Книга: Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги



Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги

Александр Евсеевич Хинштейн

Березовский и абрамович. Олигархи с большой дороги

От автора

Романа Абрамовича я настиг возле 14-го корпуса Кремля. Он стоял, увлеченный разговором со своим давним соратником, омским губернатором Полежаевым, и когда я окликнул его, даже вздрогнул от неожиданности.

– Роман Аркадьевич, у меня к вам деловое предложение.

Абрамович испуганно поежился; вся его субтильная, щуплая фигура выражала высшую степень недоумения.

– Слушаю.

– Я пишу книжку про вас с Борисом Абрамовичем и хочу, чтобы вы прочитали ее перед выходом. Если вы будете с чем-то не согласны, то сможете дать свои комментарии, мы напечатаем их без каких-либо купюр.

Чукотский губернатор отвел в сторону глаза и застенчиво поинтересовался:

– А нельзя, чтобы эта книга была только о Борисе Абрамовиче?

(Логика, надо сказать, поразительная!)

– Никак нельзя. Страна должна знать своих героев. Кстати, и про Леонида Константиновича, – я повернулся в сторону Полежаева, – там тоже будет много интересного.

Тут уж настал черед вздрагивать омскому правителю.

– При чем здесь я, – вскричал он, – обо мне тоже не надо. Я это… непубличный человек… неинтересный…

– Ну что вы, – как заправский психоаналитик, принялся увещевать я своих героев. – Вы очень, очень интересные люди. И к тому же явно неглупые. Книжку я все равно ведь напишу. А так у вас появится возможность повлиять на ее содержание. Пусть читатель сам разберется, чьим словам верить – моим или вашим.

Абрамович продолжал смотреть куда-то в сторону. На лице его блуждала хорошо знакомая всему миру кроткая улыбка.

– Хорошо, я подумаю, – выдавил он наконец. – Если что, с вами свяжутся…

Увы, никаких вестей от Абрамовича я так и не дождался – за исключением разве что недвусмысленного весьма предложения, которое сделал мне один из ближайших его соратников: как бы устроить так, чтобы эта книжка не вышла. До обсуждения размеров компенсации дело, правда, так и не дошло – но, думаю, что миллион-другой долларов могли стать вполне реальной суммой. По крайней мере, на капиталах Романа Аркадьевича это не сильно бы отразилось…

Еще более оригинально повел себя другой мой главный герой – Борис Абрамович Березовский. Предложение прорецензировать рукопись он отверг с ходу, сказав, что все это глубоко ему неинтересно и скучно, и что лучше он будет читать Набокова с Булгаковым.

Лукавил, конечно, – нет для Бориса Абрамовича удовольствия большего, чем лицезреть свою фамилию, набранную крупным типографским шрифтом. В этом смысле они абсолютно разные с Абрамовичем люди…

Вообще-то, изначально я хотел озаглавить эту книгу по-другому, она должна была называться «Отпетые мошенники».

Согласитесь, от заголовка зависит очень многое: если бытие определяет сознание, то заглавие – содержание.

(Хотя возможны, впрочем, и варианты: «Мертвые души» – чем, например, не название фильма ужасов, вроде «Зомби-4»; «Смерть Ивана Ильича» – звучит как классический детектив; и даже от «Дамы с собачкой» веет какой-то зоологической порнографией.)

Однако под давлением осторожного издателя, опасающегося возможных исков, название пришлось изменить. А жаль. Потому что, называйся эта книга «Отпетые мошенники», она могла получиться совершенно иной. Может быть, даже веселой.

Испокон века похождения разного рода авантюристов, мошенников и плутов служили отменной пищей для увеселения публики.

В литературе существует даже отдельный жанр – плутовской роман, персонажи которого как на подбор веселы, предприимчивы и обаятельны. Жиль Блаз, например. Или Йозеф Швейк. Не говоря уже об Остапе Бендере.

Да и большинство героев мирового фольклора – тоже те еще мошенники. Взять хотя бы Иванушку Дурачка, Ходжу Насреддина или Рейнеке-Лиса.

Причем, что удивительно, симпатии наши зачастую оказываются почему-то не на стороне их жертв, а обращены как раз к этим жуликам и прохвостам; хотя по уму должно быть все наоборот.

Я долго думал над этой загадкой, пока наконец не осенило меня. Ведь все эти веселые и находчивые пройдохи надували преимущественно персонажей отрицательных: сквалыг, богачей, купцов, царей, ростовщиков и etc. К тому же деньги как таковые не являлись для них самоцелью, гораздо важнее был сам процесс.

В этом смысле люди, о которых пойдет сейчас речь, не имеют с подобными героями ничего общего. Хотя бы потому, что жертвой их изворотливости и мошенничества стали не отдельные скряги, а вся страна в целом – то есть мы с вами. И веселиться тут точно повода нет.

Бытует убеждение, что историческая литература должна обязательно писаться людьми непредвзятыми, воспринимающими объекты своих изысканий с ледяной отстраненностью энтомолога.

Вероятно, лет через 50–100, когда и Абрамович, и Березовский обернутся бесплотными тенями давно ушедшей эпохи, такой подход и будет оправдан. Но сегодня – это никак еще невозможно. Слишком мало времени прошло с момента описываемых событий, и слишком явственно каждый из нас испытал результаты олигархических реформ, прочувствовав «прелести» их на собственной шкуре…

Заранее предвижу, что кое-кто – особенно представители так называемой либеральной интеллигенции – станут упрекать меня в коллаборационизме и исполнении кремлевских заказов. Пусть себе. Замечу лишь, что мое отношение к этим персонажам ничуть не менялось еще с тех незапамятных времен, когда считались они всесильными и всемогущими.

Году эдак в 1999-м и месяца не проходило, чтобы Борис Абрамович публично не вспоминал о моей скромной персоне. По его же собственному признанию, он не мог простить мне тогдашних газетных публикаций. И не простил, кстати, по сей день. («Это то, что я не умею прощать», – дословная его цитата.) Даже в последнем своем открытом письме к Путину он не удержался от того, чтобы вновь не лягнуть меня: «Хинштейн, хоть и ваш, гэбэшный, тоже хорош».

Более высокой оценки своего труда мне трудно даже себе представить…

И Березовский, и Абрамович – давно уже превратились в явления нарицательные. Их жизнь и карьера – точнее, то, что принято считать таковыми, – представляют собой сплошную череду мистификаций, легенд и сказаний, зачастую созданную ими же самими.

Именно поэтому главная задача, которую ставил я перед собой, садясь за письменный стол, заключалась в том, чтобы развенчать эти бесчисленные мифы, показав наиболее заметных и одиозных представителей эпохи бандитского капитализма без грима и позолоты.

Для того чтобы выводы мои и оценки не были голословными, мы решили снабдить книгу компакт-дисками с записями телефонных переговоров главных ее героев.

Основная масса прилагаемых записей представляет собой архив частного охранного предприятия «Атолл», подконтрольного некогда Березовскому. Еще с 1995 года Борис Абрамович начал создавать собственную базу компромата, – все разговоры, которые велись в его доме приемов, старательно записывались и складировались. Вряд ли, конечно, думал он тогда, что пройдет время, и пленки эти станут свидетельствовать против него самого. Но это еще Чехов писал о стреляющем в четвертом действии ружье.

Эти пленки – отменная, ни с чем несравнимая возможность заглянуть за кулисы высокой политики и воочию оценить нравы, царящие в российском эстаблишменте конца ХХ века.

Каким образом попали они ко мне – оставлю пока за скобками; скажу лишь, что создатель и бессменный руководитель «Атолла» Сергей Соколов полностью подтверждает их аутентичность.

Кроме того, на компакт-дисках представлены и более поздние записи; в частности, вся история с инсценировкой похищения кандидата в президенты Ивана Рыбкина, а также совсем недавние диалоги Березовского с агентом английской разведки МИ-6 Вячеславом Жарко, свидетельствующие о самых тесных связях опального олигарха с западными спецслужбами.

Разумеется, эта книга не могла появиться без поддержки моих коллег и друзей. Одни помогали мне советами и рекомендациями, другие – контактами, третьи – своими материалами.

Хотелось бы выразить особую признательность:

– Андрею Караулову, предоставившему доступ к архивам своей телевизионной программы «Момент истины», включая не вышедшие в эфир материалы;

– ведущему программы НТВ «Главный герой» Антону Хрекову, передавшего мне исходники снятой с показа передачи, посвященной Роману Абрамовичу;

– телеведущему Владимиру Соловьеву, много помогавшему мне практическими советами;

– обозревателю газеты «Спорт-Экспресс» Игорю Рабинеру, специально написавшему одну из глав этой книги;

– бывшим первым экс-заместителям гендиректора «ЛогоВАЗа» Владимиру Темнянскому и Самату Жабоеву, чье расположение и участие помогло мне переосмыслить многие исторические события;

– бывшему гендиректору Издательского Дома «Новые известия», а ныне скромному госслужащему Олегу Митволю, ставшему моим проводником в лабиринтах империи Березовского;

– первому заместителю главного редактора газеты «Московский комсомолец» Петру Спектору, все эти годы остающемуся для меня непререкаемым авторитетом в вопросах творчества.

К сожалению, я лишен возможности очно поблагодарить и многих других людей, немало сделавших для появления этой книги. Кто-то из них продолжает еще оставаться рядом с моими героями, имена других и вовсе не следует называть по причинам конспирации. Надеюсь, что читательское признание станет лучшей для них наградой.


Москва, август 2007 г.

Глава 1

Он же – агент «Московский»…

…А ведь скажи тогда кто-то, в былинные уже 1950-е, что этот щуплый и шустрый еврейчик с вечно не закрывающимся ртом станет некоронованным властителем России, будет избирать вождей (о президентах в те годы слыхом не слыхивали), формировать правительства и открывать ногой тугие кремлевские двери, никто бы это даже за удачную шутку и не посчитал. Еще, может, и побили бы его – для острастки.

Кем угодно можно было представить школьника Борю Березовского в будущем; ученым, инженером, товароведом; начальником какого-нибудь ОРСа или овощебазы, наконец, но властителем огромной страны? Бред какой-то! Паранойя! Да его и председателем сельсовета никто б не поставил, чего ж там говорить про державу.

Он и сам, верно, даже в самых дерзких своих фантазиях, ни о чем подобном и мечтать не смел. И дело здесь не столько в государственном антисемитизме, сколько совсем в другом: в отсутствии у нашего героя тех неуловимых, но необходимых черт, которые с детства отличают будущих начальников и персон разряда VIP от прочего люда, всевозможной массовки.

Если мальчик Боря Ельцин, к примеру, уже с младых ногтей отличался задатками лидера и непререкаемым авторитетом среди одноклассников (о мальчике Вове Путине – и говорить не приходится), то Березовский – точно в песне: каким был, таким и остался.

Вечно суетлив, говорлив, невнятен. («Ужас, все время болтал, – бесхитростно вспоминала его мать. – Уже не знали, на какую парту его посадить, он все равно найдет кого-то и будет все время разговаривать»).

В нем не было ни грамма значительности. Одноклассники относились к Березовскому насмешливо. Одноклассницы – что гораздо важнее – и вовсе не замечали в упор.

Именно те, сформировавшиеся у нашего героя детские и юношеские комплексы, и определили всю его будущность: он до сих пор точно пытается расквитаться со всем миром за былые мальчишеские обиды; доказать окружающим – и самому себе в первую очередь – сколь преступно недооценены были его таланты и достоинства.

Воистину, детские комплексы – самый мощный движитель уязвленного самолюбия…

$$$

Борис Березовский родился в первый послевоенный год в интеллигентной еврейской семье со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Бытует версия, что отец его был то ли раввином, то ли крупным деятелем московской еврейской общины. (В запуске этого слуха Березовский винит, само собой, ненавистную «гэбуху».)

На самом деле никакого отношения к культу Абрам Маркович Березовский, купеческий сын из Томска, не имел. По профессии он был инженером-строителем; всю жизнь колесил по стране, возводя всевозможные объекты и комбинаты, пока не осел наконец в Москве. Здесь, в самый разгар войны, в 1943 году, он и познакомился с будущей матерью нашего героя Анной Гельман, 19-летней студенткой мединститута, такой же, как и он, провинциалкой, приехавшей из Самары покорять столицу.

Трудно сказать, чего здесь было больше – горячности любви или трезвости расчета; все-таки довольно большая пропасть лежала между ними – разница в двенадцать лет.

Она была милая и трогательная. Он – солидный и надежный: за таким, как за каменной стеной. Да и с женихами было в ту пору туговато: гремела война, и даже безрукие инвалиды среди барышень шли нарасхват…

Забегая вперед, скажу, что Абрам Березовский сделал по тем временам неплохую карьеру: попеременно работал главным инженером на подмосковных заводах (Одинцовском кирпичном, Бутовском газосиликатном, Мытищинском керамическом) и даже удостоился премии Сов-мина СССР в области строительства. А вот молодая жена его – как раз наоборот – служебным честолюбием не страдала.

К моменту рождения сына она училась на третьем курсе мединститута и из академического отпуска назад уже не вернулась; клятве Гиппократа Анна Березовская предпочла скромный удел домохозяйки.

Все в этой семье было отныне подчинено интересам долгожданного наследника. Лишь по прошествии десяти с лишним лет, когда Борис стал уже относительно взрослым, мать его устроилась-таки на службу: лаборанткой в Институт педиатрии Академии наук, в лабораторию микробиологии и иммунологии. И работа не пыльная, и от дома рукой подать: так что времени на любимого сына оставалось все равно с лихвой.

«Она боготворила сына, полностью жила его жизнью, – вспоминает ее сослуживица Алла Раствелина. – Есть такие фанатичные мамы, которые с первых дней жизни чада всю свою жизнь дарят ему. Она даже второго ребенка не захотела только потому, что не представляла себе ситуации, когда придется делить свою любовь к Борюсе с кем-то еще. Борюня для Анны Александровны был светом в оконце, абсолютным „всем“ в ее жизни».

В едва ли не единственном интервью, данном Анной Березовской за свою долгую жизнь (оно было приурочено к 60-летнему юбилею сына), мать олигарха вспоминает один весьма показательный эпизод. После того, как обнаружилось, что Борис скрыл от нее четыре или пять полученных двоек, Анна Александровна решила проявить строгость и выпороть нерадивого ученика.

«Он лег. И я его так, знаешь… рукой шлепнула. В общем, и потом мы оба… Нет, не помню, не буду говорить, плакал ли он, но я плакала».

Вот в такой атмосфере всепоглощающей любви и поклонения и рос мальчик Боря.

Жили Березовские достаточно скромно: не нищенствовали, конечно, но особо и не шиковали. Если в доме появлялись лишние деньги, то даже и вопроса не возникало, куда их потратить: конечно на Борю.

(Цитата из того же материнского интервью:

«Помню, один раз муж получил премию… и сказал: „Поезжай, купи себе хоть платьице“. Я приехала и увидела детские колготки и шапочки. И купила их на все эти деньги. А себе, помню, купила только клипсики. И такая счастливая ехала домой!»)

Хотя, как учил Эйнштейн, все – относительно. В сравнении с большинством советских семей Березовские существовали вполне сносно (достаточно сказать, что отцов у большинства его сверстников просто не было). Глава семейства получал неплохую зарплату, позволяющую его жене не работать. На почетном месте в 11-метровой комнате стоял, прикрытый салфеткой, телевизор – роскошь по тем временам неслыханная; примерно то же, как сегодня машина «Бентли».

Но стоило Борису пойти в школу, как его мгновенно постигло жестокое разочарование. Оказалось, что все их благополучие – лишь жалкая пародия на подлинную роскошь.

Наряду с обычными детьми в школе № 413 Ждановского РОНО (кстати, она сохранилась и по сей день) учились представители столичной элиты.

«Определенное своеобразие школе добавляла близость нескольких престижных домов, – свидетельствует одноклассник Березовского Евгений Беркович, – высотного на Котельнической набережной и пары домов на улице Чкалова, где жили известные физики. Оттуда пришли в школу дети знаменитых ученых, артистов, военных».

«Блатные» дети жили не в коммуналках, а в отдельных квартирах с ванной. Они носили модные курточки и платьица, катались на дорогих велосипедах и коньках, а некоторых даже – о, ужас – подвозили к школе персональные родительские авто.

Может быть, в те годы и зародилась в Борисе Абрамовиче тяга к красивой, богатой жизни…

«Когда ему было пять или шесть лет, – повествует мать нашего героя, – мы с ним шли по Столешникову переулку. Он увидел там манто в витрине. И он мне говорит: „Мама, вот я вырасту и куплю тебе такое пальто“.

Я говорю: „Ну, спасибо, сынок“. А мы из ломбарда, по-моему, шли, закладывали что-то».

(Справедливости ради, скажу, что «такое пальто» Борис Абрамович матери все-таки купил. Правда, по прошествии почти полувека…)



Несмотря на широко гуляющий миф о его исключительных способностях, учился он довольно средне.

«Я абсолютно ничем в школе не выделялся, – признавался в одном из интервью сам Березовский. – Никогда не был отличником, но никогда не был и троечником».

Дело, конечно, прошлое, но Борис Абрамович, как всегда, немного лукавит. Обнаруженные мной в архивах копии его школьных ведомостей свидетельствуют совсем о другом: троек – в четвертях – у будущего магната имелось с избытком, причем по самому широкому спектру: от пения и русского до алгебры с геометрией. (В аттестате зрелости из 17 оценок тройка у него, впрочем, лишь одна – по литературе.)

Но отметки эти интересны не только тем, что уличают Березовского в некоей детской забывчивости. Куда важнее, что они очень четко передают суть его увлекающейся, разбрасывающейся натуры: по одному и тому же предмету в первой четверти он мог, например, получить пятерку, а в следующей – уже тройку. («Я не могу понять, – удивлялась его учительница математики, – он не знает правила и решает задачки как-то по-своему, а результат получается верным».)

Чем только не увлекался в детстве Борис Абрамович. Ходил во всевозможные кружки и секции. Шесть лет учился играть на баяне (родители, как водится, мечтали вырастить из него пианиста, но в коммуналку, где они тогда жили, пианино не помещалось: пришлось ограничиться компактным баяном, хотя лично я – убей бог – не в силах представить себе Березовского, упоенно растягивающего меха и выводящего «Амурские волны»). Целиком отдавался общественной пионерской работе, с каким-то оголтелым даже энтузиазмом собирая макулатуру и металлолом.

Но самый главный его талант заключался в другом: уже тогда Боря мастерски овладел искусством обмана. Никто в классе не умел врать лучше него: у Березовского это всегда получалось удивительно правдоподобно. Будучи по натуре отъявленным шкодой, он даже после любых, самых дерзких выходок умудрялся выходить сухим из воды. Глядя в его наивные глаза с хлопающими ресницами, учителя – сами собой – уверялись, что уж кто-кто, а этот приличный, интеллигентный мальчик точно не может быть ни в чем замешан. Обычно за проделки Березовского доставалось совсем другим.

Это качество очень пригодится ему в последующей жизни…

Интересная деталь: во всех найденных мной школьных ведомостях – с пятого по десятый классы – в графе «поведение» у Березовского неизменно стоит «пятерка». Вкупе с рассказами его матери о том, что был он «ужасный драчун и все время что-то творил», выглядит это довольно занятно.

Неудивительно, что одноклассники его не любили. Но больше всего Березовскому доставалось от дворовых мальчишек; в их понимании он был дохляком и маменькиным сынком (лет до 16 у Березовского вообще не было секретов от матери; он поверял ей все, даже самые сокровенные свои тайны).

Когда сверстники всерьез поколотили его в первый раз, Боря долго не мог прийти в себя. Мир в его сознании будто раскололся на две половинки. В одной был – уютный дом, заботливая мама и прикрытый салфеткой телевизор. В другой – враждебный двор и хулиганистые подростки. Пионер Березовский никак не мог уразуметь причины такой несправедливости.

Дать сдачи обидчикам он не мог: с детства отличался хилым здоровьем и малым ростом. Но уже тогда Борис Абрамович был столь же сообразительным, сколь и слабым; точно по ломоносовскому закону о сохранении энергии: коли где-то что-то прибывает, значит, где-то что-то убывает. Он очень быстро смекнул: если не хочешь постоянно ходить с синяками, надо как-то мимикрировать, подстраиваться под тех, кто сильнее.

Это с тех самых пор в Березовском выработались черты, хорошо нам теперь известные: подобострастная сгорбленность, тяга к сильным защитникам, торопливое многословие: надо успеть побольше сказать, заболтать противника, лишь бы только не били; страсть к матерщине, которая придавала ему недостающие штрихи мужественности.

А потом он стал старше и с ужасом обнаружил, что одноклассницы тоже уподобляются дворовым хулиганам. Нет, девочки, конечно, Березовского не били: они просто игнорировали его, не замечая – хоть тресни – в упор.

Нашего героя, вступившего уже в пубертатный период, это обстоятельство угнетало до глубины души. Он из кожи вон лез, чтобы привлечь внимание противоположного пола, но ничего путного из этого не выходило.

Юный Березовский был в точности таким же, каким через много лет его узнает страна: сумбурным, невнятным, суетливым. Невысокого роста, сутулый, вечно куда-то спешащий, во рту сплошная «каша» – он, понятно, никак не подходил на роль героя-любовника.

Впрочем, сам о себе он рассказывает теперь совершенно другое.

В изложении Бориса Абрамовича был он парнем хоть куда, драчуном, забиякой и бретером. И друзей имелось у него с избытком, а если от чего и страдал он, так исключительно от антисемитизма и большевистской косности.

«Однажды мы играли в классе в футбол и разбили портрет Дзержинского, – рассказывал он по прошествии полувека в одном из интервью, – и под этим предлогом меня не хотели принимать в комсомол. Говорили, что это был антисоветский поступок, чуть ли не сознательный».

К сожалению, его мать этой версии, очевидно, не слышала, а посему, – сама того не желая, – напрочь опровергает исповедь сына.

«Учительница по истории рассказывала им о Дзержинском и сказала, что, когда Дзержинский говорил, у него горели глаза. И что эти трое или четверо сделали? Они сняли портрет Дзержинского со стены, подчистили глаза и провели туда лампочки».

Мелочь, конечно, но очень красноречивая, аккурат в духе Бориса Абрамовича. С его умением подтасовывать факты, переворачивая их с ног на голову, нам придется встретиться еще не раз…

Кстати, и с антисемитизмом, от которого с младых ногтей натерпелся наш герой, дело тоже обстоит не совсем чисто.

Если верить Березовскому, о своем еврействе он впервые узнал в восемь лет, подравшись с мальчишками на катке.

«Потом я пришел домой, родители мне пытались объяснить, что есть русские и есть евреи… В общем, прочитали мне типичную советскую лекцию, причем в полной убежденности, что это так».

«Когда он получал паспорт, встал, конечно, вопрос о национальности, – вспоминает, в свою очередь, его мать. – Он не знал, какую национальность написать. Папа, конечно, хотел, чтобы он взял национальность еврей… А у нас была комендант дома, и она должна была справки писать для паспортного стола. И вот она сказала: „Вы как хотите, а я напишу ему „русский“, нечего ему портить жизнь“».

В самом по себе этом факте нет, конечно, ничего предосудительного. С формальной точки зрения Березовский вполне мог записаться русским: мать его лишь наполовину была еврейкой. (Правда, к русским отношение она имела самое отдаленное; в ее жилах текла польская, украинская и даже итальянская кровь, но не записывать же Бориса Абрамовича – итальянцем. Хотя, в противном случае, сегодня он мог бы с полным правом отсиживаться не в Лондоне, а в Риме.)

В те годы так поступали многие – могу засвидетельствовать это на примере собственной родни – лишь бы облегчить будущность детей. Евреям был заказан вход в престижные вузы, их не ставили на руководящие посты, неохотно продвигали по службе. (Единственного еврея-министра брежневской поры – председателя Госкомитета по материально-техническому снабжению Вениамина Дымшица, точно музейный экспонат, демонстрировали всякий раз, когда требовалось показать, что антисемитизма в СССР, как и секса, нет.)

Тут важно другое: обстоятельства русификации. Одно дело – циничный и прагматичный расчет. И совсем другое – извечные интеллигент-ские сомнения, прерванные твердой рукой заботливой комендантши; современного воплощения матроса Железняка.

Между тем архивные материалы говорят совсем об обратном.

С еврейством Борис Абрамович распрощался вовсе не в 16 лет, когда пришла пора получать паспорт, а гораздо раньше: уже с 7-го класса во всех школьных документах он начинает числиться русским.

Сие историческое событие случилось вскоре после переезда Березовских на новую квартиру: в Академическом проезде (ныне – улица Вавилова), где Борис и пошел в другую, только что открывшуюся школу. Рискну предположить, что в новом заведении намного проще было начинать жизнь с чистого листа…

$$$

Английская спецшкола № 2 (ныне она носит порядковый номер 1260) располагалась на окраине Москвы, на углу Ленинского и Ломоносовского проспектов; за ней начиналось уже чистое, еще нетронутое урбанизацией поле.

В этом районе жили в основном научные кадры; с их детьми Березовскому и предстояло проучиться оставшиеся шесть лет. Среди его одноклассников были, к примеру, сын нобелевского лауреата Прохорова и дочка крупного физика-теоретика профессора Берестецкого.

В классе, как ни странно, относились к нему спокойно, хотя особой дружбы ни с кем он не водил.

«Из общей массы Бориса я никак не выделяла, – вспоминает его классная руководительница Елена Баженова. – Да, неглупый. Да, способный. Но какой-то особой исключительности ничто не предвещало; был как все».

Но потом, к концу учебы, в Березовском неожиданно проснулась любовь к точным наукам. Я пишу «неожиданно», ибо прежде успехами на этом поприще он никогда не блистал, и вплоть до восьмого класса хватал по геометрии с алгеброй сплошные тройки.

И вдруг Бориса Абрамовича точно подменили. Он всерьез увлекся математикой; его даже начали посылать на всевозможные математические олимпиады – отстаивать честь родной школы.

Кроме того, юный Березовский еще активнее начинает заниматься общественной деятельностью. Среди его многочисленных комсомольских нагрузок значилась, к примеру, работа в школьном агитпункте. Но с агитацией, видимо, дело не заладилось, и тогда он придумал собственное ноу-хау: комсомольский патруль, каковой самолично же и возглавил.

Патрульные проверяли при входе чистоту обуви, наличие сменки, а также успеваемость комсомольцев; так Борис Абрамович впервые испытал сладострастное чувство власти; один раз даже задержал за опоздание сына своей классной руководительницы; все посчитали это свидетельством высочайшей принципиальности.

«Он был мальчик строгий, дисциплинированный, – качает головой Елена Баженова, мать того самого, опоздавшего пионера Коли. – Уже тогда у него была заметна некая целеустремленность, стремление к знаниям и успеху».

Неудивительно, что, характеристику «строгому мальчику» на прощание выдали отменную. «Пользовался любовью товарищей, – говорилось в ней, – был чутким, добрым и отзывчивым». Аттестат при этом был у него самым что ни на есть посредственным: четыре пятерки, двенадцать четверок и одна тройка. Тем не менее честолюбивый Березовский всерьез решает посвятить себя науке и подает документы в святая святых – на мехмат МГУ. Он почти уверен в успехе, но жизнь преподносит неприятный сюрприз. На устном экзамене по математике Березовский получил «отлично», зато на письменном – «неуд».

В случившейся неудаче винит он, разумеется, государственный антисемитизм: «мне поставили двойку, потому что я еврей».

В своих многочисленных интервью Березовский всячески педалирует этот факт, как бы подчеркивая, через какие суровые тернии продирался он к звездам. Вместо МГУ был он вынужден поступать в Лесотехнический институт: вот уж унижение так унижение.

На самом деле это – очередной миф. Михаил Денисов, его приятель с юношеских лет, вспоминает, что Березовский никогда прежде не упоминал о такой подоплеке своего провала; эта версия появилась на свет гораздо позже, уже в годы его публичности.

«Напротив, он сам признавался, что ему не хватило знаний. Борис даже приводил в пример своего приятеля из параллельного класса – еврея. Вот, мол, если б я был подготовлен, как он, тоже бы поступил. Кстати, и на мехмате, и на физфаке МГУ евреев училось немало».

В погоне за состраданием Борис Абрамович опускает еще одно весьма важное обстоятельство. Дело в том, что факультет, куда направил он свои стопы, не имел ничего общего с лесниками, деревообработчиками и прочими наследниками папы Карло.

О факультете этом – электроники и счетно-решающей техники – следует сказать отдельно.

Он был создан в марте 1959 года секретным постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР по личной инициативе Сергея Королева – патриарха советской космонавтики.

Академик Королев первым в стране осознал, что советское образование не поспевает за развитием ракетно-космической отрасли. Человек вот-вот должен был полететь к звездам, а специалистов по электронике, телеметрии, автоматике, кибернетике и прочая, прочая невозможно было сыскать днем с огнем.

5 января 1957 года Королев отправляет в ЦК обстоятельную записку о перспективах освоения космоса. Одним из ключевых пунктов там значился как раз недостаток специальных кадров. Академик предлагает создать в нескольких вузах особые, «космические» факультеты. В их числе неожиданно был назван и Лесотехнический институт.

Хотя почему, собственно, неожиданно? Это заведение обладало рядом завидных преимуществ. Во-первых, расположение: институт находился в подмосковных Мытищах, по соседству с королевским хозяйством и Центром управления полетами. (Оба они базировались в Калининграде, переименованном нынче в Королев.)

Ну, а во-вторых, с точки зрения секретности лучшей крыши, чем Лесотехнический институт, трудно было придумать; ни один шпион никогда бы не допятил, каких лесников готовят здесь в действительности, благо и Мытищи, и Калининград для иностранцев были городами «закрытыми».

Вообще, с первых же дней существования факультет этот окружала глухая завеса секретности. Он не значился ни в одном справочнике. Никакого свободного поступления сюда не было: студентов принимали из числа предварительно подобранных, проверенных кандидатов.

«У нас не учились люди с улицы, – вспоминает один из однокурсников Березовского. – Конечно, мы сдавали вступительные экзамены, но де-факто всех нас отбирали заранее; среди детей тех, кто уже работал или служил в военно-космической отрасли».

И тут невольно возникает вопрос: если абитуриент Березовский не проходил по анкетным данным на мехмат МГУ, то как же удалось ему поступить сюда? В конце концов, мехмат, даже при всей своей престижности, и рядом не лежал с секретами космоса.

Тот же однокашник Березовского недоуменно пожимает плечами:

«Тогда мы, юнцы, на эту тему, конечно, не задумывались. Но затем, когда пришлось оформлять массу бумаг и допусков, выяснилось, что на нашем факультете не могут учиться лица из числа так называемых „репрессированных“ народов (чеченцы, ингуши, балкарцы, калмыки, корейцы, немцы, крымские татары). Относительно этого существовали четкие официальные инструкции: позднее, уже работая в отрасли, я видел их сам. Точно так же был ограничен и доступ евреев. Здесь не помогал никакой блат. Конечно, если бы какой-то академик-еврей похлопотал бы лично перед Королевым за своего сына – это могло помочь, но у Березовского не было папы-академика. Ума не приложу, как удалось ему к нам попасть…»

Честно говоря, у меня есть лишь одна мало-мальски правдоподобная версия, объясняющая причину такой метаморфозы.

Лесотехнический институт, как уже говорилось, находился в Мытищах. Но ведь именно в Мытищах работал и Березовский-старший: главным инженером керамического завода, то есть – де-факто заместителем директора; какая ни есть, но все же номенклатура.

Сколько керамической продукции сверх лимитов отгрузил Абрам Маркович на городские стройки или для нужд самого КБ – можно только гадать. Но если мои предположения верны, то уже с самого юного возраста Березовский воочию убедился, что связи и блат прошибают любые стены; они-то и есть истинная власть…

Итак, в 1962 году Березовский поступает в институт. (Тему для вступительного сочинения он выбрал самую беспроигрышную: «Мир! Нам нужен мир!»; «Октябрь 1917 года – самая знаменательная дата в тысячелетней истории существования человечества», – так начинался этот эпохальный труд.)

Учился он вполне сносно, не выделяясь никакими исключительными талантами, разве что умением быстрее прочих решать математические задачи. Ему очень нравилось ощущать – хоть в чем-то – свое превосходство, и он всячески старался его демонстрировать, вызывая вполне понятное раздражение окружающих.

Отчасти следы этого превосходства можно найти и в его личном деле. Конкретно – в формулировках выговоров, объявленных студенту Березовскому. Один – «за нарушение правил читального зала и грубость к сотрудникам библиотеки». Второй – «за систематические пропуски занятий».

Понятно, что Березовского однокурсники не очень любили; в том числе и девушки, для которых умение решать задачи почему-то не играло никакой существенной роли.

Однокурсница Татьяна Хохлова вспоминает Бориса Абрамовича как «сутулого мальчика» небольшого роста, с черными, не всегда аккуратно причесанными волосами. Ходил он обычно в запачканном светлом клетчатом пиджаке. Вдобавок необычайно быстро двигался и говорил.



Если в школе сексуальные комплексы Березовского лишь появились в зародыше, то в институте они сформировались уже окончательно; все ближайшие годы – вплоть до самого конца перестройки – наш герой будет мучаться от женского невнимания, и в этом заключалась главная трагедия его жизни.

Березовский – об этом говорят все, кто хорошо и близко с ним знаком, – всегда отличался повышенным мужским темпераментом. Он очень любил женщин, трогательно относился даже к бывшим любовницам, но слабый пол не отвечал ему взаимностью: дамы попросту не замечали его.

Несколько старых приятелей Березовского, пожелавших остаться неизвестными, рассказывали мне, что еще в 1980-е Борис Абрамович вынужден был пользоваться, скажем так, определенными не бесплатными услугами: это в годы-то, когда проституция слыла исключительно западным пороком и платить за любовь считалось чем-то постыдным, недостойным нормального мужчины. (Что ж ты за мужик, если бабу не можешь найти?!!)

Но зато, когда пришло к нему богатство, Березовский точно бросился в омут с головой. Сонм любовниц, выводок моделей, вереница секретарш: он был подобен дистрофику, дорвавшемуся в одночасье до праздничного стола. Свои многолетние унижения Борис Абрамович компенсировал теперь с лихвой, самоутверждаясь за наличный расчет…

(«Хорошо, что наступила перестройка, – восторженно объявил он одному своему знакомому. – Теперь без проблем можно снять бабу, завести в гостиницу».)

Вообще, тема секса почти не сходила с его языка; даже со случайными знакомыми, первыми встречными-поперечными он делился своими бурными эротическими похождениями.

(В каком-то колхозном таблоиде я обнаружил преоткровеннейшее интервью его личного уролога, некоего доктора Князькина, в котором тот рассказывал о вещах сугубо интимных – о габаритах, особенностях, недугах своего пациента; и даже, о том, что перед абордажем Борис Абрамович непременно натягивал ярко-красные трусы. На закономерный вопрос журналиста – не обидится ли больной за разглашение столь деликатных подробностей, врач преспокойно ответствовал: «Мы говорили на эту тему, так что никаких обид».)

Может быть, ради этого и стремился он стать богатым и знаменитым: главным мотором его амбиций была элементарная фрустрация.

(«Для очень многих людей, – прозрачно объясняет сей феномен хорошо знавший Березовского миллиардер Петр Авен, – то, что девушки их обходили, являлось стимулом в разных отраслях человеческой деятельности».)

Березовского, как и Паниковского, не любили девушки, и это многое объясняет…

Неудивительно, что при наличии таких комплексов женился наш герой сравнительно рано – едва окончив институт – чуть ли не на первой же барышне, ответившей ему взаимностью; да и то, когда находилась она уже на шестом месяце беременности. (Говорят, правда, что еще до этого у него был роман со студенткой филфака МГУ по имени Галина; он чуть ли не собирался сочетаться с ней законным браком, но по непонятным причинам их союз распался.)

В некоторых изданиях утверждается, будто его молодая жена была чеченкой, носила девичью фамилию Вараева – почти Бараева – и имела четырех горячих братьев, живущих в Москве; отсюда-де и будущие связи Березовского с вайнахским миром.

Версия, конечно, эффектная, но совершенно бредовая. Не было никакой Вараевой-Бараевой, четырех чеченских абреков.

С Ниной Васильевной Коротковой – так в реальности звали первую супругу Березовского – познакомился он в Лесотехническом институте; будущая жена училась двумя курсами младше. Жила она неподалеку от Лестеха, на станции «Тарасовка», где у ее мамы – то ли кассирши, то ли продавщицы в райпо имелся собственный дом с палисадником.

К раннему браку сына Анна Александровна отнеслась без особого энтузиазма: русская, да еще из простых.

«Не очень ей понравилось то, что Боря рановато женился, – вспоминает Алла Раствелина, сослуживица Анны Березовской. – Но это опять же больше была инициатива ультраправильного Абрама Марковича; он заставил сына оформить брак».

Делить с кем-либо ненаглядного сына Анна Александровна не хотела, но воле мужа всегда подчинялась беспрекословно. Пришлось смириться даже с тем, что молодожены переехали к ним в квартиру: между прочим, двухкомнатную.

Пока жили они вчетвером – это было еще куда ни шло. Но вскоре, в 1971-м, на свет появился первенец: дочка Лиза, будущая героиня скандальной светской хроники. Все основные тяготы воспитания легли, естественно, на плечи бабушки: молодым было не до того.

Впрочем, в этой семье подобное было в порядке вещей: без родительской заботы Борис Абрамович, кажется, не делал ни шага. Существовала молодая семья преимущественно за счет родителей. И даже оканчивать институт пришлось ему с помощью отца.

При защите диплома (тема его, к слову, была «Прибор для автоматического определения скоростного процесса») у Березовского случился конфуз. В рецензии на диплом научный руководитель начертал убийственную резолюцию: «Название темы не раскрыто полностью содержанием работы». При такой формулировке сдавать диплом было верхом безумия, однако случилось чудо. Березовскому поставили при защите «четверку». Однокурсники поговаривали, что в процесс вмешался его отец и, включив связи, просто-таки за уши вытащил сына…

Куда пойти работать – так вопрос даже не стоял; куда пошлют – это будет вернее. По существовавшему тогда порядку всякий молодой специалист обязан был отработать три года по распределению.

Березовский очень хотел устроиться в Институт автоматики и телемеханики – головное НИИ в области систем управления; он грезил об этом еще с институтской скамьи. Но его голубая мечта разбилась о суровые рифы советской действительности: в это учреждение евреев брали весьма неохотно.

Зимой 1968 года Бориса Абрамовича направляют в НИИ испытательных машин средств измерения масс (НИКИМП) – вполне нормальное закрытое НИИ, в каковые, собственно, и шли выпускники «электронного» факультета.

Это учреждение ему уже знакомо: в НИКИМПе годом прежде он проходил дипломную практику и даже получал целых 55 рублей зарплаты.

Юрий Сергиенко, бывший директор института, хорошо запомнил Березовского:

«У нас ему не нравилось. Не проработав и полгода, он подал заявление, чтобы его перевели в подчинение Министерству приборостроения (НИКИМП тогда находился в его ведении). Свое желание он мотивировал тем, что работает не по специальности. Но могу заверить, что как раз работа в НИКИМПе полностью соответствовала его образованию и квалификации».

В итоге привередливому инженеру в переводе было отказано: но упорства и пробивных способностей уже тогда было ему не занимать. В июне 1969-го – через год с небольшим – Березовского все-таки переводят в другое место: инженером на завод «Энергоприбор».

«Возможно, кто-то из родителей имел связи в Минприборостроения, – объясняет эту загадку Юрий Сергиенко, – иначе подобный перевод был в то время попросту невозможен».

Сохранилась характеристика, выданная ему в НИИ накануне ухода:

«В институте в должности инженера т. Березовский Б. А. работает с февраля 1968 года. К порученной работе относится добросовестно. Проявляет большой интерес к работе по специальности, приобретенной в институте, в связи с чем неоднократно обращался в разные инстанции о переводе его в другое учреждение.

По личным качествам спокойный, дисциплинированный. Принимает участие в работе комсомольской организации.

Как недостаток следует отметить, что тов. Березовский недостаточно инициативен и организован».

Невероятно, но факт: на новом месте «тов. Березовский» долго тоже не задержался; якобы что-то у него не сложилось. Вся кипучая деятельность, которую развернул он ради своего перехода, пошла «псу под хвост». Ровно через месяц он оказывается в Гидрометцентре – инженером отдела эксплуатации ЭВМ М-20. Но еще через месяц… уходит и оттуда.

Итого: за полтора года молодой специалист сумел поменять три места работы; случай по советским меркам – уникальный.

Лишь в сентябре 1969-го Березовский прекращает наконец свои метания. Его мечта осуществляется: он зачислен на работу в вожделенный Институт автоматики и телемеханики (впоследствии переименованный в Институт проблем управления Академии наук СССР).

Вновь, как и бывало уже не раз, исполнению своей мечты Березовский целиком и полностью был обязан блату и связям: мать его одноклассника, работавшая в Комитете по Ленинским премиям, близко дружила с сотрудницей президиума Академии наук. Прозвучавшая сверху рекомендация оказалась сильнее, чем негласная партийная установка: ограничить прием в научные институты лиц еврейской национальности. Все-таки великое дело – протекция…

В этом учреждении Борис Абрамович осядет надолго: в его стенах он встретит и перестройку, и развал Союза, и собственное чудесное превращение в миллионщика…

$$$

Институт, в который попал наш герой, относился к числу классических советских НИИЧАВО. Основанный еще в 1939 году, занимался он теоретическими и прикладными исследованиями в области управления. Здесь разрабатывались технологии, средства автоматики, программы, компьютерные системы и устройства, которые успешно применялись потом в промышленности.

Тематика эта была достаточно модная, хотя и малопонятная: нечто вроде поиска философского камня в условиях социализма.

Но Березовского всегда и тянуло к чему-то подобному. Работа практическая, материальная – от сих до сих – была чужда его творческой, увлекающейся натуре. (Может, поэтому-то долго и не продержался он на заводе и в почтовом ящике.) То ли дело чистая наука, где бесконечно можно дискутировать, спорить, воображая себя Ландау и Эйнштейном в одном лице.

В одном из своих интервью Березовский признавался:

«Мне нравилась жизнь ученого в Советском Союзе. Нерегламентированный рабочий день. Не нужно было к 8 часам, продираясь через толпу, лезть в метро. Я мог поспать, но зато мог и посидеть до четырех утра и подумать над проблемами, которые были интересны. Я вел жизнь советского художника. Это не жизнь советского рабочего. От звонка до звонка у станка. А с рассвета до заката наедине с собой, со своими мыслями и с компанией, которую ты выбираешь».

Еще более откровенно описывает атмосферу, царившую тогда в институте, сослуживец и будущий компаньон Березовского, человек из той самой, выбранной им «компании», – Юлий Дубов:

«У нас был невероятно высокий уровень инфантилизма. Это были такие замечательные элои, как у Уэллса. Сел, написал диссертацию. Вскочил, получил зарплату, сбегал за колбасой. Мой шеф говорил: „Ты пришел в замечательное место, в Академию наук. Тебе здесь всю жизнь будут платить зарплату, и тебя никто никогда не тронет“».

Впрочем, подобная безмятежная жизнь Березовскому совсем не по душе. Хоть и записали ему в юношеской характеристике, что недостаточно он инициативен, по степени энергичности Борис Абрамович мог дать сто очков вперед любому своему сверстнику.

Сам себя не без кокетства именует он «образцом классического советского карьериста».

(«Я – общественное животное, – объяснял он журналистам. —

Я активный человек. Был в пионерии, комсомоле, партии».)

Березовский бурно включается в общественную жизнь института, становится членом комитета комсомола ИПУ, активистом совета молодых ученых. Он отлично понимает, что одной только наукой карьеры не сделать: даром что записан по паспорту «русским».

Руководство НИИ примечает энергичного новичка. Уже через два года его направляют в аспирантуру, где принимается он за написание кандидатской: называлась она «Многокритериальная оптимизация: о принятии решения в чрезвычайно сложных обстоятельствах»…

Все-таки сколь определяющую роль играют в нашей жизни случайности. Не засядь он в тот год за диссертацию, вся его жизнь могла бы пойти совсем по-другому пути.

Оппонентом Березовского при защите – волею судеб – оказался профессор с почти библейской фамилией Авен.

Олег Иванович Авен был крупным специалистом в области автоматизации (впоследствии он станет даже членом-корреспондентом Академии наук СССР), профессорствовал на физмате МГУ и возглавлял лабораторию в родном институте Березовского.

Но не это даже самое главное. У профессора Авена имелся сын Петя: интеллигентный и бойкий юноша в толстых роговых очках, как две капли воды похожий на Остина Пауэрса.

В тот самый год, когда Березовский при участии Авена-старшего защитит кандидатскую диссертацию, Авен-младший – только-только окончит первый курс экономического факультета МГУ.

Два этих неприметных молодых человека познакомятся несколькими годами позже: в 1976-м. Вскоре их знакомство перерастет в нечто большее, хотя сегодня Петр Авен и осознает, что приятельствовал с ним Березовский исключительно из меркантильных соображений: дабы быть поближе к его именитому отцу.

Через десяток с небольшим лет, когда Авен-младший станет уже кандидатом экономических наук, Березовский будет редактировать его монографии. А еще чуть позже стараниями Петра Олеговича – к тому моменту назначенному министром внешнеэкономических связей в гайдаровском правительстве – Борис Абрамович впервые проникнет в высшие слои политической атмосферы.

Большинством своих жизненно важных знакомств Березовский обязан именно Авену: это он сведет его с Валентином Юмашевым, через которого наш герой и проникнет в президентскую семью. При посредстве Авена возникнет исторический дуэт Березовский – Абрамович.

И даже с одним скромным вице-мэром Санкт-Петербурга с неброской внешностью и двойным именем-отчеством – Владимир Владимирович – познакомит его никто иной, как Петр Олегович…

Впрочем, это случится уже в 1990-е. Пока же – на дворе стоят еще благословенные 1970-е: самый расцвет эпохи застоя.

С защитой кандидатской жизнь младшего научного сотрудника Березовского начинает входить в благополучное русло. Его избирают председателем институтского комитета молодых ученых, сверх квоты принимают в КПСС.

Березовский много и активно работает. Он регулярно публикуется в научных журналах, выпускает отдельные труды, одни названия которых заставляют проникнуться к нему уважением: «Асимптоматическая эквивалентность функций выбора», «Условия локальной недоминируемости».

В 1977 году за коллективный цикл работ по формированию и выбору вариантов сложных систем ему – среди прочих авторов – присуждается премия Ленинского комсомола.

Руководство института благоволит к молодому ученому. Ему патронирует сам академик Трапезников – личность легендарная, Герой Труда, лауреат всех мыслимых и немыслимых премий, бессменно руководящий НИИ еще со сталинских времен.

Вспоминая свою бурную молодость, Березовский неизменно подчеркивает, сколь увлеченно и упоенно занимался он наукой; каким талантливым и успешным он был:

«В 27 лет я защитил кандидатскую диссертацию, в 37 стал доктором технических наук, в 45 был избран членом-корреспондентом РАН…

Двадцать пять лет я занимался наукой, тоже в режиме восемнадцать – двадцать часов в сутки».

Из одного интервью в другое кочуют одни и те же примеры, выражения, идиомы, призванные придать его неоднозначной фигуре нотки самоотверженности.

О том, как приобретал он люстру за 300 рублей, а потом полгода расплачивался с кассой взаимопомощи. О подержанных «Жигулях», купленных с приятелем в складчину у поэта Вознесенского: неделю ездил он, неделю – приятель.

Всеми силами Борис Абрамович пытается вылепить образ нищего подвижника науки, живущего формулами аскета в мятом костюме, забывающего вовремя пообедать и сутками просиживающего в позе роденовского мыслителя.

Между тем к оригиналу портрет этот, точно сошедший с киноэкрана, отношение имеет самое отдаленное.

Надо сказать, что практически вся биография нашего героя – точнее то, что принято считать его биографией – состоит из мистификаций и тщательно придуманных мифов.

Мифам этим – несть числа, но если сосредоточиться на наиболее рельефных, системообразующих, можно вычленить, пожалуй, три самых крупных.

Миф № 1: Березовский – видный советский ученый.

Миф № 2: Березовский – блестящий коммерсант.

Миф № 3: Березовский – «крестный отец» Кремля.

Каждое из этих сказаний нам предстоит разобрать подробно, с фактами и документами в руках; пока же остановимся на первом: «я, Борис Березовский, был совершенно успешным советским ученым» (цитата дословная).

На самом деле никаким «успешным», а уж тем более «видным» ученым Борис Абрамович никогда не являлся; об этом говорят все, кто знал его в прежние времена.

«Он был очень посредственным ученым, – свидетельствует Петр Авен. – В проблемах, которыми занимался, разбирался поверхностно. Но зато он был хорошим организатором. Как только Березовский занял в ИПУ мало-мальски значимый пост, он мгновенно добился права набирать к себе в подчинение евреев. За это они вынуждены были работать на него, выполнять функции научных негров. Вот эти-то ребята и были, действительно, гениальными. Например, Юлий Барышников, живущий сейчас в Германии. Березовский же попросту их эксплуатировал, пользуясь их бесправием».

Друживший с Березовским со студенческих лет Михаил Денисов – он работал тогда в параллельном институте: ВНИИ системных исследований – рассказывал мне нечто подобное. (К слову, Денисов вместе с Березовским был удостоен той самой премии Ленинского комсомола.)

«Ничем особо выдающимся Борис не выделялся. Средний ученый; верхний слой среднего уровня. Но у него всегда была очень развита организаторская жилка… Это не то, что мы – теоретики; сидели на кухне, писали диссертации. Он всегда входил в темы через предприятия, через производство».

Однако далеко не все отзываются об организационных талантах Березовского столь же высоко. Известный ныне социолог с красноречивой фамилией Ослон, некогда работавший по совместительству в ИПУ, считает совсем наоборот: Березовский администратором был довольно слабым. Хуже всего в его лаборатории дело обстояло с оформлением необходимой писанины.

«Они (работники лаборатории. – Авт.) постоянно были увлечены чем-то. Постоянно находились на гребне творческой активности. Березовский был слишком занят, чтобы отвлекаться на повседневные дела».

Примерно то же услышал я и от одного из его сослуживцев, попросившего сохранить свое инкогнито:

«Березовский буквально фонтанировал различными идеями, но реализовать что-то до конца было выше его сил. Своих подчиненных он просто утомлял противоречивыми, а то и взаимоисключающими заданиями».

Злопыхатели Березовского уверяют, что большинство его научных трудов представляли собой элементарные переводы и компиляции малоизвестных статей из западных источников. Думаю, это не совсем так.

В его библиографии советского времени выявил я весьма любопытную закономерность: практически все работы Березовского написаны им в соавторстве с другими учеными – в основном его же подчиненными по ИПУ. Из тридцати пяти обнаруженных мной статей и монографий лишь три принадлежат перу самого Бориса Абрамовича, да и то это тезисы из докладов, сделанных на различных симпозиумах.

Понимаете, куда я клоню?

Подобная взаимопомощь – никогда не считалась в советской науке чем-то зазорным; по неписаным законам каждому ученому регулярно, чуть ли не ежегодно, полагалось публиковать свои труды; вот и приходилось идти на своеобразный подлог. Сегодня – я беру тебя в соавторы, завтра – ты возьмешь меня.

Другое дело, что Березовской, как обычно, играл только в одни, свои собственные ворота…

Бытует версия, будто и обе диссертации Березовский готовил не сам: кандидатскую писал за него тот самый приятель юности Михаил Денисов. Докторскую – другой приятель, сослуживец по ИПУ Александр Красненкер. (Через десять лет Красненкер станет его партнером, дорастет до заместителя гендиректора «Аэрофлота», а потом окажется за решеткой.) Активнейшее участие в подготовке принимал и упоминавшийся уже Юлий Барышников.

Первый заместитель Березовского по «ЛогоВАЗу» Самат Жабоев, хорошо знавший Красненкера, свидетельствует:

«Красненкер сам рассказывал мне, что делал для Бориса докторскую. Ему принесли написанные Березовским наброски, тот посмотрел. „Полная фигня“ (он, правда, выразился крепче), – говорит. Но его настоятельно попросили помочь».

Так оно или нет, выяснить теперь, увы, невозможно; сам Борис Абрамович, понятно, не будет свидетельствовать против себя. Красненкера же давно нет в живых…

Мне также доводилось слышать и еще одно утверждение: якобы, добившись определенных успехов на научном поприще, Березовский вместе с Красненкером и другими коллегами принялись конвертировать свои знания в наличность: писать диссертации на заказ. Точнее, писал их Красненкер сотоварищи, а Борис Абрамович осуществлял общее руководство и обеспечивал, выражаясь современной терминологией, дистрибьюцию. Цена докторской, выполненной ими под ключ, доходила до нескольких тысяч рублей: при зарплате в двести – совсем немало.

Косвенно этот слух подтверждает их общий приятель и будущий компаньон Юлий Дубов: тот, что станет потом гендиректором «ЛогоВАЗа».

В своем романе «Большая пайка», основанном на реальных событиях (Березовский выведен в нем как Платон Маковский: в киноэкранизации романа под названием «Олигарх» его роль исполнит секс-символ Машков), Дубов недвусмысленно повествует о том, как молодые, талантливые, но голодные ученые, ведомые Березовским-Маковским, пишут для торгашей диссертации на заказ.

«Действительно, они писали диссертации за других, – свидетельствует бизнесмен Виктор Хроленко, познакомившийся с Березовским еще в конце 1970-х. – Кроме того, Боря подрабатывал чтением лекций».

«За написание одной главы Борис брал где-то триста рублей, – подтверждает Петр Авен. – Но писал, разумеется, не он; Березовский лишь организовывал процесс – находил заказчиков, подбирал исполнителей».

Это очень похоже на нашего героя. Он и будущий свой бизнес будет строить по такому же точно принципу Карабаса-Барабаса: главное – организовать процесс; набрать талантливых, головастых исполнителей. Всю основную работу делают Буратины с Мальвинами, а пенки снимает исключительно директор театра…

За всю свою научную карьеру Березовский не сделал ни одного мало-мальски серьезного открытия; никоим образом не обогатил науку; не оставил в ней ни единого следа. Он был не ученым, а всего лишь статистом; протирающим штаны чиновником от науки; бесцветной, маловразумительной личностью, не способной даже ясно излагать собственные мысли.

(Его «крестный отец», бывший уже заместитель гендиректора «АвтоВАЗа» Александр Зибарев, вспоминает, что на заседаниях совета директоров «ЛогоВАЗа» Березовский не мог толком делать доклады об итогах работы компании, какие уж там диссертации.)

Я даже не поленился – нашел книгу, выпущенную пару лет назад к 65-летию ИПУ; упоминается в ней более сотни наиболее заметных сотрудников, но о Березовском – нет ни слова.

В этом смысле очень уместно привести здесь собственное же его определение: «Масштаб человека определяется не тогда, когда он начинает занимать какое-то кресло, а тогда, когда он не имеет никакого кресла».

Истинные таланты Березовского лежали совсем в иной плоскости: с самой ранней юности он отличался завидными пробивными способностями. Березовский обладал умением легко сходиться с нужными людьми: в эпоху тотального дефицита это было поистине бесценным даром. Он мог достать билеты на остромодный спектакль, продуктовые заказы из Елисеевского магазина, книги Пикуля и Юлиана Семенова; словом, был типичным жучком советской поры; человеком повышенной проходимости.

Найти подходы к нужному человеку, втереться в доверие, подписать какую-нибудь бумажку, выбить дефицитные фонды – вот это была его подлинная стихия; не знаю уж, какой черт понес Березовского в науку; из него мог получиться блестящий снабженец; гениальный толкач.

Сослуживцы любили говорить за глаза, что Березовский, точно Ходжа Насреддин, умудряется находиться в нескольких местах одновременно. Вечно он куда-то несся, спешил, исполненный самых невероятных идей и планов.

«Он был таким активным, что поймать его было невозможно, – свидетельствует Александр Ослон. – Он появлялся то здесь, то там, звонил в миллион мест, опаздывал в миллион мест, обещал быть в миллионе мест, но так и не попадал туда».

(Березовский даже на тайные встречи со своими кураторами из КГБ, о чем речь пойдет ниже, умудрялся приходить с завидным опозданием, нарушая все мыслимые законы конспирации.)

На ум приходит аналогия с главным героем подзабытого уже фильма середины 80-х «Прохиндиада, или Бег на месте»: его играл Александр Калягин, даже внешне чем-то похожий на Бориса Абрамовича. Этот самый калягинский персонаж – звали его Сан Саныч Любомудров – умел дружить, а его записная книжка была просто-таки испещрена телефонами «нужных людей»: при этом на службе он не появлялся годами.

Приятель Березовского с сорокалетним стажем Михаил Денисов подтверждает:

«Боря всегда искал контакты с нужными людьми. У него были к тому способности».

Почти слово в слово повторяет это и его сослуживец Владимир Гродский:

«Борис знал, как строить отношения с людьми. Он мог найти общий язык с кем угодно».

Я почти уверен, что именно этими качествами – пробойной силой – а вовсе не научными талантами и объяснялись симпатии институтского начальства к Березовскому.

Вопреки его нынешним уверениям, Борис Абрамович никогда не был аскетом. Тяга к красивой, роскошной жизни преследовала его с самого детства, однако на зарплату научного сотрудника особо не разгуляешься.

Тот же Денисов поведал мне, как Березовский, от безденежья, скупал мешками гречневую крупу и экономил буквально на всем. Он даже из дома на работу предпочитал ездить более длинной и неудобной дорогой, лишь бы платить за проезд не гривенник, а пятак.

И все равно – денег вечно ему не хватало; регулярно он брал взаймы у своих сослуживцев – от получки до получки – а чтобы отдать, перехватывал у других; к началу 1980-х в ИПУ трудно было найти человека, у которого Березовский не стрельнул хотя бы трешку. Он занимал даже у своих кураторов из КГБ; одному из них Борис Абрамович до сих пор, лет эдак двадцать, должен пять рублей.

Вот и приходилось ловчить, подрабатывать мелкими спекуляциями. Через знакомых продавцов Березовский скупал в столичных магазинах мелкие партии дефицита, а потом перепродавал, но уже дороже.

Время от времени кое-какой товар подбрасывал папа одного его приятеля, возглавлявший Роспотребсоюз – организацию, более чем могущественную, управлявшую всей потребкооперацией на российских просторах. (Очевидцы описывают, например, какие-то меховые шапки, которые Борис Абрамович на паях с этим другом очень удачно загоняли втридорога.)

Но все-таки главной его золотоносной жилой были автозапчасти для «Жигулей»: самая твердая советская валюта. Купить в те годы запчасти – двери, бампера, лобовые стекла – было сродни подвигу. У Бориса Абрамовича же в тот период образовались уже бесценные знакомства на Волжском автозаводе, «ВАЗе».

Нужным людям и начальству он доставал (забытое нынче словечко из советского лексикона!) вожделенные запчасти по госцене, всем прочим – с переплатой.

«Вы не представляете себе, что значили в те времена запчасти! – разъясняет феномен Березовского будущий его компаньон Самат Жабоев. – Десять тысяч долларов сегодня – ничто по сравнению с каким-нибудь крылом от „Жигулей“ в 1980-е. А если у тебя есть возможность достать весь кузов в сборе, перед тобой открыты любые двери. Это был сумасшедший, ни с чем не сравнимый ресурс».

Работавший в тот период на «ВАЗе» Александр Долганов (впоследствии он станет одним из руководителей предприятия и дорастет аж до зам. министра электротехники СССР) хорошо помнит первые шаги начинающего коммерсанта.

«Он был элементарным фарцовщиком. Всякий раз, уезжая с завода, Боря навьючивал на себя пару сумок запчастей и пер на перекладных, из Нового города до Жигулевского моря – это километров сорок. Зрелище жалкое и впечатляющее одновременно: в нем тогда было килограммов 65, а каждая сумка весила едва ли не больше. Я ему говорю: „Боря, ты же надорвешься, у тебя грыжа“. Но он так жалостливо смотрел в ответ, что не помочь ему было невозможно: приходилось звонить на склад, просить, чтоб ему отпустили то-то и то-то…»

«Мы познакомились с Борисом году в 1986-м, – свидетельствует Владимир Темнянский (потом он станет заместителем гендиректора „ЛогоВАЗа“). – Уже тогда он зарабатывал на жизнь мелкими спекуляциями: доставал автозапчасти, кузова по двойной, а то и тройной цене».

Александр Зибарев, руководивший всей «вазовской» системой тех-обслуживания, подтвердил мне, что Березовский постоянно заваливал его просьбами помочь с запчастями нужным людям: ученым, чиновникам, каким-то приятелям его и знакомым.

«Он ходил за мной хвостом, чуть ли не держась за лацкан пиджака. Но я никогда Борису не отказывал, регулярно отправляя запчасти почтой, наложенным платежом, по указанным им адресам. Не исключаю, что с этого он имел свою выгоду».

Особая дружба сложилась у Березовского со знойным замначальника Грузинского республиканского центра «АвтоВАЗ-техобслуживания». Звали этого замечательного человека Аркадий (он же – Бадри) Патаркацишвили.

«У нас с Борей имелся общий товарищ: Михаил Гриб, – вспоминает бизнесмен Виктор Хроленко, познакомившийся с Березовским еще в 1980-е. – Так вот у Гриба был „левый“ цех по производству „вазовских“ запчастей. Березовский забирал у него детали, а потом перепродавал через Бадри».

Сегодня это именуется коммерцией и всячески приветствуется. Тогда же, в суровые тоталитарные годы, за подобные кунштюки людей отправляли в места не столь отдаленные.

Знало ли о тайной жизни своего сотрудника руководство НИИ и лично академик Трапезников? Разумеется, знало, но предпочитало закрывать глаза: Березовский был как реклама био-йогурта: всем полезен, всем хорош; институтское начальство с удовольствием пользовалось его многочисленными услугами. Да и сам Борис Абрамович готов был вылезти из кожи вон, лишь бы угодить вышестоящим товарищам.

Тот же, пожелавший остаться неизвестным, его сослуживец по ИПУ говорил мне, что Березовский всегда отличался вкрадчивыми манерами и предупредительностью:

«Он почти каждый день находил повод обсудить что-то с научным руководителем».

Так продолжалось вплоть до 1979 года, пока не разразился непривычный для научной среды скандал: скромный ученый был задержан за спекуляцию и препровожден в тюремную камеру.

Случилось это ЧП в славном городе Махачкала, куда самолетом из Москвы прилетел Березовский. Наметанный глаз оперативника БХСС сразу заподозрил неладное: столичный пассажир тащил, надрываясь, два тяжеленных, объемных мешка.

Его остановили, потребовали предъявить багаж. Тут-то и выяснилось, что мешки были битком набиты сирийскими покрывалами и комплектами постельного белья. Комплектов – для точности – насчитали 27, а покрывал – и того больше: даже для самой многодетной семьи такой масштаб был явно чрезмерен.

Березовского препроводили в кабинет следователя, и он мгновенно сознался, что хотел перепродать товар дагестанским домохозяйкам по спекулятивной цене: якобы ему сказали, что в этой солнечной республике постельное белье пользуется повышенным спросом.

Незадачливый коммерсант признавался потом друзьям, будто блюстители порядка с порога предложили ему сделку: он оставляет товар и идет восвояси, но жадность всегда превалировала у него над разумом.

(«Да ты что? Надо было все отдать и бежать сломя голову», – искренне поражался такой нерасторопностью известный ныне адвокат Семен Ария, к услугам которого прибегнул тогда Березовский. «А как рассчитываться потом? – жалобно отвечал подследственный. – Деньги-то не мои, одолжил у знакомых».)

В написанном им чистосердечном признании Борис Абрамович особо упирал на нищенскую зарплату, наличие несовершеннолетних детей и неработающую жену. Наволочки и пододеяльники, как оказалось, он купил при помощи знакомого товароведа из универмага «Москва»; деньги на товар назанимал у сослуживцев, наврав им, будто едет на свадьбу к дагестанской родне.

По тем временам – криминал это был наисерьезнейший. Статья 154 УК РСФСР относила спекуляцию к разряду преступлений, подрывающих социалистическую экономику. И когда следователь Северо-Кавказского УВДТ объяснил незадачливому коммерсанту, что сидеть ему придется года эдак четыре, тот не смог удержаться от слез.

Этот следователь – Анатолий Коркмасов – жив, между прочим, до сих пор и с умилением вспоминает, как Березовский рыдал у него в кабинете:

«Расплакался, как ребенок. Говорил о поломанной научной карьере, о том, что так мечтал быть полезным для своей страны. Но закон есть закон, и прокурор уже дал санкцию на его арест…»

В махачкалинском СИЗО Борис Абрамович отсидел 10 суток. Тем временем дома у него прошел обыск. Родственники и сослуживцы от случившегося были в шоке: в НИИ даже успели подготовить внеочередной выпуск стенгазеты, клеймящий позором отщепенца и спекулянта.

Но потом случилось нечто удивительное. Уголовное дело неожиданно было прекращено, якобы за недоказанностью вины.

(Следователь Коркмасов говорит сегодня, будто проникся к несчастному кандидату наук состраданием и не стал ломать ему жизнь.)

А руководство института мгновенно забыло, что еще недавно собиралось пригвоздить незадачливого спекулянта к позорному столбу. Более того, даже не дождавшись окончания следствия, дирекция отправила Березовского – случай беспрецедентный – в загранкомандировку; куда-то в Восточную Европу; это во времена-то, когда для выезда за рубеж требовалось пройти сквозь жернова бессчетного количества инстанций, неотличимых от дантовских кругов ада (одна только выездная райкомовская комиссия чего стоила!).

Подобную череду труднообъяснимых, даже фантастических фактов можно, конечно, списать на одни только низменные инстинкты академиков и служителей Фемиды, которым ничто человеческое – в том числе дефицитные автозапчасти – было не чуждо.

Или – на причудливую судьбу, которая точно хранила Березовского, приберегая для будущих славных дел.

Однако сдается мне, главная причина крылась совсем в ином.

…Об этой стороне своей жизни Борис Абрамович постарался забыть как можно скорее; даже мысленно – я почти уверен – он предпочитает не возвращаться в далекий 1979-й год, когда судьба свела его с одной могущественной, таинственной организацией, чью аббревиатуру из трех букв знала вся страна.

Это теперь Березовский ругает Лубянку на чем свет стоит, обвиняя наследников Дзержинского во всех смертных грехах – от убийства Литвиненко до взрыва жилых домов. Кажется, нет сегодня на планете более ярого ненавистника отечественных спецслужб, чем Борис Абрамович.

Однако было так далеко не всегда. Мне доподлинно известно, что осенью 1979 года скромный кандидат технических наук Березовский вступил в близкие (до интимности) отношения с КГБ; попросту говоря, стал агентом госбезопасности или, выражаясь его нынешней терминологией, стукачом.

Не подумайте только, что завербовали его на компре или под пытками в лубянских застенках, вовсе нет. Сотрудничать с чекистами Березовский начал вполне осознанно и добровольно.

Особыми моральными принципами Борис Абрамович никогда не отличался: подобно Фаусту, он готов был продавать свою бессмертную душу кому угодно, лишь бы цена была соответствующей. Правда, в отличие от мистического доктора, наш герой умудрится загнать потом ее – душу – еще бессчетное количество раз.

Его шпионская карьера занялась, в общем-то, совершенно случайно. Однажды куратор ИПУ из Московского управления КГБ Виктор С-в попросил Березовского помочь разобраться в трудах одного ученого-электронщика; тот разработал какую-то новую компьютерную программу, к которой стали проявлять интерес американцы. С поручением этим Борис Абрамович справился отменно. Вскоре он очень доходчиво объяснил, что никакими оборонными секретами тут и не пахнет, однако программа действительно интересная: если внедрить ее в жизнь, государство сэкономит немалые средства.

Такая сноровистость глянулась С-ву. К головастому кандидату наук начал он присматриваться особо. Вскоре на Березовского было заведено дело «К» – кандидата на вербовку…

Карьерист и прагматик до мозга костей, Березовский понимал, сколь полезным может оказаться для него сотрудничество с охранкой; протекцию и заступничество такой влиятельной конторы трудно было недооценить. Он убедился в этом с самого же начала: после задержания в Махачкале первым, кому ринулся он звонить, был тот самый куратор С-в (слава богу, следователь допустил его к телефону). Незадачливый коммивояжер чуть не плакал в трубку: умоляю, спасите! век не забуду! отслужу!

Собственно, этот звонок-то и решил исход дела; КГБ своих людей в обиду никогда не давал. С-в незамедлительно связался с Махачкалой, вежливо объяснил следователю, что гражданин, конечно, виноват, но он полностью осознал уже свою вину; есть мнение, что доводить до суда не следует…

Когда Бориса Абрамовича выпускали на волю, он чуть ли не прыгал до потолка и клялся следователю в вечной любви. Правда, через полтора десятка лет пробиться к своему бывшему подследственному Коркмасов, сколь ни старался, так и не смог: на все звонки и посланные факсы приемная Березовского отвечала односложно: «Доложим. Ждите».

Это абсолютно в характере Бориса Абрамовича. Люди имеют для него исключительно прикладное значение: пока есть в них какая-то надобность, он будет извиваться ужом, демонстрировать безграничную любовь и преданность. Но стоит им потерять свою привлекательность, Березовский вычеркивает их из памяти враз, точно и не было никогда…

Ровно так произойдет впоследствии и с Лубянкой; к сожалению, контр-разведчики поймут это слишком поздно…

Окончательная вербовка Березовского состоялась в сентябре 1979 года в «плюсовом» номере на четвертом этаже снесенной ныне гостиницы «Центральная» по улице Горького. Собственно, он давно уже понимал, к чему идет дело, и когда – в лоб – было предложено ему помогать нашим органам, даже для вида ломаться не стал. В присутствии двух сотрудников КГБ – уже упоминавшегося куратора ИПУ Виктора С-ва и его начальника отделения Виктора М-на – Борис Абрамович собственноручно составил подписку о сотрудничестве. Так во 2-й службе столичного УКГБ появился новый агент под выбранным им самим же псевдонимом: «Московский».

В своих расчетах Березовский не ошибся: «ангелы-хранители» с васильковыми просветами на погонах не единожды оказывали ему посильную помощь. Самое главное – он получил возможность беспрепятственно выезжать за рубеж.

Почти перед каждой такой поездкой – на различные научные симпозиумы – агенту «Московскому» давался соответствующий инструктаж: какой информацией следует поинтересоваться, с кем из зарубежных коллег завязать отношения. А потом на встречах с куратором, которые проходили либо возле дома Березовского на Ленинском проспекте, либо на конспиративной квартире в начале проспекта Мира, он писал подробный отчет.

За 12 лет работы на КГБ Березовский успел сменить четырех кураторов. Трое из них – слава богу – живы до сих пор и здоровы. (Четвертый – Вадим Новодранов, работавший с Борисом Абрамовичем вплоть до крушения Союза, скончался три года назад.) Они давно уже вышли в отставку (один дослужился даже до генерала), но бывшего своего агента помнят и по сей день.

Даже после того, как в начале 1990-х, в эпоху тотального бичевания органов, «Московский» был исключен из агентурной сети, связи с ним они не прекращали.

Недавние кураторы периодически навещали Березовского в его доме приемов на Новокузнецкой улице, да и сам он время от времени заходил в здание московского управления МБ-ФСК-ФСБ на Большой Лубянке, изредка оказывая кой-какую благотворительную помощь. (Преподнесенный им ксерокс и сегодня хранится здесь, как музейная ценность.)

Когда в июне 1994-го на Бориса Абрамовича было совершено покушение, и он чудом остался в живых, двое его бывших кураторов вместе с тогдашним начальником столичной госбезопасности Евгением Савостьяновым по собственной воле даже примчались в дом приемов «ЛогоВАЗа», дабы поддержать раненого товарища.

А еще Березовский, во что невозможно теперь поверить, в сентябре 1995-го стал соучредителем фонда помощи сотрудникам, ветеранам и семьям погибших сотрудников госбезопасности «Покров»; эта организация помогала вдовам бойцов спецназа, убитым в первую чеченскую кампанию.

Правда, ни копейки по своему обыкновению на уставные цели он так и не дал; руководитель фонда Игорь Руденя поведал мне, что присутствие Березовского было чисто номинальным. Его ввели в учредители «Покрова» исключительно по просьбе шефа президентской службы безопасности генерала Коржакова.

(«Я его ни разу даже не видел живьем», – говорит Руденя.)

…Пройдет всего-то несколько лет, и о своем боевом прошлом, встречах на конспиративных квартирах и фонде «Покров» Березовский забудет раз и навсегда.

Из строчащего донесения агента Борис Абрамович превратится в рьяного борца с чекизмом и тоталитаризмом спецслужб; с тем же успехом в родословной генерала Макашова могла обнаружиться бабушка Роза Соломоновна, чему, кстати, я нисколько не удивился бы: самые ярые антисемиты нередко оказываются на поверку скрытыми евреями, а убежденные чекистофобы – бывшими агентами конторы.

Впрочем, я, кажется, чересчур забегаю вперед…

$$$

Итак, после короткой отсидки наш герой как ни в чем не бывало благополучно вернулся на службу. Старыми грехами никто и не думал его попрекать: напротив, карьера Березовского лишь пошла в гору.

Уже через полтора года Борис Абрамович успешно защищает докторскую диссертацию (по теме «Разработка теоретических основ алгоритмизации принятия предпроектных решений и их применения»), причем научным руководителем числился у него сам директор НИИ академик Трапезников.

(О том, каким образом писалась эта диссертация, поведано уже выше…)

И все же, что бы там ни говорилось, время, проведенное в стенах Института проблем управления, не могло пройти для Березовского даром.

В чем, в чем, а в глупости и скудоумии упрекнуть его не в силах никто.

Бесценный опыт ученого-системщика, полученный в НИИ, очень пригодится ему в последующей жизни; это тот редкий случай, когда сухое древо теории чудесным образом оденется зелеными (в полным смысле слова) листками и начнет плодоносить…

Впрочем, тогда еще Березовский и представить себе не мог, какая будущность поджидает его за поворотом. Советская власть казалась вечной, незыблемой, точно зубчатка кремлевской стены. Вся жизнь была распланирована на годы вперед: как в Госплане.

Кандидатская, докторская, старший научный сотрудник, зав. сектором; если очень повезет – то и зав. лабораторией. Пределом его мечтаний была 500-рублевая зарплата, машина «Жигули», дача в Малаховке и трехкомнатная квартира с румынской мебелью и чешским хрусталем.

К этой программе-максимум Борис Абрамович шел всю свою жизнь: уверенной, твердой поступью; ради осуществления ее он готов был поступиться любыми принципами, благо принципов никаких у него отродясь не водилось.

Он никогда не осмеливался критиковать руководство, спорить с вышестоящими. У себя на кухне Березовский мог хаять начальство последними словами, издеваться над престарелыми маразматиками из Политбюро, поругивать Софью Власьевну, но стоило выйти ему из дома, как мгновенно превращался он в покорного, подобострастного карьериста, готового загрызть всякого, кто окажется на пути. Он умел ладить с начальниками, подлаживаясь и угождая, приятельствовать с нужными людьми.

Уже тогда Березовский понял ключевое слагаемое успеха: с людьми надо общаться на доступном им языке, надевать на себя ту маску, которая востребована именно в данный момент. («С джентльменом, – говорил когда-то Черчилль, – я буду на 50 % больше джентльменом; с мошенником – на 50 % больше мошенником».)

С руководством он был сама любезность и почтительность; с сослуживцами – своим в доску рубахой-парнем; с бизнес-партнерами – циничным прагматиком; с женщинами – галантным, заботливым кавалером; с кураторами из КГБ – исполнительным служакой.

При этом истинного своего лица Березовский старался не показывать никому: будучи натурой чувствительно-истеричной, он всякий раз так вживался в выбранный образ, что и сам начинал себе верить; надетая маска будто прирастала к его лицу.

А ведь на самом деле он был… вы только не удивляйтесь: патологическим трусом. Березовский боялся всех: начальства, парткома, КГБ, милиции, сидящих у подъезда старух, кривотолков и слухов.

Заложенный с детства комплекс неполноценности постоянно угнетал его, вязал по рукам и ногам, заставлял подозревать кругом какой-то подвох. Даже когда ему было предложено подать заявление в партию, он на полном серьезе размышлял, нет ли в том какой-то западни: напишет, например, заявление, а его возьмут да не примут и на этом основании выгонят вон из института.

Вообще, психологический портрет нашего героя мог бы стать темой для отдельной диссертации. С одной стороны, это был довольно успешный карьерист, с другой – закомплексованный трус, с третьей – неудачливый герой-любовник, с четвертой – сверхчеловек, ощущающий свое исключительное превосходство над окружающими.

Он одновременно был Акакием Акакиевичем и носом майора Ковалева; мокрым котенком, в глубине души воображающего себя бенгальским тигром…

Даже не воображающим, нет. Он на самом деле был тигром, просто этого тогда еще никто вокруг не знал. И если б не перестройка и развал СССР, ветераны Института проблем управления и по сей день пребывали бы в святой уверенности, что работавший с ними лысоватый, суетливый доктор наук Б. А. Березовский был милейшим, интеллигентнейшим человеком…

Спору нет: моделировать несбывшуюся историю – дело неблагодарное, но как хочется – пусть на секунду – представить страну, в которой о существовании Бориса Березовского знает лишь малая кучка специалистов в области теории управления.

Как раз сейчас он вышел бы, наверное, на пенсию, и вся политическая его деятельность ограничивалась бы спорами с соседями и сослуживцами на извечные российские темы: «Кто виноват?» и «Что делать?».

Я просто-таки воочию представляю себе эту картину: Борис Абрамович с горящими от возбуждения глазами, сидя на лавочке у подъезда в окружении таких же точно «пикейных жилетах» напропалую ругает власть: «Что они там наверху себе думают?..»

$$$

К началу перестройки наш герой добился практически всего, что задумывал. Он был уже доктором наук, зав. сектором (летом 1986-го его назначат заведовать лабораторией системного проектирования), получал в месяц под 500 рублей и разъезжал на «шестерке» красного цвета.

Кто запамятовал – «шестерка», она же модель «ВАЗ-2106», являлась тогда свидетельством успешности и достатка ее владельца. Купить «шестерку» просто так – без очереди или переплаты – было невозможно. Но у Березовского имелись хорошие связи на «ВАЗе».

Собственно, связи-то эти и сыграли в его судьбе определяющую, ключевую роль…

Широко известна версия, будто с руководством Волжского автозавода Борис Абрамович познакомился случайно, исключительно по служебной надобности. Якобы ему было поручено заняться внедрением на «ВАЗе» автоматической системы управления, и между делом он мгновенно пустил на заводе корни.

В действительности – это очередная красивая сказка, рожденная честолюбивой фантазией самого же Березовского.

На деле все было куда прозаичнее.

Впервые на Волжском автозаводе он появился в начале 1970-х: его прислали в составе группы специалистов Института проблем управления для обмена опытом.

Работавший в тот период начальником бюро вычислительной техники «ВАЗа» Александр Долганов был непосредственным участником этого исторического события:

«Завод здорово продвинулся тогда в области автоматики: стекляшку вычислительного центра построили раньше даже, чем „вазовскую“ дирекцию. Мы полностью запустили автоматизацию управления конвейером и синхронизацию сборки, опередив даже „Фиат“. И ЦК КПСС издал постановление об использовании передового опыта „ВАЗа“ в народном хозяйстве. Все головные научные институты стали присылать нам своих специалистов. От ИПУ приехало шесть человек: трое докторов и три „мальчика“, в том числе Боря Березовский».

По рассказу Долганова, которого нам удалось разыскать, из всего научного десанта Березовский, несмотря на сравнительно юный возраст, оказался самым шустрым:

«Он с ходу понял, что автозапчасти – это хороший калым. Сразу стал устанавливать со всеми контакты. Это у него не отнять: он мгновенно умеет завязывать отношения. У него всегда имелись при себе толстенные записные книжки, исписанные координатами нужных людей… Очень скоро Березовский фактически превратился в курьера между ИПУ и „ВАЗом“. В Москву он сумками увозил запчасти. Сюда привозил другой дефицит: сырокопченые колбасы, например. Если кто-то из нужных людей ехал в столицу, он всегда приглашал останавливаться у него дома, на Ломоносовском проспекте; я и сам ночевал там сотни раз…»

Своим будущим взлетом Березовский был обязан именно Александру Долганову: это он составил ему протекцию на заводе, придал первоначальную скорость, перезнакомил с местной элитой.

С этого момента волшебные чары Бориса Абрамовича усилились в десятки, а то и сотни раз. Отныне он заработал возможность доставать нужным людям запчасти уже в неограниченном количестве и без очереди ремонтировать машины: это примерно как в эпоху сухого закона получить постоянный пропуск на спиртзавод.

А уже для того, чтобы легализовать свои отношения с автогигантом, Березовский и предложил институтскому руководству внедрить на заводе систему управления. Лаборатория, которой он заведовал, по коллективному договору стала сотрудничать с управлением организации производства «ВАЗа».

Между тем в стране начало твориться что-то невообразимое. Ветер перемен задул изо всех щелей. То, о чем вчера боялись говорить даже на кухне, отныне доносилось с телеэкранов, а первый секретарь МГК демонстративно разъезжал теперь в общественном транспорте и стоял в магазинных очередях. Правда, продукты и промтовары постепенно исчезали с прилавков, но разве это истинная цена за обретенную народом свободу?

Научная среда приняла перестройку восторженно и бурно; добрая половина новоявленных кумиров общества – демократов – выйдут именно из сферы завлабов.

Интеллигенция всегда была не чужда оппозиционности. Испокон веков хорошим тоном здесь считалось поругивать власть.

Однако новые веяния не сильно трогали нашего героя. Он по-прежнему ждал какого-то подвоха; неровен час, проснешься с утра, а по радио объявляют: баста, перестройка закончена, поезд дальше не пойдет…

В одном из своих интервью на вопрос, почему в конце 1980-х он не ударился в политику, Березовский ответил так:

«Потому что у меня в голове существовал запрет на профессию… Еврей – политик в советское время – это что-то такое».

Тем временем в феврале 1987-го Совмин принимает постановление «О создании кооперативов». Начинается эпоха большого хапка, и Березовский с его активностью и предприимчивостью просто по определению не может остаться в стороне. (Как отнеслись к этому его кураторы из КГБ – неизвестно; скорей всего, поддержали по умолчанию.)

Энергия бьет из него ключом; он хватается за самые разные, анекдотические даже бизнес-проекты.

Известен парадоксальный случай, когда Березовский решил попробовать себя в сельском хозяйстве, а именно попрактиковаться… в строго научной кастрации кабанов.

Где-то он прослышал, что при кастрации хряки мучаются, худеют и помирают, и предложил председателю одного подмосковного колхоза испробовать новый, изобретенный им метод: лишать кабанов мужского достоинства при помощи новомодного лазера. Зверю, дескать, не больно, а значит, драгоценного веса он не теряет.

«Мы приехали в колхоз, договорились с председателем, взяли аванс, закрепили борова, установили лазер, – вспоминал позднее его сослуживец и партнер Юлий Дубов. – Первые два борова у нас подохли на месте, а третий испустил дух ровно в тот момент, когда мы вскочили в автобус: за нами уже бежали с дрекольем».

Нечто подобное случилось с Березовским и на ниве птицеводства. На этот раз он вознамерился резко увеличить поголовье кур, используя какие-то чудодейственные импортные кормовые добавки. Но поутру, когда горе-Мичурин возжелал полюбоваться свежими яйцами, он увидел лишь кордильеры куриных трупиков и взбешенных птичниц с мотыгами наперевес; еле-еле вновь успел добежать до машины, прижимая к груди неизменный портфельчик. (Добавки оказались то ли просроченными, то ли бракованными.)

Так бы и маялся наш герой бог знает еще сколько времени, подобно Паниковскому спасаясь от разъяренных пейзан, кабы однажды не осенила его простая, но вместе с тем совершенно гениальная идея: конвертировать в бизнес надо не знания, а связи.

В середине 1988 года Березовский решает создать фирму, которая занялась бы продажей дефицитнейшей «вазовской» продукции.

Все, что для этого нужно, – перетащить на свою сторону руководство завода. И ему это удается.

Люди, давно и хорошо знающие Березовского, отмечают у него одно бесценное качество: просто звериное какое-то упорство в достижении поставленных целей.

«Если Боря что-то задумывал, он никогда не отступался, чего бы это ему ни стоило, – рассказывает Владимир Темнянский, проработавший три года заместителем Березовского в „ЛогоВАЗе“. – Создавая „ЛогоВАЗ“, он позвал меня за собой. Поначалу я не соглашался: у меня были другие планы. Так вот, каждый вечер, приходя с работы домой, я заставал Борю, сидящего на кухне и уплетающего ужин, который прямо с порога начинал свои уговоры. А пока меня не было, он с той же горячностью обрабатывал мою жену».

Михаил Денисов полностью с ним согласен:

«Он умеет фокусироваться, целиком погружаться в проблему. Если Борис поставил какую-то цель, он не будет ни есть, ни спать, поднимет, переворошит всех вокруг, 24 часа станет работать, пока не добьется своего».

Нечто подобное говорил мне и Петр Авен:

«Березовский кайфовал от ощущения, что он может переубедить, уговорить любого, заставить встать на собственную позицию. Это было поводом для его внутреннего превосходства. И действительно, если он за что-то брался, остановить его было уже невозможно».

«Когда в 1989 году решался вопрос о моей поездке в Австрию, по линии МИДа, ведущим научным сотрудником в Международный институт прикладного системного анализа, – приводит Авен конкретный пример, – на это место имелся еще один претендент. Причем претендент этот был аспирантом у доктора наук Шевякова, от которого зависело окончательное решение, и, понятно, чью сторону тот должен был принять. Березовский, узнав об этом, взялся мне помочь. Буквально за неделю, через какие-то третьи руки, он вышел на Шевякова, как бы невзначай познакомился с ним на вечеринке. После чего отправился в президиум Академии наук, отловил Шевякова, подвел меня к нему. „Вот это – Петя Авен“. Через 15 минут моя судьба была решена. Это при том, что человека он видел второй раз в жизни. „Что ты ему сказал?“ – поразился я. „Очень просто. Я спросил: думаешь, этот твой аспирант будет привозить тебе шмотки, технику, выпивку? Так вот, Петя Авен будет делать то же самое, но в десять раз лучше“».

Рационализм Березовского не знал преград; едва только вставала перед ним какая-то зримая, ощутимая цель, все амбиции его и гордыня разом улетучивались. Он готов был унижаться, стелиться, клянчить, ничуть не боясь показаться смешным и жалким; лишь бы добиться желаемого результата.

Директору своего института, престарелому академику Трапезникову, он доставлял на дачу продукты, приезжавших в Москву руководителей «АвтоВАЗа» вместо шофера развозил на собственной машине.

«Не раз, когда Борису что-то от меня было нужно, – вспоминает его старинный приятель Леонид Богуславский, – я встречал его утром, выходя из дома. Он стоял у моего подъезда и ждал, потому что хотел договориться о чем-то со мной, а телефон был занят или не работал».

Эх, его бы энергию, да в мирных целях…

Итак, в апреле 1989 года на свет появилось совместное предприятие с малоизвестным пока еще названием «ЛогоВАЗ». Сам Березовский в газетном интервью рассказывал об этом так:

«Переход к бизнесу произошел мгновенный. В один прекрасный день я вышел из института, в котором проработал больше 20 лет, а в следующий раз появился там через полгода».

Впрочем, формально отношений с ИПУ Борис Абрамович не порывал. До самого своего бегства из России он по-прежнему оставался заведующим лабораторией – правда, на общественных началах.

Дабы поставить точку в описании его научной карьеры, добавим также, что в декабре 1991-го Березовский был избран членом-корреспондентом Российской академии наук по секции математики, механики, информатики, чем немало гордится и по сей день, потрясая своей мантией к месту и без.

(Вот лишь один образчик подобной его фанаберии. Говоря о конфликте с премьер-министром Примаковым, Борис Абрамович походя замечает:

«Ведь он академик помимо всего прочего… Я тоже член-корреспондент той же самой Академии. И я знаю его еще по советским временам… Все-таки этот академический круг был очень небольшим в Советском Союзе. На весь Союз на триста миллионов человек было всего восемьсот членов-корреспондентов и академиков…»

Хотя лично я очень сомневаюсь, что до середины 1990-х Примаков вообще слышал о существовании Березовского: когда тот, в бытность свою скромным кандидатом наук, парился на нарах в Махачкалинском СИЗО, Евгений Максимович был уже небожителем: академиком, директором Института востоковедения, лауреатом Госпремии СССР и прочая, прочая.)

О том, как Борис Абрамович стал член-корром, он благоразумно умалчивает, что совсем неудивительно. Избрание это проходило по излюбленной его методе: сиречь, по знакомству, подкрепленному щедрыми подношениями.

Ключевую роль сыграл здесь главный ученый секретарь РАН Игорь Макаров, работавший некогда в Институте проблем управления, а посему питавший к этому учреждению особые чувства.

Мне доподлинно известно, что именно Макаров, будучи вторым человеком в Академии, активно ратовал за избрание молодого, успешного бизнесмена. Не подумайте только, что Березовский самым пошлым образом подкупил заслуженного ученого, вовсе нет. Просто сын Макарова – Сергей – был близок с Петром Авеном (впоследствии он станет даже вице-президентом «Альфа-банка»), а через него приятельствовал и с Березовским. Он-то и попросил папу-академика подсобить товарищу.

Так удачно совпало, что накануне голосования у Макаровых случилось какое-то семейное торжество, куда съехались многие академики.

И в то время, пока хозяин дома делал рекламу «талантливому юноше», юноша этот ни жив ни мертв трясся от страха в соседней комнате.

Уже упоминавшийся Владимир Темнянский, работавший тогда заместителем гендиректора «ЛогоВАЗа», свидетельствует, в свою очередь, что некоторым из академиков пришлось – чтоб наверняка – отогнать по новеньким «Жигулям»: бесплатно или в полцены – история умалчивает.

Малопочтенный этот факт подтверждает и первый зам. гендиректора «ЛогоВАЗа» Самат Жабоев:

«Борино избрание в Академию наук обошлось нам в общей сложности в 126 „Жигулей“».

По иронии судьбы защищался Березовский в один день с тогдашним полубогом, спикером Верховного Совета Русланом Хасбулатовым, и, дожидаясь решения своей участи, взирал на всесильного Руслана Имрановича с придыханием и восторгом. Он был еще не сильно искушен в политической жизни. И уж точно ему и в голову не могло прийти, что пройдет какой-то пяток лет и по степени своего влияния и могущества переплюнет он Хасбулатова в разы; впрочем, к тому времени бывший спикер давно уже будет низвергнут в тартарары…

Политики приходят и уходят, зато деньги – остаются…

Глава 2

Спешите делить добро

К концу 1988 года, когда Березовский только решал переквалифицироваться из завлабов в бизнесмены, большинство других будущих олигархов уже делали первые, пусть и неуверенные шаги на не паханой ниве коммерции.

Бывший театральный режиссер Владимир Гусинский два года как руководил уже кооперативом «Металл», лудящим широкий ассортимент металлических изделий: от ручных браслетов до гаражей.

Инженер-конструктор Михаил Фридман учредил кооператив «Курьер», специализировавшийся на мытье окон. Ранее судимый за хищения социалистической собственности товаровед Александр Смоленский успел создать кооператив «Москва-3». И даже недоучившийся студент Роман Абрамович напропалую спекулировал уже зубной пастой и конфетами, которые в изобилии привозил из столицы в родную Ухту.

Надо было торопиться, пока самые вкусные куски не расхватали другие; спешите делить добро, примерно так учил блаженной памяти доктор Гааз…

Не в пример своим будущим коллегам, Березовский вовсе не собирался учреждать кооперативы, лудить замки и драить до блеска московские окна. Его доктрина бизнеса коренным образом отличалась от прочих. Зачем нужно что-то создавать, выстраивать, если можно забрать то, что уже существует. (Позднее он сформулирует эту мысль еще более четко; именно Березовскому приписывается фраза: «Надо приватизировать не завод, а его директора».)

В этом смысле что-то более подходящее, нежели совместный бизнес с «АвтоВАЗом», трудно было себе вообразить.

К концу 1980-х «ВАЗ» – бывшая ударная комсомольская стройка – по праву считался крупнейшим предприятием отечественного автопрома. В год завод выпускал свыше 700 тысяч машин под марками «Лада» и «Жигули». При этом вся продукция его – от хрестоматийной «копейки» до новомодной «девятки» – становилась дефицитом еще до того, как машины сходили с главного конвейера; среднестатистический советский человек должен был простоять в очереди пяток лет, дабы заполучить заветный клочок бумаги – открытку – позволяющий пересечь порог автомагазина. По счастливой случайности, аккурат в начале 1988 года – в ключевой для Березовского момент – его старый знакомец Александр Зибарев получает повышение по службе: из начальников заводского управления обеспечения и распределения запчастей он пересаживается в кресло зам. директора «АвтоВАЗа», отвечающего за самый лакомый участок – техобслуживание.

Эта кадровая рокировка имела судьбоносное значение. Именно Зибарев и стал для Березовского той золотой рыбкой, волшебным образом переменившей всю его жизнь.

В немногочисленных публикациях и исследованиях, посвященных дореформенной жизни Бориса Абрамовича, фигуре Зибарева неизменно уделяется повышенное внимание. Самая распространенная версия: предприимчивый Березовский написал тщеславному автозаводцу диссертацию, и за это был обласкан без меры, получив доступ к благословленному дефициту. (Нечто подобное, кстати, мне доводилось слышать от многих. Ветеран «АвтоВАЗа» Александр Долганов, к примеру, утверждает: «Березовский чуть ли не с порога пообещал сделать Зибареву кандидатскую диссертацию. И сделал: не лично, конечно; за него тоже писали другие – в обмен опять-таки на запчасти». Да и сам Березовский в беседе с шефом московского бюро «Вашингтон Пост» Дэвидом Хоффманом прямо заявлял, что принимал «самое активное участие в работе над этой диссертацией».)

За все годы Александр Зибарев ни словом, ни полусловом не попытался опровергнуть это зацементировавшееся уже убеждение; по природной своей осторожности он упорно избегает контактов с журналистами. Однако для автора этих строк было сделано завидное исключение…

С «крестным отцом» Березовского мы встретились в бывшей его вотчине: в «вазовской» гостинице «Юбилейная», где я остановился, приехав по депутатским делам в Тольятти.

Разумеется, многого он не договаривает, стараясь выставить себя в выгодном свете; не очень мне, например, верится в зибаревские заверения, будто от Березовского не перепало ему ни копейки. («После „ЛогоВАЗа“ я облевался весь, дал себе слово никогда больше не заниматься бизнесом; живу теперь на „вазовскую“ стипендию».) И все же ценность этих свидетельств – трудно недооценить.

Слово Александру Зибареву:

«С Борисом мы познакомились в 1986 году; действительно, на почве моей диссертации – она была посвящена автоматизированным системам управления и базировалась на работе „ВАЗа“. Я собирался защищаться в МАДИ, но мой помощник Александр Клевлин сказал, что у него есть знакомые ребята, которые работают как раз в профильном институте по „вазовской“ тематике. Так в моей жизни появился Березовский. Я попросил его быть оппонентом при защите – диссертация была уже готова – он согласился, но потом, в самый ответственный момент, уехал.

Борис был тогда нищим. Ездил на ржавой битой „шестерке“ красного цвета, имел (по его же признанию) 20 тысяч рублей долга. (Потом, уже в „ЛогоВАЗе“, я помог ему купить рыжую „девятку“.) Больше всего в жизни он хотел разбогатеть; позже, сойдясь поближе, каждый день я слышал, что его мечта – заработать сто миллионов долларов. Но при этом – большая умница, светлая голова. Решения принимал мгновенно, и сразу – в десятку. Поэтому, когда он предложил мне сделать совместное предприятие, я, помыслив недолго, согласился.

Поначалу ни о каком дилерстве не шло и речи. СП это должно было стать центром технологических и инвестиционных инициатив: разрабатывать для завода концепции и идеи, основанные на материалах Академии наук. Идея – исключительно благородная. Другое дело, что закончилась она ничем…»

У американцев есть такая поговорка: хвост виляет собакой. В русском варианте звучит она несколько иначе: с ног – на голову.

Благовидный предлог, придуманный Березовским под создание «ЛогоВАЗа», это как раз тот самый случай виляния собакой посредством хвоста; телега оказалась впереди лошади.

Через несколько лет подобные фокусы станут в России явлением типичным и даже обыденным.

Национальный фонд спорта (разговор о нем нам еще предстоит) создавался, например, исключительно для развития и поддержки физической культуры; ради этой святой цели Ельцин разрешил НФС ввозить в страну сигареты и алкоголь без уплаты таможенных пошлин. Заработанные деньги должны были поступать на нужды спорта, но в итоге – спортсмены продолжали нищенствовать, а фонд превратился в могущественную бизнес-империю, владеющую банками, лотереями, гостиницами, рынками, страховыми компаниями и даже фабриками по огранке алмазов. 95 % всей выпитой в России импортной водки и выкуренных импортных сигарет были завезены через НФС; чистая прибыль составила около 2 миллиардов долларов. Но ради чего создавался он, забылось мгновенно: спорт получал только крохи с барского стола.

То же самое происходило и с бесчисленными обществами слепых, глухих, увечных, с союзами ветеранов Афганистана: облагодетельствованные налоговыми льготами, эти богоугодные организации ворочали миллионами, которые до самих инвалидов и фронтовиков попросту не доходили.

Не могу утверждать, понимали ли изначально руководители «АвтоВАЗа» истинные цели Березовского; сами они, естественно, отрицают это наотрез.

Владимир Каданников, только-только в духе перестроечных веяний избранный тогда трудовым коллективом на пост гендиректора «АвтоВАЗа», вспоминал позднее:

«Зибарев привел ко мне Бориса, с которым был давно знаком. Час они мне говорили какую-то ерунду о создании какого-то совместного предприятия. Сначала я просто не понимал, о чем идет речь, потом спросил, сколько им надо денег. В качестве уставного капитала они назвали 50 тысяч рублей. Что ж, говорю, вы мне час голову морочили, сказали бы сразу, сколько надо, и шли бы».

(Сам Зибарев этот разговор описывает еще более смачно. Дескать, когда он заявился к генеральному, тот, поразмыслив, бросил в сердцах: «Да отдай ты ему эти пятьдесят тысяч, и пошел он на хер».)

И все равно некоторое время Каданников еще продолжал сопротивляться, не понимая собственного счастья. Окончательно он сломался, лишь когда ему принесли письмо академика Шаталина на бланке члена Президентского совета: это академическое ходатайство по каким-то своим каналам (скорее всего, через Петра Авена, который до сих пор называет академика главным своим учителем) пробивал Березовский.

Предложение, сделанное Березовским «вазовской» верхушке, подкупало своей циничной простотой.

Заводская система сбыта разваливалась на глазах. Кроме того, «ВАЗ» не мог продавать собственную продукцию по коммерческим ценам: только по утвержденному государством прейскуранту. Березовский же брался наладить альтернативную дилерскую сеть, лишенную всяческих советских предрассудков. То есть завод должен был отдавать ему машины по госрасценкам, а он уже реализовывал бы их на свободном рынке.

При этом подавалось все исключительно в розовом свете: прибыль, мол, пойдет на разработку «технологических и инвестиционных инициатив»; и чем больше заработаем – тем удачнее выйдут «инициативы».

«Вначале мы, действительно, надеялись сделать что-то новое, – свидетельствует один из отцов-основателей „ЛогоВАЗа“ Михаил Денисов. – Все хотели зарабатывать честно, своими мозгами, потому что ничего другого и представить себе не могли. Никто и подумать не смел, что деньги так легко можно будет уводить у государства».

Новая компания была учреждена в апреле 1989-го; она получила название «ЛогоВАЗ» и стала 69-м по счету совместным предприятием «АвтоВАЗа».

Ее костяк составили поначалу три человека: Березовский, упоминавшиеся уже друг его юности физик Михаил Денисов, а также денисовский сосед и приятель Самат Жабоев (между прочим, секретарь парткома ГИТИСа).

Пятьдесят процентов акций, по предложению Каданникова и Зибарева, было отдано итальянской фирме «Лого систем», испокон века занимавшейся автоматизацией «ВАЗа» (отсюда, кстати, пошло и название новой компании). Сорока пятью процентами СП владел завод в разных своих проявлениях (собственно, сам «АвтоВАЗ», его структура «АвтоВАЗ-техобслуживание» и два региональных филиала: Днепропетров– ский и Грузинский). Оставшиеся пять процентов отошли Институту проблем управления, под маркой которого выступал Борис Абрамович. (Он даже сумел затащить на учредительное собрание престарелого директора ИПУ, академика Трапезникова, хотя тот еле уже ходил: светиле минуло к тому времени 84 года.)

Председателем совета директоров «ЛогоВАЗа» был избран все тот же Александр Зибарев; одной из ключевых фигур СП стала дочка зам. директора «АвтоВАЗа» по экономике Петра Кацуры. (Это к вопросу о том, что никому… ничего… ни копейки.)

Сам Березовский удовлетворился для начала постом гендиректора, хотя планы уже тогда были у него наполеоновские.

«Как-то у нас возник разговор, – свидетельствует Петр Авен, непосредственно наблюдавший процесс возникновения „ЛогоВАЗа“, – кто и сколько планирует заработать. И Борис на полном серьезе мне заявил: „Пока я не получу миллиард долларов, я не успокоюсь“. Это звучало как абсолютная фантастика. Миллиард! А на дворе еще – махровая советская власть, хождение валюты запрещено, бизнес только-только начинает выходить из подполья».

И все же Александр Зибарев сегодня продолжает настаивать, что в первую очередь создавался «ЛогоВАЗ» как научно-технический центр для нужд автозавода; торговля машинами была исключительно способом его финансирования. Даже называлась структура поначалу соответствующе: Центр технологических и организационных инициатив.

Звучит это довольно странно, ибо, как сам он признает, ни единой научно-практической идеи Березовский и его партнеры так и не выдвинули.

«Он постоянно обещал: подождите, дайте только встать на ноги, но закончилось все пшиком. Из Академии наук прислали даже письмо, что никаких материалов предоставить они нам не могут: не исключаю, что это было делом рук самого Бориса. В итоге, так и не став научно-техническим центром, „ЛогоВАЗ“ превратился в обычную посредническую структуру».

(«Ни одной идеи „АвтоВАЗу“ мы не предложили», – подтверждает Михаил Денисов, работавший тогда первым заместителем гендиректора «ЛогоВАЗа».)

В принципе, ничего нового Березовский не изобрел. Чем-то похожим он промышлял, работая еще в институте: по знакомству скупал из-под прилавка дефицитный товар, а потом перепродавал втридорога. Какая, в сущности, разница, чем спекулировать: постельным бельем или автомашинами; разве только в масштабах.

Когда-то, правда, за подобные махинации Березовского чуть не отправили под суд. Но десяти суток, проведенных в камере КПЗ, вполне хватило ему, чтобы никогда больше не повторять прежних ошибок.

Если раньше все его связи ограничивались уровнем товароведов и продавцов, а дружба с зав. секцией являлась и вовсе пределом мечтаний, то отныне Борис Абрамович выходит на недостижимую прежде, головокружительную высоту. Его партнерами становятся первые лица флагмана автопрома.

Честно говоря, мне тяжело поверить, что люди эти – и Каданников, и Зибарев – не видели, что происходит у них под носом. В конце концов, в любой момент они могли разорвать с «ЛогоВАЗом» все отношения, остановив ему отгрузку машин. Этого, однако, не делалось. (Почему – Зибарев растолковать мне так и не сумел, сославшись на всеобщий аврал и хаос.) Единственно здравым объяснением такой алогичности может быть лишь одно: заводская верхушка самым пошлым образом была взята в долю.

Итак, вот она – модель Березовского воочию. Деньги, продукция, связи – все чужое, «вазовское». (Даже разместился «ЛогоВАЗ» в здании московского представительства автозавода, в бывшем особняке поэта и гусара Дениса Давыдова в Сеченовском переулке на Пречистенке.) Он лишь перекладывает товар из одного кармана в другой, не забывая отщипывать себе куски пожирнее.

Впоследствии Борис Абрамович на полном серьезе примется утверждать, будто «ЛогоВАЗ» сформировал «огромную часть российской экономики» и «сделал так, чтобы граждане России покупали автомобили, а не получали их по распределению от власти».

А вот еще один образчик его заклинаний:

«Вопреки глубоко распространенному мнению, что Березовский первые деньги заработал торговлей подержанными автомобилями, поясняю, что первые миллионы рублей я заработал на торговле программным обеспечением, которое разработал сам со своими коллегами».

И не то чтобы он врал, вовсе нет. Скорее Борис Абрамович, по обыкновению, кое-что просто не договаривает, опуская скользкие и невыгодные для себя моменты.

Первые серьезные деньги «ЛогоВАЗ» действительно заработал вовсе не путем автомобильных спекуляций. Но отнюдь и не на «торговле программным обеспечением»: поначалу продавал Борис Абрамович исключительно воздух, облапошивая доверчивых красных директоров.

После создания «ЛогоВАЗ» остро нуждался в деньгах; несмотря на все посулы гендиректора Каданникова, обещанных 50 тысяч рублей СП так и не увидело. Гениальное начинание загибалось на корню; без оборотных средств рассчитывать на какую-то перспективу было совершенным безумием.

Положение становилось критическим; время работало против Березовского; слишком много охочих до дефицита конкурентов кружило стервятниками окрест Тольятти.

Спасение пришло в виде старого знакомого Березовского по Академии наук Виктора Гафта.

Еще раньше, трудясь в каком-то НИИ, Гафт написал объемную разработку: «Оценка технического уровня промышленной продукции». Суть ее заключалась в введении неких параметров, по которым можно было оценивать любую промышленную продукцию.

«Само по себе это было чистой профанацией, – констатирует Самат Жабоев, – заводам предписывалось жить уже по-капиталистически, но оценивать их работу предлагалось по-социалистически. Никому это на хрен не было нужно».

Тем не менее предприимчивому Березовскому удалось невозможное: через своего покровителя, директора ИПУ академика Трапезникова, он пробил постановление Госкомитета по науке и техники СССР о массовом внедрении разработки Гафта в советскую промышленность (Трапезников одновременно занимал должность зампреда ГКНТ). А поскольку никто, кроме Гафта, не знал, с чем эти параметры, собственно, едят, все внедрение единолично замкнул на себя «ЛогоВАЗ».

Свидетельствует Самат Жабоев:

«Мы разослали договора на обучение специалистов примерно по 15 тысячам предприятий. Трое суток безвылазно сидели в офисе, подписывая и проштамповывая каждый договор; рук уже не чувствовали. Особых иллюзий мы, правда, не питали; Союз уже разваливался, и этот чисто социалистический бред даром никому не требовался. Но, к всеобщему удивлению, примерно треть предприятий клюнули на нашу удочку и договора оплатили: магическая аббревиатура ГКНТ СССР по инерции еще работала. В подвале „ЛогоВАЗа“ была оборудована специальная комната для занятий, где Гафт с указкой в руках обучал командируемых в Москву специалистов, как им надо жить: чертил какие-то схемы на доске, показывал диаграммы. Так в один миг мы разбогатели: за каждого специалиста нам платили то ли по 6, то ли по 10 тысяч рублей – деньги в то время огромные».

Случись эта авантюра годом-другим раньше, вряд ли Березовскому удалось бы так легко остаться в стороне; одураченные директора, получившие за казенный счет совершенно бесполезные инструкции и циркуляры, глядишь, и до ЦК сумели б дойти, призвать аферистов к ответу. Но времена стояли уже не те, страна рушилась, никому ни до чего ровным счетом не было дела.

(Этот успешный опыт по продаже воздуха Борис Абрамович с блеском повторит через несколько лет, когда придумает аферу с народным автомобилем «АВВА» и примется собирать средства под строительство будущего завода; правда, не в пример красным директорам незадачливые акционеры «АВВА» так легко с потерей денег не смирятся и долго будут еще слать возмущенные письма во все инстанции, требуя расправы над создателем «народной» пирамиды…)

Успех с гафтовскими параметрами окрылил Березовского, а самое главное – вселил в него уверенность в абсолютной своей безнаказанности. Оказалось, что зарабатывание денег – занятие совсем не столь сложное, как казалось ему когда-то, и тем более – совсем не опасное; не так страшен черт, как его малюют.

Следующую свою серьезную сделку «ЛогоВАЗ» провернул в том же 1989 году. И вновь, вопреки посулам Березовского, связана она была вовсе не с «Жигулями», и уж тем более не с наукой, а как раз наоборот – с иномарками.

В те благословенные времена, если кто запамятовал, ввозить в Союз иномарки на продажу было строжайше запрещено. Даже внешнеторговые организации, сиречь те, что имели право расплачиваться валютой, не могли торговать заграничными машинами внутри СССР.

Но зато они имели право закупать иномарки для собственных нужд. Этим-то юридическим пробелом и воспользовался предприимчивый Березовский.

При посредстве итальянской фирмы «Лого систем» – той самой, что на 50 % владела «ЛогоВАЗом» – Березовский купил в Италии крупную партию «Фиатов-Типо». Кредит под эту операцию – 8,5 миллиона долларов – ему дала одна из «вазовских» структур: «Интер-Волга». (Кстати, в разных интервью, с присущим ему гигантизмом, Борис Абрамович называет отличные друг от друга размеры этого кредита: вплоть до 20 миллионов.)

Сделка была оформлена на внешнеторговое объединение «Агропромсервис»: якобы оно приобретало «Фиаты» для своих целей. Но накануне «ЛогоВАЗ» стал ассоциированным членом этого самого «Агропромсервиса».

Перепродавать машины на сторону «Агропромсервису» не позволял закон. Однако ничто не запрещало ему переуступить их как бы своей структуре, внутри себя самого – «ЛогоВАЗу». А поскольку передача «Фиатов» происходила уже на советской территории, «ЛогоВАЗ» был волен дальше поступать с ними как заблагорассудится.

Удивительное единение двух структур объяснялось просто: в автобиографическом романе Юлия Дубова «Большая пайка» доходчиво рассказывается, как Березовский сотоварищи попросту подкупили руководство «Агропромсервиса».

Цитирую дословно: «Два дня и две ночи они директора этого и двух его замов поили-кормили, девок им откуда-то из „Метрополя“ возили, подарки дарили, а к вечеру в воскресенье те подписали документы».

И по сей день Березовский не без гордости вспоминает ту свою первую комбинацию:

«Никто никогда не продавал в России иномарки. Мы привезли первую партию – 886 „Фиатов“. Взяли кредит, выложились до копейки. Мне говорили: ты сумасшедший. Их никто не купит. Их по дороге растерзают. И вот приходит замдиректора „АвтоВАЗа“ – и стоят эти „Фиаты“ на стоянке, как летающие тарелки с Марса».

Конечно, насчет рисков и упреков в сумасшествии Борис Абрамович, как всегда, кокетничает. Никакой опасности не имелось здесь по определению: деньги-то он брал у своих же партнеров.

По самым скромным подсчетам операция эта принесла ее организаторам четыре миллиона чистого дохода. С помощью главы «Лого систем» Джанни Чемароне «Фиаты» были закуплены по минимальной цене: от 6 тысяч 300 до 7 тысяч 300 долларов за штуку (в зависимости от объема двигателя). Сбывали их уже по 11–13 тысяч, хотя находились машины не в самом лучшем состоянии; год с лишним они простояли на открытой стоянке то ли в Швеции, то ли в Финляндии.

По западным меркам «Фиаты» считались уже устаревшими, почти рухлядью. Но в голодном Союзе они казались тогда верхом роскоши.

(Больше половины всей партии – 400 штук – с ходу купила какая-то мутная новосибирская контора под названием «Агро-ТЭК». Вскоре, правда, выяснилось, что деньги у нее были ворованные, украденные отку– да-то из бюджета, но было уже поздно, хотя еще лет шесть руководителей «ЛогоВАЗа» регулярно таскали на допросы.)

Но и это еще не все, ибо, как вспоминает заместитель гендиректора «ЛогоВАЗа» Владимир Темнянский, взятый под закупку «Фиатов» кредит Березовский так и не погасил. Заводское руководство требовать долги назад не спешило, и в итоге их попросту списали в убытки. Вот вам и риск…

Впрочем, и сама по себе развернутая вскоре торговля «Жигулями» начала приносить отменный доход. Машины «ЛогоВАЗ» брал на заводе в кредит, расплачиваясь лишь после их продажи – месяца эдак через три, а то и позже, естественно без учета инфляции.

То есть ни одной своей копейки Березовский в сделки эти не вкладывал. Кроме того, коммерческие цены на машины постоянно росли, тогда как казенные расценки государство упорно отпускать не спешило.

Если вдуматься, более абсурдной схемы трудно себе вообразить. Вместо того чтобы повысить цены на свою продукцию и продавать ее самолично, «АвтоВАЗ» отдавал машины какой-то непонятной фирмешке почти по себестоимости, после чего терпеливо ждал месяцами расчета. При этом инфляция росла каждый месяц, и когда деньги приходили наконец в Тольятти, они успевали превратиться в труху.

При такой рачительности уже через год капитализация «ЛогоВАЗа» достигла 50 миллионов долларов. («Первые деньги я заработал на профессиональных знаниях, которыми обладал», – гордо уверяет теперь Березовский.) Стараниями автопромовских генералов эта совершеннейшая прокладка превратилась едва ли не в главного автомобильного дилера страны. И чем богаче становился «ЛогоВАЗ» и его владельцы, тем хуже шли дела на заводе.

Аппетиты Березовского росли с каждым днем. «ЛогоВАЗ» первым в Союзе стал официальным дилером «Мерседеса». Вслед за этим последовало дилерство «Дженерал Моторз», «Вольво», «Крайслера», «Хонды», «Дэу». Еще до развала СССР в Москве, на улице Волгина, «ЛогоВАЗ» построил автомобильный торгово-сервисный центр (кстати, он существует и по сей день).

Неудивительно, что когда началась передача акций «ЛогоВАЗа» от юридических лиц к физическим, самыми крупными акционерами оказались три уважаемых человека: попробуйте угадать, кто именно… Ну, конечно же: Березовский (7,7 %), Каданников (6,7 %) и Зибарев (6,7 %). Остальные участники процесса получили либо мизер, либо вообще ничего.

Кстати, это был первый звонок, возвестивший о переменах в сознании Березовского. Правда, услышали его далеко не все.

«Поначалу компания жила как одна большая семья, – повествует Владимир Темнянский, работавший тогда заместителем гендиректора „ЛогоВАЗа“. – Было ощущение общей команды, даже какого-то братства. Все решения принимались коллегиально. В этом смысле в фильме „Олигарх“ все показано правильно. Но когда пошли серьезные деньги, Боря стал резко меняться».

«Прежде это был скромный, очень коммуникабельный человек, – продолжает Темнянский. – Ничего вычурного. Любил баню, застолье, женщин. Играл в настольный теннис. Даже после появления „ЛогоВАЗа“ он вел себя удивительно скромно. Помню, к нам на тестирование пригнали пять „Мерседесов“. Я сразу же забрал один, говорю ему: „Пересядь. Что ты ездишь на убогой „девятке““? А он в ответ: „Да не надо, нескромно это“. Верхом роскоши казались ему поездки за рубеж: он сам их себе придумывал. Больше всего ему нравилось, что можно не только свободно кататься по миру, но и получать за это суточные. Но года с 1991-го он будто переродился. Его испортили большие деньги. Боря решил, что держит уже Бога за уши».

Практически все, с кем Березовский начинал создавать «ЛогоВАЗ», были безжалостно изгнаны им из бизнеса, включая старинных друзей. Да и те, кто остался с ним рядом – тот же Николай Глушков или Александр Красненкер – в итоге вынуждены были довольствоваться скромной участью подмастерьев.

Властолюбие Березовского, исподволь живущее в нем все эти годы, мгновенно вырвалось наружу, едва дорвался он до денег, а вслед за тем и до власти.

Не раз цитировавшийся уже Михаил Денисов – товарищ его юности и один из создателей «ЛогоВАЗа» – условно делит жизнь Березовского на два этапа: до бизнеса и после:

«Борис образца 1986-го и, допустим, 1996 года – это два совершенно разных человека. Все перемены в его поведении были связаны только с деньгами. Раньше он всегда пытался действовать через кого-то, собирал людей, добивался чьей-то помощи. Теперь же Борис увидел, что самостоятельно способен на многое. Эта самоуверенность приобрела у него характер гипертрофированности, он начал считать себя чуть ли не гением, которому все по плечу».

Даже с генералами «АвтоВАЗа» – Каданниковым, Зибаревым – Борис Абрамович в итоге испортил всяческие отношения, хотя именно этим людям был обязан своим вознесением.

Я упоминал уже о том, что цинизм и холодный расчет были неизменными спутниками нашего героя; люди интересовали его лишь до той поры, пока могли принести какую-то выгоду. У Березовского, как и у английской королевы, никогда не было постоянных друзей и врагов; лишь постоянные интересы.

«Он никому не доверял, – размышляет вслух его „крестный отец“ Александр Зибарев. – Его улыбчивость, доброжелательность – исключительно маска. Юл Дубов в одном из интервью правильно сказал: для Березовского человек ничего не значит. После покушения на него я был допрошен следователями генпрокуратуры. Мне показалось, что их вопросы были целенаправленными – как, мол, объясняется, что сразу после вашего ухода из „ЛогоВАЗа“ случился взрыв. Тогда же мне передали и слова Березовского: Зибарев – очень опасный человек, он управляет такой союзной мафией, от него можно ожидать чего угодно… В награду за все, что я для него сделал, меня попросту ссадили с поезда… Как только я перестал быть ему нужен, Борис мгновенно пошел к Каданникову и уговорил меня уйти с должности председателя совета директоров „ЛогоВАЗа“».

Между прочим, подозрения Зибарева не лишены оснований. В письме, адресованном директору ФСБ, Борис Абрамович прямо назвал своего недавнего благодетеля главным организатором теракта. Цитата из документа:

«…покушение на меня заказал Зибарев Александр Григорьевич… Мотивом покушения является конкуренция, которую я якобы создал на автомобильном рынке».

…От одного из бывших приятелей и компаньонов Березовского услышал я крайне поучительную историю (по причинам, которые вы сейчас поймете, рассказчик попросил сохранить свое инкогнито).

В конце 1980-х, когда они только начинали заниматься с Березовским бизнесом, у человека этого случилась жизненная трагедия: скончался при родах первый, долгожданный ребенок.

«И вот я сижу дома, совершенно убитый, никого не хочу видеть, весь свет не мил. Вдруг заявляется Боря и прямо с порога давай обсуждать какие-то коммерческие вопросы. „Уйди, – прошу я. – Мне сейчас не до чего“. А он с таким неподдельным, искренним изумлением смотрит на меня и в ответ: „Ты что? Он ведь уже умер. У-мер! Чего дергаться? Ты все равно ничего не сможешь теперь изменить“».

Комментарии, полагаю, излишни…

«Мне кажется, он никогда никого не любил, кроме себя самого, – уверен его старинный знакомец Петр Авен. – Единственное исключение – его дочка Катя, которая очень была на него похожа. Он видел в ней свое продолжение. И конечно, мама: но это, скорее, явление ритуальное. Березовский – человек, органически не способный рефлексировать. Прошлого для него не существовало, он вычеркивал его из памяти мгновенно, как только в том отпадала надобность. Поэтому Борис никогда не терзался переживаниями, мучениями: был человек – и нет».

Коли уж речь зашла об Авене, нелишне будет подробнее остановиться на этой примечательной фигуре, которой Березовский во многом обязан своим вхождением в столичную властную элиту.

Как вы помните, наверное, из предыдущей главы, Авен познакомился с Березовским в конце 1970-х. Борис Абрамович с ходу взялся опекать юношу из хорошей семьи, благо папа его был член-корром Академии наук и заведовал лабораторией в Институте проблем управления, то есть был человеком сугубо полезным.

Авен-младший благополучно окончил экономический факультет МГУ, восемь лет оттрубил во ВНИИ системных исследований Академии наук СССР, затем уехал работать по контракту в Вену. Отношений со своим старшим товарищем он никогда не прерывал. Это и сослужило Березовскому немалую службу.

Осенью 1991-го об Авене вспомнили. Его друг детства, а впоследствии сослуживец по ВНИИ, похожий на обожравшегося печеньем Мальчиша-Плохиша Егор Гайдар, стал тогда вице-премьером российского правительства.

Это было лихое, смутное время, когда любой полуграмотный неудачник, очень средний научный сотрудник мог в одночасье проснуться министром: главное – наглости и апломба побольше.

Ставший полноправным хозяином страны Борис Николаевич Ельцин в экономике разбирался не больше, чем в высшей математике. Когда привели к нему знакомиться – в баню! – вчерашнего зав. отделом газеты «Правда» Гайдара, он ровным счетом ничего не понял из того, что тот ему нарассказывал, и даже вынужден был потом – для снятия стресса – осушить залпом фужер коньяка. Как и все малограмотные люди, Ельцин очень боялся быть заподозренным в невежестве. Посему он мгновенно поручил Гайдару, покорившего его своей бойкой самоуверенностью и обилием макроэкономических терминов, формировать новое правительство.

И – понеслось. Сколоченное Гайдаром из таких же, как он, молодых, амбициозных мальчиков правительство реформ, воспринимало Россию исключительно в качестве гигантского опытного полигона. Полным ходом хлынули туда бывшие зав. лабы и младшие научные сотрудники, которые даже бюджет на будущий год не сумели сверстать (случай – беспрецедентный!).

Одним из таких экспериментаторов оказался и Петр Авен, «интеллигентный парень, знаток русской литературы и поэзии». (Цитирую исчерпывающий перечень его достоинств по мемуарам Гайдара.) «Интеллигентного парня» 36 лет от роду, который «ничем, кроме своего письменного стола, не заведовал» (еще одна гайдаровская цитата), с ходу определили министром внешней экономики: прямо, как в кинотрилогии про юность Максима.

Продержался он, правда, недолго: уже через год, под давлением Верховного Совета, Авена пришлось убирать, но и этого времени Березовскому вполне хватило, чтобы наладить основательные связи в верхах.

Авен, в частности, познакомил его с Валентином Юмашевым, а также с Егором Гайдаром. Если первое знакомство открыло перед Березовским двери в президентскую семью, о чем разговор пойдет ниже, то второе – никаких особых последствий для Бориса Абрамовича не имело. За исключением разве что удостоверения советника первого вице-премьера правительства, которым теперь мог щеголять Березовский, и членства в правительственном Совете по промышленной политике. Ну и конечно, помощи при создании легендарной пирамиды «АВВА».

«Пока я был министром, – рассказывал мне Авен, – Боря таскался за мной во все поездки, носил мои чемоданы, ежедневно бывал у меня дома. Был случай, когда мы заночевали в одном месте, легли поздно, крепко поддав. Полвосьмого – я встаю на работу, а Березовский – уже одетый, хоть и с мятым лицом, мчится провожать меня к машине, под дождем, заботливо держа над моей головой зонтик. Но едва меня сняли, он мгновенно исчез. Он вообще кинул всех, кто начинал с ним работать».

Если верить Авену, никаких коммерческих дел с Березовским он тогда не имел. Возможно, это и так, хотя логика подсказывает мне, что отношения их явно не ограничивались совместными вояжами и прогулками под дождем.

Известен факт, когда Борис Абрамович убедил Авена назначить руководителем внешнеэкономического объединения «Продинторг» – занималось оно закупками за рубежом продовольствия – своего человека. За это были обещаны несметные барыши, которые-де тот вскорости заработает, но окончилось все на редкость печально. Ставленник Березовского самым пошлым образом принялся вымогать взятки у начальников своих же загранпредставительств, дело это всплыло, и, дабы замять скандал, незадачливого руководителя пришлось убирать.

Кроме того, «ЛогоВАЗ» вошел в перечень экспортеров стратегически значимых сырьевых товаров. В их числе были нефтепродукты, цветные и редкоземельные металлы, природный и углеводородный газ и прочая, прочая.

А еще министр Авен добился удвоения пошлин на ввоз иномарок в Россию: если и сделал он это исключительно из патриотических целей, выгоду из того извлек опять-таки Березовский; объем продаж «ЛогоВАЗа» мгновенно возрос.

За это, и не только за это, как рассказывают знающие люди, Авену были обещаны некие преференции: чуть ли не доля в «ЛогоВАЗе». Однако в конце 1992 года, когда подошло время платить по счетам, Борис Абрамович лишь развел руками. К тому моменту Авен перестал уже быть министром, и считаться с ним смысла более не имело.

Единственное, чем отплатил своему покровителю Березовский за все труды, – взял консультантом к себе в «ЛогоВАЗ» и предоставил на полгода белый «Мерседес» с водителем. На большее размаха его не хватило…

Примерно та же коллизия приключилась и с другим весьма влиятельным человеком, который немало сделал для становления империи Березовского: с секретарем Союза театральных деятелей, известным драматургом Михаилом Шатровым…

$$$

В конце 1980-х имя драматурга Шатрова гремело по всей стране. Его пьесы на революционную тематику с неизменным успехом шли в лучших театрах страны, поражая неискушенного еще зрителя новизной трактовок исторических образов. Впервые за всю историю советской драматургии Шатров показывал вождей революции – Ленина, Дзержинского, Свердлова – без слащавого, лакового румянца. Главным же антигероем его пьес неизменно представал Сталин, этакая смесь Яго и Кабанихи в одном флаконе.

Новому руководству СССР такая интерпретация очень нравилась, ибо давала простые ответы на сложные вопросы. Шатрова привечал главный идеолог Кремля Александр Яковлев, благоволил сам Горбачев; в числе его главных покровителей значился помощник генсека Анатолий Черняев.

Если Горький был «буревестником» революции, то Шатров – «буревестником» перестройки.

Шатрова – почти официально – именовали ее (перестройки) прорабом, включали во всевозможные комиссии, а под конец избрали даже секретарем Союза театральных деятелей СССР. Тогда-то и познакомился он с Березовским, которого привели к Шатрову секретарь СТД Валерий Шадрин и искусствовед Александр Рубинштейн…

…Почему-то никто из исследователей Бориса Абрамовича не задался до сих пор очевидным, кажется, вопросом: как вышло, что еще в социалистическую эпоху мало кому известный коммерсант, не имея мохнатой «руки», в считанное время открыл сеть дилерских центров; построил первый в Москве частный (!) автосалон. Волшебных чар «АвтоВАЗа» для этого явно не хватало: влияние завода не распространялось далеко за пределы Куйбышевской области. Да и одними деньгами объяснить сей феномен невозможно: в советской стране главную роль играли связи, а вовсе не деньги.

Между тем у этого немого вопроса есть вполне осязаемый ответ: Михаил Шатров. Именно его влияние и протекция помогли Березовскому на начальных порах раскрутить «ЛогоВАЗ»; это потом уже подоспели и Авен с Гайдаром.

В первые же минуты знакомства с Шатровым Борис Абрамович мгновенно смекнул, сколь полезным может оказаться ему маститый драматург. Выражаясь современным лексиконом, Шатров стал для Березовского своеобразной «крышей»: секретарь СТД регулярно ходил к своим высокопоставленным поклонникам, лоббируя интересы «ЛогоВАЗа»; из альтруистических побуждений или за определенную мзду – история умалчивает.

«Шатров бывал у нас в офисе чуть ли не через день, – вспоминает бывший зам. генерального директора „ЛогоВАЗа“ Владимир Темнян-ский. – Кажется, получал даже какие-то деньги».

Проблемы «ВАЗа» были для Шатрова совсем не чужими: когда-то, в 1972 году, он написал о заводе целую пьесу в модном тогда стиле производственной драмы. Называлась она «Погода на завтра» и была поставлена Галиной Волчек в «Современнике», причем премьера ее состоялась на подмостках заводского ДК в Тольятти. (За это, как утверждает известный актер Станислав Садальский, творческий коллектив был облагодетельствован новенькими «копейками» по отпускной цене: так что ничего нового в жизнь советской творческой интеллигенции Березовский не привнес.)

Впрочем, не одно только это привлекало в Березовском Шатрова: к моменту их знакомства драматург активно носился с идеей строительства в Москве некоего международного театрального центра. По расчетам Шатрова – человека, надо сказать, отличавшегося патологической скаредностью – этот проект должен был в прямом смысле слова озолотить его создателей.

По сути, речь шла о создании первого в Советском Союзе многофункционального коммерческо-развлекательного центра; театральная часть составляла в нем лишь малую толику. Для Станиславского театр начинался с вешалки, для Шатрова – с магазинов и ресторанов…

Эта идея пришлась Березовскому по душе, она была выгодной со всех точек зрения – и коммерчески, и политически. В итоге было решено, что Шатров возьмет на себя представительски-лоббистские функции, а «ЛогоВАЗ» займется организационно-финансовыми вопросами.

Поначалу проект продвигался очень успешно: энергичный Шатров сумел перетянуть на свою сторону председателя СТД Кирилла Лаврова, главных режиссеров ряда столичных театров. Варианты предлагались самые разные: строиться на базе ефремовского МХАТа, театра Ермоловой, а то и вовсе начинать с нуля. Громкие имена театральных знаменитостей открывали перед Березовским любые двери.

Но потом тандем Шатрова – Березовского неожиданно дал трещину. В лучших традициях драматургии виной всему стала женщина: типичное «шерше ля фам».

К тому моменту Березовский прожил со своей женой Ниной больше двух десятков лет, произведя на свет дочерей Катю и Лизу.

Возможно, в студенческие годы Нина Березовская и слыла привлекательной, но к концу 1980-х она являла собой типичный образ среднестатистической советской домохозяйки, замученной стояниями у плиты и штурмом очередей.

«Если б потребовалось охарактеризовать Нину одним словом, то это слово „угрюмая“, – вспоминает один из тогдашних знакомых четы Березовских. – Она редко улыбалась, сторонилась шумных компаний. Бывало, придешь к ним в гости, Нина всегда мрачная; накрывает на стол, а на лице немой вопрос: „когда же вы уберетесь?“. Ей ничего не стоило начать пилить при людях мужа, упрекать в невнимании к семейным проблемам. Было очень заметно, что Бориса это тяготило».

Вряд ли подобная картина соответствовала представлением Березовского о женском идеале, но в условиях социалистической действительности, с ее парткомовскими аутодафе и разносами за аморалку, ни о чем другом он и думать не смел. Да и дочкам, особенно младшей, любимой, требовался отец.

Для научного работника эпохи развитого социализма Нина казалась вполне подходящей парой: надежная, преданная, домовитая.

А вот амбициозному бизнесмену нужно было совсем иное…

Галина Бешарова – так звали его новую симпатию – обладала как минимум тремя преимуществами перед законной женой: она была сравнительно молода (на 12 лет моложе Березовского), хороша собой и совершенно неизбалованна; ее папа Абдулхай служил сантехником в жэке, а брат – мясником в гастрономе. Сама Галина трудилась в Институте машиностроения имени Благонравова на скромной ставке инженера лаборатории газовой смазки, занималась организацией институтских выставок и имела за спиной неудачный опыт замужества.

(«Очень привлекательная красивая женщина, – описывает Галину ее сослуживица по институту Людмила Тихонова. – И вдобавок скромница».)

Познакомился с ней Борис Абрамович на какой-то вечеринке. Это была едва ли не первая дама, бескорыстно ответившая ему взаимностью. Более того: Галина заглядывала своему ухажеру в рот, с придыханием выслушивала все его рассказы; по сравнению с папой-сантехником и многочисленными татарскими родственниками, служившими носильщиками на вокзале (это был их наследный промысел), Березовский казался ей чуть ли не сверхчеловеком.

Ничего, что роман их являлся мезальянсом, а потому изначально был обречен; зато, быть может, впервые в жизни Борис Абрамович почувствовал себя настоящим мужчиной, повелителем, покорителем. Это дорогого стоило.

В одном из своих интервью Березовский как-то обронил:

«Сравнительно недавно я узнал, что в русском языке не было слова „любить“. Его заменяли словом „жалеть“. Не знаю, может, то, что я сейчас скажу, покажется неприятным или обидным кому-то из моих близких и любимых женщин, но я всегда их всех жалел».

Если оставить в стороне обычное его кокетство, звучит, по-моему, очень точно. Галина подарила Березовскому возможность жалеть ее, сиречь ощутить свое превосходство и силу; о чем-то подобном он мечтал всегда.

Вообще, все без исключения романы нашего героя (именно романы, а не банальные интрижки) ознаменовывали собой некую этапную, переломную веху в его жизни; он менял жен, как машины, в строгом соответствии с принципом – по доходам и расходы.

Если принять за основу столь милый его сердцу модельный ряд «АвтоВАЗа», то Нина – это не что иное, как «копейка»: непритязательна, экономична, скромна. Когда-то она была первой, а потому особо желанной. Но давно уже не сверкает на солнце кузов, барахлит мотор, постукивает кардан. То, что умиляло прежде, казалось поначалу верхом роскоши и комфорта, вызывает теперь лишь изжогу и раздражение. Из воплощенной мечты превратилась она в обычную старую рухлядь, которую и держать опротивело, и выбрасывать жалко.

Галина – уже автомобиль следующего поколения; ну, скажем, «пятерка». Она новее, свежей, современней. Всякий, кто пересаживается с «копейки» на «пятерку», начинает чувствовать себя совершенно другим человеком. Если у тебя есть «пятерка», значит, ты чего-то в жизни достиг.

(Потом, правда, с конвейера сойдет «девятка», и «пятерка» совершенно потеряется на ее фоне. «Девятка» – это символ прогресса и скорости; если прищурить глаза, ее вполне можно принять за болид «Формулы-1». Но это будет после.)

Однако пересев на «пятерку», Березовский не спешил расставаться с «копейкой». Почти девять лет он умудрялся жить на две семьи кряду; ему так было намного проще; Борис Абрамович никогда не любил семейных сцен и женских слез; даст бог, все рассосется само собой.

Особенно удобно оказалось то, что у Галины имелась своя, отдельная жилплощадь близ Павелецкого вокзала: они попеременно встречались то на квартире приятеля его юности Михаила Денисова, то здесь, где всегда его ждали вкусные татарские лакомства (лучше всего Галине удавались беляши), а также чистота и уют. (Именно Галина – аккуратистка и патологическая чистюля – приучила неряшливого по натуре Березовского к порядку.)

Слава богу, с деньгами проблем теперь не было, он вполне мог содержать два дома сразу.

Даже после того, как в апреле 1989-го у них с Галиной родился первенец, Борис Абрамович не спешил делать резких движений; сибаритствующий эгоист, он всегда предпочитал жить так, как удобнее ему одному; хотя мальчика и записал на свое имя.

Лишь когда ребенку – назвали его Артемом – исполнилось уже два с половиной года, любвеобильный бизнесмен вынужден был сделать, наконец, окончательный выбор.

К тому времени обе дочери были уже отправлены учиться за границу. Ничто более не сдерживало его. В сентябре 1991-го он разводится с первой женой Ниной и официально регистрирует свои отношения с Галиной.

Никаких торжеств не было. «Пришли в ЗАГС, расписались и сразу разбежались; ни ресторана, ни семейного ужина», – свидетельствует Самат Жабоев, бывший на свадьбе свидетелем со стороны жениха.

Вопреки опасениям, расставание с прежней супругой произошло без скандалов и боя посуды: как и положено интеллигентным людям. Березовский даже оставил ей квартиру на Ленинском проспекте – даром что заполучил ее накануне путем многократных обменов – а сам переехал к разлучнице, аккурат в то уютное гнездышко у Павелецкого вокзала.

Но тихий семейный уют совсем не по нраву Борису Абрамовичу; это тот самый случай, когда седина – в бороду, а бес – в ребро.

Хотя к моменту второго брака ему исполнилось уже сорок пять, он все не может никак насладиться новыми горизонтами, которые открыло перед ним свалившееся на склоне лет богатство.

Еще за год до женитьбы на Галине у Березовского завязался на стороне параллельный, второй по счету роман…

Несмотря на свое рабоче-крестьянское происхождение, красавица-шатенка Елена Горбунова была истинно роковой женщиной. Девушка из предместья, уроженка подмосковного села Курилово Подольского района, с папой-инженером в совхозе и мамой-бухгалтером на молокозаводе, сразу после школы отправилась покорять столицу. Здесь, прямо на улице, и встретил ее Михаил Шатров.

Это была любовь с первого взгляда: маститый драматург влюбился сразу и бесповоротно; его не смутила даже 35-летняя (!) разница в возрасте.

Их роман развивался бурно и экспрессивно. Буквально потерявший голову Шатров засыпал возлюбленную подарками, снял ей квартиру в центре Москвы и разве что не потчевал птичьим молоком. Но тщетно ждал он взаимности. На все уговоры Горбунова отвечала непреклонно: «Только после свадьбы».

Но оттого, что в шатровском паспорте появился долгожданный лиловый штамп, счастья в его жизни не прибавилось. Юная красавица не только не испытывала к нему любви, но и не думала этого даже скрывать.

Едва ли не в первую брачную ночь престарелый молодожен с ужасом услышал, как его суженая зовет во сне какого-то Сережу: «Забери меня скорей от этого мерзкого старика».

Но, видно, что-то особое, какая-то магическая сила и впрямь таилась в этой девушке. Даже после всего услышанного Шатров по-прежнему не мог заставить себя разлюбить. Он продолжал мучиться и страдать.

А Лена тем временем убегала от него к тому самому Сереже А-ву, внуку знаменитого академика-искусствоведа.

Это был классический любовный треугольник. Но вскоре превратился он в квадрат, или параллелепипед – кому что больше нравится, ибо к этой трагической геометрической фигуре добавился четвертый угол.

«В первый раз Березовский увидел Лену Горбунову в 1990 году на даче Шатрова, – свидетельствует Владимир Темнянский. – На другой же день он с восторгом принялся мне рассказывать: слушай, такую девку встретил, фантастической красоты».

Знакомство с Горбуновой перевернуло жизнь Березовского; сияние «пятерки», сиречь Галины, померкло на ее фоне в одно мгновение – хотя бы потому, что встреченная «девятка» была моложе «пятерки» на 12 лет (а героя нашего, стало быть, аж на 24 года)…

Только теперь Борис Абрамович понял, что с юности мечтал именно о таком вот роскошном типаже; слово «модель» еще слыхом тогда не слыхивали.

Однако у вспыхнувшей мгновенно любви имелось одно серьезнейшее препятствие: Шатров. Лишаться такого полезного ресурса наш герой не хотел, но и повелевать своими чувствами тоже не мог.

Следовало выбирать что-то одно: чувства или выгоду. Но Борис Абрамович решил получить все сразу. Выход, найденный им из этого тупика, отличался завидным цинизмом.

Вновь предоставлю слово Владимиру Темнянскому, бывшему непосредственным очевидцем этих событий:

«Боря специально придумал для Шатрова какую-то загранкомандировку. И как только отослал его из страны, тут же помчался к Лене.

Я, мол, собираюсь в Италию, позарез нужна помощница. Не согласитесь ли меня выручить? Естественно, Лена согласилась: в 1990-м поехать на халяву за рубеж было верхом мечтаний. А по возвращении он включил мне видеокассету. Там была полуголая Лена, разгуливавшая по какому-то шикарному номеру; на заднем плане – примятая постель. То есть – все более чем наглядно».

Между прочим, ничего оригинального в приеме этом не было: он описан еще в Ветхом Завете. Нечто подобное проделал пару тысячелетий назад царь иудейский Давид, пославший на смерть своего военачальника Урию, дабы завладеть его супругой Вирсавией.

К чести Бориса Абрамовича надо заметить, что не в пример Давиду, со своим соперником он обошелся намного гуманнее и даже долго еще скрывал адюльтер с его женой, продолжая демонстрировать Шатрову сыновнюю любовь и уважение.

Правда, окружению, по обыкновению, преподносилось все совсем в ином свете; Борису Абрамовичу очень хотелось, чтобы история его любви выглядела как можно романтичнее и благороднее.

Цитировавшийся уже не раз Владимир Темнянский рассказывает, что буквально через пару дней после своего триумфального возвращения из Италии Березовский выложил перед ним на стол россыпь драгоценностей.

«Там были два кольца, сережки, какие-то побрякушки. Вот, говорит, я заставил Лену снять с себя все шатровские подарки и вернуть мужу. Потом он рассказывал, будто Шатров устроил ему целый скандал, чуть ли не дошло до драки».

Этот, казалось бы, непритязательный жест на самом деле есть не что иное, как ключ к пониманию внутренней сущности Березовского.

Бесчисленные неточности в его биографии, постоянные попытки выдать желаемое за действительное, приписать себе несуществующие достоинства, перелицевать собственную историю – все это оттуда же, из той же оперы.

Не быть, а слыть – вот один из ключевых его жизненных принципов.

Какая драка? Какой, к черту, скандал с Шатровым? Ничего подобного не было и близко.

Но Березовскому очень хотелось производить на окружающих впечатление, поражать их широтой размаха и чистотой помыслов. Ведь одно дело – тайная, воровская связь с женой своего же покровителя, и совсем другое – бесшабашная, гусарская удаль: брошенные в лицо сережки и брошки – ничего нам от вас не надо.

Надо, ой как надо. Потому что «ЛогоВАЗ» только-только вставал на ноги, и протекция мужа-рогоносца поистине оставалась бесценной.

«Уже встречаясь с Березовским, Лена продолжала жить с Шатровым, – свидетельствует бывший зять Шатрова, известный ныне журналист Андрей Караулов. – Был случай, когда утром ей кто-то позвонил, и она тайком выбежала из дома; мы решили, что к Сереже. Но это оказался Береза. Дима Якубовский, сидевший у меня в гостях, погнался за ними по набережной. Однако Береза успел удрать, прижимая к груди портфельчик: он понял, что сейчас его будут бить».

(К слову, Дмитрий Якубовский, вошедший в историю под именем «генерала Димы», полностью подтвердил мне этот случай.)

Новая любовь Березовского была целиком и полностью ему под стать. Она одновременно жила с тремя мужчинами, из которых в лучшем случае испытывала какие-то чувства лишь к одному, и явно не к главе «ЛогоВАЗа».

Но бесконечно так продолжаться тоже не могло. Рано или поздно роковой шатенке предстояло сделать выбор.

И она его сделала, бросив в один прекрасный, а точнее ужасный, день Шатрова, чем окончательно разбила сердце престарелого драматурга.

Самым обидным было, что Горбунова даже не удосужилась объясниться с мужем на прощание, она ушла по-английски, не оставив ни нового адреса, ни телефона.

Шатров, которому исполнилось к тому времени 58 лет, разлуку переживал тяжело; он был уверен, что это последняя и самая главная в его жизни страсть. Драматург страдал так истово, что на это обратил внимание даже генсек Горбачев. «Почему у тебя такие грустные глаза?» – спросил он при очередной встрече своего любимца (Горбачев обращался на «ты» ко всем, в независимости от возраста.) Тот в ответ счел за благо промолчать.

«Шатров судорожно пытался разыскать, вернуть беглянку, – вспоминает Караулов. – О том, что Лену увел Березовский и поселил на съемной квартире, он тогда не знал. Более того, Березовский еще очень долго приезжал к нему по субботам в Переделкино, жарил шашлыки и вслух разрабатывал планы по ее поиску, один фантастичнее другого».

Об истинной причине ухода жены Шатров услышит только через год, когда власть в стране поменяется, и Березовский перестанет нуждаться в его услугах; вплоть до того, что он демонстративно оформит Елену на работу в «ЛогоВАЗ» экспертом отдела экспортно-импортных операций. («Для меня эта новость стала настоящим ударом», – признается Шатров.) Удар был настолько тяжелым, что в начале 1992-го, так и не сумев оправиться от депрессии, Шатров уехал на несколько лет жить и работать в Америку.

Правда, потом, вернувшись, он обретет новую страсть, вновь женится на барышне, годящейся ему как минимум в дочки, и доведет до конца давний проект строительства культурного центра; на этот раз возле Павелецкого вокзала. В акционерном обществе «Москва – Красные Холмы», получившем от города 7,5 гектара бесценной столичной земли, Шатров сегодня является одновременно президентом и председателем совета директоров.

О своей бывшей любви Михаил Филиппович старается больше не вспоминать. Особенно убило его известие, что Елена Горбунова якобы… писала на него доносы в КГБ.

Уже после крушения Лубянки, в недолгий период тотального стриптиза, доносы эти опубликовало одно издание (подписаны они были агентурным псевдонимом «Светлова»). В них сообщалось об антисоветских разговорах, которые Шатров вел с артистом и режиссером Олегом Ефремовым. Никто, кроме жены Лены, при беседах этих не присутствовал.

Шатров утверждает, что еще перед свадьбой Лена призналась ему в своей двойной жизни:

«Она рассказала, что ее завербовали в органы КГБ еще 17-летней девочкой. Благодаря своей приятной внешности Елене без труда удавалось располагать к себе людей. Ее заставляли писать доносы на ведущих актеров и писателей Советского Союза. В тот день Лена долго не могла успокоиться, с ней случилась истерика. Она клялась, что никогда не писала доносов на меня и моих друзей».

Экий неожиданный, просто детективный разворот: нечаянная встреча двух одиночеств в штатском. «Московский» и «Светлова» – ну прямо Штирлиц и радистка Кэт!

Но увы: справедливости ради должен огорчить любителей подобных шпионских мелодрам: если нынешняя супруга Березовского в самом деле и сотрудничала с КГБ, псевдоним ее был точно уж не «Светлова».

Работая над этой книгой, мне удалось разыскать бывшего оперработника первого отдела Пятого управления КГБ СССР (идеологическая контрразведка); именно этот человек «обслуживал» в эпоху перестройки театральную «линию». На условиях анонимности он подтвердил, что у него действительно имелась на связи агент «Светлова». Но никакого отношения к Шатрову и его семье она не имела: это была сотрудница аппарата СТД, вдобавок весьма преклонного возраста.

А жаль. Потому как, будь Горбунова «Светловой», их с Борисом Абрамовичем семья вполне могла бы сойти сегодня за английскую резидентуру отечественной внешней разведки, вроде супругов Коэнов-Крогеров, которые, между прочим, за успехи свои на тайных фронтах удостоились звания Героев России…

$$$

В одном из своих немногочисленных интервью Елена Горбунова так описывала период ухаживаний за ней Березовского:

«Он надолго забросил все дела. Совсем. И посвящал все время только мне. Говорил, что не может работать, никого и ничего не видит – только меня. Боря – очень увлекающийся человек…»

Почти слово в слово повторяет это и сам ухажер:

«…я на два года бросил все. Вот просто все… И пока я не добился ее, не в вульгарном смысле – переспал, а не добился в смысле, что она меня полюбила – про все остальное не мог думать».

На самом деле это очередная красивая легенда. Достаточно сказать, что, сойдясь с Горбуновой, Березовский отнюдь не спешил расставаться со своей законной супругой, предпочитая, как прежде, жить на несколько домов кряду; только теперь не на два, а на три.

История повторялась: заимев «девятку», он попеременно продолжал ездить и на «пятерке», и на «копейке».

С Еленой поженились они лишь в 1996 году: когда она родила ему дочку Арину. Нехитрый арифметический расчет показывает, что в статусе постоянной любовницы пробыла она ровно 7 лет.

Ко всему, что его окружало, Борис Абрамович всю жизнь относился сугубо прагматично; и проблема полов здесь не исключение. Холодный, трезвый расчет неизменно заглушал у него голос чувств.

Даже уведя жену у своего покровителя, Березовский не стал разлучать ее с академическим внуком Сережей. Его вполне удовлетворяла роль любовника на постоянной основе; внуку же в этой конструкции отводился образ влюбленного жениха. Для Березовского так было гораздо сподручнее, ибо не требовало принятия резких, судьбоносных решений.

Доходило до того, что Борис Абрамович даже брал на себя часть забот молодого соперника. Владимир Темнянский описывает парадоксальный случай, когда Лена поручила Березовскому отнести в химчистку Сережину дубленку (!). Как на грех, дубленку нашла Галина. В ответ на удивленные расспросы Борис Абрамович не моргнув глазом соврал жене, что дубленка принадлежит Темнянскому. После чего попросил заместителя позвонить ему домой и подтвердить легенду.

Еще был не менее восхитительный случай, когда Сережу за пьяный дебош забрали в милицию, и Березовский не спал всю ночь, через свои связи вызволяя любовника собственной же сожительницы из темницы.

Самое поразительное, что при этом все стороны друг о друге знали. Каждая из женщин Бориса Абрамовича отлично была осведомлена о существовании еще двух соперниц, но вынуждена была принимать правила игры. Верхом адюльтерного пилотажа стал эпизод, когда все три грации одновременно нагрянули в дом приемов «ЛогоВАЗа» на Новокузнецкой улице; чудом Березовскому удалось развести всех по отдельным комнатам. Точно метеор, носился он промеж любимыми дамами, мастерски уворачиваясь от неприятных вопросов.

«Любовь – это высшая степень проявления эгоизма, – так через много лет изложит журналистам Березовский свою жизненную концепцию. – Любовь к другому – это высшая степень проявления любви к самому себе… Для меня любовь – это когда только от одной мысли, что она мне изменяет, мне становится дурно».

На фоне всего изложенного выше (и ниже) подобные частнособственнические заверения выглядят довольно забавно.

«Через пару месяцев после начала их романа Лена бесследно исчезла, – ворошит прошлое Темнянский. – Ни один телефон не отвечал, ни дома, ни в институте она не появлялась. Боря был вне себя. Они даже объединились с любовником Сережей и вместе искали ее повсюду. Обсуждались самые разные версии: кинднэппинг, наезд на „ЛогоВАЗ“, несчастный случай. Все уже почти уверились, что Лены нет в живых, как вдруг через десять дней она объявилась. И счастливый Боря на голубом глазу излагает совершенно фантастическую историю. Дескать, она сидела на лавочке, ждала его, читала конспект. Потом неожиданно потеряла сознание. Очнулась через десять дней, на том же самом месте, с тем же конспектом в руках. Я его спрашиваю: „Неужели ты веришь в эту ерунду? Ее, что же, инопланетяне похитили?“ Но Боря с пеной у рта доказывал мне, что Лена врать не может».

…У этой детективно-уфологической истории есть не менее интересное продолжение. Уже работая над книгой, я пересказал этот случай одному своему знакомому, бывшему директору магазина «Березка», на что тот со смехом поведал в ответ, что студентка Горбунова все эти десять дней провела, оказывается, с ним на курорте в Пицунде. Расстались они со скандалом, после чего Елена в сердцах вернулась в Москву, на ту же скамейку.

Что это? Детская наивность? Куриная слепота любви? Простота нравов? Или же нечто иное: сибаритство, возведенное в ранг постулата.

Для Березовского – всегда и во всем – комфорт и удобства являлись главным жизненным приоритетом. Ради собственного спокойствия он готов был закрывать глаза на что угодно, если только внешне, со стороны, это никак не компрометировало его.

Внешняя атрибутика, яркая оболочка неизменно играла для Березовского главенствующую роль, еще с юности. («Для меня форма важнее содержания», – признался он в одном из интервью.) Словно герой андерсеновской сказки, Березовский готов был разгуливать нагишом, лишь бы все вокруг восторгались его прекрасным нарядом; при этом, в отличие от сказочного короля, он-то твердо знал, что никакого платья на нем нет и в помине.

Едва ли не самым важным для него являлось то, что подумают, скажут о нем окружающие; каким покажется он на публике – слишком глубоко засел в нем детский комплекс неполноценности.

Не быть, а слыть…

После того как на экраны страны вышел фильм «Олигарх», поставленный по автобиографическому роману Юлия Дубова, Борис Абрамович комментировал премьеру, даже не скрывая видимого удовольствия. («Главное, что неправильно в фильме, – интересничал он перед журналистами, – трахаются они там неправильно».)

Ему особенно льстило, что главную роль – директора фирмы «Автокар» Платона Маковского, чьим прототипом он как бы являлся, – исполнил российский секс-символ Владимир Машков, по ходу фильма совершающий подвиг за подвигом и укладывающий красоток штабелями в постель.

Примерно те же чувства испытывал, наверное, рябой, сухорукий грузин Джугашвили, видя на экране себя самого в изображении русского великана Алексея Дикого.

«Это кино – красивая сказка, – уверен между тем Владимир Темнянский. – Главная неправда заключается в том, что по фильму Маковского Березовского постоянно предают друзья. Но по жизни это он предавал всех нас».

Сам Темнянский, подобно многим другим, оказавшимся подле Березовского в разные периоды его жизни, испытал это на собственной шкуре. Он был одним из тех, кто создавал «ЛогоВАЗ» с нуля. Но в конце 1991-го, когда компания набрала уже многомиллионные обороты и лишние рты оказались ни к чему, его просто вышвырнули из бизнеса. Правда, очень интеллигентно.

«Борису было неудобно просто указывать мне на дверь. Все-таки мы много лет близко дружили. И тогда он выбрал совершенно иезуитский способ. Предложил создать компанию – она называлась „Сервис-авто“, – которая занялась бы продажей автомобилей. Пятьдесят процентов – „ЛогоВАЗу“, пятьдесят – мне. Но уже через два месяца мне было велено отдать Красненкеру половину всех квот на машины. Я понял, что это тупик, и не стал дожидаться концовки, ушел сам».

Бывшие друзья никогда больше не встречались. Но через семь лет судьба случайно свела их вновь, и Березовский вдруг разоткровенничался.

«Он сказал мне: понимаешь, Вовка, я очень переживал нашу размолвку. Но я был уверен, что ты поковыряешься на стороне и вернешься в итоге назад: только уже с другими амбициями… То есть ему нужно было меня сломать, из друга и партнера превратить в бессловесного менеджера».

Мне кажется, главная ошибка Темнянского заключалась в том, что он искренне считал Березовского своим другом; но у Березовского по определению не могло быть друзей.

Приятели – да, сколько угодно. Нужные, полезные люди – само собой. Подмастерья, челядь – разумеется. Только не друзья.

Ни разу, за все время, пока я собирал материалы для этой книги, не довелось мне услышать упоминание о каком-то человеке, который мог бы назвать себя другом Березовского. Борис Абрамович дружил лишь с деньгами и властью; все люди вокруг являлись для него не более чем средством к достижению цели.

В жизни, как и в сексе, он признавал только две позиции: либо сверху, либо снизу. Все окружающие должны были безоговорочно признавать его превосходство; или, наоборот, их превосходство признавал он, и тогда готов был и чемоданы таскать, и сворачиваться калачиком у дверей, преданно заглядывая в глаза, льстить и угождать без меры; ровно до тех самых пор, пока человек не переставал быть ему нужен.

Так было всегда, еще с юности. Ветеран «АвтоВАЗа» Александр Долганов, знающий Бориса Абрамовича с начала 1970-х, вспоминает, что уже в те годы он по-настоящему ни с кем не дружил: «заводил исключительно выгодные, краткосрочные связи».

Практически все, с кем Березовский организовывал «ЛогоВАЗ», оказались в итоге выброшены за борт. Рядом с ним остались единицы, да и те вынуждены были довольствоваться второстепенными ролями, подбирая объедки с барского стола. (Единственное исключение – Бадри Патаркацишвили, удивительным образом сумевший удержаться на этом чертовом колесе полтора десятка лет; хотя сравнительно недавно их отношения тоже подошли к концу.)

Разве можно сравнить капиталы Березовского с состоянием, нажитым, допустим, Николаем Глушковым или Юлием Дубовым? Смешно даже.

«Главный принцип Бори – полная беспринципность, – считает Самат Жабоев, тоже, кстати, выдавленный Березовским из их общего бизнеса. – Сегодня он любит человека, завтра ненавидит… Когда „ЛогоВАЗ“ создался, все поначалу были на равных, просто у одного человека авантюризма оказалось побольше… Я придумал такой образ: сперва мы все были голыми, ходили в набедренных повязках, и первых заработанных денег хватило только на один-единственный автомат. Он достался Боре. Потом мы купили еще и танк, потом – истребитель. И вот Боря улетает, а мы кричим вслед: куда ты? защити же нас! А Боря в ответ разворачивается и из нашего же пулемета как даст по нам очередь…»

Этот поминальный список – тех, кто был сражен пулеметной очередью Березовского, а точнее пал жертвой собственной наивности, – я частично уже приводил: Темнянский, Жабоев, Авен, Каданников, Зибарев, Шатров.

Сюда следует добавить и еще несколько имен. Например, Виктора Гафта, с чьей помощью «ЛогоВАЗ» когда-то заработал первые деньги. Несмотря на все прежние заслуги, в 1995-м Гафт – уже заместитель гендиректора – был с позором изгнан из «ЛогоВАЗа». Несколькими месяцами позже при таинственных обстоятельствах он погибнет, вывалившись из окна.

Но самый яркий, пожалуй, пример – это история Михаила Денисова, человека, который искренне полагал себя лучшим другом Березовского.

Приятельствовали они еще со студенческих времен, вместе начинали заниматься бизнесом, сообща проводили дни напролет, а в эпоху совет-ской морали квартира Денисова на Большой Дорогомиловской регулярно служила Борису Абрамовичу местом встреч с будущей женой Галиной.

Когда создавался «ЛогоВАЗ», именно Денисов был здесь главным действующим лицом; почти всю первую команду – и Самата Жабоева, и Николая Глушкова, ставшего финансовым мозгом компании, – привел за собой он. (Глушков работал у него заместителем в НИИ прикладных и автоматизированных систем.)

Но уже очень скоро старая дружба стала тяготить Березовского: думаю, было в этом что-то фрейдистское, ибо рослый, спортивный и обеспеченный Денисов неизменно пользовался повышенным успехом у слабого пола, да и в прежних их отношениях он всегда являлся доминантой.

В 1990 году Денисов из «ЛогоВАЗа» ушел: ему начал претить авторитарный стиль друга юности. За все труды он не получил ни копейки: ни одной даже акции.

Сам Денисов ворошить прошлое сегодня не хочет. Когда я расспрашивал его об этом, он отвечал очень уклончиво и даже просил не упоминать сей факт на страницах книги. Но поскольку эту историю впервые узнал я не от него, никаких обязательств у меня здесь нет.

Так вот. Когда в середине 1990-х Денисов вновь встретился с бывшим компаньоном – на похоронах их общего товарища, погибшего в автокатастрофе – тот неожиданно растрогался и пообещал выплатить ему положенные дивиденды: по всем расчетам, выходило эдак миллиона полтора долларов.

Эти деньги Денисов ждет до сих пор. Пару лет назад нужда заставила его навестить Березовского в Лондоне и напомнить о долге. «Знаешь, – на голубом глазу ответствовал Борис Абрамович, – мы с Бадри решили рассчитаться со всеми после возвращения в Россию».

В переводе с олигархического на русский это означает: «когда рак на горе свистнет…»

$$$

Уже к 1992 году оборот «ЛогоВАЗа» достиг 250 миллионов долларов: эта абсолютно спекулятивная прокладка контролировала теперь до 10 % всех «вазовских» продаж.

В стране полным ходом шла либерализация цен, но руководство автозавода по-прежнему отдавало свои машины «ЛогоВАЗу» почти по себестоимости, да еще и не требуя денег вперед; в условиях дичайшей инфляции подобная расточительность выглядела как минимум безумством. При отпускной цене примерно в 3,5 тысячи долларов «ЛогоВАЗ» продавал их уже вдвое дороже.

Впрочем, все становится на свои места, если вспомнить, что и гендиректор «АвтоВАЗа» Владимир Каданников, и его заместитель Александр Зибарев являлись одновременно акционерами «ЛогоВАЗа». Иными словами они продавали автомобили сами себе, наживаясь на разнице цен.

Советский директор, Герой Соцтруда Каданников и советский ученый, доктор наук Березовский оказались, как ни странно, прирожденными негоциантами. Их тандем, образованный на гребне перестройки, стал поистине золотоносным. Правда, особой гениальности от них и не требовалось: если большинство других отечественных предприятий с приходом рынка медленно загибались, то продукция «АвтоВАЗа» по-прежнему оставалась востребованной.

«Жигули» для советского человека были не просто средством передвижения, а неким, если угодно, символом успеха, живой валютой, благо иномарки все еще оставались недоступными для большинства.

Впрочем, сам Борис Абрамович склонен объяснять собственный успех совсем другим. Тем, что на завод «пришла команда наших менеджеров» и сделала «экономику „АвтоВАЗа“ рыночной».

«Когда мы пришли на „АвтоВАЗ“, мы обнаружили такую картинку. „АвтоВАЗ“ штампует 600 тысяч машин, из которых 300 тысяч уходят на экспорт ниже себестоимости. Примерно 1700 долларов за одну штуку… Одновременно „АвтоВАЗ“ покупает комплектующие и агрегаты за границей, с рассрочкой платежа с предоплатой в 100 %, то есть сразу расплачивается с фирмами, которые являются сателлитами компартий, спецслужб, то есть это такой мощный механизм вбрасывания валюты за рубеж.

Этот механизм был разрушен, потому что государство больше не бюджетировало „АвтоВАЗ“. Нужно было жить на свои, и Глушков (финансовый мозг Березовского, один из руководителей „ЛогоВАЗа“. – Авт.) создал экономически новый для „АвтоВАЗа“ механизм – рыночный».

К чему привел этот треклятый «рыночный механизм», хорошо теперь известно.

К середине 1990-х «АвтоВАЗ» был выпотрошен и выжат, как лимон. Его дилеры – и «ЛогоВАЗ» в первую голову – зарабатывали несметные барыши, в то время как сам завод еле сводил концы с концами.

Многочисленные дилерские, спекулятивные конторы годами не рассчитывались за поставленные автомобили; заключенные договора позволяли тому же «ЛогоВАЗу» возвращать заводу деньги лишь через два с половиной года после отгрузки. Но поскольку операции все велись исключительно в фиксированных валютных ценах, за это время инфляция съедала 90 % стоимости; получается, что Березовский покупал машины по цене… ну, допустим – пары колес.

Невероятно, но даже при таких фантасмагорических условиях к середине 1990-х он умудрился задолжать «АвтоВАЗу» 165 миллиардов рублей – более 30 миллионов долларов.

Рабочие на заводе месяцами не получали зарплату, не хватало денег даже на оплату электроэнергии. Предприятие стало одним из главных должников казны. К 1 января 1998 года его долг бюджету и внебюджетным фондам всех уровней составил без малого 20 (!) миллиардов рублей; свыше 3 миллиардов долларов.

«АвтоВАЗ» не признавали банкротом исключительно по политическим мотивам: все-таки он был крупнейшим заводом страны. Да и что прикажете делать с 200-тысячным коллективом и 700-тысячным городом, живущим исключительно за счет предприятия?

Курица, несущая золотые яйца, медленно, но верно двигалась к голодной смерти…

Со всех сторон «АвтоВАЗ» был опутан вытканной Березовским и заводским менеджментом паутиной. Все расчеты, например, велись через созданный ими «АвтоВАЗ-банк»; продажи – через «ЛогоВАЗ» и другие «родственные» структуры («Автотемп», «Кристал-моторс» и т. п.).

Именно Березовскому с Каданниковым приписывается и авторство совершенно бесстыжей схемы, вошедшей в историю под названием «перекрестное акционирование».

В ходе приватизации «АвтоВАЗа» контрольный пакет его акций был скуплен на чековом аукционе фирмами, подконтрольными Березовскому, Каданникову и другим не менее достойным гражданам. Таким образом, руководители и дилеры предприятия одновременно оказались его владельцами. (Как тут не вспомнить президента Ельцина, прекраснодушно изрекшего накануне ваучеризации летом 1992-го: «Нам нужны миллионы собственников, а не горстка миллионеров».)

К моменту бегства Березовского из России 64 % акций «АвтоВАЗа» принадлежали дочерним или подконтрольным заводу структурам. («АВВА» – 38 %, «ЦО АФК» – 24 %, «ИФК» – 2 %.) При этом сам «АвтоВАЗ» владел 86 процентами акций «АВВЫ», каковая, в свою очередь, вместе с «АвтоВАЗом» обладала 60 процентами «АФК».

В этом перекрестном хитросплетении сам черт мог сломить ногу. Чего уж там говорить о доморощенном российском правосудии. И не воспользоваться таким благополучным расположением звезд было бы верхом безрассудства.

Борис Абрамович никогда не чурался сомнительного, полукриминального бизнеса. От своего коллеги, депутата Алексея Митрофанова, услышал я примечательную историю о первой его встрече с Березовским.

Зимой 1992 года знакомые привели Митрофанова на станцию «ЛогоВАЗа» в Беляево, сказав, что здесь можно купить машину за бесценок.

«Березовский распоряжался на площадке сам, никому не доверяя, и по этому поводу был одет в теплые рейтузы. „Жигули“, которые мне предложили купить, действительно, стоили в несколько раз дешевле обычной цены. Как я потом узнал, эти машины оформлялись на „левые“ фирмы – преимущественно чеченские; якобы их отгружали с „АвтоВАЗа“, но затем фирмы исчезали, а убытки вешались на завод. Здесь главное было – успеть спихнуть товар до возбуждения уголовного дела».

Не удивлюсь, если руководство автозавода и знать не знало о фортелях своего любимца. Многие вещи стали вскрываться гораздо позднее.

После того как Александру Зибареву сообщили, что отчетность по продажам «ЛогоВАЗа» фальсифицируется, он, не мешкая, вызвал Березовского: «Ты присмотрись там…»

Разумеется, Борис Абрамович возмущенно крутил в ответ головой, обещал разобраться, наказать вороватых продавцов. И лишь потом выяснилось, что все это происходило с его ведома и указания.

«В документации „ЛогоВАЗа“ продажные цены сознательно занижались, – подытоживает Зибарев, – наличные деньги – „наличман“, как они называли – таскали сумками».

Но все это были лишь цветочки, разбег перед истинным стартом. Очень скоро на свет родилась воровская схема совсем иного масштаба, принесшая ее создателям не менее миллиарда долларов чистой (а точнее, грязной) прибыли. Называлась она «ложный реэкспорт».

Смысл этих афер прост до безобразия. С незапамятных времен значительную часть машин «АвтоВАЗ» поставлял на экспорт. НДС – налог на добавленную стоимость – в этих случаях не платится: таков закон.

Так вот, если машины – исключительно по бумагам – отправить на экспорт, а затем пригнать обратно в Россию, государство НДС не получит. А это – ни много ни мало – 20 процентов цены.

Первым эта блестящая идея осенила заместителя гендиректора «ЛогоВАЗа» Николая Глушкова, выполнявшего у Березовского обязанности финансового гения. (Именно Глушков разработал и все аферы с «Аэрофлотом», о чем мы поведаем позже.) Было это еще в конце 1991 года.

«Изначально схема была такая, – вспоминает Владимир Темнянский. – Машины отгружали в Прибалтику или на Украину, подписывали договора с иностранными покупателями, однако в последний момент они якобы отказывались от своих планов. Груз возвращался назад и продавался уже на внутреннем рынке без уплаты НДС. Но потом Березовский смекнул, что можно упростить всю процедуру. Зачем оплачивать накладные расходы, тратиться на транспортировку. В результате на границу стали возить только документы, а сами машины даже не покидали Тольятти, или сразу же отгонялись на площадки „ЛогоВАЗа“».

(Кстати, по иронии судьбы, в качестве одной из перевалочных баз для этих операций использовались автостоянки подмосковной фирмы «Властелина»: той самой пирамиды, построенной дебелой гражданкой Соловьевой, получившей за свое «творчество» 7 лет лагерей.)

Эта абсолютно криминальная схема успешно действовала вплоть до конца 1990-х. Уход от налогов, поставленный на системную основу (недаром Борис Абрамович 20 лет занимался теорией систем управления), ежегодно приносил до 150 миллионов долларов гешефта.

Разумеется, все, кому положено, о схеме этой осведомлены были отлично: а как иначе, если машины даже не пересекали границ. Но до тех пор, пока Борис Абрамович находился в фаворе, все попытки остановить масштабное воровство заканчивались, даже не успев начаться. (Помнится, в 1998-м на «АвтоВАЗе» была проведена шумная спецоперация МВД под громким названием «Циклон». И толку-то?)

После того как еще в 1994-м начальник следственного отдела Самарской облпрокуратуры Радик Ягутян во всеуслышание заявил, что готов назвать имена организаторов этих афер, уже на следующий день рот его навсегда заткнула автоматная очередь.

Даже когда в 2000-м Федеральная служба налоговой полиции возбудила уголовное дело по факту уклонения «АвтоВАЗа» от уплаты налогов на сумму в 4,3 миллиарда рублей, Генпрокуратура уже через месяц дело это прекратила.

Лишь в 2002 году, после триумфального бегства Березовского за кордон, уголовное дело по «ВАЗу» было наконец возбуждено. Правда, о ложном реэкспорте в материалах следствия нет ни строчки. Березовскому сотоварищи (Патаркацишвили, Дубов) инкриминируется лишь хищение 2 тысяч 322 автомашин, которые в 1994–1995 годах они получили на «АвтоВАЗе», но денег назад так и не вернули. Общая сумма ущерба составила 60 миллиардов тех еще, неденоминированных рублей.

«Похищенные денежные средства, – говорится в официальной справке Генпрокуратуры, – ими использованы для приобретения коттеджей, дач, недвижимости и акций АО „ОРТ“, АО „МНВК“ (ТВ-6, АО „Издательство „Огонек““)».

Кстати, до сих пор нет никаких уголовных дел и по другой, не менее громкой и скандальной истории: так называемого народного автомобиля «АВВА».

Об этой афере следует рассказать подробнее.

Осенью 1993-го группа хорошо нам известных граждан – Березовский, Каданников, а также примкнувший к ним самарский губернатор Константин Титов – объявили о создании народного завода, который станет выпускать истинно народные же, то есть баснословно дешевые автомобили. (Почему народные автомобили нельзя производить на «АвтоВАЗе», они предусмотрительно объяснять не стали.)

При этом собственные деньги ни Каданников, ни Березовский в завод вкладывать не спешили. Населению было предложено самому скидываться на богоугодное дело, ибо народный завод на то и народный, чтобы строиться всем миром.

