Книга: Знакомые кота Егора



Знакомые кота Егора

Николай Наволочкин

Знакомые кота Егора

Происшествие на опушке леса

— Не бойся, это моя знакомая корова, — сказал пожилой бурундук. — Хочешь, я пробегу у нее под ногами, и она мне ничего не сделает?

— И я! — пискнул маленький бурундучок. — Ух, какой я ловкий!

Конечно, бурундучку было страшновато. Под ногами у ог­ромной коровы он еще ни разу не пробегал. Но, как известно, все бурундуки очень лихие ребята.

— А она тебя ка-ак поддаст рогом, — каркнула воро­на. — Только из тебя перышки полетят!

Ворона была немножко глуповата и думала, что у бурун­дуков тоже, как и у нее, растут перья.

— А-а, была не была! — воскликнул пожилой бурундук и, скатившись с пенька, прошмыгнул между ног у коровы.

За ним, задрав свечкой пушистый хвостик, пронесся ма­ленький бурундучок.

— Ох, вы набегаетесь. Ох, набегаетесь! — сердито пересту­пила с ноги на ногу ворона и нахохлилась.

Она сидела на суку старого дуба, рядом со своим гнездом, и собиралась полететь в поселок, поискать осколочек зеркаль­ца, а заодно подразнить там молодого пса Черныша. Этот пес постоянно лаял, когда она пролетала над двором, где он жил. Наверное, пес думал, что летит не ворона, а коршун. И вороне это нравилось. «А что, — думала она, — может, я и, правда, похожу на коршуна!» Поэтому ворона и хотела найти кусо­чек зеркальца и рассмотреть в него, как она на самом деле выглядит.

Корова не обращала внимания на разговор бурундуков с вороной. Она как раз в это время нюхала цветы. Беленькие такие цветочки ландыша. Потому что ландыши цветут недо­лго. И если не успеешь понюхать их сегодня, завтра, смот­ришь, они уже завяли.

— Ну вот и не поддала рогом, не поддала! — похвалился, очень довольный собой, бурундучок.

— А ну вас, — обиделась ворона, — а если бы боднула, тогда что? Да и некогда мне тут с вами тары-бары разводить. Покеда!

Ворона неуклюже замахала растрепанными крыльями и полетела в поселок — подразнить Черныша, попугать петуха Петю и поискать кусочек зеркала.

А во дворе, где жил молодой пес Черныш, сегодня был небольшой переполох…

Бабушка белила избу, и дед вытащил на улицу стол, кро­вать, табуретки, валенки, сломанное двуствольное ружье, раз­ные другие вещи и старое зеркало. Все обитатели двора всполошились. Петух Петя понял, что тут хочешь или не хо­чешь, а надо подать голос, и закукарекал! Выросшие Пеструшкины цыплята, молоденькие курочки, заметались по дво­ру. Воробей увидел все это из своего скворечника и улетел от греха подальше. И правильно сделал, потому что в ско­ром времени случилось такое… в общем, случилась большая неприятность.

Пока же во дворе все были встревожены. Даже бывалый охотничий пес Люкс выбрался из своей конуры, подошел к сломанному двуствольному ружью и начал его обнюхивать. Он знал это ружье еще с тех давних времен, когда сам был молодой и красивый и они с дедом хаживали на охоту, и ру­жье это стреляло.

Из всех обитателей двора только молодой пес Черныш, равнодушный ко всему, лежал на крылечке. Лежал он, при­крыв один глаз лапой, а вторым поглядывал на зеркало и думал грустную думу. И никто во дворе не знал, кроме петуха Пети, почему сегодня Черныш такой печальный.

А дело было вот в чем: сидел Черныш возле конуры, ни­кому не мешал, и вдруг подлетела муха, ни с того ни с сего укусила его за ухо и улетела. Видевший все это петух Петя подскочил, хотел ее склюнуть, но промахнулся. И хотя ухо, которое укусила муха, уже давно не болело, все равно псу было обидно.

И надо же было случиться, что как раз в это время ко двору подлетела старая ворона. За дорогу от лесной опушки до поселка она устала и запыхалась. Но увидев знакомый двор, оживилась. «Вот сейчас подлечу да как спикирую! — решила она. — То-то начнется представление!»

И тут Черныш увидел ворону в зеркале. Псу показалось, что нахальная птица летит прямо на него. Черныш, не разду­мывая, прыгнул прямо с крыльца на зеркало!

Зеркало, приставленное к табуретке, свалилось, и, конечно, раскололось на маленькие и большие куски.

Все, кто был поблизости, сразу разбежались. Куры — за поленницу и на летнюю кухню. Петух Петя, пригнув к самой земле голову, умчался в курятник. Виновник проис­шествия пес Черныш забился в конуру, а Люкс — под кры­лечко.

Когда выбежала из дому бабушка, а за ней вышел дед, во дворе уже никого не было, только за поленницей да на летней кухне кудахтали куры.

— Ах, разбойницы! Ну, разбойницы! — всплескивала ру­ками бабушка. — Чтоб вас дождичком намочило!

Она думала, что зеркало разбили куры.

— Ну ладно, — утешал бабушку дед, — новое купим. Он собрал осколки в ведро, вынес их за огород и высыпал там в яму.

Старая ворона сидела в это время на березе и отдыхала от всего пережитого.

Как только дед ушел, она подхватила осколочек зеркала и полетела на опушку леса к себе в гнездо.

Летела ворона над поселком, над огородами, махала кры­льями, которые от старости поскрипывали, а самой все время хотелось где-нибудь остановиться, чтобы взглянуть на себя в зеркальце. «Нет, пожалуй, я и правда похожу на коршуна!» — радовалась она.

Над Луковой поляной ворона не удержалась, села на ста­рую иву. Хорошенько осмотрелась — нет ли поблизости дру­гих ворон или сорок. Все они любят блестящие стеклышки. Увидят, какую драгоценность несет она, — налетят, разорутся, да еще и отберут…

К счастью, кроме веселого жаворонка никого поблизости не было. Ворона положила на сучок осколок зеркала и увиде­ла в нем свой черный клюв.

— Пр-ривет! — сказала ворона своему клюву.

Она долго то одним глазом, то другим рассматривала клюв и наконец решила, что клюв у нее грозный и даже свирепый, точно такой, как у коршуна. А раз похож клюв, значит, похожа и голова. А если похожа голова — похож и хвост. А коли так, то и вся она — вылитый коршун! Был бы осколочек зеркала поболь­ше — это сразу можно было бы увидеть. Нет, не зря поднялся переполох во дворе у пса Черныша, когда она пролетала.

Еще раз полюбовавшись своим клювом, ворона подхватила зеркальце и, уже не останавливаясь, добралась до своего гнезда.

А гнездо у нее было на том самом дубе, в дупле которого жил пожилой бурундук. В этом гнезде у вороны хранилось немало прекрасных вещей. Лежали там очень красивая ко­пейка, блестящий крючок от Андрюшкиной удочки, осколок зеленого стакана, который нечаянно разбил петух Петя, и бе­ленькая пуговица. Ко всем этим богатствам теперь добавил­ся осколочек зеркала!

Если это добро увидят другие вороны — быть беде. Все потихоньку растащут. Чтобы такое не случилось, свои драгоценности ворона запрятала в щелки между прутьями, да еще присыпала сверху сухой травой. Запрятала она и зеркальце и только после этого выглянула из гнезда.

На опушке все было спокойно. Бурундуки носились по стволу дуба — играли в пятнашки. Корова паслась…

И вдруг под ближними осинками кто-то затопал, зат­рещал кустарник. Метнулась оттуда какая-то птица, и на опушку выскочил… В общем, сразу даже не поймешь, кто выскочил, потому что он пере­кувыркнулся через голову и стал шевелить ушами. Бурун­дуки тут же юркнули: пожи­лой — в дупло, молоденький — под корень дуба.

Ворона тоже хотела припу­стить куда подальше, да вовре­мя разглядела, что этот, кото­рый выскочил, — самый обык­новенный заяц.

А заяц перед этим долго мчался по лесу. Куда и к кому он бежал, заяц и сам не знал. Он уже порядком устал, но все равно скакал из последних сил и сам себя уговаривал: «Надо, Тишка, надо!»

Может быть, вы думаете, что Тишка убегал от волка? Ни­чего подобного. Волков в этих местах давным-давно не было. Последний волк выл на опушке в одна тысяча каком-то году, когда Андрюшкина бабушка была еще совсем маленькой.

А мчался со всех ног заяц потому, что ему просто необхо­димо было кого-нибудь встретить, и этому кому-нибудь все, все рассказать.

Тишка, как и положено зайцу, боялся. Хотя волков, как вы уже знаете, поблизости, да и по дальности, не водилось, но зато в лес забегал когда-то по охотничьим делам пес Люкс. И хотя зайцы между собой поговаривали, что Люкс уже стар и даже на луга не бегает, но кто его знает… Не всякому слуху верь.

И заяц бежал. Бежал и приговаривал: «Надо, Тишка, надо!»

И вдруг он увидел, что выскочил на опушку. Здесь лес заканчивался. Дальше зеленел луг. За ним Луковая поляна. А там уж и поселок с охотничьими собаками, мальчишками и бодучими козами.

Все! Дальше пути Тишке не было.

