Глава 1

Англия, март 1830 года

Замок Райхилл, Гемпшир

Большая комната тонула в полумраке. Два свечных огарка тускло освещали две неподвижные фигуры, расположившиеся друг напротив друга за массивным дубовым столом, который был завален клочками бумаги и заставлен пустыми бокалами. Стол, почерневший от времени и неопрятности хозяев, настолько довлел над комнатой, что по сравнению с ним ее обитатели казались безделушками, украшавшими обстановку.

– Мне конец, – провозгласил Мартин Вариен. В ожидании развязки он затаил дыхание. – Ты все выиграл.

Он вперил в своего противника бешеный взгляд, отражавший бурю, неистовствовавшую в его душе. Мартин сгорал от желания вскочить, вцепиться Бретту Уэстбруку в горло и душить, смяв изящно повязанный шейный платок, пока эти самоуверенные глаза не наполнятся страхом – чувством, которого Бретт никогда не испытывал.

– Тебе не следовало поднимать ставки, имея на руках плохие карты, – сухо заметил Бретт.

– Заткнись, черт подери! – выкрикнул Мартин, не в силах сдержать бушующее пламя дикой ярости. – Я не нуждаюсь в советах, как мне играть в карты.

– Полагаю, сегодняшняя игра тому доказательство? – спросил Бретт с нескрываемым презрением в черных глазах.

Мартин проглотил резкие слова, вертевшиеся у него на языке. Его отрешенный взгляд был прикован к клочку бумаги, побольше остальных, на котором были перечислены дом, земли, деньги – все его наследство! Теперь все это принадлежало Бретту Уэстбруку. Вне всяких сомнений, он должен это вернуть. Но как? Вариен мучительно искал ответ.

Мартин окинул взглядом остальных игроков, отчаянно пытаясь найти выход, но те уже давно забросили игру и разбрелись по комнате. Эдвард Ханглсби спал в кресле, не подавая никаких признаков жизни. Питер Федерс, который был слишком пьян, чтобы осознавать, что ему грозит смерть от удушья, лежал в другом кресле, свесив голову через подлокотник. Барнаби Радж растянулся на диване, наполовину свесившись с него, и храпел, втягивая в себя воздух с невообразимым свистом, который действовал на расшатанные до предела нервы Мартина. Маленький спаниель, примостившийся на засаленном коврике под стулом Вариена, поменял позу и затих.

Мартин снова уставился на своего противника сквозь прикрытые веки. Равнодушно встретив его испытующий взгляд, Бретт откинулся на спинку стула и посмотрел на Мартина в ответ с несокрушимым хладнокровием. Он уже давно потерял интерес к этой бесконечной игре, но его смоляные глаза по-прежнему подмечали каждую мелочь, а голова оставалась ясной.

Мартин несколько раз судорожно сглотнул, отчего мышцы вокруг его рта напряглись.

– Нет, – наконец со свистом вымолвил он. – Не сегодня.

– У меня сложилось иное мнение, – ледяным тоном, не терпящим возражений, заявил Бретт. Он почувствовал опасную вспышку раздражения. Уэстбрук был гордым человеком, он даже своим близким друзьям почти никогда не позволял разговаривать с собой так, как это только что сделал Мартин. – В чем ты нуждался, так это в хороших картах и удаче. Но у тебя не оказалось ни того, ни другого.

– Полагаю, ты согласишься подождать дольше положенных двух недель? – спросил Мартин, пытаясь выиграть время и оттянуть час расплаты. – За две недели мне не управиться со всеми делами.

Он залпом осушил бренди, остававшийся в бокале, затем огляделся по сторонам в поисках добавки. Не найдя ничего, кроме пустых бутылок, Мартин понял, что придется звать Неда. Он сомневался, что сможет подняться со стула, но яростным усилием воли заставил себя собраться и пересечь комнату. Пусть он в стельку пьян, но гордость не позволяла ему споткнуться на глазах у Бретта.

Мартин резко дернул за шнурок звонка.

– Это точно поднимет старого подлеца с перины, – угрюмо заявил он, но Бретт не удосужился отреагировать на его замечание, и Мартин был вынужден повернуться к Барнаби Раджу, чтобы хоть на кого-то выплеснуть свою ярость. – Адвокатам требуется целая вечность, чтобы что-то сделать, а потом они напускают таинственность, прикрывая свою нерасторопность. Черт меня дернул пригласить этого кровопийцу! – прорычал он и злобно пнул Барнаби, так что тот проснулся и испуганно заорал, изрыгая проклятия и воя от боли.

– Кто, черт подери, меня пнул?

– Я, – проворчал Мартин. – Ты храпел всю ночь.

– Это не причина для того, чтобы накидываться на спящего человека, – простонал Барнаби, – достаточно было попросить меня не храпеть.

– Попросить! – возмущенно фыркнул Мартин. – С таким же успехом я мог обратиться к этому паршивому спаниелю, – кипятился он, указывая на собаку, которая по-прежнему дремала под его стулом. – Я в жизни не слышал такого отвратительного рева. Не знаю, как ты можешь спать, издавая подобные звуки!

Он, шатаясь, побрел обратно к своему стулу, напрочь позабыв о своих стараниях скрыть нетвердую походку, и плюхнулся на сиденье, чувствуя, что холодная ярость грозит уничтожить остатки его самообладания.

Ситуация выходила из-под контроля, а теперь еще и Бретт ухмылялся, глядя на него. Будь проклят этот надменный ублюдок! Он почувствует себя отомщенным, только отобрав у него все до последнего цента, но сперва надо придумать, как вернуть свое состояние. Но, как назло, в данный момент его голова ничем не отличалась от деревянной болванки.

– Господи! – жалобно простонал Питер Федерс, поднимая голову и открывая налитые кровью глаза. – Сколько бренди я выпил? – Приложив пальцы к вискам, он сморщился и закрыл глаза. – У меня в жизни не было такой головной боли. Торговец, поставляющий вино, определенно водит тебя за нос, старина. Иначе с чего у меня такая изжога?

– Черт подери! – выругался Мартин. – Теперь он всех перебудит.

Федерс попытался сесть, это оказалось ему не под силу, и он навалился на стол. Питер был смертельно пьян. Он проиграл огромную сумму, но на это ему было наплевать. Все, о чем он мог сейчас думать, – это как раздобыть еще бренди.

– Мне надо опохмелиться, – заплетающимся языком пробормотал он. Питер поднял бутылку, которую только что опустошил Мартин, внимательно посмотрел на нее и покатал с боку на бок.

– Пустая, – сказал он голосом человека, совершившего удивительное открытие, – нужна новая. Скажи своему слуге, чтобы поторопился, нельзя заставлять гостей мучиться от жажды.

– Твою голову надо сунуть под насос в конюшне, – раздраженно бросил Бретт, смерив Питера холодным взглядом. Он не водил дружбу с желторотыми юнцами, и его раздражала необходимость терпеть общество молокососа, который давно уже должен был быть в постели.

Компания подобралась самая разношерстная. Среди гостей был всего один человек, к которому Бретт питал некую симпатию, и этот человек только что открыл глаза. Сперва Эдвард Ханглсби не двигался, в то время как его взгляд, ясный и не затуманенный сном или алкогольными парами, неторопливо исследовал комнату и ее обитателей. После этого, испустив томный вздох, свидетельствовавший о пресыщении земными радостями, он сел.

– Полагаю, вы удивляетесь, почему я не отправился спать вместо того, чтобы сидеть, развалясь в кресле, в самый разгар игры, – сказал он, ни к кому в особенности не обращаясь. – В сущности, я и сам не знаю. Причина явно не в картах, которые были у меня на руках. И насколько я помню, если я должен это помнить, беседа тоже к этому не располагала, – заметил он, осуждающе взглянув на Федерса, на лице которого застыло бессмысленное выражение. – Принимая во внимание, что обслуживание в этом отвратительном заведении настолько уподобило мое пребывание здесь пребыванию в чистилище, поразительно, что я не удалился в ближайший трактир, пусть даже его владелец оказался бы неотесанным деревенщиной.

От этих замечаний ярость переполнила Мартина, но Эдвард почувствовал себя настолько лучше, выплеснув свое раздражение, что даже улыбнулся хозяину.

– Могу я, с вашего позволения, позвонить, чтобы принесли воды? – вежливо поинтересовался он с невинным видом. – Сомневаюсь, что этот напиток когда-либо украшал ваш стол, будь то в бокале или в бадье для мытья столов, – сказал он, с отвращением разглядывая пятна от вина, – но когда я пью плохой бренди, у меня разыгрывается мигрень, и единственная вещь, которая, кажется, мне помогает, – это вода.

Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, чтобы подчеркнуть крайнюю степень своих страданий, и приготовился ждать, когда Мартин позовет слугу.

– Я понимаю ваше состояние, – сообщил ему Федерс, от всей души сочувствуя товарищу по несчастью. – Я и сам довольно отвратительно себя чувствую, но вы же не собираетесь в самом деле пить воду? Уверяю, вам это не понравится. Выпейте еще бренди. Или, может, вам стоит попробовать пива.

Эдвард выпрямился, открыл глаза и устремил на Федерса убийственный взгляд.

– Не знаю, с чего ты решил, что знаешь, что лучше всего подойдет моему организму, – сказал он тоном, который привел в замешательство не одного закаленного аристократа, – но смею заверить, что ты ошибаешься. – Федерс моргнул от такого выговора. – Я буду куда увереннее, что ты в целости и сохранности возвратишься в лоно своей семьи, если тоже воздержишься от бренди.

Совершив героическое усилие, чтобы взять себя в руки, Питер лучезарно улыбнулся Эдварду.

– Право, не стоит за меня беспокоиться.

– Прежде я за собой этого не замечал, – ответил Эдвард, ужаснувшись при мысли о таком нехарактерном для себя поведении.

– Вот только головная боль немного утихнет, и я буду как огурчик, – продолжил Питер. – Однако мысль о воде никогда не приходила мне в голову. Удивительно, что ты держишь у себя эту дрянь, Мартин!

– Заткнись, болван, – прорычал Вариен, после чего повернулся к Эдварду и свирепо уставился на него. – Нед с минуты на минуту принесет бренди, можешь попросить у него воды. Если кому-нибудь требуется что-то еще, пусть скажет об этом сейчас. Я не держу у себя бездельников, которые только и делают, что обжираются да наращивают себе бока, – воинственно заявил он. – И все-таки я получаю, что хочу, когда мне это необходимо.

Последние слова были обращены к Эдварду, но упомянутый джентльмен снова закрыл глаза. Он считал ниже своего достоинства препираться с Мартином.

– Пропустите рюмочку, – встрял Питер. Бурлившие вокруг страсти совершенно его не трогали. – Глупо волноваться из-за такой чепухи, как вода. – Подавив сладкий зевок, он встал и потянулся всем своим длинным, гибким телом. Его взгляд упал на карты Мартина, и в его глазах тут же вспыхнул интерес. – Что за дрянные карты! У тебя же был вполне приличный набор до того, как я заснул.

Не замечая ни тяжелого взгляда Мартина, ни того, как тот стиснул зубы, Федерс перегнулся через стол, чтобы посмотреть на карты Бретта.

– Снова ободрал его как липку, да? – весело объявил он. – Черт, удача и впрямь на твоей стороне.

– Ты не играешь, так что сядь и закрой рот, – приказал Бретт, еле сдерживая раздражение.

– Не надо кипятиться, – сказал Питер, никак не отреагировав на оскорбление и то, что глаза Мартина налились кровью и опасно заблестели. – Мартин поступил, как последний болван, сделав ставку при таких картах, но это его деньги, и он может делать с ними все, что ему заблагорассудится.

Мартин привстал, кровожадно глядя на Питера, но Эдвард опередил его.

– Если мои уши меня не обманывают, – произнес он, приподнимая голову и устремляя взгляд на дверь, – это смерти подобная поступь добросовестного Неда.

Мартин снова опустился на стул, но его глаза по-прежнему опасно сверкали.

– Я много от тебя натерпелся, – презрительно сказал Эдвард Федерсу, – но глупого бормотания безусого юнца мне не вынести, когда этот мерзкий бренди молотом стучит у меня в голове.

Однако его слова никак не повлияли на веселое настроение Федерса по той простой причине, что он не верил, что Ханглсби говорит серьезно.

– Где тебя носило? – требовательно спросил Мартин. – Я уж было начал надеяться, что ты умер.

– Так оно и будет, если я продолжу носиться туда-сюда по этим коридорам, – ответил седой слуга, отодвинув в сторону пустые бутылки и поставив бренди и бокалы перед Мартином. – Дорога в ад и та теплее, чем этот старый замок. – Он увернулся, когда Мартин вяло замахнулся на него. – Ваша светлость желает что-нибудь еще?

– Мистер Ханглсби не прочь получить воду. И не надо на меня так смотреть, – грубо бросил Мартин, увидев, что Нед недоверчиво вытаращил глаза. – Не я собираюсь ее пить.

– Вне всяких сомнений, мое отвратительное состояние лучше всяких слов говорит о качестве вашего бренди, – вкрадчиво произнес Эдвард.

От тихого голоса, неожиданно раздавшегося у него за спиной, Нед резко обернулся и споткнулся о спаниеля Мартина. Тот взвизгнул и вцепился ему в лодыжку. Нед замахнулся на него.

– Только тронь собаку, и я пущу тебе кровь, – предупредил Мартин.

– Эта старая сука когда-нибудь оттяпает от меня кусок, – возмутился Нед.

– Это будет малой платой за ее страдания.

– Мне в высшей степени неприятно прерывать вашу непринужденную беседу, но я настоятельно умоляю побыстрее принести мне воды, – пробормотал Эдвард приторно-сладким голосом. – Это мерзкое зелье, которое мы пили, так пагубно сказалось на моей тонкой натуре, что любая минута моей жизни угрожает стать последней. – Заметив недоверчивый взгляд Неда, Эдвард растянул губы в слабой улыбке. – Не стоит беспокоиться. Я не душевнобольной, и вам не потребуется никого звать на помощь, чтобы усмирить меня.

– Вам придется чуток подождать, – сварливо пробормотал Нед. – Мы не держим воды в доме ночью.

– Тогда прекрати стенать и поди прочь, – приказал Мартин.

Нед почти подошел к двери, когда Мартин крикнул ему вдогонку звенящим от раздражения голосом:

– Скажи моей сестре, что я хочу, чтобы она оделась и сразу же спустилась сюда.

Нед резко обернулся, от удивления позабыв про свой ревматизм.

– Но она крепко спит, – пробормотал слуга. – Она уже давно легла.

– Тогда разбуди ее, – прорычал Мартин. – Я хочу, чтобы сестра была здесь через пятнадцать минут, иначе я поднимусь и сам приведу ее.

Нед был не из тех, кто рискует своей шкурой ради другого, но предпринял последнюю попытку защитить хозяйку.

– Вы же знаете, она не спустится, раз у вас гости.

– Даю тебе пятнадцать минут, чтобы привести ее сюда, а не то натравлю на тебя собаку, – пригрозил Мартин.

Мартин понял, что Кейт отказалась покинуть спальню, как только Нед просунул голову в дверь, но сам не стал входить.

– Мисс Кейт говорит, что она не спустится ни в платье, ни в какой другой одежде, – торопливо сообщил он. – Она говорит, чтобы вы послали за проститутками из таверны, если вам нужно женское общество.

Нед успел захлопнуть дверь, прежде чем в нее врезалась пустая бутылка из-под бренди и разбилась вдребезги, усеяв выложенный каменными плитами пол острыми осколками стекла.

Мартин увидел, что уголки губ Бретта дрогнули, и ярость вскипела в нем, как лава после извержения вулкана. Этот ненавистный человек унизил его за карточным столом и лишил всей собственности, а теперь он еще и насмехается. Такого его воспаленный мозг уже не мог вынести, и он поднялся на ноги, почти ничего не видя перед собой из-за красной пелены, застилавшей глаза.

– Ах ты проклятый, никчемный сукин сын! – взвыл он, обращаясь к слуге, и, шатаясь, двинулся к двери. Но дряхлая фигура Неда уже скрылась в сводчатом проходе в конце громадного коридора. – Я переломаю каждую косточку твоего червивого тела, если моя сестра не спустится через пять минут! – прокричал Мартин вслед глухому эху удаляющихся шагов Неда, после чего потопал обратно в комнату, выхватил бутылку бренди из рук Федерса, поднес ее к губам и, запрокинув голову, жадно хлебнул содержимого.

Бретт с отвращением посмотрел на него, а Питер обиженно произнес:

– Право, старина, так не делается. Я с превеликим удовольствием отдал бы тебе всю бутылку, если бы знал, что она тебе нужна. Не знал, что от воплей просыпается такая жажда.

Мартин с размаху поставил бутылку на стол, вытянул огромную ручищу и схватил Питера за шейный платок.

– Закрой рот, пустомеля! – прорычал он. – Если ты не замолчишь хоть на пять минут, то я как пить дать повешу тебя на гвозде за твой щегольской платок.

Хватая ртом воздух, Питер извивался, пытаясь высвободиться, но он был слишком пьян, а Мартин слишком силен.

– Я сочувствую тебе, – раздался ледяной, жесткий голос Бретта, – но не думаю, что существует необходимость в столь крайних мерах. – Он уставился на Мартина со все возрастающей неприязнью. – И мне не хотелось бы, чтобы ты плохо обращался с беднягой Федерсом. Он последний представитель своего рода, и его семья все еще возлагает на него кое-какие надежды.

Из глаз Бретта исчезло веселье, тело его напряглось, словно изготовившись для прыжка.

– Он и так безмозглый осел, – задохнулся Мартин, разъяренный вмешательством Бретта.

– Возможно, но это не твой осел. Уверен, ты можешь обойтись без членовредительства, пусть себе сидит в своем кресле. Не думаю, что ему там будет очень уютно, но он наверняка почувствует себя лучше, если сможет дышать.

Сопротивление Федерса становилось все неистовее, и Бретт продолжал пристально смотреть на Мартина с видом человека, привыкшего, чтобы его приказы исполнялись. Мартин заколебался и отпустил Федерса, задыхаясь от ярости, и этот смущенный джентльмен поковылял от греха подальше обратно к своему креслу.

– Я не собирался причинять вред этому молокососу, – прорычал Мартин. – Я хочу добраться до своей паршивки сестры. Шлюхи из таверны – надо же, как она заговорила! Я заставлю ее спуститься, даже если мне придется тащить ее за волосы полураздетую и слушать, как она визжит всю дорогу.

– Не представляю, как я переживу расставание с этой увлекательной мелодрамой, – нараспев произнес Эдвард полным разочарования голосом, – но пойду-ка я спать. Спрашивается: зачем я сюда пришел? Какой бы ни была причина, веской ее не назовешь. Я определенно чувствую себя так, словно вывалялся в грязи.

Последние слова были настолько пропитаны презрением, что пробили бы шкуру куда толще, чем у Мартина, и тот внутренне содрогнулся.

– Вам не следует ожидать изящных манер от Вариена, – сказал Бретт, не обращая внимания на то, что Мартина вот-вот хватит удар. – Разве вы не слышали, как он говорил, что предпочитает лошадь своей любовнице?

Мартин ударил кулаком по столу с такой силой, что бутылка с бренди подпрыгнула, а из двух стаканов выплеснулось содержимое.

– Ты не выведешь меня из себя своими оскорблениями! – прорычал он, захлебываясь от ярости, так что слова застревали у него в горле. – Мне всегда было наплевать, что ты обо мне думаешь, и настоящий момент не станет исключением.

Он повернулся к Эдварду и приблизил свое лицо к нему так, что их носы едва не соприкоснулись.

– А вы, мой неизменно деликатный и щепетильный джентльмен, можете снова сесть. У меня еще есть что вам сказать.

– Возможно, – ответил Эдвард, отодвигая лицо от почти пурпурной физиономии Мартина с нескрываемым отвращением, – но не вижу причины вдыхать воздух, который вы только что осквернили своим дыханием.

С нарочитым пренебрежением он прижал указательный палец правой руки с безупречным маникюром прямо к середине носа Мартина и медленно отодвинул его лицо от своего.

– Не вижу смысла продолжать эту ужасную игру, – вмешался Бретт, выведенный из терпения брюзжанием Мартина. – Предлагаю всем разойтись по своим комнатам. Утро вечера мудренее, и, может, после отдыха удача к тебе вернется.

– Мне не нужны твои советы, будь ты проклят! – крикнул Мартин; его взгляд был диким и бессмысленным. – Мне не нужны ничьи советы! Я хочу сыграть еще партию, и я не отступлюсь. Ты не можешь лишить меня возможности отыграться. – Он снова грохнул кулаком по столу. – Проклятие, дружище, ты должен продолжить игру!

Бретт бросил взгляд на груду монет и клочков бумаги, которые в беспорядке лежали перед ним на столе. Он с раздражением признал, что Мартин прав, но он выиграл так много, что не мог благородно отказаться от выигрыша.

– У меня не было намерения лишать тебя всей собственности, – презрительно бросил он. – Того, что я имею, хватает на мои нужды, а подходящее общество милосердия трудно найти.

– Не надо задирать нос только потому, что к тебе шла карта, – прорычал Мартин. – Я еще не закончил.

Бретт почувствовал раздражение от такого пренебрежения к своему карточному мастерству, но сохранил хладнокровие. Мартин снова сделал приличный глоток из бутылки и облокотился на стол.

– Борьба не закончена, – проскрипел он, но его язык уже начал заплетаться. – Я отыграюсь. – Он встал, пошатываясь, и повернулся кругом, словно ища что-то. – Где эта продажная девка, которая зовется моей сестрой? – завопил он. – Я послал за ней сто лет назад.

В его голосе прозвучали плаксивые нотки. На заплетающихся ногах он подошел к шнурку от звонка и начал дергать за него, как звонарь на колокольне.

– Вам известно, что я нахожу ваше общество поистине очаровательным, – пробормотал Эдвард бесцветным голосом, – но весьма вероятно, что ваша сестра не испытывает к вам симпатии в вашем нынешнем состоянии.

Тут Мартин так неистово дернул за шнурок звонка, что тот остался у него в руках, и он отшвырнул его, сопроводив свое действие шквалом злобных ругательств на предмет зачатия Эдварда и способа, которым он был произведен на свет. Шнурок угодил в бедро собаке, она подпрыгнула, возмущенно взвизгнув, и тут же угрожающе зарычала. В пылу дикой ярости Мартин бросился к ней и, шатаясь, пнул ее обрюзгшее стареющее тело – в ответ она укусила его за ногу. Взревев от боли, Мартин так жестоко ударил ее в нос, что она выпустила его икру и жалобно заскулила, съежившись под градом сыплющихся на нее ударов.

– Тупая сука! – бушевал Мартин, ковыляя к двери и таща за собой визжащее животное. – Я не позволю ни одному существу женского пола пренебрегать моими приказами. На свою беду она узнает, кто в этом доме хозяин. – Он распахнул дверь и вышвырнул скулящую собаку в коридор, даже не взглянув на нее. – Не вздумайте расходиться! Я вернусь с этой порочной девкой, и тогда мы посмотрим, будешь ли ты по-прежнему выигрывать.

Он так круто развернулся, что покачнулся на пятках, но быстро выровнял равновесие и, чеканя шаг, вышел из комнаты, с оглушительным треском захлопнув за собой дверь.

Эдвард поднял глаза, оторвавшись от созерцания своих безукоризненных ногтей, и с невозмутимым спокойствием обратился к собравшимся:

– Интересно, к какой из сук относилось его высказывание? Если он обращается с одной так же, как с другой, я нисколько не удивлюсь, если мы увидим, как мисс Вариен вонзит зубы в его плоть. Мне не дает покоя мысль, что это будет подходящим ответом на нежную заботу, которую он так трогательно проявил о ней. Вы умный человек, – сказал он, повернувшись к Бретту. – Неужели вы не можете найти способ случайно разрядить в него пистолет? В сущности, меч тоже сгодится для этой цели. Я убежден, что если вы тщательно протрете после этого лезвие, то это не понесет за собой никаких мучительных последствий.

На лице Бретта не дрогнул ни один мускул, но Питер наверстывал упущенное за время долгого молчания.

– Этот парень чокнутый! Однажды моя кобылка так же себя вела. Я не мог с ней сладить. Она набросилась на конюха. Даже пыталась взобраться на дерево. Пришлось пристрелить ее. Такая жалость! У нее было самое лучшее плечо среди всех моих лошадок.

– Мне жаль твою кобылку, Питер, – заметил Бретт, не в силах сохранить ровный тон голоса, – но мы в гостях у Мартина и не можем всадить в него пулю без всяких оснований.

– Напротив, – высказал свое мнение Эдвард, вынимая из кармана маленькую эмалированную табакерку, – я думаю, это великолепное предложение. Если бы мы предложили его останки спаниелю, с которым он так дурно обошелся, или той несчастной, замученной охотничьей собаке, которую он сегодня избил до полусмерти, чему я сам был свидетель, не осталось бы никаких улик нашего проступка.

– Ради всего святого, замолчите, – взмолился Бретт, – всем известно, что вы испытываете угрызения совести только по поводу неправильно подобранного жилета или салона, увешанного темно-красным бархатом.

Эдвард сморщился, словно проглотил лимон, но его глаза весело блестели.

– Неудивительно, – провозгласил как всегда доверчивый Федерс. – Это на кого угодно нагонит страху. Не то что бы я был завсегдатаем салонов, – задумчиво добавил он. – Вообще-то я их на дух не переношу. Там всегда полно уродливых девиц, норовящих заполучить колечко на палец и засунуть руку к тебе в карман.

– Если ты хоть на мгновение перестанешь молоть языком, – резко бросил Бретт, не сумев сдержаться, – то весьма вероятно, что твои глаза и уши смогут донести хоть какую-то крупицу знаний до твоей ужасающе пустой головы.

– Дорогой мой, оставьте попытки исправить все оплошности матушки природы, иначе вас ожидает чрезвычайно утомительная жизнь, – с манерной медлительностью произнес Эдвард. – Невзирая на все ее совершенство, временами старушка бывает удивительно легкомысленной. – Он поднялся на ноги и с удовольствием потянулся. – Мне действительно необходимо что-нибудь выпить. Смею предположить, что Нед вряд ли сегодня рискнет вернуться в эту комнату, и я его за это не виню, но мне жаль, что он не догадался снабдить меня указаниями, как пройти на кухню. От отчаяния я даже подумал о бренди, но после того способа, каким наш хозяин утолял жажду, я скорее предпочту насос в конюшне.

– Да прекратите вы носиться со своей водой! – приказал Бретт. – Вы становитесь таким же болтливым, как Федерс. Когда мужчина превращает свою экономку в любовницу, нечего ждать, что в его доме вас обслужат как подобает. А теперь прекратите расхаживать по комнате и сядьте. Не знаю, что задумал Мартин, но боюсь, вам понадобятся все ваши силы, прежде чем закончится эта бесконечная ночь.

– Кажется, он решительно настроен разыграть перед нами спектакль с трагическим финалом, – недовольно сказал Эдвард. – Если сестра хоть немного похожа на своего братца, развязка будет ужасной.

Покорно пожав плечами, он уселся обратно в кресло и приготовился терпеливо ждать.

Глава 2

Дверь распахнулась, и в комнату, словно заброшенная катапультой, влетела девушка – с такой скоростью, что споткнулась о шнурок от звонка и шлепнулась на колени Федерису. Изумленные зрители только дружно охнули. Она затравленно огляделась по сторонам и отодвинулась как можно дальше от незнакомцев, которые, вскочив, вытаращили на нее глаза. Она готова была потерять сознание от стыда, но ее пылающий неистовой яростью взгляд не желал признавать, что все ее тело дрожит от унижения.

Даже при таком тусклом освещении было очевидно, что Кейт Вариен потрясающе красива. Идеальный овал лица, сияющий нимб золотистых волос, утонченная прелесть черт лица и сливочно-персиковая нежная кожа – все это лишило зрителей дара речи. Но именно при виде ее фигуры, едва прикрытой изношенной ночной сорочкой, пульс Бретта бешено забился, и у него перехватило дыхание. Ее тело было телом не девушки, но молодой женщины – возбуждающее сочетание свойственной юности невинности и распустившейся чувственности. Бретт без труда разглядел очертания груди под тканью ночной сорочки – ее соски представляли собой маленькие средоточия желания, отчего пульсирующая боль волной пробежала по его телу. От тонкой талии до стройных ног и изящных лодыжек она представляла собой видение, способное разжечь дьявольский огонь желания в любом мужчине. Когда она, с горящими голубыми глазами и пылающими, как алые розы, щеками, повернулась к невольным зрителям, эффект был поразительным.

Именно Федерс, приросший к полу, словно библейский соляной столп, выразил всеобщее мнение.

– Боже Всемогущий! – заикаясь, вымолвил он голосом, исполненным благоговейного трепета. – Она прекрасна, как греческая статуя, разрази меня гром!

Сгорая от стыда, Кейт повернулась к Мартину, словно загнанный в угол зверек.

– Как ты посмел выставить меня на обозрение этим похотливым мужланам? Неужели пропил последние мозги?

Мартин дал ей пощечину, так что она пошатнулась и ударилась о массивную резную каминную полку, но прежде, чем он успел опустить руку, Бретт вскочил с кресла и сбил его с ног.

– Джентльмен не должен бить леди, даже когда он пьян, – сказал Бретт напряженным от ярости голосом, глаза его сверкали, как расплавленный оникс. – Поднимайся и попроси у нее прощения.

– Черта с два! – взревел Мартин. – Скорее я хорошенько разукрашу ей лицо!

Бретт схватил Вариена за грудки, поднял на ноги и снова ударил его так, что тот растянулся возле ножек стола.

– Извинись, или выбью из тебя эти слова, – мстительно пригрозил он.

Потрогав челюсть, чтобы убедиться, что она цела, Мартин собрал остатки оцепеневшего разума, проглотил гордость и пробормотал что-то невнятное, что могло сойти за извинения. После чего доковылял до кресла и потянулся за бутылкой бренди.

Бретт повернулся к Кейт. Его пылающий взгляд медленно прошелся по ее телу с головы до пят. Вспыхнувший внутри огонь превратил его обычно упорядоченные мысли в хаос, и он почувствовал, как желание вырывается на свободу, словно разъяренный буйвол. Уэстбрук понимал, что опасно продолжать смотреть на нее, но она, несомненно, была самым прекрасным созданием из всех, кого ему доводилось видеть, и он не мог оторвать от нее глаз.

Кейт пришла в ярость от того, как глаза Бретта исследовали ее тело, но она, не дрогнув, выдержала его дерзкий, изучающий взгляд, хотя ее щеки зарделись от смущения. Почему он не отвернулся, как подобает приличному человеку?

«Ненавижу его, – про себя подумала она. – Ненавижу всех мужчин».

– Благодарю вас, сэр, – сказала она приторно-любезным голосом, в котором сквозила ирония. – Но прошу меня простить, если на моем лице отразилось изумление, вызванное вашей заботой о презренной женщине. Я не привыкла к уважению представителей вашего пола.

Бретт ответил не сразу, и Кейт показалось, что она увидела, как что-то мелькнуло в его глазах – нежность или сочувствие, – но быстро исчезло.

– Не могу представить, чтобы вас когда-либо можно было назвать «презренной женщиной», – резко заявил он, – но если вы будете продолжать стоять здесь полураздетая и препираться со мной, я буду вынужден согласиться с вашей оценкой.

Кейт переполнило такое негодование, что она тут же позабыла о своей оскорбленной скромности.

– Возможно, от вашего притуплённого бренди внимания укрылось, что я вошла в эту комнату не по доброй воле, – яростно выпалила она, сверкая голубыми глазами. – Потворствовать низменным страстям сильного пола никогда не являлось моей целью. Я ненавижу и презираю всех вас. – Она провела рукой по лицу, смахнув слезы жгучего унижения. – Даже вы должны понять, как трудно прикрыться, когда под рукой нет платья.

Она в отчаянии сжала кулачки и топнула одетой в домашнюю туфельку ногой по каменному полу.

Бретт не привык к женщинам, которые топают на него ногой или разбивают вдребезги его моральные устои. Он отчетливо ощущал, что более близкое знакомство с ней вольет живую струю в его жизнь, но это было не то знакомство, подумав, решил он, которое ему хотелось бы продолжить. Тем не менее на его губах появилась заинтересованная улыбка, смягчив серьезное выражение лица, и он медленно опустился в кресло, продолжая пристально смотреть на нее ничего не выражающим взглядом.

– Все это чрезвычайно занимательно, но в высшей степени неприлично, – сухо заметил Эдвард. – Мисс Вариен, боюсь, только ослепнув, эти обыкновенно учтивые джентльмены перестанут столь откровенно пожирать вас глазами. Я также предполагаю, что всякая моя попытка помочь вам покинуть эту комнату вызовет сопротивление со стороны Мартина. Боюсь, это весьма существенно сужает круг возможностей найти выход из неловкого положения.

Он взял свой небрежно брошенный на спинку стула плащ для верховой езды и накинул большое, тяжелое одеяние на плечи Кейт. Она была слишком зла на Бретта, поэтому смогла только кивнуть Эдварду в знак благодарности.

– Она может вернуться в спальню, – сказал Бретт. Его спокойные слова были обращены к Эдварду, а глаза – к Мартину. Взгляд Эдварда метнулся от Бретта к Мартину и снова вернулся к Кейт.

– Она моя сестра, и будет делать то, что я ей прикажу! – выкрикнул Мартин.

– Только если это будет совпадать с ее желаниями, – парировал Бретт. Его неумолимый взгляд пресек возражения Мартина. – Вы желаете удалиться, мисс Вариен?

Кейт не знала, что ответить. То, что кто-то помог ей, встав на ее защиту, само по себе было неожиданным и невероятным, но то, что этот незнакомец бросил вызов Мартину, только чтобы избавить ее от смущения, было выше ее понимания. Она взглянула на брата и внутренне содрогнулась от злобы, сверкавшей в его глазах. Этот незнакомец может защитить ее сейчас, но его не будет здесь ни завтра, ни послезавтра на случай, если Мартин решит выместить на ней свое дурное настроение. Кроме того, не случится большой беды, если она побудет здесь еще несколько минут. Она уже была смущена до такой степе – ни, что дальше некуда.

– Благодарю вас, – наконец вымолвила она, – но я останусь ненадолго. Должно быть, я зачем-то понадобилась Мартину, и мне довольно тепло в этом плаще.

Кейт плотнее закуталась в свое одеяние, которое едва доходило ей до лодыжек, что она вряд ли замечала.

Бретт холодно кивнул и сел. Его хмурый взгляд пылал яростью. Он без труда догадался, что за причины крылись за ее ответом, и мысль о том, что с ней могут дурно обойтись в его отсутствие, приводила его в бешенство.

Осушив очередной бокал бренди, чтобы оправиться от грубого обращения Бретта, Мартин хлопнул ладонью по столу, прервав поток затейливых, но путаных комплиментов Федерса.

– Довольно, щенок, – взревел он, не обращая внимания на вспыхнувшие от гнева щеки Питера, и раздраженно повернулся к Бретту. – Я требую, чтобы ты дал мне еще одну возможность отыграться. – Он вскочил и подтащил свою сестру к Бретту. – Я намерен поставить последнее, что у меня есть, против своих долговых расписок.

Воздух вокруг него взорвался протестующими криками и возгласами недоверия, но взгляд Мартина был прикован к лицу Бретта.

– Именно так, – прорычал он. – Моя сестра против моих расписок.

– Не будь дураком, – приказал Бретт резким, срывающимся голосом. – Никто не ставит на кон своих родственников.

– У меня нет другого выхода. Она все, что у меня осталось, – заявил Мартин, вперив в Бретта хищный взгляд – И, Бог свидетель, она стоит всех гиней на столе да еще нескольких в придачу. Посмотри на нее! Тебе когда-нибудь доводилось видеть что-то подобное?

Вариен попытался стянуть плащ с плеч Кейт, но ее пальцы изо всех сил вцепились в складки безупречно скроенного одеяния, и она с умоляющим видом повернулась к Эдварду.

– Благодарю вас за столь трогательное доверие, моя дорогая, – сказал он, печально улыбнувшись, – но вы выбрали не того человека. Я, разумеется, приложу все усилия, чтобы защитить вас, но убежден, что вам лучше заручиться помощью мистера Уэстбрука.

– Она может не снимать этот чертов плащ, – выругался Мартин. – Бретт и так ее видел. Ты знаешь, что она привлекательнее, чем все титулованные красотки, которых ты обычно соблазняешь. И тебе не придется ждать, когда наступит полночь или пока ее муженек уедет из города, чтобы немного поразвлечься. – Он перегнулся через стол и понизил голос до заговорщического шепота. – Разве не приятно иметь под боком пылкую возлюбленную, которую ты можешь обнять, когда тебе заблагорассудится? Она лакомый кусочек. Немного норовиста, но ты найдешь к ней подход, употребив свое знаменитое обаяние.

Бретт не привык выносить на всеобщее обсуждение свою личную жизнь, и оттого, что столь интимные подробности преданы гласности перед нежным созданием, все внутри его закипело.

– Ты, ничтожная свинья, – резко бросил он. – Я готов заключить с тобой любое пари, но я не торгую людьми.

– Парень совсем рехнулся, – встрял Федерс, который вот уже несколько минут издавал странные звуки. – Я не прочь сыграть в карты, как любой мужчина в самом соку, но я не стал бы ставить на кон свою сестру, даже если бы она у меня была, хотя ее у меня нет, потому что я единственный ребенок в семье.

– Полагаю, только смерть может заставить его замолчать, – простонал Эдвард.

– Мне плевать, что ты думаешь, молокосос, – прорычал Мартин. – Я предлагаю ее Бретту, и он обязан принять любую мою ставку.

– Не представляю, каким образом Бретт сумеет соблюсти кодекс чести, приняв вашу ставку? – откашлявшись, возразил Эдвард. – Возможно, для вас мисс Вариен не представляет никакой ценности, но она человек, хотя и женщина, и заслуживает уважительного отношения. Но тащить ее через весь замок в полуобнаженном виде, а затем предлагать в качестве ставки в карточной игре! Такое поведение бросит тень на всех нас.

– Уэстбрука не волнует, что о нем скажут люди, – взорвался Мартин. – Он достаточно богат, чтобы не считаться с мнением общества!

– Я почти обезоружен данью восхищения с твоей стороны, – резко заметил Бретт, – но впредь прошу тебя не предпринимать попыток объяснить моим друзьям, кто я такой.

Мартин вспыхнул, но не отвел взгляда.

– Ты почти прав, – продолжил Бретт. – Я заключаю практически любое пари, но я еще не настолько пьян и не настолько пренебрегаю правилами приличия, чтобы бросать кости на твою сестру. Выдай ее замуж, если она тебе надоела. С такой внешностью ты без труда найдешь ей партию и сбудешь с рук. Почему бы не сосватать ее нашему юному Федерсу?

Кейт прикусила губу, чтобы сдержаться. Как он смеет говорить о ней в таком тоне, словно она вещь, которой распоряжаются по своему усмотрению? Он ничем не лучше Мартина – безжалостный человек, привыкший добиваться своего, не считаясь с чувствами других людей. Она нисколько не удивится, если выяснится, что он соблазнил половину женщин в Лондоне.

– Ты настолько богат, что, наверное, сможешь найти с полдюжины владений, о которых даже и не подозревал, – нетерпеливо буркнул Мартин, – но Кейт – все, что у меня осталось. Ставлю ее против целого имения. Ты не можешь Мне отказать.

Все это время Барнаби Радж сидел молча, но, услышав последнее заявление, он повернулся и уставился на Мартина. Его поросячьи глазки расширились и заинтересованно сверкнули.

– Имения? – спросил он.

– Заткнись, Барнаби, – предупреждающе рявкнул Мартин. – Это не твое дело.

Его взгляд был таким свирепым, что остальные подумали, что Вариен может наброситься на своего тучного друга. Нисколько не обеспокоенный грозным взглядом Мартина, Барнаби, похоже, хотел что-то сказать, но передумал и откинулся на спинку кресла.

– Поступай как знаешь, – пробормотал он. – Это не мои деньги.

– Совершенно верно, – огрызнулся Мартин. – И Кейт не твоя сестра. Если у кого-нибудь еще на языке вертятся высокопарные слова и слезливые сантименты, лучше оставьте их при себе. Спрашиваю в последний раз, – сказал он, снова поворачиваясь к Бретту, – ты согласен заключить со мной это пари или ты позволишь этим мягкотелым помойным крысам уговорить тебя пойти на попятную?

– Вне всяких сомнений, он сражен красноречием, с которым ты излагаешь свои соображения, – промурлыкал Эдвард, но Мартин продолжал смотреть на Бретта, как кошка смотрит на мышиную нору.

– Ну же, не заставляй меня ждать всю ночь, – взорвался Мартин. – Черт подери, ты не посмеешь оставить меня в таком положении. Я требую удовлетворения!

Бретт оторвал взгляд от Кейт. Он боялся, что если будет продолжать разглядывать девушку, то пойдет на любой риск, чтобы заполучить ее. Он сказал себе, что никто не играет на людей, что человек не может принадлежать другому человеку, но, взглянув на Кейт, он почувствовал, что примитивный инстинкт обладания понравившейся вещью грозит похоронить под собой лоск благовоспитанного джентльмена.

– Тебе не приходило в голову, что я могу выиграть и на этот раз? – спросил Бретт в надежде, что сможет убедить Мартина отказаться от безнравственного предложения.

– Я выиграю! – яростно закричал Мартин. – Я должен выиграть.

– Ты подумал о чувствах сестры? – Бретт вытянул руку, чтобы предупредить бурную вспышку гнева Мартина. – У меня нет ни малейшего желания увозить ее силой. Я предпочел бы путешествовать с дерущимися петухами, нежели с женщиной, впавшей в меланхолию или бьющейся в истерике.

– Я ее опекун, и она сделает, как я прикажу, – продолжал орать Мартин, но Бретт прервал его излияния.

– Как вы относитесь к тому, чтобы стать ставкой в игре на большие деньги, мисс Вариен? – спросил он голосом, в котором звучали насмешливые нотки.

– Женщинам всегда отводилась роль ставок в игре «на большие деньги», как вы осторожно выразились, – сказала она, смерив его презрительным взглядом. – Всякий раз, когда мужчина берет женщину в жены, он обращает внимание только на ее внешность, воспитание, приданое, род и способность производить на свет наследников. Если бы моим приданым было целое имение и вы бы просили у Мартина моей руки, суть осталась бы прежней, вот только Мартин, похоже, потерял свое имение, и у меня нет приданого.

Бретт пристально посмотрел на нее – из его взгляда исчезло скучающее и насмешливое выражение, а вместо этого в его темных глазах появился вопрос. Но Кейт смотрела на Мартина. Она знала, что рискует погубить свою репутацию, покинув Райхилл с Бреттом, но Мартин не выпускал ее из стен замка четыре года. Он мог убить ее и сбросить тело в подвал, и никто бы об этом не узнал.

– Что касается того, что меня поставили на кон, – наконец продолжила она, – то это все равно бы случилось, не сегодня, так завтра. Мартин проиграл мое приданое – известно ли вам, что у девушки без гроша за душой почти нет шансов получить достойное предложение руки и сердца? И вы видите, как он со мной обращается. – Она потерла щеку, на которой уже появился синяк. – Пройдет несколько лет, моя красота увянет, и я уже не смогу пленить потенциального мужа.

– Не может быть, чтобы все было столь ужасно! – воскликнул Эдвард, напуганный печалью в ее голосе.

– Откуда мужчине знать, каково это – быть женщиной? – требовательно спросила она, повернувшись к нему с неожиданно вспыхнувшей яростью. – Вы приходите и уходите, когда вам вздумается, и ваша честь никогда не ставится под вопрос, а я сижу под замком, словно пленница, и никто не может мне помочь, даже если бы захотел.

Она расплакалась, и Федерс, которого ее слезы вывели из оцепенения, предложил ей свой носовой платок, но снова сел, когда девушка, яростно взмахнув рукой, отвергла его любезный жест.

– Вас не волнует моя участь! – укоризненно крикнула она им в лицо. – Вы просто смущены тем, что попали в такое неприятное положение, и надеетесь, что оно скоро закончится.

Девушка зарылась лицом в плащ, чтобы спрятать горячие слезы.

Она сказала правду, и от этого Бретт еще больше разозлился. Теперь, будь все проклято, Эдвард и Федерс ждут от него, чтобы он разрешил это отвратительное недоразумение. Что, скажите на милость, ему делать с этой девчонкой? Он всегда мог проиграть, но этот выход был уже неприемлем. Кейт немного успокоилась, но слезы все еще блестели на ее ресницах. Бог свидетель, она была красивейшей из девушек, которых ему доводилось встречать. Он чувствовал, как его пульс начинает бешено биться и желание охватывает его тело от одного взгляда на нее. Она обладала умом, красотой и силой духа. Он резко повернулся к Мартину:

– Я принимаю твою ставку, но только на моих условиях.

– Я согласен на любые условия.

– Ты меня не дослушал, – презрительно оборвал его Уэстбрук и замолчал, чтобы в голове прояснилось от выпитого бренди. – Если я выиграю, то все отойдет твоей сестре. Ты покинешь этот замок, как только уладишь все формальности, и откажешься от всех прав на нее.

– По рукам, – нетерпеливо пробормотал Мартин. – Давай уже начнем игру.

– Я еще не закончил, – продолжил Бретт. – Я не заключаю пари на деньги, только на имение. – Глаза Мартина округлились. Он нервно пожевал губами. – Радж твой поверенный?

Мартин кивнул.

– Тогда запомни мои слова. Я не хочу, чтобы позже возникли какие-то вопросы. Если Мартин выиграет, он получит имение без всяких разговоров, но деньги на столе и сумму в размере его годового дохода получит мисс Вариен в качестве приданого.

Мартин, казалось, готов был взбунтоваться, однако кивнул в знак согласия.

– Через несколько дней я уезжаю в Париж, но пришлю своих адвокатов, чтобы те уладили дела с банком и убедились, что мисс Вариен обосновалась в Лондоне и ей подыскали подходящую компаньонку. И последнее – я не собираюсь снова бросать эти осточертевшие кости. Мы снимем колоду, и каждый возьмет по одной карте. У кого окажется старшая карта, тот и выиграл.

Мартин вперил в Бретта неподвижный взгляд. Его глаза горели ненавистью, но он зашел так далеко, что уже не было пути назад. И эта продажная девка, его сестра, смотрит на Бретта как на рыцаря, несущего возмездие! Позже он разберется с ней. Она скорее сгниет в преисподней, чем получит от него хоть пенни!

Бретт, казалось, прочитал его мысли.

– Если ты согласишься на мои условия и не выполнишь их, я собственноручно порву тебя на части.

– Я сказал, что выполню, черт подери! – прорычал Мартин. – Давай начнем.

– Гляди, мне понадобится твоя помощь, – сказал Бретт Раджу. – Эдвард перетасует карты, но я хочу, чтобы ты еще раз перетасовал их. Потом Федерс снимет колоду и сложит ее. Этого достаточно, Мартин?

– Я справлюсь без твоей помощи, будь ты проклят! – взорвался Мартин, но карты подготовили в соответствии с указаниями Бретта, и вскоре они аккуратной стопкой лежали перед Мартином.

Какое-то время он пристально смотрел на них, затем вытянул руку и накрыл ладонью колоду. Все присутствующие затаили дыхание. Кейт чуть не стало дурно от страха, когда пальцы Мартина нервно скользнули по краю колоды, замерли и снова двинулись, опасаясь сделать выбор, от которого зависело так много. Затем мгновенно его пальцы сомкнулись вокруг карт, и он перевернул полколоды лицом вверх. Мартин с торжествующим воплем вскочил на ноги – он вытащил короля червей.

– Исключительно неподходящая карта, – выпалил Эдвард. Такая поспешность была несвойственна ему. – Вам придется вытащить карту еще лучше, старина.

– Тихо! – прикрикнул на приятеля Бретт.

Его нервы были натянуты до предела. С лица Кейт исчезли все краски. И дураку было понятно, что она не сомневается в его проигрыше. Но Бретт помнил, что ее нельзя оставлять на милость брата. Он резко вытянул руку и перевернул верхнюю карту. Перед ним лежал туз пик.

– Бог мой, удача сама лезет тебе в карман! – восхитился Федерс. Эдвард, расслабившись, прислонился к каминной полке, а Кейт, у которой внезапно подкосились ноги, тяжело оперлась о маленький столик.

Из горла Мартина вырвался рык. Он опрокинул стол – бутылка с бренди и бокалы полетели на пол и разлетелись на мелкие кусочки.

– Ты заколдовал карты! – выкрикнул он в бешеной ярости. – Ни одному человеку не может так везти. Ты обманом отобрал мои владения, а теперь еще хочешь, чтобы моя сестра удовлетворяла твою грязную похоть. Я не позволю тебе забрать все! Я не…

Бретт вскочил со стула со скоростью нападающей кобры. Он рывком поднял Мартина со стула и бросил на опрокинутый стол, ударив головой о темную дубовую столешницу со звонким треском, который сразу же оглушил Вариена.

– Я вдоволь наслушался тебя за ночь, – выдавил Бретт сквозь стиснутые зубы. – Ты все настаивал на том, чтобы мы повышали ставки, ты весь вечер заключал нелепые пари, и ты потребовал, чтобы я принял твою сестру в заклад. А теперь, вместо того чтобы признать свое поражение, как подобает мужчине, ты скулишь и обвиняешь меня в тайном сговоре с дьяволом! – Бретт отшвырнул от себя Мартина, словно какую-то мерзость. – Встань на ноги и посмотри в лицо своей сестре. Теперь она здесь хозяйка.

Федерс бросился к Бретту и похлопал его по спине.

– Здорово! Я говорю, здорово! – С сияющим лицом он повернулся к Кейт, которая по-прежнему опиралась о стол. – Кто бы мог подумать, что эта ночь закончится тем, что вы отправитесь в Лондон? Сам я там никогда не был, но уверен, у вас все сложится просто замечательно.

– Сделай одолжение, постарайся сдержать свой восторг, – сказал Эдвард, чтобы прервать душевные излияния Федерса, прежде чем Кейт лишится чувств. – Я тоже уверен, что мисс Вариен станет любимицей света, но в данный момент мне кажется, что ей больше необходим стул, чем приглашение в «Олмак».

Он взял Кейт под локоток и подвел к своему креслу, после чего повернулся к Бретту. К нему вернулась его обычная учтивость.

– Это был довольно умный ход, друг мой, но, передав имение юной девушке, с которой вы не связаны ни родством, ни договором, вы наверняка вызовете множество домыслов, характер которых может оказаться губительным для репутации мисс Вариен.

– Адвокаты могут представить дело так, будто Мартин сам передал все имущество своей сестре, – устало пробурчал Бретт. Начинало сказываться напряжение долгой ночи. – В данный момент меня больше заботит ближайшее будущее. Думаю, будет лучше, если мы все вместе сопроводим мисс Вариен в Лондон, но ей необходимо где-то остановиться. Моя двоюродная тетушка Линдси приютит ее на этот сезон, особенно когда хорошенько рассмотрит ее и узнает, что она богатая наследница, но она не может показаться в таком виде. – Кейт съежилась, когда он осуждающе указал пальцем на ее фигурку, по-прежнему завернутую в плащ Эдварда. – Ей придется обзавестись приличной одеждой и познакомиться с нужными людьми. Вы как раз тот светский лев, который необходим мне, чтобы позаботиться обо всех этих вещах, пока я буду в отъезде.

– Вы слишком торопитесь, – запротестовал Эдвард. – Я очень не люблю казаться нелюбезным, хотя нисколько не возражаю против того, чтобы быть таковым, но я никогда прежде не исполнял роль дуэньи при юной девушке и не собираюсь менять свои привычки.

– Вы все слишком торопитесь, – провозгласил из угла голос Руджа. – Это не ваши деньги, и вы не можете ими распоряжаться.

– О чем это ты? – требовательно спросил Бретт, сдвинув брови. – Мартин проиграл все свое имение. Все здесь, на этих клочках бумаги. Возможно, это не изложено по форме, как ты предпочитаешь, но тем не менее это долговое обязательство.

Равнодушно выслушав презрительную тираду Бретта, Рудж отыскал глазами Мартина, который отошел подальше от обступивших Кейт мужчин.

– Сомневаюсь, что Мартин выполнил бы это обязательство, но в данном случае он и не может его выполнить. Согласно завещанию отца Мартин вступит во владение имением, только когда ему исполнится тридцать пять лет, он женится и произведет на свет наследника. К тому же он должен выделить десятую часть своего дохода или сумму, равную доходам, полученным за два года, в качестве приданого для своей сестры! Или пока его попечители не почувствуют, что он достаточно остепенился, чтобы не проиграть в пух и прах свое наследство, что он попытался сделать этой ночью. До тех пор он не имеет права ни продать имение – даже его часть, – ни заложить его, ни законным путем получить под него ссуду. Единственные деньги, которые у него есть, – это доход, который выплачивается ему каждые три месяца, и он проиграл их еще до полуночи. Все остальное – обман.

Глаза всех присутствующих обратились туда, где в гордом одиночестве стоял Мартин. По обыкновению, Федерс заговорил первым.

– Грязная свинья! – воскликнул он. – Подумать только, мы уступали ему, позволяя устанавливать правила, которые никому не нравились, и все это время он водил нас за нос!

– По всей видимости, данный вечер будет иметь излишне мрачное завершение, но так или иначе такой финал как нельзя лучше подходит к остальным событиям этой адской ночи, – сказал Эдвард, тщательно разглаживая складки на жилете. Его взгляд остановился на Мартине, обдав того жгучим презрением. – Полагаю, нет нужды говорить, что вы поступили в высшей степени недостойно. Я уйду, как только позволят обстоятельства, и больше никогда не переступлю порог этого дома. До тех пор, сделайте одолжение, не заговаривайте со мной. А если в будущем вам хватит наглости обратиться ко мне, я буду вынужден сделать вид, что не узнал вас!

Эдвард запнулся, потому что ему показалось, как Кейт всхлипнула, но когда он обернулся, та сидела, вытянувшись в струнку, с гордо поднятой головой. Ее лицо превратилось в бесстрастную маску. Что за великолепное создание, подумал он. Как она может состоять в родстве с Мартином?

Кейт подняла ничего не выражающие глаза на Бретта. Ее голос был напряженным и немного дрожал, но она решительно заговорила:

– Благодарю вас за великодушный и заботливый жест. Я надеялась, что каким-то образом получу деньги, которых хватит на скромную жизнь, но если этому не бывать, я не стану попусту тратить время и роптать на судьбу. Я только хочу знать, что вы собираетесь со мной делать.

В эту минуту Бретт с радостью задушил бы Мартина голыми руками. Он спланировал все так, что, как бы ни легла карта, Кейт получила бы свободу, но вместо этого все закончи лось тем, что она оказалась у него на руках. Может, он и хотел увидеть ее в своей постели, но не хотел нести за нее ответственность и определенно не знал, что с ней делать. Он неосторожно обмолвился о своей тетушке, которая может для начала им помочь, но он не мог поручиться, что она примет под свое крылышко дебютантку, пусть даже у той будут красота, богатство и связи с влиятельными людьми. Он был более чем уверен, что она захлопнет дверь перед его носом, если он покажется с нищей девушкой, чей брат – двуличный трус. Боже, он окончательно запутался!

Взгляд Бретта встретился с взглядом ясных голубых глаз Кейт, которая с такой надеждой смотрела на его, и все мысли о леди Линдси вылетели у него из головы. Бог свидетель, она была красавицей, от одной мысли о которой у мужчины закипает кровь. Девушка по-прежнему куталась в плащ Эдварда, но, глядя на нее, он не мог не представлять, как она лежит, обнаженная, в его объятиях, но в ней было что-то еще, что притягивало его. Бретт не мог дать этому определения, но, может, в этом и была причина, по которой он согласился на абсурдное пари Мартина.

– Сколько времени вам понадобится, чтобы собраться? – требовательно спросил он, отбросив осторожность. – Даю вам два часа. – Бретт вытащил часы. – К тому времени уже достаточно рассветет, чтобы мы могли тронуться в путь. Постарайтесь не опаздывать.

Кейт направилась было к двери, но обернулась и посмотрела на Эдварда.

– Благодарю вас за доброту, – застенчиво вымолвила она. От ее неожиданной благодарности Эдвард смущенно переступил с ноги на ногу. – Надеюсь снова увидеть вас при более благоприятных обстоятельствах, но, если этого не произойдет, пожалуйста, знайте, что я никогда вас не забуду.

Она торопливо вышла. После ее ухода в комнате повисла неловкая тишина.

Эдвард поднял глаза и посмотрел на Бретта. Мужчины не проронили ни слова, но их взгляды какое-то время были прикованы друг к другу, пока Эдвард наконец не заговорил. Его голос вибрировал от ярости.

– Вы слепец и дурак! Она никогда не примет вас на таких условиях.

Бретт выругался.

Глава 3

Бретт с излишней яростью натянул перчатки. Первые проблески зари уже показались сквозь просветы между деревьями, и только отсутствие Кейт мешало ему тронуться в путь. Эдвард и Питер ждали вместе с ним, а Мартин заперся наверху в библиотеке с очередной бутылкой бренди, и Бретт надеялся, что он не выйдет оттуда. Как коротко выразился Питер, не нужно заставлять себя разговаривать с обманщиком, но нельзя игнорировать этого проклятого парня, будучи его гостем.

– Можно, и я определенно так и сделаю, – весьма категорично заявил Эдвард, но Бретт был склонен согласиться с Федерсом, поэтому нетерпеливо постукивал ногой, желая поскорее покинуть этот злополучный дом.

– Вы не могли бы усмирить свою ногу? – пожаловался Эдвард язвительнее, чем обычно. – В моей многострадальной голове даже нежнейший звук отдается раскатом грома, что грозит лишить меня зрения.

Бретт неохотно выполнил его просьбу. У него самого голова разрывалась от боли, и решение уехать с первым лучом солнца означало, что он проведет большую часть дня в трясущейся карете, а не в уютной постели. Он поймал себя на том, что пытается не винить Кейт за эти неудобства, за свою обычную реакцию на красивую девушку, но при мысли о том, какое удовольствие может подарить ее тело, кровь начала пульсировать в его болезненно чувствительных висках, что удвоило его мучения.

Уэстбрук не представлял, как разрубить этот гордиев узел. Почему он не отказался от пари или не вернул деньги Мартину? Возможно, ему безразлично, что скажут о нем люди, но Кейт не могла позволить себе пренебрегать предписаниями светского общества. Он всегда предпочитал ни к чему не обязывающие отношения, которые мог прекратить, как только они ему наскучат, и тем не менее позволил навязать на свою шею незамужнюю девушку, у которой даже не было горничной. Он не знал наверняка, каким образом можно содержать девушку, не нарушая приличий, но он точно знал, что, перепоручив ее своим адвокатам на время своего пребывания в Алжире, он только отложит проблему в долгий ящик и, возможно, даже усу губит ее. Однако всякий раз, как Бретт принимал решение оставить ее в Райхилле, от воспоминания о теле Кейт, вырисовывающемся под почти прозрачной тканью ночной сорочки, его пронзала дрожь предвкушения. Она была стоящим трофеем, и он не мог дать ей ускользнуть.

Появление Кейт прервало бесплодные грезы Бретта. На ней была шляпка, которая была скорее практичной, чем модной, тяжелая голубая шерстяная накидка поверх темно-синей ротонды^[1], серое шерстяное платье, высокие серые лайковые ботинки на пуговицах и рукавицы вместо муфты. Неизвестно, что было тому причиной – нужда или умысел, но, казалось, она нарочно оделась так, чтобы выглядеть как старая дева, и тем не менее она оставалась самым прекрасным созданием, на которое когда-либо падал взгляд Бретта, и она притягивала его взор, словно магнит.

– Прощу прощения за то, что заставила вас ждать, – извинилась она, – но я не могла найти никого, кто помог бы мне спустить вниз чемоданы. Мне пришлось оставить один из них наверху, прямо на лестничной площадке.

– Я схожу за ним, – вызвался Федерс, смягчив своей юношеской галантностью неловкую паузу.

– Прошу прощения за то, что доставляю вам столько беспокойства, – благодарно произнесла Кейт, – но мне не под силу было нести сразу два чемодана.

– Что вы, какое беспокойство? – улыбнулся он. – Леди никогда не должна сама нести свой багаж.

– По крайней мере я не опоздала, – сказала она, повернувшись к Бретту, – только мой чемодан.

– Не забивайте себе голову.

– Вы определенно именно так и поступили, – сказала она, сделав ударение на слове «вы». Увидев, как глаза Бретта сузились от гнева, она мило улыбнулась. – Если джентльмены не могут нести багаж, то как мы погрузим его в карету? Уж не собираетесь ли вы попросить об этом мистера Федерса?

Эдвард вопросительно поднял брови, но Бретт не на шутку разозлился.

– Никому из нас нет необходимости нести багаж. Об этом позаботится мой камердинер.

Словно по сигналу рядом с Бреттом появился Чарлз.

– Положи этот чемодан и тот, за которым пошел мистер Федерс, в карету вместе с дорожным сундуком мисс Вариен. Мы отправляемся, как только их закрепят.

Кейт с завистью наблюдала, как Чарлз поднял чемодан, стоявший у ее ног, избавил подоспевшего Федерса от его ноши и безмолвно выскользнул за дверь.

– Должно быть, приятно иметь вышколенного слугу, который все за тебя делает, – вздохнула она.

– Это не приятно, – с некоторым удивлением заявил Федерс, – это необходимо. Моя мать даже пальцем не пошевелит, пока на ее зов не сбегутся по крайней мере шестеро.

– Мы не можем заставлять лошадей ждать, – сказал Бретт, которому не терпелось уехать, и предложил Кейт руку, вынудив ее прервать свою прощальную речь.

Кейт почувствовала, как в.ней самой поднимается волна негодования, но она поблагодарила Эдварда и Питера и удивила всех, встав на цыпочки и поцеловав их обоих в щеку. Федерс покраснел с головы до пят и начал заикаться. Эдвард принял этот дружеский жест со своей обычной невозмутимостью, но, к изумлению Бретта, наклонился и запечатлел поцелуй на лбу Кейт.

– Да пребудет с тобой Господь, моя дорогая, – нежно прошептал он.

«Боже правый, – подумал Бретт, – даже Эдвард ведет себя как сэр Галаад. Мне лучше увезти ее отсюда, пока он не потребовал, чтобы я открыл свои намерения».

Никем не замеченный, Мартин стоял в дверях библиотеки и наблюдал за этой четверкой, но когда Кейт повернулась, чтобы уйти, он бросился в вестибюль. Глаза его странно сверкали.

– Ты настолько потеряла всякий стыд, что собираешься уехать с этим человеком? – угрожающе крикнул он.

Его слова раздули уже вспыхнувший огонь гнева Кейт, и она швырнула ответ ему в лицо:

– Тебе не к лицу строить из себя оскорбленную добродетель, дорогой брат. Ты проиграл меня в карты и еще имеешь наглость спрашивать, собираюсь ли я уехать с этим человеком? – Кейт умолкла, чтобы перевести дыхание, и продолжила с еще большим пылом: – Да, я собираюсь уехать с ним или с любым другим, кто предложит мне это. Это неприлично, и я не так надеялась покинуть свой дом, но я предпочитаю уползти отсюда на четвереньках, чем провести еще хоть день в этом проклятом месте.

Она круто развернулась и вышла в настежь распахнутую дверь.

Мартин проскользнул мимо Бретта с почти пурпурным от ярости лицом.

– Убирайся вместе со своим сукиным сыном, и пусть тебя заклеймят шлюхой! – вопил он, стоя на ступеньках. – Но учти, если ты сейчас уйдешь из этого дома, то больше никогда в него не вернешься!

Кейт как раз забиралась в карету, но остановилась и повернулась лицом к брату.

– Ничто и никогда не заставит меня вернуться в этот дом, пока ты жив!

Она забралась в карету и захлопнула за собой дверцу. Мартин, словно вихрь, промчался обратно через вестибюль и захлопнул дверь в библиотеку с такой силой, что висевшие над ней оленьи рога обрушились на пол.

– Бог мой, не семейство, а ураган, – промурлыкал Эдвард.

– Тише, вы, старый лис, – предостерег его Бретт. Его губы неохотно растянулись в улыбке, прогнав хмурое выражение с лица. – Постарайтесь, чтобы вас не убили, пока меня не будет. Иначе кто меня будет развлекать? Сделай все возможное, чтобы никто ничего не узнал о том, что здесь произошло, – обратился он к Федерсу. – Не думаю, что Мартин станет распускать язык, но он слишком глуп, чтобы понять, что лучше для него самого.

Он обменялся рукопожатием с обоими мужчинами и стремительно вышел из дома.

Воспоминания теснили друг друга в голове Кейт, в то время как карета мчалась по узкой дороге. Ее охватило чувство потери. Райхилл был ее домом с самого рождения, здесь она созрела как женщина, здесь были ее корни, он представлялся ей чем-то постоянным и незыблемым, словно вековой дуб. Мир, в который ей предстояло вступить, не мог предложить ей такой гавани.

Но с Райхиллом были связаны также горькие воспоминания, и в последнее время это были похожие друг на друга видения боли и страха. Она ввязалась в опасную авантюру, но почувствовала облегчение, когда башни замка скрылись за деревьями. Теперь она может начать жизнь с чистого листа. Она не знала, что принесет ей следующий день, но если рядом с ней будет этот черноглазый незнакомец, то ее жизнь наверняка будет полна приключений и волнений. После стольких лет фактического заключения она с нетерпением ждала и того и другого.

– Я не спал всю ночь и ужасно устал, – без предисловия заявил Бретт. – Я дал кучеру указания менять лошадей по мере необходимости, снабжать вас едой и питьем. Есть еще какие-нибудь пожелания, прежде чем я усну?

Он устало посмотрел на Кейт – выражение его лица было отнюдь не ободряющим.

– В данную минуту – нет, – ответила она. В ее глазах вспыхнули искорки гнева. Да, этот мужчина вел себя отвратительно грубо. – Обещаю, что не стану вас будить, пока у дверей не появятся разбойники.

– Не стоит этого делать даже в этом случае. Позади вас висит заряженный пистолет.

– Но мне никогда не доводилось пользоваться огнестрельным оружием, – испуганно вымолвила Кейт.

– Это довольно легко. Надо просто прицелиться и нажать на курок.

Не сказав больше ни слова, Бретт натянул на себя плед из овечьей шерсти и откинулся на мягкую обивку сиденья. Через несколько секунд Кейт услышала мягкий звук его размеренного дыхания.

Пусть Бретт был высокомерным, эгоистичным грубияном, но Кейт не могла долго на него сердиться. Во сне его мужественное лицо обрело почти ангелоподобную красоту, которая, на ее взгляд, никак не вязалась с резким, бесстрастным характером. Черные волосы густыми волнами поднимались от высокого, широкого лба; благодаря густым бровям и длинным черным ресницам глаза особенно выделялись на его лице. У него были изящно очерченный нос и полные твердые губы. Кожа – смуглой и тщательно выбритой, без темной дымки, которая часто украшает лицо мужчин с густыми, темными волосами.

Он спас ее от Мартина, и даже будь Бретт похож на тролля, для нее он все равно был бы привлекательным. Но Уэстбрук явился ей прекрасным принцем из сказки. Кейт чувствовала себя попавшей в беду девицей, которую в последнюю минуту спас ее рыцарь в сверкающих доспехах, но было бы куда приятнее, если бы он не заснул спустя минуту после удачно завершенного спасения.

Чуть слышно вздохнув, девушка перевела взгляд на пустынный и унылый пейзаж. Небо было почти безоблачным, но в воздухе висел белый туман, и ветер был резким и колючим – он взмывал ввысь к вершинам холмов и устремлялся вниз, в долину, со скоростью падающего сокола. Порыв ветра ворвался в карету, так что Кейт пришлось глубже зарыться в плед Нигде не было видно ни одной птицы или зверя, и только время от времени показывались хижина или более солидное жилище. На деревьях не было ни листочка – их голые силуэты вырисовывались на фоне враждебного неба, отнимая всякую надежду, что когда-нибудь наступит весна. В воздухе чувствовалось приближение снежной бури.

«Пусть она разразится, – подумала Кейт, пытаясь преодолеть страх перед неизвестностью. – Может, нас даже занесет снегом».

Тогда у нее будет больше времени, чтобы придумать, как ей быть. Девушка не имела ни малейшего понятия о том, как подыскать себе место. Она даже не знала, какую работу могла бы выполнять. У матери никогда не находилось времени, чтобы обучить ее премудростям ведения домашнего хозяйства, а отец считал, что давать образование девочке – значит попусту тратить время. Ей повезет, если удастся получить должность экономки в каком-нибудь захолустье, но даже это лучше, чем стать камеристкой.

Кейт засмеялась. Она не имела ни малейшего представления о том, что входит в обязанности камеристки, даже самой посредственной. Скорее всего она будет вынуждена стать компаньонкой какой-нибудь старой сварливой дамы или скрести горшки и кастрюли на кухне.

Кейт имела некоторое представление о том, что происходит с беззащитными девушками, в особенности хорошенькими, и на мгновение пожалела, что не осталась в надежных стенах Райхилла, но тут перед ее глазами возникло лицо Мартина, и все сожаления о поспешном отъезде испарились. Да, нет ничего ужаснее, чем стать чьей-то любовницей, но если ей повезет, то она сможет отложить кое-что на будущее.

Будущее… Единственным приемлемым будущим для такой девушки, как она, был брак с состоятельным джентльменом, за коим последовали бы рождение детей и хозяйственные хлопоты. Мартин позаботился о том, чтобы у нее не было приданого, чтобы на ее пути попалось как можно меньше подходящих женихов, а теперь еще и опорочил ее имя. Ни один мужчина в здравом уме не женится на ней после всего, что произошло.

Она боролась со слезами, собрав всю свою волю в кулак. Нет, только не на глазах у этого грубияна, которому настолько безразлична ее судьба, что он безмятежно спит! Однако Кейт было настолько жаль себя, что наконец две большие слезинки скатились по ее щекам, словно капли весеннего дождя по оконному стеклу. Она даже не попыталась отереть их, просто закрыла глаза и позволила им течь.

Бретт пошевелился, и Кейт на мгновение затаила дыхание, не в силах остановить слезы, но через какое-то время снова услышала его ровное дыхание. Ругая себя последними словами, она принялась искать платок. У Бретта он наверняка есть, подумала Кейт, но она скорее позволит ручейкам слез высохнуть на щеках, чем попросит его об одолжении.

Наконец девушка отыскала отделанный кружевом квадратик и принялась промокать им лицо. Почему женщинам обязательно надо плакать? Слезами делу не поможешь. Плачущая женщина выглядит смешно и неизменно приводит мужчин в ярость. Почему она не может ругаться и вызывать людей на кулачный бой и нелепые дуэли? Она устала подчиняться чьим-то прихотям.

Девушка вытерла лицо и попыталась успокоиться. Жалость к себе не даст ответа ни на один вопрос. Она знала, что ей придется обсудить свои планы с Бреттом, но для этого следовало сначала привести мысли в порядок. Надо что-то придумать, поскольку Бретт определенно не собирался за нее это делать.

Кейт раздраженно фыркнула. Бретт Уэстбрук, гордость английской аристократии, любимец салонов от Лондона до Парижа, лежал, развалившись, в углу своей кареты и по виду ничем не отличался от обычного человека. Знаменитый своими интригами со знатными женщинами и внушающий страх высокомерной учтивостью своих изысканных манер, сейчас он лежал, растянувшись на сиденье, в смятой одежде, с небритым лицом и растрепанными волосами. Кейт чуть не рассмеялась. Возможно, он самый красивый мужчина на свете – она была вынуждена признать, что не в силах побороть волнение, вызванное его близостью, – но она не собиралась влюбляться в человека, соблазнившего половину жен-шин в Лондоне.

Кейт тут же одернула себя. Он пришел ей на помощь. Она была вне себя от потрясения, когда Мартин втащил ее в комнату, и поэтому в тот момент не ощутила сладостный трепет наслаждения, который позже охватил ее, когда она вспомнила, как Бретт сбил Мартина с ног, наслаждения, которое испытывает каждая женщина, когда двое мужчин, кем бы они ни были, дерутся из-за нее. От этого Кейт почувствовала себя невероятно красивой – никогда, глядя в зеркало, она не испытывала подобных чувств, и даже воспоминание о плаще для верховой езды, в который была закутана ее полуобнаженная фигура, было бессильно отобрать у нее этот миг абсолютного удовлетворения.

Кейт подавила желание вытянуть руку и поправить прядь волос у него на лбу. Дрожь волнения пробежала по ее телу при мысли о том, чтобы по-настоящему коснуться его, – предвкушение было сладостным, но она боялась того, что произойдет, если он проснется. Сейчас Бретт был спокоен, но в нем чувствовалась какая-то необузданная сила, которая немного пугала ее, сила, которая могла раскинуться, словно сеть, и поймать в ловушку любого, кто окажется поблизости, сила, которая могла затянуть своих жертв в водоворот, и те даже не поймут, насколько сильно они увязли. Покинув Райхилл, Кейт и так совершила из ряда вон выходящий поступок, и теперь ей надо было тщательно просчитывать каждый шаг.

Кейт внимательнее рассмотрела Бретта, признав, что с каждым часом он все сильнее притягивает ее, и поймала себя на мысли, что рядом с таким человеком дела никогда не будут обстоять совсем плохо. Но она тут же закрыла глаза и откинула голову на подушки, пытаясь отогнать слезы. Он не принадлежал ей и не был ее надеждой и опорой.

Мартин пулей влетел обратно в библиотеку. Его разум был охвачен ненавистью ко всем, кто способствовал его позору. Он в ярости заскрежетал зубами, вспомнив о язвительных и уничижительных замечаниях Эдварда и о том, как этот треклятый щенок Федерс набросился на него в его же собственном доме. Как бы то ни было, именно на плечи Кейт и Бретта Мартин возлагал бремя вины за ураган неприятностей, обрушившийся на него, и он намеревался отомстить им самым безжалостным способом, какой только сможет придумать.

Он легко приструнит Кейт, как только вернет ее обратно в замок. Сейчас она смотрит на Бретта влюбленными глазами и думает, что тот защитит ее. Потаскушка! Он получит огромное удовольствие, разрушив ее иллюзии.

Ему придется убить Бретта. Мартин знал, что не сможет сделать этого в честной схватке, но его не остановит болтовня о благородстве. Он убьет его, даже если придется всадить нож ему в спину.

Но сначала надо заняться Кейт, и просто вернуть сестру Мартину было недостаточно. Должен быть какой-то способ сделать это так, чтобы опозорить Бретта. От отчаяния с его губ слетело громкое ругательство, и спаниель, который снова лежал возле его стула, поднял голову, подумав, что хозяин разговаривает с ним. Когда Мартин продолжил мерить шагами комнату, собака снова опустила голову на лапы, но ее глаза зорко следили за тем, как он, шатаясь, расхаживает взад и вперед.

К этому времени Мартин выпил столько бренди, что его голова по ощущениям напоминала свинцовую гирю, и собрать мысли воедино можно было только гигантским усилием воли. Он прислонился лбом к холодному мрамору каминной полки, надеясь, что это поможет прояснить разум. Он стоял не двигаясь так долго, что собака прекратила свое бдение и закрыла глаза.

Внезапно Мартин вскинул голову, и его глаза сосредоточенно уставились в одну точку, в то время как мозг лихорадочно работал, пытаясь ухватить смутную мысль, прежде чем та успеет ускользнуть. Возбуждение росло в его душе по мере того, как план все отчетливее вырисовывался в его воспаленном мозгу.

– Наконец-то этот проклятый ублюдок у меня в руках! – дико расхохотался Мартин и опрокинул в себя остатки бренди. Теперь он может отдохнуть – спешить некуда, времени достаточно. В сущности, будет лучше, если они отъедут подальше, и еще лучше, если проведут ночь в каком-нибудь трактире.

От крика Мартина спаниель вскочил, оскалив зубы и ощетинившись. Он успокоился, увидев, что в комнате нет посторонних, но держался настороженно. Что-то в смехе Мартина насторожило животное. Собака выпрыгнула в распахнутое окно, и с той минуты стоило ей только завидеть хозяина, как она принималась глухо рычать и забивалась в самый укромный уголок.

Полуденное солнце в последний раз золотистой дланью рассыпало свои неяркие лучи по пустынным полям и рано удалилось на покой. К пяти часам тяжелые сумерки опустились на безлюдные деревенские просторы. В этом месте деревья, с веток которых все еще не облетели сухие, бесполезные листья, росли ближе к обочине, и теперь их ветви царапали бока кареты. Дорога казалась темным, бесконечным туннелем, ведущим к краю света, и Кейт невольно плотнее закуталась в плед. Она оторвала взгляд от окна и снова откинулась на подушки. Непосредственная близость Бретта значительно успокоила ее, пусть тот и спал безмятежным сном.

Внезапно тишину зимнего вечера грубо разорвали два пистолетных выстрела рядом с каретой. Кейт выпрямилась и, округлив глаза, так что те чуть не вылезли из орбит, уставилась на четырех всадников, которые словно по волшебству появились ниоткуда на взмыленных лошадях с пистолетами наготове. Прежде чем она успела оправиться от потрясения и разбудить Бретта, чья-то рука разбила окно, так что на пол брызнул дождь из стекла, и приставила пистолет прямо к голове Уэстбрука. Кейт зажала рот рукой, чтобы заглушить крик.

Пистолет держал здоровенный головорез в длинном, тяжелом плаще, неряшливой вязаной шапке и натянутой на лицо маске из чулка. Второй мужчина, тоже с пистолетом в руке, стоял у другой двери. Что им нужно? Кейт предполагала, что у Бретта есть деньги, но ей Мартин никогда не давал денег, и если у них и оставались фамильные драгоценности, то они либо были отданы на хранение попечителям, либо проданы за наличные. Все, что у нее было, – это не представляющие никакой ценности бусы и перламутровые серьги.

Бретт продолжал спать, его дыхание было по-прежнему ровным и спокойным. Что за несносный человек! Спать, когда он больше всего ей нужен!

Мужчина у разбитого окна заговорил первым:

– На этот раз нам попалась красотка, Сэм. С таким-то личиком она наверняка с ног до головы увешана бриллиантами. – Его глаза засверкали от предвкушения. – И как раз вовремя! В последнее время почти нечем было поживиться.

– Заткнись, Джо, – прорычал Сэм. – Ты слишком много болтаешь. Давай начинай, и не забудь про сейф этого джентльмена. Бриллианты по-своему хороши, но нет ничего приятнее звона гиней.

Мужчина по имени Джо просунул голову в окно.

– Да не расстраивайтесь вы, мэм. Мы не тронем ни вас, ни вашего мужа. Просто отдайте деньги и драгоценности и езжайте себе с Богом.

– Брось любезничать, Джо, – нетерпеливо рявкнул Сэм.

– Ты никогда не знал, как обращаться с дамами, – с важным видом ответил Джо.

Тут раздался властный голос, свидетельствующий, что у его обладателя заканчивается терпение.

– А ну кончайте спорить, или я вас обоих огрею прикладом.

– Гоните ценности, мэм, – сказал Джо. От его прежней любезности не осталось и следа. – Мы не можем торчать весь день на обочине.

Если бы это зависело от Кейт, то она отдала бы все деньги, которые были у Бретта в карманах, даже не удосужившись разбудить его. Он был настолько богат, что даже не заметил бы исчезновения такой маленькой суммы.

– Знаю, это прозвучит неправдоподобно, но у меня нет ни денег, ни драгоценностей, ничего хоть сколько-нибудь ценного. Я очень бедная женщина. Этот джентльмен сопровождает меня в Лондон, где я надеюсь подыскать себе место.

Кейт без труда прочитала недоверие, написанное на их лицах, и постаралась пересилить отвращение оттого, что вынуждена раскрывать подробности своей жизни разбойникам с большой дороги.

– Вы должны мне поверить. Будь я богата, неужели я была бы так одета? – Она откинула плед и показала им свое незамысловатое одеяние. – Я предпочла бы отдать вам все, что у меня есть, чем получить пулю в лоб.

Джо не знал, как ему быть дальше. Он видел, что на Кейт не было украшений, и одежда ее, несомненно, была очень скромной. У нее даже не было горничной. Однако она ехала в роскошной карете, и на мужчине рядом с ней была дорогая одежда.

– Все они говорят одно и то же, – предупредил Сэм. – Если она не отдаст нам все по-хорошему, мы вытащим ее из кареты и обыщем. Мы найдем драгоценности, даже если придется сорвать с них всю одежду.

– Эй, вы там, поторапливайтесь! – раздался нетерпеливый голос. – Неужто вам не по зубам ограбить девчонку и спящего мужчину?

Кейт побелела, словно полотно.

– Но я же говорю, у меня нет денег. Ни шиллинга. – Она лихорадочно пошарила рукой под пледом. – Вот, обыщите мой ридикюль.

Она швырнула его через разбитое окно прямо в Джо, как раз когда Сэм, не слезая с лошади, нагнулся, чтобы открыть вторую дверь.

Глава 4

Дальнейшие события разворачивались столь стремительно, что Кейт так и не смогла отчетливо вспомнить, какую роль она сыграла в этой драме. Неожиданно брошенная сумочка застала Джо врасплох, и он запоздало взмахнул руками, пытаясь поймать ее, прежде чем она упадет на землю. Его лошадь, напуганная тем, что в ее голову бросили какой-то предмет, встала на дыбы и резко отскочила в сторону. Несколько секунд, которые оказались для него роковыми, Джо был полностью поглощен попытками удержать ридикюль, вернуть равновесие, не выпасть из седла и успокоить лошадь, и этого времени Кейт хватило, чтобы сдернуть заряженный пистолет, висевший на стене у нее над головой, и выстрелить прямо ему в грудь. Она съежилась, когда Джо, устремив на нее испуганно-изумленный взгляд, согнулся пополам и мешком свалился на землю. Его обезумевшая от страха лошадь развернулась и помчалась галопом вниз по дороге.

В ту самую секунду, как Кейт бросила ридикюль, ожил Бретт. Он стремительно подался вперед, вцепился в дверь и с громким треском ударил ею по голове Сэма. Практически рефлекторно он выхватил из кармана маленький пистолет и всадил пулю ему между глаз. Его лошадь ускакала вниз по дороге вслед за лошадью Джо.

Главарь банды, изумленный быстрым и неожиданным поворотом событий, тут же перестал следить за козлами, где под его суровым взглядом сидели кучер и Чарлз. Чарлзу пришлось бросить поводья на дорогу, чтобы достать второй пистолет, спрятанный в сапоге, и выбить третьего вора из седла. Четвертый разбойник, который держал лошадей, бросился наутек, прежде чем Чарлз успел перезарядить пистолет.

Все закончилось так же внезапно, как и началось.

Кейт не осознавала, что делает, и теперь недоуменно моргала, глядя на дымящийся пистолет в своих руках, в то время как до ее сознания постепенно начало доходить, что она убила человека. Девушка отшвырнула пистолет, словно это была свернувшаяся в клубок змея. Он с глухим стуком приземлился у ее ног, и она задрожала – от слабости и потрясения.

