Книга: Двенадцатый день Рождества



Двенадцатый день Рождества

Маргарет Мур

Двенадцатый день Рождества

Глава первая

1226 год

Ворвикшир, День всех святых


Высокая чаша с неимоверным грохотом упала на столешницу. Дамы, рыцари и всадники, собравшиеся в огромном красивом зале, мгновенно прервали трапезу и обратили вопрошающие взоры к стоявшему на возвышении столу.

— Что ты сказала? Повтори-ка, я, видимо, ослышался, — не предвещающим ничего хорошего голосом проговорил сэр Уилфрид Уотертон и повернулся к племяннице, сидящей подле него.

Видя, что раздражение сеньора направлено на Жизель, воины спокойно вернулись к прерванным беседам; у многих на губах заиграли понимающие улыбки: в замке ни для кого не было тайной, что, когда речь заходит о племяннице сэра Уилфрида, которая находится под его полной опекой, гнев владыки носит, скорее, показной характер.

Однако сама Жизель не смогла сохранить спокойствие, учитывая суть того, о чем она только что попросила дядю. Но девушка твердо решила стоять на своем. Когда еще представится такой удобный случай поговорить с опекуном? Ведь сэр Уилфрид редко сидел дома: едва наступал день, пригодный, по его мнению, для охоты, он с утра до ночи проводил в лесу. Да и в остальное время ей практически никогда не удавалось остаться с ним наедине — и в огромном замке, и на обширных просторах владений сэра Уилфрида они крайне редко встречались один на один. Добросердечного и чрезвычайно богатого властителя постоянно окружали подчиненные и друзья.

Именно рассчитывая на великодушие сэра Уилфрида, Жизель и завела сегодня разговор о предстоящем обручении. Старательно игнорируя присутствующих в зале, девушка обворожительно улыбнулась.

— Дядюшка! — сладким голосом проворковала она. — Я не жду, что вы разрешите мне самой выбирать себе мужа. Так далеко моя просьба не заходит. Но позвольте мне иметь собственное мнение и постарайтесь учесть его, если ваш выбор не придется мне по сердцу.

Сдвинув седые мохнатые брови, сэр Уилфрид склонился к племяннице.

— Уж не от леди ли Катарины набралась ты своеволия? — прорычал он.

— Нет, дядюшка, вовсе нет! — поспешила заверить его Жизель.

И действительно, леди Катарина неустанно вдалбливала в головы всех девушек-дворянок, которые попадали к ней на воспитание, что их участь — беспрекословно подчиняться любому волеизъявлению главы семьи, будь то отец, дядя, брат или кузен. Однако с течением лет Жизель все чаще и чаще убеждалась, что подобное подчинение на деле означает полное разлучение с семьей после свадьбы. Вот и Сесилия Дебарри фактически оказалась пленницей мужа, как только вышла замуж. После свадебного обряда от нее не было никаких вестей: значит, Бернард Ловен, супруг Сесилии, оказался даже более строгим, чем леди Катарина. А ведь как вежливо, учтиво и предупредительно вел он себя в тот единственный раз, когда приехал к ним накануне свадьбы! Только теперь Жизель поняла, что он просто хотел пустить пыль в глаза. Если бы не эгоистичные приказы мужа сидеть дома, Сесилия уже давно нанесла бы ей визит.

— Прежде я никогда не давала вам повода усомниться в моем послушании, дядюшка! — умоляющим голосом продолжала она. — Без всяких пререканий я поехала к леди Катарине и оставалась у нее до тех пор, пока вам было угодно. Вы не слышали от меня никаких жалоб. Я всегда делала то, что вы требовали. И ни разу еще ни о чем вас не просила. Сейчас обращаюсь к вам впервые. Если вы считаете, что для меня настало время выходить замуж, то моя просьба, по-моему, вполне естественна. Так почему же вы сердитесь?

Сэр Уилфрид растерянно замигал, и сердце девушки забилось с надеждой, но старик быстро взял себя в руки.

— Я уже нашел для тебя мужа! — заявил он.

С трудом сглотнув, Жизель во все глаза уставилась на дядю; улыбка сошла с ее прелестного лица.

— Вы… вы нашли?..

— Вот именно, нашел. Мы с ним сговорились в прошлом месяце, когда ты жила у леди Катарины.

Жизель медленно втянула в легкие воздух.

— Почему же вы ничего не сказали мне?

Вместо ответа дядюшка поднес к губам тяжелую чашу и сделал большой глоток вина.

— Так почему вы ничего не сказали? — упрямо повторила Жизель. — Может, потому, что помолвка еще не окончательна? Может, у жениха имеются какие-то пожелания?

— Господи! Какие там пожелания! — засмеялся сэр Уилфрид. — С твоим-то приданым? Этот малыш еще не выжил из ума.

Ах да, ее приданое. Наследство, которое она должна получить только после свадьбы. Жизель знала, что ей завещана очень крупная сумма, если не целое состояние!

— Спасибо хоть, что не считаете его идиотом, — отозвалась девушка, стараясь говорить спокойно, хотя от мысли, что ее будущее уже предрешено — и в ее отсутствие! — в душе у нее все клокотало. — Могу я узнать, как зовут моего жениха?

— Сэр Майлс Бакстон.

Бакстон. Имя ничего не говорило Жизель, но чему тут удивляться? Она могла бы перечесть по пальцам одной руки известных ей молодых людей. Леди Катарина держала своих воспитанниц чуть ли не в полной изоляции, тщательно ограждая их от любых встреч, которые могли быть дурно истолкованы светом и вызвать вокруг девушек всякого рода кривотолки и сплетни.

Внезапно у Жизель возник еще один важный вопрос:

— А он… очень старый?

— Сэр Майлс на пять лет старше тебя.

Слава Богу, молодой, с облегчением подумала девушка.

— Значит, ему нужны деньги?

Сэр Уилфрид едва не поперхнулся вином.

— Что за вздор, дитя мое! Конечно, нет! — рявкнул он. — Ты что, держишь меня за полного дурака? Или сомневаешься, что любой мужчина в Англии счастлив породниться с нашим древним родом?

— Простите меня, дядюшка! — с раскаянием воскликнула Жизель. — Я не так выразилась. Просто любопытно, почему вы до сих пор не объявили мне об обручении.

— Причина тому одна: он должен подписать брачный контракт.

Жизель ухватилась за его слова, как слабая веточка омелы цепляется за крепкий ствол яблони. С трогательной мольбой она взглянула на своего могущественного дядю:

— Я более чем уверена, что вы сделали для меня чудесный выбор, но, раз он еще не подписал контракт, значит, обручение пока что не признано официальным и вы можете позволить мне отказаться от брака. В конце концов, по условиям завещания я имею на это право.

От неожиданности сэр Уилфрид отпрянул назад, расплескав вино, и уставился на племянницу, не обращая внимания на расползающееся по столу кроваво-красное пятно.

— Святая Агата! Как ты узнала… — Запнувшись, он помотал головой. — Нет, дитя, ты не можешь ему отказать!

— А вот духовник леди Катарины говорит совсем иначе, — настаивала на своем Жизель, мысленно вспоминая, как вынудила несчастного молодого священника, не смеющего поднять на нее глаза, объяснить ей все тонкости закона о браке. — Он сказал, что девушка, которую принуждают выйти замуж, смеет противостоять семье.

— Всемогущий Господь! — в сердцах воскликнул сэр Уилфрид. За его спиной возник прислужник и принялся старательно вытирать со стола пролитое вино. Сэр Уилфрид слегка отодвинулся в своем массивном дубовом кресле, чтобы дать слуге место, и, когда тот завершил уборку, снова вперил взгляд в племянницу. — Так ты желаешь отказать сэру Майлсу Бакстону? Но ведь ты его даже не видела!

Жизель на мгновение задумалась, уловив в его голосе некоторую неуверенность. У нее появился шанс — хоть и небольшой, — и не стоит его упускать.

— Когда я могу встретиться с сэром Майлсом? — поинтересовалась она.

— Он намерен приехать к нам на Рождество. Для того, чтобы подписать контракт.

— В таком случае, — рассудительно произнесла девушка, — я предлагаю поступить так: вы позволите мне взять на себя проведение рождественских празднеств… — Заметив протестующий жест дяди, она быстро добавила: — Я хочу убедить вас, что уже достаточно взрослая, чтобы самостоятельно принимать решения. Если в течение двенадцати рождественских дней я докажу вам это и если успею решить, что сэр Майлс меня не устраивает, вы согласитесь расторгнуть помолвку.

Сэр Уилфрид задумчиво провел ладонью по окладистой бороде.

— Хм… Думаешь, тебе удастся устроить прием гостей и разместить их по покоям? Ты уверена, что сможешь справиться со всеми праздничными хлопотами? Ведь предстоит проследить за слугами и поварами, за украшением бального зала, за составлением меню…

На минуту Жизель задумалась — но лишь на краткую минуту. Она не сомневалась, что отлично справится со всеми приготовлениями к светлому празднику Рождества. Когда речь шла о ее свободе, она была готова принять любой вызов судьбы.

— Да, дядюшка, уверена.

Выдержав паузу, сэр Уилфрид произнес:

— Хорошо, Жизель, я согласен.

С победной улыбкой Жизель поднялась и присела перед дядей в грациозном реверансе.

— Все пройдет без сучка, без задоринки, вот увидите! — горячо заверила она его. — А теперь извините меня, я должна как можно скорее переговорить с сенешалем.

С этими словами она повернулась и заскользила по мраморному полу к выходу. Со снисходительной улыбкой наблюдал сэр Уилфрид за очаровательной девушкой, любуясь ее царственной осанкой и гордо поднятой головой, однако в душе его мучили сомнения, правильно ли он поступил, потворствуя ее прихотям. То, что он пошел у нее на поводу, казалось ему опасным прецедентом.

Впрочем, нет, успокоил он себя, его согласие могло бы означать некую опасность, окажись на месте жениха любой другой человек. Но отказать сэру Майлсу Бакстону? Бред. Ни одна женщина, если она, конечно, в здравом уме, не способна на такое!

Даже маленькая упрямица Жизель!


Несколько недель спустя Жизель стояла на пороге кухни, пытаясь сосредоточиться на том, что говорил ей повар Жюстин. От его монотонных жалоб на нерадивых слуг и поварят девушку отвлекали мысли о том, что за последние дни погода изменилась — ударили холода, слякотная сырость уступила место морозам, сковавшим реки тонким льдом. Значит, гости могут опоздать, думала Жизель.

Приняв молчание молодой хозяйки за внимание к его проблемам, Жюстин пустился в подробное перечисление продуктов, которыми следовало пополнить погреба, и Жизель наконец включилась в его тягучий монолог.

Действительно, повар прав: следует позаботиться о провизии. От мороза, который грянул вчера, булыжники мостовой в их огромном внутреннем дворе покрылись коркой льда, а перед тем несколько дней беспрестанно лил дождь, дороги размыло, и подводы с продуктами застревали в склизкой глине. Однако некоторые гости уже приехали, поломав тем самым тщательные расчеты Жизель, так как к прибытию остальных господ запасов теперь явно не хватит. Впрочем, их и без того осталось мало…

Просторная кухня походила на ад, каким неоднократно описывал его досточтимый отец Павел. Хотя вытяжные башенки, расположенные на крыше, были открыты дни напролет, пекло стояло, как в знойный летний полдень.

Что-то демоническое было и в суматохе, царившей на кухне. Сновали мальчишки с мисками, полными муки, и с блюдами вяленой рыбы, навстречу, толкаясь локтями, мчались другие — с бутылями вина и корзинками, наполненными фруктами. Два мальца крутили вертела, на которые были насажены куски баранины и телятины; лица их выражали крайнюю степень сосредоточенности — ведь для того, чтобы мясо не пережарилось, а получилось мягким и нежным, чтобы из него не вытек сок, крутить нужно медленно и равномерно и постараться не опрокинуть при этом сковороды, в которые стекал горячий жир. Рядом еще двое поварят, тихо переговариваясь между собой, усердно толкли в ступах специи.

Три пышнотелые поварихи в аккуратных белых передниках, выданных им по случаю Рождества, деловито месили тесто для хлеба, пирогов с начинкой или булочек — в зависимости от того, как прикажет Жюстин. Огромный рыжий кот забился от греха подальше в угол и оттуда громко шипел на борзую, которая вертелась возле длинных столов в надежде, что и ей перепадет что-нибудь вкусненькое.

Одним словом, кругом кипела работа, радостная предпраздничная толкотня и сутолока. Сегодня канун Рождества, и люди знали, что, закончив работу, получат более сытную пищу, чем обычно, и, уж конечно, вдоволь хорошего вина. Прямо здесь, в кухне, у них будет свой собственный праздник, с музыкой, танцами и веселыми забавами, на что хозяева закроют глаза и никому не устроят взбучки, если только кто действительно не напьется.

Жизель согласилась с Жюстином, что тому приходится нелегко, но все же напомнила ему о прибытии через пару часов нескольких подвод с провизией. Что до развеселившихся не в меру слуг, то они непременно придут в норму через двенадцать дней, когда завершатся рождественские гуляния. А до той поры пускай повар наберется терпения.

Речь Жизель вполне удовлетворила Жюстина. Он согласно кивнул и тыльной стороной ладони отер со лба пот.

— Хвала Господу, миледи, что у нас появится свежая рыба! — произнес Жюстин, чье валлийское произношение свидетельствовало о том, что детство он провел в Уэльсе. — Ведь подводы не задержатся, не так ли, миледи? А пока подадим к столу пироги с ежевикой.

— Они не задержатся, — с улыбкой заверила его Жизель. — Подавайте пироги. Нельзя допустить, чтобы хоть один из гостей мог подумать, что мой дядюшка в чем-то нуждается.

В ответ прозвучал зычный хохот Жюстина; его пухлый живот плавно заколыхался. Слава Богу! — с облегчением подумала Жизель, видя, что к повару вернулось обычное благодушие.

— Нуждается! — с трудом переводя дыхание, воскликнул тот. — Сэр Уилфрид — и нуждается! Ха-ха-ха! Ну вы и шутница, миледи. Ой, сейчас умру!

— Миледи! — раздался голос со двора. Обернувшись, Жизель увидела одну из своих служанок, спешащую, насколько это было возможно, по обледенелой брусчатке. — Миледи, скорее идите к воротам!

Кивнув на прощание все еще смеющемуся повару, Жизель вышла на холодный воздух. Лишь на миг он принес облегчение после адского пекла кухни, но уже через секунду заставил Жизель обхватить себя руками, чтобы унять дрожь.

— В чем дело? — спросила она Мэри, которая, едва госпожа поравнялась с ней, тут же увлекла ее в сторону ворот.

— Святочное полено[1] застряло! — воскликнула служанка.

Однако ее объяснение оказалось излишним: Жизель увидела огромное, диаметром не менее ярда, бревно, которое одним концом сползло с подводы и застряло между тяжелой опускаемой решеткой и внутренними крепостными воротами, почти полностью загородив собой въезд.

Издав стон отчаянья, Жизель подобрала свои юбки и бросилась вперед, совершенно забыв о скользкой брусчатке. Почувствовав, что падает, она замахала руками, стараясь сохранить равновесие, однако все же не удержалась и приземлилась на заднюю точку.

Боли Жизель не ощутила, лишь мгновенное чувство неловкости. Проворно вскочив на ноги, она осмотрела юбки и обнаружила отвратительное влажное пятно. Судя по виду возницы и других рабочих во дворе, которые наблюдали за ней с открытым ртом, ее падение сильно всех позабавило.

Жизель сосчитала до десяти и мысленно велела себе сохранять спокойствие и достоинство. В конце концов, ничего страшного не произошло. Ну упала, с кем не бывает! Да и с застрявшим поленом особых хлопот не предвидится. Все это не стоит того, чтобы дядюшка усомнился в ее деловых качествах.

Внезапно из-за подводы раздался глубокий мужской голос:

— Ну и что за идиот здесь всем распоряжается?

Челюсти Жизель непроизвольно сжались. Она снова припустила к воротам, хотя теперь и с большей осторожностью.

— Я спрашиваю, кто здесь распоряжается? — снова прозвучал раздраженный вопрос. Теперь за неподвижной подводой Жизель увидела дворянина с надменным лицом: он вскарабкался на колоду и, подбоченясь, озирал внутренний двор замка, словно капитан — дальние берега. — Неужто этот олух не видит, что тут происходит!

Лицо Жизель смягчилось: ясно, что этот мужчина, одетый в великолепный расшитый камзол, отороченный мехом плащ и высокие кожаные сапоги, несомненно, один из гостей ее высокородного дяди, а следовательно, ей нужно быть с ним вежливой.

Дворянин ловко прошел по огромному бревну к задней части подводы и легко спрыгнул во двор, даже не поскользнувшись. Не то что я, отметила про себя Жизель.

От ее взгляда не укрылось, что незнакомец красив, что у него волнистые каштановые волосы, квадратный подбородок и очень прямой нос. Даже сейчас, лишившись своего импровизированного капитанского мостика, он не утратил внушительного вида.

— Простите, сэр, — произнесла Жизель, не обращая внимания на старика Джона, кучера застрявшей подводы, — полагаю, вы желаете говорить со мной?

Незнакомец на мгновение опешил, причиной чему, как предположила Жизель, явилась его невоздержанная речь, отнюдь не подобающая манерам воспитанного человека. Однако он очень быстро овладел собой. Не легко подобного гордеца обескуражить, отметила Жизель.

— Так это вы отвечаете за порядок во дворце? — спросил он. — Надеюсь, сэр Уилфрид в добром здравии?



— Мой дядюшка сейчас в солярии. Если хотите присоединиться к нему, слуги вас проводят. А пока что я распоряжусь, чтобы люди вытащили бревно и колоду, и…

— Так вы — племянница сэра Уилфрида? — перебил ее незнакомец, и губы его расплылись в широкой улыбке.

Странное чувство пронзило Жизель. Будто гордый капитан внезапно сошел на берег и уставился на нее оценивающим взглядом.

Господи! Какая-то неведомая тревога охватила Жизель. Что ты задумал, дядюшка, что ты задумал? — вертелось в голове. Неужели мог выбрать ей в мужья такого спесивца, хоть и не лишенного красоты и обаяния… ну и, конечно, молодости?..

— Если сэр Уилфрид — мой дядя, то любому не составит труда догадаться, что я — его племянница, сэр, — произнесла девушка, тщательно стараясь скрыть дрожащие нотки в голосе.

— Так, значит, вы — Жизель? — Он явно смутился, но тут же взял себя в руки. Снял шляпу и отвесил низкий поклон. — Позвольте представиться, миледи, меня зовут Майлс Бакстон. Необычайно рад познакомиться с вами. Признаюсь, слава о вашей красоте велика, но в действительности вы намного прекраснее. — Он снова поклонился и подошел ближе, голос его стал мягче, но все равно перекрывал шум, который издавала недовольная толпа, скопившаяся за перегородившим дорогу злосчастным бревном.

Жизель с трудом подавила скептический смешок: она прекрасно знала, что в данную минуту выглядит не лучшим образом — шаль сбилась на плечо, пышные юбки измазаны в грязи, а лицо все еще потное от кухонной жары. И он называет ее прекрасной? Только не сейчас! Этот человек еще более лицемерен, чем Бернард Ловен!

Однако, напомнила себе Жизель, кем бы сэр Майлс ни был, он приглашен ее дядюшкой. Девушка присела в реверансе.

— Я тоже рада знакомству, — браво солгала она. — Добро пожаловать в замок Уотертон. А теперь, если позволите, мне нужно заняться…

Не дав ей договорить, сэр Майлс коротко кивнул, развернулся на каблуках и приказал троим слугам, которые, раскрыв рты; наблюдали за всеобщей суматохой, подставить плечи под бревно. Жизель хотела было сообщить ему, что распоряжается здесь она, однако сэр Майлс уже скинул плащ и камзол, оставшись в колете и белоснежной рубашке, бросил одежду на подводу и присоединился к слугам.

На мгновение она залюбовалась великолепным телосложением гостя, но тут он повернулся к ней и широко ухмыльнулся, словно желая сказать: «Ну что, я ведь славный малый, не правда ли?»

При других обстоятельствах Жизель охотно согласилась бы и улыбнулась в ответ, но, раз именно он навязан ей в женихи, тщеславие и самолюбование рыцаря вызвали лишь глухое раздражение.

— Я вижу, что могу положиться на вас в сложившейся ситуации, сэр Майлс. Пожалуй, пойду распоряжусь относительно ваших покоев. Как мне известно, вас сопровождает свита из десяти всадников…

— Двадцати, — поправил гость и знаком велел слугам закинуть полено на подводу.

Двадцать всадников! — ужаснулась Жизель. Ее предупредили, что их ожидается только десять, и она сделала соответствующие распоряжения. Где же разместить еще десять человек?

Пользуясь тем, что сэр Майлс полностью поглощен работой, девушка бросила на него мимолетный взгляд, полный укоризны, и обратилась к вознице Джону, пытавшемуся удержать на месте прядавшую ушами ломовую лошадь:

— Когда дело будет сделано, доставьте полено в зал.

Сэр Майлс выпрямился.

— С радостью исполню любое ваше пожелание, миледи.

Она любезно улыбнулась ему и сказала:

— Сэр, вам нет более нужды заниматься черной работой — на то у нас имеются слуги. Старый Джон отлично справится сам.

Полено тем временем опять начало сползать с подводы. Предостерегающий вскрик одного из слуг заставил Майлса вновь ухватиться за злосчастное бревно. Занятие, конечно, не вполне достойное такого высокого гостя, зато способное расположить к нему юную Жизель.

Она вежливо попрощалась, но Майлс не слышал ее. Когда полено оказалось наконец на подводе, двое слуг принялись шустро обвязывать его канатом для прочности. Майлс распрямился и увидел, что Жизель уже направляется к парадным дверям.

Хотя походка ее была плавна и грациозна, Майлс отметил, что девушке не терпится покинуть его общество. А когда он увидел грязное пятно на ее юбках, то понял, почему она так сухо разговаривала с будущим мужем.

Ее смущало то, что он застал ее в неприятной ситуации и в довольно непрезентабельном виде.

Ох уж это женское тщеславие! — с недовольством подумал Майлс. Радуясь тому, что хоть в зале не придется возиться с поленом, он снял с подводы одежду и накинул на плечи плащ, не сводя глаз с удаляющейся изящной фигурки.

Как ни странно, во время обсуждения брачного контракта сэр Уилфрид нисколько не преувеличивал достоинств невесты, как можно было бы ожидать от близкого ее родственника. Напротив, сеньор выказал достаточную сдержанность, отзываясь о ней. Даже в сбившейся шали и испачканном грязью наряде девушка была совершенно очаровательна — красивое личико в форме сердечка, живые ярко-зеленые глаза, изысканно очерченные подбородок и рот… неулыбчивый рот, если уж быть до конца честным.

