Почему сиквелы пишутся, и их становится все больше? Почему одни дописывают свои собственные произведения, а другие берутся за чужие? Можно ли считать сиквел полноценной литературой, а не «пришей кобыле хвост»? И почему так получается, что сиквел — чаще второе, нежели первое?

Поверьте, к концу данного абзаца ваш покорный слуга сам еще не знает, как ответить на эти вопросы, так что разбираться по ходу писания-чтения будем вместе.

Итак, начнем, благословясь.

Первым сиквелом, наверное, была «Энеида» Вергилия — продолжение «Илиады» Гомера. Интересно было бы почитать и послушать мнение древнеримских критиков по поводу этого произведения…

Пост-литература существует столько же, сколько существует литература. Правда, тут Михаил Иосифович Веллер предложил ввести термин «пост-еда». Шутка хорошая, но в ней есть доля шутки.

Значимость произведения определяется Веллером в зависимости от размеров творческого акта. Ты напрягался до головной боли, придумывал мир, создавал персонажей и сюжет, которых ранее, до тебя, никто не создавал, ты сделал из этого книгу — честь и хвала! А римейки и сиквелы — они по определению менее значимы, так как все уже там придумано, ты опираешься на плечи предшественника, отражаешь его свет, ты карлик на плечах гиганта.

И в большинстве случаев это действительно так!

А Шекспир? Шекспир, не создавший ни одного оригинального сюжета, а гениально вдыхавший жизнь в чужие фабулы? Тоже — карлик на плечах гиганта?

Э-э, нет. Для Веллера Шекспир — никакой не «пост», а самый нормальный литератор. Потому-де, что произведение Шекспира превосходит «скромный и не шибко уж знаменитый оригинал» Бранделло. Брависсимо! Значит, если сиквел по своим литературным достоинствам лучше оригинала, то плевать на оригинальность — просим в Пантеон! Это мне напоминает суждения некоторых литкритиков, большого ума благородных донов: раз Стругацкие писали хорошо, то это уже не фантастика, а как бы просто литература. Михаил Иосифович, сам таких донов не шибко жалуя, где-то с ними смыкается: «Они эксплуатируют чужие образы, питаются чужим миром, базируются на чужом мировосприятии. Это разовые поделки на потребу сегодняшнего дня, вариации импровизатора на темы классической музыки. Они вторичны по сути — всегда проигрывая оригиналу по мощи; новое слово отсутствует, мировое пространство искусства ничем не обогащено».

Люди, бейте меня, но «Поминальная молитва» — более значимое произведение, чем исходный материал, рассказы Шолом-Алейхема. Пример Шекспира показывает, что чужие герои, чужое мировосприятие, чужие образы — ничего не решают, если у сиквелиста хватает пороху сделать лучше.

И главное, почему многие авторы — сами, сами!!! — пишут сиквелы к своим произведениям? Денег сшибить? Дик Френсис получает неплохие деньги за любой свой роман, от героя это не зависит — и все-таки три раза возвращается к Сиду Холли, однорукому детективу. Орсон Скотт Кард, у которого сидят на шее: давай Эндера! Давай Элвина! — не торопится, хотя мог бы неплохо заработать. Стивен Кинг, более чем плодовитый автор, создал лишь одну сагу с продолжениями — «Темная башня», и пишет ее не спеша, хотя издатели тоже исходят слюной. Эти люди предпочитают зарабатывать деньги не сиквелами к себе самим, но сиквелы, тем не менее, пишут — зачем?

Вопрос неоднократно задавался, в том числе и напрямую. Такая куча тем, такое море разливанное оригинальных сюжетов, столько можно напридумать миров и героев — за каким шутом продолжать чье-то произведение, пусть даже свое собственное, навлекая на себя (нередко справедливые!) обвинения в отсутствии фантазии, моральной нечистоплотности и сопряженной со всем этим меркантильности?