– Отличная работа, мисс Вариен. – Звук голоса Бретта проник сквозь ужас, который обрушился на сознание Кейт, грозя задушить разум. – Меня особенно впечатлила быстрота вашей реакции, – продолжил он более дружелюбным тоном. – Я не знал, как обмануть бдительность одного головореза так, чтобы успеть пустить пулю в другого. Бросить ридикюль ему в лицо – такой ловкий трюк мне еще не доводилось видеть.

В конце концов Бретт, похоже, понял, что Кейт в шоке. Он наклонился, взял ее руки в свои и крепко сжал.

– Успокойтесь, девочка моя. Вы испытали страшное потрясение, но вы справитесь с ним тем быстрее, чем меньше будете об этом думать. Мы скоро сделаем остановку, и вы почувствуете себя гораздо лучше, когда немного отдохнете и плотно поужинаете.

В его голосе слышались сочувствие и некоторое понимание, и Кейт крепко сжала его руки – сила и тепло его пальцев успокаивали ее.

– Я же сказала, что не стану будить вас, пока у дверей не появятся разбойники, – сумела вымолвить она, растянув дрожащие губы в улыбке.

– Вы так и сделали, но я не ожидал, что вы столь не укоснительно будете придерживаться своего обещания.

Он впервые улыбнулся ей, по-настоящему улыбнулся, и Кейт почувствовала всепоглощающее желание спрятать лицо на его широкой груди и забыть о жестокой действительности, в которой она убила человека. Вместо этого девушка усилием воли взяла себя в руки. Она его, по сути, не знала, и, хотя он выглядел как ответ на девичьи молитвы, страшно было даже подумать о том, чтобы позволить себе такие вольности с мужчиной, который не являлся ее родственником.

– Я не собиралась раскисать, словно кисейная барышня. Просто я никогда не стреляла в человека, и уж тем более не убивала его. Я держала пистолет в руках от силы пару раз в жизни. Я сделала это не подумав. – Кейт выдавила из себя мрачную улыбку. – С этим не так легко смириться.

Бретт слегка пожал ее пальцы и выпустил ее руки.

– Возможно, – не без сочувствия сказал он, – но это легче пережить, чем оказаться раздетой догола посреди дороги и быть изнасилованной всей этой чертовой шайкой. Должно быть, их логово где-то рядом.

У Кейт чуть не остановилось сердце. Как он может говорить о том, что ее могли похитить, так спокойно, словно обсуждает приглашение на званый вечер? Неужели у него нет сердца? Неужели ничто не в силах взволновать его?

Бретт вылез из кареты и в данный момент бесстрастно осматривал тела убитых мужчин. Он даже не расстроен, подумала Кейт, а там повсюду кровь. Этого зрелища ее расшатанные нервы уже не смогли выдержать, и она тихо лишилась чувств, откинувшись на подушки.

Снаружи Бретт некоторое время с отвращением рассматривал три тела, после чего перевел суровый взгляд на слуг. В его ледяном взоре читался вопрос.

– Знаю, о чем вы думаете, сэр, – сказал Уолкер, кучер, опередив Бретта, – но эти деревья растут слишком близко к дороге, и мы с Чарлзом продрогли и устали, сидя здесь с самого утра. – Взгляд Бретта не смягчился. – Ни один человек не сможет быть начеку весь день, особенно когда холод превращает мозги в кусок льда. Мы давно должны были остановиться, но мисс Вариен не велела нам вас будить.

– Мы поговорим об этом позже, – только и сказал Бретт. Он поднял ридикюль Кейт и занес ногу, чтобы забраться в карету.

– Что нам делать с этими телами? – спросил Уолкер.

Бретт замер, поставив ногу на нижнюю ступеньку.

– И что вы предлагаете мне с ними сделать? – зловеще поинтересовался он.

– Я не знаю, – ответил Уолкер, который, несмотря на потрясение, не растерял решимости, – но нельзя же оставлять их на дороге.

– Почему нет?

– Кто-нибудь ничего не подозревающий может наткнуться на них, – пояснил Уолкер. – Его непременно хватит удар.

– Думаешь, будет лучше, если мы положим их в карету рядом с мисс Вариен или привяжем к крыше вместе с чемоданами? – спросил Бретт. – Конечно, мы можем похоронить их у обочины, но чем выкопать яму? Я собирался во Францию, а не в Америку.

Уолкер осознал всю несерьезность своей затеи и сдался.

– Где вы желаете сделать остановку? – осведомился он.

– Приблизительно в часе езды отсюда есть деревенька под названием Литтлдин. В первую очередь позаботишься о том, чтобы завтра у нас были свежие лошади, а потом можешь договориться, чтобы починили окно. После можешь доложить об убитых шерифу.

Позабыв о мертвых разбойниках, Бретт забрался в карету и захлопнул дверцу. И застыл, увидев, что Кейт лежит в углу на своем сиденье. Он пощупал ее пульс – тот был сильным и ровным. Его лицо расслабилось, и он уселся на свое сиденье. Карета снова тронулась. Бедняжка пережила тяжелый день, и будет лучше, если он оставит ее в покое. Скоро она сама очнется, и ни к чему пытаться разбудить ее, пока они не приедут в Литтлдин.

Кейт выглядела такой беззащитной, что Бретт почувствовал, как в нем просыпается врожденное стремление защитить, и поймал себя на том, что борется с внезапно возникшим желанием заключить ее в свои объятия и охранять, пока она не проснется.

«Тебе лучше держаться от нее на безопасном расстоянии, – резко сказал он себе. – Она и так расстроила твои планы, и ты не можешь позволить ей снова отнимать у себя время, если намерен попасть во Францию вовремя».

Тем не менее, не сумев удержаться, Бретт позволил себе слегка провести кончиками пальцев по тыльной стороне ее руки. Он может задержаться на пару дней и проследить, как она устроится в Лондоне. Он знал, что не сможет уехать из страны, пока не убедится, что она будет в безопасности до его возвращения.

Кейт открыла глаза, но очертания предметов были размытыми, и она не могла вспомнить, где находится. Она лежала в полузабытьи, наслаждаясь приятным покачиванием. Девушка снова чувствовала себя маленькой девочкой, которую старая нянюшка укачивает перед сном на коленях. Постепенно она различила в тумане фигуру человека и услышала доносившийся откуда-то издалека голос, который мягко звал ее. Она не видела лица, но была уверена, что это ее нянюшка зовет ее, чтобы она заканчивала играть и шла домой. Она попыталась побежать, но не могла пошевельнуться. Кейт напрягла все свои силы, чтобы откликнуться, но ее голос прозвучал странно. Слова отдавались эхом в ее ушах, словно она разговаривала в длинной, узкой пустой комнате, и казалось, что звук исходит не из ее тела.

Тут она внезапно проснулась и поняла, что смотрит в лицо мужчине, которого никогда раньше не видела. Из ее горла вырвался приглушенный крик, и она резко села. Бретт склонился над ней, пытаясь ее разбудить, – его лицо было так близко, что девушка чувствовала его теплое дыхание на своей щеке. Он пододвинулся к ней с искренней заботой на лице.

– Вы в порядке? Я подумал, что вы просто упали в обморок, но, когда вы закричали, я засомневался. Вы уверены, что хорошо себя чувствуете?

Кейт попыталась улыбнуться, но не смогла и вместо этого кивнула.

– Ну ладно, если вы уверены, – с сомнением сказал он, – но скажите мне, если почувствуете себя плохо. Я, конечно, не медсестра, но мы вместе с Чарлзом что-нибудь придумаем.

Кейт выпрямилась. Она высвободила свои руки из его рук и попыталась привести себя в порядок. Этот чисто женский ритуал развеселил Бретта.

– Вы прекрасно выглядите. Для женщины, которая только что застрелила вора и пришла в себя после обморока, я бы сказал, вы выглядите восхитительно.

Глаза Кейт округлились от страха.

– Застрелила человека? Значит, мне это не приснилось. Это правда!

Она задрожала, и с ее лица исчезли все краски. Бретт снова взял ее за руки, и на этот раз она не стала возражать.

– Вам нечего бояться, будь то констебль или ваша собственная совесть, – сказал он. – В первый раз нелегко убить человека, но вы защищались, и я чертовски рад, что вы это сделали.

Кейт не смогла ни сдержать ужас, вызванный его словами, ни остановить поднимающуюся внутри ее волну истерики.

– Как вы можете быть настолько бессердечным? Даже разбойники с большой дороги тоже люди. – Она растеряла последние крохи самообладания – слезы потекли по ее лицу, а голос стал тонким и жалобно-плаксивым. – Вы человек или дьявол, как сказал мой брат? Скольких людей вы убили, или вы даже не знаете?

Бретт пытался поговорить с ней, но изящные черты ее лица исказились от ужаса, и, казалось, она его даже не слышит. Он потер ее руки, но дикое выражение ее испуганных глаз не смягчилось, тогда он взял ее за плечи и легонько потряс, но от этого ее мягкое, податливое тело напряглось, и истерика только усилилась. Наконец Бретт исчерпал весь запас идей, но казалось, что она по-прежнему скатывается все дальше и дальше за грань, где кончается рассудок. В отчаянии он наотмашь ударил ее по лицу.

Кейт резко выпрямилась и вскинула руки к щекам, вытаращив от изумления глаза. Ее помраченный разум прояснился, и она обратила пылающий взор на своего обидчика.

– Как вы посмели меня ударить! – выкрикнула она сочащимся яростью голосом. – Вы ничем не лучше Мартина! Раздаете пинки женщинам, словно лошадям, на которых ездите, ни разу не попытавшись понять нас или наши страхи!

Бретт уставился на нее со стремительно растущим гневом, но Кейт сама была потрясена своей вспышкой. Сделав над собой громадное усилие, она взяла себя в руки. Когда она снова заговорила, ее голос звучал спокойнее, но слова по-прежнему были похожи на острые льдинки.

– Прошу прощения, что накричала на вас, и не могу выразить словами, как я сожалею, что упала в обморок, – подчеркнуто церемонно произнесла она. – Я могу отнести это только на счет потрясения, вызванного тем, что я стала убийцей. – Сейчас я чувствую себя лучше и буду премного благодарна, если вы не станете заговаривать со мной, пока мы не подъедем к трактиру.

Бретт чуть не вышел из себя. Кем она себя возомнила, эта ничего собой не представляющая девчонка из захолустья, что разговаривает с ним, как с лакеем?

– Успокойтесь, – сказал он. – Я в равной степени жажду избавиться от необходимости поддерживать разговор с мегерой, которая в ответ на учтивую заботу вопит так, что закладывает уши. Знаете, ваше присутствие не очень-то поднимает настроение мужчины. При взгляде на вас мой разум охватывает почти невыносимое искушение, но ваш сумасбродный характер убивает всякое стремление к наслаждению.

– Довольно трудно почувствовать благодарность в ответ на звонкую пощечину. Может, если я чуть-чуть потренируюсь, то научусь улыбаться и говорить спасибо.

– Я ударил вас не со зла. Просто у меня под рукой не оказалось кувшина с водой.

– Простите великодушно, если я не сумела отличить пощечину, которую дают со зла, от той, которая досталась мне для моего же блага, – презрительно сказала Кейт.

– Обещаю держаться от вас подальше до конца пути, – процедил Бретт сквозь стиснутые зубы.

– Хотелось бы, чтобы вы поскорее нашли место, где мы можем заночевать, – ответила Кейт, придя в себя после его грубых слов. – Я сижу в этой карете с семи часов утра, и у меня все тело ломит от усталости. К тому же я проголодалась и хочу спать.

– Меньше чем через час мы сделаем остановку. Это всего лишь маленькая гостиница, но там о вас хорошо позаботятся. Я прослежу, чтобы вам подали ужин в комнату, но вам придется к завтрашнему дню преодолеть неприязнь ко мне, чтобы мы могли обсудить ваше будущее. Через два дня я должен быть в Париже.

Он отвернулся от нее и уставился в окно на сгущающиеся сумерки.

Кейт пристыженно замолчала. К этому времени ее страхи Улеглись, и она поняла, что Бретт всего лишь пытался ей Помочь. А она в ответ повела себя, как бешеная кошка!

Подавив гнев, она заставила себя как можно спокойнее сказать:

– Прошу прощения за то, что наговорила вам грубостей и обидных слов, но все эти события совершенно выбили меня из колеи. Я признательна вам за заботу и действительно благодарна за то, что вы для меня делаете.

– Мне не нужна ваша благодарность, – прорычал Бретт, которого явно не смягчили ее слова.

– Тем не менее я вам благодарна, несмотря на то что вы самый грубый человек на земле, – вспылив, ответила она. – Пусть вы в десять раз богаче любого дворянина в Англии, это не причина, чтобы кичиться своей черствостью.

– А вам, моя прекрасная мегера, стоит осторожнее выбирать слова, не то вы прослывете самой ядовитой женщиной королевства.

На мгновение две пары сверкающих глаз уставились друг на друга, отчего воздух между ними чуть не раскалился добела. Кейт первая опустила глаза, рассеяв чары. Она сложила руки на коленях и потупила взор. Никто из них не проронил ни слова до самого вечера.

Как только они подъехали к Литтлдину, сразу стало ясно, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Одетые по последней моде мужчины прогуливались по улицам или праздно стояли группами, а гостиницы и таверны процветали. Они не успели проехать и полдеревни, а Бретт уже увидел дюжину своих знакомых. Он выругался. Как он сможет сохранить присутствие Кейт в секрете, когда в этом глухом уголке собралось сразу столько его знакомых? Тут он вспомнил про кулачный бой на ферме неподалеку и обругал себя последними словами за то, что они не остановились раньше. Теперь, наверное, не осталось ни одной свободной комнаты в «Петушке», да и нигде на много миль вокруг, но было уже слишком поздно что-либо менять. Карета въехала во внутренний двор, и кучер кликнул конюхов.

– Сидите здесь и не поднимайте занавески, – приказал Кейт Бретт, собираясь вылезти из кареты. – Пойду узнаю, есть ли свободная комната и можно ли провести вас внутрь незамеченной.

Он растворился в сгущающихся сумерках, и Кейт съежилась в углу в ожидании его возвращения.

Бретт испытывал жгучее желание войти через кухню, но знал, что своим исчезновением со двора только еще больше привлечет к себе внимание, поэтому он вошел через парадную дверь и тут же услышал, как его окликнули.

– Уэстбрук! Я думал, ты никогда сюда не приедешь! – крикнул Стивен Уиндом, который пробирался к нему сквозь толпу, расталкивая всех на своем пути. – Я побился об заклад с Хьюбертом, что ты и дня не пробудешь в Райхилле. Давай присоединяйся к нам!

Бретту нравился Стивен, несмотря на то что тот был тугодумом, но он терпеть не мог Хьюберта Седли.

– Позже, – сказал Бретт. – Я должен позаботиться о комнате. Я не ожидал встретить тут половину Лондона.

– Здесь на двадцать миль вокруг не найдется ни одной свободной кровати, – заверил его подоспевший Хьюберт. – Тебе, наверное, придется спать в карете. Знаешь, – сказал он, наполовину разговаривая сам с собой, – должно быть, этот сезон в Лондоне выдался чертовски скучным, раз такой пустячный бой смог привлечь половину щеголей города. Ну же, порадуй нас хоть немного!

– Не сейчас. Я целый день провел в карете, и меня бросает в дрожь при мысли, что придется провести там еще и ночь. Что случилось с твоей маленькой вдовушкой? Она сбежала от тебя?

Хьюберт натянуто улыбнулся.

– Если ты имеешь в виду миссис Брайтстоун, то она начала строить планы и мне пришлось с ней порвать. Мне не нравятся назойливые женщины. Они напоминают мне мою жену.

– Ах ты, старый греховодник! – загоготал Стивен. – Это она дала тебе от ворот поворот! Наверное, не разрешила тебе забраться к ней в постель в первую же ночь. Я же говорил тебе, что нельзя быть таким нетерпеливым. Такты упустишь больше цыпочек, чем поймаешь.

Хьюберт пустился в объяснения всех сложностей ухаживания за женщиной, и Бретт, извинившись, отправился на поиски хозяина гостиницы. Когда он обнаружил его, тот одну за другой наполнял кружки элем из бочонка и подавал их посетителям. Увидев Бретта, маленький человечек широко улыбнулся, но уголки его губ смешно поникли, когда он понял, что тому, должно быть, нужна комната.

– Мы можем где-нибудь спокойно поговорить? – спросил Бретт, понизив голос, насколько это было возможно в таком шуме.

Хозяин гостиницы махнул одному из бегавших с подносами парней, чтобы тот подменил его, и повел Бретта по коридору в буфетную.

– Здесь нам никто не помешает, – сказал он, затворив за собой дверь. – Сегодня никому не нужно молоко. – Он засмеялся собственной шутке, но его веселье поубавилось, когда он понял, что Бретт не разделяет его. – Надеюсь, вы не ищете комнату, мистер Уэстбрук, потому что я нигде не могу вас поселить, даже в клозете.

– Как раз комната-то мне и нужна. Неужели нельзя каким-то образом подселить одного из этих джентльменов к кому-нибудь еще?

– Один джентльмен роли не сыграет, – неуверенно ответил Майкл. – В гостинице не сыщешь ни одного человека, который не делил бы постель с другим или не спал на диване.

– Меня не интересуют другие, – отрезал Бретт. Он почувствовал, что в нем закипает гнев и остатки вежливости вот-вот испарятся. – Разбейся в лепешку, но найди мне комнату.

– Но здесь нет свободных комнат, если только в десяти, ну, может, в двенадцати милях отсюда.

– Проклятие, старина, я ехал с самого рассвета. Я точно кого-нибудь убью, если мне придется провести еще хоть пять минут в этой карете. Мне наплевать, как ты это сделаешь или сколько это будет стоить, но найди мне комнату.

Он повернулся и двинулся было к двери, но внезапно остановился как вкопанный.

– Конечно! Как я раньше об этом не подумал? Мы можем воспользоваться твоей комнатой! Я могу спать на диване, а Уолкер и Чарлз разместятся в конюшне.

– Ради всего святого, сжальтесь надо мной! – взмолился хозяин гостиницы. – Вы же знаете, что у меня не хватит духу попросить Матильду покинуть гостиницу, когда надо приготовить столько еды и позаботиться о комнатах. Она меня убьет!

– Меня не интересуют твои семейные проблемы, – резко ответил Бретт.

– Вам не приходится с ней жить. Все идет кувырком, когда она злится. Кроме того, вы не сможете там спать. Диван уже занят, да и конюшни переполнены. – Внезапно он замолчал и подозрительно уставился на Бретта. – Если вы собираетесь на нем спать, то кто будет спать на кровати моей жены?

– Я везу в город юную леди, – признался Бретт. Он надеялся, что грозное выражение его лица удержит хозяина гостиницы от неправильных выводов, но его надежды не оправдались.

– Это уважаемый дом, – побагровев, сказал Майкл. – Я не позволю вашей любовнице остановиться в моей гостинице, даже если вам придется спать на улице. А что до того, чтобы отдать ей кровать моей жены… – у маленького человечка не хватило слов.

– Ты полагаешь, что я притащил бы свою любовницу в этот Богом забытый уголок Англии? – требовательно спросил Бретт. – Или мне было бы дело до того, кто ее увидит? Это леди, и к тому же чертовски привлекательная.

– Позвольте, я поговорю с Матильдой, – сказал хозяин гостиницы. Его гнев улетучился также внезапно, как и появился. – Она должна дать свое согласие.

Через несколько минут Бретт услышал, как среди шума раздался звучный женский голос, и его громкость продолжала нарастать, пока дверь не распахнулась настежь и в коридоре не появилась Матильда, заполнив собой все узкое помещение. Она на всех парусах поплыла к буфетной, угрожающе размахивая огромным кухонным ножом, словно он был не опаснее деревянной ложки.

– Что это вы надумали? Врываетесь сюда со своими глупыми сказками, когда у меня полон дом надоедливых мужчин, которым всем враз подавай ужин! И где же эта драгоценная юная леди, о которой вы так печетесь? – скептически осведомилась она.

– В карете, – ответил Бретт. – Я не мог провести ее внутрь, иначе все бы ее увидели.

Он уже был в середине коридора, когда Матильда наконец снялась с мели и поплыла за ним. Майкл семенил следом.

Бретт не сразу увидел Кейт, открыв дверь кареты. Она забилась в уголок, и ее почти не было видно.

– Прочь с дороги, вы, тиран! Дайте мне самой посмотреть! – приказала Матильда, бесцеремонно отпихивая Бретта в сторону.

Сначала красота Кейт утвердила Матильду во мнении, что Бретт пытается провести свою любовницу, но, приглядевшись, она изменила свое мнение. У этого бледного личика не было ничего общего с размалеванным лицом женщины легкого поведения. Ее напряженная поза, окаменевшее выражение лица и бледность кожи свидетельствовали о том, что она не была столь храброй, как хотела казаться.

– Мне ужасно неловко, что я навязываюсь вам, когда у вас столько хлопот, но если бы вы только выделили мне кровать, то я бы даже согласилась спать со служанками, если нет другого выхода, – взмолилась Кейт и в довершение чуть слышно икнула, чем окончательно сломила сопротивление Матильды.

– Ах вы, бедняжка! – проворковала Матильда. – Оставить ее одну в этой мерзкой карете, где нет даже горничной, с которой она могла бы поговорить! Как вам не стыдно, мистер Уэстбрук, так недостойно обращаться с леди!

Бретт был слишком обрадован тем, что Матильда сменила гнев на милость, чтобы оспаривать ее несправедливые обвинения. Но его лицо выражало все, что угодно, только не счастье.

– Майкл, – нетерпеливо протрубила Матильда, – принеси мой плащ, тот, что с капюшоном. Он висит в коридоре. И не пропадай на всю ночь, – добавила она. – Я еще не всем приготовила ужин. Идемте со мной, дитя мое, – сказала она, помогая Кейт вылезти из кареты. – Я позабочусь о том, чтобы вас прямо сейчас уложили в теплую постельку. Все мужчины одинаковы – думают только о себе, а меж тем нам, бедным женщинам, приходится заботиться о себе и о них в придачу.

Майкл знал, что половину из того, что говорит Матильда, не стоит воспринимать всерьез, но Бретт пробормотал себе под нос что-то о том, что убийство женщин не должно караться законом.

– Не переживайте, мисс. Как только мой муженек принесет плащ, мы проведем вас внутрь. Спрячьтесь за меня. Никто и не увидит тростиночку вроде вас за такой горой, как я. – Ее огромное тело затряслось от смеха. – Чего я никак не пойму, так это почему мужчины ползут как черепахи всякий раз, когда ты просишь их поторопиться.

Майкл вернулся с огромным плащом, в котором можно было спрятать шесть таких, как Кейт, и Матильда закутала ее и быстро повела внутрь, охая и причитая всю дорогу.

– Проследите, чтоб никто не вошел во двор. Хотя я не представляю, что вы сделаете, если кто-то войдет. Понятное дело, вы не сможете закрыть им глаза или убедить, что им все померещилось.

Бретт вопросительно взглянул на Майкла, но хозяин гостиницы просто покачал головой. Он знал, когда стоит обращать внимание на Матильду, а когда – промолчать.

Глава 5

Несмотря на заверения Кейт, что она вполне может сама о себе позаботиться, Матильда продолжала квохтать над ней, когда они вошли в комнату.

– Даже не думайте об этом, – возмущенно сказала Матильда. – Мистер Уэстбрук не растает, если побудет с вами до ужина. Впрочем, ужин не заставит себя ждать, – хихикнув, доверительно сообщила она. – Внизу сидит толстый джентльмен, который и так слишком много ужинал. Ничего с ним не случится, если в этот раз он немного подождет.

И она, посмеиваясь, вразвалку вышла из комнаты.

Теперь, когда ей не угрожала голодная смерть или перспектива провести ночь в карете, смелость покинула Кейт, и она почувствовала себя усталой и ужасно беззащитной. Ее плечи поникли, и спина уже не была такой прямой. Она выглядела совсем невинной, моложе своих девятнадцати лет. Бретт обнаружил, что его раздражение и нетерпение улетучились. Даже после всех неприятностей, которые она ему доставила, он не мог отрицать свое влечение к ней. Ее кожа цвета сливок так и просила, чтобы он дотронулся до нее, нежный изгиб шеи был словно создан для его ласк. Он представил, как целует ее полные красные губы, пока это хладнокровное создание не потеряет самообладание и не ответит ему со страстью, которая, Бретт был уверен, ждет своего часа под этим панцирем изо льда. Человеку, которого так легко разгневать, не могут быть чужды чувственные наслаждения.

Кейт подняла глаза и, увидев, как он на нее смотрит, покраснела до корней волос. Приглушенно охнув, она отодвинулась от него как можно дальше и изо всех сил вцепилась в огромный плащ, в который по-прежнему куталась.

Бретт невольно рассмеялся.

– Разве на вас никогда не смотрели мужчины? Я готов поручиться, что вы разожгли животную страсть не в одном представителе мужского пола из тех, что бывали в доме вашего брата.

Кейт покачала головой.

– Я никогда не спускалась вниз, когда в доме были гости.

– Теперь-то вы понимаете, почему. Вы оказываете такое сильное влияние на находящихся поблизости мужчин, что мне стоит больших усилий держать свои руки подальше от вас. – Он сверкнул глазами в ее сторону, словно гончая, почуявшая добычу. – Не беспокойтесь. Я не собираюсь давать Матильде повод воткнуть этот нож в меня вместо гуся.

Кейт тяжело сглотнула.

– Я все равно не могу здесь остаться. Меня знает половина мужчин в этой гостинице. Я хочу, чтобы они думали, что я приехал один, так что я буду ужинать с ними. Но вы не должны делать ни шагу из этой комнаты. Попросите Матильду, если вам что-то понадобится.

Внезапно то, что он уйдет, испугало Кейт больше, чем то, что он останется. Она не могла понять, чем вызвана такая внезапная перемена в ее душе, но у нее не было времени на решение загадок.

– Куда вы пойдете? – заикаясь, вымолвила она.

– Я посмотрю бой и скорее всего вернусь где-то после десяти. Убедитесь, что дверь заперта, прежде чем лечь спать. Я переночую где придется.

Бретт двинулся было к двери, но ее темно-голубые глаза так пристально смотрели на него, что он заколебался. В который раз ощутив поразительную притягательность ее ослепительной красоты, он подошел к ней, погладил ее щеку и провел пальцем по подбородку.

– Последние двадцать четыре часа были не из легких, – ласково сказал он, – но сейчас вам нечего бояться. Пока вы со мной, с вами ничего не случится.

Он стремительно подошел к двери, обернулся и сказал своим обычным резким тоном:

– Постарайтесь лечь пораньше. Завтра у нас много дел.

И вышел.

Кейт сидела совершенно неподвижно, пытаясь разобраться в водовороте обуревавших ее чувств. Она по-прежнему чувствовала слабость оттого, что стала объектом его неприкрытого желания, – прежде девушка никогда не сталкивалась с такой реакцией, и она напугала ее. Впрочем, изменившийся тон его голоса и нежные прикосновения смутили ее ничуть не меньше. В конце концов, может, она ему не так уж противна?

Кейт с изумлением поняла, что его доброе отношение тронуло ее, и, в сущности, она хотела, чтобы он прикоснулся к ней. Она уже не чувствовала себя такой одинокой в этом мире. От него исходила такая сила, что это вселяло в нее уверенность, что он позаботится о ней. Будет нетрудно научиться во всем полагаться на такого человека. Наверное, это даже приятно.

В то же время внутренний голос предупреждал ее, чтобы она не теряла бдительности. Она почти ничего не знает о мужчинах, предостерег ее он, и совсем ничего не знает о таких мужчинах, как Бретт Уэстбрук. Слишком велика вероятность, что она неправильно истолкует его отточенное благородство и проникнется нежными чувствами к человеку, для которого она всего лишь временная подопечная. Гораздо разумнее настроить себя на будущее, в котором не будет его широких плеч и пронзительных глаз. В конце концов, она и не надеялась снова увидеть его после того, как они приедут в Лондон.

По другую сторону двери Бретт с трудом переводил дыхание. Все оказалось труднее, чем он думал. Неужели Кейт не понимает, как она соблазнительна? Можно подумать, она никогда не встречала мужчину из плоти и крови. Если она по-прежнему будет выглядеть такой хрупкой и беззащитной, то скоро узнает, какой опасной может быть разгоряченная плоть. Он с удовольствием поможет ей открыть для себя радости любовных игр и пробудит в ней чувственное возбуждение, которое сможет сравниться с его собственным.

«Прекрати, – яростно пробормотал он себе под нос. – Она леди, благовоспитанная девушка. Она определенно не из тех женщин, о которых позволительно так думать, если, конечно, ты не собираешься на ней жениться. Только тронь ее – и все двери в Англии захлопнутся перед твоим носом. Брось ее на произвол судьбы – и результат будет примерно тем же. Если бы он не увез ее из Райхилла, этих неминуемых последствий можно было бы избежать, но теперь об этом поздно думать».

Приглушенно ругаясь, Бретт зашагал во двор. Ему нужно было время, чтобы привести в порядок свои чувства и дать крови остыть, прежде чем он сможет выдержать шумный ужин в столовой. Он застонал при мысли о предстоящем застолье. Оставалось надеяться, что Кейт лучше проведет время.

Бретт раздраженно уставился в бокал с бренди. Вечер выдался тоскливее некуда, и запасы его терпения почти истощились. С трудом дождавшись окончания любительского боя, он был вынужден три нескончаемых часа терпеливо наблюдать, как его друзья топят свое разочарование в вине. Теперь в гостинице наконец-то наступила тишина. Он встал, потянулся и начал подниматься по лестнице, оставив наполовину недопитый бокал бренди на столе. За последние два дня он выпил бренди более чем достаточно.

Бретт остановился у двери, ведущей в комнату Кейт, и прислушался. Оттуда не доносилось ни звука, поэтому он аккуратно вставил ключ в замок и осторожно повернул его. Дверь бесшумно отворилась, и он мысленно благословил Матильду за рачительное ведение хозяйства, так как Кейт не проснулась. Он на цыпочках вошел внутрь и, облегченно вздохнув, закрыл за собой дверь и повернул ключ в замке.

Маленькая комнатка располагалась в углу гостиницы. Окна занимали две стены, вдоль оставшихся двух стен стояла, тесня друг друга, громоздкая мебель. Занавески были открыты, и комната купалась в бледном сиянии луны. Бретт без труда различил свой багаж, стоявший на полу возле большого кресла.

«Это, – мрачно подумал он, – и будет моей постелью в эту ночь». И это ложе явно не сулило сладких снов: в карете и то было бы удобнее.

В центре комнаты, занимая почти все пространство, стояла огромная кровать без полога, на которой возвышалась груда перин. Посередине, почти утонув в море подушек, крепким сном спала Кейт. От потрясения, что она лежит перед ним такая беззащитная, полностью в его власти, тело Бретта напряглось, объятое пламенем жгучего желания.

Она подложила руку под голову – золотистые волосы струились сзади нее по подушке, словно колышущееся облако золотой пряжи, необычайно темные ресницы выделялись на алебастровой от бледного сияния луны коже. Одеяло соскользнуло с ее плеч, и Бретт мельком увидел ложбинку между грудями сквозь расстегнутый воротничок ночной сорочки. Он упивался ее красотой, как человек в пустыне пьет воду из родника, жадно глотая и не задумываясь о последствиях.

Бретт подошел ближе к кровати, уставившись, как загипнотизированный, на то, как она повернулась с боку на спину, так что сорочка распахнулась, полностью открыв его взору одну молодую грудь. Бретт прерывисто и тяжело задышал. Он боролся с искушением протянуть руку и погладить ее по лицу, прикоснуться к бархатистой коже, погрузить пальцы в ее золотистые волосы и пробежать по ним рукой. Огромным усилием воли он заставил себя повернуться к своему одинокому креслу.

Впервые в жизни женщина приводила его в замешательство, и это злило его. Он попытался не обращать внимания на борьбу, которая шла в его душе, но не смог и тяжело опустился в кресло, терзаемый неприятными мыслями. Проклятие! Он испытывал к этой девушке нечто большее, чем вожделение. Он желал многих женщин, но ни одна из них не действовала на него так, чтобы он, застыв, молча пожирал ее глазами и упивался пьянящим ощущением ее близости. Никогда прежде ему не хотелось просто держать женщину за руку или с наслаждением ощутить, как ее нежная кожа касается его грубой плоти. И никогда беззащитный вид дамы не вызывал в нем потребности заключить ее в свои объятия и защитить от опасности.

Уэстбрук раздраженно скинул сюртук. Он начинал походить на изнеженных юнцов времен его учебы в колледже. Он сделает все необходимое, чтобы пристроить ее, прежде чем уедет во Францию, и на этом они распрощаются. Никогда прежде Бретт не позволял желанию взять верх над здравым смыслом, и сейчас не собирался этого делать.

Он не спеша повесил сюртук в платяной шкаф среди менее элегантных нарядов хозяина гостиницы и его жены. Может, он и вынужден провести ночь в кресле, но не собирается спать в сюртуке. Однако рубашку и галстук Уэстбрук без сожаления бросил на пол. С усилием стащив сапоги, он поставил их у двери. После чего порылся в глубине шкафа и вытащил несколько толстых одеял – в комнате царил ледяной холод, и, похоже, он проснется окоченевшим и вконец разбитым.

Бретт с приглушенным стоном опустился в продавленное кресло, предвкушая отвратительную ночь. Он поерзал, пытаясь найти позу поудобнее, но вскоре пришел к заключению, что это невозможно. Вот и еще одна особенность. Ни одной женщине прежде не удавалось заставить его провести ночь в кресле. Более того, он сделал это добровольно!

В этой огромной кровати хватит места на четверых человек. Она никогда не узнает, что он спал вместе с ней. То-то она удивится, когда, проснувшись, обнаружит его лицо на соседней подушке. Наверняка закатит истерику или упадет в обморок. Бретт не знал, что из двух более вероятно, но не испытывал никакого желания объясняться с Матильдой.

Бретт не знал, сколько он проспал, прежде чем чуть слышный стон вырвал его из пучины сна. Даже не успев сфокусировать взгляд, он услышал, как Кейт мечется на кровати. Звуки стали настойчивее, и, пока Бретт пытался стряхнуть с себя ос татки сна, она внезапно закричала:

– Нет! Нет! О Боже, нет!

Окончательно проснувшись, Бретт вспомнил о спящих постояльцах гостиницы, изголодавшихся как раз по такого рода скандалам, который вспыхнет, если они обнаружат его в одной комнате с благовоспитанной девушкой. Одним прыжком он оказался рядом с кроватью и зажал ей рот ладонью. Ясные голубые глаза Кейт распахнулись, расширившись от ужаса, и уставились на него, не узнавая. Она отчаянно сопротивлялась, пытаясь вырваться из его рук, но он был гораздо сильнее.

– Кейт! Кейт! – громко, насколько это было возможно, прошептал он. – Это я, Бретт. Вы в безопасности. Никто не причинит вам вреда.

Она по-прежнему не узнавала его, но когда Кейт услышала, как он назвал ее по имени, на ее прелестном личике появилось озадаченное выражение. Внезапно до нее дошло, кто он, и она бросилась ему на шею, крепко обвила ее руками и зарыдала, уткнувшись ему в плечо. Опасаясь, что кто-нибудь может услышать ее плач, Бретт попытался успокоить ее нервы и унять страхи, но в точности как он никак не мог успокоить ее тогда, когда она застрелила разбойника, так и сейчас она ни как не реагировала на его мольбы. Вскоре его фантазия иссякла, и, не зная, как заглушить ее плач, Бретт запечатал ей рот поцелуем. Сначала он едва касался ее губ, но вскоре его поцелуй стал более настойчивым. Его обостренные до предела чувства, вырвавшись на волю, были упорны в своем безудержном стремлении насладиться восхитительно мягким, податливым теплом, которое целый день было недосягаемым.

Бретт проложил поцелуями огненную дорожку от ее губ к глазам, над ухом и спустился по изгибу шеи к пологому склону ее плеча. Запах ее кожи пьянил его, а от сладостной мягкости ее тела вулканический огонь внутри его разгорался все ярче и ярче. Не обращая внимания на ее сопротивление, он рванул ворот ее сорочки и, запустив руку внутрь, принялся ласкать теплую грудь, не в силах устоять перед ее зовом. Мягкая, упругая плоть уничтожила те жалкие крохи самообладания, которые еще оставались у него, и он нагнул голову, чтобы вкусить ее сладость. Не обращая внимания на ее возмущенные протесты, его губы бесстыдно исследовали нежную плоть, пока он не почувствовал, что на его голову сыплется град яростных ударов, и не услышал голос, опасно приближающийся к крику. Кейт яростно сопротивлялась вольностям, которые он позволял себе с ее телом.

Кейт еще не совсем проснулась, когда Бретт заключил ее в свои объятия. Прильнув к нему, она почувствовала себя в безопасности и слепо вцепилась в своего защитника. Сначала ей нравились его нежные поцелуи, но когда его губы стали требовательнее и медленно двинулись от ее рта к виску, ей стало не по себе, и она попыталась оттолкнуть его. Но вместо того, чтобы отпустить ее, Бретт еще крепче сомкнул объятия, и его обжигающие губы начали покрывать поцелуями ее шею и плечи. Охваченная страхом, девушка начала сопротивляться, пытаясь вырваться из его рук, но он продолжал зажигать маленькие круги огня на ее плоти. Костерки разгорались все жарче, пока она не почувствовала, что ее кожа сейчас вспыхнет.

К своему крайнему изумлению, Кейт обнаружила, что ее тело отвечает на его прикосновения. Крошечные искорки восхитительного тепла волной пробежали по ее телу, как зигзагообразная молния пронзает ночное небо. Дрожь возбуждения, волна за волной, прокатилась по ее нервам, сначала медленно, а затем все сильнее, пока вся ее плоть не ожила, воспротивившись попыткам обуздать ее.

Это бушующее пламя грозило поглотить Кейт без остатка, когда Бретт переключил свое внимание на ее грудь. Героически сопротивляясь, чтобы бурный поток этих неожиданных сладострастных ощущений не унес ее за собой, она забарабанила кулачками по его голове и плечам, но от этого его желание и мощный натиск только усилились.

– Прекрати! – потребовала она яростным шепотом.

Но казалось, Бретт ее не слышал. Его руки уже ласкали другую грудь, а губы опускались все ниже, пока не отыскали сосок и принялись покусывать и ласкать его, так что она испугалась, что потеряет сознание – настолько сильны были невероятно приятные ощущения, которые он пробуждал в ее теле. Она погружалась все глубже и глубже в теплый, манящий, засасывающий омут. Последним лихорадочным усилием Кейт освободила свой разум из плена взбунтовавшихся чувств.

– Ради Бога, Бретт, сжалься надо мной! – крикнула она и ударила его в пах.

Взвыв от боли, Бретт кубарем скатился с небес на землю. Как только он выпустил ее, Кейт отползла как можно дальше от него и натянула одеяло до самого подбородка. Ее великолепные глаза в страхе и замешательстве смотрели на него – она больше не доверяла ему, а после того, что только что произошло, она также перестала доверять самой себе. Они смотрели друг на друга, сидя по разные стороны кровати, как изготовившиеся к прыжку дикие животные.

Пылающая страсть по-прежнему властвовала над Бреттом, но боль в паху остановила ее стремительный прилив, и гнев – третье сильное чувство – охватил его разум. Бретт резко оторвал взгляд от лица Кейт, подошел к окну и распахнул его настежь, позволив порыву холодного ветра опалить его тело. От пронизывающего холода зимней ночи зубы его застучали, и он задрожал от такого зверского способа охлаждения страсти. Бретт чувствовал себя словно умирающий, охваченный предсмертным приступом лихорадки.

Но растущий гнев заставил его позабыть о физическом дискомфорте, и он повернулся к Кейт – его лицо почернело от злости, но прежде чем кто-либо из них успел вымолвить хоть слово, они услышали стремительно приближающийся звук шагов по коридору и осторожный, но настойчивый стук в дверь.

– Мистер Фрэнке, что-то случилось? – позвал тихий, тревожный голос. – Я услышала голос госпожи и прибежала со всех ног. Позвать доктора Кредлоу?

«Черт бы побрал эту крикливую девчонку!» – выругался про себя Бретт, повернувшись лицом к запертой двери. Она все погубит, если он не сможет придумать, как от нее отделаться.

– Ни звука! – яростно прошептал он Кейт, которая по-прежнему сидела, съежившись, под одеялами. – Я избавлюсь от нее.

Кейт лишь молча уставилась на него и еще крепче вцепилась в одеяла.

– Все в порядке, дитя мое, – хриплым шепотом вымолвил он, стараясь, чтобы его голос звучал как у человека, которого пробудили от крепкого сна. – Госпоже просто приснился дурной сон. – Его голос не был похож на голос Майкла, но Уэстбрук надеялся, что она не уловит разницы сквозь закрытую дверь. – Сейчас с ней все в порядке. Она снова уснула.

Он не имел ни малейшего понятия, страдала ли Матильда ночными кошмарами, но ему больше ничего не пришло в голову.

– Вам точно ничего не нужно? – обеспокоенно осведомился голос. – Может, госпожа желает стакан горячего молока? Или немного виски, чтобы крепче спать?

«Упорная девчонка!» – выругался Бретт.

– Нет! – сказал он, слегка повысив голос. – Она спит, и я не собираюсь ее будить. А теперь спокойной ночи!

Бретт с замиранием сердца ждал, что последует дальше. Он услышал, как шаги начали удаляться по коридору, остановились и начали медленно, осторожно возвращаться. Он напрягся и тихо чертыхнулся. Шаги снова замерли, а затем начали удаляться прочь по коридору, на этот раз быстро. Бретт напряженно вслушивался, чтобы уловить малейший звук, но, подождав несколько минут и ничего не услышав, облегченно выдохнул и привалился к двери.

Кейт, застыв, сидела все в той же позе, но, когда Бретт отошел от двери, она тут же испуганно отпрянула назад.

– Можете успокоиться, – хмуро сказал он. – Я владею собой.

– Раньше я тоже так считала, – расхрабрившись, ответила Кейт.

То, как ее тело реагировало на его ласки, изумило девушку, и она не хотела, чтобы Бретт понял, насколько она взволнована. Близость его красивого, сильного тела пугала ее, но также наполняла волнением, столь же загадочным и приводящим в смятение, сколь и неожиданным. Ей необходимо привести в порядок сумбурные мысли и спокойно все обдумать, но рядом с Бреттом это было невозможно.

Кейт никогда не доводилось так близко видеть настолько обнаженное мужское тело, и она никогда не встречала мужчину с притягательной силой Бретта. Его рубашка была расстегнута до пояса, и могучая грудь, все еще вздымающаяся от нерастраченной страсти, была открыта взору ее широко распахнутых глаз. Мускулистые икры, мощные бедра и плоский, упругий живот – все это только усиливало его сходство с лоснящимся, голодным зверем, который приготовился напасть на свою жертву.

Несмотря на досаду, Кейт не могла оторвать глаз от его гипнотизирующего торса, как не могла отрицать, что в ее теле бушует море чувств. Соски напряглись, и яркий румянец залил ее лицо, когда она поняла, что вероломная плоть протестует, пытаясь разорвать сдерживающие ее оковы разума.

Бретт неправильно истолковал ее румянец.

– Я бы избавил вас от присутствия моего разгоряченного тела, если бы мне было куда идти, – сказал он. – К сожалению, единственным предметом мебели, которого до сих пор никто не занял в этой гостинице, является данное кресло, – сказал он, указав на кресло в углу.

Кейт еще сильнее съежилась, и Бретту, чей гнев начал улетучиваться, стало жаль ее. Он обязан защищать девушку, а теперь превратился во врага. Должно быть, она ужасно напугана и чувствует себя совершенно одинокой. – Вы закричали, и я попытался вас успокоить, – объяснил он. – Но я ничем не отличаюсь от остальных мужчин и испытал такое сильное волнение, обняв вас, что не смог устоять. – Но так как она по-прежнему смотрела на него полными страха и непонимания глазами, он раздраженно воскликнул: – Бог мой, леди, вы что, никогда не смотрелись в зеркало?

Он стремительно подошел к туалетному столику, взял маленькое зеркальце и поднес его к ее лицу. Оттуда на нее смотрело бесспорно прекрасное лицо юной девушки с дикими, полными страха глазами.

– Разве вы не знаете, насколько вы красивы? – прогремел в ее ушах голос Бретта. – Каждая ваша частица взывает о восхищении, прикосновениях, любви. Одного вашего присутствия Достаточно, чтобы свести мужчину с ума. Неудивительно, что ваш брат прятал вас от всех. Иначе толпы мужчин осадили бы замок и принялись карабкаться по стенам и лезть в окна.

– Я не слепая, сэр! – ответила Кейт, немного напуганная его излишне пылкой тирадой. – Я понимаю, что я хорошенькая…

– Хорошенькая! – рявкнул Бретт. – Какой бесчувственный болван выбрал такое жалкое слово, чтобы описать вас? Вы Не хорошенькая, девочка моя, вы совершенно потрясающая, и ют одного вашего вида у меня закипает кровь. Хорошенькая! – с отвращением повторил он. – Такую глупость мог сказать только Мартин.

Кейт изо всех сил старалась ничем не выдать своего смущения и удовольствия.

– Может и так, но прежде моя красота никого не приводила в такое волнение.

– Только потому, что никто вас не видел. Находиться рядом с вами и не иметь возможности коснуться вас – наказание хуже порки. Ложитесь спать, – сказал он, надеясь унять бешено бьющееся сердце. – Уже третий час ночи, а слуги встают с петухами.

Уэстбрук опустился в кресло, подоткнул одеяло под мышки, чтобы оно не сползло на пол во время сна, и, закрыв глаза, откинулся назад. Теперь он не скоро заснет, но ему не хотелось, чтобы Кейт об этом знала.

Кейт, негодуя, смотрела на него, однако по-прежнему сидела в своем уголке – ее мысли были заняты тем, что едва не произошло. У нее полностью отсутствовал опыт в области чувств, возникающих между мужчиной и женщиной, но ее скудных знаний было достаточно, чтобы понять: то, что произошло между ней и Бреттом, должно быть, происходило со многими другими. И все же откуда ей знать, что правильно, а что – нет? Мать никогда не разговаривала с ней, тетя и подавно, а отцу и в голову бы не пришло, что девочке вообще надо Что-то говорить. Все ее знания сводились к смутным догадкам, почерпнутым из обрывков разговоров между Мартином и Изабеллой, которые ей случалось подслушать, но ни та, ни другой никогда не являлись для нее образцом для подражания. Невзирая на то, что мысль остаться одной в незнакомом городе до смерти пугала ее, она с нетерпением ждала встречи с другими девушками ее возраста в Лондоне.

После четырех лет, фактически проведенных в темнице, Кейт жаждала общения с людьми, как голодный человек жаждет куска хлеба. Ей нужен был кто-то, с кем она могла посплетничать, посекретничать о мужчинах, одежде, обо всем, о чем девушки так любят болтать друг с другом. Но более всего она нуждалась в человеке, которому могла бы поведать о непонятных чувствах, которые вызывал в ней этот мужчина. Они пугали и потрясали ее до глубины души, но в то же время завораживали.

Лондон в ее представлении также был связан со зваными вечерами, платьями и огромным множеством людей. Она хотела флиртовать с самыми красивыми мужчинами, танцевать каждый танец с новым партнером и веселиться до зари.

В своих мечтах она представляла, как танцует с красивым мужчиной в свете луны, в то время как оркестр наигрывает вдалеке нежные мелодии и мягкий июньский ветерок шелестит в кронах деревьев и играет ее волосами. Невесомые складки платья едва касаются земли позади нее, глаза светятся от счастья, в волосы вплетены ленточки, и бесценные украшения сверкают на ее белой, вздымающейся груди. Ее теплая, бархатистая кожа светится в лунном сиянии, словно яркая жемчужина. Кейт глубже зарылась в подушки, упиваясь восхитительными мечтами.

Очарованный ее красотой, мужчина крепко сжимает Кейт в своих объятиях и кружит, кружит ее под звуки запретного вальса. Робко и в то же время с надеждой она поднимает голову и пристально смотрит ему в глаза, в то время как на губах ее играет обворожительная, манящая улыбка. Она все пристальнее и пристальнее смотрит ему в глаза, они кружатся все быстрее и быстрее, его чарующий взор подчиняет себе ее волю – и она уже не в силах отвести взгляд, даже если бы захотела. Он так крепко сжимает ее в своих объятиях, что она едва может дышать. Она чувствует каждый дюйм его тела, ее груди вплотную прижаты к твердой, как гранит, груди, стройное, мускулистое бедро касается ее ноги. Внезапно Кейт осознала, что лицо мужчины в ее мечтах было лицом Бретта, это великолепное тело тоже принадлежало ему, как и огромная, внушающая спокойствие сила.

Он медленно наклонил голову, и его приоткрытые губы встретились с ее губами в поцелуе такой сокрушительной силы, что у нее подкосились ноги от охватившей ее слабости. Его язык исследовал ее рот, а его руки скользили вверх-вниз по ее спине, словно пальцы пианиста по клавишам, выводя огненные узоры, а в ответ по ее телу растекалось тепло. Поцелуй становился все требовательнее, и она покорилась его силе, и сладкая истома охватила все ее тело. Она была не в силах противостоять натиску его поцелуя, не в силах оторваться от него. Кейт улыбнулась и, свернувшись калачиком в постели, медленно перенеслась на крыльях иллюзорной страсти в долину сна.

Глава 6

Они забылись беспокойным сном – мужчина и женщина, павшие жертвами бурных эмоций, дошедшие до точки кипения и резко охлажденные, подобно вулканической лаве, извергнувшейся в арктическое море. Наяву они боролись со страстями, грозившими поглотить их, но во сне уступили терзавшему их желанию.

Кейт первой заснула и первой вскрикнула. Сначала ее губы беззвучно шевелились, призывая Бретта, но ее желание становилось все настойчивее, и наконец еле слышный, умоляющий шепот слетел с ее губ. Ее голос проник в его сознание сквозь пелену глубокого сна, словно слабое, далекое эхо. Сначала его разум пытался отмахнуться от ее настойчивого зова, но тот раздавался снова и снова, пока не пробудил в нем ответное беспокойство, которое разорвало оковы усталости. Он в два счета преодолел разделяющее их пространство, и их тела переплелись, словно половинки единого целого, встретившиеся после долгой разлуки.

Бретт заключил Кейт в объятия, так что жар его тела проник в ее кровь, и их губы встретились. Его поцелуи становились все горячее и горячее, пока не зажгли в ней ответный огонь. Ее податливое тело таяло в его объятиях, а губы жадно льнули к его губам.

Его руки гладили ее плечи, изгиб шеи, свободно блуждая по гладкой, нежной коже, пока не нашли ее груди, и, обнажив их, принялись ласкать и дразнить, пока те не превратились в твердые, островерхие холмики желания. Его горячие, сухие губы тоже обнаружили их, и обжигающий язык начал выводить маленькие огненные арабески на ее шелковистой коже. Его руки жгли ее кожу, будто железное клеймо, оставляя на каждой части тела отметину, что она принадлежит ему.

К этому времени Бретт окончательно проснулся, осознав, что делает. В его теле вспыхнул огонь, который он был бессилен обуздать. Никакие советы об осторожности, никакие предостережения не смогли бы охладить неистовое желание, охватившее все его существо. Его руки блуждали по телу Кейт, пока до ее сознания не дошло, что она сгорает от вожделения, что прилив страсти накрыл ее с головой.

Сознание Кейт было одурманено столь же нестерпимым желанием, и она пришла в себя позже, чем Бретт. Она попыталась сопротивляться, несмотря на то что ее разум был приятно удивлен сладостью этой опьяняющей страсти, но ее тело, упиваясь пробудившимися в нем ощущениями, радостно устремилось навстречу своей судьбе. От жара мужской плоти, касающейся ее нежной кожи, жгучее наслаждение стремительно пустило свои побеги в ее теле. Не в силах сдерживаться, Кейт еще крепче вцепилась в Бретта, прижавшись к нему всем телом, умоляя его слиться с ней воедино.

Несмотря на то что им двигало желание такой силы, какого ему еще не доводилось испытывать в своей жизни, Бретт двигался осторожно и нежно, принимая во внимание ее неопытность. Те крохи самообладания, которые еще оставались в нем, предупредили его об опасности, когда его естество встретилось с девственной преградой на своем пути. Мысль о том, что Кейт девственница и леди, пронзила окутывающую его пелену желания, и он замер в нерешительности, разрываясь между чувством, что должен остановиться, и примитивной потребностью, требующей довести начатое до конца. Что-то внутри его героически старалось подавить стремительно надвигающийся прилив, какой-то внутренний голос предупреждал, что он горько пожалеет о своем опрометчивом поступке, но Кейт выгнулась навстречу ему, и Бретт очертя голову бросился в пропасть, откуда не было возврата.

Бретт медленно продвигал Кейт к высшей точке возбуждения, к состоянию беспамятства, в котором она почти не почувствует боли. Наконец он заполнил ее стремительным, подобным удару ножа толчком, так что она задохнулась от потрясения, вызванного одновременно болью и почти невыносимым наслаждением. Ее экстаз быстро нарастал, и она приподнималась все выше и выше навстречу ему, чтобы глубже принять в себя его ритмичные удары. Кейт торопила его с таким неистовством, о котором он даже не мечтал, требуя, чтобы он дарил ей наслаждение, превосходящее ее самые фантастические ожидания, и разжигая в нем схожее стремление самому вознестись на вершину блаженства.

Бретт изо всех сил пытался замедлить их лихорадочно-стремительное движение к заветной вспышке, продлить острое удовольствие от чувственного слияния, растекавшееся по телу, словно круги по воде, но Кейт, не подозревая об огромном блаженстве, которое можно получить, подгоняла его, выгибаясь ему навстречу, требуя, умоляя, чтобы он избавил ее от почти невыносимых мучений, поработивших ее существо. Наконец, когда она подумала, что больше не выдержит, что вот-вот потеряет сознание от сотрясающей тело сладостной агонии, он взорвался внутри ее, и она ощутила то самое неописуемое блаженство одновременного высвобождения и полного удовлетворения.

Долгое время они молча лежали, не двигаясь. Но как только эйфория, вызванная наслаждением, прошла и до сознания Кейт начало доходить, что только что произошло, у нее начался озноб. Она изо всех сил прикусила губу и напрягла мышцы, но это не помогло. Ничто не могло остановить лавину ужаса и унижения, захлестнувшую ее. Слезы сперва заблестели капельками росы на кончиках ресниц, а затем побежали по ее щекам стремительными ручейками, увеличивающимися, словно река в половодье, так что подушка пропиталась ее раскаянием. Бретт попытался успокоить Кейт, но она вырвалась из его объятий.

– Не трогай меня, – прошипела она. Глаза ее блестели от слез. Она оправила сорочку и, схватив тяжелый халат, застегнула его до самого подбородка.

– Тише, – шепотом приказал Бретт. – Тебя могут услышать.

– Думаешь, мне теперь есть до этого дело? Разве они могут обесчестить меня больше, чем ты уже сделал?

– Необязательно рассказывать всем, что произошло.

– Ты беспокоишься о том, что могут подумать другие, но меня заботит, что думаю и что чувствую я. Это мне придется ходить с высоко поднятой головой и притворяться честной женщиной. Я чувствую себя грязной.

– Если никто об этом не будет знать, все будет в порядке.

– Ты действительно в это веришь? – требовательно спросила Кейт, уставившись на него, словно он был каким-то экзотическим животным. – Ты до такой степени бесчувственный, что можешь сделать вид, что ничего не было, кроме нескольких мгновений невинного удовольствия? Скажи мне, герой-победитель, как я буду смотреть в лицо честному мужчине, который будет столь глуп, что попросит моей руки? Прикажешь мне мило улыбнуться и сказать: «Я с превеликим удовольствием приму ваше предложение, любезный сэр, но должна вам сказать, что я кое-что потеряла. Мистер Уэстбрук забрал это». Или я должна с благодарностью согласиться, чтобы в первую брачную ночь он обнаружил, что я поношенная вещь, а не новое платье?

Каждый мускул Бретта напрягся от гнева, но он был достаточно честен, чтобы признать ее правоту.

– Я не могу изменить того, что произошло, но уверен, что можно что-то сделать, – сказал он, сдерживая раздражение.

– Ты уже что-то сделал, – выпалила Кейт. – Ты не мог бы разрушить мою жизнь более основательно, даже если бы лишил меня родословной, доказав, что я незаконнорожденная. Убирайся прочь! – крикнула она, но в ее голосе уже не было того пыла и гнева. – Неужели ты не видишь, что я плачу, а я ненавижу плакать на глазах у людей, которые мне противны!

Она зарылась лицом в подушки и дала волю душераздирающим рыданиям, сотрясавшим все ее тело.

Бретт оказался в ловушке. Он не мог выйти из комнаты, но его присутствие едва ли помогало Кейт успокоиться – в сущности, оно заставляло ее рыдать еще сильнее. Он даже не мог выплеснуть свою ярость, разразившись проклятиями в адрес съежившейся на кровати фигурки. Как бы он ни ненавидел всю эту ужасную неразбериху, честность не позволяла ему переложить бремя вины на чужие плечи, что, однако, не умаляло его злости на Кейт. Бессильная ярость бурлила внутри его, но он не мог найти ей иного выхода, кроме как стремительно расхаживать взад и вперед по маленькой комнате, где съежившаяся фигурка Кейт служила ему постоянным упреком.

– Не обязательно сжиматься в углу, словно тебя заперли в одной клетке с бешеным зверем. Обещаю, я больше не стану к тебе приставать, – раздраженно пробормотал он.

– Ты такой же беспощадный, как он, – сказала Кейт, оторвав голову от подушки. – И ты уже достаточно доказал, что твои заверения в безопасности гроша ломаного не стоят.

Она всхлипнула и снова уткнулась лицом в подушку.

– Ради всего святого, женщина, от твоих бесконечных завываний и святой начнет изрыгать проклятия.

– Так как нам известно, что ты не святой, – икнув, вымолвила Кейт, – то, полагаю, мне лучше заткнуть уши, чтобы ты в придачу не осквернил и мой слух.

– Бог свидетель, если я не задушу тебя до исхода ночи!..

– На твоем месте я бы не стала так часто поминать Бога, – посоветовала Кейт, нисколько не испугавшись его угроз. – Если он когда-нибудь обратит пристальный взор на творение своих рук, то наверняка испепелит тебя!

– Ах ты, ведьма! – вспылил Бретт, дав волю своему гневу. – Я того и гляди сломаю твою прекрасную шею! Похоже, только это сможет усмирить твой ядовитый язычок!

Так или иначе это разрядило напряжение, и они почувствовали, как их гнев начал стихать.

– Ты гнусный, отвратительный тип, у которого совершенно нет чувства стыда! – выпалила Кейт. – Ты обесчестил меня ради нескольких минут удовольствия, а теперь грозишься сломать мне шею, если я не перестану тебе об этом напоминать. Не сомневаюсь, что ты бы с наслаждением удовлетворял свою похоть всю оставшуюся ночь, но думаю, мои желания не совпадают с твоими. Не понимаю, почему ты не можешь спать где-нибудь в другом месте, но у меня нет сил с тобой спорить. Просто имей в виду, что, если ты посмеешь приблизиться ко мне, я проткну тебя этой пилочкой для ногтей!

Дрожа от ярости, Бретт открыл рот, чтобы высказать все, что он думает.

– И ни слова больше, – приказала Кейт, опередив его. Она взбила подушки и села, откинувшись на них. – Все уже сказано.

После чего она плотнее закуталась в халат и зажала в руке длинную и очень острую пилочку для ногтей, которую взяла с ночного столика.

И хотя она скорее умерла бы, чем призналась в этом Бретту, Кейт знала, что она не меньше Уэстбрука ответственна за то, что произошло между ними. Не важно, что она была в полусне и что он пропустил мимо ушей ее мольбы выпустить ее, она до боли отчетливо помнила, что отвечала на каждое движение Бретта и даже подбадривала его, требуя, чтобы он продолжал, когда он мог бы остановиться. Да, у него было больше опыта, и именно он должен был сдержаться, но ведь она знала, каковы последствия подобных любовных интрижек, и тем не менее умоляла его продолжать. Не имело значения, что она не проронила ни слова, – ее тело говорило на языке, который он не мог не понять.

Что заставило ее так поступить? Кейт с самого начала признала, что ее влечет к нему, но это не причина, чтобы бросаться в его объятия, нимало не заботясь о последствиях такого поступка. И даже если бы она была влюблена в него, это не меняло бы сути: она по-прежнему была не замужем, а теперь еще и обесчещена. Когда она покинула Райхилл, у нее было три преимущества: красота, знатное происхождение и девственность. Сегодня она выбросила одно из них, без которого остальные не имели никакой цены.

Кейт даже не пыталась заснуть, а вместо этого безучастно смотрела перед собой. Бретт расхаживал по комнате, то и дело поглядывая на Кейт: ее глаза ни разу не взглянули в сторону его высокой, атлетически сложенной фигуры, пока он мерил шагами комнату, чувствуя, как его мускулы вздуваются от гнева и напряжения. Пилочка для ногтей по-прежнему была крепко зажата в ее правой руке, а левая рука придерживала натянутые до самого подбородка одеяла.

Противоречивые эмоции, терзавшие Бретта, сплелись в такой огромный клубок, что он провел остаток ночи, пытаясь распутать его. Он не привык, когда ему в лицо бросают обвинения, и ему были неведомы муки самобичевания, но огромное богатство и безрассудная юность не разрушили его врожденную справедливость и честность. Бретт признавал, что поступил дурно и серьезно скомпрометировал Кейт, поставив под угрозу ее будущее, и что теперь обязан предложить что-то взамен. Но правда была горькой, как желчь, и от этого его гнев пылал не переставая.

Он злился на Кейт, потому что она неопровержимо уличила его в том, что он несправедливо обошелся с ней, принеся в жертву своей необузданной похоти, пусть даже она сама поощряла его. И хотя он никогда даже не помышлял о том, чтобы связать свою судьбу с благовоспитанной девушкой, у которой не было ни денег, ни покровительства родственников, он знал, что должен был остановиться, пока не стало слишком поздно. До сегодняшней ночи он ограничивался связями со зрелыми женщинами, которые мыслили также, как и он, и знали, каковы правила этой игры.

Бретт злился на Кейт за то, что она имела смелость указать ему на его безнравственное поведение. Он и прежде совершал неблаговидные поступки, но никто не осмеливался осадить его или заставить извиниться. А эта девушка, у которой не было никого, кто мог поддержать или защитить ее, ругала его последними словами, и он практически признал, что заслужил их.

Он был зол, потому что Кейт не исчезла волшебным образом, освободив его от ответственности, которую он так опрометчиво взял на себя, а затем усугубил своей необузданной похотью. Как, скажите на милость, ему подыскать место девушке без гроша за душой, но с выдающейся внешностью, место, которое не приведет в конечном счете к тому, что она станет чьей-то любовницей? Нельзя было даже думать о том, чтобы оставить ее без защиты: не пройдет и двух недель, как городские ловеласы проглотят ее с потрохами.

Бретт злился, потому что Кейт затронула что-то в его душе, чего другим даже не удавалось найти, то, что он так тщательно скрывал. Теперь он знал, что не сможет спихнуть ее на какого-нибудь дальнего родственника или оставить на попечение бюро по найму услуг и забыть о ней. Ему было небезразлично, что с ней станет. И не только. Пока еще смутно, но Бретт понимал, что хочет, чтобы она заняла в обществе соответствующее положение.

И наконец, он злился на Кейт за то, что она нарушила четкий ход его мыслей, заставив испытать все эти чувства. Никогда прежде он не утруждал себя заботами о желаниях других людей и определенно не сидел часами, ломая голову над решением проблемы, которая, судя по всему, казалась неразрешимой.

Он должен был прямиком отправиться во Францию, поручив Эдварду пристроить ее в Лондоне. Может, тогда его не терзало бы чувство, что он повел себя как мерзавец и что теперь должен как-то сгладить последствия своего безответственного поступка. Надо что-то сделать, но, возможно, пройдут недели, прежде чем он сможет найти приемлемый выход. Бретт мог переложить решение этой проблемы на плечи своих адвокатов, но он хотел, чтобы в этом деле было замешано как можно меньше людей. Почему он согласился на пари Мартина? Один продиктованный безрассудным благородством поступок – и посмотрите, куда это его завело. Дело пахнет тем, что ему придется взять ее с собой во Францию.

Бретт почувствовал, как у него под ложечкой появился комок и подкатил к горлу. Он с ужасом обнаружил, что мысль о том, чтобы оставить ее при себе, вызывает в нем сладостное волнение. Уэстбрук обругал себя, не стесняясь в выражениях. Боже, еще один дурак, свихнувшийся от романтических бредней! Ничто так верно не поставит под угрозу успех его миссии и не сделает его работу практически невозможной, как пылкая девица, которая совсем ничего не знает о жизни и настолько красива, что это приносит ей одни неприятности. Если он желает проводить все свое время, следя за ее развлечениями и отваживая от нее сердцеедов, тогда ему непременно стоит взять ее с собой. Он не оберется хлопот, пока они прибудут из Парижа в Алжир.

Бретт плюхнулся в кресло. Он доведет себя до буйного помешательства, если не прекратит думать о Кейт и ее чарах. Настало время подумать о возложенной на него миссии. Задача, стоявшая перед ним, была не из легких. Если он намерен помешать дею^[2] Алжира спровоцировать французов на войну с его страной, он должен проявить себя как умный, обладающий даром убеждения оратор. Эмиссары Абделя Кадира^[3] точно пустят в ход свое красноречие, равно как и взятки.

Мысли Бретта вертелись вокруг Кейт, пока первые лучи солнца не брызнули в окна спальни.

Шум, доносившийся снизу, возвестил о том, что дом готовится встретить новый день. Бретт проснулся, чувствуя себя таким разбитым и больным, что ему стало ясно: придется несколько часов упражняться до седьмого пота, чтобы избавиться от последствий ночи, проведенной в этом ужасном кресле. Кейт по-прежнему сидела, зажав в руках пилочку для ногтей, в то время как ее глаза следили за его передвижениями. Гнев и страх исчезли из них без следа, но они смотрели настороженно и укоризненно.

Воспоминания о прошлой ночи обрушились на него сметающим все на своем пути потоком. Хотя тогда он находился в полусне, Бретт помнил, что чувственное наслаждение, которое он испытал, было самым восхитительным в его жизни. От воспоминаний о мягких губах Кейт, ее бархатистой коже, обволакивающем тепле в нем вспыхнуло неукротимое желание, а чресла болезненно напряглись. Тихо ругаясь, Бретт поднялся из кресла, преисполненный решимости как можно быстрее покинуть комнату. Он знал, что если сейчас же не окажется подальше от нее, то снова не сможет устоять перед соблазном дотронуться до нее, и страшно было представить, что она сделает с ним при помощи этой пилочки.

Стараясь не обращать внимания на волнующую притягательность ее красоты, Бретт плеснул холодной воды в таз и ополоснул лицо. Он гадал, принесет ли кто-нибудь ему горячей воды для бритья, или придется сделать это самому, к тому же его ботинки и сюртук нуждались в основательной чистке, прежде чем он сможет их снова надеть. Прошлым вечером его чемоданы остались в карете, и сейчас будет слишком хлопотно поднимать их сюда, только чтобы найти новый сюртук. По крайней мере часть утра ему придется провести в прежнем одеянии. Он почувствует облегчение, вернувшись к своим обычным повседневным заботам. Однако, мельком взглянув на отражение изящного личика Кейт в зеркале, Бретт понял, что его надеждам не суждено сбыться. Ничто в его жизни уже не будет, как прежде. За какие-то сутки она разрушила отлаженный механизм его существования так, что уже ничего нельзя было поправить.

– Меня не будет все утро, – сказал он, нарушив молчание. – Я пока не знаю, кто проснулся, но никто здесь даже ложку не поднесет ко рту без ведома Матильды. Она позаботится о тебе, когда придет сюда.

– Просто уходи, – бесцветным голосом произнесла Кейт. – Я сама могу о себе позаботиться. Как и всегда.

Казалось, из нее высосали всю жизненную силу, но ее глаза по-прежнему неотрывно следили за каждым его движением.

Бретт занялся своими бритвенными принадлежностями. Он был не в настроении разговаривать, кроме того, он не знал, что ей сказать. Если у него есть хоть капля разума, он должен обращать на Кейт как можно меньше внимания. Одного взгляда на ее сжавшуюся в комок фигурку, которая выглядела в золотых лучах солнца, словно ожившее изваяние, было достаточно, чтобы всколыхнуть в нем страсть. Он почти ощущал, как касается кончиками пальцев ее кожи, вдыхает запах волос, вкушает сладость губ, но у него не было ни малейших сомнений, что она пустит в ход пилочку для ногтей, если он снова к ней приблизится.

Послышался громкий стук в дверь, и бодрый голос Матильды легко проник сквозь доски.

– Вы встали, мистер Уэстбрук? – Подождав несколько секунд, она подергала дверь – та все еще была заперта. – Черт бы его подрал! – услышали они. – Бьюсь об заклад, этот лежебока все еще спит. А его вода для бритья превратится в лед быстрее, чем кот успеет облизать усы. Надеюсь, он не думает, что я собираюсь стоять здесь и ждать, когда он соизволит проснуться?

Замешкавшись всего на несколько секунд, которые понадобились ему, чтобы найти халат и натянуть его на обнаженный торс, Бретт отворил дверь.

– Хм! Так вы проснулись! Что ж вы не ответили, когда я вас звала? – проворчала Матильда и протиснулась мимо него в комнату. – Надеюсь, вы хорошо выспались, мисс?

Услышав стук, Кейт натянула одеяла по самые глаза. Пилочка для ногтей бесследно исчезла.

– Я п-прекрасно выспалась, – заикаясь, вымолвила она, стараясь не смотреть Матильде в глаза.

– Позвольте-ка, я позабочусь об этом господине, чтоб со спокойной душой выдворить его отсюда, и тогда помог вам одеться к завтраку. Служанка на кухне уже мелет кофе и жарит яичницу-болтунью, а к ней в придачу будут еще сосиски и свежевыпеченный хлеб.

– Я не смогу съесть столько всего, – вымолвила Кейт, чувствуя себя неловко от такого количества внимания. – Кофе и тоста будет вполне достаточно.

– Хм! – фыркнула Матильда. – Молоденькой девушке вроде вас нужно кое-что посущественнее, чем кофе с тостом, не то от вас останутся кожа да кости. К тому же сегодня очень холодно, и вы окоченеете в этой продуваемой со всех сторон карете на пустой желудок.

Она повернулась к Бретту.

– Брейтесь быстрее, а я тем временем приведу в порядок ваши сапоги. Давайте-ка мне и свой сюртук, его тоже не помешает почистить.

Бретт достал из платяного шкафа сюртук.

На лице Матильды появилось сердитое выражение.

– Что это вам вздумалось убирать одежду за этим господином? – грозно спросила она, повернувшись к Кейт. – Все мы, женщины, одинаковы – балуем мужчин, вот они и начинают думать, что мы обязаны выполнять все их прихоти. В следующий раз пускай сам вешает свой сюртук или ходит в мятом.

Кейт не смогла сдержать улыбку, но Бретт не разделял ее веселья.

– Мисс Вариен крепко спала, когда я вошел, – сообщил он Матильде. – Может, я избалован, но пока еще не дошел до того, чтобы зависеть от тебя или любой другой женщины.

– Как мы возмущены! – поддразнила его Матильда, насмешливо улыбаясь. – Никогда не встречала мужчину, который так пугается, если за ним не водится какой-нибудь грешок.

Она не заметила, что Кейт побелела как полотно и почти исчезла из виду под грудой одеял. На лице Бретта не дрогнул ни один мускул.

– Ступай прочь, ты, старая ворчунья, – поддразнил ее он. – Я закончу бриться через десять минут, и чтобы ты была здесь вместе с моим сюртуком и сапогами, прежде чем я успею смыть мыло с лица! – Он решительно подтолкнул ее к двери. – И смотри, чтобы они были безупречны. Ни единого пятнышка или складки.

Если вы такой привереда, можете сами все сделать, мистер Лондонский Денди, – не осталась в долгу она. – Что мои служанки смогут сделать, то вы и получите. И ни каплей больше!

Она открыла дверь и была такова. Бретт принялся выбирать бритвы.

– Бритье не займет много времени. Я позавтракаю в столовой. Полагаю, все захотят пораньше отправиться в путь. Они должны уехать еще до обеда. – Он закончил брить одну половину лица и приступил ко второй. – Почти все утро уйдет на то, чтобы починить окно кареты. Тем временем я собираюсь проехаться верхом, чтобы размять мышцы. Если тебе что-нибудь понадобится, просто скажи об этом Матильде.

Он в последний раз провел лезвием по щеке и ополоснул лицо. Как только он насухо вытер лицо, в комнату без стука и приглашения вплыла Матильда. Она ухмыльнулась, увидев, что он до сих пор не убрал бритвы.

– Я же сказала, что мы вас обслужим быстро. И хорошо, – добавила она, протянув ему сапоги. Бретт убрал бритвы, натянул сапоги, быстро надел рубашку и повязал галстук.

– Я всегда знал, что Майкл держит тебя не только за то, что ты умеешь жарить мясо, – сказал Бретт, ехидно ухмыляясь, пока Матильда помогала ему надеть сюртук.

Матильда засмеялась грудным, раскатистым смехом, от чего ее жировые складки заколыхались, поднимаясь и опускаясь, как волны в шторм.

– Ах вы, негодник! Ступайте прочь, пока я не опрокинула этот кувшин на вашу красивую голову! – пригрозила она:

– Не выйдет, ты ростом не вышла, – парировал он и быстро закрыл за собой дверь, увидев, что Матильда нацелила в его голову вешалку для одежды. Та ударилась о дверь и с грохотом шлепнулась на пол, не причинив никому вреда.

Когда Бретт улыбнулся, у Кейт захватило дух от его красоты. Несмотря на то что мисс Вариен говорила себе, что он ей не нравится, что она ему не доверяет и ждет не дождется, когда окажется от него подальше, она была не в силах подавить желание, чтобы он вот так улыбнулся ей, хоть разок. Ее влекло к нему, даже когда он доводил ее до белого каления, а улыбаясь, он выглядел довольно дружелюбным. Кейт отчаянно нуждалась в друге и чувствовала, что Бретт может подойти на эту роль.

– Боже милостивый, этот мужчина – лакомый кусочек! – сказала Матильда, весело смеясь. – Он скользкий, как угорь, и хитрый, как старый кот, но при всем при том у него доброе сердце. Ну, что я могу для вас сделать, дитя мое? Знаю, у вас нет с собой горничной, поэтому я сама поухаживаю за вами.

– Мне действительно ничего не нужно, – тоненьким голосом пробормотала Кейт. – Дома у меня никогда не было горничной, так что я привыкла сама о себе заботиться. У вас, должно быть, дел по горло.

Матильда снисходительно улыбнулась.

– Ничего такого, с чем мои глупые служанки-хохотушки не справятся сами. Они поджарят сосиску на вертеле, если не скажешь им по-другому, но часок без меня пойдет им на пользу.

Она стремительно двигалась по комнате, расставляя все по местам на комоде и туалетном столике после Бретта и расправляя покрывало на кресле, чтобы вернуть ему прежний вид.

Кейт по-прежнему сидела на кровати, кутаясь в одеяла и стараясь подавить дрожь во всем теле. Она решительно сказала себе, что никогда не сможет стать самостоятельной, если в подобных случаях будет терять голову.

Матильда зажгла огонь в камине.

– Ну и холодрыга сегодня! Не знаю, почему мистер Уэстбрук не догадался затопить камин, но сейчас здесь в два счета станет тепло. А вы сидите под одеялами. Вам некуда торопиться, так что можете себе спокойно нежиться в кроватке.

Она взбила две подушки и огляделась по сторонам. И по-видимому, осталась всем довольна, потому что двинулась к двери.

– Через часок я принесу вам завтрак. Вам нужно еще что-нибудь до тех пор?

– Я бы с удовольствием выпила чашечку какао, если вас это не очень затруднит, – извиняющимся голосом попросила Кейт.

– Нисколько, сейчас принесу.

– И еще кое-что. – Кейт вспыхнула как маков цвет. Слова никак не шли у нее с языка, как она ни старалась. Отчаяние придало ей храбрости и развязало язык. – Мне нужны чистые п-простыни. – Она покраснела еще сильнее. – Видите ли, у меня начались женские дни, и, боюсь, я запачкала их к-кровью. Извините, я не хотела испортить вашу чудесную постель. – Слезы задрожали на кончиках ее ресниц. – Я сама их выстираю.

Под властной наружностью Матильды скрывалась сентиментально-романтическая натура, и при виде слез в глазах этой хрупкой девушки ее сердце растаяло, как масло на сковородке.

– Не беспокойтесь, мисс. Невелика беда – пятнышко крови. И никакие простыни вы не будете стирать. Я брошу их на самое дно бака для белья, и никто ничего не увидит. А ну-ка вытрите слезы! – Она внимательно посмотрела в лицо Кейт. – С вашим-то личиком вы можете получить все на свете, так что нечего плакать из-за подобной ерунды.

Кейт с трудом сдерживала сильное желание броситься на шею этой огромной, ласковой женщине и заплакать навзрыд. Вместо этого она заставила себя улыбнуться и поблагодарить ее за любезность.

Матильда отмахнулась от ее благодарности и вразвалку вышла из комнаты за чистым бельем. Через пару минут она вернулась.

– Положите грязные простыни возле двери, а я заберу их, когда принесу вам завтрак. – Ее лицо расплылось в по-матерински заботливой улыбке. – Отдыхайте в свое удовольствие. Я прослежу, чтоб вас никто не беспокоил.

Она вышла и заперла за собой дверь.

Как только дверь закрылась, Кейт вылезла из постели – ее страх и нерешительность исчезли без следа. Порывшись в чемодане, она вытащила носовой платок. Смочив его в миске с водой, она тщательно стерла кровь с бедер. Она изо всех сил старалась не думать, как та туда попала. Закончив, Кейт бросила грязный лоскуток в середину огня и поворачивала его кочергой до тех пор, пока он не превратился в пепел.

Затем девушка надела свежую ночную сорочку и убрала старую в чемодан. Хотя на ней не было крови, она напоминала ей о прошедшей ночи. Быстро сняв простыни, она с особой тщательностью завернула испачканную кровью простынь в чистую, положила их у двери и застелила постель свежим бельем. После чего взбила подушки и снова взобралась на кровать. Теперь можно было расслабиться.

Долгое время она лежала, думая обо всем, что с ней произошло с той минуты, когда Мартин втащил ее в гостиную в разгар карточной игры, и была удивлена тем, как много примеров, свидетельствующих о доброте Бретта, всплыло в ее памяти. Это не меняло ужасных событий прошлой ночи, но она не могла не думать, как все обернулось бы, познакомься она с ним при других обстоятельствах. Вскоре она погрузилась в царство несбыточных грез, и только звук поворачивающегося в замке ключа, возвестивший о том, что прибыл завтрак, вывел ее из транса. Она села в кровати, собираясь встать.

– Я подам вам завтрак в постель, – заявила Матильда. – Я страшно извиняюсь, что забыла про ваше горячее какао, но оно начисто вылетело у меня из головы. Не хочу, чтоб вы подумали, что я все время вот так забываю то одно, то другое, но, сдается мне, я о чем-то думала, уж не помню о чем.

Она поставила поднос Кейт на колени, и восхитительный аромат свежесваренного кофе ударил ей в нос. Внезапно Кейт почувствовала, что страшно голодна, и тарелка, наполненная яичницей, ветчиной, сосисками, хлебом с маслом и джемом, показалась не такой уж большой.

Матильда с удовлетворением наблюдала, как она ест.

– Я бы наложила вам побольше, да побоялась, что такая худышка, как вы, не осилит больше кусочка. – Кейт не ответила, потому что ее рот был набит до отказа. Матильда широко улыбнулась. – Ешьте, ешьте. Я наращу чуток мяса на эти косточки. Вы похожи на изголодавшегося воробушка. Мне так и хочется оставить вас у себя, пока вы не нагуляете жирок.

Кейт отхлебнула кофе.

– Тогда через неделю на меня не налезет ни одно мое платье.

– Всегда можно купить новые. – Матильда подняла с пола простыни. – Чуть погодя я вернусь, чтобы забрать поднос. Обед будет где-то в половине первого. По меньшей мере должен быть, если до этого мне удастся выдворить этих лондонских джентльменов из дома.

«Бедняжка, – подумала Матильда, затворив за собой Дверь, – видно, ей пришлось хлебнуть горя. И она краше любой картинки».

Хозяйка гостиницы тяжело вздохнула, и ее мысли вернулись к более приземленным делам.

Глава 7

Стрелка часов перевалила за отметку десять, а Бретта все еще не было. Кейт позавтракала, заново уложила чемодан и навела в комнате такой безукоризненный порядок, что в ней не осталось никаких следов их пребывания.

Хотя комната была просторной и светлой благодаря солнечному свету, льющемуся из двух окон, это длительное заключение становилось все томительнее, и мысли угнетали ее все больше и больше. Она никогда не помышляла о том, чтобы зависеть от Бретта, а после событий минувшей ночи это было совершенно исключено, но стоило ей принять решение навсегда исчезнуть из его жизни, как она была вынуждена признать полную безнадежность своего положения. У нее не было ни денег, ни возможности заработать на жизнь и никого, к кому она могла бы обратиться. Кейт ничего не знала о родственниках отца, кроме того что у него был младший брат, который являлся попечителем отцовского имения и которого Мартин поносил каждый день. Наверняка человеку с его богатством, женой и слугами, на чьи плечи возложены хлопоты по хозяйству, не составит труда приютить еще одного человека. Чем больше она об этом думала, тем больше ее сердце наполнялось надеждой. Кейт села и призадумалась.

Она не могла припомнить, где он живет, но знала, что его дом находится на одной из самых модных улиц Лондона, потому что Мартин с презрением говорил, что такому скряге самое место среди банкиров и торговцев. Она напрягла воображение. Где может жить член их семьи? Но она ничего не знала о Лондоне, равно как и о дяде.

Был ли он похож на Мартина и на отца? Проникнется ли он к ней искренним сочувствием, или сочтет бедной родственницей, которой лучше не показываться на глаза, когда в доме гости? Риджентс-сквер! Вот как называется улица. Она не знала номер дома, но это легко можно выяснить по приезде в Лондон. Все, что сейчас имело значение, это где найти убежище от опеки и необузданной страсти Бретта.

Но ей нужны деньги. Наверняка через деревню проезжают дилижансы или почтовые кареты, но чем она сможет за платить за проезд? А ведь надо еще что-то есть и где-то жить, пока она не найдет дядю. Немыслимо просить Бретта одолжить ей денег, чтобы она могла сбежать от него. Скорее всего он вообще ей их не даст, но в любом случае Кейт претила мысль, что она станет еще больше ему обязана. Может, стоит попросить Матильду? Ей не хотелось платить за ее доброту таким образом, но ей больше никто не приходил на ум. Если бы только мистер Ханглсби или мистер Федерс были здесь, они бы ей помогли. Чемодан!

