился.

Это была жуткая ночь. Временами холод становился таким сильным, что несколько раз мальчик падал в изнеможении, думая, не лучше ли прекратить всякое сопротивление.

Но у него была сила воли взрослого мужчины, и он вновь и вновь заставлял себя бороться за жизнь. Стиснув зубы до боли, продолжал противостоять смерти. А потом сквозь щели вагона вдруг увидел красный отблеск зари.

Было все еще очень холодно, но усталость взяла над ним верх, и Джонни сдался. Он был так сильно утомлен, что не успел лечь, как тут же заснул. Сначала ему казалось, что он куда-то падает, а потом просто отключился. Когда же проснулся, воздух уже стал почти накаленным.

Он никогда не узнает, как близко был от смерти в ту ночь, ему приснилось, что он замер насмерть, но был воскрешен сверхъестественными силами.

За этот день поезд останавливался трижды. И трижды мальчик пытался шумом привлечь к себе внимание, но потерпел неудачу.

Между тем у него созрел план спасения. В кармане у Джонни лежал очень неплохой нож с двумя лезвиями — одним большим, а другим предназначенным для более тонкой работы. Это был подарок отца. Мальчик решил попробовать вырезать ножом ближайшую доску справа от двери.

Доски были довольно широкие, и если ему удастся перепилить одну, то он спокойно сможет вылезти наружу. На высоте пяти футов от пола он провел по дереву две царапины.

Это была непростая работа. Вагон трясло, нож соскальзывал с доски. Дерево оказалось ужасно твердым, с крепкими волокнами, по структуре не уступающее твердости гранита. Острый кончик стального лезвия быстро отломился. Ему пришлось использовать всю длину ножа, но даже и это становилось с каждым разом все труднее.

Тут Джонни понял, что щель, которую он наметил вырезать, слишком узка. Он недооценил толщину доски, и ему пришлось начать все сначала, сделав щель пошире.

Его руки были привычны к упражнениям с топором и томагавком, но все равно на них появились мозоли. Теперь ему приходилось делать над собой усилие каждый раз, когда он погружал в доску острое лезвие ножа.

Более того, к этому времени его ужасно стала мучить жажда. Однако мальчик понял: если он прекратит работу от усталости, то тут же впадет в отчаяние.

Мало-помалу щель расширялась. К вечеру с одного конца можно уже было просунуть лезвие ножа насквозь. Джонни трудился, отчаянно надеясь закончить работу до наступления полной темноты. Но ему это не удалось.

Наконец он больше ничего не мог разглядеть — наступила еще одна мучительная ночь.

Она была хуже предыдущей. У него кружилась голова от обезвоживания. Да к тому же он ослаб от голода. Подобное испытание оказалось бы тяжелым и для взрослого, а Джонни Таннер был еще совсем ребенком. Ему не исполнилось и пятнадцати лет. Однако он не поддался панике.

Те, кому приходилось подвергаться небольшим лишениям, готовы перенести и большие трудности. Джонни вспоминал, что человек может выдержать без воды трое суток и только потом умрет. А это означало, что у него в запасе еще целые сутки, если, конечно, предстоящая ночь его не убьет.

К счастью, она была гораздо теплее. Он даже проспал целый час кряду, пока его не разбудили жуткие кошмары. Ему было очень трудно глотать — в глотку словно налили кипящей смолы.

А когда наступил рассвет, Джонни снова вложил нож в саднящую руку. Боль была такой сильной, что он стиснул зубы, когда сжал пальцы вокруг рукоятки. Тем временем поезд остановился, снаружи послышались голоса, а в следующее мгновение дверь его вагона отперли и широко распахнули.

Глава 8

ДОБРЫЕ ЛЮДИ

Жизнь вернулась, смерть отступила. Мальчик изумленно смотрел на холодный розовый рассвет за большой коричневой от глины рекой, текущей медленно и мощно. На противоположном берегу стояли высокие деревья. Утренние лучи солнца пробивались сквозь листву.

Да, он снова живой!

Человек, открывший дверь, шел вдоль пустых товарных вагонов и насвистывал. Юный Джонни Таннер выпрыгнул на железнодорожную насыпь. Недоуменно осмотревшись, понял, что оказался на пересечении железнодорожных путей. За ними простирался длинный товарный склад, а над его низкой крышей возвышались более высокие остроконечные крыши домов немаленького города. Позади них просматривались холмы, а за ними — зазубренные пики гор.

Хотя было довольно рано, на товарной станции уже работало несколько человек. Когда мальчик прошел мимо них, они не обратили на него ни малейшего внимания. Неподалеку от них стояло ведро с водой, а рядом с ним лежал ковш. Мальчику эти вещи показались самыми прекрасными сокровищами в мире. Даже если бы жестяное ведро было заполнено доверху одним огромным бриллиантом, оно не могло бы представлять для него большей ценности. Он наполнил ковшик и стал пить медленными, неспешными глотками, впитывая вместе с водой жизненные силы и надежду.

Джонни мог бы выпить целое ведро, но ограничился одним ковшом, потому что где-то слышал, что после длительного поста следует проявлять умеренность и в еде и в питье.

Напившись, он, полный новых надежд, стиснул зубы и осмотрелся.

У него не было ни цента. На нем — смешной маскарад, костюм для игры в индейцев. При нем — только нож с затупившимся лезвием. Но он не стыдился своего вида. Ведь это была не единственная его проблема. Как теперь ему вернуться домой? Судя по всему, его занесло на край света.

Мальчик спустился к реке, скользя по грязному берегу, и помылся. Когда смыл пот, пыль и засохшую кровь с лица, то почувствовал себя лучше, хотя от соприкосновения с холодной водой шишка на лбу заныла. А когда над восточными холмами появился нимб из червонного золота, поднялся и направился в город.

Было еще совсем рано, однако на улицах оказалось полно народу. Шагая по аллее, Джонни увидел человека, который удивил его гораздо больше, чем размалеванные индейцы на улицах Нью-Йорка. Это был высокий мужчина, с головы до пят одетый в оленью кожу. Но какую кожу!

Штаны и обтягивающая куртка были сплошь расшиты блестящими бусинками и крашеными перьями. На мокасинах огнем сверкали точно такие же украшения. На голове у мужчины была меховая шапка, а на плече висело длинноствольное ружье. Но самое странное заключалось в том, что на человека, который в столь удивительном наряде шел по улице, никто не пялился и не оглядывался.

«Я приехал на Запад! — догадался мальчик. — Я оказался на Диком Западе!»

Он вдруг развернулся на восток, туда, где высились зазубренные пики гор. Неудивительно, что ночи, проведенные в товарном вагоне, были такими холодными. Эти горы отделяли его от отца, они лежали между ним и его родным домом!

У Джонни упало сердце. Но в следующую минуту его ноздрей коснулся запах свежеиспеченного хлеба, который прогнал из головы все другие мысли. Двери небольшой харчевни на углу только что открылись, однако еда там была уже приготовлена, поэтому ее запах распространялся по улице. Не раздумывая, мальчик вошел вовнутрь.

И тут же увидел небольшую стойку, заставленную горами домашних пирожков, большими румяными буханками хлеба, бубликами и пончиками, а также подносами, буквально заваленными нарезанными кусками пирогов с разнообразной начинкой.

Джонни Таннеру показалось, будто он узрел разом все земные и небесные сокровища. Одно обстоятельство смущало его — за стойкой стоял мужчина, ростом и худобой напоминающий вора Гарри. У него был орлиный нос и выдающийся вперед, словно выкованный из стали, подбородок. Он пристально смотрел на мальчика светлыми подозрительными глазами. Джонни подошел к нему поближе, достал из кармана нож и положил его на стойку.

— Доброе утро, — вежливо поздоровался он. — Вы не могли бы дать мне еды взамен этого?

Хозяин харчевни не проронил ни слова. Посмотрел на нож, поднял его и открыл. Попробовал большим пальцем обломанное острие и затупленное лезвие, затем взвесил нож на ладони, словно его ценность заключалась в весе.

В следующий момент, резко вытянув руку, он схватил Джонни за запястье и сжал его, словно тисками. Но мальчик слишком ослаб, чтобы сопротивляться, поэтому покорно позволил перевернуть свою ладошку вверх.

Мужчина пристально вгляделся в его мозоли и волдыри между пальцами, после чего отпустил руку Джонни, которая повисла бессильной плетью. Задумчиво потерев подбородок, хозяин наконец улыбнулся, но, как показалось мальчику, с издевкой. Положив нож на стойку, он подтолкнул его к владельцу, повернулся спиной и отошел к теплой плите, размещавшейся за прилавком.

Джонни Таннер взял нож и сунул его в карман. В нищенской жизни, которую он вел, ему уже доводилось встречаться с грубостью, однако с таким презрением еще никто никогда не отказывал. Он давился от обиды.

Она уже была готова вырваться из его сдавленного горла, когда длинная сгорбленная спина хозяина харчевни распрямилась, и он развернулся к мальчику с большой миской каши и кувшином молока в руках. Поставив их на прилавок, подтолкнул к Джонни.

— Постойте, — пролепетал тот, с трудом обретая дыхание. — Неужели это все для меня, сэр?

Мужчина только пожал плечами, взял ложку сахарного песка и посыпал им кашу.

Джонни больше не мог терпеть. Все его внутренности сжала судорога. Изо рта потекли слюнки. Нетерпение почти ослепило его. Схватив миску, ложку и кувшин с молоком, он уселся за ближайший стол и стал есть так, как никогда не ел прежде. Каша была из пшена крупного помола, а на поверхности кувшина с молоком плавал толстый слой сливок. Для мальчика это был дар богов с Олимпа, но, проглотив несколько первых ложек, он стал себя контролировать. Как много и как быстро следует есть тому, кто слишком долго голодал?

Он вопросительно поднял глаза на мужчину за стойкой, но тот ответил ему таким хмурым и злобным взглядом, что Джонни не осмелился и слова сказать. Поэтому спокойно и методично добрался до дна миски и опустошил кувшин до последней капли. Потом минутку посидел в оцепенении с полузакрытыми глазами, словно объевшаяся змея, заглотившая за один раз недельный запас провизии. Наконец встал и отнес миску к стойке.

— Мне бы хотелось заплатить вам, но у меня ничего нет, кроме ножа, — сказал он.

Хозяин харчевни, не взглянув на него, молча смел грязную посуду со стойки и промолчал. А поскольку к нему уже устремился поток посетителей, требующих, чтобы их накормили, Джонни вышел на улицу.

Где это он читал, что гостеприимство на Диком Западе не добродетель? Гостеприимство там в порядке вещей.

Но все равно юный Джонни был тронут. Поросшие лесом горы больше не казались ему такими сокрушающе дикими и странными. Проявление доброты сделало его сильным перед лицом природы.

Он не мог заплатить деньгами, но с тупым упрямством решил, что хозяин харчевни не должен считать его обычным попрошайкой. Поэтому зашел за здание харчевни и нашел то, чем мог бы его отблагодарить, — штабель бревен и козлы с кучкой опилок под ними. Верхний слой опилок был совсем свежий и желтый, а нижние слежались под дождем и стали почти коричневыми.

Итак, само провидение послало ему знак. Он взял одно бревно, оттащил его к козлам и водрузил на перекладину. Затем отыскал пилу. У нее были огромные неровные зубья, она оказалась двуручной, предназначенной для двоих сильных мужчин, и мало подходила для одного мальчика. Рядом валялся глиняный кувшин с отбитым горлом, в котором находился свиной жир, который соскребли с кожуры окорока для смазки боковой поверхности пилы.

Джонни посмотрел на руки. Волдыри полопались и очень саднили. И все-таки, обернув одну ручку пилы носовым платком, он схватился за нее, приступил к работе.

Стертые ладони, в конце концов, не так уж сильно болели. Но когда он в первый раз потянул пилу, то понял, что все его мучения еще впереди, — полотно ее было слишком тяжелым, а зубья слишком глубокими.

Однако с переменным успехом мальчик приспособился и к этому.

Главное было найти удобное положение. Полотно пилы следовало тащить осторожно, чтобы оно не дрожало, не шаталось из стороны в сторону и не вылезало из щели, которую зубья уже выдолбили в бревне.

Помочь в этом деле могли только смекалка, твердая рука и натренированный глаз. И Джонни воспользовался всем этим. Ведь он не в первый раз держал в руках пилу, хотя конечно же не такую огромную. Ему казалось, что он попал в страну великанов, где сам уменьшился в размерах и становился все меньше и меньше, пока наконец не приноровился довольно умело справляться с огромным инструментом.

Мальчик взял себя в руки, собрался, нашел наиболее удобное положение, и движения его стали точными, ритмическими. Он неотрывно смотрел вдоль полотна пилы, словно вдоль дула пистолета. Вот тогда отпиленные куски стали отлетать от бревна с завидной регулярностью и скоростью.

Между тем солнце палило все жарче. Около полудня его колени начали подкашиваться от усталости. Тогда он распластался на спине в тени дерева, раскинув руки в стороны, и так полежал в течение получаса. Потом поднялся, снова приступил к работе и пилил до тех пор, пока не хлопнула черная дверь харчевни. Джонни оглянулся и увидел женщину, которая смотрела на него с нескрываемым любопытством.

Глава 9

ЕДА И НОЧЛЕГ

Она была высокая, в платье из набивного ситца, когда-то синем, а теперь выцветшем почти до белого цвета, изначальный рисунок ткани был еле виден местами. Она стояла, уперев руки в бока, в позе судьи, судьи жестокого, с лицом хмурым и угрюмым. Ее неприветливое выражение навело мальчика на мысль, что эта женщина как-то связана с угрюмым мужчиной за стойкой в харчевне.

— Кто велел тебе пилить дрова? — требовательно спросила она.

— Я подумал, что их не мешало бы распилить, — ответил мальчик и, оглядев довольно большую гору распиленных бревен, еле заметно улыбнулся, гордясь собой.

— Теперь их вряд ли можно будет использовать для строительства, — ядовито заметила женщина.

— Матерь Божья! — воскликнул мальчик. — Вы хотите сказать, что они предназначались не для печки, а для строительства?

— Разве ты не видишь, какие ровные бревна?

— Да, д-да-а-а. — Джонни Таннер стал заикаться. — Теперь, когда вы об этом сказали, я вижу, что они действительно очень ровные.

— И все почти одинаковой длины?

— Да. — Сердце его затрепетало, он был готов провалиться сквозь землю. — Догадываюсь, я вам здорово навредил. Я сделал глупость…

— Еще какую! — согласилась женщина. — Натворил бы ты бед, если бы бревна и в самом деле предназначались для стройки. Но это не так. Они пойдут в печь. И все-таки ты мог бы сначала спросить.

— Вы хотите сказать, что эти бревна предназначены на дрова? — уточнил Джонни.

— Ага. Ты сэкономил отцу полдня работы. Вот что ты сделал. Подойди-ка ко мне.

Он подошел.

— Покажи руки, — скомандовала она.

Мальчик повиновался.

— Что такое ты делал? — удивилась женщина. — Эти волдыри от пилы?

— Нет, только частично.

— Пойди вымой руки и возвращайся ко мне.

Он вымыл руки, накачав ледяной воды из колодца. Ладони перестали саднить, а когда обмыл водой горящие огнем запястья, то чуть было не застонал от облегчения. Потом подошел к высокой женщине, ждущей его у черного хода в дом. Его все еще одолевали сомнения, но он чувствовал, что она не такая грубая, как кажется.

Женщина помахала ему рукой, позвав за собой, и он вошел в кухню, где находилась огромная плита, заставленная горой кастрюль, котелков и сковородок.

— И за сколько завтраков ты менял свой ножик? — спросила женщина.

— Мэм? — не понял мальчик, глянув на нее честно, но с любопытством.

Он так устал, что природная смекалка подвела его. Икры ног сводило судорогой, на плечи всей тяжестью навалился вес его тела.

Женщина ответила на его взгляд хмурым прищуром.

— Ничего. Может быть, и нет… Ну давай сюда твои руки.

И налила на его ладони какую-то жидкость. Руки мальчика обожгло словно огнем. Боль почему-то ударила в голову, но Джонни сцепил зубы и вытерпел. Даже слегка улыбнулся.

Женщина тем временем смотрела на него с торжествующей издевкой, которая постепенно сменилась на удовлетворенные кивки и удивление.

— Усаживайся. Ты знаешь, что уже полдень? Разве в тех местах, откуда ты, работают целый день, не прерываясь, чтобы поесть?

Он скромно уселся в уголке. Вкусный запах пищи висел в воздухе. Ему казалось, что завтрак он съел очень давно. Даже мог бы поклясться, что вот уже несколько дней у него и крошки во рту не было. Женщина поставила перед ним небольшой столик и заставила его восхитительной едой. Ее хватило бы для двоих мужчин, но апофеозом всего был огромный бифштекс, в меру прожаренный.

Мальчик съел его с невиданным доселе удовольствием.

— Ты что, ничего подобного не пробовал? — поинтересовалась женщина, когда он был на пике пищеварительного процесса.

— Нет, никогда.

— Это оленина, — объяснила она. — Я понимаю, ты из тех презренных краев, где не знают вкуса оленины. Вот тебе еще кусок. Не мешкай! Ты смог бы съесть целого оленя, если бы он в тебя поместился.

Наконец Джонни больше не мог проглотить ничего. Даже замешкался на минуту перед третьей чашкой кофе. Потом решительно встал, помогая себе руками подняться, и заявил:

— Я пойду опять пилить дрова.

— Никуда ты не пойдешь, — категорично возразила женщина. — И пилить дрова не будешь. Ну-ка встань передо мной. Ага! Все ясно. Смотри, как тебя шатает. Пошли со мной!

Она взяла его за плечо. У него не было ни сил, ни желания противиться. Женщина буквально потащила его в соседнюю комнату. Мебели там было очень много, но небольшая белоснежная постель показалась мальчику облачком в солнечном августовском небе.

— Ложись поспи, — велела женщина и подтолкнула его к кровати с такой силой, что он на нее свалился.

Джонни тут же перевернулся на спину, улегся, широко раскинув руки, и ни разу не пошевелился, пока сон словно ударом дубинки не лишил его сознания.

Проснулся он, как от толчка, когда розоватый косой луч солнца упал ему на лицо. На мгновение в голове у него все перепуталось. Мальчик смутно понял, что день клонится к вечеру, забеспокоился, как бы тетушка Мэгги не рассердилась на него за сон среди бела дня, и вдруг с ужасом вспомнил все, что отделяло его от Нью-Йорка, — украденный револьвер, вора Гарри, долгое заключение в пустом вагоне товарняка, муки голода и жажды.

Но теперь он сыт и хорошо отдохнул. Сила и приспосабливаемость юности стерли все следы испытаний. Джонни вышел из комнаты бодрым и повеселевшим.

Женщина стояла у раковины и мыла огромную гору кастрюль.

— Можно мне вам помочь, мэм? — предложил мальчик.

— С такими-то руками да в мыльную воду? Думаю, тебе надо их поберечь некоторое время, пригодятся еще. Лучше пойди погуляй по городу. Я рада, что ты перестал храпеть. Уж боялась, что крыша слетит от твоего храпа. Пойди прогуляйся, а потом возвращайся сюда к ужину, если тебе больше некуда податься.

Он вышел на улицу. Солнце еще не село, но наступило время, когда мужчины бросают работу и отдыхают часок перед ужином. Это было хорошее время — все труды дня уже позади. В таком настроении пребывал весь город, и Джонни Таннер вдруг вспомнил, когда шел по улице, что не знает ни названия этого города, ни даже штата, в котором он находится.

Некоторое время эта мысль не давала ему покоя, но он шел стремительной походкой, поскольку чувствовал, что с судьбой не поспоришь. Ведь вот как все случилось: погнался за вором, преследуя его, переплыл на пароме реку, потом сел в поезд и оказался за тысячу миль от родного дома.

Вскоре Джонни вышел к речной пристани, где стояли два парохода. Один еще нагружали, а на другом был уже полный комплект груза и пассажиров. Пассажиры толпились на палубе, а друзья на берегу махали им и что-то кричали, вокруг царила атмосфера радости и веселья. Из разговоров в толпе он понял, что пароход направляется дальше на Запад.

— Скажите, пожалуйста, — обратился мальчик к мужчине, стоящему рядом, — как далеко на Запад идет этот пароход?

— Вниз по Огайо до Сент-Луиса, — ответил тот.

Услышав это, Джонни от изумления разинул рот. Так, значит, это — река Огайо?

Огайо… Сент-Луис… Его словно громом поразили эти названия. Показалось, что от дома и от отца отделяет не только огромное расстояние, но и нечто иное, непреодолимое.

Пароход стал отходить от причала, бумажные ленты серпантина, которые связывали пассажиров с берегом, начали рваться. Снова раздались крики, взрывы смеха, теперь уже громче, чем прежде.

Мальчик как завороженный наблюдал за отплытием, но тут ему на глаза попалась какая-то худая фигура, сматывающая толстый причальный канат на палубе. Согнутая костлявая спина показалась ему знакомой, а когда мужчина разогнулся и отвернулся от каната, Джонни Таннер увидел вора Гарри!

Глава 10

НОВЫЕ РАССКАЗЫ О НЕОСВОЕННЫХ ЗЕМЛЯХ

Он довольно долго переваривал это чудо, пока не нашел ему приемлемое объяснение. Вероятно, Гарри приехал сюда в том же самом товарняке, что и Джонни. Остался там, потому что поезд шел туда, куда ему хотелось попасть, — на Запад! Ведь эти места, по всей видимости, ему были хорошо знакомы. А куда еще ему ехать, если не сюда? Здесь он нашел работу на пароходе, который теперь плывет вниз по реке.

Неожиданность встречи на некоторое время ошеломила мальчика. Судьба, о которой он недавно размышлял, бросила ему вызов. В этом не было никаких сомнений. И тут он увидел, что пароход отчаливает. Из двух одинаковых как две капли воды труб энергично вырывались облака черного дыма, клубились и разбухали в пронизанном солнцем воздухе. Огромные боковые колеса стали взбивать воду до белой пены, а плоское дно судна заскользило по реке.

Тогда Джонни Таннер вышел из транса и отчаянно рванулся вперед.

— Остановите пароход! — завопил он. — Остановите пароход!

Его голос утонул в реве толпы, выкрикивающей слова прощания отъезжающим друзьям. Проталкиваясь вперед, он наступил на что-то мягкое и услышал вздох боли прямо около уха. В следующий миг его схватили сильные руки.

— Смотри, куда идешь, сынок! — проворчал кто-то рядом.

Мальчик поднял глаза, и перед ним возникла фигура, которую он уже видел утром на улице, — мужчина с ружьем и в меховой шапке, с коротко подстриженной бородкой и длинными, развевающимися на ветру волосами, одетый с головы до ног в кожу.

— Когда пытаешься остановить пароход, неплохо бы смотреть, куда ставишь ноги, — заметил охотник, на чей мокасин наступил Джонни.

— Там на борту вор! На борту вор, который украл у моего отца…

— Пароход не остановить никакими силами, — пояснил охотник. — Ты же не можешь накинуть на него лассо и удержать. Не можешь идти за ним по следу, не можешь догонять его на коне. Это самое быстроходное судно здесь, на реке. Скажу одно: ты не сумеешь поймать вора, пока пароход не остановится в Сент-Луисе. Ты собираешься отправиться за ним в такую даль?

— Я отправлюсь за ним хоть на край света! — закричал Джонни, потеряв голову.

Железная хватка руки, державшей его за плечо, чуть ослабла. И хотя мальчик был на грани отчаяния, он заметил, что охотник улыбается.

— И откуда ты за ним гонишься? — полюбопытствовал он.

— Из Нью-Йорка, — рассеянно отозвался Джонни, печально наблюдая за все увеличивающимся расстоянием между берегом и пароходом.

— Из Нью-Йорка, говоришь? — переспросил охотник спокойно.

Толпа вокруг них постепенно рассасывалась. И вот они уже остались одни. Джонни Таннер печально провожал глазами уплывающий пароход. Потом увидел, как благодаря совместным усилиям течения реки и вращения мощных колес он исчез из виду за поросшим деревьями поворотом.

— Неужели ты гнался за ним из Нью-Йорка? — снова задал вопрос незнакомец.

Мальчик ничего не ответил. Только вздохнул.

— И ты в такой одежде расхаживал по Нью-Йорку? — продолжал расспросы охотник.

— Я играл в индейцев, — сознался Джонни, — а этот мерзавец пришел и украл… — И опять замолчал, покраснев до корней волос. Неожиданно ему стало стыдно, что он такой большой парень, почти мужчина, занимался такой детской забавой — играл в индейцев! И вдруг понял, что его история слишком неправдоподобна. Ему никто не поверит.

— Понятно, — холодно отреагировал его собеседник. — Если все так и было, то, считай, ты мне все рассказал. Мой отец любил поговорку: одна ложь влечет за собой другую. Не то чтобы ты мне наврал, но…

Джонни развернулся, вобрал в себя воздуха и посмотрел охотнику прямо в лицо.

— Послушайте, вы не имеете права называть меня лжецом!

Он испугался. Но строгая, терпеливая тетушка Мэгги учила его, что трудностям и неприятностям нужно решительно противостоять.

— Беру свои слова обратно, — широко улыбнулся охотник. Его усы и борода зловеще топорщились, но веселые искорки в синих глазах сглаживали первое неприятное впечатление.

Джонни с облегчением вздохнул, когда увидел, что атмосфера разрядилась.

— Ну тогда, — проговорил он, — все в порядке. Прошу прощения, что наступил вам на ногу.

— Ты же так торопился, — отозвался мужчина в коже. — И думаю, ты еще слишком юн, чтобы знать, что торопиться нужно медленно. Лично я-то забуду об этом быстрее, чем моя нога. Видишь ли, эта моя нога ведет себя как захочет с тех пор, как в нее вонзилась стрела.

— Да ну? — воскликнул мальчик. — Настоящая стрела? — Он посмотрел на незнакомца с нескрываемым любопытством. Еще бы! Ведь этот человек пострадал в схватке с индейцами! — Настоящая индейская стрела?

— Боевая стрела проклятых оседжей с зазубринами, — пояснил мужчина в коже. — Конечно, это была индейская стрела, ведь оседжи — индейцы. И я считаю, что они самые что ни на есть индейцы из всех остальных индейских племен.

У Джонни перехватило дыхание.

— Мне очень хотелось бы узнать, как это случилось. Догадываюсь, у вас с ними была ужасная схватка? — Он посмотрел в умные глаза собеседника, затем оглядел его широкие плечи, гибкое, сильное жилистое тело и повторил: — Могу поспорить, это была потрясающая схватка!

— Никакой схватки не было, — возразил охотник. — Только соревнования по бегу. Я бежал первым, а за мной бежали оседжи.

— О! — изумился мальчик и ограничился одним восклицанием, чтобы его голос не выдал разочарования.

Однако мужчину было не так-то легко провести.

— Я всегда удираю от индейцев, — уточнил он.

— Ну да, если их целая толпа, что еще остается? — признал Джонни.

— Совсем не обязательно. Я убегаю от любого, даже самого старого краснокожего, который попадается мне в прерии, даже если он один и просто отдыхает, — пояснил охотник. — У меня такой принцип.

Сердце мальчика переполнилось жалостью, презрением и отвращением. Он с трудом заставил себя посмотреть в глаза этому человеку, из опасения, что его пренебрежение будет слишком явным.

— Нет, — сказал Джонни, — не думаю, что вы всегда так поступаете. Но почему эти оседжи гнались за вами? Просто из вредности?

— Потому, что я хотел украсть у них лошадей, — успокоил мальчика охотник.

— Украсть лошадей? Украсть? — закричал Джонни с отвращением в голосе.

— Да, — продолжал его собеседник так, словно ничего не заметил. — Здесь — это одно из самых доходных занятий, конечно, если повезет. А у оседжей был конь, который мне был позарез нужен — угольно-черный сын Сатаны. Вот я и решил, как будет здорово, когда конь помчится во весь опор, а ветер будет хлестать мне в лицо. Поэтому пошел и раздобыл этого коня.

Мальчику сказанное показалось очень бесчестным поступком. Но несмотря на это, он слушал как зачарованный.

— Это было ночью?

— Вовсе нет, средь бела дня, и заметь, очень ясного дня. И все происходило на равнине рядом с индейским лагерем. Я набросил лассо на шею этой черной молнии. А мальчишка, который его пас, издал душераздирающий вопль и бросился на меня с луком и стрелами, но я спугнул его выстрелом из ружья. А потом положил коню на спину мое седло. А к тому времени, когда подтянул подпругу, ко мне с воплями бежало уже целое племя. Небо мне показалось с овчинку, а сердце ушло в пятки. Я вскочил в седло, а этот черный конь начал брыкаться, стараясь сбросить меня на землю. Ему, видишь ли, не понравился мой запах. Он был ему чужим. А возможно, я как-то не так сжал его бока коленями. В общем, не важно почему, но только он начал брыкаться и чуть было не сбросил меня из седла. А индейцы с каждой секундой приближались!

— Матерь Божья! — выдохнул мальчик.

Его собеседник не поверил своим ушам.

— Что ты сказал? — требовательно спросил он.

— Я сказал: «Матерь Божья». Полагаю, это было ужасно увлекательно?

— Ты сказал «Матерь Божья», верно? — эхом повторил охотник. Потом, словно постепенно вспоминая, о чем шла речь, продолжал: — Ничего увлекательного в этом не было. Это было просто отвратительно. Я видел кривоногую жердь — вождя Красное Перо, который стремглав бежал во главе своего племени. Именно Красное Перо был хозяином этого черного скакуна, понимаешь? Ну, я почувствовал, что дело плохо, но именно в этот момент мой черненький, похоже, набрыкался всласть и бросился вскачь. Мне повезло, что он помчался прочь от индейского поселения, вместо того чтобы направиться прямиком в логово краснокожих. Ведь управлять им я не мог. У него рот был словно кусок стального ружейного дула. Повернуть такого коня просто невозможно. Чтобы уздечка чуть-чуть сдвинула вбок уголок его губ, потребовалось бы усилие настоящего гиганта. Поверь мне.

— Тогда вам ужасно повезло! — заметил мальчик.

— Согласен. Конь помчался вперед, через полминуты мы оставили все племя позади, словно хвост кометы, и все продолжали удаляться. Я никогда не видел, чтобы конь двигался с такой скоростью! В лицо хлестал сильный ветер. Я наклонил голову, возблагодарил мою звезду и уже принялся подсчитывать деньги, которые получу за эту черную стремительную молнию, которую нельзя сравнить ни с одним конем в прерии, как вдруг мой черненький развернулся и во весь опор поскакал назад.

— Прямо к преследовавшим вас индейцам? — выкрикнул Джонни, встав на цыпочки и напрягшись от волнения.

— Нет, но прямиком в индейское поселение. Он скакал в логовище краснокожих, а я висел всем телом на его уздечке то справа, то слева. Но он и ухом не повел. Чертовски трудно было управлять этим подлецом. Ну, сынок, я уже представил себе, как оседжи будут поджаривать меня на костре, когда их скво наразвлекаются, всадив в меня все стрелы, а детишки наиграются, загоняя мне под ногти щепки и поджигая их. Я представил эту картину во всех подробностях и даже почувствовал запах поджаренного мяса, который будет исходить от меня, словно от плохого поросенка. И тут мы въехали в поселение.

Охотник замолчал. Джонни стоял затаив дыхание, глаза его блестели, как звезды. Однако рассказчик намеренно долго откусывал от плитки угол жевательного табака. Набрав полный рот, он, естественно, не мог говорить, пока не передвинул кусок жвачки за щеку, не выплюнул приставшие к ней соломинки и прожилки табачных листьев. Наконец, неспешно жуя, продолжил рассказ, делая перерывы между словами:

— Мы… въехали… в это поселение… так быстро… что чуть было… не смели его… Как песчаная буря… Это было забавно… Конь скакал с такой скоростью… Вот что я тебе скажу: я видел, как краснокожие открывали рты, чтобы издать боевой клич, но звук так и не достигал моих ушей. Я так ничего и не услышал, только ветер хлестал мне в уши. Посмотри и увидишь, что по краям с них содрана кожа. Это сделал ветер в тот день. Мы в три прыжка проскочили поселение. А когда я уже доскакал до середины голубого холма за вигвамами, один мерзкий старикашка натянул тетиву, выпустил зазубренную стрелу и попал мне в ногу.

— Так вам удалось от них сбежать? — взволнованно спросил мальчик.

— Разве я похож на привидение? — ответил вопросом на вопрос охотник. — Хотя, конечно, если бы оседжи меня захватили, то от меня и привидения не осталось бы. Но им не удалось этого сделать. И вот я стою здесь, на берегу Огайо, и рассказываю басни мальчику, который специально приехал сюда из Нью-Йорка, чтобы послушать сказки этой части света.

— А конь? — спросил Джонни Таннер. — Что стало с этим удивительным конем?

— Вот из-за коня-то я и возвращаюсь назад. Именно конь тянет меня назад. Через полчаса я отправляюсь в путь.

Глава 11

ПРОЩАНИЕ

Джонни вздохнул. Рассказ так взволновал его, что нервная дрожь ощущалась в кончиках пальцев.

— Да, — произнес он, — вы были на волосок от смерти.

— Это так, — согласился охотник, — она была от меня достаточно близко. Когда все это произошло, я был, можно сказать, еще мальчишкой, едва ли чуть старше тебя. Эта история, сынок, произошла пару лет назад, а посмотри, что со мной стало! Я бы не возражал, да только мне противно, что у меня выросла борода, словно защитная лесополоса, да вдобавок поседела по краям. Но я смотрю на это дело так, будто я был немного неосторожен с жевательным табаком.

Мальчик от изумления вытаращил глаза. Потом вдруг рассмеялся, и его простосердечный смех, рассыпанный горохом, зазвенел над речной водой. Он никак не мог остановиться. Наконец, посмотрев сверкающими глазами на охотника, проговорил:

— Могу поспорить, вы вовсе не убегаете, когда видите индейцев.

— Не ставь свои деньги на человека, с которым раньше никогда не встречался, — посоветовал охотник мальчику.

— Меня зовут Джонни Таннер, сэр, — представился тот и робко протянул руку.

Она тут же попала в крепкую загорелую ладонь.

— Мое имя — Хэнк Рейни, — сказал мужчина в коже. — Рад познакомиться с тобой, Джонни Таннер, сэр. Ты всегда откликаешься на все эти три имени?

— Да ведь у меня только имя и фамилия, а… — начал было объяснять Джонни, но тут понял суть шутки и снова рассмеялся, на этот раз еще веселее.

Его собеседник не засмеялся за компанию, но его глаза засверкали.

— Сэры не слишком распространены в этих местах, — сказал Хэнк Рейни. — Они пришли сюда из Англии и осели у побережья, главным образом в Вирджинии. Но когда народ двинулся на Запад, сэры в этом не особенно преуспели. Похоже, им не слишком нравится горный воздух. Да и горному воздуху они тоже пришлись не по нраву. Многие сэры вообще носа не показывали из Вирджинии, а занялись выращиванием роскошных бакенбардов и пополнением запасов бурбона. А те сэры, которые все-таки перебрались через горы и вышли в долину, тут же захворали. Не знаю, почему это случилось. Но догадываюсь. Сэры привыкли к морю. Возможно, им был просто необходим морской соленый воздух, как ветчине коптильня. Однако если хорошенько подумать, то мне помнится, что на Диком Западе я встречал не более полудюжины представителей этого замечательного рода сэров. Но даже и эти немногочисленные члены семейства чувствовали себя в горной местности неважно. Им там было тошно.

Во время этого пространного объяснения Джонни Таннер хихикал и давился смехом.

— Хорошо, мистер Рейни, — сказал он. — Я не буду называть вас сэром. Но так обращаться к старшим меня учила моя тетушка.

— Ну не настолько уж я старше, — заявил тот. — Вот только та гонка, о которой я тебе рассказал, прибавила мне несколько лишних лет, да и на лице у меня выросла эта густая растительность. Но ты мне так и не рассказал, как ты собираешься догнать того вора, за которым мчишься аж от самого Нью-Йорка. Собираешься нанять пароход без груза и быстро спуститься вниз по реке, осматривая по пути глинистые берега?

— Нет, — ответил мальчик. — Если только вы не сумеете нанять пароход вот за это. — И протянул на ладони свой складной нож.

— Это все, что у тебя есть? — поинтересовался охотник.

— Все, что у меня есть, — весело повторил мальчик и развел руками, словно хотел показать, что у него есть руки, а этого вполне достаточно.

Хэнк Рейни уставился на его ладони.

— Похоже, ты пришел из Нью-Йорка на руках, — заметил он.

Джонни посмотрел ему прямо в глаза и заговорил медленно, словно хотел дать собеседнику возможность прервать его в любую минуту:

— Я забрался в пустой вагон товарняка. Но пока спал, его кто-то запер. Я провел в нем весь путь сюда.

— Без воды и пищи?

Джонни вспыхнул.

— Без, — решительно подтвердил он.

Глаза Рейни сузились, превратившись в полоски синего света. Потом они постепенно расширились, а охотник неожиданно сказал:

— Я верю каждому твоему слову.

— Спасибо, — отозвался Джонни. — Я ужасно рад этому. Большое спасибо. Я знаю, что это звучит не слишком правдоподобно.

Мистер Хэнк Рейни начал хмуро осматривать доски пристани.

— Посмотри-ка сюда! — вдруг предложил он.

— Куда? — не понял мальчик.

— Вон стоит «Сайрус Б. Оливер», который отправляется вниз по реке через пятнадцать минут. Если хочешь, я возьму тебя с собой в Сент-Луис. Я заплачу за твой проезд, не беспокойся.

Джонни отрицательно покачал головой:

— Мне нечем будет отдать вам долг. Я не могу допустить, чтобы вы оплачивали мой проезд. Хотя очень мило с вашей стороны предложить мне это.

Хэнк Рейни прочистил горло, затем воздел глаза к небу, словно увидел там нечто необычное.

— На самом деле, — глядя на мальчика, начал он доверительным тоном, — на самом деле эти разговоры насчет того, что я оплачу твой проезд… Я только так выразился. Видишь ли, капитан этого парохода — мой друг. Я просто скажу ему, и он позволит тебе ехать бесплатно.

Таннер покраснел еще больше. Его сердце забилось быстрее при одной только мысли о том, что он сможет снова напасть на след вора Гарри. Даже со злорадством представил себе картину, как на одной из улиц Сент-Луиса он вместе с великаном Рейни и полисменом подходит сзади к высокому и худому бездельнику, бесцельно шатающемуся по улице. Рука закона опускается на плечо преступника, а вытянутое лицо Гарри становится от страха желто-зеленого цвета, когда он узнает мальчика, которого ограбил на другом конце континента. Да, это будет светлый момент в жизни Джонни Таннера! Как сладка месть! Она в один момент вознаградит его за все страдания, которые он претерпел с того момента, как уехал из огромного города.

Это золотое видение стояло перед глазами мальчика, и тем не менее он колебался. Джонни не любил принимать одолжений.

— Вам ведь придется просить за меня, — заметил он.

— Просить? — удивился Рейни, широко открывая честные глаза. — Что ты, капитан только обрадуется, если на палубах его парохода будет больше народу. Он мне всегда говорит: «Рейни, только это не для передачи, строго между нами. Говорю тебе как другу, мне хочется, чтобы на „Сайрусе Б. Оливере“ было больше пассажиров. Это придает пароходу вид судна, пользующегося популярностью. Пусть люди думают, что оно приносит отличный доход. И чем больше на пароходе будет пассажиров, тем больше народу захочет на него попасть и принести мне денег. Понимаешь, как это бывает?» — «Конечно понимаю, капитан», — отвечаю я ему. «Ну тогда, — говорит он, — раз ты мне такой большой друг, то можешь, когда захочешь, проводить на борт одного-двух человек. Тебе стоит только мне подмигнуть — и дело в шляпе. Прошу только, держи рот на замке и не болтай об этом повсюду». Вот так-то, сынок.

— Мне это кажется несколько странным, — отреагировал Джонни.

— Бизнес — штука странная, — согласился Хэнк Рейни, кивнув. — Странно начинается и странно кончается. И чем необычнее ведется дело, тем больше оно приносит денег. Я всегда это знал.

— Хорошо, — согласился мальчик. — Я буду вам очень благодарен, мистер Рейни. Я все для вас сделаю, лишь бы попасть в Сент-Луис.

— А что ты сделаешь с вором? Если, конечно, поймаешь его там? — полюбопытствовал Рейни. — Я хочу сказать, что ты будешь делать, если поблизости не окажется полисмена?

Мальчик подумал, сжав зубы и скривив губы, наконец негромко произнес:

— Убью его, если сумею. Думаю, что сумею.

Рейни похлопал его по плечу:

— Да ну, сынок, разве ты способен на такое? Неужели ты и в самом деле это сделаешь?

Юный Джонни выждал некоторое время, взвешивая полунасмешливое, полусерьезное выражение лица своего друга.

— Ну, — признался он, — я просто так выразился.

— Выразился ты неплохо, прямо скажем, — проговорил охотник. — Сказать легко, да сделать трудно. Поэтому лучше ничего не говори. Но ты на Западе новичок, а у нас тут свои законы. Давай собирай-ка свои вещички, и пойдем на пароход.

— Но у меня с собой ничего нет, — сказал мальчик. — Только… мне хотелось бы повидать одних людей в городе.

— Повидай их и быстро, бегом назад. До отхода парохода осталось пятнадцать — двадцать минут.

Джонни Таннер развернулся и помчался в город. Когда он, запыхавшись, вбежал в харчевню, то отдувался изо всех сил. Ужин был в полном разгаре. Все места были заняты, но хозяин, увидев мальчика, показал ему большим пальцем через плечо.

Джон Таннер обежал дом и вошел через черный ход, где его уже поджидали мужчина и женщина. Вид у обоих был более мрачным, чем обычно.

— Что ты нашел в городе? — хмуро спросила женщина. — Что ты нашел там такого, что примчался сюда таким перепуганным?

— Я не перепуганный, — ответил мальчик. — Просто нашел возможность отправиться дальше на Запад. И не упущу такого шанса. Я вернулся, только чтобы вас поблагодарить.

— Если ты отправишься дальше на Запад, то сделаешь большую глупость! — заявил владелец харчевни. — Даже для взрослого мужчины это слишком далеко, а уж для тебя и подавно. Оставайся здесь. Оставайся здесь и считай наш дом своим домом, мой мальчик.

Женщина вдруг ласково положила на плечо Джонни большую натруженную красную ладонь.

— Ты нам очень понравился, сынок. Подумай хорошенько, вдруг тебе с нами будет лучше?

Джонни Таннер смущенно посмотрел на них. Сердце его растаяло.

— Вы так добры ко мне! Очень добры! Только мне нужно добраться как можно дальше на Запад, куда еще есть дороги.

— Молодой человек, — начала было женщина.

— Успокойся, — перебил ее муж. — Успокойся и отпусти его. Нельзя держать жеребенка на выгоне для овец. Он либо умрет с голоду, либо перемахнет через изгородь. Прощай, сынок!

И Джонни Таннер ушел, но оглянулся и улыбнулся им через плечо.

Глава 12

ВНИЗ ПО ОГАЙО

Когда он возвращался на пристань, от железнодорожной станции отошел паровоз, с шумом выпуская пар. Услышав пыхтение локомотива, задыхающегося вдали, Джонни чуть было не умер от страха, решив, что уже отошел пароход и стремительно плывет по течению.

Но он ошибся. Пароход спокойненько поджидал его на пристани, а на сходнях возвышалась фигура Хэнка Рейни. Он помахал Джонни рукой и сказал матросу, проверяющему билеты:

— Вот мальчик, о котором я говорил.

И Джону Таннеру разрешили подняться по сходням на борт.

Он стоял рядом с Рейни, наблюдал за последними приготовлениями к отправке и испытывал какое-то странное ощущение, будто покидал родной берег, и река была вовсе не рекой, а огромным океаном, непреодолимые просторы которого отделяли его от дома. Рейни положил руку ему на плечо и холодно произнес:

— У тебя еще есть время передумать. Если ты останешься по эту сторону сходней, то станешь гораздо старше, чем будет на самом деле, когда вернешься назад на Восток. Поразмысли хорошенько. Многие шли этой дорогой, но мало кто сумел вернуться назад.

Джонни уже было шагнул в направлении сходней, но заколебался, а в следующее мгновение двое матросов рывком подняли длинные сходни на палубу. И тут же с первым мощным поворотом боковых колес пароход вырулил на стремнину. Узкая полоска сверкающей воды отделила его от берега, потом полоска стала шире, судно немного накренилось, и мальчик понял, что пароход подхватило мощное течение.

Джонни почувствовал облегчение от того, что ему не пришлось самому принимать решение, что он вовлечен в приключения и поставлен перед фактом. И еще с горьким сожалением подумал о грубоватых, но добрых владельцах харчевни. Конечно, у них ему пришлось бы несладко, но там было место, где жить.

Когда он очнулся от печальных мыслей, оказалось, что Рейни куда-то исчез. Сердце мальчика вдруг упало от страха. Но он быстро оправился. Хэнк Рейни для него не опора. Он просто добросердечный человек, который пожелал помочь ему спуститься вниз по реке. Но исход битвы за тобой самим, Джонни Таннер.

Осознав свое положение, Джонни с завидной решительностью отправился на нос парохода.

Сколько времени пройдет до того момента, когда быстроводная Огайо вольется в Отца Вод? ²

Мальчик не имел об этом ни малейшего представления. Только знал, что путь будет долгим. Проезд на пароходе ему был обеспечен, а вот где он возьмет еду?