Разберемся. Сюжетов действительно много — тридцать два. Тридцать третий — нулевой. Все тридцать два неоднократно паханы — история мировой литературы насчитывает уже не одно тысячелетие. В тридцать две нехитрые блоксхемки укладывается сюжетный костяк ЛЮБОГО произведения — от «ширпотреба» до шедевра.

То есть, любой сюжет, придуманный тобой, по определению будет вторичен, уже кем-то придуман и написан. Вернее — «считан» с мировой информационной матрицы и записан. И если отбросить антураж и оставить костяк, то нет разницы между «Ромео и Джульеттой», «Двойным самоубийством влюбленных на Острове Небесных Сетей» и «Ночным Портье».

Самое частое обвинение, обрушиваемое критиками на сиквел — отсутствие оригинальных идей.

Идея («Иде я нахожусь»?) — некое общечеловеческое послание, заложенное Автором в Сюжет и средствами Сюжета выраженное, как, к примеру, идея «Надо, надо умываться» выражена в «Мойдодыре».

Вышеперечисленные истории «несчастных любовей», несмотря на одинаковый сюжетный костяк, несут в себе совершенно разные послания. Тогда что же мешает сделать то же самое, работая с сиквелом или римейком? Да ничего.

То есть, заимствование сюжета само по себе не есть стигмат, обрекающий сиквел на нежизнеспособность. НИЧТО НЕ МЕШАЕТ сиквелу быть ОЧЕНЬ хорошей или даже ГЕНИАЛЬНОЙ книгой.

Ничто не мешает, но сплошь и рядом — сиквел таковой книгой не становится.

А почему, собственно?

Вернемся к истокам

Как таковой, сиквел зародился из желания читателя узнать «что там будет дальше», желания издателя заработать на этом желании читателя и… желание писателя писать о дальнейшей судьбе своего мира и своих героев. Не будем углубляться в литературные корни этого направления и вспоминать про Дюма-пэра и сэра Артура Конан Дойля — просто констатируем, что сиквелы в большей степени средство зашибания бабок, нежели средство литературного самовыражения. Подавляющая их часть.

В свою очередь, подавляющая часть этой подавляющей части — авторские сиквелы. Примерам несть числа, и этим объясняется основная претензия к сиквелам: продолжения слабее первых частей, и намного.

В меньшей степени это касается тех «саг», где каждая часть несет разного рода послания, зашифрованные в Сюжетах, связанных общей концепцией. Низкий поклон О. С. Карду, Л. М. Буджолд, Г. Гаррисону, Дж. Холму, Д. Симмонсу, А. Сапковскому. Но их саги — это скорее мега-романы, где каждая книга не была задумана в отдельности, она — часть мозаики: так, в альбоме «Пинк Флойд» «Стена» вроде бы нет несомненных шедевров, но «пакетом» он выстреливает отлично.

Основная масса авторов не пытается решать таких сложных задач, а тупо штампует продолжения а-ля «приключения Конана», вызывая брезгливую усмешку критиков. Ибо никакого Послания, никакой Идеи они не несут — а какую Идею может нести текст, написанный литературным «негром» за мизерную долю от гонорара Автора без всякой возможности творчески самореализоваться? А количество возможных сюжетов ограничено 32-мя вариантами (Борхес вообще считал, что 4-мя), и «конаны» в конце-концов надоедают.

Что заставляет (не берем крайние случаи) талантливого, умного и (допустим) не шибко зависимого от издательства писателя вместо очередных оригинальных разработок садиться за очередной сиквел? Лень? Предположим, нет. Предположим, сиквел содержит новое, совершенно иное, Послание, написан чудесным языком, труда в него вложено не меньше, чем в прошлую книгу (хотя, по определению Веллера, меньше — главный-то созидательный труд, выдумывание мира и/или персонажа, уже проделан). Хорошо, а что заставляет читателя выбирать — при прочих равных — сиквел?