А еще, надо заметить, для юной девицы Жизель достаточно саркастична. Раздумывая над их первой встречей, Майлс неожиданно для себя подвел неутешительный итог: невеста явно не почувствовала к нему расположения.

Впрочем, он наверняка ошибается, просто обстоятельства знакомства сложились не самым благоприятным образом, а уйти она поторопилась лишь потому, что продрогла на морозном воздухе.

Возница стегнул хлыстом лошадь, заскрипели колеса, и подвода наконец тронулась с места.

Какое значение имеет первоначальная реакция девушки? — думал Майлс, ожидая появления во дворе своих воинов. Брачный контракт уже составлен, и его осталось только подписать, девушка оказалась красавицей, а ее приданое легко заставит закрыть глаза на любые недостатки невесты, если таковые и имеются. Все, вместе взятое, делает будущий брак самым желанным, какого только может ожидать мужчина.

Да и женщина — тоже. Сэр Майлс Бакстон являлся женихом номер один в Англии — и прекрасно знал об этом.

Глава вторая

Спустившись в огромный зал, чтобы принять участие в праздничной трапезе, Майлс внимательно оглядел помещение и отметил его великолепные пропорции и обстановку. Стены украшало множество гобеленов с изображением охотничьих и батальных сцен; тонкую ручную работу позволяли рассмотреть факелы и свечи, расставленные повсюду и создающие эффект расширяющегося пространства.

Широкие дубовые столы были застланы хрустящими полотняными скатертями, хвойные лапы и ветви падуба и омелы,[2] закапанные свечным воском, струили тонкий аромат, который смешивался со смолистым духом пылающих факелов и пряными запахами душистых трав, щедрой рукой разбросанных по камышовым циновкам. Пушистые хвойные лапы вперемешку с вьющимся плющом свисали с многочисленных крюков, вбитых в стены, украшали подоконники высоких узких окон с плотными занавесями, защищающими гостей от пронизывающего зимнего ветра.

В главном дворцовом зале сэра Уилфрида имелось небольшое возвышение — своеобразные подмостки, предназначенные для менестрелей и огороженные невысокими перилами, и Майлс заметил, что музыканты уже рассаживаются и начинают настраивать свои инструменты. Всего их было четверо: один — арфист — тихонько трогал струны, второй пристраивал на коленях маленький барабан для отбивания ритма, третий уже занес смычок над альтом, последний держал в руках тростниковую свирель.

Майлс не был первым, кто спустился в трапезный зал. Кое-кто из приглашенных уже неспешно передвигался вокруг столов — негромко переговариваясь, гости терпеливо ожидали появления сеньора. В дальнем конце зала Майлс увидел группу оживленно беседующих молодых вельмож; чуть ближе, приветливо улыбаясь ему, стояли леди Алиция Дерозье и леди Елизавета Коутон.

Но где же леди Жизель? Не мешало бы ей посмотреть, как реагируют на него красивые молодые дворянки, как одаривают его своим благосклонным вниманием. Жаль также, что его отца и братьев здесь нет — может, перестали бы наконец относиться к нему с пренебрежением и оценили бы его по заслугам.

Впрочем, теперь это уже не имеет значения. Совсем скоро, когда он породнится с сэром Уилфридом, взяв в жены его единственную племянницу, они будут вынуждены признать, что он — достойный член их семьи.

Майлс подумал о двенадцати подарках, которые привез для своей суженой, — по одному на каждый день торжественных празднеств, от Рождества до Крещения. Если принять во внимание ценность подарков, девица наверняка примет их с радостью и отдаст должное благородству и щедрости будущего супруга, что заставит юную леди попридержать свой острый язычок, склонный к язвительным замечаниям.

Удовлетворенный собственными умозаключениями, Майлс стал медленным шагом прогуливаться по залу, втягивая носом ароматы, плывшие из коридора, который вел в кухню. Сэру Уилфриду повезло, что у него такой исполнительный сенешаль: ему удалось ничего не упустить из виду и отлично подготовить все к торжествам. А может, в жизни сэра Уилфрида появилась некая дама, проследившая и за сенешалем, и за слугами со свойственными женщинам тонкостью и интуицией? — подумал Майлс.

А если и так, что в том дурного? Жены у сэра Уилфрида нет, а что за жизнь без женской ласки? Скучная и одинокая…

Великий Боже! Что навело его на подобные мысли? Сам Майлс никогда не ощущал недостатка в женском внимании и, помани только пальцем, имел бы возле себя самых прекрасных представительниц слабого пола. И ни за что не стал бы связывать себя брачными узами, если бы не власть и деньги — и то, и другое давал союз с племянницей сэра Уилфрида.

Припомнив гибкую фигурку Жизель, Майлс с довольным видом улыбнулся: пожалуй, в будущем супружестве ему предстоит насладиться и кое-чем другим.

* * *

А тем временем Жизель сидела в своих уютных покоях, расположенных в одной из башен, и предавалась куда менее благостным мыслям. Девушку занимало, получится ли говядина с аппетитной корочкой, но вместе с тем сочной, не пережарят ли куски свинины, будет ли рыба достаточно нежной, удастся ли Жюстину приготовить несколько видов сложных соусов и подать их к столу должным образом, хватит ли у них хлеба и соли и что делать, если запасы провизии начнут истощаться. И лишь в самую последнюю очередь Жизель подумала о том, достаточно ли привлекательно она выглядит, и бросила взгляд на свое отражение.

Впрочем, для нее действительно важнее всего была сегодняшняя трапеза — ведь от того, как пройдет святочный ужин и будут ли удовлетворены многочисленные гости, зависит ее будущее. А внешность — только необходимое приложение ко всему остальному и должна соответствовать торжеству.

Так размышляла Жизель, уверяя себя, что комплименты сэра Майлса и его восторженные взгляды были не совсем искренними.

— Мэри, как ты находишь мою прическу? — нахмурившись, спросила она свою горничную.

От неожиданности та опешила. Еще ни разу со дня возвращения ранней осенью госпожа не интересовалась ее мнением о своих нарядах, украшениях — да и вообще ни о чем таком!

— О, по-моему, прическа очень вам к лицу, миледи! — воскликнула девушка.

Задумчиво закусив губу, Жизель скептически осмотрела изысканный головной убор пурпурного бархата, насыщенным цветом напоминающий ягоды падуба и расшитый зелеными и золотыми нитями.

— А как ты считаешь, это мне идет? — допытывалась она, примеряя убор и всматриваясь в свое отражение; длинные волосы ее были заплетены в две толстых косы, перехваченные темно-красными лентами в тон убору.

— Конечно, миледи, он очень красив и прекрасно смотрится с вашим нарядом, — заверила ее горничная.

Это соответствовало истине: пурпурного цвета платье, напоминавшее римскую тогу, было тоже сшито из дорогого бархата, а сквозь низко вырезанный лиф виднелась тончайшая золотистая сорочка.

— Скажи, Мэри, не смотрится ли мой убор слишком вызывающе? Я вовсе не хочу, чтобы гости пялили на меня глаза.

— О нет, миледи, едва ли они станут приглядываться к вашему наряду, — отозвалась прислуга.

Жизель ожидала услышать несколько иной ответ.

— Вот что, — решительно заявила она наконец, — надену-ка я шаль, так будет гораздо лучше. — Сняв убор, она накинула на голову шелковую золотистую шаль, почти полностью скрывшую косы, а сверху водрузила пурпурный убор. — Что ж, вот так совсем неплохо.

— Не имеет значения, во что вы облачитесь, миледи. Что бы ни надели, вы все равно будете самой прекрасной дамой на празднике, — заметила горничная и озорно подмигнула. — Я уверена, что сэр Майлс не спустит с вас глаз!

— Оставим это, — резко оборвала ее Жизель и направилась к двери, стараясь не думать, кто там не будет спускать с нее глаз. — Схожу-ка я посмотрю, все ли готово для трапезы. Жюстин сегодня волновался, достаточно ли наш поставщик прислал соли. Если недостаточно, мне придется выйти за него замуж.

Жизель торопливо вышла из комнаты, оставив служанку в полном недоумении.

— Она должна выйти за поставщика соли? — пробормотала служанка вслух, рассеянно поднимая с полу отвергнутые госпожой ленты, шали и головные уборы, которые Жизель разбросала, выбирая наряд по душе. — А мне казалось, что она обручена с сэром Майлсом…

Мысленно представив себе дряхлого морщинистого старичка, поставлявшего соль ко двору Уотертонов, Мэри прыснула со смеху. Хвала Всевышнему, подумала она, приступая к уборке комнаты, я не знатная госпожа и на моих плечах не лежит столько забот, особенно на Рождество!

* * *

Жизель смутно сознавала, что сэр Майлс, сидящий подле нее, говорит о чем-то забавном, поскольку в ответ на его добродушные шутки то и дело раздавался смех ее дяди. Однако внимание девушки отвлекали менестрели на подмостках. К великому ее огорчению, альтист слишком невоздержанно воздавал должное вину, и теперь его смычок то и дело выпадал из непослушных пальцев. Да и сам музыкант, как заметила Жизель, опасно кренится вперед и вот-вот рухнет через оградительные перила.

Жизель нахмурилась. Может, дать знак сенешалю, что пора заменить напившегося альтиста? — подумала она. Только как сделать это, не вызвав всеобщего внимания?

Следовало заняться менестрелями раньше, отругала она себя. Так бы и произошло, не увлекись она смешным зрелищем — как леди Алиция строит глазки сэру Майлсу. Леди Елизавета тоже с подозрительной частотой обращала свой взор в сторону стоящего на возвышении стола.

Не то чтобы Жизель волновал повышенный интерес, проявляемый женщинами к сэру Майлсу Бакстону, конечно же, нет. Вон те юноши из зажиточных дворян, слева от ее стола, весь вечер смотрят, например, на нее саму — ну и что? Во-первых, она не какая-нибудь легкомысленная особа, а во-вторых, у нее и без того забот хватает.

Беспокоило другое: со все нарастающей досадой она замечала, как ее дядюшка, сидевший по другую сторону от сэра Майлса, хитро и загадочно поглядывает на них обоих…

Широкая мужская ладонь прикрыла вдруг ее руку.

Брови девушки вопросительно поднялись.

— Да, сэр Майлс, вы что-то хотите сказать? — спросила она, принужденно улыбаясь.

— Вы меня совсем не слушаете, — ровным тоном произнес тот.

Жизель вытащила руку и опустила ее на свои колени.

— Вы правы, не слушаю.

На мгновение в его темных глазах вспыхнула искорка досады и раздражения, и Жизель ядовито подумала: «Вот она, истинная сущность этого красивого гордеца!»

— Извините, меня отвлекали обязанности хозяйки дома, и потому…

— Так вы здесь всем заправляете? — искренне удивился Майлс. — О, я приятно поражен, миледи!

От похвалы Жизель невольно зарделась. Только сейчас она осознала, как интригующе глубок его бархатный голос, как богат интонациями. Интересно, а как он звучит, когда его обладатель нашептывает ласковые слова? Так же привлекательно? — закралась вдруг непрошеная мысль.

Нет, она, конечно, не рассчитывала когда-либо убедиться в правильности своего предположения. Ну, по крайней мере не сейчас и не в скором будущем…

Какая жалость, что сэр Майлс оказался так красив и что… ее пальцы до сих пор чуть горят от прикосновения его ладони…

С отчаянием Жизель взглянула на своего дядю, но тот, к вящему ее разочарованию, увлеченно беседовал с соседом по столу, галантным и щегольски одетым сэром Джорджем де Грамерси, и не обращал на них никакого внимания.

Что ж, придется, видимо, держать оборону в одиночку:

— Полагаю, в моем доме вы тоже станете полновластной хозяйкой и возьмете все в свои руки, — безмятежно проговорил сэр Майлс. — Однако должен признать, что зал в моем замке несколько просторнее, да и гостей на рождественские праздники приезжать будет больше. Боюсь, хозяйственные заботы оставят вам совсем немного времени для забав и развлечений.



И для визитов к дядюшке, или к леди Катарине, или к моим подругам! — мысленно закончила за него Жизель; гнев и тревога стали подниматься в ее душе.

Перспектива, ожидавшая ее в супружестве, казалась ей настолько мрачной, что на лице девушки застыла маска полнейшего уныния.

Ни красота жениха, ни его расчудесный голос не имели теперь для нее ровным счетом никакого значения. Он хвастун! Самонадеянный и чопорный хвастун!

Не замечая в собеседнице смену настроения, Майлс продолжал:

— Простите, что вторгаюсь в ваши дела, но мне кажется, один из музыкантов, там, на подмостках, не сможет играть во время танцев.

— Да, я заметила, — уже не заботясь о вежливости, подобающей гостеприимной хозяйке, хмуро сказала Жизель. — Я сейчас…

— Разрешите мне — я займусь этим сам, — заявил сэр Майлс и, прежде чем она успела его остановить, поднялся из-за стола. Затем неторопливо пошел по залу, приветственно раскланиваясь с некоторыми рыцарями и их дамами, остановился возле леди Елизаветы и леди Алиции, перекинулся с каждой шутками. Словом, вел себя так, будто находился не в гостях, а в собственном замке.

Если он будет передвигаться такими темпами, менестрель заснет раньше, чем он доберется до подмостков, раздраженно подумала Жизель. Сведя брови на переносице, она решила, что гораздо разумнее самой пойти и все уладить, однако тут к ней повернулся сэр Уилфрид. Он всем телом налег на ручку ее кресла и заплетающимся от выпитого вина голосом проговорил:

— Ну, моя дорогая, что ты думаешь о сэре Майлсе? Не правда ли, красивый малый?

— И к тому же прекрасно знает о всех достоинствах своей неотразимой внешности, — скептически усмехнулась Жизель.

Дядюшка еще ниже склонился к ней, и девушка испугалась, что он может упасть с кресла.

— Знаешь, — громко зашептал сэр Уилфрид, — я так и не отважился поведать ему о нашем уговоре. Доблестный Бакстон решительно настроен жениться на тебе. Говорит, что укрепился в своем желании, едва увидел тебя во дворе нынче утром.

Рвение сэра Майлса наверняка подстегнула не их непредвиденная встреча, а прекрасный замок ее дяди и огромное приданое, мрачно подумала Жизель. Опустив длинные ресницы, она спросила:

— Вот как? И что же он обо мне сказал?

Сэр Уилфрид улыбнулся и медленно покачал перед ее носом толстым пальцем.

— Не напрашивайся на комплименты, девочка моя! — Немного помолчав, дядюшка снова отхлебнул вина и добавил: — А вообще должен отметить, что он проницательный человек. Очень проницательный!

Щеки Жизель вспыхнули; она хотела было высказать дядюшке все, что думает об этом молодом вельможе, но осторожность взяла верх. Пока что мудрее промолчать, решила девушка.

Внезапно ее внимание привлекла суматоха, возникшая на подмостках для менестрелей. Она увидела, как сэр Майлс твердой рукой подхватил под локоть кренящегося во все стороны альтиста и, прикрывая его своим могучим телом, повел к выходу. Все произошло так быстро, что никто из гостей ничего не заметил, и Жизель была вынуждена признать, что сама не справилась бы лучше.

Более того, едва они скрылись из виду, как оставшиеся музыканты с удвоенным рвением взялись за дело и заиграли так, что девушка удивленно покачала головой.

Пока слуги проворно оттаскивали к стенам столы, чтобы расчистить для танцев центр зала, Жизель размышляла, не стоит ли полюбезнее вести себя с сэром Майлсом.

А посему, когда он вернулся и снова сел рядом, с благодарной улыбкой сказала:

— Я очень признательна вам за помощь, сэр Майлс. Могу ли узнать, каким тайным приемом вы заставили их играть так усердно?

Сэр Майлс тоже улыбнулся, однако испортил все дело, когда ответил с пренебрежительной снисходительностью, не укрывшейся от Жизель:

— Никаких тайн, миледи, все на удивление просто: я сказал, что если они хотят играть на нашей свадьбе, то должны приложить максимум усилий, чтобы убедить меня в своем мастерстве.

До чего же он уверен в себе! Жизель открыла было рот для ответа, но тут заметила, что на нее в упор смотрит сэр Джордж де Грамерси. Этот рыцарь происходил из очень достойного и зажиточного рода, был учтив и привлекателен, но не мог сравниться красотой с высоким темноволосым Майлсом. Сэр Джордж привстал и кивнул девушке, и она приветливо улыбнулась в ответ.

— Я вижу, вы одариваете сэра Джорджа благосклонностью, — отметил Майлс.

— Он старинный друг нашей семьи.

— Да? Старинный?

— Вот именно. Однако это определение не относится к его возрасту. Как видите, он еще достаточно молод. Одно время я даже думала…

— О чем? — Вопрос прозвучал тихо, но достаточно требовательно.

Брачный договор еще не подписан, а Бакстон уже предъявляет на нее права! Жизель посмотрела на него с презрительной насмешкой, которую даже не потрудилась скрыть.

— Прошу прощения, сэр Майлс, меня ждут кое-какие дела. — С этими словами она встала, резко отодвинув кресло.

Майлс поднялся так же стремительно.

— Но я надеялся пригласить вас на танец, миледи.

— Не сейчас, — ответила она. Не обращая внимания на его протестующий жест, она повернулась к сэру Уилфриду: — Мне нужно позаботиться о раздаче милостыни подданным, дядюшка. Извините меня.

— Конечно, дорогая, конечно! — хрипло пробурчал сеньор, одобрительно кивая головой.

Майлс снова опустился в кресло и отхлебнул огромный глоток вина из своего кубка. Не нужно обладать сверхъестественной проницательностью, думал он, чтобы понять: что-то во всем происходящем не так. Дело не только в леди Жизель. Брачный контракт предполагалось подписать сегодня в полдень. Однако, когда они с сэром Уилфридом встретились в солярии, хозяин замка начал говорить о всяких пустяках, не давая ему вставить слово, и болтал до тех пор, пока не настало время идти переодеваться к праздничному ужину.

Впрочем, с самой первой минуты его пребывания в замке все шло не так, как планировал Майлс. Он предполагал, что сразу по прибытии подпишет контракт и без всякого труда очарует племянницу сэра Уилфрида. Но надежды его потерпели крах — Жизель относилась к нему явно враждебно, а сэр Уилфрид намеренно уклонялся от прямых разговоров.

Видимо, я вел себя несколько самонадеянно, мысленно признал Майлс. Наверное, слишком расхвастался. Но почему бы и нет? Достойнее и привлекательнее меня нет никого в этом зале. Сэр Джордж де Грамерси и в подметки мне не годится.

Взгляд Майлса упал на красные ягоды и зеленые заостренные листья падуба, которые были щедро рассыпаны на скатерти, и тут же представил себе Жизель — в одеянии такого же пурпурного цвета и с полными красными губами, манящими к поцелую. Но как листья падуба окружали колючки, так и сладость губ Жизель охранял колючий, острый язычок.

На ум пришло воспоминание о последнем средстве, к каковому он прибег, чтобы привлечь к себе ее внимание, — об упоминании о собственном достатке. Но она сама вынудила его к хвастовству, заставив почувствовать себя неуверенно, как когда-то в далеком детстве. Всякий раз, когда она бросала на него суровый осуждающий взгляд, он снова становился тем маленьким мальчиком, которому отец постоянно внушал, что ему не стать равным его братьям и ни за что не наступит момент, когда он достигнет в жизни хоть каких-нибудь высот.

Зато сэр Уилфрид считает, что он уже достиг многого: на это указывает согласие высокородного сеньора связать с ним, Майлсом, узами брака свою единственную племянницу.

А вот Жизель, видимо, не разделяет мнения дядюшки. Она умная, деятельная, самостоятельная, одаренная — и он, Майлс, к сожалению, не нравится ей. Почему? Ведь любой здравомыслящий человек наверняка признает, что он для нее — самая лучшая партия. Может, она видит в нем какие-то недостатки, о которых он сам не подозревает?

Лицо Майлса потемнело. Нет, подумал он, Жизель еще не успела его узнать. Значит, ее сердце отдано другому? Не сэру Джорджу, конечно, но кому? Видимо, она познакомилась с кем-то, когда жила у воспитательницы… Надо бы порасспрашивать ее дядюшку.

Майлс повернулся к сэру Уилфриду.

— Ваша племянница великолепно справляется с обязанностями хозяйки, — улыбаясь, сказал он. — Блюда приготовлены чудесно, сервировка столов превосходна, поведение слуг безупречно. Меня и моих воинов она распорядилась разместить в лучших покоях, хотя моя свита велика. Словом, ваша племянница выше всяческих похвал. Вы, должно быть, очень гордитесь ею.

— О да, сэр Майлс, я действительно ею очень горжусь! — воскликнул сэр Уилфрид заплетающимся языком. — Она прелестная девочка и к тому же не лишена разума, а такое сочетание, согласитесь, случается в жизни довольно редко.

— Смею предположить, у нее были хорошие учителя.

— Последние десять лет Жизель воспитывалась у леди Катарины Дюмон. Леди Катарина вдова и совершенно исключительная женщина! — Сэр Уилфрид причмокнул губами и поднял чашу с вином, выплеснув на скатерть несколько капель. — Строгая, конечно, нет слов, очень строгая, однако требовательность сей дамы не выходит за рамки необходимого и совсем не навредила Жизель. Даже наоборот. Как гласит пословица, «розги пожалеешь — ребенка испортишь». Вы согласны, сэр Майлс?

— О себе не скажу, но отец мой согласится полностью, — кивнув, ответил Майлс; голос его дрогнул, но это ускользнуло от вкушающего вино хозяина замка. — Есть ли семья у леди Катарины?

— Нет, бедняжка живет совсем одна.

— Значит, и сыновей у нее нет?

— К великому сожалению, нет и сыновей. — Помолчав, сэр Уилфрид хихикнул: — О, из них вышли бы отличные рыцари. Ха-ха! Представьте, она бы приучала их к строжайшей дисциплине еще в колыбели! — Он, как знаменем, помахал в воздухе своей чашей. — Да что там в колыбели — в утробе! — Он громоподобно захохотал.

Не удержавшись, Майлс тоже рассмеялся, оставив на время мысли о суровых наказаниях отца и догадки, где Жизель могла познакомиться с предполагаемым возлюбленным. А через минуту, увидев Жизель, которая с достоинством шла в сторону кухни, решил, что не стоит забивать себе голову досужими подозрениями. Ему нужно солидное приданое, нужен родственный союз с сэром Уилфридом и нужна умная и красивая женщина, с которой он делил бы свое ложе и которая родила бы ему здоровых детей. Леди Жизель имела все достоинства, чтобы стать ему идеальной женой.

А если сердце ее уже завоевано кем-то другим, Майлс постарается сделать все, чтобы она и думать о нем забыла.