Мысль о еде беспокоила его, но не сильно. После испытания в запертом товарном вагоне он чувствовал, что сможет голодать целый месяц. Вода да свежий воздух — вот все, что ему было нужно.

На носу парохода оказалось большое количество груза, который предстояло сложить. Злобного вида старшина командовал группой матросов, те укладывали груз, подготавливая его для того, чтобы накрыть просмоленной парусиной.

— Вам не нужны лишние руки? — спросил Джонни старшину.

— Освободи нас от своего присутствия, сопляк, — огрызнулся тот. — Не мешайся.

Мальчик вышел на нос парохода. Перегнувшись через борт, он смотрел, как судно прорезает прозрачную борозду, приподнимая по обеим сторонам водяные дуги, чуть тронутые цветом червонного золота на фоне вечернего неба. Однако краски быстро менялись. То тут, то там на поверхности воды вспыхивали и тут же гасли тускло-алые или золотые блики. Туманные берега проплывали мимо.

Он отвернулся и посмотрел на каюты пассажиров, затем на каюту лоцмана, расположенную над ними. В большом смотровом окне разглядел неясную фигуру. А еще выше над всем судном возвышались сдвоенные дымовые трубы. Ему показалось чудом, что такой огромный пароход может плыть по реке, а еще большим чудом — что можно построить такой большой двигатель, от мощи которого содрогался весь корпус судна. Но он слышал приглушенный рев чудовища в трюме, а также звук стремительного потока воды, вспениваемой лопатками гребных колес. Пароход венчали два огромных дымовых хвоста, столбом поднимающихся в воздух, постепенно рассеивающихся и исчезающих позади в темнеющем небе.

— В свое время эта посудина была очень даже неплохой, — произнес чей-то голос из ночи рядом с ним. — Была, но теперь она уже старая.

Мальчик повернул голову и увидел неподвижную фигуру, сидевшую на небольшом бочонке для воды. Лица мужчины он разглядеть не мог, пока тот не сделал затяжки и не выпустил дым из трубки. Тогда неясное свечение дало ему возможность увидеть лицо человека среднего возраста с коротко подстриженной бородой, переходящей в бакенбарды.

— Этот пароход такой мощный, — отозвался мальчик, — по крайней мере, мне так кажется.

— Слишком мощный, — буркнул незнакомец.

Джонни замолк, ожидая, что за этим странным замечанием последуют объяснения. И не ошибся.

— Длина этой посудины сто тридцать футов, ширина — девятнадцать, да еще корпус с осадкой в шесть футов, — заговорил незнакомец. — А это слишком много. Пароход очень мощный, и на ходу у него чересчур большая осадка. Того гляди килем провезет по отмели. Вот-вот нарвется на неприятности, которые лоцман не в состоянии заметить. Как некоторые жены, про которых я слышал, всегда находят неприятности, лишь только муж за порог. Эта посудина должна плавать по озеру, по большому озеру. Она не предназначена для реки. А кроме того, у нее один двигатель, это тоже не очень-то хорошо. И колеса слишком тяжелые. — Он помолчал, потом поинтересовался: — А куда вы направляетесь, молодой человек?

— В Сент-Луис.

— Этот город просто создан для тебя, — заметил незнакомец. — Город что надо, а со временем станет просто потрясающим городом. Вот что я тебе скажу: он скоро станет центром Вселенной.

— Почему? — изумился мальчик.

— Потому что расположен в центре всех событий и на перекрестке всех дорог.

— В центре? — разочаровался Джонни Таннер, — а я-то думал, что он находится на крайнем Западе.

— На крайнем Западе? — грустно переспросил его собеседник. — Да нет, как раз в самом его начале.

— Вот ты где! — послышался в этот момент голос Рейни, и в темноте смутно вырисовалась его фигура.

— А что? — удивился мальчик, оторвавшись от перил.

Он был очень рад снова увидеть Рейни и доволен, что великан взял на себя труд отыскать его, да к тому же так быстро.

— Где тебя носило? — поинтересовался Рейни, говоря отрывисто и нетерпеливо.

— Я просто вышел сюда, — объяснил Джонни.

— Да ну? А я уж подумал, что ты перемахнул через борт и рванул к берегу. Считал, что пойдешь рыбам на обед до того, как наступит утро. Я обыскал каждый дюйм на пароходе, а ты, оказывается, прячешься тут, в темноте! — Он развернулся. — Пойдем!

Но Джонни Таннер заколебался. Он был рад, что великан охотник обратил на него внимание, но не желал следовать за кем-либо по пятам, словно щенок, бегущий на свист.

— Куда?

— А разве ты не проголодался? — требовательно спросил Рейни. — Да пойдем же!

Таннер сдался, но пошел очень медленно. Он усиленно размышлял, но тут великан резко хлопнул его по плечу.

— Знаешь, что я тебе скажу: гордость — вещь хорошая, замечательная, даже великая вещь. Но для тех, кто в ней нуждается. В данный момент она тебе ни к чему. Положи свою гордость в карман и застегни клапан на пуговицу, чтобы твоя глупая гордость не вылезла наружу и не мешала тебе. Ты меня слышишь?

Говорил он резко, но Джонни неожиданно принял решение.

— Ладно, сделаю, как вы сказали. Думаю, вам лучше знать.

Тут Рейни рассмеялся.

— А что ты хотел? — потребовал он ответа. — Сидеть и ждать, пока обед тебе с неба свалится?

— Я пытался найти работу у грузчиков, — сообщил мальчик, защищаясь. — Мне не повезло, но, думаю, что-нибудь еще подвернется.

— У грузчиков, говоришь? — переспросил охотник. — Ну тогда твоя гордость — вещь стоящая. Вот только тебе не нужно работать с палубными крысами, пока ты со мной. У меня в кошельке восемьсот долларов, сынок, и я не собираюсь экономить их всю дорогу до Сент-Луиса.

Они шли по ярко освещенной верхней палубе. Проходящий мимо них мужчина во фраке и широкополой серо-белой шляпе приостановился, услышав последнюю фразу Рейни. Когда он развернулся, мальчик заметил, как в его галстуке сверкнула большая бриллиантовая булавка.

Джонни поспешно шагнул к Рейни. Он почувствовал, что хитрые глаза незнакомца рассматривают их обоих. В его взгляде не то чтобы таилась опасность, просто мальчик почувствовал какую-то смутную тревогу. Так смотрит кот на мышку!

Глава 13

КАРТОЧНАЯ ИГРА

Они перекусили в ресторане. Ужин был не шикарным и не многолюдным — большинство пассажиров прихватили еду с собой. Джон Таннер сидел тихо и ел, как взрослый мужчина, или, вернее, за двоих взрослых мужчин. Его длительный пост, который закончился лишь этим утром, все еще не разжимал своих клыков. А как только с едой было покончено, на него навалилась сонливость, он стал клевать носом.

— Пойдем со мной, — пригласил его Рейни. — У нас есть каюта, на корме. Ты можешь пойти туда и хорошенько выспаться.

— Лучше я поднимусь на палубу и посмотрю, — возразил Джонни.

— Какая разница, куда ты поднимешься, все равно ты ничего не увидишь, разве что сон, и это случится через пять минут.

Джонни сдался и пошел в уютную каюту, где оказались две койки — одна над другой. Разделся, у умывальника вымылся, а Рейни, развязав тюк, стоящий в углу, бросил ему фланелевую рубашку.

— Сойдет вместо пижамы.

Таннер слишком хотел спать, чтобы возражать. Он натянул на себя рубашку, которая доходила ему до колен, сонно улыбнувшись Рейни, словно выказывая недовольство слишком широким одеянием, забрался на верхнюю койку и тут же заснул.

Сквозь сон он услышал какой-то грохот, но только перевернулся на другой бок и заснул еще крепче.

Потом Джонни услышал рядом голоса, но все еще никак не мог проснуться, пока его окончательно не разбудил разговор в каюте.

В воздухе висел плотный табачный дым. Вероятно, от него он закашлялся.

В каюте находились четверо мужчин. Один из них оказался тот самый высокий тип с бриллиантовой булавкой в галстуке. При виде его мальчик забыл о табачном дыме, от которого у него кружилась голова. Острое чувство приближающейся опасности прояснило ему мозги.

Тут он посмотрел на двух других. У одного было костлявое лицо болезненно желтовато-бледного цвета, как у туберкулезника. У другого — бульдожья морда с квадратной челюстью. Массивные плечи его были тоже квадратными. Все четверо, вместе с Рейни, сидели за столом. Перед ними стояли небольшие стопки золотых и серебряных монет. Тот, что с бриллиантовой булавкой, раздавал карты. Юный Таннер как завороженный смотрел на его белые руки с длинными пальцами и ловкие манипуляции с колодой. Вот он перетасовал колоду, снял козыря, и карты с тихим шепотом стали быстро падать на стол перед каждым игроком.

— Мне нужна удача, Маршалл, — сказал Рейни тому, кто раздавал карты. — Игра у меня не заладилась, мне нужна удача.

— Вы ее получите, — льстиво пообещал Маршалл. — Вот спросите у Гарри Брея. Он мне сам рассказывал. — Он кивнул на бульдога.

— Я рассказывал об этом Маршаллу сегодня вечером, — подхватил Брей. — Я не часто играю в карты. Они для меня нечто вроде расслабления, чтобы убить время в поездках, таких, как эта. Тогда я ехал на пароходе в Новый Орлеан, и мы с несколькими другими джентльменами стали играть по маленькой. При мне было что-то больше двух тысяч долларов, и через полтора часа осталась последняя десятка. Я посмотрел на орла на монете и решил сыграть в орлянку. Загадал на орла, но вышла решка. Тогда я махнул рукой и сделал ставку. И как вы думаете, что произошло?

— И что же? — полюбопытствовал Рейни с лихорадочным блеском в глазах.

— Так вот, я поставил последнюю десятку на пару дам и при следующей сдаче выиграл сорок долларов!

— Да ну? — удивился Рейни, улыбаясь.

— Да, мистер Рейни. А полчаса спустя передо мной уже лежали две с половиной тысячи долларов. А еще через десять минут у меня на руках оказались четыре короля, а плантатор из Луизианы сидел напротив с четырьмя дамами. Так что сами можете представить, что произошло. С таким раскладом я выиграл три тысячи, — усмехнулся он.

— Игра есть игра, — заметил Маршалл. — Мистер Квинси, а вы не поделитесь с нами своим опытом?

Туберкулезник заморгал и, помедлив, кивнул.

— Так всегда бывает, — сообщил он. — Судьба переменчива. Тот, кто проигрывает вначале, непременно отыгрывается.

— Ну конечно, — согласился с энтузиазмом Маршалл. — Ваша ставка, Квинси.

— Для начала пять долларов, джентльмены, — сообщил тот.

Либо он пришел играть с большими деньгами, либо много выиграл. Перед ним стояли стопки желтого металла. Следующую ставку должен был делать Рейни, но перед ним была только одна-единственная стопка монет. Не больше двухсот долларов, определил на глаз мальчик. Он надеялся, что это не остаток от его восьми сотен. Наверняка деньги у него в кошельке.

— Я хочу немного повысить ставку, — заявил Рейни. — Ну, пускай будет двадцать долларов.

— Для меня эта ставка слишком высока, — возразил Брей. — Но… Ладно, на удачу. — И пододвинул деньги.

Маршалл поставил такую же сумму и начал опять сдавать карты.

В этот момент мальчик заметил любопытную вещь. Рядом с рукой Маршалла лежали большие золотые часы. Сначала они показались мальчику снопом живого огня на столе. Но потом понял, что эта иллюзия вызвана полированной поверхностью металла. Она была так сильно отполирована, что в ней отражалось пламя свечи. Поверхность часов была ровная, словно зеркало, и, как зеркало, отражала потолок каюты. Вся странность заключалась в том, что часы были перевернуты циферблатом вниз. Человек, который хотел бы следить за временем, наверняка предпочел бы, чтобы часы лежали циферблатом вверх.

— Прикупайте, джентльмены, — предложил Маршалл и с готовностью протянул колоду, слегка пощелкивая карты кончиками проворных пальцев.

Мальчик, свесившись с койки, смог ясно увидеть в часах, что нижняя карта в колоде — валет.

— Мне — три. Я — человек честный, — произнес Квинси, улыбаясь.

Неспешно, с ненужной точностью и важностью, как показалось мальчику, Маршалл положил три карты, одна за другой, перед Квинси. Одной из них была дама. Мальчик был в этом уверен.

— Мне — две, — попросил Рейни.

На этот раз Таннер увидел их ясно, поскольку его острые глаза уже привыкли к блестящей желтой, похожей на зеркало, поверхности часов.

Хэнк Рейни получил десятку пик и валета. Неужели того самого валета, которого минутой раньше мальчик видел внизу колоды, когда Маршалл держал ее над часами?

Он постарался разглядеть получше. Да! Теперь нижняя карта в колоде — а она ясно отражалась в полированной золотой поверхности часов — была туз бубен.

У мальчика перехватило дыхание. Он не слишком хорошо разбирался в картах, но, как все любопытные подростки, имел представление об игре в покер. По крайней мере, знал, что карты раздают сверху колоды, а не снизу.

Он перевел взгляд на лицо Рейни, увидел, как тот сжал губы, словно старался скрыть торжествующую улыбку. И снова, хотя Джонни и не был сведущ в игре, он понял, что Рейни не контролирует выражение своего лица, что так необходимо для играющего в карты.

Тем временем Брей попросил три карты, а раздающий отказался от всех своих.

— Хочу испытать судьбу, — заявил он и медленно сдал себе пять карт.

Юный Джонни Таннер видел все его карты, но только одна карта представляла для него чрезвычайную важность — туз бубен. У него было три других туза, но туз бубен мог попасть к Маршаллу только из-под низа колоды.

Читателю не стоит пояснять, что происходило за игорным столом. Простаку Рейни при раздаче достались три валета, а четвертого он прикупил. Он готов был поставить последний цент, считая, что ему крупно повезло. А тем временем у невозмутимого Маршалла на руках было четыре туза!

У мальчика помутилось в голове. Горячая волна накатилась на него и затуманила мозги. Но он взял себя в руки и стал размышлять. Как ему быть?

У него не было ни малейшего сомнения, что все три гостя — мерзавцы и действуют заодно, а Маршалл — главарь шайки, которая вознамерилась обобрать Рейни. Джонни стиснул зубы. Если он предупредит Рейни, скорее всего возникнет драка, и в этом случае охотник будет вынужден драться сразу с тремя парнями одновременно. Между тем каждый из этих негодяев опаснее ядовитой змеи. Кроме того, как следовало из признания Рейни, он ни в коем случае не был героем. Сам же признался, что при одном виде индейца удирал со всех ног. Он никогда не вступал в сражение один на один. И даже если мог постоять за себя в просторах прерий, то драться в небольшом замкнутом помещении гораздо опаснее.

Юный Джон Таннер лежал на верхней койке сжав зубы, не издал ни звука и наблюдал за игрой. Ставки становились все больше, и его друг Рейни поставил последние свои деньги. Однако оказалось, что для последней ставки их уже недостаточно.

Но может быть, подойдет его оружие?

Конечно, ведь оно стоит немалые деньги.

Тогда Рейни выложил на стол пару отличных, великолепной работы, пистолетов, оба с двумя стволами. Маршалл посмотрел на них взглядом знатока.

Да, пистолеты принимаются, вот с ними-то как раз и получается нужная сумма.

Итак, ставки сделаны. Теперь Хэнк Рейни скорее всего станет нищим.

— Постойте! — не выдержал мальчик.

Рейни поднял глаза и нахмурился, а трое его партнеров подскочили на стульях, внезапно став подозрительными и злобными.

— Это еще что такое? Подставка? — требовательно спросил Квинси, приходя в ярость.

— Конечно же подставка! — утвердительно произнес Брей и сунул руку за отворот сюртука, опасно сверкнув глазами.

— Что вы на это скажете? — обратился Маршалл к Рейни. — И не говорите, что он не помогал вам! Сверху парень мог видеть все мои карты, ведь он мог видеть мои карты, в этом нет сомнения!

Мальчик, разозлившись, указал пальцем прямо на Маршалла.

— Но я могу сказать и какие карты были на руках у мистера Рейни, — заявил он.

— Что ты можешь сказать? — переспросил его Маршалл, вспыхнув и прищурив глаза.

— Могу сказать, какие карты были у мистера Рейни, — настаивал мальчик.

— Да нет же, Джонни, — возразил его друг, — не можешь. Тебе все приснилось.

— Нет! Я видел их там, где их видел и мистер Маршалл, — отражение в его золотых часах. Если бы он хотел следить за временем, то зачем повернул их циферблатом к столу? А ведь в часах отражалось все, как в зеркале, когда он раздавал карты над ними!

Рейни медленно, словно невидимая рука приподняла его, поднялся из-за стола.

— Забавно, — процедил он сквозь зубы. — И какие же карты у меня, по-твоему, на руках?

— У вас сразу было три валета, — сообщил Джонни. — А потом он снял вам девятку пик сверху колоды и бубнового валета — снизу.

Рейни от изумления разинул рот. Казалось, он не сразу понял всю дьявольскую подлость и шулерство.

Но Маршалл впал в неподдельную ярость и ударил рукой по столу.

— Вы правы, друзья! — обратился он к своим сообщникам. — Нас заманили в ловушку, всех троих. Рейни — негодяй, а мальчишка — его помощник. Забирайте денежки со стола, и пошли на верхнюю палубу! Мы, честные люди, попали в руки мерзавцев, настоящих шулеров, могу поклясться!

Предложение забрать деньги со стола не вызвало ни малейших колебаний. Узколицый мистер Квинси, словно поджидая этого момента, подставил свой цилиндр к углу стола и наклонил столешницу, от чего стопки монет с музыкальным звоном рассыпались и полились одной сверкающей массой в его тулью.

Вероятно, подобное не могло бы произойти без сопротивления со стороны Рейни, но ловкий Брей в этот самый момент вытащил двуствольный пистолет и приставил его к виску охотника.

Глава 14

ДРАКА

Джонни видел зловещую ухмылку на лице Маршалла и дикий взгляд Брея, когда тот наставлял пистолет на Рейни.

Было и еще кое-что немаловажное. С тех пор как мальчик сказал свое слово и спровоцировал стычку, никто из троицы на него даже не взглянул. И вот обманутый ими Рейни стоит с перекошенным лицом и выступившими на лбу фиолетовыми венами.

Как только эта троица переступит порог каюты со всей добычей, Рейни уже ничего не сможет сделать. Даже если капитан его друг, то слова хорошо одетых и по виду образованных трех мужчин будет достаточно, чтобы противостоять показаниям какого-то охотника и мальчика в лохмотьях.

Таннеру потребовалось много времени, чтобы все это продумать. Но он понял и еще кое-что: пистолет, наставленный на Рейни, у мошенников был единственным заряженным оружием. И тогда он бросился с высоты койки прямо на плечи Брея.

В полете мальчик сгруппировался, нацелился согнутыми коленями Брею пониже спины, а острыми локтями — в шею сзади и попал точно в цель.

Маршалл все-таки успел прохрипеть предостережение. Но было слишком поздно: Брей наклонился вперед и с грохотом рухнул на пол. Он ничего подобного не ожидал и даже не попытался выстрелить. Брей был взят врасплох, от удара он потерял сознание и лежал неподвижно там, где упал.

Приходя в себя и вставая на четвереньки, Джонни увидел, как длинные ноги Рейни перешагнули через Брея, а его железный кулак обрушился прямо на лицо Маршалла. Тот отшатнулся, но оглушен не был, поэтому в следующее мгновение вытащил длинный охотничий нож, длиннее и гораздо кривее моржового клыка.

Джон Таннер заметил, как сверкнул нож, а кроме того, обнаружил и опасность, которая грозила его другу сзади: обнажив желтые зубы, Квинси схватил ружье Рейни и замахнулся им, словно дубинкой, намереваясь размозжить охотнику голову.

Джон прыгнул, как кошка, не разгибаясь, и обрушил весь свой вес на колени Квинси.

Коротышка упал на него, и Джонни оттолкнулся от перегородки каюты обеими ногами, как пловец, и вцепился в своего врага.

Он ощущал себя большим, сильным, выносливым, и сейчас, когда первый удар был уже нанесен, его храбрость находилась на лихорадочном пике. Но Квинси был подобен дикому коту. В какую-то секунду он сделал захват — и голова мальчика откинулась, дыхание его прервалось, а черный туман стал застилать ему глаза.

Сквозь туман он увидел, как Маршалл упал, словно башня. Во время падения он пытался схватиться за край стола, но промахнулся и завалился на пол. Увидел и другое, как Рейни одним прыжком бросился к ним, и неожиданно давление на его горло ослабло.

Джон Таннер смог сесть, откашляться и отдышаться. Даже вода после длительной жажды не казалась ему такой сладкой, каким показался полный табачного дыма воздух тесной каюты.

— Поднимайся! — скомандовал Рейни.

Мальчик с трудом встал на ноги.

И тут понял все, что произошло. В дальнем углу каюты стоял его друг Рейни, возбужденный, но довольный, даже улыбающийся. И причиной тому, без сомнения, была пара длинноствольных пистолетов, которые он наставил на своих врагов. Квинси с трудом вставал на ноги с нижней койки, куда упал или был отброшен сильным ударом. Маршалл с безумным взглядом пытался сесть, кровь ручьем текла у него со скулы, и он совершенно не был похож на того самоуверенного и спокойного игрока в покер, каким его вначале видел Джон. Костлявый Брей к этому времени тоже встал на четвереньки, да так и стоял, покачиваясь, на том месте, где упал. Упал он явно неудачно — весь вес его тела пришелся ему на нос. Из свернутого на сторону сломанного носа бил фонтан крови — зрелище было довольно забавным.

Не обращая внимания на свои страдания, Брей попытался дотянуться до пистолета, выпавшего из его пальцев. Но Джон Таннер заметил его движение. Хотя это было и жестоко, но он опустил каблук на руку Брея и наступил на него со всей силы, а когда тот, резко вскрикнув от боли, выдернул руку, мальчик поспешно поднял оружие.

Он встал рядом с Рейни и наставил пистолет на Брея.

— А теперь, Джонни, — произнес охотник, — если только увидишь, что кто-нибудь из них сделает хоть одно движение или попытается сунуть руку во внутренний карман сюртука, дай ему попробовать обе пули, которыми заряжена твоя пушка. Слышишь меня?

— Слышу, сэр, — отозвался Джонни. — И я это сделаю, — добавил он сквозь зубы.

— Ага, и все они поверили тебе на слово, — ухмыльнулся Рейни. — Маршалл, похоже, дело обернулось не так, как вы ожидали?

Маршалл, прижав носовой платок к распухшей и кровоточащей скуле, куда попали твердые костяшки пальцев охотника, пробив кожу и мясо почти до самой кости, старался прийти в себя.

— Рейни, — проговорил он, — это преступление, и я не буду об этом молчать!

— Ладно, ладно, — согласился Рейни, — но и я молчать не стану!

— На этом пароходе есть блюстители закона, — вмешался Квинси, осторожно растирая посиневшую руку, которую чуть было не сломал, когда падал на койку. — И закон на нашей стороне. Капитан парохода имеет право чинить суд. Посмотрим, сколько времени понадобится, чтобы засадить эту парочку за решетку. Ближайший шериф справится с ними лучше нас!

Джонни Таннер начал беспокоиться. Ясно, что эта троица негодяев может дать показания против двоих, один из которых — желторотый юнец.

И что произойдет в случае, если они все-таки обратятся к властям? А они это непременно сделают! Пойдут на что угодно, лишь бы проучить их двоих. Странно было смотреть, как ими овладевала ненависть.

Брей, с невероятно обезображенным лицом, с фонтаном крови, брызжущим из его носа, выставил вперед окровавленную нижнюю челюсть и с видом профессионального борца был готов в следующее мгновение броситься в атаку. Цвет лица его товарища Квинси из бело-желтого превратился в желто-зеленый, его с головы до ног била дрожь. Можно было подумать, что он дрожит так от нервного напряжения, вызванного ужасом, однако глаза его блестели сумасшедшим огнем. А великан Маршалл, наконец, успокоился и обрел былое достоинство. Лицо его побелело. Глаза, казалось, утонули в жирном лице, но с первого взгляда было ясно, что, в отличие от его приятелей, он затаил злобу. Маршалл отлично владел собой, оправившись после первого краткого взрыва негодования.

— Джентльмены, — обратился он к дружкам, — поскольку, похоже, мы попали в лапы негодяев, нам стоит помнить, что подобные оскорбления требуют отмщения. Лично я не стал бы прибегать к закону. Я предпочел бы разобраться с ними сам.

— И я тоже! — прохрипел Брей. В горле у него что-то булькало.

— Вы должны только вернуть нам деньги…

— И с чего это я должен возвращать вам деньги? Какие еще деньги? — резко спросил Рейни.

— Вы слышите? — прорычал Квинси, обращаясь к своим товарищам. В его яростном голосе слышались истерические нотки.

— Как это «какие деньги»? — переспросил Маршалл, изумленно поднимая брови. — Неужели вы не понимаете, какие деньги, мой друг?

— Именно об этом я и спрашиваю, — уточнил Рейни.

— Вы ошибаетесь, — сказал Маршалл. — Вы думаете, что мы собираемся забрать то, что выиграли у вас в честной игре. Нет. Не знаю, как остальные, но лично я не желаю иметь ничего общего с такими людьми, как вы? Я играю в карты по маленькой и с теми людьми, которые, как я считаю, достойны быть моими друзьями. В вас, мистер Рейни, я ужасно ошибся. Никогда больше не стану считать, что разбираюсь в людских характерах. А я мог бы поклясться, что вы настоящий джентльмен. Но меня еще можно переубедить. Этот сопляк представил все в таком свете, что вы, конечно, не успели хорошенько во всем разобраться.

— Это все пустая болтовня, — отреагировал Рейни, как всегда, спокойно. — Подобными разговорами вы ничего не добьетесь. Вы сделали свою игру и проиграли. Неужели собираетесь скулить по этому поводу, словно дворняжки?

— Словно кто? — переспросил Маршалл. — Мистер Рейни, разве таким языком джентльмен говорит с джентльменом?

— Достаточно, — нетерпеливо перебил его Рейни. — Мне прекрасно известно, кто вы такие. Вы — банда воров. И не пытайтесь больше вешать мне лапшу на уши. Вы меня облапошили. Я был последним глупцом, а мальчик спас мои деньги и мою честь. А теперь убирайтесь отсюда!

— Это невероятно! — вырвалось у неподдельно изумленного Маршалла. — Неужели вы хотите, чтобы мы обратились к капитану, рассказали ему, что нас ограбили в вашей каюте, и потребовали, чтобы вас посадили за решетку?

Рейни посмотрел на мошенника с широкой ухмылкой:

— Маршалл, вы же такой сообразительный. Вам следовало бы стать политиком. Но знайте, со мной у вас такие штучки не пройдут. Вы хотели заполучить мои деньги. И чтобы их получить, пошли на обман. По справедливости, я должен бы забрать все до последнего цента, да и часы в придачу. Вы не станете жаловаться капитану. Он не такой дурак, чтобы вам поверить. Один мужчина и мальчик не стали бы нападать на троих мерзавцев, таких, как ваша банда, если только их не вынудили пойти на это.

Я оставляю вам те деньги, что находятся в ваших карманах. Я беру только ставки, которые были на столе, и пистолет, который мальчик отобрал у Брея. Он имеет право на комиссионные. Назовем это подарком на память, если хотите. А теперь делайте, как я вам скажу: убирайтесь из этой каюты, пока я вас отсюда не вышвырнул!

Последовала непродолжительная пауза, во время которой из горла Брея вырвался какой-то низкий рык, словно недовольное рычание бультерьера, намеренного ввязаться в драку.

Квинси тоже был готов на все. По слову или по знаку Маршалла могла бы произойти отчаянная схватка, и даже наставленные пистолеты их не остановили бы. Но Маршалл был не дурак. Глянув на приготовившихся к драке товарищей, стоящих в дальнем углу каюты, он распорядился:

— Квинси, Брей, мы уходим. Но это только начало. Мистер Рейни поймет это позже. А теперь выходите, я — за вами!

Те немного помедлили. Однако было ясно, что они привыкли повиноваться Маршаллу, поэтому с хмурыми лицами, не проронив ни слова, вышли из каюты и направились на верхнюю палубу. Маршалл последовал за ними. Джонни Таннер закрыл дверь и из предосторожности задвинул засов.

Глава 15

ЩЕДРЫЙ ОХОТНИК

Теперь, когда они остались одни, он ожидал от друга взрыва эмоций, по крайней мере, выражения благодарности. Ведь, рискуя собственной жизнью, мальчик спас ему восемьсот долларов!

Но Рейни только сказал:

— Садись вот здесь и пересчитай деньги.

Джонни обиделся, однако сделал так, как ему велели: спокойно высыпал содержимое цилиндра Квинси на стол, потом разложил монеты в стопки по десять штук. В основном это были золотые десятидолларовые монеты, монет по двадцать долларов оказалось совсем немного. Немало набралось пятерок, но все равно больше всего было десяток. В каждой небольшой стопке — по сто долларов!

Он слышал от отца о больших суммах и видел светлый лик Дочери Луны. Но тут было настоящее золото, расхожая монета, а не рассказы о больших деньгах и не драгоценности. В одной ладони Джонни мог сейчас уместить более солидную сумму, чем та, что прошла через его руки за всю прожитую им жизнь.

Какая-то странная, холодная лихорадка пробежала по венам мальчика. Сощурив глаза, он считал блестящие маленькие стопки. На столе их образовалось немало. Для Джона Таннера деньги были мечтой, скорее названием, а не реальностью. А теперь весь стол перед ним был ими завален.

Один Рейни вложил в игру немногим больше восьми сотен долларов. Другие трое в среднем вложили даже больше, вероятно, для того, чтобы соблазнить его суммой возможного в случае удачи выигрыша.

Всего на столе оказалось двадцать девять стопок по десять золотых монет и шестьсот пятьдесят долларов в более мелких монетах.

— Три тысячи пятьсот пятьдесят долларов! — подвел итог мальчик и, вздохнув, отодвинулся от стола. — Ну, мистер Рейни, вы — богач, скажу я вам. Три тысячи пятьсот долларов хватит для того…

— Чтобы открыть торговлю, — с энтузиазмом подхватил Рейни. — Мулами, лошадьми, всяческими товарами, фургонами, наконец! — Некоторое время он расхаживал взад-вперед по каюте, затем, остановившись, распорядился: — А теперь отсчитай оттуда восемь сотен.

Мальчик повиновался и быстро отложил на край стола восемь сотен долларов.

Охотник смел их во вместительный кошелек из мягкой кожи.

— Видишь остальные? — спросил он.

— Да.

— И сколько?

— Две тысячи семьсот пятьдесят долларов, я полагаю.

— Верно, две тысячи семьсот пятьдесят долларов, — кивнул Рейни. — И кому они принадлежат?

— Ну вам, конечно, мистер Рейни.

— А ты не хочешь, чтобы я поделился? — Теперь в глазах охотника был точно, такой же блеск, как и в глазах мальчика. Опершись костяшками пальцев о край стола, Рейни наклонился над Джоном и повторил: — Не хочешь взять половину?

— Взять половину? — эхом отозвался удивленный Таннер. — Ну я ведь еще мальчик, и, когда дело доходит до денег, со мной не считаются.

— Неужели? — Неожиданно великан охотник рассмеялся, хотя и сквозь зубы, затем проговорил: — Черт меня подери! Хотелось бы мне быть проходимцем! Очень хотелось бы. Я бы тогда совершил небольшой набег и отобрал бы бизоньи шкуры у индейцев племени сиу или у шайенов. Они умеют их дубить и красить, а это так нравится дуракам, которые их коллекционируют! Тебе бы и во сне такого не приснилось! Но, увы, я не проходимец! У тебя есть кошелек?

— Нет, — ответил мальчик.

— Тогда раздобудь. Или лучше возьми кусок кожи. И вывали туда все эти деньги, потому что они — твои!

Джон схватился за край стола, и глаза у него стали величиной с тарелки.

— Все? — выдохнул он.

— Ага, сгребай все!

Джонни покачал головой:

— Но они не могут все принадлежать мне!

— Это почему же?

— Ну, мальчик не может…

— Не может что? — переспросил охотник. — Нет, конечно не может! Мальчик не может, словно пушечное ядро, наброситься на троих вооруженных бандитов и спасти жизнь своему партнеру, которого знает всего-то один день, даже меньше. Мальчик вряд ли может прыгнуть в ночной рубашке и драться, словно демон, будто дикая кошка… Даже взрослый вряд ли сможет сделать это, куда уж мальчугану! — Его улыбка превратилась в ухмылку, и он продолжил: — Полагаю, ты всего этого не сделал, Джонни. Мне приснилось, что ты спрыгнул с койки, словно кусок свинца, и уложил Брея на пол. Мне всего лишь показалось, что Квинси собирался вдарить мне по затылку прикладом ружья, а ты сбил его с ног. И тебя никто не душил. Нет, мне все это лишь пригрезилось, сынок. Ведь ничего этого не было на самом деле? Забирай эти две тысячи семьсот пятьдесят долларов. Если бы тут было двадцать семь с половиной тысяч, мы бы разделили их поровну. Я вернул себе те восемь сотен, которые не заслужил, поскольку свалял такого дурака! Но я сохранил мою голову, которая, если бы не ты, раскололась бы, словно орех. Бери эти деньги, сынок, потому что я и пальцем к ним не прикоснусь!

Джонни протянул руки к сокровищу, но отдернул их, словно коснулся огня.

— Послушайте, если бы не вы, я был бы уже мертв, — медленно произнес он. — Когда меня душили, вы вовремя подоспели. — Он улыбнулся. — Я видел все очень нечетко, но узнал вас и ваши длинные ноги, мистер Рейни, когда вы шагнули мне на выручку. — Мальчик решительно замотал головой. — Мне хочется денег, как всем, но я могу взять только часть. Я тоже возьму восемь сотен, как и вы. А остальное мы поделим. Потому что мы за них дрались вместе.

— Я не возьму, — отрезал Рейни.

— Тогда я их выброшу, — решительно заявил Джонни. — Или отдам тем троим.

— Ни цента! — заорал охотник. — Эти ублюдки не получат ни цента!

— Тогда я беру свою долю, а остальное мы поделим поровну, — настаивал мальчик.

Рейни опустился на край нижней койки и долго пристально смотрел на него.

— Теперь я понял, где ошибся, — произнес он, наконец, со вздохом.

— Где? — поинтересовался Джонни.

— Все эти годы я искал себе партнера. Пытался найти его среди мужчин моего возраста. Но годы портят людей, и мозги приходят в негодность. Мне следовало бы взять в партнеры подростка, такого, как ты.

Жаркий румянец залил лицо Таннера. Тетушка Мэгги была скупа на похвалу, поэтому он не был к ней готов. А сейчас чувствовал себя так, словно сам король посвятил его в рыцари.

— Сколько тебе лет, Джонни? — поинтересовался первопроходец. — Шестнадцать? Семнадцать?

— Пятнадцать… Почти, — уточнил мальчик.

Рейни вскочил на ноги, потом так же внезапно уселся снова.

— Ай-ай-ай! — Он медленно покачал головой. — Я начинаю понимать. Такие люди встречаются один на миллион. И ты именно такой, сынок. Теперь, если мне удастся основать собственное дело, мы с тобой станем неплохой командой, мы с тобой таких дел наворотим! Мы с тобой можем сдвинуть Скалистые горы, повернуть реки в пустыни и растопить весь снег в декабре. Вот на что мы с тобой способны! Но вместо этого ты сойдешь с этого парохода и быстренько пересядешь на тот, который отвезет тебя назад, домой, или на другой, который увезет тебя отсюда подальше.

Юный Джон только улыбнулся:

— Вы хотите сказать, из-за денег?

— Ну разве ты не хочешь их вложить в какое-нибудь дело?

— По сравнению с тем, за чем я охочусь, они — ничто, — поведал мальчик.

— Да ну! Тогда что же у тебя украли?

— Что? — Джонни заколебался. Потом, покраснев, объяснил: — Послушайте, мистер Рейни, я не стал бы от вас ничего скрывать, если бы дело касалось только меня. С той минуты, как вы бросились, чтобы сбить с ног Квинси, скрутить его в бараний рог и спасти меня, я вам абсолютно доверяю. Но это дело касается не только меня, но и моего отца. Я не смею говорить об этом даже с вами.

Рейни нахмурился, но только на какое-то мгновение, потом снова заулыбался:

— Это твое право, сынок. А я считаю тебя дважды мужчиной. Знаешь почему? Потому что мужчина, который умеет держать язык за зубами, стоит двоих болтливых дураков. Краснокожие прекрасно знают об этом! Даже краснокожие! Но скажи-ка мне, Джонни, ты все еще собираешься продолжить идти по следу краденого?

Мальчик вздохнул, потом сдержанно кивнул:

— Я должен. А теперь этого хочу даже больше, чем раньше. Если только мне снова удастся напасть на след!

— Скажи-ка, после того, что произошло сегодня, ты чувствуешь, что удача на твоей стороне?

— Я чувствую, что мне здорово повезло, — согласился Джонни. — И мне с вами так спокойно, мистер Рейни!

Великан ухмыльнулся:

— Тебе со мной спокойно? Интересно, почему? Из-за меня тебе чуть было голову не снесли и не задушили, и все это в течение какого-нибудь одного дня! Но если хочешь, я останусь с тобой, сынок, пока ты не нападешь на след, даже если ради этого нам придется провести вместе лет эдак десять.

— Осторожнее! — воскликнул мальчик. — Я могу поймать вас на слове!

— Неужели?

— Нет, конечно. Потому что это касается только меня, а вовсе не вас. Это мое дело, и вы не захотите тратить попусту свое время.

— Погоди-ка, — возразил охотник. — У партнеров обычно дела общие. Ты согласен?

Он встал. Мальчик тоже поднялся со своего места. И они крепко пожали руки.

— Я так горд и счастлив! — признался Джонни.

— Я тоже, — откликнулся партнер, — и, пожалуй, больше тебя!

Глава 16

ТРИ ИНДЕЙЦА ИЗ ПЛЕМЕНИ ПАУНИ

После ночной драки от троицы карточных шулеров никаких вестей не поступало. Они словно исчезли, унеся с собой свое разочарование и сожаление. А когда пароход прибыл в Цинциннати и все сошли на берег, бросив на судно, принесшее им такие несчастья, лишь полные ненависти прощальные взгляды, Джонни Таннер и Рейни тоже сошли на берег, но только чтобы погулять. Мальчику казалось забавным, что так далеко на Западе есть самый что ни на есть настоящий большой город. Он узнал, что население его уже насчитывает более пятидесяти тысяч человек, что в нем сорок церквей, есть колледж, приют для душевнобольных и все другие преимущества крупного поселения. Город рос как на дрожжах.

— Ты знаешь, почему тут есть приют для умалишенных? — поинтересовался Рейни.

— Почему, Хэнк?

— Потому что очень многие лишаются рассудка, когда видят, как удача проходит стороной. Трудятся не покладая рук, а богатыми становятся другие, и вынести этого не могут. Я помню, в Лексингтоне или где-то поблизости мулов продавали по сто пятьдесят долларов, а ослиц — по шестьсот. Знаю, как один парень продал свое право на владение двумя тысячами акров земли за ружье.

— Что? — изумился Джонни. — За одно ружье?

— А что тут такого? Пятьдесят-шестьдесят лет тому назад вся эта земля годилась только на то, чтобы дать человеку шанс надорваться на работе и испортить характер. Предположим, тебе удалось расчистить участок и вырастить на нем пшеницу. Предположим, ты владеешь многими акрами земли и урожай оказался богатым. Ну и что ты с ним будешь делать? Конечно, можешь часть урожая переработать на своей небольшой ручной мельнице и получить достаточно муки, чтобы хватило на зиму. Ну, еще нужно оставить немного зерна на семена.

А как быть с остальным урожаем? Ну, скажем, ты можешь скормить его свиньям. Потом тех, что не заболеют, не подохнут, не убегут в лес и не одичают, сможешь забить, получить ветчину и сало. Ты сложишь полученную свинину в плоскодонку и отправишься вниз по реке на ярмарку. А где ближайшая ярмарка? Да почти в Новом Орлеане! И тебе весь этот путь придется преодолевать по реке. Возможно, тебе повезет добраться туда, а может, тебя ограбят речные пираты. Может, преодолеешь только половину пути и напорешься на корягу — тогда прощай, плоскодонка, прощай, весь груз!

Но допустим, ты все-таки добрался до Нового Орлеана. А там вся ярмарка забита такими же, как ты, и сбыть товар невероятно трудно. Вот почему земля здесь не особенно ценилась. Железных дорог нет. Да вообще нет никаких дорог! Ты поселился и разбил себе участок на хорошей, жирной земле. Но если выращиваешь на ней больше, чем тебе требуется для самого себя, то трудишься впустую. Следовательно, зачем иметь больше сорока акров земли?

Ну вот, тот парень, о котором я тебе рассказываю, и променял две тысячи акров на одно старое ружье. Сейчас эта земля идет по шестьдесят долларов за акр, на ней построены дома и другие сооружения, которые стоят не меньше пятидесяти тысяч. Так вот, когда этот самый горемыка вернулся и увидел, что сделал его покупатель с тем, что получил от него практически бесплатно, он спятил окончательно и бесповоротно. Вот что может сотворить с человеком эта земля! А сама изменяется с такой же скоростью, как растет сорная трава.

Они, отыскали магазин с хорошим выбором готовой одежды и сделали покупки для Джонни. По совету великана Рейни, мальчик купил костюм из прочного домотканого сукна серого цвета, крепкие башмаки, шляпу и все необходимое.

Потом они вернулись на пароход, опасаясь увидеть Маршалла и его сообщников, но шулеров нигде не было. Мальчику не давало покоя опасение, что Гарри тоже мог где-нибудь сойти на берег, не доезжая до Сент-Луиса — конечного пункта путешествия по реке. Однако Рейни был настроен более оптимистично. Он говорил, что если Гарри нанялся на пароход, то скорее всего договорился работать до прибытия в пункт назначения. Вряд ли его стали бы нанимать на короткий отрезок пути. А кроме того, рассказы Гарри о Диком Западе и индейцах сами по себе служат достаточным доказательством намерения этого парня вернуться в его излюбленные места.

— Он побывал в больших городах в свое удовольствие, — рассуждал Рейни. — Потом они ему опротивели. Решил снова вернуться в родные просторы. В Нью-Йорке он показался тебе бедным бродягой? А в прериях он — человек уважаемый. В индейском племени он вел сытую, беспечную жизнь и, скорее всего, стремится к такой жизни снова. Если ему повезло в этом раньше, почему бы не попытаться вновь? Нет, нет, сынок, не беспокойся. Мы — на верном пути. Только хочу надеяться, что мы доплывем до Сент-Луиса прежде, чем он уберется из города и направится куда-нибудь дальше на запад, или на север, или на юг.

От таких разговоров Джонни становилось гораздо легче. Но каждую ночь он мечтал о встрече со своим врагом. Постоянно представлял, как схватит убегающего вора за воротник, а великан Хэнк Рейни поспешит ему на выручку, и их противостояние на этом закончится.

Днем его занимала река, жизнь на ее берегах, города, которые они проплывали. У Цинциннати река была шириной в полмили и постепенно становилась все шире и шире. У Луисвилла она уже достигла полутора миль!

После берегов, поросших дикими, непроходимыми лесами, похожими на край земли, такие большие города, как Луисвилл и Лексингтон, производили шоковое впечатление. В Лексингтоне жило около двадцати тысяч человек. Это была столица фермерского края с обширными пастбищами. Богатства этой земли, сказал один плантатор, ехавший с ними на пароходе, просто неисчерпаемы. Они заключаются в ее почве, плодородность которой никогда не понизится.

Рейни обычно слушал подобные разговоры с презрительной усмешкой.

— Здесь, на Востоке, — любил говорить он, — полоса больших городов, множество судов, много шума. Люди тут думают, что это и есть Соединенные Штаты. Но это не так. Это только окраина. А сейчас, Джонни, ты продвигаешься к сердцу страны. Но еще не в самый центр. Еще много тысяч миль нужно миновать, чтобы попасть в центр мироздания. Вот что я тебе скажу: когда-нибудь население нашей страны станет стомиллионным.

— Стомиллионным? — восхищенно переспросил мальчик. — Вряд ли столько людей могут составить одну нацию!

— Погоди — увидишь! Когда-нибудь население, возможно, увеличится до двухсот миллионов.

Они миновали устье великой красавицы реки Огайо и вошли в Миссисипи. Это произошло ранним утром. Джонни Таннер стоял на верхней палубе в состоянии крайнего возбуждения. Он не знал, чего можно ожидать. Поэтому думал, что река вольется в беспредельный океан, воды которого устремляются в глубь страны. И в итоге был глубоко разочарован.

Миссисипи оказалась не шире Огайо. Это был ужасающе грязный поток, стремительно несущий свои воды на юг. Правда, постепенно скорость его уменьшалась. И все равно этот медленный подъем вверх против течения нельзя было и сравнить с предыдущим отрезком пути, когда красивые зеленые берега Огайо проплывали мимо. Тут они сначала были низкими, неинтересными и лишь позже стали более высокими, благородными, внушительными. А когда они, наконец, достигли Сент-Луиса, мальчик был просто поражен.

Город оказался большим и быстро растущим. На восточном берегу реки Сент-Луис вообще не просматривался, зато на западном, чуть севернее, стояли сомкнутые шеренги основательно построенных домов.