Для большего понимания обратимся к термину «информационное сопротивление», введенному С. Переслегиным. Действительно, информация — как вид энергии — нуждается в носителе, сама по себе она не существует. А самый значимый носитель информации — человеческий мозг (ибо все остальные так или иначе предназначены донести информацию до этого носителя). А он имеет свойство усваивать не всю информацию, а ту, которую хочет — сознательно или подсознательно. Есть какие-то потери «на трение» — на «забыл», «не понял», «не принял». Собственно, это и есть «информационное сопротивление». Открывая новую книгу, ты тратишь какую-то ментальную энергию на то, чтоб освоиться в сюжете и «мире», персонифицироваться с героем, привыкнуть к стилю изложения. И вот под этим соусом ты уже получаешь Послание. Потери этой энергии — информационное сопротивление. Чем с большим скрипом ты вчитываешься, тем это сопротивление выше.

Что же с сиквелом? А вот что: для получения Послания уже не нужно проделывать всю вышеописанную умственную работу, ты ее уже проделал в прошлый раз. Информационное сопротивление снижено, ты уже заранее знаешь, кто есть ху и где чьи ноги: поехали! А вы думали, почему так высоки рейтинги телесериалов?

Снижение информационного сопротивления — несомненное достоинство в глазах читателя. «Это что такое?» — «Это продолжение «Овернского клирика». Покупатель знает, о чем пойдет речь, в памяти еще не остыл огонек интереса, раздутый прошлой книгой: берем!

Увы и ах, новая книга сплошь и рядом хуже предыдущей, и сниженное ИС только помогает лучше это разглядеть.

Сиквел бывает плох потому что:

— Автор полностью раскрывает Идею в первой книге цикла, после чего остальное становится ему неинтересно, а когда ему неинтересно, он своим «неинтересом» заражает читателя.

— Автор устает вводить в действие новых персонажей, устает придумывать новые миры, начинает повторяться, в дальнейшем впадая в «ошибку банальности».

Поэтому большая часть авторских сиквелов скучна, вторична и интересует лишь тех, кто на серию «подсел». Даже критики от них нос воротят, и сам Сапек, ныне вляпавшийся туда же, в 92-м году писал, что «Чаще, гораздо чаще НЕ покупал книгу, увидев на обложке извещение о том, что это «Первый том саги о волшебном щите (или дерьме)».

В свое время Сергей Борисович, объясняя, «почему фэнтези должна быть глупой», предположил: потому что жестче заданы рамки. Отсюда — «ошибка повторений», «ошибка банальности». Фэнтези — фэнтези постольку, поскольку есть в ней «мечи и магия», попытки расширить фэнтези-рамки, даже удачные («Дочь железного дракона»), есть лишь постмодернистский прорыв за оные рамки: вырвавшись, автор не расширяет пространство для последователей, а просто оказывается за границами жанра в гордом одиночестве. Отсюда и проблема отсутствия в фэнтези «крепеньких середнячков»: есть очень хорошие и есть плохие произведения, а нормальных нет.

Так ведь с сиквелом — то же самое: уложить новое Послание в прокрустово ложе старого Сюжета и Мира на порядок труднее, чем выдумать под это послание новый Сюжет и Мир. Проще, гораздо проще плюнуть на послание — тем паче, большая часть читателей на него тоже плюет.

Отсюда и идет неповторимый, устойчивый вкус лежалой конины.

Это пока все, что касается сиквелов авторских. Теперь перейдем к более интересному вопросу: не-авторским сиквелам. Произведениям, написанным «по мотивам» чужих произведений.

«Ну ладно, я-то муж, но тебе, парень, зачем это надо?» — спросил человек у любовника своей жены.

Тому, кто чохом обвиняет авторов-«продолжателей» в отсутствии фантазии, большой любви к деньгам и желании въехать в мировую литературу на чужом хребте, хочется сказать: если ты думаешь, что это так просто, то сам возьми и напиши, а мы посмотрим.

Казалось бы: берешь популярное, раскрученное коммерческое произведение — неважно, шедевр или нет — дописываешь к нему «хвост», находишь издателя из когорты любителей быстрых денег — и атака, натиск, победа, ура!