Глава третья

Сэр Майлс неподвижно стоял позади, чуть левее Жизель. На протяжении всей долгой рождественской мессы его пристальный взгляд, который чувствовала на себе девушка, мешал ей сосредоточиться на проповеди отца Павла и полностью насладиться прекрасными песнопениями юных послушников, возносившимися под самый купол часовни.

Голова Жизель и без того была полна заботами, связанными с праздником. Утром, например, неожиданно выяснилось, что в замке возникла нехватка сена для лошадей. Едва рассвело, Жизель разбудил старший грум и после долгих расшаркиваний и извинений сообщил эту новость. Она тут же велела снарядить три подводы и отправить их в дальние деревни, чтобы пополнить запасы, но прежде выговорила груму за недосмотр. Учитывая, что все еще спят, говорила она негромко, тем более что перепуганный слуга явно ни о чем не рассказал сэру Уилфриду. Что ж, можно проявить некоторое великодушие, решила она.

Зато по отношению к сэру Майлсу великодушия в душе Жизель не ощущала. Какого дьявола он вьется вокруг нее, словно пчела вокруг цветка? Чего хочет добиться? Неужели не понимает, что у нее и так голова идет кругом?

Кстати, почему он с самого утра не разговаривает с ней? И что ответить, если он все-таки заговорит?

Когда месса наконец закончилась, Жизель повернулась с намерением вежливо поздороваться с сэром Майлсом, но его позади не оказалось. Осмотревшись, девушка увидела, что он неспешно идет к выходу из часовни. В дверях, поджидая Елизавету Коутон, стояла леди Алиция с выражением безразличия на красивом лице. Однако при виде рыцаря Алиция заметно оживилась. Поравнявшись с нею, Майлс остановился, и они весело о чем-то заговорили.

Быть может, он сделает предложение Алиции? — с надеждой подумала Жизель, торопливо проходя мимо них. Если так, можно не сомневаться, что предложение будет принято с великой радостью, ведь большую часть своего времени Алиция посвящает охоте за самыми завидными женихами.

Только бы сэр Майлс не крутился весь день возле меня, вздохнула Жизель, только бы держался подальше. Сегодня ночью Рождество, и праздничный ужин должен пройти на самом высшем уровне…


Майлс и не думал держаться подальше, как тайно надеялась Жизель. Напротив, он постоянно приводил ее в замешательство, появляясь в самых необычных местах, где она меньше всего ожидала его увидеть, а затем исчезал, не сказав ей ни слова.

Он неожиданно заглянул на кухню — под предлогом взять кусочек хлеба, так как леди Алиции захотелось покормить уток, плавающих в крепостном рве, — как раз когда Жизель отдавала последние распоряжения относительно меню праздничного ужина.

Он на минутку зашел в конюшню, якобы проведать своего жеребца, когда прибыли подводы и Жизель выясняла у грума, достаточно ли теперь сена.

Он играл во внутреннем дворе, метая в цель кольца, когда она перебегала от одной кладовой к другой, выбирая вино и фрукты.

Он прогуливался по залу, когда слуги под наблюдением Жизель расставляли столы.

Он громко хохотал, беседуя с сэром Уилфридом, когда девушка проходила мимо солярия, торопясь в свою комнату.

Словом, он умудрялся повсюду попадаться на глаза, но ни разу не заговорил с ней, даже не пожелал счастливого Рождества.

Впрочем, его вездесущность не должна ее волновать, убеждала себя Жизель. Беспокоила лишь одна мысль: в качестве хозяйки замка она должна заботиться об удобстве гостей, а его упорное молчание могло означать, что накануне она была с ним слишком груба. Наверное, он уже поведал сэру Уилфриду о неучтивости его племянницы. Впрочем, это маловероятно — зная характер дяди, Жизель понимала, что в таком случае тот немедленно призвал бы ее в солярий для отчета.

К счастью, сэр Уилфрид был ею по-прежнему доволен, и ужин прошел без сучка, без задоринки. Жизель усадила Майлса справа от дядюшки, а сама устроилась по левую руку, что полностью исключало возможность всяческих бесед. По крайней мере не пришлось снова выслушивать укоры, что она невнимательна к рассказам гостя. А тот, по правде говоря, и не делал никаких попыток вступать с ней в беседу. Все шло как нельзя лучше, однако в глубине души девушка почему-то чувствовала разочарование.

Вскоре после того, как подали десерт, Жизель выскользнула из-за стола и отправилась в подсобное помещение, чтобы проследить за тем, как разливались спиртные напитки.

На таких торжественных трапезах ни в коем случае нельзя нарушить этикет, кубки с напитками должны подаваться на соответствующие столы: вино, щедро сдобренное всевозможными дорогими пряностями и мелко нарезанными яблочными дольками, — для высокородных дворян, эль с печеными яблоками — для тех, кто занимает более скромное положение в обществе; всадники из свиты господ, как правило, получали кувшины с сидром.

После непременных рождественских тостов столы отодвинули к стене, и в центре зала начали веселое представление жонглеры и фокусники, которых Жизель наняла для потехи гостей на сегодняшний вечер. Жизель и сама увлеклась их забавными выходками, тем более что теперь не нужно было думать о сэре Майлсе — тот стоял в дальнем конце зала и оживленно беседовал с группой молодых вельмож.

В целом Жизель была удовлетворена тем, как прошел рождественский прием, и если весь день ее преследовало чувство досады из-за поведения сэра Майлса, то сейчас она отметила, что он не обращает никакого внимания ни на леди Алицию, ни на леди Елизавету.

Жизель не стала ломать голову над вопросом, почему его пренебрежение другими дамами должно ее утешать.


На следующее утро девушка проснулась с тягостным предчувствием, что сэр Майлс станет снова повсюду безмолвно преследовать ее, но вскоре от прислуги узнала приятную новость: несколько рыцарей, и он в том числе, решили устроить прогулку на лошадях.

Она обрадовалась, так как временная передышка давала уверенность, что никто не будет мешать ей исполнять свои обязанности. Остаток дня пролетел незаметно.

Прежде чем отправиться в опочивальню для того, чтобы переодеться к ужину, Жизель решила, что, раз уж назойливый сэр Майлс не досаждал ей своим присутствием весь день, она сможет вытерпеть его соседство за столом. О чем и сделала соответствующие распоряжения.

Довольная тем, как легко преодолела собственное раздражение, Жизель поднялась в свои апартаменты и увидела, что Мэри успела приготовить ее любимый наряд — отделанное серебряным шитьем платье из мягкой шерсти, темно-синего цвета, каким бывает летнее безоблачное небо при закате солнца. Рядом на кресле лежала голубая шаль с серебряным обручем, которую она всегда носила поверх распущенных волос.

Жизель улыбнулась, подошла ближе — и тут заметила возле платья какую-то расписную деревянную коробку. Заинтригованная, она положила коробку на стол и открыла ее.

Внутри оказалась шаль самого омерзительного цвета, какой она могла себе представить, — тускло-зеленого, как раздавленный горох. Лицо ее исказила гримаса отвращения; пожав плечами, девушка осторожно вынула шаль из коробки. Жизель, конечно, сразу оценила, что изделие выткано из тончайшего шелка, однако никогда еще она не видела вещи, которая столь не шла бы к ее волосам и цвету лица.

Накинув шаль на голову, она подошла к зеркалу, чтобы убедиться в своей правоте.

Интересно, кто преподнес ей такой подарок? Дядюшка? Слава Богу, он ни за что не купил бы для нее столь пышный убор. Сэр Майлс? Да, наверняка это от него.

Ну конечно! Ведь поклонник должен подносить дары предмету своего обожания в каждый из двенадцати рождественских дней! Так принято в высшем обществе. Следовательно, это — первый.

При мысли о том, что теперь неизбежно последуют еще одиннадцать подобных сюрпризов, Жизель тяжело вздохнула. А ей казалось, что сэр Майлс обладает хорошим вкусом! Его собственные одежды были подобраны самым тщательным образом — так, чтобы подчеркнуть и благородство черт, и гордую осанку.

Но ведь он сперва выбрал шаль и лишь после этого увидел будущую невесту, подумала Жизель, однако тут же решительно тряхнула головой. Нечего его выгораживать — теперь-то он ее уже видел, вот и не надо было дарить эту жуткую шаль! Может, он думал…

Какое значение имеет, что он там думал! Шаль ей не идет. К тому же вчера он вел себя не лучшим образом. Следил за каждым ее шагом, словно они уже женаты!.. Сегодня она поблагодарит его, как того требуют приличия, но не более.

Придя к такому решению, Жизель аккуратно положила шаль в коробку и убрала с глаз долой — в большой одежный сундук. Она не испытывала ни малейшего желания давать объяснения своей горничной, которая вот-вот должна была появиться, чтобы одеть хозяйку к выходу.


Когда Жизель спустилась в главный зал и начала проверять, все ли подготовлено к ужину, она сразу заметила статную фигуру Майлса, стоявшего в группе мужчин у камина спиной к ней. Длинные темные волосы мягкой волной падали на его широкие плечи, идеально сшитый черный камзол обхватывал стройное, поджарое тело, на узкой талии поблескивал пояс из переплетенных золотых колец, а вся поза излучала по-кошачьи ленивую грацию. Одним словом, Майлсу не было равных среди мужской части гостей.

Без сомнения, он прекрасно знает о своей привлекательности, подумала Жизель, поэтому считает, что благодаря одной красивой внешности может навеки меня осчастливить. Наверняка уверен, будто я тут весь день горевала и убивалась, узнав, что он предпочел моему обществу верховую прогулку. Видимо, всю жизнь окружающие только и делали, что льстили ему и искали его общества.

Этот самонадеянный щеголь и не подумает принять мой отказ!

Едва заметив Жизель, уже успевшую сесть за стол, Майлс извинился перед собеседниками и направился к ней. Девушка увидела, что между его бровей залегла морщинка, а твердые губы крепко сжаты; и то и другое говорило о досаде и разочаровании.

Девушка почувствовала укол совести. Несмотря на отталкивающий цвет шали, надо было все-таки ее надеть, с искренним раскаянием подумала она. Нельзя же быть такой неучтивой!

Прежде чем Майлс успел подойти, в зал вошли сэр Уилфрид и отец Павел. Слуга с поклоном указал Майлсу на кресло подле Жизель, и тот уселся, даже не пожелав ей доброго вечера.

Стараясь не обращать внимания на суровое выражение его лица, Жизель решила, что у нее есть дела поважнее, чем отмечать, здоровается он с ней или нет.

В непреклонном молчании они приступили к трапезе, однако в скором времени Жизель вспомнила о том, что собиралась поблагодарить его за подарок — и на том покончить с любезностями.

— Сэр Майлс, — ровным тоном произнесла она, когда слуги подали второе блюдо, — сегодня в своих покоях я нашла подарок, предназначенный мне. Он от вас?

Рыцарь улыбнулся, и Жизель была вынуждена признать, что чары его действительно неотразимы.

— Да, от меня. Надеюсь, не в ваших правилах получать подарки от незнакомых мужчин?

— Вы правы, не в моих. Благодарю за шаль. — Ну вот, с формальностями покончено!

Кивнув, Майлс обратил все свое внимание на блюдо с великолепно приготовленной фаршированной рыбой.

Очевидно, я должен быть счастлив, что она соизволила снизойти до благодарности за мой подарок, недовольно подумал он, вновь пораженный красотой Жизель. В своем синем наряде она выглядела как юная богиня. И хотя Майлса поначалу разочаровало то, что она не надела его шаль, досада быстро исчезла, ибо пришлось признать: синий цвет идет ей как нельзя лучше.

А вчера он воочию убедился, что не встречал еще более расторопной хозяйки. Казалось, Жизель поспевала всюду, лично проверяя, как управляются слуги.

Оторвав глаза от блюда, Майлс медленно обвел взглядом собравшихся в зале гостей. Нет, ни одна дама не подходит ему в жены лучше, чем леди Жизель. Тем более если учесть ее приданое и то влияние, которое имеет при дворе ее дядя.

Следовательно, не нужно принимать близко к сердцу ее поведение. Девушка не привыкла получать подарки от мужчин, отсюда и холодные слова благодарности.

Майлс искоса бросил на нее взгляд. До чего же хороша! Как очарователен нежный изгиб тонкой шеи, как маняще красны изящно очерченные губы, едва видные сквозь полупрозрачную шаль!

Да, зеленая шаль придала бы ее белоснежной коже болезненный вид…

Ну да ладно! Зато остальные его подарки непременно вызовут ее благосклонность. А пока что нужно прекратить огорчаться из-за ее реакции на сегодняшний подарок.

Кроме того, как бы ни старалась Жизель выказывать полное к нему равнодушие, у нее это плохо получалось.

Так что, моя прелестная леди, битва с вами только начинается! — невозмутимо подумал Майлс. И сегодня, когда я приглашу вас на танец, я так нежно сожму вашу маленькую ручку, что вы наконец поймете, какое блаженство ждет вас впереди.

Если во время нескончаемо долгой вечерней трапезы Жизель и огорчало полное невнимание к ней сэра Майлса, она ничем не выдала себя. С присущей рачительной хозяйке заботой Жизель оглядывала гостей, примечала те блюда, которые каждому пришлись больше по вкусу, и подавала знаки слугам подкладывать пирующим самые лакомые кусочки. К ее великой радости, рождественский пирог понравился всем без исключения.

Сэр Майлс вступил в нуднейшую беседу с ее дядюшкой относительно количества дичи в окрестных лесах. Девушка откровенно заскучала.

Вскоре музыканты вновь поднялись на подмостки; Жизель кивнула, и слуги начали отодвигать столы. Жизель встала, чтобы заняться раздачей оставшейся пищи деревенским беднякам, но в этот момент сэр Майлс остановил ее, положив руку ей на ладонь.

С некоторым изумлением она подняла на него глаза и, хотя твердо вознамерилась хранить гордое молчание, все же не удержалась от едкого замечания:

— Странно, что вы еще помните о моем существовании, сэр!

На его лице появилась ленивая соблазняющая улыбка, и сердце девушки мгновенно оттаяло.

— О вас невозможно забыть, миледи! Окажите мне честь станцевать со мною менуэт.

Первым порывом было ответить решительным отказом: слуги ожидали дальнейших распоряжений, да и танцевать ей совсем не хотелось — по крайней мере с ним.

Но отказываться было поздно: Майлс уже крепко взял ее за запястье и повел на освободившуюся площадку в центре зала.

Жизель поняла, что упираться глупо, иначе она будет выглядеть посмешищем в глазах именитых гостей. В этот момент музыканты закончили настраивать инструменты, дамы и господа встали парами, и Жизель с Майлсом возглавили процессию.

— Вам к лицу это платье, — тихо проговорил Майлс, склонившись к ее уху. — И еще должен сказать, мне очень нравится ваша прическа. Не могу дождаться, когда увижу, как ваши прекрасные волосы золотым покровом окутывают великолепное стройное тело, лежащее на ложе — на нашем ложе.

Щеки Жизель жарко вспыхнули; она открыла рот, чтобы резко отчитать Майлса за столь наглые слова, но тут заиграла музыка и начался торжественный менуэт.

В сложном танце пары сперва двигались медленно — из стороны в сторону, вперед-назад, — потом темп ускорился, и в конце концов все танцоры взялись за руки и закружились по залу с невероятной быстротой.

В последнее время Жизель танцевала не так уж часто, поэтому ей приходилось концентрировать все свое внимание на витиеватых па, что, впрочем, было значительно лучше, чем смотреть на гордый профиль сэра Майлса или обмениваться с ним вынужденными улыбками.

Когда танец закончился, Майлс даже не запыхался, тогда как Жизель дышала тяжело и прерывисто, словно только что бегом поднялась в свою башню и так же бегом спустилась вниз.

— Благодарю вас, миледи, — склонив голову, учтиво произнес Майлс.

— Я… мне нужно идти, — сказала Жизель, отчаянно стараясь отдышаться и заставить повиноваться тело, ставшее непослушным от оценивающего взгляда своего партнера.

— Да, я знаю, — понимающе кивнул Майлс. — У вас очень много дел.

С этими словами он снова поклонился и неторопливо пошел в сторону Елизаветы Коутон.

Чтобы унять сердцебиение, Жизель глубоко вдохнула, потом выдохнула. Какое, в конце концов, ей дело до того, с кем еще он будет сегодня танцевать? Девушка повернулась и поспешила в кухню, где ее поджидали несколько поварят и Мэри.

Взяв из рук служанки свою меховую накидку, Жизель набросила ее на плечи, затем приказала поварятам заполнить корзины остатками собранной со столов пищи и следовать за ней.

Когда корзины были приготовлены, Жизель вывела поварят в холодную тихую ночь. Булыжная мостовая белела покрывавшим ее льдом, и Жизель посоветовала мальчикам проявлять осторожность, чтобы ненароком не поскользнуться.

С остроконечных башен свисали сосульки — как длинные прозрачные пальцы неведомого великана; в небе над головой сияли мириады ярких звезд. Полная луна освещала путникам дорогу, и, хотя воздух был морозным, прогулка показалась девушке очень приятной.

У внешних ворот их терпеливо ожидала толпа бедных крестьян из близлежащих деревень. В руках люди держали всевозможные емкости, куда предполагали складывать рождественские дары, — старые корзинки, прохудившиеся котелки, ковшики, платки и даже куски дряхлой ветоши. Самые бедные женщины, у которых и такой утвари в хозяйстве не имелось, просто приподняли юбки или плащи.

Во главе ожидавших стояли маленькие ребятишки.

С ласковой улыбкой на губах Жизель поманила их к себе и, называя каждого по имени, раздала столько хлеба, мяса и другой еды, сколько каждый смог унести. Несколько ломтей хлеба упали на мерзлую землю и были тут же подхвачены ловкими ручонками. Дети тонкими голосками благодарили щедрую хозяйку, отчего у той защемило сердце.

Одарив детей, Жизель раздала провизию взрослым. Мужчины кланялись ей в пояс, женщины приседали в реверансе, каждый благодарно улыбался. Из всей рождественской суеты Жизель ближе всего приняла к сердцу эту нехитрую процедуру раздачи подарков. В отличие от многих дворян, собравшихся в празднично украшенном замке, стоявшие вокруг Жизель люди были искренне благодарны за еду, которую получили из ее рук.

Когда корзины были опорожнены, Жизель отпустила продрогших поварят, попрощалась с крестьянами и заторопилась обратно в замок — и едва не столкнулась с сэром Майлсом, прислонившимся к внутренней ограде двора. На его красивом лице блуждала какая-то странная улыбка — то было одобрение и еще что-то…

Уважение. Неподдельное восхищение и уважение.

Завороженная его взглядом, Жизель подошла к нему совсем близко.

— Сэр Майлс? Что вы здесь делаете? — тихо спросила она. — Я думала, вы танцуете…

— Мне, знаете ли, стало любопытно, какие заботы могли вырвать вас из моих рук, — мягко ответил он.

И снова заставил Жизель смутиться!

— Я… я… мне нужно возвращаться, — запинаясь, проговорила она.

Рыцарь кивнул, пропустил ее вперед и пошел рядом, выражение лица его оставалось загадочным.

— Вы отлично справились с вашим заданием, — помолчав, сказал он низким глубоким голосом.

— Не преувеличивайте моих заслуг, сэр. Не так уж сложно раздать неимущим пищу, которую не доели во время трапезы.

— Верно, но лишь очень и очень немногим дарящим удается держать себя так, будто их самих одаривают.

— Полагаю, это оттого, что от дарения я получила истинное наслаждение. Мне нравится видеть детские улыбки, нравится сама мысль о том, что хотя бы сегодня они будут сыты.

— Любите детей?

— Очень. А вы?

— Раньше я как-то не задумывался об этом, но сейчас, когда вы спросили, понял, что люблю.

Внезапно Майлс положил руку ей на плечо, вынуждая остановиться посреди пустынного двора. Девушка удивленно взглянула на своего спутника.

— Сэр?

Что-то вокруг неуловимо изменилось. Может, дело в нем, а может, в ней самой. Как бы то ни было, Жизель почувствовала, что между нею и Майлсом в этот момент протянулась незримая ниточка доверительности и душевности.

Куда только подевалась ее неприязнь к жениху, выбранному для нее дядей? Ведь он сразу не понравился ей из-за тщеславного высокомерия, из-за самолюбования и уверенности в своей неотразимости… Когда же этот надменный красавец дворянин превратился в почтительного и вежливого мужчину?

— Мне бы очень хотелось иметь собственных детей, — проникновенным, мягким голосом продолжал Майлс. — И еще хотелось бы, чтобы родили их вы, чтобы они были нашими детьми.

Жизель вздрогнула: желание его показалось ей не только осуществимым, но и… заманчивым.

И брак с ним — тоже.

Осознание этого явилось для девушки столь неожиданным, столь явно противоречило ее стремлению хотя бы еще ненадолго оттянуть вступление в брак и сохранить независимость, что Жизель резко отстранилась от Майлса и пошла в замок — настолько быстро, насколько позволяли приличия.

Глава четвертая

Ну вот, все опять повторяется, с отчаянием думала Жизель, стоя на следующее утро в часовне. Сэр Майлс снова, как и вчера, расположился позади нее и, хотя и хранил полное молчание, все равно умудрялся полностью владеть ее вниманием, будто только и делал, что нашептывал ей в ушко ласковые слова.

Как ни странно, Жизель даже не требовалось его физическое присутствие, чтобы постоянно думать о нем, как показал опыт прошлой ночи. До трех часов утра она металась в кровати, потом, оставив тщетные попытки забыться сном, вскочила и принялась нервно расхаживать по опочивальне, стараясь возродить в себе былое намерение не выходить замуж. Ни за кого!

Вот было бы замечательно, если бы сэр Майлс на самом деле оказался тем, за кого она приняла его с самой первой встречи, — эгоистичным, самовлюбленным и надменным человеком! Тогда ей было бы намного легче отказаться от мыслей о нем, легче вызвать в себе неприязнь к нему. Но теперь, когда она узнала нового сэра Майлса, дело значительно осложнилось.

Под самое утро Жизель пришла в конце концов к выводу, что лучше всего в сложившейся ситуации поговорить с сэром Майлсом начистоту, рассказать о том, как она относится к браку в целом, и признаться в недавней сделке с дядюшкой. Если Майлс действительно таков, каким раскрылся ей накануне, он непременно поймет — или хотя бы постарается понять.

Придя к такому решению, она загорелась желанием побеседовать с ним как можно скорее, этим же утром.

К сожалению, когда преподобный отец Павел завершил мессу и прихожане под чистые звуки торжественных гимнов потянулись к выходу, Жизель обнаружила, что сэр Майлс уже ушел. Разочарованная, она вернулась в замок, намереваясь подняться к себе и переодеться, прежде чем приступить к своим обычным обязанностям хозяйки.

У дверей солярия Жизель увидела того, о ком не переставала думать уже много часов подряд. По всей вероятности, сэр Майлс поджидал ее дядюшку. Вот и удобный случай все ему объяснить! Жизель быстро огляделась по сторонам и с облегчением поняла, что они здесь одни. Она подошла и негромко окликнула его:

— Сэр Майлс!