Джонни даже потер глаза. Он смотрел на город словно на мираж, который можно было описать до мельчайших подробностей, но верить которому не стоило. Ему казалось, что они обогнули полмира, чтобы найти тут, в сердце неосвоенных земель, процветающий край.

Они причалили к пристани в больших доках и сошли на берег. И первое, что бросилось в глаза удивленному Таннеру, была группа индейцев, закутанных в шерстяные одеяла и идущих медленной, полной достоинства походкой. На них были обтягивающие штаны с бахромой, а их головы украшали уборы из крашеных перьев.

— Посмотри-ка на этих мерзавцев, крадущих скот и наводящих ужас на окружающих, — указал на индейцев Рейни. — Чтоб мне провалиться, я даже рад снова увидеть эти ленивые задницы! Ох уж эти негодяи пауни! Один только их вид переносит меня в славные былые времена!

— Откуда вы узнали, что они из племени пауни? — полюбопытствовал мальчик.

— Весь их облик говорит о лени и способности на низкие поступки, — пояснил охотник. — А кроме того, видишь их прически? Пауни сбривают все волосы, оставляя лишь гребень посреди головы. И знаешь, что я тебе скажу? Индейцы племен сиу и шайенов очень гордятся, если в дыму их вигвамов сушится обритый скальп с пучком волос на макушке. Я-то их отлично знаю! — Он помолчал и, многозначительно хмыкнув, добавил: — Да и меня знают некоторые из них!

С котомками за плечами Джон и Рейни шли по улице пешком, потому что нанять экипаж до гостиницы охотник отказался. А три индейца пауни, перейдя улицу, повернули и пошли прямо им навстречу.

— Смотри в оба, мой мальчик, будь готов в любой момент выхватить двуствольный пистолет, который одолжил тебе Брей. Возможно, эти пройдохи меня узнали. Хотя вряд ли. Все белые им кажутся на одно лицо, точно так же, как белым краснокожие кажутся похожими друг на друга как две капли воды. Мы не привыкли отличать их друг от друга, понимаешь? Тем не менее не зевай! Но не связывайся с индейцами пауни, если в этом нет нужды. Они спокойно могут всадить нож или притвориться лучшими друзьями.

Джонни Таннер шел осторожно, словно ступал по яичной скорлупе.

Пауни подходили все ближе. Завернутые в шерстяные одеяла они были похожи на зловещие мумии, а когда совсем приблизились, Джонни разглядел сияние блестящих глаз и очертания жестоких лиц. Индейцы передвигались с безграничной осторожностью и достоинством, глядя прямо перед собой.

Когда они поравнялись, охотник поднял правую руку:

— Хау!

Индейцы моментально замерли на месте и, выдохнув одновременно, ответили тем же жестом:

— Хау!

А потом продолжили свой путь, так же степенно и решительно, устремив взгляды вперед.

Глава 17

НОВЫЕ РАССКАЗЫ

Великан Хэнк Рейни пошел по улице почти такой же походкой, как индейцы, и некоторое время не оглядывался. На его лице появилось явно озабоченное выражение. Наконец он остановился и повернул голову назад. Три индейца пауни исчезли.

— Как бы не так! Они меня не забыли! — воскликнул Рейни и отрицательно покачал головой.

— А что, должны были? — поинтересовался мальчик в полном недоумении.

Но ответа не получил. Его друг был целиком погружен в какие-то думы. Потом произнес:

— Это был Красная Грива собственной персоной.

— Красная Грива? — переспросил Джонни. — Вы мне о нем раньше ничего не рассказывали.

Но Рейни снова погрузился в размышления и не обратил на него внимания.

— Второй — Теленок с Двумя Хвостами, точно, а кто же был третьим? Я где-то видел этого мерзавца. Погоди-ка! У большого изогнутого мыса. Это — Натягивающий Лук. Неужели Натягивающий Лук и Красная Грива закопали топор войны и стали друзьями? Если это так, тогда глядите в оба, шайены! Бойтесь, дакота! Волки-пауни перегрызут вам глотки, не успеете и глазом моргнуть! Вот так-то: Натягивающий Лук и Красная Грива вместе!

— Они что, великие вожди? — терпеливо расспрашивал Джонни.

— Великие? Попал пальцем в небо! Великие! — взвился его друг. — Да при одной только мысли о Красной Гриве или о Натянутом Луке шайенов бросает в дрожь! И сиу тоже. Они добыли столько скальпов, что хватит оклеить ими все стены дома, а волос срезали столько, что хватит соткать одежду для пятидесяти человек. Вот какие они вожди!

— Значит, старейшины племени?

— Никакие они не старейшины! Старик Наконечник Стрелы заправляет в этом племени. Он — шаман. И к тому же, я тебе скажу, старый пройдоха. Занимается магией, не вылезая из вигвама. От этого вигвама стоит держаться подальше!

— Неужели он настоящий волшебник? — изумился мальчик.

— Вот что я тебе скажу: я видел собственными глазами, как он навел проклятие на Скачущего Коня, шайенского вождя. И правая рука у Скачущего Коня через месяц отсохла. Я собственными глазами видел его руку, высохшую до кости после проклятия. Вот и решай сам. Я рассказал тебе то, чему лично был свидетелем.

Джонни Таннера удивило, что его друг так суеверен. Но великан Хэнк говорил так убедительно, что мальчик не мог не отнестись к сказанному со всей серьезностью. Он внимательно посмотрел ему в лицо. Оно оставалось по-прежнему серьезным и мрачным.

— Это форменное безобразие! — заявил Рейни. — В Сент-Луисе достаточно мужчин, чтобы очистить прерии от пауни, и это в конце концов произойдет. Но пока они позволяют им появляться в городе. Могу поспорить, что они пили и ели с ними за одним столом! Да, вот так-то! Могу поспорить, этих убийц и охотников за скальпами задарили всяческими подарками — всем, что только душа пожелает.

— Зачем они это делают? — удивился мальчик.

— Потому что некоторые богатые торговцы хотят, чтобы индейцы пауни были настроены дружелюбно. Хотят с ними подружиться. Им наплевать, скольких поселенцев, мелких торговцев и охотников убили пауни. Им чем больше — тем лучше. Это предоставляет им полную свободу действий и устраняет конкурентов. Им важно, чтобы пауни были на их стороне в течение нескольких лет, вот почему они и пригласили сюда этих трех вождей. И полагаю, отломили такой большой кусок, что у них и кружки воды теперь не допросишься, разве что за баррель пуль. Меня от этого просто воротит, Джонни!

— А что они имеют против вас? — полюбопытствовал тот, проявляя с каждой минутой все больший и больший интерес к реакции Рейни на эту встречу.

— А что они могут иметь против меня? — рассеянно ответил Хэнк. — Ровным счетом ничего. Вот только однажды несколько подростков из их племени напали на мою стоянку, когда я кипятил воду, чтобы напиться чаю, и тогда…

— Господи Боже мой! — выдохнул Джонни. — Они набросились на вас прямо из темноты?

— Ну, намеревались именно так поступить. Я ведь тебе рассказывал о черном коне, которого позаимствовал у индейцев из племени оседжей?

— О, да! Я помню каждое слово из вашего рассказа!

— Ну, у этого коня был нюх, как у волка, а слух — как у кролика. Он учуял опасность на расстоянии полумили от меня и предупредил об этом.

— Так, значит, вы успели собраться и спастись бегством?

— Видишь ли, меня тогда немного разморило, и такая лень на меня напала, сынок!

— Да ну? — не поверил своим ушам мальчик. А потом добавил: — Но вы же сами говорили, что убегаете от индейцев.

— Конечно, я всегда уношу от них ноги. Но наступает момент, когда от подобных гонок устаешь. Так вот, я оставил черного коня пастись неподалеку, чтобы мог видеть, если они к нему подкрадутся. А сам забрался под куст. В ту ночь я остановился передохнуть у небольшого родника. Ну, и залег там с ружьем в полной уверенности, что меня никто не потревожит и я хорошенько отосплюсь.

А через некоторое время посмотрел на костер и увидел спину человека, выскользнувшего из кустов и направляющегося к тому месту, где я скатал мое одеяло так, что можно было подумать, будто в него завернулся человек. Индеец бесшумно крался к нему, а другой краснокожий бесенок-пауни тоже вылез из кустов и стал пробираться к черному скакуну, которому индейцы дали имя Сын Полуночи.

Так вот, Сын Полуночи вдруг ни с того ни с сего захрапел и встал на дыбы. А я в этот момент прицелился второму пауни между глаз, спустил курок, и он замертво упал на землю. А другой пауни бросился наутек и убежал, но оставил за собой кровавый след.

— Неужели вы успели так быстро перезарядить ружье, что смогли сделать второй выстрел?

— Нет. На это у меня времени не было. Всего каких-нибудь три прыжка — и он скрылся в темноте. Темнота была — хоть глаз выколи! Он уже стал похож на неясную тень на фоне костра, когда я метнул в него охотничий нож и попал в ногу.

Мальчик слегка прищурился и передернул плечами.

— Нож так и вошел ему в ногу?

— Нет. У этого ножа была тяжелая рукоятка. Через пару прыжков он выскочил, но индеец, я думал, еще долго хромал. Ну, я вылез из кустов, подобрал мой нож, а потом вернулся к моему коню и к убитому. И как только его увидел, то очень пожалел о содеянном.

— Да, — согласился мальчик, — должно быть, это ужасно — убить человека, а потом стоять и смотреть на дело своих рук.

— Сынок, иногда ты говоришь такие вещи, что начинаешь меня беспокоить. Когда ты узнаешь пауни так же хорошо, как их знаю я, тебе захочется, чтобы все их проклятое племя было истреблено, как того хочется мне. Я бы даже предпочел перестрелять их собственноручно, конечно, если бы при этом мне ничего не грозило бы, понимаешь?

— Тогда почему же вы пожалели того убитого краснокожего, упавшего у вашего костра? Он что, был вашим другом?

— Он был другом только самому себе и больше никому. И это единственная персона, кому он мог стать другом, сынок. Но когда я увидел его, то понял, что это был Ходячий Полдень.

— Какое странное имя! — заметил мальчик.

— Угу. У этих пауни странные имена. Возможно, они имели в виду уменьшающиеся тени в полдень, не знаю. А кроме того, когда переводишь имена с одного языка на другой, они звучат совсем по-иному. Во всяком случае, там лежал Ходячий Полдень собственной персоной с пулей, попавшей ему между глаз и выбившей те крупицы мозгов, что были у него в голове. Но я в ту же секунду вспомнил, что он доводится не просто племянником, а любимым племянником Натянутому Луку. Вот так! — Рейни издал громкий стон и продолжил: — Натянутый Лук был братом матери Ходячего Полдня, а такое родство у индейцев считается очень близким. Почти таким же близким, как отец с сыном, я думаю. Натянутый Лук любил своего никчемного, нечестного, трусливого и мерзкого племянничка. Он любил его так сильно, что подарил ему трех жен, но Ходячий Полдень настолько плохо с ними обращался, что они не захотели оставаться с ним, и все три ушли от него. Однако Натянутый Лук дал ему новых жен и всегда хорошо к нему относился. И вот теперь этот Ходячий Полдень был мертв, а другой мерзавец пауни с ножевой раной в ноге мчался, чтобы сообщить Натянутому Луку о той услуге, которую я им всем оказал! — Он снова застонал, потом добавил: — Ну, сынок, я не слишком опасался индейцев-оседжей, которые гнались за мной по пятам. Но когда пауни жаждут твоего скальпа, это совсем другое дело. Поэтому я решил, что мне лучше вернуться и отсидеться в горах некоторое время. Отдохнуть, поохотиться на оленей в свое удовольствие. Вот только я никак не мог забыть черного жеребца Сына Полуночи. Из-за него я вернулся сюда и оказался на грани смертельной опасности! Теперь я понимаю, какого дурака свалял! Эта троица меня заприметила, теперь начнут строить для меня ловушку, чтобы перерезать мне горло!

— Но вы ведь не уедете отсюда? — забеспокоился мальчик. — Я не думаю, что вы свернете с намеченного пути.

— Нет, Джонни. Я не нарушу данного тебе слова.

— Послушайте, — сказал мальчик, — я абсолютно не верю, что вы боитесь индейцев. Могу поспорить, вы никогда не убегали от них, не дав им сперва прослушать жужжание пули над ухом…

— Ладно, Джонни, — улыбнулся его друг, — похоже, мне не удастся тебя переубедить, ладно. Но я хочу, чтобы ты знал: иногда осторожность стоит гораздо дороже, чем храбрость. Особенно она нужна, когда на тебя охотятся две такие сердитые змеи, как Натянутый Лук и Красная Грива. Они готовы вырвать мое сердце и съесть его сырым. Не станут даже беспокоиться о том, чтобы сварить его хоть три минуты, как яйцо. Съедят сразу же. И твое сердце тоже слопают, только потому, что ты будешь со мной. Ладно, пошли, Джонни.

И они пошли по улице к центру города. А там услышали такой шум транспорта, увидели столько громыхающих подвод, столько дребезжащих кабриолетов, столько понуро бредущих послушных рабочих лошадей и столько всадников, стрелой скачущих туда-сюда, что на мгновение Джонни показалось, будто он вернулся на Манхэттен.

Но толпа была совершенно другой, в этом не было никакого сомнения. Несколько мужчин, которых он приметил в толпе, были одеты в наряд из оленьих шкур, как великан Рейни. Некоторые всадники были похожи на русских казаков, другие — на покорителей диких прерий. И все были загорелыми, казались быстрыми и стремительными, словно именно в этот момент они преследовали кого-то чрезвычайно для них важного.

— Вот это встреча! — неожиданно воскликнул Джонни. — Снова эта троица!

Три знакомые фигуры индейцев пауни шагали в толпе чуть впереди них.

Глава 18

ВСТРЕЧА С ВОРОМ

— Как это им удалось нас опередить? И почему на них никто не обращает внимания? — потребовал ответа Джон Таннер.

— Потому что Сент-Луис находится на Западе, а тут все знают, что индейцы не любят, когда на них пялят глаза. Какая приятная компания, если смотреть на них сзади! Ты только погляди на эти спины и плечи! Разве они похожи на убийц? И в этом они нисколько не отличаются от белых. А те их надувают, высасывают из них кровь. Вон, смотри, как замечательно краснокожие общаются с белым. И если мне не изменяет память, и не подводят глаза, это Гарри Пауни собственной персоной!

— Кто? — переспросил мальчик, следя за тремя воинами с неослабевающим интересом.

— Пауни Гарри, — повторил охотник. — Самый ловкий из мошенников, самый бесчестный из торговцев, самый лживый из лекарей, который когда-либо воровал лошадей в прерии или брал в жены индеанку. Этот Гарри Пауни обладает умом лисицы и уловками змеи. Вот он какой!

— Который из них?

— Разве ты не видишь того высокого худого парня, который идет рядом с Натянутым Луком? Это он самый. Такой худой, того гляди ветром сдует. Так, значит, он в конце концов снова вернулся к индейцам? Да, если они приняли этого негодяя в свое племя, значит, могут и умеют много забывать. Если он…

Но тут Рейни замолчал, потому что мальчик изо всех сил вцепился ему в руку. Джонни Таннер остановился и побледнел от волнения.

— Вы назвали его Гарри Пауни, а я его зову Гарри-вор! Это тот человек, за которым я гонюсь всю дорогу из Нью-Йорка.

— Постой-ка, не может такого быть, сынок, — возразил охотник. — Это невозможно. Как ты мог узнать его со спины?

— Я видел, как он оглянулся. Вот опять!

Гарри Пауни, или вор Гарри, по всей видимости, вел серьезный разговор с Натянутым Луком. Он склонил голову набок, как человек, искренне старающийся в чем-то убедить своего собеседника. Джонни хорошо рассмотрел его в профиль. В том, что это Гарри-вор, не могло быть никаких сомнений.

— Это именно тот человек! — бросил мальчик с яростью.

И рванул вперед, уворачиваясь от беззаботно прогуливающихся пешеходов.

Великан Хэнк Рейни устремился за ним и моментально его поймал.

— Послушай, — сказал он, пока мальчик пытался вырваться. — Послушай, сынок, ты ничего не добьешься, если бросишься прямо в лапы этим троим. Они наверняка ему помогут. Посмотри, как слушает его Натянутый Лук! Словно пьет мудрость из колодца. Да и у Красной Гривы ушки тоже на макушке. Вон видишь, он отвернулся и улыбается. Любому понятно, что они не отдадут своего приятеля за понюшку табака. Встанут за него горой. Нам нужна помощь.

Юный Джонни Таннер бросил на друга нетерпеливый взгляд и грубо спросил:

— Где мы ее возьмем?

— Там, где ищет ее любой честный человек, попавший в затруднительное положение. Прямо здесь!

Два полисмена в полной форме проталкивались сквозь толпу на тротуаре. К ним и направился Рейни, махнув рукой. Полисмены остановились.

— Друзья, вы не могли бы мне сказать, где я могу найти Гарри Пауни, обманщика, вора и пьяницу? — обратился к ним охотник.

Оба стража порядка были атлетического вида молодцами с прямыми спинами и широкими плечами. Они посмотрели на Рейни ясными безмятежными глазами, словно удивились такому нелепому вопросу.

— Не знаю никакого Гарри Пауни, — произнес один из них. — Он никогда не работал в Сент-Луисе. Он должен быть там, откуда его фамилия, — среди индейцев пауни.

— Да нету его там, — сказал другой молоденький полисмен. — У него вышли какие-то неприятности с соплеменниками, они его выгнали. Он исчез. Скорее всего уже мертв.

Рейни показал рукой:

— Вот он, идет по улице с тремя индейцами. Вы должны были их видеть, когда проходили мимо. Четвертый с ними — Гарри Пауни собственной персоной. Хотите прославиться — арестуйте его. За ним числится много всего, за что его можно спокойно упечь за решетку.

Полисмены переглянулись, в их глазах неожиданно появился какой-то непонятный блеск, почти ненависть. Они обменялись такими взглядами, словно каждый хотел всю славу присвоить себе. Но в следующее мгновение выражение их лиц переменилось, стражи порядка улыбнулись друг другу.

— О чем вы говорите? Вы уверены, что это именно он? — уточнил один из них, пожирая Рейни глазами.

— Я знаю его как облупленного. Да и этот мальчик тоже. Он уже давно преследует этого мерзавца, вы просто не поверите! Идите вперед, а мы за вами!

Полисмен кивнул. Потом оба они развернулись и стали быстро прокладывать себе путь через толпу.

— Разве мы не пойдем рядом с ними? — спросил мальчик. — Если возникнут неприятности…

— Никаких неприятностей не будет, — объяснил Рейни. — И чем дальше мы от них, тем лучше, тем меньше вероятность, что возникнут какие-нибудь неожиданности. Если мы будем под рукой, индейцы ввяжутся в драку. Но если они увидят одних только полисменов, то и пальцем не пошевельнут. Форма их пугает. Они полагают, что люди в форме — особые вожди, понимаешь? Считают, что здесь, в городе, они находятся как бы во вражеском поселении, у них перемирие, так сказать. Нет, они не станут связываться с полицией.

— А Гарри?

— Ну, они справятся с Гарри, их же двое. Конечно, он может попытаться удрать. Но вряд ли он станет драться сразу с двумя полисменами. А кроме того, он, вероятней всего, подумает, что у них против него нет ничего, кроме бездоказательных слухов о каком-нибудь нарушении закона. Воспользуется красноречием, попытается отговориться. А когда они его схватят, подоспеем мы и предъявим ему обвинение, которое приведет его прямехонько за решетку. Попав в тюрьму, он уже оттуда никогда не вернется. — Охотник довольно хмыкнул. — Пусть за тебя поработают стражи порядка, сынок. Твоя очередь настанет потом.

Эти рассуждения пришлись Джону Таннеру по душе. Но он пребывал в сильном напряжении от волнения и злости.

Они проталкивались сквозь мельтешащую толпу вслед за двумя офицерами полиции, которые теперь быстро нагоняли троих индейцев и вора Гарри.

Вот они уже позади них. Вот один из них протягивает руку и кладет ее на плечо Гарри.

Гарри оглядывается. И сразу же, как и предсказывал Рейни, индейцы, завернутые в шерстяные одеяла и похожие на монашек, свернули в сторону. Ясно, они почувствовали, что им не стоит ввязываться в это дело, вне зависимости от его исхода.

Было видно, как Гарри что-то говорит полицейским, сильно жестикулируя и улыбаясь, как человек, уверенный в успехе.

Именно в этот самый момент в толпе образовался узкий проход, и между мальчиком и вором не оказалось ни одного человека. Гарри посмотрел вдоль этого прохода, и его взгляд остановился на юном Джонни Таннере. Гарри узнал мальчика и чрезвычайно изумился. Насколько вор мог вспомнить, последний раз он видел Джонни, когда в Джерси спрыгивал с верхней палубы парома на грузовую платформу. А он здесь, на Западе, за сотни миль от того места, спокойно разгуливает по улицам Сент-Луиса! Никакие отговорки не спасут его от прямого обвинения, которое предъявит против него Джонни Таннер!

Мальчику показалось, что даже на таком расстоянии он разглядел все эти эмоции на лице беглеца от правосудия, словно рябь на озере.

И вор Гарри стал действовать.

Что-то сверкнуло у него в руке. Последовал резкий взрыв, похожий на собачий лай, и ближайший к нему полисмен зашатался, упал на землю, схватившись за бедро. Другой полисмен, выхватив пистолет, приготовился отомстить за раненого, но вслед за первым выстрелом моментально последовал второй. Он выронил оружие, развернулся и схватился за плечо.

И в ту же секунду вор Гарри бросился бежать со всех ног.

Но вместо того чтобы помчаться вниз по улице, он ринулся через дорогу прямо под носом у погонщика шестнадцати мулов, впряженных в длинный состав громыхающих груженых повозок, и вмиг скрылся из виду.

Джонни Таннер бросился в погоню. За ним, выкрикивая ругательства, бежал Рейни. Но когда они обежали состав, то Гарри уже не было видно. Людской поток устремился к тому месту, откуда были слышны выстрелы. Они подходили по одному и группами, притягиваемые словно гвозди к магниту. И подходя, сами того не желая, образовали живую завесу, за которой Гарри беспрепятственно скрылся от посторонних глаз.

Рейни остановился, схватил Джонни за плечо.

Тот в отчаянии вырывался, но с таким же успехом он мог бы попытаться освободиться от огромного морского якоря, крепко вцепившегося в него.

— Ничего не выйдет, — проговорил Рейни. — Похоже, он довольно неплохо знает этот город. Сбежал, и нам его уже не догнать никакими силами. Он исчезнет в этом городе, словно мерзкая змея в своей норе. Ты никогда больше не увидишь его в Сент-Луисе!

Джонни сдался. От возбуждения его стала бить дрожь. Мальчик был готов закрыть лицо руками и разрыдаться, так близко к сердцу воспринял он поражение.

— Я его упустил! — воскликнул Джонни. — Я больше никогда его не поймаю! Это был последний мой шанс, я все испортил! Я все испортил! Если бы он меня не заметил…

— Так он тебя заметил и узнал? — буркнул охотник.

— Увы! Он увидел меня и узнал. У него был такой вид, словно его дубинкой огрели по башке! И тогда он вытащил револьвер.

— Так, значит, это его спасло, — заметил Рейни. — Никогда не догадался бы, почему два выстрела последовали так быстро друг за другом, если только пули не были выпущены из пистолета с двойным дулом. Это была прицельная, аккуратная стрельба. Но Гарри Пауни — настоящая крыса. Загони его в угол, он тут же начинает огрызаться. Давай посмотрим, как там эти раненые бедняги.

Полисменов увели, чтобы обработать их раны. Ни один из них не был тяжело ранен, и мальчик удивился, неужели даже Гарри-вор предпочитает остановить врагов, но не убивать их. Но Рейни заверил его, что это простая случайность.

Индейцы тоже исчезли. Никто не мог указать направления, в котором они скрылись.

— Гарри окажется именно там, где объявятся они, — дальше на Западе, в прериях. Как ты считаешь, Джонни? Это конец погони или ты отправишься прямо в прерии?

— Прямо в прерии, — упрямо объявил мальчик и стиснул зубы. — Я не сдамся до последнего вздоха!

Глава 19

ДЖОННИ ПИШЕТ ДОМОЙ

Они отнесли свои котомки в гостиницу и перекусили. Пока они ели, Рейни рассуждал вслух. Если вор Гарри заключил мир с вождями пауни, что следовало из их оживленного разговора на улице, племя несомненно примет его назад с распростертыми объятиями, если, конечно, он захочет туда вернуться.

— А почему он должен обязательно захотеть? — поинтересовался мальчик.

— А почему бы нет? — ответил Рейни вопросом на вопрос. — Делать он ничего не умеет, ленив, да и за душой у него нет ни цента. Он возьмет себе пару-тройку сильных молодых жен, чтобы они шили и готовили, красили шкуры и вышивали бисером. А сам будет поплевывать, ходить на праздники, каждый вечер рассказывать всякие небылицы и с каждым днем все больше толстеть и бездельничать.

— Неужели индейцы позволят такому паразиту жить среди них? — удивился мальчик.

— Ну, индейцам безразлично, кто к ним приходит и остается жить. Кроме того, пауни уважают этого негодяя. Они называют его Длинной Стрелой. Роста у него для этого достаточно, сам видел. Он пользуется у них большим уважением, потому что советует вождям, когда выходить на тропу войны. Может разработать такой хитроумный план, что ты ахнешь. Планы кражи лошадей — его конек. Но у него есть и другие очень неплохие идеи. Однажды он был с Красной Гривой и подал вождю идею, как заманить в ловушку пятьдесят сиу, да так ловко, что ни один индеец из племени сиу не избежал их когтей.

Нет, пауни его особенно ценят. Он у них еще и лекарь. Они выгнали его, потому что он большой лжец и мошенник, но скорей всего будут рады, если он вернется. Так что в скором времени Гарри окажется в прерии. Могу поспорить на все свои деньги, что он пустится в путь, не откладывая на завтра, и встретится с теми тремя, а они отведут его на родные пастбища. Вопрос только в том, имею ли я право допустить, чтобы ты пустился в это бессмысленное предприятие. Предположим, я не стану сомневаться в своей правоте. Но чего хорошего в том, если ты будешь знать, что твой друг вор Гарри поселился среди индейцев племени пауни, где тысяча воинов горит желанием получить твой скальп, стоит ему только глазом моргнуть? Какая тебе от этого польза?

— Не знаю, — согласился Джонни. — Только я чувствую, что мне необходимо попасть туда. Если мне удастся подобраться к нему поближе, возможно, у меня появится идея, как поймать его на крючок, словно рыбу. Я еще не знаю как, но знаю одно: нам нужно отправляться за ним, и как можно скорее, это единственный шанс для меня вернуться домой. Пока у меня есть надежда, я должен попытаться сделать все, что в моих силах!

Охотник согласно кивнул и хмуро посмотрел на мальчика.

— Сколько писем ты отослал отцу? — вдруг поинтересовался он.

— Ни одного.

— Что?!

— Ни одного. Я не буду писать ему о моей неудаче.

— Что же он тогда думает?

— Он думает, что я — вор и что я сбежал с тем, что для него очень много значит.

— Знаешь что, — жестко произнес охотник, — иди-ка ты сейчас в нашу комнату, возьми ручку, бумагу и напиши ему хорошее большое письмо. Даю тебе на это пару часов. Мне нужно это время, чтобы достать билеты на пароход вверх по Миссури до Либерти.

И мальчик отправился писать письмо. По мере того как с его пера мучительно слетали слова, он вспоминал свой старый дом, где его тетушка устроила пансион, задний двор, кусты и деревья на пустыре, тетю Мэгги и отца.

Но вот что странно: с такого дальнего расстояния ему казалось, что все те места, события и люди как-то выцвели и сжались, стали расплывчатыми, маленькими и нереальными, включая и саму тетушку Мэгги. Единственное, что было реально, — это лицо отца. Это лицо с серо-зелеными глазами и насмешливой улыбкой в его памяти не померкло.

Слова все быстрее рождались из-под пера Джонни Таннера.

Он написал все, что с ним произошло, все, что он делал и чувствовал. Мальчик не старался вызвать сочувствия, только пытался объяснить свое долгое отсутствие, рассказать, как преследует вора.

«Иногда я чувствую, — писал он, — словно это перст судьбы, который указывает мне путь все дальше и дальше на запад, пока эта жизнь не засосет меня с головой. Я чувствую себя так же, как кролик, когда на него смотрит удав: он знает, что его ждет, но все-таки не в силах ничего изменить. Вот и я отправляюсь дальше и не вернусь, пока не получу того, что потерял. Я не осмеливаюсь даже думать о том моменте, когда верну украденное. Полагаю, просто лопну от радости, коснувшись рукоятки того револьвера.

Я уже писал о Хэнке Рейни. Но не сказал, что он каждый день учит меня, как стрелять из пистолета и из ружья, рассказывает об индейцах из племени шайенов и пауни. Я пишу длинные списки слов и пытаюсь их запомнить. Очень трудно сделать так, чтобы они застряли в голове окончательно и бесповоротно, потому что их произношение отличается от всего, что я до этого слышал. Однако Хэнк говорит, что я делаю успехи. Конечно, когда мы попадем в прерии, мне пригодится знание нескольких слов на языке индейцев.

Мы задумали попасть к шайенам, потому что Хэнк знает этот народ и любит его, а они знают и любят Хэнка. Как только мы попадем к ним, то сделаем все возможное, чтобы вернуть украденное из лап пауни, если только Гарри-вор действительно направился в это племя.

Что бы ни случилось, я больше не буду писать, пока в моих руках не окажется то, что было украдено».

Он написал еще несколько слов, поскольку чувствовал, когда их писал, накал почти священного удовольствия и решительности. Он пойдет до самого конца, как бы горек тот ни был. Если свершится чудо и он добьется своего, то чувствует, что будет счастлив всю оставшуюся жизнь.

Не успел Джонни заклеить конверт, как вернулся Рейни. Он был энергичен и деловит. Ему удалось раздобыть билеты на пароход, идущий вверх по Миссури. И хотя в это время года течение на реке было бурным и стремительным за счет тающих снегов, пополняющих воды реки с севера и запада, они будут подниматься вверх, противостоя силе потока с хорошей скоростью.

— И какая же эта «хорошая скорость»? — поинтересовался мальчик.

— Сорок — пятьдесят миль в день. По ночам придется приставать к берегу.

— Сорок — пятьдесят миль! — воскликнул Джонни. — С такой скоростью мы могли бы передвигаться и пешком!

— Ага, — согласился охотник, — вот только преодолевая эти сорок — пятьдесят миль на пароходе, ты останешься таким же свежим и полным сил, как в тот самый день, когда решишь пуститься в этот путь на своих двоих.

После полудня они уже были на пароходе, который с трудом преодолевал противостоящий ему поток воды, поднимаясь вверх по Миссури.

Если Огайо была красивой от начала и до конца, то эта река мальчика разочаровала. Однако и внушила благоговение.

Желтые, коричневые или красные от ила, пустынные и могущественные, не прирученные человеком берега наглядно демонстрировали, какой силы и ярости может достичь течение реки. В местах, где оно было более спокойным и ровным, скорость его не превышала четырех миль в час, но рядом с песчаными отмелями и банками иногда достигало скорости восьми — десяти миль в час.

Вот какая была Миссури!

А что касается дикости ее берегов, то это были бескрайние равнины. Однажды они обогнули остров длиной в восемь миль и шириной в милю, весь поросший лесом, но то тут, то там были места, расчищенные под посадку сельскохозяйственных культур. Такой остров мог бы быть в море, кто же мог ожидать обнаружить его посреди Миссури?

Погода была необузданной и переменчивой, под стать реке.

Уже пять дней пути отделяло их от Сент-Луиса, когда ночь после знойного дня, вместо того чтобы принести прохладу, оказалась еще жарче. Люди не могли спать. На пароходе была женщина с ребенком, направляющаяся в Форт-Ливенворт, и все, кто прогуливались по верхней палубе в ту ночь, слышали исступленные крики малыша. Мужчины ничего не говорили, только скрежетали зубами. А юный Джонни Таннер чувствовал непрекращающуюся нервную дрожь в теле и звон в голове.

Настала полночь. А два часа спустя все разбрелись по каютам, забрались на койки под одеяла, накрылись поверх теплыми шубами и дополнительными пледами, но все равно не могли согреться и дрожали от холода под грудой теплых вещей!

Двух часов хватило для того, чтобы переменился ветер и вызвал резкое снижение температуры. Казалось, даже сам воздух совершенно изменился. Днем в нем висел тяжелый влажный туман, дышалось с трудом. Кашель и болезненные свистящие вздохи мужчины с какой-то болезнью легких вызывали у пассажиров испуг и раздражение. Теперь же воздух был чистым, холодным и колким, словно отточенное лезвие ножа. От одного вздоха перехватывало горло, нервы у всех были на пределе.

«Как могут люди выдерживать такие пугающие перемены? — удивлялся Джонни Таннер. — И что можно сделать, чтобы приспособить такую переменчивую природу к человеку?»

Об этом размышлял мальчик в ту ночь, но на следующий день все было совсем по-иному. Днем он брал уроки у своего друга, великана Хэнка Рейни, и часами изучал, повторял и сражался с трудностями двух индейских языков. Но постепенно слова новых языков становились все более привычны его уху, и когда он бывал вместе с Рейни, а большую часть времени он проводил именно в его обществе, он объяснялся с ним исключительно на языке пауни или шайенов.

Ум его был быстр, ухо — остро, стремление к знаниям — безгранично. Поэтому в изучении языков он продвигался семимильными шагами, хотя ему казалось, что он стоит на одном месте. На пароходе плыли люди, за которыми он с интересом наблюдал и с которыми время от времени беседовал. Там были индейцы-полукровки, два негра, несколько торговцев с товаром, погруженным на палубу, несколько солдат, держащих путь к Форт-Ливенворту на краю освоенных человеком земель, а кроме того, там было несколько охотников, среди которых выделялись спокойный, готовый вот-вот отдать Богу душу коротышка, саркастичный, узколицый янки и разговорчивый франкоговорящий канадец.

Все эти люди были для мальчика в новинку. Его друг подсказал ему ключик к их характерам, и изо дня в день любопытный мальчик пристально присматривался к ним.

Дважды им привилось огибать завалы сплавляемого по реке леса. Три раза плывущие бревна забивались в колеса парохода и корежили их лопасти. А однажды колесо получило такие повреждения, что им пришлось пристать к берегу и два дня заниматься его починкой.

С такой скоростью передвижения можно было не сомневаться, что пауни и вор Гарри, если они действительно отправились из Сент-Луиса дальше на запад, достигнут лагеря индейского племени гораздо быстрее, чем пассажиры парохода прибудут в место назначения.

Глава 20

УРОК ВЕРХОВОЙ ЕЗДЫ

Наконец-то они добрались до города Либерти. Он был самым отдаленным форпостом, но отнюдь не оплотом цивилизации. Скорее напоминал осьминога, через чьи щупальца просачивается девственная природа. Джонни Таннер шагнул из мест, где преобладала домотканая одежда, прямо туда, где носили одежду из оленьей кожи. В этих местах она вовсе не казалась неуместной. Здесь в ней не было ничего необычного, а через пару дней стала казаться мальчику даже элегантной и модной.

Охотник и Джонни занялись экипировкой. Они купили три лошади и три тюка для них, поскольку Рейни с самого начала заявил, что не собирается навьючивать на себя поклажу, словно верблюд. Сказал, что им придется обходиться без всяких там кухонных принадлежностей и прочего барахла, от лишних вещей поклажа становится слишком увесистой и объемной.

— Если мы собираемся одолеть вора Гарри, — повторял Рейни, — нам нужно быть готовыми иметь дело с настоящими индейцами, а они передвигаются не так, как белые. Они летают по прерии, словно птицы в небе. Белые тоже могут так летать. Только для этого им нужно изменить свои привычки. Каша из поджаренного зерна, вяленая говядина не дорого стоят. Но на них можно продержаться долгое время, а весят они не много, места занимают — мало. Конечно, мы позволим себе некоторую роскошь — чайник и немного заварки. Однако в случае крайней нужды придется выбросить и это. Порох, пули, соль да ружье — вот все, что нужно настоящему мужчине. Это все, что нужно индейцам, и мы не будем от них отставать!

Мальчик внимательно слушал, но у него упало сердце, когда он увидел поклажу и соизмерил ее вес и объем с предметами первой необходимости и роскоши.

Большая часть поклажи состояла из топоров, пуль, острых стальных ножей и тому подобного. По словам Рейни, это были «индейские деньги». Хороший нож у них стоит гораздо больше, чем его вес, выраженный в золоте, особенно если приходится иметь дело с индейцами прерий.

Мало-помалу экипировка была закончена. И Джонни Таннер оказался на спине небольшого мустанга с жалкой гривой, обрывком хвоста, с шеей как у овцы, неуклюжей рысью и поглядывающего на всадника диким глазом. Но это был настоящий мустанг, а мальчик был настолько наслышан о таких лошадях, чтобы питать к ним уважение и испытывать перед ними благоговейный страх.

Кроме мустанга у него было отличное новое ружье, порох и пули к нему, хороший пистолет с двойным дулом и обычный пистолет, но более основательный, ручной топорик, удобный охотничий нож, пакетик с иголками, моток крепких ниток, воск и другие принадлежности, которые могут понадобиться. Он вез с собой упаковку чая, немного поджаренного зерна, похожего на опилки от самого что ни на есть крепкого дерева, и вяленую оленину, которая обладала каким-то странным запахом, хотя на вкус оказалась вполне сносной.

Конечно, перед тем как пуститься в путь, он должен был сделать массу приготовлений. Но когда, наконец, вставил носки сапог в стремена, то почувствовал себя настоящим всадником диких прерий, готовым к любым неожиданностям и приключениям.

Итак, они выехали из Либерти и направились в Форт-Ливенворт. Это был довольно большой бросок, но они хотели постараться и преодолеть его за один день.

— А где же черный конь? Где Сын Полуночи? — поинтересовался Джонни у своего друга. — Я считал, что именно из-за Сына Полуночи вы вернулись назад на Запад.

— Сын Полуночи? Он появится потом, — загадочно улыбнулся Рейни. — А пока крепче держи повод мустанга. Представь, что он покрыт грязью и готов в любую минуту выскользнуть у тебя из рук. У этого коня подлый глаз. По-моему, в самое ближайшее время он намерен преподать тебе урок верховой езды. Есть лошади, которые не умеют этого делать, а есть и с норовом. Насколько я понимаю, этот мустанг из их числа. Если он начнет дурить, приподнимись немного в стременах, сожми колени покрепче и думай!

Джонни Таннер еле удержался от улыбки. Сидя в седле, он с каждой минутой чувствовал себя взрослее и сильнее, а лошадь под седлом казалась ему все меньше и слабее. Но как только они выехали на лесную поляну и приблизились к выгоревшему месту, куда ударила молния, отколов здоровенный кусок от ствола дерева, мустанг внезапно выскочил из-под него.

Это было очень странное ощущение. Еще секунду назад мальчик прочно сидел в седле, чувствуя себя хозяином положения, а в следующее мгновение он уже летел на землю, словно его подбросило распрямившейся, прежде сжатой пружиной.

Он так и приземлился в сидячей позе, но настолько сильно ударился о землю, что голова у него ушла глубоко в плечи, а из глаз посыпались искры, которые с шипением гасли в воздухе.

Однако он довольно ясно увидел галопом бросившегося прочь маленького мустанга и длинную, змееподобную тень от руки Рейни. Она петлей упала на шею лошади и резко ее остановила, затем потащила назад. Мустанг храпел и тряс головой.

— А он неплохо дает задний ход, — усмехнулся Рейни. — Я не видел, как он это сделал, но, судя по всему, брыкаться умеет здорово.

Поднявшись на ноги, Джонни гневно глянул на лошадь и воскликнул:

— Эта скотина совсем не прирученная!

— Не прирученная? А как бы он научился так взбрыкивать, если бы его не научили? — удивился охотник, продолжая ухмыляться. — Нет. Это объезженная лошадка, тут все в порядке. К тому же, я думаю, довольно смирная. Забирайся-ка ей на спину, сынок.

Джонни закусил губу, но послушался. Он совсем не доверял этому мустангу и всём сердцем желал, чтобы Рейни сменил ему лошадь, но гордость не позволяла попросить об этом.

Они поехали дальше, въехали в темную аллею среди деревьев, и вдруг серый мустанг напружинился, слегка подпрыгнул и встал на дыбы, потом еще раз, а затем рухнул со всей высоты вниз, выгнув спину и вытянув вперед морду. Было похоже, что злобное упрямое животное вознамерилось порыть носом землю. Но в самый последний момент распрямило одну заднюю ногу, и вся сила удара пришлась на заднее копыто. Джонни почувствовал удар одновременно снизу и в бок и был моментально выбит из седла.

Упав в первый раз, он сильно ударился о землю, но теперь удар был просто сокрушающим. Он долго лежал, прежде чем понял, что пялится в небо, которое постепенно становилось все синее и синее.

Наконец мальчик собрался с силами и сел. Тут подоспел его друг Рейни и принялся деловито раскуривать свою короткую трубку.

— Ну как ты, сынок? — поинтересовался он с видимым безразличием.

Неожиданно Джон Таннер возненавидел этого человека. Он вдруг понял, что с самого начала заметил в нем все признаки жестокости, упрямства и глупости одновременно.

— Думаю, еще не рассыпался на кусочки, — угрюмо буркнул мальчик и с трудом поднялся на ноги.

— В следующий раз попробуй удержаться чуть подольше, — посоветовал охотник, не выказывая ни малейших признаков сочувствия. — Продержись в седле чуть подольше и научишься кое-чему. Это очень смирная лошадь. Послушная и в рыси, и в полете. Но надо принять условия ее игры. Соберись и думай. И не повторяй своих прежних ошибок.

Ярость Джонни вытеснила весь его страх. Он решительно оседлал серого мустанга. Хотелось бы ему никогда ничего не слышать о Диком Западе, никогда не встречать ни одного человека, одетого в оленью кожу, и никогда больше не видеть лица этого негодяя Рейни!

— И что мне делать дальше? — холодно поинтересовался он.

— Ну, когда увидишь, что он встает на дыбы или брыкает задом, наклоняйся в противоположную сторону и тяни на себя повод, хлестни его плеткой, пока он не успел опуститься на землю. Когда бьешь коня, пока он взвился в воздух, он нервничает и забывает о том, что намеревался предпринять. Я часто это замечал.

— Я же тянул за повод, — возразил мальчик. — Но у него губы железные.

— О нет! Это не так! — заявил Рейни с какой-то омерзительной веселостью. — У него губы такие же, как у всех. Просто ты не умеешь обращаться с поводом. Любой восьмилетний ребенок знает, что нужно наклонить голову лошади как можно ближе к шее. Вот в чем была твоя ошибка в прошлый раз.

От злости мальчик чуть не задохнулся, но не решился сказать что-нибудь в ответ. Они поехали дальше. Отбитое тело Джонни онемело, синяки начали побаливать.

Вскоре они оказались на открытом пространстве, простирающемся миль на пять-шесть, по краям которого стоял лес, очерчивая темно-зеленую границу.

— Здесь начинается прерия, — пояснил Рейни.

Мальчик огляделся. Местность была холмистой, легкий ветерок волновал траву, и неожиданно ему показалось, что небо над ними совсем другое и даже воздух совершенно иной.

Он забыл, что еще недавно ненавидел своего друга, и искоса посмотрел на него с улыбкой.

— Полагаю, это место в сравнении с настоящей прерией все равно что пруд в сравнении с океаном, — отозвался он.

— Да, что-то вроде того, — согласился Рейни, улыбаясь ему в ответ.

И именно в этот момент серый демон в обличье мустанга снова взбрыкнул — бросился стремглав вперед, потом вбок, время от времени делая какие-то нелепые прыжки, стараясь сбросить седока, подкидывая его задом, словно кулаком великана.

Но перед этим мальчик почувствовал, как конь напрягся и задрожал, и этого ему было достаточно. Он моментально позабыл обо всех своих синяках и ушибах. От ужаса его обуяла какая-то свирепость. Он весь обратился в комок нервов и врос в седло.

Время от времени, подпрыгивая в седле, он жестоко дергал переднюю луку седла, иногда цеплялся за заднюю, иногда ноги его выскакивали из стремени, а один раз стремена подскочили вверх, почти до одного уровня с его головой. Но удача, пристальное внимание и быстрая реакция спасли его от падения.

Мустанг попытался повторить свой прежний маневр — подпрыгнуть высоко в воздух и приземлиться на одно копыто. Мальчику пришлось довольно туго, но теперь это было не просто испытание, это было самое настоящее сражение, сражение, в котором у него появился шанс одержать победу.

Джонни вспомнил все, что ему говорил охотник. Он крепко натянул повод и, отклонясь в противоположную сторону, сильно огрел плеткой вставшего на дыбы и устремившегося вниз коня, не дав ему опуститься на землю.

Казалось, настроение и намерения мустанга резко изменились. Он приземлился гораздо мягче, чем мальчик от него ожидал, и перешел на плавный бег.

Джонни держал обе ноги в стременах, его грудь так и распирало от гордости, но тут настырный мустанг завертелся волчком. Мальчик схватился за повод, но не смог удержать его в руке. Неожиданно он вымпелом взвился в воздух, а секундой позже завис в свободном падении.

Глава 21

СЫН ПОЛУНОЧИ

Джонни камнем летел на землю и говорил себе, что на этот раз непременно сломает шею. Однако первые два падения для него были неожиданностью, а сейчас он оказался к этому готов. Он сгруппировался и юлой перекатился по земле. Потом, весь перепачканный, поднялся и услышал, как его друг сказал:

— Что за гадкий танцующий мерзавец этот мустанг! Придется показать ему, на что годятся мои длинные ноги. Я его проучу! Или он проучит меня!