Э-э, не так все просто, и только в последнюю очередь — из-за авторских прав.

Вот вам сотни «дописок» к Толкиену, опубликованных бесплатно, а нередко — анонимно — в Интернете. Ни денег, ни славы, нередко — ожесточенная ругань «толканутых» собратьев. И тем не менее — пишут!

На самом деле далеко не каждое литературное произведение представляет собой благодарный материал для сиквелизации (хотя многие думают иначе). Здесь как бы и не нужно авторское право, сюжет и персонажи оригинала защищают сами себя. Нет смысла писать сиквел к «Алисе в стране чудес», «Книге Джунглей» или «Всей королевской рати» — эти тексты закончены, автор высказался полностью, к ним ты ничего не можешь добавить, а посему — не суйся. И никто в здравом уме не суется: кому хочется обделаться?

Значит ли это, что таким образом защищена литература высокого уровня, претендующая на звание мировой классики? Э, не всегда. Вот «Чума на оба ваши дома» и «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» — два сиквела к Шекспиру, признанные вполне достойными, активно инсценируемые у нас и за рубежом. Вот Перумов, Васильева-Некрасова ака Ниэннах и Иллет, Кирилл Еськов, «дописывавшие» Толкиена — и напечатанные, а сколько «дописунов» осталось в самиздате — страшно сказать!

Плохо ли, хорошо — но это было сделано бескорыстно, «из любви к искусству». В прочитанных — и полюбившихся, черт возьми! — книгах оставалась некая лакуна, которую очень хотелось заполнить. Что делал Максим Каммерер в Островной Империи? Как жил на Тормансе и как погиб Вир Норин? Что поделывал Арагорн в юные годы?

Мне, к примеру, смертельно не хотелось отдавать Остров Крым красным. К концу прочтения аксеновской книги это уже был до такой степени мой Остров Крым, что я испытывала нормальную человеческую боль по поводу попирания его советским сапогом. И что, скажете, что Василий Павлович не хотел достичь этого эффекта? Хм, зачем же писал тогда?

Тут все авторы, пострадавшие от блудливых ручек (шариковых, перьевых и всех остальных) дописунов, могут перефразировать маму Дяди Федора, что мы-де хотим от читателя любви к своему миру, но не до такой же степени! Ха, а до какой же? Вот до сих пор — люби, а дальше не смей? Глубокий петтинг еще разрешается, а секс — уже нет?

Любишь книгу, пересказываешь ее друзьям, в своем воспаленном воображении дорисовываешь другой финал — ничего, можно.

Переносишь плод своего воспаленного воображения на бумагу или компьютерный диск, показываешь друзьям — тоже как бы ничего.

Опубликовал — негодяй, подлец, мерзавец.

Можно возразить: коммерческая публикация принесла тебе деньги, большую часть которых заработал не ты, а автор оригинала. Хорошо, бесплатно опубликовал, в Сети! Все равно негодяй.

Все-таки я возьму на себя смелость утверждать, что большинство неавторских сиквелов написаны из любви к оригиналу, а не корысти ради.

И даже не столько из любви к оригиналу, сколько из любви к Герою и Миру.

Рэй Брэдбери начал свою литературную карьеру с того, что дописал одну из серий «Тарзана» — у него не было денег на то, чтобы ее купить. ДеКамп, продолжая Конана, тоже руководствовался поначалу соображениями не коммерческого характера. Две мои подруги досочинили продолжение к «Одиссее капитана Блада», том «Время Учеников» из серии «Миры братьев Стругацких» — это подборка в большинстве своем именно «энтузиастских» сиквелов, как и множество текстов в «Библиотеке Тол-Эрессеа» и «Арде-на-Куличках».

Еще раз: сиквелы по большей части пишутся: а) из любви к Герою; б) из любви к Миру.