С разбегу, пытаясь остановиться, заяц даже перекувырк­нулся и сел, шевеля ушами, прислушиваясь и осматриваясь. Вообще-то зайцы видят не так уж хорошо. Главное для них — чуткие уши. И тут прямо в его чуткие уши откуда-то сверху кто-то сердитый как скажет:

— Здр-р-расте!

Заяц Тишка чуть было не кинулся обратно в лес, да со­владал с собой, только подпрыгнул от неожиданности и взгля­нул туда, откуда раздался голос. Над ним, на суку старого дуба, сидела взъерошенная ворона и вертела черной головой, разглядывая Тишку.

Заяц перевел дух и тоже поздоровался. И сразу загово­рил, залопотал:

— Там, — сообщил он. — За лесом, где вкусная заячья капустка. В кустарнике у Круглого озера… — И добавил: — Вот!..

— Молодец! — неизвестно за что похвалила его воро­на. — А теперь повтори все сначала.

— Что, и здороваться? — не понял Тишка.

— Валяй! — разрешила ворона. — Только не торопись.

— Здравствуйте! — уже спокойнее сказал Тишка. Но даль­ше говорить спокойно он не мог и опять зачастил: — Там, за лесом, где вкусная заячья капустка… В кустарнике у Кругло­го озера…

— Ну, положим, заячья капуста не такая уж и вкусная, — не удержалась, чтобы не поспорить, ворона. — Но дело не в этом… Ты лучше объясни нам: мне, ребятам-бурундукам, корове, нако­нец, объясни, что там в кустарнике у Круглого озера?

— А он! — воскликнул Тишка.

Сказал это заяц и подумал: «Какой же я молодец! Не зря бежал через лес. И в какое время бежал — днем, когда другие зайцы дремлют себе спокойно где-нибудь под кустами. Бе­жал, хотя и было страшно, и добежал. Хотел рассказать кому-нибудь — и рассказал. Узнают другие зайцы, скажут: «Ну ты даешь, Тишка!»

Ворона от такого ответа взъерошила перья, покрутила не­довольно клювом и, когда успокоилась, заявила:

— От поселка до речки и даже чуть подальше все знают, что у меня несносный характер. Да я и сама это знаю. Однако, заяц, я с моим характером терплю твою болтовню. Все жду, а вдруг ты что-нибудь путное скажешь. А ты… Нет, я больше не могу… — И ворона перелетела на другую ветку.

Пожилой бурундук, разобравшись, что на опушке ничего страшного не произошло, выбрался из дупла и сейчас сидел на пеньке. Он решил, что настал его черед, и обратился к Тишке:

— Слушай, приятель, а кто он этот Он?

— Я как его увидел, — обрадовался заяц, — так сразу решил: «Беги, Тишка, и кому-нибудь все-все расскажи. Надо!»

Услышав это, молоденький бурундучок хихикнул из-под корня дуба и тоже заскочил на пенек.

Возмущенная ворона похлопала себя по бокам крылья­ми, хотела сердито каркнуть, но сдержалась.

Знакомая корова стояла к ним всем спиной — и к зайцу, и к бурундукам, к разговорам не прислушивалась, щипала травку и думала, что как только ее тень станет длинной и смешной — наступит вечер и она отправится домой в посе­лок. По пути она, конечно, помычит что-нибудь своему при­ятелю Люксу. Пес, как всегда, спросит: как тут на лугах, хоро­шо ли? Она ответит, но останавливаться сегодня не будет, пото­му что дома, в загородке, ее ожидает теленочек. Ее собствен­ный веселый, ласковый, ну просто золотой теленочек.

Она взглянула на свою тень. Тень уже начала удлинять­ся. Значит, приближался вечер, и скоро можно будет отправ­ляться домой. Но корова опять вспомнила теленочка. Пред­ставила, как он будет радостно прыгать вокруг нее, мычать и тереться лбом о ее бок, и не выдержала. Отщипнув напосле­док пучок зеленой травы, корова поспешила домой.

А под дубом пожилой бурундук все еще допрашивал зай­ца Тишку.

— Ну, хорошо, — говорил он. — Вот ты к нам прибежал, а кого же ты все-таки там увидел?

— Где там? — удивился заяц.

Тишке казалось, что он и так уже все подробно растолко­вал и ему пора возвращаться на поляну у озера, а то кто-нибудь прискачет и пощиплет всю заячью капустку.

— Ну, за лесом, у озера, — подсказал пожилой бурундук.

— Увидел его, — стал объяснять Тишка, — длинноногого, большого, а еще совсем маленького. Он, наверно, потерялся, потому что он там без мамы. Вот!

— Ко-шмар! — каркнула ворона. — Носятся тут всякие, только других с толку сбивают. Марш отсюдова, а то я тебе сейчас задам!

Заяц прыгнул в кусты и оттуда крикнул:

— Эх вы! Там помогать надо, а они! — и припустил в чащу леса.

— Смешной какой, — подал голос молоденький бурунду­чок, — говорит: «большой, а еще совсем маленький». Разве так бывает, дед, чтобы сразу был и большой, и маленький? — спросил он у пожилого бурундука.

— Кто его знает, — важно ответил пожилой бурундук. — На свете всякое бывает…

— Верно, — поддержала его ворона. — На свете и не та­кое бывает. Вот вы, конечно, думаете, что я ворона? Так?

— Так! — пискнул и за себя, и за деда бурундучок. Ворона важно почистила свой клюв о кору дуба, потом склонила голову набок так, чтобы лучше видеть, какое впечат­ление произведут ее слова на бурундуков, и сообщила: — А я вовсе и не ворона, а коршун! Кар-р-р!

Бурундуков будто кто веником смел с пенька. Ворона даже не успела заметить, куда они подевались. После этого, доволь­ная собой, она забралась в гнездо, собираясь отдохнуть после всего пережитого за день, да призадумалась. «Нет, не зря бе­жал этот бестолковый заяц через лес, — решила она. — Что-то важное он хотел сообщить».

Думала, думала ворона, себя поругала за то, что прогнала зайца. И решила: «Полечу-ка я к Круглому озеру, посмотрю, кто там такой — длинноногий, большой, а совсем малень­кий».

Ворона выбралась на край гнезда. Потрясла одним кры­лом, расправила другое. Сказала неизвестно кому: «Эх, ста­рость — не радость!» И полетела.

Уж она-то, конечно, сейчас узнает, что там случилось-при­ключилось.



Тревожный вечер

Ах, какое выдалось в тот день хорошее утро. Солнышко взошло ясное и доброе.

Воробей еще сладко спал, когда кто-то защекотал его пе­рышки: «Вставай, лежебока…»

Воробей открыл глаза и увидел, как в щелку скворечника заглядывает солнышко, щекочет его теплыми лучами и улыбается. Воробей встряхнулся и выглянул во двор. Пес Люкс уже выбрался из своей конуры, сидел на задних лапах и слад­ко зевал. Черныш с озабоченным видом ходил возле летней кухни и принюхивался: почуял, что бабушка варит что-то вкусное.

Сегодня Черныш был веселый, а вчера бродил с опущен­ным хвостом и обвисшими ушами. И все во дворе говорили друг другу: «Пожалуйста, не трогайте Черныша, не волнуйте. Его какая-то муха укусила». «Да, да, — подтверждал петух Петя. — Я сам ее видел и чуть не клюнул!» Петя то и дело подходил к молодому псу и напоминал: «Ты мне, Черныш, покажи, какая тебя муха укусила. Я ее тут же поймаю. Пой­маю и съем!»

«Ко-ко-кой у нас Петя! Ко-ко-кой смелый!» — квохтали по углам куры. Но это было вчера. Вчера вообще день выдал­ся неудачный: прилетала ворона, разбилось зеркало, к тому же муха укусила Черныша…

А солнышко уже немного поднялось над зелеными луга­ми, и вспыхнули на стебельках, засверкали, заискрились ка­пельки росы.

Дядька пастух, который как раз вывел за поселок совхоз­ных коров, сказал козлу Козлу:

— Эх и трава! Сам бы жевал, да коровам надо!

Козел Козел тряхнул бородкой и ответил на это одним словом:

— Ме-еэ!

Но пастух его понял и успокоил:

— И тебе. Ты у нас тоже рогатый скот.

Слова его очень понравились козлу. Да и пастух ему нра­вился.

Правда, еще прошлым летом, когда козла Козла приняли в стадо, он побаивался кнута, который носил с собой пастух. Но потом убедился, что пастух никого этим кнутом не лупит, а только щелкает им для порядка. С тех пор он всегда ходил рядом с пастухом, и тот называл его при всех своим помощ­ником. И когда коза Марта напомнила, что она работает у соседки молочницей, козел скромно, но со значением ответил: «А я подпаском!..»

Поднялось солнышко над поселком и сыпануло сквозь листву черемухи во двор знакомой коровы целую стаю солнечных зайчиков. Они забегали и по земле, и по крылечку, и по ведрам на завалинке, и по спине теленочка знакомой коровы.

Корова смотрела, как ее теленочек пытается их слизнуть с шелковистой шерстки, и радовалась. Сегодня ее хозяйка Пет­ровна впервые решила отпустить корову на луга вместе с те­леночком. Пусть пощиплет сочную луговую травку. Пусть поносится на свободе.

— Ты уж, моя коровушка, моя ведерница, глаз с него не спускай, — приговаривала Петровна, открывая калитку, — Он ведь еще несмышленыш. Смотри, чтобы не забежал куда…

— На луга? — спросил как всегда пес Люкс, когда они проходили мимо.