Проект получил название «АВВА»: Автомобильный всероссийский альянс. На красочной бумаге в Швейцарии были отпечатаны акции, украшенные портретами известных купцов, вроде Третьякова или Саввы Морозова. Со страниц газет и телеэкранов идеологи «народничества» упоенно принялись рассказывать, какие баснословные дивиденды в самом ближайшем времени получат акционеры; звучали даже конкретные сроки запуска нового завода, заложенного уже то ли в Финляндии, то ли в Серпухове (экая амплитуда!).

Особый упор делался на то, что «АВВУ» активно поддерживает государство. На первой же пресс-конференции, которая прошла отчего-то в Большом театре (странно, что не в театре сатиры: это было бы намного уместнее), на сцене, важно надув щеки, восседали вице-премьеры Гайдар (ага!) и Шохин. 15 % акций «АВВЫ» получил Фонд федерального имущества, 5 % – администрация Самарской области. Публично одобрил идею народного автозавода и сам президент Ельцин; он выпустил даже указ, по которому «АВВА» получала серьезные налоговые льготы и освобождалась от уплаты таможенных пошлин.

На самом деле «АВВА», как и любая пирамида, обречена была изначально. В очередной раз Березовский – молодец, ничего не скажешь! – воспользовался пробелом в несовершенном тогда еще законодательстве.

По закону любые акции обязательно должны были быть именными. Однако про обезличенные ценные бумаги – на предъявителя – там не говорилось ни слова; а что не запрещено – то, значит, разрешено. И если в массовом сознании разноцветные эти фантики безоговорочно воспринимались как акции, то с юридической точки зрения представляли они собой лишь некий сертификат, дававший своему владельцу одно-единственное право: обменять его на настоящую акцию. А это было уже совсем непросто.

Безымянность сертификатов полностью снимала с организаторов «АВВА» всякую ответственность. Самое главное – оно не обязывало их составлять реестр держателей, что автоматически делало невозможным какие-либо выплаты компенсаций пострадавшим вкладчикам.

Потом Березовский будет говорить, что народный завод ему не удалось построить исключительно по причинам субъективным: он-де всей душой, но обстоятельства оказались выше. Верится в это с трудом; в противном случае, ему изначально незачем было выстраивать все предприятие столь иезуитским образом.

Когда человек работает на результат, в первую очередь озабочен он достижением цели, а не тем, как сподручнее выйти сухим из воды; с тем же успехом, признаваясь девушке в любви, пылкий кавалер вместе с букетом должен всучивать ей нотариально заверенный договор, по которому, в случае разочарования, все подарки, цветы и конфеты полностью должны быть ему компенсированы, плюс еще – неустойка в пятикратном размере.

Так оно, собственно, в итоге и вышло. С населения собрали 50 миллионов долларов, после чего объявили, что денег для завода не хватает, да и государство – вот зараза – обещанных дотаций выделять не спешит. Посему, дорогие россияне, срочно принесите еще 250 миллиончиков (ровно столько якобы требуется для начала работы), иначе потом не ропщите.

Проследить дальнейшую судьбу своих денег три миллиона (!) незадачливых акционеров так и не смогли, несмотря на то, что «АВВА» оказалась собственником 34 % акций «АвтоВАЗа», а сам завод стал владеть 38 % акций «АВВЫ». (Это к вопросу о «перекрестном акционировании».) Правда, вкладчикам от этого перекрестного хитросплетения было ни жарко ни холодно: дивидендов они все равно не получили, а клятвенные обещания Березовского, что никто не забыт, ничто не забыто – на хлеб, увы, не намажешь.

Еще в 1997-м Борис Абрамович уверял, что вот-вот начнет «выплату дивидендов физическим лицам», но минуло уже десять лет, а дивидендов как не было, так и нет.

(Акции «АВВЫ» обещали, правда, обменивать на акции «АвтоВАЗа», но когда Каданников обмолвился об этом однажды по телевидению, редакцию просто завалили письмами: дайте адрес… «Ну как же, было открыто несколько пунктов», – на голубом глазу подивился Березовский такой дремучести акционеров. Понятно, да? Фантики «АВВЫ» продавали по всей стране, в каждом городе, под массированные залпы рекламной кампании, а теперь для обмена – «открыто несколько пунктов».)

Автомобильный всероссийский альянс стал очередной пирамидой, опустошившей кошельки доверчивых россиян. Его отличие, скажем, от «МММ» заключается лишь в том, что небезызвестный Мавроди, собрав денежки у сограждан-простофиль, пустился в бега, был пойман с фальшивым паспортом и отправлен в темницу, тогда как строитель пирамиды автомобильной счастливым образом избежал каких-либо репрессий и даже для вида и не думает каяться.

(«Мы – единственная компания из всех, которые таким образом работали на рынке… которая не скрылась», – горделиво изрек бывший гендиректор «АВВЫ» Березовский в одном из интервью.)

Максимум, в чем признает он себя виновным, так это в том, что не учел «стабильность политической обстановки».

Впрочем, об этой особенности нашего героя – в любой ситуации находить крайних, всех, кроме себя самого, – мы уже упоминали. Не без участия Бориса Абрамовича все шишки в истории с «АВВА» посыпались на голову Каданникова, благо каждую акцию украшала его витиеватая подпись. Кончилось все тем, что бывшие партнеры, если и не рассорились вдрызг, то уж по крайней мере растеряли друг к другу былые симпатии.

«АВВА» стала последней каплей, переполнившей чашу каданниковского терпения; он, кстати, долго не соглашался на эту авантюру и сдался лишь после многомесячной беспрерывной осады.

Гендиректор «АвтоВАЗа» давно уже тяготился своей связью с Березовским: к 1995 году долги «ЛогоВАЗа» перед заводом представляли собой астрономическую цифру. На эти деньги Березовский скупал пакеты акций масс-медиа (ОРТ, «Огонек», «Независимая газета»), тем самым опосредованно втягивая Каданникова в политические игрища.

«Некоторое время назад я вынужден был просить президента не связывать действия „ЛогоВАЗа“ с интересами Волжского завода, – признавался Каданников журналистам летом 1995-го. – Телевидение нас ни-сколько не занимает… туда уходят те средства, которые должны быть нашей прибылью… Мне трудно объяснить рабочим, каким образом нами же созданная организация оказалась в первых рядах наших должников».

Но расставаться с такой выгодной «дойной коровой» Борису Абрамовичу было совсем не с руки; поначалу он всячески пытался умилостивить и умолить Каданникова, демонстрируя ему истинно сыновнее почитание.

(«Я вас очень прошу, – униженно, заискивающим тоном просит он у Каданникова.[1] – Просто прошу. Заморозьте, пожалуйста, этот вопрос на одну неделю. Я обещаю, что в течение недели я к вам приеду и мы с вами полюбовно решим».

На что Каданников с рабочей простотой рубит в ответ:

«Если бабки привезешь, так даже приезжать не надо, все полюбовно решим».)

Однако в итоге директорское терпение окончательно лопнуло. Волевым решением он остановил все поставки машин «ЛогоВАЗу», что вызвало у Бориса Абрамовича бурю негодований; какими только последними словами не костерил он бывшего своего благодетеля.

Дошло до того, что он в открытую принялся угрожать Каданникову, требуя восстановить статус-кво. Известен случай, когда в компании со своими верными кунаками Патарцикашвили и Глушковым Борис Абрамович приехал в московское представительство «АвтоВАЗа», где без обиняков заявил изумленному Герою Соцтруда, что слишком много сил и средств затратили они, чтобы так просто взять и уйти сейчас восвояси; или все будет по-прежнему, или потом на нас не обижайтесь…

Откуда ж ему было знать, что в скором времени Каданников будет рекрутирован во власть, станет первым вице-премьером правительства. Вот уж когда пришлось ему кусать локти, ан поздно.

В первый же вечер после каданниковского вознесения, как ни в чем не бывало, Березовский примчался к новоиспеченному сановнику на дачу, в подмосковный поселок Заречье, и на голубом глазу заявил, что это он, оказывается, сыграл ключевую роль в его назначении.

Наладить мосты Борис Абрамович, конечно, наладил, но былой близости никогда более у них не возникло.

Самат Жабоев, ставший помощником Каданникова по Белому дому, вспоминает, что Березовский потом регулярно приходил к первому вице-премьеру с ворохом самых разнообразных бизнес-проектов, но тот лишь вежливо улыбался в ответ и ничего не делал…

…Между прочим, если уж говорить о «народном автомобиле», то таковой в стране уже имелся: не что иное, как «АвтоВАЗ».

Возводили волжский гигант всем миром, в голом поле, под лозунгом «Отцы Магнитку строили, а мы автозавод». С самых разных концов страны ехали на всесоюзную ударную комсомольскую стройку будущие автозаводцы. Работали сутками, жили в палатках, лишь бы поспеть к торжественной, волнующей дате: 100-летию со дня рождения великого Ленина. Именно тогда, в апреле 1970-го, и сошли с главного конвейера «ВАЗа» первые в истории «Жигули»: по своему масштабу событие это было сравнимо… Ну, допустим, с полетом Гагарина.

«Духовой оркестр играет марш „Мы рождены, чтоб сказку сделать былью“ – так описывается этот величественный момент в пьесе одного из „крестных отцов“ Березовского Михаила Шатрова „Погода на завтра“. – Прямо на нас из глубины цеха, окруженный рабочими, движется зажатый механическими „лапами“, сверкающий белой эмалью и хромированной отделкой, украшенный живыми цветами и транспарантами малолитражный автомобиль. Мощное рабочее „ура!“ потрясает своды – разжались и отошли „лапы“, автомобиль родился. Рабочие под крики „ура!“ бросаются к автомобилю, поднимают его на руки и… уносят».

Кто же мог представить тогда, что пройдет каких-то двадцать с небольшим лет, и построенный комсомольцами-добровольцами завод будет прихватизирован группкой подозрительных коммерсантов, едва не окажется банкротом, а описанное драматургом народное ликование станет сопровождать исключительно выплату рабочим зарплаты…

Только в 2004 году, в эпоху столь ненавистного Борису Абрамовича путинского диктата, контрольный пакет «АвтоВАЗа» вернется наконец в лоно государства. Первое, с чего начнут работу новые руководители предприятия – все, как на подбор, гэбэшники и опричники режима – попытаются, если не прекратить, то хотя бы ограничить масштаб воровства и хищений, и это мгновенно приведет к увеличению прибыли на 20 %.

Правда, видный рыночник и либерал Березовский крушения своей мечты воочию уже не увидит…

Глава 3

Синдром разбитого корыта

Чем богаче становился Березовский, тем сильнее пробуждалась в нем жадность: аппетит, известно, приходит во время еды; извечный синдром разбитого корыта, о котором очень точно сказал Шопенгауэр: «Богатство подобно морской воде: чем больше ее пьешь, тем сильнее жажда».

Роль торговца автомобилями – пусть и крупнейшего в стране – становилась для него уже тесна. Березовскому грезились новые горизонты: деньги, чудилось, просто лежат под ногами, надо лишь не лениться вовремя их подбирать, иначе все подчистую сметут другие.

Из малопочтенной истории с «АВВА» Борис Абрамович вынес для себя два важнейших урока. Любую, даже самую бесстыжую аферу можно, оказывается, обставить так, что тебя не только не потащат потом в холодную, а напротив даже, осыплют почестями и уважением: это, так сказать, урок первый.

Ну, а из него прямо напрашивался и вывод второй: властные мужи – от губернаторов до президента – ровным счетом ничего не смыслят в бизнесе. Опутать их, уболтать, заставив помогать себе – штука совсем не сложная: уж не труднее, чем развести доверчивых россиян на 50 миллионов долларов.

А еще Березовскому очень понравилось восседать в президиумах, наравне с вице-премьерами, выступать на публике, раздавать интервью и позировать перед телекамерами.

Он всегда был не чужд тщеславия. Людское внимание тешило его уязвленное самолюбие, потому-то активничал он и в комсомоле, а в Институте программ управления возглавлял даже комитет молодых ученых. Когда в «Коммерсанте» первый раз напечатали заметку о нем – небольшую, всего-то строк тридцать пять – Борис Абрамович целый день не мог оторвать от газеты глаз; даже распорядился купить в офис пару десятков номеров. Треклятая юношеская фрустрация по-прежнему не давала о себе забыть, постоянно рвалась наружу.

Едва только Березовский заработал первые приличные деньги, как мгновенно учредил премию «Триумф» для лучших деятелей культуры и искусства: в этом ему помог известный поэт Вознесенский, с чьим приемным сыном приятельствовал он долгие годы. (Одно время тот даже работал в «ЛогоВАЗе».)

Кое-кто по наивности тогда думал, что Березовский попросту бесится с жиру; недаром вручать премии начали в день его рождения – 23 января. Но нет, это была совсем не купеческая блажь: Борис Абрамович вкладывал инвестиции в собственное будущее. Образ щедрого мецената, ревнителя изящного действовал лучше любых рекомендаций.

(Как тут не вспомнить классику: «С хорошенькими актрисами знаком. Я ведь тоже разные водевильчики… Литераторов часто вижу.

С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: „Ну что, брат Пушкин?“ – „Да так, брат“, отвечает, бывало, „так как-то все“…»)

К тому же слишком была еще свежа в памяти бесценная протекция, оказанная ему драматургом Шатровым.

«„Триумф“ – это была абсолютно продуманная акция; чисто советская дальновидность, – свидетельствует Самат Жабоев, ставший тогда членом попечительского совета премии. – Писатели и артисты во все времена были вхожи в любые высокие кабинеты, а Боре это требовалось позарез».

Потом, правда, оказалось, что новые властители России, не в пример своим предшественникам, от искусства страшно далеки. Из всех видов прекрасного президент Ельцин предпочитал оперетты режиссера Курочкина, игру на деревянных ложках да нестройное исполнение застольных песен.

Президентское окружение было под стать своему лидеру; рослые, как на подбор, здоровенные мужики, высшим удовольствием в жизни почитавшие стакан водки после обжигающей бани. Книг они не читали, в театры ходили исключительно по служебной надобности. Словом, путь к их сердцам следовало прокладывать совсем по другому азимуту.

Но Березовский с его звериной хваткой и изворотливой изобретательностью не найти этого пути не мог просто по определению.

И дело здесь не столько в тщеславности и желании очутиться в высших кругах света, сколько в здравом, сугубо прагматичном расчете.

В России образца 1990-х заработать огромное состояние можно было лишь одним-единственным образом: заполучив расположение власть предержащих, оказавшись у раздаточного лотка.

(«Возьми торговку семечками на Садовом кольце, – поучал Березовский своего вассала, знаменитого ныне чекиста-расстригу Александра Литвиненко, – двинься по цепочке, и через две недели ты окажешься в Кремле».)

Это уже потом, не без участия самого же Бориса Абрамовича, во власть ринутся толпы коммерсантов, не понаслышке знающих цену деньгам и ложку мимо рта не проносящих. Тогда же, в благословенные времена первой ельцинской пятилетки, коридоры власти – Кремль, Белый дом, Старая площадь – кишмя кишели прекраснодушными демократами и мелкотравчатыми чиновниками, не научившимися еще толком конвертировать свои полномочия в звонкую монету.

Не евшие ничего слаще морковки, они до слез радовались любой подаренной мелочи: цветастому галстуку, позолоченным часам, путевке в Хургаду или Анталию.

Первого зам. руководителя Госналогслужбы Панскова (потом он станет министром финансов) арестовали, например, за взятку в виде автомобиля «Москвич» (последней модели). И.о. генпрокурора Ильюшенко очутился за решеткой, позарившись на пару машин и импортный пылесос. Советник президента Станкевич попался на взятке в 10 тысяч долларов.

При этом каждый из них форменным образом ворочал миллионами; одной своей подписью они могли пролить золотой дождь на любого страждущего.

Первым эту противоестественную закономерность узрел полузабытый ныне бизнесмен Борис Бирштейн – советский эмигрант третьей волны, вернувшийся на Родину в поисках легких заработков. В паре с еще одним замечательным авантюристом Дмитрием Якубовским, вошедшим в историю под именем генерала Димы, Бирштейн в мгновение ока опутал сетями всю силовую верхушку страны. Под его протекторатом оказались такие видные деятели, как министр безопасности Баранников, генпрокурор Степанков, первый вице-премьер Шумейко, первый зам. министра МВД Дунаев, директор ФАПСИ Старовойтов и другие официальные лица. (Однажды в порыве откровенности Якубовский рассказывал мне, как вместе с Шумейко формировали они российское правительство: вписывали в пустые клеточки фамилии новых министров, которых кто-то из них хотя бы шапочно знал. Так начальник Шереметьевской таможни Круглов стал, например, председателем таможенного комитета страны.)

При протекции своих новых вельможных друзей Бирштейн зарабатывал миллионы, благодетелям же доставались только крошки с барского стола.

Верхом бирштейновской щедрости стал шоп-тур в Швейцарию, организованный для жен Баранникова и Дунаева: ошалевшие от счастья генеральши кандибобером носились по магазинам, скупая остромодные товары, преимущественно – шубы и часы. (Всего набили они 21 чемодан трофеев.) И хотя, как выяснилось позднее, и поездку, и покупки оплачивал не Бирштейн, а Якубовский, скандал получился нешуточный: обоих генералов пришлось отправлять в отставку.

Новые русские чиновники в точности повторяли повадки полуголых туземцев, радостно обменивавших золотые самородки на грошовые яркие бусы. «При Ельцине чиновники участвовали за взятки, допускали к переделу, не понимая истинной стоимости, – признает теперь и сам Березовский. – За взятку в 10 тысяч долларов они распределяли миллионы».

И было бы странно, если б, видя это, наш герой остался застенчиво стоять в стороне…

В декабре 1992-го Березовский уже чуть было не поймал «птицу удачи» за радужный хвост: она – самое обидное! – выпорхнула из рук буквально в последнюю секунду.

Когда Ельцин решился-таки сменить премьер-министра – чудо-рыночник Егор Гайдар был ненавидим уже всей страной – в числе представленных им четырех кандидатов значился и гендиректор «АвтоВАЗа» Владимир Каданников. Шансы у Каданникова были серьезные: крупный производственник, Герой Соцтруда, к тому же – внушительная внешность: осанка, рост, седовласая шевелюра. Но в решающий момент он почему-то совершил непростительную промашку.

Все кандидаты в премьеры должны были пройти через сито Верховного Совета; окончательное решение Ельцин хотел принять после рейтингового голосования депутатов. Так вот, когда на трибуну взошел Каданников, вместо того чтобы накинуться на Гайдара и тем притянуть симпатии зала, он, совсем напротив, стал его нахваливать, уверяя, что у себя на заводе проводит такую же точно линию. И вообще, сказал под конец Каданников, он лично убежден, что «председателем правительства должен быть Егор Тимурович Гайдар, и должен продолжать свою линию». Неудивительно, что к финишу директор «АвтоВАЗа» пришел последним; он продул даже Гайдару – пусть всего один голос, но продул.

Если бы премьер-министром стал тогда не Черномырдин, а Каданников, звезда Березовского взошла мгновенно; уж он бы такой изумительной возможности точно не упустил; премьер-компаньон – даже дух захватывает от открывающихся перспектив.

Неудачу эту Борис Абрамович долго не мог пережить. «Я же за этого дурака столько денег отдал», – плакался он тем же вечером каданниковскому заму Александру Зибареву. Вертикальный взлет откладывался на неопределенное время…

Его поиски властного покровителя объяснились и еще одним жизненно важным обстоятельством: Борис Абрамович срочно нуждался в надежной защите, «крыше».

Надо сказать, что автомобильный бизнес изначально считался одним из самых криминализированных в стране. Все столичные авторынки контролировались, например, преступными чеченскими группировками. В Тольятти ситуация была не лучше: ни одна машина не могла выехать за ворота автозавода, если местные бандиты не получат свой процент от продажи.

Тольятти начала 1990-х был худшим римейком Чикаго 1930-х годов. В городе насчитывались десятки банд, каждая из которой беспрерывно воевала с конкурентами. Ежедневно здесь убивали в среднем по три человека.

Когда уже в нынешние времена милиция разгромила наконец самую крупную тольяттинскую группировку – так называемых «волговских» – только официально бандитам удалось вменить 17 заказных убийств. (Показательная деталь: уже после вынесения приговора главный свидетель обвинения, бывший член группировки Сергей Матвеев был расстрелян прямо на пороге собственного дома.)

До поры до времени Березовскому и его «ЛогоВАЗу» как-то удавалось уходить от прямых столкновений с бандитами. Но аккурат в 1993 году его империя стала получать удар за ударом.

В течение одного только месяца автостоянки «ЛогоВАЗа» трижды подверглись нападениям; их забрасывали гранатами и даже расстреливали из гранатомета.

В 1994-м бандиты от угроз перешли к действиям. Весной неизвестные «доброжелатели» прикрепили к входной двери квартиры Березовского боевую гранату.

Тут уж у любого, даже у самого крепкого человека нервы могут не сдюжить. Березовский вынужден был обратиться за защитой в милицию. Но 7 июня, в тот самый момент, когда он выехал из своего особняка на очередную встречу в московский РУОП, прогремел страшной силы взрыв: на воздух взлетел припаркованный прямо у въезда в его офис автомобиль марки «Опель», начиненный полутора килограммами тротила.

Водитель магната погиб на месте, его охранника и восемь случайных прохожих здорово посекло осколками. Сам Березовский остался жив только чудом, отделавшись массой ранений, а также ожогами рук, лица и шеи.

Ему пришлось долгое время лечиться в Швейцарии, шокируя окружающих своим внешним видом: дабы скрыть ожоги и шрамы, он вынужден был теперь постоянно носить белые перчатки, темные очки и отрастить огромную бороду: ни дать ни взять – кот Базилио.

«Для нас было несомненно, – констатирует руководитель ЧОП „Атолл“, карманного разведбюро Березовского, Сергей Соколов, – что взрыв дело рук „солнцевских“. Конкретно за этим стоял Сергей Тимофеев, он же Сильвестр. Они с Березовским не поделили магазин „Орбита“ на Смоленке. Причем у Бори хватило ума отправиться с блатными на разборки. Разговаривать с ними он не умел, обматерил всех и уехал. Для бандитов – это страшное оскорбление…»

Уголовная среда была единственной сферой, на которую не распространялись волшебные чары Бориса Абрамовича; он мог найти общий язык с кем угодно, только почему-то не с бандитами, хоть и очень любил при случае прихвастнуть своими обширными авторитетными связями. (Тяга советской интеллигенции к таинственному миру уголовной романтики общеизвестна; «интеллигенция поет блатные песни», – это еще Евтушенко полвека назад сочинил.)

К общению с криминалом Березовского старались не допускать; эту щекотливую миссию обычно принимал на себя Бадри Патаркацишвили, имевший давние контакты с ворами – преимущественно грузинскими; в противном случае дело могло кончиться весьма плачевно.

Очевидцы рассказывали мне даже такой полуанекдотичный случай: году в 1998-м Березовский прилетел в Красноярск мирить губернатора Лебедя с небезызвестным Анатолием Быковым. И вот на первой же встрече, едва зайдя в комнату, Борис Абрамович прямо в лоб заявил Быкову (цитирую – прошу прощения – дословно): «Толик, ты – пидорас».

В комнате воцарилась нехорошая тишина, у Бадри от страха аж обвисли усы.

Быков-Бык не мигая впился глазами в Березовского. Его подручные, депутаты Заксобрания Блинов (он же Блин) и Косарев (он же Ляпа), отшвырнули в сторону салфетки.

Вечер явно переставал быть томным, но Березовский – буквально в последнюю секунду – успел-таки вывернуться.

«И я тоже – пидорас, – торопливо добавил он. – Потому что мы оба никак не можем договориться».

Ляпа, Блин и Толик-Бык с облегчением вздохнули; черт его знает, может, в столичном бомонде так принято?

К сожалению, Тимофеев-Сильвестр оказался не столь философичен, как Толик-Бык, да и времена были еще довольно дикие.

Как потом установило следствие, накануне покушения у Березовского возник конфликт с неким столичным «Мосторгбанком»: что-то они там не поделили, какие-то векселя. Во главе же этого банка стояла как раз жена Сильвестра. В рамках «взрывного» дела ее даже задержали на пару дней, но потом, за отсутствием улик, вынуждены были отпустить.

А тем временем 17 июня прогремел новый взрыв: на этот раз в офисе «Объединенного банка», также подконтрольного Березовскому…

Он вынужден искать помощи у криминальных авторитетов. Один из знакомых Березовского рассказывал мне, например, как тот просил вывести его на Вячеслава Иванькова, более известного под кличкой «Япончик».

Эта запутанная, гангстерская эпопея могла продолжаться еще бог знает сколько. Но финал ее наступил совершенно внезапно: 13 сентября 1994 года в своем «Мерседесе» на воздух взлетел уже Сильвестр.

Дело, конечно, прошлое, но и по сей день милицейские сыщики нет-нет да и посматривают в сторону Бориса Абрамовича: если убийство авторитета и не его рук дело, то как минимум пришлось оно ему очень кстати.

Впрочем, к моменту этому долгожданная «крыша» появилась-таки над головой Березовского; более прочной и огнеупорной защиты в России образца 1994 года невозможно было себе даже представить…

$$$

Путь Березовского на олимп власти начался с одной случайной, в общем-то, встречи. В 1993 году Петр Авен свел его с придворным журналистом Валентином Юмашевым, доверенным лицом Ельцина.

Сам Борис Абрамович по прошествии лет станет утверждать, будто Юмашев познакомился с ним в целях «поддержки Бориса Николаевича, на предмет написания книги». (В другом его интервью вычитал я еще более оригинальную трактовку: «Юмашев – просто мой товарищ и стал им задолго до того, как вошел во власть».)

Тяга к надуванию щек у Березовского в крови. В действительности все было куда как прозаичнее.

«Юмашев хотел купить себе новую машину, – рассказывал мне Петр Авен. – Я позвонил Борису, попросил принять его, сделать максимальную скидку. С этого все и пошло».

Руководитель подконтрольного Березовскому ЧОПа «Атолл» Сергей Соколов косвенно подтверждает эту версию:

«Отношения с Юмашевым начались у Березовского с того, что он бесплатно стал ремонтировать его джип. Он со многими так сходился. Продавал нужным людям машины подешевле, а то и вовсе дарил».

Даже превратившись в крупного магната, Борис Абрамович по своей ментальности все равно оставался мелким ловчилой советского пошиба. Благосклонности окружающих добивался он по старинке: подачками и борзыми щенками.

Прежде, в 1980-е, расположение начальства и всяческих «нужных» людей Березовский завоевывал, доставая по блату дефицитные автозапчасти. Теперь же место запчастей заняли автомобили; времена хоть и изменились, но мосторговские нравы остались неизменными…

Если когда-нибудь историки в прокурорских мундирах сумеют поднять всю бухгалтерию «ЛогоВАЗа», чтение, уверен, получится занимательнейшее. Перечень людей, облагодетельствованных Березовским, будет состоять из фамилий, хорошо известных всей стране.

«Машины дарились „нужным“ людям почти еженедельно», – уверяет глава «Атолла». А один из тогдашних руководителей «ЛогоВАЗа» Самат Жабоев прямо рассказывал мне, что с первой же крупной сделки, когда фирма закупила партию «Фиатов-Типо», часть их тут же была предусмотрительно роздана высокопоставленным чиновникам; точнее – их женам. (Супруга одного из руководителей государства, мадам Р., не постеснялась потом приехать в «ЛогоВАЗ» даже за второй халявной иномаркой; первую она умудрилась незамедлительно разбить.)

Опять же – 126 «Жигулей», презентованные академикам в обмен на мантию члена-корреспондента…

В старых архивах разыскал я замечательный и очень красноречивый документ: письмо всесильного управделами президента Бородина к коммерсанту Березовскому: «В соответствии с нашей договоренностью прошу Вас оказать содействие в получении автомашин нашими сотрудниками». Ниже – список из пяти фамилий. Сверху – бесподобная резолюция: «реализовать по цене не ниже 2000 УРЕ (условно-расчетных единиц. – Авт.) и оформить как благотворительную помощь ветеранам советского спорта в размере 11 200 УРЕ».

Мне и самому довелось испытать на себе эту беспроигрышную вербовочную методу Бориса Абрамовича; в 1998-м, в момент короткого с ним сотрудничества, через пресс-секретаря Березовский сделал мне непредвзятое предложение: отправиться в «ЛогоВАЗ» и выбрать новую машину. (Грешным делом, искушение было велико, благо моя изношенная «восьмерка» уже которую неделю стояла припорошенная снегом в редакционном дворе.)

Кстати, и путь к сердцу Татьяны Дьяченко – всесильной дочери первого президента – был проторен по такому же точно сценарию. Как свидетельствует тогдашний начальник ельцинской охраны генерал Коржаков, познакомившись с кремлевской царевной, Березовский перво-наперво отказал ей экспортный вариант «Нивы» (с кондиционером, стереозвуком и велюровым салоном), а потом – «Шевроле-Блэйзер»…

Впрочем, я, кажется, снова забегаю вперед, ибо в 1993-м ни о чем подобном Борис Абрамович еще и мечтать не мог. Как и для любого советского человека, Кремль оставался для него неприступной твердыней, куда вход постороннему был строжайше заказан.

Знакомство с Валентином Юмашевым перевернуло жизнь Березовского, распахнуло перед ним кремлевские двери. Поначалу, впрочем, это была лишь узкая щелочка, но Борис Абрамович готов был протиснуться даже сквозь игольное ушко, лишь бы побыстрее добраться до предмета своего вожделения.

Такой случай представился очень скоро. В конце 1993 года Юмашев закончил писать за президента вторую книгу мемуаров (первая – «Исповедь на заданную тему», также сочиненная Юмашевым, увидела свет еще в 1989-м). Называлась она бесхитростно: «Записки президента».

В принципе никаких проблем с книгой у Ельцина быть не могло: любое издательство почло бы за счастье подписать с ним контракт. Более того, уже было определено, что издание профинансирует домашний банк ТЭКа «Нефтехимбанк». Но в последний момент Юмашев решил вдруг переиграть ситуацию; на Березовского у него имелись особые виды.

Однако своим кремлевским патронам хитроумный литобработчик обставил все совсем по-другому: дескать, книжный бизнес – это сплошные убытки, по доброй воле никто мемуаров печатать не станет.

Под таким соусом он и привел Березовского к всемогущему тогда руководителю президентской службы безопасности Александру Коржакову, человеку, имевшему неограниченное влияние на своего подопечного.

«Валентин все преподнес так, будто выпустить в свет произведение Ельцина, – пишет в мемуарах Коржаков, – это если не подвиг, то уж самоотверженный поступок наверняка, и способен на него только Борис Абрамович».

Между прочим, поначалу, когда Юмашев только еще предложил Березовскому оплатить ельцинские сочинения, Борис Абрамович отнесся к идее этой без всякого энтузиазма. Убей бог, он не понимал, какую выгоду можно извлечь из подобного чисто благотворительного прожекта.

«В течение недели я уговаривал его согласиться, – вспоминает руководитель „Атолла“ Сергей Соколов. – Объяснял, что все вернется сторицей».

Вот тебе, пожалуйста, и хитроумный гений…

Если первые ельцинские мемуары были написаны в первую очередь в рекламно-политических целях, а все гонорары от издания автор широким предвыборным жестом отправил на закупки одноразовых шприцов для детских больниц, то вторые были уже проектом сугубо коммерческим.

За честь опубликовать ельцинскую «нетленку» Юмашев от президентского имени требовал серьезные суммы.

Права на американское издание – их приобрел владелец скандально известной фирмы «Белка Трэйдинг» Виктор Хроленко – были проданы, например, за миллион двести пятьдесят тысяч долларов. Английские права принесли Юмашеву с Ельциным еще миллион. Плюс – француз-ский, китайский, японский, финский контракты; кремлевский летописец отличался изрядной скаредностью.

«Нефтехимбанк», которому изначально предлагалось издавать «Записки», таких денег, естественно, выкладывать не желал; достаточно было того, что он вообще согласился оплачивать выпуск книги.

Но предприимчивого литраба подобный оборот совсем не устраивал.

Президент «Нефтехимбанка» Георгий Жук, давно уже вышедший на пенсию и найденный мной в дачной тиши Рублевки, вспоминает:

«Юмашев напрямую мне задал тогда вопрос: что будешь просить у Бориса Николаевича за книгу? Да нет, отвечаю, мне ничего не требуется взамен. – Раз так, уступи Березовскому с Каданниковым; им пошлины на иномарки поднимать надо».

Жук только пожал плечами в ответ: баба с воза – кобыле легче; финансирование президентских мемуаров он воспринимал исключительно как барщину, не видя в том никакого особого для себя гешефта.

Следует заметить, что, помимо написания ельцинских книг, у Юмашева имелась еще одна постоянная работа: он был заместителем главного редактора «Огонька». Именно в этом журнале регулярно размещал свою рекламу «ЛогоВАЗ»; посему никаких сомнений в платежеспособности Березовского у Юмашева не имелось.

Конечно же, в стране существовали и другие, не менее щедрые читатели. Руководитель «Мост-банка» Владимир Гусинский готов был, например, с ходу выложить миллион долларов. Но у него имелось одно существенное условие: на задней странице обложки должен красоваться его лучезарный портрет. Этого уже Ельцин не мог стерпеть ни за какие деньги.

Преимущество Березовского заключалось в том, что взамен он не требовал практически ничего; этот человек собирался играть в долгую.

Что, в общем, было совсем неудивительно: основную часть расходов Борис Абрамович мгновенно повесил на «АвтоВАЗ». Директор завода Владимир Каданников, в сущности, был поставлен перед фактом: Березовский торжественно объявил товарищу, что президент уже согласовал его кандидатуру как главного мецената, и Каданникову ничего не оставалось делать, кроме как раскошеливаться.

Первоначально речь шла о полумиллионе «зеленых», но потом Юмашев увеличил размер оброка; бумага и полиграфия дорожают, опять же – цветная печать. В результате помпезное издание обошлось в 1,2 миллиона; какую часть из этой суммы прикарманил себе президентский литраб – история умалчивает.

Еще 240 тысяч были перечислены на личный ельцинский счет, специально открытый в «Сбербанке»; это был официальный его гонорар. Плательщиком выступала зарегистрированная в Швейцарии мало еще кому известная фирма «Андава»; через несколько лет эта паразитическая структура прогремит на весь мир, именно на нее Березовский будет сгонять украденные у «Аэрофлота» миллионы…

Весной 1994-го «Записки президента» увидели свет: выпуск одной-единственной книжки стал для Бориса Абрамовича счастливым лотерейным билетом, по которому выиграл он и деньги, и славу, и власть.

На презентации, устроенной издательством «Огонек», Березовский с гордостью фланировал окрест Ельцина, упиваясь собственной значимостью. Так «торговец подержанными автомобилями» (цитата из раннего Сергея Доренко) оказался подле президентского тела.

Впрочем, нет: поначалу к телу его еще не допускали. Все кремлев-ское общение Березовского блокировалось на уровне Коржакова и Юмашева, который очень быстро станет его лучшим другом и партнером.

Именно Юмашев ввел Березовского в президентский клуб – сугубо закрытое, элитарное заведение, организованное Ельциным в бывшем брежневском доме приемов на Воробьевых горах. За это клубу были обещаны регулярные инвестиции, но, как водится, из своего кармана Березовский не дал ни копейки; он уговорил Юмашева с Коржаковым записать в клуб еще и гендиректора «АвтоВАЗа» Каданникова; тот-то и должен был оплатить входные билеты.

(Потом на Березовского повесили еще и строительство теннисных кортов на сочинской даче Ельцина ценой в 6 миллионов долларов, но кого раскрутил он на эти деньги – и по сей день остается загадкой.)

Почти ежедневно в клубе собирались ближайшие президентские наперсники, играли в бильярд и теннис, парились в бане, обменивались анекдотами. И естественно, соображали; главный девиз клуба, придуманный спикером Шумейко, так прямо и звучал: «Соображай!» Регулярно бывал здесь и сам Ельцин: с конца 1994 года он вообще взял за правило отправляться в клуб прямо с обеда и назад, в Кремль, уже не возвращался.

Впервые попав в такой избранный круг, Березовский обомлел от свалившихся на него возможностей. Люди, которых еще недавно он привык видеть исключительно с экрана телевизора, всемогущие правители государства, находились теперь на расстоянии вытянутой руки.

Не беда, что никто поначалу не воспринимал его всерьез, относился с насмешливым превосходством, а некоторые и вовсе в упор не замечали. Борис Абрамович готов был терпеть любые унижения, сворачиваться у дверей калачиком вместо коврика, лишь бы добиться своего. Еще со времен юности он хорошо запомнил слова одной популярной песни:

«Надо только выучиться ждать, надо быть спокойным и упрямым…»

Чего-чего, а ждать Березовский умел.

Единственно, что омрачало счастье Бориса Абрамовича, – неумение пить. Все члены президентского клуба искусством этим обладали сполна. Соображали в клубе чуть ли не каждый божий день: в понимании Ельцина алкоголь и доверие были вещами неразрывными, все его тогдашние фавориты были, как на подбор, людьми малопьющими: сколько ни выпьют, все мало. Борис Абрамович же еще со студенческих лет крепкие напитки не воспринимал органически.

Нет, он, конечно, мог выпить рюмку-другую (пол-литра – были для него вершиной, подобной Памиру), но слабость организма не позволяла ему тягаться с кремлевскими титанами, идти с ними вровень. Посему, как ни старайся он, стать для президентского окружения своим в доску у него не получалось по определению.

Впрочем, Березовский вполне удовлетворился для начала ролью этакого ресторанного обходчика: с превеликим удовольствием он развлекал сановников свежими политическими слухами и пересудами; разве что не показывал фокусов и не отплясывал гопака. И между делом доносил до высокопоставленных ушей выгодную для себя информацию, выставлял в неприглядном свете своих оппонентов и конкурентов, выпрашивал всевозможные подачки и преференции.

(Генерал Коржаков смачно описывал мне, как Березовский подлавливал его даже… в душе. Пока генерал смывал с себя накопившуюся за день усталость, Борис Абрамович, под шум водных струй, нашептывал ему последние сплетни.)

Звездный час его пробил летом 1994-го. Вскоре после покушения Березовский помчался в президентский клуб.

«Мы разыграли тогда целое представление, – вспоминает первый зам. гендиректора „ЛогоВАЗ“ Самат Жабоев. – Боря специально подгадал, когда в клубе будет Ельцин и предстал перед ним во всей красе: обожженный, забинтованный, с повязкой на глазу. Только затем он поехал лечиться в Швейцарию».

Вид Березовского произвел на президента неизгладимое впечатление; гарант потрясен был настолько, что через пару дней подписал даже специальный указ «О неотложных мерах по защите населения от бандитизма», по которому преступников разрешалось задерживать аж на 30 суток без предъявления обвинения. (Покушение произошло 6 июня, а указ состоялся уже 14-го.)

С этого момента Ельцин стал смотреть на олигарха совсем другими, исполненными сочувствием и состраданием глазами; чем, разумеется, Борис Абрамович не мог не воспользоваться: из покушения выжал он максимум для себя пользы. («Убивали не этого конкретного человека, – говорилось в специально подготовленном заявлении деятелей культуры, которое подписали Рихтер, Вознесенский, Ахмадулина, Табаков, Спиваков, всего 18 имен, – убивали ростки новой экономики, первые усилия поднять страну из паралича, убивали одного из выдающихся меценатов из когорты нынешних Морозовых, Третьяковых, Мамонтовых».)

Взрывная волна окончательно распахнула перед «выдающимся меценатом» двери властных кабинетов. Вернувшись с заграничного лечения, часами околачивался он теперь в приемных высокопоставленных знакомых, беря их форменным образом измором. С неизменным потертым портфельчиком в руках Березовский доводил сановных секретарей до изнеможения, но выставить его взашей никто теперь уже не решался.

«Частенько бывало – просидит у меня в приемной часа три-четыре, зайдет на пять минут, ничего особенного не скажет, – вспоминает это время Александр Коржаков, – но ему важно было показать, что он поехал ко мне и проторчал в Кремле чуть ли не весь день».

А еще – добавлю к этому, – посещая вельможные кабинеты, Березовский получал бесценный доступ к вертушкам – телефонам правительственной связи; каждый такой звонок воспринимался на другом конце провода как свидетельство несомненного могущества и влияния абонента. Стоило Борису Абрамовичу попасть в какую-нибудь высокую приемную, он мгновенно хватался за трубку цвета слоновой кости и принимался названивать знакомым чиновникам средней руки.

«Нет, сегодня, не могу… – нарочито небрежно ронял он. – Нахожусь в Кремле. Срочно вызвали…»

Наперсточным искусством мистификатора Борис Абрамович владел в совершенстве, по части разводок и театральных представлений у него просто не было равных.

Среди многочисленного вороха телефонных бесед Березовского, прилагаемых к этой книге, я обнаружил несколько очень и очень красноречивых.

Судя по всему, датированы они годом примерно 1996-м. Березовский обрывает телефоны в приемной премьера Черномырдина. Оставляет свой номер. Наконец Виктор Степанович милостиво соизволил выйти на связь.

«Виктор Степанович, я звонил действительно, – скороговоркой выпаливает Борис Абрамович. – Просьба. Как можно было бы увидеться сейчас».

«Ну, подъезжай», – нехотя бросает премьер: чувствуется, что особого энтузиазма грядущая встреча у него не вызывает. Березовский рассыпается мелким бисером:

«Я прямо сейчас выезжаю… Еду-еду. Спасибо огромное…»

А через пару часов, в разговоре с вице-президентом «Менатепа» Леонидом Невзлиным как бы между делом, но с важной ленцой в голосе сообщает:

«Меня выдернул ЧВС, и я с ним просто как бы гулял и даже по телефону не был».

Ну чем не артист!

Очень наглядно изображал того раннего Березовского управделами президента Павел Бородин, мне доводилось наблюдать этот мини-спектакль.

Пал Палыч по-заячьи прижимал к подбородку сжатые лапки, как бы подразумевая портфель, мелко и подобострастно тряс головой, без остановки бормоча: «Спасибо, спасибо, спасибо». Видевшие оригинал утверждают, что сходство почти фотографическое.

Много раз Борис Абрамович специально даже летал за рубеж одновременно с официальными визитами Ельцина, дабы в располагающей обстановке пообщаться с влиятельными царедворцами накоротке.

В 1994 году во время поездки президента в Америку, закончившейся известной посадкой в Шенноне, он униженно просидел битых пять часов в вашингтонском ресторане, дожидаясь Бородина с Сосковцом; но в это время президентское окружение веселилось в гостинице, напрочь забыв о надоедливом коммерсанте.

Но это как в анекдоте: дура дурой, а десятку в день имеет.

Несмотря на комичность ухваток и повадки провинциального коммивояжера, Березовскому удалось главное: закрепиться на новом плацдарме.

Мелким бесом, тихой сапой, шаг за шагом он влезал в доверие к ельцинскому окружению, используя для того весь имевшийся у него арсенал обольщения.

Найденное им еще в советские годы ключевое слагаемое успеха – умение говорить с людьми на доступном им языке – приносило видимый результат.

Главным бриллиантом в короне Березовского стал, без сомнения, шеф президентской охраны генерал Коржаков.

Это теперь Борис Абрамович поливает Александра Васильевича по-следними словами, называет шутом и обвиняет в самых страшных грехах: вплоть до того, что Коржаков «по заданию КГБ внедрился в ближний круг президента» и «целенаправленно разрушал Ельцина – физически, морально».

Тогда же он ловил на лету каждое генеральское слово, был сама любезность и готов был просиживать в его приемной сутками напролет.

Сомневаюсь, что общение это носило коммерческий характер: в противном случае Борис Абрамович не преминул бы уже давным-давно огласить весь список презентов и подношений; у него, как у заправского бухгалтера, записаны все ходы до копейки: дебет – кредит, сдал – принял.

(Максимум, что признает сам Коржаков, это два принятых от Березовского подарка ко дню рождения: дорогое ружье и фотоаппарат.)

И дело даже не в безупречной честности начальника охраны, сколько в безудержной скупости нашего героя. Всем своим покровителям он предпочитал давать деньги только на первом этапе; стоило ему лишь дорваться до тела, как Березовский принимался кормить их одними лишь обещаниями.

«Я не знаю ни одного примера, когда Коржаков или Сосковец что-то бы от нас получили, – констатирует Самат Жабоев. – При этом Боря постоянно говорил своим покровителям: вы не волнуйтесь, это же все ваше, а мы, мол, только управляем; вот уйдете на пенсию и сразу вступите в права. Как ни странно, многие попадались на эту удочку».

Для наглядности бывший компаньон Березовского воспроизвел мне даже одну типичную картину, позволяющую понять деловые особенности Бориса Абрамовича.

«Приходит в „Аэрофлот“ какой-то отставной генерал и предлагает купить у него пакет акций за 100 тысяч долларов. Боря тут же зовет Красненкера (коммерческого директора. – Авт.): Саша, надо решить. Обнадеженный генерал удаляется, а Красненкер начинает кипятиться: давай деньги, тогда и куплю. „Какие деньги? – искренне удивляется Боря. – Это, вообще, что за персонаж?“ – „Так ты же сам только что меня с ним свел“. – „Да пошел он на хрен тогда“. Через три дня генерал появляется снова. Березовский удивленно машет руками: как! Неужели до сих пор ничего не сделано? Ну, вы не волнуйтесь, обязательно все решим… Самое удивительное, что всякий раз говорил он совершенно искренне, сам же начиная верить в свои увещевания…»

В понимании Коржакова хорошо было то, что хорошо Ельцину.

А Березовский, с его изворотливым умом и коммерческими талантами, мог принести президенту исключительную пользу. Да и источник информации был он первостепенный.

Тем не менее факт остается фактом: именно благодаря Коржакову влияние и могущество Березовского резко возросло.

Осенью 1994 года в награду за выпуск книжки и учтивое обхождение ему был отдан контроль над первым, центральным каналом телевидения: подарок истинно царский; так отличившимся холопам жаловали когда-то шубу с монаршего плеча.

О том, как Березовский мастерски сыграл в телеящик, написано-переписано уйма статей и брошюр, но подлинную изнанку этой шулер-ской истории не вывернул до сих пор никто.

Вопреки всеобщему убеждению, реальным идеологом взятия ОРТ был вовсе не Борис Абрамович, он лишь развил чужую идею, в очередной раз выхватил с противня испеченный другими горячий пирожок.

Подлинными режиссерами акционирования центрального телевидения были совсем иные люди – владельцы телекомпании «ВиД», команда некогда знаменитого «Взгляда» – Листьев, Любимов, Разбаш. План этот начали разрабатывать они еще в 1993 году.

И талантов, и профессионализма, и связей было у них сполна; для окончательного успеха этим ребятам недоставало лишь одного – денег. Помыкавшись по углам, они и пришли за помощью к новоявленным российским магнатам: ваши миллионы, наши – идеи.

Надо отдать должное реакции Березовского: он мгновенно оценил все великолепие раскрывающихся перспектив, о чем-то подобном Борис Абрамович мечтал уже давно.

Когда Березовский раскручивал «АВВУ», он выделил на рекламную кампанию беспрецедентный по тем временам бюджет: миллион долларов. Денег было, конечно, жалко, но затраты полностью себя окупили, о чем подробно поведал я в предыдущей главе; «АВВА» собрала с доверчивых соотечественников пятьдесят миллионов «зелени».

Вот тогда-то Борис Абрамович впервые и осознал, сколь выгодно торговать телевизионной рекламой, воздухом по сути.

Приватизация ящика была исключительно бизнес-проектом; правда, своим сановным покровителям Березовский говорил тогда совершенно иное. По его уверениям, телеканал требовался ему сугубо для целей гуманистически-политических: на носу президентские и парламентские выборы, необходимо обеспечить лояльность и управляемость самого мощного пропагандистского ресурса.

Даже мертвеца Березовский мог уговорить подняться из могилы: если ставил он перед собой какую-то цель, ничто не в силах было его остановить.

30 ноября 1994 года под влиянием Коржакова Ельцин подписывает указ о приватизации 1-го канала.

Никакого конкурса по продаже акций, разумеется, не проводилось.

С самого начала было решено, что всю политику будет определять Березовский: он же, единолично, и выбирал, кого брать в акционеры, а кому указать на дверь.

Несмотря на то, что контрольный пакет нового предприятия – называлось оно ОРТ: общественное российское телевидение – оставался в руках государства, а Борису Абрамовичу перепало – прямо или опосредованно – лишь 36 % акций, фактическим хозяином канала оказался именно он. (К слову, за этот блокирующий пакет выложил он смехотворно низкую сумму: каких-то 320 тысяч долларов.)

Это обоюдоострое оружие не раз еще сослужит нашему герою немалую службу: во многом именно благодаря медийному ресурсу он станет тем Березовским, которого узнает вся страна…

Главным и единственным доходом телевидения была реклама, но к тому времени, когда новая команда пришла на канал, здесь творилась форменная вакханалия. Каждая редакция – а было их с пару десятков – имела право торговать рекламой напрямую. Многие передачи находились под властью откровенных бандитов (как рассказывал мне один из тогдашних теленачальников, стоило ему только потребовать закрытия несколько совсем уж безрейтинговых передач, как прямо в «Останкино» пожаловали молодые люди в кожаных куртках и с недвусмысленным настроем). Сама дирекция получала гроши: основные деньги «пилились» на стороне, не доходя до кассы официальной.

…За эти годы в массовом сознании прочно осело, зацементировалось уже убеждение, будто ставший первым гендиректором ОРТ Владислав Листьев начал свою работу аккурат с наведения на канале порядка, чем серьезно нарушил планы Березовского.

На эту удочку попался даже ведущий «березовед» Пол Хлебников.

В своей хрестоматийной книге «Крестный отец Кремля» Хлебников пишет:

«Сразу после приватизации ОРТ генеральный директор Влад Листьев решил сосредоточиться на деятельности, из-за которой канал недополучал миллионы долларов: продажу рекламного времени…

Двадцатого февраля 1995 года Листьев объявил, что он прерывает монополию Лисовского (рекламный магнат, владелец ведущей рекламной кампании „Премьер-СВ“. – Авт.) и Березовского на рекламу и вводит временный мораторий на все виды рекламы, пока ОРТ не разработает новые „этические нормы“. Отмена рекламы означала лично для Лисовского и Березовского потерю миллионных прибылей…».

Эта нехитрая антагонистическая формула как нельзя лучше ложится в русло народной любви к Листьеву и столь же массовой антипатии к Березовскому; честный тележурналист-романтик объявил крестовый поход грязным дельцам, за что и был коварно убит.

Не хочется, конечно, развенчивать посмертную славу всенародного кумира, но выхода иного, увы, не остается.

Никогда Листьев не был идеалистом-романтиком. Профессионалом – да. Блестящим журналистом – несомненно. Только уж никак не романтиком.

Листьев раньше всех своих коллег – и уж тем более задолго до Березовского – понял, что телевидение, оказавшись в опытных руках, может приносить неслыханные прибыли. Еще в сентябре 1990-го вместе с соратниками по «Взгляду» он создал первую в СССР частную телекомпанию «ВиД». О жесткости и оборотистости Листьева-коммерсанта на телевидении до сих пор ходят легенды.

Их союз с Березовским, несомненно, представлял собой явление временное; это был своеобразный брак по расчету, где каждая из сторон дополняла друг друга. Тандем этот обречен был с самого первого дня; правда, трещать по швам он стал раньше, чем кто-то даже мог себе вообразить.

Не успели еще просохнуть чернила под президентским указом, как между Березовским и Листьевым уже начались распри. Борис Абрамович, в свойственной ему безапелляционной манере, стал требовать увеличения расценок на телевизионную рекламу. Листьев, да и все прочие члены команды категорически тому противились; они втолковывали Березовскому, что повышать плату надо поступательно, плавно, иначе рекламодатели разбегутся по другим каналам, но тот и слушать ничего не желал.

Именно Березовский, а вовсе не Листьев, как ошибочно считается до сих пор, и был инициатором того самого злополучного моратория на рекламу. Ничего общего с наведением на канале порядка и разработке «этических норм» это не имело: просто-напросто Борис Абрамович хотел организовать искусственный дефицит.

«Как только мы остановим рекламу, – уверял он своих компаньонов, – через несколько месяцев все сами приползут к нам на коленях».

20 февраля 1995 года руководство ОРТ вводит мораторий на рекламу: проще говоря, полностью ее останавливает. А спустя десять дней – 1 марта – Листьева расстреливают в подъезде собственного дома; большинство увязывают два этих события в единую цепь.

А теперь вопрос: знаете ли вы, интересно, когда этот треклятый мораторий был снят? Отвечаю: 1 августа. То есть ровно через пять месяцев – день в день – после гибели Листьева.

Какой же, скажите на милость, смысл Березовскому было ждать столько времени, если каждый день простоя оборачивался для него невообразимыми убытками, «потерей миллионных прибылей», по утверждению Хлебникова.

По такой логике реклама должна была вернуться на канал… ну, если и не в день убийства – все-таки траур, пиетет следовало соблюсти – то уж максимум через месяц. Аргументы, что Березовскому, дескать, было не до того – точно заяц, бегал он от прокуратуры – извините, не принимаются. Потому что аккурат в то же самое время он преспокойно занимался созданием «Сибнефти»; да и влияние его на ОРТ после смерти Листьева возросло многократно.

Если гендиректора ОРТ в самом деле заказал Березовский, то мотив его мог быть совершенно иным; знающие люди говорят, что незадолго до гибели разругались они окончательно. Контроль над каналом утекал у Березовского на глазах; реальная власть находилась в руках Листьева, но снять его теперь было невозможно – Кремль никогда на это не пошел бы.

Прогремевшие в ночном подъезде выстрелы разрешили эту проблему окончательно и бесповоротно: власть на ОРТ вернулась к Березовскому – теперь уже на долгие годы вперед.

Немудрено, что подозрение мгновенно пало на его лысоватую голову. («Были серьезные подозрения, – говорил по этому поводу шеф МВД Анатолий Куликов, – что гибель Листьева спровоцирована экономическими разногласиями на телеканале ОРТ, входившем в сферу влияния Бориса Абрамовича».)

На другой же день после смерти Листьева в офисе «ЛогоВАЗа» на Новокузнецкой улице был проведен обыск. (Кстати, невольным свидетелем его оказался и заехавший пообедать в «ЛогоВАЗ» Юмашев.)

Руководивший операцией начальник отдела столичного РУОПа Валерий Казаков признавался мне потом, что ему приказывали задержать и самого Березовского, но тот сумел скрыться. Из здания, угрожающе потрясая табельным пистолетом, его вывел сотрудник ФСБ Александр Литвиненко, тот самый, что станет впоследствии политэмигрантом и «жертвой путинского режима».

От Сергея Степашина, командовавшего в тот период госбезопасностью, я знаю, что Бориса Абрамовича должны были принудительно доставить на Лубянку.

«О том, что Березовский сбежал от нас, я докладывал Ельцину лично, – говорил мне Степашин позднее. – Но тот лишь махнул рукой в ответ».

Немудрено: ибо от преследований спрятался наш герой… в Кремле. Несколько суток дрожащий от страха медиа-магнат отсиживался в приемной начальника Главного управления охраны Михаила Барсукова: милиция и ФСБ точно не могли его там достать. На божий свет Борис Абрамович осмелился выйти лишь через пару дней, когда истерия пошла на спад.

Кто в действительности убил Листьева, так и осталось загадкой. Уголовное дело до сих пор не раскрыто и числится в «висяках».

Мой друг Петр Трибой, возглавлявший следственную бригаду Генпрокуратуры, рассказывал мне, что основными подозреваемыми были два человека, в том числе – Березовский. Но продвинуться вперед – от подозрений к доказательствам – прокуратуре просто не дали.

Между прочим, ход расследования очень тревожил самого Бориса Абрамовича; настолько явно, что на ум поневоле приходит поговорка про шапку, которая кое на ком горит.

Когда журналисты практически в открытую стали писать о причастности Березовского к убийству, он почему-то побежал не в суд, а в МВД – прямиком к министру Куликову: «Анатолий Сергеевич, у вас есть что-то против меня по делу Листьева?»

Куликов успокоил его, как мог. Но потом – на свою беду – полушутя обронил в разговоре с Юмашевым: не потому ли, мол, Березовский так активно ставит на Лебедя, что боится загреметь в тюрьму?

«Мои слова достигли ушей Березовского, – свидетельствует Куликов, – позднее он опять поднял этот вопрос: „Анатолий Сергеевич, вы тоже считаете, что я виновен?“. „Нет, – сказал я ему, – у меня нет для этого оснований. Но по тональности, с которой мне был раньше задан этот вопрос, я сделал заключение: вы чего-то опасаетесь. Поэтому и поделился своими наблюдениями с Юмашевым“».

«Березовский с ужасом посмотрел на меня, – подытоживает генерал. – Я понял, что он будет драться со мной не на жизнь, а на смерть».

(Забегая вперед, скажу, что в 1998-м Куликов без объяснения причин будет отправлен в отставку; по его собственному убеждению, это произошло не без участия Бориса Абрамовича и Семьи.)

…Журналистам свойственно демонизировать личность Березовского. Ему приписывают самые разные, чисто дьявольские черты; в конце 1990-х вообще было принято связывать любую провокацию или интригу с его достославным именем.

Но есть в истории Бориса Абрамовича нечто и впрямь заставляющее всерьез задуматься над каким-то сверхъестественным, что ли, началом: слишком много смертей сопровождают весь его жизненный путь.

Еще до гибели Листьева при таинственных обстоятельствах разбился насмерть заместитель гендиректора «ЛогоВАЗа» Михаил Гафт, уволенный из компании со скандалом тремя неделями раньше.

Потом будут новые смерти: список их так велик, что многие уже успели порядком позабыться. Упоминавшийся уже преступный авторитет Тимофеев-Сильвестр. Полпред российского правительства в Чечне Акмаль Саидов, собиравший доказательства причастности Березовского к похищениям людей; генерал МВД Геннадий Шпигун. Президент конфедерации народов Кавказа Юсуп Сосламбеков, прямо обвинивший олигарха в связях с боевиками. Пол Хлебников. Депутаты Госдумы Владимир Головлев и Сергей Юшенков. Бывший зам. директора ФСБ Анатолий Трофимов. Наконец, Александр Литвиненко.

Все это может быть, конечно, не более чем череда совпадений. Но слишком уж много их – совпадений этих…

Одно совпадение – случайность, два – повод для раздумий, три – осмысленная закономерность. А одиннадцать?

$$$

Едва отойдя от шока, Борис Абрамович судорожно начал защищаться. Проведенный в «ЛогоВАЗе» обыск, попытка его задержания – все это бросало на магната серьезную тень; для человека, ищущего президентской любви, подобные подозрения могли стать концом всей карьеры.

И Березовский решает сохранить хорошую мину при плохой игре; с одной стороны, отвести от себя удар, с другой – перенести его на своих противников.

К тому времени в главных врагах его числился владелец группы «Мост» и созданного только что телеканала «НТВ» Владимир Гусинский.

Точные истоки этой взаимной ненависти неясны до сих пор. Бытует версия, что конфликт их начался из-за дележки «Аэрофлота»: счета этой крупнейшей российской авиакомпании в 1994-м были переведены в «Мост-банк», но буквально через пару месяцев Березовский перетащил их в свой «АвтоВАЗ-банк», чего Гусинский, понятно, стерпеть не мог. (Еще в советские времена, когда будущий медиа-магнат подрабатывал частным извозом, он органически не переваривал, когда кто-то обгонял его на дороге.)

Доводилось мне слышать и другой вариант: дескать, изначально первый телеканал был обещан Гусинскому, но потом, на повороте, его вновь обошел Березовский. В результате Гусинскому пришлось с нуля создавать собственное телевидение.

Вообще война Березовского с Гусинским – явление чисто медицин-ское. Это тот случай, когда одноименное заряженные заряды не притягивались, а наоборот – отталкивались.

Два этих человека были похожи друг на друга, как близнецы и братья, этакие Бобчинский и Добчинский новейшей политики; они же господа «Московский» и «Денис».

Перелистаем классику:

«Оба низенькие, коротенькие, очень любопытные; чрезвычайно похожи друг на друга. Оба с небольшими брюшками. Оба говорят скороговоркою и чрезвычайно много помогают жестами и руками. Добчинский немножко выше и сурьезнее Бобчинского, но Бобчинский развязнее и живее Добчинского».

Ну просто портрет с натуры.

«Нет, Петр Иванович, это я сказал: „Э!“ – „Сначала вы сказали, а потом и я сказал“».

Не было в современной российской истории парочки более колоритной, нежели Гусинский с Березовским. Отношения их напоминали скверный анекдот: они то дружили не разлей вода, то чуть ли не заказывали друг друга… Смех смехом, а ведь и вправду заказывали!

Широко известны признания генерала Коржакова о том, как Березовский уговаривал его убить Гусинского.

Нечто подобное рассказывал мне и руководитель ЧОПа «Атолл» Сергей Соколов, обеспечивавший безопасность Бориса Абрамовича. В 1994 го– ду, говорит Соколов, Березовский прямо приказывал ему организовать ликвидацию Гусинского.

«А Гусинский тем временем собирался разместить заказ на Березовского. Мне было понятно, что добром это не кончится, и я поступил мудрее. Встретился с начальником службы безопасности Гусинского, объяснился. Ни мне, ни ему эти разборки были ни к чему. В итоге мы договорились, что никого убивать не будем, а наоборот, станем подвигать своих шефов к перемирию…»

В аудио-приложении к этой книге вы без труда сможете найти уйму телефонных бесед Гусинского с Березовским, в которых Борис Абрамович ласково называет собеседника не иначе как «Вовочкой».

(Известно как минимум три случая, когда «Вовочка» форменным образом спас заклятого друга от позора, а то и вовсе от смерти.

После покушения 1994 года он отдал ему свой бронированный «Мерседес» взамен взорванного. В 1996-м в разгар скандала с двойным гражданством помог аннулировать израильский паспорт. В 1998-м, когда, упав со снегохода, Березовский сломал позвоночник, настоял на незамедлительной отправке его в швейцарскую клинику; еще пара часов промедления – и больного было б уже не спасти.)

И тут же следуют беседы, где он выливает на голову вчерашнего друга и спасителя ушаты помоев.

Вот лишь один такой диалог – с главой банка «Национальный кредит» Олегом Бойко.

Для понимания сути следует сказать, что накануне, по «Эху Москвы» и в газете «Сегодня», сиречь в СМИ, подконтрольных Гусинскому, прошли какие-то неприятные для Березовского сообщения. Он решает вырыть топор войны, но начинать баталию в одиночку ему не с руки: Борис Абрамович остро нуждается в союзниках.

Одним из таких потенциальных заединщиков и может стать Олег Бойко. О нем, правда, в этих выступлениях не было ни слова, но что за беда! Со свойственной ему горячностью и напором Березовский, доведется, и жителей Сахары убедит в необходимости покупать песок за валюту; а эскимосов, соответственно, свежевыпавший снег.

Борис Березовский – Олег Бойко

Березовский: Ты газету «Сегодня» видел?.. Вот с этими друзьями надо разобраться до конца, и с одним, и со вторым… Олег, нам с тобой никто не поможет. Никакая власть, ни президент, ни правительство. У них свои проблемы. Да, мы нормальные люди, но когда у нас возникнут проблемы… Правильно, они власть, зачем им нам с тобой помогать…

У меня есть конкретный план действий.

Бойко: У меня тоже есть план действий. Надо только подумать, действительно, чего делать… Х. знает. У меня есть идея. Лучше это все хозяйство привести к публичному, что называется, раскаянию, и забрать эту х…ю обратно, и по поводу тебя, и по поводу меня, и по поводу других…

Березовский: Не понял, какое хозяйство?

Бойко: Ну, чтобы люди сказали: да, извините, ошиблись, больше не будем. Публично… Потому что просто уе…ть, это можно сделать, но это будет то же самое. Потому что уе…ли уже один раз, ни х… же не помогает.

Березовский: Ты имеешь в виду, чтобы они публично раскаялись?..

А какие у тебя есть инструменты для этого?

Бойко: Нет, инструменты простые. Нам надо просто подъехать, объяснить, что либо ху. м натурально до конца, включая вообще все, что можно…

Березовский: Не надо, Олег. Ну, не надо. Нужно просто точно понимать, какими силами мы располагаем. У нас есть офигительное средство… Офигительное! – Ты знаешь какое… И им нужно пользоваться так же, как они пользуются. Но они у нас просто по калибру не сравнимы.

Бойко: В общем, да. Но единственное, что нам-то нужно, чтобы нас не дое. вали. Результатом этой всей истории должно быть то, чтобы нас не дое. вали, а мы утвердились. А кого мы там зах. им, это уже дело второе.

Березовский: Нет, ты же знаешь, что этот результат прямо связан с этими конкретными людьми. Олег, они никогда не успокоятся, понимаешь, никогда. Он приехал в абсолютно том же самом духе. (Имеется в виду возвращение Гусинского из заграничной ссылки.Авт.) Но он же не представляет и тысячной доли… Я же еще не действовал, вообще. По нему не было ни одной статьи, ни одного факта мы не показали. Если я сейчас покажу, что у нас есть, он просто никогда не приблизится на расстоянии галактики к Москве.

Бойко: Давай подумаем, что делать. Х. его знает… Ты предлагаешь просто ху. ть, и все?

Березовский: Я предлагаю нормально, цивилизованно начать действовать, как они действуют. Просто несравнимы аргументы, которые есть у нас и у них. Я покажу такое по ящику! Такое!

Бойко: Нам-то от этого особенно легче не будет. Им будет х. во, очень х. во, это понятно. А нам-то как бы… Мы ничего не выигрываем.

Березовский: Абсолютно все выигрываем.

Бойко: А как их при этом заставить не пиз. ть?

Березовский: Да просто показать такие факты, что они потеряют всякое общественное лицо.

Бойко: А у них и так нет никакого общественного лица!

Березовский: Ты заблуждаешься, Олег. Оно есть. Более того, после этого конкретные действия…

Бойко: Я-то, в общем, не против, как ты понимаешь. Единственное, это надо все обсудить поконкретнее. Я, к сожалению, сижу х. знает где, в Бангкоке, 14 часов лету…

Березовский: Я почему беспокоюсь. Я один вынес на своих плечах давление на меня лично… Я ни к кому за помощью не обратился, ну ладно… Я думаю, ты понимаешь, так будет последовательно. Против Авена, против Алика (Коха. – Авт.), против тебя; Леня Невзлин, я думаю, тоже особых иллюзий не питает… Против Смоленского. Причем один пидорас этим занимается. Закончить с ним – и все. Причем не какими-нибудь гангстерскими методами, нормальными, цивилизованными. Пробку ему засунуть… А ты читал статью о себе в «Вашингтон Таймс»?

Бойко: Читал, читал.

Березовский: Ну, абсолютно сделанная в Москве статья.

Бойко: Да это понятно… Х. с ним… Конечно, сегодня они совсем уже перешли, пидорасы…

Березовский: А ты слышал сегодня комментарий по радио? Наперсточник, картежник, алкоголик, наркоман.

Бойко: Ох. еть! Я не знал.

Березовский: Все это сказано по радио… По «Эхо Москвы».

Бойко: Ох. ть! Хорошо, я буду думать, что с этим делать. Спасибо большое, что позвонил. Мне действительно сейчас поддержка очень будет нужна.

Березовский: Что значит поддержка! Нам нужны конкретные совместные действия по полной программе… Ладно, давай, возвращаемся… Подключать надо прессу…


Эта стенограмма дает вполне ясное представление о методах Березовского. В борьбе с противниками хороши все средства; каждое лыко – в строку.

На протяжении всего 1994 года Борис Абрамович без устали обрабатывал президентское окружение, живописуя дьявольскую сущность Гусинского. Особый упор делался на его воинствующий антиельцинизм: якобы глава «Моста» потерял уже всякий стыд, поносит всенародно избранного последними словами и вообще мечтает о его свержении.

«Березовский регулярно докладывал, где и что Гусинский сказал про президента, – вспоминает Коржаков, – как его обозвал, как хочет обмануть. Рассказывал, например, как в бункере сидят Гусинский с Лужковым и выпивают. Причем тосты произносят за Юрия Михайловича как за президента».

Эти зерна ложились на благодатную почву. Ельцин и его свита всегда отличались патологической ревностью и подозрительностью.

– Был один эффектный способ, как избавиться от ненужного человека в Кремле, – свидетельствует бывший пресс-секретарь президента Павел Вощанов. – Надо было прийти к Ельцину и сказать: «Борис Николаевич, а все-таки вы не ошиблись с Ивановым! Такой человечище оказался! Тут и там ездит, выступает перед людьми, и все говорят: „Второй Ельцин!“ Многие даже спрашивают: „Не он ли будет вашим преемником?“» Две-три таких похвалы – и этого человека в Кремле не будет!

После того, как вице-премьер Шахрай обмолвился однажды, что хочет быть президентом, имея в виду год 2000-й, Ельцин мгновенно взбесился. На встрече с главными редакторами он понес вдруг: «Не дождутся, понимашь, никакие Шахраи… Ничего они не дождутся!»

Стоило министру иностранных дел Андрею Козыреву сказать, что он мог бы попробовать себя на роль кандидата, как мгновенно – без объяснений – его отправили в отставку.

Властолюбие всегда было самым мощным движителем президента…

«Своего Березовский добился, – констатирует Коржаков, – в окружении президента банкира Гусинского стали воспринимать как опасного врага».

Впрочем, сам Гусинский не склонен к демонизации извечного своего конкурента.

«Дело не в Березовском, а в Ельцине, – философски пожимает он плечами. – Конечно, Березовский раздувал вражду… Но если б не было Березовского, был какой-нибудь Сидоров, какая разница?»

Борису Абрамовичу в очередной раз просто повезло: слишком удачно для него в тот момент легли карты.

Во-первых, НТВ: сразу после своего создания новый телеканал занял довольно жесткую позицию по отношению к власти, не стесняясь, критиковал политику Ельцина – было за что, – но к любым публичным разносам президент относился всегда крайне болезненно.

Во-вторых, чрезмерное сближение Гусинского с Лужковым: растущая популярность и нарочитая независимость столичного мэра вызывала в Кремле серьезную опасность; его воспринимали уже как потенциального конкурента на предстоящих выборах.

Ну, и в-третьих, сам Гусинский не только не спешил выказать Кремлю верноподданнические чувства, а, напротив, всячески демонстрировал свое «я». Будучи по профессии театральным режиссером, Гусинс ский оказался на редкость восприимчив к внешней форме и яркой атрибутике. По Москве, например, он передвигался исключительно в сопровождении вереницы бронированных машин с мигалками – ГАИ при этом перекрывало все остальное движение; нередко даже президентским супруге и дочери приходилось простаивать на обочине, дожидаясь проезда зазнавшегося миллионщика.

Вот и случилось то, что должно было случиться. В один прекрасный день недовольный Ельцин рявкнул за обедом на Коржакова с Барсуковым: что, понимашь, вытворяет этот Гусинский; немедля наказать! И тут же прогремела на всю Москву лихая операция, получившая название «Мордой в снег»: 2 декабря 1994 года сотрудники СБП заблокировали на Новом Арбате кортеж Гусинского, положили его телохранителей лицом на асфальт, а когда банкир бросился за подмогой к своему другу Савостьянову, начальнику столичной контрразведки, тот мгновенно оказался пенсионером. После этой показательной порки Гусинский пулей вылетел из России и вернулся назад, лишь получив гарантии личной безопасности…

Как раз в этой самой добровольной ссылке, у берегов столь любимого беглыми олигархами Альбиона, и застало Гусинского известие о гибели Листьева. Но это ровным счетом ничего не значило. Березовский знал уже, что владелец «Моста» судорожно ищет выходы на Коржакова, и – рупь за сто – рано или поздно найдет их. (И ведь нашел: уже в мае 1995-го в будапештской гостинице «Форум» состоялась сепаратная встреча Гусинского с посланцем СБП полковником Стрелецким.)

Во что бы то ни стало Борису Абрамовичу требовалось закрепить полученный успех: нанести заклятому врагу очередной удар, да так, чтоб наверняка. Смерть Листьева стала для этого очень удобным предлогом.

Сразу после убийства Березовский записывает видеообращение к президенту. Вместе с ним перед телекамерой восседает один из главных продюсеров ОРТ Ирена Лесневская; выбор партнера явно был не случаен – Лесневская близко дружила с Наиной Ельциной.

Эта пленка, получившая впоследствии широкую огласку, являла собой новый этап в тактике и стратегии Березовского; в будущем он не раз еще прибегнет к подобным фортелям, совершенно бредовым, беспочвенным, но очень звучным обвинениям в адрес своих врагов.

На записи Березовский и Лесневская наперебой обвиняют в убийстве Листьева… кого бы вы думали? Ну, конечно же, Гусинского, Лужкова и заодно старую гвардию КГБ.

«То, что произошло, – это переворот. Это хуже Белого дома, это хуже ГКЧП. Это внутри города. Создана огромная структура, которая руководит всем – всеми мафиозными структурами, всеми бандитами, решает, кому жить и кому не жить».

Однако у любого преступления должен иметься мотив. Какой, скажите на милость, резон Гусинскому с Лужковым убивать Листьева?

Да очень просто. Эти злодеи, оказывается, хотят дискредитировать Березовского, свалив на него собственную вину; а через Березовского нанести удар и по самому президенту; дикий, людоедский план, рожденный в воспаленном сознании кагебешно-лужковской мафии.

«Кому вы отдали, Борис Николаевич, канал? Людям, которые убили знамя – лучшего журналиста страны!.. Так вот кто враги-то ваши! Значит, Лужков, наконец. Страна встает дыбом: в отставку все силовые министры, в отставку вы. И тут крыть нечем. Они взяли убийцу – Березовского… Цепочка фантастически иезуитская, но стройная…»

И тут же Березовский с Лесневской излагают механизм этого дьявольского плана.

Дескать, Гусинский внедрил в окружение к Борису Абрамовичу двух подозрительных субъектов – Сергея Соколова и Сергея Кулешова; доверчивый магнат поручил им заниматься своей безопасностью. Они привели к нему некоего вора в законе, который якобы знает, кто заказывал его (Березовского) убийство, а теперь и вовсе готовит новое. Авторитет потребовал в обмен на информацию 100 тысяч долларов, каковые и были ему вручены ровно за день до гибели Листьева. После чего милиция вора этого арестовала, и он мгновенно стал давать показания, будто бы убийство Влада заказывалось Березовским с Патаркацишвили, за что получена даже предоплата: те самые 100 тысяч.

«Из этого совершенно однозначно определяется, что все было спланировано заранее, потому что этот человек был арестован еще до убийства Влада».

В уголовном праве есть такой термин: провокация преступления. Вместо того чтобы разрабатывать какого-нибудь бандита, ждать, пока отправится он на дело, сыщики подводят к нему своего агента, подбивают, допустим, на вооруженный грабеж, а в кульминационный момент хватают с поличным. Или того проще: усыпив бдительность жертвы, подсовывают ему пистолет с парой патронов, и дело в шляпе.

По такой бессовестной технологии активно действовали знаменитые ныне «оборотни из МУРа»: их агенты-провокаторы без устали шныряли по Москве в поисках будущих жертв, «загружали» бомжам и пьяницам гранаты и оружие, дабы гордо отчитаться потом о достигнутых успехах на незримом фронте.

Чем-то подобным, кстати, занимался когда-то и блаженной памяти поп Гапон. Но первым в новейшей политической истории этот принцип, именуемый в авангардистском искусстве «хэппенингом», взял на вооружение именно Березовский.

Упомянутые «провокаторы» – Соколов и Кулешов – были его же собственными, доверенными ландскнехтами; более того – Соколов долгие годы будет еще возглавлять ЧОП «Атолл», выполняя самые щекотливые поручения Березовского. Рука об руку с Соколовым трудился в «Атолле» и Кулешов. Они расстанутся с олигархом только в 1999-м, после разразившегося вокруг частного разведбюро скандала.

Вопрос: но если эти люди были внедренными агентами Гусинского, засланными с одной только целью – ухватить Березовского за цугундер – почему же они продолжили доблестно трудиться в его империи дальше? Почему доверялись им деликатнейшие вопросы, вплоть до слежки за членами президентской семьи?

Бред, да и только.

Впрочем, в этих хитросплетениях никто разбираться тогда не стал; он ли, у него ли украли – шуба-то была.

Неважно, что в материалах дела Листьева о Гусинском так и не появилось ни строчки; в информационной войне успех определяется не этим: хорошо стреляет тот, кто стреляет первым…

Вплоть до президентской кампании 1996 года владелец «Моста» будет оставаться для Кремля персоной нон-грата…

Через три с лишним года Березовский повторит тот первый свой успех. Группа завербованных им сотрудников ФСБ во главе с Александром Литвиненко публично обвинит свое руководство в подготовке убийства олигарха. Каковое было поручено… этим же самым сотрудникам.

И ведь опять сработает: директора ФСБ Николая Ковалева даже отправят в отставку.

Все-таки бесценная эта штука – опыт…

Между прочим, тогда же Борис Абрамович предложит и совершенно новую трактовку гибели Листьева: его, оказывается, убили вовсе не Гусинский с Лужковым, а Коржаков с Барсуковым, они же и организовали всю провокацию против самого Березовского.

«Весь этот цирк с арестом Березовского был устроен Коржаковым, – утверждал, например, подполковник Литвиненко. – Уже и камеру подготовили, куда его должны были посадить. По той же оперативной информации, к Березовскому должны были применить психотропное средство и до понедельника выбить показания о том, что убийство Листьева организовал он. Все это планировалось записать на кассету и показать Ельцину».

Какой смысл было Коржакову с Барсуковым одной рукой бросать Березовского в камеру, а другой – прятать его в Кремле, Литвиненко предусмотрительно объяснять не стал.

$$$

Коли уж речь зашла об истоках войны Гусинского с Березовским, не лишним будет отдельно остановиться на том, что стало, собственно, олигархическим яблоком раздора: на «Аэрофлоте».

Подобно «АвтоВАЗу», эта знаменитая на весь мир авиакомпания была одним из мощнейших осколков советской империи. Годовой оборот «Аэрофлота» составлял около полутора миллиарда долларов; он владел двумя сотнями самолетов и, что самое главное, продолжал сохранять монополию в области международных авиаперевозок.

Интерес к «Аэрофлоту» проснулся у Березовского совершенно случайно; с авиацией никогда прежде пути его не пересекались.

Началось все с того, что счета авиакомпании осенью 1994-го были переведены из «Мост-банка» в «АвтоВАЗ-банк», к которому Борис Абрамович имел самое непосредственное отношение (его «ЛогоВАЗ» был здесь одним из акционеров).

Впоследствии тогдашний глава «Аэрофлота» Владимир Тихонов будет объяснять эту рокировку настойчивыми рекомендациями со стороны первого вице-премьера Олега Сосковца (его помощник даже лично присутствовал на решающем заседании совета директоров «Аэрофлота») и небывалой активностью, которую развили Березовский на пару с Каданниковым.

Если Гусинский воспринимал «Аэрофлот» лишь как одного из бесчисленных своих клиентов, ни словом, ни делом не выделяя из общего ряда, то Березовский с Каданниковым, напротив, демонстрировали Тихонову исключительное уважение и готовы были вылезти из кожи вон, лишь бы затащить авиакомпанию к себе под крыло. Помимо, собственно, банковских услуг они предлагали создать совместную программу по обновлению авиапарка и разработке новых моделей самолетов; это окончательно и подкупило старого аэрофлотовца.

«Березовский, – вспоминает Владимир Тихонов, – поддерживал Каданникова в том, что нашими общими приоритетами будет реализация программ по модернизации и развитию „Аэрофлота“, превращению его в мощную национальную компанию. В противовес Гусинскому он много и красиво говорил о государственных интересах и роли России в современном мире… Перевод счетов „Аэрофлота“ в „АвтоВАЗбанк“ подразумевался как чисто техническая операция, предшествующая началу выполнения этих грандиозных планов».

Дело, конечно, прошлое, но все же я абсолютно уверен, что одними только красивыми посулами и волшебными чарами Сосковца история эта явно не ограничивалась. Перевод счетов в «АвтоВАЗ-банк» со всех точек зрения был затеей довольно сомнительной; к этому времени дела у банка шли из рук вон плохо. Только официальные его убытки составляли уже 7,6 миллиарда рублей, а просроченная задолженность и вовсе превысила 35 миллиардов.

Но Березовский – надо отдать ему должное – вовремя нашел у будущей жертвы ахиллесову пяту; нужную струнку, на которой мастерски и сыграл. Тихонов, как раз отпраздновавший накануне свой 60-летний юбилей, страстно мечтал удержаться у руля. И Березовский пообещал ему в этом помочь, поклявшись заодно в вечной дружбе и любви. Если учесть, что никаких других предложений Тихонову не поступало, а о связях и влиянии Бориса Абрамовича ходили уже легенды, стоит ли чересчур сурово корить его за излишнюю доверчивость; в конце концов, он и без того расплатился за нее сполна.

Так, в ноябре 1994-го был вырыт топор олигархической войны, а «Аэрофлот», по меткому определению самого же Тихонова, «выбрался из-под „Моста“ и угодил под колеса „ЛогоВАЗа“».

Все, что происходило затем, очень напоминает хрестоматийную сказку про лису и наивного зайца: была у зайца избушка лубяная, а у лисы – ледяная. Запустив Березовского в свой огород, Тихонов подписал сам себе смертный приговор…

Уже очень скоро стало выясняться, что все бесчисленные клятвы и обещания новый партнер выполнять не спешит.

«Серьезной помощи от него „Аэрофлот“ не получал, – констатирует Тихонов, – проблема инвестиций на модернизацию самолетного парка не решалась, западные партнеры не торопились привлекать в „Аэрофлот“ банковский опыт и кредиты, дела с приватизацией общества шли так же медленно».

«Однако требования Березовского, – продолжает бывший гендиректор, – стали угрожающе возрастать. Прежде всего, он предложил мне взять на работу несколько специалистов из его компаний „ЛогоВАЗ“ и „АВВА“… Я отказал, и Березовский не простил мне этой „ошибки“».

Вряд ли, перетаскивая «аэрофлотовские» счета в «вазовский» банк, Березовский изначально имел какие-то далеко идущие планы, скорее он просто хотел расширить клиентскую базу. Но, соприкоснувшись с авиакомпанией впрямую, увидев воочию, какие гигантские потоки крутятся здесь, глаза у него загорелись.

Он уже воспринимал «Аэрофлот» как свою личную вотчину, однако на пути его стояло непреодолимое препятствие: вопреки всем ожиданиям, гендиректор Тихонов оказался слишком советским руководителем. Без договоренности с ним начинать серьезную осаду было совершеннейшим безрассудством. И Березовский решает от Тихонова попросту избавиться; нет человека – нет проблемы.

Впоследствии, правда, эта малопочтенная, чисто коммунальная история будет представлена совершенно в ином свете.

Уже после всех скандалов вокруг «Аэрофлота» Николай Глушков, финансовый мозг синдиката Березовского и главный фигурант уголовного дела, станет утверждать, будто экспансия их началась лишь с момента прихода в компанию нового гендиректора – маршала Шапошникова.

(«Когда Шапошников пригласил меня на работу, я ему отказал. Не хотел ковыряться в этом дерьме. Но маршал меня уговорил».)

Самат Жабоев, успевший полтора месяца поработать первым замом Шапошникова, лишь саркастически усмехается по этому поводу:

«Полная ерунда. Еще до Шапошникова мы долго обхаживали Тихонова, но он оказался крепким орешком. Где-то полгода продолжалась наша борьба. А потом все очень удачно совпало: Шапошникова сняли с какой-то очередной должности, его нужно было срочно трудоустраивать. И Боря подсказал Сосковцу с Коржаковым, что лучше всего назначить его в „Аэрофлот“, он подходил туда по всем статьям – летчик, маршал авиации. Нам это было крайне выгодно, поскольку Шапошников ровным счетом ничего в финансах не соображал».

По сей день журналисты силятся понять, на чем Березовскому удалось подцепить Шапошникова. Мало кто верит в банальный подкуп – последний советский министр обороны, а впоследствии секретарь Сов-беза не производил впечатления закостенелого корыстолюбца.

Ответ на этот вопрос я обнаружил в базе данных «Атолла», в записи телефонного разговора Николая Глушкова и Бадри Патаркацишвили – двух верных соратников Березовского. Судя по всему, диалог этот состоялся сразу после прихода Шапошникова в «Аэрофлот».

Николай Глушков – Бадри Патаркацишвили

Глушков: Ты в курсе, что Коржаков сегодня звонил Евгению Ивановичу (Шапошникову. – Авт.)?

Патаркацишвили: Нет, не знаю.

Глушков: Тогда я тебе рассказываю. Он позвонил ему сегодня (это мне Саша сказал) и говорит: «Ну чего, будем Березовского мочить. Завтра, говорит, мы присылаем к вам своего наблюдателя смотреть, чего там делает группа, а Березовского будем мочить…» Прямым текстом.

Патаркацишвили: Это интересная информация.

Глушков: Чтобы заинтересовать Евгения Ивановича, я сказал, что у вас там вроде вакантная должность министра обороны наблюдается.

Патаркацишвили: Министра?

Глушков: Министра обороны.


Властолюбие – порок ничуть не меньший, чем корыстолюбие: есть одна у летчика мечта – высота…

Собственно, ничего нового Борис Абрамович не изобрел; в декабре 1991-го, расчленяя на троих Советский Союз, Ельцин, Кравчук и Шушкевич, точно так же перекупили министра обороны СССР Шапошникова, пообещав назначить его главкомом СНГ.

Одного телефонного звонка из Беловежской Пущи вполне хватило, чтобы бравый маршал мгновенно забыл о присяге и верховном главнокомандующем и не чинил заговорщикам никаких препятствий. Даже, когда Горбачев пригласил его в Кремль и, плеснув коньяка, ненавязчиво поинтересовался, способны ли военные взять власть в свои руки, дабы навести порядок в стране, Евгений Иванович с ходу пошел в несознанку и ответил в том смысле, что совсем не желает отправляться в «Матросскую тишину».

(«Ты что, Женя, – моментально перепугался президент СССР. —

Я ж ничего такого… Я ж только рассуждаю… Вслух…»

«Хороший мужик, – скажет он потом в узком кругу последних сподвижников, – только слишком интеллигентен».)

А он и вправду был хорошим мужиком: душа-человек – всегда улыбчивый, приветливый, ямочки на щеках. Просто никто не задумывался почему-то, что хороший мужик – это еще не профессия…

…На прощальном совете директоров «Аэрофлота», где провожали Тихонова, Березовский пожелал присутствовать лично; он и не думал скрывать ни торжества своего, ни бубнового интереса. В интервью журналистам по горячим следам Борис Абрамович так прямо и объяснил, что «Аэрофлот» – «крупнейший авиаперевозчик России, и внимание бизнеса к нему как источнику больших прибылей естественно».

Кто истинный хозяин в доме, стало понятно уже очень скоро; убаюканный рассказами о грядущих высотах, Шапошников безропотно выполнял все рекомендации и просьбы новых своих друзей. С его приходом практически все руководящие кресла в авиакомпании заняли менеджеры «ЛогоВАЗа» и «АВВА»: коммерческим директором назначили Александра Красненкера, сослуживца Березовского еще по институту проблем управления; первым замом Шапошникова по финансам стал Самат Жабоев (потом его сменит Николай Глушков). В общей сложности высадившийся в «Аэрофлоте» «березовый» десант захватил более 30 ключевых должностей.

То, что происходило с «Аэрофлотом», как нельзя лучше демонстрировало истинную модель бизнеса Березовского: покупать надо не завод, а его директора.

(В другой раз он сформулирует эту доктрину еще более сочно: «Приватизация в России проходит в три этапа. На первом приватизируется прибыль. На втором этапе приватизируется собственность. На третьем этапе приватизируются долги».)

Контрольный пакет авиакомпании находился в руках государства. Остальные акции принадлежали трудовому коллективу. То есть с формальной точки зрения Березовский никакого отношения к «Аэрофлоту» не имел, он не вложил сюда ни единой копейки. И тем не менее всю политику определял здесь именно он; первый этап приватизации по Борису Абрамовичу прошел более чем успешно.

Через десять лет Березовский будет горделиво заявлять, что приход его команды, состоящей сплошь из «эффективных менеджеров», «повысил капитализацию компании в 20 раз» и – дословно: «это – наш подарок в прямом смысле государству российскому».

Дабы воочию оценить этот «подарок», приведу лишь несколько цифр. Если в 1995-м, сдавая вахту, Тихонов оставлял «Аэрофлот» с прибылью в 323,9 миллиарда рублей (примерно $ 65 миллионов), то уже через год ни о каких заработках и разговора не шло. В 1996-м убытки компании составили $ 82 миллиона. В 1997-м – $ 93 миллиона.

Как документально установила сегодня Генпрокуратура, только прямой ущерб, нанесенный «Аэрофлоту» этими треклятыми «эффективными менеджерами», превысил $ 300 миллионов.

Собственно, ничего другого и ожидать было нельзя: точно клещи, люди Березовского впились в авиакомпанию, жадно высасывая из нее все соки.

Самат Жабоев, пришедший тогда первым заместителем гендиректора по финансам, признается, что сразу понял, к чему идет дело.

«Мне хватило первых же дней, чтобы увидеть: рано или поздно нас всех обязательно посадят. Ровно через полтора месяца я ушел, о чем ничуть до сих пор не жалею».

(И абсолютно правильно – добавлю от себя, ибо в противном случае не сменивший его тихий пьяница Николай Глушков, а сам Жабоев очутился бы потом в тюремной камере СИЗО «Лефортово».)

Перво-наперво новая команда занялась раздачей самых хлебных участков своим же собственным конторам.

Юридическое, рекламное и транспортное обслуживание «Аэрофлота» (даром что в структуре его существовали и правовой, и рекламный департаменты) было отдано никому неведомым фирмам, имевшим лишь одно завидное преимущество: их учредителем являлся коммерческий директор компании и подлинный автор докторской диссертации Березовского – Александр Красненкер.

Всей продажей билетов – занятие прибыльнейшее – ведала отныне некая контора Никанора: «Аэрофлот-тур-групп», возглавляемая сотрудником «ЛогоВАЗа» Леонидом Ицковым; парадокс, но сам «Аэрофлот» торговать билетами напрямую уже не мог.

Одновременно счета «Аэрофлота» были переведены из «АвтоВАЗ-банка» в подконтрольный Березовскому «Объединенный банк»; это случилось после разрыва его с Каданниковым. (Хотя сколько копий было сломано вокруг этих злосчастных счетов.)

Однако все перечисленные выше шалости были лишь разбегом перед истинным стартом или, выражаясь летной терминологией, рулежкой. Куда важнее было завести под свой контроль основные финансовые потоки, присосаться к кровеносным артериям.

Никто и глазом моргнуть не успел, как «Аэрофлот» оказался опутан со всех сторон хитроумными финансовыми схемами; прибыль уходила в карманы людей Березовского, зато убытки доставались государству; нечто подобное эти граждане уже пытались проделать когда-то на «АвтоВАЗе».

Весной 1996 года всем загранпредставительствам «Аэрофлота» было приказано переводить 80 % своей выручки на счета швейцарской фирмы «Андавы» – той самой «Андавы», которая некогда оплачивала выпуск ельцинских мемуаров. Соответствующую директиву маршал Шапошников разослал 152-м своим представителям.

По заверениям главного смотрящего Николая Глушкова, делалось это с одной только целью: оптимизировать финансовые потоки, собрав их в едином казначейском центре.

«В принципе на месте Andava могла быть любая другая структура, – уверял он потом журналистов, – это был эксперимент, первый опыт…

Я не имел прямого отношения к Andava до прихода в „Аэрофлот“, однако знал, что она образована законно, полностью ликвидна, имеет квалифицированный менеджмент и работает с надежными банками».

Глушков, мягко говоря, лукавил. «Андава» появилась в этой схеме совсем неспроста.

Эта прокладка была создана еще в 1994 году (ее учредителями выступили фирма Березовского «АВВА Интернэшнл» на паях с некой мутной швейцарской конторой Andre & C) специально под скандально-известный проект «АВВА»; она должна была аккумулировать собранные у доверчивых вкладчиков деньги. Однако пирамида рухнула раньше, чем даже кто-то мог предположить, и «Андаву» перекинули на новый участок: она стала своего рода казначейским центром «АвтоВАЗа».

В течение года, до тех пор пока Березовский окончательно не разругался с Каданниковым, через счета «Андавы» было прокручено около ста миллионов долларов заводской выручки. Финансовым же директором «ВАЗа» в означенный период работал не кто иной, как Николай Глушков; это к вопросу: кто к кому имел прямое отношение.

И вот теперь «Андаву» вновь поставили под ружье. Стараниями Глушкова эта абсолютно никчемная, паразитическая структура – в штате два сотрудника, уставный капитал пара тысяч франков – в считанное время превратилась в крупнейший международный финансовый центр. За каждый перевод через ее счета «Аэрофлот» выплачивал «Андаве» истинно царскую комиссию – 3,125 % от оборота. Таким образом, не ударяя и палец о палец, она ежегодно получала 10–14 миллионов долларов чистой прибыли.

При этом необходимой по российским законам лицензии Центробанка на право ведения валютных операций за рубежом (так называемый статус резидента) у «Андавы» отродясь не имелось; ее выдадут только в мае 1997-го, после многочисленных увещеваний Березовского. (В материалах уголовного дела, которое ведет Генпрокуратура, имеются даже записи его телефонных переговоров, когда зам. секретаря Совбеза напрямую уговаривает председателя Центробанка Сергея Дубинина выписать искомую лицензию.)

Впрочем, не это даже было самым главным. Добрая толика «аэрофлотовских» денег попросту разворовывалась на полпути. Из $ 585 миллионов, прошедших через счета «Андавы», $ 252 миллиона – почти половина – растворилась в безвоздушном пространстве.

Цитата из материалов уголовного дела: «Глушков Н. А., Краснен– кер А. С. и Крыжевская Л. А. (главный бухгалтер. – Авт.), являясь руководителями ОАО „Аэрофлот“, в период 1996–1997 гг. в целях создания необходимых условий для хищения имущества ОАО „Аэрофлот“ путем мошенничества, совершили сокрытие и невозвращение из-за границы валютных средств ОАО „Аэрофлот“ в крупном размере на общую сумму, эквивалентную 252,4 млн долларов США, путем их незаконного перевода из загранпредставительств ОАО „Аэрофлот“ на счета АО „Андава“».

Нелишним будет добавить, что «Андава» целиком и полностью принадлежала Березовскому с Глушковым; вскоре после начала «аэрофлотовской» экспансии ее второй учредитель – швейцарская фирма Andre & C – переуступил им свою долю. В результате Глушкову досталось 37 % акций, Березовскому – 41 %. (Некоторое время Борис Абрамович даже входил в совет директоров «Андавы», но после назначения в Совбез формально перевел свою часть акций в одну из дочерних структур.)

«Андава» не только являлась прокладкой, через которую уводились «аэрофлотовские» деньги; в масштабном бизнес-проекте, запущенном Глушковым и компанией, она выполняла еще и роль некоего материн-ского центра.

Учрежденная ей другая паразитирующая структура – «Финансовая объединенная корпорация» (сокращенно – «ФОК») – также немало поживилась за счет «Аэрофлота».

По заключенному с «ФОК» контракту (его, как не сложно предположить, от имени «Аэрофлота» подписывал все тот же Глушков; подписывал, следовательно, сам с собой) корпорация получила право обслуживать зарубежные счета авиакомпании; иными словами – она как бы кредитовала ее. Причем не за красивые глаза, а за тридцать процентов от каждой сделки.

Самое занятное в нашей истории, что своих денег у «ФОК» при этом не водилось. Она якобы занимала их у некоей ирландской оффшорной фирмешки «Грэнджленд», которая, в свою очередь, получала займы у «Андавы»; естественно из «аэрофлотовских» средств.

Круг замкнулся.

Выходит, что «Аэрофлот» брал в долг у самого же себя, раздавая налево-направо миллионы даром никому не нужным посредникам; по самым приблизительным подсчетам, эта афера принесла ее организаторам более 40 миллионов долларов гешефта.

Еще во времена владычества Березовского «важняк» Генпрокуратуры Николай Волков, в производстве которого находилось «аэрофлотов-ское» дело, публично восторгался изворотливостью Глушкова:

«Как зам. генерального директора „Аэрофлота“ он выглядит полным идиотом, теряя на ровном месте миллионы долларов, а как владелец „Андав“ (их там несколько штук было), „ФОКов“ и прочее – он абсолютный гений».

А ведь описанные мной комбинации – это далеко не исчерпывающий перечень всех воровских схем, придуманных этой развеселой компанией.

Не менее яркая история связана, например, с так называемыми пролетными сборами.

По международным соглашениям всякий иностранный самолет, пролетая над российской территорией, обязан перечислять некую сумму за предоставление воздушного коридора. Еще с советских времен сборы эти отходили «Аэрофлоту». Но начиная с 1996 года место «Аэрофлота» заняла швейцарская фирма «Форус». Представители зарубежных компаний долго не могли взять в толк, почему за российский воздушный коридор нужно платить отныне швейцарской конторе.

Откуда им было знать, что «Форус» – это детище Березовского, а коли так – никакие законы логики (да и любые иные законы) здесь не действуют.

Таким макаром за несколько лет на счета «Форуса» поступило свыше 350 миллионов долларов; часть этих средств «Аэрофлот» ищет до сих пор…

(Борис Немцов вспоминает, как в бытность первым вице-премьером попытался перевести пролетные сборы напрямую в бюджет, после чего ему позвонила Татьяна Дьяченко и «обвинила в том, что я хочу разрушить „Аэрофлот“».)

…Видел ли маршал Шапошников, что творится у него под носом? Ответа может быть только два, и каждый из них явно не в его пользу: еще неизвестно, кем почетнее быть – жуликом или лопоухим дураком-простофилей.

Рискну предположить, что он даже особо и не вникал в суть вопросов, целиком доверившись чудо-менеджерам и блестящим рыночникам, сосватанным ему Березовским. «Аэрофлот» воспринимался им лишь как запасной аэродром, на котором маршал ждал разрешения на вылет, – этакая стыковка между рейсами. И надежды его в конце концов оправдались.

В марте 1997-го Шапошников был назначен помощником президента по вопросам авиации, навсегда забыв, как страшный сон, все эти «Андавы», «Форусы» и «ФОКи».

Березовский рассчитывал, что вакантное место теперь займет Николай Глушков, и формальное его владычество обретет полноценный юридический статус. Он включил весь свой ресурс, долго обрабатывал кремлевских друзей; ему так не терпелось насладиться грядущим триумфом, что пресс-служба «Аэрофлота» принялась рассылать в газеты краткую биографию Глушкова еще до окончания решающего совета директоров.

Однако Березовский поспешил протрубить победу. Новым главой компании стал совсем другой человек: старший ельцинский зять Валерий Окулов. И хотя поначалу Окулов не спешил делать резких движений, эра Березовского в «Аэрофлоте» сразу стала клониться к закату.

Забегая вперед, скажу, что через несколько лет чудеса на «аэрофлотовских» виражах лягут в основу едва ли не самого масштабного по своим последствиям уголовного дела уходящей эпохи. Оно чудом не приведет к импичменту Ельцина, спровоцирует небывалые политические баталии, предрешит смену власти и в итоге вынудит Березовского сбежать из России.

Но об этом чуть позже…

$$$

Всегда и во всем Борису Абрамовичу хотелось быть фаталистом: подобно лермонтовскому Вуличу, искренне уповать на свою счастливую звезду, а главное – убедить в этом и всех окружающих.

«Господь дал мне феноменальную жизнь… – интересничал он в одном из газетных интервью. – Я тут недавно посчитал, сколько раз я должен был помереть. Из случайностей: автомобиль переворачивается через крышу, взрывали меня – погибал водитель, напился и ночью на снегоходе при скорости 150 километров упал – сломал себе позвоночник.

В детстве меня два раза пытались похитить… Пятнадцать случаев, когда с вероятностью больше 50 процентов я должен был умереть».

«У меня было 11 аварий, каждая из которых могла закончиться смертью, – это цитата уже из другого его интервью. – Машины переворачивались, я ломал позвоночник, я подвергался покушениям, когда в пятнадцати сантиметрах от меня снаряды проламывали головы и гибли люди».

«Боря много раз говорил мне, – вспоминает Александр Зибарев, – Господь меня бережет: со мной ничего не может случиться».

Удивительным образом в Березовском сочеталось то, что совмещаться, казалось, никак не может: безудержная удаль и циничный прагматизм. В нем как бы уживалось сразу два разных человека; когда один стремится на балеты, другой – стремится сразу на бега.

«Порой мне казалось, что у него напрочь отсутствует чувство страха, – анализирует эти противоречия его старинный знакомец Петр Авен. – Там, где любой другой давно отступил бы, он пер вперед. Это чисто еврей-ское: страшно так, что аж зубы сводит, но отступать нельзя, потому что иначе не будешь сам себя уважать».

(Еще более точно высказался на сей счет Александр Зибарев: «Боря храбрый, как заяц: в минуту опасности заяц может убить».)

Мне думается, однако, что причина дерзости Березовского заключалась не только в этом; просто никогда не доводилось ему – всерьез – получать отпора.

Судьба почему-то хранила его; все, что задумывалось, нередко исполнялось само собой, даже без особых на то усилий. Да и привычка пользоваться блатом и связями, усвоенная еще с младых ногтей, тоже чего-то да значила.

Сначала была голубая пора детства. Потом институт, осененный заботливыми родителями. Беспечное существование в науке, куда вновь привели его по знакомству. Возникшие на пустом месте, совершенно стихийно, связи с «АвтоВАЗом». Переход в бизнес. Вхождение в большую политику.

Да, в таланте и упорности ему не откажешь, но ведь все выше перечисленные этапы большого пути так или иначе озарены были блатом и связями: сперва – родительскими, потом – наработанными им уже самим.

Все эти декларации про пятнадцать несбывшихся смертей и летящие над головой снаряды – обычная рисовка, желание придать своему облику трагических, мужественных черт, брутальности, которой всегда так ему не хватало.

За всю жизнь самым страшным потрясением (не считая, конечно, покушения) для Березовского остались десять суток, проведенные в камере махачкалинского КПЗ; да, пожалуй, еще организованные дворовыми мальчишками темные.

Он был самым обыкновенным везунчиком, баловнем судьбы, толком не получавшим никогда по сопатке, а потому свято уверовавшим в свою исключительность. (Так неразумное дитя, не изведавшее еще на своей шкуре законов физики, бесстрашно сует пальцы в розетку.)

Даже став взрослым, Березовский – в любой момент – мог ощутить себя ребенком: прижаться к материнской груди, спрятаться в этакий «домик». Мать находилась и продолжает находиться рядом с ним по сей день; и в этом тоже один из ключей к пониманию его существа. Сколько бы ни исполнилось человеку лет – пусть он даже и дедушка – до тех пор, пока живы его родители, все равно он останется ребенком…

После покушения 1994 года, когда чудесным образом Березовский избежал смерти, уверенность в собственной необыкновенности возросла у него многократно.

«Это знак судьбы», – на голубом глазу объявил Березовский своему младшему компаньону и бывшему сослуживцу Юлию Дубову.

И вправду, тут было, от чего потерять голову. Нежданно свалившаяся близость ко двору пьянила почище водки; вся жизнь расстилалась волшебной скатертью-самобранкой.

Своим исконным промыслом – торговлей автомобилями – Березовский почти уже не занимается; этот бизнес отдан отныне в управление его душеприказчикам, вроде бывшего коллеги по научной работе Юлия Дубова.

Целиком, с головой погружен он теперь в высокую материю политики. Вслед за взятием ОРТ Березовский начинает формировать собственную медиа-империю. Он покупает «Независимую газету» и журнал «Огонек» (в последнем издании по-прежнему трудится его новый друг и наперсник Валентин Юмашев). Вскоре к этому списку добавится еще Издательский Дом «Коммерсантъ», радиостанция «Наше радио», канал «ТВ-6».

О чем-то подобном Березовский мечтал всегда: диктовать свою волю стране, влиять на умы и сознание миллионов.

Но и этого кажется ему теперь недостаточно. Подобно конквистадору, высадившемуся на неизведанном острове, Борис Абрамович торопится продвинуться дальше, вглубь, дабы освоить как можно больше новых, неизведанных территорий.

В 1995 году его внимание обращается вдруг в сторону едва ли не самой валютоемкой, прибыльной отрасли; Березовский решает заняться нефтью.

Справедливости ради следует, впрочем, сказать, что идея эта принадлежала совсем другому человеку, чье имя мало кому было пока еще известно.

Звали его Роман Абрамович. Было ему тогда всего 28 лет, и он очень хотел стать миллиардером.

И-таки стал…

Глава 4

А и Б сидели на трубе

Двух этих – таких разных и одновременно таких схожих – людей отделяет разница ровно в двадцать лет. Они вполне могли бы быть отцом и сыном: хотя так оно, в общем, и есть; если не по крови, так по сути – точно…

Всем своим теперешним положением и капиталами Роман Абрамович обязан Березовскому: точно папа Карло, тот выточил его когда-то из полена, и в мыслях не держа, что деревянный человечек очень быстро обойдет наставника по всем статьям и превратится в одного из самых могущественных и богатейших людей планеты.

Правда, об этом Абрамович – по крайней мере публично – старается сегодня не вспоминать. От своего учителя он перенял главное жизненное наставление, изложенное еще чичиковским отцом:

«…больше всего береги и копи копейку, эта вещь надежнее всего на свете. Товарищ или приятель тебя надует и в беде первый тебя выдаст, а копейка не выдаст, в какой бы беде ты ни был. Все сделаешь, и все прошибешь на свете копейкой».

У бизнесмена есть только один верный друг – деньги. И чем больше их, тем крепче, значит, дружба…

И все же к богатству и знатности шли они совершенно разными дорогами. Не в пример Березовскому, Абрамович не любит вспоминать о своем прошлом; ему уж точно ни к чему изображать из себя мученика, сладострастно культивируя детские и юношеские невзгоды; истинные страдания не нуждаются в дополнительной рекламе.

Судьба и впрямь особо не жаловала Абрамовича. Его жизнь – это история современной Золушки: из грязи в князи. Если, конечно, представить себе Золушку, моющую на заправках машины и фарцующую ширпотребом…

Будущий миллиардер появился на свет в 1966 году в городе Саратове, где, как известно, на улицах так много холостых парней. Впрочем, кроме записи в метрике, ничто боле с Саратовом его не связывает. По генеалогии Абрамовича без труда можно изучать географию бывшего СССР, равно как и самые трагические страницы советской истории.

По отцовской линии корни Абрамовича исходят из Литвы; в 1941 году, после освобождения Прибалтики, семья его деда – кстати, фамилию тот носил на местный манер: Абрамовичус – была выслана в далекую республику Коми. В те времена отношение к зажиточности было совсем иным, Нахманас Абрамовичус же владел тремя зданиями в городке Таураге, за что и пострадал.

В том же самом 1941 году и тоже отнюдь не по собственной воле свою малую родину пришлось покинуть и будущей матери нашего героя: бабушка Абрамовича чудом сумела вывезти ее в младенческом возрасте из оккупированной Украины в Саратов. Все остальные их родственники, замешкавшись, погибли в концлагерях.

Обе семьи жили бедно, если не сказать больше. Дед со стороны отца – тот самый литовский домовладелец – бесследно сгинул в красноярских лагерях. Оставшаяся без кормильца бабушка – звали ее Татьяна Семеновна – в одиночку поднимала троих сыновей. На хлеб она зарабатывала портновским искусством, обшивая всю верхушку славного города Сыктывкара: литовские фасоны славились среди модниц Коми не хуже парижских; тем более – сравнивать было и не с чем.

Как и положено еврейской матери, все заработанное Татьяна Семеновна тратила на детей. Половину их и без того маломерной комнаты в коммуналке занимало огромное пианино – она мечтала вырастить из младшего сына Арона – самого любимого – профессионального музыканта. Кроме того, Арон учился играть на скрипке и занимался в вокальном кружке при Дворце пионеров.

Жизнь другой – саратовской – семьи была под стать сыктывкарской: ничто не объединяет людей так, как нищета; они даже и на улицах жили с одним и тем же названием: Советская.

Отца здесь тоже не было: все, что осталось от него в наследство, – одна только благозвучная фамилия Михайленко.

Зарплаты продавца «Военторга», которую получала саратовская бабушка Фаина Борисовна Грутман, – едва хватало на самое необходимое. Вместе с дочерью Ириной ютилась она в крохотной комнате в коммуналке, где из всей обстановки имелись лишь стол, комод и две железные кровати.

Обе бабушки Абрамовича были, судя по всему, женщинами сильными, с истинно мужскими характерами. Оторванные от родных корней, заброшенные на другой конец света, они не впали в уныние, а упрямо боролись за жизнь и будущее своих детей, зубами вырывали достаток и счастье.

Все трое сыновей сыктывкарской бабушки получили высшее образование, вышли в люди – преимущественно по строительно-хозяйственной части, в том числе и несостоявшийся музыкант Арон. Не уверен, правда, что в том заключалось его истинное призвание, просто надо было как-то выживать.

Арон Нахимович, будущий отец нашего героя, был от рождения музыкально одаренным: так, по крайней мере, говорят люди, хорошо его знавшие. У него был приятный лирический тенор, и лучше всего удавались ему классические романсы. Он даже успел проучиться пару лет на вокальном отделении местного музучилища. Отсюда самая дорога ему была в сыктывкарский театр опера и балета, где молодые дарования оценивались истинно по-царски: ставкой в сорок рублей.

Но потом старший брат Абрам образумил любителя прекрасного. Под его влиянием Арон бросил учебу, устроился снабженцем на стройку и записался Аркадием. (Так было спокойнее.)

Перемены явно пошли ему на пользу. Вскоре Арон-Аркадий уже пересел за руль собственного автомобиля. Когда он подъехал однажды к родному музучилищу на улице Бабушкина, ошарашенные однокурсники горохом высыпались из здания – никто из них отродясь не ездил даже на такси.

«Все были в шоке, – воспроизводит общее оцепенение партнер Абрамовича по сцене Генрих Скрябин. – Тогда машина вообще была редкостью. Главное, сам сидит за рулем».

Сильнее всего – любых смертей и болезней – в этой семье страшились нищеты. Воспоминания о довоенной роскоши, сменившейся беспробудной бедностью, преследовали братьев Абрамовичей, точно богиня возмездия Немезида. Этот страх въелся в них до самых корней, перешел даже на какой-то генетический уровень: может, отсюда и берет свои истоки одержимость Романа Аркадьевича, уже с раннего детства мечтавшего о богатстве и знатности.

В этом доме все было подчинено одному только божеству – деньгам. Какие уж там музыкальные способности и таланты; даже бабушка Татьяна Семеновна вынуждена была смириться с практичными сыновьями, похоронив давнюю свою мечту о летящих фалдах и лакированной крышке рояля… Так пережившие блокаду люди до конца своих дней подбирают со стола даже крошки…

А вот в семье саратовской бабушки обстояло все совсем иначе. Мать Абрамовича как раз напротив успешно окончила музучилище, получила диплом педагога по классу фортепьяно и пошла работать в музыкальную школу при гарнизонном доме офицеров.

Может быть, это-та неразделенная любовь к музыке и втолкнула наследника литовских домовладельцев в объятия Купидона.

Родители Абрамовича познакомились в Саратове, где Аркадий заочно учился в автодорожном институте. По свидетельству очевидцев, влюбился он в Ирину с первого взгляда. Это неудивительно: все, кто знал мать Романа Аркадьевича, говорят о ней исключительно в превосходных тонах.

«Чуть полноватая, чуть веснушчатая, с копной темных, рыжеватых волос. Она даже на самых нерадивых учеников никогда не сердилась долго. Отругает, а потом обнимет, прижмется щекой к щеке и скажет: „Ух ты моя рыжуля!“» – такой запомнилась Ирина Абрамович (в девичестве – Михайленко) ее саратовской ученице Екатерине Пантелеевой.

«Ирку все любили: простодушная, наивная, все воспринимает с широко открытыми глазами, – подтверждает Клара Старшова, ее школьная подруга. – В школе Ира считалась первой красавицей».

Аркадий Абрамович красавцем, может, и не был (мужская красота, впрочем, понятие весьма условное), но отличался зато легким характером и доброжелательным нравом. Его приятель Генрих Скрябин называет Абрамовича-старшего не иначе, как «душой компании».

«Очень общительный, приятный. Умел привлекать внимание, нравиться девушкам. Никто из его знавших не может сказать о нем ничего плохого».

«В кабинетах Аркадию не сиделось, – подтверждает его близкий друг Вячеслав Шульгин. – Все пытался что-то рационализировать, на разные идеи был горазд».

Брак Аркадия Абрамовича и Ирины Михайленко оказался на удивление счастливым. Вскоре на свет появился и первенец: мальчика назвали Романом. Это счастливое событие произошло 24 октября 1966 года.

Уже цитировавшаяся Екатерина Пантелеева вспоминает:

«Приходящим в дом ученикам Рому показывали, если он не спал – разрешали дотронуться и потрепать за розовую пяточку. Ира была счастлива, все время улыбалась и еще ласковее приговаривала свое замечательное „Ух ты моя рыжуля!“ „Сейчас он спит, – говорила она мне, начиная урок, – поэтому будем играть тихонько, пианиссимо…“ А когда Рома просыпался и требовал к себе внимания, она уходила к нему, поручая ученицу Фаине Борисовне, при этом весело напутствуя: „А теперь он поёт – и вы пойте!“»

«Так прошло несколько месяцев, – продолжает Пантелеева. – Кажется, в начале весны приехал Аркадий и увез жену и сына в Сыктывкар. Фаина Борисовна несколько раз передавала приветы от Иры, говорила, что вот та приедет и проверит наши достижения в музыке… Но она не приехала…»

История их любви могла бы стать очень красивой сказкой. Но у этой сказки впереди был удивительно печальный конец.

Роману не исполнилось и года, как случилась беда: в результате неудачно сделанного аборта Ирина оказалась в больнице. Когда врачи поставили диагноз – лейкоз – было уже поздно.

Медсестра республиканской больницы Светлана Скрябина провела у ее постели целый месяц.

«Она лежала, совсем не вставая с постели, целыми днями вязала костюмчик голубенький для сына. Муж Аркадий навещал все время. Он чувствовал себя очень виноватым; настолько переживал, прямо слезы катились из глаз: „Ирочка, моя дорогая“. Однажды привел маленького Рому. Она была еще в сознании. Потом ей стало очень плохо… Кислорода для аппарата искусственного дыхания не хватало, Аркадий возил откуда-то баллоны: кажется, из Воркуты. Ее перевели в отдельную палату. На рассвете, не приходя в сознание, она умерла».

Ирина Абрамович ушла из жизни 23 октября 1967 года, не дожив ровно суток до первого дня рождения своего сына; ей самой было тогда всего лишь 28 лет.

«Когда в музыкальной школе узнали о трагедии, – вспоминает Екатерина Пантелеева, – все плакали: и педагоги, и ученики, и их родители. Ирину Васильевну очень любили за доброту и отзывчивость».

После смерти единственной дочери саратовская бабушка прокляла своего зятя. Ее соседка по лестничной площадке Лариса Астраханова рассказывает, что та навзрыд, прямо на похоронах, поругалась с Аркадием и его родней, обвинив их в смерти Ирины.

Это проклятье оказалось поистине роковым. Аркадий Абрамович пережил свою жену всего на полтора года: в мае 1969-го рухнувшим на стройплощадке инструментом (по одной версии, это была бетонная плита, по другой – устройство для забивания свай, по третьей – стрела от башенного крана) ему переломало позвоночник, ноги и шею. По трагическому совпадению Аркадия привезли в больницу в дежурство той самой медсестры Скрябиной, проводившей в последний путь его жену. Не приходя в сознание, он скончался через несколько суток.

Так Роман Абрамович остался круглым сиротой…

На воспитание его взял дядя – старший брат отца Лейб, живущий в городке с залихватским названием Ухта. Собственных сыновей у него не было, и всю нерастраченную любовь обратил он на племянника. (До школы Роман вообще не знал, что живет в приемной семье.)

Что представляла собой Ухта в конце 1960-х? «Город республиканского (АССР) подчинения в Коми АССР, – читаем мы в энциклопедии того времени, – расположен на холмистых берегах р. Ухта и её притока Чибью (бассейна Печоры) в 333 км к северо-востоку от Сыктывкара, 61 тыс. жителей. Возник в 1931 г. как поселок Чибью, город с 1943 г. Центр нефтегазовой промышленности республики. Ведущее предприятие – нефтеперерабатывающий завод; механический и ремонтно-механический заводы, мебельная фабрика, предприятия стройматериалов, пищевой промышленности. В Ухте – Печорский научно-исследовательский и проектный институт нефти, филиалы всесоюзных научно-исследовательских институтов газа и по строительству магистральных трубопроводов, индустриальный институт, 3 техникума».

Словом, даже на фоне Сыктывкара дыра дырой: серый, провинциальный городок, выстроенный руками зэков и расконвоированных уголовников.

По местным ухтинским меркам Лейб Абрамович был большим человеком: начальником снабжения крупнейшего в Коми предприятия «Печорлес», входившего в структуру «Комилесресурса». В эпоху тотального дефицита он отвечал за распределение недоступного простым смертным великолепия: мебели, деликатесов, одежды. Все городское начальство кормилось у него с руки, так что будущий олигарх рос, не зная отказа ни в чем.

Их квартира на Октябрьской улице была заставлена престижной мебелью и хрусталем, холодильники ломились от разносолов. Мальчика одевали с иголочки, покупали лучшие игрушки.

Но при этом – случай уникальный – маленький Абрамович вел себя на удивление скромно. Богатство и достаток совсем не портили его. Он не рос избалованным барчуком, а совсем напротив, отличался скромностью и завидным послушанием. Иван Лагода, ухтинский сосед Абрамовичей по лестничной клетке, вспоминает:

«Рома всегда был стеснительным и очень воспитанным. Если встретит кого-то из старших, обязательно поздоровается: в нашем подъезде он был такой единственный, остальные мальчишки прошмыгнут мимо – и все. И еще мы замечали, что дядя и тетя всегда контролировали, куда он пошел, где находится».

«Всегда на лице улыбка. Веселый, с юмором, подвижный», – таким запомнил Абрамовича его детский приятель Дмитрий Сакович. Улыбка эта, кстати, по его утверждению, ничуть не изменилась и по сей день.

Но надолго в Ухте Роман не задержался: после первого класса дядя отправил его в Москву, куда благополучно успела уже перебраться сыктывкарская бабушка Татьяна Семеновна. Там же, в столице, на ответственной строительной должности трудился и второй его не менее предприимчивый дядя Абрам.

Когда соседи и знакомые удивленно спрашивали Лейба, зачем он отсылает ребенка в чужой город – здесь-то, в Ухте, все у него схвачено и повязано, – Абрамович-старший прозорливо замечал, что Роме надо завоевывать Москву, а не гнить в провинции.

Семья дяди Абрама жила в самом центре столицы, внутри Садового кольца. Школа № 232, куда отдали его, считалась престижной: здесь учились дети из хороших семей.

Но приехавшего из провинции сироту одноклассники-мажоры приняли на удивление спокойно: никто Абрамовича не травил, не потешался над ним.

Новый ученик Абрамович обладал завидным талантом: он умел ладить со всеми – и со сверстниками, и с учителями, даром что учился довольно посредственно. (Впрочем, если успеваемость его начинала совсем уж резко падать, в дело мгновенно вступал предприимчивый дядя Абрам, умеющий смягчить учительское сердце вовремя поднесенным презентом.)

В новой семье конфликтов у него тоже не возникало: Роман Аркадьевич полностью соответствовал образу интеллигентного, воспитанного ребенка, которым грезили его родственники; даже ходил в музыкальную школу играть на трубе.

Сегодня в родной альма-матер имя его практически канонизировано: каждый первоклассник знает, что именно здесь учился главный российский олигарх, а всякого входящего внутрь на месте, где под девизом «Учиться, учиться и учиться» висел раньше лик Ленина, встречает парадный портрет Романа Аркадьевича. (Еще одна мемориальная табличка красуется у дверей его бывшего класса.) Стараниями Абрамовича в школе сделан ремонт, куплены мебель, компьютеры, разбит стадион. (Все ремонтные работы, как профессиональный строитель, лично курировал его дядя Абрам.)

Администрация собирается даже организовать мемориальный музей знаменитого своего выпускника. Непонятно, правда, как быть с экспонатами – учился-то он, как уже говорилось, неважно; с точки зрения педагогики – пример для подражания отвратный.

Неудивительно, что бывшие учителя отзываются теперь об Абрамовиче исключительно в превосходных тонах, с придыханием; щедрость воспитанника с лихвой компенсирует все его прошлые огрехи, а то, что казалось когда-то недостатком, подается теперь как несомненное достоинство.

Рассказы педагогов о мальчике Роме чем-то сродни ангелоподобной, кудрявой лениниане. Послушать их – уж такой Абрамович был дисциплинированный, вежливый и способный, что лучшего ученика во всей Москве не сыскать: не пил, не курил, не хулиганил, дурного слова от него никто не слышал. Хотя лично я очень сомневаюсь, что, не стань Абрамович миллиардером, учителя вообще припомнили бы его имя.

Такие люди стираются из памяти молниеносно: запоминаются лишь личности неординарные, яркие – не суть, отличники или хулиганы – а серые, ничем не примечательные, серединка на половинку, улетучиваются в момент: вроде, и не было их никогда.

«Если бы он не стал тем Абрамовичем, которого все теперь знают, никто бы о нем и не вспомнил, – соглашается его соученица, известная ныне эстрадная певица Наталья Штурм. – Лидером он не был: тихий, скромный мальчик, не примечательный ни одеждой, ни поведением, ни внешностью. Больше молчал и слушал; улыбался – у него была такая фирменная улыбочка».

После очередного благотворительного транша растроганные учителя написали Абрамовичу даже стихотворную оду; своего рода педагогическую поэму.

Опус этот заканчивается так:

«Гордимся, что учили тебя когда-то мы,

Здоров будь и работай на благо всей страны!»

Хотя, если по гамбургскому счету, гордиться здесь особенно и нечем. В школе Абрамович никогда не был заметной фигурой. Учился с двойки на тройку. В его аттестате нет ни одной пятерки: даже по пению. В лидеры не рвался. Его нельзя было назвать драчуном и хулиганом, но и в забитых тихонях он тоже не значился.

Теперь, однако, его безынициативность и молчаливость подается как величайшая добродетель.

«Очень скромный был мальчик, – восторгается директриса школы Людмила Просенкова. – Есть разные дети: кто-то обязательно лезет вперед, а он – никогда».

«Да, он очень мало говорил, выступал, – подтверждает его классная руководительница Надежда Ростова, – но внутренне я всегда в него верила, и никогда не удивлялась, что он добился, достиг таких высот».

Экая прозорливость!

Мне почему-то кажется, что в детские годы Абрамович должен был непременно походить на гоголевского Чичикова.

«Особенных способностей к какой-нибудь науке в нем не оказалось; отличился он больше прилежанием и опрятностию: но зато оказался в нем большой ум с другой стороны, со стороны практической… Еще ребенком он умел уже отказать себе во всем. Из данной отцом полтины не издержал ни копейки, напротив, в тот же год уже сделал к ней приращения, показав оборотливость почти необыкновенную: слепил из воску снегиря, выкрасил его и продал очень выгодно».

Школьная любовь Абрамовича Ольга Насырова вспоминает, что уже с малолетства обладал он коммерческой хваткой, торговал в школе югославскими сигаретами и польскими целлофановыми пакетами. (Сам Абрамович признавался, что фарцевал также сигаретами у столичных отелей системы «Интурист».) При этом класса до 8-го Роман Аркадьевич одевался подчеркнуто скромно, хотя недостатка в деньгах не испытывал. (У него, например, первого из класса появился фирменный магнитофон «Грюндиг».) За это удостоился он обидной клички Цыпленок.

И тем не менее уже тогда было в нем что-то отличавшее его от сверстников; какое-то не по-детски развитое чувство интуиции, наития, что ли.

Та же Наталья Штурм привела мне один весьма показательный пример, заставляющий посмотреть на Абрамовича совсем другими глазами:

«В девятом классе мы поехали вместе с учительницей в Подмосковье, и к нам привязалась деревенская шпана. Потребовали вывернуть карманы. Неожиданно Рома взял инициативу на себя, отвел старшего в сторону, что-то сказал, и хулиганы сразу свалили. Мы даже опешили. На наши расспросы Абрамович ответил: я, мол, предупредил их, что в этой школе учатся дети высокопоставленных работников юстиции. Я не знаю, поняли ли деревенские, о чем идет речь, но удар был очень точный; даже в наше время он мог бы сработать. А ведь у него на раздумье было всего несколько минут…»

Как видно, находчивости и предприимчивости уже тогда было ему не занимать.

А еще – к концу школы в Абрамовиче проснулись недюжинные организаторские способности. Если требовалось провести какую-нибудь вечеринку или ответственное мероприятие, даже вопросов не возникало, кому доверить дело: конечно, Роме…

«Всякий раз, когда вечера организовывал Абрамович, – свидетельствует Наталья Штурм, – явка была стопроцентной. Если занимались другие, в зале сидело полтора человека».

Вопреки уверениям педагогов, паинькой Абрамович никогда не был. Как и все, сбегал он с уроков, тайком покуривал и тянул из горлышка портвейн «Три семерки».

Но при этом всегда оставался в рамках приличия. Самым страшным его прегрешением школьной поры стала разгульная вечеринка на квартире у одноклассника Крутоголова, закончившаяся обрушением импортной раковины.

«Это сейчас молодые ничего не стесняются, – вспоминает его первая симпатия Ольга Насырова. – А тогда все было, как бы сказать, втихушечку, не на виду. Мы не пили на улице. Были какие-то беседки, мы где-то скрывались, кто-то на шухере стоял… Ромка всегда, если приезжал его дядя, прятался – ко мне домой бегал, или в подвале, потому что дядя сразу шел к Надежде Павловне (классному руководителю. – Авт.)».

В начале 1980-х Абрамович оканчивает школу. По логике вещей, юноше с такими деловыми задатками и состоятельной родней самая дорога в какой-нибудь крепкий столичный вуз: не в МГИМО, конечно, – тут и дядины капиталы, и то, что записался он в паспорте «украинцем», бессильны; но есть, в конце концов, инженерно-строительный, мясомолочный или третий медицинский, зубопротезный; на хлеб с маслом хватит с избытком.

Однако герой наш выкидывает неожиданный фортель – он возвращается в заснеженную Ухту, где поступает на машиностроительный факультет местного индустриального института. Разумеется, не без помощи дяди, по-прежнему снабжающего дефицитом всю окрестную знать.

В газетных публикациях, посвященных юности олигарха, нередко можно встретить утверждения, будто Абрамович был отчислен из института за хроническую неуспеваемость.

Это не так.

Никто его ниоткуда не отчислял, просто со второго курса Роман Аркадьевич благополучно был призван в армию.

Вообще, воссозданная репортерами биография Абрамовича кишмя кишит подобными неточностями и домыслами. Причина тому проста: с первых же шагов своих на олимп наш герой упорно избегал любых проявлений публичности, сторонясь журналистов, точно черт ладана. За все эти годы он дал лишь пару пространных интервью, в которых не сказал, в сущности, ничего вразумительного, а его небритое лицо впервые было продемонстрировано только летом 1999-го, хотя к тому времени имя это было уже у всех на устах.

Слава и знаменитость пришли к нему против собственной воли; по крайней мере, никаких стараний к тому он не прикладывал. Даже превратившись в самого известного российского олигарха, Абрамович по-прежнему остается для всех этакой «тера инкогнито», предпочитая пребывать в тени.

Его жизнь изобилует многочисленными белыми пятнами; восстановить их – задача сродни первооткрывательству. Даже столь невинное обстоятельство, как место его учебы, и то покрыто мраком таинственности.

Полуофициальная биография олигарха гласит, что, помимо Ухтин-ского индустриального, гранит науки грыз он и в Московском институте нефти и газа, именуемом в народе «керосинкой» (было это якобы в конце 1980-х).

В ректорате института сей факт, однако, отрицают наотрез. Ни в учебной части, ни в книге выпускников – ни единого, даже косвенного упоминания об Абрамовиче нет.

Одно время в официальных документах «Сибнефти» утверждалось также, что окончил он Московский автодорожный институт. Но это – очередная полуправда. На вечернем отделении МАДИ Абрамович отучился всего полгода (по специальности «Автомобили. Автомобильное хозяйство»), переведясь сюда из Ухты, после чего с головой ушел в бизнес. В феврале 1988-го он был отчислен со второго курса за хроническую неуспеваемость, о чем, полагаю, ничуть не жалел. Из всего экзаменационного многообразия Роман Аркадьевич сумел сдать лишь шесть предметов: в том числе, кстати, политэкономию.

(«Зачем мне это надо, я и так вижу все на 10 лет вперед, – так объяснял он нежелание продолжать учебу своему компаньону по кооперативу „Уют“ Владимиру Тюрину. – Что дает институт? Только специализацию».)

Только став уже миллиардером и губернатором, Абрамович наконец восполнил пробел своей юности: в 2001 году он получил диплом Московской юридической академии. Именно получил.

Как рассказывали мне знающие люди, протекцию Абрамовичу составил известный юрист, профессор Леонид Мамут; каковой – нетрудно догадаться – приходился родным отцом небезызвестному Александру Мамуту, одному из адептов Семьи, другу и партнеру Абрамовича.

Хотя, если хорошенько разобраться: зачем, в самом деле, требовалось ему высшее образование? Дипломированных специалистов в стране – пруд пруди, зато миллиардеров – раз два и обчелся…

В этом смысле он очень отличается от своего будущего учителя, член-корра РАН Березовского: Борис Абрамович был человеком глубоко советским. Формальные рамки – звания, чины, диссертации – имели для него решающее значение, символизировали уровень успешности. Такие, как он, по меткому выражению писателя Полякова, чувствовали себя без диплома точно порядочная женщина, отправившаяся в театр без трусиков под юбкой.

На Абрамовича же все эти формальности не действовали; он был представителем уже нового, раскрепощенно-прагматичного поколения, где главным мерилом успеха почитался вовсе не синий (а тем паче – красный) диплом и позолоченная табличка на дверях кабинета, а увесистая котлета в кармане.

Будут деньги – будет тебе и уважение…

В конце концов, и Билл Гейтс, и даже Джон Рокфеллер тоже не имели высшего образования; и ничего – прожили…

$$$

Итак, осенью 1984-го Абрамович уходит в армию: это еще одно существенное его отличие от Березовского. Служил он в автовзводе артиллерийского полка, расквартированного во владимирском городке Киржаче (в/ч 11785).

В части Абрамовича ну, если и не любили, то, по крайней мере, относились почтительно. У него был редкий дар приспосабливаться к любым обстоятельствам; доведись, он и с дикарями-людоедами вполне сумел бы поладить. Кроме того, Роман Аркадьевич сумел найти подходы к «дедам», которые не давали его в обиду.

Неудивительно, что должность досталась ему самая что ни на есть блатная: пока другие бойцы потели в ремонтной яме или крутили баранку, Абрамович отмечал путевки при въезде и выезде машин из гаража.

«У него не возникало конфликтов ни в начале службы с „дедами“, ни потом, когда он сам перешел в их разряд, – вспоминает его сослуживец Эдиль Айтназаров. – Свободное от службы время использовал рационально. Мало того, что Роман сам усиленно занимался спортом – гантели, турник, пробежка, – так он еще и футбольную команду собрал. А потом в нашей части появилась художественная самодеятельность. Все удивлялись: откуда у парня такие организаторские способности? Абрамович даже организовал массовые походы за грибами».

Дембель Абрамовича пришелся на самый пик перестройки: уходил он из одной действительности, а вернулся совсем в другую – с новыми ценностями и приоритетами. Так герой фантастического романа, проспав полвека в анабиозе, теряет от увиденного дар речи. Все, что вчера еще считалось зазорным и порочным, в одночасье стало нормой жизни. Для таких, как Абрамович, наступало истинное раздолье; эра тотальной коммерции накрывала державу.

Трудно даже себе представить, кем мог стать этот человек, появись он на свет в иное время. Будь Абрамович лет эдак на десять моложе, он просто не поспел бы к разделу государственного пирога. А если на то же десятилетие старше?

Спору нет, история не терпит сослагательного наклонения. И все же я – убей бог – не могу вообразить Романа Аркадьевича в роли среднестатистического советского обывателя. Какого-нибудь инженеришки во второсортном НИИ или зубного техника-протезиста.

Наверняка стал бы он каким-нибудь торговым работником: зав. магом или снабженцем, как его отец.

Хотя нет: для этого требовался недюжинный авантюризм, страсть к риску и вечному адреналину. Абрамович же – всегда и во всем отличался завидным благоразумием; никогда не шел он супротив течения, любую власть признавал безоговорочно…

В автобиографии, самолично написанной после избрания депутатом Госдумы, Абрамович указывал, что с января 1987-го по январь 1989-го он работал механиком СУ-122 треста «Мосспецмонтаж».

«Должность называлась „начальник сварочного агрегата“. Работа такая: утром пришел, включил, вечером выключил», – вспоминал он на одной из редких своих пресс-конференций.

(Почему-то на ум сразу приходит промысловая артель химических продуктов «Реванш», где в первой комнате, под портретом Фридриха Энельса, сидел улыбающийся Александр Иванович Корейко, а во второй помещалось собственно производство: две дубовые бочки, соединенные тонкой клистирной трубкой, по которой бежала жидкость.

«Когда вся жидкость переходила из верхнего сосуда в нижний, в производственное помещение являлся мальчик в валенках. Не по-детски вздыхая, мальчик вычерпывал ведром жидкость из нижней бочки, тащил ее на антресоли и вливал в верхнюю бочку».)

Ни в каком стройуправлении Абрамович, конечно, не работал: это была фикция вроде артели «Реванш», необходимая исключительно для заполнения трудовой книжки; тунеядство в те времена каралось сурово; даже подпольные миллионеры и акулы фарцовки вынуждены были числиться какими-нибудь дворниками или лаборантами.

В действительности занимался он мелкой коммерцией; спекулировал дефицитом и ширпотребом. Скупал, например, зубную пасту, духи и конфеты в Москве, а потом сбывал их втридорога в голодной Ухте.

Но особых барышей промысел этот не приносил, и параллельно Абрамович устраивается в столичный кооператив по производству женских заколок: это при том, что оба дядьки его – Лейб и Абрам – людьми были далеко не бедными, и без труда могли озолотить племянника. Но то ли хотели они привить ему самостоятельность, то ли сказалась природная жадность – максимум, на что хватило их – подарить демобилизованному воину однокомнатную квартиру в центре Москвы на Цветном бульваре. Впрочем, и на том спасибо.

Широко известна легенда о том, что истоки богатства Абрамовича берут свое начало в конторе с милым названием «Уют».

«Учился в институте и параллельно организовал кооператив, „Уют“ назывался, – рассказывал он по прошествии многих лет журналистам. – Мы делали игрушки из полимеров. Те ребята, с которыми мы работали в кооперативе, потом составили управляющее звено „Сибнефти“ – Женя Швидлер, Валерий Ойф».

Ну, насчет учебы его – мы подробно уже говорили. История с созданием собственного кооператива – из того же, полумифического разряда.

По счастью, живы еще свидетели подлинной жизни Романа Аркадьевича. Едва ли не ключевой из них – кисловодский бизнесмен Владимир Тюрин: именно он и стал для Абрамовича первым проводником в мире чистогана.

Познакомились они в начале 1988-го, когда Абрамович трудился в кооперативе, изготавливающем женские заколки; его тогдашний работодатель доводился Тюрину земляком.

«Я приехал к нему в офис, – вспоминает Тюрин. – Сели за стол, обедаем. И вдруг Саша (работодатель Абрамовича. – Авт.) поднимается со стула и, глядя на входную дверь, кричит: „А ну, закрой дверь!“ Спрашиваю: „Ты на кого кричал?“ – „Да тут пацан один, он меня забодал. Ты представляешь, у меня огромный опыт работы, а этот молокосос учит меня жизни!“ Когда мой друг уехал из офиса, я решил посмотреть, на кого же он так злился. Гляжу, стоит молодой человек с такой щетинистой бородкой. Я у него спросил: „А почему к тебе Александр Федорович так плохо относится?“ Тот мне грустно так: „Он сам не умеет зарабатывать и то, что я ему предлагаю, не одобряет. Но мне некуда больше идти. Сижу без денег“. И вы знаете, мне Рома сразу понравился, даже не знаю почему. Он как будто гипнотизировал меня своим взглядом. Когда говорил о деле, у него аж глаза светились».

Эта случайная встреча перевернула жизнь Абрамовича; кисловод-скому кооператору Тюрину требовался как раз именно такой молодой, энергичный помощник. Тюринский кооператив «Луч» производил дет-ские резиновые игрушки, и нужно было налаживать их сбыт в Москве.

Ни о каком партнерстве и речи тогда не шло: Абрамович выполнял исключительно дистрибьютерские функции, получая за труды законные 20 % от выручки. Он даже не брезговал самолично продавать товар на Рижском рынке – Мекке тогдашней коммерции.

Его одноклассница и первая любовь Ольга Насырова припоминает, сколь была ошарашена, когда услышала от общей знакомой, что Абрамович стал банальным ларечником.

«Она мне позвонила: знаешь, ехала на Рижский рынок, Ромку видела с девчонкой, с какими-то мешками. „Ром, ты чего тут делаешь?“ Говорит: „Да мы там торгуем чем-то“».

Поначалу товар возили из Кисловодска в Москву на продажу, но потом спрос вырос настолько, что производство пришлось открывать и в самой столице – в арендованных цехах завода «Альфа-пластик». Тогда-то, в начале 1989 года, и возник, собственно, легендарный кооператив «Уют»: его директором Тюрин поставил Абрамовича.

Работал Роман Аркадьевич – ничего не скажешь – на износ. Во многом его стараниями резиновый бизнес резко пошел в гору: мини-завод не поспевал уже за объемом заказов. К своему делу пристрастил он и первую жену – игрушками они торговали вместе. (Теперь, впрочем, вспоминает она об этом с плохо скрываемым раздражением, говоря, что муж любил бизнес больше, чем семью, и торчал на работе круглыми сутками.)

Когда у Абрамовича завелись первые деньги, он полностью сменил свой гардероб. Не было больше угловатого юноши, получившего когда-то от одноклассников обидную кличку Цыпленок. Ему на смену пришел щеголеватый, уверенный в себе модник, предпочитающий белоснежные рубашки и дорогой французский парфюм, отоваривающийся исключительно в инвалютной «Березке». Ездил теперь Абрамович на новых «Жигулях».

Точно так же, через несколько лет, заработав первые пару миллионов долларов, он бухнет их все сразу, не задумываясь, на новый «Бентли» и дом во французском местечке Кап-Ферра: тяга к красивой, экранной жизни всегда была у Абрамовича в крови.

(«У тебя же больше не осталось денег», – удивлялся тогда его наставник Березовский, привыкший к рачительности и скопидомству. «Ничего, – отвечал ученик, шелестя рекламным проспектом 737-го „Боинга“, – заработаем еще».

Со следующего заработка он купит уже этот самый разрекламированный «Боинг».)

Вообще, с ранней юности Абрамович свято был убежден в грядущем неминуемом успехе, потешая окружающих непоколебимой самоуверенностью. Он знал, чего хочет, и к мечте своей шел уверенной, твердой поступью: без всяких интеллигентских рассусоливаний и терзаний. Деньги: вот основа основ всему…

Гены рода Абрамовичей делали свое дело: страх перед бедностью был у него в крови. Больше всего в жизни Роман Аркадьевич мечтал разбогатеть.

Даже обожествляющая его классная руководительница Надежда Ростова и та описывает показательный весьма эпизод, когда комсомолец Абрамович увидел у нее в руках выданный в кассе аванс – аж сорок рублей.

«Он смотрит на эти 40 рублей, знает, что у меня две дочери, и говорит: а как на них жить? Мне кажется, у него была какая-то внутренняя цель – именно чего-то достигнуть. Она не проявлялась, например, в лидерстве, нет. Но внутренне он всегда к этому готовился».

«Если девчонки подтрунивали над ним, – повествует цитировавшаяся уже Наталья Штурм, – он говорил: вы еще услышите о Роме Абрамовиче. Это всегда сопровождалось взрывом хохота, потому что был он совсем уж невзрачным. А однажды мы пошли компанией в кино на какой-то фильм, где показывалась роскошная западная жизнь. Все были под сильным впечатлением. А Рома долго молчал, а потом сказал: вот так надо жить».

И первому наставнику своему кооператору Тюрину, когда тот впервые пришел к Абрамовичу в гости – в нищенскую однокомнатную квартиру, с прибитыми в прихожей алюминиевыми вешалками и пластиковым столом на кухне – Роман Аркадьевич выдал нечто подобное.

«Рома сидел на ящике, третьего стула в доме не было. И говорит: „Владимир Романович, а вы знаете, когда-нибудь я куплю весь мир!“ Меня это так рассмешило: „Ты, конечно, от скромности не умрешь, но сперва купи себе хотя бы вторые штаны“».

Где они теперь – эти насмешники и материалисты? Абрамовича же знает сегодня весь мир…

$$$

За несколько лет игрушечного бизнеса Абрамович сумел сколотить неплохой капиталец; в то время, когда зарплата инженера не превышала двухсот рублей, он зарабатывал в месяц по три-четыре тысячи.

Теперь уже можно было подумать и о чем-то другом – о новом, более перспективном, а главное, прибыльном занятии, ибо, как признавался потом он сам «игрушки никогда не были целью. Это было одно из доступных средств выйти к цели. А цель была: создать бизнес, который сможет развиваться».

«Ему было тесно в нашем бизнесе, – констатирует Владимир Тюрин. – Он уже почувствовал свою силу, ему нужно было двигаться вперед. А я человек провинциальный: мне бы одеться хорошо, покушать сытно, машину путевую – все, вот мой уровень. Он же хотел много большего.

К тому времени его благосостояние значительно выросло. Рома уже крепко стоял на ногах».

В мае 1991-го Абрамович навсегда прощается с игрушечным детством. Друг за другом учреждает он целую вереницу фирм, занимавшихся чем только можно (во всяком случае, по документам): издательской деятельностью, посредничеством, ремонтом автомобилей и даже производством изделий из меха и шкур. (Странно, что не из рогов и копыт.) Названия этих контор вряд ли скажут вам что-то, тем не менее – сугубо для истории – перечислю некоторые: ИЧП фирма «Супертехнология-Шишмарев», АОЗТ «Элита», АОЗТ «Петролтранс», АОЗТ «ГИД», фирма «НПР», малое предприятие «АВК».

В этот же самый период происходят и крутые перемены в личной жизни Абрамовича; не знаю уж – случайно так совпало, или же прежняя пассия не вписывалась в его новые представления о счастье.

Как и Березовскому, Абрамовичу с женщинами – до поры до времени – не везло.

Опыт первой любви он обрел еще 15-летним подростком посредством своей одноклассницы Ольги Насыровой, роман с которой начался у него в 7-м классе. Как сегодня рассказывает сама Насырова, это эпохальное событие случилось у нее дома, когда, сбежав с урока физики и накупив целую сумку крепленой отравы «Алабашлы», молодые влюбленные неожиданно поняли, что вполне могут уже повелевать своими чувствами.

Но школьная любовь редко перерастает в нечто большее. Она, точно гипс, схватывается мгновенно, но столь же быстро и рассыпается потом. После 8-го класса Насырова ушла в ПТУ, вместе с семьей переехала на другую квартиру, и роман их сам собой завершился.

А вскоре и Абрамович покинул Москву, отправившись учиться в Ухту. Здесь-то и испытал он впервые подлинное разочарование, на всю жизнь сохранив некое циничное предубеждение к слабому полу.

Его первая взрослая любовь Виктория Заборовская училась в том же Индустриальном институте, курсом раньше. Женщины, впрочем, взрослеют намного быстрее мужчин; если с биологической точки зрения она была старше Абрамовича лишь на год, то по части опыта и познания жизни – на все десять.

Со стороны это было похоже на помешательство. Вика и Роман почти не расставались, целовались по любому поводу и даже газировку пили на брудершафт. Абрамович всерьез подумывал уже о женитьбе, и до хрипоты ругался с родственниками, которые не слишком одобряли этот союз.

Но потом его призвали в армию. На проводах Заборовская рыдала навзрыд, обещала хранить верность и писать каждый божий день, однако слова своего не сдержала.

Вернувшись через два года в Ухту, счастливый от нетерпения Абрамович, как был в парадной форме, сразу помчался к возлюбленной с огромным букетом роз наперевес. Но заботливые друзья успели перехватить его по дороге и открыть изголодавшемуся воину глаза. Оказалось, что, пока отдавал он родине священный долг, Заборовская закрутила роман с женатым мужчиной. Тем не менее цветы Абрамович ей все же вручил, сказав на прощанье, что изменщица сильно еще о случившемся пожалеет.

Так и вышло; теперь Виктория Заборовская кусает, должно быть, локти, вспоминая о бывшем своем женихе. Сохрани она тогда обет безбрачия, глядишь, сегодня ей посчастливилось бы стать одной из богатейших женщин планеты. Эх, да кабы знать…

Впрочем, и сам Абрамович в то время не мог еще представить, какие горизонты ждут его за поворотом. Измену возлюбленной он переживал тяжело. Лишь по прошествии нескольких лет Роман Аркадьевич смирился наконец с душевной травмой.

Произошло это после того, как в случайной компании познакомился он со студенткой геологического факультета все того же Ухтинского индустриального института Ольгой Лысовой.

Вряд ли это можно было назвать любовью: скорее Абрамовичу требовалось забыть поскорее ветреную обманщицу, заполнить чем-то клокочущий вакуум. Его не смутило ни наличие у Ольги двухлетней дочери, ни разница в возрасте – она была старше на два года.

С их знакомства не прошло и недели, как Абрамович увез уже Лысову в Москву, а вскоре предложил руку и сердце. Единственное условие, которое поставил он – будущая супруга должна будет взять его фамилию.

Сразу после скорой студенческой свадьбы в декабре 1987 года молодые окончательно перебрались в Москву, а маленькая Настя, дочка Лысовой от первого брака, осталась у ее родителей в Ухте. Но прожили они меньше четырех лет.

Вокруг первого развода Абрамовича существует немало домыслов. Одни говорят, что причиной расставания стала невозможность Ольги иметь детей, другие – что муж изменял ей, третьи кивают на невнимание будущего олигарха к семейным проблемам – все свое время, дескать, тот посвящал не жене, а бизнесу.

Нынешний муж Ольги Абрамович-Лысовой в интервью журналистам так объясняет подоплеку случившегося:

«Он хотел посадить жену в золотую клетку. Но Ольга – это не Ирина Абрамович, которая может сидеть на одном месте. Ольга, если бы она сейчас оказалась с Абрамовичем, уже не выдержала бы такой жизни, в которой мужу некогда уделить ей внимание».

Надо отдать Абрамовичу должное: при расставании он повел себя благородно, оставив Ольге квартиру на Цветном бульваре, где они жили, а сам перебрался в офис, там же первое время и ночевал. (В квартире этой, к слову, Роман Аркадьевич оставался прописан еще много лет; даже после выборов в Госдуму официальным адресом он указывал именно ее – Цветной бульвар, 20–31.)

Возможно, однако, этот красивый жест был не чем иным, как попыткой откупиться от бывшей семьи – никогда больше с первой женой и падчерицей Абрамович не встречался…

Свою вторую супругу – Ирину Маландину – Роман Аркадьевич форменным образом узрел в воздухе: на борту самолета, совершавшего рейс из Канады в Москву; 24-летняя Ирина работала стюардессой на международных линиях «Аэрофлота».

Эта красивая история особенно нравится западным исследователям жизни олигарха, ибо смахивает на голливудский сюжет: простая русская стюардесса, да еще и блондинка, стала женой миллиардера – ну, просто живое воплощение тезиса, что браки заключаются на небесах…

Их роман развивался стремительно. Уже вскоре после знакомства Абрамович переехал в квартиру Ирины близ метро «Измайловский парк» – жить в офисе было больше невмоготу. Осенью 1991 года они поженились.

Была ли это любовь с первого взгляда? Вряд ли. Уж во всяком случае – для Ирины Маландиной.

Девочка со столичной окраины, она всегда мечтала вырваться из замкнутого круга серой безнадеги; ради этого-то и пошла в стюардессы.

Мать Ирины работала буфетчицей в аэропорту «Шереметьево», отца своего – тоже официанта – она не помнила: Вячеслав Маландин погиб, когда ей было всего два года. Ночью, то ли спьяну, то ли сослепу свалился в котлован и замерз. Отчим – пил. Родной дядька – сидел в тюрьме.

Подобно многим своим ровесницам – девушкам конца 1980-х – Ирина мечтала выйти замуж за иностранца и навсегда покинуть немытую Россию; откуда ей было тогда знать, что олигарх – это даже намного лучше, чем интурист.

Сослуживица Ирины по «Аэрофлоту» стюардесса Лариса Курбатова убеждена, что союз с Абрамовичем основывался исключительно на расчете.

«Я уверена, что она не любила Романа, ей нужен был его кошелек. Ведь не зря, прощаясь, Ирка сказала, что теперь ей не придется подсчитывать, сколько у нее осталось денег до зарплаты. Я спросила: „А как же любовь?“ Ира промолчала».

…Ирина Маландина проживет в счастливом браке с Романом Абрамовичем без малого 16 лет, успев родить ему пятерых детей и даже окончить искусствоведческий факультет МГУ. Все эти годы она не знала отказа ни в чем, и потому, должно быть, спокойно закрывала глаза на постоянное отсутствие мужа и непрекращающиеся пересуды о его страсти к длинноногим моделям.

Эта звездная пара распадется только в 2007-м, но даже после развода бывшая стюардесса с московской окраины по-прежнему будет летать по всему миру на личном самолете, отовариваться в самых дорогих бутиках Европы и водить дружбу с главными знаменитостями Британии – такими, например, как несостоявшаяся королевская родственница Камилла аль-Файед.

Словом, жизнь удалась, за исключением разве что жизни личной. Хотя с такими отступными, что оставил ей бывший муж, о любви можно и не задумываться: по данным «Санди Таймс», миссис Абрамович входит в тысячу самых богатых жителей Британии, занимая в этом списке почетное 452-е место…

…Впрочем, я, кажется, снова забегаю вперед…

$$$

Когда Абрамович распростился с игрушечным детством, от роду ему было всего 24 года.

Другие в этом возрасте мечтают перевернуть земной шар, осчастливить человечество, совершить подвиг, прославиться; сделать карьеру, наконец. Мечты Романа Аркадьевича были намного прозаичнее: он страстно желал разбогатеть. Деньги в его понимании были главным смыслом жизни; все остальное – приложится.

Он был столь же упорен, сколь и молод, истово верил в свою удачу – в то, что когда-нибудь купит с потрохами весь мир. Ради исполнения этой мечты Абрамович готов был на любое безрассудство: но обязательно – в пределах разумного.

Разношерстным, малопочтенным бизнесом – сбытом колготок, сахара и пошивом изделий из шкур – промышлял Абрамович недолго. Вскоре он нащупал истинно золотую жилу: все-таки недаром советские пропагандисты именовали нефть «черным золотом».

Несомненно, определяющую роль сыграли здесь его друзья и партнеры, с которыми торговал он мягкими игрушками в кооперативе «Уют», Валерий Ойф, Андрей Блох и Евгений Швидлер – огонь-ребята и все, как на подбор, отличники.

Сегодня эти люди давно уже венчают собой списки самых богатых и влиятельных россиян (состояние Валерия Ойфа, например, по рейтингу журнала «Форбс» оценивается в 1,1 миллиарда долларов; из всего Совета Федерации он самый состоятельный член). Но в те былинные годы были они обычными выпускниками столичного института нефти и газа с голодным блеском в глазах.

Ойф, Блох и Швидлер – этакие три библейских богатыря; гой-еси добры молодцы – и объяснили Роману Аркадьевичу, какие несметные богатства может принести занятие нефтью, если, конечно, правильно с ней обойтись. В подтверждение своей правоты они, наверное, даже показывали ему институтские конспекты и зачетки с отличными отметками – как-никак дипломированные нефтяники; а, может, доказательств никаких и не потребовалось – все-таки хватка у Абрамовича была мгновенной – золотоносные мысли ловил на лету.

Вот когда вновь пригодились связи дяди Лейба: по стечению обстоятельств в Ухте, где было все у него схвачено, располагался одноименный (сиречь Ухтинский) нефтеперерабатывающий завод. Именно дядя Абрамовича и составил племяннику первую протекцию, все остальное было уже делом техники.

Вслед за Ухтинским НПЗ Абрамович завел знакомства и на других нефтеперерабатывающих предприятиях, а самое главное – протоптал дорожку в госкомпанию «Роснефть», которая и владела тогда всей отечественной нефтянкой.

После объявленной Гайдаром либерализации цен и свободы торговли страна с головой ринулась в бизнес. Города мгновенно превратились в огромные стихийные рынки. Каждый приторговывал, чем мог. Что такое налоги – не знал никто. Не жизнь – малина.

Ведомые Гайдаром «мальчики в розовых штанишках», как метко окрестил правительство реформаторов вице-президент Руцкой, наперегонки кинулись разваливать столь ненавистную им советскую империю, чтоб и духа не осталось от треклятого прошлого. В мгновение ока была ликвидирована плановая экономика; отменены таможенные пошлины; упразднена внешнеторговая монополия государства, в том числе и на экспорт сырья. При этом внутренние цены на естественные монополии разительно отличались от внешних; иными словами, покупая в России товар за рубль, коммерсанты продавали его на Западе уже за десять долларов.

Отчего государство не могло заниматься этим собственноручно и само наживать миллиарды, Гайдар до сих пор так и не сумел объяснить. Как, впрочем, и другую загадку: если при СССР на экспорт продавали примерно 130 миллионов тонн нефти, и этих денег вполне хватало на всю страну, включая космос, армию и поддержку африканских компартий, то почему в гайдаровско-чубайсовской России при экспорте уже в 240 миллионов тонн, государственный бюджет оказался вдруг дефицитным.

Чудны дела твои, Господи…

Чем-то подобным промышлял поначалу и молодой Абрамович. Подконтрольные ему фирмы брали на Ухтинском и других НПЗ нефтепродукты (по одной цене) и гнали на перепродажу за кордон (по другой). Для этого требовалось всего ничего: хорошие отношения с руководителями – как на заводах, так и в «Роснефти». Да небольшой первоначальный капитал, который сколотил он еще в «Уюте».

Уже тогда Роман Аркадьевич отличался недюжинным даром нравиться людям. Один из сотрудников «Роснефти», сталкивавшийся с ним в тот период, упоенно рассказывал мне, каким предупредительным и вежливым был Абрамович. К каждому он мог найти свой, индивидуальный подход.

Кроме того, он выгодно отличался от татуированных бизнесменов начала 1990-х, высшим образцом стиля почитавших малиновые пиджаки; вежливый и интеллигентный Абрамович на их фоне казался просто монашкой, случайно забредшей в бордель.

«У него гениально была развита интуиция, – вспоминает этот ветеран отрасли. – Он в основном молчал, слушал, а потом делал безошибочные выводы, кто чего стоит. При этом Роман старался оказать внимание не только начальникам, но и мелким клеркам».

Лишь однажды интуиция отказала будущему миллиардеру. Это случилось после того, как при таинственных, мистических почти обстоятельствах в воздухе натурально испарился целый железнодорожный состав с нефтепродуктами.

И вновь – сама собой – всплывает аналогия с Корейко, тоже, кстати, гимназистом в отставке.

«Одним из наиболее удачных его дел было похищение маршрутного поезда с продовольствием, шедшего на Волгу… Поезд вышел из Полтавы в Самару, но до Самары не дошел, а в Полтаву не вернулся».

В то время схемы такие были в порядке вещей. Один мой приятель, например, в течение нескольких лет подрабатывал отправкой из России в Литву железнодорожных составов с нефтью. По документам сырье, как давальческое, шло на переработку, однако назад больше не возвращалось. За каждый такой исчезнувший поезд он получал 200 тысяч долларов, еще триста – отдавалось руководству Мажейкяйского НПЗ.

Доподлинно неизвестно, промышлял ли Абрамович чем-то подобным постоянно или же решил попробовать свои силы впервые; как говорится, не пойман – не вор.

Факт тем не менее остается фактом. В феврале 1992 года 55 цистерн с дизельным топливом покинули гостеприимный Ухтинский НПЗ и, стуча на стыках, покатили в столицу, на станцию «Подмосковная». Однако вместо «Подмосковной» вагоны очутились почему-то в Калининграде, а затем бесследно растворились на просторах независимой Латвии. Как выяснилось позднее, груз в Москве получила фирма Абрамовича «АВК»: разумеется, по липовым документам.

Сколь ни странно, преступление это с рук нашему герою не сошло. Уже 9 июня 1992 года следственное управление ГУВД Москвы возбудило уголовное дело по статье 93 УК РСФСР (мошенничество). А вскоре, к величайшему его удивлению, домой к Абрамовичу пожаловали демоны в форменных тужурках и препроводили будущего губернатора в казенный дом с зарешеченными окнами.

Процитирую чудом сохранившееся постановление о возбуждении дела № 79067:

«Абрамович Р. А., работая директором малого предприятия „АВК“ (г. Москва, Ленинградское ш., д.108), преследуя цель хищения государственного имущества в особо крупных размерах путем мошенничества по предварительному сговору с не установленными должностными лицами Ухтинского нефтеперерабатывающего завода (Коми АССР, г. Ухта, ул. Заводская, д.11) и Внешнеэкономической фирмы „АВЕКС-КОМИ“ (Коми АССР, г. Сыктывкар, ул. Димитрова, д.10), 2 марта 1992 года по фиктивной доверенности № 5 от 28 февраля 1992 года и другим заведомо подложным документам МП „АВК“ получено на станции „Подмосковная“ Московской товарной станции (а/я 2800, инд.125299, код 196305) 3.585.337 кг. дизельного топлива на общую сумму 3.799.388 руб. 75 коп. в 55 железнодорожных цистернах, прибывшего с Ухтинского нефтеперерабатывающего завода по фиктивному договору № 20/17-48 от 14 февраля 1992 года, которое похитил и присвоил».

Роман Аркадьевич и опомниться не успел, как мгновенно очутился в тюремной камере, ибо, как написал в «стражном» постановлении следователь, мог «скрыться и помешать установлению истины по делу».

В этом смысле он полностью повторил тюремный опыт своего учителя Березовского.

Но, на удивление, камерная эпопея закончилась для него весьма благополучно. Отсидев положенные десять суток, Роман Аркадьевич вышел на свободу. Уголовное дело тем временем было почему-то переправлено из Москвы в Ухту, где благополучно и почило в Бозе.

Когда следствие подходило уже к концу, на горизонте неожиданно нарисовалось некое латвийско-американское СП, которое предъявило договор на поставку этого злосчастного топлива аккурат в Латвию. По договору оплатить товар надлежало до 31 декабря, что спасительное СП и сделало, а раз нет ущерба – нет и криминала.

(Впоследствии один из главных фигурантов этого дела – начальник станции «Подмосковная» Борис Аветиков, тот самый, что по липовым документам передавал Абрамовичу вагоны, – неожиданным образом материализуется вдруг в облике директора фирмы «Мультитранс»: в середине 1990-х эта компания-однодневка будет задействована Романом Аркадьевичем при скупке акций «Сибнефти». Надежными кадрами не бросался он никогда.)

Тюремная баланда не отбила у Абрамовича тяги к «черному золоту»: просто теперь он вынужден был работать куда как осторожнее и аккуратнее.

Решающее значение в его судьбе сыграло знакомство с одним застенчивым близоруким молодым человеком. Никакими исключительными талантами 23-летний Андрей Городилов не обладал, но зато папа его директорствовал на одном из крупнейших предприятий сырьевой отрасли «Ноябрьскнефтегаз».

В некоторых публикациях мне доводилось читать, будто Абрамович и Городилов вместе учились в Институте нефти и газа и даже чуть ли не жили в одной комнате в общежитии. Увы, это очередная красивая легенда. Абрамович, как уже говорилось, в институте том никогда не учился, Городилов же и вовсе окончил Самарский авиастроительный университет.

Впрочем, ничего существенного факт сей не меняет, ибо суть остается верной: по протекции Городилова-младшего его новый приятель-компаньон очень быстро проторил дорогу в Ноябрьск. В этом смысле Абрамович вновь шел по стопам своего будущего наставника. Березовский ведь тоже проникал в Кремль посредством президентской семьи – нет ничего верней и надежнее застарелого чадолюбия.

У Березовского был «АвтоВАЗ», в девичестве – ударная комсомольская стройка. У Абрамовича – «Ноябрьскнефтегаз», плод не меньшего титанического труда комсомольского десанта, высадившегося на излете развитого социализма в Ямальской тундре и построившего посреди мерзлоты новый город газовиков и нефтяников.

К тому моменту, когда Абрамович положил на «ННГ» глаз, здесь ежегодно добывалось от 17 до 20 миллионов тонн нефти, а извлекаемые запасы «черного золота» оценивались в миллиард с лишним тонн.

Впрочем, к кормушке поначалу его не допускали: довольствовался он пока малым – перепродажей нефтепродуктов с Омского НПЗ. (Пусть не смущает вас разность географических наименований: «Ноябрьскнефтегаз» и Омский НПЗ представляли собой единую технологическую цепочку – нефть с Ноябрьска уходила на переработку в Омск.)

Ольга Вдовиченко, возглавлявшая крупнейшую нефтеторговую фирму «Балкар-Трейдинг», рассказывала мне однажды, что все первоначальные вложения Абрамовича в этот бизнес составили смехотворную цифру: каких-то 200 тысяч долларов. Сегодня он за день тратит больше.

Мой приятель депутат Мосгордумы Саша Милявский вспоминает, что офис будущего миллиардера находился тогда в подвале детского сада где-то на окраине Москвы. Абрамович сидел в огромной комнате бункерного типа с низкими, давящими потолками, где из всей меблировки имелся лишь антикварный письменный стол, шкаф и двухкассетный магнитофон.

В соседнем бункере располагались нефтетрэйдеры – проще говоря – продавцы. Но зато во дворе детсада стоял уже шестисотый «Мерседес» с подогревом сидений, по тем временам – верх роскоши и комфорта.

Надобно сказать, что к середине 90-х годов нефтяная отрасль не успела еще окончательно разойтись по рукам. Львиная доля лучших предприятий и богатейших месторождений по-прежнему оставалась в собственности казны; по своим масштабам госкомпания «Роснефть» уступала разве что «Газпрому». Именно в состав «Роснефти» входили тогда и «Ноябрьскнефтегаз», и Омский НПЗ – второй в мире по мощности, самый современный нефтезавод на постсоветском пространстве – да и другие, не менее лакомые, истинно золотоносные организации.

Ясное дело, желающих раздербанить «Роснефть» хватало с избытком, но одного только желания было явно здесь недостаточно. Для окончательного успеха требовалось еще и высочайшее соизволение, указующий перст президента.

Ближе всех к успеху оказалась та самая, упомянутая мной выше фирма «Балкар-Трейдинг»: ее владелец Петр Янчев пользовался неограниченной поддержкой тогдашнего генпрокурора страны Ильюшенко.

Свой путь к богатству уроженец Татарии Янчев (сам он, правда, называл себя не татарином, а болгарином, разом оживляя в памяти один скабрезный анекдот) начинал с торговли «жигулевскими» автозапчастями в подмосковной Балашихе. Это, так сказать, версия для официального употребления.

На самом деле успех Янчева заключался в метко пущенной стреле Амура: он удачно женился на дочери прокурорского генерала Узбекова.

Потом Узбекова назначили первым заместителем генпрокурора. Он-то и познакомил зятя со своим начальником, президентским любимцем Ильюшенко. (Рядовой прокурор Ильюшенко отличился, добыв компромат на вице-президента Руцкого. Документы, правда, оказались фальшивками, но дело было уже сделано. В награду за труды Ельцин назначил его главным законником страны и даже отказал освободившуюся квартиру своей старшей дочери Елены.)

Никто и оглянуться не успел, как «Балкар-Трейдинг» оказался крупнейшим дилером «АвтоВАЗа» (Ильюшенко лично звонил Каданникову, выбивая Янчеву всевозможные квоты и льготы), а вслед за этим – едва ли не главным спецэкспортером российской нефти.

Из семнадцати миллионов тонн «черного золота», что добывал «Ноябрьскнефтегаз», «Балкар-Трейдинг» забирал двенадцать: ровно три четверти объема. При этом с предприятием он расплачивался не деньгами, а машинами, которые, в свою очередь, получал на «АвтоВАЗе» в кредит. Так, в считанные дни, Янчев выбился в миллионщики. Рядом с ним рука об руку трудилась супруга генпрокурора: Татьяна Ильюшенко была оформлена на работу в банк «Балкар» и в дочернюю швейцарскую фирму «Balcar Trading Sari». (В последней структуре она даже владела правом второй подписи.)

У Янчева имелась только одна беда: непомерная, какая-то патологическая прямо жадность; в противном случае он вполне мог затмить собой Березовского – слишком много общего было у двух этих новоявленных капиталистов.

Если Березовский окружал нужных людей заботой и вниманием – в пределах разумного, конечно, – то Янчев предпочитал экономить на всем. Он даже Ильюшенко – благодетелю своему и кормильцу – машины умудрялся… продавать: правда, за копейки. Но суть не в этом, важен сам принцип. И сыну премьера Черномырдина «девятка» «Жигулей» тоже была не подарена, а продана: пусть и с 50 %-ной скидкой. Хотя за одну только эпопею с прокачкой 2 миллионов тонн нефти Янчев должен был осыпать своих покровителей золотом по самые гланды.

(История эта имела место в 1994 году, когда правительство выделило некой структуре – «Проминформбизнес» – экспортную квоту, освободив ее от налогов и таможенных пошлин. «Балкар-Трейдинг» благополучно прогнал нефть за кордон, однако вся причитающаяся государству выручка назад почему-то не вернулась. Контрольное управление президента оценило тогда ущерб казны в 100 миллионов долларов.)

А подписанный с легкой руки Белого дома контракт на поставку «Балкаром» 25 миллионов тонн нефти американскому гиганту Mobil? (Чтоб было понятно, это где-то 3 миллиарда долларов.) Постоянные преференции, которые выбивал Янчеву его любимый прокурор?

И за все про все – шесть машин, проданных со скидкой, мебельный гарнитур да пылесос?

Насчет гарнитура и пылесоса – это я безо всякой аллегорической иронии: «прослушка» телефонных переговоров Янчева с Ильюшенко документально фиксировала любые мелочи. Даже генерал Барсуков, начальник Главного управления охраны, – прямо скажем, не Архимед – прочитав эти сводки, и тот однажды взорвался: «Как! И пылесос тоже! Крохобор! Сволочь!»

Они просто нашли друг друга – Янчев с Ильюшенко: мелкий шкурник и клинический скупердяй – два лика старика Плюшкина.

В материалах пылящегося в архивах уголовного дела бывшего генпрокурора имеется стенограмма очень живописного диалога, датированного декабрем 1994 года, который отменно иллюстрирует широту его натуры.

Краткая преамбула: Янчев отправил домой Ильюшенко гарнитур импортной мебели, но собрать ее мастера не смогли, ибо «забыли фурнитуру».

Алексей Ильюшенко – Петр Янчев

Ильюшенко: Петр Викторыч, ты сегодня у кого в Белом доме был?

Янчев: Я был у Зверева (начальник экономического департамента правительства. – Авт.).

Ильюшенко:(посвистывая) У тебя, видимо, пропуск есть туда?

Янчев: Куда?

Ильюшенко: В Белый дом.

Янчев: Звоню, и заказывают.

Ильюшенко: И заказывают, да?.. Ладно… В общем, так. Знаешь, я в последнее время… в последнее время… Я больше просто не хочу говорить на эти темы… То ты забываешь, то ты не соизволишь сделать…

Янчев: Подожди, Леш… во-первых… что я не соизволил сделать?…

Ильюшенко:(срываясь на крик) Ты мне… ты мне эту компанию посоветовал? Значит, ты за все отвечаешь! У нас так делается. Понимаешь, в нашей команде так делается!.. Так вот, я хотел бы все-таки узнать… заберут это завтра или… Или ты привезешь фурнитуру… Я хочу просто знать…

Янчев: Во-первых, я не привожу фурнитуру, Алексей Николаевич, понимаете?! Не изготавливаю.

Ильюшенко: Так.

Янчев: Во-вторых, значит, ее привозит тот, кто поставляет это хозяйство.

Ильюшенко: Так.

Янчев: И то, что, значит, она была принята на склад, это не говорит о том, что я ее поставил. Это разные совершенно вопросы.

Ильюшенко: Так… И что дальше?

Янчев: А дальше… суббота сегодня. Искать фурнитуру, значит…

Ильюшенко: Петр Викторыч, давай так. Если ты этот вопрос не решишь, на этом все закончится. Все твои посещения Белого дома, меня лично и всех остальных! Вот это я тебе гарантирую! Так нельзя мне нервы портить!!! (кидает трубку).


При такой скаредности никакого будущего ни у Янчева, ни у Ильюшенко просто не могло быть; это как раз тот случай, когда скупой платит дважды… Хотя, быть может, пылесосами и «Жигулями» дружба их не ограничивалась: но…

Не пойман – не вор…

$$$

Итак, в начале 1995 года Петр Янчев вплотную приблизился к осуществлению своей давней мечты: покупке «Ноябрьскнефтегаза» и Ом-ского НПЗ.

Мешкать было уже нельзя: в стране начиналась либерализация нефтеэкспорта.

Если прежде сами предприятия не могли продавать свою продукцию за рубеж напрямую, и посему вынуждены были отдаваться в руки спец-экспортерам, вроде «Балкара», то отныне посредники и прилипалы становились им уже ни к чему: вроде пятой спицей в колесе.