Герой должен быть…

Энергия Главного Героя — это не совсем понятно. В чем она заключалась? В хорошей «коммерческой» проработке образа: как сказал бы старик Огилви, «Уникальное Торговое Предложение» — Холмс, Пуаро, д'Aртаньян? Вот, пожалуйста — из раза в раз проваливаются попытки «дописать» или «доснять» Шерлока Холмса.

Может быть, дело в литературном уровне книги, который делает ее Героя неповторимым? Джеймс Бонд — даже апологеты 007 не смеют говорить, что литературный уровень этих книг высок, казалось бы… А фильмы, снятые не по Флемингу, заметно хуже фильмов по Флемингу. Не-ет, и массовая литература порой создает образы, которые в своей полноте неповторимы, а с другой стороны — и бесспорная классика подвергается нападкам «продолжателей».

Ясно одно: к литературному уровню это имеет отношение, но отдаленное. Много раз замечено, что как раз малоценные с литературной точки зрения вещи вызывают почему-то продолжательский зуд. Представляющий какую-то литературную ценность сиквел к Тарзану, задевающий хвостом Дока Сэведжа — может ли такое произведение быть хорошей книгой? Может, эта книга называется «Пир потаенный»: «первоисточники» — барахло, ширпотреб для детей младшего школьного возраста; сиквел — ироничный, умный и смешной.

Значит ли это, что из всякого барахла можно сделать хороший сиквел? Нет, и сериалы «Северо-Запада» тому доказательство.

Ведь все упомянутые персонажи далеки от реалистичности, практически на нулевом уровне психологизм, но вот «Маугли» почему-то продолжать не хочется никому, хотя он реалистичен и симпатичен, а Тарзан, по всем статьям проигрывающий, продолжает будоражить воображение…

Может быть, причина как раз в этом: настоящий, плотный персонаж неинтересен продолжателю, потому что его некуда развивать, он автором прописан от и до. А набросанный штрихами позволяет трактовать образ и так и этак. Холден Колфилд не оставляет сиквелисту ни малейшего шанса всунуться в его мир. А Дик Сэнд — сколько угодно. И кто сказал, что Дика Сэнда нельзя сделать таким же интересным, как Холден Колфилд?

Да, но чем «перспективный» Дик Сэнд лучше «неперспективного» Жана Грандье (Бусссенар)? Совершенно одинаковые персонажи, на первый взгляд, один возраст, одинаковые «ТТХ», одинаковое даже звание (оба капитаны). И тем не менее первый годится для римейка, второй — нет. Герой должен быть… каким? Недоработанным, оставляющим пространство для развития — а еще каким, на кого клюет «продолжатель»?

И, присмотревшись, мы видим, что продолжатель — в первую очередь как читатель, ибо в героя нужно влюбиться прежде чем начать сочинять о нем книгу — продолжатель клюет на романтического героя.

Герой-одиночка. Человек (не-человек), активно противопоставляющий себя окружающей среде. Побеждающий — один против всех! — или гибнущий в борьбе.

Это же Профессору ни в каком страшном сне не могло присниться — чтобы самым культовым героем у нас стал… Мелькор ака Моргот, из которого сделали романтического героя а-ля Байрон! А почему? А потому что есть в таком герое потребность. Вот и вылущил читательский глаз из массы персонажей именно поверженного Суперзлодея, и пошло-поехало: мыы-де «темные», ниеннистыы мы, не замай!

Любопытно: из всех персонажей Толкиена по результатам разных опросов на Западе самым «культовым» является Турин Турамбар — самый байронический из «светлых». Просто буржуи не пережили такой эпидемии ниспровергательства всего и вся, как мы, и не дошли до того, чтобы облагородить Мелькора. Тенденция, однако, налицо.