Рейни приготовился слезать со своей лошади, но мальчик опередил его.

— Я не дам ему сбросить меня еще раз! — крикнул он. — Просто сейчас не сразу сообразил. Сглупил. Мне следовало бы быстрее восстановить равновесие. Ну уж нет! Вы не сядете в это седло! Это моя лошадь! Я собираюсь и дальше на ней ехать, или ей придется ехать на моем горбе!

Джонни снова вскочил в седло и огрел мустанга плетью. Но что это? Серый только слегка взбрыкнул, задрал хвост, потом опустил его и послушно поскакал спокойным, ровным и легким галопом.

— Ну вот! Смотрите! Смотрите! — закричал торжествующе юный Джонни. — Он уже усвоил урок!

— Да, но только на сегодня, — предупредил Рейни. — Я считаю, что не помешает напоминать ему об этом каждый день. Однако и ты быстро учишься. Я был прав. Брось мальца в воду, и он научится плавать, если только не утонет. Надеюсь, тебе не очень больно?

— Больно? — рассмеялся мальчик. — Ни чуточки! Я ничего не чувствую!

— Скоро почувствуешь, — ухмыльнулся Рейни. — К концу дня еще как почувствуешь! А к утру будешь кряхтеть, как старик!

Они поехали дальше. Теперь настроение мальчика резко улучшилось. Переправившись через реку Платт, они направились вдоль поймы Миссури, где темные тучи москитов измучили и животных, и людей.

Но к концу дня наконец выбрались из лесистой местности. Перед ними простирался Форт-Ливенворт, стоящий на высоком утесе, который огибала река, делая крутой поворот.

Рейни был не из тех, кто выражает чувства с помощью цветистых фраз и красноречивых жестов. Но сейчас, остановив коня и поведя вокруг себя рукой, проговорил:

— Вот мы и на месте. Но я считаю, только в самом начале того, что может иметь грандиозный конец, сынок. Главное, мы с тобою вместе, мы будем идти, пока не упадем, а если один из нас не сможет идти дальше, то другой продолжит путь. А пока подожди меня здесь. В Форт-Ливенворте тебе делать нечего, а мне там нужно кое-что забрать. Оставайся с лошадьми.

Он спешился и зашагал вперед, оставив мальчика в одиночестве.

Однако Джонни не скучал. Ему некогда было скучать, пока с ним был этот длинный, но важный список слов, которые он должен был выучить наизусть. А проведя час над их запоминанием, сосредоточил внимание на своем замечательном новом ружье. Не стрелял из него, но тренировался, как его учил Рейни: тщательно прицеливался, брал цель на мушку, быстро перезаряжал.

«Стреляй с умом, тогда попадешь», — постоянно повторял охотник.

Он все время, когда они передвигались по открытой местности, тренировал глаза мальчика — заставлял его определять расстояние до выбранного объекта. После того как Джонни говорил, сколько ярдов, по его мнению, составляет это расстояние, Рейни называл свою цифру, а потом они считали шаги серого мустанга, который шел очень ровным аллюром. Длину его шага они вычислили заранее.

Великан охотник неизменно оказывался ближе к истине и тут же раскрывал секреты, помогающие определять расстояние с наибольшей точностью. Показывал, как это надо делать на неровном ландшафте и при сильном тумане, когда очертания предметов еле видны на фоне горизонта.

Мальчику многое предстояло запомнить.

«Ученье — свет», — был любимый припев Рейни.

Он учил мальчика со всей серьезностью и вложил в его голову, что любое важное решение прежде всего нужно точно взвесить.

«А теперь послушай, — обычно говорил он. — Мы будем в таких местах, где нет воскресной школы, но зато много ножей для снятия скальпов. Там вообще нет никаких школ, но есть ружья. Считай свое ружье Библией, а коня — и мамой, и папой, и незамужней теткой, всеми одновременно. Твой нож — тебе брат, пистолеты — друзья и дальние родственники. И вот что я тебе скажу: наступит время, когда ты полюбишь твое ружье за то, что оно стреляет точно в цель, придет день, когда ты станешь доверять этому неодушевленному предмету больше, чем доверял когда-либо какой-нибудь живой душе!»

Джонни ему верил. Поэтому терпеливо учился и определять на глаз расстояние, и чувствовать приклад ружья на плече, и держать в равновесии длинное, тяжелое дуло так, чтобы руки не дрожали. У него вошло в привычку следовать советам Рейни и освещать себе путь светом знаний.

Большинство людей делают ошибку, когда тренируются стрелять только по легким мишеням. Основа меткой стрельбы, вне зависимости от качества ружья, — крепкая рука, меткий глаз и умение определять расстояние. Тренировка без единого выстрела так же хороша, как и с заряженным ружьем, если, конечно, она проводится ежедневно. Так считал Рейни.

Итак, время ожидания было скрашено запоминанием слов и занятием с ружьем. А потом из мягкого туманного вечера возник Хэнк Рейни, который ехал из форта верхом.

И ехал на Сыне Полуночи!

Мальчик догадался, что это он, когда всадник был еще далеко. И не только по масти лошади. В облике этого животного было что-то царственное. Все говорило о том, что это именно тот жеребец, ради которого охотник вернулся на Запад. Джонни понял с первого взгляда, почему Рейни не смог устоять.

Сын Полуночи не несся галопом, а летел, не касаясь земли, не шел рысью — парил над землей. Он казался нереальным и был похож на великолепное сверкающее копье в руке Бога, готового метнуть его на безмерное расстояние. А когда Рейни примчался к мальчику, то не мог удержаться, чтобы не показать ему все достоинства своего коня. И делал это как ребенок или дикарь!

Охотник пустил жеребца по кругу на полной скорости и, к удивлению Джонни, стал показывать разные трюки. То скрывался за боком коня и целился из пистолета под его шеей, то грозился наехать на мальчика и растоптать его могучими копытами черныша, но в самый последний момент сворачивал в сторону, отступив, словно боксер… Наконец остановил жеребца на полном скаку, так что его копыта ушли глубоко в мягкую почву, и тот замер в полной своей красе, блестя потом в лучах заходящего вечернего солнца, пока его хозяин спрыгивал на землю, снимал с него уздечку и седло.

— А вот и мы, — произнес Хэнк Рейни. — На такого коня стоит посмотреть! Ты еще многих лошадей увидишь, но такого, как Сын Полуночи, — никогда! Изучи его внимательно. Найди у него хоть один изъян, если сможешь. Если ты не видел Сына Полуночи, считай, не видел настоящей лошади вообще. Глянь на покатость его плеча! На его спину! Ее хватает лишь для небольшого седла, все остальное — жилы и крепкие мускулы. Когда он идет, под тобой словно перекатываются морские волны. Вот что я скажу тебе, сынок: такой конь подходит для всего. Он всегда мчится вниз с холма.

Не стой просто так, обойди его и разгляди голову. Видишь грудную клетку? Там у него внутри находится не только сердце, но и ветер. А живот? У судна, крейсирующего по прерии, должно быть отменное дно. Смотри, желудок не выпирает. Потрогай мышцы, они словно железные, все равно что киль корабля.

Он может скакать два дня и две ночи без воды и пищи. Не устанет. Видишь его ноги? Видишь, как они широко поставлены? А копыта? Потрогай сухожилие пальцами. Все равно что главная пружина часов. Вот тут его видно, а тут оно уходит под мускулы.

А теперь подойди к голове и внимательно рассмотри ее. Только тут ты сможешь обнять коня обеими руками. Встань сюда, загляни ему в глаза. Ведь это настоящий король среди коней!

Джонни Таннер встал перед жеребцом и посмотрел в его внимательные, смелые, веселые глаза. В них были отблески закатного неба, но и еще какой-то внутренний свет.

— Он — красавец! — со вздохом проговорил мальчик. — Ничего удивительного, что вы из-за него вернулись на Запад. Не понимаю, как вы могли его оставить?

— Я собирался продать его, но не смог, — смеясь, поделился Рейни. — Сказал одному парню, что уезжаю и, если не вернусь через шесть месяцев, он может прислать мне деньги. Парень предлагал мне тысячу долларов. Я считал, что это целое состояние, но когда приценился к лошадям на Востоке, оказалось, тысяча — не так уж и много. А за такого коня тысяча — это уж совсем не деньги. Ну, если бы мне удалось выдержать без Сына Полуночи шесть месяцев, я получил бы эту тысячу, а полковник — моего жеребца. Но я не смог, пришлось вернуться! — И его смех весело раскатился по долине.

— Я заметил одну вещь, — сказал мальчик. — По-моему, у него грустные глаза.

— Угу, — согласился Рейни. — Думаю, так оно и есть. Не могу сказать, то ли он скучает по прежнему хозяину, то ли ждет и надеется, что с другого края земли придет настоящий мужчина, чтобы стать его хозяином. Но я могу рассказать тебе кое-что еще, что я услышал в Ливенворте.

— Насчет Гарри-вора?

— Вот именно. Он пронесся по этим местам, словно ветер. Теперь Гарри снова в племени пауни, его приняли там с распростертыми объятиями. Краснокожие говорят, что Длинная Стрела — они его так называют — может выпустить сразу шесть стрел из своего лука. Наверное, они имеют в виду револьвер. Револьвер — это настоящее чудо. Вот так-то! Гарри Пауни снова пошел по кривой дорожке, теперь чувствует себя королем прерий!

Глава 22

БИЗОНЫ

Их, поглотила дикая, зеленая, пустынная страна. Неделями, словно моряки во времена, когда еще путешествовали без карт, они скакали под лучами палящего солнца, охотились, готовили немудреную еду, а вечерами валились с ног от усталости и засыпали мертвым сном.

Джонни проводил бесчисленные часы в седле, получая уроки верховой езды, кроме того, постоянно совершенствовал знания в двух индейских диалектах, охотился, готовил еду, сдирал шкуры с убитых зверей, шел по следу и гнался за дичью. Первое время ему казалось, что от такого непосильного труда его тело рассыплется, что однажды он соскользнет с седла, упадет в море высокой зеленой травы и останется там ждать смерти, как избавления. И он был согласен на это, лишь бы не испытывать лишений продолжительного похода.

Однако со временем физическая усталость отступила. Но ее место заняла неунимающаяся тоска. И случилось это потому, что Рейни, как только Форт-Ливенворт скрылся из виду, стал совершенно другим человеком. Он почти совсем не разговаривал с мальчиком, только отдавал приказания и учил. Говорил кратко, решительно и строго. Никогда не выказывал никакого сочувствия и не предпринимал попыток убить время за приятной беседой. Слова упреков выговаривал словно бил бичом. Такая резкая перемена вкупе с одиночеством посреди зеленого моря прерии заставила мальчика вспоминать родной дом со слезами на глазах. Ночью его мучили щемящие душу сны, а после них ровные зеленые просторы прерии угнетали, заставляя чувствовать горечь утраты.

Но со временем прошла и тоска.

За две недели скитания они не встретили ни одного человека. Мальчик загорел, похудел и окреп, научился, как и обещал ему его приятель, отлично держаться в седле. Каждый час, проведенный на свирепом предателе-мустанге, грозил ему смертельной опасностью, но в конце концов заставил крепко сжимать ногами его бока и уверенно сохранять равновесие. Джонни не стал искусным наездником, как обитатели равнин, которые родились в седле. Однако после двухнедельной борьбы с непокорным конем узнал больше, чем другой за десять лет приятных верховых прогулок по дорожкам парков.

Они охотились на оленей и антилоп. В их котомках лежало по туше. Оба этих животных пали от пуль Рейни, и бедный юноша начал уже думать, что ему никогда не посчастливится кого-нибудь подстрелить. Но наступил победный день, произошло событие, которое изменило его мнение и наполнило сердце торжеством.

При свете полной луны, когда ясная ночь уже была готова смениться рассветом, Джонни вдруг услышал какой-то необычайный звук, похожий на далекие бурные волны, накатывающие на берег.

Он сел и увидел, что великан Рейни уже на ногах и склонился над ружьем.

— Что это, Хэнк? — спросил мальчик.

— Бизоны!

Джонни не стал дожидаться приказаний старшего товарища. Тут же вылез из-под одеяла, в одно мгновение проворно свернул постель, чему хорошо научился, практикуясь днем и ночью. Затем оседлал серого мустанга, который, как всегда, попытался боднуть его головой, когда он освобождал его от пут, уселся в седло и приготовился следовать за охотником.

С привязанными позади лошадьми они направились прямо к источнику звука, интенсивность которого быстро нарастала. С востока забрезжило серенькое утро, постепенно превращая прерию из черной в зеленую. И мальчик, наконец, увидел то, о чем ему часто рассказывал Рейни и часто читал в книгах.

Вдали вся прерия словно ожила. Джонни показалось, будто он стоит на высоком берегу и наблюдает за стремительным речным потоком, который состоял из многочисленной армии огромных бизонов и их детенышей. От грохота тяжелых копыт и непрерывного утробного рева содрогался воздух. Ветер дул в направлении охотников, поэтому до них отчетливо доходил едкий неприятный запах.

Чуть приблизившись, они надежно связали путами лишних лошадей, зарядили ружья и очень медленно двинулись к плотной живой массе.

Прошел час, уже ярко светило солнце, а поток бизонов все не убывал. Поскольку мальчик и Хэнк сидели неподвижно и появились из ночной прерии, а не на виду у бизонов, те не останавливались. Только когда бегущие с края животные вдруг заметили две странные фигуры, они метнулись вправо, сбиваясь в кучу, и в живой реке образовалась довольно глубокая выемка, вроде водоворота, отмечающая местонахождение охотников. Бизоны, устремившиеся по следам пробежавших, так ее и не заполнили.

Когда армада огромных животных появилась из темноты ночи и влилась в серое утро, у Джонни Таннера возникло такое чувство, словно он попал в сказку. Но не в ту детскую глупую сказку, где жили принцы и принцессы в заколдованных замках, в зачарованных лесах водились удивительные гномы и эльфы, ему причудилось будто плодородная поверхность земли превратилась в живую плоть, которая дышала и двигалась у него перед глазами.

Мальчик с любопытством рассматривал громадных бизонов с горбатыми загривками и мешковатой мохнатой шкурой. Время от времени какое-нибудь животное поворачивало бородатую морду в сторону охотников и трясло роскошными кривыми рогами, как бы бросая им вызов. Или какой-нибудь бизон останавливался на мгновение, чтобы поскрести копытом землю и издать громогласное мычание, опустив нос к затоптанной траве. И каждый раз, как только заканчивалось это громогласное мычание, откуда-то из передних рядов стада слышался ответный рев, мощный, но приглушенный, словно через необъятные просторы прерии доносилось неясное эхо.

В мальчике разгорался азарт, он нетерпеливо посматривал на своего товарища. Но тот молчал, и только когда мимо них пронеслись последние, отставшие от стада бизоны, сказал:

— Берем двух самок. Видишь вон ту, с обломанным рогом? Она — твоя. Подъезжай к ней сбоку и меться чуть пониже плеча. Только не промахнись. Ну, давай!

И в то же мгновение Рейни послал своего черного жеребца вперед. Его конь понесся черной молнией, оставив серого мустанга Джонни далеко позади.

Мальчик с ружьем на изготовку в одной руке и поводом в другой бросился к самке с обломанным рогом.

Похоже, та заметила его еще до того, как остальные почуяли приближающуюся опасность, потому что тут же врезалась в бизонью массу впереди себя. Она была молодой, поэтому гибкой и почти такой же быстрой, как олень. Но в эту минуту гадкий серый мустанг доказал, что и он кое-что стоит. Должно быть, был привычен к бизонам. Прижав уши и вытянув вперед морду, он помчался прямо в двигающуюся живую массу, ловко прокладывая себе путь.

Мальчик оказался среди опущенных голов и горящих красным огнем глаз. В лицо ему пахнуло жарким дыханием и пылью, вонь ударила в ноздри. Увидев, как бизоны трясут громадными рогами, даже подумал, что ему пришел конец. Но тут буквально рядом с собой увидел самку с обломанным рогом. Почувствовав животный страх, Джонни отпустил повод и чуть сильнее сжал бока мустанга коленями. Отклонившись в сторону, упер ружье в плечо и согнул палец на курке.

Но даже на таком близком расстоянии попасть в цель было нелегко. Его мустанг скакал в одном ритме, а молодая самка бежала в другом. Он то видел спину убегающего животного, то совершенно ее терял. Однако собрал волю в кулак и решительно распрямился. При этом ему показалось, будто что-то перетекло из его мозга в руку и придало силы кончику пальца, лежащего на спусковом крючке. В этот момент среди колыхающегося моря спин он увидел желанную цель и выстрелил. Бизон сделал сальто и упал. Победа была за Джонни!

Мальчик остановил мустанга.

Его обтекали последние зазевавшиеся перепуганные животные, топая копытами, издавая мычание. Когда паника докатилась до середины бизоньей армии, стадо увеличило скорость, стало казаться, что землю забила дрожь. Но вот последний бизон промчался мимо мальчика. Он оглянулся и вдалеке увидел Рейни. Хэнк спешился и спокойно готовился свежевать свою добычу.

Тогда Джонни Таннер тоже слез с мустанга и медленно обошел собственноручно убитого бизона.

Это было первое живое существо, погибшее от его руки. Но что за чудовище! Открытые глаза казались живыми и дикими. Ветер раздувал его шерсть, создавая впечатление, что оно дышит и шевелится. Но самка была мертва. Об этом говорила вытекающая изо рта струйка крови. Джон почувствовал себя победителем.

Кроме созидания, единственная стоящая вещь для мужчины — разрушение. Теперь Таннер понял это на собственном опыте. И кто пал его жертвой!

Он взял себя в руки и вновь уселся на мустанга.

Сказать по правде, «взял себя в руки» означало только то, что начал контролировать выражение своего лица. В душе у него играл марш. Он мог бы смеяться и танцевать словно сумасшедший. Но вернулся к оставленным спутанным лошадям и привел их к другу, который разделывался со своей добычей.

Это было позорное расточительство. Они взяли только часть загривка для отменных бифштексов и язык, отрезанный под корень. Потом, завернув все это в кусок шкуры, перешли к бизону, убитому мальчиком.

Джонни ожидал слов одобрения, но не дождался. Хэнк Рейни вел себя так, словно мальчик выполнил самую что ни на есть обычную повседневную работу и потому не заслуживает ни похвалы, ни осуждения.

Он стоял рядом и давал указания, пока мальчик отрезал куски мяса и заворачивал их в шкуру. А когда эта работа была окончена, позвал:

— Пошли поищем какой-нибудь подходящий кустарник. Разожжем костер и поедим настоящего жареного мяса. Пойдем!

С упавшим сердцем Джонни вскочил в седло.

— Если бы ты охотился на бизонов лет эдак десять, то не мог бы справиться лучше, сынок! — заметил Рейни.

И все. Но этого было достаточно. Таким образом охотник дал понять, что на этом обучение Джонни закончено и он больше не ребенок, а настоящий обитатель прерий!

Глава 23

ШАЙЕНЫ

В глазах мальчика прерия изменилась. Вместо зеленой пустыни превратилась в игровую площадку, полную приключений. Хотя его товарищ говорил мало, поведение его стало менее строгим. Казалось, он считал себя кем-то вроде школьного учителя, которому просто необходимо быть суровым, чтобы дети лучше учили уроки. Дабы отпраздновать приобщение Джона Таннера к жизни в диких прериях и его первого убитого бизона, Хэнк предложил разбить лагерь в зарослях кустарника. После продолжительного путешествия все лошади, кроме неутомимого черного жеребца, нуждались в отдыхе. Поблизости бежал мелкий извилистый ручеек, откуда можно было брать воду. С точки зрения Хэнка Рейни, место было во всех отношениях идеальным.

Итак, они встали лагерем и каждый день отправлялись охотиться. Им все время сопутствовала удача. Продолжительному воздержанию в еде наступил конец. В первое утро, не успев отъехать от лагеря мили на две, они заметили антилоп.

Эти животные передвигались с такой скоростью, что ни одна лошадь не была в состоянии их догнать. Но два охотника предприняли продолжительную вылазку по ветру и к полудню подошли к стаду. Затем, оставив коней, продолжили путь преимущественно на четвереньках, укрываясь в низинах и лощинах, пока не подобрались достаточно близко к стаду, чтобы можно было открыть огонь.

Джонни никогда не забудет того момента, когда, раздвинув густые стебли травы, он увидел прямо перед собой на расстоянии не более тридцати футов прекрасного маленького самца с настороженно поднятой головой, большими блестящими глазами, готового в любой момент отпрыгнуть в сторону и броситься прочь на полной скорости.

У него задрожали руки. Когда Джон поднимал ружье, оно ходило у него в руках. Потом, посмотрев вдоль дула, он заметил все стадо. Антилопы разбрелись и стояли по колено в сочной зеленой траве. В тот же момент на солнце мелькнуло, словно металлический лист, белое пятно под хвостом стоящего поблизости самца, и тут же все стадо пришло в движение.

Они бежали, словно выпущенные из клетки кролики. У мальчика от неожиданности перехватило дыхание, когда самец, стоящий почти рядом с ним, сделал резкий прыжок. Однако Джонни снова взял его на мушку, почувствовав охватывающий его азарт, точно такой же, какой испытывал в тот день, когда убил своего первого бизона. Он проследил траекторию летящей молнии и выстрелил.

Антилопа упала, перевернулась, потом исчезла в высокой траве. Мальчик принялся перезаряжать ружье, но не успел завершить начатое, как услышал слева выстрел, произведенный Рейни, и все антилопы моментально исчезли из виду, рассеялись, словно облачко пыли от мощного порыва ветра.

Тогда мальчик встал во весь рост, увидел, как одновременно с ним встает Хэнк, и услышал, что охотник тихонько выругался сквозь зубы.

Джонни понял, что его друг промахнулся.

— Хэнк! — позвал он нервно. — Я слишком поторопился? В этом дело?

Рейни одарил его таким грозным взглядом, что Джон Таннер чуть было не выпрыгнул из сапог.

— Это не ты поспешил, а я опоздал, чтоб мне пусто было! — буркнул он. — Ты выстрелил, когда антилопы уже бросились убегать. — И зашагал к застреленной мальчиком антилопе, приказав Джону жестом возвращаться к оставленным лошадям.

Когда же мальчик вернулся, у охотника уже сменилось настроение. Он оторвался от свежевания маленькой антилопы и улыбнулся так широко, что его усы ощетинились.

— Сынок, я тут поразмышлял над собственным поведением. Я думал, мне достаточно лет, чтобы считаться мужчиной. Оказывается, нет. Я позавидовал ребенку, которого сам научил стрелять! — И Рейни разразился искренним смехом.

У Джонни с души свалился камень, а когда он посмотрел на изящное тело антилопы, сердце его учащенно забилось от гордости.

После этого случая они с утра до вечера охотились. И добывали столько мяса, что разрезали его на узкие полоски и сушили на маленьком огне или на солнце. При этом брали мясо только с определенных мест убитых ими животных.

На второй день охоты в полдень они снова наткнулись на стадо антилоп и на этот раз убили сразу трех, потому что Рейни уложил первую точным выстрелом из пистолета, вторую — с более дальнего расстояния — из ружья, в то время как Джонни отправил унцию свинца в голову третьей.

Они уже заканчивали снимать шкуры и срезать мясо, когда что-то заставило Рейни распрямиться и вскочить на ноги.

Добыча осталась лежать на траве. Даже не смыв с рук кровь, Хэнк вскочил в седло и жестом велел Джонни сделать то же самое. Как только мальчик сел на мустанга, он понял причину такого переполоха — к ним приближался одинокий всадник. Правда, он был еще так далеко, что, прищурившись, могло показаться, будто едут два человека, близко прижавшись плечом к плечу.

Когда всадник чуть приблизился, но не настолько, чтобы его можно было как следует разглядеть, Рейни объявил, что это индеец. Немного погодя, сощурившись, прикрывая рукой глаза от солнца, воскликнул:

— Думаю, мне повезло! Это — пауни!

— Я всегда считал, что вы не дружите с пауни, — заметил мальчик.

— Не дружу? Да я ненавижу их печенки! — огрызнулся Рейни, хватаясь за повод. — Не успеет сесть солнце, как в прерии будет на одного вороватого пауни меньше, — добавил он сквозь зубы.

Мальчик посмотрел на друга с нескрываемым интересом.

— Разве вы не всегда убегаете от индейцев, Хэнк?

— Какая разница! — бросил тот. — Ты останешься здесь. Собери мясо.

— Остаться здесь? Ну уж нет! Я еду с вами. И помогу, если смогу…

Его прервал нетерпеливый раздраженный рев.

— Когда выпадает такой шанс, неужели меня остановят возражения такого недоделанного глупца, как ты, малыш? — заявил Рейни, окончательно теряя всякую вежливость. — Положим, он выберет тебя своей первой целью и не промахнется! Что я тогда буду чувствовать? Нет, оставайся-ка лучше здесь!

На губах мальчика появилась какая-то странная улыбка.

— А что, если он попадет в вас, Хэнк? Тогда что станет со мной?

— Развернешь мустанга и бросишься удирать со всей мочи.

— Но разве мне удастся уйти, если он будет гнаться за мной на Сыне Полуночи?

Охотник бросил на мальчика сердитый взгляд:

— Тебе не о чем беспокоиться. Еще не родился тот пауни, который сможет убить меня!

— Не сомневаюсь, — парировал Джонни. — Просто подумал, что будет лучше, если я окажусь где-нибудь поблизости.

Хэнк Рейни больше не сердился.

— Ладно, сынок. Если уж ты это вбил себе в голову, тебя не отговоришь. Только вот что я тебе скажу: мясо пауни гораздо тверже, чем у антилопы, да и подстрелить пауни гораздо труднее!

Он повернулся, чтобы еще раз внимательно посмотреть на приближающегося всадника. Тот был уже довольно близко, настолько, что они могли рассмотреть его головной убор из перьев. И тут Рейни воскликнул в крайнем разочаровании:

— Нет, это вовсе не пауни!

— Откуда вам знать? — изумился мальчик.

— Посмотри на тень вокруг его головы. Насколько мне известно, ни у одного пауни нет столько волос.

— Тогда кто же это может быть?

— Шайен. А может быть, и кроу, хотя их пастбища довольно далеко отсюда. — Охотник поспешно сделал жест рукой. — Встань от меня в десяти ярдах справа. И не спускай с него глаз. Держи ружье наготове. Если придется туго, думать будешь не головой, а руками. Считай, палец на курке — твоя Библия, когда настанет решающий момент.

Индеец, медленно едущий по прерии, теперь был уже настолько близко, что они могли разглядеть длинное копье, огненный отблеск от его стального наконечника, яркий узор на овале щита.

— Это шайен! Шайен! — грустно пробормотал Рейни.

— Ну тогда он наш друг…

— Угу, если только ему не слишком понадобятся наши скальпы. Не доверяй никому и ничему. В прерии ничему нельзя доверять, за одним исключением… Но что это? Я уже видел такой узор на щите!

Воин подъезжал все ближе, его обнаженные плечи отливали бронзой, а длинноствольное ружье под острым углом высовывалось из-за его щита. Он остановился и поднял руку высоко над головой.

Из горла великана Рейни неожиданно вырвался какой-то дикий вопль. Его резкий звук словно ножом врезался мальчику в мозг. Он не успел прийти в себя, как его друг пришпорил Сына Полуночи и пустил его во весь опор вперед, выкрикивая что-то на языке шайенов.

Джонни мог бы разобрать, что он кричал, но был слишком ошеломлен, поэтому понял лишь отдельные слова. Между тем индеец неожиданно отбросил щит и ружье в сторону и тоже пустил коня вперед. Всадники встретились на полном скаку и так резко натянули поводья, что их кони заскользили по траве, тесно прижавшись боками друг к другу. К удивлению мальчика, индеец и белый стали обниматься, смеяться, что-то кричать и, позабыв обо всем на свете, принялись тараторить, словно две сплетничающие женщины.

Но за всем этим было нечто большее.

Мальчик окинул взглядом просторы прерии, где горизонт изгибался дугой, и ему показалось, что даже небо здесь выше, чем дома, а людские сердца — великодушнее. И чувства тут тоже более сильные. Ненависть — нечеловеческая, какая-то дьявольская, а дружба — божественная.

Он ждал и уже подумал, что эти двое никогда не наговорятся, но в конце концов они повернули коней и поехали к нему.

Это была удивительная картина. Всадники скакали бок о бок. Величие Сына Полуночи затмило коня индейца, но с другой стороны, обнаженные бронзовые плечи, развевающиеся на ветру черные волосы, яркие перья головного убора шайена придавали ему более внушительный вид, нежели он был у его белолицего друга.

Они приближались. По виду и жестам Хэнка было понятно, что он объясняет индейцу что-то про мальчика. Душу Джонни Таннера внезапно пронзила острая боль. Еще минуту назад они с Рейни были самыми близкими, самыми надежными друзьями. А теперь он ощутил себя лишним, почувствовал, что его держат на расстоянии. С холодной и горькой ревностью он рассматривал воина.

Глава 24

РЕВНОСТЬ МАЛЬЧИШКИ

Это был мужчина средних лет. Его великолепное тело сплошь покрывали мускулы, которые лоснились и играли под лучами яркого солнца. Нос у него походил на птичий клюв, а из-под нахмуренных бровей сверкали глаза. Решительный, страстный подбородок, трепещущие ноздри. У него был вид человека, потерявшего последнее терпение и готового броситься очертя голову в драку.

А для любой жестокой схватки индеец обладал не только недюжинной физической силой, но и великолепным оснащением. Кроме длинноствольного ружья, за луку седла был вложен томагавк, у бедра висел длинный нож в ножнах из белой кожи, красиво украшенных узором из бисера, а за спиной торчала длинная пика, древко которой возвышалось над плечом воина, словно жуткий палец привидения. И это еще не все. С одной стороны седла свисал мощный лук, туго натянутый, готовый к войне, в другой — колчан, набитый стрелами. Мальчик уже слышал рассказы Рейни о том, что может устроить умелый воин с луком и стрелами, если разъярится. Дождь оперенных стрел будет сеять смерть не хуже града ружейных пуль. Рейни говорил, что бывали случаи, когда сильный охотник стрелой пронзал бизона насквозь.

Поэтому Джонни смотрел на вооружение индейца с уважением. Для обычного человека его было слишком много, даже для хитрого индейца с равнин. Но у этого всадника оно казалось естественным, полезным и уместным.

Одежда его состояла из набедренной повязки и гетр из оленьей кожи. Взгляд притягивали лишь вышитые бисером ножны да узорчатые мокасины. Лицо индейца казалось еще более отвратительным из-за черно-алой боевой раскраски.

Когда воин подъезжал к мальчику, Джонни показалось, что он наедет на него и собьет с ног, но, оказавшись рядом, индеец резко остановил коня и протянул руку с хриплым «Хау!».

Никому не удавалось произнести это слово точно так же, как выговаривают его индейцы, — частично гнусаво, частично гортанно, то ли это выкрик, то ли хрип. Их приветственный возглас можно принять за «хау!», «гау!» или «ау!». Ему придаются все оттенки звучания. Однако в тот момент мальчика не волновали трудности произношения. Он был слишком занят тем, чтобы до мельчайших подробностей запечатлеть в памяти портрет этого могучего воина. Поэтому ответил на его приветствие лишь похожим возгласом. А когда его рука оказалась в ладони индейца, он почти ожидал, что тот расплющит ему все косточки, но почувствовал только крепкое и ровное пожатие.

Потом шайенский воин повернулся к Рейни и заявил глубоким, не лишенным музыкальности голосом:

— Брат, только несчастный выходит на тропу войны с детьми, которых нужно тащить на закорках!

Рейни быстро ответил:

— Будь осторожнее! Мой друг понимает твой язык!

Услышав это, шайен повернулся к мальчику с совершенно невозмутимым видом. Юный Джонни Таннер залился алой краской до ушей. Грудь его яростно вздымалась.

— Что ж, — спокойно произнес индеец, — случайные удары настигают нас и в темноте. Но они ранят сильнее, чем намеренные.

— Это извинение, — пояснил Рейни, с любопытством наблюдая за мальчиком.

Джонни Таннер еще никогда не был так сильно зол. Он считал, что Рейни, как настоящий друг, должен был более демонстративно встать на его защиту. Мог бы и убедить индейского вождя, что хотя он и мальчик, а в определенных случаях способен совершать поступки, которыми гордились бы и взрослые мужчины. Однако Рейни удержался от похвал и объяснений.

Тогда Джонни немного развернулся в седле и одарил шайена каменным взглядом. Индеец посмотрел на него столь же пристально и тяжело.

— Ну-ну! — разрядил ситуацию Рейни. — Как только упакуем мясо, поедем назад в лагерь.

— Поезжайте… со своим другом, — предложил мальчик, — я сам уложу мясо. Полагаю, вам есть о чем поговорить.

— Очень неплохое предложение, — ответил Рейни, по мнению Джонни, с чрезмерной готовностью. — Тогда мы поедем. Дорогу знаешь.

Мальчик угрюмо, с тяжелым сердцем снова спешился и приступил к упаковке мяса антилопы в ее же шкуру. Горечь его усилилась, когда он увидел двух всадников вместе. На него накатилась какая-то слепая ярость. В затуманенных мозгах родилось неистовое желание найти возможность уехать от Рейни раз и навсегда. Ему нанес оскорбление незнакомец, краснокожий дикарь, а друг и пальцем не пошевельнул.

Джонни хотелось отомстить Рейни и бросить вызов шайену. Вот тогда они увидели бы, чье ружье стреляет метко. Индейца не спасут ни пика, ни лук со стрелами, ни остальное вооружение. Одна меткая унция свинца разрешит все их недоразумения!

Он закончил складывать мясо и, остановившись около мустанга, со вздохом осознал, что ведет себя как обиженный младенец. Нужно забыть обо всем. Нет, конечно, забыть о таком он не в силах, придется стерпеть. В конце концов, кто он, Рейни? А что касается шайена, то если уж на то пошло, его дружба Хэнку гораздо дороже, чем приятельские отношения с наполовину беспомощным новичком в прерии!

И тем не менее сердце мальчика превратилось в холодный кусок железа. Он вскочил в седло и направился туда, где исчезли две фигуры всадников. Они время от времени пропадали из виду в слабых тенях и в высокой траве, потом появлялись и казались ближе.

Его конь прекрасно знал дорогу. Он флегматично скакал вперед по траве, которая в начале их путешествия казалась просто непреодолимым препятствием. Мустанг не стал более покладистым. До сих пор он был не прочь побрыкаться, приподнимал зад, затем взвивался в синеву неба, словно прыгая в голубую воду. Однако больше ему не удавалось сбросить юного седока.

Сейчас Джонни Таннер ехал с приспущенными поводьями, бросая с каким-то жестоким презрением коню вызов. В данный момент любая схватка принесла бы ему облегчение.

Однако мустанг не принял вызова. Прядая ушами, он время от времени слегка поворачивал голову так, чтобы Джонни видел злой блеск в уголке его глаз. Но противостояние между конем и всадником так и не началось. И по веской причине — конь уже попробовал жестокого хитрого кнута, которым мальчик прекрасно научился пользоваться, стегая по наиболее нежным местам крупа, плеч и живота. Поэтому они благополучно приехали в лагерь.

Мужчины сидели и курили трубки. Лошади их были не расседланы, хотя и мирно щипали травку поблизости. Рейни кивнул мальчику и махнул в направлении лошадей, не сказав ни слова.

Его жест обжег сердце мальчика. До сих пор он всегда с удовольствием выполнял любые поручения Рейни, но они всегда были в лагере вдвоем. И если уж на то пошло, Хэнк постоянно делал большую часть работы. Но сейчас Джонни не мог вынести его молчаливого приказа жестом, словно он раб или скво!

Мальчик закусил губу, однако повиновался.

Он не даст индейцу повода порадоваться ссоре двух белых в его присутствии. Кроме того, от сильной обиды во вспышке ярости может поступить не подобающим мужчине образом. Поэтому сдержался и принялся снимать седла, надевать на лошадей путы. На сердце у него скребли кошки. С тех пор как Джон Таннер оставил родной дом, он еще никогда не чувствовал такой жуткой беспомощности.

Завтра при первом же удобном случае надо сказать Рейни, что он не нуждается больше в его компании. И пойдет дальше один, а Хэнк пусть остается со своим любимым дикарем шайеном. Сейчас вообще все его путешествие показалось мальчику сумасшедшим и бессмыслеенным. Разве человек в здраво рассудке понесется через полстраны ради того, чтобы выследить вора, укравшего револьвер с жемчужиной? Ну предположим, ему удастся выследить вора, а что он сможет предпринять?

Джонни чувствовал безысходность, отчаяние, его вновь охватила ностальгия по дому и тетушке Мэгги.

Но он продолжал работу с гордо поднятой головой, неторопливо и терпеливо.

До него донеслись слова шайена:

— Юноша, познающий тропу войны, должен иметь ноги кролика, а руку — быструю, как лапа дикой кошки!

«С когтями, впившимися в твое горло, меднорожий», — добавил про себя мальчик, не сомневаясь, что индеец критикует его, видимо, за нерасторопность. Но и это ему придется стерпеть, хотя ярость слепила глаза.

Сдерживаемая страсть имеет обыкновение выливаться в самые непредсказуемые моменты. Подавляемая внутри, она найдет выход, в нужный момент подтолкнув руку к оружию.

Гнев Джонни Таннера становился все сильнее, все более неуправляемым. Он закончил возиться с лошадьми. Проследил, как они мирно щиплют траву. Развел небольшой костер, сложив его из самых сухих опавших веток, так, чтобы ветер рассеивал дым и его не было видно издалека.

Топором разрубил мясо антилопы на квадратные куски приемлемых размеров, проткнул некоторые очищенными от коры веточками, а другие просто положил поверх веточек с подветренной стороны костра, чтобы прожарить. Это требовало особого умения, поскольку кусочки мяса могли сгореть с одной стороны и остаться совершенно непрожаренными с другой.

Мальчик был занят этой тонкой работой, когда шайен протянул к нему огромную ладонь и потребовал:

— Дай!

Юный Джонни Таннер глянул на ладонь, необъятные выпуклости мускулов предплечья и плеча, шею, жестко сжатую челюсть дикаря и улыбнулся. Его презрение к этому животному достигло крайней точки, поэтому он повел себя как мужчина, желающий выказать свое омерзение. Потом вложил в ладонь шайена деревянный шампур с несколькими кусочками мяса. Индеец принялся срывать их с веточки зубами и, почти не прожевывая, глотать. Мясо быстро исчезло у него во рту, словно в невероятной пасти льва. Голую веточку шайен бросил в костер, даже не подумав отложить ее в сторону, чтобы ею можно было воспользоваться второй раз. Нет, он просто выбросил палочку в костер, не взглянув на мальчика, продолжая разговор с Рейни и одновременно протягивая тяжелую ладонь за новой порцией мяса!

Глава 25

РАССКАЗ СЛОМАННОГО НОЖА

Девять десятых восторга Джонни Таннера, с которым он относился к жизни на Диком Западе и великим племенам краснокожих, улетучились в тот же миг. Однако еще большее отвращение, чем к индейцу, мальчик сейчас испытывал к Рейни. Но тот отнесся к его презрению абсолютно хладнокровно. Он и рукой не пошевелил, чтобы помочь ему приготовить мясо, но спокойно принял от мальчика свою порцию. Джонни едва успевал обслуживать двоих. И только когда их ненасытные аппетиты были удовлетворены, смог поджарить несколько кусочков для себя. Но из-за гнева ему показалось, что он сжевал не мясо, а кусок дерева.

Между тем индеец и Хэнк продолжали оживленно вспоминать былые времена. Имя шайена было Сломанный Нож, и мальчик подумал, что оно как нельзя лучше подходит к его резким манерам. Однако краснокожий дикарь выказывал Рейни всяческое уважение, докладывал о последних новостях племени, рассказывал, как они перезимовали, называл имена молодых храбрецов, которые в последнее время себя проявили, перечислил несколько свадеб и другие события. Наконец Рейни прервал этот бесконечный поток сообщений и спросил, какова причина, что шайен в полном одиночестве вышел на тропу войны. Намеревается ли он украсть лошадей, снять скальпы или же просто решил прогуляться в поисках случайных приключений?

Шайен умолк, надолго погрузился в глубокие размышления, видимо, в поисках ответа, а потом сказал:

— Брат, я совершил молитву и дал клятву. Я послал весть в племя пауни. И послал ее Говорящему Волку.

— Я его знаю, — отозвался Хэнк. — Помнится, видел его в Форт-Ливенворте. Думаю, он большой человек и великий воин. И что за весть ты ему послал?

— Сообщил, что собираюсь оставить племя шайенов, выехать в прерию. Дал знать, что хочу встретиться с ним где-нибудь посередине между стоянками наших племен.

— Чтобы сразиться с ним, Сломанный Нож?

Индеец слегка напрягся.

— Ты помнишь, в моем вигваме было четверо детей, и трое из них девочки?

— Я помню и четвертого, — кивнул Рейни. — Тогда у него было только детское имя. Но он был самым замечательным мальчиком, который когда-либо садился на коня.

— Он заслужил себе имя в первом же сражении. Когда вернулся, его стали называть Взлетающим Ястребом. Все старики только о нем и говорили. А все воины стали на него равняться. Вожди хотели отдать ему в жены своих дочерей. Он убил двоих, снял один скальп и получил четыре раны, и все это в одном-единственном бою.

— С него станется, — заметил Рейни, довольно улыбаясь. — Он из тех мальчиков, которых отделяет от настоящего мужчины всего один шаг. А уж став настоящим мужчиной… Ну ведь он же твой сын, в конце концов!

Лесть не произвела на Сломанного Ножа должного впечатления.

— Он мертв, — сообщил шайен. — Взлетающий Ястреб снова вышел на тропу войны. Пауни устроили им ловушку, и молодой человек в нее попался. Возможно, им удалось бы уйти, потому что у них были быстрые лошади, но лучшего друга Взлетающего Ястреба ранили стрелой. Он свалился с лошади, и мой сын остановился, стал его защищать. Взлетающий Ястреб убил своего коня и коня друга. Залег вместе с раненым за телами лошадей и повел огонь из укрытия. Но из тела его друга вытекло много крови, и он понял, что скоро умрет. Поэтому встал и запел песню смерти, а пауни начинили его стрелами и пулями. Он упал замертво.

Джонни Таннер забыл о своей задетой гордости и чувстве, что с ним обошлись несправедливо. Завороженно он слушал рассказ Сломанного Ножа и будто видел, как юный шайен встает и поет песню смерти, ожидая, когда стрела врага положит конец его угасающей жизни. Мальчик знал, что сохранит эту картину в памяти навсегда.

Он уставился на вождя шайенов с новыми чувствами. Сломанный Нож потерял любимого сына. За это ему можно было простить плохие манеры.

Между тем индеец продолжал:

— Тогда пауни подкрались в траве поближе и предложили моему сыну сдаться, но он только рассмеялся им в ответ. Я узнал все эти подробности от пауни, который был там с военным отрядом, но потом дезертировал, потому что хотел заполучить одну из дочерей вождя и сбежать с ней, и присоединился к моему народу. Он рассказывал, что пауни не один раз предлагали Взлетающему Ястребу сдаться, но он только смеялся. Потом воспользовался удобным моментом и ранил одного пауни стрелой в плечо. Враги разозлились, осыпали его градом стрел. Но пока не выпустили все стрелы и не расстреляли все пули, слышали пение моего сына.

— Угу, — произнес Хэнк Рейни, — не сомневаюсь, он такой.

— Позволь мне набить трубку и продолжить разговор за куревом, — попросил шайен. — До конца его жизни осталось совсем немного.

Раскурив трубку, он возобновил рассказ. С нахмуренным лбом и полузакрытыми глазами Сломанный Нож был похож на человека, который видит сон и тут же рассказывает его другим. Он даже слегка улыбнулся, неспешно продолжая повествование:

— Но неожиданно посередине песни неповиновения Взлетающий Ястреб умолк. Пауни прислушались. Сделали несколько выстрелов, но в ответ не раздалось ни звука. Тогда враги решили, что убили мальчика пулей или попали в него стрелой, которые метили в воздух, чтобы они падали на землю под прямым углом. Подумали, что одна из них могла попасть ему прямо в сердце или воткнуться в позвоночник.

Пауни еще некоторое время прислушивались, а потом стали подползать ближе в высокой траве. В конце концов два храбреца вскочили, бросились к тому месту, где лежали убитые лошади. И тут прозвенели две выпущенные из лука стрелы. Один молодой воин упал лицом вниз, а другой вскрикнул и бросился в высокую траву, чтобы укрыться, но третья стрела поразила его прямо в спину. На следующий день он умер.

— Хай! Что за человек был твой сын! — воскликнул Рейни. — Он был настоящим мужчиной, мой друг! Как хитро он обманул волков-пауни, чтоб им всем провалиться! Вот что я тебе скажу: хотелось бы мне видеть, как его стрелы поразили цель! А что произошло потом?

— В свое время услышишь, — пообещал Сломанный Нож. — Пауни еще два дня лежали в засаде поблизости от того места, где скрывался мой сын. Солнце сильно пекло. У Взлетающего Ястреба не было воды. Солнце сжигало его, как костер ветки, но враги по-прежнему слышали его пение. К закату второго дня, когда пение смолкло, они предприняли две попытки подкрасться к нему, но стрелы не подпускали их. Тогда пауни решили наброситься на Взлетающего Ястреба ночью, но луна светила ярко, словно солнце.