— На луга, сосед, — отозвалась корова.

— И сынка с собой взяла? Гляди, какой он у тебя стал. Прямо не по дням, а по часам растет.

— Он у меня молодец, — отозвалась очень довольная сло­вами Люкса корова. — А ты когда заглянешь на луга, Люкс? Очень уж там хорошо сейчас.

— Да вот, отлежусь немного, что-то у меня ноги побали­вают, и прибегу, — пообещал пес.

Чуть подальше корова увидела, как навстречу, по середи­не улицы, во весь мах несется коза Марта, а вслед ей со всех дворов отчаянно лают и тявкают собаки.

Событие это повторялось каждое утро. Коза Марта услы­шала где-то, что вместо зарядки по утрам хорошо бегать. Бег придает бодрость и даже возвращает молодость. Но как толь­ко она принималась трусить по улице, за ней сразу увязы­вались все собаки. Первой выскакивала Пустобрешка. Сле­дом с лаем бросались другие. Даже Черныш, хотя он и знал, что Марта делает физзарядку, не мог удержаться и бросался, повизгивая от восторга, за козой-спортсменкой.

Пока Марта добегала до конца улицы, собаки поднимали такой лай, что бедная коза не знала, как ей теперь вернуться домой. Она пережидала где-нибудь в бурьяне, пока собаки ус­покоятся, а потом, крадучись, пробиралась до своего двора и пряталась в сараюшке, которую она называла дачей. И, конеч­но, никакой пользы от такой зарядки не было. Во всяком случае, никто не замечал, чтобы Марта молодела.

Теперь Марта действовала по-другому. Сначала она не спе­ша проходила в конец улицы. И это собак не тревожило. Кому интересно лаять на козу, которая бредет себе не торопясь. Разве какой несмышленыш щенок тявкнет из подворотни. Но такого щенка уважающие себя псы никогда не поддерживали.

Дойдя до конца улицы, спортсменка взбрыкивала задни­ми копытами, бодала рогами воздух и во всю прыть припуска­ла по дороге. Ошарашенные собаки сначала и рта не могли раскрыть от такой наглости. Потом они, конечно, поднимали запоздалый лай, даже выскакивали из дворов, но Марта уже подбегала к своей ограде, перемахивала через нее и оказыва­лась в безопасности.

Вот и сейчас она пронеслась, не успев мекнуть, мимо зна­комой коровы и ее теленочка.

Так, совсем неплохо начался этот день…

Перед самым обедом Черныш, совершенно случайно, при­шлепнул хвостом какую-то надоедливую муху. Все решили, что это именно она вчера его укусила, и стали радоваться. Теперь не надо было гадать, какая муха испортила настроение молодому псу. Но дорадоваться им не дал петух. Он прибе­жал из сада и рассказал, как только что поймал и расправил­ся с той самой мухой, которая укусила Черныша. Весть была приятная, но непонятная. Все знали, что Черныша укусила одна муха, а теперь получалось, что кусали две!

Петя сразу расстроился. Он ожидал, что все начнут его хвалить, а тут, оказывается, Черныш сам пришлепнул какую-то муху. Обидно, конечно, и петух стал наседать на пса:

— Ты не стесняйся, Черныш, признайся. Ну, ошибся ты. Ну, не разобрал, сколько было мух. Тебя кусали две, а показа­лось, что всего одна. Что же тут такого. С кем не бывает!..

— Ко-конечно, ко-конечно, — поддержали Петю молодые куры.

— Ве-верно, — мекнула из дверей своей сараюшки Мар­та. — Я вот тоже недавно дала два стакана молока. А хозяйке показалось, что полтора. И я не стесняюсь, признаюсь: да, я дала два стакана. И тебя, Черныш, кусали две мухи, не могли же тебя кусать полторы!

— Полторы, полторы, — стали повторять бестолковые куры. Черныш вертел лохматой головой, слушал то одного, то другого, вконец запутался и сказал:

— Да, ребята. Виноват я. Не рассмотрел. Меня и правда укусили полторы мухи…

Куры, коза Марта, Черныш и особенно петух Петя хотели было опять обрадоваться, однако из тени за конурой высунул­ся мудрый пес Люкс и заявил:

— Нет, друзья, все-таки две. Что-то я ни разу не видел, чтобы летали полторы мухи.

Вот тут-то все окончательно обрадовались, потому что на самом деле никто из них не видел, чтобы летали полторы мухи.

Из кухни донесся звон кастрюлек и чашек. Это бабушка готовила обед и курицам, и деду, и псам, и Андрюшке, и воробью.

Так что и середина дня прошла вполне благополучно.

После обеда как-то сам собой зашел разговор о коте Его­ре: как он там в городе живет и что поделывает… Об этом у каждого имелось свое мнение.

— Охотится, — заявил Черныш, — мышей и хорьков го­няет.

— Позвольте, — возразила Марта. — В городе, как я счи­таю, мыши и хорьки не водятся.

— Как это не водятся? А в огородах!

— В огородах? — переспросила Марта. — А есть там ого­роды?

На это Черныш уверенно заявил, что если они в поселке есть, то в городе и подавно. Только в поселке маленькие ого­роды, а город большой — значит, и огороды там большие.

Марта помолчала, подумала, что бы возразить Чернышу, но потом решила: «Раз там огороды большие, значит, и салат должен бо-ольшой расти». Это ее успокоило, и спорить она не стала.

— А может, Егор там в школу ходит, как Галя с Андрюш­кой, — высказал свое мнение воробей.

— Ну, в школу, я думаю, ему ходить ни к чему, — опять вмешалась Марта. — Он ведь и так образованный.

— Я не понимаю тебя, Марта! — разгорячился петух Петя. — Андрюшка у нас вон какой грамотный. Ему даже очки выдавали! А он все равно в школу ходит. И Люкс с ним бегал. А Люкс у нас — голова!

— И я в школе был! — обрадовался Черныш. — В Андрюшкиной парте сидел. И ничего — глупей не стал.

— А вдруг он нам по телефону звонил, — высказал свое мнение Петя. — А у нас же нет телефона. Вот мы и не слы­шим.

От такого предположения приятели загрустили, и тогда Люкс в раздумье сказал, что вряд ли кот звонил, а вот что письма он сюда пишет, это точно.

Марта, конечно, возразила, что она, мол, ни разу не слышала, чтобы Чернышу или кому-нибудь еще приходили письма от Егора.

— Все письма из города дед получает, — вздохнул Люкс. — Там, конечно, и наши были. А дед их и почитывает. Ему ведь тоже интересно, как там поживает кот Егор.

— Верно! — всполошился петух Петя. — Я сам видел, как дед сидел на крылечке и читал письмо. А потом он по­звал бабушку, чтобы шла послушать.

— Ну и что же дед прочитал? — заинтересовался Чер­ныш.

— А ничего не прочитал. Бабушка ему сказала: «Иди сюда, на кухню. Здесь и прочитай. Я сейчас картошку чищу». Да если бы я знал, что это письмо от Егора, я бы следом за дедом припустил. На кухню мне можно.

— Побывать бы в городе надо. Я бы сбегал, да ноги у меня теперь не те, — вздохнул Люкс.

Марта обвела всех глазами, мекнула, чтобы приятели по­няли, что она хочет сказать что-то значительное, и когда и псы, и петух заинтересовались, напомнила, что прошлой осе­нью козел Козел в город собирался. Пусть бы он и сходил, сдержал свое слово.

— Некогда ему сейчас, он же подпаском работает, — спра­ведливо заметил пес Люкс и добавил: — А дело это ответ­ственное — от стада никуда.

— Никак нельзя, — подтвердил и Черныш. — Мы вот с Люксом ночью дом сторожим. Так разве куда-нибудь сбега­ешь? И не мечтай! Другой раз так охота, что просто беда. Бывает, залает где-нибудь собака. Интересно же посмотреть, на кого она там разошлась. Но не побежишь. Полаешь, чтобы ее поддержать, — и все…

Задумались приятели, замолчали. Всем, конечно, интерес­но было узнать, как там поживает их друг — городской жи­тель кот Егор. Но никто ничего придумать не мог. И тут воробей, который доклевывал после кур закатившиеся в раз­ные щелки зерна, неожиданно даже для себя принял важное решение. Он подскочил от восторга и тут же взлетел на по­ленницу.

— Ребята! — чирикнул он оттуда. — Чи-чи-во тут разду­мывать. Я сегодня же отправлюсь в город и повидаю Егора!

Заявление воробья всех просто ошеломило. Коза Марта уставилась на него своими выпуклыми глазами и даже мекнуть не могла от изумления. Молодые куры, ничего не поняв, кинулись бежать. Черныш стал задумчиво чесать задней ла­пой за ухом. Петух взмахнул крыльями, заложил их за спину и начал расхаживать по двору. После того как первое замешательство прошло, все посмотрели на Люкса, ожидая, что он на это скажет.

Люкс, понимая, что без его совета не обойдется, задумался, даже глаза прикрыл. И когда уже всем показалось, что пес уснул, когда Черныш хотел гавкнуть у Люкса под ухом, чтобы разбудить его, пес, наконец, сказал:

— Долетишь ли? Не заблудишься?

Воробей и сам уже начал немного сомневаться. Дорога-то неблизкая. Мало ли что может по пути случиться. Но сло­ва Люкса раззадорили его.