Если мы присмотримся ко всем удачным авторским сиквелам — и не только фантастическим — ко всем тем случаям, когда автору жалко бросать своего героя, и он пишет еще и еще — в девяти случаях из десяти мы увидим героя романтического, будь то Майлз Форкосиган, ведьмак Геральт, Киссур Белый Кречет, Сид Холли, Корвин Амберский, Роланд-Стрелок, Рауль Эндимион, или даже, прости господи, Ричард Рал. Сиречь, мы увидим героя одинокого, противопоставляющего себя Среде, причем активно, исходя из своей собственной, а не общепринятой, системы ценностей, действующего больше, чем рефлексирующего, но и рефлексирующего достаточно много и тэ дэ.

(Вот вам, кстати, разница между Жаном Грандье и Диком Сэндом: первый, до мозга костей коллективист и буржуа, на роль романтического персонажа никак не тянет).

Вообще, воссоздавать такого героя из книги в книгу, притом делая его каждый раз разным — сложно. Тут писателей можно понять: Корвин или Майлз тем и ценны, что неповторимы. А, начавши писать, начинаешь своего героя любить понемножку… А закончивши читать, расставаться с ним уже жалко… Если сам не обделен умением связно составлять фразы — так и хочется пустить это умение в ход, не дожидаясь, пока это сделает автор. Ну и… вляпываешься.

А почему же, массаракш, именно чужой романтический герой привлекает авторов-«дописунов»? Почему своего-то не выдумать?

А потому что еще непонятен творческий метод. Выросли-то мы на чем? На том, что Пелевин окрестил «турбореализмом». Чтобы не уличили в плагиате, сразу скажу, что мысль не моя, а Н. Романецкого, и высказана на «Интерпрессконе» 94-го года.

«Как и всякий реализм, турбо объективно отображает существующие стороны жизни в сочетании с авторским идеалом и достоверно воспроизводит типичные характеры в типичных обстоятельствах, заостряя интерес на проблемах взаимоотношений личности и общества.

Отличие, в главном, одно — фантастический реализм преломляет реальность посредством введения в сюжет невозможного, делая коллизии благодаря такому приему более выпуклыми и острыми.

За последние десять лет турбо вдоволь наплясался на дерьме ушедшего мира, исследовав если не все, то подавляющую часть актуальных проблем, так или иначе затрагивавших большую часть общества. Отсюда и читательский интерес.

А далее в действие вступают законы диалектики. Эвересты достигнуты. Реалии изменились. Мир стал другим. Поменялось даже его дерьмо: были пропагандистские фекалии государственно-монополистического и колхозного феодализма, стали рекламные помои неразвитого общества потребления, которому до постиндустриального еще чесать и чесать и все пёхом. Раньше человек вынужден был жить ради светлого будущего, теперь — ради серого настоящего (то есть, попросту говоря — денег). А если учесть, что большинство потенциальных читателей воспитывалось отнюдь не в меркантильных приоритетах, то на лицо явный психологический конфликт между внутренним и внешним миром. И наконец: старый мир был плох по одним характеристикам, новый — по другим. Главное — он по-прежнему плох. Отсюда разочарованность и ощущение, что тебя, гражданина великой страны, вновь обманули.

В результате читатель упорно стремится уйти от реалий внешнего мира; в результате турбо, сделавшийся одной из этих реалий, стал вдруг для читателя менее интересным.» (см. доклад Н. Романецкого «Пронзающая сердца или К вопросу о пост…изме»)

Турбореализм действительно утратил актуальность, а творческий метод романтизма не знаком и «мэтрам» не только новичкам, чему яркий пример «Боги осенью» Столярова, типичный образец того, что получается, когда пироги начинает печи сапожник, то есть, матерый турбореалист берется за «космическую оперу».

Налицо конфликт: имеется жгучая потребность в романтическом герое и романтической коллизии, а литературный мейнстрим удовлетворить ее неспособен. Многочисленные переводные издания — также неспособны, ибо (это подозрение, а не подтвержденный данными факт) западную фантастику, похоже, охватил такой же кризис, чо и нашу… Все есть — Героя нет.

Точнее, они есть, но их — единицы. (Впрочем, если верить Г. Л. Олди, больше одного и не требуется :-)). И в поисках творческого метода начинающий писатель обращается к существующим немногочисленным образцам, и находит в них отдохновение.