По замыслу Янчева «Ноябрьскнефтегаз» и Омский НПЗ следовало вывести из состава «Роснефти» и выставить на продажу; разумеется, с заранее понятным исходом – купить все активы должен был непременно «Балкар».

Подготовка к приватизации велась в обстановке строжайшей тайны, о ней не знали даже в профильном министерстве. Круг посвященных был сужен до минимума. И тем не менее утечки все равно избежать не удалось, как говаривал папаша Мюллер: знают двое – знает и свинья.

А ведь и правда: все происходило в лучших традициях шпионского жанра. Подобно тому, как штандартенфюрер Штирлиц прознал о сепаратных переговорах Алена Даллеса с генералом Вольфом, так и Абрамович разведал о тайных планах Янчева; об этом рассказал ему сын гендиректора «Ноябрьскнефтегаза» Андрей Городилов.

(Почему уж директорский отпрыск решился заложить родного папу – вопрос до сих пор открыт. Бытует версия, что Городилов-младший тоже желал урвать свою порцию выгоды, тогда как Янчев, в силу болгарской своей алчности, пытливого юношу в упор не замечал.)

И так же точно, как Штирлиц, Абрамович тоже начал вести свою собственную двойную игру, дабы сорвать эти сепаратные переговоры. Ежу было понятно, что с приходом новых владельцев он мгновенно будет отодвинут от золотоносного краника; ни делиться, ни договариваться Янчев ни с кем не собирался, уж тем более с каким-то плохо выбритым молодым человеком. В его понимании Абрамович был личностью совершенно непритязательной, мелочью пузатой.

Роман Аркадьевич решает найти какую-то иную третью силу, которая, в награду за инсайд, учтет все его интересы.

Этой силой и стал в итоге Борис Березовский – так возник их эпохальный тандем.

Они познакомились незадолго до того, совершенно случайно. Впрочем, это именно такой переплет, когда случайность – есть неосмысленная закономерность. Не случись той развеселой поездки, рано или поздно их жизненные пути – я абсолютно уверен – все равно бы пересеклись.

(«Случайность, – писал Набоков, – это логика фортуны».)

В декабре 1994-го группа российских олигархов отправилась отдыхать на Карибские острова. Доподлинно известно, что в составе этого праздничного десанта значились Петр Авен, Борис Березовский и Герман Хан. Последний-то и взял с собой молодого, но уже подающего надежды Абрамовича.

Был Роман Аркадьевич тогда молчалив и застенчив, его вполне устраивала роль бедного родственника, из милости позванного к богатому столу. Ради того, чтоб приблизиться к собственной мечте, он готов был терпеть любые унижения.

Вряд ли Березовский обратил на него внимание с самого начала, несмотря даже на рекомендации старинного приятеля Авена – в те дни он был чересчур упоен собственным вознесением. Но для Абрамовича это случайное знакомство стало поистине счастливым лотерейным билетом. И когда узнал он о грядущей продаже «ННГ» и «ОНПЗ», даже и тени сомнений у него не возникло, к кому обращаться за помощью: разумеется, к Борису Абрамовичу.

Но Березовский поначалу всерьез его не воспринял – слишком много просителей и ходоков кружилось в то время окрест него. Не один месяц Абрамович добивался аудиенции олигарха. Пару раз ему даже назначалось время приема, он просиживал в особняке «ЛогоВАЗа» битые часы напролет, но Березовский куда-то все время срывался, и встреча опять откладывалась.

Любой другой на его месте давно бы уже впал в амбиции, психанул, хлопнул дверью, но не таков был Роман Аркадьевич: чтобы купить с потрохами весь мир, нужно обладать звериным упорством и совершенным отсутствием гордости.

И в конце концов крепость рухнула. Абрамовичу хватило буквально полчаса, чтобы убедить Березовского в перспективности своей идеи. На первом попавшемся листке он доходчиво нарисовал схему будущей компании; хозяина кабинета особенно подкупило, что молодой посетитель готов был вкладывать в проект собственные деньги – примерно 25 миллионов долларов…

Через несколько лет Березовский публично признает, что «недостаточно понимал значимость» нефтяной приватизации и что на ум наставил его именно Абрамович. То есть «инициатива принадлежала» ему.

А еще скажет он, Абрамович оказался «самым одаренным молодым человеком, которого он знал».

И попробуйте только возразить, что это не так…

В свою очередь, Абрамович, едва ли не в единственном своем газетном интервью, на вопрос, на чем основывался его успех, ответил с исчерпывающим лаконизмом: «На удаче».

«В нужном месте в нужное время?» – звучит уточнение корреспондента.

«Можно сказать и так».

Абрамович появился в доме приемов «ЛогоВАЗа» как нельзя вовремя. Борис Абрамович в силу врожденного своего честолюбия давно уже тяготился тем, что опоздал к разделу казенного пирога.

Да, у него были «АвтоВАЗ», «ОРТ», «Аэрофлот», банчок под названием «Объединенный», но в сравнении с активами других миллионщиков все это выглядело жалкой пародией, насмешкой какой-то, честное слово.

Когда в начале 1990-х правительство Гайдара принялось напропалую распродавать государственные активы, Березовский был еще слишком слаб, чтобы успеть закомпостировать «билет в свободную экономику» (так именовал ваучер его творец Анатолий Чубайс).

Сотни замечательных во всех отношениях предприятий достались тогда совсем другим; за сущие, между прочим, гроши. (По официальным данным Счетной палаты, за 10 лет от приватизации 145 тысяч предприятий государство выручило всего 9,7 миллиарда долларов: для понимания – такую сумму наши туристы ежегодно оставляют, отдыхая за рубежом.)

Бывший завлаб Каха Бендукидзе выкупил первый пакет легендарного «Уралмаша» – центра мирового тяжелого машиностроения, где трудилось ни много ни мало 34 тысячи человек – за два набитых ваучерами автомобильных багажника, в чем сам потом с гордостью признавался.

Челябинский металлургический завод с 35-тысячным коллективом был приватизирован за 3 миллиона 730 тысяч долларов. Челябинский тракторный завод (54 300 рабочих) – за 2,2 миллиона. Всемирно известный «ЗИЛ» достался новым владельцам за 4 миллиона. Северное мор-ское пароходство – за три. А некий никому неведомый тюменский бурильщик Тимофеев и вовсе купил 210 миллионов акций «Газпрома» ценой в 2,1 миллиарда рублей (широко жили у нас бурильщики!).

Предложение, сделанное Абрамовичем Березовскому, позволяло ему – мгновенно – взять реванш за прежние неудачи, доказать всем – и себе в первую очередь – кто теперь истинный хозяин в доме. Когда же он вдобавок услышал еще и фамилию потенциального конкурента, любые сомнения отпали враз: Янчев давно, еще со времен «АвтоВАЗа», раздражал Березовского своей прытью.

Борис Абрамович, не мешкая, ринулся в бой.

Для начала требовалось перевербовать директорский корпус: в первую очередь главу «Ноябрьскнефтегаза» Виктора Городилова, напрямую афиллированного с Янчевым.

Не знаю уж, какие резоны приводил нефтяному генералу Абрамович (именно он, по признанию Березовского, договаривался с директором «ННГ» и «обеспечивал все, что касается уровня самой компании»), но факт остается фактом – Городилов перешел на его сторону, враз позабыв про Янчева. (Как говорил один известный киногерой: вовремя предать – не предать, а предвидеть.) Рискну предположить, что причина заключалась… м-м-м… скажем так: в большем уважении, нежели его (уважения) готов был демонстрировать хозяин «Балкара». Опять же – сынок Андрюша очень просил.

Ольга Вдовиченко, незадолго до того покинувшая кресло гендиректора «Балкар-Трейдинг», вспоминает:

«Все уже было определено: „Сибнефть“ должен был забрать Янчев, но Абрамович с Березовским его обошли. Они предложили лучшие условия.

Впрочем, уломать директоров было еще полдела; куда важнее было заручиться поддержкой первых лиц государства. Аргументы здесь требовались совсем другие – не столько материалистические, сколько политические. Но Березовский, взявший на себя стратегические материи (цитата из недавнего его интервью: „Я занимался вопросами на политическом уровне, на уровне принятия решений правительства“) нашел и их».

Вообще, виртуозность его достойна всяческого восхищения. На службу себе он умудрялся ставить даже собственные огрехи.

А еще Березовский очень любил одним махом убивать двух зайцев. Именно такой дуплет и решил проделать он с «Сибнефтью».

И года не прошло с момента создания ОРТ, как Борис Абрамович принялся вдруг хныкать и жаловаться на неподъемность взваленной на него ноши. Он точно забыл, что еще совсем недавно говорил совершенно другое, прямо обратное.

Когда Березовский уговаривал Коржакова с Юмашевым отдать ему первый канал, он клялся, что все расходы возьмут на себя акционеры. Собственно, потому-то 49 % акций ОРТ и ушли в частные руки. Его главный интерес – лишь в «сохранении того курса, который был взят Россией в апреле 85-го года и продолжен с лета 91-го», и потом «канал не может считаться выгодным предприятием, поскольку отдача будет заметна только через несколько лет».

После того, как в феврале 1995-го на ОРТ была остановлена реклама, Березовский во всеуслышание заявлял:

«Все убытки, которые понесет канал в связи с прекращением рекламы, будут покрыты из активов финансовых структур в составе акционеров новой телекомпании».

Но уже через пару месяцев эти клятвы оказались забыты, и Березовский запел по-новому. ОРТ, дескать, – предприятие убыточное, денег всю дорогу не хватает, а тут выборы на носу. Кто же, интересно, будет его содержать? Уж не Янчев ли с Ильюшенко?

А вот если отдадут ему еще и «Сибнефть», то никаких проблем с финансированием голубого экрана не возникнет – выборы проведем так, что просто пальчики оближете.

Самое удивительное, что Борису Абрамовичу верили. Почему-то ни-кто из кремлевских мудрецов не задался таким простым и очевидным, казалось бы, вопросом: если ОРТ – ноша столь неподъемная, какого ж рожна ты так истово добивался его создания; неужто из одних только гуманистических побуждений?

На самом деле Березовский в очередной раз лукавил. ОРТ убыточным никогда не был…

Вернее, не так: он не был убыточным для его фактических владельцев. Для государства же – да, убытки на канале росли как снежный ком, но это уже вопрос к самому Борису Абрамовичу.

Как установила проведенная Счетной палатой проверка, общий объем средств, израсходованных каналом в том самом 1995 году, составил 550 миллионов долларов. Однако во всех своих заявлениях и речах Березовский называл совсем иной бюджет: 300 миллионов.

Прямо ребус! Кроссворд.

Впрочем, разгадка оного лежит на поверхности. По признанию бывшего заместителя генпродюсера ОРТ Светланы Светицкой, не менее 40 миллионов долларов было в 1995 году перечислено на счета созданной в Париже фирмы «ОРТ Интернасьональ». Учредителем же этой таинственной структуры был не кто иной, как Бадри Патаркацишвили, старинный соратник и правая рука Березовского.

Иными словами, руководство канала попросту уводило деньги само у себя, а потом еще удивлялось, почему это ОРТ нищает, хотя при таких рекламных расценках, напротив, должно расцветать пышным цветом.

Сергей Лисовский, отвечавший в тот период за всю рекламную политику компании, признался мне как-то, что реальный бюджет ОРТ не превышал 105–110 миллионов долларов.

Я, помню, чуть со стула от удивления не упал. 110 миллионов! Ровно в пять раз меньше декларируемой Березовским цифры! Откуда же она вообще тогда взялась?

В ответ Лисовский лишь улыбнулся своей загадочной улыбкой Моны Лизы:

«Проблемами бюджета я не занимался. Могу сказать лишь одно: ОРТ никогда не был убыточным. Денег, которые мы зарабатывали, вполне хватало для нормального существования.»

Вот вам и ответы на все вопросы…

«Они просто придумали очень понятную схему, – доходчиво объясняет подоплеку манипуляций Березовского его старинный знакомец Петр Авен, – создать „Сибнефть“ для того, чтоб финансировать президентское ТВ… Не было бы Абрамовича, Березовский что-то другое придумал бы, что-то подтянул как бы для того, чтоб финансировать ОРТ…»

То есть сначала Борис Абрамович умудрился выцыганить у Кремля ОРТ, клянясь, что не попросит ни единой бюджетной копейки, и тут же как ни в чем не бывало маячит на пороге опять: дайте воды напиться, а то так голодно, что и переночевать негде.

И ведь наливали, и ломти пожирнее отщипывали, даже пуховую перину заботливо подстилали…

Принято считать, что ключевую роль в завоевании Березовским «Сибнефти» сыграл столь ненавидимый им сегодня генерал Коржаков. Отчасти это так.

Но Коржаков был явно не одинок. Еще до похода к нему Борис Березовский сумел записать в свои сторонники и других влиятельных господ: омского губернатора Полежаева, например, в чьей вотчине и находился основной актив будущей компании.

(Справедливости ради, следует, впрочем, сказать, что немалая заслуга в том принадлежала Абрамовичу. Он сошелся с Полежаевым еще прежде, в период работы с Омским НПЗ, действуя в исконной своей манере чадолюбия. Губернаторский сын Алексей, остроумно прозванный Папиным-Сибиряком, полностью находился под пятой Абрамовича, трудился в его компании Runiсom, жил в любезно предоставленном Романом Аркадьевичем доме в элитном подмосковном поселке Заречье и ездил на им же выделенном «Мерседесе».)

Генерал Коржаков вспоминает:

«Однажды Березовский попросил разрешения привести в президентский клуб одного человека. Пришел с губернатором Омской области Полежаевым. Он сказал, что у Полежаева есть идея создания „Сибнефти“, и что Полежаев готов отдавать часть прибыли на ОРТ. Я в экономике не очень силен. Вот два экономиста и запудрили мне мозги».

По протекции Коржакова омский губернатор в августе 1995-го дважды удостоился президентской аудиенции. Cлучай по кремлевским меркам – беспрецедентный. (Особенно если учесть, что особой любви Ельцин к Полежаеву никогда не испытывал. В 1994-м он даже самолично вычеркнул его из числа кандидатов в президентский клуб.)

В экономике Борис Николаевич понимал не больше своего начальника охраны, посему особого труда убедить его в необходимости создания «Сибнефти» не составило.

Полежаев был у него на приеме 14 августа. А уже 24-го появился президентский указ: «Сибнефти» – быть! В состав новоявленного гиганта были включены Омский НПЗ, «Омскнефтепродукт», «Ноябрьскнефтегаз» и «Ноябрьскнефтегаз-геофизика»: поразительно, но в отраслевом министерстве – топливном – о рождении «Сибнефти» узнали только постфактум; завеса секретности не спадала до последнего дня.

Сегодня, правда, Полежаев всячески отпихивается от лавров «ангела-хранителя» Березовского; он даже уверяет, будто и вовсе был с ним тогда не знаком, да и идею «Сибнефти» вынашивал давно, без всяческой посторонней помощи. «Я вообще о роли Березовского в „Сибнефти“ не знаю», – мелко крестится Полежаев.

В том, что омский губернатор, мягко говоря, лукавит, нетрудно убедиться, послушав его телефонный разговор с Борисом Абрамовичем: он есть в аудиоприложении к этой книге. Трубку Полежаеву передает не кто иной, как Абрамович.

В другой, явно датированной тем же периодом беседе, Абрамович обсуждает организацию встречи Березовского с Полежаевым-младшим.

Некая забывчивость вообще свойственна омскому губернатору; недаром сразу же после создания «Сибнефти», в октябре 1995-го, он во всеуслышание объявил, что компания появилась на свет лишь по единственной причине: дабы не ушла она… в руки москвичей…

…Увлекшись описанием изобретенных Березовским с Абрамовичем комбинаций, я совершенно упустил из виду один архиважный вопрос: а чем же все это время занимался г-н Янчев?

И тут мы переходим к самому захватывающему акту нашего действа. Дело в том, что аккурат в тот самый миг, когда «Сибнефть», точно пирог с капустой, пришло время доставать уже из печи, на «Балкар-Трейдинг» посыпались вдруг одна за другой напасти и беды.

Указ Ельцина о создании компании был подписан, как вы помните, 24 августа. А 19 сентября – менее, чем через месяц – главу «Б-Т» Петра Янчева арестовали. Еще через три недели, 8 октября, сняли с должности его главного покровителя – генпрокурора Ильюшенко: вскоре он тоже переедет в СИЗО «Лефортово». (Янчевскому тестю, первому заму генпрокурора Узбекову повезло чуть больше: его всего-навсего отправили в отставку.)

Инкриминировали Янчеву таможенные нарушения при экспорте нефти; Ильюшенко – получение от него взяток и злоупотребление служебным положением. При таком переплете стало им уже совсем не до «Сибнефти».

Если это и было совпадением, то совпадением, прямо скажем, почти магическим, сверхъестественным.

Особых секретов, собственно, в том нет: инициатором снятия Ильюшенко являлся не кто иной, как начальник СБП Коржаков. Ни он, ни его подчиненные этого и не думают скрывать, добавляя, однако, что действовали без какого-либо злого умысла.

«Никакой политической подоплекой в деле Ильюшенко и не пахнет, – утверждает экс-начальник отдела „П“ президентской службы безопасности Валерий Стрелецкий, главный катализатор всего процесса – обычная уголовщина».

По версии Стрелецкого, порочные связи Ильюшенко с Янчевым попали в поле зрения спецслужб совершенно случайно – при разработке черномырдинского зав. секретариатом Геннадия Петелина. Тоже, кстати, тот еще был фрукт.

«Нас интересовало, с кем из коммерческих структур связана правая рука премьера. Проанализировав всевозможные материалы, мои ребята пришли к выводу: чаще других в Белый дом „нырял“ „Балкар-Трейдинг“. Мы стали собирать информацию об этой структуре. Из ФСБ и РУОПа Московской области нам сообщили, что глава фирмы Петр Янчев подозревается в контрабанде, хищениях, укрытии доходов от налогов. Тогда впервые в этих материалах и всплыло имя Ильюшенко».

Дальше, если верить Стрелецкому, события развивались так: он доложил о компромате на генпрокурора своему непосредственному начальнику – Коржакову, тот вызвал Ильюшенко и предложил добровольно уйти в отставку. Ильюшенко наотрез отказался.

«Он не оставил себе выхода и вынудил нас действовать иначе, – пишет в мемуарах Стрелецкий. – Вскоре следственное отделение УФСБ по Камчатской области возбудило уголовное дело по факту нарушения „Балкаром“ таможенных правил… Захватив толстую папку взрывоопасных бумаг, Коржаков с Барсуковым пошли на прием к президенту».

Чувствуете, куда я клоню? Создавать «Сибнефть» помогал Коржаков; он самолично подписывал у президента желанный указ. И кампанию против Ильюшенко начинал, оказывается, тоже он. Из лучших побуждений или как – не суть важно.

А ведь останься Янчев в строю, вряд ли Березовский с Абрамовичем сумели бы заполучить желанную компанию столь легко. Свободных денег у «Балкара» было несоизмеримо больше, он даже успел скупить уже долги «Ноябрьскнефтегаза» почти на 200 миллионов долларов.

То есть Янчев оставался непреодолимым препятствием, тяжелым бревном, лежащим у Березовского на пути. И убрал это бревно не кто иной, как Коржаков. Который, повторю, и протолкнул, в свою очередь, указ по «Сибнефти».

Единственное, что радует меня, – вряд ли всесильный начальник СБП действовал из каких-то шкурных, сугубо корыстных побуждений. Получив, например, взятку от Березовского. Или – за обещанный ему пакет акций.

И не то чтоб Коржаков был таким уж честным, просто во всем и всегда действовал он, исходя из интересов своего патрона, а подготовить ОРТ к грядущим выборам президенту ой как требовалось.

Конечно, будь Янчев чуть поумнее, он тоже мог бы заручиться кремлевской поддержкой. Но нежданно свалившееся богатство отбило у бывшего торговца запчастями последние остатки самосохранения. Он считал, что схватил уже бога за бороду.

В этом смысле очень точно объяснила мне сию странность бывший гендиректор «Балкара» Ольга Вдовиченко:

«У Петра (Янчева. – Авт.) просто поехала крыша. Он потерял всякую осторожность. Если б не его упрямство и самонадеянность, никаких проблем с „Сибнефтью“ не возникло; забрал бы и жил себе припеваючи».

Дабы поставить точку в судьбе этой полузабытой личности, скажу, что сразу после ареста почти все нефтяные контракты «Балкара» были расторгнуты. Просидел Янчев (как, впрочем, и Ильюшенко) в СИЗО два года. В 2001-м злополучное уголовное дело было прекращено, и он вновь вернулся в нефтяной бизнес, но о прежних горизонтах уже не заикался.

Бывший король российской нефти Петр Янчев умер несколько лет назад в безвестности. О его кончине не написала ни одна газета…

$$$

Но напрасно было бы думать, что с устранением Янчева война за «Сибнефть» подошла к логическому завершению. Как минимум еще два серьезнейших препятствия оставались у Березовского на пути.

Во-первых, конкуренты: Янчев ведь был далеко не единственный, кто претендовал на этот лакомый кусок казенного пирога.

А во-вторых, против создания «Сибнефти» категорически возражал гендиректор Омского НПЗ Иван Лицкевич, человек в отрасли весьма уважаемый, мнение которого со счетов сбрасывать было никак нельзя.

Лицкевич отстаивал совершенно иную модель приватизации: он считал, что на базе завода надо образовать вертикально интегрированную финансово-промышленную группу, куда войдут «ряд предприятий Сибири, использующие нашу продукцию для изготовления своего конечного продукта» (цитирую по его интервью от февраля 1995-го). Старый нефтяник не понимал главного: развитие отрасли и даром не было теперь никому нужно. Во главе угла стояли отныне деньги и еще раз деньги, а их мог дать только нефтяной экспорт.

Много раз с Лицкевичем пытались договориться полюбовно: предлагали деньги, сулили высокие должности – вплоть до кресла министра топлива и энергетики. Бесполезно: он упорно стоял на своем и даже осмеливался слать в правительство гневные депеши, доказывая правоту своих старорежимных идей.

«Летом 1995-го года у нас с Лицкевичем состоялся откровенный разговор, – вспоминает омский мэр Валерий Рощупкин. – „Знаешь, – сказал он, – меня кругом душат, предлагают перейти в Москву, лишь бы я отказался от завода, но я не хочу“. Лицкевич предложил выкупить НПЗ: треть акций забрал бы трудовой коллектив, треть – мэрия, треть – областная администрация. И я по глупости, еще не зная тогда всего расклада, пошел с этим к губернатору Полежаеву. А тот, само собой, передал все Березовскому с Абрамовичем…»

То, что случилось затем, выглядит не менее сверхъестественно, нежели спешная посадка Янчева с Ильюшенко. При престраннейших обстоятельствах Лицкевич… погибает. По официальной версии, директор Омского нефтезавода утонул, купаясь в Иртыше; якобы у него остановилось сердце.

Трагедия эта произошла 19 августа 1995 года. А 24 августа – и недели не прошло – Ельцин подписывает указ о создании «Сибнефти».

Чертовщина какая-то, честное слово…

Сами омичи, впрочем, ничего потустороннего в истории этой не видят. Большинство осведомленных людей до сих пор считают, что уход Лицкевича на дно был инсценирован. Слишком уж вовремя, точно по заказу подоспел он. Градоначальник Валерий Рощупкин еще в те времена говорил мне:

«Практически никто в Омске не верит, что Лицкевич умер своей смертью. Его быстрая гибель сняла все вопросы и привела к тому, что у нас появилась „Сибнефть“… У меня и сейчас стоит в памяти тот наш разговор; я до сих пор корю себя, что пошел тогда к губернатору. Может, Иван Григорьевич до сих пор был бы жив…»

«Мы все убеждены, что Лицкевича убили, – вторит Рощупкину бывший депутат областного заксобрания, ректор Омского автодорожного института Леонид Горынин. – Незадолго до смерти мы летели с ним в самолете. Он жаловался, что все очень плохо, со всех сторон давят. Меня поразило, что когда я предложил ему рюмку водки, Лицкевич ответил, что не пьет теперь ничего из чужих рук; встал и принес свою бутылку».

К этому следовало бы присовокупить еще одно, принципиальнейшее обстоятельство: по словам бизнесмена Виктора Хроленко, близко дружившего с покойным, когда тело Лицкевича было поднято из воды, на ногах его обнаружились… следы проволоки. При этом был он почему-то в носках.

«Никакого расследования по этому факту, конечно, не проводилось: никому это не было нужно…Вообще, вся эта история с купанием в Иртыше выглядит как издевка. Лицкевич органически не переносил воды. Он даже в бассейн и баню никогда не ходил, а уж, чтоб среди бела дня полезть в реку…»

Сразу после гибели Лицкевича и прихода новой команды оба его сына, работавшие на Омском НПЗ, незамедлительно были уволены. Зато «Сибнефть» платит теперь омским студентам персональные стипендии, учрежденные в честь бывшего директора, а имя его присвоено ДК нефтяников и одной из городских площадей; знай он об этом, перевернулся, должно быть, в гробу…

Последними, кто видел Лицкевича в живых, были его шофер и супруга; по версии следствия, решив проветриться в выходной, директор НПЗ поехал якобы в пригород Омска и ушел куда-то вдоль берега, оставив жену дожидаться в машине. Назад он больше уже не вернулся.

Так вот, до сих пор, хоть прошло уже без малого 12 лет, вдова Лицкевича боится рассказывать, что же на самом деле случилось в тот субботний день. Самой близкой своей подруге она призналась однажды: «Меня предупредили, чтобы я не болтала лишнего».

Галине Лицкевич есть чего опасаться; перед ее глазами стоит, должно быть, наглядный и очень поучительный пример второго опасного свидетеля – директорского шофера. Своего начальника он пережил всего на несколько месяцев и вскоре погиб в автокатастрофе.

Это была отнюдь не последняя смерть, ознаменовавшая рождение «Сибнефти».

После того как в областном заксобрании была образована депутатская комиссия по расследованию приватизации Омского НПЗ, неизвестные злоумышленники расстреляли одного из пятерых ее членов, заместителя гендиректора «Омскшины» Олега Чертова; как полагает инициатор создания этой комиссии Леонид Горынин, «это было устрашающее действие». В результате комиссия свою работу фактически свернула. Убийц не нашли до сих пор.

Почти одновременно в Москве странным образом погиб управделами областной администрации Александр Харламов, везший, по словам все того же неугомонного Горынина, крупную сумму якобы для раздачи взяток в интересах «Сибнефти». Из материалов расследования выходило, что Харламова застрелил его же собственный охранник, после чего, не сходя с места, покончил с собой. Правда, сделал он это весьма причудливым образом – пуля вошла в районе подмышки, пробила все тело насквозь и вышла в области противоположного плеча; попробуйте хотя бы на секунду представить себе подобную траекторию, и вам сразу же станет ясно, что самоубийством тут и не пахнет.

Вслед за этим из жизни ушел и президент областного общества предпринимателей Кожевников, именно он ссудил деньги Харламову на поездку в Москву.

Если Афродита была рождена из морской пены, то «Сибнефть» – из человеческой крови…

$$$

Весть о создании «Сибнефти» вызвала в нефтяном мире оторопь напополам с удивлением. Президентский указ стал полной неожиданностью не только для Минтопэнерго, но даже и для правительства.

Целую неделю газеты напропалую гадали, кто же стоит за спиной новой компании. («Естественно будет предположить, что источник поддержки нового проекта находится не в Минтопэнерго и вне пределов его компетенции», – писал, например, в те дни «Коммерсантъ».) Лишь 31 августа покров таинственности начал спадать: имя Березовского как главного инициатора предприятия впервые просочилось в печати; об Абрамовиче – не знал тогда еще никто (благословенные были времена!).

Дело оставалось за малым: выкупить «Сибнефть». Но это было совсем не просто.

Одновременно с Березовским глаз на новую компанию положили и другие богатеи: один из них – Виктор Хроленко, – вообще шел к цели параллельным с ним курсом.

Имя это упоминал я уже не раз – Хроленко возглавлял группу компаний, объединенных вокруг американской структуры со странным названием «Белка Трэйдинг». Фирма эта являлась одним из ведущих трэйдеров Омского НПЗ. Кроме того, Хроленко имел серьезные интересы в медной, алюминиевой и никелевой промышленности, был председателем совета директоров «Кузбассразрезугля», владел модным столичным клубом «Манхэттен Эксперсс». Годовой оборот его компаний достигал двух миллиардов долларов.

А еще – он близко и тесно дружил с кремлевской семьей; именно Хроленко выкупил годом прежде американские права на ельцинские «Записки президента», а в его «Белке» трудился теперь зять президента Леонид Дьяченко.

В беседе со мной Хроленко подтвердил, что наряду с Березовским приложил немало сил для создания «Сибнефти». (Кстати, это первое интервью, которое Хроленко дал кому-либо за всю свою жизнь.) Его активно поддерживал в том гендиректор Омского НПЗ Иван Лицкевич. Они успели создать даже совместное предприятие, взяв в долю и Леонида Дьяченко.

Кроме того, Хроленко установил доверительные отношения и с омским губернатором Полежаевым, московское представительство омской администрации даже разместилось в особняке на Верхней Радищевской улице, принадлежащем Хроленко.

«Я планировал выкупить „Сибнефть“ в одиночку, но в последний момент все сорвалось. Леша (Дьяченко. – Авт.) сказал мне: „Если мы перепишем компанию на тебя, журналисты прознают, подымется скандал: как это – фирма, где работает зять президента, купила „Сибнефть“. Вот пройдут выборы, тогда и получишь свою долю“».

Между прочим, тот факт, что Хроленко был в числе претендентов на «Сибнефть», наглядно подтверждается и записью его телефонного разговора с Березовским, который можно найти в аудиоприложении к нашей книге. Эта беседа, похоже, имела место в середине 1995 года: Борис Абрамович делится с будущим конкурентом своими впечатлениями от проведенной накануне встречи с директорами «Ноябрьскнефтегаза» и Омского НПЗ.

Вот лишь небольшой, но очень красноречивый фрагмент из их диалога.

Виктор Хроленко – Борис Березовский

Хроленко: Чего ты с Городиловым и Лицкевичем без меня зарабатываешь? Спаиваешь их? Сколько они выпили с тобой?

Березовский: Они-то немного.

Хроленко: Так сколько ты им влил?

Березовский: Да нет, мы вчера выпили, я не знаю… Лицкевич пил только вино красное.

Хроленко: Это я знаю, он пари заключил на 10 тысяч долларов, поэтому только красное вино.

Березовский: А Городилов – он вообще не пьет.

Хроленко: Нет, он немножко пьет… Так ты в доме приемов их показал?

Березовский: Конечно.

Хроленко: Ну, довольны?

Березовский: Ну, понимаешь, Лицкевича я видел первый раз…

А Городилова я видел до этого.

Хроленко: Да, я знаю, ты там кое-что отгрузил, это я знаю все объемы.

Березовский: Нет, я ничего не отгрузил… Я к этому не имею никакого отношения на сегодняшний день, но очень хочу иметь.

Хроленко: Боря, так как я тоже в этой штуке, я подписывал эти бумаги, мы там с тобой в одной лодке… Я хотел завтра заехать…

Березовский: Вот очень хорошо, я с тобой тоже хотел поговорить, потому что я знаю, что к Омску ты имеешь отношение.

Хроленко: К Омску. А к тому (Ноябрьску.Авт.) я наоборот не имел, но тоже хочу немножко иметь.

Березовский: Подъезжай, но там есть один вопрос, он существенный и тяжелый на самом деле.

Хроленко: Я думаю, можно будет пробить.

Березовский: Речь фактически идет об одном человеке. Я же с Виктором Степановичем на эту тему договорился. И с Борисом Николаевичем. На всех уровнях решил вопрос. И, тем не менее, вопрос есть; как всегда… Нет, Вить, у меня никаких комплексов. Я готов разделить на тысячу частей, только чтобы получилось.

Хроленко: Ну, конечно. И я тебе объясню, где там мое, где твое, чтобы не было недопонимания.


Перечитаем стенограмму еще раз.

«Вить, у меня никаких комплексов, – щедро объявляет Березовский. – Я готов разделить на тысячу частей, только чтобы получилось».

Ой ли?

Никогда и ни с кем Березовский не считал нужным делиться: всем арифметическим действиям он предпочитал лишь одно – вычитание.

До тех пор, пока Ельцин не подписал указ по «Сибнефти», Борис Абрамович готов был раздавать любые обещания, сулить золотые горы; «только, чтобы получилось». Но едва вышел он на финишную прямую, как все обеты эти мгновенно были забыты; у победы мог быть только один отец.

Хроленко сошел с дистанции сам, после вмешательства Юмашева и Дьяченко, ставших на сторону Березовского. А вот с другими конкурентами – банкирами Потаниным («Онэксимбанк») и Виноградовым («Инкомбанк») – порядком еще пришлось повозиться.

Сергей Соколов, руководитель личного ЧОПа Березовского «Атолл», свидетельствует:

«Борис очень боялся, что Потанин будет участвовать в аукционе по „Сибнефти“. „Атоллу“ была поставлена соответствующая задача: мы активно разрабатывали самого Потанина, завербовали его секретаршу. Был подготовлен даже специальный план. Если бы Потанин решил-таки участвовать в аукционе, мы должны были перехватить машину с конкурсными документами, устроить ДТП, спровоцировать драку. Нам было даже известно, в каком именно портфеле лежат эти бумаги. То есть вышли бы из салона „братки“, забрали портфель – в счет долга. Пока разборки, туда-сюда, аукцион бы уже прошел».

По счастью, обошлось без разборок: Потанин добровольно отказался от аукциона. Однако владелец «Инкомбанка» Владимир Виноградов оказался куда более настырным.

Его дочерняя компания «Самеко» даже выставилась на аукцион, предложив за пакет акций «Сибнефти» 175 миллионов долларов; почти вдвое больше, чем готов был выложить Березовский. Если бы торги начались, Борис Абрамович пролетал, как фанера над Парижем, и все его титанические усилия разом пошли бы прахом. Но вновь случилось чудо.

Мой покойный друг Пол Хлебников приводит в своей книге интервью с Альфредом Кохом, командовавшим тогда Госкомимуществом и отвечавшим за всю продажу госсобственности. Диалог этот настолько восхитителен, что я позволю себе воспроизвести его почти целиком:

А. Кох: «Аукцион начинается. Вдруг, как у Гоголя в „Ревизоре“, раздается „стук сапог“. Открывается дверь. Заходит человек и кладет на стол комиссии факс: „Я, Иван Иванович Иванов (фамилии не помню), директор завода „Самеко“, отзываю свою заявку“… Я, находясь в твердом уме и здравой памяти, подав однажды заявку на аукцион, не подумаю завтра ее отобрать, тем более что речь идет о ста или двухстах миллионов долларов… Что-то должно случиться в течение нескольких дней, чтобы я наплевал на своего хозяина („Инкомбанк“)…»

П. Хлебников: «Вы думаете, он это сделал против воли „Инкомбанка“?»…

А. Кох: «Абсолютно. На сто процентов… Жизнь дороже, наверное, чем хозяин».

Вот так – ни больше ни меньше.

Впрочем, сам Березовский по обыкновению говорил потом совершенно иное:

«В жесточайшем столкновении с „Инкомбанком“ мы выиграли тендер. И ссылки, что „Инкомбанк“ мог заплатить больше, а мы меньше – чушь. Потому что Виноградов счел, что во время аукциона может поехать на охоту, а я счел нужным не отходить от двери».

Понятно теперь, в чем, оказывается, истинный залог успеха: надо просто «не отходить от двери».

Между прочим, когда на аукционе вскрыли конверт, поданный «Самеко» (сиречь «Инкомбанком») черным по белому значилась там предложенная им сумма: 175 миллионов долларов. Победителем же стала фирма, пообещавшая заплатить лишь на 0,1 % больше стартовой цены: 100 миллионов 100 тысяч долларов. (Это – к вопросу о чуши.)

«Инкомбанк» долго еще потом добивался пересмотра аукциона, подавал даже в суд. Но в ответ Центробанк начал трясти его, как грушу; проверки следовали одна за другой, дело чуть не дошло до отзыва у «Инкома» лицензии, и Виноградов вынужден был бесславно капитулировать…

…Говоря об этом историческом аукционе, я умышленно опустил одно важное весьма обстоятельство. Дело в том, что аукциона никакого и не было. Точнее, не было того, что вкладываем мы в самое это понятие.

Это был не простой аукцион, а залоговый. Смысл сей аферы, рожденной в иезуитских мозгах новых правителей России – либералов и рыночников, – был на удивление прост и циничен.

Банки как бы кредитуют правительство под залог пакетов акций крупнейших государственных предприятий. Но в условленные сроки казна с ними не расплачивается, и предприятия остаются в собственности олигархов, форменным образом за гроши. (В бюджет следующего, 1996 года на выкуп предприятий обратно не было заложено ни рубля; то есть все спланировано было изначально.)

Цимес этих комбинаций заключался в том, что банки оперировали не своими, а государственными же деньгами; всякий раз накануне аукционов Минфин ссуживал им бюджетные миллионы, каковые потом и возвращались в казну в обмен на пакеты акций; этакий лохотрон, только с очень большими нулями.

Арифметика, в общем, нехитрая: если в 1995 году Минфин разместил в ряде банков («Инкомбанк», «Онэксимбанк», «Империал», «СБС», «Менатеп», «МФК») свыше $ 600 миллионов «свободных валютных средств», а назад, в бюджет, вернулось $ 650 миллионов, но уже под залог 11 крупнейших предприятий (преимущественно – нефтяных), то где же, спрашивается, логика? Даже еврей, торговавший вареными яйцами по цене сырых, действовал себе не в убыток; он хотя бы имел навар.

По такой чисто воровской схеме Ходорковский купил 45 % «Юкоса» примерно в 120 раз дешевле реальной цены (за $ 45 миллионов), а Потанин – контрольные пакеты «Норильского никеля» и «Сиданко». При годовом обороте в $ 1,5 миллиарда, никелевый гигант встал ему в какие-то $ 170 миллионов; за «Сиданко» – выложил он и того меньше: $ 130 миллионов; уже через пару лет эта нефтяная компания будет оцениваться в.

$ 5 миллиардов.

Общий ущерб, нанесенный государству этими треклятыми залоговыми аукционами, составил десятки (!) миллиардов долларов. (Для сравнения: если за пакеты шести компаний всего было заплачено $ 243 миллиона, то уже через полтора года их рыночная стоимость составила примерно… $ 40 миллиардов.)

И ладно бы создатели этих схем конфузливо прятались бы потом от своих подданных, стыдливо опуская глаза. Так нет же! Они чуть ли еще не гордились своей изобретательностью: эка мы вас…

Один из идеологов залоговых аукционов, вице-премьер и председатель Госкомимущества Альфред Рейнгольдович Кох в интервью американским журналистам так излагал свою концепцию развития России:

«В мировом хозяйстве для нее нет места, не нужен ее алюминий, ее нефть. Россия только мешает, она цены обваливает со своим демпингом. Поэтому я думаю, что участь печальна, безусловно… Россия никому не нужна… Какие гигантские ресурсы имеет Россия? Этот миф я хочу развенчать наконец. Нефть? Существенно теплее и дешевле ее добывать в Персидском заливе. Никель в Канаде добывают, алюминий – в Америке, уголь – в Австралии, лес – в Бразилии. Я не понимаю, чего такого особого в России? Многострадальный народ страдает по собственной вине. Их никто не оккупировал, их никто не покорял, их никто не загонял в тюрьмы. Они сами на себя стучали, сами сажали в тюрьму и сами себя расстреливали. Поэтому этот народ по заслугам пожимает то, что он плодил».

Наверное, даже родственники Альфреда Рейнгольдовича – всякие там гауляйторы, оберштурмбанфюреры и рейхсминистры – не демонстрировали своей русофобии столь откровенно…

Продажа контрольного пакета «Сибнефти» стала последним залоговым аукционом в новейшей истории. Березовский успел впрыгнуть в вагон уже уходящего поезда. Торги провели в самый канун Нового, 1996 года: аккурат 28 декабря.

Победившая фирма – «Нефтяная финансовая компания» – была элементарной прокладкой с уставным капиталом в 250 миллионов рублей (примерно 30 тысяч долларов). Березовский с Абрамовичем учредили ее напополам лишь тремя неделями раньше. Искомую сумму – 100,1 миллиона долларов – внес в казну банк «СБС-Агро»; как раз перед этим правительство очень удачно разместило в нем $ 137 бюджетных миллионов.

Забегая вперед, скажу, что в течение следующего, 1996 года оставшиеся пакеты акций «Сибнефти» благополучно перейдут в те же самые цепкие хваткие руки, и на всех грядущих аукционах структуры Березовского – Абрамовича неизменно будут одерживать победу.

В общей сложности эта сладкая парочка выложила за 92 % «Сибнефти» примерно 240 миллионов долларов. Если выложила, конечно, вообще.

Тогдашний генпрокурор Юрий Скуратов замечает:

«У прокуратуры были подозрения, что и эта сумма реально не была заплачена. Деньги были изысканы Минфином, переведены из одной графы в другую, зачтены в счет будущих доходов – такие пассажи у нас научились делать мастерски».

На самом деле комбинации Березовского – Абрамовича этим не ограничивались. Сразу после их появления все остатки на счетах Омского НПЗ в «Нефтехимбанке» – порядка 30 миллионов долларов – были переведены в Украину якобы для покупки нефтяных цистерн. Георгий Жук, президент «Нефтехимбанка», помнит это отчетливо. Однако никакие цистерны на завод так и не пришли. Сделав круг, миллионы попросту вернулись обратно в Омск. Таким образом, новые владельцы отчасти купили НПЗ за его же собственные деньги.

Десять лет спустя Абрамович продаст «Сибнефть» государству обратно уже за 13 миллиардов: в 54 раза дороже…

И напоследок – еще несколько штрихов к портрету.

Большинство людей, поспособствовавших рождению «Сибнефти», не остались в накладе. Гендиректор «Ноябрьскнефтегаза» Виктор Городилов стал первым президентом компании. Ныне этот уважаемый человек пребывает на заслуженной пенсии (хотя при таких капиталах на кой черт она ему нужна, эта пенсия) и время от времени наслаждается разглядыванием уличных указателей в своем родном городе Ноябрьске – одна из улиц, а также нефтяной колледж еще при жизни названы здесь его именем.

Его сын Андрей несколько лет возглавлял московский филиал «Сибнефти», потом был первым вице-президентом, отвечающим за финансы, одно время исполнял даже обязанности президента. С 2001 года Городилов-младший целиком посвятил себя служению отечеству – сегодня он трудится на посту первого вице-губернатора Чукотки.

Другой сынок – наследник омского губернатора Полежаева по кличке Папин-Сибиряк – за труды также был принят на работу в «Сибнефть» и, как писали местные газеты, даже получил в собственность 15,5 % Омского НПЗ. Свое влияние и капиталы Алексей Полежаев существенно приумножил, выгодно женясь на дочери первого вице-президента «Роснефти» Виктора Отта.

Племянник губернатора Полежаева Константин Потапов стал в «Сибнефти» вице-президентом.

О том, как были отблагодарены иные участники этих событий – сам губернатор Полежаев, председатель Госкомимущества Кох, президентский литраб Юмашев и другие официальные лица – история, понятно, умалчивает…

Судя по тому, что Роман Аркадьевич процветает до сей поры, надо думать, все они остались вполне довольны. Недаром осведомленные люди поговаривают, что число истинных владельцев «Сибнефти» – тех, кто регулярно получал здесь свою долю, – значительно превосходило официальные данные регистрационной палаты; имена этих дольщиков хорошо известны всей стране.

Глава 5

Сто грамм, которые потрясли мир

Год тысяча девятьсот девяносто шестой – год президентских выборов в России – приближался неумолимо, как комета Галлея, предвестница апокалипсиса.

Чуть ли не до самого конца президент Ельцин не мог определиться: идти ему на второй срок или погодить; он оттягивал этот исторический момент до последнего. С одной стороны, президент смертельно, просто нечеловечески устал; годы первой пятилетки превратили некогда бодрого и взрывного трибуна в еле живую развалину. Но с другой – Ельцин был патологически властолюбив; всю жизнь он не мыслил себя вне власти. Да и семья его – жена Наина, младшая дочь Татьяна – не желала съезжать из Кремля; она только-только распробовала отравленные плоды власти, начала входить во вкус.

Окончательное решение Ельцин принял лишь осенью 1995-го. Случилось это – факт показательный, говорящий сам за себя – когда отходил он от очередного инфаркта, лежа на больничной койке ЦКБ.

К тому дню, когда Ельцин публично заявит о своем выдвижении, их – инфарктов – за его спиной останется уже три; не считая двух микроинсультов и бессчетного количества прочих недугов.

Куда делись былая прыть и стать? Теперь это был тяжело больной, измученный, дряхлый старик. Любые нагрузки были для него подобны смерти; изношенное, подорванное пьянками и буйствами сердце могло остановиться в любую секунду.

Даже в самый ответственный миг – при объявлении о выдвижении (случилось это на сцене Дворца молодежи в его родном Екатеринбурге) – Ельцин не смог произнести свой исторический спич до конца, он потерял голос.

То, что президенту пора на покой, стало понятно еще в 1993-м, когда во время визита в Китай, его разбил микроинсульт; посреди ночи у Ельцина отнялись конечности, он не мог ни сесть, ни встать, и только горько, по-стариковски плакал навзрыд. (Из самолета президента выносили тогда на носилках.)

Потом был еще один микроинсульт – и тоже на чужбине; в сентябре 1994-го, при перелете из Штатов в Европу, Ельцину стало так плохо, что он не смог даже выйти к встречавшему его ирландскому премьеру Рейнольдсу, чем породил массу самых противоречивых слухов и домыслов…

Всегда, еще со времен своей строительной юности, Ельцин пил безбожно. Его сослуживцы по Свердловску вспоминают, что за обедом он прихлебывал водку, точно компот. В минуты душевного подъема Борис Николаевич любил показывать свой коронный номер – «двустволку»; широко раскрывал рот и вливал в себя водку из двух бутылок кряду.

Стрельба из «двустволки» кончилась печально: в 1982-м году Ельцина разбил первый инфаркт. Правда, употреблять меньше он не стал.

Генерал Коржаков, его многолетняя тень, рассказывал мне, что первые годы своего правления Ельцин пил ежедневно; всякое утро начиналось у него с водки, а вечерами бездыханное тело гаранта, точно ленинское бревно, охрана увозила домой.

Даже надорвав окончательно сердце, перенеся череду инфарктов и инсультов, президент не в силах был изменить привычный образ жизни; стоило боли едва отступить, он тайком хватался за бутылку…

Все основные, самые главные провалы ельцинского владычества – Чечня, развал Союза, разгон парламента, шоковая терапия, дефолт – так или иначе были связаны либо с его пьянкой, либо с недугами.

В своей предыдущей книге «Ельцин. Кремль. История болезни» я подробно описал многочисленные тому примеры; как, допустим, иностранные президенты специально подпаивали российского коллегу, дабы сделать его податливее и мягче. («По меньшей мере, он не агрессивен, если пьян», – делился со своим окружением Клинтон.)

Когда Борис Николаевич начинал впадать в состояние утренней прелести, он мгновенно терял интерес к работе и готов был подписать все, что угодно; именно таким макаром казахский президент Назарбаев подсунул ему соглашение о космодроме «Байконур», по которому Россия практически отказывалась от своих претензий.

Во время печально известных беловежских событий Ельцин вообще не просыхал; пить начал сразу, едва приехал в Вискули; он даже текст соглашения – смертный приговор Союзу – прочитал в самый последний момент: перед тем как рухнуть без чувств на кровать.

После того как осенью 1991-го в Чечне было объявлено чрезвычайное положение, Борис Николаевич уехал отдыхать в любимое свое Завидово; отвечавший за ЧП вице-президент Руцкой не мог дозвониться до него битых пять дней; после этого Чечня окончательно стала мятежной.

Даже в решающую ночь с 3 на 4 октября 1993 года, когда страна едва не раскололась на два враждующих лагеря, президент преспокойно отправился ко сну…

Ельцин образца 1991 года и Ельцин образца 1996-го – это два совершенно разных человека, даже внешне мало похожие друг на друга. Все, против чего выступал и воевал тот, прежний Ельцин, во много раз было приумножено Ельциным-новым. На фоне его нынешней свиты некогда ненавистная Раиса Максимовна казалась просто застенчивой монашкой.

«Лидер, – говорил Наполеон, – это продавец надежды». Но все проданные Ельциным надежды обернулись сплошным обманом, и этого страна простить ему не могла. К началу выборной гонки его рейтинг не превышал трех-четырех процентов; в таких условиях рассчитывать на победу было верхом самонадеянности.

Но другого пути у него тоже не оставалось; в силу своего извечного властолюбия, Ельцин не успел подготовить себе замену. Он органически не терпел подле себя тех, кто был сильнее и умнее; люди, имевшие хоть мало-мальски собственное «я», безжалостно изгонялись им со двора.

Возможно, будь Ельцин холостым или бездетным, он мог бы еще добровольно сойти с дистанции, но за его спиной плотным заградотрядом стояла семья.

По прошествии времени президент станет уверять, что родные, напротив, чуть ли не отговаривали его от участия в выборах.

«Наина очень не хотела моего выдвижения. Да и меня самого постоянные стрессы совершенно измотали, выжали все соки», – пишет он, например, в последней книге своих мемуаров «Президентский марафон».

Разумеется – это очередной блеф. Еще осенью 1995-го, когда Ельцин свалился со вторым инфарктом (стране объявили тогда, будто у него обострилась ишемическая болезнь сердца), Наина с Татьяной не позволили врачам сделать ему коронарографию. На все уговоры лейб-медиков, что промедление смерти подобно, любимые женщины президента отвечали предельно честно: «Вот пройдут выборы, тогда и делайте, что хотите». (Знаю доподлинно, со слов участников консилиума.)

И не то чтобы они ненавидели главу семейства, вовсе нет. Просто коронарографию – сложнейшее сердечное исследование – невозможно было проводить в стенах кремлевской больницы, требовалось везти пациента в кардиоцентр, сиречь в заведение открытое, где утечек избежать просто не удалось бы. (Всякий раз, когда президент оказывался на больничной койке, окружение принималось упражняться в изворотливости и красноречии, дабы скрыть от народа истинные причины недугов. Фраза о «крепком президентском рукопожатии» навсегда вошла в анналы придворного хитроумия.)

«Порой, особенно накануне выборов 1996 года, мне начинало казаться, что близким Ельцина – Наине Иосифовне, Татьяне Борисовне – нужнее не муж и отец, а президентская должность, – писал в аннотации к моей предыдущей книге любимый лечащий врач президента Владлен Вторушин. – И хотя Ельцин не терпел никаких проявлений снисходительности к своей персоне, в эти минуты мне становилось по-настоящему его жалко. Это был глубоко несчастный, больной, одинокий человек».

Точно дрессированного медведя, старого и немощного Ельцина возили по городам, демонстрируя публике; заставляли выплясывать и орать дурным голосом популярные песни; по мнению Семьи это должно было убедить избирателей в здоровье и крепости их лидера.

После каждого такого выступления Дьяченко совала ему подбадривающие записки:

«Очень хорошо, папа», «Молодец. Вел себя замечательно».

Именно тогда, во время президентских выборов, и взошла над Россией звезда новоявленной царевны, истинной правительницы Кремля Татьяны Борисовны Дьяченко.

Почти всю свою жизнь Ельцин не обращал особого внимания на родных. И в Свердловске, и первые годы в Москве целиком он был занят карьерой, пропадал на работе от зари до зари.

К своим близким президент относился неизменно сурово и жестко: в их доме не было места сантиментам и нежностям, здесь царил чисто партийный домострой, он даже при случайных знакомых мог наорать на жену и дочерей, обозвать их последними словами.

Но чем старее становился Ельцин, тем сильнее прорывался из него рецидив поздней отцовской любви. Лишь оказавшись одной ногой в могиле, Борис Николаевич впервые понял, должно быть, что жил все эти годы ошибочно, неверно. Ни одна должность не стоит тепла семейного очага; случись что – никого, кроме родных, рядом с ним не останется; стакан водки поднесет любой, а вот – воды…

В первую очередь ельцинские чувства распространялись на младшую дочь: и он, и Наина всегда любили Татьяну сильнее старшей сестры. Елена была успешнее, благополучнее, женственнее; в школе и в институте училась отменно (серебряная медаль, красный диплом); рано покинула отчий дом, удачливо выйдя замуж. Словом, за нее можно было почти не беспокоиться.

То ли дело Татьяна, этакий сорванец в юбке, с трудной судьбой и неуживчивым характером. Если Елена была маминой дочкой, то Татьяна – уж точно папиной. От Ельцина к ней перешли по наследству большинство его типично мужских черт: упрямство, честолюбие, амбициозность.

Сразу после школы, наперекор родительской воле, отправилась она покорять Москву. Личная жизнь ее не сложилась. От скороспелого студенческого брака у Татьяны остался сын, названный в честь деда Борисом. Даже после того как Ельцина назначили секретарем ЦК, а вслед за тем и вожаком столичных коммунистов, Татьяна долго не могла найти – ладно уж достойно-номенклатурного – хоть какого-нибудь, самого завалящего мужа; не по причине каких-то своих изъянов – вовсе нет, она была достаточно хороша собой. Просто младшая ельцинская дочь – точно по Фрейду – всех мужчин сравнивала с отцом, и сравнение это выходило явно не в их пользу.

Такого отношения не мог выдержать ни один мало-мальски уважающий себя кавалер. В итоге дошло до того, что Татьяна закрутила роман с рядовым сотрудником отцовской охраны Александром Быковым, но и тот очень быстро дал деру.

Выйти замуж удалось ей лишь с бог знает какой по счету попытки. Любви здесь не было и в помине; когда тебе под тридцать, а на руках ребенок, уже не до разборчивости.

Со своим избранником Татьяна служила в одной шарашке – знаменитом КБ «Салют», ковавшем ракетный щит Родины.

Леонид Дьяченко был юношей из хорошей семьи. Его отец работал заместителем генконструктора того же КБ, а дедушка был член-корром Академии медицинских наук. Ну, а самое главное – он являл собой классический пример бессловесного подкаблучника, всегда и во всем подчиняющегося воле жене; решения в их семье неизменно принимала Татьяна. Роль зятя всесильного секретаря МГК полностью устраивала Дьяченко; ради этого можно было закрыть глаза и на наличие у жены ребенка от первого брака, и на то, что была она на три года старше его…

(Уже потом Татьяна придумает красивую сказку о любви с первого взгляда: будто, катаясь на лыжах в Крылатском, она потеряла варежку, а Леонид нашел, их глаза встретились, и сердца затрепетали. Если учесть, что познакомились они в 1984 году, а поженились только в 1987-м, звучит это как минимум забавно.

Доводилось мне встречать и иную, столь же романтичную версию морганистического знакомства: «в очередной раз, не позволив заплатить за себя в общественной столовой, девушка подняла глаза и увидела своего второго мужа».)

Отношение к Дьяченко в ельцинской семье всегда было пренебрежительно-насмешливым: никто здесь особо с ним не считался. Часто его даже не звали за общий стол. О том, чтобы Ельцину пропустить по маленькой с зятем, не могло идти и речи, хотя Леонид выпить был тоже совсем не дурак.

И тестя, и тещу, а уж тем более жену Дьяченко боялся до рези в желудке. Он вообще по натуре был человеком безмерно трусливым и робким; даже если шел с приятелями в баню, и туда по извечной русской традиции привозили гетер, мгновенно одевался и садился в уголок; не дай бог, Татьяна узнает, выставит на мороз. (С первого же дня молодая семья жила под одной крышей с Ельциными.)

Но зато, знакомясь с людьми, Дьяченко с гордостью представлялся дословно так: «Леонид, зять Ельцина». (После коронации тестя, представление несколько изменилось; теперь он говорил: «Леонид, зять президента».)

Из всего президентского клана именно Дьяченко первым попал в объятия желтого дьявола.

Леонид (в семье его звали Лешей) очень хотел разбогатеть. Проще всего, конечно, было ему воспользоваться родством с президентом, но в те уже былинные годы даже сунуться с этим к Ельциным было равносильно самоубийству.

Свой бизнес президентский зять начинал с малопочтенной, недостойной его статуса ерунды: в 1992 году Дьяченко организовал точку в Лужниках по продаже женских китайских трусов. Временами он даже сам вставал за прилавок, благо в лицо его никто пока не знал, выкрикивая рекламные слоганы собственного сочинения; например такие: «Наши трусы приятно холодят ваши руки». Или: «Боритесь с инфляцией: вкладывайте ваши деньги в трусы». Однако коммерция от этого лучше не шла.

О том, что его родственник торгует ширпотребом, сиречь спекулирует, Ельцин долго не знал. Все обнаружилось совершенно случайно; однажды в Лужниках внезапно объявили санитарный день. Незадачливому ларечнику пришлось вместе с товаром возвращаться на дачу, где, как назло, встретили его приехавшие к президенту соратники с женами. Выпито было уже немало, а посему гости потребовали распаковать таинственные коробки; а вкупе с ними раскрылась и страшная тайна президентского зятя.

Спас положение Ельцин; он широким жестом предложил генеральшам забрать с собой понравившиеся трусы, чем нанес непоправимый удар дьяченковскому бюджету…

Это было счастливое, благословенное время, когда ни о каких банковских счетах и заграничных виллах президентская семья даже не смела мечтать. К любому стяжательству тот, прежний Ельцин относился неизменно сурово и круто. Когда однажды, в начале 1990-х, дочки с внуками засобирались на отдых в Грецию, и он узнал, что обойдется поездка в 20 тысяч долларов, бешенству его не было предела; он кричал, топал ногами; естественно, ни в какую Грецию никто не поехал.

«Жили они тогда очень скромно, – вспоминает один из приятелей Леонида Дьяченко. – У них не было денег даже на то, чтобы сходить в ресторан. Помню, как-то Леша позвал меня в гости к себе на Осеннюю, и я услышал его разговор с Татьяной по телефону: „Здесь утром лежали деньги? Куда они делись? Да нет, тут было триста долларов, а сейчас осталось только сто“».

Чем больше времени проходило со дня президентских выборов, тем сильнее президентская родня начинала чувствовать свою неприкаянность. Совершенно никчемные, пустые люди без рода, без племени превращались на их глазах в богачей. Миллионные состояния делались – в прямом смысле слова – из воздуха. Жены министров, не стесняясь, выходили в свет, сверкая бриллиантами.

Роскошная, сытая жизнь проносилась мимо. Семья же, буквально сидя на мешках с золотом, обладая безграничными, невообразимыми возможностями, истязала себя аскетизмом и воздержанием. (Только когда Ельцин, уже будучи президентом, переехал на свою первую собственную дачу, обслуге дозволили выбросить солдатские матрацы: до этого глава государства преспокойно на них почивал.) Долго так продолжаться не могло; времена падающих в голодный обморок цюруп давно уже канули в Лету.

(«Господи, как же мне надоела эта нищета», – бросила как-то в сердцах Татьяна одному своему знакомому.)

Вот в эти-то переломные дни и встретился на Татьяниной дороге Борис Абрамович Березовский.

Бытует убеждение, что именно Березовский сбил президентскую дочку с истинного пути, подобрав отмычку к ее мятежной, рвущейся душе. На самом деле это не совсем так.

Первым и самым главным змеем-искусителем стал для ельцинской семьи журналист Юмашев, написавший за президента все три его книги. Это он открыл царственной фамилии глаза на подлинно-счастливую жизнь.

«Летописец», как называли в Кремле Юмашева, раньше всех остальных царедворцев заразился «золотой лихорадкой». Он искренне считал, что благословенные деньки ельцинского правления подходят к концу и надо торопиться конвертировать власть в наличную и безналичную валюту.

То и дело в юмашевской голове рождались самые разные коммерческие идеи; однажды, например, он чуть не купил бывшее здание московского управления КГБ на Большой Лубянке. Впрочем, самым главным его бизнес-проектом стало издание президентских воспоминаний.

Генерал Коржаков подробно описывает, как Юмашев регулярно приносил президенту проценты с открытого счета в английском банке – приблизительно 16 тысяч долларов ежемесячно.

«Борис Николаевич складывал деньги в свой сейф, это были его личные средства, „заначка“».

Разумеется, налоги с этих «передач» платить президент и не думал…

Полагаю, однако, что упомянутыми выше цифрами дело явно не ограничивалось. В предыдущих главах я уже указывал, что за счастье издать «Записки президента» Березовский на паях с Каданниковым выложили круглую сумму: 1,2 миллиона долларов. Еще более двух миллионов (2 250 – если точно) было заплачено за права на английское и американское издания; плюс – французское, японское, китайское. Сбором денег заведовал, разумеется, Юмашев. (Президент называл это «нашей тайной».)

Таким макаром к концу 1994 года на секретном счете в лондонском банке Barclays скопилось более трех миллионов долларов.

Между тем в своей официальной декларации за тот же 1994 год Ельцин указал лишь 280 тысяч долларов, полученных в качестве гонораров. Нехитрый арифметический подсчет показывает, что от налогообложения он утаил свыше 90 % творческих доходов; это не считая юмашев-ских «передач».

Так постепенно, конверт за конвертом, бывший курьер «Комсомолки» заботливо обволакивал, опутывал Ельцина паутиной коррупции и круговой поруки.

(Как тут не вспомнить громкие эскапады самого же Бориса Николаевича, сделанные им еще на пути к власти. Когда в конце 1980-х будущего президента спросили о постыдном поведении Горбачева, который-де получает гонорары от книг в Швейцарии, а на эти деньги строит собственный замок в Крыму, народный трибун рубанул с плеча:

«Дача построена. Личных денег вряд ли хватило бы на строительство. О гонорарах я не буду распространяться».

Знать бы тогда, что нас ждет впереди…)

«Записки президента» стали поистине переломной, эпохальной книгой: по последствиям своим они уступают разве что «Капиталу», «Майн Кампф» да «Апрельским тезисам»; эта штука была даже посильнее «Фауста» Гёте.

На «Записках» кончился прежний бессребреник и нигилист Ельцин; с них же началось и триумфальное восхождение Березовского. Оба этих события во многом определили ход новейшей российской истории.

Как Юмашев привел Березовского в Кремль, я подробно уже описывал в предыдущих главах, так что повторяться смысла, думаю, не имеет. Перейдем сразу к сути.

К началу 1996 года наш герой плотно оседлал уже кремлевский олимп. Он регулярно посещал высокие кабинеты, не вылезал из президентского клуба, а в его доме приемов на Новокузнецкой улице почти ежедневно собирались лучшие люди страны: от премьера Черномырдина до членов президентской семьи.

Этот дом приемов – своего рода гибрид великосветского салона и закрытого элитарного клуба, обставленный по оценке американского миллионера Джорджа Сороса «так же, как в Голливуде декорируют прибежище мафиози» – стал отличным подспорьем в экспансии Березовского. В любое время дня и ночи VIP-персон ждал здесь радушный прием и сытный, а главное, бесплатный стол; министрам, чиновникам и депутатам такое изысканное обхождение очень нравилось.

Сергей Филатов, командовавший тогда президентской администрацией, вспоминает, как на похоронах Листьева, прямо на кладбище, Сосковец предложил ему заехать «в одно место», каковое, при ближайшем рассмотрении, оказалось домом приемов «ЛогоВАЗа».

«Мы поздоровались и прошли в комнату, обставленную белой мебелью, где был накрыт стол для обеда. Пообедали молча в какой-то гнетущей тишине и разъехались».

Борис Абрамович рассчитал все верно – чем выше статус человека, тем жаднее и мелочнее он. Так за тарелку дармовой похлебки и вонючую гаванскую сигару повелители жизни попадали в зависимость к тщедушному коммерсанту.

Им и невдомек было, что за его обходительностью и видимым гостеприимством скрывался жестокий, циничный расчет; точно паук, зазывал он в ловко расставленные сети доверчивую мошкару.

Уже с 1995 года ЧОП «Атолл» – личное разведбюро Березовского – начало шпионить за всеми посетителями дома приемов.

«Мобильных почти ни у кого еще не было. Все они звонили из клуба по разным делам, и Борис приказал поставить телефоны на круглосуточный контроль, – вспоминает „боевую молодость“ руководитель „Атолла“ Сергей Соколов. – Он хотел знать содержание их разговоров – с инсайдеровской точки зрения. Да и потом Березовский уже тогда решил собирать архив компромата, и любая мелочь могла пригодиться. Мы записывали не только телефонные разговоры, но и помещения. В зале, где проходило большинство встреч и тусовок, стояли каминные часы, оборудованные скрытой камерой; запись включалась с карманного брелока. А в Борином кабинете технику мы вмонтировали в настольную лампу. Когда он зажигал свет, начиналась видео и аудиозапись. Плюс к тому были еще и переносные устройства – другие настольные часы, письменный прибор, огромный калькулятор. Если ему требовалось кого-то записать, он приносил их с собой…»

(О характере и частоте разговоров, которые велись в доме приемов, без труда можно понять из аудиоприложения к этой книге; в нее вошли как раз записи, тайно сделанные «Атоллом».)

Главный принцип Березовского заключался во всяком отсутствии у него принципов. Нежно заключая очередного посетителя в объятия, он одновременно нажимал на кнопку брелока, запуская скрытую камеру; у агента «Московского» была хорошая школа.

Чувство благодарности отсутствовало у Березовского по определению. Как только человек переставал быть ему нужен, в ту же минуту он вычеркивал его из своей жизни; никакие прежние заслуги и давнишние отношения роли здесь не играли.

Всеми своими первыми успехами Борис Абрамович был обязан не столько Юмашеву, сколько генералу Коржакову; это с его легкой руки он получил контроль над ОРТ, выкупил за гроши «Сибнефть», подмял «Аэрофлот».

Не было в то время фигуры более мощной и влиятельной, чем начальник президентской охраны. Его служба безопасности постепенно превращалась в мини-КГБ, контролирующий самые разные сферы: от алмазно-бриллиантовой промышленности до экспорта вооружений и нефти.

Коржаков мог втоптать в грязь и, напротив, поднять из грязи любого. Березовский отлично это понимал, посему первые несколько лет напропалую демонстрировал генералу исключительную свою любовь и почитание.

Известен случай, когда в декабре 1994-го он прилетел на Карибы, но уже на другой день ему позвонил Коржаков и предложил увидеться. Наверное, скажи тот в ответ, что находится на другом конце земного шара, начальник СБП не обиделся бы. Но не таков был Борис Абрамович. Он мгновенно нанял самолет, 20 часов летел в Москву, потом 20 – обратно: и все для того, чтобы на 10 минут зайти в кремлевский кабинет.

Но потом, опять же при посредстве Юмашева, Березовский познакомился с Татьяной Дьяченко, и нужда в Коржакове постепенно стала спадать. Напротив даже: чем теснее сходился он с кремлевской царевной, тем опаснее становился для него Коржаков; к семье патрона генерал относился как к своей собственной, свято оберегая Татьянину девичью честь.

Борис Абрамович появился в жизни Дьяченко в самый подходящий момент: президентская дочь давно уже тяготилась ролью статиста; ее честолюбие и нереализованные амбиции рвались наружу, но никто из отцовского окружения – в первую очередь Коржаков – всерьез Татьяну не воспринимал. И сам Ельцин, и его фавориты, все, как на подбор, были людьми старорежимными, домостроевцами, считавшими, что место женщины у плиты и колыбели. Дьяченко был нужен кто-то другой (муж-подкаблучник, понятно, не в счет), заботливый и мудрый психоаналитик, способный понять ее мятежную душу.

Таким духовником и стал Березовский. Его коммивояжерское умение разговаривать с людьми на доступном им языке, пришлось Татьяне Борисовне исключительно по душе; да и подарки его тоже были очень кстати; жене вчерашнего торговца нижним китайским бельем многого тогда еще не требовалось.

На самом деле – я твердо в этом уверен – злую шутку с Дьяченко сыграла близость с отцом; на эту удочку ловились многие царедворцы. Всякий, кто узнавал истинного Ельцина, рано или поздно начинал задаваться вопросом: почему он, а не я?

При ближайшем рассмотрении в президенте не было ничего величественного, даже наоборот. Стоило хоть раз увидеть его в период астрала, когда он дурачился и выкидывал свои азиатские коленца, как от всякой сакральности не оставалось и следа; без уважения – не может быть почитания, а значит, и дистанции. Именно под влиянием таких вот виденных картин вице-президент Руцкой и спикер Хасбулатов всерьез уверились, что тоже могут стать лидерами державы: а чем мы хуже?

Для такого многоопытного, хитромудрого человека, как Березовский, не составило большого труда окрутить неискушенную в политических интригах барышню. Правда, тягаться ему с Коржаковым было тогда еще совсем не по зубам, но к открытой схватке он поначалу и не стремился. Действовать Борис Абрамович предпочитал в исконной своей манере: тихой сапой, неспешно, шаг за шагом.

Рядом с ним постоянно маячил и Валентин Юмашев, которому тоже давно стали уже тесны рамки «личного журналиста», этакого королев-ского писаришки, из милости живущего в дворцовых покоях.

Сведя Березовского с Дьяченко, Юмашев сделал для нового друга совсем уж невозможное: он сумел затащить его и к самому президенту.

В архиве «Атолла» сохранился занимательнейший разговор двух заединщиков: только-только Борис Абрамович вернулся от Ельцина. («Третий подъезд, елочки, на второй этаж», – по телефону объяснял дорогу секретарь президента Федотов.)

Судя по всему, это вторая в его жизни аудиенция у президента, и он придает ей огромное значение (хотя ехидный Бадри Патаркацишвили и напутствует его: «Ты выходи с таким расчетом, чтоб хоть к нему не опоздать»).

Борис Березовский – Валентин Юмашев

Березовский: Валь, ну что я тебе хочу сказать, я встречался сегодня, а-а-а, понятно?

Юмашев: Ага.

Березовский: Ну, в принципе, положительно, конечно, Валь.

Юмашев: Угу.

Березовский: Долгий разговор. Валь, ты знаешь, я хочу тебе сказать, я еще раз убедился, Валь, он офигительный, Валь… Его никак нельзя потерять, Валь… То есть, и более того, не просто нельзя потерять, а вот и вместе можно решить совсем кардинальные проблемы. Может быть, впервые можно решать то, что мы вообще не могли подступиться даже… Понятно, да?

Юмашев: Здорово.

Березовский: Ну, мы завтра с тобой обсудим, ладно?

Юмашев: Да, да… Здорово.

Березовский: Ты знаешь, вот… как бы… знаешь, Валь, его нужно принять совсем в компанию. Понимаешь?

Юмашев: Угу.

Березовский: Вот это тот человек, с которым можно начать, и, ну как, вот… я не говорю, как у нас с тобой отношения, да? Ну, близкие к этому, Валь.

Юмашев: Угу, угу.

Березовский: Вот поэтому нужно совершенно по-другому подходить к этим отношениям… То есть прецедента этому не существует…

Юмашев: Угу… А самое главное, что просто… Ключевая фигура еще к тому же.

Березовский: Абсолютно, Валь. Поэтому я тебе и говорю… Это совсем отдельная тема. Причем, с моей точки зрения, просто ключевая, главная тема. Все остальное – второстепенно.


Какие отношения у Юмашева с Березовским – понятно без перевода; в этом контексте предложение Бориса Абрамовича завязать аналогичные отношения с Ельциным – «близкие к этому» – выглядят весьма недвусмысленно.

«Его нужно принять в компанию, – говорит какой-то полукриминальный коммерсант о президенте России. – Вместе можно решить совсем кардинальные проблемы… то, что мы, вообще, не могли подступиться даже».

То есть будущий зам. секретаря Совета безопасности предлагает будущему же главе кремлевской администрации взять президента в долю, и никакого возмущения у собеседника это не вызывает; даже наоборот – Юмашев еще и поддакивает в ответ, делая затем все возможное для осуществления сего циничного плана.

Конечно, к Ельцину можно относиться по-разному – я лично особого пиетета к нему, например, не испытываю. Но все же – президент есть президент. Это вам не участковый Анискин, не какой-нибудь вшивый таможенник, подкупить которого дозволено первому встречному барыге; а потом еще, между делом, бахвалиться этим перед друзьями.

На таком фоне многочисленные заявления Березовского о том, как он уважает первого президента, считая его главным либералом и отцом нации, выглядят словно форменная издевка. Нельзя уважать того, кому собираешься всучить взятку…

$$$

Самое время теперь обратиться к еще одному, набившему уже оскомину историческому мифу: якобы победу Ельцина на выборах выковали российские олигархи, и в первую голову – Березовский.

Всевозможные исследователи и горе-летописцы описывают это так: дескать, перед лицом смертельной опасности, явившейся России в виде родинки на красной зюгановской переносице, отечественные магнаты объединились и вручили президенту «весь их ресурс – информационный, региональный, финансовый» (цитата из ельцинской книги «Президентский марафон»); не будь их – не было б и победы.

Полноте, этими уверениями не впечатлить и первоклашку. После чековой приватизации и залоговых аукционов не было в России предприятия более прибыльного, нежели выборы-1996.

По самым скромным подсчетам, избирательная кампания Ельцина обошлась в несколько миллиардов долларов (цифры называются разные: от двух до четырех). При этом, если верить отчетам Центризбиркома, официальные ее размеры составляли всего-то 14 миллиардов 428 миллионов рублей – около 2,5 миллионов долларов по пересчету; или – для наглядности – пять коробок из-под «ксерокса».

То есть речь шла о цифрах совершенно гигантских, и – вот в чем весь цимес – неконтролируемых.

В своей предыдущей книге я уже приводил сметы подлинных, а не туфтовых, нарисованных специально для ЦИКа, расходов ельцинского штаба, сохранившихся в моем архиве еще с тех времен. Скажем, к 13 мая 1996 года бюджет кампании составлял уже (только по ряду направлений) свыше 341 миллиона долларов. При этом рос он как на дрожжах. Лишь за сутки – с 30 по 31 мая – затраты штаба увеличились на 7 миллионов «зеленых».

Ясно, что при таких головокружительных объемах проследить за деньгами было попросту невозможно; даже если с каждой сотни скромно отпиливать хотя бы по доллару, навар все равно получится фантастический.

А теперь вспомним, из-за чего возник основной сыр-бор в ельцин-ском стане? Правильно, из-за передела влияния: кто будет главным на капитанском мостике.

Участники тех событий – и Ельцин, и Чубайс, и сами олигархи – пытаются убедить нас, будто смена руководства избирательного штаба была продиктована исключительно благими, чистейшими помыслами; дескать, старая команда во главе с первым вице-премьером Сосковцом работала примитивно и грубо.

В своих последних мемуарах Ельцин пишет:

«Скандалы в штабе начались почти сразу же… Руководитель штаба просто „забыл“ о том, что мы живем уже в другой стране… Шла сплошная, беспардонная накачка губернаторов: вы должны, вы обязаны обеспечить!.. Помню, как Сосковец по какому-то незначительному поводу грубо наорал на телевизионщиков: что-то там не то показали в выпуске „Вестей“. Практически поссорил нас с телевизионными журналистами… Такая работа живо напомнила мне заседания бюро обкома партии – те же методы, слова, отношения, как будто из глубокого прошлого».

На самом деле претензии эти звучат довольно смехотворно: можно подумать, будто выборы в России когда-нибудь обходились без включения административного ресурса и «накачки губернаторов». Да и уж кому-кому, только не Ельцину возмущаться авторитарным стилем руководства; по степени жесткости и тоталитаризма все другие против него – сплошь октябрята.

Работая над этой книгой, я перелопатил уйму статей, мемуаров, исследований в поисках конкретных, зримых образчиков плохой работы штаба Сосковца. Так вот, ни одного мало-мальски серьезного примера найти мне не удалось, их попросту не существует.

Вся вина Сосковца, а точнее команды Коржакова, которую он представлял, заключалась только в одном: она стояла на пути у команды другой. (Полковник Стрелецкий, правая рука Коржакова, очень точно назовет ее командой «бабкоделателей».)

Это была не просто борьба кланов за доступ к телу, это была борьба за доступ к бюджету: кто реально командует штабом, тот и будет осваивать миллиарды.

Ради таких барышей олигархи даже готовы были позабыть прежние распри; бизнес – штука циничная, доведется – будешь и с чертом лысым целоваться взасос.

После триумфального выступления Зюганова на международном экономическом форуме в Давосе в феврале 1996-го, когда всем стало понятно, что Запад готов ставить на две лошади кряду, даже такие заклятые враги, как Гусинский и Березовский, вынуждены были зарыть в землю топор войны; временно, конечно. Они договорились больше не «заказывать» друг друга, а совсем наоборот, объединиться во имя великой цели.

Вскоре к этой сладкой парочке примкнуло и большинство других олигархов, а также «положительно заряженные» царедворцы: Юмашев, первый ельцинский помощник Илюшин и уволенный как раз накануне Чубайс (впоследствии Ельцин будет утверждать, будто «в очередной раз группа Коржакова – Сосковца сумела меня с ним поссорить», хотя истинная причина отставки крылась совсем в другом. Проведенная Счетной палатой проверка показала, что в результате чубайсовской приватизации казна недосчиталась нескольких триллионов рублей; этих денег как раз не хватило на зарплаты бюджетникам).

Не осталась в стороне и Татьяна Дьяченко. Еще в марте она была введена в состав предвыборного штаба. Само собой, идея эта принадлежала… Ну, правильно – все тому же Юмашеву, сиречь Березовскому.

В своей книге «Президентский марафон» Ельцин подробно (и, похоже, верно) описывает, как это произошло.

«Как-то раз ко мне в Барвиху приехал Валентин Юмашев. Я не выдержал и поделился с ним своими мыслями: чувствую, что процесс не контролирую…

„Нужен свой человек в штабе“, – сказал я. Валентин послушал, покивал, задумался. „А если Таня?“ – вдруг спросил он…

Я вначале даже не понял, о ком он говорит. При чем тут Таня? Это было настолько непривычно, что меня сразу же одолели сомнения: как это будет воспринято в обществе?..

…С другой стороны, Таня – единственный человек, который сможет донести до меня всю информацию. Ей скажут то, чего не говорят мне в глаза. А она человек честный, без чиновничьих комплексов, скрывать ничего не будет».

И тут же:

«Таня теперь была все время где-то рядом. Насколько спокойнее я стал себя ощущать!..

До того как Таня пришла в штаб, я думал, что нагрузок, которые обещала предвыборная гонка, просто не выдержу. Физически…

А тут я вдруг стал думать: нет, не сорвусь. Смогу. Но самое главное – совершенно естественно стали разрешаться, казалось бы, неразрешимые проблемы».

Так вот, оказывается, кто был главным залогом успеха – Татьяна Борисовна. Если б не она, не видать Ельцину победы, как своих ушей; одним только своим видом, точно пресвятая Богородица, Дьяченко возвращала престарелому отцу мощь и энергию.

На самом деле идея с внедрением президентской дочери в штаб родилась у Юмашева вовсе не спонтанно, а была заранее припасенной домашней заготовкой. Тот же Березовский вспоминал, как «летописец» позвонил ему среди ночи, воодушевленный и возбужденный: «У меня есть совершенно гениальная идея».

Борис Абрамович оценил этот блестящий замысел с ходу. Дьяченко давно уже изнемогала от нереализованных комплексов и амбиций; ей тоже хотелось играть во взрослые игры. Кроме того, она до беспамятства любила отца и очень хотела оказаться ему полезной.

В одном из немногочисленных своих интервью Татьяна Борисовна без обиняков скажет потом:

«В предвыборной кампании я была связующим звеном между мозговым штабом, аналитической группой и папой, без чего, наверное, все было бы намного сложнее».

То есть вся роль Дьяченко сводилась к одному: она была мостиком между спонсорами и Ельциным, своего рода Троянским конем, заведенным олигархами в Кремль. Неискушенная в политике и интригах, дочка стала идеальным инструментом влияния на престарелого отца, обуреваемого комплексом поздней любви к ней. (Какими только восторженными эпитетами не награждает он ее в мемуарах: «и потрясающее женское обаяние, и мягкость, и ум, и тонкость»).

Дьяченко была единственным членом предвыборного штаба без каких-либо четко очерченных функций, этаким министром без портфеля. Вся ее работа, по утверждению Коржакова, сводилась к тому, чтобы старательно конспектировать ход совещаний, а потом дословно передавать их Березовскому, который и определял: «что рассказать Ельцину, а чего говорить не стоит». Сидела отныне она в президентском первом корпусе Кремля, в двух шагах от кабинета отца; передвигалась по Москве на лимузине с трехцветным, «федеральным» номером и мигалкой.

Именно Дьяченко в начале 1996 года организовала историческую встречу десяти олигархов с Ельциным; сходка, на которой присутствовали Березовский, Гусинский, Ходорковский, Смоленский, Потанин, Фридман и etc., не случайно собралась в ее кремлевских апартаментах. Ни Коржакова, ни Сосковца, даже Черномырдина на встречу эту предусмотрительно не позвали.

По описанию Ельцина, беседа была предельно нелицеприятной. Олигархи будто заявили ему, что ситуация с выборами – «это уже почти крах».

«Такого жесткого разговора я, конечно, не ожидал», – пишет экс-президент в своих мемуарах. Якобы посетители объявили ему, что «если сейчас кардинально не переломить ситуацию, через месяц будет поздно».

Правда, кое о чем еще Ельцин не пишет: о том, что после окончания встречи с ним в кабинете – один на один – остался Березовский; эту аудиенцию Борис Абрамович долго вымаливал у Наины Иосифовны и Татьяны Борисовны.

Ничего нового сверх того, что уже обсуждалось, Березовский, естественно, не произнес. Но этого, в общем, и не требовалось. Главным для него было обозначить свое место в истории, застолбить за собой лавры организатора и вдохновителя будущих побед – первого среди равных.

Ельцин слушал его, не мигая.

«Это все, что вы хотели сказать? – с видимым раздражением спросил он, когда Березовский наконец остановился, дабы перевести дух. – Хорошо. Можете быть свободны».

Никому и никогда Ельцин не позволял ставить себя перед выбором; ему легче было хлопнуть дверью, нежели подчиниться давлению извне. Но он почему-то не только проглотил объявленный ему ультиматум – а как это можно было назвать еще? – но и согласился со всеми требованиями олигархов; отодвинул в сторону Сосковца и даже вернул из небытия рекомендованного ими Чубайса, хотя еще два месяца назад громогласно произнес свое знаменитое: «Во всем виноват Чубайс».

Причина такой удивительной податливости объяснялась довольно просто: это был элементарный торг. Отчасти Ельцин и сам это признает, указывая:

«…они предложили использовать в предвыборной кампании весь их ресурс – информационный, региональный, финансовый, но самое главное – человеческий. Они рекомендовали в штаб своих лучших людей. Тогда и появилась так называемая аналитическая группа…» (Ее, собственно, и возглавил Чубайс.)

Кроме того, олигархи пообещали выделить на выборы круглую сумму – 50 миллионов долларов каждый; итого, стало быть, полмиллиарда. А за это Ельцин гарантировал им невиданные льготы и преференции при раздаче государственной собственности; но после победы.

Кто платит девушку – тот ее и танцует…

(«„Честная“ Таня и „честный“ Борис Николаевич продали Россию за 500 миллионов», – язвительно комментирует Коржаков.)

Так Березовский, задержавшись на 10 минут в президентском кабинете, окончательно закрепился на кремлевском плацдарме; его – единственного из всех миллионщиков – официально ввели в состав избирательного штаба. Отныне регулярные вечери в доме приемов «ЛогоВАЗа» с неизменным участием Дьяченко и Юмашева перестали быть тайными и превратились в совершенно легальные, санкционированные свыше мероприятия.

«Очень скоро я увидел, что Таня отлично вписалась в эту группу, – подытоживает Ельцин; не мудрено! – Впервые за долгое время я вдруг ощутил легкий прилив оптимизма».

А Татьяна Борисовна, в свою очередь, испытала ни с чем не сравнимое упоение властью; она была достойной дочерью своего отца.

При этом царевна искренне считала, что приносит себя в жертву Родине. Чувство долга носило у Дьяченко гипертрофированный характер; из таких, как она, получались когда-то валькирии революции: красная косынка, кожанка, непременный маузер на боку.

Ради этой высокой цели Татьяна без зазрения совести даже бросила своего грудного ребенка, хотя этому младенцу, как никому другому, требовалась материнская забота: ее сын Глеб появился на свет с тяжелейшим врожденным заболеванием.

…Конечно, установить это практически теперь невозможно, и все же я – убей бог – не могу поверить в то, что Борис Абрамович выложил из собственного кармана означенные выше 50 миллионов. Никогда и ни при каких обстоятельствах Березовский денег не платил; достать бумажник – если дело, конечно, не касалось женского пола – было для него равносильно самоубийству.

Эту метаморфозу, впрочем, очень доходчиво разъяснил мне один из спонсоров президентской кампании, владелец Национального резервного банка Александр Лебедев:

«Березовский с Гусинским сразу же объявили, что сами решат, на что они будут тратить средства; вы нам, главное, не мешайте. Реально вся кампания стоила миллионов двести, не больше. Остальные деньги были просто распилены».

В упоминавшихся уже выше сметах предвыборного штаба содержится прямое подтверждение лебедевским словам. В графе расходов черным по белому значится:

«НТВ – 78 млн у. е.;

ОРТ – 169 млн у. е.»

И тут же приписка: «Закрыто налоговыми освобождениями».

То есть за поддержку Ельцина на выборах Березовский с Гусинским списали на свои телеканалы без малого четверть миллиарда долларов; даром что клялись когда-то в искреннем желании защитить демократию; под этим предлогом и отдавали им магические кнопки.

Олигархи добились главной своей цели: одной рукой они давали деньги, а другой – сами же их и контролировали; при этом Кремль еще и оставался перед ними в неоплатном долгу.

Такой восхитительной возможностью просто грех было не воспользоваться.

«То, что в штабе по выборам Ельцина станут воровать, – вспоминает начальник отдела „П“ президентской службы безопасности Валерий Стрелецкий, – для нас было ясно с того самого момента, когда от руководства кампании отстранили Сосковца. Наши опасения подтвердились очень скоро. Уже в апреле 1996 года из источников в ближайшем окружении Кузнецова (зам. министра финансов, главный казначей штаба. – Авт.) и Чубайса к нам стали поступать сигналы о том, что деньги, отпущенные на выборы, разворовываются. Схема предельно проста: по фиктивным документам их переводят за рубеж на счета конкретных фирм, затем распыляют по своим, личным счетам».

Нечто подобное мне доводилось слышать и от непосредственных участников тех событий, находившихся по другую сторону окопа.

«Начиная с весны штаб прекратил какую-либо реальную деятельность, – откровенно признавался мне, например, член штаба Андроник Мигранян. – Верхушка занималась только одним: воровала бюджет».

Президентская служба безопасности наблюдала за этой вакханалией более чем внимательно; отстранение Сосковца стало для нее брошенной в лицо перчаткой.

10 июня Коржаков доложил президенту о масштабных хищениях в штабе. На принесенной им докладной записке Ельцин начертал резолюцию: «Черномырдину, Смоленскому. Передать все».

Под емким словом «все» имелась в виду финансовая отчетность и бухгалтерия кампании. Тут уж Чубайсу с олигархами стало совсем не до смеха; даже начинающий контролер-ревизор без труда смог бы обнаружить бесчисленные нестыковки в их бумагах, всякие «левые» платежки, вроде тех, что СБП нашла в белодомовском сейфе главного казначея штаба Германа Кузнецова, о чем ниже.

Война кланов достигла наивысшей точки напряжения, своего апогея. Боливар больше не мог выдержать двоих. Ельцину предстояло сделать нелегкий выбор. Либо старые, преданные, хоть и простоватые соратники: Коржаков, Барсуков, Сосковец. Либо чуждые ему по духу, вороватые коммерсанты, с которыми не выпить, не покуролесить; но зато интересы последних с пеной у рта отстаивали его любимая дочь Татьяна и приемный сын Юмашев.

Чем меньше времени оставалось до даты выборов, тем сильнее Дьяченко отдалялась от Коржакова. Если раньше, еще каких-то полгода назад, Татьяна относилась к начальнику охраны почти как к названному отцу, то теперь взирала она на него с плохо скрываемым раздражением.

Дьяченко наконец получила простой ответ на самые сложные вопросы. Все, что долгие годы тяготило и раздражало ее, было списано отныне на Коржакова. Это он не пускал ее во власть, дурно влияя на президента; это он воспринимал ее как пустое место, не видя в упор ни талантов ее, ни живости ума, ни железной хватки, – всего того великолепия, которое столь прозорливо разглядели в царевне новые ее друзья.

Татьяна Борисовна была истинной президентской дочкой. Этим людям всегда нужен был «крайний», мальчик для битья, на которого можно свалить любые обиды и огрехи.

То ли дело – Березовский. Борис Абрамович очень умело и тонко играл на струнах уязвленного дьяченковского самолюбия; принцип нехитрый – лести много не бывает; кашу маслом не испортишь.

Почти ежедневно Татьяна Борисовна стала засиживаться в доме приемов «ЛогоВАЗа»; здесь ей были рады всегда.

Бориса Абрамовича смущало лишь одно: косые взгляды Коржакова. Главного охранника страны было еще рано сбрасывать со счетов.

Березовскому хотелось и рыбку съесть, и на шарабане прокатиться: с одной стороны – приворожить к себе Дьяченко, окончательно оторвав ее от Коржакова, но с другой – он боялся полностью сжигать мосты.

Как всегда у него и бывало, возможность одним махом решить эту проблему представилась внезапно, в облике президента Национального фонда спорта Бориса Федорова.

Об этой таинственной, полукриминальной организации я упоминал уже в предыдущих главах. Созданный для поддержки отечественного спорта, НФС очень быстро превратился в одну из крупнейших коммерческих структур страны; 95 % всего импорта алкоголя и табака принадлежало именно ему.

Главная идея – ради чего, собственно, учреждался фонд – как-то сама собой забылась; за несколько лет НФС заработал 1,8 миллиарда долларов, но спорт этих денег так и не увидел. Все полученные средства вкладывались исключительно в новые бизнес-проекты. В империи фонда значились теперь банки, гостиницы, рынки, турфирмы и даже завод по огранке алмазов.

Рано или поздно эту лавочку следовало прикрывать, но до той поры, пока покровительствовал ей министр спорта Шамиль Тарпищев, прививший когда-то Ельцину любовь к большому теннису, все беды обходили НФС стороной.

Лишь весной 1996-го Тарпищев окончательно узрел, что его дурят, точно последнего лоха: если и получал он от Федорова какие-то отступные, то размер их уж точно был несопоставим с истинными барышами.

Далее события развивались так: в апреле Федорова вызвал к себе Коржаков и потребовал вернуть в НФС все, что вывел он на свои подставные фирмы; не менее 300 миллионов долларов. Главным переговорщиком был определен уже знакомый нам полковник Стрелецкий, который очень популярно объяснил спортивному бизнесмену, какая незавидная судьба ждет его впереди.

«Деньги надо вернуть», – ласково попросил Стрелецкий, пристально глядя президенту НФС в глаза.

Прямо из его кабинета Федоров стремглав помчался в дом приемов «ЛогоВАЗа». Он почему-то уверовал, что именно Березовский сможет защитить его от «государственного рэкета». Но у Бориса Абрамовича интерес заключался совсем в другом.

Сама судьба, казалось, послала Федорова к нему; с его помощью Березовский решил окончательно разорвать пуповину, соединяющую Коржакова с Дьяченко.

Специально для президентской дочки в доме приемов был устроен торжественный концерт: вечер откровений главы НФС. На красочную антрепризу помимо Дьяченко был позван еще и Юмашев: для верности.

То, что рассказывал Федоров, никак не могло уместиться в сознании кремлевской царевны. Под наводящие вопросы Березовского и Юмашева президент НФС рисовал картины совершенно жутких, невообразимых злодеяний Тарпищева, Коржакова и Барсукова. Он говорил об украденных миллионах, о связях с преступными авторитетами, о системе откатов и поборов; какие-то две тонны золота, проданные через НФС; убийства и похищения; «измайловские», «солнцевские»; «Аксен», «Лева Череп», «Тайванчик»…

Женская психика не в силах была выдержать таких ужасов. Именно тогда, в апреле 1996-го, Татьяна Дьяченко окончательно смирилась с мыслью, что все зло в России от Коржакова; она еще не знала, что Березовский, втихаря, записал их беседу целиком – от начала и до конца.

Самое поразительное, что о существовании такой записи Барсуков с Коржаковым узнали… от самого же Березовского. Уже на другой день спозаранку он примчался к директору ФСБ Барсукову и передал ему взрывоопасную кассету, от греха подальше.

Тарпищев впоследствии рассказывал:

«Он был сильно перепуган – бледный, руки дрожат. Отдал пленку и даже распечатку к ней догадался принести, чтобы мы, как он выразился, свое драгоценное время впустую не тратили. И начал все валить на Федорова – дескать, это он придумал весь спектакль».

Никогда Борис Абрамович не клал все яйца в одну корзину; неровен час Федоров или Дьяченко проболтаются, тогда неизвестно еще, как все обернется; слишком велик был риск проиграть эту партию…

Кстати, через пару месяцев Федоров публично отречется от всего им сказанного, объявив на голубом глазу, что «Коржаков – человек порядочный» и он никогда не будет свидетельствовать против него и Барсукова.

Правда, к тому времени он успеет уже пережить одно покушение и арест; в его машине – очень своевременно – подмосковная милиция нашла пакетик с кокаином, после чего Федоров мгновенно был низвергнут с поста президента НФС, а его место занял… полковник СБП Стрелецкий.

Через три года Федоров скоропостижно умрет якобы от сердечной недостаточности, окончательно унеся с собой в могилу тайны первой ельцинской пятилетки.

Не помню, правда, чтобы Березовский упрекнул в этой смерти столь ненавистные ему спецслужбы вкупе с Коржаковым; но если он этого до сих пор и не сделал – будьте уверены, еще не вечер.

$$$

Подробно описывая эпопею с президентскими выборами и кремлевскими интригами, я совсем упустил из вида одно существенное обстоятельство. Это обстоятельство называется ОРТ.

Участие Березовского в избирательной кампании отнюдь не ограничивалось уламыванием Дьяченко и освоением бюджета. В руках Бориса Абрамовича находилось еще одно, очень мощное оружие, первая кнопка центрального телевидения.

Именно он решал, кого из кандидатов и с какой частотой показывать на канале, а кого – не подпускать к Останкино и на дух. (Официальное, установленное для всех кандидатов эфирное время, конечно, не в счет.)

Понятно, что Ельцин был вне конкуренции: и ОРТ, и НТВ, и государственное российское телевидение демонстрировали народу его светлый образ ежедневно. Огромных трудов операторам и монтажерам стоило лепить из больного, недвижимого президента бодрого и румяного живчика.

Но – что странно – ОРТ вовсю транслировало и Зюганова. Пусть с негативным оттенком, но любая реклама – все равно реклама; главное – только не путать фамилии. (О причинах такой странности поговорим чуть позже.)

Третьим по частоте появлений кандидатом был отставной генерал Лебедь, бывший командующий 14-й армией. И это уж точно неспроста.

Сегодня ни для кого не секрет, что выдвижение Лебедя если и не было инициировано Кремлем, так уж точно играло ему (Кремлю) на руку: харизматичный генерал с суровой внешностью и чеканными фразами отрывал приличную часть голосов у Зюганова.

Один из работников его избирательного штаба, известный политолог Леонид Радзиховский начистоту признавался потом:

«То, что мы работаем в общем контексте ельцинской кампании и что мы одна из скрипок в большом ельцинском оркестре – этот факт ни у кого из моих коллег сомнений не вызывал».

А еще – Лебедь самым тесным образом сотрудничал с Березовским; обстоятельство это долго скрывалось от общественности, ибо здорово могло подорвать репутацию честного генерала. («Меня не купили. Я не продаюсь», – сурово рыкал Лебедь всякий раз, когда его спрашивали о сепаратных переговорах с Кремлем и олигархами.)

В «атолловском» архиве сохранилось немало очень живописных «прослушек», бытоописующих взаимоотношения этих двух людей. Есть там и запись предтечи всего – самого первого разговора, состоявшегося сразу после выхода Лебедя на Березовского. Возбужденный Борис Абрамович радостно делится своими чувствами с Абрамовичем.

Борис Березовский – Роман Абрамович

Березовский: Знаешь, есть у нас один выдающийся политик в России… Как думаешь, кто позвонил и предложил встретиться…

Абрамович: Из политиков?

Березовский: Да. Подумай, только не торопись.

Абрамович: А на какую тему смотря?

Березовский: Ну, просто позвонил и предложил мне встретиться.

Абрамович: Лебедь.

Березовский: Правильно.

Абрамович: Это потому, что я умный.

Березовский: Это потому, что он умный, Рома… Скажи, офигительно? Сильный клиент?

Абрамович: Сильный.

Березовский: Совсем сильный. Посильнее-то, наверное, нету.

Абрамович: Ну, этот, наверное, только. Только шеф (Ельцин. – Авт.).

Березовский: Только шеф, да. (Смеется) Ну, сильный ход, да. Чувак классный, вообще, потрясающий.

Абрамович: А ты прямо сам позвонил или он через кого-то?

Березовский: Нет, помощник. Завтра встречаемся… Ты знаешь, на самом деле, мне ситуация все больше и больше начинает нравиться. Понятно, да? Ведь на самом деле, если серьезно говорить, мы решаем некоторый логический аспект. Ну, никогда ведь в такой наглой и явной форме евреи о себе не заявляли. Никогда! Вот так вот, без всяких запятых. Это медицинский факт. Так что, Ром, давай, двигай… Все нормально у тебя идет?

Абрамович: Ну, идет, да.

Березовский: Только никому не говори, что я сказал… Ну, серьезный клиент? Совсем серьезный, да?


Очень быстро «классный чувак» вошел в самые тесные отношения с Борисом Абрамовичем; даром что во всех своих выступлениях клеймил олигархов последними словами и требовал навести порядок железной рукой.

Отныне телекамеры ОРТ неотступно следовали за генералом. («Ксенечка, нужно постоянную пару людей, человек с камерой, посылать с Лебедем, – приказывал Березовский одному из руководителей ОРТ Ксении Пономаревой. – Все время как можно больше информации о Лебеде».)

Наиболее близкие соратники Лебедя в знак протеста даже покинули его штаб; генерал Попов, возглавлявший кампанию, тот и вовсе сложил с себя полномочия.

Та напускная прямота и честность, которая столь нравилась избирателям, в действительности была просто маской; Лебедь оказался на поверку самым обычным политиканом, не хуже и не лучше других.

Еще одна запись из архивов «Атолла» дает об этом отменное представление.

Краткая преамбула – 11 июня, ровно за неделю до первого тура выборов, в столичном метро произошел теракт. На перегоне между станциями «Тульская» и «Нагатинская» в одном из вагонов взорвалась бомба. Четыре человека погибли, двенадцать были ранены.

Сразу после первых известий о взрыве кто-то из руководителей штаба Лебедя позвонил за консультацией Березовскому.

Березовский и представитель Лебедя

Представитель: В 22.30 погибло 3 человека и 5 пострадавших.

Березовский: Сколько погибло?

Представитель: Три… Я думаю, может, стоит Александру Иванычу выделить из своего предвыборного фонда официального некие суммы?

Березовский: По СМИ еще не объявляли?

Представитель: Нет, по СМИ вот сейчас прошло, по НТВ и «Времечку»…

Березовский: Все понял, хорошо… Одну секундочку, я сейчас подумаю… Нет, не вижу ничего особенного в этом… Ничего как бы значимого… В общем, нет… Это достаточно популистски.

Представитель: Это будет сделано не с оглушительными заявлениями, а только в двух или трех местах…

Березовский: Нет, можно сделать, действительно. А потом задать вопрос: вот мы слышали… Аккуратно отыграть. Перевести деньги, а потом в вопросе вскользь это ответить…

Представитель: Я предлагаю такой вариант: никакой шумихи…

Березовский: А самое главное: он до этого делал что-то подобное?

Представитель: Ко-не-чно, конечно.

Березовский: Вот нужно связать это: «Да, я всегда считал своим долгом помогать в таких ситуациях». «Александр Иваныч, только во время предвыборной кампании это сделали или раньше?» «Никакого отношения к предвыборной кампании это не имеет…» Понятно, да?

Представитель: Спасибо большое, Борис Абрамович, извините, что побеспокоил…

(Продолжение разговора.)

Березовский: Реагировать публично вообще… Завтра все выскажутся по этому поводу, Брынцаловы разные, Х…овы…

Представитель: Ясный х…

Березовский: Не реагировать. А потом следующий вопрос: «Александр Иванович, вот все кандидаты в президенты высказались, а вот что-то вы ничего не сказали по этому поводу». – «Знаете, я эту тему не комментирую как кандидат в президенты. Я ее могу прокомментировать только как гражданин».

Представитель: Вот так!

Березовский: «Как гражданин я отреагировал, чем мог, помог семьям пострадавшим». – «А не популистский ли это шаг?» – «Вы можете как угодно это расценивать. Но я всегда это делал, всю свою жизнь, и когда был военным…»

Представитель: Понятно. Это мы набросаем.

Березовский: «Я это в принципе рассматриваю как трагедию личную, унесены человеческие жизни, пострадали семьи. Считаю невозможным использовать это в популистских целях…"

Представитель: «Поэтому об этом я больше не буду говорить».

Березовский: «Да, поэтому я больше об этом не хочу говорить».

Представитель:(подобострастно) Борис Абрамович, вы в любом случае без работы не останетесь…

Березовский: Главное, пока все будут кричать, выдержать паузу, ключевую. Понятно, да? А потом: «Я тут имею мнение только как гражданин, а не как кандидат в президенты».


Вот так – просто и недвусмысленно…

Борису Абрамовичу достался способный ученик. Во многом за счет подобных акций и масштабно развернутого PR, Лебедь сумел набрать 15 % голосов в первом туре, заняв почетное третье место.

Эта трогательная забота об имидже генерала еще сослужит Березовскому немалую службу. В решающую июньскую ночь, когда олигархов почти накроет коробка из-под «Ксерокса», именно Лебедь возьмет на себя основной удар и сыграет ключевую роль в разгроме команды Коржакова-Барсукова.

Правда, как только генерал, получивший в благодарность за переданные голоса избирателей, станет секретарем Совбеза и начнет демонстрировать излишне независимый норов, Борис Абрамович мгновенно примется низвергать вчерашнего любимца.

Вот лишь несколько тому примеров.

Борис Березовский – гендиректор ОРТ Сергей Благоволин

Березовский: Ты где там, на кнопке сидишь?

Благоволин: Я еду в машине сейчас.

Березовский: Послушай, ты не можешь дать команду сейчас? Там вроде бы Лебедь направился в сторону Останкино, на прямой эфир. Ты, пожалуйста, проследи, чтоб это не произошло.

Благоволин: А у нас вроде нет прямого эфира.

Березовский: Ну, ты понимаешь. Он откуда это знает. Отследи, пожалуйста, очень четко. Я тебя прошу. Если малейшая проблема, отзвони мне. Если хоть малейшая проблема…

Борис Березовский – тележурналист Александр Невзоров

Березовский: Ты нужен мне как мать и как женщина… Твои товарищи, сотоварищи твои, они на месте? Вот из полка, около Молдавии?

Невзоров: Конечно, на месте.

Березовский: Можно мне с кем-то встретиться серьезным?

Невзоров: По его делам, да?.. С Вадимом Шевцовом.

Березовский: Вот он мне и нужен.

Невзоров: Хорошо, сейчас я буду искать Вадима Шевцова. Я дам ему все ваши телефоны. Мобильный и клубный и Иры.

Березовский: Он где, в Москве или нет?

Невзоров: Нет, он, конечно, в Тирасполе.

Березовский: Он мне очень нужен… Саш, сделай, пожалуйста…


Никто, кроме Лебедя, бывшего командующего 14-й армией, интересовать Березовского в Приднестровье не может по определению. (Недаром упоминается в разговоре шеф приднестровского МГБ Вадим Шевцов, злейший враг генерала.)

Борис Абрамович в своем обычном репертуаре. Симпатии и друзей он меняет чаще, чем кокотка наряды.

Единственное, что не может не утешать, это то, что его новая любовь Татьяна Дьяченко мало чем отличалась от Березовского; к нему самому она относилась столь же цинично, как и он ко всему окружающему миру.

В начале июня, когда присутствие Березовского стало и вовсе уж невыносимым (за месяц Дьяченко записала его на встречу к Ельцину в третий раз), Коржаков не выдержал:

«Таня, я Березовского просто пристрелю, как крысу. Я ведь понимаю, кто тебе голову забивает!»

«Саша, я вас умоляю, делайте с ним, что хотите, но только после выборов, – честно и недвусмысленно сказала ему принцесса в ответ».

Что ни говори, славная подобралась парочка…

$$$

16 июня состоялся первый тур президентских выборов. Вопреки всем прогнозам и ожиданиям, Ельцин сумел обойти Зюганова только на три процента; он набрал 35,2 % голосов.

В ночь голосования президент остался на даче один; жена и любимая младшая дочь по обыкновению уехали к Березовскому в дом приемов «ЛогоВАЗа».

Второй, решающий тур был назначен на 3 июля.

Впрочем, решающий ли?

Оглядываясь назад с высоты пройденных лет, без преувеличения можно сказать, что никаких выборов в России образца 1996 года не было.

Точнее, не так: де-юре выборы, конечно же, были. Но де-факто – выбора у страны просто не существовало.

И дело даже не в том, что первый демократический президент не имел себе альтернативы; в свое время, когда выбирали главу Белоруссии, Лукашенко тоже никто поначалу не воспринимал всерьез, искренне считая его шутом гороховым и местечковым Жириновским.

Просто по степени подтасовок, фальсификаций и использования административного ресурса кампания 1996 года не имела себе равных. Это были первые в новой России выборы с заранее определенным результатом. (Кажется, Сталину приписывается фраза насчет того, что главное не выиграть выборы, а правильно их подсчитать.)

Между прочим, понимали это все – и главный ельцинский оппонент в первую очередь. Но почему-то лидер КПРФ подобному безобразию не только не противился, а напротив даже, полностью принимал шулер– ские правила игры; то есть он садился за карточный стол, заведомо зная, что его облапошат, но никакого возмущения и не думал выказывать; в лучшем случае – неслышно бурчал себе что-то под нос.

Если бы в октябре 1917-го Зюганов возглавлял штаб вооруженного восстания, большевики не сумели бы взять не то что Зимний дворец, а даже какую-нибудь плевую почтовую станцию на окраине Питера.

Этот бесцветный, абсолютно серый уроженец орловской деревни Мымрино, кажется, органически был лишен воли к победе. По-моему, он боялся выиграть выборы сильнее, нежели Ельцин их проиграть.

История Геннадия Зюганова – предмет отдельного разговора; компартию он возглавил абсолютно случайно, дуриком. (В старое время Зюганов ни за что не поднялся бы выше кресла зам. зав. сектором ЦК КПСС.)

Мне, вообще, кажется, что именно по этой причине Зюганов и был определен на роль коммунистического вождя; для Кремля он не представлял ни малейшей опасности, даже наоборот.

В октябре 1993-го, когда судьба ельцинского режима повисла на волоске, именно Зюганов сделал все возможное для провала восстания. Как только в Белом доме запахло порохом, он мгновенно бежал с поля боя. После чего выступил… на государственном телевидении и призвал граждан уходить из дома правительства, дабы не доводить дело до греха. (С тем же успехом, в октябре 1917-го Ленин во имя спокойствия и порядка мог бы очистить Смольный от красногвардейцев и матросни.) За это Кремль милостиво позволил КПРФ избраться в Госдуму и официально монополизировать право выступать от имени оппозиции.

Максимум, на что был способен Зюганов, – это произносить громкие речи и махать кулаками на митингах и демонстрациях; но едва доходило до дела, он разом бледнел, терялся и начинал демонстрировать удивительный для пламенного борца конформизм.

Осознавали ли это Ельцин и его окружение? Без сомнения. Еще весной 1996-го лидеры КПРФ по собственной инициативе вступили в переговоры с Кремлем и даже нижайше просили организовать тайную встречу Зюганова с Ельциным.

Основной канал связи был установлен между Коржаковым и главным идеологом компартии Виктором Зоркальцевым; причем, как позднее вспоминал генерал, прямо с порога он объявил секретарю ЦК КПРФ, что власть они им ни за что не отдадут, давайте договариваться по-хорошему, вплоть до дележки министерских портфелей. Но ни Зоркальцев, ни Зюганов в ответ на это даже не подумали возмутиться. Воспитанные в духе марксистко-ленинского материализма, журавлю в небе они предпочитали синицу в руках; одно время в Кремле даже всерьез обсуждалась возможность назначения Зюганова премьер-министром.

После того как 17 марта по команде Ельцина здание Госдумы блокировала ФСО, прекратив доступ депутатов внутрь (последней каплей президентского терпения стала отмена Думой ратификации Беловежских соглашений) коммунисты окончательно поняли, что миндальничать с ними больше не собираются.

Следующим шагом должен был стать запрет компартии и разгон парламента. Президент начал ставить уже боевые задачи силовикам, были подготовлены проекты надлежащих указов, но этого не потребовалось. Оппозиция сдалась без боя.

После теплых думских кабинетов, сытных пайков и сладкой ирак-ской нефти (мало кто знает, что подконтрольный КПРФ Фонд дружбы с арабскими странами имел самую большую в России квоту на продажу иракского «черного золота» – 125 миллионов бареллей), переходить на осадное положение, подаваться в леса, сколачивать партизанские отряды коммунистам как-то совсем не хотелось.

В карточных играх есть такой термин – «держать за болвана». Так вот – Зюганов на выборах-1996 выступал в роли подобного «болвана». Он походил на дрессированную змею с вырванными ядовитыми зубами, которую возят по провинциальным циркам, вытаскивая на потеху залу из нафталинового мешка.

На другой же день после первого тура выборов журналисты спросили одного из вождей компартии Виктора Илюхина: правда ли, что Ельцин набрал не 35, а всего 27 процентов голосов? А Илюхин – в ответ: да, «определенной информацией, что Геннадий Андреевич на четыре процента получил больше голосов, чем Борис Николаевич», КПРФ располагает, «но я еще раз подчеркиваю: это – слухи».

Ну не бред ли? Повсеместно идут вбросы, на всю катушку включен административный ресурс, людей целыми предприятиями заставляют голосовать за Ельцина. А главные его оппоненты мало того, что не пытаются возмутиться, поднять скандал, дойти до Страсбургского суда, так еще и избирателей своих увещевают: это все слухи, будьте бдительны, товарищи, не поддавайтесь провокациям. (Для наглядности лидер КПРФ в самый ответственный момент не нашел ничего умнее, как… уехать на отдых в Сочи.)

Высшим пилотажем штрейкбрехерства стало выступление Зюганова на пресс-конференции сразу же после завершения второго, решающего тура.

Сначала, нахмурив брови, он грозно объявил, что победа Ельцина была достигнута «в результате грубых нарушений избирательного законодательства… в условиях невиданного информационного устрашения… невиданной мобилизации государственных средств и возможностей». И тут же заявил, что оспаривать итоги выборов не будет, ибо «уважает волю избирателей» и даже послал Ельцину поздравительную телеграмму.

А ведь одного только примера Чечни, где, по официальным данным, к урнам пришли 60 % граждан, тогда как в действительности большинство населения выборы напрочь проигнорировало (это признали даже наблюдатели ОБСЕ), было вполне достаточно, чтобы затаскать противника по судам.

Вся борьба Ельцина против угрозы коммунистического реванша была не более чем боем с тенью.

Правда, немедля возникает встречный вопрос: во имя чего тогда объединялись встревоженные олигархи? На какие такие цели тратились миллиарды предвыборных долларов?

Ответ, мне кажется, лежит на поверхности. Президентские выборы являлись самым обычным, просто очень масштабным бизнес-проектом.

Узкая группка бизнесменов, вложившихся в Ельцина, заведомо ставили на безальтернативную лошадь; взамен они получали неслыханную прибыль в виде проданных за бесценок предприятий, максимального благоприятствования и резкого роста своего влияния. Плюс освоенный миллиардный бюджет.

По сути, олигархи подписали с президентом брачный контракт, по которому реальная власть в стране отходила как бы именно к ним. Во главе этой развеселой компании значился, разумеется, Березовский…

Однако на пути у них оставалась еще одна преграда, обойти которую было никак невозможно: Коржаков.

Отношения Березовского с начальником президентской охраны натянулись еще в феврале 1996-го, когда Борис Абрамович помирился с Гусинским.

«Береза прибежал ко мне после Давоса, – вспоминает Коржаков, – стал рассказывать, что договорился обо всем с Гусем, теперь они будут работать вместе. Я, понятно, возмутился: как же так? Ты сначала мне все уши прожужжал, какой он бандит и мерзавец, чуть ли не убить предлагал, а теперь целуешься в десна. В общем, сказал, все, что о нем думаю, и выгнал из кабинета».

Буквально спустя несколько дней та же сцена повторилась и в кабинете первого вице-премьера Сосковца.

И все равно сжигать мосты Березовский не спешил. Как заправский игрок, он выжидал удобного момента, когда следует вскрыться и выложить на стол флэш-рояль. До последнего дня Борис Абрамович продолжал демонстрировать внешне полную лояльность и уважение к президентскому охраннику.

Однако ситуация начала развиваться по совсем неожиданному сценарию. После того как Ельцин поручил СБП проверить все финансовые потоки штаба, Коржаков, точно почуявшая след гончая, встал в стойку.

Особое внимание его подчиненные уделяли главному казначею штаба, зам. министра финансов Герману Кузнецову. 18 июня сотрудники СБП тайно проникли в кузнецовский кабинет в Белом доме, где по их информации хранился избирательный «общак». Увиденное превзошло все ожидания.

«Вскрыв сейф в кабинете № 2-17, мои сотрудники обалдели, – свидетельствует начальник отдела СБП Валерий Стрелецкий. – Внутри, в новеньких банковских целлофановых упаковках лежало 1,5 миллиона долларов наличными. Рядом – документы: заготовки счетов для перевода предвыборных средств в банки на Багамские острова и в прибалтийские филиалы американских банков. Каждый на 5 миллионов долларов. Как явствовало из бумаг, деньги перечислялись за якобы полиграфические и рекламные услуги. Это явная фикция – нигде в мире нет столь высоких цен. В сейфе хранилось пять таких счетов. Плательщики – банки „Российский кредит“, „Альфа“, „Менатеп“, „Онэксим-банк“ – спонсоры предвыборной кампании».

В кабинете Кузнецова была установлена спецтехника, проще говоря – прослушка. Через сутки она сработала. Как потом оказалось, в помещение вошел зам. начальника отдела «Национального резервного банка», член избирательного штаба Борис Лавров.

Поскольку вокруг этих событий, вошедших в историю под именем «коробки из-под „ксерокса“», накручено и наверчено немало – кто из царедворцев какие только головокружительные версии не выдвигал, – полагаю, самым правильным будет обратиться к официальным материалам следствия.


Из объяснения Б. Лаврова:

«19 июня с. г. в ходе встречи с Кузнецовым Г. С. (утром) на Ильинке (в здании Минфина. – Авт.) была достигнута договоренность, что я возьму из сейфа Дмитриева В. А., заместителя начальника департамента иностранных кредитов и внешнего долга, валюту. Получив через секретаря Кузнецова Г. С. Татьяну ключи от кабинета и сейфа Дмитриева В. А., я зашел туда один. Мной была взята сумма в размере 538 850 долларов США… После этого деньги я привез в Белый дом и упаковал 500 000 долларов США в коробку, а 38 850 – в белый конверт».

Долго Лаврову ждать не пришлось. Примерно в 17 часов в кабинете 2-17 появились ходоки: два заместителя гендиректора ОРТ Сергей Лисовский и Аркадий Евстафьев (последний – деталь немаловажная – многие годы работал пресс-секретарем Чубайса).


Из объяснения Б. Лаврова:

«В 17.00, когда я был в кабинете 2-17 один, пришел Евстафьев А. В., который якобы является помощником Чубайса А. Б., с молодым человеком. Мне его представили как Лисовский С… Мною была передана коробка и получена расписка на 500 000… Евстафьев А. В. ушел вместе с посетителем и пообещал вскоре вернуться».


Поскольку кабинет, как уже говорилось, был оборудован спецтехникой, каждый шаг посетителей детально фиксировался. Когда Евстафьев и Лисовский с коробкой наперевес подошли к проходной Белого дома, их уже ждали.


Из рапорта инспектора службы 1-го отдела милиции по охране Дома Правительства майора милиции А. Хачатурова:

«Докладываю, что 19.06.96 г., в 17 часов 20 мин., мною, майором милиции Хачатуровым и ст. лейтенантом милиции Карповым А. Г., были задержаны гражданин Лисовский и сотрудник аппарата Правительства Евстафьев. Гражданин Лисовский пытался вынести через КПП № 2 коробку с надписью Xerox, перевязанную белым шпагатом. На просьбу предъявить материальный пропуск на вынос имущества, гражданин Лисовский ответил отказом, и на последующую просьбу предъявить содержимое коробки так же поступил категорический отказ. Сотрудник аппарата Правительства Евстафьев сопровождал гражданина Лисовского и пытался вмешаться в наши действия».

Из объяснения старшего лейтенанта милиции А. Карпова:

«При осмотре содержимого коробки в присутствии понятого были обнаружены плотные пачки американских долларов. Граждане Евстафьев и Лисовский, а также коробка с долларами были переданы нами сотрудникам Главного управления охраны».


Остальное было уже делом техники. Банкир Лавров, оставшийся в кузнецовском кабинете, с ходу признался, что передал деньги Евстафьеву с Лисовским и даже выложил на стол их расписку. Под давлением улик раскололся и сам Лисовский, показав, что деньги «должны были пойти в оплату артистов» в рамках концертов «Голосуй или проиграешь».

Евстафьев, правда, упорствовал (он-де случайно встретил Лисовского в Белом доме, и откуда взялись деньги, не знает вовсе), но сути это уже не меняло. Изъятые доллары, вкупе с распиской, объяснениями задержанных и аудиозаписями их переговоров легли в основу уголовного дела, которое ФСБ возбудила тем же вечером…

Впоследствии Коржакова будут обвинять в том, что, задерживая «коробейников», он хотел сорвать выборы и чуть ли не готовил вооруженный путч.

(На пресс-конференции, экстренно собранной поутру, Чубайс прямо объявил, что «арест Евстафьева и Лисовского это лишь первый шаг. Следом за этим должны были последовать силовые решения в отношении ключевых деятелей штаба Ельцина».

По версии же Дьяченко и Юмашева, озвученной ими в узком кругу, Коржаков и вовсе собирался отстранить президента, объявив его сумасшедшим.)

Тезис довольно сомнительный. Если б оно было так, на проходной Белого дома Евстафьева с Лисовским поджидали бы не люди в штатском, а съемочные телегруппы и следственная бригада, и уже через час-полтора в ОРТ, доме приемов «ЛогоВАЗа» и других примечательных местах полным ходом уже шли обыски; будьте уверены – нашлось бы там немало интересного.

Но в том-то и закавыка, что ни Коржаков, ни Барсуков не собирались раздувать из этой истории шума. Все, чего они хотели – предъявить президенту конкретные доказательства масштабного воровства предвыборного бюджета.

Прокурорский «важняк» Георгий Чуглазов, в чьем производстве потом находилось дело о «коробке», возмущался даже такой несознательностью генералов:

«Спецслужбы проводили слуховой контроль не для последующего привлечения к уголовной ответственности лиц, которых держали под „колпаком“, а для того, чтобы собрать компромат на неугодных членов Совета предвыборной кампании и предоставить его руководству страны… Для них было главным: задержать курьеров, доложить выше».

Теперь это вынужден признавать и сам Чубайс. Год назад в интервью журналистам он наконец сознался:

«Я не думаю, что он (Коржаков. – Авт.) хотел сорвать второй тур… Задерживая Евстафьева и Лисовского, он рассчитывал выправить ситуацию в свою пользу – продемонстрировать президенту, что только на него и его команду Борис Николаевич может опереться, а все другие, кто работает в штабе, – жулики и воры».

Еще более смачно расписывает цинизм интриги его соратник и один из участников ночного сопротивления Альфред Кох. Свои полночные эмоции Кох воспроизводит следующим образом: «В голове – какой переворот? Боже мой, какая чушь! А потом мысль – все правильно. Содержание не имеет значения. Главное – жуть нагнать. Эти шопенгауэры в погонах должны услышать то, что они ни в коем случае не предполагали услышать».

Факт задержания штабных курьеров спецслужбы держали в секрете. Утечка произошла совершенно случайно – вовсе не от них; оставшаяся за воротами Белого дома охрана Лисовского узрела на КПП какую-то возню. Прошел час, второй, третий, но хозяин из здания почему-то не выходил. Телефоны его молчали.

Взволнованная охрана звонит другому рекламному магнату, Михаилу Лесину, будущему министру печати. Тот – еще одному активисту, Игорю Шабдурасулову.

В своей последней книге Ельцин утверждает, будто его дочь Татьяна узнала о задержании «коробейников» от Юмашева. Это очередная и явно неслучайная историческая подтасовка: первым сообщил ей о случившемся именно Березовский.

События той тревожной июньской ночи можно воспроизвести сегодня буквально по минутам; установленная в доме приемов «ЛогоВАЗа» спецтехника зафиксировала все телефонные разговоры, которые вели из клуба лидеры сопротивления.

Игорь Шабдурасулов – Борис Березовский

Шабдурасулов: Скажи, пожалуйста, ты ничего не слышал по поводу Лисовского?

Березовский: А что такое?

Шабдурасулов: Мне Миша позвонил Лесин. Что вроде как у него есть какой-то слух, что его арестовали.

Березовский(ошарашенно): Нет. Ничего не слышал… Одну секунду подожди… (кому-то в сторону): Шабдурасулов звонит. Есть информация, что арестовали Лисовского. (Шабдурасулову): Это Лесин сказал?

Шабдурасулов: Но он это как слух сказал. Я сегодня с Сергеем говорил неоднократно, в первой половине дня. Потом мне сказали, что он приболел и уехал домой с температурой. Вот все, что я знаю.

Березовский: Все, понял.

Шабдурасулов: Нету других возможностей проверить?

Березовский: Сейчас проверю, Игорь, спасибо большое за информацию.

Шабдурасулов: Ты еще в клубе будешь?

Березовский: Да, в клубе буду.

Шабдурасулов: Я тогда подъеду, может быть.

«Сразу после звонка Шабдурасулова, – свидетельствует очевидец этих исторических событий Сергей Соколов, глава „Атолла“, – в клубе началось судорожное движение. Вскоре подъехали Шабдурасулов, Чубайс, Гусинский, Кох, после телеведущий Киселев, Немцов. Все находились на взводе. Тут же бросились звонить Татьяне: на нее была теперь вся надежда…»

Татьяна Дьяченко – Борис Березовский – Владимир Гусинский – Игорь Малашенко

Березовский: Танечка, добрый вечер.

Дьяченко: Да, здрасти.

Березовский: Тань, у нас такая информация есть… мы тут сидим: Володя Гусинский, Чубайс, Малашенко… Что Лисовского арестовали.

Дьяченко(испуганно): Да вы что!

Березовский: Тань, дело принимает совсем другой оборот. Мы сейчас подтягиваем сюда камеры НТВ. Сюда едет тоже Бадри (Б. Патарцикашвили, компаньон Березовского. – Авт.). Мы сейчас подтягиваем камеры на всякий случай. Чтобы было понятно, что будет происходить.

Дьяченко: Где? Куда подтягиваете?

Березовский: Ну, сюда, где мы сейчас находимся. В клубе.

Дьяченко(умоляюще): Борис Абрамович, ну, это точно?

Березовский: Давай сделаем так. Если это точно, я постараюсь, если будет работать еще связь, тебе позвонить.

Дьяченко: А вы где, вообще, находитесь?

Березовский: В клубе! В клубе!

Дьяченко: Мне это все очень сильно не нравится. А это не провоцирует кто-то?

Березовский(раздраженно): Подождите. Еще раз! Позвонил Игорь Шабдурасулов и дал эту информацию.

Дьяченко: А не провоцирует кто-нибудь вас?

Березовский: Провоцировать могут только Александр Васильевич и Михаил Иванович (Коржаков и Барсуков. – Авт.), больше никто. Мы других не знаем.

Дьяченко: Ну, они.

Березовский: Они? А что мы должны ждать, пока всех, что ли, арестуют? Как вы считаете, Тань?.. Сейчас я Володе (Гусинскому – Авт.) передам трубку, одну секундочку.

Гусинский: Танечка, вы не расстраивайтесь. Пока ситуация очень напряженная. Пришла информация, что как бы задержали Лисовского.

Дьяченко: А вы уверены, что это правда?

Гусинский: Сейчас будем выяснять. Здесь, вообще, море левых машин стоит снаружи, поэтому все достаточно нервничают… Танюш, я даю Боре…

Дьяченко: Борис Абрамович, может быть, напрасна эта информация по поводу там выборов про Федорова (президент НФС. – Авт.)…

Березовский: Не понял? Какая информация?

Дьяченко: Что он отказался финансировать там кого-то.

Березовский: Кто-кто-кто?

Дьяченко: Федоров.

Березовский: Одну секундочку. А где был комментарий?

Дьяченко: Вот сейчас было в 10 часов на НТВ.

Березовский: Ну, извините, Тань, я этим процессом абсолютно не управляю. Просто не управляю… одну секунду, я Игоря дам.

Дьяченко: Игорь, добрый вечер.

Малашенко: Добрый.

Дьяченко: Может быть, это все провокация?

Малашенко: А что происходит? Что провокация?

Дьяченко: Ну, я не знаю. Как-то толкают на такое обострение.

Малашенко(издевательски): Обострение где, в Чечне?

Дьяченко: В какой Чечне! Здесь, в Москве. Сейчас по НТВ сказали, что Федоров отказался финансировать предвыборную кампанию…

Малашенко: Тань, ну вам же Борис Абрамович как раз говорит, что довольно серьезная ситуация.

Дьяченко(виновато): Я понимаю.

Малашенко: Ну. Так в чем вопрос?

Дьяченко(ученически): Что вот специально толкают вот на такие действия.

Малашенко: Тань, ну, наверное, толкают… Вот арестован Лисовский. Чего мы еще должны дождаться?

Дьяченко: Может, это еще не правда?

Малашенко: Ну, может быть, конечно… (Березовскому): На, поговори, я уже не могу.

(Трубку берет Березовский.)

Березовский: Танюш, я думаю, что подъезжать… Я не знаю, нужно или нет. Давайте мы все-таки выясним до конца все это. Пока я просто сообщаю ту информацию, которой владеем мы. Это первое. Ну, и на всякий случай мы подтягиваем сюда СМИ, чтобы, если что-то будет происходить, это уже было все, как у взрослых. Но, конечно, никакой истерики, ничего не будет, если будет опровергнут слух, что Лисовский арестован, другое. Ну, они, действительно, его арестовали, больше ждать совершенно нечего.

Дьяченко: Ну а вы узнать это можете?

Березовский: Мы сейчас и пытаемся узнать. Сейчас Игорь Шабдурасулов подъедет сюда.

Дьяченко: Борис Абрамович, вы можете мне позвонить?

Березовский: Тань, давай, будем все время на связи. Ты по мобильному или дома тоже?

Дьяченко: Я в «Президент-отеле».

Березовский: Отлично! Прежде, чем будешь уезжать, позвони сюда… Мы в клубе.

Дьяченко: Борис Абрамович, ну, я вас умоляю.

Березовский: Тань, ты не волнуйся, никаких действий опрометчивых не будет.


Оставим в стороне пренебрежительно-насмешливый тон, которым беседуют с президентской дочкой олигархи; в конце концов, может быть, подобное обхождение ей приходилось по вкусу.

Гораздо сильнее интересуют нас иные обстоятельства.

«Здесь, вообще, море левых машин стоит снаружи, поэтому все достаточно нервничают…» – взволнованно говорит Гусинский.

Эту довольно расхожую версию – будто спецслужбы во главе с Коржаковым чуть ли не шли уже на приступ дома приемов «ЛогоВАЗа» – можно обнаружить и в последних мемуарах Ельцина.

«Таня поехала, уже около часа ночи, в офис „ЛогоВАЗа“, где собрались большинство членов аналитической группы и просто сочувствующие – Немцов, Гусинский, журналисты, телевизионщики. Охрана сообщила, что на крышах дежурят снайперы, а вокруг здания – сотрудники спецслужб. Всем казалось, что Коржаков и Барсуков никого оттуда не выпустят.

Таня сидела там до пяти утра, пила кофе, успокаивала всех: не бойтесь. И она была права. Ни арест, ни какая-либо провокация были невозможны, пока в офисе находилась она…»

От президентского рассказа натурально прошибает слезу. Хрупкая, миловидная барышня своей грудью защитила демократию от происков фашиствующих генералов (красно-коричневых, как назовет их вскорости Березовский).

Между тем руководитель «Атолла» Сергей Соколов, сиречь той самой охраны, которая, по уверению Ельцина, «сообщила, что на крышах дежурят снайперы», камня на камне не оставляет от этой героической саги.

«Березовский специально нагнетал обстановку. Он приказал мне привести охрану в повышенную боевую готовность. Я расставил по периметру человек пятнадцать с помповыми ружьями. Подогнал к клубу наши машины.

В действительности и он, и я прекрасно понимали, что никто арестовывать нас не собирается. Это был элементарный спектакль, устроенный персонально для Дьяченко. Когда Татьяна вскоре приехала в клуб, он подводил ее к окнам, нагонял жути: смотри, вот уже люди в камуфляже, вот машины с антеннами, нас собираются брать. Но это ведь были мои люди и мои машины!..»

Поставленная Березовским антреприза произвела нужный эффект. Впечатлительная царевна воочию узрела, до какой низости опустились ее недавние друзья.

Березовский же лишь продолжал нагнетать обстановку. Профессиональный математик, он мгновенно просчитал всю комбинацию; карта сама шла к нему в руки.

Слово Сергею Соколову:

«Я слишком хорошо знал Березовского, чтобы не увидеть: на самом деле внутренне он даже торжествовал. Борис Абрамович мгновенно оценил, что для него это выигрышная ситуация, шанс нахлобучить, наконец, Коржакова, потому что, в противном случае, он так и останется просто Борей, часами просиживающим в коржаковской приемной. Это была битва не за Ельцина, а за доступ к нему.

Коробка из-под «ксерокса» – это ведь мизер. Деньги возились ежедневно; я сам видел, как их грузили коробками из-под телевизоров.

И вот я гляжу на Березовского и чувствую: у него в глазах нет испуга. Наоборот даже, азарт, как при игре на мизере. И он произносит фразу, смысл которой из присутствующих понял, наверное, я один. «Ситуация-то блестящая, – говорит Боря. – Если мы сейчас ее разрулим, то сможем точно победить». Все подумали, что он имеет в виду победу на выборах. Но я-то понимал: речь идет совсем о другой победе – в борьбе за тело».

Расчет Березовского строился на опережение; на то, что Коржаков с Барсуковым раньше времени не станут придавать скандал огласке, боясь навредить президенту. Но в информационной войне побеждает не тот, кто прав, а тот, кто выстреливает первым.

Гендиректор НТВ Игорь Малашенко – кто-то из руководителей НТВ

Малашенко: Пять часов назад были задержаны Лисовский, правая рука Чубайса, Евстафьев и еще один человек из правительства. Насколько я понимаю, они сейчас содержатся под арестом, идет допрос на 3 этаже Белого дома, где расположена служба безопасности. Вот здесь сейчас сидят Березовский, Гусинский, Чубайс и еще несколько достойных людей, которые поднимают шухер по полной отвязке. Ну, премьер уже в курсе. Остальное понятно, да? Сейчас должны разбудить президента.

НТВ: Разбудить?

Малашенко: Разбудить. Ну, он у нас рано ложится спать, как известно. Значит, до тех пор, пока это не произошло, я хочу следующего. Чтобы они вышли в эфир. Я тебе скажу. Возможно, надо анонсировать, что будет экстренное сообщение в час.

НТВ: В час?

Малашенко: Возможно, в час или во сколько-то. Ты им скажешь. Они никуда не уходят. Ты предупредишь выпуск. Мы в любой момент должны быть готовы прервать программу экстренным сообщением.

Игорь Малашенко – сотрудник НТВ Кирилл

Малашенко: Кирилл, это Малашенко.

Кирилл: Записываю.

Малашенко: Текст такой. По нашей информации, вчерашнее заявление генерала Лебедя о существовании заговора ГКЧП-3 получило неожиданное подтверждение и продолжение. Сегодня по личному указанию руководителя ФСБ Михаила Барсукова и руководителя Службы безопасности президента генерала Коржакова были задержаны двое из ведущих сотрудников предвыборной кампании Ельцина: Сергей Лисовский, осуществлявший широко известный проект «Голосуй или проиграешь» и Аркадий Евстафьев, правая рука Аркадия Чубайса, одного из руководителей предвыборного штаба Бориса Ельцина.

Кирилл: Угу.

Малашенко: Очевидно, что данная акция направлена на развал предвыборной кампании Бориса Ельцина и ставит своей целью отмену президентских выборов в России, о необходимости чего, как известно, публично заявлял Александр Коржаков 1 мая сего года.

Кирилл: Угу.

Малашенко: Следите за нашими информационными выпусками. По мере того, как мы будем получать новую информацию, мы немедленно будем знакомить с ней наших телезрителей.

Кирилл: Хорошо.

Бадри Патаркацишвили – заместитель гендиректора ОРТ Кирилл Игнатьев

Патаркацишвили: Да, Кирилл. Тебе рассказал Боря все?

Игнатьев: Да, рассказал. Что делать с камерой?

Патаркацишвили: Пока пусть сидит. Этот, как его, Костя с тобой?

Игнатьев: Нет, он дома. Но он на связи.

Патаркацишвили: Кирилл, скажи, пожалуйста, существуют варианты, что нас не будет обслуживать бригада ТТЦ (телевизионно-технического центра. – Авт.), чтобы мы выходили в эфир.

Игнатьев: Найдем варианты.

Патаркацишвили: Надо находить обязательно варианты и к этому готовиться…

Игнатьев: На утро, да?

Патаркацишвили: Вообще, всю ночь.

Игнатьев: А ночь – какой смысл? Аудитория не работает.

Патаркацишвили: Не на аудиторию работаем, а на конкретных людей.

Игнатьев: Понял.


«Не на аудиторию работаем, а на конкретных людей» – точнее, по-моему, и не скажешь. Весь этот ночной антураж, срочные сообщения на лентах информагентств, экстренные выпуски теленовостей организовывались, оказывается, для одного только зрителя, который давно уже спал тяжелым, старческим сном, не подозревая, какие страсти бушуют в его королевстве.

Заботливая Татьяна настойчиво требует от матери разбудить президента; ее ресурса явно не хватает, чтобы как-то изменить ход событий. Под ее нажимом Наина Иосифовна пытается звонить Коржакову с Барсуковым, но те дипломатично уклоняются от прямых ответов. Коржаков и вовсе перестает отвечать на звонки первой леди.

Выхода нет. Примерно в полночь Наина вынуждена поднять Ельцина с кровати.

Слово генералу Коржакову:

«Мы как раз ехали с Барсуковым в машине. Вдруг звонит телефон: „С вами будет говорит Борис Николаевич“. Голос у президента был заспанный. „Ну, что там у вас происходит?“. Я доложил, что ничего страшного не случилось, действуем согласно его указаниям. Готовы хоть сейчас доложить обо всем. „Приезжайте к восьми“, – недовольно сказал Ельцин и повесил трубку».

Для вождей Сопротивления – это был почти провал. Теперь время работало уже против них. Нужно было срочно подключать к ситуации какую-то весомую политическую фигуру, способную взять на себя ключевую роль и обеспечить перелом.

Весь вопрос: кого? Никто из собравшихся в доме приемов на эту роль не годился; в самом деле – не Чубайса же, ненавидимого всей страной, следовало выводить на телеэкран. Премьер Черномырдин предусмотрительно сохранял нейтралитет; он не знал еще, как повернется дело, и понапрасну рисковать не желал, поэтому сразу же уехал на дачу, сказавшись больным. На генпрокурора и министра МВД влияния Березовский с Чубайсом не имели.

Решение возникло внезапно: Лебедь. Как раз накануне Ельцин назначил его секретарем Совбеза; это была плата за лояльность во втором туре выборов.

Именно харизматичный Лебедь, по замыслу Березовского, и должен был стать избавителем отечества от новоявленного ГКЧП.

Однако найти генерала они не могут. К поискам вынуждены подключиться даже супруга и дочь президента.

Наина Ельцина – Татьяна Дьяченко – Леонид Дьяченко

Н. Ельцина: Ну, у него только мобильный.

Т. Дьяченко: У кого?

Н. Ельцина: У Лебедя.

Т. Дьяченко: Ну, пусть на мобильный.

Н. Ельцина: Он на мобильный не отвечает. Меня с ним не соединили.

Т. Дьяченко: Он что, в лесу, что ли, ночует?

Н. Ельцина: Я квартирного его не знаю… У него, наверное, и нет квартиры.

Т. Дьяченко: Мам, ну такого не может быть!

Н. Ельцина: Сейчас я спрошу… Мобильный 968-67-92.

Т. Дьяченко: Мам, ну если он не отвечает, он по какому-то другому телефону.

Н. Ельцина(в сторону): Скажите, а квартирного нет Лебедя?

А городского номера? Приемная не знает, да? (Дьяченко): Они не знают.

Т. Дьяченко: Ну как это так, если надо с ним связаться! Такого не может быть! Мам, тебе не кажется странным, что спецкоммутатор не может найти секретаря Совета безопасности?

Н. Ельцина: Я телефон приемной возьму тогда.

Т. Дьяченко: Возьми телефон приемной. Они могут туда позвонить? (Ельцина долго пытается объясниться с телефонисткой).

Н. Ельцина: Таня, вот телефон приемной. 206-35-96.

Т. Дьяченко: Сейчас, минуточку. (В сторону): У вас нет ручки?

Н. Ельцина: Таня, может быть, ты еще позвонишь Михаил Иванычу (Барсукову. – Авт.)?

Т. Дьяченко (раздраженно): Мама, это бесполезно, понимаешь.

У папы единственная возможность, чтобы выиграть выборы – это уволить их обоих. Мам, ты понимаешь! И на самом деле это и для страны будет лучше, потому что так невозможно. Я на этих выборах насмотрелась. Решает все один только человек, так нельзя. Еще, ладно бы, был какой-то супер. Ну ужасно это. Ты понимаешь!

Н. Ельцина: Я не понимаю этого человека тоже. С «Мостом» тогда накрутили.

Т. Дьяченко: Мам, у папы выход только один!

Н. Ельцина: Да.

Т. Дьяченко: Значит, постарайся его убедить в этом, и ничего страшного в этом нет.

Н. Ельцина: Кого убедить?

Т. Дьяченко: Папу.

Н. Ельцина: Ну я же не могу.

Т. Дьяченко: Почему?

Н. Ельцина (бесхитростно):Он ругается.

Т. Дьяченко: Мама! Иначе другого выхода у него нет. Ему там уже накрутили вот на этих ребят. Видишь, как он мне сказал. Подготовили его. Специально подготовили!

Н. Ельцина: А может…

Т. Дьяченко(закипая): Мам, только вот не надо этого. Я кампанией этой занимаюсь не два дня и не неделю даже. Я все это вижу на протяжении месяца. Да как он (Барсуков. – Авт.) смел мне такое говорить: вы что, хотите быть причастны к этому делу? Запугивание прямое. Чубайсу говорит: никого не знаю. Черномырдину говорит: да, Лисовского задержали. Ну как так!

Н. Ельцина: Черномырдину? А вы звонили?

Т. Дьяченко: Звонили.

Н. Ельцина: И что?

Т. Дьяченко: Ну ему же Михаил Иванович и Александр Васильевичне указ. И сейчас у папы блестящий просто выход уволить их обоих.

И тогда мы выборы выигрываем… Значит, Леша там где? Дай емутрубочку.

Н. Ельцина: А что, это самое…

Т. Дьяченко: Мам, ладно, дай Леше трубку… (Трубку берет ее муж Л. Дьяченко) Леш, папа заснул?

Л. Дьяченко: Да. У него приступ.

Т. Дьяченко: Значит, Леш, когда утром папа придет в себя…

Л. Дьяченко: Я буду ждать этого момента, я спать не буду.

Т. Дьяченко: Значит, ты жди этот момент и нужно сказать, что это будет лучше и для него и для страны, если он уволит обоих, и ничего страшного в этом нет. Его подготовили. Ты видишь, как он мне сказал. Его подготовили!

Л. Дьяченко: Он в курсе, я же тебе говорил.

Т. Дьяченко: Леш, его подготовили. Так вот надо ему сказать, что это специально сделали.

Л. Дьяченко: А что тебе ЧВС (Черномырдин.Авт.) сказал?

Т. Дьяченко: А что ЧВС? Он не руководит ни Михаилом Ивановичем, ни Александром Васильевичем.

Л. Дьяченко: У него Куликов (министр МВД. – Авт.) есть.

Т. Дьяченко: Леш! Скажи, пожалуйста, папе и все, что ты думаешь и про того, и про другого, и про Шамиля (Тарпищева. – Авт.). Вот они где!

Л. Дьяченко: Они меня грохнут!

Т. Дьяченко: Леш, я тебя прошу. У папы это единственный выход, иначе кампанию мы проигрываем… Немцов, там все: устали все от этих людей, они правят страной, а не он.

Л. Дьяченко: Валюшку (Юмашева. – Авт.) отстранили?

Т. Дьяченко: Не знаю, Валюшка там выехать не может.

Л. Дьяченко(встревоженно): Выехать не может?.. Лебедя не нашли? Может, мне через Панскова поискать?

Т. Дьяченко: Поищи, чтобы мне на мобильный позвонил.

Л. Дьяченко: Мне сейчас могут телефон перекрыть.

Т. Дьяченко: Звони-звони. Пока.


Можно только посочувствовать Ельцину; родная, любимая дочь, услышав от мужа, что у отца приступ, не думает даже всполошиться. «Значит, Леш, когда папа придет в себя», – деловым тоном приказывает она супругу.

Больше о здоровье отца ни слова.

Совсем другое интересует ее в эти минуты: Дьяченко тоже больна, только иным – жаждой власти.

Если сравнить этот ее разговор и предыдущий, с Березовским и Гусинским, разница видна невооруженным глазом; небо и земля. Куда исчезли былые сомнения, тревоги? Принцесса точно зомбирована уже: чуть ли не дословно транслирует она теперь чужие мысли и выражения.

Тем временем генерала Лебедя все-таки удается найти. Это происходит уже после того, как трансляция НТВ прервана экстренным выпуском новостей и телеведущий Киселев объявляет о попытке государственного переворота и аресте ведущих членов избирательного штаба.

Теперь требуется, чтобы секретарь Совбеза Лебедь публично подтвердил эту придуманную Березовским, Гусинским и Чубайсом страшилку.

Анатолий Чубайс – Александр Лебедь

Чубайс: Мы дали информационное сообщение по НТВ и по ОРТ. Вы их не видели?

Лебедь: Я их не видел.

Чубайс: Я понял. Ну, видимо, в эту ночь отдохнуть не удастся.

В сообщении было сказано о том, что сегодня подтвердились слова, сказанные Лебедем, по поводу опасности ГКЧП-3. Стало известно, что Барсуков и Коржаков предприняли новую попытку помешать второму этапу выборов, реализуя эту самую стратегию, о которой Коржаков заявил публично. В рамках этой стратегии было арестовано два человека, ключевые сотрудники штаба Ельцина, правая рука Чубайса. Вот, собственно, пока все, что мы сделали на сегодня. Следующие наши действия… Ну, у нас единственное оружие – это публичность, иначе непонятно, где мы будем через час находиться. Исходя из этого, мы разворачиваем дальше следующую информационную волну. Будем давать интервью и где-то к утру будем давать пресс-конференцию. Наша задача добиться отставки, позорной отставки обоих мерзавцев, и того и другого. Я рассчитываю на то, что это должно произойти. Вот, собственно, и весь расклад. Последняя деталь. Здесь с нами находится Татьяна Борисовна, которая полностью разделяет все наше беспокойство. Вот такая картина, Александр Иванович.

Лебедь: В отношении войск, сил, средств кто-нибудь привлекался?

Чубайс: Нет, мы размышляли об этом, думали выйти на Колесникова (начальника Генштаба. – Авт.), но решили, что это излишне. На наш взгляд, это, пожалуй, перебор. Я откровенно вам скажу, что я понимаю стратегию этих ребят таким образом. Они просто исходили из того, что все будет тихо, что они тихо арестуют двух-трех ключевых людей, что тем самым они заткнут нам рот. Исходя из этого, мы замолчим и будем делать то, что им требуется. Они берут в руки контроль над ситуацией, и все. Я не думаю, что тут какие-то предполагались масштабные силовые действия, честно говоря, это мне кажется маловероятно. Поэтому мы не выходили на министерство обороны, вообще, как, впрочем, и на министерство внутренних дел.

Лебедь: Ни один, ни другой министр ничего не знают?

Чубайс: Ну, по крайней мере, мы им информации не давали. Я думаю, что, скорее всего, ни тот ни другой ничего не знают. Я предполагаю, что реально руководит процессом Олег Николаевич Сосковец, хотя он пока себя никак не обнаружил. Я думаю, что вот эта тройка как бы и идеолог там, как обычно, Георгий Георгиевич Рогозин (зам. начальника СБП. – Авт.) основной. Я думаю, что они вчетвером генерируют идеи и пытаются их реализовать. Откровенно говоря, я полагаю, что наиболее вероятный сценарий сейчас для них это где-то в течение часа-двух отпустить Лисовского и Евстафьева. А завтра утром заявить, что вообще непонятно о чем идет речь, какой-то мелкий инцидент, малозначимый, недостойный, вообще, предметного разговора. По-видимому, вот такой будет их стратегия. Она не удастся в силу той информационной волны, которую вы уже видели по двум каналам. Информация пошла дальше по «Интерфаксу» и по «ИТАР-ТАСС». Сейчас об этом знает, несомненно, весь мир. Это абсолютно однозначно. Это будет, конечно, новость № 1 для всего мира для сегодняшнего утра.

Лебедь: Давайте так договоримся. Сейчас я отдам некие указания прямо по телефону. Вызову транспорт. И нахожусь с вами на связи с возможностью выехать. К Борису, да?

Чубайс: Вы далеко от Москвы?

Лебедь: Нет, я в Москве.

Чубайс: Тогда проще. Теперь еще один, технический вопрос: вам кабинет успели дать?

Лебедь: Ничего мне не успели дать. В том-то и дело. Он предупредил, чтобы не травмировать его друга Олега Ивановича (Лобова. – Авт.), не влазить в Совбез, до тех пор, пока официально меня не представят.

Чубайс: Это корректно… Сейчас ключевой вопрос – это связь. Она беспокоит, потому что часа три вас искали. Сейчас связь есть, уже легче. Мне кажется… Ну, Александр Иванович, естественно решение принимать вам… Мне кажется, было бы правильно, если б вы вышли на связь с этими друзьями и предложили им доложить о ситуации по полной форме, как это и положено.

Лебедь: Я именно это и собираюсь делать.


Вскоре Лебедь озвучит искомое заявление, для пущей наглядности прямо на Красной площади: про попытку путча и срыва выборов.

(«Любой мятеж будет подавлен и подавлен предельно жестоко, – прорычал он, насупив брови. – Тот, кто хочет ввергнуть страну в пучину кровавого хаоса, не заслуживает ни малейшей жалости».)

Кроме того, на правах секретаря Совбеза Лебедь начинает обзванивать силовиков, выясняя, что все же случилось; вырисовывающаяся картина никак не укладывается в генеральском сознании.

Анатолий Чубайс – Александр Лебедь

Лебедь: Я с Куликовым здесь проговорил некие действия, на всякий случай. Трофимова (зам. директора ФСБ, курировавший ход операции. – Авт.), я так понял, нету?

Чубайс: Нет. Третий человек все еще в Белом доме, и продолжается его допрос.

Лебедь: Как его фамилия?

Чубайс: Лавров. Мы почти точно знаем коридоры, где он находятся. Это комната 310–316, на третьем этаже, там они всех допрашивают. Со стороны второго подъезда. И, в общем, это такая тяжелая составляющая, потому что он всеми финансовыми схемами владеет, всем, что проходило через нас, через меня. Так что это такая серьезная штука.

Лебедь: Это серьезная штука. Но почему начальник охраны президента срывает президентскую кампанию, не очень понятно?

Чубайс: Да понятно, Александр Иванович, понятно.

Лебедь: Это тот случай, когда в классике: и ты, Брут, продался большевикам.

Чубайс(смеется): Примерно так… Да нет, ему просто ясно, что в рамках нормального сценария места у него не остается, а место у него появляется только в рамках военного сценария переворота. Да и с головой не очень. В общем, мы на пресс-конференции сейчас вопрос будем ставить жестко. Мы на десять ее назначили. Президент должен завершить обновление своей команды, начатое назначением Лебедя, и немедленно принять решение по увольнению Коржакова – Барсукова. Тут середины уже быть не может, и позиция у нас будет такая, однозначная. Ждем до десяти, если позовет, поедем к нему, если не позовет, поедем прямо на пресс-конференцию. Сейчас как бы сосредоточиться на вытягивании этого человека третьего.


Дело оставалось за малым: окончательно обработать главного телезрителя страны, дабы поутру, прежде чем поедет он в Кремль, на встречу с Коржаковым и Барсуковым, в его сознании четко улеглась нужная олигархам схема.

Всю ночь Татьяна звонила матери: то плакала и стенала, то, напротив, ругалась и блажила. Она знала, как обращаться с первой леди, и Наина, которая поначалу возмущалась поднятым скандалом, в итоге полностью перешла на сторону дочки и ее достопочтимых друзей.

Татьяна Дьяченко – Наина Ельцина

Ельцина(отчитывает): Подожди, а что они, не могли потерпеть до утра? Вы что там, выяснили все? Зачем сразу давать такое сообщение по телеканалам. Народ на ушах стоит! Они что, не понимают? Какой переворот! Мало ли, задержали до выяснения. Зачем такую шумиху поднимать по телевидению.

Дьяченко: Мам, а скажи, пожалуйста, зачем задержали?

Ельцина: Слушай, мало ли задержали кого, зачем сразу говорить по телевидению такие вещи.

Дьяченко: Мама, это единственная защита. Другого ничего нет. Найти на людей какую-то управу, ну, хоть чуть-чуть, чтоб они испугались.

Ельцина: Какое пугаться-то. Кто пугается, скажи?

Дьяченко: Ты понимаешь, что другого выхода нет… Выход только один!

Ельцина: Лена… Таня, это наоборот нагнетает обстановку. Папа отвернется, и все отвернутся. Ну, до выяснения, до утра можно подождать, неужели сразу делать такие сообщения.

Дьяченко: Мамочка, это правильно. Это сделано все совершенно правильно. Поверь, другого выхода нет.

Ельцина: Да какой выход! Утром отпустят этих людей. Зачем это!

Дьяченко: Мама, они специально это сделали. А завтра они папе скажут: видите, мы-то ничего такого не делали, а товарищи забываются.

Ельцина: Они скажут папе: мы просто задержали проверить, а по телевидению уже дали такую информацию. И правильно Барсуков говорит: это Березовский все делал, а я при чем.

Дьяченко: Мам, ну вот не надо этого. Я на эту кампанию насмотрелась, как они что делают.

Ельцина: Ты пойми, что таких вещей для народа нельзя делать.

Дьяченко: Вот для народа, для народа это как раз очень хорошо. И папа после этого должен их снять. Это единственный для папы путь победить на выборах, потому что вся страна уже устала жить под властью Александра Васильевича.

Ельцина: Папа их убирать не будет.

Дьяченко: Почему?

Ельцина: Я не знаю.

Дьяченко: Тогда папа не выиграет выборы, мама. Ты спроси у Леши, он тебе все расскажет.

Ельцина: Просто такие вещи по телевидению нельзя заявлять. Это смех. Ну, вот завтра их отпустят, и что?

Дьяченко: Мам, это детский сад. Другого выхода нет. Ты понимаешь.

Ельцина: Завтра кто-то будет отвечать за это. Тот же Березовский. Барсуков не будет отвечать. Он мне уже сказал, чтоб я ему не звонила больше до утра.

Дьяченко: Правильно. Боится.

Ельцина(издевательски): Ну, конечно!

Дьяченко: Мам, как настолько безнаказанно все делать, ты мне объясни. Как это так?

Ельцина: Ты Барсукова не убедишь ни в чем, и папу не убедишь.

Дьяченко: Почему?

Ельцина: А в чем ты его убедишь?

Дьяченко: По крайней мере, я папе скажу все, что я думаю.

Ельцина: Он тебя слушать не будет.

Дьяченко: Мам, а чего тогда затевать? Тогда все. Тогда даже очень хорошо, что не изберут, потому что это, действительно, для страны не нужно. Ты просто не понимаешь всю глубину этой проблемы. Это сейчас единственный выход, это действительно так. И не надо говорить, что я попала под чье-то влияние или еще что-то. Нет. Мамочка, поверь, сделано все, чтобы отгородить папу от этого. Но другого выхода нет, не говорить нельзя. Потому что эти люди…

Ельцина(перебивает): Таня, ты пойми, что отгораживать нечего. Его невозможно отгородить ни от кого, это одно целое.

Дьяченко: А я считаю, что возможно.

Ельцина: Нет!

Дьяченко(упрямо): Возможно! Ну, другого выхода нет просто.

Ельцина(поддаваясь): Ну, хорошо. Но все равно говорить такие вещи по телевидению нельзя.

Дьяченко: Это единственно возможный вариант. Все уже продумано двести пятьдесят раз.

Ельцина: Ну, утром их отпустят, и что?

Дьяченко: Мам, а это как называется? А никто работать больше не будет на этой кампании. Это прямое запугивание. Ты понимаешь, как все это делается… Ты мне скажи, папа спит?

Ельцина: Да.

Дьяченко: Я просто боюсь, как бы он все это выдержал. А потом, они, конечно, почву подготовили. Конечно, они капали долго. Какие тут все гады занимаются выборной кампанией. А кто сделал все эти проценты-то?

Ельцина(сочувственно): Они палец о палец не ударили.

Дьяченко: Вот в том-то и дело. Я сегодня ездила к Лисовскому, я видела, как он делает, вообще, как что.

Ельцина: Вот и пожинает… Я одного не понимаю: они хотят, чтобы Зюганов, что ли, был?

Дьяченко: Они хотят сами править.

Ельцина: Ну, как они сами-то будут?

Дьяченко: Папу отстраняют, силовой какой-нибудь вариант, и привет.

Ельцина: А как отстранить папу, если второй тур сейчас должен быть?

Дьяченко: Да какой сейчас второй тур, если они такие вещи творят. Как можно брать людей, которые занимались финансированием кампании… Это ключевые люди. И ключевой этот проект «Голосуй или проиграешь»... Не знаю, мам, единственный выход это действительно их уволить…


Рассказ о перевороте, который затевают будто Коржаков с Барсуковым, чтобы «отстранить папу, и привет», ибо «они хотят сами править» – это такая же точно активка, как и дежурящие на крышах «ЛогоВАЗа» снайперы в черных одеждах.

Если той ночью и происходил переворот, то организовывали его уж точно совсем другие люди: Березовский, Чубайс, Гусинский и примкнувшая к ним Дьяченко.

Однако в президентских мемуарах, написанных рукой профессионального спецпропагандиста Юмашева, сказка эта излагается как факт непреложный и даже исторический.

«Дальнейший ход событий просматривался тоже достаточно четко: на волне борьбы с чеченским сепаратизмом, на волне „коммунистической угрозы“ к власти приходит полувоенная команда постсоветских генералов: начальник службы безопасности Александр Коржаков, директор ФСБ Михаил Барсуков, которых прикрывает своим могучим телом первый вице-премьер Олег Сосковец. Найдутся и другие…»

(Между прочим, в истории с «коробкой» Сосковец никакого участия не принимал; Чубайс честно признавался в этом, беседуя с Лебедем. К скандалу пристегнули его по вполне прозаической причине: он был слишком близок к Коржакову. Кроме того, Сосковец немало сделал для его – Чубайса – увольнения, и как только представился шанс поквитаться с давним обидчиком, Анатолий Борисович не преминул им воспользоваться; благо и Березовскому это тоже было вполне на руку.)

…Рано утром 20 июня Ельцин приехал в Кремль. В то время он взял за правило отправляться на работу чуть ли не к семи часам; стараниями Наины Иосифовны все спиртное на даче было изъято, и президенту приходилось ни свет ни заря мчаться в Кремль, где верный официант Дима Самарин уже поджидал его с запотевшей рюмкой наперевес…

…Все-таки, сколь много значит в российской истории фактор случайности: если бы в то утро ельцинский распорядок шел по обычно заведенному сценарию, все дальнейшие события вполне могли бы развернуться совсем иначе.

Но после того как в полночь его разбудила супруга, Ельцин больше не смог уснуть. До самого утра он проворочался в постели и полусонный, злой и заторможенный отправился спозаранку на работу. Ему было настолько погано, что он отказался даже от спасительной утренней рюмки; вместо этого президенту сделали укол, от чего Борис Николаевич окончательно впал в прострацию.

В таком полуобморочном состоянии он и принял своих генералов.

«Ельцин был не просто уставший или не выспавшийся, он был вообще никакой, – рассказывал мне Коржаков. – Говорил еле-еле, каждое слово давалось ему с трудом. „Ну, что там у вас?“ Мы с Барсуковым доложили, что поймали жуликов, которые из его же штаба пытались украсть полмиллиона долларов. „Это все слова, дайте доказательства“. Мы показали объяснения, протоколы, расписки. Вяло посмотрел: „Ладно, идите работайте“».

Генералам казалось, что они выиграли этот бой, ан нет: трубить отбой было еще слишком рано. Вскоре после них к Ельцину ринулся Чубайс.

К этому времени всех задержанных давным-давно уже отпустили, но дело было теперь вовсе не в них. Для Чубайса, как и для Березовского, налицо был тот вариант, когда либо пан, либо пропал. В случае проигрыша им следовало, не мешкая, собирать манатки и бежать прочь из страны; недаром в ночном разговоре с Лебедем Чубайс с ужасом говорит о задержанном банкире Лаврове: «он всеми финансовыми схемами владеет, всем, что проходило через нас, через меня».

Утром 20 июня спецтехника в доме приемов «ЛогоВАЗа» зафиксировала следующий диалог:

Анатолий Чубайс – Борис Березовский

Чубайс: Ну, я переговорил… (По телефону с Ельциным. – Авт.) Плохо. «Коржаков и Барсуков были у меня». Меня принимать не хочет. Примет только в двенадцать часов. До двенадцати занят. Ситуация горячая. Он: все распланировано, времени нет. Я знаю ситуацию, поговорил с Коржаковым и Барсуковым, ну там ничего страшного, просто за порядком следят, здесь пытались деньги украсть, я посмотрел показания, видно, что пресекли вовремя. Говорю: ну, ваш штаб прекращает свою работу, ни один человек не сможет принять ни одного решения. «Ну, если вы так ставите вопрос, как ультиматум, тогда смотрите…» Вот такой примерно разговор. Он как бы все про себя решил. Он на двенадцать меня записал. Мне кажется, что я не смогу его переубедить.

Я сейчас разбужу Володю (Гусинского. – Авт.), попрошу, чтобы он с Лужковым поговорил.

Березовский: Я все понял. Я думаю, что ваша оценка правильная… Давайте подумаем, что дальше. Я думаю, что выправится ситуация, безусловно.

Чубайс: Да, конечно, только непонятно, какими словами ее ему описывать.

Березовский: А это уже… Их можно найти… Вы будете в полдесятого? Вы сейчас там?

Чубайс: Да.

Березовский: Сейчас подъеду.


Через много лет, описывая череду этих исторических событий, Чубайс станет уверять, будто не ставил президенту никаких условий. «Хотел бы я посмотреть на человека, который ставит Ельцину ультиматумы, – бьет он себя в грудь сегодня. – У меня не было ни морального, ни политического права так говорить с президентом».

Увы, Чубайс в очередной раз лжет; предыдущий разговор напрочь опровергает все его клятвы. Это был именно ультиматум.

Подтверждает оное и генерал Лебедь:

«Чубайс заявил президенту примерно следующее: „Я руководитель вашей избирательной кампании. Все финансовые нити у меня в руках. Или немедленно увольняйте Коржакова – и тогда я продолжаю кампанию. Если же вы думаете по-другому, то я прекращаю финансирование и сворачиваю работу штаба. А 3 июля у вас второй тур. Решайте“. Деваться особенно Ельцину было некуда. Чубайс очень грамотно все замкнул на себе и именно поэтому получил возможность шантажировать президента… А я сам из наблюдения этой сцены в приемной сделал вывод, что Ельцина – при всем его имидже железного мужика – сломать можно. За одиннадцать минут».

Ровно в 12 часов Чубайс зашел в кабинет к президенту. Его тайно, на своей машине, привезла в Кремль Татьяна Дьяченко, все еще находящаяся под впечатлением ночных ужасов и гипноза Березовского.

(«…оставалось решить задачу, как их провести в Кремль, чтобы об этом не узнал Коржаков и не устроил какую-нибудь провокацию, – не без содрогания расскажет она журналистам по прошествии многих лет. – От Коржакова я ожидала чего угодно. Всего».)

Через одиннадцать минут последовала отставка Коржакова, Барсукова и – заодно, чтобы уж два раза не ходить – Сосковца. (Как водится, все лавры припишет себе потом Березовский: «Благодаря моим усилиям, и еще нескольких людей, Ельцин подписал указ об отстранении Коржакова».)

Вбит «последний гвоздь в крышку гроба иллюзии военного переворота», – торжествующе объявил в тот же день Чубайс; вскоре он станет главой президентской администрации…

В любой другой ситуации Ельцин никогда не смирился бы с выдвинутым ему ультиматумом; не в его характере было идти у кого-то на поводу. Но, как уже говорилось выше, в тот день он был слишком плох; ни сил, ни желания возражать у него попросту не имелось. Еле живому, практически спящему президенту легче было согласно кивнуть головой, нежели спорить, проводить очные ставки, докапываться до истины.

Перефразируя название одной хрестоматийной повести, события этого июньского дня вполне следовало бы назвать так: «Сто грамм, которые потрясли мир»...

Ошибка Коржакова заключалась в том, что Ельцина просто нельзя было оставлять с утра одного. Следовало безотлучно находиться рядом с ним, и тогда вся последующая история развивалась бы совсем по другому пути.

Не выпитые спозаранку сто грамм надолго определили будущее России.

С изгнанием из Кремля главных ельцинских фаворитов, окончательно пал последний бастион на пути у Березовского, Гусинского и прочей братии; отныне ничто больше не могло удержать их в узде.

Эти граждане искренне были уверены, что станут теперь подлинными правителями страны; кукловодами, дергающими власть за ниточки; и, распихивая друг друга локтями, ринулись они к капитанскому мостику, ведомые капитанской же великовозрастной дочкой.

(«Капитал нанимает на работу правительство», – без тени сомнения объяснял Березовский свое видение новой внутриполитической доктрины.)

Следующие четыре года ельцинского срока, которые процарствовал он, лежа на боку, будут ознаменованы сплошными провалами и катаклизмами: дефолт, рельсовая война, разгул терроризма, новая бойня в Чечне, невиданные по размахам воровство и коррупция.

За эти четыре года страна окончательно погрузится в пучину давно ушедших времен регентства и византийщины; коробка из-под «ксерокса» воистину оказалась для России гибельным ящиком Пандоры…

Глава 6

Трусы и крест

Летом 1921-го, на пятом году революции, подорванное классовыми боями здоровье Ленина окончательно пошатнулось. Его постоянно мучили головные боли, бессонница, головокружения. Диагноз врачей был неутешителен: расширение сердца (кардиомиопатия).

В таком состоянии было уже не до управления страной; заботливые соратники отправили вождя лечиться в подмосковные Горки, но вскоре выяснилось, что болезнь зашла слишком далеко.

«Пациент совершенно не отдает себе отчета, что Гражданская война окончилась, что наступила мирная созидательная жизнь, – доносил Сталину лечащий врач Ильича. – Часами плачет, с каждым днем срывы учащаются. Если раньше, примерно полгода назад, он плакал 1–2 раза в неделю, то в настоящее время он стал плакать по 1–2 раза в день… Фактически не расстается с кошкой. Кладет ее в постель, постоянно носит на руках… Пациент на протяжении нескольких суток отказывается чистить зубы. Он считает, что в зубном порошке яд, который проявится после выпитого чая или кофе… Убивает время в постоянной писанине, которую затем распихивает по тайникам. Его письма сотрудники и медперсонал находят в самых неприличных местах».

В ночь на 23 декабря 1922 года Ленина разбивает паралич правой части тела. На спешно собранном врачебном консилиуме в присутствии Сталина, Бухарина и Каменева принимается волевое решение – окончательно изолировать председателя Совнаркома от внешнего мира: «Свидания запрещаются. Ни друзья, ни домашние не должны сообщать Владимиру Ильичу ничего из политической жизни, чтобы этим не давать материала для размышлений и волнений».

Но ничто уже не в силах помочь вождю мирового пролетариата.

10 марта его разбивает новый удар, после которого превратился он в настоящего инвалида. Ленин не мог больше читать и писать, почти перестал разговаривать – весь его лексикон ограничивался теперь десятью словами, вроде «аля-ля», «вот-вот» и почему-то «гут морген»; передвигался он исключительно на коляске. Стране об этом, знамо дело, не сообщалось; Политбюро не желало травмировать своих подданных. И пока узник Горок лихо крутил колесами инвалидной коляски, приговаривая «аля-ля» и «вот-вот», в Кремле вовсю делили уже оставшуюся без присмотра власть…

…Прошло ровно три четверти века, и история вновь сделала круг, возвратившись назад бумерангом. Только теперь явившись уже в виде фарса.

Накануне решающего, второго тура президентской гонки Ельцина настигло два инфаркта подряд. Он почти не мог вставать с постели, говорил еле-еле, чуть дыша.

Показываться в таком виде электорату было просто верхом безумия; о победе на выборах следовало бы забыть тогда навсегда.

В очередной раз перед страной разыграли пошлый, дурной спектакль, – за день до голосования, дабы дезавуировать разошедшиеся уже пересуды и сплетни, Ельцина предъявили народу.

Его спальня в Барвихе была спешно задекорирована под кремлев– ский кабинет. Еле живого президента подняли с постели, с горем пополам мумифицировали, натянули белую рубашку с галстуком и пиджак, брюк надевать не стали – все равно в кадре не видно. Так, без порток, гарант конституции и обратился с посланием к дорогим россиянам. Он, правда, сумел произнести лишь всего несколько фраз по телесуфлеру, но и это было уже сродни подвигу…

Когда 3 июля люди шли голосовать за Ельцина, они и представить себе не могли, что выбирают на царство человека, не способного даже самостоятельно спуститься с кровати.

Он и на собственную инаугурацию приплелся на последнем издыхании. Сценарий торжества пришлось сократить до минимума, даже исключив из него президентскую клятву. Ельцина хватило только на то, чтобы прочитать пару предложений с монитора. Больше всего врачи и соратники боялись, что всенародно избранный грохнется на глазах у миллионов телезрителей, прямо посреди сцены, но, по счастью, обошлось.

Именно такой Ельцин – слабый, больной, не понимающий, на каком свете находится – нравился олигархам больше всего. Чем меньше времени проводил он в Кремле, тем шире простор для деятельности открывался перед новоявленной семибоярщиной. («Я и еще шестеро россиян, мы контролируем половину всей российской экономики», – хвастал перед журналистами Березовский.)

«Весь второй срок Ельцина – это непрерывная болезнь, – без обиняков признавался потом Евгений Савостьянов, отвечавший за кадровую политику Кремля в конце 1990-х. – Он отсутствовал на рабочем месте и практически не работал. Начиная с 1996-го задачей администрации в значительной степени было создать образ работающего президента.

И там, где это возможно, заменитьего».

Я специально выделил последние слова савостьяновских откровений, ибо они дают отменный ключ к пониманию того, что творилось в стране после 1996 года.

Де-юре – у России был законно избранный президент, де-факто – его заменила собой узкая группка лиц, ведомая младшей ельцинской дочкой и персональным его «летописцем». Ельцин порой и не знал даже, какие указы и распоряжения издаются от его имени, – под большинством кремлевских документов вместо подписи преспокойно ставилось резиновое клише.

Если Ленин был отстранен от власти людьми хоть и близкими ему по духу, но, в сущности, совершенно посторонними, то Ельцина изолировали его же собственные, дражайшие родственники.

«Он (Ельцин. – Авт.) окончательно стал другим, – описывает этот период в мемуарах Евгений Примаков. – Будучи зависимым от медикаментов и работая считанные часы, да и то не каждый день, он физически не мог сопротивляться давлению со стороны нового окружения. Семья этим широко пользовалась».

Больше всего Татьяна Дьяченко мечтала разбогатеть; как страшный сон вспоминала она теперь мужний ларек по продаже трусов и колготок. Но пока Ельцин находился в силе, об этом можно было и не мечтать, – властолюбие заменяло у него все остальные пороки. С болезнью президента влияние и возможности царевны резко возросли; едва только Ельцин отходил от дел, Татьяна Борисовна по праву крови мгновенно хватала в руки оставшиеся без присмотра скипетр и державу.

(Еще одна красноречивая цитата из Примакова: «…заканчивался этап активный, и начиналось время царствования Семьи».)

Дьяченко и ее новые друзья – Юмашев, Гусинский, Чубайс, Березовский, Абрамович – вершили отныне судьбы страны – расставляли кадры, определяли стратегию, выдумывали законы.