Обернувшись, он тепло улыбнулся, но девушка поспешила отогнать предательскую мысль, что улыбка эта приятна ей.

— Я хотела бы поговорить с вами, сэр, если вы располагаете свободной минутой… — Украдкой заглянув в солярий, она убедилась, что и там никого нет.

— Всегда к вашим услугам, миледи, — с поклоном ответил Майлс. Он отошел от косяка и галантно пропустил ее в дверь. — Буду счастлив снова остаться с вами наедине.

Вслед за ней он вошел в солярий, в центре которого стоял огромный дубовый стол. За столом возвышалось большое кресло с резной спинкой — там, вероятно, любил восседать сэр Уилфрид, а напротив — кресло поменьше, для посетителей. В углу, в камине, уже весело полыхал огонь: так распорядилась Жизель, предполагая, что дядя наверняка захочет сыграть партию-другую в шахматы с кем-нибудь из гостей.

Свет в комнату проникал сквозь три узких оконца, скорее похожих на бойницы, зато они имели неизмеримое преимущество — почти совсем не пропускали в помещение ветер, даже в такой студеный, морозный день, как сегодня. Пол покрывали камышовые циновки, на которых тут и там были разбросаны кустики сухой блошницы, и только в одном углу, где обычно лежали дядюшкины борзые, каменный пол был чист. На стенах, лишенных гобеленов, висели два зажженных факела, так как небо с утра хмурилось.

Сэр Майлс плотно закрыл за собой дверь. Жизель хотела было запротестовать, но передумала: об их довольно необычном уговоре с дядюшкой нужно действительно говорить без случайных свидетелей, тайно, не посвящая в подробности проходящих мимо слуг.

Покуда она размышляла, Майлс сунул руку в кошель, висевший у него на поясе, и достал большую, богато и витиевато украшенную зелеными и желтыми драгоценными каменьями брошь.

— На второй день Рождества! — торжественно возвестил Майлс, вручая брошь Жизель.

Занятая мыслями о предстоящем разговоре и застигнутая врасплох, девушка оторопело уставилась на подношение, оттянувшее ее руку своей тяжестью. Дорогая, аляповатая вещица показалась ей безобразной: как правило, она отдавала предпочтение украшениям пусть менее ценным, но зато куда более изысканным.

— Спасибо, — растерянно пробормотала Жизель. Интересно, сколько может стоить эта брошь? — подумала она про себя, сожалея о пустой трате денег. Потом подняла глаза на Майлса и заметила, что он чем-то озабочен. Чем? Понравилась ли ей брошь? — Благодарю, — повторила она, взволнованная тем, что ее реакция на подарок настолько ему небезразлична. — Эта брошь… она…

Выражение озабоченности на лице вельможи внезапно уступило место злости. Горящий взгляд пронзил девушку насквозь.

— Почему вы так неблагодарны, миледи? — в ярости воскликнул он. — Неужели вас никто не учил, как следует принимать подарки благовоспитанным девушкам?

Смущенная, пристыженная и огорченная своим промахом, Жизель почувствовала, как к глазам подступили жаркие слезы. Однако девушка нашла в себе силы не расплакаться. Гордо вздернув подбородок, она отчетливо произнесла:

— Я считаю, что вы поступили крайне неразумно, притворив дверь. Неужели вас никто не учил, как следует вести себя благовоспитанным джентльменам?

Темные брови Майлса угрожающе сдвинулись на переносице, лицо потемнело.

— Полагаю, излишне напоминать, что идея поговорить в солярии принадлежит исключительно вам, миледи, — сквозь зубы процедил он. — Я рассчитывал, что вам не понравилось бы, если кто-то из слуг или гостей, проходя мимо, подслушал бы наш разговор. Как видите, я поступил мудро, ибо мы с вами… немного погорячились, о чем тоже не обязательно знать случайным людям. И вот что я собираюсь вам сказать…

— Мне нет нужды выслушивать вас… — начала было Жизель, но осеклась, услыхав звук шагов и приглушенные голоса слуг. Она не желала, чтобы ее застигли в этой комнате наедине с мужчиной — ситуацию истолковали бы неверно, а что-либо объяснять не хотелось. — Так и быть, скажите, что намеревались, и я пойду по своим делам. Так что же?

Однако вместо того, чтобы договорить, Майлс окинул Жизель с ног до головы медленным дерзким взглядом, от которого щеки девушки покрылись румянцем. Затем, насладившись вдоволь ее смущением, он резко повернулся на каблуках, обошел стол и уселся в кресло сэра Уилфрида.

— Могу ли я из вашего затянувшегося молчания сделать вывод, что вам нечего сказать? — выпалила девушка. — Если так, то я…

— Сядьте, Жизель, — бесцеремонно приказал Майлс.

Она задохнулась от возмущения.

— Да вы… да что вы себе позволяете? Неужто думаете…

— Сядьте! — рявкнул он.

Жизель прошла ко второму креслу и уже хотела было сесть, как вдруг вспомнила слова, которые постоянно слышала от леди Катарины: «Истинная леди всегда должна вести себя подобающе, если хочет, чтобы к ней относились с почтением». И Жизель с достоинством произнесла:

— Я выразила вам свою благодарность, сэр. Что еще можно сделать, получив подарок? Кем вы себя вообразили…

Ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Никем я себя не воображал, я только желаю знать, почему вы принимаете мои подарки с такой пренебрежительностью, словно совершенно ненужные побрякушки? — спросил он, осуждающе глядя на нее.

Сложив руки на груди, Жизель хранила молчание. Прошлой ночью она положительно выжила из ума, если решила, будто он приятный, вежливый джентльмен. Или же на ее психику повлияла полная луна.

— Чего вы добиваетесь? — продолжал Майлс, нетерпеливо постукивая каблуком сапога о каменные плиты пола. — Почему намеренно раздражаете человека, который так или иначе очень скоро станет вашим супругом? В чем смысл ваших поступков? Когда я впервые увидел вас, миледи, то принял за вполне здравомыслящую, разумную особу, но теперь вижу, что ошибся.

А он ведь сейчас похож на капризного маленького мальчика, чьи надежды на праздник не оправдались, подумала Жизель и опять вспомнила, как леди Катарина расправлялась с подопечными девушками, выказывающими упрямство и неповиновение.

— О Господи! — Жизель театрально вскинула руку ко лбу. — Простите меня. — Она сама поняла, насколько фальшиво прозвучали ее слова, но уже не могла остановиться. — Снова и снова умоляю извинить вашу покорную рабу! Еще никто никогда в истории человечества не дарил даме столь дорогого подарка! Нижайше прошу прощения, что я не пала ниц у ваших ног и не облобызала края вашего плаща! Боже, какая я неблагодарная тварь! — Тон ее становился все более холодным и презрительным. — Ну конечно же, вы не стремились поразить меня самой брошью или ее стоимостью в деньгах. И конечно же, не выбирали подарки намеренно, чтобы показать, какой у вас отличный вкус, не так ли?

Губы Майлса сложились в сардоническую ухмылку.

— Я не нахожу вашу эскападу забавной, миледи, — молвил он.

— А я не нахожу ваши подарки приятными, милорд.

— Это вполне очевидно.

— С радостью верну их вам.

Его глаза превратились в две щелочки.

— Это подарки по поводу обручения. Вы не можете вернуть их!

— Почему же? Могу, если приму решение не выходить за вас.

Майлс внимательно посмотрел на нее.

— Не понимаю, о чем вы толкуете. Какое такое решение? Договор уже составлен.

— Но не скреплен подписями.

— И что с того? Подписи будут поставлены в самом ближайшем будущем, в чем, спешу вас заверить, я совершенно убежден.

В душе девушки шевельнулось сомнение. Сразу по приезде сэр Майлс уединился с ее дядей в солярии, где имел с ним длительную беседу. Неужели дядюшка отказался соблюдать условия принятого соглашения?

Нет, маловероятно. Сэр Уилфрид не стал бы принимать такого решения за ее спиной, сперва он непременно переговорил бы с ней.

— Однако пока еще вы не подписали брачный контракт, — произнесла Жизель.

— Сию незначительную деталь мы очень скоро уладим.

— На вашем месте я бы не была так в этом уверена, сэр Майлс, — заметила она, стараясь более не раздражаться.

Майлс поднялся с кресла и встал в ту позу, которая так запомнилась ей в первый день знакомства, когда он забрался на застрявшее рождественское бревно. Глаза его метали молнии.

— Что за глупость вы несете? Ваш дядя ни словом не обмолвился об отмене контракта.

— Тем не менее кое-что изменилось, — недрогнувшим голосом заявила Жизель, не обращая внимания на его угрожающий вид. — Дядюшка предоставил мне право выбора.

— Что?

— По-моему, я изъясняюсь достаточно понятно. Мой дядюшка милостиво разрешил мне отказать вам, если я сочту вашу кандидатуру неприемлемой.

— В жизни не слышал ничего более нелепого! — не меняя позы, воскликнул Майлс.

— Однако представьте, что это именно так, — твердо проговорила Жизель.

И тут произошло то, чего она менее всего ожидала: выражение лица сэра Майлса смягчилось, плечи поникли, глаза оторвались от ее лица и уставились в пол.

— А вы, как я полагаю, находите мою кандидатуру неприемлемой? — тихим голосом спросил он. — Даже более неприятной, чем мои подарки?

Жизель уже хотела подтвердить его предположение, но перемена, произошедшая с Майлсом, снова обескуражила ее.

Да что же он за человек? Только что гордый и неприступный — и вдруг исполняется тревоги и почтения… Какая же маска истинная?

Помедлив, она сказала:

— Ну, я не назвала бы вас неприятным. У вас, несомненно, красивая внешность и достойные манеры. Дело в другом: на сегодняшний день я просто не готова к вступлению в брак, а уговор с дядюшкой дает мне определенную отсрочку и надежду хотя бы ненадолго сохранить независимость.

Обойдя вокруг стола, Майлс остановился позади Жизель и провел длинными пальцами по спинке ее кресла.

— Скажите, пожалуйста, миледи, ваше нежелание выходить замуж не имеет отношения лично ко мне? — тяжело вздохнув, спросил он.

Жизель встала, опустила узкую прохладную ладонь на его руку и мягко произнесла:

— Нет, к вам я не испытываю неприязни. — Помолчав, она добавила: — И простите меня, я вела себя грубо и дала волю эмоциям… Сегодня утром я хотела поговорить с вами и обо всем рассказать, а теперь вот не знаю, с чего начать… Видите ли, сэр Майлс, я очень долгое время жила на воспитании у одной очень строгой дамы, правда, не находила тяжелым свое пребывание в ее доме, ибо имела много подруг. Но одна за другой они повыходили замуж — и как будто умерли для меня. Больше я их не видела и не имела от них вестей. Размышляя о причинах, которые удерживали их дома, я пришла к единственному мнению: им запрещали мужья. Теперь вам будет легче понять, почему я не стремлюсь попасть в такую же клетку… И вот я узнаю, что дядюшка просватал меня без моего ведома — еще тогда, когда меня не было в замке.

На губах Майлса появилась печальная улыбка.

— Полагаю, на вашем месте я бы тоже расстроился, — сказал он. — Если бы моей судьбой распорядились в мое отсутствие…

Девушка покачала головой.

— Я не просто расстроилась, сэр Майлс, — я пришла в ярость. Мне было известно, что юридически меня никто не может заставить выйти замуж против моей воли, и посему я решила договориться с дядей о том, что, если справлюсь с заботами по приему гостей в течение двенадцати рождественских дней, тогда он предоставит мне право выбора.

— А вы еще полны решимости отказать мне? — спросил Майлс, и на лице его появилось странное выражение, от которого сердце Жизель на мгновение замерло: она поняла, что снова обманулась.

Все то время, пока девушка говорила, Майлса не покидала уверенность, что, прояви он побольше выдержки и не спугни момент доверительности, который возник между ними, нелепое упрямство Жизель будет сломлено. Сначала он действительно пришел в замешательство, но сейчас понял, что его опасения лишены основания. Главное — действовать решительно, но продуманно, и тогда все встанет на свои места.

Жизель с сомнением смотрела в его глаза и уже хотела было что-то сказать, как вдруг он обнял ее за плечи, притянул к себе и поцеловал, рассчитывая, что после этого она раздумает отказывать ему.

Губы ее были такими мягкими, такими сладкими на вкус, что все мысли исчезли из головы Майлса.

Понадобилась вся его воля, чтобы вовремя прервать поцелуй — достаточно долгий, по его мнению, чтобы доказать будущей невесте, на что он способен. Чуть отстранившись и переведя дыхание, Майлс прошептал:

— Простите, миледи, над моей выдержкой одержала победу ваша…

— …глупость? — гневно договорила за него Жизель и быстро отошла в сторону; на лице ее застыла маска презрения. — Неужто вы всерьез считаете меня не способной распознать притворство? Вас выдали глаза. Так вот знайте — теперь я не выйду за вас даже в том случае, если во всей Англии не останется больше мужчин!

На мгновение Майлс остолбенел, а она, не давая ему опомниться, продолжала:

— За кого вы меня принимаете? За скудоумную девчонку, способную мгновенно растаять от объятий и променять собственную свободу на вашу неземную красоту? Неужели вы думаете, что несколько слов наедине под ночным небом и один-единственный поцелуй могут подчинить меня вашей воле?

За кого ты себя принимаешь, сын мой? Резкие слова отца, которые Майлсу приходилось слышать много раз, настолько отчетливо прозвенели в его ушах, что он едва сдержался, чтобы не закрыть их ладонями.

С удивительной стремительностью он подскочил к Жизель и снова схватил ее за плечи, впившись сверкающими глазами в бледное лицо, на котором мгновенно отразился испуг.

— Мне безразлично, чего вы хотите, а чего нет, миледи, — хрипло заговорил он. — Брачный контракт составлен, и я твердо намерен его подписать! И еще запомните: Майлс Бакстон никому не позволит относиться к себе с презрением — даже вам!

Осознав, что держит ее слишком крепко, он опустил руки и попытался говорить спокойнее, скрывая злость и боль, терзающие его душу, а девушка принялась растирать ладонями плечи.

— Советую вам, леди Жизель, хорошенько запомнить мои слова. Мы оба — и я, и ваш дядя — понимаем всю выгоду нашего с вами брака, и ни один из нас не допустит, чтобы он не состоялся.

— А как насчет любви, сэр Майлс? — с усмешкой поинтересовалась Жизель. — О ней я пока что не услышала ни единого слова. Или это чувство выше вашего достоинства? Как бы то ни было, я заявляю вам, что ни за что не смогу полюбить такого лицемера, как вы!

— Судя по поцелую, я бы этого не сказал, — надменно произнес Майлс и вновь заключил ее в объятия. Девушка отчаянно пыталась высвободиться, но он упорно не разжимал рук. Голос его перешел в хриплый шепот: — Так, значит, без любви замуж вы не выйдете? В таком случае обещаю вам, моя самонадеянная леди, что, прежде чем наступит двенадцатый день Рождества, вы полюбите меня со всей страстью, на которую только способны.

С этими словами он оттолкнул изумленную Жизель от себя. С минуту она смотрела на него в упор, потом глаза ее сузились.

— Надо ли мне понимать, что вы бросаете мне вызов, сэр рыцарь? — спросила она.

— Если вам так больше нравится.

— Да, нравится, и я ваш вызов принимаю, — с достоинством отозвалась девушка. — Но что будет, если к условленному сроку я не буду в вас влюблена — тем более страстно?

— Тогда вам не придется выходить за меня замуж.

Жизель медленно улыбнулась с таким выражением, что Майлс чуть было не пожалел, что пошел на столь серьезную уступку. Однако брать назад свои слова он не собирался — так же, как и признавать, что отец его, видимо, был прав в оценке сына.

Девушка упрямо вздернула подбородок.

— Надеюсь, вы сознаете, что находитесь в невыгодном положении, ибо совершенно мне не нравитесь, — заявила она.

— Что ж, некоторые трудности придадут определенную пикантность сложившейся ситуации. Тем приятнее будет мой триумф.

— Думайте как хотите, — проговорила Жизель, направляясь к двери, — но я не советовала бы вам слишком рано праздновать победу. А теперь извините, меня ждут дела.

Она с такой быстротой закрыла за собой дверь, словно боялась, что он пустится за ней в погоню. А Майлс всей тяжестью рухнул в кресло сэра Уилфрида и устало прикрыл глаза рукой.


Прошло уже минут двадцать, а он все сидел в той же позе, когда в солярий, сопровождаемый двумя своими любимыми борзыми, вошел сэр Уилфрид — и в изумлении замер на пороге. Увидев, что гость не заметил его появления, престарелый сеньор сделал несколько шагов к столу, кашлянул и вежливо осведомился:

— Вы ждете меня, сэр Майлс? Не думал увидеть вас здесь.

Майлс отнял руки от лица и вскочил на ноги. Быстро обойдя стол, он приблизился к старику.

— Да, жду. Я хочу узнать, какую игру вы задумали. Что за бредовая идея позволить столь юной особе решать, пойдет она за меня замуж или нет? Уму непостижимо! Неужто ваше слово значит так мало, что может быть изменено по прихоти женщины?

Улыбку как рукой сняло с лица сэра Уилфрида. Он нахмурился, снова прочистил горло и прошествовал мимо Майлса к креслу, которое тот только что освободил.

— Садитесь, горячая вы голова, — старик указал на второе кресло. — Садитесь и выслушайте меня, прежде чем скажете что-либо такое, о чем будете сожалеть.

У Майлса возникло сильное желание немедленно уйти из солярия. Уговор между сэром Уилфридом и Жизель оскорбил его до глубины души, заставив почувствовать себя круглым дураком. Единственное, что остановило его, была твердая уверенность: если он поступит так, то придется покинуть и замок Уотертон, а это будет означать полный провал первоначальных планов.

— Как я понимаю, о нашем… ммм… соглашении поведала вам Жизель? — ровным голосом спросил сэр Уилфрид.

— Да, — последовал краткий ответ.

— И что именно она сказала?

— Леди Жизель сообщила, что если в течение двенадцати дней Рождества она будет на высоте в качестве хозяйки дома, то сможет по собственной воле отказаться от свадьбы с тем человеком, которого вы выбрали ей в мужья, то есть со мной.

Старик спокойно кивнул и вдруг, к удивлению Майлса, широко ухмыльнулся.

Майлс сел и, навалившись грудью на стол, выложил перед собой сомкнутые в кулаки руки.

— И что же, вы намерены придерживаться принятого соглашения, сэр Уилфрид?

— Ну-ну, мой юный друг, успокойтесь, — примирительным тоном проговорил сюзерен. — Вы не слишком внимательно выслушали мою племянницу — подобным недостатком в наши дни страдает большинство молодежи. Жизель имеет право сделать свой выбор, если успешно справится с обязанностями. Это во-первых. А во-вторых — если захочет отказаться от свадьбы с вами, сэр Майлс. А теперь представьте, как трудно все предусмотреть, не упустить ни одной мелочи за двенадцать праздничных дней, когда дом полон именитых гостей и их слуг. К тому же, должен признать, жених у девочки отменный, о лучшем и желать нельзя. И не надо отводить глаза — скромность тут неуместна. Подумайте сами, много ли шансов у моей своенравной племянницы добиться своего? Чем вы рискуете?

Учитывая слова Жизель, сказанные при расставании, Майлс пришел к неутешительному выводу, что риск для него огромен. Успокаивало одно: сэр Уилфрид явно хочет этой свадьбы, следовательно, наблюдая за действиями Жизель с определенной долей пристрастия, сможет все-таки найти к чему придраться.

Да и вообще, подумал Майлс, не стоит придавать большое значение тому, что наговорила девушка. В этом замке решающее слово принадлежит сэру Уилфриду.

— Должно быть, вы уже поняли, друг мой, что я очень привязан к племяннице. — Старик вздохнул. — Более того, я отношусь к ней как к родной дочери. А потому не нашел в себе силы отказать в ее просьбе.

Вспомнив, какими огромными и выразительными глазами смотрела на него Жизель, когда рассказывала о годах, проведенных у суровой наставницы, и о своем безудержном стремлении к свободе, Майлс кивнул. Такой девушке действительно невозможно отказать.

— Признаю, мне следовало предупредить вас заранее, — продолжал сэр Уилфрид, — что, несмотря на все ее богатство, жизнь моей племянницы никак нельзя назвать безоблачной. Родители ее умерли, когда она была еще совсем ребенком, и она переехала ко мне. Если бы моя обожаемая супруга не покинула к тому времени наш бренный мир, я оставил бы Жизель у себя, но я ведь ровным счетом ничего не смыслю в воспитании маленьких девочек и потому отослал ее к леди Катарине, а дама сия, надо признаться, будучи прекрасным человеком, необычайно… гм… строга. И пребывание в ее доме не оставляло бедной девочке практически никакого времени для праздных развлечений или пустой болтовни с подругами… Я понимаю, что наше соглашение повергло вас в шок, но Жизель это было необходимо… Ну что с того, если мы пойдем на небольшие уступки? Мы с вами внакладе не останемся, а Жизель будет приятно. Женщины — слабые существа, уж нам ли этого не знать!

Майлс выдавил из себя улыбку. Сэр Уилфрид кивнул и тяжело поднялся из кресла.

— Ну вот, так-то лучше, — сказал он. — А теперь — как вы смотрите на то, чтобы принять участие в охоте? Даже если не загоним зверя, прогулка верхом не повредит.

Молодой вельможа не стал возражать. Ему и самому захотелось проехаться верхом на свежем воздухе.

— Ну, тогда отправляйтесь вперед, а мне необходимо уладить кое-какие дела. Присоединюсь к вам на дальних лугах.

Отвесив глубокий поклон, Майлс вышел из солярия.

Старик медленно подошел к узкому окну и принялся наблюдать за группой молодых людей, которые уже начали собираться у конюшен. И вдруг в дверях кухни он увидел Жизель, дружелюбно беседующую с только что прибывшими незнакомцами, по виду — бродячими актерами, если судить по пестрой одежде и множеству тюков на двух стоящих поодаль повозках.

А вот и сэр Майлс вышел во двор и широкими шагами направился к молодым вельможам.

На чело сэра Уилфрида легла тень. От его глаз не ускользнуло, что Жизель не обратила на славного рыцаря никакого внимания — в отличие от сидящей в одной из повозок женщины, которая расплылась в такой восхищенной улыбке, заприметив молодого мужчину, будто впервые увидела существо противоположного пола.

В чем же дело, почему Жизель никак не реагирует на очевидные достоинства жениха? Неужели настолько упряма, что действительно вбила себе в голову непременно добиться своего и освободиться от брачных обязательств? Право, странно, ведь любая мало-мальски здравомыслящая девица почла бы за честь выйти замуж за одного из самых завидных женихов Англии…

Наконец Жизель рассеянно посмотрела через плечо и удостоила мимолетным взглядом охотников, уже выезжающих на своих скакунах из внутренних ворот замка.