— Храбреца не испугаешь ни днем, ни ночью, — напыщенно подтвердил Рейни.

— А когда наступило утро третьего дня, пауни начали слегка волноваться, — продолжал шайен. — Вдруг вспомнили, как долго там находятся, потому что стали давать о себе знать пустые животы. У них было немного воды из грязной лужи, но тухлой, обдирающей горло. У многих начали трескаться губы при улыбке. А кроме того, они боялись, что те молодые шайены, которым удалось от них спастись, могут вскоре вернуться из лагеря с многочисленным войском. Поэтому пауни решили бросить все и уйти. Но среди них был великий вождь по имени Говорящий Волк.

— Да ну? — удивился Рейни.

— Его назвали Говорящим Волком потому, что он хорошо владел не только оружием, но еще и языком. Все племя заслушивалось его рассказами. Говорящий Волк предложил соплеменникам сделать еще одну попытку захватить моего сына. И пообещал им, что он наверняка его победит, победит безо всякого оружия.

Пауни сели в круг и склонили головы, удивляясь, как он сможет это сделать. А Говорящий Волк встал из высокой травы, закричал Взлетающему Ястребу, что пауни готовы на перемирие. Тогда мой сын тоже встал, чтобы показать, что доверяет его слову, а заодно продемонстрировать, мол, ему все нипочем — ни отсутствие воды и пищи, ни нехватка сна. Встал и сделал знак, что тоже готов пойти на примирение…

— И тогда собаки-пауни выстрелили в него?! — яростно вскричал Рейни.

— Нет, — ответил вождь. — Ему было всего пятнадцать, но он был настоящим мужчиной, даже пауни побоялись выстрелить в молодого вождя. Ведь они видели, как он убил двоих из их банды и еще двоих ранил. Им ужасно хотелось его крови, но они не решились стрелять в него без приказа своего предводителя. Мой сын вышел из-за тел мертвых лошадей и встал перед Говорящим Волком. А тот сказал ему: «Если бы ты не был шайеном, я хотел бы, чтобы ты был моим сыном. Я никогда еще не видел такого храброго молодого воина. Пошли со мной. Ты будешь жить в моем вигваме как член моей семьи. Хватит этой вражды. Ты же понимаешь, мы не можем оставить тебя лежать среди мертвецов, у меня сердце сжимается при мысли, что ты умрешь от жажды, как собака».

— Теперь мне понятно, откуда у него такое имя! — заявил Рейни.

— Да, слушай каждое слово, которое он произнес, и запоминай, — посоветовал ему Сломанный Нож. — Он говорил, как змея, а мой мальчик его слушал. Мой сын был польщен, что такой великий воин общается с ним как вождь с вождем.

Говорящий Волк сказал: «Ты же понимаешь, мы не можем уйти отсюда, пока ты жив. Здесь погибло так много людей. Мы хотим забыть о тех, кого потеряли. Но у погибших остались дети и вдовы, им надо что-то дать, чтобы восполнить потерю их кормильцев. А что именно, пусть решит твой отец. Он может послать им несколько лошадей, одежду, а может быть, даже ружье. Когда эти вещи прибудут, их раздадут семьям погибших, а тебя отправят назад в его вигвам. В противном случае, ты понимаешь, я потеряю мою честь, вернувшись в племя с двумя мертвецами, двумя ранеными и оставив на тропе войны лишь одного убитого шайена».

Вот что заявил Говорящий Волк, а мой сын стоял и смотрел ему в глаза. А глаза могут быть и мутными и светлыми, ни один человек не в состоянии заглянуть в душу лжеца. Мой сын решил, что увидел в них правду, хотя видел там лишь отражение собственной чистой души. Он согласился пойти с пауни и ждать, пока отец не пришлет за него выкуп.

Рейни издал стон и прошептал:

— И тогда они его убили?

— Нет, они увели его в свое племя. Даже не связали, доверяя его честному слову, что он не сбежит. Всю дорогу Взлетающий Ястреб ехал верхом, даже охотился для пауни, но перед тем как въехать в поселение, они связали его арканом и притащили в поселок. А там все пауни набросились на мальчика и стали его пытать!

Глава 26

ДЖОННИ СРАЖАЕТСЯ В ОДИНОЧКУ

Джонни Таннера переполняли смешанные эмоции: ярость, жалость, ужас и презрение. Он превратился в каменное изваяние, впитывая жуткий рассказ Сломанного Ножа. В этот момент его можно было бы поджечь огнем, и он не почувствовал бы боли. Джонни возненавидел пауни просто смертельной ненавистью.

Что же касается Рейни, то он больше не мог терпеть. Отодвинувшись, вскочил на ноги и принялся быстро расхаживать большими шагами взад-вперед.

А Сломанный Нож, неподвижный и безразличный, смотрел на клубы табачного дыма, который выпускал изо рта. Дым медленно поднимался вверх, расширялся, потом в свете солнца становился серебряным туманным облачком и исчезал. Глаза индейца были полузакрыты и прищурены, губы — полусжаты, но на них играла легкая улыбка. Он напоминал вырезанного из дерева китайского болванчика. Однако в выражении его лица угадывалось какое-то спокойствие. Во всяком случае, мальчику так показалось, хотя на самом деле оцепенение шайена было следствием его невероятной ненависти.

Рейни неожиданно вновь уселся, и рассказчик опять заговорил:

— Пауни решили позабавиться с моим сыном. Привязали его к столбу, дали хлысты детям и женщинам. И те стегали его, пока он не стал красным от крови с головы до ног. Взлетающий Ястреб истекал кровью, но стоял у столба и пел. Они стегали его по поющему рту. Но песня все равно лилась с его истерзанных губ. Мой сын хотел показать, что он — настоящий мужчина. — Тут Сломанный Нож надолго умолк.

В глазах Джонни Таннера этот пожилой индеец больше не был просто жестоким дикарем. Он захватил внимание мальчика больше, чем кто-либо другой, с кем ему приходилось встречаться до этого момента.

Помолчав, шайен возобновил рассказ. Ни лицо, ни голос, ни манера его повествования не изменились.

— Вы можете догадаться, что пауни, когда они поняли, каков мой сын, не захотели немедленно предать его смерти. Он был слишком мужественным человеком, поэтому они решили продлить его мучения. Отвязали от столба, и скво обмыли его раны. Много дней мальчик горел в лихорадке. А когда его взгляд и мысли прояснились, он понял правду, понял, что был глупцом, поверив слову пауни. Значит, сам виноват.

Когда он оправился от ран, они снова попытались сломить его дух. Вывели и напустили на него скво с ножами и лучинами. А потом — молодых воинов верхом на конях. В конце концов опять привязали к столбу и стали наваливать вокруг ветки, чтобы сжечь его заживо.

Не выдержав, Джонни закрыл глаза и какое-то время так слушал голос индейца, который говорил:

— Разожгли костер. Когда его поджигали, мой сын пел великую песнь смерти. Пел о том, как убил четырех волков-пауни, и из-за этой победы его душа отправится в охотничьи угодья, где охота всегда будет удачной. Но когда языки пламени стали подниматься выше, почти касаясь его тела, веревки перерезали и мальчика быстро вытащили из костра.

— Что-то не похоже на мстительных пауни! — воскликнул Рейни.

— Видишь ли, друг мой, главный шаман племени наблюдал за тем, как разгорался костер и слушал песню моего сына, — пояснил Сломанный Нож. — И он сказал, что Взлетающего Ястреба нужно сохранить для великой минуты, когда пауни окажутся в нужде. Тогда он с почестями принесет его в жертву, чтобы повернуть к ним удачу.

С того момента в плену с ним стали очень хорошо обращаться. Пауни ждут, когда наступит великий день и им понадобится его жизнь. Но, возможно, Взлетающий Ястреб уже мертв. В любом случае, он все равно что мертвец. Вот поэтому-то не так давно я и послал туда весточку с белым торговцем, который бывает в наших двух племенах. Его имя — Длинная Стрела, с его словом пауни считаются. Я послал с ним вызов, сообщил, что покину поселение шайенов и поеду к ним, а если Говорящий Волк — мужчина, он выедет мне навстречу. Вот и все. Я найду его. Я обязательно найду его, сброшу с коня и проткну его сердце острием копья, а потом поджарю на костре из бизоньих лепешек. Так будет! — заключил Сломанный Нож, перестал курить, выбил пепел из чубука трубки и, неспешно поднявшись, зашагал в прерию.

Великан Рейни, не сказав ни слова Джонни, тоже поднялся и пошел за своим краснокожим другом, оставив мальчика в одиночестве.

Настроение Джонни изменилось, поскольку он больше не удивлялся той привязанности, которую проявлял его товарищ к индейцу. Теперь его удивляло, что эти двое удостоили взглядом такую незначительную персону, как он, простой мальчишка. Но вскоре перестал думать о Рейни и шайене, вернувшись мысленно к истории юного Взлетающего Ястреба. Ему было только пятнадцать лет. Как и Джону Таннеру.

Однако молодой шайен убил четверых в справедливой битве, а что сделал он? Стал глупой жертвой вора? Мало того, бросившись в погоню за преступником, вовлек в эту затею друга?

Джонни считал индейского мальчика неосторожным, но полным достоинства, смешливым и, безусловно, надежным парнем. При мысли о нем у него сжималось сердце, но на губах появлялась улыбка.

Возможно, когда-нибудь он тоже заслужит того, что взрослые люди станут о нем говорить уважительно, как о молодом Взлетающем Ястребе.

Надвигалась темнота. Ухающая сова плавно скользила, едва касаясь травы, а потом пропала из виду, словно тень, соскользнувшая со стены. Скорее всего нырнула в траву за луговой собачкой или каким-нибудь другим грызуном.

Джонни взял свое ружье. Оно нуждалось в чистке после дневной охоты, и он вычистил его, как учил его Рейни. Вычистил и смазал, а потом, зажав коленями приклад, с помощью золы стал наводить блеск на затвор. Он скреб и полировал, смывал золу водой и снова натирал ею до тех пор, пока металл не заблестел, как лезвие хорошего меча. Но мальчик не прекращал работу, хотя о ней почти не думал. Его мысли парили в неясных просторах воображения. Он представлял мальчика-шайена, окруженного врагами, смех и пение которого возносились в небеса, словно дым от костра.

Какое величие! Какое геройство!

Как же он мог, привязанный к столбу, избитый хлыстами, покрытый кровью с головы до ног, не прекращать песню смерти, которой напоминал о своих собственных подвигах? Так и не дал предателям, одержавшим над ним верх, ни минуты торжества.

Легкая жестокая улыбка трепетала на губах Джонни — он представил себя на месте Взлетающего Ястреба. С ничего не видящим взглядом он поднял перед собой ружье и сощурился от блеска начищенного металла. Как оно будет блестеть завтра, когда они снимутся с лагеря, а в него будет смотреться солнце!

Но тут все его мысли мгновенно улетучились.

Металл был как зеркало. В нем отражались блики зеленой прерии, с наступлением ночи начинающие темнеть. А помимо них, в нем вдруг отразилось дикое лицо, выглянувшее совсем близко из высокой травы, и ружье, направленное прямо в зеркальную поверхность металла.

Нет, оно было нацелено вовсе не в металл, а прямо в Джонни! Кто-то преспокойненько залег позади, выглядывая из высокой травы, и наводил мушку, чтобы всадить в него пулю. Несомненно, в настоящий момент указательный палец врага нажимает на спуск!

От ужаса Джонни замер, и, как ему показалось, на долгие часы. В действительности через десятую долю секунды он уже действовал. Наугад бросил ружье через голову назад, одновременно выхватил пистолет из-за ремня, а сам бросился в сторону на землю.

И не успел он коснуться земли, как откуда-то сзади, словно рев водопада, раздался оружейный залп. Звук поразил мальчика, словно неизбежная Смерть заглянула ему в глаза. Но в него не попали!

Он понял, что спасен, когда еще переворачивался со спины на живот с пистолетом в вытянутой руке.

Из травы поднималось меднокожее чудовище. Как шайен, он был обнажен до пояса. Как у шайена, в волосах у него были перья, но прическа напоминала конскую гриву, проходящую прямо по центру головы.

Это пауни! Догадка ударила Джонни так, будто он получил по голове удар кулаком. За последний час он столько всего наслушался от Сломанного Ножа про пауни и их предательские приемы!

А великан, выпрыгнув из травы, поднял руку, с которой струилось что-то похожее на воду — это был отблеск длинного кривого охотничьего ножа, который обычно висел на шее индейца.

Мальчик выстрелил и тут же понял, что его пуля попала в цель. Понял по тому, как индеец с коротким гортанным хрипом отшатнулся в сторону, хотя потом собрался с силами и снова выпрямился.

Джонни Таннер выстрелил еще раз.

На этот раз раздался только тихий щелчок. Осечка!

У него не было времени, чтобы подняться на ноги. Но он с трудом встал на колени и со всей силы обрушил пистолет на голову врага. И не попал в цель, однако скользящего удара в висок хватило, чтобы остановить и свалить с ног индейца. Джонни Таннер воспользовался моментом и вскочил на ноги, выхватив свой охотничий нож.

Где-то далеко он услышал крики. Ему на помощь спешили его друг Рейни и шайен. Но одной призрачной надежды на их помощь было мало. Что они могут сделать на таком расстоянии? Что бы они ни предприняли, все будет поздно, думал мальчик, словно во сне. Он видел красное пятно на груди пауни, а по застывшей гримасе боли на лице дикаря понял: тот сознает, что получил смертельную рану, значит, сделает последнюю отчаянную попытку убить врага прежде, чем отойдет в мир иной.

И тогда в какой-то дикой решимости Джонни Таннер предпочел не ждать, когда на него нападет пауни.

Во взгляде, каким смерил его индеец, были ярость и презрение. Мальчик увидел пугающую мощь обнаженной, бугрящейся мышцами руки, поднявшей нож, увидел готовность врага прыгнуть на него и закончить борьбу единственным смертельным ударом.

Тогда Джонни прыгнул сам. Но не назад. Он нырнул под занесенную для удара руку индейца и с силой всадил нож в его тело. Одновременно мощный удар врага отправил мальчика на землю.

Глава 27

ИСПОРЧЕННЫЙ ТРИУМФ

Но Джонни тут же вскочил и развернулся, чтобы принять второй удар пауни. В первый раз индеец ударил его скорее рукой, чем ножом, потому что стальное лезвие не коснулось мальчика, хотя он и был сбит с ног.

А пока он вставал и разворачивался, пока прислушивался к далеким крикам шайена и Хэнка Рейни, видел, как его гигантский противник корчится на земле в судорогах. Он поджимал колени к подбородку, то конвульсивно распрямлял их, то снова подбирал, катаясь по траве.

Зрелище было ужасным. При каждом его движении алая кровь брызгала вокруг. Все это походило на отчаянную глупую борьбу за жизнь цыпленка с отрубленной головой, который сначала пытается убежать, а потом дергается в предсмертных муках.

То же самое было и с пауни. Голова его закинулась назад, да так, что мышцы шеи оттянули нижнюю челюсть, открылся рот. Глаза закатились. У него был такой вид, словно он что-то кричит, но с его губ срывалось только какое-то бульканье и прерывистое дыхание.

Джонни Таннер смотрел на эту картину сверху вниз со смешанными чувствами. Он понимал, что это не цыпленок, а человек, и человек в предсмертной агонии. Но это был враг, жестокий дикарь, хитрый дикий зверь, предпринявший попытку напасть сзади. Несмотря на то что щеки мальчика холодели и бледнели, губы его оставались крепко сжатыми. Если он и будет винить себя за что-то, то только не за это убийство. Оно было справедливо.

Последняя жестокая судорога связала мощное мускулистое тело индейца в узел. Потом, перевернувшись на спину, пауни широко раскинул руки. Грудь его приподнялась с последним вздохом. Он умер, устремил уже ничего не видящий взгляд в розоватое вечернее небо.

Мальчик услышал шаги бегущих ему на помощь.

Он бросил взгляд в сторону и увидел, как Хэнк Рейни с искаженным лицом и развевающимися по ветру черными волосами несется к нему на всех парах с пистолетом в вытянутой руке. Но массивный шайен, Сломанный Нож, летел впереди него, и с каждым шагом расстояние между ним и товарищем мальчика стремительно увеличивалось.

Первым до лагерного кострища добежал Сломанный Нож. Увидев поверженного индейца, он остановился и, еле переведя дух, воскликнул:

— Говорящий Волк!

Говорящий Волк? Значит, то, о чем рассказывал шайен, происходило на самом деле, хотя и казалось Джонни самой неправдоподобной выдумкой, волшебной сказкой. Но вот Говорящий Волк лежит перед ним мертвым. Тот самый изобретательный и жестокий дьявол, перехитривший мальчика-шайена, пустивший в ход хитрость, когда одной только силы было недостаточно. Тот, кто использовал свой изворотливый ум для усиления собственной храбрости.

Если у Джонни и была капля жалости к незнакомцу, ее не стало в одно мгновение. Сломанный Нож, сложив руки на вздымающейся от бега груди, стоял и взирал с высоты своего роста на мертвеца. К нему подбежал Рейни, бросил взгляд на тело индейца, потом схватил мальчика огромными ручищами.

— Ты не ранен, партнер? — задыхаясь, заволновался он.

— Я? Да ни одной царапины!

Рейни подошел к мертвецу.

— Это Говорящий Волк, — проговорил шайен хриплым низким голосом.

Потом он опустился на одно колено, коснулся тела двумя пальцами и пробормотал какое-то слово, значение которого мальчик не понял.

— Удачный удар! — перевел ему Рейни.

Сломанный Нож поднялся на ноги. Сначала внимательно огляделся вокруг. Потом шагнул к тому месту, где затаился пауни и где лежало его ружье. Поднял его, пристально осмотрел и, ничего не сказав, кивнул головой, видимо, счел, что и так все ясно.

— Он подкрадывался к тебе, сынок? — прочувствованно поинтересовался Рейни. — Разрази меня гром, подкрадывался! Вот его следы. Сломанный Нож, пойди по следу, не приведет ли он к коню?

Но шайен уже бежал по траве с неимоверной скоростью.

Белый охотник проследил за ним восхищенным взглядом.

— Ты только посмотри на него! Вот человек, который одной рукой может разорвать меня на части, хотя я и не детская игрушка, а он не фокусник. Но несмотря на свою мощь, смотри, как он бежит! Несется со всех ног, как мальчишка к бассейну! И представь себе, он может так бежать целый час без передышки. Обставит нас с тобой через пять минут!

Джонни Таннер тоже бросил на индейца восхищенный взгляд. Теперь, когда прошел шок от случившегося, он чувствовал себя отстраненным от всего.

Что же касается Рейни, то тот, воздержавшись от вопросов, принялся тщательно осматривать место действия.

— Вот отсюда он крался к тебе. Ты сидел вот здесь. Вот тут он просунул ружье сквозь траву. Вот тряпка, которой ты чистил ружье. Но мне непонятно, как он мог промазать на таком близком расстоянии?

— Я поднял ружье убедиться, что начистил железо до блеска, и увидел в нем, как в зеркальце, индейца. И тут же отскочил в сторону, вот почему, думаю, он промахнулся.

— А потом?

— Он выполз из травы. Я выстрелил в него из пистолета. Во второй раз пистолет дал осечку. Я опустился на колено, размахнулся и нанес ему скользящий удар в висок. Это остановило его на некоторое время, а я успел достать нож.

— Остальное мне ясно, — заключил Рейни, и лицо его приобрело мрачное выражение. — Тебе следует лучше следить за своим пистолетом, — строго напомнил он. — Я и раньше за тобой это замечал, хотел поговорить, да все как-то было не до того. Следи лучше за оружием. Запомни этот случай. Он послужит тебе хорошим уроком.

— Да, — согласился Джонни, — этого урока я никогда не забуду.

Неожиданно Рейни улыбнулся:

— Это было здорово, сынок! Мне еще не доводилось; такого видеть. Ты, как маленький белый терьер, прыгнул на огромного медного волка-индейца! Проскользнул под его мощной рукой! Никогда не забуду! Когда об этом услышат люди — вот будет разговоров!

Так и вышло. Однако сейчас Джонни Таннеру ничего подобного и во сне не могло присниться. Но с того дня где бы ни собирались люди в приграничной полосе, они славили юного бледнолицего, недавно появившегося на Западе, которому удалось побороть самого Говорящего Волка. Но в данный момент Джонни не мог знать об этом.

Единственное, что он теперь осознавал, так это то, что постепенно его напряжение спадает.

Наконец вернулся вождь.

Он приехал верхом на замечательном гнедом жеребце с гордо посаженной головой, высоко поднимающем ноги. Привез с собой и оставшуюся от пауни военную экипировку, которую тот оставил на некотором расстоянии, когда заметил слабый дым лагерного костра и отправился пешком на разведку.

Подъехав к лагерю, Сломанный Нож спешился, бросил взгляд на Джонни и махнул рукой.

— Он говорит, что все это принадлежит теперь тебе, Джонни, — пояснил Рейни. — И ты по праву это заслужил. Вот тебе красавчик конь. Пойди посмотри на него. Не знал, что у пауни есть такие лошади. Обойди его кругом и осмотри хорошенько.

— Красота! — воскликнул мальчик. — Это просто чудо! Но… это не Сын Полуночи.

— Нет, — самодовольно ухмыльнулся Рейни. — Это не Сын Полуночи. Он один на миллион. Но и эта лошадка никогда не скажет тебе «нет».

— Откуда взялись тут такие кони? — поинтересовался мальчик. — Они вовсе не похожи на здешних мустангов. Сразу видно, у них другая кровь.

Они пошли к коню, а вождь шайенов в это время стоял со скрещенными на груди руками и смотрел на мертвое тело своего врага, который пришел на встречу с ним, но пал от руки другого человека.

— Я слышал от одного мудрого человека, — начал Рейни, — что это равнинные лошади. Происходят они от породы, которую завезли сюда конкистадоры. Видишь ли, эти конкистадоры были испанцами, и в них текла кровь настоящих мужчин. Да, сэр! Люди этой породы — мужчины с большой буквы. А лошади, которых они привезли с собой по морю, — потомки берберийских и арабских скакунов, тех самых, на которых арабы в незапамятные времена завоевывали Испанию. Вроде бы так. Ну вот, когда эти парни отправились по морю, то прихватили с собой своих любимых лошадей. Некоторые из них потерялись в новой стране, некоторые убежали, стали дикими. А де Сото со своей бандой поймали беглецов и доставили сюда, на равнину.

— Ты только посмотри на тяжелые головы мустангов, — удивлялся мальчик, — а потом посмотри на Сына Полуночи и на гнедого. Как они отличаются!

— Просто они пошли в своих предков, — пояснил Рейни. — В ту самую старинную породу. Зимы здесь холодные, конюшен не было, еды — только что сумеешь найти, а уж когда снег выпадет — почти никакой. Все это их здорово изменило. Превратило в стальных коней. Слабые вымерли. Остались в большинстве своем только толстопузые, способные вместить много корма, и коварные, словно дикие кошки, да еще большеголовые, с шеями как у овец.

Но время от времени встречаются не кони — картинки. На их предках ездили испанцы. Эти чистокровные. Их порода сохранилась. Только мустанги стали крепче любых других лошадей. Возможно, соревнования в одну милю они с чистопородными красавцами не выиграют, но когда дело дойдет до гонки на двадцать миль, дадут четыре очка вперед. А этот гнедой — самый лучший из табуна Говорящего Волка. Теперь он — твой! Садись, испытай его бег!

Мальчик снял с коня седло индейца и оседлал жеребца. Вооружившись несколькими необходимыми командами на языке пауни, которым его обучил Рейни, вскочил в седло и пустил коня галопом по прерии.

Это было совсем нетрудно. Животное повиновалось малейшему прикосновению, малейшему движению тела всадника. Это был хорошо выдрессированный боевой конь, умело выполняющий команды, которые можно было передавать лишь давлением коленей. И юный Джонни Таннер, пустив жеребца вперед, почувствовал себя словно на спине птицы, которая одним взмахом крыльев может унести его до самого горизонта.

Глава 28

СВЕЖИЙ СКАЛЬП

Радостный, с сияющими глазами мальчик возвращался в лагерь. Но ему потребовалось довольно долгое время, чтобы вернуться, поскольку расстояние, на которое он отъехал, оказалось большим, чем он предполагал. За время его отсутствия в лагере великан Рейни и индеец, а возможно, только один Рейни, поспешно собрали все скудные пожитки, и теперь Хэнк ехал ему навстречу, ведя за собой вереницу лошадей. Сломанный Нож остался в лагере — стоял скрестив руки на груди, в той же позе, в какой мальчик видел его прежде.

Рейни ехал не на Сыне Полуночи. Как обычно, он предпочел, чтобы его любимый конь оставался свежим и не устал от тягот пути на случай нежданной погони, преследования или возможного сражения. Великан сидел на безобразной пегой кобыле, а рядом с ним скакал танцующий мустанг Джонни.

— Ну как, сынок, ощущение? — поинтересовался Рейни, когда они встретились.

— Ощущение такое, словно попал на небеса, — сообщил мальчик.

— Ну-ну, — ласково отреагировал Рейни, — в большинстве случаев так оно и бывает. Это замечательно, когда под тобой хорошая лошадь. У меня не было настоящего коня, пока я не положил глаз на Сына Полуночи. Что может быть лучше, чем сидеть верхом на коне, который как птица летит по бескрайней равнине, верно? У нас тут в прерии достаточно простора для полетов. Вот место для настоящего мужчины! Здесь можно прожить всю жизнь. Города? Поселки? Да пусть они все провалятся! Меня от них тошнит! Не понимаю, как это люди могут дышать, заперевшись в четырех стенах, или ходить по улицам, застроенным, как теперь, высокими домами.

Мальчик согласно кивнул. В этот момент он был готов согласиться с чем угодно, лишь бы слышать похвалу своему жеребцу.

— Но скажи, — требовательно попросил он, — почему ты снялся с лагеря, Хэнк? Какой в этом прок, ведь мы еще не запаслись достаточным количеством вяленого мяса? Помнится, ты говорил, что нам стоит еще денек поохотиться.

— Говорил, — согласился тот. — Но не станем.

— Почему же?

— Дело в том, что мы сейчас направляемся туда, где ты сможешь получить сколько угодно мяса. Ты попадешь в такое место, где вяленого бизоньего мяса или свежей оленины тебе дадут столько, сколько ты попросишь. Думаю, лучше сделать там передышку, чем тут тратить свинец и порох.

— Конечно, — кивнул мальчик. — Но, похоже, ты подшучиваешь надо мной, Хэнк.

— Неужто? Да ничуточки! Поверь, сынок, я один из немногих в прерии, кто теперь посмеет тебе улыбнуться.

— Что ты этим хочешь сказать?

— А то, что все остальные при встрече с тобой будут чертовски перепуганы. Где уж им тебе улыбаться! Как только они узнают, что ты тот самый парень, который отправил к праотцам Говорящего Волка, сразу станут серьезными. Я снимаю перед тобой шляпу, Джонни, но претендую на относительно близкое знакомство.

Рейни рассмеялся, и мальчик засмеялся вместе с ним.

— Я не возражаю, если ты будешь надо мной подшучивать, Хэнк, — разрешил он. — Только мне хотелось бы быть в курсе твоих шуток. А еще мне хотелось бы знать, что это за место, где по первому требованию еда сыплется с неба.

— Разве я упомянул только пищу? — удивился его собеседник.

— Угу. А что, в этом удивительном месте, куда мы направляемся, наделяют еще чем-то?

— Ну да, — сказал Хэнк Рейни. — Там еще удобные жилища, одежда, ружья, порох, пули, ножи и рыболовные снасти. Все, что твоей душе угодно! А кроме всего прочего, лошади, хотя они, конечно, не столь хороши, как твой гнедой и мой Сын Полуночи.

Мальчик, вытаращив от изумления глаза, смотрел на друга.

— Умоляю, объясни, Хэнк!

— Ну, я просто говорю о земле, где живут и охотятся шайены. С сегодняшнего дня их земля — наша земля.

Джонни промолчал, поскольку так ничего и не понял.

Тогда Хэнк продолжил:

— Ты помнишь, что Говорящий Волк лживыми обещаниями заманил в плен доверчивого простака, шайенского мальчика? Но это не все зло, которое он сделал его племени. Говорящий Волк постоянно уводил лучших коней шайенов, и рассказывают, что в свое время только за один день снял семь скальпов с шайенских воинов, а ранил стольких, что не хватило бы книги, чтобы вписать туда их имена. Тебе не только посчастливилось убить хитрого волка-пауни. Нет, сэр! Ты стал благодетелем всего племени шайенов. Когда у них будет возможность тебя увидеть, они с радостью продемонстрируют тебе свои чувства!

— Но ты же не хочешь сказать, что мы сейчас направляемся в лагерь шайенов, чтобы воспользоваться их дружеским расположением и извлечь выгоду из их гостеприимства?

— Они ждут от тебя именно этого. Больше им ничего от тебя не нужно. Каждый вождь племени жаждет тебя увидеть, заглянуть в твои глаза. И не важно, какого ты роста, какой у тебя взгляд. Не сомневайся, шайены одобрят все. И в племени не останется ни одного человека, который не проедет сотни миль только ради удовольствия сказать тебе «Хау!». То же самое относится и к женщинам и детям.

Джонни Таннер покраснел.

— Но я не могу так, Хэнк. Просто не могу туда ехать и злоупотреблять…

— Скажи это своей бабушке! — нетерпеливо перебил его Рейни. — А я так совсем не прочь посидеть у праздничного костра и послушать хвастовство старых воинов, хотя в неправдоподобных историях, которые они излагают, нет ни капли лжи, одна только правда. Они рассказывают такое, что волосы встают дыбом и мурашки бегут по позвоночнику даже у таких старых вояк, как я! Ну уж нет! Мы поедем и будем купаться в лучах славы. Не ты один. Я ведь тоже не последний человек для шайенов. И не только потому, что всегда был им другом. А потому, что им известно — это я привез тебя в прерию. Они думают, что я сделал это специально, чтобы ты убил Говорящего Волка!

Сказав эти слова, великан Хэнк громко и долго смеялся, а на лице мальчика играла слабая улыбка. Он не мог бы отрицать, что остался неравнодушным к обещаниям друга, ему было приятно, что краснокожие будут считать его важной персоной. Однако постарался вернуться к происшедшему.

— Но мы оставили там мертвеца, — сказал он. — Даже его не похоронили!

— А как мы должны были его похоронить? — пожал плечами Хэнк. — Вырыть могилу голыми руками? Или охотничьими ножами? Не волнуйся, тут полно желающих стереть его прах с лица земли.

Джонни Таннер проследил за его взглядом и с содроганием увидел черные точки, кружившие в небе над ними. Он глубоко вздохнул, сердце его заледенело. Еще два часа назад этот пауни был гордым великим вождем, хитрым, известным всей прерии, полным сил и здоровья. А завтра? Мальчик не осмеливался даже думать, что с ним станет.

Сейчас солнце уже зашло, и на западе медленно исчезали бронзовые и медно-зеленые блики.

— Тогда почему Сломанный Нож так долго остается с мертвецом? — поинтересовался Джонни.

— Иногда на вопросы отвечают не словами, а глазами, — откликнулся Рейни. — Увидишь — поймешь. Вон индеец к нам уже подъезжает.

И действительно, вождь шайенов скакал позади них быстрым галопом, топот копыт его коня разносился далеко по прерии.

Сломанный Нож поднял руку в приветственном жесте и пристроился справа от мальчика.

Джонни не осмеливался в открытую рассматривать грозного воина, но постепенно начал искоса на него поглядывать. И тогда увидел, что с уздечки коня шайена свисает что-то очень похожее на кусок тряпки или меха — что-то темное. Он стал размышлять, что бы это могло быть, потому что чувствовал — возможно, в этом и заключается разгадка того, почему шайен так долго оставался с трупом. Но не был еще уверен. Мальчик не хотел сознаваться себе, чем могла быть эта «тряпочка». Однако вспомнил картинки, которые видел в книгах. В памяти всплыл выполненный пером рисунок, изображавший воина, с победой возвращающегося с поля битвы. С уздечки его коня свисали две подобные штуки.

И тут Джонни буквально окаменел от ужаса. Это был скальп Говорящего Волка!

Глава 29

В ЛАГЕРЕ ШАЙЕНОВ

В ту ночь они разбили лагерь в месте, где не было воды. А когда устроились, мальчик спросил Рейни по-английски:

— Ты слышал, как он сказал, что передал свое послание с человеком по имени Длинная Стрела? Это ведь вор Гарри!

— Ну конечно, это Гарри-пауни.

— Так почему же шайены разрешают ему приходить в их лагерь, когда всем известно, что он с пауни и сам почти что пауни?

— Потому что он торговец и к тому же бледнолицый.

— Но ведь он может оказаться шпионом.

— Ага, скорее всего так оно и есть, а шайенам это известно. Но если он доставляет то, что им надо, на остальное шайенам плевать. У них манера такая. Верят в своих храбрецов, в своих богов, врагов стараются не бояться.

Переваривая эту информацию, Джонни Таннер стал засыпать. А когда на следующее утро проснулся, обнаружил, что Сломанный Нож исчез!

Однако Хэнк не проявил по этому поводу ни малейшего беспокойства. Он был уверен, что индеец оставил их для того, чтобы предупредить соплеменников о скорой встрече с его белолицыми друзьями и те успели к ней получше подготовиться.

Они позавтракали вяленой олениной, затем продолжили путь по прерии.

Для Джонни Таннера это был замечательный день, и не только из-за ожидания того, что он должен был увидеть в конце пути, а потому, что у него теперь был гнедой. Мальчик не мог на него налюбоваться. Он опять ехал на сером мустанге, а гнедого жеребца держал на коротком поводе и часами похлопывал, поглаживал, разговаривая с конем на ломаном языке индейцев пауни. Ласка была лошади явно в новинку. Сначала гнедой зажмурился, чувствуя руку мальчика, и взгляд его тревожных глаз становился похожим на взгляд вспугнутого оленя. Но скоро конь привык к мягкому голосу и прикосновениям нового хозяина.

Рейни смотрел на мальчика с одобрением.

— Все индейцы, в том числе и шайены, очень строго обращаются даже с самыми хорошими лошадьми, — объяснил он. — Свою привязанность к ним они выражают тем, что разрисовывают шкуры животных, а на уздечки вешают колокольчики и всякую прочую дрянь. Краснокожий может провести полдня, вплетая перья в хвост любимого коня, но ему и в голову не придет с ним поговорить. Это народ дикий, и лошади у них дикие. Возьми, например, моего Сына Полуночи. Он следует за мной по пятам, словно собака. А ведь когда он у меня только появился, то стоило бросить на него косой взгляд, как он отпрыгивал на целую милю! Вот каким был! Но если конь тебя любит, можешь считать, что у тебя два коня.

В тот день они сделали большой бросок по прерии, придерживаясь направления, в котором Рейни, похоже, был совершенно уверен. День умирал, сумерки сгущались, и наконец наступила темная ночь. Звезды сначала замерцали, потом многочисленными ясными белыми точками засияли над головами путешественников. Но они продолжали путь. А затем впереди появилось какое-то зарево. Свет его становился все сильнее.

— Это шайены? — спросил Джонни Таннер.

— Шайены. Нет сомнений, они. Собираются устроить нам ту еще ночку! — отозвался Рейни.

— Откуда тебе знать?

— Посмотри, разожгли костры. Видишь, вигвамы сияют в темноте, словно фонари!

И правда, по мере приближения мальчик смог рассмотреть жилища индейцев, которые, казалось, горели белым светом от костров, разожженных внутри. Но не только костры просвечивали сквозь обтянутые кожей стены вигвамов, перед входом в каждый из них горело по факелу. Мальчику показалось, будто перед ним маленький городок с белыми, ярко освещенными домиками. Такого красивого зрелища ему еще не доводилось видеть.

Они подъехали к краю широкого, неглубокого оврага. На его противоположной стороне стояло индейское поселение, а на дне тускло мерцал под звездами извивающийся ручей. До них стали доноситься звуки городка. И что это были за звуки!

Сначала Джонни Таннеру показалось, что он слышит один непрерывный гул множества голосов, но постепенно стал в нем различать какие-то истошные вопли, лай собак, плач младенцев, крики ребятишек, гортанные выкрики взрослых мужчин.

— Послушаешь, и можно подумать, что попал в сумасшедший дом, — заметил Джонни.

— Ага! Орут как ненормальные, — согласился Рейни. — Но это ничто в сравнении с тем, что будет, когда мы въедем в поселок.

Они спустились в овраг, пересекли ручей и стали уже выбираться на противоположную сторону, когда неожиданно их остановил возглас, идущий, казалось, из-под земли. Хэнк едва сдержал Сына Полуночи, а Джонни — гнедого, на которого Рейни заставил его пересесть для въезда в поселение. Великан назвал свое имя и имя мальчика. Часовой издал радостный крик, вскочил и со всех ног бросился к сверкающей массе вигвамов.

— Не торопись, — посоветовал Рейни юному другу. — Дай им время выпустить пар. А то, не дай Бог, все выскочат и потащат нас с тобою на руках.

Он рассмеялся, но то, что произошло следом; не вызвало у мальчика никакого смеха. Часовой скрылся из виду, а из вигвамов, словно пчелы из взбудораженного улья, вылетели шайены и с громкими криками понеслись по плоскому склону оврага к двум ночным всадникам. Некоторые по пути еще и пританцовывали, видимо, под ритм собственных эмоций, что со стороны выглядело так, будто они корчатся в приступе желудочных колик.

Одни бежали с пустыми руками, другие несли оружие, но когда толпа приблизилась, Джонни Таннер перестал удивляться всему, кроме физической мощи этих людей. Мальчик полагал, что Говорящий Волк великан. Однако вряд ли он был выше самого низкорослого шайена. На бегу одежды индейцев развевались, обнажая могучие тела, сплошь разрисованные узкими и широкими полосками, затейливыми узорами.

С шумом морского прилива толпа нахлынула на Таннера. Его обуял ужас. Это были не человеческие существа, а скорее скачущие дьяволы. Однако они не стащили мальчика с коня, а только прыгали вокруг, угрожающе размахивая оружием над его головой.

Гнедой жеребец воспринял все это без малейшего волнения, похоже, был привычен к подобным приемам и только выгибал шею, продвигаясь вперед с гордым, полным достоинства видом. Джонни поразился спокойствию жеребца, а когда посмотрел на Рейни, то увидел, что и он чувствует себя совершенно непринужденно.

Тем временем всадники оказались уже среди вигвамов, где к воплям воинов прибавился лай собак, ржание лошадей, плач детей. Все это повергло мальчика в шок. В голове у него помутилось, он постоянно бросал взгляды на Рейни, чтобы убедиться, что тот наслаждается моментом. Для него самого все это было уж слишком.

Впоследствии Джонни помнил только отдельные моменты этой дикой ночи. В частности, как вождь, Сломанный Нож, высокомерно сидел на лучшем своем военном коне, жутко разрисованный в честь праздника, и улыбался ему, протягивая руку для приветствия. Запомнил, как его окружила орущая толпа подростков, которые, должно быть, едва ступили на тропу войны, потому что были не старше его. Они восхищались его гнедым жеребцом, ружьем, одеждой и им самим.

Миновав скопление белых вигвамов, они выехали к огромному костру, пламя которого поднималось высоко в небо, затмевая звезды. Вокруг него танцевали раскрашенные дьяволы, а за ними прыгали и вытягивались их еще более гротескные тени. В жутком танце кружились шаманы. Один из них был похож на какую-то большую птицу с головой совы и огромными горящими глазами, которые от света костра становились то красными, то черными. Другой — на чудовищного волка. К человеческому телу была приставлена настоящая волчья голова, однако челюсти ее двигались! Казалось, волк рычит и скалит зубы на сову.

Сломанный Нож разомкнул круг, вошел в него и встал в середине. Розоватые отблески огня играли на его мощном теле. Он начал говорить нараспев и при этом танцевать, а разом умолкшие другие шайены слушали его как завороженные. Время от времени мотив песни вождя подхватывал один из воинов, выходил в круг и в свою очередь исполнял танец. Все это продолжалось довольно долго, а в заключение Сломанный Нож показал теми же танцевальными движениями, как он снял скальп с Говорящего Волка. Скальп был предъявлен толпе на острие копья. Джонни Таннера чуть не стошнило!

Затем множество рук вытащили в круг Рейни. Тот танцевать не стал, но принялся расхаживать взад и вперед и при этом орать изо всей мочи. Джонни уже довольно хорошо знал язык шайенов, чтобы понять, что Хэнк рассказывает им чудовищную ложь о каких-то духах, живущих на облаках, там, откуда по утрам встает солнце. Эти духи, оказывается, любили шайенов, поэтому вдохнули разум в белокожего и послали им сюда, за тысячу переходов, молодого человека, чтобы он стал их другом.

Постепенно мальчик стал понимать, что эта невероятная история имеет к нему непосредственное отношение, и ужаснулся. Ему хотелось кричать, доказать, что это неправда, он потел от стыда и негодования и ждал, что шайены вот-вот разразятся презрительным смехом. Но никто не смеялся. Индейцы только раскачивались из стороны в сторону и кивали головами, время от времени прерывая повествование Рейни жуткими воинственными кличами.

Рассказ подошел к моменту сражения с Говорящим Волком. Но как же сильно он отличался от действительности!

Оказывается, когда Джонни Таннер узнал, что Говорящий Волк — враг его любимого народа, шайенов, он совершил заклинание. Оно было таким могущественным, что притащило к нему Говорящего Волка через просторы прерии, словно сухой листок, гонимый штормовым ветром. Тогда мальчик отослал своих двух друзей, потому что не хотел, чтобы в сражении их случайно ранило. А когда они ушли, заставил пауни встать из травы. Пауни повиновался, но тут же выстрелил в мальчика, наставив дуло ружья прямо ему в грудь. Но мальчик сильно выдохнул, и пуля от его магического дыхания изменила траекторию полета. Он тоже выстрелил из пистолета в Говорящего Волка и остановил его. Потом нанес ему удар ножом, набросившись на Говорящего Волка, словно стремительный орел с небес.

Неожиданно кто-то закричал:

— Стремительный Орел! Стремительный Орел! Вот его имя!

Возглас кричащего подхватила дюжина других голосов. Толпа орала до тех пор, пока мальчику не показалось, что звезды потухли. И все выкрикивали имя «Стремительный Орел». Джонни понял, что его нарекли этим именем и он будет носить его до тех пор, пока не сотрет каким-нибудь новым подвигом.

Однако ему стало совсем не по себе, когда Рейни, не покраснев от стыда за ложь, сообщил, что это действительно его имя, потому что небесные духи Востока тоже называли мальчика Стремительным Орлом. И, не смущаясь, продолжил рассказ о том, как Стремительный Орел отдал скальп Говорящего Волка и три трупа, которые числились на его счету, шайенам и Сломанному Ножу. Себе же взял лишь коня Говорящего Волка в качестве доказательства, что с этого момента племя пауни его враги.

Ошарашенный такой дикой выдумкой, или, точнее, выдумками, бедный Джонни не знал, в какую сторону бежать. Но неожиданно не смог сделать ни одного движения. Дюжина самых почитаемых воинов, каждый из которых был настоящим великаном в боевой раскраске, схватили его коня за уздечку и, образовав вокруг заслон, вывели его в круг.

Они принудили коня неспешно обойти костер, и тогда все, поднявшись на ноги, начали пляску, в которой участвовало с полдюжины шаманов, один нелепее другого. Позади прыгающих, кружащихся и отбивающих поклоны воинов мальчик увидел ребятишек, которые подпрыгивали, чтобы лучше разглядеть бледнолицего героя, а за ними — женщин. Многие из них поднимали над головами крошечных обнаженных младенцев, чтобы те тоже могли насладиться зрелищем и вспоминали о нем, когда станут воинами. Тела малышей не были такими темно-красными, как у взрослых индейцев. В красноватых отблесках костра они отливали золотом. Вокруг Джонни были только улыбающиеся люди, издающие в приладке безумного веселья радостные восклицания.

Внезапно мальчик как бы отгородился от всего этого. Он не понял, как это случилось, но почему-то оказался в жилище Сломанного Ножа. Рядом был Хэнк Рейни, с нескрываемым удовольствием поглощающий бизонье мясо, которое тушилось в большом котле над костром, разложенным посредине вигвама. Стены его были расписаны странными изображениями синих, алых, желтых и зеленых бизонов, медведей, оленей. Тут же были нарисованы восходящее солнце и свитки, в которых описывались подвиги великих охотников. Сам Сломанный Нож сидел напротив лежанки и курил, не сводя глаз со скальпа, висящего в дыме костра. Статная скво стелила для белых мягкую, просторную постель, а семилетняя девочка стояла между Джонни и костром и во все глаза смотрела на него.

И только одна нотка печали омрачила общее веселье.

Она исходила от старшей дочери Сломанного Ножа. Ей было четырнадцать, но она казалась несколько старше. Это была стройная, как тростинка, и пугливая, словно олень, красивая девочка. Глазами испуганного дикого зверя она смотрела на мальчика, когда он вошел в вигвам, а затем упала на постель и залилась слезами.

Даже Джонни было ясно, что плакала она из-за брата, Взлетающего Ястреба. Звуки ее сдавленных рыданий так и стояли у мальчика в ушах.

Когда неразбериха встречи закончилась, Джонни начал уже ощущать себя человеком дня, заново осознавать собственное достоинство, но рыдания девочки заставили его вспомнить множество неприятных вещей, а главное, что с начала своего путешествия из Нью-Йорка он нисколько не приблизился к украденному револьверу и к Дочери Луны.