Практически вся старая ельцинская команда была вытравлена теперь из Кремля дустом; даже те немногие ветераны, что сумели как-то еще удержаться, мгновенно ощутили себя в полнейшем вакууме: их перестали звать на совещания, расписывать документы.

«После 1996 года изменилась структура новых кадров бюрократии, – констатируют девять бывших помощников и спичрайтеров президента в своем коллективном труде „Эпоха Ельцина“. – Если раньше про того или иного высшего чиновника гадали, какой он политической ориентации, то теперь вопрос задавался иначе: кто его „прикармливает“, к какой олигархической группировке принадлежит?»

О том, как эта кувырк-коллегия во главе с Дьяченко расставляла людей на ключевые посты, мы поговорим еще отдельно. Пока же остановимся лишь на одном таком назначении, без сомнения самом скандальном и громком.

17 октября 1996 года избавитель России от нового ГКЧП генерал Лебедь был смещен с поста секретаря Совета безопасности. Он оказался чересчур самостоятельным и непокорным. (В Кремле всерьез даже разрабатывали план по его аресту – боялись, что в отместку Лебедь поднимет верные себе войсковые части.)

В тот же день вакантное место занял спикер первой Государственной думы, тишайший Иван Петрович Рыбкин. Его заместителем мгновенно стал Березовский.

Трудно сказать, знал ли об этом назначении сам Ельцин; в то время его состояние было особенно тяжелым; многие искренне считали, что вот-вот испустит он дух.

Ельцин не выходил на работу с июня, со времен двух последних своих инфарктов. Ситуацию осложнила перенесенная в августе анемия (проще говоря – приступ малокровия). Как раз в те дни, когда из канцелярии вышел указ о назначении Березовского, Ельцин готовился к сложнейшей кардиохирургической операции. Тут уж явно не до штатного расписания Совбеза.

Вот и все, что случилось затем, прошло мимо ушей президента. Ведь пока приходил он в себя после операции, в России полыхнул очередной громкий скандал.

Буквально через несколько дней после вознесения Березовского журналисты «Известий» раскопали один малоприятный факт из его недавнего прошлого. Оказалось, что новоявленный зам. секретаря Совбеза ко всем прочим своим достоинствам имеет еще и израильское гражданство.

Как ни странно, сам виновник скандала всей трагичности момента поначалу не осознал. Прочитав газетную заметку, он привычно отмахнулся, сказав, что все это фигня и чепуха на постном масле, но примчавшийся в дом приемов всклокоченный Юмашев популярно объяснил новоиспеченному чиновнику, чем чреват подобный конфуз: по россий– ским законам лица с двойным гражданством не вправе занимать высшие государственные должности.

Тут уж Борис Абрамович всполошился не на шутку. Он рвал и метал, грозил подать на журналистов в суд, кричал, что пал жертвой интриг и козней антисемитов из спецслужб. Совсем не о том мечтал он столько лет; переход из околополитической тени под софиты легальной власти виделся ему совсем в иных, прянично-розовых тонах. Березовский ждал этого счастливого, вожделенного момента с нетерпением сгорающего от сексуального бремени старшеклассника, но буквально за один день весь праздник оказался полностью – от начала и до конца – испорчен.

Очень занятно – проанализировать тактику той линии защиты, которую принялся он выстраивать, для понимания сущности Березовского – это чрезвычайно важно.

По первости позиция, занятая им, разнообразием не отличалась. Борис Абрамович попросту отрицал все и вся: я не я и лошадь не моя.

Вновь – обратимся к базе «Атолла».

Борис Березовский – Валентин Юмашев

Березовский: Ну, вообще, у меня дурное настроение. Зае. ли меня все этими делами, пресса зае. ла. «Комсомолка» там, все. Все агентства разрывают, просто все: «Нью-Йорк Таймс», «Рэйтер», «Файнэшл таймс». Просто пи. ец. Я не знаю, чего делать.

Юмашев: Не давать интервью.

Березовский: Я сказал уже, что пошли все на х… Х. его знает, вообще, не буду отвечать ни на какие вопросы…

Борис Березовский – банкир Александр Смоленский

Смоленский: Абрамыч, привет, дорогой. Слушай, прилетел на родину глубокой ночью и узнаю, что бьют наших. Двойными гражданствами, тройными!

Березовский: Послушай, ну они законченные пидорасы все-таки.

Смоленский: Ну а ты хотел?

Березовский: Я как раз радуюсь чрезвычайно. Никто в это не поверит.


Однако уже очень скоро линию эту пришлось менять, – власти Израиля публично подтвердили факт наличия у зам. секретаря Совбеза паспорта с голубой шестиконечной звездой и даже предоставили копии всех документов.

(Между прочим, об израильском гражданстве впервые задумался он еще в советское время и даже советовался однажды со своим куратором из КГБ, соглашаться ли ему получать вызов, или погодить…)

Из сообщений израильской прессы, мгновенно перепечатанных в России, выяснилось, что гражданство было предоставлено Березовскому и членам его семьи (жене Галине, сыну Артему и дочке Насте) еще 29 ноября 1993 года, на основании заявки, собственноручно поданной им в тель-авивское отделение Министерства абсорбции. К моменту назначения его в Совбез он официально продолжал числиться гражданином Израиля. Ему даже что-то там полагалось, как репатрианту, хотя, как писали ближневосточные газеты, «Березовский сам мог бы выдать „корзину абсорбции“ всем русским иммигрантам».

На сей раз Борис Абрамович не нашел ничего умнее, чем объяснить случившийся казус… несовершенством израильского законодательства. Якобы, по тамошним правилам, «любой еврей по рождению… является гражданином Израиля; любой еврей в России имеет двойное гражданство».

Тут уж пришло время возмутиться братьям Бориса Абрамовича по крови, – даже в разгар приснопамятного дела врачей никому не приходило в голову скопом обвинить все российское еврейство в измене родине…

Тогда Березовский выдает на гора третью, окончательную трактовку. Он как бы признает, что получил когда-то израильское гражданство, но перед назначением предусмотрительно успел от него отказаться; а если какие-то клерки и развели бюрократию, не оформив бумаги в срок, так это уже вопрос не по адресу.

Теперь Борис Абрамович не только не посылает журналистов на…, а, напротив, бегает за ними, упрашивая озвучить новую свою версию. Это нужно сделать еще и потому, что его кремлевские друзья – Дьяченко, Юмашев, Чубайс – крайне обеспокоены таким развитием ситуации. Не для того двигали они Березовского во власть, чтобы получить на свою голову беспрецедентный, даром никому не нужный скандал.

Ни в одной стране мира иностранный гражданин не может занимать ключевого поста, а уж тем более в сфере национальной безопасности; любая трезвомыслящая власть строжайшим образом предохраняется от проникновения людей случайных и подозрительных. Если у человека два паспорта, значит, и родины у него тоже – две, и какой из них он будет служить искренне – одному только богу известно.

Сразу после назначения газета «Коммерсантъ», которую в антипатии к Березовскому уж никак не заподозришь, опубликовала исчерпывающий перечень полномочий Бориса Абрамовича в новом качестве.

«Допуск к документам, естественно, любым. К услугам СБ – все спецслужбы страны, у которых можно запросить любую информацию… Полномочия СБ довольно широки. Согласно „Положению о Совете безопасности“, этот орган „осуществляет подготовку решений президента по вопросам обеспечения защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз, проведения единой государственной политики в области обеспечения безопасности РФ“».

Да за доступ к таким возможностям и секретам любой сотрудник «Моссада» отдаст полжизни; об агенте подобного уровня можно только мечтать.

Впрочем, это-то как раз тревожило президентское окружение меньше всего. В конце концов, двойным гражданством в то время мог похвастаться не один только Березовский. (По уверениям руководства СБП, вице-премьер правительства и одновременно министр госимущества Максим Бойко имел, например, «Грин-кард» – вид на жительство в США – а его американский папаша и вовсе преподавал в разведшколе ЦРУ.) Во всей этой истории Дьяченко с Юмашевым волновала не столько суть, сколько форма; не сам вскрывшийся факт иностранного подданства их назначенца, а исключительно возникший вокруг него скандал.

В страшном сне не приснится, – дочь президента страны дает советы заместителю секретаря Совета безопасности, попавшемуся со вторым паспортом в кармане, как лучше ему выйти сухим из воды.

Татьяна Дьяченко – Борис Березовский

Дьяченко: Но с этими средствами массовой информации надо что-то делать, Борис Абрамович… Вы с Валей, конечно, посоветуйтесь еще, потому что это тоже такая тема. Я с Малашенко разговаривала. Тоже, говорит, общее беспокойство какое-то. Надо как-то выступать, что-то сказать про гражданство.

Березовский: Нет, Тань. Это просто я с Валей как раз обсуждаю. Потому что я имею документ по этому поводу, который говорит, что этого нет. Официальная бумага.

Дьяченко: Может, интервью «Известиям» там, что-то еще…

Березовский: Мы с Валей как раз обсуждаем. И он говорит тоже про «Известия». Тань, в общем, решение мы найдем за завтрашний-послезавтрашний день. То есть за два дня мы этот вопрос снимем.

Дьяченко: Чтобы как-то так. Все это еще в вину ставится поче-му-то Чубайсу. Ну, ничего…

Березовский: Нет, это серьезный вопрос… Я сейчас думаю, может, в «Итогах» что-то сказать, в «Известиях». Это мы сейчас с Валей обсуждаем.

Дьяченко: Чтобы, может быть, чтобы не так много было. Тем более ваше появление у людей вызывает, честно говоря, вот такое раздражение жуткое.


До какой же степени следовало разозлить президентское окружение, чтобы даже милейшая Татьяна Борисовна преисполнилась неприязнью к своему же крестнику: «Ваше появление у людей вызывает раздражение жуткое…» На самом деле и это последнее его объяснение: «Гражданство было, но я от него отказался» – тоже являлось очередной ложью.

Непосредственный участник тех событий, руководитель ЧОП «Атолл» Сергей Соколов откровенно рассказывает теперь, что решение аннулировать израильский паспорт Березовский принял уже в самый разгар скандала.

«С этой целью он послал Гусинского и Абрамовича в Израиль. Те пытались отговорить его, убеждая, что в результате скандал разгорится только сильнее, а он навсегда станет для Израиля и мирового еврейства персоной нон-грата, но Березовский был непреклонен. В итоге Гусинский и Абрамович договорились с израильскими властями и просто сфальсифицировали документы. Березовский был лишен гражданства в течение нескольких дней, но официально все оформили так, будто заявление он послал тремя месяцами раньше, еще до своего назначения, однако бумаги по вине чиновников где-то затерялись».

В поистине бесценном архиве «Атолла», этакой современной пещере Лихтвейса, сохранился ряд записей, которые красочно воспроизводят подноготную всей этой истории. (С учетом пояснений Соколова смысл диалогов понятен без перевода.)

Борис Березовский – Владимир Гусинский

Березовский: Володь, у меня есть к тебе вопрос. Личная просьба, большая просьба. Это нужно мне.

Гусинский: Борь, послушай. Если я понимаю правильно, что ты хочешь, этого сделать принципиально нельзя. Потому что любая газета местная…

Березовский: Нет-нет, я хочу только одно. Не надо мне задним. Вот сейчас.

Гусинский: А, сейчас. Это будет сделано, хотя я считаю, что это глубокая ошибка.

Березовский: Абсолютно нет. Это мне нужно делать немедленно, поверь.

Гусинский: Препятствий здесь никаких тебе не будет. Это не может не быть не сделано просто по формальному признаку.

Березовский: Именно по формальному признаку, потому что затри месяца до этого подано.

Гусинский: Значит, я тебе повторяю. Не сделано это быть не может. Это будет сделано, хотя я бы тебя просил… Я прилетаю в Москву 9-го вечером.

Березовский: Это исключено. Это даже исключено, если это не будет сделано сегодня. Вот в этом проблема. Ты мне поверь. Просто абсолютно необходимо. Ты должен проникнуться этим. Это единственный выход.

Гусинский: Борь, пойми, ты же подставляешь сейчас не только себя этими действиями.

Березовский: Можно я тебе скажу? Мы выбираем между плохим вариантом и очень плохим…

Гусинский: Ну, с моей точки зрения, тот вариант, который ты делаешь, очень плохой.

Березовский: Очень хороший, поверь мне. Пожалуйста, я тебя прошу.

Гусинский: Борь, чтоб ты понял. У тебя отрезаются все контакты, какие только могут быть. У тебя будет перекрыто практически все. Подумай на эту тему.

Березовский: Я думал на эту тему.

Гусинский: Фактически беспрецедентная ситуация. В той форме, как это решается, это беспрецедентная.

Березовский: Найди любую форму, но результат должен быть сегодня.

Гусинский: Хорошо, я тебя понял… Я приеду, я постараюсь остановить все накаты. У меня Зверев (вице-президент «Моста», будущий зам. главы президентской администрации. – Авт.) уже планирует все встречи. Я в понедельник встречаюсь с Голембиовским (главный редактор «Известий». – Авт.), со всей компанией.


Борис Березовский – Владимир Гусинский – Роман Абрамович


Гусинский: Мы еще раз сели, все проанализировали. Мне кажется, это кардинально неправильное решение.

Березовский: Я настолько точно знаю, что это абсолютно правильное решение.

Гусинский: Настолько же, насколько я сейчас уверен, что это абсолютно неправильно…

Березовский: Меня тем не менее интересует: если мы решили… Если я решу…

Гусинский: Значит, ты решишь – это твое право.

Березовский: Это будет сделано, я правильно понимаю?

Гусинский: Это будет сделано, Борь.

Березовский: Сегодня?

Гусинский: Давай так. Один день.

Березовский: То есть завтра, это будет сделано точно?

Гусинский: Да.

Березовский: Володь, я тебя прошу, это для меня настолько важно, потому что завтра меня уже в Москве не будет… Дай мне Ромочку еще.

(Трубку берет Абрамович.)

Березовский: Ром, я сейчас поговорил с Володей. Я хочу услышать аргументы, но у меня решение абсолютно бесповоротное.

Абрамович: Понятно.

Березовский: А ты считаешь, у меня есть аргументы?

Абрамович: Борь, это все зависит от того, насколько ты чувствуешь свою ситуацию.

Березовский: Я чувствую очень серьезно. Я ощущаю, что нужно сделать, чтобы обернуть в свою противоположность.

Абрамович: Просто они считают, что газеты раздавят в этом случае еще сильнее.

Березовский: Нет. Теперь меня интересует про Нетаньяху (премьер-министр Израиля. – Авт.). Что ты знаешь по этому поводу?

Абрамович: Что он был гражданином США, и министр обороны был гражданином США и к моменту избрания он отказался от гражданства.

Березовский: Публично отказался от гражданства.

Абрамович: Да.

Березовский: Все ясно. Рома, будь любезен, если можно, еще таких историй мне и точных по годам – тогда-то и тогда-то отказался. Сделай это, мне это очень нужно. Потому что я готовлюсь к серьезнейшей акции. Она будет прецедент в России. Договорились, да?


Наиболее занятно в этой истории, что об израильском паспорте Березовского российские спецслужбы – а именно они были мотором всего скандала – узнали не от кого-нибудь, а от самого же Гусинского. Еще в начале 1995 года, когда стараниями Бориса Абрамовича президент «Мост-банка» был вытурен из России, в отместку он рассказал вступившему с ним в контакт коржаковскому посланнику Валерию Стрелецкому о страшной тайне своего обидчика.

Самые злейшие враги – бывшие друзья, как, впрочем, и наоборот. Если когда-то и запалил Гусинский этот пожар, то сам же его в итоге и потушил. Не отправься он тогда в Израиль, трудно сказать, чем закончилось бы все дело; может, дошло и до позорной отставки.

О том, что помимо израильского у Березовского с незапамятных времен имеется еще и доминиканский паспорт, купленный по случаю за 15 тысяч долларов, так никто – в том числе лежащий на койке президент – и не узнал.

Боюсь, впрочем, что и об израильском паспорте Ельцин не узнал тоже; он вернется к жизни лишь многими месяцами позже.

…На всем протяжении этого скандала Борис Абрамович без устали не переставал напирать на его антисемитскую сущность; дескать, враги демократии специально пытаются дискредитировать его, ударяя по ахиллесову пятому пункту.

(Помню, в прессе даже развернулась тогда дискуссия: допустимо ли повсеместно называть Березовского по имени-отчеству; это, мол, сознательно разжигает в обществе низменные инстинкты.)

Вообще, еврейскую карту Борис Абрамович (простите уж, что вновь так его именую) неизменно вытаскивал из рукава, едва только ощущал новое приближение опасности. Стоило журналистам уличить его в очередном прегрешении, как моментально начинал он вопить о происках антисемитов и трясти… Черт его знает, кстати, чем Березовский мог трясти, ибо в 1994-м он благополучно покрестился, оживив, таким образом, один скабрезный анекдот про дилемму в мужской бане, где надо либо снимать крест, либо надевать трусы. (Еще в младенческом возрасте наш герой пережил обряд таинства, именуемый в иудаизме «брит мила».)

«У нерусского в России в политике или рядом с политикой остаются только две возможные функции: либо серый кардинал, либо кошелек, – плакался он, например, в ответ на обвинения в коррупционных связях с Семьей. – Значит, мне остается быть либо серым кардиналом, либо кошельком. На большее я по разумению патриотической общественности просто не имею права».

Во всем и всегда Борис Абрамович оставался верен себе: ради собственной выгоды он готов был декларировать любые убеждения, подлаживаясь и мимикрируя под веяния конъюнктуры; доведись – он и к сатанистам легко бы примкнул, не говоря уж о солнцепоклонниках.

Когда в ноябре 1993-го Березовский запросил израильское гражданство, ничего общего с его национальной самоидентификацией это не имело; в интервью журналистам он без тени смущения так прямо и объяснял потом.

«Я находился под очень сильным давлением людей, которые не хотели, чтобы я занимался бизнесом и продолжал здесь жить… Это, так скажем, и криминальные структуры, и политические силы… И тогда я реализовал право любого еврея формализовать свои отношения с Израилем».

Иными словами, земля обетованная была нужна ему исключительно в виде «крыши»; иностранный паспорт давал Березовскому определенную защиту, да и за рубеж выезжать с ним было намного проще; чужое гражданство играло для него столь же утилитарную роль, как и купленная за рубежом недвижимость: в Майнце, Лондоне, Тель-Авиве.

Но едва только надобность в этой «крыше» отпала, Борис Абрамович мгновенно от нее отказался и обратился в православную веру.

Впоследствии он будет утверждать, будто тяга к христианству жила в нем давно, чуть ли не с детства, но это – очередная красивая отговорка.

Когда ему было нужно, он становился русским – так писался и в паспорте, и во всех анкетах. Отсюда и посконно-домотканые имена послед-них его детей: Настя, Арина, Глеб. (После бегства за рубеж, пытаясь вступить в альянс с коммуно-патриотической оппозицией – в борьбе с ненавистным Кремлем Березовский готов был блокироваться с кем угодно, хоть с чертом лысым – в интервью маргинальной газете «Завтра» он даже не постеснялся покаяться «за ошибки предков, если их деяния, их прегрешения, вольные и невольные, приносили несчастья». В переводе на русский это звучит так: люди добрые, простите, что мы Христа распяли.)

Но стоило запахнуть в воздухе жареным, он тут же вспоминал о своем еврействе и принимался взывать к национальным чувствам других олигархов, преимущественно – его единоверцев.

Это шараханье объясняется на самом деле довольно просто. Подобно многим советских евреям, Березовский своего еврейства всегда стеснялся. (Когда в старые времена, на прямой вопрос о национальной принадлежности, человек начинал мяться, все сомнения в его происхождении отпадали разом. Это в те годы родился анекдот: на цирковую арену выходит шпрелхмейстер и зычным голосом объявляет: смертельный номер! человек-еврей!)

Он хотел ощущать себя самым русским, более русопятым, нежели природные русаки, неотъемлемой частью народа, плотью от плоти его. Ему катастрофически недоставало чисто мужской брутальности, физической силы, решимости, удали, бретерства. Когда его одноклассники отправлялись шататься по темным улицам, орать под гитару и задирать девчонок, Борис Абрамович послушно плелся домой к маме. То же самое – но, понятно, в других формах – происходило и в институте, и на работе. Пока другие могли погулять до упада, пропив все до последних штанов, Березовский экономил на пятаках и спекулировал запчастями.

Свои психологические проблемы Березовский пытался объяснить причинами чисто биологическими, хотя все злоключения его таились вовсе не в цвете волос и длине носа: так Майкл Джексон, став после пластических операций белее любого англо-саксона, не перестал от этого быть негром.

Даже превратившись во влиятельную персону, серого кардинала и олигарха, Борис Абрамович продолжал изнемогать под грузом прежних детско-юношеских комплексов. Очень часто излагал он теперь свою концепцию развития страны: Россия, говорил он, станет окончательно демократической, если на президентских выборах здесь сумеет победить еврей (имея в виду, разумеется, себя самого).

При этом ни тени хваленой еврейской взаимовыручки в нем не наблюдалось; он непрерывно воевал с собственными же соплеменниками – Гусинским, Немцовым, Чубайсом, Фридманом, Авеном. За всю свою жизнь Борис Абрамович не потратил ни копейки на синагоги и еврей-скую благотворительность; этим, кстати, отличалось большинство других иудеев-миллионщиков, за исключением разве что Абрамовича и Гусинского. (Невзлин, например, даром что был уже миллиардером, ежемесячно щедрой рукой отсылал в синагогу аж… по 500 долларов. Широта неслыханная!)

«Сам я себя идентифицирую скорее космополитично, – интересничал Березовский перед журналистами. – Мне не удалось выработать стойкого инстинкта национальной принадлежности». Из одного интервью в другое кочевало придуманное им самоопределение: «Я – русский еврей».

На самом деле Борис Абрамович не был и ни евреем, и ни русским. Он – типичный продукт советской системы, представитель общности, окрещенной в эпоху развитого социализма «советским народом».

«Кто ты на самом деле по генетике – это твой личный вопрос, – так излагал он свою концепцию национального самоопределения. – Я еврей, я считаю, что я еврей. Я считаю, что я татарин – я татарин. Я считаю, что я русский – я русский».

Возможно, Березовскому было и невдомек, что он почти дословно повторяет один популярный некогда детский стишок:


Попадая в любую среду, Березовский моментально пытался стать в ней своим, менял окраску, подобно хамелеону; умение разговаривать с людьми на понятном им языке отличало его еще с юности.

(Верхом его космополитской пластичности стало заявление, сделанное в разгар думских выборов 1999 года: баллотируясь в депутаты от Карачаево-Черкессии, Березовский во всеуслышание объявил, что по-строит здесь новую мечеть: «Это мой христианский долг!»

Не знаю уж – смеяться после этого или плакать…)

В России он матерился и ходил в церковь; в Израиле – писал записочки у стены плача; на Кавказе – постоянно взывал к Всевышнему; в Британии – демонстративно исповедует теперь строгий английский стиль и первый тост непременно поднимает за Ее Величество Королеву.

Вот и внезапно вспыхнувшая его дружба с чеченскими сепаратистами (а попросту говоря, бандитами и террористами) объяснялась именно этими коммивояжерскими талантами нашего героя.

Неудивительно, что лидеры Ичкерии оказались едва ли не единственными, кто публично возрадовался назначению Бориса Абрамовича. (Бандит и убийца Салман Радуев, например, прямо заявлял журналистам, что очень доволен таким решением, ибо Березовский – человек «благородный».)

В составленной уже после его увольнения характеристике, подписанной секретарем Совбеза Рыбкиным (хотя я почти уверен, что истинным автором документа был сам Березовский), лирично сообщается:

«Во всех переговорах Б. А. Березовского отличали желание выслушать и понять собеседника – вчерашнего боевика с его надломленной порой психикой. Ровный, спокойный, доброжелательный тон, личное обаяние и дипломатичность приводили к искомым результатам. Тезис, провозглашенный Б. А. Березовским на переговорах: „Не лгать друг другу, говорить правду, договариваться там, где можно договориться уже сейчас“, личное бесстрашие и мужество вызывали доверие и уважение собеседников».

В базе «Атолла» я обнаружил один живописный весьма разговор между Березовским и его тогдашним партнером, банкиром Смоленским, который как нельзя лучше объясняет истоки этих упомянутых Рыбкиным «искомых результатов».

Борис Березовский – Александр Смоленский

Смоленский: Говорят, что ты в Чечне вроде бы.

Березовский: Нет, я уже прилетел.

Смоленский: Договорился с душманами?

Березовский: Конечно, Саш, а как ты думаешь! Пидорасы еб. ые, которые с ними до этого не могли договориться.

Смоленский: А они на другом языке разговаривают.

Березовский: Абсолютно! Я просто восторгаюсь.


Борис Абрамович Березовский действительно стал первым россий-ским государственным деятелем, заговорившим с боевиками на одном языке, чего не только не стеснялся, а напротив даже – всемерно гордился. Хотя особого повода для самолюбования я лично не вижу здесь ни грамма.

Чиновник высочайшего ранга, братающийся с террористами и изъясняющийся «по понятиям": уже одно это должно, по моему разумению, вызывать к нему отторжение, какими бы высокими материями такое поведение ни объяснялось.

«Начиная с 1996 года, – свидетельствует глава „Атолла“ Сергей Соколов, – чеченцы просто не вылезали от Березовского. В доме приемов „ЛогоВАЗа“ я постоянно встречал Арби Бараева, Закаева, Басаева. Удугов вечно ходил в папахе. Многие приезжали с оружием. Помню, какой-то колоритный боевик расхаживал по клубу в камуфляже и со „Стечкиным“ наперевес».

Эх, да если бы дело было в одном только этом…

$$$

Вся новейшая история российского укрощения Чечни – это одна сплошная череда измены, вредительства и тупоумия.

Сейчас в это уже невозможно поверить, но в советские времена Чечено-Ингушская АССР считалась едва ли не самой благополучной и спокойной республикой Северного Кавказа, а цветущий город Грозный повсеместно воспевался как оазис братского интернационализма и восточного гостеприимства.

Широко растиражированные рассуждения о том, что чеченцы испокон веков отличались, дескать, неслыханной жестокостью и звериным нравом – это полная, извините, фигня. Для справки: если в соседнем Дагестане в 1980-е годы ежегодный прирост преступности составлял 23 процента, то в Чечено-Ингушетии – росла она всего на… 0,3 процента; статистика – штука упрямая. И уровень жизни был здесь тоже едва ли не самым высоким на Кавказе: промышленно-экономические показатели ЧИАССР на голову опережали всех ее соседей, – одни только знаменитые нефтепромыслы включали в себя 54 предприятия.

Чечня превратилась в мятежную и кровавую территорию отнюдь не по объективным, а исключительно по субъективным причинам; просто ее сделали таковой высоколобые московские стратеги.

Генерал Дудаев был абсолютным порождением Кремля. Еще в 1990 году его специально выписали из Тарту, где командовал он местным гарнизоном, обрядили в белый парадный китель и вывели на арену республиканского цирка (насчет цирка – это я безо всякого преувеличения; аккурат в этом здании в ноябре 1990-го прошел Чеченский национальный съезд, где впервые народу и был явлен Дудаев).

В тогдашнем противоборстве Ельцина с Горбачевым каждая из сторон старалась побольнее ужалить противника, точно по принципу – чем хуже, тем лучше. Руками чеченских националистов союзная власть намеревалась ослабить позиции власти российской; достославный Михаил Сергеевич свято верил, что, мутя воду в российском болоте, Дудаев подаст достойный пример остальным национальным республикам и тем самым вконец дискредитирует идею независимости.

Но ровно такую же в точности ставку делали на Дудаева и в стане Ельцина, только со знаком наоборот.

Сначала от бравого генерала ждали, что он поднимет волну национального (а значит, антисоветского) самосознания автономий. Потом после августовского путча его руками захотели скинуть тогдашнего правителя Чечни коммуниста и ретрограда Завгаева.

Напрасно грозненские чекисты ежедневно слали в Москву тревожные шифровки, предупреждая, что дудаевцы вооружаются уже полным ходом, готовясь к захвату власти, – все было тщетно.

Спешно примчавшийся на родину после путча спикер Верховного Совета Хасбулатов сразу объявил, что нечего валять ваньку: «Все ясно: этого беса (Завгаева) в клетку, новые выборы, и я знаю лучше всех все, что там происходит». (Цитирую его установки по показаниям не менее видного московского стратега госсекретаря Бурбулиса.)

И – понеслось. Под руководством Хасбулатова и еще одного деятеля, депутата Верховного Совета РСФСР генерала Аслаханова, дудаев-ские гвардейцы силой разогнали местный парламент (20 депутатов оказались тогда в больнице, один – грозненский голова Куценко – погиб на месте), захватили основные жизненно важные объекты, взяли штурмом КГБ и МВД вместе с хранящимися там арсеналами оружия. (Показательная деталь: по приказу из Москвы оцепление с местной Лубянки было снято, а для «демократического контроля» в здание запустили дудаевских гвардейцев, которые в час «Х» попросту открыли захватчикам двери.) Вся власть окончательно стала переходить в руки вайнахских националистов.

Когда в Москве поняли, что Дудаев начал свою собственную игру, было уже поздно.

Хотя нет. Осенью 1991-го Чечню вполне можно было еще безболезненно вернуть в российское лоно. Если бы в ноябре, после объявления Ельциным чрезвычайного положения в Чечено-Ингушетии, силовики – армия, МВД, КГБ – получили конкретные и внятные приказания, Дудаев был бы низвергнут в мгновение ока. («Северо-Кавказский военный округ за несколько дней навел бы порядок», – моделировал потом несбывшееся будущее Сергей Степашин.)

Но в том-то и штука, что, издав грозный указ, Ельцин улетел отдыхать в свое любимое Завидово, и связаться с ним не было никакой возможности. Естественно, четких указаний спецслужбы так и не услышали: никто из руководителей страны брать на себя ответственность не желал. (Когда начальник штаба СКВО генерал Чернышев напрямую предложил Пал Сергеичу Грачеву пригнать из Шали танковый полк с офицерскими экипажами, дабы устроить в Грозном Варфоломеевскую ночь и на ближайшие годы забыть навсегда о чеченской проблеме, Грачев, глубокомысленно наморщив лоб, ответствовал: вы, конечно, правы, но я таких решений принимать не могу.) А направленный в Грозный вице-президент Руцкой еле-еле сумел унести оттуда ноги. Дудаев так прямо и сказал ему, второму человеку в государстве: не уедешь – пристрелим.

Указ о ЧП бесславно пришлось отменять. (Видный демократ и будущий ельцинский советник Галина Старовойтова радостно вступила после этого в телефонные переговоры с Дудаевым, восхищенно делясь с журналистами: какой любезный мужчина! это что-то!)

А тем временем «любезный мужчина» галопом успел провести совершенно нелегитимные, но зато молниеносные президентские выборы, и едва ли не первым же своим указом объявил о национализации всего имущества дислоцированных в Чечне российских воинских частей.

И что в ответ? Как и прежде – гробовая тишина.

Я не большой любитель теории заговоров и всевозможной конспирологии – за всю отечественную историю не было у нас врагов коварнее своих внутренних, доморощенных – но как по-другому можно еще объяснить то, что творилось в Чечне.

Когда будущий шеф МВД Анатолий Куликов (он командовал в то время управлением внутренних войск в Закавказье) попытался вывезти из мятежной республики ВВ-шное вооружение и даже успел подогнать полтора десятка грузовиков, командование не только запретило ему это делать, но еще и обвинило «в трусости, и в том, что я занят не делом, а ерундой». Вскоре куликовское управление было расформировано «за ненадобностью».

И командира дислоцированного в Черноречье милицейского батальона Сергея Демиденко, сутки отбивавшегося от напавших на его часть доблестных вайнахских гвардейцев, вместо того чтобы представить к ордену, заставили сдаться без боя и передать все оружие чеченскому МВД. Но уходить просто так Демиденко не хотел: он успел вывести из строя автопарк части, уничтожить шифрключи, запереть ружейный парк. Какова же была реакция его отцов-командиров?

«Я на глазах у всех вручил ключи генералу Савину (главкому внутренних войск. – Авт.) и доложил: «Товарищ генерал, со мной 110 человек, вот ключи от ружпарка, ружпарк закрыт». – «Да хрен с ними, пускай ломают», – и бросил ключи».

Вместо того чтобы отвечать ударом на удар, генералы продолжали безмолвно сносить затрещины и оплеухи. Да вели еще бесконечные и заведомо бессмысленные переговоры с Дудаевым в надежде умилостивить его и умаслить, хотя наглел тот с каждым днем. (О тоне и сути таких переговоров лучше всего свидетельствуют воспоминания тогдашнего первого зам. начальника Генштаба Владимира Журбенко: «С самого начала, как только зашел Дудаев…он направил на нас автомат. И так в течение полутора часов мы вели переговоры под дулом автомата».)

Очень скоро Дудаев сторицей рассчитается за эту широту кремлев-ской души. Все последующие годы русские солдаты будут гибнуть от пуль и снарядов, подаренных их же генералами дудаевскому режиму.

Именно подаренных, потому как в мае 1992-го «лучший министр обороны» Грачев своей шифротелеграммой приказал передать дудаевцам ровно половину всей боевой техники и вооружения, находившейся в республике; прочее военное имущество велено было продать на месте «по остаточной стоимости».

(Впоследствии Грачев объяснит свой поступок тем, что вывозить оружие было… чрезмерно дорого!)

Но и этот жест доброй воли Дудаев не оценил; вместо обещанных 50 процентов боевики заграбастали практически все, выпотрошив армейские арсеналы подчистую. Помимо 27 вагонов боеприпасов и без малого 38 тысяч единиц стрелкового оружия, им досталось 42 танка, 48 БТРов и БМП, 173 артсистемы и зенитных установок и прочая, прочая. Никакой ответной реакции со стороны Москвы на это не последовало; армию просто вывели из Чечни безо всяких встречных условий; еще и благодарили потом великодушного Джохара Мусаевича за то, что выпустил оккупантов в целости и сохранности, – мог бы и ножичками исполосовать, добрейшей души человек.

Я никогда не поверю в то, что все описанное выше происходило исключительно из-за дурости и благоглупости российских политиков, не понимавших будто, какого джинна выпускают они из бутылки.

Москва не только привела Дудаева к власти, это лишь полдела. Она еще и всемерно поддерживала его режим, пичкая нефтедолларами и казенными траншами, которые мгновенно разворовывались; оберегала от любой напасти и хворобы.

Уже после всех демаршей и выходок чеченского президента, который иначе, как «гадюкой» Россию не называл, в Грозный по-прежнему продолжали поступать средства из федерального бюджета. Ежегодно Чечня – совершенно официально – получала от правительства квоты на поставку нефти, хотя ни одной копейки назад больше не возвращалось; окончательно труба была перекрыта… лишь за месяц до начала войны.

Российские ПВО регулярно давали «коридоры» для пролета чеченских самолетов с оружием и контрабандой на борту (за месяц «неопознанных» судов проходило до ста пятидесяти штук). Львиная доля всей контрабанды поступала в Россию (по бумагам, конечно) якобы через грозненскую таможню, ее почему-то никто не подумал упразднить.

И знаменитые аферы с чеченскими авизо, когда из Центробанка умыкнули рекордную даже по тем временам сумму – 4 триллиона (!) рублей – тоже были очевидным сговором между Москвой и Грозным. (Достаточно сказать, что руководство обокраденного Центробанка и пальцем не пошевелило, чтобы остановить поток воровства.)

Режим Дудаева можно было низвергнуть множество раз, не своими даже руками. Для этого требовалось самую малость – всего-то поддержать деньгами лидеров чеченской оппозиции. Но в Кремле почему-то предпочитали направлять эти средства – под самыми разными предлогами – напрямую Дудаеву. А когда деньги к оппозиции наконец-то стали поступать – с начала 1994 года – Москва все одно не желала принимать никаких кардинальных решений.

Мало, кто помнит теперь, что в 1994 году мятежный Грозный подвергался осадам и штурмам аж целых пять раз; трижды, еще до начала войны, оппозиция, взятая Москвой на содержание, входила в город и даже блокировала президентский дворец. Но неизменно, едва только близился час победы, откуда-то сверху, из таинственных столичных кабинетов следовал приказ: отставить.

Кремлю позарез нужна была «маленькая победоносная война», – именно так, дословно, изволил выразиться секретарь Совбеза Лобов. Только триумфальной виктории – блицкрига – из затеи этой, увы, не вышло. И не потому даже, что ввод войск в республику готовился наспех, второпях, за две недели. У военных не было даже точных карт местности с нанесенными на них дудаевскими укреплениями, а данные о численности противника оказались заниженными как минимум втрое.

Истинная настоящая баталия велась отнюдь не в Чечне, а в московских кабинетах. Бездарность генералов и глухая измена – вот что заранее предрешило исход всей кампании.

Она и началась, кстати, с прямого предательства – сразу после закрытого заседания Совбеза 29 ноября, на котором принималось решение о вводе войск, один из участников его, министр юстиции Калмыков, «рванул в Чечню и все раскрыл. Все, что сумел срисовать с генплана на заседании». (Цитирую по рассказу генерала Коржакова.)

В лубянских архивах, должно быть, и по сей день сохранились документы, зафиксировавшие предательство российского министра. Теперь уже можно признать: связник, через которого пытался выйти он на Дудаева, был подставлен ему нашей контрразведкой.

Но Калмыков был явно не одинок. Первые же дни войны показали, что чеченцы были удивительно хорошо осведомлены о планах и задачах военных – армейские колонны повсеместно наталкивались на засады, устроенные в наиболее приспособленных для этого местах, аккурат по маршруту движения войск. А когда армия все-таки вошла в Грозный, оказалось, что голова Дудаева и даром никому не нужна.

«Когда мы подошли уже к дворцу (президентскому. – Авт.) и к зданию Совмина, мы были готовы, – рассказывал позднее начальник одного из главков Генштаба генерал Хохлов. – Войска окружили в полном объеме. Дудаев еще оттуда не вышел… Все можно было взять. Но нам сказали: «Ни в коем случае дворец не бить танками, не стрелять артиллерией, не бить ПТУРСами, потому что там будет размещаться руководство новое»».

В результате такой удивительной заботы Дудаев сумел преспокойно покинуть город и возглавить сопротивление «русским оккупантам».

Зато первыми же авиаударами были разбомблены стопроцентно гражданские учреждения: офис «Грознефти», республиканский банк, товарный двор. Такое чувство, что кто-то сознательно заметал следы, уничтожая возможные свидетельства причастности российских чиновников к чеченскому криминальному бизнесу.

А вот грозненский НПЗ – совсем обратно – почему-то остался стоять в целости и сохранности. И жестокие бои, и артиллерийские обстрелы, и воздушные бомбардировки упорно обходили его стороной. Двумя годами позже, едва только армия покинет Чечню, завод мгновенно заработает с новой силой.

Подобных странностей в той войне будет с избытком. Что толку от того, что героически сражавшаяся армия брала город за городом, село за селом: их победы оказывались никому и даром не нужны. Стоило только зажать очередную группировку в кольцо, как из Москвы незамедлительно следовал знакомый уже приказ: отставить.

Летом 1995-го чеченцам казалось, что дни их уже сочтены. Масхадов и Яриханов без обиняков признавались потом: «Мы считали, что все, конец – именно летом 1995 года. Нас оставалось человек 18… Мы были в штабном вагоне Джохара и готовились, в общем-то, к смерти».

«С падением Ведено и Шатоя фактически могла завершиться последняя фаза „горной войны“», – подтверждает в своих мемуарах генерал Трошев, командовавший в тот период 58-й армией, но…

«В очередной раз наступление остановили – опять начались переговоры, – пишет Трошев дальше. – Так было после блокирования Грозного, после успешного наступления на Шали, после форсирования Аргуна… Эти словно врагом спланированные остановки, эти украденные у армии победы – самая острая, после людских потерь, боль. Как воевать, если достигнутый кровью успех напрочь перечеркивался совершенно ненужными „переговорами“?»

(«Кто наш главный противник: бандиты в горах или предатели в сановной Москве?» – взбесился от собственного бессилия командующий группировкой Минобороны генерал Булгаков, узнав об очередном таком моратории.)

Когда в мае 1995-го армия зажала в горах мощную чеченскую группировку, в самый решающий момент из Кремля поступила вдруг подписанная президентом шифротелеграмма:

«Грачеву, Куликову. С 00 часов 1 июня прекратить применение авиации. Причину не объяснять. Ельцин».

Но причина была понятна и без того. Днем раньше слухачи МВД и ГРУ запеленговали переговоры Масхадова, который требовал любой ценой продержаться до полуночи, а потом он «устроит концерт» федералам. «Переговоры на этот счет я веду», – кричал Масхадов в трубку.

В высшем политическом руководстве страны рядом с Ельциным находились предатели: это не паранойя, а чистая, хоть и очень горькая правда. Во многом стараниями этих людей, чьи имена скрываются до сих пор, война сознательно и искусственно затягивалась.

Начальник ГРУ Федор Ладыгин признавался мне, что военная разведка регулярно получала перехваты, когда полевые командиры звонили напрямую в Москву: в Белый дом, на Старую площадь.

Какие еще комментарии здесь нужны… Недаром тогдашний друг Березовского и столь любимый чеченцами генерал Лебедь прямо изрекал: «Корни чеченской войны надо искать в Москве»...

…Как видно, у Бориса Березовского были достойные предшественники. К тому моменту, когда вплотную занялся он чеченской проблемой, все в республике – от ребенка до полевого командира – давно привыкли уже к коммерческим законам войны, хорошо усвоив главный ее принцип: купить можно все – дело исключительно в цене.

И Борис Абрамович принцип этот не только не нарушил, а напротив даже, еще и всемерно развил, преумножил, поставил на поток. В точном соответствии со своей научно-теоретической подготовкой. Недаром его кандидатская так и называлась: «Многокритериальная оптимизация: о принятии решения в чрезвычайно сложных обстоятельствах»....

$$$

С чеченской средой Березовский связан был исторически. По-другому, собственно, и быть не могло: автомобильный бизнес издревле входил в сферу влияния чеченских ОПГ. Свою экспансию в России потомки Шамиля начинали аккурат с Южного порта – крупнейшего московского авторынка. Уже к концу 1980-х чеченцы крепко держали всю столичную торговлю машинами.

Не стал исключением и Тольятти. Львиная доля крупнейших дилеров «АвтоВАЗа» находились под контролем местной чеченской ОПГ, возглавляемой неким Шамадом Бисултановым. (Неудивительно, что в 1996 году не без участия Березовского в Самарской области было даже открыто полпредство ичкерийского правительства.)

Это было лихое, жуткое время. Слава о жестокости и беспредельности чеченцев, которые сперва стреляют и лишь потом приступают к переговорам, широко гуляла по стране, наводя ужас на коммерсантов всех мастей; чеченского наезда люди боялись тогда сильнее, чем третьей мировой.

Естественно, что такой лакомый кусок, как «ЛогоВАЗ», с его многомиллионными оборотами не мог не попасть в поле зрения чеченских ОПГ. Однако Борис Абрамович вовремя сделал ход конем.

Едва ли не в первый же год существования «ЛогоВАЗа» он принял на работу нескольких авторитетных чеченцев, имевших обширные связи среди земляков. Формально Магомед Исмаилов и Салман Хасимиков (последний – что для чеченцев значение играло решающее, – являлся четырехкратным чемпионом мира по вольной борьбе) руководили службой безопасности компании, но фактически вся их деятельность сводилась только к одному: отбиванию бандитских наездов.

«ЛогоВАЗ» постоянно находился под чеченцами, – делился потом с журналистами один из лидеров чеченской оргпреступности трижды судимый Хож-Ахмед Нухаев, – но сказать, что чеченцы ему были крышей, – нельзя… Он (Березовский. – Авт.) не хотел иметь рядом влиятельного человека из рядов чеченцев, такой человек мог бы его подавить, подчинить… Поэтому ему нужно было на время создать структуру, которую везде будут воспринимать серьезно… Поскольку там уже чеченцы были, другие чеченцы естественно, «ЛогоВАЗ» не трогали. Наоборот, если была необходимость, они всегда могли прийти на помощь».

Между прочим, вышеупомянутый Хож-Ахмед Нухаев, лидер так называемой «Лазанской» ОПГ, тоже имел самое непосредственное отношение к «ЛогоВАЗу», чего сегодня ничуть не скрывает. («Мне оттуда что-то перепадало», – признается он в том же интервью.)

За усердные труды Нухаеву и его подельнику, также ранее судимому Мовлади Атлангериеву, был отписан блокирующий пакет питерского филиала «ЛогоВАЗа": 39 процентов.

Эти старые связи очень пригодятся Березовскому потом, когда примется он выстраивать отношения с лидерами вольнолюбивой Ичкерии.

Надо сказать, что ни Дудаев, ни его соратники никогда не чурались дружбы с криминальными авторитетами. Организованная преступность была едва ли не главным источником пополнения национальной экономики; львиная доля того, что зарабатывалось в России, незамедлительно уходило в Чечню.

После того, как в марте 1992-го Дудаев подписал указ, запрещающий выдачу своих граждан всем странам, не признающим чеченский суверенитет (в первую очередь, стало быть, России), в республику хлынул поток бандитов и убийц всех мастей.

Целыми тэйпами абреки ездили теперь в Россию, как на заработки: накуролесили где-нибудь в Москве или Ростове, и – айда в Чечню, под защиту славного президента. А чтобы уж уберечь сограждан своих окончательно, Дудаев выписал еще один указ, по которому сотрудники российских спецслужб и правоохранительных органов не имели права въезда в Чечню без согласия властей. Ослушников ждала суровая кара – 5 лет тюрьмы.

Для чеченской преступности наступила подлинно золотая эра. Прежние грехи никого больше не волновали, вчерашние бандиты и грабители в одночасье становились теперь министрами и генералами.

Начальником президентской охраны был, например, назначен ранее судимый Мавлади Джабраилов. Советником Дудаева по экономическим вопросам стал один из лидеров «южнопортовой» ОПГ – едва ли не самой мощной московской группировки – Гелани Ахмадов. (Пикантная деталь: в России на момент высокого назначения Ахмадов был объявлен в розыск за рэкет и вымогательства.) Отданный под суд начальник Гудермесского РОВД Султан Гелисханов, чья банда промышляла налетами на проходящие пассажирские поезда, полностью был прощен и произведен в министры внутренних дел. А некто Лечи Исламов по прозвищу Лечи Борода, выпущенный в 1992-м из-под ареста, и вовсе дорос до бригадного генерала.

Не менее яркую карьеру сделали и столичные покровители Березовского. Когда в 1994-м милиция в очередной раз объявила Хож-Ахмеда Нухаева в розыск (и снова – за вымогательство), он сбежал в Чечню, где обрел личное покровительство Дудаева. В 1996-м Нухаев дорастет до первого вице-премьера правительства Ичкерии.

Еще раньше дудаевским указом глава службы безопасности «ЛогоВАЗа» борец Хасимиков был назначен директором Службы национальной безопасности ЧРИ: точно по профилю.

С такими связями – сам бог велел Борису Абрамовичу удариться в миротворчество…

Принято считать, что чеченской тематикой Березовский вплотную начал заниматься после прихода в Совбез осенью 1996-го. Это не совсем так.

Впервые он объявился в республике летом 1996-го, еще за два месяца до своего назначения. 19 августа в компании с секретарем Совбеза генералом Лебедем и с невнятными полномочиями (по уверениям командующего 58-й армией Геннадия Трошева, выступал он как «официальный представитель федерального центра») Борис Абрамович прилетел в Чечню.

Случилось это сразу после того, как боевики захватили Грозный, точнее будет сказать – после того, как Грозный был им сдан.

Это еще одна позорная и полузабытая страница новейшей истории. О том, что Масхадов пойдет на приступ чеченской столицы, спецслужбы знали изначально. И ФСБ, и МВД, и ГРУ задолго до всех событий предупреждали командование о планах сепаратистов, но отчего-то никакого воздействия это не возымело. Более того, на рассвете 6 августа – в день штурма – чеченскую милицию зачем-то вывели из города якобы для проверки паспортного режима в соседних районах. Еще раньше из центра на окраину – в Ханкалу и Северный – были переброшены армейские части.

Грозный сознательно, осознанно готовили к сдаче, точно перевязанный розовой ленточкой торт – к юбилею. Колонны боевиков беспрепятственно, прямо на автобусах, въезжали в город, где заранее уже ждали их схроны с любовно приготовленными арсеналами: все блокпосты по маршруту следования чеченцев почему-то заранее оказались сняты.

(«Это сдача была запланирована, – с болью в голосе говорил мне потом грозненский мэр Якуб Дениев. – Восемьсот боевиков не могли взять Грозный, который был насыщен не менее пятнадцатью тысячами военнослужащих Минобороны, МВД, спецслужб».)

Немаловажная деталь: на прорыв Грозного Масхадов бросил все свои последние резервы. «С военной точки зрения – чистейшей воды авантюра, – здраво подмечал участник тех событий генерал Трошев. – Масхадов… наверняка понимал, что, стянув в город свои основные силы, может все равно оказаться в кольце».

В чем, в чем, а в тупоумии советского полковника, выпускника военно-артиллерийской академии, Масхадова заподозрить трудно. По своим полководческим качествам он на голову превосходил многих наших стратегов.

Выходит, что, кидая на штурм последние силы, Масхадов заведомо был уверен в успехе всей операции, в противном случае риск был совершенно неоправдан. Он разом мог потерять все, что имел, оставшись – в прямом смысле слова – генералом без армии.

Вся последующая череда событий подтверждает это с ужасающей ясностью.

Когда оставшиеся в городе части внутренних войск оказались блокированы со всех сторон, никто почему-то не послал к ним на выручку свежие силы. Лебедь объяснил это тем, что жалеет своих солдат. Одновременно командованием СКВО было ограничено применение артиллерии.

«Позвонил Лебедю, позвонил министру обороны Родионову, – пишет в мемуарах глава МВД Куликов. – Буквально умоляю: „Дайте два армейских полка!“. Они ни в какую. Не то что полк – роты никто не дал, пока шли бои в Грозном. Ни мои мольбы, ни прямые указания Черномырдина (я вынужден был послать ему телеграмму) начальнику Генштаба Колесникову – не возымели никакого действия».

Единственным из армейских генералов, кто попытался спасти брошенных на верную смерть защитников чеченской столицы, оказался врио командующего объединенной группировкой Минобороны Константин Пуликовский. Волевым решением он повел на Грозный штурмовые отряды. Уже через неделю город был окружен; масхадовцы оказались заперты точно в мышеловке.

В стане боевиков началось смятение. Боеприпасы заканчивались. Моральный дух таял на глазах.

«Через десять дней после захвата Грозного бандформированиями мы полностью его блокировали, – скажет потом Пуликовский. – Разведкой были обнаружены практически все места скопления боевиков, их склады с оружием и боеприпасами. Оставалось нанести по ним точечные удары».

19 августа Пуликовский выдвигает ультиматум: в течение 48 часов все мирные жители должны покинуть Грозный по специальному коридору. После этого «федеральное командование намерено применить против бандитов все имеющиеся в его распоряжении огневые средства, в том числе авиацию и тяжелую артиллерию».

Боевики пытаются договориться с упрямым генералом, в очередной раз предлагают сесть за стол переговоров, но Пуликовский непреклонен: «Не для того я вас окружал, чтобы выпускать. Или сдавайтесь, или будете уничтожены».

И тогда в ситуацию вмешиваются вдруг секретарь российского Сов-беза Лебедь и его верный наперсник, «представитель федерального центра» Борис Березовский…

Хотя почему вдруг?

Генерал Лебедь был патологически тщеславен; ему не терпелось войти в историю великим миротворцем, подобно генералу Барятинскому, остановившему кавказскую войну.

Ради этой высокой цели Александр Иваныч готов был на любые жертвы: что там пара тысяч бойцов, брошенных в Грозном на убой, когда на кону – судьба всей России.

Если бы захвата Грозного не произошло, его следовало бы непременно придумать. Лебедю срочно требовался повод сесть с Масхадовым за стол переговоров, но о каких к черту переговорах могла идти речь в условиях тотальных побед русского оружия.

Между прочим, многие участники тех исторических событий по сей день убеждены, что Лебедь, если и не был организатором сдачи Грозного, то как минимум ей не противился – такое развитие ситуации полностью отвечало его интересам.

«Секретарь Совета безопасности… умышленно тормозил действия федеральных войск по уничтожению боевиков, – считает, например, тогдашний министр внутренних дел Куликов. – Я и предположить не мог, что Лебедь, бывший когда-то боевым комбатом в Афганистане, медлит совершенно осознанно, что его назначение уполномоченным представителем президента России в Чечне, как это следовало из радиоперехвата переговоров лидеров НВФ, являлось условием начала боевых действий».

Целиком согласен с этим и коллега Лебедя, секретарь чеченского Совбеза Руслан Цакаев. Еще в октябре 1996-го, по горячим следам, Цакаев писал:

«Староатагинские и хасавюртовские соглашения были подготовлены А. Лебедем и его командой за месяц до вооруженного нападения на Грозный. Нападение явилось поводом для введения в действие этого предательского плана. Грозный мы могли бы отстоять, если бы не вмешательство Лебедя».

На этом фоне несговорчивость генерала Пуликовского ломала кремлевскому стратегу все карты. Уже в день объявления ультиматума Лебедь инициировал спешный отзыв из отпуска командующего группировкой Тихомирова, которого временно замещал Пуликовский, но это ни к чему не привело. Тихомиров оказался таким же в точности сапогом, не понимающим резонов высокой политики.

21 августа Лебедь вместе с Березовским вынуждены самолично вылететь в Чечню. Даже не заезжая в Ханкалу, в ставку федеральных войск, миротворцы мчатся на переговоры с Масхадовым. Пуликовского они с собой не берут.

«Костя, завтра полетишь в ставку Масхадова и подпишешь с Асланом соглашение о прекращении огня по линии соприкосновения войск», – по возвращении из вражеского стана приказывает Лебедь Пуликовскому. Каково же было удивление командующего группировкой, когда Масхадов прямо с порога ему объявил:

– Мы вчера договорились с Александром Ивановичем, что подпишем с вами соглашение о прекращении боевых действий.

– Каких боевых действий? – удивляюсь, – вспоминал Пуликовский. – Я получил другое распоряжение.

– Ничего не знаю. Мы вчера договорились именно о прекращении боевых действий.

Такого откровенного предательства Пуликовский стерпеть не мог. Бледный от бешенства, он сказал об этом Березовскому.

– Ты, генерал, можешь считать все что угодно, – в изложении присутствовавшего на этой встрече генерала Трошева бросил Борис Абрамович ему в ответ. – Твоя задача: молчать, слушать и выполнять то, что тебе мы с Лебедем говорим.

Но Пуликовский не унимался:

– Вы говорите, не думая о тех людях, которые сейчас в Грозном в полном окружении кровью харкают. Они ждут моей помощи. Я обещал…

– Я тебя, генерал, вместе с твоими людьми, вместе со всей вашей дохлой группировкой сейчас куплю и перепродам. Понял, чего стоят твои обещания и ультиматумы?

Вскоре ультиматум был отменен, а Пуликовский – снят с должности. (Ельцину доложили, будто он не понимает «политического момента» и слепо мстит за погибшего в Чечне сына.)

Еще вчера молившие о пощаде боевики выходили теперь из Грозного, как герои – чеканной поступью, под шелест развернутых зеленых знамен. А 30 августа в дагестанском городке Хасавюрте Лебедь и Масхадов (между прочим, объявленный российской прокуратурой в розыск!) подписали совместное соглашение, по которому Россия отказывалась от всех прежних своих притязаний: полного разоружения НВФ, восстановления контроля за территорией республики, признания Чечни субъектом РФ.

«Войне конец, – триумфально объявил Лебедь, поставив подпись под этим предательским документом. – Хватит, навоевались».

Он искренне был уверен, что фраза эта непременно станет исторической, вроде «караул устал» или «поехали!». Но вышло все совсем наоборот – очень скоро она стала звучать точно издевка, потому что войне был совсем не конец, война только еще начиналась.

С бандитами нельзя договариваться ни о чем, бандиты понимают лишь один-единственный язык – язык силы. Сколько раз уже высоколобые российские стратеги наступали на эти грабли, но все без толку. («От бандита, конечно, можно откупиться на время, – справедливо замечает генерал Куликов. – Но этот мир продлится лишь до той поры, пока грабителю снова не захочется есть».)

А ведь все это уже было: и громогласные клятвы, и братские лобызания, и бравурные пресс-конференции. В июне того же 1996 года чеченская делегация подписала в Назрани соглашение с Москвой о поэтапном прекращении боевых действий. Однако и месяца не прошло, как вайнахи благополучно его нарушили, а потом и вовсе без тени стеснения пошли на приступ Грозного.

Такая же в точности судьба ждала и хасавюртовский договор, этакое дежа вю позорного Портсмутского мира. Уже через день после его подписания в республике стали вводиться законы шариата, а и.о. президента, неудачливый поэт Яндарбиев во всеуслышание объявил, что Чечня теперь – суверенное государство.

Выйдя на пенсию, в своих мемуарах Ельцин так напишет о Хасавюрте:

«…российское общество встретило это решение с огромным облегчением. Все устали от войны, от кровавой мясорубки. Все хотели мира. Мы еще не знали, что мира не будет. Не знали, чем обернется это быстрое и эффектное решение чеченской проблемы».

Нешто и впрямь не знали? Или не хотели знать?

А ведь еще накануне подписания четверо ключевых руководителей – глава МВД Куликов, генпрокурор Скуратов, двое Ковалевых (директор ФСБ и министр юстиции) – составили довольно жесткое письмо на имя Ельцина.

«Проект Договора… ущемляет российские интересы… Подписание будет расценено мировым сообществом как очередная… победа чеченских сепаратистов… Практика принятия условий террористов противоречит общепринятым международным правилам…»

Но еще чернила не высохли под документом, как подписантов судорожно начал обзванивать «летописец» Юмашев.

«Юрий Ильич, умоляю, не посылайте никаких бумаг президенту, – упрашивал он, к примеру, Скуратова. – Я ему сам все объясню… Я переговорю со всеми. Только не посылайте…»

И ведь послушали: не послали…

Хотя не могли не понимать, по чьей просьбе так активничает президентский литраб: в то время ближе друга, чем Березовский, у Юмашева просто не было…

$$$

Вопреки сегодняшним заклинаниям Березовского, роль его в чеченских событиях была не так уж и скромна, и уж точно не ограничивалась одним только торможением гневных петиций силовиков.

Да, поначалу, когда он впервые прилетел в Чечню вместе с Лебедем, Борис Абрамович многозначительно предпочитал держаться в тени, – образ генеральского сопровождающего, этакого таинственного «черного человека» вполне его тогда устраивал.

В то время Березовскому искренне казалось, что Лебедь окончательно им уже приручен. Плохо же знал он повадки пернатых. Даже если дикая птица ест у тебя с руки, это вовсе не означает, что поддается она дрессуре (дрессированный Лебедь на цепочке – чудо что за аллегория!).

Но уже очень скоро Борису Абрамовичу пришлось убедиться, что Лебедь совсем не желает быть ручным. По многим вопросам генерал упорно гнул свою линию, а главное, не терпел никаких окриков и команд. А уж после того, как осмелился он встать на одной трибуне с опальным Александром Коржаковым и даже – о, ужас! – назвать изгнанного из Кремля смутьяна «патриотом», участь его была окончательно решена.

В октябре Лебедя – не без участия Березовского, который успел нашептать Дьяченко с Юмашевым о его президентских амбициях (оружие для Кремля смертельное) – отправляют в отставку. Сменивший его Иван Петрович Рыбкин являл прямую противоположность своему предшественнику.

Бывший секретарь Волгоградского обкома Рыбкин был человеком на редкость пугливым и нерешительным. Он даже на свадьбу к собственной дочери побоялся прийти, объяснив удивленным знакомым, что там может оказаться кто-то нежелательный, а в его положении любая оплошность недопустима: «Я уж лучше их отдельно поздравлю, по-родственному».

Правда, эта звериная осторожность не помешала Ивану Петровичу попасть под абсолютное влияние своего энергичного заместителя. Он не перечил Березовскому ни в чем, свято полагаясь на его интуицию и связи. В конце концов, ему было так гораздо легче, – извечная психология любого подкаблучника.

Даже не разобрав вещей в новом кабинете на Старой площади, Борис Абрамович с присущей ему активностью плотно включается в работу. Его основная теперь задача – урегулирование чеченского кризиса.

На своем личном самолете (какие уж там, к лешему, командировочные!) Березовский регулярно летает в Чечню. Он участвует во всех без исключения переговорах, во многом задавая их тон; полномочия его были поистине безграничными.

При этом передвигается он по взрывоопасной территории в одиночку, безо всякой охраны. Рыбкин публично даже восторгался такой отвагой: «А ведь с каждого блокпоста могли выстрелить!»

Не могли. Разве только с блокпоста российского. Потому как неизменно сопровождала Березовского внушительная кавалькада чеченских головорезов.

Зам. полпреда российского правительства в Чечне Михаил Денисов очень недвусмысленно описывает подобные вояжи:

«Для меня было крайне удивительно, что высокое должностное лицо совершенно спонтанно появлялось на территории Чеченской республики, никем не сопровождаемое. Березовский один уезжал вместе с Удуговым, Ярихановым. Выпадал на определенный период времени, а потом начинали происходить резкие изменения российской позиции на переговорах».

Если не знать, что Березовский входил в состав российской делегации, гораздо логичнее было предположить, что интересы представлял он чеченские; по крайней мере, сами абреки относились к нему как к родному. Было за что.

Тот же Денисов рассказывал мне:

«Все это было похоже на фарс. С одной стороны, идут действительно серьезные, кропотливые переговоры на высоком уровне, с другой стороны – появляется человек, который отводит Мовлади Удугова, они с ним исчезают, потом снова появляются, а после этого начинают происходить достаточно быстрые и резкие изменения в позиции российской стороны. Именно Березовским была сформирована такая позиция, что если с бандитами невозможно покончить, с ними надо договариваться. Шла линия на их умиротворение».

Ключевым вопросом переговоров было размещение российских частей в Чечне; даже ничего не смыслящему в военном деле человеку было очевидно, что полный вывод сил приведет к потере всяческого контроля.

Генералы настаивали на том, чтобы отвести войска к Сунженскому и Терскому хребтам – в стародавние времена это был традиционный казачий рубеж, позволяющий обеспечивать стратегический контроль за всей территорией Чечни. Однако не кто иной, как Березовский, предложения эти поломал на корню.

Еще одна цитата из рассказа Денисова:

«Именно после появления Березовского в составе переговорной комиссии, после его, скажем так, интенсивных и во многом индивидуальных переговоров с лидерами бандформирований последовало принятие политического решения о полном и безоговорочном выведении всех федеральных сил с территории Чеченской республики. Мы, например, требовали провести полное разоружение боевиков, отвести наши войска в определенные места дислокации, но под давлением Березовского все эти условия были сняты».

К чему привела такая политика бездумного соглашательства и умиротворения бандитов – рассказывать, надеюсь, не требуется; слава богу, времени с тех событий прошло не так много.

С уходом из Чечни всех армейских частей Россия потеряла послед-ние рычаги своего влияния. Правда, по хасавюртовскому договору, в республике должна была еще оставаться 101-я бригада внутренних войск, но недаром учил товарищ Сталин: «Нет таких крепостей, которые не смогли бы взять большевики».

«В конце 1996 года, вернувшись из командировки в Польшу на день раньше запланированного срока, я с удивлением узнал, что в мое отсутствие принято важнейшее решение, – свидетельствует глава МВД Анатолий Куликов. – Воспользовавшись тем, что меня не было в стране, Березовскому удалось подсунуть на подпись президенту проект указа о выводе из Грозного 101-й отдельной бригады оперативного назначения ВВ. Последней бригады, олицетворявшей присутствие федеральной власти в мятежной Ичкерии».

А тем временем недобитый, выпущенный из-за флажков зверь уже показывал зубы; боевики набирались сил, готовясь к новому прыжку. На годы вперед Чечня вновь превращалась в непрерывно гноящийся нарыв на теле страны. И главное – ничего поделать с этим теперь было уже нельзя: после драки кулаками не машут…

Отныне ничто больше не могло помешать развернуться миротворческо-коммерческим талантам Бориса Абрамовича на полную мощь.

$$$

Чечня стала для Березовского подлинным Аустерлицем, ристалищем, на котором впервые представилась ему возможность блеснуть своими талантами переговорщика, доказав всем вокруг, насколько прав был президент, когда рекрутировал во власть вчерашнего негоцианта.

Стараниями гуттаперчевого Рыбкина и своих карманных СМИ очень скоро стал он восприниматься едва ли не как единственный человек, способный, в силу коммерческого опыта, находить общий язык с неприступными чеченцами. Сделать это было тем более не трудно, учитывая теплое отношение к нему ичкерийских лидеров. К тому же у Березовского на этом поле практически не было конкурентов, – все мало-мальски значимые российские политики из переговорного процесса были им предусмотрительно выдавлены.

Этот новый, исполненный благородства и мужества образ очень нравился Березовскому; ощущать себя влиятельной политической фигурой было чертовски приятно.

Регулярно мелькал он в теленовостях, давая глубокомысленные комментарии по поводу и без. Всякая его поездка на Кавказ в обязательном порядке детально освещалась на ОРТ.

(Сам по себе факт поразительный – о вояжах и переговорах секретаря Совбеза в СМИ не сообщалось почти ни слова, зато каждый чих его заместителя с ходу становился главным событием дня.)

Правда, к радости этой примешивалась и горечь разочарований, – все попытки Березовского конвертировать свое влияние в какой-нибудь совместный с чеченцами бизнес заканчивались поначалу неудачно.

Борис Абрамович хотел всего и сразу. В первую очередь касалось это знаменитых чеченских нефтепромыслов и перерабатывающих заводов, магическим образом уцелевших в пожаре войны.

Его жажда нефти была столь велика, что он и не думал даже ее скрывать: еще во время осенних переговоров, по свидетельству зам. полпреда российского правительства в Чечне Михаила Денисова, «Березовский постоянно оперировал понятием – труба. Труба как бы решала и закрывала все моменты».

Главный интерес Березовского касался перспективнейшего транзита через Чечню каспийской нефти на Запад. Он даже на полном серьезе носился с идеей создания Северо-Кавказской свободной экономической зоны, которая якобы позволила бы привлечь в этот проект колоссальные инвестиции.

Схема Березовского выглядела примерно так: чеченский нефтекомплекс – приватизируется, часть акций получают полевые командиры, которые взамен берут на себя охрану трубопровода, а российский бизнес, в свою очередь, вкладывается инвестициями.

Уже в декабре 1996-го тайком от Москвы Березовский начал вести сепаратные переговоры с президентом «Южной нефтяной компании» Хож-Ахмедом Ярихановым. Аналогичными предложениями одолевал он и Аслана Масхадова, ставшего в январе 1997-го новым президентом республики.

И не то чтобы коварные вайнахи отвечали ему отказом. Нет, они ласково улыбались, кивали головами, но и делать ничего не делали, предусмотрительно выжидая.

На пышные посулы и фразы чеченцы и сами были известные мастера. Они хотели сперва удостовериться, насколько серьезен этот человек, пачками раздающий обещания налево-направо.

Если поначалу под воздействием газетных статей и телепередач Масхадов и другие лидеры Ичкерии еще могли поверить, что Всевышний в самом деле послал к ним главного российского богатея – столь же щедрого, сколь и масштабного, – то уже через пару месяцев иллюзии эти рассеялись как туман на склонах Терского хребта.

С провалом в мае 1997-го российско-чеченских переговоров в Москве авторитет Березовского резко упал. Вопреки многочисленным его заверениям Кремль отказался подписывать с Грозным полномасштабный межгосударственный договор на равных; Ельцин даже разговаривать с Масхадовым на эту тему не пожелал.

Попытка Березовского сменять кусочек Родины на долю в нефтяном транзите закончилась неудачей. Все мечты его о кавказской трубе вылетели – извините уж за каламбур – в трубу.

Кроме того, оказалось, что новый любезный друг пуще любого бизнеса почитает интриги и каверзы. Клянясь в вечной дружбе одним, он параллельно заключал союзы со злейшими их врагами; на Кавказе такое не прощалось. (Во время выборов чеченского президента, например, Березовский, ратуя на словах за победу Масхадова, одновременно отправлял в Грозный кипы наглядной агитации в поддержку Удугова. Один из этих исторических образчиков – календарик с удуговским ликом в неизменной папахе под девизом «Чеченский порядок» – сохранился у меня еще с той поры.)

Березовский мог наобещать с три короба, а потом ничего не сделать; ни копейки инвестиций в Чечню так и не пришло, хоть и клялся он на пару с Рыбкиным, что вот-вот бурным потоком хлынут сюда миллионы. Полным пшиком закончился и разрекламированный им проект по строительству в республике автосборочного цеха на паях с финской компанией Valmet. (С этой фирмой Березовский когда-то, на кровные денежки вкладчиков «АВВА», налаживал в Финляндии сборку «Жигулей».)

Вдобавок Борис Абрамович обладал еще одним существенным недостатком – он совершенно не умел хранить тайну вкладов. Стоило ему вручить кому-то хотя бы копейку, как об этом моментально становилось известно всей республике; Березовский очень любил при случае прихвастнуть своим великодушием и широтой души.

Подарив Радуеву золотые часы «Роллекс», Борис Абрамович тут же поведал об этом всем, кому можно – включая журналистов – обязательно акцентируя внимание на стоимости презента – 40 тысяч долларов; странно, что он еще и кассового чека при этом не предъявлял.

И о передаче Басаеву двух миллионов «зелени» наличными – просто так, в виде благотворительной помощи – Березовский распространялся направо и налево. (К этому жесту доброй воли мы еще вернемся.)

Очень живописно описывает манеры Березовского бывший президент «Южной нефтяной компании» Хожахмед Яриханов – тот самый, к кому зам. секретаря Совбеза безуспешно подбивал клинья. Весной 1998-го, когда Яриханов приехал на переговоры в Москву, Березовский отвел его в сторону и доверительно принялся вопрошать:

«…не знаю ли я, как распорядился Басаев теми деньгами в сумме 2 млн долларов, которые он ему дал на восстановление цементного завода в с. Чири-Юрт. Я ответил, что не знаю… Затем Березовский рассказывал мне, что он подарил часы „Ролекс“ Салману Радуеву, а тот их куда-то заложил, и ему пришлось их выкупать.

Я был раздражен этими разговорами и сказал: «Боря, кому ты что давал и куда это делось, меня не интересует, мне ты ничего не давал». Он тут же говорит: "А ты отказался, тебе предлагал Агапов (вице-президент Ингушетии. – Авт.)».

Действительно, весной 1997 года мы возвращались из поездки в Сочи… Агапов расспрашивал меня о жизни и когда узнал, что мой дом в Грозном разрушен, предложил от моего имени обратиться к Березовскому за помощью, но я отказался».

И – добавлю – совершенно правильно сделал; потому что иначе о подарке Яриханову в Чечне узнала бы каждая собака, и на этом карьеру его можно было б считать окончательно законченной.

Это был ровно тот случай, когда проценты оказывались дороже вкладов.

Впрочем, и Масхадов, и Удугов, и даже Басаев с Радуевым – людьми были сугубо прагматичными, исповедующими старый социалистический принцип: от каждого – по способности. Какой смысл было им отбрасывать протянутую руку дружбы; в хозяйстве – все пригодится; каждое лыко – в строку; надо просто трезво оценивать потенциал всякого конкретного доброхота.

Промысел, на котором в итоге сосредоточил свои усилия Березовский, не отличался особой чистоплотностью, но зато давал стабильный доход, как финансовый, так и политический.

Начиная с декабря 1996-го зам. секретаря Совета безопасности вплотную принимается заниматься освобождениями заложников.

Бич этот захлестнул Чечню сразу после исхода российских войск. Если раньше людей похищали исключительно с целью бартера (такса фиксированная: за одного федерала давали одного боевика), это был, так сказать, процесс натурального обмена, то теперь в права вступала новая экономическая формация. Отныне все решали исключительно деньги.

Так на исходе ХХ века в двух тысячах километрах от Кремля пышным цветом зацвела работорговля, о которой знали мы прежде лишь по пожелтевшим приключенческим романам – «я не Негоро, меня зовут Себастьян Перейра».

Почти ежедневно в республике стали пропадать люди, за освобождение которых с родственников требовалась немалая сумма. В случае отказа – жертву безжалостно убивали.

Купля-продажа живого товара превратилась в Чечне едва ли в не самый доходный промысел. Занимались им все, кому не лень – от бригадных генералов до мелких уголовников. Игра стоила свеч – цены на заложников росли со скоростью света.

После того как осенью 1996-го правительство Берлускони без звука заплатило за освобождение итальянского фотографа 300 тысяч долларов, рыночные котировки резко взлетели вверх. Размеры выкупа стали доходить до миллиона-двух; абсолютный рекорд был поставлен при освобождении ельцинского полпреда в Чечне Валентина Власова – 6 миллионов долларов.

Это был нескончаемый порочный круг, натурная модель вечного двигателя с чеченским акцентом. Бандиты воровали людей, получали выкуп, а на вырученные средства вновь похищали заложников. И самое главное – разорвать этот круг никто даже не пытался, скорее наоборот.

В этом кровавом бизнесе свою долю получали все: и те, кто похищал, и те, кто освобождал…

Наконец-то Березовский нашел долгожданную свою нишу – роль главного специалиста по освобождению заложников как нельзя лучше соответствовала его имиджу. Договариваться с бандитами во спасение человеческих жизней – ни чиновникам-чистоплюям, ни кондовым силовикам это точно не по плечу, такое под силу исключительно деловым людям.

Для успеха у Бориса Абрамовича имелись все необходимые слагаемые: официальные полномочия, с одной стороны, и неформальные связи с боевиками – с другой.

Уже после своего ареста герой Кизляра Салман Радуев, сидя в «Лефортово», так объяснял секрет эффективности Березовского:

«Если бы в то время нам всем боевикам, лидерам сказали, с кем бы вы вели переговоры, из пятнадцати действующих лидеров тринадцать назвали бы сразу фамилию Березовского. Потому что он дипломат. Понимаете, мы, чеченцы, не любим, когда на нас идут силой… Он наверное лучше знает чеченцев, понимает наш менталитет… Если бы у меня в руках сегодня были бы пятьсот солдат российских военнопленных, я даже сидя в тюрьме, если бы он написал мне бумагу, попросил бы освободить их, я бы всех освободил».

Первой громкой «миротворческой» акцией Березовского стало освобождение 22 пензенских омоновцев, схваченных бандой Радуева в декабре 1996 года. Четырьмя днями позже стараниями Бориса Абрамовича все они были выпущены на волю. Якобы совершенно бесплатно.

Сколь причудливо проходили переговоры его с Радуевым, явствует из свидетельств их непосредственного участника, зам. полпреда российского правительства в Чечне Михаила Денисова, летавшего тогда в Чечню вместе с Березовским:

«Когда я доложил Борису Абрамовичу о том, что мы садимся на дагестанскую сторону, он впал в ярость и стал требовать, чтобы вертолеты были посажены именно на чеченскую сторону. Происходила удивительная перепалка с землей, потому что летчики отказывались, но Березовский настоял. Сразу после посадки меня отвели в сторону и начали угрожать расстрелом, якобы за то, что мы так долго кружили. Березовский же, не обращая на это внимания, сразу направился в дом, где ожидалось прибытие представителя Радуева. Мне стоило немалых трудов уговорить представителей чеченской стороны меня не расстреливать: спасло лишь то, что я начинал работать при Лебеде, а это имя у чеченцев было тогда свято. В итоге меня помиловали».

Ничего себе миротворчество!

Подождите, но и это еще не все.

«Подъехал огромный кортеж и нас повезли в Новые Атаги, в ставку Радуева. Там уже ждали сотни вооруженных до зубов людей. Березовский с Радуевым удалились в комнату переговоров, я остался в предбаннике. Результатом этих переговоров явилось так называемое соглашение, которое печатали на разбитой какой-то старой машинке, типа „Ундервуда“. По этому соглашению следовало, что российская сторона обязуется в обмен на освобождение сотрудников пензенского ОМОНа передать любых 10 человек из того списка, который будет предъявлен впоследствии Яндарбиевым к российской стороне».

Если вы еще не поняли, объясняю: десять человек из «списка Яндарбиева», которых чеченцы требовали передать им в обмен на омоновцев, это вовсе не жертвы режима и узники совести. Все они были уголовниками, отбывающими наказания в российских лагерях, и выпускать их на свободу – было уж как минимум противозаконно.

По прошествии десятка лет, однако, Борис Абрамович пытается выставить все совсем в ином свете. В интервью моему другу Андрею Караулову он уверяет:

«Мы с ним (с Радуевым. – Авт.) проговорили четыре часа. И он в конечном счете обещал освободить (омоновцев. – Авт.), прося меня освободить одиннадцать чеченцев. Я сказал, что не смогу этого сделать. Если они не совершили тяжких преступлений, я готов обещать, но если они совершили тяжкие – я не смогу это сделать. Он сказал, что они дадут список, и я обещал самым серьезным образом этим заняться, если он освободит одиннадцать наших человек».

Между тем Генпрокуратура, которая не первый год ведет дело в отношении Березовского, доподлинно установила совершенно иное. Все освобожденные из мест заключения граждане были осуждены как раз за тяжкие и особо тяжкие преступления.

Дабы не быть голословным, перечислю их всех поименно:

Ахильгов Руслан Ахмедович, 1957 года рождения. Ранее судим. Осужден за грабежи.

Габисов Ахмед Саламбекович, 1973 года рождения. Осужден за похищения людей и вымогательства.

Габисов Магомед Саламбекович, 1968 года рождения. Осужден за похищения людей и вымогательства.

Дошаев Артур Саид-Магомедович, 1969 года рождения. Ранее судим. Осужден за грабежи и вымогательства.

Дошаев Тимур Саид-Магомедович, 1967 года рождения. Ранее судим. Осужден за грабежи, вымогательства, похищения людей, сопротивление представителям власти, незаконное хранение оружия, подделку документов.

Коригов Руслан Шамсудинович, 1959 года рождения. Осужден за мошенничество, подделку документов.

Магашев Ахмед Хож-Ахмедович, 1972 года рождения. Осужден за вымогательство в особо крупном размере.

Новиков Висруди Джунайдович, 1966 года рождения. Осужден за вымогательства.

Терлоев Сергей Баутдинович, 1955 года рождения. Осужден за мошенничество и подделку документов.

Хаюрин Аслан Олегович, 1971 года рождения. Осужден за похищения людей и вымогательства.

А теперь – для наглядности – цитата из материалов уголовного дела:

«Следствием установлено, что 18.12.1996 г. сотрудники УВД Пензенской области были освобождены без какого-либо обмена, однако в дальнейшем на основании переписки между Березовским и Радуевым, их освобождение было фиктивно оформлено, как обмен на лиц, совершивших преступления в порядке применения к ним пункта 5 Постановления Государственной думы Федерального Собрания Российской Федерации от 12.3.1997 г. "Об объявлении амнистии…»».

Дабы придать этой восхитительной картине последний штрих, следует добавить, что посредником в сделке между Радуевым и Березовским выступал некто Балауди Текилов, назначенный с подачи Бориса Абрамовича полпредом Госкомиссии при президенте России по розыску и освобождению заложников.

Однако при ближайшем рассмотрении выяснилось, что настоящее имя Текилова – Рустам Хасбулатов, и он давно уже находится в федеральном розыске сразу по нескольким статьям обвинения. В декабре 1997-го Текилов-Хасбулатов был задержан в Москве, прямо в здании ГУБОП МВД. При нем была найдена обширная переписка Березовского с Басаевым и Радуевым.

Министр внутренних дел Куликов вспоминает:

«Адресованные Березовскому письма Радуева свидетельствовали о том, что активный обмен удерживаемых заложников на уголовных преступников из числа чеченцев, содержащихся в российских следственных изоляторах и колониях, был поставлен на широкую ногу и обеспечивался прикрытием на высоком государственном уровне. Как следует из писем, чеченские полевые командиры не очень-то считались с громкими титулами своих российских партнеров. "Прошу не затягивать…», «Срочно организуйте освобождение из-под следствия и суда одиннадцати наших граждан!..», «На каком основании??? „ – таковы прямые цитаты и общая тональность обращений бандита Радуева к заместителю секретаря Совета безопасности Березовскому“.

Успешные освобождения заложников стали для Березовского превосходной разменной картой, – они как бы подтверждали незаменимость магната, и всякий, кто пытался составить ему конкуренцию, безжалостно с этой поляны изгонялся. Даже ценой человеческих жизней.

Когда в январе 1997-го в чеченский плен угодили корреспонденты ОРТ Перевезенцев и Тибелиус и на выручку к ним полетел генерал Лебедь, миссия эта отчего-то закончилась полным провалом, хотя обо всем вроде было договорено заранее. А через пару недель в дело вмешался Березовский, и журналисты триумфально, под вспышками софитов, вышли на свободу.

Возмущенный Лебедь объяснял эту метаморфозу очень просто: Борис Абрамович специально «заплатил 150 тысяч долларов, чтобы их не отдали мне». Так ковалась слава главного переговорщика страны.

Всякое новое освобождение заложника превращалось Березовским в полномасштабное театральное представление: скупые мужские объятия, плачущие у трапа жены. С завидной регулярностью Борис Абрамович появлялся на телеэкранах, скромно, как и положено истинному герою, рассказывая об очередных своих подвигах.

На самом деле все эти «спецоперации» были срежиссированы от начала и до конца. Работавший на Березовского руководитель ЧОП «Атолл» Сергей Соколов откровенно признается теперь:

«Внешне освобождения подавались в прессе, особенно на ОРТ, как спецоперации; результат блестящих Бориных способностей переговорщика. В действительности за освобождения всегда платились наличные деньги, и немалые. Да и на сами операции Березовский практически никогда не летал. Зачастую он приезжал в аэропорт, дожидался, пока привезут счастливых заложников, забирал их у трапа и вел к телекамерам. В Чечню летал, как правило, Бадри…»

Соколов – отнюдь не единственный свидетель, кто упоминает о театрализованности освобождений, а самое главное – о выкупах.

В моем распоряжении имеется множество протоколов допросов участников чеченских событий: боевиков, сотрудников спецслужб, масхадовских функционеров. У большинства этих людей нет никаких оснований лжесвидетельствовать против Березовского, тем более что каждый из них оставил подпись в утвержденной УПК графе: за ответственность по ст. 307 УК РФ за дачу заведомо ложных показаний предупрежден.

Эти сухие строчки документов – намного убедительней любых заклинаний Бориса Абрамовича, который по-прежнему продолжает твердить: «Я никогда не платил за освобождение заложников, никто не может представить доказательства этих обвинений».

Никто?!!


Из протокола допроса члена Комиссии по обмену военнопленными, ранее дважды судимого Адама Бибулатова по кличке Пират:

«Практически все обмены и выкупы военнопленных или гражданских лиц происходили непосредственно с санкции Березовского, через его представителей в Чечне и в РФ… Осенью 1998 года по просьбе посольства Великобритании в РФ в г. Москве при непосредственном участии Березовского Б. А., были выкуплены англичане Камилла Карр и Джо Джеймс… Были и другие случаи, когда Березовский просил полевых командиров, чтобы военнопленных и заложников из числа российских граждан и иностранцев передавали непосредственно представителю зам. министра МВД Рушайло. При этом деньги за заложников передавались либо через представителей боевиков, либо через офицеров МВД РФ».


(В интервью журналистам Пират-Бибулатов, лично осуществлявший доставку заложников с чеченской стороны, говорил еще жестче:

«На мой взгляд, для него (Березовского. – Авт.) это было политической игрой. Он любил, чтобы ему все подчинялись, а для этого нужно было много власти. Обмен заложниками давал ему огромные политические дивиденды, освобождение почти каждого заложника широко рекламировалось, он выступал в роли единственного реального спасителя. Та политика, которую он проводил на Северном Кавказе, должна была способствовать только тому, чтобы поднять его собственный авторитет».)

Из протокола допроса советника президента ЧРИ, бывшего президента компании «ЮНКО» Хож-Ахмеда Яриханова:

«Одним из способов финансирования бандформирований со стороны Березовского была организация похищения людей и их последующий выкуп. Так, например, когда была похищена Е. Масюк (корреспондент НТВ. – Авт.), Масхадов приложил большие усилия по ее освобождению… Перед моим отъездом (в Москву. – Авт.) Масхадов сказал мне, что преступление почти раскрыто, и Масюк будет освобождена силовыми структурами Чечни (…) но в дело вмешался Б. Березовский, заплатил похитителям 2 млн долларов и выкупил Масюк. Тогда Масхадов очень сильно возмутился и заявил, что Березовский финансирует руководителей бандформирований, которые противостоят законным властям путем организации похищений и последующего выкупа…

Когда были похищения Власова, Шпигуна и последующие выкупы, А. Масхадов на заседании президентского совета заявил, что все это организовывает Березовский, вплоть до того, что на одном из заседаний Масхадов предложил послать к нему человека и спросить, чего он, Березовский, добивается и зачем он это делает?»

Из протокола допроса члена кабинета министров ЧРИ Ломы Дагалаева:

«Как только у официальных государственных структур появилась информация о месте нахождения Елены Масюк, и когда эти силовые структуры по поручению президента Масхадова предприняли действия по вызволению этой журналистки, появился Березовский… Не было никакой необходимости уплачивать эти деньги, то есть ее можно было освободить запросто».

Из протокола допроса следователя прокуратуры Шайахмеда Ахматханова, входившего в состав бригады по розыску Е. Масюк (впоследствии – начальника Следственного управления Службы национальной безопасности ЧРИ):

«В процессе следствия были выявлены все подлинные соучастники, пособники, организаторы, выходило так, что… за данными похищениями находились Шамиль Басаев и Борис Березовский… Она была освобождена после передачи денег в сумме 2 млн долларов США. После выплаты указанной суммы денег Басаев через Арсанова, Удугова использовал полученные деньги для закупки „Стингеров“ в Грузии».


Нормально, да? Человека можно освободить бесплатно, но вместо этого бандитам чуть ли не насильно всучивают 2 миллиона долларов, еще, наверное, и уговаривают: очень просим, накупите себе «Стингеров» побольше.

Ничего удивительного здесь, впрочем, нет. Это был обычный, пусть и кровавый, бизнес, когда похитители и освободители действовали сообща, а потом делили между собой выкуп.

Ни один из украденных в Чечне людей не был освобожден бесплатно. За каждую голову либо платили наличными, либо выпускали взамен арестованных в России вайнахов-уголовников.

Президент Ичкерии Аслан Масхадов говорил об этом в открытую, утверждая, что Березовский был связан практически со всеми случаями выкупа заложников. Деньги передавались исключительно через него.

Сильно сомневаюсь, чтобы Березовский с его патологической жадностью тратился на это из собственного кармана. Зачастую средства давали либо другие олигархи (так было, например, когда в августе 1997-го Гусинский заплатил 2 миллиона долларов за освобождение трех корреспондентов НТВ), либо и вовсе они шли из казны.

Тогдашний генпрокурор Юрий Скуратов совершенно ясно заявлял:

«Из бюджета были выделены немалые деньги для выкупа попавших в беду людей. Часть денег, конечно, пошла на выкуп несчастных ребят, а часть была просто-напросто разворована. Чиновники наживались даже на таком святом деле, как освобождение пленных. В результате получилось, что центр – хочу верить, того не желая, – стимулировал последующие захваты людей с целью получения денег».

Существовал, впрочем, еще и третий путь пополнения «обменного фонда» – откупные, которые платили попавшиеся с поличным коррупционеры.

В Дагестане каждый ребенок знает удивительную историю каспий-ского мэра Руслана Гаджибекова, арестованного осенью 1998-го по обвинению в хищении полутора миллиардов бюджетных рублей и организации заказного убийства. После разговора с другом и ставленником Березовского, зам. министра внутренних дел Рушайло – еще одним крупным специалистом по освобождению заложников – мэра неожиданно выпустили вдруг из-под стражи, а дело против него, несмотря на все улики, было прекращено. (Когда арестовывавший Гаджибекова генерал МВД Колесников узнал об этом, от изумления он потерял голос.)

Впоследствии Гаджибеков перешел работать в дагестанское правительство. А Березовский с Рушайло волшебным образом получили четыре миллиона долларов для выкупа ельцинского полпреда в Чечне Валентина Власова.

Справедливости ради следует, правда, сказать, что всего под освобождение Власова было выделено двумя миллионами больше, однако из этой суммы до чеченцев дошло лишь четыре. Да и то – полмиллиона из них оказались фальшивыми, по поводу чего боевики долго потом возмущались. Куда улетучилась по дороге треть выкупа – так и осталось загадкой.

С судьбой доли чеченской – все обстоит намного яснее.

Обратимся вновь к материалам следствия.


Из протокола допроса директора Службы национальной безопасности Ичкерии, впоследствии руководителя администрации президента ЧРИ Апти Баталова:

«По факту похищения Власова (полномочного представителя президента РФ в ЧРИ) могу пояснить, что похищение было организовано и проведено Бакуевым Бауди, содержался Власов по моей информации в Ачхой-Мартановском р-не, и выкупил его Березовский Б. А. На эти деньги Бакуев Б. устроил жертвоприношение, часть раздал детям-сиротам, купил дорогие автомашины, остальные деньги были потрачены на вооружение своих формирований…»

Из протокола допроса начальника отдела СНБ, родного брата шефа дудаевско-масхадовской госбезопасности Турпала Мовсаева:

«Основную роль в организации похищения людей на территории Чечни играл Б. Березовский. Он заказывал похищение наиболее известных политиков и журналистов. Это был его совместный бизнес с Кариевым, Хултыговым, Арсановым Вахой. К этому также были причастны Ш. Басаев и Мовлади Удугов. Брат мне рассказывал, что Басаев организовал похищение представителя России в Чечне Власова. Похищение состоялось по просьбе Б. Березовского, чтобы поднять его авторитет и заработать деньги на выкупе… Мне известно, что всю правду о похищении знал заместитель Власова Акмаль Саидов. Он хотел обнародовать известные ему факты. После таких высказываний он был похищен и убит».

Валентин Власов, полпред Ельцина в Чечне, был, пожалуй, самой крупной добычей, когда-либо оказывавшейся в руках боевиков. Именно этим и объяснялась такая беспрецедентно высокая сумма выкупа.

Изначально боевики требовали заплатить им 15 миллионов долларов. Переговоры на эту тему вел с ними зам. полпреда российского правительства Акмаль Саидов. Ему удалось сбить цену почти в три раза – до 6 миллионов – но потом случилось нечто странное. В октябре 1998-го Саидов был похищен и без выдвижения каких-либо условий мгновенно убит.

Многие в Чечне были уверены, что казнь его – была акцией сугубо показательной: якобы Саидов в процессе поисков Власова зашел слишком далеко.

Цитировавшийся выше начальник отдела СНБ и одновременно брат директора чеченской госбезопасности Турпал Мовсаев показывал на допросе:

«Мне известно, что всю правду о похищении знал заместитель Власова Акмаль Саидов. Он хотел обнародовать известные ему факты. После таких высказываний он был похищен и убит».

Нечто подобное – почти слово в слово – заявлял мне и президент конфедерации народов Кавказа Юсуп Сосламбеков:

«Березовский расчистил себе дорогу с помощью тех полевых командиров, которых он подкармливает в Чечне. То есть захват Власова, убийство представителя правительства в Чечне Акмаля Саидова, который занимался посредничеством при освобождении заложников, в том числе и Валентина Власова. Он уже откопал информацию о причастности Березовского к этому похищению… Представитель МВД России Геннадий Шпигун, он не мог по своей специфики работы не владеть этой информацией, и тогда, когда он уже собирался вылететь в Москву, прямо с самолета он был похищен…»

Вскоре после этого выступления и сам Сосламбеков пополнил собой поминальный список загадочных чеченских смертей, – он был расстрелян у своего дома на окраине Москвы. Убийц и заказчиков, как водится, не нашли до сих пор.

$$$

И по сей день Борис Абрамович Березовский продолжает гордиться невиданными успехами на ниве чеченского миротворчества. Едва ли не в каждом интервью в обязательном порядке повествует он о том, как рисковал своей головой («В нас стреляли и в лоб, и в спину…»); как унижался перед лидерами боевиков; и все – ради спасения чужих жизней.

«Нам удалось освободить одну тысячу пятьсот тридцать шесть заложников, – триумфально отчитывается он. – При этом ни разу никогда мы не заплатили ни одной копейки».

Верится в последний тезис с трудом, и даже не в силу приведенных выше показаний. Просто нет в этом ни малейшей логики.

Бандиты захватывали людей явно не для собственного удовольствия, – это был их кровный промысел. Какой же, скажите на милость, резон отдавать было им заложников бесплатно, даже без учета накладных расходов (питание, бензин, трудодни).

1536 заложников – даже, если считать оптом, по десять тысяч за каждого – это все равно выходит сумма очень приличная: больше пятнадцати миллионов долларов. А если по сто тысяч? Или по двести?

Неужто Березовский и вправду рассчитывает кого-то уверить, что безжалостные головорезы, для которых убить неверного было проще, чем два пальца – об асфальт, внезапно прониклись вдруг человеколюбием и милосердием, заплакали от раскаяния и принялись возвращать своих пленников задарма?

Но как объяснить тогда, что заложников регулярно похищали одни и те же банды? То есть, выходит, они ловили людей, дожидались приезда Бориса ибн Абрамовича, великодушно отдавали ему гяуров и отправлялись на дело сызнова?

Бред какой-то!

Разумеется, все было совсем не так. Выкуп живого товара представлял собой классическую финансовую схему, описанную еще Карлом Марксом: заложники – деньги – заложники.

На вырученные от «спецопераций» средства боевики закупали оружие и военную технику; эти арсеналы очень пригодятся им летом 1999-го, когда банды Басаева и Хаттаба вторгнутся в Дагестан.

Нередко освобождения такие походили на дурной фарс. Осенью 1998-го Березовскому срочно потребовалось поднять упавшие политические акции – в очередной раз выказать собственную незаменимость. (Когда Березовскому нужно, утверждал первый вице-спикер масхадовского парламента Селим Бешаев, людей похищают и освобождают потом по его желанию.)

Для этого требовалось всего ничего: организовать массовые освобождения российских солдат.

Беда пришла, откуда ее совсем не ждали: оказалось, что требуемого числа заложников у боевиков просто нет в наличии, всех уже освободили до того.

Напрасно рыскал по сусекам одноглазый Салман Радуев – во всей Чечне он сумел отыскать только восьмерых несчастных солдатиков. Но ему вперед заплатили ведь уже за десятерых! Дабы сохранить свое честное имя, Радуев попросту похитил в Буйнакске двух недостающих пленников – бойцов 136-й мотострелковой бригады, – каковые и были с помпой тут же освобождены.

Не менее абсурдная история была связана с похищением во Владикавказе лейтенанта Мальцева. Из неволи его вызволяли дважды – в июне и июле 1999-го, причем оба раза – люди Березовского.

О чем-то подобном повествует и генерал Трошев, в тот период первый зам. командующего Северо-Кавказским военным округом:

«Как выяснилось, за полторы недели, начиная с 10 октября (1998 года. – Авт.), освобождено около двух десятков военнослужащих. Оказалось, что рядовые Алиев, Ержанов, Степанов были захвачены в плен 11 октября (когда они за вознаграждение разгружали ящики с водкой) и уже через три дня освобождены. Рядовые Афанасьев и Юлинский попали в плен 10 октября, находясь в самоволке, выпущены через два дня. Младший сержант Фильченков, рядовые Иванов и Смирнов были похищены из расположения части 14 октября. Освобождены через два дня. Рядовой Михайлов провел в плену всего одни сутки…

Лишь один-единственный солдат из «осенней группы» освобожденных оказался настоящим пленным из Чечни, томившимся в неволе долгие месяцы… Между тем создавалась иллюзия массового возвращения российских военнопленных. На самом деле все было не так, а сама освободительная операция больше походила на махинацию. «Миротворческая октябрьская акция» была хорошо спланирована, действия похитителей и освободителей выглядели на редкость скоординированными».

В облике главного спасителя похищенных солдат, разумеется, выступал Березовский. Вместе со своим протеже зам. министра внутренних дел Владимиром Рушайло он самолично встречал изможденных бойцов у трапа самолета, по-отечески обнимал и напутствовал, параллельно рассказывая журналистам, каких трудов стоило вырвать их из чеченского плена.

Возмущенные голоса российских генералов, как, впрочем, и вторивших им официальных руководителей Чечни, попросту терялись в этом гуле победных реляций. (После показательных освобождений 33 якобы похищенных русских бойцов шеф масхадовской госбезопасности Ибрагим Хултыгов официально заявлял, что «ни один из этих солдат не только не был в чеченском плену, но и не пересекал границу республики.)»

А сразу после массовой осенней операции, по словам командующего СКВО Виктора Казанцева, «штабы Салмана Радуева, Шамиля Басаева и других полевых командиров… оснастились большим количеством высококачественной техники».

«Самый благородный, честный и мужественный политик» – так называл Березовского его друг и подельник Салман Радуев.

$$$

Тщеславие всегда было самым важным движителем Березовского. Еще в юности он твердо решил не просто сделать успешную научную карьеру, но получить вдобавок все возможные регалии и награды.

У студента Березовского была выведена целая программа-максимум: перво-наперво он собирался стать лауреатом премии Ленинского комсомола, потом – премии Государственной. И последний рубеж, венец успеха – Нобелевская.

«У него специальный план был на бумажке нарисован, как получить Нобелевскую премию, – описывает его старинный знакомец Петр Авен. – Но по математике не дают; он собирался на стыке наук сделать открытие – химической физики, биологи или экономики – с участием математики».

Как ни странно, первую высоту Березовскому взять удалось: в 1977 году в составе большого научного коллектива ему была присвоена премия Ленинского комсомола, – начальство включило молодого специалиста в наградной список за активную его общественную деятельность.

Излишней скромностью Борис Абрамович никогда не отличался; он жил в точном соответствии с мичуринским принципом – нам не надо ждать милостей от природы.

Дабы реализовать следующий этап амбициозного своего плана – стать лауреатом Госпремии СССР – Березовский не стеснялся хлопотать сам за себя. Молнией носился он по всевозможным кабинетам и инстанциям, кого-то задабривая, кого-то – увещевая. Маленькая медалька на красной муаровой ленте – полностью оправдывала любые унижения.

«Он налаживал связи с людьми, получал отзывы, различные документы в поддержку своей кандидатуры, – свидетельствует его сослуживец по ИПУ Леонид Богуславский. – Но Березовскому не удалось получить премию. Конкуренция оказалась слишком серьезной…»

Однако не таков был наш герой, чтобы пасть духом, неудачи лишь закаляли его. Совершенно искренне Березовский поклялся, что раз так, то теперь обязательно получит он премию Нобелевскую. Назло всем.

Уход из науки разрушил эти наполеоновские планы, но Борис Абрамович не собирался окончательно прощаться с голубой мечтой своей юности. В конце концов, Нобелевскую премию дают не за одни только научные открытия. Подобно бывшему другу своему Лебедю, Березовский тоже очень хотел войти в историю, как великий миротворец….

«В 1997 году у Бориса возникла навязчивая идея, – вспоминает глава „Атолла“ Сергей Соколов. – Он захотел получить Нобелевскую премию мира за свою деятельность в Чечне. Я тогда познакомился как раз с нобелевским лауреатом ирландкой Бэтси Вильямс. Она приехала в Россию, чтобы встретиться с Радуевым. Совершенно отмороженная тетка. Без тормозов. "Давай, – говорю ей, – тоже сделаем Березовского лауреатом. Он столько вкладывает в Чечню, спасает заложников, насаждает мир и благоденствие». Вильямс согласилась. Я привел ее к Березовскому. Вместе составили план. (Опять план! – Авт.) Борис должен был провести серию красивых акций: вкачать деньги на строительство каких-нибудь мирных объектов, отправить детей на лечение».

К сожалению, история эта закончилась ничем; максимум, на что хватило Березовского, – со скрипом оплатить лечение раненых чеченских детей; деньги – 50 тысяч долларов – Соколову пришлось вырывать у него чуть ли не зубами…

Осенью 1997-го Березовскому стало уже не до Нобелевской премии; он с позором был отправлен в отставку. Однако связей с чеченскими друзьями Борис Абрамович, даже лишившись полномочий, не прерывал. Чечня была его стратегическим оружием сдерживания, внушительным козырем в политических игрищах и забавах.

Кроме того, он слишком плотно оказался уже повязан с лидерами мятежной Ичкерии. Среди его ближайших связей значились такие одиозные личности, как Шамиль Басаев и Салман Радуев, но теснее всего сошелся он с вице-премьером Чечни Мовлади Удуговым, выигравшим когда-то информационную войну против России.

Существует версия, что для пущей убедительности Березовский даже завел себе в Чечне походно-полевую жену, которая чуть ли не родила ему ребенка. (На этом настаивают, в частности, бывшие руководители Службы национальной безопасности ЧРИ Апти Баталов и Надир-Султан Эльсункаев.) По их утверждениям, мусульманская жена магната проживала в селении Мартан-Чу. Отец ее – тесть, стало быть, Бориса Абрамовича – в советские времена славился как знатный чабан, а два брата трудились под началом главы службы безопасности «ЛогоВАЗа» Хасимикова.

Правда это или красивая горская легенда – сказать трудно, хотя, зная любвеобильность Березовского, удивляться ничему не приходится…

Не в пример матримониальным кавказским подвигам Березовского, его подвиги материальные – имеют гораздо более ясное очертание. Тот факт, что время от времени он посылал лидерам бандформирований деньги – даже под сомнение никем сегодня не ставится. (Вряд ли деньги были его личные, но для чеченцев роли это никакой не играло.)

В аудиоархиве «Атолла» вы можете при желании найти примечательный разговор Березовского с Удуговым аккурат на эту тему.

Борис Березовский – Мовлади Удугов

Удугов: Это Мовлади.

Березовский: Я узнаю тебя, Мовлади, теперь.

Удугов: Значит, дело у нас такое. Разговаривал сегодня с Зелимханом (Яндарбиевым. – Авт.) и Асланом (Масхадовым. – Авт.). Информация такого порядка поступила от меня вчера, я ее доложил. Значит, девятого числа прилетает сюда некий Бакиров, заместитель Лужкова. Значит, я с мэром разговаривал нашим. Будучи в Москве, они договорились, что в Грозном он примет Лужкова. По предварительной информации, 15-го числа Лужков должен прибыть в Грозный. Теперь я разговаривал с Зелимханом. Думаю, что Зелимхан с ним встречаться не будет… Ну, по нашему разговору тогда, по этой схеме работаем.

Березовский: Точно.

Удугов: Второй момент. С Асланом разговаривал. Аслан тоже сказал, что надо… Во-первых, просил поставить в известность Виктора Степаныча.

Березовский: Огромное спасибо, что ты позвонил. Это абсолютно правильно, что мы с тобой сейчас попытаемся вместе. Я, с твоего позволения, завтра прямо поговорю с Виктором Степанычем на эту тему, и мы завтра с тобой связываемся вечером…

Удугов: Хорошо, примерно в это время…

Березовский: Послушай теперь дальше… Ту первую цифру, которую ты назвал…

Удугов: Понял-понял…

Березовский: Я думаю, что в этот же день я буду там.

Удугов: Хорошо. Тем более, после нашего с тобой разговора, вот этой нашей идеи, я в принципе стал здесь кое-что зондировать, у меня возникли еще кое-какие дополнительные мысли по этому вопросу. Я думаю, хорошо было бы проконсультироваться и попытаться это дело толкать дальше.

Березовский: Я буду. И я уже эту тему поднял там, где я был вчера.

Удугов: Хорошо, Борис. Долго говорить не будем.

Березовский: Я тебя обнимаю. Всем привет.


Необходимый комментарий к этому диалогу дал мне шеф «Атолла» Сергей Соколов, чья служба, собственно, его и зафиксировала. По утверждению Соколова, цифра, о которой упоминают собеседники, – это не что иное, как очередной транш, обещанный Березовским Удугову в размере 9 миллионов долларов.

– Я сам отвозил эту сумму в аэропорт. Борис велел взять деньги в доме приемов «ЛогоВАЗа». Они были в спортивных сумках. Вместе со своими ребятами я доставил их в «Шереметьево», в бизнес-терминал «Афком». Березовский уже находился там. Забрал сумки. Улетел в Чечню.

– Зачем такая сложность: почему он не мог доставить деньги сам, у него же была охрана?

– Не знаю. Боря сказал: взять, привезти. Я взял… Может, он боялся, что в дороге возникнет какая-нибудь провокация. Остановят, начнут задавать лишние вопросы. После «истории с коробкой из-под ксерокса» он остерегался перевозить по Москве деньги.

– Это был единственный такой случай?

– Нет, еще один раз я тоже доставлял ему в аэропорт перед вылетом в Чечню сумку с деньгами… Знаешь, я особого внимания этому не придавал. Обычная рутина: что деньги отвезти, что костюм…


…Если уж для охранника его перевозка денег боевикам являлась обычной рутиной, то для самого Березовского она тем более была делом вполне обыденным.

Чеченскому парламенту неоднократно приходилось даже разбираться с такими вот обыденностями, собирая специальные заседания.

В 1997-м ответ вынужден был держать Мовлади Удугов, обвиненный в получении спонсорской помощи от Березовского; факт этот он признал, произнеся сакраментальную фразу: «Мы с Березовским подружили ислам и иудаизм».

В декабре 1998-го аналогичному допросу подвергся и Шамиль Басаев. И что странно – он тоже не особенно отпирался.

Часть денег из полученных от Березовского 2 миллионов долларов, заявил Басаев депутатам, пошла на благотворительность: в помощь ветеранам буденовского рейда. Другая – на собственные нужды. Деньги, по версии Басаева, были презентованы ему в знак уважения и дружбы, как возмещение нанесенного Россией ущерба Чечне (!).

То, что Басаев застенчиво именует буденовским рейдом, российская Генпрокуратура трактует совсем иначе. По факту организации беспрецедентного теракта, унесшего жизни 129 человек, Басаев был объявлен в федеральный розыск. Что, впрочем, не помешало российскому чиновнику Березовскому подарить разыскиваемому убийце и террористу 2 миллиона долларов.

Факт этот не вызывает никаких сомнений. В Генпрокуратуре собрано немало тому доказательств, в том числе показаний непосредственных свидетелей. Приведу лишь несколько фрагментов.


Из протокола допроса Микаила Латырова, зам. директора аэропорта «Ингушетия":

«Весной 1997 года в аэропорт „Ингушетия“ прибыл самолет „Ту-134“, на котором прилетел Борис Березовский… Его сопровождала охрана, у одного из которых в руках была большая темная спортивная сумка, размером около 90х40х50 см…

Спустя около получаса на территорию аэропорта въехала колонна из нескольких машин, с вооруженными людьми… Из машины «ВАЗ 2106» белого цвета вышел Шамиль Басаев, которого я уверенно опознал…

Через минут 20–30 из VIP-зала вышел Басаев, который держал в руке ту спортивную сумку, которую привез Березовский. С этой сумкой Басаев пошел к автомашине «шестерке» и, открыв заднюю дверь, поставил сумку на сиденье. В это время я находился рядом с автомашиной, и мне было видно, что сумка не полностью застегнута, в ней находились и были видны пачки с долларами США…»

Из протокола допроса Саид-Магомеда Чупалаева, начальника штаба Центрального фронта Ичкерии:

«Летом 1998 г. я находился в рабочем кабинете Ш. Басаева, расположенном в Доме правительства ЧРИ… В ходе беседы с Ш. Басаевым я обратил внимание на большую темную спортивную сумку, которая находилась под столом у Басаева. На мой вопрос, что это за сумка, Басаев ответил, что там находятся 2 миллиона долларов США… Я открыл эту сумку, в ней находился полиэтиленовый мешок с пачками долларов США. На мой вопрос, откуда эти деньги, Басаев сказал, что это ему передал Борис Березовский в качестве подарка».

Из протокола допроса бригадного генерала Салмана Радуева:

«Летом 1998 года сотрудниками администрации президента ЧРИ усиленно распространялась информация о том, что Шамиль Басаев получил от Бориса Абрамовича Березовского крупную сумму денег в американских долларах…

В ходе одной из встреч с Шамилем, которая состоялась в конце сентября 1998 года, я поинтересовался у него о достоверности распространяемых слухов. Басаев сообщил, что… он активно сотрудничал с заместителем секретаря Совета безопасности Российской Федерации Березовским Б. А. Во время неоднократных телефонных разговоров Басаев попросил у Бориса Абрамовича денежных средств на восстановление Чири-Юртовского цементного завода и других объектов народного хозяйства. Березовский ответил согласием и в конце апреля 1997 года в городе Слепцовске Республики Ингушетия лично передал ему для этих целей два миллиона долларов США наличными…

Почему эта встреча происходила в Слепцовской? Дело в том, что в то время аэропорт в г. Грозном только начинал функционировать и все, кто приезжал в Чечню, прилетали в Слепцовскую. Так было удобней и надежней».


Весьма показательная деталь: когда министр внутренних дел Куликов доложил Ельцину о том, что любимец его семьи передал главарю террористов 2 миллиона долларов (спецслужбы узнали об этом незамедлительно), президент и бровью не повел.

И на слова министра, что деньги эти не из собственного его кармана, а скорее всего бюджетные, Ельцин отреагировал тоже очень своеобразно.

«Конечно, не свои, – по воспоминаниям Куликова, нехотя отозвался гарант. – Какой же дурак будет отдавать бандитам свои деньги».

Впоследствии Березовский и сам будет вынужден признать, что передавал-таки Басаеву миллионы, но исключительно на богоугодные цели.

«Я никогда не отрицал того, что давал Шамилю Басаеву деньги на восстановление Чечни… Деньги пошли на ремонт цементного завода и реконструкцию школ».

Потом возникнет еще одна версия: якобы деньги были потрачены Басаевым на покупку компьютеров, что вызовет в Москве совсем уж гомерический хохот.

«Вы вообще Басаева видели когда-нибудь с компьютером? – язвил по этому поводу премьер-министр Степашин. – Самый короткий анекдот: „Басаев и компьютер“... Эти компьютеры сегодня по нам и стреляют».

Разумеется, никаких компьютеров Басаев не покупал. И школ не ремонтировал. А Чири-Юртовский цементный завод до сегодняшнего дня никем и никогда не восстанавливался: он по-прежнему стоит в руинах…

Два миллиона, подаренных Березовским Басаеву, были случаем далеко не единичным.

Уже много лет в моем архиве хранится удивительный документ: полис страхования работников детективных (охранных) служб от несчастных случаев, датированный 1 октября 1998 года: серия 1020080201232341 № 000090. Страхователь – ЗАО «Сберегательное товарищество страхования», дочерняя структура банка «СБС-Агро», контролировавшегося в тот момент Березовским. Клиент – ЗАО «ЧОП „Исламский порядок“» в лице руководителя «Ш. Басаева». Характер работы ЧОПа – «освобождение заложников».

Как следует из документа, полис был выписан на полторы тысячи басаевских сотрудников; в случае смерти или «временной утраты трудоспособности, наступившей при исполнении своих должностных обязанностей», выгодоприобретателям полагалось по 10 тысяч долларов; всего, стало быть, – 15 миллионов.

Редактор газеты «Свобода» (при Масхадове она выполняла ту же роль, что «Правда» – при коммунистах) Лечи Яхъяев показывал по этому поводу на допросе:

«Когда я находился в штабе у Ш. Басаева… мне стало известно, что Б. Березовский застраховал Ш. Басаева, через подконтрольную фирму, и членов его НВФ на 15 млн долларов США. Я помню, что называли, что Ш. Басаев является главой частного охранного предприятия „Ислам– ский порядок“».

Вот вам и еще один вполне легальный способ финансирования боевиков…

Тот же редактор «Свободы» Яхъяев утверждал, что Березовский и прежде передавал деньги напрямую Басаеву, еще годом раньше. Выдержка из протокола:

«В 1997 г. в конце лета в штаб Радуева Салмана, расположенный на бывшей площади Ленина, прибыл Б. Березовский, и они общались в его кабинете. Я лично это видел, так как в это время тоже находился в штабе. Там же я встретился с Ш. Басаевым… После окончания встречи Ш. Басаев забрал Б. Березовского и С. Радуева и уехал с ними на своей машине. Впоследствии Ш. Басаев мне сказал, что от Б. Березовского получили большие деньги… Как он мне потом сказал, деньги были потрачены на закупку оружия и боеприпасов».

Дружба с Басаевым – одной из самых кровавых фигур чеченской истории – носила для Березовского характер стратегический. И, наверное, не случаен тот факт, что именно Басаев возглавил в августе 1999-го нападение на Дагестан, положив тем начало второй чеченской кампании.

Истоки этой агрессии – до сих пор покрыты мраком неизвестности. Какие в действительности цели преследовали боевики, зачиная новую войну; внятного ответа на этот вопрос так никто и поныне не дал.

Еще в то время, в самый разгар событий, в печати появлялись утверждения о прямой причастности к агрессии Березовскому. Сообщалось, например, о тайных переговорах, которые накануне вторжения проводили во французском Биаррице, около мыса Антиб, люди, похожие на Березовского, Басаева и главу президентской администрации Волошина. Причем местные спецслужбы якобы сумели даже задокументировать эту встречу.

Широко известны опубликованные в газетах перехваты телефонных бесед Березовского с лидерами боевиков Удуговым и Махашевым, сделанные за месяц до начала войны. В этих разговорах чеченцы торопили Березовского, умоляя быстрее «прислать факс». («Две с половиной единицы, – говорил Удугов. – Сегодня крайне нужна эта цифра».) Утверждалось также, что в июле 1999-го его правая рука Бадри Патаркацишвили передал искомую сумму Удугову с Махашевым, для чего специально летал в Нальчик.

На все эти обвинения Березовский неизменно реагировал крайне болезненно, собирал даже пресс-конференции, грозил подать в суд. Однако почему-то не подал.

И публичные эскапады чеченского президента Аслана Масхадова, громогласно заявившего, что Борис Абрамович повинен в организации дагестанской агрессии, он тоже, как ни странно, предпочел проглотить.

…Еще с античных дней существует в юриспруденции такой термин: Qua Prodys? – «Кому выгодно?» Сиречь кому выгодно преступление, тот и подпадает в первую очередь под подозрение.

Если применить эту классическую формулу к нашим событиям, невооруженным глазом видно, что больше всех эта новая кавказская заварушка выгодна была Березовскому.

После изгнания из Совбеза с регулярной частотой заявлял он о том, что ситуация в Чечне с его уходом становится все более взрывоопасной; следовательно, чем раньше его вернут – тем скорее дело пойдет на лад.

(«Сегодня есть очень ограниченное число людей, способных понимать и решать проблемы Северного Кавказа, – громогласно изрекал Березовский, – без ложной скромности отнесу к ним себя».

А вот другая его, столь же скромная цитата:

«Когда я занимался чеченской проблемой или делами Содружества, был реальный прогресс. После моего ухода ситуация, к сожалению, изменилась в худшую сторону».)

Новая война позволяла Березовскому взять реванш, вновь, как и в старые добрые времена, почувствовать себя влиятельной, незаменимой фигурой, с которой придется всерьез считаться.

Во имя собственных амбиций Борис Абрамович готов был идти на любые жертвы, и нередко, кстати, шел.

Когда весной 1999-го в Грозном был похищен полпред российского МВД генерал Шпигун и Сергей Степашин во всеуслышание дал честное слово офицера, что непременно его спасет, Березовский предпочел обречь Шпигуна на верную смерть, только бы не дать Степашину выполнить свое обещание.

«Спецоперация по освобождению Шпигуна была уже подготовлена, – рассказывал мне Степашин через много лет. – Его должны были доставить в Москву 12 июня, в День независимости. Но в последний момент все сорвалось. Как мне докладывали, в дело вмешался Березовский. За то, чтобы не выдавать Шпигуна, бандитам было заплачено 7 миллионов долларов. Позднее это подтвердил и Масхадов. Это был тяжелейший удар по моей репутации, а кроме того, элемент большой политической игры, которая закончилась августом 1999-го».

По иронии судьбы, похищение Шпигуна совпало с вознесением Степашина, – в мае он был назначен премьер-министром и примеривал уже мантию ельцинского наследника. При таком раскладе вызволение генерала превращалось для него в важнейшую политическую акцию.

Под началом Степашина был разработан уже план бомбардировки учебных лагерей боевиков, но вмешательство Березовского свело на нет все его усилия, нанеся непоправимый урон премьерскому реноме.

9 августа Степашин был отправлен в отставку. А сутками раньше боевики вошли в Ботлих; отражать их нападение будет уже новый премьер – Владимир Путин.

…Я заранее предвижу упреки в свой адрес: а почему это автор тычет пальцем в сторону одного только Березовского, тогда как чеченская война играла на руку Путину никак не меньше, – на волне борьбы с терроризмом рейтинг его мгновенно возрос до небес.

На самом деле ответ лежит на поверхности, и дело здесь вовсе не в моем верноподданстве и угодничестве.

Вторжение боевиков готовилось заранее, как минимум с конца весны. Но окончательно с выбором наследника Ельцин определился лишь перед самой степашинской отставкой – в июле – августе. Иными словами, для того чтобы приступать весной к подготовке войны, Путин должен был обладать мистическим даром провидения.

Между прочим, и сам Березовский от подобных обвинений поче– му-то воздерживается, хотя при его патологической, животной просто ненависти к Путину выглядит это довольно странным.

С одной стороны, он без умолку твердит, что все злосчастья, беды, теракты, громкие убийства, случившиеся в России за последние восемь лет, это дело рук Путина и Лубянки. Но как только речь заходит о начале второй чеченской кампании, весь его правдоискательский пыл куда-то улетучивается. (В одном интервью я обнаружил даже такое его поразительное высказывание: «Я не согласен с тем, что война в Чечне стала решающим фактором для Путина».)

Ну и где же, спрашивается, логика?

Лично я вижу здесь одно только более-менее сносное объяснение: Березовский слишком хорошо, доподлинно знает, кто на самом деле помогал бандитам готовить вторжение в Дагестан. И это знает не только он.

В подтверждение означенного тезиса есть смысл привести очередную цитату из показаний одного из руководителей Службы национальной безопасности Чечни и одновременно родного брата ее директора Турпала Мовсаева:

«…в этот период, с 1998 г., брат мой общался с Ахмедом Закаевым и Казбеком Махашевым, которые приезжали к нему домой в Грозный.

Я несколько раз присутствовал на этих встречах, в т. ч. и в июле 1999 г. перед вторжением в Дагестан. На этой встрече Казбек Махашев сообщил, что в августе 1999 г. планируется поход на Дагестан и что с деньгами для финансирования похода помогает Б. Березовский. Также Казбек Махашев сказал, что он в июле месяце встречался с личным помощником Березовского в аэропорту г. Нальчика – грузином по имени Бадри, который привез деньги от Березовского… Также на этой встрече Ахмед Закаев и Казбек Махашев говорили, что полевому командиру Бауди Бакуеву (похитителю Шпигуна и Власова. – Авт.) Березовский также передал деньги, около 30 миллионов рублей, для участия его боевиков в походе на Дагестан».

Подобных показаний в Генпрокуратуре собрано сегодня с избытком…

$$$

Вторая чеченская война закончилась совсем по другому сценарию, нежели мог представить себе Березовский. Вопреки всем прогнозам, пламя «исламской революции» было погашено в считанные месяцы, так и не успев перекинуться на другие республики Кавказа. Очень скоро российская армия вошла в Чечню, теперь уже – раз и навсегда.

Так закатилась звезда главного специалиста в российско-чеченских отношениях. Договариваться с бандитами было больше не о чем, а главное, незачем…

Глава 7

Волшебник Изумрудного города

Пришла пора коснуться наконец двух главных, еще не разобранных мифов, связанных с именем Березовского.

За последнее десятилетие мифы эти столь плотно проросли в нашем сознании, что превратились уже в некие исторические окаменелости.

Миф первый: Березовский – блестящий коммерсант, главный богатей страны, сумевший благодаря своей хватке сколотить баснословное состояние.

Миф второй: Березовский – «крестный отец» Кремля, всесильный и умелый кукловод, тайно управлявший Россией всю последнюю ельцинскую «пятилетку».

Чего только не писалось за эти годы о Березовском, какими только сверхъестественными способностями не наделяли его журналисты.

В один прекрасный момент вообще стало нормой видеть в каждом мало-мальски значимом событии незримую руку Бориса Абрамовича; точно Дьявол, был он вездесущ и всесилен.

Если бы Березовского не существовало, его непременно следовало бы выдумать. В массовом восприятии он выполнял примерно ту же роль, каковую играла нечистая сила в стародавние времена. Все непонятные для себя явления – болезни, пожары, мор и даже грозы – древний люд предпочитал списывать на происки демонов, бесов, троллей и барабашек: так было и удобнее, и проще.

В глазах миллионов Березовский был сосредоточением зла; в этом тщедушном, лысоватом человеке с ярко выраженной семитской наружностью сошлись, казалось, все возможные людские пороки. Именно такая фигура как воздух требовалась инфантильному российскому обществу, исстари привыкшему искать причины своих невзгод и злоключений в ком угодно, только не в себе самом. Присутствие Бориса Абрамовича на политическом олимпе легко объясняло самые трудные вопросы: вот он – источник всех наших бед, обворовавший страну и опутавший интригами бесхитростную президентскую семью; новый Распутин; ату его.

Удивительнее всего, что самому Березовскому этот дьявольский образ, похоже, очень даже нравился.

В своих последних мемуарах («Президентский марафон») Борис Ельцин не без иронии пишет:

«Березовский в глазах людей – моя вечная тень. За любым действием Кремля всегда видят „руку Березовского“. Что бы я ни сделал, кого бы ни назначил или ни снял, всегда говорят одно и то же: Березовский! Кто создает этот таинственный ореол, эту репутацию „серого кардинала“? Он же сам и создает…»

Честно признаться, метаморфоза эта долго не давала мне покоя.

Я никак не мог уяснить причину такой алогичности.

С одной стороны, будучи, несомненно, человеком умным и рациональным (профессиональный математик как-никак; холодная логика обязана быть на первом месте), Березовский не мог не понимать, какую реакцию, например, влечет его постоянное мелькание на телеэкранах: с такой отталкивающей, самой что ни на есть мефистофельской внешностью впору играть опереточных злодеев, но никак не претендовать на роль регента Всея Руси. (Даже милейшая Татьяна Борисовна, и та, не сдержавшись, бросила однажды в сердцах: «Ваше появление у людей вызывает раздражение жуткое».)

Ясное дело, все он понимал, во всеуслышание даже сетуя, что российское общество его не любит, потому как он «еврей, богатый, к тому же одно время занимавший по поручению президента государственную должность». Но при этом не только ничего не делал, чтобы хоть как-то нивелировать это массовое раздражение, а, напротив, еще и всячески провоцировал его; какой-то мазохизм прямо, ей-богу.

Роль «ученого еврея» при дворе, тайного советника вождей была явно не по нему. После первых же разгромных публикаций о его тлетворном влиянии на Семью, любой другой предпочел мгновенно бы скрыться в тень; или же включиться в контрпропаганду, стараниями хитроумных пиарщиков лепя выгодный для себя благостный образ. Березовский же избрал совершенно особый, третий путь: он чуть ли не подогревал еще эти великосветские сплетни.

Когда журналисты – впрямую – спрашивали о его связях с президентским окружением, Борис Абрамович не пытался даже уйти в сторону; непременно отвечал столь двусмысленно и туманно, что и тени сомнения более не оставалось.

Задает, например, корреспондент ему вопрос о степени отношений с Семьей. А Березовский тут же с места в карьер:

«Они никогда не были такими, какими их описывают. Они всегда были абсолютно деловыми, а с Татьяной – еще и дружеские».

Вроде и «нет» не сказал, но и без того все ясно; дружба с младшей президентской дочерью, которую он запросто именует Татьяной, говорит сама за себя; хотя персонально о ней Березовского никто, кстати, и не спрашивал.

А вот другой образчик подобной его фанаберии:

«У меня с Татьяной Борисовной были нормальные отношения, но она никогда не являлась гарантом того, что я, грубо говоря, останусь на свободе. Защитой себе мог быть только я сам. А Татьяна Борисовна, к слову, очень часто смущалась, что пресса без конца связывает наши имена. На это я отвечал, что никогда не стремился показать, будто Борис Николаевич обязан мне больше, чем я ему».

Если вдуматься, логика и смысл в этих словах отсутствуют напрочь; кто кому больше обязан: Березовский – Ельцину? Ельцин – Березовскому? Но ведь обязан; шуба, значит, была!

Уразуметь загадку этой противоречивости Березовского мне помог один близко знавший его человек из числа высших руководителей страны:

«Да ничего странного, – усмехнулся он в ответ на мои рассуждения. – Просто для Бори главное всегда оставаться на слуху. Даже если на земле начнется вселенский потоп, Боря с радостью согласится погибнуть, лишь бы все уверились: этот катаклизм – дело его рук».

Не быть, а слыть…

Приятель Березовского еще со студенческих лет, бывший его компаньон Михаил Денисов полностью согласен с подобной оценкой:

«В глубине души Борису даже нравилась такая демонизация. Ему казалось, что это свидетельствует о силе его и могуществе. Однажды он мне сказал: „А зато надолго останется память, пусть хоть такая“».

(«Чертовски приятно, когда тебя считают дьяволом», – говаривал Мюллер в исполнении артиста Броневого.)

Отменный диагноз такого поведения поставил Березовскому его заклятый друг Гусинский:

«Березовскому нужно везде быть первым. Он должен быть шафером на каждой свадьбе, могильщиком на каждых похоронах. Если где-то что-то происходит без Березовского, его это очень беспокоит».

…Что бы там ни говорил Березовский, но Гусинский никогда не являлся главным его врагом. Главным врагом Бориса Абрамовича Березовского был… Борис Абрамович Березовский; никто не сумел причинить ему вреда больше, чем он сам себе.

Как только Березовский видел включенную телекамеру или жужжащий диктофон, вся его математическая логика и коммерческая сметка мгновенно куда-то улетучивалась; точно кот, почуявший валерьянку, он полностью терял остатки самообладания.

Для Бориса Абрамовича не было большего вожделения, нежели лицезреть себя на экране телевизора или на газетном развороте; первому встречному репортеру он мог часами излагать свое видение политических процессов, не забывая ежеминутно подчеркивать собственную значимость и незаменимость.

Елена Трегубова, автор нашумевшей книжки «Записки кремлевского диггера», очень сочно описывает, как зам. секретаря Совбеза пришел однажды на неформальный «сейшн» московской хартии журналистов:

«В честь диковинного гостя хозяйка дома даже наготовила котлеток: „Ну он-то наверняка есть не будет, побрезгует…“ Этот прогноз не оправдался… И котлетки почти все съел. И часа четыре с половиной в гостях просидел, уморив разговорами даже самых стойких репортеров.

Я в тот день дежурила в газете и приехала позже всех, часа через два после начала встречи. Подхожу к дому, уже даже и не надеясь, конечно, застать Березовского. И тут навстречу мне из подъезда выскакивает совершенно осоловевший Пархом (главный редактор журнала «Итоги» – Авт.)… и в ужасе машет руками:

– Не-е-е! Никуда он оттуда уже не уйдет!!! Мы все помрем, а он все говорить и говорить будет…»

И это дьявол во плоти? Злой демон российской власти, безжалостный и всемогущий повелитель Кремля?

Полноте. С тем же успехом Жириновского можно считать главным отечественным фашистом…

…Никто, кстати, до сих пор не обратил внимания, как похожи два этих человека – и повадками своими, и тягой к театральщине. Жириновский, если угодно, это Березовский для бедных.

Между прочим, они даже испытывали определенную тягу друг к другу: в собеседнике, точно в кривом зеркале, каждый видел свое, хоть и искаженное отражение; не это ли высшая степень политической ловкости – обвести самого себя вокруг пальца.

Трудно поверить, но Березовскому никогда не удавалось переговорить и перехитрить Жириновского. Ветеран ЛДПР Алексей Митрофанов в красках воспроизвел мне одну их встречу, более похожую на шахматную партию. Она происходила в самый разгар выборов 1996 года; Березовский пытался убедить Жириновского подписать какое-то воззвание против коммунистов:

– Владимир Вольфович, – с придыханием изрекал Березовский, – вы самый яркий публичный политик в России… Да что в России! В мире! Вы… Вы в первой пятерке мировых лидеров. Такие, как вы, должны быть востребованы! Абсолютно точно!

– А вы, Борис Абрамович, – отвечал на это Жириновский, – самый масштабный и умный человек из всех, кого я только знал. Это счастье для Кремля, что у них есть вы. Однозначно. Потому что рядом с вами даже поставить некого.

– Тогда давайте подпишем обращение против коммунистов, – переходил Березовский в атаку. – Ваш авторитет… известность… популярность… Это так нужно сегодня народу! Абсолютно!

– С удовольствием подпишу, – Жириновский с легкостью жертвовал фигуры; одну, вторую; и как только бдительность противника была усыплена, разом ринулся в контратаку: – Только коммунисты – это что. Коммунисты – тьфу. Мелко. У вас же масштаб! Размах! Да вы… Для вас ведь дать ЛДПР десять… нет, двадцать миллионов – это ничто. Ерунда. Давайте работать вместе. Мы с вами! Ого! Такие горы свернем!

Это был редкий случай, когда Березовский остался обескуражен и предпочел ретироваться; он и не понял даже, как поставили ему шах и мат…

$$$

…Всю жизнь, с самой юности Березовский вынужден был подстраиваться, заискивать, угождать. Выработавшийся с годами комплекс неполноценности, помноженный на треклятую фрустрацию, давным-давно стал его неразрывной частью, и едва ли не самой главной.

Публичность воспринималась Борисом Абрамовичем, точно волшебный кипящий котел, из которого Иванушка-Дурачок непременно выходит Иваном-Царевичем; она помогала ему избавиться от многолетних комплексов, хотя в том-то и заключалось как раз высшее их проявление.

Березовский – это типичный волшебник Изумрудного города, великий и ужасный Гудвин, являвшийся посетителям то в облике многоглазого чудища, то огнедышащего шара, хотя на самом деле был он маленьким, толстеньким коротышкой в забавных штанах с помочами.

Ровно полвека ждал он того счастливого момента, когда из гадкого утенка можно будет обернуться прекрасным лебедем. После президентской кампании 1996 года Борис Абрамович искренне поверил, что этот долгожданный миг наконец-то настал: в награду за выборы он получает на кормление всю Россию.

Образ серого кардинала Кремля тешил его самолюбие. Он был уверен, что ненависть – это почти страх, а страх неизменно ходит под руку с уважением: боятся – значит, уважают.

Его старинный знакомец, зам. гендиректора «АвтоВАЗа» Александр Зибарев, придавший когда-то Березовскому начальную скорость, как-то откровенно спросил бывшего питомца:

«В чем твоя цель? Ты хотел стать богатым – ты им стал. А что дальше?»

И Борис Абрамович столь же честно (насколько это возможно, конечно) ответил:

«Ну да, состояние я заработал, мир посмотрел. Но уезжать из России я не хочу, а к власти меня никогда не пустят, потому что я еврей. Значит, исподволь нужно влиять на политику в стране».

Другие люди самореализовывались посредством карьеры, творчества, семьи, стакана, наконец. Березовский – за счет тщеславия.

Его просто распирало от осознания собственной значимости; при этом было абсолютно неважно, что о нем говорят, – лишь бы говорили побольше.

Если, не дай бог, внимание к Березовскому вдруг ослабевало, он сам подкидывал поводы напомнить о себе.

Об одном из таких излюбленных им приемов «самопиара» рассказывал как-то Борис Немцов:

«Допустим, он узнает информацию, которая станет известна гражданам страны завтра, и запускает ее сегодня. И люди потом думают, что исполнилось сказанное Борисом Абрамовичем. Вот такой элементарный, дешевый трюк».

Дешевый не дешевый, но ведь срабатывало!

Когда весной 1998-го Березовский узнал, что президент решил отправить в отставку премьера Черномырдина, он мгновенно полез на экран: слишком засиделся Виктор Степаныч, мышей не ловит – «израсходовал свой потенциал» – пора его, наконец, снимать. (Хотя всего-то двумя неделями раньше публично заявлял, что все российские предприниматели «должны поддержать Виктора Черномырдина не только как кандидата на пост президента в 2000 году, но и как человека, способного сплотить вокруг себя демократические и реформаторские силы в России».)

А назавтра прогремел указ, и получилось, что премьера уволил Борис Абрамович; и пойди докажи обратное.

«Так и происходит демонизация образа Березовского, – подтверждает черномырдинский сменщик в Белом доме Сергей Кириенко. – Каналы информации у него хорошие. За день-два до принятия решения наверху он получает информацию об этом. И за день до его объявления с пафосом заявляет, что требует принятия именно этого решения».

…Едва ли не в каждом своем интервью Березовский воспроизводит слова, слышанные им как-то от академика Сахарова: «Жизнь – это экспансия».

Он действительно существовал в точном соответствии с этим принципом: вечно куда-то мчался; старался везде поспеть, быть в каждой бочке затычкой; всюду опаздывал (полуторачасовая задержка не считалась даже за таковую, это было в порядке вещей).

Ему нравилось ощущать свою причастность к большой политике, давать советы, глубокомысленно поучать, не важно, на какую тему: главное – сам процесс. И когда придуманная им комбинация или интрига приносила результат, чувствовал он себя просто сверхчеловеком, Гулливером в стране лилипутов.

Березовский безмерно любил такие минуты триумфа. Когда по телевидению объявляли какую-нибудь новость, к созданию которой приложил он свою руку, Борис Абрамович, точно Архимед из ванной, выскакивал в приемную, восторженно хлопал себя по коленям и едва не подпрыгивал от избытка чувств. «Видите, – кричал он всем, кто находился рядом: секретарям, помощникам, официантам, даже случайным посетителям, – как мы их! Ого!»

Люди, окружавшие его, откровенно не понимали, когда же он спит. Березовский постоянно, 24 часа в сутки, находился в движении. («У Бориса отсутствует точка покоя», – метко подметил однажды олигарх Михаил Фридман.)

Спокойное, размеренное существование органически было чуждо ему; он и дня не мог прожить без врагов и интриг; вся жизнь как один сплошной марш-бросок.

(Не менее сочный образ довелось мне услышать от людей, знавших Березовского еще по старой жизни: он все время бежит по реке в ледоход, перепрыгивая с льдины на льдину. Причем бежит не поперек, а исключительно вдоль берега.)

Тот же Юлий Дубов, зиц-председатель «ЛогоВАЗа», откровенно признает, что истинной стихией Бориса Абрамовича являлся кризис:

«Он один из тех людей, которые чувствуют себя спокойно и комфортно только в чрезвычайных ситуациях, в которых любой другой почувствовал бы себя не в своей тарелке».

Такие люди, как Березовский, незаменимы в эпоху революций и всяческих катаклизмов – я прямо-таки воочию представляю себе его в кожанке, поскрипывающей ремнями: ни дать ни взять – Лев Давидович Троцкий.

Эти свои особенности, кстати, Борис Абрамович и не думал даже скрывать.

«Куда я бегу? – интересничал он перед журналистами в минуты редкой откровенности. – Конечно, мог бы остановиться, ничего не делать. Но это было бы искусственное торможение, мне пришлось бы делать насилие над собой. Не могу сказать, что мне становится скучно, едва я поднимаюсь по трапу самолета, летящего за границу. Нет, мне нравится в Европе, в Америке, но того ритма, которым живет Россия, там нет.

У нас интереснее».

А ведь в какой-то момент Березовскому почудилось, что он на самом деле добился исполнения своей мечты. Десятки чиновников, депутатов, бизнесменов искали теперь расположения всемогущего олигарха; хозяина заводов, газет, пароходов.

(Один только пример, почерпнутый мной в базе данных «Атолла":

«Сейчас я встретил Цаха, – докладывает Березовскому гендиректор „Аэрофлота“ маршал Шапошников. – Он отозвал меня в сторону и говорит: Евгений Иванович, посодействуй мне тому, чтобы Борис Абрамович вышел на меня, а то мы постоянно откладываем встречу».

Николай Петрович Цах был в то время ни много ни мало министром транспорта всей России.)

В его доме приемов «ЛогоВАЗа» всегда было полно ходоков; он специально заставлял ждать себя часами; пожалуй, единственными, кому Березовский не пытался показать свою значимость, были главные его, стратегические друзья: Татьяна Дьяченко и Валентин Юмашев, совершенно официально ставшие теперь хозяевами страны. (Дьяченко собственный папа назначил советником при себе, Юмашева – шефом своей администрации.)

Зашедший к нему однажды помощник чукотского губернатора Олег Савченко застал Березовского любующимся монитором в своем кабинете. На экране отчетливо было видно, как в приемной переминается с ноги на ногу грозный генерал Лебедь.

«Гляди, – осклабился Борис Абрамович, тыча пальцем в экран, – уже два с половиной часа ждет. Ничего, впредь будет умнее». И объяснил, что Лебедь якобы сделал какое-то громкое заявление, не посоветовавшись наперед с ним; пусть знает теперь свое место.

Мне, вообще, кажется, что в Березовском было больше женского, нежели мужского начала; отсюда и его скандальность, сварливость, кокетство, частая смена настроений, тяга к самолюбованию и сплетням.

Его недюжинный талант убеждения базировался прежде всего на том, что он сам верил в то, во что хотел верить. Уговаривая других, Березовский невольно подпадал под собственное обаяние и красноречие; свойство, присущее актерам и экзальтированным женщинам.

Если внимательно послушать его телефонные беседы, становится отчетливо видно, что ко всем своим знакомым Борис Абрамович относился непременно свысока, пренебрежительно-уничижительно – в том случае, конечно, если говорилось о них за глаза.

Явлинский у него – «невменяемый» и «фраер»; Лебедь – «идиот», Собчак – «мудак», председатель Центробанка Дубинин – «п. да последняя», Лужков – «лавочник», министр экономики Уринсон – «ублюдок», Виноградов, президент «Инкомбанка» – «дегенерат», Гусинский – «таксист», «пидорас».

(Вообще, это чисто хрущевское словечко слетает с его языка постоянно; Березовский применяет его вне зависимости от сексуальной и политической ориентации объекта.)

Как тут в очередной раз не вспомнить Гоголя:

«Я не люблю церемонии: напротив, я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь, уж и говорят: „Вон“, говорят, „Иван Александрович идет!“...

…А любопытно взглянуть ко мне в переднюю, когда я еще не проснулся: графы и князья толкутся и жужжат там, как шмели, только и слышно: жжж… Иной раз и министр…

…курьеры, курьеры, курьеры… можете представить себе: тридцать пять тысяч одних курьеров. Каково положение, я спрашиваю? «Иван Александрович, ступайте департаментом управлять!»...

…О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я не посмотрю ни на кого… я говорю всем: «я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу…»


Ну, просто писано с натуры; ежели Бориса Абрамовича да одеть еще и в халат с кистями и вручить в руки длинную трубку, можно выпускать на сцену безо всякого грима…

Вряд ли такое поведение вызывало у Ельцина бурю восторга; больше, чем Березовский, никто другой не доставлял, пожалуй, Кремлю столько хлопот.

Мало того, что он – а вместе с ним и царственная фамилия – вечно была притчей во языцех у оппозиции и журналистов; Борис Абрамович не стеснялся демонстрировать своих властных амбиций, постоянно давая понять, кто истинный в доме хозяин. (Ради этого переехал даже на бывшую премьерскую дачу в Петрово-Дальнем, а дочке своей купил гостевую квартиру Горбачева на Ленинских горах; точно по Фрейду.)

Однажды по новостям прошел сюжет: Ельцин лихо разъезжает на снегоходе. Уже на следующий вечер, в той же самой телепрограмме «Время» (ясное дело, а где еще!) на таком же точно снегоходе важно восседал Березовский.

Упоение властью – штука заразная; оно передавалось и окружению олигарха – его челяди, помощникам, охране. Был даже такой вопиющий случай, когда сотрудники службы безопасности «ЛогоВАЗа» сцепились с опером из местного 47-го отделения. Они расчищали улицу к приезду своего господина, и опер этот чем-то им помешал. В итоге охранники надели на него наручники, затащили в дом приемов, порядком измутузили, хотя знали уже, что перед ними капитан милиции.

Впоследствии бедолага этот – Сергей Герасимов – рассказывал мне, что во время издевательств говорилось ему, что никогда и ничего доказать он не сможет: да ты знаешь, вообще, на кого мы работаем?

Для того чтобы отбить Герасимова, его коллегам фактически пришлось брать дом приемов штурмом; уголовное дело против охранников, правда, возбудили, но через пару месяцев благополучно закрыли…

А как вам история с изгнанием из собственного кабинета федерального министра Пастухова? Этого ветерана сцены (на партийной работе он трудился еще с 50-х годов) осенью 1998-го назначили министром по делам СНГ. Но когда он приехал осматривать свои новые владения, то с удивлением обнаружил табличку, красующуюся на дверях предназначенного ему кабинета: «Исполнительный секретарь СНГ Б. А. Березовский». Войти внутрь Пастухов так и не смог; на протяжении нескольких месяцев он вынужден был беспрекословно руководить министерством из своего старого кабинета в мидовской высотке на Смоленке…

Несомненно, все эти выходки не могли не раздражать президента; уже после отставки он во всеуслышание назовет Березовского «авантюристом и проходимцем». Правда, отчего в таком случае он попеременно назначал «авантюриста и проходимца» на весьма ответственные посты, Борис Николаевич благоразумно уточнять не стал.

Вообще, разница в публичных оценках Березовского – в зависимости от их времени – тема для отдельного разговора. До последнего дня своего правления Ельцин ни разу не позволил себе даже косвенно, полунамеком задеть скандального олигарха. Другое дело, что и осанн он тоже ему не пел; но с учетом тяги нашего героя к театрализованным представлениям и мистификациям этого особо и не требовалось; молчание – знак согласия.

Лишь после того как Березовский объявил Путину войну, Ельцин мгновенно прозрел и незамедлительно принялся сетовать на коварство и происки бывшего своего подчиненного, который-де путем хитроумных комбинаций сумел создать видимость близости к телу, хотя на деле был у него в кабинете всего-то дважды.

В декабре 2001-го на встрече с журналистами из бывшего кремлев-ского «пула» первый президент так описывал эти наперсточные приемы:

«Вот, к примеру, приехал я в… (он назвал один из городов центральной России) открывать памятник. Там, конечно, телекамеры уже стоят, люди ждут, у них событие. Ладно. Иду по площади, а из машины Березовский, приехавший заранее, – шмыг и идет метров на 5–10 впереди, будто со мной вместе прибыл. Лицо характерное, в кадр попадает, все выглядит как будто мы оба только что из Москвы. А потом Абрамыч всем рассказывает: пригласил, мол, меня Ельцин памятник там-то открыть. Вот и съездили».

А еще, уверял экс-президент, Березовский специально купил такой же, как у него, темно-синий бронированный «Мерседес» и регулярно исполнял один и тот же искусный трюк: в новостной сюжет ОРТ, когда Ельцин погружался в машину, на монтаже вклеивались кадры садящегося якобы в тот же салон Березовского, после чего кортеж со свистом удалялся прочь. В результате телезритель оставался в полном ощущении, что президент и зам. секретаря Совбеза (или кем он тогда был?) ездят вместе.

«Ловок, шельмец», – сочно подытожил свой рассказ Ельцин; в последней книге мемуаров от столь эмоциональных оценок он все же воздержится, хотя и уделит Березовскому немало внимания, неизменно отзываясь о нем с глухим раздражением. Ну, например:

«…Я никогда не любил и не люблю Бориса Абрамовича. Не любил за самоуверенный тон, за скандальную репутацию, за то, что ему приписывают особое влияние на Кремль, которого никогда не было».

Или:

«Стоит ситуации обостриться, как Борис Абрамович уже на телеэкране: «я лично резко против… я считаю… я уверен… « Каждый раз эфирного времени ему дают немало. И народ думает: так вот кто у нас управляет страной!..

…я знаю, что в своем клубе в офисе «ЛогоВАЗа» Березовский собирает влиятельных людей, руководителей средств массовой информации, политиков, банкиров… В этих кулуарах рождаются смелые идеи, как бы каждый раз заново расставляются фигуры на политической доске. Наверное, это создает определенный имидж, прибавляет авторитет и вес его словам. Но ведь на этом все и заканчивается! Нет механизмов, посредством которых Березовский мог бы оказывать влияние на президента».

Насчет нелюбви я готов охотно поверить; чувствовать себя обязанным какому-то скандальному субъекту никому не по нраву, тем более президенту страны.

Но вот последний тезис – нет, дескать, у него механизмов влияния – вызывает у меня самые серьезные сомнения.

Механизм такой был. Назывался он ОРТ.

В руках у Березовского (равно, как и у Гусинского) находилось сильнейшее пропагандистское оружие. Одним взмахом руки медиа-магнаты могли сделать национального героя из всякого первого встречного; и ровно наоборот, уничтожить любого, кто встанет у них на пути.

(Наиболее емкую доктрину своей информационной политики изложил однажды сам Березовский в разговоре с будущим политэмигрантом Невзлиным. Когда речь зашла о несговорчивости упрямого демократа Явлинского, Березовский понес: «Он просто дегенерат… Скажи ему, что мы из него сделаем торгаша за пятнадцать дней… Просто по голове надаем».)

Информационный ресурс олигархов сослужил Ельцину немалую пользу во время избирательной кампании, когда стараниями журналистов был рожден виртуальный образ румяного, бодрого и голосистого президента, хотя на деле тот и передвигаться мог уже еле-еле.

Но теперь, после выборов, это обоюдоострое оружие постепенно превращалось в реальную угрозу для власти; мирный атом трансформировался в страшную атомную бомбу. Не считаться с этим – даже для Кремля – было верхом безрассудства.

Целыми табунами чиновники и политики вынуждены были отныне ходить за Березовским, дабы предстать перед телезрителями и читателями в выгодном для себя свете: не дай бог, осерчает он, спустит с поводка всех собак в лице Доренко-Невзорова, греха потом не оберешься.

Березовскому доставляло удовольствие самолично контролировать медийный процесс. Накануне выхода его любимых телепередач он дотошно выверял все детали, досконально редактировал авторские тексты. Никого другого к этой ответственной работе Борис Абрамович допустить не мог; не потому, что не доверял. Просто он любил чувствовать себя вершителем высокой политики.

(Не в пример прочим олигархам, Березовский вообще предпочитал общаться с журналистами – и ручными, и дикими – напрямую. Пресс-секретарь Володя Руга никогда не писал за него тезисы выступлений, не готовил заявлений и интервью.)

И Березовский, и Гусинский многократно использовали масс-медиа в своих политических и коммерческих интересах, колотя информационной дубиной по головам противников и конкурентов; и, как правило, успешно.

Отвечавший в тот период за пропагандистское обеспечение Кремля Алексей Волин (впоследствии – зам. руководителя аппарата правительства) очень подробно описывал, как работает этот рычаг влияния.

«Механизм у них безотказный. „Дружественному“ телеканалу ОРТ, допустим, заказывается какая-нибудь передача про то, какой Чубайс злобный кровопийца и взяточник, и как его ненавидит народ, и как он вредит всенародной любви к президенту. А потом Таня в нужный момент включает папе телевизор, и все».

Но в конце концов слишком они заигрались; это их и сгубило…

$$$

Весна и лето 1997-го принесло Березовскому сплошные роковые разочарования.

Сначала его протеже Николая Глушкова не утвердили гендиректором «Аэрофлота»; на вираже их обошел старший ельцинский зять Валерий Окулов.

Затем сам Березовский пролетел с назначением председателем совета директоров РАО «Газпром», хотя все вроде было уже договорено-проговорено; 27 июня был подписан даже протокол закрытого совещания у премьер-министра, на котором Черномырдин – негласный повелитель голубого огня – собственноручно начертал в углу: «Согласен».

«Постановили: внести на рассмотрение Совета директоров и собрания акционеров РАО „Газпром“ вопрос об увеличении числа членов Совета директоров до 15 человек и предложить внести в список кандидатур для голосования две дополнительные кандидатуры: Б. Березовского, В. Бабичева.

На первом заседании вновь избранного Совета директоров предложить от лица Коллегии представителей государства в РАО «Газпром», избрать председателем Совета директоров Б. Березовского».

Борис Абрамович уже мысленно видел себя в кресле главного газовика страны, заранее подсчитывая несметные барыши, но в последний момент в дело вмешался младореформатор Немцов, и голубая мечта разом улетучилась, точно веселящий газ. Это было обидно вдвойне, потому что Немцова он сам, по просьбе Татьяны Борисовны, привез накануне из Нижнего Новгорода, убедив оставить губернию во имя большой политики.

А ровно через месяц после «газпромовского» фиаско самолюбию Березовского был нанесен новый непоправимый удар: в паре с Гусинским он проиграл аукцион по продаже 25 % акций «Связьинвеста».

Для понимания следует напомнить, что компания «Связьинвест» являлась тогда абсолютным монополистом на рынке связи. Этот кусок госсобственности был настолько сладок, что олигархи никак не могли поделить его между собой.

Основных претендентов было двое: по одну сторону – Гусинский с Березовским (последний, как водится, вошел в консорциум не деньгами, а кремлевскими связями). По другую – глава «Онэксимбанка» Владимир Потанин, скооперировавшийся с американским миллиардером Джорджем Соросом.

Березовский на пару с Гусинским долго обрабатывали Потанина, убеждая его отказаться от борьбы; в этом случае они получали возможность купить искомые акции практически по стартовой цене: за 1,2 миллиарда долларов.

Это было не первым столкновением олигархов. Полутора годами раньше Березовский с Потаниным уже схлестывались из-за «Сибнефти», но тогда Борис Абрамович сумел обойти конкурента по всем фронтам; под давлением превосходящих сил Потанину пришлось добровольно сойти с дистанции.

Эту викторию Березовский намеревался повторить сызнова. «Давайте договариваться по совести, а не по закону» – таков был главный лейт-мотив его аргументации. Дескать, Потанин и так набрал уже множество активов (один «Норильский никель» чего стоил), а они с Гусинским ничего путного от государства не получили; ну и где, скажите на милость, справедливость! (Березовский вообще очень любил по всякому поводу взывать к справедливости.)

То же самое Борис Абрамович многократно повторял и Чубайсу с Немцовым, от чьего решения зависел исход аукциона. Он упорно не хотел взять в толк, что время договорной приватизации, когда самые прибыльные предприятия продавались за гроши, безвозвратно уходит; российская казна опустела, бюджетники – военные, учителя, врачи – месяцами не получали зарплату. Государство остро нуждалось в деньгах, в этом смысле предложение Потанина являлось намного более выгодным; за пакет «Связьинвеста» тот готов был выложить на 400 миллионов долларов больше, нежели Березовский с Гусинским.

Но эта сладкая парочка сдаваться не собиралась. В ход шли любые приемы и методы, включая недозволенные. Когда в июле Березовский прилетел к отдыхавшему на Лазурном берегу Чубайсу, он сначала не преминул напомнить, что именно с его легкой руки отец приватизации вернулся в большую политику и посему обязан платить добром за добро; а потом от увещеваний с ходу перешел к откровенному шантажу: мы тебя породили, мы тебя и убьем.

Присутствовавший на этой жаркой (во всех смыслах) встрече Владимир Потанин свидетельствовал потом:

«Было ясно дано понять Чубайсу и мне о том, что если неудачно для другого консорциума завершится конкурс по „Связьинвесту“, то, конечно, они останутся неудовлетворенными, и будут использовать различные виды воздействия, вплоть до развязывания информационной войны или развала сделки».

Березовский был свято уверен, что его заклинания, помноженные на угрозы, обязательно дадут желанные всходы. Он настолько полагался на свое могущество, что за два дня до аукциона преспокойно отправился отдыхать в любимую Францию.

Каково же было его удивление, когда на состоявшемся 25 июля конкурсе победу одержал консорциум Потанина – Сороса, предложивший максимальную цену: 1,87 миллиарда долларов.

Гусинский, который путем неимоверных усилий дошел лишь до отметки в 1,71 миллиарда, остался с носом. А Потанин – со «Связьинвестом».

Бешенству Бориса Абрамовича не было предела; он не пытался даже скрывать своих эмоций.

«Береза позвонил мне и в ярости сказал только одну фразу: „Ну все, ребята! Вам п. ц теперь!“ – вспоминает Немцов. – Я тут же перезвонил Чубайсу: „Толь, тебе Березовский, случайно, сейчас не звонил?“ – „Звонил…“ – „Ну и что сказал? „ – «Сказал, что нам п. ц““.

«После того, как его союзники потерпели поражение на аукционе, он (Березовский. – Авт.) поклялся уничтожить Чубайса, – описывает эти эпохальные события их непосредственный участник Джордж Сорос. – У меня было с ним несколько разговоров с глазу на глаз, но мне не удалось разубедить его. Я говорил ему, что он богатый человек. Его главным активом является одна из крупнейших в мире нефтяных компаний «Сибнефть». Все, что ему нужно, – это укрепить свои позиции. Если он не может сделать этого сам, то он может прибегнуть к услугам инвестиционного банкира. Он подчеркнул, что я ничего не понимаю. Вопрос не в том, насколько он богат, а в том, насколько он силен по сравнению с Чубайсом и другими олигархами. Они совершили сделку и должны за это ответить. Он должен уничтожить их, или сам будет уничтожен».

И дальше:

«Березовский видел мир через призму своих личных интересов. Он без колебаний ставил судьбу России в зависимость от своей собственной судьбы. Он по-настоящему верил, что он и другие олигархи купили правительство, заплатив за переизбрание Ельцина, и что правительство нарушило условия сделки, позволив провести честный аукцион по „Связь-инвесту“. Он был полон решимости наказать Чубайса за предательство. Когда я предупредил Березовского, что он ухудшает свои позиции, он ответил, что у него нет выбора; если он даст слабину, то не выживет».

По-моему, очень точное для американца наблюдение: вся тяжба вокруг аукциона, равно как и последовавшая за ним информационная война, носила характер не столько коммерческий, сколько психологический.

Так ли уж нужен был Березовскому «Связьинвест»? Вряд ли. Главным интересантом выступал здесь как раз не он, а медиа-король Гусинский. Но, ввязавшись однажды в эту игру, Борис Абрамович не мог уже повернуть свои тачанки обратно, а тем паче – признать собственное поражение. Во всем и везде он должен был непременно выигрывать; иначе его магическая карма потеряет волшебные свойства.

Березовский уже привык питаться страхом; всякий, кто осмеливался показать, что не боится его, или – вообще уж из ряда вон – относится с насмешливым пренебрежением, становился для Бориса Абрамовича кровным, заклятым врагом. Подобно большинству закомплексованных людей, Березовский органически не терпел неуважения к собственной персоне.

Уже назавтра после злополучного аукциона подконтрольные Березовскому и Гусинскому СМИ приступили к массированной атаке против Чубайса, Потанина и Немцова: начиналась Великая Олигархическая Война.

Почти еженедельно в олигархической прессе звучали все новые выпады в адрес этих людей; их обвиняли в коррупции, сговоре, скупке за бесценок государственных активов, вроде «Норильского никеля» и «Череповецкого азота», незаконном переводе счетов крупнейших госструктур в «Онэксимбанк» и прочая, прочая.

Высшей точки кипения скандал достиг после того, как журналисты обнародовали документы, уличавшие Чубайса и его ближайших соратников в получении от Потанина взятки, закамуфлированную под аванс за ненаписанную книгу. Все бумаги задолго до аукциона были собраны Березовским. Знаю это доподлинно, ибо еще накануне скандала сам лицезрел их в руках его пресс-секретаря.

От такого нокаута оправиться Чубайсу было непросто; он, психанув, даже подал Ельцину прошение об отставке, но тот ее не принял. Тем не менее все остальные участники «дела писателей» – вице-премьеры Бойко и Кох, зам. главы президентской администрации Казаков, руководитель федеральной службы по банкротству Мостовой – лишились своих постов. Сам Чубайс был освобожден от должности министра финансов, сохранив, однако, кресло первого вице-премьера. В том же ранге остался и Немцов, потерявший портфель министра топлива и энергетики.

«„Книжный скандал“ был тяжелейшим ударом, – констатирует в мемуарах Ельцин. – И для меня, и для правительства. По сути дела, разом ушла вся чубайсовская команда – и из Администрации Президента, и из Белого дома».

Березовский рассчитал все четко; заботливые Таня с Валей вовремя включали телевизор перед впечатлительным Ельциным или подсовывали газеты с нужными статьями. Но его подвело лишь одно: излишняя самоуверенность.

За годы своей экспансии Борис Абрамович успел сменить немало покровителей – Шатров, Каданников, Авен, Черномырдин, Коржаков, Сосковец. Все эти люди воспринимались им сугубо как ракеты-носители; с их помощью он возносился на новый уровень, мгновенно забывая о своих благодетелях. Березовский давно уже привык шагать по головам, не испытывая от того ни малейших угрызений совести.

Ровно так же он решил теперь поступить и с Чубайсом, хотя еще совсем недавно превозносил его на все лады, демонстрируя исключительную любовь и почтение.

В записях «Атолла» сохранилось немало образчиков его прежнего подобострастия. Ну, например:

«Как вы смотрите на то, если завтра перед вашим отлетом появятся камеры? – заискивающе вопрошает Березовский у улетающего куда-то Чубайса. – Все-таки надо вам с Виктором Степановичем появиться пару раз».

«Анатолий Борисович, между нами, – торопливо выпаливает он в вдругорядь, узнав, что ручной его, прикормленный журналист Невзоров отдал на петербургское телевидение – в самый разгар мэрских выборов – какой-то компромат на Анатолия Собчака. – Я сейчас набрал Невзорова. Он мне признался, что он передал некоторые материалы на некий канал… Только я прошу – между нами… Я сам тоже позвоню Анатолию Александровичу…»

(Хотя лишь секундой раньше обещал Невзорову сохранить все в тайне, попутно отчитав его как мальчишку: «Собчака избираем, потом будем с ним разбираться. Наоборот, потом покажем, что за быдло народ, который выбирает таких мудаков».)

«Телефон Собчака не можете дать? – коммивояжерским голосом спрашивает он через пару минут, набирая Чубайсу уже в третий по счету раз. – Нет проблем и „Утро“, и „Время“... Что угодно покажем! А вместо этого у Невзорова есть время клепать на эту тему, а у нас нет».

(Березовский как будто забыл, что Невзоров работает на его канале, под его личным контролем.)

После того как осенью 1996-го в стране разгорелся беспрецедентный скандал вокруг обнародованной мной на страницах «МК» аудиозаписи тайной беседы Чубайса с президентскими помощниками Илюшиным и Красавченко (они обсуждали, как сподручнее замять историю с «ксероксной» коробкой, и даже звонили на сей счет генпрокурору Скуратову), именно Березовский сделал все, чтобы замять эту кассетную шумиху.

Никогда не забуду, какой анафеме подвергали меня главные телезвезды страны (Доренко, Киселев, Сванидзе), записные борцы с тоталитаризмом спецслужб, уличая наперебой в безнравственности, низкопробности и продажности. А все, оказывается, было просто как апельсин: этим хором праведников и моралистов дирижировал честнейший Борис Абрамович.

Борис Березовский – Валентин Юмашев

Юмашев: Борь, слушай, партийное задание очередное. В сегодняшнюю программу можно ли вставить к Доренко следующую мысль, что идет конкретная атака на Чубайса, чтобы его снять, для того, чтобы разрушить стержень, на котором это все должно держаться. И делается все как бы перед приходом Бориса Николаевича.

Березовский: Давай, я ему скажу, чтобы он с тобой связался.

Юмашев: Нет, если вдруг нужен я, то да. А я думаю, ты все тезисы сам сформулируешь. Смысл в том, что вот этот весь «Московский комсомолец» – это как бы ля-ля-ля.

Березовский: Я все понял.

Юмашев: Да, то есть развернуть, что это атака на Чубайса…

Борис Березовский – Сергей Доренко

Березовский: Сереженька, вот есть еще проблема очень важная. Это вчерашняя публикация, как тебе известно. Мы сейчас с Валей говорили с Юмашевым. Идея следующая. Давно и последовательно и оппозиция и откровенные враги реформ наносят удары по Чубайсу. Ну, понятно почему. Чубайс обладает необходимой волей, знаниями, устремленностью. И он является по существу стержнем сегодня, одним из главных действующих лиц. Значит, идет целенаправленное разрушение его имиджа как стержня. И в начале игра была построена на том, что ожидали, что президент не выживет, и нужно было уничтожить то, что вокруг него. Сегодня игра идет на то, что, понимая, что президент пережил операцию, понимая, что президент может полноценно четыре года исполнять свои президентские функции, идет речь о том, чтобы отделить его от наиболее последовательных и сильных людей, которые в состоянии продолжать этот процесс реформ. И вот в этой связи рассмотреть не вырванную отдельно публикацию в «МК», а именно как последовательную цепь целенаправленных действий…

Доренко: Мы ее, вообще, не называем эту публикацию. А потому, что «Московский комсомолец» такая дерьмовая газета.

Березовский: Какая бы она не была дерьмовая, общество не прошло мимо нее. Ты можешь сколько угодно не любить «Московский комсомолец», но все об этом говорят. Другое дело, что газета, может быть… Открой эту газету. Это непременно нужно сказать. Там на последней странице объявления. То есть на первой странице они печатают свою идеологическую статью, какие они крутые, а на последней странице печатают о девочках за 1500 условных единиц. Типичная желтая пресса. И вот понятно, да?

Доренко: Тогда я про «всего вам доброго» в конце скажу. Потому что, если это делать блоком и ставить вверх, то надо ставить интервью Чубайса.

Березовский: Он даст совершенно точно интервью. Я сейчас ему позвоню и все организую.

Борис Березовский – Владимир Гусинский

Гусинский: А как тебе по «МК» с говном?

Березовский: Абсолютно. Володь, я усвоил точно одну вещь. Не надо больше в кусты. Надо просто, извини меня, еб. ть их по полной программе.

Гусинский: Мы с тобой наметили план. Значит, Доренко у тебя завтра?

Березовский: Договорились, Володя.


Всего-то через год Березовский запоет совсем по-другому. О том, что Чубайс «обладает необходимой волей, знаниями, устремленностью» и «является стержнем» Борис Абрамович забудет мгновенно.

Как и о том, впрочем, что собственным своим благополучием он во многом был обязан именно этому человеку; и речь даже не о кресле в Совбезе. Если бы в июне 1996-го Чубайс не сумел переломить Ельцина, настояв на отставке Коржакова – Барсукова – Сосковца, в лучшем случае Березовского ждала бы вынужденная эмиграция. (А что в худшем – даже страшно себе представить.)

Как угодно можно было относиться к Чубайсу, но не признавать его чисто большевистский, железный характер и исключительные волевые бойцовские качества было как минимум, непростительной самонадеянностью.

Ответный удар не заставил себя долго ждать. 4 ноября 1997 года разъяренные Чубайс с Немцовым отправились на дачу к Ельцину в «Горки».

Напрасно Дьяченко с Юмашевым, перехватившие младореформаторов на полпути, уговаривали их не пороть горячку. («Они сказали мне: „Ты совершаешь самую большую ошибку в своей карьере“», – раскрывал потом Немцов изнанку высокой политики.) Вице-премьеры были полны решимости: либо мы, либо Березовский. Именно так и объявили они президенту.

В своей книге Ельцин весьма подробно воспроизводит этот непростой разговор:

«Начал Чубайс: „Борис Николаевич, готовится мощный накат на правительство… Все нити кризиса в руках Березовского и Гусинского. Информационную войну надо кончать. Если вы уберете Березовского из Совета безопасности, он моментально потеряет свой вес, его мнение никого не будет интересовать, конфликт закончится“.

…вице-премьеры продолжали убеждать меня, что Березовского необходимо увольнять из Совбеза. Человек, который путает бизнес с политикой, не может занимать эту должность. Приводили примеры, говорили, что Березовский подрывает авторитет власти в стране. Это недопустимо».

Ельцин оказался перед тяжелым выбором; как когда-то в июне 1996-го. С одной стороны, за Березовского стояли горой самые близкие его люди – дочь Татьяна, названный сын Юмашев. Но с другой, президент не мог не понимать, какое раздражение вызывает в обществе этот скандальный субъект; да и властные его претензии становились уже невыносимы.

Никто и никогда не вправе был давить на Ельцина, принуждая к кадровым перестановкам: он, может быть, и не прочь был уволить Чубайса, но сам, без нажима извне; точно, как в детском стишке:

Я свою сестренку Лиду

Никому не дам в обиду.

Я живу с ней очень дружно,

Очень я ее люблю…

А когда мне будет нужно —

Я и сам ее побью…

«Чем больше было на меня давление общественного мнения, прессы, банкиров, тем яснее я понимал: Чубайса не отдам! – весьма откровенно демонстрирует в мемуарах Ельцин свое уязвленное самолюбие. – Просто потому, что не имею права поддаваться грубому шантажу, наглому давлению. Обязан сопротивляться просто для сохранения в обществе стабильности. Да, Чубайса (я уже принял это решение) необходимо будет убрать из правительства. Но когда это сделать и как, это будет мое решение. А не чье-то».

Глухое раздражение, жившее в президенте все эти месяцы, выплеснулось, наконец, наружу: «Чубайс и Немцов дали мне повод избавиться от надоевшей порядком „тени“ – Березовского».

Через сутки, 6 ноября, Борис Абрамович был уволен с государственной службы. Однако никаких выводов из этого он так и не сделал; потому еще, что вскоре Юмашев – глава президентской администрации – сделает его своим советником: правда, на общественных началах.

(Когда в тот же день в эфире «Эха Москвы» Березовского спросили, кто первым сообщил об отставке и общался ли он сегодня с кем-нибудь по этому поводу, он, в классической своей манере, моментально ответствовал:

«Нет, я узнал вчера».

Даже падая в пропасть, Березовский самым важным считал показать, что по-прежнему держит руку на пульсе; знает все раньше прочих.)

$$$

С отставкой Березовского информационная война не только не закончилась, но и, напротив, разгорелась с еще новой силой. По факту ненаписанной чубайсовской книги МВД возбудило уголовное дело. Первого вице-премьера на полном серьезе планировали даже арестовать, но помешал этому, как ни странно, Юмашев, не поощрявший швыряния камнями в стеклянном доме.

Кончилось все тем, что весной следующего года Чубайс навсегда покинул большую политику, с головой погрузившись в электрификацию всей страны.

Справедливости ради следует, впрочем, заметить, что заслуги Березовского не было здесь ни на грош. В марте 1998-го в отставку был отправлен не один Чубайс, а все правительство целиком во главе с премьером-златоустом Черномырдиным; для Белого дома наступала черная полоса – в течение следующих полутора лет в России сменится пять кабинетов кряду.

Ясное дело, при каждой новой рокировке Березовский пытался вставить свои пять копеек; он и про смену черномырдинского правительства говорил, как о деле собственных рук, хотя логики не было здесь никакой.

Вместо Черномырдина в Белый дом тогда пришел выдвиженец младореформаторов 36-летний Сергей Кириенко, с ходу показавший зубы; то есть для Бориса Абрамовича это была даже не смена шила на мыло, а намного хуже, ибо блаженной памяти Виктор Степанович ничего подобного и близко себе не позволял.

Впоследствии Кириенко расскажет, что едва ли не с самого первого дня Березовский всячески пытался повлиять на него, действуя в обычной своей манере; попеременно щелкая кнутом и подманивая пряником.

«Я сразу после своего назначения заметил, что не раз люди противоположных политических взглядов предлагают мне одного и того же кандидата в кабинет министров, – вспоминал Кириенко. – Я отправлял запрос в ФСБ и в МВД. Выяснялось, что хвосты вели в финансово-олигархические группы, в том числе к Березовскому. В общем, этих людей я посылал.

После этого через третьи лица поступили предложения о содействии в размещении полезной для правительства информации в СМИ, предлагали содействие в решении проблем в Госдуме – я отказывался. Появились отдельные негативные публикации, а вслед за этим снова пришли люди с тем же предложением о содействии. Я их опять послал… В конце концов, мне с разных сторон стали объяснять, что я зря не контактирую с влиятельными ФПГ. Говорили, что, отказавшись от сотрудничества, я провоцирую их на борьбу за мою отставку. Так что позицию Березовского я всегда знал».

Но затеять всерьез информационную войну против Кириенко времени у Березовского попросту не хватило; молодой премьер, получивший в народе остроумное прозвище «киндер-сюрприз», и без помощи олигархов был низвергнут в считанные месяцы.

На бесславную отставку Кириенко был обречен изначально. К моменту его назначения российская экономика уже вовсю трещала по швам. Последним и смертельным ударом стала тогда приснопамятная пирамида ГКО – государственных казначейских обязательств.

Если кратко, начиная с 1996 года, правительство, под предлогом острой нехватки средств, брало взаймы у коммерсантов, расплачиваясь взамен долговыми бумагами: казначейскими обязательствами. При этом доходность облигаций росла, как на дрожжах; на каждый вложенный доллар, кредиторы получали уже два, но через год. Или не получали, предпочитая играть на повышение, ибо проценты по ГКО росли каждый месяц, точно в геометрической прогрессии.

Короче, это была натуральнейшая пирамида, только организованная самим же государством. Уже к началу 1998 года выплаты по ГКО превысили все доходы страны ровно вдвое. И когда по весне банки дружно принялись сбрасывать эти дутые бумажки, вся пирамида угрожающе затрещала.

Конечно, если бы лавочку эту вовремя прикрыли, надвигающегося кризиса вполне можно было избежать. Но в том-то и закавыка, что участникам пирамиды гораздо выгоднее было тянуть до последнего, наживая сумасшедшие барыши.

Как впоследствии установила Генпрокуратура, среди наиболее активных игроков значилось, как минимум, 780 высокопоставленных чиновников (в том числе два вице-премьера, два федеральных министра и бесчисленное количество зам. министров). А также обе президентские дочери: Елена Окулова и Татьяна Дьяченко.