«Бретт оставил свой выигрыш на столе, так что я положил деньги в ваш чемодан, – прошептал ей на ухо Федерс, когда она поцеловала его на прощание. – Бретту не нужны деньги, а Мартин их не заслуживает. Кроме того, они все равно предназначались вам».

Кейт колебалась всего минуту. Может, он и намеревался это сделать, но на самом деле Бретт так и не дал ей денег. Она подумает об этом позже. Либо ее дядя вернет ему эти деньги, либо она сама отложит их из жалованья, когда найдет место, но так или иначе она вернет ему все, до последнего пенни.

Теперь надо продумать дальнейшие действия. Она отказалась от мысли нанять частный почтовый экипаж – это чересчур дорого и будет выглядеть слишком подозрительно, к тому же Кейт сомневалась, что в Литтлдине найдется таковой или форейторы, чтобы им править. У нее было только два варианта – почтовая карета или дилижанс, который ездит по расписанию. Так как она ни разу не путешествовала ни на том, ни на другом, невозможно было узнать, что из них лучше. Она не знала, когда они ходят, как купить билет, и где они подбирают пассажиров. Согласится ли Матильда ей помочь? Мисс Вариен не сомневалась, что Матильда относится к ней с симпатией, но она также была уверена, что, несмотря на нескончаемые оскорбления, которыми та осыпала своего мужа, Матильда твердо верила в превосходство мужчин, особенно таких, как Бретт. Надо действовать очень осторожно. Она не могла поручиться, что Матильда не расскажет Бретту о ее планах.

Девушка уселась, поджидая, когда вернется Матильда. Та уже запаздывала почти на час. Наверняка она скоро придет.

– Боже, – воскликнула Матильда, когда, отдуваясь, вошла в комнату спустя некоторое время, которое показалось Кейт вечностью, – ну и утречко сегодня выдалось! Джентльменов внизу тьма-тьмущая, как мух на мясе! Вопят как оглашенные и хотят, чтоб им всем мигом подали завтрак, а половина из них с похмелья и не разберет, что у них в тарелке. В жизни не слыхала такого шума – кричат все вместе, бегают, ищут мальчишек, чтоб те подогнали их двуколки, или как там они называют эти мудреные приспособления, на которых они ездят. И еще называют себя знатными господами. Тьфу! – фыркнула она.

Хозяйка гостиницы окинула взглядом прибранную комнату, и ее глаза сузились от удивления, смешанного с неодобрением.

– Ну и ну! – воскликнула она. – Если б люди почаще оставляли после себя такой порядок, как вы, мисс, управлять гостиницей было б одно удовольствие. Но вам незачем было все это делать! Леди не пристало самой убирать комнату.

– Это самое малое, что я могла сделать, – возразила Кейт, благодарно улыбаясь. – Вы обращались со мной лучше, чем моя родная мать: баловали меня завтраком в постели и не огорчились, когда я заняла вашу постель, а потом испортила ее. Я никогда не смогу отплатить вам за вашу доброту.

Глаза Кейт увлажнились от охвативших ее чувств. Матильда шмыгнула носом и утерла его тыльной стороной руки.

– Бог мой, мисс, вы вгоните меня в краску, и я начну волноваться, точно эти глупые девчонки на кухне, если вы будете вести такие речи. Мне это ничего не стоило, и я сделала это от чистого сердца. Вы слишком хорошенькая, чтобы убирать комнаты.

Кейт рассмеялась.

– Никогда не слышала, чтобы красивые люди устраивали меньший беспорядок, чем уродливые. Мне даже кажется, что совсем наоборот. – Внезапно она посерьезнела. – Матильда, мистер Уэстбрук пообещал моему брату отвезти меня в Лондон, но через несколько дней ему нужно быть во Франции. – Она старалась не встречаться взглядом с проницательными глазами Матильды. – Может… э-э… так случиться, что мне придется продолжить путь одной. – Все это время Кейт теребила в руках носовой платок, и это не ускользнуло от внимания Матильды. – Через Литтлдин ходят почтовые кареты или дилижансы? И как мне купить билет, на тот случай, если мне это понадобится? – поспешно добавила она.

– Я не знаю, как обстоят ваши дела, мисс, – сдержанно сказала Матильда, – и я не прошу вас рассказать мне ничего, что вы не хотите рассказывать, но вам незачем ехать почтовой каретой, а уж тем более этим отвратительным дилижансом. Если мистер Уэстбрук хочет, чтоб вы ехали в Лондон, он сам вас отвезет или отправит, как подобает, в почтовом экипаже с верховыми. Временами мистер Уэстбрук бывает чересчур занят своими делами, но я никогда не видела, чтоб он поступил бесчестно. А теперь бросьте переживать, и пусть он сам обо всем позаботится. Для чего ж еще мы терпим возле себя этих мужчин?

– Но я не хочу зависеть от него. – Кейт чуть не топнула ногой. – Видите ли, – сказала она, снова скручивая платок, – мой брат, можно сказать, вынудил его согласиться сопроводить меня. На самом деле он этого не хотел. Кроме того, – осенило ее, – я могла бы заплатить служанке из гостиницы, чтобы она поехала со мной. Так все будет выглядеть вполне благопристойно.

– Это меняет дело, – согласилась Матильда. – Но все равно мне это не нравится. От этих глупых девчонок вам не будет никакого проку.

– Не думаю, что они мне в конечном счете понадобятся, – как можно небрежнее ответила Кейт, – но все-таки приятно знать, что я не застряну здесь навсегда. Наверное, пройдут месяцы, прежде чем он вернется.

– Вы можете остаться здесь, пока он не вернется! – воскликнула Матильда. Ее лицо расплылось в улыбке. – Не знаю, как я раньше об этом не подумала! Тогда у вас будет полно времени, чтоб решить, как быть дальше.

Кейт попыталась было возразить, но Матильда закусила удила.

– Понимаете, у меня нет детей. Здесь только я да Майкл, и я была бы рада, если б с нами жила хорошенькая девушка вроде вас, о которой я могла бы заботиться. Вы могли бы остаться у нас, вдали, так сказать, от любопытных глаз, и ничегошеньки здесь с вами не случится. У нас редко когда бывает столько народу. Вы можете приходить и уходить, когда угодно, и делать все, что душа пожелает. – Придя в восторг от своего плана, Матильда взяла поднос и направилась к двери. – Я поговорю об этом с мистером Уэстбруком, когда он вернется.

Кейт бросилась к двери и перегородила Матильде путь.

– Вы должны мне сказать, где можно купить билет, – взмолилась она. – Обещаю, я не сделаю ничего, что не понравится вам или мистеру Уэстбруку, но я не могу просто сидеть здесь и ждать, чтобы он все решил за меня.

Матильда пристально посмотрела на нее.

– Вы чего-то недоговариваете, но я скажу вам, если вы пообещаете, что не станете ничего делать, не обсудив это сперва с мистером Уэстбруком. Кейт кивнула в знак согласия – она уже столько раз лгала, что еще одна ложь не имела значения.

– Да к тому же добром это не кончится, потому что всякая уважающая себя девушка обходит стороной «Черный ворон», – заявила Матильда. На ее лице отразилось стойкое неодобрение. – Так называется невысокий, грязный дом на той стороне деревни. Им надо бы сменить маршрут, но мужчинам же без толку что-то говорить. Дилижанс ничуть не лучше. Никогда не угадаешь, где он остановится – возле дома священника или на дороге, что ведет в город. Это мерзкая штуковина, в которой полным-полно кур и стариков, и воняет там хуже, чем в коровнике. Вас начнет мутить раньше, чем вы доедете до Броксмора. Но я все-таки поговорю с мистером Уэстбруком, чтобы он разрешил вам остаться у меня. А теперь прочь с дороги, юная леди. У меня есть дела поважнее, чем стоять тут и вести споры о почтовой карете.

Но, уходя, она широко улыбнулась, и Кейт успокоилась, решив, что усыпила ее подозрения. Она намеревалась покинуть гостиницу еще до полудня.

Учитывая тот факт, что никто не собирался помогать ей бежать, Кейт вывалила содержимое обоих чемоданов на кровать в ту же минуту, как за Матильдой захлопнулась дверь, и начала заново их укладывать. Два чемодана ей не унести даже через лужайку, так что она переложила все, что ей вряд ли понадобится в ближайшие дни, в большой чемодан. Матильда, конечно же, сохранит его, а потом она за ним пришлет.

Девушка развернула платок Федерса – кроме денег, в нем были кольцо Мартина, булавка для галстука и еще несколько принадлежавших ему вещиц. Она убрала монеты и банкноты в свой кошелек, а все остальное торопливо запихнула в чемодан, стараясь не обращать внимания на неприятное чувство, что стала вором, – сейчас Кейт не могла позволить себе такую роскошь, как чувство вины.

Она оттащила большой чемодан в угол и окинула взглядом комнату, но не нашла ничего, что требовало бы ее внимания. Обреченно вздохнув, она поставила маленький чемодан возле двери и надела тяжелый голубой плащ, с особой тщательностью надвинув капюшон на лицо. Если она не будет поднимать глаз, то, может, ее никто не узнает. Девушка отворила дверь и выглянула в коридор – звуки доносились только снизу, из кухни. Она подавила острое желание остаться и подождать, но если она собирается бежать, то надо это делать прямо сейчас. Она собрала все свое мужество, подняла чемодан и шагнула в коридор.

Узкий коридор шел через всю заднюю часть гостиницы. По одну его сторону шла череда дверей, по другую – огромные окна, которые выходили на лужайку позади дома. Вокруг гостиницы были фруктовый сад и обширный огород. Кейт знала, что конюшни и кухня находятся где-то слева, но справа виднелись только раскидистые ветви огромных тисов. Она прислушалась, но ничто не нарушало утреннюю тишину. Ей бы только оказаться на той стороне гостиницы, и она сможет незамеченной выбраться на дорогу.

Свернув за угол, Кейт увидела прямо перед собой три двери – она не имела ни малейшего понятия, куда они ведут. Первая дверь была заперта, вторая тоже, а из-за третьей доносились едва различимые голоса. Она остановилась, не зная, идти вперед или повернуть назад, но куда-то все равно надо было идти – она не могла стоять и ждать, пока гостиница полностью опустеет. К ее облегчению, эта дверь была не заперта. Она осторожно открыла ее и очутилась на верхней площадке узкой лестницы.

Кейт медленно, ступенька за ступенькой, спускалась вниз, прислушиваясь, не раздастся ли голос, не выйдет ли кто-нибудь в коридор позади нее. Спустившись на нижний этаж, она обнаружила, что этот коридор ведет обратно через заднюю часть гостиницы, так же как и предыдущий.

Звук мужских голосов стал совсем отчетливым, поэтому она снова пошла по коридору в глубь гостиницы, надеясь обнаружить дверь, ведущую на улицу, прежде чем дойдет до кухни, но двери нигде не было, только окна, одно из которых было открыто. Кейт не колебалась ни секунды. Не дав себе времени подумать о других вариантах, она выбросила в окно чемодан и выпрыгнула следом за ним. Несмотря на то что приземление было неудачным, она осталась цела и невредима. Отряхнувшись, она подняла чемодан и быстро пошла прочь от гостиницы.

Кейт очутилась на широкой лужайке. Двор был отгорожен от дороги живой изгородью.

Кейт торопливо шла через лужайку. Она едва дышала от волнения и тяжелого чемодана. Живая изгородь сменялась кирпичной стеной, защищавшей огород от мародерства домашнего скота и голодных мальчишек. Кейт решительно шла вперед в уверенности, что скоро наткнется на дверь в стене. В самом конце посадки, миновав виноград и несколько шпалерных груш, она обнаружила то, что искала; отворив незапертую калитку, девушка очутилась на грязной дороге, залитой солнечным светом. Позади нее была гостиница с ее владениями, впереди лежала деревня. Она опустила капюшон еще ниже и двинулась в путь.

Кейт миновала несколько небольших домиков и лавок, кузницу и по крайней мере одну пивную, прежде чем оказалась на распутье. Тут она остановилась, чтобы решить, что делать дальше. Она запыхалась, и у нее болело плечо от тяжелого чемодана. Она поглядела направо и налево, но не увидела ничего похожего на «Черный ворон».

На улице было от силы два человека, но многие наблюдали за ней из распахнутых окон или дверей. В такой деревеньке все знали друг друга в лицо, и одинокая женщина, идущая пешком, не могла не привлечь внимания. Надо было поскорее уходить с этой улицы.

– Молодой человек, – обратилась она к маленькому мальчику, который шел ей навстречу, – не подскажете, где мне найти «Черный ворон»?

Ребенок пробормотал что-то невнятное, указал в глубь улицы и, не оборачиваясь, прошел мимо. Она улыбнулась сама себе: очевидно, ее роковая красота на детей не действовала.

Кейт подняла чемодан и замешкалась, выбирая, в каком месте лучше перейти дорогу. Дожди в последнее время не шли, но дорога была вся в выбоинах и обильно сдобрена навозом после огромного количества проехавших по ней за эти два дня карет. Туфли Кейт не предназначались для прогулок по грязной улице, и, несмотря на все старания, девушка изрядно испачкалась.

Она наткнулась на «Черный ворон» сразу за поворотом и опешила, обнаружив маленькое, убогое здание вместо чистого и респектабельного дома вроде «Петушка». Краска на стенах строения облупилась, двор был давно не метен и испещрен пометом домашней птицы.

Кейт немного приуныла, но она зашла слишком далеко, чтобы теперь идти на попятный. Звуки веселья, доносившиеся из распахнутого окна, придали ей смелости, и она вошла внутрь.

Отворив дверь, она оказалась в пыльной комнате, в которой вдоль стен стояло несколько скамеек, было две двери и лестница с пологими ступенями. На маленьком, обшарпанном столике лежали нечто похожее на журнал для записи постояльцев и еще какие-то бумаги. Трое мужчин стояли около одной двери, которая, судя по шуму, доносившемуся из-за нее, вела в пивную.

Кейт застыла на месте как вкопанная. Прежде ей никогда не доводилось бывать в таверне, и она не знала, чего ожидать, но картина, представшая перед ней, определенно расходилась с ее представлениями. Она предполагала, что увидит опрятное заведение, которым управляет пожилая, добродетельная пара. Вместо этого девушка оказалась лицом к лицу с тремя мужланами, которые уставились на нее с нескрываемым любопытством. Один из них грубо обратился к ней.

– Мы никого не нанимаем и не сдаем комнаты женщинам, которые приходят сюда пешком. Говорите, чего вам, и проваливайте, покуда не прославили нас на всю округу.

Гнев тотчас поборол в Кейт волнение.

– Это заведение и без того выглядит как скотный двор. Если бы вы дали себе труд подмести двор, вместо того чтобы оскорблять добропорядочных граждан, то, возможно, к вам стали бы заглядывать более приличные посетители, – презрительно сказала она. Вся троица изумленно воззрилась на Кейт, и она опустила капюшон еще ниже. Храбрости у нее поубавилось, как только вспышка гнева погасла. – Будьте добры, скажите мне, когда почтовая карета должна отправиться в Лондон? Я бы хотела взять билет.

Мужчина в фартуке отделился от группы. Это был нескладный малый, у которого не было шеи. а верхняя часть тела казалась слишком большой по сравнению с нижней. Он окинул ее пристальным взглядом, словно пытаясь угадать, что скрывается под этим большим голубым плащом с капюшоном. Он явно не хотел предоставлять ей требуемые сведения.

– Карета в самом деле приезжает сюда, но не раньше двух часов. – Он продолжал изучать Кейт, не сводя с нее глаз, так что она почувствовала, что ее ноги стали ватными. – И она будет в Лондоне только за полночь. Ну и что же такая милашка собирается делать совсем одна в Лондоне после полуночи?

Он попытался взглянуть на ее лицо, но Кейт отвернулась.

– Это не ваша забота, – сурово ответила она, надеясь поставить нахала на место. – По приезде меня встретят. Все, что мне от вас требуется, – это билет.

Мужчина улыбнулся, показав несколько кривых зубов.

– Гляди-ка, девочка-то с характером! И откуда же вы взялись? Готов поклясться, что со вчерашней почтовой каретой вы не приезжали. Только не говорите, что вы сбежали от одного из этих молодых щеголей из «Петушка»! – Он широко ухмыльнулся. – То-то он рассвирепеет, когда обнаружит, что вы удрали.

– Ведите себя прилично, не то я пожалуюсь на вас шерифу! Сомневаюсь, что среди трактирщиков принято оскорблять граждан, которые приходят по делу. Сколько стоит билет?

Двое мужчин у двери громко прыснули, а трактирщик насупился.

– Не думаю, что у вас найдется два фунта и шесть пенсов, мисс. – Он явно ожидал услышать отрицательный ответ. – Задарма вас никто не повезет. Конечно, всегда есть дилижанс. Он дешевле, но не такой удобный.

Кейт открыла чемодан и достала кошелек.

– С моей стороны было бы глупо спрашивать о стоимости билета, если бы мне не на что было его купить, не так ли? – с вызовом спросила она, но в ту самую минуту, как она открыла кошелек, девушка поняла, что совершила ошибку. Кейт, не подумав, положила все свои деньги в кошелек, и хотя мужчины не могли точно сказать, сколько у нее денег, они видели, что их гораздо больше, чем требовалось на покупку билета. Глаза двоих мужчин у двери расширились от удивления, а взгляд трактирщика и манера поведения тотчас изменились.

– Вам, конечно же, захочется подняться в комнату, чтоб чуток передохнуть и освежиться, покуда вы будете ждать карету, – любезно произнес он, в то время как Кейт искала монетки помельче, чтобы расплатиться с ним. – Или можете прогуляться по магазинам, ежели пожелаете. Я с радостью присмотрю за вашей сумкой.

Кейт нашла нужные монетки и протянула их ему.

– Нет, спасибо, – отрезала она. – Я вернусь, когда карета будет готова тронуться в путь.

– Но вам придется страсть как долго ждать, мисс. Вы замучаетесь, таская с собой эту сумку. Может, вы пожелаете снять отдельный кабинет? Вы сможете скинуть этот старый плащ и спокойно посидеть или даже пообедать в свое удовольствие. Вас никто не потревожит.

Последнее предложение показалось Кейт соблазнительным. Она устала и взмокла от напряжения, но не доверяла этому человеку – у нее было неспокойно на душе, оттого что его взгляд был прикован к ее кошельку. Она подумала о гостинице, которая встретилась ей по пути сюда. Лучше уж снять комнату там.

– Полагаю, не стоит, – ответила она, стараясь скрыть свое недоверие. – Просто скажите, когда прибудет карета, и я вернусь к этому часу.

– Никак не могу этого сделать, мисс.

– Почему нет? Ведь у вас имеется расписание, не так ли?

– Да, но почтовые кареты не всегда прибывают по расписанию.

– Что вы хотите этим сказать?

– Ну, они то приезжают раньше, то опаздывают. Никогда не угадаешь, но чаще всего раньше.

Кейт ничего не знала ни о каретах, ни об их способности придерживаться расписания, но по широким ухмылкам на лицах мужчин у двери она догадалась, что трактирщик хитрит.

– В какое время, по вашему мнению, она должна прибыть, если она приедет раньше? – спросила она, с трудом сдерживая Растущее раздражение.

– Точно не могу сказать.

Его взгляд стал вызывающим, а поза еще более угрожающей.

– Похоже, вы ничего не можете сказать с уверенностью, – сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал непринужденно, хотя это давалось ей с большим трудом. – И как только вашим постоянным посетителям удается узнать, когда садиться в карету?

– У нас мало кто ездит в почтовой карете, слишком дорого.

– Ну а что делают те, кто может себе это позволить? – не отступала она.

– Обычно ждут здесь, пока она не появится. Вот ежели вы снимете комнату или даже подождете тут, возле двери, чтоб не мерзнуть на улице, вам не надо будет переживать о том, чтоб поспеть вовремя. Тут-то вы ее точно не упустите.

– Мне как-то не хочется ждать здесь, – откровенно ответила Кейт, с отвращением окинув взглядом комнату. – Здесь грязно, скорее всего тут водятся клопы, и я не могу поручиться, что вы не ударите меня по голове и не заберете мой кошелек, как только я потеряю бдительность.

Грубое ржание парочки у двери подтвердило подозрения Кейт, а трактирщик едва не потерял самообладание.

Кейт подняла чемодан и повернулась, собираясь уйти, но не успела сделать и двух шагов, как трактирщик преградил ей путь.

– Вы же не собираетесь уйти, мисс? Может, все ж таки пообедаете, как я предлагал, или хотя бы выпьете кружечку горячего кофе? – Она попыталась обойти его, но он снова встал у нее на пути. – По улицам ходить опасно. Никогда не знаешь, кто может подкрасться из-за спины.

Его улыбка была неприятной.

– И лишить вас этой привилегии? – язвительно заметила Кейт, упорно продолжая держаться вызывающе. Ей не терпелось оказаться подальше от этого человека. – Благодарю вас за заботу, но не соблаговолите ли вы отойти в сторону. Я подожду карету на улице, где, уверена, буду в большей безопасности.

Мужчина не шелохнулся. Она огляделась в поисках другого выхода, но была неприятно потрясена, увидев, что двое остальных мужчин уже не стоят без дела у двери. Они стоял прямо за ее спиной, отрезав все возможные пути к отступлению.

– Я попросила вас отойти в сторону, – сказала она, отчаянно пытаясь скрыть страх в голосе. – А ну, прочь с дороги, не то я заставлю вас пожалеть о вашей дерзости!

Ее сердце билось так сильно, что она едва слышала свой голос. Ей пришлось сжать кулаки, чтобы унять дрожь в руках.

– Я никак не могу дать вам уйти, мисс. Неизвестно, кто может встретиться вам на улице, – сказал он, шагнув к ней. – И что же такая бедняжечка будет делать, ежели некому будет за нее вступиться?

– В последний раз прошу вас, дайте мне пройти. Если вы приблизитесь ко мне еще хоть на шаг, я закричу так, что через несколько минут сюда сбежится вся деревня!

– А что, ежели они вас не услышат? – спросил он, и она увидела, как он протянул к ней руки.

– Они услышат это, – выпалила она, открывая кошелек и засовывая туда руку. Однако почти в ту же секунду ее рука застыла, и с облегчением она выдохнула: – Слава Богу, ты здесь!

Глава 8

Трактирщик так и не понял, кто его ударил. Чья-то рука развернула его, и кулак врезался в его лицо с такой силой, что он свалился на пол. Остальные мужчины ретировались в пивную, и Кейт осталась один на один с беснующимся Бреттом.

– Только простофиля мог прийти сюда с кошельком, набитым деньгами. Тебя могли убить!

Бретт был очень зол, и его голос чуть не срывался на крик, но Кейт показалось, что она уловила тревогу в его гневном тоне.

– Я сама могу о себе позаботиться! – вскинулась Кейт, не сумев, однако, скрыть облегчение в голосе. – По крайней мере его намерения были ясны мне с самого начала.

– Быть может, я и занимался с тобой любовью без твоего позволения, но я не стал бы бить тебя по голове из-за нескольких кусочков золота и скидывать твое тело в канаву! Кроме того, ты не можешь отрицать, что тебе это понравилось, – парировал он, тут же позабыв о ее попытке сбежать.

Кейт залилась краской, вспомнив о предательстве своего тела, но она была полна решимости не дать Бретту в этот Раз взять над ней верх: она проигнорировала его замечание, предпочитая скрестить с ним шпаги на более твердой почве.

– Я все предусмотрела, – сказала она, открыв кошелек. – Я взяла твой пистолет. – Она вытащила маленький пистолет Бретта с перламутровой рукояткой. – И он заряжен.

Бретт разразился таким заразительным смехом, что гнев Кейт почти сразу испарился.

– Для девушки, которая всю свою жизнь провела под замком, ты необычайно предприимчива, – сказал он, когда к нему вернулась прежняя серьезность. – Смело, но глупо. Или ты решила избавить мир от всех воров и негодяев?

Кейт побледнела, вспомнив об убитом ею разбойнике, но пик гнева Бретта уже миновал, и теперь он заговорил более миролюбиво.

– Знаю, прошлой ночью я не очень хорошо с тобой поступил, но тебе не нужно подвергать себя такой опасности, чтобы оказаться от меня подальше. Дай мне свой билет. Я сам отвезу тебя в Лондон в целости и сохранности. – Он порвал билет и швырнул обрывки в трактирщика. – А теперь пойдем назад, Матильда вся извелась из-за тебя.

– Но он не вернул мне деньги, которые я отдала ему за билет, – сказала Кейт Бретту. Она опустилась на колени и принялась шарить в карманах трактирщика.

– Дорогая моя девочка, – возразил Бретт, – ты определенно не в силах пережить потерю нескольких фунтов.

– Я взяла эти деньги в долг. Нет, – поправила себя Кейт, – я украла их у тебя, и не уйду, пока не получу их обратно. По крайней мере так я избавлю себя от новой порции унижений, потому что мне не придется просить дядю вернуть их тебе. – Кейт вывернула карманы трактирщика, вывалив на пол кучу всякой всячины, но не нашла свои два фунта и шесть центов. – Ты не мог бы сделать мне одолжение и перевернуть его?

– Ты впала в такое отчаяние из-за нескольких монеток?

– Я не впала в отчаяние, а полна решимости. Я не желаю быть обязана тебе даже шиллингом, – сварливо заявила она.

Слегка толкнув трактирщика мыском сапога, Бретт перевернул его на спину. Кейт нашла деньги во внутреннем кармане и тщательно отсчитала нужную сумму.

– Теперь мы можем идти, – сказала она, поднимаясь на ноги.

Она нагнулась было, чтобы поднять чемодан, но остановилась. На ее губах заиграла озорная улыбка. Сняв капюшон, чтобы он мог в полной мере ощутить воздействие ее великолепных глаз, Кейт наградила Бретта ослепительной улыбкой.

– Ты поможешь мне в этот раз нести чемодан, или мне придется самой нести его по улицам?

Она простодушно смотрела на него из-под трепещущих ресниц.

– Ни то, ни другое, – ответил Бретт, в то время как чувство юмора боролось в нем с гордостью. – Я попрошу Майкла прислать за ним мальчика-коридорного.

– Ну уж нет, – отрезала Кейт, теперь ее глаза ярко сверкали. – Все, что у меня есть ценного, находится в этом чемодане. Если трактирщик хоть наполовину такой негодяй, каким я его считаю, мальчику-коридорному нечего будет нести, включая сам чемодан. Я возьму его с собой, даже если мне придется тащить его всю дорогу.

Она схватила чемодан и, вздернув подбородок, направилась к двери.

– Дай его сюда, – прорычал Бретт, с одной стороны, злясь, а с другой – восхищаясь тем, как ловко она поймала его в ловушку. – Мне так и хочется бросить тебя вместе с этим проклятым чемоданом в первую реку, которая встретится на моем пути! – Он схватил чемодан с того места, куда его поставила Кейт, но та лишь одарила его ангельской улыбкой и, опередив его, вышла из таверны. – А прежде чем это сделать, я удостоверюсь, что к твоей шее крепко привязан мешок с камнями, – заявил Бретт вслед удаляющейся девушке, в то время как лицо его медленно расплылось в одобрительной ухмылке. Но не успели они пройти и четверти пути, как Бретт остановил мальчишку и заплатил ему, чтобы тот нес чемодан весь оставшийся путь. Кейт была уязвлена, но благоразумно промолчала.

Волнение Матильды было так велико, что ждать в гостинице было выше ее сил. Едва завидев, как они идут по дороге, она бросилась к ним, радостно причитая и ругаясь, хотя Кейт была еще слишком далеко, чтобы ее услышать.

– Хвала Господу! Я так переживала, что прямо не знала, куда себя девать, – пыхтела она, семеня к ним. – Я так и знала, что вы замышляете что-то ужасное, когда вы заладили про этот мерзкий дилижанс. У меня душа была не на месте, поэтому я вернулась в комнату, чтоб попробовать уговорить вас остаться. А когда я увидела, что вас нет, меня чуть паралич не разбил! Я едва удержалась, чтоб не завизжать.

– Она не придумала ничего лучше, – ухмыляясь, перебил ее Бретт, – чем броситься мне на шею, едва я переступил порог, причитая, что ты сбежала и теперь тебя как пить дать найдут в канаве с проломленной головой.

Бретт обхватил Матильду своими сильными ручищами, так что она не могла пошевельнуться.

– Не смейте приставать ко мне на дороге у всех на виду, вы, несносный мальчишка! – хихикнула она. – Вы погубите мою репутацию!

– Твою репутацию ничто не погубит. Все и так знают, что ты беспощадная тиранка, которая держит слуг в ежовых рукавицах, а многострадального мужа под каблуком.

– Полно вам ерничать, мистер Уэстбрук, – сказала Матильда, пытаясь оправить фартук и вернуть наколку на голове в прежнее положение. – Я уверена, что забочусь о своем муже ничуть не меньше других. – Она смущенно принялась разглаживать платье. – И если я то и дело подсказываю ему, как себя вести, то, уверена, так поступают все добросовестные жены. А что до этих служанок, – сказала она с прежней решительностью, – так, если я не буду следить за ними днем и ночью, они будут валяться на кровати до завтрака и ни за что не успеют прибрать комнаты до обеда.

В глазах Бретта плясали веселые искорки, и Кейт подумала, что он невероятно красив, когда спокоен и счастлив.

«Как бы мне хотелось, чтобы он вот так посмотрел на меня!» – мелькнула в ее голове непрошеная мысль. От воспоминаний о его сильных, надежных руках легкий румянец тронул ее щеки. Кейт одернула себя, вспомнив, что он коварный обольститель. Она дала себе слово, что больше ей никогда не придется терпеть его общество, но об этом трудно было помнить, когда он так улыбался.

Они почти подошли к двери гостиницы, когда с дороги их окликнул знакомый голос. Мчавшаяся на бешеной скорости двуколка резко остановилась, так что лошади едва не задели копытами голову Кейт, и она узнала юного Питера Федерса.

– Я встречал детей, которые и то лучше управляются с упряжкой, – прогремел Бретт, приблизившись к мордам разгоряченных лошадей.

– Не вздумайте заезжать на этой штуковине во двор! – рявкнула Матильда, столь же нетерпимая к неумехам, как и Бретт. – Я не хочу, чтоб вы снесли ворота.

Попытки Федерса защитить себя остались незамеченными. Бретт передал лошадей конюхам, а Матильда тем временем подтолкнула юношу к двери.

– Забудьте про мою езду, – сдавшись, произнес он. – Я приехал предупредить вас, что Мартин с шерифом гонятся за вами. Они хотят тебя арестовать.

– Что он надеется этим добиться? – спросил Бретт, в то время как женщины удивленно уставились на Федерса, не веря своим ушам. – Как ты об этом узнал?

– Подслушал его вчера вечером. Я должен был догадаться за ужином, что что-то не так, но после этого бренди у меня голова просто трещала. Он по-всякому угрожал тебе, но был что-то уж слишком радостным.

– Мартин всегда грозится с кем-нибудь разделаться, – встряла Кейт. После ужина я вышел в сад и услышал, как он с кем-то разговаривает в библиотеке, но не обратил на это внимания, пока не услышал имя Бретта. Мне пришлось продираться сквозь какие-то ужасные, огромные кусты, чтобы подойти к окну. Ваш брат должен подстричь эти кусты, мисс Вариен, – сказал Федерс, тут же потеряв нить рассказа. – Там полно шипов.

– Будь любезен, не отвлекайся! – вспылил Бретт.

– Да, так вот, я услышал, как Мартин сказал, что он хочет, чтобы Бретта бросили в тюрьму. Я был так потрясен, что украдкой заглянул в окно, но человек, с которым он разговаривал, стоял ко мне спиной. Мартин сказал о вас парочку гадостей.

– В этом нет ничего необычного, – высказала свое мнение Кейт.

– Когда мужчина наконец повернулся, я все равно не разглядел его лица, – все эти проклятые колючие кусты, – но вы можете представить мое удивление, когда он заговорил и я узнал голос Фрэнка Бойнтона!

– Он справедливый человек, насколько хватает его разума, – сказал Бретт. – Он наверняка не поверил в бредни Мартина.

– Сперва нет, но когда экономка рассказала свою историю, ему ничего не оставалось, кроме как согласиться отправиться вслед за тобой.

– Но Изабелла ничего не знает, – возмущенно заявила Кейт. – Она даже еще не проснулась, когда я уезжала!

– Я ничего об этом не знаю, но она сказала, что Бретт всю неделю осыпал вас комплиментами и не давал вам проходу. И скорее всего вскружил вам голову своей лестью. Он уговорил вас прогуляться верхом с утра пораньше, а потом похитил. Мартин сказал, что ты собираешься сбежать во Францию, пока он тебя не догнал.

От потрясения Кейт потеряла дар речи, но Матильду не коснулась эта напасть.

– Вот те на! Его надо заковать в кандалы за такие россказни!

– Это Бретта закуют в кандалы, если он не поторопится, – заметил Федерс.

– Я этого не допущу! – негодующе заявила Кейт. – Я расскажу шерифу, как Мартин выгнал меня из дому.

– К сожалению, твое слово ничего не стоит против слова Мартина. Ты несовершеннолетняя, и он твой опекун, – ответил Бретт. – Если он обнаружит нас вместе, то этого уже будет достаточно, чтобы осудить меня.

Кейт побледнела.

– Что же нам делать?

– Мы с Майклом будем рады помочь, чем сможем, – предложила Матильда.

– Спасибо, но я предпочитаю разобраться с этим делом, не втягивая в него других людей. – Он повернулся к Кейт: – Ты согласна поехать со мной во Францию?

Кейт изо всех сил старалась унять громко бьющееся сердце.

– Мы не едем в Лондон?

– Сейчас нам нельзя там показываться, в Англии тебе оставаться опасно.

У Кейт голова шла кругом. Слишком о многом надо было подумать, но на это совершенно не было времени. Она знала, что должна думать о будущем, о том, где найти работу, как жить, о том, сможет ли она прожить без поддержки семьи, но все, о чем она могла думать, это спокойствие, которое она ощущала в присутствии Бретта, все, что она могла видеть, это неотразимое обаяние его улыбки, и все, что она могла чувствовать, это прикосновение его губ к ее коже. Оказавшись перед выбором, ехать ли с ним, невзирая на последствия, или скорее всего никогда больше его не увидеть, Кейт ни секунды не колебалась.

– Да, – услышала она свой голос.

Так или иначе, они оба поняли, что она приняла судьбоносное решение.

– Через полчаса ты должна быть готова отправиться в путь.

– Я уже собралась, – с едва заметной улыбкой сказала Кейт. – Я могу отправиться в путь прямо сейчас.

– Не волнуйся, – горячо заверил ее Бретт. – Я не позволю Мартину добраться до тебя. Матильда, скажи Майклу, чтобы мою карету немедленно подготовили и погрузили в нее остальные вещи Кейт. А теперь поторапливайтесь обе!

– Когда ты уехал? – спросил он, снова повернувшись к Федерсу. – Кто-нибудь знает, куда ты направился?

– Я сказал Мартину, что хочу рано утром отправиться в Ньюмаркет.

– Тогда туда ты и поедешь. Полезай обратно в свою двуколку и даже не вздумай менять лошадей, пока не окажешься по крайней мере в десяти милях отсюда. Тебя я тоже не хочу втягивать в это дело.

Федерс попытался было протестовать, но Бретт был непреклонен.

– Когда выедешь на большую дорогу, можешь остановиться перекусить. Сделай что-нибудь примечательное: поменяй лошадей или еще что-нибудь, что захочешь, чтобы трактирщик тебя запомнил.

Бретт крикнул, чтобы подали двуколку, и понукал конюхов с таким рвением, что Федерс отправился в путь в кратчайшие сроки.

К тому времени карета Бретта была готова. Матильда торопливо вышла из гостиницы со свертком, в котором лежали хлеб с сыром, холодная ветчина и яблоки.

– Вы проголодаетесь раньше, чем доедете до Дувра, – сказала она, заботливо положив еду в карету. – Вы сможете чего-нибудь выпить, когда будете менять лошадей, но у вас не будет времени ждать, пока вам приготовят поесть.

В ее движениях не было прежней бодрости и живости. Она выглядела уставшей.

– Вы же не позволите им обидеть мисс Вариен? – спросила она обеспокоенным голосом. – Бедняжка рассказала мне кое-что о своем брате. Вы же не допустите, чтоб они забрали ее обратно в этот замок? Это ведь самая настоящая тюрьма.

Она явно была расстроена.

– Я буду очень хорошо о ней заботиться, – сказал Бретт, потрепав пожилую женщину по руке. – Я надеялся отвезти ее к своей тете, но теперь это невозможно. Надо будет придумать, где ее пристроить в Париже на то время, пока я буду в Африке.

– Мистер Уэстбрук, вы же не сделаете ничего плохого этой бедной девочке, правда? – воскликнула Матильда, которая больше не могла сдерживать страх, но на этот раз не желала называть вещи своими именами. – Она хорошая девушка.

Бретту не понравилось, что Матильда видела его насквозь, но он и не стал притворяться, что не понял ее.

– Выкинь из головы дурные мысли. Она заслуживает только самого лучшего, и я позабочусь, чтобы она это получила.

Он сказал это с такой неожиданной искренностью, что Матильда изучающе посмотрела ему в лицо, пытаясь найти ключ к его мыслям. Она не смогла бы сказать, что там увидела, но это успокоило ее.

Кейт вышла из гостиницы, а следом за ней – Майкл.

– Прошу прощения, что я так задержалась, но я не знала, что миссис Фрэнке на улице, а я не могла уехать, не попрощавшись с ней.

Она обвила руками Матильду и крепко прижала к себе. Матильда смахнула с трясущихся щек крупные слезы.

– Берегите себя, мисс, и знайте, что, когда бы вы ни вернулись в Англию, двери нашего дома всегда открыты для вас.

Она подтолкнула Кейт к карете, где ее ждал Бретт, но та подбежала к Майклу и бросилась ему на шею. Она крепко поцеловала его в обе щеки, отчего бедняга покраснел до ушей.

– Если ты не поторопишься, мы так и будем стоять здесь, когда Мартин галопом влетит во двор, – сказал Бретт.

Кейт бросила на него упрекающий взгляд, но быстро забралась в карету, гневным взмахом руки отвергнув его помощь. Не обращая внимания на ее раздражение, он запрыгнул внутрь следом за ней.

Пока карета медленно выезжала со двора на дорогу, Матильда махала рукой и весело, насколько позволяла тяжесть на сердце, улыбалась, но как только та скрылась из виду, она уткнулась лицом в тощую грудь мужа.

– Я просто знаю, что с бедняжкой случится что-то ужасное, – всхлипнула она. – Я просто знаю. И не думай, что рядом с мистером Уэстбруком она будет в безопасности, – сказала она, подняв залитое слезами лицо и с укором показав пальцем на мужа. – Этот мужчина – волк в овечьей шкуре!

Спустя годы Кейт мало что могла вспомнить об их ужасной гонке к побережью. Они стрелой летели по деревенским просторам, мчались сквозь города и села, меняя лошадей по мере необходимости и урывками отдыхая с позволения Бретта в коротких перерывах между постоянной тряской в карете. Кейт кусок не лез в горло от волнения, а Бретт дважды поел хлеба с сыром, который им дала Матильда. Когда сгустились сумерки. он настоял, чтобы Кейт тоже что-нибудь съела. Она сдалась и взяла яблоко, но, поскольку оно было прошлогоднего урожая и уже сморщилось, девушка вскоре пожалела, что вообще согласилась что-то съесть.

– Как долго нам еще ехать? – Кейт столько раз задавала этот вопрос, что ответ Бретта был довольно резким.

– Мы едем быстро, так что должны быть в Дувре раньше девяти, но мы торопимся не только для того, чтобы избежать встречи с Мартином. Если мы успеем к вечернему отливу, то завтра утром будем во Франции, и все решится быстро и просто. Если нет, то сегодня я буду вынужден искать, где тебе переночевать, а завтра – где тебе столоваться. Что касается Мартина, то мы узнаем, где он, только если он нас догонит.

В дальнейшем Бретт наотрез отказался отвечать на новые вопросы и даже вести обычную беседу. Это разозлило Кейт, но она уже начала привыкать к его высокомерной манере вести себя, поэтому просто набралась терпения и ждала.

Они прибыли в Дувр без десяти девять, остановились на минутку, чтобы известить капитана, нанятого Бреттом, что им немедленно нужны матросы, и продолжили путь мимо нескольких больших и маленьких судов. Вскоре доки остались позади, но карета не замедлила ход. Стоявшие на отшибе домики почти скрылись из виду, когда, к большому облегчению Кейт, карета свернула с дороги и остановилась напротив большой яхты, стоявшей на якоре в укромной бухте.

Кейт с опаской смотрела на нее. Яхта казалась слишком маленькой, чтобы на ней можно было пересечь такое огромное водное пространство, но Бретт явно не разделял ее сомнений, потому что резво выбрался из кареты. Видя его энтузиазм, Кейт попыталась взбодриться, но ей никогда прежде не доводилось бывать на корабле, и даже от мерного покачивания волн возле берега у нее к горлу подступила тошнота. Кейт преследовало гнетущее чувство, что морская болезнь сразит ее раньше, чем они успеют выйти из доков.

Наблюдая, как ее багаж погружают на борт, она осознала бесповоротность того, что собиралась сейчас сделать, и почувствовала страх и одиночество. Она собиралась уехать в чужую страну с человеком, о котором почти ничего не знала. До сих пор он все решал сам, не спрашивая ее мнения, и Кейт не имела ни малейшего понятия, что с ней будет дальше. Даже сейчас Бретт ушел, предоставив ее самой себе. Как можно вверить себя мужчине, которому почти нет дела до того, что она за человек, что она чувствует и что думает?

Бретт сбежал вниз по сходням и с изумлением обнаружил, что Кейт по-прежнему сидит в карете.

– Мы сломя голову несемся почти через всю Англию к этой чертовой яхте, а ты тут сидишь, разинув рот, словно боишься, что она тебя проглотит! Ради Бога, поднимайся на борт! Мы зашли так далеко не для того, чтобы твои страхи погубили все в последнюю минуту.

Ей довелось слышать в голосе Бретта разные оттенки – от дружелюбия до гнева, но она впервые получила грубый приказ командира, который требует немедленного повиновения. Кейт выбралась из кареты и начала торопливо подниматься по толстым доскам, попутно ругая себя за то, что так безропотно подчиняется его приказам. Что ему нужно, шептала она себе под нос, так это человек, который отказался бы подчиняться, человек, который не спасовал бы перед ним, но Кейт знала, что пока не готова стать таким человеком, поэтому поспешила взойти на борт.

– Поменьше думай о качке, и она тебя не побеспокоит, – сказал Бретт, помогая ей подняться по сходням. – Но если станет муторно, подумай, что сделает Мартин, если тебя найдет, – и наверняка станет легче.

Он подвел ее к крутой, узкой лестнице, опускавшейся в темный и узкий коридор, по правую сторону которого располагалось несколько комнат.

– Здесь твоя каюта, – сказал он, открыв вторую дверь. – Она маленькая, но здесь есть все необходимое. Если хочешь, можешь подняться на палубу, пока мы не отчалили. Луна полная, а море на редкость спокойное, но оденься потеплее – на палубе холодно.

Кейт не знала, как относиться к романтическому приглашению, преподнесенному в столь неромантичной манере, но она была слишком озабочена качкой, чтобы ломать над этим голову. С каждой минутой желудок все больше давал о себе знать.

– А что, если я заболею? – спросила она.

– Заболеешь? – спросил Бретт. – С какой стати ты должна заболеть?

– Я имею в виду морскую болезнь, – пояснила она. – От этой качки мне что-то нехорошо.

Бретт никогда не страдал морской болезнью и абсолютно не понимал людей, которые не отличались подобной выносливостью.

– На палубе ты можешь свесить голову через поручни, но здесь, внизу, лучше держать под рукой тазик. У матросов не будет времени за тобой убирать.

Он круто повернулся и вышел.

К этому времени Кейт настолько привыкла к его нелюбезным ответам, что не стала бы попусту тратить время на гнев, даже если бы ее не мутило с такой страшной силой. Она даже не удосужилась проверить, весь ли ее багаж погрузили на борт. Если ее вещи забыли, значит, ей просто придется обойтись без них. Кейт поставила тазик на пол возле кровати и легла. Может, ей станет лучше, если она немного полежит.

Кровать была узкой и короткой, но довольно удобной, и девушка обнаружила, что лежа действительно чувствует себя немного лучше. Она радовалась, что не стала есть много. Кейт надеялась, что на пустой желудок ее не так быстро стошнит.

Спустя несколько минут Кейт почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы подняться на палубу, но стоило ей сесть, как у нее тут же закружилась голова. Она снова легла и подождала, пока голова не перестанет кружиться, после чего снова села, на этот раз медленнее. Ее по-прежнему немного покачивало, но не так сильно, как раньше. Она была полна решимости оказаться на палубе, когда они будут отчаливать от берега, даже если ей придется стоять, свесив голову через поручни, от Дувра до Кале. Она покажет этому бессердечному аристократу, что может перенести морское путешествие не хуже любого мужчины.

Освежающая струя холодного морского воздуха ударила ей прямо в лицо, так что Кейт пошатнулась. Бретт тут же предложил свою помощь, и она благодарно прислонилась к нему. Он подвел ее к поручням возле носа яхты. Вид открытого моря вызвал новые спазмы в желудке, и она вцепилась в поручень обеими руками. Кейт решила, что если ее должно стошнить, то она сделает это прямо на Бретта. Так ему и надо за его черствость! Представив себе его изумленное лицо, она улыбнулась, несмотря на неприятное ощущение, будто ее внутренности разбредались сразу в нескольких направлениях. Однако, поразмыслив, девушка решила, что все-таки разумнее не делать этого. Она не могла поручиться, что он не выбросит ее за борт.

Когда Мартин узнал, что Федерс уехал из Райхилла еще до рассвета, он долго и страшно ругался. К тому времени, как приехал Бойнтон, он довел себя до такого исступления, что даже не смог вежливо ответить на его приветствие.

– Этот придурок Федерс уехал, чтобы предупредить их, – выругался он. – Если ты так и будешь стоять тут и прохлаждаться, мы упустим этого ублюдка и они удерут во Францию!

– Я знаю этого парня еще с тех пор, когда он носил короткие штанишки, – сказал Фрэнк, недовольный тем, как Мартин истолковал поведение Федерса. – Он юный бездельник, но не в его характере содействовать похищению.

Не удостоив его ответом, Мартин вонзил шпоры в бока лошади и бешеным галопом помчался по подъездной аллее.

Они целый день мчались во весь опор, не останавливаясь даже для того, чтобы решить, какой дорогой ехать. Мартин настаивал, что парочка направилась к побережью, а к Дувру вело мало дорог. Несмотря на нетерпеливое брюзжание Мартина, Бойнтон несколько раз останавливался, чтобы спросить, не проезжала ли здесь карета Бретта. Поскольку ответ довольно часто был положительным, это убедило его, что Мартин был прав в своем предположении.

Они добрались до Дувра чуть позже девяти, измученные и покрытые пылью. Мартин хотел немедленно приступить к поискам парочки, но Фрэнк отказался.

– У меня нет никаких полномочий в этом округе, – сказал он Мартину. – Я не могу ничего сделать, пока не поговорю с местными властями.

– Ты просто тянешь время, чтобы этот злобный дьявол успел сбежать! – взорвался Мартин.

Фрэнк сдержал гнев и попытался объяснить Мартину, почему ему необходимо заручиться согласием местного констебля, но тот проклял Фрэнка вместе с полицией Дувра и умчался галопом в ночь. Он гнал взмыленную лошадь от одного конца доков до другого, останавливая каждого встречного с требованием сказать ему, где стоит яхта Бретта. Услышав, что они этого не знают, он сбил одного человека с ног ударом рукоятки пистолета, а другого попытался переехать лошадью. Наконец он нашел моряка, который рассказал ему о яхте в бухте на окраине города. Лошадь Мартина чуть не свалилась на землю, когда он резко развернул ее и снова всадил шпоры в ее окровавленные бока. Он знал, что уже начинается отлив. Через несколько минут яхта выйдет в море, а он был полон решимости найти Бретта, прежде чем тому удастся сбежать.

Кейт вместе с Бреттом молча любовались ночным небом, когда из сгущающихся сумерек вынырнул Мартин верхом на загнанной лошади. Когда Мартин спешился, уже отдали швартовы, и моряки втаскивали сходни на борт. Сделав нечеловеческое усилие, он одним отчаянным прыжком преодолел водное пространство, отделявшее отчаливавшую яхту от берега, и сумел уцепиться за поручни. От потрясения матросы не смогли ничего предпринять, а лишь молча наблюдали за тем, как Мартин с победным криком втаскивает себя на борт.

Острый слух Бретта уловил цокот копыт приближающейся лошади, и он отскочил от поручня, прежде чем Мартин вынырнул из темноты. Втолкнув Кейт в раскрытую дверь позади себя, он двинулся навстречу Мартину, чтобы схлестнуться с ним один на один.

– Ты думал, что тебе удастся сбежать от меня, когда этот червяк Федерс приехал предупредить тебя, – прорычал Мартин, – но на этот раз я оказался хитрее. Я мчался, как Цербер^[4], и, черт подери, добрался до тебя!

– Не говори чепухи! – отрезал Бретт. – Или я должен думать, что тебя замучили угрызения совести и ты приехал умолять сестру простить тебя?

– Я никогда никого не умоляю! – неистовствовал Мартин. – Я заставил шерифа подписать приказ о твоем аресте по обвинению в похищении человека. А теперь, когда ты провел ночь с этой шлюхой, можно выдвинуть обвинение еще и в изнасиловании. Я позабочусь, чтобы тебя заковали в кандалы еще до рассвета. Ты больше никогда не сможешь показаться в Лондоне.

– Нет! – просипела Кейт.

– Не будь таким дураком, – приказал Бретт. – После того как ты оскорбил сестру на глазах у стольких свидетелей, ты не смог бы добиться обвинительного приговора, даже если бы сам подобрал присяжных.

– Я ее опекун, и, пока она не стала совершеннолетней, всякий, кто увозит ее от меня без моего согласия, является совратителем и вором!

Душевное волнение Мартина было столь велико, что его голос сорвался, не выдержав напряжения.

– Может, в Англии и есть такой закон, но с тех пор, как ты поднялся на борт, мы отплываем все дальше от берега, – с манерной медлительностью произнес Бретт. – Через несколько минут мы выйдем в открытое море и окажемся вне досягаемости шерифа.

Оторвав взгляд от полного презрения лица Бретта, Мартин устремил взор в сгущающиеся сумерки в поисках доков – ниточки, связывающей его с Англией, – и полиции, которая, как он был уверен, уничтожит Бретта Уэстбрука за него. Но Вариен с изумлением увидел, что береговая линия осталась далеко позади: они вышли из бухты в открытое море, где спокойные воды залива уступали место бурным волнам пролива. Бретт снова ускользнул из расставленных сетей.

Последняя тонкая ниточка разума Мартина оборвалась, и всепоглощающая ярость к смеющемуся человеку напротив него ослепила Вариена. Он выхватил пистолет и выстрелил.

Глава 9

Кейт бросилась к Мартину, когда увидела, что он достал пистолет, с оглушительным криком повисла на его руке, но опоздала. Полными ужаса глазами она отыскала Бретта и в беспомощной растерянности наблюдала, как он опускается на колени. По его рубашке спереди растекалось темное пятно крови.

Мартин вскрикнул и, пошатываясь, двинулся вперед, но тут же остановился как вкопанный, увидев маленький пистолет в правой руке Бретта. Он услышал выстрел и почувствовал, как пуля вонзилась в его плоть, в то время как Бретт рухнул на палубу. Мартин пошатнулся и упал на поручень. Он из последних сил попытался встать, вцепившись в поручень в отчаянной попытке устоять на ногах, но споткнулся и перекувырнулся через низкие перила. Несколько секунд он висел над морем – его слабеющая хватка была хваткой умирающего.

Кейт оцепенела от потрясения. Один моряк, которого бурная сцена, так стремительно развернувшаяся перед его глазами, приковала к месту, опомнился и бросился вперед, но было слишком поздно. Звук судорожного дыхания сотряс тело Мартина и, отпустив отполированный деревянный поручень, он упал за борт. Темные воды сомкнулись над его телом, и море пригрело на своей груди еще одну душу.

Взгляд Кейт был прикован к Мартину, пока он висел, вцепившись в поручень, но чары рассеялись, когда он упал в воду, и она бросилась к лежащему на палубе Бретту.

– Он не может умереть, – исступленно пробормотала она. – Пожалуйста, Господи, не забирай еще и его.

Она засунула свою маленькую ручку ему под сюртук. Его сердце по-прежнему билось, но пульс был слабым и неровным, и он истекал кровью. Кейт изо всех сил старалась побороть панику, грозившую парализовать ее мозг.

«Думай, – приказала она себе. – Хватит сидеть и ныть, не то он умрет от потери крови. Ты должна вспомнить, что делали, когда ранили егеря Мартина. Огнестрельные раны вряд ли сильно отличаются друг от друга».

Кейт заставила себя мысленно вернуться в день почти десятилетней давности. Даже сейчас она отчетливо видела толстый компресс, который жена егеря крепко прижимала к ране до приезда доктора.

– Отнесите его в каюту, – приказала она столпившимся вокруг матросам.

Когда Бретта подняли, она последовала за ними, раздавая указания всем, кто находился поблизости, – вскипятить воду, принести чистое белье, приготовить бинты, аккуратно положить его, раздеть до пояса, немедленно развернуть корабль и плыть обратно в Дувр.

– Насколько тяжело его состояние, мисс? – спросил капитан, когда матросы положили Бретта на кровать.

– Не знаю, надо немедленно отвезти его к доктору. Рана страшно кровоточит.

– Я сделаю все, что в моих силах, но потребуется около восьми часов, чтобы пересечь пролив.

– Я не имела в виду Францию, – нетерпеливо сказала Кейт. – В Дувре можно найти врача меньше чем за двадцать минут.

– Но мы не можем повернуть назад, мисс. Мы должны уплыть с отливом.

– Но вы обязаны повернуть назад! – настаивала Кейт. – Он может умереть с минуты на минуту.

– Даже если мне удастся развернуть корабль, я не смогу плыть против отлива, мисс, даже ради спасения всех наших жизней. Утром мы будем во Франции, и я позабочусь, чтобы вы попали к доктору, как только мы причалим. Но до тех пор вам придется о нем заботиться! На корабле нет лишних матросов, да и никто из них понятия не имеет, как ухаживать за больными.

Кейт была ошеломлена. Что ей делать? Она не может дать Бретту умереть.

– Я могу помочь, мисс Вариен. – Кейт не сразу узнала камердинера Бретта. – Меня зовут Чарлз.

– Спасибо, – сказала Кейт, быстро взяв себя в руки и повернувшись к капитану, – но мне понадобится по крайней мере еще один помощник.

Капитан начал было протестовать, но Кейт перебила его:

– Только не говорите, что вы никого не можете выделить. Найдите кого-нибудь. Если этот человек умрет, то вам придется несладко, когда станет известно, что вы ничего не предприняли для его спасения!

Рана Бретта снова начала кровоточить. Кейт схватила его рубашку, свернула ее в толстый валик и крепко прижала к ране.

– Пусть кто-нибудь откроет его чемодан и принесет мне еще несколько рубашек. Нет! Порвите простыни на его кровати. Ну же! – крикнула она, увидев, что никто не двигается. – Я не могу делать все сама, когда он истекает кровью. – Кровь уже насквозь пропитала рубашку. – Найди мне носовые платки, много платков, – приказала она Чарлзу. – Они послужат мне вместо корпии^[5]. И мне нужно много длинных лент, – сказала она двум морякам, которые проворно рвали простыню на лоскуты. – Мне придется наложить повязку, которая остановит кровь, пока мы не причалим.

– У меня есть немного лейкопластыря, – предложил капитан.

– Передайте его с человеком, который будет мне помогать. А вы можете вернуться на свой пост. Если уж вы не можете отвезти нас обратно в Англию, то хотя бы позаботьтесь о том, чтобы мы не сгинули в Северном море.

Капитан удалился, с благодарностью воспользовавшись возможностью оказаться подальше от этой властной, острой на язык женщины. Она была молода и потрясающе красива, но он охотнее вступил бы в противоборство с Атлантическим океаном, чем провел вечер в одной комнате с ней.

– Сложи вместе четыре носовых платка и дай их мне, – приказала Кейт Чарлзу. Она убрала пропитанную кровью рубашку и положила на ее место чистый компресс. – Сделай еще один компресс и положи его так, чтобы он был у меня под рукой. Когда закончите рвать простыни на бинты, – обратилась она к морякам, – сделайте из остатков большой, толстый компресс. Мне он понадобится для повязки. Как мне промыть рану? – спросила она Чарлза. – Я боюсь убрать компресс.

– Думаю, кровь ее промоет, – сказал он.

– Надеюсь, ты прав.

Кейт заменила пропитавшийся кровью компресс на новый и с облегчением увидела, что кровотечение уже не такое сильное.

– Если кровотечение остановится до того, как мы сможем отвезти его к врачу, то, возможно, с ним все будет в порядке.

Как только мужчины закончили рвать простыни, Кейт распорядилась, чтобы они сняли с Бретта сапоги, но те так плотно сидели на ноге, что Чарлз был вынужден их разрезать. После этого моряки удалились, чуть не столкнувшись с робким молодым юнгой, у которого в руках была целая охапка корпии, лейкопластыря и прочих медицинских принадлежностей.

– Я – Марк, – робко представился он. – Капитан прислал меня, чтобы помочь вам с мистером Уэстбруком. – Он с сомнением посмотрел на Кейт. – Вы знаете, как ухаживать за больными? Вы выглядите ужасно молодо.

Ему стало неловко за свои слова, как только они слетели с его языка, но он еще больше расстроился, увидев, что плечи Кейт поникли и она, похоже, собирается разрыдаться.

– Простите меня, – извинился он. – Капитан клянется, что в один прекрасный день отрежет мне язык.

– Ты прав. Я ничего не знаю о том, как ухаживать за больными, – сказала Кейт, быстро взяв себя в руки, – но кто-то же должен о нем позаботиться.

– Кстати, капитан просил меня передать вам, что надвигается шквал, – сказал Марк. – Ничего страшного, но, возможно, нас немного потрясет. Что мне надо делать?

Кейт запретила себе даже думать о шторме.

– Мы должны наложить повязку, достаточно тугую, чтобы не соскользнул компресс, и достаточно давящую на рану, чтобы она перестала кровоточить. Помоги Чарлзу поднять мистера Уэстбрука, чтобы я могла обернуть вокруг него эти бинты.

Несмотря на то что она была очень осторожна, она все равно задела рану, туго бинтуя грудь и плечо Бретта. Вскоре на повязке расплылось красное пятно, но когда оно стало коричневым, девушка поняла, что кровотечение остановилось. Она глубоко вздохнула и вознесла к небу молчаливую молитву.

– Я иду в свою каюту, чтобы переодеться, – поднявшись на ноги, сказала Кейт. – Позовите меня, если что-то изменится.

Когда она вернулась, на ней больше не было плаща. Она тщательно причесала свои длинные золотистые волосы и надела бледно-голубое платье из нежного муслина, которое было слегка прихвачено лентой под грудью и предоставляло большую свободу движений. Чарлз открыто выказал свое восхищение, а Марк был настолько потрясен ее видом, что вскочил со стула и начал заикаться от смущения.

Кейт не смогла сдержать улыбку. Ей было приятно сознавать, что она привлекательна, даже для таких юнцов, но у нее нет времени на подобную суету, сказала она себе, когда Бретт так болен. Несколько минут, проведенных в одиночестве в своей каюте, дали ей время подумать и привести мысли в порядок.

– Чарлз, постарайся найти тазик с водой и губку. Он мне понадобится на тот случай, если у мистера Уэстбрука начнется лихорадка. И мне нужен еще один тазик для себя. Если это судно начнет раскачиваться еще сильнее, то меня вырвет. Марк, попроси у капитана доску, чтобы мистер Уэстбрук не скатился с кровати. Сама я ни за что его не удержу. И не уходи далеко, потому что ты можешь понадобиться нам в любую минуту.

Чем дальше корабль выходил в открытое море, тем сильнее он раскачивался, и Кейт стало совсем нехорошо. Она уже привыкла к легкому покачиванию волн в бухте, но в проливе волны были выше. Как она станет ухаживать за Бреттом, если заболеет? Она не может просто бросить его и пойти высунуть голову в окно. В конце концов он не лежал бы здесь с пулей в груди, если бы не ее брат.

Кейт почувствовала угрызения совести, вспомнив Мартина. Она давно перестала его любить, хотя его смерть и опечалила ее. И все же ее терзало чувство вины за то, что она не испытывала ничего, кроме облегчения от того, что брат больше не представляет для нее угрозы. Она уже ничем не могла ему помочь, и если ей удастся спасти жизнь Бретту, то она избежит хотя бы одного ужасного последствия его сумасшедшего поведения.

Марк вернулся с доской и вставил ее в паз на кровати, предназначенный как раз для этой цели.

– Капитан просил вас сказать мне, что вы будете есть, чтобы повар смог приготовить вам ужин, пока качка не стала слишком сильной.

– Я лучше вообще ничего не буду есть, если скоро начнется шторм, – сказала Кейт. – Нет никакого смысла наполнять желудок, если меня вывернет наизнанку и вся еда окажется в море.

– Верно, мисс, – ухмыльнулся Марк. – Я буду прямо в конце коридора, если понадоблюсь.

Кейт подтащила кресло к кровати. Она надеялась, что, как только яхта прибудет во Францию, они смогут найти хорошую сиделку, которая снимет ответственность с ее неопытных плеч. Кейт беспокоила ужасная бледность Бретта. От природы у него была смуглая кожа, но сейчас он выглядел таким бледным и изможденным, что она боялась, что он потерял слишком много крови. И наверняка потеряет еще больше, когда будут извлекать пулю. Выражение его лица было таким спокойным и умиротворенным, без гримасы гнева, обычно искажавшей его черты, что она подумала, не умерли он. Но, склонившись над его лицом, она услышала хриплое дыхание и почувствовала, как нежное тепло щекочет ей ухо.

– Милый Боженька, не дай ему умереть, – взмолилась она. – Только не вдали от родных. И не с пулей Мартина в груди. Думаю, я этого не вынесу. Пожалуйста, пусть он поправится, чтобы я хотя бы могла ему сказать, как я сожалею.

Бретт пошевелился, попытался повернуться на бок, но от боли из его груди вырвался исполненный муки стон, и он откинулся навзничь. Кейт нежно промокнула крошечные бисеринки пота у него на лбу и попыталась его успокоить.

– Ты должен лежать спокойно, – мягко сказала она. – Если ты будешь метаться в постели, рана снова начнет кровоточить, а тебе больше нельзя терять ни капли крови.

Бретт лежал спокойно, но неожиданно корабль резко накренило, и желудок Кейт подпрыгнул к горлу. Затем яхта резко опустилась вниз, так что Бретт со всего размаху ударился о стену.

– Чарлз, где ты? – закричала она.

Кейт одновременно пыталась удержать Бретта и зажать рот ладонью. Чарлз влетел в комнату на шаг впереди Марка, и они оба держал и Бретта, чтобы он не упал с кровати, в то время как корабль швыряло то к вверх, то вниз. Кейт бросилась к спасительному тазику.

– Похоже, у нас на руках двое больных, – заметил Марк. – Но вы не волнуйтесь, мисс Вариен. Теперь мы вас одну не оставим.

Кейт снова вырвало.

Следующие несколько часов были самыми ужасными в ее жизни. Все, что она помнила, – это то, что корабль непрестанно болтало из стороны в сторону и ее рвало еще долго после того, как в желудке уже ничего не осталось. В промежутках между походами к тазику она проверяла пульс Бретта и вытирала губкой его лоб: кожа его была такой горячей, что, казалось, обжигала ей пальцы. В ее голове звучала непрекращающаяся литания^[6]: «Мы должны успеть доставить его к врачу».

Солнце поднялось из холодного океана, и с его появлением возродилась надежда. Море раскаивалось в своем неистовстве, но в воздухе висел густой, холодный, вязкий туман, который проник в каюту и заставил Кейт укрыть Бретта одеялом. Ночное испытание убедило ее, что они должны найти гостиницу, как только пристанут к берегу. Бретт просто не сможет поправиться на этой скачущей по волнам посудине.

Капитан вошел в каюту с бодрой улыбкой на лице.

– Доброе утро, мисс Вариен. Марк сказал, что вы пережили ужасную ночь, но, похоже, держались молодцом.

– То, как я держалась, не имеет ровно никакого значения, – равнодушно ответила Кейт. – Сейчас имеет значение только то, чтобы как можно скорее доставить мистера Уэстбрука к доктору.

– Яхта будет во Франции примерно через полчаса. Мы направляемся к маленькой деревушке немного ниже по побережью. Я много раз перевозил мистера Уэстбрука через пролив, и он всегда останавливался в одном и том же месте.

– Вы должны отвезти его в Кале, – запротестовала она. – Ему как можно скорее нужен врач, и надо найти гостиницу, где о нем смогут позаботиться. Где прикажете взять все это в глухой деревне?

– Теперь мы зашли слишком далеко вниз по проливу. Боюсь, возвращаясь в Кале, мы потеряем очень много времени.

Терпение Кейт лопнуло. Она провела последние два дня в карете и последние две ночи без сна, и все это при таких обстоятельствах, с которыми ей никогда не доводилось сталкиваться, и в таком напряжении, которого хватило бы, чтобы вывести из равновесия самую закаленную женщину на свете. А теперь этот капитан, по вине которого она провела самую мучительную ночь в своей жизни, собирается бросить ее в какой-то крохотной деревушке, где, наверное, нет ни доктора, ни медсестры. Она повернулась к нему, – страх, тревога и смертельная усталость питали ее гнев.

– Вы бесчувственный болван! Я словно разговариваю со стеной с той самой минуты, как поднялась на борт этой проклятой посудины! А теперь вы преспокойно заявляете, что собираетесь оставить меня в какой-то захудалой деревушке, словно жизнь мистера Уэстбрука не висит на волоске и не имеет значения, что местный доктор вряд ли отличит человека от лошади. Когда мистер Уэстбрук поправится, я скажу ему, чтобы он позаботился, чтобы вам никогда в жизни не доверили ничего больше гребной шлюпки.

– Послушайте-ка, юная леди, как вы смеете разговаривать со мной, как…

Кейт двинулась на него, подняв кулачки.

– Вон отсюда! – прошипела она. Капитан торопливо попятился назад. – Только переступите порог этой каюты, и я расцарапаю вам лицо в клочья. Если из-за вас этот человек умрет, я лично всажу вам пулю между глаз!

Капитан побагровел, но вышел из каюты. Он не знал, кем была эта ужасная женщина, но она определенно не была женщиной легкого поведения, как он сначала подумал. Только истинная леди могла посмотреть на него так, словно он был ничтожной букашкой, и выставить его из каюты на его собственном корабле. Однако он был вынужден отдать ей должное. Если она останется рядом с мистером Уэстбруком и будет ухаживать за ним, ему обеспечено внимание, достойное самого короля.

Он отворил дверь соседней каюты. Чарлз сидел в кресле и крепко спал. Капитан постучал по двери.

– Вы нужны мисс Вариен. И Марк тоже. Через полчаса мы пришвартуемся, и я хочу, чтобы вы сразу же покинули корабль вместе со своими пожитками.

Он дал себе зарок, что больше никогда не сдаст корабль внаем джентльмену, даже мистеру Уэстбруку. Большинство аристократов имели плохую привычку запаздывать с оплатой, но никто из них никогда не выказывал царственного пренебрежения к его положению главного на корабле, как это сделала Кейт. Единственное, что его утешало, – это то, что никто из членов экипажа не присутствовал при этом.

Несколько минут спустя Чарлз с Марком вошли в каюту и увидели, что Кейт мечется из угла в угол.

– Чарлз, ты говоришь по-французски?

– Да.

– Слава Богу! А ты? – спросила она, посмотрев на Марка.

– Довольно хорошо, мэм. Я больше пяти лет плаваю через Па-де-Кале и почти выучил язык, хотя мне никто не помогал.

– Замечательно. А кто-нибудь из вас знаком с этой деревней, куда мы направляемся?

– Я, – ответил Чарлз. – Мистер Уэстбрук несколько раз там высаживался.

– Тогда ступай в лучшую гостиницу, сними комнаты для всех нас и договорись, чтобы мистера Уэстбрука перевезли туда. Марк, я хочу, чтобы ты нашел врача и сразу же привел его в гостиницу. В деревне ведь есть хороший врач?

– Да, мэм. В деревне есть маленькая английская колония. Один из поселенцев когда-то был известным доктором в Лондоне. У него была практика, о которой можно только мечтать, но он все бросил. Теперь он работает, только когда захочет или если что-то его заинтересует. Не знаю, согласится ли он прийти, но он лучший.

– Скажи ему, что у нас раненый мужчина и он умирает. Скажи ему что хочешь, но приведи его, – приказала Кейт. – Ну а теперь расскажите мне, где находится гостиница и как она выглядит. Согласится ли хозяин гостиницы нам помочь? Мы можем снять всю гостиницу?

Марк довольно испуганно посмотрел на нее.

– Это маленькая гостиница, но она единственная во всей деревне.

– Она называется «Милая мадам», – сообщил Чарлз. – Мистер Уэстбрук раньше там останавливался, и ее владелица мадам Маркюль хорошо его знает. Она старушка со странностями, но привязалась к мистеру Уэстбруку, когда он остановился там в первый раз, и, я уверен, она сделает все, чтобы ему помочь.

– Тогда ты обо всем и договоришься. Я останусь с мистером Уэстбруком. – Кейт повернулась к Марку. – Меня не волнует, что скажет по этому поводу капитан, но я хочу, чтобы ты стоял у поручня в полной готовности сойти на берег, как только мы причалим.

– Уверен, мы сможем договориться с капитаном, чтобы он освободил Марка от его обязанностей, – сказал Чарлз.

– Значит, ты лучшего мнения о христианском милосердии капитана, чем я, – язвительно заявила Кейт. – Делай все, что считаешь нужным, но доктор должен быть поставлен в известность как можно скорее.

Чарлз вернулся через несколько минут и сказал, что капитан отпустил Марка и он уже собрался.

– В таком случае можешь упаковать вещи мистера Уэстбрука, – распорядилась Кейт. – Я должна пойти в свою каюту и уложить чемодан, но через несколько минут я вернусь. У меня немного вещей.

Кейт вернулась через пятнадцать минут. Она сменила платье, накинула на плечи плащ и надела ботинки и рукавицы.

– Мои вещи упакованы и готовы к выгрузке. А как твои дела?

– Я закончил, – ответил Чарлз, закрыв последний чемодан. – Мне надо будет договориться с носильщиками, потому что у мистера Уэстбрука уйма чемоданов в каюте в кормовой части корабля. И он не может без них обойтись. – Он оставил без внимания ее вопросительный взгляд. – Я пришлю кого-нибудь, чтобы дать вам знать, когда все будет готово, чтобы перевезти его в гостиницу. Это не займет много времени. И еще, мисс. Я хочу поблагодарить вас от имени семьи мистера Бретта за все, что вы для него сделали.

Чарлз вышел из комнаты и поэтому не увидел, как глаза Кейт наполнились слезами. Она подошла к стулу возле кровати и села. Кожа Бретта по-прежнему была бледной. Он наверняка умрет, если они поскорее не покажут его доктору. Слезы заструились по ее щекам, как капли весеннего дождя по оконному стеклу. Кейт наклонилась и дотронулась кончиками пальцев до его щеки. Долгое время она пристально смотрела на него, а потом нагнулась и легонько поцеловала горячие, сухие губы, отчего пара слезинок упала на его щеки.

– Я сделаю все, чтобы ты поправился, – с жаром сказала она. – Клянусь перед Богом и всеми святыми! И я сама разберусь со своей жизнью, – добавила она уже более спокойным тоном. – Тебе больше не придется из-за меня страдать.

Слезы покатились по ее щекам, так что его лицо стало таким же мокрым, как ее.

Внезапно раздавшийся топот бегущих ног завладел вниманием Кейт. Судно входило в док, и все матросы были заняты, закрепляя швартовы. Еще немного, и она сможет сложить с себя ответственность за заботу о Бретте. Тогда она сможет вернуться в Лондон и найти дядю Милфорда.

На протяжении всех тех лет, когда ее фактически держали под замком, она мечтала поехать в Лондон, побывать на балах и званых вечерах и познакомиться с новыми людьми. Однако теперь, когда на пути к осуществлению ее мечты не стояло никакой преграды, она поймала себя на мысли, что все это не столь важно, как она когда-то считала, особенно если рядом с ней не будет одного надменного, но очень красивого джентльмена.

«Оставь эти глупые грезы, – сказала она себе. – Он поправится, и ты никогда больше его не увидишь. Ты должна думать о своей собственной жизни, о своем будущем. Подумай о других мужчинах, с которыми ты познакомишься в Лондоне. Там, должно быть, дюжины джентльменов, которые не менее красивы, чем он, и наверняка гораздо внимательнее и добрее».

Кейт вообразила, как ее преследуют толпы восхищенных красивых молодых людей, состязающихся друг с другом за возможность бросить свое сердце и свои несметные богатства к ее ногам. В своих мечтах она представляла, что смеется так весело и улыбается так очаровательно, что они приходят в восторг и лишаются дара речи рядом с ней.

Но она легко, даже радостно, отказывает им, потому что знает, что на свете есть человек, который предложил ей любовь, перед которой меркнут драгоценности, состояния и заверения в любви, расточаемые стоя на коленях. Это любовь, которая преодолеет время и пространство, которая окутает их обоих своим всеобъемлющим теплом. Это любовь, которая возвысит ее в собственных глазах и на которую она ответит столь же пылко.

В комнате воцарится тишина, и толпа поклонников отпрянет назад, сначала удивленно, а потом почтительно склонив головы перед превосходством человека, который пришел, чтобы потребовать ее руки. Она узнает, что он идет, почувствует его приближение даже раньше, чем очертания его фигуры начнут вырисовываться сквозь туман. Вот он приближается все ближе и ближе – его поступь тверда, как и его намерения. Туман начинает редеть, он протягивает ей руку, и Кейт, раскрыв объятия, бросается ему навстречу.

Она слышит, как он зовет ее, и, когда она преодолевает несколько футов, разделяющих их, из ее горла едва не вырывается крик, крик, который был бы его именем. Она протягивает к нему руки и почти оказывается рядом с ним, но пока она отчаянно пыталась выкрикнуть его имя, видение испарилось, и Кейт внезапно очнулась, услышав, как кто-то яростно колотит в дверь каюты.

– Мисс Вариен? У вас все в порядке? – обеспокоенно позвал ее Чарлз. – Дверь заперта.

Кейт тряхнула головой, чтобы избавиться от оставшихся обрывков своих грез, стремительно поднялась и отворила дверь, , но ее ноги были словно налиты свинцом, а мысли витали где-то в облаках.

Чарлз посмотрел сначала на Кейт, а потом на Бретта.

– Я боялся, что с вами что-то случилось.

– Я чувствовала себя неспокойно, когда вы оба ушли, – объяснила Кейт. Ее минутное замешательство исчезло без следа. – Кажется, я задремала.

Чарлз внимательно посмотрел на нее, но не увидел ничего подозрительного.

– Я поговорил с мадам Маркюль, и она согласилась сдать нам всю гостиницу. Она собиралась попросить своего единственного постояльца покинуть гостиницу, но тот пришел в такую ярость от перспективы оказаться под одной крышей с иностранцами, что ушел сам.

– Где матросы? – спросила Кейт. В настоящий момент ее волновало, как доставить Бретта в гостиницу, а не постояльцы мадам Маркюль. – Ты уверен, что они смогут поднять его по ступенькам, не потревожив рану?

Кейт пожалела, что не распорядилась отнести Бретта в каюту на верхней палубе.

– Я глаз с них не спущу, чтобы убедиться, что они помнят о его ране, – заверил ее Чарлз.

Пришли матросы, и Чарлз, руководя их действиями, помог им справиться с трудной задачей вынести Бретта из каюты и поднять по лестнице. Несмотря на то что моряки были очень осторожны, они не смогли преодолеть расстояние, не потревожив рану, и Бретт громко застонал.

– Почему он так стонет? – крикнула Кейт, не имея возможности видеть, что происходит. – Вы, должно быть, делаете ему больно!

Чарлз вздохнул с облегчением, когда они поднялись на палубу. По сравнению с лестницей оставшийся путь до кареты был несложным, хотя причитания Кейт усложняли им работу больше, чем тяжесть обмякшего тела. Чарлзу и Кейт пришлось вместе держать Бретта, чтобы он не упал с сиденья, пока карета стремительно мчалась к расположенной неподалеку гостинице.

Но когда они добрались до гостиницы, Кейт, разинув рот, уставилась, не веря своим глазам, на женщину, встречавшую их у двери. Это была гора жира, одетая, как тридцатилетняя женщина, которая хочет выглядеть на десять лет моложе. Ее лицо было сильно нарумянено, волосы покрашены и завиты, а губы щедро намазаны помадой ярко-красного цвета. Ее зеленые глаза обрамляли обильно накрашенные ресницы, брови были безжалостно выщипаны, а на их месте нарисованы карандашом тонкие полоски. В ушах у женщины болтались массивные золотые серьги, похожие на петли, пальцы были унизаны кольцами, и дорогая с виду нить жемчуга свисала с ее пышной, туго обтянутой корсетом груди. На ней было изумрудно-зеленое платье, отделанное золотисто-кремовым кружевом, у которого был слишком глубокий вырез даже для вечера. Сие чудо природы балансировало в паре хрупких туфелек с такими высокими каблуками, что их обладательница не могла нормально ходить, а была вынуждена передвигаться мелкими шажками.

Ее лицо еще хранило следы былой красоты. Хотя время обезобразило ее фигуру и совершенные черты лица, оно не смогло поколебать силу ее духа и энергию. Кейт испытала шок, замешательство и потрясение одновременно, даже не успев выйти из кареты.

Глава 10

– Mon Dieu! Mon Dieu! – воскликнула мадам Маркюль.

II n'est pas mort?^[7] – Она резко перешла на английский. – Какой он бледный! Осторожнее, вы, олухи! Вы хотите, чтобы он залил кровью мой ковер? Приподнимите ему голову и отнесите в большую комнату на первом этаже. Валентина слишком толстая, чтобы бегать по лестницам, дабы посмотреть, не убил ли его доктор. Sacrebleu!^[8] Вы что, не можете пройти в дверь, не врезавшись в косяк? Неужели Валентина должна снести стены в гостинице для таких увальней, как вы?

Мужчины удвоили свои усилия, подгоняемые ее хлесткими высказываниями.

Валентина заглянула в карету и в ужасе отпрянула.

– Пресвятая дева Мария! Ангел смерти уже здесь! – Она дважды перекрестилась, затем выражение ее лица резко изменилось, и она устремила на испуганную Кейт полный вызова взгляд. – Ты его не получишь!

С этими странными словами она развернулась и торопливо пошагала в гостиницу – семенящая походка нисколько не замедлила ее хода.

– На самом деле она не думает, что вы ангел смерти, – заверил ошеломленную девушку Чарлз. – Она очень эмоциональна. Просто забудьте, что она вообще вас видела. Она точно забудет. Я имел смелость сказать Валентине, что в мистера Уэстбрука выстрелил игрок, взбешенный своим проигрышем за карточным столом. Французы, кажется, терпимо относятся к таким вещам. Я также сказал ей, что мистер Уэстбрук сопровождает в Париж свою юную родственницу.

– Вы очень хорошо справились со своей задачей, – с искренней благодарностью сказала Кейт. – Теперь нам бы только найти сиделку. Я почувствую себя гораздо лучше, когда узнаю, что он в надежных руках.

– Может, доктор порекомендует нам кого-нибудь? Если нет, то Валентина, наверное, сможет вам помочь.

Кейт почувствовала негодование уже от одного упоминания имени этой женщины, но они уже вошли в гостиницу, и до них донесся голос Валентины, грозившей слугам, покате укладывали Бретта на кровать, поэтому она предпочла подавить свое раздражение, чтобы кто-нибудь нечаянно не услышал ее замечания. Как бы ужасна ни была эта женщина, они нуждались в ее помощи.

– Спроси у Марка, может быть, он согласится поработать у мистера Уэстбрука, – сказала Кейт. – Если ты будешь исполнять обязанности дворецкого и камердинера и к тому же улаживать наши проблемы, у тебя не останется времени выполнять поручения.

– Да, мисс, но я не знаю, что скажет на это мистер Уэстбрук, когда придет в себя. Он не очень-то жалует тех, кто вмешивается в его планы.

– Я что-нибудь придумаю. – Кейт одарила его одной из своих самых обворожительных улыбок. – Я всегда могу понизить вас в должности.

– Верно.

«Мистеру Уэстбруку лучше быть начеку, не то на этот раз он угодит в ловушку у алтаря», – подумал про себя Чарлз. Эта девушка была не чета прежним знакомым Бретта.

Кейт прямиком направилась в комнату Бретта, чтобы удостовериться, что его удобно устроили. Валентина прыгала по комнате, суетясь и путаясь у всех под ногами.

– Бедняжка! Такой красивый молодой человек, а истекает кровью и бледный как полотно. – Она повернулась к Чарлзу. – Человека, который сделал эту ужасную вещь, наказали? Ох уж мне эти вспыльчивые люди! Они как дети – палят без разбору, когда их кто-нибудь оскорбит. Ваши судьи, они его повесят, n'est-ce pas?^[9]

– Он мертв, мэм. Мистер Уэстбрук его застрелил.

– Magnifique!^[10] Во времена моей молодости мужчины дрались из-за дам, и тогда никто не умирал.

– Ты же сказал, что она все поймет, – прошептала Кейт. В ответ Чарлз только пожал плечами, а Валентина перекрестилась и склонилась над Бреттом, вглядываясь в его лицо.

– Sacrebleu! Доктор скоро придет. Он выглядит непорочным, как девственница. – Мадам Маркюль затряслась от смеха. – Непорочный, как девственница, – повторила она и засмеялась еще сильнее.

Кейт покраснела до корней волос и застыла на месте как вкопанная.

– Валентина, – неожиданно раздался шепот, – убери от меня свое размалеванное лицо, не то я встану и задушу тебя.

Бретт говорил тихо, его глаза были закрыты, а губы еле шевелились.

– Nom de Dieu! Nom de Dieu!^[11] Мертвец заговорил! – взвизгнула Валентина, словно столкнулась лицом к лицу с самим дьяволом. – Пресвятая дева Мария, защити меня, – взмолилась она и со всех ног выбежала из комнаты.

Кейт торопливо подошла к Бретту, еле сдерживая радость. Несмотря на все усилия, из ее горла вырвался смешок, который быстро превратился в громкий смех. После напряжения последних двух дней облегчение от того, что Бретт пришел в сознание, начисто лишило ее способности контролировать свои эмоции. Слезы покатились по ее щекам, и она засмеялась еще сильнее. Она принялась поправлять подушки Бретта и подтыкать под него одеяла, чтобы скрыть смущение.