— А, чи-чиво там! — воскликнул он. — Од-нова живем! И чтобы не передумать, тут же добавил:

— Ну, я полетел. До свидания, ребята!

— Да ты погоди, погоди, — остановил его Люкс. — Вечер скоро. Что же ты на ночь глядя полетишь? Слышал, как наша бабка говорила: «Утро вечера мудренее». Вот поутру и отпра­вляйся.

Петух Петя не любил темноты. По ночам у него начина­лась куриная слепота. Он тоже напомнил воробью, что по пути его застанет ночь, надо будет искать ночлег, а где его в темноте найдешь?..

В общем, отговорили воробья. И он пораньше улегся спать в своем скворечнике, чтобы завтра чуть свет отправиться в путь.

Тут и вечер подошел. Замычали, сначала по переулку, а потом на соседней улице, коровы. Значит, скоро должен при­бежать козел Козел. Он по вечерам, проводив стадо, загляды­вал хоть ненадолго к своим друзьям.

Став подпаском, беспризорный когда-то козел Козел, ко­нечно, остепенился. Но появлялся он перед двором прияте­лей не обязательно с улицы. Мог козел неожиданно выскочить из бабушкиного огорода, или, перемахнув Мартин забор, громко мекнуть всей честной компании: «Здрасте!»

На этот раз козел выскочил из огорода на другой стороне улицы.

— Ты откуда это? — удивилась Марта, когда козел подбе­жал.

— С чучелом бодался! — радостно сообщил козел Ко­зел. — Надоело оно мне, понимаешь. С прошлого лета еще надоело. Стоит там, воробьев пугает. Я думаю — испугает нашего воробья, опять, бедный, заикаться начнет. А где он сейчас?

Всем, понятно, хотелось рассказать козлу Козлу интерес­ную новость. Куры заквохтали, что спит воробей, спит… Мар­та объяснила, куда воробей собрался. Петух Петя добавил, что решил он кота Егора проведать. Еле-еле козел Козел разо­брался в чем дело. А когда понял, даже вздохнул:

— Я же сам хотел в город сбегать. Да некогда…

И он принялся объяснять, сколько у него забот на пастби­ще. То какая-нибудь корова размечтается, про все забудет и к болоту, в самую трясину направится. Только отгонишь ее, что­бы там не завязла, глядишь, две другие коровы бодаться нача­ли.

— А я и сам бодаться люблю. Ох и люблю! — затряс рогами козел. — Ну, налечу, бодну какую-нибудь в бок, а сам бежать. Да и за дядькой пастухом смотри да смотри.

— Что, тоже бодаться любит? — спросил петух Петя.

— Не-е. Не бодучий он. За ним поглядывать надо, чтобы весь хлеб не съел. У него в котомке хлеб лежит. Как только он ту котомку развязывать начнет — я к нему. Подбегу — он и мне кусок отрежет, да еще солью посыплет. А не успей я вовремя, он ведь весь хлеб сам умнет.

Марта тут же похвасталась, что и ей хозяйка по утрам кусочек хлеба с солью выносит.

— Ты там на лугах знакомую корову с теленочком се­годня не встречал? — спросил у козла Люкс. — Пора бы им уже прийти…

— Нет, не встречал, — ответил козел. — Я сегодня даже на опушку бегал, где она всегда жару пережидает. Стадо спать улеглось. Дядька пастух тоже вздремнул. Ну, я и припустил туда, хотел знакомую корову проведать. Всю опушку обежал, а ее нет.

Это была первая тревожная весть о знакомой корове и ее теленочке.

Тут и солнышко повисло над самой землей. Тени со двора вышли. Самая длинная тень от скворечника легла на дорогу. Поближе тень с крышей и трубой — от дома. А тень от полен­ницы, на которую как раз заскочил петух Петя, на тротуаре оказалась. Давно пора знакомой корове вернуться, а ее нет.

Бабушка из двора вышла на скамеечке посидеть. Смот­рит — Петровна идет.

— Галя-то ваша дома? — спросила она у бабушки. Бабушка разулыбалась и ответила, что Галя уехала в лагерь.

— А я хотела ее с собой позвать, — огорчилась Петров­на. — Коровушка моя что-то с пастбища не вернулась. С теле­ночком она ушла, вот я и беспокоюсь.

И заспешила Петровна к переулку. Это была вторая тре­вожная весть про знакомую корову.

— Придется мне сегодня на скотный двор через забор перепрыгивать, — сказал козел Козел и вздохнул.

— Чего так? — поинтересовался Люкс. — Еще успеешь. Ворота там пока не закрыли.

— Успел бы, если бы сейчас пошел. Да как же идти! Надо на Луковую поляну сбегать — корову с теленочком посмотреть.

— Сбегай, — поддержал Люкс. — Посмотри, не случи­лось ли чего…

Только убежал козел Козел, сразу и солнце закатилось. Петя тут же принялся загонять кур в курятник.

— Ско-ко-корей! Ско-ко-корей! — приговаривал он.

— Куд-куда? Куд-куда? — делали вид, что не понимают, куры.

— В ку-курятник! В ку-курятник! — командовал Петя. Время шло, но ни козел Козел, ни Петровна, ни корова с теленочком не появлялись.

Куры покудахтали, повозились и утихомирились.

Люкс, Черныш и коза Марта, не сговариваясь, вышли за ограду и улеглись там, чтобы видеть всех, кто покажется из переулка.

Когда уже ожидать стало невмоготу, пес Черныш соско­чил и объявил, что он тоже пробежится до Луковой поляны и посмотрит.

Но как раз в это время из переулка выскочил козел Ко­зел и рысью направился к приятелям.

— Не-е, не видать, — еще издали мекнул он.

— Плохо, ребята, ох плохо. Видно, случилось что-то… — произнес Люкс. — У тебя, Черныш, нюх хороший. Бери-ка след. Пойдем по нему потихоньку, поищем.

Марта вздохнула, а Черныш опустил лохматый нос к зем­ле и, принюхиваясь, пробежал по кругу раз и другой.

— Петровны след есть, — доложил он. — А вот след зна­комой коровы не могу взять. За день тут кто только не прохо­дил, кто только не пробегал.

— И чего ходят, куда бегают? Сидели бы по дворам в тенечке, — высказалась Марта. — А то снуют целый день туда — сюда, сюда — туда.

В другое время козел Козел напомнил бы Марте, что и она частенько носится по улице, как ошалелая, но сейчас промол­чал. А Люкс поучал молодого пса:

— Еще поищи, еще… От Петровниной калитки начни. А ты, козел Козел, беги на скотный двор, а то, неровен час, ворота закроют.



— Да ты что, Люкс. Я ведь и здесь подремать могу. Мне не привыкать, — даже обиделся козел. — Да и знакомая ко­рова мне не чужая.

Наконец, когда совсем стемнело и загорелись звезды, из переулка донесся топот.

Навострив ухо, Черныш радостно сообщил, что идут все, кого они ждали, — и знакомая корова, и ее сынок, и хозяйка их Петровна.

— А Петровна даже хворостинку в руках держит, — раз­глядел козел. — Ну, я побежал, ребята, поздно уже…

— Пошли и мы, — предложил Люкс.

— А поговорить? — возмутилась Марта.

— Какие сейчас разговоры, — сказал Люкс. — Завтра, когда все узнаем, наговоримся…

— Где ты их встретила? — спросила бабушка у Пет­ровны.

— Из лесу вышли. Это же надо куда забрели, — жалова­лась Петровна. — А все телок. Вот я тебе задам, — погрозила она прутиком теленочку. — И молоко все высосал. Не пущу я тебя больше на зеленую травку.

Не знала Петровна, что зря она ругает теленочка. Вовсе и не он завел корову в лес, и не он выпил все молоко.

Как ворона летала на Круглое озеро

Старая ворона хорошо знала, где была знакомая корова…

В тот день, когда прибегал заяц Тишка, да так ничего и не рассказал, ворона отправилась сама к Круглому озеру.

Летела она над вершинами деревьев и то про себя, то громко на весь лес ругала Тишку: «Ишь, какой нежный! Слово ему не скажи! А что я такого сделала? Ну сказала: «Кошмар!», так не зря же… Каркнула, правда: «Марш отсюдова!», а он сразу бе­жать. Мог и подождать, пока я успокоюсь…»

Так она летела, покаркивая и поругивая Тишку, пока не заметила впереди стаю незнакомых ворон. Они кружились над одним местом, камнем падали вниз, потом опять взлетали и, конечно, орали во все горло.

Еще нельзя было разобрать, о чем они там кричат, но старая ворона догадалась, что стая делит какую-то добычу.

«Ага, подруженьки, сейчас я вам устрою переполох!» подумала она и замахала крыльями.

Сразу подлетать к чужой стае ворона не стала. У поляны, над которой кричали и суетились вороны, она уселась на сухую вершину высокого тополя, отдышалась и осмотрелась. Отсюда сверху хорошо было видно, что стая нашла какое-то погибшее животное и теперь готовилась к пиру.

«Ну, милые мои, держитесь! — обрадовалась ворона. — Теперь и вы узнаете, какой у меня характер!»