(«Мы рассматривали версию того, что должностные лица, понимая, к чему приведет пирамида, сознательно не останавливали маховик, – говорил мне еще в те времена генпрокурор Скуратов. – Возможность получить сверхприбыли, тем более, если ты четко знаешь, что никогда не останешься в проигрыше, была для них важнее интересов страны».)

17 августа пирамида ГКО рухнула окончательно, надолго отбросив страну далеко назад; рубль – мгновенно – обесценился в 4 раза. Государство было вынуждено объявить дефолт. Ясное дело, вина в том молодого премьера была самой последней, но кого-то ведь следовало сделать козлом отпущения.

Хотя нет. Шанс отделаться малой кровью у Кириенко все же был. 20 августа к нему в белодомовский кабинет заявилась представительная делегация олигархов; были там Смоленский, Гусинский, Прохоров, но главным заводилой выступал, естественно, Березовский. Магнаты требовали выделить из бюджета деньги для поддержки банка «СБС-агро» (Березовский контролировал в нем не менее 30 %). Однако Кириенко ответил отказом. Тогда ему прямо в глаза объявили: значит, будет война.

«Березовский пообещал: „Мы добьемся вашей отставки“, – вспоминает Кириенко. – Что я мог ответить? – „Добивайтесь“».

Ровно через три дня Кириенко был с позором уволен. А вот дальше начался совсем уже какой-то сюр. Потому что из небытия извлекли вдруг не кого-нибудь, а бывшего уже в употреблении Черномырдина, с чьей отставки полгода назад и началась, собственно, вся эта свистопляска. Едва ли не самым рьяным сторонником его реанимации оказался, как ни странно, Березовский.

Вновь, как бывало уже не раз, Борис Абрамович напрочь позабыл все свои недавние слова насчет израсходованного Черномырдиным потенциала. Наоборот, на все лады расхваливал он теперь опыт, знания и мудрость Виктора Степановича – единственного политика, способного в этот роковой для отечества час вывести Россию из кризиса. То же самое сутками напролет талдычили и олигархические СМИ.

Эта удивительная смена настроений объяснялась довольно банально; сразу после мартовской отставки ушлый Черномырдин решил застраховаться от будущих неурядиц и приехал с челобитной в дом приемов «ЛогоВАЗа»; возможно, он даже притащил с собой неразлучный баян – для услады Бориса Абрамовича.

Страдания, исполненные вчерашним олимпийцем, пришлись амбициозному магнату по душе. В детстве он тоже играл на баяне, шесть лет упорно учился растягивать меха. В итоге они спелись, образовав неплохой музыкальный дуэт; только солировал в нем теперь уже отнюдь не Черномырдин.

Недаром, спустя полгода, когда Виктор Степанович станет вновь и.о. премьер-министра и вернется в родные пенаты, первым в просторный белодомовский кабинет широким хозяйским шагом войдет… кто бы вы думали? Ну, конечно же, Березовский! Черномырдин будет семенить где-то сзади, по-лакейски сутулясь.

Впоследствии Борис Абрамович примется утверждать, что своим возвращением Виктор Степанович целиком и полностью был обязан ему; дескать, через Юмашева передал он президенту это подкупающее своей новизной предложение.

Так ли это на самом деле – сказать затруднительно; учитывая тягу Березовского к мюнгхаузеновскому синдрому, верить ему на слово – дело неблагодарное. В конце концов, на том этапе тяжеловесная фигура Черномырдина, действительно, как нельзя лучше отвечала интересам Ельцина. Больше всего президент боялся, что новый премьер попытается покуситься на его власть и использует Белый дом как трамплин к будущим выборам. В этом смысле старый, битый уже Черномырдин был для него кандидатурой оптимальной, ибо амбиций никаких более не испытывал.

Хорошо помню, как в те дни уходящего лета команда Березовского бегала по Москве, формируя будущий кабинет. Они тасовали министерские портфели, точно засаленную колоду карт, раздавая обещания направо и налево.

Борис Абрамович на полном серьезе верил, что именно он теперь будет управлять правительством; Черномырдин – это лишь так, ширма для отвода глаз, подпевка на заднем плане.

(Опыт по приватизации премьеров был у него обширный – в декабре 1994-го он умудрился даже купить с потрохами престарелого председателя Совета Министров СССР Николая Тихонова. Тогда, по указанию Ельцина, в собственность концерна «АВВА» была передана тихонов– ская дача в элитном подмосковном местечке Петрово-Дальнее, с участком в 14,25 гектаров и выводком строений вместе… с самим, собственно, жильцом союзного значения.)

Но тут уже взбеленился парламент, не оценивший такой политической ветрености; премьер-министр – это все же не беспородный Тузик; утром – выкинули за порог, вечером – поманили обратно сосиской. Абсолютным большинством голосов Дума отклонила внесенную кандидатуру Черномырдина.

Однако Березовский не унимался; весь свой пыл он кинул на обработку депутатского корпуса. Борис Абрамович лично обошел каждого из руководителей думских фракций, суля золотые горы за положительное голосование; он даже не постеснялся заявиться к Зюганову, хотя только что требовал разгона КПРФ. (Вождь коммунистов рассказывал мне потом, что за поддержку Черномырдина ему в открытую были предложены немалые деньги.)

В эти критические дни «Атолл» зафиксировал весьма красноречивый диалог Березовского с его протеже Игорем Шабдурасуловым, только-только назначенным и. о. первого зам. руководителя аппарата правительства; Шабдурасулову, как и многим другим, тоже было поручено заниматься окучиванием Госдумы.

Игорь Шабдурасулов – Борис Березовский

Шабдурасулов: Значит, они отклонили это дело, поручили Говорухину дорабатывать. Вот, все. Значит, нам сегодня надо обязательно вечером встретиться по тактике, я хочу…

Березовский (перебивая): Тактика только одна: сидим все на жопе, никто не отвечает. И говорят: Боря, ты куда лезешь, б. дь! Ты чего там говоришь, б. дь! Смотри, тебя завтра к Путину вызывают! Вот по. бать эту тактику я сейчас хотел, говорю совершенно ответственно, по. бать!

Шабдурасулов: Правильно. Но с Думой мы договорились, что еще сегодня-завтра мы контакты с ней имеем. Публичных, открытых, что мы готовы к компромиссам… Ни х. я не готовы!

Березовский: Нет, ты знаешь, что если будет принят тот документ, который написали сначала эти ублюдки, Уринсоны разные, забудьте. Нельзя, б. дь, между двумя стульями сидеть. Либо, б. дь, идите опять в коммунизм на х.й. И отдайте себе отчет, что вы туда идете. Либо – дальше, дальше, дальше, как писал в свое время Шатров.

Шабдурасулов: Правильно, правильно. Поэтому мы и говорим: свободны. Нам с вами консультации проводить не о чем.

Березовский: Абсолютно верно. Точка.

Шабдурасулов: Что принципиально важно – сейчас надо разводить рядовых депутатов насчет импичмента, чтобы они триста голосов не набрали. И второе – очень активно, Борь, все, кто может, олигархи эти, и с рядовыми депутатами, членами Совета Федерации работали; тоже самое, чтобы завтра они не поддержали Думу.

Березовский: А чего? Что? В чем там завтра проблема?

Шабдурасулов: В том, что Дума просит их разрешения выступить на Совете Федерации всем руководителям фракций, чтобы те проявили солидарность с позицией Думы. Вот нельзя, вообще, допускать, чтобы они там выступали.

Березовский: Я понял. Хорошо. Договорились.


Упоминание драматурга-рогоносца Шатрова – это явно оговорка по Фрейду. Некогда Березовский умело окрутил его – «развел», выражаясь лексиконом кандидата географических наук Шабдурасулова – о чем не без удовольствия вспоминал потом много лет на пару с третьей женой. (Став впоследствии пламенным оппозиционером, Борис Абрамович даже свои воззвания к соратникам будет подписывать названием одной из шатровских пьес: «Так победим!».)

То же самое он пытался теперь проделать и с депутатами, но безуспешно. После второго провала, когда Черномырдина опять с треском прокатили, Ельцин окончательно понял, что сломать парламент не получится, и вынужден был согласиться на компромисс: он внес кандидатуру министра иностранных дел Примакова, похожего на ученого крота из сказки про Дюймовочку. За советского академика депутаты проголосовали дружно: левые – потому, как советский, правые – ввиду того, что академик.

В этом многоголосом хоре одобрений отсутствовал лишь один голос: баяниста Березовского. Он чувствовал себя, словно именинник, назвавший кучу гостей и заранее уже сосчитавший подарки, у которого вдруг заклинило входную железную дверь; гости с подарками толпятся на лестнице, барабанят, звонят, а что толку!

Вообще, если хорошенько поразмыслить, все разговоры о величии и могуществе Бориса Абрамовича зиждятся преимущественно на его же собственных разглагольствованиях. Послушать Березовского – едва ли не все кадровые перестановки в стране проводились под его началом; или, как минимум, по согласованию с ним.

На самом деле, это очень отдаленно похоже на правду. Если мощь старика Хоттабыча таилась в сказочной бороде, то вся сила Березовского была сосредоточена в двух, вполне осязаемых персонажах: Татьяне Дьяченко и Валентине Юмашеве.

Доступа к царственному телу у него самого не было никогда, а значит, он не имел никакой возможности влиять на ситуацию впрямую, только при посредстве «Семьи».

Бывший премьер-министр Сергей Кириенко – человек, прямо скажем, осведомленный – вспоминал позднее:

«Насколько я знаю, прямого влияния на президента Березовский не имел. Как-то я встречался с Ельциным, и именно в это время к президенту был вызван Березовский. По разговору между ними я понял, что они не виделись и не общались много месяцев. То есть Борис Абрамович пользовался другими каналами».

И вот здесь – волей-неволей – возникает главный, ключевой вопрос: а кто, собственно, в этой конструкции играл роли ведомого и ведущего? Кем определялись правила игры?

Не понаслышке зная, что творилось тогда в Кремле, с высокой долей вероятности могу сказать, что этим «кем-то» был явно не Березовский. Ни у Дьяченко, ни у Юмашева не имелось ни малейших резонов превращаться в послушных марионеток. Давным-давно прошли те времена, когда они делали лишь первые, неуверенные шаги во власти и были счастливы любому жалкому подношению, вроде автомашины «Нива» с велюровым салоном.

В описываемый период это были уже вполне созревшие, самостоятельные, даже заматеревшие игроки, усвоившие главный принцип политики: не складывать все яйца в одну корзину.

С одинаковой теплотой Дьяченко и Юмашев общались с другими олигархами: с Потаниным, Ходорковским, Гусинским, даже со столь ненавистным для Березовского Чубайсом. При этом из всего многообразия отечественного бизнеса Борис Абрамович представлял собой явно не самую привлекательную фигуру; его скандальность, тяга к самопиару и фрондерству, давно уже набили оскомину; дружба с Березовским была сродни прогулке по минному полю.

При первой же возможности и Дьяченко, и Юмашев с радостью готовы были бы заменить его какой-то иной, более спокойной, безопасной фигурой. Именно тогда и зажглась на небосклоне звезда нового кремлевского фаворита – Романа Абрамовича.

Поначалу, впрочем, это была лишь маленькая звездочка, меркнущая на фоне сияния его старшего товарища и партнера. Но, чем больше времени проходило со дня президентских выборов, тем сильнее она разгоралась.

Березовского подвела – как это ни парадоксально прозвучит – излишняя доверчивость и сентиментальность. Он слишком понадеялся на свои силы, отмерив себе три жизни.

Борис Абрамович совершенно искренне считал Абрамовича своей уменьшенной копией; только двадцатью годами моложе. В младшем партнере видел он продолжение себя, чему немало даже умилялся.

Они и вправду многим были похожи. К поставленным целям оба коммерсанта готовы были идти, не считаясь в средствах и методах; у обоих одинаково превосходно были развиты и головной, и спинной мозг. Но в то же время лежала между ними огромная зияющая пропасть.

Да, каждый из этих людей без зазрения совести готов был поджечь храм Артемиды; только Березовский, по примеру Герострата, дабы обрести бессмертную славу; а Абрамович – чтоб получить страховку или подряд на восстановительные работы.

Не в пример старшему другу, Абрамович совершенно был лишен нездорового тщеславия; точнее, не так – его тщеславие выражалось совсем в другом. Абрамович очень хотел стать богатым.

Если бы перед ними обоими стояла дилемма – миллиард долларов или кресло в Кремле, – ни минуты не колеблясь, Абрамович выбрал бы миллиард. А Березовский – кресло.

В этом и заключалось их отличие в стратегических подходах и взглядах на жизнь. Один верил, что истинная сила – это власть, другой – что деньги; будут деньги – все остальное приложится.

Продолжая уже как-то использованную мной аналогию с модельным рядом «АвтоВАЗа», можно сказать, что Абрамович по сравнению с Березовским представлял собой машину совершенно нового поколения.

Если Борис Абрамович был «копейкой», то Роман Аркадьевич – уже «шестеркой». Причем, как в прямом, так и в переносном смысле.

Поначалу, когда скромный юноша из холодной Ухты, только-только приближался еще к кремлевскому холму, он согласен был терпеть любые унижения, лишь бы закрепиться на этой высоте окончательно.

Первые несколько лет Березовский просто нарадоваться не мог на своего подмастерья: тот беспрекословно выполнял любые команды и приказания старшего товарища, ни словом, ни взглядом не позволяя себе выказать даже малейшего своенравия.

Практически все, кто видели его тогда, единодушно сходятся во мнении, что Абрамович выполнял при Березовском роль верного оруженосца, вроде Санчо Пансо. Он одновременно был денщиком, порученцем, личным секретарем, младшим братом и заботливой матерью.

«Помню я этого Ромку, – говорил мне, например, заместитель гендиректора „АвтоВАЗа“ Александр Зибарев, – бегал вокруг Бори, как сопля».

«Скромный, застенчивый, в каком-то затрапезном свитерочке, – таким запомнил его руководитель ЧОП „Атолл“ Сергей Соколов. – Слушался Березовского во всем. Выполнял любые, даже самые мелкие поручения: подай, принеси. Поэтому Боря его и тянул».

При всем том Борис Абрамович, со свойственным ему высокомерием, в манерах никогда особо не стеснялся; с Романом Аркадьевичем обращался он без всяческих церемоний.

Когда вице-премьер Немцов впервые столкнулся с ним на даче у Березовского, он решил, что это повар. Абрамович безмолвно жарил на улице шашлыки и подавал их гостям; с собой за стол его демонстративно не звали.

Другой посетитель Березовского, познакомившийся с будущим чукотским губернатором при аналогичных обстоятельствах (не называю имени этого олигарха в обмен на откровенность), вообще, принял его за дворецкого.

«Всякий раз, приезжая к Боре на дачу, – описывает он увиденное, – я встречал Абрамовича сидящим в прихожей. Лишь изредка он заходил в столовую, где кипела жизнь, шли постоянные переговоры, но Березовский повелительным жестом отсылал его обратно. Зачастую ночевал Рома здесь же, на диванчике в гостиной».

«Он был носильщиком „кэша“, – вспоминает миллиардер Шалва Чигиринский. – В 1995 году мы с Березовским полетели во Францию, и весь полет Абрамович просидел за перегородкой; он приходил только для того, чтобы подлить вина… Как сейчас вижу: мы идем по аэропорту, а Рома семенит сзади, держа сумку с деньгами. Причем Березовский его прямо там, в аэропорту, едва не забыл и опомнился, только уже садясь в машину: а где сумка? То есть он вспомнил не про Рому, а исключительно про деньги».

Подобное раболепие Березовскому жутко нравилось. Если же учесть, что Абрамович обладал еще и целым рядом очевидных достоинств – умом, сообразительностью, цепкостью, исполнительностью – чувства, которые испытывал Борис Абрамович к нему, становятся окончательно понятны; о таком человеке подле себя можно только мечтать.

Доверял он тогда Абрамовичу практически безгранично; и в личной жизни, и в бизнесе. Для Березовского, с его патологической неорганизованностью и разбросанностью, это было очень удобно. Абрамович вел все текущие дела, занимался бухгалтерией, проводил переговоры. Словом, был завхозом, главбухом и исполнительным директором в одном лице.

Один из топ-менеджеров команды Березовского рассказывал мне, как в середине 1990-х его принимали на службу. Когда речь зашла о финансово-бытовых условиях, Борис Абрамович даже не стал вникать в частности. «У меня есть мальчик по имени Рома, – отмахнулся он, – позвони ему. Он все вопросы с тобой закроет».

О том, что Абрамович может как-то обмануть его, обсчитать, Березовский и помыслить тогда не мог; даже не столько по причине великой любви, сколько, потому что знал – никуда тот не денется. Роман Аркадьевич был слишком рационален и прагматичен, чтобы не понимать последствий такого вероломства; шаг вправо, шаг влево – конвой стреляет без предупреждения.

При прослушивании диска с записями их телефонных бесед рекомендую обратить особое внимание на тон, которым разговаривает Абрамович с Березовским; подобострастие сквозит почти в каждом слове: да, Боря, хорошо, Боря…

Там же, на диске, есть и еще один примечательный трек: диалог Березовского с неизвестным коммерсантом, посвященный их возможным нефтяным проектам.

«Этим всем занимается Абрамович Роман, – сообщает собеседнику Борис Абрамович. – Я буду этим заниматься, но не сейчас. Поэтому, если есть идеи какие-то, считаешь, что необходимо встретиться, то нужно, чтобы он был тоже. Или просто вначале с ним».

«Он доверенное лицо? – спрашивает тот в ответ. – Потому что пока конфиденциально».

«Абсолютно доверенное. Абсолютно, абсолютно, абсолютно. Не просто доверенное, а абсолютно».

(За пару секунд Березовский умудряется повторить слово «абсолютно» целых пять раз.)

Этот с виду застенчивый, слегка заикающийся в минуты волнения щуплый юноша с пронзительными серо-голубыми глазами, казалось, был создан исключительно для того, чтобы прислуживать своему мессиру и таскать за ним саквояж.

От него никогда не исходило чувство опасности. На фоне стремительного, вечно мчащегося куда-то Березовского Абрамович производил впечатление совершеннейшей флегмы; робкий, стеснительный, тихий. Они, как будто жили на разных скоростях. Если пластинка с ярлыком «Березовский» вращалась, к примеру, с быстротой семьдесят восемь оборотов, то диск «Абрамович» совершал только семнадцать.

Уже потом, когда диск этот зазвучит на всю страну, сентиментальный наставник, отвечая на бесчисленные вопросы журналистов, не будет стесняться в подборе эпитетов.

«Он, конечно, человек совершенно неординарных способностей.

Я имею в виду понимание жизни. Ему это как-то очень удается. Может быть, потому, что у него было достаточно сложное детство. Он полностью сделал себя сам. Рома – человек глубокий и очень правильный.

И самодостаточный, да».

Но очень скоро, едва только позиции учителя пошатнутся, «самодостаточный» и «глубокий» Абрамович разом покажет свое истинное лицо.

В этом смысле он полностью повторит судьбу самого же Березовского, который с не меньшей проворностью отказывался от вчерашних покровителей, как только надобность в них отпадала; у учителя оказалась достойная смена.

Один из отечественных олигархов, при чьем участии некогда познакомились эти люди, подробно описал мне свой разговор с Абрамовичем, случившийся в первые годы его сближения с Березовским. Олигарх – без обиняков – спросил: ради чего ты, мол, так унижаешься, бегаешь на четвереньках как собака?

«И Рома совершенно искренне ответил: Главное – попасть в этот дом. А потом – посмотрим, кто из нас собака».

Экспансия Абрамовича началась со второй половины 1996 года, после окончательной покупки «Сибнефти». В нефтяном бизнесе Березовский понимал слабо, а посему полностью передоверил младшему партнеру этот бизнес; требовал он лишь одного – вовремя приносить дивиденды.

Все аукционы, на которых они будут добирать оставшиеся пакеты акций, целиком готовил Абрамович; он же регистрировал фирмы, составлял документацию – словом, полностью держал в руках весь расклад. Участие Березовского начиналось и заканчивалось включением административного ресурса. Однажды он даже умудрился сделать председателем конкурсной комиссии по продаже акций «Сибнефти» своего верного соратника Бадри Патаркацишвили. Во времена волшебной палочки Коха еще и не такие чудеса случались. Организатором же аукционов выступала некая «Федеральная фондовая корпорация», во главе которой стоял лысоватый субъект с ленинской бородкой, Александр Стальевич Волошин. Через пару лет он возглавит президентскую администрацию.

Стоит ли добавлять, что все эти конкурсы проходили с грубейшим нарушением закона, в интересах одних единственных покупателей; все прочие, нежелательные конкуренты от торгов безжалостно оттеснялись.

Как впоследствии установила Счетная палата, ущерб от этих сделок составил не менее 2,7 миллиардов долларов, а – прямая цитата из официального заключения – «Члены конкурсной комиссии РФФИ, представлявшей интересы государства, явно действовали в пользу участников конкурса – фирм, контролируемых Б. Березовским и Р. Абрамовичем».

В свою очередь, Генпрокуратура пришла к выводу о незаконности приватизации «Сибнефти», как таковой.

«Никакого реального конкурса по продаже акций этой компании не было, – утверждает тогдашний генпрокурор Юрий Скуратов. – Березовский и Абрамович сделали все, чтобы за двести миллионов долларов втихую купить контрольный пакет „Сибнефти «“.

…Едва Абрамович уселся за кассой, влияние его резко начало возрастать. Но это было еще полдела. Сразу после президентских выборов Березовский совершил ключевую, непростительную для себя ошибку; он сблизил младшего партнера со своими стратегическими друзьями – Юмашевым и Дьяченко.

Конечно, знакомы они были и раньше. Работодатель президентского зятя, глава фирмы «Белка Трэйдинг» Виктор Хроленко припомнил в беседе со мной, как впервые, с подачи Березовского, Абрамович столкнулся с кремлевской царевной; это случилось в его офисе в 1995 году.

«Рома сидел в приемной, и тут вышла Таня. Он спрашивает: „А это кто такая?“. Я объяснил. После чего Валя долго мне выговаривал, что я понапрасну свечу людей».

Но уже в 1996-м, во время выборов, Юмашев вынужден был резко поменять свою точку зрения, проникшись к Абрамовичу если не любовью, то, как минимум, симпатией.

Как всегда, определил все случай. У Юмашева имелся секретный мобильник, номер которого был известен лишь избранным; для всех остальных существовал пейджер. Но вдруг на этот номер ему принялся звонить какой-то неизвестный с угрозами. Телефонный злодей обещал сотворить с президентским «литрабом» черт знает что, не стесняясь в выражениях и оборотах. И Юмашев, который, прямо скажем, особой смелостью никогда не отличался, струхнул не на шутку.

Прежде у него уже был один такой инцидент: годом раньше, дрожа от страха, он прибегал к Коржакову, уверяя, что кто-то терроризирует его по домашнему номеру. Телефон Юмашева был тогда даже поставлен на круглосуточный контроль, но за две недели удалось зафиксировать лишь один-единственный звонок, сделанный из уличного автомата.

«Юрмашев, – хрипел в трубке искаженный помехами голос; почему-то именно так – Юрмашев, – если ты не остановишься, мы тебя…»

После этого звонки прекратились. А вот теперь начались снова; причем он искренне был уверен, что с ним пытается свести счеты снятый с поста первого вице-премьера Олег Сосковец.

Коржакова больше не было рядом, его сменщику Крапивину он не доверял. За помощью Юмашев вынужден был обращаться к Березовскому, который, в свою очередь, перепоручил все заботы о взволнованном «летописце» Абрамовичу.

С порученным заданием Роман Аркадьевич справился на отлично.

В мгновение ока он нашел Юмашеву бронированную машину, выделил свою охрану; разумеется, приемный сын президента по достоинству оценил такую расторопность.

И когда вскоре после этого Березовский доверил Абрамовичу выполнять деликатные функции «семейного» соцработника – надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду – Юмашев ничуть тому не противился; даже наоборот.

«Впервые об Абрамовиче я услышал в начале 1997 года, – повествует бывший начальник СБП Александр Коржаков. – Ребята, стоявшие на охране Кремля, стали рассказывать, что он регулярно, по нескольку раз в месяц, бывает в 1-м корпусе; и всегда – с чемоданчиком в руках. Когда чемоданчик прогоняли через детектор, было видно, что там лежат пачки долларов: тысяч двести-триста. А поскольку кроме Тани и Вали в это время в 1-м корпусе никто больше не сидел, я сразу понял, что это новый семейный кассир…»

Страсть к чемоданчикам в президентской семье была в крови. Еще во времена Межрегиональной депутатской группы пламенный трибун и народный герой Борис Ельцин огорошил как-то своих соратников неожиданным вопросом: знаете ли вы, сколько денег входит в дипломат?

«Образовалась немая сцена, – описывает эту уникальную картину Лев Демидов, бывший доверенным лицом Ельцина в трех избирательных кампаниях. – И в наступившей тишине он назвал конкретную сумму: то ли миллион, то ли миллион двести. Помню, мы выходим из комнаты – Музыкантский, Комчатов, Шимаев – и недоуменно смотрим друг на друга: к чему это он?»

А ведь на дворе еще стоял дремучий 1989 год!

Регулярные визиты в 1-й корпус Кремля пришлись Дьяченко и Юмашеву исключительно по душе; постепенно они начали проникаться любовью и к самому соцработнику.

По всем параметрам был он им гораздо ближе и понятнее, чем Березовский; и по возрасту, и по менталитету.

Абрамович не стремился к славе, не докучал своим присутствием и расспросами, предпочитая слушать других, а не себя. Всегда тихий, доброжелательный, исполнительный – одним только видом своим он уже вызывал симпатию.

Это, кстати, до сих пор вынужден признавать и Березовский. Уже после своего бегства за кордон, в интервью Андрею Караулову, он скажет о бывшем вассале:

«Он, безусловно, очень способный человек. Способный в очень ограниченной и конкретной сфере – в сфере человеческих взаимоотношений… Он очень тонко понимает людей и очень хорошо умеет это использовать в личных целях. Это талант».

Абрамович действовал ровно по той, означенной им когда-то методе; если его желают видеть в роли собаки, он без всякого колебания готов лаять и ползать на четвереньках.

События будущий миллиардер форсировать не спешил, вполне довольствуясь поначалу скромной ролью курьера.

Потом с ним стали беседовать по душам. Затем – приглашать на юмашевскую дачу. Не беда, что за стол с великими его по-прежнему сперва не сажали – Юмашев отходил с ним на пару минут, давал указания и возвращался в круг избранных; а Абрамович мчался в знаменитый ресторан «Царская охота», где пригоршнями закупал самые вкусные и дорогие блюда, дабы потрафить великосветским чревоугодникам. Смешки охранников и челяди за спиной ничуть не волновали его; Абрамович, вообще, был на удивление маловпечатлителен и толстокож.

Вскоре Дьяченко с Юмашевым с удивлением обнаружили, что ко всем прочим своим достоинствам этот Рома обладает еще и трезвым аналитическим умом, да и в бизнесе разбирается неплохо.

Так марципановый человек Абрамович, шажок за шажком, входил в высший свет…

Ему нетрудно было вырваться из-под материнской опеки Березовского еще и по одной вполне осязаемой причине; Борис Абрамович – вопреки всему написанному-переписанному о нем – особыми талантами в бизнесе никогда не отличался.

В сущности, он вовсе и не был бизнесменом; несмотря на заработанные капиталы, Березовский так и остался «толкачом» советской поры – ушлым «жучком», ловчилой, умеющим заводить полезные связи и знающим, в какое окно следует просунуть вовремя искомую бумажку.

Сам он мнил себя акулой национального масштаба, хотя вся его стратегия сводилась к одному: подлезть к нужному человеку и врезать свой личный краник в государственный трубопровод; да так, чтоб еще и денег никаких в это не вкладывать.

В этом смысле очень показательна история, поведанная его давнишним приятелем Леонидом Богуславским, с которым, как рассказывал в многочисленных интервью сам Березовский, когда-то, на заре 1980-х, они покупали в складчину «Жигули».

На самом деле, никаких «Жигулей» Борис Абрамович не приобретал – все его вложения ограничились тем, что по блату он отремонтировал на «АвтоВАЗе» старую, вечно ломающуюся «копейку» Богуславского. А в награду за это потребовал себе половину всех прав на машину; неделю, мол, будешь ездить ты, неделю – я.

На том и порешили. Однако вскоре выяснилось, что Богуславский накатывал за неделю не более пятисот километров, тогда как Березовский использовал «копейку» и в хвост, и в гриву; в среднем за тот же период наезжал он по две-три тысячи.

Этот крайне поучительный рассказ есть ничто иное, как бизнес-доктрина Березовского в миниатюре: по блату въехать на чужом горбу в рай.

(«Главный Борин принцип, – констатирует Петр Авен, – все, что мое – мое, все твое – предмет переговоров».)

За годы своего могущества Березовский не создал ни одного нового предприятия, не выстроил ни единой бизнес-концепции. Даже на фоне доморощенных отечественных олигархов, никогда не стеснявшихся в выборе средств, выглядит он очень блекло и тускло.

Вообще, Березовский во многом напоминает мне некогда знаменитого американского бизнесмена Арманда Хаммера, прославившегося тем, что первым из всех иностранных коммерсантов отважился приехать в революционную Россию и даже удостоился личной аудиенции у Ленина, который подарил ему на память фотокарточку с дарственной надписью: To comrade Armand Hammer.

Эта черно-белая карточка стала для comrade Хаммера пропуском в новую жизнь; сначала, в обмен на пшеницу, вывозил он на Запад пушнину и полотна старых мастеров. Потом наладил производство фальшивых драгоценностей «под Фаберже», лично проставляя реквизированное чекистами фабричное клеймо. А заодно, не без пользы для себя, тайком помогал перечислять деньги советским агентам в Европе и США.

В эпоху сталинских репрессий эта дружба, по понятным причинам, прекратилась, но с приходом «оттепели» все возвратилось сторицей. Каждому новому вождю – от Хрущева до Горбачева – американец рассказывал, как напоминает он ему Ильича, и дарил неизвестные автографы Ленина, купленные по случаю на западных аукционах. За это Хаммера официально величали «другом Советского Союза», дозволяли вывозить на Запад бесценный антиквариат и единственному из всех иностранцев разрешали прилетать в Москву на личном самолете, безо всяких виз и таможен.

Хаммер очень удачно сумел построить в СССР ряд крупных химических заводов, реконструировал прибалтийские морские порты; основную часть денег давало благодарное советское правительство, хотя прибыль делилась потом пополам.

«Чтобы стать богатым, – объяснял он секрет своего успеха, – нужно дождаться, пока в России случится революция и, захватив с собой теплые вещи, ехать туда».

Но потом, на 93-м году жизни, Хаммер умер от рака. Каково же было всеобщее удивление, когда выяснилось, что все его несметные богатства – это не более чем миф. Знаменитый миллиардер был в действительности без пяти минут банкротом; в общей сложности наследникам не досталось и миллиона.

Хаммер оказался самой обычной бездарностью. Он блестяще умел убалтывать, разводить советских вождей, но органически был не способен распоряжаться полученными благами; конвертировать свои возможности в звонкую монету. Как, собственно, и Березовский.

По своей природе Борис Абрамович тоже никогда не был Демиургом. Если Гусинский оставил после себя созданный с нуля телеканал «НТВ», а Ходорковский – мощную нефтяную империю, то Березовский предпочитал лишь рвать цветы, выращенные другими.

При тех стартовых возможностях, которыми обладал Борис Абрамович, он вполне мог стать самым богатым человеком в России; для этого надо было лишь всерьез заниматься полученными активами, вкладывая в них инвестиции, изучая рынок, отлаживая дистрибьюцию – словом, вести бизнес в классическом его понимании. Но Березовскому все это было малоинтересно; сам факт обладания, например, крупнейшей телекомпанией страны, грел его гораздо сильнее, нежели открывающиеся вслед за тем перспективы.

Пока другие богатеи проводили время в переговорах и разработках стратегий, Борис Абрамович красовался на телеэкране и раздавал интервью. Вот и дораздавался…

У него никогда не было мощной команды единомышленников; патологическая жадность не позволяла ему привлекать высококлассных топ-менеджеров; известный принцип «скупой платит дважды» – это как раз про него. Березовский был игроком-одиночкой; он умел выступать исключительно в личном первенстве. В бизнесе же требуется игра слаженная, командная.

Все заработанные им капиталы были созданы примитивными, доисторическими спекуляциями. Он лишь бесстыдно прихватизировал то, что строилось до него; присасывался к потокам, запущенным совсем другими людьми. Но любой источник не вечен; его надо поддерживать и беречь; Березовский же предпочитал выжимать все соки до послед-ней капли.

Набрав массу активов в самых разных отраслях – автопром, банки, нефть, авиация, СМИ – он физически не успевал уследить за всем этим многообразием, глубокомысленно излагая зато журналистам, что «успешны именно те компании, которые занимаются широко диверсифицированным бизнесом».

Если подвести итоги деятельности Березовского, нетрудно увидеть, что ни одна из подконтрольных ему компаний не сумела увеличить свои объемы и обороты, стать по-настоящему конкурентоспособной; все, к чему прикасался Борис Абрамович, в скором времени ветшало или вовсе превращалось в труху.

ОРТ как было убыточным, так и осталось; да и качество продукции не улучшилось у него всерьез.

«АвтоВАЗ» едва не оказался банкротом; его не грохнули исключительно по политическим мотивам.

«Аэрофлот», вопреки всем обещаниям, не сумел стать монополистом и значительно утратил свои позиции на авиационном рынке.

Банк «СБС-Агро» лопнул с оглушительным треском, похоронив под своими обломками десятки тысяч вкладчиков. (На вопрос газеты «Уолл-Стрит джорнэл» о перспективах иностранных кредиторов, потерявших в этом банке свыше миллиарда долларов, друг и партнер Березовского, глава «СБС» Александр Смоленский отреагировал с удивительным, ясноглазым цинизмом: «Они получат от мертвого осла уши».)

Не меньшим крахом окончилась и вся эпопея с разрекламированным проектом «АВВА».

«Объединенный банк» был признан банкротом и со скандалом лишился лицензии.

Даже «Сибнефть» и та не смогла увеличить производственные показатели; ее подъем был связан лишь с резким взлетом нефтяных цен, но и это случилось уже после изгнания Бориса Абрамовича.

Единственной прибыльной структурой, которую сумел породить Березовский, был «ЛогоВАЗ». Однако эта компания ничего не производила, а лишь безжалостно тянула жилы из автозавода; при таких исключительных условиях надо быть полным дураком, чтобы не озолотиться.

Бывшие компаньоны Березовского, с которыми я делился этими своими соображениями, полностью согласны с подобной оценкой.

«Пожалуй, я не могу назвать его талантливым бизнесменом, – изрек, например, Михаил Денисов. – У него подход был всегда один: найти нужного человека и получить через него преференции. Сам он ничего не создавал».

Аналогичной позиции придерживается и Самат Жабоев:

«Как коммерсант Боря никакой. Бизнес перестал быть ему интересен года с 1994-го, когда он полюбил двигать фишки. Это вопрос его ментальности: он не умеет делать что-то целиком, от начала до конца. Если рядом не окажется порученца, который станет тянуть всю работу, Боря обязательно бросит ее на полпути».

После попадания в Кремль Березовский и вовсе перестал заниматься бизнесом как таковым, целиком погрузившись в политические игрища. Все текущие вопросы были переключены отныне на его младших компаньонов; старыми активами – «Аэрофлотом», «ЛогоВАЗом», «ОРТ» – ведал бывший грузинский цеховик Бадри Патаркацишвили. Новыми – в первую очередь «Сибнефтью» – Абрамович.

Березовский даже не утруждал себя вниканием в детали; года с 1997-го он вообще перестал бывать в штаб-квартире «Сибнефти». Лишь раз в месяц Абрамович приносил ему отчет о доходах и расходах, он наспех просматривал цифры и тут же убегал по делам государственной важности. Подобная схема его вполне устраивала; все траты производил он с кредитных карт, наполняемых за счет «Сибнефти». Если же Борису Абрамовичу требовалась какая-то крупная сумма, Роман Аркадьевич просто переводил ее по указанному адресу.

Но бесконечно такая малина продолжаться не могла. Бизнес – это те же джунгли; стоит лишь на секунду расслабиться, выпустить процесс из рук, как в мгновение ока останешься без порток.

Очень скоро Дьяченко с Юмашевым лично убедились, что молодой Абрамович превосходит своего «крестного отца» по всем статьям.

Немаловажную роль в сближении Абрамовича с президентской семьей сыграл его совместный бизнес с Леонидом Дьяченко, официальным мужем кремлевской царевны.

К середине 1990-х Дьяченко давно уже не торговал трусами на вещевых рынках; теперь это был вполне респектабельный коммерсант, зарабатывающий до нескольких миллионов долларов в год.

Его звездный час начался после знакомства с иностранным издателем ельцинских книг Виктором Хроленко, владевшим группой компаний «Белка Трэйдинг». К тому времени, когда Хроленко пригласил президентского зятя к себе на работу, Дьяченко просиживал штаны во второсортной екатеринбургской фирме «Интер-Урал», занимавшейся торговлей пиломатериалами; его месячная зарплата составляла тогда… тысячу рублей.

В «Белке» Дьяченке было вверено нефтяное направление; он возглавил дочернюю структуру холдинга «Ист Коуст Петролеум». А поскольку компания эта являлась трэйдером Омского НПЗ, их пути с Абрамовичем не могли не сойтись.

«Для того чтобы минимизировать транспортные расходы, мы объединили нашу логистику с Абрамовичем, – рассказывал мне Хроленко. – Тогда на перевалке можно было получать хорошие скидки. Компания Абрамовича „Руником“ сообща со структурами „Белки“ занималась транспортировкой нефти с ОНПЗ».

За транспортные потоки в «Белке» тоже отвечал Леонид Дьяченко…

Забегая вперед, скажу, что сотрудничество с будущим миллиардером принесло президентскому зятю весьма ощутимую пользу. Когда в 1999 году в Америке полыхнул знаменитый скандал вокруг «Бэнк оф Нью-Йорк», оказалось, что в этом банке Дьяченко держал счет «Белки». Кроме того, в филиале «БОНИ» на Каймановых островах на его личных счетах хранилось 2,7 миллионов долларов.

ФБР громогласно подозревало тогда кремлевского зятя в отмывании денег и даже вызывало на допрос, но Дьяченко, по обыкновению, перепугался и никуда, естественно, не поехал. Не явился он для беседы и в американское посольство. С этого дня он, вообще, никогда больше не отваживался пересекать границ США; что, впрочем, не сильно ему помогло.

Сразу после отставки царственного тестя, в январе 2000-го крон-принц был-таки задержан в Швейцарии. (Ворвавшийся спозаранку в гостиничный номер спецназ застиг Дьяченко в одних трусах; хорошо еще – без гостей!) Без малого сутки его продержали в камере и отпустили, лишь тщательно допросив. Через год та же тюремная эпопея повторилась во Франции. (Оба этих факта держатся в строжайшем секрете до сего дня.)

Пусть не смущает вас скромная сумма в 2,7 миллиона долларов, найденных у Дьяченко в оффшорах; это была лишь малая толика его состояния, заработанного всего четырьмя годами ударного труда.

Приведу только две цифры, которые дают вполне сносное представление об истинных размахах бывшего зятя бывшего президента:

160 миллионов и 1 миллиард; ясное дело, – долларов.

Первая цифра – это прямые потери, которые понесла «Белка» в результате скандала и последовавшего за тем срыва заключенных уже контрактов.

Вторая – сумма иска, вчиненного «Белкой» американским властям; одним из четырех истцов выступал Леша-Леонид.

А ведь «Белка» и «Ист Коуст Петролеум» были далеко не единственными структурами, в которых у Дьяченко имелся бубновый интерес.

Мало кто знает, что в декабре 1998-го Дьяченко выкупил, например, 48 %-ный пакет акций довольно крупной компании «Тэбукнефть», владевшей 9 нефтяными месторождениями в республике Коми (среднегодовой объем добычи – свыше миллиона тонн «черного золота»).

Покупка была оформлена на четыре оффшорные прокладки, в том числе уже известную нам «Ист Коуст Петролеум». Примечательно, что накануне сделки «Тэбукнефть» подверглась беспрецедентной травле со стороны республиканских властей; была остановлена добыча нефти, налоговая полиция арестовала ее имущество. Руководство компании слало слезные письма во все инстанции, обвиняя своих гонителей в «стремлении во что бы то ни стало довести ОАО „Тэбукнефть“ до банкротства и получить контроль над предприятием». Но после этого в Сыктывкар – собственной персоной – пожаловал президентский зять, поохотился вместе с главой республики Спиридоновым, и – на тебе, пожалуйста. Компания тут же перешла к нему под контроль, а все запреты и аресты мгновенно были сняты.

По некоторым данным, определенную роль в этой чисто рейдерской операции сыграл никто иной, как Роман Абрамович; слава богу, Коми – была его малой Родиной; дома и стены помогают.

Впоследствии Дьяченко ко всем прочим своим достоинствам станет акционером и президентом еще двух крупных нефтяных структур – «Юралс» и «Коми нефтяной компании». Так что и после развода с кремлевской царевной он останется вполне обеспеченным человеком.

Сравнительно недавно Леонид Юрьевич женился во второй раз. Его нынешней спутницей стала тренерша из фитнес-клуба, куда он регулярно ходил заниматься спортом. Говорят, новая супруга, не в пример Татьяне Борисовне, капиталами мужа исключительно довольна…

$$$

Уже к концу 1997 – началу 1998 годов Роман Абрамович окончательно влился в дружный семейный коллектив. Березовский даже не заметил, как вчерашний ординарец принялся оттирать своего наставника по всем статьям.

Между тем, отдаление Березовского и приближение Абрамовича ко двору происходило хоть и без демонстративной нарочитости, но довольно явно. Просто Березовский, в силу извечной своей фанаберии, видеть этого не желал, гоня прочь от себя неприятные мысли.

Если раньше Дьяченко с Юмашевым постоянно бывали в его доме приемов, то с конца 1997-го дорога сюда была практически забыта. Вместо этого «сладкая парочка» регулярно стала наведываться в офис «Сибнефти», где на седьмом этаже, в необъятном кабинете главного акционера, на самом видном месте красовалось подлинно семейное фото – Роман Аркадьевич под ручку с принцессой.

Сообща проводили они теперь и часы досуга. Абрамович предпочитал лично сопровождать высокую компанию на заграничные курорты, не гнушаясь ролью стюарда.

К их услугам был не только первоклассный сервис, номера в самых дорогих отелях и безграничный набор развлечений, но и 27-метровая красавица-яхта Stream, расторопно купленная Абрамовичем по указанию Березовского за 4 миллиона долларов. (Вскоре олигархический флот пополнится еще одним судном аналогичного класса Sophie Choyces.)

Новый фаворит, получивший неформальное прозвище «друг семьи», очень выгодно отличался от своего предшественника. По складу характера и ментальности он казался полной ему противоположностью.

Спокойный, закрытый; в нем не было ни капли импульсивности и самолюбования, столь присущих его учителю. Если Абрамович брался за что-то, он непременно выполнял взятые на себя обязательства до конца; Березовский же, хватаясь за все подряд, о большинстве обещаний забывал уже через секунду.

Ничего не стоило вывести Бориса Абрамовича из себя; он тотчас начинал орать благим матом, брызгать слюной, виртуозно материться. Абрамович же никогда не повышал голоса. Даже в минуты гнева, максимум, что мог он позволить себе – негромко изречь: «Я очень недоволен». Для его окружения это было пострашнее, чем все крики Березовского вместе взятые.

Мне кажется, что и Дьяченко, и Юмашев к какому-то моменту начали воспринимать Березовского как тяжелую, гнетущую обузу. Он походил на сварливого, старого деда, искренне считающего себя главой семейства, а посему изводящего домочадцев поучениями и нотациями. Слушать его вечное ворчание невыносимо, но и в дом престарелых не сдашь; родная кровь как-никак, да и воспитание не позволяет.

Абрамович же был совсем другим; почтительным, благодарным приемышем. Если же учесть, что приемыш этот еще был при деньгах и регулярно баловал своих названых родичей гостинцами и обновками, картина окончательно становится законченной.

О том, сколь близкие отношения возникли у кремлевской принцессы с Абрамовичем, нагляднее всего свидетельствует ее эпистолярное наследие; перехваченные сообщения, поступавшие к Дьяченко на личный пейджер. (Слежкой за принцессиным пейджером занимался все тот же «Атолл».)

Вот сводки лишь нескольких ноябрьских дней 1998 года.

16 ноября.

17.49. Завтра в 11.00 у Ирины Абрамович на даче будет массажистка Клавдия Дмитриевна. Люда.

18 ноября.

13.28. Роман Аркадьевич просит ему позвонить по телефону №… Люда.

20 ноября.

16.42. Если есть возможность, пожалуйста, перезвони мне. Роман.

22.01. Пожалуйста, перезвоните Марине – секретарю Романа по тел. №… по поводу завтра. Спасибо.

Чем же так Абрамович приворожил к себе Юмашева и Дьяченко?

Чудо-массажисткой Клавдией Дмитриевной? Смешно.

Большими деньгами? Вряд ли. К тому моменту в России, слава богу, существовали и куда более богатые, а главное, щедрые люди.

Какими-то исключительными способностями и талантами? Тоже сомневаюсь, хотя его виртуозное умение подбирать ключик к любому сердцу давно стало уже притчей во языцех.

Мне думается, истинная причина крылась совсем в ином. Абрамович был не просто кремлевским кошельком или казначеем, как полагают многие; он выполнял куда более важную и деликатную функцию – личного финансиста «Семьи».

Эти люди очень любили деньги; может быть, даже больше всего на свете. Но они совершенно не умели с ними обращаться. Недостаточно ведь только обладать состоянием – не важно миллионным или миллиардным. Необходимо еще правильно разместить капитал, вложить во что-то, заставив работать и плодоносить; легализовать, в конце концов.

Для Дьяченко с Юмашевым последняя задача была особенно актуальной. Открывать счета на свое имя по понятным причинам они не могли. Отдавать кому-то на хранение боялись. Оставалось лишь одно – держать деньги в кубышке или закапывать их, точно пиратский клад, на участке в Барвихе.

(Помните, какой поднялся скандал, когда выяснилось, что у Ельцина и двух его дочерей имеются счета в швейцарском банке «Дель Готтардо»; а ведь общее движение всех средств, даже по тогдашним меркам, было смехотворным – не более 600 тысяч долларов.)

С этой проблемой Березовский справиться не мог по определению. Во-первых, потому что ничего не смыслил в финансовых схемах. Во-вторых, ему просто нельзя было доверить столь деликатную вещь – Борис Абрамович органически не умел хранить чужие секреты.

Ну, а в-третьих, Абрамович виртуозно успел уже зародить в кремлевских умах сомнения насчет его порядочности и чистоплотности.

В один прекрасный день «Семье» был предъявлен компромат, из которого следовало, что Березовский, втихаря от коллектива, якобы запускает лапу в общий котел; копии платежек о переводе «Сибнефтью» денег на посторонние счета, распечатки трат с корпоративных кредитных карт.

(О том, что по указаниям учителя все эти операции он сам же и организовывал, Абрамович предусмотрительно умолчал.)

Будущий миллиардер рассчитал все точно. Эти семена упали на плодородную почву. И Татьяна Борисовна, и названный брат ее Валентин Борисович всегда отличались завидной скаредностью. (Юмашев не стеснялся даже торговаться когда-то с Ельциным из-за написанных им книг, выбивая себе процент пожирнее; знающие люди утверждают, что получил он в итоге ровно четверть всех литературных доходов.)

А еще были они патологически подозрительны, искренне считая, что все кругом лишь притворяются истинными друзьями, а на деле безбожно обманывают их и обирают.

Бессменный управделами Кремля Пал Палыч Бородин рассказывал мне, например, что Татьяна вечно подозревала его в тайном богатстве, которое будто бы утаивает он от «Семьи». Слыша о том, что Бородин регулярно помогает детским домам, Дьяченко неизменно поджимала губы и задавалась сакраментальным вопросом: а откуда, интересно, берутся у него деньги? Не иначе, нас обворовывает.

В точности такая же ситуация повторилась и со старейшим президентским помощником Львом Сухановым, который сопровождал Ельцина еще с благословенных времен Госстроя СССР. Когда накануне второй избирательной кампании Суханов миллионным тиражом издал фотоальбом о своем патроне, Дьяченко – напрямую – обвинила его в воровстве.

«Я принес на заседание предвыборного штаба несколько экземпляров, чтобы решить вопрос с распространением, – незадолго до смерти делился перенесенной обидой Суханов. – И приняли решение: 300 тысяч распространить, а 700 тысяч „запарить“, потому что Россия их не проглотит. Татьяна Борисовна тогда сказала: „Я не хочу, чтобы по моему папе ходили ногами“... Что делать – поехал к президенту: так, мол, и так. А следом приезжает Татьяна: „Папа, мы не сможем все распространить, у Льва Евгеньевича корыстные цели“».

Компромат Абрамовича ранил Дьяченко с Юмашевым в самое сердце; нечто подобное они подозревали уже давно. Проводить разбирательства, требовать от Березовского объяснений они даже не стали, предпочтя сразу же и безоговорочно поверить этой ябеде.

Проще всего, конечно, было окончательно прекратить отношения с Березовским, но это было чревато неприятными последствиями; он слишком много знал. Посему «Семья» избрала иной, более дипломатичный путь – внешне все продолжалось, как прежде, но былой близости не возникало больше уже никогда…

Бытует версия – и я, кстати, полностью ее разделяю – что главным занятием, за которое взялся Роман Аркадьевич при дворе, стало обслуживание «семейных» финансовых интересов.

Ежемесячно таскать в Кремль чемоданчики было только полделом, с которым вдобавок мог справиться любой курьер. Для полноты успеха требовалось совсем другое: создать подлинную финансовую империю.

Придуманная Абрамовичем доктрина «семейного» бизнеса одновременно отличалась простотой и эффективностью. Попробую воспроизвести ее на нехитром примере.

Представьте себе канаву с водой, которую соединили с другой канавой, потом – с третьей, попутно прорыв небольшие ответвления. Так вот, если от каждой такой журчащей канавки отводить в сторону по небольшому рукаву, никакого серьезного урона общему потоку это не нанесет, но зато владельцы означенных рукавов до конца дней своих будут обеспечены чистой, кристальной влагой.

Во всех схемах и проектах, которые организовывал Абрамович (да и не только он один) в обязательном порядке предусматривался отныне животворящий рукав: законная доля «Семьи».

Размещением «семейных» заработков, покупкой акций и долей, равно, как и всем оформлением зарубежной недвижимости, занимался, естественно, тоже он.

Еще в те дореформенные времена немецкая пресса открыто писала, например, о покупке Абрамовичем в курортном городишке Гармиш-Партенкирхен у подножья Альп старинного замка «Ляйтеншлессель». Сделка была оформлена на подставную лихтенштейнскую фирму «Пародос Траст»; при этом фактическим ее владельцем стала фрау Татьяна Дьяченко; по крайней мере, местные жители охотно рассказывали, что не раз встречали ее здесь, а в почтовом ящике у ворот замка репортеры с удивлением обнаружили торчащий конверт, адресованный некой Татьяне Ельциной.

Одновременно во Франции, на мысе Антиб, был приобретен не менее древний замок «Шато ла Гароп», причем в счастливой замковладелице местные журналисты узрели ту же мадам Дьяченко.

Впрочем, о большинстве активов, полученных «Семьей» при помощи Абрамовича, мы можем только догадываться. Все эти операции проводились в условиях строжайшей конспирации, с использованием многочисленных «прокладок».

Но в том, что операции такие были, лично у меня не возникает даже тени сомнения. В противном случае, чем еще объяснить причины богатства Юмашева и Дьяченко, которые никогда не занимались легальным бизнесом, не значились в числе акционеров крупных компаний и формально существовали на одну только кремлевскую зарплату. Смехотворность последнего тезиса даже не требует, по-моему, никаких комментариев.

Не случайно и сегодня, по прошествии многих лет, эти люди явно не испытывают недостатка в деньгах. Большую часть времени они проводят в Лондоне, где владеют роскошным особняком в самом центре британской столицы, окна в окна к Абрамовичу и Дерипаске (чтобы было понятно, стоит такой дом, как минимум, 50 миллионов фунтов стерлингов); регулярно обновляют свой автопарк и летают по миру на частных самолетах. Татьяна Борисовна не выходит в свет без новых драгоценностей (особое предпочтение экс-принцесса отдает украшенным бриллиантами изделиям элитной марки Chopard).

Отчасти ответ на этот вопрос таится в загадках недавнего прошлого; в частности, в истории с пропажей без малого пятимиллиардного транша МВФ. (Если быть совсем точным – $ 4,8 млрд) Деньги эти были направлены российскому правительству для поддержки курса рубля ровно за неделю до дефолта 1998 года, однако, самым пошлым образом оказались они разворованы; по уверениям швейцарской прокуратуры, лицами из окружения Ельцина.

Даже не заходя в Россию, миллиарды тут же были распылены по австралийским, швейцарским, американским и немецким счетам. Причем большая их часть оказалась в итоге на счетах некой таинственной австралийской компании, принадлежавшей по версии западных СМИ, одной небезызвестной кремлевской даме.

По одной из версий, которая, к сожалению, документально не подтверждена, операция эта была организована людьми Абрамовича; еще до поступления транша они купили в Австралии коммерческий банк, на который и согнали в итоге деньги. Респектабельная «Таймс» со ссылкой на материалы расследования прямо писала, что часть украденных миллиардов прошла через фирму Абрамовича Runicom S. A., зарегистрированной на Гибралтаре…

И вновь возвращаемся мы к звучавшему уже не раз вопросу: в чем же заключалась тогда истинная роль Березовского при дворе.

Долгие годы принято было считать, что именно он являлся главным «казначеем» и серым кардиналом Кремля. Это массовое убеждение во многом поддерживалось самим же Березовским, который продолжал тешить свое альтер эго, инспирируя мифы о собственном демонизме. Даже после того как страна узнала о существовании Абрамовича, Борис Абрамович попытался сделать все возможное, дабы уверить общество в малозначительности и несамостоятельности этой фигуры.

«Слухи об Абрамовиче не имеют под собой абсолютно никакого основания, – уверял Березовский журналистов весной 1999-го. – Он, как и еще несколько сотен других людей, просто хорошо знаком с Юмашевым и Дьяченко».

«Мне ничего неизвестно о роли Абрамовича в распределении министерских и вице-премьерских портфелей», – клялся он на пресс-конференции в июне того же года.

А вот цитата из его интервью, датированного ноябрем 1999-го. На вопрос о степени влияния Абрамовича, следует ответ:

«Я знаю, что он в очень хороших отношениях с Юмашевым, Волошиным. Я не знаю просто, какие у него отношения с Татьяной… Как он это реально использует, не знаю, не был свидетелем. Роман, надо сказать, очень скрытный человек – в отличие от меня. А вообще я даже испытываю удовлетворение, что среди нового поколения появляются люди, которые смогут продолжить наше дело».

«Продолжить наше дело» – каково! То есть, Абрамович, по версии Березовского, был всего-навсего его последователем; нет Бога, кроме Бориса Абрамовича, а Роман Аркадьевич – пророк Его.

Признать кого-то равным себе было выше сил Березовского; Боливар не мог выдержать двоих. Неслучайно, в том же, процитированном выше ноябрьском интервью, он позволил себе откровенно приопустить Абрамовича, снисходительно заметив, что тот «недостаточно образованный человек», который, тем не менее «обучаемый… и, что особенно важно, точно оценивает свои возможности».

Все это напоминает сцену из известного фильма: «Эх вы, а ведь тридцать три зуба-то у меня!»

Ну да ладно, оставим в стороне воспаленные амбиции Березовского и займемся лучше более увлекательным делом: попробуем по молекулам разобрать это самое треклятое его владычество. На чем в действительности зиждилось оно, и какие дивиденды в конечном счете ему принесло; дружбу с Юмашевым и Дьяченко на хлеб ведь не намажешь.

И вот здесь-то и начинается самое интересное, ибо все магические чары, которые приписывались Борису Абрамовичу, на поверку оказываются абсолютной чепухой на постном масле.

Вы только вдумайтесь: после 1996 года Березовскому не перепало ни одного куска сладкой государственной собственности; все до единого его прожекты неизменно терпели крах, как, например, с «Газпромом» или «Связьинвестом». Столь же бесславно закончилась попытка слияния «Сибнефти» с «Юкосом», а также история с неудачным поглощением «Сибнефтью» госкомпании «Роснефть». Более того, Березовский едва не потерял то, что нажил раньше – допустим, тот же «Аэрофлот», новый гендиректор которого – старший президентский зять Валерий Окулов – методично выдавил из компании всех ставленников Бориса Абрамовича.

И это серый кардинал, выполнявший, по выражению главы МВД Куликова, роль нотариуса в российской политике?!!

Примерно та же картина наблюдалась и в вопросах расстановки кадров, которыми-де едва ли не полностью заведовал наш герой, подобно Распутину, назначая министров одним мановением руки. В подтверждении этого тезиса, журналисты обычно приводят внушительный список имен, вознесенных будто бы по протекции Березовского: Волошин, Рушайло, Аксененко, Ванин, Солтаганов, Адамов, Касьянов, Калюжный, Лесин и прочая, прочая.

При ближайшем рассмотрении, однако, обнаружить какую-либо прямую (особенно коммерческую) взаимосвязь большинства этих граждан с Березовским довольно непросто.

Из всего обширного списка «подберезовиков» только двое – глава МВД Владимир Рушайло и руководитель президентской администрации Александр Волошин – были хоть как-то замечены в близости с Березовским еще до своего вознесения. Рушайлу он спас когда-то от позорного увольнения из органов, убедив тогдашнего министра Куликова откомандировать проштрафившегося генерала в Совет Федерации. С Волошиным – и того больше – у него имелся совместный бизнес; в начале 1990-х через волошинскую фирму «Эста Корп» Березовский продавал акции «АВВА». (До сути этих темных сделок долго пыталась докопаться Генпрокуратура, подозревая Волошина в «хищении путем мошенничества» пяти с половиной миллионов долларов, собранных у вкладчиков печально известного «Чара-банка»; но, как водится, кончилось все ничем.)

Все остальные «семейные» вельможи никакого видимого отношения к Березовскому не имели, хоть и пытался он всячески показать обратное. Но зато были они зачастую связаны… ну, правильно, с Абрамовичем или с новым другом его, юристом Александром Мамутом.

Дабы не быть голословным, рассмотрим несколько вполне зримых примеров.

Николай Аксененко, министр путей сообщения. Тесно сошелся с Абрамовичем в бытность свою первым зам. главы этого ведомства. Он предоставлял «Сибнефти» серьезные преференции при транспортировке нефтепродуктов по железной дороге. Такая широта была впоследствии вознаграждена с лихвой: в 1999-м Аксененко назначили первым зампредом правительства и чуть не сделали премьером. Причем на смотрины к отдыхавшему в тот момент в Сочи Ельцину, летал он на личном самолете Абрамовича.

Виктор Калюжный, министр топлива и энергетики. Работая в должности зама, открыто лоббировал выделение «Сибнефти» квот на поставку иракской нефти. Когда его непосредственный начальник – министр Генералов – попытался этому воспротивиться, несговорчивого министра попросту сняли. (Сам Генералов прямо заявлял потом, что пал жертвой «отсутствия лояльности к „Сибнефти“», а бюджет его устранения составил ни много, ни мало 15 миллионов долларов.) После назначения благодарный Калюжный пробил решение о продаже Абрамовичу 25 % акций «Роснефти», а также поменял в его интересах руководителя «Транснефти».

Евгений Адамов, министр атомной энергии. До прихода в правительство активно занимался коммерцией. Имел совместный бизнес с Абрамовичем. (Между прочим, знаменитый баварский замок «Ляйтеншлессель» приобретался, как говорят, именно за счет общих этих заработков.)

Михаил Зурабов, советник президента, а затем председатель Пенсионного фонда. Путевку в жизнь получил из рук вышеупомянутого Адамова, вместе с которым учреждал когда-то страховую кампанию «Макс»; кроме того, Зурабов являлся председателем совета «Конверсбанка», учрежденного Минатомом.

Борис Яцкевич, министр природных ресурсов и муж своей жены, которая работала в адвокатском бюро «АЛМ» и обслуживала – само собой – компанию «Сибнефть». Кто не знает, аббревиатура «АЛМ» – это почти вензель. Расшифровывается он так: Александр Леонидович Мамут.

Из того же самого «АЛМ» – этакой кузницы «семейных» кадров – был делегирован во власть и управляющий директор бюро Игорь Шувалов; в 1998-м он станет председателем Российского фонда федерального имущества, а затем – руководителем аппарата правительства.

Михаил Ванин, председатель Государственного таможенного комитета. Приятельствовал с Мамутом со студенческой скамьи; они вместе учились на юрфаке МГУ.

Михаил Касьянов, министр финансов, а впоследствии председатель правительства. Свое знаменитое прозвище «Миша Два Процента» получил за виртуозную, а главное бескорыстную работу по обслуживанию внешних долгов страны. На этой почве сблизился с Мамутом; банк последнего под названием «КОПФ» активно занимался операциями с означенными долгами; явно не без выгоды для себя.

(Кстати, в «КОПФе» трудился некогда и будущий кремлевский администратор Александр Волошин.)

…Список этот можно продолжать бесконечно. Еще дольше можно описывать художества, которыми сопровождалось правление означенных персонажей. Если бы все грехи их ограничивались лишь работой в интересах «Семьи» – это было бы еще куда ни шло. Но в том-то и штука, что про себя они тоже не забывали и ложку мимо рта – будьте уверены – никогда не проносили.

Повелитель рельс и шпал Аксененко предоставил фирмам своих родственников (в компании «Трансрейл» сидел сынок Рустам, в «Евросиб СПб» – племянник Сережа) абсолютную монополию на железнодорожные грузовые перевозки, в прямом смысле слова озолотив их.

Столь же умело сочетал личную жизнь с общественной природовед Яцкевич. Его жена-юрист неизменно бралась консультировать нефтяные компании аккурат накануне конкурсов на право разработок месторождений, после чего они непременно одерживали победу.

Любовью к отдельно взятым нефтяным структурам прославился и министр Калюжный; только от предоставления Восточно-Сибирской торговой компании права на прокачку полутора миллионов тонн «черного золота», бюджет страны едва не потерял 300 миллионов долларов.

Атомщик Адамов, даром что являлся секретоносителем высочайшего уровня, не таясь, открывал на свое имя счета в американских банках, продолжая заниматься бизнесом и на госслужбе. (Впоследствии по запросу ФБР он будет арестован в Швейцарии и обвинен в крупномасштабной коррупции.)

Про «Мишу Два Процента» или лучшего друга всех пенсионеров Зурабова и говорить не приходится.

Конечно, чиновники в России воровали – и будут воровать – вечно. («Мне кажется, что во всей России только ты да я не воруем», – заметил однажды император Николай Первый своему наследнику.) Но так открыто и демонстративно в новейшей истории не орудовал еще никто. Все до единого назначенцы приходили в правительство с одной лишь осмысленной целью: поплотнее набить карманы. Свои должности воспринимали они, как места за ломберным столом.

Трудно не согласиться с бывшим главой президентской администрации Сергеем Филатовым, изрекшим еще тогда:

«Романтизм из власти ушел. Но ушел и прагматизм. Их сменил цинизм, при котором во главу угла ставятся деньги, личная выгода и подчиненные им политические, экономические и безнравственные комбинации».

Собственно, ничего удивительного здесь нет; подобное, как известно, ищет подобное, а одноименно заряженные заряды непременно притягиваются. Коммерсанты Абрамович и Мамут подбирали во власть коммерсантов, причем делали это, ничуть даже не таясь.

Широко известен пример, когда летом 1999-го, во время очередной смены правительства, главный редактор «Эха Москвы» Алексей Венедиктов встретил в Кремле группу будущих министров, задумчиво бредущих от кабинета к кабинету. На вопрос пытливого Венедиктова министры откровенно признались, что проходят собеседование… у Абрамовича. Через несколько лет Алексей Алексеевич напомнит олигарху этот случай, но тот ненатурально хохотнет в ответ: это, мол, была «просто дружеская беседа».

Один из чиновников, вошедших тогда в состав правительства, популярно объяснял мне потом технологию подобных собеседований.

«В кремлевском кабинете сидели Таня и Рома. Задавали разные вопросы. Смысл их сводился к одному: готов ли ты быть нашим человеком».

Вот так незатейливо и откровенно…

Между прочим, Березовского на этих беседах не было и близко, что довольно явно демонстрировало степень его могущества; точнее – отсутствие оного.

Хотя, если хорошенько разобраться, сам факт участия того или иного лица в расстановке кадров, ровным счетом не говорит о его сверхъестественных возможностях. Тот же Абрамович, например, – я почти в этом уверен – прямого влияния на формирование правительства не имел.

Да, на пару с закадычным другом Мамутом, он подыскивал перспективных людей, проводил с ними задушевные беседы. Но окончательные решения принимали совсем другие граждане.

В этой конструкции Абрамович, если угодно, выполнял лишь функции агента по подбору персонала. В акционерном обществе закрытого типа – АОЗТ – с емким названием «Кремль» он имел тогда еще не решающий, а сугубо совещательный голос; хоть и заседал обычно этот совет директоров в его подмосковной резиденции Сареево близ Рублевки, на даче бывшего министра обороны СССР (42 гектара – чтоб было понятно)…

За последние десять лет о святом кремлевском семействе было писано-переписано тонны статей и исследований. Но почему-то никто не удосужился до сих пор проанализировать столь очевидную причинно-следственную связь в череде ключевых, системообразующих событий.

Вспомните, как появился в Кремле Березовский? Абрамович? Кто додумался вывести на орбиту Татьяну Дьяченко? Наконец, с чьей легкой руки президентская семья потихоньку-полегоньку оказалась в объятиях желтого дьявола?

Если ответить на означенные вопросы, все окончательно станет на свои места…

Валентин Юмашев. Именно этому невзрачному, зачуханному с виду президентскому «литрабу» принадлежало авторство вышеупомянутых комбинаций и идей.

Вообще эта фигура совершенно незаслуженно последнее десятилетие остается в тени. Удивительно, но ни журналисты, ни политологи никогда не относились к нему всерьез, воспринимая Юмашева лишь как бессловесную марионетку Березовского, с упоением описывая затрапезную его внешность: вечные джинсы, растянутые свитера, сальные волосы. Они словно забыли старинную русскую поговорку о том, что по одежке должно только встречать…

Даже когда в марте 1997-го после ухода Чубайса Юмашев стал главой президентской администрации, его подлинная роль так и осталась непонятой; свитера и джинсы заслонили суть.

Ни Абрамович, ни Мамут, и уже тем более Березовский в действительности не были серыми кардиналами «Семьи»; они всего-навсего играли отведенную им роль ширмы. Истинным кардиналом был никто иной, как Юмашев.

Этим и объясняется, собственно, главная загадка конца 1990-х; почему Кремль не пытался всерьез дезавуировать властные претензии Березовского; просто Юмашеву было так гораздо удобнее.

У Валентина Борисовича напрочь отсутствовал комплекс публичности – для профессионального журналиста качество довольно редкое. Он предпочитал всегда находиться в тени, ничуть не переживая по поводу обидных эпитетов, которыми награждали его вчерашние коллеги-борзописцы; собака лает – караван идет. То, что Березовский отвлекает общественное внимание, принимая основной удар на себя, Юмашеву было только на руку; за его сутулой спиной он спокойно мог обделывать свои дела; тишина и безвестность – главные слагаемые подковерной политики.

В президентском окружении Юмашев занимал совершенно особое, уникальное место; Ельцин относился к нему, как к родному сыну, советуясь по любым, даже самым деликатным вопросам. Общая тайна, спрятанная за дверьми президентского сейфа и английского банка, не просто объединяла этих людей, а превращала в сообщников, подельников.

Если внимательно проштудировать последнюю книгу ельцинских мемуаров, становится отчетливо видно, сколь серьезным влиянием пользовался тогда «летописец». Практически все важнейшие внутриполитические события – так, по крайней мере, утверждается в «Президентском марафоне» – происходили, как минимум, при активнейшем его участии; как максимум – под его влиянием. (На ум сразу же приходят другие воспоминания – маршала Жукова, – который очень сожалел, что не сумел в свое время встретиться и узнать мнение полковника Брежнева по одной из планируемых войсковых операций.)

Я специально подсчитал, сколько раз имя Юмашева звучит на страницах «Президентского марафона»; ровно 78 упоминаний – больше даже, чем Наина Иосифовна. И это явно неспроста.

«Талантливый журналист, аналитик замечательный», как величает его первый президент, оказался едва ли не самым успешным царедворцем из всех, кто переступал порог Кремля в конце второго тысячелетия. (Отчасти секрет успеха Абрамовича – это повторение юмашевского опыта.)

Матерые политические волки, зубры паркетных интриг, точно школьники, покупались на его потертые джинсы и свитера. Бессловесного журналиста с неизменной застенчивой улыбкой на обметанных устах (еще в 1980-е, на редакционной пьянке, расчувствовавший Юмашев поцеловал собственное отражение в раскаленном самоваре), этакого карапуза-переростка, краснеющего по любому поводу, они попросту не воспринимали поначалу всерьез. А тем временем застенчивый карапуз незаметно набирался сил, превращаясь в главный центр влияния. На него не действовали отныне никакие напасти и невзгоды.

Даже после того, как в устроенном Юмашевым ДТП погибло двое сотрудников северокорейского посольства, его и пальцем никто не тронул, а все милицейские протоколы таинственно испарились. (Хотя, говорят, переживал он страшно и даже таскал с собой фотографии жертв. Спас Юмашева тогда, как ни странно, столь ненавидимый им сегодня Коржаков. Именно его помощник Геннадий Журицкий закрывал в МВД эту неприятную историю.)

Когда в 1996 году Юмашев убедил Ельцина ввести Дьяченко в избирательный штаб, а затем назначить ее президентским советником, он вытащил свой главный счастливый билет; эта блестящая комбинация на долгие годы вперед обеспечила ему сумасшедший, ни с чем не сравнимый ресурс влияния.

Татьяна и раньше воспринимала Юмашева как близкого себе человека. В ее понимании он был чем-то средним между названным братом и лучшей подружкой. Теперь же, после счастливого вознесения, царевна окончательно прониклась к нему безграничным доверием и признательностью; все, что предлагал Юмашев, советник президента по имиджу поддерживала сразу и безоговорочно; она искренне верила в чистоту его помыслов и сыновнюю преданность Ельцину. (Последнее для Дьяченко всегда являлось самым важным.)

Большинство ключевых событий конца 1990-х были инициированы Юмашевым; в нужный момент они с Татьяной Борисовной просто вкладывали президенту в уши свои идеи.

Именно с Юмашева началась вечная правительственная свистопляска, ознаменовавшаяся регулярными сменами кабинетов министров. Это он в 1998-м убедил Ельцина в необходимости отставки Черномырдина, который-де метит уже в президенты; а потом, после дефолта, уговорил вернуть его назад.

И увольнение Примакова со Степашиным – тоже было дело юмашев-ских рук. Они с Татьяной никак не могли окончательно остановить свой выбор на ком-то одном; всюду чудился им подвох и глухая измена. Точно разборчивая невеста, они сперва раздавали налево-направо авансы, а потом принимались терзаться сомнениями:

«Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича…»

Составы новых кабинетов министров определяли, понятно, тоже они…

Лишь один-единственный раз Юмашев не сумел добиться своего; это случилось, когда Ельцин с Татьяной и Чубайсом фактически силой заставили его возглавить президентскую администрацию. Кремлю срочно требовалась передышка, дабы успеть подобрать какую-то новую, приятную во всех отношениях фигуру.

Полтора года юмашевского владычества остались в памяти старожилов, как дурной похмельный сон; за это время он успел уволить из администрации двести человек, включая всех, кто начинал когда-то с его соавтором; к концу ельцинского правления рядом с президентом остались лишь четверо царедворцев, переживших оба срока. И, конечно, Юмашев.

Это было время бесконечных, пустых совещаний и непрекращающихся интриг. Каждое утро Юмашев начинал с чаепития у кремлевской царевны и точно так же заканчивал свой вечер. Почти всегда с работы уезжали они вместе.

На этих чаепитиях и междусобойчиках, вперемешку с великосветскими сплетнями и милой трескотней, принимались главные, судьбоносные для страны решения; кого куда переместить; какому олигарху дать преференции, а какому, напротив, отказать от двора.

(Тогда-то Березовский, прежде вознесенный стараниями Юмашева, и был окончательно заменен Абрамовичем.)

Вообще, если вдуматься, большего безумия и представить себе нельзя. Две подружки – Валя и Таня – по сути единолично управляли огромной сверхдержавой, не имея мало-мальски жизненного опыта; они, вообще, не представляли себе, чем дышит страна.

К моменту своего назначения 40-летний Юмашев не руководил ничем, кроме отдела писем в журнале «Огонек»; у него даже не было законченного высшего образования, хотя – поверьте мне на слово, – чтобы вылететь с журфака МГУ, следовало изрядно постараться. О Дьяченко и говорить не приходится.

Подлинную жизнь эти люди воспринимали исключительно по рассказам очевидцев. Сами они уже давным-давно оторвались от реальной действительности, повторив печальный опыт французской королевы Марии-Антуанетты, удивившейся некогда, почему бунтуют ее славные подданные: – У них нет хлеба, – объяснили королеве придворные.

– Так пускай едят пирожные.

В России, с ее многовековыми традициями абсолютизма, власть непременно должна быть жесткой и властной; иначе это не власть, а кисель. (Все эпохальные катаклизмы – революции, бунты, крестьянские войны – происходили у нас непременно во времена слабости режима.)

Но о каком авторитете могла идти речь, если все вокруг, включая подчиненных, уничижительно звали истинных правителей страны Валей и Таней.

Невозможно представить, чтобы Петра Первого, к примеру, кто-нибудь – даже недруги – величали Петей, Сталина – Йосей, а Берия – Лавриком. Да и нынешнего президента никому и в голову не придет именовать Вовой…

Но ни Юмашева, ни Дьяченко это нисколько не задевало; они исповедовали совсем другую идеологию – не слыть, а быть; хоть горшком называй, только в печку не ставь…

(Впоследствии даже Татьяна Дьяченко вынуждена будет признать: «Юмашев совершенно не выглядел начальником…».)

Вряд ли Ельцин понимал до конца, что творится у него под боком.

В этот период он почти все время пребывал в прострации, «работая с документами» то на даче, то в больничной палате.

(Потом, правда, в мемуарах, заботливой рукой Юмашева будет написано совсем другое: «Администрация стала настоящим штабом по выработке важнейших идей, стратегии развития и политической тактики».)

Любовь его к Валентину Борисовичу, постоянно подогреваемая сердобольными домочадцами, с годами лишь укреплялась. Когда в декабре 1998-го, в перерыве между лежками в ЦКБ, Ельцин – по юмашевской же просьбе – наконец освободил его от обременительной должности, в каковой тот чувствовал себя «как герой из повести Марка Твена „Принц и нищий“, которому дали государственную печать» (цитата из «Президентского марафона»), от избытка чувств он тут же объявил «летописцу» благодарность. И мгновенно назначил своим советником.

«Юмашев остается в команде», – громогласно объявил президент перед телекамерами.

Через несколько дней, уже без камер, он повторно пригласил его к себе в кабинет, наговорил кучу комплиментов; словом, сделал все, чтобы продемонстрировать Юмашеву монаршую любовь. Для Ельцина, который зачастую увольнял соратников, даже не удосуживаясь объявить им об этом – большинство отставников о своей участи узнавали из теленовостей – это было событием из ряда вон выходящим.

Он даже самолично проводил бывшего администратора до приемной – такой чести прежде не удостаивался еще ни один из посетителей.

Личный ельцинский телеоператор Александр Кузнецов детально описывает эту душераздирающую картину:

«Знак внимания, который он проявил к небрежно одетому Вале, произвел на секретарей неизгладимое впечатление. Можно сказать, Борис Николаевич застал свою приемную врасплох.

– Ну вот, Валентин, можешь спросить у них, – Ельцин безадресно махнул в сторону вытянувшихся секретарей, – я никого так не провожал. Верно? – Онемевшие секретари дружно закивали: «Верно! Верно! „ – Это говорит о моем отношении к тебе. А я отношусь к тебе, понимаешь, как к сыну“.

А ведь верно. Именно, как к сыну.

Долгие годы, еще в Свердловске, Ельцин грезил о наследнике; когда Наина понесла во второй раз, он даже на ночь клал под подушку топор и фуражку – знатоки утверждали, что это верное дело – но вновь родилась девочка.

Юмашев же – напротив – всегда мечтал об отце. Своего кровного родителя он не знал; тот ушел от матери еще до его рождения, и лишь однажды объявился потом, когда семья решила перебраться из Перми поближе к столице. Встреча с отцом разочаровала Юмашева до глубины души. Он представлял его этаким русским богатырем, писаным красавцем и душой общества. Но папаша на поверку оказался щуплым, субтильным евреем, к тому же хроническим неудачником.

А потом – Ельцин и Юмашев встретились и со временем узрели друг в друге то главное, чего так не хватало им в жизни. Один – сына, другой – отца.

Их союз основывался не на расчете, а на любви; этим и объяснялось недооцененное по сей день могущество «летописца». Все остальные – Коржаков, Бородин, Тарпищев, Чубайс, и etc. – могли быть соратниками, собутыльниками, друзьями, подчиненными. Юмашев был сыном, притом единственным.

Не в пример Абрамовичу, Березовский понял это слишком поздно. За что и поплатился.

Пройдет каких-то пару лет, и Борис Абрамович вылетит из России, точно пробка от бутылки с шампанским. Роль Юмашева – подлинно серого (во всех смыслах) кардинала Кремля – будет в этом далеко не последней…

Глава 8

Хочу быть Березовским

В России все и всегда наступает внезапно. Зимой – откуда ни возьмись – выпадает снег, летом – поспевает вдруг урожай. В других странах – и снег, и хлеб просто убирают, в России же – обязательно начинают битву…

Годы второй ельцинского «пятилетки» пролетели, как одно мгновение; никто и оглянуться не успел, как подошел черед новым выборам. Вот уж когда вспомнил он пророческие слова мудрого своего завхоза Пал Палыча Бородина, предлагавшего установить семилетний президентский срок. Ан нет, не послушал, доверился высоколобым юристам-либералам, твердившим, что непременно нужно равняться на американскую демократию, иначе, мол, Борис Николаич, на Западе нас не поймут.

(Интересно, кстати, сколько получил Томас Джефферсон за создание конституции США? «Джефферсоны» Российские обошлись казне в 5 миллионов долларов.)

История ничему не научила президентское окружение; оно вновь вставало на те же грабли. Точно так же, как и в 1996-м, Ельцин, а точнее его «Семья», до последнего дня никак не могла определиться с фигурой преемника, – ни один из потенциальных наследников не сумел выдержать проверки на вшивость.

Лебедь, Немцов, Черномырдин, Степашин, Бордюжа – перечислять скамейку запасных можно долго – все эти люди, при внешней лояльности их и послушании, упорно не желали превращаться в бессловесных марионеток. Выяснялось это очень просто: если человек хотя бы раз позволял себе выказать характер, его мгновенно вычеркивали из списка очередников.

(Стоило только премьеру Степашину, весной 1999-го уже объявленному почти кандидатом, не приехать однажды по звонку к Татьяне Дьяченко, дабы обсудить состав будущего кабинета министров, его участь в тот же день была решена. Через 2 месяца Степашина сняли.

«Я не стал обслуживать интересы определенной группы, которая посчитала, что я ненадежен», – недвусмысленно скажет он после своей отставки.)

А тем временем обстановка в стране накалялась с каждым днем. Покрасневшая Государственная дума откровенно демонстрировала нелояльность к Кремлю, вплоть до того, что депутаты едва не объявили Ельцину импичмент – не хватило каких-то пары голосов. Не меньшую самостоятельность проявлял и Совет Федерации, где заседали губернаторы и спикеры региональных парламентов.

Президентская власть утекала, как песок между пальцами. И Дьяченко, и Юмашев, и Абрамович всерьез подумывали уже о возможном бегстве из страны. Перспектива повторить участь семьи Чаушеску или Людовика XIV вкупе с Марией-Антуанеттой – совершенно им не улыбалась. Но и терять в одночасье престол а, главное, нажитые непосильным трудом капиталы было еще страшнее.

Тут-то и пришло время проявить себя Березовскому.

К началу 1999 года Борис Абрамович хоть и продолжал по инерции считаться членом «Семьи», здорово растерял былое влияние. Недавние соратники откровенно им тяготились, однако со счетов окончательно все же не сбрасывали.

Годом раньше, весной 1998-го, Березовскому была брошена даже кость в виде кресла исполнительного секретаря СНГ; должность мало что решающая, зато почетная и непыльная.

В последней книге мемуаров Ельцин утверждает, правда, будто решение это было продавлено другими главами СНГ (в первую очередь украинским президентом Леонидом Кучмой), которых накануне утверждения втихаря успел обработать Березовский. Сам же гарант якобы категорически противился его вознесению. Более того, столь же непреклонную позицию занял-де и Валентин Юмашев. (Цитата из книги: «…таким злым я Юмашева ни разу не видел. Он сказал, что категорически возражает».)

Вообще, по степени исторических фальсификаций и подтасовок ельцинский «марафон» не имеет в новейшей российской истории себе равных. Труд этот – достойное продолжение мифологических традиций Кремля, заложенных еще со времен сталинского «Краткого курса ВКП (б)».

В действительности, идея назначить Березовского секретарем СНГ целиком и полностью принадлежала Юмашеву, Кучма – лишь выполнил роль мышки из известной сказки про репку.

Единственное, во что могу я еще как-то поверить, так это в описание разговора, который состоялся у Ельцина с будущим секретарем накануне голосования. Похоже, на сей раз первый президент не лукавит.

«Березовский был слегка взлохмаченный, – сообщается в мемуарах, – он мчался в Кремль откуда-то из-за города. Посмотрел на меня цепко и сказал: „Борис Николаевич, если вы хотите принести пользу Содружеству, то меня надо назначать. Я уверен, что смогу сделать что-то полезное…“»

В тот же день, 29-го апреля 1998 года, Борис Абрамович был утвержден в должности; за его кандидатуру единодушно проголосовали все президенты СНГ.

Многие посчитали тогда, что назначение это было обусловлено коммерческими интересами Бориса Абрамовича; якобы он собирался использовать свое новое кресло для развития бизнеса в сопредельных республиках. Именно для означенных целей Березовский-де регулярно мотался по просторам СНГ, окучивая соседних президентов. Эти полеты острословы окрестили «челночной дипломатией».

Лично я сильно сомневаюсь в верности таких оценок. Березовский, как уже говорилось не раз, бизнесменом был никудышным. Если даже и имел он какие-то виды на СНГ, то все они закончились ничем. Полным фиаско, например, обернулась придуманная им затея со скупкой внешних долгов, которые затем планировал конвертировать он в предприятия и активы на территории стран-должников (России должны были тогда практически все государства содружества).

Куда важнее было для него получить формально высокий чин; подобно всем гоголевским персонажам, главным мерилом успеха виделась Березовскому золоченая табличка на дверях приемной. И чтоб непременно – десять тысяч курьеров.

Он, правда, попытался было расширить круг секретарских своих функций, превратив Исполком СНГ из чисто технического, вспомогательного органа в некое суперведомство с бескрайними полномочиями и возможностями. Был даже подготовлен проект реорганизации Исполкома, который предусматривал подчинение ему всех остальных межгосударственных структур – таможни, пограничников, советов министров обороны и иностранных дел, антитеррористического комитета. Но на этом дело и застопорилось. Отдавать такие рычаги Березовскому желающих не было, себе дороже.

В итоге, потерпев очередное поражение, Борис Абрамович моментально охладел к проблемам СНГ; если внимательно просмотреть тогдашние его выступления, отчетливо видно, что масштаб политических интересов Березовского простирался гораздо шире, нежели исполком Содружества. Как и прежде, пребывал он в излюбленном своем амплуа некоронованного хозяина страны; поучал, указывал, ставил оценки.

В декабре 1998-го исполнительный секретарь СНГ даже позволил себе публично призвать к разгону российской компартии, что для международного чиновника совсем уж ни в какие ворота не лезло. Впрочем, объяснялось это весьма прозаично; накануне Госдума единодушно потребовала снять его с должности. Поскольку парламент состоял тогда, в основном, из левых, Борис Абрамович сдержать своих эмоций не сумел; точно по принципу – сам дурак.

Вообще, несмотря на многократные его заверения, что «политика предполагает отсутствие каких-либо эмоций и проявлений чувств», Березовский постоянно шел на поводу у собственных амбиций. Именно так и началась знаменитая его схватка с премьер-министром Примаковым.

Война эта была явлением скорей медицинским. Оба они – и Березовский, и Примаков – были по ментальности своей абсолютно советскими людьми. Только один сумел подняться до заоблачных академичных высот, а другой – так навсегда и остался безвестным завлабом.

Березовский Примакову просто завидовал, этим все и объяснялось. Конечно, если б тот, подобно Черномырдину – тоже, между прочим, небожителю советских времен – наступил на горло собственной песне и склонился перед завлабом в глубоком поклоне – это вполне удовлетворило бы амбиции Бориса Абрамовича. Но в том-то и штука, что Примаков оказался первым в новейшей истории руководителем, не скрывавшим своей неприязни к Березовскому.

С этим человеком ему стало все ясно давно, задолго до прихода в Белый дом. Когда Примаков еще возглавлял МИД, он поддался однажды уговорам Березовского и сдуру дал ему копию конфиденциального документа по проблемам грузино-абхазских отношений. Борис Абрамович собирался как раз в Тбилиси и страстно хотел ориентироваться в кавказских хитросплетениях. Само собой, забирая бумагу, тот клятвенно прижимал руки к груди, заверяя, что ни одна живая душа, никогда, ни за что…

«Каково же было мое удивление и как я ругал себя за доверчивость, – вспоминал потом Примаков, – когда с этим проектом Березовский начал „челночные поездки“ между Тбилиси и Сухуми, естественно, решая свои собственные дела. Возвратившись в Москву, он позвонил мне и попросил назначить время встречи. Я отреагировал в достаточно жесткой форме. Ни капельки не смущаясь, он ответил: „Вы же сами дали мне этот документ и сами разрешили работать с ним. Я не помню ни о каких ограничениях“».

Мелочь, конечно, но очень показательная; как нельзя лучше раскрывающая суть нашего героя…

Назначение Примакова было вынужденной необходимостью. После дефолта в стране разгорелся политический и экономический кризис. Во что бы то ни стало Ельцину требовалось получить передышку.

С этой задачей новый кабинет справился вполне благополучно, – кризис был преодолен. Впервые за последние годы правительство сформировало профицитный бюджет. Но чем успешнее работало оно, тем большее раздражение вызывало это в Кремле. Ельцин очень боялся усиления Примакова; в академике он видел главного своего конкурента на будущих выборах. «Семья» же еще и подливала масла в огонь, чтоб наверняка.

В отличие от Березовского, у Юмашева и Дьяченко с новым премьером точно не могло быть ничего общего. Они были органически чужды, полярны друг другу. И вдобавок – откровенно страшились его.

Рядом с ним Таня и Валя чувствовали себя нашкодившими школьниками, Мишкой Квакиным, застигнутым на месте преступления в соседском яблоневом саду. Каждую минуту они ждали, что вот сейчас Примаков схватит их за ухо и принародно выпорет старым ремнем с тяжелой чекистской пряжкой. Для них премьер был человеком из прошлого, живым олицетворением советской истории, этакой реинкарнацией Андропова.

Да, именно Андропова, ведь Россия конца 1990-х удивительным образом напоминала Советский Союз двадцатилетней давности; престарелый, впадающий в маразм вождь; его венценосная дочь, героиня скандальной хроники и любительница бриллиантов; вороватое гулявое окружение. И – аскетичный председатель КГБ, начинающий борьбу за власть с показательных коррупционных процессов.

Даже внешне Примаков чем-то походил на всесильного шефа КГБ; те же роговые очки, внешнеполитическое прошлое, партийно-советская аскетичность в быту.

Воцарения разведчика Примакова многострадальное российское общество ожидало с таким же нетерпением, как когда-то – прихода чекиста Андропова. На контрасте с вечно больным, окруженным дворцовой камарильей президентом, популярность Примакова росла, точно на дрожжах.

Но это была палка о двух концах: едва только ситуация в стране стала меняться к лучшему, участь премьера мгновенно была предрешена.

И пары месяцев не прошло с момента его воцарения, а олигархические СМИ, дирижируемые Березовским, вовсю уже принялись долбить антикризисное правительство. Примакова обвиняли в возврате к совет-ским методам руководства, в симпатиях к коммунистам, в заигрывании со спецслужбами. Ну, и, конечно же, в том, что подсиживает он Ельцина, готовя тихий дворцовый переворот; «папу отстраняют, силовой какой-нибудь вариант и привет», как говаривала некогда дражайшая Татьяна Борисовна.

Эта антипримаковская пропаганда велась столь слаженно и умело, что в нее поверил в итоге и сам Ельцин. Даже по прошествии времени, сидючи уже в отставке, он по-прежнему будет культивировать в себе эти старые обиды. В своей книге экс-президент напишет:

«„Примиряющий“ и „объединяющий“ Примаков, как это ни парадоксально, с каждым днем становился для огромной части бизнеса, а значит, и среднего класса, СМИ, для многих политиков и целых думских фракций главным раздражающим фактором. Вольно или невольно Евгений Максимович консолидировал вокруг себя антирыночные, антилиберальные силы, вольно или невольно наступал на свободу слова…»

А теперь – сразу же – еще одна цитата; для сравнения:

«…он (Примаков. – Авт.) начал разворачивать страну назад. Он нарушил баланс сил. В стране, где были левый парламент и левый Совет Федерации, он стал создавать еще и левое правительство. И даже тогда бы его не сняли, но когда он увидел пост президента России в двух шагах от себя, у него поехала крыша…»

Если б не затесавшийся вульгаризм – насчет поехавшей крыши – два этих фрагмента меж собой было бы просто не отличить: единый стиль, одинаковые упреки.

Нетрудно догадаться, что последняя цитата принадлежит Березовскому, одному из наиболее рьяных примаковских недругов.

Вернее, не так. Это сам Березовский считал себя злейшим врагом Примакова, по сей день с гордостью примеряя лавровый венец главного его победителя.

Для Примакова же – Березовский противником не мог быть просто по определению, слишком в разных весовых категориях находились они.

(Враг Примакова – само по себе звучит уже гордо…)

Истинными врагами Евгений Максимыч считал лишь тех, кто был равен ему. К таким людям он испытывал даже нечто вроде пиетета, отдавая должное их размаху и силе; льва или тигра есть, к примеру, за что уважать. Но как, скажите на милость, уважать маленького, верткого зверька скунса, который отражает нападки обидчиков тем, что резко портит воздух?

В понимании Примакова Березовский был совершенно недостойной внимания мелюзгой; каким-то, прости Господи, насекомым, зеленой навозной мухой, раздражающей своим назойливым жужжанием. И от осознания этого Борис Абрамович бесился еще сильнее, хотя на людях излагал прямо обратное.

(«…он академик, я член-корреспондент, найти один язык с Евгением Максимовичем мне было бы проще, чем, например, Гусинскому. Ведь Примаков воспринимает Владимира Александровича как таксиста…

И Лужков для Евгения Максимовича всего лишь преуспевающий лавочник».

У кого, что болит…)

В принципе, столь же уничижительно к Березовскому относились многие другие сановники. Но Примаков оказался едва ли не первым, кто, устав отгонять эту самую муху, вознамерился окончательно ее прихлопнуть.

Еще летом 1998-го Генпрокуратура закончила секретную проверку финансово-хозяйственной деятельности «Аэрофлота». Вывод, сделанный следователями, был однозначен: налицо – состав преступления.

Когда Скуратов доложил об этом Примакову, тот и минуты раздумывать не стал; если есть материал, заводите дело – сказал он генпрокурору.

18-го января 1999 года прокуратура возбуждает уголовное дело по факту хищения имущества «Аэрофлота»; статья 159 УК РФ – мошенничество в особо крупном размере.

Ровно через два дня на свет появляется еще одно дело – против подконтрольного Березовского ЧОПа «Атолл», который занимался слежкой за политбомондом. (Не без гордости замечу, что основанием к его возбуждению послужили мои газетные выступления.)

А еще неделю спустя, прямо на заседании правительства, обсуждая предстоящую амнистию, Примаков во всеуслышанье объявляет, что надо «освободить места для тех, кого сажать будем за экономические преступления».

Березовский был вне себя от ярости. Его империя терпела удар за ударом. В офисах «Сибнефти», «ФОКа», «Атолла» полным ходом шли массовые обыски; люди в форме нагрянули даже в автосалон «ЛогоВАЗа», арестовав четыре десятка растаможенных «в серую» иномарок.

По настоянию Примакова от эфира был отстранен журналист Доренко – главное таранное оружие олигарха. Параллельно под шумок из правления «Аэрофлота» вывели всех оставшихся там ставленников олигарха – Глушкова, Красненкера, Ицкова. Это уже подсуетился старший президентский зять Валерий Окулов.

Само собой, Борис Абрамович пытался огрызаться, силясь выказать невозмутимость и стоицизм, но со стороны выглядело это довольно жалко. Вся его риторика сводилась лишь к одному – в Россию возвращается эпоха репрессий. С Новым всех, 1937 годом! Свои невзгоды и злоключения он открыто связывал теперь с именем Примакова, поливая премьера на всех углах.

«Примаков сегодня встал на самый порочный, самый трагический для России путь, – восклицал Березовский, трагично вздымая кверху руки. – Даже коммунисты сегодня менее опасны, чем Примаков».

Как это бывало уже не раз, Березовский по-прежнему считал, что Россия – это он сам и есть; все, что плохо для него – плохо и для державы (кажется, по науке это именуется мудреным термином «аберрация»)…

Даже в тяжелейшие минуты своей жизни Борис Абрамович предпочитал сохранять хорошую мину при плохой игре. Он давно уже смирился с обличьем дьявола, всероссийского мистера Зло, и действовал в точном соответствии с учением Станиславского – умение жить в предлагаемых обстоятельствах.

Собственно, другого пути у него просто не оставалось. Это как при игре в покер – неважно, какие у тебя карты на руках, но если уж начал блефовать, тяни до последнего…

Когда 3 марта в кабинете российского посла в Азербайджане Березовский прочитал шифровку из Москвы о том, что ельцинским указом смещен он с должности исполнительного секретаря СНГ (с убийственной формулировкой: «за регулярные действия, выходящие за рамки полномочий исполнительного секретаря СНГ, и невыполнение поручений председателя Совета глав государств СНГ»), ни один мускул не дрогнул на его лице. В подобной ситуации большинство разом впали бы в депрессию, засуетились, схватились бы за стакан. Березовский же в ответ… расхохотался. Он смеялся так истово, утирая с глаз слезы, что посол, было, подумал: не сошел ли тот часом с ума.

Но нет. Это была все та же маска ницшеанского сверхчеловека, способного повелевать своими чувствами. А чтобы закрепить означенный образ наверняка, тем же вечером Березовский во всеуслышание объявит, что указа не признает, ибо «Ельцин заблуждается относительно того, что может отстранить меня от должности»; его судьбу вправе решить лишь голосование всех президентов; короче, разговор в духе – а ты кто такой? (Даром, что еще совсем недавно, отвечая на выпады Думы, заявлял, что уйдет в отставку, если хотя бы один из президентов выступит против его персоны.)

Со времен октябрьского путча шестилетней давности это было, пожалуй, первым публичным актом неповиновения ельцинской воле. Впрочем, риска не имелось здесь ни на йоту. Борис Абрамович отлично понимал, что кремлевские друзья попросту утаят эти эскапады от президента. В противном случае – бравада его была сродни самоубийству…

Этот образ стойкого, бескомпромиссного борца с режимом так пришелся Березовскому по душе, что он тщится сохранить его – для будущих поколений – до сих пор. В 2002-м, когда все описанные выше войны давным-давно отошли уже в разряд истории, Борис Абрамович на голубом глазу поведал «Новой газете», что, оказывается, в отместку едва не застрелил тогда Примакова из пистолета, подаренного Путиным. Цитата:

«Я вышел из Генпрокуратуры после допроса и прямо в камеру сказал, что дело возбуждено по письменной просьбе Примакова. Это абсолютно противозаконно. Не имеет права премьер диктовать Генпрокуратуре. Через десять минут – звонок. Черномырдин просит меня приехать в Белый дом. „Зачем?“ – „Евгений Максимович хочет объясниться“.

Я приехал и взял с собой пистолет.

Вхожу в кабинет. Там сидит Примаков, и перед ним – целая куча папок. Примаков на них показывает и говорит: «Я специально затребовал из прокуратуры все дела по „Сибнефти“ и „Аэрофлоту“, еще раз пролистал и убедился: нигде нет мой подписи. Я вас вызвал с единственной целью – сказать, что я не подлец». Я вытащил пистолет и говорю: «Евгений Максимович, мы так будем разбираться или по-другому? «

Он стал белый. Говорит: «Покойным сыном клянусь, что я не давал указаний прокуратуре»... Спрашивает: «Борис Абрамович, чего вы хотите? Хотите, решим вопрос со Сбербанком?» Я говорю: «Хочу быть вашим помощником». У него волосы на голове зашевелились. Он растерянно так спрашивает: «А Дума? Что скажет Дума?» Ну, я ему сказал, что пошутил…»

Но это была явно не последняя его шутка, потому что уже наутро после выхода интервью в редакцию поступило официальное опровержение адвоката Березовского Семена Арии: журналист, оказывается, не так понял его доверителя, никакого пистолета у него нет и с собой он брать его никак не мог. «Б. Березовский известен как… вежливый и воспитанный человек, которому не свойственны описанные манеры лихого ковбоя».

…Крестовый поход против Березовского достиг своего апогея в апреле 1999-го. 3-го числа решением совета глав СНГ он окончательно был низвергнут с поста исполнительного секретаря. А еще через день Генпрокуратура заочно предъявила ему обвинение и выписала ордер на арест. Одновременно с Березовским в розыск был объявлен старинный его партнер и приятель, банкир Александр Смоленский, между прочим, ранее уже судимый. (На сей раз Смоленскому инкриминировали хищение 32 миллионов долларов с помощью фальшивого авизо; предприимчивые банкиры попросту впечатали в финансовый документ две лишние цифирки…)

Эти судьбоносные известия застали Березовского буквально в воздухе. На личном самолете он летел как раз из Парижа в Москву, на Совет глав государств СНГ, но…

«Произошла утечка, – вспоминает генпрокурор Юрий Скуратов. – Информация о Березовском попала в Кремль. Березовский этого боялся страшно, и в Кремле этого боялись, поэтому, когда Березовский летел в Москву, его остановили в Киеве и в Москву не дали воздушного коридора. Пока не рассосется ситуация».

Опасаясь экстрадиции, Борис Абрамович вынужден был спешно эвакуироваться в благословенную Францию – там-то, под сенью париж– ских каштанов, он и объявил собравшимся журналистам, что пал жертвой наговора и клеветы; вот оно, истинное лицо демократии по-примаковски – сведение счетов с политическими оппонентами посредством полицейской дубинки.

«Но время, когда власть в России была у людей с голой задницей, прошло… У них нет ни одного шанса на успех».

Как ни странно, уже через 8 дней его слова полностью подтвердились. Ордер на арест был отменен, а выписавший этот исторический документ заместитель генпрокурора Михаил Катышев – человек истово принципиальный и честный – спешно был отстранен от кураторства Главного следственного управления.

Особо гадать о причинах такого непостоянства Фемиды нечего, за Березовского, само собой, вступилась августейшая династия.

Это – косвенно, конечно – подтвердил потом и сам Ельцин. Годом позже, перечисляя многочисленные свои, порядком пропахшие нафталином претензии к Примакову, первый президент (а точнее, Юмашев от его имени) напишет:

«Той весной многие российские граждане в массовом порядке начали паковать чемоданы… Это была не вина, а трагедия Примакова. Евгений Максимович загонял и себя, и всех нас в тупик.

В стране происходили… довольно тревожные процессы. Возбуждались непонятные уголовные дела. Под арест попадали невиновные люди. Часть сотрудников спецслужб не скрывали при допросах и обысках бизнесменов, что ждут реванша за прежние годы. Почти весь российский бизнес, деловая элита пребывали в тоске и унынии по поводу своего ближайшего будущего».

Кем были эти «невиновные», пребывавшие «в тоске и унынии» догадаться совсем не сложно; Березовский, Смоленский. Да еще разве что вице-президент «Онэксимбанка» Кошель, арестованный за финансовые махинации.

Слава богу, времени с той поры прошло немного; все, что происходило весной 1999-го, не успело еще забыться. Тем же, кто подобно Ельцину, страдает провалами в памяти, рекомендую обратиться к старым газетным подшивкам. Никаких других невинных жертв примаковских репрессий не было тогда и в помине, как не было и массового пакования чемоданов.

Напротив даже, общество, как никогда, ликовало, глядя на первую реальную, пусть и робкую попытку навести, наконец, хоть какой-то порядок в стране. Но, увы, Кремлю это было совсем не с руки. Именно потому Березовский на белом коне возвратился в Россию.

Его победа заключалась не только в капитуляции Генпрокуратуры, виктория Березовского означала еще и поражение Примакова.

То, что карьера премьера близится к закату, стало понятно еще месяцем раньше, когда Ельцин уволил главу своей администрации Николая Бордюжу – человека, пользовавшегося очевидными симпатиями Примакова.

Бравого генерала-пограничника Бордюжу незадолго до того подыскала Татьяна Дьяченко; любвеобильной принцессе очень понравились его военная выправка и мужская стать. Это был едва ли не первый случай, когда Татьяна Борисовна – без советов своих старших товарищей – решила самостоятельно опробовать себя на ниве кадровой политики.

Папа выбор любимицы одобрил – он тоже симпатизировал статным военным, красивым, здоровенным. Сначала Бордюжу назначили секретарем Совета безопасности, а через три месяца еще и руководителем администрации вместо уставшего колоть орехи королевской печатью Юмашева.

Одно время кандидатуру Бордюжи на полном серьезе рассматривали даже в качестве потенциального преемника. А что? Ладно скроен, характер нордический, твердый. Но уже очень скоро этот первый принцессин блин оказался поистине комом.

Бордюжа не сумел выдержать испытания кремлевскими коридорами; он явно симпатизировал Примакову и, вообще, показал себя на удивление приличным человеком. («…он плохо понимал устройство современной политической жизни, не улавливал ее тонких нюансов, не замечал подводных течений», – напишет Ельцин потом в мемуарах.)

А уж после того, как новый администратор распорядился подготовить указ об увольнении Березовского – и даже понес его на подпись президенту – участь его была окончательно решена. Татьяна Борисовна долго еще потом терзалась в муках совести, – какую змею на груди пригрели…

19-го марта лежавшему в ЦКБ Бордюже позвонил Ельцин. Генерал не зря начинал свою службу в военной контрразведке, весь разговор он тщательно законспектировал.

Ельцин: Здравствуйте, Николай Николаевич… Я принял решение разъединить должности секретаря Совета безопасности и главы администрации президента, так как считаю, что совершил ошибку, объединив эти должности. На пост главы администрации думаю назначить Волошина, а вас оставить на посту секретаря Совета безопасности. Как вы на это смотрите?

Бордюжа: Спасибо, Борис Николаевич, за предложение, но я вынужден отказаться. Если вы не возражаете, я изложу свои аргументы. Первое, это решение не ваше, а навязанное вам вашей дочерью Дьяченко по рекомендации группы лиц. Причина этого кроется не в ошибочности объединения двух должностей, а в том, что я инициировал снятие Березовского с поста исполнительного секретаря СНГ и отказался участвовать в кампании по дискредитации Примакова и его правительства. Организовали эту кампанию Дьяченко, Абрамович, Юмашев, Волошин, Мамут с благословения Березовского.

Второе, остаться работать в Кремле – это значит принимать участие в реализации тех решений, которые вам навязывают Дьяченко, Юмашев, Абрамович, Березовский, Волошин, а многие из них зачастую носят антигосударственный характер или противоречат внутренним интересам государства. Участвовать в этом я не хочу.

Третье, я боевой генерал, бывал во многих «горячих точках», рисковал жизнью, подолгу не видел семью. Всегда был уверен, что служу интересам России и в интересах президента России. Поработав в Кремле, понял, что страной правит не президент, страной правит от имени президента кучка недобросовестных лиц и правит в своих интересах, а не в интересах государства. Состоять в этой компании я не могу и не хочу.

Ельцин: Я бы хотел, чтобы вы работали рядом со мной, у вас неплохо получалось. Я не ожидал, что они набрали такую силу. Я их всех разгоню! Хорошо! Я отменяю свое решение! Вы остаетесь главой администрации, и мы работаем вместе. Как вы на это смотрите?

Бордюжа: Борис Николаевич, я готов, но у меня есть одно условие: из Кремля должны быть уже сегодня удалены ваша дочь Дьяченко, Юмашев, Волошин, запрещен свободный вход Абрамовичу, Мамуту, Березовскому. В этом случае я буду работать.

Ельцин: Хорошо, я подумаю. Мы еще встретимся и все обсудим.

Но они больше никогда уже не встречались. Стоило Ельцину положить трубку, как он моментально забыл обо всех своих обещаниях.

В тот же день Бордюжа был уволен с обеих должностей. (На вопрос Примакова о мотивах, президент сурово отрезал: «Не справляется».)

Новым главой президентской администрации стал бывший организатор конкурсов по продаже «Сибнефти» и деловой партнер Березовского с Абрамовичем Александр Волошин…

А еще через месяц в отставку был отправлен и сам премьер. «Увольнение Примакова было моей личной победой», – торжествующе объявил Березовский журналистам. «Это провал попытки коммунистического и гэбэшного реванша в России».

$$$

Изгнание Примакова напрочь вскружило Березовскому голову; отныне он окончательно уверился в собственном могуществе и всесилии.

Правда, пришедший ему на смену Сергей Степашин ожиданий «Семьи» тоже не оправдал; в Белом доме он не просидел и трех месяцев – срок рекордный. («Быдлу нужен Лебедь. Твое время еще не пришло», – с солдатской прямотой объявил Степашину Березовский.)

Да и Примаков покидать большую политику – сволочь какая! – опять-таки не спешил, – объединившись со столичным мэром Лужковым, экс-премьер начал создавать новую партию «Отечество – вся Россия».

Отставка только добавила ему популярности. Уже к июлю рейтинг Примакова дорос до отметки в 30 %. В условиях постоянной кадровой чехарды, ежеквартальной смены правительств и ненавистного владычества «Семьи» тандем Лужков – Примаков воспринимался… Ну, просто, как луч света в темном царстве.

Лето 1999 года ознаменовалось в России чередой невиданных коррупционных скандалов, вошедших в историю под названием «Рашенгейт». Дела «Мабетекса», «Аэрофлота», «Бэнк оф Нью-Йорк», злоупотреблений на рынке ГКО не сходили с газетных страниц и телеэкранов. Западная, а вслед за ней и отечественная печать взахлеб рассказывала о замках и виллах, принадлежащих президентской семье; об их многомиллионных банковских счетах.

Дичайшим позорищем закончилась попытка Кремля уволить генпрокурора Скуратова, поддержавшего крестовый поход Примакова. После того, как Скуратов осмелился затребовать из Швейцарии данные о банковских счетах российских чиновников, в числе коих значились и сам Ельцин с двумя дочерьми, генпрокурору предъявили совершенно бесстыжий компромат – видеозапись якобы скуратовских утех с проститутками.

Однако на защиту Скуратова неожиданно стал Совет Федерации, отказавшийся утверждать его отставку. Тогда фривольную видеозапись прокрутили по центральному телевидению, а зам. прокурора Москвы посреди ночи вызвали к главе президентской администрации Волошину и приказали возбудить на Скуратова дело: за злоупотребления. Искомый документ заспанный прокурор накарябал прямо в кремлевских покоях Татьяны Борисовны, но и это не впечатлило сенаторов. (Перетягивание генпрокурора закончится лишь через год с избранием нового президента.)

Медленно, но верно, власть перетекала из центра в регионы. Большинство губернаторов были опытными, самодостаточными бойцами; многие правили своими территориями еще с советских времен. Испокон веку они привыкли оглядываться на Москву с опаской. Но бояться теперь им было нечего и некого, – президент не вылезал из больничной палаты, а все попытки Юмашева, Дьяченко и Волошина заменить его собой вызывали в лучшем случае усмешку.

(Первый и единственный выход Волошина в свет ознаменовался полнейшим провалом. С трибуны Совета Федерации, заикаясь и блея, он безуспешно уговаривал сенаторов уволить опального генпрокурора, но был натурально освистан и с позором ретировался. После этого глава администрации никогда больше не пробовал себя в роли публичного политика.)

Добрая часть губернаторов, не скрывая, готовы были ставить на Лужкова с Примаковым; стройными рядами вливались они в «Отечество».

Если бы этот блок выигрывал думские выборы, выборы президентские – становились уже чистой формальностью; и тогда Лужков въезжал в Кремль, точно на ленте скоростного эскалатора.

Допустить это было для «Семьи» равносильно самоубийству. Так на свет появился другой предвыборный блок. Назывался он «Единство»....

С тех событий минуло уже добрых восемь лет, но до сих пор ведущие российские политики никак не могут поделить отцовские права на «Единство», что, в общем, полностью укладывается в традиции российской власти (в прежние времена напарников Ленина, таскавших с ним на субботнике историческое бревно, набиралось до пары сотен).

Громче всех претендует на эти лавры Березовский. В многочисленных своих интервью он подробно повествует, как предложил «Семье» создать некую контрсилу в противовес «Отечеству». А заодно – вытащил на свет божий малоизвестного тогда широкой публике директора ФСБ и усадил его в кресло преемника.

Борис Абрамович – как всегда, в своем привычном, чисто рыбацком репертуаре. В его рассказах истина неизменно так густо переплетена с саморекламными побасенками, что распутать это макраме подчас выше сил человеческих.

В принципе, идея создания «Единства» лежала на поверхности. Нужно было противопоставить Лужкову с Примаковым какую-то иную, электорально привлекательную силу, способную оторвать у «Отечества» голоса избирателей. При этом – чисто внешне – она не должна была иметь ничего общего с Ельциным и «Семьей».

Трюк – нехитрый, называется он – отвлечение на негодный объект.

В качестве аналогии можно вспомнить, например, рабочие кружки, создаваемые царской охранкой в пику реальным большевистским ячейкам. С легкой руки Ленина явление это получило название «полицейский социализм», а имя одного из его лидеров священника Гапона давно уже стало нарицательным.

Основу лужковско-примаковского альянса составляли региональные лидеры, соответственно, и костяк «Единства» следовало сколачивать тоже из губернаторов, но только лояльных Кремлю. Кроме того, во главе предвыборного блока должны были встать популярные в стране люди.

Вопрос заключается лишь в одном: кто первым поднял с земли эту, несомненно, блестящую идею?

Один из разработчиков идеологии «Единства», близкий к Березовскому политтехнолог Станислав Белковский, уверяет:

«В первую очередь победа „Единства“ – заслуга Бориса Березовского… Березовский, и только он, понял, чего именно хочет оппозиционный электорат и как именно можно сокрушить казавшийся непобедимым блок ОВР».

Правда, Белковский тут же добавляет, что «организовал же „Единство“ и привел его к победе на выборах Игорь Шабдурасулов». Однако сам Шабдурасулов – тоже абсолютная креатура Березовского (он командовал при нем телеканалом ОРТ) – утверждает совсем иное:

«Реальной роли собственно в строительстве „Единства“ у Березовского нет и не было. Он был автором идеи, у которой в тот момент даже не было названия. Идея была проста и очевидна: создать противовес центристскому блоку „Отечество – вся Россия“...»

Последним признаниям трудно не доверять, учитывая, что сделаны они были еще в 2000 году; да и заподозрить Шабдурасулова в предвзятости к Березовскому просто не поднимается рука (дружат они до сих пор).

Итак, запомним: вся заслуга Березовского в создании «Единства» заключалась исключительно в том, что он озвучил саму лишь его идею.

С тем же успехом отцом космонавтики можно считать Жюля Верна, написавшего фантастический роман «Из пушки на Луну», а Циолковский, стало быть, вообще, ни при чем.

Самое поразительное, что и спасительная эта мысль Березовскому, похоже, тоже не принадлежала. Один из активнейших строителей «Единства» Александр Назаров – на тот момент губернатор Чукотки – рассказывал мне:

«В середине 1999 года мне в голову пришла мысль: создать губернаторский предвыборный блок в противовес „Отечеству“. Березовский лежал в этот момент с гепатитом в больнице. Я приехал к нему, поделился. Особого энтузиазма это поначалу у него не вызвало; он носился тогда с идеей какого-то бредового движения „Белый платок“. Но на всякий случай рассказал о моем предложении Дьяченко, Юмашеву и Волошину, выдав, естественно, за свое. Всем оно понравилось; раз денег не просят, почему не поддержать…»

Чего-чего, а быстроты реакции у Бориса Абрамовича не отнять. Cтоило лишь ему увидеть, что затея чукотского губернатора пришлась «Семье» по душе, он мгновенно забыл об истинном ее авторстве, «Белых платках», «Мужиках» и прочих прожектах и судорожно ринулся создавать видимость кипучей деятельности. Это была настоящая удача, – снова, как и в старые, добрые времена, Березовский получил возможность показать Кремлю свою незаменимость.

Почти ежедневно к нему в больницу приезжали теперь всевозможные политики и губернаторы. Прямо в палате Борис Абрамович восторженно рисовал перед ними буйство раскрывающихся перспектив. Частенько наведывались сюда и Дьяченко с Юмашевым.

Всю черновую работу делали при этом политтехнологи и аппаратчики, большинство из которых он не видел даже в глаза, сливки же, как обычно, доставались ему.

Единственное реальное участие Березовского в раскрутке «Единства», а, точнее, в изничтожении «Отечества», которое не оспаривается никем, это – использование ОРТ и других подконтрольных СМИ.

Один из прежних его соратников на правах анонимности припомнил в беседе со мной, как в конце июня на Лазурном берегу Франции в Сан-Тропе Березовский собрал на яхте узкий круг единомышленников: Патаркацишвили, Глушкова, Доренко. Там-то, покачиваясь на волнах Средиземного моря, он и поведал о своей гениальной затее, объявив заодно Доренко, что вскоре тот вернется на ОРТ, дабы сравнять с землей Примакова с Лужковым.

«А как на это посмотрит „Семья“?» – спросили у него. Борис Абрамович лишь усмехнулся в ответ: «„Семья“ сделает все, что я ей предложу. Другого выхода у них нет, иначе им – конец».

Конечно, и раньше Березовский использовал информационную дубину для достижения своих шкурных интересов; именно они с Гусинским вернули тележурналистике статус древнейшей профессии. Но в сравнении с предвыборным творчеством Доренко, явившимся стране в 1999-м, те, прежние его упражнения были похожи теперь на невинную детскую игру в крысу.

Еженедельно, аккурат в самый прайм-тайм, Доренко возникал на телеэкране и хорошо поставленным голосом вещал о дьявольской сущности Лужкова с Примаковым, подтверждая это придуманными им же самим ужасающими историями, одна фантастичнее другой. Многомиллионная зрительская аудитория просто цепенела от услышанного. Вера в доносящиеся с экрана слова сохранилась у большинства еще с советских времен. Если по первому каналу говорят, что Лужков организовал убийство американского бизнесмена Тэйтума, а Примаков готовил покушение на грузинского лидера Шеварнадзе, значит, так оно и есть, дыма без огня не бывает.

Замысел Березовского был прост и циничен; вали все в кучу, потом разберемся; чем чудовищнее ложь, тем легче в нее верится. Понятно, что все эти бредовые обвинения Лужков с Примаковым рано или поздно сумеют опровергнуть по суду. Но к тому времени, как это случится, их репутации будет нанесен уже непоправимый урон, выборы кончатся, а победителей, как известно, не судят.

«Неважно что он (Доренко. – Авт.) говорит, – объяснял Борис Абрамович свою информационную доктрину. – Важно, что он напрямую воздействует на зрителя. Это божий дар».

К сожалению, его бесстыжий план увенчался успехом. Значительная часть избирателей отвернулась от «Отечества», отдав свои симпатии «Единству».

Результаты выборов превзошли все ожидания. Претендовавший на победу лужковско-примаковский блок сумел занять только третье место, набрав 13,13 % – прямо мистика какая-то. Коммунисты получили 24,3 %, «Единство» – 23,3 %.

Если учесть, что сам же Березовский открыто именовал «Единство» «группой одноразового пользования», пригодной лишь для того, «чтобы победить на парламентских выборах», это был настоящий триумф. (Позднее он и вовсе назовет этот блок «вооруженным формированием Кремля по разрушению Конституции Российской Федерации».)

С одним только «но": чего бы там не думал себе Борис Абрамович, ключевую роль в успехе „Единства“ сыграл вовсе не его телеящик – это было, скорее, явлением сопутствующим – а появление на политическом небосклоне нового действующего лица – молодого и энергичного премьера Путина. И, конечно же, начало второй чеченской кампании.

Именно Путин был негласным лидером «Единства», и именно за него проголосовала страна.

Первые же шаги новоиспеченного премьера вселяли в людей надежду на перемены. Путин казался прямой противоположностью Ельцину: сравнительно молод, подтянут, всегда в хорошей спортивной форме. Он совсем не выпивал, охоте с рыбалкой предпочитал горные лыжи, в подозрительных связях замечен не был.

Когда чеченские боевики вторглись в Дагестан, положив тем самым начало второй кавказской войны, премьер фактически взял на себя функции верховного главнокомандующего, демонстрируя невиданную для России последовательность и жесткость. После Хасавюртовского позора, 38 мифических снайперов и череды бесславных провалов победоносное наступление российской армии вернуло обществу давно забытое чувство национального достоинства.

Не будь этого, все передачи Доренко вместе взятые, не стоили б и ломаного гроша…

Правда, Березовский, по обыкновению, приписывает себе и лавры первооткрывателя Путина. Наиболее яркую трактовку оного обнаружил я в только что вышедшей книге его (Березовского) идейного соратника Алекса Гольдфарба и вдовы перебежчика Литвиненко Марины «Смерть диссидента».

Эта написанная явно со слов Березовского интерпретация новейшей истории настолько занимательна, что я позволю себе привести объемный отрывок из книги.

Краткая преамбула: в апреле 1999-го Березовский якобы приходит к директору ФСБ в его кабинет на Лубянке, где когда-то «Берия и Андропов занимались планированием холодной войны».

«Небольшая фигурка Путина выглядела еще меньше за огромным столом, на котором стоял бронзовый бюст Феликса Дзержинского. Путин приложил палец к губам, призывая к молчанию, и жестом пригласил Бориса следовать за ним в заднюю дверь. Они прошли через личную столовую и вышли в маленький коридорчик.

Борис оглянулся. Они находились в маленькой комнатке без окон напротив двери лифта. Очевидно, это был задний выход из кабинета к личному директорскому лифту.

– Это самое безопасное место для разговора, – сказал Путин.

На повестке дня Бориса стояли два вопроса: Примаков и Литвиненко…

Выборов 2000 года стране оставалось ждать восемь месяцев. Очевидным образом Примус, семидесятилетний реликт советской эпохи, поддержанный кликой коммунистов, бывших аппаратчиков и шпионов, был вовсе не тем, в ком нуждалась страна, входя в XXI век… У кандидата должно было быть одно обязательное качество: способность побить кандидата, поддержанного коммунистами, возможно, самого Примуса, в последние недели завоевавшего популярность. Но, рассматривая список кандидатов, Борис и Путин понимали, что пейзаж пуст…

– Володя, а что по поводу тебя? – внезапно спросил Борис.

– Что по поводу меня? – не понял Путин.

– Ты мог бы стать президентом?

– Я? Нет, я не того сорта. Не этого я хочу в жизни.

– Ну а что тогда? Хочешь оставаться здесь навсегда?

– Я хочу… – замялся Путин. – Я хочу быть Березовским.

– Нет, не может быть, – рассмеялся Борис…»

Дальше, по версии авторов, они обсудили будущность Литвиненко, арестованного как раз накануне военной прокуратурой, причем Путин назвал своего бывшего подчиненного предателем, после чего разговор подошел к логическому завершению.

«Путин взялся за ручку двери. Она повернулась, не захватив механизм замка.

– Блин, – сказал Путин. – Тут замки не могут сделать так, чтобы они работали, а ты хочешь, чтобы я управлял страной. Мы тут застряли.

– Эй, кто-нибудь! – закричал он, стуча в дверь, отделявшую прихожую от основного коридора. – Это Путин! Мы застряли.

Они стучали примерно десять минут, пока кто-то их не услышал и не пришел на помощь…»

Каково?!!

Директор самой могущественной спецслужбы, боящийся, что его могут подслушивать, а посему проводящий тайные переговоры в предбаннике между дверями… Лично я – поверить в такое просто не в состоянии. (В конце концов, что мешало им встретиться на нейтральной территории или, вообще, на природе?)

Да и представить себе Путина, признающегося, что он больше всего в жизни мечтает быть Березовским, тоже как-то выше моих сил.

Все – от начала и до конца – кажется в этом отрывке фальшивым и неправдоподобным. Это больше похоже не на документальное повествование, а на среднесортную американскую комедию времен холодной войны с кровожадными агентами КГБ и генералами-дуболомами в шапках-ушанках; директор ФСБ, оглашающий криками лубянские коридоры, – аккурат из той самой оперы.

Между прочим, в кабинете, который занимал тогда Путин, ни Берия, ни Андропов вынашивать зловещие планы не могли по определению, – дом этот № 1/3 по Большой Лубянке был построен только в середине 1980-х, уже после их смерти. Мелочь, конечно, но для исторической литературы – крайне непростительная…

В бесчисленных своих интервью Березовский многократно, как пономарь, повторяет, что это именно он первым обратил внимание на молчаливого, не рвущегося вперед директора ФСБ. Почти, как Державин – и в гроб сходя, благословил. При этом особый упор неизменно делается на то, что широкой известностью Путин тогда еще не обладал, и президентом сделали его исключительно PR-технологии и массированная пропагандистская раскрутка. Дирижировал сим процессом, разумеется, многоопытный гуру Борис Абрамович.

Иными словами, выбрать можно было любого. «За три месяца я и гориллу сделаю президентом», – говорил Березовский Степашину в бытность последнего премьер-министром и потенциальным преемником. Главное только – определиться с объектом.

Вот – лишь один образчик подобных его изречений:

«Я был одним из тех, кто рекомендовал ему (Ельцину. – Авт.) Путина в качестве преемника. Многим в ближайшем окружении Ельцина это показалось невозможным: в течение нескольких месяцев сделать из никому не известного человека президента. Те, кто сегодня славит Путина, говорили мне: «Кто? Путин??? Кто это такой? Да никогда он не станет президентом!»»

Как дело обстояло в действительности – сказать трудно; лучше всего, конечно, было бы услышать правду из первых уст, от самого Ельцина, но он почему-то все последующие годы – вплоть до самой кончины – момент этот тщательно обходил.

Или – предлагал совсем уж малоубедительные версии, вроде той, что озвучена в последней книге его мемуаров. Якобы, выбор на Путине президент остановил еще весной 1999-го, но, точно козырного туза, держал до последнего в рукаве. Даже назначая в мае премьером Степашина, он уже заранее знал, что снимет его; просто нужно было «…кем-то заполнить паузу. Заполнить чисто технически. Что называется, для отвода глаз».

«Он (Путин. – Авт.) должен появиться неожиданно, – читаем мы в «Президентском марафоне». – Общество не должно за эти «ленивые» летние месяцы привыкнуть к Путину. Не должна исчезнуть его загадка, не должен пропасть фактор неожиданности, внезапности… В этом сила. Огромная сила неожиданного политического хода. Такие ходы всегда помогали мне выигрывать всю партию, порой даже безнадежную».

Логика довольно странная, – приносить в жертву целый кабинет министров ради сомнительного «политического хода». Как будто что-то могло измениться, начнись раскрутка Путина в июне, а не в сентябре – это уж, извините, попахивает шизофренией.

На самом деле – я глубоко в этом уверен – Ельцин остановился на Путине вовсе не от хорошей жизни; просто вся политическая колода давным-давно была уже засалена и перетасована, и после отрицательного экспресс-анализа Степашина скамейка запасных опустела вконец.

Главное достоинство Путина заключалось в том, что он совсем не терзался муками власти, тогдашнее положение вполне устраивало его. (Еще в декабре 1998-го в интервью «Известиям» он прямо говорил, что уйдет вместе с Ельциным, ибо: «…будущий президент, конечно, на этом месте захочет иметь… преданного ему человека», и я, мол, «к этому отношусь совершенно спокойно».)

Для патологического властолюбца, каковым всегда оставался Ельцин, это имело решающее значение.

Мог ли Березовский присовокупить к общему хору восторженных голосов свой писклявый дискант? Несомненно, мог. Но это ровным счетом ничего не меняло: не добавляло и не убавляло.

В поддержку последнего тезиса нелишне будет напомнить, что еще в сентябре 1999-го Березовский публично утверждал, что раньше срока Ельцин в отставку не уйдет и даже предлагал всем желающим заключить на сей счет с ним пари. Из чего напрашивается вполне логичный вывод, что глубоко в кремлевские тайные планы посвящен он не был.

Кроме того, никакого существенного участия в путинской выборной кампании Березовский не принимал. Вся его помощь, как и в период думских выборов, ограничивалась лишь использованием ОРТ, каковое – о чем Борис Абрамович вечно почему-то забывает – являлось де-юре телевидением государственным.

Да и вся последующая череда событий самым наглядным образом свидетельствует, что Путин – совсем не тот человек, которого, выражаясь словами Березовского «можно принять в компанию». Если помните, ровно так говорил он когда-то о Ельцине своему напарнику Юмашеву…

Ошибка Березовского заключалась в том, что он воспринимал будущего президента, как несамостоятельную единицу, вроде начинающего певца, а себя мнил великим продюсером, способным раскрутить любую бездарность и возить ее (бездарность) потом по городам и весям, отбирая три четверти кассовых сборов.

Борис Абрамович не понял главного: по ментальности своей и характеру Путин совершенно не подходил на роль какого-нибудь безголосого Влада Сташевского-Стошневского, отплясывающего под истертую фонограмму на подмостках районного ДК.

Его – Путина – сдержанность и хорошее воспитание – почему-то принимались Березовским за слабость и нерешительность; он и в мыслях не держал, что в 101-й разведшколе курсантов специально учили нравиться окружающим и не выказывать без нужды своих истинных чувств…

Путин – теперь-то мы это знаем точно – всегда отличался завидным прагматизмом; высшее искусство политика – делать из врагов друзей, а не наоборот.

Да, иной раз он способен был отмолчаться, закрыть на что-то глаза, но это непременно должен был быть его и только его выбор. Правда, Березовский поймет это слишком поздно.

И дело не в том, что подполковник КГБ Путин перехитрил или переиграл агента КГБ «Московского», просто Березовский слишком был упоен самолюбованием. Точно тетерев на току, он пьянел от звуков собственного курлыканья, не желая замечать очевидных вполне вещей.

Уже тогда, сразу после думских выборов, у Бориса Абрамовича имелись все основания для того, чтобы не испытывать лишних иллюзий. Для этого достаточно было лишь прочитать книгу Путина «От первого лица» – развернутое интервью и. о. президента, вышедшее в самый разгар избирательной кампании.

О Березовском говорилось там дословно следующее:

«У него такой живой ум и много предложений. Все они связаны главным образом с Кавказом – Чечней, Карачаево-Черкессией. Он же был все-таки замсекретаря Совета безопасности, занимался этим. Кстати, на мой взгляд, его предложения по Чечне были нереальны и неэффективны, поэтому, собственно говоря, ничего из того, что он предлагал, не осуществляется. Но я время от времени встречаюсь не только с Березовским, но и с другими бизнесменами, например, Авеном, Потаниным, Алекперовым…»

И тут же:

«…и сам крупный бизнес заинтересован в том, чтобы в среде бизнесменов у государства не было фаворитов, чтобы все были поставлены в равные условия».

Любой здравомыслящий человек, услышав в свой адрес нечто подобное, должен, как минимум, крепко задуматься о будущем.

Но Березовский точно ослеп и оглох. После победы «Единства» он, вообще, пребывал в какой-то удивительной, непрекращающейся эйфории.

«Скучно, – зевая, посетовал Березовский, зайдя как-то в Думе к своему тезке Немцову. – Страна – моя…»

И ведь со стороны – это, действительно, выглядело похожим на правду. Сразу после Нового года, 6 января, Бориса Абрамовича видят в Иерусалиме, рядом с новоявленным паломником Ельциным (прилетели, хоть и на разных самолетах, жили зато в одной гостинице). Через три дня в Большом театре с невиданной помпой проводит он церемонию награждения своей премией «Триумф»; в царской ложе, торжественно восседает первый президент, по правую руку от него – Наина, по левую – Татьяна.

Березовскому казалось, что он достиг уже вершины своего могущества, и иначе как «Володей» нового лидера он теперь не называл. Посему – сразу после «Триумфа» предпочел умчаться за рубеж в обнимку с 18-летней моделью Марианной – последней своей роковой страстью. Назад вернулся лишь перед самыми президентскими выборами: здравствуй, Боря, новый год!

Причем обеспокоенные соратники многократно звонили ему, уговаривали прервать этот медовый месяц – страна менялась просто на глазах, но Березовский и слышать ничего не хотел.

Он почему-то считал, что власть полностью лежит уже у него в кармане. Давняя его концепция государственного устройства – капитал – есть «концентрированный потенциал нации», который и играет «доминирующую роль в управлении страной» – вот-вот претворится в жизнь.

При Ельцине – даже с учетом внутрисемейных отношений – мечта эта осуществиться до конца не могла никак. Борис Николаевич человеком был непредсказуемым, крутым, никто не знал, что выкинет он каждую минуту, отрешившись от спячки, кого на этот раз вышвырнет с Олимпа.

Власть являлась для Ельцина главным смыслом жизни. О том, чтобы делиться ею с кем-либо – а уж тем более со спекулянтами и торгашами, каковыми в его понимании были все без исключения бизнесмены, не могло идти и речи. Вот и приходилось таиться, прятаться по углам, опасливо пробираясь к пустующему капитанскому мостику; неровен час – капитан проснется, никому тогда не сдобровать.

С уходом Ельцина, Березовский свято уверовал, что его время наконец-то пришло. Истинным правителем будет он, а Путин – это так… Не марионетка, конечно, – все же какое-никакое, но определенное уважение Березовский к нему испытывал… Ну, скажем, нечто вроде английской королевы или президента ФРГ. Короче, свадебный генерал.

Он как будто забыл, что перед тем, как погаснуть, лампочка всегда начинает гореть ярче обычного…

…Через несколько лет, когда Анна Политковская назовет Березовского в одном из интервью кукловодом, Борис Абрамович страшно на это обидится. Потребует даже расшифровать, что именно вкладывает журналистка в такое понятие.

«Тот, кто дергает за ниточки с целью добиться нужного телодвижения. Склоняет на свою сторону. Заставляет думать так, как он хочет», – старательно принялась перечислять Политковская. Борис Абрамович аж прихлопнул по коленкам от возбуждения:

«Поймите, все, что вы перечислили, и есть позиция реального политика. Да, за ниточки дергать – это и есть реальная политика с моей точки зрения».

Понятно, да? То есть он хотел видеть себя в роли директора кукольного театра, а Путину в конструкции этой отводилась незавидная участь Буратино, а то и вовсе – курчавого пуделя Артемона. Карабас-Барабас будет, значит, дергать за ниточки «с целью добиться нужного телодвижения», а Буратино – послушно дрыгаться в такт. «Это и есть реальная политика».

Полноте. Никакая это не политика, а самая, что ни на есть византийщина и сплошное мошенство. Когда зритель приходит в театр, он заранее знает, что увидит спектакль, потому и платит за билет, программку и бинокль, и ничуть не удивляется потом, видя, как убитый полчаса назад на сцене артист, преспокойно садится в трамвай.

Березовский же хотел развернуть подобный театр не на сцене, а в жизни, выдать представление за реальную действительность, сами мы не ме-е-естные, бе-е-женцы. Этакий гигантский всероссийский лохотрон, где ловкость рук гарантирует всеобщее надувательство.

В том, что случилось в итоге с Березовским, ему некого винить, кроме себя самого. Разве виноват Путин, что оказался он иным, нежели Борис Абрамович себе его представлял?

Березовского подвела излишняя самонадеянность и самовлюбленность. Он давно уже привык иметь дело с себе подобными – беспринципными, циничными корыстолюбцами. Все, что выбивалось из этого ряда, просто не укладывалось в его системе координат.

А ведь процитированный выше отрывок из путинской книжки – был далеко не единственным симптомом, сигналом, который Березовскому надлежало услышать.

Еще задолго до выборов, осенью 1998-го, Путин успел наглядно продемонстрировать ему свою несговорчивость и твердость натуры.

История эта столь примечательна, что о ней следует рассказать подробно, а посему – ненадолго прервем наше повествование и вернемся в недавнее прошлое, лет эдак на десять назад…

$$$

Правильно, ровно на десять, ибо первое мое знакомство с Александром Литвиненко состоялось как раз в 1997 году.

Это сегодня имя его известно всей планете, тогда же слава Литвиненко не выходила еще за стены Лубянки, хотя человеком слыл он здесь весьма заметным.

Майор Оперативного управления ФСБ Литвиненко – да, тогда он был еще майором – отличался от большинства своих коллег какой-то неуемной энергией и полным отсутствием дисциплины. Литвиненко органически не признавал заведенных порядков. Он мог, не спросясь, отправиться на какую-нибудь милицейскую операцию или, вопреки субординации, напрямую заявиться в приемную директора. (Был случай, когда он прорвался даже в кабинет главы МВД Куликова.)

По своей ментальности он навсегда так и остался конвойником, предпочитавшим в качестве главного аргумента увесистый кулак, – в прежней жизни Литвиненко командовал конвойным взводом в дивизии Дзержинского, здесь-то и завербовали его местные особисты.

В иное время ни о какой службе в органах и мечтать Литвиненко не мог, в КГБ не принято было брать вчерашних агентов. Но на дворе стоял уже конец 1980-х. Тщательно выстроенная десятилетиями система кадрового отбора начинала давать сбой, страна рушилась – какие уж тут условности.

В 1988 году Литвиненко попадает на Лубянку. Окончив специальные курсы, он был зачислен в центральный аппарат, сначала – в военную контрразведку, потом – в Управление по борьбе с контрабандой и коррупцией.

Всюду, где бы ни служил Литвиненко, у него обязательно возникали скандалы с коллегами и начальством. С завидной регулярностью он обвинял окружающих в связях с криминалом и коррупцией. При таком неуживчивом, склочном характере ничего хорошего в будущем ждать его не могло. Но летом 1994-го в жизни Литвиненко произошло эпохальное событие – он познакомился с Березовским.

После покушения на гендиректора «ЛогоВАЗа» в прокуратуре была создана оперативно-следственная бригада, в состав которой руководство на свою беду включило и Литвиненко.

Сам он впоследствии так будет рассказывать об этом судьбоносном знакомстве, перевернувшем всю его жизнь:

«Он (Березовский. – Авт.) приехал в приемную, правда, немножко выпивши. Мы с ним два с половиной часа разговаривали. Он говорит: «Мне с вами очень приятно общаться. Я вижу, что вы человек неординарного мышления». Я ему свою позицию высказал, потом он свою… Завязались отношения. Потом он мне стал верить».

Бывшему агенту КГБ «Московскому» позарез нужны были свои люди внутри Лубянки. Дружба с генералами – это, конечно, хорошо, но не будешь же дергать их по всякому пустяку. Тем более что и сам Литвиненко был явно не прочь оказаться полезным столь влиятельной особе, долг, известно, красен платежом.

Такой случай представился уже очень скоро. В марте 1995-го, наутро после убийства Листьева, столичный РУОП нагрянул с обыском в дом приемов «ЛогоВАЗа». Березовского собирались задерживать и силком везти на допрос, но тут словно черный плащ прилетел на выручку Литвиненко и натурально отбил плачущего олигарха от кровожадных тюремщиков, – с пистолетом наголо он вывел Березовского из здания и увез в Кремль.

(«Если честно, благодаря Саше я просто считаю, остался жив, – признавался потом Борис Абрамович. – Потому что он сказал: „Кто подойдет к Березовскому – буду стрелять!"“).

С этого момента доверие его к Литвиненко выросло в разы. Он даже приводит своего спасителя в Кремль – к Юмашеву, Коржакову и Барсукову, дабы открыл тот небожителям глаза на истинное положение дел в контрразведке: какую двойную игру ведут лубянские генералы, саботируя линию президента и занимаясь откровенным вредительством.

Зерна эти легли на благодатную почву; и сам Ельцин, и ближайшее его окружение никогда не доверяли бывшему КГБ. После того, как в октябре 1993-го министр безопасности Баранников перебежал в стан Руцкого с Хасбулатовым, а его сменщик Голушко без звука выпустил путчистов из Лефортово, они окончательно уверились в патологической двуличности чекистов. Ни одно другое ведомство, как госбезопасность, не реформировалось с таким рвением и частотой, личный состав выводили за штат едва ли не каждый год.

Кончилось все тем, что в июле 1995-го на укрепление Лубянки был отправлен бывший кремлевский комендант Барсуков. В работе спецслужб понимал он немного, но зато предан был Ельцину, как собака.

Рвение и правдоискательство Литвиненко пришлись тогдашним друзьям Березовского по душе. Им тоже требовались такие энергичные, безотказные бойцы, способные на любую авантюру.

Известен, как минимум, один случай, когда Литвиненко был задействован в спецоперации, организованной против главы президентской администрации Сергея Филатова – злейшего недруга Коржакова.

История эта мутная. Сомневаюсь, чтобы истинная ее подоплека вылилась когда-нибудь наружу. Тем не менее, кажется она весьма небезынтересной, особенно в свете последующих событий.

21 сентября 1995 года в 95-е отделение столичной милиции поступило заявление о совершенной на близлежащей территории краже из автомобиля «Москвич». Неизвестные злоумышленники вскрыли машину и унесли из салона все, что лежало внутри: дубленку, пять демисезонных пальто, две пары обуви и пачку женских колготок.

Заявление это в участок принесли двое: сама потерпевшая – жительница Ростовской области, приехавшая специально за обновками в Москву и ее двоюродный брат – майор ФСБ, всячески успокаивающий безутешную модницу.

Конечно, при любом ином раскладе сыщики вряд ли принялись рыть носом землю, но под давлением чекиста им пришлось бросить все остальные дела и отправиться в обход по соседним толкучкам и рынкам в поисках похищенного. И вот – о, чудо! На первой же точке, у кинотеатра «Ашхабад», потерпевшая узрела свои зеленые пальто. Продававшую их женщину быстренько доставили в отделение, где и заявила она, что товар сдан ей на реализацию… дочерью главы президентской администрации Мариной Тихоновой. Якобы вельможная дочь регулярно поставляет ей мелкие партии женской одежды, каковые хранит на госдаче своего отца. Со слов торговки, познакомились они месяц назад, при посредстве филатовской горничной; между прочим – сотрудницы ФСО.

В отделение привезли Тихонову. Пальто она признала, однако категорически настаивала на том, что ничего не воровала, а получила их в некоей фирме «Влана», в подтверждение предъявив даже товарные накладные, выписанные в день кражи.

А вскоре в Службе безопасности президента была подготовлена обширная справка, из которой следовало, что дочь Филатова подозревается в скупке краденого и связана с одним из лидеров «ореховской» преступной группировки. Последнюю информацию СБП получила от того самого заботливого майора ФСБ – брата своей сестры; по счастливому стечению обстоятельств, оказалось, что «сидит» он именно на линии борьбы с московской оргпреступностью…

Бумагу собрались уже нести президенту, момент был выбран очень удачный (Филатов как раз укатил в отпуск), но этого не потребовалось. Ельцин и без дополнительных справок отправил главу своей администрации в отставку. Коржаков мог праздновать очередную победу…

Не буду вас больше интриговать. Конечно же, таинственным майором ФСБ был не кто иной, как Александр Литвиненко.

Когда десять лет назад я впервые услышал об этой загадочной истории, сразу же почудилось мне в ней что-то неладное. Слишком нарочито, художественно развивались все эти события, точно по заранее составленному сценарию. И больше всего вопросов касалось участия в них Литвиненко. Он, например, первым делом повел милиционеров к «Ашхабаду», словно заведомо знал, где нужно искать похищенное. Он же непосредственно принимал участие в допросе филатовской дочери, да и представленная им справка о ее связях с «ореховской» ОПГ – тоже чего-то да значила.

Теперь-то, зная уже авантюрный характер Литвиненко, я вообще начинаю сомневаться, что заявительница была его сестрой, скорее, агентом. Как, впрочем, и словоохотливая торговка.

Сама по себе комбинация совсем несложная, обычная двухходовка. Между прочим, Филатов считает абсолютно так же. В мемуарах он пишет:

«Во время нашего отпуска сотрудник ФСБ А. Литвиненко через горничную (в звании прапорщика), которая работала в нашем доме, спровоцировал „операцию“ с участием моей старшей дочери, что дало возможность… представить мою дочь причастной к пропаже вещей и чуть ли не связанной с какой-то группировкой».

Вот тогда-то, раскручивая этот сюжет, и вышел я на Литвиненко; разыскать его телефон было совсем нетрудно. Правда, диктуя искомые цифры, мой товарищ из лубянского ведомства как-то странно ухмыльнулся и предупредил: «Саша – парень специфический. Главное – ничему не удивляйся».

Детали того, десятилетней давности телефонного разговора, стерлись уже в моей памяти, но я хорошо помню странное «послевкусие», оставшееся после того, как трубка легла на рычаг. В какой-то момент мне даже почудилось, что был он не трезв.

Литвиненко отреагировал на мой звонок очень возбужденно. Он все время повторял, что я беспокою не кого-нибудь, а офицера контрразведки, секретоносителя – даже сама фамилия его, дескать, является строжайшей государственной тайной.

Ни он, ни я еще не знали, что пройдет чуть больше года и секретная эта фамилия прогремит на всю страну…

$$$

Отношения Литвиненко с Березовским крепли год от года. В архиве «Атолла» обнаружил я порядка десяти записей их разговоров. Литвиненко выступает в них – в целях конспирации – под псевдонимом «Волков», а в его записной книжке, изъятой после ареста, значилось 15 всевозможных номеров телефонов олигарха: дачный, квартирный, телефоны жены и даже водителя. (Кстати, при аресте следователи изъяли у него и трогательный снимок, запечатлевший офицера в обнимку с Борисом Абрамовичем. Он носил его в бумажнике вместо фотографии жены и детей.)

Собственно, своей близости с Березовским Литвиненко и не думал даже скрывать. В книге «Лубянская преступная группировка», изданной от его имени в 2002 году, прямо сообщается, что встречались они как минимум ежемесячно. Естественно, об отношениях этих отлично были осведомлены и начальники и коллеги его по ФСБ.

«Литвиненко никогда не таил своей связи с Борисом Абрамовичем, – рассказывал мне его сослуживец Виктор Шебалин. – Напротив, открыто говорил: „Вы знаете, с кем я дружу?“. Фактически он использовал эти отношения в своих интересах, чтобы влиять на руководство. Из-за этого Литвиненко многие боялись как провокатора, потому что он сразу же сдавал всю информацию Березовскому… Березовский был для него идолом. Помню, он приносил какой-то труд БАБа – что-то связанное с рыночной экономикой, – распространял среди нас: „Вот, ребята, ознакомьтесь“».

За широкой спиной олигарха Литвиненко чувствовал себя в полнейшей безопасности; с такой «крышей» он мог вести себя, как заблагорассудится. Никаких авторитетов для него не существовало. Если что-то было не по нему, Литвиненко, не медля, принимался качать права и скандалить. Самое странное, что связываться с ним никто не решался.

Даже после того, как в очередной раз обвинил он всю верхушку Оперативного управления, где служил тогда, в «крышевании», бандитизме и связях с «солнцевской» ОПГ, и проведенное служебное разбирательство подтверждений этому не нашло, Литвиненко все равно не посмели уволить.

По прошествии времени тогдашний властитель Лубянки Николай Ковалев будет корить себя последними словами за излишний либерализм. Ковалев – человеком был исключительно неконфликтным и любых скандалов и склок сторонился пуще огня.

В итоге он не нашел ничего умнее, чем ограничиться взысканием и перевести Литвиненко в другое подразделение – Управление по разработке и пресечению деятельности преступных организаций, сокращенно – УРПО. Вместе с ним в УРПО перешли еще пятеро его единомышленников. Как потом уверял меня сам Ковалев, он надеялся, что в УРПО эту гоп-компанию сумеют образумить и взять в ежовые рукавицы.

УРПО было, пожалуй, самым засекреченным и таинственным подразделением в ФСБ. Даже на самой Лубянке мало кто знал, чем занимается оно в действительности. Говорили о нем самое разное, вплоть до того, что УРПО является продолжателем славных традиций генерала Судоплатова, ликвидатора Троцкого и Коновальца.

Управление это было создано летом 1996-го. Новому директору хватило всего пары месяцев, чтобы увидеть: ФСБ практически не владела обстановкой в Чечне, не имела серьезной агентуры среди боевиков, даже не могла дешифровывать радиопереговоры полевых командиров.

С образованием УРПО ситуация стала меняться на глазах. Радиорезидентуры полностью накрыли Чечню, в каждой мало-мальски значимой банде появились надежные источники.

Этот успех натолкнул Ковалева на мысль использовать наработанный опыт в масштабах страны. Управление было переориентировано на борьбу с организованной преступностью и терроризмом по всей России.

Уникальность УРПО заключалось в том, что оно было абсолютно автономным. Здесь имелись собственные «наружка», «слухачи», мини-спецназ. Основной упор делался на глубокое внедрение и получение упреждающей информации.

Даже сегодня о большинстве операций УРПО время рассказывать еще не пришло. Упомяну лишь несколько: предотвращение взрыва Воронежской АЭС; организация двух покушений на Салмана Радуева; освобождение из плена начальника ингушского УФСБ Грибова.

Было бы странно, если б до Березовского с его глубинными интересами в Чечне не долетали отголоски успехов УРПО. Но все попытки его приблизиться к управлению заканчивались, так и не успев начаться.

В то время никаких серьезных позиций на Лубянке у Березовского не было, хоть неоднократно и пытался он завязать неформальные отношения с Ковалевым.

Много раз Борис Абрамович приезжал на Лубянку по звонку Черномырдина – «Слушай, там у Бориса есть интересное предложение, ты прими его». Но все интересные предложения сводились в итоге к одному – попытке завербовать Ковалева.

Однажды он предложил ему совместными усилиями – вместе с ЧОПом «Атолл» – начать работу против Чубайса. В другой раз чуть ли не силком пытался всучить деньги для выкупа заложников.

«Вам ведь нечем платить, – проникновенно говорил Березовский, заглядывая Ковалеву в глаза. – Дело ж благородное. Скажите, сколько надо? Семьсот тысяч? Миллион?»

«А если миллиона три?» – из любопытства поинтересовался Ковалев.

«Я сейчас привезу. Надо только до приемной доехать», – обрадовано засуетился Борис Абрамович.

И был немало разочарован, когда хозяин кабинета остановил его у дверей; старый опер-агентурист отлично понимал правила этой игры: вход – рупь, выход – тыща…

Когда Литвиненко рассказал своему духовному наставнику, что его переводят в то самое загадочное и могущественное УРПО, радости Березовского не было предела. Наконец-то у него появлялся доступ к столь важной и нужной информации по Чечне. Однако друзей ждало скорое разочарование.

Отдел, в который определили Литвиненко, занимался сугубо узкой тематикой – оргпреступностью московского региона. К делам Чечни его, по понятным причинам, не допускали. Да и череда легенд, окружавших УРПО, оказалась на поверку слишком далека от реальности.

Литвиненко и его друзья надеялись, что здесь-то удастся им развернуться в полную силу. У них было свое собственное представление о методах борьбы с преступностью – вплоть до того, что на полном серьезе подготовили они проект создания сверхсекретного подразделения, которое занялось бы ликвидацией преступных авторитетов и прочей нечисти без суда и следствия.

Проект этот был передан ими в приемную директора ФСБ, где и посчастливилось мне потом с ним ознакомиться. Начинался документ со следующей сентенции:

«Основополагающим принципом работы подразделения в борьбе с мафией должно быть высказывание Макиавелли: „Формы и методы борьбы должны быть адекватными“. И если мы будем придерживаться законов и положений, никакая силовая структура преступность на колени не поставит».

Дальше следовала, собственно, сама структура: 50 человек – «консультанты» и «разработчики», попросту говоря – киллеры.

«Они знают друг друга только по псевдонимам, сбор группы только на конспиративной квартире. Разрабатывают операцию и доводят ее до конца…

Для того чтобы со стороны оперсостава не было проявлений «инициативы» в подборе кадров для уничтожения, необходимо, чтобы отделение, собрав необходимую информацию, передавало ее через начальника отдела, который непосредственно докладывает об этом директору ФСБ и получает от последующего соответствующие санкции (устные)…

Для проведения акций по нейтрализации объекта не требуется оружие (оно достается оперработником или агентом – по своим каналам)».

В принципе, одной только этой бумаги было вполне достаточно, чтобы расстаться с авторами его навсегда. Но, как уже говорилось выше, Ковалев не хотел лишних скандалов, это-то его, в конце концов, и сгубило…

Очень скоро Литвиненко и K° пришли в уныние. Ничего общего с романом «Антикиллер» новая их работа не имела. Дисциплина в УРПО оказалась намного жестче, чем на прежнем месте. В довершение ко всему курировать 7-й отдел, куда в полном составе перешла вся эта гоп-компания, был поставлен зам. начальника УРПО Александр Камышников, чья кличка «Пиночет» весьма красноречиво свидетельствовала о его личных качествах.

И месяца не прошло, как повторилась знакомая уже картина, – Литвиненко просто возненавидел Камышникова. Он постоянно кричал, как надоела ему эта канцелярщина, мол, так настоящие дела не делаются. Вот, смотрите, «Моссад» мочит одного террориста за другим, а мы тут сидим, штаны протираем. И однажды нервы у Камышникова не выдержали.

«Раз ты такой резкий, – сказал он в ответ на литвиненковские рулады, – так пойди и убей своего друга Березовского».

Сказал – и забыл. Но у Литвиненко – точно тумблер какой-то щелкнул в мозгу; фамилия «Березовский» была для него священной. Он понял, что отныне Камышников у него в руках. Надо было лишь дождаться удобного момента.

Разговор этот происходил 27 декабря 1997 года. А вскоре после новогодних праздников Литвиненко стало известно, что Управлением собственной безопасности ФСБ взят он в плотную разработку по подозрению в систематическом превышении власти.

Один из таких эксцессов случился как раз в декабре, за четыре дня до злополучного разговора с Камышниковым.

Поздно вечером Литвиненко и двое его сослуживцев – Гусак и Понькин – ворвались в квартиру некоей гражданки Полищук, безо всякого ордера провели обыск, в результате которого у нее исчезла из сумочки тысяча долларов.

Потом они станут утверждать, будто сожитель хозяйки – менеджер фирмы «Комета» Харченко – подозревался ими в причастности к разбойному нападению на эту самую «Комету» и его, кровь из носу, срочно требовалось опросить.

Правда, опрос этот происходил очень странно, именно, что – кровь из носу. Литвиненко жестоко избил Харченко, обещая вывезти голым в лес и приковать на всю ночь наручниками к дереву, если не сознается он в содеянном. В итоге, однако, бойцы правопорядка вынуждены были уйти, несолоно хлебавши, после чего ошарашенные граждане побежали в милицию – они не знали, кем в действительности были ночные визитеры. (И Литвиненко, и все остальные участники налета назвались сыщиками МУРа.)

За дело взялась собственная безопасность ГУВД, но поиски в своих рядах ничего не дали. Тут-то и мелькнула у кого-то из оперов мысль, что поискать надо у «соседей» – испокон веку сотрудники КГБ-ФСБ пользуются милицейскими документами прикрытия.

Этот сигнал пришелся в УСБ ФСБ очень кстати; на Литвиненко здесь положили глаз уже давно. Когда потерпевшим показали его фотографию, они и минуты колебаться не стали.

Забегая вперед, скажу, что подобных эпизодов в биографии Литвиненко вскроется еще с избытком; он свято верил, что в борьбе с преступностью хороши все средства. Если не дают проводить ему «акции нейтрализации», то уж избить задержанного или подкинуть ему для верности боевую гранату – это точно дело святое. «То, что вы на свободе, это не ваша заслуга, а наша недоработка», – часто любил повторять Литвиненко…

Уже после бегства его за кордон в Главной военной прокуратуре показали мне видеозапись одной из бесчисленных акций этого борца за права человека. Она была сделана в Подольском районе Подмосковья и датирована январем 1997 года; якобы ФСБ совместно с милицией искала там какого-то местного авторитета Чувикова.

Запись короткая, буквально на пару минут. На ней отчетливо видно, как Литвиненко бьет ногами и руками лежащего на земле человека, жестоко бьет, со всей дури, прямо по лицу. Из разбитого носа течет кровь. Глаза заплыли от синяков. Человек теряет сознание, но Литвиненко ударяет его об колено, швыряет в лицо пригоршню снега.

«Я убью, б. ь, я матку выверну, б.ь. Сдохнешь здесь, сука. Где Чувик?»

«Я не знаю», – хрипит жертва.

«Вспомнишь, ублюдок! Вспоминай, сука!.. Медленно буду тебя убивать!»

Лицо Литвиненко перекошено от сладострастного упоения властью. В эти минуты он чувствует себя сверхчеловеком, повелителем чужих судеб.

Достаточно одной лишь этой записи, чтобы все красивые слова, сказанные за последние годы о «политэмигранте» Литвиненко, развеялись, точно утренний лондонский туман; она дает о нем представление намного большее, нежели все панегирики вместе взятые…

Главный порок Литвиненко заключался в безудержной жажде власти над людьми. Когда можешь ты избить, унизить, заковать в наручники любого.

Он считал себя выше других, и уж точно – выше закона. Это-то и роднило его с Березовским…

$$$

Весть о том, что находится он под «колпаком» УСБ, всполошило Литвиненко. Безропотно ждать, пока защелкнутся на запястьях наручники, совершенно ему не улыбалось.

Куда бежать за защитой – вопрос так даже не стоял, разумеется, к великодушному и всемогущему Борису Абрамовичу. Другое дело, с чем отправляться к нему?

И вот здесь-то и пришел черед тираде, брошенной сгоряча зам. начальника УРПО Камышниковым: пойди, и убей своего друга. Литвиненко решает разыграть нехитрую комбинацию – ему-де приказано было ликвидировать Березовского, и в отместку за отказ подвергается он теперь репрессиям и жестокой травле.

Подполковнику было и невдомек, что почти детально повторяет он печальный опыт своего далекого предшественника – следователя МГБ Михаила Рюмина.

В 1951 году Рюмин – тоже, кстати, подполковник – спьяну потерял в автобусе совсекретное уголовное дело. В те суровые времена подобное разгильдяйство каралось сурово, в лучшем случае Рюмина ждало позорное увольнение. В худшем – арест.

Опасаясь расправы, Рюмин – интриган он был первостепенный – решает сделать ход конем. Он пишет в ЦК донос на министра госбезопасности Абакумова. Дескать, тот сознательно тормозит расследование дела о кремлевских врачах-вредителях, покрывает сионистов, окопавшихся на Лубянке. Даже после того, как лейб-медик Этингер признался на допросе, что сознательно залечил до смерти члена Политбюро Жданова, Абакумов-де «смазал террористические намерения Этингера» и специально умертвил особо важного свидетеля.

Рюминский донос попал к Маленкову, давно уже точившему зуб на Абакумова. От него – к Сталину.

В результате Абакумова сняли с должности и арестовали, а Рюмин – через пять ступеней – перепрыгнул в кресло зам. министра и самолично принялся пытать бывшего своего начальника…

Вряд ли, получив письмо Рюмина, Сталин искренне поверил в еврейско-чекистский заговор, слишком хорошо знал он своего любимца Абакумова. Но такой поворот пришелся ему на руку, – вождь любил время от времени пускать кровь партийной верхушке…

Вот и Березовский, когда заявился к нему Литвиненко, в эту страшилку со своим несостоявшимся убийством тоже, разумеется, не поверил. Уж ему-то отлично было известно, как организовываются столь щекотливые вещи. Если бы даже в ФСБ и хотели ликвидировать его, поручать сие Литвиненко было верхом безумия, с тем же успехом заказ на Березовского следовало напрямую размещать через Бадри Патарцикашвили.

Но обвинения Литвиненко оказались для него крайне выгодными. Судьба сама вкладывала в руки ему беспроигрышные козыри.

25 марта 1998 года Литвиненко приводит в дом приемов «ЛогоВАЗа» двух своих сослуживцев, свидетелей разговора с Камышниковым. Оба они – и Виктор Шебалин, и Андрей Понькин – давно уже были повязаны с Литвиненко общими делами, даже с прежнего места работы выгоняли их вместе…

Уже потом, когда Березовский с Литвиненко сбегут за кордон, полковник Шебалин подробно раскроет мне всю подноготную этой иезуитски спланированной операции.

«Поначалу мы еще не понимали, в какую историю втягиваемся. Литвиненко пригласил нас как бы случайно: „Пойдемте пообедаем“. Тем более он очень хитро сделал: дескать, Березовский – не коммерсант, а должностное лицо, и хочет с нами встретиться… Литвиненко познакомил нас с Борисом Абрамовичем. Вот, мол, сотрудники, которые были свидетелями, когда Камышников отдавал преступный приказ. Начали обсуждать эту беседу. Литвиненко ведь провокатор: мол, не будете говорить, сами попадете под статью. Мы подтвердили: да, разговор такой был… Кто же мог представить, что это была заранее продуманная комбинация Березовского и Литвиненко…»

Ни Шебалин, ни Понькин не знали, что вся их беседа скрытно записывается на видео, – Березовскому нужны были не просто слова, а вещественные доказательства. С этой кассетой он и отправился к директору ФСБ.

Замысел Березовского был прост. Он рассчитывал, что Ковалев в силу своего конформизма не осмелится выносить сор из избы, согласившись на предложение олигарха решить все дело полюбовно. И разом окажется тогда у него на крючке. С этого момента ни одного шага в сторону сделать он уже не сможет.

Но недаром за спиной у Ковалева осталось два десятка лет оперативной работы, он и сам когда-то вербовал людей на подобной компре.

В этой ситуации властитель Лубянки выбрал единственно верное для себя решение – дать скандалу законный ход. В тот же день он вызвал всех участников похода в «ЛогоВАЗ» и объявил о том, что назначает официальное служебное разбирательство. Правдоискатели заметно приуныли. Они, было, принялись уверять, что разговор их не стоит принимать всерьез, но Ковалев без лишних слов достал из сейфа кассету Березовского…

Когда Борис Абрамович понял, что события разворачиваются вопреки задуманному им сценарию, он, не мешкая, пошел к зам. руководителя президентской администрации Евгению Савостьянову, человеку Гусинского. Это был как раз очередной краткосрочный период дружбы двух олигархов.

Савостьянов внимательно выслушал сбивчивый рассказ олигарха.

В серьезность обвинений, разумеется, он тоже не поверил, но с Ковалевым имелись у него собственные счеты. Посему с легким сердцем вызвал он на Старую площадь Литвиненко сотоварищи и потребовал написать официальные рапорта на свое имя. Эти бумаги Савостьянов отправил генеральному прокурору.

З0 апреля Главной военной прокуратурой было возбуждено уголовное дело по факту заявлений сотрудников УРПО ФСБ…

Так случилось, что из всех журналистов первым о беспрецедентной этой истории узнал именно я, еще в мае. Каково же было мое удивление, когда Березовский, к которому ринулся я за комментариями, говорить на эту тему наотрез отказался. Как и Литвиненко.

«Какое уголовное дело? Какой Березовский? – деланно поразился подполковник в ответ на мой звонок. – Впервые слышу от вас…»

Только потом станет понятно: Березовский не спешил придавать скандалу огласку, выжидая удобного момента; если уж бить – то наверняка.

Такой момент настал в ноябре 1998-го. К тому времени Николай Ковалев был уже благополучно отправлен в отставку, в том числе и по причине этой истории. Его место занял Владимир Путин.

…Это сегодня Борис Абрамович кричит на всех углах о своей давней дружбе с нынешним президентом, якобы чуть ли не десять лет были они – не разлей вода.

Не знаю, как в Питере, но в Москве, особенно в период службы Путина на Лубянке, никаких симптомов подобной близости не наблюдалось и в помине. Более того, скандал этот был организован Березовским с одной только целью – проверить Путина на прочность.

13-го ноября «Коммерсантъ» публикует его открытое письмо к директору ФСБ, в котором требует он «наведения конституционного порядка».

Березовский писал, что на Лубянке царят беззаконие и произвол, – многие генералы сознательно пытаются дискредитировать демократические преобразования, отдают «противоправные распоряжения, связанные с совершением террористических актов, убийств, захватом заложников, вымогательством крупных денежных сумм».

Далее подробно излагалось, как руководители УРПО «поставили перед подчиненными задачу убить меня», но в исполнителях проснулась совесть. Теперь же эти честные офицеры подвергаются травле и преследованиям, а отдавшие преступный приказ генералы – отправлены, напротив, на повышение. Причем произошло это уже после путинского прихода.

Кончалось письмо на высокой трагической ноте:

«Криминальные элементы и коррумпированные ими чиновники… наносят удар по людям, не согласным опять идти в стойло. В стране нарастает уголовный террор. Уголовники вместе с красно-коричневыми рвутся к власти».

Четырьмя днями позже, 17 ноября, пятеро упомянутых в письме офицеров повторили то же на специально созванной пресс-конференции. Для пущей экстравагантности все они – кроме Литвиненко – вышли к журналистам, укрыв лица под спецназовскими масками и солнечными очками.

«Березовский принимал самое непосредственное участие в организации пресс-конференции, – признавался затем Виктор Шебалин. (Это он, кстати, поразил журналистское воображение натянутой на голову маской.) – Он вообще должен был на ней выступать, но потом, вероятно, посчитал, что это нецелесообразно… Как я слышал, за пресс-конференцию отдельные люди получили по 150 тысяч долларов. Понькин и Щеглов, например, открыто рассказывали, что Березовский им платил. А за снятие Ковалева Литвиненко вроде бы дали миллион долларов…»

Скандал, который вызвала эта пресс-конференция, не имел себе равных, по крайней мере, во всей истории отечественных спецслужб. Даже здравые вполне, неглупые люди засомневались в чистых руках Лубянки, – слишком уж глубоко, на генетическом уровне, сохранился в нашем сознании страх перед охранкой – благо Литвиненко с компанией не ограничились одним-единственным только примером с Березовским.

Наперебой рассказывали они о многих других злодеяниях ФСБ.

О том, например, как в УРПО готовилось похищение владельца отеля «Рэдиссон-Славянская» Джабраилова и его брата – для обмена на захваченных в Чечне чекистов, а в случае сопротивления милицейской охраны Джабраиловых – было приказано ее уничтожить. Или о попытке ликвидации бывшего сотрудника ФСБ Трепашкина, который осмелился вывести на чистую воду зарвавшихся генералов.

В этой разом образовавшейся шумихе мало кто расслышал официальное заявление Путина – ответ на открытое письмо Березовского; оно было распространено уже в день пресс-конференции.

А жаль. Документ этот столь примечателен, что его следовало бы изучить повнимательней, может, у многих уже тогда спала бы с глаз пелена.

Кстати, текст оного письма не без удивления обнаружил я недавно в трехтомнике с претенциозным названием «Искусство невозможного» – своеобразном собрании выступлений и интервью Березовского, изданном в 2004 году.

Честно говоря, поначалу я не понял логики авторов-составителей. Путинское заявление, как мне помнилось, носило характер довольно жесткий и мало укладывалось в общую канву издания, ясно сформулированную в предисловии: «Основная проблема биографа – не подпасть под обаяние своего героя».

Но потом, вчитавшись повнимательней, понял я, где зарыта собака – вариант Березовского разительно отличался от подлинника; в этом издании текст сокращен ровно наполовину; и как раз на ту, которая более всего была неприятна Борису Абрамовичу.

С учетом подобной, чисто «демократической» редактуры, полагаю, есть смысл, восполнить возникший пробел и процитировать «исчезнувшие» пассажи Путина:

«Выбранная форма обращения ко мне через прессу известного своей приверженностью демократическим ценностям Б. Березовского в тот момент, когда Главная военная прокуратура ведет расследование, выглядит, как определенное давление на процесс следствия…

По мнению специалистов Договорно-правового управления ФСБ, в случае, если факт подстрекательства к убийству в рамках расследуемого уголовного дела не будет установлен, существует реальная возможность подготовить заявление в суд с иском о защите деловой репутации ФСБ России. При этом в качестве ответчиков по делу будут фигурировать не только авторы статьи и редакция газеты, но и лица, давшие заведомо ложные показания в отношения должностных лиц…

Надо прекратить раскачивать государственные устои, запас прочности которых небезграничен… Федеральная служба безопасности никогда не будет обслуживать какие-либо партийные или групповые интересы, а будет строить свою работу на основе закона и в интересах всего государства».

Внимательно вчитайтесь в эти строчки, в них и близко не пахнет какой-либо симпатией и комплиментарностью, скорее, наоборот, ибо «авторы статьи», которым грозит Путин судебными исками, это и есть Березовский. Да и тезис насчет того, что Лубянка не будет никогда «обслуживать… групповые интересы» – тоже камешек в его огород.

В телевизионном интервью, которое дал в разгар скандала директор ФСБ, он был еще более жесток.

«Борис Абрамович у нас кто? – поинтересовался Путин у корреспондента „Вестей“ Володи Карташкова. – Исполнительный секретарь? Вот пусть и исполняет».

Вся последующая череда событий вокруг Литвиненко и его друзей самым наглядным образом свидетельствует, сколь последовательно действовал здесь Путин; и явно не в интересах Бориса Абрамовича. За все это время – вплоть до самого его бегства – Путин и палец о палец не ударил, чтобы защитить Литвиненко. Скорее наоборот.

После пресс-конференции все участники ее в одночасье были уволены; вскоре военная прокуратура арестовала Литвиненко по обвинению в превышении служебных полномочий. И хотя Березовский всеми силами пытался отстоять своего советника – после увольнения Литвиненко, тот перешел на работу в Исполком СНГ – даже предлагал внести миллион долларов залога, позиция ФСБ и ГВП оставалась непреклонной. К тому времени разработка собственной безопасности давным-давно превратилась уже в уголовные дела с конкретными доказательствами, уликами, свидетелями.

Если управляемость и подконтрольность Путина Березовскому заключались в этом (Человек-Яволь, как называл его предатель Калугин), то тогда я, вообще, ровным счетом не понимаю ничего в лексике русского языка…

Уголовное дело о несостоявшемся убийстве Березовского окончательно будет прекращено весной 2000-го за отсутствием события преступления. Дела, возбужденные против самого Литвиненко, напротив, закрывать никто не спешил.

Новых арестов чекист-расстрига дожидаться не стал; в ноябре 2000-го, находясь под подпиской о невыезде, Литвиненко предусмотрительно сбежит за рубеж. Судить на родине его придется заочно.

Правда, случится это уже после того, как страну покинет и многолетний защитник его и покровитель, неудавшийся повелитель России, а также «крестный отец» президента Путина.

Боюсь только, ни малейшей грусти никто от этого не испытал – ни Россия, ни Путин…

Глава 9

Человек-невидимка

Когда-то рисуя в мечтах свои будущие богатства, юный Абрамович и представить не мог, насколько муторное и обременительное это занятие: быть миллиардером.

Конечно, окажись его воля, с превеликим удовольствием воспользовался бы он изобретением уэллсовского Гриффина, превратившего себя в человека-невидимку. Но, увы: тогда бы Дьяченко с Юмашевым просто могли его не признать, а это было весьма чревато; свято место пусто не бывает.

Абрамович знал это по себе; давно уже прошли те времена, когда собачкой бегал он за Березовским, таская поноску и дружелюбно помахивая хвостом.

Роман Аркадьевич был теперь не просто самостоятельной, самодостаточной фигурой; по степени своего влияния он намного уже опережал бывшего наставника, однако, не в пример ему, изрядно тяготился свалившейся на голову шумной, скандальной известностью.

Слава пришла к Абрамовичу вопреки его воле; по крайней мере, никаких видимых стараний он к тому не прикладывал, скорее наоборот.

Как и старший его друг Валентин Юмашев, Роман Аркадьевич всегда предпочитал находиться в тени. Его вполне устраивало, что все внимание вечно перетягивал на себя Березовский. «Деньги любят тишину», – была одна из его любых присказок.

Но долго так продолжаться тоже не могло.

Впервые о существовании нового члена «Семьи» широкие массы узнали в начале 1999-го, в разгар очередного противоборства олигархических кланов. В один прекрасный день на столичных магистралях появились красочные биллборды: Семья – любит Рому, Рома – любит Семью. (В организации оного окружение Абрамовича подозревало Гусинского и Потанина, но доказать что-либо так и не смогло.)

А вслед за биллбордами о любви святого президентского семейства к загадочному 33-летнему коммерсанту кинулась рассказывать и пресса. Кажется, журналисты были более ошарашены не самим фактом появления нового кремлевского титана, сколько тем, что все эти годы ему виртуозно удавалось оставаться в безвестности.

Однако даже превратившись в героя первых газетных полос, Абрамович все равно умудрялся оставаться этакой «тера инкогнито», продолжая по привычке избегать телекамер и любых официальных мероприятий.