– Оставь меня в покое, – проворчал Бретт. – Если только Чарлз не растерял свою сноровку с тех пор, как я его нанял, то в эту самую минуту сюда направляется доктор. К тому времени, как он вытащит из меня пулю, я снова буду без сознания. Вот тогда можешь делать все, что угодно, и я тебя не остановлю.

Кейт потрогала его лоб.

– Как ты себя чувствуешь? Тебе очень больно?

Бретт открыл глаза.

– Я считал тебя умной девушкой. У меня чертовски болит плечо, я чувствую себя так, словно по мне несколько дней ездила карета, и в придачу я должен ждать, когда придет какой-то болван, искалечит меня и заставит глотать лекарство, у которого такой вкус, словно его зачерпнули из навозной кучи. И если этого ему покажется мало, то, возможно, он пустит мне кровь, чтобы убедиться, что у меня не останется сил метаться в кровати во сне. – Он снова закрыл глаза. – А в остальном, не считая этих пустячных жалоб, я чувствую себя прекрасно.

Кейт выпрямилась.

– Ты самый несносный человек из всех, кого я встречала в своей жизни. Мне так и хочется, чтобы доктор порезал тебя на кусочки!

Глаза Бретта по-прежнему были закрыты, но на губах появилась легкая улыбка.

– Можешь удалиться в свою комнату и там заламывать руки. Уверен, Валентина с радостью займет твое место. Она всегда была ко мне неравнодушна.

Ярость переполнила Кейт.

– Как ты смеешь предпочитать мне эту размалеванную ведьму! Она, наверное, водила дружбу с половиной распутников и повес Парижа!

– Почти со всеми. Она держала самый лучший публичный дом во Франции. Париж уже не тот с тех пор, как она удалилась на покой.

От слов Бретта Кейт потеряла дар речи, но, прежде чем она успела сказать ему, как сильно он похож на кое-что, что находят под камнем, дверь приоткрылась, и из-за угла выглянуло размалеванное лицо, на котором был написан вопрос. Звук смеха убедил Валентину, что, что бы ни случилось с Бреттом, он по крайней мере не умер. Любопытство побороло в ней страх, и когда мадам Маркюль украдкой заглянула в комнату и увидела, что Бретт спокойно разговаривает с Кейт, она влетела в комнату, расплывшись в улыбке и от души смеясь над собой.

– Mauvais garcon^[12]. Нехорошо выставлять меня на посмешище перед вашими друзьями! Ты же знаешь, что я жуткая трусиха и удираю, как заяц. Что они обо мне подумают? – Взмахом руки она показала на Кейт. – Вот она, с лицом ангела, она думает, что я всего лишь старая fille de joie^[13]. Она спрашивает себя, почему ты приезжаешь в этот дом entremetteuse^[14]. – Валентина снова посмотрела на Кейт. – Потому что я люблю этого негодного месье, как старый сыр. Helas^[15], будь я на тридцать, даже на двадцать лет помоложе, я бы отбила его у вас, cherie^[16].

Кейт стала пунцовой и устремила на Бретта полный с трудом сдерживаемой ярости взгляд. Валентина лишь рассмеялась.

– Мне рассказали вашу сказочку о кузине, которая едет к тете. Ха! Я что, полная дура? Или слепая? Вам не провести старушку Валентину, но я вас не выдам. Может, вы и приходитесь ему дальней родственницей, но вы без ума от него и ждете не дождетесь, когда сможете увезти его отсюда. Как бы вам хотелось, чтобы я умерла, n'est-ce pas? Валентина понимает, что ревность остра, как лезвие ножа. – Мадам Маркюль изобразила, как в ее горло воткнулся нож, в лучших традициях мелодраматического жанра. – La mort!^[17] – пробормотала она и сделала вид, что сейчас упадет. Внезапно она довольно захихикала. Кейт хотелось, чтобы земля разверзлась у нее под ногами и поглотила ее. Она была раздосадована до предела.

Но тут Валентина внезапно посерьезнела, взяла лицо Кейт в ладони и принялась изучать каждую черточку ее лица критическим взглядом знатока.

– Oui, – со вздохом неохотно признала она, – vousetestres belle^[18], даже красивее, чем я в молодости. Это огромный комплимент, потому что я была необычайно красива. Одна половина Парижа валялась у моих ног, а другая целовала меня в шею. – Она снова сдавленно хихикнула. – Валентина не станет вас больше дразнить. Я слышу чьи-то шаги в вестибюле. Наверное, это le docteur^[19]. Пойду посмотрю. – Мадам Маркюль остановилась в дверях и повернулась к Кейт. – Не волнуйтесь, – ласково сказала она. – Мы очень хорошо позаботимся о месье, лучше, чем в каком-нибудь другом месте, где его не любят.

На Кейт навалилось такое количество противоречивых эмоций, что она была не в состоянии придумать, как выразить смятение, царившее в ее душе. Бретт пристально смотрел на нее, и в его пытливом взгляде читался вопрос.

Валентина вернулась почти сразу и привела с собой доктора Бертона. Это был тщедушный мужчина примерно тридцати семи лет от роду, с аристократичным лицом, испещренным морщинами, и жидкими седыми волосами, но его движения были удивительно проворными, а глаза – живыми и умными. Он сразу подошел к больному.

– Хорошая работа, – сказал он, увидев повязку. – Возможно, она спасла ему жизнь. Жаль ее разрезать.

Бретт почувствовал удовольствие, увидев, что Кейт стало неловко от его похвалы.

– Женщины, быстро принесите мне тазик с горячей водой и губку и освободите помещение, – сказал он, вынимая ножницы. – У меня достаточно корпии для одной повязки, но вам ее понадобится гораздо больше. Будет лучше, если вы немедленно пошлете за ней кого-нибудь. Вы можете остаться, – сказал он, показав на Чарлза. – Мне понадобится кто-нибудь, кто поможет переворачивать больного, и если тот молодой человек в холле все еще болтается без дела, пошлите его сюда. Я отправлю его в аптеку. Состояние больного ухудшится, прежде чем он пойдет на поправку. Кейт побледнела.

– Я бы хотела остаться, если вы позволите, – робко сказала она. – Я постараюсь не путаться у вас под ногами.

– Нет. – Доктор Бертон был категоричен. – Я не хочу, чтобы вы упали в обморок, когда я буду извлекать пулю.

Кейт хотела было возразить, что не упала в обморок, когда Бретта ранили, что всю ночь боролась за его жизнь, но Валентина взяла ее за руку и подвела к двери.

– Вы можете вернуться, когда я закончу, – смилостивился доктор. – Он будет чистый и красивый. Советую вам отдохнуть, пока есть такая возможность. В дальнейшем ему понадобится тщательный уход, вот тогда вы ему очень пригодитесь.

Он вернулся к своей работе, и Кейт вышла с тяжелым сердцем.

– Идемте, ma petite^[20]. Я отведу вас в вашу комнату. Вы уберете свои вещи, а я приготовлю вам чай, который вы, англичане, так любите. – Мадам Маркюль состроила гримасу. – Почему вы не пьете вино? Ах да, рай не может быть повсюду.

На этой философской ноте она распахнула перед Кейт дверь в конце коридора, которая вела в большую, светлую комнату.

– Скажите мне, если вам понадобится что-то еще. Вы получите завтрак, как только мои ленивые служанки его приготовят. Вы должны поесть, пока у вас есть время. – Она ласково улыбнулась. – С ним все будет хорошо, ma cherie, просто прекрасно.

Мадам Маркюль вышла, чтобы распорядиться насчет чая и завтрака.

Кейт подняла с пола чемодан и бросила его на кровать. Похоже, ей не позволят ничего сделать для Бретта. Возможно, раздраженно подумала она, ей разрешат принести ему лекарство, если она будет хорошей девочкой. Она рывком открыла чемодан и нахмурилась, выкладывая вещи. Все платья сильно помялись, и их надо было отутюжить, прежде чем она сможет их надеть.

Как эта старая карга смеет говорить, что она сходит с ума по Бретту? Да, она на самом деле беспокоилась за него, но она скорее будет сходить с ума по козлу, чем по Бретту Уэстбруку! Он обесчестил ее и вместо того, чтобы изобразить подобающее в таком случае раскаяние, сказал, что был бы не прочь сделать это снова. Кейт не могла вспоминать о той ночи без стыда, и ее щеки начинали гореть от воспоминаний о тех полных страсти минутах. Даже если бы она постаралась изо всех сил, она не смогла бы стереть их из памяти, как не могла долго гневаться на Бретта, как бы плохо он с ней ни поступил.

А теперь, после всех его обещаний отвезти ее в Лондон, она застряла в какой-то глухой деревушке на северном побережье Франции. Итак, на сей раз ей не составит никакой сложности сбежать от него, потому что он не в состоянии за ней гнаться. Возможно, придется немного подумать, чтобы составить план действий, но она проедет полпути до Лондона раньше, чем они ее хватятся.

Кейт не могла понять, почему от этой мысли ей вдруг захотелось плакать. Она была не из тех, кто часто плачет. Она не плакала даже тогда, когда издевательства Мартина достигли своего пика. Физически она не могла с ним тягаться, но в словесных баталиях всегда брала над ним верх. Теперь же стена, защищавшая ее от нападок и обид, разваливается на глазах. Может, для всех будет лучше, если она уедет. Ни у кого не будет времени возиться с женщиной, постоянно проливающей слезы над картами, которые сдала ей судьба. Кейт содрогнулась от такой перспективы.

Она громко шмыгнула носом, но вместо того, чтобы окончательно расплакаться, решила, что не даст обстоятельствам сломить себя. После того как она позавтракает и поговорит с доктором, она сядет и не встанет до тех пор, пока не составит четкий план. Она не позволит ни Бретту Уэстбруку, ни капризной судьбе решать, каким будет ее будущее.

– Voila^[21], – заявила Валентина, бесцеремонно врываясь в комнату и прогоняя мрачное настроение Кейт своим заразительным весельем. – Не говорите, что Валентина не заботится о своих гостях, – сказала она, ставя на стол дымящуюся кружку с горячим чаем. – Угощаю ли я чаем других гостей? Да, но мне это не доставляет удовольствия. Приношу ли я его сама? Jamais!^[22]

Но затем мадам Маркюль привела Кейт в ярость, открыв ее платяной шкаф и выдвинув ящики комода, чтобы изучить вещи изумленной девушки.

– Вы, англичане, не умеете одеваться, – заявила Валентина, с отвращением разглядывая то, что там обнаружила. – Вы не дорожите своей одеждой. Для вас она всего лишь тряпка, которой можно прикрыть наготу. Одежда – это нечто живое, нечто, что вдыхает в вас новую жизнь, каждый раз, когда вы ее надеваете, нечто, что заставляет вас чувствовать себя тем, кем вы никогда раньше не были. Но это… – Она презрительно взмахнула рукой. – Это заслуживает смерти. Если бы у меня была возможность одевать вас хоть один сезон или даже месяц, Париж говорил бы о вас много лет. Но не в этих лохмотьях! Фи! – Она захлопнула платяной шкаф. – В них вам тепло, да? Они защищают вашу скромность? С такой задачей справился бы и мешок.

Кейт сгорала от стыда, но Валентина продолжала разглагольствовать:

– А мужчины, они порхают вокруг вас, как бабочки над цветком?

Мадам Маркюль требовательно посмотрела на нее, ожидая ответа.

– Я никогда не бывала в большом городе и не посещала званых вечеров, – призналась Кейт. – Я сама шила себе одежду, и за последние четыре года не видела ни одного мужчины, кроме собственного брата.

Челюсть Валентины отвисла, а глаза чуть не выпрыгнули из глазниц.

– C'est vrai?^[23] Это правда? Вы не водите Валентину за нос?

Кейт покачала головой.

– Incroyable!^[24] Неужели это возможно, пусть даже в такой глупой стране, как Англия? Ma pauvre petite^[25]. Я поговорю с Бреттом. Он отвезет вас в Париж, а Валентина приедет проверить, не прячет ли он вас для себя. – Она разразилась безудержным смехом. – Этот месье большой негодник. Будет очень жаль, если он проглотит вас с потрохами.

– Ах, – вздохнула Валентина. Ее голос внезапно изменился, – быть молодым и наслаждаться Парижем весной – это величайшее счастье на земле. Душа заново рождается, а любовь так же нежна, как аромат цветущих вишен.

Постепенно оживление Валентины сменилось безмятежно-восторженным настроением.

– Однажды утром ты просыпаешься, дрожа от предвкушения, чувствуя, что сегодня произойдет что-то по-настоящему чудесное. Ты паришь на легчайшем облаке, пока вдруг не появляется он. Вы сразу узнаете друг друга, и в этот миг на тебя нисходит полное блаженство. Любовь наполняет твое сердце и возносит на высоты, о которых ты даже не могла мечтать, пока, словно Икар, ты не падаешь на землю, опаленная огнем своей страсти. Боль расставания очень остра, но в зиму жизни ты вспомнишь великолепную весну, когда ты только пробуждалась, и поймешь, что была любима, как немногие на этой земле.

Внезапно призрачная нить ее воспоминаний оборвалась, и Валентина грустно улыбнулась.

– Старость – это самая печальная вещь на свете, но с ней легче смириться, если молодость не потрачена впустую.

Кейт почувствовала прилив жалости к этому величественному увяданию.

– Но довольно обо мне, – резко сказала Валентина. – Мы должны решить, как нам быть с нашим Бреттом.

В ту же секунду в комнату вошла горничная и сказала, что доктор желает поговорить с ними.

– Скажи ему, чтобы он шел сюда, – приказала Валентина, вперив в горничную возмущенный взгляд. – Мадемуазель пьет чай и весьма терпеливо ждет, когда ей подадут завтрак.

Смущенная горничная, заикаясь, ответила, что она не виновата, что повар до сих пор не приготовил завтрак, но Валентина выпроводила ее из комнаты, велев принести завтрак и привести доктора без дальнейших оправданий.

– Ничего не могут сделать сами, – пожаловалась она. – Я выбиваюсь из сил, чтобы научить их, а потом они сбегают, и мне приходится все начинать сначала. Порой мне хочется вернуться в Париж. По крайней мере там девушки приходили на работу подготовленными. – В ее глазах заплясали искорки веселья, когда она увидела, как кровь прилила к щекам Кейт. – Все, что мне нужно было делать, это стоять в дверях и собирать деньги.

Кейт понимала, что мадам Маркюль сказала это, просто чтобы смутить ее. Как эта старая карга может говорить о том, что содержала публичный дома, так, словно всего лишь управляла гостиницей? Как бы плохо Валентина ни относилась к англичанам, ни один из них не позволил бы себе затронуть эту тему в присутствии дамы, а уж тем более отпускать по этому поводу шуточки. Кейт подавила раздражение, но, прежде чем она успела придумать, что сказать в ответ, вернулась горничная с доктором и завтраком.

Вид у доктора Бертона был усталый и обеспокоенный. Валентина усадила его в мягкое кресло, а Кейт налила ему чашку чаю. Он с благодарностью принял ее, но не проронил ни слова, пока горничная не закончила сервировать завтрак и не вышла из комнаты.

– Все оказалось серьезнее, чем я думал. – Он сморщился. – Мистер Уэстбрук сильный человек, но он потерял сознание, когда я вынимал пулю. – Доктор снова отхлебнул чаю и поднял глаза, – от беспокойства морщины на его лице стали еще глубже. – Прошлой ночью он потерял много крови. И сегодня тоже. Из-за этого путь к выздоровлению будет долгим и трудным, но, в сущности, у него хорошее здоровье и сильный организм. Как правило, в таких случаях я предсказываю быстрое выздоровление, но в рану попала инфекция.

Кейт охватило чувство вины. Она знала, что должна была попытаться промыть рану.

– Вероятно, всему виной то, что прошло много времени, прежде чем пуля была извлечена. Я промыл рану так тщательно, как только смог. Возможно, даже лучше, что он без сознания. Немногие мужчины вынесли бы боль от льющегося на открытую рану бренди. Я боюсь, что у него может начаться гангрена. Если это произойдет, он умрет.

Лица обеих женщин приобрели пепельно-серый оттенок.

– Я дал ему лекарство, чтобы он проспал до вечера, и оставляю немного лекарства вам. Используйте его экономно, но не бойтесь давать его больному. В течение следующих нескольких дней он должен как можно меньше двигаться. Ему нужен абсолютный покой. Итак, как вы намерены поделить между собой обязанности по уходу за больным?

– Мы ничего не смыслим в уходе за больными, – сказала Кейт, страшно напуганная его словами. – Я хочу нанять сиделку. Вы никого не можете порекомендовать?

– Я сделаю все, что смогу, – встряла Валентина, – но в комнате больного у меня начинают трястись поджилки.

– Ты угробишь больного своей суетой, – раздраженно заявил доктор.

Валентина чуть не лопнула от возмущения.

– Валентина не stupide^[26], – заявила она. – Я могу ухаживать за ним. Просто я не очень сильна в этом, – смиренно закончила она.

– Вам придется ухаживать за ним, сильны вы в этом или нет, – ответил доктор. – Старушка Мари была единственной хорошей сиделкой в этой деревне, но она уехала жить к сыну, когда умер ее муж. Акушерка сейчас как раз принимает роды, а если вы позволите Бриджит Фаной переступить порог этой комнаты, я откажусь лечить мистера Уэстбрука. Она пьяница, и к тому же грязнуля.

– Я никогда ни за кем не ухаживала, – сказала Кейт, которая скрепя сердце смирилась с неизбежным, – но я постараюсь, если вы мне объясните, что именно я должна делать.

Доктор окинул ее внимательным взглядом, отметив про себя ее умные глаза и волевой подбородок.

– Вы подойдете, – резко сказал он. – Хотя выбирать в общем-то не из кого. Я запишу, что надо делать, если состояние больного резко ухудшится, но в основном вам придется запомнить мои указания, потому что мне легче объяснить все на словах, чем на бумаге. Первым делом необходимо приготовить травяную припарку, чтобы вытянуть гной. Ее надо менять по крайней мере три раза в день. Тщательно промывайте рану теплой водой с небольшим количеством бренди и после этого обязательно накладывайте чистую повязку. До раны должно дотрагиваться как можно меньше людей. Возможно, понадобится вычистить гной, но этим я сам займусь.

Я надеюсь, он будет лежать спокойно, но у него уже началась легкая лихорадка, и, думаю, в последующие дни она усилится. Постарайтесь, чтобы он получал как можно больше жидкости. Можете обтирать ему лицо или даже все тело до пояса, но лучшее, что вы можете для него сделать, это заставить его лежать смирно. Его организм сам будет бороться с болезнью.

Рану нужно регулярно осматривать, потому что инфекция может распространиться дальше. Я приду, если в этом будет необходимость, но я слишком стар, чтобы бегать туда-сюда целый день, и я не сиделка. Есть вопросы?

Валентина была так расстроена, что едва нашла в себе силы покачать головой, но Кейт держала себя в руках. Теперь она знала, что делать, и могла с этим справиться. Ее способность спокойно принять эти обязанности и выполнять их была единственной надеждой Бретта. Кейт попыталась улыбнуться, но ее лицо словно одеревенело.

– Я буду сидеть с ним ночью, а Валентина и Чарлз – днем. Таким образом, вам надо будет давать указания только одному из нас. Пожалуйста, расскажите мне как можно точнее, чего мне ждать и как это лечить. Я справлюсь лучше, если буду знать, что вижу, даже если это что-то опасное. – Внезапно она замялась. – Пожалуйста, доктор, скажите мне, как он на самом деле. Он поправится? Он будет жить? – спросила она сдавленным голосом.

– Хороший уход плюс удача – вот залог его полного выздоровления. О его ранении будут напоминать только маленький шрам в том месте, куда вошла пуля, и шрам побольше там, откуда я ее вытащил. Плечо может слегка утратить подвижность. Пуля задела кость, и я удалил осколки, но она прошла мимо легкого. Ему повезло, что он вообще остался жив, так что, возможно, удача по-прежнему будет на его стороне. Мы узнаем это через сорок восемь часов. Просто сохраняйте спокойствие и не теряйте головы, и вы справитесь с обязанностями сиделки не хуже других.

Кейт была так благодарна ему за добрые слова, что ей захотелось плакать, но она сказала себе, что не может тратить время на слезы. Теперь все зависело от нее, и если даже от пары добрых слов у нее глаза наполняются слезами, то она никогда не сможет сохранить самообладание, если Бретту станет по-настоящему плохо.

– Вы умеете готовить припарку? – спросила Валентину Кейт.

– Mais non!^[27] Ноги моей не будет на кухне, но толстушка Нэнси может ее приготовить, а я заставлю служанок делать бинты. Merde!^[28] А я так старалась, покупая самое лучшее постельное белье! Если бы я не любила Бретта, как родного брата, я бы не стала превращать гостиницу в больницу и отдавать свои простыни на растерзание и не позволила бы, чтобы в моих кастрюлях готовили припарки. В Париже со мной никогда такого не приключалось, а там ни дня не обходилось без стрельбы!

– Замолчи, бесстыдница, – приказал доктор, но в его упреке не было должной строгости. – Ты обожаешь любое волнующее событие, которое способна вынести твоя мелкая душонка.

– Quelle horreur!^[29] Как вы можете говорить такие веши о себе спёге^[30] Валентине? Bete noire!^[31]

Кейт переводила взгляд с доктора на Валентину, ожидая, что мадам Маркюль запустит в него чем-нибудь. Но она просто стояла и испытующе смотрела на доктора, и Кейт подумала, что если Валентина являет собой образец рядовой француженки, то она никогда не поймет этих женщин, и чем скорее она вернется в Англию, тем лучше.

– Валентина, ты будешь заниматься всем, что касается кухни и домашнего хозяйства. Чарлз будет присматривать за Бреттом, пока я сплю, но он не должен отлучаться из гостиницы. Если тебе что-нибудь понадобится, попроси об этом Марка. В доме найдется место, где он может спать?

– Certainement^[32]. Он может спать в соседней комнате. Так он услышит Бретта в любую минуту.

– Хорошо. А теперь я хочу позавтракать! Я два дня почти ничего не ела и теперь умираю с голоду. Я проведу с Бреттом все утро, а днем лягу спать. Вы с Чарлзом можете поделить между собой время дежурства, как вам будет удобнее. Я сменю вас после ужина.

– Доктор Бертон, не могли бы вы еще раз взглянуть на мистера Уэстбрука? Вы сможете сказать мне, как его дела и что я должна делать ночью. И пожалуйста, приходите утром как можно раньше. К тому времени я, наверное, буду в отчаянии, не зная, всели я сделала правильно. Валентина, если Нэнси приготовит припарку прямо сейчас, то, может быть, доктор покажет мне, как ее прикладывать, пока он не ушел.

Доктор с восхищением слушал, как Кейт отдает распоряжения. Было очевидно, что она все еще напугана, но девушка поборола свой страх и уже распределяла обязанности между окружавшими ее людьми. Он ласково улыбнулся.

– Хорошо, мисс. Я с превеликим удовольствием помогу вам, если вы нальете мне еще чашечку чаю.

– А эта девушка с лицом ангела быстро взяла себя в руки, – заметила Валентина, впечатленная не меньше доктора. – Она не даст ему умереть. Я? Я пойду на кухню и потолкую с Нэнси. Ха! Она такая толстая, что не знает, сколько у нее ног – одна или две. Припарки, – проворчала она. – Какая мерзость! Подумать только, я променяла Париж на это! – Она с удрученным видом повернулась к двери. – Видел бы меня сейчас Жак! Mon Dieu, он бы умер со смеху. Хм! – фыркнула она. Ее глаза воинственно вспыхнули. – Я перережу этому крысенку горло. Никто не смеет смеяться над Валентиной!

Ее семенящая походка снова стала твердой, и, закрыв за собой дверь, мадам Маркюль поплыла по коридору, чтобы сразиться с владычицей кухни.

Глава 11

Через час доктор Бертон ушел. Он приложил припарку к ране и снова наложил повязку, показав Кейт, что надо делать, чтобы повязка оставалась влажной. Ей пришлось подавить тошноту, когда ее взору предстала открытая рана, из которой сочился гной, но сознание того, что от нее зависит так много, помогло ей успокоить нервы и усмирить желудок, и она смогла выслушать и запомнить почти все, что сказал ей доктор. Кейт постаралась усвоить все вплоть до мельчайших подробностей, чтобы от ее внимания не ускользнуло даже малейшее изменение состояния Бретта. Девушка страшно боялась что-нибудь забыть.

Остаток утра прошел без происшествий. Кейт пообедала в своей комнате, а после легла спать. Она думала, что сразу же заснет, однако через полчаса обнаружила, что по-прежнему ворочается с боку на бок, терзаемая страхом, что Бретт умрет из-за ее невежества и небрежности.

Она видела его лицо – такое спокойное и умиротворенное, но в то же время мертвенно-бледное, и думала, что больше не будет обращать внимания на его эгоизм, лишь бы он поправился. Она представила его могучую грудь, спрятанную под бинтами: теперь открытыми остались только руки – руки, которые смыкались вокруг нее, словно железные кандалы, приковывая ее к нему, в то время как он терзал ее губы страстными поцелуями. Она все еще чувствовала его губы на своей шее и за ухом, помнила прикосновения его рук к своему телу, хранила в памяти блаженство, которое испытала, уступив его натиску, и пугающий экстаз, охвативший ее, когда они достигли пика страсти. Только теперь Кейт нашла в себе силы признать, что той ночью тоже испытала наслаждение. Кровь, как и прежде, приливала к ее щекам, когда она вспоминала о своих бесстыдных мольбах, о том, как откровенно поощряла его, но она также понимала: то, что она испытала в его объятиях, было чем-то очень редким, доступным только избранным.

Улыбка заиграла на ее губах, и Кейт расслабилась, зарывшись в пуховую перину. Она припомнила, каким невероятно красивым он казался, когда был счастлив, вспомнила кошачью грацию его поджарого тела и обольстительное изящество движений. К сожалению, они никак не могли найти общий язык. Может быть, когда он поправится, они смогут поладить? Да, он отвратительно с ней поступил, и она никогда не сможет ему доверять, но на самом деле она не испытывала к нему неприязни. Ее намерение уехать, как только он будет в состоянии сам о себе заботиться, осталось прежним, но пока Бретт тяжело болен и всецело зависит от нее, она будет рядом.

Как только за доктором закрылась дверь, девушку охватила паника, но она заставила себя сесть в кресло и взять в руки одну из книг, которые позаимствовала у Валентины. Чтение помогало ей не терять бдительности, присматривая за Бреттом, и в то же время не давать воли страхам. В одиннадцать часов пришел Чарлз, чтобы помочь сменить припарку. Рана сочилась гноем, и плоть вокруг нее воспалилась, но состояние не было критическим.

На Чарлза была возложена неизбежная миссия довести до сведения Нэнси, что к рассвету понадобится новая припарка. Его не было так долго, что Кейт уже начала бояться, что Нэнси наотрез отказалась выполнять ее поручение, но наконец он вернулся и сказал, что к трем часам припарка будет готова.

– Как тебе это удалось?

– Это все Валентина, – сказал Чарлз, не сдержав улыбку. – Когда я объяснил, чего хочу, Нэнси начала визжать на какой-то разновидности французского, который я не понимаю. Когда я спросил, не научит ли она меня готовить припарку, она выгнала меня из кухни. В дверях я чуть не столкнулся с Валентиной. Она была закутана в пышный халат, волосы были накручены на папильотки, которые топорщились в разные стороны, а лицо покрыто толстым слоем крема. Мадам набросилась на Нэнси, и во время замысловатого обмена исконно французскими ругательствами они пришли к соглашению, что Нэнси приготовит припарку, а Матильда подарит ей какое-то украшение, по которому та много лет сходит с ума.

– Тебе все равно надо было научиться готовить припарки на тот случай, если Нэнси снова откажется это делать, – сказала Кейт, надеясь, что страсти скоро улягутся. Бретту нужна была помощь обеих женщин.

– Нэнси меня даже близко к кухне не подпустит. Она сдалась только потому, что Валентина грозилась сама приготовить припарку.

– Тебе лучше отдохнуть, насколько это возможно, – сказала Кейт, не желая тратить время на думы о Нэнси, пока в этом не возникнет необходимость. – Я позову тебя утром.

Чарлз вернулся в комнату, а Кейт приготовилась ждать.

Рано утром Бретт начал метаться в кровати и стонать, и с каждой минутой его беспокойство все нарастало. Кейт постоянно обтирала его губкой, но жар и беспокойство не спадали. Когда в четвертом часу Чарлз принес припарку, рана по-прежнему сильно гноилась, и, казалось, воспаление и раздражение усилились. Они дали ему лекарство, и остаток ночи только его хриплое дыхание выдавало его тяжелое состояние.

С наступлением утра пришел доктор Бертон, но не принес успокоения.

– Все именно так, как я и ожидал. Рана сильно инфицирована, но гной выходит, так что нет нужды ее вскрывать.

После завтрака Кейт осталась дежурить у кровати Бретта, но ни лихорадка, ни его беспокойство не уменьшались. Она не хотела покидать его, даже когда подошло время обеда, но Валентина отправила ее в спальню, наказав, чтобы она не выходила оттуда до ужина. Кейт была уверена, что тревога не даст ей заснуть, но, едва коснувшись головой подушки, девушка погрузилась в такой глубокий сон, что ее с трудом растолкали.

Весь вечер Бретт беспокойно метался в кровати, а рана продолжала сочиться гноем. Кейт боялась, что Нэнси снова откажется подниматься среди ночи, но Чарлз сообщил, что кухарка согласилась приготовить столько припарок, сколько потребуется. Все в гостинице понимали, что Бретт борется за жизнь.

Кейт увеличила дозу лекарства, когда беспокойство Бретта усилилось, но, казалось, это не помогло. Он весь горел, и ей приходилось почти постоянно обтирать его губкой. Когда, сменив припарку, они снова попытались дать ему лекарство, он наотрез отказался его принимать. Его беспокойство упорно продолжало расти, и он метался по кровати как безумный. Жар все усиливался, пока его губы не потрескались, а дыхание не стало хриплым и отрывистым.

К пяти часам Кейт почувствовала, что больше не выдержит. Она барабанила в стену, пока не разбудила Чарлза.

– Пошли Марка за доктором, – сказала она, когда он, спотыкаясь, влетел в комнату, заспанный и полураздетый. – Мы должны еще раз попытаться дать ему лекарство. Он так страшно мечется, что либо повредит себе что-нибудь, либо растревожит рану, и она снова начнет кровоточить.

Им пришлось напрячь все силы, чтобы удержать Бретта и влить ему в рот лекарство, но даже тогда половина лекарства растеклась по его подбородку и пролилась на простыни. Это была последняя порция, и им придется ждать до утра, чтобы достать новую. Чарлз посмотрел на мертвенно-бледную, сухую кожу Бретта и испугался, что смерть уже наложила на него свою печать.

Снадобье успокоило Бретта лишь на некоторое время. Он судорожно сопротивлялся попыткам Кейт обтирать его тело. Она послала Чарлза к роднику за холодной водой, но даже это не приносило больному облегчения. А теперь ему к тому же стало трудно дышать.

Доктор появился около шести часов и снял бинты. Рана стала безобразной, но по-прежнему очищалась.

– Я собираюсь прозондировать рану, – напряженно сказал он. – Должно быть, где-то глубоко в ране образовался очаг инфекции. Если нарыв скоро не прорвется, мы его потеряем. – Он открыл сумку и начал выкладывать инструменты. – Мне нужны кипяток, еще две лампы и кто-нибудь, чтобы держать его. Я буду вводить зонд глубоко, и Бретт будет яростно сопротивляться.

Валентина, разбуженная шумом и топотом, вызвалась принести горячую воду, а Кейт с Чарлзом принесли из своих комнат лампы. Пока доктор устанавливал лампы так, чтобы как можно больше света падало на распухшую по краям рану, Кейт щипала корпию для повязки. Доктор велел Чарлзу с Марком встать по краям кровати и держать грудь Бретта, чтобы он как можно меньше дергался.

Сначала доктор осторожно прозондировал отверстие раны, а потом стал вводить зонд все глубже и глубже. С лица Бретта сошли все краски, и он два раза конвульсивно дернулся. Валентина вернулась с водой как раз в тот момент, когда доктор резким толчком ввел зонд глубоко в рану. Бретт внезапно конвульсивно подскочил, так что Чарлз чуть не отлетел в другой конец комнаты, и из глубокого нарыва хлынули кровь и гной, которые заструились по его груди и испачкали простыни.

– Вот это-то я и надеялся обнаружить, – сказал доктор, вынув из сочащейся гноем раны маленький осколок кости и поднеся его к свету. – В течение следующих нескольких дней его состояние будет очень тяжелым, но, думаю, гангрена ему больше не грозит.

Он начал промывать рану.

– Вам надо будет продолжать прикладывать припарки еще некоторое время, но если в рану не попадет новая инфекция, то через пару дней они больше не понадобятся. Сейчас самое главное – следить, чтобы он лежал смирно и чтобы рана была чистой. Его силы на исходе. Я виню себя за то, что не вскрыл рану вчера вечером. Я должен был понять, что возможность общего заражения организма слишком велика, чтобы ее игнорировать. Меня ввело в заблуждение то, что рана была открыта и из нее выделялся гной. – Старик выглядел усталым и подавленным. – Хорошо, что я больше не практикую, – подобная беспечность непростительна. – Он начал мыть и собирать инструменты.

Никто не проронил ни слова. Валентина так и осталась стоять у двери, а Чарлз принялся приводить постель в порядок и устраивать Бретта поудобнее. Тот уже успокоился. Доктор убрал последние инструменты в сумку и закрыл ее.

– После обеда я снова зайду. Обтирайте его холодной водой и не давайте ему двигаться. Валентина, я бы хотел, чтобы кто-нибудь из твоих слуг проводил меня домой.

Мадам Маркюль взяла его за руку и проводила до кареты.

Чарлз закончил убирать комнату и посмотрел на Кейт. Она была бледной как полотно и прислонилась к стене, чтобы не упасть.

– Самое трудное позади, мисс Вариен. Теперь он наверняка поправится.

Казалось, он хотел сказать что-то еще, но вместо этого повернулся и вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

Кейт с трудом добрела до кресла. Она наконец осознала весь ужас происходившего. Ничего не видя перед собой, она нащупала руку Бретта и принялась исступленно целовать его пальцы. Глухие рыдания душили ее, слезы застилали глаза, а сердце мучительно сжималось. Она чуть не потеряла человека, который по какой-то необъяснимой причине стал ей необычайно дорог.

В течение следующих трех дней жар Бретта постепенно спал, кожа снова стала смуглой, а дыхание выровнялось. Припарки отменили, а число простыней, расходуемых на ежедневный ритуал перевязки, уменьшилось до количества, которое Валентина могла созерцать без ужаса в глазах. Несмотря на то что Бретт еще не пришел в сознание, он так быстро шел на поправку, что доктор Бертон больше не видел необходимости в том, чтобы кто-то дежурил возле него всю ночь, поэтому в комнате Бретта установили раскладную кровать, чтобы Чарлз мог спать рядом.

Четвертый день выдался таким солнечным, что после обеда Кейт надела свой тяжелый плащ, завязала под подбородком старый капор, сунула руки в тонкие рукавицы и вышла на прогулку. Ветер по-прежнему был студеным, но после стольких дней, проведенных в комнате больного, было приятно оказаться на свежем воздухе. Она отыскала солнечный уголок в саду рядом с засохшими плетями водосбора и принялась медленно прогуливаться взад и вперед.

Ее мысли все время возвращались к одному и тому же вопросу: что ей делать, когда Бретт больше не будет нуждаться в ее помощи? Она никак не могла решить, когда и каким образом ей вернуться в Лондон. По какой-то непонятной причине ей не хотелось оставлять его на попечение Чарлза и Валентины. Нет, не потому, что Чарлз был слугой, а Валентина – хозяйкой гостиницы. Да и кто она ему – незнакомка, которую ему навязали за карточным столом. Нет, была какая-то другая, более тонкая причина…

Семь дней кряду она сидела у его кровати, смотрела на него, наблюдала за ним. Она изучила каждую черточку его лица так же хорошо, как свое собственное. Суровость исчезла, и оно стало добрым и милым. И даже недельная щетина его не портила. Кейт горько усмехнулась. Через пару недель от его беспомощности не останется и следа, и он не будет нуждаться ни в ней, ни в ком-либо еще. Она обманывает себя, если думает, что ему нужно от нее что-нибудь еще, кроме удовлетворения его безмерных физических потребностей.

Кейт знала, что отношения, основанные исключительно на физическом удовольствии – это не то, что она искала. Она хотела нежности и внимания – того, чего никогда не видела от Бретта. Да, иногда он проявлял заботу, но она была какой-то поверхностной, словно он делал это из вежливости. Он был джентльменом по происхождению и воспитанию и знал, как вести себя с женщинами своего сословия, но его забота была продиктована хорошими манерами, а не сердцем.

«Она не всегда была поверхностной», – возразил внутренний голос. Кейт хотелось, чтобы это было правдой, но она боялась, что всего лишь принимает желаемое за действительное, приписывая его поступкам то, чего нет на самом деле.

Кейт признавала, что у нее не было никакого опыта по части отношений с мужчинами, но женщина наверняка может понять, когда интерес мужчины к ней выходит за рамки обыденного, но если Бретт обращался так со всеми женщинами, то удивительно, как его лицо до сих пор не расцарапали в клочья.

Кейт тяжело вздохнула. Из рук бессердечного отца она попала в руки бессердечного брата, а от бессердечного брата – к бессердечному любовнику! Почему мужчины не могут понять, что любви лучше добиваться лаской, а не силой? Она мечтала встретить человека, который даст себе труд отыскать тропинку к ее сердцу, человека, которого в первую очередь будут заботить ее чувства, который захочет доставить ей удовольствие и который найдет способ это сделать.

Где-то этот человек существует. Сердце подсказывало ей, что это так. И в своих грезах она чувствовала, что он рядом, просто пока скрыт от ее глаз и недосягаем. Она протягивает руку, почти касаясь его, зная, что когда-нибудь он наконец окажется в ее объятиях.

Внезапно Кейт поняла, поняла так отчетливо, что все ее надежды рухнули, – она любит Бретта, любит его так сильно, что это бесполезно отрицать. Она полюбила его в тот момент, когда он упал на палубу той яхты, сраженный пулей Мартина.

«С таким же успехом я могла умереть», – подумала она, опускаясь на одну из скамеек, расставленных по саду, чтобы сидеть на них, когда шелестит мягкий ветерок и вечерний воздух манит своей прохладой. В таком состоянии ее и нашла Валентина.

Хотя мадам Маркюль провела всю свою жизнь, подчиняясь беспощадным законам выживания, за ее грубоватой внешностью скрывался неисправимый романтик. К тому же она была тонким знатоком людских душ, и стоило ей только взглянуть на Кейт, как она сразу поняла, что та влюблена в Бретта. И ей хватило нескольких минут, чтобы понять, что Кейт не была обыкновенной девушкой легкого поведения, что в этой юной женщине было нечто большее, чем можно было увидеть в кремово-бисквитной красоте лица и фигуры, которыми ее наградила природа. К концу первого дня она знала, что Кейт не только безнадежно влюблена в Бретта, но и столь же невинна и доверчива, сколь и красива.

Валентина посмотрела на поникшие плечи и склоненную голову девушки и поняла, что момент откровения наконец настал. Сухая трава зашуршала под ее ногами, когда она направилась к Кейт через маленькую лужайку. Должно быть, девушка услышала ее шаги, потому что подняла голову. На ее щеках не было ни слезинки, на лице застыло печальное выражение, а в глазах светилась такая боль, какую Валентина никогда не испытывала. Печаль, которую мадам Маркюль увидела на лице Кейт, была так велика, что ее собственное романтичное сердце переполнилось чувствами. Она плюхнулась на скамейку рядом с Кейт, обхватила ее руками и разрыдалась, словно горе девушки было ее собственным.

Если Кейт и была удивлена поступком пожилой дамы, то не подала виду. Она обняла ее в ответ, но на ее лице не дрогнул ни один мускул, и, хотя ее глаза застилали непролитые слезы, она не заплакала. Вскоре Валентина перестала всхлипывать и подняла полные слез глаза к вытянутому лицу девушки.

– Вам суждено любить одного-единственного мужчину до конца своих дней, – с жаром сказала она. – Это будет нелегко. Я от всего сердца желаю вам счастья. В жизни нет большей радости, но и большей печали.

Она снова заключила Кейт в объятия, но на этот раз не было слез, только молчаливое сострадание.

– Идемте-ка в дом, ma petite. Холодает, а вам нельзя болеть. – Она встала и резко встряхнула свои смятые юбки. – Ему будет очень плохо, если вы не сможете за ним ухаживать. Ни у меня, ни у Чарлза нет ваших нежных рук.

Мадам Маркюль взяла девушку под руку: неосознанно она впустила Кейт в маленький круг избранных, которым было дозволено увидеть настоящую Валентину, ту, которая скрывалась под толстым слоем краски, покрывавшей ее лицо.

Когда после ужина Кейт вернулась в комнату Бретта, она по-прежнему была во власти утреннего подавленного настроения. Хотя ее глаза были обращены к Бретту, чтобы удостовериться, что ему ничего не нужно, ее разум все еще сопротивлялся, не желая примириться с неприятным фактом, что она любит человека, которому нет до нее дела. Она уставилась на свечу, тщетно спрашивая себя: поможет ли боль, если она сунет руку в пламя, заглушить боль в ее сердце? Есть ли какой-нибудь способ облегчить ее страдания, это огромное чувство потери?

Казалось, пламя свечи загипнотизировало ее, и она не увидела, как веки Бретта дрогнули и открылись. Первое, что он увидел, был профиль Кейт, которая смотрела перед собой, заблудившись в лабиринте собственных мыслей.

Сначала он увидел только расплывчатые очертания фигуры, справа от которой дрожало крошечное пятнышко света. Собрав все свои силы, Бретт медленно повернул голову и усилием воли устремил все свои мысли и взгляд на это загадочное создание. Когда очертания фигуры стали более четкими, он спросил себя, кто это может быть и почему она здесь, но, даже разглядев лицо незнакомки, он так и не понял, кто она. Он закрыл глаза и снова открыл их. Незнакомка не исчезла, но теперь ее глаза были обращены к нему, и улыбка озарила прелестное лицо, стерев с него боль.

Бретт напряг память. Кто это великолепное создание, и почему она здесь? Почему он лежит на кровати без сил? Должно быть, что-то случилось, но что? Что он делал? Куда направлялся? Не сумев найти ответа на свои вопросы, Бретт разочарованно нахмурил лоб. И тут видение заговорило.

– Ты не должен так хмуриться, – сказала она, и нежная ручка разладила морщинки на его лбу. – Тебе не о чем волноваться. Все, что от тебя требуется, это больше отдыхать и думать только о том, чтобы поскорее поправиться.

Рука исчезла и снова вернулась с чем-то холодным и освежающим. Бретт закрыл глаза. Совершенно обессилев от напряженных попыток припомнить хоть что-нибудь, он снова уплыл в мир теней. Он позже попытается понять, что с ним случилось. Сейчас его разум слишком слаб, чтобы вынести бремя его мыслей.

Бретт проснулся рано утром следующего дня. Он чувствовал себя вполне отдохнувшим, и память снова вернулась к нему. То же самое лицо, которое он видел вчера ночью, по-прежнему было рядом.

– Ты хоть когда-нибудь отдыхаешь? – спросил он, улыбнувшись Кейт так, что ее сердце мучительно затрепетало.

– Да, – спокойно ответила она, стараясь, чтобы голос не выдал чувств, бурливших в ее груди. – Мы с Валентиной и Чарлзом по очереди сидели с тобой. – Она натянуто улыбнулась. – Точнее, Валентине было трудно долго усидеть на месте, но она старалась помочь.

– Ты имеешь в виду Валентину из «Милой мадам»? Вы привезли меня сюда? – Кейт кивнула и почувствовала удовольствие, увидев, как он улыбнулся. – Я сто лет не видел эту старую греховодницу.

Бретт попытался повернуться лицом к Кейт, но его грудь, плечо и рука были так туго забинтованы, что он мог поворачиваться только всем телом.

– Я забыл. Меня ранили, так ведь?

– Да, – ответила она, виновато опустив голову. – Мартин выстрелил тебе в грудь, но пуля не задела никаких жизненно важных органов. Ты скоро поправишься.

Она посмотрела в его глаза, стараясь сохранить самообладание. Его глаза были словно два глубоких омута, которые притягивали ее, умоляли затеряться в их глубинах, отречься от мирских уз. Как лицо, столь дорогое, могло быть таким недосягаемым?

– А Мартин?

Она оторвала взгляд от его гипнотизирующих очей.

– Ты его застрелил. – Она тяжело сглотнула. – Он упал за борт, и мы больше его не видели.

– Проклятие! – выругался он. – Ты вполне могла бы рассказать мне всю историю. Должен же я от кого-то это услышать. – Он снова попытался пошевельнуться, позабыв о ране, и сморщился от боли. – Впрочем, нам некуда торопиться. Похоже, я останусь здесь на какое-то время. – Он глубоко задумался. – Как давно я здесь? Я припоминаю, что пару раз приходил в себя.

– Тебя ранили неделю назад. Мы здесь шесть дней.

Она могла понять, что он удивлен, но от потока непристойных ругательств, сорвавшихся с его губ, кровь прилила к ее щекам. Истощенное недосыпанием, постоянной тревогой и чувством вины, самообладание покинуло ее, и, не дав себе времени подумать, она выпалила:

– Прошу прощения за доставленное тебе неудобство, но я не могла ускорить твое выздоровление. Если бы я знала, что это так важно, я бы поговорила с Мартином, и, возможно, он бы выстрелил в тебя пораньше. Может быть, в следующий раз тебе стоит раздать окружающим расписание своих дел?

Бретт уставился на нее, сбитый с толку ее внезапной вспышкой, и Кейт тут же пожалела о своих словах. Она поднесла ладошку ко рту, вскочила с кресла и, спотыкаясь, подошла к окну, прикусив палец и жалея, что не сделала то же самое со своим языком, прежде чем заговорить. Неужели она никогда не научится владеть собой? Неужели она всегда будет идти на поводу у гнева, не задумываясь о последствиях?

– Извини, – заикаясь, пробормотала она, – меня за грубость, я не знаю, почему я так сказала. Полагаю, я немного устала.

Бретт внимательно, насколько позволяла его поза, посмотрел на нее.

– Может быть, тебе стоит принять мое лекарство и ненадолго прилечь? – предложил он.

Бретт не знал, что ее беспокоит, но он чувствовал себя так отвратительно, что в данный момент был не в состоянии разбираться с ее проблемами.

– Я не устала, не хочу прилечь, и мне определенно не нужно лекарство, чтобы сохранять спокойствие, – быстро ответила Кейт, поворачиваясь к нему лицом. – Ты не должен был ругаться. Я провела шесть дней и ночей в этом кресле, прикладывая тебе мерзкие припарки, вливая тебе в рот лекарство и терзаясь вопросом, поправишься ли ты, или твоя смерть останется на моей совести до конца жизни. А первое что ты сделал, когда очнулся, это осыпал меня проклятиями!

– Я осыпал проклятиями не тебя, – устало сказал Бретт, – а скорее трудное положение, в котором оказался из-за болезни. Я не хотел тебя расстроить, особенно после того, как ты так старательно вытаскивала меня с того света.

Кейт шмыгнула носом, немного смягчилась, но, казалось, пока не готова была его простить. Бретт покачал головой: похоже, с ней будет много хлопот, но сейчас он был слишком слаб, чтобы об этом думать. Позже он попросит Валентину объяснить ему поведение Кейт. Она знала о молоденьких девушках почти все.

Сейчас же даже просто глядя на нее, он чувствовал, как все его тело охватывает вожделение, а он был не в том состоянии, чтобы вынести разочарование от разожженной, но не удовлетворенной страсти. Даже сейчас он чувствовал, как напряглось его тело. Уэстбрук закрыл глаза и заставил себя думать о ране.

– Пожалуй, я немного вздремну. Разбуди меня, когда наступит время обеда.

Кейт повернулась к нему лицом как раз в тот момент, когда он сбросил с себя простыню, и застыла на месте, узрев явные признаки его возбуждения.

«Этот мужчина хуже быка во время случки, – сердито подумала она. – Стоит ему увидеть женщину, и он уже готов наброситься на нее, даже не поздоровавшись».

– Обед подадут через час, но я не вхожу в меню, – сообщила она ему и величаво удалилась.

Бретт мечтательно улыбнулся. Бог свидетель, у нее была не только красота, но и сила духа. И когда-нибудь она научится гордиться тем, что ее красота может сделать с мужчиной, перестанет пугаться, видя их возбуждение, и избавится от излишней скромности, сковывающей ее изнутри. Каким удовольствием будет научить ее отвечать на ласки мужчины, дразнить и мучить, доводить до грани безумия, прежде чем подарить ему несказанное блаженство. И он научит ее, поклялся он, пока они оба еще молоды.

Губы Бретта растянулись в довольной улыбке, и он погрузился в сон.

Глава 12

За обедом Бретт имел возможность насладиться обществом людей. Валентина заявила, что устала обедать в одиночестве, пока Кейт ест в комнате Бретта, поэтому в его комнату принесли стол и сервировали обед на троих.

– Вы же не думаете, что я стану есть эти помои? – пожаловался Бретт, хмуро уставившись на куриный бульон и ячменный отвар, составлявшие его обед.

– Ты будешь есть то, что велел доктор, – непреклонно заявила Кейт, – или я дам тебе такую дозу лекарства, что ноги передвигать не сможешь. А потом я волью все это тебе в рот.

Валентина и Чарлз обменялись обеспокоенными взглядами, но Бретта слова Кейт, похоже, позабавили, и он удивил их обоих тем, что съел свой неаппетитный обед без дальнейших пререканий. Потом он немного вздремнул и провел остаток дня, запершись в одной комнате с Чарлзом.

– О чем они так долго разговаривают? – в двадцатый раз требовательно спросила Кейт Валентина. – Молоденькие девушки и то не секретничают столько времени. Они уже два часа сидят за закрытой дверью и никак не наговорятся.

– Когда мы уезжали из Райхилла, Бретт сказал, что ему через два дня надо быть во Франции. С тех пор прошла неделя. Может, за это время произошло что-то важное?

– Как он мог об этом узнать, когда пять дней лежал как бревно?

– Возможно, он знал, что что-то должно случиться. Ему не обязательно было при этом присутствовать.

– II est possible^[33], – неохотно признала Валентина, – но нам он тоже должен об этом сказать. Здесь никогда ничего не происходит. Даже крохотная новость будет лучше, чем рассказы о новорожденном Эмили Крейси или о том, как продвигается сбор урожая пшеницы.

– Кажется, это немного скучно, – согласилась Кейт, – но зато вы можете быть уверены в завтрашнем дне. С тех пор как я покинула Райхилл, в моей жизни не было ничего обыденного.

– И кто тому виной?

– Не знаю. Возможно, в этом столько же моей вины, сколько и Бретта, но он не желает прислушиваться к моим словам. Он уверен, что я глупа как пробка и не в состоянии ничего сделать самостоятельно. Я чувствую себя призом, который должен достаться какому-нибудь неудачливому игроку.

Валентина скептически воззрилась на нее.

– Вы огромный приз, и вы это знаете. – Она засмеялась, увидев, что глаза Кейт гневно сверкнули. – Mon Dieu, да не сопротивляйтесь вы так! Заметьте, я была чрезвычайно красива. Но тем не менее я бы отдала пять лет молодости, чтобы выглядеть, как вы. Ваше лицо совершенно, однако же ваша красота не похожа на безжизненную красоту статуи. В вас есть жизнь, яркость и энергия, которые могут принадлежать только француженке.

Она прочла недоверие в глазах Кейт.

– Матерь Божья, девочка! Неужели мужчины не смотрят на вас разинув рот? А Бретт, разве он не заигрывал с вами? – Кейт вспыхнула. – Я так и думала. Старый roue^[34]!

– Мистер Уэстбрук несколько раз говорил, что находит меня привлекательной, и что ему… э-э… трудно… э-э… вести себя прилично.

– Хм! Мне не верится, что Бретт Уэстбрук хоть раз вел себя прилично с тех пор, как достаточно вырос, чтобы сорвать свой первый поцелуй. Вот наброситься на женщину – это больше на него похоже. Но меня интересуют другие мужчины. Разве толпы мужчин не забрасывали вас billet-doux^[35]?

– У меня никогда не было поклонников.

– C'est impossible!^[36]

– Мартин не выводил меня в люди. Впервые за долгие месяцы я увидела мужчин на том вечере, когда они играли в карты. У нас даже не было помощника конюха. Самым молодым мужчиной из слуг был Нед, а он годится мне по крайней мере в дедушки.

– Как же вы жили?

– Я находила, чем себя занять.

– Но четыре года не видеть мужчину! – Валентина перекрестилась. – Каким же человеком был votre frere^[37], чтобы сотворить такое? Он, должно быть, был одержим дьяволом!

– Мартин ненавидел меня, и постепенно моя неприязнь к нему стала почти такой же острой. Я не выходила из комнаты, когда он был дома.

– Пресвятая дева Мария! Как такое возможно – безвылазно сидеть в одной комнате и не сойти с ума? Pauvre enfant^[38]! Как жестоко с вами обращались!

– Мне не очень нравилось сидеть в комнате, но Мартин редко бывал дома. Единственным человеком, который досаждал мне в его отсутствие, была экономка.

– Экономка?

– Любовница Мартина. Если он кого-то и любил, то это, должно быть, Изабеллу.

– II est un bete!^[39] – с чувством заявила Валентина. – Должно быть, это было ужасно.

– Мне было одиноко, я даже не могла пойти в церковь. Я много читала, пока Мартин не распродал книги.

Quelle horreurs! – задохнулась Валентина. – Англичане часто так поступают?

– Я так не думаю, – со смехом ответила Кейт. – Когда я жила у тети, у нас не очень часто бывали гости, но, казалось, ей доставляли удовольствие и сам визит, и визитеры. Во всяком случае, мне это нравилось. Хотя большинство из них были старше меня, я всегда с нетерпением ждала возможности познакомиться с новым человеком. Представляете, я за всю свою жизнь не видела столько новых людей, сколько встретилось мне за последнюю неделю.

– Incroyable! Удивительно, как это я до сих пор не заплакала. От одной мысли об этом слезы наворачиваются на глаза.

– Пожалуйста, не надо, – взмолилась Кейт. – Кажется, я только и делаю, что плачу, и если Бретт узнает, что я и вас расстраиваю, он скорее всего свернет мне шею. Я не хочу снова испытывать его терпение. Он может бросить меня здесь, а у меня нет ни фартинга на обратную дорогу до Англии.

Валентина не хотела усугублять страдания Кейт, но она хотела подробнее узнать об их отношениях с Бреттом. Она не сомневалась, что кузина, сопровождаемая в Париж, не более чем отговорка. Мадам Маркюль сомневалась, что они вообще связаны каким-то родством.

– Бретт не оставит вас здесь. Он ведь везет вас в Париж к vieille tante^[40], n'est-ce pas?

Кейт пожалела о своих необдуманных словах, в особенности потому, что была не готова рассказать кому-либо всю правду. Она собиралась попросить Валентину помочь ей бежать, но пока не придумала, что будет делать, а она не желала рассказывать кому-либо о своем неловком положении, пока не определится с решением.

– Не слушайте меня, – сказала Кейт с небрежным смешком. – Я так устала, что болтаю глупости. Не знаю, как это происшествие скажется на планах Бретта, но я уверена, что он отвезет меня в Париж.

Валентина не смогла развить эту тему дальше, потому что в гостиную вошел хмурый Чарлз. В руках у него было несколько толстых писем.

– Мистер Уэстбрук велел, чтобы это немедленно отправили почтой, – сказал он.

На этом их беседа прервалась. Валентина вышла, чтобы позаботиться об ужине, а Кейт пошла посмотреть, как Бретт пережил «заседание». Войдя в комнату, она обнаружила, что он выглядит очень усталым и с кислым выражением лица терпеливо выслушивает строгие нотации доктора Бертона.

– Решили взять с места в карьер, не так ли? – бранил его доктор. – Не успели открыть глаза, как сразу бросились писать письма и обсуждать сложные вопросы. Теперь вы слабы, как младенец, и к тому же вас лихорадит. Мне никогда не доводилось встречать молодого щеголя, которому хватило бы здравого смысла лежать спокойно и дать себе поправиться. Вы всегда торопите события. – Он так туго затянул новую повязку, что Бретт сморщился. – Проследите, чтобы он принял лекарство, – сказал он Кейт. – Так он хотя бы проспит всю ночь.

– Я бы предпочел, чтобы меня не накачивали наркотиками, – сказал Бретт, пытаясь совладать со своим гневом.

– Когда мне захочется услышать ваше мнение, молодой человек, я найду вопрос, в котором вы являетесь знатоком. Медицина – это моя профессия, и я прекрасно в ней разбираюсь. Вы проглотите вашу обычную дозу, или я волью ее вам в глотку.

– Уже второй раз за этот день ко мне грозятся применить силу, – сказал Бретт, в ярости заскрежетав зубами. – Пока это никому не удавалось.

– Но сейчас я имею перед вами явное преимущество, не так ли? – парировал доктор, проигнорировав грубость Бретта. – Через несколько дней будет совсем другая история, но сейчас силы покинут вас после короткой борьбы, так что вам стоит попытаться обуздать свой нрав. Хамством вы ничего от меня не добьетесь, и я знаю, что мисс Вариен вас тоже не боится.

Увидев, как на губах Кейт заиграла легкая улыбка, Бретт еще больше помрачнел. Он стиснул зубы и замолчал. Доктор заполнил паузу пустой болтовней и напоследок наставительным тоном посоветовал Бретту быть «менее раздражительным, ибо напряжение замедляет процесс выздоровления».

Оставшись один на один, Кейт с Бреттом свирепо уставились друг на друга. Почему она смотрит на него так, словно он ребенок, которого надо отчитать за плохое поведение? Он не привык к женщинам, которые не подчиняются его желаниям, и он устал от необходимости терпеть эту самоуверенную, взбалмошную девчонку. От нее одни неприятности с той самой минуты, как он ее увидел.

Воспоминание о том вечере направило поток его мыслей в иное русло, и через пару секунд пыл его гнева превратился в жар совсем другого рода. Бретт вспомнил, как она стояла в свете свечей: кожа ее напоминала атлас цвета слоновой кости, волосы отливали золотом спелой пшеницы, а пухлые губы так и требовали, чтобы к ним припали в сокрушительном поцелуе, обжигающем, как песок в пустыне. Взгляд Бретта прошелся по изгибу белоснежной шейки и спустился к округлостям ее юной, упругой груди, и он почувствовал нарастающее возбуждение.

Он подумал о некой графине, чье пышное тело подарило ему немало полных наслаждения вечеров, и удивился, как его вообще могла привлечь столь перезрелая красота. Бретт сравнил ее соблазнительные формы с изящными, чистыми линиями фигуры Кейт и обнаружил, что это все равно что сравнивать племенную кобылу с быстроногой кобылкой. Движения Кейт были исполнены кошачьей грации, ее тело было упругим, а фигурка точеной, и в ней были огонь и решимость молодого, полного сил животного, жаждущего жизни, готового вцепиться ей в горло, готового рискнуть и выиграть все. Он сам так относился к жизни и, видя эти качества в юной, красивой девушке, испытывал страстное желание обладать ею, подчинить себе ее тело и душу.

Кейт прервала извилистый поток его сладострастных мыслей.

– Пока твоя стремительно растущая похоть не лишила тебя способности вести разумную беседу, я хотела бы обсудить с тобой свое будущее. – Она вперила в него сердитый взгляд. – Свое благопристойное будущее!

– Это не может немного подождать? – спросил Бретт, неохотно оторвавшись от созерцания ее тела. – Никто в Англии не знает, где ты, и никто здесь не знает, кто ты.

– Нет, это не может ждать. Возможно, мои перспективы на достойную жизнь уже рухнули, но если осталось хоть что-то, что еще можно спасти, то это необходимо сделать прежде, чем кто-нибудь узнает, что я – это я, а не какая-то неизвестная шлюха, сбежавшая с тобой во Францию. – Кейт едва не всхлипнула. – Или прикажешь мне попросить Валентину порекомендовать меня на должность в один из тех домов, о которых я так много слышу? Уж конечно, теперь я гожусь для подобного заведения.

Силы Бретта были на исходе, его терпение жестоко испытывали, и ему приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы сохранить самообладание. К сожалению, он не столь тщательно подходил к выбору слов, поэтому сказал первое, что пришло ему в голову:

– О, ради Бога, не начинай все сначала. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так убивался из-за потери девственности.

Кейт с шумом втянула в себя воздух.

– Пусть ты лишил девственности хоть сто девушек за свою порочную жизнь, но у меня она была только одна! – воскликнула Кейт, повышая голос. – Поэтому просьба помочь спасти мою репутацию кажется мне малой платой за мою потерю. Думается, если бы ты пришел к Валентине, она бы заставила тебя дорого заплатить за подобное удовольствие. Или, лишив меня девственности, ты потерял ко мне всякий интерес?

Бретт понимал, что сейчас Кейт бесполезно что-либо объяснять. Тем не менее, хотя его разум был затуманен раздражением из-за вспыльчивого характера Кейт, тело не давало ему забыть о вожделении.

– Ты самая несносная женщина, которую я встречал на своем пути, но стоит мне только взглянуть на тебя, и это уже не имеет никакого значения. Ты хоть представляешь, какая это пытка – находиться рядом с тобой и не иметь возможности ничего сделать, кроме как повернуть голову в твоем направлении? Я бы отдал годовой доход, только чтобы запечатать этот сварливый рот поцелуями, сжать тебя в своих объятиях и любить всю ночь напролет.

Кейт невольно вспыхнула как маков цвет.

– Неужели ты не можешь думать ни о чем, кроме своей похоти? В твоей жизни была хоть одна женщина, которая вызывала в тебе не только желание страстно поцеловать ее и покувыркаться с ней в постели?

– Пока нет, – ответил Бретт и улыбнулся так ослепительно, что у нее чуть не подогнулись колени.

Кейт потеряла дар речи. Как он мог думать, что верх ее желаний – это издевательства какого-нибудь мужлана вроде него самого? Это было выше ее понимания. Это было выше понимания любого человека.

– Мне нужно нечто большее, – наконец вымолвила она. – Я не знаю, как и где, но я это получу. И ты мне в этом поможешь.

Она круто развернулась и вылетела из комнаты, захлопнув за собой дверь с такой силой, что даже Нэнси на кухне услышала грохот.

Бретт выругался вслед захлопнувшейся двери. Что она имела в виду, сказав, что он ей поможет? Он не позволит женщине командовать собой, особенно девчонке, которая выбегает из комнаты, словно бес, и постоянно ему перечит. Она была лакомым кусочком, но на свете много лакомых кусочков, не менее соблазнительных, но достающихся не такой дорогой ценой.

Но когда пыл его неудовольствия остыл, Бретт снова представил ее юное, невинное тело, ее совершенное лицо и фигуру, и плавные, грациозные движения, сулившие еще большее наслаждение, чем то, которое он испытал в их первую ночь. Чем больше Бретт думал об этом, тем сильнее становилось его желание оставить Кейт подле себя. Он заколебался, подумав об осложнениях, которые это вызовет, но мысль о том, что их пути разойдутся, нагоняла на него куда большую тоску.

К тому же можно использовать то время, пока он выздоравливает и ждет ответа на письма, чтобы наладить с ней отношения. Бретт всегда предпочитал, чтобы женщина отдавалась ему добровольно. Наслаждение от близости гораздо острее, если оно обоюдное. Он вспомнил, как Кейт реагировала на его ласки, и по его телу снова растеклось тепло. Ее тело, горевшее желанием, несмотря на сдерживавшие его оковы разума, пробудилось от его прикосновений и яростно попыталось сравняться с ним в страсти. Бретт знал, что она пока еще неопытна в вопросе любовных наслаждений, но, когда Кейт научится получать удовольствие от этого таинства и упиваться торжеством сладострастных ощущений, она станет партнером, достойным его мастерства.

«Да, – подумал Бретт, снова погружаясь в сон, – я вполне мог бы попытаться расположить ее к себе. Пока я прикован к этой постели, больше я ничего не могу сделать».

Весь вечер и большую часть следующего дня Кейт держалась с ним подчеркнуто сухо, но ни одна женщина не могла устоять перед Бреттом, когда он пускал в ход свое обаяние, и лед в ее сердце начал таять еще до полудня. Бретт не стал менять свое отношение к ней – это было бы ошибкой и только вызвало бы у нее подозрения и укрепило ее недоверие, – но он следил за своими словами, чтобы не разозлить девушку неосторожным замечанием. Он с неохотой заключил, что, хотя она жила, как в монастыре, у нее сложилось довольно непривычное представление о своих способностях и достоинстве. Единственное, чего Кейт до сих пор не поняла, так это какой властью обладает ее красота. Как только она осознает это в полной мере, мрачно размышлял Бретт, он не сможет больше удерживать ее подле себя. Он тут же решил, что не поедет в Париж. Кейт еще не совсем оттаяла и не стала притворяться, что больше не гневается на него, но она все же начала с ним разговаривать. Один раз она попыталась завести разговор о своем будущем, но Бретт увильнул от ответа.

– Я жду ответа на письма. Как только я их получу, я с превеликим удовольствием отвезу тебя, куда ты захочешь.

Поскольку он не потрудился объяснить, что это были за письма и кому они были адресованы, это нисколько не прояснило ситуацию. Кейт решила оставить эту тему в надежде, что на следующий день добьется от него вразумительного ответа, но ее надеждам не суждено было сбыться. Почти весь следующий день Бретт провел, обучая ее, как обращаться с пистолетом и кинжалом.

– Если ты намерена стрелять в разбойников с большой дороги, которые встречаются на твоем пути, ты должна научиться правильно пользоваться пистолетом. – Кейт не боялась незаряженного пистолета, поэтому быстро овладела этой премудростью. – Как только мы сможем выходить на улицу, я дам тебе пару патронов, – пообещал Бретт, – и мы посмотрим, что у тебя получится.

Кейт была довольна своими успехами, но почувствовала облегчение, когда они перешли к кинжалу, после того как все возможности незаряженного пистолета были исчерпаны. Таким образом, вопрос, что скажут Валентина и жители деревни по поводу стрельбы из пистолета фактически по их задним дверям, был отложен до следующего дня.

Потратив следующее утро на дальнейшее оттачивание мастерства владения пистолетом и кинжалом, после обеда Бретт познакомил ее со шпагой. Она не проявила к ней ни малейшего интереса, но Бретт все равно продолжил урок фехтования, поскольку это мешало ей снова поднять тему своего отъезда и, помимо этого, давало ему возможность расположить ее к себе.

– Когда ты приобретешь сноровку, ты сможешь носить пистолет в муфте и кинжал в подвязке, – в шутку предложил Бретт.

– Я бы предпочла не разгуливать по улицам, вооруженная до зубов, – ответила она, но Бретт улыбнулся ей так, что у нее кровь прилила к щекам. – Если ты будешь продолжать так на меня смотреть, мне придется пустить их в ход против тебя, – пригрозила она.

– И шпагу?

– Я не настолько хорошо ей владею, но я всегда могу воткнуть ее тебе в сердце, пока ты спишь, – задумчиво добавила она.

– А ты кровожадная девчонка! Разве мать не говорила тебе, что благовоспитанным девушкам не пристало думать о таких вещах?

Кейт перестала улыбаться.

– То, чему меня учила моя мать, может тебя шокировать. Я бы предпочла об этом забыть.

Как Бретт ни старался уговорить ее объясниться, она наотрез отказалась беседовать о своей матери. Вместо этого Кейт попросила его снова показать ей один удар шпагой.

– До тех пор, пока я не смогу встать с этой кровати, мне придется заручиться помощью Чарлза. Невозможно лежа научить человека фехтовать, даже если под моей спиной находится половина подушек гостиницы.

Следующие два дня, как и предыдущие, прошли в согласии. Они по-прежнему совершенствовали навыки владения оружием – Чарлз даже принес Кейт мишень, чтобы метать в нее кинжал, – и Бретт учил ее играть в карты. Время от времени она читала вслух, но ему становилось скучно, и он засыпал. Валентина изо всех сил старалась, чтобы им не мешали. Сама она никогда не задерживалась в комнате Бретта дольше нескольких минут, и когда бы Чарлз ни присоединился к ним, у нее, похоже, всегда находилось для него неотложное дело. Кейт не замечала, что их сводят, но Бретт это понял и теперь терялся в догадках, что замышляет Валентина. Он знал, что мадам Маркюль была тонким наблюдателем, от внимания которого ничто не ускользало надолго, особенно если это что-то хотели от нее скрыть. Она затевала что-то недоброе, но сейчас Бретт ничего не мог с этим поделать. Не мог же он, в конце концов, запереть мадам в одной из комнат ее собственной гостиницы.

Следующий день выдался особенно солнечным, и доктор Бертон разрешил Бретту немного побыть на свежем воздухе, но с условием, что тот не будет вставать с кресла.

– Я не хочу, чтобы вы передвигались без посторонней помощи, и вы не должны долго находиться на улице. Простуда может оказаться для вас смертельной. На самом деле вам пока еще рано вставать, но немного солнца и легкий моцион пойдут вам на пользу.

Поэтому по приказу Валентины в сад вынесли по меньшей мере половину мебели из гостиницы, и следующие два часа они провели, нежась на солнышке и пытаясь решить, что делать с наследством Кейт. Девушка по-прежнему думала, что у нее за душой нет ни гроша, поэтому, когда Валентина спросила, что она собирается делать со своим замком, девушка растерялась.

– О каком замке вы говорите? – с неподдельным замешательством спросила она.

– О вашем доме! Вы сказали, что у вас нет родных. Разве вы не являетесь наследницей?

– Я не знаю. Никто никогда мне об этом не говорил.

– Он твой, – внезапно сказал Бретт. – Замок не закреплен за твоим братом.

– Откуда ты знаешь? – требовательно спросила она.

– Поверенный твоего брата сказал мне об этом, когда объяснял, почему Мартин не может поставить на кон имение.

– Какое имение? – воскликнула Валентина, сгорая от любопытства.

Но Бретт не прервал свои объяснения.

– Наверное, ты очень богатая женщина. – Похоже, его ничуть не радовала такая перспектива. – Не знаю, почему я не догадался сказать об этом раньше. Полагаю, из-за болезни это вылетело у меня из головы.

Валентина не поняла и половины из того, о чем говорил Бретт, но этого хватило, чтобы уяснить, что Кейт не была бедной, живущей за счет других девушкой, каковой все ее считали, и мадам догадалась, что Бретту не нравится то, как оборачивается дело. Она могла поспорить с кем угодно на свое лучшее ожерелье, что он не отпустит Кейт, но если та богата и независима, как он собирался ей помешать? Валентина посмотрела на молодых людей, – каждый из них был погружен в свои собственные мысли, – и ее сердце затрепетало в предвкушении. Похоже, не успеет сегодняшний день закончиться, как разразится скандал.

– Если этот замок ваш, – сказала Валентина, в то время как ее глаза весело сверкали, – вы должны прогнать старые воспоминания. У вас есть ров с водой и подъемный мост? – Кейт улыбнулась и покачала головой. – Но у вас наверняка есть темница! Вы можете похоронить скелеты и покрасить ее в ярко-желтый цвет.

Постепенно Кейт начала отзываться на попытки Валентины рассмешить ее, и вскоре они уже переделывали камеры пыток в винные погреба, пустив дыбу на полки для вина, клейма – на спицы для игольного кружева, а железные кандалы – на крючья для копчения окорока.

Бретт с раздражением слушал их беседу, но не принимал в ней никакого участия, а когда Чарлз доложил, что ему пришли письма, то ничуть не обрадовался. Он извинился и с явной неохотой удалился. Как ни странно, но после его ухода дамы обнаружили, что разговор уже не кажется им столь занимательным, и вскоре вернулись в дом.

После полудня у жильцов трех комнат наблюдалась напряженная работа мысли.

Валентина вознамерилась женить Бретта на Кейт. Бедняжка явно была от него без ума – девушка постоянно разговаривала только о том, что касалось Бретта, – и тем не менее не желала ему уступать. Валентина достаточно хорошо знала Бретта, чтобы понять, что его презрение к женщинам отчасти было вызвано тем, что они всю жизнь беспрекословно исполняли всякое его желание. Кейт любила его страстно, всем сердцем, однако она скорее будет сражаться с ним на каждом шагу, чем позволит перешагнуть через свои чувства и не считаться со своим мнением.

Бретт совершенно не привык к сопротивлению, и Валентина прямо-таки сгорала от желания увидеть, как его поставит на колени женщина, которой достанет сил отплатить ему сполна. Мадам Маркюль не сомневалась, что Бретт никогда не женится на женщине, которая безропотно покорится его подавляющей всех и вся железной воле. Может, он и думает, что ему всего лишь нужна та, которая будет питать его похоть и удовлетворять страсть, но он возьмет в жены ту женщину, чьим характером будет восхищаться и чью силу уважать.

Валентина обожала сильных мужчин и втайне хотела, чтобы кто-нибудь подчинил ее своей воле, но она была сильной женщиной и держала в узде всех мужчин, которые ее когда-либо любили. Естественно, стоять и смотреть, как Бретт скачет по жизни необъезженным жеребцом, было выше ее сил. Она пообещала себе, что погуляет на их свадьбе, даже если ей придется пройти весь путь до Лондона пешком.

Кейт ее мысли не доставляли практически никакого удовольствия. Она никак не могла поверить, что теперь Райхилл принадлежит ей. Она никогда не знала, кому перейдет имение после смерти Мартина, но у нее никогда не было ни малейшего основания считать, что этим человеком будет она сама. Теперь девушка мерила шагами комнату, стараясь не обращать внимания на неотступный страх, что появится какая-нибудь неизвестная кузина и отберет у нее имение раньше, чем она успеет выяснить, оставил ли ей Мартин в наследство что-нибудь, кроме долгов.

Но ей придется подождать до возвращения в Лондон. Если выяснится, что после уплаты долгов еще что-нибудь останется, тогда все ее проблемы разрешатся. Ей не нужно много денег – даже небольшой суммы хватит на спокойную жизнь где-нибудь вдали от любопытных глаз высшего общества. Она всегда знала, хотя и не признавалась себе в этом из-за ужасных последствий, что история о том, как она покинула Райхилл, когда-нибудь всплывет, может быть, не сейчас и не вся сразу, но как только люди узнают, что она уехала с Бреттом без сопровождения, ее репутация будет погублена, и свет никогда ее не простит. Однако, если у нее будет достаточно денег, она ни от кого не будет зависеть.

Но это означало, что ей придется вычеркнуть Бретта из своей жизни, а к такому повороту событий Кейт пока не была готова. Любовь ее была слишком юна и неизведанна, оптимизм молодости слишком велик, чтобы смириться с горечью вечной разлуки. Каждый раз, когда она видела его лицо, представляла его мускулистое тело, вспоминала о дикой страсти их первой ночи, ее сердце вновь наполнялось надеждой, что случится нечто такое, что перекинет мост над пропастью, разделяющей их. От одной мысли о том, чтобы называть это полное жизни, чувственное создание своим мужем, ее сердце начинало бешено биться, а тело охватывала дрожь.

Но по здравом размышлении жестокая действительность предстала перед ней во всей красе, и остаток дня она пребывала в подавленном настроении.

Глава 13

Мысли Бретта были не такими путаными, но от этого смириться сними было ничуть не легче. Первое письмо пришло из министерства иностранных дел, и в нем содержались новые указания Бретту. Лорд Тандерберк в весьма недвусмысленных выражениях дал понять, что «с вашей стороны чертовски обременительно подставлять себя под пулю, когда вы работаете на министерство иностранных дел. Вы должны были быть уже на пути к Парижу и Риму, а не лежать неизвестно где, восстанавливая силы». Усилия, потраченные на составление новых планов, явно серьезно посягнули на запасы терпения его светлости, поэтому его указания были лаконичными.

Получив данное письмо, Бретт должен был немедленно отправиться в Кале. Там его уже ожидал корабль, который, обогнув Францию и Испанию, пройдет через Гибралтарский пролив, проплывет вдоль побережья Северной Африки и доставит его в Алжир. Прибыв в Алжир, он будет следовать полученным ранее указаниям. События в стране развивались стремительно, поэтому ему необходимо действовать осторожно и быстро.

С уст Бретта слетела парочка сочных ругательств, но, по сути, эти указания не стали для него неожиданностью. Принимая во внимание характер и сроки его миссии, лорд Тандерберк действительно не мог поступить иначе. Тем не менее он разразился проклятиями.

Что ему делать с Кейт? Это дело с наследованием имения Мартина застигло его врасплох. Почему он не вспомнил об этом, вместо того чтобы слепо верить словам Кейт о том, что она бедна как церковная мышь? Теперь, когда ей было на что жить и куда поехать, он больше не мог отделываться от нее отговорками. Она больше от него не зависела. Если Кейт на сей раз решит убежать от него – а он не мог поручиться, что Валентина ей в этом не поможет, – то она прямиком направится к своему треклятому дяде, и он никогда не вернет ее обратно.

Уэстбрук усилием воли взял себя в руки. Он никогда не вел себя так из-за женщины и не понимал, что с ним происходит. Бретт пытался убедить себя, что для него не важно, чтобы Кейт осталась с ним, что он проживет без нее так же, как жил без многих других, но понимал, что обманывает себя. Бретт не знал, что ему от нее нужно, но всякий раз, как он вспоминал сладкий вкус ее губ или дивную нежность кожи, его снова охватывало мучительное желание. Он не мог ее потерять, и будь проклята эта рана за то, что сделала его таким беспомощным!

Второе письмо повергло его в неистовую ярость. Он написал Эдварду и попросил его узнать, что произошло в Райхилле, и теперь пожалел о своей просьбе. Прочитав письмо, Бретт скомкал бумагу и отвел душу, грязно выругавшись. После чего стремительно подошел к двери и позвал Чарлза, не переставая осыпать проклятиями Мартина, Бойнтона, Седли и неизвестного молодого человека, который, по словам Эдварда, видел их в Дувре и теперь рассказывает об этом направо и налево. Было ясно, что слишком много людей слишком много знали о том, что произошло в Райхилле, чтобы сохранить это в тайне, – и тем не менее именно он совершил ошибку, заключив пари и уехав из замка с Кейт. Все остальное было неизбежной расплатой за его поступок.

– В деревне живет английский священник по фамилии Хэмфрис, – рявкнул Бретт, как только Чарлз вошел в комнату. – Обычно он напивается в стельку еще до полудня, поэтому тебе придется привести его в чувство, но я хочу, чтобы сразу после ужина он был здесь и совершил обряд бракосочетания. Поговори с Валентиной. С ее помощью ты найдешь его гораздо быстрее.

– В-вашего бракосочетания? – заикаясь, осведомился Чарлз.

Он был опытным слугой и привык к необычным распоряжениям, но в этот раз у него глаза чуть не вылезли из орбит.

– Да, моего бракосочетания. Эдвард Ханглсби написал мне чертовски грубое, даже для него, письмо. Похоже, Бойнтон разболтал слишком много, а Седли, как всегда, всюду сует свой нос. Словом, вся эта грязь скоро выплывет наружу, и он практически приказал мне жениться на мисс Вариен, чтобы спасти ее репутацию. И ни слова заботы обо мне, своем старинном друге! Я убью Фрэнка Бойнтона, если когда-нибудь увижу его снова.

– Мисс Вариен знает об этом?

– Нет, и лучше не спеши приводить сюда этого священника. Мне нужно время, чтобы подготовить ее, и я не знаю, как она это воспримет.

В этот вечер за ужином нервы у всех были натянуты.

Бретт был неразговорчив и на всякое замечание, обращенное к нему, отвечал сухо и односложно. Для него этот брак был равносилен публичному признанию вины, и ему то и дело приходилось подавлять острое желание разразиться бранью в адрес Кейт – причины своего унижения.

Чем больше Кейт думала о возвращении в Райхилл, тем меньше ей этого хотелось. Когда-то она считала, что если ей будет куда пойти, то все встанет на свои места, но теперь она обнаружила, что, даже убежав на край света, не спасется от своей любви к Бретту.

Валентина считала, что влюбленные должны пережить немало горя, прежде чем обретут счастье, поэтому она чуть не засмеялась, когда Кейт огрызнулась в ответ на одно из резких замечаний Бретта. Она сказала Чарлзу, что даже пальцем не пошевелит, чтобы помочь ему, пока он все ей не расскажет, и теперь не могла устоять перед искушением помучить Бретта. Он был столь же эгоистичен и себялюбив, сколь и красив, и заслуживал, чтобы его заставили страдать. Тем не менее только мужчина с чувственным аппетитом Бретта заслуживает такого трофея, как Кейт.

Поэтому Валентина весело щебетала, сама отвечая на свои вопросы и не дожидаясь, когда Бретт или Кейт ей ответят. Мадам Маркюль была проказницей по натуре и обожала растравлять душевные раны окружающих. После этого она всегда чувствовала себя немного виноватой, но не могла помешать бесенку внутри себя поднять голову, как не могла перестать красить волосы.

После того как унесли тарелки из-под десерта, Валентина и Кейт поднялись, собираясь оставить Бретта наедине с его бренди. Они в первый раз ели в столовой и не знали, следовать ли правилам хорошего тона или придерживаться недавно сложившейся привычки болтать еще долго после того, как все блюда убрали со стола.

– Останьтесь, – хмуро сказал Бретт, жестом показав, чтобы они сели обратно. – Сегодня я получил письма из Лондона, и думаю, нам нужно обсудить, как нам быть с Кейт.

Он продолжал вертеть в руках бокал из-под бренди, не желая говорить по существу, и Валентина уселась на стул, приготовившись насладиться увлекательным представлением. Теперь ее можно было выдворить из комнаты, только вытолкав взашей, и даже тогда она стала бы подслушивать, приложив ухо к замочной скважине. Кейт выжидающе наклонилась вперед, приготовившись выслушать любое предложение Бретта, оставляя за собой окончательное принятие решения.

– Вы обе знаете, что неделю назад я уже должен был быть в Париже. Сегодня я получил новые распоряжения. Я должен уехать, как только смогу самостоятельно передвигаться.

Кейт оцепенела и побледнела как полотно. Наконец, этот миг настал – он собирается ее покинуть.

– В эту самую минуту в Кале ждет корабль, чтобы переправить меня в Средиземное море. Я уеду завтра на заре. Я потерял уйму времени из-за ранения и должен торопиться.

Кейт крепко сцепила руки, лежавшие на коленях, чтобы унять дрожь. Она знала, что рано или поздно этот момент настанет, и пыталась подготовить себя к нему, однако известие вызвало у нее шок.