Есть у ворон несколько важных сигналов. Ну, например, «Большой сбор!» По этому сигналу все вороны собираются лететь на промысел, когда ранней весной мелеют озера и на отмелях остается много уснувшей рыбы. Есть еще один прият­ный сигнал — «Добыча!» Это значит, что какая-то ворона нашла много еды. Одной ей не справиться, и она, хотя и жалко, приглашает подруг. Сигнал «Тревога!» — похуже. Услышав его, какой бы вкусной ни была добыча, надо отлетать куда-нибудь в сторону и ждать…

Но самый неприятный и самый страшный сигнал: «Спасайся кто может!!!» Состоит он из трех вороньих слов: «Кар-р-р», с тремя «р», еще «Кар-р-р-р», но уже с четырьмя «р», а потом просто: «К-а-а!» Но это «Каа» надо так выкрикнуть, чтобы у тех, кто его услышит, перья поднялись дыбом. И означает этот сигнал: «Беги, спасайся, уноси ноги, а то все — пропала твоя воронья головушка!»

Всем этим сигналам воронята учатся с самого малого возраста. Знают они и строгий закон: ни один из этих очень важных сигналов нельзя подавать зря. А кто нарушит закон, будет сурово наказан или даже изгнан из стаи.

Старая ворона за свою жизнь побывала уже во многих стаях. Из всех стай ее с позором прогоняли. И каждый раз за одно и то же: она нарочно подавала сигнал: «Спасайся кто может!!!»

Ворону за ее провинность клевали, щипали, колотили крыльями. В том месте, где она пролетала, спасаясь от разгневанной стаи, еще долго потом кружились пух и перья. Но даже отсидевшись где-нибудь в чаще и придя в себя, ворона ни разу не решала, что больше так делать не будет. Уж очень ей нра­вилось наблюдать, как после сигнала вороны бросаются кто куда. Одни, выпучив глаза, мчатся над самой землею, чуть не налетая на деревья, другие взмывают в небо и носятся там то в одну, то в другую сторону. Третьи с перепугу залетают так далеко, что потом лишь через день, а то и через два находят свою стаю.

Да, посмотреть есть на что!

Рано или поздно нарушительницу закона разоблачали. Но, несмотря на синяки, царапины и потерянные перья, воро­на вновь ожидала случая, чтобы подать сигнал: «Спасайся кто может!!!»

Вот и сейчас, чуть передохнув, старая ворона во весь дух заорала: «Кар-р-р! Кар-р-р-р! Каа!!!»

Ох, что тут началось! Какой поднялся крик, какой перепо­лох! И вслед за другими воронами, бросившимися врассып­ную, припустила и наша. А то ведь кто-нибудь мог догадаться, что это она подала сигнал, и тогда быть беде.

Торопясь как можно скорее улететь подальше, старая во­рона еще долго слышала за собой испуганные крики. Ее даже обогнали две молодые вороны. «Ну уж эти-то, конечно, заблудятся, и не то что за день, а и за три не разыщут своих», — с радостью подумала ворона-обманщица. Наконец она совсем выбилась из сил, выбрала сучок и опустилась на него.

Старая ворона любила садиться на сухие сучки. С них лучше видно, скорее заметишь опасность, да и тебя могут при­нять за сучок и не станут зря беспокоить.

Где-то здесь неподалеку находилось Круглое озеро. Ос­мотревшись, ворона увидела, что чуть в стороне поблескивает под низким вечерним солнцем вода. Отдохнув, старая воро­на направилась к озеру.

Неподалеку от берега, на зеленой полянке, она сразу уви­дела зайца Тишку. Он скакал с места на место и лакомился своей любимой заячьей капусткой.

Надо было не спугнуть его и хорошенько расспросить. Ворона опустилась на кочку, потихоньку откашлялась и как можно ласковее произнесла: — Пр-ривет!

Вы, конечно, знаете, что голоса у ворон не самые прият­ные. Как ни старалась ворона говорить помягче и поласковее, заяц все равно, услышав вороний голос, подскочил. Тишка, конечно, тут же дал бы стрека­ча, да ворона его просто пора­зила.

— Как здоровье? — спроси­ла она.

— Здоровье? — даже сел от удивления Тишка. — Чье здо­ровье?

Еле-еле сдержала старая во­рона свой характер. Чуть-чуть не крикнула: «Кошмар-р!» Но ведь надо было узнать, что здесь слу­чилось, и она сказала:

— Твое, разумеется. Я спра­шиваю, как твое здоровье, заяц?

Никто никогда не интересо­вался Тишкиным здоровьем. Собаки на него лаяли, вороны каркали, сороки стрекотали. А тут вдруг та самая ворона, кото­рая его недавно прогнала, спра­шивает…

«Какое же у меня здоро­вье? — подумал Тишка. — Ноги не болят. Уши ветром не наду­ло. Насморка пока нет. Значит, хо­рошее». Так он и сказал вороне.

— Прекрасно, — сделала вид, что обрадовалась, ворона. — Береги себя, заяц, не болей, пожа­луйста.

— Ладно, — пообещал Тишка.

— А теперь, скажи-ка мне, заяц, где этот твой большой, а совсем маленький?

— Ушастик-то? А вон там в кустах, — показал Тишка.

— Что он там делает? — с опаской спросила ворона и при­готовилась в случае чего тут же взлететь.

— Лежит, — вздохнул Тишка. — Он же маленький, а мама у него потерялась.

— Так ты же говорил: «большой».

— Эта он ростом только большой, а на самом деле со­всем маленький, — объяснил Тишка. — Он еще травку щи­пать не умеет… Да ты, тетка ворона, сама посмотри.

— Да уж посмотрю, — сказала ворона и перелетела к тем самым кустам, где притаился кто-то и большой, и ма­ленький.

И там она увидела неуклюжего рыжего лосенка. Был он длинноногий и длинноухий. Недаром Тишка назвал его Уша­стиком. А если бы он встал на свои тонкие ноги, то, конечно, был бы намного выше зайца.

— А ну-ка, заяц, притащи ему капустки! — приказала ворона.

— Я уже давал, а он не ест.

— Неси, неси, ишь какой жадина!

Тишка перепугался и кинулся на полянку. Он принес ка­пустки, положил ее перед горбатым носом лосенка, но тот на нее даже не посмотрел.

«Плохо дело, — подумала ворона. — Однако сейчас я покормлю его чем-нибудь повкусней…» Она перелетела на берег озера, походила там у самой воды, нашла дохлого пескаря и притащила его лосенку. Но и дохлого пескаря Ушастик не стал есть.

«Кошмар, — произнесла про себя ворона, — ишь какой привередливый».

Пескаря она тут же склевала сама и отправилась пеш­ком в заросли тальника. Там ей повезло — она поймала боль­шую пушистую аппетитную гусеницу.

— На, — сказала она лосенку. — Уж если эта отличная гусеница тебе не понравится, тогда я просто не знаю, чем тебя кормить.

Однако и на гусеницу лосенок не обратил никакого вни­мания.

Он еще, наверное, и говорить не умел и только шевелил своими рыжими ушами.

«Пропадет, — решила ворона. — Ему же, дурачку, молока надо, а лосиха потерялась. Не над ней ли кружилась стая, ко­торую я недавно напугала?..»

Эти мысли вороны прервал заяц Тишка.

— Не ест, — сказал он. — Молочка бы ему дать.

— Сама знаю, — рассердилась ворона. — Может быть, ты думаешь, что у меня есть собственная лосиха или корова?

И тут вороне пришла в голову интересная мысль. А точ­нее, это был даже план, как помочь беспомощному лосенку.

Солнце уже опускалось за лес. От озера потянуло прохладой. Ворона нахохлилась, ей захотелось в свое гнездо. Ведь она уже много лет была старой и любила тепло, а не прохладу. Да и план надо было хорошенько обдумать, и зав­тра же утром выполнить. А думается лучше всего дома в своем гнезде.

— Ну, я полетела, — сказала ворона зайцу. — Покеда!

— А как же Ушастик? — забеспокоился Тишка.

— Поможем, — пообещала ворона. — Только и ты прибе­гай к нам на опушку. Завтра чтобы чуть свет был!

На том они и расстались. А скоро и солнышко зака­тилось.

Путешествие воробья

«Дал слово — выполни!» — подумал рано утром воробей. Он вскочил, встряхнулся и выглянул из скворечника.

Перед самым рассветом прошел веселый дождь, и сейчас казалось, что и двор, и поленницу дров, и крылечко кто-то помыл.

У летней кухни бабушка кормила кур. Обычно это делала Галя, но недавно она уехала в лагерь отдыха. Отъезд ее запомнился всему двору. Галя на прощание насыпала кури­цам больше, чем всегда, зерна. Люкс получил миску вкусной похлебки, Черныш — очень хорошую кость. Не забыла Галя и воробья — и ему досталась горстка зерна.

Потом со стороны школы донесся звук горна. Ох, как он радостно созывал ребят! Так звал, что козе Марте, псу Чернышу и даже старому Люксу — всем захотелось в детский лагерь. И деду захотелось, потому что он вышел на крылечко и даже выпрямился, как солдат в строю. Но как известно, деду­шек, а тем более коз, в лагерь не принимают… Поэтому к школе, где стоял автобус, поджидая малышей, ушли только Галя с бабушкой.

Тогда отправлялась в дальнюю дорогу Галя, а вот сегодня улетал в неведомые края воробей. Бабушка, конечно, не знала об этом, а то она, может быть, насыпала бы для него отдельную кучку зерна. Насыпала бы, а курицам пригрозила пальцем: «Не трогайте — это воробышку!» Но и вместе с курицами можно было неплохо позавтракать. И воробей кинулся прямо под их длинные ноги.