Сэр Уилфрид вышел из солярия чернее тучи и схватил за плечо оторопевшую от неожиданности Мэри, бегущую по коридору с совком угля, который только что выгребла из камина в опочивальне леди Жизель.

— Брось этот совок и немедленно пришли ко мне племянницу! — хрипло прорычал он. — Быстро!

Глава пятая

После крайне нелицеприятного выяснения отношений с сэром Майлсом Жизель сбежала вниз, где ее встретил прислужник с сообщением о прибытии участников рождественской пантомимы. Девушка, обрадованная тем, что нежданно получила возможность отвлечься от тяжелых мыслей, поспешила во внутренний двор, чтобы лично поприветствовать маленькую труппу актеров, которые должны были забавлять нынче вечером гостей.

Однако, как Жизель ни старалась, мысли о Майлсе не покидали ее. Почему, ну почему он так настойчив в своем желании сделать ее своей женой, если пришел в безумную ярость, узнав о ее соглашении с дядей? Почему выдвинул ответное предложение? Ведь она ясно и недвусмысленно дала ему понять, что шансы его ничтожно малы.

Возможно ли, что внезапная смена настроений — от злобного высокомерия до полной растерянности — не наигранная? Насколько вероятна возможность, что она, Жизель, ошиблась, приняв видимое невооруженным глазом разочарование за хитроумную игру?..

Нет, мысленно убеждала себя Жизель, ему нельзя доверять. Она снова попалась в расставленные Майлсом сети и теперь пытается найти оправдание его поведению. Не заслуживает он ее расположения! Нужно немедленно взять себя в руки — сэр Майлс просто фиглярничает, как один из приехавших нынче актеров.

А те, о ком она только что подумала, собрались у дверей, ведущих на кухню, и ежились на холодном ветру. Видя явное расположение к лицедеям молодой хозяйки, слуги уже подвели к кухне обе повозки, груженные различным скарбом; на одной из них женщина, ранее улыбавшаяся сэру Майлсу, укачивала младенца. Среди актеров находилась и маленькая девочка.

Суровая леди Катарина считала игру бродячих комедиантов вполне приемлемым рождественским развлечением, если, конечно, пантомимы были на соответствующие сюжеты из Библии. Жизель очень хорошо знала прибывших актеров — от их вожака, Мэттью Эплтона, до самого юного исполнителя, четырнадцатилетнего сына Мэттью Питера, который играл почти все женские роли.

Единственными женщинами в этой маленькой бродячей труппе были жена и дочь несравненного Мэттью; они не только готовили пищу для мужчин, обстирывали и обшивали их, но и приглядывали за нехитрыми костюмами и декорациями.

Заприметив торопящуюся к ним Жизель, Мэттью театрально поклонился, широко развел руки, и девушка в который раз залюбовалась той пластикой и грацией, с какой двигался этот сорокалетний грузный мужчина. Остальные актеры тоже низко поклонились молодой хозяйке замка Уотертон.

— Здравствуйте, миледи! Веселого вам Рождества! — зычным голосом выкрикнул Мэттью. — Как же вы прекрасно выглядите, миледи, не правда ли, Марта?

Женщина с миловидным лицом приветливо заулыбалась, а ее супруг деланно нахмурился и упер руки в бока.

— А мы-то надеялись застать вас уже замужней дамой, супругой самого достойного вельможи Англии. По крайней мере такие слухи достигли наших грешных ушей.

Марта энергично закивала, подтверждая слова мужа. Устроив младенца в повозке, она спрыгнула на землю и подошла к остальным.

— Вот как? И откуда же у ваших ушей такие сведения? — осведомилась Жизель, подхватывая шутливый тон фигляра.

— Да прямо от самого сэра Майлса Бакстона, — торжественно объявил Мэттью. При упоминании имени молодого дворянина улыбки Марты и ее дочери стали еще шире. — А он сейчас тут, миледи?

— Да, сэр Майлс гостит в нашем замке, — непринужденно кивнула Жизель. — А кстати, откуда вы его знаете? Да еще настолько хорошо, что он счел нужным поделиться с вами своими планами?

— О, мы много раз играли для него, миледи! — с воодушевлением воскликнул актер. — И должен сказать, что сэр Майлс — прекрасный человек, щедрый, отзывчивый, необыкновенно добрый и с изумительным чувством юмора — для дворянина, разумеется, — уточнил он.

Добрый? Отзывчивый? С чувством юмора? Что-то за время общения с сэром Майлсом Жизель не заметила в нем подобных добродетелей. Или не захотела заметить?..

— Да-да! — с жаром вторила актеру жена, которой женское чутье подсказало, что Жизель усомнилась в правомерности эпитетов, данных сэру Майлсу ее мужем. — Поверьте, как бы сэр Майлс ни старался напускать на себя вельможный вид, когда мы играли в Бакстон-холле, он привечал нас с любезностью и благосклонностью, да и платил нам щедрой рукой.

Жизель с трудом могла представить, как сэр Майлс может быть любезным с людьми низшего сословия. Впрочем, обсуждать его достоинства — будь они мнимыми или истинными — она не имела ни малейшего желания, а потому быстро произнесла:

— Не сомневайтесь, сэр Уилфрид тоже не поскупится. Перед представлением вы можете откушать с нами в главном зале.

Комедианты обменялись радостными взглядами.

— О, миледи, мы знали, что встретим здесь радушный прием, не правда ли, Марта? — Мэттью приложил руку к груди и отвесил галантный поклон. — То, что вы пригласили нас на праздничную трапезу, нам очень и очень приятно. Без сомнения, нас ждут самые изысканные блюда, а кроме того, у нас будет хорошая возможность понаблюдать за благородными господами, чтобы выбрать самую удачную пантомиму и получше развлечь ваших гостей.

Внезапно до Жизель дошло, что остальные актеры перестали внимать своему вожаку и теперь внимательно смотрят куда-то через ее плечо. Девушка обернулась и увидела сэра Майлса, одетого в охотничьи доспехи, поверх которых был небрежно наброшен широкий плащ.

От неотразимой красоты славного рыцаря кровь ускорила свой бег по ее жилам.

Вся труппа молчаливо наблюдала, как конюхи подвели к сэру Майлсу его вороного жеребца — такого великолепного животного Жизель еще никогда не видела, — как вскочил он на скакуна и как направил его к воротам едва заметным движением шпор. Кавалькада остальных всадников двинулась следом.

Вот и отлично, невольно подумала Жизель, охотничьи трофеи пополнят содержимое порядочно опустошенных погребов. К тому же большую часть дня сэр Майлс не будет угнетать ее своим присутствием…

Жизель снова повернулась к актерам и неожиданно для себя самой выпалила:

— Знаете, Мэттью, я бы с радостью посмотрела сегодня, как вы представите сэра Майлса!

Предводитель труппы обменялся с женой понимающими взглядами, а Жизель сделала вид, что не заметила их широких улыбок. Пусть думают что хотят, но ей доставит удовольствие, если Мэттью удастся высмеять гордеца Бакстона.

— С превеликим удовольствием, миледи! — воскликнул Мэттью. — Какую пантомиму вы предпочитаете увидеть? Как сэр Майлс побеждает ужасного дракона?

— Предоставляю выбор вам. На ночь вы можете расположиться в задних покоях, а сейчас не угодно ли немного подождать, пока я распоряжусь, чтобы кто-нибудь из слуг проводил вас в комнаты?

— Конечно! Нижайше вас благодарим, миледи. Уверяю, мы не пожалеем сил, чтобы сегодня вы и ваши гости насладились нашим представлением.

— Нисколько в этом не сомневаюсь.

Вдруг за спиной девушки раздался взволнованный возглас Мэри:

— Миледи! Миледи! — Горничная так торопливо подбежала к молодой хозяйке, что чуть не запуталась в длинных юбках. — Ваш дядя желает немедленно вас видеть! Он требует, чтобы вы явились в солярий.

Жизель быстро раскланялась с оторопевшими актерами и вместе с Мэри поспешила в замок.

— В чем дело? — на ходу спросила она, невольно заражаясь беспокойством горничной. — Зачем я так внезапно понадобилась ему?

— Понятия не имею. Милорд ничего не сказал, но, по-моему, он разъярен. Простите за выражение, но он рычал, как потревоженный медведь! Велел незамедлительно отыскать вас — и все!

Жизель бросила взгляд на ворота, за которыми только что скрылся сэр Майлс. Возможно ли, что перед отъездом на охоту рыцарь успел встретиться с сэром Уилфридом и высказать ему свое недовольство их соглашением? Душевное волнение тут же сменилось гневом. Хорошие же он выбрал методы для достижения своей цели!

Дерзкий, наглый эгоист!

— Хотела бы я знать, чем недоволен ваш дядюшка, миледи! — Мэри всплеснула руками. — Вы так хорошо распоряжались всеми нами, все шло просто как по маслу!

Сердце Жизель похолодело. Действительно, откуда такое неотложное желание видеть ее? Неужели дядя начнет сейчас ее упрекать? В чем же? За эти дни, конечно, случались мелкие незадачи — как, например, застрявшее в воротах рождественское полено или нехватка сена для лошадей, — но с этим ей удалось справиться достаточно легко. Ничего более серьезного ей нельзя поставить в вину.

Оказавшись в замке, Жизель сняла меховую накидку, не глядя протянула ее горничной и, стараясь унять дрожь в руках, отправилась наверх, в солярий, где ее ждал сэр Уилфрид. У распахнутых дверей она остановилась, перевела дыхание и, убедившись в том, что снова обрела спокойствие, вошла.

Сэр Уилфрид сидел в своем кресле, выражение лица его не предвещало ничего хорошего. У ног хозяина устроились две его любимые борзые, на столе возле локтя стоял высокий кубок с вином.

— Закрой дверь, — властным голосом произнес он, устремив на племянницу хмурый взгляд.

Жизель молча повиновалась.

Едва она исполнила приказ, сэр Уилфрид задал главный вопрос:

— Итак, отчего тебе не нравится сэр Майлс?

Девушка медленно повернулась к нему. Ох уж этот вызывающий вид! — подумал старик. Независимость она унаследовала от матери, его родной сестры. Одному Господу известно, почему ей досталась именно эта несносная черта характера Ливии!

— Сэр Майлс — один из самых превосходных рыцарей в нашей стране, он аристократичный и в то же время бесстрашный человек. Неужели ты этого не поняла? К тому же, безусловно, красив. Любая девица была бы счастлива выйти за него.

— Вот пусть любая и выходит!

— Жизель! — рявкнул сэр Уилфрид. Первоначально он намеревался поговорить с племянницей спокойно, но сейчас не смог сдержать гнев. — Мне стоило немалых усилий устроить этот брак, и я не позволю ему распасться по чьей-либо прихоти — пусть даже моей собственной любимой племянницы!

Последние слова смягчили сердце девушки.

— Мне очень жаль, что я огорчила вас, дядюшка, — миролюбиво произнесла Жизель, — но умоляю, постарайтесь меня понять. Сэр Майлс ведет себя так, будто… будто стоит ему поманить меня пальцем, и я в тот же миг паду к его ногам.

Ах, глупец! — с возмущением подумал сэр Уилфрид. Так, значит, холодность племянницы не просто выражение ее строптивого нрава! Да девочка вовсе и не так строптива, как ему только что показалось. Молодому Бакстону следует быть поласковее с этим юным созданием, обладающим нежной, ранимой душой.

Теперь, когда сэр Уилфрид решил, что разобрался, в чем дело, голос его стал мягче:

— Но поведение Майлса можно понять, если принять во внимание, что брачный контракт уже почти подписан.

— А я тем не менее нахожу вашего Майлса дерзким невежей!

— В чем еще он виновен перед тобою?

— Подарки, которые он купил для меня… выбраны им лишь для того, чтобы похвастать своим богатством. Обо мне он совсем не думал! И о моих вкусах — тоже. Бахвал, да и только!

Едва слова эти сорвались с губ девушки, она осознала, насколько по-детски они звучат. Ей стало нестерпимо стыдно, но еще более неловко почувствовала она себя, услыхав следующее заявление дяди:

— Он не покупал для тебя подарки, девочка, он их для тебя выиграл.

— Выиграл?

— Да, на рыцарских турнирах. Всякий раз, как сэр Майлс выходил победителем над соперником, он требовал в награду приз, достойный его суженой.

— Но не для меня! — упрямо стояла на своем Жизель. — Он же никогда меня раньше не видел.

— Великий Господь! — вскричал сэр Уилфрид. — Чего ты требуешь от этого благородного юноши? Чтобы он день и ночь ползал перед тобою на коленях и просил твоей руки? Эх, не надо было мне соглашаться на твою просьбу! Ты ведь уже заранее была настроена против него. Не иначе, я впал в старческое слабоумие!

Жизель охватило отчаянье, она совсем не хотела расстраивать доброго старика. Прижав руки к груди, она порывисто воскликнула:

— Поверьте, я вовсе не настроена против него — ни раньше, ни сейчас! Просто он… самонадеянный человек. А я слишком много времени провела у леди Катарины, и теперь мне нужен хотя бы крохотный глоток свободы, прежде чем я свяжу себя брачными узами.

— Ты играешь не по правилам. Я склоняюсь к мысли разорвать наше соглашение.

— Дядюшка! В чем я виновата?

— Ты не оставляешь сэру Майлсу ни малейшей возможности попытать счастья! Когда вы танцевали, я внимательно за тобою наблюдал — у тебя был такой вид, будто через минуту появятся королевские стражники и поведут тебя на эшафот. А между тем Майлс самый хороший танцор, каких я видывал на своем веку. Ты отвергла его дары…

— Это он вам сказал?

Сэр Уилфрид уставился на нее долгим взглядом, заставившим девушку покраснеть: она прекрасно понимала, что совершила непозволительный промах, перебив властительного старика.

— Нет, он ничего не сказал, однако я еще не совсем выжил из ума. Мне хватило проницательности, чтобы понять это: ведь ты еще ни разу не надела те вещи, что получила от него в подарок. Ну, что скажешь? Разве я не прав?

Жизель смущенно потупилась. Что тут можно возразить? Ее дядя шумно вздохнул и, выдержав многозначительную паузу, произнес:

— Выслушай меня внимательно, Жизель. Если Майлс Бакстон ведет себя сейчас как высокомерный, самонадеянный дворянин, так это потому, что у него выдалось нелегкое детство. Ты хочешь, чтобы он относился к тебе внимательно, так постарайся отвечать ему тем же.

И в этом он прав, с горечью подумала Жизель. Спорить нет смысла. И кстати, что он только что сказал? Опустившись в кресло, она посмотрела на дядю.

— И почему у него было нелегкое детство?

На губах сэра Уилфрида появилась печальная улыбка.

— Наконец-то ты начала проявлять к сэру Майлсу маломальский интерес. По моему разумению, тебе следовало задать мне вопросы о нем гораздо раньше. Однако лучше поздно, чем никогда. Раз уж ты сделала это, я отвечу. Воспитывали его отец и старшие братья. Ты находишь Майлса дерзким и надменным эгоистом — ха-ха! — видела бы ты их!

— Это еще не оправдание, — капризно поджала губы Жизель, хотя в душе ее уже проснулось любопытство к прошлому Майлса Бакстона.

— Может, и так. Но знай — жизнь Майлса не была столь легкой, как тебе могло показаться. Отец до безумия любил старших сыновей, а к младшему всегда относился как к существу второго сорта. Что бы тот ни делал, отец всегда оставался равнодушным.

— Но почему? — вырвалось у Жизель. Голова ее пошла кругом. Как можно так относиться к собственному сыну? Особенно такому?

— Думаю, причина крылась в том, что из всех отпрысков Чарлза Бакстона один только Майлс был точной копией своей матери, а Чарлз свою жену ненавидел.

— Ненавидел?

Жизель содрогнулась. Какой же ужасной должна быть жизнь женщины, навеки связанной узами брака с человеком, который ее и в грош не ставит!

Прежде чем она успела добавить, что именно этого она и боится, отказываясь выйти замуж, сэр Уилфрид продолжил:

— С сожалением должен отметить, что супруга тоже не любила его, хотя ни ее, ни его не вынуждали вступать в брак.

— Выходит, они сами выбрали для себя такую судьбу? — воскликнула Жизель. — Но почему?

Ответил сэр Уилфрид не сразу.

— Видишь ли, — сказал он наконец, — девица, в которую Чарлз был страстно влюблен и с которой даже обручился, незадолго до свадьбы скончалась. Мне думается, Чарлз, потеряв возлюбленную, разуверился в том, что когда-либо сможет быть счастливым, и потому женился на первой попавшейся состоятельной девушке. — На некоторое время сэр Уилфрид снова задумался и грустным голосом добавил: — Что до Эдит, то она в то время была совсем юной. К тому же родители внушили ей, что ее ждет либо брак с Чарлзом, либо заточение в монастыре.

— Однако я не нахожусь в столь отчаянном положении, дядюшка, — заметила Жизель.

— Да, конечно, и Майлс — тоже. — Сэр Уилфрид встал и, подойдя к племяннице, нежно обнял ее за плечи. — Поверь, дорогая, Майлс очень хороший человек. Я всегда считал, что ты достойна всего самого лучшего, Жизель, а Майлс — веришь ты сейчас в это или нет — прекрасная партия.

Девушка пожала плечами.

— Но я не могу понять одного: если родители сэра Майлса были несчастливы в браке, почему он так настойчиво добивается моей руки, зная, что я не желаю выходить за него?

Сэр Уилфрид покачал головой.

— Не знаю. Однако, каковой бы ни оказалась причина, сей благородный юноша мне нравится. — Он шутливо потрепал Жизель по щеке. — От тебя многое зависит, девочка моя. Дай ему шанс, хорошо?

Рассказ дяди отрезвил Жизель; она поняла, как мало знает о Майлсе Бакстоне. В сущности, почти ничего. Подумав, она кивнула:

— Хорошо, я постараюсь.


Уже наступил вечер, а Жизель все еще терзали сомнения. Что все-таки движет Майлсом? Почему он хочет жениться на ней? Ведь не мог же он забыть ужасный опыт супружеской жизни своих родителей? Да и сама Жизель ясно дала понять, что не слишком лестного мнения о нем…

От намерения как можно дольше не вступать в брак она, конечно, не отказалась, но все же решила побольше узнать о сэре Майлсе, однако при этом никоим образом не потворствовать ему в попытках ухаживать за нею.

К ее разочарованию, сегодня Бакстон не сел за главный стол на возвышении. Когда началась трапеза, он расположился за столом для низших сословий, где отведено было место актерам, и сразу же вступил в оживленную беседу с Мэттью и другими лицедеями.

Посланный рыцарем слуга подошел к Жизель и шепотом сказал, что благородный сэр Майлс будет ужинать с актерами, если, конечно, миледи не имеет ничего против.

Против? Естественно, она против! Сэр Майлс принадлежит к числу высокочтимых гостей, и остальные — а самое главное, ее дядя — могут поставить ей в вину, что она не выказала ему должного уважения. Поступок Майлса больно ранил ее, она чувствовала себя оскорбленной. Странные у него представления! Неужели надеется завоевать ее любовь, поставив перед всеми в неловкое положение?

Слуга смиренно замер за ее креслом, ожидая ответа хозяйки. Жизель с улыбкой кивнула и отпустила его.

Хорошо хоть, что день прошел без осложнений, да и сейчас гости довольны угощением, а музыканты играют сверх всяких похвал; в воздухе витает дурманящий аромат корицы и печеных яблок, которые повара добавляли в эль и вино.

Жизель обвела глазами зал. Все было в порядке. Гости ели и пили, слуги бесшумно сновали между столами. В противоположном конце зала, у очага, в котором горело рождественское полено, блаженно растянулись сытые борзые, похожие в эту минуту на своего хозяина: сэр Уилфрид сидел рядом с Жизель и подремывал, опустив отяжелевшие веки.

В центре зала танцевали человек десять гостей, среди которых особым старанием отличался сэр Джордж де Грамерси. Мэттью и остальные участники труппы ушли готовиться к представлению, но куда подевался Бакстон? За столом, где он сидел прежде, его не было. Поразмышляв с минуту, Жизель решила, что это не должно ее волновать. Не хочет смотреть выступление актеров — не надо.

Устало вздохнув, она собралась было попросить у дядюшки разрешения покинуть зал перед тем, как появятся лицедеи. Продукты для бедняков приготовлены заранее, и теперь было бы неплохо подняться в покои и немного передохнуть.

Но Жизель не успела обратиться к полусонному сэру Уилфриду: музыканты заиграли торжественный марш и перед оживившимися гостями предстал Мэттью, одетый в длинную красную мантию, отороченную по подолу мехом горностая. На лице его красовалась окладистая белая борода из пакли, в руке — посох.

— Святой Николай! — в один голос воскликнули леди Елизавета и ее неразлучная подруга леди Алиция.

Затем вошел Питер в образе молодой девушки, под руку с актером, который, как догадалась Жизель, изображал ее жениха. Вскоре он исчез, и «девушка» заломила руки, старательно показывая, как невыносимо она страдает.

Сэр Уилфрид открыл наконец глаза, выпрямился в своем кресле и громко возвестил:

— Это о святом Николае и трех сестрах!

Жизель скептически усмехнулась. Притча о том, как добрый святой одарил живущих в страшной нищете сестер богатым приданым, дабы им не пришлось торговать собой на ярмарочных площадях, как нельзя лучше подходила для рождественского представления, однако Жизель предпочла бы, чтобы Мэттью выбрал какую-нибудь другую пьесу, где бы не затрагивалась тема приданого или свадьбы.

Тем временем в зале появилась еще одна пара, также изображающая влюбленных. И снова последовали разлука и горестные страдания, за чем внимательно наблюдал святой Николай, в величественной позе стоявший поодаль.

Выход третьей сестры ознаменовался всеобщим оживлением и откровенными взглядами в сторону Жизель, и она мгновенно поняла почему: причина крылась не в том, что «девушка», в которой легко узнавалась сама Жизель, вела себя чрезмерно суетливо, всем своим видом показывая, что она рачительная хозяйка, а в том, что играл ее не кто иной, как доблестный сэр Майлс Бакстон.

Больше всего Жизель позабавил жених третьей сестры: с первого взгляда стало ясно, что он изображает сэра Майлса — начиная с надменного выражения лица и кончая манерой держаться. Жених выказывал полное безразличие к невесте, которая сновала вокруг него, шурша юбками, и только вышагивал взад-вперед по импровизированной сцене, подобно деревянному солдатику.

Отлично копирует, подумала Жизель, пряча довольную улыбку.