Итак, ИМХО, авторский сиквел для маститого писателя — способ не только зашибить деньгу, но и главное — не расстаться с любимым романтическим героем. Для писателя начинающего сиквел — способ освоить творческий метод романтизма.

А теперь перейдем ко второй части вопроса: «мирообразованию».

Невер-невер-ленд

Создать мир — наверное, мечта каждого письменника-фантаста. Каждый, от мэтров до откровенных графоманов, кто время от времени с удовольствием произносил «Да будет свет», и отделял воду от суши, и населял земли животными и людьми, знает, какая это тяжелая и неблагодарная работа. Ибо 9\10 созданного тобой останется за кадром, в офсайде читательского сознания, не будет по заслугам оценено и одобрено…

Отсюда: мир не хочется покидать, не выработав его до пустой породы (увы, многие этим не ограничиваются, продолжая выдавать на-гора пустую породу). Тут желание писателя полностью совпадает с желанием читателя (если мир получился так же глубок и интересен, как мир Толкиена, мир Амбера, мир Хейна, мир Великого Вея и Мир Полдня — не путать с Миром Полдневья!).

Создавая свое «Средиземье», его историю и культуру, Профессор Толкиен уже не столько выдумывал, сколько «выяснял», как там «было на самом деле». На определенном этапе его эпосы — «Айнулиндалэ», «Сильмариллион», «Акаллабет», «Повесть о кольцах Власти» — набрали такую «критическую массу», что творчество перестало быть «придумыванием» — оно сделалось «выяснением». И Профессор, как мы знаем, «выяснил» далеко не все — иначе не было бы «Черной Книги Арды».

То есть, мы подошли опять же к этому: мир должен быть проработан, но не «до точки». Только тогда возникает у читателя продолжательский порыв: это все то же самое стремление «выяснить», установить истину, и «дописун» — это все тот же одиннадцатилетний Рэй Брэдбери.

Например, мир Торманса, описанный Ефремовым: с одной стороны он достаточно четко обрисован, с другой — есть «белое пятно», которые руки чешутся заполнить, и которое сам Ефремов заполнить не успел: пресловутая чаша с ядом, испитая Виром Норином, его одинокая борьба и смерть на чужой и озлобленной планете (кстати, а не был ли «Обитаемый Остров» попыткой написать косвенное продолжение «Часа Быка»?). Мир «Полдня» Стругацких уже породил целую лавину сиквелов — потому что есть целый ряд нерешенных загадок, из которых популярнее всего две: кто такие Подкидыши и сами Странники? Перспективен мир «Туннеля в небо» и «Гражданина Галактики» (Хайнлайн).

Мир должен оставлять простор для домысливания, но не бесконечный простор. Иначе прелесть игры будет утрачена. Почему неинтересно продолжать Муркока? А потому что в его мирах априори возможно что угодно.

Эпигонствуешь ты или работаешь «в полемике» — мир дает больше возможностей для развития, чем Герой, и задает более интересные рамки.

Но! И это очень важное «но».

По моему глубокому убеждению, мир Автора можно дополнять, но нельзя перестраивать и разрушать. Начиная игру, ты принимаешь ВСЕ реалии, которые задал тебе Автор. И тем сложнее тебе придется, чем больше этих реалий и чем тщательней они выписаны. Потому и сыплются шишки на перумовскую голову, что он взялся за гуж, не освоившись с одной из основных, мирообразующих реалий Толкиена — языком (языками) эльфов — Квэньа и Синдарин. Отсюда и отмеченные многими проколы типа имени Наугрим или Роллштайна. И, что бы мы ни говорили, о «Черной Книге Арды», нельзя отрицать одного: Ниэнной и Иллет проделана колоссальная работа по изучению творческого наследия Профессора.