– Второе письмо пришло от Эдварда, – сказал Бретт, поворачиваясь к Кейт, – и он пишет, что всем известно, что я убил Мартина. Кажется, никто не знает, что ты была со мной, но это всего лишь вопрос времени. Когда-нибудь все раскроется, и твоя репутация будет погублена навеки. Дабы предотвратить такое плачевное положение дел, я предлагаю тебе выйти за меня замуж. К тому времени, как мы вернемся из Африки, наш брак уже ни для кого не будет новостью и мы с твоим дядей будем рядом, чтобы защитить тебя от любителей позлословить.

«Sacrebleu! – выругалась про себя Валентина. – Как он может делать предложение в такой оскорбительной манере? Глупец!»

Кейт с упавшим сердцем слушала новости, полученные от Эдварда, но как только с уст Бретта слетело предложение о браке, ее глаза вспыхнули. Она жалела, что не умерла от унижения. Он был самым слепым и бесчувственным болваном, которого ей доводилось встречать, а она, должно быть, еще большая дура, потому что влюбилась в него.

– Я высоко ценю твою заботу о моей репутации, – сумела выдавить она сквозь стиснутые зубы, – но боюсь, я вынуждена отказаться от твоего лестного предложения.

«Теперь начнется сражение», – с ликованием подумала Валентина.

– Разве ты не слышала, что я сказал? – требовательно спросил Бретт, нетерпеливо взглянув на нее, но в его взгляде не было ни тени удивления. – Весь Лондон знает половину этой истории, и со дня на день выплывет остальное. Единственная надежда для тебя – это выйти за меня замуж.

«Матерь Божья, – подумала Валентина, – я думала, это невозможно, но он, в сущности, испортил все еще больше». Кейт вышла из себя.

– Моей единственной надеждой, – гневно прошипела она, – было вообще с тобой не встречаться. Как ты смеешь делать мне предложение в такой унизительной манере? Жаль, что я не выкинула тебя в море вместе с Мартином!

Сила ее гнева была так велика, что усидеть на месте было выше ее сил. Девушка вскочила со стула; взгляд ее голубых глаз пронзал воздух, словно стальной меч, а длинные локоны подрагивали от волнения.

– Глядя на то, как ты бесишься, можно подумать, что я попросил тебя стать моей любовницей, а не женой.

– Если бы ты попросил меня, то я, возможно, согласилась бы, – парировала Кейт, повергнув в изумление и Бретта, и Валентину, – но я не выйду за тебя замуж, чтобы спасти тебя от мучений.

– Боже правый, ты ведешь себя так, будто имя Уэстбрук принадлежит какому-то неотесанному деревенщине!

– Может быть, когда тебе давали это имя, оно и было благородным, но с тех пор оно порядком запылилось.

Бретт опустил на стол свой огромный кулак с таким грохотом, что по комнате прокатилось эхо.

– Придержи язык, если не хочешь, чтобы я тебя выпорол.

Его черные глаза стали похожи на грозовые тучи и превратились в две щелки. Он неимоверным усилием пытался сохранить самообладание, но быстро сдавал свои позиции в схватке с гневом. Как всякий мужчина, принадлежавший к древнему роду, он с молоком матери впитал потребность отстаивать честь своего имени и не мог позволить никому оскорблять его имя и после этого по-прежнему высоко держать голову. Его гордость была неразрывно связана с его славным родом, и на сем фундаменте покоился смысл его жизни.

– Так-то ты обычно поступаешь с женщинами, которые не согласны с тобой, – порешь их? – требовательно спросила Кейт.

– Намного хуже, и ты узнаешь, как я поступаю со всяким, кто порочит мое родовое имя!

– Ты неправильно меня понял, – промурлыкала Кейт. – Я порочила не твой род, а только тебя.

Бретт вскочил на ноги, но Кейт проворно отскочила в сторону, оказавшись вне его досягаемости. Он понимал, что не сможет ее поймать, и только выставит себя на посмешище, если попытается это сделать.

– Я предложил тебе защиту своего имени, – сказал Бретт, – и мое предложение остается в силе. – Он повернулся к Валентине. – Постарайся вразумить ее. У нее явно помутился рассудок, – сказал он и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

– Я не выйду за тебя! – крикнула ему вслед Кейт. – Даже если ты будешь умолять меня на коленях!

Она всхлипнула и, схватив с буфета вазу, запустила ею в дверь. Та разлетелась на тысячу осколков.

– Конечно, это была уродливая ваза, – туманно высказалась Валентина. – Думаю, она мне была больше не нужна, но успокойтесь, ma petite, пока вы не разбили что-нибудь еще, потому что все остальное мне нравится.

Она улыбнулась, предлагая Кейт вернуться на свое место, но та уже яростно расхаживала взад и вперед по комнате, комкая носовой платок и бормоча под нос проклятия. Несколько минут Валентина молча наблюдала за ней.

– Рано или поздно вам придется сесть и спокойно обо всем подумать.

– Зачем? – сердито спросила Кейт. – Бретт не станет меня слушать.

– Не станет, пока вы бросаетесь вазами.

Кейт прекратила мерить шагами комнату.

– Извините, что я разбила вашу вазу, но я не выйду за него замуж, и это мое окончательное решение, – чуть не плача, сказала девушка. – Я достаточно богата, чтобы купить себе мужа. Я могу выйти за Чарлза или даже за Марка. Наверняка любой из них будет лучшим мужем, чем этот самодовольный мужлан!

– Сядьте и не пытайтесь показать мне, какой грубой вы можете быть, – строго сказала Валентина. – Я гораздо вульгарнее, чем вы когда-нибудь сможете стать, и меня не удивишь проклятиями, мечущими молнии глазами и вздымающейся грудью.

Кейт плюхнулась в кресло, которое освободил Бретт, но от этого ее гнев нисколько не уменьшился. И все же предательская слеза задрожала на ее ресницах, влажная и блестящая, потом скользнула вниз и медленно побежала по ее щеке. Она сердито смахнула ее рукой, но тут появилась другая, потом еще одна, и, не в силах больше сдерживаться, Кейт расплакалась.

– Черт! – выругалась она. – Черт! Черт! Черт! Почему я постоянно плачу? Каждый раз, когда этот человек ведет себя, как викинг-завоеватель, я начинаю плакать, будто слабоумная. Почему я не могу ударить его по лицу или выцарапать ему глаза?

На лице Валентины появилось несколько удивленное выражение.

– Значит, у нашего прекрасного котенка есть коготки? Не знала, что вы можете быть такой жестокой.

– Если бы единственными мужчинами, встретившимися вам на жизненном пути, были мой отец, мой брат и это порочное чудовище, то вы бы не смогли думать о мужчинах без содрогания! А что касается того, как я выражаюсь, то вы забыли, что брань Мартина служила мне постоянным примером. Если меня еще сильнее вывести из себя, то даже вы услышите слова, которые вас шокируют.

Валентина разразилась звучным гортанным смехом.

– Mon petite chou^[41], вы думаете, что я ребенок? Да я слышала французские, немецкие, английские, испанские и итальянские ругательства! И я помню парочку русских и турок, которые становились весьма занятными, когда пустел стакан. Нет, дитя мое, вам не удастся меня шокировать. Кого вы пытаетесь шокировать, так это себя. Вы пытаетесь убедить себя, что можете противостоять целому свету, но Бретт прав, и вы это понимаете. К тому же нет нужды переживать позор, которого можно избежать, особенно когда вы ни в чем не виноваты. Вы можете быть богатой, но это отнюдь не спасет вашу репутацию. Между тем, если вы станете миссис Уэстбрук, вы наверняка будете уважаемой дамой, перед которой откроются все двери. Бретт имеет очень большой вес в обществе. Он не всегда будет колесить по миру, разъезжая по захудалым королевствам. Когда он займет место в правительстве, он будет рядом с вами. И, – ласково добавила Валентина, – его чувство к вам глубже, чем вы думаете. Вы полагаете, он женился бы на вас, пусть бы вам грозил самый ужасный скандал, если бы не хотел этого? Sacrebleu, он бы повернулся к вам спиной и даже пальцем не пошевельнул бы, чтобы спасти вас от краха. Женщины Лондона, Парижа, Рима, Вены бегают за ним, однако же ни одной из них он не делал предложения.

Валентина снова разразилась звучным смехом.

– Каждый раз, когда он видит вас, у него закипает кровь. – Кейт покраснела и принялась теребить бахрому своей шали. – Если бы это не было так глупо, то было бы забавно смотреть, как вы оба притворяетесь, что не любите друг друга.

– Я призналась в этом самой себе, – созналась Кейт, – но я не выйду за него замуж просто потому, что это соответствует его средневековым представлениям о благородстве. Я хочу, чтобы он женился на мне по любви, а не для того, чтобы спасти мою репутацию. Я хочу, чтобы он ценил во мне человека, а не тело.

– Но какое тело!

– Ну вот, и вы туда же! Я человек, а не статуя, и, как всякий нормальный человек, хочу, чтобы меня любили за мои личные качества.

– Helas, вы должны оставить попытки отделить духовную любовь от плотской. Ни один мужчина не в состоянии смотреть на тело, а думать о душе. Они по-другому устроены, и Бретт не исключение. Но он понял, что вы обладаете умом и характером, с которыми нельзя не считаться.

Поставив локти на стол и подперев руками подбородок, Кейт уставилась перед собой невидящим взглядом, по постепенно ее внимание сосредоточилось на стоявшем напротив нее графине с бренди. Темно-красная жидкость играла на свету, когда она поворачивала голову из стороны в сторону. Она взяла бокал Бретта и поднесла его к свету. Девушка внимательно изучала густую жидкость, взбалтывая ее в бокале и наблюдая, как она оседает на стенках тонкой пленкой.

– Интересно, что такого уж замечательного мужчины находят в этой штуке?

Она понюхала содержимое. Крепкий аромат спиртного ударил ей в нос. Она отпрянула и снова посмотрела в бокал. После чего поднесла его к губам и осторожно сделала маленький глоточек. Восхитительный фруктовый вкус ублажил ее язык, но, скользнув в горло, жидкость становилась все горячее и горячее, пока не упала в ее желудок огненным комком, так что у девушки широко распахнулись глаза.

Валентина с неодобрением наблюдала за ней. Она не возражала, когда дамы пили вино, но только мужчины могли пить бренди.

– Поставьте стакан на место и послушайте меня. Не прячьтесь за свою глупую гордость. В этом нет никакого смысла. Выходите замуж за Бретта, даже если вам кажется – хотя это полнейшая глупость, – что он не любит вас, и вы заставите его полюбить себя, когда вам будет угодно, если будете действовать правильно.

– Бретт ни разу не удосужился даже притвориться, что я ему небезразлична, – сказала Кейт, не отрывая глаз от бренди. – Его больше волнует, что скажут люди, чем я сама.

Она по-прежнему потягивала бренди, и каждый но вый глоток был больше предыдущего.

– Бретта никогда не волновало, что скажут о нем люди. Ха! Мне смешно это слышать. Я знавала многих мужчин, которые так упивались своей собственной персоной, что не видели дальше своего носа, но Бретт не из таких. Ему нет никакого дела до чьего-либо одобрения.

Но Кейт уже не слушала Валентину. Она устала от всей этой неразберихи. Не имеет значения, какой дорогой она пойдет: похоже, все они заканчивались тупиком. Ей хотелось забиться в уголок и забыть о том, что она вообще знала Бретта. Успокаивающее ощущение тепла, сосредоточившееся под ложечкой, начало разливаться по ее телу. Она налила себе еще бокал бренди и, потягивая, выпила его до дна. Валентина приводила один довод за другим, доказывая, что Кейт совершит большую ошибку, если не выйдет замуж за Бретта, но после того, как третий бокал огненной жидкости оказался в ее желудке, Кейт получила желанное забвение. Боль уменьшилась, и то, что волновало ее минуту назад, показалось совершенно неважным. Ничто уже не имело значения.

«И как это я раньше ничего не знала о бренди? – подумала она. – Как это похоже на мужчин – оставлять все самое лучшее себе».

Но теперь она знала о нем, и, пока Валентина пыталась уговорить ее выйти замуж за Бретта, она незаметно напилась.

Чарлз обнаружил Уинфреда Хэмфриса, когда тот пытался растянуть пинту дешевого бренди, разбавляя его водой. Он чуть не бросился Чарлзу на шею, узнав, что получит солидное вознаграждение за такое пустячное дело, как обряд бракосочетания.

Чарлз привел его в гостиницу и как раз наливал ему стакан эля, когда в комнату ворвался Бретт, в такой ярости, что все мысли о спиртном вылетели, насколько это вообще было возможно, у Уинфреда из головы. Уинфред воззрился на Бретта в таком ужасе, что Чарлз пожалел, что не отвел его в местную таверну: Бретт напугал его так, как не могла напугать даже геенна огненная.

Не замечая, что у священника порядком поубавилось желание участвовать в их затее, Бретт послал Кейт в ад, предназначенный как раз для недальновидных и упрямых женщин, и перешел к делу.

– Полагаю, Чарлз рассказал, что нам от вас требуется, – рявкнул он, свирепо глядя на Уинфреда из-под насупленных бровей. – Этот брак должен быть заключен сегодня вечером, но она вбила себе в голову какую-то чепуху о том, что это неприлично, и теперь отказывается довести начатое до конца. – Его громкий голос действовал на расшатанные до предела нервы Уинфреда. – Вы не должны обращать никакого внимания на ее слова. Она выйдет за меня замуж, даже если мне придется волоком тащить ее к алтарю.

Угрожающий тон его голоса испугал Хэмфриса до такой степени, что он расплескал свой драгоценный эль.

– Бретт, – прошипела Валентина, высунув голову в дверь, – мне надо тебе кое-что сказать.

– В чем дело?

– Это касается Кейт.

– Что эта упрямая женщина сделала на этот раз?

– Не так громко, – шикнула Валентина. – Подойди сюда, и я тебе скажу.

– Если она снова убежала, я сверну ей шею! – вспылил Бретт и вышел из комнаты.

Оставшись наедине, Чарлз с Уинфредом молча уставились друг на друга, напряженно прислушиваясь. Сначала сквозь тяжелую дверь проникал только свистящий шепот Валентины, что-то торопливо объяснявшей Бретту, но вдруг, оборвав ее на полуслове, прогремел голос Бретта, прокатившись по гостинице взрывной волной.

– Пусть все стервятники ада разорвут тебя на кусочки вместе со всеми винокурами, которые делают хваленый бренди в этой отсталой стране! – неистовствовал он. – Мне надо бы придушить тебя завязками от твоего ночного колпака!

– Прибереги проклятия для того, кто их заслуживает, – резко ответила ему Валентина.

Ее последние слова потонули в звуке удаляющихся шагов Бретта.

Уинфред нервно огляделся в надежде найти выход, но возле единственной двери стоял Чарлз. Священник торопливо отхлебнул эля, чтобы укрепить нервы, поджидая возвращения Бретта, но через несколько минут дверь открыла Валентина и сказала Чарлзу все тем же свистящим шепотом:

– Отведи этого пьяницу в церковь. Пора начинать свадебную церемонию.

Глава 14

– Мой долг воспрепятствовать этому браку, – неуверенно начал Уинфред, но Чарлз подтолкнул его в спину.

– Подожди, пока возникнет проблема, и только потом пытайся ее решить, – наставительно произнес он.

Уинфред подумал, что это самый лучший совет, который он когда-либо слышал, поэтому оправил свое одеяние и направил стопы в церковь, горячо надеясь, что никаких проблем не возникнет. Мысль о выпитом эле и обещанном вознаграждении оказалась для него достаточным стимулом, чтобы не обращать внимания на гложущие его сомнения.

Но проблема все-таки возникла. Кейт была пьяна. До такой степени, что Бретту пришлось крепко обхватить ее за талию и прижать к себе, чтобы она не упала. Валентина пыталась помочь, но этим еще больше мешала, и Бретт в конце концов вышел из себя.

– Предоставь ее мне. Лучше уж я буду держать ее сам, чем нести вас обеих.

– Bete! Неблагодарный! – ответила Валентина.

– Я был бы гораздо больше тебе благодарен, если бы у тебя хватило ума убрать бренди, прежде чем она напилась до беспамятства.

Голова Кейт была опущена и моталась из стороны в сторону, но время от времени она поднимала ее и бормотала что-то нечленораздельное. Ее волосы растрепались, отчего она напоминала сумасшедшую, и это впечатление усиливалось, когда она низким, скрипучим голосом хрипела:

– Я не выйду замуж за этого проклятого совратителя! Уинфред поднял воротник плаща, закрыв им уши, и сделал вид, что не расслышал слова Кейт, но она повторяла их снова и снова.

– Закрой рот, – выпалил Бретт, потеряв самообладание. – Не надо оповещать весь город о своем прошлом.

После этих слов Уинфред больше не мог игнорировать голос совести. Они подошли к двери церкви, и он понял, что если он хочет выразить свое несогласие, то должен сделать это сейчас или никогда.

– Сэр, я считаю своим долгом настоять на том, чтобы леди позволили прийти в себя. Я не могу сочетать браком людей, один из которых пьян, – с праведным неодобрением изрек он.

– Заходите внутрь, убогий прелат! – свирепо прорычал Бретт, теряя терпение. Передав Кейт на попечение Чарлза, он распахнул двери церкви и втолкнул Уинфреда внутрь. – Если я еще раз услышу ваше нытье, то вспорю ваше жирное брюхо и заберу назад свой эль!

Не в силах оказывать дальнейшее сопротивление, Уинфред поковылял по проходу к алтарю, опасаясь снова навлечь на себя гнев Бретта. Оказавшись в знакомой обстановке, он почувствовал себя несколько увереннее, но снова начал дрожать, увидев прямо перед собой свирепое лицо Уэстбрука. Хэмфрис вцепился в свои книги, которые ходуном заходили в его руках.

– Вы уверены, что сможете прочитать то, что там написано? – презрительно спросил Бретт.

– Я ни разу не дал маху во время богослужения, – с гордостью сказал Уинфред.

– Но где-то вы явно дали маху, иначе не влачили бы такое жалкое существование, – жестко заметил Бретт и отвернулся. Чарлз с Валентиной тащили спотыкающуюся Кейт к алтарю. – Мне придется держать ее, не то она упадет, – раздраженно сказал Бретт, опустившись на колени перед алтарем и крепко обхватив руками безжизненную девушку, в то время как его глаза метали молнии, призывая священника как можно скорее приступить к своим обязанностям.

Церемония успешно подошла к концу, несмотря на то что священнику пришлось несколько раз повторить обеты, которые должна была дать Кейт, прежде чем та смогла их выговорить. Очередным камнем преткновения стало подписание документов, но Чарлз отвлек внимание Уинфреда, а тем временем Валентина, обхватив своей рукой руку Кейт, поставила за нее роспись. После этого все наконец облегченно вздохнули.

К тому времени, как они покинули церковь, гнев Бретта на Кейт за неудачно выбранное время для дегустации бренди прошел. Его рука, лежавшая на ее талии, то и дело касалась ее груди, и он утратил интерес ко всему, кроме близости ее тела, которое столько дней дразнило его, обрекая на нестерпимые муки. Теперь они были женаты, и все, чего он так страстно желал, все, что было под запретом всю прошлую неделю, скоро будет принадлежать ему.

Бретт крепче прижал к себе Кейт, упиваясь предвкушением того, что должно было произойти. За последние несколько дней он тысячу раз оживил в памяти ту ночь в «Петушке», наблюдая за тем, как она снует по комнате на расстоянии вытянутой руки от него. Он заново пережил все до мельчайших подробностей, испил до дна каждый миг восхитительных ощущений, все это время думая о том, каких невероятных высот могло достичь их блаженство, если бы она отдала ему свою страсть добровольно. Он мучил себя, наблюдая за каждым ее движением, зная, как выглядит ее тело под одеждой, которая скрывает его от его глаз, вспоминая, каково это – держать Кейт в своих объятиях. Одного взгляда на нее бывало достаточно, чтобы у него поднялась температура, что так расстраивало доктора Бер-тона. Бретт мог бы сказать ему, что всему виной не лихорадка и не болезнь, а скорее то, что ему не терпится снова пережить то незабываемое наслаждение. Теперь Кейт принадлежала ему, навсегда, и при мысли об этом по его телу пробегала дрожь.

Холодный воздух немного отрезвил Кейт, и этого хватило, чтобы она поняла, что она больше не сидит за столом, а ее наполовину ведут, наполовину тащат по улицам. Она что-то бормотала себе под нос всю дорогу до гостиницы, пытаясь понять, почему оказалась на улице в такое время ночи. Казалось, это была второстепенная проблема, но для нее было очень важно понять причину столь внезапной перемены. У дверей гостиницы девушка резко остановилась.

– Я знаю это место, – заплетающимся языком пробормотала она. – Я бывала здесь раньше. – Кейт вырвалась из объятий Бретта и повисла на косяке двери, вцепившись в него обеими руками. – Мне здесь нравится. Я хочу тут остаться.

Валентина собиралась уговорить ее отпустить косяк и осторожно провести в дом, но у Бретта было на этот счет другое мнение. Он оторвал Кейт от косяка и втолкнул ее внутрь.

– Обычно леди не пьют бренди, – сказал он. – Но если это случается, то они стараются, чтобы никто не видел, как они обнимаются с дверями.

Но Кейт чувствовала неодолимую потребность что-нибудь обнять, поэтому обвила руками шею Бретта.

– Так-то лучше, – сказал он и с энтузиазмом обнял ее в ответ. Однако его попытка поцеловать ее не увенчалась успехом по той простой причине, что Кейт была не в состоянии поднять голову.

– Может, вы и женаты, – резко сказала ему Валентина, – но я не позволю вам вести себя неприлично. Отведи la pauvre petite в гостиную и прогуляй ее. У меня есть замечательный отвар, который живо приведет ее в чувство.

Она направилась на кухню, готовая сразиться с Нэнси ради того, чтобы Кейт достаточно протрезвела, чтобы запомнить свою первую брачную ночь.

Бретт попытался прогулять Кейт, но после тяжкого испытания, которое он пережил, волоча на себе Кейт в церковь и обратно, его рана болезненно пульсировала, и он настолько ослаб, что у него кружилась голова. К счастью, вскоре вернулась Валентина со своим подозрительным снадобьем.

– Не спрашивай, что это, – сказала она, увидев, как Бретт вопросительно поднял брови. – Отвар очень противный, но он приведет ее в чувство. Ступай посмотри, все ли готово к завтрашнему дню. Я справлюсь с ней. Просто усади ее в кресло и запрокинь ей голову. Возвращайся через часок, и, может быть, она с тобой поговорит.

– Это не тот разговор, который меня интересует, – ответил Бретт. Было невозможно не заметить голодное выражение его глаз.

– Во всяком случае, это больше, чем то, что мы имеем сейчас, – сказала Валентина, пытаясь придать Кейт нужную позу. – Я велела служанке упаковать вещи миссис Уэстбрук, но, может, тебе стоит самому за всем проследить. Я не имею ни малейшего понятия, что нужно человеку для морского путешествия. Стоит мне только подумать об этом, как у меня начинается головная боль.

– У Кейт тоже, – рассеянно заметил Бретт и направился в свою комнату. Когда Валентина назвала Кейт миссис Уэстбрук, он пришел в замешательство. Его мать умерла при родах, произведя на свет мертвую девочку, и единственная женщина, которую он мог представить с этим именем, была его суровая бабушка. И тут на него с сокрушительной силой обрушилось осознание того, что он женился на девятнадцатилетней девушке, о которой практически ничего не знал, кроме того, что ему не терпелось затащить ее в постель. Боже, какой же он дурак!

Он попытался представить Кейт в роли хозяйки нескольких своих домов с их огромным штатом прислуги, но видел только юную, невинную девушку с большими, ясными голубыми глазами, которые словно приглашали окунуться в любовь. Они ослепительно сияли, когда она была счастлива, и холодно сверкали, как голубые бриллианты, когда Кейт злилась. Бретт почти ощущал сладкий вкус ее губ, отвечающих на его поцелуи.

Словно зачарованный, он протянул руку и мысленно распустил ей волосы. Когда они рассыпались в туманной дымке его воображения, по его телу пробежала дрожь восторга. Длинные, блестящие локоны, бледно-золотистые, словно шелк цвета молодой пшеницы, свободно струились по ее плечам и спине. Она запрокинула голову, открыв его взору изгиб белоснежной шейки, плавно переходящей в плечи, и сливочно-белую кожу, напоминавшую атлас. Он чувствовал, как касается ее кожи кончиками пальцев, чувствовал ее тепло и мурашки, бегущие по ней от его прикосновений.

Бретт мысленно провел пальцами по ее шее, плечу и грациозной линии рук, и тут его взгляд упал на темную ложбинку между вздымающимися холмиками ее грудей. Его руки скользнули на ее талию и медленно приподняли Кейт, дюйм за дюймом приближая предмет его желания к его губам. В его голове не осталось ни единой мысли, кроме жгучего желания коснуться ее грудей губами, целовать и ласкать их сладостную нежность, обхватить губами рубиновые соски…

Ему стало жарко и неуютно от бурлившей в нем страсти, и он вцепился в галстук, чтобы ослабить узел.

– Мне поговорить с горничной, пока она не закончила укладывать вещи? – Бесстрастный голос Чарлза грубо прервал пленительные грезы Бретта. Тот не ответил, не желая отпускать видение, но назойливый голос Чарлза снова вторгся в его мысли. – Может быть, вы хотите передать ей какие-то особые пожелания?

Падение с небес на землю было столь болезненным, что Бретт выругался.

– Я сам об этом позабочусь! – раздраженно прорычал он, с трудом переводя дыхание. Но удаляющиеся по коридору шаги Бретта направились не в комнату Кейт, и через несколько секунд Чарлз услышал, как хлопнула входная дверь.

Привести Кейт в чувство оказалось сложнее, чем ожидала Валентина. Она заставила девушку проглотить резко пахнущую жидкость до последней капли, но это не помогло, и мадам Маркюль отправилась на кухню варить новую порцию, на этот раз покрепче. Когда она вернулась, Кейт крепко спала, и Валентина была до такой степени раздосадована, что чуть было не ушла, чтобы дать ей проспаться. Однако, сменив гнев на милость, она безжалостно влила ей в рот вторую чашку. На этот раз веки Кейт дрогнули. Валентина поставила Кейт на ноги и принялась без умолку ободряюще щебетать, журя девушку за то, что та напилась в свою первую брачную ночь, и ласково уговаривая ее начать самостоятельно передвигать ногами.

Одурманенный разум Кейт распознал имя Бретта, но все остальное, о чем говорила Валентина, он воспринимать отказывался. Слово «бренди» то и дело мешалось со словом «священник», но самой большой загадкой оставался для нее брак, о котором постоянно твердила Валентина. Кто вступил в брак, и какое отношение к ней имеют эти люди? Она совершенно определенно не имела никакого касательства к их первой брачной ночи, которая, казалось, так сильно волновала Валентину.

Кейт хотела было озвучить свой вопрос, но тут Валентина произнесла имя Бретта, и сердце девушки болезненно екнуло. Бретт не мог жениться на другой! Она попыталась ухватить нить разговора, но у нее так сильно болела голова, что она не могла думать. А теперь Валентина приплела ее имя к этой неизвестной парочке! Она так разозлилась от собственного бессилия, что сумела побороть паралич, вызванный бренди, и выдавила из себя:

– Кто вышел замуж?

– Вы, mon petite chou, – успокаивающим тоном проворковала Валентина, но проницательные глаза пожилой женщины настороженно следили за девушкой, улавливая малейшие признаки опасности.

– Не глупите, – хихикнула Кейт. – Я даже не знаю жениха.

«Боже мой, – подумала Валентина, – она совсем ничего не помнит!»

Вы помните недавнюю прогулку? – спросила она.

Кейт отрицательно покачала головой.

– Вы помните, как пили бренди Бретта? Кейт ничего не ответила.

– Вы можете вспомнить ужин? Кейт попыталась сосредоточиться.

– Думаю, да, – сказала она, изо всех сил стараясь избавиться от тумана в голове. – Бретт пытался заставить меня что-то сделать, и это ужасно меня разозлило, вот только я не помню, что именно. – У нее было такое чувство, что это что-то важное, и от этого ей было как-то не по себе. – Что это было? – спросила она, устремив на Валентину бессмысленный взгляд.

– Он попросил вас выйти за него замуж. Помните? – спросила Валентина, надеясь, что Кейт не вспомнит, в какой манере было сделано предложение.

Кейт нахмурила лоб.

– Думаю, да, но было что-то еще, отчего я пришла в ярость. Почему он так поступил, Валентина? Я бы все отдала, чтобы выйти за него замуж. Я так его люблю.

Валентина чуть не выругалась, увидев, как глаза Кейт наполняются слезами.

«Ты должна быстро придумать что-нибудь, – сказала она себе. – Бретт вернется с минуты на минуту, ожидая увидеть улыбающуюся невесту, которой не терпится разделить с ним брачное ложе, а все, что я могу ему предъявить, это рыдающую пьяницу с растрепанными волосами».

– Боже, вы разозлились на него, потому что он сказал, что должен жениться на вас, чтобы спасти вашу репутацию.

Кейт перестала икать.

– Теперь я припоминаю. – Всякое желание плакать испарилось, и она гордо вздернула голову. – Я не унижусь до того, чтобы принуждать его к подобному браку.

Валентина собралась с силами и сделала решительный шаг.

– Но вы уже вышли за него замуж, мой ангел. Вы уже больше часа являетесь мадам Уэстбрук.

Кейт словно окаменела. Это не могло быть правдой. Она не помнила, как уходила из гостиницы. Кто угодно может убедиться, что она по-прежнему сидит в гостиной. Может, Валентина решила над ней подшутить? Да, должно быть, так оно и есть, но Кейт это вовсе не казалось смешным.

– Ты напилась, – сказала Валентина, показав на пустую бутылку из-под бренди, – и нам пришлось отнести тебя в церковь. Сейчас горничная как раз укладывает твои чемоданы. Это твоя первая свадебная ночь, ma cherie, самая важная ночь в твоей жизни. Ты должна быть готова, когда он придет.

Последние слова Валентины потонули в крике боли, поднявшемся из глубины души Кейт. Он взмыл ввысь, превратившись в леденящий кровь вопль, который какое-то время парил в воздухе, а затем начал стихать и перешел в душераздирающие рыдания. Кейт рухнула посреди комнаты и принялась раскачиваться взад-вперед, крепко прижав руки к груди.

– Боже мой, пожалуйста, дай мне умереть! – стенала она, в то время как ее сердце разрывалось от боли.

Дверь чуть не слетела с петель, когда Бретт, а следом за ним Чарлз ворвались в комнату.

– Что случилось? – потребовал ответа Бретт, изумленно воззрившись на свою жену, распростертую на полу. – Такое впечатление, что ее рвут на части. – Он в бессильной ярости повернулся к Валентине: – Ты ведь не сказала ей какую-нибудь глупость?

– Она нет, а я да! – простонала Кейт, подняв искаженное болью лицо. Она была потрясена до глубины души, повергнута в ужасное, безысходное отчаяние тем, что ее лишили права самостоятельно принять самое важное решение в своей жизни. Теперь до конца ее жизни женщины будут понимающе улыбаться и шептаться, что она бесстыдно воспользовалась стечением обстоятельств, чтобы отхватить самый завидный матримониальный приз в Англии, что Кейт Вариен, девушка, у которой за душой не было ничего, кроме старого замка – да и тот, того и гляди, продадут за долги – и происхождения, которое считалось знатным только потому, что этого, пока никто не оспорил, вызывает презрение у равных ей по положению.

Она сердито посмотрела на Бретта. Вынудив ее выйти за него замуж подобным образом, он лишил ее возможности доказать, что она любит его. Он всегда будет помнить, что ему пришлось жениться на ней, чтобы спасти ее репутацию. Отказ стать его женой был единственной возможностью обрести подлинное счастье.

– Хватит сидеть тут и выть, как собака на луну, – приказал Бретт. – Ты позоришь себя. Что у тебя за вид: волосы растрепаны, платье все в пыли. Где твоя гордость?

Если бы поблизости был какой-нибудь тяжелый предмет, Кейт запустила бы им в Бретта, но у нее под рукой были только мягкие тапочки, а они не годились для этой цели.

– Мою гордость недавно отобрали в церкви, когда я была слишком пьяна, чтобы этому помешать. А теперь мне хочется выть на луну! Я чувствую себя грязной и опозоренной. Я чувствую себя так, словно надо мной надругались. Я чувствую себя униженной до такой степени, что дальше некуда.

– В жизни не слышал подобного бреда, – раздраженно ответил Бретт. – Ты ведешь себя так, словно я совершил преступление, а не сделал все возможное, чтобы защитить тебя. – Бретт схватил Кейт за запястья и рывком поднял ее с пола. – Мне до смерти надоела твоя утомительная привычка выставлять себя невинной жертвой, а меня свирепым насильником. Меня не прельщает роль злодея, особенно после того, как я получил из-за тебя пулю.

– Bete! – встряла Валентина, вне себя от возмущения. – Как низко с твоей стороны!

Пропустив ее слова мимо ушей, Бретт повернулся к Кейт.

– Покинув Райхилл, ты вверила свою судьбу в мои руки. Обстоятельства сложились для тебя лучше, чем я предполагал. Ты получила имя, богатство, положение в обществе, а ты только и можешь, что сидеть и выть, как умалишенная.

Ты никогда, с той самой минуты, когда я впервые тебя увидела, не мог разглядеть во мне ничего, кроме тела, предназначенного для того, чтобы разжигать твою страсть, – сказала Кейт. В ее голосе был лед, а в глазах – огонь. – Ты ни разу не остановился и не подумал, чего я хочу, что лучше для меня или как твои планы могут навредить мне, пусть даже вред будет нанесен только моей гордости. Ты отмахивался от моих мыслей, считая их пустыми женскими жалобами, и относился к моему гневу, как к детским капризам. Ты ничего не видишь, кроме своей драгоценной персоны и своих важных планов. Упаси Бог кому-нибудь встать на твоем пути! Люди должны подстраиваться под твои желания, иначе ты сметешь их в сторону и оставишь лежать на обочине, не удостоив этих глупцов даже взглядом. Ты надменный, самовлюбленный и самый эгоистичный человек, которого я встречала на своем пути. Мартин и то был лучше тебя.

– Деточка, – в отчаянии простонала Валентина, – нехорошо говорить, что Бретт хуже сумасшедшего.

Бретт схватил Кейт за плечи и яростно встряхнул, нисколько не заботясь о том, что его железная хватка может причинить ей боль.

– Если бы ты была хоть наполовину так воспитана и умна, какой ты себя считаешь, ты не стала бы позорить себя и мое имя своим неприличным поведением.

– Мне до смерти надоело слышать о твоем имени! – выпалила в ответ Кейт. Она попыталась вырваться, но поняла, что сможет уйти, только если он позволит. – Пусти меня! – прошипела она и плюнула ему в лицо.

Реакция Бретта была молниеносной и инстинктивной: он занес руку и стремительно опустил ее на щеку Кейт. Но, размахнувшись, он уже осознал, что делает, и отчаянно попытался остановиться. Однако было слишком поздно. Удар получился в десять раз слабее, чем мог бы быть, но все-таки он ее ударил.

Кейт даже не покачнулась.

– В точности как Мартин, – язвительно произнесла она звенящим от ярости голосом. – Даже та же щека. Вас обучают этому в школе или это врожденное?

Она вздернула подбородок и откинула волосы с лица: взгляд ее не дрогнул под его взглядом.

Бретт никогда не бил женщину в гневе и был потрясен тем, что сделал, но жалящий, словно жестокий удар хлыстом, язычок Кейт заставил его досаду испариться, а гнев вспыхнуть с новой силой.

– Ты самая язвительная женщина из всех, кого мне доводилось встречать. Всякий раз, когда я пытаюсь помочь, ты набрасываешься на меня, обвиняя во всяких гнусностях, которые ты только способна придумать. У тебя лицо ангела и тело богини, но ты определенно сестра своего брата. О Боже, лучше бы он убил меня и избавил от мучений, которые я испытываю, понимая, каким был дураком!

– Nom de Dieu, прекратите! – крикнула Валентина. – Ты исчадие ада, и я жалею, что помогла тебе жениться на ней. – Она заключила Кейт в объятия. – О, моя бедная девочка, он грубиян, каких поискать, но он говорит это не всерьез. Просто у него скверный характер.

Мадам Маркюль была в ужасе от того, что они говорили друг другу, но то, что Бретт ударил Кейт, потрясло ее до глубины души. В ее глазах для мужчины, ударившего женщину, не было никакого оправдания.

Кейт оттолкнула Валентину. Слова Бретта тоже потрясли ее, но она была так разгневана, что не чувствовала боли.

– Конечно же, я не стану обращать на него внимания, – сказала она и, пошатнувшись, оперлась на стол. – Я вообще больше не хочу его видеть. – Она направилась к двери, но потом медленно повернулась лицом к Бретту. В ее голосе уже не было прежней ярости. – Я постараюсь освободить тебя от уз этого ненавистного брака. Может быть, его можно аннулировать. Если нет, то ты всегда можешь со мной развестись.

Бретт шагнул было к ней, но она невольно съежилась, и он застыл на месте.

– Я иду в свою комнату. Даже не вздумай этой ночью приближаться к моей двери, – предупредила она и скрылась в коридоре.

Бретт собрался последовать за ней.

– Не сейчас! – схватив его за руку, яростно запротестовала Валентина. – Лучше оставить ее в покое. Может, она снова будет с тобой разговаривать, если ты дашь ей время. Если бы хоть раз мужчина позволил себе так со мной заговорить, я бы его убила!

Бретт повернулся к Валентине спиной. Чем больше он думал о том, что сказала Кейт, тем сильнее разгорался его гнев. Он чувствовал себя обманутым и недооцененным. Он мог бы закрыть глаза на то, как с ней обращался Мартин, и оставить ее в Райхилле, ему не надо было идти за ней в «Черный ворон», ему не надо было брать ее с собой во Францию и, уж конечно, не надо было подставлять себя под пулю Мартина. Но он сделал все это, и даже больше, и тем не менее она снова и снова набрасывается на него, как бешеная собака. Он не хотел ее ударить. Но даже сейчас, когда Бретт думал о ее жестоких словах, ее прелестное личико и нежные, манящие изгибы фигуры дразнили его воображение, постепенно гася гнев. Острое желание снова охватило его, и он почувствовал, как все внутри его затрепетало, как и всякий раз, стоило ему только о ней подумать.

Стремительно вспыхнувшее пламя гнева Бретта так же стремительно сменилось искренним раскаянием.

– Я не допущу, чтобы наш брак признали недействительным, – сказал он и двинулся к двери. – Прочь с дороги, – пробормотал он, когда Валентина преградила ему путь. – Я не собираюсь ее обижать. Я не могу позволить, чтобы она заснула, думая, что я действительно имел в виду все, что ей наговорил.

– Будь с ней помягче, – посоветовала Валентина. – Она так напилась, что ее голова прояснится не раньше, чем через несколько часов.

– Я не собираюсь ее расстраивать. Я просто хочу убедиться, что с ней все в порядке. – Но желание, бурлившее в нем, не стихало. Гнев разжег в нем страсть, и она заструилась по его венам бурным потоком, так что пронзительный клич неудовлетворенного желания отозвался в каждой клеточке его тела. – Кроме того, она должна меня ждать. В конце концов, жених может рассчитывать на приглашение невесты разделить с ней супружеское ложе в первую брачную ночь.

Валентина прикусила язык. Они были женаты, и она не имела права вмешиваться, но ее беспокоило то, что может произойти, если физиология Бретта возьмет верх, а зная его характер, она не сомневалась, что так и будет. Не проронив ни слова, она вышла в коридор и последовала за ним.

Бретт постучал в дверь Кейт. Не получив ответа, он снова постучал и позвал ее, но девушка по-прежнему молчала. Раздосадованный, он так грохнул кулаком по двери, что та затрещала.

– Убирайся! – крикнула она.

– Открой дверь, – прорычал он. – Я не хочу причинять тебе боль, но я твой муж и намерен войти.

– Я не открою дверь, даже если ты будешь стоять под ней всю ночь.

– Если ты не откроешь, то это сделаю я. У Валентины есть запасные ключи от всех комнат.

– Она тебе их не даст.

– Не забывай, что ты моя жена. По закону я имею право спать с тобой в одной постели. Твоя мать наверняка просветила тебя насчет первой брачной ночи, – сказал он, улыбаясь в предвкушении.

Теперь страсть завладела им целиком, и он не потерпел бы отказа. Валентина с беспокойством ждала, что последует дальше.

– Я не открою дверь.

– Тогда это сделаю я.

– Нет!

– Валентина, дорогая, ты не могла бы принести запасной ключ? – поддразнил он Кейт. – Кажется, миссис Уэстбрук потеряла свой. – Он широко ухмыльнулся, увидев, как насупилась хозяйка. – Не смущайся, Валентина, все в порядке. Мы женаты.

Он начал возиться с дверью, делая вид, что пытается вставить в замок ключ.

– Надеюсь, она тебя ударит, – прошипела Валентина. – Ты этого заслуживаешь.

За дверью послышался резкий шорох, после чего она распахнулась, и Бретт увидел прямо перед своим носом дуло маленького пистолета. Он был заряжен, курок взведен и направлен в ту самую точку между его глаз, куда он учил ее целиться. Бретт инстинктивно отпрянул.

– Только дотронься до моей двери еще раз, и я пристрелю тебя, – пригрозила Кейт. Она покачнулась, но удержала равновесие, ухватившись за косяк, и захлопнула дверь перед его носом.

Бретт оправился от потрясения, едва успела закрыться дверь.

– Тогда приготовься стрелять, – взревел он, – потому что я иду, и не для того, чтобы пожать тебе руку и пожелать спокойной ночи.

Он бросился на дверь. Она затрещала, но устояла перед его натиском. Мучительная боль пронзила его плечо, напомнив о ране, но, прежде чем Валентина успела его остановить, он снова ударил плечом в дверь. Замок сломался, щепки полетели в разные стороны, и дверь распахнулась настежь, с грохотом ударившись о стену. Почти одновременно Валентина услышала оглушительный звук выстрела.

Глава 15

Валентина в ужасе закричала, ожидая увидеть, как бездыханное тело Бретта упадет к ее ногам, но вместо этого он продолжал стоять, глядя на пол в комнате Кейт. Неужели бедняжка застрелилась? Ужаснувшись при мысли о том, что она может обнаружить, Валентина оттолкнула Бретта и влетела в комнату.

Кейт – бледная и неподвижная – лежала возле кровати, сжимая дымящийся пистолет в правой руке. Валентина бросилась к ней с отчаянным криком:

– Пресвятая дева Мария, помилуй нас!

Она так голосила, что не слышала, что Бретт пытается ей что-то сказать. Он попытался поднять ее на ноги, но она набросилась на него с кулаками и проклятиями.

– Пусть демоны ада разорвут твою душу в клочья! – выругалась она.

Бретт попытался встряхнуть ее, но она продолжала выкрикивать ему в лицо проклятия. Выругавшись, оттого что вынужден так поступить, Бретт пару раз резко ударил ее по щекам.

Валентина перестала кричать, но прежде чем ее ногти вонзились в лицо Бретта, чтобы совершить акт возмездия, она услышала, как он сказал:

– С Кейт все в порядке, она просто упала в обморок. – Он указал на пятнышко над дверью. – Пострадали только твои обои.

Волна облегчения, прокатившаяся по телу Валентины, была столь велика, что она чуть не лишилась чувств. Она опустилась на колени рядом с Кейт и принялась приводить ее одежду в более приличный вид, чтобы скрыть смущение.

– Не трудись, – устало сказал Бретт. – Я положу ее на кровать.

Валентина посмотрела на него суровым, укоризненным взглядом.

– Ради Бога! – вспылил он. – Ты, должно быть, думаешь обо мне еще хуже, чем она. Я не такой варвар, чтобы изнасиловать ее, пока она лежит без сознания.

В этот момент Валентина плохо соображала, что именно она думает, но посторонилась.

Бретт взял Кейт на руки. Запах ее духов, щекотавший его ноздри, и ощущение ее тела, прижатого к его груди, оказались слишком сильным испытанием для его ослабленного организма, и он поспешил опустить Кейт на кровать, пока не уронил ее. Несколько минут он постоял возле кровати: его взгляд упал на ее щеку, на которой начал проступать синяк, и он мысленно обругал себя за свой несносный характер. Почему он теряет самообладание всякий раз, когда что-то его раздражает? И почему из всех людей ему надо было ударить именно Кейт?

Казалось, когда дело касалось ее, он совершенно переставал владеть собой. Даже сейчас Бретт, зная, что поступил чудовищно, желал ее так сильно, что весь дрожал. Он, наверное, овладел бы ею прямо сейчас, несмотря на то что вид ее разбитой губы терзал его совесть, – если бы не был уверен, что Кейт никогда не примет его как мужа, если сегодняшней ночью он воспользуется ее состоянием. Будет нелегко унять свои разбушевавшиеся чувства, но это была та битва, которую он не мог позволить себе проиграть.

То, что Валентина встала на сторону Кейт, отнюдь не способствовало улучшению его настроения. И Марк явно ее боготворил. «Если бы она велела ему прыгнуть в кастрюлю Нэнси и сварить себя заживо, то этот дурачок, наверное, так бы и сделал», – однажды утром раздраженно сказала Валентина. Даже преданность Чарлза своему хозяину теперь стояла под вопросом. Черт, Эдвард находился от Кейт за тридевять земель, и то его больше интересовала она, чем трудности Бретта. В сущности, Ханглсби посоветовал ему засунуть свои чувства как можно дальше. И самым обескураживающим во всей этой истории было то, что сначала все эти люди были преданы ему. Он знал, что со временем дружба претерпевает изменения, но даже самовлюбленный слепец не смог бы приписать такое массовое отступничество естественному охлаждению чувств. Кроме того, речь шла о перемене, которая произошла меньше чем за месяц, половину из которого он был слишком болен, чтобы что-то сделать, будь то хорошее или плохое. Что такого они усмотрели в его обращении с Кейт, чего не видел он? Что такого он сделал и продолжает делать, что они отвернулись от него?

Отогнав в сторону тяжелые думы, Бретт принялся раздевать Кейт. Он невольно усмехнулся. В своей жизни ему приходилось раздевать многих женщин, но ни одна из них не лежала в его объятиях мертвым грузом. Сгорая от страсти, они жеманничали, сопротивляясь ровно настолько, чтобы его интерес не угас, но каким-то образом умудряясь сделать так, чтобы он снял с них одежду без лишней суеты. От Кейт этого ждать не приходилось. К тому времени, когда он наконец стащил с нее платье через голову, он настолько обессилел, что бросил его на пол. Завтра она сама решит, что с ним делать.

Бретт осторожно снял с нее сорочку – последнюю преграду на пути к тому сокровенному, что дозволено видеть только ей самой, и юное, ничем не прикрытое совершенство ее тела предстало перед его разгоряченным взором. Он в благоговении застыл на месте. Никогда Бретт не видел ничего столь прекрасного, столь почти совершенного. Он намеревался удостовериться, что ей удобно, и накрыть ее простыней, но она притягивала его, как пламя – мотылька, и ни одна мысль о простыне не закралась в его голову, чтобы вывести его из транса. Словно древний мореплаватель, услышавший песнь сирены, он был бессилен перед ее чарами. Бретт опустился на колени рядом с женой, коснулся ее щеки кончиками пальцев, провел пальцами по подбородку, погладил плечо и принялся исследовать холмики ее грудей с рубиновыми вершинками. Ее кожа манила своей нежностью, и его пальцы продолжили свое путешествие вдоль узкой талии к длинному, стройному бедру. Его взгляд скользнул по ее ноге к узким, изящным лодыжкам и грациозным ступням. Уэстбрук отдернул руку, как будто дотронулся до раскаленного железа, – внутри его бушевал вихрь. Он знал, что, если сейчас же не покинет комнату, страсть возьмет над ним верх и он овладеет Кейт, несмотря на свои обещания Валентине и самому себе.

Бретт приподнял ее голову и расправил ее длинные, шелковистые волосы. После чего, пока пульсирующее желание не лишило его остатков самообладания, набросил на нее простынь и два одеяла и стремительно вышел из комнаты. Затворив за собой дверь, он тяжело привалился к стене, словно запыхавшийся борец. Наконец до его сознания дошло, что рана причиняет ему сильную боль, и, открыв глаза, он принялся энергично растирать плечо.

– Думаю, немного боли тебе не повредит, – без тени сочувствия заявила Валентина. – Она направит твои мысли в другое русло.

Она стояла в дверях его комнаты и смотрела на него оценивающим взглядом, которого он прежде за ней не замечал и от которого ему стало неуютно и неприятно.

– Можешь ослабить бдительность, старая гулящая кошка. Как видишь, я полностью одет и совершенно неудовлетворен. Я не знал, как быть с ее ночными одеждами, поэтому положил ее в постель обнаженной. Позже я зайду к ней, чтобы проверить, не сползли ли с нее одеяла. Я не хочу, чтобы она простудилась.

Это прозвучало подозрительно даже для его собственных ушей.

Валентина снова пристально посмотрела на него оценивающим взглядом, но, по всей видимости, решив, что он говорит искренне, посторонилась, позволив ему войти в свою комнату.

– Если бы ты задержался там подольше, то, возможно, не нашел бы в себе сил уйти, – сухо сказала она. – Я останусь на тот случай, если тебе понадобится помощь.

Бретт был не в настроении обсуждать, каких мук ему стоило подавить собственное желание, ни с Валентиной, ни с кем-либо еще, поэтому сменил тему.

– Будь добра, распорядись, чтобы подготовили вещи Кейт. Мы должны будем уехать завтра на рассвете. И я хотел бы оставить здесь пару чемоданов. Поскольку я не еду в Париж, мне ни к чему столько одежды. – Он одарил ее обворожительной улыбкой, которая растопила так много женских сердец.. – В пустыне волку нет никакой нужды облачаться в овечью шкуру. Единственной жертвой, которую я себе наметил, является воинственный старик, которому не будет никакого дела до того, как я выгляжу.

– Оставляй, что хочешь. Кейт это тоже касается, хотя я сомневаюсь, что бедняжке есть что оставлять. Теперь она мадам Уэстбрук, и ты должен купить ей новую одежду. То, что она носит, жалкие тряпки, а не платья.

– Я позабочусь об этом, – холодно пообещал Бретт.

Отправляйся спать. Я присмотрю за Кейт, – сказала Валентина, окинув его все тем же раздражающим взглядом, и направилась к двери. – Завтрашний день будет очень трудным, и я не хочу, чтобы тебя мучили кошмары.

Увернувшись от подушки, которую он в нее бросил, мадам выскочила из комнаты.

Бретт лег на кровать, закинул руки за голову и попытался расслабиться. Может, оно и к лучшему, что сегодня он больше не увидит Кейт. Сейчас он немного успокоился, но при виде Кейт страсть наверняка вспыхнет в нем с новой силой.

«Забудь сегодняшний день, – сказал он себе. – Если ты будешь думать о нем, то тебе станет еще хуже. Завтра ты будешь в море, где в твоем распоряжении будет полно времени. Может быть, мы сможем все начать сначала».

Откуда-то издалека до Кейт доносился стук, словно огромный копер забивал сваи в недра земли. Пульсирующие звуки повторялись с настойчивой периодичностью, и мощные, звенящие удары болезненно отдавались в ее голове. Она закрыла уши и попыталась убежать, но тяжесть в теле была так велика, что она даже не могла напрячь мышцы. От напряжения звон в голове только усилился, и она была вынуждена лежать неподвижно, чтобы облегчить боль.

Постепенно она начала ощущать покачивание, легкое, но равномерное волнообразное движение, от которого ее желудок мучительно сжался. Она попыталась понять, почему ее качает, но ее сознание было окутано плотной пеленой тумана. Чем больше она пыталась сосредоточиться, тем сложнее ей было собраться с мыслями. И этот ужасный стук! Он когда-нибудь прекратится?

Девушка открыла глаза, но свет, льющийся из маленького круглого окошка, впился в ее глаза, как тысяча крошечных иголочек. Это привело ее в еще большее замешательство. Почему окна круглые? Вертящиеся перед глазами шутихи и искры постепенно исчезли, и окружающие ее предметы проступили сквозь туман. Кейт ценой огромных усилий приподнялась на локте и заставила себя сосредоточиться, не обращая внимания на боль. Она должна понять, где находится. Комната медленно приобрела ясные очертания, и девушку охватила паника. Она ничего не узнавала. Где она? Что происходит?

Кейт резко села и огляделась в поисках чего-то знакомого и успокаивающего, но тут боль, не похожая ни на что, что ей доводилось испытывать раньше, казалось, расколола ее голову пополам и ослепила ее, несмотря на то что ее глаза по-прежнему были открыты. Сраженная мучительной болью, она повалилась назад на подушки, но после изнурительной борьбы с самой собой, чтобы не зарыдать в голос над своей несчастной судьбой, она почувствовала, что мучительная пульсация в голове немного стихла, и смогла открыть глаза.

Простыня соскользнула вниз, и, к своему изумлению, Кейт поняла, что лежит совершенно голая. Она рывком натянула на себя одеяла, чтобы прикрыть обнаженную грудь, – от потрясения и возмущения боль в голове мгновенно отошла на второй план. Девушка снова огляделась, пытаясь припомнить, где должна была находиться. Почему эта комната казалась чужой и в то же время смутно знакомой? Она определенно никогда здесь не бывала. Обрывки воспоминаний вертелись у нее в голове и не могли сложиться в ясную картинку: стук в висках то и дело разгонял их в разные стороны. Если бы боль хоть ненадолго прекратилась, то, возможно, она смогла бы думать. Она откинулась на подушки, закрыла глаза и попыталась расслабиться. Может, если она будет лежать совершенно неподвижно, боль уменьшится и она сможет вспомнить, как сюда попала.

Вскоре боль действительно утихла, и как только наступило облегчение, события прошедшего вечера начали медленно всплывать в ее памяти. Не все сразу, но и этого хватило, чтобы ей захотелось заползти в угол и умереть.

Осознание того, что она вышла замуж за Бретта, обрушилось на нее со страшной силой. Несмотря на все, что она сделала, ее вынудили выйти за него замуж против ее воли. И это, вне всяких сомнений, их каюта на корабле, который должен доставить Бретта в Африку. Это все объясняло – и качку, и то, почему на спинке стула висит мужской сюртук. Кейт почувствовала некоторое облегчение. По крайней мере она знала, что происходит. Она почти ничего не помнила. Она могла с уверенностью сказать лишь то, что пила бренди Бретта, и, кажется, смутно припоминала, что он ломился к ней в комнату.

Девушка села и постучала пальцами по вискам, и добилась только того, что страшная боль пронзила ее голову и превратила мозги в бесполезную груду опилок. Она снова опустилась на подушки, и через несколько минут боль утихла. Кейт вспомнила, как кричала через дверь, что застрелит Бретта, если он войдет в комнату. О Боже, она открыла дверь и приставила пистолет к его голове! Звук выстрела до сих пор звучал в ее ушах, но, сколько Кейт ни ломала голову, она не могла вспомнить, что произошло.

Мысль о том, что он второй раз получил пулю от члена семьи Вариен, была для нее невыносима. Но тут она вспомнила про его сюртук – это должен быть его сюртук, – и страх отпустил ее. Они не плыли бы вместе на корабле, если бы она его застрелила или даже просто ранила.

Ее мысли то и дело возвращались к ее наготе. Она не помнила, как ее укладывали в постель, да и вообще ничего не помнила, кроме последних нескольких минут. Что произошло? Он провел ночь в ее комнате? В ее постели? Кейт покраснела. В ее комнате в гостинице была только одна кровать, как и в этой каюте. Она не чувствовала в себе никаких изменений, но была уверена – что-то точно случилось. Кейт не могла представить, чтобы Бретт попытался сдержать себя. А теперь, когда она была его женой, у него вообще не было причин это делать. Услышав шаги, приближающиеся по проходу к каюте, она быстро натянула одеяла поверх своей оцепеневшей фигурки.

– Рад, что ты проснулась, – весело поприветствовал ее Бретт, войдя в комнату с подносом, уставленным блюдами. – Бьюсь об заклад, у тебя выдающееся похмелье. – Увидев, как лицо Кейт исказила гримаса боли, Бретт рассмеялся. – Так я и думал. Никак не пойму, почему девушка, которая никогда не пила, решила начать сразу с полной бутылки бренди. Тебе повезло, что ты не лишилась зрения.

Кейт немного расслабилась.

– Я и так достаточно наказана за свою глупую выходку. Нет нужды вносить сюда свою лепту.

Ей было не до веселья.

– Полагаю, ты немного несправедлива, – сказал он с улыбкой, которая, решила Кейт, слишком напоминала самодовольную ухмылку, и поставил поднос на столик возле кровати. – Я подумал, что тебе надо позавтракать. После вчерашней ночи я был уверен, что у тебя голова будет трещать с похмелья. – Взяв девушку за подбородок, он приподнял ее лицо и заглянул в налитые кровью глаза. – Бедняжка, да тебя того и гляди стошнит!

Вижу, ты не привыкла к спиртным напиткам. Готов по спорить, ты не брала в рот ничего крепче вина.

Кейт слегка кивнула, но даже от этого почти незаметного движения по ее голове прокатилась взрывная волна, отскочив рикошетом от одной стенки черепа к другой.

– Бренди – слишком крепкий напиток для новичка, – сказал Бретт. От его внимания не ускользнуло, что Кейт сморщилась от боли. – В данный момент вряд ли что-то сможет тебе помочь, но надо же с чего-то начать, и еда как раз годится для этой цели.

Кейт скептически посмотрела на уставленный тарелками поднос. Она не чувствовала голода, но решила, что от еды ей хуже не станет. Бретт взял стул, поставил его около кровати и сел.

– Надеюсь, горничные упаковали все твои вещи перед нашим отъездом. – Его глаза озорно улыбались. – Я бы попросил Валентину проследить за этим, но я почти так же хорошо разбираюсь в тонкостях женского гардероба, как и она сама. – Кейт покраснела и еще крепче вцепилась в одеяла. – Можешь отпустить простыни, – добавил он уже не так ласково. – Даже я не стану заниматься с тобой любовью, пока ты в таком состоянии. Кроме того, для этого у нас впереди еще уйма времени.

Ее желудок подпрыгнул, как выброшенный на сушу лосось, и Кейт снова судорожно вцепилась в одеяла. Она была благодарна ему за такую позицию, но почему-то ей казалось, что она вызвана отнюдь не заботой о ней.

– Погода сегодня замечательная, – сказал он, сменив тему. – Ты должна подняться на палубу и посмотреть на эту красоту. Мне никогда не доводилось видеть дня чудеснее и морского пейзажа великолепнее.

Кейт подавила острое желание сказать ему, что любой морской пейзаж, кроме того, которым любуются, стоя на берегу, не вызывает у нее восторга. Она все еще помнила свое ужасное путешествие через канал, и мысль о том, чтобы провести несколько недель на корабле, совсем ее не прельщала. Но она отогнала эти заботы прочь. Она должна направить все свои усилия на то, чтобы унять пульсирующую боль в голове и выяснить, что произошло прошлой ночью. Она должна это знать, пусть даже сейчас это, наверное, уже не важно.

– Спасибо, – сказала она, пытаясь не сморщиться от боли в голове, – но мне кусок не лезет в горло. Я чувствую себя так, будто моя голова набита огромными шипами, которые все разом впиваются в мой череп. Всякий раз, как я открываю глаза, я почти ничего не вижу из-за стреляющей боли. Даже вон те панталоны похожи на расплывчатое пятно.

Бретт понял, куда она клонит. Он собирался немного ее подразнить, чтобы она подумала самое худшее, но ее ужасные страдания пробудили в нем сочувствие.

– Не волнуйся, – успокоил он ее, – эти панталоны принадлежат мне, как и сюртук, ботинки и все остальное, что разбросано по комнате. Я не отличаюсь аккуратностью, а на море и подавно. Обычно Чарлз следит за тем, чтобы я его не опозорил, но мой брак в одночасье все перевернул с ног на голову, и теперь за мной некому прибираться. Может, ты возьмешь это на себя в качестве жены? Так тебе будет чем заняться.

Страдания Кейт были так велики, что она не смогла ответить, но ее охватило острое желание запустить в него чем-нибудь большим и опасным для жизни. С какой стати она вообще сомневалась, что он воспользовался ее пьяным оцепенением? Это было как раз в его духе. Посмотрите, как он улыбается ей: словно любит ее и счастлив, что она стала его женой. Грубиян! Хам! С каким наслаждением она вонзила бы в его лицо ногти и стерла с него эту улыбочку! Это отучит его выглядеть таким невыносимо красивым. О Боже, вздохнула она, это несправедливо! Как может столь эгоистичный человек выглядеть так потрясающе? Он был воплощением женских грез. Но не ее. Нет, грезы-то были ее, вот только такое воплощение им не соответствовало.

– Знаю, ты спрашиваешь себя, что случилось прошлой ночью, – внезапно сказал Бретт. – Можешь не притворяться, что это не так. У тебя это написано на лице. – Кейт была уверена, что у нее покраснели даже пальцы ног. – Я не брал тебя силой, если именно это тебя волнует. Я даже пальцем до тебя не дотронулся . К счастью для меня, ты потеряла сознание, как только направила пистолет мне в голову. Ты сумела подстрелить только обои Валентины. Уверен, в министерстве иностранных дел очень рады, что им не придется во второй раз получать уведомление, что меня ранили. Такое известие вызовет у лорда Тандерберка несварение. Но все равно, я разочарован твоей стрельбой. Я надеялся, что ты сможешь поразить что-то, требующее большей сноровки, чем стена, – продолжил он, в то время как Кейт все больше и больше смущалась. – Ты испортила ее любимые обои. – Наконец он сжалился, увидев огорчение на лице Кейт. – Хотя я не думаю, что ее это расстроило. Она просто обрадовалась, что наконец смогла уложить тебя в постель.

– Но прошлой ночью здесь… – промямлила Кейт, прежде чем смущенно умолкнуть.

– Ты спала не здесь, а в гостинице. Я тебя даже пальцем не тронул. – Руки Кейт, судорожно сжимавшие одеяла, непроизвольно расслабились. – Мне пришлось отступить, потому что половина гостиницы стройными рядами встала на твою защиту. Тебе наверняка будет приятно узнать, что Валентина оберегала тебя так ревностно, словно ты ее родная дочь. Она носилась с тобой, как самка фазана с единственным цыпленком. Я бы не удивился, обнаружив, что она спала в кресле в твоей комнате на тот случай, если я буду ходить во сне. И подозреваю, что Чарлз спал с открытой дверью.

Кейт не нашлась что ответить, но ее глаза затуманились слезами. На мгновение она даже перестала ощущать болезненную пульсацию в голове. Ее самые худшие опасения развеялись, и облегчение нахлынуло на нее, как волны прилива на берег.

– Я отнес тебя на корабль, когда вся деревня еще спала. После мучений, которые я претерпел, раздевая тебя, одевать тебя снова, а потом опять укладывать в кровать было выше моих сил, поэтому я завернул тебя в простыни, перекинул через плечо и в таком виде нес тебя по улицам. – Он усмехнулся. – Надеюсь, никто не видел, как я тащу тебя, завернутую в простыни. Я бы не смог дать вразумительного объяснения, и репутация бедной Валентины была бы погублена навеки:

Надеюсь, теперь ты успокоилась и сможешь поесть. Но сначала выпей вот это. – Бретт протянул ей стакан, наполненный подозрительной на вид жидкостью. – Зелье очень противное, и тебе это не понравится, но станет легче.

Он взял ее за подбородок и влил жидкость ей в рот прежде, чем она успела запротестовать. Кейт давилась и глотала, и снова давилась, но большая часть напитка оказалась на простынях.

– Мне пришлось это сделать, – извинился он. – Попробовав, ты бы никогда не смогла это проглотить. – Он налил ей кофе. – Знаю, ты предпочла бы чай, но в данном случае он будет не так полезен. Можешь выпить чаю за обедом, если захочешь. Ешь и не говори мне, что не можешь проглотить ни кусочка, – велел он, увидев, что именно это она и собирается сказать. – Я дока в вопросах снятия похмелья, а чего не знаю я, знает Чарлз. После завтрака можешь одеться, и мы решим, чем заняться в оставшуюся часть дня. А теперь доешь все до крошки. Если ты обидишь повара, то мы оба можем остаться без обеда и ужина.

– Это шантаж, – сумела вымолвить Кейт с легкой улыбкой.

– Возможно, но к нему ты отнеслась благосклоннее, чем ко мне, – безрадостно сказал Бретт и поднялся. – А теперь я оставлю тебя ненадолго. Чарлз в каюте напротив, а каюта капитана расположена по соседству с нашей, так что кто-нибудь тебя услышит, если тебе понадобится что-нибудь до моего возвращения. – Он посмотрел на нее, и его взгляд потеплел. – Извини, что я тебя ударил. Я пытался остановиться, но не смог.

– В этом не только твоя вина, – сказала Кейт, почему-то почувствовав облегчение. – Я наговорила тебе ужасных вещей.

– Мы оба были не правы. Предлагаю начать все сначала. Как думаешь, это возможно?

От Кейт не ускользнуло волнение в его голосе. Неужели Валентина была права? Может, она все же действительно ему нравится?

– Мы можем попытаться.

– Хорошо. А теперь просто расслабься и ни о чем не тревожься! Все будет в порядке.

Кейт упала на подушки. Она не знала, как отнестись к извинениям Бретта. Должно быть, он в первый раз в жизни за что-то извинился, но она была уверена, что он говорил от чистого сердца. В сущности, сегодня утром Бретт казался совершенно другим, и она была уверена, что бренди тут ни при чем. Изменились его слова и поступки. Она не могла простить ему то, что он ее ударил, но у нее не было никакого права порочить его родовое имя. Ни один мужчина бы этого не потерпел. Ода, он попросил прощения, так что, может быть, они квиты и ей стоит попытаться обо всем забыть?

Хотя Кейт успокоилась, узнав, что прошлой ночью ничего не произошло, она была крайне озадачена сдержанностью Бретта. Почему он не занялся с ней любовью? Она не могла понять, почему у него такое хорошее настроение. Казалось, его нисколько не расстроило то, что Чарлз с Валентиной встали на ее защиту. Кейт не очень-то верила в его искренность: может, он просто пытался усыпить ее бдительность.

Нет, это несправедливо. Он вполне способен без зазрения совести воспользоваться ее состоянием, но он никогда ей не лгал. Но отчего он так дружелюбен? Даже когда Бретт учил ее обращаться с пистолетом, он не был так спокоен и весел. Он никогда не проявлял такой заботы о ее благополучии: он даже заставил ее выпить это ужасное лекарство! Однако в одном он был прав: если бы она сначала попробовала лекарство, она бы никогда его не проглотила. От одного воспоминания о нем у нее начинались рвотные позывы.

Кейт отогнала от себя эти мысли. Она не могла найти удовлетворительного объяснения, к тому же у нее слишком сильно болела голова, чтобы предаваться бесполезным раздумьям. Если они действительно находятся на корабле, который направляется в Африку, то у нее будет уйма времени, чтобы найти ответ на все свои вопросы и решение всех своих проблем. От запаха кофе и бекона было трудно сосредоточиться на чем-то, кроме еды. Может, мерзкое зелье и вправду помогло?

Кейт глотнула кофе. Он обжег ей губы, но отвлек от боли в голове. Она сделала еще глоток. Горячая жидкость обжигала губы и язык, смягчая пересохшее горло. Кейт уже успокоилась и начала проявлять интерес к окружающей обстановке. Она окинула взглядом каюту, которая была гораздо просторнее и больше той, которую она занимала во время путешествия из Дувра в Кале. Может, этот корабль больше и его не будет так сильно качать? Кейт сомневалась, что долго выдержит испытание морской болезнью. У нее и так все в жизни идет наперекосяк, а если ко всему прочему добавится еще и это, то, наверное, лучше будет сразу прыгнуть в океан и утонуть.

Глава 16

К тому времени, как Кейт допила кофе, ее взгляд на жизнь стал оптимистичнее, а завтрак – выглядеть аппетитнее. Может, дело было в морском воздухе (но уж точно не в бренди), но она почувствовала, что проголодалась. Девушка ела со здоровым аппетитом, и, когда приблизительно через час вернулся Бретт, на ее тарелке не осталось ни крошки.

Кейт также сумела найти свою одежду и одеться. Она скорее согласилась бы обходиться без завтрака до конца жизни, чем снова встретить Бретта, сидя обнаженной под простынями. При одной мысли, что он раздел ее и нес по улицам завернутую в одну лишь простыню, ее щеки заливала краска стыда, но, честно говоря, она не оставила ему большого выбора. Возможно, он мог бы найти какой-то другой способ, если бы дал себе труд, но, зная его, можно было предположить, что это доставило ему огромное наслаждение.

После того шума, который он поднял, когда ему пришлось пронести ее чемодан несколько ярдов, было удивительно, что он не бросил ее на садовую тележку и не приказал Чарлзу или Марку отвезти ее. Ну, может, не Марку. Бедняга всю дорогу шел бы с закрытыми глазами. Кейт хихикнула как раз в тот момент, когда Бретт вошел в каюту.

– Я знал, что ты почувствуешь себя лучше, выпив лекарство. Теперь тебе нипочем и качающаяся палуба, и вздымающиеся волны.

Кейт позеленела.

– Я бы предпочла остаться здесь, – слабым голосом сказала она.

– Я не смог удержаться, – сказал Бретт с одной из своих потрясающих улыбок. Его угольно-черные глаза смотрели на нее ласковее, чем когда-либо на ее памяти. – Капитан говорит, что никогда не видел такого спокойного океана, так что поднимайся на палубу и насладись великолепным видом. В Атлантике редко бывает хорошая погода. – Он достал шаль из ящика платяного шкафа и развернул ее. – Я начал распаковывать твои чемоданы, – объяснил он, – но решил, что, возможно, тебе захочется самой разобрать свои вещи.

Кейт не нашлась что ответить и спрятала свое смущение, позволив ему накинуть шаль себе на плечи. Завязав концы шали, она вышла в коридор. Он был длинный и узкий, с множеством дверей, и, поднимаясь по узким ступеням навстречу солнечному свету, Кейт терзалась вопросом: неужели ночью вес люди на корабле могли слышать, что происходит в ее каюте?

Бретт не преувеличивал – день был великолепный. Небо от горизонта до горизонта было ясно-голубым, как яйца малиновки, и только редкие облачка нарушали монотонность его бесконечных просторов. Они казались недвижимыми, пригнанными невидимой силой, но столь же тщательно расставленными, как мушки на лице куртизанки XVII века. Яркий солнечный свет резал глаза, но его тепло приятно контрастировало с прохладой воздуха. Легкий ветерок откинул волосы с лица Кейт, и она плотнее закуталась в шаль, подставив лицо ветру и глубоко вдыхая чистый, бодрящий морской воздух.

Вода была прозрачной, зелено-голубой, и Кейт завороженно смотрела, как прямо за бортом плавают рыбки. Казалось, . корабль почти не двигается, и, только глядя на пенящиеся за кормой волны, можно было сказать, что он идет на большой скорости. Огромные трепещущие паруса раздулись от ветра, и корабль скользил по воде, подгоняемый попутным ветром, так же легко и свободно, как огромные морские птицы парили над океаном в потоках воздуха. Дельфин вынырнул на поверхность, игриво преследуя рыбу, которую он не собирался ловить, потому что не был голоден.

Все это так отличалось от ее первого путешествия, из которого она помнила только темную штормовую ночь, рану Бретта и свою морскую болезнь, что она как будто видела море в первый раз. Бретт молчал – он знал, что Атлантический океан показывает Кейт свою обманчивую сторону, но у него впереди предостаточно времени, чтобы предупредить ее о штормах, которые швыряют корабль из стороны в сторону, как осенний ветер – опавшую листву. Пока что вполне достаточно того, что ей хорошо.

Он провел Кейт по палубе, показывая предметы, которые, на его взгляд, могли ее заинтересовать, но у нее не было никакого желания узнавать, как работает корабль и каковы обязанности экипажа. Ей также не нравилось находиться рядом с поручнем, и она отказывалась подходить к нему ближе, чем это было необходимо.

– Я в равной мере могу насладиться утром, сидя в шезлонге. Для этого не обязательно свисать с края корабля, – возразила она, когда он начал подшучивать над ее страхом.

Вернувшись на середину палубы, Кейт уселась в парусиновый шезлонг и закрыла глаза. Морской воздух по-прежнему был прохладным, но от припекающего солнца вкупе с толстым одеялом, предоставленным одним из моряков, ей стало даже слишком тепло, и ее охватила сладкая истома.

– Сейчас еще слишком холодно, чтобы по-настоящему расслабиться, – словоохотливо пояснил Бретт, – но когда мы продвинемся дальше на юг, станет теплее. Летом в Средиземноморье довольно жарко, но мы будем там в мае, когда погода еще не такая отвратительная.

Единственным ответом Кейт было еле слышное «хм-м». Ее так разморило, что она почти забыла о своем похмелье. У нее по-прежнему болела голова, когда она пыталась думать, но сейчас ей было гораздо лучше, чем час назад, и она целиком отдалась наслаждению солнцем, морем, соленым воздухом и прохладным ветерком.

День прошел в приятном ничегонеделании. После легкого обеда Кейт вернулась на палубу, чтобы хорошенько вздремнуть, но когда солнце начало садиться за горизонт, воздух стал холодать, и она проснулась. С минуту ни один звук не нарушал тишину, и девушка представила, что она единственный человек на земле, одинокий свидетель этой величественной панорамы.

Ужин, сервированный в каюте капитана, представлял собой неторопливую церемонию. Несмотря на то что они совсем недавно покинули порт, Кейт, не веря своим глазам, смотрела на всевозможные изысканные блюда, которыми был уставлен стол.

– Где вы нашли повара, который так готовит? – восхищенно спросила она.

Капитан с трудом оторвал взгляд от Кейт и несколько непоследовательно изрек:

– Министерство иностранных дел.

– Лорд Тандерберк лично приложил к этому руку, – объяснил Бретт. – Плохо приготовленная еда вызывает у него меланхолию, и он уверен, что остальные тоже подвержены этому досадному недомоганию.

Когда на стол поставили бренди, Кейт поднялась на ноги. Весь офицерский состав корабля умолял ее остаться, но Бретт не присоединился к их мольбам, поэтому она отклонила их приглашение с подобающей любезностью и удалилась в свою каюту.

Весь день Кейт гнала от себя мысли о приближающемся вечере, но она была женой Бретта и знала, что ей все равно придется делить с ним постель. Теперь ни одна душа не придет ей на помощь, и уж, конечно, не эти офицеры с дерзкими, горящими глазами.

Она старалась не думать о своем принудительном браке – ей мешала боль в голове, но она больше не могла закрывать глаза на истинное значение данных ею клятв, и в ее душе шевельнулось привычное чувство гнева. В который раз Бретт заставил ее поступить против своей воли, и она снова оказалась беззащитной перед ним. Кейт снова сердито пообещала себе найти способ расторгнуть этот мошеннический брак сразу по возвращении в Англию. Она была уверена, что как только ее дядя узнает все обстоятельства, он поможет ей развестись с Бреттом или покончить с этим браком менее скандальным способом, но до тех пор у нее не было выбора. Хочет она этого или нет, она должна покориться неизбежному и смириться с положением жены Бретта.

Его жена! Она сейчас чувствовала все, что угодно, но только не то, что должна чувствовать новоиспеченная жена по отношению к своему мужу. Она не боялась его и не находила его объятия неприятными, но и не ждала его возвращения в каюту с распростертыми объятиями. Зная, что ей предстоит, Кейт не могла не вспоминать о той ночи в гостинице, как и не могла отрицать, что все ее тело трепещет в предвкушении. В который раз при воспоминании о том, как ее тело, взяв верх над протестующим разумом, реагировало на ласки Бретта, ее щеки залила краска стыда. Она никогда не сможет стереть из памяти неожиданные ощущения, поработившие ее тело и душу и превратившие ее, по крайней мере на несколько минут, в страстную, готовую на все партнершу Бретта. Она также не могла отрицать тот факт, что испытала удовольствие и удовлетворение, прежде чем чудовищность того, что они натворили, вытеснила все чувства, кроме ужаса и ярости. Но самое главное, она не могла простить ему, что он отнял у нее то, что лишь она сама имела право даровать.

Кейт решила, что, каких бы трудов ей ни стоило сдержать себя, она будет холодна как лед: возможно, Божьи и человеческие законы говорили, что ее долг быть покорной ему, но он не получит ничего сверх того. Покорность! Он может подчинить себе только ее тело, и так будет всегда. Девушка сняла платье и неторопливо принялась готовиться ко сну.

Она рассчитывала, что Бретт еще какое-то время будет сидеть с капитаном, потягивая бренди. Она содрогнулась от одной мысли об этом напитке.

Кейт надела ночную сорочку, села и начала расчесывать волосы, но едва она успела несколько раз провести щеткой по волосам, как в комнату тихо вошел Бретт. От удивления и легкого испуга ее рука застыла на полпути, но она быстро вернулась к своему занятию в надежде, что Бретт не заметил ее замешательства. Раздался щелчок поворачиваемого в замке ключа, и ее сердце почти перестало биться. Теперь не осталось никакой надежды на спасение.

«Глупая, – сказала она себе. – Ее никогда и не было».

Бретт подошел и встал позади нее: не говоря ни слова, он забрал у нее щетку и принялся умело водить ею по волосам Кейт. Она могла с уверенностью сказать, что он делал это раньше.

«Наверное, он причесал больше женщин, чем все камеристки Лондона», – подумала Кейт. Никто не знает наверняка, чем этот мужчина занимался в своей жизни.

Кейт собрала было волосы, но Бретт снова распустил их.

– Я не хочу, чтобы они были стянуты в узел. Я хочу, чтобы я мог свободно провести по ним рукой, – нежно сказал он.

На мгновение ее охватило дикое желание убежать, сдаться на милость капитана или прыгнуть в море, но Кейт знала, что ведет себя глупо, ведь она даже не могла выйти из каюты. Кейт не могла ничего придумать, поэтому встала и подошла к постели.

– На какой стороне ты предпочитаешь спать?

– Сегодня ночью это не важно, – сказал он с такой улыбкой, что ее глаза округлились от страха.

Кейт быстро скинула с себя халат, стряхнула с ног туфельки и юркнула под одеяло. Она была напряжена, но не так испугана, как ожидала. Она не испытывала радости, думая о предстоящей ночи, но ей было приятно сознавать, что ей больше не страшно.

Бретт потушил весь свет, кроме маленькой лампы возле кровати, и начал раздеваться при тусклом свете единственного язычка пламени. Он делал это очень медленно, методично снимая один предмет одежды за другим и вешая или складывая его. Кейт понимала, что он делает это нарочно, чтобы вывести ее из себя, но тем не менее восхищалась Бреттом. К своему огромному удивлению, она поняла, что у нее есть свои требования, и этот мужчина не только соответствовал, но и намного превосходил их. Она уже признала, что Бретт самый красивый мужчина, которого ей доводилось видеть. Даже несмотря на постоянно хмурый вид, он был потрясающе красив. Любая девушка согласилась бы с ней. От густых темных волос до пронзительных глаз под черными соболиными бровями, от прямого носа до полных, широких губ, от резко очерченной челюсти до волевого подбородка его лицо было создано, чтобы заставлять девичьи сердца трепетать и превращать их мечты в кошмар беспросветной тоски.

Но по мере того как он наклонялся, изгибался и поворачивался, избавляясь от последних предметов одежды, взору Кейт постепенно открывалось его сильное тело – мощные, мускулистые плечи и широкая грудь, которая резко сужалась, переходя в плоский живот с рельефными мышцами. Его грудь была покрыта густой порослью коротких, темных курчавых волос, которые, однако, практически не скрывали стальных мускулов его торса.

Кейт поглубже зарылась в одеяла – столь мощное тело наверняка раздавит ее, как букашку. Наконец он снял кальсоны и теперь стоял перед ней полностью обнаженный. Она покраснела от кончиков пальцев до макушки, но не могла заставить себя отвернуться. Его длинные, сильные, совершенной формы ноги плавно переходили в туловище, и в месте их сочленения, выступая из спутанной массы курчавых черных волос, находилось его возбужденное до предела мужское естество, пугающе огромное, на неопытный взгляд Кейт.

Бретт юркнул под одеяло и притянул к себе Кейт. Она была напряжена и холодна, но он был ласков, и она начала расслабляться под его нежным натиском. Его пальцы скользили по ее лицу, в то время как его глаза внимательно изучали каждую его черточку. Он упивался ее красотой, словно холодной ключевой водой, уверенный, что никогда не сможет утолить жажду. Он целовал ее глаза, нос и губы, сначала легко, а затем со все возрастающей страстью. Кейт по-прежнему лежала, не двигаясь, но ему это, казалось, ничуть не мешало. Чем сильнее разгоралась его собственная страсть, тем меньше он замечал, что она ему не отвечает. Расстегнув пуговицы ее ночной сорочки, он нежно провел пальцами по изгибу шеи жены.

Затем его руки медленно двинулись вниз, пока не встретились с остроконечными холмиками ее грудей. Он накрыл их ладонями, в то время как его губы скользнули по ее щеке и начали спускаться вниз по ее шее, пока, в свою очередь, не отыскали ее груди. Он нежно целовал и с любовью ласкал их. Затем, все также осторожно, он обхватил ее затвердевший ярко-красный сосок губами и начал играть с ним. Не в силах дольше оставаться неподвижной под его безжалостным натиском, Кейт начала извиваться под ним. Когда его губы атаковали второй сосок, а дерзкая рука скользнула вдоль ее бока к животу, маска холодного равнодушия слетела с нее.

Кейт с шумом втянула в себя воздух, но Бретт привел ее в еще большее замешательство, медленно спустив сорочку с ее плеч вдоль тела и бросив ее на пол. Теперь она лежала под ним обнаженная, чувствуя, как обжигающий жар его тела проникает в ее плоть. Его ласкающие губы и исследующие руки методично доводили ее до исступления. Кейт была полна решимости полностью игнорировать его ласки, но Бретт действовал осторожно, не торопясь, и ее собственная страсть, поначалу сдерживаемая страхом и гневом, начала освобождаться от оков, и Кейт почувствовала, как ее тело охватила дрожь возбуждения.

Губы и руки Бретта продолжили блуждать по ее телу, лаская, нежно массируя, возбуждая все ее существо. Из горла Кейт вырвался хриплый стон, и губы Бретта тут же запечатали ее рот обжигающим поцелуем. Его язык исследовал ее рот, жадно высасывая из него всю сладость. Губы Кейт припухли и болели, но она не отстранилась от него. Его рука двинулась вниз к ее бедрам, к входу в храм сладострастия, бесстыдно преодолела мягкую преграду и дерзко вошла туда, куда не имела права входить. Кейт чуть не села в постели: ее тело превратилось в бушующее море непонятных ощущений, вскоре все ее существо поглотил водоворот желания, которому с каждой секундой становилось все труднее сопротивляться.