В разгар этого беспокойства, думая об отце и бедной тетушке Мэгги, мальчик вдруг снова понял, как это уже неоднократно случалось с ним раньше во время этого продолжительного путешествия, что сама Судьба бросает ему вызов, толкает его неизвестно куда к собственному царственному удовольствию.

Великан Хэнк Рейни, покончив с едой и отложив ложку из рога бизона, подошел к мальчику и присел на корточки. Как настоящий индеец, он, казалось, мог сидеть в таком положении сколько угодно времени без всяких видимых усилий.

— О чем ты думаешь, сынок? — поинтересовался он. — Скучаешь по дому? Или беспокоишься насчет Длинной Стрелы? А может, удручен открывшимися способностями Хэнка Рейни ко лжи? Или думаешь о прекрасных черных глазах вон той девушки? Размышляй о чем хочешь, сынок, но не смотри на эту девчонку дважды. Иначе окажешься на краю колодца, а упав в него, непременно утонешь и останешься тут, в зеленых прериях, до конца своих дней!

Глава 30

ЗОРЯНКА

Джонни удивило, что Хэнк не остановился лишь на том, что мальчика волновало больше всего, а коснулся сразу многого. Но он зауважал его за это только сильнее и потому решил выяснить самое неприятное.

— Послушай, Хэнк, — тихо сказал он, — зачем ты наплел с три короба, когда рассказывал обо мне? Подумай, ведь когда индейцы узнают правду, они сядут, хорошенько поразмыслят и станут нас презирать! Между прочим, мне и самому все это ужасно противно. Лучше бы ты ничего не говорил!

Хэнк Рейни посмотрел на него и подмигнул.

— Ну, парень, я знаю, что ты зануда и кристально честный человек. Только попробуй глянуть на все происходящее с другой стороны. Людям нужно давать то, чего они от тебя ждут. Ты видел старое железо, которое торговцы тащат сюда, в прерию? Сталь куда лучше того, что они предлагают, — олово наполовину с какой-то дрянью. Но индейцы хотят побрякушек, вот их и получают. Им нужно то, что они могут понять.

— Неужели они не в состоянии понять правду? — бросил мальчик на Хэнка негодующий взгляд.

Но тот только улыбнулся:

— А ты можешь понять поступки индейцев? Например, то, что они подвергают пыткам своих мальчиков, прежде чем те станут воинами? Нет, смысл этого тебе не постигнуть никогда, да и мне тоже. Вот так же и в твоем случае. Вряд ли они могут воспринять то, что было на самом деле. Хотя все это не сравнить с той чепухой, которую я им нагородил. Предположим, я сяду и поведаю им, что на другом конце света твой отец лишился револьвера, а ты не стал ждать, чтобы сказать ему «до свидания», просто исчез и оставил его в своем вигваме кусать локти и думать, что, возможно, тебя убили. Сообщу, что женщины твоей семьи в знак траура по тебе срезают волосы и с горя себя расцарапывают. Предположим, я скажу им правду. Скажу, что ты ушел из дома и проделал весь этот путь, чуть было не умер с голоду и тысячу раз рисковал жизнью. Вот этому они вряд ли поверят. Нет, скорее всего станут пересмеиваться за твоей спиной. Подумают, что я лгу, а ты еще больший лжец, чем я. Или, возможно, решат, что в способности рассказывать небылицы мы с тобой равны.

Юный Джонни Таннер нахмурился, пытаясь переварить услышанное. Наконец выдавил из себя:

— По крайней мере, мог бы не пороть всей этой чепухи насчет заклинаний!

— Знаешь, мне и самому это не слишком понравилось, — отозвался Хэнк. — Хотя правда показалась бы им гораздо более невероятной, чем мои россказни. Правда о неопытном юнце, а ты такой и есть, который кое-как научился ездить верхом, стрелять и обращаться с охотничьим ножом. Правда о том, что на него чуть было не напали сзади, а он затеял драку и убил такого большого вождя, такого опытного воина, как Говорящий Волк, и не получил при этом ни единой царапины. Сынок, вот ведь где настоящее чудо! Гораздо невероятнее всего того, что я наговорил им насчет всяких там заклинаний. Мне просто хотелось, чтобы они оценили тебя по достоинству. Только и всего.

Джонни Таннер покачал головой:

— О, Хэнк, теперь, пока мы будем находиться с индейцами, они же будут ждать от меня чудес!

— Нет, шаманы, эти старые шарлатаны, не проделывают свои трюки каждый день, а только тогда, когда другие ничего не видят, а они все подмечают, чтобы обвести простаков вокруг пальца. К примеру, начинают вызывать дождь только тогда, когда на краю неба собираются грозовые тучи. Другие о них не догадываются — не хотят видеть правды. Индейцы верят, что мир, в котором они живут, полон чудес, в нем есть добрые и злые духи, некоторые из них выполняют то, о чем их просят люди, другие — нет. Индейцы так понимают мир. Они — как дети, но только лучше детей. Ты уже однажды сотворил чудо, возможно, удивишь их еще раз, но если и не сделаешь этого, они все равно будут восхищены и благодарны, точно так же, как восхищаются трюками своих шаманов, которыми те дурачат их всего несколько раз в году. А теперь отправляйся спать. Ты насмотрелся и наслышался достаточно для одного дня. Сон сотворил с тобой чудо, Джонни! Спокойной ночи!

И мальчик последовал его совету.

Его кровать с двух сторон была завешана одеялами, словно ширмой, поэтому там было достаточно уединенно. Между двумя шестами одеяла расходились. Все пожитки мальчика, включая седло, оружие, ремень, висели на шесте, но пистолет он положил под голову.

Костер в вигваме затухал. Когда мальчик приподнимал голову, ему были видны красные угли. Время от времени небольшой язычок пламени выпрыгивал из углей и освещал вигвам танцующими тенями. Тогда Джонни видел густое облако дыма, скопившегося вверху вигвама, которое медленно выползало в отверстие жилища.

Это была очень странная спальня. Ничего подобного мальчик не видел прежде. Но все его другие чувства и мысли затмило чувство комфорта. После долгих ночевок на голой земле гибкие ивовые прутья, из которых была сплетена кровать, и шкуры, горой прикрывающие их, Джонни показались мягче перины. Мальчику казалось, что он все глубже и глубже утопает в их восхитительной мягкости, но в действительности просто погружался в дремоту. И наконец заснул крепким сном.

А когда Хэнк Рейни потряс его за плечо, Джонни подумал, что он только-только сомкнул глаза. Мальчик со стоном сел на постели и, позевывая, вытаращился на товарища:

— В чем дело, Хэнк? Я только уснул.

— Значит, ночь была слишком короткой, — улыбнулся охотник. — А солнце уже встало!

И правда, солнце заглядывало в вигвам, обещая великолепный, ясный день.

— Давай, давай! — торопил Рейни мальчика. — Окунемся, а потом поедим за десятерых!

Джонни неохотно поднялся с постели и вышел из вигвама. С затуманенным взглядом, со спутанными волосами, опьяненный усталостью, он увидел старшую дочку Сломанного Ножа, которая накануне вечером, как только он вошел, заплакала.

Теперь же, наоборот, одарила мальчика дружелюбным, приветливым взглядом улыбающихся глаз. С Джонни моментально слетела вся дрема. Он снова стал самим собой и счел, что мир — не такое уж плохое место, даже, можно сказать, замечательное, даже красивое.

Девушка несла из реки воду в кувшине и шла под грузом прямо, словно молодое деревце. В ее походке была какая-то плавная грациозность, а ее розово-оливковая кожа была цвета вечерней зари.

Она сказала им «доброе утро». Приветствие прозвучало тихой, нежной музыкой. Ослепленный красотой девушки, Джонни пошел вперед, глядя прямо перед собой. Индейское поселение уже проснулось. Дети высыпали на улицу и играли. Воины спешили к реке, чтобы совершить утреннее омовение. Старики вышли на неспешную прогулку. Повсюду бродили собаки. Некоторые гонялись за собственными хвостами, другие устраивали потасовки, треть ловили у себя блох.

Однако Джонни Таннер не замечал многого из этих занимательных событий. Перед его мысленным взором стояли улыбка девушки, снежная белизна ее зубов, глубокие омуты блестящих глаз, ямочки на локтях.

— Хэнк, как ее зовут? — мечтательно поинтересовался он.

Рейни замер на полушаге и недоуменно уставился на мальчика. Потом торжественно возвестил:

— Ее имя в переводе с языка шайенов означает нечто близкое к «Малиновке, которая поет на вечерней заре». Для краткости можешь называть ее Зорянкой. Но советую тебе забыть ее имя, и чем скорее, тем лучше!

Глава 31

ОХОТА

— Хэнк! Ты говоришь так, словно я хочу на ней жениться! — недовольно заявил мальчик. — Ты же знаешь, я не собираюсь делать ничего подобного!

— Разве? — притворно удивился Рейни. — Откуда мне знать?

— Ну, еще добрых десять-пятнадцать лет я не собираюсь жениться.

— Тем лучше для тебя, — отозвался Хэнк. — Но у индейцев принято выдавать девочек замуж с двенадцати лет. Они женятся раньше, чем белые. Почти все парни в твоем возрасте уже имеют жен. А теперь посмотри мне в глаза. Ты же не намерен оставаться с шайенами надолго, верно? Но пока ты здесь, любая девушка — а некоторые из них очень даже хорошенькие, как ты сам мог видеть, и не важно, какого цвета у них кожа, — хочет посмотреть на Стремительного Орла. Да, сэр, все девушки племени готовы свернуть себе шеи, лишь бы взглянуть на него. Готовы даже пройти много миль, лишь бы увидеть пыль под его ногами. Поэтому не теряй голову и забудь вообще о существовании женщин, если не хочешь стать дураком смолоду!

— Дураком я быть не хочу, во всяком случае попытаюсь не стать им, вот только…

— Только Зорянка не похожа на остальных, верно?

Джонни Таннер вздохнул.

— Я не то хотел сказать, — промямлил он.

— Конечно не то! — угрюмо буркнул его товарищ и зашагал размашистой походкой к месту купания.

Они сняли одежду и бросились в реку. Остальные мужчины уже были в воде и рассекали ее гладь, словно глянцевые рыбы. Джонни наблюдал за ними с завистью и восхищением. Казалось, они чувствовали себя в родной стихии как под водой, так и на ее поверхности.

— Сейчас все увидят, что я плохой пловец, — произнес печально мальчик.

— Нет, просто обвинят небесных покровителей, что те плохо тебя научили, — парировал Хэнк с сардонической ухмылкой. — Кроме того, настало время тебе поучиться.

Джонни прыгнул в воду, подняв море брызг. А когда вынырнул и принялся колотить по воде руками и ногами, то думал, что увидит насмешливые ухмылки на лицах индейцев, которые то тут, то там выныривали на поверхность. Но был приятно разочарован.

Мужчины смотрели на него уважительно и серьезно. Когда Джонни с трудом выкарабкался на берег, смешков за его спиной не последовало. Гортанные хриплые голоса только почтительно его приветствовали.

Хэнк Рейни обратил на это внимание мальчика:

— В глазах этих людей ты не можешь сделать ничего плохого. Ты теперь что-то вроде священного талисмана.

Они обсушились, сгоняя воду с тел ребрами ладоней. Потом пробежались по ветру и, когда остались лишь слегка влажными, натянули на себя одежду, отправились назад в поселение.

К этому времени там уже разожгли костры, и дым выходил из каждого вигвама. В жилища вносили воду и дрова. А когда солнечный нимб образовал чуть выгнутую дугу на восточном горизонте, отряд шайенов стал собираться на охоту.

Рейни и мальчик поспешно проглотили немного неизменного бизоньего мяса, которое всегда тушилось на костре в вигваме Сломанного Ножа. В нем совершенно не было соли и никаких приправ. Джонни Таннер уже привык к несоленому мясу и все же подумал, что никогда еще не ел более безвкусной пищи.

— Как ты можешь это глотать? — тихонько буркнул он Рейни.

— Ну, — ответил тот, — по-моему, мясо приправлено надлежащим соусом.

— Соусом?

— Хочу сказать, было время, когда я чуть не погиб в прерии. Потерял коня — он сломал ногу, попав в нору степной собачки. Потом не мог найти колодец. Чуть не умер от голода и жажды. Но все-таки кое-как дотащился до поселения индейцев, и первое, во что я тогда вонзил зубы, было тушеное мясо бизона. С тех пор его вкус мне кажется слаще меда. Возможно, и тебе придется пережить такие моменты, как всем в прерии. Между прочим, они отправляются на охоту. Мы пойдем с ними?

— Нас же не приглашали, — возразил мальчик.

— Ты что же, ждешь особого приглашения? Сынок, в этом племени нет ни одного человека, который не желал бы взять нас с собой — в основном, конечно, тебя. Они знают, что не смогут догнать Сына Полуночи, но у них есть множество стремительных отроков, которым хотелось бы испытать лучших коней своих отцов в соревновании с твоим жеребцом. Неужели ты думаешь, что они давным-давно отправились в путь, а не шляются по поселению в надежде и томлении, боясь побеспокоить юного великого белолицего вождя, который свалился с Небес, чтобы помочь шайенам?

Юный Таннер посмотрел на друга и вспыхнул от досады. Потом рассмеялся.

— Так ты идешь? — поинтересовался он.

— Думаю, можно попрактиковаться, — заявил Хэнк. — Идем со мной! Но запомни, если ты хоть раз промажешь, стреляя в бизона, будь уверен, потеряешь часть своей магической силы!

— Оставь ты эти магические силы! — отмахнулся Таннер. — Меня уже тошнит от моих небесных покровителей! Я хочу быть просто самим собой.

— Твое желание не столь уж и плохо, — заметил его друг. — Но позволь мне сказать тебе кое-что. Мальчишке легко сделаться взрослым, но превратиться из взрослого назад в мальчишку никому не удается!

Последнее замечание друга крепко засело в голове Джонни. Он стал мужчиной, и, хочет он того или нет, ему придется поддерживать свое положение, иначе навлечет на себя несмываемый позор.

Они вышли из вигвама и оседлали лошадей, причем сели на обычных лошадей, а Сына Полуночи и прекрасного гнедого жеребца взяли с собой про запас, на случай погони за бизонами, если их удастся выследить. Этой охоты Джонни Таннер никогда не забудет. К тому времени он стал уже прекрасным наездником — нескончаемые переезды верхом на упрямом сером мустанге сделали из него исключительно умелого всадника.

Великан Рейни небрежно заметил:

— Одна норовистая лошадь лучше десяти уроков верховой езды.

Сам он тоже очень неплохо справлялся с лошадьми.

Тем не менее, наблюдая за молодыми индейцами, скачущими во весь опор по зеленой траве прерии на пони, Джонни почувствовал себя новичком. Большинство подростков были лишь в набедренных повязках и мокасинах, и их обнаженные тела сверкали, словно начищенная медь, когда они играючи обгоняли друг друга. Казалось, юноши приросли к своим четвероногим друзьям и слились с ними воедино.

Они могли выполнять верхом множество трудных трюков. Могли на полном скаку повиснуть вниз головой, едва не касаясь земли, держась лишь пятками и большими пальцами ног. Могли подлезть под брюхо лошади и вылезти с другого ее бока, цепляясь за шею бегущего галопом животного. Могли распластаться на боку скачущего коня так, что их не было видно с другой стороны, и стрелять из лука или из пистолета в воображаемого врага. Они могли проделывать все это и многое другое, но больше, чем все их трюки, Джонни восхитило, что каждый был настоящим хозяином своей лошади.

При виде такого их мастерства мальчик почувствовал себя очень уязвимым. Он понимал, что сидит в седле, грузно опускаясь и поднимаясь, еще чуть-чуть — и спина мустанга под ним сломается. Индейцы весело болтали о чем-то между собой и смеялись, однако не над ним. Они сохраняли дистанцию. Только иногда Джонни чувствовал на себе застенчивые взгляды дикарей. Подростки и молодые мужчины просто хотели побыть с ним рядом и насладиться обществом убийцы великого вождя пауни!

При этой мысли он сам не мог удержаться от смеха. В присутствии этих мужественных воинов мальчик чувствовал себя просто неразумным младенцем, однако те смотрели на него с уважением.

Сломанный Нож, возглавлявший охоту, подъехал к ним с Рейни и подробно изложил полученное от разведчиков донесение. Они подобрались совсем близко к стаду бизонов и из-за невысокой кочки наблюдали за живым морем. Но это оказалось не просто огромное стадо, кроме того, в нем был белый бизон! То есть снежно-белый бизон с головы до ног!

Сломанный Нож отъехал, а мальчик с удивлением заметил, что Рейни взволновало его сообщение. Он поинтересовался, что такого особенного в белом бизоне. И Хэнк поведал ему, что белый бизон в некотором смысле вовсе не бизон, а чудо, великое чудо, если уж на то пошло. Шкура белого бизона в качестве жертвы богам более ценна и могущественна, чем обычный скальп. Тот, у кого есть такая шкура, не только персонально владеет сокровищем, но и добавляет славы племени, к которому принадлежит.

Потому что белая шкура — это знак великого Создателя. Он не появляется в образе белого бизона, как священный белый бык Апис у древних египтян, но белый цвет — его знак, а степень близости к священному определяется по чистоте окраски. Иногда вся шкура без единого пятнышка, а ногу, голову или целый бок приходится отрезать. Обычно даже самые белые бизоны имеют черную метку между глаз или чуть повыше копыта.

Но время от времени появляется такая редкость, как безупречно белый бизон с головы до копыт. Иметь такую шкуру — великое счастье. Счастливо будет то племя, на которое снизойдет такое сокровище! Считается, что правитель мира духов, гонитель облаков и повелитель дождей таким образом одаривает благоволением избранный народ.

— Ты говоришь так взволнованно, — заметил Джонни Таннер, — словно и сам веришь в эти сказки.

— Конечно, я взволнован, — согласился великан Рейни. — Эта охота будет для них значить больше, чем победа над племенем сиу или пауни. Не знаю, сколько скальпов нужно снять, чтобы они были равносильны хорошей шкуре белого бизона. Даже если она и окажется. с изъяном, потребуется очень много скальпов! Все разговоры об убийстве Говорящего Волка — ничто в сравнении с праздником, который устроят шайены, если им удастся заполучить шкуру белого бизона! Тебе лучше пойти и убить этого бизона, сынок, если ты действительно хочешь прославиться в этом племени.

— Хорошо, — согласился, улыбаясь, Джонни. — Если ты так хочешь, я поеду и убью белого бизона.

Не успели они закончить этот разговор, как все охотники примолкли, увидев новые знаки идущего впереди разведчика. Стадо бизонов было уже в поле его зрения. И тут же те, у кого в запасе были свежие лошади, вскочили на них. Остальных коней несколько подростков согнали в табун. Они перегонят его к охотникам, когда те завершат погоню. Теперь Джонни Таннер тоже скакал на гнедом жеребце рядом с Рейни и его Сыном Полуночи, приближаясь к месту знаменитой охоты.

Глава 32

БЕЛЫЙ БИЗОН

Эта часть прерии была покрыта невысокими холмами, похожими на небольшие волны, которые ветер поднимает в море задолго до того, как разразится шторм. Когда всадники опускались по их склонам, охотники, ехавшие позади, теряли из виду впереди идущих.

Край бизоньего стада мелькнул перед глазами Джонни Таннера, когда он оказался от него на расстоянии, не превышающем двух сотен ярдов. Всю движущуюся массу он не мог окинуть взглядом — лишь несколько гребней волн бизоньего океана. Но что-то мгновенно подсказало ему, что это гораздо более впечатляющее зрелище, нежели то, что они наблюдали с Рейни несколько дней назад.

В просвет между двумя холмами Джонни увидел, как бизоны медленно продвигаются вперед и расширяющимся клином взбираются на низкий холм. У полудюжины индейских охотников, оказавшихся рядом с ним, одновременно вырвался гортанный возглас восхищения. А в следующее мгновение мальчик понял причину их возбуждения.

Несомненно, это случилось из-за неровности земли: огромный бык, которого было видно почти до копыт, возвышался над спинами окружающих его бизонов. В ярком сиянии солнечного света он предстал снежно-белым. Рога, борода, огромная, косматая грива — все одного цвета.

Мальчику больше не казалось странным, что индейцы смотрят на это животное с благоговением. Оно поразило его сильнее, чем Дочь Луны, когда он рассматривал это мерцающее сокровище на своей ладони.

Никто не стал дожидаться сигнала Сломанного Ножа. Все всадники, словно выпущенные из лука стрелы, устремились прямо в живую движущуюся массу.

Атака была столь неожиданной — холмы и высокая трава позволили охотникам подобраться довольно близко, — что стадо не проявило никаких признаков беспокойства до тех пор, пока они не оказались в нем. Но тут бизоны тесно сгрудились, и стук их копыт глухим громом отозвался в ушах мальчика.

Сам он немного замешкался. К тому времени Рейни был уже далеко впереди. Индейцы, скакавшие за ними с воплями и криками, тоже уже влились в стадо, стреляя из пистолетов и ружей. Однако все эти звуки вторжения человека, даже ружейный огонь, были тихим, едва слышным шепотом, тонувшим в громоподобном реве бизонов.

Перед тем как Джонни Таннер направил гнедого жеребца к стаду, тот легко вынес его на гребень холма, откуда открылась величественная панорама. Ветер дул ему в лицо. Под его порывами трава сгибалась и блестела в лучах солнца, но только там, где ее не сминали мгновенно копыта животных. А их было — море, которое темной массой вливалось в прерию. Даже отсюда, с высоты, мальчик не мог бы сказать, где далеко на западе оно кончалось. Над живым морем поднимался какой-то туман. Возможно, это было горячее дыхание бегущих галопом бизонов или частицы зелени, размолотой ударами их чудовищных копыт, которые мешались с разбитой в мельчайшую пыль почвой.

Но несмотря на этот туман, Джонни Таннер все еще мог видеть белого быка, сверкающего словно звезда в массе несущихся животных. Даже на таком расстоянии было ясно, что он отличается от остальных не только окраской, но и мощью. Это был самый гигантский бык во всем стаде!

Увидел мальчик и другое. Все охотники, врезавшиеся в движущуюся массу, стремились к священному быку! По пути они стреляли направо и налево в бока ближайших животных, заряжали и перезаряжали ружья, а по мере их продвижения вперед за ними в огромном стаде образовывались треугольные проходы, и все они были в одном направлении — к белому быку!

Однако траектория передвижения белого бизона быстро менялась, иногда он терялся в приливах и отливах вздымающейся бегущей массы.

Джонни увидел все это за секунду, пока жеребец оставался на гребне холма. Затем конь унес его в самую гущу событий.

Сердце мальчика забилось где-то в горле, когда он оказался среди этих тяжело передвигающихся мощных сухопутных бегемотов и грохота их копыт, когда увидел маленькие, злобные красные глазки и грозные рога, которыми бизоны потрясали из стороны в сторону.

Но жеребец не испугался. По всему было ясно, что ему к такому не привыкать, он храбро прыгнул в образовавшийся просвет между двумя огромными быками.

Джонни прицелился и выстрелил, но промазал. Бизон продолжал некоторое время бежать рядом, а потом свернул в сторону. Точно так же поступил и другой справа от мальчика. А те, что неслись впереди, расступились, чтобы пропустить его. Джонни оказался в треугольном проходе, точно таком же, что образовывались и за другими охотниками.

Он перезарядил ружье, на что у него ушло в три раза больше времени, чем его потребовалось бы умелому охотнику. Затем снова прицелился, на этот раз в самку. Но опять животное бежало рядом, только замотав головой.

Джонни надеялся, что его промахи не заметят. Но он ошибался! Два подростка-индейца скакали рядом с ним. Один, с увесистым старинным ружьем, уложил бизона с первого выстрела. Второй, с натянутым луком в руках, так всадил стрелу в бок быку, что снаружи осталось торчать только оперение древка.

Эта стрела станет его меткой. В конце охоты именно по ней он опознает свою добычу. А сейчас подросток бросился вперед, всадив пятки в бока своего пони и заряжая лук новой стрелой. Мускулы его обнаженной руки напряглись и вздулись перекатывающимися буграми. И снова Джонни Таннер услышал звук тетивы, словно мимо его уха пролетел жужжащий рой. Еще один гигант оказался тут же поверженным. Он пробежал всего несколько шагов, потом рухнул на колени, а с его губ рекой полилась пенящаяся кровь.

К тому времени Джонни перезарядил ружье и стал искать поблизости быка покрупнее. Обнаружив такого, прицелился и воздал молитву, прося Бога, чтобы не опозориться на глазах у этих юнцов. Они уже видели два его промаха. Он выстрелил и снова не попал в жизненно важное место!

В отчаянии мальчик смотрел, как бизон лишь потряс головой и изо всех сил рванулся вперед.

Джонни оглянулся по сторонам. Понял — мальчишки все видели! Даже покачали головой. Этого и следовало ожидать! Краска стыда залила его щеки.

Юные храбрые удачливые охотники не могли удержаться от улыбки. Сегодня же они расскажут о неудачах Стремительного Орла товарищам, молва быстро разнесется, шайены станут пожимать мощными плечами и припишут убийство Говорящего Волка слепой случайности. Но разве все было не так?

Сердце мальчика сжалось от жалости к самому себе и заледенело в груди.

Двое юных шайенов исчезли, прокладывая себе кровавую дорогу в противоположный конец стада. А Джонни с угрюмым видом вновь перезарядил ружье.

Продвигаясь со стадом вперед, теперь он оказался на месте, где было мало травы. Из-за этого тут поднялось густое пыльное облако, моментально ослепившее мальчика, запорошившее ему глаза. Перед ним простиралось бескрайнее море спин бегущих животных. Он оглянулся назад и увидел, что образовавшийся позади него проход сомкнулся. Его окружали угрожающие волны, а удар лишь одного быка мог быть смертельным. По сравнению с мощью некоторых особей его гнедой выглядел игрушечной лошадкой.

Джонни не стал мешкать с выстрелами. День все равно уже испорчен. Охота скоро кончится.

В пыльном облаке неожиданно образовался треугольный проход. Оглянувшись еще раз, Джонни увидел, что полдюжины охотников уже спешились у поверженных ими бизонов.

Он сжал зубы и стал вглядываться в клубящуюся пыль. Может, стоит повернуть назад и признаться в своей неудаче? И не важно, как горько ему будет!

Справа рядом с ним мелькнуло что-то, похожее на серебро. Сначала мальчик подумал, что это чье-то ружье, но потом сияние стало отчетливей. И вдруг перед изумленным взглядом Джонни предстал белый бизон! Что это было за чудовище! Невероятное, но красивое и возвышающееся над собратьями. Он врезался в их массу так, словно это рассекал воду нос огромного быстрого корабля.

Охотничий инстинкт красным туманом затмил разум Таннера. Он направил гнедого прямо к белеющей цели, и бизоны расступались на его пути. У мальчика заболело горло — он ободрал его, издав военный клич в пылу охоты.

Приближаясь к заветной цели, у Джонни больше не возникало сомнений, что Судьба на его стороне! Это по ее велению он трижды промахнулся! Но она выбрала его изо всех сильных и умелых охотников, привела к белому бизону.

Он уверенно поднял ружье. Еще мгновение полюбовался невероятно мощным корпусом огромного животного, заметил, как ветер раздувал его гриву. Белый великан делал шаги в два раза шире обычных бизонов. И тогда выстрелил.

Бег быка не замедлился, но юный Таннер знал наверняка, что на сей раз попал в цель. Он только изумленно смотрел на белое чудовище, хмуро кивая головой. Его уверенность росла. И тут бизон споткнулся, потом зашатался. Его мощное тело отбросило в сторону нескольких более мелких животных, оказавшихся поблизости. Наконец великан остановился. Со всех сторон его обтекал поток бегущих бизонов. Но через некоторое время Джонни Таннер остался наедине со своей добычей.

Глава 33

СТРЕМИТЕЛЬНЫЙ ОРЕЛ

Когда человека будят от кошмарного сна, звуки, ощущения и нереальные события еще остаются с ним на несколько мгновений в свете дня.

То же самое произошло с Джонни Таннером. Он сидел на тяжело отдувающемся от погони гнедом и любовался сраженным бизоном. Остальное стадо было уже далеко. Над ним висело пыльное облако, скрывающее его из виду. Слышен был лишь постепенно затухающий топот копыт. А равнина позади была усеяна убитыми бизонами. Но мальчику они казались далекими и незначительными, он видел их словно сквозь туман.

Люди были заняты грязной работой — снимали и туго скручивали шкуры, обдирали мясо до скелетов. Вдалеке в облаке поднятой пыли мальчишки гнали табун оставленных охотниками лошадей. Вскоре их нагрузят бизоньим мясом и свежеснятыми шкурами, с которых еще будет капать кровь.

Это был радостный день для шайенов. Одна такая охота наполнит их котелки мясом почти на целый сезон. После такой большой бойни все женщины, дети, старики и даже некоторые охотники будут заняты по горло. День за днем они будут строить каркасы, чтобы высушить мясо, и ночи напролет поддерживать костры, дабы завершить то, что не успеет сделать солнце. Но сейчас юный Джонни Таннер не думал об этом. Он вообще ни о чем не думал, разглядывая белого бизона.

Его блестящая влажная морда, нос и полированные копыта были розовыми, а на шкуре не просматривалось ни одного черного волоска! Она была шелковая, волнистая, на загривке — курчавая, на боках — гладкая и везде — густая, мягкая, блестящая. Рога казались маленькими по сравнению с мощной головой, хотя каждый мог бы вместить в себя столько спиртного, что хватило бы на двадцать человек, сидящих вокруг костра.

Бизон казался мальчику белоснежным облаком, упавшим с неба на землю. Даже на кисточке хвоста, которая почти тащилась по земле, не нашлось ни единого пятнышка от зеленой травы. Глаза великана — злые красные звездочки, наблюдали за Джонни, но так, будто огромный бык знал о наказании, которое он неотвратимо должен был понести от руки нахального безрассудного человечка, которым управляли всесильные индейские боги!

Джонни подъехал к животному. Некоторое время они смотрели друг на друга. Юноша не выдержал, потупил взгляд, а дикий, смертельно раненный бык не отводил глаз, потому что не мог от него убежать.

Но сердце Джонни больше не ликовало. Чувство, что им руководила Судьба, которая забросила его сюда, в сердце прерий, которая заставила его несколько раз промахнуться, когда он целился в обыкновенных бизонов, а потом подвела его к этой грандиозной цели, потрясло мальчика. Он осознавал себя вознесенным и униженным одновременно. Словно игрушка в руках темной вездесущей силы. Как хотелось ему оказаться за тысячи миль отсюда — в родном доме!

Вот только теперь он никогда больше не будет играть в индейцев. Его друг Рейни прав. Тот, кто стал взрослым, никогда больше не сможет превратиться в ребенка.

Мальчик стоял перед бизоном и пытался осмыслить свою жизнь. Однако тщетно напрягал мозги — суть, которую он так старательно хотел постичь, ускользала от него.

Стоящего бизона стала бить дрожь. Голова его склонилась ниже к земле.

Джонни Таннер очнулся от мыслей и увидел, что он не один. Вокруг него и быка образовался круг из охотников. Все, кто мог видеть тушу белого гиганта, холмом возвышающуюся в прерии, бросились к нему, и каждый счел своим долгом объехать вокруг животного, чтобы убедиться, что на его шкуре нет ни единого коричневого или черного пятнышка. Потом охотники, молодые и бывалые, умолкли, и каждый занял свое место в кругу.

Они с головы до ног испачкались кровью. Она была на мокасинах, на обнаженных руках и плечах, на волосах и на головных уборах из перьев. Даже лошади их были в потеках крови. Охотники обратились в каменные изваяния. В их глазах застыли ожидание и страх. Ведь белый бизон считался священным животным, а этот гигант, судя по его виду, был в три раза священнее. И, видимо, та же мысль, что мелькнула в голове мальчика, серьезно занимала шайенов. Один за другим они воздели руки к небу и несколько секунд смотрели в синюю высь над прерией, где плыли величественные белые облака. Потом опять устремляли взгляды на стоящего бизона.

Неожиданно великан опустился на колени. От толчка содрогнулась земля. Послышался тяжелый вздох, но он исходил не от умирающего быка, а от собравшихся вокруг него охотников.

А бизон клонился вперед. Голова его опускалась до тех пор, пока он не ткнулся мордой в землю. Это было удивительное зрелище. Казалось, он почтительно кланяется, но не тому, чья рука сразила его, а какой-то всемогущей силе. Потом, подавшись вперед, медленно, мягко опустился на землю и замер. Огонь исчез из его красных глаз. Он был мертв.

— А что теперь? — раздался спокойный голос Рейни у плеча мальчика.

Джонни вздрогнул. Он увидел, что все глаза устремлены не на быка, а на него. Рядом стоял Сломанный Нож. В его взгляде на белолицего мальчика почтение мешалось с завистью. Чуть дальше стоял тот самый юный храбрец, чьи стрелы вонзались в тела бизонов до оперения. Этот умелый охотник видел, как белый человек дважды промахнулся, но сейчас в его лице не было насмешки. Он смотрел на мальчика во все глаза с удивлением и почтением. Как, впрочем, и все остальные.

— И что теперь? — повторил Рейни.

Джонни Таннер смутился. Разве он сможет прикоснуться к этой сияющей белизной горе?

И вдруг ему в голову пришла неожиданная идея.

Он слез со спины гнедого. Конь вознаградил мальчика за долгие часы осторожной ласки и последовал за ним, как собачонка. Индейцы стали тихонько перешептываться.

Джонни подумал, что задуманное им будет выглядеть несколько театрально, но чувствовал, что толпе просто необходимо зрелище, чтобы запомнить его, а потом долго пересказывать другим. Поэтому не отступился от своего намерения.

Мальчик подошел к Сломанному Ножу и протянул руку:

— Друг мой, одолжи мне твою стрелу.

Сломанный Нож, слегка нахмурившись от удивления, но не сказав ни слова, вытащил стрелу из колчана, висящего у него за плечом, и передал ее древком Джонни.

Тот принял ее и, подойдя к поверженному гиганту, нашел в его длинной шерсти место, куда вошла пуля. Порыв ветра раздул длинные волоски. Джонни показалось, что при его прикосновении все тело бизона вздрогнуло.

Но он преодолел этот необоснованный страх и воткнул стрелу в рану. Затем повернулся к Сломанному Ножу. Гнедой тоже повернулся, но все время косил испуганным глазом на огромного бизона.

— Это мой подарок тебе, Сломанный Нож, — произнес Джонни Таннер. — Он — теперь твой. И всех шайенов, потому что все они — мои друзья.

С губ индейцев одновременно сорвалось какое-то бормотание. Каждый жестом показывал крайнее изумление, прикрыв рот ладонью, вытаращив глаза. Время будто остановилось. И тогда Джонни Таннер вскочил в седло, а индейцы по этому сигналу разомкнули свой магический круг и столпились вокруг мертвого великана, чтобы прикоснуться к нему, потрогать, погладить волнистую шерсть, поднять мощное копыто, почтительно взять в обе руки кисточку его хвоста, сверкающую, словно белое пламя.

Все это сопровождалось неясным шумом. Раздавался счастливый смех, и все повторяли одни и те же слова, которые достигли ушей мальчика и были ему уже знакомы. Это было его новое индейское имя — Стремительный Орел. Оно стало припевом хвалебной песни, исполняемой толпой.

Только Сломанный Нож не присоединился к восторгам воинов, участвовавших в бойне. Услышав, что белый бизон предназначается в дар ему и его племени, он сложил бронзовые руки на груди. Глаза его сверкали. Безобразное лицо стало жутким. Можно было подумать, что его душу переполняла ярость и он с трудом сдерживает себя, чтобы не броситься на врага. Он не сводил с мальчика пристального взгляда горящих глаз, пока Джонни Таннер с легким испугом не улыбнулся ему и не отвел взгляда. Тогда вождь в свою очередь, по-прежнему не произнеся ни слова, шагнул мимо мальчика к поверженному быку.

Глава 34

РЕЙНИ ФИЛОСОФСТВУЕТ

Джонни и Хэнк отделились от остальных. Они не получили от охоты никакой выгоды. Все бизоны, которые пали от пуль, выпущенных из ружья Рейни, достались хозяину вигвама, в котором принимали гостей, — Сломанному Ножу. Это было само собой разумеющимся. Хэнку просто нужно было оставить на каждом бизоне метку — знак, что эта добыча принадлежит Сломанному Ножу.

Рейни был задумчивым и хмуро смотрел в землю, когда они ехали бок о бок.

— Он разозлился? — спросил у него мальчик.

— Кто?

— Сломанный Нож.

— Почему ты так думаешь?

— Разве ты не понял этого по взгляду, каким он меня одарил? Я было подумал, что он готов перерезать мне горло. На меня еще никто так не смотрел!

— Неужели? — удивился Рейни, в первый раз поднял голову, хмуро посмотрел на своего товарища и спросил: — Разве ты не понял, что Сломанный Нож был готов пуститься в пляску войны и начать петь песню, похожую на крики орлов? Разозлился? Знаешь, парень, если бы ты попросил Сломанного Ножа о помощи, он бы голову отдал за тебя. И так поступило бы все племя. Возможно, теперь какой-нибудь шаман не питает к тебе особо теплых чувств. Их доморощенные заклинания не идут ни в какое сравнение с твоими подвигами — убийством Говорящего Волка и добычей белого бизона, да еще такого, какого мне никогда не доводилось видеть прежде. И разрази меня гром, если найдется хоть один из краснокожих, который когда-нибудь видел нечто похожее!

— Какое я имею отношение к шаманам? — удивился мальчик. — Я же не владею никаким волшебством. Какой чепухой ты забиваешь мне голову, Хэнк?

Рейни в притворном отчаянии покачал головой:

— Ты так ничего и не понял, хотя я тебе раньше все разжевал по слогам. Вот скажи мне, как ты думаешь, что ты сегодня сделал?

— Ну, здорово поразвлекся. Видел большую охоту. Сам стрелял в трех бизонов. Но в двух не попал. А третьего все-таки свалил. Вот и все.

— Дважды промазал, говоришь?

— Ну, я бы не сказал, что промазал. Просто пули не попали им в сердце.

— А кто-нибудь видел твой промах?

— Да. Парочка подростков. Один из них — замечательный стрелок из лука. Он всаживал стрелы в бизонов до перьев.

— Значит, двое видели, как ты промахнулся, верно? Ну, я бы сказал, это просто замечательно!

— Почему?

— Ну, тебе следовало бы давным-давно понять, что индейцы не такие уж простаки.

— Я и не считаю их простаками. Немного суеверны, но мне кажется, они — настоящие мужчины.

— Об этом можешь спорить на деньги, не проиграешь! Конечно, настоящие мужчины. Догадываешься, что от твоего роста и силы у них голова не идет кругом?

— Естественно, — согласился мальчик. — Где уж мне с ними равняться! Они все — настоящие Геркулесы!

— Да и плаваешь ты паршиво, верно?

— Согласен. Они плавают как рыбы.

— А когда ездишь верхом, ты не врастаешь в седло, не так ли?

— По сравнению с ними из меня наездник совсем никакой. Но что ты хочешь сказать, Хэнк? Неужели думаешь, что я горжусь моими умениями?

— Нет, — отозвался Рейни. — Погоди минутку. Ты ведь не лучший стрелок в этих местах?

— Конечно нет! Скорее средний.

— Вот именно. Средний. А что еще хуже, ты ни разу не обидел ни одного оленя точным выстрелом! Уж это-то я видел собственными глазами. А теперь добавь к этому все, что индейцам известно о тебе. И каков результат?

— Скажи мне, Хэнк. Я не понимаю.

— Ну, результат такой. Они понимают, что ты еще ребенок, но ты убил Говорящего Волка. А я тебе объяснил, что это для них значит. Также говорил, что они отнесли это на счет магии и большого волшебства. И вот после всего этого ты едешь на охоту. Наездник из тебя плохой по сравнению с ними. Они видят, что ты стреляешь, но пару раз мажешь в легкую цель. Верно, не так ли?

— Да. Но в чем дело-то? Я же сам тебе это только что сказал!

— Ну тогда, Джонни, слушай внимательно. К чему стремился каждый охотник? Конечно, убить белого бизона. И каждый из многочисленных храбрецов купил заклинание у шамана на счастье. А те, которые считают себя отмеченными Богом, сами сделали заклинания. И все прошли процедуру очищения в сладком дыму трав, и все такое прочее…

— Похоже на какую-то религиозную церемонию.

— Вот именно. Бизон — только бизон. А вот белый бизон — это уже религия.

— Да, кажется, они так считают.

— А если религия, — продолжал охотник, — тогда это означает, что всем заправляет Великий Дух. И он выбирает того, кто убьет бизона. Ты следишь за мной?

— Ага. Теперь мне понятно. Но ведь я убил белого быка только по воле случая. А шайены думают, что и тут не обошлось без волшебства?

— Думают? Они вовсе не думают! Они точно знают, что ты владеешь заклинанием, которое гораздо сильнее тех, которыми владеют шаманы их племени.

Мальчик вздохнул и заявил:

— Я не слишком заслуживаю почтения. Но все-таки мне хотелось бы, чтобы во мне уважали человека.

— Ба! Ты же не человек. Ты теперь — священная реликвия. Ты важная персона. Ну, довольно скоро ты сам увидишь все признаки этого. Подожди, вот вернемся в деревню. Увидишь, как индейцы станут себя вести! Чтоб мне провалиться, у меня самого мурашки бегут по позвоночнику! Как это тебе в голову пришло отдать бизона вождю? Разве ты не знаешь, что шкура белого бизона ценится на вес золота?

— Ничего такого не слышал. Но он же был к нам так добр, Хэнк! И я приехал сюда не для того, чтобы делать деньги!

— Нет, — сухо отрезал Хэнк. — Это видно. Что ж, на вкус и цвет товарищей нет! — Он вдруг рассмеялся, а потом продолжал: — Ты здорово поступил, сынок. Стиль — великая вещь, но среди индейцев он особенно ценится. Ты представить себе не можешь, как это важно! А уж когда ты воткнул стрелу вождя в бизона, а потом подарил его всему племени! Знаешь, что теперь произойдет?

— Ну, они вроде обрадовались. Точно, обрадовались, — решил мальчик.

— Они разрежут мясо, высушат его и раздадут по вигвамам. Но не для еды. Нет, сэр! А чтобы принести его в жертву. Кусочек этого высушенного мяса для шайенов имеет ту же ценность, что и скальп. Скажем так. Он может сделать почти все для храбреца, который принесет такую жертву. Да, сэр! Этого белого бизона можно было бы продать за все, что есть у индейцев.

— Странно! — пробормотал мальчик.

— Ага, — согласился охотник. — Странно. А над этой большой шелковой шкурой будут трудиться все женщины племени, каждая внесет свою лепту. Любая женщина отдала бы коренной зуб, лишь бы ей посчастливилось выполнить частицу этой работы. Божественной работы, понимаешь? Потом эту шкуру повесят в большом вигваме шамана, и каждый шайен племени почувствует, что Сломанный Нож — самый великий вождь из тех, что у них когда-либо были, потому что только благодаря ему всему шайенскому племени достался такой великий подарок. Ты следишь за моей мыслью, сынок?

— Я начинаю понимать. По-твоему, это очень важно, Хэнк?

— Им важно. Ты для них — настоящий волшебник, спустившийся с Небес. Это небесные жители разделили стадо бизонов надвое. Ты дважды стрелял. Но промахивался. В этом нет ничего удивительного. Небожителей не интересуют обычные бизоны. Они отправили тебя на землю, сынок, чтобы ты добыл огромного белого бизона. Видишь, какая логичная сказка с точки зрения индейцев?

— У меня просто мурашки побежали по спине, — признался Джонни. — Я не хочу, чтобы из меня делали дурака или волшебника. Не хочу быть ни тем, ни другим. Вот пойду и скажу Сломанному Ножу, что все это — чушь. Я обыкновенный мальчик, как любой другой юноша его племени. Не позволю, чтобы они думали, что…

— Давай-давай! — перебил его Рейни.

— Что?

— Делай, что только что сказал. Вот только что будет делать Сломанный Нож, когда ты придешь к нему?

— Ну, несомненно, выслушает меня.

— Выслушает, могу поспорить! Только потом заметно погрустнеет. И скажет, что недостоин пыли с твоих мокасин, но опечален тем, что ты пришел к нему, чтобы рассказать о себе неправду, ибо считаешь его недостойным знать о тебе правду.

— Но я же расскажу ему самую что ни на есть правду, Хэнк! Именно это я и хочу сделать!

— Угу. Если ты скажешь, что всего лишь обычный мальчик, такой же, как мальчики из его племени, Сломанный Нож приведет тебе два доказательства обратного. У него есть скальп Говорящего Волка и шкура белого бизона. Послушай, парень, ты только вспомни, как ты стоял тут гордый, как воткнул стрелу Сломанного Ножа в бизона, а потом подарил его всему племени. Довольно хитрый ход, должен признаться. Стоит ему только вспомнить обо всем этом представлении, как он уверится, что тобой руководят боги и что сейчас они стоят за твоим плечом. Только попробуй убедить его в обратном! Он здорово расстроится.

— Я расстроился не меньше, — вздохнул Джонни.

— А вот на что Сломанный Нож надеется, — договорил Рейни со смешком, — так это на то, что ты когда-нибудь с ним подружишься, выкуришь трубку и расскажешь ему, пуская дым, о своей жизни в родном доме.

— Мыл тарелки, рубил дрова, топил печи и подметал полы. Неужели ты думаешь, ему это интересно?