Вдоволь наклевавшись, он вспорхнул на поленницу, почи­стил клюв и чирикнул:

— Ну, ребята, не поминайте лихом!

— Счастливого пути, воробей! — откликнулся Люкс.

— Городских собак не дразни, — посоветовал Черныш.

— А письмо! — мекнула с улицы Марта. Она только что вышла на зарядку, но, услышав разговор, остановилась.

— Письмо? — гавкнул Черныш. — Какое письмо?

— Я думаю, — объяснила Марта, — что нам следует от­править с воробьем письмо коту Егору. Так принято в хоро­шем обществе.

— Кто же его напишет, письмо-то? — уставился на Марту и даже приподнял от удивления ухо Черныш.

— Неужели ни один из нас не сможет написать пись­мо? — спросила Марта.

На этот вопрос козы никто не ответил. Куры сделали вид, что ищут жучков и червяков, и стали рыться в сырой после дождя земле. Люкс прикрыл глаза, будто он дремлет. Петух Петя, подскакивая, пытался поймать мотылька, залетевшего из огорода. Пес Черныш сердито смотрел на козу и думал: «Вот погонять бы тебя как следует, чтобы ты не спрашивала что попало! Жаль только, что нельзя, все-таки — соседка».

И тогда Марта сказала:

— А почему бы тебе, Черныш, не написать письмо? Ты ведь один раз был в школе и даже сидел у Андрюшки в парте.

— Мне?! — встряхнул лохматой головой пес. — Я бы, конечно, попробовал, но не знаю — получится у меня или нет. А вот прочитать могу. Все, что вы напишете…

И чтобы никто не сомневался в том, что он умеет отлично читать, Черныш пробежался по двору, что-то понюхал, пофыр­кал и стал рассказывать.

— Вот здесь Пеструшка ела червяка…

— Это я ей принес из огорода, — смущенно признался петух Петя.

— Верно, — подтвердил Черныш. — Бабка ругается, ког­да ты в огород бегаешь, поэтому ты пробираешься через дыр­ку в ограде. Вот здесь у забора об этом написано.

Петух обиделся, что весь двор узнал его секрет, и отошел в сторону.

— А тут, — сообщил Черныш, — Люкс после дождя хо­дил. Подошел к калитке в огород, потоптался и назад пошел. Куда же он пошел? — продолжал читать Черныш все, что лапами написали на сырой земле обитатели двора, и восклик­нул: — В конуру пошел!

— Было такое, — подтвердил Люкс. — Мне показалось, что кто-то чужой по огороду ходит, а это Андрюшка редиску искал…

Коза Марта в этом месте рассказа грамотея Черныша вздрогнула. А вдруг он прочитает, что она как-то рано утром забиралась в бабкин огород…

— А вот здесь воробей завтракал, — продолжал читать следы Черныш. — Сначала под ногами у Хохлатки три зерна склюнул, потом у Пеструшки тоже три. А когда Петя за жуком погнался — вот здесь жук полз, — воробей на Петином месте стал клевать.

— Скажите пожалуйста, — удивилась Марта. — А я и не представляла, что ты так хорошо читаешь! А кто у нас лучше всех пишет?

— Воробей! — объявил молодой пес. — Его лапки лучше других отпечатываются.

— Тогда воробей пусть и напишет письмо, — заявила Марта.

— А зачем ему писать, — заметил Люкс. — Он же сам летит.

Все с этим согласились и опять стали прощаться с путе­шественником и давать ему разные умные советы.

— А вы, ребята, поглядывайте, чтобы скворцы тут мой дом не заняли, — попросил, взлетая, воробей.

— Не беспокойся! — кукарекнул ему вслед Петя.

— Ме-ме-между прочим… — хотела что-то сказать коза, но воробей уже был далеко.

Знакомой дорогой, сначала над огородами, потом над пе­реулком, дальше опять над огородами и садами, добрался во­робей до сельмага. Здесь он отдохнул вместе с приятелями воробьями.

— Ну, молодец, не забываешь нас, навещаешь, — сказал ему старый воробей, тот самый, который однажды пил водицу из корытца.

— А я, братцы, в город направился! — объявил наш воробей.

— За покупками!.. — загалдели воробьи. — Пшена ку­пить… Интересно, а почем там овес?

Но воробей их разочаровал, он сказал, что летит вовсе не за покупками.

— За че-чем же? За че-чем же?! — обступили его при­ятели.

— Кота проведать…

После этих слов воробья будто ветер прошумел возле сель­мага. Услышав про кота, воробьи с глумом разлетелись в раз­ные стороны. И даже наш не отстал от других. Вместе со старым воробьем он оказался на трубе сельмага.

— Ох, брат, ну, брат… — не мог никак отдышаться старый воробей. — Ну, ты, оказывается, шутник. «Кота проведать!» Ой, держите меня, а то я в трубу свалюсь!

«Шир! Шир! Шир!» — это другие воробьи слетелись на крышу и уселись вокруг трубы. Они чирикали, не слушая друг друга. Они орали так, как орут зимой, когда после морозов и метелей вдруг наступает оттепель. Но как они ни галдели, а когда путешественник подтвердил, что действительно напра­вился в город, в гости к своему другу коту Егору, воробьи это услышали и вновь бросились — кого куда понесли крылыш­ки.

Да, сразу вот так, без подготовки, упоминать кота в компа­нии воробьев просто нельзя. Не переносят они такое слово, и путешественник это понял. Когда перепуганная стая опять слетелась, но уже на забор, он спросил у старого воробья, не знает ли тот дорогу в город.

— Везде я бывал, — признался старый воробей, — и на конюшне, и к тебе на пир прошлым летом летал, и даже, страш­но подумать, в самый конец нашей улицы как-то залетел… а в городе не был. Поговаривают, что по этой вот дороге автобус в город бегает. Но точно я тебе не скажу. Темное это дело…

«А, где наша не пропадала! — решился воробей. — Тогда и я по той же дороге отправлюсь».

За сельмагом начинались совсем уже незнакомые места.

После одноэтажных домов, таких, какие стояли и на его улице, вдруг показались огромные — двухэтажные. «Вот это да! — обрадовался воробей. — Уж это, конечно, и есть город! Быстро добрался».

От радости у путешественника и сил прибавилось. Он до­летел до первого большого дома, сел на балкон и увидел почти целый медовый пряник. Правда, этот пряник с краев кто-то обкусал, но подкрепиться еще было чем, и воробей принялся за работу.

Но не успел он клюнуть и с десяток раз, как от того же пряника начал отщипывать крошки неизвестно откуда взяв­шийся совершенно незнакомый воробей.

Тут уж непременно надо было драться!

Путешественник взъерошил перья и наскочил на соседа.

— Ты чи-чи-чиво! — чирикнул тот и толкнул нашего воробья.

— А ты чи-чи-во?!

Конечно же, на крик стали слетаться другие воробьи и принялись советовать:

— Дай ему, дай!

— Ишь какой, прилетел на наш балкон да еще и дерется! А два драчуна наскакивали друг на друга, и неизвестно, чем бы кончилось дело, да скрипнула балконная дверь, а из-за нее показался совсем еще маленький человечек. Он кое-как переступил порог и потянулся к прянику.

Все воробьи, и наш в том числе, вспорхнули с балкона и уселись на телеграфный столб. Они тут же забыли про драку и начали хвалиться друг перед другом, как ловко спаслись от неминуемой беды.

— Он ка-ак протянет руку, а я ка-ак взовьюсь вверх! — говорил один.

— А меня он чуть за хвост не схватил! — хвалился другой.

— А я, а я!.. А он, а он! — чирикали остальные.

— Парни! — перебил их воробей-путешественник. — А где здесь кот Егор живет?

Забыл он, что нельзя при воробьях произносить слово «кот». Услышав про этого страшного зверя, новые знакомые воробья тут же пустились наутек. Еле-еле наш путешественник догнал воробья, с которым дрался на балконе, и начал разговор по-другому:

— Скажи, пожалуйста, это уже город?

— Какой город? Никакой это не город! — ответил тот.

— А где же город?

— Че-че-чепуха! — воскликнул тот. — Никакого города нигде нет!

— Как нет? — даже испугался воробей.

— Так и нет. Придумали его, и все!

— А что же есть?

— Наши дома есть. За ними огороды есть. За огородами болото и кочки. Сколько ни лети — все болото и кочки. Да и чего туда лететь?

— А говорят… — начал, подлетев к ним, другой воробей.

— Мало ли что говорят. А ты там был?

— Не был, но ведь говорят же…

— Вот я тебе сейчас покажу, что говорят… Не будешь спорить!

И воробьи начали сердито скакать друг перед другом. Не дожидаясь, когда они окончательно подерутся, наш путеше­ственник полетел дальше вдоль дороги. Он был уверен, что город где-то есть. Иначе куда бы ездила бабка?! Откуда бы приезжал кот Егор?! И куда, наконец, летит он сам?! Конечно, в город!