Кейт чувствовала жар возбужденного мужского естества Бретта, упиравшегося в ее бедро, в то время как его рука продолжала массировать, потирать и ласкать, исторгая из ее груди один прерывистый стон за другим. Прежде чем до ее сознания дошло, что она делает, она начала двигаться навстречу ему, борясь с властью, которую он приобрел над ней, но тем самым способствуя его абсолютному господству.

Бретт резко вошел в нее, погружаясь все глубже и глубже с каждым стремительным толчком, пока Кейт не подумала, что сейчас взорвется. Теперь она двигалась вместе с ним, медленно увеличивая силу своих ответных толчков, и вот ее тело уже летит навстречу его телу, упиваясь его силой, требуя, чтобы он покорил и удовлетворил ее.

Подхвативший их вихрь вращался все быстрее, пока Кейт не почувствовала, что его необузданная сила сейчас растерзает ее тело. Она попыталась закричать, но рот Бретта накрыл ее рот, и ее дыхание превратилось в нечто, напоминающее приглушенные рыдания, в то время как ее тело в бешеном ритме вторило движениям его тела.

В ту самую секунду, когда она подумала, что больше не выдержит, Бретт издал полный муки стон, и она почувствовала, как его семя хлынуло в ее лоно. Одновременно Кейт почувствовала, как ее собственное тело подобралось и бросилось в омут наслаждения. Она вцепилась в Бретта, как виноградная лоза, стараясь высосать из его тела любовь до последней капли, и в изнеможении откинулась назад.

Долгое время они лежали не двигаясь. Единственными звуками, доносившимися до ушей Кейт, были скрип мачт и их затрудненное дыхание. Ей было трудно осознать, что она снова не только отвечала на ласки Бретта, но и наслаждалась ими. Однако на сей раз Кейт не чувствовала ни стыда, ни гнева, только восторг, смешанный с недоверием. Той ночью в гостинице все произошло так быстро, но сегодня он любил ее медленно, не пропуская ни одного дюйма тела. Она коснулась рукой губ и почувствовала, что они болезненно припухли. Если это и есть то, что на самом деле представляет собой физическая близость с Бреттом, то она будет все время сидеть за закрытыми дверями, ожидая, когда сойдут синяки, только для того, чтобы он смог поставить ей новые.

От ее движения Бретт ожил, и его руки снова принялись ласкать ее тело, на сей раз более нежно. Кейт не верилось, что у него еще остались силы, чтобы начать все сначала, но вскоре она поняла, что заблуждалась. Он снова довел ее до пика возбуждения и томления, прежде чем войти в нее, но на этот раз он двигался медленнее и размереннее, стараясь почувствовать, что доставляет ей наслаждение и вознести его на небывалые высоты. Его руки нежно ласкали ее тело, методично добиваясь от нее ответа. Его язык, извиваясь, скользил по бархатной коже Кейт, зажигая огненные дорожки и усиливая ее отклик. Он продолжал двигаться внутри ее, изменяя ритм и силу ударов, пока она не ощутила, как по ее телу покатились волны наслаждения, одна за другой, раз от разу все сильнее и неистовее. Кейт извивалась под ним, требуя большего, но Бретт продолжал двигаться со сводящей с ума размеренностью, не давая погаснуть пожирающему ее огню, пока она не почувствовала, что он сжигает ее дотла. Ее тело превратилось в раскаленный докрасна огненный шар, и Кейт подумала, что сейчас лишится чувств. Только тогда он изменил ритм и внезапно принялся вонзаться в нее резкими, быстрыми толчками.

Это было похоже на удар молнии, и Кейт чуть не закричала – так велико было охватившее ее наслаждение. Бретт заглушил ее крик поцелуем и продолжил безжалостно вонзаться в нее. Она ловила ртом воздух, силясь вздохнуть полной грудью, в то время как в ее теле, словно в действующем вулкане, клокотали мощные взрывы сладострастных ощущений. И снова она попыталась крикнуть, и снова он накрыл ее рот своим: двумя последними резкими, как удар клинка, толчками он довел ее до экстаза высвобождения, и Кейт испытала непередаваемое блаженство полного удовлетворения. Она со вздохом упала на подушки.

Он еще раз взял Кейт этой ночью, несмотря на ее протесты, и оставил жену разбитой и измученной, но счастливой. Кейт гадала, сможет ли она когда-нибудь снова подняться с постели.

Проснувшись, Кейт поняла, что уже поздно, потому что солнце сияло высоко в небе. Она лежала неподвижно, пытаясь как можно подробнее вспомнить события прошлой ночи. Она снова обнаружила, что ей трудно смириться с тем, как ее тело реагирует на ласки Бретта. Наедине со своими мыслями она могла признаться себе, что наслаждалась, даже упивалась этим, но она скорее умрет, чем признается в этом Бретту. Той ночью в «Петушке» она действовала в полусне и не смогла бы сказать с уверенностью, что там произошло, но прошлой ночью у нее сна не было ни в одном глазу, и она могла до мельчайших подробностей припомнить каждую наполненную страстью минуту. Кейт могла только удивляться самой себе, поскольку она даже не подозревала, что способна на такие чувства.

Девушка вытянула руки вверх и потянулась всем телом. Она ожидала, что это доставит ей удовольствие, как обычно, когда она потягивалась холодным утром после сладкого сна, но сегодня боль в мышцах и измученная плоть резко дали о себе знать, и она нахмурилась.

Кейт вылезла из кровати, закрыла дверь на задвижку и подошла к высокому зеркалу на внутренней стороне дверцы платяного шкафа. Как девушка ни изучала свое лицо, она не замечала в нем никаких перемен: ни следов, ни даже намека на кровоподтеки на губах. Она спустила с плеч сорочку и бросила ее на пол. Кейт придирчиво изучала в утреннем свете каждый дюйм своего тела, поворачиваясь то одним боком, то другим, скрупулезно ища хоть какое-то подтверждение того, что она испытала в объятиях Бретта.

После того как они в первый раз стали близки, она чувствовала себя опозоренной и обесчещенной, но теперь она чувствовала, что преобразилась, как бабочка, выпорхнувшая из своего кокона на яркий солнечный свет, и она немного расстроилась, не обнаружив в себе никаких видимых изменений. Она обхватила себя руками и в порыве восторга принялась покачиваться из стороны в сторону. Теперь она стала женщиной и познала удовольствие, доступное только женщине. Она миновала одну из вех жизни, и назад пути не было.

Тут она вспомнила, что, хотя Бретт и являлся ее мужем, этот брак был навязан ей, и его собственная похоть сыграла здесь не меньшую роль, чем обстоятельства, и она намеревалась как можно скорее оставить его. Кейт разозлилась. Так не должно было быть, и мысль об этом чуть не убила в ней всякое наслаждение.

Она отогнала от себя эти думы и принялась одеваться. Вчера Кейт так понравилось пребывание на палубе, что ей захотелось снова подняться наверх. Но тут она вспомнила о каютах членов экипажа, расположенных вдоль коридора, и застыла на месте. Должно быть, все знали, что это была ее первая брачная ночь, и видеть, как всякий проходящий мимо мужчина с понимающей улыбочкой разглядывает ее, было выше ее сил. Страшно было даже подумать об этом.

Наверное, лучше будет подождать Бретта. Их любопытство не может длиться вечно.

Кейт продолжала заниматься своим туалетом, не замечая, что в этот раз дольше обычного выбирает, что надеть. Ей не нравилось все содержимое ее шкафа: ее одежда была однообразной и уродливой. У нее не было ни одного платья, в котором она не выглядела бы как бедная родственница. Как только они остановятся в каком-нибудь прибрежном городе Франции или Италии или в любом другом цивилизованном месте, ей придется купить новую одежду. Если она вынуждена изображать из себя жену Бретта, то не собирается выглядеть как крестьянка. Кейт бросила платье, которое держала в руках, на пол, но, поразмыслив, снова подняла его, решив, что из всех своих нарядов в этом она меньше всего рискует стать объектом насмешек. Закончив одеваться, она придирчиво окинула взглядом свое отражение в зеркале. Девушка в зеркале выглядела не так, как ей хотелось бы, но сейчас она больше ничего не могла сделать, поэтому, покорно пожав плечами, уселась, ожидая возвращения Бретта.

Ожидание оказалось весьма томительным. Она изнывала от скуки и безделья. В спешке покидая Райхилл, она совершенно не учла необходимость чем-то занимать себя на досуге. Кейт никогда не нравилось шитье, но она с радостью подрубила бы дюжину носовых платков, просто чтобы заполнить время.

Тоскливые минуты по-прежнему текли, складываясь в часы. Она обыскала комнату в поисках чего-то, чем можно заняться, но каюту тщательно прибрали, прежде чем они с Бреттом взошли на борт корабля.

Она снова уселась и попыталась подумать о своем будущем – будущем, в котором не было места Бретту, но при мысли об этом у нее становилось тяжело на душе, и она не могла сосредоточиться. Кейт попыталась решить, что она сделает или скажет в следующий раз, когда они останутся наедине, но воспоминания о прошлой ночи вывели ее из равновесия, лишив всякой способности думать. В любом случае это скорее всего ничего не изменит. Бретт привык ожидать, что все сложится так, как хочет он, и, судя по ее скудному опыту общения с ним, так оно и выходило, какие бы препятствия ни стояли на его пути. Она снова глубоко вздохнула и приготовилась ждать.

Спустя один из самых долгих и томительных часов в ее жизни она услышала стук в дверь и бросилась к ней, чтобы распахнуть ее. Но в последнюю минуту осторожность удержала ее от того, чтобы выбежать в коридор и встретить Бретта с распростертыми объятиями.

– Кто там? – позвала она, приложив ухо к двери.

– Это Чарлз, миссис Уэстбрук. – Кейт испустила вздох облегчения и отперла дверь. – Мистер Уэстбрук послал меня спросить, не желаете ли вы отобедать на палубе. Погода по-прежнему стоит ясная, и солнце пригревает.

Кейт согласилась бы отобедать на смотровой площадке, лишь бы выбраться из этой комнаты. Она была уверена, что сможет вынести любопытные взгляды, только заручившись поддержкой Бретта, но после утра, проведенного взаперти в четырех стенах, толпа глазеющих на нее людей казалась ей ничтожной платой за возможность выйти на свободу.

«Ты ведешь себя как дура, – пожурила она себя. – Ты замужняя женщина, путешествующая вместе с мужем, и ты не сделала ничего такого, чего не делают замужние женщины. В сущности, все полагают, что ты спишь с Бреттом. Если бы ты этого не делала, вот тогда бы они действительно уставились на тебя, как на диковинку, так что прекрати выдумывать бог знает что, поднимайся на палубу и постарайся вести себя как обычная, благоразумная замужняя дама».

Но хотя она и признавала разумность этого строгого напутствия, чувство, что она предпочла бы навеки скрыться от людских глаз, по-прежнему не давало Кейт покоя.

Глава 17

Маленький столик уже стоял рядом с ее шезлонгом. Бретт уже пообедал, но распорядился, чтобы Кейт немедленно обслужили. Казалось, он не испытывал никакой неловкости в ее присутствии, словно прошлой ночи никогда и не было, но она была слишком смущена и слишком отчетливо помнила их недавнюю близость, чтобы заставить себя встретиться с ним взглядом. Вместо этого Кейт уселась в шезлонг, откинулась назад и прикрыла рукой глаза, сделав вид, что солнце светит очень ярко и она не может их открыть.

Бретт заполнил время светской беседой, спросив, удобно ли она устроилась и может ли он что-нибудь сделать, чтобы ее путешествие стало еще приятнее. Кейт вспомнила об ужасных часах, когда она не знала, куда деваться от скуки, и позабыла о своем смущении.

– Да, ты можешь кое-что сделать, – сказала она, выпрямившись и посмотрев Бретту прямо в лицо. – Мне нужно чем-то занять свободное время. Я провела целый час, обшаривая каждую щелочку в каюте в поисках книги или игры – хоть чего-то, чем можно занять себя. Я чуть с ума не сошла. Там нет даже иголки, чтобы починить порвавшееся кружево.

– Тебе хочется чинить порвавшееся кружево? – растерянно спросил Бретт.

– Конечно, нет, но я же не могу целыми днями только и делать, что дремать на солнце. Кроме того, за меня это никто не сделает.

– Я об этом не подумал, – согласился Бретт. Ему никогда не было скучно в море.

– Я тоже, – призналась она. – Я ничего не взяла с собой из дому, и никто не положил в чемодан книги, которые я позаимствовала у Валентины. Я сойду с ума, если не найду, чем себя занять. Мне, наверное, придется скрести полы, чтобы сохранить здравый рассудок.

– Ты не будешь делать ничего подобного, – отрезал Бретт, которому это отнюдь не показалось смешным. – Я поговорю с капитаном. У него наверняка есть парочка книг, которые ты можешь взять почитать, но не рассчитывай на многое. В море все заняты, и им недосуг развлекаться. Я уверен, до Гибралтара мы сделаем несколько остановок. Тогда мы сможем что-нибудь подыскать.

У Кейт загорелись глаза.

– Мы можем посетить магазин? – нетерпеливо спросила она. – Мне нужна одежда: платья, шляпки – в общем, почти все, на что хватит воображения.

– Боюсь, ты не найдешь там того, что хочешь купить. Портовые города маленькие, и там вряд ли есть что-то интересное, но когда мы вернемся назад, я обещаю, что мы совершим грандиозный набег на парижские магазины одежды, после которого нас еще много лет будут вспоминать. – Пытаясь смягчить ее разочарование, он добавил: – И мы осчастливим своим присутствием только самые дорогие магазины.

Но Кейт не собиралась позволить ему так просто отделаться от нее.

– Вот уж не думала, что ты будешь иметь что-то против, – сказала она с озорной усмешкой. – Неужели ты допустишь, чтобы твоя жена показалась на людях в таких лохмотьях? Особенно после того, как ты одевал своих любовниц. – Она едва не засмеялась, увидев, как он изумленно-неодобрительно нахмурился. – Возможно, ты этого не заметил, но даже горничная постыдилась бы надеть платья, которые ношу я. Ты, должно быть, слышал, как о них отзывалась Валентина.

– Твои шкафы будут забиты такими платьями, что Валентина лопнет от зависти, – сказал Бретт, к которому вернулось прекрасное расположение духа. – И я преподнесу тебе особенный подарок за то, что тебе пришлось так долго ждать.

Кейт посмотрела на него огромными, полными удивления глазами.

– Подарок? Ты собираешься сделать мне подарок?

Внезапно слезы выступили у нее на глазах и покатились по щекам. Она попыталась смахнуть их, прежде чем их заметит Бретт, но не успела.

– Что случилось? – в недоумении спросил он.

– Ничего, – отвернувшись, ответила она.

Но он взял ее за подбородок и, приподняв ее лицо, заглянул ей в глаза.

– Скажи мне правду. Почему ты заплакала?

– Я не знаю, почему, – сказала она, немного злясь на него за то, что он требует от нее объяснений. – Это так глупо. – Она громко, демонстративно шмыгнула носом. – Я так давно не получала подарков, что, полагаю, это оказалось для меня слишком большой неожиданностью. В детстве я часто получала подарки, но мать всегда оставляла все самое лучшее себе. После ее смерти я вообще ничего не получала. Мартин никогда никому не дарил подарки.

Будучи единственным ребенком и воспитываясь в доме, где все вращалось вокруг него, Бретт не привык думать о желаниях и счастье других людей, но с тех пор он достаточно узнал женщин, чтобы уяснить, что обращаться подобным образом с юной девушкой бесчеловечно.

– Все должны получать много подарков. Когда мы вернемся в Лондон и объявим о нашем браке, ты наверняка получишь столько подарков, сколько даже вообразить не могла. Они будут прибывать неделями, пока не заполнят весь дом. Ты скорее всего так устанешь, сочиняя благодарственные письма, что больше никогда не захочешь видеть серебряную оберточную бумагу.

– Не может быть, чтобы все было так ужасно, – засмеялась она сквозь слезы.

– Хуже! Но ты всегда можешь заставить Чарлза делать грязную работу. Он превосходно составляет опись вещей.

– Знаешь, ты действительно ужасный человек.

– Может быть, но не настолько ужасный, чтобы заставлять тебя ждать, пока мы не вернемся в Лондон, чтобы получить свой подарок. Как только мы причалим, мы перевернем вверх дном весь город, но найдем что-нибудь, что придется тебе по душе. Даже в рыбацком поселке должен быть хотя бы один приличный магазин.

Перспектива покупок привела Кейт в восторг, но ей стало неловко от того, что она вынуждает Бретта быть таким щедрым и заботливым. Он не знал, что она собирается развестись с ним по возвращении в Англию – ей самой было трудно об этом помнить, когда он так себя вел, – но она пока не будет об этом думать. Кейт знала, что ведет себя как трусиха, но погода была божественно прекрасна, у нее разыгрался аппетит, и Бретт старался быть очаровательным собеседником. По крайней мере пока ее ничто не тревожило. Это не могло длиться вечно – все хорошее всегда быстро заканчивалось, – но она хотела, чтобы все как можно дольше оставалось так, как есть.

Следующие недели пролетели для Кейт незаметно. Погода стояла ясная и не по сезону теплая, и она много времени проводила на палубе, наслаждаясь солнцем в компании Бретта. Он по-прежнему проявлял интерес к ее персоне: разговаривал с ней, развлекал ее и открывал для себя, что доставляет ей удовольствие. Она уже с нетерпением ждала этих бесед, и ее гнев на него постепенно исчез. Теперь в ее глазах он был ободряющей, внушающей спокойствие силой, и она с нетерпением ждала возможности побыть вместе с ним. Кейт обнаружила, что у него есть чувство юмора и он не имеет ничего против, если она подтрунивает над ним – конечно, в разумных пределах. Бретт не желал говорить о себе и своей семье, но, казалось, ему доставляло удовольствие удовлетворять ее любопытство во многих вопросах, и он из кожи вон лез, чтобы убедиться, что она поняла его объяснения.

Как Кейт ни старалась держать свои чувства под контролем, ее любовь к Бретту росла день ото дня, пока не наполнила ее до краев теплом, днем и ночью греющим ее душу. Ей казалось, что стоит любому человеку на корабле один раз взглянуть в ее сияющие глаза, и он поймет, что она влюблена, как никогда. Она как могла скрывала ото всех свою любовь, с трудом сдерживая желание пойти и поговорить с Чарлзом или Марком, чтобы хоть как-то облегчить тяжкое бремя тайны, которую она вынуждена была хранить. Кейт отдала бы все, что у нее было, за один час беседы с Валентиной.

Она по-прежнему хранила свой секрет и вела себя с Бреттом как обычно, насколько это было возможно для человека, который приблизился к состоянию райского блаженства, однако с каждым днем ей было все труднее придерживаться решения оставить Бретта по приезде в Лондон.

Холодными ветреными днями к услугам Кейт были капитанские книги и несколько игр и головоломок. Сначала она не знала, что делать с двумя последними, но Бретт взял ее обучение в свои руки, и вскоре она довольно хорошо играла в шахматы, вполне прилично могла сыграть партию в карты и осилила две книги о кораблях и навигации. Бретт также продолжил совершенствовать ее навыки владения пистолетом, шпагой и кинжалом. Однажды она позабавила моряков тем, что, выстрелив из пистолета, попала в середину игральной карты.

Ей становилось как-то не по себе, когда она брала в руки кинжал, и она предпочитала метать его, а не втыкать прямо в мишень. Не имело значения, что служило мишенью, – она всегда представляла на ее месте человеческую плоть, и от этого ее бросало в дрожь.

– Но ты и должна целиться в человеческую плоть, – сказал Бретт, которого раздражала ее нерешительность. – На тебя нападают, а ты защищаешься, помнишь? Если тебе становится дурно при виде капельки крови, то можешь с таким же успехом сразу сдаться.

Но Кейт продолжала упражняться в метании кинжала и постепенно приобрела такую сноровку, что моряки заключали между собой пари на результат ее броска.

Однако никому из них даже не приходило в голову заговорить с ней не по делу или проявить к ней хоть малейшее неуважение. Бретт бдительно следил за экипажем. Один взгляд в эти черные глаза – и они понимали, что он убьет всякого, кто осмелится тронуть его жену хоть пальцем. Они не нуждались в намеках Чарлза или рассказах капитана, чтобы убедиться в способности Бретта защитить честь Кейт. Они также наблюдали за ним, когда он учил Кейт обращаться с оружием, и тот факт, что он ни разу не промахнулся, ни стреляя из пистолета, ни метая кинжал, не укрылся от их внимания. И у них не было причин сомневаться, что он не менее искусно владеет шпагой и абордажной саблей.

Упражнения со шпагой проходили за закрытыми дверями каюты. «На палубе слишком ветрено, и из-за соленых брызг ты можешь оступиться», – сказал ей Бретт, но настоящая причина была в том, что Кейт приходилось подбирать юбки, чтобы они не мешали ей двигаться. От этого очертания ее фигуры слишком отчетливо проступали сквозь платье, услаждая пытливые взгляды экипажа, а Бретт не мог этого допустить. А недавно он заставил ее надеть брюки. Сначала он дал ей свои, но они были чересчур длинные и широкие.

– Ты выглядишь, как кенгуренок в сумке у мамы-кенгуру, – покатился он со смеху, когда в первый раз заставил ее надеть их.

Кейт бросила брюки в него.

– Поскольку ты сам заставил меня надеть этот срам, – сердито сказала она, – ты не имеешь права смеяться. – Но от этого Бретт развеселился еще больше. – Надеюсь, у тебя заболит живот, – язвительно сказала она.

На следующий день он вручил ей брюки Марка, которые сидели на ней гораздо лучше. Всякий раз, облачаясь в них, она по-прежнему чувствовала себя бесстыдной девкой, но по крайней мере она не спотыкалась из-за заплетающихся ног, и ей не приходилось собирать у талии в пучок метры материи. Кейт сняла туфли и скакала по каюте, размахивая шпагой и тыча ею во все, что попадалось ей на пути, и упиваясь свободой, неведомой девушкам ее сословия. Ее воспитание всегда было нетрадиционным, но теперь широте ее взглядов сопутствовало безраздельное внимание мужчины, проявлявшего живой интерес к ее личности. Это ощущение было для нее новым и чудесным. Она не могла найти ему объяснения, но надеялась, что оно никогда не закончится.

И почему бы ей не воспользоваться тем, что дарует ей судьба, спрашивала она себя. Как только они вернутся в Англию, все закончится. Кейт знала, что больше никогда не испытает ничего подобного. Поэтому она отбросила всякую осторожность и запретила себе оглядываться назад, полная решимости испить отмеренное ей наслаждение до последней капли.

Им не надо было терпеть лишения, которые выпадают на долю океанских судов, вынужденных закупать все необходимое на месяцы вперед, и корабль регулярно заходил в порт, чтобы пополнить запасы провизии и пресной воды. Англия ни с кем не вела войну, и все французские, испанские и португальские порты были открыты для них. Они никогда не стояли там дольше нескольких часов, но и этого времени Кейт хватало, чтобы обойти почти все улочки, разглядывая витрины и просматривая содержимое кладовых магазинов в поисках чего-нибудь, что может ей пригодиться. Она накупила уйму книг на французском и итальянском, хотя с трудом могла прочитать пару слов на последнем языке. За годы, проведенные с Мартином, она стала искусной швеей, поэтому купила несколько тонких вышивок и в придачу к ним редкое кружево, шелк и муслин.

После каждой остановки Кейт удалялась со своими покупками в каюту и устилала пол узорами и тканями. Она заручалась помощью Марка и Чарлза, а иногда даже Бретта, умоляя и упрашивая их, пока они не давали свое согласие. Целыми часами она кроила, скрепляла булавками и шила, и в результате на свет появилось простое платье тонкой работы. Таким образом, она постепенно пополнила свой гардероб подходящими нарядами, отделанными расшитым кружевом, бархатными ленточками, а одно платье – даже маленькими кусочками меха. Они необычайно шли к ее стройной фигурке, и она получила пару любезных комплиментов от Бретта и капитана.

Несмотря на то что ее по-прежнему переполнял гнев всякий раз, когда она вспоминала, как ее вынудили выйти замуж за Бретта, для нее стало важно, чтобы он восхищался ею. Кейт не хотелось признавать, что теперь она одевалась, чтобы доставить ему удовольствие, но она никогда не забывала посмотреть в его глаза в надежде увидеть в них одобрительный блеск. Хотя она могла это отрицать – а на самом деле постоянно это делала, когда он выводил ее из себя, – Кейт с каждым днем все сильнее предвкушала ночи в его объятиях. Но ей было недостаточно знать, что она дарила ему наслаждение в постели. Теперь всякий раз, появляясь на палубе или за ужином, она искала, ожидала, рассчитывала на одобрительное выражение его глаз. Отрывая его от того, что на данный момент занимало его мысли, Кейт чувствовала, что ее власть над ним растет, и только потом, когда было уже слишком поздно, она осознала, что одновременно с этим росла и ее зависимость от него.

«Ты совсем потеряла голову, – сурово сказала она себе. – Ты поклялась, что ни один мужчина не получит над тобой власть, а теперь из кожи вон лезешь, чтобы заставить его улыбнуться тебе. Ему не надо подчинять тебя силой, ты сама ждешь не дождешься стать его рабой». Но Кейт больше себя не слушала. Она знала, что своим поведением делает грядущую разлуку еще горше, но, поскольку она была неотвратима, Кейт решила в полной мере насладиться настоящим.

Однажды днем Кейт дремала, лежа в шезлонге под жаркими лучами солнца. Ее глаза были полуоткрыты, и она рассеянно наблюдала сквозь слепящий свет за моряком, бесшумно двигающимся по палубе. Его взор был устремлен в морскую даль, и его медленные размеренные движения вперед-назад, казалось, гипнотизировали ее. Она лениво проследила за его взглядом, но за все время путешествия они встретили от силы пару судов, поэтому она не удивилась, не увидев ничего, кроме неба и воды. Матрос крикнул что-то непонятное человеку на смотровой площадке, а тот крикнул что-то человеку на другой стороне корабля, но ветер унес его ответ.

Кейт открыла глаза и попыталась собраться с мыслями, которые от жары превратились в кисель. Что делают эти люди? В начале путешествия она могла нежиться в шезлонге в относительном уединении, но несколько дней назад двое мужчин, которых освободили от привычных обязанностей, заняли позиции по разные стороны корабля. Казалось, они толь ко и делали, что всматривались в горизонт, время от времени пользуясь подзорной трубой, но чаще всего перекидываясь репликами с матросом на смотровой площадке.

Зародившееся в ее душе сомнение пустило ростки и так настойчиво глодало ее, что от былого благодушия не осталось и следа. Наконец Кейт поднялась с шезлонга и отправилась на поиски Бретта.

– Уверен, они просто делают то, что положено, – сказал Бретт, не желая признавать, что происходит что-то из ряда вон выходящее. – Может быть, капитан ищет корабль, который направляется обратно в Англию. Что бы то ни было, уверен, тебе не о чем волноваться.

– Хватит разговаривать со мной как со слабоумной, – раздраженно ответила она. – Раньше этих мужчин там не было – я знаю это, потому что каждый день бывала на палубе, – и они ищут не английский корабль. Что бы они ни искали, они хотят увидеть это, прежде чем нас заметят. Они смотрят в подзорную трубу.

Бретт понял, что подозрения Кейт расцвели пышным цветом, и, скрывая от нее правду, он только еще больше встревожит ее.

– Мы приближаемся к Африке и входим во враждебные воды, – объяснил он. – Формально все побережье находится под владычеством турецкого султана, но на деле его контролируют правители четырех стран. Внутри своей страны каждый из них правит как хочет, предоставив местным племенам и приверженцам древних традиций возможность заниматься своими древними ремеслами, одним из которых является пиратство.

Кейт поднесла руки ко рту.

– Пираты! – повторила она полным ужаса шепотом. – Но они ведь не нападут на нас, на корабль, который принадлежит английскому правительству?

Она тут же вспомнила страшные истории о пиратах Востока, которые пытали и грабили людей.

– Капитан говорит, что нет. У нас большой корабль, на борту которого нет ценного груза, так что мы не представляем для них никакого интереса, но всегда лучше ничего не принимать на веру. Корабль не оснащен орудиями, у нас только две маленькие пушки для защиты.

– Ну а как же военно-морской флот? Ты говорил, что британские военные корабли патрулируют Атлантику и Средиземноморье. Наверняка пираты не станут нападать, зная, что они где-то поблизости.

– Военно-морской флот делает все, что в его силах, – заверил ее Бретт, – но его корабли не могут быть повсюду, и некоторые суда все же подвергаются нападению. Но постарайся не волноваться! Вероятность, что их заинтересует наш корабль, ничтожно мала. Он слишком велик, чтобы быть для них подходящим объектом для нападения. В основном пиратские корабли – это маленькие, жалкие суденышки, которые не могут похвастаться ни численностью экипажа, ни количеством орудий. Их главный козырь – неожиданность. Они подкрадываются и внезапно нападают на свои жертвы и берут корабль на абордаж, прежде чем тот успеет уйти или отразить атаку. Но наш капитан начеку. По крайней мере один матрос будет круглосуточно нести вахту, пока мы не достигнем Алжира.

Но бойкие заверения Бретта не развеяли страхи Кейт. Она подозревала, что он преуменьшает опасность, чтобы не расстраивать ее, и с этого момента путешествие потеряло для нее всю свою прелесть. Однако когда спустя несколько дней не было замечено никаких кораблей, Кейт нехотя признала, что, должно быть, Бретт был прав, и решила последовать его совету, а именно не тревожиться и наслаждаться чудесной погодой.

Но в тот же самый день, когда Кейт упражнялась на палубе в метании кинжала, раздался крик вахтенного у левого борта, и Бретт с капитаном бросились к нему. Сначала Кейт ничего не видела, но в конце концов она заметила крошечную точку на горизонте. Ей не верилось, что кто-то может сказать, что это за корабль, а уж тем более определить, какой флаг – вражеский или нет – развевается у него на мачте, но, похоже, у капитана с Бреттом не было на этот счет никаких сомнений.

– Спускайся вниз, – отрывисто приказал ей Бретт, едва взглянув на горизонт. – И сиди там, пока я не пришлю кого-нибудь сказать, что опасность миновала и ты можешь подняться.

Кейт покорно пошла вниз, понимая, что у нее нет выбора.

Если случится беда, то своим присутствием на палубе она только поставит под угрозу остальных. Ее бортовой иллюминатор находился с той же стороны, что и замеченное суд-: но, и она села, прижавшись носом к стеклу, чтобы увидеть, как на самом деле выглядит пиратский корабль. Когда он подошел ближе, Кейт напрягла зрение, стараясь обнаружить что-нибудь указывающее на то, вражеский это корабль или дружественный. Вскоре девушка увидела флаг, но, поскольку она не знала, как выглядят флаги других стран, это мало помогло ей. Она заметила одну пушку, но судно было маленьким, и люди на палубе вели себя вполне мирно и не проявляли никакого интереса к их кораблю.

Один из них, толстый коротышка, стоял на носу яхты и время от времени подносил к глазам подзорную трубу, внимательно изучая проходящий мимо него корабль. Труба двигалась из стороны в сторону, без устали выписывая дуги, и взгляд ее выпуклого стеклянного глаза скользил взад и вперед вдоль корабля. Вдруг она замерла, в этот ужасающий миг Кейт готова была поклясться, что труба направлена прямо на нее. Она быстро отодвинулась от окна, но по-прежнему не сводила с мужчины глаз. Несмотря на то что труба продолжила свое дугообразное движение, а немного погодя человек на носу совсем убрал ее, Кейт не могла избавиться от ощущения, что ее заметили. Однако корабль больше не приближался и вскоре исчез за горизонтом.

– Корабль проплыл мимо, но я хочу, чтобы ты сидела здесь, пока мы не удостоверимся, что он не повернул назад, – сказал Бретт, спустившись вниз через несколько минут. – У него странный флаг, и люди на борту не ответили на наше приветствие. Они ни в коем случае не должны узнать, что у нас на борту женщина. Это очень опасно.

Кейт резко втянула в себя воздух, но Бретт улыбнулся ей, и все мысли о том, чтобы рассказать, что она сидела, прижавшись носом к окну, вылетели у нее из головы. От его взгляда ее тело обмякло – всякий раз, стоило ему улыбнуться ей, она становилась беспомощной, как младенец.

– Одного взгляда на тебя хватит, чтобы все пираты побережья бросились за нами в погоню. Я не знаю, что они сделают с мужчинами, но ты направишься прямиком на один из крупнейших аукционов Африки, может быть, даже в Дамаск. – Кейт слушала его с изумлением и недоверием. – Представляешь, какой ажиотаж ты там вызовешь? Половина монархов Востока отдадут свои королевства, только чтобы обладать такой женщиной, как ты.

Кейт не верила своим ушам.

– Ты хочешь сказать, что они могут поместить меня в гарем?

– Возможно. Ты можешь стать женой какого-нибудь богатого господина или любимой наложницей влиятельного военачальника – это зависит от того, у кого хватит денег, чтобы тебя купить, но скорее всего дело кончится тем, что ты станешь фавориткой какого-нибудь правителя.

Кейт оцепенела от ужаса и недоверия.

– Что бы они ни захотели с тобой сделать, я буду защищать тебя до последней капли крови, – сказал Бретт, взяв ее руки в свои и слегка коснувшись ее пальцев губами. – Я слишком привык к тому, что ты моя, и теперь вряд ли смогу от тебя отказаться.

Но Кейт его не слушала. Несколько часов назад, даже несколько минут назад его слова были бы музыкой для ее ушей, но страх стеной отгородил ее от внешнего мира, и ласковые и лестные слова больше не трогали ее душу. В ее голове роились мысли, которые она еще вчера отогнала бы от себя, посчитав слишком фантастическими, чтобы в них верить. Гарем! Наложница! Она никогда не верила в существование таких вещей. Она всегда относилась к ним как к части захватывающих историй, которые люди рассказывали о заморских странах, чтобы те казались более экзотическими и волнующими. А теперь она обнаружила, что если военно-морской флот Великобритании не проявит бдительность, то она сама окажется в объятиях пылкого смуглолицего восточного султана. Ее разум не желал даже пытаться найти выход из этого положения.

Сама мысль о том, что какие-то дикари утащат ее в пустыню, была настолько неправдоподобной, что в это невозможно было поверить, но два месяца назад Кейт тоже не поверила бы во все, что произошло с ней с тех пор. Казалось, она живет во сне, и вместо того, чтобы проснуться и понять, что все происходящее не более чем глупые фантазии, она все глубже и глубже погружалась в бездну фантасмагорий. Она силилась сбросить с себя странную апатию, которая грозила поглотить ее, высасывая силы из ее членов и лишая ее разум способности функционировать.

Она ощущала тепло губ Бретта на своих пальцах и лег кое пожатие его рук, которые крепко держали ее ладони.

По крайней мере это было настоящим, и она вцепилась в него, чувствуя, как желание вспыхнуло в ней с новой силой. Но если поцелуи Бретта были настоящими, то настоящими были и его слова, и подстерегающие ее на каждом углу опасности, должно быть, тоже были настоящими, какими невероятными они ни показались бы ей два дня назад. Лучше смерть, чем такое будущее. Она приняла решение все время носить с собой кинжал. Возможно, также стоит держать пистолеты заряженными. Она не знала, какой от них будет прок, но они точно ей не помогут, если будут лежать незаряженными в кобуре.

– Я пришлю за тобой Чарлза, когда придет время ужина, – наконец услышала она слова Бретта. – Мне нужно поговорить с капитаном. Мы скоро подойдем к Гибралтару, а мы пока еще не решили, где нам причалить.

У Кейт в голове не укладывалось, как он может думать о Гибралтаре, когда по всему Средиземному морю рыщут пираты, но он обнял ее, и ей показалось, что это не столь важно.

– Не волнуйся, – прошептал он. – Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось. Я совсем недавно обрел тебя и намерен никогда с тобой не расставаться и беречь как зеницу ока. – Он нежно поцеловал ее. – А теперь постарайся отдохнуть. Тебе станет лучше, если ты немного вздремнешь.

Кейт улыбнулась ему.

– Хорошо, – сказала она. – Я и в самом деле немного устала.

– Я позабочусь, чтобы тебя никто не беспокоил.

– Ты уверен, что на нас не нападут?

– Да, – улыбнулся он ей. – Я уверен. А теперь ложись и попытайся выкинуть это из головы. Подумай о Гибралтаре.

– Я постараюсь, – ответила Кейт.

Бретт легонько поцеловал ее и оставил наедине со своими мыслями.

Глава 18

За ужином капитан отпустил пару замечаний по поводу случившегося, а затем оставил эту тему как не заслуживающую внимания. Что действительно его интересовало, так это предложенная Бреттом экспедиция на Гибралтар. Он был уверен, что Кейт горит нетерпением увидеть этот недавно приобретенный пост.

– Мы без труда можем остановиться там надень. И начальник гарнизона, вероятно, сможет рассказать мистеру Уэстбруку о последних событиях в Средиземноморье. Он многое знает о передвижениях турок и африканцев вверх и вниз по побережью.

Хотя Кейт не проявляла ничего, кроме вежливого интереса к посещению знаменитого поста, он тут же вознамерился сделать остановку.

– Я уверена, мне очень понравится экскурсия, – сказала она, чувствуя, что должна хоть как-то выказать благодарность капитану за попытки доставить ей удовольствие, но ей было трудно понять, почему она должна прийти в восторг от перспективы увидеть большую скалу. В конце концов, скала сама по себе не представляет никакого интереса, а впечатляющим видом океана можно насладиться и на борту корабля.

Утро следующего дня выдалось ясным и прохладным – прекрасная погода для намеченной экспедиции. Начальник гарнизона радушно принял их в своем доме и почти сразу же отправил в путь, пока не стало слишком жарко. Кейт согласилась, что виды открывались великолепные, но необходимость идти пешком в такую даль притупила ее удовольствие. У нее не было подходящих туфель для пеших прогулок по ухабистым дорогам, и у нее болели ноги. Уступив настойчивым советам жены начальника, она сняла туфли, опустила ноги в теплую воду и сидела так, пока не подошло время трапезы.

Во время обеда Кейт впервые получила некоторое представление о миссии Бретта. И хотя ей не удалось составить ясную картину политических хитросплетений из их случайных замечаний, она поняла, что Бретт должен был каким-то образом убедить дея Алжира прекратить враждовать с французами. В министерстве иностранных дел опасались, что французская армия вторгнется на территорию Алжира и завоюет его, а Англия была полна решимости помешать Франции увеличить свои колониальные владения. После этого Кейт совершенно потеряла нить разговора и попыталась завязать светскую беседу с женой начальника.

Но поскольку Кейт вела очень уединенную жизнь, то вскоре она обнаружила, что не знает никого, кого знала жена начальника, не имеет представления о событиях, которые произошли в мире за последние несколько лет, и никогда не видела ни одного спектакля и не бывала на модных званых вечерах. Это досадное обстоятельство быстро свело их беседу на нет.

Как только трапеза подошла к концу, Кейт с чувством огромного облегчения поднялась из-за стола, чтобы вернуться на корабль к своим пистолетам. Вот в этом она действительно разбиралась, и, очевидно, даже лучше, чем полагалось благовоспитанной юной леди. Жена начальника гарнизона даже не попыталась скрыть свое презрение к юной девушке, – какой бы красивой та ни была, – которая обнаружила столь скудные познания и такое равнодушие к политической жизни Лондона и Англии и у которой не было никаких достоинств, чтобы восполнить сей недостаток. В ее представлении оружие было чем-то вульгарным, и ни у одной воспитанной девушки не возникло бы желания научиться владеть им, а если бы и возникло, то у нее хватило бы ума не признаваться в этом.

Впервые за недели, проведенные вне дома, Кейт заставили устыдиться плохого образования, но она также разозлилась на эту женщину, которая была настолько бесчувственна, что выставила напоказ ее невежество и открыто выразила свое неодобрение. Будь у нее хоть чуточка такта, она бы нашла любую другую тему для разговора, избавив свою гостью от смущения.

«Если я когда-нибудь стану важной дамой, – сердито подумала Кейт, – я обязательно позабочусь о том, чтобы никто из моих гостей не чувствовал себя изгоем».

Кейт с облегчением вернулась на корабль, и пока они наблюдали, как Гибралтар исчезает вдали, солнце окрасило небо в ярко-красный цвет с оранжевыми и пурпурными прожилками.

– Он намного красивее, когда смотришь на него издали, – задумчиво вымолвила Кейт. – Даже не скажешь, что это просто раскаленная скала, от хождения по которой болят ноги.

– Думаю, тебе не стоит сообщать об этом министерству иностранных дел, – сказал Бретт, которого рассмешил ее прозаичный взгляд на вещи. – Они тешат себя мыслью, что приобрели нечто большее за свои деньги.

Мне даже в голову это не приходило. Временами неведение не такая уж плохая вещь. И это напомнило мне, – сказала она, резко сменив тему, – что есть один вопрос, в котором я хочу стать менее несведущей, а именно: в чем состоит эта твоя миссия?

– Я все объясню после ужина, если тебе это действительно интересно, – предложил Бретт. – По меньшей мере я расскажу тебе все, что мне дозволено рассказывать посторонним. Чарлз уже получил общее представление, а Марк знает даже меньше, чем ты. Мы соберемся все вместе в нашей каюте.

Кейт никогда с таким нетерпением не ждала, когда закончится ужин. Капитан разглагольствовал то на одну тему, то на другую, а Бретт никак этому не препятствовал. Обычно Кейт смеялась над его рассказами не меньше остальных, но сегодня она была не в настроении слушать забавные истории. Любопытство подтачивало ее самообладание даже сильнее, чем она ожидала.

Кейт отнюдь не забыла слова Бретта о том, что ее могут продать в гарем, и, когда капитан начал говорить о военных действиях турок в Средиземноморье, интерес Кейт вспыхнул с новой силой. Хотя, видя, что все идет своим чередом, она с каждым днем все меньше верила в эти истории, ей хотелось узнать о турках как можно больше. Они представлялись ей нацией опасных и ужасно таинственных варваров. Она оставила мужчин потягивать бренди, надеясь, что Бретт не задержится надолго, но и не рассчитывая, что он поторопится только потому, что ей не терпится начать беседу. Мужчины, похоже, даже не задумываются о таких вещах, подумала она.

Первым пришел Марк, за ним Чарлз, и теперь все трое ждали, сгорая от нетерпения. Чарлз наотрез отказался рассказать то, что ему известно.

– Это не моя история, миссис Уэстбрук, и я знаю, что мистер Уэстбрук предпочел бы рассказать ее с самого начала.

– Может, оно и так, – раздраженно ответила она, – но, кажется, он не торопится.

Она мерила шагами комнату, проклиная эгоистичных мужчин, которые не думают ни о ком, кроме себя, в общем и Бретта в частности. Когда он наконец появился, она бросилась к нему, дрожа от любопытства, так что он расхохотался.

– Я не хотел заставлять тебя ждать, но я даже не предполагал, что скучное политиканство вызовет у тебя такой интерес.

– Не предполагал? – изумленно переспросила она. – Ты утащил меня за тысячу миль от дома, пугаешь пиратами и гаремом султана, говоришь, что оставишь меня в незнакомом городе, где я не знаю ни души и не смогу даже попросить стакан воды, и ты не предполагал, что мне будет интересно?

– Я упустил это из виду, – с обезоруживающей улыбкой признал он. – Сядь, и я расскажу тебе все, что смогу, но предупреждаю, что это не так интересно, как ты думаешь.

Он пододвинул к ней стул, подождал, пока она усядется поудобнее, и только тогда начал:

– Мою миссию легко объяснить, но, возможно, я уже опоздал. Начальник гарнизона на Гибралтаре сказал, что французские войска уже вторглись на территорию Алжира, но он не знает точно, достаточно ли велика их численность, чтобы начать сражение. Если это так и они уже вступили в бой с войсками дея, то мы можем сразу развернуться и плыть домой.

– Что ты должен делать? Кто такой этот дей? – нетерпеливо спросила Кейт. – Ты говоришь загадками и ничего не объясняешь.

– С твоего позволения, я вернусь на несколько лет назад, – ответил Бретт. – В начале века почти вся территория Северной Африки находилась под властью Османской империи, но фактически местные правители были независимы. Они беспрепятственно душили пиратскими рейдами европейскую торговлю и превратили прибрежные города Средиземноморья в самые настоящие рынки рабов.

Он умолк. Кейт восторженно ловила каждое его слово, и Чарлз, казалось, слушал с должным вниманием, но Марк не проявлял никакого интереса к этой теме.

– Вскоре после битвы при Ватерлоо британский флот бомбардировал город Алжир и заставил дея продать христиан в рабство. Мы бы добились и большего, но для этого нам пришлось бы вводить на территорию Алжира войска и оккупировать страну. В то время никто в министерстве иностранных дел не хотел рассматривать такую возможность, но с тех пор многое изменилось.

Влияние французов в Алжире продолжало расти. Но несколько лет назад произошел инцидент, во время которого дей Ударил французского консула мухобойкой по лицу. Дей несколько раз отклонил вызов на дуэль со стороны французов и продолжает демонстрировать своевольный характер, не желая идти на компромисс. Теперь в нашем министерстве иностранных дел опасаются, что Франция использует это дипломатическое оскорбление как предлог для того, чтобы организовать наступление по всему фронту и самим оккупировать страну. Правительство Великобритании настроено против всякого роста влияния Франции – мы определенно не хотим, чтобы они установили колониальное господство над Африкой, – и британскому консулу в Алжире было поручено убедить дея смягчить свою позицию, чтобы не усугублять недовольство французов. Если полученные мною сведения верны, то до сих пор он не слишком преуспел в этом.

– Но в чем состоит твоя задача? – спросила Кейт. Рассказ о войсках и правительствах впечатлил ее, но она не могла понять, как один человек – даже такой замечательный, как Бретт, – может повлиять на ход этой имперской игры в шахматы. – Они рассчитывают, что ты вразумишь этого дея? Судя по твоему рассказу, он не слишком умен и не станет прислушиваться к добрым советам.

– Ты заблуждаешься. Аль-Назир очень хитер, – настаивал Бретт, – но в данном случае он допустил небольшой просчет. Он думает, что если Европа прежде не интересовалась Северной Африкой, то и сейчас не будет, но здесь он ошибается. Теперь, когда Наполеон ушел с политической арены, все стремятся увеличить свои колониальные владения, а Африка является последним не завоеванным континентом. Скоро аль-Назир, к своему великому огорчению, обнаружит, что его небольшая размолвка с Францией – это только начало. Европа обратит на Африку пристальный взор.

– Но каким образом ты должен убедить этого человека передумать, если это не удалось даже местному консулу? – осведомилась Кейт.

– Никто не ждет, что я исправлю ошибки Кеннета Уиггинса, – ответил Бретт. – Мне дали более увлекательное задание. Есть некий вождь-диссидент, обитающий в пустыне, – Абдель Кадир из Маскары, которого можно приравнять к любой карте в этой игре в покер. Он – могущественный национальный лидер, но он недостаточно силен, чтобы противостоять туркам или свергнуть аль-Назира. Однако он хитрый лис и все это время занимался тем, что льстил аль-Назиру, чтобы этот глупец возомнил себя важной персоной. Он надеется, что аль-Назир спровоцирует французов на военные действия и они свергнут его. После чего он рассчитывает занять место дея Алжира, не приложив к этому никаких усилий.

Это очень простой план, и все, от Лондона до Стамбула, знают о нем, и тем не менее он вот-вот сработает. Мне поручено убедить Абделя Кадира прекратить давить на дея и оставаться в Маскаре. Я должен заставить его понять, что, если французы на самом деле вторгнутся в Алжир, он потеряет больше, чем приобретет. Вполне возможно, что французы свергнут его так же, как и аль-Назира.

Кейт не верила своим ушам. Она словно читала сказку, где каждая страница была невероятнее предыдущей. Несколько месяцев назад самым волнующим событием, которое приключилось в ее жизни, было то, что одна из шлюх Мартина заблудилась во время вечеринки и очутилась в комнате Кейт. За два месяца, проведенных с Бреттом, ее проиграли в карты во время попойки, она пережила поездку в карете, которая летела стрелой почти через всю Англию, дважды была в море, убила человека, подружилась с хозяйкой публичного дома во Франции и чуть не стала добычей разбойников с большой дороги и марокканских пиратов. А теперь он рисовал перед ней будущее, полное гаремов, деспотичных деев, обитающих в пустыне вождей и французских войск, так небрежно, словно она была для него первой встречной.

– Но как ты собираешься с ними разговаривать? Они ведь не говорят по-английски, так? Здесь же пустыня.

Этот вопрос показался наивным даже ей самой.

– Нет, они не говорят по-английски, но я неплохо знаю арабский, и у меня будет переводчик. Я также позабочусь о том, чтобы к тебе тоже приставили переводчика, чтобы ты не зависела полностью от Уиггинса. У него своих дел по горло, так что мы будем предоставлены самим себе по приезде.

Блестящие черные глаза Бретта стали серьезными.

– Я не знаю, с каким положением дел в стране мне придется столкнуться, но я должен буду немедля отправиться в пустыню на поиски Абделя Кадира. Он облюбовал какое-то место недалеко от Алжира, чтобы на время разместить там свои войска и, если уйдут французы, сразу занять город. Если есть хоть какая-то возможность дать ему понять нашу позицию, то мне придется оставаться с ним, пока он либо не согласится помочь нам, либо не введет войска в город, чтобы захватить власть. В любом случае какое-то время ты меня не увидишь.

– Ты пристроишь Кейт в безопасное место, прежде чем присоединиться ко мне, – сказал Бретт, поворачиваясь к Чарлзу. – Я не знаю, какой дом найдет для нее Уиггинс, но я рассчитываю, что ты проследишь, чтобы он был достаточно надежен.

Ты должна во всем слушаться Чарлза, моя дорогая, – сказал он. – У тебя нет другого выбора, – грубо оборвал он ее слабые возражения. – Это не тот город, где можно безнаказанно совершать ошибки. Эти люди живут и думают не так, как ты. Здесь женщины являются собственностью, которой можно пользоваться и распоряжаться по своему усмотрению. Иностранные женщины здесь немногим лучше рабынь: их используют для самых тяжелых работ и продают тому, кто предложит высшую цену на открытом рынке. Помощи от их правительства не добьешься. Если тебя похитят, то все вооруженные силы Британской империи будут бессильны тебя спасти. Земли, принадлежащие этим людям, настолько обширны и изолированы, что даже их правители, наверное, не смогли бы выяснить, что с тобой произошло, даже если бы попытались, что в общем-то маловероятно. Теперь ты понимаешь, почему необходимо соблюдать предельную осторожность?

Кейт кивнула – ее горло словно сдавили железными тисками, и она не смогла вымолвить ни слова.

– Ты не должна показываться на люди. Если тебе нужно будет выйти из дому, обязательно надень чадру. Если кто-нибудь увидит твое лицо, то ты нигде не будешь в безопасности. Даже одного взгляда на твои глаза достаточно, чтобы возбудить опасное любопытство. Меня не будет рядом, чтобы защитить тебя, так что чем меньше людей будет знать о твоем существовании, тем в большей безопасности ты будешь. Консульство Британии очень маленькое, и у нас здесь нет собственных войск. Если местные правители откажутся нам помочь, нам придется самим себя защищать, и нельзя слишком полагаться на слуг – они прежде всего верноподданные своей страны.

Кейт не знала, что сказать. Слишком невероятным было услышанное ею. Казалось невероятным, что всего несколько недель назад она спокойно жила себе в Райхилле, надеясь, что в один прекрасный день появится ее принц. Принц действительно появился, но мир, в который он ее увез, с каждым днем становился все причудливее. Теперь он собирался сбежать в пустыню и бросить ее на произвол судьбы в населенном варварами городе, где нет никого, кроме двух слуг и престарелого консула, чтобы защитить ее. Она не знала, то ли смеяться, то ли плакать. Все происходящее слишком напоминало театр абсурда. Наверняка она с минуты на минуту проснется и обнаружит, что лежит в своей постели, а старик Нед, шаркая, входит в комнату, чтобы предупредить ее, что Изабелла рвет и мечет и что ей лучше не приближаться к кухне, если она не хочет столкнуться нос к носу с визжащей гарпией.

– Я не могу думать, – наконец беспомощно вымолвила она. – Я не могу заставить себя поверить, что все это происходит на самом деле.

– У тебя не возникнет с этим проблем, как только мы сойдем на берег, – загадочно изрек Бретт. – Страна бедная, грязная и опустошенная болезнями. В Алжире невыносимо жарко, полно народу и стоит вонь. Еда вполне сносная, но странная и невкусная, и выбирать особо не из чего.

– Но это ужасно! – с трудом выдавила из себя Кейт. – Почему ты не сказал мне об этом прежде? Я бы предпочла остаться с Валентиной.

– Вот этого-то я и боялся, – с ослепительной улыбкой признался Бретт. Он крепко обнял жену, не обращая внимания на ее протесты. – Мне невыносимо было думать, что я несколько месяцев кряду не увижу тебя.

– Это неправда, и ты об этом знаешь, – возразила Кейт, тщетно пытаясь высвободиться. – Ты только что сказал, что собираешься оставить меня на милость язычников, как только мы высадимся в этой отсталой стране, а ты меж тем отправишься бродить по песчаным дюнам, изображая из себя Господа Бога среди туземцев, и ты хочешь, чтобы я поверила, что ты не в силах вынести разлуку со мной? Ты самый вероломный человек из всех, кого мне доводилось встречать, и я никогда не пойму, как я могла быть настолько легкомысленной, что согласилась сбежать с тобой. Наша разлука будет столь же ощутимой, как если бы я осталась во Франции. Только с Валентиной я была бы в гораздо большей безопасности.

Чарлз ненавязчиво выпроводил Марка из каюты.

– Иногда ты до такой степени выводишь меня из себя, что мне хочется тебя ударить, – сказала она и замолотила по его груди крошечными кулачками. Но ответом ей был лишь оглушительный взрыв смеха, и он поймал ее руки. – Ноты настолько подл, что не позволяешь мне сделать даже это.

– Я бы предпочел потратить время на поцелуи, – ответил Бретт.

– Но это ничего не решит, – задыхаясь, вымолвила Кейт, когда наконец смогла освободиться из его железной хватки.

– Я знаю, но это гораздо приятнее, – сказал он и снова сгреб жену в охапку. Она перестала сопротивляться и обняла его в ответ с не меньшим пылом.

В течение следующих нескольких дней Бретт отвечал на бесконечный поток вопросов. Любопытство Кейт росло по мере того, как уменьшался ее страх перед неизвестностью, и вскоре Бретт пришел к выводу, что будь у Кейт немного времени, чтобы привыкнуть к экзотическим странам, которые он находил столь волнующими, то она стала бы достойным, а в чем-то даже превосходящим его компаньоном. Наивные вопросы выдавали ее скудные познания, но круг ее интересов, казалось, был безграничным, а разум – способен усвоить огромное количество новой информации. Бретт поймал себя на том, что получает огромное удовольствие от их бесед, и пожалел, что не рассказал ей обо всем раньше.

В сущности, Кейт была настолько поглощена ожидавшими ее приключениями, что не заметила, что в отдалении маячат несколько маленьких суденышек. Но сей факт не ускользнул от внимания Бретта с капитаном. Поначалу они думали, что это обычные корабли, идущие с ними в одном направлении, – Средиземноморье гораздо меньше Атлантики, и различные суда встречались здесь намного чаще, – но спустя несколько дней они по-прежнему держались на том же расстоянии от их корабля, и, взглянув в подзорную трубу, Бретт убедился, что это те же самые корабли. По какой-то причине их преследовали, но корабли не проявляли никакого желания приблизиться.

Каждый вечер после того, как Кейт оставляла их наедине, Бретт с капитаном обсуждали странный эскорт, но не нашли никакого удовлетворительного объяснения. Это могли быть рыболовецкие суда – для перевозки ценных грузов они определенно были слишком малы, – но Бретт не представлял, какое отношение они могут иметь к его поездке в Алжир. Пиратские корабли нападали стремительно, чтобы захватить свою жертву врасплох, а потом исчезали, пока их не догнали более крупные и быстроходные суда.

Не в силах объяснить их присутствие, Бретт оставался начеку и много времени проводил на палубе, наблюдая за ними. Он попросил капитана подготовить все на случай атаки, но корабль не был оснащен для ведения боя, и готовить в общем-то было нечего. Всем было известно, что у них дипломатическая миссия, и капитан говорил, что путешествие должно пройти гладко.

В один прекрасный день, когда они еще не достигли Алжира, корабли исчезли так же внезапно, как и появились. Бретт не мог отделаться от неприятного чувства, что они еще вернутся, но капитан был уверен, что никакой опасности не было и в помине, и шутя обратился к ним за ужином вечером того же дня:

– Вы не представляете, какое облегчение испытал первый помощник капитана Томпсон, когда обнаружил, что сегодня утром эти суденышки исчезли, – с самодовольной улыбкой изрек он. – Полагаю, из-за них он никак не мог отделаться от дурных предчувствий.

Он ждал, как Кейт отреагирует на эту новость, не замечая, что Бретт нахмурился.

– О каких суденышках вы говорите? – спросила Кейт, внезапно насторожившись.

– Просто какие-то маленькие корабли, за которыми мы наблюдали последние несколько дней. – Он хихикнул. – Томпсон настаивал на том, что это пиратские корабли.

Услышав слово «пираты», Кейт потеряла всякий интерес к еде. Она отложила в сторону вилку и судорожно сглотнула.

– Нас преследовали пираты? – как можно спокойнее осведомилась она.

– Нет, – вмешался Бретт, бросив на капитана яростный взгляд. – Мы заметили несколько небольших судов, но они так и не приблизились к нашему кораблю. В любом случае сейчас их уже нет.

Он говорил ровным голосом, давая понять, что эта тема выеденного яйца не стоит, но нетрудно было догадаться, что страхи Кейт никуда не исчезли.

Она перевела взгляд на капитана.

– Откуда вы знаете, что они уплыли? Может быть, они спрятались. Что они тут делали?

– Вероятно, это была группа рыболовецких судов, – объяснил Бретт. – Иногда они работают вместе, чтобы было легче управляться с большими сетями. Подобные вещи всегда вызывают любопытство экипажа, а после такого долгого, монотонного путешествия у них порой разыгрывается воображение.

– Вы уверены, что они искали рыбу? – настаивала Кейт. Ее голос все еще дрожал. Черт бы подрал этого недотепу капитана, подумал Бретт. Теперь она совсем расстроилась.

– Нет, я ни в чем не могу быть уверен, – уклончиво ответил он. – Они все время держались на приличном расстоянии, и мы не смогли рассмотреть их флаг, но они были слишком малы и немногочисленны, чтобы представлять для нас угрозу.

Капитан попытался было извиниться за то, что расстроил Кейт, но Бретт искусно перевел разговор и до конца вечера следил, чтобы эта тема больше не всплывала.

Но Кейт ничего не забыла. Бретт мог позволить себе пренебрегать возможностью, что их преследовали пираты, а она нет. Мысль, что ее могут продать в гарем, глубоко засела у нее в голове, и она не могла избавиться от нее. Эта проблема по-прежнему занимала все ее мысли, когда Кейт вернулась в каюту. Девушка присела на краешек кровати и принялась строго отчитывать себя, особенно распекая за то, что ведет себя как одна из тех глупых, вечно хнычущих женщин, которых она презирала от всей души.

«Ничего из ряда вон выходящего не произошло. Все зловещие и пугающие события – всего лишь плод твоего воображения. Что действительно имело место, так это то, что вы с Бреттом наслаждались идиллическим путешествием и поладили намного лучше, чем ты могла предположить. Так что перестань искать неприятности там, где их нет», – добавила она в качестве решающего довода.

Все сложилось так замечательно, что она иной раз забывала добавить «но я уйду от него, когда мы вернемся в Англию» в конце своих мыслей о будущем. Его заботливость и внимание все еще удивляли ее. Кейт не могла понять, отчего он так переменился к ней, но наслаждалась этими переменами. Он по-прежнему порой забывал о ее присутствии и по привычке говорил с ней в приказном тоне, словно она была служанкой, но она постепенно перестала обижаться на его грубые манеры, да и он стал менее резок.

Кейт поймала себя на том, что хочет, чтобы это путешествие длилось вечно. Как только они сойдут на землю, его внимание уже не будет безраздельно принадлежать ей, и она боялась, что все изменится. Может, Бретт не захочет быть с ней, когда другие заботы и интересы будут занимать его время, а она этого не перенесет. На самом деле Кейт не очень-то стремилась овладеть искусством стрельбы из пистолета, и ей определенно не нравились кинжал и шпага, но она была так безнадежно влюблена в мужа, что согласилась бы ходить в средневековых доспехах и носить с собой копье, если бы это помогло удержать его подле нее.

Кейт закончила приготовления ко сну и забралась под одеяло. Сегодня, как и каждый вечер на протяжении последних нескольких недель, она ждала Бретта с чувством приятного волнения, желая насладиться его страстными ласками и ответить ему столь же пылко. Он осторожно обучал ее, медленно расширяя познания в том, какое наслаждение таит в себе физическая близость. Для нее это путешествие представляло собой череду удивительных открытий, какое невероятное наслаждение можно обрести в объятиях любимого мужчины. При одной мысли об этом мириады крошечных искорок волнения рассыпались по ее телу, и она глубже зарылась в прохладные простыни.

Глава 19

Бретт был страшно зол на капитана за то, что тот упомянул о кораблях в разговоре с Кейт. Он надеялся, что это была просто рыболовная флотилия или группа небольших торговых судов, но, поскольку все эти теории были всего лишь предположением, он не видел смысла сообщать ей о них. Тем не менее Бретт чувствовал, что они представляли собой угрозу, и это чувство упорно не покидало его. У него не было никаких серьезных оснований так думать, но он знал, что обычно рыболовецкие суда не работают вместе так долго. Местное население славилось своими постоянными стычками, и ничто так верно не вызвало бы всеобщую свалку, как дележ добычи.

Капитан не завоевал уважение Бретта. Может быть, из-за того, что в последнюю минуту планы изменились, у министерства иностранных дел не было времени подыскать более компетентного человека – он был просто приятным человеком, рассказывавшим забавные истории, – но Бретт решил, что наймет свой собственный экипаж, на который он сможет положиться, если решит вернуться в Англию по морю. Да, никто не рассчитывал, что он возьмет с собой на борт жену, и данное обстоятельство изменило его требования к экипажу, но, с другой стороны, за последнее время много всего произошло, на что он сам не рассчитывал.

Он даже не помышлял о браке, когда встретил Кейт, но тем не менее с каждым днем ее присутствие становилось все более необходимым для его душевного спокойствия, и Бретт уже не мыслил своей жизни без нее. Поначалу он был до такой степени ошеломлен ее красотой, настолько поглощен неистовой страстью, которую она пробуждала в нем, стоило ему только взглянуть в ее сторону, что ни разу не остановился и не спросил себя, что он делает и зачем. Даже сейчас, спустя несколько недель, которые могли бы сойти за спокойную семейную жизнь, его учащенный пульс по-прежнему норовил отодвинуть все, что непосредственно не касалось настоящего, на второй план.

Оглядываясь на свое прошлое, Бретт никак не мог понять, что такого в изобилии было у Кейт, чего не было у всех остальных женщин. Никогда прежде он не ограничивался так долго одной женщиной, однако, сколько бы времени он ни проводил с Кейт, ему никогда не наскучивало ее общество. Он учил ее, как обращаться с мужским оружием, потому что это забавляло его и потому что это умение всегда пригодится в жизни, а не потому, что им больше нечем было заняться. Он получал удовольствие, упражняясь с ней каждый день, и чувствовал, как его сердце переполняется гордостью, когда она попадала из пистолета в центр мишени, не дрогнув от оглушительного звука выстрела. А если он покатывался со смеху, глядя, как она беспощадно ругает себя, когда ее выстрел не попадал в цель, она никогда не обижалась.

С каждым днем Бретт все больше уважал ее, Кейт демонстрировала силу духа там, где никто от нее этого не ждал. Когда он болел, она со спокойной решимостью и ясной головой взяла бразды правления в свои руки. Она не паниковала, когда была напугана или чего-то не понимала, не уклонялась от неприятной работы и не придумывала оправданий своим неудачам. Когда ей надо было выполнить ту или иную задачу, она старалась овладеть требуемыми знаниями и не забывала ничего из того, чему ее учили.

Несмотря на то что он принял решение взять ее в Африку, не спросив ее мнения и прекрасно зная, что она страдает морской болезнью, она легко приспособилась к жизни на корабле и подстроила свою жизнь под него без единой жалобы. Своим присутствием Кейт никогда не доставляла лишних хлопот, но всегда готова была протянуть руку помощи, когда могла. Она держалась с экипажем чересчур дружелюбно, но никогда не давала повода относиться к ней иначе, как с глубочайшим уважением.

Одного присутствия Бретта было достаточно, чтобы обеспечить ей привилегированное положение. Он был человеком, который внушал другим людям доверие как лидер и вселял веру в то, что он может справиться с любой сложной ситуацией. Но в то же время нетрудно было догадаться, что ему присуща некоторая жестокость. Это невозможно было объяснить или доказать, но стоило только взглянуть в эти угольно-черные, сверкающие гневом глаза и на эти бугристые мышцы, напряженные от еле сдерживаемой ярости, и никто уже не сомневался, что под этой лоснящейся оболочкой скрывается демон.

Однажды капитан с нервной усмешкой заметил:

– Глядя, как вы смотрите на свою жену, можно подумать, что вы убьете всякого, кто посмеет до нее дотронуться.

Любезная улыбка исчезла с лица Бретта, и его плотно сжатые губы говорили о том, что эта мысль ему совсем не понравилась. Его ответом было краткое «да», но капитан почувствовал, что это слово означает смерть любому, кто будет настолько глуп, что посмеет приблизиться к божественно прекрасной жене Уэстбрука, и перевел разговор на более безобидную тему, опасаясь навлечь на себя гнев человека, которому не доверял.

Бретт на цыпочках вошел в каюту, хотя и знал, что Кейт будет ждать его. Комната тонула в полумраке, и свет единственной лампы на столике возле кровати, казалось, струился на Кейт, выхватывая ее лицо из темноты, отчего она походила на ожившее полотно Рембрандта. Бретта неудержимо потянуло к ней, и он в который раз удивился, как кто-то может выглядеть так прелестно. Ему по-прежнему с трудом верилось в то, что она действительно принадлежит ему.

Он опустился на кровать рядом с ней. Ему нравилось смотреть на нее в любое время, но особенно Бретт любил видеть ее такой, как сейчас: лежащей в полумраке, с лицом, обрамленным золотом ниспадающих волос. Бретт протянул руку и ласково провел пальцами по ее щеке, в который раз восхитившись бархатистой нежностью ее кожи. Он заглянул в глубь ее глаз цвета морской волны, которые взирали на него с выражением глубокого удовлетворения, и почувствовал, что все больше и больше подпадает под их чары, что этот омут все сильнее засасывает его и ему вот-вот станет нечем дышать. И вдруг неожиданное открытие вырвало его из водоворота грез, молнией пронзив мозг: он любит эту девушку.

Здесь, свернувшись калачиком в его объятиях, лежало единственное существо, ради которого он дышал на этом свете. Все то, что раньше представлялось Бретту таким важным, не стоило одной ее улыбки.

Кейт тоже смотрела на него так, словно встретила предмет своих мечтаний. Как бы он хотел, чтобы это было именно так. Но как она могла любить его после всего, что произошло между ними? Как могла любая женщина любить мужчину, который сделал столько зла, сколько он сделал Кейт? Бретт почувствовал ноющую боль под ложечкой. В этот миг он бы отдал все, что у него есть, за возможность начать все заново. Он ни разу не попытался быть любезным с Кейт – даже после их свадьбы. Он обращался с ней как деспот с той самой минуты, когда впервые ее увидел. Если она возненавидела его навеки, то ему некого в этом винить, кроме себя.

Звук голоса Кейт проник сквозь баррикаду его неприятных мыслей. Она уже несколько минут пыталась ему что-то сказать, но он не слышал ничего из того, что она говорила, пока слово «любовь» не выпрыгнуло из ее монолога, как черт из табакерки, вспугнув его мрачные мысли.

– Что ты сказала? – внезапно спросил он. – Я не расслышал начало, – признался он.

Кейт тихо рассмеялась.

– Как это похоже на тебя – не обращать ни малейшего внимания на то, что я говорю. Я должна была бы уже к этому привыкнуть, но надеюсь, на этот раз ты захочешь меня выслушать. Я давно собиралась тебе об этом сказать, но мне не хватало духу. Я боялась, даже не знаю точно, чего именно, но полагаю, мне не хотелось открывать свое сердце из опасения, что мне снова будет больно. После жизни с отцом и братом мне было трудно заставить себя довериться мужчине. Я скрывала это от всех и не говорила об этом никому, даже Валентине, пока она сама не догадалась. – Ты боялась меня? – удивленно спросил он. – Почему? – Ты еще спрашиваешь? – невольно изумилась Кейт. – ты был подлым, грубым, жестоким, и я не сомневалась, что буду ненавидеть тебя до последнего вздоха на смертном одре. Неделями я строила планы, намереваясь уехать в Лондон, как только ты поправишься. Я знала, что Мартин навязал меня тебе, и полагала, что ты избавишься от меня, как только представится такая возможность. Но постепенно я осознала, что не столько боюсь тебя, как жизни без тебя. Именно тогда я поняла, что не хочу бежать, что хочу остаться с тобой, но боялась, что ты не захочешь, чтобы я была рядом.

Бретт открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Кейт приложила пальцы к его губам.

– Позволь мне закончить. С тех пор как мы сели на этот корабль, ты изменился. Ты стал другим с самого первого дня, когда я проснулась с этим жутким похмельем. Ты заставил меня почувствовать себя нужной, важной, словно я была редкой драгоценностью, и это не имело никакого отношения к моей внешности или к тому, насколько метко я бью по мишеням. Я чувствовала, что тебя интересую я сама, и мне просто хотелось свернуться калачиком у тебя под мышкой и лежать так всегда. И самое главное – я больше тебя не боялась.

Я не знаю, что уготовило нам будущее и есть ли оно у нас, – я очень боюсь, что оно будет не таким, каким хочу я, – но это были самые чудесные дни в моей жизни. Я даже не мечтала о таком счастье.

Бретт крепко прижал Кейт к себе и зарылся лицом в ее волосы. Впервые в жизни ему доставляло удовольствие просто находиться рядом с женщиной, не пожирая ее, как бушующее пламя – сухую древесину. Он попытался заговорить, но слова комком застряли в горле.

– Скоро наша идиллия закончится, – продолжила Кейт. – Капитан сказал, что сегодняшняя ночь будет последней, которую мы проведем на корабле. Как только мы сойдем на берег, на нас обрушится море забот, и мы уже никогда не будем вместе, как сейчас: только ты и я, и никто и ничто извне не встает между нами. Эта ночь может стать последней ночью, которую мы проведем вместе, поэтому я хочу кое-что тебе сказать, нет, я должна кое-что тебе сказать.

Я люблю тебя. Я полюбила тебя, когда ты был очень болен, а может, даже раньше. Не важно, когда это началось, важно, что это произошло. – Он вцепился в нее так сильно, что ей стало больно. – Я не собиралась тебе об этом говорить. Я хотела сохранить это в тайне, а потом исчезнуть, спрятавшись в каком-нибудь маленьком домике от тебя и целого мира, но я должна была тебе об этом сказать. Надеюсь, ты не сердишься. Знаю, я часто довожу тебя до белого каления, но обещаю, что больше никогда не заговорю о своих чувствах. – Кейт взяла его лицо в свои ладошки и заглянула в бездну черных омутов его глаз. – Я люблю тебя всем сердцем, – прошептала она. – И буду любить всю жизнь.

Она легонько поцеловала его в губы с нежностью, которая подействовала на него сильнее, чем неистовость ее страсти.

Бретт нежно уложил Кейт обратно на подушки. Он оперся на локоть и накрыл ее своим телом. Он с любовью посмотрел на нее, а потом очень нежно поцеловал.

– Я тоже тебя люблю, – сказал он, оторвавшись от ее теплых губ. – Я понял это сегодня вечером, когда увидел, как ты лежишь на подушке с распущенными волосами и твои глаза неотрывно смотрят на меня. Наконец-то я понял, почему так настойчиво старался удержать тебя подле себя с самого первого дня. На самом деле я никогда не хотел тебя отпускать. Даже когда я не мог думать из-за того, что у меня болела голова от бренди, или из-за того, что мои мозги превращались в кашу от тряски в карете, я отвергал всякий план, который подразумевал, что мне придется с тобой расстаться. Эдвард сказал мне, что я влюбился в тебя с первого взгляда. Теперь я начинаю думать, что, возможно, он был прав.

Кейт безуспешно попыталась утереть слезы, струившиеся по щекам.

– Но то, что я чувствовал к тебе тогда, не идет ни в какое сравнение с тем, что я научился чувствовать к тебе с тех пор. Ты так самоотверженно боролась за мою жизнь, отстаивала свою независимость и честь и никогда ни у кого не просила сочувствия. Даже после того, как я навязал тебе этот брак, у тебя хватило мужества смеяться, есть со мной за одним столом, не испытывая ко мне ненависти, и даже целиться из пистолета, не превращая меня в свою мишень. Я чувствовал, что твой гнев тает и испаряется, но я даже предположить не мог, что на смену ему придет любовь. Я даже не знал, что хочу этого, пока не вошел сегодня вечером в эту дверь.

Он торжествующе засмеялся.

– Все мои мысли были заняты тем, как бы покувыркаться в постели и удовлетворить свою похоть. Стоит мне только взглянуть на тебя, и я уже сгораю от желания, впрочем, ты и сама все видишь. Я полагал, что знаю о любви все, но теперь мне кажется, что я только начинаю учиться, что все испытанное мной доселе не идет ни в какое сравнение с тем, что я чувствую к тебе сейчас. – Он вытер слезинки с ее щек. – Я должен поблагодарить тебя за это, но гораздо больше я благодарен тебе за то, что ты есть. Теперь я знаю, что старость, окутанная теплом твоей любви, будет стоить утраченной молодости.

Бретт заключил Кейт в свои объятия, и она исступленно вцепилась в него, не в силах поверить, что он любит ее так же сильно, как и она его. Его губы встретились с ее губами, жадно срывая один сладостный поцелуй за другим, но в то же время ожидая, чтобы она присоединилась к нему, став равноправным участником этого любовного священнодействия. Его губы раскрылись, и его язык коснулся ее языка, ища, пробуя на вкус, исследуя, маня, вожделея. Руки Кейт еще крепче сомкнулись вокруг его шеи, в то время как его губы осыпали поцелуями ее шею и щеки, прошлись, щекоча и дразня, по ее ресницам и завершили свой путь, запечатлев легчайший поцелуй на кончике ее носа. Его пальцы, словно гребень, пробежали по ее шелковистым волосам, отчего ее кожа покрылась мурашками, а тело напряглось в ожидании. Однако губы Бретта по-прежнему порхали возле ее губ, отлучаясь время от времени на пару секунд, чтобы подразнить и помучить ее ухо.

Кейт прильнула к нему всем телом, упиваясь ощущением мощного, разгоряченного тела, желая, чтобы его сила утолила ее страсть. Ее груди были прижаты вплотную к его груди, ее ноги переплетены с его.

Бретт оторвался от нее всего на пару мгновений, которые понадобились им, чтобы выскользнуть из своих одежд, после чего его ненасытные губы снова нашли ее рот, прошлись по изысканно нежной коже шеи и плеча и спустились к запястью. Бережно взяв ее руку в свою, Бретт перецеловал каждый пальчик, перевернул ее и осыпал поцелуями ладонь, после чего проделал то же самое со второй рукой. Затем, приложив ее ладони к мягкой поросли черных волос на своей груди, он наклонил голову и коснулся губами до боли нежной маковки ее груди. Кейт ловила ртом воздух, в то время как его язык, не торопясь, выписывал круги вокруг ее набухшего соска, пока все ее тело не начало извиваться, а другая грудь не взмолилась, чтобы ей тоже уделили внимание. Она выгнулась навстречу ему и обхватила ногами, словно пытаясь вобрать его в себя, но ничто не могло отвлечь его руки от ласк ее груди, а губы – от пылких игр с каждым соском.

Кейт настойчивее задвигалась под ним, но Бретт по-прежнему не обращал внимания на ту часть ее тела, которая мучила Кейт спазмами сильнейшего желания.

Но наконец его руки отыскали место между ее бедрами, причинявшее ей сладостную боль, их близость окрасилась новыми, невероятными оттенками. В ней не было ни спешки, ни настойчивости, ни неистовых порывов. Несмотря на конвульсивные содрогания, которые время от времени сотрясали все ее тело, Бретт по-прежнему держал свою страсть в узде, приглашая Кейт слиться с ним в союзе, который стремится в будущее, а не только к мимолетному наслаждению. Постепенно отчаянная потребность достичь высвобождения покинула Кейт, и она почувствовала, как пружина внутри ее скручивается все плотнее и плотнее, как волны наслаждения поднимают ее все выше и выше, так что стремительное погружение горячего естества Бретта в глубь ее жаркой, влажной плоти стало продолжением нарастающего экстаза.

Он двигался внутри ее осторожно и сдержанно, открывая для нее доселе неведомые грани возбуждения. Вместо того чтобы поглотить ее целиком, яростно требуя удовлетворения, оно, казалось, приглашало все ее существо разделить с ним пик страсти, и сердце Кейт переполнилось таким всеобъемлющим чувством любви, что она испугалась, что сейчас расплачется. Она прильнула к нему, жаждая чувствовать себя единым целым, двигаться как единое целое, быть с ним единым целым в этом совершенном выражении их любви.

На крыльях страсти, в которой, однако, не было неистовства прежних ночей, они плавно достигли бурного завершения. Их тела напряглись, выгнулись и застыли, в то время как последняя волна высвобождения изверглась из самых недр их плоти, но в охватившем их удовлетворении появилась новая грань, некая завершенность, которой прежде в нем не было. Словно до этого они были просто друзьями, партнерами в путешествии по морю удовольствия. Теперь же они по-настоящему соединились, и каждая клеточка их существа ликовала от того, что две половинки только что стали единым целым.

Кейт была внезапно разбужена оглушительным звоном колокола, раздававшимся в бодрящем, прохладном воздухе предрассветного часа. Она устремила на Бретта испуганный взгляд, но прежде чем ее губы успели озвучить вопросы, вертевшиеся у нее в голове, он вскочил с кровати и уставился в иллюминатор, ища причину тревоги. Однако в голубом пространстве моря не было видно ничего, кроме крошечных пенистых волн, которые танцевали вокруг корабля, подбадриваемые последним дуновением ночного бриза. Вдалеке, выступая из-за горизонта, виднелась едва заметная береговая линия, подкрепляя обещание капитана прибыть в Алжир еще до полудня.

– Это общая тревога, – сказал Бретт, отойдя от окна и натягивая на себя одежду без малейшего намека на свою обычную элегантность. – Одно из двух: либо нас атакуют, либо нам грозит какая-то опасность. Сиди в каюте и запри дверь. Что бы ни случилось, не открывай ее никому, кроме меня. Никому, слышишь? Я пришлю Марка, чтобы он побыл с тобой, если смогу, но парень может нам понадобиться. – Он сунул ноги в ботинки, схватил шпагу и большой кинжал, в метании которого упражнялся только накануне. – Я вернусь, как только смогу.

– Нет! – крикнула Кейт. Оцепенение, вызванное потрясением, прошло, и она выпрыгнула из кровати и вцепилась в Бретта. – Не оставляй меня одну.

На мгновение взгляд Бретта потеплел, и он крепко обнял Кейт.

– Не думаю, что нам действительно что-то угрожает, но я должен узнать, что происходит. Я вернусь через пару минут.

Пальцы Кейт разжались, и она полными страха глазами смотрела, как он отстранился от нее и вышел.

Какое-то время она неподвижно стояла, слушая истеричный звон колокола и топот бегущих ног, в то время как экипаж готовился встретиться с неожиданной опасностью. Что это могло быть? «Не может быть, чтобы мы тонули», – подумала она. Неужели французские военные корабли по ошибке приняли их за вражеский корабль? Но она не слышала выстрелов орудий.

Тут Кейт вспомнила о группе маленьких кораблей, и страх ледяной рукой сжал ее сердце. Неужели это действительно были пираты? Неужели этот абсурдный ночной кошмар станет явью? Почему-то она знала, что где-то там за ней идет пиратский корабль. Кейт знала это так же верно, как то, что скорее наложит на себя руки, чем позволит, чтобы ее похитили.

Кейт быстро переоделась в самое уродливое из своих платьев: темно-абрикосового цвета, с глухим воротником, длинными рукавами с рюшами и широкой юбкой, отделанной кружевом. Она спрятала волосы под объемный чепец и сунула ноги в легкие домашние туфельки. Она огляделась, пытаясь решить, что делать дальше, и в этот момент Бретт распахнул дверь.

Сердце Кейт ушло в пятки, когда ее взгляд упал на его лицо. На секунду он застыл в дверях – его лицо было мертвенно-бледным, а глаза округлились от страха, который, она знала, был ему несвойствен. Он, спотыкаясь, ввалился в комнату и крепко сжал Кейт в своих объятиях.

– Сзади на нас надвигается огромный корабль, через полчаса он будет здесь. – Он взял ее лицо в свои ладони, и она увидела, что его глаза были влажными от непролитых слез. – Капитан уверен, что это флагманский корабль разбойника по имени Рейсули – самого опасного пирата в Средиземном море. – Бретт умолк, чтобы откашляться. – Он славится тем, что обычно продает своих пленников на рынках рабов в Дамаске.

Кейт почувствовала, как у нее подгибаются колени.

– Ты имеешь в виду меня? – спросила она, окаменев в ожидании ответа, который он должен был дать. – Меня продадут, как рабыню?

– Ты была бы более ценным трофеем, чем все мы, вместе взятые. – Он взял ее за руки и усадил на кровать. Его голос был ровным, но бледность выдавала его ужас. – Его силы очень велики, и у нас нет ни малейшего шанса отбить атаку. Возможно, он попытается взять нас в плен, не причиняя нам увечий, – за нетронутых рабов дают более высокую цену, – и, быть может, это наш единственный шанс на спасение. Берег уже виден. Если мы найдем способ продлить схватку, то, может, кто-нибудь придет нам на помощь.

– Каковы наши шансы? – спросила Кейт.

– Не очень велики. Если бы я не был уверен в обратном, я бы поклялся, что он преследует нас из-за тебя.

– Но откуда он мог узнать, что я здесь?

– В том-то и дело, что не мог. После Гибралтара мы нигде не останавливались. Я просто не понимаю, почему он так сильно рискует из-за горстки мужчин, которые годятся разве что на пару лет тяжелого труда, – спросил он больше себя самого, чем Кейт. – Я отведу тебя в одну из пустующих кают на палубе. Если они будут обыскивать корабль, то, возможно, не станут слишком тщательно проверять кладовую. Что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты заперла дверь и не выходила из каюты. Даже ели он захватит нас, ты еще сможешь убежать.

– Я не могу тебя бросить! – крикнула Кейт. – Я не могу позволить, чтобы тебя увезли в какое-то ужасное место и заставили работать до самой смерти.