— Это? Нет, конечно! Я имел в виду, что он захочет услышать о твоем настоящем доме, там, на Небе. О том, как ты слетаешь на своих любимых орлах вниз, на землю, и снова взмываешь вверх, по пути запасаясь птичками, чтобы потом поджарить их на Солнце. Он захочет услышать от тебя множество мелких подробностей о том, как ты засыпаешь на мягком облаке, и все такое прочее. — Рейни потер руки.

Мальчик слушал его разинув рот.

— А почему бы нет, сынок? — спросил охотник.

— Нагородить им столько вранья, Хэнк? Ты смеешься надо мной!

— Смеюсь? Да нисколько! Шайены поверят любой твоей выдумке. Вот только на твоем месте я воспользовался бы некоторыми моими намеками. Я немного в курсе того, как обстоят дела на Небе, по представлениям индейцев, конечно. От этого у них глаза на лоб полезут. Ни больше ни меньше. Доверься мне, позволь дать тебе пару дельных советов!

— Хэнк! Хэнк! — испуганно позвал Джонни Таннер. — Что ты говоришь! Я не стану рассказывать им ничего подобного!

Рейни неодобрительно покачал головой:

— Тогда ты многое потеряешь. Ведь они уже прочистили уши, чтобы послушать о тех чудесах, которые ты им расскажешь.

— Тогда пускай они мне не верят, потому что я не стану им врать!

— Ладно-ладно! Но чем дольше ты будешь молчать, тем больше они уверятся, что ты молчишь, потому что не доверяешь им.

Мальчик вздохнул:

— Я зашел в тупик, Хэнк.

— Ничего, когда-нибудь выберешься! — заверил его друг. — Но одно запомни: ты уже однажды получил новое имя. Сегодня подтвердил право на другое. С сегодняшнего дня тебя будут звать не только Стремительным Орлом, но и Белым Бизоном. Рано или поздно ты поймешь, что, пока ты с шайенами, настоящий Джонни Таннер мертв, а в его теле — новый дух, который говорит с шайенами на их языке и грозит пауни. А имя его — Стремительный Орел. Зачем возникать против небольшой лжи, если можешь осчастливить все племя?

Глава 35

ИНДЕЙСКИЕ МАЛЫШИ

Они вернулись в деревню раньше остальных охотников. Те были заняты срезанием мяса и сдиранием шкур с убитых бизонов. Но весть о случившемся опередила их. Мальчик понял это, когда скакал между вигвамами к жилищу Сломанного Ножа. Перед ним и Рейни катился ропот голосов. Индейцы выбегали из жилищ, но не кричали, завидев их. Замирали на месте и смотрели во все глаза.

Задыхаясь от спешки, к ним подбежала скво. Возможно, ей было около сорока лет, но выглядела она гораздо старше. Время не пощадило ее. Женщина была безобразна — толста и вся в морщинах. На руках она несла мальчика не старше двух лет, который надрывался хриплым криком. Обнаженное его тельце было похоже на коричневого лягушонка. Живот вздулся, словно лягушачье брюшко, а паучьи ручки и ножки бессильно повисли.

Скво остановилась перед всадниками, протянула им ребенка, подняв его высоко над головой, словно хотела бросить в лицо бедняге Джонни Таннеру, и стала жаловаться.

Мальчик понимал не все. К тому же речь индеанки была слишком эмоциональна. Сбитый с толку Джонни с испугом и недоумением разобрал, что малыш с рождения не обладал цветущим здоровьем. В него вселился злой дух. Разве ему чего-нибудь не хватало? Он постоянно ел лишь хорошее жирное мясо бизона, которым питалось все племя. Мясом его кормили до отвала. Ребенок получал лишь здоровую пищу.

Однако она не шла ему впрок. В ручках и ножках не появлялось больше силы. Раздувался только живот. И вот теперь мать пришла к великому человеку, который знает, как победить заклятие. Пусть он скажет ей, что делать. Она выполнит все, что он посоветует. И ее муж тоже готов на все. Он готов пожертвовать гордостью семьи — двумя скальпами и лучшими тремя лошадьми. Да он отдаст и весь свой табун, если только это принесет здоровье сыну, его единственному ребенку!

Когда отчаянная речь матери закончилась, младенец заорал громче прежнего.

— Но я-то что могу с этим поделать? — спросил юноша у старшего друга.

Рейни подавил улыбку:

— Откуда мне знать? Я никогда в жизни не был ни шаманом, ни лекарем, ничего не смыслю в этих делах. Но если ты пророк и лекарь, то среди шайенов станешь большим человеком, сынок.

— Скажи ей, что я не в силах помочь. Не разбираюсь в этом, — попросил Джонни.

— Скажи сам, — ответил Хэнк. — Я не могу говорить за тебя, иначе приобрету в племени плохую славу. Попробуй откажись и посмотришь, как она воспримет твой отказ!

Набравшись сил, Джонни выдавил из себя хмурую ухмылку. Оставалось произнести твердое «нет». Но тут он бросил взгляд на отвратительное лицо скво и увидел в нем отчаянную мольбу. Затем внимательно посмотрел на тельце плачущего младенца, который, казалось, пронзительным криком тоже взывал о помощи. Сердце мальчика сжалось.

Что с ребенком? Ведь он вскормлен на хорошем, жирном бизоньем мясе, которое мог получать в любое время дня и ночи! Может, причина в постоянном излишестве?

Джонни вспомнил, как его терзал голод в вагоне товарного поезда. После того воздержания пища приобрела для него совершенно иной смысл. Видеть стол, заставленный едой, было все равно что слышать Божье благословение.

Скво с силой прижала малыша к груди.

— О, отец мой! — закричала она. — Я вижу, в твоих глазах появляется проблеск мудрости!

Младенец завопил громче прежнего. Мать не обращала на него никакого внимания. С надеждой, вызывающей жалость, она вглядывалась в лицо белокожего мальчика.

Джонни Таннер закрыл глаза. Но не услышал голоса подсознания, подсказывающего, как поступить. Но молчать дальше было нельзя. Любое предложение будет лучше бездействия. Только как высказать свою мысль, чтобы скво поняла его правильно?

Мальчик принял важный вид. Затем показал на вздувшийся животик орущего младенца.

И в то же мгновение малыш умолк, уставившись на Джонни покрасневшими от слез глазенками. Веки его распухли от постоянного плача. Нижняя челюсть бессильно отвисла.

— Я слушаю тебя, мой повелитель, — прошептала скво. — И малыш тебя слушает, и злой дух, вселившийся в него, слушает тоже. Вот удивительно!

— Злой дух, — сказал Джонни Таннер, — находится в животе вашего сына. Всю еду, что вы даете ребенку, съедает злой дух. Прекратите давать пищу желудку, и злой дух умрет. Целых два дня никакой еды, только чистая вода. К концу второго дня… — Он замолчал. Затем, покраснев от собственного двуличия, добавил: — К концу второго дня очистите малыша и вигвам дымом сладкой травы. С дымящейся травой в руке обойдите трижды вокруг своего жилища. Когда вы войдете внутрь, дух убежит. — И проехал мимо скво.

Обманутая надеждой, женщина от радости не могла вымолвить ни слова, лишь проводила всадников обожающим взглядом. К ней подошли другие шайенки с детьми. Когда Джонни и Рейни отъехали, одна из них обратила внимание остальных:

— Смотрите, злой дух узнал великого шамана. Как только Стремительный Орел заговорил, его чары начали действовать. Слышите? Ребенок больше не плачет!

И действительно, ребенок молчал. Возможно, его поразил или испугал непривычный вид белой кожи Джонни Таннера.

А у него самого мурашки бежали по позвоночнику.

— Я ничем не могу ему помочь, — печально и доверительно поделился он с Рейни. — Просто необходимо было что-то сказать. Надеюсь… надеюсь, малыш не умрет. Как ты считаешь, Хэнк? Может, мне вернуться и признаться ей…

— Не делай этого, — посоветовал Рейни. — Может, твой совет ему поможет. Откуда нам знать? Голодание время от времени приносит пользу любому желудку. Просто дает пищеварению хорошую встряску. Возможно, индейскому малышу тоже не повредит. Не думаю, что ты мог бы придумать что-нибудь лучшее…

Они подъехали к вигваму Сломанного Ножа. Но быстрокрылые слухи их уже обогнали. У входа в жилище собралась толпа, над которой возвышалась фигура какого-то незнакомца — высокого, сухопарого пожилого мужчины с манерами римского сенатора и истощенным телом святого. Руки его были скрещены на груди. На лице застыло грозное и мрачное выражение.

— Это великий шаман Сгибающий Деревья, — шепнул Рейни мальчику. — Я тебе уже говорил. Ни один шаман не радуется твоему присутствию в племени, сынок! Этот снизошел до того, чтобы прийти сюда и наложить на тебя проклятие!

Однако у Сгибающего Деревья не оказалось возможности даже к ним подойти, поскольку все остальные поджидающие пришли в волнение и бросились к подъехавшим всадникам. Когда те спешились, полдюжины мальчишек и подростков со всех ног кинулись оказывать почести благодетелю племени. На великана Рейни они не обращали никакого внимания.

Мальчишки соревновались между собой за право расседлать гнедого и отнести оружие в вигвам Сломанного Ножа, повесить его на шест рядом с постелью, предназначенной для юноши. Потом они отвели коня Джонни на пастбище и надели на него путы. А один восторженный молодой индеец, по возрасту не старше Таннера, стал умолять его разрешить ему пасти гнедого, обещая не сводить с него глаз ни днем, ни ночью. При этом он потрясал полусломанным старым томагавком, которым, вероятно, намеревался сражаться за эту честь!

Джонни поспешил скрыться в вигваме от взбудораженных и назойливых почитателей. Но и там ему не стало легче.

Утром, когда мальчик вышел из вигвама, Зорянка ласково ему улыбнулась. Но сейчас, оторвавшись от шитья бисером, она встала, торжественно склонила голову и опустила глаза вниз. В этот момент ее мать поправляла шкуры, которые складывали на ложе молодого гостя. Она тоже не осмелилась улыбнуться. Лишь попятилась назад, бросая на мальчика испуганные взгляды.

Джонни Таннер был этим удручен, но Рейни спокойно ему посоветовал:

— Скажи им что-нибудь. Иначе они будут стоять словно деревянные изваяния, даже не осмелятся сесть. Успокой их!

Мгновение Джонни Таннер искал подходящие слова, но напрасно. Тогда он бросился на постеленные шкуры, воскликнул на хорошем языке шайенов:

— Ха! Тут мягче, чем в седле! Мудр тот вождь, который сказал, что жилище друга — всегда счастливый дом!

Комплимент сотворил очередное чудо. Женщины подняли посветлевшие лица и обменялись счастливыми взглядами. Лед был сломан. Хозяйки тут же захлопотали вокруг гостя.

Может быть, он проголодался и хочет поесть? Конечно, поел бы чего-нибудь. Может, оленины, поджаренной на костре? Джонни охотно согласился с предложенным меню. А потом немного тушеного бизоньего мяса, чтобы унять аппетит? И это блюдо пришлось ему по душе. Мальчик вел себя с некоторым превосходством, но и чувствовал за это раскаяние. Криво улыбнувшись, он виновато посмотрел на Рейни, но тот лишь фыркнул:

— Сынок, ты делаешь мое пребывание здесь очень приятным. Любой растолстеет, питаясь объедками с твоего стола!

Обе женщины застенчиво и с благоговением, словно перед ними были не люди, а какие-то высшие существа, принялись подавать им еду.

— Это как новая одежда, — заметил Рейни. — Сперва она немного колется, но потом привыкаешь.

Мальчик не мог с ним не согласиться. Все остальное в его жизни померкло по сравнению с медленно растущим в нем легкомысленным удовольствием.

Постепенно начали возвращаться охотники, нагруженные мясом и шкурами. И каждый рассказывал, как был убит и подарен племени магический белый бизон. Но любопытствующие не уставали слушать, поскольку история становилась от повторения все более и более неправдоподобной.

Последние охотники вернулись поздним вечером. И тогда перед глазами белых людей предстало странное зрелище.

Сначала четверо благородных воинов подошли к вигваму Сломанного Ножа, чтобы пригласить Рейни и юного Джонни Таннера посмотреть на предстоящее представление. Яркая и жуткая раскраска их тел, а также перья высоких головных уборов говорили о кровавых делах и храбрости их владельцев. У каждого в руках были курительная трубка и посох.

— Что-то витает в воздухе, — шепнул Рейни. — Чую, это стоит посмотреть и послушать Взгляни на этих парней. Они горды, как несущие гроб на похоронной процессии. Ну-ка, сынок, подними подбородок повыше, прими гордый вид!

Но теперь Джонни Таннер и сам не мог больше не ощущать собственной значимости. Четверка воинов отвела их на центральную площадь поселения, где собралось почти все племя. При появлении четырех индейцев и двух белых раздался общий вздох, послышался разноголосый шум, но он моментально смолк.

Все взгляды были обращены на мальчика. Именно он был причиной всеобщего волнения.

И тут же вдалеке появилось мерцающее сияние факелов. По толпе прошелся нервный шепоток. Свет приближался, и вскоре уже можно было разглядеть что-то величественное и белое. Джонни увидел воинов в полном боевом облачении — перьях и уникальной военной раскраске, идущих возле возвышающейся белой массы, в которой через минуту узнал огромного белого бизона!

С него была содрана шкура, да так ловко, что на голове даже остались рога, выглядевшие чрезвычайно реалистично.

Внутри шкуры, натянутой на каркас из прутьев, шли люди, поэтому естественные формы бизона сохранялись с удивительной точностью. Храбрецы, которые несли эту ношу, приподнимали ее тупыми концами копий так, что бизон казался даже более подвижным, чем был в жизни, и неправдоподобно большим. Куда ни посмотришь, взгляд натыкается на него.

Джонни не удивился, когда увидел, что шайены, стоявшие по обе стороны прохода, по которому несли чудовище, упали ниц. По мере приближения бизона мальчик разглядел Сломанного Ножа, вышагивающего перед трофеем походкой завоевателя.

Но в этот великий день победы Сломанный Нож сверкал лишь отраженным светом славы другого человека!

Неожиданно четверо воинов взяли Джонни под руки и вывели вперед. Он был вынужден, хотя и неохотно, войти в круг, освещенный многочисленными факелами. Шествие остановилось. Мальчик стоял перед ним и неожиданно оказался в полном одиночестве. Его четверо сопровождающих исчезли. Даже Хэнка Рейни не было поблизости.

Джонни Таннера обуял страх. Он бросал отчаянные взгляды в поисках помощи.

Но тут Сломанный Нож подошел к нему, встал рядом. И уже вместе под вздохи и перешептывания нетерпеливой толпы они двинулись к закрытому пологом входу в вигвам шамана.

Как-то незаметно разнородный шепот вокруг сложился в одну-единственную фразу, повторяемую на разные лады: «Стремительный Орел! Стремительный -Орел! Стремительный Орел!» А шаг Сломанного Ножа стал намеренно неспешным и гордым. Несомненно из-за трофея, который несли позади, но в основном из-за того, что Джонни удостоил его чести идти с ним рядом.

Неожиданно белый полог вигвама шамана распахнулся. Мальчик увидел внутри гротескные фигуры многочисленных избранных танцовщиков. У него было такое чувство, будто он входит в святилище, хотя, возможно, несколько дикое и по-детски наивное. Ему стало стыдно, но гордость пересилила это чувство, потому что он понимал, что его присутствие в вигваме сделает это место еще более почитаемым.

У входа Джонни на мгновение остановился. Сломанный Нож замер рядом. То же самое сделали охранники и те, кто нес шкуру огромного белого бизона.

«Сейчас я войду туда, — сказал себе мальчик с сильно бьющимся сердцем, — но что буду делать там один? А выйду тем же самым Джонни Таннером или совершенно другим человеком? Как знать?!»

И вдруг у самого входа в вигвам, там, где факелы светили ярче всего, он увидел Зорянку, дочь вождя. Руки ее были сложены на груди, в глазах стояли страх, радость и восхищение одновременно, а ее раскрывающиеся губы повторяли те же слова, что слышались и вокруг: «Стремительный Орел! Стремительный Орел!»

Для нее он был Королем Воздуха, для всех остальных — Гордой Священной Силой. Для самого себя оставался юным Джонни Таннером, жертвой странных капризов Судьбы и Удачи.

Нужно ли ему входить в это псевдосвященное место или лучше гордо остаться снаружи и сохранить свою личность?

Он снова посмотрел на девушку. От ее бронзовой красоты в его голове словно заиграла музыка. Мальчик сделал шаг вперед.

Великий вождь почтительно последовал за ним, соизмеряя свой шаг с шагом посланника Небесного Народа, символом другого мира, убийцей белого бизона.

Позади них шла избранная охрана и передвигалась возвышающаяся магическая фигура бизона, который хребтом чуть было не касался верха входа в вигвам.

Избранные почитатели промаршировали внутрь вигвама. Полог над входом медленно сомкнулся. Остальных в жилище шамана не допустили. Рейни остался стоять в толпе, скрестив ноги и сложив руки на груди. Он слышал медленный ритм барабана, бьющего внутри вигвама. Сердце его забилось сильнее. Хэнк догадывался, что сейчас будет внутри. Но не это было важно. Его беспокоило, что происходит в сердце и душе Джонни Таннера.

Глава 36

БОЛЬШОЙ ВОЖДЬ ДЖОННИ

А то, что творилось в вигваме шамана, понять было невозможно. В облаках священного дыма все казалось похожим на кошмарный сон: жуткие маски прыгающих танцоров, ужасный шум рожков, барабанов и трещоток, вопли воинов, переходящие в визг. В центре этого шабаша возвышались гордые очертания белого бизона.

Но вскоре все внимание присутствующих сосредоточилось на Джонни Таннере, только говорящие не слишком волновались и торопились. Когда индейцы один за другим стали подходить к нему и произносить горячие речи, ему стало ясно, что все они каким-то образом пытаются связать себя, его и поверженного бизона в одно целое. Но в чем заключалась эта связь, не мог сообразить.

Каждый индеец по очереди подносил что-то к его ногам, пока рядом с ним не образовалась гора подношений.

Сломанный Нож положил огромное ожерелье из когтей медведя гризли, убийство которого в племени равнялось нескольким победам в битве с врагом. Позже Джонни узнал, что оно считалось самым могущественным из талисманов. В горе лежало несколько украшенных узорами томагавков, множество охотничьих ножей — некоторые в красивых футлярах из белой кожи, орлиные перья, замечательная расписная шкура бизона, совершенно новая двустволка… Словом, целая куча подарков, от которой возрадовалось бы сердце любого мальчишки.

Джонни подумал, что племя воздает ему в некотором роде должное за убийство белого быка и за его собственный дар его магической шкуры. Но тут явно подразумевалось нечто большее.

Когда церемония подношений закончилась, в вигвам ворвались полдюжины подростков. Они подхватили дары и проводили Джонни вместе с ними до жилища Сломанного Ножа.

Похоже, в эту ночь шайены не собирались спать. Они сидели у костров, бродили среди вигвамов, молодые пели серенады возлюбленным, повсюду лаяли собаки, слышался плач младенцев.

— Ты видел? — спросил Сломанный Нож. — Сегодня счастливая ночь для нашего народа!

Он сделал лишь небольшое ударение на слово «нашего», но мальчик с замирающим сердцем понял, что его теперь тоже считают членом племени шайенов! Ему не терпелось переговорить с Хэнком Рейни, но тот, похрапывая, крепко спал, обмен впечатлениями пришлось отложить до утра.

Только вернувшись с утреннего купания, Джонни пересказал другу все, что мог вспомнить. А когда закончил, Рейни заметил:

— Ты забыл кое-что.

— Что?

— Ты остановился перед входом в вигвам шамана. Так что же заставило тебя войти туда?

Джонни подумал. Потом покраснел.

— Не могу сказать.

Рейни присвистнул.

— Ладно, — согласился он. — Ты слишком высоко взлетел, поэтому не видишь, что у тебя под ногами. Надеюсь, скоро спустишься на землю, сынок.

И с этого момента их отношения стали немного натянутыми. Но мальчик почти не обратил на это внимания. Он был целиком поглощен тем, что ходил по гостям и слушал бесконечные рассказы воинов об их победах, военных подвигах и удаче на охоте. На третий день его приняли в Совет вождей племени и старейшин. Он участвовал в обсуждении военного похода против племени кроу. У него даже спросили совета. Джонни выразил пожелание сохранять мир, и его голос перевесил голоса противников. Те, кто был за крайние меры, лишь слегка наклонили головы и неожиданно замолкли. Военное выступление отменили. Мальчик удивился, что к его мнению так прислушиваются.

Возвращаясь с Совета, Джонни вдруг увидел перед собой толстую безобразную скво — жену Пятнистого Быка, которая приносила ему своего малыша, чтобы он изгнал из него злого духа. Теперь лицо женщины посветлело от радости, в глазах ее стояли слезы. Она сообщила, что малышу стало лучше! В течение двух дней мать строго следила, чтобы в рот младенца не попало ни крошки. На третий день дала ему легкой пищи. Очищенный желудок с радостью ее принял. Потом ребенок заснул. А проснулся веселым! Глазки его стали ясными. Он больше не плакал, лежал в постели и радостно улыбался родителям.

— Злой дух ушел. Услышал твой голос и ушел, — объявила скво. — Ты дал шайенам еще одного воина и принес счастье в наш вигвам. Пятнистый Бык — теперь твой друг. Он любит тебя. И желает тебе добра!

Но когда Джонни подошел к вигваму Сломанного Ножа, то понял, что этим благодарность Пятнистого Быка не ограничилась. Там стояла пятерка привязанных лошадей — подарок целителю от воина.

— Я их не возьму. Просто не могу их взять, — заявил мальчик Рейни.

Хэнк только что вернулся с охоты, сидел перед вигвамом и чистил ружье.

— Поступай как знаешь, — откликнулся он. — Ты ведь понимаешь этих людей гораздо лучше меня!

Мальчик оторопел.

— В чем дело, Хэнк?

Неожиданно Рейни поднял руку и ткнул пальцем в грудь друга.

— Дело в тебе. Все дело — в тебе. Скоро ты совсем увязнешь, сынок. Нельзя кормить щенка костями бизона. У него нет зубов, чтобы их разгрызть.

— Что ты хочешь сказать? — удивился Джонни.

Но Хэнк, не ответив, зашагал прочь, скорее опечаленный, нежели разгневанный.

Юному Таннеру показалось, что его друг сильно расстроен. Ему хотелось броситься за ним и потребовать объяснения, но мальчик чувствовал, что его не будет. Возможно, Рейни и сам не знал, что его беспокоит, просто смутно предчувствовал приближение катастрофы. Но по крайней мере, его тонкий намек насчет щенка и бизоньих костей указал мальчику, что он не слишком долго прожил в роли взрослого мужчины.

Джонни не торопясь вошел в вигвам, где застал дочь Сломанного Ножа, Зорянку, в полном одиночестве.

В задумчивости он подошел так неслышно, что девушка не сразу его заметила. Она была занята нанесением узора на колчан для стрел из белой кожи. Обычно такую работу выполняли старшие и более умелые женщины, обладающие особым художественным талантом, но Зорянка тоже ловко рисовала. Нанося краски уверенной рукой, она пела, чуть склонив голову набок, и критически посматривала на свою работу. А пела Зорянка о счастье. И хотя ее песня ничем не отличалась от обычных индейских напевов, чистый ласковый голос компенсировал отсутствие рифмы и мелодии, делал ее похожей на те далекие гимны, что поет ветер среди одиноких гор. Однако, завидев Джонни, девушка тут же смолкла и потупила взор.

В другое время Джонни засмущался бы от подобного раболепного вида, но сейчас был слишком обеспокоен, поэтому только спросил:

— Зорянка, почему ты так себя ведешь? Ты же не моя рабыня, не доводишься мне ни дочерью, ни женой…

При последнем слове девушка подняла голову, ее лицо залилось краской. Румянец, переливаясь, заиграл на щеках. И Джонни показалось, будто из глубокой темноты проник луч света.

— Я всего лишь дочь твоего друга, — пояснила девушка. — Чем я рассердила тебя? Мой отец отвернется от меня, а мать меня поколотит, если узнает, что я чем-то тебя рассердила. Что я такого сделала?

Он вздохнул. В минуту тревоги Зорянка была исключительно мила, но мысли Джонни разбегались. Стоит ему взглянуть на нее, как мозги отказываются работать, мгновенно пропадают все его мыслительные способности.

— Послушай, Зорянка… — произнес он.

— Разве когда-нибудь было так, чтобы шайенская женщина не слушала, когда говорит великий вождь? — удивилась девушка. — Скажи мне, что я должна сделать, и я сделаю это.

— Сделай вот что: запомни, что ты почти одного возраста со мной и ты знаешь почти столько же, сколько я, а скачешь верхом гораздо лучше меня, и по следу можешь идти лучше, да и бегаешь не в пример мне. — Он оглядел изящную грациозную фигурку девушки и, кивнув, добавил: — И никакой я не вождь! Я знаю очень мало. Все, считающие меня кем-то важным, заблуждаются. Я — обычный парень. Вот что мне хотелось тебе сказать. Запомни это.

— Запомню, — серьезно пообещала она.

Джонни с облегчением вздохнул:

— Я знал, что ты поймешь. Не хочу, чтобы ты считала меня каким-то высшим существом. Я не такой! Индейские мальчишки моего возраста в сто раз сильнее и умнее меня. Просто мне посчастливилось совершить кое-что, когда я попал к шайенам. — Он замолчал, чтобы перевести дыхание, и заметил, что она улыбается.

— Теперь я понимаю, — прошептала девушка.

Джонни продолжал:

— Но даже если ты будешь презирать меня после того, как я сказал о себе правду, это лучше, чем неправильное обо мне представление. Я вовсе не великий человек. Ничем не отличаюсь от остальных. И нет у меня той волшебной силы, о которой все говорят.

— Конечно нет, — подхватила девушка. — Конечно, эта сила не в тебе. Она находится на Небесах и лишь спускается оттуда по воле духов, которые живут там и любят тебя!

Мальчик вытаращил на нее глаза. На ее лице читалось твердое убеждение, и он понял, что напрасно пытался ей все объяснить.

Джонни вздохнул почти со стоном.

— Зорянка, как ты думаешь, я-то знаю, кто я такой?

Улыбка ее стала шире. Взгляд изменился, словно в нем появилось немного жалости, смешанной с удивлением и восхищением. Так мать смотрит на своего ребенка. Зорянка стала еще милее, ее красота задела тайную струну его сердца.

— Стремительный Орел, возможно, ты и сам не все о себе знаешь, — возразила она. — Горящий факел тоже не знает, что сильно светит, но слепит глаза.

Джонни понял, что убедить ее — дело безнадежное. Он лишь покачал головой и в отчаянии махнул рукой:

— Ладно, больше не стану с тобой спорить. Но сейчас со мной нет друга, да и твой отец далеко. Поэтому я хочу попросить у тебя совета. Пятнистый Бык послал мне лошадей и привязал их у вигвама.

— Я знаю, — отозвалась девушка. — Но это еще не все. Если бы ты знал сердце храбреца, ты понял бы, что он готов отдать тебе собственную кровь! А почему бы нет? Его сын умирал. А теперь он будет жить.

— Но неужели ты не понимаешь? — От волнения мальчик покрылся потом. — Мне же это ничего не стоило! Просто в голову пришла случайная мысль, и совершенно неожиданно совет помог малышу. Но он опять может заболеть и…

Девушка продолжала самодовольно улыбаться и качать головой.

— Как может мальчик заболеть снова? Ведь он получил твое благословение! — Она подняла глаза вверх, потом снова перевела взгляд на Джонни. — Ты не знаешь своей силы, но мы, шайены, знаем и чувствуем ее. Мы видели великих шаманов. Некоторые из них творили просто чудеса! Они составляли лекарства, жгли благовония, танцевали и пели для духов, приносили жертвы и лечили накладыванием рук. Но тебе стоит лишь с ними поговорить, и добрые духи тебя сразу слушаются, дают тебе силу. Тебе стоит лишь слово сказать, как злые духи убегают и растворяются, словно дым на ветру.

А ты уверяешь, что ничем не отличаешься от остальных юношей. Знаешь, что я тебе скажу? Ты несешь огонь, но не знаешь, что у тебя в руках! Разве это не чудо? Я всего лишь простая девушка. Я должна оставаться в вигваме и работать. Я не видела, как тебе с Небес посылалась сила. Но мой отец видел, как ты насмерть сразил Говорящего Волка, и говорит, что лезвие твоего ножа при этом сверкало, словно молния. Оно его ослепило. А охотники, которые видели, как ты стоял перед волшебным быком, огромным белым бизоном? Они видели вокруг тебя какое-то магическое сияние!

— О, Зорянка! — в отчаянии воскликнул мальчик. — Неужели ты веришь в эту чепуху?

Она возмущенно выпалила:

— Так что же? Скво Пятнистого Быка лгунья? Разве она не стояла перед этим самым вигвамом? Разве это не она благословляла наше жилище и все в нем только потому, что ты живешь с нами? Разве не клялась она в том, что, когда ты сказал ей, как лечить ее младенца, у тебя в глазах было необыкновенное сияние, отчего сердце ее затрепетало, а кости стали легкими, словно у птицы? Младенец, конечно, не мог ничего такого понять. Но и он замолк, когда ты заговорил. Он даже заулыбался! Вот! Я слышала все это из уст честной женщины. Ее честность известна всему племени!

Джонни вытер пот со лба. Потом поднял руку.

— Ладно, не стоит больше об этом, — хмуро попросил он, примирившись с таким непониманием и детским представлением о жизни.

Может, после нескольких месяцев повторения всех этих историй они не будут казаться ему столь чудовищными?

— Ты сердишься, — печально заметила девушка. — Но я должна говорить правду. Когда мои глаза ослеплены, я знаю, что где-то поблизости яркий свет. Но к чему притворяться, что я все понимаю? Я обычная женщина, а великий вождь просит у меня совета! — И она склонила голову.

— Прекрати, Зорянка! — приказал Джонни. — Посмотри на меня и не веди себя так! Ладно, сдаюсь. Но дай мне совет. Несмотря на мою так называемую мудрость, я все же не знаю, как быть с этими лошадьми от Пятнистого Быка. Это уж слишком! Мне они ни к чему и не могут мне принадлежать!

Девушка нахмурилась, словно от боли.

— Разве Пятнистый Бык плохой человек? Неужели он на руку нечист и ты не можешь ничего от него принять?

Джонни застонал. Мысли его путались.

— Я понял только одно, что сбит с толку, — заявил он. — Ладно, возьму лошадей. Но что мне с ними делать?

— Я скажу, чтобы мужчины или мальчишки отогнали их на пастбище к остальным твоим лошадям.

— Оставь, Зорянка! — воскликнул юноша. — Я сам в состоянии это сделать. Ты не смеешь приказывать другим делать за меня работу, когда я могу сам…

Она выпрямилась и слегка притопнула ногой.

— Среди шайенов нет ни одного человека, который не гордился бы тем, что ему удалось заслужить слово, вздох, взгляд Стремительного Орла, не говоря уже о том, чтобы оказать ему мелкую услугу!

Она подошла к пологу вигвама и откинула его. А потом выкрикнула что-то вроде: «Чьи уши слышат приказ Стремительного Орла?»

Послышался шум. Раздались пронзительные голоса мальчишек. Но отозвались и мужчины. Пока девушка объясняла, что нужно делать с лошадьми, Джонни стоял в вигваме и слушал, с какой готовностью все бросились исполнять ее приказ. По телу мальчика пробежали мурашки. Но он только бессильно махнул рукой. Повернувшись, Джонни увидел наполовину разрисованный колчан для стрел. Узор был на удивление точным и пропорциональным. Посредине был изображен огромный белый бизон и всадник, указующий на него перстом. А с его указующего перста прямо в бок бизону упиралась извилистая молния! Индейцы считали, что он убил белого бизона именно таким способом!

Глава 37

УДИВИТЕЛЬНЫЙ МАЛЬЧИК

До вечера Джонни не выходил из вигвама. Все это время он находился в каком-то оцепенении, размышляя о том, как ему быть дальше. Ясно было только одно — Рейни оказался прав. Джонни Таннер все глубже и глубже увязал в обмане.

Сломанный Нож появился, когда наступили сумерки. Весь день он провел на охоте и теперь сообщил, что никто из племени не поразил ни одной цели. Для этого времени года — неслыханный случай.

— А вы спросили совета, прежде чем отправились на охоту? — осведомилась жена вождя и жестом указала на мальчика.

— Нет, — буркнул Сломанный Нож, — не подумал. Как я сглупил!

Джонни охватила паника. Неужели он теперь отвечает еще и за удачную охоту? А все неудачи посыплются на его бедную голову?

Вождь повернулся к нему. Однако заговорил не об охоте. С величайшим почтением сообщил, что у вигвама его ждет старый товарищ — охотник и воин. Он лелеет надежду, что Стремительный Орел захочет исцелить его. Десять лет назад этот индеец потерял кисть руки от удара томагавка пауни. Может быть, посланник Небес сотворит чудо и даст ему новую руку или наложит заклятие, чтобы старая кисть приросла вновь? Не важно, какую боль при этом придется вынести…

Джонни облизал пересохшие губы. Он смотрел прямо перед собой, но его взгляд нечаянно упал на лицо Рейни, который смотрел на него с сочувствием. Что же ответить? Вера этих взрослых детей в сказочные возможности Стремительного Орла непоколебима. Он не может сказать им просто «нет».

— Передай другу, — произнес наконец Джонни, — что мне не дана сила, которая могла бы отращивать новые конечности. Мне очень жаль. Но я переговорю с духами и спрошу, нет ли надежды вернуть потерянную руку. Однако, боюсь, уже ничего нельзя сделать.

Сломанный Нож заколебался, словно хотел настоять на своем, но потом с задумчивым видом вышел из вигвама. Джонни слышал, как приглушенным голосом он передавал другу его слова. А через некоторое время и сам поспешно покинул вигвам. Завернувшись в легкое одеяло, он, никем не замеченный, прошел через поселение индейцев и добрых три часа провел просто расхаживая под звездами.

И эта прогулка принесла свои плоды. Бесцельно шагая, Джонни всесторонне оценил свое положение. Логика призывала его как можно скорее оставить племя шайенов. Его место — в мире белых людей. Своей цели он так и не достиг, сокровище его отца остается в руках вора, а шайены между тем начинают требовать от него невозможного.

Его мысли были прерваны появлением двух быстрых всадников. Остановившись, они грозно потребовали объяснения, кто он такой. Это были воины сторожевого отряда, охраняющего поселение. Мальчик увидел звездный блеск на наконечниках пик, которые едва не упирались ему в грудь.

Он откинул скрывающее его одеяло.

— Узнаете меня, друзья?

— Стремительный Орел! — испуганно выдохнул один из воинов.

— Прости нас, отец, — сказал второй. — Мы бы узнали тебя, если бы ты не соизволил завернуться в покров темноты, который темнее ночи!

И воины поспешно ретировались. Но мальчик остался стоять как громом пораженный. Они называли четырнадцатилетнего юнца «отцом»! Подумать только, он накинул на себя «покров темноты темнее ночи»!

Неожиданно Джонни рассмеялся.

Ситуация абсурдная, но есть и приятные моменты. Ни один король не обладает таким мощным воздействием на сердца и умы своих вассалов.

Да, он должен немедленно уезжать. Конечно! Однако, подумав об этом, Джонни вдруг вспомнил лицо Зорянки и будто даже услышал ее песню. Что для него эта шайенская девушка? Ведь он еще мальчишка, ему рано задумываться о женщинах, не важно, молодых или старых!

Джонни вернулся в деревню с твердым решением оставить племя шайенов во что бы то ни стало!

Но когда подошел к вигваму Сломанного Ножа, неожиданно услышал чей-то радостный смех. Он остановился, прислушался и узнал веселый голос Зорянки.

— Стремительный Орел сказал, что он — обычный мальчишка, и пытался убедить меня, что он такой же человек, как и я! — воскликнула она.

«Ах ты, предательница! — подумал Джонни. — Надо же, все им рассказывает! Не может удержать язык за зубами! С ней все ясно. Для меня Зорянка больше не существует!»

За восклицанием девушки последовал новый взрыв смеха. Мальчик стиснул зубы. Тут вмешался протяжный голос Хэнка Рейни:

— Знаешь, как бывает? Он просто привык к чудесам. Вот мальчишки зимой любят скатываться с покрытых снегом берегов реки. Точно так же Джонни привык скользить по облакам. Иногда съезжает со сверкающего белизной облака на грязную дождевую тучу. Тогда по возвращении домой мама его бранит. Ругает за то, что он прыгает с облака на облако, потому что время от времени промахивается, и тогда…

Слушая эту невообразимую чепуху, мальчик уже приготовился к тому, что сейчас последует взрыв хохота, но раздался лишь вздох удивления, а затем Сломанный Нож совершенно серьезно поинтересовался:

— Как же ему удается остаться живым, когда он свалится с облаков на землю?

— Ну, нельзя сказать, чтобы он падал, — подхватил ловкий лжец Хэнк Рейни. — Джонни мне рассказывал, что у него всегда под рукой орлы. Когда они замечают, что мальчик падает с облака, то подлетают к нему — сразу целой стаей, как выпущенные из колчана стрелы, хватают когтями, клювами и тащат домой в целости и сохранности. Вот только по пути здорово царапают его когтями. Но, как вы понимаете, привыкнув ко всему тому, что случилось с ним тут, внизу, происходящее уже не кажется ему столь важным. Он и глазом не моргнет, когда с ним разговаривают духи. Просто привык с ними беседовать. Знает их всех по именам. Вот и все. Стремительный Орел не такой, как мы, он — другой!

За этим вновь последовало удивленное бормотание индейцев. Джонни хотелось ворваться в вигвам и обозвать своего лучшего друга Хэнка Рейни величайшим обманщиком во всем мире. Но он сдержался и вошел в вигвам с подобающей его положению неспешностью. Все взгляды обратились к нему, но, ничего не сказав, мальчик с угрюмым видом прошел к своей постели и уселся на край.

Рейни обратился к нему на языке шайенов. Джонни стало противно. Неужели так трудно переговорить с ним по-английски?

— Друг мой, Стремительный Орел, — сказал Хэнк, — сегодня вечером, когда ты покинул нас, мы получили ужасную весть. Сломанный Нож желает поговорить с тобой об этом.

Джонни поднял глаза на вождя.

Сломанный Нож встал. И спокойно сообщил:

— Мой сын, Взлетающий Ястреб, будет принесен в жертву племенем пауни. Они прослышали о смерти Говорящего Волка. Его сыновья хотят принести моего сына в жертву душе Говорящего Волка. Они разослали это известие по прерии всем своим охотникам и воинам. Очень скоро Взлетающий Ястреб будет мертв, если только его не спасет чудо.

Вождь замолчал и многозначительно посмотрел на белого мальчика. Джонни Таннер все понял. Он бросил отчаянный взгляд на Хэнка Рейни, но тот лишь хмуро смотрел на чубук своей трубки, который в этот момент чистил. Сердце мальчика ушло в пятки. Что делать? Если он откажется помочь Взлетающему Ястребу, все станут презирать его как неблагодарного лжеца, не пожелавшего помочь друзьям. Они ведь считают, что ему под силу растопить льды горных вершин, если, конечно, он того захочет.

Джонни отвел взгляд. Зорянка тоже выжидающе смотрела на небо. Губы ее приоткрылись. Глаза, словно два темных бездонных колодца, полные отчаяния, осветились смутной искрой надежды. Джонни догадывался, что подумает и почувствует девушка, если он откажется. Возможно, она не возненавидит его. Просто удивится каменному сердцу чародея, который не захотел воспользоваться своим магическим даром, хотя это ему ничего не стоит.

Бедняга чуть было голову не потерял от злости. Затем в полном замешательстве вскочил на ноги и обвел вигвам горящим взглядом.

— Выступаем сию же минуту! — велел он. — Отправляемся в стан пауни спасать Взлетающего Ястреба. Вперед! Что же вы, Сломанный Нож? Рейни?

Последний поднял голову, часто заморгал, зевнул и неспешно встал.

— Ну если так велит чародей — придется подчиниться, — произнес он.

Дрожь возбуждения охватила всех, находящихся в вигваме. Джонни слышал биение собственного сердца.

— Стоит мне кинуть клич, — заявил Сломанный Нож, — соберутся все воины. Каждый сочтет за счастье пойти за Стремительным Орлом.

Джонни с хмурым видом яростно замотал головой. Разве дело в количестве? Что может сделать многочисленное войско под предводительством неопытного мальчика? В лучшем случае бросить вызов, а потом довериться своим быстрым лошадям в поспешном отступлении!

— Мы пойдем одни. Только мы трое! — решительно заявил он.

И они стали готовиться к походу. Зорянка и ее мать трясущимися руками помогали мужчинам собрать оружие, еду, фляжки с водой.

Когда Джонни уже направлялся к выходу из вигвама, девушка обеими руками схватила его ладонь. Каким сильным было пожатие ее хрупких пальцев! Ни у одной белой девушки нет такой силы. «Ни у одной белой девушки нет такой мольбы в красивых темных глазах», — подумал Джонни.

— Вас только трое! — шепнула она. — Против вас все племя пауни. Потому что мой брат, несомненно, находится где-нибудь посреди их лагеря. И если… — Она помолчала, отошла на шаг и, выдавив улыбку, договорила: — Я всего лишь глупая женщина. Я забыла, что ты делаешь лишь то, что нашептывают тебе могущественные добрые духи. Ведь с тобой все будет хорошо!

Джонни поспешно вышел в ночь, разозлившись, потому что ему на глаза стали наворачиваться слезы от жалости к самому себе.

«Я погружаюсь в омут опасности. Чем все это закончится?»

Все трое сели на лошадей и вскоре уже миновали мерцающие ряды белых вигвамов шайенов. Потом оказались в темной прерии. Сломанный Нож ехал впереди, показывая путь. На фоне звездного неба выделялись его широкие квадратные плечи. Наверняка он знал, где стоит лагерем племя пауни.

Рейни подъехал к своему юному другу.

— Ну, сынок, — ухмыльнулся он, — попробуй получить новое послание от твоих духов и вели Сломанному Ножу повернуть назад. В противном случае сломаешь себе башку, натолкнувшись на каменную стену.

Но душа мальчика наполнилась яростной решимостью.

— Можешь возвращаться, — выдохнул он, — но один. Не хочу иметь дела с такими… трусами и предателями!

Глава 38

ПУТЬ К СПАСЕНИЮ

День за днем они продвигались вперед по бесконечному зеленому морю прерии.

Иногда Джонни казалось, что он больше не может сдерживать маниакальный смех, который рвался наружу, распирая горло, давя на каждый зуб. Естественно, что Сломанный Нож был признан ими за лидера. По его приказу они ежедневно снимались с лагеря. Он же выбирал места привалов, давал команду всем отправляться на ночной отдых.

Вождь был чрезвычайно спокоен и даже по-своему весел. Мальчик не понимал этого. Они едут прямо в логово тигра, а он радуется! Во что верит Сломанный Нож? Неужели в него, Джонни, мнимого шамана и чародея?

Но тогда что же движет высоким, сухопарым, саркастичным белым мужчиной, Хэнком Рейни? Может, он сознательно едет навстречу собственной смерти? С тех пор как Джонни назвал его трусом и предателем, Хэнк не обмолвился с мальчиком ни словом. Даже ни разу на него не посмотрел, но с пути не свернул.

А сам Джонни? Почему, зачем он здесь?

Каждый день с восходом солнца мальчик клялся себе сказать вождю, что все это безумие, и каждый раз не мог найти слов. Он вспоминал разговор с Зорянкой. Вызволить шайена из племени пауни — предприятие безнадежное, особенно если принять во внимание, что он, Стремительный Орел, не в состоянии выполнить своего предназначения. Однако переубедить шайенов невозможно. Это все равно что сказать: Полярная звезда — не звезда. А юный Джонни Таннер был для них звездой.

Однажды ночью они сидели рядышком и ели высушенную на солнце оленину, тщательно пережевывая жесткое волокнистое мясо. Оно было похоже на дерево. В ту ночь они разожгли костер. Хэнк Рейни крутил головой, вглядываясь в темноту. Мальчик понял, что они близки к цели своего похода.

— Завтра до восхода солнца мы с ним приедем, — проговорил, наконец, вождь. — Ты совершил заклинание, Стремительный Орел?

— Давным-давно, — буркнул Джонни.

— Вот и хорошо, — отозвался Сломанный Нож.

В его голосе не было и тени сомнения. Он доверял мальчику, как ребенок. Но даже в темноте Джонни разглядел на губах Рейни горькую улыбку.

Завернувшись в одеяло, мальчик долго лежал с открытыми глазами, смотрел на мерцающие звезды, белые россыпи Млечного Пути и не мог заснуть. Больше всего его удивлял Хэнк, который вел себя с ним как с равным по возрасту и уму, так надолго затаив в себе горькую обиду.

Джонни не понимал, что двигало им самим. Уж конечно не мысли о спасении Взлетающего Ястреба, а сознание, что в лагере пауни находится вор Гарри. Но и не это тоже. Скорее всего уже знакомое ему чувство, что им управляет рука Судьбы, противостоять которой было бы просто глупо.

В конце концов звезды стали расплывчатыми, и мальчик заснул. А проснувшись утром, удивился, почему его не разбудили, когда настала его очередь дежурить. Несмотря на то что вождь верил в него, как в шамана, было ясно — он считал, что мальчик нуждается в ночном отдыхе. Джонни был тронут.