Тут и дома кончились, и начался луг. Шоссейная дорога тянулась через этот луг все дальше и дальше. Вдоль дороги кто-то наставил столбов, натянул от одного к другому прово­да. Может быть, ожидали, что воробей полетит в гости к го­родскому коту Егору именно здесь — вот и поставили стол­бы, чтобы было где ему отдыхать. Так путешественник и ле­тел — от столба к столбу, от столба к столбу. Сядет, посидит, отдохнет, какую-нибудь козявку склюнет — и дальше.

По шоссе проносились машины, даже автобус пробежал. Давно бы пора показаться городу, а его все не было. Надо бы спросить у кого-нибудь, далеко ли город. А у кого спросишь? Как только скрылись последние дома поселка, воробьи боль­ше не встречались.

Сначала радовался этому путешественник: вот, мол, ка­кой я отважный, вон куда залетел! Здесь, пожалуй, еще ни один воробей не бывал… А потом загрустил он и стал подумывать — не вернуться ли домой.

Другие птицы, правда, попадались, но все такие птицы, что с ними и не заговоришь. Высоко в небе проплыли две цапли. Так высоко, что до них и не дочирикнешь. Потом повстречалась стая скворцов. Они обогнали воробья и уселись на черемуху неподалеку от шоссе. Расспрашивать у сквор­цов про дорогу воробей не стал. А вдруг они знают, что он уже второй год живет в чужом скворечнике!

Нет, лучше с ними не связываться. И воробей пропорхал мимо.

Подальше, там, где дорога пересекала березовую рощу, уви­дел он иволгу. Это была очень красивая птица. Вся золотис­то-желтая, а крылья черные. В общем, такая красавица, что и заговаривать с ней было боязно. И воробей не стал бы с ней связываться, если бы не слышал однажды такой разговор…

Как-то иволга села на березу за бабкиным огородом, а Галя сказала брату Андрюшке:

— Андрюша, посмотри, к нам прилетел попугайчик!

— Сама ты попугайчик, — ответил Андрей. — Это ивол­га, и если хочешь знать, родственница нашему воробью, пото­му что она из отряда воробьиных.

Тогда воробей не поверил Андрюшке. А сейчас подумал: а вдруг и правда родственница. Подлетев поближе, он по-свой­ски спросил у иволги, не знает ли она дорогу в город.

— Фиу-ти-лиу! — ответила ему иволга.

— Че, че? — не понял воробей.

— Фиу-ти-лиу, — опять пропела желтая птица, а потом добавила: — Разве ты не знаешь, что я говорю только по-индийски. Я ведь прилетела к вам из Индии.

— А это дальше, чем город? — спросил воробей.

Но иволга уже взлетела, сверкнула в чаще берез своими золотыми перышками, и оттуда донесся ее голос:

— Спа-сибо! Спа-сибо!

Воробей не понял, за что благодарит его такая важная птица. Он обиделся на нее, но переживать не стал и полетел дальше искать город.

За березовой рощей шоссе пересекала неширокая речка. Через нее был построен мост. Здесь, под мостом, воробей ре­шил напиться. Он опустился на песчаный берег, нашел возле самой речки маленькую лужицу и только начал пить, как ус­лышал разговор:

— Миша, Миша, посмотри — домовый воробей!

— Придумала, откуда тут может взяться домовый воро­бей!

— А какой, а какой? Скажешь, луговой?

— Конечно, луговой!

Воробей пригляделся и увидел, что на другом берегу реч­ки сидят мальчик и девочка и, как он правильно сообразил, спорят о нем.

— Миша, — продолжала девочка, — видишь, какой он большой, а луговые воробьи поменьше.

— Домовые воробьи должны жить в домах, — не согла­шался Миша, — а где здесь дома?

— Все равно — домовый, видишь, у него черное пятно на горле и на грудке, а у луговых…

— Ну и что! — перебил Миша.

— У домовых темной скобочки нет на щеках. Как ты про это не знаешь, а еще юннат!

— Я юннат по жукам и бабочкам, — важно объяснил Миша.

— Вот видишь, а споришь! Значит, сдаешься?

— Ладно, сдаюсь.

«Наверно, все-таки я не домовый, — стал раздумывать воробей, — а скворечный. Потому что живу в скворечнике». Но тут издали, с той стороны, откуда текла речка, протрубил горн.

— Побежали! — соскочил юннат по жукам и бабочкам Миша. — А то на обед опоздаем.

— Подожди, я еще за воробьем понаблюдаю. Интересно мне, зачем домовый воробей к нам в лагерь залетел.

Но воробей не хотел, чтобы за ним наблюдали. Его ожи­дала дорога, и он взлетел на мост.

— Воробей, воробей, вы потеряли перышко. Вернитесь, пожалуйста! — кричала вслед ему девочка.

Но зачем воробью потерянное перышко. Назад в крыло или в хвост его никак не вставишь. И он уселся на перила моста и стал осматриваться. И в той стороне, куда побежали дети, он увидел разноцветные флаги, голубые дома, высокие качели и другие неизвестные сооружения.

«Конечно — это город», — решил воробей.

Через несколько минут он добрался до первого дома и уселся на крышу.

Внизу бегали, скакали, кричали мальчики и девочки. «Зна­чит, в этом городе живут одни дети», — решил путешествен­ник и начал приглядываться, не бродит ли где-нибудь непода­леку в поисках мышей кот Егор.

Кота на посыпанных песком дорожках он не заметил и перелетел к следующему дому. К нему со всех сторон строем шли и шли дети. Из дома доносилось позвякивание кастрю­лек и чашек. Вот так же бабка на летней кухне стучала и звенела чашками, когда готовила еду. И воробей понял, что в городе наступил обед, поэтому и идут в этот дом все его жите­ли. Тогда он перелетел на столб и стал ожидать, когда вместе с каким-нибудь строем прошагает на обед кот Егор. А может быть, городские коты ходят обедать своей колонной и вот-вот они покажутся.

Однако сколько воробей ни присматривался, видел толь­ко мальчишек и девчонок. Ни Егор, ни другие коты в дом не заходили.

«Ну, что же, — решил путешественник, — сегодня Егор наловил мышей, наелся и сейчас спит где-нибудь на солныш­ке. Поэтому он и обедать не пошел…»

Раз так, надо было его искать. И воробей полетел к следу­ющему дому. Но ни у соседнего дома, ни у других Егора он не обнаружил. И вообще воробей не увидел ни одного кота. Со­бака, правда, в этом городе жила. Большая лохматая собака. Когда путешественник вернулся к столовой, она прыгала воз­ле крыльца и с радостным визгом встречала выходящих маль­чишек. А те почему-то называли ее каждый по-своему: кто Шариком, кто Трезоркой, а кто Дружком. И на все эти клички собака отзывалась.

«А вдруг и это не город», — загрустил воробей. И как тут было не грустить, прошла уже половина дня, а до города он не долетел.

— Миша, Миша! Смотри, еще один домовый воробей! — закричала та самая девочка, которая сидела с мальчиком у речки.

— Лучше бы ты показала майского жука, — равнодушно ответил Миша и побежал становиться в строй.

— Послушайте, воробышек, может быть, вам пригодится перышко? Я подобрала его у моста. Оно совсем новое, — ска­зала девочка.

Но воробья перышко не интересовало, и он полетел вдоль широкой, посыпанной песком дорожки.

Был бы рядом родной скворечник, воробей забрался бы в него и в тишине спокойно обдумал, как ему быть дальше. Но скворечник и двор с друзьями находились отсюда очень дале­ко, и посоветоваться здесь не с кем. Что же делать? Лететь дальше, но где этот город? Возвращаться назад? А что он ска­жет Люксу, Чернышу, петуху Пете, козе Марте, козлу Козлу?

Раздумывая так, воробей неожиданно увидел… Кого бы вы думали? Он увидел Галю! Да, Галю из своего двора. Она сидела на скамейке и болтала ногами.

Обрадованный воробей опустился совсем рядом, почти у ее ног, и принялся скакать, чтобы обратить на себя внимание. Но Галя, та самая Галя, которая дома часто угощала его пше­ном, на этот раз воробья просто не узнала. И даже когда де­вочка-юннат, пробегая мимо со своим товарищем, крикнула: «Миша! А вот еще один домовый воробей!», — даже после этих слов Галя не обратила на воробья внимание.

Воробей очень обиделся, но тут же подумал, что во всем виновата девочка, которая назвала его домовым. А ведь он жил в скворечнике, значит, был не домовым, а скворечным воробьем. И воробей принялся чирикать: «Это же я! я!»

Но тут просигналил горн, и все дети побежали в корпуса. Скрылась за дверью и Галя. И когда путешественник уселся на форточку и заглянул внутрь дома, Галя уже лежала в постели — наступил час отдыха.

Теперь воробей догадался, что прилетел не в город, а в лагерь отдыха. Он же провожал Галю, когда она сюда уезжала.

Обида на Галю не проходила, и он сначала решил, что ког­да она вернется домой и будет угощать его зерном, он гордо отвернется и не станет есть. Но потом воробей передумал. «Ладно, — сказал он сам себе, — только чуть-чуть поклюю, и только самые лучшие зернышки».

Под скамейкой, на которой сидела Галя, после утреннего дождя земля еще не просохла. На ней хорошо отпечатались воробьиные следы. И он решил написать Гале письмо. Воро­бей попрыгал туда-сюда по этой земле, ковырнул ее клювом. И получилось вот что: «Здесь был я — скворечный воробей. Скакал под скамейкой, а потом улетел!»