Наконец святой Николай одарил сестер приданым под общее ликование, и тут сэр Майлс сделал такое, чего никак не ожидала Жизель. Третья сестра вдруг жеманно надулась, делая вид, что раздумала выходить замуж за своего чопорного жениха, а тот, поняв, что может потерять и ее, и приданое, предпринял попытку похитить суженую, однако получил внушительную оплеуху и рухнул на пол. Однако шустро вскочил и, прижав руки к груди, стал приносить пылкие извинения. Наконец ему удалось разжалобить невесту, и та в знак примирения схватила его в объятия, причем с такой силой, что ноги несчастного оторвались от пола. Публика пришла в полный восторг и приветствовала влюбленных бурными аплодисментами.

Затем, к изумлению Жизель, сэр Майлс с широкой улыбкой уставился на нее, как бы ожидая одобрения. Или прощения.

Надо признаться, это польстило самолюбию девушки, весь гнев на него исчез в одно мгновение. Финал пантомимы показался ей довольно забавным: надменный жених получил по заслугам и стал робким и смиренным.

Но стоит ли показывать сэру Майлсу, что ей понравилось его выступление в качестве лицедея? Нет, не сейчас, решила она и склонила голову, дабы скрыть улыбку.

Принимая во внимание поведение рыцаря накануне, его следует немного наказать, решила она.


На следующее утро Майлс стоял у окна в покоях, где разместились дворяне и сопровождающие их всадники, и задумчиво смотрел во двор.

К счастью, вокруг не было ни души, так как одни рыцари давно уже оделись и ушли в часовню на мессу, а другие, менее набожные, собрались в главном зале в ожидании завтрака.

Безмерно устав от их неуемных шуток по поводу вчерашнего представления, Майлс наслаждался благословенной тишиной.

Взгляд его блуждал по двору, где царила суета — слуги выбегали из дверей, конюхи задавали корм лошадям; каждый был при деле. Сэр Уилфрид может по праву гордиться своим замком, думал Майлс, ибо это не просто крепость, это дом.

Нигде и никогда Майлс не чувствовал себя дома, и уж менее всего в замке отца, где его непрестанно унижали и подвергали критике каждый его шаг, не упуская случая упомянуть, что для всех он является обузой. Теперь Майлс ясно видел перед собой главную цель жизни — жениться, завести семью и стать хорошим отцом для будущих детей, а жену свою любить и уважать. Тогда-то его дом станет таким же уютным, как у сэра Уилфрида.

И, что самое главное, он уже нашел свою суженую…

Майлс обернулся и бросил раздраженный взгляд на голубое платье, в котором выступал вчера перед зрителями и которое швырнул на кушетку, когда вернулся в покои. Платье, конечно, ни при чем, Майлс злился на себя самого, ибо считал, что совершил оплошность и поступил крайне недальновидно, приняв участие в пантомиме. Жизель сидела с каменным лицом, а когда все завершилось, ушла из зала, так и не проронив ни слова.

Каким же самонадеянным идиотом он был, потакая своим прихотям! За ужином его преследовала единственная мысль: общаться только с актерами, чтобы отвлечься от мыслей о Жизель Уотертон, но тем самым он обидел прелестную хозяйку замка.

Конечно, они заранее обговорили с Мэттью, что Майлс будет изображать суетливую девушку, но намеренно копировать Жизель он не предполагал, все вышло спонтанно, само собой. К тому же Майлс не подозревал, что партнер станет имитировать его самого. А потом, уже в процессе пантомимы, Майлса захватило действие, и он начал импровизировать.

Неудивительно, что Жизель рассердилась.

Жизель… Теперь Майлс уже не сомневался, что желает эту девушку, что она ему нужна. Если Жизель примет от него предложение руки и сердца, это станет для него самой дорогой наградой, какую не заслужить ни на одном рыцарском турнире. Лишь получив ее согласие, он докажет, что чего-то стоит в жизни. Если же она откажет, то рано или поздно ему придется жениться на другой, но та никогда не сможет заменить Жизель. Сейчас, по здравом размышлении, Майлс понял, почему так раздражал отца своим сходством с женщиной, которую тот не любил, а взял в жены только из-за необходимости продолжить род Бакстонов. Мать умерла, когда Майлсу исполнилось всего пять лет, но он знал, что замужество с Чарлзом Бакстоном она воспринимала как последнюю надежду избежать унылого прозябания в монастыре.

Майлс не хотел разделить участь своих родителей. И не мог позволить, чтобы подобная судьба ожидала Жизель.

Они были бы очень счастливы вместе, если бы Жизель отказалась от странного предубеждения против брака, а он постоянно держал бы в узде свой нрав…

Прошлой ночью Жизель показалась Майлсу такой одинокой за огромным столом на возвышении, каким и он сам ощущал себя всю свою жизнь. Как ни хотелось Майлсу заговорить с ней, он не осмелился подойти: ведь отныне она наверняка будет рассматривать любую его попытку сближения как очередной способ добиться победы над ней. Девушка так же горда, как и он. Следовательно, своим вчерашним поведением в солярии он выстроил для себя почти неодолимую преграду.

Остается надеяться, что дело поправит тот подарок, что он послал ей сегодня утром. А может, напротив, рассердит ее еще сильнее…

Майлс вздохнул и возвел глаза к тяжелому, хмурому небу, невольно сравнивая его с тем, что творилось у него на душе.

Возможно, Чарлз Бакстон не ошибался, называя его никчемным глупцом. А теперь, очевидно, и Жизель будет разделять его мнение.

Нет, этого нельзя допустить! Майлс решительно тряхнул головой. Он отыщет дорогу к гордому сердцу красавицы Жизель, он покажет, какими достоинствами обладает, — и ей, и всем остальным. А ее любовь послужит ему лучшей наградой.

Разве Рождество не самое подходящее время для обретения даров?..

Тут Майлс увидел, что парадная дверь отворилась и из нее вышла та, о которой он столько думал в последние дни. На пороге Жизель чуть помедлила, необыкновенно женственным движением набросила на голову капюшон меховой накидки и направилась к часовне. Все это заняло не более минуты, но Майлсу хватило времени, чтобы заметить то, от чего с губ его сорвался вздох облегчения. Даже не захватив плаща, рыцарь выбежал из покоев.

Глава шестая

Увидев, что Майлса нет среди присутствующих в часовне, Жизель почувствовала, как сердце сжалось от разочарования. Сегодня она специально надела новую, подаренную им шаль, чтобы показать Майлсу, что больше не сердится за вчерашнюю выходку.

Ранним утром Майлс доставил подарок не лично, а передал через Мэри, а это доказывало, что рыцарь не только ощущал теперь смирение и покорность, но и понимал, что она не одобряет его участия в представлении.

Без сомнения, так и было бы, если бы не тот робкий взгляд, который сэр Майлс устремил на нее, завершив пантомиму. Прошла целая ночь, и теперь настало время сменить гнев на милость и заверить рыцаря, что пьеса позабавила ее.

Голос отца Павла звонко отдавался под сводом часовни, но, как ни старалась Жизель внимать словам проповеди, она постоянно оглядывалась на дверь: вдруг появятся опоздавшие гости — вернее, один из них, тот, который сейчас интересовал ее больше всего.

И вот наконец она увидела сэра Майлса — тот остановился у входа и с улыбкой смотрел на нее. Только на нее, в этом не было никаких сомнений.

Какая удача, что я надела сегодня новую шаль! — подумала Жизель.

Сердце ее неистово заколотилось в груди, надежда сосредоточиться на проповеди священника растаяла, как снег на весеннем солнце. Девушка не могла дождаться завершения мессы и, когда отец Павел прочитал последние слова молитвы, сразу же подошла к сэру Майлсу, не обращая внимания на любопытные взгляды Елизаветы Коутон и Алиции Дерозье. Она прекрасно понимала, что на лице ее блуждает глупая улыбка, но ничего не могла с собой поделать.

Взяв Жизель за руку, Бакстон вывел ее из часовни и остановился подальше от выходивших гостей.

— Должна поблагодарить вас за подарок, — проговорила Жизель, едва они остались наедине. — О нет, простите! — торопливо добавила она, заметив, как блеснули его карие глаза, и дотронулась до шелковой шали небесно-голубого цвета. — Я неправильно выразилась — я хочу поблагодарить вас, сэр Майлс, искренне хочу! — Как ни странно, девушка начала задыхаться.

— Надеюсь, этот цвет вам более по душе, — мягко отозвался Майлс. — Не сочтите за дерзость, но не могу не сказать, что он вам необыкновенно идет, миледи.

Девушка вспыхнула. Стоя на холодном ветру, она почувствовала, как тепло ей вдруг стало от взгляда рыцаря.

— Верю вам на слово. Не сочтите за дерзость, но он и вам очень шел прошлым вечером, милорд, — не удержалась она от озорного ответа.

Он снова улыбнулся, сверкнув безупречно белыми зубами, глаза его радостно вспыхнули.

— Значит, я прощен за все обиды, что невольно нанес вам вчера? Вы больше не сердитесь?

— Да я еще вчера обо всем забыла. Как я могла сердиться, если у вас был такой глупый вид?

— Так почему же вы хотя бы один разок не улыбнулись? Ведь я на самом деле испугался, что теперь вы никогда не простите меня.

— Мне казалось, что вы совсем не обращаете на меня внимания и вам неинтересно знать, что я думаю.

— Интересно, миледи, — тихо проговорил Майлс, не сводя с нее потемневших глаз, — очень интересно.

Горло Жизель судорожно сжалось: она вдруг ясно вспомнила тепло его губ на своих губах.

А Майлс, не замечая ее смущения, продолжал:

— Признаю, я вел себя как последний эгоист. Меня чрезвычайно увлекло представление, и лишь в середине пантомимы я понял, что невольно оскорбляю вас.

— Не отказывайте мне в чувстве юмора, сэр Майлс, — сказала Жизель. — Я тоже от души повеселилась, тем более что жертвой коварных лицедеев я оказалась не одна.

— Поверьте, леди Жизель, я понятия не имел, что партнер станет изображать меня.

Девушка лукаво посмотрела на него.

— В противном случае вы отговорили бы его от этой затеи? По-моему, это не совсем честно.

— Напротив. Будь я уверен, что вам понравится концовка пантомимы, то попросил бы изменить сценарий и сделать героем всей пьесы чванливого и самовлюбленного сэра Майлса, который пытается облагодетельствовать женитьбой юную девицу.

Не зная, как ответить на подобное заявление, Жизель уставилась на скованную льдом землю. Сейчас она не была уверена во многих вещах — и в своих чувствах к Бакстону в том числе.

— У меня есть для вас еще один подарок — я хочу загладить вину за те два, что не пришлись вам по сердцу, — продолжал сэр Майлс. — Он ожидает вас в конюшне.

— Где?!

— Вы непокорны, горды, не привыкли идти на уступки или давать пустые обещания. Из всего этого я сделал вывод, что вы любите верховую езду, и взял на себя смелость…

Вот опять! «Взял на себя смелость»!.. Но как же действуют на нее его улыбки, его очарование, почтительные манеры — все то, что непременно исчезнет в ту же минуту, как их обвенчают.

Дурное предчувствие подсказывало девушке, что Майлс, как и все мужчины, будет властным мужем и станет держать ее взаперти. Однако она не высказала свои мысли вслух, а присела в реверансе и произнесла:

— Очень благодарна вам за подарок, сэр Майлс!

— После обеда я собирался пригласить вас проехаться со мной верхом, миледи. Сегодня немного ветрено, но в основном погода отличная. Просто надо потеплее одеться.

Нет, она не должна ему доверять, помрачнев, подумала Жизель. Сейчас он ведет себя так любезно лишь потому, что стремится ее покорить. Тон ее был прохладным, когда она ответила:

— Простите, но я не могу принять ваше приглашение, даже если бы и очень хотела.

Майлс устремил на нее проницательный взгляд.

— Ах да, обязанности хозяйки дома. Но разве в эти обязанности не входит развлечение гостей? На верховую прогулку собирается большая группа дворян, и я уверен, что ваш дядюшка не будет ругать вас, если вы присоединитесь к нам, чтобы удостовериться, что мы весело проводим время.

Слова рыцаря заставили Жизель задуматься. Предложение было таким соблазнительным! Ей нестерпимо хотелось выбраться наконец-то на свежий воздух, проехаться верхом, хоть ненадолго забыть о хлопотах, которые она по собственной воле взвалила на свои плечи.

К тому же Бакстон прав: хорошая хозяйка обязательно должна следить за тем, достаточно ли весело развлекаются гости. Что ж, пожалуй, она поедет вместе со всеми, но при этом постарается как можно дальше держаться от сэра Майлса.

Если отправиться сразу после обеда, то она успеет вернуться как раз вовремя, чтобы проверить, как идут приготовления к ужину.

— Хорошо, сэр Майлс, — сказала Жизель, — только сперва я спрошу разрешения у дяди.

— Договорились. А теперь позвольте сопроводить вас в замок. — Майлс бережно взял ладонь Жизель и положил ее на свою руку. Какая мощная рука! — метнулась в голове у девушки непрошеная мысль. Взглянув на нее сверху вниз, Майлс улыбнулся. — А знаете, вы оказались правы — первая шаль была… как бы выразиться помягче… отвратительна.

Закусив губу, Жизель кивнула, изо всех сил стараясь не думать о его руках, глазах или каких-либо еще частях тела.


Жизель скакала на своей новой кобыле в самом центре веселой и шумной кавалькады всадников и с радостью вдыхала морозный воздух. До чего же хорошо хотя бы на короткое время отвлечься от всех забот по дому! Правда, беспокоило то, что не так далеко находится Бакстон, замыслы которого она так и не смогла до конца раскусить и в присутствии которого, как ни прискорбно, совершенно терялась.

Сэр Майлс кружил ей голову, лишал самообладания — особенно с тех пор, как осознал свою ошибку, резко сменил линию поведения и стал относиться к ней с подчеркнутой учтивостью. Сейчас он делал все, чтобы доставить ей удовольствие, и даже, выбирая подарок, учел ее вкусы.

В каком-то смысле у Бакстона можно кое-чему поучиться. Например, он гораздо легче переносит подшучивания над собой, чем она.

Если сэр Майлс будет продолжать действовать в таком же духе, ее намерение уклониться от свадьбы рассыплется в прах, просто-напросто развалится, как старый коровник, мимо которого они только что проехали. Жизель невесело усмехнулась. Для того чтобы не расслабляться, нужно помнить, как надменно Бакстон заявлял, что заставит ее полюбить себя.

Тучи, закрывавшие утром небо сплошной пеленой, развеялись, и Жизель разглядела маленькую черную точку — топот копыт вспугнул какую-то птицу с одного из деревьев, с двух сторон обрамлявших заснеженную дорогу. Верхушки сугробов на обочине сверкали в скудных лучах зимнего солнца. Пейзаж оживляли зеленью высокие стройные сосны. В прозрачном воздухе стоял терпкий запах хвои, который чем-то напоминал Жизель аромат ладана в их часовне.

Несколько раз на глаза ей попадались деревья, украшенные ветвями омелы, чьи плоды тускло краснели на темной коре. И Жизель вспомнила рассказы своей подруги Сесилии о том, что друиды[3] при помощи омелы избавляли женщин от бесплодия.

Это воспоминание сразу навеяло мысли о детях. Перед глазами Жизель встало лицо Майлса, когда он во дворе замка говорил ей об их детях…

Девушка повернула голову, чтобы посмотреть, где он сейчас, и сразу же встретилась с его пронзительным взглядом. К ее досаде, рыцарь немедленно направил к ней коня. Жизель смутилась. Получилось так, будто она сама пригласила его подъехать ближе.

— У вас задумчивый вид, миледи, — заметил Майлс, как только оказался рядом.

— Вокруг так красиво. Я загляделась вон на ту птицу.

— Завидуете ее свободе?

— Ну, подобной мысли у меня не было, но теперь, когда вы задали вопрос, должна признать, что вы правы.

— По правде говоря, и я завидую тому же.

Жизель удивленно взглянула на него.

— Но почему? — воскликнула она. — Вы же и так свободны.

— Никто на свете не свободен по-настоящему, миледи. К примеру, я обязан держать ответ перед своим отцом, поскольку он мой господин и повелитель. Кроме того, я должен делать все, что в моих силах, чтобы мои подданные жили в достатке.

— О да, конечно, — согласилась Жизель.

С какой-то странной, загадочной улыбкой Майлс всем корпусом повернулся к своей спутнице.

— Мне очень нравится ваш дядя, миледи, — сказал он. — Думается, он прекрасный человек.

— Так оно и есть, — равнодушно, как само собой разумеющееся, подтвердила Жизель.

— В таком случае я и вам завидую, — произнес Майлс таким же равнодушным тоном, лишенным всякой жалости к себе.

Жизель вспомнила рассказ дяди о родителях сэра Майлса, и новая мысль посетила ее. Возможно ли, что Майлса интересует не только ее приданое, но и то, что у него появится настоящая семья, в которой ему будет тепло и спокойно — не так, как в собственной?

— Дядюшка самого высокого мнения о вас, — заметила она.

— Вот как? И потому согласился по вашему желанию отвергнуть меня в качестве вашего жениха? — осведомился Майлс.

— Не судите его строго, просто дядя очень любит меня и хочет, чтобы мне было хорошо. Однако, я уверена, к вам он расположен всей душой.

— Я бы предпочел услышать из ваших уст, что расположены ко мне вы.

— Мне казалось, что вы это уже решили за меня, — не без лукавства упрекнула его Жизель.

Однако рыцарь не подхватил шутку, и девушка мысленно устыдила себя. В сердце ее шевельнулась жалость к сэру Майлсу. Если то, что дядюшка говорил о семействе Бакстонов, правда — а усомниться в его искренности у нее не было повода, — жизнь этого блистательного рыцаря не так безоблачна, как она предполагала.

На долю Жизель тоже выпали нелегкие испытания, но Майлс, совершенно очевидно, страдал куда сильнее. И возможно, если она рассматривает супружество как потерю независимости, то он — как приобретение чего-то главного, чего всегда был лишен. Неужели Майлс действительно считает, что она одна способна помочь ему в этом? Дядя говорил, что внимание достойного рыцаря Майлса Бакстона должно льстить ее самолюбию, — что ж, очевидно, он не далек от истины.

Они продолжали ехать в молчании. Время от времени Жизель искоса бросала взгляды на сэра Майлса, размышляя, насколько верно ее предположение. Если так, то становилось ясно, почему он столь настойчиво добивается ее руки.

— Вас тоже посетило задумчивое настроение, сэр Майлс? — спросила она наконец.

Словно очнувшись от невеселых мыслей, рыцарь повернулся к ней и улыбнулся.

— Покорнейше прошу извинить меня за некую рассеянность, миледи. Но уверяю, что я не был занят размышлениями о том, как бы поизощреннее расставить сети и против вашей воли склонить вас к браку. Не настолько я самоуверен.

— Но я так не думаю, милорд…

— Думаете, думаете, — спокойно перебил ее Майлс. — В своей жизни мне доводилось слышать отзывы о себе и похлеще. — Внезапно он криво усмехнулся и добавил: — Честно говоря, сейчас меня занимала тема любви.

Никак не ожидая услышать подобное признание, Жизель вспыхнула.

— Тема любви? Вот как?

— Да. Дело в том, что Елизавета Коутон безнадежно влюблена.

Нахмурившись, Жизель промолчала, стараясь подавить чувство разочарования, которое почему-то охватило ее. В самом деле, с чего бы ей расстраиваться? Во-первых, Бакстона полюбила другая, а значит, надо радоваться, раз она сама… равнодушна к нему. А во-вторых, он откровенен с нею, а такое нужно ценить.

— Не в меня, — выдержав паузу, добавил Майлс.

— Чувства Елизаветы Коутон меня ни в коей мере не интересуют, это не моя печаль, — быстро проговорила Жизель.

Слишком быстро — если судить по пронзительному взгляду, который бросил на нее рыцарь. Он усмехнулся.

— Горе мне! А я надеялся, что вызову в вас ревность.

— Что за глупости! Почему я должна ревновать? Думается, многие женщины находят вас привлекательным…

— Но не вы?

Коварный вопрос. Жизель крепче сжала поводья, но ничего не ответила.

— К несчастью, приданое Елизаветы очень незначительно, — продолжил Майлс, — и потому семья ее избранника не одобряет этот союз.

На лице Жизель появилась гримаса отвращения.

— Какая несправедливость, что счастливое супружество по обоюдному согласию так сильно зависит от наличия денег! — не удержалась она от едкого замечания.

— Без них довольно трудно жить.

Девушка с любопытством посмотрела на него.

— Странно. Вы говорите так, будто судите по собственному опыту, однако, насколько мне известно, ваша семья очень богата.

Майлс снова устремил взгляд вперед, на дорогу.

— Да, мой отец богат, а братья ни в чем не испытывают недостатка. Что же до меня, то тут дела обстоят несколько иначе. Отец подарил мне имение, но поставил условие, что наличные деньги я должен черпать из других источников.

Его серьезный, не лишенный горечи тон тронул сердце девушки. Однако даже в этот момент разум предостерегал ее от опасности. Нельзя, ни в коем случае нельзя поддаваться обаянию Бакстона, иначе ей придется смириться со свадьбой, и тогда она неминуемо утратит свою свободу.

— Из других источников? Таких, как хорошее приданое, например? — ехидно предположила Жизель.

Майлс повернул к ней голову и твердым голосом ответил:

— Да.

— Что ж, после бракосочетания — если таковое состоится — вы получите мои деньги, а я их тут же потеряю, так никогда и не воспользовавшись ими. Сейчас мое состояние контролирует дядя, а потом оно перейдет к моему мужу.

— А вы, конечно, считаете, что будущий супруг не будет прислушиваться к вашему мнению относительно того, как его тратить?

— Полагаю, вы намекаете на то, что намерены предоставить мне такую возможность?

— Именно так, — подтвердил Майлс, и Жизель не услышала в его голосе притворства.

— И все же находите, что дядя поступил… нелепо, разрешив мне право выбора?

— Это другое дело.

— Я так не думаю, — холодно парировала девушка. — Кроме того, я прекрасно знаю, что´ произойдет в дальнейшем. Сейчас вы щедры и галантны, но после свадьбы станете совершенно другим человеком. Муж моей подруги Сесилии давал ей самые торжественные клятвы. Она писала мне восторженные письма о том, насколько добр и благороден ее жених. О Господи! Как я радовалась за нее, как надеялась, что она будет счастлива!

— Надо ли понимать, что подруга ваша несчастна? — вставил Майлс, когда Жизель умолкла, чтобы перевести дыхание.

— Конечно! Иначе и быть не может. С того дня, как Сесилия вышла замуж, она не дает о себе знать. Ни разу не навестила меня, как я ни звала ее к себе. Я уверена, что муж велит ей сидеть дома. Она непременно приехала бы, ведь мы с нею были как сестры!