Они отправились из поселения шайенов с тремя лошадьми каждый. И так проделали почти весь путь. Но вскоре после полудня вождь приказал спутать шесть из девяти коней. При них остались: гнедой жеребец — для мальчика, Сын Полуночи — для Рейни, а для себя вождь выбрал упитанное животное с толстыми, обросшими шерстью ногами — настоящую карикатуру на лошадь. Однако, несмотря на такой нелепый вид, в скорости и выносливости этой твари равных не было.

Выбрав лошадей, путешественники сделали часовой привал. Рейни с мальчиком перекусили и запили еду водой из фляжек. А вождь все это время сидел на корточках и тщательно себя разрисовывал.

Несомненно, он думал, что последний раз в жизни придает себе устрашающий вид. Наблюдая за церемониальной раскраской, Джонни думал о летящих стрелах, щелкающих затворах ружей и ружейных выстрелах, о том, как нож вгрызается и разрывает человеческую плоть, о боли, которую чувствует обнаженное тело, когда его стегают бичами, а вокруг него разгорается огонь. Он представлял пляшущих вокруг костра злодеев и видел, как языки пламени отбрасывают медно-красные блики на их плечи, мускулистые руки. Сердце мальчика уходило в пятки.

Но тут они вскочили в седла и двинулись вперед. Товарищи Джонни не оглядывались, но он не удержался и все-таки окинул прощальным взглядом оставленную ими шестерку лошадей. Они мирно щипали травку, все, за исключением серого мустанга, который, несмотря на спутанные ноги, упрямо делал отчаянные попытки последовать за всадниками.

От этого зрелища на душе у Джонни стало тоскливо. Они пересекли болотистую низину с кое-где встречающимися кочками. Теперь мальчику больше не было видно лошадей, но призывное тоскливое ржание серого мустанга продолжало его преследовать.

— Он — мой лучший друг, — тихонько произнес мальчик. — Он — мой самый лучший друг, но я никогда больше не увижу его мерзкую морду!

Уголки его губ начали слегка подергиваться. Но Джонни изо всех сил постарался не расплакаться, поборол слезы и с кривой ухмылкой уставился на просторы выгоревшей травы.

Ближе к обеду вождь остановил отряд и расставил их на расстоянии тридцати ярдов друг от друга. Это было странно, но Сломанный Нож ожидал встречи с опасностью. Потом всадники снова тронулись в путь.

Через некоторое время Джонни увидел большого степного волка, сидящего на холме, поросшем мягкой травой. Зверь некоторое время смотрел на людей со спокойным презрением, словно знал, что ружейный выстрел на таком расстоянии не сможет его достать, и, как бы насмехаясь над людьми, почесал лапой за ухом. Затем вскочил и исчез за гребнем холма.

В то же мгновение, когда зверь скрылся из виду, вождь пришпорил коня и помчался в его сторону. Рейни бросился за ним. Джонни с нескрываемым удивлением последовал их примеру. Он не понимал, почему его товарищи бросились в погоню за волком. Неужели сработал охотничий инстинкт или у них просто помутилось в головах? Но когда его гнедой преодолел подъем на холм, все стало ясно.

Волк бесследно исчез. Вместо него по высокой траве к коню, оставленному неподалеку, бежал полуобнаженный индеец. По его прическе было видно, что он принадлежит к племени пауни. Острый глаз Сломанного Ножа разглядел вражеского разведчика. Джонни Таннер вспомнил старинные предания о способности пауни превращаться в волков с помощью священных заклинаний. Но сейчас едва мог поверить тому, что зверь, которого он видел собственными глазами на вершине холма, на самом деле был человеком в волчьей шкуре.

Индеец-пауни тем временем успел добежать до коня и вскочить на него,

Сломанный Нож кинулся за ним следом, прицелился из ружья. Раздался выстрел, но пуля не задела пауни, тот скакал дальше.

Тогда Хэнк Рейни остановил Сына Полуночи, поднял ружье и стал прицеливаться. Однако делал это довольно долго. Джонни подлетел к нему на гнедом и крикнул, чтобы Хэнк скорее стрелял! Но тот все еще целился. Когда же ружье Рейни наконец выстрелило, пауни, казалось, отъехал уже на недосягаемое расстояние.

Индеец продолжал скакать.

Джонни Таннер бросился в погоню. Теперь он оказался во главе отряда. Почему же его друзья позволили ему одному гнаться за вражеским разведчиком?

И тут совершенно неожиданно мальчик увидел, что индеец завалился на один бок и, широко раскинув руки, стал соскальзывать с коня. Затем коснулся земли, кувырком перекатился по ней и исчез в высокой траве. Конь воина развернулся, сделал большой прыжок на прямых ногах, потом остановился и оглянулся на то место, где остался его хозяин.

Джонни Таннер нашел его лежащим лицом вниз с огромным кровавым, расплывающимся по краям пятном посредине спины. Бедный индеец! Он умер в то же мгновение, когда в него попала пуля, но вцепился в коня в тщетной надежде получить помощь и сохранить свой скальп.

Рейни и вождь шайенов подъехали одновременно. Спешились, перевернули воина на спину. Это оказался крепкого телосложения юноша, не старше двадцати лет. Черты его лица, сведенные в дикой гримасе, были характерны для людей его племени.

— Меткий выстрел! — похвалил Хэнка Сломанный Нож. — Никогда не видел, чтобы на таком большом расстоянии пуля попадала в цель. Духи Стремительного Орла наверняка помогли тебе, мой друг.

Рейни ничего не ответил. Но посмотрел на мальчика с безмолвной усмешкой.

Глава 39

В ЛАГЕРЕ ПАУНИ

Они оставили индейца из племени пауни лежать в траве лицом вверх, не сняв с него скальпа, не взяв его оружия, потому что не хотели рисковать — свежий запах крови могли учуять острые носы собак-пауни.

Отправившись дальше, путешественники ехали до поздней ночи, пока перед ними не появились мерцающие светом костров вигвамы вражеского поселения. Оно было расположено в очень удачном месте — между темной полосой леса и берегом небольшой речки с грязной водой. Взгляд мальчика притягивали вигвамы. В каждом из них находился по крайней мере один воин, хорошо натренированный, готовый в любую минуту вскочить на коня и броситься в бой. Джонни казалось, что светящихся вигвамов в поселении было огромное количество.

Сломанный Нож повел их к лагерю пауни через лес. Они спешились и шли, ведя коней за собой, пока не увидели между стволами деревьев почти рядом мерцающие вигвамы. Тогда привязали коней.

— Хорошо запомните это место, — тихо приказал Сломанный Нож. — Возможно, нам придется возвращаться сюда по одному, а может, вернется лишь один из троих. Но каждый, когда все закончится, должен добираться сюда сам по себе. Если только ты не захочешь, чтобы все было по-другому, Стремительный Орел!

Юный Джонни Таннер вздрогнул. Ему показалось забавным, что и в такой ответственный момент у него спрашивают совета. Но тут вспомнил, что его считают очень влиятельным человеком, сеющим смерть воином.

Он рассмеялся бы, но знал, что любой звук может их выдать. Поэтому просто прошептал в ответ, что считает такой план подходящим. Но как они будут действовать теперь? Неужели отправятся прямо во вражеский лагерь?

Хэнк Рейни решительно зашагал из леса рядом с вождем. Джонни почувствовал, что у него от страха подгибаются колени, но последовал за ними. У него возникло такое ощущение, будто все это ему снится. Трудно было поверить, что такой здравомыслящий человек, как Рейни, добровольно отдает себя в руки врагов.

Один раз, когда из вражеского стана послышалась громкая многоголосая песня, Сломанный Нож остановил отряд.

— Слышите? — спросил он. — Это они радуются. Но завтра в это же время запоют другую песню!

Мальчик схватил Рейни за руку:

— Хэнк, неужели ты действительно хочешь вот так, запросто войти в стан врага?

Рейни стряхнул его руку и буркнул в ответ:

— Тогда поворачивай назад, если ты трус и предатель!

И Джонни Таннер поплелся следом за ним, не понимая, какое чувство в нем преобладает — страх или печаль. Дружба Рейни потеряна для него навсегда. Дураку ясно! А кроме того, он считал, что бодрым шагом движется прямо в пушечное жерло.

Тем не менее три завернутые в одеяла фигуры, во главе со Сломанным Ножом, продолжали путь.

Вдруг из темноты к ним выскочило с полдюжины больших, похожих на волков собак, которые принялись лаять пронзительными голосами. Для Джонни появление стаи было равносильно тому, как если бы их осветили мощным прожектором. Неприятности последовали моментально. Через поляну из тени к ним скакал всадник. Подъехав, он остановился и требовательно спросил:

— Кто идет?

— Ты знаешь мой голос, — вдруг сказал Рейни на отличном языке пауни.

— Нет, — ответил всадник.

— Хай! — повернулся Рейни к своим спутникам. — Он не узнает моего голоса! Вот видите, я сказал правду — в эти тяжкие дни пауни используют детей вместо солдат! — И спокойно продолжил путь.

В какое-то мгновение Джонни Таннер подумал, что страж бросится за ним, но юный воин, увидев полную достоинства походку Хэнка и шайена, вероятно, решил не поднимать шума, поэтому натянул поводья и отъехал в сторону.

А трое зашагали прямо в осиное гнездо, мерцающее многочисленными кострами. Шли неспешно. Рейни оставался во главе. В момент контакта с врагом он выступил вперед, словно это было его право. Замыкал отряд мальчик. Он намеренно делал большие шаги, чтобы больше походить на взрослого мужчину.

Каждый раз, когда они проходили мимо очередного вигвама, сквозь полог которого пробивался свет костра, сердце Джонни сжималось в груди. Но их ни разу не остановили. Только добравшись до противоположного конца поселения, Рейни остановился.

— Ну, полагаю, теперь к нам в лагере привыкли, — заявил он. — Похоже, сегодня у них вообще нет охраны.

— Да, — подхватил Сломанный Нож. — В воздухе висит напряжение. Может, они уже напились крови моего сына? Кто знает? И что мы будем делать дальше?

— Спрашивать, где находится твой сын, мы не можем, — отозвался Рейни. — Хотя каждому пауни полагается это знать.

— Естественно, они знают это место, как знают место костра в своем вигваме, — подтвердил шайен и добавил, обращаясь к мальчику: — Брат, не посмотришь ли ты сквозь шкуры их вигвамов, чтобы узнать, где содержится мой сын?

— Вот-вот, — хмуро бросил Рейни, — только твоя волшебная сила может нам сейчас помочь!

Джонни Таннер не засмеялся. Даже не рассердился. Страх основательно парализовал все его мыслительные способности, остались лишь одни чувства.

Тут мимо них, широко шагая, прошел высокий худой воин. Его худоба была заметна даже под казавшейся слишком широкой ему одеждой. Его догнал товарищ, и они остановились, разговаривая:

— Куда ты идешь?

— Я был в вигваме вдовы Говорящего Волка. Говорил с ней.

— И что она сказала?

— Пойди и сам узнай, Длинная Стрела. Пойди и убеди ее. Настало время принести мальчишку в жертву. Говорящий Волк мертв. Зачем так долго ждать?

— А что, если Взлетающий Ястреб станет пауни и тогда она захочет выйти за него замуж?

— Он этого никогда не сделает! Скорее умрет!

— Ладно, тогда я пойду и переговорю с ней. Кто охраняет мальчишку?

— Два парня, которые только что вернулись с охоты. Но они оба слишком молоды.

— А молодые всегда засыпают в карауле, — заметил Длинная Стрела.

— Это правда. Поговори с женой умершего, Длинная Стрела.

И тут до Джонни дошло, что означает это имя. Длинная Стрела! Разве не так пауни называли Гарри-вора, торговца Гарри Пауни?

Длинная Стрела зашагал прочь. Его приятель прошел мимо трех наблюдавших за ними, не обратив на них никакого внимания. Мальчик услышал, как вождь шайенов пробормотал:

— Чудо! Чудо! Духи послали нам этого человека в тот самый момент, когда Стремительный Орел попросил у них помощи! — И он пошел вслед за Длинной Стрелой.

Мальчику такое совпадение тоже показалось очень странным. Но в лагере, где пленный был объектом всеобщего любопытства, в этом не усматривалось ничего удивительного. Имя Взлетающего Ястреба было у всех на устах.

Теперь они шли гуськом — шайен во главе процессии, за ним — охотник, Джонни — замыкающим. Мальчик неожиданно понял, что почему-то больше не холодеет от страха, руки у него не дрожат, а колени не подгибаются. Вместо этого все его тело кололо иголками от возбуждения.

Сейчас он совсем не думал о Взлетающем Ястребе. Перед его мысленным взором стояло узкое худое лицо вора, когда тот, словно ворона, сидел на заборе заднего двора, потом его лицо, мелькнувшее на палубе парохода, затем — на улицах Сент-Луиса. Мальчик был уверен, что все это происходило не случайно. И теперешняя встреча тоже не случайна. Призрачное ощущение перста Судьбы не оставляло его. Страх исчез, глаз стал острым, а мысли прояснились.

Следуя за Длинной Стрелой, шайен, Рейни и Джонни дошли до самого центра поселения пауни. Само собой разумеется, жилище такого большого вождя, как Говорящий Волк, находилось в самом сердце лагеря.

Тут они увидели, как высокий человек подошел к входу в вигвам и на мгновение остановился. Затем полог откинула голая красно-коричневая рука воина, и Длинная Стрела шагнул внутрь.

Шайен, ни минуты не колеблясь, повел товарищей в тень позади вигвама. Там все трое упали на землю. Каждый начал искать себе наиболее выгодную позицию рядом с щелью между шкурами, образующими стены вигвама, чтобы можно было увидеть и услышать говорящих.

Что касается юного Джонни Таннера, то он расположился рядом с неровной дырой в шкуре, которую, по всей видимости, оставили зубы какого-нибудь злобного пса. Он заглянул в отверстие, и первое, на что упал его взгляд, было узкое, гладкое лицо Гарри-вора!

Внезапно мальчик почувствовал, что дошел до конца своего долгого пути!

Глава 40

ГАРРИ ПАУНИ

Гарри небрежно развалился и, набивая длинную трубку табаком из табакерки, спросил:

— Где женщина?

— Вышла. Скоро вернется, — ответил охранник-пауни.

Всматриваясь в дыру в разорванной коже, Джонни мог разглядеть почти все внутреннее убранство вигвама. Там было почти пусто. Несомненно, при жизни Говорящего Волка в жилище было полно утвари, но после его смерти вдова в порыве отчаяния и горя раздала почти все свои пожитки. Над костром в центре вигвама не было даже котелка!

Однако внутреннее убранство вигвама мало интересовало Джонни. Сейчас он рассматривал находящихся в вигваме людей. Гарри Пауни, одетого в роскошную, вышитую бисером одежду из оленьей кожи, который выглядел в ней гораздо более многозначительным человеком, чем тогда, когда сидел на заборе в Нью-Йорке. На бедре у него, в кобуре, вне всяких сомнений, был револьвер системы «Кольт». Рассмотрел и охранников, сидящих с ним рядом.

Как уже говорилось раньше, они были молоды, но по силе не уступали взрослым мужчинам. Мальчику эти юноши показались похожими на огромных опасных диких котов. У каждого был неизменный нож. Один был вооружен военной булавой, другой — двуствольным пистолетом, который он постоянно вынимал и любовно поглаживал. Было ясно, что это его любимое оружие.

Но для Джонни, заглядывающего через дыру в вигвам, все эти трое не представляли такого интереса, как пленник, которого они охраняли.

Он сидел на постели справа от входа. Сначала Джонни показалось, что он сидит в непринужденной позе и совершенно свободен, но потом зоркий глаз мальчика разглядел, что щиколотки и запястья пленника дважды перевязаны перекрученным сыромятным ремнем. Волосы перехвачены узкой лентой, чтобы не падали на лицо. А лицо было самым благородным из тех, которые доводилось Джонни видеть у индейцев. Черты его были довольно резкие, но точеные. Глаза большие. Лоб высокий. Но больше всего мальчика поразило спокойствие юноши. Кожа его не была слишком темной, с тем же красновато-оливковым оттенком, что и у сестры, Зорянки.

Как может Сломанный Нож быть отцом таких детей?

Джонни почувствовал прикосновение чьей-то руки. Он поспешно вскочил и увидел своих товарищей, стоящих рядом.

— Я зайду еще раз, — говорил между тем в вигваме Гарри. — Передайте женщине, что я приходил и снова приду. Если у нее с головой все в порядке, то она позволит принести жертву завтра. Дух ее умершего мужа не будет ждать вечно.

— Все женщины безмозглые, — заметил один из охранников. — Может, Взлетающий Ястреб наложил на нее заклятие?

На что веселый голос пленника ответил:

— Никаких заклятий я на нее не накладывал! Я едва видел ее лицо. Неужели вы думаете, что взгляды пауни, которые таращатся на меня каждый день, доставляют мне удовольствие? Я устал ждать и давно готов, друзья!

— Хай! — отозвался вор Гарри. — Когда слух об этом дойдет до шайенов, они будут выть и рычать от злости. Хотелось бы мне одновременно находиться и здесь и там!

— Вы ненавидите меня, потому что я вас понимаю, — спокойно отреагировал пленник. — Только и всего!

— Ладно, — бросил Гарри, — посмотрим, как ты станешь бабой, когда огонь начнет лизать тебе пятки. Прежде всего сгорят твои ноги, Взлетающий Ястреб.

— Когда огонь разгорится, — парировал молодой шайен, — тогда и посмотрим! А что, если я буду смеяться?

— Я ухожу, — заявил Гарри Пауни. — Передайте мои слова женщине, когда она вернется.

— Передадим.

Неожиданно Джонни двинулся в сторону. Вождь положил руку ему на плечо, словно предостерегая от необдуманного поступка, но мальчик лишь прошептал:

— Ждите меня здесь!

И, переступив через веревки, привязанные к кольям, быстро обошел вокруг лошадей, стоявших рядом со входом в вигвам. Эти лошади с маленькими головами, достойные великого вождя пауни, лоснились и сверкали злобными глазами при «свете звезд. Судя по всему, вдова не отказалась от этой доли наследства.

Мальчик возник перед входом в вигвам в тот самый момент, когда полог отогнулся, и худая фигура вора Гарри вылезла на улицу. Поблизости медленно и гордо прохаживалось около дюжины индейцев, завернутых в одеяла. Но Джонни Таннер не колебался. Он шагнул к высокой худой фигуре и приставил дуло пистолета к животу мужчины.

— Попробуй только что-нибудь сказать или шепнуть, Гарри! — предупредил Джонни. — Убью на месте!

С губ оторопевшего мужчины сорвался слабый стон:

— Мальчишка!

Левой рукой Джонни дотянулся до кобуры на бедре врага, вытащил револьвер и, нетерпеливо ощупав рукоятку, понял, что держит в руках оружие отца. По весу мальчик понял, что револьвер заряжен.

— А теперь повернись спиной к вигваму, — скомандовал он. — Отходи медленно и не смей звать на помощь. Я буду за твоей спиной и успею выстрелить,

Гарри!

Гарри колебался лишь мгновение. Бросил взгляд на многочисленных индейцев, которые спокойно могли бы услышать его крик. Любой кинулся бы ему на помощь, стоило лишь слово сказать. Но помощь подоспеет лишь тогда, когда пуля уже войдет в его тело.

Поэтому он повиновался и стал медленно отходить за вигвам. Там царили сумерки, слабый свет от костров делал воздух похожим на дым.

Когда Рейни и Сломанный Нож подошли поближе, Джонни сказал:

— Вот этот человек, Хэнк. Гарри-вор. Револьвер я вернул. Он у меня! Помоги мне связать этого парня.

— Связать? — прошептал Рейни. — Перережь ему горло. Это лучший способ заставить молчать труса.

— Это ты, Рейни? — шепотом спросил Гарри. — Ради Бога, пощади меня! Если ты меня свяжешь, я буду лежать как камень. Я не буду поднимать тревоги. Рейни, зачем тебе убивать меня?

— Это не убийство, — тоже шепотом отозвался Хэнк. — Это больше походит на усмирение визжащих свиней, когда приходит время их резать. Эй, друг, — обратился он к шайену на его языке, — помоги мне связать этого мерзавца!

— Шайен! — выдохнул Гарри-вор. — И мальчишка с ним! Я скоро сделаюсь религиозным. Стану молиться Богу. В этом чертовом мире происходит столько странных вещей!

Но тут рот нечестивца заткнули кляпом, а крепкие сыромятные ремни быстро обмотали его с головы до ног. Его оставили бревном лежать на земле.

— Пора? — спросил Рейни вождя. — Сейчас самый удобный момент. В вигваме только двое охранников и никаких посторонних. Лучшего случая нам не представится. Ну что, пошли?

— Да какая разница! — буркнул вождь, едва переводя дух от нетерпения и радости. — Волшебная сила Стремительного Орла на нашей стороне! Но давай сначала перережем путы лошадей, а уж потом пойдем. Ты встанешь у входа в вигвам и позовешь охранников. Когда один страж выйдет, ты с ним заговоришь, а мы со Стремительным Орлом в это время проникнем в вигвам и нападем на второго. Пока мы будем внутри вигвама, ты можешь расправиться с охранником снаружи. Как тебе такой план?

— Подходит, — буркнул Рейни. — Пошли!

Но сам не торопился. Он коснулся плеча мальчика, а потом крепко пожал ему руку.

— Конец обидам, сынок. Не знаю, что это на меня нашло?! Ты настоящий мужчина. Ты исполнил свой долг. Поймал вора. Это меня потрясло, но я видел это собственными глазами. Может, и правда нам помогают добрые духи?!

— О, Хэнк! — откликнулся мальчик. — Я вел себя отвратительно. Но револьвер моего отца теперь в моих руках. А это означает, что мы вызволим Взлетающего Ястреба. Я это нутром чую. Ты и я, Хэнк, мы просто обязаны победить!

— Ага, — согласился великан, — тогда пошли… побеждать!

Они обогнули вигвам и направились к входу. По пути разрезали путы лошадей. Один полудикий мустанг встал на дыбы. Проходящий мимо индеец громко его окликнул. Лошадь успокоилась, и все стихло.

Они остановились у входа в вигвам, и Рейни позвал охранника. Однако тот отрицательно замотал головой.

— Если хочешь со мной поговорить, входи!

— Не в присутствии других, друг, — возразил Рейни.

— Тогда подожди до завтра. Я не могу выйти из вигвама, — ответил охранник.

Глава 41

РАЗОЧАРОВАНИЕ

Его отказ выйти наружу нарушил все планы. Но Рейни не растерялся.

— Ладно, я поговорю с тобой в вигваме, — заявил он. — Но ты об этом здорово пожалеешь!

Охранник отступил назад, Рейни шагнул за ним и громко воскликнул:

— Ты ведь Серая Антилопа, сын…

Чьим сыном был Серая Антилопа, Джонни так и не узнал. Потому что поспешно рванулся в вигвам следом за Рейни, а вождь шайенов тут же последовал за ним. Первый охранник, увидев лицо белого человека, завернутого в бизонью шкуру, поднял крик, утонувший в поднятом шуме. Но тут же послышались сокрушительный звук удара и грохот падения тяжелого тела. Крик оборвался.

Не было никаких сомнений, что череп первого охранника от удара раскололся пополам. Но Джонни не остановился посмотреть, что произошло.

Оказавшись за пологом вигвама, он тотчас бросился к пленнику с ножом в руке и двумя быстрыми ударами освободил Взлетающего Ястреба от связывающих его ремней. Затем сунул нож в руки юноши и рывком поднял его на ноги.

В следующее мгновение развернулся, вытащил револьвер отца и с ужасом увидел происходящее.

Когда Джонни смотрел в вигвам через дырку, молодые охранники виделись ему мускулистыми, сильными парнями. Но один из них оказался не просто сильным. Он был храбр и быстр, как пантера.

Этот охранник увидел, как упал его товарищ, сраженный ударом Рейни, и тут же прыгнул вперед. Но Хэнк еще не успел оправиться от схватки. Сразу за ним оказался вождь шайенов, Сломанный Нож, который тоже бросился вперед. Тогда пауни выхватил двуствольный пистолет и спустил оба курка. Но ни один не выстрелил — произошла осечка!

Однако охранник не растерялся, схватил длинноствольный пистолет и, словно булаву, изо всей силы обрушил ее на голову Рейни. Сломанный Нож, прыгнувший в этот самый момент, столкнулся с падающим бесчувственным телом Хэнка и растянулся во весь рост. В один миг нападавшие потеряли все свое преимущество неожиданности. Теперь против пауни, которому удалось заполучить пистолет Рейни, сражались лишь два мальчика-подростка. А боевой клич, который издал воин, скоро соберет целую вражескую толпу.

Единственным оружием шайенского мальчика был охотничий нож. Но в экстремальной ситуации он действовал хладнокровно. Вместо того чтобы отойти на задний план, он бросился вперед, как тигр. Пауни навел пистолет на юного воина, но выстрелить не успел, сраженный пулей Джонни Таннера.

Молодой воин опрокинулся на спину, мертвый или смертельно раненный. В то же мгновение Сломанный Нож вскочил с пола вигвама, готовый к яростному сражению. Тут он увидел прямо перед собой своего освобожденного сына. Джонни Таннер даже в пылу битвы отметил, как индейцы обменялись взглядами, полными слепой любви и преданности.

С этого момента мальчик пришел к выводу, что только дураки называют индейцев варварами. Он многое понял, пока переводил дух.

— Мой друг! Мой поверженный друг! Он не может умереть! — закричал Джонни прерывающимся голосом в следующий момент и бросился на колени перед Хэнком. Но услышал биение сильного сердца охотника и понял, что кровь струйкой сбегает на бородатое лицо лишь из поверхностной раны на голове. Однако Рейни был без сознания.

— Тащи его наружу, сынок. Ты тащи, а я буду расчищать тебе дорогу, — приказал вождь. — Собаки-пауни уже здесь. Я пойду вперед, а вы — за мной!

На боевой клич второго охранника уже сбежалась целая толпа пауни. Они толкались перед вигвамом. А пока мальчики пытались поднять мощное тело Рейни, Сломанный Нож набросил на себя одеяло и, откинув полог, вышел наружу.

— Коня! Коня! — закричал он удивленной и подозрительной толпе. — Они выкрали Взлетающего Ястреба! Демоны-шайены утащили его. Измена! Измена! Коня! В погоню!

Многочисленные глотки подхватили его призыв. Пауни не пришло в голову, что кричавший произносил слова с акцентом. Но, видимо, отнесли это на счет волнения человека, поднявшего тревогу.

Ярость и ненависть смешались в злобных выкриках пауни, воины мгновенно рассыпались, чтобы вскочить на лошадей и отправиться в погоню за врагом.

В этот момент мальчики выволокли раненого из вигвама. Рейни, застонав, выпрямился, вырвался из их рук и встал на ноги.

— Что происходит? Куда это мы идем посреди ночи? — недоуменно поинтересовался он.

— Хэнк! — прошептал Джонни Таннер. — Пауни!

Это слово моментально прочистило раненому мозги.

Тут перед ними оказалась женщина, которая что-то кричала. Потом ее несвязные крики сложились в одно слово: «шайены».

— Шайены! Шайены! Они здесь!

Сломанный Нож уже сидел верхом на своем коне, его освобожденный сын последовал примеру отца, прыгнув на коня, словно напружинившаяся дикая кошка. За ним взгромоздился верхом и Рейни. Джонни Таннер оказался последним, ему достался дикий мустанг. Но через секунду он вслед за товарищами галопом скакал по поселению пауни.

Движение дикого животного, его прыжки были сильны, быстры и непредсказуемы. Мальчику казалось, что он сидит верхом на извивающейся мощной змее. Но у Джонни было одно преимущество — позади еще не слышалось погони, а впереди три всадника расчищали ему путь, разгоняя толпу индейцев, выбежавших из вигвамов поглазеть на мчащихся во весь опор лошадей. Они выскочили из жилищ, думая, что воры уводят их лошадей, а увидели прямо перед собой убегающих от погони врагов. Мальчик заметил, как некоторые мужчины пятились назад, будто громом пораженные.

Один воин поднял лук, который прихватил с собой, выбегая из вигвама, и приготовился выпустить стрелу. Но револьвер Джонни был наготове — воин, корчась, упал на землю. Он был ранен, но не убит. Пуля пролетела слишком низко.

Когда беглецы почти выехали из стана врага, мальчик оглянулся. Позади в тусклом колеблющемся свете костров в вигвамах он увидел, как воины садятся на коней, женщины и дети возносят руки к небу, вокруг них прыгают собаки. В ушах у него стоял непрекращающийся рев, который утихал по мере удаления от поселения. Вскоре они уже ехали в кромешной тьме.

А где же дозорные, охраняющие лагерь?

Они — хорошие наездники — уже спешили с обеих сторон. Рейни выстрелил в одного из них, распластавшегося на шее своего коня. Всадник заставил лошадь свернуть в сторону и ускакал, очевидно тяжело раненный. Сломанный Нож тоже выстрелил — второй дозорный упал, перевернувшись вместе с конем через голову.

Отделавшись от преследователей, они выехали в благословенную темноту.

Перед ними простирался лес. Опавшие листья и сучья хрустели под копытами лошадей. Беглецы спрыгнули с коней и пересели в седла оставленных ими лошадей. Только юный Взлетающий Ястреб остался на голой спине мустанга пауни, на котором выехал из лагеря. Впрочем, какая ему разница? Он и на нем чувствовал себя как рыба в воде!

Они помчались дальше, позади слышался топот сотен копыт.

Проехать сотню ярдов при свете дня — сущие пустяки. Но ночью, по пересеченной местности, когда преследуемых не видно, а шум преследователей то далеко позади, то сбоку, то спереди, — совсем другое дело.

Через полчаса отчаянной гонки четверо всадников оторвались от воинов-пауни. Сломанный Нож перешел на рысцу, остальные последовали его примеру.

Сначала он ехал впереди, потом — кто-нибудь другой. Так они и сменяли друг друга, час за часом, пока мальчику не стало казаться, что от усталости у него заболела даже душа. Он убеждал себя, что наверняка они скоро остановятся. Нельзя же все время ехать! Да и отцу с сыном нужно многое сказать друг другу. Но нет, всадники продолжали продвигаться вперед.

К полуночи они добрались до воды и сделали короткий привал, чтобы запастись водой. Но даже тогда отец с сыном не обмолвились и словом. Еще немного погодя всадники подъехали к оставленным в полдень коням, и серый мустанг радостно заржал, почуяв своего хозяина. Затем двинулись дальше.

Они были в безопасности, но рисковать не хотели, поэтому не останавливались.

Вокруг них расстилалась широкая равнина.

Глава 42

ПОТЕРЯННАЯ ЖЕМЧУЖИНА

Сидя на спине гнедого, Джонни клевал носом и раскачивался из стороны в сторону, то засыпая, то просыпаясь, дрожа от боли и усталости. Но остальные крепко держались в седлах.

А мальчишка, освобожденный из плена?

Долгое заключение, похоже, не сказалось на его физическом состоянии. Он был столь же крепок и силен, как взрослые товарищи Джонни. Мальчик восхищался им, завидовал его посадке в седле и удивлялся, откуда у этого парня столько сил. А когда утренний свет стал ярче и взошло солнце, он вдруг вспомнил об одной вещи, которая заставила его почти позабыть об усталости.

Дочь Луны! Находится ли она все еще в тайнике?

Джонни повернул и отодвинул защелку на рукоятке револьвера. Потом перевернул револьвер, подставил ладонь, но оттуда ничего не выпало!

Мальчик снова перевернул револьвер. В глазах у него потемнело от ужаса и страха, но когда он заглянул в тайник, там ничего не блеснуло.

Жемчужины не было!

В этот момент Рейни увидел лицо мальчика.

Великан уже смыл в ручье кровь с лица, и теперь от удара, который он получил в вигваме пауни, не осталось и следа.

Улыбаясь, он направил коня к гнедому Джонни, идущему ровным шагом.

— Ты чем-то расстроен, сынок?

— Все кончено, — хрипло произнес мальчик. — Я потерял то, за чем проехал весь этот путь! Гарри-вор нашел то, что искал я. Он нашел это в тайнике, устроенном в рукоятке револьвера, и я… — Джонни замолчал, представив лицо отца, его серо-зеленые, умные глаза, которые, казалось, видели человека насквозь. Потом воскликнул: — Я никогда не смогу вернуться к нему! Я никогда не смогу вернуться домой, к отцу!

— Так, значит, ты что-то потерял? — удивился Рейни. — Ну, тогда я не стану винить тебя за то, что ты не вернешься домой. Кому охота возвращаться домой, чтобы родные считали его вором? Тогда оставайся с шайенами. Будешь приносить им удачу на охоте, хотя они и без тебя прекрасно справляются. Будешь вызывать для них дожди. Вот это будет жизнь! А что до твоего старика, что ж, если он потерял что-то ценное, то смирится и с потерей сына. Какая разница? Одной потерей больше, одной меньше!

В этот момент Джонни посмотрел вперед и увидел двоих шайенов, едущих бок о бок. Они смотрели друг на друга и улыбались!

Этого хватило, чтобы мальчику на глаза навернулись слезы.

— Мне плевать на твои слова, Хэнк! — заявил он. — Я не могу вернуться назад. Я боюсь. Мне стыдно возвращаться!

— Так ты едешь к шайенам? — резко спросил Рейни.

— Ну конечно! — Джонни удивленно посмотрел на друга. — Куда же еще?

— Домой! — рявкнул тот. И сурово добавил: — Я видел, как ты смотрел на девчонку, Зорянку. Как большой щенок на луну. Ты был готов жалобно заскулить. Стоит тебе туда вернуться, посмотреть на ее милое личико, глядишь, и до женитьбы недалеко. Когда-то ты говорил, что женишься через десять-пятнадцать лет. Верно, так и должно быть! Но теперь все по-другому. Ты побывал среди индейцев. Ты теперь шайенский воин, храбрец. Или думаешь, тебе удастся избежать раннего брака, как у них принято?

Джонни удрученно смотрел вперед и не знал, что ответить.

А Рейни продолжал:

— Что ж, чем плоха такая жизнь? Женишься на скво. Она станет работать. А ты будешь себе полеживать и творить чудеса. Все племя будет тебе поклоняться. Тебя ждет замечательная жизнь! Будешь есть тушеное бизонье мясо, носить одежду из оленьей шкуры, расшитую бисером. Через некоторое время у тебя появятся ребятишки-полукровки. Я считаю, что детишки-полукровки очаровашки. Да, лучше поезжай в лагерь шайенов! Будешь у них вождем. Совсем скоро ты станешь великим вождем и шаманом племени!

И пока Рейни говорил, до Джонни дошел смысл происходящего. Он просто посмотрел правде в лицо и с горечью признал, что его друг прав. И зов расы, непреодолимый зов крови прозвучал призывным кличем у него в ушах. Это было тяжело, это было горько, но мальчик понял свой долг с суровой решительностью и спокойствием. В этот момент он стал мужчиной. Опасности и лишения, через которые он прошел, не сделали этого. Сейчас же душа закалилась.

Джонни повернулся к другу:

— Спасибо. Ты помог мне решить, как быть. Я возвращаюсь домой!

Рейни кивнул, но не сказал больше ни слова.

Немного погодя они сделали привал. Индейцы сели на корточки и принялись жевать сушеное мясо. Но Джонни завернулся в одеяло и мгновенно заснул, постанывая от усталости.

А когда солнце сделало большую дугу по небу, пройдя половину пути к закату, он проснулся, как от толчка, и сел. Рядом щипали траву лошади. Сломанного Ножа и Рейни нигде не было видно. Но юный Взлетающий Ястреб терпеливо сидел на корточках рядом со своим белым товарищем, расположившись так, чтобы его тень заслоняла от солнца лицо мальчика. Все это Джонни понял, когда протер заспанные глаза. Тогда он резко вскочил на ноги.

— Я всех задерживаю? Я ослабел. Без меня вы бы уже далеко ушли!

Индейский юноша только улыбнулся ему. Нет, это был уже не юноша. Он стал мужчиной гораздо раньше белого мальчика. Сражение и пребывание во вражеском плену заставили его повзрослеть. Лицо Взлетающего Ястреба было серьезно, в глазах его сияла доброта.

— Неужели ты думаешь, что нам нужно спешить, когда ты с нами? — спросил он. — Разве духи не предупредили бы тебя, если бы опасность была близко?

— А-а-а, — хмуро протянул Джонни, — тебе уже рассказали о моих исключительных способностях.

— Не стоит об этом, брат, — сказал индеец. — Мне не нужно ни о чем тебя спрашивать. Ты отнял жизнь у предателя, который захватил меня в плен. Потом вернул мне свободу. Зачем задавать глупые вопросы? Я просто ждал здесь, чтобы предложить все, что в моих силах. Вот моя кровь, стань мне братом!

Джонни Таннер вытаращил глаза. Он ничего не понимал. Потом вспышкой молнии воспоминание, что как-то читал о церемонии братания у индейцев.

Между тем Взлетающий Ястреб продолжал:

— Перед тобой два пути, Стремительный Орел. И в начале каждого тебя ожидает человек. На северо-востоке тебя ждет друг, который привел тебя сюда. На юге — мой отец. Каждый из них знает, что сегодня ты выбрал свой народ. Они пришли к соглашению не настаивать. Какой путь ты выбираешь?

Джонни Таннеру было трудно ответить сразу. Но тут ему опять показалось, что умные серо-зеленые глаза отца заглянули в его душу. Он поднял руку и указал на северо-восток.

Взлетающий Ястреб чуть наклонил голову, словно принимая поражение. Хотя это был всего лишь жест разочарования. Помолчав, индейский юноша проговорил:

— Жизнь долгая, и годы приводят нас в разные места. Ты приедешь к нам снова?

Джонни Таннер ответил от всего сердца:

— Приеду! Если выживу, обязательно приеду!

— Знаешь, чтобы ты когда-нибудь почувствовал зов прерий, зов шайенов и вернулся к нам, давай обменяемся кровью. А здесь ты всегда найдешь поджидающего тебя брата и открытую дверь его жилища!

— Пусть будет, как ты хочешь, — осторожно согласился Джонни.

Его ответ воодушевил и обрадовал индейца. Он тут же взялся за дело. Вытащил нож из ножен и протянул его сначала к земле, потом на все четыре стороны света и, наконец, к горящему золотом солнцу.

— Подземные духи, жители Небес, отец наш, Солнце, вы слышите нас? Дайте нам ваше благословение! — торжественно попросил Взлетающий Ястреб и ударом ножа смело разрезал себе руку так, чтобы выступила кровь. Затем взял руку Джонни.

Тот сжал зубы в ожидании боли, но разрез оказался не глубже царапины. Взлетающий Ястреб аккуратно зажал края раны Джонни. Кровь капала с кончиков его пальцев на землю и обрызгивала зеленую траву красными каплями. Юный шайен прижал свою рану к ране мальчика. У Джонни слегка закружилась голова.

— Все духи, добрые и злые! — продолжал говорить Взлетающий Ястреб. — Знайте, мое сердце отдает кровь телу Стремительного Орла, и сердце Стремительного Орла отдает кровь мне! Мы — одно целое, как две ветви от одного ствола. Половина моего духа теперь принадлежит ему, а половина его духа — мне! — Шайен отнял свою руку. Его рана немного кровоточила. — Теперь-то ты уж точно вернешься к нам, — пообещал Взлетающий Ястреб. — Мы будем тебя ждать. Мои соплеменники принесут жертву, чтобы ты к ним вернулся. А ты нас не забудешь. Моя кровь заговорит в тебе и позовет к моему народу.

Юноши застенчиво улыбнулись друг другу, словно устыдившись проявления своих чувств, и стали готовиться к отъезду белолицего брата. Оседлали гнедого. Привязали к нему другую лошадь Джонни. Он вскочил в седло.

— Все, что принадлежало мне в вигваме твоего отца, — теперь твое! — объявил мальчик Взлетающему Ястребу. — Мои кони, пасущиеся в табуне твоего отца, — теперь твои. Прощай, брат!

— Прощай, брат! — отозвался шайен, и голос его дрогнул.

Глаза Джонни тоже наполнились слезами. Он повернул гнедого, пустил его в галоп и, ничего не видя перед собой, поскакал на северо-восток, туда, где в сочной зеленой траве прерий его поджидал Рейни.

Глава 43

ПУТЬ ДОМОЙ

Первую важную новость, странную и неожиданную, они услышали в Форт-Ливенворте, когда стояли в коррале и наблюдали за торгами, на которые выставили своих лошадей. Лишь гнедой и Сын Полуночи не пошли с молотка. Вот здесь-то какой-то грязный делец, слоняющийся без дела, как бы невзначай и бросил:

— Если бы с лица этого молодого человека вдруг сошел загар, я мог бы поклясться, что это именно тот паренек, о котором меня расспрашивал один человек в Либерти. Однако никто не мог удовлетворить его любопытство.

— Что еще за человек? — резко спросил Джонни.

— Да какой-то чудак, приехавший из Нью-Йорка, если можно верить тому, что он говорил. У этого малого сбежал сынишка, и он двинулся по его следу. Но тут след обрывается.

Джонни и Рейни поскакали в Либерти со скоростью, какую только могли развить их кони. Они въехали в город таким галопом, словно за ними гнались индейцы, и уже через пять минут Джонни Таннер стоял перед отцом в гостинице. Хэнк Рейни прогуливался поблизости.

Ясные серо-зеленые глаза снова заглядывали в душу мальчика.

— Что заставило тебя так поступить, Джонни?

— Твой револьвер был украден. Случайно получилось, что наши пути с вором пересеклись. Это было… простое совпадение! А потом… Я не могу рассказать тебе всего сейчас. Но я вернул револьвер. Нашел вора, отобрал у него револьвер, но… — Мальчик распрямился, в глазах у него мелькнул страх. — Ты можешь подумать, что я продал жемчужину, а деньги проиграл в карты или что-то в этом роде. Но дело в том, что вор обнаружил тайник. В нем пусто. — И он замолчал в полном отчаянии.

Но испытующий взгляд умных глаз отца не изменился.

— А почему же ты не передал этого головореза властям, Джонни?

— Потому что я нашел его в стане пауни, а пауни не отказались бы от наших скальпов. Там со мной был Хэнк Рейни и…

— Джонни, — перебил его отец, — нам понадобится много времени, чтобы поговорить как мужчина с мужчиной. У нас еще все впереди. Последний раз, когда мы с тобой встречались, я видел перед собой мальчика. Теперь ты стал взрослым. А сейчас о жемчужине. Неужели ты подумал, что я мог оставить такую вещь, как Дочь Луны, в револьвере в неохраняемой комнате? Нет, нет, Джонни! Не только ты один знал о тайнике в рукоятке револьвера. В то утро я поехал в город, чтобы показать жемчужину хорошему ювелиру. И цена, которую он назначил, значительно превысила мои самые смелые ожидания. А в револьвере я оставил подделку, плохую подделку, самую плохую, какая только может быть. Мой бедный мальчик! Ты попался на мою маленькую хитрость, предназначавшуюся для вора! — Помедлив, он добавил: — Твоя бедняжка тетя Мэгги не могла этого перенести. Она чуть не сошла с ума от горя. Мне тоже пришлось не сладко. А что касается тебя, то, вероятно, дни показались тебе годами. А теперь пойди умойся, и давай спустимся вниз пообедать. Мне хочется переговорить с твоим другом Рейни.

От счастья Джонни Таннер стоял как громом пораженный. И все-таки, пока он умывался и приводил себя в порядок, в голове его царила полная неразбериха. Выходит, если бы он состорожничал, поступил как трус, все давным-давно было бы улажено? Никто не стал бы его особенно винить, ну если только чуть-чуть за детское недомыслие. Не стали бы и ругать за пропавший револьвер.

Но он очертя голову бросился в погоню, словно прыгнул с высокой скалы в самую невероятную свою мечту, будто в сон. Но радуется ли он теперь пробуждению от этого сна — вот в чем вопрос. С ним сейчас его отец, потом они приедут к тетушке Мэгги. Но смогут ли они заменить ему друзей краснокожих, которые любили его и верили в него?

Мальчик спустился вниз, где застал отца и Хэнка Рейни за оживленной беседой. Они проговорили весь обед, а Джонни все это время предавался думам, немного печальным и одновременно радостным.

Два дня спустя они отправились вниз по реке. Так началось их долгое путешествие домой. Лошадей они взяли с собой. И Хэнка Рейни убедили прокатиться до Нью-Йорка.

— Что я там буду делать? — удивленно спросил он.

— Пока не знаю, — ответил старший Таннер, — но для такого человека, как вы, везде найдется место, Рейни!

Они уже стояли на палубе парохода и наблюдали за тем, как отходят от пристани, слушая крики команды, резкие, быстрые приказы капитана, когда к краю дока на пегом жеребце подъехала странная фигура в боевой раскраске индейцев. На голове у мужчины был узор из перьев, говорящий о том, что он великий вождь.

Он смотрел прямо на Джонни Таннера. Потом сильной рукой резко поднял над головой боевое копье, так, что длинное древко задрожало от конца до пика. И пока пароход не скрылся из виду, так и стоял на берегу.

Один из пассажиров спросил:

— Кто такой этот индеец?

— Это Красное Перо, — ответил другой.

— Но кого это он приветствовал на борту нашего парохода? — удивился первый.

— Не знаю, — отозвался другой. — Может, просто молился Богу Солнца!

Старший Таннер взглянул на Рейни, потом они оба повернулись к мальчику, но Джонни не обратил внимания на их взгляды. Он смотрел вверх по течению реки на благородную фигуру индейца, а в глазах его стояла невероятная печаль.

1

Шкафут — узкая часть палубы.

2

Отец Вод — индейское название реки Миссисипи.