IMHO — даже явные авторские ОШИБКИ нужно принимать, как они есть. Например, если уж ты возьмешься за продолжение «Часа Быка», то непременно налетишь на основную, можно сказать, мирообразующую, ошибку: возраст касты кжи, ограниченный 25-ю годами. Такая система не могла бы просуществовать и нескольких поколений: затраты общества на свое воспитание человек «отрабатывает» только к 30-годам. Содержать миллиарды людей себе в убыток стагнирующая экономика Торманса была бы просто не в состоянии.

Логично было бы «поднять» возраст кжи до 35 лет. Но — не имеем права. Авторская концепция.

Вопрос «эпигонство или полемика» представляется просто несущественным. Как сказано, любое мыслие есть обязательно инакомыслие. Любое Послание, вложенное тобой в текст, будет в чем-то полемично по отношению к Посланию Автора. Нет Послания, нет Идеи — не садись, не пиши. Больше того — очень мало кто сядет писать хотя бы сиквел, не имея в голове ни одной оригинальной мысли. «Сам процесс» без этого невозможен.

Больной вопрос — авторские права

Дальше весь текст должен быть помечен огромными буквами ИМХО, поскольку автор данного текста — лицо заинтересованное. Ибо в свое время автор данного текста покусился на сиквел, который хрен кто издаст, поскольку автор оригинального произведения жив и даже иногда приезжает сюда из Америки. Поэтому все нижесказанное может восприниматься как вопль «нас, дописунов, обижают!»

А не должно. В основном-то нас, дописунов, правильно обижают. В авторский мир мы лезем, фигурально выражаясь, в сапогах со шпорами (Еськов, Перумов). Норовим въехать в Пантеон на чужом хребте (Скаландис-Гаррисон, Желязны-Шумилов). Сшибаем бабло, скрываясь под чужой фамилией и трейдмарком «Конан» (Семенова, Хаецкая, Перумов). Грешны мы, грешны…

Но — но! — я отказываюсь признать, что сиквел не имеет права на существование, поскольку ниша застолблена-де первым, кто пришел. Тут вам не прииски Сан-Франциско. Я отказываюсь признать, что сиквел может «погубить» исходник, повлиять на тиражи, сделать «антирекламу» и тэ. дэ. Да чего бы стоил Толкиен, если бы Перумов мог сделать ему «антирекламу»? Да, есть питекантропы, считающие, что «Нисхождение Тьмы» — «сильное продолжение слабенькой книжки». Посочувствуем убогим. И спросим себя: если их литературные вкусы таковы, то прочитали бы они Толкиена вообще, не будь Перумова? Ох, сумлеваюсь я!

Ну, а если сиквел получился лучше оригинала — это беда не сиквелиста, а автора «исходника». И, опять же, какая тут «антиреклама»…

Сиквелист вредит автору только в одном случае: если автор собирался сам писать продолжение на ту же тему, да отложил или вовсе обломался, или написал, но слабее…

Оно, конечно, приятно: застолбить делянку и чувствовать себя на ней вне конкуренции. Но если любой щенок может тебя на твоих же пяти квадратных аршинах «уделать» — что ж ты за писатель такой? Если ты лучше — читатель выберет тебя, если ты лучше, но читатель тебя не выбрал — это не тот читатель, который тебе нужен. Простой пример: издательство «Эксмо» выпустило под маркой «Желязны» несколько сборников, кои на самом деле Веселым Роджером не написаны, а только спродюсированы. Что-то эти сборники не пользуются бешеным успехом — у нас на Днепропетровском книжном рынке, по крайней мере. Слава Богу, читатель отличает, извините за цитату, «незабудку от дерьма».

И наконец: как автор оригинального текста, ты всегда можешь заварить люк всем продолжателям, коротко рассказав в эпилоге, что и с кем из героев случилось дальше.

Самую разумную в этом отношении позицию занимает, по-моему, Б. Н. Стругацкий, давно решивший для себя, что реклама лишней не бывает, а если тебя дописывают — значит, ты стал не только писателем, но и писателем культовым.

Поднимите руки, кому не хочется…