– Послушай меня! – прорычал Бретт: страх за нее сделал го голос грубым, и он встряхнул ее с внезапной и пугающей яростью, так что она испугалась, что у нее сломается шея. – Вполне возможно, что они согласятся вести переговоры о моем освобождении, но если они хотя бы заподозрят, что у нас на борту женщина, то разберут этот корабль на части доска за доской. Бог мой, Кейт, неужели ты не понимаешь, что с тобой случится, если они тебя найдут? Самое лучшее, что они могут сделать, это продать тебя в рабство или в гарем. В этом случае у тебя будет крохотная возможность найти кого-нибудь, кто будет о тебе заботиться. В противном случае твоя жизнь превратится в сущий ад, который будет продолжаться до тех пор, пока ты не лишишься рассудка или не перережешь себе горло.

Тело Кейт обмякло от страха, ее лицо побелело, а горло словно сжали тисками. Она только и могла, что взирать на Бретта, не веря своим ушам. Вдруг у нее над головой раздался громкий взрыв, так что она завизжала и бросилась на шею Бретту, ожидая, что с минуты на минуту в каюту ворвется толпа дикарей.

– Черт бы подрал этих идиотов! – выругался Бретт. – Неужели они не понимают, что от наших пушек никакого толку? Пойдем отсюда, пока не поздно.

Бретт подтолкнул Кейт к двери, но она внезапно повернула обратно.

– Погоди минутку, – сказала она, подходя к бюро.

– Что ты делаешь? – спросил Бретт. – Нам надо быстрее подниматься на палубу, пока они не подошли слишком близко и не заметили нас.

Кейт выдвинула ящик и вынула свои пистолеты и кинжал.

– После того как я столько времени потратила на тренировки, я не собираюсь оставлять это здесь.

– Не пускай их в ход без крайней необходимости. – У него не хватило духу объяснить ей, почему любое оружие в ее руках будет лишь бесполезной игрушкой. – Как только они узнают, где ты, все наше оружие не сможет их удержать.

Но Кейт крепко сжимала в руках свое оружие, в то время как он торопливо вел ее по коридору навстречу утреннему свету. Солнце только поднималось из-за горизонта, и безоблачное небо сулило еще один прекрасный, ясный день.

– Пригнись, – сказал Бретт, когда они двинулись к правой стороне палубы. – Пока им ничего не видно с этой стороны. Рейсули приближается сзади, и это единственная сторона, которую эти бесполезные пушки не могут защитить. Рейсули – если это действительно он – никогда не полагается на волю случая. Он даже знает, где расположены пушки. – Проходя мимо, Бретт указал на одну из пушек. – Какой-то остолоп установил обе пушки на носу корабля, где палубные каюты загораживают линию прицела в тыл.

Бретт отпер дверь одной из кают и втолкнул Кейт внутрь. Груда чемоданов, корзин и мебели делала комнату похожей на склад.

– Я велел Чарлзу упаковать все твои вещи и написать имя Уиггинса на ярлыках всех чемоданов. Если нам удастся убедить их, что на борту нет женщины, то, быть может, они не станут слишком тщательно обыскивать корабль. Я никак не возьму в толк, почему он атакует корабль из-за пары дюжин мужчин.

На самом деле Бретт не рассчитывал получить от нее ответ. Он просто размышлял вслух, пытаясь объяснением отделаться от отвратительного чувства, которое тяжелым камнем ворочалось у него в животе. Чего бы это им ни стоило, пираты не должны найти Кейт.

Внезапно в каюту ворвался Марк. Его испуганный взгляд бешено заметался по комнате, ища хоть какое-то убежище.

– Я должен поговорить с капитаном, – сказал Кейт Бретт. – Наверное, мы уже скоро войдем в соприкосновение. Помни, ни под каким видом не открывай эту дверь, пока не услышишь мой голос, поняла?

Кейт молча кивнула.

– Марк, – резко обратился он к почти обезумевшему юноше, чтобы привлечь его внимание. – Ты останешься с миссис Уэстбрук. Ты отвечаешь за ее безопасность. Запри за мной дверь и придвинь к ней этот платяной шкаф или любую другую вещь, которую сможешь сдвинуть с места. И, что бы ни случилось, не оставляй ее одну.

Марк кивал в знак согласия после каждого слова Бретта, но его взгляд оставался бессмысленным.

«Надеюсь, он в состоянии думать, – сказал себе Бретт, – но у меня нет времени это выяснять».

Бретт порывисто обнял Кейт, поцеловал и зарылся лицом в ее волосы. Переполнявшие чувства сжали его горло железными тисками, так что он не мог вымолвить ни слова, и они прижались друг к другу, понимая, что, возможно, это последние минуты, проведенные вместе, что любовь, которую они дарят друг другу в эти драгоценные секунды, возможно, будет согревать их сердца всю оставшуюся жизнь, но в то же время не желая расставаться с блаженством, которое только-только начали вкушать.

– Я люблю тебя, – сумела прошептать Кейт. Ее губы были так близко, что почти касались его уха. – Если это плата за последние недели, то я ни о чем не жалею.

Тело Бретта содрогнулось от душераздирающего рыдания, и его руки сомкнулись вокруг нее с такой силой, что Кейт чуть не задохнулась. Внезапно дверь распахнулась, и Бретт исчез.

От потрясения Кейт не могла пошевелиться, но Марк подбежал к двери и запер ее дрожащими пальцами. Он попытался пододвинуть огромный платяной шкаф к двери, но тот не сдвинулся с места. Кейт взяла себя в руки и попыталась ему помочь, но тщетно.

– Должно быть, он привинчен к полу, – разочарованно констатировала она.

Беглый осмотр показал, что вся мебель привинчена к полу, чтобы не скользила по каюте во время шторма.

«Но нас атакуют пираты, а не шторм», – подумала Кейт.

– Ты захватил с собой пистолет? – спросила она Марка, пытаясь слушать голос разума, а не эмоций. Тот покачал головой.

«Он так напуган, что от него нет никакого толку», – подумала она.

– У тебя вообще есть какое-нибудь оружие?

– Кинжал, – вымолвил он сквозь стучащие зубы. – Я плохо владею шпагой, и капитан не позволял никому из нас держать пистолеты. Они нам были не нужны во время переправы через пролив.

Он продолжал смотреть на Кейт круглыми от страха глазами, так что она почувствовала себя виноватой за то, что забрала его со спокойной работы и поставила перед лицом настоящей опасности.

– Поставь этот стул к двери и подсунь его спинку под ручку. Я должна подготовить пистолеты. Если они ворвутся, быстро отойди в сторону. Я буду стрелять в любого, кто войдет в эту дверь. Понял?

Марк кивнул головой, но Кейт сомневалась, что он понял хоть пару слов из ее речи.

Кейт в последний раз проверила пистолеты, после чего, задрав юбку перед зачарованным взором Марка, прикрепила кинжал к бедру, как ее учил Бретт. Она не знала, сможет ли им воспользоваться, но не желала упускать ни единого шанса в борьбе за свою свободу. Наконец Кейт взяла крошечный пистолет, который Бретт держал в ящике своего стола. Тщательно зарядив, она сунула его в лиф платья.

«Если все остальное не поможет, – с тяжелым сердцем подумала Кейт, – у меня останется это».

Она окинула взглядом комнату, проверяя, можно ли еще что-то сделать.

– Ты готов, Марк?

Юноша утвердительно кивнул, но по его взгляду по-прежнему нельзя было узнать, понял ли он хоть что-нибудь.

Кейт старалась не думать о Бретте, не думать о том, что произойдет, если он не будет первым, кто войдет в эту дверь. Она страшно боялась за его жизнь, но она не могла позволить страху взять верх над разумом, иначе она станет такой же беспомощной, как Марк. Она не знала, что сможет сделать, но она должна быть начеку, чтобы воспользоваться любым удобным случаем, пусть даже совсем крошечным. Они должны выйти из этой схватки победителями – ее разум решительно отвергал любой другой исход.

Она взяла в руки пистолеты и повернулась лицом к двери.

Глава 20

Капитан сказал, что всякая опасность, которая могла им грозить, испарилась с исчезновением маленьких кораблей, и сократил ночную вахту до одного матроса. Пиратский корабль застал моряка врасплох, вынырнув из темноты, едва первый луч солнца начал рассеивать мглу ночного неба, и матрос увидел, что он надвигается на них, только когда было слишком поздно и у них не осталось ни единого шанса уйти от преследования.

В считанные секунды после того, как прозвучал первый сигнал тревоги, палубу наводнили полураздетые мужчины, которые прибежали на зов и теперь в замешательстве метались из стороны в сторону. Капитан, который, казалось, был единственным, кто сохранял самообладание, выкрикивал команды стать у руля и поднять паруса. Всего состава экипажа хватило бы только на то, чтобы поднять все паруса, – если бы они последовали приказу капитана, то защищать корабль было бы некому.

Бретту хватило беглого взгляда, чтобы понять, что у них нет времени ни поднимать паруса, ни менять курс. Не успеют они привести в надлежащее положение и половины такелажа, как пираты будут у их борта. В короткой и яростной перепалке он попытался убедить капитана отказаться от мысли убежать от пиратов, а вместо этого подготовить оборону корабля. Капитан повернулся к нему спиной, но Бретт рывком развернул его к себе.

– Черт подери, старина! Неужели вы не понимаете, что бесполезно поднимать паруса? У нас нет на это времени. Нам остается только отчаянно защищаться.

– Прочь с дороги, – приказал капитан, придя в ярость от того, что кто-то посмел поставить под вопрос его приказы. – Я прикажу, чтобы вас заперли в трюме, если вы не вернетесь в свою каюту и не будете сидеть там.

Он повернулся к нему спиной и принялся кричать, перемежая команды грязными ругательствами, на моряков, которые замерли, слушая их спор.

Оглянувшись на стремительно приближающийся корабль, Бретт понял, что он поравняется с ними через пятнадцать минут, а они по-прежнему не предпринимают никаких попыток подготовиться к защите. Он снова попробовал привлечь внимание капитана, но разъяренный мужчина попытался вытолкать его с верхней палубы. Бретт выхватил пистолет и со зверской силой ударил капитана рукояткой по основанию черепа, так что тот мешком свалился на палубу. Первый помощник капитана, разинув рот, уставился на Бретта, не зная, как поступить.

Бретт налетел на него, как ураган.

– Да заставьте же наконец этих чертовых матросов бросить снасти и готовиться к сражению с этими кровожадными дьяволами!

Помощник капитана ожил.

– Есть, сэр! – ответил он и, отдав пару точных и кратких приказов, заставил матросов бросить снасти и начал располагать их так, чтобы от каждого человека в их немногочисленном войске была наибольшая польза. Бретт бегом спустился в трюм и сломал замок на шкафу, где хранилось оружие, но там не оказалось ничего, кроме пары пистолетов, нескольких старых разнокалиберных шпаг и кучки древних кинжалов.

– Боже правый! – воскликнул Бретт, не веря своим глазам. – Неужели никто на этой посудине не знает об изобретении пороха? Это похоже на чулан на корабле викингов. – Никто не осмеливался ему ответить. – Все равно, могли бы раздать этот хлам. Если произойдет самое худшее, мы всегда сможем забросать им этих ублюдков, когда они попытаются взять нас на абордаж.

Он с отвращением развернулся и пошагал прочь, совершенно упав духом. Теперь у него было еще меньше шансов защитить Кейт. Оставалось только надеяться, что пираты ее не найдут.

К тому времени, как он вернулся на палубу, пиратский корабль уже стремительно шел на сближение – люди на корабле сгрудились у поручня, готовые взять их на абордаж, как только пристанут к борту. Разношерстная шайка по меньшей мере в три раза превосходила их числом и была вооружена до зубов. Это была группа неопрятных людей, одетых кто во что горазд: их облачение состояло из разнородных предметов одежды, которую они сняли с предыдущих пленников. Они были в приподнятом настроении, шутили и смеялись между собой, показывая на корабль и его экипаж. С губ Бретта слетела парочка довольно сочных ругательств, услышав которые один юный моряк уставился на него в благоговейном ужасе.

Когда корабли уже почти сблизились, толстый, волосатый мужчина среднего роста подошел к борту пиратского корабля и прокричал:

– Сдавайтесь, и никто не пострадает!

Бретт вопросительно посмотрел на первого помощника капитана, но тот пришел в такое замешательство, услышав неожиданную команду на чистейшем английском языке, что потерял дар речи. Тут снова раздался тот же крик:

– Сдавайтесь, и никто не пострадает!

Лучше сражаться сейчас, чем потом, – пробормотал Бретт, изучая корабль и его экипаж, чтобы определить возможную линию защиты. – Скажите матросам, чтобы они подождали, пока корабль пиратов не пристанет к борту и они не начнут нас атаковать, – сказал он, повернувшись к помощнику капитана. – А потом, когда они попытаются перелезть на наш корабль, пусть столкнут всех, кого смогут, в воду. Быть может, нам удастся уменьшить их количество, и у нас появится шанс продержать оборону до тех пор, пока не подоспеет помощь.

– Какая помощь? Откуда? – спросил первый помощник, не в силах поверить, что их могут спасти, но в то же время готовый ухватиться за любую возможность, какой бы мизерной она ни была.

– От одного из тех кораблей, что стоят на якоре в порту Алжира, – ответил Бретт, показав на маячившие вдалеке мачты нескольких крупных судов. – Это единственный выход. Эти люди безжалостны и закалены боями. Мы не сможем противостоять им в одиночку.

Призрачная надежда первого помощника капитана угасла. Он принялся стремительно сновать между матросами, раздавая последние указания и ободряя их.

Когда корабли разделяло всего несколько ярдов, волосатый пират показал на горстку моряков и покатился со смеху.

– У вас нет шансов! – глумился он. – Мои люди возьмут вас в плен, даже не вспотев. – Его реплика осталась без ответа. – Не глупите! – прорычал он, раздраженный их молчанием. – Нам нужна только девчонка. Отдайте мне ее, и я вас не трону.

Бретт окаменел. Откуда они узнали про Кейт? Или они просто предположили? Он посмотрел в холодные поросячьи глазки смуглого вожака и понял, что это не тот человек, который идет куда-то, не имея конкретной цели. Каким-то образом он узнал, что она здесь, но откуда к нему просочились эти сведения – из праздной беседы или из уст предателя?

«Какое это имеет значение? – подумал Бретт. – Это не изменит того, что произойдет в течение следующего часа».

Чувство отчаяния грозило взять над ним верх, но он отогнал его. Пока они свободны, у них все еще есть шанс спастись. Пираты не получат Кейт, пока он дышит.

– Если нам придется забрать ее силой, то я продам всех вас туркам! – завизжал толстяк, вне себя от гнева. – Ни одна женщина не стоит этого.

Матросы беспокойно задвигались: несмотря на благородство и отвагу вкупе со страхом перед Бреттом, им трудно было не думать в первую очередь о себе.

– Не стоит притворяться, что у вас на борту нет женщины! – крикнул Рейсули, ибо это был пират, державший в страхе все Средиземноморье, собственной персоной. – И к тому же очень красивой. У Юкора самые зоркие глаза в Марокко, и он увидел ее в вашем иллюминаторе. Он приказал своей рыболовной флотилии следовать за вами, пока я не доберусь сюда. Он пообещал мне, что она гораздо красивее всех женщин, которых мы брали в плен. Вы же не рассчитываете на то, что я упущу такую добычу? Только не такой бедняк, как я, – хихикнул Рейсули.

Первый помощник капитана невольно взглянул на Бретта и поспешно отвернулся. Но отчаяние лишь на короткое мгновение отразилось на лице Бретта. Его тут же вытеснила лютая ненависть к ухмыляющемуся варвару по ту сторону разделявшего их водного пространства, и он сдавленным голосом поклялся, что скорее убьет его, чем позволит ему добраться до Кейт.

– Олухи! Да что с вами? – крикнул Рейсули, снова придя в ярость. – Хотите из-за своего христианского благородства оказаться в аду? Отдайте мне девчонку и ступайте с миром. Найдете себе другую. – Но минутная нерешительность прошла, и экипаж занял свои позиции, приготовившись к бою. – Будь по-вашему! – крикнул Рейсули. – Теперь даже Аллах вам не поможет!

Он повернулся к своим людям и лающим голосом прокричал пару команд на арабском. Убедившись, что все готово к атаке, он снова повернулся лицом к кораблю.

– Смотрите не калечьте их слишком сильно! Порченый товар плохо продается. А мертвецы и вовсе не продаются.

Казалось, Рейсули разговаривает со своими людьми, но на самом деле эти слова предназначались его предполагаемым жертвам в надежде деморализовать их перед началом сражения. Он хрипло рассмеялся и указал шпагой на Бретта.

– Поосторожнее с этим здоровяком. Даже без девчонки я смогу выручить за него у какого-нибудь владельца сахарной плантации столько денег, что все путешествие окупится с лихвой. Каждый синяк стоит пятьдесят флоринов.

Он запрокинул голову и покатился со смеху. Несколько человек из его банды присоединились к нему, в то время как он расхаживал по палубе, отпуская скабрезные шуточки, доставлявшие пиратам огромное удовольствие.

– Я не понимаю арабского, – заикаясь, вымолвил обескураженный помощник капитана.

– Он обещает наградить их, если они возьмут нас в плен невредимыми, – перевел Бретт, который очень хорошо вес понял. – Рейсули – коварный злодей, и он, не колеблясь, убьет человека, но это может изменить дело. Скажите матросам, чтобы они не стреляли без крайней нужды. Нет смысла погибать ни за что.

И снова первый помощник капитана принялся сновать между матросами, но не успел он завершить обход, как корабли сблизились, и воздух огласился леденящими кровь криками пиратов, прыгавших со своего корабля на судно противника.

Несколько пиратов, которым слишком не терпелось получить награду, прыгнули слишком рано и сами свалились в воду, но атака первой волны пиратов была отбита, и они плюхнулись в холодное море вслед за своими товарищами. К всеобщему удивлению, Рейсули только расхохотался и принялся издеваться над своими людьми, плававшими в воде.

– Неужто вы допустите, чтобы эти мягкотелые христиане выставили вас на посмешище? Как вы вернетесь домой к своим женам, когда ваша гордость останется в море?

Еще несколько пиратов были бесцеремонно сброшены в воду, но когда корабли сцепились, экипаж больше не мог удерживать их. Пираты толпой взяли корабль на абордаж, и в считанные минуты палубу накрыл ковер из дерущихся мужчин. Отважно размахивая своим старым оружием, которое они видели в первый раз, матросы отчаянно сражались, пытаясь отбросить противника, но пираты были уверены в своем превосходстве числом и оружием, поэтому упорно бились, чтобы захватить корабль.

Чарлз доблестно сражался, но он не привык к таким усилиям, и вскоре удар огромного волосатого кулака свалил его с ног. Первый помощник капитана незамедлительно последовал за ним. Капитан пришел в сознание, но, увидев, что происходит, решил лежать там, где лежал.

Посреди бурлящей, дерущейся человеческой массы Бретт сражался как одержимый. Рейсули понимал, что тот был редкостным трофеем, и не спускал с него глаз.

– Полегче с ним, Асра! Нам не нужны кровавые раны! – крикнул он мускулистому человеку, наступавщему на Бретта. Но Бретт отразил удар, перерезав пирату сухожилие, так что тот, шатаясь, отступил к поручню. Глаза Рейсули сверкнули восхищением, в то время как он эффектно приземлился на палубу.

– Какой из него вышел бы пират! – поддел Рейсули своих людей, заняв позицию на носу корабля, откуда он мог управлять битвой. – Он сражается, как сущий дьявол! Наверное, это его женщина. – Он увидел, как Бретт сразил еще одного его человека. – Эти христиане такие эгоисты, когда дело касается женщин. Они не любят делиться.

Вскоре Бретт остался единственным дерущимся мужчиной: остальные либо были без сознания, либо находились в плену.

– Слабаки! – с отвращением выпалил Рейсули, продолжая издеваться над своими людьми за то, что они не могут справиться с Бреттом. – Вы просто безусые мальчишки по сравнению с этим разъяренным буйволом! Набрасываетесь на него втроем, а он все равно косит вас одного за другим. Неужели никто из вас не может его укротить?

Издевки Рейсули приводили пиратов в ярость, но число желающих отведать шпаги Бретта убавлялось с каждой минутой. Бретт сражался без устали, повернувшись спиной к ряду палубных кают, и один за другим осаждавшие его мужчины покидали поле боя, пока наконец хорошее настроение Рейсули не сменилось злостью.

– Идиоты! – взвизгнул он. – Если я не остановлю его, он поубивает вас одного за другим.

Разразившись потоком богохульных ругательств, он вскарабкался на крышу кают и кошачьей походкой двинулся вдоль крыши, пока не оказался прямо над Бреттом. Выждав момент, когда Бретт двинулся вперед, наседая на порядком изувеченного противника, он бесшумно спрыгнул на палубу. Шестое чувство предупредило Бретта об опасности, но он не успел увернуться от удара эфеса шпаги Рейсули и рухнул на палубу.

– Этот человек стоит дюжины таких, как вы, – сказал Рейсули, махнув шпагой в сторону пиратов. – Будь он моим напарником, я бы держал под пятой все Средиземноморье. Жаль, Что он христианин.

Рейсули расхаживал по палубе захваченного корабля, будете король. Это был невзрачный человечек маленького роста и весьма скромной физической силы, но он обладал жестоким и коварным умом, которому был обязан неоспоримой властью над своими невежественными, оборванными соплеменниками. Он получал жестокое удовлетворение, унижая своих пленников, когда те были беспомощны и готовы молить о пощаде, и теперь злорадствовал, нарочито медленно осматривая мужчин. Осклабившись в предвкушении, он подошел к моряку с внушительными мускулами и сказал:

– Хм-м, если тебя кастрировать, из тебя выйдет отличный евнух.

Матрос чуть не упал в обморок, а пираты, которым пришлась по душе непристойная шутка вожака, одобрительно загоготали.

Потом Рейсули подошел к красивому юноше с покатым подбородком и чистой кожей. Он грубо сорвал с него одежду, так что бедняга густо покраснел, наклонился и громко прошептал ему на ухо:

– Я знаю одного знатного турка, который отвалит уйму денег, чтобы заполучить тебя в свою постель.

Рейсули хрипло захохотал, увидев, как матрос побледнел и задергался, тщетно пытаясь вырваться из рук пиратов.

Разбойник поддел мыском сапога неподвижное тело Бретта.

– Это редкостный трофей.

Он поднял голову Бретта за волосы, а затем выпустил ее, так что она с глухим стуком упала обратно на палубу.

– С таким телосложением ему не грозит смерть от жары или переутомления. Это настоящее сокровище для какого-нибудь плантатора или его жены.

И он снова покатился со смеху.

Тут его настроение резко изменилось: ему не терпелось довести начатое до конца.

– Обыщите все закоулки этого корабля! – крикнул он пиратам. – Я хочу, чтобы через минуту девчонка была здесь.

Он нетерпеливо расхаживал по палубе, в то время как его люди бросились врассыпную и принялись обыскивать корабль от носа до кормы.

Когда беспокойные ноги привели Рейсули к месту, где лежал капитан, мужчина поднял голову и тихо заговорил по-арабски:

– Тебя послал дей? Он отдал тебе мои деньги?

Рейсули застыл на месте: его внимание было сосредоточено на лежащем, но взгляд по-прежнему был устремлен вперед.

– Я ни на кого не работаю, – прошипел он.

– Я послал сообщение с Гибралтара, чтобы предупредить дея об этом мужчине.

– Я пришел не за мужчиной. Я ищу женщину.

– Забудь о ней. Этот мужчина собирается разрушить планы дея.

– Так, значит, ты предатель, – презрительно усмехнулся Рейсули, внезапно обратив холодный, тяжелый взгляд прямо на капитана. – Я не разговариваю с шавками вроде тебя. – Жестокий удар ногой по голове сломал несчастному шею. – Теперь тебе не понадобятся твои деньги.

Рейсули снова обернулся к своим людям. Его раздражение усилилось, а настроение стало еще мрачнее, потому что те не сумели обнаружить никаких признаков женщины.

– Здесь нет следов женщины, – доложил один пират. – Ни платья, ни даже расчески.

Рейсули чуть не лопнул от бессильной ярости.

– Будь проклят Юкор и его глаза! Если эта жирная свинья послала меня по ложному следу, я выпотрошу ему брюхо и скормлю его внутренности канюкам^[42]. – Он повернулся к Бретту, но ни тот, ни первый помощник капитана не подавали никаких признаков жизни. – Обыщите все снова. Я хочу, чтобы вы вывернули наизнанку каждый дюйм этой посудины, включая эти каюты.

– Одна из них заперта, а в остальных нет ничего, кроме чемоданов и корзин для британского консула в Алжире.

– Вскройте все. Девчонка может прятаться где угодно, даже в чемодане.

Бретт пришел в сознание как раз в тот момент, когда один из людей Рейсули бросился своей огромной тушей на дверь каюты, где сидела Кейт, и страх за нее придал ему сверхчеловеческую силу. Отшвырнув двух державших его мужчин, Бретт с трудом поднялся на ноги и проложил путь сквозь половину банды Рейсули, прежде чем его сумели остановить. Один из двоих пиратов, которые первыми попытались схватить его, отлетел в сторону со сломанной ключицей, а другой – с разбитым носом. Бретт был практически погребен под кучей тел атакующих, прежде чем его удалось сбить с ног.

– Да что с вами? – заорал Рейсули на дерущихся пиратов. – Вы что, хилые девственники – вшестером не можете справиться с одним человеком? – Пиратам, подстегнутым презрением вожака, наконец удалось положить Бретта на лопатки. – Оглушите его, пока он снова вас не поборол. Он лучше, чем я думал, – задумчиво произнес Рейсули, когда Бретт снова рухнул без чувств на палубу. – Кто-нибудь дорого за него заплатит.

Разбойник посмотрел на запертую дверь.

– Так, значит, наша пташка думает, что спасется от меня за хлипкой дверкой, – насмешливо сказал он. – Ломайте дверь. Она должна быть там.

Пираты нашли гик и с первой попытки пробили в двери дыру.

– Вытаскивайте ее! – крикнул Рейсули.

Один пират сунул руку в образовавшуюся дыру и, повозившись с дверной ручкой, отпер дверь. Та распахнулась сама, и он шагнул внутрь. В тот момент, когда его нога оторвалась от пола, толпа зевак, к своему величайшему изумлению, услышала звук выстрела и увидела, как мужчина упал. В самой середине его груди зияло пулевое отверстие.

Ошеломленную тишину нарушил громкий голос Рейсули, изрыгающего проклятия на арабском.

– Вытаскивайте христианскую шлюху оттуда за волосы. Если она не настолько красива, как говорит Юкор, я выколю этому лживому бродяге глаза!

Внезапно обезумевший от страха Марк пулей выскочил из темноты каюты и бросился на Рейсули. Решив, что стрелял Марк, Рейсули обнажил шпагу и отрубил несчастному юноше голову одним мощным ударом. Воздух огласился криком. Один из пиратов перешагнул через бездыханные тела, намереваясь схватить девушку, которая, как он предполагал, теперь была одна и беззащитна, но в комнате снова прогремел звук выстрела, и он упал замертво.

Рейсули совершенно потерял самообладание. Выкрикивая грязные ругательства, он неожиданно схватил Бретта за волосы и подтащил его к открытой двери так, чтобы его могла видеть Кейт. Она стояла возле кровати, держа в обеих руках пистолеты. На мгновение Рейсули застыл от удивления и потрясения, когда до его сознания дошло, что именно эта юная особа уложила на месте двоих его людей так ловко, как никто другой на его памяти, но, несмотря на удивление и потрясение, он был страшно зол из-за того, что потерял своих людей.

– Выходи! – приказал он. Увидев, что Кейт не шелохнулась, он снова крикнул: – Ты что, оглохла, языческая волчица? Не то я искромсаю этого парня на мелкие кусочки прямо у тебя на глазах! – И, спохватившись, добавил: – Пистолеты . можешь оставить в каюте.

Кейт уронила бесполезные пистолеты на пол и, словно подталкиваемая невидимой силой, двинулась к двери. Но на пороге она остановилась, не в силах заставить себя перешагнуть через кучу тел, лежащих у нее на пути. Рейсули махнул своим людям, и те оттащили тела от дверного проема и безжалостно выбросили их за борт.

– Дай-ка я посмотрю на тебя.

В темноте каюты Рейсули был виден только силуэт Кейт, но когда она вышла навстречу лучам рассветного солнца, от одного взгляда на невероятную красоту девушки волна неподдельного изумления стремительно прокатилась по его телу и пламя низменной страсти вспыхнуло в нем, поглотив его без остатка, так что он позабыл об окружающей действительности, экипаже, кораблях и даже о том, что собирался заработать на ней состояние. Кровь молотом застучала в его венах, и похоть затмила все, кроме острого желания получить удовольствие от . этого дара Аллаха. Его не волновало, что ее цена может упасть наполовину, – он мог бы даже оставить ее себе. Она была самым прекрасным созданием, которое ему доводилось видеть. Если бы некто подобный ждал его дома, пребывание на суше больше не казалось бы ему таким тоскливым. Все равно он становится слишком старым, чтобы постоянно скитаться по морям. Тихая деревушка, прохладный дом, эта девушка, чтобы согревать его тело и дарить удовольствие его чреслам, – и жизнь станет по-настоящему приятной.

Он с важным видом подошел к Кейт и грубо схватил ее за подбородок.

– Юкор не солгал. Ты достойна самого великого султана.

Испуганные глаза Кейт неотрывно смотрели в лицо Рейсули, но все ее мысли были обращены к Бретту. Он выглядел таким безжизненным. Если бы только она могла дотронуться до него, чтобы удостовериться, что он все еще дышит.

Рейсули повернул ее лицо к себе сначала одной стороной, потом другой. Он покрутил ее перед собой, отметив, что высокая грудь, вырисовывающаяся сквозь ткань платья, еще сильнее подчеркивает ее тонкую талию. Разбойник вытянул руку, намереваясь ухватиться за ворот ее платья и сорвать его, чтобы получить возможность беспрепятственно изучить ее прелести, но Кейт отпрянула, еле слышно охнув от страха.

Злоба и похоть боролись в его груди – похоть победила, и он разразился хриплым, возбужденным смехом, от которого ужас объял каждую клеточку тела Кейт. Она молила Бога, чтобы он дал ей сил, понимая, что ей остается только ждать: она не должна делать ничего, что может разозлить Рейсули, пока жизнь Бретта находится в его руках. Разбойник грубо схватил ее и прижал к себе. Уродливая внешность мужчины и вонь его немытого тела оказались слишком сильным испытанием для Кейт, и она лишилась чувств, выскользнув из рук пирата и упав на палубу к его ногам.

С губ Рейсули слетело очередное ругательство. Он не мог решить, овладеть ли ею прямо сейчас или подождать, пока она не придет в сознание. Ее лицо, такое ангельски прекрасное, и чувственная притягательность ее кремовой кожи разожгли его страсть, и он почувствовал, что не в силах больше ждать. Он поднял ее и чуть не лишился рассудка, ощутив тепло юного тела в своих руках и свежий запах ее кожи, наполнивший его ноздри. Начисто позабыв об опасности, он не контролировал себя – желание обладать этой девушкой превратилось в неодолимую потребность. Его не волновало, что он может потерять целое состояние на аукционе. Вряд ли ему снова представится возможность заполучить такой трофей – искушение было так велико, что он не мог устоять. Он знаком приказал двум пиратам охранять дверь, а сам потащил ее в каюту, из которой она только что вышла.

Кейт только притворялась, что упала в обморок, но, когда Рейсули прижал ее к своему вонючему телу, обдав ее лицо скверным дыханием, она чуть не лишилась чувств на самом деле. Крепко прижимая руки к бокам, правой рукой она шарила в пышных складках своего платья, пока ее дрожащие пальцы не сомкнулись вокруг рукоятки спрятанного там кинжала. Внезапно ее тело наполнилось силой, и, когда Рейсули потащил ее через порог, она начала сопротивляться, пытаясь встать на ноги.

Возбужденный ее внезапным пробуждением, Рейсули жадно впился губами в ее губы и прижал ее тело к своим разгоряченным чреслам. Его грубая рука возилась с пуговицами, пытаясь проникнуть в лиф ее платья.

Борясь с приступами тошноты, Кейт собрала все свои силы и вырвалась из его рук. Гнев Рейсули вспыхнул, приняв угрожающие размеры, но, прежде чем с его губ успело слететь хоть слово, Кейт выхватила кинжал из складок юбки. Сверкнув в воздухе, он одним отчаянным ударом вонзился в его горло, отделяя плоть от плоти и разрывая ткани и сухожилия. Острое, как бритва, лезвие рассекло яремную вену Рейсули прямо над ключицей, и кровь огромной пульсирующей струей хлынула на палубу, забрызгав Кейт. На лице Рейсули расплылось вопросительно-озадаченное выражение: пошатнувшись, он сделал два шага назад и медленно опустился на палубу к ее ногам, в то время как жизнь с последними слабыми судорогами покидала его тело.

Потрясенная своим поступком, Кейт уронила кинжал, который со стуком упал на пол, и, спотыкаясь, отошла назад от истекающего кровью тела.

На мгновение все застыли, с потрясением и недоверием наблюдая ужасную и неожиданную гибель вожака пиратов от руки этой хрупкой девушки. В следующую секунду корабль превратился в кромешный ад. Моряки, которые несколько минут назад мысленно простились с жизнью, похватали все попавшееся под руку оружие – даже оружие пиратов в мгновение ока оказалось в слабых руках – и бросились на врага. Разбойники тоже ожили, но без своего вожака они совсем растерялись, и вскоре их попытки вновь захватить корабль прекратились.

Тут, перекрыв шум борьбы, раздался пронзительный предупреждающий крик.

Глава 21

Пираты, которые упали в воду, вскарабкались на борт своего корабля по штормтрапам, предназначенным как раз для этой цели, и следили за ходом битвы на захваченном корабле с настоящим, пусть и немного «подмоченным», энтузиазмом. Неожиданный поворот событий заставил их позабыть свою обычную осторожность, и никто не заметил, что корабли стремительно относит течением к берегу и что французский военный корабль мчится к ним на всех парусах. Крик тревоги, вырвавшийся из груди какого-то пирата, привлек внимание его товарищей, и они повернулись в сторону, куда указывал его дрожащий палец. Именно их дружный крик наконец проник сквозь неразбериху и шум битвы, заставив воюющие стороны замереть. Когда пираты увидели приближающийся французский корабль и поняли, что товарищи собираются бросить их на произвол судьбы, их охватила паника, и они, отпихивая друг друга, начали торопливо карабкаться обратно на свой корабль, выпуская свои жертвы даже несмотря на то, что уже занесли руку для удара. Для них плен означал верную смерть.

В этой дикой свалке пират, который руководил поисками Кейт, внезапно сгреб ее в охапку, перекинул через плечо и бросился к своему кораблю. К этому времени сознание частично вернулось к Чарлзу, и он отважно попытался перехватить его, но мужчина ухватился за одну из веревок, с помощью которых были сцеплены корабли, и перелетел над водой на свой корабль, благополучно оказавшись вне досягаемости Чарлза. Безжалостно переброшенная через плечо мужчины, словно мешок с зерном, Кейт практически висела вверх тормашками, и маленький пистолет, который она спрятала в платье, со стуком упал на палубу пиратского корабля, когда ее захватчик тяжело приземлился на дощатый пол. Теперь, что бы ни ждало ее впереди, она была беззащитна перед этим.

Предоставив своих раненых и не успевших перебраться на корабль товарищей самим себе, пираты обрубили последние веревки, удерживающие корабли вместе, и предприняли отчаянную попытку развернуть судно, прежде чем французский военный корабль успеет догнать их. Оставшиеся на борту пираты либо попрыгали в море, либо были заколоты матросами, воспрянувшими духом и приободрившимися при виде спасающихся бегством пиратов и в то же время подстегиваемыми чувством стыда за то, что им не удалось спасти Кейт.

Командир проходящего мимо французского корабля крикнул им, спрашивая, нужна ли им помощь.

– Нет! – крикнул в ответ первый помощник капитана, который теперь командовал кораблем. – Но у меня на борту англичанин, которого мне нужно передать вам.

Он хотел, чтобы сначала поймали пиратов. Он снова бросил взгляд на тело капитана и нахмурил лоб. Почему его убили? Почему он разговаривал с Рейсули? Дело явно было нечисто, и он хотел во всем разобраться. Это был его долг перед экипажем.

– Сюда направляется еще один корабль! – крикнул в ответ французский командир, в то время как корабли стремительно удалялись друг от друга. – Передайте его им. Я иду за пиратами.

Первый помощник капитана принялся сновать среди матросов, выясняя, кто ранен. Казалось чудом, что капитан и юный Марк были единственными убитыми во время атаки. У многих были разбиты головы, а у некоторых на теле зияли довольно отвратительные раны, но жадность пиратов к превосходным рабам помешала им причинить серьезный вред экипажу. Поэтому, покрытые кровоподтеками и изрядно потрепанные, они смогли вернуться к своим обязанностям на корабле. Новый капитан решил не останавливаться в Алжире, а вместо этого отправиться в Триполи. Кто-то предал англичанина, и у него было такое чувство, что ему, равно как и его экипажу, сейчас нежелательно появляться в Алжире.

Не подозревая, что их собираются передать французам, Чарлз перерезал путы Бретта. К счастью, Бретт все еще был без сознания, но, когда он узнает, что случилось с Кейт, ничто не облегчит его страданий. В какой-то степени было бы лучше, если бы он погиб вместо Марка. Чарлз находился на службе у Бретта восемь лет, и он не предвидел, да и сейчас с трудом в это верил, что Бретт так сильно влюбится, но он успел узнать о нем одну вещь: Бретт не мог смириться с неудачей или поражением. Как он будет жить, зная, что потерял ее? Как он будет жить с мыслью, что не сумел защитить Кейт? И самое главное: как он будет жить, зная, что, возможно, она не умерла?

У Чарлза не было ответа на эти вопросы, и он знал, что у Бретта тоже не будет.

Алжир представлял собой огромное скопление сверкающих побеленных зданий, господствовавших над укромным портом. Склон холма в старой части города был сплошь утыкан белыми кубовидными домиками, ютившимися по канонам османов и под зеленым флагом ислама. В лабиринтах Медины, где нависающие крыши закрывали небо, оставляя видимой лишь ярко-голубую полоску, испанские, итальянские, берберские, английские, греческие и арабские купцы собрались, чтобы заниматься торговлей. Торговые корабли всевозможных стран стояли на якоре в лазурных водах бухты, а маленькие лодочки, выстроившиеся в ряд между берегом и кораблями, доставляли людей с борта на берег и обратно.

Французский корабль, на борту которого находился Бретт, недавно вернулся в порт, где его встретила огромная любопытная толпа. По городу пронесся слух, что этим утром корабль, находившийся в пределах видимости с берега, подвергся нападению пиратов. При упоминании о пиратах население города, привыкшее к таким вещам, затрепетало от страха и волнения: людям не терпелось увидеть любого человека или корабль, которому удалось победить Рейсули. Толпы людей собрались в порту и выстроились вдоль улиц: их длинные халаты слились в однородную бело-серую массу, а их тюрбаны пестрели на белом фоне, как засахаренные фрукты на рождественском пироге. То там, то сям мелькало закрытое паранджой лицо, указывая на присутствие женщины, но их было мало.

В этом загруженном порту было всего два пирса весьма незатейливой конструкции. Как только судно было пришвартовано и сходни спущены на берег, элегантно одетый мужчина среднего роста и хрупкого сложения вылез из закрытой кареты и взошел по сходням на борт. После того как он обменялся парой фраз с дежурным матросом, его проводили в каюту капитана. Прошло довольно много времени, прежде чем он постучал в каюту Бретта.

Чарлз открыл дверь в своей обычной бодрой манере, несмотря на то что треть его головы и лица закрывала повязка. Бретт, который пренебрег повязками, лежал на своей койке, повернувшись на бок, чтобы не давить на две огромные шишки, образовавшиеся у основания его черепа. Его запястья и щиколотки были закованы в кандалы, которые были крепко привинчены к стене..

– Я Кеннет Уиггинс – английский консул в Алжире, – представился мужчина. – Боюсь, прием, оказанный вам в этой стране, был довольно грубым, – вкрадчиво сказал он тихим, хорошо поставленным голосом, который, казалось, был неспособен подняться до крика от гнева или любого другого проявления страсти.

Бретт внезапно сел в постели и, несмотря на мучительную боль в глазах, вперил в Уиггинса нетерпеливый взгляд.

– Они поймали их? – резко спросил он.

– Прошу прощения? – сказал Уиггинс, которого ужаснула смерти подобная внешность Бретта.

– Пиратов, – уточнил Бретт. – Они поймали пиратов?

– Я не знаю. Они еще не вернулись. Примите мои извинения, что вас спас французский корабль, но, как вам известно, у нас здесь нет регулярного флота. Мы видели ваше судно с крыши консульства, но ничего не могли сделать. Да и ни один из наших кораблей не подоспел бы вовремя.

– Вы должны выяснить это для меня. Я должен знать.

– Непременно, – ответил Уиггинс по-прежнему довольно холодно. – Но вы, несомненно, можете дождаться их возвращения.

– Моя жена сейчас на этом чертовом корабле, кретин! – с дикой яростью заорал на него Бретт. – Они украли мою жену!

– О, понимаю, – пробормотал Уиггинс. Его бледная кожа приобрела сероватый оттенок. – Это в корне меняет дело. – Он умолк на мгновение, глубоко задумавшись, а затем снова устремил взгляд на Бретта. – Меня не уведомили, что вы везете с собой жену. Мне сказали, что вы холост.

– Мы поженились во Франции незадолго до отъезда. Мы не хотели разлучаться сразу после свадьбы.

– Понятно, но довольно неблагоразумно, – ответил Уиггинс. – Это неподходящее место для юной леди.

– Я знаю! – крикнул Бретт. – Вы думаете, я не проклинаю себя за эгоистичность каждую минуту с тех пор, как очнулся? Просто снимите с меня это, – сказал он, погремев цепями, которые удерживали его. – Я ничего не могу сделать, пока прикован к стенам этого треклятого корабля!

– Не уверен, что могу сделать это, по крайней мере не сейчас.

– Что вы хотите этим сказать? – требовательно спросил Бретт.

– Похоже, человек, который взял на себя командование вашим кораблем, дал капитану французского корабля довольно путаное описание цели вашего приезда в Алжир. Настолько путаное, что тот решил посоветоваться со своими властями, прежде чем решить, отпускать вас или нет.

– Это невыносимо! Они не имеют права, – вспылил Бретт.

– К тому же вы, похоже, усугубили свое и без того трудное положение тем, что набросились на капитана, когда он отказался передать командование кораблем в ваши руки, – продолжил Уиггинс так же невозмутимо, как всегда.

– Я всего лишь хотел отправиться вслед за Кейт, пока корабль пиратов не скрылся из виду, – неистовствовал Бретт, натянув цепи, как собака – поводок.

– Вы, несомненно, могли бы попытаться поговорить с капитаном, прежде чем кидаться на него с кулаками.

– Я так и сделал, но этот чертов олух продолжал пререкаться со мной, а у меня не было времени его убеждать. Если бы оба корабля отправились за ними в погоню, мы бы наверняка уже их поймали.

– Возможно, но нельзя же рассчитывать на то, что француз позволит, чтобы у него отобрали корабль, особенно когда человек, претендующий на место командира, является англичанином.

– Я вижу, вы прекрасно подходите на должность дипломата, – презрительно заметил Бретт. – Вы один из тех, кто будет стоять в сторонке и разглагольствовать о политике, пока головорезы сжигают, грабят и насилуют всех на своем пути в каждой деревне графства.

– Все не могут быть людьми дела, – тихим, успокаивающим тоном произнес Уиггинс: его отстраненный взгляд не выражал никаких эмоций. – Кроме того, кто-то же должен спасать вас, бесстрашных воинов, от последствий ваших неосмотрительных поступков.

– Говорите, если это необходимо, но вытащите меня отсюда! – крикнул Бретт. – С каждым упущенным часом у этих варваров появляется все больше возможностей скрыться.

– Я незамедлительно сделаю все, что в моих силах, – сказал Уиггинс, поднимаясь на ноги, – но, боюсь, это займет некоторое время. Что касается пиратов, то, если французский корабль не помешал им сойти на берег, они скроются где-нибудь в деревенской глуши, и следующее, что мы должны будем сделать, это найти место, куда они увезли вашу жену. На это уйдет еще больше времени.

– Но вы не можете позволить им держать ее в плену, старина! Она такая же гражданка Англии, как и вы.

– Будь она самой королевой, я не смог бы сделать ничего сверх того, что я делаю сейчас, – сообщил ему Уиггинс. – У меня есть свои каналы, но здесь на все требуется время. Простите меня за вопрос, но ваша жена хорошенькая?

– Она красавица! – прогремел Бретт. – Самая красивая женщина на свете!

– Тогда дела не так уж плохи.

– Как вы можете такое говорить? Она сейчас одна в пустыне в окружении этих дикарей.

– Если она молода и красива, то она слишком ценный товар, чтобы причинять ей вред. К тому же ее стоимость так велика, что ее можно продать только на крупнейших рынках рабов, так что у нас есть время. Если она действительно так красива, как вы говорите, то у нас есть еще больше времени. Они попытаются заинтересовать одного из доверенных лиц султана, чтобы тот принял участие в торгах.

– Вы должны найти ее, – сказал Бретт – его голос с требовательного внезапно перешел на умоляющий. – Она убила трех человек. Возможно, они захотят отомстить.

– Она убила трех человек! – эхом повторил Уиггинс – его голос утратил свою невозмутимость. – Как такое возможно?

– Она застрелила двух пиратов и перерезала яремную вену Рейсули одним ударом кинжала, – ответил Бретт, не в силах скрыть гордость в голосе.

– Рейсули! – повторил Уиггинс. Его голос поднялся еще на одну октаву. – Вы хотите, чтобы я поверил, что ваша жена убила самого опасного пирата в Средиземноморье?

– Можете спросить любого на нашем корабле, – сказал Чарлз, который впервые за время беседы подал голос. – Они все это видели.

– Ваш корабль не останавливался в Алжире, – сказал Уиггинс, к которому вернулась часть его самообладания. – Капитан французского корабля не знает, куда они направились.

– Значит, кто-то на самом деле продал сведения о нас, – сказал Бретт. Его лицо потемнело от ярости.

– Весьма вероятно. За деньги можно купить любые сведения, но это больше не наша забота. Я выясню, что можно сделать насчет вашего освобождения. Я также прикажу начать расследование, чтобы выяснить, куда они увезли вашу жену и что они собираются с ней сделать. До тех пор вы действительно не можете ничего сделать, даже если бы вы были свободны, так что лягте и попытайтесь держать себя в руках в присутствии ваших захватчиков. Своим несдержанным поведением вы только навредите как себе, так и нам.

– Бесчувственный болван, – прошипел Бретт, когда Уиггинс вышел. – Не сомневаюсь, что он с великой радостью оставил свою жену в Англии. Его, наверно, хватил бы апоплексический удар, если бы она обнажила перед ним свою грудь.

Но вскоре Бретт позабыл о Уиггинсе. Местонахождение и безопасность Кейт занимали все его мысли. С той самой минуты, когда он очнулся и обнаружил, что прикован цепями к стене, он постоянно шаг за шагом перебирал в уме события той битвы с того момента, когда прозвучал сигнал тревоги, до того, как его оглушили во второй раз, пытаясь понять, что можно было сделать по-другому, где он совершил ошибку, но не мог придумать, что они должны были сделать, чтобы победить пиратов. Им еще повезло, что они так легко отделались, ведь, не приди французский корабль им на помощь, их всех отправили бы на какой-нибудь рынок рабов. Но Бретту было трудно испытывать благодарность к французам за их вмешательство, ведь именно командир французского корабля отказался отправиться вслед за Кейт и теперь удерживал его, не давая последовать за ней.

Он изо всех сил старался поверить заверениям Уиггинса, что Кейт ничто не угрожает, и большую часть времени ему это удавалось, но тут он вспоминал о ее красоте, и тревога за нее сводила его с ума. Он не знал, что Рейсули пытался ее изнасиловать, – Чарлз решил, что не стоит ему об этом говорить, – поэтому ему не составило труда поверить, что Уиггинс знает, что может произойти, потому что он был знаком с этими людьми и их привычками. Это страх заставил его попытаться захватить командование французским кораблем, и страх был причиной того, что он рвался на свободу, натягивая цепи, так что его кожа покрылась кровоточащими ссадинами, и именно от страха ему становилось дурно, когда он представлял, что может произойти с Кейт. Ему не оставалось ничего другого, кроме как поверить в то, что она в безопасности. Иначе… Он не мог посмотреть в лицо этому «иначе».

Он закрыл глаза и откинулся на подушку, но не мог расслабиться. Воспоминания об утрах, когда он просыпался и испытывал благоговейный трепет при виде великолепной красоты Кейт, словно видел ее в первый раз, о днях, когда они играли друг с другом как старинные друзья, о вечерах, когда они резались в карты или делились друг с другом мнениями по поводу бесчисленных вопросов, и о ночах в ее объятиях, когда ему не хотелось, чтобы наступал рассвет, сыпались на него градом. Снова и снова он видел любовь в ее глазах, ощущал нежность ее кожи, вдыхал запах ее волос и кожи, упивался вкусом ее губ, слышал, как она произносит его имя, и мысль о том, что он может больше никогда этого не испытать, причиняла ему нестерпимые муки.

Но именно чувство беспомощности было самым тяжелым испытанием для его нервов. Никогда прежде он не был пленником, и только здравый смысл удерживал его от бессмысленных попыток разорвать цепи, связывающие его. Его гордый дух бунтовал при мысли, что кто-то посмел посадить его под замок, и он с трудом сдерживался, чтобы не дать клятву отомстить французу-капитану, хотя он и понимал, что, будь он свободен, он все равно был бы столь же беспомощен. Уиггинс был прав: если бы корабль французов не взял их в плен, прежде чем они достигли берега, они бы сгинули безвозвратно, исчезли без следа в бесчисленных городах и деревнях, которые они и им подобные пополняли таким образом каждый год. Броситься сломя голову в деревенскую глушь означало поставить под угрозу свою жизнь и жизнь Кейт, равно как и обречь на провал возложенную на него миссию. Разум говорил ему, что сейчас он ничего не может сделать, что лучше всего предоставить события их естественному ходу, а именно: подождать, пока не вернется французский корабль и пока Уиггинс не выяснит, что сможет. Но тут он вспоминал о Кейт, вспоминал ее маленькие причуды, какие-то поступки, слова, то, как она смеялась, попадая в центр мишени, как разбрасывала карты по всей комнате, когда проигрывала ему, и боль становилась такой невыносимой, что он был уверен, что сейчас умрет, если не встанет и не начнет что-нибудь делать.

Бретт откинулся на подушку и попытался выкинуть из головы все, что не касалось его миссии. Да, здесь он тоже ничего не мог сделать, но по крайней мере, думая об этом, он не чувствовал себя так, будто его внутренности вытаскивают наружу раскаленными щипцами.

Кейт третий день подряд просыпалась в незнакомой обстановке, но она сразу почувствовала, что на этот раз оказалась в совершенно другом месте. Даже не успев открыть глаза, она уже точно знала, что здесь тихо, прохладно и она лежит на мягкой, роскошной постели. После всех ужасов и неудобств, которые она пережила за последние два дня, это само по себе служило утешением. Это означало, что она находится в каком-то месте, где ее ценят выше, чем немытый человек, укравший ее с корабля.

Девушка открыла глаза и огляделась. Она находилась в маленькой, но роскошно обставленной комнате. Блестящая парча покрывала стены из мрамора с прожилками, а пол был в два-три слоя устлан коврами. Она лежала на высоком подиуме, на котором возвышалась гора мягких перин и подушек; по бокам он был выложен яркими изразцами, которые обрамляли кедровые планки, прибитые серебряными гвоздиками. На низком столике из оникса стояла чаша с фруктами. Кейт взяла финик и жадно его съела. Ей предлагали много разной еды с тех пор, как пираты украли ее с корабля, но она не всегда знала, что у нее в тарелке, и зачастую одного запаха было достаточно, чтобы ее желудок начал бунтовать. Здесь же наконец нашлось что-то, что она знала и могла есть с удовольствием.

Когда Кейт заморила червячка, ей стало любопытно, где она находится, но единственная дверь, ведущая в ее спальню, была заперта. Совершенно очевидно, что она ни на шаг не приблизилась к свободе.

В сотый раз ее мысли вернулись к Бретту. Она не могла забыть, как он выглядел, когда она видела его в последний раз: бледный, лежащий без чувств на палубе. Был ли он серьезно ранен? Жив ли он? Она не осмеливалась размышлять над последним вопросом. Он должен быть жив. Иначе ее жизнь потеряет смысл. Она приносила ему одни несчастья с тех пор, как он попытался помочь ей. Быть может, он рад, что избавился от нее. Может, он больше не захочет ее видеть после всего, что произошло. Звук поворачивающегося в замке ключа прервал ее мрачные мысли, и дверь открыл огромный чернокожий мужчина, выглядевший не менее свирепо, чем пират, который похитил ее. Кейт охнула и отпрянула, но в ту же секунду маленькая пожилая женщина вынырнула из-под его руки и во шла в комнату, держа в руках охапку одежды.

– Можешь идти, Бисмилла. – Женщина говорила с огромным евнухом по-арабски, но, повернувшись к Кейт, обратилась к ней на английском: – Я вижу, они не соврали, сказав, что вы ослепительно красивы.

– Вы говорите по-английски? – изумленно выдавила из себя Кейт.

– Я англичанка, – ответила служанка. – Мое имя Сьюзен, но теперь меня зовут Олема. Я здесь уже много лет.

– Но как вы попали сюда? Как я сюда попала?

– Вас привезли сюда ночью в паланкине, который тащили два осла. Много лет назад я вышла в свет, чтобы выйти замуж за кузена, но наш корабль был захвачен у берегов Корсики, и меня продали в рабство. С тех пор я здесь. В общем, может, оно и к лучшему. Я должна работать не покладая рук, но обо мне заботятся, и я живу в достатке.

– Но где я? – спросила Кейт. – Вы в Алжире. Это дворец дея. Дрожь облегчения пробежала по телу Кейт. – Но почему меня привезли сюда? Кто меня привез? Мне позволят увидеть мужа? Меня освободят? – Я не могу ответить на эти вопросы, – сказала Олема. В ; лице не было ни намека на то, что ее интересует прошлое ли будущее Кейт. – Мне велели подготовить вас к аудиенции деем. Поэтому я здесь.

– Но вы должны мне помочь.

– Непременно. Я принесла вам одежду, а Бисмилла скоро вернется с водой для купания и ароматными маслами, которыми я натру ваше тело.

– Я имела в виду, что вы должны помочь мне выбраться отсюда и найти моего мужа.

– Из дворца дея невозможно сбежать, – молвила Олема все тем же монотонным и безразличным голосом. – Лучше выкиньте это из головы. Вам нужно подготовиться к встрече с деем.

– Но я хочу пойти к своему мужу, – настаивала Кейт. – Он здесь, в Алжире, я знаю это. Он высадился на берег несколько дней назад, когда пираты украли меня с корабля. Наверняка именно поэтому дей привез меня сюда.

– Я не знаю, как дей собирается с вами поступить.

Это не входит в мои обязанности, – сказала Олема. – Моя обязанность – подготовить вас к визиту в покои дея, и именно этим я сейчас займусь.

С этими словами она принялась раскладывать на постели всевозможные одежды, которые висели у нее на руке. Кейт никогда не видела ничего подобного и не имела ни малейшего понятия, как это следует носить, но, судя по материалу, эти одеяния были слишком прозрачными, чтобы скрыть ее тело от любопытных глаз, если только не предполагалось, что она наденет сразу несколько таких нарядов. Бисмилла вернулся с маслами для купания в сопровождении еще нескольких рабов, которые вошли в комнату, держа в руках подносы с едой, чаши с водой, таз, тапочки и еще несколько вещей, которые Кейт видела в первый раз в жизни.

– Теперь позвольте мне искупать вас, – сказала Олема, когда рабы исчезли. – Дей не любит, когда от человека дурно пахнет.

Кейт позволила раздеть себя. Проведя три дня в одной и той же одежде, она была так рада избавиться от ненавистного абрикосового платья, что отбросила всякую стыдливость. Каким удивительным блаженством было чувствовать, как нежные руки моют ее, пока она лежит в теплой, ароматной воде, наслаждаясь теплом и уютом спальни! Здесь была даже маленькая жаровня, чтобы согревать воздух. Как это было не похоже на медный чан с кипятком, который втаскивали в ее ледяную спальню в Райхилле.

– Расскажите мне о дее, – попросила она, когда ее тело немного расслабилось под нежными руками Олемы, теревшими ее кожу. – Где я?

– Вы в гареме, – ответила Олема, продолжая делать свое дело.

– Где?! – почти крикнула Кейт.

– В гареме, – повторила Олема. – Здесь живут все женщины во дворце. Это единственное место, где нам дозволено находиться.

Значит, Бретт все-таки не преувеличивал. Она действительно оказалась в гареме и не имела ни малейшего представления, когда и как она сможет отсюда выбраться.

– Но кто такие эти женщины, которые здесь живут? – спросила Кейт, не в силах подавить любопытство.

– Здесь живет много разных людей: мать дея, его жены и их домочадцы. Еще наложницы и их слуги. Ну и, наконец, евнухи. Они отвечают за гарем.

– И сколько их всего?

– Не знаю. Несколько сотен – точно.

– И они все принадлежат дею?

– Дей очень богатый человек. У него много жен.

– Они знают обо мне?

– Жены? Возможно, пока нет, но скоро узнают. Наложницы узнали о вас, как только вас привезли прошлой ночью. Ваш приезд наделал много шуму. Люди редко приезжают и уезжают отсюда, и все обо всем сплетничают.

– А в чем заключаются ваши обязанности? – спросила Олему Кейт.

– Раньше я прислуживала старшей сестре дея. Прошлым летом она умерла, и меня приставили к его матери. Но у нее есть собственная служанка, и я ей не нужна. Теперь я буду прислуживать вам.

– Но я не останусь здесь. Я уверена, дей пошлет за моим мужем, как только я объясню ему, что произошло.

– Никто никогда не покидал гарем, – категорически высказалась Олема.

– Но я должна. То есть я выйду отсюда, – настаивала Кейт.

И продолжала настаивать, пока Олема одевала ее в традиционный костюм наложницы, который почти не прикрывал ее прелести. Убранные назад волосы свободно струились по ее спине. На ней была прозрачная блуза поверх лифа, который скорее поддерживал, чем прикрывал ее грудь, и широкие панталоны, которые оставляли открытыми ее живот и щиколотки. Бархатные тапочки отнюдь не способствовали тому, чтобы она чувствовала себя одетой подобающим образом.

– Я не могу никуда идти в таком виде, – запротестовала Кейт. – В своей нижней сорочке я и то выглядела бы благопристойнее.

– Идемте. Нам пора.

Ее протесты не возымели никакого действия на Олему, и вскоре Кейт очутилась в огромной гостиной, размерами напоминавшей кафедральный собор. Сводчатый потолок гостиной представлял собой фреску из переплетенных между собой кедровых реек; мраморный фонтан делал воздух свежим и прозрачным; струи воды, каскадом падающие из одной чаши в другую, наполняли его нежной музыкой. В комнате толпились дюжины женщин, облаченных в столь же необременительные одежды. Они разговаривали, энергично жестикулируя, и поглощали пищу, полулежа на возвышениях, по форме напоминавших длинные диваны, но, как только вошла Кейт, в комнате воцарилась тишина. Судя по устремленным на нее взглядам, ее вид тоже не вызвал у них восторга.

– Вы им не понравились, – объяснила Олема. – Вы красивее их всех, и каждая из них боится, что вы займете ее место в сердце дея.

– Скажите им, что я не хочу занимать ничье место и мне не нужно ничье сердце, кроме сердца моего мужа, и что я не хочу даже знать дея.

– Здесь ваши слова не имеют никакого значения, – резко сообщила ей Олема. – Здесь имеют значение только слова дея, а сегодня он вызвал вас первой, даже раньше своих жен. Но удивительнее всего то, что дей обычно не принимает женщин до ужина. Он делает исключение только для своей матери. А вас он пригласил разделить с ним завтрак.

Кейт почувствовала, как все внутри ее похолодело от дурных предчувствий. Она не знала, что все это значит, но, судя по взглядам вокруг нее, это не предвещало ничего хорошего. Они вышли из огромной комнаты, пересекли открытый двор, прошли через маленький сад, потом через сад побольше, а затем очутились еще в одном саду, который вел к зданию, гораздо больше первого. Двигаясь вдоль по тропинке, они прошли мимо маленькой женщины с блестящими темными волосами и злыми глазами, которые смотрели на Кейт с нескрываемой яростью.

– Кто это? – спросила Кейт. – Почему она на меня так смотрит?

– Это Нушат аль-Заман, первая жена дея. Ее сын является наследником. Она боится вас, потому что вы гораздо красивее, чем когда-либо была она.

– Но почему? Ведь она жена дея.

– У вас светлые волосы. Одно это уже делает вас предметом ненависти. Эти мужчины, как турки, так и африканцы, больше всего ценят женщин со светлыми волосами.

Кейт молчала, но от ее внимания не ускользнуло, что из всех взглядов, с которыми встречался ее взор, только взгляды рабов были любопытными; остальные казались злыми. Она почти испытала облегчение, когда они достигли покоев дея. Их проводили внутрь два чернокожих нубийских евнуха, которые были даже больше, чем те, которых она видела в гареме.

Кейт застыла в дверях, не зная, как требуется вести себя при встрече с деем. Но она пришла в еще большее замешательство, увидев стройного, красивого и относительно молодого мужчину, который полулежал на кровати, заваленной горой подушек, устремив на нее пронзительный взгляд.

Глава 22

– Подойдите ближе, – сказал он на английском, но с ужасным акцентом. – Я не ожидал, что Рейсули оставит мне в наследство такое бесценное сокровище.

– Вы заплатили Рейсули, чтобы он украл меня? – сказала Кейт, не подумав, благоразумно ли задавать подобный вопрос.

– Нет, – ответил дей, показав жестом, чтобы она подошла еще ближе. – Я никогда не видел, чтобы Рейсули делал что-то, идущее вразрез с его желаниями, платили ему за это или нет. Нет, кажется, это ваш нож предопределил вашу судьбу, и в итоге вы оказались в моем владении.

– В-владении? – заикаясь, вымолвила Кейт.

– Возможно, я неправильно выразился, – поправил себя дей, приглашая ее присесть на подушку рядом с ним. – Скажем так, под моей опекой.

– Пожалуйста, я хочу увидеть мужа. Он англичанин. Его зовут…

– Я знаю, кто ваш муж, и знаю, как его зовут, – заявил дей. Его улыбка стала несколько натянутой. – И мне также известно, с какой целью он сюда приехал, что не делает его моим другом.

Я не знаю точно, что он должен делать, но я уверена, что он не собирается делать ничего такого, что вам не понравится, – в отчаянии выдавила из себя Кейт, пытаясь придумать, что сказать, чтобы не разгневать этого человека с холодным взглядом. – Он просто делает то, что хочет его правительство.

– А я делаю только то, что хочу я, – пробормотал дей. – Как вы видите, я – правительство Алжира.

О да, Кейт видела, и это пугало ее до полусмерти.

– Как я попала сюда? Откуда вы узнали, что я нахожусь на корабле?

– Я знал о вашем муже, но я ничего не знал о вас. Это оказалось приятным сюрпризом. – Однако Кейт не заметила на его лице особого удовольствия. – Видите ли, капитан предупредил меня, что ваш супруг-англичанин направляется сюда, чтобы смешать мои планы.

– Капитан? – пискнула Кейт, не веря своим ушам. – Он не сделал бы ничего подобного. Он англичанин.

– Не очень красиво продавать свою собственную страну, даже за деньги, но ваш капитан сделал это. Мне очень жаль, что Рейсули убил его. Он был нам очень полезен.

– Рейсули убил его?

– Вы не знали? – Кейт покачала головой. – Ну что ж, это уже дело прошлого. Гораздо интереснее то, как вы попали сюда.

– Меня утащил грязный мужлан, – заявила Кейт, вспомнив грубияна, который запер ее в каюте, а потом бросил ее поперек лошади, как только они сошли на берег. Ее тело все еще болело от той ужасной поездки в заброшенную деревушку, где она провела свою первую ночь.

– Не знаю, что этот ваш мужлан собирался сделать с вами, но это уже не наша забота. Это был марокканский крестьянин. Они стоят меньше, чем верблюжий помет. – Дей выплюнул виноградную косточку. – К тому же он был настолько глуп, что не понимал: красота, подобная вашей, не останется не замеченной нигде, особенно в такой стране, как Алжир. Один из моих доверенных лиц попытался выкупить вас у него. К несчастью, мужчина упорно не желал идти нам навстречу. Больше он не выйдет в море. – Полное безразличие дея к смерти ужаснуло Кейт. – Думаю, мой слуга прочил вас в наложницы в моем гареме, но к тому времени, как вы прибыли сюда прошлой ночью, весть о потере вашего мужа разлетелась по всему Алжиру и ни у кого не осталось сомнений относительно того, кто вы такая.

– Значит, вы не хотите, чтобы я осталась у вас в гареме?

– То, чего я хочу, не столь важно, по крайней мере пока, – сказал дей, глядя на нее немигающим взглядом, словно дохлая рыба. – Однако если ваш муж не ценит вас по достоинству, то я могу пересмотреть свое решение.

– Он хочет вернуть меня, – заявила Кейт, отчаянно надеясь, что его любовь к ней сильнее, чем желание найти Абделя Кадира.

– Возможно, это вас удивит, но я надеюсь на это не меньше вашего.

– Почему?

Кейт совершенно не доверяла дею.

– Надеюсь, мы можем заключить соглашение?

– Какого рода соглашение? – спросила Кейт, хотя уже знала ответ на свой вопрос.

– Ваш муж собирался сделать нечто, что не понравилось бы мне. Если бы я оставил вас в своем гареме, то это не понравилось бы ему. Почему мы оба должны страдать, когда все так легко можно уладить к нашему общему удовольствию?

– Вы держите меня в заложницах и вернете меня Бретту, если он откажется встречаться с Абделем Кадиром?

– Я планировал поступить несколько иначе.

– Вы хотите сказать, что не отдадите меня ему?

– Конечно же, я верну вас мужу. Я держу свое слово, но не за простое обещание не искать Абделя Кадира. Думаю, разумнее будет оставить вас у себя, пока ваш муж не покинет страну, а может быть, даже окажется за пределами Средиземноморья, и только потом вернуть вас ему.

У Кейт упало сердце.

– Он никогда не сделает этого. Это будет для него слишком сильным унижением. Он может согласиться на ваши требования, если они будут разумными, но он не сделает ничего, что может навредить его стране, даже ради спасения своей жены или самого себя. Он никогда не пойдет на сделку со своей честью. В противном случае он просто не сможет вернуться в Англию.

– Понимаю. – Дей умолк. – Я должен еще раз обо всем подумать. Глупо предлагать вашему супругу условия, на которые он заведомо не может согласиться. Как удачно, что вы здесь и я могу с вами посоветоваться. Вы будете направлять меня, поможете мне решить, насколько сильно я могу надавить на него.

От его слов Кейт почувствовала себя предателем.

– Я позову вас снова, как только посоветуюсь со своими министрами.

Он хлопнул в ладоши. Два огромных евнуха распахнули двери, и Кейт увидела Олему, которая ждала ее снаружи.

– Обращайтесь с ней хорошо и проследите, чтобы она ни в чем не нуждалась, – приказал он и отвернулся, дав понять, что аудиенция закончена.

Кейт торопливо вышла из комнаты, гадая, что этот безжалостный мужчина придумает в следующий раз. Она знала, что любовь Бретта к ней была сильна, но она также знала, что его чувство чести было по меньшей мере столь же сильным и к тому же гораздо дольше жило в его сердце. Она молила Бога, чтобы дей не потребовал от Бретта того, что тот не сможет выполнить, но в глубине души она чувствовала, что честь, которая двигала Бреттом и любым другим гражданином Англии, была для дея пустым звуком. Она не хотела провести остаток жизни в гареме и не хотела, чтобы ей когда-либо пришлось терпеть объятия этого холодного, бессовестного деспота, но, похоже, надежда на то, что она снова увидит Бретта, становилась все призрачнее.

За закрытыми дверями дей полулежал на подушках, и вызванное визитом Кейт волнение, все еще теплившееся в его душе, приятно щекотало его нервы. Он поймал себя на том, что гадает, можно ли оставить ее у себя и в то же время убедить Бретта выйти из игры. Быть может, стоит повременить сообщать англичанину, что его жена находится у него? Всегда есть шанс, что французы не отпустят его, или сами отправят его в Англию, или что он уедет по своей воле. Если случится что-нибудь из вышеупомянутого, то людям не обязательно будет знать, что у него есть светловолосая женщина. Он добьется желаемого, не используя ее как заложницу. Он найдет ей другое, более приятное применение.

Уиггинс вперил взгляд в командира французского корабля.

– Этот разговор не должен был даже иметь места. Наш дипломатический представитель был передан вам во время военных действий ради его же безопасности. То, что вы держите его в заключении, и особенно в кандалах, может быть расценено как нарушение дипломатической этики.

– Франция не одобряет то, что он должен был здесь делать.

– Я тоже не одобряю то, что вы здесь делаете, – парировал Уиггинс с высокомерием, до которого французу было далеко, – но я не держу вас в цепях.

– Вы не можете этого сделать, – ответил командир французского корабля, придя в негодование при мысли об этом, но в то же время чувствуя некоторое превосходство. – У вас нет для этого средств.

– В дипломатических кругах не принято, и никогда не было, чтобы более сильные страны ограничивали свободу послов более слабых стран. – Уиггинс говорил, словно обращаясь к самому туго соображающему ученику, что бесило француза. – Если бы это было так, то Англия держала бы всех французских шпионов в кандалах.

В душе француза закипела ярость, но он не мог отрицать, что Англия была владычицей морей.

– Вы намереваетесь отнять его у меня силой?

– Как вы столь тонко подметили, у меня нет для этого средств. Однако, – продолжил Уиггинс, стерев довольную улыбочку с физиономии командира, – правительство моей страны может усмотреть в этом отдельном поступке прецедент для своего поведения в будущем. Вполне вероятно, что оно захочет вынести этот вопрос на международное обсуждение. Я не говорю, что они это сделают, – никто не может выражать мнение своего правительства в каждом отдельном случае, – но неужели вам хочется оказаться причиной международного инцидента? Вы считаете, ваши действия были столь хорошо продуманы, что ваше правительство встанет на вашу защиту?

Командир французского корабля заковал Бретта в кандалы, потому что это был единственный способ сладить с ним; он держал его под замком, потому что так ему было удобно и потому что это раздражало британцев, но он не хотел привлекать внимание своего начальства. Причина, по которой он находился в этой дыре, заключалась в том, что он был в немилости у правительства.

– Не вижу никакой необходимости, чтобы один-единственный человек был причиной стольких неприятностей, – наконец вымолвил француз. – В конце концов, что может сделать один англичанин?

– Я согласен с вашим первым утверждением. Что касается второго, возможно, обратившись к истории, вы получите ответ на свой вопрос, – сказал Уиггинс, поднимаясь на ноги. – В восемь часов мы ужинаем в консульстве. Мне бы очень не хотелось, чтобы мистер Уэстбрук опоздал к ужину.

Бретт сумел постоять смирно несколько секунд, которых Чарлзу хватило, чтобы помочь ему надеть сюртук, но он горел нетерпением увидеться с Уиггинсом. Командир французского корабля освободил его всего несколько часов назад, и он отправился прямиком в посольство, намереваясь припереть Уиггинса к стенке и потребовать, чтобы тот немедленно приступил к поискам Кейт. Вместо этого ему передали записку, в которой говорилось, что Уиггинс не вернется до ужина, но что он надеется к этому времени получить некоторые сведения о Кейт.

И хотя Бретт понимал, что не сможет ничего предпринять до утра, он рвался немедленно что-то сделать. Прошло три дня с тех пор, как похитили Кейт, и мысли о том, что произошло с ней, что может происходить с ней сейчас, продолжали терзать его, обвинять его, лишая его покоя и самообладания. Он сказал Кейт, что они ничего не смогут сделать, если ее похитят, но он не понимал до конца значения своих слов, пока она не исчезла и он не оказался бессилен что-либо сделать, не в состоянии даже решить, с чего лучше начать. В Англии правительство было бы вынуждено призвать на помощь совокупность знаний всех своих разрозненных ведомств, чтобы выследить и наказать ее похитителей. Здесь же правительство скорее наградит злодеев и разделит с ними выручку.

– Пока я буду ужинать, постарайся выведать что-нибудь у местных жителей, которые работают в консульстве, – велел Бретт Чарлзу. – Дай им понять, что я щедро заплачу за любые сведения, даже если это всего лишь слухи.

– А что дальше?

– Я смогу сказать тебе больше после того, как поговорю с Уиггинсом. Кем бы ни был этот человек, он приглашен к ужину.

Когда они спустились вниз, в гостиной никого не было.

Бретт громко выругался. Три дня ожидания, когда он бревном лежал на кровати, истощили запасы его терпения и христианского милосердия. Ему До смерти хотелось что-нибудь сделать: подраться с кем-нибудь или выполнить какую-то тяжелую физическую работу – что угодно, только не это адское ожидание. Он чувствовал себя настолько бесполезным, разочарованным и беспомощным, что с трудом сдерживался, чтобы не выбежать на улицу и не сделать отбивную из первого встречного. Но прежде чем отчаяние заставило его послать к чертям Уиггинса и взять дело в свои руки, консул вошел в комнату, такой же невозмутимый, как всегда.

– Благодарю вас, что вы договорились о моем освобождении, – сказал Бретт, изо всех сил стараясь сдержать нетерпение и неприязнь к человеку, для которого обед, казалось, был важнее исчезновения его жены. – Хотя меня раздражает необходимость быть благодарным за эту ужасную неразбериху.

– Всему виной непомерное честолюбие, – ответил Уиггинс. – Задержав вас, командир рассчитывал вернуть себе благосклонность начальства. Я всего лишь указал ему на возможность того, что он допустил просчет.

– И? – ободряюще спросил Бретт.

– Я намекнул, что правительство Англии может воспринять его поступок как знак для своей будущей политики и почувствовать необходимость выразить свое неодобрение.

– И правительство Франции скорее принесет его в жертву, чем всем флотом встанет на его защиту.

– Я всего лишь выразил мнение, что такой ход событий наиболее вероятен.

– Даже несмотря на то что правительство Франции только и ищет повод, чтобы ввести свои войска в Алжир, и что Англия не собирается бороться за право сделать Алжир своей колонией?

– Если его начальство не посчитало нужным довести до его сведения мнение, циркулирующее в правительственных кругах, то я не вижу необходимости делать это вместо них.

– Теперь я понимаю, почему вы достигли таких успехов, – с неподдельным восхищением сказал Бретт. – Удивительно, что вас еще не отозвали в Англию.

– Я не выношу тамошний климат, – сухо ответил Уиггинс.

– Кто этот человек, которого вы пригласили встретиться со мной? – резко осведомился Бретт. Вежливая беседа совершенно вывела его из терпения.

– Некто, кто, надеюсь, сможет помочь нам обнаружить местонахождение вашей жены. Я начал собственное расследование, но оно не принесло никаких результатов. Возможно, этот человек преуспеет там, где я потерпел неудачу. Возможно также, он согласится помочь вам вернуть ее, но это уже ваша задача – убедить его, что ему будет выгодно помочь вам.

– Как его зовут?

– Ибрахим. Он второй сын Мухаммеда Али, правителя Египта. Он относительно молод, но тот факт, что отец послал его сюда одного, говорит о том, что он пользуется уважением. Это один из самых уязвимых моментов в истории Африки, требующий пристального внимания специалистов. В тридцать лет Мухаммед Али прошел путь от торговца табаком до правителя Египта, а также Судана и Крита. Он нечасто совершает ошибки при выборе людей, которых назначает своими представителями.

– Я сам могу найти Кейт, – сказал Бретт, в то же время понимая, что в нем говорит уязвленная гордость, а не здравый смысл. – Почему я должен просить у него помощи?

– Потому что у него самая лучшая сеть шпионов во всей Северной Африке. На всем средиземноморском побережье не происходит ничего, чего бы он не знал или не мог выяснить. Если кто и может быстро найти вашу жену, то это он. И если кто и знает, что нужно сделать, чтобы ее вернуть, то это тоже он.

– Я не собираюсь ни с кем торговаться, когда речь идет о безопасности моей жены. Я выкуплю ее. Я пошлю своих представителей на каждый аукцион на тысячу миль вокруг, если это необходимо. Цена не имеет значения.

– Вы, конечно, вольны поступать так, как считаете нужным, – с подчеркнутым безразличием заявил Уиггинс, – но я бы настоятельно посоветовал вам сначала поговорить с Ибрахимом.

– Но что я могу предложить человеку его положения, чтобы убедить его помочь мне?

– Он сможет лучше ответить на этот вопрос, чем я, но, полагаю, он будет благодарен вам за любую посильную помощь в достижении его цели.

– И что это за цель? Или их несколько?

– Конечно, он преследует несколько целей, но, думаю, главная его задача в Алжире состоит в том, чтобы распространить на данную страну влияние своего отца. Тот постоянно ищет возможность ослабить власть турецкого султана.

– И как он собирается это сделать?

– Возможно, у него на примете есть несколько способов. Мухаммед всегда славился тем, что никогда не страдал от недостатка выбора.

– И вы думаете, он мне поможет?

– Надеюсь, да. Если только сам дей не решит помочь нам найти ее, Ибрахим – ваша главная надежда.

– Вы думаете, дей не станет нам помогать?

– А вы как думаете?

– Если он знает, какова цель моего приезда в эту страну, он сделает все, что в его силах, чтобы остановить меня.

– Он знает.

Бретт почувствовал, как напряглись мышцы его шеи. Он должен выкинуть из головы кошмарные видения того, что, возможно, происходит с Кейт в данный момент, иначе он вообще не сможет думать.

– Я пока не уверен, что послужило источником информации, но мне доподлинно известно, что он узнал о вашем приезде и характере вашей миссии еще до того, как вы прибыли в страну.

– В таком случае, если он знает, где находится Кейт, он скорее всего воспользуется ею, чтобы принудить меня вернуться в Англию.

– Если он сможет заполучить ее в свое владение, то, думаю, он так и сделает.

– Вы не уверены, что она у него?

Влияние дея не распространяется за пределы Алжира, и, следовательно, жители пограничных областей и соседних стран не боятся его. Рейсули – выходец из Марокко, а они там не особенно считаются с мнением дея. С другой стороны, – продолжил Уиггинс, разглядывая свои ногти, – дей также не гнушается посылать своих шпионов в Марокко, Тунис и Ливию, наказав им убивать, чтобы получить желаемое. Ради вас я надеюсь, что ему действительно известно, где находится ваша жена. В его руках она будет в гораздо большей безопасности. – Помолчав немного, Уиггинс снова заговорил: – Когда прибудет Ибрахим, предоставьте мне вести беседу. Я подозреваю, вы недостаточно обходительны, чтобы обращаться с ним подобающим образом.

На какое-то время в комнате повисла тишина. Забота о безопасности и местонахождении Кейт занимала мысли обоих мужчин, но в совершенно разной степени. Бретт почти оставил попытки найти Абделя Кадира, и если бы ему сказали, что он может спасти Кейт всего лишь ценой своей миссии, он, не задумываясь, выбрал бы Кейт. Он работал на министерство иностранных дел, потому что это ему нравилось, но он скорее передал бы всю Африку французам, чем позволил, чтобы хоть один волосок упал с головы Кейт. Если бы речь шла о безопасности Англии, все могло бы быть по-другому, но речь шла об Африке, и у него не было ни тени сомнений.

Уиггинс не разделял его точку зрения. Он никогда не видел Кейт, не любил ее и не был ослеплен ее красотой. Для него она была всего лишь англичанкой, которая стала помехой его работе, и ему не терпелось избавиться от нее, чтобы он мог вернуться к своим делам. То, что избавиться от нее означало спасти ее, было не столь важно – важно было то, что она мешает его работе, – и для него был приемлем любой подходящий план, который поможет убрать ее с дороги. Естественно, он не стал бы делать ничего, что могло навредить ей, но ее безопасность не являлась для него делом первостепенной важности. Ей следовало остаться в Англии. Ей нечего было здесь делать, и если она не знала об этом, то об этом знал ее муж.

Их молчаливые раздумья были прерваны появлением одного из самых красивых – и самых низкорослых – мужчин, которых Бретту доводилось встречать. Он был турком, но отказался от традиционного турецкого костюма, оставив только феску. Он был во всем великолепии французского обмундирования – самой красивой униформы Европы, – но даже оно было не в силах скрыть тот факт, что его могучие плечи и торс больше подошли бы человеку почти в два раза выше его. Кожа его была очень светлого оливкового оттенка, и характерные для восточной расы черты лица были смягчены щедрой примесью европейской крови. Едва взглянув в эти кроткие карие глаза, Бретт почувствовал искушение отвергнуть его помощь, хотя она еще даже не была предложена. Он сразу же почувствовал антипатию к этому человеку. К тому же он ему не доверял.

Уиггинс шагнул вперед, чтобы поприветствовать своего гостя.

– Я боялся, что вы решили не приходить, – довольно резко заявил он.

– Почему я должен был не прийти на ужин с английским консулом?

– Полагаю, вы бы могли найти причину, если бы захотели.

Лицо Ибрахима расплылось в ослепительной улыбке.

– Ну конечно же, я пришел. Мне сказали, что у вас чудесный повар.

Казалось, комплимент не произвел на Уиггинса особого впечатления.

– Позвольте представить вам моего гостя, – сказал он, повернувшись к Бретту. – Это мистер Уэстбрук, специальный дипломатический представитель нашего министерства в Лондоне.

– Так сказать, ваш собрат?

– Можно сказать и так, – сказал Бретт, – но на самом деле моя работа не идет ни в какое сравнение с важностью и значительностью обязанностей мистера Уиггинса.

– Иными словами, его не стоит мазать тем же миром, которым вы, возможно, уже помазали меня, – сказал Уиггинс. Его ледяной тон начисто лишил присутствующих возможности истолковать его слова как шутку. – Пожалуйте.

Он жестом пригласил своих гостей первыми проследовать в столовую.

За едой разговор шел на общие темы, но после того, как слуги поставили на стол ликеры и вышли из комнаты, Уиггинс быстро взял быка за рога.

– Мы столкнулись с довольно необычной проблемой и надеялись, что вы сможете посоветовать нам, как ее разрешить, – сказал он, не обращая внимания на широкую ухмылку Ибрахима, ясно говорившую: «Ага, я так и знал, что вам что-то нужно». – Как вам, несомненно, уже известно, три дня назад, подходя к Алжиру, корабль мистера Уэстбрука подвергся атаке Рейсули.