Он был, точно железная маска; сказочный герой Волдеморт – Тот, Кого Нельзя Называть. Об Абрамовиче знали и слышали теперь все, но никто и никогда по-прежнему его не видел; он был бесплотен, как Кентервильское привидение – вроде, есть, а вроде и нет. Дошло до того, что одна центральная газета даже объявила премию тому, кто добудет его портрет.

Лишь в июне 1999 года фотография Абрамовича – переснятая из карточки в паспортном столе – появилась в печати…

Эта завеса таинственности поддерживалась повсеместно; в том числе и в коридорах власти.

Дворцовый корреспондент «Коммерсанта» Елена Трегубова в своей нашумевшей книжке «Записки кремлевского диггера» описывает, как зам. главы президентской администрации Сергей Ястржембский впервые – осенью 1998-го – назвал ей это сакральное имя, точнее написал на листке.

«– Это что – отчество? – переспросила я, ткнув в бумажку.

– Да нет, – засмеялся Ястржембский, – фамилия!..

Тут Ястржембский еще раз взял свое наглядное пособие – то есть, тот же самый листочек – и напротив слова «АБРАМОВИЧ» жирно вывел обломавшимся карандашом: «№ 1». Потом перевернул листочек, написал слово «БАБ» и нацарапал рядом «№ 2»».

Примечательно, но Трегубова – даром, что вращалась в кругах полусвета – ему тогда не поверила; слишком прочно въелись в массовое сознание эти пущенные Березовским стереотипы.

Даже, вступив на ниву публичной политики, Абрамович не стал от этого более открытым; скажем, мотивы его выдвижения в Госдуму от Чукотки остаются загадкой и по сей день.

С этим Богом забытым краем, о котором сами жители сложили недвусмысленные стишки – «Много есть на свете дыр, самый главный Анадырь» – ничто прежде Абрамовича не связывало. Честно говоря, со стороны его выбор смотрелся довольно забавно – в духе классических анекдотов про чукчей. Недаром еще несколькими годами раньше Александр Лебедь провидчески обмолвился, что генерал-демократ – это такая же несуразица, как еврей-оленевод. А вот, поди ж ты…

Сам Абрамович едва ли не в единственном интервью, данном за время выборов, этот неожиданный шаг объяснял тем, что «получил предложения от нескольких человек, в том числе от губернатора Чукотки Александра Назарова».

«Сейчас мне все больше и больше нравится Чукотка, – проникновенно излагал он. – Нравятся люди, которые там живут. Они не такие, как те, с кем приходилось сталкиваться. Я действительно думаю, что могу им помочь».

Полагаю, нет нужды разбирать эту слащавую, предвыборную лабуду, придуманную ушлой семейной парочкой известных пиарщиков – Юлией Русовой и Алексеем Головковым – организаторов чукотской кампании.

Понятно, что истинные причины выдвижения крылись совсем в другом; хотя самому Абрамовичу этот образ защитника сирых и обездоленных чукчей пришелся исключительно по душе; даже соратникам по олигархическому цеху он без зазрения совести пытался вешать вышеозначенную пасхально-пряничную лапшу.

Когда Чубайс, например, спросил миллиардера, зачем понадобилась ему Чукотка, Абрамович на голубом глазу ответил ему:

– Жалко.

– Кого жалко? – оторопел от такого цинизма Чубайс.

– Чукчей жалко.

«Я просто смахнул набежавшую слезу», – иронизировал потом повелитель российского электричества…

А вот цитата из сравнительно недавнего его интервью четырем английским газетам. На аналогичный вопрос журналистов Роман Аркадьевич отвечает: «Увидев, как плохо там живут люди, я решил, что просто обязан им помочь».

(Так и хочется вслед за Чубайсом смахнуть слезу.)

На самом деле все было гораздо прозаичнее. Мысль с депутатством подсказал Абрамовичу его бывший наставник Борис Абрамович; он же помог подобрать и проходной регион.

Думские выборы 1999 года, вообще, оказались удивительно богаты на звучные имена. Олигархи, сановные отставники, преступные авторитеты – все словно с цепи сорвались; чуть ли не каждый второй возжелал получить вдруг депутатский мандат.

В результате Дума третьего созыва превратилась в некое подобие аристократического клуба; одновременно заседали в ней сразу пятеро бывших премьеров, пара десятков легальных миллионеров – а уж про отставных министров и говорить не приходится; их там было, как грязи.

Не стал исключением и Березовский. Летом 1999-го он тоже изъявил желание избираться в Госдуму. Ему срочно требовалось получить официальный статус, дабы войти, наконец, во власть не с черного, а с парадного крыльца.

(«Капитал должен защищать себя сам, поэтому очень важно, чтобы те люди, которые считают себя предпринимателями… сами пошли на этот период во власть, – объяснял Березовский мотивы своего решения журналистам. – Они точно знают, какие законы нужны для экономического развития страны».)

Известный ныне защитник природы Олег Митволь, руководивший тогда принадлежащем Березовскому Издательским Домом «Новые известия», рассказывал мне, что он предлагал Борису Абрамовичу баллотироваться от Коряцкого автономного округа.

«Население – небольшое, округ – нищий, административный ресурс – огромный. Губернатор Валентина Броневич готова была расшибиться в лепешку, лишь бы провести нужного человека, однако Борис отказался. Мне, говорит, нужен не Север, а Юг; чтоб обязательно какая-нибудь горячая точка».

В конце концов, Березовский остановил свой выбор на Карачаево-Черкессии, а Корякию – чего добру пропадать – на правах старшинства завещал Абрамовичу.

Нечто подобное слышал я и от чукотского губернатора – одного из отцов-основателей блока «Единства» Александра Назарова. По его словам, идею делегировать Абрамовича в депутаты первым высказал, действительно, Березовский.

«Мы обсуждали перспективы „Единства“. Березовский стал говорить, что нужны сильные активисты: почему, мол, Рому в Думу не провести. Эта мысль так ему понравилась, что он тут же выдернул Абрамовича к себе. Рома поначалу сопротивлялся: „На хрен мне все это“. Но Березовский не дал ему и рта раскрыть: ты, мол, не понимаешь, нужен официальный статус, вес. Короче, задавил авторитетом. В качестве региона я назвал им Корякию. Свел с Броневич. Но когда Валентина все оценила, она сразу честно предупредила – непроходной; Роме даже побывать там ни разу не пришлось. В итоге Береза предложил: „Раз так, давай изберем тебя на Чукотке“. Я согласился».

Вряд ли согласие это потребовалось вытягивать клещами; еще неизвестно, кто был заинтересован в его депутатстве больше – губернатор или сам претендент.

Для нищей Чукотки человек с такими связями и возможностями, как Абрамович, казался просто находкой. Неслучайно, буквально при первой же их беседе Назаров продиктовал будущему депутату объемный перечень встречных требований. В обмен на мандат от Абрамовича требовалось пролоббировать пять распоряжений правительства: дополнительные квоты по вылову рыбы, выделение нефтепродуктов из госрезерва, экспортные квоты на нефть… За это губернатор брался провести его в депутаты бесплатно; все накладные расходы – оценили их в полмиллиона долларов – окружная власть пообещала взять на себя.

«Не вопрос», – с легкостью отмахнулся Роман Аркадьевич; но стоило ему впервые прилететь в Анадырь, как от легкости этой не осталось и следа.

Чукотская столица выглядела натуральной декорацией к фильму об апокалипсисе: облупленные хрущобы, покосившиеся сараи, тянущиеся до горизонта свалки. На весь город один-единственный светофор, да и тот неработающий.

Бюджетники месяцами сидели без зарплаты. Десять процентов населения – безработные. Свежие овощи и фрукты сродни чуду.

Весь объем валового регионального продукта Чукотки составлял тогда примерно 270 миллионов долларов; аккурат – две депутатские яхты: «Пелорус» и «Экстазия».

Завершал эту безрадостную картину жуткий холод и воющий ветер.

Когда Абрамович увидел воочию все это «великолепие», он сразу же приказал разворачивать самолет и лететь на Аляску, в Анкоридж; ничего приличнее поблизости не было.

«Да как же так, – засуетился, забегал Назаров. – Мы такой прием приготовили; баню натопили».

Лишь путем неимоверных усилий будущего депутата удалось оставить на ночлег в Анадыре; с обещанной баней и северными деликатесами, включая знаменитую колбасу кивик – высшее лакомство азиатских эскимосов: толстая кишка оленя, нафаршированная мясом и салом.

Назаров так и не понял, что сам засовывает голову в петлю; да еще и узел затягивает посильнее. Мысль о губернаторстве поселилась в голове Абрамовича уже тогда, в самый первый его приезд. В противном случае он непременно улетел бы в Анкоридж и забыл о Чукотке, точно о страшном сне.

Романа Аркадьевича неизменно отличало умение мыслить на перспективу. Будучи человеком прагматичным и трезвым Абрамович не мог не понимать, что эра владычества олигархов подходит к концу. Любой, кто придет на место Ельцина, обязательно захочет избавиться от доставшегося ему обременительного наследства – и Таня с Валей ничего поделать тут не смогут.

Россией всегда управляет царь, как бы он там не назывался: президент, генеральный секретарь; и нет ничего для царя важнее, чем абсолютная, единоличная власть, самодержавие.

Особых иллюзий в отношении своей персоны Абрамович – не в пример Березовскому – не питал. Он полностью отдавал себе отчет, сколь дурно сложилась его репутация, равно, как и всех остальных олигархов.

Для того чтобы сохраниться на будущее, требовалось отыскать какой-то новый, неведомый прежде ресурс; убедительный аргумент, с которым власти придется считаться. Выражаясь бизнес-терминологией, Абрамовичу нужно было диверсифицироваться.

В этой конструкции депутатский мандат являлся лишь первой ступенькой на пути к назначенной цели…

Существует, однако, иная версия, озвученная мне в окружении самого Абрамовича. Якобы изначально речь о выборах – как губернаторских, так и депутатских, – в принципе, не шла. Поддавшись на уговоры Назарова, олигарх просто так – без всякой далеко идущей цели – прилетел на Чукотку.

Увиденное столь поразило его, что он, не мешкая, учредил вместе с Назаровым благотворительный фонд «Полюс надежды» и профинансировал вывоз всех чукотских детей на летний отдых к Черному морю. Кроме того, за счет Абрамовича на Чукотку было отправлено судно «Василий Головин» водоизмещением 7,5 тонн; оно везло недоступную для жителей дальних поселков гуманитарку – муку, сахар, растительное масло.

Честно скажу, верится в такую рождественскую пастораль с большим трудом. Абрамович явно не производит впечатление доброго, бескорыстного волшебника; по крайней мере, вся прежняя его деятельность в Омске – базовом регионе «Сибнефти» – свидетельствует совсем об обратном. В конце концов, если уж так ему хотелось заняться призрением, он вполне мог расшвыривать свои миллионы в той же самой Омской области; нуждающихся было там никак не меньше.

Да и что, в принципе, меняет такой разворот? И отправка детей на отдых, и дрейф «Василия Головина» – все это стало в конечном счете важнейшими звеньями его избирательной кампании.

На свою победу Абрамович бросил все мыслимые и немыслимые силы. Чукотку – хотя бы по разу – посетили практически все «семейные» члены правительства (Аксененко, Зурабов, Шувалов, Шамузафаров и etc.), а также дружественные губернаторы (например, омский голова Полежаев), обещая жителям манну небесную – в том случае, конечно, если сделают они правильный выбор.

Ход кампании лично контролировал шеф президентской администрации Александр Волошин. Губернатор Назаров регулярно отчитывался перед ним о проделанной работе. (Один раз позвонил даже Ельцин.)

Местные власти, не таясь, впрямую агитировали за Абрамовича, разъясняя наивным чукотским жителям, сколь несказанно повезло округу; такой человек обратил внимание на их глушь; благодетель, однако.

(«Для вас он идеальный депутат, – доходчиво излагал Сергей Доренко, тоже не избежавший призыва в агитбригады. – Он абсолютно безупречный специалист в области лоббирования интересов тех, кто ему нужен. А вы ему будете нужны на ближайшие четыре года».)

Переход олигарха в публичную плоскость дался ему не просто. Тридцать четыре года своей жизни Абрамович привык оставаться за кадром; вспышка фотоаппарата была для него сродни лязганью автоматного затвора. Здесь же ему пришлось постоянно выступать перед людьми, отвечать на самые разные, в том числе и каверзные вопросы.

Очевидцы вспоминают, что на первой же его предвыборной встрече – состоялась она в центральном ДК Анадыря – Абрамович казался заметно растерянным. Выступления, как такового, не получилось; говорил он еле слышно, постоянно запинался.

Но уже ко второму или третьему мероприятию кандидат нашел, наконец, единственно верную для себя нишу. Он выбрал абсолютно беспроигрышный образ доброго и заботливого Санта-Клауса.

По сути, никакой избирательной кампании Абрамович не вел. Вся она сводилась к раздаче подарков – сиречь, к банальному подкупу. На каждой встрече – а облетел он все восемь районов округа – жители просто выкладывали ему свои просьбы – кто от наглости, кто от безысходности. А потом, через неделю-другую, точно по волшебству, к ним домой приносили выполненный заказ.

«Пожелания звучали самые разные, – вспоминает бывший помощник бывшего чукотского губернатора Олег Савченко. – Один мальчик, например, попросил подарить ему компьютерную игрушку game boy; в другой раз группа рыбаков пожаловалась на нехватку снастей. На каждой встрече специальный человек записывал эти просьбы и отслеживал потом их исполнение».

Санта-Клаус был великодушен – он не отказывал никому. Стиральные машины, утюги, пылесосы, словно из рога изобилия, сыпались на нищую Чукотку. Слава об Абрамовиче широко зашагала по вечной мерзлоте.

В общей сложности этот размах души обошелся кандидату примерно в 10 миллионов долларов. Кроме того, «Сибнефть» выдала чукотской администрации кредит – 103 миллиона рублей – для того, чтобы погасить долги по зарплатам работников ЖКХ. При этом, как следовало из поданной им в избирком декларации, официальный доход Абрамовича за предыдущий год составлял лишь миллион двести тысяч долларов, а все имущество ограничивалось автомобилем «Жигули» 6-й модели.

Зная теперь все это, очень занятно перечитывать сегодня старые заметки в дружественных Абрамовичу СМИ. Вот, например, как описывался ход избирательной кампании в репортаже «Огонька":

«– Если мы за вас проголосуем, картошка будет дешевле? – поинтересовалась старушка с большими сумками.

– И чтобы не гнилая! – поддержали женщины помоложе.

– По закону о выборах я не могу вам обещать никаких материальных благ в обмен на голоса, – очень серьезно ответил олигарх. – Единственное, что могу сказать: о проблемах северного завоза я знаю. И, скорее всего, буду заниматься этой проблемой вне зависимости от исхода выборов…

– А благотворительностью станете заниматься? Учителей поддерживать, например, пока «Майское» не открылось…

– А вот этого я по закону обещать…»

Вообще, если разобраться, нужды в подобном благотворительном размахе у Абрамовича не было по определению; при наличии такого административного ресурса избрали б его хоть тушкой, хоть чучелом. Это лишний раз доказывает, что уже изначально он нацелился на губернаторское кресло; фактически депутатская кампания больше напоминала губернаторскую. На фоне Александра Назарова, правящего Чукоткой аж с 1990 года, богатый и щедрый Абрамович с каждым днем все больше воспринимался населением, точно герой волшебных чукотских сказок; какой-нибудь Великий Сэкен.

Поразительно, но, несмотря на все вышеперечисленное, сам «Великий Сэкен» до последнего дня искренне мандражировал – а вдруг случится что-то из ряда вон выходящее, и выборы он продует?

Еще с юности Абрамович отличался необычайной мнительностью, сопряженной со звериной просто осторожностью. Любая внезапность, отход от заранее намеченной схемы способны были загнать его в ступор; о том, допустим, чтобы вести с конкурентами предвыборные теледебаты и речи идти не могло; Роман Аркадьевич наверняка запнулся моментом бы, покраснел, начал что-то мямлить, прятать глаза…

Мне не раз уже приходилось анализировать разницу в характерах двух моих героев; если Березовский был игроком в классическом понимании этого слова, то Абрамович мог усесться за ломберный стол лишь, зная заранее весь расклад соперников, не говоря о прикупе; да еще, если администрация казино письменно прогарантирует ему выигрыш.

Риск был для него противоестественен. Роман Аркадьевич относился к той многочисленной категории прагматиков, которые журавлю в небесах всегда предпочтут худосочную синицу.

Однако все его страхи оказались напрасны. На состоявшихся в декабре выборах Абрамович одержал внушительную победу: 59,78 % голосов.

Каким образом достигался этот триумф, тогдашний губернатор Назаров вспоминать сегодня не хочет. Когда я впрямую спросил его, сколько голосов было приписано Абрамовичу, от ответа он ушел, припомнив лишь, что во многих районах кандидат набрал от шести до тринадцати процентов. Как вышло, что эти мизерные результаты трансформировались в блестящую викторию, экс-губернатор объяснить не смог, сославшись на плохую память.

Освежить ее, впрочем, совсем нетрудно. Во-первых, так называемое досрочное голосование; как раз накануне выборов чукотский парламент очень своевременно принял закон, по которому 30 поселков были отнесены к «отдаленным и труднодоступным», а посему их жителям разрешалось голосовать досрочно; само собой под бдительным присмотром местных властей. (Урны возили на вертолетах.) Неудивительно, что 98 % из них дружно отдали свои голоса Абрамовичу; странно, что не все поголовно. А это ни много, ни мало 12 тысяч человек, то есть ровно одна пятая всех избирателей.

Ну, и второй решающий фактор – обилие «мертвых душ», от чьего имени так удобно кидать в урны правильно заполненные бюллетени. Штука в том, что точного числа взрослого населения Чукотки доподлинно не знал никто. Выборы проходили по данным 1995 года. Сколько людей выехало за это время на Большую землю или умерло, Центризбиркому было не ведомо; ну, а губернатор, по понятным причинам, оглашать цифры эти не спешил. По мнению наблюдателей, если официально на Чукотке значилось 59 тысяч избирателей, то в реальности насчитывалось их никак не более 40 тысяч. (К слову, проведенная в 2002 году официальная перепись установит здесь лишь 53,8 тысяч населения, включая несовершеннолетних.)

Рискну предположить, что таким макаром, было изыскано еще 15–20 процентов.

Прибавьте к этому голоса тех, кто действительно поддержал Абрамовича, и вы получите искомый результат – те самые 59,78 %…

Опасаться судов и скандалов Роману Аркадьевичу было нечего. Конкуренты его оказались людьми на удивление чуткими и сердечными; всех других, собственно, местная администрация заблаговременно сняла с пробега.

Главный соперник Абрамовича – лидер движения «Возрождение Чукотки», потомственный оленевод Владимир Етылин, который, как считают многие, и был истинным фаворитом гонки, в награду за безмолвие получил должность советника губернатора. (Позднее его даже делегируют в Думу на освободившееся после губернаторских выборов место.) Другой соискатель – подмосковный спортсмен Андрей Слушаев, более известный в узких кругах под кличкой «Слон», посетил Чукотку всего один только раз; после знакомства с главным бухгалтером «Сибнефти» Мариной Гончаровой он навсегда укатил к себе обратно в Подольск, где вскоре стал заведовать базой олимпийского резерва.

…Весть о своей победе душа-человек встретил в Салехарде, куда специально приехал в день голосования 19 декабря. Несмотря даже на его обычную сдержанность, было видно, что он несказанно рад. В четыре утра, когда подсчет бюллетеней был уже завершен, победитель улетел прочь.

На другом конце страны, в Карачаево-Черкессии, в это время было только семь часов дня; выборы находились еще в самом разгаре…

$$$

Внешне в двух этих регионах нет ничего схожего; перефразируя классика, Чукотка – это лед, Карачаево-Черкессия – пламень. И, тем не менее, выборы и там, и тут проходили по совершенно одинаковому сценарию, утвержденному кремлевским администратором Александром Волошиным.

Избрание Березовского стало для главы республики Владимира Семенова своеобразной платой за сохранение кресла; мало кто сейчас помнит, что в 1999 году маленькая Карачаево-Черкессия едва не превратилась в новую горячую точку на карте России.

В мае здесь прошли президентские выборы, выиграл которые бывший главком сухопутных войск генерал Семенов. Однако основной его соперник – мэр Черкесска и крупный водочный магнат Станислав Дерев – с исходом таким не смирился. Под его давлением республиканский избирком отказался утверждать итоги выборов; Семенову пришлось обращаться в Верховный суд.

А тем временем в республике вспыхнули волнения. Центральная площадь Черкесска превратилась в своеобразный майдан; тысячи приверженцев Семенова и Дерева встали лицом к лицу. Каждая из сторон в методах борьбы особо не стеснялась; избиения активистов, поджоги домов, теракты – это было здесь в порядке вещей.

Проблема заключалась в том, что Дерев был черкесом, а Семенов – карачаевцем; кто лучше, кто хуже – никто особо уже не разбирал. Республика разделилась на два противоборствующих лагеря строго по национальной принадлежности; казалось, еще день-другой и гражданской войны не миновать. Учитывая, что в Чечне и Дагестане уже полным ходом шла стрельба, последствия таких волнений трудно было недооценить; пожар разом мог охватить весь Северный Кавказ.

Белый дом был даже вынужден создавать специальную антикризисную комиссию во главе с первым вице-премьером Аксененко – ставленником «Семьи»; вот тогда-то и возник на горизонте Березовский.

26 августа, ровно за сутки до принятия Верховным Судом окончательного вердикта, глава президентской администрации Александр Волошин вызвал Семенова на дачу к Березовскому в Петрово-Дальнее; там-то генералу и было объявлено, что суд возьмет его сторону.

Никаких встречных обязательств Березовский с Волошиным не выдвигали; но то, что платить по счетам придется, Семенов понимал и без лишних слов.

О своем решении баллотироваться от Карачаево-Черкессии, Борис Абрамович объявит президенту чуть позже; прямо за обедом в «Рэдиссон-Славянской», аккурат между подачей блюд. Сказано это было, как о чем-то само собой разумеющемся; мнение Семенова никто даже не спрашивал; его просто поставили перед фактом.

Конечно, со всех точек зрения гораздо удобнее и проще было избираться Березовскому не здесь, а в той же Чукотке или бессловесной Корякии. Но ему требовался не просто мандат, а еще и рычаг влияния; точка опора, с чьей помощью он мог бы перевернуть шар земной.

Карачаево-Черкесская смута воспринималась Борисом Абрамовичем, как волшебная лампа из «Тысячи и одной ночи». Становясь ключевой фигурой переговорного процесса, Березовский как бы загонял джинна внутрь лампы; но в любой момент он мог потереть край магического сосуда.

К сожалению, это мало кто тогда понимал. Напротив, явление Березовского было встречено в республике с определенным даже воодушевлением; от многомесячного противостояния здесь все давно здесь устали, но не знали, как выйти из этого затяжного пике, сохранив хорошую мину.

Слава Бориса Абрамовича как опытного переговорщика, миротворца с богатым опытом – да и просто обладателя несметных богатств – заставляла относиться к его заверениям всерьез; тем более что обещал, он, как обычно, все и сразу. Противостояние – погасим; народы – помирим; инвестиции – добудем.

Даже такие непримиримые враги, как Семенов и Дерев, и те объединились в едином порыве, наперебой призывая своих сторонников голосовать за эту новоявленную мессию, ибо он «имеет связи, деньги за рубежом, а самое главное является той личностью, которой дают деньги под одно имя»; как раз такой «лоббист» нужен для вывода Карачаево-Черкессии из «политического и экономического болота». (Первая цитата принадлежит Семенову, вторая – Дереву.)

Чего только не наобещал Березовский за пару месяцев своей кампании. Полностью газифицировать республику. Реконструировать горнолыжные курорты Домбая (одних лишь прямых инвестиций было посулено 100 миллионов долларов). Построить новые предприятия (например, завод по автосборке). Завалить местную стройиндустрию постоянными заказами из Чечни. Учредить благотворительный фонд для «поддержки всех, кто нуждается в незамедлительной помощи». Создать в КЧР свободно-экономическую зону.

«Я приехал с единственной целью, – говорил Березовский на встречах с жителями, – помочь не только вам, но и себе, потому что если будет много бедных, то богатые не смогут жить».

«Вижу свою задачу только в одном, – это из его интервью местному телевидению, – лоббировать интересы Карачаево-Черкессии, используя все свои возможности. У правительства не так много денег, мы это знаем. Вы сегодня получаете, как правило, 81-ми, то есть не получаете почти ничего. А я хочу сделать так, чтобы вы получали первыми. Задача – расталкивать локтями других, чтобы добыть ресурс для Карачаево-Черкессии».

А чтобы уж сомнений ни у кого не оставалось, Березовский демонстративно купил в Черкесске двухэтажный дом (на улице с примечательным названием Веселая) и предложил всем избирателям подписать с ним официальные договора, состоящие из 11 пунктов.

Ну, например, таких:

«Обеспечить реализацию пакета экономических программ по развитию экономики КЧР по следующим направлениям: восстановление имеющегося промышленного потенциала республики; создание новых рабочих мест через открытие предприятий, как в городах, так и в аулах и станицах; реконструкция курортно-туристического комплекса КЧР; модернизация телекоммуникационного комплекса; привлечение дополнительных инвестиций в сельское хозяйство.

Обеспечить финансированием социальные программы КЧР по приоритетным направлениям: здравоохранение; защита материнства и детства; образование; проблемы молодежи; культура и спорт.

Обеспечить полную газификацию республики и полную подачу электроэнергии».

Этот замечательный во всех отношениях документ заканчивался такими словами:

«В свою очередь, предлагаю Вам взять на себя следующие обязательства:

Прийти 19 декабря на избирательные участки и пригласить на них членов своих семей, родных, близких и знакомых, вне зависимости от того, за кого Вы решили голосовать.

Сделать свой выбор, руководствуясь здравым смыслом и интересами себя, своей семьи, места проживания и республики в целом».

Не знаю уж, сколько человек подмахнули эти бумажки, но на выборы, «руководствуясь здравым смыслом», народу пришло немало – 63 процента избирателей. Выиграл их, естественно, Березовский, обойдя свою основную соперницу – коммунистку Муратхан Михайлович – почти в два раза.

Правда, как и в случае с Чукоткой, чистота этих результатов вызывает у меня самые серьезные подозрения.

Достаточно сказать, что еще вечером Березовский уверенно проигрывал, но к утру, после того, как он в истерике ринулся звонить президенту Семенову, неожиданно оказалось, что кандидат набрал аж сорок с половиной процентов – 77 тысяч голосов.

Документально, впрочем, удалось зафиксировать лишь один-единственный случай фальсификации: на участке № 164 наблюдатели обнаружили пять пачек бюллетеней с уже проставленными галками напротив известной фамилии; причем все они найдены были у самих же членов избирательной комиссии, включая ее председателя.

Деталь эта архиважная. Если большинство членов комиссии во главе с председателем – то есть люди, служивые, подневольные, – вбрасывают бюллетени в пользу Березовского, значит, выполняют они указание сверху. Это первое. Ну а вывод второй напрашивается сам собой; раз творилось такое на 164-м участке, логично предположить, что аналогичная картина происходила и на 163-м, и на 165-м, и так далее.

Собственно, тогдашний президент республики Владимир Семенов сегодня особо и не скрывает, что, выполняя волю Кремля, он был вынужден подтасовывать итоги выборов. На мой прямой вопрос, сколько голосов удалось приписать Березовскому, ответ был примерно аналогичен тому, что услышал я некогда из уст чукотского губернатора:

«Разумеется, выборы мы ему сделали».

(По неофициальной информации в пользу Березовского было вброшено примерно 35 тысяч бюллетеней; 20 % голосов.)

Забегая вперед, скажу, что ни одного из своих многочисленных обещаний Березовский так и не выполнил.

Его хватило лишь на раздачу детских подарков к Новому году: шоколадный набор и календарик с изображением трех плюшевых медвежат на фоне гор.

Даже, когда местные жулики влезли в его депутатскую приемную – хорошо, что сумели ее разыскать; мои, например, попытки обнаружить этот адрес еще тогда, весной 2000-го, успехом не увенчались – они не смогли ничем поживиться и убрались восвояси с пустыми руками; в приемной не имелось даже ксерокса или факса.

«В первый же после избрания визит Борис Абрамович привез с собой главу фирмы, которая строит горные подъемники, – свидетельствует экс-президент Семенов. – Он, дескать, может построить подъемник на Домбай. Да за деньги эта фирма хоть на Эверест подъемник проведет. Откуда только деньги взять?»

Итог – никаких вливаний в туристическую инфраструктуру, как не было, так и нет. Обещанные заводы не построены. Газификация ведется до сих пор. Даже широко разрекламированная им помощь в возведении соборной мечети Карачаевска на поверку оказалась очередным блефом; главный муфтий республики так прямо и заявил мне, что ни копейки от Березовского мусульмане не получили.

Столь же бесславно окончилась и вся эпопея с благотворительным фондом, куда депутат щедрой рукой перечислил 3 миллиона долларов; судьба этих средств до сих пор покрыта мраком. По крайней мере, в республике не известно ни одного случая, когда кто-то был облагодетельствован фондом хотя бы на рубль; двери в его штаб-квартире на улице Кирова закрыты были всегда.

Коли уж речь зашла об итогах депутатства наших героев, не лишним будет коснуться и законотворческой их деятельности; благо времени это почти не займет. Писать-то, собственно, не о чем.

За все время работы член Комитета по международным делам Березовский удосужился выступить лишь на двух пленарных заседаниях и не внес ни единого закона.

В свою очередь, член Комитета по вопросам Севера Абрамович не выступал в Думе ни разу, но зато подготовил целых два законопроекта.

(Первый назывался «О внесении дополнения в статью 127 ФЗ „О федеральном бюджете на 2000 год“» и касался вопросов «финансовой поддержки закупки и доставки нефти, нефтепродуктов, топлива и продовольственных товаров в районы Крайнего Севера». Второй – «О внесении изменений и дополнений в ст. 4 закона „О государственных гарантиях и компенсациях для лиц, работающих и проживающих в районах Крайнего Севера и приравненных к ним местностям“» был направлен на «указание всех источников финансирования „северных“ гарантий и компенсации, и приведение их в соответствие с Бюджетным кодексом».)

Правда, оба этих документа оказались, в конце концов, в корзине; первый закон Абрамович отозвал самолично, второй – благополучно был провален коллегами.

Единственная польза, которую вынесли для себя олигархи от сидения в парламенте, это получение Березовским звание капитана запаса (Абрамовичу не обломилось даже этого). И, конечно, статус неприкосновенности…

$$$

О пользе неприкосновенности Березовский впервые задумался сразу после мартовских президентских выборов. Вопреки всем его надеждам, уголовное дело по «Аэрофлоту» так и не было прекращено; прокуратура исправно продлевала сроки следствия. Конечно, об аресте Березовского речи теперь не шло, но это мало радовало его. Сам факт существования дела был для Бориса Абрамовича своего рода дамокловым мечом, миной замедленного действия, которая могла взорваться в любую минуту.

Напрасно требовал он от Путина закрыть его; тот лишь вежливо улыбался в ответ. Трудно сказать, какими мотивами руководствовался будущий президент; я лично думаю, что он просто решил для себя не вмешиваться в вопросы следствия, особенно по таким скандальным, резонансным делам.

Впервые за долгие годы Березовский начал ощущать свою беспомощность; точно встала перед ним глухая, непреодолимая стена. Это чувство угнетало, сжигало его изнутри, и от осознания собственного бессилия распалялся он только сильнее.

Словно капризный ребенок, не знающий отказа ни в чем, Борис Абрамович бесновался, блажил; все без толку. Сменивший хозяев Кремль оставался непреклонен.

Он ринулся было за помощью к старым друзьям – Юмашеву, Дьяченко, тому же Абрамовичу с Волошиным – но и там его ждало дикое разочарование. За время, пока он раскатывал по заграничным вояжам, Семья окончательно списала его в тираж. Вступаться за него им не было теперь никакого резона.

«Березовский просто стал не нужен, – подытожит через несколько лет его коллега по эмиграции, бывший олигарх Леонид Невзлин. – Не столько Путину, сколько тем, у кого были с ним партнерские отношения, кто имел перед ним политические и финансовые обязательства… Надо сказать, что Березовский им мешал в том смысле, что принципы, которые он исповедует, они все-таки политические, праволиберальные и прозападные, а Роман – человек практичный. Он и его окружение – мастера интриги и закрытого жанра. Им легче было решить вопрос с тем, чтобы Березовского не стало в России, чем выполнить перед ним обязательства».

С этим тезисом трудно не согласиться. Как не раз мы уже говорили, окружение бывшего президента давно тяготилось Березовским, но до поры до времени оформлять официальный развод не спешило; Борис Абрамович с его нестандартным, парадоксальным мышлением мог принести еще определенную пользу. Да и громкие сцены с тряской грязного белья были им тоже совсем ни к чему.

Юмашев с Дьяченко проглотили даже скандал с «Атоллом», хотя не могли, не имели просто права не затаить на Березовского глухой обиды.

Для тех, кто запамятовал, напомню, что в 1999 году частное охранное предприятие «Атолл» было обвинено прокуратурой в незаконной слежке за эстаблишментом страны, в том числе и за самими же Дьяченко с Юмашевым.

Это личное разведбюро Березовского начало свою бурную деятельность еще в 1994-м; первое время занималось оно лишь физической охраной олигарха и членов его семьи, но постепенно стало превращаться в полноценную, хоть и миниатюрную спецслужбу.

У «Атолла» имелась собственная агентура, ее спецтехнике могла позавидовать любая легальная спецслужба. Ежемесячный бюджет агентства составлял сумасшедшие деньги – 300–400 тысяч долларов. Значительную часть информации Березовский аккумулировал без какой-то конкретной цели, на будущее. Уже с 1995 года он принялся создавать уникальный архив компромата, для чего приказал записывать все помещения в собственном доме приемов.

«После выборов 1996 года, – признавался мне бессменный руководитель „Атолла“ Сергей Соколов, – мы стали работать в прикладном ключе. Помимо сбора общей информации, задачи ставились по конкретным людям, преимущественно конкурентам Березовского в бизнесе и политике. „Атолл“ работал против руководства „Роснефти“, „Трансаэро“, Потанина, Коха, Немцова. Мы прослушивали телефоны и кабинеты „объектов“, вербовали секретарш и любовниц. Велась слежка и за семьей президента; мобильные телефоны, пейджеры Юмашева и Дьяченко стояли у нас на „кнопке“. Борис даже приказывал нам взять на контроль их домашние телефоны, но я не стал рисковать; они жили в президентском доме на Осенней, пройти туда было невозможно, да и хлопот потом не оберешься… Зачем ему это требовалось, Березовский не объяснял, но мне кажется, он просто собирал компромат на всех. Ему было важно знать, что они думают в действительности, не обманывают ли его, не вступают ли в альянс с кем-то из его врагов…»

Летом 1998 года РОБОП Восточного округа Москвы – чисто случайно – напал на след «Атолла». В помещении ЧОПа был проведен обыск. Оперативники изъяли спецтехнику, агентурные сообщения, кипу всевозможных удостоверений, огромный архив прослушек – в общей сложности, вещдоков набралось аж 12 коробок.

Однако Березовскому удалось поначалу замять скандал. По его настоянию, Владимир Рушайло – тогда еще зам. министра внутренних дел – запретил подчиненным возбуждать уголовное дело. Все коробки были возвращены «Атоллу» назад; точнее даже не «Атоллу». По документам, изъятое имущество получил под расписку гендиректор «ЛогоВАЗа» Юлий Дубов; после чего оно бесследно, разумеется, исчезло. Когда полгода спустя генпрокуратура возбудила-таки дело, найти эти бесценные коробки было уже невозможно.

Ну, а Березовский, едва разразился этот громкий скандал, как водится, мгновенно открестился от «Атолла», заявив, будто никогда не слышал даже такого названия. Напрасно Сергей Соколов пытался добиться у него аудиенции и объясниться; недавний хозяин попросту перестал с ним соединяться. Одновременно было остановлено все финансирование ЧОПа. Но спасти его репутацию в глазах кремлевских друзей это уже не могло…

Приход нового президента позволил Семье выпутаться, наконец, из удушающих объятий многолетнего своего товарища и партнера. Эту измену Березовский переживал очень тяжело. Один из его ближайших соратников рассказывал мне:

«Когда Боря принялся предъявлять свои претензии на власть, ему попросту объявили, что теперь он никто; правила игры поменялись. Боря стал психовать. Объявил себя демократом и решил по старинке начать шантажировать власть посредством СМИ, не понимая, что страна – уже совсем другая…»

Сегодня, с высоты пройденных лет, чертовски увлекательно перечитывать старые выступления Березовского, в которых он излагал свои виды на будущее. Когда журналисты спрашивали его, что станется с олигархами и непосредственно с ним, ведь Путин обещает отодвинуть их от власти (помнится, в лексикон был введен даже новый термин – «равноудаленность»), Борис Абрамович лишь посмеивался в ответ.

«Это невозможно, – уверял он, например, в апреле 2000-го. – Здесь ничего нельзя поделать. Крупный капитал всегда находится у власти. Так функционирует современное общество. Если он уничтожит одного олигарха, поднимутся новые».

«Путин может лишь говорить о том, что готов взяться за олигархов, – разглагольствовал Борис Абрамович уже в другом интервью того же периода. – Он сам прекрасно понимает, что ограничить олигархию он не сможет. Это высказывание Путина всего лишь политическое заигрывание с электоратом, дабы увеличить количество голосов в свою пользу».

Еще раньше, в ноябре 1999-го, бывший глава президентской администрации Сергей Филатов, законспектировал в своем дневнике аналогичный, состоявшийся накануне диалог:

«– Борис Абрамович, а вас не пугает связь Владимира Владимировича со спецслужбами? Многие выражают беспокойство за сохранение в России демократии и либеральных ценностей.

– Я этого не боюсь. Человек он порядочный, твердый…

– А вас не пугает, что будете первым, кто пострадает при этом?

– И этого я не боюсь. Этого не будет».

Из приведенных цитат видно, сколь поверхностно, прекраснодушно даже воспринимал Березовский приход нового президента. Он в упор не замечал очевидных вполне вещей, предпочитая по-прежнему слышать лишь то, что хотелось ему услышать; все прочее, неприятное, бездумно отсекалось.

Через год, в своем очередном открытом письме, Борис Абрамович напишет: «Каюсь. Меня развели… Не учел его, Путина, чекистскую заточку!»

Хотя, в действительности, никто и не думал его разводить; развел-то он исключительно сам себя.

Как там у поэта?

"Ах, обмануть меня не трудно,

Я сам обманываться рад…"

Все, что говорилось Путиным о равноудаленности олигархов, было вовсе не предвыборным популизмом; будущий президент действительно так считал. Вскоре, на эпохальной встрече с крупнейшими воротилами, состоявшейся летом 2000-го, он объявит о новых принципах взаимоотношения власти и бизнеса. Олигархи не лезут в политику, не покупают премьеров, министров и депутатов, не вывозят капиталы за рубеж. А государство забывает в ответ, каким образом заработали они свои капиталы.

Большинство магнатов эти правила приняли и живут себе припеваючи. Те же немногие, кто попытался их оспорить, получили вполне адекватный отпор; собственно, нашлось таких всего ничего – Гусинский, Ходорковский, Березовский; почти – в рифму.

Сегодня жалеть трех этих развеселых друзей – новоявленных мучеников режима – стало хорошим тоном в либеральной среде; в особенности – политзаключенного Ходорковского. Хотя, по моему глубокому убеждению, граждане эти по заслугам получили совершенно оправданно; жаль только, что одни они; отправить бы вслед за ними всех прочих миллиардеров, фигурантов золотого списка «Форбс» и завсегдатаев дискотеки «Джиммис» – воздух разом бы стал чище.

Делить олигархов на плохих и хороших, потому как один-де критикует режим, а другой склоняется перед властью в глубоком поклоне, – занятие совершенно бесполезное. Все они мазаны одним миром.

Почему Билл Гейтс стал одним из богатейших людей планеты, мне, допустим, понятно; миллиарды он заработал своими мозгами. И происхождение империй Форда или Круппа под сомнение тоже не ставятся.

Но как, скажите на милость, можно относиться к тому же Абрамовичу или Фридману с Ходорковским, если ничего нового они не придумали и не изобрели, а все несметные богатства их – результат беспрецедентного обмана, когда казенную собственность попросту раздали за гроши кучке страстотерпцев, жадно кружащей у трона.

Не надо быть гениальным стратегом, чтобы купить у государства «Сибнефть» за 240 миллионов, а потом продать ему же обратно, но уже в 54 раза дороже. А чтобы как-то подсластить эту пилюлю, швырнуть сотню-другую миллионов на благотворительность; глядите, какой он душевный и чуткий человек. Хотя, если жулики обнесут подчистую вашу квартиру, а потом пожертвуют в соседнюю церковь малую толику похищенного – какие-нибудь бабушкины сережки, – вряд ли это вас сильно утешит.

Невероятно, чтобы в стране, где средняя пенсия составляет меньше ста долларов, некто Прохоров тратил за раз – на одни лишь новогодние торжества – 20 миллионов евро. Самым любимым его развлечением, как пишут газеты, является обрызгивание фотомоделей коллекционным шампанским (одна бутылка – 300 евро, стоимость фотомоделей – неведома); максимальный рекорд – 260 бутылок за вечер.

Российские олигархи не бывают плохими или хорошими; социально озабоченными или безответственными – олигарх есть олигарх; живое воплощение прудоновского тезиса, что «собственность это воровство». Выбирать между ними – все равно что оценивать маньяков; один убил десять старушек, а другой – всего семь; спасибо тебе, кормилец, целых три старушечьих жизни сохранил…

Повторюсь еще раз: я за то, чтобы олигархов не было, как таковых. Но если это сегодня невозможно, то лучше посадить хоть пару-другую – не суть, по какой причине – нежели не трогать никого, вообще. И попробуйте возразить мне, что я не прав…

…Когда Березовский почувствовал перемену климата в отношении к своей персоне, реакция его была сугубо истеричной – сейчас я вам всем покажу. Он по-прежнему ощущал себя первым среди равных; обладателем беспрецедентного информационного ресурса. К тому времени в его империи значились два телеканала – ОРТ и ТВ-6, три газеты – «Коммерсантъ», «Независимая», «Новые известия», журнал «Огонек», пара радиостанций.

Даже глубоко не сведущие в политике люди заметили, как постепенно, шаг за шагом, ручные СМИ Березовского начали покусывать власти, и с каждым днем все больше и больше.

«Боря рассчитывал, что Путин сломается и прибежит к нему на поклон, – объяснял мне мотивы этой начавшейся войны один из тогдашних соратников Березовского. – Он, не скрывая, говорил нам об этом. А Бадри тем временем начал уже объезжать „воров“, подбивая на совместную борьбу».

Березовский был носителем противоречивой, чисто женской логики. В политике он исповедовал те же принципы, что и в любви. К тем, кто отдавался ему без боя, он мгновенно переставал испытывать влечение; легкие победы были ему скучны. Но стоило кому-то начать сопротивляться ухаживаниям, или – паче чаяния – ответить отказом, как Борис Абрамович забрасывал все остальные дела и приступал к планомерной осаде. При этом, если заканчивалась осада успешно, вожделение разом сменялась пренебрежением.

Не знаю, согласитесь вы со мной или нет, но мне кажется, что в отношении Березовского к Путину было больше страсти, нежели прагматизма. Борис Абрамович явно испытывал к президенту любовное влечение. Даже потом, после бегства за кордон, он будет регулярно демонстрировать эти безответные чувства, заведя, например, лабрадора – копию путинской Кони. Или, вытащив из небытия абсолютно никчемного спортсмена Коданева, все достоинства которого ограничивались лишь тем, что был он очень похож на В.В.П. (Исключительно за физиономическое сходство Коданев был определен во главу «Либеральной России».) А то и вовсе – явившись в лондонский суд, напялил самодельную маску Путина.

Если принять эту версию за основу, многое, очень многое становится тогда на свои места.

Перечитаем эпитеты, которыми одарял он Владимира Владимировича вплоть до апреля 2000-го; что это, если не любовь?

«Путин – это новое поколение… Наследник демократической власти в России… Он реформатор и он обладает очень сильной волей… Очень твердый, неторопливый человек. Он умеет сохранять спокойствие, и все доводит до конца… Путин стремится не к диктатуре, а к консолидации власти в России, а, затем, к консолидации российского общества».

(Услышь я сегодня нечто подобное из уст Березовского, решил бы, наверное, что это белая горячка.)

Нет ничего опасней рецидива поздней, неразделенной любви. На какие только ухищрения не готова пойти жертва безответных страстей, лишь бы посильнее отомстить недавнему предмету своего обожания.

В понимании Березовского Путин был ветреным обманщиком, поматросившим и бросившим его; не важно, что сам президент никаких авансов ему не давал. Испокон веку Борис Абрамович привык существовать в мире придуманных им самим же иллюзий.

Отныне вся его жизнь была подчинена жажде возмездия. Как пелось в популярном шлягере времен олигархической молодости:

"Счастлив тот не будет, кто любовь обидел,

Кто смеяться может так над самым дорогим…"

А Путин, кстати говоря, над любовью этой и не думал смеяться. Он просто не знал, что у Березовского все так серьезно; а когда понял это – было уже поздно; не дождавшись взаимности, тот перешел в нападение, не оставив гаранту ни малейшего шанса на примирение.

31 мая 2000 года – через два месяца после выборов – газеты публикуют открытое письмо Березовского к президенту, в котором он впервые подверг публичной критике новую политику Кремля. Как раз накануне Путин внес закон, лишающих губернаторов неприкосновенности и дающий ему право их отстранять. Кроме того, кардинально менялся порядок формирования Совета Федерации.

Реформы эти вряд ли задевали Березовского напрямую; скорее, они были лишь поводом к выяснению отношений. На всех углах Борис Абрамович кричал теперь, что это удар по демократии; они-де «обернутся колоссальной катастрофой для нас для всех, для всего, что мы делали последние десять лет». Он даже впервые в жизни полез на трибуну Государственной думы.

Правда, окончательно сжигать мосты за собой он пока не спешит; открытое письмо начиналось с неприкрытого реверанса в адрес президента – я, как и вся страна убежден, мол, «в искренности ваших намерений и воле сделать Россию мощной и процветающей».

По этой причине Березовский – случай беспрецедентный – даже отказался подписывать коллективное обращение олигархов в защиту арестованного Гусинского, сказав, что посадили его по заслугам; он сам-де выпустил джинна из бутылки, развратив силовиков нескончаемыми корпоративными войнами; пусть за это теперь и расплачивается.

Однако все было тщетно. Кремль по-прежнему не замечал его в упор и тирад этих не оценил.

Если бы Путин хоть как-то отреагировал на его майское письмо – не суть даже, как – Березовский вполне бы тем удовлетворился; это бы означало, что воспринимают его, как равного. Но в том-то и беда, что президент, вообще, пропустил эти гневные эскапады мимо ушей, ни словом, ни полсловом не выказав своей реакции. Такое безразличие бесило Березовского сильнее всего.

Он попытался было вновь разыграть любимую кавказскую карту, расшатывая и без того зыбкий мир в Карачаево-Черкессии, в надежде, что за ним, как и в старые добрые времена, позовут, будут испрашивать советов и помощи. Но и это не помогло.

Даже бывший друг Александр Волошин, назначенный когда-то общими стараниями главой президентской администрации, и тот демонстрировал отныне ледяной холод и отчуждение. Заметно дистанцировались от него и Дьяченко с Юмашевым. Да и верный Рома тоже не стремился больше ловить каждое слово на лету.

Напрасно сгорал Березовский от нетерпения, ожидая вожделенного вызова в Кремль. Эти прежние его приемчики ни на кого впечатления теперь не производили. Путин оказался подобен пружине. Чем больше на него давили, тем сильнее он сжимался.

И нервы у Березовского не выдерживают. 19 июля он вдруг объявляет, что добровольно складывает с себя депутатские полномочия, ибо не хочет участвовать «в крахе России и в установлении авторитарного режима».

Этот шаг, скорее, был плодом истерики, нежели тонкого расчета. Березовский все еще продолжал верить, что ему не позволят громко хлопнуть дверью: кинутся останавливать, упрашивать, умолять, а он в ответ, с гордо поднятой головой, отчеканит что-нибудь картинное, типа: лучше умереть стоя, чем жить на коленях.

Неслучайно свою отставку Березовский попытался превратить в очередное политическое шоу. Осиротевшие избиратели должны были, например, провести траурный митинг у стен Госдумы, для чего специально послали за ними из Москвы два самолета. Однако вылететь в назначенный час избиратели не смогли – вмешались местные власти, с которыми депутат уже успел разругаться вдрызг. («Если Березовский уйдет, Карачаево-Черкессия вздохнет спокойно», – объявил во всеуслышанье президент Семенов.)

И его поездка в республику, осененная многократными причитаниями, что теперь-де Кавказ запылает, как пороховая бочка, тоже закончилась ничем.

Березовский переиграл сам себя. Он и не заметил, как окончательно перешел Рубикон.

Отныне возврат к мирному сосуществованию был уже невозможен, и Березовский, скрепя сердцем, ринулся в нападение.

На последнем издыхании облетел он с десяток губернаторов, подбивая их на борьбу с режимом; даже не постеснялся позвонить – после всего, что между ними было – Лужкову.

(Столичный мэр с огромным удовольствием доходчиво изложил в ответ Борису Абрамовичу все, что он о нем думает; по цензурным причинам, цитировать этот монолог я не стану.)

Одновременно ручные СМИ начали раздувать антипутинскую истерию, как две капли воды схожую с недавней кампанией против Примакова; те же обвинения в возврате к тоталитаризму, попрании демократии.

Пик этой кампании пришелся на август, когда случилась трагедия с «Курском». ОРТ специально показывало катающегося на водных лыжах беззаботного президента на контрасте с плачущими женами моряков. Кроме того, под эгидой Березовского был спешно учрежден «Фонд помощи семьям членов экипажа подводной лодки „Курск“». Многие, действительно, искренне переводили туда деньги, однако дальнейшая судьба этих пожертвований до сих пор неизвестна. (При аресте президент фонда адвокат Блинов – ныне осужденный за мошенничество – все документы успел уничтожить.)

Что затем произошло, доподлинно неведомо, но все источники единодушно сходятся во мнении, что заветная мечта Березовского наконец-то сбылась: он был приглашен в Кремль. Правда, вряд ли грезил он именно о таком приеме. В различных публикациях эта его беседа с Путиным и Волошиным пересказывается по-разному. Красочнее всего подается она в уже цитировавшейся мной книге Марины Литвиненко и Алекса Гольдфарба; ясное дело – со слов самого же Бориса Абрамовича.

Всю субботу Борис звонил в Кремль, добиваясь встречи с президентом. Он был уверен, что это был тот момент, когда он может пробиться к Володе, когда сможет заставить еговыучить уроки (выделено мной. – Авт.) прошедшей недели и объяснить, что его стиль руководства вредит ему. Наконец он дозвонился…

Утром все трое встретились в кабинете Волошина. Путин вошел в кабинет с папкой. Он начал в деловой манере, как если бы выступал на официальном мероприятии:

– ОРТ – важнейший телеканал. Он слишком важен, чтобы оставаться вне государственного влияния. Мы приняли решение.

Затем он внезапно остановился, взглянул своими водянистыми глазами и сказал:

– Борис, скажи, я не понимаю. Почему ты это все делаешь? Почему ты нападаешь на меня? Я чем-то тебя обидел? Поверь, я был более чем толерантен к твоим эскападам.

– Володя, ты совершил ошибку, оставшись в Сочи. Все станции в мире…

– Меня не волнуют все станции в мире, – прервал его Путин. – Почему ты это сделал? Ты же вроде как мой друг. Ты же меня уговорил на эту должность. А теперь ты бьешь меня ножом в спину. Что я такого сделал, чтобы заслужить это?

Волошин застыл как восковая фигура; в его глазах читался ужас.

– Ты забыл наш разговор после выборов, Володя, – продолжал Борис. – Я сказал тебе, что никогда не присягал тебе лично. Ты обещал идти путем Ельцина. Ему бы и в голову не пришло затыкать журналиста, который на него напал. Ты разрушаешь Россию.

– Ну ты же несерьезно про Россию, – прервал Путин. – Думаю, вот и конец… Прощайте, Борис Абрамович.

– Прощай, Володя…»

Я не случайно выделил в этом фрагменте пару оборотов; думаю, в них таится ключ к пониманию всей ситуации.

Перечитаем еще раз:

«Он был уверен, что… сможет заставить его выучить уроки прошедшей недели».

Не убедить, не уговорить, а именно заставить; как будто российский президент – это всего лишь нерадивый ученик, а Березовский – классный наставник с указкой в руках: Путин, к доске!

Ясно, что при таком подходе ничего путного выйти у них не могло. Президент, в самом деле, не понимал, почему Березовский объявил ему информационную войну – он ведь ровным счетом никак не обидел, не ущемил его.

Что же касается ОРТ, который потребовали от Бориса Абрамовича вернуть, нелишним будет напомнить, что контрольный пакет канала принадлежал государству, и он по-прежнему получал дотации из бюджета. Представьте себе, чтобы нечто подобное творилось в Америке или Великобритании – государственный телеканал наотмашь дубасит президента или Ее Королевское Величество; а те в ответ лишь крякают от удовольствия: давай шибче! Еще! Еще! Жизнь положим за свободу слова!

Полноте! Ничего общего со свободой слова и демократией ни ОРТ, ни какое-другое из СМИ Березовского не имело. Это было его оружие в политико-финансовой борьбе, способное по первому же окрику обрушиться на указанную хозяином голову.

«Против лома нет приема», – таков был главный принцип информационной стратегии Березовского. Он не учел лишь одного, что лом можно попросту отобрать.

Так оно и случилось.

В октябре 2000-го, после того, как Генпрокуратура резко активизировала расследование дела «Аэрофлота», Березовский объявил, что готов передать пакет своих акций ОРТ в трастовое управление ведущим представителям творческой интеллигенции. В список будущих медиамагнатов, составленный им же самим, вошли преимущественно лауреаты премии «Триумф», то есть, те, кто заблаговременно был прикормлен.

Но потом, видимо, поняв, что ничего это уже не изменит – власть все равно не позволит главному каналу страны оставаться оппозиционным – свое предложение он отозвал.

В итоге Борис Абрамович продал акции недавнему ученику Абрамовичу за сравнительно небольшую сумму – 150–170 миллионов долларов; к этому времени он успел покинуть уже страну. Как считается – навсегда. Хотя, как сказано в одном известном фильме из жизни суперагентов, никогда не говори никогда…

$$$

Наконец-то мы подошли к одной из самых пикантных тем новейшей российской истории: к разводу Березовского с Абрамовичем.

Для многих это расставание было удивительным. Со стороны они казались не просто партнерами, а сиамскими близнецами. Однако я просто уверен, что запрограммировано оно было изначально; с того самого момента, как юный Роман Аркадьевич прибился к берегу Бориса Абрамовича.

Если Березовский – это собирательный образ гоголевских персонажей; немножко – Чичиков, отчасти – Плюшкин, капельку – сваха Агафья Тихоновна, несомненно – Ноздрев и Хлестаков, то Абрамович более всего подходит на роль Молчалина:

"В мои лета не должно сметь

Свое суждение иметь».

Или вот еще, ну просто в десятку:

"Во-первых, угождать всем людям без изъятья;

Хозяину, где доведется жить,

Начальнику, с кем буду я служить.

Слуге его, который чистит платья,

Швейцару, дворнику, для избежанья зла,

Собаке дворника, чтоб ласкова была».

Абрамович, несомненно, был сделан из ребра Березовского; но, как и всякая усовершенствованная модификация пошел гораздо дальше своего прародителя.

У Березовского были хотя бы какие-то политические воззрения – не важно, что они менялись семь раз на дню, но зато он мог поплыть против течения, ввязаться в войну. В конце концов, у него было свое, собственное мнение по многим вопросам.

У Абрамовича ничего подобного не имелось по определению. Все политические и жизненные принципы этого человека сводились лишь к одному: личной выгоде. При этом старался он понапрасну, без нужды не высовываться, а к публичности относился, словно к операции без наркоза.

Перефразируя одно из высказываний Березовского, можно сказать: если Борис Абрамович делал вид, что он есть, то Роман Аркадьевич – будто его нет.

Окажись Березовский чуть похитрей, а главное, поумерь он свои властные претензии, вполне возможно, никто б его и не тронул; владел бы сейчас себе «Коммерсантом» и «Независькой», публиковал бы панегирики в адрес В.В.П.

Его сгубило чрезмерное самолюбование и неограниченные амбиции. А тихого, беспрекословного Абрамовича – совсем наоборот – это же и спасло. На фоне экспрессивного и скандального партнера смотрелся он очень выигрышно. К тому же циничный Роман Аркадьевич успел не только вовремя отречься от бывшего учителя, но еще и оказаться полезным новой власти; вряд ли без его участия Кремль так легко сумел бы откупить у Березовского медиа-активы и прочие остатки былой роскоши.

Абрамович, не в пример Березовскому, в точности следовал заповеди Маккиавели, изрекшего когда-то, что «Брут стал бы Цезарем, если бы притворился дураком». Этот молодой человек обладал поистине гениальными способностями подлаживаться под любую ситуацию.

Одна из первых газетных статей, посвященных Абрамовичу, называлась «Человек без лица». Образ, по-моему, очень точный.

И дело не только в том, что Роман Аркадьевич – это человек без прошлого, ибо вся его официальная биография представляет собой череду романтических легенд и сказаний, выдуманных иезуитами-пиарщиками.

Просто истинного лица Абрамовича не видел никто. Точно бог Шива, был он многолик, всякий раз представая именно в том образе, какого от него ждали; вы с барышней скромны, а с горничной – повеса.

То, что Березовский принимал когда-то за почитание и преклонение, являлось на деле лишь одной из бесчисленных его масок; между прочим, разобраться в том было совсем не трудно, но Борис Абрамович всегда отличался поразительной куриной слепотой.

Впервые отношения их начали давать трещину еще задолго до президентских выборов. Уже в 1999 году Абрамович стал позволять себе – правда, в узком пока кругу – поругивать старшего товарища. Его раздражала одержимая увлеченность Березовского политическими играми.

Внешне, впрочем, он еще старался держаться в рамках приличий, но окружение его очень точно перенимало настроения своего патрона; недаром говорят, что короля играет свита.

Люди Абрамовича довольно явно демонстрировали теперь свое ироничное отношение к Березовскому. А Александр Мамут, выполнявший здесь роль придворного шута – Мамут, действительно, был остер на язык; иной раз залепит что-то, хоть стой, хоть падай, – вообще, взял моду регулярно издеваться над Березовским: за спиной, разумеется. Он копировал ужимки и манеры Бориса Абрамовича, рассказывал байки и унизительные анекдоты – нередко в присутствии Юмашева с Дьяченко – а Абрамович лишь посмеивался; о том, чтобы одернуть смехача, и речи даже ни шло.

Я думаю, во многом это было обусловлено комплексом маленького человека, который долгие годы одолевал Романа Аркадьевича. Лакей, даже превратившись в миллиардера, все равно остается лакеем. Да и слишком много унижений причинил когда-то ему Березовский. Рано или поздно он обязательно должен был расквитаться и за ночевку на утлом диванчике в проходной комнате, и за ношение чемоданов; следовало лишь дождаться подходящего момента.

Надо сказать, что как раз к 1999 году все их совместные активы находились уже в цепких руках Абрамовича; когда Березовский в очередной раз отправлялся на госслужбу, долю в «Сибнефти» он передал младшему партнеру. При этом, как утверждают их ближайшие товарищи, свои права официально он никак не закрепил; все было договорено на словах.

Собственно, он и сам это особо не отрицал, заявляя, что акционером «Сибнефти» не является, но имеет «стратегические интересы и в этой компании и к ней».

Вроде умный-умный Березовский, а таких очевидных вещей почему-то не понимал; в бизнесе не бывает друзей и возлюбленных. Там, где появляются деньги, не место сантиментам.

Один из недавних его соратников вспоминает, как однажды он беседовал по душам с Бадри Патаркацишвили:

«Я спросил его: у вас доля „Сибнефти“ оформлена надежно? —

И Бадри очень невозмутимо ответил: само собой. Хотя формально ничего им уже не принадлежало».

А ведь еще летом 1999 года – за год с лишним до разрыва – газеты прозорливо предсказывали:

«Березовский сам вырастил своего будущего „могильщика“... Забрав под себя всю нефтянку и естественные монополии, (…) Абрамович рано или поздно попытается окончательно выйти из-под опеки Березовского. Благо, полученный через Аксененко контроль над „Газпромом“, „Транснефтью“ и РАО „ЕЭС России“ открывает Абрамовичу широкое поле для создания самых причудливых и фантастических коалиций» («МК», 2 июня 1999 г.).

Но Березовский чужих газет, видно, не читал…

Последняя их совместная крупная операция состоялась как раз в преддверии президентских выборов. В феврале 2000-го стало известно, что акционеры «Сибнефти» (читай, Березовский и Абрамович) покупают акции трех крупнейших металлургических предприятий – Братского, Красноярского и Новокузнецкого алюминиевых заводов, а также Ачинского глиноземного комбината – основного поставщика сырья для производства этого металла социализма.

Подоплека этой масштабной сделки столь занимательна, что рассказать о ней следует поподробнее.

Как нередко бывало у Березовского, началось все с простого стечения обстоятельств; впрочем, недаром Джек Лондон утверждал, что нет Бога, кроме случая.

После того, как бывший секретарь Совбеза и выдающийся миротворец Александр Лебедь был избран в 1998-м губернатором Красноярского края, Борис Абрамович мгновенно решил воскресить их былую дружбу. Для чего точно он и сам еще не понимал, но совершенно точно знал, что иметь в своем активе губернатора столь крупного и стратегически важного региона никогда не помешает. Благо, повод вскоре представился сам собой.

Лебедь, в силу дурного характера, очень быстро сумел разругаться с самым авторитетным предпринимателем региона Анатолием Быковым по кличке «Бык». Под контролем Быкова, бывшего учителя физкультуры, находились тогда Красноярские алюминиевый и металлургический заводы, Красноярская ГЭС, «КрасУголь», Красноярскэнерго, Ачинский глиноземный комбинат, Ачинский нефтеперерабатывающий завод – словом, практически все ключевые предприятия края.

С чего начался этот конфликт сегодня вряд ли кто уже и вспомнит; якобы, Быков был одним из спонсоров кампании Лебедя, а посему посчитал себя некоронованным хозяином края, тогда как амбициозный генерал смириться с этим не мог. Постепенно-незаметно между бывшими единомышленниками разразилась война.

В руках у Лебедя был административный ресурс, у Быкова – ресурс финансовый. Кроме того, Бык пользовался немалой поддержкой населения. Впоследствии, даже, сидя в тюрьме, он неизменно будет выигрывать все выборы в краевое заксобрание.

Но и Лебедь не зря просиживал когда-то штаны в Академии Фрунзе. Генерал-губернатор повел планомерную осаду противника, выбивая почву из-под его ног. Главные удары наносились по основному активу Быкова – КрАЗу. Власти публично обвиняли завод в уводе денег, инициировали всевозможные проверки и ревизии.

Будь Быков единственным владельцем КрАЗа, он наверняка сумел выстоять; силы духа этому человеку было не занимать. (Вся новейшая история завода была обильно обагрена кровью.) Беда заключалась в том, что у него имелось еще двое партнеров – братья Черные (Trans-World Group) и Василий Анисимов (Trustconsult), которые совершенно не хотели нести убытки из-за чьих-то пустых амбиций.

О миллиардере Анисимове рассказывать особо нечего, а вот братья Черные личностями были легендарными. Бывшие узбекские цеховики с израильскими паспортами, они первыми сообразили, как можно заработать баснословные барыши в промышленности. Именно Черные стали пионерами толлинга – переработки на алюминиевых заводах экспортного давальческого сырья; эта схема освобождала от уплаты таможенных пошлин. На вырученные средства братья быстренько стали скупать активы предприятий, с которыми сами же и работали. Уже к 1996 году их фирма Trans-World Group (сокращенно – TWG) стала третьим в мире производителем алюминия, а в числе младших партнеров Черных значились такие известные нынче олигархи, как Олег Дерипаска и Владимир Лисин.

При этом братьев регулярно обвиняли в связях с преступным миром, как российским, так и заокеанским (одним из ближайших друзей их был, например, лидер измайловской ОПГ Антон Малевский), но с такими гигантскими деньгами до поры, до времени они могли чувствовать себя в абсолютной безопасности.

Одному Богу известно, как Березовскому удалось опутать Михаила Черного; дельца битого, многоопытного. Но факт остается фактом. Стоило Лебедю приступить к осаде КрАЗ – главного бриллианта в короне TWG – на горизонте мгновенно нарисовался Борис Абрамович.

Шалва Бреус, работавший тогда вице-губернатором Красноярского края, хорошо помнит свое удивление, когда в 1998-м неожиданно встретил он увлеченную разговором сладкую троицу: Быков, Черной, Березовский.

Секрет столь странного союза раскрылся уже вечером.

«Представляешь, – признался Лебедь своему заместителю, – приходили сегодня Береза с Мишей Черным и Быковым, предложили в 2000 году стать президентом. А за это я должен им сейчас отдать все вопросы экономики и заниматься только представительскими функциями».

«Конечно же, это была чистой воды разводка, – констатирует Бреус; кстати, то же самое он сказал тогда и Лебедю. – Березовский просто пытался залезть в алюминиевый бизнес, используя противоречия внутри края».

И, тем не менее, Борису Абрамовичу удалось усадить Лебедя с Быковым за стол переговоров. Они ударили даже по рукам, пообещав прекратить боевые действия. Но уже через пару дней вражда вспыхнула с новой силой – причем с полнейшей ерунды; один поехал открывать какой-то новый объект, а другого с собой не позвал, тот обиделся – и понеслось.

Единственной ощутимой пользой, которую вынес из красноярского вояжа Березовский, стало его сближение с Михаилом Черным; в 1999-м тот даже выручит его деньгами, когда Борис Абрамович решит купить «Коммерсантъ» и «ТВ-6».

Тем временем обстановка в Красноярске продолжала накаляться.

К борьбе с Быковым – а значит и с заводом – подключилась «Альфа-групп» и будущий миллиардер Олег Дерипаска. Каждая из сторон преследовала собственные интересы. Кончилось все тем, что МВД возбудило против Быкова уголовное дело сразу по четырем статьям, и по запросу Интерпола он был арестован венгерской полицией.

Для Черного это стало последней каплей. Он окончательно решил спихнуть с рук столь проблемный актив. Первоначально свои пакеты КрАЗа они с Анисимовым собирались продать Фридману с Вексельбергом; был подготовлен уже текст договора. Но в последний момент Черной отчего-то передумал и вторгся в удушающие объятия Березовского.

Бытует версия – и я, кстати, полностью ее разделяю, – что ключевую роль в этом решении сыграл младший партнер Черного Дмитрий Босов, имевший неплохие отношения с Березовским и Патаркацишвили. Неофициально Босов тоже владел акциями КрАЗа – его понятийная доля находилась внутри пакета TWG. Он очень хотел сохранить ее при смене хозяев, однако Вексельберг с Фридманом на это не соглашались. Тогда Босов отправился к Березовскому с Патаркацишвили, где ждал его совсем другой прием.

«Да о чем разговор, – вскричали Борис Абрамович с Бадри Шалвовичем, едва тот изложил им суть сделки. – Мы друзей не бросаем. Дай только забрать завод; все тебе оставим».

(Дабы не возвращаться уже к этой истории, скажу, что, несмотря на все клятвы и заверения, обещаний своих они так и не выполнят; а когда обманутый Босов явится к пришедшему им на смену Абрамовичу, тот без тени смущения заметит, что с ним никто и ни о чем не договаривался, и значит, ничего он не должен.)

Но напрасно Черной рассчитывал, что с продажей КрАЗа число проблем в его жизни поубавится. Все получилось ровно наоборот; в точном соответствии с народной мудростью – коготок увязнет, птичке конец.

Всей технологией сделки занимался Абрамович. И стоило ему лишь почувствовать в Черном слабину, как мгновенно начал он додавливать бывшего цеховика, убеждая продать не один только КрАЗ, но и все остальные заводы. Немалую роль в этой прессовке сыграл Березовский; какие только ужасающие картины не рисовал он обалдевшему израильтянину – вплоть до того, что на свободе осталось ходить ему последние часы; не сбросишь активы сегодня – завтра все отберут бесплатно.

Черному не позавидуешь. Он попал, точно кур во щи; даже не меж двух, а Бог знает, меж скольких огней. С одной стороны, на него наседал Лебедь, с другой – бывший его партнер Дерипаска, с третьей – «Альфа-групп», с четвертой – Чубайс, с пятой – Абрамович & Березовский. Вдобавок он успел еще разругаться и со своим братом-компаньоном, да и верный Быков парился который месяц на тюремной шконке.

В итоге загнанный в угол Черной выбрал из всех зол самое, как ему тогда казалось, меньшее. Он уступил Абрамовичу с Березовским свои доли КрАЗа, Братского алюминиевого завода и Ачинского глиноземного комбината, получив взамен гарантии безопасности. Покупка происходила столь стремительно, что часть остальных акционеров узнали о ней только постфактум.

Размер сделки не разглашался, однако, по данным осведомленных источников, в общей сложности Черной получил примерно 450 миллионов долларов отступных. Это было в несколько раз дешевле рыночной цены его активов – КрАЗ и БрАЗ производили больше половины всего российского алюминия, – но и на том, как говорится, спасибо; неровен час, могли и вовсе посадить, как попытались сделать, например, с владельцем Новокузнецкого алюминиевого завода Михаилом Живило.

Это еще одна не менее захватывающая история, наглядно бытоописующая нравы российской олигархии.

Скандал вокруг имени Живило, чья компания «Миком» контролировала НкАЗ и Кузнецкий металлургический комбинат, разгорелся сразу после отъема активов у Черного. Как утверждали журналисты, Живило пал жертвой агрессии Олега Дерипаски, положившего глаз на его богатства.

Дерипаска-де инициировал банкротство НкАЗа – пятого по величине производителя российского алюминия; одновременно к «Микому» стала подбираться прокуратура и милиция. Дожидаться, чем закончится осада, Живило не стал. Летом 2000-го, опасаясь ареста, он бежал во Францию, где получил политическое убежище. А тем временем Генпрокуратура обвинила его в организации покушения на кемеровского губернатора Тулеева и объявила в международный розыск.

В этой загадочной эпопее есть лишь одна нестыковка – если травлю Живило развязал Дерипаска, то откуда взялся здесь Абрамович?

В едва ли не единственном интервью, данном российской прессе, сам Живило довольно прозрачно намекал, что воевала против него некая группа, имевшая «самое серьезное влияние» на тогдашнего главу президентской администрации Александра Волошина. («Обращаешься в милицию, прокуратуру, ФСБ за содействием, а тебе все показывают наверх».) Правда, называть конкретные фамилии он отказался, сославшись на свою безопасность. Но ответ понятен и без того; в начале 2000-го Дерипаска в членах Семьи еще не значился.

Люди знающие говорят, что в реальности дело было так: когда Абрамович купил за бесценок заводы Черного, он сразу же, с присущим ему размахом, ринулся создавать масштабную алюминиевую империю.

Однако большинство профильных предприятий – Саянский алюминиевый, Самарский металлургический – к тому моменту находились уже в руках Дерипаски. Связываться с таким крупным игроком раньше времени Абрамович не спешил; следовало сперва набраться сил, заполучив активы разрозненные и желательно проблемные.

НкАЗ оказался именно такой вот легкой добычей; Михаил Живило как раз находился тогда в состоянии войны с Тулеевым и Чубайсом. Было понятно, что работать ему все равно не дадут; тут-то весь в белом и нарисовался Роман Аркадьевич.

По рассказам очевидцев, переговоры поначалу продвигались вполне успешно, но потом зашли в тупик. Камнем преткновения стала довольно смешная по их масштабам цифра – 5 миллионов долларов.

И хотя друзья советовали Живиле не жадничать и соглашаться на предложенную Абрамовичем сумму – порядка 80 миллионов – уперся тот насмерть.

Сколько раз, должно быть, глядя на мутные воды Сены, бывший владелец «Микома» корил себя потом последними словами за излишнюю скаредность; только прошлого уже не воротишь.

Кстати, уголовное дело против него не прекращено до сих пор…

Не в пример Живило, другой участник алюминиевых сделок – совладелец Братского алюминиевого завода Юрий Шляйфштейн – оказался куда как прозорливей.

На БрАЗе Шляйфштейн работал еще с советских времен. Этот завод был не только самым крупным в России (в год он производил до 900 тысяч тонн алюминия), но и наиболее успешным. Братску счастливо удалось избежать кровавого передела; здесь никогда не звучали выстрелы, а верхушка завода спокойно передвигалась по городу безо всякой охраны.

Акции БрАЗа были разбиты на три равные части; одна принадлежала Михаилу Черному, другая – его партнеру Дэвиду Рубену, третью делили между собой топ-менеджеры: директор Борис Громов и председатель совета директоров Юрий Шляйфштейн.

О том, что Черной и Рубен продали свои доли Абрамовичу, руководители завода узнали уже после того, как сделка свершилась. Новые партнеры долго ждать себя не заставили.

Переговоры с Шляйфштейном и Громовым Абрамович вел самолично. Поначалу старался он выглядеть очень вежливым и радушным. Обещал оставить все, как есть, сохранить их долю, не трогать менеджмент. Правда, когда ему предложили положить эти заверения на бумагу – для надежности – Роман Аркадьевич предпочел мягко уйти в сторону.

В то время Абрамович еще опасался, что Шляйфштейн с Громовым попытаются оспорить легитимность его захода на БрАЗ. Черной и Рубен не могли продавать свои пакеты без согласия других акционеров, на сей счет имелся соответствующий договор.

«Но я понимал, – объясняет Юрий Шляйфштейн, – что если начнем судиться, нас просто задержат с наркотиками в кармане…»

…За последние годы вокруг Романа Аркадьевича сложился этакий героико-романтический ореол; сильный, результативный, благородный – вылитый капитан Флинт.

Мне думается, на самом деле, мощь Абрамовича заключается в слабости его противников; если античный титан Антей набирался сил от земли, то Роман Аркадьевич питается чужим страхом. Стоит прогнуться перед ним хотя бы раз, и участь такого человека мгновенно предрешена; додавит до конца, размажет точно повидло по тарелке.

Это отчетливо видно и на примере БрАЗа. Когда Абрамович понял, что заводское руководство не торопится вступать с ним в противоборство, он разом переменил свою тактику. Очень скоро Юрий Шляйфштейн узнал, что новый партнер начал за его спиной обхаживать директора завода Бориса Громова.

«Он сказал ему, – вспоминает Шляйфштейн, – давай пошлем твоего друга, и ты будешь руководить заводом единолично. Но Громов, в силу порядочности своей, отказался. Стало понятно, что добром это не кончится».

«Параллельно, – продолжает бывший совладелец БрАЗа, – Абрамович приступил к активным действиям. Они попытались провести собрание акционеров, чтобы сменить руководство и совет директоров; занимался этим Давид Давидович. Из Красноярска привезли ОМОН, который пытался взять штурмом завод. Появлялись какие-то судебные решения, с которыми они шли к судебным приставам».

(Добавлю от себя, что серьезнейшее давление оказывалось и на иркутского губернатора Бориса Говорина. В частности, занимался этим вездесущий Михаил Зурабов.)

Но Шляйфштейн с Громовым оказались не так просты, как представлялось на первый взгляд. У них не было криминального шлейфа Быкова или Черных. Они не только не враждовали с местной властью, а напротив, пользовались ее безоговорочной поддержкой. Да и на откровенные угрозы, доносящиеся из лагеря Абрамовича, менеджеры завода реагировали довольно жестко: до тех пор, пока с нами не договорятся, посторонние на БрАЗ не войдут.

Стало понятно, что война предстоит затяжная. В этих условиях агрессорам проще и дешевле было согласиться на взаимный компромисс. И хотя за свои акции менеджмент выручил меньше их рыночной стоимости – точный размер сторонами умалчивается, но, полагаю, речь идет о 150–200 миллионах долларов, то есть примерно о сумме шестимесячной выручки – это все равно было лучше, чем ничего. Кроме того, за отдельную плату они продали Абрамовичу пакет «Иркутскэнерго».

Сразу после сделки и Громов, и Шляйфштейн навсегда покинули Братск. Первый занялся строительством нового алюминиевого завода. Второй – перебрался в Лондон и в России бывает теперь исключительно наездами; у него двое детей, и он не хочет оставлять их сиротами…

Вот так цинично и без затей Абрамович и Березовский в один прекрасный день превратились в королей российского алюминия. Захваченные – а как еще иначе назвать все описанные выше сделки – заводы выпускали в общей сложности два миллиона тонн в год, что соответствовало 2/3 всего отечественного производства алюминия и около 20 % мирового объема.

Впрочем, участие в этом проекте Березовского было довольно условным. Да, алюминиевая экспансия начиналась с него, но всеми деталями сделки, по обыкновению, он не занимался, передоверив это муторное, малоприятное занятие младшему другу. В то время пока Абрамович воевал, не щадя живота своего, Борис Абрамович вовсю наслаждался жизнью на Лазурном берегу в окружении длинноногих моделей.

Вот и доотдыхался.

В апреле 2000-го – сразу после президентских выборов – Абрамович вступил в коалицию с другим молодым олигархом Олегом Дерипаской. Объединив пакеты принадлежащих им заводов и комбинатов, Дерипаска с Абрамовичем создали холдинг «Русский алюминий». Правда, интересы Березовского были при этом сохранены – ему досталось 25 % «Русала»; официально или понятийно – история умалчивает, хотя через пару лет Дерипаска скажет журналистам, что Березовский никогда не был акционером этого холдинга.

Очень скоро годовая прибыль «Русала» превысит миллиард долларов, но Березовского на этом празднике жизни уже не окажется…

$$$

Вряд ли, объявляя войну Кремлю, Березовский надеялся, что Абрамович последует его примеру; он слишком хорошо знал прагматичный характер своего партнера.

Но и на столь откровенное предательство он тоже, очевидно, не рассчитывал. Борис Абрамович, по старинке, продолжал пребывать в плену своих застарелых иллюзий, по-прежнему считая Романа Аркадьевича творением собственных рук.

Однако Абрамович отвернулся от недавнего наставника даже раньше, чем успел прокричать петух…

А может, и не отвернулся, а было все совсем наоборот?

Истину в этой чисто семейной – во всех смыслах – саге найти очень трудно, ибо при любом конфликте нужно выслушивать всегда обе стороны. Здесь же слышен только один голос – Березовского, – который костерит недавнего ученика на чем свет стоит: бандит, рэкетир, шпана. Сам «бандит» при этом хранит стоическое молчание и от любых комментариев воздерживается; посему – воленс-неволенс придется нам придерживаться версии Бориса Абрамовича.

Выглядит она следующим образом. Якобы в декабре 2000 года, сразу после спешного отъезда из России, Абрамович навестил его во Франции и от имени Путина с Волошиным потребовал продать пакет акций ОРТ, причем по той цене, которую назовет сам покупатель. А за это, обещал-де будущий медиа-магнат, власти выпустят из тюрьмы топ-менеджера «Аэрофлота» Николая Глушкова, обвиняемого в мошенничестве.

«Это было чистое рэкетирование, – восклицал впоследствии Березовский. – Но у меня не было выбора, поскольку в тюрьме сидел мой друг. И я согласился на эту сделку».

Что-то подобное рассказывал журналистам и Бадри Патаркацишвили:

«И до ареста Николая, и после на нас с Борисом всячески давили, чтобы „обменять“ закрытие дело „Аэрофлота“ на акции ОРТ. И когда Глушкова арестовали, мы на это согласились. Мы продали наши акции ОРТ. Александр Волошин обещал, что Глушкова отпустят. Обманул».

При этом – деталь наиважнейшая – на вопрос корреспондента, кому именно обещал отпустить Глушкова Волошин, Патаркацишвили ответил уклончиво:

«Мне… Через человека, которому и я, и Волошин доверяем».

Нетрудно сопоставить два этих заявления, чтобы понять, речь велась об Абрамовиче. Но…

Приведенное выше интервью датировано июлем 2001 года. «Рэкетирование» Березовского состоялось семью месяцами раньше: в декабре. Тем не менее, Патаркацишвили говорит об Абрамовиче не в прошедшем, а в настоящем времени: человеку этому мы доверяем. Не доверяли, а именно доверяем!

Довольно странная логика. Как можно верить тому, кто сперва тебя шантажирует, а потом еще и предает.

Конечно, эту нестыковку можно списать на плохое владение Бадри Шалвовичем русским языком. Но число странностей меньше от этого не становится, потому что общение Абрамовича с Березовским отнюдь не окончилось декабрем 2000-го.

Как выясняется теперь, в период 2001–2004 годов он продал Абрамовичу свои доли в «Сибнефти» и в «Русале».

Несмотря на явную низость цены (за «Сибнефть» Березовский выручил 1,3 миллиарда долларов, за «Русал» – примерно 500 миллионов), до поры до времени это почему-то его вполне устраивало, вплоть до того, что, общаясь с британскими журналистами Домиником Миджли и Крисом Хатчингсом, авторами книги об Абрамовиче, он говорил, что судиться с бывшим партнером даже не помышляет.

«Это бесполезно. В России нет суда. Не хочу тратить время на то, что не принесет мне пользу».

Но и года не прошло с момента этого непротивленческого разговора, как Березовский вдруг заголосил; дескать, «путем шантажа и угроз» Абрамович заставил его «продать активы в России по заниженной цене». Отныне он не вспоминал больше о бесполезности судебных тяжб, а, напротив, клятвенно обещал засудить бывшего воспитанника, а заодно и Путина с Волошиным, ибо «рэкетировали» они его сообща.

Вы что-нибудь понимаете? Я, например, нет.

Давайте воспроизведем хронологию этого «рэкета» еще раз. Итак, в 2000–2001 годах Березовский отдает ОРТ в обмен на освобождение Глушкова. Однако его нагло обманывают; мало того, что Глушков не был выпущен, так ему еще и предъявляют новое обвинение – в попытке побега.

Что должен сделать любой нормальный человек в ответ на такое коварство? Ну, наверное, прервать, как минимум, все отношения с клятвопреступниками. Березовский же после этого, ладно, молчит себе в тряпочку, он вновь вступает в переговоры с Абрамовичем, последовательно уступая ему доли в «Сибнефти» и «Русале». Причем сделки эти происходят не одномоментно, а длятся годами.

«Во всех случаях использовался один и тот же прием, – разъяснял технологию „рэкета“ сам потерпевший, – мне говорили: если не продам акции, они будут отобраны».

То есть о томящемся в застенках Глушкове речь уже не идет, сидит себе и сидит. (Его выпустят на волю только в марте 2004-го, а суд окончится и вовсе летом 2006-го.) Отныне главный мотив – это деньги; либо продашь по дешевке, либо отберем.

Когда сам Березовский на пару с Абрамовичем проделывали подобные трюки, с Михаилом Черным, например, или с менеджерами БрАЗа, это было вполне нормально; обычный, легальный бизнес. Но стоило лишь поменяться им ролями, как голосит уже Борис Абрамович на всю Ивановскую: спасите! Грабят!

Полноте. Березовский совсем не производит впечатление человека, которого так легко можно раздеть. Да и как объяснить тот факт, что грабеж длился без малого пять лет, и все эти годы он беззвучно выполнял условия рэкетиров.

Опасался за безопасность Глушкова? Вряд ли. Глушкова отпустят из России только в 2006-м, а Березовский стал грозить Абрамовичу с Путиным судами еще в 2005-м.

Боялся за свою жизнь? Но тогда это, вообще, что-то из области абсурда. С одной стороны, Березовский последовательно, год за годом, обвиняет Кремль, Лубянку и лично Путина во всех смертных грехах – взрывах жилых домов, организации «Норд-Оста», убийствах депутатов Юшенкова и Головлева. А потом к нему приходит вдруг губернатор Чукотки, и он тотчас лишается дара речи и начинает мелко трястись, словно кролик перед удавом.

По всем законам жанра столь пламенному и несгибаемому оппозиционеру следовало прогнать Абрамовича взашей, едва только тот заикнулся о подобной унизительной сделке. Еще и поднять хай на весь мир – глядите, до какой гнусности опустился кровавый кремлевский режим; да лучше пойду я голым по миру, без акций и миллиардов, но врагу никогда не добиться, чтоб склонилась моя голова…

А он что? Беспрекословно плетется, как телок, на убой, соглашаясь на все условия шантажистов.

Бред? Ясно, бред.

Рискну предположить, что история эта происходила совсем по-другому. Никто в действительности Березовского не шантажировал. И с Абрамовичем отношений они не рвали.

А теперь вернемся на пару лет назад и вспомним, каким образом были поделены между ними акции «Сибнефти». Чуть выше я уже описывал, что, уходя на госслужбу, в исполком СНГ, Березовский переписал все свои пакеты на фирмы, подконтрольные Абрамовичу.

Иными словами, де-юре Борис Абрамович никаких прав на компанию не имел. (Цитата из его интервью, датированного летом 1999-го: «Я не являюсь акционером „Сибнефти“ и много раз об этом говорил. Хотя лоббировал создание этой компании, и у меня есть стратегические интересы и в этой компании и к ней».) Думаю, что и с дележкой «Русала» ситуация развивалась аналогичным образом.

Если выводы мои верны, то Роман Аркадьевич мог, вообще, ни о чем с бывшим партнером не договариваться, сделал бы морду кирпичом и давай ваньку валять: «какие деньги? Впервые слышу».

Однако он все-таки предпочел выдать Березовскому отступные; мизер, конечно, но лучше, чем ничего.

Попробуем свести дебет с кредитом.

За 46 % «Сибнефти» Абрамович заплатил ему 1,3 миллиарда долларов. Через пару лет весь пакет он продаст уже за 13,1 миллиарда. (Правда, с учетом новых, полученных после бегства Березовского активов: «Югранефть», «Славнефть», «Сибнефть-Чукотка».)

Выкуп 25 % «Русала» обошелся Роману Аркадьевичу в 500 миллионов. Таким образом, он окончательно завладел половиной акций холдинга, каковые мгновенно и уступил Дерипаске ориентировочно за 3 миллиарда. Итого: излишняя доверчивость плюс отсутствие деловой хватки обошлись Борису Абрамовичу эдак в миллиарда три недополученной прибыли. И винить в этом ему нужно только себя самого.

В подтверждение означенной логике следует напомнить, что прочие, оставшиеся на родине активы, он почему-то сбывал уже по рыночной цене, и никто его не думал при том шантажировать. Самый яркий пример – это, бесспорно, сделка вокруг издательского дома «Коммерсантъ». Этот холдинг Березовский продал Патаркацишвили в 2006 году, хотя оба они – и покупатель, и продавец – в тот момент находились в международном розыске…

Во всей этой олигархической саге есть лишь один до конца невыясненный момент: что заставило Бориса Абрамовича уже после всех совершенных операций публично охаять Романа Аркадьевича.

Вариантов я вижу несколько. Либо Березовскому было обещано больше, чем он получил, и он, действительно, разругался с бывшим любимцем. Либо это являлось своеобразной операцией прикрытия, и никаких связей с Абрамовичем он на самом деле не рвал, а хотел лишь обезопасить чукотского губернатора от кремлевского гнева.

То, что общение двух недавних соратников мало напоминало отношения жертвы с грабителем – факт однозначный.

В своей книге «Миллиардер ниоткуда» англичане Доминик Миджли и Крис Хатчингс недвусмысленно пишут, что, как минимум, до 2003 года эти люди продолжали демонстрировать друг другу знаки внимания. Абрамович, например, посылал ко дню рождению жены Березовского роскошный букет из 200 роз, составленный модным лондонским флористом, аналогичный букет был отправлен и к именинам самого Бориса Абрамовича.

В марте 2003-го правая рука Абрамовича Евгений Швидлер одалживал у Березовского его самолет «Бомбардье», дабы слетать в Ливерпуль. А тот, в свою очередь, пользовался вертолетом Швидлера, запаркованным к Ницце.

До тех пор, пока Абрамович выкупал у Березовского пакеты акций, цветы и торты можно было как-то еще объяснить деловой целесообразностью.

Но когда все сделки подошли к концу, отговорка такая уже не работала. Продолжи они общение, Кремль – рупь за сто – стал терзаться бы смутными сомнениями, а тут еще – аккурат летом 2005-го – Романа Аркадьевича угораздило покатать на своей яхте экс-премьера Касьянова, только-только переметнувшегося в стан оппозиции.

И вдруг в столь критические дни Березовский, точно по заказу, вылезает на авансцену и давай поливать Абрамовича вкупе с Путиным последними словами. Большего подарка для Романа Аркадьевича в тот момент придумать было просто невозможно. (Хоть и говорил Борис Абрамович, что Абрамович «станет одной из жертв Путина», в действительности он сам вручил ему охранную грамоту.)

Следующий алогизм: вопреки всем обещаниям и угрозам, в суд на Абрамовича Березовский не подал до сих пор.

На Фридмана подал (якобы, тот оскорбил его принародно). На лидеров «оранжевой» революции подал. А на Абрамовича побоялся. Хотя, следуя его же собственной логике, никто другой большего урона ему не нанес; да и ненавидеть Романа Аркадьевича должен он сильнее, нежели всех российских миллиардеров вместе взятых. Более того, трудно было представить себе человека, более уязвимого для лондонского суда, чем Абрамович. В случае подобного иска все титанические усилия его по вхождению в британскую элиту, пошли бы прахом.

Право слово, странный это народ – олигархи…

Я не знаю, поддерживают ли сегодня Абрамович с Березовским какие-либо отношения. Существуют на сей счет разные мнения.

Одни говорят, что встречаются они по-прежнему, но контакты свои держат в строжайшем секрете. Якобы Роман Аркадьевич даже выплатил Борису Абрамовичу какую-то дополнительную компенсацию, чтобы избежать суда. Черт его знает, как повернется завтра дело. Никогда Абрамович не складывал все яйца в одну корзину.

Другие, напротив, уверяют, что между ними все давно кончено; будто бы, однажды Борис Абрамович зашел проведать Романа Аркадьевича, но охрана продержала его несколько унизительных часов у дверей – наш не любит оборванной черни. После чего Березовский вспылил и поклялся, что ноги его здесь больше не будет.

Как обстоит дело в реальности, боюсь, мы узнаем не скоро; если узнаем, вообще.

Хотя замки их, купленные когда-то на французском мысе Антиб, по-прежнему стоят рядом друг с дружкой. (Поместье Березовского называется Chateau de la Garoupe; Абрамовича – Villa Le Clocher.) А год назад, на Кубке Первого российского канала, организованном главным покровителем отечественного футбола, журналисты с удивлением узрели Бориса Абрамовича. Впрочем, это могло быть очередной его мистификацией – заявился он ведь однажды в лондонский отель, куда съехались на международный экономический форум ведущие политики России…

…В детстве Березовский шесть лет учился играть на баяне; Абрамович – примерно столько же упражнялся на трубе. Каждый из этих инструментов вполне может выступать соло, но солировать одновременно законы музыки им просто не позволяют.

Глава 10

Вооружен и очень опасен

В одном из редких своих интервью – кажется газете «Ля Монд» – Абрамович обронил сакраментальную фразу.

«Знаете, – спросил он журналиста, – какая разница между крысой и хомяком?» И сам же себе ответил: «Хомяк – это хорошо разрекламированная крыса».

Этот классический пример, который так любят приводить начинающие пиарщики, вполне применим и к самому интервьюируемому…

Если вдуматься, Роман Аркадьевич мало чем отличается от других олигархов, а по ряду параметров (цинизм, допустим, или беспринципность) намного даже превосходит их.

И, тем не менее, сегодня он – один из самых популярных людей в стране. Им восторгаются, ему подражают, его боготворят.

Я сам однажды стал свидетелем душераздирающей сцены. Двое сыновей одного моего приятеля – семи и девяти лет от роду – увлеченно дискутировали о размерах богатства Абрамовича. «Они уже три дня об этом спорят», – умиленно объяснил отец.

Кумирами моего поколения были неуловимые мстители, Владислав Третьяк и капитан Клосс. Нынешнего – Абрамович и черепашки Ниндзя.

Бедные дети…

А ведь тот Абрамович, которого знает теперь вся страна, – щедрый, великодушный принц на белом коне – не имеет почти ничего общего с Абрамовичем подлинным; разница между ними примерно та же, что у крысы с хомячком.

Все достоинства и таланты этого затянутого в глянец Абрамовича есть не что иное, как результат блестящих пиар-технологий; тщательно придуманный миф – радужный и манящий, словно мыльный пузырь, но стоит лишь коснуться этого мифа – и останутся от него одни только мокрые брызги. Точно в какой-нибудь Памеле Андерсен, нет здесь ничего подлинного, естественного. Кругом – или ботокс, или силикон с липосакцией…

А впрочем, был ли у него какой-то иной выбор? Когда в 1999 году слава бесцеремонно ворвалась в жизнь Абрамовича, топая коваными сапогами, оказался он перед сложной дилеммой.

Либо пустить это дело на самотек, и беззвучно потом материться, слушая, как склоняют тебя на все лады журналисты, обзывая шестеркой Березовского и запасным семейным кошельком. Либо – заняться созданием нового, гораздо более привлекательного имиджа; раз не можешь изменить процесс, надо, значит, его возглавить.

Лучше всего, конечно, если б о нем вдруг вообще позабыли – раз и навсегда, но об этом приходилось только мечтать. Роман Аркадьевич отлично понимал: чем богаче и влиятельнее он будет, тем больше, соответственно, внимания станет к себе привлекать. Времена подпольных миллионеров а-ля Корейко, канули, к сожалению, в Лету.

В результате Абрамович выбрал вариант номер два, он возглавил процесс…

Отчасти в том, что случилось, Абрамович виноват был сам, – болезнь надо лечить при первых же симптомах, а не дожидаться ее рецидива. Еще в 1998-м его тогдашний советник по связям с общественностью Григорий Баркер – ныне достопочтимый член британского парламента – долго уговаривал Абрамовича открыться для прессы, дабы избежать в будущем скандальных сенсаций. Но слишком глубоко, видимо, засел в нем молчалинский комплекс. Умом он понимал, что Баркер прав, но сделать с собой ничего не мог.

А потом – случилось то, о чем его предупреждали, и газеты с телеканалами стали наперебой рассказывать о самом таинственном члене «Семьи». И тут уже – деваться было некуда…

Вхождение в публичность Абрамович начал с избрания депутатом Госдумы от Чукотки, для чего перво-наперво всерьез занялся своей внешностью – сел на диету, изрядно похудел – и заказал любимому семейному фотокорру «Огонька» Юре Феклистову серию своих фотосессий: в кругу семьи, на рыбалке, в рабочем кабинете.

Тогда же впервые стал зарождаться и новый его красочный образ великодушного, сердечного богача, прекрасного семьянина, ответственного, надежного бизнесмена.

(Как именно лепилась эта чукотская народная сказка, я подробно описывал уже в предыдущей главе.)

Потом была Дума, частые полеты на Чукотку, сопровождавшиеся разбрасыванием по вечной мерзлоте миллионов, отменно сыгранное расставание с бывшим учителем Березовским, связь с которым способна дискредитировать даже, кажется, папу Римского. И, наконец – триумфальная победа на губернаторских выборах.

О том, чтобы стать главой этого далекого и нищего уголка, Абрамович задумался давно, с того момента, как прилетел впервые в Анадырь.

Губернаторское кресло сулило сразу несколько очевидных плюсов. Во-первых, статус – новая власть олигархов особо не жаловала. Во-вторых, укрепление связей с Западом – посредством Аляски войти в свободный мир было куда проще, чем через Куршевель или лондонский форум. Ну, и, в-третьих, дополнительные экономические рычаги, – избираясь губернатором, Абрамович разом получал возможность устанавливать для своих фирм льготный налоговый режим. В этом случае все прошлые и будущие затраты можно было компенсировать с лихвой, еще и в прибыли оставаться.

У этого блестящего во всех смыслах плана имелось лишь одно серьезное препятствие – на Чукотке губернатор уже был – Александр Назаров. И добровольно слагать с себя полномочия он явно не собирался.

Более того, растущая популярность Абрамовича откровенно пугала Назарова. Много раз задавал он своему протеже вопрос – не собирается ли тот часом его подсидеть, но Абрамович от прямого ответа неизменно уходил. А в это время депутатский фонд «Полюс надежды» рассылал по дальним чукотским поселкам недоступные и потому столь желанные продукты; это было, по сути, тем же северным завозом, только организованным не государством, а частными лицами. На каждом мешке и пакете красовалась яркая надпись «Депутатские обязательства Романа Аркадьевича».

Однако Назаров продолжал тешить себя радужными надеждами. Когда журналисты спрашивали об его отношениях со своим депутатом, отвечал тот неизменно патетически:

«Если кто-то хочет нас поссорить, не получится… Уверен, что на предательство он не способен. Никаких поползновений (губернаторских. – Авт.) я со стороны Абрамовича не замечал и думаю, что таких проблем у нас не будет».

Но прошло каких-то пару месяцев, и проблемы такие все же возникли…

Абрамович тянул до последнего. Губернаторские выборы были назначены на декабрь 2000-го, но лишь в сентябре он решил наконец раскрыть карты.

Их итоговый разговор с Назаровым состоялся в знаменитом офисе «Сибнефти», здании из стекла и бетона в двух шагах от Кремля.

Как рассказывали потом знающие люди, Абрамович выставил Назарову ряд претензий. В частности, потребовал возврата кредитов, которые «Сибнефть» предусмотрительно надавала окружной администрации (к тому времени цифра набралась порядочная – порядка 500 миллионов, что соответствовало 20 % всей доходной части чукотского бюджета).

Назаров, естественно, психанул. «Ладно, мы еще посмотрим, кто кого», – бросил он на прощание, нарочито громко хлопнув дверью.

«Давление было страшное, – по прошествии времени говорил мне Назаров. – Всей координацией занимался Волошин. Они подключили прокуратуру, МВД, налоговую полицию. По телевизору показывали сюжеты, какой я негодяй и вор, чуть ли меня уже не арестовали».

В принципе, выдвижение Назарова всерьез Абрамовичу никак не угрожало; депутатский рейтинг был неизмеримо выше губернаторского. Просто всегда и во всем Роман Аркадьевич привык действовать наверняка, чтобы даже и доли риска не возникало.

Словно по мановению волшебной палочки, из архивов быстренько были реанимированы материалы трехлетней давности о нецелевом использовании бюджетного кредита, выданного властям Чукотки. Назарова начали тягать на допросы в налоговую полицию, причем каждое его посещение казенного дома в обязательном порядке широко освещались в СМИ.

Само собой, благороднейший Роман Аркадьевич к этому прессингу отношения никакого не имел; ну а то, что возглавлял налоговую полицию его добрый товарищ Вячеслав Солтаганов (настолько добрый, что даже наградил депутата именным пистолетом «Вальтер» – с формулировкой «за активное участие в становлении органов налоговой полиции») – это, конечно, обыкновенное совпадение.

Когда серьезные люди доходчиво объяснили Назарову, что если не смирится он, то переедет в Бутырку, губернатор понял, что дальнейшее сопротивление бесполезно. Даже, не поддавшись шантажу, он все равно лишен шансов на победу; либо его просто скинут с дистанции, либо ЦИК не признает потом результаты.

16-го декабря – ровно за неделю до выборов – Назаров добровольно снял свою кандидатуру. Заявление в избирком он написал в 5 часов утра, в самой северной точке России, маленьком городке Певек, под пристальным взором главного конкурента. Обидней всего было то, что в этот день завершались им же инициированные торжества по случаю 70-летия Чукотского округа.

Уже через час о самоотводе объявили по всем новостям – Абрамович очень боялся, что Назаров может передумать.

В награду за покладистость отрекшийся от престола губернатор получил мандат члена Совета Федерации, и с тех пор на Чукотке он больше не появлялся.

«Не хочу бередить прошлое», – объясняет Назаров. А на вопрос, общается ли он со своим преемником, отвечает просто и без обиняков:

«Нет. А о чем мне с ним говорить».

Так, коварно расправившись с недавним благодетелем, Абрамович стал полноправным начальником Чукотки, – на выборах 24 декабря 2000 года за него проголосовали 90,6 % избирателей – результат фантастический.

О том, что представляется собой чукотский феномен Абрамовича, мы поговорим еще отдельно. Пока же коснемся некоторых личностных особенностей нашего героя.

В многочисленных фольклорных сказаниях предстает он удивительно благодарным и совестливым человеком; всегда вежливый, тихий, культурный – слова грубого от него никто не слышал. А еще Абрамович умеет крепко держать свое слово, исправно платит по счетам и никогда никого не подводит. Ну, просто не олигарх, а картинка с доски почета.

Между тем, описанная выше история устранения Назарова – случай далеко не единичный. К поставленным целям Абрамович всегда шел, не считаясь с методами и средствами, бизнес не терпит сантиментов. И горе тем, кто оказывался у него под ногами; растоптать, уничтожить противника было для Романа Аркадьевича в порядке вещей.

Другое дело, что об этой стороне жизни Абрамовича говорить почему-то не принято. За прошедшие годы он умудрился создать вокруг себя этакое электролизованное защитное поле – вселяющий страх и почитание. Лишний раз с ним просто стараются не связываться.

Я хорошо убедился в том, собирая материал для книги. Многие люди, сталкивавшиеся с Романом Аркадьевичем в разные периоды его жизни, откровенно пугались, слыша одну только эту фамилию.

Доходило вообще до абсурда. Когда, например, я попросил об интервью известного музыканта Андрея Державина, учившегося вместе с ним в Ухтинском индустриальном институте, Державин – даром, что знакомы мы тыщу лет – потребовал санкции бывшего однокурсника.

– Ты можешь как-то его скомпрометировать? – невинно осведомился я; бедный Державин аж в голосе переменился:

– Да ты что! Никакого компромата… Но все равно – пусть Роман Аркадьевич мне позвонит; так будет спокойнее.

(Именно поэтому большинство свидетельств я вынужден приводить без ссылки на их источник.)

А телевизионный скандал, случившийся зимой 2007 года, когда из эфира НТВ была снята смонтированная уже передача о молодости Абрамовича? Первую часть ведущий программы «Главный герой» Антон Хреков успел показать – особенно запомнилось всем выступление школьной любви олигарха, потерявшей за годы разлуки большинство своих зубов. Но вторую, несмотря на многочисленные анонсы и запредельный рейтинг, зрители так и не увидели.

Весьма показательно, что, когда после этого принялся я обзванивать выступавших в программе людей – его соучеников, знакомых, соседей, беседовать о чем-либо они уже отказывались напрочь; с каждым, видимо, успели провести соответствующую работу…

В предыдущей главе подробно рассказывалось уже, какими методами создавалась алюминиевая империя Романа Аркадьевича. Знаете вы теперь и истинную подоплеку избрания его губернатором Чукотки.

И подобных примеров – множество.

Когда в конце 1990-х, после создания «Сибнефти», Абрамович превратился в некоронованного хозяина Омской области, его интересы стали быстро распространяться далеко за пределы нефтяной отрасли. Семимильными шагами «Сибнефть» принялась забирать активы наиболее прибыльных омских предприятий. Если владельцы пытались сопротивляться, на их голову обрушивался мощнейший административный прессинг. (Слава богу, губернатор Полежаев был членом совета директоров «Сибнефти» – и по должности, и по состоянию души.)

Первым объектом экспансии «Сибнефти» стала мясоперерабатывающая компания «Омский бекон», владевшая сетью заводов, магазинов и свиноводческих хозяйств, самая, между прочим, крупная в Европе.

Бессменный директор «Бекона» Александр Подгурский упирался недолго; его быстренько пригласили в прокуратуру и областную администрацию и популярно объяснили, что если он не отдаст свои акции по-хорошему, их отберут по-плохому.

Примерно теми же методами «Сибнефть» попыталась заполучить контроль над заводами «Синтетический каучук», «Техуглерод», «Химпром», молочно-консервным комбинатом «Любикс», производителем пропан-бутановой смеси для газовых баллонов «СГ Транс».

Заминка вышла лишь с сельскохозяйственным предприятием «Золотая нива» – самым успешным агропромышленным хозяйством региона, владевшим уникальным заводом по изготовлению рапсового масла. Несмотря на открытые угрозы, директор «Золотой нивы» Геннадий Руль свои владения продавать отказывался и даже имел наглость выступить в телепрограмме, которую я тогда вел, с клеветническими выпадами в адрес «Сибнефти». За это областные власти принялись банкротить хозяйство, а против Руля возбудили дело – по уклонению от уплаты налогов.

Посадкой завершилась и карьера начальника налоговой инспекции Омска Владимира Федоренко – еще одного упрямца.

Федоренко долго досаждал «Сибнефти». После того, как компания перерегистрировалась из города в область, в маленький Любинский район, вследствие чего Омск лишился полумиллиарда налогов (деньги эти, к слову, растворились в неизвестном направлении, поскольку на новом месте «Сибнефть» стала платить в 17 раз меньше), Федоренко придумал, как заткнуть бюджетную дыру.

С его подачи городская администрация начала взимать с «Сибнефти» новый налог – за переработку; завод-то по-прежнему располагался на территории Омска. Обошлось Абрамовичу это в копеечку, – налоговики успели взыскать примерно 200 миллионов. Ну, а уж когда Федоренко попытался начать внеочередную проверку «Сибнефти», всякому терпению подошел конец.

Никто и глазом моргнуть не успел, как городская налоговая инспекция оказалась расформирована, а ее руководитель – арестован по обвинению в получении взяток. Инкриминировали ему сразу два эпизода.

В первом случае взятка Федоренке выражалась в подведении к его дому… казенной канализационной трубы. Во втором – он якобы незаконно обменял свою квартиру.

Если враг не сдается, – учил великий русский гуманист, – его уничтожают…

Эта бесценная закалка, полученная Абрамовичем в Сибири, очень пригодится ему в недалеком будущем. Перейдя с регионального на федеральный уровень, Роман Аркадьевич не раз еще будет прибегать к подобным методам кассовой борьбы.

Первый общероссийский скандал такого плана разгорелся осенью 1999 года. В ночь с 15 на 16 сентября три сотни омоновцев, словно крепость Измаил, взяли штурмом офис нефтяной компании «Транснефть», разоружили охрану и заблокировали все подступы к объекту.

Эта полноценная войсковая операция проводилась с единственной целью – замены одного руководителя на другого. Уже утром старого президента «Транснефти» Дмитрия Савельева в здание к себе не пропустили; его кабинет занял теперь другой человек – Семен Вайншток.

Небольшое пояснение; компания «Транснефть» – является монополистом в области транспортировки «черного золота». Контроль за ней означает контроль за нефтяными потоками. Перекрыл трубу любому неугодному – и привет. Поэтому вполне естественно, что вокруг «Транснефти» разгорелись нешуточные страсти.

Выбитый с боями экс-президент Савельев молчать не стал. Сразу после штурма он во всеуслышанье объявил, что пал жертвой сговора первого вице-премьера Аксененко, министра топлива Калюжного и олигарха Абрамовича. Якобы Абрамович в открытую ему угрожал, требуя уступить свой пост, обещая в противном случае «надеть наручники и предоставить самые комфортабельные нары в Бутырке», то есть – почти дословно говорил все то, что скажут потом губернатору Назарову, Михаилу Черному и многим другим гражданам, имевшим несчастье очутиться в поле зрения нашего гуманиста.

Савельев не согласился. Тогда Аксененко, исполнявший как раз обязанности премьера, молниеносно созвал собрание акционеров «Транснефти», назначил Калюжного главой коллегии госпредставителей и тем же вечером сместил отступника.

Однако Савельев по-прежнему не успокаивался. «Транснефть» попыталась оспорить это решение в суде, ибо, говоря начистоту, было оно абсолютно неправовым. По закону об акционерных обществах, собирать акционеров имел право исключительно совет директоров, но никак не премьер-министр, причем между решением о собрании и самим его проведением должно было пройти 45 суток.

Понятное дело, дожидаться судебных разбирательств Калюжный с Абрамовичем не стали. Бравые омоновцы и вскрытые болгаркой двери поставили убедительную точку в этом недолгом споре.

Правда, депутаты и общественность долго еще негодовали, требуя привлечь «банду трех» (по меткому выражению экс-премьера Кириенко) к ответу, но, как водится, закончилось все ничем. Пошумели, пошумели, да и успокоились.

Какую стратегическую важность несет в себе ресурс «Транснефти», хорошо видно из другой, не менее дурно пахнущей истории. На сей раз под прицел структур Абрамовича попал Московский нефтеперерабатывающий завод – главный поставщик моторного топлива для столичного региона.

«Сибнефть» появилась на МНПЗ осенью 2001-го; это случилось после того, как «Лукойл» продал ей свой пакет акций завода – 36,79 %.

А вскоре между столичным правительством, контролировавшим более половины предприятия, и новым совладельцем вспыхнула война.

Не буду утомлять вас сложными юридическими деталями, скажу лишь, что «Сибнефть» воспользовалась лазейками в законодательстве и попыталась сместить руководство МНПЗ. Началась утомительная чехарда с регулярными переизбраниями совета директоров, причем победа попеременно доставалась то одной, то другой стороне.

Пик противостояния случился осенью 2002-го; по какому-то очередному судебному решению «Транснефть» перекрыла транспортировку топлива на завод. В Москве начался бензиновый кризис; на заправках выстроились давно забытые с советских времен очереди.

«Когда я пришел выяснять отношения с Вайнштоком (главой „Транснефти“. – Авт.), – вспоминает президент Московской нефтегазовой компании Шалва Чигиринский, – тот прямо ответил: я ничего не могу сделать, это приказ Ромы. Именно – приказ, это больше всего меня потрясло».

В любом другом регионе подобные действия наверняка увенчались бы успехом. Руководивший всей операцией Давид Давидович (бывший руководитель коммерческой службы «Сибнефти», а ныне глава московского представительства компании Абрамовича Millhouse Capital) уже по-хозяйски заявился на завод, объявив Чигиринскому, что пришла пора собирать ему манатки. Но Москва – это все-таки Москва.

В дело вмешался Юрий Лужков, который публично обвинил Абрамовича в организации бензиновой блокады, написал гневную петицию в Совбез и отправился за поддержкой к президенту. В итоге «Сибнефти» пришлось временно отступить. В переизбранном совете директоров люди Абрамовича были уже в меньшинстве – четыре голоса из девяти.

Что, впрочем, отнюдь не предвещало конец войне. Противостояние не только не закончилось – оно продолжается до сего дня и конца края ему не видно.

«Их цель, – доходчиво объясняет председатель совета директоров МНПЗ Александр Поволоцкий, – сделать завод бесприбыльным. В этом случае привилегированные акции становятся голосующими, и тогда они получают большинство. Меняют гендиректора и окончательно устанавливают свою власть».

На протяжении последних четырех лет засевшие в правлении МНПЗ ставленники «Сибнефти» не дают поднимать цены на переработку нефти, сегодня – она здесь самая низкая в стране. «Сибнефти» это выгодно сразу по двум причинам: во-первых – завод медленно, но верно двигается к банкротству, а во-вторых, Абрамович получает дополнительную прибыль – нефть-то поставляет тоже он.

«Чисто рейдерские приемы, – говорит Поволоцкий. – Нам, например, до сих пор не возвратили реестр предприятия, хотя срок договора истек и есть вступившие в силу судебные решения. Соответственно, акционеры не могут совершать никаких сделок. Реестродержателем же является фирма „Регистратор Р.О.С.Т.“, где членом совета директоров числится Давидович; так что все понятно. (Эта фирма выступала также реестродержателем „Сибнефти“. – Авт.

Президент МНГК Шалва Чигиринский в своих оценках еще более резок, и иначе, как исчадием ада Абрамовича не именует. И на то есть у него самые серьезные причины.

Исторически были они знакомы давно; здание на Балчуге, где располагалась «Сибнефть», а теперь обретается компания «Милхауз» было продано некогда Чигиринским Березовскому, за деньги Абрамовича. (Сделка проводилась через его компанию «Руником» и составила 40 миллионов долларов.)

Поэтому, когда Чигиринскому было предложено войти с Абрамовичем в партнерство, он согласился без особых колебаний. Тем более, инициатором такого союза выступал его родной младший брат Александр Чигиринский.

«Я верил брату, как себе, – сетует он теперь. – Дороже его у меня никого не было. Я воспитывал Шурика вместо отца и готов был ради него на все. Даже на убийство».

Чигиринскому было и невдомек, что Абрамович испытывает на нем один из излюбленнейших своих приемов – родственные чувства, как ступенька в достижении цели. По аналогичной схеме он заполучил когда-то контроль над «Ноябрьскнефтегазом», создал «Сибнефть», поработил омского губернатора Полежаева.

При каких обстоятельствах Абрамович сошелся с Чигиринским-младшим – история темная. Известно лишь, что общались они весьма неформально. Абрамович даже использовал его в отдельных бизнес-проектах. Александр Чигиринский, в частности, сводил его с председателем совета директоров БрАЗа Шляйфштейном, выступая гарантом чистоты отношений.

Нечто подобное он решил проделать и в этот раз. Накануне компания Шалвы Чигиринского «Югранефть» получила лицензию на разработку крайне перспективных Красноленинского и Приобского газово-нефтяных месторождений в Западной Сибири. Их разведанные запасы составляли как минимум 260 миллионов тонн «черного золота» (для сравнения – разведанные запасы «Сибнефти» оценивались тогда в 638 миллионов тонн). Для успеха Чигиринскому требовалось немногое: надежный партнер, способный вместе с ним наладить добычу нефти. Поначалу он рассчитывал объединить свои усилия с «ЛУКОЙЛом», но тут объявился любимый единоутробный брат.

«Он говорил, что Рома – самый лучший из всех возможных компаньонов, что он – фактический хозяин страны и его репутация вне подозрений», – вспоминает Чигиринский.

Интерес Абрамовича к запасам «Югры» был совсем не праздным, ему позарез требовались новые нефтяные месторождения. «Сибнефть» принципиально не желала тратиться на поиск и освоение новых скважин; эти вложения могли окупиться лишь по прошествии многих лет, но на такую далекую перспективу Абрамович не рассчитывал. Он хотел зарабатывать сейчас и сегодня.

Словно верблюды, добредшие, наконец, до оазиса, руководители «Сибнефти» жадно высасывали из компании максимум возможных запасов. Следовало торопиться, пока мировые цены на нефть не упали.

(В узкоспециальном журнале «Техника и технология добычи нефти» я обнаружил преинтереснейшую статью, написанную коллективом сотрудников «Сибнефти-Ноябрьскнефтегаза». Несмотря на обилие технических терминов, смысл статьи понятен даже непрофессионалу: как повысить надежность «эксплуатации электроцентробежных насосов», которые не в силах выдержать «стратегию жесткой интенсификации добычи нефти», ибо качать приходится ее теперь на таких высоких глубинах, каковых отрасль прежде не знала.)

Но любые природные запасы не вечны, а главное невосполнимы. Постепенно объемы добычи «Сибнефти» непременно стали бы снижаться – и-таки стали: если в 2004 году она выкачала 34 миллиона тонн нефти, то в 2006-м – уже 32,7 миллиона тонн.

Надеюсь, теперь вам понятно, почему Абрамовичу было столь важно присоединить к себе «Югру».

В феврале 2001 года на свет появилась новая компания – «Сибнефть-Югра». По условиям договора она была поделена на две равных доли. Первая принадлежала «Сибнефти», вторая – «Югранефти». Всеми деталями сделки занимался брат-2; Чигиринский-старший в них особо даже и не вникал, целиком доверившись зову крови. За что вскорости и поплатился.

Для того чтобы вникнуть в смысл случившейся аферы, следует объяснить кое-какие детали. Генеральным директором «Сибнефть-Югры» был назначен вице-президент «Сибнефти» Андрей Матевосов. Он же одновременно стал и руководителем «Югранефти». Иными словами, команда Абрамовича полностью сосредоточила в своих руках все нити управления. Почему уж Шалва Чигиринский сумел допустить подобную несуразицу – вопрос риторический.

Результат долго ждать себя не заставил. В течение двух лет доля «Югранефти» оказалась размыта с 50 % до… 0,98 % и оказалось, что вместо живительных запасов нефти Чигиринскому-старшему принадлежат теперь лишь от мертвого осла уши.

Технология этой чисто жульнической комбинации была совсем несложной. Люди Абрамовича – конкретно упомянутый Матевосов, а также небезызвестный Давид Давидович – ввели в состав «Сибнефть-Югры» новых участников – оффшорные компании, афиллированные с самой же «Сибнефтью». Те внесли в уставный капитал дополнительные вклады. Аналогичную операцию проделала и «Сибнефть», сохраняя таким образом свою 50 %-ную долю. А вот «Югранефть», сиречь структура, представляющая интересы Чигиринского, от подобного мотовства самоотверженно отказывалась и лишь безмолвно наблюдала, как тает ее собственность на глазах.

Сначала – половина «Сибнефть-Югры» превратились в одну двадцатую. А затем и эти жалкие 5 % трансформировались в 0,98 %.

Следует добавить, что все судьбоносные собрания неизменно происходили в офисе самой же «Сибнефти». А от имени «Югранефти» выступал на них Давид Давидович, которого Матевосов заботливо снабжал соответствующими доверенностями.

Когда в один прекрасный день Шалва Чигиринский вдруг обнаружил, что он теперь никто и звать его никак, было уже поздно. Поезд ушел.

(Кстати, нечто подобное Абрамович проделывал и прежде. В 1997-м, после создания «Сибнефти», он с успехом провел эмиссию «Ноябрьскнефтегаза» – главного нефтедобывающего предприятия компании, в результате вместо 61 % его акций заполучив 78 %. Докупать акции было разрешено исключительно четырем, афилированным с самой же «Сибнефтью» структурам. Миноритариев безжалостно вышвырнули вон.)

Стараниями абреков Романа Аркадьевича «Югранефть» оказалась банкротом. В марте 2005-го на предприятии было введено внешнее управление. Причем, как установил при проверке его временный управляющий, налицо были все признаки преднамеренного банкротства.

Разумеется, Чигиринский долго потом судился, пытаясь возвернуть украденное; но все – напрасно. Интересы «Сибнефти», как говорят, заботливо оберегал генерал ФСБ Владимир Каланда, курировавший в президентской администрации всю отечественную судебную систему.

А тем временем Абрамович благополучно продал «Сибнефть» вместе со всеми ее дочками «Газпрому». По оценке Чигиринского, из 13,1 миллиарда долларов, вырученных чукотским губернатором, как минимум, три миллиарда – это плата за «Югру».

Но не это даже оказалось для него самым тяжелым ударом. Стараниями «Сибнефти» Шалва Чигринский лишился единственного брата. Никаких отношений они, естественно, теперь не поддерживают.

Брата Александру Чигиринскому заменяет отныне Роман Абрамович. Вместе они успели даже реализовать масштабный строительный проект в Москве – офисный центр «Балчуг-Плаза». Этот объект Чигиринский-старший уступил ему когда-то в награду за организацию сделки с «Сибнефтью». И не только его. Чигиринский-младший успел получить от брата весь его девелоперский столичный бизнес – компанию «СТ Групп» – в виде десятка уже готовых под строительство площадок. В том числе и дом в переулке Капранова на Пресне, где брат-1 планировал поселиться самолично, но в его 800-метровом пентхаузе по воле Абрамовича живет теперь глава «Газпрома» Алексей Миллер.

«Получается, меня кинули трижды, – констатирует неудавшийся новосел. – Сначала отобрали всю недвижимость, потом – „Югру“, а затем еще и брата…»

Абрамовичу повезло – у него ведь нет братьев…

$$$

Честно говоря, я не очень понимаю, чем объясняются восторги по поводу неординарности Абрамовича. При ближайшем рассмотрении в этом человеке трудно обнаружить нечто особенное, сверхъестественное и значительное.

Все его сказочные богатства – лишь результат феерического стечения обстоятельств, помноженный на умелое включение административного ресурса.

(Хотя еще большой вопрос, есть ли они, эти сказочные богатства, в действительности…)

Даже с приходом нового президента Абрамовичу удалось сохранить свои лоббистские возможности. Иной вопрос, что он не претендует теперь на звание кремлевского регента. Но и оставшихся у него волшебных чар с лихвой хватает, чтобы чувствовать себя вполне уверенно.

Почему Путин не трогает Абрамовича – вопрос философский. Чукотский губернатор свято выполняет общепринятые правила игры, не лезет в политику, лишний раз стараясь вообще не попадаться никому на глаза. Кроме того, раскулачивание олигархов обязательно повлечет за собой передел собственности, а это никому сегодня не надо, ибо приведет к нарушению баланса сил.

Путин преобразовывает страну не революционным, а эволюционным путем, – ему не нужны великие потрясения. Ради сохранения в обществе стабильности приходится закрывать глаза на существование в природе Абрамовича и ему подобных.

Другое дело, что власть далеко не однородна. И в Кремле, и в правительстве, и на Старой площади сохранилось немало людей, связанных с Абрамовичем и «Семьей» давними отношениями.

Вряд ли речь может идти о какой-то пятой колонне, только бизнес, ничего личного.

Еще с начала 1990-х Роман Аркадьевич свято усвоил ключевое слагаемое успеха – хочешь жить сам, давай жить и другим.

В условиях тотальной российской коррупции – это вам скажет любой коммерсант – без взяток, откатов и подношений невозможно заработать и рубля. А когда счет идет на миллиарды, тут уже и вовсе не до чистоплюйства.

Бывший совладелец Братского алюминиевого завода Юрий Шляйфштейн, неоднократно посещавший кабинет Абрамовича в «Сибнефти», рассказывает, что в верхнем ящике его стола всегда лежала россыпь часов – от недорогих до усыпанных бриллиантами, на любой вкус. (Вовремя поднесенный презент – это ведь не взятка, а лишь проявление уважения.)

А после того, как в декабре 2002 года «Сибнефть» выиграла конкурс на покупку 74,95 % акций госкомпании «Славнефть», обеспечивший эту победу – в ущерб бюджету – премьер-министр Михаил Касьянов вскоре оказался обладателем роскошного лесного участка площадью 4,7 гектара в одном из самых престижных российских уголков, в подмосковном местечке Усово на знаменитой Рублевке.

При рыночной стоимости в 50–75 тысяч долларов за сотку (сегодня она оценивается уже в 130–150 тысяч) земля досталась Касьянову за смешные деньги: 4,5 миллиона рублей на все про все – получается, менее тысячи рублей за сотку. Дешевле, чем на промерзшей Чукотке.

Продавшая премьеру участок фирма «Лэндиз» была элементарной пустышкой с уставным капиталом в 10 тысяч рублей, образованной путем внесения… двух офисных кресел. Ни одной другой операции она не совершала и вскоре была самоликвидирована. Но вот, что интересно: гендиректором «Лэндиз» числилась некая Светлана Попенкова, работавшая… в компании «Милхауз Кэпитал», главной управляющей структуре Абрамовича.

Когда я раскопал эти факты и передал все материалы в генпрокуратуру, в рамках известного дачного дела Касьянова, глава московского представительства «Милхауз Кэпитал» Давид Давидович – правая рука Абрамовича – вынужден был признать на допросе, что земля раньше принадлежала ему; «Лэндиз» – была лишь прокладкой, созданной для отвода глаз. И он, действительно, продал участок Касьянову по собственной инициативе.

– Почему так дешево? – поинтересовались следователи.

– А это уж мое дело. За сколько купил, за столько и отдал…

Нехитрый арифметический подсчет показывает, что эта удивительная доброта обошлась Давидовичу с Абрамовичем как минимум в 23 миллиона долларов.

Впрочем, оно того стоило.

Аукцион по «Славнефти» был одним из самых скандальных в новейшей истории; он полностью повторял печально известные залоговые аукционы им. Коха.

При стартовой цене в 1,7 миллиардов долларов госпакет акций (74,95 %) был продан всего за 1,86 миллиарда – лишь на 9 % дороже первоначальной ставки. Зря надрывался аукционист Коровкин, призывая других участников торгов делать новые предложения; все было тщетно. Аукцион, которому и правительство, и аналитики предрекали славу крупнейшей приватизационной сделки, занял каких-то три минуты чистого времени.

Победители были определены заранее: консорциум из двух хорошо известных структур – «Сибнефть» и «ТНК». Никого постороннего к торгам просто не допустили, хотя желающих поначалу было с избытком. «Славнефть» – это один из самых лакомых кусков российской нефтянки – 12,5 миллионов тонн ежегодной добычи, львиная доля которой – 7,5 миллионов тонн – идет на экспорт.

Но потом все потенциальные покупатели неожиданно стали откалываться друг за другом. Кому-то, как, например, «Роснефти», отказали в участии по сугубо формальным причинам. Другие – «Лукойл», «Юкос», «Сургунефтегаз» – сошли с дистанции сами. В газетах писали тогда, что это было результатом давления премьер-министра Касьянова, откровенно лоббировавшего интересы Абрамовича.

Единственным упрямцем оказалась лишь китайская нефтяная госкомпания CNPC. Ее присутствие могло здорово испортить всю малину, ибо китайцы готовы были торговаться до 4 миллиардов. Однако и CNPC в самый последний момент сдалась; за день до торгов она отозвала свою заявку без объяснения причин.

Причины станут понятны лишь позднее; через пару месяцев международный журнал Far Eastern Economic Revie со ссылкой на источник в CNPC сообщил, что один из членов китайской делегации, прилетевших на аукцион, был похищен неизвестными злоумышленниками прямо в аэропорту и освобожден только после отзыва заявки. Никаких опровержений на это заявление не последовало.

А Абрамович с другим касьяновским любимцем Михаилом Фридманом оказались собственниками крупнейшего нефтяного актива. Странное влечение к ним чиновников обошлось казне примерно в миллиард-другой долларов недополученной прибыли. И если вы хотите мне сказать, что сие – есть пример блестящих бизнес-талантов Романа Аркадьевича, то читать эту книжку дальше вам явно противопоказано. Ведь даже ближайший его соратник, президент «Сибнефти» Евгений Швидлер – и тот вынужден был признавать: «При приватизации происходит конкурс административных ресурсов, знакомств и прочее». Правда, Швидлер тут же оговорился, заметив, что это и есть, по его разумению, справедливая форма конкуренции, но здесь даже и комментировать нечего.

Конкуренция может происходить лишь на равных условиях. А когда одних гонят прочь, а другим дозволяют купить по знакомству золотоносный актив – да еще и за бесценок, ничего общего с рынком это не имеет. Особенно, если продавец получает от тебя потом взятку…

К захвату «Славнефти» Абрамович готовился давно. Еще весной 2000-го он внедрил в нее своего человека – вице-президента «Сибнефти» Юрия Суханова. В «Славнефть» тот перешел на равнозначную должность – вице-президентом по финансам. После чего госкомпания активно увлеклась серыми налоговыми схемами, продавая нефтепродукты по заведомо низким ценам; все экспортные потоки были отныне подчинены структурам Абрамовича.

Как установила проведенная Счетной палатой проверка, с каждой такой операции государство недополучало несколько десятков миллионов долларов налогов. Кому доставались они – объяснять, надеюсь, не требуется. Только предварительно выявленный ущерб составил порядка $ 200 миллионов.

Но потом Абрамович решил, что нет никакого смысла делиться с руководством «Славнефти», если можно забрать, вообще, все. И весной 2002 года президент «Славнефти» Михаил Гуцериев был низвергнут со своего поста. Его место занял… Ну, правильно, Юрий Суханов. Соответствующую директиву направил все тот же премьер Касьянов. А поскольку представители государства имели тогда в совете директоров абсолютное большинство (75 %) и обязаны были беспрекословно выполнять волю премьера, кадровая революция свершилась в считанные минуты.

После этого – организация правильного аукциона – была уже делом техники. Помимо половины от почти 75 %-ного пакета, купленного Абрамовичем на паях с Фридманом, он успел еще отжать и 10,83 % акций, принадлежащих правительству Белоруссии. Накануне основных торгов «Сибнефть» приобрела минские акции за не менее смешную цену – 207 миллионов долларов.

Если учесть, что лишь официальные дивиденды, выплачиваемые акционерам «Славнефти», ежегодно составляли от 700 до 800 миллионов долларов, все затраты Роман Аркадьевич мог отбить за каких-нибудь пару лет. После чего – благополучно продал пакет «Славнефти» вместе с другими нефтяными активами назад государству, выручив совсем неплохие деньги: $ 13 с лишним миллиардов…

Между прочим, «Газпрому» достались одновременно и акции, проданные уже когда-то Абрамовичем Ходорковскому («ЮКОС»).

История эта, как и принято у Романа Аркадьевича, темна и запутанна, но даже поверхностный рассказ о ней очень ярко характеризует благородные манеры нашего персонажа.

Если кратко, весной 2003 года Ходорковский и Абрамович договорились о слиянии своих активов: 92 % «Сибнефти» должны были отойти «ЮКОСу», а Абрамович получал, в свою очередь, 26 % расширившегося «ЮКОСа» и 3 миллиарда долларов доплаты.

Это была уже не первая попытка соития двух олигархов. Еще прежде, в 1998-м, они пытались создать совместный холдинг «Юкси» и даже подписали в торжественной обстановке – в присутствии Черномырдина с Кириенко – соответствующий меморандум. Но потом что-то у них не заладилось, – каждая из сторон пыталась завысить собственные активы. Короче, через пару месяцев союз был расторгнут.

За прошедшие с тех событий годы – утекло много воды. За спиной Абрамовича не стоял теперь назойливый Березовский; из гадкого утенка превратился он в прекрасного, богатого лебедя. Да и Ходорковский был уже не тем, кем раньше, равным среди первых. Отныне считался он самым богатым человеком страны (состояние в 2003 году по оценке «Форбса» $15,2 млрд), и, как водится, мнил себя некоронованным повелителем державы. (Михаил Борисович искренне считал, что рано или поздно станет президентом России или как минимум премьер-министром.)

Если бы «ЮКОС» объединился с «Сибнефтью», это была бы крупнейшая нефтяная компания в России и одна из ведущих в мире; только налоги от ее деятельности формировали бы 9 % федерального бюджета.

В новую империю, получившую название «Юкос-Сибнефть», должны были войти 9 нефтеперерабатывающих заводов, две с половиной тысячи автозаправок. Общий объем нефтяных запасов составил бы около 2,66 миллиарда тонн.

Было, от чего сойти с ума; холдинг с такой сумасшедшей капитализацией – 40 миллиардов долларов – вполне мог стать главной движущей силой в стране. Неслучайно, уже летом 2003-го Ходорковского со всеми почестями принимали у себя вице-президент США Дик Чейни, министр энергетики Спенсер Абрахам и заместитель главы Пентагона Пол Вулфовиц.

Бытует версия – правда, ничем не подтвержденная, – что чрезмерное нетерпение Ходорковского и сгубило; якобы на окончательной стадии переговоров он неосторожно обронил Абрамовичу примерно следующую фразу: теперь я Путина привезу закатанным в ковер.

Однако на беду его диалог оказался записан на пленку. Кем именно – история умалчивает. Но уже на другой день в офисе «Сибнефти» поднялся невиданный переполох, и топ-менеджеры с выпученными глазами забегали по коридорам.

В пользу этой шпионской версии свидетельствует целый ряд странностей. Если поначалу обе стороны активно торпедировали события («Слияние „Сибнефти“ и „ЮКОСа“ находятся в такой стадии, когда расторгнуть сделку невозможно», – громогласно восклицал Швидлер), то уже с осени 2003-го Абрамович начал заметно тормозить процесс слияния. Несмотря на то, что он получил от Ходорковского обговоренные три миллиарда, Роман Аркадьевич явно не спешил заканчивать сделку.

Почему – стало понятно ранним утром 25 октября, когда Ходорков-ский был арестован в новосибирском аэропорту и этапирован в специзолятор «Матросской тишины».

Сразу после этого недавняя дружба мгновенно сменилась ледяным холодом. Оставшимся на свободе руководителям «ЮКОСа» в ультимативной форме было предложено передать управление новой структуры президенту «Сибнефти» Евгению Швидлеру и отправленному накануне в отставку главе президентской администрации Александру Волошину. (Он должен был стать председателем совета директоров «Юкос-Сибнефти»). В случае их согласия, весь контроль а, следовательно, и активы переходили бы в цепкие руки новой команды во главе с Абрамовичем. Ясное дело, «ЮКОС» ответил отказом.

Тогда «Сибнефть» в одностороннем порядке объявила о разрыве сделки, но полученные вперед от Ходорковского три миллиарда назад не вернула; отказалась она и выплачивать штрафные санкции, установленные их же совместным соглашением за досрочный развод; еще – миллиард долларов.

Более того, в течение полутора лет Абрамовичу удалось отсудить – в Анадыре! – переданные «ЮКОСу» 72 % своих акций «Сибнефти», каковые он незамедлительно и продал «Газпрому». (На оставшиеся 20 % Роман Аркадьевич предусмотрительно не претендовал, поскольку «Газпром» так и так забирал их у «ЮКОСа» в ходе банкротства.)

Бессмысленно гадать, знал ли Роман Аркадьевич, какая печальная судьба уготована Ходорковскому. Вариантов здесь – только два.

Либо знал, и потому сознательно тормозил слияние, в тюремной камере – не до жиру.

Либо обладал сверхъестественным даром предвидения и умел заглядывать в будущее.

Какой из двух ответов более правдоподобен, решайте сами…

Впрочем, у Леонида Невзлина, бывшего в «ЮКОСе» вторым лицом, даже и тени сомнений не возникает:

«Он (Ходорковский. – Авт.) не предполагал, что на самом деле вел сделку не с открытой компанией «Сибнефть», а с группой заговорщиков, которые хотят его лишить бизнеса».

Невзлин уверен, что Абрамович с самого начала знал, что ожидает Ходорковского:

«Это было видно по тому, как он и его окружение вели себя после ареста Ходорковского. По тому, как они разговаривали со мной и с другими акционерами группы „МЕНАТЕП“. Это наглядно подтверждает то, как „Сибнефть“ грубо „разводилась“».

Несомненно, история с «ЮКОСом» нанесла серьезнейший урон репутации Абрамовича на Западе. Согласитесь, человек, кидающий своего партнера на четыре миллиарда, как-то мало вызывает симпатию.

В сентябре 2004-го «ЮКОС» подал на «Милхауз Кэпитал» в Лондонский международный арбитраж, требуя 4 миллиарда. Суды тянулись долго. Лишь совсем недавно, в июне 2007-го, арбитражный управляющий уже обанкроченного «ЮКОСа» подписал мировое соглашение, по которому все долги Абрамовича оказались прощены.

Как метко заметил один из финансовых аналитиков, «ЮКОСу» никто ничего не должен, а кому и что должен «ЮКОС» – решает государство…

Между прочим, когда проект «ЮкосСибнефти» только еще зачинался, многие посчитали это симптоматичным. Говорилось, что Абрамович-де уходит из активной жизни. В той, несостоявшейся модели компании, становился он лишь одним из акционеров, и явно – не самым главным. Горе-аналитики всерьез судачили уже о потере позиций Романа Аркадьевича, о том, что целиком и полностью ложится он теперь под Ходорковского.

Плохо же они его знали. За внешней мягкостью и неконфликтностью этого человека скрывалась стальная хватка и острые клыки. Народная мудрость недаром гласит, что в тихом омуте…

Просто Ходорковский – как и многие другие жертвы Абрамовича – почему-то напрочь об этой пословице позабыл; а когда вспомнил, было уже слишком поздно. К тому времени он успел выпасть из «золотого» рейтинга «Форбса», уступив место главного российского богача несостоявшемуся другу и партнеру.

Лучше всех об Абрамовиче выразился, по-моему, Шалва Чигирин-ский, тоже – один из потерпевших.

«Рома, – сказал он мне как-то, – очень похож на морского ската. Внешне – мягкий, уютный, абсолютно безобидный. На него так и хочется усесться сверху. Но стоит приземлиться, он мгновенно ударит тебя током и безжалостно сожрет».

Другой очевидец – бывший председатель совета директоров БрАЗа Юрий Шляйфштейн – изрек по этому поводу не менее глубокомысленную сентенцию:

«Суть Абрамовича заключается в том, что он предпочитает казаться ягненком; только волк в шкуре ягненка – все равно останется волком…»

Возможно, в этом – помимо, собственно, пиаровской стороны – и заключается смысл того образа тихого, покладистого хорошиста, который столь активно эксплуатирует Роман Аркадьевич. Чем миролюбивей ты выглядишь, тем проще достигать поставленных целей, эффект внезапности – уже половина успеха.

Этой философии – равно, как и многому другому – научили его когда-то заботливые учителя: Александр Волошин и Валентин Юмашев.

Принято считать, что главным и единственным наставником Абрамовича был Березовский, но это не совсем так.

Конечно, Борис Абрамович сыграл в его жизни решающую роль, приведя, по образному выражению Рыбкина, молодого коммерсанта «к костру, вокруг которого плотно сидели первые олигархи». Он же – преподал ему и первые уроки мастерства.

Но окончательное влияние на формирование личности Абрамовича оказали именно эти люди.

Об истинной сущности невзрачного «литраба» в растянутом свитере я уже подробно рассказывал. Следует теперь добавить несколько слов и о его сменщике, тоже сыгравшем немалую роль в новейшей отечественной истории.

Волошин пришел во власть из бизнеса; его разыскал когда-то Березовский. Отношения у них были тогда самые добрые.

В середине 1990-х будущий глава президентской администрации возглавлял фирму «Авто-Инвест», являвшуюся дочерней структурой «ЛогоВАЗа». Через другую его контору – «ЭСТА Корп» – Березовский выводил зависшие в банке «Чара» свои деньги: 5,5 миллионов долларов. Кроме того, компания Волошина «Федеральная фондовая корпорация» являлась организатором конкурса по продаже акций «Сибнефти» – понятно, в чьих интересах.

В отличие от большинства тогдашних соратников Березовского, Волошина отличало полное отсутствие видимых амбиций и умение быть неслышным. Он даже ходил беззвучно, как кошка.

Осенью 1997-го – Волошина рекрутируют на госслужбу, и он становится помощником Юмашева, возглавлявшего в тот момент президентскую администрацию. Здесь-то два этих великих тихушника окончательно сошлись. А вскоре к их дуэту присоединился и Роман Абрамович.

Несомненное достоинство Волошина заключалось в том, что он напрочь был лишен эмоций и чувств, так мешающих высокой политике. Волошин полностью оправдывал свое отчество – Стальевич – иногда казалось, что состоит он не из плоти и крови, а из твердого металлического сплава; а вместо сердца у него, как и положено, – пламенный мотор.

«На работе он напоминает какую-то сложную, хорошо отлаженную, не знающую усталости машину, – умилялась этим его особенностям вечно восторженная Татьяна Дьяченко (цитирую по ее интервью родному „Огоньку“). – Я иногда просто не понимала, как он выдерживает. Вот идет подготовка послания президента к Федеральному собранию, папа ему звонит в два часа ночи, в четыре ночи, когда угодно – и он бодрым голосом отвечает. Волошин до двух ночи неотрывно работал, в четыре его папа поднимал, давал задания, а в восемь утра он уже снова на работе».

Волошин был абсолютно циничным, прагматичным до мозга костей царедворцем, причем – от собственного цинизма он еще и получал явное удовольствие; чувство юмора было у него весьма своеобразным.

Однажды, например, Волошин приказал своему внештатному помощнику Мамуту встретиться с лидером думской группы «Народовластие» Николаем Рыжковым и популярно объяснить, что если его депутаты проголосуют за импичмент Ельцину, спонсоры «Народовластия» горько о том пожалеют; их задушат, замордуют прокурорскими и налоговыми проверками.

Мамут – встретился. Рыжковцы проголосовали, как следует. Однако через несколько дней спонсоров этих все равно начали давить.

Такое вероломство до глубины души возмутило Мамута. Он потребовал от Волошина объяснений:

– Как же я буду теперь в глаза им смотреть?

Александр Стальевич хитро, по-ленински, прищурился и, затянувшись сигаретой, преспокойно изрек:

– А ты не смотри.

Если Юмашев научил Абрамовича быть полностью бесслышным – французы называют подобное явление «эминанс гри» (невидимая миру сила) – то Волошин – совершенно бесчувственным; недаром шесть лет проработал он во Всесоюзном НИИ конъюнктуры. Терзанья, сомненья, стыдливость, совестливость – все эти химеры для человека, желающего сделать карьеру, были лишь грузом, вяжущим по рукам и ногам.

(Как любил говаривать генерал-инспектор Его Императорского Величества Яков Иванович Ростовцев, «совесть дается человеку для личного пользования, а в общих делах совесть заменяют указания начальства».)

Неудивительно, что как только старинный приятель его Березовский вошел в оппозицию к власти, Волошин мгновенно разорвал с ним всяческие отношения, просто забыл – как отрезал…

Александр Стальевич проработает главой президентской администрации вплоть до конца первого путинского срока. Сегодня профессиональный конъюнктурщик по-прежнему в строю, – он возглавляет совет директоров РАО «ЕЭС». И связей с Абрамовичем тоже не прерывает…

$$$

Сравнительно недавно в Москве проходила конференция, посвященная итогам приватизации, организовывала ее Счетная палата. Главный вывод конференции был таков: за 10 лет приватизации российский бюджет получил 9,7 миллиардов долларов.

Состояние Абрамовича – за тот же самый период – оказалось неизмеримо выше; в одиночку он заработал вдвое больше, чем вся страна, вместе взятая.

Конечно, считать деньги в чужих карманах – не есть хорошо, только, кто сказал, что деньги эти чужие?

Проведем небольшой экскурс в закрома Романа Аркадьевича. В «золотом» списке журнала «Форбс» – самом авторитетном мировом экономическом издании – Абрамович впервые появился лишь в 2001-м. На тот момент его состояние составило 1,4 миллиарда долларов.

Дальше – оно начало расти просто в геометрической прогрессии.

По итогам 2002 года – 5,5 миллиардов.

2003 год – 10,6 миллиардов.

2004 год – 13, 3 миллиарда.

2005 год – 18,2 миллиарда.

И, наконец, год 2006-й – 19,2 миллиарда.

Ни одному другому российскому олигарху не удавалось с такой головокружительной быстротой сколачивать подобные состояния; даже в благословенные 1990-е ничего похожего не было и близко.

В чем же секрет успешности Абрамовича? Бытует мнение, что он – прирожденный бизнесмен, блестящий стратег и великолепный тактик, но я лично здорово в том сомневаюсь.

Практически все золотоносные активы достались Абрамовичу не путем здоровой, честной конкуренции, а стараниями дружественных чиновников. Плюс – несомненное везение. Кто мог представить, сколь высоко взлетят мировые цены на нефть.

При этом – любые попытки служителей Фемиды подобраться к неблаговидным его делам незамедлительно отсекались. И продолжают отсекаться до сих пор.

Я имел возможность убедиться в том на собственном примере, отправив еще летом 2006-го депутатский запрос в МВД об афере с «Югранефтью». К запросу был приложен увесистый том документов, наглядно подтверждающих – цитирую сам себя – «заведомо искусственное банкротство крупнейшего нефтедобывающего предприятия страны… с целью незаконного присвоения его собственности».

Дальше началось что-то невообразимое. Материалы, как теннисный мячик, перебрасывались из одного кабинета в другой, из МВД – в Генпрокуратуру, из Генпрокуратуры – назад в МВД, из МВД – в УВД Ханты-Мансийского округа, из УВД ХМАО – в прокуратуру Москвы, из прокуратуры Москвы – в столичное ГУВД.

Лишь в феврале 2007-го – по прошествии полугода – следственное управление ГУВД Москвы решилось, наконец, разорвать этот замкнутый круг. В возбуждении дела было отказано «за отсутствием признаков преступления», хотя еще совсем недавно МВД полностью со мной соглашалось и подтверждало, что криминал – налицо.

Столь же бесславно завершилась и история с обвинением руководства «Сибнефти» в ложном реэкспорте нефти и необоснованном получении налоговых льгот. В мае 2001-го Генпрокуратура возбудила два уголовных дела по статье «мошенничество». Но уже в мае оба они были прекращены «за отсутствием состава».

А громкая эпопея с налоговыми недоимками? Весной 2004-го Федеральная налоговая служба уличила «Сибнефть» в неуплате податей примерно на миллиард долларов. Однако в результате долгих переговоров, Абрамович заплатил бюджету одну треть от требуемой суммы, и ФНС все претензии чудесным образом отозвала.

Почему?

Вопрос, полагаю, бессмысленный.

В вип-ложе Абрамовича на стадионе «Челси» всегда полным-полно вип же персон из России, прибывших насладиться игрой легендарной команды по приглашению ее владельца – министры, политики, депутаты. Те же лица неизменно можно встретить и на новогодних празднествах в Куршевеле – излюбленном месте отдыха нашей элиты – рядом с Романом Аркадьевичем.

Власть предержащие регулярно сопровождают Романа Аркадьевича в развлекательных вояжах и прогулках на яхтах. Знаю, например, уморительный случай, когда один из действующих федеральных министров, увязавшись за ним в знаменитую австрийскую клинику Lanserhof, где миллиардер ежегодно проходит курс оздоровительных процедур, вынужден был поселиться в одном номере с вассалом Абрамовича Ефимом Малкиным (сенатором от Чукотки); свободных помещений в клинике просто не оказалось.

Ну, и конечно, нельзя не упомянуть о членах семьи первого президента, которые по-прежнему считаются лучшими его друзьями, партнерами и покровителями.

Татьяна Дьяченко, Валентин Юмашев и Борис Ельцин-младший частенько посещают перечисленные выше мероприятия, ездят вместе с Абрамовичем отдыхать и развлекаться. С недавних пор к этому святому семейству присоединился и другой молодой миллиардер Олег Дерипаска. С тех пор, как в феврале 2001-го алюминиевый король женился на юмашевской дочери Полине, а сам кремлевский «летописец», в свою очередь, сочетался законным браком с Татьяной Дьяченко, в России появилась истинно морганистическая династия с состоянием, исчисляемым десятками миллиардов долларов. (Только от продажи в 2003-м Дерипаске половины алюминиевого гиганта «Русал» и 37,5 % холдинга «Руспромавто», включавшего в себя два десятка предприятий автопрома, в том числе знаменитый «ГАЗ», Абрамович выручит не менее $ 4 миллиардов.)

Полагаю, в этом заключается еще одна причина неприкосновенности Абрамовича; любой накат на него – это удар по наследникам Первого Президента. Для нынешнего Кремля, с его традициями преемственности, такое – абсолютно недопустимо.

Время олигархов отнюдь не закончилось, как считают некоторые, с боем кремлевских курантов 31 декабря 1999-го. В России просто изменились правила игры. Не лезь в политику, отдавай деньги на богоугодные нужды (спорт, культура, наука), демонстрируй верноподданнические чувства, не пытайся бодаться с государственными монополиями – и никакие беды тебе не грозят. Если, конечно, твой бизнес не захочет прибрать к рукам кто-то более могущественный и сильный, тот же Абрамович, например.

Так произошло, в частности, с владельцем «Автобанка», «Ингосстраха» и Орско-Халиловского металлургического комбината Андреем Андреевым – человеком, прямо скажем, тоже не шибко кристальным. Как утверждал сам Андреев, осенью 2001-го все активы эти были у него отобраны «угрозами физической расправы, а также путем подделки документов». В числе новых совладельцев андреевского бизнеса оказались структуры Романа Аркадьевича.

(Впоследствии, правда, стороны нашли компромисс и Андреев, получив неплохую компенсацию, от претензий своих отказался. Однако к тому времени Абрамович успел из истории этой выйти, продав проблемные активы Олегу Дерипаске.)

Как видите, ничего нового Роман Аркадьевич в российский бизнес не привнес, используемые им приемы почти в точности копируют методы олигархов первой волны. За единственным, пожалуй, исключением: Абрамович оказался первым, кому удалось превратить отвратительную крысу в уютного, милого хомячка.

Не последнюю роль сыграло в том его пришествие на Чукотку.

$$$

«Хочется найти самые лучшие, теплые слова, чтобы выразить благодарность Роману Аркадьевичу Абрамовичу за то, что он дал всем нам счастливую жизнь.

В эти дни хочется вспомнить нашу жизнь в прошлом. Тяжело вспомнить. Проходили годы, много прошло лет. Наши отцы со смертельным страхом встречали каждую зиму. Зима действительно была страшна. Семь месяцев завывала пурга, выли голодные собаки, плакали, умирали с голоду люди. В холодных зимних ярангах никогда не было слышно смеха.

С Большой Земли к нам приезжали и приплывали на кораблях японские, американские купцы. Они нас называли вымирающими дикарями. Горсть пороху отнимала добытую трудом и горем пушнину. Спаивая забитым голодом, холодом охотников, купцы за бутылку «шальной воды» отнимали у нас все, обрекая на голодную смерть наши семьи. Наша жизнь для них была дешевле жизни собаки…

Но вдруг над северной тайгой взошло необыкновенное солнце. Оно в тысячу раз горячее настоящего солнца – это пришел новый губернатор. Полярная ночь нашей голодной жизни рассеялась в прах.

Новая власть построила нам сто восемнадцать национальных школ. Новая власть каждый год принимает наших братьев, товарищей учиться в школах больших городов.

Нам теперь не страшен холод. Каждый – в теплом жилище, где светло, весело. А на обеденных столах появилась разная пища – овощи, молоко, чай, сахар, хлеб. Теперь у нас навеки отпал животный страх голода. Каждый знает, что в любое время зимы, в случае надобности Роман Аркадьевич пришлет нам большой пароход, ломающий льды, и привезет все, что нужно…»

То, что вы сейчас прочитали – не плод фантазии автора, а подлинный исторический документ: открытое письмо жителей Чукотки к 20-летию Октябрьской революции, опубликованное тогда же, осенью 1937-го, в газетах.

Я лишь позволил себе внести незначительные коррективы, осовременив эту потрясающей силы эпистолу: вместо советской власти – новая власть, вместо товарища Сталина – губернатор Абрамович.

В сознании чукчей Роман Аркадьевич занимает то же место, какое занимал некогда Иосиф Виссарионович для советских людей, – вождь, учитель, лучший друг детей и физкультурников, короче – гениалиссимус.

О нем слагают гимны («Наш губернатор Абрамович – на века-а-а!»). Его образ вырезают на моржовых клыках. (Самый популярный сегодня сюжет – губернатор, приносящий чукчам подарки.)

Точно великан Лолгылин, герой чукотских народных сказок, Роман Аркадьевич спасает от неминуемой гибели жителей этого холодного, нищего уголка, за что и платят они теперь ему великой любовью и поклонением.

Недаром, когда губернаторские полномочия Абрамовича подходили к концу, местная функционерка Светлана Холецкая, не стесняясь, объявила во всеуслышанье: «Мы молимся за то, чтобы Роман Аркадьевич написал заявление на второй срок»...

Признаюсь, до начала работы над этой книгой примерно так же думал и я. Глянец лубочных рассказов и масштабный пиар делали свое дело.

Но стоило лишь присмотреться к ситуации на Чукотке повнимательней, отбросив идеологическую шелуху и вздохи экзальтированных болельщиков, как совсем иная картина встала перед моими глазами.

…Чудесное превращение олигарха в рачительного, заботливого государственника – далось Абрамовичу непросто. В принципе, ничего подобного раньше за ним не водилось.

Еще во времена, когда базовым регионом «Сибнефти» являлась Омская область, Роман Аркадьевич славился, напротив, завидным прагматизмом и полным отсутствием сентиментальности.

Чуть выше я уже упоминал, что в конце 1990-х годов «Сибнефть» перерегистрировалась из областного центра в крошечный Любинский район. Произошло это после того, как аффилированный с Абрамовичем губернатор Полежаев вдрызг разругался с мэром Омска Валерием Рощупкиным и объявил последнему войну.

Испокон веков Омский нефтеперерабатывающий завод был крупнейшим плательщиком городского бюджета, – за его счет формировалось больше половины всей казны. Уход «Сибнефти» – фактически обрек Омск на нищету. В одну секунду исчезли деньги на содержание инфраструктуры, коммуналки, ремонты дорог; ни много, ни мало – полмиллиарда рублей.

«Это огромный удар, после которого мы просто не в состоянии подняться на ноги, – признавался мне еще в те времена мэр Рощупкин. – Мало этого: на плечи города была сброшена вся „социалка“ – детские сады, жилье… „Сибнефть“ выдала лишь разовую компенсацию. А есть ведь еще и экология: город вынужден платить за „шалости“ завода. Сегодня мы – уже на первом месте в России по количеству выбросов в атмосферу…»

Сказать бы тогда омичам, что пройдет всего пара лет и человек, безжалостно расправившийся с ними в угоду политическим амбициям, повсеместно будет прославляться, как защитник сирых и обездоленных, никто б это и за удачную шутку даже не посчитал. С тем же успехом пойманного с поличным браконьера можно было представить в образе предводителя «Гринпис».

Самое занятное, что исчезнувшие из городского бюджета миллионы до области тоже тогда не дошли. Помню, я, не поленившись, специально съездил даже в этот самый Любинский район, куда перевелась «Сибнефть», по наивности, представляя, что увижу этакий сибирский Кувейт – вереницы иномарок, небоскребы, сытые жители в белых штанах.

А как иначе, если налоги «Сибнефти» (повторяю: полмиллиарда рублей) кормили половину города с населением в 1,2 миллиона человек, то на десятитысячный район они вообще должны были пролиться непрекращающимся золотым ливнем.

Но, увы. О присутствии в Любине крупнейшего налогоплательщика свидетельствовала лишь табличка на скромном двухэтажном домишке № 85 по Октябрьской улице – юридическом офисе компании-миллиардера, более похожем на заброшенное сельпо. По всему было видно, что замок на дверях не открывали уже много месяцев.

Оказалось, что все налоги «Сибнефти» на новом месте составляют теперь уморительно смешную сумму – 30 миллионов. Куда делась разница в 470 миллионов – объяснить мне так никто и не сумел.

Вообще, тема «Абрамович и налоги» достойна отдельного повествования. С давних лет Роман Аркадьевич отличался патологическим неприятием этой утомительной процедуры.

«Сибнефть» с завидной частотой задерживала выплату налогов в бюджеты всех уровней; дошло до того, что осенью 1998-го спешно созданная правительственная комиссия во главе с Чубайсом – у государства не хватало тогда денег даже на выплаты зарплат – приняла волевое решение: «обратить взыскание на имущественный комплекс» Омского нефтезавода, задолжавшего федеральному бюджету 525,8 миллионов рублей.

Этот жесткий шаг вызвал у Абрамовича с Березовским форменную истерику. С телеэкранов руководители ОНПЗ со слезами принялись объяснять, что денег у них нет. Мы, мол, всей душой, но убытки заели. Тем не менее, Чубайс все-таки на своем настоял, и долги отобрал. Хотя плачи и стоны несчастных нефтяников на этом не прекратились.

(«Трогательно так выступают, – иронизировал в ответ на мольбы их бессердечный Чубайс. – Рука просто тянется написать проект постановления правительства с обращением к врачам и учителям. Деньги, мол, которые выплачены в ноябре – декабре, выплачены ошибочно. Их надо вернуть назад и отдать Борису Абрамовичу Березовскому. Тяжело у человека с деньгами…»)

Почему у прибыльнейшей «Сибнефти» не хватало средств для выплаты налогов – вопрос отдельный; кстати, уже к следующему, 1999 году, ее долг перед пенсионным фондом составил порядка 350 миллионов рублей.

Отчасти на него ответил когда-то мой покойный друг Пол Хлебников. В своей хрестоматийной книге «Крестный отец Кремля» он писал:

«Березовский с компанией следовали прежней практике („приватизация прибылей“)… они обставили „Сибнефть“ посредниками-стервятниками. Главным посредником в данном случае была компания Абрамовича Runicom, зарегистрированная на Гибралтаре и расположенная в Женеве. Эта структура за неплохие деньги продавала полученную у „Сибнефти“ продукцию, но платить „Сибнефти“ за отгрузку не спешила. Из финансового отчета нефтяного гиганта следовало, что на конец 1997 года компания Runicom была должна „Сибнефти“ 30 миллионов долларов; в 1998 году задолженность возросла до 45 миллионов. Более того, в 1998 году „Сибнефть“ дала Runicom беспроцентную ссуду в 124 миллиона долларов якобы на импорт оборудования, хотя оборудование так и не поступило, и Runicom позже деньги вернул».

К аналогичным примерно выводам пришла еще прежде и Федеральная служба налоговой полиции. В результате проверки, проведенной Управлением ФСНП по Омской области в апреле 1998-го, было составлено официальное заключение:

«…за период июль 1996 года – июль 1997 года установлены нарушения налогового законодательства, которые привели к занижению сумм налогов, подлежащих внесению в бюджет… общая сумма недополученных бюджетом денежных средств составляет 500 миллионов деноминированных рублей».

500 миллионов – по тем временам было эквивалентно 100 миллионам долларов. В недалеком будущем это умение минимизировать (проще говоря, утаивать) налоги Абрамович отточит до совершенства, особенно с приходом на Чукотку.

Абрамович стал губернатором в декабре 2000-го. А уже в апреле 2001-го Чукотская окружная Дума приняла закон («О развитии предпринимательской деятельности на территории ЧАО»), создающий в регионе внутреннюю оффшорную зону. По этому закону зарегистрированные на Чукотке предприятия могли освобождаться от уплаты субъектовых и местных налогов. Первым, кто воспользовался этим правом, была, разумеется, «Сибнефть».

Сразу после избрания Абрамович перерегистрировал свои компании на Чукотку. Таким образом, он одновременно сумел и рыбку съесть, и на шарабане покататься. С одной стороны, бюджет округа мгновенно возрос. С другой – сэкономленные миллиарды с лихвой окупали все его благотворительные затраты.

Отныне «Сибнефть» стала платить самые низкие в нефтяном бизнесе налоги, – в три раза, к примеру, меньше, чем «ЛУКойл» и в четыре, чем «Роснефть», вызывая у остальных нефтяных королей зависть, смешанную с восхищением.

При базовой ставке налога на прибыль в 24 %, структуры Абрамовича умудрялись отдавать государству лишь от 7 до 12 %. По действующему тогда налоговому законодательству, больше половины ставки составляли региональные и местные отчисления, которые позволялось снижать до нуля. (Для сравнения – даже циничный «ЮКОС» платил тогда 22 %, а «ЛУКойл» и вовсе все 24 %.)

Проведенная Счетной палатой серия проверок документально установила, что «Сибнефть» и аффилированные с ней структуры ежегодно, начиная с 2001 года, не доплачивали в казну по 10–14 миллиардов рублей. Сергей Степашин, отличающийся давней любовью к чукотскому губернатору, не раз возмущался по этому поводу, заявляя, что тот «часть давал Чукотке, другую клал в карман», но в ответ Роман Аркадьевич лишь с деланным безразличием поинтересовался однажды у журналистов: а кто такой, этот Степашин?

Механизм ухода от налогов, который активно применяла «Сибнефть», не ограничивался одним лишь использованием оффшора. Задействовались и иные «кривые» схемы. Если упрощенно, выглядели они примерно так:

Произведенное «Ноябрьскнефтегазом» – главным добывающим подразделением «Сибнефти» – «черное золото» продавалось по дешевке зарегистрированным на Чукотке компаниям. А те, в свою очередь, сбывали ее уже в 2–3 раза дороже, не платя почти никаких налогов. Это достигалось еще и использованием «инвалидных» льгот (где уж на маленькой Чукотке удалось сыскать столько калек – остается загадкой.)

Вся прибыль от этих операций поступала на счета оффшорных структур на Кипре и Виргинских островах, так что зафиксировать, кто именно получал ее, было уже невозможно; следы терялись в безвоздушном пространстве.

Хотя гадать – особо тут нечего; достаточно вернуться на несколько страниц назад и еще раз прочитать, как росло не по дням, а по часам состояние Романа Аркадьевича…

Впрочем, на подобные упреки поклонники Абрамовича отвечают обычно, что большая часть сэкономленных средств отдавалось Чукотке; и именно за счет этого региону удалось подняться с колен. Кроме того, губернатор специально прописался в Анадыре (на всякий случай – если захотите навестить – сообщаю адрес: ул. Отке, 41-6) и заставил последовать своему примеру остальных соратников, чтобы платить здесь подоходный налог. (В 2001 году из налогов, собранных с частных лиц, бюджет округа был сформирован на 80 %; один только Абрамович внес в казну 18 миллионов долларов.)

Это, вообще, один из излюбленных пропагандистских приемов команды нового губернатора – демонстрация контраста между тем, что было и тем, что стало. На любой заданный вопрос вам непременно сначала расскажут, как обстояло с этим предметом в прежние, назаровские времена (по такому же принципу при коммунистах любую статистику принято было соизмерять с уровнем 1914 года).

Экс-губернатор Александр Назаров ведет себя в этом смысле намного приличнее; уже после отставки он выпустил несколько книг о Чукотке, но ни словом не позволил задеть своего преемника. Правда, и осанн ему – он тоже, по понятным причинам, не поет, но это – вопрос уже десятый. Зато из красочно изданного Абрамовичем проспекта (мелованная бумага, цветные иллюстрации) с гордым названием «Чукотка. Итоги первого этапа» можно узнать, например, что к концу 2000 года 70 % предприятий округа следовало смело банкротить.

«Износ основных средств муниципальной энергетики превышал 80 %, задолженность по зарплате достигала шести месяцев, а суммарный долг Чукотки как субъекта Федерации был сопоставим с четырьмя его годовыми бюджетами… Чукотка находилась на грани неуправляемого распада».

Не берусь комментировать приведенные статистические данные, но что касается распада – это уж явный перебор. На что, интересно, могла распасться далекая северная территория с 50-тысячным, разбросанным по деревушкам и городкам населением? На Анадырскую республику и, к примеру, автономный остров Врангеля?

Впрочем, если говорить серьезно, Абрамовичу, конечно, досталось тяжелейшее наследство. Пятнадцать лет Чукотка прозябала в нищете.

С развалом Союза государство практически перестало вкладывать средства в северные территории. В условиях вечной мерзлоты и бескрайних снежных просторов, будь ты хоть трижды гением, без гигантских вливаний сделать что-либо с Чукоткой было просто невозможно. Легче перевести остатки жителей на Большую Землю и забыть о ней навсегда.

Главной заслугой нового губернатора стало, несомненно, масштабное привлечение капиталов. В течение пяти лет Абрамович сумел увеличить доходную часть регионального бюджета более чем в три раза; с 3 миллиардов рублей в 2001-м до 9,2 миллиардов – в 2006-м.

Кроме того, на благотворительность его фонды потратили в общей сложности 20 миллиардов рублей (в 1999–2006 годах). На эти деньги были построены и восстановлены больницы, школы, музеи, детсады, проведены соревнования, фестивали и праздники.

Цифры, как ни крути, впечатляющие. Но говорить о каком-то великом самопожертвовании, а уж тем более альтруизме я бы поостерегся.

Проект «Чукотка» с самого начала задумывался Абрамовичем именно как бизнес-проект, и если и не прибыльный, то, как минимум, безубыточный. В неожиданно проснувшейся любви его к этому северному российскому уголку гораздо больше здравого смысла, нежели душевных порывов.

Да, региональный бюджет вырос в три раза, но за счет лишь перевода сюда «Сибнефти», «Русала», «Славнефти» и других, аффиллированных с губернатором компаний. Можно ли это ставить ему в заслугу? (Если ты оставляешь пивные бутылки не в Ботаническом, а в Бауманском, допустим, саду, это еще не повод для собирающих стеклотару старушек с Елоховской обожествлять тебя.)

На Чукотке ли, в Омске, Калмыкии или Ингушетии – Абрамовичу все равно налоги пришлось бы платить, другое дело, в каком размере. Ни в одном ином регионе он не мог бы столь виртуозно оптимизировать их так, как сделал это на своей новой родине.

Да, Абрамович вложил гигантские деньги в благотворительность, но и здесь чистым меценатством тоже не пахнет. Как уже говорилось, налоговые льготы полностью перекрыли все его сентиментальные расходы.

В очередной раз – сведем дебет с кредитом.

За 3 года, если верить Счетной палате, Абрамович недоплатил примерно 40 миллиардов рублей налогов – это около 1,5 миллиардов долларов. (На самом деле, цифра, полагаю, могла быть и больше, но фискальные органы тщательно скрывают реальный размер предоставленных льгот. И Федеральная налоговая служба, и Чукотская окружная Дума в ответ на мои запросы отказались давать эти данные, ссылаясь на налоговую тайну.)

В то же время благотворительность унесла у него 2 миллиарда рублей – то есть примерно 710 миллионов долларов.

Итого – 800 миллионов чистой прибыли. Даже, если вычесть из них расходы на постройку Абрамовичем детских футбольных полей по всей стране (10 миллионов долларов – ежегодно), сумма все равно остается внушительная; для наглядности – на нее вполне можно купить пару-другую клубов.

Ну и где же тут доброта от чистого сердца и бессребреничество?

Бизнесмен – всегда останется бизнесменом; во всем и везде ищет он выгоду. Осуждать его за это – все равно, что ругать собаку, потому что она, дескать, лает.

То, что помыслы Абрамовича далеки от альтруизма, стало понятно с самого начала, едва только заступил он на трудовую вахту. Уже 1 января 2001 года – и недели не прошло со дня выборов – губернатор обратился к тогдашнему министру энергетики Гаврину с просьбой выделить Чукотке дополнительную экспортную квоту на нефть в размере 2,5 миллионов тонн, якобы, под обеспечение северного завоза. Естественно, экспортировать нефть должна была бы одна хорошо всем знакомая компания, имеющая некое отношение к самому губернатору.

От такой наглости правительственные чиновники просто оторопели. Конечно, и прежде губернаторы пытались пробивать квоты в интересах различных структур, но никогда еще подобные запросы не превышали 200–400 тысяч тонн.

Краткий ликбез: внутренняя цена на российскую нефть значительно ниже экспортной, поэтому все сырьевые компании бьются за право самостоятельно гнать ее за рубеж. Однако нефтяная труба: а) не резиновая; б) государственная. Вот и приходится выкручиваться, придумывая всевозможные аргументы, чтобы увеличить объем экспортных квот, распределяемых среди компаний правительством. Один из самых популярных приемов – социальные обязательства, которые в обмен на квоты принимают нефтяники; и северный завоз – в первую голову.

Но просьба Абрамовича выходила далеко за рамки даже этой легализованной полуворовской схемы. По самым приблизительным подсчетам, в случае положительного исхода, «Сибнефть» получала примерно 250 миллионов долларов чистой прибыли, причем, никаким объяснением это не поддавалось, ибо стоимость квоты в четыре раза превышала весь чукотский бюджет. (Следуя логике губернатора, получалось, что на каждого жителя следовало завести продуктов и товаров на… 7,4 тысячи долларов.)

Само собой, в нефтяном мире мгновенно поднялся скандал, и дабы замять его, Абрамович вынужден был письмо свое сконфуженно отозвать.

Эта история стала для него серьезным уроком на будущее. Отныне весь бизнес, который Абрамович начинал вести на Чукотке, позиционировался им, как что-то абсолютно героическое. Каждый вложенный рубль сопровождался барабанным боем и рассказами о самоотверженном примере, подаваемом губернатором потенциальным инвесторам; вот ведь, не боится закапывать деньги в тундре, значит, пришел к нам всерьез и надолго.

Уже с 2001 года специально созданная компания «Сибнефть-Чукотка» занялась, например, поисками арктической нефти. Абрамовича очень вдохновлял пример соседней Аляски, где ежегодно качалось 45 миллионов тонн – 17 % всей нефтедобычи США. Под это дело «Сибнефть-Чукотка» получила лицензии на освоение и добычу нефти аж по шести месторождениям – в том числе на мысе с очень подходящим для губернатора названием Молчаливый.

Одновременно топ-менеджеры «Сибнефти» стали забирать золотые прииски – месторождения «Майское», «Многовершинное». Сам Абрамович до поры, до времени входить в этот бизнес не спешил, но с ростом мировых цен на золото опомнился. Летом 2007-го «Милхауз Кэпитал» перекупил золотое месторождение «Двойное». Еще раньше под контроль губернатора перешел прииск «Каральвеем». Предпринимаются попытки забрать самую технологически современную золотоизвлекательную фабрику «Купол».

Героизм? Ну, если только в том смысле, что любой бизнес в России – сродни подвигу.

Впрочем, чукчам от всех этих наших рассуждений и морализаторства – ни жарко, ни холодно. Им нет в сущности никакого дела, почему над их землей начал литься вдруг золотой дождь; любовь за деньги – хоть и корыстная, но зато самая верная.

В период правления Абрамовича средний размер зарплаты вырос с 8 до 23 тысяч рублей. Полностью – раз и навсегда – были погашены все долги бюджетникам. Введено 93 тысячи квадратных метров нового жилья; даже в глухих селах дома возводятся теперь с водопроводом, канализацией и пластиковыми окнами. Построено и отремонтировано 19 больниц, 41 образовательное учреждение, 6 ДК и Чукотский дом народного творчества. Весь округ телефонизирован, в каждую школу проведен Интернет.

Сегодняшний Анадырь не имеет уже ничего общего с тем ужасающим зрелищем, которое открывалось еще несколько лет назад. Все здания отремонтированы и покрашены в пестрые, радужные цвета, за что получили в народе название «попугайчики». Устранены перебои с горячей водой. Улицы замощены. В Анадыре есть теперь даже второй в России оснащенный системой dolby-surround кинотеатр «Полярный», а также боулинг, казино, два отеля и ночной клуб «Балкан» с собственной пивоварней и выписанным из Израиля шеф-поваром.

Журналисты, которых Абрамович время от времени привозит к себе в вотчину, дабы продемонстрировать успехи на ниве госстроительства, не перестают потом восторгаться увиденным, а вслед за ними и вся страна. Маршрут подобных поездок обычно один и тот же, его же используют и при приеме высоких гостей – премьера, полпреда, министров.

Посещение образцово-показательного потемкинского поселка Канчалан, осмотр пищевого комбината, дегустация северных деликатесов в ресторане «Анадырь», и все это – под аккомпанемент фольклорного ансамбля «Эргыгон».