— Согласен, есть множество мужчин, которые до свадьбы говорят одно, а после — другое, но я не из их числа, — медленно проговорил Майлс. — Обещаю, что после нашего бракосочетания вы сохраните свободу — в разумных пределах, разумеется.

Жизель вопросительно подняла бровь.

— И пределы эти, полагаю, определять станете вы.

— Естественно. Кто же еще?

В ответ она лишь гневно поджала губы. Слова Бакстона подтвердили ее опасения: он ведет себя почтительно, но только до тех пор, пока священник не соединит их брачными узами. Едва она станет его законной супругой, как окажется запертой от всего мира. А сэр Майлс настолько красив, что, без сомнения, заведет себе любовниц. Нет! Она ни за что не выйдет замуж — ни за Бакстона, ни за кого-либо другого!

— Не желаете ли пустить вашу кобылу в галоп и посмотреть, на что она способна? — прервал ее размышления Майлс.

— Нет, — раздраженно отрезала Жизель. Сейчас она хотела одного — как можно скорее вернуться в замок.

Внезапно рыцарь протянул руку и сильно хлопнул кобылу по крупу. Животное всхрапнуло и сорвалось в галоп, но не дальше по дороге, а, свернув, помчалось в чистое поле, за которым плотной стеной темнел лес. Жизель изо всех сил вцепилась в поводья.

— Что-то напугало лошадь леди Жизель! — крикнул Майлс остальным всадникам, которые настолько увлеклись беззаботной беседой, что не заметили его выходки. — Я ее догоню!

Пришпорив вороного жеребца, Майлс пустился вслед за стремительно удалявшейся Жизель. Будь что будет! — думал он. Надо наконец выяснить отношения. И к чертям уговор о двенадцати рождественских днях!


Каким-то непостижимым образом Жизель удалось придержать кобылу, и та сперва сбавила ход, а потом и вовсе остановилась. Жизель соскользнула на покрытую снегом землю и, прижав руки к груди, тяжело перевела дыхание. Какое счастье, что все обошлось! Ведь на такой скорости она могла наткнуться на сук или вообще вылететь из седла.

Через минуту появился сэр Майлс. На полном скаку он осадил своего коня и спешился.

— Зачем вы это сделали? — вскричала Жизель; щеки ее пылали от возмущения. — Я же могла убиться насмерть!

— Мне казалось, вы отличная наездница.

— Никакие навыки не пришли бы мне на помощь, если бы на пути попался толстый дуб!

Бакстон накинул поводья гнедого на голые ветки ближайшего куста и подошел к девушке.

— Приношу свои извинения, миледи, я не подумал. Единственным прощением мне может служить непреодолимое желание остаться с вами наедине.

Жизель судорожно сглотнула комок, застрявший в горле от его слов. Они действительно совсем одни в этом лесу — только он и она!

— Надо догнать остальных, — выдохнула Жизель, пятясь к своей кобыле. Однако Бакстон, заметив маневр, подошел вплотную и положил руку на ее запястье.

— Обязательно догоним, только не сейчас, — спокойно сказал он. — Я хочу поговорить с вами так, чтобы никто нам не помешал.

— Для этого вовсе не нужно было рисковать моей жизнью, — сердито отозвалась Жизель, ощущая страшное неудобство от его близости.

— Я правда не думал, что вы могли пострадать.

— Хорошо, сэр Майлс, оставим это. Так что же настолько серьезное вы намерены сказать мне, чего не должны услышать чужие уши?

— Я намерен сказать, что всерьез хочу жениться на вас.

— Тоже мне новость! Об этом вы говорили и в солярии моего дяди. Если не ошибаюсь, тогда же вы утверждали, что заставите меня полюбить вас. Страстно полюбить, — подчеркнула она.

На чело Майлса набежала туча, глаза его потемнели. Он с беспокойством вгляделся в лицо Жизель.

— Безусловно, я совершил ошибку, я…

— Да, совершили! — с вызовом прервала она его. — И постоянно совершаете. Вы вмешиваетесь в мои дела, преследуете меня на каждом шагу как тень, уверяете, что я в вас непременно влюблюсь, — и после всего этого удивляетесь, почему еще не видите меня у своих ног.

Майлс еще больше нахмурился.

— Но я ведь не единожды извинился за свое поведение…

Жизель открыла рот, чтобы сообщить рыцарю, что не нуждается ни в каких извинениях, однако нечто в его глазах остановило ее. Но что? Тревога? Разочарование? Досада?

— Выслушайте меня, сэр Майлс, — более спокойным голосом произнесла Жизель. — Поймите, я не желаю выходить замуж ни за кого. Неужели это до сих пор не ясно? Я дорожу своей независимостью и хочу остаться свободной — по крайней мере еще несколько лет.

— И все потому, что ваша подруга вышла за упрямого мужлана?

— Нет, потому что… потому что я боюсь…

Его изумление было настолько велико, что он отшатнулся.

— Кого? Меня?

— Да нет же! Просто в отличие от леди Елизаветы, мечтающей о замужестве, я думаю… нет, я уверена, что супружеская жизнь станет для меня тюрьмой.

Карие глаза Бакстона мягко смотрели на нее.

— Неужели вы на самом деле не верите, что я буду относиться с должным вниманием к своей жене?

И вновь убежденность девушки в своей правоте была поколеблена. Однако… в свое время она тоже надеялась, что муж Сесилии обеспечит ее подруге прекрасное будущее…

— Я хочу, я жажду, чтобы вы осчастливили меня, став моей обожаемой супругой, Жизель! — От волнения голос рыцаря охрип. На мгновение Майлс умолк, а потом вдруг заключил Жизель в свои объятия. Как тепло, как надежно, невольно подумала девушка. — Я хочу тебя, и только тебя, моя суженая, потому что ты прекрасна, потому что ты добра и умна, потому что я ясно вижу, насколько чудесной будет наша жизнь, и жажду иметь от тебя детей!

Склонив голову к руке Жизель, он поцеловал ее — совсем не так, как прежде, а очень и очень нежно. С любовью. Этим поцелуем он будто подтверждал, что исполнит все данные обещания. Жизель замерла как каменная, не в силах оттолкнуть его. Страхи и предубеждения вновь всколыхнулись в смятенной душе.

Почему она сопротивляется? Почему не отдается великому блаженству просто находиться рядом? И почему, в конце концов, не соглашается на брак с этим красивым и славным рыцарем?

Великий Господь! Что же делать? Жизель чувствовала себя загнанной в ловушку. Великолепный Майлс почти покорил ее сердце, но как быть со стремлением к личной независимости? Голос разума не давал покоя. Подожди, не торопись, подумай хорошенько! — молотом стучало в голове. Можешь ли ты с уверенностью сказать, что он не станет после свадьбы другим?

Очень осторожно девушка отняла свою руку. Когда Майлс поднял голову, она встретилась с его вопрошающим взглядом.

— Сэр Майлс, я…

Нахмурившись, Бакстон кивнул.

— Понятно, миледи, — мрачно проговорил он. — Все еще сомневаетесь в моей искренности? Или находите меня недостойным того, чтобы стать вашим мужем?

— Да! Нет! Я… я не знаю.

— Довольно! — заявил Майлс. Голос его стал холоднее снега у них под ногами. — Я сделал все что мог, из шкуры вон вылезал, чтобы не сорваться, был образцом терпения. Но я не желаю служить всеобщим посмешищем и не позволю, чтобы надо мною издевалась женщина — тем более когда меня заверили, что с брачным контрактом все в порядке и осталось только его подписать!

С этими словами он резко повернулся и пошел к своему коню.

— Сэр Майлс! — вскричала Жизель.

— Нет, с меня хватит. Я устал от пустых разговоров, — бросил Майлс через плечо и взял в руки поводья. Потом все же преодолел себя и посмотрел на Жизель. Взгляд его метал молнии. — Я не мальчик, не игрушка, которой можно забавляться на досуге. — Взявшись за луку, он легко вспрыгнул в седло. — Запомните, я — сэр Майлс Бакстон, и если вы не считаете меня достойным, найдется немало благородных девиц, которые не будут разделять ваше мнение. А теперь, миледи, садитесь на лошадь. Пора присоединиться к остальным гостям. Но знайте — между нами все кончено.

Жизель настолько обомлела, что осталась недвижима. Свою тираду сэр Майлс произнес до того властным и непреклонным голосом, а глаза его горели таким яростным огнем, что сердце девушки, на мгновение затрепетав, замерло в груди.

— Не заставляйте меня повторять дважды, миледи, иначе я буду вынужден уехать один, а вас оставить тут, — глядя в сторону, произнес рыцарь.

Не сомневаясь, что он так и поступит, Жизель повернулась к кобыле. Сэр Майлс даже не шевельнулся, чтобы помочь ей, посему она подобрала юбки и вспрыгнула в седло. Затем, не ожидая дальнейших понуканий, дернула поводья и пустила кобылу рысью.

На обратном пути никто из них не вымолвил ни слова. Жизель изо всех сил сжимала дрожащие губы, боясь разрыдаться. Вскоре они присоединились к остальным всадникам.

Глава седьмая

Наступило утро одиннадцатого дня Рождества. Жизель давно лежала в постели без сна и думала лишь об одном: скорее бы закончились эти бесконечные праздники и все разъехались по домам. Обязанности хозяйки, которые вначале казались ей таким замечательным способом проявить свои способности, нынче лежали на ее плечах тяжким бременем.

В последние дни она, как всегда, была постоянно занята ставшими нудными теперь хлопотами, но по ночам размышляла о том, что произошло между нею и сэром Майлсом.

Жизель старательно убеждала себя, что состояние внутренней опустошенности никак не связано с отсутствием Бакстона и что его поспешный отъезд после той злополучной верховой прогулки не огорчил, а обрадовал ее. Да, обрадовал, думала она, ведь все, что он делал, служило лишь для достижения корыстной цели — подписать брачный контракт. Иначе пострадала бы и его гордость, его пресловутая рыцарская честь. Бакстон не предпринял никаких попыток понять ее чувства… как и она сама не смогла проникнуть в его душу.

Однако, как ни пыталась Жизель отвергнуть очевидное, всякий раз она приходила к неутешительному выводу, что вина во всем лежит на ней одной.

Девушка понимала, что совершила ошибку с самого начала, как только увидела рыцаря впервые. Нужно было вести себя с ним дружелюбнее, терпимее, а она держалась особняком, тем самым лишая его возможности узнать ее поближе. Даже рассказывая о причине, удерживавшей ее от замужества, она была похожа скорее на сварливую торговку, нежели на добропорядочную леди, что и привело к плачевным результатам.

Если бы только Жизель могла предвидеть, что начнется после отъезда сэра Майлса! Убедившись, что он больше не вернется в замок, молодые дворяне, приглашенные на рождественские празднества, как с ума посходили. Женатые, казалось, корили себя за то, что в свое время поспешили обзавестись семьей, а свободные — все как один — принялись соревноваться между собой, кто из них достойнее стать супругом прекрасной леди Жизель. Каждый считал, будто способен заменить сэра Майлса. Глупцы! Никто и мизинца его не стоит! — понимала теперь Жизель…

Тяжело вздохнув, она откинула покрывало и, поднявшись с постели, подошла к высокому узкому окну. Небо на востоке едва начало бледнеть, но забрезживший рассвет предвещал хмурый день.

Господи! Как же тоскливо! Жизель зябко поежилась. Хорошо еще, что дядюшка не призвал ее к ответу за отъезд сэра Майлса. Напротив, по отношению к ней он был сама любезность, сама обходительность. Ни одного упрека, ни одного лишнего вопроса.

Снова вздохнув, Жизель отошла от окна и начала медленно, отработанными движениями расчесывать волосы, золотым водопадом струящиеся по плечам. Сейчас снова нужно спускаться вниз и с вымученной улыбкой изображать из себя радушную хозяйку, не вздрагивая при этом всякий раз, когда во дворе послышится цокот лошадиных копыт.

Раскаяние, сожаление, угрызения совести — все меркло перед мыслями о том, как легко сэр Майлс покинул свою нареченную невесту…

Но почему, собственно, Бакстон должен был остаться? Она оскорбила его своей непомерной строптивостью и упрямством. А что чувствовал он, узнав о ее сговоре с дядей? В своей гордыне, занятая лишь собственными побуждениями, она не подумала, что ввергает его в шок. Эгоистка! Безжалостная эгоистка!

Теперь сэр Майлс имеет все основания ненавидеть ее…

В опочивальню вошла Мэри, чтобы помочь хозяйке одеться. Жизель спустилась вниз, апатично выслушала в часовне проповедь отца Павла. К тому времени, как месса закончилась, с неба тяжелыми хлопьями повалил снег. Значит, все гости останутся в замке, если снегопад не прекратится, мрачно подумала Жизель. Она быстро вошла в главный зал и отдала распоряжения после завтрака поставить в центре шахматные столы, чтобы гостям не было скучно.

Потом она заглянула на кухню и попросила Жюстина приготовить печеные яблоки и подогреть вино — если более стойкие дворяне решатся все-таки проехаться верхом, им необходимо будет согреться.

Чем же занять остаток дня?

Можно присоединиться к другим дамам, прихватив корзинку с рукоделием, и убивать время в малозначительной болтовне. Но в таком случае придется выносить жалостливые взгляды Елизаветы и Сесилии и постоянно ощущать, как чутко и аккуратно будут они подбирать слова, чтобы — не дай Бог! — не упомянуть ненароком имя сэра Майлса и тем самым не доставить ей боль.

А если она останется в главном зале, то своим присутствием даст молодым рыцарям еще один повод распушить перед нею хвосты, дабы обратить на себя ее внимание. Притворяться же, будто она не замечает, как они строят ей куры, просто нет сил.

Следовательно, остается одно — невзирая на дурную погоду, пойти прогуляться, решила Жизель.


Когда девушка, накинув теплую меховую накидку, вышла во двор, булыжники мостовой уже покрывал толстый пушистый ковер снега, который теперь валил сплошной отвесной стеной. Скоро начнется метель, решила Жизель. Лучше не рисковать и пересидеть ненастье дома.

Это привело Жизель в еще худшее расположение духа. Сердито нахмурившись, она повернула было к парадному крыльцу, но вдруг услышала, как с натужным скрипом поднимается решетка крепостных ворот. Кто бы мог приехать в такую погоду? — заинтересовалась она.

И вот в воротах показались двое всадников. Прикрыв глаза от снега, Жизель разглядела, что на одной из лошадей сидит закутанная в меха женщина. Завидев Жизель, она приподнялась в седле и замахала рукой.

— Жизель! Жизель!

Девушка радостно ахнула и громко вскрикнула:

— Боже мой! Сесилия!

Она бросилась навстречу любимой подруге, но на полпути замерла, поняв, кто появился вслед за Сесилией. Сэр Майлс Бакстон собственной персоной! Рыцарь въехал во двор с таким видом, будто и не покидал замка, никому не сказав ни слова, будто не отсутствовал здесь несколько дней.

Выбежал помощник конюха и взял под уздцы лошадь Сесилии, а Жизель вгляделась в лицо сэра Майлса, пытаясь угадать, что кроется за его непроницаемым выражением, но не смогла.

Во двор въехал конный отряд из десяти человек, все были одеты в цвета дома Ловенов — семьи мужа Сесилии. За ними следовала еще одна лошадь, навьюченная таким количеством больших и малых баулов, что Жизель невольно поразилась. Сколько же дней намерена провести здесь подруга?

А может, кое-что из багажа принадлежит сэру Майлсу? Вдруг он захочет после завершения праздничных торжеств остаться в замке еще на некоторое время? — с надеждой подумала Жизель.

От этой мысли сердце девушки дрогнуло. Воистину, нет среди гостей ее дядюшки равных сэру Майлсу Бакстону — а возможно, и во всей Англии — по стати, красоте, манере держаться. Правда, он чрезмерно горд, но теперь Жизель понимала, что на то он имеет свои веские основания. И еще кое-что поняла она: дядюшка говорил чистую правду — она должна гордиться, что такой славный рыцарь добивается ее руки.

Жизель улыбнулась. Вот сейчас он обратится к ней с приветствием и извинится за внезапный отъезд.

Но Бакстон лишь молча, со странным выражением лица взглянул на нее, и девушка — в который раз! — пожалела о том, как непростительно вела себя с ним прежде.

Грум, который вышел во двор к гостям, помог Сесилии спешиться. Окликнув Жизель, Сесилия вывела ту из задумчивости.

— Господи, Жизель, как же давно мы не виделись! — с жаром воскликнула она.

Действительно давно. Жизель уже успела позабыть, каким высоким делался голос подруги, когда та волновалась. Она была счастлива вновь встретиться с Сесилией, но… почему ее сопровождает сэр Майлс? Какую роль сыграл он в ее неожиданном появлении?

Сесилия с восторгом обняла девушку.

— Милая моя! До чего же я рада! До чего соскучилась!

Гостья так сильно прижала Жизель к себе, что та едва не задохнулась. Однако гораздо хуже было то, что она потеряла из виду сэра Майлса. А ей так хотелось поздороваться с ним!

Когда Сесилия наконец отпустила ее, Жизель немного отодвинулась и критическим взглядом окинула ее пополневшую фигуру.

— О! Неужели ты носишь дитя? — воскликнула она.

Подруга самодовольно улыбнулась.

— Да, Жизель, у нас скоро будет ребенок. Представляешь? Бернард вне себя от счастья, словно все лавры принадлежат ему одному. Время от времени приходится напоминать мужу, что и сама я имею кое-какое отношение к грядущему событию. Вот какова супружеская жизнь, милая моя! — С некоторым снисхождением она посмотрела на Жизель и быстро добавила: — Ну ничего, скоро и ты это узнаешь.

Странная вспышка раздражения сейчас пройдет, подумала Жизель, она связана с тем, что сэр Майлс так и не удосужился поприветствовать ее. Девушка улыбнулась подруге и снова поискала глазами рыцаря — Бакстон легкими шагами поднимался по широким ступеням парадной лестницы.

Сесилия бросила в его сторону многозначительный взгляд, подхватила Жизель под руку и повела к входу в замок.

— Ну же, милая, ты должна рассказать мне все-все о сэре Майлсе. Такой красивый мужчина — и такой решительный! Явился к нам и буквально потребовал, чтобы я провела с тобой несколько дней до Крещения. Заявил, что не потерпит ни отказов, ни отговорок, представляешь? А такому человеку совершенно невозможно отказать, не правда ли?

— Просто он узнал, как я соскучилась по тебе и как хотела встретиться снова, — пояснила Жизель.

— И я тоже! — заверила Сесилия и сжала локоть Жизель. — Но, поверь, у меня совсем не было времени — ну ни денечка. Заботы о Бернарде, домашние хлопоты, постоянные приемы! А еще мы с Бернардом недавно ездили в Лондон, там я познакомилась с придворными дамами — об этом потом расскажу тебе в красках! — в общем, совсем закрутилась! Ты уж прости меня, хорошо? — с милой улыбкой подластилась она к подруге.

Не скрывая изумления, Жизель взглянула на нее.

— А я думала, что ко мне тебя не отпускал Бернард… — качая головой, протянула она.

— Великий Боже! — расхохоталась Сесилия. — Бернард не отпускал меня?! Вижу, ты совсем не понимаешь, что такое отношения между мужем и женой, моя дорогая! Конечно, когда сэр Майлс настоял на моей поездке к тебе, Бернард согласился с некоторой неохотой, но только потому, что безумно любит меня и не хочет расставаться со мной ни на минуту, а сам, представь, терпеть не может путешествовать. Я не желала огорчать мужа и потому намеренно оставалась дома, чтобы не доставлять ему душевных страданий. Уверяю тебя, моя милая, Бернард заботится обо мне так, как только может мечтать женщина.

Внезапно Жизель почувствовала странное опустошение, будто стала жертвой чудовищного обмана. Все это время она была неколебима в уверенности, что именно запреты самодура Бернарда служили причиной ее разлуки с Сесилией, и вот теперь, в одну минуту, поняла, что все совсем не так. Значит, девушка, выйдя замуж, способна забыть даже самых лучших подруг ради своего супруга… особенно ради такого желанного, как Майлс Бакстон…

Едва они вошли в главный зал и освободились от своих накидок, как Жизель увидела сэра Майлса. Ей безумно хотелось немедленно подойти к нему, чтобы хотя бы поздороваться, но Сесилия намертво вцепилась в ее руку.

То и дело бросая на рыцаря любопытные взгляды, она быстро затараторила высоким напористым голосом:

— Ну, теперь выкладывай, подружка! Я хочу знать абсолютно все о тебе и этом рыцаре. Вы поженитесь, да? Он сделал тебе предложение? А что думает сэр Уилфрид? Если он даст согласие, вы составите прекрасную пару, моя дорогая. Нет, правда! Он так красив, так галантен, а какие изысканные манеры! Только немного молчалив — по дороге сюда едва ли два слова сказал.

Конечно! — подумала Жизель. Ведь наверняка говорила одна ты, не давая ему и рта раскрыть.

Наконец поток вопросов о сэре Майлсе иссяк. Сесилия обняла подругу и тепло улыбнулась.

— Я действительно ужасно рада видеть тебя, Жизель. Я очень без тебя скучала. Помнишь, как мы мечтали сбежать от леди Катарины, переодеться мальчиками и пуститься путешествовать?

Застигнутая врасплох неожиданной нежностью и искренностью ее голоса, Жизель почувствовала вспышку вины. Она тоже соскучилась без Сесилии, а встретила ее так холодно…

— Как прекрасно украшен зал! — продолжала тем временем Сесилия, оглядываясь по сторонам. Глаза ее возбужденно сверкали. — Уверена, это ты постаралась, дорогая. Жду не дождусь поскорее увидеться с твоим дядей и вашими благородными гостями. Мы с Бернардом ведем сравнительно уединенную жизнь, — хихикнув, добавила она. — Ведь мы уже супруги со стажем! А знаешь, что он мне недавно сказал? О, это было так мило…

Вполуха слушая щебетание подруги, Жизель старалась перехватить взгляд сэра Майлса, но и тут потерпела неудачу.

Когда Сесилия вдоволь наговорилась, вспоминая их жизнь у леди Катарины, Жизель отвела ее наверх, чтобы она могла передохнуть с дороги, а сама снова спустилась в зал, но Бакстона там уже не было.

Проглотив обиду и сочтя разумным порасспрашивать слуг из покоев молодых дворян, она подозвала одного из них и окольными путями выведала, что сэр Майлс не планирует покинуть замок ранее следующего дня — пока не утихнет вьюга.

Господи! — взмолилась Жизель. Хоть бы она свирепствовала еще неделю! И вдруг глаза девушки вспыхнули радостным огнем: если сэр Майлс уедет только завтра, то сегодня вечером он, как и прежде, будет трапезничать с нею за одним столом на возвышении и у них появится возможность поговорить! А то и выяснить отношения.