– Да, я слышал. Я также слышал, что корабль не причалил, а отправился в Триполи.

– По обыкновению, вы осведомлены лучше меня, – с натянутой улыбкой сказал Уиггинс. – Мы не знаем, куда он отправился, но это нас не интересует, по крайней мере в данный момент.

– Вас не интересует, что это капитан вашего собственного корабля рассказал дею, что вы едете в Алжир?

– Капитан мертв, – перебил его Бретт, не в силах дольше продолжать обмен любезностями. – Эти головорезы похитили мою жену.

Ибрахим обратил на Бретта свой ласковый взор.

– Вашу жену? Она хорошенькая?

– Она красавица! – взорвался Бретт. – И я собираюсь найти ее, даже если мне придется разобрать каждое здание в этой стране на доски!

– Вы, англичане, такие вспыльчивые. Вы думаете, что если вы что-то хотите, то вы это получите. Однако вы не знаете, ни где искать, ни с чего начать. Значит, вы пришли к Ибрахиму, чтобы он нашел ее за вас.

Он говорил с раздражающей медлительностью; его улыбка являла собой маску, за которой могла скрываться добрая половина всего зла мира.

– Нет, ей-богу! – вскричал Бретт, в ярости вскочив на ноги.

– Мы надеялись, что вы согласитесь помочь нам, – перебил его Уиггинс таким же вкрадчивым, монотонным голосом, как у Ибрахима. – За вознаграждение, конечно.

– И что же вы можете мне предложить?

– Влияние. Вы ведь приехали в Алжир с определенной целью.

Бретту пришлось прикусить язык, чтобы не сказать чего не следует, пока двое мужчин молча смотрели друг на друга. Если это была та самая дипломатия, которой приходилось заниматься Уиггинсу, то он был рад, что не стал дипломатом. Надменная, насмешливо-презрительная манера Ибрагима вести себя бесила его до зубовного скрежета, и только постоянное напоминание о том, что жизнь Кейт, возможно, зависит от помощи этого человека, удерживало его от того, чтобы не вскочить на ноги и не задушить его. Он никогда не встречал человека, который с первого взгляда внушал бы ему большую неприязнь и недоверие. Если Абдель Кадир похож на него, то можно сразу разворачиваться и возвращаться в Англию.

– Сначала мы должны выяснить, где она находится. Вы не могли бы описать мне ее? – обратился он к Бретту.

Бретт не знал, как можно описать словами все, что являла собой Кейт. Нужны были глаза, чтобы увидеть ее красоту, нос, чтобы вдохнуть свежий аромат ее волос, язык, чтобы вкусить сладость ее рта, руки, чтобы ощутить мягкость ее кожи, уши, чтобы услышать ее подобный музыке смех, но более всего нужно было необъятное сердце, чтобы вместить всю любовь, которую она так щедро изливала. Целой жизни не хватит, чтобы охватить все, что являла собой она, а его просили сделать это в нескольких словах.

– Она среднего роста, но очень стройная, – лаконично сказал Бретт. – У нее голубые глаза, длинные светлые волосы, и она потрясающе красива. Тот, кто хоть раз увидел ее, никогда ее не забудет.

– Судя по вашим словам, вы очень хотите ее вернуть, – заметил Ибрахим, позволив себе выказать некоторое удивление. – Так ли необходимо тратить столько сил ради одной-единственной женщины? Вы можете найти себе другую.

– Она моя жена! – Бретт уже почти кричал.

– У меня шесть жен, – равнодушно заявил Ибрахим. – И возможно, будет еще больше.

– У меня она одна, и другой мне не надо.

– Вы, англичане, такие упрямые, – вздохнул Ибрахим, снова одарив его своей раздражающе надменной улыбкой, – но, думаю, я смогу вам помочь. Дей ждет, что сделает Абдель Кадир, Абдель Кадир ждет, что сделают французы, а французы ждут, что сделают они оба. До тех пор пока кто-нибудь что-нибудь не сделает, мне абсолютно нечем себя занять. Оставайтесь здесь. Ничего не предпринимайте. Я дам вам знать, когда найду ее.

– Я не могу просто сидеть и ждать. Я хочу чем-нибудь вам помочь.

– В Африке у меня шпионы на каждом шагу. Если мышь перебежит через улицу, я тут же узнаю об этом. Ждите. Я сообщу вам, когда она найдется.

– Я проведу свое собственное расследование, – упрямо настаивал Бретт. – Наверняка ваш способ собирать сведения не единственный.

– Вы вольны поступать, как вам угодно, но если вы вмешаетесь, то я даже пальцем не пошевельну, чтобы вам помочь. Вы, англичане, всегда слишком спешите. Вы говорите, вы угрожаете, от вас столько шуму! Я же, напротив, умею ждать и слушать, казаться незаинтересованным как раз в том, что мне нужно узнать. Сидите здесь, иначе вы никогда не найдете свою жену.

– Если я не могу помочь вам найти мою жену, могу я хотя бы заняться тем, для чего меня сюда направило министерство иностранных дел? – сердито спросил Бретт. Внутри его все кипело от ярости, потому что он понимал, что в данный момент Ибрахим может сослужить Кейт лучшую службу, чем он.

– Пожалуйста, но не уезжайте пока из Алжира. Кто знает, когда у меня для вас появятся новости.

– Я не смог ничего узнать о миссис Уэстбрук, – на следующий день сказал Бретту Чарлз. – Сдается мне, здесь никто ничего не знает.

– Ты сказал, что заплатишь им?

– Да, но им нечего продать.

– У меня дела ничуть не лучше. Всякий раз, когда я задаю им вопрос, они смотрят на меня так, словно не понимают, о чем идет речь.

– Вы думаете, они что-то знают, но боятся сказать?

– Не знаю. Я был уверен, что пойму, если это так, но я просто не знаю.

– Я нашел ее, – с гордостью объявил Ибрахим на следующий вечер, войдя в столовую посреди ужина. – И хотя вы и ваш слуга все время мутили воду своими глупыми вопросами и еще более глупыми взятками, я уже нашел ее.

– Где она? – требовательно спросил Бретт: от облегчения, надежды, радости и еще по меньшей мере дюжины разных эмоций слабость охватила его тело. – Отвезите меня к ней!

– Не могу, – заявил Ибрахим. – В сущности, если вы немедленно не покинете Алжир, вы можете никогда ее не увидеть.

Глава 23

– Что вы хотите этим сказать? – потребовал ответа Бретт: гнев моментально пересилил в нем все остальные эмоции. – Я ничего не собираюсь делать, пока не увижу Кейт!

Ибрахим в немой мольбе повернулся к Уиггинсу.

– Сядьте, мистер Уэстбрук. Ибрахим расскажет нам все, что имеет сказать, когда сочтет нужным. – Уиггинс позвонил, чтобы пришел слуга. – Не хотите ли отужинать с нами, или вы предпочли бы что-нибудь выпить?

– Пожалуй, я выпью того восхитительного ликера, который пил в последний раз. Напомните, как он называется?

– Драмбуи.

– Надо запомнить. Полагаю, моему отцу он тоже придется по вкусу.

– К черту ваш ликер! – взорвался Бретт. – Объясните, что вы имели в виду, не то я схвачу вас за горло и выдавлю это из вас. Где Кейт, и почему я не могу ее увидеть?

– Вы, англичане, всегда такие нетерпеливые. Полагаю, мне стоит побыстрее рассказать вам всю историю от начала до конца. – Он уселся в кресло. – Ваши пираты не могли убежать от корабля французов, поэтому они высадились в маленькой деревушке к востоку от Алжира и поодиночке скрылись в горах. Деревенские жители спрятали их за определенную плату – что это было, деньги или страх, я не могу сказать, – но им не удалось спрятать вашу жену. Вы сказали правду. Где бы такая женщина ни появилась, она не останется незамеченной. Не успела она пробыть там и часа, а слух о ее красоте уже облетел все окрестности.

– Меня не интересует, где она была, – прорычал Бретт. – Скажите, где она сейчас.

– Пираты совершили ошибку, когда, убегая, остались в Алжире, – продолжил Ибрагим, не обращая внимания на вмешательство Бретта. – Люди дея услышали о ней и весьма заинтересовались, узнав историю ее похищения. Похоже, вашего приезда ожидали. Кто-то был весьма неосторожен!

Бретт заскрежетал зубами от нетерпения.

– Мне доложили, что они пытались уговорить этого пирата отдать им вашу жену в обмен на кругленькую сумму, но тот думал, что в Дамаске выручит за нее больше, поэтому отправился в Триполи. К несчастью, он опоздал. На следующий день его нашли с перерезанным горлом. В итоге он вообще не получил денег.

– Где моя жена, болтливый идиот?! – потребовал ответа Бретт, терпение которого подошло к концу.

– Во дворце дея. Живет в гареме, не зная забот. Бретт вскочил на ноги и направился к двери.

– Куда вы? – лениво спросил Ибрахим.

– Во дворец дея, – не оборачиваясь, ответил Бретт. – Я вытащу ее оттуда через полчаса.

– Вы ее не найдете.

– Тогда я буду душить дея до тех пор, пока он не скажет мне, где она.

– Только троньте этого человека, если вы так ставите вопрос, и все, что вы найдете, это ее бездыханное тело.

Бретт остановился как вкопанный. Минута прошла в ледяном молчании, после чего он повернулся лицом к Ибрагиму.

– Дей считает, что он и так получил от вас все, что ему требовалось, – объяснил Ибрахим. – Вы не убедили Абделя Кадира оставить дея в покое, вы даже не пытались его найти – и таким образом потеряли свой единственный козырь. У вашего консула нет ни армии, ни флота, и дею не нужно расположение вашего правительства. С другой стороны, у него есть ваша жена, и мне рассказали, что с каждым разом, когда он видит ее, ему все больше хочется оставить ее себе.

– Так вот что вы имели в виду, сказав, что мне нужно уехать из города. Если я не найду Абделя Кадира, дей никогда не позволит мне увидеть Кейт.

– Видите, вы можете думать, когда не позволяете чувствам брать верх над разумом. Вот почему хорошо иметь несколько жен.

– Я должен уехать как можно скорее, – сказал Бретт, повернувшись к Уиггинсу. – Сегодня же, если можно. Вы знаете, где притаился Абдель Кадир?

– Конечно, ни для кого не секрет, что он ждет своего часа в пальмовом оазисе. На хорошем верблюде вы доберетесь туда еще до рассвета. Я прикажу своему человеку проводить вас. Путешествуя ночью, нужно быть начеку.

– И что вы хотите от меня в обмен на вашу помощь?

Бретт понимал, что должен поблагодарить Ибрахима, но слова не шли у него с языка.

– Именно то, что вы собираетесь сейчас сделать. Я хочу, чтобы французы вторглись в Алжир, не больше вашего мистера Уиггинса. Я предпочитаю наблюдать, как дей с Абделем Кадиром грызутся, словно голодные лисицы. После того как Абдель Кадир уползет обратно в Маскару зализывать раны, дею понадобится человек, который поддержит его во время противостояния султану. И лучшего человека, чем мой отец, который однажды уже бросил вызов султану и победил, ему не найти.

– Я благодарен вам за то, что вы нашли мою жену, – пересилив себя, сумел вымолвить Бретт, – но я не буду защищать ваши интересы в отношении Абделя Кадира.

– В этом нет необходимости. Выполняя поручения своего правительства, вы сделаете все, что мне нужно.

– В таком случае позвольте откланяться. Мне необходимо подготовиться к отъезду. Когда мне ждать вашего проводника?

– Он уже здесь.

На лице Бретта появилось удивленное выражение.

– Я знал, что вы захотите отправиться в путь именно сегодня ночью, – примирительным тоном объяснил Ибрахим.

Впервые за все это время Бретт улыбнулся. В конце концов, возможно, этот турок не такой уж плохой человек.

Прошло три дня с тех пор, как Кейт попала в гарем, и тоска и уныние все больше овладевали ее душой. Дей делал все возможное, чтобы она нив чем не знала нужды, Даже позволил Олеме обшарить весь Алжир в поисках еды, которая была ей больше по вкусу, но девушка по-прежнему пребывала в подавленном состоянии. Она скучала по Бретту и беспокоилась о том, что он делает, чтобы найти ее. Кейт знала, что он волевой и упрямый человек, склонный думать, что может получить желаемое, сметая всех, кто стоит у него на пути, но, не пробыв в гареме и нескольких часов, она поняла, что на сей раз Бретт не добьется своего так легко. Кейт не могла отойти даже на десять футов от своей комнатки без того, чтобы не натолкнуться на какого-нибудь огромного мужчину, преграждавшего ей путь. Возможно, из самого дворца еще можно было выбраться, но она сомневалась, что когда-либо сможет самостоятельно покинуть гарем. Он был огромным, и ей никогда не разрешали покидать маленький дворик, где находились ее покои.

Дей посылал за ней по меньшей мере один раз в день. Когда он вызвал ее к себе во второй раз, девушка с нетерпением шла на встречу с ним, надеясь, что он передаст ей весточку от Бретта, по крайней мере уверенная, что он хочет обсудить с ней, на какие уступки со стороны Бретта в обмен на ее свободу он может рассчитывать. Но вместо этого он потратил все время на расспросы о ее путешествии, ее жизни в Англии и о том, что она думает о его гареме. Поскольку единственное, что Кейт думала о гареме, это как поскорее выбраться из него, она увильнула от ответа, отделавшись ничего не значащими словами, однако она сомневалась, что ей удалось его провести.

Дей продолжал посылать за ней, и у обитателей гарема начало складываться впечатление, что он больше не горит желанием отдать ее Бретту в обмен на обещание вернуться в Англию. Он отказывался отвечать, когда Кейт спрашивала об этом, а его глаза все внимательнее следили за ней. Кроме того, на второй день ей прислали несколько необычайно роскошных нарядов и передали распоряжение надевать их на встречу с деем. Она не придала этому особого значения в отличие от Анис аль-Джалис.

Наложницы сначала были настроены враждебно по отношению к Кейт, но они, очевидно, привыкли к тому, что их ряды постоянно пополняются новыми членами, и не успели истечь первые сутки, как женщины уже потеряли всякий интерес к ее персоне, чего нельзя было сказать о женах дея. Кейт не знала, сколько у него жен – у каждой из них был свой отдельный дом на огороженной территории и свои собственные слуги, которые прислуживали им и их детям, – но двоих из них, Анис аль-Джалис и Нушат аль-Заман, она к этому времени уже успела узнать и содрогалась при мысли о встрече с ними. Нушат было, наверное, около тридцати пяти, и годы красоты, которой она, возможно, когда-то обладала, остались далеко позади, но недостаток молодости и красоты Нушат восполняла избытком ненависти: Кейт боялась есть и спать из опасения, что ее отравят или заколют кинжалом.

Анис была практически одного возраста с Кейт и все еще отличалась удивительной красотой, которая так рано отцветает у восточных женщин. Она была фавориткой дея, и Кейт понимала, почему. Анис была очень маленькой, почти крошечной, с выраженными округлостями фигуры и угольно-черными миндалевидными глазами, которые сияли также ярко, как и ее не менее темные волосы. Встречая Кейт, она бросала на нее сердитые взгляды, но Кейт пару раз видела, как та улыбалась, да и сама девушка была обворожительна. Неудивительно, что дей так часто посылал за ней. Поэтому Кейт так потрясло приглашение прийти в дом Анис.

– Ступайте к ней, – посоветовала Олема. – Анис аль-Джалис сердится из-за того, что вы здесь, но она не причинит вам вреда.

– А Нушат аль-Заман способна на это?

– Нушат аль-Заман никому не позволит поставить под угрозу ее положение.

Внутри дом Анис был столь же красив, как и его хозяйка.

– Кто вас сюда послал? – требовательно спросила она, как только Кейт уселась. – Зачем вы сюда явились? Дею не нужны новые жены. И вас не покупали, потому что деньги в казне гарема остались нетронутыми.

– Я не знаю, кто привез меня сюда, – сказала Кейт, чувствуя себя неуютно под обвиняющим взглядом этих сердитых черных глаз. – Меня держат в заложницах, чтобы мой муж не сделал ничего, что не понравилось бы дею.

– У вас есть муж? Так вы не девственница? – воскликнула Анис. Ее отношение к Кейт тут же изменилось. – Он знает, что вы здесь? Он приедет за вами?

– Не знаю, знает ли он. И не знаю, приедет ли он, – призналась Кейт, и слезы помимо воли навернулись у нее на глаза. – Дей не желает объяснить мне, что происходит. Я бы сбежала, если бы могла, но я даже не могу найти выход с этого двора. Вы мне поможете?

– Из гарема нельзя сбежать, – без обиняков ответила Анис аль-Джалис. – Если вас держат в качестве заложницы, то вас еще могут выпустить, но нам никогда отсюда не выйти.

– Вы хотите остаться здесь? – спросила Кейт. – Неужели вам не хочется уйти отсюда?

– Зачем? – удивилась Анис аль-Джалис. – Где еще я смогу жить так, как сейчас? Я любимица дея. Он сделает почти все, чтобы доставить мне удовольствие.

– Но ведь здесь так много других женщин. Разве вы не ревнуете?

– Только к вам. Все мужчины имеют много жен. Я всего лишь боюсь потерять свое положение при дворе. Я знаю, что со временем моя красота увянет, но ничто не властно над красотой, подобной вашей. Я боюсь, что дей уже сейчас подпадает под ваши чары. Если вы в скором времени не покинете гарем, то уже будет не важно, что у вас есть муж.

– Пожалуйста, – взмолилась Кейт, – вы должны помочь мне сбежать. Я сделаю все, что угодно, заплачу сколько угодно, но я должна найти своего мужа.

– Из гарема можно выбраться, только если на то будет воля дея, – непреклонно ответила Анис. – Но я поговорю с Нушат аль-Заман и остальными женами. Возможно, мы сможем убедить дея послать за вашим мужем.

– Я никогда не смогу отблагодарить вас.

– Избавиться от вас – уже достаточная награда, – откровенно сказала Анис. – Пока вы рядом, положение всех женщин в гареме находится под угрозой.

Сначала шум был едва слышен в покоях дея, но он стремительно нарастал, пока мужчины, слушавшие дея, не поймали себя на том, что напрягают слух, силясь определить, что послужило причиной таких небывалых волнений. Внезапно раздался крик, затем хор голосов, а за ним – топот множества бегущих ног. Не успели изумленные министры подняться на ноги, как дверь в комнату распахнулась, и Бретт, волоча на себе двух огромных вооруженных стражей, ворвался во владения дея. Вскочив на ноги, министры изумленно уставились на эту потрясающую картину, разинув рты: считалось, что во дворце мимо охраны не проскочит даже мышь.

– Где моя жена? – грозно спросил Бретт, теперь буквально окруженный стражами. – Где вы ее прячете?

Только неожиданность, огромная физическая сила и точные сведения, как добраться до покоев дея, позволили Бретту проникнуть так далеко во дворец. Судя по спокойствию, с которым держался дей, он прекрасно понимал, кто этот незваный гость. Он знаком приказал своим стражам отпустить Бретта.

– Я не знаю, кто вы, и, следовательно, никак не могу знать, где находится ваша жена, – холодно ответил он, но ник то ему не поверил. Если бы это было так, в тело Бретта уже давно бы вонзилась по меньшей мере дюжина мечей, умертвив его на месте.

– Я Бретт Уэстбрук, и вы знаете, где Кейт, потому что она находится прямо во дворце!

– В моем дворце так много людей, что я не могу знать каждого из них в лицо и помнить, где кто находится, но мне незачем было отдавать приказ привезти сюда женщину, англичанку, как я понимаю.

– Вам так просто меня не провести! – крикнул Бретт. – Я знаю, что она здесь, сами вы привезли ее сюда или нет, но я намерен забрать свою жену.

– Вы пришли сюда в сопровождении вашего многоуважаемого консула? – вежливо осведомился дей.

– Нет, этот тупица даже не пошевельнется, если дело не касается его самого.

– Какая жалость! Но почему бы вам не присесть? Мы не можем продолжать разговор в подобной обстановке.

– Я не хочу садиться, я просто хочу вернуть свою жену.

– И я хочу, чтобы вы вернули свою жену, но, боюсь, сначала нужно кое в чем разобраться.

– Уберите их, – сказал Бретт, показав на стражей. Дей взмахом руки отослал их, и Бретт сел, делая вид, что немного смягчился. – А как насчет этих? – спросил он, показав на двух должностных лиц.

– Это мои министры. Им придется остаться, если вы хотите, чтобы я помог вам. Итак, расскажите мне, как выглядит ваша жена и почему вы потеряли ее.

– Весь Алжир знает, что случилось и как она выглядит, – раздраженно произнес Бретт. – Высуньте голову в окно и спросите водоноса.

– Ну, возможно, я что-то о ней слышал, но вы должны подробно обо всем мне рассказать, если хотите, чтобы я помог вам найти ее.

– Ваши люди забрали Кейт, – укоризненно сказал Бретт. – Они убили человека, который похитил ее с корабля, и привезли сюда. В эту самую минуту она находится во дворце.

Как я уже говорил, – повторил дей с несокрушимым спокойствием и неизменной улыбкой, – во дворце много людей, с которыми я не знаком лично. Я распоряжусь, чтобы начали поиски, и дам вам знать сразу, как только станут известны результаты. Однако я бы не советовал вам надеяться на то, что она спрятана в этих стенах. Мои люди не все время работают на меня. Если, как вы говорите, они купили ее у этого человека…

– Отняли, – поправил его Бретт. – Они убили его.

– …то, возможно, у них на нее были другие виды. – Он дал понять, что беседа окончена. – Я проведу обещанное расследование…

– Я сказал, что намерен получить свою жену обратно, и, Бог свидетель, я переверну этот дворец вверх дном, ноя найду ее!

– И как вы намереваетесь это сделать? – осведомился дей. – Я согласен, один раз вы застали моих стражей врасплох и сумели прорваться сюда, но вы же не рассчитываете, что вам повезет еще раз? К тому же всякий, кто попытается проникнуть в гарем, будет убит.

– Я вернусь, и я буду не один.

– Ах да! С вами будет ваш консул Уиггинс.

– Нет. Абдель Кадир!

Тело дея напряглось, но выражение его лица по-прежнему оставалось снисходительно-насмешливым.

– И какое отношение вы имеете к этой песчаной крысе?

– Он хочет избавиться от вас, и ему безразлично, погибнете ли вы от его руки, или вас свергнут французы. Он пообещал ввести свои войска в Алжир, если вы не отдадите мне мою жену.

– И что вы можете предложить Абделю Кадиру, чтобы подвигнуть его на такой глупый ход?

– Пушки, – прямо ответил Бретт. – Я очень богатый человек. Я не могу подарить ему армию, но могу снабдить его таким количеством пушек, которого хватит, чтобы загнать вас в море.

Выражение лица дея не изменилось, но в этом не было нужды. Лица его министров исказились от потрясения и страха, и Бретт понял, что половина дела сделана.

– Мне бы очень не хотелось вводить вас в такие расходы, – спокойно сказал дей, но лицо его приобрело сероватый оттенок. – Как я и обещал, я прикажу обыскать мои владения, чтобы выяснить, действительно ли ваша жена находится у меня.

Как только я найду ее – если я ее найду, – вас сразу же поставят в известность.

– Я хочу сам все обыскать. Я не доверяю вам, – сказал Бретт, надеясь еще сильнее надавить на дея.

– Мой дорогой юноша, – вымолвил дей с явно вымученной улыбкой, – я не могу никого впустить в свой гарем. Ни один человек, даже мои самые доверенные министры, не осмелится войти туда и не выйдет оттуда живым.

– Тогда как я узнаю, что вы не прячете ее?

– У меня достаточно собственных жен и наложниц, – с гордостью заявил дей, – и я могу приобрести новых, как только пожелаю. Я не испытываю необходимости терпеливо смотреть, как орды Абделя Кадира неистовствуют по всему Алжиру, только ради того, чтобы заполучить в свой гарем светловолосую англичанку.

– Значит, вы все-таки видели мою жену.

– Нет, но я слышал о ней, – раздраженно бросил дей. – Всякий, кто ее видел, не может говорить ни о чем другом.

– Значит, вы найдете ее?

– Я поищу. Если она здесь, она найдется.

– Я вернусь завтра, – сказал Бретт.

– Как вам угодно, а теперь оставьте меня. У меня много важных дел. И пожалуйста, постарайтесь больше не подливать масла в огонь. Во время тех рейдов, которые предпочитает Абдель Кадир, люди очень легко исчезают навсегда. Будет очень печально, если ваша жена окажется в числе пропавших без вести.

– Если что-нибудь случится с Кейт, вы больше никогда при жизни не увидите своих жен, – поклялся Бретт.

Дей был уверен, что Бретт больше никогда не застанет его стражей врасплох, но решил, что, возможно, неплохо будет увеличить охрану.

– Он попался на удочку, – сказал Бретт Ибрахиму и Уиггинсу, как только вернулся в консульство. – Его шпионы доложат ему, что я встречался с Абделем Кадиром и тот перебрасывает свои войска ближе к Алжиру.

– Ваш план отлично сработал, – похвалил его Ибрахим. – Что вы намерены делать дальше?

– Я сказал ему, что вернусь завтра. И я хочу, чтобы вы, Чарлз и Уиггинс пошли со мной.

– Уиггинс – да, я – возможно, но при чем тут ваш слуга?

– Вы с Чарлзом переоденетесь служанками моей жены. Кто-то должен удостовериться, что она выберется из гарема и за ней не увяжутся стражи. – Похоже, Ибрахиму эта идея не очень понравилась. – Неужели вам не хочется заглянуть в гарем дея?

В глазах Ибрахима заплясали веселые искорки.

– Да, – ответил он. – Пожалуй, я с удовольствием присоединюсь к вам.

– Теперь нужно только позаботиться о том, чтобы ваша часть плана сработала.

– Не беспокойтесь, все пройдет как по маслу. Мне бы не хотелось упустить такую возможность.

Кейт пребывала в подавленном состоянии. И хотя Анис аль-Джалис теперь держалась с ней почти дружелюбно, а Нушат аль-Заман и остальные жены перестали так яростно смотреть на нее из-под насупленных бровей, в душе ее все равно царили страх и одиночество. Она ничего не слышала о Бретте, и дей не желал больше о нем говорить. К этому времени Кейт уже уверилась, что он не отпустит ее. Дей не сказал этого прямо, но она все поняла по его глазам. С каждым разом, когда она посещала его покои, его взгляд становился все более собственническим. Даже когда она спала, Кейт почти ощущала на себе его взгляд, проникающий сквозь одежды к ее нежной коже. От этого ей было не по себе, и она не чувствовала себя в безопасности. К этому времени Кейт уже достаточно узнала дея, чтобы заподозрить, что он двуличный человек. Она не могла поручиться, что дей не станет отрицать, что видел ее, что он не скажет, что ее убили или что пиратский корабль пошел ко дну вместе со всеми, кто был на борту, – все, что угодно, лишь бы достичь своей цели.

Кейт отчаянно пыталась придумать, как сбежать. И хотя она понимала, что в городе с ней может произойти что угодно – ее даже могут снова похитить, – она не могла оставаться в гареме. Надо каким-то образом уговорить Олему передать Бретту записку. Кейт не сомневалась, что как только он узнает, что она находится во дворце дея, то не пройдет и часа, как он попытается вызволить ее. Кейт точно знала, что Бретт придет за ней, – трудность состояла в том, чтобы дать ему знать, где ее держат. Тут, прервав ее мысли, вошла Олема.

– Анис аль-Джалис хочет, чтобы вы присоединились к ней в саду, – возвестила Олема.

– Сначала я должна поговорить с вами.

– Вы должны немедленно идти в сад, нельзя заставлять жену правителя ждать.

– Но мне нужно поговорить с вами о том, как передать записку моему мужу.

– Нет, здесь даже у стен есть уши. Никогда больше не заговаривайте со мной о побеге или записках, которые нужно послать. Если я даже выслушаю вас, это будет означать мою смерть.

Олема повернулась, собираясь уйти, и Кейт ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.

Анис аль-Джалис сидела в одном из небольших внутренних двориков, расположенных в обширном саду, окружавшем ее дом.

– Мне нравится сидеть здесь весной, когда цветут лилейные растения, – сказала она, показав на тюльпаны, в изобилии цветущие вокруг маленького дворика. – Жаль, что вас не было здесь раньше, когда цвели крокусы и цикламены. Было очень красиво.

– Не сомневаюсь, – сказала Кейт, слишком обескураженная прямым отказом Олемы даже подумать о том, как помочь ей, чтобы интересоваться какими-либо цветами. – В Англии они тоже очень красивые, особенно нарциссы.

– Давайте я покажу вам свои любимые тюльпаны, – сказала Анис, поднимаясь на ноги. – Их привезли мне только в прошлом году. – Две женщины отошли в угол дворика, где возле стены дома Анис цвели дюжины розовых тюльпанов с кружевной каймой. – У них даже есть приятный аромат, – сказала Анис, опускаясь на колени, чтобы понюхать нежные цветы. Кейт последовала ее примеру, но не уловила никакого запаха.

– Не двигайтесь и не произносите ни звука, – вполголоса торопливо сказала Анис. – Мне нужно сказать вам кое-что важное, но мы должны говорить шепотом. Я получила весточку из внешнего мира, что ваш муж знает, где вы, и скоро приедет, чтобы забрать вас. Ш-ш-ш, – властно шикнула Анис. – Не двигайтесь, иначе наш заговор раскроют, и мы все умрем.

Когда Кейт услышала новости, ее первым порывом было закричать от радости, и только настойчивый приказ Анис помешал ей вскочить на ноги. Ее сердце билось так исступленно, что она едва могла думать. Бретт знает, где она! Бретт придет за ней! Ей больше не нужно дрожать под холодным взглядом дея и видеть страшные сны о его объятиях. Скоро она окажется в объятиях Бретта, и Кейт поклялась, что, как только это произойдет, она больше никогда не отпустит его.

– Мои слуги позаботятся, чтобы никто нас не подслушал, но продолжайте двигаться и не говорите ничего, пока мы не опустимся на колени. Евнухи могут читать по губам. – Женщины подошли к другому месту в саду и снова опустились на колени. – Я не знаю, когда он придет, но за вами должны явиться ваши служанки. – Кейт бросила на Анис удивленный взгляд, но промолчала. – Когда они придут за вами, мы должны поднять шум в гареме, чтобы все стражи оставили дея и сбежались сюда.

– Откуда вы узнали об этом? – спросила Кейт, наклонившись, чтобы вдохнуть удушливый аромат веточки с темно-желтыми цветками. – Почему вы уверены, что это не ловушка?

– У меня есть родственники в Алжире, которые живут за счет моей щедрости. Они не стали бы лгать мне, потому что в противном случае им не видать моих денег. Ш-ш-ш! Сюда идет страж.

Женщины продолжили двигаться от одной клумбы к другой, поочередно вдыхая аромат цветов и обмениваясь репликами об их красоте.

– Дей хочет немедленно видеть вас в своих покоях, – сказал Кейт огромный чернокожий мужчина. – Мне велено отвести вас к нему прямо сейчас.

– Мне нужно вернуться в свою комнату. Я не могу идти к дею в таком виде.

Кейт бросила на Анис беспомощный взгляд, но та покачала головой, дав понять, что не знает, зачем он ее вызвал.

– Дей сказал, чтобы вы не задерживались. Мне велено немедленно привести вас.

От гарема до покоев дея было рукой подать, но Кейт показалось, что она прошла пешком весь путь до Англии. Ее неотступно преследовала тревога, что с Бреттом что-то случилось или что его план каким-то образом раскрылся. Кейт надеялась, что сумеет скрыть свой страх, но она не сомневалась, что дей поймет, что что-то затевается.

– Входите, – сказал дей, жестом показав, чтобы она располагалась поудобнее.

Кейт уселась на подушку так далеко от дея, как только осмеливалась.

– Похоже, ваш муж готов вести переговоры о вашем освобождении, и я подумал, что вы можете помочь мне решить, на какие уступки он согласится пойти ради вас.

Мускулы Кейт расслабились, и она сделала глубокий, долгий вдох. С Бреттом все было в порядке, и дей не узнал об их плане. На данный момент этого было достаточно, хотя ее и тревожило, что у дея на уме. Все остальные проблемы она будет решать по мере их поступления.

– Я уверена, он знает, что вам от него нужно, – сказала Кейт, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос не дрожал. – Вы можете подождать, когда он сам выдвинет предложение. Тогда вы поймете, можно ли торговаться дальше.

– Отличное предложение! – сказал дей. Жесткий, отталкивающий взгляд его глаз-льдинок стал еще пристальнее. – В сущности, это настолько отличное предложение, что я начинаю спрашивать себя, не скрывается ли за ним что-то, чего я не вижу.

– Уверяю вас, нет, – насторожившись, заверила его Кейт. – Я замужем совсем недолго и почти ничего не знаю о его миссии, поэтому не могу предположить, как он поступит. Я действительно не знаю.

Глядя на выражение лица дея, Кейт могла с уверенностью сказать, что он ей не поверил. Удвоив свои усилия, она постаралась убедить его.

– Мне нет никакого дела ни до Абделя Кадира, ни до французов, ни до Алжира. Я просто хочу вернуться домой. Но я знаю, что, если вы доведете его до крайности, он заупрямится, и тогда может произойти все, что угодно. У него отвратительный характер, и он способен на самые неожиданные поступки.

– Я знаю.

– Откуда?

– Мне с самого начала стоило прислушаться к вам.

– Почему? Что случилось?

– Он уже встретился с Абделем Кадиром и уговорил его пригрозить мне, что его войска ворвутся в Алжир.

После чего он имел наглость вломиться в мой дворец, чтобы заявить мне об этом.

– Бретт был здесь? Почему вы не сказали мне? Почему вы не позволили мне увидеться с ним?

– Должен признаться, он застал меня врасплох, и я не был готов иметь с ним дело. Он скоро вернется, и теперь, когда я посоветовался с вами, мне кажется, мы с ним сможем договориться. Он должен дать мне кое-какие обещания, но я очень хочу решить дело миром. Не только вы и ваш муж пострадаете, если мы не сможем прийти к соглашению.

– А если он вам их не даст? – Кейт почувствовала, как у нее задрожали колени.

– Я бы предпочел не думать об этом прямо сейчас. Радуйтесь пока, что ваш муж приходил, чтобы добиться вашего освобождения, и что мне кажется, я узнал его достаточно хорошо, чтобы надеяться, что мы сможем прийти к соглашению, которое устроит нас обоих.

– Когда он вернется?

– Точно не могу сказать.

– Это будет скоро?

– Думаю, через несколько дней. – Кейт попыталась скрыть свое разочарование. – Я дам вам знать, когда он прибудет. Полагаю, он не захочет давать никаких обещаний, пока собственными глазами не увидит, что вы целы и невредимы.

Глава 24

Кейт в растерянности вернулась в гарем. Бретт собирается прийти за ней, и дей пообещал, что позволит им увидеться. Это была замечательная новость, и тем не менее она чувствовала необъяснимое беспокойство. Почему? Если что-то и случилось, то она этого не заметила. Кейт не доверяла дею, но она также была уверена, что Бретт ни за что не уйдет из дворца, не выяснив, жива ли она и находится ли в этих стенах. Она была уверена, что, узнав, где ее искать, он не уйдет без нее.

Тогда почему так неспокойно на душе? Может, это из-за того послания, что получила Анис? Уж конечно, оно было не от Бретта. Не может быть, чтобы Уиггинс был знаком с родственниками Анис, а Бретт и подавно.

Она окинула взглядом сотню или около того женщин, толпившихся в комнате. У нее не было подруг среди наложниц, но если нужно будет поднять такой сильный шум, на который, побросав свои посты, сбегутся все стражи, тогда наложницы тоже должны принять в этом участие. В сущности, благодаря их количеству учинение беспорядка большей частью ляжет на их плечи. Кейт остановилась у фонтана, погрузив пальцы в прохладную воду, и принялась исподтишка изучать женщин.

Похоже, все они были довольно молоды, многие даже моложе Кейт, и каждая из них была по-своему привлекательна. Немногие могли похвастаться классической красотой, но было в них что-то такое, пусть даже всего лишь животный магнетизм, что притягивало к себе взор. Все они были обучены премудростям любви, одеты так, чтобы пробуждать страсть, и умели двигаться и говорить с чувственной грацией. Тем не менее сейчас, находясь в обществе равных по возрасту женщин, они вели себя так же, как ведут себя юные девушки во всем мире. Как это было не похоже на тот манерный вид, который они напускали на себя, если их вызывали к дею.

Какое дело всем этим женщинам до Кейт? Почему они должны рисковать своим положением в гареме, а возможно, и жизнью ради незнакомки? В следующие месяцы гарем, несомненно, пополнят новые женщины, и по меньшей мере одна из них непременно будет светловолосой. Ей оказалось очень трудно понять, даже после того, как Олема и Анис все подробно ей растолковали, почему эти девушки были счастливы находиться в гареме дея и почему для них это являлось верхом достижений. Они знали свое место и относились к появлению новых девушек так же легко, как и к тому факту, что их будут вызывать к дею не более двух-трех раз в год, если только им не посчастливится стать одной из его фавориток. Большинство из них вообще никогда не увидят дея, и только двое или трое из них будут возведены в ранг его жен.

С другой стороны, Анис и Нушат было что защищать, но опять-таки, помогая Кейт, они могли потерять намного больше, чем приобрести. Нушат была матерью наследника и, следовательно, самой влиятельной женщиной в гареме. И хотя она была слишком стара, чтобы согревать дею постель, – казалось, она отнеслась к тому, что ее место заняла Анис, даже без намека на ту злость, с которой она встретила Кейт, – у нее всегда будут близкие отношения с деем, а в один прекрасный день она станет матерью правителя. Какая ей разница, кто – Анис или Кейт – чаще появляется в постели дея? Анис тоже нечего было опасаться Кейт. Она была такой же красивой и могла рассчитывать на то, что останется фавориткой дея, или по крайней мере одной из его фавориток, еще много лет. Может, она боится, что, если Кейт займет ее место, она никогда не сможет зачать ребенка и потеряет свое положение в гареме, равно как и место в сердце дея? Кейт увидела, что Олема приближается к ней, и решила поскорее разыскать Анис и попытаться выведать у нее побольше, но пока она не могла найти ответа на свои вопросы.

– Не произносите ни звука и не делайте ничего такого, что может привлечь к вам внимание, пока мы не вызволим Кейт из дворца в целости и сохранности. Дей и так заподозрит неладное, увидев, что служанка моей жены ростом с мужчину, – объяснял Бретт Уиггинсу, Ибрахиму и Чарлзу свои планы на вечер. – Уиггинс, я надеюсь, вы поможете мне отвлечь внимание дея от Ибрахима с Чарлзом. Я пущу в ход все свое красноречие. Я хочу, чтобы вы поддержали мои требования и в то же время расположились так, чтобы загородить Ибрахима с Чарлзом от дея. Чем меньше он их будет видеть, тем меньше у него возникнет подозрений.

– Как вы намереваетесь провести нас в гарем? – спросил Ибрахим. – Сколь мне не терпится вернуть вам вашу жену, столь же мне хочется сравнить гарем дея с гаремом моего отца.

– Меня больше заботит, как вытащить оттуда Кейт, – раздраженно бросил Бретт, – Я не собираюсь даже начинать переговоры о каких-то там уступках, пока своими глазами не увижу, что с ней все в порядке.

– Вы думаете, дей согласится?

– Я уверен, он ждет, что мистер Уэстбрук потребует предоставить ему какое-нибудь подтверждение того, что его жена находится в добром здравии, – сказал Уиггинс. – И лучшего доказательства, чем сама миссис Уэстбрук, он не сможет предоставить.

– Я все равно беспокоюсь, – продолжил Бретт. – Не думаю, что он намерен позволить мне забрать Кейт с собой. Я подозреваю, что он потребует, чтобы я уехал, прежде чем он освободит ее и отправит в Англию вслед за мной. Что бы то ни было, я полагаю, он захочет разлучить нас на как можно больший срок. Чем больше будет расстояние, разделяющее нас, тем меньше будет вероятность того, что я сделаю что-то, что расстроит его планы. Поэтому так важно отвлечь его внимание от вас двоих и постараться не сделать ничего такого, что может вызвать у него подозрения. Мы должны действовать очень быстро.

Бретт обращался к Чарлзу и Ибрахиму. Оба они были одеты в длинные платья, закрывавшие все тело от шеи до мысков сандалий. На голове у каждого был тюрбан с вуалью, закрывавшей все лицо, оставляя открытыми только глаза. Благодаря маленькому росту Ибрахима сравнительно легко можно было выдать за женщину: его мощное телосложение могло сойти за полноту, но именно благодаря своим необычным глазам он так убедительно смотрелся в роли женщины. Если дей действительно заинтересуется служанками Кейт, то Бретт надеялся, что его внимание привлекут глаза Ибрахима, а не высокий рост Чарлза. Для мужчины он был мал ростом, но из него получилась очень высокая женщина, и только благодаря худобе он мог сойти за представительницу слабого пола.

– Если все пойдет по плану, нам нужно будет побороть только личную охрану дея, – объяснил Бретт.

– Для личной охраны дея специально отбирают самых сильных и преданных воинов, – подчеркнул Уиггинс.

– Тем не менее, если нам не удастся выдворить их из комнаты, то придется нейтрализовать их. И это нужно сделать прежде, чем дей успеет сбежать или позвать на помощь. Шум в гареме задержит стражей лишь на некоторое время, и он не выманит их всех из дворца. Если наш план провалится, то вам придется сбежать с Кейт из самого гарема.

– Это невозможно, – категорично заявил Ибрахим, – если только в ваши планы не входит, что Абдель Кадир со своей ордой будет ломиться в парадную дверь.

– Я убедил Абделя Кадира, что ему лучше исчезнуть из Алжира и позволить дею самому совершать ошибки. Он убежден, что дей спровоцирует французов на атаку, и тогда он сможет захватить власть в городе.

– Дей не знает об этом?

– От меня – нет, и Абдель Кадир хочет, чтобы дей думал, что он по-прежнему пользуется его поддержкой, и продолжал дразнить французов, чтобы их войска вторглись в страну.

– Вы ловко все устроили, – с восхищением заявил Ибрахим. – Вам следовало приехать раньше, без вашей жены, и мы бы все уладили между собой.

– Сомневаюсь, чтобы правительство Англии одобрило подобное сотрудничество, – возразил Уиггинс. – Если они не хотят, чтобы Франция захватила власть в Алжире, то вряд ли Египет покажется им приемлемой заменой.

– Не захватить власть, – сказал Ибрахим в манере, очень напоминающей манеру французского аристократа, отказывающегося от низкосортного вина. – Завоевывать страну – слишком дорогое удовольствие. Нужны пушки, и люди, и верблюды, к тому же во время военных действий больше всего страдают крестьяне. Лучше влиять на правителей. Результат почти такой же, и при этом почти никаких затрат.

– Вашей тактике может позавидовать весь дипломатический мир, но она не имеет никакого отношения к данной ситуации, – бесцеремонно заявил Бретт.

– Она блестящая, но я буду слушаться вас, – сказал Ибрахим. – Для англичанина, особенно для влюбленного в свою жену, вы неплохо справились. Я восхищаюсь вами.

– Приберегите поздравления до тех пор, пока мы не выберемся из этой заварухи целыми и невредимыми, – раздраженно отрезал Бретт.

– Всегда существует вероятность того, что что-то пойдет не так. Вот почему необходимо окружать себя умными и отважными людьми. Вы именно такой человек, и я обнаружил, что, хотя он и похож на сонного верблюда, мистер Уиггинс тоже очень умный человек.

– Хорошо. Нам понадобится вся наша сообразительность, вместе взятая, прежде чем этот вечер подойдет к концу.

– Я сгораю от желания увидеть вашу жену, ради которой вы готовы сразиться со всеми жителями Алжира. Я вызволю ее оттуда сам, если это будет необходимо. И, скажу я вам, в Египте не найдется ни одной женщины, ради которой я сделал бы нечто подобное.

– В целом свете не найдется такой женщины, как Кейт, – сказал Бретт.

Он подумал о том, чем чревата для нее сегодняшняя неудача, и у него чуть не остановилось сердце. Правильно ли он поступает, пытаясь выкрасть ее у дея, вместо того чтобы согласиться на его условия и надеяться, что он вернет ее, как и обещал? Бретт бился над этим вопросом с той самой минуты, когда узнал, что Кейт находится во дворце дея. Если бы она все еще находилась у пирата или торговца рабами, он бы с радостью убил пирата или заплатил за нее выкуп, но дей – это совсем другое дело, и он не доверял ему. Слава Богу, что он решил ворваться во дворец! Это дало ему возможность оценить силу дея перед схваткой и время, чтобы еще раз продумать свою тактику борьбы с коварным противником.

Бретту не потребовалось много времени, чтобы понять, что если он сам не спасет Кейт, то больше никогда ее не увидит. Как бы велик ни был риск, он не сомневался, что дей отдаст Кейт только в том случае, если жаждущие наживы войска Аб-деля Кадира оккупируют город.

Бретт никогда не принадлежал к числу людей, страдающих от неуверенности в себе, но ему пришлось очень долго ждать, и у него было время не раз усомниться в правильности своей стратегии. И тем не менее всякий раз, заново перебирая в уме свои доводы или план действий, он приходил к одному и тому же заключению. Это был единственный путь. Их план должен сработать.

Получив приглашение отужинать с Анис, Кейт пошла вслед за служанкой, которая повела ее через множество двориков, садов и обсаженных деревьями дорожек в ее владения. Следуя за служанкой от здания, где жили наложницы, к той части владений дея, которая была предназначена для его жен, она не могла не заметить, как красиво вокруг. Обширные сады гарема содержались в идеальном порядке – уход за ними был одним из тех немногих занятий, в которых представительницы прекрасного пола могли принимать участие, – и все женщины, которым выделили свой собственный участок земли, старались превзойти друг друга. В любых других-обстоятельствах у Кейт захватило бы дух от этой красоты, и ей захотелось бы не спеша прогуляться по саду, чтобы в полной мере насладиться ею. Но сейчас он представлялся ей искусственным миром, миром праздного богатства и бесполезной жизни в неволе посреди ужасной нищеты, и она не могла дождаться, когда сможет выбраться отсюда. Но самое главное, он представлялся ей прутьями золотой клетки, которая не давала ей оказаться в объятиях любимого человека.

Кейт помнила, как горько она сетовала на то, что живет в тюрьме, когда Мартин заточил ее в замке, но из Райхилла она всегда могла сбежать, и снаружи открывалось немало возможностей. Теперь Кейт понимала, насколько обманчивой может быть настоящая тюрьма. Из гарема было невозможно сбежать – это еще никому не удавалось, – но даже если бы какая-нибудь девушка сумела выбраться за стены дворца, для нее свобода означала бы либо нищету, либо точно такое же заточение в доме другого, менее богатого мужчины, либо верную смерть, если люди дея найдут ее. И самое главное, эти красивые женщины, эти драгоценные цветы восточного мира, находились в самой надежной тюрьме, ибо сами заточили себя в нее.

Впервые за все это время Анис встретила Кейт дружелюбной улыбкой.

– Заходите, мы будем ужинать прямо сейчас. Еда уже на столе, так что мы сами сможем себя обслужить. Мои служанки преданы мне, но лучше, чтобы никто не слышал наш разговор. Боль любому развяжет язык.

Она проводила Кейт в большую комнату в глубине дома, в которой не было окон и было только две двери.

– Вы хотите рассказать мне что-то еще?

– Ешьте, – велела Анис. – Лучше отложим разговоры на потом.

Кейт не хотелось есть, даже несмотря на то что Анис – или ее служанка – явно дала себе труд поговорить с Олемой и выяснить, какую еду предпочитает ее хозяйка. Девушки ели и разговаривали о том, как они жили до того, как приехали в Алжир, пока старая служанка не вошла во вторую дверь, прошептала что-то Анис на незнакомом Кейт языке и снова вышла.

– Все улажено, – резко сказала Анис. – Я не хотела снова говорить, пока все не согласятся принять в этом участие.

– Что улажено и кто это уладил? – спросила Кейт. – Я знаю, что это не мой муж. Как я узнаю, что это не уловка, чтобы схватить нас обоих?

– Я сказала вам, что у меня есть родственники в Алжире, – начала Анис. – Это правда, но не вся. Я родилась не в Африке, а в очень бедной стране к востоку от Константинополя. Многие люди покидают родные страны в поисках лучшей жизни, и очень давно кузен моего отца отправился в Египет. Это был честолюбивый молодой человек, который осмелился оспорить могущество самого великого султана, и сейчас он правит Египтом. Его сын находится в Алжире. Вот от него-то я и получила весточку, и это он сказал мне, что нужно делать.

– Но зачем им нам помогать? – спросила Кейт, сбитая с толку больше, чем когда-либо. – Я даже никого не знаю в Египте.

– Я не знаю, но Ибрахим не сделает ничего, что может пошатнуть положение дея, а следовательно, и мое. Но в то же время Ибрахим не сделает ничего, что идет вразрез с его интересами, так что, должно быть, они с вашим мужем преследуют одни и те же цели.

– Чем вы можете это доказать?

– Ибрахим не стал бы просто так ввязываться в такие неприятности, – немного раздраженно ответила Анис. – Если что-то пойдет не так, опасность нависнет над всеми нами.

– Но зачем вам так рисковать? И всем остальным? Вы все можете погибнуть.

– Мы не погибнем, – сказала Анис, стараясь не встречаться с Кейт взглядом.

– Есть другая причина, не так ли? Анис кивнула.

– Пожалуйста, скажите мне.

– Эту сказку рассказывают каждой маленькой девочке, – неохотно начала Анис. – В ней говорится о женщине со светлыми волосами, которая появилась в гареме султана много поколений назад. Она была очень красива, прямо как вы, и султан был настолько околдован ее красотой, что поклялся выполнить любое ее желание. Она была очень завистливая и злая и заставила султана прогнать своих жен и задушить всех наложниц, чтобы осталась только она одна. Все в гареме знают, как дей смотрит на вас, знают, что никто не доставляет ему удовольствия в постели с тех пор, как вы здесь появились, и они боятся, что история повторится.

– Но вы же не думаете, что я сделала бы нечто подобное, даже если бы хотела остаться?

Кейт была потрясена, увидев, что во взгляде Анис не осталось и тени дружелюбия.

– Может, я и не верю, что вы сделаете нечто подобное, но все же будет лучше, если вы уедете.

Кейт сомневалась, что Анис говорит правду, но, похоже, не было никакого смысла пытаться переубедить ее. По какой-то неизвестной причине в жизнь начал воплощаться некий план, и она была вынуждена подчиниться.

– Вы должны быть готовы покинуть дворец, как только дей пошлет за вами, – продолжила Анис. – У вас всегда должна быть при себе вуаль. Здесь медлить нельзя. Все должно быть сделано минута в минуту.

– Мне не нужно готовиться. Я могу уйти хоть сейчас, – сказала Кейт.

Мучительно медленная, шаркающая поступь Уиггинса действовала на нервы Бретта, словно кислота. Ему хотелось схватить Уиггинса и помчаться с ним по темным, сверкающим роскошью коридорам, по которым они блуждали на пути к покоям дея. Он хотел идти быстро, врываться в каждую дверь, бежать, пока дыхание не начнет обжигать легкие, потому что каждый шаг приближал его к Кейт. Но Чарлз с Ибрахимом не могли идти быстрее. Ибрахиму пришла в голову умная мысль надеть на ноги путы, которыми крестьяне стреноживают лошадей, и теперь они семенили, словно изящнейшие из женщин.

В этот раз дворец охраняли другие стражи – Бретту стало интересно, были ли прежние умерщвлены за то, что не сумели защитить дея, – однако их без вопросов пропустили внутрь. Очевидно, все знали Уиггинса и считали его безобидным. Все охранники, которых они встречали на своем пути, смотрели на него с любопытством, но, очевидно, его здесь ждали, и они пропускали его.

Когда они вошли в зал для приемов, дей был без своих министров. По два огромных стражника стояли у дверей внутри комнаты и снаружи.

«Я должен ликвидировать по меньшей мере двух из них, если у нас вообще будет хоть какой-то шанс, – подумал Бретт, ощупывая взглядом высоких, мускулистых мужчин. – Если считать дея, то перевес на их стороне, и к тому же они лучше вооружены».

– Вы не слишком-то мне доверяете, не так ли? – спросил Бретт, подпустив в свой голос ровно столько насмешки, чтобы задеть гордость дея. – Я польщен, что вы считаете меня настолько опасным, чтобы оправдать наличие четырех стражей. Раньше здесь был только один.

– Двое из них из гарема. Однако после вашего предыдущего визита мне действительно показалось разумным приставить к себе дополнительного охранника. Не угодно ли присесть?

Он бросил взгляд на «служанок», но ничего не сказал. Бретт с Уиггинсом уселись на подушки, а Чарлз с Ибрахимом расположились так, чтобы Бретт с Уиггинсом загораживали их от взора дея.

– Вам будет приятно узнать, что мои люди нашли вашу жену и в эту самую минуту она находится в гареме.

– Я хочу ее видеть, – сказал Бретт, порывисто вскакивая.

– Всему свое время, – умиротворяющим тоном ответил дей. – Сначала нам нужно кое-что обсудить.

– Я не стану ничего обсуждать, пока не увижу свою жену! – заявил Бретт. – Я должен знать, что с ней все в порядке, что ваши люди не обращались с ней дурно.

– Мы обращаемся дурно только с нашими врагами, – надменно ответствовал дей, – а с женщинами мы не воюем.

– Тем не менее я не стану заключать никаких соглашений и даже говорить о каких-то там уступках, пока она не окажется в моих объятиях и сама не заверит меня, что вы не обращались с ней плохо. Если кто-нибудь сделал ей больно, я лично сверну ему шею.

– Думаю, разумнее будет позволить ему увидеть жену, – дипломатично предложил Уиггинс. – Он, несомненно, более благосклонно выслушает ваше предложение, если причина его тревоги будет устранена. К тому же, возможно, присутствие жены повлияет на него, и он охотнее пойдет вам навстречу.

Дей на мгновение умолк, обдумывая предложение Уиггинса.

– Я забыл, что у вас, англичан, только одна жена. Меня всегда удивляло, почему европейцы придают такое значение такому пустяку, как женщина. Однако мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать Европу с ее обычаями, а с одной-единственной целью – заключить соглашение. Я пошлю за ней.

– Ей понадобятся ее служанки.

Ибрахим с Чарлзом поднялись на ноги.

– Я вижу, одна служанка вашей жены – уроженка здешних мест? – заметил дей. – Та, с красивыми миндалевидными глазами.

– Ни моя жена, ни ее горничная не знают языка и обычаев Алжира. Мне пришлось приставить к ней служанку, которая могла бы выступать в роли посредника, в особенности потому, что я должен был оставить их и отправиться в пустыню, – весьма недвусмысленно добавил Бретт.

– Не думаю, что в этом снова возникнет необходимость.

– Поживем – увидим, – ответил Бретт.

– Вторая женщина довольно высокая, – заметил дей, сменив тему. – Вы предчувствовали беду или не в состоянии сами защитить свою собственную жену?

Бретт пропустил мимо ушей его оскорбительный намек.

– Она шотландка. Из них выходят отличные служанки, но по местным меркам они крупноваты. Я оставлю ее здесь, если вы боитесь, что она одолеет ваших охранников.

– Я не боюсь, – сердито бросил в ответ дей. – Один мой страж справится с дюжиной таких женщин.

Он отдал лаконичный приказ на арабском, и двое нубийцев позвали стоявших снаружи стражей.

– Скажите вашим женщинам, чтобы они не торопились. Пусть они проследят, чтобы ваша жена подобающим образом подготовилась к встрече со своим мужем. Нам нужно многое обсудить до их возвращения.

Бретт слегка расслабился. Он выполнил самую первую и самую важную часть плана: вызволить Кейт из гарема и убрать от двери стражей. Теперь, если люди Ибрахима смогут отвлечь остальных охранников, а Ибрахим с Чарлзом – ликвидировать двоих стражей до своего возвращения, то их план удастся.

– А теперь к делу, – сказал дей.

– Я хочу, чтобы моя жена покинула дворец вместе со мной, – заявил Бретт.

– Полагаю, прежде чем вести переговоры об освобождении вашей жены, нам сначала следует поговорить об Абделе Кадире, – возразил дей. – В конце концов, именно поэтому мы здесь. Если бы не это, я бы мог просто прислать вашу жену в консульство Британии, как только она нашлась.

– Это самое лучшее, что вы могли бы сделать, – встрял Уиггинс. – Правительство моей страны было бы о вас очень высокого мнения.

– Меня не интересует, какого мнения обо мне правительство вашей страны, – ответил дей. – Меня интересует только мое положение.

– В таком случае очень советую вам прислушаться к мнению правительства Англии, – резко бросил Бретт, – пока ваши просчеты не стоили вам трона.

Взгляд дея посуровел.

– Я не нуждаюсь в том, чтобы англичанин говорил мне о том, что происходит в моей стране, – отрезал он. – Я скорее спрошу совета у своих жен.

– Они бы и то не натворили таких дел, каких натворили вы, – сказал Бретт, прежде чем Уиггинс успел дать более сдержанный ответ. – Вы оскорбили французского посла и спровоцировали правительство Франции. Так мог поступить только глупый человек.

– Неразумно оскорблять того, кто сильнее вас, – пояснил Уиггинс.

– Вторую ошибку вы сделали, когда думали, что французов не интересует Африка. Еще как интересует. Они только и ждут подходящего момента, чтобы воспользоваться вашим поведением как предлогом и ввести сюда свою армию. Вашим третьим просчетом было то, что вы думали, что сможете воспользоваться победой над французами, чтобы получить власть над остальными странами Северной Африки. Победы вам не видать, и никто из правителей – от Мухаммеда Али до султана Марокко – не желает, чтобы вы стали сюзереном вместо турецкого султана.

– Вы думаете, что султан и Абдель Кадир помогут вам, но султан слишком слаб и слишком занят своим гаремом, а Абделя Кадира интересует только то, как заполучить ваш трон, – объяснил Уиггинс. – Пока еще есть время принести извинения французам и замять этот инцидент.

Желтоватая кожа дея стала почти белой от ярости, но он обуздал свой гнев.

– И какой вклад желания вашего правительства могут сделать в процветание моей страны?

– Мы не хотим видеть в Африке французов, – ответил Уиггинс. – Они обнаруживают заслуживающее порицания стремление обосноваться здесь надолго. К тому же всякий раз, когда они побеждают своего противника, каким бы слабым и незначительным он ни был, – дей вспыхнул гневом, услышав, как посторонние люди порочат его страну, – они снова начинают думать, что должны править всей Европой. Англия вот уже на протяжении пяти или шести веков то и дело вынуждена разубеждать их, и, поверьте, это очень утомительное занятие. Так что для всех будет гораздо лучше, если мы сможем разрушить их иллюзии.

– Я убедил Абделя Кадира, что для вас обоих будет лучше, если он отзовет свои войска и вернется в Маскару, – добавил Бретт. – Таким образом, он больше не представляет для вас угрозы.

– А если мне понадобится его поддержка?

– Если она не будет направлена против французов, то мы не имеем ничего против. Мы бы предпочли, чтобы вы остались на престоле.

– Вы не представляете, как я благодарен вам и вашей стране.

– Мы прекрасно понимаем, что вы чувствуете, – прямолинейно ответил Бретт, – но вы должны быть благодарны нам. Мы спасли вашу шею.

– И вы рассчитываете, что я за это отдам вам вашу жену и рассыплюсь в благодарностях? – гневно спросил дей.

– Вы говорили, что не хотите, чтобы войска Абделя Кадира вторглись в Алжир. Я даже заставил его перебросить их подальше.

– Я не хотел, чтобы вы вообще вмешивались! – хрипло выкрикнул дей. – Я не желаю, чтобы вы строили планы относительно моей страны!

Вдалеке послышался звук громких голосов, но он был слишком слабым и невнятным, чтобы понять, доносится ли он из гарема или откуда-то с улицы.

– Отдайте мне мою жену, и я обещаю, что ноги моей больше не будет в Алжире.

– Я Пришлю ее вам, но не сейчас, – ответил дей. – Я не доверяю вам. Я не могу поручиться, что вы не нарушите свое обещание и не уговорите Абделя Кадира передумать.

Я не пришлю ее вам, пока вы не окажетесь на борту корабля, направляющегося в Англию.

– А я не доверяю вам! Я не уйду из дворца без нее. Несмотря на то что шум становился все громче, дей, казалось, не обращал на него никакого внимания.

– Быть может, мы сможем взглянуть на ситуацию более спокойно, – вмешался Уиггинс. – Возможно, я смогу предоставить некие гарантии, которые позволят одной из сторон пойти на уступки.

– Я не вижу необходимости менять свою позицию, – непреклонно заявил дей. – Мистер Уэстбрук приехал в мою страну и вмешался в мои дела. Следовательно, это он, а не я должен продемонстрировать свои добрые намерения, сделав первый шаг к примирению.

– Я уже сделал это, когда…

Внезапно дверь распахнулась, и в комнату влетела Кейт.

– Бретт! – крикнула она и, преодолев разделяющее их расстояние, бросилась в его объятия, смеясь сквозь слезы, катившиеся по ее щекам. Бретт еще не успел толком встать на ноги, когда Кейт упала ему на грудь, едва не повалив его, но он заключил ее в объятия и принялся исступленно покрывать поцелуями ее лицо.

На какое-то время дей и их рискованный план побега были забыты. Он упивался ощущением ее теплого, податливого тела в своих руках. Почти целую неделю Бретт каждую ночь ложился в постель, мечтая о ней, чувствуя, что может протянуть руку и коснуться ее. Мучительные воспоминания о ночах, когда они растворялись друг в друге только для того, чтобы с наступлением утра обнаружить, что их любовь стала еще сильнее, бередили ему душу. До сих пор он не знал отказа, и мысль о том, что Кейт находится вне его досягаемости, была пыткой для его души, равно как и для его гордости. Ему пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы следовать плану, который он придумал вместе с Ибрахимом.

– Ты в порядке? – спросил он, отодвигая от себя Кейт на расстояние вытянутой руки, чтобы посмотреть на нее. – Они хорошо с тобой обращались?

– Все было замечательно с тех пор, как они забрали меня у пиратов. Я здесь уже так долго, что успела подружиться с половиной гарема.

Бретт бросил на дея угрожающий взгляд, но тот лишь пожал плечами.

– У меня даже были своя собственная комната и служанки.

Внезапно шум стал таким громким, что стало ясно: он доносится из дворца. Дей бросил взгляд в сторону двери, ожидая увидеть там двух стражей, сопровождавших в гарем Чарлза с Ибрахимом, но они не вернулись вместе с Кейт.

– Камиль, что там за шум?

Охранник, к которому обращался дей, шагнул в коридор.

– Он доносится из гарема, мой господин. Дей вперил взгляд в Кейт.

– Что вам известно об этом? – подозрительно спросил он.

– Ничего, когда я уходила, поблизости никого не было. Вообще-то теперь, когда вы заговорили об этом, я припоминаю, что женщин довольно давно не было видно.

– Куда подевались охранники, которые сопровождали ваших служанок?

– Они оставили нас, когда услышали первый крик.

– Какой крик? Почему вы не сказали мне об этом?

– Я не могла думать ни о чем другом, кроме встречи с мужем. Я бы, наверное, не заметила, даже если бы они закричали все разом.

Судя по доносившимся звукам, в данный момент так оно и было.

– Камиль, – приказал дей, – собери всех охранников и выясни, что происходит. Если это проделки Абделя Кадира, – сказал он, обратив на Бретта свирепый взгляд, – никто из вас не уйдет из этого дворца живым.

На несколько секунд потеряв бдительность, дей оказался на расстоянии вытянутой руки от Бретта. Как только Камиль вышел, а второй охранник отвлекся, закрывая за ним дверь, Бретт прыгнул на дея, обхватил его одной рукой и приставил к его горлу кинжал. В ту же самую секунду Ибрахим сбросил платье и, даже не сняв вуали, нанес нубийцу сзади удар такой силы, что чуть не покалечил его.

Дей не сопротивлялся и даже, казалось, не был удивлен внезапным поворотом событий, но его взгляд пылал яростью.

– Ваши служанки превосходно обучены, – сказал он с достойной восхищения стойкостью. – И что вы намерены теперь со мной делать?

– Всего лишь пригласить вас на ужин в консульство, – ответил Уиггинс, помогая Кейт надеть вуаль. – Нам о многом нужно поговорить.

– Вы в самом деле надеетесь выбраться из дворца живыми?

– Если нам это не удастся, то вам тоже, – ответил Бретт.

Глава 25

– Во дворце все еще полно охраны.

– Значит, вам придется сказать им, чтобы они нас пропустили, – сказал Бретт, подтолкнув дея к двери. – Ваш ужин стынет, так что поторопитесь.

– А если я этого не сделаю?

– У вас есть два пути. Либо вы выводите нас из дворца и наслаждаетесь превосходным ужином в качестве гостя Уиггинса, либо мы бросаем ваше тело на улице и им ужинают бродячие собаки.

– У вас есть пренеприятная привычка преподносить все в непривлекательном свете, – ответил дей, но направился к двери без дальнейшего сопротивления.

Стражей возле покоев дея не было, и Бретт торопливо повел его тем путем, которым они сюда пришли. Уиггинс шел рядом с деем с другой стороны – на этот раз его поступь была на удивление быстрой, – а Кейт шла следом за ними с Чарлзом и Ибрахимом по бокам – у всех троих лица были надежно закрыты вуалью.

– Я так полагаю, беспорядок в гареме не случайность?

– Любой мужчина, окруживший себя двумя сотнями завистливых женщин вместо одной верной жены, должен быть готов к тому, что время от времени в его доме будут происходить подобные волнения, – сказал Бретт. – В отличие от мужчин женщины не очень любят делиться тем, к чему питают пристрастие.

Они очутились в обсаженном деревьями дворике и увидели прямо перед собой двух охранников. Бретт придвинулся ближе к дею и сильнее прижал острие кинжала к его боку.

– Скажите им что угодно, – яростно прошипел он, – но выведите нас отсюда так, чтобы у них не возникло подозрений.

Похоже, дей с трудом сдерживал себя, но у него не было ни малейшего желания оконфузиться перед своими людьми. К тому же он не сомневался, что Бретт убьет его, как только с его губ слетит неверное слово.

– Консул Англии пригласил меня отужинать с ним, – сообщил дей, поравнявшись с охранниками. – И посмотрите, не нужна ли ваша помощь, чтобы прекратить этот гвалт. – Он кивнул головой в сторону шума, все еще доносившегося изнутри. – Я хочу, чтобы к моему приходу здесь было тихо.

Они миновали еще трех стражей, но дей каждый раз обращал их внимание на шум, доносившийся из дворца, и смирно шел между Бреттом и Уиггинсом, пока они не оказались на улице.

– Полагаю, мы уже достаточно далеко, – сказал он, когда они благополучно выбрались из дворца. – Не пора ли положить конец этой чрезвычайно глупой игре?

– Но нас действительно ждет ужин, – сказал Уиггинс и остановился перед ожидавшей их каретой, приглашая дея первым забраться внутрь. – В данной ситуации есть еще много моментов, которые нам не удалось обсудить.

Изрядно потолкавшись, шестеро человек наконец втиснулись в карету, и возница тут же тронулся в путь. Короткая поездка фактически прошла в молчании.

– Позвольте представить вам прислугу моей жены, – сказал Бретт, когда они собрались в приемной консульства. – Высокая худая шотландка – это мой камердинер, а ту, у которой миндалевидные глаза, полагаю, представлять не нужно.

Чарлз сразу же разоблачился, но Ибрахим не стал снимать тюрбан с вуалью.

– Я должен был догадаться, что вы каким-то образом замешаны в этом, – набросился дей на Ибрахима. Взгляд его пылал неистовой яростью. – Я должен был догадаться, что англичанин не сможет сам проникнуть сквозь охрану дворца, но я не предполагал, что вы объединитесь с иностранными дьяволами, чтобы уничтожить одного из своих братьев!

– В один прекрасный день – очевидно, сегодня не тот день – вы скажете спасибо за то, что я вмешался, – предрек Ибрахим, оставляя без внимания безудержный гнев дея. – Возможно, мы преследуем не одни и те же цели, но по крайней мере мы сходимся во мнении, что вы должны остаться на престоле.

– Мне не нужна ваша помощь, чтобы сохранить то, что принадлежит мне по праву! – негодующе бросил дей.

– Это вы сейчас так говорите, но мне интересно, повторите ли вы свои слова, когда вас свергнут?

– Через час подадут ужин, – деликатно вмешался Уигтинс. – Предлагаю всем разойтись по своим комнатам и переодеться. Я был уверен, что вы захотите присоединиться к нам, мистер Ибрахим, поэтому я распорядился подготовить для вас комнату. Я распорядился выделить слуг и подготовить комнату и для вас, – сказал Уиггинс, поворачиваясь к дею. – Кроме того, я распорядился послать во дворец сообщение с просьбой, чтобы ваши охранники пришли за вами в полночь. До тех пор вы мой гость. Стоит вам только попросить, и я, и моя прислуга сделаем все возможное, чтобы исполнить любое ваше желание.

Дей бросил на Уиггинса почти такой же злобный взгляд, которым до этого наградил Ибрахима, и, повернувшись, последовал за слугой, который ждал его, чтобы сопроводить в отведенную ему комнату.

– Больше медлить нельзя, – сказал Уиггинс, поворачиваясь к Бретту. – Я не уверен, что сообщение, которое я послал, помешает личной охране дея явиться сюда, как только они поймут, что его нет во дворце. Если вы уедете, то он ничего не добьется, разоблачив обман, который привел его сюда. Присутствие мистера Ибрахима – своего рода гарантия, что дей сделает вид, что это была его идея. Ваше же присутствие и присутствие вашей жены, напротив, будет слишком большим искушением, и он может решить, что неловкое положение будет малой платой за возможность схватить вас.

– Но куда мы пойдем? – спросила Кейт. После коротких мгновений свободы она боялась вновь оказаться в плену.

– Этой ночью мы уедем из Алжира, – ответил Бретт. – В порту нас ждет корабль. Если мы уйдем прямо сейчас, то будем на борту раньше, чем дей спустится к ужину. Благодарю вас за помощь, – сказал он Ибрахиму. – Первое время я был не слишком любезен с вами, но я признаю, что, наверное, никогда не нашел бы жену без вашей помощи.

Оказать услугу человеку такой неземной красоты – одно удовольствие, – сказал Ибрахим, переведя взгляд на Кейт. – Мужчинам в жизни не часто выпадает возможность созерцать что-либо подобное. В моей стране мы бы хранили такое сокровище подальше от чужих глаз. Ее красота вызвала бы огромную зависть.

– Она и так принесла предостаточно неприятностей, – заметил Уиггинс, подталкивая Бретта с Кейт к двери. – Уходите, пока не случилось что-нибудь еще.

– Спасибо вам обоим, – вымолвила Кейт. – Пожалуйста, заходите к нам, когда будете в Лондоне, мистер Уиггинс. Мистер Ибрахим, если вы когда-нибудь надумаете приехать в Англию, мы будем рады видеть вас у себя.

– Почту за честь, – сказал Ибрахим, – но в данный момент я считаю своим долгом присоединить свою просьбу к просьбе Уиггинса, и настоятельно попросить вас поторопиться. Времени не так много, как вам кажется.

Бретт и Кейт выбежали из здания и забрались в ожидавшую их карету. Она тронулась в путь, не дожидаясь команды Бретта. В это время все были дома и ужинали: улицы были безлюдны, и карета проделала путь до порта всего за несколько минут.

Молодые люди сидели в тишине обнявшись: их сердца были до такой степени переполнены, что они не знали, как выразить свои чувства словами. Поэтому они сидели молча – Кейт свернулась калачиком в кольце рук Бретта, – позволив простому и понятному языку прикосновений говорить за них в эти чересчур короткие минуты.

Бретт и Кейт вылезли из кареты и торопливо направились к Чарлзу, уже ждавшему их в лодке, которая должна была доставить супругов на корабль.

– Который из них наш? – спросила Кейт, окидывая взглядом порт, полный судов.

– Тот, с поднятыми парусами, – показал Бретт. – Он уже отчалил. Нам придется грести изо всех сил, чтобы нагнать его.

Четверо гребцов погрузили весла в воду, и лодка рванулась с места. С моря дул легкий ветерок, и Кейт подставила ему лицо. Из ее груди вырвался смешок, и она смущенно зажала рот рукой.

– Над чем ты смеешься? – поинтересовался Бретт, невольно улыбаясь. – Мы были на волосок от смерти. В сущности, мы все еще в опасности, а ты смеешься, словно все это – всего лишь игра.

– Как можно не смеяться над такой нелепой ситуацией? – сказала Кейт, изо всех сил стараясь обуздать бурное веселье, Душившее ее. – Ты понимаешь, что если бы я начала потчевать людей невероятными рассказами о том, что случилось со мной за последние дни, то в Англии, наверное, не нашлось бы ни одного человека, который бы поверил хоть одному моему слову? Меня бы поместили в сумасшедший дом, приняв за помешанную, либо обвинили в том, что у меня не все в порядке с головой, и все, за исключением очень маленьких детей и слабоумных, избегали бы меня до конца моих дней. Подумать только, когда-то я сидела в Райхилле, сетуя, что со мной никогда ничего не происходит. После всего, что со мной случилось, я сочту за удовольствие вести хозяйство, присматривать за своими детьми и никогда не выходить за ворота собственного дома. И первый, кто заговорит о кораблях, гаремах, деях или Алжире, узнает, что такое настоящий истерический припадок.

– Ты знаешь, что это неправда, – сказал Бретт, устроившись рядом с Кейт и снова заключив ее в свои объятия. – В решающие моменты ты вела себя как прирожденная путешественница. Я никогда не встречал человека, который бы так быстро овладевал собой в непривычной ситуации. Бьюсь об заклад, через несколько недель тебе до смерти наскучит такая жизнь и ты загоришься желанием узнать, как выглядит страна Ибрахима.

– Тогда я напишу ему и попрошу прислать картину с ее изображением, – упорно стояла на своем Кейт. – Я не шучу, когда говорю, что больше никогда не уеду из Англии.

– Даже в Париж?

– Да, даже в Париж, особенно если придется переправляться через пролив в шторм. Мне в жизни не было так плохо и страшно. Можешь пригласить Валентину погостить у нас, и мы сможем походить по магазинам в Лондоне. Она все время жаловалась, что с тех пор, как она уехала из Парижа, в ее жизни не происходит ничего интересного.

– Ты представляешь, что скажут люди, если придут к нам и столкнутся с Валентиной?

На лице Кейт появилось злорадное выражение.

– Думаешь, мы могли бы это устроить? Это была бы превосходная шутка. Мне так не терпится увидеть их лица.

– Идея, конечно, заманчивая, но тогда мы будем в опале у света до конца наших дней.

Они приближались к кораблю, и Кейт внезапно посерьезнела.

– Я ничего не знаю ни о свете, ни о Лондоне, ни о том, как вести хозяйство в большом доме. Я вообще ничего не знаю. Если даже та ужасная женщина на Гибралтаре смотрела на меня свысока из-за моего невежества, то что скажут твои друзья?

– Они будут настолько потрясены твоей красотой, что не смогут вымолвить ни слова.

– Будь благоразумен, – раздраженно сказала Кейт. – Женщины не реагируют на других женщин так же, как мужчины. Они скорее станут завидовать и выискивать недостатки.

– Ты прекрасно справишься. Я никогда не встречал человека, который бы выпутывался из неприятностей так ловко, как ты.

– Я знаю, что рано или поздно всему научусь, но к тому времени я могу наделать кучу ошибок, а мне очень хочется, чтобы ты мной гордился. – Кейт умолкла, и на ее лице внезапно появилось такое выражение, будто ее только что осенило. – Это неправда. Я все время собиралась уйти от тебя, когда мы вернемся в Лондон. Я никогда не задумывалась о том, каково это – быть твоей женой.

– Что ты имеешь в виду? – потребовал ответа Бретт.

– Ты женился на мне не потому, что хотел этого, и в любом случае это произошло до того, как ты решил, что любишь меня. На самом деле я вовсе не хотела уходить от тебя, просто я не могла жить с тобой, любя тебя всем сердцем и в то же время понимая, что ты не любишь меня.

– Ты никогда больше не должна в этом сомневаться, – заверил ее Бретт. – Я знаю тебя всего несколько месяцев, а уже не могу представить, как я раньше жил без тебя. Мне кажется, что ты всегда была частью моей жизни.

Лодка поравнялась с кораблем, и Бретт с Чарлзом помогли Кейт взобраться на борт по веревочной лестнице, пока матросы в лодке держали конец лестницы, чтобы не отстать от плывущего корабля. Оказавшись наконец на борту, они обернулись, чтобы посмотреть на огни Алжира, мерцавшие на фоне ночного неба.

– Знаешь, стоя здесь, легко поверить, что все это мне привиделось, – вымолвила Кейт.

Бретт сомкнул вокруг нее кольцо своих рук, чтобы она не замерзла.

– Держа тебя в своих объятиях, я вспоминаю, что все это было на самом деле, – прошептал он, и Кейт еще крепче прижалась к нему.

– В это поверить еще труднее. Кажется, будто только вчера я была уверена, что умру в Райхилле, оставшись старой девой.

– А я всего неделю назад по-прежнему думал, что проведу остаток жизни, скитаясь от одной женщины к другой, так и не встретив настоящей любви и даже не предполагая, что хочу ее встретить.

– Пообещай мне, что это не изменится, когда мы вернемся в Лондон.

– Что не изменится?

– Мы. Что мы не допустим, чтобы люди, дома, министерство иностранных дел, и я не знаю что еще, встало между нами. Я чувствовала, что это произойдет, когда мы приближались к Алжиру, и я уверена, что это снова случится, когда мы приедем в Лондон.

– Кейт, ничто не изменит моей любви к тебе. Она часть моих мыслей, часть меня самого. Ничто не в силах этого изменить, но в повседневной жизни мы постоянно будем сталкиваться с какими-то проблемами. Мы не можем всегда жить так, как сейчас, когда нам нечего делать, кроме как любить друг друга. Но так и должно быть! Любовь – это часть жизни, но не сама жизнь.

– Но я не хочу, чтобы наша любовь угасла. Я не вынесу, если ты начнешь вести себя, как Мартин, и твои гости, лошади и азартные игры станут для тебя превыше всего.

– Я никогда не буду таким, как Мартин, и наша любовь никогда не угаснет. Она будет расти, пока не станет частью всего, что мы делаем. Мы можем делить все, из чего состоит жизнь: наших детей, работу, наслаждение, особенно наслаждение, – маняще прошептал он, покусывая ее ухо. – И она будет расти, несмотря ни на что.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Кейт снова прислонилась спиной к Бретту и задумалась. Внезапно она повернулась и посмотрела на него.

– Ты голоден?

– Я изголодался по тебе.

– Я говорю о еде.

– Ты единственная пища, которая мне нужна.

– Это очень романтично, но бросаться такими словами весьма неосмотрительно.

– У меня хватит сил, чтобы справиться с тобой, – сказал Бретт и, подхватив Кейт на руки, направился к их каюте.

– Как это по-мужски: всегда думать, что женщина хочет чего-то только потому, что этого хочет он.

– Разве ты не хочешь заняться со мной любовью? – спросил Бретт и, закрыв дверь, остановился в нерешительности.

– Конечно, хочу. Но на твоем месте я бы уже давным-давно перешла к делу.

Свирепо зарычав, Бретт набросился на Кейт, так что она захихикала от удовольствия.

– Знаешь, ты не так уж плох, когда всерьез берешься задело, но я вот думаю: может, мне стоило подольше пожить у дея? Тогда мне было бы с кем тебя сравнить.

– Ах ты, бесстыжая девчонка! – прорычал Бретт и снова набросился на нее. – Ты слишком долго общалась с Валентиной.

– Ты не можешь делать вид, что никогда не занимался любовью с другой женщиной. Мужчинам всегда достается все самое приятное. Так нечестно!

– За всю свою жизнь я занимался любовью только с одной женщиной – с тобой. – Кейт хотела было возразить, но, увидев, как изменилось выражение глаз Бретта, решила промолчать. – То, чем я занимался с другими женщинами, не имеет никакого отношения к тому, что я познал в твоих объятиях. Я бы никогда не поверил, что это может настолько отличаться от всего, что я испытал раньше, но мне казалось, что я тоже занимаюсь любовью в первый раз. Прежде меня заботило только то, как удовлетворить свои физические потребности, в то время как сейчас все во мне стремится к гармонии души и тела. И для этого мне нужна ты. Вдвоем мы составляем нечто большее, чем поодиночке. Помнишь, когда я сказал, что любовь – это лишь часть жизни? – Кейт кивнула. – Так вот, физическая близость с тобой – всего лишь часть моей любви к тебе. Любовь же пронизывает каждый миг бытия. Это то, чего я никогда не знал. Это то, чему меня смогла научить только ты.

Кейт прижалась к нему, не в силах вымолвить ни слова от потрясения. Может быть, завтра она сможет выразить в словах то, чему он ее научил, открыть ему тайны своего сердца, но пока радость от того, что Бретт держит ее в своих объятиях, – все, что она могла вынести. Иначе ее сердце просто разорвется от счастья.

1

Ротонда – верхняя теплая женская одежда без рукавов в виде накидки. – Здесь и далее примеч. пер.

2

Дей – титул правителя Алжира.

3

Абдель Кадир – алжирский национальный лидер, руководитель восстания против французских завоевателей, глава эмирата, созданного восставшими в западном Алжире.

4

Цербер (греч.) – трехголовый пес, стерегущий двери ада.

5

Корпия – нащипанные из тряпок нитки для перевязки, обработки ран.

6

Литания – краткое молитвословие у католиков и представителей англиканской церкви, обращенное к Богу: состоит из ряда воззваний и прошений.

7

Боже мой! Боже мой! Он не умер? (фр.)

8

Черт возьми! (фр.)

9

Не правда ли? (фр.)

10

Великолепно! (фр.)

11

Черт подери! (фр.)

12

Негодный мальчишка (фр.).

13

Публичная девка (фр.).

14

Старой сводни (фр.).

15

Увы (фр.).

16

Дорогая (фр.).

17

Конец! (фр.)

18

Да, вы очень красивы (фр.).

19

Доктор (фр.).

20

Дитя мое (фр.).

21

Вот(фр.).

22

Никогда! (фр.)

23

Правда? (фр.)

24

Не может быть! (фр.)

25

Бедняжка (фр.).

26

Дура (фр.).

27

Ну уж нет! (фр.)

28

Черт! (фр.)

29

Какой ужас! (фр.)

30

Милейшей (фр.).

31

Противный! (фр.)

32

Конечно (фр.).

33

Возможно (фр.)

34

Повеса (фр.).

35

Любовными записками (фр.).

36

Не может быть! (фр.)

37

Ваш брат (фр.).

38

Бедное дитя (фр.).

39

Он просто чудовище! (фр.)

40

старой тетушке (фр.).

41

Душенька (фр.).

42

Канюки – род хищных птиц семейства ястребиных.