Северная романтика, помноженная на гламур, – сегодня это послед-ний писк моды; аналогичные чувства испытывают, наверное, посетители закрытых индейских резерваций. Если же представить, что вождем племени избрана при этом какая-нибудь скандальная знаменитость – та же Памела Андерсен, например, – восторг и ажиотаж заведомо гарантированы.

Впрочем, между поселениями краснокожих и Чукоткой есть одна существенная разница. Если индейцы, проводив туристов, имеют возможность смыть боевую раскраску и, облачившись в цивильную одежду, пересесть с мустангов на лимузины, то куда, скажите на милость, деваться потом чукчам.

За парадным фасадом чукотской экзотики скрывается грубая реальность, но ее, по понятным причинам, ни министрам, ни журналистам демонстрировать не спешат.

…Не так давно на Чукотке случился громкий скандал: по предложению единственного классика чукотской литературы Юрия Рытхэу ежегодная литературная премия, носящая его имя, была присуждена местному писателю Евгению Рожкову за книгу «Город отравленных душ».

Общественность и чиновничество, не разобравшись, поддержали инициативу классика, но потом, вникнув в содержание, потеряли просто дар речи. То, о чем писалось в книге, полностью шло в разрез с официальной глянцевой пропагандой; даже фронда диссидентов советской поры или радищевское «Путешествие из Петербурга» меркли на этом фоне.

Под давлением властей решение жюри задним числом было отменено. «Глупые люди, – поражался сам Рытхэу, – они сделали книге и ее автору грандиозную рекламу».

Реклама-рекламой, но на территории округа повесть Рожкова запрещена до сих пор. Уже отпечатанный альманах «Современная проза Чукотки», включающий эту крамолу, из распространения спешно изъяли. Словно в старые добрые времена, книга ходит теперь по рукам в самиздате.

Что же так напугало чукотских чиновников?

По сюжету повести, в Анадырь, который и является, собственно, городом отравленных душ, завозится партия неведомых тропических фруктов, странным образом воздействующих на человеческое подсознание. Каждый, кто съедает его, начинает терзаться муками совести, в нем просыпается желание покаяться за свои грехи и вообще начать новую, чистую жизнь.

Несмотря на полуфантастический прием, практически все герои книги хорошо узнаваемы. Есть здесь и губернатор Абрамович, строящий «империю одного богатого человека». И мэр Анадыря Виктор Хвун (в реальности – Хван), отправленный в отставку, потому что «при былом губернаторе, он, как мэр города, мог спорить, возражать, отстаивать свою точку зрения. Теперь все делалось так, как этого желал один человек – новый губернатор». И председатель окружной думы, который «при окладе в пять тысяч долларов в месяц фактически ничем более не занимался, кроме поездок в Москву, рыбалок, посещения презентаций, подписания поздравительных адресов и грамот». А также – бессчетное множество других персонажей рангом пониже, без труда идентифицируемых местными читателями.

Сначала – чукотская верхушка не понимает разрушительных последствий плодово-ягодной агрессии. Лишь после того, как вице-губернатор Серебров, попробовав фрукт, тут же отбросил в сторону молодую столичную проститутку («Идея привозить девушек из московских салонов красоты принадлежит молодому руководителю одного из департаментов… Девушек привозили под видом сотрудниц разных ведомств, вознаграждение оплачивали из представительского фонда».) и пошел в прокуратуру писать явку с повинной, а вслед за ним «еще несколько высокопоставленных чиновников признались в присвоении государственных средств», элита разволновалась. Первый вице-губернатор Городулов (Городилов) проводит даже специальное совещание. Милиция приступает к поискам злоумышленников. Но нет. Город слишком глубоко погряз в корыстолюбии, разврате и похоти, действие плода не в силах победить человеческие слабости, и постепенно все возвращается на круги своя…

Самые убийственные моменты в книге посвящены бездумной политике новой власти. Губернатор уже устал от бесконечного груза проблем. На Чукотке он почти не бывает, полностью перепоручив дела своим приближенным, опьяненным от свалившихся с неба финансов.

«Денег навалом. Трать – не хочу, – делится со столичной наложницей вице-губернатор Серебров. – Ты говоришь, город расцвел, а знаешь, какую уйму денег все это стоит? Чтобы покрасить дом, один дом, альпинисты из Москвы берут миллион, наши такой же дом красят за триста тысяч. И так во всем. Турки – строители с нас три шкуры снимают. Космические цены. Но делают хорошо. Привозим учителя вшивого, ни бум-бум о Чукотке, и в три раза ему больше платим, чем тутошнему, куда лучшему, куда опытному. И так по всем специалистам. А их тысячи завозятся, вот и посчитай, во что выливается».

Назначенцы Абрамовича ведут себя, как временщики, живущие по принципу: после нас – хоть потоп.

«Как алчные акулы, заезжие специалисты рвут денежный мешок, спешат ухватить, заграбастать, понимая, что такая вакханалия продлится не долго, всего на период губернаторства Абрамовича. На словах вся эта оголтелая шпана утверждает, что именно благодаря им Чукотка возрождается из пепла, что местные специалисты не могут качественно работать, привыкли жить на подачках. Все ключевые посты отданы выдвиженцам из Нижнего Новгорода, Омска, Москвы. Они не знают и не любят Север. Цель у них одна – заработать как можно больше и навсегда расстаться с этим простуженным миром Севера.

Теперь на Чукотку везли под маркой крупных специалистов не только учителей, медиков, но и простых плотников, чернорабочих, сантехников. Зарплата им устанавливалась значительно выше, чем тем, кто жил на Чукотке давно. Разумеется, это несправедливое распределение зарплаты, породило и порождает конфликтную ситуацию. Корпоративность приняла чудовищные размеры.

Должности распределялись по родственному принципу или знакомству. Кинопрокатом в округе руководила медсестра, но она жена высокого начальника, газетой командовал бывший сантехник, и он родственник начальника управления культуры. Радио и телевидение возглавлял бывший конвоир, милиционер, но друг прокурора округа, который в свою очередь родственник высокопоставленного чиновника. Руководители департаментов, заместители губернатора давно вызвали из недр Сибири и Поволжья, откуда сами попали случайно на Чукотку, своих близких и дальних родственников, и усадили их в кресла руководителей контролирующих органов, материально-технических контор, судов, рыбоперерабатывающих предприятий и других организаций и ведомств. Они теперь сами себя контролировали и сами себе разрешали трату средств и материалов. Они окружили себя своими людьми, накрутили высокие оклады, получали премии, мотались в командировки в разные страны. Работали мало, но жили на широкую ногу…

Обычная секретарша в администрации получала более 30 тысяч в месяц. Высокие чиновники до 60–80 тысяч, плюс контрактные от губернатора от 2 до 5 тысяч долларов. Особо важные персоны, такие как начальник окружного ЖКХ, начальник управления образования округа – по 10 тысяч долларов в месяц. В число поощрения входила плата за жилье, электричество, продуктовые пайки и многое другое…

…Начальники получили неограниченную власть над своими подчиненными. Беззаконие, фактически, было узаконено невмешательством правоохранительных органов. Поток жалоб иссякал, ибо на них не только не реагировали, но и не отвечали жалобщикам. Председатель местной депутатской Думы даже устно предостерег своих депутатов и сотрудников о том, чтобы те не занимались жалобами и не встречались с жалобщиками. «Это может повредить нашему губернатору!» – с пафосом изрек он…»

Конечно, мне могут возразить, что повесть Рожкова – это не документальное исследование, а беллетристика со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так-то оно так. Однако все, о чем пишет автор, не является плодом его фантазии; ровно о том же можно услышать на Чукотке и от многих других людей.

Для нормальной жизни региона недостаточно лишь забросать его деньгами, нужно еще, как минимум, выстроить четкую вертикаль власти. Но при постоянном отсутствии губернатора и вахтовом методе руководства, когда один наместник постоянно сменяет другого, не успевая даже войти в курс дел, – это, увы, невозможно.

Поначалу, когда Абрамович только еще избрался, он, действительно, пытался вникать в местные проблемы, часто прилетал, в среднем, на Чукотке он проводил неделю в месяц.

Вечерами его часто можно было увидеть бредущим из администрации домой, он специально отремонтировал себе квартиру в соседнем здании на улице Отке – главной артерии Анадыря. Тогда еще губернатор был довольно открыт и доступен. Люди подходили к нему, передавали заявления, жаловались и, конечно, забрасывали просьбами; слава Деда Мороза действовала круглогодично.

Но потом стал бывать он здесь все реже и реже. Чем больше денег тратилось на Чукотке, тем сильнее лишь росли людские запросы, – вполне естественная человеческая реакция.

Все основное управление перекинулось на Андрея Городилова, бывшего топ-менеджера «Сибнефти», ставшего первым вице-губернатором. Но и он постоянно не живет на Чукотке.

Такая же картина обстоит и с другими назначенцами Абрамовича, большинство из которых пришло с ним из бизнеса. В итоге реальная власть сосредоточилась в руках чиновников среднего звена, приехавших за длинным северным рублем.

«Я на Чукотке более 50 лет, – возмущается старший научный сотрудник музейного центра „Наследие Чукотки“ Игорь Рига (кстати, в повести Рожкова он выведен под фамилией Руга), – но такого отношения к людям, невнимания к проблемам ветеранов не было. Сейчас чиновники живут одним днем, стараются пустить пыль в глаза. Вот строятся села, благоустраивается Анадырь, это хорошо, но временщики не знают, как нужно строить на Чукотке. Нарушается сохранность вечной мерзлоты, и здания рушатся. И еще. Во все времена чиновники были глухи к просьбам простых людей, но прежде чиновники были более доступны, они хотя бы для вида интересовались мнением людей. Теперь – только мнением вышестоящего руководства».

«Нынешние чиновники ни во что не вникают, – вторит ему бывший депутат Госдумы и экс-советник губернатора Владимир Етылин. – Информацию они дают только своим, работают только со своими. Типичный корпоративный подход: кто не наш, тот враг и все. К сожалению, на Чукотке сегодня нет государственной власти. Существует только власть корпораций. Да, они хорошо строят, но совершенно забывают о людях. Человек сейчас совершенно беззащитен. Вот – наглядная иллюстрация корпоративного подхода. Избрали в Госдуму Ирину Панченко (бывший вице-президент „Сибнефти“, затем вице-губернатор. – Авт.) Она занимается какими-то своими делами, а об избирателях давно забыла; если и отчитывается, то только перед хозяином».

Между прочим, сами же посланцы Абрамовича своих истинных чувств особо и не скрывают.

«Впечатление от Чукотки: улететь обратно в Москву. Проснуться, и как будто тебя здесь не было», – так, например, описывал первые впечатления о полуострове Андрей Городилов в интервью журналу «Форбс».

А другой назначенец, главный врач Билибинской районной больницы Леонид Чисталев, знакомый губернатору еще по прежней жизни в Ухте (он помогал студенту Абрамовичу с отсрочкой от армии), перед тем, как вернуться назад, на Большую Землю, объяснял журналистам:

«На Чукотке нужно окапываться надолго. А я ехал на какое-то время… Я не думаю, что кто-то из нашей команды… серьезно хочет там остаться надолго».

Нельзя хорошо выполнять работу, которую ты не любишь и воспринимаешь в виде шабашки или принудительной барщины. Мне думается, в этом и заключается главная сегодняшняя проблема Чукотки, хотя пропагандисты Абрамовича силятся уверить нас в обратном.

«Заимствованные из практики современного бизнеса принципы проектного менеджмента оказались эффективны и в государственном управлении», – сообщается, к примеру, в уже цитировавшемся лакокрасочном проспекте «Чукотка. Итоги первого этапа». А издаваемый на деньги губернатора роскошный журнал «Регион 87» (тираж – 1,5 тысячи экземпляров; распространяется – среди столичных ВИП-персон) добавляет:

«По сути Роман Абрамович играет роль председателя совета директоров, который определил цель и поставил задачи, а правительство Чукотки – роль менеджмента, который занимается оперативным управлениям».

Могу себе представить, какие убытки несла бы та же «Сибнефть», управляйся она аналогичными с Чукоткой методами. Президент – вечно отсутствует, вице-президенты – заняты своими делами, на хозяйстве – лишь какой-нибудь зам. начальника департамента и старший кассир. (Кстати, в этом же журнале обнаружил я новый замечательный термин – «дистанционное управление».)

До тех пор, пока проект «Чукотка» был безубыточен, об этом, впрочем, Абрамовичу можно было не думать. Он спокойно закрывал глаза и на безхозяйственность, и на тотальное воровство, ибо политические и экономические дивиденды с лихвой перекрывали все расходы.

Благодаря губернаторству, Абрамович сумел внедрить в массовом сознании свой новый, крайне позитивный образ; о подмастерье Березовского и «семейном» кассире уже никто больше не вспоминает. Пренебрежение сменилось уважением и почитанием; олигарх, конечно, но в отличие от остальных раздает деньги бедным – почти, как Робин Гуд.

"Голодным Робин помогал в неурожайный год.

Он заступался за вдову и защищал сирот».

(Лучше всех выразила эти новые чувства его старинная пассия Татьяна Дьяченко: «Когда я его лучше узнала, почему он вот так поступает, какие у него мотивы, чего он добивается, честно скажу, была просто поражена. Как он этой Чукоткой болеет! Детей вывозит на Черное море, заботится, чтоб там топливо было, электричество, движки завозит, мотается туда постоянно, все это за свой счет. Наверное, мог бы на эти деньги купить себе дом, яхту, плавать, расслабляться, отдыхать и ни о чем не думать».)

Но в 2004 году полярный налоговый рай закончился, – новый Бюджетный кодекс упразднил внутренние оффшоры. Настала пора спускаться на грешную землю.

Основной пик доходов регионального бюджета пришелся как раз на тот год, в 2004-м они поднялись до 18,8 миллиардов рублей. При этом федеральные дотации, за счет которых некогда и жила Чукотка, упали до минимума; в общем бюджете округа они составили лишь 14,6 %.

Но в 2005-м Абрамович продает «Сибнефть» государству. Произошло это как раз накануне истечения срока его полномочий. Он рассчитывал расстаться теперь с Чукоткой – уходить надо вовремя, на гребне популярности и славы – но президент посчитал иначе. В октябре 2005-го кандидатура Абрамовича была внесена на утверждение окружной Думы.

Тут-то и выяснилось, что благополучие Чукотки было обусловлено не выдающимися талантами губернаторской команды, а денежным изобилием; стоило лишь «Газпрому» перерегистрировать «Сибнефть» в Петербург, как в бюджете округа образовалась зияющая дыра.

Уже в 2006-м бюджет уменьшился на 6 миллиардов рублей – почти вполовину. Вдобавок обещанных компенсаций из Москвы скаредный Кудрин так и не дал; возмещение выпавшего дохода ограничилось лишь 3,8 миллиардами.

Отныне чукотский бюджет, как и в прежние времена, начал формироваться за счет федеральных дотаций. В 2006-м году они составили 64,9 %. В 2007-м – 48,7 %. При этом собственные доходы Чукотки падали с катастрофической быстротой.

Главная ошибка Абрамовича заключалась в том, что за годы прежнего изобилия он не успел создать рентабельные производства, а деньги вложил не в долгосрочные проекты, а в строительство потемкинских деревень.

Масштабы чукотского экономического чуда на поверку оказались изрядно преувеличены. Рост валового регионального продукта, которым так гордился губернатор, в первую очередь связан был с отраслями, напрямую зависящими от бюджетных вливаний – торговля, строительство, ЖКХ. Кончились деньги – остановился и рост.

Неудачей завершилась и шумная эпопея с поисками нефти, на которую делал основную ставку Абрамович. Негодяйка-природа здорово посмеялась над ним; в десятках километров отсюда, на Аляске, «черного золота» было – хоть пруд пруди, а на Чукотке оказалось ее кот наплакал. По крайней мере, геологоразведка искомых запасов не обнаружила.

О строительстве широко разрекламированного нефтеперерабатывающего завода никто здесь теперь уже не вспоминает. По официальным данным Федерального агентства недропользования, все шесть выданных «Сибнефть-Чукотке» лицензий – на Лагунное, Телекайское, Западно-Озерное, Центральное, Беринговское и Туманское месторождения – досрочно возвращены на отзыв. Практически никаких работ компания не произвела, хотя факт этот тщательно скрывается до сих пор. (Полагаю, по той причине, что шумиха вокруг найденной чукотской нефти, способствовала капитализации «Сибнефти» и, как следствие, увеличению ее предпродажной цены.)

Лишь теперь власти вынуждены переключать свое внимание на другой фронт работ – золотодобычу; к слову, именно на эту отрасль делал когда-то главный упор прежний губернатор Назаров.

Чукотка – это подлинный Клондайк. Традиционно, вплоть до прихода Абрамовича, добывалось здесь 10 % всего российского золота. Но старые месторождения иссякли, а для запуска новых требовались немалые инвестиции. Вот бы куда направить Роману Аркадьевичу шальные миллиарды, однако автоматическое отрицание всего, что делалось предшественником, пересилило здравый смысл…

По планам старой администрации, уже к 2005 году регион должен был выйти на объем добычи в 20 тонн. Однако к этой цифре Абрамовичу даже не удалось приблизиться; в 2006-м году, например, Чукотка выдала на гора лишь 4,6 тонн, что составляет всего 3 % от общероссийского показателя. Конечно, спохватившись, власти обещают исправить эту ситуацию, но…

Если дом стоит без хозяина, все идет здесь не слава богу. Зачем-то в Анадыре был построен завод по переработке шкур. Добывают их – за тысячи километров отсюда, в Чукотском районе. Естественно, производство, как таковое, не налажено. Который год ведутся разговоры о создании консервного комбината, способного завалить весь Север моржовым и китовым мясом, но и его нет. Новый рыбоперерабатывающий завод – оказался полностью убыточным.

Причина этих несуразиц и злосчастий проста; Абрамовичу стало неинтересно, а главное, накладно заниматься Чукоткой. Он почти перестал сюда прилетать, предпочитая проводить время не на Беринговом, а на Средиземном море. Его мало интересуют теперь судьбы «умных, добрых, терпеливых и живущих назло природе людей», как говорил он некогда игрокам «Челси», приглашая их посетить Чукотку. А вслед за лидером настроения эти передаются и его команде. Во многих муниципалитетах сворачивается строительство жилья, остановлены, например, стройки в Билибинском и Чукотских районах.

В декабре 2006 года Абрамович решился даже на окончательный демарш, он подал прошение о досрочной отставке. Однако президент ее не принял.

Точнее, Путин предложил олигарху своего рода компромисс: с Чукотки тот уходит, но переключается на Камчатку – самый дальний угол страны. Так когда-то император отдавал Демидову на откуп Сибирь, а Шелехову – Аляску.

К подобному повороту Абрамович оказался совершенно не готов и от неожиданности чуть было не дал своего согласия, но потом, поразмыслив, понял, что, завязнет тогда на Дальнем Востоке, точно японские самураи, окончательно и бесповоротно.

Для очистки совести Абрамович все же слетал в Петропавловск-Камчатский; в ознакомительном вояже его сопровождали ближайшие соратники – Андрей Городилов, Ирина Панченко, а также старый друг Александр Волошин.

Как говорят осведомленные источники, увидев местную разруху, Абрамович обомлел. Он словно вернулся назад, в 1999 год, в первый свой прилет в Анадырь. Наскоро пообедав в ресторане, компания поспешила поскорее убраться прочь. Навсегда.

По сути, на Камчатке нужно было начинать все заново – но уже без налоговых льгот и оффшоров, то есть минимум миллиард долларов следовало выложить из собственного кармана. А то и больше – население Камчатки в 5 раз превышало население Чукотки.

Это была даже не замена шила на мыло. В итоге, скрепя сердце, Абрамович смирился со своей губернаторской участью. Из двух зол приходилось выбирать меньшее.

Ну, а все-таки: что бы произошло, если бы отставка его была принята? Абсолютное большинство экспертов уверены, что в этом случае Чукотку ждала бы весьма незавидная участь. Вся выстроенная губернатором вертикаль разлетелась в один момент, точно карточный домик.

Сегодняшняя модель Чукотки подобна огнедышащему паровозу; пока кидаешь в топку уголь – сиречь, деньги – он мчит вперед, но как только они кончатся – паровоз остановится.

Свои собственные источники дохода, как уже говорилось, в регионе создать не вышло. Рассчитывать на доброту Абрамовича, который будет содержать Чукотку до конца дней, тоже не приходится. А значит, без дополнительных финансовых инъекций округ постепенно вернулся бы в прошлые унылые времена; и стояли бы в селах, как памятники былой роскоши, школы, дома и больницы, постепенно приходя в запустение: их ведь надо содержать и ремонтировать, а денег взять уже неоткуда.

Чукотка – это ахиллесова пята Абрамовича, его – галеры, тяжкий крест, который бог знает сколько еще лет придется ему нести.

Но в то же время Чукотка – это его сила. Пока тащит он ее на себе, Кремль ни за что не решится расправиться с Абрамовичем по примеру других олигархов.

Абрамович – заложник Кремля, а Кремль – заложник Абрамовича. Но самые главные заложники – 54 тысячи жителей полуострова, откуда восходит над Россией солнце.

Они-то уж точно не виноваты, что оказались игрушкой в руках мультимиллиардера, некогда любимой, а сегодня уже – порядком поднадоевшей.

За семь месяцев текущего 2007 года губернатор был у себя в регионе лишь трижды, исключительно – пролетом…

$$$

В предыдущей главе я назвал Абрамовича человеком без лица. Это не совсем верно.

Разумеется, лицо у Романа Аркадьевича есть, как и у любого другого хомо сапиенс. Просто никто и никогда воочию его не видел.

Что в действительности представляет он собой – это вопрос вопросов. Мало кто может похвастаться тем, что знает Абрамовича глубоко, да и знает вообще. Человек он очень закрытый и молчаливый. Отгородившись от внешнего мира своей фирменной улыбочкой, Роман Аркадьевич не склонен обнажать душу, кажется, никому.

Один из бывших топ-менеджеров «Сибнефти», проработавший бок о бок с ним много лет, на вопрос Who is mr. Abramovich? поразил меня следующим признанием:

«Когда перед уходом у меня состоялся прощальный разговор с Романом, я неожиданно поймал себя на мысли: а ведь за все годы совместной работы я не смог узнать его лучше, нежели увидев в первый раз».

У Абрамовича – много масок. Для чукчей – он заботливый, справедливый хозяин. Для кремлевских горцев – понимающий с полуслова меценат. Для англичан – страстный, хоть и чудоковатый, поклонник футбола. Для публики – прекрасный семьянин и удачливый романтик.

С ловкостью фокусника Роман Аркадьевич меняет свои личины, причем, в зависимости от обстановки. В этом он мало чем отличается от других знаменитостей, привыкших к постоянному существованию за стеклянной витриной.

И в то же время – Абрамович гораздо более сложная конструкция, чем может показаться это на первый взгляд.

Его престижитаторство – не однолинейно, а многомерно. Это сундук не с двойным, а, как минимум, с тройным дном.

Первое дно – известно всем. (См. выше.) Разбирать его – только зря терять время.

Но стоит снять этот слой луковой шелухи, как открывается за ним слой шелухи новой.

Увидев это второе дно, человеку несведущему может показаться, что Абрамович скучен, ординарен и совершенно лишен ярких красок.

Кроме страсти к деньгам и сибаритству, ничто не увлекает его.

Он не ходит на выставки и в театры, не собирает полотен старых мастеров или хотя бы пивные кружки. Никто не видел Абрамовича за чтением книг, за исключением разве что чековых или сберегательных. (Когда один из гостей заглянул ради интереса в его библиотеку в подмосковном имении – огромную залу, уставленную стеллажами до потолка, – и попытался вытащить с полки какой-то том, оказалось, что все книги там – полые изнутри, буйство золотых корешков было лишь элементом дизайна.)

Абрамович демонстративно не интересуется политикой. Не ездит на охоту. Не посещает казино. Ест исключительно здоровую и правильную пищу, раз в год проходит курс очищения в знаменитой австрийской клинике Lanserhof. Занимается спортом, тщательно следя за своей фигурой.

Его уклад жизни не меняется годами. Основное его окружение составляют люди, знакомые еще со времен молодости. Он очень традиционен в своих пристрастиях, хлеб, например, предпочитает одного только вида – тот, что уже много лет выпекает по утрам его личный повар-австриец Христиан.

В нем нет ни грамма удали и размаха, столь присущего русским купцам – устроить пьяный дебош, напоить лошадей шампанским или просто сунуть кому-то в рыло.

Другие отечественные олигархи – и те проводят досуг куда как оригинальнее; один только Михаил Прохоров с его выводком юных моделей и душем из шампанского чего стоит! Абрамович же, напротив, избегает любых публичных мероприятий, сторонится, как черт ладана, прессы, а если и ходит куда-то, то непременно – чтоб вечеринка была закрытой, да еще и с огороженной для него отдельной вип-зоной.

Даже западные папарацци, привыкшие вылавливать добропорядочных звезд в самые непотребные моменты, и те жалуются: в образе жизни Абрамовича нет ничего, на что бы могли обратить внимание читатели.

Эта вторая маска призвана, кажется, убедить нас, в безрадостности и размеренности его бытия. Человеку, у которого все уже есть, просто не к чему стремиться, и никакие дорогие игрушки вроде вилл, яхт и гоночных автомобилей не в силах превозмочь эту вечную преснятину.

Что ни говори, трудно жить на свете знаменитым миллиардерам. Ты можешь приобрести все, что тебе заблагорассудится – дворец, футбольный клуб, остров в океане, но купить хоть горстку простых человеческих радостей, искренности, счастья, наконец, – невозможно ни за какие деньги. Золотая клетка – все равно клетка, пусть и золотая…

Лишь единицы на самом деле знают, что и этот образ фальшив от начала и до конца. Истинный Абрамович – совсем другой: веселый уличный повеса, не чуждый никаким земным слабостям. Просто, не в пример другим богачам, он тщательно старается это скрывать.

На закрытых вечеринках Роман Аркадьевич, по свидетельству очевидцев, ведет себя совсем иначе, нежели на людях. Не держит никаких диет. С удовольствием употребляет алкоголь, причем запросто может выпить бутылку-другую вина.

О его любви к противоположному полу в узких богемных кругах ходят легенды.

Регулярно команда Абрамовича – она состоит, в основном, из бывших топ-менеджеров «Сибнефти» – летает на отдых в разные страны, где заранее бронируется отель, заблаговременно очищенный от посторонних глаз. (За этим зорко следят детективы из британского агентства «Кролл Ассошиэйтс».) Само собой, компанию сопровождают сюрпризы. Первым осматривает их непременно Роман Аркадьевич, это – закон. Обстановку, творящуюся на этих «мальчишниках» – вы можете домыслить самостоятельно.

Вот что писал еще много лет назад мой коллега Олег Лурье:

«15 июля (1999 года. – Авт.) на Антиб прибыла шумная компания – Борис Березовский, Роман Абрамович, Валентин Юмашев и Татьяна Дьяченко. Последняя зарегистрировалась в самых дорогих апартаментах гостиницы Eden Roc Hotel и на специальной лодке постоянно перемещалась между яхтой Super Toy и замком Chateau de la Garoupe в сопровождении Березовского и других мужчин. Группа московских гостей арендовала у двух компаний из Сан-Тропе самое дорогое оборудование для морских развлечений – водные лыжи, парашюты, водные мотоциклы, скоростные лодки и проч. А для сугубо мужских развлечений в замок была доставлена специальным авиарейсом из Ниццы парочка симпатичных проституток, которые ублажали россиян в течение всего пребывания на Антибе».

Когда пресса принялась смаковать вспыхнувший в благородном семействе Абрамовичей пожар, у людей осведомленных это могло вызвать исключительно улыбку.

Вряд ли все 16 лет совместной жизни Ирина Абрамович пребывала в святом неведении относительно темперамента своего супруга, просто до поры до времени им обоим так было удобнее. Когда у тебя пятеро детей, и ты привыкла к праздной, роскошной жизни, особенно не до битья посуды. (Однажды Ирине с детьми пришлось лететь куда-то обычным рейсовым самолетом. «А что, все эти люди с нами?», – удивился средний сынок, Аркаша, недовольно оглядев остальных пассажиров.)

Да и романа своего с 25-летней светской львицей Дарьей Жуковой олигарх особо никогда не скрывал. Я сам наблюдал их на нескольких закрытых олигархических вечеринках еще накануне скандала. Они сидели за одним столом и не могли отвести друг от друга глаз.

Еще раньше, в период новогодних каникул сезона 2005/2006, Абрамович, приехав с семьей в свой любимый Куршевель, периодически появлялся в обществе Жуковой; жена и дети в это время занимались чем-то другим. На закрытом рауте, организованном водочным магнатом Юрием Шефлером, Абрамович сидел вместе с супругой, а прямо напротив за соседним столом в обществе Полины Юмашевой-Дерипаски демонстративно разместилась молодая соперница.

Следуя канонической версии, многократно изложенной таблоидами, молодые люди познакомились в феврале 2005 года в Барселоне, где «Челси» со счетом 1:2 проиграл местной команде принципиальнейший матч Лиги чемпионов. Девушка, по всей видимости, сумела утешить безутешного болельщика – очевидцы заметили, что телохранители сопроводили парочку к лимузину, который отвез губернатора в отель «Хилтон». С тех пор Жукова непременно появлялась на тех тусовках, где бывал Абрамович. «Засветилась» она и на борту персонального лайнера олигарха среди свиты его сопровождения.

Впрочем, мне доводилось слышать и иную трактовку событий: Жукова с Абрамовичем знали друг друга задолго до проигрыша в барселонском матче, ибо вращались они примерно в одних и тех же великосветских кругах.

О Дарье Жуковой известно немало; в результате скандала она превратилась в одну из самых заметных сегодня светских львиц, хотя ее данные – далеки от модельных: маленький рост, неброская внешность.

Жукова родилась в обеспеченной семье. Ее отец – Александр Жуков (девичья фамилия Радкин) – был одним из первых советских кооператоров. Выросла она в США, куда после развода увезла ее мать, однако отношений с отцом Дарья не прерывала. Александр Жуков, ставший к концу 1990-х вполне состоятельным человеком, в результате чего успел даже посидеть в итальянской тюрьме по обвинению в контрабанде оружием, дал дочери неплохое образование. Жукова окончила британский колледж, затем училась на врача в Америке. Одним из ее занятий является выпуск одежды под собственной маркой Kova & T, который она наладила вместе с дочерью китайского мультимиллионера Кристиной Тан.

В круги российского полусвета ее привел известный теннисист Марат Сафин, чьей невестой Жукова числилась несколько лет подряд. Будучи барышней неглупой и состоятельной, она быстро сошлась с основными героинями отечественного гламура. В числе ее подруг называются Полина Юмашева-Дерипаска, Ксения Собчак и Шахри Амирханова – внучка Расула Гамзатова и несостоявшаяся невеста Бориса Ельцина-младшего.

А потом – появился Он…

Первым о романе Романа поведал миру таблоид News of the World; после этого Абрамович – едва ли не впервые в жизни ощутимо занервничал и подал на газету в суд за клевету, однако процесс проиграл.

Тут уж – бомонд и пресса позабыли о любых правилах приличия. Адюльтер открыто начал обсуждаться в гостиных и на газетных страницах. Светские сплетники дотошно отслеживали совместные передвижения Жуковой с Абрамовичем, благо поводов те подбрасывали изрядно. В январе 2006-го, например, их видели на горных трассах Куршевеля, затем – на празднике журнала Harper’s Bazar.

Страсти накалялись. По степени внимания роман олигарха с моделью превзошел все известные великосветские скандалы, включая адюльтер Николая Романова с балериной Кшесинской и вечерние охоты Лаврентия Берии. Но, чем активнее смаковали его журналисты, тем сильнее обострялась обстановка в семье Абрамовича.

До тех пор, пока личная жизнь самого богатого россиянина сохранялась в тайне, Ирина Абрамович еще могла держать себя в рамках, не вынося сора из избы. Она, улыбаясь, продолжала позировать фотографам на стадионных трибунах, всячески поддерживая миф о счастливой семейной жизни; пятеро ангелочков, любовь до гроба – экая идиллия.

Но когда с газетных полос смотрит на тебя самодовольно-небритая физиономия мужа рядом с другой женщиной, тут уж никакая выдержка не спасет, особенно, если соперница – моложе на целых 14 лет.

От людей из окружения Абрамовича мне доводилось слышать, что Ирина даже обращалась якобы за помощью к частным детективам, желая самолично убедиться в его аморальности. Судя по дальнейшему развитию событий, подозрения ее подтвердились.

Впрочем, есть и другая версия; будто бы Роман Аркадьевич честно признался Ирине, что полюбил другую, и предложил нетривиальный вариант – жить на две семьи кряду, но законная жена делить его с кем-либо еще наотрез отказалась. (Тот же инициатор скандала News of the World писал, что брак Абрамовича фактически распался; супруги не желали это афишировать, хотя они уже давно живут раздельно.)

Сам Абрамович, по понятным причинам, на всем протяжении скандала хранил стоическое молчание. Его представители неоднократно заявляли, что ни о каком разводе и речи не идет. Более того, даже накануне бракоразводного процесса ряд российских PR-агентств получили заказы на установку «блоков» в основных печатных изданиях. И никто бы из читателей так ничего и не узнал, если б всю малину не испортил английский пресс-секретарь Абрамовича Джон Манн, который неожиданно разослал официальное сообщение о том, что супруги достигли соглашения о расставании.

В марте 2007-го Анадырский суд поставил точку в их 16-летней семейной жизни. Место развода явно было выбрано не спроста. По британским законам, в отличие от российских, Ирина вполне могла претендовать на половину мужнего состояния. Самые дорогие разводные адвокаты Альбиона из бюро Sears Tooth Раймон Кук по кличке Челюсти и Николас Мостин (он же м-р Выплата) подробно ей это разъяснили. Однако она почему-то предпочла согласиться на Чукотский вариант.

Размеры полученных ей отступных не разглашались, посему мнения разделяются. Одни газетчики (например, Daily Express) утверждают, что Ирина получила около 6 миллиардов фунтов стерлингов, то есть, больше половины мужнего состояния. Другие – скажем, The Independent – называют цифру в 300 миллионов долларов, напоминая при этом, что все имущество свежеиспеченного холостяка – дома, замки, яхты – записаны на его детей посредством оффшорных трастов.

До последнего дня официальным мировым рекордом бракоразводной щедрости считалась цифра в 945 миллионов долларов, которую выплатил бывшей жене саудовский миллиардер Аднан Хашоги. Зная скаредность Абрамовича, я сильно сомневаюсь, чтобы он пошел на подобную жертву. Посему – второй вариант кажется мне гораздо правдоподобнее. Единственное, что известно доподлинно – при разводе Роман Аркадьевич оставил Маландиной яхту Pelorus, купленную некогда за

$ 120 млн и оснащенную системой обнаружения ракет, личной субмариной и пуленепробиваемыми стеклами. Кроме того, он приобрел ей особняк на побережье Сардинии за 26 миллионов евро.

А тем временем неугомонные папарацци продолжают фиксировать сладкую парочку, обретшую наконец свободу, в самых разных местах – на улицах Парижа, на биеннале в Венеции, в столичном ресторане «Пушкинъ», на свадьбе футболиста Джона Терри. Последние снимки были сделаны летом 2007-го – молодые купались и загорали на борту его роскошной яхты Ecstasea у берегов Сардинии практически в неглиже: Жукова – в купальнике, Абрамович – в семейных трусах сочно-зеленого цвета… Там же, поблизости, были замечены и счастливые родители невесты: отец Александр Жуков, просто-таки упивающийся величием открывающихся перспектив, и его нынешняя жена – стало быть, мачеха Дарьи – Светлана Мещанинова, более, впрочем, годящаяся своей падчерице в сестры.

(Западное общество особенно поразил пыл, с которым барышня принялась выдаивать своего кавалера, – лишь за один день походов по лондонским магазинам Дарья Александровна умудрилась потратить больше 160 тысяч долларов, купив среди прочего сразу 15 дамских сумочек.)

Столь бесславно растаял образ верного семьянина и заботливого отца семейства…

И это очень странно… Странно, что так поздно. Еще несколько лет назад столичная тусовка напропалую обсуждала знакомство (назовем это так) Абрамовича с журналисткой одного центрального издания Анной С.

Нелюбовь олигарха к прессе сыграла с ним злую шутку. О том, что девушка работает в газете, он узнал лишь постфактум. По поводу дальнейшего развития событий существует две версии (ох, уж эти версии!). По первой, Анна С. якобы шантажировала потом Абрамовича, и его люди были вынуждены выкупать сделанные ею тайком откровенные фотографии. По второй – девушку просто отлучили от тела и навсегда закрыли доступ в те места, где появляется Роман Аркадьевич.

Сама Анна придерживается последнего варианта. Мне, например, она жаловалась на коварство окружения Абрамовича и говорила, что по-прежнему испытывает к нему теплые чувства.

«Он совсем не похож на тот образ, что слепили вокруг него. Роман – очень душевный, чуткий и добрый человек. Он легко проникается чужими бедами; у него даже могут выступить на глазах слезы».

Восторженную девушку можно понять, любовь – кривая душа. Хотя я вполне, кстати, готов поверить в искренность Абрамовича.

В этом человеке действительно умудряются уживаться совершенно противоречивые чувства. Попеременно он может быть то жестким, то добрым, черствым или чутким. Все зависит от настроения.

Хорошо известно, что Абрамович вбухал кучу денег на поддержку своей альма-матер – столичной школы № 232. В то же время вся его помощь другому учебному заведению – ухтинской школе № 2, где пошел он когда-то в первый класс, ограничилась скромным переводом в 847 тысяч рублей, которых едва хватило на косметический ремонт. (Бытует мнение, что это связано с его обидой на малую родину – республику Коми, чей глава – теперь уже бывший – Юрий Спиридонов неоднократно позволял себе резкие высказывания в адрес богатого земляка.)

На ремонт московской синагоги щедрой рукой он выделил пять миллионов долларов («Этого требует его еврейское сердце», – объяснял м-р Манн, забывая, правда, уточнить, что по всем документам Абрамович записан украинцем), но ни рубля не дал родному и единственному дяде своей жены – Владимиру Маландину, – который вынужден сегодня работать заправщиком на бензоколонке.

И на письмо, отправленное матерью его школьной любви Ольги Насыровой, в котором слезно просила она помочь хоть чем-то – бывшая симпатия живет теперь в коммуналке, одна воспитывая ребенка – никакого ответа тоже не последовало.

Зато в 2001 году расчувствовавшийся Абрамович неожиданно велел разыскать героиню своего ухтинского романа Викторию Заборовскую – ту, что когда-то не дождалась его из армии – долго беседовал с ней, вспоминая былое, и чуть ли не предложил съездить на уик-энд в Париж.

И тут же – на контрасте – нельзя не упомянуть о том, что после развода с первой женой Ольгой, он ни разу больше с ней не встречался. Даже когда его бывшая приемная дочь Настя вышла замуж и родила ребенка, Абрамович не проявил ни малейшей заинтересованности в ее судьбе: не позвонил, не поздравил, даже серебряной ложки младенцу не прислал.

Таит на Абрамовича обиду и его первый учитель в бизнесе Владимир Тюрин, взявший когда-то студента-недоучку к себе в кооператив.

В 1998-м, когда дела у Тюрина шли совсем неважно, он пытался дозвониться до бывшего воспитанника, но тщетно. Повторные попытки, предпринятые через несколько лет, результата тоже не дали.

«Я ему позвонил, – рассказывал Тюрин в интервью снятой с эфира программы „НТВ“ „Главный герой“. – Взяла секретарша, сказала, что Роман Аркадьевич занят, она доложит. Перезвоните. Я ей перезвонил. Она говорит: я ему сказала, он остановился, подумал и зашел в кабинет. Всё».

«Понимаете, мне уже 55 лет, – сетовал он уже в другом интервью, „Московскому комсомольцу“. – И ни-че-го мне уже не нужно. Ладно я, но хотя бы Ленке, жене моей, открытку бы прислал. Она ведь называла его „сыночек“. Когда он приезжал к нам в гости, неслась как сумасшедшая на базар, покупала только свеженькие продукты, подкармливала его. А приезжая к нему в Москву, тащила из Кисловодска тяжеленные сумки с продуктами. Сирота ведь…»

Лучше всего истинную цену «чуткости» Абрамовича знают люди, составляющие его ближайший круг, так называемые друзья и соратники.

Те, кто впрямую наблюдал манеры общения Абрамовича со своим окружением, свидетельствуют, что они не имеют ничего общего с растиражированной легендой о его мягкости и добросердечности. В свите миллиардера все обязаны беспрекословно признавать его старшинство, выполняя самые разнообразные прихоти и капризы Старшего Брата.

«Допустим, Рома говорит: в 2 часа ночи играет второй состав „Челси“, все собираемся у меня в номере и смотрим прямую трансляцию, – описывает нравы, царящие на празднествах Абрамовича, их очевидец. – И вот среди ночи они вынуждены садиться перед экраном и, превозмогая сон, демонстрировать бурный интерес».

О «Челси» – главном сегодняшнем увлечении олигарха мы расскажем еще отдельно, пока же ограничимся лишь упоминанием, что Абрамович старается не пропускать ни одной игры собственного клуба. Само собой, в этих поездках его обязательно сопровождают соратники и друзья, в одночасье воспылавшие к футболу горячей любовью.

Один мой приятель, случайно оказавшийся на очередном таком матче, в красках изображал потом увиденное:

«Посреди игры вдруг пошел дождь. А вип-трибуна, где сидели Абрамович сотоварищи, оказалась открыта. Картина потрясающая: охрана держит над Ромой зонт, а все остальные мокнут под дождем, но героически терпят. Причем Абрамович живо болеет, ничуть не комплексуя по поводу чужих неудобств».

Самое время заметить, что никого из этих безответных статистов при дворе короля Романа никак не назовешь никчемным неудачником. Почти все они – богатые и успешные люди, сами привыкшие к почету и уважению. По оценкам журналов «Форбс» и «Финанс», состояния таких соратников Абрамовича, как Евгений Швидлер, Давид Давидович, Валерий Ойф, Андрей Городилов давно уже перевалили за миллиард долларов. Тем не менее, они вынуждены принимать эти установившиеся годами правила игры, демонстрировать старшему другу безграничное свое поклонение и безропотно сносить любые измывательства. (Время от времени Абрамович любит выбрать кого-то из друзей на роль шута и искренне над ним потешаться.)

Противно, конечно, но оно того стоит – небезызвестный Александр Мамут, например, пару лет забавлявший Абрамовича своими репризами, в награду за остроумие был введен в «Семью» и сколотил изрядный капиталец. («Скромный, интеллигентный, умный, тонкий человек.

С блестящим юмором», – так восторженно отзывается о нем Татьяна Дьяченко.)

Да и выхода другого у людей этих попросту нет. Проявление недовольства и непокорности приравнивается в империи Абрамовича к государственной измене, такие ослушники изгоняются из нее безжалостно и скоро.

Очень показательна история старинного его приятеля Игоря Павлова, с которым они служили еще в армии; «дед» Павлов – он был старше на год – спасал «салагу» Абрамовича от бесчинств старослужащих. Вместе начинали заниматься кооперативным бизнесом, потом сообща торговали нефтью. О степени близости этих людей говорит уже тот факт, что Павлов числился руководителем одной из структур Абрамовича «Ойлимпекс», а затем был назначен директором департамента «Сибнефти».

Но вся эта двадцатилетняя дружба рассыпалась в одно мгновение, стоило лишь Павлову выказать слабое подобие своенравия. Абрамович якобы отправился в очередной развлекательный тур, всем было велено его сопровождать, но Павлов отговорился переизбытком работы. А потом выяснилось, что ни на какой работе он не горел, а летал по личным надобностям в Германию. За такое вероломство Павлов незамедлительно был отлучен от тела и изгнан на улицу. О бывшем друге Абрамович и слышать сегодня не хочет…

Лакей, ставший господином, всегда глумится над бывшими своими товарищами вдвойне, это вам скажет любой специалист по диалектике.

Я абсолютно уверен, что все это – барские замашки, демонстрация силы – есть не что иное, как наглядное свидетельство комплексов Абрамовича. Долгие годы будущий миллиардер вынужден был заискивать, унижаться, сносить плевки и зуботычины. Но как только перебрался он из людской в господские апартаменты, копившиеся годами обиды мгновенно вырвались наружу. Вымещая эти комплексы на других, Роман Аркадьевич точно пытается перечеркнуть унизительное свое, плебейское прошлое, забыть его навсегда.

Со стороны может, конечно, показаться, что его безудержная тяга к роскоши – это явление того же порядка, редкий случай, когда живущие внутри инстинкты оказываются сильнее чувства самосохранения.

Самый богатый гражданин России не ограничивает себя ни в чем. Его флотилия состоит из семи яхт, общей стоимостью порядка миллиарда долларов, и десятком самолетов, в том числе дальнемагистральным Boeing 767–300 ($ 100 млн), с салоном, отделанным золотом, красным деревом и орехом. Коллекцией эксклюзивных машин ручной сборки, каждая из которых может свести с ума любого арабского шейха (Bentley Brooklands, Aston Martin DB7, Porsche Carerra GT, Ferrari FXX и пр.).

А совсем недавно он даже обзавелся персональной подводной лодкой Phoenix ($ 80 млн), способной неделю находиться в автономном плавании. Руководители компании U.S.Submarine, наладившей выпуск этих новоявленных игрушек для миллионеров, уверяют, что погружение на собственной подлодке – есть высшая степень релаксации, увлекательней даже, чем полет в космос.

Впрочем, и в космос наш герой тоже собирается. Весной 2007 года летчик-космонавт Алексей Леонов поведал миру, что Абрамович, оказывается, очень хочет отправиться на Луну, дабы испытать неизведанные еще ощущения. Обойдется это ему в сущую ерунду – примерно 300 миллионов долларов.

Но и на Земле дела у Абрамовича обстоят совсем неплохо. В его активах – под два десятка резиденций в Европе – одна шикарнее другой, самые примечательные из которых – бывшая вилла князей Волпи на Тирренском море (20 млн евро), Villa Le Clocher на французском мысе Антиб с участком в 3 гектара ($ 14 млн) и расположенный там же фамильный замок британской королевской династии Виндзоров Chateau de la Croe ($ 27 млн).

Больше всего наш герой любит проводить время в чопорной Англии, ставшей его вторым домом. Помимо шести квартир и особняка в Лондоне Абрамович успел обзавестись здесь и собственным поместьем на юге Великобритании, Fyning Hill House Rogate в Западном Суссексе ($ 23 млн).

Это старинное имение, некогда принадлежавшее иорданскому королю Хусейну, который год служит излюбленной темой для творчества британских газетчиков. Территория Fining Hill окружена густым лесом. На участке в 170 гектаров расположен старинный особняк с пятью гостиными и семью спальнями, гостевые коттеджи, форелевое озеро, тир, боулинг, картинг, конюшня на сто лошадей и два лучших в графстве поля для игры в поло.

Прежний владелец поместья австралийский медиамагнат Керри Паркер, даром, что был миллиардером, любил запросто захаживать в соседнюю деревушку Рогейт выпить в пабе пинту-другую темного «Гиннесса». Поначалу жители Рогейта думали, что и новый хозяин окажется столь же демократичным – дело происходило еще за год до покупки «Челси» и об Абрамовиче мало кто тогда в Англии слышал; викарий местной церкви Святого Бартоломью, узнав, что у Абрамовича пятеро детей, даже послал ему приглашение на учебу в местную школу.

Но, увы. Вопреки всем надеждам новый жилец оказался воистину человеком в футляре. Когда же затеял он ударную стройку – гигантский развлекательный комплекс, окрещенный местными острословами Roman Empire, по аналогии с Empire State Building, соседи и вовсе прониклись к нему нескрываемым раздражением. Шум стройки ежедневно нарушал патриархальную тишину Рогейта, заставляя людей покрепче закрывать окна и ставни. А уж после того, как Абрамович затеял судебный иск против мелкого фермера Лазло Тофа – якобы, тот незаконно вторгся на его территорию, построив на клочке земли склад и гараж – разговоры об «этом наглом русском» стали вестись повсеместно.

Когда имя Абрамовича прогремело на всю Англию, самыми яростными критиками перехода «Челси» в чужие руки оказались его же собственные соседи. Если распоряжается он такими деньгами, мог ведь по-соседски подкинуть самую малость и местному клубу «Рогейт», который даже стадиона своего не имеет и посему вынужден играть на обычной лужайке перед пабом «Белая лошадь».

Но потом ропот и жалобы в одночасье вдруг прекратились. Говорят, Абрамович, осознав свою оплошность, просто купил молчание соседей…

Купить симпатии всей Британии в целом – гораздо сложнее, для этого недостаточно вложенных в футбол миллионов и провозглашенных здравиц в честь Ее Величества Королевы.

О монументализме Абрамовича написаны сотни газетных статей; иностранцы никак не могут понять секрета загадочной русской души чукотского губернатора. Неслучайно одна из таких публикаций – в британской Daily Mail – так и называлась: «Царь паранойи».

Честно говоря, поначалу я тоже терзался в догадках: патологическое транжирство Абрамовича полностью дисгармонировало со всем остальным его обликом. С одной стороны, он ведет себя, как застенчивый, скромный тихушник, лишний раз боящийся показаться на публике. И в то же время – расшвыривает налево и направо сотни миллионов, скупая без разбора дворцы, самолеты и яхты, точно провинциальный колхозник, случайно попавший в закрытый распределитель.

Зачем, скажите на милость, одному, пусть даже и очень богатому человеку, семь кораблей и десять лайнеров? Безумие какое-то, честное слово.

Уяснить эту несуразицу помог мне один умный человек, имевший некогда совместные дела с Абрамовичем и Юмашевым.

«Львиная доля Роминых капиталов, – объясняет он, – на самом деле, принадлежит Семье. Абрамович выступает лишь в роли кассира».

Правда это или нет – сказать сложно, в столь щекотливых, околокремлевских делах ясности никакой быть не может. Но то, что версия такая многое объясняет, – это уж несомненно. Да и слишком много обстоятельств косвенно свидетельствуют в ее пользу.

Не секрет, что все заграничные роскошества – виллы, самолеты, яхты – юридически не являются собственностью Абрамовича; они оформлены на различные оффшорные компании. А вот, кто, в действительности выступает их бенефициарами, проще говоря, учредителями и владельцами – это большой вопрос. Может быть, Абрамович. А может, и Дьяченко с Юмашевым и Волошиным.

Но тогда сразу возникает вопрос другой: почему же западные журналисты столь уверенно приписывают эти активы Роману Аркадьевичу?

Логики нет здесь никакой. Если ему не составляет труда скрывать совершенно невинные детали своей биографии – к примеру, место учебы, – то уж утаить покупку яхты, записанной на оффшор, это, вообще, пара пустяков; в конце концов, оффшоры для того и придуманы, чтоб зашифровывать своих хозяев. Вывод отсюда я вижу лишь один; все эти утечки – организованы были специально.

…В эпоху славного пограничника Карацупы и его верной собаки Ингуса, был у шпионов и диверсантов излюбленный и нехитрый прием – на советскую землю они предпочитали проникать сидя верхом на проводнике. Понятно, что от глаз Карацупы с Ингусом враги скрыться никак не могли, но следы-то на свежевспаханной КСП – контрольно-следовой полосе – были только одни. И искать, соответственно, бросались единственного лишь нарушителя – даром никому не нужную лошадку, сознательно приносимую в жертву. К тому моменту, когда проводник оказывался настигнут, сам наездник был уже далеко.

Сдается мне, что с подобной тактикой сталкиваемся мы в очередной раз. Это очень удобно – обладать дворцами и кораблями, ничуть не боясь оказаться застигнутым врасплох. Если, не дай бог, и засекут Юмашева с Дьяченко вездесущие папарацци, всегда можно будет отговориться, что приезжали они проведать Абрамовича.

(Когда летом 2005 года Ельцин отправился отдыхать на Сардинию, где сломал ногу, никто ведь ничего криминального тоже не заподозрил, хотя следовало бы. В газетах тогда сообщалось, что экс-президент жил якобы на вилле La Tartarughina в городе Порто-Ротондо и платил за нее 1,5 тысячи долларов в сутки. Между тем, за подобную цену на Сардинии можно снять лишь посредственный гостиничный номер – да и то не в сезон. Не удивлюсь, если в действительности Борис Николаевич останавливался в одном из «семейных» домов; приписанных, разумеется, чукотскому губернатору.)

В самом деле, если Абрамович был кассиром «Семьи» в прежние годы, то почему ж все решили, что во времена нынешние этой функции он вдруг лишился? Скорее, должно быть наоборот: Ельцина-то у власти уже нет.

Такое чувство, что Абрамович едва ли не специально пытается создать о себе представление, как об экзотичном русском медведе, забредшем в английскую фарфоровую лавку. Нуворише, вышедшем из грязи в князи, и кичащимся теперь шальными, упавшими с неба деньгами.

Его феодальные замашки, мотовство и безудержная тяга к роскоши выглядят для Запада форменным безумием.

Абрамовичу как будто недостаточно быть просто богатым; ему непременно нужно упиваться своими миллиардами.

В книге канадского исследователя И. Герола «Роман о Романе» описывается, к примеру, случай, как Абрамович – забавы ради – отправил в плавание одну из своих яхт с единственным пассажиром на борту, его любимым попугаем.

Или – другой случай, когда, поехав однажды кататься на лыжах в Куршевель с большой компанией и, не найдя достаточного числа свободных номеров, Роман Аркадьевич просто-напросто купил себе целую гостиницу (называется она Le Melezin и расположена прямо у подножья горнолыжной трассы Bellecote). (Впоследствии при аналогичных обстоятельствах был приобретен и отель в Каннах Hotel du Cap Eden Rock – излюбленное место проживания звездных гостей кинофестиваля.)

По меркам Запада, подобным образом могут вести себя только дикари – арабские шейхи или вожди каких-нибудь людоедских племен.

У самого богатого человека планеты Билла Гейтса нет, например, ни личных яхт, ни самолетов, и живет он в очень скромном (для его капиталов) доме в Сиэтле.

Жилище миллиардера Уоррена Баффета – второе место в списке «Форбс» – официально оценено в полмиллиона долларов.

Основатель сети магазинов IKEA Ингвар Кампрад с состоянием в $18,5 миллиардов не стесняется ездить на подержанной «Вольво» и летать эконом-классом в рейсовых самолетах.

И Гейтс, и Баффет, и Кампрад – и многие другие западные богачи – беднее от этого не становятся, и унизительней себя тоже не чувствуют.

Если Абрамович действительно ставил перед собой означенную задачу, то надо признать, он ее достиг. Ни о каком другом нашем соотечественнике не пишут и не говорят столько, сколько о чукотском губернаторе.

Впрочем, добившись одной цели, Роман Аркадьевич на этом не успокоился. И он, и старшие его друзья хорошо понимали, что деньги открывают двери в любое общество, но не в силах сделать тебя джентльменом. Слишком большая пропасть лежит между нашими менталитетами…

Однажды, в 1994 году, во время официального визита Ельцина в Великобританию, тогдашний премьер Мейджор пригласил гостя на вечерний прием. Ельцин всегда отличался завидной пунктуальностью, – он пришел точно в срок, но начало раута почему-то откладывалось. Десять, пятнадцать, двадцать минут.

Президент уже занервничал. И тут в помещение впорхнула принцесса Анна – главная героиня вечера – и к великому удивлению русской делегации объяснила причину своей задержки. Оказывается, она так торопилась к ужину, что ее остановила на пути дорожная полиция и оштрафовала за превышение скорости. Пока составляли протокол, пока принцесса платила штраф…

«Нас всех поразило, – вспоминал потом шеф президентского протокола Владимир Шевченко, – что принцесса, член королевской семьи, направляясь на такое ответственное мероприятие, сама была за рулем, а во-вторых, что полицейский, что называется, невзирая на лица, ее оштрафовал».

(Хотел бы я представить на принцессином месте Татьяну Борисовну Дьяченко.)

Именно по этой причине Абрамович приступил к реализации второго этапа своего хитроумного плана: из чудаковатого миллиардера он должен был превратиться теперь в благородного и романтичного мецената, птицу высокого полета.

И ему это тоже удалось…

$$$

Решающим этапом в становлении благостно-экспортного образа Абрамовича стала покупка им футбольного клуба «Челси»; с этой минуты он перестал уже быть просто русским олигархом, шокирующим своим размахом благопристойную английскую публику. Роман Аркадьевич мгновенно вырвался из общего ряда немытых соотечественников, обернувшись вполне легитимной, публичной персоной; недаром еще прежде он начал переводить на Запад свой бизнес. (Еще в октябре 2002-го все основные его российские промышленные активы были переданы в управление британской компании Millhouse Capital.)

Владение «Челси» открыло ему недоступные прежде двери в высший британский свет. Многолетней болельщицей клуба считается королева Елизавета. Среди поклонников команды значатся Джон Мэйджор, Маргарет Тэтчер, Мадонна, Элтон Джон и еще сотня другая западных знаменитостей.

Что ни говори, путь к сердцу неприступной, чопорной старушки Англии был выбран безошибочный.

К тому времени репутация Абрамовича на Западе была далека от безупречной. Здесь еще не успел забыться скандал с таинственной пропажей в России займа МВФ – 4,8 миллиарда долларов, как одна копеечка. Кроме того, его обвиняли в контроле за сетью тайных резервных фондов, созданных Кремлем в середине 1990-х; средства якобы аккумулировались на различных подставных счетах за кордоном.

(В августе 2000-го швейцарская полиция, расследовавшая дело о хищении миллиардов, даже проводила обыск в офисе компании Абрамовича Runicom. Кстати, в тот же день, синхронно, обыск прошел и в московской штаб-квартире «Сибнефти».)

Немалый урон имиджу Романа Аркадьевича нанесла и судебная тяжба с Европейским банком реконструкции и развития (ЕБРР), который обвинял магната в присвоении кредита на сумму 9 миллионов фунтов стерлингов (около $ 17 млн). Учитывая, что ЕБРР финансируется за счет налогоплательщиков Европы и США, выглядело это не слишком красиво.

В свою очередь, французские спецслужбы громогласно подозревали Абрамовича в отмывании грязных денег, – неприятные вопросы вызвала покупка им особняка Chateau de la Croe на Лазурном побережье, проведенная через многоуровневые финансовые схемы.

На этом фоне приобретение «Челси» стало для олигарха истинным спасением.

Уже очень скоро в числе его друзей замелькали такие заметные фигуры, как лорд Ротшильд, маркиз Ридинг. Однажды у Абрамовича не постеснялся одолжить вертолет даже сам принц Чарльз, опаздывавший на турнир поло в Парке Коудрэй.

На полном серьезе обсуждается возможность присвоения ему титула лорда. А еще Абрамович пообещал построить в Британии сеть футбольных стадионов и организовать школы футбольного мастерства, чем снискал к себе широкое уважение общества.

В принципе, ничего нового он не открыл. Одним из первых футбольную команду в России завел известный своей чудаковатостью богач Савва Морозов, она комплектовалась за счет рабочих его текстильной фабрики в Иваново-Вознесенске.

Спорт – не только посол мира, это еще и отменный ресурс влияния.

В свое время умение играть в теннис и вовремя подавать мячи помогли сделать не одну блистательную карьеру. По крайней мере, личный ельцинский тренер Шамиль Тарпищев дослужился даже до министерского кресла и ушел на покой, явно не бедствуя. Просто Абрамович оказался первым, кто додумался задействовать этот ресурс на Западе, хоть и кокетничал потом, уверяя британских журналистов, будто купил «Челси» исключительно для забавы.

Вообще, истинные мотивы этого приобретения до сих пор, как и принято у нашего героя, держатся в секрете. Зачастую его окружение излагает следующую идиллическую версию: дескать, Роман Аркадьевич всегда боготворил футбол, вот и решил вывести из кризиса старейшую английскую команду.

И вновь я позволю себе усомниться в чистоте этих помыслов. Достаточно сказать, что к спорту Абрамович прежде был всегда равнодушен.

Его первый наставник на ниве бизнеса кооператор Владимир Тюрин утверждает:

«Он терпеть не мог футбол! Когда приезжал ко мне в гости, в Кисловодск, и я включал телевизор, где транслировали суперинтересный матч, он говорил: „Ну, все, Владимир Романович, уезжаю домой. Я не понимаю, зачем стадо здоровых, красивых мужиков носится по полю, пинает этот мяч, падает, пачкается… Какой в этом интерес?!“»

Когда омский губернатор Полежаев затаскивал Абрамовича на матчи «Авангарда» – «Сибнефть», по долгу службы являясь основным спонсором этого местного хоккейного клуба, – Роман Аркадьевич откровенно зевал и скучал.

А свою деятельность на посту чукотского лидера Роман Аркадьевич начал с того, что отказался финансировать команду «Спартак – Чукотка», хотя за несколько лет клуб совершил настоящий прорыв и вышел уже в первый дивизион, имея неплохие шансы на дальнейшее продвижение.

В итоге, команду пришлось распускать за долги. Она благополучно почила в бозе, не сумев даже расплатиться за аренду стадиона…

Впрочем, не в пример Абрамовичу, я не собираюсь выдавать себя за крупного знатока и ценителя спорта.

Именно поэтому следующую главу – с рассказом о «Челси» и прочих спортивных победах чукотского губернатора – попросил я написать человека профессионального и непредвзятого: одного из лучших спортивных журналистов страны, обозревателя «Спорт-Экспресса» Игоря Рабинера.

Уж он-то точно знает, за что нарушителей следует удалять с поля…

Глава 11

Ушанки на «СтэМфорд Бридж»

Истинная популярность того или иного персонажа в России определяется не унылыми рейтингами и исследованиями, а анекдотами. Для Романа Абрамовича поворотным днем в этом смысле стало 1 июля 2003 года.

До того момента 36-летний олигарх предпочитал не светиться на телеэкранах, да и нефть – та сфера, где можно обрести несметные богатства, но не всеобщую известность. Ту, что спустя считанные дни обрушилась на Романа Аркадьевича десятками, если не сотнями анекдотов, мгновенно приравнявших его к Штирлицу, Чапаеву и той самой северной народности, губернатором которой он является.

Вот пример: «Звонит личный врач Абрамовичу: „Извините, но мне кажется, вы поняли меня не совсем верно, когда я сказал: Займитесь спортом, ну, например, футболом…“»

Абрамович – занялся. Да так, что мало не показалось никому.

В первый день июля 2003 года российский бизнесмен в один миг сразил наповал Россию, Англию и весь мир, купив лондонский футбольный клуб «Челси». Этого было достаточно, чтобы его улыбчивое небритое лицо надолго вытеснило с первых полос британских газет королеву Елизавету II и премьер-министра Тони Блэра…

Что тут началось на Туманном Альбионе! Моя жена как раз в этот момент находилась в Лондоне и рассказывала о происходящем взахлеб. По телевидению напропалую крутили сюжеты, как губернатор Чукотки приезжает в гости к представителям коренного населения и толкует с ними «за жизнь» на фоне заснеженных чумов. Глава большой английской семьи, в которой жена гостила, старый болельщик «Вест Хэма», кричал: «Зарабатывать деньги в одной стране и тратить их в другой – неправильно!» Поклонник «Челси», бывший министр по делам спорта Тони Бэнкс сотрясал кулаками в парламенте – мол, как можно продавать такой клуб человеку, о котором мы ничего не знаем?!

А как неистовствовала пресса! Притом, что в то самое время, когда Абрамович купил «Челси», в Англии разгорелся колоссальный скандал из другой оперы. Один из таблоидов опубликовал очерки своего репортера, на два месяца без особых усилий сумевшего затесаться в обслугу не абы кого, а Елизаветы II. И в своих заметках четко доказал, что, скажем, отравить Ее Величество – плевое дело. Спустя пару недель, оказавшись в Лондоне, на одной из станций метро я увидел огромный плакат с карикатурой: двое слуг бережно несут подол огромного платья королевы, и один шепчет другому: «Парень, ты из какой газеты?»

Это я, во-первых, к тому, что даже сверхдотошные, в совершенстве владеющие всем арсеналом ухищрений и провокаций английские репортеры на внутреннюю кухню Романа Аркадьевича так и не проникли.

А во-вторых – к тому, что очень даже пытались. Они всегда пытаются, их изобретательность не знает границ. Так, в январе 2006 года футбольную Англию потряс суперскандал: журналист-"стингер» таблоида News of the World Мазер Махмуд под видом богатого арабского шейха выманил главного тренера национальной сборной Свена-Ерана Эрикссона в Дубай, где встретился с ним в шестизвездном отеле и совершил путешествие на яхте. Шведа спровоцировали на множество откровений, которые были записаны на диктофон и опубликованы. То, что спустя короткий срок английская Футбольная ассоциация и Эрикссон объявили о досрочном расторжении его контракта, рассчитанного до 2008 года, многие связали именно с той публикацией. Вероятно, повлияла она и на неудачное выступление англичан на чемпионате мира-2006 – Эрикссон был выставлен трепачом, что игрокам вряд ли могло понравиться. Кстати, в числе грешков шведского тренера фигурировали и секретные переговоры с «Челси».

News of the World ни на секунду не задумалась, что такой публикацией взорвет ситуацию в сборной своей страны накануне главного турнира четырехлетия. Ничего святого для английских таблоидов не существует. А в Абрамовиче святости для англичан поменьше, чем в футбольной сборной – так что, купив «Челси», он должен был оказаться готов к информационной войне.

И, видимо, был готов: ничего подобного скандалам с Букингемским дворцом или с Эрикссоном на футбольной кухне Романа Аркадьевича не обнаружили. Однако заметок об Абрамовиче в прессе оттого меньше не стало и стать не могло: горячее темы было не сыскать. Писали, например, что на «Стэмфорд Бридж» – стадионе «Челси» – ограблен офис владельца клуба, и оттуда украден его личный компьютер, в котором содержались сверхсекретные сведения. На поверку оказывалось, что какая-то юридическая компания снимала один из офисов на стадионе, и у одного из ее работников похитили ноутбук…

Яростно дискутировали и представители солидных изданий. Многие говорили мне, что раз деньги идут в футбол, а не на что-то грязное – значит, они идут на благое дело. Но гуру журналистики Брайан Глэнвилл из журнала World Soccer в беседе со мной высказал на тему Абрамовича явный скепсис. Впрочем, не в том смысле, что он «пропиарится и сбежит» (как боялись многие болельщики). Глэнвилл, которому было уже за 70, разразился почти прокурорской речью о реалиях российской политики, источниках богатства наших олигархов, а также о том, что приход таких денег нарушит баланс в английском и мировом футболе.

…Спустя полгода после этой сенсационной покупки мне довелось, наконец, лично ощутить, какая свистопляска вокруг «Челси» творится в Лондоне и на самом стадионе. И это было посильнее «Фауста» Гете.

Едва я приехал 12 декабря 2003-го на «Стэмфорд Бридж», где «Челси» играл с «Болтоном», как услышал:

«Russian hats! Twenty pounds only!» («Русские шапки! Всего за 20 фунтов!»)

Молодой британец пронырливого вида голосил на весь юго-запад Лондона, размахивая над головой… черной ушанкой. Такой же головной убор – видимо, для убедительности – был нахлобучен и на его собственную голову, несмотря на десять градусов тепла. На каждой из ушанок красовалась металлическая бляха с размашистой надписью Chelski – так после сделки с Абрамовичем фанаты стали называть свой клуб. Первая буква для пущего эффекта была выполнена в виде серпа и молота.

И они шли на ура. «Минимум по 20 ушанок в день продаю, – похвастался торговец. – И это – перед обычными матчами. А уж перед „Манчестером“ что творилось…» (Я подсчитал: двадцать на двадцать – четыреста фунтов за пару часов. Да и сварганили эти ушанки явно не из соболей, из чего можно сделать вывод о закупочной цене. Отчего бы им не любить Абрамовича? Тем более что нарасхват были и толстовки, на которых в одной лишь надписи Chelski объединялись: серп и молот, значки доллара и евро, пятиконечная звезда… В Лондон в 2003 году будто вернулась эра перестройки, когда советская символика пользовалась в мире суперпопулярностью.)

Но самое интересное ждало меня все же на самой арене. До игры – пара минут. Из стадионных динамиков могучий голос оперного певца долго тянет одну ноту. Эта нота – как позывные. «Стэмфорд Бридж», только что занятый своими делами, сжимается, словно пружина. Бог ты мой, это же «Калинка», казалась бы, забытая на Западе со времен тройных тулупов Родниной! И с первым же ее слогом вы не видите ни одного сидящего на месте человека. Из сорока тысяч! Всю песню стадион стоя хлопает в такт. Да с таким упоением, что на мгновение сомневаешься – англичане ли это? Или «Калинка» придумана не в России, а на Британских островах?

Через год с лишним, в феврале 2005-го, «Челси» выиграет свой первый титул при Абрамовиче – Кубок английской лиги. И после матча вместо традиционной We are the Champions группы Queen из динамиков стадиона «Миллениум» в Кардиффе польется «Калинка». Черный, как вакса, форвард из Кот’д’Ивуара Дидье Дрогба будет отплясывать под нее, словно еврей, танцующий «Семь-сорок». Сюрреалистическое зрелище!

А тогда, в декабре 2003-го, меня окончательно добило, когда следующим днем на Оксфорд-стрит, в одном из бесчисленных обувных магазинов, хозяин-итальянец, узнав, что приехал я из России, торжественно объявил: «Тридцать процентов скидки! За дружбу Абрамовича и Раньери!». Клаудио Раньери в тот момент был главным тренером «Челси»...

Подыгрывали всему этому римейку перестройки и наши сограждане. Спустя пару месяцев 120 новоявленных членов русского фан-клуба «Челси» из Москвы, Архангельска, Тольятти, Челябинска, Старого Оскола и других городов, заплатив по тысяче «баксов», отправились чартерным рейсом в Лондон – на матч «Челси» – «Арсенал». Россияне решили не ударить в грязь лицом и погрузили на борт Ту-154 сорок пять ящиков со специально выпущенной по этому случаю одной из отечественных фирм водкой Chelsea. Мой коллега Евгений Дзичковский, писавший репортаж об этой поездке, процитировал умопомрачительные стихи неизвестного автора, отпечатанные на этикетке:

"Еще вчера все было горше перца,

Как ящерица, слава уползала,

Но добрый гений и волшебник сердца

Встал рулевым у клубного штурвала!"

Ну и так далее. Более того: на той же этикетке красовалась панорама стадиона «Стэмфорд Бридж» в легкой дымке и лицо «волшебника сердца» с характерной улыбкой, встающее над ареной, словно утреннее похмельное солнце. Причем непьющий Роман Аркадьевич был изображен на внутренней стороне этикетки, а значит, смотрел на потребителя сквозь водочный флер. Спустя год такая бутылка стала в Англии раритетом и котировалась на рынке в тысячи фунтов…

Не собираюсь давать всей вышеописанной русской вакханалии в Лондоне никаких оценок – пусть каждый относится к ней, как посчитает нужным. Для кого-то это свидетельство вернувшегося интереса к России, для кого-то – фарс и клоунада. Но не перенести вас в Лондон после покупки «Челси» Абрамовичем я не мог. Хотя бы для того, чтобы вы поняли, до какой степени это событие не осталось в Англии незамеченным.

20 апреля 2005 года, во время матча «Челси» – «Арсенал» (судьба чемпионата к этому моменту уже была предрешена в пользу команды Абрамовича), я, сидя в ложе прессы «Стэмфорд Бридж», услышал из гостевого болельщицкого сектора пение: «Вы – не „Челси“. Вы – Россия!»

$$$

Когда потихоньку стала восстанавливаться цепочка событий, которые привели к «обрусению» «Челси», мне вспомнился еще один анекдот, конца 80-х. О том, как старый еврей позвонил в общество «Память» и спросил: «Это пгавда, что евгеи пгодали Госсию?» – «Ну, правда. Чего тебе надо?» – «А где тогда можно получить свою долю?»

В истории с покупкой Абрамовичем «Челси» в роли «старого еврея» имел бы право выступить… бразильский нападающий московского «Локомотива» Жулиу Сезар. Сейчас этого средненького футболиста мало кто помнит, а 18 марта 2003 года один его точный удар по воротам соперника вполне мог повернуть историю вспять. Но судьба не дала южноамериканцу его нанести – и вскоре он получил моральное право обратиться к Абрамовичу за своей долей…

Тогда, в последнем туре второго группового этапа Лиги чемпионов, в студеной Москве «Локомотив» принимал мадридский «Реал». У «железнодорожников» шансов на выход в дальнейшую стадию уже не было, зато имелась возможность изумить весь мир, лишив такой же перспективы легендарный «Королевский клуб». Для этого москвичам нужно было не проиграть – и самая титулованная команда мира осталась бы с носом, а дальше пошла бы «Боруссия» из Дортмунда. На последней минуте матча, когда «Локомотив» проигрывал – 0:1, этот самый Жулиу Сезар упустил великолепный шанс сравнять счет. И упал на траву, в отчаянии схватившись за бритую голову.

Если бы бразилец только знал, что этот невинный промах станет выстрелом «Авроры» в мировых футбольных масштабах!

Забей Жулиу Сезар гол, не выйди «Реал» в кубковую стадию Лиги чемпионов – и никогда бы 23 апреля 2003 года не состоялся матч, который по всем версиям, как каноническим, так и неофициальным, все для Абрамовича и решил.

В этот день на знаменитом манчестерском стадионе «Олд Траффорд», который в Англии называют «театром мечты», состоялся четвертьфинал Лиги чемпионов «Манчестер Юнайтед» – «Реал». Это был не футбол, а сказка. Дэвид Бэкхем, незадолго до того получивший в раздевалке бутсой по лицу от тренера «МЮ» Алекса Фергюсона, вышел на замену и при счете 2:3 забил испанцам два гола. «Реал», куда Бекхэм вскоре перейдет, по результатам двух матчей все равно вышел в полуфинал, – но название команды-победительницы в тот волшебный вечер не имело никакого значения. Красота происходившего не оставила равнодушным ни одного из 470 миллионов телезрителей, следивших за этим матчем по всему миру. Два тренера-оппонента – Фергюсон и Висенте Дель Боске – уходили с поля после матча, обняв друга друга за плечи…

А в директорской ложе «Олд Траффорда» не мог прийти в себя от восторга бизнесмен из России Роман Абрамович. Еще никому в Англии неизвестный и никакими папарацци, естественно, не замеченный.

Спустя пару лет Клаудио Раньери, вспоминая в своей книге первую встречу с Абрамовичем, напишет: «Он сказал, что видел матч Лиги чемпионов „МЮ"—"Реал“, и, наблюдая за ним, полюбил футбол так сильно, что решил купить себе команду».

Официальный журнал Лиги чемпионов Champions придерживается той же версии: «Он уехал с „Олд Траффорд“ с твердым желанием купить клуб английской премьер-лиги». Об этом же говорят и россияне, близкие к Абрамовичу, – экс-президент самарских «Крыльев Советов», а ныне глава консалтинговой фирмы ProSports Management Герман Ткаченко (он сидел на «Олд Траффорде» рядом с олигархом), и вице-президент Российского футбольного союза (РФС), глава фонда «Национальная академия футбола» Сергей Капков.

Депутат Госдумы Капков, работавший у Абрамовича в том числе и на Чукотке, в прошлогоднем интервью газете «Спорт-Экспресс» говорил:

«Роман Аркадьевич рассказывал, что бывал на футболе и раньше, но за душу игра его не брала. А четыре года назад он оказался на матче Лиги чемпионов „МЮ"—"Реал“. Кто не помнит этого фантастического спектакля? В тот вечер Абрамович и заболел футболом».

К словам Капкова можно добавить, что весь тот сумасшедший день Абрамовича окружали футбольные знаменитости. По просьбе израильского «суперагента» Пини Захави, в конце концов и организовавшего сделку по покупке «Челси», губернатора Чукотки встретил в аэропорту и отвез на стадион известнейший в прошлом футболист, а ныне тренер Грэм Сунесс. Обратно в аэропорт Абрамовича доставил не кто иной, как звезда «Манчестера» Рио Фердинанд – еще один клиент Захави. А сразу после игры россиянин был представлен исполнительному директору «МЮ» Питеру Кеньону, который превратил этот футбольный клуб в один из самых узнаваемых брэндов в мире. (Менее чем через год Абрамович предложит Кеньону такую заоблачную зарплату, что топ-менеджер досрочно разорвет контракт с «Манчестером» и переедет в Лондон…)

– Вы верите в версию, что Абрамович влюбился в футбол и решил купить свой клуб после матча «МЮ"—"Реал»? – спрашиваю члена исполкома Российского футбольного союза, в прошлом – главу Таможенного комитета России и председателя комитета Госдумы по экономической политике, а ныне вице-президента «Русала» Валерия Драганова.

– Такое вполне могло быть. Моя невестка, индифферентно относившаяся к футболу, весной была в Испании с внуком и оказалась на матче «Барселона"—"Реал», который закончился со счетом 3:3. С того дня ее восприятие футбола перевернулось! Настоящий футбольный спектакль манит даже тех, кто раньше не имел об этом никакого представления. Лет пять-шесть назад я видел Абрамовича на футболе – но он смотрел на игру каким-то отстраненным взглядом. А сейчас он мне начал напоминать великого тренера Валерия Лобановского, который от волнения весь матч качался взад-вперед. Абрамович не качается, но по его взгляду и эмоциям я этот маятник чувствую. И это замечательно. Не скрою: на первых порах после покупки им «Челси» я отнесся к этому как к «моде богатых», хотя и не осуждал, как некоторые российские политики. Теперь же считаю Абрамовича важнейшим субъектом в судьбе российского футбола. В том числе и потому, что он по-настоящему увлекся футболом, полюбил его.

– Но эту увлеченность надо отделять от бизнеса, – продолжает Драганов. – Собственно покупка «Челси», как я теперь предполагаю, стала шагом очень взвешенным, подготовленным, с привлечением сильных консультантов, на что он, полагаю, потратил немалые средства. Думаю, это – долгосрочный проект, сочетающий в себе как бизнес-составляющую, так и пиар. Это нормальное явление в современном футболе. Владельцы ведущих команд – известные, публичные фигуры, соответствующие понятию «истеблишмент». Более того, футбол – более эффективный инструмент интеграции в элиту такой страны, как Великобритания, чем просто управление успешным бизнесом.

Впрочем, 23 апреля 2003 года, куда мы вновь переносимся, до этого еще далеко. Итак, возвращаясь на своем самолете в Москву с суперматча «МЮ"—"Реал», Абрамович принимает окончательное решение: он хочет быть частью волшебства под названием «мировой футбол». И тут же просит своих подчиненных тщательно изучить возможности приобретения известного клуба.

До покупки «Челси» – клуба, традиционно ассоциировавшегося с лондонской аристократией – остается немногим более двух месяцев.

$$$

Почему же Абрамович захотел купить именно английский, а не российский клуб?

Наиболее ходовая и логичная версия сводится к тому, что создать в России команду мирового уровня, заманить в нее суперзвезд невозможно в принципе. Уже неоднократно находило подтверждение, что действительно великие игроки сюда не поедут ни за какие деньги – и из-за уровня чемпионата, и из-за климата, и из-за отсутствия настоящей европей-ской футбольной атмосферы…

Валерий Драганов к этому добавляет:

«Абрамовичу нужна была прозрачная футбольная среда – поэтому был приобретен клуб не в России и даже не в Италии, а именно в Англии: у английского футбола и всего, что с ним связано, наилучшая репутация в Европе. И, как бизнес, футбол приносит самый стабильный доход именно на Британских островах. В России же обо всем этом говорить не приходилось».

В красочном фолианте «Честно о „Челси“», выпущенном к столетию клуба при поддержке его руководства, его автор Арег Оганесян присоединяется к этой точке зрения: «Недостаточная прозрачность футбольного рынка в России на тот момент отпугивала серьезных инвесторов. Непонятно было, в чьих руках сосредоточены акции, с кем вести переговоры, к тому же многие клубы, в свое время созданные под патронатом тех или иных советских структур, только начинали процесс акционирования, и „дележка“ зачастую шла отнюдь не по правилам свободного рынка. А без четких или, по крайней мере, понятных правил игры никакой бизнесмен в новую для себя область не пойдет».

Герман Ткаченко, однако, еще в декабре 2003-го в беседе с автором этих строк приоткрыл занавес над одной малоизвестной историей. Кстати, именно президент «Крыльев Советов», съездивший вместе с Абрамовичем на чемпионат мира по футболу 2002 года в Японию и Корею, позже познакомил олигарха с всесильным футбольным агентом Пини Захави, которому доведется сыграть в покупке «Челси» ключевую роль.

«Роман сначала хотел создать свой клуб здесь, но столкнулся с неразрешимыми проблемами как в „Торпедо“, так и в другом клубе, который я называть не хотел бы, – рассказывал Ткаченко. – Еще в начале лета, до „Челси“, существовал проект, по которому он приобретал „Торпедо“, бюджет которого составил бы 100 миллионов долларов. Была достигнута договоренность о переходе в эту команду Элбера (знаменитого форварда мюнхенской „Баварии“) и Сычева (нападающего сборной России и на тот момент французского „Марселя“, а ныне „Локомотива“), о чем я знаю точно, поскольку сам участвовал в переговорах. В качестве одного из кандидатов на должность главного тренера рассматривался Свен-Еран Эрикссон (тогда главный тренер сборной Англии. – Авт.), с которым у Абрамовича была встреча в Москве. Мы с Романом, встречаясь в Бирме, подробно общались на тему российского футбола, и планы у него были очень серьезными. Но председатель совета директоров «Торпедо» Владимир Алешин не позволил им воплотиться в реальность. После этого и возник вариант с «Челси»».

Любопытно, что сам Алешин в 2005 году будет утверждать нечто прямо противоположное: «Абрамович, если обещает – делает, он человек слова. И я жалею, что в свое время он обратил внимание на „Челси“, а не на „Торпедо“. То, что он там строил, здесь уже есть, так что он мог бы выйти на мировую футбольную арену с российским клубом, стать национальным героем. Момент мог стать поистине историческим для страны… Впрочем, мы для Абрамовича по-прежнему открыты и готовы строить с ним отношения».

Со времен реальной или мифической попытки Абрамовича купить «Торпедо» (большую известность получила попытка Александра Мамута приобрести этот же клуб, сорвавшаяся, говорят, из-за скаредности все того же Алешина) прошло четыре года, и «Торпедо», с его выдающейся историей и огромным стадионом в Лужниках, Абрамовичу сейчас вряд ли интересно. В 2006 году оно уверенной поступью вылетело из российской премьер-лиги в первый дивизион. И не похоже, что в ближайшее время сможет выйти обратно. А с погрязшими в коррупции низшими российскими дивизионами уже привыкший к совсем другому уровню отношений Абрамович связываться явно не захочет.

Если российский футбол придет в жизнь олигарха уже после покупки «Челси», то с хоккеем он был связан аж с 2000 года. Именно тогда «Сибнефть» заключила спонсорский контракт с омским клубом «Авангард». По словам президента компании Евгения Швидлера, она пошла на это «из чувства социальной ответственности перед Омской областью». Вряд ли соглашение свидетельствовало о пылкой любви Абрамовича к российскому хоккею – дело, как обычно и бывает в России, было в необходимости развития основного бизнеса в регионе – и что-то нужно было давать ему взамен.

В первом же сезоне «Авангард» добрался до финала плей-офф – но главные успехи клуба пришли, что любопытно, в сезоне 2003/04 годов, который параллельно стал первым для «Челси». Абрамович ходил на каждый матч лондонского клуба и при этом, по рассказу капитана «Авангарда» Олега Твердовского (приехавшего прямиком из клуба-обладателя североамериканского Кубка Стэнли «Нью-Джерси Дэвилз» как раз на деньги Абрамовича), каким-то образом выкроил время провести с ним в Подмосковье часовую беседу о том, что происходит с клубом. В конце сезона «Авангард» стал чемпионом России, а на следующий – во время забастовки в НХЛ – совершил невозможное, зазвав в Омск на целый год звезду мирового хоккея номер один чеха Яромира Ягра. В том же году началось строительство нового ледового дворца за 100 миллионов долларов…

Так что о российском спорте Абрамович совсем уж не забывал.

И все же у него возникла потребность в чем-то принципиально ином. Как же на его горизонте возник «Челси»?

Поначалу Роман Аркадьевич (а если быть более точным, то мощная команда его аналитиков во главе с начальником департамента корпоративных финансов «Сибнефти» лондонцем Ричардом Крайцманом) рассматривал множество вариантов. В основном – английские, хотя на первом этапе шел разговор и о римском «Лацио». Но, как утверждается в книге «Честно о „Челси“», «форма собственности итальянских и испанских клубов показалась самому Абрамовичу слишком запутанной».

В итоге на «финишную прямую» вышли четыре клуба. Раньше всех отпал «Манчестер Юнайтед": его финансовое могущество на тот момент не требовало новых вливаний. Правда, два года спустя миллиардер из США Малкольм Глэйзер скупил-таки все акции „МЮ“ за 790 миллионов фунтов – но восстановил против себя множество болельщиков клуба. Возможно, пугающими суммами взятых на это кредитов. В Манчестере непримиримые фанаты организовали даже любительскую команду United of Manchester, заявленную в десятую (!) лигу и тут же ставшую собирать по несколько тысяч зрителей. Можно предположить, что аналитики Абрамовича просчитали все эти негативные последствия наперед.

Отпал и «Арсенал": на тот момент лондонские власти еще не дали добро на строительство нового стадиона, а без этого будущее клуба представлялось весьма туманным. Таким образом, в „финал“ вышли два других лондонских клуба – „Челси“ и „Тоттенхэм“. Израильский агент Пини Захави, проворачивавший сделку, трудился в поте лица.

Приобретение «Тоттенхэма», как многие считают, было бы более логичным для Абрамовича, поскольку этот клуб исторически ассоциируется с еврейской диаспорой Лондона. И переговоры по приобретению команды со стадиона «Уайт Харт Лэйн» продвинулись далеко – однако в решающий момент председатель совета директоров «Тоттенхэма» Даниэл Леви решил попробовать раскрутить богатеньких русских по полной программе. В печати фигурировала сумма в 50 миллионов фунтов, которые он вроде бы попросил за 29,9 % акций. Таким образом, весь клуб Леви оценивал в 167 миллионов, тогда как, согласно стоимости акций «Тоттенхэма» на бирже, эта сумма должна была исчисляться всего 20 миллионами.

Следующая фаза переговоров была назначена на 1 июля. На тот самый день, когда на весь мир прогремела новость о покупке Абрамовичем «Челси».

$$$

Седобородый экс-владелец «Челси» Кен Бэйтс был боссом экстравагантным. «Отдыхающий такой старичок», – охарактеризовал его как-то в разговоре со мной Дмитрий Харин, бывший вратарь лондонского клуба, еще в доабрамовичевскую эпоху игравший в «Челси» на протяжении семи лет. И рассказал историю, из которой можно сделать вывод о любви Бэйтса к внешним эффектам.

«Помню один случай, – вспоминал Харин. – Приехали мы со сборной России на чемпионат мира в США. Выходим на тренировку перед матчем с Бразилией на пустом 45-тысячном стадионе Стэнфордского университета в Калифорнии. Тишина, только мячи звенят. И вдруг вижу, что с верхотуры трибун к нам спускается альбинос. С белыми волосами, белой бородой, в эффектном белом костюме. Рядом – его нарядная жена. Это и так была какая-то сюрреалистическая картина, но она стала вообще невероятной, когда этот человек поднял конверт, замахал им и крикнул на весь пустой стадион: „Рашки!“ Это Бэйтс так меня называл. Вся сборная остановилась, смотрит, тихо меня спрашивают: „Кто это?“ Когда отвечаю, что президент „Челси“, у людей дар речи пропадает. Кричу ему: „Кен, ты мне чек принес?“ И слышу: „Нет, рабочую визу. Чтобы в Россию обратно не уехал!“»

Девять лет спустя Бэйтс в такой же эффектной манере продаст клуб другому «рашки». И сделает это в своем стиле – за 20 минут…

Он купил погрязший в долгах «Челси» в 1982 году за символическую сумму в… один пенс – взяв, правда, на себя обязательства по всем его долгам, составлявшим около двух миллионов фунтов. По меркам 80-х, это была очень серьезная сумма. А если учесть, что «Челси» в тот момент выступал во втором английском дивизионе и едва не вылетел в третий, перспективы у Бэйтса просматривались не самые радужные.

Но бизнесмен с энтузиазмом взялся за дело, и за 21 год добился немалого. Конечно, ни о каком титуле чемпионов Англии, которым «Челси» в последний раз до того владел в лохматом 1955 году, не было и речи, но в период с 1997 до 2000 года «синие» выиграли сразу пять Кубков – дважды Кубок Англии, по разу Кубок английской лиги и два европейских трофея – Кубок обладателей кубков и Суперкубок Европы.

Эпатажная натура Бэйтса отразилась на «Челси» особенным образом. Клуб стал первооткрывателем понятия «играющий главный тренер». Владелец назначал самого опытного и именитого игрока-ветерана тренером, при этом не снимая с него обязанностей футболиста. Так было и с англичанином Гленом Ходдлом, и с голландцем Рудом Гуллитом, и с итальянцем Джанлукой Виалли. Было очень занятно наблюдать, как все эти молодые специалисты выпускают на замену… самих себя. Гуллит, кстати, ввел в обиход еще один неологизм – sexy football («сексуальный футбол»). То есть – красивый, аппетитный, который должен манить зрителей.

Считался «Челси» и самым интернациональным клубом Англии. Долгое время в основном составе команды выходил лишь один игрок из собственной страны – Деннис Уайз, накануне прихода Абрамовича в этой же роли выступал Фрэнк Лэмпард. На новичков из самых разных стран тратились миллионы, болельщики ворчали, жалуясь на отсутствие у команды доморощенного костяка (хитрый Абрамович это сразу учтет и потрафит фанам скупкой молодых английских талантов). Но Бэйтсу была скучна планомерная и целенаправленная работа, он загорался чем-то так же быстро, как и потом перегорал. Тренеры, игроки – все менялось, как в калейдоскопе. Такой вот у владельца и президента был характер.

Все это было бы весело, если бы не было так печально. Потому что в какой-то момент вконец потерявший бдительность Бэйтс совершил ряд грубых финансовых просчетов, которые к лету 2003 года привели «Челси» на грань банкротства.

Ранее он взял кредит в 75 миллионов фунтов, большая часть которого ушла на строительство отелей «Челси Виллидж» и «Корт», двух ресторанов – «Фишнетс» и «Арклс», а также оздоровительного центра «Мир спорта». Вот только ни в отели (обычный двухместный номер, скажем, поначалу стоил 290 фунтов в сутки), ни в рестораны народ не повалил, предпочитая либо что-то в центре Лондона, либо подешевле. Рестораны были заполнены только в дни матчей, то есть 25 дней в году. Оздоровительный центр тоже оказался непомерно дорогим. Безумные деньги были вложены и в строительство на Западной трибуне десяти VIP-лож, за каждую из которых Бэйтс рассчитывал выручать по миллиону долларов в год. Но выкупили только три таких ложи. В семи остальных во время матчей сидело по одному стюарду. Теперь же от наплыва одних только российских бизнесменов все эти ложи лопнуть готовы…

К лету 2003-го срок первой выплаты по 75-миллионному кредиту – более 23 миллиона фунтов – уже подошел. Общая сумма долгов выросла до 90 миллионов. Крах казался неизбежным. Денег не было.

Бэйтсу оставалось радоваться только одному. Раньери смог в матче последнего тура против «Ливерпуля» вывести команду на четвертое место в чемпионате, что обеспечило «синим» место в следующей Лиге чемпионов – а значит, европейские перспективы и солидные доходы.

Годом ранее в поисках выхода из финансовой пропасти Бэйтс пригласил в клуб Тревора Бирча – специалиста по финансовому регулированию. Он-то и встретился с Захави и еще одним агентом Джонатаном Барнеттом за обедом в клубе «Ле Амбассадор» на Парк-лейн, причем, по символичному совпадению, это произошло 23 апреля – в тот самый день, когда Абрамович млел от футбольного спектакля на «Олд Траффорд». Тогда израильтянину, уже наладившему тесный контакт с российским миллиардером, и стал ясен масштаб проблем, которые испытывает «Челси».

Наивно думать, будто покупка «синих» далась Абрамовичу легким взмахом волшебной палочки. Конкурентов было – пруд пруди. Но самое интересное, что они знали друг о друге, а о российском варианте не имели ни малейшего представления! Ни деятель консервативной партии Дэвид Меллор с магнатом в области недвижимости Полом Тэйлором, ни экзотическая венесуэльская группа инвесторов, собиравшаяся расплачиваться… немецкими облигациями 1920-х (!) годов – никто об Абрамовиче и не ведал до последнего дня. Это тем более удивительно, что Бэйтс и Меллор считались близкими приятелями. Можно представить, какое бессильное бешенство Меллор испытал после звонка «друга» Бэйтса: мол, я продал команду русским…

26 июня Бэйтс в своем офисе на территории «Стэмфорд Бридж» встретился с Абрамовичем, Ткаченко и Евгением Тененбаумом, управляющим директором компании Millhouse Capital – как ее называли в печати, «кошелька» миллиардера. Решение, как уже говорилось, было принято за 20 минут. Абрамович купил «Челси» за 59,3 миллиона фунтов и взял на себя обязательства по долгам, которые составляли 90 миллионов фунтов. Итого – около 150 миллионов (примерно 250 миллионов долларов).

На следующий день в 16.00 Абрамович, Тененбаум и Крайцман встретились в «Челси Виллидж» с финансовыми советниками «Челси» и представителями биржевой брокерской компании. Позже ее глава Кит Харрис признавался, что никогда не видел подобной быстроты осуществления сделки. К началу следующей недели все последние ее детали уже были утрясены. Бэйтс получил за свои акции семнадцать миллионов и при этом сохранил пост председателя совета директоров клуба – это было одно из его непременных условий. Правда, через некоторое время своенравному Бэйтсу все-таки предложат подвинуться, для начала запретив даже писать традиционную колонку в клубную программку к матчу. Бэйтс уйдет, будет костерить новое руководство «Челси» на каждом углу, даже судиться с ним. А затем успокоится, купив другой клуб – «Лидс». При этом из пентхауса в отеле «Челси Виллидж» сердобольный Абрамович его не выгонит – он у бывшего владельца клуба сохранится до сего дня…

1 июля 2003 года в 8 утра о сделке было объявлено официально. Для начала Абрамович купил 50,09 % акций компании Chelsea Village за 29,7 миллиона фунтов, став обладателем контрольного пакета. (В дальнейшем он воспользуется правом скупить оставшиеся акции и превратит открытое акционерное общество в частную компанию).

Новость заставила всполошиться весь мир. Но никто еще не мог предположить, что за следующие два месяца Абрамович истратит на покупку новых игроков еще 115 миллионов фунтов (свыше $ 190 млн) и будет официально признан в Лондоне «человеком года». Что в мае 2005-го «Челси» впервые за последние 50 лет станет чемпионом Англии и через год повторит этот успех. Что о российском миллиардере в Британии поставят мюзикл, а болельщики команды, однажды увидев его на подходах к стадиону, поднимут на руки и понесут до входа. Что всего на данный момент за четыре года при Абрамовиче «синие» завоюют пять внутрианглийских призов (два чемпионских титула, один Кубок Англии, два Кубка лиги) – но так пока и не доберутся до заветной мечты – победы в Лиге чемпионов. Что Роман Аркадьевич сможет исполнить свою мечту и купить у «Милана» его икону – Андрея Шевченко…

Но главное – что «Челси» постоянно будет находиться в центре внимания. Причем достигнет этого и победами, и деньгами, и скандалами. А высшим шиком в российском бизнес-сообществе станет небрежно брошенная фраза: «Вот слетал вчера на „Челси"—"Манчестер Юнайтед“. Как сыграли? Темнота, такие вещи знать надо. Конечно, НАШИ их порвали, как Тузик грелку!»

Однажды я спросил бывшую звезду «Манчестер Юнайтед» Андрея Канчельскиса:

– Болеешь сейчас за «МЮ»?

– Конечно, – ответил полузащитник. – Там осталась очень большая часть моего сердца. Сейчас многие у нас в стране переключились на «Челси», хотя, думаю, половина его новых болельщиков до прихода Романа Абрамовича не знала, что есть такая команда. А я всегда буду верен «Юнайтед».

Канчельскис прав: «Челси» стал в России последним писком моды, этаким «Бентли» от футбола. При этом смею предположить, что большинству наших соотечественников, с пафосом приезжающих на «Стэмфорд Бридж», сам футбол глубоко по барабану.

Что же касается англичан, то неоднократные визиты на родину футбола дают мне основания сделать вывод об их отношении к клубу Романа Аркадьевича и к нему лично. Категории всего две – болельщики и не болельщики «Челси».

Даже для самых набожных болельщиков «Челси» понятия «Абрамович» и «Всевышний» стоят как минимум на равных, причем у кого больше могущества – еще вопрос. Будь их воля – не сомневаюсь, у «Стэмфорд Бридж» установили бы стометровый прижизненный памятник миллиардеру, как Ким Ир Сену в Пхеньяне. Всего за два года Абрамович подарил им то, о чем они тщетно мечтали полвека, – чемпионский титул. И потом еще один.

А вот у не болельщиков «Челси» – точнее, у поклонников всех остальных клубов – от одного этого слова на лицах появляется гримаса отвращения. Объяснить это очень легко – богатых не любят везде.

В Англии же особенно распространена философия «боления» за слабых: когда играют две команды, нейтральные зрители всегда поддерживают underdog – клуб, который заведомо не является фаворитом.

Разделяет эту философию и Валерий Драганов, которого я спросил:

– Бывали ли на домашних матчах «Челси»?

– Ни разу. Хотя приглашения от руководителей «Челси» получаю регулярно.

– Сопереживаете как-то этому клубу?

– Я не болею за «Челси». Сначала думал, что так отношусь к этому клубу из-за Клаудио Раньери, но, в конце концов, понял, что это просто «не моя» команда. И, откровенно говоря, очень расстроился, когда в нее решил перейти Андрей Шевченко…

$$$

Покупка Абрамовичем «Челси» вызвала бурю не только в Англии, но и на родине. Недаром и сейчас его личность у российских болельщиков вызывает полярное отношение! Передо мной лежит наглядное доказательство – исследовательский отчет «Факторы и перспективы развития сферы футбола в России» за 2006–2007 годы, который провели ВЦИОМ и фонд «Национальная академия футбола», открытый как раз таки Романом Аркадьевичем. В разделе 6.4. – «Роль личностей в развитии футбола» – написано: «Самой противоречивой фигурой влияния на развитие российского футбола в массовом сознании является Роман Абрамович. Он с большим отрывом возглавил как список субъектов положительного влияния на развитие футбола в России (23 %, у следующего сразу за ним Президента РФ Владимира Путина 12 %), так и отрицательного влияния (16 %, у следующего антигероя Вячеслава Колоскова 9 %)».

И это сейчас, когда олигарх изрядно уравновесил вложения в «Челси» работой на российский футбол. А тогда, в 2003-м, вокруг поступка Абрамовича и вовсе полыхали гигантские языки пламени. Мэр Москвы Юрий Лужков громыхнул заявлением: «Это плевок в Россию!» Солидарен был с ним и спикер Совета Федерации Сергей Миронов: «Человек, который покупает клуб, с которым нашим клубам, может быть, придется конкурировать – а я в это верю! – не патриотичен, как минимум». К ним присоединился председатель Счетной палаты Сергей Степашин и многие другие политики.

Но прошло четыре года, и, когда мы с коллегами спросили того же Степашина, почему он был против покупки Абрамовичем «Челси», главный счетовод страны отвечал уже в несколько ином ключе.

То есть, он не отказывался от старых своих претензий, говоря, что «сначала нужно свои поля и клубы охаживать» и «кичиться богатством вообще некрасиво, а в стране, где 40 процентов населения живет за чертой бедности, – тем более». Однако тут же добавил:

«Сейчас эту тему мы сняли, потому что Абрамович активно работает на российском рынке. ЦСКА хотя и не его команда, но понятно, откуда ноги растут. И футбольные поля в России он помогает делать…»

Как видим, Степашин четко дал понять: как только у Абрамовича руки дошли до российского футбола, все претензии по «Челси» были сняты. Подозрения, что «начальника Чукотки» вызвали куда-то очень высоко и мягко посоветовали вкладывать деньги в отечественный футбол, высказывались уже давно. Но ни одной цитаты, подтверждающей это, пока не прозвучало.

«Я о таких вызовах на футбольную тему не знаю, – сказал мне в интервью член исполкома РФС, начальник экспертного управления президента России Аркадий Дворкович. – По-видимому, Роман Аркадьевич действительно хочет содействовать развитию футбола в стране. Помощь РФС он оказывает сразу по нескольким направлениям. Да, начал он с „Челси“, но то, что сбалансировал это масштабной поддержкой футбола в России, с морально-этической точки зрения очень хорошо».

Коллега Дворковича по РФС и политике Валерий Драганов предполагает: Абрамович догадывался, что просьба сверху рано или поздно последует, и, как умный человек, решил сыграть на опережение.

«Мне кажется, если бы инвестиции Абрамовича в футбол носили конъюнктурный характер, он сделал бы разовое „вливание“ и затем сказал „хватит“. А Абрамович планомерно вкладывает деньги в инфраструктуру, является едва ли не единственным человеком, который системно развивает футбол в стране. И делает это более эффективно, чем Российский футбольный союз. Что же касается моего отношения к критическим высказываниям в его адрес со стороны „крепких хозяйственников“, то они у меня вызывают только досаду. Брюзжание по поводу огромных денег, вложенных в покупку „Челси“ на фоне недоедающего и бедствующего народа – это такая социальная потребность, популизм. Не более того».

У представителей интеллигенции, с которыми мне довелось пообщаться в 2003 году, отношение к покупке «Челси» тоже оказалось диаметральным. Михаил Боярский, к примеру, назвал историю с «Челси» «шоу-бизнесом, в котором за победу борются не спортсмены, а деньги». Олег Табаков, напротив, отреагировал так: «Мы должны уважать право человека распоряжаться тем, что ему принадлежит». Но оговорился, что болеть за «Челси» начал бы в том случае, если бы за эту команду выступал кто-то из наших игроков. Летом 2004-го Абрамович ему такую возможность в лице Алексея Смертина на год подарит…

Не стал осуждать олигарха и Валентин Гафт, высказавший мне вот какую мысль:

«В основе разговоров о деньгах обычно лежит зависть. А я никому не завидую. И суммы, которые, скажем, Абрамович тратит на „Челси“, только подогревают у обывателей интерес: почему такие деньги тратятся на этих парней в трусах и футболках? Да потому, что от переживаний за этих парней люди на трибунах умирают. У-ми-ра-ют! От боли за команду разрываются сердца…»

Об этом высказывании Гафта я вспомнил, оказавшись на стадионе английского клуба «Эвертон» из Ливерпуля. По периметру футбольного поля там расположены… могилы. Точнее, крохотные урны с прахом сотен болельщиков, завещавших похоронить себя на стадионе, где играет любимая команда. Можно представить, что чувствуют игроки, выходя на арену, где их гонят к чужим воротам не только живые, но и ушедшие в мир иной. А как англичане на стадионах поют – ни одному Паваротти не снилось!

Вот что такое бесподобная английская футбольная атмосфера, которая породила высказывание известного писателя Ника Хорнби, ярого поклонника «Арсенала": „Можно поменять жену, но не любимую команду“. Эта аура и пленила Абрамовича, заставив его потратить безумные деньги на „Челси“...

Любопытную мысль я услышал от писателя Виктора Шендеровича. Касается она не Абрамовича напрямую, а старой, как мир, темы: какой футбол любить – наш, но плохой, или «ихний», зато хороший? Прямо как у Романа Карцева: маленький, но по три, или большой, но по пять?

Шендерович вспоминал чемпионат мира по футболу 2002 года, когда мы в решающем матче группового турнира проиграли бельгийцам:

«Ну забил бы на последней минуте головой Кержаков, ну вышли бы на бразильцев. И что, вы мне прикажете болеть против Роналдо и Роналдинью за Онопко и Ковтуна? Я люблю футбол, и для меня эстетическая его сторона значит больше, чем патриотическая».

Покупая «Челси», Абрамович придерживался того же образа мышления, какой высказал Шендерович. И, будучи сам любителем красивого футбола, я их понять могу. Но за наших горе-мастеров почему-то все равно болею…

$$$

Вернемся, однако, к еще одной фразе Степашина: «ЦСКА хотя и не его команда, но понятно, откуда ноги растут». С помощи клубу, имеющему лишь историческую связь с армией (за него очень переживает, к примеру, столь серьезная фигура, как Сергей Иванов), отношения Абрамовича с российским футболом, собственно, и начались.

Ранней весной 2004 года президент Профессионального футбольного клуба (ПФК) ЦСКА Евгений Гинер и президент «Сибнефти» Евгений Швидлер (оба по совместительству – близкие друзья Абрамовича) подписали трехлетний спонсорский контракт. За надпись «Сибнефть» на футболках московскому клубу полагалась внушительная сумма в 54 миллиона долларов. Неожиданностью это не стало, поскольку еще в 2003-м ходили упорные слухи о желании Абрамовича приобрести 50 процентов акций ПФК ЦСКА. Более того, уже в мае следующего года факт переговоров «Сибнефти» с футбольным клубом на эту тему мне задним числом подтвердил один из самых близких к Абрамовичу людей – его пресс-секретарь Джон Манн. Произошло это в самолете Москва – Лондон, направлявшемся на тот самый проигранный полуфинал Лиги чемпионов «Челси» – «Монако», после которого будет окончательно решено уволить Раньери…

Контракт «Сибнефти» с ЦСКА год не «дожил» до конца из-за того, что Абрамович продал компанию. Покупатель – «Газпром» – к тому времени уже вступил во владение конкурирующим футбольным клубом – «Зенитом» из Санкт-Петербурга, а потому выполнять обязательства предшественников не пожелал. Впрочем, нет сомнений, что миллиардер клуб своего друга без помощи не оставил, пусть теперь и в неофициальном порядке. Слова Степашина – тому лишнее подтверждение.

Сотрудничество Абрамовича с ЦСКА дало сенсационные плоды. Этот клуб прежде никогда в своей истории не добивался сколько-нибудь значимых успехов на европейской арене (у тех же «Спартака», «Локомотива» и «Динамо» были достижения намного более весомые), а тут вдруг вышел в финал Кубка УЕФА – второго после Лиги чемпионов континентального соревнования. 18 мая 2005 года в Лиссабоне встретился с местным «Спортингом». Почему на чужом поле? Потому что место проведения матча было названо еще за пару лет до турнира. Но заполненный до отказа огромный, враждебно настроенный стадион не помешал ЦСКА одержать победу со счетом 3:1 и впервые в истории российских клубов выиграть европейский кубок!

Вот только Абрамович, который ходил на матчи ЦСКА при первом удобном случае, увидел это историческое событие лишь по телевизору. Как раз в тот день Владимир Путин назначил встречу с губернаторами. Да не в Москве, а в Хабаровске. Чем бы ни был нашпигован личный самолет олигарха – от Дальнего Востока до юго-западной окраины Европы долететь за несколько часов не в состоянии и он. Бывают, оказывается, вещи, неподвластные даже миллиардерам…

Тем не менее, его вклад в победу ЦСКА в Кубке УЕФА был очень велик. Не только потому, что без «Сибнефти» вряд ли были куплены будущие игроки сборной Бразилии – Карвалью и Вагнер Лав. А, главное, поскольку Абрамович в ЦСКА, как и в «Челси», предпочитал не лично руководить каждой мелочью, а нанимать профессионалов, которым можно доверять. Таким профессионалом в «армейском» клубе стал его президент Евгений Гинер.

В 2003 году ЦСКА выиграл чемпионат России. Однако после окончания сезона Гинер уволил главного тренера Валерия Газзаева за крайне неудачные выступления в Европе (москвичи не попали в Лигу чемпионов, проиграв слабому македонскому «Вардару»), невразумительное качество игры, далеко не идеальный имидж в глазах болельщиков. Были и другие причины. Одной из них наверняка являлось скептическое отношение к нему на тот момент со стороны Абрамовича. Об этом – редчайший случай для суперзакрытого миллиардера! – пресса узнала из первых рук.

В начале 2004 года группа российских болельщиков и журналистов прилетела в Лондон на матч «Челси» – «Арсенал», после которого состоялась безумная по своей роскоши Russian party. В виде исключения гостей на ней встречал лично Роман Аркадьевич – почему-то, правда, убедительно попросивший в телесюжетах его не демонстрировать. Зато с болельщиками, в том числе и подвыпившими, он фотографировался охотно. И когда кто-то из них спросил его: «Раньери будете увольнять?», ответ убил всех наповал: «А кого ставить – Газзаева, что ли?» Более живой фразы от Абрамовича репортеры не слышали никогда…

Кто бы мог подумать, что меньше чем через два года о триумфаторе Кубка УЕФА Газзаеве будут писать книгу из серии «ЖЗЛ», а еще одно елейное произведение о нем назовут «Приговорен к победе"! Все течет, все изменяется…

Тогда, зимой 2004-го, ироничное отношение Абрамовича к Газзаеву было вполне объективным. На его место назначили известного, но уже пожилого португальца Артура Жорже. Команда стала играть техничнее и умнее, но у нее исчезла воля к победе, страсть, которую ей придавал неистовый Газзаев. Вялый португалец не смог найти общего языка с игроками, и летом Гинер вдруг принял шокирующее решение… вернуть Газзаева. Доподлинно известно, что Абрамович от этого шага своего друга был далеко не в восторге. Но, скрепя сердцем, решил: Гинер ближе, ему – виднее.

И правильно решил. Газзаев за полгода многое для себя переосмыслил. Для него, всегда работавшего по циничной формуле «цель оправдывает средства», увольнение после первого места в чемпионате стало чем-то вроде электрошока. Оказалось, что победа списывает не все грехи, и нужен не только результат, но и зрелище. А в Абрамовиче, явно повлиявшем на увольнение Газзаева, проснулся тот самый ценитель красивого футбола, который и решил купить «Челси».

Накладывать «вето» на решение Гинера вернуть тренера олигарх не стал. А Газзаев благоразумно не стал разрушать тот каркас умной игры, который успел наработать Жорже, но добавил тех самых эмоций, которых ЦСКА при португальце так не хватало. Плюс пара-тройка сильных новых игроков – в первую очередь засверкавший всеми красками своего таланта Карвалью – и невероятный триумф в Кубке УЕФА стал реальностью. Правда, не обошлось и без казуса: на специально изготовленных на случай победы золотых футболках, в которых футболисты вышли на подиум получать награды, в клубе забыли написать Sibneft. За что потом руководство клуба, говорят, получило от кого следует по полной программе.

Ирония судьбы заключалась в том, что «дублирующий» проект Абрамовича, ЦСКА, добился победы в Европе быстрее основного. Другое дело, что успех этот оказался одноразовым: ни сами армейцы, ни другие клубы в последующие сезоны его развить не смогли.

А ведь тогда, в 2005-м, ЦСКА оказался в Кубке УЕФА после весьма драматических событий. Начинал-то он тот европейский сезон осенью 2004-го с более престижного соревнования – Лиги чемпионов.

Тут следует заметить, что мировой и европейский союзы футбольных ассоциаций – ФИФА и УЕФА – крайне неодобрительно смотрят на ситуации, когда у двух или более клубов один и тот же владелец.

А если, например, в Лиге чемпионов две подобные команды оказываются в одной группе, и наличие общего хозяина доказывается документально, одна из них должна быть исключена из турнира.

Так вот, в 2004 году жеребьевка Лиги чемпионов, словно нарочно, свела в одну и ту же группу «Челси» и ЦСКА!

В книге Гарри Харриса «Весь путь Жозе», посвященный первому чемпионскому сезону «Челси» под руководством Жозе Моуринью, эта история описывается так:

«Кампания „Челси“ в Лиге чемпионов не могла начаться с более противоречивой и интригующей жеребьевки, чем та, что прошла в Монте-Карло. Группа, куда попала команда, включает в себя московский ЦСКА – клуб, который спонсирует Роман Абрамович. Русский владелец „Челси“ вложил 40 миллионов фунтов (по официальным данным – 54 миллиона долларов. – Авт.) в спонсорский контракт с ЦСКА – и связи миллиардера с обоими клубами влекут за собой расследование УЕФА. По иронии судьбы, за два дня до жеребьевки Абрамович был в Шотландии, где болел за ЦСКА в их квалификационном матче против местного «Рейнджерс». И так радовался их выходу в групповой раунд Лиги чемпионов, что пришел в раздевалку ЦСКА после игры поздравить команду… После расследования продолжительностью в неделю УЕФА объявила, что удовлетворена выявленными результатами: контрольного пакета акций в ЦСКА у Абрамовича нет».

В связи с тем, что закона, ограничивающего размер спонсорской помощи владельца какой-либо команды другому клубу не существует, тема была исчерпана.

Две встречи команды-"побратимы» проводили между собой.

Я приехал в Англию за неделю до первого поединка, в Лондоне, и отправился в Манчестер на игру «Челси» против местного «Сити».

В обратном поезде один из болельщиков «синих» язвительно напророчил: «Готов предложить пари, что в Москве ЦСКА выиграет – 1:0».

И нехорошо подмигнул. Фанат явно намекал на то, что «Челси» безвозмездно поможет российским собратьям…

Кстати, занятная деталь: перед тем самым матчем в Манчестере футболисты «Челси», разъехавшиеся по различным национальным сборным, возвращались на… чартерах, заказанных Абрамовичем. Если, к примеру, футболисты «Арсенала», выступающие за сборную Англии, летели из Баку вместе со сборной с пересадкой в Лондоне, то Терри, Лэмпард и Коул – представители «Челси» – сели в специальный самолет и прилетели прямо в Манчестер. Из Лиссабона после матча Португалия – Россия, закончившегося позорным для нас счетом 7:1, на другом чартере туда же отправились наш Смертин и два португальца. А заодно – сам Роман Аркадьевич, летавший поддержать сборную России…

Каждый из чартеров обошелся Абрамовичу в сто тысяч фунтов. Если ты – миллиардер, чего только не сделаешь, чтобы твои игроки были «в шоколаде"!

А прогнозы скептиков, предрекавших «помощь» лондонцев ЦСКА, не сбылись. «Челси» обыграл братьев из России как на «Стэмфорд Бридж» (где поклонники ЦСКА вывесили баннер: «Абрамович, отдай нам три очка!»), так в Черкизове. Моуринью выставил на ответный, московский, матч боевой состав, хотя после трех побед мог дать лидерам отдохнуть. Но очень многие в России все равно не могли поверить в то, что на поле будет честная борьба, – слишком уж ко многому приучили наших несчастных болельщиков в родном чемпионате. Только победив, «Челси» развеял все эти подозрения.

Гарри Харрис в книге «Весь путь Жозе» вспоминает:

«Моуринью и его игроки прибывают на стадион „Локомотив“ в одном автобусе с Романом Абрамовичем. Теоретики-конспирологи уже заявили, что любой результат матча, кроме победы „Челси“ – следствие сговора, чтобы помочь ЦСКА выйти из группы. Когда Абрамович выходит из автобуса „Челси“, он четко дает понять, с кем он. В воскресенье его тоже видели общающимся в отеле „Балчуг“ с гостями, среди которых – знаменитый тренер сэр Бобби Робсон. Но вряд ли кого-то удивляет, что Абрамович не присоединяется к футболистам и тренерам „Челси“ во время их экскурсии на Красную площадь, во время которой мужественный человек Джон Терри игнорирует холод посредством шортов и шлепанцев… Когда мяч влетает в сетку ворот ЦСКА, обычно бурно радующийся голам „Челси“ Абрамович позволяет себе едва заметную улыбку. Что поделаешь – в директорской ложе „Локомотива“ много влиятельных в России фигур, даже бывший президент страны Борис Ельцин».

«Челси» с ЦСКА тогда сыграли честно, а вот честно ли Моуринью проиграл в последнем туре своим землякам из «Порту», с которыми еще в предыдущем сезоне победил в Лиге чемпионов (после чего и был приглашен в «Челси»), не знает никто. Многие в России сомневаются.

С другой стороны, кто тянул за язык Моуринью, когда он делал заявление, приведенное в той же книге Харриса?

«Покидая поле стадиона „Локомотив“ после победы над ЦСКА, Моуринью дал обещание тренеру москвичей Валерию Газзаеву. Несмотря на уже гарантированный „Челси“ выход в 1/8 финала Лиги чемпионов, португалец заверил россиянина, что его команда не будет расслабляться в двух оставшихся матчах с „ПСЖ“ и „Порту“».

Газзаев это обещание запомнил. И когда «Челси» проиграл-таки «Порту», затаил нешуточную обиду. Когда через год в редакции «Спорт-Экспресса» Газзаеву был задан вопрос, с кем из маститых тренеров он общался на европейской тренерской конференции, по поводу Моуринью тренер нервно бросил: «Он мне неинтересен». И потом добавил: «Мужчина должен держать слово».

Природа газзаевской обиды вдвойне удивительна оттого, что благодаря поражению «Челси» от «Порту» его команда заняла третье место и попала в Кубок УЕФА. Тот самый, который в следующем мае принесет ЦСКА первый в истории российского футбола триумф. А самому Газзаеву, еще годом ранее ошельмованному, – море неумеренных славословий. Если же москвичи вышли в кубковый раунд Лиги чемпионов, далеко бы они вряд ли смогли продвинуться – уровень все же не тот.

И, наконец, еще одна цитата из книги Харриса, вновь доказывающая, что отношения между «Челси» и ЦСКА несколько сложнее, чем можно предполагать. Речь – о переходе зимой 2005-го из московского в лондонский клуб чешского полузащитника Иржи Ярошика.

«Тренер ЦСКА Валерий Газзаев разгневан уходом Ярошика. Публично он соблюдает каменное молчание, но в частном порядке спрашивает друзей, как клуб мог позволить такому произойти. Ответ, как и многие московские тайны, знает только Абрамович, близкий друг президента ЦСКА Евгения Гинера».

Абрамовича и Гинера по-прежнему нередко видят на футбольных матчах вместе. Раз в год это происходит в Израиле, где Роман Аркадьевич в конце каждого января проводит Кубок Первого канала, где за солидный призовой фонд сражаются лучшие команды России – ЦСКА и «Спартак», Украины – «Динамо» (Киев) и «Шахтер», а с 2007 года – и Израиля. В эти дни в Тель-Авив съезжается русскоязычная бизнес-элита со всего мира. В прошлом году один из моих коллег, беседуя в фешенебельном отеле с главным тренером сборной Украины Олегом Блохиным, за соседним столиком обнаружил не кого-нибудь, а лично Бориса Абрамовича Березовского…

$$$

В первые дни февраля 2006 года у знаменитого голландского тренера Гуса Хиддинка запиликал мобильный телефон. Звонил друг и помощник Романа Абрамовича – Евгений Тененбаум. Он поинтересовался возможностью личной беседы своего босса с Хиддинком – человеком, выходившим в полуфинал чемпионата мира со сборными Голландии и Кореи.

Хиддинк ответил «да». Хотя ни о какой работе со сборной России в тот момент еще и не помышлял. Да, у него были проблемы с голландскими налоговыми органами, да, в родном клубе «ПСВ» из Эйндховена, где он работал последние четыре года и с которым вышел в полуфинал Лиги чемпионов, ситуация была не радужной: прежнего президента клуба, друга Хиддинка, сменили новые люди, которым Гус не особо доверял…

Тогда-то и позвонил Тененбаум. Вскоре Абрамович на личном самолете прилетел в амстердамский аэропорт «Схипхол». Там, в переговорной комнате отеля «Шератон», и состоялась их первая встреча.

В книге «Хиддинк: это мой мир», целиком изданной пока только на голландском языке, тренер так описал свои впечатления от общения с олигархом:

«Я уже однажды встречался с Абрамовичем в его клубе. Тогда мы вместе с Питом де Фиссером (главный селекционер „ПСВ“ и личный советник Абрамовича. – Авт.) были даже у него дома, где-то в Лондоне. Приятное впечатление. Очень спокойный человек, даже скромный. Никакой бравады или намека на свой статус. Конечно, такое сразу отмечаешь. Ведь у нас есть стереотипы в отношении тех, кто смог так быстро разбогатеть. Вы сразу вешаете ярлык: подлый, отрицательный. Но ничего подобного. Никаких перстней или дорогих часов. Просто джинсы и обычные часы. Даже слишком простенькие.

Встреча в «Схипхоле» была короткой. Всего около сорока пяти минут. Это был скорее обмен первыми мыслями. Роман сказал: «Тебе это уже пару раз удавалось, поэтому мы будем очень признательны, если ты еще раз сделаешь то же самое для нас». Не могу сказать, что в тот момент меня сильно заинтересовало их предложение. Это было прощупывание, изучение друг друга».

Хиддинк с Абрамовичем уже были знакомы – с некоторых пор «Челси» и «ПСВ» подписали договор о сотрудничестве, и владелец лондонского клуба заинтересовался тем, что в Эйндховене делается для строительства и обновления базы клуба. «Однажды он даже приезжал в Херднанг (на тренировочную базу „ПСВ“. – Авт.). Никто и не знал, что Абрамович был в «ПСВ». Мы с ним спокойно все осмотрели и попили чаю. Харри ван Кеменаде, хозяин местной столовой, спокойно сидел с нами и даже не подозревал, кто этот парень в джинсах».

Абрамович и его люди продолжали «обрабатывать» Хиддинка и дальше. Но тут в конкуренцию вступила не кто-нибудь, а Английская футбольная ассоциация. Однако там Хиддинк был одним из трех кандидатов и ждать у моря погоды не захотел. Если в прежние времена одна мысль уговорить тренера такого уровня приехать работать в Россию показалась бы дикой, то теперь это удалось. Вице-президент английской FA и глава «Арсенала» Дэвид Дин был отправлен восвояси. Хиддинк подписал двухлетний контракт с Российским футбольным союзом. Причем зарплату Хиддинку платит именно Абрамович – точнее, его фонд «Национальная академия футбола».

«Работодателем выступает РФС, мы же по договору только платим зарплату – в качестве спонсорской помощи», – поясняет «полпред» Абрамовича в РФС Сергей Капков.

Решению впервые в истории нанять в сборную России зарубежного тренера никто не удивился. Все более или менее опытные российские специалисты на этом посту побывали, и безуспешно. После 1988 года – то есть еще с советских времен – наша сборная ни разу не проходила групповой турнир на чемпионатах мира и Европы, а трижды вообще не попадала в финальные стадии. Отечественные тренеры замкнулись в своем узком мирке, ничему ни у кого агрессивно не желали учиться, ходили по кругу, сменяя друг друга, – и журналистам в последние годы оставалось только из раза в раз требовать иностранца. И наконец-то это перестало быть гласом вопиющего в пустыне.

Абрамович привык выигрывать всегда и везде. И раз он связался с российским футболом – добровольно или вынужденно, значения не имеет – тут же захотел изменить положение дел. Можно представить, каково было Роману Аркадьевичу в июне 2004-го в Португалии, куда он приехал поддержать сборную России на чемпионате Европы! Олигарх даже заехал в штаб национальной команды в курортной Виламоуре, чтобы, подобно обычным болельщикам, получить футболку с надписью «Россия» на груди и текстом гимна на спине. В этой майке он на стадионах болел за команду, которая, как обычно, проиграла два первых матча и покинула турнир несолоно хлебавши. Контраст с его ощущениями на «Стэмфорд Бридж» был столь велик, что, подозреваю, на португальских стадионах Абрамович и решил: без крутых перемен в сборной не обойтись.

Правда, общественное отношение к Юрию Семину, после которого, собственно, и пришел Хиддинк, было иным, чем к его предшественникам. Уважаемый и по-человечески очень симпатичный специалист, превративший столичный «Локомотив» из «пятого колеса в московской футбольной телеге» в двукратного чемпиона России, сменил в сборной Георгия Ярцева посреди отборочного цикла чемпионата мира-2006. Ярцев, по сути, подписал себе приговор «ночным позором» в Португалии (1:7) осенью 2004-го, но уволен был только следующей весной – сразу после того, как Вячеслава Колоскова в кресле президента РФС сменил Виталий Мутко.

Итак, весной 2005-го Семин уходит из родного «Локомотива» в сборную, причем этот внезапный шаг вызывает волну самых разнообразных слухов. Главный из них сводится к тому, что тренера вызвали в Администрацию президента и сделали «предложение, от которого невозможно отказаться». Это было очень похоже на правду – потому что объективного резона срываться из клуба в национальную команду у Семина не было никакого.

Престиж? Да бросьте – работа со сборной к этому времени давно уже превратилась из предмета гордости в пугало, в заведомый удар по репутации. К тому же после провала в Португалии и домашней ничьей со Словакией (и то, и другое произошло при Ярцеве) шансов попасть на чемпионат мира у России оставался самый минимум. Чуда не произошло.

Тем не менее, Семину, чей контракт истекал в конце года, предложили остаться на его посту. 31 октября 2005-го он вылетел в Севилью, где в матче Лиги чемпионов играли местный «Бетис» и «Челси». Вылетел для того, чтобы встретиться с Абрамовичем. «Резонно предположить, что эта встреча окажет серьезное влияние на окончательное решение Семина», – предположил «Спорт-Экспресс».

Не оказала. У тренера, который неуютно чувствовал себя без каждодневной работы в клубе, уже было финансово заманчивое предложение от московского «Динамо», и оставаться в «черной дыре» он не захотел.

«Встреча (с Абрамовичем) была, – под Новый год рассказал Семин. – Тема – развитие российского футбола. Абрамович ведет программу „Подарим детям стадион“, создает детские футбольные академии. Недавно в рамках этих программ я открывал поле в родном Орле. Благодаря финансовой помощи Романа Аркадьевича даже в маленьких городах появляются фантастические газоны, на которых дети могут гонять мяч с утра до вечера. Абрамовичу небезразлично все, что касается футбола, который он очень любит. Наши разговоры касались, конечно, и сборной России. Думаю, что мои доводы по поводу ухода из сборной он принял. От него я и вышел со своим окончательным решением».

Последняя фраза Семина ясно дает понять, кто с некоторых пор принимает ключевые решения в российском футболе. Именно тихий, не дающий интервью Абрамович, после отказа Семина стал инициатором приглашения в сборную Хиддинка. И, более того, сам переговоры и провел.

– С прежними тренерами сборной вы разговаривали? – спросили Капкова журналисты.

– Только с Газзаевым. Но у него были другие планы.

– Между тем создается впечатление, что он хотел бы вновь возглавить национальную команду.

– Думаю, что хотел бы. Но его не отпустил бы ЦСКА, а совмещение исключалось.

– Кому принадлежит идея пригласить в Россию именно Хиддинка?

– Роману Абрамовичу.

Это правда. Мутко склонялся к другой кандидатуре – еще одного голландца Дика Адвоката, позже возглавившего богатейший «Зенит». Но когда миллиардера поставили перед выбором, он высказался в пользу Хиддинка. Если сопоставить уровень тренерского мастерства и достижений двух голландцев, следует признать бесспорную правоту Абрамовича.

Капков в интервью «Спорт-Экспрессу» объявил:

– "Национальная академия футбола» платит зарплату тренерскому штабу первой сборной России, точнее – Гусу Хиддинку, Йопу Алберде (техническому директору) и Игорю Корнееву. Зарплата Хиддинка составляет 2 миллиона евро в год без учета налогов, Алберда получает 250 тысяч евро, Корнеев – 200 тысяч. Плюс НАФ оплачивает всем троим поездки, жилье в Москве (Хиддинк, приезжая в Россию, живет в самом дорогом, четырехкомнатном номере отеля Ararat Hyatt. – Авт.), а также налоги, в которых сам черт ногу сломит – если не верите, спросите у Хиддинка. Грубо говоря, в России платится 30-процентный налог (для иностранцев), а когда наш главный тренер уезжает на родину, то сам доплачивает там еще 22 процента.

– Россиянину не положили бы такую зарплату, как Хиддинку?

– Полагаю, что нет. За плечами Хиддинка большой послужной список предыдущей успешной работы со сборными, поэтому инвестиции, связанные с его приглашением, менее рискованны, хотя в футболе гарантий достижения результата быть не может. С другой стороны, я почти уверен, что футбольное сообщество восприняло бы назначение отечественного специалиста еще более настороженно, чем иностранного.

К словам Капкова можно добавить, что пока Хиддинк кормильцев своих не разочаровывает, хотя радикального изменения в качестве игры сборной ему добиться не удалось. Впрочем, с уровнем отечественных футболистов, воспитанных в провальные для детского спорта 1990-е, иного и быть не могло. Голландец ведет себя очень открыто, дотошно объясняя прессе каждый свой шаг. Он резко омолодил сборную, доказав, что работает на перспективу. На сегодня команда под его руководством в отборочных матчах чемпионата Европы 2008 года не потерпела ни одного поражения, сыграв и дома, и в гостях вничью с прямым конкурентом – Хорватией. Впрочем, решающие встречи еще впереди.

Работая над этой главой, я еще не знаю исхода двух осенних матчей сборной против главного фаворита группы – англичан. И согласился ли тренер продлить контракт еще на два года, до чемпионата мира–2010 – тоже не знаю. Но в любом случае с крайне небольшим риском ошибиться, уже можно говорить, что пшиком приезд Хиддинка в Россию не обернулся. Правда, до корейского обожествления, где Гусу присвоили местное имя, дали гражданство и пожизненное право бесплатных перелетов самолетами Korean Air, пока еще далеко. А в Голландии для корейцев существуют специальные «Хиддинк-туры» с посещением дома, где он родился, перед которым установлена соответствующая табличка на корейском языке!

Чтобы нечто подобное произошло в России, Хиддинк должен вывести сборную на чемпионат Европы и дойти там до полуфинала – что пока вряд ли представляется возможным. Но главное, что уже удалось голландцу в нашей стране, – вернуть вес и уважение к тренерской профессии. Именно по инициативе Хиддинка «Национальная академия футбола» будет строить огромный Центр подготовки сборных России по футболу, где все национальные команды – от первой до младшей юношеской – будут работать в тесном контакте и взаимодействии. Правда, вокруг места строительства пока ведутся дебаты: администрация Московской области предлагает Звенигород, Мутко хочет что-нибудь поближе.

Именно Хиддинк, приехав в Сочи на сбор команды перед ноябрьским матчем в Македонии, настоял на срочном переселении сборной из сталинского пансионата «Зеленая роща» в пятизвездный отель, поскольку, по мнению голландца, условия подготовки в «Роще» не соответствовали современным требованиям. Любого российского тренера в ответ на такую просьбу РФС послал бы куда подальше – а Хиддинка нельзя! То же самое, кстати, произошло и в Москве, где Гус забраковал загородный пансионат «Бор» – и впервые в истории российского футбола игроки перед домашними матчами живут в столичном отеле Holiday Inn в Сокольниках. Все совковые стереотипы, что, мол, городская атмосфера не даст футболистам сосредоточенно готовиться к матчам, были отправлены на свалку истории.

$$$

Абрамович обречен на то, чтобы вокруг каждого его протеже роился миллион слухов. И как только ему удалось «заарканить» Хиддинка, тут же пошли гулять разговоры, что под Россию голландец «подписался» потому, что миллиардер пообещал ему следующее место работы – главным тренером «Челси». Все причастные к этому люди, начиная с самого Хиддинка, уже устали эту байку опровергать. Тем не менее, зимой 2007-го, когда наступило временное охлаждение в отношениях Абрамовича и Жозе Моуринью, слух возобновился с новой силой. Развеять (а может, и подтвердить) его сможет только время. Пока же все по-прежнему: Хиддинк – в России, Моуринью – уже четвертый сезон в «Челси».

В своей книге Хиддинк пишет: «Абрамович знает, чего хочет. Он настоящий любитель футбола. Он хочет что-то значить для этой страны и готов на многое, чтобы вернуть славу российскому футболу.

А поскольку деньги у него есть, то такие проекты, надеюсь, можно осуществить ускоренными темпами».

Насчет ускоренных темпов – это в точку. Когда-то великому Пеле приписывали издевательскую фразу: «Россия станет чемпионом мира по футболу не раньше, чем Бразилия – чемпионом мира по хоккею» (правда, приехав в 2003 году в Москву, Король футбола на пресс-конференции от авторства открестился). Когда Россия в действительности выиграет мировое первенство, доподлинно неизвестно, но о том, чтобы привезти на товарищеский матч в Москву бразильцев – на тот момент действующих чемпионов мира – невозможно было и мечтать. Но Абрамовичу это удалось, причем по условиям контракта Бразилия приезжала наилучшим составом! Правда, ложкой дегтя стало отсутствие травмированного Роналдинью. Но травму по мановению волшебной палочки не вылечишь даже за миллион долларов. Зато купить для общедоступных российских телеканалов дорогостоящие права на трансляцию чемпионата Англии – это запросто. Должен же народ «Челси» смотреть! Тут без Романа Аркадьевича тоже не обошлось.

$$$

История с добровольно-принудительным приходом Абрамовича в футбол в очередной раз доказала: футбол, да и вообще спорт, для руководителей страны стал частью государственной политики. Не случайно, допустим, федерации волейбола и бокса возглавляют силовики (первую – директор ФСБ Николай Патрушев, вторую – глава ФСО Евгений Муров), вице-премьеры правительства Александр Жуков и Сергей Нарышкин, руководят, соответственно, федерациями шахмат и плавания. Во главе ассоциации зимних видов спорта стоит управделами президента Владимир Кожин, главным гимнастом страны является Сергей Ястржембский, главным каратистом – министр МЧС Сергей Шойгу, а главным дзюдоистом – министр сельского хозяйства Алексей Гордеев, и даже во главе федерации настольного тенниса стоит министр транспорта Игорь Левитин.

Весьма сильно спортивное лобби и в Госдуме (например, легенда хоккея Владислав Третьяк, одновременно возглавляющий Федерацию хоккея, олимпийские чемпионы Александр Карелин, Арсен Фадзаев, почетный президент волгоградского «Ротора» Владимир Горюнов) и в Совете Федерации, где числятся теперь бывший капитан футбольного «Спартака» Дмитрий Аленичев, звезда мини-футбола Константин Еременко, а также сам, собственно, Виталий Мутко. (Между прочим, и оба спикера спорта совсем не чураются; Борис Грызлов, известный своим давним пристрастием к футболу, возглавляет попечительский совет РФС, а Сергей Миронов – попечительский совет национального фонда развития бадминтона.)

Многие известные спортсмены вошли в «Единую Россию», что ясно говорит о заинтересованности партии власти в людях из этого мира. Более того, самоличный выход политиков на футбольное поле становится маленьким плюсиком для их основных карьер.

– Российская политическая элита играет в футбол? – спросил я Дворковича.

– Постоянно. Есть несколько команд. Топ-менеджеры правительства играют в мини-футбол утром по воскресеньям на базе МЧС. Обычно там собираются Александр Жуков, Сергей Шойгу, Вячеслав Фетисов, Сергей Лавров. Я же предпочитаю большой футбол – у нас есть команда «Росич» при правительстве России. Тренируемся дважды в неделю.

– Недавно в прессе прошло сообщение, что якобы создан VIP-клуб болельщиков «Зенита», который возглавил Дмитрий Медведев и куда вошли очень многие представители элиты. Что-нибудь об этом слышали?

– Нет. Действительно, во власти много выходцев из Санкт-Петербурга, они переживают за «Зенит», и это объективная ситуация. Но насчет полного единства в этом смысле я бы не преувеличивал. Сергей Иванов болеет за ЦСКА, Александр Жуков и Сергей Лавров, насколько знаю, – за «Спартак», Владимир Якунин – естественно, за «Локомотив». А Герман Греф футбол вообще не любит. По крайней мере, когда один из его сотрудников, член клуба «Росич», попытался отпроситься с работы, чтобы сыграть в Казани, он в жесткой форме ему отказал.

Не болельщик футбола Греф, кстати, был среди многочисленных российских политиков, которые в начале июля 2007 года отправились в Гватемалу, где проходили выборы столицы Зимних Олимпийских игр 2014 года. Нет сомнений, что ключевым фактором, повлиявшим на решение членов Международного олимпийского комитета отдать Олимпиаду Сочи, стал личный приезд и выступление на презентации нашей заявки Владимира Путина. В отличие от его корейского коллеги, выступавшего на родном языке, президент России произнес речь на английском, а закончил ее и вовсе на французском – двух официальных языках МОК. Проводил он и личные встречи с теми, кому предстояло делать выбор. Это – последний и самый убедительный штрих к картине роли спорта для сегодняшней российской политики.

Глава Росспорта Вячеслав Фетисов во время недавней встречи со студентами факультета «Менеджмент в игровых видах спорта» Государственного университета управления привел показательные цифры:

«Когда я пришел в Росспорт пять лет назад, весь наш бюджет составлял 1,9 миллиарда рублей. Сегодня это уже порядка 20 миллиардов. Как известно, в стране действует Федеральная целевая программа, рассчитанная на десять лет. Ее цель – строительство четырех тысяч спортивных сооружений, вовлечение в занятия спортом всех слоев населения. На эту программу государство выделяет более ста миллиардов рублей. Ведь сегодня в России регулярно занимаются спортом лишь 10–11 процентов граждан. Это уровень развивающихся стран. В развитых странах подобный показатель равен 40–50 процентам. Также практически согласованы все нюансы нового Закона о спорте, процесс его принятия вышел на финальную стадию. Он будет призван развивать спортивную индустрию. Надеюсь, что Дума до перевыборов его примет».

И из фетисовского выступления, и вообще из акцента на спорт, сделанного властью, логика просматривается такая. Государство стремится развивать массовый спорт, спорт же высших достижений должен стать для этого «вкусной» рекламной оболочкой. Но непосредственно давать деньги коммерческим структурам, каковыми являются профессиональные спортивные клубы, государство права не имеет. Значит, нужно «подтягивать» большой бизнес!

Сейчас в это почти невозможно поверить, но в первые годы XXI века генеральным спонсором футбольного «Динамо» – клуба, где важнейшую роль играют силовые структуры – являлся… ЮКОС. Иначе как злой иронией судьбы это не назовешь. Но поддержку «Динамо» компания осуществляла в весьма ограниченных масштабах, настоящего интереса к футболу не выказывала, – и довольно быстро их сотрудничество прекратилось. Кто знает, если бы Михаил Ходорковский вовремя оценил грядущую тенденцию – может, что-то в его судьбе сложилось бы иначе?

Два самых богатых футбольных клуба России – с годовым бюджетом в 70 и более миллионов долларов – финансируются могущественными государственными компаниями: «Зенит» – «Газпромом», «Локомотив» – РЖД. Такие сделки, как покупка за 20 миллионов долларов у донецкого «Шахтера» полузащитника Анатолия Тимощука, без «Газпрома» были бы невозможны. А его глава Алексей Миллер в ежегодном рейтинге 33 самых влиятельных персон российского футбола, уже несколько лет проводимом журналом «ProСпорт», занимает третье место; после Гуса Хиддинка и Романа Абрамовича.

За исключением «Зенита» и «Локомотива», серьезными клубами управляет крупный, но частный бизнес. Владельцем «Спартака» является вице-президент «ЛУКОЙЛа» Леонид Федун, а титульным спонсором – соответственно, сама нефтяная компания. ЦСКА после разрыва контракта с «Сибнефтью» подписал новое серьезное соглашение – теперь с Внешторгбанком (кстати, президент ВТБ Андрей Костин по совместительству является и президентом Федерации спортивной гимнастики). Футбольный клуб «Москва» является частью спортивной империи «Норильского никеля», а Михаила Прохорова можно регулярно видеть на матчах этой команды на стареньком стадионе имени Эдуарда Стрельцова на Восточной улице. Генеральный директор ФК «Москва» Юрий Белоус, близкий друг столичного мэра Юрия Лужкова, они вместе играют в футбол.

Олег Дерипаска – один из акционеров краснодарской «Кубани», однако с недавних пор – миноритарный. Власти Краснодарского края решили «танцевать» свою команду самостоятельно, а олигарх, видя, что его вливания серьезной отдачи не дают, легко на это пошел. Тут, правда, надо заметить, что большим футбольным болельщиком Дерипаску назвать нельзя, и на той же «Кубани», в отличие от Прохорова и ФК «Москва», он бывал – раз-два и обчелся.

Даже Бориса Березовского молва тесно связывает с компанией Media Sports Investment (MSI), которой официально руководит его давний бизнес-партнер американский бизнесмен иранского происхождения Киа Джурабчян. MSI несколько лет «заказывала музыку» в популярном бразильском клубе «Коринтианс», а прошлой осенью едва не купила лондонский клуб английской премьер-лиги «Вест Хэм». Два лучших игрока «Коринтианса» – талантливейшие молодые аргентинцы Карлос Тевес и Хавьер Маскерано – были проданы в «Вест Хэм», и все это рассматривали как часть будущей сделки по купле-продаже клуба, но она сорвалась. А уже в 2007 году пресса запестрела сообщениями, что «Коринтианс» разорвал контракт с MSI ввиду неких махинаций этой компании, а Джурабчян и Березовский бразильскую границу свободно пересечь отныне не смогут – в стране донов Педро и диких обезьян якобы выписан ордер на их арест.

Осенью прошлого года стало известно и о желании ближайшего сподвижника Березовского бизнесмена Бадри Патаркацишвили – между прочим, президента Национального олимпийского комитета Грузии – приобрести английский футбольный клуб «Вест Хэм Юнайтед». Помимо этого Патаркацишвили успел купить знаменитое в прошлом тбилисское «Динамо», а также баскетбольную команду с одноименным названием.

Вскоре после покупки Абрамовичем «Челси» пошли слухи, что и Владимир Потанин вот-вот купит лондонский «Арсенал», поклонником которого он является и даже на матчи периодически ходит. Но этого не произошло. Зато по-настоящему всех удивил Виктор Вексельберг, который пошел по самому необычному пути. За 18 миллионов долларов он приобрел у Федерации футбола Аргентины права на… 24 товарищеских матча сборной этой страны! Компания Вексельберга взяла на себя расходы на транспорт и питание одной из ведущих национальных команд мира, взамен получив права на телевизионное вещание и доходы от матчей. Чтобы исключить приезд в состав команды второстепенных игроков, был составлен список из 30 футболистов, из которых по меньшей мере шестеро должны выходить на поле в каждом товарищеском поединке.

Но все равно – даже на этом величественном фоне – фигура Абрамовича высится, точно гранитный утес; по части расходов на спорт – он вне конкуренции. Как и по степени влияния на отечественный футбол.

Мог ли он получить столь же большую власть в российском футболе при его бывшем многолетнем руководителе Вячеславе Колоскове, и по сегодняшний день входящем в исполком УЕФА – европейской футбольной ассоциации? И стал ли бы Абрамович давать «под Колоскова» такие деньги, какие дал «под Мутко»?

Колоскова, как известно, подвинули со своего поста, который он занимал более двух десятков лет, достаточно бесцеремонно. Экс-президент РФС был взбешен, когда глава Росспорта Вячеслав Фетисов обнародовал факт конфиденциальной встречи, на которой он вынужденно согласился уйти в отставку. А интервью Колоскова «Спорт-Экспрессу» было озаглавлено вовсе исчерпывающе: «Не ушел бы добровольно – посадили бы в тюрьму».

Против Колоскова была политическая конъюнктура – а это значит, что тонко чувствующий подобные моменты Абрамович вряд ли пошел бы на тесное с ним сотрудничество. Начальник экспертного управления президента России Аркадий Дворкович, работающий в исполкоме РФС с 2001 года, в интервью мне утверждал:

– С предыдущим руководством РФС контакты (у Абрамовича) тоже начинались. Но Мутко шел на выборы, уже обладая некими договоренностями с Абрамовичем. В частности, проект «Подарим детям стадион» был его базовой предвыборной идеей.

– Получает ли Абрамович какие-то налоговые льготы за помощь футболу?

– Нет. Вопрос о благотворительной деятельности с точки зрения налогообложения только обсуждается – и решения будут приняты не в ближайшие год-два. Причем речь не только о спорте.

Спрашиваю Валерия Драганова:

– Могло ли сотрудничество Абрамовича с РФС наладиться еще при Колоскове?

– Могло. Вячеслав Иванович – фигура незаурядная. Другое дело, что чиновничье засилье в футболе тех времен не создавало перспектив для бизнеса. Возможно, они и готовы были вкладывать деньги лично под гарантии Колоскова, но не хотели мириться с неопределенными перспективами реформ. Когда в РФС пришел новый президент, с ним были связаны надежды на перемены. Но, увы, власть по-прежнему у аппарата РФС, и сейчас бизнес, как я понимаю, в замешательстве.

Это – тема другого разговора. Если же возвращаться к Колоскову, то он сам рассказал потом в интервью и об общении с Абрамовичем, и о том, почему оказался на обочине:

– Незадолго до своего ухода я через Абрамовича передал письмо Путину, в котором обратил внимание на необходимость решить три вопроса для развития нашего футбола. Во-первых, построить поля и крытые манежи, чтобы играть в футбол круглый год. Второе – повысить зарплату тренерам в детских спортшколах. Третье – восстановить деятельность Высшей школы тренеров в полном объеме.

Воплотить это в жизнь я не успел по одной причине. У меня никогда не было близких контактов с властью, я их не искал. Был противником подчинения футбольного хозяйства какой-то политической партии. Настаивал, чтобы РФС оставался автономной организацией. Как-то Тарпищев перед президентскими выборами попросил организовать письмо сборной России в поддержку Ельцина, так я отказался. Наверное, такая позиция мешала получать какие-то привилегии. РФС оказался единственной федерацией, которая в свое время не подписала контракт с Национальным фондом спорта. А барыши там были колоссальные, миллионы долларов делались буквально из воздуха. Но я сказал: «Нет»... Звонил и Грызлов, в бытность министром внутренних дел, я и ему отвечал отказом. А Мутко вхож в коридоры власти.

– Деньги дает Абрамович?

– Да. Без Абрамовича, думаю, ничего бы не было.

– Почему вы раньше не могли с ним договориться?

– Мы договорились, что будем строить стадион для национальной сборной. Вместе написали письмо Лужкову, мэр не возражал. Договорились также о том, что Абрамович поможет со строительством футбольных полей. Конечно, не в том объеме, как этого удалось добиться Мутко.

– Часто встречались с Романом Аркадьевичем?

– Нет. Первый раз – когда года три назад внезапно зашла речь об объединении чемпионатов России и Украины. Идею поддержал Фетисов, даже провел совещание с участием президентов ведущих российских и украинских клубов. За всем этим стоял Абрамович. Его была инициатива.

Я сразу сказал: утопия. В кабинете у Абрамовича в присутствии Гинера и Ткаченко. Есть полтора десятка нюансов, которые не позволяют воплотить это в жизнь…

– Какое впечатление произвел на вас Абрамович?

– Он из тех людей, кто больше слушает, чем говорит сам. Иногда вставляет какие-то реплики. За час беседы Абрамович в общей сложности говорил две-три минуты.

Итак, в 2005 году Мутко приходит к футбольной власти, заручившись поддержкой Абрамовича. При этом олигарх, будучи человеком прагматичным, не собирается отбрасывать наработок прежнего руководителя РФС. Не знаю уж, передал ли Роман Аркадьевич президенту Путину письмо Колоскова, но идеи его претворяет в жизнь очень даже активно.

«Национальная академия футбола» развернула бурную и действительно полезную деятельность. Например, общая сумма инвестиций НАФ в инфраструктуру российского футбола в 2006 году составила 11 миллионов 755 тысяч долларов (такая сумма указана в красочно изданном годовом отчете фонда). В прошлом году фондом были введены в строй искусственные поля в детских футбольных школах Альметьевска, Белгорода, Владикавказа, Владимира, Дубны, Екатеринбурга, Ижевска, Иркутска, Казани, Махачкалы, Нальчика, Нижнекамска, Новокузнецка, Новороссийска, Ростова-на-Дону, Санкт-Петербурга, Саранска, Тольятти, Туапсе, Хабаровска, Челябинска, Пятигорска, Краснодара, поселков Приморский Самарской области и Селятино Московской области…

35 полей за 2006 год добавились к пятнадцати, построенным в 2005-м. Всего их будет не менее ста.

Действует программа «Гранты» для материальной поддержки детских тренеров: сто лучших представителей этой профессии ежемесячно получают от НАФ по 13 тысяч рублей. Более 400 тренеров как взрослых, так и детских команд прошли переподготовку на курсах повышения квалификации, многие съездили на зарубежные стажировки (на одну из них, недельную, как в «Челси», отправились тренеры клубов российской премьер-лиги, а 30 лучших по итогам обучения детских тренеров ездили в Голландию и ту же Англию). Всего за 2006 год Абрамович потратил на помощь тренерам более 500 тысяч долларов.

НАФ оплачивает и издание методической литературы для детско-юношеских спортивных школ – издано 14 брошюр по тысяче экземпляров каждой, – и программу обеспечения футбольных вузов и школ методическими кабинетами. 43 комплекта такого оборудования в 2006 году обошлись Абрамовичу в 200 тысяч долларов.

Фонд финансирует ежегодные турниры – Кубок Первого канала, где лучшие российские и украинские клубы встречаются в Израиле, Кубок Содружества в Москве, куда съезжаются чемпионы стран бывшего СССР, международный турнир юношеских сборных памяти Валентина Гранаткина. Случаются и разовые акции: например, во время сезона, когда за «Челси» играл Алексей Смертин, на один из матчей «синих» из Барнаула в Лондон привезли большую группу детей – воспитанников местной школы «Динамо», где когда-то постигал азы игры сам российский футболист.

«Футбол нужно превратить в такой же проект, в какой Тарпищев и группа товарищей во главе с Борисом Ельциным превратили теннис», – заявляет Сергей Капков.

А бывший президент УЕФА швед Леннарт Юханссон, за 17 лет своего правления придумавший Лигу чемпионов и сделавший европейский союз футбольных ассоциаций богатейшей организацией, сказал мне:

«Я рад, что Абрамович участвует в проектах РФС по развитию детского футбола. Потому что человек использует свои деньги в правильных целях. Абрамович – человек непубличный, но несколько раз я с ним общался. Хорошо, что он понимает: надо многое делать не только для принадлежащего ему английского клуба, но и для футбола в своей стране. Мне вообще кажется, что российский футбол на пороге новой эры. Ведь вы наконец-то пошли по правильному пути: строите дом с фундамента, а не с крыши».

Все это так. За четыре последних года фигура Абрамовича приобрела для футбола в России огромное значение. Любопытно, конечно, было бы узнать, был ли осуществлен для этого откуда-то сверху некий первотолчок, но по большому счету это не важно. Остается надеяться, что своих проектов на родине Роман Аркадьевич вдруг сворачивать не надумает. Впрочем, продление президентом Путиным его полномочий на Чукотке явно говорит о том, что Кремлю Абрамович по-прежнему нужен. А значит, и футболу, который давно признан важнейшим социальным явлением, оттого будет хорошо.

И все же при всех заслуженных аплодисментах в его адрес не стоит забывать, что в «Челси» российский миллиардер вкладывает несравнимо больше. Покупка в «Милане» летом 2006 года одного только украинского форварда Андрея Шевченко обошлась Абрамовичу в 30 миллионов фунтов – более половины от упомянутых Капковым 111 миллионов долларов, вложенных в прошлом году в весь российский футбол. Да и зарплата у Шевченко неслабая – порядка 120 тысяч фунтов в неделю, то есть более 10 миллионов долларов в год; это почти весь бюджет НАФ. Так стоит ли удивляться, что обладатель «Золотого мяча» лучшему футболисту Европы 2003 года, ранее обещавший остаться в «Милане» до конца карьеры, после первого же гола за «Челси» на глазах у всех поцеловал эмблему своего нового клуба?

Многие болельщики «Милана», увидев этот жест, не могли поверить своим глазам: многие годы Шевченко был для них божеством.

Но в мире огромных денег – свои законы.

$$$

Вот мы и вернулись к «Челси». Не собираюсь утомлять читателей этой все же не совсем футбольной книги деталями жизни клуба при Абрамовиче, а потому ограничусь общей сюжетной линией, а также мнениями людей, которые работали или сталкивались с российским олигархом – футболистов, тренеров, менеджеров. Сначала приведу цитаты тех, с кем мне за несколько последних лет доводилось общаться самому.

Один из лучших футболистов Европы, полузащитник «Челси» и сборной Англии Фрэнк Лэмпард:

– Если честно, когда я в первый раз услышал, что «Челси» получил очень богатого владельца из России, то ожидал несколько другого. Думал, что это будет, скажем так, хозяин на расстоянии – человек, вкладывающий деньги в клуб, но не настолько близкий к команде. Не ожидал увидеть в мистере Абрамовиче болельщика, который приходит в раздевалку после каждого матча, счастлив, когда мы выигрываем, празднует вместе с нами каждую победу и не сторонится нас в неудачные дни. Такой подход стал для всех нас настоящим сюрпризом.

– А когда с матча сборных Азербайджана и Англии вас, Джона Терри и Джо Коула доставлял в Лондон не самолет английской Футбольной ассоциации, как всех остальных, а чартер Абрамовича, сильно удивились?

– О да! Такого раньше никогда и нигде, думаю, не было. До того, как Абрамович пришел в «Челси», клуб не то чтобы бедствовал, но был крайне осторожен в расходах. Сейчас все наоборот. «Челси» во всех отношениях ведет себя как клуб мирового уровня. И это помогает укреплению авторитета его владельца в среде футболистов.

– Поклонники ваших соперников любят вспоминать о деньгах, потраченных Абрамовичем на новых футболистов, и жалуются: «Челси», мол, купил титул. Как относитесь к таким высказываниям?

– Деньги помогают в создании больших команд, спорить с этим глупо. Ведь и «Манчестер Юнайтед» в последние десять лет тратил на игроков многие миллионы! Вспомните покупки Верона, Фердинанда. Но все, кто имеет отношение к «Челси» в этом сезоне, не дадут соврать: дело далеко не только в деньгах. Если у вас есть и игроки, и деньги, но нет каторжной работы и веры в то, что ваш путь верен, вы не получите ничего. Вы не представляете, как работал Жозе Моуринью! Это был фантастический и невероятно тяжелый труд! И каждый игрок может сказать о себе то же самое. Если бы не было этого труда, поверьте, не помогли бы никакие миллионы.

Джон Терри, капитан «Челси» и сборной Англии:

– Он очень необычный для Англии глава клуба. Думаю, и для остального мира тоже. Всегда показывает свой интерес к игрокам и вообще к тому, что происходит в команде. Нет, никаких указаний, кому как играть или тренировать, Абрамович не дает – но присутствует не только на матчах, но и на тренировках, и на собраниях команды. Он хочет знать обо всем, что происходит в его футбольной команде. Когда человек вложил в нее столько денег, это выглядит совершенно естественным, и мы относимся к такому его вниманию с огромным уважением. Он стремится к тому, чтобы ни у игроков, ни у тренера, ни у болельщиков «Челси» не было никаких проблем.

Дидье Дрогба, лучший бомбардир «Челси» и сборной Кот’д’Ивуар:

– Правда ли, что как-то раз 11-летний сын Романа Абрамовича Аркадий пришел в раздевалку и попросил вашу футболку?

– Было такое, и я с удовольствием ее подарил. К мистеру Абрамовичу очень хорошо отношусь не только как к владельцу клуба, но и как к человеку. За год я неплохо его узнал, ведь он приходит на каждый наш матч и на многие тренировки. Он совсем не такой человек, как многие о нем думают, – совершенно не заносчивый и не высокомерный. Наоборот – очень простой и естественный. И, что самое важное для нас, – любит футбол.

Петр Чех, вратарь «Челси» и сборной Чехии:

– Для нас как игроков крайне важно, что он (Абрамович) присутствует на стадионе на каждом без исключения матче, всегда поддерживает команду и говорит теплые слова после игры. Когда ты чувствуешь, что от твоего босса всегда исходит уверенность и поддержка, когда знаешь, что ему по-настоящему интересен клуб и футбол вообще, то и играешь лучше. Поверьте, далеко не каждый босс так переживает за свою команду, как мистер Абрамович.

Эйдур Гудьонсен, форвард сборной Исландии, к моменту нашего разговора – нападающий «Челси», теперь – нападающий «Барселоны":

– Вы играли несколько лет в «Челси» до Абрамовича. Что изменилось в клубе с тех пор?

– Заметно возросло давление со стороны прессы, да и вообще всех вокруг. Каждое потерянное «Челси» очко теперь становится предметом для повсеместных обсуждений. Что же касается самого клуба, то все условия для работы стали намного лучше. Так что положительное влияние мистера Абрамовича не ограничилось средствами, выделяемыми на покупку игроков, но и затронуло инфраструктуру. Раздевалки на стадионе, тренировочный центр – все это сейчас по сравнению с вроде бы недавними временами невозможно узнать. Кроме того, скоро переедем на новую базу, которая, в отличие от Харлингтона, будет принадлежать клубу. Там будет только «Челси» – от взрослой команды до детской академии.

К этому фрагменту разговора необходимо примечание. Наша беседа с Гудьонсеном проходила осенью 2004 года, и в том же сезоне переезд на новую базу в Кобхэм с 18 (!) футбольными полями действительно состоялся. После этой покупки за 25 миллионов фунтов опасения болельщиков, что Абрамович «поматросит и бросит» их любимую команду, развеялись окончательно. О подробностях поиска рассказал журналу Chelsea Village тогда еще не покинувший клуб окончательно Кен Бэйтс:

«Теперь мы построим новую тренировочную базу – чтобы больше не испытывать унижения от дележки продуваемого всеми ветрами и вдобавок располагающегося около аэропорта „Хитроу“ комплекса со студентами. Однажды Роман нанял вертолет и облетел весь Лондон в поисках территории для новой базы. „Ты смотришь на землю, акр которой можно купить за 3 миллиона фунтов – не говоря уже о ее развитии“, – предупредил я Абрамовича. Он отреагировал так: „И что?“»

А раздевалка на гламурном, сверкающем «Стэмфорд Бридж»? Это просто песня! Там и гостевая-то чудо как хороша, а уж домашняя – ни в сказке сказать, ни пером описать. Даже на «Олд Траффорд» – раза в четыре меньше. Собственная кухня, пять массажных столов, разнообразная аудио– и видеотехника – чего там только нет. Побывав в святая святых «Милана» и «Интера» на стадионе «Сан-Сиро», я убедился, что два великих итальянских клуба по размерам и убранству раздевалок по сравнению с «Челси» – малые дети. Игрокам лондонского клуба, расхваливающим хозяина на все лады, это, естественно, не может не нравиться.

Вернемся, впрочем, к моим беседам с работниками «Челси». И перейдем от игроков к тренеру и менеджеру.

Жозе Моуринью, главный тренер «Челси":

– Для меня Абрамович более важен как человек, чем как работодатель. Он обожает футбол, обожает «Челси». Это не просто обладатель определенной частной собственности. Он в любой момент готов оказывать нам всякую посильную помощь, помогать тренеру и игрокам, делать все, что клубу нужно для развития. На данный момент я получаю удовольствие от работы с ним. (Беседа состоялась в октябре 2004-го. В сезоне–2006/07 отношения владельца и тренера пережили непростой период, о котором мы еще упомянем, но сейчас вновь нормализовались. – Авт.)

– Ходит ли Абрамович на тренировки «Челси»? И пытался ли когда-то участвовать в выборе состава на игру и тактики?

– На тренировки иногда ходит, но в выборе состава и тактики никогда не участвует. Такого попросту не может быть, да и сам владелец «Челси» этого не хочет и не пытается делать. А если хотел и пытался, я, скажу откровенно, не был бы к этому готов. При этом замечу: очень люблю говорить с мистером Абрамовичем о футболе, обсуждать перипетии прошедшего матча, причины побед и неудач. Более того, люблю беседовать с ним об игроках со всего мира – он знает все, что происходит в мировом футболе. Я, если можно так выразиться, обожатель футбола – и он тоже. Мы уважаем мнения друг друга и потому никогда не позволим себе вмешаться в работу друг друга. Мы вместе в этом проекте под названием «Челси», обладаем абсолютно одинаковыми амбициями и хотим выигрывать. Мы – в одной лодке.

К этим словам Моуринью – еще одно примечание. Во время телеинтервью португальца компании ВВС1, которое проводил прославленный в прошлом форвард сборной Англии Гари Линекер, выяснилась прелюбопытная деталь. Из нее следует: в одном нюансе взаимоотношений владельца футбольного клуба и тренера Абрамович стал безоговорочным пионером.

«Я обязан каждую неделю давать Абрамовичу письменный отчет, в котором должен рассказывать, почему было принято каждое из моих решений. Почему я не выпустил на поле этого, а поставил другого. Почему произвел ту или иную замену. Почему выбрал определенную тактику. Он – владелец клуба и должен знать все, а потому я очень серьезно отношусь к этим отчетам».

Моуринью – далеко не агнец божий, его резкие и порой провокационные заявления за эти годы нередко бесили тренеров, игроков и болельщиков других клубов – как английских, так и зарубежных. С журналистами он вступал в конфликты также нередко. Штрафам за свой длинный язык португалец подвергается регулярно, и, по-моему, только рад этому. После своей первой победы – в Кубке Лиги-2004 – он заявил: «Если вы спросите, что для меня важнее – быть для всех хорошим или побеждать, – я выберу победы и только победы. Чего бы мне это ни стоило». Абрамовичу с Моуринью тоже далеко не просто, о чем свидетельствует такой фрагмент из книги Гарри Харриса «Весь путь Жозе":

«Абрамович платит каждому игроку дополнительные 4 тысячи фунтов за каждую победу в премьер-лиге, полторы тысячи фунтов за ничью – и это помимо их и без того умопомрачительных зарплат. В прошлом сезоне на одних этих премиальных футболисты получили по 200 тысяч фунтов каждому. Игроки попросили Абрамовича о таком варианте после того, как тот купил „Челси“, – но система выплат за каждую игру была пресечена Моуринью. Он не был согласен с таким подходом и суммировал все эти премии в единовременные бонусы, которые будут выплачиваться или не выплачиваться команде в конце каждого сезона – в зависимости от того, что она выиграла».

Вернемся, однако, к цитатам. Вот отрывок из разговора группы журналистов европейских футбольных изданий (принимал в нем участие и я) с исполнительным директором «Челси» Питером Кеньоном. Состоялся он, кстати, в Москве, накануне матча Лиги чемпионов ЦСКА – «Челси":

– Наша первая встреча с Абрамовичем не имела никакого отношения к «Челси», – рассказал Кеньон. – Она произошла в Манчестере, на стадионе «Олд Траффорд», после выдающегося матча «МЮ» – «Реал» в Лиге чемпионов. Так что могу сказать: как человек, работавший тогда в «МЮ», я сыграл некоторую роль в том, чтобы мой будущий босс заинтересовался английским футболом. Эмоции, которые Роман испытал в тот незабываемый вечер, побудили его заняться тем, чем он занимается сейчас.

– Насколько сложно работать с одним из самых богатых людей мира?

– Знаете, что самое главное? «Челси» для него – страсть, а не дело холодного разума. К тому же он прекрасно знает футбол и всегда обсуждает его с нами в спокойном, а не взвинченном тоне. Что касается манеры ведения им дел, то я бы назвал ее стратегической. Роман не замкнут на сегодняшнем дне, с одним-единственным поражением для него не обрушивается мир, у него есть понимание более объемной, перспективной картины. До того, как я принял «Челси», у меня было несколько серьезных разговоров с Романом и с теми, кто его окружает. И я понял, что эти люди осознают: успех нельзя купить. Финансовая мощь крайне важна во всех сферах жизни, в том числе и в футболе, но одна только коллекция звездных имен не гарантирует победы.

– У меня не было никаких проблем во взаимоотношениях с руководителем «МЮ», когда я там работал, – продолжил Кеньон, – но именно Абрамовича по всем названным причинам я бы назвал идеальным владельцем клуба для исполнительного директора. Можно ведь поддаться эмоциям, прочитать газеты, где пишут, что все делается неправильно, – и пересмотреть курс. Но если Роман определился с программой действий, то не отступает от нее и тем самым оказывает мне как исполнителю огромную помощь. Кстати, приглашение Жозе Моуринью – часть этой самой перспективы. В его философии футбола мы увидели тот масштабный подход, который, увы, не был свойствен Клаудио Раньери. Прежде чем принять решение, мы много раз беседовали с Раньери – и поняли, что для него существует «эта суббота», то есть матч ближайшего тура, и больше ничего.

Любопытно, что даже уволенный после первого же сезона при новом боссе Раньери в своей книге (она вышла уже после отставки) критикует кого угодно из руководства «Челси» – но только не Абрамовича. Выглядит это как не итальянская, а совсем российская вера в доброго царя, который не ведает-де, что творит его свита. Но не упомянуть о таком отношении Раньери к олигарху нельзя.

«Как я оцениваю свои отношения с Романом Абрамовичем после увольнения из „Челси“? Замечательно! – резюмирует итальянец. – Этот человек в роли президента – мечта любого тренера. Никакого – ни разу! – вмешательства в выбор состава и тактики, никаких истеричных требований выиграть каждый матч, желание покупать даже больше игроков, чем ты просишь, и – постоянная улыбка. Как руководитель футбольного клуба – первогодок, он прошел экзамен с высшими оценками. Он впечатлил меня не своими деньгами, а своими делами. И поступками. Однажды после победы, узнав, что он летит на своем самолете в Москву, я в шутку попросил взять меня с собой и забросить по пути в Рим. И он сделал это! После обиднейшего поражения в полуфинале Лиги чемпионов от „Монако“ он пришел в раздевалку и предложил всей команде развеяться у него на яхте. Это были настоящие поступки, не пиаровские. Команда для него действительно важна. Он считает, что ею должен руководить тренер с богатой историей побед на европейском уровне, и, думаю, поэтому он и решил меня заменить. Но наши отношения всегда были искренними, и я всегда буду хранить добрую память о сезоне с Абрамовичем. Надеюсь, и он тоже».

Что же до Кеньона, то осенью 2004-го рассказал он и о важнейшей цели, которая поставлена клубу: к 2009 году сделать «Челси» прибыльным, не зависящим от личных денег Абрамовича проектом. Многомиллионный контракт с Samsung-mobile, логотип которого заменил на футболках «Челси» авиакомпанию Emirates, стал началом этого процесса.

В клубе уделяют вниманию каждой мелочи. Например, сменили эмблему. И знаете, почему? На прежней было написано не полное название – Chelsea Football Club, – а аббревиатура CFC. Но маркетинговое исследование, которое провели Кеньон и K°, показало: большая часть «нефутбольного» населения расшифровывают эту аббревиатуру как… Chinese Fitness Centre – «Китайский фитнес-центр».

$$$

Даже с поправкой на то, что плохого о собственном хозяине никто говорить не будет, некоторые выводы о стиле работы Романа Аркадьевича в футболе из прямой речи его подчиненных сделать можно. О том, например, что Абрамович относится к своей команде с настоящей страстью, какую невозможно изобразить. По рассказу Раньери, в раздевалке после поражения в Лиге чемпионов от «Монако» миллиардер самым натуральным образом плакал, и на всех присутствующих это произвело неизгладимое впечатление.

А еще слова игроков свидетельствуют о том, что он гораздо ближе обычного владельца клуба к команде (кстати, и на голы «Челси» он реагирует куда более бурно, чем чопорные хозяева иных клубов). Вот один из примеров. Мало кто из людей подобного уровня придет на день рождения футболиста в ресторан. Но именно это произошло 29 сентября 2006 года на 30-летнем юбилее Андрея Шевченко. Абрамович явился в закрытое по такому случаю заведение на Пикадилли даже не один, а с детьми. Были там и Терри, и Лэмпард, и Баллак, и Кеньон (Моуринью, кстати, отсутствовал), к которым примкнула делегация из «Милана», отправившаяся в Лондон сразу после матча на заказанном именинником самолете. Были там и вице-президент Адриано Галлиани, и генеральный директор Ариедо Брайда, и исполнительный директор Леонардо, и ведущий полузащитник Кларенс Зеедорф…

Между «Челси» и «Миланом» (действующим победителем Лиги чемпионов, что лондонцам еще не удавалось ни разу) вообще сложились невероятно дружеские для клубов-конкурентов отношения. В книге Гарри Харриса «Весь путь Жозе» упоминается факт, что форвард «Челси» Арьен Роббен, получивший серьезную травму, лечился у клубного хиропрактика миланцев Жана-Пьера Мерссемана, и произошло это после личного вмешательства Абрамовича. Он позвонил Галлиани и спросил, может ли его врач оказать помощь футболисту «Челси». И тот дал добро.

В книге Харриса дружба Абрамовича и Галлиани увязывается с дружбой Путина и президента «Милана» Сильвио Берлускони, и вывод следует такой: «Для большого клуба в европейском футболе крайне необычно обеспечивать такую помощь прямому конкуренту по Лиге чемпионов, и это – мера оценки влиятельности Абрамовича».

Как видим, не испортило эту дружбу и то, что Абрамович переманил к себе из «Милана» Шевченко. Главным мотивом переезда, правда, почти все называют мнение жены игрока, американской модели Кристен Пазик, мечтавшей жить в Лондоне. Но и вдвое большая, чем в Италии, зарплата тоже сыграла не последнюю роль.

Известный футбольный агент, друг Шевченко Шандор Варга полагает:

«Ясно, что Роману Андрей как игрок всегда нравился, и он уже давно хотел его приобрести. Абрамович ведь три года пытался купить Шевченко – причем первое его предложение „Милану“ вдвое превышало то, на котором в итоге сошлись. Но в то время сам Андрей, думаю, присматривался к владельцу „Челси": когда на кону такие огромные деньги, всегда нужно быть осторожным. Судьба Михаила Ходорковского всем еще была памятна. Но человеку, который два года подряд выигрывает чемпионат Англии и чью компанию покупает государство за 13 миллиардов, не грозят уже ни тюрьма, ни банкротство. Решение перейти в „Челси“ было для Андрея непростым, но, исходя из интересов семьи, логичным“.