Она бросилась в свои покои и дольше, чем обычно, просидела у зеркала, приводя себя в порядок, потом очень тщательно выбирала подходящий случаю наряд, но — увы! — Бакстон так и не спустился к трапезе. Не появился он в зале и после того, как начались танцы.

Сердце девушки разрывалось от тоски. Неужели он собирается уехать, так и не повидавшись с нею? Неужели настолько ненавидит и презирает ее? Но если это так, то зачем он тогда утруждал себя путешествием к Сесилии, зачем привез ее в такую непогоду сюда?

Сэру Уилфриду уже доложили о прибытии Бакстона, и властительный сеньор, разумеется, пришел в ярость, не увидев рыцаря за своим гостеприимным столом.

Он долго сдерживал себя, но, когда были съедены основные блюда и подали пряное вино, откинулся в кресле и, отхлебнув из кубка, сердито прорычал, обращаясь к племяннице:

— Нечего сидеть с опрокинутым лицом! Если этот тип такой дурак, зачем нам горевать, зачем вступать с ним в родственные отношения? И на что, хотел бы я знать, он рассчитывал? Что ты, благородная юная девица, воспитанная в самых строгих традициях, иссохнешь от тоски по нему? Невежа! Неотесанная деревенщина! Вот что я тебе скажу, дитя мое: я даже рад, что его нет сейчас за нашим столом! Я не позволю ему испортить мне Рождество. Улыбайся, девочка, я привык видеть мою Жизель гордой.

Теперь уже и Сесилия поняла, что между сэром Майлсом и ее подругой произошел разрыв. Просидев первую половину ужина тихо как мышка, сейчас, по здравом размышлении, она сочла самым лучшим полностью игнорировать отсутствие рыцаря и громкой болтовней перекрывать гневный бас сэра Уилфрида, продолжавшего недовольно бурчать себе под нос.

Она говорила и говорила — и наконец сказала то, что больше всего интересовало Жизель:

— Знаешь, где твой Бакстон? Не хотела тебя огорчать, но от слуг я узнала, что он уехал ужинать в деревенскую харчевню, а на рассвете собирается покинуть замок. По-моему, он ведет себя довольно странно. Зная его очень недолгое время, я была о нем совсем иного мнения, дорогая… — Не дождавшись никакой реакции от подруги, она добавила: — Не понимаю, почему ты грустишь, Жизель. По мне, так ты должна вознести молитвы Господу за то, что избавлена теперь от необходимости выходить за него замуж!


Превосходная игра актеров не развеселила Жизель. Через час после завершения очередной пантомимы Сесилия, внимательно следившая за подругой, заявила, что устала, и Жизель, одарив ее благодарной улыбкой, поднялась вместе с нею наверх, пожелала спокойной ночи и прошла в свою опочивальню.

Там ее уже ждала Мэри. Жизель с полным безразличием дала горничной раздеть себя. Было около полуночи. Девушка отпустила Мэри, напоследок велев разбудить себя на рассвете и напомнив, что завтра — Крещение, двенадцатый день Рождества, а значит, праздники и связанная с ними суматоха скоро закончатся.

Очень хотелось выспаться, но несколько гостей, в том числе и сэр Майлс Бакстон, намеревались выехать пораньше, если позволит погода, а Жизель желала проследить, чтобы их отъезд прошел как следует.

Лишь только Мэри оставила ее, Жизель медленно подошла к небольшому туалетному столику, на котором лежали ее черепаховые гребни. Еще с порога ей бросился в глаза высокий предмет, накрытый покрывалом с приколотой к нему запиской, но проявлять любопытство в присутствии горничной, как бы хорошо Жизель к ней ни относилась, не позволяло врожденное достоинство.

Жизель отколола кусочек тонкого пергамента и прочитала: «Последний подарок. Дайте им свободу, о которой так мечтаете сами. Майлс Бакстон». Сняв покрывало, Жизель увидела красивую витую клетку; две горлицы, едва на них упал свет от факелов, начали тихонько ворковать.

Девушка долго смотрела на них, потом вновь перевела взгляд на пергамент. Не угадать смысла того, что Майлс вложил в свою краткую записку, было невозможно.

Он дает ей свободу… он подтверждает, что отказывается от помолвки с нею, как того желает она сама.

Желает ли?..

Очнувшись от задумчивости, Жизель снова накрыла клетку покрывалом, и горлицы, оказавшись в темноте, перестали ворковать. Потом она подошла к окну и уставилась вниз, на заснеженный двор. Несколько часовых скучали на зубчатых крепостных стенах. Сейчас, в такое позднее время суток, проявлять бдительность им было ни к чему. Замок тихо отходил ко сну, вокруг царила тишина…

А Жизель все стояла у окна, терзаясь противоречивыми мыслями. Не она ли с упорством, достойным лучшего применения, все время отказывалась от свадьбы с Майлсом Бакстоном? Не она ли неоднократно провозглашала свое стремление хоть на несколько лет сохранить независимость? Ох уж эта пресловутая независимость…

Вдруг ее внимание привлекла фигура человека, который вышел из замка и направился к конюшне.

Она сразу же узнала эту походку. Эту горделивую осанку. Ни секунды не задумываясь о достоинстве, с коим подобает вести себя благородной девице, она набросила на плечи накидку и выскочила из опочивальни, в последнюю секунду схватив клетку с птицами.


В конюшне было тепло. Майлс тихо затворил за собою тяжелую дверь и с удовольствием вдохнул знакомые запахи конского пота, сена и седельной кожи.

Его жеребец приветствовал хозяина радостным ржанием, но Майлс, погруженный в невеселые мысли, не обратил на него внимания.

Он совершил непростительную ошибку. Нельзя было возвращаться сюда, со вздохом подумал он, нельзя было снова встречаться с прекрасной Жизель Уотертон.

Он любит ее. Он уважает ее. Она ему нужна… нет, просто необходима!

Самым убедительным доказательством истинности его чувств послужило утомительное путешествие с Сесилией Ловен. Чем дольше Майлс находился в ее обществе, тем сильнее убеждался в том, какая глубокая пропасть разделяет Жизель и всех остальных девиц высшего сословия, с которыми Майлс встречался ранее, — жеманных, глупых, притворно беспомощных и непомерно болтливых!

Ну почему он вел себя с нею так надменно? Почему задирал нос, ставил какие-то идиотские условия? Будь он умнее — держался бы деликатнее, терпимее. От него требовалось не так уж много — просто постараться выслушать ее, вникнуть в ее проблемы, понять, что она всего лишь боялась ущемления своих прав, что опасалась утратить в супружестве собственное «я».

Неужели не мог он подождать пару месяцев и лишь потом объявить о помолвке, раз Жизель так просила об отсрочке? За это время она смогла бы привыкнуть к нему и — как знать? — оценить его достоинства…

Так нет же! В своем нетерпении он потерял все — и теперь ему оставалось лишь горько сожалеть об утраченном. Настолько горько, что он просто не мог находиться рядом с Жизель, зная, что эта чудесная девушка никогда не станет его женой. Лучше всего уехать отсюда пораньше, прямо на рассвете, чтобы больше не видеть ее. Вот почему он поужинал в харчевне и теперь решил переночевать в конюшне, а на заре — даже если метель не утихнет — покинуть замок и постараться забыть о Жизель.

Интересно, поняла ли она смысл его последнего подношения, задумалась ли хоть на минуту, чего оно стоило ему, Майлсу?

С этими мыслями Бакстон подошел к стойлу своего жеребца, вытащил из седельной сумки две простыни и стал устраивать постель на куче сухой душистой соломы. Потом накинул сверху свой плащ. Когда все было готово, Майлс потрепал коня по холке и расстегнул камзол.

И тут заскрипела дверь, и в лунном свете он увидел, как в конюшню скользнула хрупкая фигурка, прижимающая к груди какой-то предмет.

— Жизель? — не веря своим глазам, едва слышно выдохнул Майлс.

Сердце рыцаря заколотилось с такой бешеной силой, что казалось, вот-вот выскочит из груди. Никогда еще Жизель не была так прекрасна, как в эту минуту. Длинные распущенные волосы, чуть присыпанные снегом, струились по плечам серебристым водопадом, стройное тело окутывала меховая накидка, наподобие королевской мантии.

Голова Майлса пошла кругом, ноги словно налились свинцом. Лицо его исказила гримаса смятения и крайнего изумления. Что привело ее сюда в этот час, совсем одну? Он озадаченно нахмурился.

— Я очень хотела поговорить с вами, а вы… вы не пришли на вечернюю трапезу, — тихо проговорила Жизель, и, когда она подошла ближе, Майлс понял, что за предмет прижимает она к груди.

Жизель держала в руках свою свободу — единственный дар, который, как полагал Майлс, она не сможет отвергнуть.

— Спасибо вам за то, что привезли Сесилию, спасибо за великолепную кобылу и другие подарки, — продолжала девушка, останавливаясь в двух шагах от него. — От всей души благодарю вас.

— Я заботился лишь о том, чтобы доставить вам удовольствие, — ответил Майлс.

— И вы его мне доставили.

Рыцарь с трудом сглотнул. Значит, Жизель пришла только для того, чтобы поставить последнюю точку, подумал он. Страдания его достигли предела, горло сжал болезненный спазм, и он отвернулся, пряча от Жизель глаза.

И в этот момент девушка сделала еще один шаг и с нежностью дотронулась до его руки.

Неохотно, со вздохом он вновь повернул голову и, посмотрев в ее прекрасные глаза, увидел в них смятение. Неужели она поняла, какие муки терзают его? Ничего, скоро он избавит ее от своего присутствия.

Жизель протянула ему клетку и прошептала:

— Сэр Майлс, я пришла, чтобы сказать: последний подарок мне не нужен.

Этого Майлс никак не ожидал. С минуту он молчал, пытаясь разгадать смысл ее слов, потом спросил:

— Что ж, если мой подарок вас не устраивает, почему бы не выпустить птиц на волю? — Он невесело усмехнулся. — Это же самый простой способ избавиться от них.

Жизель без слов кивнула и направилась к двери. Отворив ее, она выпустила горлиц в высокое ночное небо и долго провожала их взглядом. А Майлс, не в силах отвести от нее глаз, вдруг осознал, что под меховой накидкой на ней надета лишь тонкая сорочка, а на обнаженных ногах — только легкие домашние туфли.

— Прекрасно, птицы обрели свободу, — сухо молвил он и, помолчав, добавил: — Вам бы тоже лучше уйти отсюда, миледи, пока вас не обнаружили здесь, со мной.

Жизель снова повернулась к рыцарю, затем медленно закрыла дверь и легкими, неслышными шагами подошла к нему. На лице ее появилось то решительное выражение, которое Майлс уже слишком хорошо знал.

— Я освободил вас от тяжкой необходимости выходить за меня замуж, миледи, — продолжил он тем же сухим тоном. — Вам не о чем более беспокоиться. Посему возвращайтесь к себе. Если вас застанут тут, наедине со мной, то дядюшка может упрекнуть меня в непорядочности и настоять на нашей свадьбе, мысль о которой вы не можете допустить.

Словно не слыша его, Жизель прямо посмотрела в его глаза и с нажимом спросила:

— Скажите честно: вы действительно намеревались уехать завтра из замка, даже не попрощавшись со мной?

— Да. А в чем дело?

— Не думала, что вы бесчестный человек, сэр Майлс.

— А я не просил, чтобы вы являлись сюда в подобном виде, — хриплым голосом парировал Майлс.

Жизель прикусила губу. Неужели он на самом деле ее не понимает? Или же она совершила очередной промах, прибежав в конюшню, чтобы поговорить с ним? Но она действовала по велению сердца…

— Я имела в виду не это, а наш договор.

Губы рыцаря горько скривились.

— Наш договор? С ним все кончено. Я потерпел поражение, следовательно, вы получаете полную свободу.

Кивнув, она мягко произнесла:

— В каком-то смысле я согласна с вами, сэр Майлс, и от свободы никогда не откажусь. Но, с другой стороны, у меня есть серьезные возражения. Так как я вижу, что вы меня не понимаете, буду говорить прямо: вы не проиграли, а выиграли пари. Как вы и предсказывали тогда, в дядюшкином солярии, я страстно влюбилась в вас.

Сказав это, Жизель замерла, ожидая, что рыцарь отмахнется от нее и от ее импульсивного признания, но он, очнувшись наконец от потрясения, схватил ее в объятия и впился губами в ее губы. Жар его поцелуя опалил Жизель божественным огнем, и она ответила ему с не меньшей пылкостью.

— Жизель, Жизель! — невнятно пробормотал Майлс, когда на секунду оторвался от нее. Но тут же снова завладел ее сладкими губами.

Она прижалась к груди Майлса так крепко, что без труда слышала глухие и мощные удары его сердца. Некоторое время он не выпускал девушку из рук, словно боялся, что она исчезнет в темноте, как выпущенные ею горлицы, но потом все же отстранился и спросил:

— Ты уверена, дорогая? Ведь ты так настойчиво отказывалась от свадьбы, что я…

На губах Жизель заиграла плутовская улыбка.

— Да как ты смеешь сомневаться? Если до тебя все еще не дошло, поясняю: я настойчиво требую твоего согласия стать моим мужем, если, конечно, ты не подыскал себе другую невесту.

Он тоже широко улыбнулся, глаза его радостно сверкнули.

— Не говори глупостей, милая! Еще никогда и ничего я так не желал, как видеть тебя своей женой!

Жизель рассмеялась и снова прижалась к широкой груди своего избранника.

— Стало быть, влюблена не только я, — проворковала она. — Не одну меня поразил сей сладостный недуг.

— Господи! — воскликнул Майлс. — Я вел себя как самый самонадеянный болван на свете, Жизель! Меня следует публично четвертовать. Сможешь ли ты меня простить?

Не поднимая на него глаз, она улыбнулась.

— Конечно. Если и ты простишь меня за то, что с первой минуты нашей встречи я начала выискивать в тебе возможные недостатки, не утруждая себя обратить внимание на очевидные достоинства.

Теплые ладони девушки нежно скользили по спине Майлса, по выпуклым рельефным мышцам, проступавшим даже сквозь плотную ткань белой рубашки. Тело его было таким сильным, таким любимым! Побуждаемая растущим внутри желанием, она подняла лицо в ожидании нового поцелуя.

Губы их соединились томно, сладко, дыхание слилось воедино. Руки, которыми Майлс гладил ее, просили, умоляли…

Но вдруг, почувствовав, что в ответ тело Жизель начало изгибаться, Майлс, издав тихий стон, чуть отодвинул ее от себя.

— Послушай, Жизель… — устремив на нее предостерегающий взгляд, сказал он. — Если ты не хочешь, чтобы все произошло здесь и сейчас, умоляю тебя немедленно уйти.

Девушка отступила на шаг и очень твердо посмотрела на него. Она знала, что Майлс прав. Но теперь она знала и другое, самое для нее главное: он любит ее и их свадьба состоится в ту минуту, когда они пожелают. Что же до дядюшки, то он, само собой, будет счастлив видеть их вместе, в чем он не единожды ее заверял.

С благоговейным трепетом Майлс следил за выражением лица своей возлюбленной невесты, а та вдруг взметнула руки к груди и дернула за шнурки меховую накидку, которая царственно упала к ее стройным ногам.

— Ты каждый день одаривал меня. Сейчас я тоже хочу сделать тебе подарок, любовь моя, — едва слышно прошептала она.

— Ты о чем, милая?

— Прими мой дар. Прими меня!

После этого все остальные слова потеряли смысл. Без всяких угрызений совести Майлс нежным движением опустил Жизель на приготовленную на ночь постель.


Насупив мохнатые брови, сэр Уилфрид смотрел на стоящую перед ним молодую пару.

— Но, дорогая моя девочка, — пробасил он с тревогой, которую вовсе не ощущал, — ты ведь сама намеревалась отказать сэру Майлсу. Или, может, я ошибался?

— Нет, дядюшка, вы не ошибались, но теперь я передумала, — твердым голосом заявила Жизель, не опуская глаз.

— Мнение женщин изменчиво, сэр Уилфрид, — философски заметил Майлс Бакстон. — Это их право.

— Вот именно, — кивнула Жизель. — Это мое право.

Сэр Уилфрид понимал, насколько ей не хотелось прибегать к подобному объяснению, но он слишком хорошо ее знал, чтобы понять и другое: отсутствие бурных восклицаний лишь подтверждало силу чувств его племянницы к молодому Бакстону.

— Итак, ты желаешь, чтобы мы подписали брачный контракт?

— Да, дядюшка.

Старик отвел от нее взгляд и обратился к Бакстону:

— Хотите ли вы, сэр Майлс, сочетаться законным браком с моей племянницей?

— Да, сэр.

— Отлично, формальности соблюдены, — сказал сюзерен. И вдруг расплылся в широкой улыбке. — Я очень рад за вас обоих, — хохотнул он.

— Дядюшка, у меня к вам просьба.

— Слушаю тебя, моя девочка.

— Я… то есть мы… мы бы хотели, чтобы свадьба состоялась как можно скорее. Желательно прямо сегодня.

— Как ты сказала? Сегодня?

О такой просьбе сэр Уилфрид мог только мечтать.

— Понимаете, дядя, я не вижу смысла откладывать бракосочетание, — твердо произнесла Жизель, не выпуская из руки широкую ладонь Майлса. — Мы ведь так или иначе будем отмечать Крещение, так почему бы не отпраздновать вместе с ним и нашу свадьбу? Я не сомневаюсь, что досточтимый отец Павел не станет возражать и с радостью благословит нас с Майлсом во время крещенской мессы. К тому же сейчас здесь, среди гостей, присутствует много наших общих друзей, и таким образом мы избавим их от повторного утомительного путешествия по нынешнему бездорожью. По-моему, это разумно, вы не находите?

Сэр Уилфрид откинулся на спинку кресла и с явным расположением принялся разглядывать молодых людей. Как оба молоды, как жизнерадостны — и как любят друг друга! На их счастливые лица приятно смотреть. А кстати, что за соломинка застряла в волосах Жизель?

И тут до него дошло, откуда взялась эта соломинка. Все донельзя просто, стоит лишь вспомнить опыт собственного ухаживания за незабвенной супругой, столь рано покинувшей его.

В том, что Майлс Бакстон проявил нетерпение и решил приблизить наступление первой брачной ночи, нет ничего странного, но вот Жизель… строгая и недоступная Жизель…

Сэр Уилфрид едва сдержался, чтобы самым неподобающим образом не расхохотаться. Значит, девочка действительно любит этого Бакстона, иначе сам святой Николай не смог бы заставить ее пойти на такое.

Величаво выпрямившись в кресле, сэр Уилфрид откашлялся и постарался принять серьезный вид.

— Если отец Павел не будет возражать, я, пожалуй, соглашусь, чтобы ваше бракосочетание состоялось сегодня, — важным тоном произнес он и добавил: — Во время мессы.

— О, спасибо, дядюшка! — воскликнула Жизель.

Лицо Майлса тоже осветила радостная улыбка, однако он был намного сдержаннее невесты, когда с достоинством поклонился и проговорил:

— Благодарю вас, сэр, за то, что дали согласие на столь скоропалительный брак. Я обожаю вашу племянницу, милорд, и клянусь неустанно заботиться о ней всю свою жизнь. Уверен, она будет самой замечательной женой.

Сэр Уилфрид поднялся и задумчиво поскреб седую бороду. Потом, пожав плечами, подошел к окну.

— Сдается мне, что спешку проявили вы оба, только в несколько другом отношении, — произнес он. На мгновение бросив хитрый взгляд через плечо, он отметил, что молодые люди смутились, как пара нашкодивших ребятишек, застигнутых на месте преступления. Старик вновь подавил приступ смеха. Он стер с лица улыбку, повернулся к ним и дружески подмигнул. — Вас, сэр Майлс, я ни в чем не виню, ибо прекрасно понимаю, что инициатива исходила от моей прелестной племянницы.

Жизель открыла было рот, чтобы разразиться возмущенными протестами, но сэр Майлс жестом призвал ее к тишине.

— Откровенно говоря, я считаю, что любовь помутила твой разум, дорогая, — продолжал сэр Уилфрид, — а ведь он всегда был у тебя предельно ясен. Ну сама посуди, стал бы я соглашаться на такой поспешный брак, если бы ни о чем не догадался? — Он проницательно улыбнулся и, помолчав, добавил: — К тому же я вижу, что вы воистину любите друг друга.

— Сэр, мы… — начал было Майлс.

— Не нужно оправдываться. Моя догадка верна, и этого достаточно. — Лицо старика стало серьезным, но Майлс заметил, что в глазах его прыгают озорные чертики. — Должен предупредить вас, благородный сэр Майлс: Жизель — чрезвычайно решительная молодая особа, ее очаровательная головка полна самых неожиданных и дерзких идей, в чем я не раз имел возможность убедиться. Надеюсь, вы сможете оценить ее достоинства…

— Милорд, я уверен, что на всем белом свете не найду супруги лучше. Именно о такой жене я всегда мечтал.

— А я мечтала о таком муже, как сэр Майлс Бакстон, — в свою очередь заявила Жизель.

Старик вздернул бровь и снова плутовски подмигнул молодому рыцарю.

— Думаю, вы не вполне понимаете меня, мой юный друг. Я хочу, чтобы вы дали себе полный отчет в том, что, когда приедете ко мне накануне следующего Рождества, я приму в свои объятия внучатого племянника или племянницу, а другой уже будет беспокойно ворочаться под сердцем моей любимой озорницы Жизель.

— Дядюшка!

Жизель вспыхнула так, что щеки ее могли поспорить с ярко-красными ягодами падуба, украшавшего зал.

— И это к лучшему, ибо заставит вас обоих держаться подальше от греха, — продолжал сэр Уилфрид, не обращая внимания на смущение девушки. — Следовательно, брак ваш будет счастливым. Ну а теперь ступайте, вы оба. Двенадцать праздничных дней утомили меня, так пожалейте старика и дайте мне отдохнуть.

Радостно улыбаясь, молодые люди раскланялись и направились к дверям. На пороге они остановились и повернулись к сэру Уилфриду, добродушно ухмыляющемуся в седую бороду.

— Позвольте сказать, дядюшка, что это было самое счастливое Рождество в моей жизни, — проговорила Жизель, и голос девушки дрогнул от переполнявших ее чувств.

Глаза сэра Уилфрида подозрительно заблестели. Кашлянув, он грубовато произнес:

— Беру на себя смелость утверждать, дорогие мои, что нас всех ждет очень счастливый Новый год.

Примечания

1

Большое полено, поджигаемое в Сочельник и горящее во все оставшиеся дни рождественских праздников. — Здесь и далее прим. перев.

2

Традиционное украшение дома на Рождество в Англии.

3

Жрецы у древних кельтов Галлии, Британии и Ирландии.


на главную | моя полка | | Двенадцатый день Рождества |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 1
Средний рейтинг 1.0 из 5



Оцените эту книгу