Переход Шевченко был одним из десятков нашумевших трансферов игроков, тренеров и функционеров, совершенных «Челси» во времена Абрамовича. И далеко не все они были такими мирными.

Самый большой скандал возник в Англии вокруг перехода из «Арсенала» в «Челси» защитника Эшли Коула. У игрока был с прежним клубом действующий контракт – и, по правилам, деятели «Челси» не имели права встречаться с футболистом без официального разрешения «канониров». Тем не менее такая встреча с участием Моуринью и агента Пини Захави в одном из лондонских отелей произошла. Лондонские папарацци, однако, не дремали, и фото этого рандеву наряду со свидетельствами очевидцев попали в прессу. Как бы ни выкручивались Коул и Моуринью, каждому из участников встречи, равно как и «Челси», были выписаны беспрецедентные штрафы, а клуб предупредили, что в случае повторения последствия будут еще жестче. Впрочем, прошло чуть больше года, и Коул в «Челси» все-таки оказался – в обмен на французского защитника Вильяма Галласа.

Много шума было и вокруг перехода из «Манчестер Юнайтед» исполнительного директора Кеньона (полгода он даже не имел права официально выйти на новую работу).

«Тоттенхэм» возмущался и грозил санкциями из-за попытки «Челси» втихаря договориться с их спортивным директором Франком Арнесеном о переходе в стан «синих».

«Порту» выражал негодование по поводу тайных переговоров «Челси» с Жозе Моуринью, когда тот еще возглавлял португальский клуб и вел его к победе в Лиге чемпионов.

Тот же Раньери, признавая свои грубые ошибки по ходу полуфинала Лиги чемпионов с «Монако», объяснил их полученной информацией о секретной встрече руководства «Челси» с агентом Моуринью. «Я позволил себе попасть под влияние злости по поводу этой встречи, рассматривал победу над „Монако“ как ответный удар, и эмоции оказали негативное влияние на мои решения», – заявил в своей книге итальянский тренер.

Абрамович во всех этих переговорах, естественно, лично не участвовал, но крайне сомнительно, чтобы они могли проходить без его санкции.

Врагов у Абрамовича и «Челси» хватает: к примеру, в Германии особенно злобствует генеральный менеджер мюнхенской «Баварии» Ули Хеннесс, неоднократно заявлявший, что неограниченные ресурсы российского миллиардера взорвали трансферный рынок, поставили все клубы в неравные условия, да и вообще ведут мировой футбол к гибели. Правда, нужно сделать скидку на то, что самые жесткие из этих заявлений были сделаны после перехода из «Баварии» в «Челси» (что самое смешное – бесплатно, в качестве свободного агента) лидера немцев Михаэля Баллака.

Обратим внимание: сколько бы ни возникало скандалов, угроз, штрафов – все нужные «Челси» люди рано или поздно оказывались в клубе. За исключением, пожалуй, бразильца Роналдинью. Бывший вице-президент «Барселоны» Сандро Россель в своей книге рассказал:

«Два года назад Абрамович приехал в Париж, где сборная Франции принимала в товарищеском матче бразильскую команду. Он зашел в раздевалку к бразильцам, держа в руках майку с надписью „Челси“, номером „10“ и фамилией Роналдинью, и попросил футболиста сфотографироваться с ним и футболкой. Роналдинью отказался. В то же самое время находившийся на стадионе исполнительный директор „Челси“ Питер Кеньон предлагал нам за бразильца 50 миллионов фунтов стерлингов!»

Роналдинью по-прежнему выступает в «Барселоне», а «Челси» из четырех попыток так ни разу и не выиграл Лигу чемпионов. В сезоне-2006/07 потерял он и титул чемпиона Англии – после двух лет доминирования «Челси» победу вновь отпраздновал «Манчестер Юнайтед». Команда же Романа Аркадьевича на сей раз «ограничилась» Кубком Англии и Кубком Лиги. Вроде бы не так уж мало – но если то же самое произойдет в следующем сезоне, Моуринью наверняка будет уволен. Тренеру вряд ли забудут публичное недовольство по поводу отказа Абрамовича покупать ему новых звезд, которое Моуринью позволил себе зимой 2007-го. Около месяца владелец даже не заходил в раздевалку «Челси», но впоследствии наступило перемирие. Надолго ли?

Так что Абрамовичу есть к чему стремиться. Ты можешь вложить в свой клуб более миллиарда долларов (а за эту отметку расходы олигарха уже явно перевалили) – но это еще не гарантирует победы. Оттого и сам миллиардер, и весь мир так любят футбол, что в нем нет и не может быть знака равенства между деньгами и успехом. У Абрамовича, завоевавшего за четыре сезона пять трофеев, с этим еще гораздо благополучнее, чем у многих других. Например, у бывшего президента «Реала» Флорентино Переса, который собрал в своей команде Зидана, Бекхэма, Фигу, Роналдо и кучу других звезд, но за три года не выиграл даже самого завалящего приза. Или у владельца миланского «Интера» Массимо Моратти, много лет безрезультатно «палившего» сотни миллионов. Или у компании «Мэдисон Сквер Гарден», владеющей нью-йоркским хоккейным клубом «Нью-Йорк Рейнджерс», который при несметном богатстве семь лет (!) не мог даже попасть в плей-офф – то есть в число 16 сильнейших команд североамериканской НХЛ.

Абрамович поступил умнее их всех – сделал ставку не на хаотичный набор великих игроков, а на сильный, компетентный и жесткий менеджмент. «Команда важнее игрока», – этот принцип, зафиксированный на первой странице дневника Моуринью, может отнести к себе и российский миллиардер.

Правда, есть у этого принципа и негативный эффект: заорганизованный «Челси» Моуринью играет гораздо менее ярко и красиво, чем та же «Барселона», где индивидуальность ценится выше организации. Абрамович, которому важно не только выигрывать, но и наслаждаться зрелищем (вспомните, с чего для него начался футбол), этому явно не рад.

А потому, если «Челси» будет показывать такую же игру и дальше, португальский тренер не доработает до конца своего контракта. И тогда будет очень любопытно почитать, что он, человек эксцентричный, скажет об Абрамовиче в своей книге.

Зимой 2007 года в московской гостинице «Националь» мне довелось взять интервью у первого человека в мировом футболе – президента ФИФА Йозефа Блаттера. И, конечно, невозможно было не спросить, как относится он к тому, что в футбол пришли огромные деньги, поляризовавшие возможности клубов, и в первую очередь миллиарды Абрамовича.

«А разве было бы лучше, если бы денег в футболе не было? – парировал Блаттер. – Так что заявлений о нежелательности прихода в него серьезных капиталов делать не буду. Другое дело, что надо признать: они приводят к дестабилизации базовых основ клубного футбола. Речь не только об Абрамовиче. Сейчас вообще покупка футбольных клубов вошла в большую моду. 50 лет назад покупали лошадей, чтобы участвовать в скачках, или команду „Формулы-1“, и в одночасье становились знаменитыми. Теперь же ничто не сравнится с приобретением футбольных клубов – особенно в Англии. И это опасно, потому что в один прекрасный день мода пройдет, и жены владельцев клубов скажут мужьям: все, надо завязывать с футболом и переводить капиталы во что-то более модное. Сегодня ты, став хозяином большого клуба, два раза в неделю занимаешь место в своей VIP-ложе и оказываешься под прицелом телекамер со всего мира. Твое эго тут же становится достоянием всей планеты. Регулировать это очень тяжело: ФИФА не может вмешиваться в экономические принципы, главный из которых – соответствие спроса и предложения. Если футбол требует таких денег, что мы можем с этим сделать?»

К словам Блаттера можно добавить то, что Абрамович стал для английского футбола только первой ласточкой. Оценив его успех, на Британские острова потянулся иностранный капитал. «Манчестер Юнайтед» и «Ливерпуль» купили американцы, «Манчестер Сити» – толстосум из Тайланда, «Портсмут» – сын российско-африканско-израильского магната Аркадия Гайдамака Александр. Ведущие клубы с помощью этих вливаний нашли возможность взвинтить зарплаты своим лидерам, чтобы их не переманил Абрамович. Конкуренция вышла на новый виток, и разговоры о всесилии владельца «Челси», его способности купить абсолютно любого нужного ему игрока оказались сильно преувеличенными. Итоги сезона-2006/07 в Англии это лишний раз подтвердили.

«Челси» и футбол, в том числе российский, Абрамович в ближайшие годы не бросит – это очевидно. Относиться к роли олигарха в нем можно как угодно, но в нефальшивости этой «болезни» миллиардера сомневаться не приходится. А когда весь стадион скандирует твое имя, как в дни, когда «Челси» становился чемпионом, когда болельщики, завидев тебя на подступах к стадиону, подхватывают на руки и добрый километр несут до входа на арену (было и такое), – как этот клуб и это дело можно бросить!

И, наверное, хорошо, что он не выиграл все и сразу, – тогда, возможно, быстро бы к футболу и охладел. Теперь этого еще долго не произойдет.

В мае 2008 года финал Лиги чемпионов впервые в истории примет Москва. И нет сомнений в том, как выглядит нынешняя мечта Абрамовича: чтобы его клуб вышел в этот день на поле «Лужников», и после финального свистка, зафиксировавшего триумф «аристократов», загремела над московским стадионом известная теперь всей Британии «Калинка».

Глава 12

Паниковский гуся не бросит

А что же другой наш герой, неугомонный Борис Абрамович? Мы расстались с ним в тот самый момент, когда подобно князю Курбскому бежал он от государева гнева; правда, не в Польшу, а во Францию, откуда впоследствии перебрался в Великобританию.

Березовские покидали родину столь стремительно, что не успели даже толком собраться; жена Елена особенно переживала по поводу забытых в доме приемов фамильных драгоценностей. Она так горевала, что золото решено было доставить ей тайными тропами; на роль курьера не без сомнений согласилась Валерия Любимова, рекламный директор «Коммерсанта» и лауреат премии «Медиаменеджер России – 2004».

В октябре 2005-го Любимова будет задержана на таможне с картонной коробкой – хорошо еще, не из-под «Ксерокса». При обыске у нее нашли 65 ювелирных изделий общим весом свыше 3 килограмм, в том числе наперсный крест XIX века. Все это она пыталась вывезти в Киев, откуда посылку должны были переправить в Лондон.

Когда журналисты обратились за комментариями к Березовскому, он по обыкновению ответил, что не имеет к этой контрабанде никакого отношения; впрочем, на сей раз Борис Абрамович, может, вовсе и не лукавил.

Его третий брак давно уже превратился в чистую формальность, еще задолго до эмиграции.

О фривольных подвигах Березовского по Москве ходили настоящие легенды; тем более – он и сам не особо это скрывал. Больше всего Борису Абрамовичу нравились молоденькие нимфетки; чтоб был возраст, как говорил он одному своему знакомому, выстраивая планы на какой-то очередной вечер. (Этот диалог есть на прилагаемых к книге компакт-дисках.)

Тяга Березовского к малолеткам носила какой-то странный, патологический, что ли, характер. Рядом с ними он словно сбрасывал с плеч груз прожитых лет, сам становясь молодым и задорным – почти как злой волшебник из детской сказки о потерянном времени.

Зачастую Березовский пользовался услугами скандально известного модельного агентства «Мадмуазель», чей директор Александр Бородулин специально подыскивал ему товар посвежей; был на подхвате и другой популярный в богеме сводник Петр Листерман.

Именно Бородулин и свел Березовского с его последней страстью – юной красавицей Марианной.

Случилось это в 1998-м; ровно через два года после его третьей женитьбы. Приехавшей завоевывать столицу Марианне было тогда шестнадцать. Березовскому она годилась, если не во внучки, то уж в дочки наверняка; все-таки – 36 лет разницы.

Об их романе газеты рассказывали охотно и много. Провинциальная нимфетка и пожилой олигарх; ну просто классическая интерпретация столь обожаемой им «Лолиты» (недаром своим любимым писателем именовал он всегда Набокова).

Правда, дальше пары фривольных историй и описания совместных выходов в свет дело не пошло; журналистам не удалось даже узнать фамилии загадочной куртизанки.

Пришло время восполнить этот досадный пробел…

Марианна Сергеевна Коновалова родилась в ноябре 1982 года в Кемерово, где благополучно и окончила восемь классов, после чего, как Ломоносов, уехала в Москву; пусть и не за рыбным обозом, но все равно учиться.

Чему уж она там училась – сказать сложно; практически на вокзале прелестную брюнетку подобрал упомянутый выше Александр Бородулин. Очень скоро барышня очутилась в штате «Мадмуазели», которое располагалось – только не смейтесь! – в помещении Детского театра марионеток…

Встреча с Березовским круто изменила ее жизнь. В считанные месяцы марионетка Марианна получила, наконец, все, о чем лишь могла мечтать девушка из рабочей семьи, насмотревшаяся картин про роскошную жизнь. Заботливый ухажер снял ей квартиру в Арбатских переулках, купил машину и даже приставил охрану – неотъемлемый атрибут модельного бытия.

Трудно сказать, чем уж так пленила она престарелого ловеласа; в жизни Березовского женщин было порядком больше, чем волос у меня на голове. Вряд ли одной только красотой – хотя и этот фактор тоже не последний. Рискну предположить, что его возбуждала своеобразная неприступность модели, которая готова была отдаваться исключительно телом, но никак не душой.

Марианна относилась уже к новой популяции стерв, выросших на обломках колбасной революции. Она была напрочь лишена комплексов, а понятие «морально» ассоциировалось у нее лишь с разновидностью плотских забав. Кроме того, она была не по годам расчетлива.

Юная модель очень быстро нащупала в своем новом поклоннике слабые струнки; а, нащупав, стала виртуозно на них играть. Она то приближала кавалера, то удаляла, могла позволить себе в открытую начать потешаться над ним и глумиться. Подобным образом с Борисом Абрамовичем не обходились со времен далекой пубертатной молодости. Это одновременно и злило, и заводило его.

Один из знакомых Березовского, попросивший сохранить свое инкогнито, воспроизвел мне крайне показательную сцену, невольным свидетелем которой он однажды стал.

«Марианна просто хамила ему в лицо. Говорит: ты пообещал подарить „Мерседес“; так вот мне таких жалких подачек не надо – подумаешь, сто тысяч долларов – давай, гони чего-нибудь посущественней.

Я прямо обалдел. «Слушай, – спрашиваю, – тебе сколько лет?» – «Восемнадцать» – «Для восемнадцати лет вполне сойдет и какой-нибудь „Ситроен“ или „Форд-Фокус“. И она так спокойно мне отвечает: „Если б я жила с тобой, тогда, конечно, подошел бы и „Ситроен“, потому что ты нормальный, здоровый мужик. А это – старый отвратительный еврей, которого все ненавидят. Ко мне ж после него никто не подойдет, поэтому надо отжать все по максимуму“».

«Больше всего меня поразило, – подытоживает расказчик, – что Боря стоически все это выслушивал. „Не обращай внимание, – сказал он, когда Марианна ушла. – Через год я ее обязательно сломаю; влюбится в меня, как кошка“».

Борис Абрамович не мог допустить, чтобы какая-то девчонка взяла над ним верх; во всем и всегда он должен был оставаться победителем.

Особенно Березовского бесило, что, живя за его счет, «мадмуазель» напропалую крутила амуры с другими мужчинами. С одним из них – неким Феликсом Газиевым – у нее, вообще, возник настоящий любовный роман.

Не в пример лысоватому и престарелому олигарху Газиев был молод и хорош собой: 23 года, рост 180 сантиметров, плотного телосложения, волосы темно-русые, лицо овальное, брови дугообразные, глаза голубые.

Я воспроизвожу его внешность столь детально, поскольку она четко была зафиксирована в сводке происшествий ГУВД Москвы.

В апреле 1999 года Феликс Газиев был зарезан ножом при невыясненных обстоятельствах; убийц, разумеется, не нашли. Так трагично разрушился этот любовный треугольник.

Смерть возлюбленного Марианна переживала поначалу тяжело. Она ходила к нему на могилу, носила цветы. Но потом круговорот бурной богемной жизни засосал ее и окончательно унес прочь.

Теперь это была уже не угловатая провинциалка, а лощеная, уверенная в себе львица. Она регулярно выходила с Березовским в свет. Даже когда он летал в Лондон на судебный процесс против «Форбса», в поезд-ке сопровождала его не законная супруга, а Марианна.

Борис Абрамович не зря числился членом-корреспондентом РАН; под его влиянием девушка тоже потянулась к знаниям. В 2000 году она поступила в среднюю сменную школу № 80 Санкт-Петербурга на отделение экстерната, где – цитирую выданную по окончании характеристику – «Показала серьезное и добросовестное отношение к учебе… много времени уделяла самостоятельным занятиям по предметам». После чего была зачислена на платное отделение факультета психологии Российского государственного университета; обучение – 50 тыс. 700 руб. за семестр – оплачивал, разумеется, Березовский.

Впрочем, если говорить серьезно, я сильно сомневаюсь, что Марианна вообще переступала порог этих учебных заведений; школы – уж наверняка. По крайней мере, когда я отправил туда своего помощника, директриса перепугалась жутко и наотрез отказалась разговаривать на эту тему. Последний факт кажется совсем не удивительным, если учесть, что всей организацией учебного процесса занимался по просьбе Березовского весьма авторитетный в Питере человек с красноречивой кличкой Костя-Могила (в миру – Константин Карольевич Яковлев), сведенный с ним некогда всезнающим Бадри Патаркацишвили.

Разумеется, Елена Горбунова – третья и законная супруга – прекрасно была осведомлена и о тяге мужа к юным моделям, и о молодой сопернице из агентства «Мадмуазель». Ходили слухи, что она даже намеревалась подать на развод, отсудив у Березовского половину его состояния, но потом якобы успокоилась.

Верится в такое с трудом. Всегда, еще с ранней молодости, Горбунова отличалась завидным прагматизмом; в этом они с мужем были очень похожи. В предыдущих главах я уже подробно рассказывал, как зарождались их отношения: любви – в классическом ее понимании – не наблюдалось здесь ни на йоту. Скорее, это была обычная коммерческая сделка; акт купли-продажи, где каждая из сторон получала очевидную для себя выгоду. Березовский – красавицу-жену, отлично дополняющую его образ светского льва; Горбунова – пропуск в красивую, обеспеченную жизнь.

Бессменный руководитель ЧОП «Атолл» Сергей Соколов рассказывал как-то, что, когда в 1998 году Березовский едва не отправился к праотцам – он разбился на снегоходе и сломал позвоночник – две его жены – Галина и Елена чуть не подрались прямо у постели умирающего:

«Борис лежал недвижим, а Бешарова с Горбуновой сидели по разные стороны кровати и уже делили будущее наследство».

Как видно, оба супруга друг друга стоили. Их отношения с самого начала были далеки от домостроевских. В этой семье властвовала абсолютная свобода нравов; каждый жил своей собственной жизнью и даже отдыхать ездил преимущественно отдельно. Но при этом, для внешнего мира демонстрировался нехитрый спектакль под названием «Совет да любовь».

С их отъездом из России ситуация мало изменилась. Супруги хоть и живут сообща – в поместье в местечке Вентуорт в 45 минутах езды от Лондона («великолепная латифундия», по свидетельству бывавшего там певца оппозиции Александра Проханова) – их общение напоминает отношения брата с сестрой.

Елена – почти в открытую – имеет собственного любовника; тренера по фитнесу. Борис Абрамович постоянно общается с юными грациями, которых поставляют ему несколько надежных людей из России и Прибалтики.

Эмиграция не остудила его пыл. Барышни прилетают в Англию целыми группами; кого-то он отсеивает сразу, кто-то остается здесь на пару дней. (Если очень повезет, то и дольше.)

Из надежных источников известно, что гонорар за поездку каждой наложницы составляет обычно 10–15 тысяч долларов. Все накладные расходы – билеты, виза – принимающая сторона тоже целиком берет на себя.

Покойный ныне Александр Литвиненко очень обижался, кстати, на подобную расточительность. Незадолго до гибели в телефонном разговоре с агентом английской разведки Вячеславом Жарко – к этой истории мы еще обратимся – он жаловался на то, что для Березовского «две проститутки дороже, чем годовая моя зарплата».

Надо отдать должное Березовскому – на женщин он никогда не скупился. Борис Абрамович до сих пор содержит всех своих бывших супруг и детей. Долгое время помогал он и юной красавице Марианне.

Вопреки его ожиданиям, «мадмуазель» отказалась следовать за ним в эмиграцию и предпочла остаться в России. Тем не менее Березовский продолжал оплачивать ей квартиру, охрану, машину и прочие изыски. Время от времени Марианна звонила далекому другу и слезным голосом просила дать еще немножко денег – я, мол, собираюсь на показы в Милан, негоже ехать с пустым кошельком.

Олигарх даже поражался подобной расточительности студентки:

«Я ведь совсем недавно перевел тебе на карточку 80 тысяч; когда ж ты успела их растратить…»

Заботливому спонсору было и невдомек, что, пока он борется, не щадя живота своего, с кровожадным кремлевским режимом, Марианна обманывает его в самых лучших чувствах.

Еще несколькими годами раньше она познакомилась с живущим в Москве иностранным бизнесменом – неким Фаресом Кильци, гражданином ФРГ сирийского происхождения. После недолгого романа молодые поселились под одной крышей – той самой, которую оплачивал безотказный эмигрант-рогоносец.

Когда Березовский узнал о таком вероломстве, ярости его не было предела. Он даже позвонил своему адвокату Анатолию Блинову – человеку со сложной судьбой и мутными связями – и приказал разыскать сирийца и переломать ему ноги; чтоб неповадно было.

Заграничному Дон Жуану могло сильно не поздоровиться. Но на его счастье произошла непредвиденная утечка, и сотрудники правоохранительных органов успели предупредить Кильци о неприятных последствиях; тот, видимо, не сдержавшись, рассказал об этом Марианне. В итоге информация бумерангом вернулась к Березовскому, и планы отмщения он вынужден был оставить. Однако с этого момента, все свои контакты с ветреной моделью Борис Абрамович прекратил и деньги давать перестал.

Очень скоро Марианна осознала свою ошибку; через год она даже умолила Березовского о встрече, назначили которую на земле обетованной, в Израиле. Отставленная куртизанка жалобно плакала, клялась, что всегда любила только его одного. Эти слезы бальзамом ложились на сердце Бориса Абрамовича; наконец-то он добился своего – сломал, подмял под себя гордую девицу. С этого момента он резко потерял к ней интерес; тем более что Марианна уже заметно повзрослела и лишилась своей нимфеточной привлекательности.

Максимум, на что его хватило – оплатить Марианне учебу в США. Да пошутить на прощанье, что когда он вернется в Россию, то обязательно на ней женится и даже возьмет ее фамилию.

А что? Борис Абрамович Коновалов – звучит вполне благозвучно…

Измена несостоявшейся супруги олигарха – это, увы, исход для него вполне типичный. Большинство тех, кто еще недавно окружал Березовского и клялся ему в вечной любви и дружбе, отныне от него отвернулись. Из десятков… да что десятков – сотен прихлебателей и соратников, рядом остались сегодня буквально единицы.

Об их разводе с Романом Абрамовичем, Валентином Юмашевым и Татьяной Дьяченко вы уже знаете. Откололись от Березовского и все остальные царедворцы, вознесению которых он когда-то поспособствовал. И Владимир Рушайло, и Михаил Лесин, и все остальные обитатели властных кабинетов в одночасье вычеркнули этот светлый образ из своей памяти; даже произносить его фамилию вслух стало теперь моветоном.

Тяжелее всего Борису Абрамовичу далась разлука с Александром Волошиным, с которым связывали его долгие годы совместного бизнеса.

Сегодня иначе, как «политическим наперсточником» бывшего друга Березовский не называет.

«Ничего кроме интриг, по ссорам, по разводкам… – публично сетует он. – Волошин, я считаю, во многом благодаря личным амбициям просто разгромил Совет Федерации».

На этом фоне громогласные эскапады Бориса Абрамовича, что он-де по-прежнему держит руку на пульсе и имеет в высших органах российской власти несметные полчища своих людей – этакую пятую антипутинскую колонну – выглядят довольно забавно; серьезные люди о подобных вещах стараются, вообще, не упоминать.

Единственным человеком в России, почтение к которому Березовский все эти годы не переставал подчеркивать, оставался Борис Ельцин.

Он неоднократно называл его главным либералом и демократом, отправлял трогательные эпистолы, схожие по стилю и настрою с известным письмом Ваньки Жукова – милый дедушка, Константин Макарыч, забери меня, пожалуйста, отсюда. Однако первый президент до послед-него своего дня не проронил в ответ ни слова.

Это молчание вселяло в Бориса Абрамовича удивительную самоуверенность. Он почему-то считал, что Ельцин чуть ли не ставит тайком свечки за его здравие.

«Конечно, Ельцин поддерживает нас, – без тени сомнения уверял Березовский в интервью Андрею Караулову, – я в этом нисколько не сомневаюсь… Мне кажется, что Борис Николаевич сейчас совершает одну самую главную ошибку, тяжелую… Борис Николаевич не имеет права устраняться от тех процессов, которые происходят в России, потому что по существу, как бы красиво не говорили его адъютанты, чтобы ни печатали под его именем в газетах, Борис Николаевич не может не понимать, что все, что он делал и считал делом своей жизни, последние десять лет прошлого века, разрушается почти до основания… Он должен, обязан открыто заявить о своей позиции неприятия, как минимум, того, что делает Путин…»

Ни годы, ни разлука с родиной так ничему и не научили Бориса Абрамовича; как и прежде, он продолжал существовать в мире собственных иллюзий, веря в то, во что хочется ему самому; и истово убеждая в том окружающих.

Первое время кое-кто на эти заклинания мог, действительно, купиться; даром убеждения обладал он отменным. Знакомый с Березовским ровно 30 лет Петр Авен так объяснял этот его феномен:

«Он вселяет уверенность в тех, кого вербует. Он убеждает людей: „Мы победим, всех скрутим в бараний рог, они все сядут…“ Когда человек уверенно говорит, что можно заработать миллиард долларов, то в это никто не верит, но люди думают: ну, миллионов 20, значит наберется.

И если Березовский говорит, что Путин уйдет этой осенью – так, значит, лет через пять Путин может уйти…»

Еще более образно эту особенность Березовского определяет один из его соратников, бывший компаньон и сослуживец Юлий Дубов:

«Он необычный человек. Сконцентрированный в пространстве сгусток энергии, который и сам не может находиться на месте, и других втягивает в движение, заставляя их следовать в своем фарватере… за счет энергии, психологического влияния, умения убеждать, покорять, тащить за собой. Просто вырваться не можешь. Находишься в окружении черной дыры, она засасывает».

Когда Березовский создавал, например, «Либеральную Россию» – затея совершенно никчемная – он искренне пытался убедить всех вокруг, что это партия будущего. От находившегося тогда рядом с ним экс-директора «Росконверсвзрывцентра» Никиты Чекулина знаю, что Борис Абрамович на полном серьезе разглагольствовал в том смысле, что «Либ. Россия» получит на думских выборах, как минимум, десять процентов голосов. «В декабре 2003-го мы все триумфально вернемся в Москву уже с мандатами».

И о том, что Путин вот-вот вынужден будет уйти, авгур Березовский повторял едва ли не ежедневно; он просыпался с этими словами, и с ними же отходил ко сну.

«Подождите, – упрямо твердил он, – еще немного, совсем чуть-чуть… Путин не досидит до конца этого года… первого срока… второго срока…»

Однако время шло, а Путин оставался незыблем; более того – власть его укреплялась прямо на глазах. И чем сильнее становилась она, тем быстрее растворялась в воздухе черная магия Березовского. Даже те немногие впечатлительные граждане, что как-то еще верили ему поначалу, начали, наконец, осознавать всю бессмысленность этих предсказаний. Постепенно окружение его стало разбегаться.

Трагедия Березовского в том, что он всегда одинок. Сколь бы шумными не были собираемые им пиршества и банкеты, все равно потом наступал вечер, и он оставался один на один с самим собой.

За 61 год Березовский так и не научился дружить. Все люди в его понимании были лишь инструментарием, материалом в достижении поставленных целей. Или – только приятелями, с которыми весело проводить время; но случись что – их и след уже простыл. Дружба по Березовскому – это чисто женское явление; обнялись, расцеловались, а уже через пять минут – давай за глаза обливать друг друга помоями.

Самый яркий пример – история отношений с Владимиром Гусинским, его вечным альтер-эго. (Об этом мексиканском сериале упоминал я уже не раз.)

Последняя стычка двух заклятых друзей случился в 1999-м, когда НТВ Гусинского, в пику ОРТ Березовского, обрушилось с критикой на «Семью». После этого недавние соратники вновь рассорились и принялись выяснять отношения в судебном порядке. Зимой 2000-го Симоновский межмуниципальный суд Москвы даже рассматривал иск Гусинского к Березовскому о защите чести своей и достоинства; поводом к нему послужили заявления ответчика, что позиция истца «была далеко не бескорыстна в чеченской войне».

Суд Гусинский тогда выиграл. Но это была истинно Пиррова победа, потому что вскоре под суд попал он сам – только теперь уже уголовный. Летом 2000-го по обвинению в хищении у государства 11-го телеканала (т. н. дело «Русского видео») владелец «Медиа-Моста» был посажен в Бутырскую тюрьму, между прочим, Березовский сыграл в том не последнюю роль.

Злоключения Гусинского начались с разработки питерской налоговой полиции, в 1998-м по этим материалам Генпрокуратура возбудила даже уголовное дело, но потом Гусинский сумел спустить его на тормоза.

«Я понял, что если срочно не заручиться поддержкой кого-то из его недругов, о „Русском видео“ можно будет забыть, – рассказывал мне впоследствии инициатор всей разработки, налоговый полицейский Вячеслав Жарко, входивший в состав оперативно-следственной бригады Генпрокуратуры. – Через Александра Невзорова я вышел на Березовского; он как раз воевал тогда с Гусем. Надо отдать ему должное – Борис Абрамович отреагировал мгновенно».

После вмешательства Березовского у оперативно-следственной группы открылось буквально второе дыхание. В июне 2000-го Гусинский был арестован. Борис Абрамович радовался, как ребенок, когда Жарко в деталях описывал ему обстоятельства задержания.

Но потом – из России уехал один, за ним потянулся второй. В итоге Новый, 2001-й год, встречали они уже вместе – под безоблачным небом Испании…

Теперь – Гусинский и Березовский – снова лучшие друзья, ездят друг к другу в гости, выпивают на брудершафт. О прошлых войнах стараются больше не вспоминать, во всяком случае – пока…

$$$

Всю публичную жизнь Березовского условно можно разделить на два этапа: до и после эмиграции.

Если первая часть развивалась, в основном, в жанре трагикомедии, то вторая – превратилась уже в форменный водевиль.

С момента отъезда все помыслы Березовского были отныне подчинены лишь одному – жажде возмездия. Он готов был идти на любые ухищрения, блокироваться и объединяться, с кем угодно – с коммунистами, демократами, украинскими националистами, антиглобалистами – только б нанести Кремлю удар посильнее.

«Я начал войну не на жизнь, а на смерть с президентом Путиным», – эта фраза из очередного его интервью стала рефреном всей нынешней жизни Бориса Абрамовича.

Правда, со стороны война эта выглядит довольно уморительно. Представьте себе на секунду, что граф Юсупов не забил, допустим, подсвечником старца Григория Распутина, и тот, благополучно дожив до февраля 1917-го, бежал потом за кордон, где объявил о крестовом походе против тоталитаризма.

Так вот, Распутин в образе лидера демократической оппозиции и пламенного защитника гражданских свобод смотрелся бы намного убедительней, нежели Борис Абрамович.

Как ни странно, это мнение разделяли далеко не все. В его лондон-скую штаб-квартиру на Даун-стрит (одно название говорит само за себя) друг за другом потянулись оппозиционеры, авантюристы и просто обиженные. Березовский в теплом приеме не отказывал никому, в его положении было не до разборчивости. Любая, даже самая затрапезная, ничем невыразительная личность, принималась им с почестями, достойными особ королевской крови.

«В первых же словах, обращенных к собеседнику, на него изливается такой поток славословия, что уже трудно не поверить, что ты его кумир, – описывает тактику Березовского тележурналист Владимир Соловьев, также побывавший на Даун-стрит. – Он всю жизнь ждал этой встречи, и вот наконец-то она случилась, и почему же ты не ехал так долго, и о да, говори, говори, говори – каждое слово твое бесценно, как ты это сейчас сказал – гениально, – ты абсолютно прав, все проблемы чушь, сейчас решим…»

В этом новоявленном Смольном все смешалось: коммунисты, демократы, националисты, правозащитники, чеченцы; каждому Борис Абрамович оплачивал гостиницу, билеты и визы, сутками напролет обсуждая планы революционного восстания – один гениальнее другого.

Но на борьбу с режимом постоянно требовались деньги; скрепя сердце, ему пришлось распродавать оставшиеся активы.

Если в 2002 году состояние Березовского оценивалось журналом «Форбс» в 3 миллиарда долларов, то сегодня эксперты говорят максимум о 700–900 миллионах. Бориса Абрамовича такие скромные характеристики очень обижают; за всю историю он оказался единственным богачом, кто публично обвинил «Форбс» не в завышении, а в занижении своих активов.

«Куда это вылетели два с половиной миллиарда долларов по сравнению с прошлыми оценками? – возмущается он. – Я их что, выкинул на ветер?»

Ничего удивительного: политика – удовольствие дорогое. Кроме того, Березовский привык жить на широкую ногу – он по-прежнему содержит несколько поместий, личный самолет, яхту, кучу прислуги.

По оценкам знатоков, ежемесячно его траты составляют несколько десятков миллионов долларов. Если дело так пойдет и дальше, уже через пару лет Березовский вновь рискует оказаться на мели, ибо, чтобы продать что-то ненужное, надо сначала купить что-то ненужное.

Сегодня – можно сказать это с полной уверенностью – никакого серьезного бизнеса у Березовского просто не осталось, на алтарь отечества он бросил все, чем владел. Немногочисленные активы, сохранившиеся в России, были распроданы партнерам; скажем, строящийся в Москве бизнес-центр на углу Садового кольца и Нового Арбата. Или – остатки «ЛогоВАЗа».

Последней его сделкой стала продажа старому другу Бадри Патаркацишвили всего их совместного бизнеса, включая «Боржоми», «Коммерсантъ», производство минеральной воды «Миргородская» и шоколадную фабрику «Бэмби». Ушла на сторону и «Независимая газета».

Всякой продаже очередной порции активов неизменно предшествовала полоса безденежья. Однажды дошло до того, что он был вынужден распустить большинство сотрудников своего офиса. В такие моменты Борис Абрамович пускался во все тяжкие, не гнушаясь ничем, он даже вынужден был опускаться до откровенного предательства по отношению к старым соратникам. Начал, например, шантажировать судом Романа Абрамовича. Или – подал иск против бывшего своего партнера Руслана Фомичева.

Имя это мало известно широкой публике, хотя 38-летний банкир Фомичев входил в число наиболее доверенных лиц олигарха. С 1995-го он работал в «Объединенном банке» Березовского, был здесь председателем правления. Одновременно Борис Абрамович кооптировал Фомичева в советы директоров ОРТ, «МНВК» (компании, учредителя канала «ТВ-6»), в наблюдательный совет «АвтоВАЗбанка» и даже пытался ввести его в руководство «Аэрофлота».

После воцарения нового президента Фомичев тоже предпочел покинуть Россию и занялся своими собственными проектами. В 2001 году он одолжил у бывшего работодателя 12 миллионов долларов – не за красивые глаза, разумеется, а под 15 процентов годовых – но отдать успел только половину. Оставшуюся часть арестовала в швейцарском банке местная прокуратура, в рамках дела против самого же Березовского. (Деньги-то приходили к Фомичеву с его счетов.)

На языке бизнеса подобное именуется форс-мажором, тем более, пусть и косвенно, спровоцированным непосредственно кредитором. Однако Березовский и слушать ничего не желал; на все аргументы Фомичева он отвечал одной-единственной фразой: взяли – отдайте, деньги нужны.

Суд против Фомичева тянется уже четвертый год, и конца края ему не видно; аресты со счетов не сняты до сих пор.

Коли уж упомянули мы «Объединенный банк», окрещенный когда-то в финансовой среде «Объебанком», необходимо сказать несколько слов и его судьбе.

Весной 2003-го банк был признан банкротом и лишился государственной лицензии. «Объебанк» сгубила самая обыкновенная жадность.

В конце 1995 года Березовский повесил на него кредит «Газпрома» в 20 миллионов долларов, взятый якобы под президентские выборы.

Деньги, как водится, были мгновенно распылены и расхищены, но до тех пор, пока повелевал российским газом добрейший Рэм Иванович Вяхирев, об исчезнувших миллионах никто и не думал вспоминать. Однако Березовскому не повезло; в «Газпром» пришла новая власть, начавшая, естественно, проводить ревизию своих активов. Очень скоро всплыл и этот кредит. Отдавать долги банку было нечем – с учетом набежавших процентов цифра подошла уже к 30 миллионам – и Березовский решил попросту его обанкротить; «Объебанк» – он и есть «Объебанк».

Всю команду и активы Борис Абрамович предусмотрительно перевел в новое свое детище – «Имидж-банк». Но и этот проект закончился очередным скандалом.

Надо сказать, что изначально «Имидж-банк» принадлежал Владимиру Гусинскому, но после скоропостижного бегства тот уступил его своему новому другу в счет каких-то прежних долгов. В 2002-м «Имидж-банк» заработал с новой силой. Однако случилось непредвиденное.

Когда-то, еще при Гусинском, банк выдал «ЮКОСу» вексель на 4,6 миллиона долларов. О нем давно уже все позабыли, благо Гусинский божился и клялся, что никогда этот вексель не будет извлечен на свет. Однако буквально за 4 дня до истечения его срока, в «Имидж-банк» заявились адвокаты «ЮКОСа» и потребовали миллионы на бочку.

Что было дальше – выясняет сейчас Генпрокуратура, где расследуется соответствующее уголовное дело. По официальной версии, руководство банка не захотело возвращать миллионы законным владельцам, и самым пошлым образом подделало финансовые документы, оформив все так, будто оплата прежде уже была произведена. Обескураженные адвокаты написали заявление в прокуратуру; первая же ревизия без труда установила факт подлога.

Однако председатель совета директоров «Имидж-банка» Валерий Мотькин утверждает, что сделано это было не корысти ради, а токмо волею его патрона Березовского.

В заявлении, которое банкир отправил генеральному прокурору, черным по белому сказано, что он был вынужден «предпринять действия по выпуску векселей ЗАО АКБ „Имидж“ под давлением и по прямому указанию Березовского Б. А.». Дескать, Березовский прямо велел ему подделать документы, гарантируя полную безопасность, в противном случае угрожая расправой.

Но стоило лишь подлогу этому вскрыться, как Березовский позабыл обо всех своих обещаниях и бросил Мотькина перед лицом смертельной опасности, перестав отвечать на его звонки.

Сейчас Мотькин находится в бегах, генпрокуратура объявила его в розыск. Впрочем, неизвестно еще, кого боится он больше – правосудия или бывшего своего хозяина. Недаром в том же заявлении беглый банкир прямо просит «обеспечить защиту мне и моей семье от преследования и возможной расправы со стороны Березовского».

И дело не только в конкретном этом расследовании, Валерий Мотькин – слишком опасный для Березовского свидетель. На протяжении нескольких лет через «Имидж-банк» шла оплата многих его политических прожектов – таких, например, как финансирование украинской «оранжевой» революции, российских маршей несогласных и даже – подпитка лидеров чеченских боевиков….

Впрочем, с другой стороны, я не стал бы преувеличивать масштаб и размах его щедрости, Борис Абрамович исстари отличался завидной прижимистостью.

Стало уже обыденностью, когда политики или оппозиционные движения, которых якобы он финансирует, открещиваются от него, точно от прокаженного, уверяя, что ни копейки в кассе Березовского не получили.

Так было и с вождями «оранжевой революции», с «Другой Россией», с коммунистами.

Не быть, а слыть…

А ведь начиналось все весьма и весьма бравурно. Борьбу с ненавистным кремлевским режимом Березовский начинал с громогласных заявлений о своей готовности спонсировать российскую оппозицию во всех ее планах и проявлениях.

Первым, кто клюнул на эту удочку, оказался наивный демократ Сергей Юшенков, создавший незадолго до того политическое движение «Либеральная Россия».

В лондонском офисе на Даун-стрит Юшенков и его соратники – депутаты Головлев, Рыбаков, Похмелкин – бывали теперь едва ли не чаще, чем на пленарных заседаниях. Они свято верили в рассказы Березовского о его раскаянии в прошлых грехах и готовности искупить свою вину перед отечественной демократией по безналичному расчету.

Особенно впечатлило их покаянное письмо эмигранта, зачитанное с трибуны съезда «Либеральной России», Юшенков признавался мне в этом сам.

Он, вообще, был на удивление романтичным и доверчивым для политика человеком. И когда в один ужасный день Юшенков понял, наконец, что становится пешкой в чужой игре, и все клятвы Березовского в верности либеральным ценностям – лишь обычный политиканский прием, это стало тяжелейшим для него ударом.

Их разрыв произошел после того, как Борис Абрамович начал заигрывать с коммунистами и радикалами; подружился вдруг с редактором маргинальной газеты «Завтра» Прохановым, идеологом КПРФ Кравцом. Несколько раз к нему в Лондон приезжал финансовый мозг компартии Виктор Видьманов, ходили разговоры о его поддержке Сергея Глазьева на выборах в губернаторы Красноярского края.

Осенью 2002-го в газете «Завтра» появилось развернутое интервью Березовского, данное Проханову, где признавался он среди прочего, что членский билет КПСС «никогда не рвал, не сжигал». Памятую о том, что еще недавно Борис Абрамович именовал коммунистов не иначе, как фашистами и публично призывал к разгону КПРФ, выглядело это по меньшей мере странно; все равно, как появление оберштурбанфюрера СС Эйхмана в парадном мундире со всеми регалиями на чтении проповеди в синагоге.

Через несколько дней после этой нашумевшей публикации Юшенков заявил журналистам, что его партия прекращает всяческие отношения с Березовским по идейным соображениям и денег от него не возьмет больше ни копейки.

«Сам факт интервью этой газете, – дословно сказал Юшенков, – которая как рупор наиболее реакционной части левой оппозиции является антиподом либерализма, а также ранее сделанные заявления, демонстрирующие благосклонное отношение Березовского к коммунистической оппозиции, вынуждают нас… рассмотреть вопрос о возможности его дальнейшего пребывания на посту сопредседателя партии».

9 октября Борис Абрамович был с позором исключен из рядов «Либеральной России». Поначалу он пытался сопротивляться и даже, как рассказывал мне Юшенков, предлагал ему отступного – 100 миллионов долларов в обмен на объединение «Либ. России» с коммунистами. Но было уже поздно.

Тогда изгнанник не нашел ничего лучше, как затеять обычную коммунальную свару – он создал свою, параллельную партию с одноименным названием, поставив во главу ее некоего Михаила Коданева – человека никому неизвестного и совершенно никчемного. (Когда тележурналист Владимир Соловьев спросил у Березовского, какими мотивами руководствовался он при выборе кандидатуры, тот без обиняков ответил: понимаешь, он ведь похож на Путина, плюс ко всему он каратист.)

…17 апреля 2003 года Сергея Юшенкова убьют у подъезда собственного дома; организатором этого преступления будет признан именно каратист Коданев. Действовал он по собственной инициативе или же выполнял волю своего спонсора – следствие и суд установить не смогли, сам Коданев от показаний упорно отказывался. Лишь однажды, в минуту откровенности, он сказал следователю, что слишком хочет еще пожить, рано или поздно ему все равно ведь придется выйти на волю.

Разругавшись с демократами и либералами, Березовский окончательно сосредоточивается на работе с левой оппозицией. Поначалу это ему удается.

Не в пример щепетильным либералам, коммунисты никогда не терзались муками совести; им было все равно, от кого получать деньги – лишь бы давали побольше. Неслучайно, в Госдуму 4 созыва по списку КПРФ было избрано несколько функционеров «ЮКОСа» – сиречь, представителей той самой антинародной, воровской олигархии, против которой столь яростно выступает тов. Зюганов и прочие тт.

И все бы шло ничего, кабы не длинный язык Бориса Абрамовича; амбиции и желание постоянно быть на виду отбили у него последние остатки осторожности. Ему мало было манипулировать оппозицией – надо еще, чтобы все – в первую очередь Кремль – непременно знали об этом, на роль бестелесного серого кардинала Березовский упорно не соглашался.

В бесконечных интервью Борис Абрамович очень любит жаловаться на постоянную слежку, которую ведут за ним российские спецслужбы; слушать это – довольно смешно.

Чтобы быть в курсе его тайных планов и замыслов, совсем не нужно обкладывать Березовского со всех сторон, разрабатывать какие-то хитроумные шпионские операции, внедрять к нему в окружение агентов и соглядатаев. Достаточно лишь набрать его номер телефона, который известен, кажется, уже всему журналистскому миру, и попросить об интервью.

Когда Борис Абрамович слышит это магическое слово, он мгновенно приходит в экстаз, забывая о всякой осторожности и конспирации; только торопись записывать.

Особенность Березовского заключается в том, что слово бежит у него впереди мысли; он просто не успевает думать наперед…

Вот и о контактах его с лидерами компартии первым поведал именно наш герой, точно не понимая, что самолично наносит оппозиции удар, равный которому Кремль с Лубянкой вместе взятые придумать были не в силах.

Весть о желании Березовского «приватизировать» КПРФ и Народно-патриотический союз взорвала стройные шеренги большевиков. На форуме левых сил, прошедшем летом 2003-го в Подмосковье, участники даже устроили бурную дискуссию по вопросу, морально ли получать деньги у криминала и олигархов. Мнения разделились. Ярче всего высказался руководитель информационного центра КПРФ Илья Пономарев. На голубом глазу он изрек, что ничего в том постыдного нет, даже Ленин «не гнушался брать деньги как у российских, так и у иностранных промышленников, а затем использовал эти средства против них же самих».

Вообще, исторический пример с деньгами от Вильгельма и запломбированным вагоном особо воодушевлял активистов оппозиции; ровно о том же говорил, например, и сопредседатель НСПР, новый друг Березовского Александр Проханов:

«Товарищи избиратели, вспомните Владимира Ильича Ленина, вспомните, как в трудный для партии час он ангажировал немецкий генштаб… Вспомните Савву Морозова, который финансировал РСДРП, наконец, еврейские деньги, которые пригодились… Деньги Березовского – это не его, это ваши деньги. Благодарите нас за то, что эти деньги опять идут на пользу вам и нашему движению».

(Странно, что тт. Пономарев и Проханов не упомянули также о вооруженных налетах на почтовые дилижансы, в которых преуспели некогда Сталин, Камо и Котовский, экспроприируя экспроприированное; видимо, приберегали на будущее – если вдруг лидеры Солнцевской, Люберецкой, Подольской и прочих преступных группировок тоже изъявят желание проспонсировать КПРФ.)

Однако возникший скандал оказался для коммунистов слишком опасен, проценты могли стать дороже вклада.

После того, как Березовский предложил, например, взять на содержание легендарную «Правду», очередной номер газеты вышел с аршинной шапкой на первой полосе – «Ленинская „Правда“ не была и не будет печатной трибуной Березовского и КО?». Главного редактора Александра Ильина после этого демарша, правда, уволили, но определенные выводы сделать были вынуждены.

Кончилось все тем, что лидеры КПРФ – по крайней мере, публично – открестились от контактов с лондонским сидельцем и заклеймили его позором. Геннадий Зюганов во всеуслышанье объявил, что не позволит замарать светлое имя ленинца; никакие деньги не смогут восполнить потом нанесенный коммунистам урон.

Что ж, другого ожидать и не следовало – погоня за двумя зайцами никогда еще не приносила ощутимых результатов. Но Борис Абрамович не отчаялся, как и всякого оппозиционера, неудачи лишь укрепляли его.

Не сумев повлиять на исход парламентских выборов, Березовский обращает свой взор на выборы президентские. На каждом углу он теперь кричит, что Путин ни за что не изберется на второй срок; правда, механизм этого ноу-хау разглашать он пока не спешит и лишь загадочно улыбается в ответ на расспросы журналистов.

План его стал понятен лишь позднее, уже в самый разгар кампании…

Известный тележурналист Владимир Соловьев описывает в своей документальной книге, как в канун президентских выборов Березовский пригласил вдруг его в Лондон и даже выслал специально личный самолет.

«Ты должен баллотироваться в президенты от объединенной оппозиции, – объявил он изумленному Соловьеву. – Под тебя мы поставим „Либеральную Россию“ плюс всех демократов, и ты сможешь выиграть».

Володя, ясное дело, отказался. Но уже, провожая его в аэропорт, Березовский неожиданно решил приоткрыть карты:

«Есть план – понимаешь, популярность Путина может и упасть, но надо принести сакральную жертву в интересах демократии, чтобы все содрогнулись и отвернулись от Путина».

«С этого момента, – подытоживает Соловьев, – разговор потерял для меня всякий смысл, стало очевидно, что Борис перешел все возможные границы. Говорить с ним было не о чем, я думал, кого он выбрал на роль сакральной жертвы – Немцова, Хакамаду?».

Немцов на выборы не пошел, а вот Хакамада – пошла. Как и бывший секретарь Совбеза Иван Петрович Рыбкин – один из немногих людей, кто не прервал тогда еще прежней дружбы с Березовским.

Собственно, выдвижение Рыбкина целиком и полностью было идеей его бывшего зама, он же и финансировал предвыборный штаб, а точнее, видимость оного.

Никто поначалу не мог взять в толк, зачем это ему потребовалось, разве что в похмельном бреду можно было поверить в наличие у тишайшего подкаблучника Ивана Петровича хоть каких-то перспектив; кажется, это понимал даже сам Рыбкин.

Однако к удивлению Березовский источал поразительный оптимизм. Он никак не реагировал на всеобщий скепсис, а, напротив, повсеместно предрекал скорую победу своему протеже; предвыборную кампанию эти люди начали даже раньше, чем Рыбкин официально был зарегистрирован, причем выступал Иван Петрович совсем в непривычном для себя амплуа. С резкой критикой принялся он нападать на власть и непосредственно Путина, пытаясь задеть президента лично; для человека, побоявшегося когда-то придти на свадьбу к собственной дочери, это выглядело довольно странно…

Прилетев накануне выборов в Лондон, Андрей Караулов застал Березовского в страшном возбуждении. Прямо на бумажной салфетке, отодвинув в сторону тарелку спагетти, Борис Абрамович верстал список будущего рыбкинского правительства.

«Кто же будет министром культуры? – вслух размышлял он. – О! Возьмем Табакова. А куда Аяцкова девать? Аяцков, Аяцков…»

Так, за ужином в своем любимом ресторане «Алора», Березовский определил будущее России. Кемеровский губернатор Аман Тулеев значился в этом салфеточном списке председателем Госдумы, бывший приморский голова Наздратенко – секретарем Совбеза, а екатеринбуржец Россель – премьер-министром…

Человеку несведущему, могло показаться, что от долгой разлуки с родиной тот просто сошел с ума, но нет. Березовскому нужно было чем-то себя занять.

«Он не находил себе места, – свидетельствует Караулов. – Я, говорит, считаю каждую минуту, вчера пошел даже на концерт. – Кто выступал? – спрашиваю. – Да не помню… Оказалось, это был концерт церковной музыки XVI века».

Только потом Караулов понял, что означала мимоходом брошенная фраза – «считаю каждую минуту», и почему Рыбкин был столь резок в своих выступлениях, точно пытаясь спровоцировать власть на ответные действия.

$$$

5 февраля 2004 года Иван Рыбкин таинственно исчез из своей московской квартиры.

Вечером его привезли домой, охранник проследил, чтобы он закрыл за собою дверь, но пришедшая поутру жена суженого своего уже не обнаружила.

Поднялся беспрецедентный международный скандал, не последнюю скрипку в котором играл Борис Абрамович; кандидат в президенты – это все же не пудель, который так легко может взять, да пропасть.

Оппозиция, не медля, принялась выдвигать версию похищения, недвусмысленно намекая, что устранение Рыбкина могло быть выгодно лишь одной силе: путинскому режиму.

Если бы хладный труп бывшего секретаря Совбеза и спикера Госдумы вскоре нашли где-нибудь на обочине, большего удара по имиджу Кремля трудно было б себе представить, а ведь именно такие прогнозы стали звучать уже на полном серьезе.

Лишь на пятый день судорожных поисков мир вздохнул наконец спокойно: Рыбкин нашелся живым и невредимым. И почему-то – на Украине. Вечером 10 февраля он вылетел рейсовым самолетом из Киева в Москву…

Впоследствии Рыбкин выдвинет две прямо противоположные версии. Сначала он объявит, что просто захотел немного развеяться и инкогнито уехал в Киев, где несколько дней жил, точно Робинзон Крузо на необитаемом острове, не зная о поднявшейся суматохе.

Затем показания начнут меняться. Якобы, ездил он не отдыхать, а тайно встречаться с Асланом Масхадовым, однако в Киеве ему подсунули кусок отравленного торта, отчего Рыбкин впал в забытье и очнулся непонятно где, непонятно с кем, подвергаясь допросам, пыткам и издевательствам. Только невероятным усилием воли удалось ему вырваться из кровавых застенков.

В действительности, оба рассказа – чистая ложь от начала и до конца. Никто Рыбкина не похищал и не отравлял. На Украину он уехал сам, по указанию Березовского, где и отсиживался на конспиративной квартире, с восторгом следя по Интернету за последними новостями и очень радуясь поднявшейся вокруг себя шумихе.

Хотя в его положении радоваться особо было нечему.

В вышедшей совсем недавно книге мемуаров «После майдана» тогдашний украинский президент Леонид Кучма прямо пишет, что Рыбкину была уготована незавидная участь, он должен был «пропасть навсегда».

Бывшего спикера спасло исключительно стечение обстоятельств; маленький клочок бумаги – миграционная карточка, – которую заполнил он при пересечении границы.

Это нововведение появилось на Украине лишь накануне его приезда, о чем конвоиры Рыбкина просто еще не знали.

«Когда Рыбкин на въезде в Украину заполнил миграционную карточку, – пишет Кучма, – то сопровождавшие его люди не сообразили тут же выкупить ее у наших работников. Попытались сделать это сразу по приезду в Киев, но тут им сказали, что уже поздно: информация внесена „в систему“ и пошла по инстанциям. Наши службы не сомневались, что в противном случае Рыбкин пропал бы навсегда. „Пропажа была бы повешена на Путина и частично на вас, Леонид Данилович“. А с момента, когда Рыбкин засветился на границе, „устранить“ его было опасно и для исполнителей и для заказчика».

Между прочим, это отнюдь не голословное утверждение экс-президента. Еще тогда, сразу после скандала, ко мне в руки попали записи телефонных переговоров, которые вели между собой организаторы рыбкинского исчезновения, в том числе и Березовский. (Кто зафиксировал их – так и осталось тайной, хотя я лично склоняюсь к версии, что это дело рук Службы безопасности Украины, шпионившей за лидерами оппозиции.)

Есть в этих записях и разговор, случившийся сразу после прибытия Рыбкина в Киев; главный технический исполнитель всей операции бизнесмен Игорь Керезь отчитывается о проделанной работе перед депутатом Верховной Рады Давидом Жвания, одним из вождей «оранжевых».

Давид Жвания – Игорь Керезь. 6 февраля. 12:37

Керезь: Ну, я только уехал оттуда. Ну, как бы все в порядке. Все, что нужно было, сделали, все по плану.

Жвания: Само прохождение нормально прошло?

Керезь: Ну, не совсем. Там заставили заполнить определенные формы, и корешок остался от этой формы у них… Сергей (С. Безсмертный, брат депутата Верховный Рады Романа Безсмертного, отвечавший за доставку «груза». – Авт.) не совсем этой информацией современной располагал. Легкая накладка произошла, но вместе с тем можно будет попытаться откорректировать.

Жвания: Ты думаешь?

Керезь: Ну, я думаю – да.

Жвания: А как он (Рыбкин. – Авт.) вообще себя чувствует?

Керезь: Очень хорошо. Очень открытый, нормальный человек.

Я просто долго был, эти ребята пошли купить покушать, и я с ним сидел, общались. Внешне спокоен, но беспокоится, это понятно.


«Рыбкин, конечно, не предполагал, какой конец ему уготован, – читаем в мемуарах Кучмы дальше. – Считал, наверное, что его спрячут, и будет объявлено, что пропал без вести. Не подумал, что это такая морока, которой никто не стал бы себя обременять».

Полагаю, теперь вам понятно, почему для этой провокация была избрана именно Украина, Березовский был в своем репертуаре, он хотел одним выстрелом убить сразу двух зайцев.

К тому времени у него завязались уже самые тесные отношения с «оранжевыми». И Жвания, и Безсмертный неоднократно прилетали к нему в Лондон, регулярно беседовал он и с Ющенко, и с Тимошенко. Сам Березовский будет потом даже заявлять, что, подобно Савве Морозову, давал им деньги на революцию; бывший исполнительный секретарь СНГ очень рассчитывал, что с падением пророссийски настроенного Кучмы у него появится возможность диктовать свою волю Кремлю посредством новой украинской власти.

Пропажа Рыбкина, как справедливо подмечает Кучма, одновременно, дуплетом, наносила удар по двум президентам кряду. Обнаружься труп «сакральной жертвы» где-нибудь в степях Украины, это дало бы «оранжевым» отменный повод для раскрутки дела Гонгадзе № 2.

Однако весь блестяще задуманный план рассыпался по вине какой-то паршивой бумажки – корешка миграционной карты.

Но не возвращать же из-за этого Рыбкина назад; если взял паузу, учил Станиславский, надо держать ее максимально долго. Прямо по ходу в операцию пришлось вносить коррективы.

Можно только догадываться, как именно собирался дальше действовать Березовский; по версии Кучмы, Рыбкина планировали теперь «выкинуть по дороге», обвинив Кремль в попытке его устранения; еще б и следы пыток – для наглядности – изобразили.

«Так просто и надежно испортить президентские выборы в России, подмочить репутацию Путина! Дьявольский план! Под стать „кассетному скандалу“».

Дабы окончательно развеять все сомнения, процитирую официальный документ – письмо за подписью заместителя директора ФСБ России генерал-полковника Ушакова:

«2 февраля с. г. (2004. – Авт.) гражданин Украины Безсмертный С. И. по просьбе двоюродного брата – народного депутата Верховной Рады Украины Безсмертного Р. П. выехал в г. Москву вместе со своими знакомыми Швыдким Л. П. и Потапенко Н. В. для того, чтобы оказать содействие в конфиденциальном выезде на Украину Рыбкина И. П…

Вечером 5 февраля Рыбкин И. П. и Безсмертный С. И. выехали их Москвы на автомобиле марки «Мерседес»... Швыдкой Л. П. и Потапенко Н. В. выехали поездом № 23 «Москва – Одесса», где ими были приобретены четыре места в вагоне СВ № 7.

На станции «Калуга-2» Безсмертный С. И. и Рыбкин И. П. также сели в поезд. По прибытии в г. Киев 6 февраля с. г. их встретил гражданин Украины Керезь И. М., являющийся близкой связью народного депутата Верховной Рады Украины Жвания Д. В.

Далее Рыбкин И. П. был отвезен в арендованную Керезем И. М. квартиру на ул. Лютеранской, куда по его просьбе было доставлено все необходимое для проживания, в том числе персональный компьютер с выходом в Интернет.

6 и 7 февраля Рыбкин находился в квартире, никуда не выходил и активно отслеживал в Интернете сообщения о своем исчезновении.

В ночь с 7 на 8 февраля он провел встречу со Жвания Д. В. и на другой день был конфиденциально перевезен на другую квартиру.

Установлено также, что 8 февраля (после встречи с Рыбкиным) Жвания Д. В. после телефонных переговоров с Березовским Б. А. вылетел чартерным рейсом в Тбилиси, где находился 2 дня».

Когда вы будете слушать телефонные беседы героев этой скандальной истории – рекомендую особое внимание обратить на диалог Березовского с Жвания.

«Я вчера расстался с девушкой под утро, – докладывает Жвания. – Мы проговорили до утра. Он очень нуждался в общении, поэтому мы с ним к утру уже расстались. У него все очень жестко, он будет действовать, как…»

«Мне очень важно, – перебивает Березовский, – чтобы в связи с тем, что происходит, не было изменений решения».

Конспиративный прием – совсем нехитрый; понятно, что под «девушкой» Жвания подразумевает Рыбкина, тем более, что предыдущую ночь он, действительно, провел с ним на конспиративной квартире. (Среди записей есть и звонок Жвания о том, что он «уже во дворе».)

Однако в последний момент Рыбкин почему-то решает выйти из игры. 10 февраля – на пятые сутки своего добровольного заточения – он вдруг объявляет, что ему срочно требуются… новые очки. Никаких инструкций на сей счет у его конвоиров не имелось, посему, по простоте душевной, они отвели Рыбкина на Крещатик, где в фирменном магазине «Карл Цейс» он выбрал себе новые окуляры и даже сделал заказ на другую пару; и чтоб непременно в квитанции значилась его фамилия.

Иван Петрович действовал, точно заправский разведчик, которому непременно нужно «залегендироваться», оставить документальные следы своего пребывания в Киеве.

После этого о продолжении спецоперации можно было уже не заикаться. Тем же вечером Рыбкин вылетел в Москву…

«Политическая карьера Ивана Петровича закончилась», – громогласно объявил Березовский, когда стало известно о возвращении домой его протеже. По всему было видно, что он крайне раздражен и зол; готовящаяся с таким трудом провокация не только не принесла ее создателям никаких дивидендов, но даже, напротив, выставила их на всеобщее посмешище.

По прошествии нескольких лет Рыбкин скажет моему другу Караулову, что нисколько теперь не сомневается: на роль «сакральной жертвы» Березовский готовил именно его; поняв это, он предпочел выйти из подполья, не дожидаясь, чем закончится опасная игра.

Самое удивительное, что похоронный венок Березовского успели примерить на себя и другие оппозиционные политики.

После того, как в интервью итальянским газетчикам Владимир Соловьев – уже после рыбкинской эпопеи – рассказал о странном предложении Березовского, ему позвонила Ирина Хакамада.

«Спасибо, – проникновенно сказала она, – ты спас мне жизнь».

А Борис Немцов, узнав об этом разговоре, выразился с не меньшей однозначностью:

«Я всегда чувствовал, что Борис готовит против меня какую-то гадость».

«Выходит, – резюмирует Соловьев, – никаких иллюзий относительно Березовского никто из наших оппозиционеров не испытывает, каждый считает, что он способен на убийство…»

Ни Рыбкин, ни Немцов, ни Хакамада теперь с Березовским стараются не общаться.

Столь же печально закончилась и его дружба с лидерами «оранжевых»; весной 2006-го он даже подаст на Давида Жванию в суд, требуя отчитаться за полученные им деньги. По утверждению Березовского, еще накануне Майдана он передал украинской оппозиции 22 миллиона 850 тысяч долларов. Эти средства предназначались якобы на подготовку цветной революции, но как и куда они были потрачены – спонсора никто и не подумал даже известить.

И Жвания, и Тимошенко, и Ющенко все эскапады недавнего соратника предпочли оставить без внимания, судебные повестки не вручены ответчикам до сих пор…


$$$


Березовский всегда испытывал склонность к громким, шпионским авантюрам в духе Джеймса Бонда; во времена своей научной юности он, видимо, прочитал слишком много детективных романов.

«Похищение» Рыбкина – отнюдь не единственный тому пример. За неполных семь лет эмиграции Борис Абрамович – с помощью английских властей – умудрился предотвратить целую череду покушений на свою жизнь. Все их организовывали, естественно, российские спецслужбы, которые только спят и видят, как бы уколоть беглеца отравленным зонтиком или подсыпать ему в кофе щепотку полония…

(Хотя по глубокому моему убеждению, если б Березовского, действительно, хотели убить, давно бы уж лежал он на Хайгетском кладбище, по соседству с Карлом Марксом.)

«Самые злейшие враги – недавние друзья», – изрек когда-то Ремарк. Больше всего на свете бывший агент КГБ «Московский» ненавидит сегодня своих недавних товарищей по оружию. В любых бедах и катаклизмах, творящихся на свете, Борис Абрамович, неизменно винит зловещие российские спецслужбы.

Кто организовал захват заложников в ДК на Дубровке (знаменитый «Норд-Ост»)? Знамо дело – Лубянка. Чьими стараниями вспыхнул Беслан? Спецслужбы постарались. Кто взорвал жилые дома в Москве и Волгодонске, убил Политковскую, Литвиненко и Юшенкова? Опять же – наследники Дзержинского.

(На память сразу же приходят строки Довлатова:

«Пожар случился – КГБ тому виной. Издательство рукопись вернуло – под нажимом КГБ. Жена сбежала – не иначе, как Андропов ее ублудил. Холода наступили – знаем, откуда ветер дует».)

Неважно, что ни одного доказательства в подтверждение означенных тезисов Березовский не предъявляет, если тысячу раз произнести слово «сахар», во рту, и вправду, станет чуточку слаще.

Борис Абрамович действует в извечном своем ключе. С такой же точно горячностью он уверял когда-то, что Листьева убили Гусинский с Лужковым, ФСБ – готовила его ликвидацию, Примаков – покрывает террористов. Причем обвинения эти периодически видоизменялись в зависимости от конъюнктуры, но горячность оставалась прежней.

(На российской политической сцене есть только один, схожий с ним по гуттаперчивости персонаж – Владимир Вольфович Жириновский. Вспоминаю один весьма показательный случай, когда Жириновский накинулся вдруг на министра труда и социальной защиты Калашникова, назвав его ставленником мафии. Но потом Владимиру Вольфовичу аргументировано объяснили, что он не прав. Вождь ЛДПР собрал журналистов и на голубом глазу поведал, что его неверно, оказывается, поняли. «Мафия, – объяснил он, – это семья, то есть самое главное в социальной политике звено. Вот Калашников и работает в интересах миллионов российских семей».)

После взрывов жилых домов в Москве и Волгодонске Березовский во всеуслышанье заявлял, что это злодеяние – дело рук чеченских боевиков.

«Я располагаю доказательствами того, что бомбы были подложены чеченцами, а не ФСБ», – уверял он, например, голландскую газету De Telegraaf весной 2000-го. А на вопрос корреспондента «Штерна": „Кто стоял за взрывами? Чеченцы или ФСБ?“, Борис Абрамович ответствовал с не менее хладнокровной логикой:

«Против версии о причастности ФСБ говорит уже одно то, что я не знаю никого, кто в ФСБ обладал бы интеллектуальным потенциалом для осуществления чего-либо серьезного».

Однако пройдет всего год и о прежних своих заверениях Березовский забудет моментально; наоборот, теперь он будет кричать на каждом углу, что именно российские спецслужбы «ответственны за взрывы домов». Он даже инициирует создание специальной общественной комиссии, куда войдут тогдашние друзья его либералы, и профинансирует съемки фильма «Покушение на Россию». (Лента анонсировалась как документальная, однако по всем параметрам являлась сугубо художественной.)

Едва ли не основным свидетелем обвинения во всех этих пропагандистских акциях выступал бывший директор НИИ «Росконверсвзрывцентр» Никита Чекулин, весной 2002-го бежавший в Лондон от развязанной против него милицейской травли.

Чекулин, действительно, знал кое-что о хищении взрывчатых веществ, но никакой связи с ФСБ это не имело. Тем не менее, Березовский носился с ним, точно с писаной торбой, и даже ежемесячно выплачивал специальный грант – 10 тысяч долларов.

Правда, потом, когда интерес олигарха к гексогеновой истории поутих, размер содержания начал резко снижаться…

«Ни одного доказательства причастности ФСБ к этим терактам, – признается Чекулин теперь, – ни у меня, ни у кого из членов общественной комиссии никогда не имелось. Все озвученные Березовским свидетельские показания были сфальсифицированы от начала до конца. Заявлялось, например, что некий майор ФСБ Кондратьев признался, что взрывал дома в Волгодонске и Москве по приказу своего руководства. Однако общественная комиссия не сумела найти подтверждения существованию такого человека. Были еще письменные показания террористов Батчаева и Крымшамхалова, которые-де подтвердили, что действовали по заданию ФСБ. Но и это – чистой воды провокация».

Никита Чекулин утверждает, что к Батчаеву и Крымшамхалову, скрывавшимся тогда в Панкийском ущелье, были специально направлены эмиссары Березовского.

«Они хорошо им заплатили, и террористы под их диктовку написали требующиеся ответы. Если внимательно проанализировать текст заявлений, это станет очевидно. Ну, например. Они указывали, что приказ об организации взрывов отдавал зам. директора ФСБ адмирал Угрюмов. Но я сильно сомневаюсь, что полуграмотные ваххабиты могли знать такую фамилию, в принципе. Аналогичный сценарий задумывался и с третьим террористом – Гочияевым. Через посредников он тоже согласился написать нужную текстовку. Фельштинский (один из нынешних сподвижников Березовского. – Авт.) с Литвиненко выехали к нему в Грузию, но случилось непредвиденное. Той же ночью началось проведение контртеррористической операции силами российского спецназа. Батчаева убили на месте. Гочияев скрылся. Крымшамхалова захватили. Фельштинский рассказывал мне, что они с Литвиненко чудом успели спастись».

Впрочем, отсутствие улик не помешало Александру Литвиненко и профессиональному историку Фельштинскому выпустить две разоблачительные книги – «ФСБ взрывает Россию» и «Лубянская преступная группировка», смысл которых явствует уже из их названий.

Однако труды эти массовой популярности не обрели, и тогда было решено написать новую книгу под рабочим названием «Путинская Россия». Для ее создания во Францию был приглашен бывший корреспондент «Новой газеты» Олег Султанов, которому пообещали щедрый гонорар; под этот проект созданный Березовским Фонд гражданских свобод выделил целых 35 тысяч долларов.

Впоследствии Султанов признавался мне, что ему прямо говорилось: придумывайте, что хотите, главное – нагнать побольше страха.

«Алекс Гольдфарб, глава ФГС и ближайший соратник Березовского, требовал создать новое забойное чтиво, которое докажет, что наше дело правое, а Путин враг человечества. Книга должна была стать неким „фундаментальным“ исследованием об ужасах современной России и о преступной роли спецслужб. При этом отсутствие у меня конкретных доказательств никого не волновало. Я, например, много писал на тему нефтяного бизнеса. Соответственно, надо было лишь воспроизвести свои старые заметки, разукрасить их и подвести общий базис: допустим, тот же „ЛУКойл“ разворовывает страну, потому что за ним якобы стоят спецслужбы…»

Султанову удалось прожить в стане Березовского лишь полгода. Он не выдержал обстановки тотальной подозрительности и паранойи, когда за каждым кустом мерещатся киллеры с васильковыми просветами на погонах. (Вплоть до того, что когда потребовалось ему выехать на пару дней в Москву, Султанову предрекли, что его обязательно арестуют прямо в аэропорту, и были крайне удивлены, что вернулся он назад живой и здоровый.)

Никита Чекулин провел в этом лагере немногим больше – два года. Он вернулся на родину, лишь окончательно убедившись в лживости и беспринципности своих новых друзей. Кроме того, волею судеб Чекулин слишком близко подобрался к одной из тайн Березовского (какой именно, вы узнаете, чуть позже) и понял, что сам неминуемо станет жертвой очередной провокации.

Этому прозрению он во многом был обязан Николаю Мельниченко – перебежчику из украинских спецслужб, вывезшему на Запад объемный архив компромата. Березовский не раз приглашал к себе Мельниченко, уговаривая его отдать эти материалы – там были даже записи секретных бесед Кучмы. (По версии Чекулина, олигарх хотел перепродать их потом украинской элите за большие деньги.)

Последняя такая встреча состоялась в январе 2003-го. Когда Мельниченко окончательно ответил отказом, Березовский тут же выставил майора вон и даже не стал оплачивать его проживание в лондонском отеле; ратоборцу пришлось выкладывать последние свои деньги. На билет в США ему уже одалживал Чекулин.

«И вот по дороге в аэропорт Мельниченко разоткровенничался, – вспоминает Чекулин. – „Никита, – сказал он, – подумай о себе. Рано или поздно с тобой поступят так же: вышвырнут и даже не скажут спасибо“. Эти слова будто перевернули меня. Я впервые серьезно задумался о происходящем…»

Между прочим, когда Чекулин решил окончательно вернуться в Москву, говорилось ему ровно то же, что и Олегу Султанову:

«Березовский на пару с Литвиненко рисовали мне всевозможные ужасы. Дескать, ФСБ объявила всей моей семье вендетту, на Лубянке меня будут пытать, я погибну в автокатастрофе. После чего отобрали мой загранпаспорт, и мне пришлось вырывать его назад хитростью…»

Сомневаюсь, чтобы Березовский, будучи человеком, хоть и увлекающимся, но трезвомыслящим, всерьез верил в подобные страшилки. Скорее, это элемент игры, его вечная тяга к театральщине.

Каждая акция Березовского неизменно превращается в фарс, в перформанс. Он не может допустить, чтобы о нем забыли, хоть на сутки. Юрий Карлович Олеша выдвинул когда-то лозунг – ни дня без строчки. У Бориса Абрамовича девиз иной – ни дня без скандала.

Ему неважно, что о нем скажут, как отреагируют, поверят ли. Главное – чтобы газетчики не перепутали фамилию, ибо до тех пор, пока пишут и говорят о Березовском в России, он продолжает ощущать свою сопричастность к далекой родине.

То он выходит из зала суда, напялив самодельную маску Путина. То организовывает демонстрацию из ста «Мерседесов», которые колонной проходят мимо здания российского консульства под похоронный колокольный звон в знак протеста против приговора Ходорковскому. То требует выдать ему новый паспорт – на имя Платона Еленина – и демонстративно летит по нему в Грузию. То заявляется на лондонский экономический форум, приводя в исступление российских министров.

Все, чем занимается Березовский, давно уже перестало являться политикой; это, скорее, политическая клоунада, жириновщина в чистом виде.

(Самая страшная для Березовского пытка – если ему запретят общаться с журналистами или вовсе вырвут язык, от перенапряжения он просто сойдет с ума…)

На своем последнем юбилее – в 2006-м ему стукнуло шестьдесят – Борис Абрамович устроил настоящее светопредставление. Установил при входе ледяной макет собора Василия Блаженного и выписал актрису, загримированную под английскую королеву; она даже открывала вечер коротким спичем о дружбе народов. Многие из гостей поначалу всерьез поверили, что перед ними Елизавета II, но лишь потом, когда всем желающим было предложено сфотографироваться с ней на память – точно с дрессированной обезьянкой на черноморских курортах – замешательство рассеялось…

Борис Абрамович давно уже не утруждает себя выстраиванием серьезных, многоходовых комбинаций, фабрикацией правдоподобных улик. Он, вообще, перестал теперь обращать внимания на детали и заметно поистощился на новые выдумки.

Большинство нынешних выходок Березовского – это римейки его былых операций. Добившись единожды какого-то успеха, он пытается повторить его снова и снова. (Певица Гелена Великанова тоже лет тридцать жила за счет исполнения одного-единственного своего хита «Ландыши».)

Еще до фальшивого похищения Рыбкина нечто подобное, например, он пытался проделать во время губернаторских выборов 2002 года в Красноярском крае, где баллотировалась тогдашняя его симпатия Сергей Глазьев. Борис Абрамович всерьез разрабатывал план исчезновения опального кандидата, типа – Глазьева похитят спецслужбы, но потом он вырвется на волю.

(Сам Глазьев факт сотрудничества с опальным олигархом отрицал категорически, однако Александр Хлопонин, нынешний губернатор края, прямо говорил журналистам: «Он (Березовский. – Авт.) вливал в Глазьева деньги, но делал так, что Глазьева поддерживали еще и коммунисты, и мы, и уссовцы!»)

Впрочем, вернемся к началу нашего рассказа – к истории с несостоявшемся на него покушением, той самой страшной тайне Березовского, к которой невольно оказался причастен Никита Чекулин.

…8 сентября 2003 года на заседании Лондонского магистратного суда, где слушалось дело об экстрадиции Березовского в Россию, его адвокат выступила вдруг с сенсационным заявлением. Клэр Монтгомери заявила, что российские власти планировали убийство Березовского прямо в зале суда.

Уже на другой день шеф британского МВД Дэвид Бланкет принял решение о предоставлении олигарху политического убежища. Когда Березовского спросили, в чем причина подобного непостоянства властей – весной 2002-го Англия уже отказывала ему – счастливый беженец честно признался: исход решила попытка его ликвидации.

12 сентября судебное дело о его экстрадиции было окончательно прекращено…

Подробности этого таинственного покушения официально не разглашались, но вскоре «Санди таймс» опубликовала пространную статью, в которой утверждалось дословно следующее:

«…покушение должен был совершить агент российской службы внешней разведки. Он привез в Лондон сильнодействующий яд, спрятав его в авторучке…агент должен был вколоть Березовскому яд во время судебного процесса по экстрадиции бизнесмена. Однако по каким-то причинам покушение сорвалось. Возможно, у него сдали нервы. Некоторые источники сообщают, что сотрудник российской спецслужбы сам рассказал Березовскому о готовящемся покушении».

Позднее, со ссылкой на анонимного сотрудника британской контрразведки МИ-5, пресса сообщила, что МИ-5, действительно, вступила в переговоры с неким иностранным агентом, расследование о попытке убийства Березовского проводится и контрразведкой, и Скотланд-Ярдом на самом серьезном уровне.

Авторучка – это, конечно, не отравленный зонтик, хотя аналогии напрашиваются сами собой. Для полноты картины не хватало только одного: мандата – этакой лицензии на отстрел, подписанной лично Путиным, дабы слабонервный агент мог громогласно предъявить ее властям…

Но вновь всю малину испортил неугомонный Борис Абрамович, который ну никак не мог усидеть спокойно на месте, обязательно требовалось ему вставить свои пять копеек.

За каким-то чертом Березовский вдруг полез раздавать интервью журналистам и в очередной раз наговорил много лишнего.

Процитирую фрагмент его интервью «Коммерсанту» (12 сентября 2003 г.).

"Ъ":А мужчина в сером пиджаке, который крутился вокруг вас на экономическом форуме в апреле, а потом на суде и представился мне сотрудником «структур близких к Кремлю», имеет к этому (к покушению. – Авт.) отношение?

Березовский: Вам скажу. Да, имеет.

"Ъ":И вы сообщили об этом британским властям?

Березовский: Да, они об этом знают.

Тут-то и начинается самое интересное, потому что на суде «крутился» только один мужчина в сером пиджаке. Первым с этим загадочным человеком познакомился никто иной, как Никита Чекулин.

Для простоты понимания приведу часть своего интервью с Чекулиным, которое было сделано вскоре после его возвращения в Россию, из него суть очередной провокации Березовского становится ясной, как день:

– Осенью 2002-го российская прокуратура направила запросы об экстрадиции Березовского и Юлия Дубова. Чуть раньше такой же запрос ушел и на Закаева. Сначала Борис Абрамович никак не реагировал на это. Но 25 марта 2003-го их с Дубовым пригласили в МВД, отобрали паспорта и арестовали. Арест, конечно, был сугубо формальным: подержали несколько часов и выпустили под залог в 200 тысяч фунтов. Однако Березовский забеспокоился.

Внешне он старался держаться спокойно, но нервозность чувствовалась все равно. Олигарх не видел, как выбраться из сложившейся ситуации. Ясности не было никакой. Я наблюдал это воочию.

– Он боялся, что его этапируют в Москву?

– Такая возможность не исключалась. С одной стороны, Березовский понимал, что англичане не хотят его выдавать. Но, с другой, требовались какие-то формальные основания. А их не было. Идея спасения пришла, в общем, спонтанно, хотя и созревала долго. Еще с первых дней моего пребывания в Лондоне, Литвиненко, не переставая, твердил, что ФСБ готовит покушение на Березовского. Сам Борис внимания на это не обращал. Он-то человек вполне трезвомыслящий. Но потом, видимо, Березовский понял, что версия с покушением может оказаться той самой спасительной соломинкой. И в этом ему должен был помочь я.

– Вы? Каким образом?

– Однажды я проговорился Литвиненко, что в Москве у меня остался близкий друг – сотрудник ФСБ. Литвиненко вцепился мертвой хваткой. На пару с Фельштинским они обрабатывали меня, уговаривая пригласить этого человека в Лондон. Подавалось так, будто им нужен эксперт, знающий последние реалии спецслужб. За консультации ему будут платить 10 тысяч долларов ежемесячно.

Как-то разговор завел со мной и Березовский. Но я не хотел впутывать постороннего человека. Олигарх откровенно расстроился. Теперь-то я понимаю, почему. Они рассчитывали, что, выманив моего друга – его зовут Юра – в Лондон, им удастся организовать провокацию. Используя меня втемную, Березовский и Литвиненко представят все так, будто Юра приехал убить олигарха.

– Однако затея с вызовом чекиста Юры провалилась.

– Провалилась, да. Но свято место пусто не бывает. Роль убийцы взял на себя другой человек. Мой случайный знакомый…

2 апреля 2003-го после предварительного судебного заседания Березовский и Дубов давали пресс-конференцию в отеле «Меридиан». После ее окончания мы с Литвиненко направились к выходу, и тут ко мне подошел какой-то мужчина в сером пиджаке. Мы разговорились.

Вдруг на мобильный мне позвонил помощник Березовского Владимир Воронков. Он просил выяснить, кем является мой собеседник.

– Вы видели этого человека раньше?

– Тем же утром охрана заметила его на экономическом лондонском форуме. Обычно там собираются одни и те же фигуры, поэтому появление нового человека привлекло внимание. Да и внешность у него была слишком запоминающаяся: высокого роста, крепкого телосложения, с волевым лицом.

– Кем оказался этот таинственный незнакомец?

– Он представился мне, как Владимир Теплюк, бывший гражданин Казахстана. Сказал, что живет в Англии уже 4 года, ждет политического убежища и занимается мелким бизнесом. Мы обменялись телефонами и разошлись. Весь разговор я передал Ришару – начальнику охраны Березовского.

– Какие подозрения вызвал Теплюк у охраны?

– Мне об этом не докладывали. Но я лично ничего странного не заметил. Было это, напомню, 2 апреля. А через 2 недели в Москве убивают Сергея Юшенкова. Это убийство вызвало у Бориса новый виток энергии, и тема политических ликвидаций вновь обрела актуальность.

Я убежден, что именно после смерти Юшенкова в голове у Березовского начал вырисовываться план описываемой мной операции. Потому что все по очереди снова стали уговаривать меня вызвать в Лондон друга Юру.

– А как же таинственный Теплюк?

– Теплюк, похоже, рассматривался как запасной вариант. И если бы он сам не вышел на связь, о нем, вообще, может, и забыли.

В начале мая он позвонил мне на домашний телефон. Спросил, когда пройдет следующее судебное заседание по делу Березовского. Когда я рассказал об этом звонке Литвиненко, тот даже не стал скрывать возбуждения.

Он заявил, будто видел Теплюка в аэропорту Хитроу. Что Теплюк якобы за ним следил. И вообще он – ясно, как день – действующий офицер ФСБ.

Березовский тоже активно поддержал эту версию. Он «вспомнил», что встречал его раньше, в Генпрокуратуре. «Точно, точно! – воскликнул Литвиненко. – А я, кажется, видел его в коридорах Лубянки».

В общем, такой элемент массового психоза.

– Но зачем Теплюку – мелкому коммерсанту из Казахстана – нужно было ходить на судебные заседания?

– Я его спрашивал об этом. И он признался, что одна знакомая посоветовала ему найти подходы к Березовскому. Дескать, тот человек богатый, вокруг много свиты. Авось, и тебе что-нибудь перепадет. В принципе, это похоже на правду. Насколько я узнал Теплюка, он типичный авантюрист. Вдобавок оставшийся на мели.

– Он присутствовал в суде?

– Да, на заседании 13 мая. Его даже показали мельком в новостях.

А охрана суда, по наводке Березовского, проверила у него документы, переписала данные, но ничего подозрительного не увидела. Хотя потом адвокаты Березовского заявят, что именно в тот самый день, 13 мая, агенты российских спецслужб и планировали убийство олигарха. Прямо в зале суда.

– По-вашему, адвокаты Березовского, говоря об убийцах из Москвы, имели в виду Теплюка?

– А кого же еще?.. Но не буду забегать вперед. Итак, мы пообщались с Теплюком в суде. Договорились вечером поужинать. Когда я рассказал об этом Березовскому, тот и секунды не медлил. «Они играют свою гэбэшную игру», – бросил он. И предложил взять на встречу Юлия Дубова.

Весь день Дубов под руководством начальника охраны Березовского постигал работу скрытой техники. Ему вручили миниатюрный диктофон. Но, вопреки ожиданиям, ничего нового Теплюк не открыл. Разговор был совершенно пустой. Тем не менее, через неделю Березовский заставил меня свести Теплюка с Литвиненко.

20 мая мы встретились в пиццерии на окраине Сохо. Литвиненко с ходу взял быка за рога. Он объявил, что знает истинное лицо Теплюка и тому лучше признаться сразу, потому что иначе придется сообщить властям, а это кончится плохо. Теплюк обомлел. Он начал лепетать что-то невразумительное, но Литвиненко прервал его и принялся рассказывать о бесперспективности службы в России. А здесь, мол, совсем другая жизнь, мы поможем получить вам политическое убежище. Надо только немного помочь в ответ.

В общем, это была неприкрытая вербовка – довольно грубая, но эффективная. По крайней мере, на Теплюка все случившееся произвело сильное впечатление.

– Не понимаю: если он не агент, какой смысл было ему выслушивать россказни Литвиненко?

– Теплюк приходил на суд, чтобы втереться в окружение Березовского. Правильно? Зачем же ему было теперь уходить, прерывать разговор, оказавшись на финишной прямой? Напротив, он увидел, что может оказаться полезным.

– Что было дальше?

– Дальше мы с Литвиненко направились в офис к Березовскому. Подробно доложились. После чего меня попросили подождать в коридоре, и они остались вдвоем. С этого момента к операции меня больше не допускали. Наш последний разговор с Теплюком состоялся 22 мая. Его суть я также передал Березовскому, на что Борис ответил: пускай им занимается Саша. То есть Литвиненко.

Только потом я узнал, что 18 июня Литвиненко привел Теплюка к адвокату Березовского Джорджу Мензису. Похоже, тогда-то он и написал заявление, что должен был убить олигарха…


…Для того, чтобы окончательно поставить точку в этой мистической истории, следует добавить, что Владимир Теплюк полностью подтверждает сегодня изложенную Чекулиным версию. В этом он признался мне сам, в телефонном разговоре, а позднее, дал соответствующие показания следователю Генпрокуратуры, специально летавшему для его допроса в Лондон.

Как говорит Теплюк, Березовский с адвокатами, действительно, попросили его сыграть роль агента российской разведки, пообещав взамен всяческие блага и поддержку, но слова своего, по обыкновению, не сдержали…

По наивности, публикуя интервью с Чекулиным, я ожидал, что факт лжесвидетельства в королевском суде вызовет у англичан хоть какую-то ответную реакцию. Увы.

Когда к правосудию примешивается высокая политика, Фемида еще плотнее натягивает повязку себе на глаза. Это, кстати, в полной мере применимо и к нам, ибо на Березовского возбуждено уже 11 уголовных дел, а против Абрамовича, Пугачева или Фридмана – ни одного, причем первый – даже заседает в Госсовете, второй – в Совете Федерации, а третий – в Общественной палате.

Алтынного вора вешают, – гласит народная мудрость, – а полтинного чествуют…

$$$

Представим себе на минуту такую картину: в Россию перебегает бывший зам. секретаря английского Совбеза – или, как там у них – и приводит с собой еще вдобавок офицера МИ-5. Оба они объявлены у себя на родине вне закона. При этом каждый является секретоносителем.

Вопрос: упустит ли наша контрразведка такую восхитительную возможность, попытается ли приблизиться к государственным секретам Британии?

Ответ, по-моему, налицо.

Странно было бы полагать, что английские спецслужбы – между прочим, старейшие в мире – окажутся глупее наших.

Смешно вдвойне – надеяться, что они не понимают того, что очевидно для нас с вами. Тем не менее, англичане Березовского обратно не выдают. И даже делают вид, будто верят в его бредни о несостоявшихся покушениях и в прочие козни Лубянки.

По утверждению Березовского, ликвидировать его пытались, как минимум, трижды. Уже известным вам способом, используя отравленную ручку – раз. Силами чеченских террористов – два. И даже при помощи малолетнего ребенка – три.

Последний – младенческий – случай имел место совсем недавно.

В июне 2007-го английская полиция задержала в центре Лондона очередного, прибывшего из России киллера. Якобы он выманил Березовского на встречу в отель Hilton, где и собирался покончить с ним; в целях конспирации убийца отправился на «мокрое» дело с ребенком.

Странность этой истории заключается в том, что под стражей незадачливого террориста продержали всего пару дней, после чего выдворили прочь из страны, хотя, если б полиция обладала хоть какими-то маломальскими уликами, простой высылкой дело ограничиться никак не могло.

При этом российский МИД категорически утверждает, что ни о каких задержаниях наших граждан посольство – как того требуют международные законы – извещено не было, и ни один человек из Великобритании летом 2007-го в Россию не экстрадировался.

Эта запутанная, совершенно сумбурная невнятица очень напоминает мне аналогичный случай четырехлетней давности. Тогда Скотланд-Ярд по наводке Березовского тоже провел «блестящую операцию» по поимке террористов.

12 октября 2003 года полиция задержала двух российских граждан – неких Понькина и Алехина, – которые якобы пытались впутать Березовского в провокацию, уговаривая его организовать покушение против Путина.

Правда, через пять дней – за полной невиновностью – их отпустили. После чего британские газеты написали, что Березовский спас Путину жизнь. А чеченский террорист Ахмад Закаев во всеуслышанье объявил, что провокация была организована специально под него, дабы ускорить экстрадицию его в Россию.

Весь цимес этой комбинации заключался в том, что и Понькина, и Алехина вытащил в Лондон никто иной, как Александр Литвиненко.

А потом написал на них донос в Скотланд-Ярд.

Оба этих человека и Березовскому, и Литвиненко знакомы были хорошо, даже слишком.

Литвиненко и Понькин проработали бок о бок десяток с лишним лет; познакомились еще в дивизии Дзержинского, где оба служили офицерами, потом Литвиненко перетащил его за собой в контрразведку.

Все эти годы они были неразлучны. Вместе занимались мелким рэкетом. Вместе, осенью 1998-го, выходили на пресс-конференцию, обвиняя руководство ФСБ во всех смертных грехах; вместе давали потом показания в военной прокуратуре.

Когда майора Понькина с треском выгнали из органов, Березовский взял его на содержание; сначала оформил на работу в Исполком СНГ, потом – своим помощником по Госдуме.

Что же до коммерсанта Алехина – старого «подкрышного» Понькина с Литвиненко – то имя это без труда можно найти в написанной (а точнее, подписанной) Литвиненко книжке «Лубянская преступная группировка», вышедшей еще в 2002 году…

И вот теперь эти люди заявляются вдруг к Литвиненко и, без тени сомнения, предлагают ему подыскать киллера чеченской наружности, дабы убить опостылевшего порядком Путина.

Цитирую по интервью Березовского:

«Понькин заявил, что хочет встретиться со мной, с Закаевым, потому что в ФСБ есть люди, очень недовольные Путиным. Он назвал фамилии этих людей. Один из них имеет очень запоминающуюся фамилию – Калугин, но не Олег, который в Америке, не тот генерал, а другой, тоже генерал-майор, действующий сотрудник ФСБ. И второй человек – Медведев Вадим. Он отвечает за безопасность Путина во время поездок за рубеж. Они представляют интересы других офицеров ФСБ, которые тоже очень недовольны Путиным, и считают, что я – тот человек, который тоже считает, что Путин должен быть уничтожен. У себя внутри они никому не верят, и поэтому готовы сдать всю информацию о его пути следования, а нам с Закаевым предложили подготовить человека, который обеспечит эту акцию».

Нормально, да?

Почти как в анекдоте про Штирлица, который шел по главной улице Берлина и никак не мог понять, почему на него оборачиваются прохожие; то ли его выдавали стропы парашюта, болтающиеся сзади, то ли форма полковника НКВД.

Но ведь англичане в весь этот бред в очередной раз почему-то поверили, точнее – сделали вид. И в экстрадиции Закаева отказали, чего, собственно, Березовский и добивался. (Понькина с Алехиным, напомню, задержали 12 октября, а ровно через месяц – 13 ноября – тот же достопочтимый судья Тимоти Уоркман, уже успевший прекратить дела об экстрадиции Березовского с Дубовым, отказал России в выдаче полевого командира.)

Причины такой наивности окончательно станут понятны летом 2007-го, когда в приемную ФСБ придет агент британской разведки МИ-6 Вячеслав Жарко и поведает свою печальную повесть.

Бывший офицер налоговой полиции Жарко появился в стане Березовского летом 2002-го. Как и многие другие инициативники, он надеялся чем-то здесь поживиться; со службы Жарко уволился, денег на жизнь определенно не хватало. Березовского же он хорошо знал еще по прошлой жизни – совместными усилиями в 2000 году они сажали за решетку Гусинского.

Березовский сводит его с Литвиненко, говоря, что с ним следует решать все «взаимовыгодные вопросы».

«Литвиненко прямо с ходу начал вести разведопрос, – рассказывал в интервью мне Жарко. – Я сразу понял, что он работает с местными спецслужбами. Практически при первой же встрече Литвиненко стал говорить, что многие английские компании работают в России, их нужно консультировать, помогать с инсайдеровской информацией. Дело, мол, верное и очень прибыльное. Надо быть полным дебилом, чтобы не понять, о каких „компаниях“ идет речь».

Дальше события развивались по известной, многократно описанной в шпионской литературе схеме. Бывший офицер ФСБ знакомит Жарко с неким англичанином Мартином Флинтом, якобы отставным офицером и владельцем консалтинговой компании. По его просьбе Жарко начинает собирать данные о деятельности телекоммуникационных компаний в России, время от времени наведываясь в Лондон за гонорарами.

Так продолжалось вплоть до апреля 2003-го, пока Литвиненко не решил наконец раскрыться. Во время очередного приезда Жарко он говорит, что если отставной полицейский хочет и дальше «работать по консалтингу», следует поменять заказчика. Теперь услугами его будет пользоваться правительство. Конкретно – британская разведка МИ-6.

«На следующий день, – вспоминает Жарко, – Литвиненко привел в мой гостиничный номер двоих англичан: Пола и Джона. Оба они хорошо говорили по-русски и не скрывали, что работают в МИ-6. Англичане спросили, подтверждаю ли я свою готовность к сотрудничеству. После чего объяснили, что их интересует информация политического, экономического и военного характера. По всему было видно, что Литвиненко выполняет у них функции вербовщика. Березовский об этом прекрасно был осведомлен, потому что, при следующем моем приезде, Пол и Джон объявили, что свидания в Лондоне прекращаются, встречаться мы будем теперь в других странах. Объяснили они это тем, что „наш общий друг“ Березовский находится под пристальным вниманием российских спецслужб, и мои с ним контакты могут попасть в поле зрения ФСБ. Когда я поинтересовался отношением к этому самого Березовского, он ответил: значит, так надо. И подтвердил, что во имя высших интересов наши контакты временно приостанавливаются…»

Вячеслав Жарко проработал на МИ-6 без малого четыре года. Почти все это время он контактировал с Литвиненко; для связи ему был выдан мобильный телефон, звонить по которому разрешалось, лишь находясь за границей.

Занимался он, в основном, сбором политической информации. Но когда ему было велено найти подходы к английскому отделу Управления контрразведывательных операций ФСБ, для чего британцы пообещали даже снабдить его специальной шпионской аппаратурой, агент понял, что дело – пахнет керосином.

«Мой последний контакт с кураторами состоялся 28 ноября 2006 года в Стамбуле, там-то я и узнал о смерти Литвиненко. Мне было объявлено, что наши встречи замораживаются. Грешным делом, я даже обрадовался. Подумал, что сумею уйти теперь по-английски. Но по прошествии полугода британцы настойчиво принялись меня разыскивать, требуя встречи. Больше всего меня поразило, что на этот же секретный номер начал звонить и Березовский, он тоже хотел, чтобы я поехал в Стамбул».

Два таких разговора Жарко сумел записать на диктофон, они тоже прилагаются к книге.

Характер и смысл их красноречиво свидетельствуют о самой тесной связи опального олигарха с британскими спецслужбами.

Вячеслав Жарко – Борис Березовский

Березовский: Привет. Послушай, я тебе хочу просто подтвердить, что…

Жарко: Я понимаю, я там не могу вот без тех людей, без их как бы согласия что-либо делать вообще. Значит, должен быть или Мартин, я вчера сказал, или еще один человек.

Березовский: Кто, кто должен быть еще? Скажи.

Жарко: Может быть, Мартин.

Березовский: Так.

Жарко: Ли. Ли.

Березовский: Слушай, еще раз.

Жарко: Первое имя – Мартин. Второе имя – Ли. Третье имя…

Березовский: Ли?

Жарко: Да. Да.

Березовский: (кому-то в сторону) Эл, дабл и.

Жарко: Третье имя – Джон.

Березовский: Джон – о'кей.

Жарко: Четвертое имя – Кен… Это все как бы работают. Они работают в одной структуре как бы.

Березовский: Неважно. Кен. Так.

Жарко: Это фирма, грубо говоря. И без них я ничего не могу вообще сделать. Вот, просто ничего. Я на самом деле, даже с вами не могу разговаривать.

Березовский: Я все понял. Я может быть, тебе позвоню через2 минуты.

(Перезванивает)

Березовский: Простой вопрос. Скажи, пожалуйста, если приедут люди там, где ты сейчас, да? (В момент разговора Жарко находился в Крыму. – Авт.) С документами официальными. Ты сможешь с ними встретиться?

Жарко: Ни в коем случае. Не, не, не. Вообще, ни в коем случае, потому что здесь, блин… Ну как бы, хоть я здесь и нахожусь, но здесь как бы не совсем безопасно.

Березовский: Это я понимаю… Скажи, пожалуйста, а если в другой стране?

Жарко: Ох, вот для меня был бы идеальный вариант, если бы у нас было вот постоянное место в Стамбуле.

Березовский: Именно об этом они говорят.

Жарко: И там был вот Кен постоянно. Вот с ним-то идеально было бы…

Березовский: Знаешь, я вот честно хотел сказать – я вообще не понимаю причины, почему вот один из этих четырех, которых ты упомянул, не может. Видимо, какие-то там внутренние у них дела и серьезные. Но можно было бы вот там, где ты сказал, и скажи дату только, и все.

Жарко: А можно я тогда подумаю и где-нибудь мы, допустим, завтра, как бы свяжемся…

Березовский: Да нет проблем. Скажи, в котором часу завтра.

Жарко: Вот ровно в это же самое время, например…

Березовский: Я хочу, чтобы ты понимал, что настолько это серьезно, что…

Жарко: Нет, я-то вот как раз и понимаю…

Березовский: Только будь на связи, пожалуйста.


Упоминающиеся в разговоре имена – те, «без кого, вообще, ничего нельзя делать», – это кураторы Жарко из МИ-6. Часть этих людей российская контрразведка сумела впоследствии идентифицировать.

Кен, например, был опознан, как Кеннет Филипс, сотрудник стамбульской резидентуры МИ-6, ранее работавший в английском посольстве в Москве и выдворенный в 1996 году за шпионаж.

Успел отметиться в России и Джон – он же Джон Калаган, кадровый сотрудник МИ-6; в 1998–2001 годах этот разведчик действовал под крышей 1-го секретаря посольства.

Под именем же Пола скрывался бывший 1-й секретарь британского посольства в Эстонии Пабло Миллер, известный в ФСБ по другому шпионскому скандалу – делу английского агента Сергея Скрипаля, осужденного к 13 годам за измену родине. Именно Пабло Миллер был одним из кураторов Скрипаля. Правда, представлялся он тогда как Антонио Алварес де Идальго.

Собственно, ничего удивительного в этом нет. Другого выхода у Березовского просто не оставалось: либо – сотрудничает он с английскими спецслужбами, либо – отправляется на родину, в запломбированном вагоне…

Когда признания бывшего британского агента стали достоянием гласности, МИ-6 от каких-либо комментариев традиционно отказалась. Промолчал, как ни странно, и Березовский.

Ну, а что, с другой стороны, мог он ответить? Что Жарко – это агент ФСБ, а вся история с вербовкой – очередная лубянская подстава? Как будто – это что-то меняет…

Явка с повинной Жарко – отнюдь не первое свидетельство подобного рода.

Еще в 2002 году другой перебежчик – журналист Олег Султанов – рассказывал мне о связях ближайших соратников БАБа Евгения Лимарева и Александра Гольдфарба с западными спецслужбами. В частности, Султанов утверждал, что Лимарев активно предлагал ему вступить в контакт с французской контрразведкой.

О сношениях Березовского и Литвиненко с МИ-5 заявлял и Никита Чекулин, проведший два года в лондонском лагере Бориса Абрамовича.

Широко известны обвинения Андрея Лугового, который прямо утверждал, что англичане, с подачи Литвиненко и Березовского, пытались его завербовать…

При всей видимой своей нелюбви к спецслужбам, очень многим в жизни Борис Абрамович обязан именно рыцарям плаща и кинжала. Когда-то КГБ помог сделать ему научную карьеру, затем, по протекции генерала Коржакова, он сумел захапать ОРТ, «Аэрофлот» и «Сибнефть». Теперь же – британские коллеги оберегают его от российского правосудия; не по причине особой любви – вовсе нет.

Березовский, как Березовский, давно уже не представляет для Запада никакого интереса. Он нужен исключительно как пешка в большой и серьезной внешнеполитической игре.

(Все последние события – высылка российских дипломатов, прямые демарши Форин-Офис, свистопляска вокруг убийства Литвиненко – доказывают это наглядно…)

Каждая из сторон этого дуэта преследует сугубо свои собственные интересы: англичане – руками Березовского – вставляют фитиль России, Березовский – сохраняет свою голову.

Непонятно, правда, на что он рассчитывает, ибо продолжаться такое противостояние бесконечно не может. Рано или поздно скандальный олигарх будет принесен в жертву высоким политическим интересам.

Но пока этого не случилось, Борис Абрамович будет делать все, лишь бы, как можно сильнее насолить ненавистному кремлевскому режиму.

– На что вы сегодня надеетесь? – спросил его в интервью пару лет назад Андрей Караулов.

– Я рассчитываю на то, что власть, и более того, я все время это подталкиваю, подталкиваю власть, чтобы она сорвалась с цепи, потому что чем быстрее завершится цикл этой власти, тем будет лучше для России… Я подталкиваю власть к экстремизму, к тому, к чему она идет логично, но медленно. А я хочу, чтобы она прошла этот путь быстро.

– То есть пусть они идут вразнос и страна вместе с ними?

– Абсолютно верно. Страна и так вразнос пошла. Вы что, не понимаете, то, что происходит сегодня в России, это микромодель Советского Союза. Чем он закончил, совершенно понятно. Советский Союз развалился. Безусловно, Путин, его режим подталкивает Россию к развалу. Но я считаю, чем скорее это произойдет, тем менее болезненно это будет для России. Мы не можем потерять еще 50 лет. Чем быстрее все развалится, тем быстрее начнется обновление.

По-моему, это уже даже не лечится…

$$$

С удивлением узнал, что ко всем прочим своим достоинствам Борис Абрамович еще и поэт; сравнительно недавно маргинальная газета «Лимонка» опубликовала небольшую подборку его стихотворений.

О качестве вирш говорить не буду, пусть занимаются этим профессиональные критики. Речь – о другом; все творения новоявленного поэта оказались на удивление тоскливы и безрадостны.

Ну вот, например:

"Нелегко уходить, уходя,

Впереди – лишь чужбина чужая,

Стоны ветра и струи дождя

Одиночки отход прикрывают.

На душе – холодок сентября,

Ничего так, как было, не будет.

Взвесит Бог все «во имя» и «зря"

И судом справедливым рассудит».

Если это и декадентская поза, столь любимая им мученическая рисовка – то на сей раз весьма и весьма правдоподобная.

Ничего так, как было, действительно, не будет, и кроме ветра и дождя – некому больше прикрыть отход одиночки.

Березовский и вправду был одиночкой всегда, но под старость это стало чувствоваться особенно явственно.

За годы, проведенные вдали от родины, Березовский успел растерять практически все свое окружение.

Нет больше незаменимого Бадри Патаркацишвили, не выдержал, устал оставаться вечным заложником чужих политических амбиций и закидонов.

Уехал в Москву любимый помощник Демьян Кудрявцев, под чьим влиянием и начал, собственно, пописывать он стихи, постоянной нервотрепке и шпиономании предпочел сытое место гендиректора «Коммерсанта», переприсягнув новым хозяевам.

Навсегда рассорился с Русланом Фомичевым, из младшего финансового партнера собственными руками превратил его в ответчика по судебному иску.

Порваны все связи с Петром Авеном, с которым знаком был ровно три десятка лет, бывший приятель и наперсник не смог простить ему суда против своего партнера Михаила Фридмана.

Скандалом завершилась многолетняя дружба с Виталием Третьяковым, редактором «Независимой газеты».

Даже верный пес Литвиненко и тот умер для него задолго до посещения бара «Миллениум», они расстались еще годом раньше – чекист-расстрига впрямую обвинил Березовского в жадности и бессердечности.

(В беседе с английским агентом Жарко – она тоже есть в нашем аудио-приложении – Литвиненко в сердцах рассказывал, как его «опускали до уровня бл. дей":

«Уже как бы срезали до того, что просто п. ц, смешно, понимаешь!.. Меньше, чем у водителя автобуса… И я говорю: слушайте, ну, может быть, вообще, это закончим?.. Он аж обрадовался, ну, думает, сейчас сэкономит там чуть-чуть… Понимаешь, как он вообще, по отношению со мной поступил!.. Но зато я ушел с поднятой головой…»)

Кто же остался теперь рядом с ним? Горстка прислуги? Постылая жена? Да те, кого сам превратил он в заложников, навсегда отрезав пути к отступлению: чеченский бандит Ахмед Закаев, вечный «Фунт» Юлий Дубов, тихий пьяница Николай Глушков, обладающий вдобавок – скажем, обтекаемо – своеобразной ориентацией?

(Именно по этой причине они никогда не были близки с Глушковым, хотя Николай Алексеевич и скрывал всячески свою «нетипичность», мучался страшно. Однажды пытался даже покончить самоубийством, наглотался таблеток – еле-еле успели откачать.)

Ну, и, пожалуй, еще дети с внуками, у Бориса Абрамовича их образовалась уже целая династия.

У профессионального математика Березовского даже семейная жизнь выглядит, как арифметическая задача. Три жены, каждая из которых моложе предшественницы ровно на 10 лет, и от каждой – ровно по двое детей.

Младшие – 11-летняя Арина и 9-летний Глеб – живут в Англии вместе с ним. Средние – 15-летняя Настя и 18-летний Артем – остались с предыдущей его женой Галиной и основное время проводят то во Франции, то в Швейцарии. Старшие дочери – Катя и Лиза – давно уже сами стали матерями и подарили Березовскому шестеро внуков – опять-таки – ровно по три единицы каждая.

О средних и младших детях рассказывать пока нечего, они еще слишком малы. А вот Катя и Лиза – барышни весьма примечательные. Несмотря на сравнительно небольшую разницу в возрасте (Лизе – 36, Кате – 34), дочери Березовского совершенно не похожи друг на друга, хотя обе окончили одну и ту же английскую спецшколу № 4 (кстати, ту самую, где постигал когда-то азы науки их отец) и Кембриджский университет. (Лиза училась по специальности «классика» – искусство, литература, философия; Катя – на факультете экономики).

Сейчас невозможно уже представить, что старшая, Лиза, в детстве была отличницей и даже вышла из школы с серебряной медалью (подвело обществоведение).

Елизавета Березовская широко известна в богемных кругах как художница-авангардистка и совершенно безбашенная участница модерново-кислотных тусовок.

Круг ее общения составляют непризнанные гении, сумасшедшие музыканты и прочие эпатажные представители так называемой альтернативной культуры – подобные, например, трансвеститу Владу Мамышеву, выдающему себя за Мэрилин Монро. (Широко известна история, когда оставленный сторожить роскошную 300-метровую квартиру Лизы в Скатертном переулке, а также присматривать за ее собачкой, Мамышев-Монро, то ли спьяну, то ли под кайфом, спалил все это великолепие дотла; вместе с несчастной Жучкой.)

Лиза часто выставляется в столичных залах. Творить предпочитает она в жанре инсталляции. Однажды ее работу – сотканный из роз ковер – экспонировали даже в Третьяковке, в рамках выставки «Искусство женского рода», объединившей лучшие дамские творения последней половины тысячелетия.

В другой раз, в L-Галерее публике была представлена ее масштабная работа «Путешествие». Одно из светских изданий так описывало эту экспозицию:

«„Путешествие“ заключается в том, что сперва вы попадаете в темный отсек, где молочно-лунным светом сияет хитроумно подсвеченный слепок Венеры Милосской. Потом оказываетесь в следующем пространстве, где царит полная тьма и звучит музыка Генделя. И, наконец, третий отсек – там теплым светом мерцает большая круглая ваза, наполненная гранатами».

Впрочем, эстетствующей публике больше всего запомнилась тогда не Венера Милосская с Генделем, а своеобразная обстановка, царящая на показе. В день открытия, трансвестит Монро напился так, что рухнул прямо посреди зала. А другой близкий приятель художницы – питерский неформал Сергей Бугаев, он же Африка, – предпочел демонстративно облегчиться.

Разумеется, сам Березовский к творчеству дочери относится без особого энтузиазма; воспитанный в духе передвижников, он откровенно не понимает всех этих новомодных выкрутасов. Правда, когда после очередного показа, Борис Абрамович посетовал на купеческий размах и безвкусицу увиденного, Лиза с ходу предложила ему снять для следующей своей выставки Кремль. Березовский разом заткнулся…

О загулах и похождениях наследницы олигарха долгие годы ходили настоящие легенды. Основной сферой ее обитания являлись полузакрытые клубы «Птюч» и «Луч», хорошо известные в столичном управлении по борьбе с наркотиками. Правда, с дочерью столь влиятельного человека милиция предпочитала не связываться. Ее задержали всего единственный раз – в мае 1998-го – в петербургском клубе «Грибоедов», где вместе со своим бой-френдом Ильей Вознесенским – между прочим, правнуком Сталина – они устроили развеселый дебош.

Не дожидаясь обыска, Лиза сама выложила на стол пакетик с кокаином. У ее спутника обнаружился, в свою очередь, героин.

«Эка невидаль, – язвил по этому поводу Эдуард Лимонов, тогда он еще не представлял, что станет когда-то попутчиком Березовского, – Лиза давно известна в наркоманской среде. Мы всегда удивлялись, почему сидит Витухновская, а на Березовскую никто не обращает внимания».

Правда, сидеть Елизавете Борисовне все равно не пришлось. В тот же день она благополучно вышла на свободу и улетела в Москву на самолете, специально присланным заботливым папой. Уголовное дело впоследствии было спущено на тормоза.

Личная жизнь Лизы – под стать ее жизни творческой. Несколько лет она жила гражданским браком с музыкантом и модельером Ильей Вознесенским – тем самым любителем героина, и даже родила от него сына, претенциозно названного Саввой.

Но буквально после родов Березовская от Вознесенского сбежала и вышла замуж за бизнесмена Анатолия Подкопова, сына легендарного бегуна. (Одним из его проектов был модный клуб «Парк» на берегу Москва-реки.)

Какое-то время казалось, что Лиза наконец-то остепенилась. Друг за другом, с разницей в один год, она родила еще двух сыновей – Платона и Арсения. Но потом началось все сначала: клубы, выставки, гулянки.

А тем временем циничный Подкопов заставил жену переоформить на себя все ее имущество – дом, квартиру, после чего объявил о разводе. Сейчас бывшие супруги судятся между собой, не стесняясь в выражениях…

Екатерина Березовская кажется полной противоположностью своей сестре. По степени оборотистости и хватки она явно пошла в отца, да и вообще, мужских черт у нее гораздо больше, чем женских.

Пока Березовский был в порядке, он не мог нарадоваться на свою любимицу. В качестве его личного представителя Екатерина была введена в совет директоров «МНВК» (компании-учредителя ТВ-6) и ОРТ, делегирована на должность заместителя гендиректора «ЛогоВАЗа».

Березовский рассчитывал, что дочь станет главным продолжателем его дела, приумножив прежнее могущество и капиталы. Ждать, пока подрастут сыновья, у него не было ни времени, ни сил. Однако судьба распорядилась иначе.

Сегодня Екатерина занимается, в основном, воспитанием своих троих детей, курсируя между Англией и Германией. Не в пример старшей сестре, личная жизнь ее сложилась вполне успешно. Уже восемь лет она замужем за столичным предпринимателем со звучным именем и фамилией: Егор Шуппе.

Их брак – это редкий случай гармоничного сочетания расчета и чувств. Благодаря союзу с дочерью Березовского, Шуппе сумел сколотить неплохой бизнес, вместе с товарищами, создав на средства тестя, компанию-провайдера «Ситилайн».

В считанные сроки «Ситилайн» стала одной из ведущих на рынке Интернета. В ее активе значилось 62 тысячи пользователей. В апреле 2001 года Шуппе с компаньонами продал компанию «Голден-Телекому» ориентировочно за 20–30 миллионов долларов; совсем неплохие деньги, если учесть, что было ему тогда всего 31 год.

Деловые качества зятя тоже очень нравятся Борису Абрамовичу. Он не раз привлекал его к своим делам – именно Шуппе, например, участвовал в проведении акции «Это мой кандидат», придуманной Юшенковым незадолго до своей гибели. Правда, из выделенного Березовским общего бюджета, примерно 3 миллиона долларов оказались расхищены, но тестя это ничуть не возмутило. Деньги-то все равно остались в семье.

Последний их совместный проект связан с организацией картинной галереи «Арт-Юнион» в здании на Новокузнецкой улице, где располагался когда-то дом приемов «ЛогоВАЗа».

Уговорив Березовского отдать ему пустующий особняк, Шуппе вместе с бывшими партнерами по «Ситилайну» – Емельяном Захаровым и Рафаэлем Филиновым – превратил его в богемный выставочный центр. Там, где кипела когда-то политическая жизнь, проходят теперь светские вечера и показы, а вместо министров и депутатов прогуливается по коридорам золотая молодежь…

Мне думается, подобный исход очень символичен, ведь здание это – не просто двухэтажный памятник истории и культуры, общей площадью 1352,6 метров квадратных; оно, если угодно, является знамением времени, своеобразным кодом эпохи.

До революции здесь жили графья Смирновы, в советские годы – располагался дом политпросвещения Москворецкого РК КПСС, во времена недавней «демократии» – правил бал Березовский.

Дом приемов «ЛогоВАЗа» был тогда эпицентром политической жизни страны, если русская литература вышла из гоголевской «Шинели», то львиная доля российских чиновников – из этого особняка.

В штате клуба числилось около ста человек – охрана, водители, повара, секретари, администраторы. Его двери были открыты сутками напролет, для особо приближенных имелась даже пара гостиничных номеров.

Если бы стены этого здания смогли заговорить, они поведали бы массу интересного об изнанке российской новейшей политики, о бесконечных интригах, кознях, слияниях, поглощениях, предательствах и изменах.

Но с бегством Березовского дом приемов постепенно пришел в запустение. Поначалу, как и прежний хозяин его, граф Смирнов, Борис Абрамович верил еще, что очень скоро он вернется обратно – въедет в Москву, гарцуя на белом скакуне, – посему штат клуба не распускался. Однако к 2005 году даже Березовскому стало понятно, что повернуть колесо истории вспять уже невозможно. Практически вся прислуга вскоре была уволена, а место великосветских интриганов заняли ревнители изящества, возглавляемые предприимчивым зятем.

Метаморфоза еще более показательная случилась с его дачей в подмосковном поселке Петрово-Дальнее – той самой, которую Березовский приватизировал в 1995 году вместе с жившим на ней престарелым советским премьером Тихоновым.

После смерти Тихонова в 1998-м дача с участком в 14,2 гектара была благополучно перепродана Березовским дочери Кате – понятно, что это была лишь уловка, предпринятая с целью обезопасить поместье от возможных посягательств.

Однако это ему не сильно помогло. В 2004-м, по иску прокуратуры, суд признал приватизацию незаконной и вернул дачу в государственное лоно. Обитают на ней теперь новые хозяева жизни – один из руководителей президентской администрации.

Более красноречивого, показательного штриха трудно даже себе представить…

Березовский пришел в политику слишком поздно, на гребне своего могущества он оказался, разменяв уже шестой десяток.

Сегодня время неумолимо работает против него.

Все, что ему остается – жить былыми воспоминаниями, лишь мысленно возвращаясь в те недавние времена, когда слава о его могуществе и влиянии гремела на всю Россию. И каждый вечер, подобно монархисту Хворобьеву, засыпая, грезить, что увидит он во сне прошлое свое великолепие – прогулки на яхте с Дьяченко и Юмашевым; таскающего его багаж Абрамовича; толпы ходоков, ожидающих в приемной. Но вместо этого, как нарочно, являются ему пресловутый сортир, где замочили уже почитай всех чеченских его друзей; летящие в Тольятти самолеты «Аэрофлота», битком набитые сотрудниками ФСБ; полумрак тюремных камер, осененных присутствием Гусинского с Ходорковским. И тогда Борис Абрамович просыпается в холодном поту, и крик его оглашает окрестности поместья Вентуорт…

Андрей Вознесенский, много лет вместе с семьей кормившийся с руки Березовского (жена заправляла делами в благотворительном фонде «Триумф», приемный сын работал в «ЛогоВАЗе»), написал о недавнем своем благодетеле такие стихи:

"Опаловый «Линкольн». Полмира огуляв,

Скажите: вам легко ль, опальный олигарх?

Весь в черном, как Хасид, легко ль дружить с Христом?

Под Нобеля косить? Слыть антивеществом?

Напялив на мосла Ставрогина тавро,

Слыть эпицентром зла, чтобы творить добро?

Бежит по Бейкер-стрит твой оголец, Москва,

Но время состоит из антивещества…"

Куда бежит оголец Березовский? Зачем? Нет ответа. Просто он не может уже по-другому, его жизнь – это экспансия, бесконечный марафон…

Однако рано или поздно любая дистанция заканчивается финишем. И что впереди?

Ну, придумает он еще десять покушений на свою жизнь, даст две тысячи интервью о Путине и кровавом оскале спецслужб, выпишет двести очередных одалисок. Что это в конечном счете изменит?

А тем временем кольцо преследования сжимается вокруг него все туже и туже, что ни месяц – новое обвинение. Уже не только Россия, но и Бразилия объявила Березовского в розыск – на сей раз он уличен в отмывании денег. Возбуждено против него уголовное дело в Голландии: за легализацию. Арестованы в Швейцарии банковские счета. Закрыт ему навсегда въезд в Украину, Грузию и Латвию.

Если дело так пойдет и дальше, на земном шаре скоро совсем не останется мест, куда сможет он приехать…

…Всю свою сознательную жизнь Борис Березовский тщился изобразить из себя значительную, масштабную фигуру, когда в недавнем интервью «Би-Би-Си» назвали его злым гением, Борис Абрамович сразу поправил: я согласен с одним словом – «гений», но не согласен со «злым».

Лукавил, конечно, образ коварного профессора Мориарти, этакого доктора Зло из голливудских боевиков льстит его воспаленному самолюбию.

Березовский очень хотел бы, чтобы его по-прежнему воспринимали в этом качестве, но нет. Сам того не замечая, превратился он постепенно в героя Ильфа и Петрова. Даже не Бендера – это было бы как раз для него весьма лестным сравнением, в пикейного жилета, вздорного, жалкого старика, точно две капли воды схожего с Михаилом Самуэлевичем Паниковским.

Конечно, он пытается еще храбриться. Паниковский всех вас продаст, купит и еще раз продаст, все вы жалкие ничтожные личности – но это впечатлить никого уже не в силах.

Нет больше зловещего демона. Ему на смену пришел жалкий и мелкий бес, профессиональный нищий с черными от копоти манжетами, человек без паспорта, улепетывающий, что есть силы от гонящихся за ним преследователей, но не выпускающим из подмышки гуся.

И с Остапом Бендером его сейчас объединяет только одно – он теперь тоже никогда не сможет попасть в Рио-де-Жанейро, где все поголовно ходят в белых штанах.

Белый – это не его цвет…


(Октябрь 2006 – август 2007)

ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ Б. А. БЕРЕЗОВСКОГО И Р. А. АБРАМОВИЧА

1946:

– 23 января – в Москве в семье инженера-строителя Абрама Березовского и студентки мединститута Анны Гельман родился Борис Березовский.

1962:

– 22 августа – после окончания спецшколы № 2 (Москва) Березовский зачислен студентом факультета электроники и счетно-решающей техники Московского лесотехнического института.

1966:

– 24 октября в Саратове в семье снабженца Аркадия Абрамовича и преподавательницы музыки Ирины Михайленко родился Роман Абрамович.

1967:

– 4 апреля – 31 декабря – Березовский проходит дипломную практику лаборантом НИИ испытательных машин средств измерения масс (НИКИМП).

– 23 октября – в больнице умирает мать Абрамовича Ирина.

– 31 декабря – Березовский оканчивает институт.

1968:

– 1 февраля – Березовский по распределению назначен инженером НИКИМП.

1969:

– май – в результате несчастного случая погибает отец Абрамовича Аркадий. Абрамовича забирает на воспитание живущий в Ухте дядя.

– 9 июня – Березовский переведен инженером московского завода «Электроприбор».

– 15 июля – Березовский перешел в Гидрометеоцентр инженером отдела эксплуатации ЭВМ М-20.

– 8 сентября – Березовский приступил к работе в должности инженера Института автоматики и телемеханики (впоследствии – Институт проблем управлении Академии наук СССР).

– 12 декабря – женитьба Березовского на Нине Коротковой.

1971:

– 7 апреля – рождение у Березовского первого ребенка: дочери Елизаветы.

1973:

– 16 марта – Березовский зачисляется и.о. младшего научного сотрудника Института проблем управления.

– 22 марта – рождение у Березовского второй дочери Екатерины.

– лето – Абрамович переезжает к родственникам в Москву.

1974:

– 15 апреля – Березовский утвержден в должности младшего научного сотрудника ИПУ АН СССР.

1975:

– 12 мая – Березовскому присвоена степень кандидата технических наук.

1977:

– 11 марта – Березовский избран старшим научным сотрудником ИПУ АН СССР.

– в составе авторского коллектива ИПУ Березовский удостоен премии Ленинского комсомола за научный труд по системам автоматизированного принятия решений.

– Березовский избран председателем Комитета молодых ученых ИПУ.

1978:

– Березовский вступает в КПСС.

1979:

– весна – Березовский задержан Махачкалинским ЛОВД Северо-Кавказского УВДТ по ст. 154 УК РСФСР (спекуляция).

– сентябрь – Березовский завербован УКГБ по Москве и Московской области, как агент «Московский».

1983:

– Березовский защитил докторскую диссертацию.

– июнь – Абрамович окончил среднюю школу № 232 г. Москвы и поступил на машиностроительный факультет Ухтинского индустриального института.

1984:

– ноябрь – Абрамович призван на действительную срочную службу в армию.

1985:

– 1 июля – Березовский назначен и.о. зав. сектором ИПУ.

1986:

– 1 июля – Березовский утвержден зав. сектором ИПУ.

– осень – демобилизация Абрамовича; он восстанавливается на 2 курсе Ухтинского индустриального института.

1987:

– январь – Абрамович оформлен механиком СУ-122 треста «Мосспецмонтаж».

– 1 февраля – Березовский назначен зав. лабораторией системного проектирования ИПУ.

– август – Абрамович переводится из Ухтинского индустриального института на вечернее отделение Московского автодорожного института по специальности «Автомобили. Автомобильное хозяйство».

– декабрь – Роман Абрамович женится на Ольге Лысовой.

1988:

– февраль – Абрамович отчислен со 2-го курса МАДИ за хроническую неуспеваемость.

1989:

– январь – Абрамович увольняется из СУ-122.

– создание кооператива «Уют»; Абрамович назначен директором.

– апрель – по инициативе Березовского учреждено СП «ЛогоВАЗ», в котором он становится генеральным директором.

– 26 апреля – рождение у Березовского вне брака сына Артема (от Галины Бешаровой).

1991:

– 27 сентября – развод Березовского с первой женой Ниной Коротковой.

– Абрамович становится директором малого предприятия «АВК» (Москва).

– 18 октября – Абрамович женится вторым браком на Ирине Маландиной.

– 7 декабря – Березовский избран членом-корреспондентом Россий-ской академии наук по секции математики, механики, информатики.

– по инициативе Березовского учреждается премия «Триумф» для награждения лучших представителей литературы и искусства.

1992:

– 9 июня – следственным управлением ГУВД Москвы в отношении Абрамовича возбуждено уголовное дело по факту хищения 55 цистерн дизельного топлива, принадлежащего Ухтинскому НПЗ. Через 10 дней Абрамович будет взят под стражу.

– Березовский становится председателем совета директоров «Объединенного банка».

– 1 декабря – уголовное дело о хищении 55 цистерн прекращено.

– 21 декабря – рождение у Березовского дочери Анастасии от второй жены Галины Бешаровой.

1993:

– июнь – Абрамович становится директором АОЗТ «Петролтранс».

– 29 ноября – Березовский обратился за получением израильского гражданства.

– 29 декабря – указ президента Б. Ельцина «О мерах государственной поддержки Акционерного общества „Автомобильный всероссийский альянс“.

– рождение у Абрамовича дочери Анны.

– автостоянки «ЛогоВАЗа» подверглись трем нападениям с использованием гранат и гранатометов.

1994:

– март – из печати выходят мемуары Ельцина «Записки президента», издание которых оплачено Березовским.

– апрель – неизвестные злоумышленники прикрепили к входной двери квартиры Березовского боевую гранату.

– 30 мая – Березовский становится генеральным директором и членом совета директоров созданного им акционерного общества «АВВА».

– 31 мая – АО «ЛогоВАЗ» преобразовано в компанию холдингового типа, Березовский избран ее председателем совета директоров.

– 6 июня – на Березовского совершено покушение в Москве. Водитель убит, сам он тяжело ранен. Осколками от взрывного устройства ранены также его охранник и 8 случайных прохожих.

– 17 июня – взрыв в принадлежащем Березовскому «Объединенном банке».

– 13 сентября – в результате заказного убийства погиб криминальный авторитет Сергей Тимофеев (Сильвестр), считавшийся организатором покушения на Березовского.

– 5 октября – совет директоров ОАО «Аэрофлот» принял решение о переводе своих счетов из «Мост-банка» в «АвтоВАЗ-банк»; начало многолетней войны между Гусинским и Березовским.

– 30 ноября – подписан указ о приватизации телекомпании «Останкино». Консорциум коммерческих банков под руководством Березовского приобретает 49 % акций созданного Общественного российского телевидения.

– 2 декабря – сотрудники СБП задерживают кортеж владельца «Мост-банка» Владимира Гусинского. Банкир скрывается из страны.

– 25 декабря – происходит знакомство Березовского с Абрамовичем.

– декабрь – Березовский назначен первым заместителем председателя совета директоров ОРТ.

– рождение у Абрамовича второго ребенка – сына Аркадия.

1995:

– 20 февраля – на ОРТ вводится временный мораторий на размещение рекламы.

– 1 марта – убийство гендиректора ОРТ Владислава Листьева.

– 2 марта – попытка задержания Березовского столичным РУОПом для принудительного привода на допрос по делу об убийстве Листьева.

– 4 марта – Березовский и Ирена Лесневская записывают видеообращение к Б. Ельцину, обвиняя в убийстве Листьева Владимира Гусинского, столичного мэра Лужкова и «силы КГБ».

– 25 мая – Березовский и Абрамович совместно создают ЗАО «П. К.-Траст».

– 19 августа – таинственная гибель гендиректора Омского НПЗ Ивана Лицкевича, противившегося созданию «Сибнефти».

– 24 августа – Б. Ельцин подписывает указ о создании ОАО «Сибнефть».

– 19 сентября – арестован глава фирмы «Балкар-Трейдинг» Петр Янчев, основной претендент на покупку «Сибнефти».

– 8 октября – и. о. генпрокурора и главный лоббист «Балкар-Трейдинга» Алексей Ильюшенко отправлен в отставку.

– 27 октября – генеральный директор ОАО «Аэрофлот» Владимир Тихонов, вступивший в противоборство с Березовским, освобожден от занимаемой должности. На его место назначен маршал авиации Евгений Шапошников, ставший безвольным проводником протекционист-ской политики Березовского.

– 28 декабря – залоговый аукцион по «Сибнефти». Победителем становится ЗАО «Нефтяная финансовая компания», учрежденная Березовским и Абрамовичем.

– в течение года Абрамович учреждает 10 коммерческих структур: ЗАО «Меконг», ЗАО «Центурион-М», ООО «Агроферт», ЗАО «Мультитранс», ЗАО «Ойлимпекс», ЗАО «Сибреал», ЗАО «Форнефть», ЗАО «Сервет», ЗАО «Бранко», ООО «Вектор-А».

– рождение у Абрамовича третьего ребенка – дочери Софьи.

1996:

– 22 января – рождение в Швейцарии вне брака дочери Березовского Арины (от Елены Горбуновой).

– февраль – заседание Всемирного экономического форума в Давосе (Швейцария). Российские олигархи, в том числе Березовский, принимают решение о поддержке на предстоящих президентских выборах Бориса Ельцина.

– март – Березовский введен в состав предвыборного штаба Ельцина.

– июнь – Абрамович введен в совет директоров «Ноябрьскнефтегаза» и назначен главой московского представительства «Сибнефти».

– июнь – Березовский освобожден от поста первого заместителя председателя совета директоров «ОРТ».

– 19 июня – СБП задерживает активистов предвыборного штаба Ельцина А. Евстафьева и С. Лисовского при выносе из дома правительства

$ 500 тыс. В доме приемов «ЛогоВАЗа» срочно собирается штаб сопротивления. Березовский и Гусинский начинают информационную войну против Коржакова с Барсуковым.

– 20 июня – начальник СБП Александр Коржаков, директор ФСБ Михаил Барсуков и первый вице-премьер Олег Сосковец отправлены в отставку.

– 3 июля – во втором туре президентских выборов победу одерживает Борис Ельцин.

– 25 июля – Березовский удостоен благодарности Президента России за активное участие в избирательной кампании Б. Ельцина.

– 21 августа – Березовский вместе с секретарем Совбеза Александром Лебедем впервые приезжает на переговоры в Чечню.

– 31 августа – А. Лебедь подписывает с А. Масхадовым т. н. Хасавюртовские соглашения, положившие конец первой чеченской кампании.

– 20 сентября – аукцион по продаже 19 % акций «Сибнефти». Победу одерживает фирма Березовского – Абрамовича «Синс».

– 26 сентября – Березовский и Абрамович введены в совет директоров «Сибнефти».

– 24 октября – на аукционе по продаже 15 % акций «Сибнефти» побеждает фирма Абрамовича «Рифайн-Ойл».

– 29 октября – Березовский назначен заместителем секретаря Совета безопасности.

– 16 ноября – Березовский сложил с себя полномочия генерального директора АО «АВВА».

– 7 декабря – Березовский освобожден от поста первого заместителя председателя совета директоров «ОРТ».

– 18 декабря – первая успешная миротворческая операция Березовского в Чечне; из плена освобождены 22 пензенских омоновца, захваченных бандой С. Радуева.

– 26 декабря – Березовский выходит из совета директоров «Сибнефти».

– Абрамович становится президентом трэйдинговой компании «Runicom S.A.», зарегистрированной в Гибралтаре.

1997:

– 23 января – Совет Федерации рекомендует Ельцину отправить Березовского в отставку.

– 7 марта – распоряжением президента Б. Ельцина Березовский назначен членом Федеральной комиссии по проблемам Чечни.

– 10 марта – главный покровитель Березовского Валентин Юмашев назначен руководителем президентской администрации.

– 18 марта – Березовский оставил пост председателя совета директоров «ЛогоВАЗа».

– апрель – в аэропорту «Ингушетия» Березовский передал Ш. Басаеву 2 млн долларов наличными якобы на восстановление объектов промышленности Чечни.

– 12 мая – в результате проведенного инвестиционного конкурса «Сибнефть» окончательно становится частной компанией.

– 12 мая – Абрамович покупает во Франции яхту Stream за $ 3,95 млн.

– 30 мая – новым гендиректором «Аэрофлота», вопреки желанию Березовского, избран зять Б. Ельцина Валерий Окулов.

– 27 июня – на совещании под руководством премьер-министра В.Черномырдина принято решение о назначении Березовского председателем совета директоров РАО «Газпром». В дальнейшем, однако, это решение не было реализовано.

– 30 июня – младшая дочь президента Татьяна Дьяченко назначена советником Бориса Ельцина.

– 25 июля – Березовский с Гусинским проигрывают конкурс по продаже госпакета акций «Связьинвеста». Начало Великой Олигархической Войны.

– 1 августа – Березовский включен в состав научного совета при Совете безопасности РФ.

– 11 сентября – Абрамович покупает виллу Le Clocher на мысе Антиб (Франция) за $ 114 млн.

– 13 октября – рождение у Березовского в Монако сына Глеба (от третьей жены Елены Горбуновой).

– 4 ноября – Березовский освобожден от должности зам. секретаря Совета безопасности.

– ноябрь – Березовский назначен советником руководителя администрации президента В. Юмашева (на общественных началах).

– 27 декабря – заместитель начальника УРПО ФСБ России А. Камышников якобы отдает приказ своему подчиненному А. Литвиненко о ликвидации Березовского.

1998:

– 19 января – руководители нефтяных компаний «ЮКОС» и «Сибнефть» Михаил Ходорковский и Евгений Швидлер подписали протокол об объединении своих активов в единый холдинг «ЮКСИ». В мае того же года слияние было остановлено.

– 23 января – Березовский посвящен в рыцари ордена Святого Константина.

– февраль – в результате падения со снегохода Березовский ломает позвоночник; он срочно отправлен на операцию в частную швейцарскую клинику.

– 23 марта – отставка кабинета министров Виктора Черномырдина. Начало правительственного кризиса.

– 25 марта – офицер ФСБ А. Литвиненко заявляет Березовскому о якобы полученном им приказе на его ликвидацию.

– 29 апреля – Березовский избран исполнительным секретарем СНГ.

– 30 апреля – Главная военная прокуратура возбудила уголовное дело по факту заявлений сотрудников УРПО ФСБ (Литвиненко и др.) по поводу якобы планировавшегося убийства Березовского.

– 9 мая – старшая дочь Березовского Елизавета задержана милицией в Санкт-Петербурге за антиобщественное поведение; при досмотре у нее было изъято 0,85 граммов кокаина, у ее сожителя И.Вознесенского – героин. В тот же день она освобождена под подписку о невыезде. Впоследствии, под давлением Березовского, уголовное преследование Е. Березовской было прекращено.

– 9 мая – генерал-майор милиции Владимир Рушайло, по протекции Березовского, назначен зам. министра внутренних дел. В этой должности он сосредоточится на т. н. освобождениях чеченских заложников, неизменно проводимых совместно с Березовским, и впоследствии станет министром.

– 21 мая – Березовский освобожден от должности помощника руководителя администрации президента (на общественных началах).

– июль – Международный валютный фонд предоставляет России транш в размере $ 4,8 млрд. для стабилизации курса рубля. Транш был разворован. Впоследствии западная печать утверждала, что часть похищенных денег проходила через фирму Абрамовича «Runicom S.A.».

– 13 июля – сотрудники РОБОП Восточного округа Москвы проводят обыск в помещении ЧОП «Атолл», в ходе которого изымают спецтехнику для прослушивания телефонных переговоров и сканирования пейджерных переговоров, пленки с записями переговоров различных лиц, компрматериалы (общей сложностью 12 коробок). Впоследствии изъятые материалы были возвращены гендиректору «ЛогоВАЗа» Ю. Дубову и пропали.

– 29 июля – похищение в Чечне заместителя полпреда правительства России Акмаля Саидова, занимавшегося освобождением полпреда президента Валентина Власова. Через несколько дней тело Саидова будет подброшено к одному из блок-постов.

– 17 августа – в России объявлен дефолт. Одним из его последствий стало банкротство банка «СБС-Агро», на 30 % контролировавшегося Березовским.

– 23 августа – правительство Сергея Кириенко отправлено в отставку.

– 24 августа – и.о. премьер-министра назначен Виктор Черномырдин. Березовский активно ратует за его возвращение во власть.

– 31 августа – Госдума отказывается утверждать Черномырдина на посту премьера.

– 7 сентября – несмотря на активную обработку Березовским депутатов, Госдума повторно отказывается утверждать Черномырдина в должности председателя правительства.

– 11 сентября – сформировано правительство под руководством Евгения Примакова.

– 13 ноября – опубликовано открытое письмо Березовского директору ФСБ Владимиру Путину, в котором он заявляет, что ФСБ готовила его ликвидацию.

– 17 ноября – семеро сотрудников ФСБ на пресс-конференции подтверждают, что им был дан приказ об устранении Березовского.

– 3 декабря – Госдума принимает постановление, рекомендующее освободить Березовского от должности.

1999:

– 18 января – Генпрокуратура возбуждает уголовное дело по фактам хищения имущества ОАО «Аэрофлот» путем мошенничества.

– 20 января – Генпрокуратура возбуждает уголовное дело против ЧОП «Атолл».

– 29 января – на ОРТ введено временное управление.

– 2 февраля – Генпрокуратура и ФСБ проводят обыски в 20 офисах, принадлежащих Березовскому (в том числе в «Сибнефти») по делу «Атолла».

– 4 февраля – обыски в «Аэрофлоте».

– 5 февраля – конференция трудового коллектива «Аэрофлота» отстраняет от руководящих должностей 8 людей Березовского.

– 19 февраля – Госдума вторично обращается к Совету глав государств СНГ с требованием отставки Березовского. Депутаты голосуют «за» единогласно.

– 4 марта – указ Ельцина о снятии Березовского с поста исполнительного секретаря СНГ.

– 5 марта – в грозненском аэропорту похищен полпред МВД России в Чечне генерал-майор Геннадий Шпигун. По заявлению главы МВД Сергея Степашина, Березовским было сделано все возможное, чтобы российские спецслужбы не сумели его освободить. Впоследствии тело Шпигуна будет обнаружено в одном из чеченских селений.

– 19 марта – в отставку отправлен руководитель президентской администрации и секретарь Совбеза Николай Бордюжа, добивавшийся отставки Березовского. Новым главой администрации назначен деловой партнер Березовского и Абрамовича Александр Волошин.

– 25 марта – арестован бывший офицер ФСБ, советник Березовского по исполкому СНГ Александр Литвиненко.

– 3 апреля – отставка Березовского утверждена Советом глав государств СНГ.

– 6 апреля – Генпрокуратура предъявила Березовскому заочное обвинение по делу «Аэрофлота» и объявила в розыск. Березовский отказался возвращаться в Россию.

– 14 апреля – санкция на арест отменена. Березовский возвращается в Москву.

– 12 мая – правительство Евгения Примакова отправлено в отставку.

– 19 мая – сформировано правительство под руководством Сергея Степашина.

– июнь – по сообщениям СМИ в районе французской Ниццы состоялась секретная встреча Березовского и главы президентской администрации Волошина с Шамилем Басаевым, на которой якобы обсуждалось предстоящее вторжение боевиков в Дагестан.

– 4 июня – Березовский становится владельцем 75 %-ного пакета акций канала «ТВ-6».

– 7 июня – дочь Березовского Елизавета рожает ему первого внука Савву (в гражданском браке с Ильей Вознесенским).

– 15 июня – Генпрокуратура предъявила обвинение бывшему топ-менеджеру «Аэрофлота» Николаю Глушкову.

– 6 августа – Березовский покупает контрольный пакет акций издательского дома «Коммерсантъ».

– 8 августа – неизвестные злоумышленники обстреляли из гранатомета дом приемов «ЛогоВАЗа».

– 8 августа – вторжение чеченских боевиков на территорию Дагестана; начало второй чеченской кампании.

– 9 августа – правительство Степашина отправлено в отставку.

– 19 августа – прокуратура Швейцарии заморозила в 20 банках этой страны счета Березовского на сумму около 100 млн швейцарских франков (примерно $70 млн).

– 25 августа – швейцарская прокуратура сняла аресты с банковских счетов Березовского.

– 15 сентября – столичный ОМОН взял штурмом офис нефтяной компании «Транснефть», запретив доступ в здание ее президенту Дмитрию Савельеву. По заявлению Савельева, инициатором этого рейдерского захвата был Абрамович, который решил поставить во главе «Транснефти» подконтрольного себе человека.

– 11 октября – власти Швейцарии официально сообщили об отказе Березовскому в получении визы для въезда на территорию конфедерации.

– 20 октября – рождение у Березовского второго внука Матвея (от брака младшей дочери Екатерины с Егором Шуппе).

– 22 октября – начат сбор подписей в поддержку выдвижения Березовского кандидатом в депутаты Госдумы от Карачаево-Черкессии.

– 1 ноября – Абрамович зарегистрирован кандидатом в депутаты Госдумы по Чукотскому одномандатному избирательному округу № 223.

– 4 ноября – Березовский зарегистрирован кандидатом в депутаты Государственной Думы по Карачаево-Черкесскому одномандатному избирательному округу № 15.

– 5 ноября – Генпрокуратура прекратила уголовное производство в отношении Березовского по делу «Аэрофлота».

– 26 ноября – Московский гарнизонный военный суд оправдал за недоказанностью Александра Литвиненко по обвинению в превышении должностных полномочий, однако в зале суда он был повторно арестован военной прокуратурой по новому обвинению.

– 3 декабря – Главная военная прокуратура предъявила Александру Литвиненко новые обвинения в вымогательстве и превышении должностных полномочий.

– 19 декабря – Борис Березовский и Роман Абрамович избраны депутатами Госдумы по 15-му одномандатному Карачаево-Черкесскому округу и 223-му одномандатному Чукотскому округу соответственно. Одновременно созданный при участии Березовского избирательный блок «Единство» одержал уверенную победу, набрав 23,3 % голосов.

2000:

– 11 февраля – объявлено о покупке Абрамовичем и Березовским пакетов акций Братского алюминиевого, Красноярского алюминиевого и Новокузнецкого алюминиевого заводов.

– 1 марта – уголовное дело о подготовке ФСБ убийства Березовского прекращено.

– апрель – Абрамович с Олегом Дерипаска создают холдинг «Русский алюминий» («РусАл»).

– 20 апреля – Александру Литвиненко предъявлено новое обвинение; на этот раз он обвинялся в превышении полномочий, должностном подлоге, хищении и незаконном хранении взрывчатого вещества.

– 31 мая – Березовский публикует открытое письмо президенту Путину, в котором впервые подвергает его критике за отход от демократических принципов.

– 7 июля – Федеральная служба налоговой полиции возбудила уголовное дело по факту уклонения «АвтоВАЗа» от уплаты налогов на сумму в 4,3 миллиарда рублей. Через месяц дело было прекращено Генеральной прокуратурой.

– 18 июля – в Москве убит председатель конфедерации горских народов Юсуп Сосланбеков, неоднократно выступавший с обвинениями в адрес Березовского о причастности к террористической деятельности в Чечне.

– 19 июля – Березовский досрочно сложил с себя полномочия депутата Госдумы.

– 10 августа – налоговая полиция провела обыск в офисе «Сибнефти». Одновременно швейцарская полиция провела обыск в офисе «Runicom S. A.».

– 12 августа – рождение у Березовского третьего внука Платона (от брака дочери Елизаветы с Анатолием Подкоповым).

– 16 октября – Березовский заявляет о желании передать свои акции канала «ОРТ» в трастовое управление ведущим общественным и политическим деятелям России.

– 17 октября – Абрамович объявил о намерении баллотироваться на пост губернатора Чукотки.

– 27 октября – губернатор Чукотки Александр Назаров вызван на допрос в Федеральную службу налоговой полиции по делу о хищении бюджетного кредита.

– 30 октября – окружная избирательная комиссия зарегистрировала Абрамовича кандидатом в губернаторы Чукотки.

– 2 ноября – Александр Литвиненко бежит из России.

– 14 ноября – Березовский объявляет, что не вернется больше в Россию и останется в Англии.

– 20 ноября – Главная военная прокуратура возбуждает уголовное дело в отношении Литвиненко по факту незаконного задержания им и избиения гражданина Одинокова в январе 1997 г.

– 6 декабря – в рамках дела «Аэрофлот» Генпрокуратурой предъявлено обвинение бывшему первому заместителю генерального директора Александру Красненкеру.

– 7 декабря – Генпрокуратурой по обвинению в мошенничестве арестован бывший первый зам. генерального директора «Аэрофлота» Николай Глушков.

– 16 декабря – губернатор Чукотки Александр Назаров без объяснения причин снял свою кандидатуру с выборов.

– 24 декабря – Роман Абрамович избран губернатором Чукотки.

2001:

– 11 января – Березовский сообщил о завершении сделки по продаже государству его пакета акций ОРТ, посредником в которой выступал Абрамович.

– 6 февраля – официально объявлено о продаже Березовским государству 49 % акций ОРТ (при посредничестве Абрамовича).

– 6 февраля – создание нефтяной компании «Сибнефть-Югра», поделенной поровну между структурами Р. Абрамовича и Ш. Чигиринского.

– 13 апреля – Н. Глушков пытается совершить побег из-под стражи, организованный силами Б. Патаркацишвили.

– 15 мая – А. Литвиненко предоставлено политическое убежище в Великобритании.

– 26 мая – Генпрокуратура возбудила 2 уголовных дела в отношении руководства «Сибнефти» по статье 159 УК РФ (мошенничество), в связи с экспортными операциями компании. В августе, однако, оба дела были благополучно прекращены.

– 29 мая – принято решение о создании новой политической партии «Либеральная Россия».

– июнь – Роман Абрамович заочно оканчивает Московскую юридическую академию.

– 29 июня – по обвинению в организации неудавшегося побега Н. Глушкова Генпрокуратурой арестован бывший начальник службы безопасности ОРТ Андрей Луговой. Аналогичное обвинение предъявлено заочно Бадри Патаркацишвили. Он объявлен в международный розыск.

– 5 августа – рождение у Березовского четвертого внука Арсения (в браке Елизаветы Березовской и Анатолия Подкопова).

– 20 сентября – российской Генпрокуратурой Березовскому заочно предъявлено обвинение в мошенничестве, легализации и пособничестве в невозвращении из-за границы валютных средств и выписан ордер на его арест. Он объявлен в розыск.

– 28 сентября – структуры Абрамовича и Олега Дерипаски приобрели «Автобанк», «Ингосстрах» и Орско-Халиловский металлургический комбинат. Впоследствии владелец этих активов Андрей Андреев обвинит новых собственников в рейдерском захвате.

– 24 октября – «Сибнефть» официально объявила о передаче всех российских промышленных активов своих акционеров в управление компании «Millhouse Capital», зарегистрированной в Великобритании.

– 5 ноября – оффшорные компании, аффилированные с «Сибнефтью», выкупили 36,79 % акций Московского нефтеперерабатывающего завода.

– 15 ноября – генпрокуратура Грузии окончательно отказалась выдавать Бадри Патаркацишвили по запросу российских властей.

– 14 декабря – Березовский публично обвинил российские спецслужбы в организации взрывов жилых домов в Москве и Волгодонске осенью 1999 года.

– 14 декабря – Главная военная прокуратура направила ходатайство в МВД Великобритании о задержании и выдаче Литвиненко.

– 22 декабря – Березовский избран сопредседателем движения «Либеральная Россия».

– 24 декабря – рождение у Абрамовича четвертого ребенка, дочери Анны.

2002:

– 22 января – канал «ТВ-6» отключен от эфира.

– 5 марта – журналистам представлен фильм «Покушение на Россию», якобы доказывающий, что взрывы жилых домов в 1999 году были организованы ФСБ. Съемки фильма были профинансированы Березовским.

– 6 августа – Генпрокуратурой возбуждено уголовное дело против Березовского, Патаркацишвили и Дубова по обвинению в хищении «путем мошенничества» 60 млрд неденоминированных рублей.

21 августа – убийство сопредседателя «Либеральной России», депутата Госдумы Владимира Головлева.

– 23 августа – Минюст России отказывает «Либеральной России» в регистрации.

– 20 сентября – Генпрокуратура привлекла Березовского в качестве обвиняемого по делу «Аэрофлота». В тот же день в отношении него была избрана мера пресечения в виде заключения под стражу.

– 24 сентября – Березовский объявлен в розыск по делу «Аэрофлота».

– 28 сентября – в результате жульнических действий руководства «Сибнефти» доля Ш.Чигиринского в компании «Сибнефть-Югра» размыта с 50 процентов до 5 процентов; в дальнейшем она будет снижена до 0,98 %.

– 1 октября – в маргинально-коммунистической газете «Завтра» публикуется интервью Березовского главному редактору Александру Проханову, в котором олигарх фактически отказывается от своих либеральных взглядов.

– 4 октября – Березовский обращается за видом на жительство в Великобритании.

– 9 октября – Березовский исключен из партии «Либеральная Россия» «за дискредитацию».

– 15 октября – Генпрокуратура предъявила Березовскому заочное обвинение по делу о хищении партии «Жигулей» с «АвтоВАЗа».

– 16 октября – Березовский, Патаркацишвили и Дубов объявлены в международный розыск.

– 30 октября – Басманный межрайонный суд Москвы санкционировал заочный арест Березовского и его компаньонов Бадри Патаркацишвили и Юлия Дубова по делу о хищении машин с «АвтоВАЗа».

– 5 ноября – Генпрокуратура направила официальный запрос властям Великобритании об экстрадиции Березовского в Россию, в связи с выдвинутыми против него обвинениями.

– 18 декабря – «Сибнефть» и «ТНК» приобрели на паях госпакет акций (74,95 %) нефтяной компании «Славнефть». В результате устранения всех конкурентов этот пакет был куплен всего за $ 1,86 млрд при стартовой цене в $ 1,7 млрд.

2003:

– 21 февраля – газета Березовского «Новые известия» прекращает существование.

– 25 февраля – Березовский обвинил российские спецслужбы в причастности к теракту в ДК на Дубровке («Норд-Ост»).

– 24 марта – британскими властями начат процесс экстрадиции Березовского и Дубова в Россию по запросу Генпрокуратуры. Они задержаны полицией, но освобождены под залог в 200 тыс. фунтов стерлингов и обязательство не выезжать за пределы Великобритании.

– 2 апреля – лондонский суд приступил к слушанию дела о выдаче Березовского.

– 17 апреля – у подконтрольного Березовскому «Объединенного банка» отозвана банковская лицензия.

– 17 апреля – убит сопредседатель «Либеральной России», депутат Госдумы Сергей Юшенков.

– 22 апреля – «ЮКОС» и «Сибнефть» вновь объявили о слиянии в единую компанию «ЮкосСибнефть». По условиям заключенного соглашения, «Сибнефть» должна была продать «ЮКОСу» 20 % своих акций за $ 3 млрд, а оставшиеся 72 % обменять на 26 % акций нового холдинга.

– 13 мая – английские спецслужбы якобы предотвращают покушение на Березовского, организованное российской разведкой.

– 20 июня – следственным управлением ФСБ возбуждено уголовное дело по факту разглашения в книгах А. Литвиненко гостайны.

– 25 июня – по подозрению в организации убийства С. Юшенкова арестован ставленник Березовского, председатель «Либеральной России» Михаил Коданев.

– 1 июля – Роман Абрамович приобрел контрольный пакет британского футбольного клуба Chelsea.

– сентябрь – становится известно о намерении Абрамовича продать принадлежащие ему пакеты акций холдингов «Русский алюминий» и «Руспромавто» второму акционеру Олегу Дерипаске.

– 9 сентября – правительство Великобритании предоставило Березовскому политическое убежище.

– 12 сентября – в Англии прекращены судебные слушания об экстрадиции Березовского в Россию.

– 30 сентября – британские власти предоставили политическое убежище бывшему гендиректору АО «ЛогоВАЗ» Юлию Дубову.

– 2 октября – «ЮКОС» осуществил последний платеж структурам Абрамовича в оплату за 20 % акций «Сибнефти»; в общей сложности им было перечислено $ 3 млрд.

– 12 октября – в Лондоне полицией арестованы бывший сотрудник ФСБ Андрей Понькин и российский коммерсант Алексей Алехин, которые якобы предложили Березовскому организовать покушение на Владимира Путина. Через несколько дней они были освобождены за полной невиновностью.

– 13 ноября – лондонский суд отказал российским властям в выдаче бывшего вице-премьера Ичкерии Ахмеда Закаева, обвиняемого в терроризме.

– 28 ноября – «Сибнефть» объявила о приостановке слияния с «ЮКОСом», однако полученные ранее $ 3 млрд возвращены назад не были.

– 2 декабря – Березовский прилетел в Грузию с паспортом на имя Платона Еленина. По данному факту генпрокуратурой Грузии было возбуждено уголовное дело.

– 24 декабря – рождение у Березовского пятого внука Семена (в браке Екатерины Березовской и Егора Шуппе).

2004:

– 23 января – МИД Великобритании официально подтвердил факт выдачи Березовскому паспорта на имя Платона Еленина.

– 5 февраля – исчезновение кандидата в президенты России, протеже Березовского Ивана Рыбкина.

– 10 февраля – Рыбкин обнаруживается в Киеве.

– февраль – Федеральная налоговая служба выставила претензии «Сибнефти», потребовав доплату в бюджет в размере $ 1 млрд. В дальнейшем, однако, сумма доплаты была снижена до 300 млн.

– 12 марта – Савеловский суд Москвы признал бывших руководителей «Аэрофлота» Николая Глушкова и Александра Красненкера виновными в злоупотреблении полномочиями и невозвращении из-за границы средств авикомпании. Глушков был приговорен к 3 годам и 3 месяцам лишения свободы, Красненкер – к 2,5 года, однако оба они были освобождены в зале суда. В дальнейшем Мосгорсуд отменил этот приговор и направил дело на повторное рассмотрение.

– 30 марта – коллегия присяжных заседателей признала сопредседателя партии «Либеральная Россия» Михаила Коданева виновным в организации заказного убийства депутата Госдумы Сергея Юшенкова. Коданев и непосредственный исполнитель убийства приговорены к 20 годам заключения.

– 9 июля – убийство главного редактора русского издания журнала «Форбс» Пола Хлебникова, одним из первых поднявших тему противоправной деятельности Березовского.

– 5 августа – Красногорский городской суд удовлетворил иск прокуратуры о конфискации у дочери Березовского Екатерины дачи в Петрово-Дальнем (Подмосковье), как незаконно изъятой у государства. Впоследствии дача будет возвращена в федеральную собственность.

– 17 сентября – прокуратура Московской области заочно предъявило Березовскому обвинения в мошенничестве и превышении полномочий, благодаря которым он получил в 1995 г. госдачу № 2 в поселке Петрово-Дальнее.

– 24 октября – официально объявлено о продаже принадлежащего Абрамовичу пакета акций холдинга «Русский алюминий». Покупателем выступил другой акционер «Русала» – Олег Дерипаска.

– 22 декабря – определением Московского арбитражного суда компания «Югранефть» признана банкротом.

2005:

– 18 января – Европейский банк реконструкции и развития подал иск на Р. Абрамовича и Е. Швидлера в швейцарский суд о взыскании

$ 17,5 млн с компании «Руником». Их обвиняют в нецелевом использовании и в невозврате кредита на 9 млн фунтов стерлингов.

– 28 января – в Москве скончался бывший топ-менеджер «Аэрофлота» Александр Красненкер, обвинявшийся в хищении средств авиакомпании.

– апрель – Роман Абрамович признан вторым по степени богатства жителем Великобритании.

– 2 мая – футбольный клуб Chelsea одержал победу в борьбе за титул чемпиона Англии.

– 11 мая – сотрудники главного управления по борьбе с крупными финансовыми преступлениями (OCRGDF) провели обыск в замке Березовского на мысе Антиб по подозрению в отмывании им денежных средств.

– 30 июля – мэр Москвы Юрий Лужков выступил с обвинениями в адрес Романа Абрамовича. Он заявил, что Роман Абрамович и его команда по существу украли почти половину акций предприятия «Сибнефть-Югра», которое было создано при участии столичного правительства.

– 1 августа – младшая дочь Березовского Екатерина приносит ему шестого по счету внука, названного Львом.

– 4 августа – объявлено о продаже Березовским «Независимой газеты».

– 15 октября – Владимир Путин внес кандидатуру Абрамовича для утверждения на посту губернатора Чукотки.

– 20 октября – структуры, подконтрольные Абрамовичу, окончательно продали 72 % «Сибнефти» госкорпорации «Газпром». Размер сделки составил рекордную сумму в $ 13,1 млрд.

– 21 октября – Дума Чукотского автономного округа единогласно утвердила Абрамовича в должности губернатора.

– 26 октября – премьер-министр Латвии Айгар Калвитис подписал распоряжение о внесении Березовского в список лиц, чей въезд в Латвию нежелателен. Накануне решение о включении его в «черный список» было принято на заседании Совета национальной безопасности Латвии.

– Абрамович приобрел особняк князей Волпи на побережье Тирренского моря в Италии за 20 млн евро.

2006:

– 20 января – указом президента РФ Абрамович награжден орденом Почета «за большой вклад в социально-экономическое развитие Чукотского автономного округа».

– 16 февраля – против Березовского возбуждено новое уголовное дело за насильственный захват власти, поводом для которого послужили его публичные заявления о подготовке государственного переворота в России.

– 21 февраля – Березовский передал управление всеми своими активами, включая издательский дом «Коммерсантъ», Бадри Патаркацишвили.

– 6 апреля – Березовский подал в суд на лидеров «оранжевой» украинской революции Давида Жванию и Александра Третьякова, требуя отчета за расходование $ 22,85 млн, якобы переданных им на финансирование оппозиции.

– 5 мая – задержание Березовского в аэропорту в г. Сан-Пауло (Бразилия) по подозрению в отмывании денежных средств. После допроса следователями бразильской прокуратуры Березовский был освобожден.

– 16 июня – Абрамович приобретает около 41 % акций группы «Евраз», консолидирующей наиболее крупные активы в металлургической промышленности.

– 5 июля – Савеловский суд Москвы признал бывших руководителей «Аэрофлота» Николая Глушкова и Лидию Крыжевскую, а также бывшего директора «Финансовой объединенной компании» Романа Шейнина виновными в хищении более 214 млн руб. и приговорил их к 2 годам лишению свободы (условно).

– 15 октября – британская пресса сообщает, что Ирина Абрамович подала на развод с Романом Абрамовичем.

– 24 ноября – Александр Литвиненко скончался в лондонском госпитале при загадочных обстоятельствах (предположительно – отравлен полонием).

– 20 декабря – Абрамович обращается к президенту Путину с ходатайством о добровольном сложении полномочий губернатора Чукотки, однако его отставка не принята.

– Абрамович приобрел в собственность Hotel du Cap Eden Rock за 1 млрд евро и яхту Eclipse за 250 млн евро.

2007:

– 31 января – лондонская полиция передала дело о расследовании убийства Литвиненко в Королевскую прокурорскую службу Великобритании.

– 2 марта – Березовский инициирует создание Фонда справедливости имени А. Литвиненко и жертвует на его нужды 500 тысяч фунтов стерлингов.

– 7 марта – власти Грузии объявили в розыск Бадри Патаркацишвили.

– 14 марта – чета Абрамовичей официально объявила о своем разводе, который был оформлен в городском суде Анадыря.

– Абрамович приобрел в собственность особняк в Лондоне за $ 90 млн.

– 30 марта – следователи Генпрокуратуры России допросили в Лондоне Березовского.

– 19 апреля – Абрамович в третий раз признан самым богатым россиянином по рейтингу журнала «Форбс»; его состояние оценено в

$ 19,2 млрд.

– 19 мая – футбольный клуб Chelsea повторно одержал победу на Кубке Великобритании, разгромив в финальной игре Manchester united со счетом 1:0.

– 28 мая – Генеральный прокурор Великобритании лорд Голдсмит потребовал экстрадиции из России в Британию бизнесмена Андрея Лугового. Именно Луговой, по версии британских правоохранительных органов, является главным подозреваемым в отравлении бывшего офицера ФСБ Александра Литвиненко.

– 31 мая – Андрей Луговой публично заявил, что во время пребывания в Лондоне стал объектом вербовки британской контрразведки. Привлечь к сотрудничеству его пытались при участии Литвиненко и Березовского.

– Абрамович на своей яхте «Экстазия» отдыхает в Хорватии вместе с Дарьей Жуковой.

– 21 июня – английская полиция якобы задержала в центре Лондона очередного несостоявшегося убийцу Березовского, прибывшего из России.

– 22 июня – ФСБ России официально объявила о явке с повинной агента английской разведки МИ-6 Вячеслава Жарко. По его словам, он был завербован МИ-6 при непосредственном участии Березовского и Литвиненко.

– 27 июня – представители «Millhouse capital» подписали мировое соглашение с конкурсным управляющим «ЮКОСа» относительно разрыва сделки двухлетней давности, в результате которой «Сибнефть» получила от структур Ходорковского $ 3 млрд.

– 29 июня – российская Генпрокуратура выделила в отдельное производство уголовное дело о хищении Березовским $ 13 млн у вкладчиков банка «СБС-Агро». По версии обвинения, эти средства были направлены на приобретение им двух вилл на Лазурном берегу Франции.

– 5 июля – Генпрокуратура РФ направила британским властям официальный отказ в выдаче Андрея Лугового. Министр юстиции РФ Владимир Устинов отметил, что Андрей Луговой не будет выдан Великобритании, поскольку это противоречит конституции России.

– 8 июля – личная охрана Абрамовича увеличилась до 40 человек: на территории Великобритании его охраняют 20 телохранителей, столько же во время прогулок на яхте, поездок в Россию и отдыха. На их содержание ежегодно тратится более полутора миллионов долларов.

– 13 июля – федеральный суд Бразилии выдал ордер на арест Березовского по подозрению в отмывании денег и создании организованной преступной группы.

– 20 июля – российская Генпрокуратура предъявила Березовскому очередное обвинение по делу о хищении $ 13 млн у вкладчиков банка «СБС-Агро».

– 24 июля – Роман Абрамович заявляет о планах сооружения закрытого клуба в Англии, где мировые звезды первой величины будут выступать исключительно для него и его гостей.

– 26 августа – британская газета Sunday Times опубликовала статью Березовского, в котором он требует от лидеров западных стран признать правление Путина нелегитимным и способствовать свержению кремлевского режима, как коррупционного и тоталитарного.

– 28 августа – налоговая полиция Голландии возбудила уголовное дело против Березовского по факту легализации им преступно нажитых доходов.

Приложения

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Анализ процессов приватизации государственной собственности в РФ за период 1993–2003 гг. М.: Олита, 2005.

Асташкин Н. По волчьему следу. М.: Вече, 2005.

Белянинов К. Господа с гексогеном. М.: Московская правда, 2003.

Березовский Б. Искусство невозможного (в 3 томах). М.: Независимая газета, 2004.

Бушков А. Хроники мутного времени. М.: Олма-пресс, 2005.

Герол И. Роман о Романе. СПб.: Лениздат, 2006.

Гайданов О. На должности Керенского, в кабинете Сталина. М.: Эксмо, 2006.

Гайдар Е. В дни поражений и побед. М.: Вагриус, 1996.

Геворкян Н., Колесников А., Тимакова Н. От первого лица. М.: Вагриус, 2000.

Гоголь Н. Избранное. М.: ОГИЗ, 1953.

Грищенко Б. Посторонний в Кремле. М.: Совершенно секретно, 2004.

Гусейнов В. От Ельцина к…? М.: Олма-пресс, 1999.

Ельцин Б. Исповедь на заданную тему. М.: Пик, 1990.

Ельцин Б. Записки президента. М.: Огонек, 1994.

Ельцин Б. Президентский марафон. М.: АСТ, 2000.

Заключение Комиссии Государственной Думы по расследованию причин и обстоятельств возникновения кризисной ситуации в Чеченской Республике. М.: Издание Госдумы, 1995.

Зенькович Н. Борис Ельцин: разные жизни. М.: Олма-пресс, 2001.

Зенькович Н. Самые открытые люди. М.: Олма-пресс, 2005.

Зенькович Н. Тайны уходящего века. М.: Олма-пресс, 1999.

Институту проблем управления – 65 лет. М., 2004.

Иорданов М. Тайное общество «Ичкерия». Махачкала: Юпитер, 2001.

Как мы били японских самураев. М.: Молодая гвардия, 1938.

Караулов А. Частушки. М.: Совершенно секретно, 1997.

Консидайн Б. Больше, чем жизнь. М.: Прогресс, 1981.

Константинов А. Коррумпированная Россия. М.: Олма-пресс, 2005.

Коржаков А. От рассвета до заката. М.: Интербук, 1997.

Коржаков А. Борис Ельцин. От рассвета до заката: послесловие. М.: Детектив-пресс, 2004.

Кох А., Свинаренко И. Ящик водки. М.: Эксмо, 2004.

Кузнецов А. Камера для президента. М.: АиФ-Принт, 2005.

Куликов А. Тяжелые звезды. М.: Война и мир, 2002.

Кучма Л. После майдана. Киев: Время, 2007.

Литвиненко А. ЛПГ. Нью-Йорк: Grani, 2002.

Мамин В. Кремлевские принцессы. СПб.: Вектор, 2007.

Михайлов А. Портрет министра в контексте смутного времени. М.: Олма-пресс, 2001.

Михайлов А. Чеченское колесо. М.: Совершенно секретно, 2002.

Млечин Л. Кремль. Президенты России. М.: Центрполиграф, 2003.

Мухин А. Особая папка Владимира Путина. М.: Центр политической информации, 2004.

Мороз О. 1996: Как Зюганов не стал президентом. М.: Радуга, 2006.

Назаров А. Рожденные на берегу двух океанов. М.: Демиург-Арт, 2005.

Назаров А. Сокровища оленьего края. Анадырь: Куншт, 2000.

Назаров Г. Мифы советской эпохи. М.: «Алгоритм», 2007.

Немцов Б. «Исповедь бунтаря». М.: Партизан, 2007.

Оганесян А. Честно о Челси. М.: Махаон, 2006.

Отчет о деятельности фонда «Национальная академия футбола». М., 2007.

Полушин В. Битвы генерала Лебедя. М.: Терра, 2005.

Примаков Е. Минное поле политики. М.: Молодая гвардия, 2006.

Рожков Е. Город отравленных душ. Киров, 2006.

Скуратов Ю. Вариант дракона. М.: Детектив-пресс, 2000.

Соловьев В. Русская рулетка. М.: Эксмо, 2006.

Стригин Е. Борис Березовский и лондонский штаб. М.: Алгоритм, 2006.

Стрелецкий В. Мракобесие. М.: Детектив-пресс, 1998.

Тихонов В. Времен и судеб перепутья. М.: Московские учебники, 2005.

Трегубова Е. Байки кремлевского диггера. М.: Ad Marginem, 2003.

ТрошевГ. Моя война. М.: Вагриус, 2001.

Тэлботт С. Билл и Борис. М.: Городец, 2003.

Факторы и перспективы развития сферы футбола в России. (Исследовательский отчет.) М., ВЦИОМ, фонд «Национальная академия футбола», 2007.

Федоренко М. Русский гамбит генерала Казанцева. М.: Олма-пресс, 2003.

Филатов С. Совершенно несекретно. М.: Вагриус, 2000.

Филатов С. По обе стороны. М.: Пик, 2006.

Харрис Г. Челси. М.: Махаон, 2004.

Хинштейн А. Ельцин. Кремль. История болезни. М.: Олма-пресс, 2006.

Хинштейн А. Какого цвета страх. М.: Детектив-пресс, 2002.

Хлебников П. Борис Березовский – «крестный отец» Кремля. М.: Детектив-пресс, 2001.

Хоффман Д. Олигархи. М.: Колибри, 2007.

Шатров М. Пьесы. М.: Искусство, 1983.

Чекулин Н. Кровавый олигарх или российское правосудие. М: Фемида, 2007.

Чекулин Н. Тайна олигарха или британское правосудие. М.: Известия, 2006.

Чукотка. Итоги первого этапа. М., 2007.

Шевченко В. Повседневная жизнь Кремля при президентах. М.: Молодая гвардия, 2005.

Шумейко В. Пельмени по протоколу. М.: Совершенно секретно, 2001.

Эпоха Ельцина. (Сборник) М.: Вагриус, 2001.

Якубовская И. Генерал Дима. М.: Совершенно секретно, 1999.

Harris H. All the Way Jose. The Inside Stroy of Chelsea’s Greatest Year Ever. Lon.: John Blake, 2006.

Midgley D., Hutchins C. Abramovich: The Billionaire from Nowhere. Lon.: Harper-Collins, 2005.

Van den Nieuwenhof F. Hiddink: Dit is Mijn Wereld. Br.: De Boekenmakers, 2006.

Ranieri C. Proud Man Walking. Lon.: Collins Willow, 2004.

Публикации в периодических изданиях: «Московский комсомолец», «Известия», «Комсомольская правда», «Спорт-Экспресс», «Экспресс-газета», «Профиль», «Московские новости», «Совершенно секретно», «Версия», «Сегодня», «Коммерсантъ», «Власть», «Новая газета», «Огонек», «Общая газета», «Форбс», «Вести гор», «Финанс», «Компромат», «Жизнь», «Молодежь Севера», Region 87.

Примечания

1

запись этого разговора есть в аудиоприложении к книге


на главную | моя полка | | Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 29
Средний рейтинг 4.8 из 5



Оцените эту книгу