Теперь, если Галя сядет на эту скамейку поболтать ногами, то увидит его письмо. Прочитает и очень удивится, и, ко­нечно, будет жалеть, что не узнала воробья из своего родного двора. А может быть, сюда забредет кот Егор и тоже прочитает письмо. Уж Егор-то поймет, зачем прилетал воробей…

Письмо написано — можно со спокойной совестью воз­вращаться домой. Наш путешественник чирикнул и отпра­вился в обратный путь.

Тайна знакомой коровы

Ах, как хотели Люкс, Черныш, коза Марта и петух Петя узнать, почему так поздно вернулись с пастбища знакомая корова и ее сынок. Люкс и Черныш думали об этом ночью, когда, проснувшись от лая Пустобрешки, прислушивались не подкрадывается ли к курятнику разбойник хорек. Петух Петя вспомнил о корове перед рассветом, вспомнил и начал кукарекать. Марта любила поспать в своей сараюшке, но в эту ночь и ей не спалось. Козу одолевало любопытство: где же все-таки бродила ее соседка?

Но вот пришло утро, и корова, как будто вчера ничего не произошло, отправилась на луга. На этот раз она шла одна, без теленочка.

Люкс как всегда с ней поздоровался. Но странное дело, корова не остановилась. А ведь всегда она задерживалась у калитки, чтобы о чем-нибудь потолковать со старым псом. Сейчас же корова промычала: «Доброе утро!» — и направи­лась к переулку.

— Ме-между прочим, а где это ты вчера пропадала? — бросила ей вслед Марта.

Но знакомая корова или не расслышала вопроса, или сде­лала вид, что не слышит, и еще быстрее зашагала дальше.

— Куд-куда она так торопится? — удивился петух Петя. — Всегда на луга шла не спеша, а сегодня несется, будто она не корова, а коза.

— Позвольте, позвольте, — сразу обиделась Марта. — Я не понимаю, при чем тут коза? Разве это я вернулась вчера в глухую полночь?

Черныш тут же вмешался и разъяснил Марте, что петух имеет в виду не ее, Марту, а вообще козу. Это еще больше рассердило Марту.

— Удивляюсь, — заявила она, — почему, когда надо при­вести плохой пример, всегда называют козу.

Дело шло к большому спору, и мудрый Люкс решил пе­ревести разговор на другое. Он как бы про себя проговорил, что, мол, интересно, долетел уже воробей до сельмага или не долетел.

Остальные тут же забыли про спор и начали гадать, где сейчас воробей. А Люкс, слушая приятелей, думал про зна­комую корову. Он был очень удивлен, что она ничего ему не рассказала про вчерашний день. «Наверное, случилось что-то такое, о чем нельзя говорить при всех», — решил он.

А знакомая корова в это время уже вышла на Луковую поляну. Здесь она обычно начинала пастись. Потихоньку по­щипывая травку, она к полудню доходила до опушки и пас­лась до вечера.

Но сегодня корова не стала задерживаться на лугу. Она, на ходу хватая траву, сразу направилась к лесной опушке.

В лесу у знакомой коровы было очень важное и секретное дело…

И вчера корова почти не паслась на лугу. Только они с теленочком вышли на зеленое приволье, только он, взбрыкнув копытцами, начал носиться по траве-мураве, как к ней подлетела старая ворона.

— Пр-ривет, кума! — сказала она. — А у меня к тебе просьба.

— Му-у! — удивилась корова.

— Вот и хорошо, что ты согласна, — заторопилась воро­на. — Летим скорее на опушку, там я тебе все расскажу.

Коровы, как известно, не летают. Поэтому к старому дубу она отправилась пешком. Ворона летела впереди и все время оглядывалась. Ей казалось, что корова и ее теленочек идут очень медленно, а надо было торопиться. Вот-вот на опушку должен был прискакать Тишка. А зайцы, как считала ворона, народ несерьезный — увидит, что вороны нет, и убежит назад в лес.

Но заяц Тишка был не такой. Если уж он давал слово, то непременно его выполнял.

Когда ворона опустилась на дуб, заяц как раз завтракал.

Неподалеку от дуба под осиною он нашел гриб подосиновик и с аппетитом грыз его шляпку.

— Привела! — сообщила ему ворона. — Вон они идут…

— Кто они? — испугался Тишка. — Собаки?!

— Какие собаки! — рассердилась ворона. — Вот я тебя как…

Ворона хотела сказать: «Как клюну!» — да вовремя оста­новилась. Она решила быть с зайцем ласковой, а то он удерет в лес и потом его до будущего лета не разыщешь.

— Да… Так что я тебе хотела сказать? — переменила во­рона разговор. — Про корову я тебе, заяц, хотела сказать. Ко­рову я привела. Теперь ее надо уговорить, чтобы она пошла и напоила молочком этого твоего Ушастика-лосенка. Это, брат, я сама придумала…

Тишка обрадовался и помчался навстречу корове и теле­ночку. Он обежал вокруг них и поскакал к опушке. Заяц сра­зу понравился теленочку, он решил с ним поиграть и, задрав хвостик, запрыгал следом. Так все они добрались до опушки и углубились в лес.

«Вот и хорошо, — подумала ворона, — не надо никому ничего объяснять, не надо корову уговаривать», — и тоже по­летела в лес.

Несколько раз она хотела закаркать на Тишку, потому что скакал он не прямо к озеру, а огибал то болотце, то густые заросли. Но, поразмыслив, ворона решила, что заяц поступает правильно. В болоте корова и теленок могут завязнуть, через густой кустарник им не пройти. А Тишкина дорога, хоть и длинней, но верней.

Поняв это, ворона совсем загордилась. А гордиться, как она считала, ей было чем. Во-первых, в ее гнезде хранились несметные богатства: копейка, крючок, осколок стакана, пуго­вица и кусочек зеркала. Во-вторых, она походила на коршу­на. В-третьих, была очень ловкой. Вчера, например, перепуга­ла целую стаю чужих ворон, и ей за это ничего не было. И, наконец, последнее: ни заяц, ни корова, ни ее теленок не уме­ли летать, а она умела!

«Ух, ты! Эх, ты!..» — замахала она крыльями и тут же ойкнула и чуть кубарем не свалилась вниз. Ворона совсем забыла, что ей очень много лет, что надо беречь себя. Где-то в спине у нее больно кольнуло, в правом крыле что-то скрип­нуло, а левое заныло.

— Присяду-ка, полюбуюсь природой! — громко каркнула она и огляделась.

Произнесла ворона эти слова на всякий случай. А вдруг кто-нибудь видит ее. Так пусть не думает, что эта птица, похожая на коршуна, устала, что у нее заломило спину. Пусть счи­тает, что она села полюбоваться окрестностями.

Вцепившись обеими лапами в ветку, ворона долго прихо­дила в себя. Но вот боль в спине затихла, можно было лететь дальше, догонять зайца и корову. И тут она услышала, как неподалеку перекаркиваются две вороны.

— Ка-кажется, это все-таки она… — сказала одна.

— Едва ли, — возразила ей вторая. — Та ворона не стала бы вертеться возле нашей стаи. А эта, видишь, сидит спокойно.

Старая ворона догадалась, что речь идет о ней, и эти две вороны спорят, не она ли вчера подала сигнал. Теперь надо было спокойно и равнодушно пролететь мимо, чтобы у них не осталось никаких подозрений. И ворона не спеша, будто она совершает прогулку, проплыла над деревом, на котором сиде­ли две вороны.

— Видишь, — сказала ей вслед вторая ворона. — Если бы она чувствовала вину, она шарахнулась бы от нас, как глу­пая сорока шарахается от пугала!

И они принялись смеяться над сороками, которые и каркать-то не умеют, а, смешно сказать, стрекочут, и перья-то у них лишь наполовину черные. Какие-то еще недостатки находили вороны у сорок, но старая ворона больше их не слу­шала. Некогда было.

Зайца Тишку, корову и ее теленочка она нагнала почти у самого Круглого озера. «Жив ли там лосенок?» — забеспоко­илась ворона и полетела прямо к тем кустам, где вчера видела Ушастика.

Лосенок лежал с закрытыми глазами. Ворона села рядом. Покрутила головой, рассматривая его, но так и не поняла — дремлет он или уже не дышит.

— Спит! — сказал, подбежав, Тишка.

— А это мы сейчас проверим, — заявила ворона и громко каркнула прямо в ухо лосенку.

Лосенок вздрогнул и открыл глаза.

— Вот видишь, — обрадовался заяц.

— Да уж вижу, — отскочила в сторону ворона и объясни­ла подошедшей корове: — Мамку-лосиху он потерял. Второй день ничего не ест.

— Я ему заячьей капустки давал, — сообщил Тишка, а он не берет!

— А я его ракушками и гусеницами угощала — не ест. Попоила бы ты его молочком, кума.

Корова подошла к лосенку, обнюхала его, повздыхала и смущенно сказала:

— Не могу! Запах у него не тот, надо, чтобы он моим теленочком пахнул…

— Кош-мар! — обиделась ворона. — Тут дитенок погиба­ет, а тебе, кума, запах какой-то нужен. А ты не нюхай, а просто дай ему молока.

— Ахти, горюшко-то какое, — опять вздохнула коро­ва. — Да я бы рада. Мне его, бедненького, тоже жалко, да не пойдет молочко. От него же лесом дремучим, дикими зверями пахнет.

— Лесом, зверями… — передразнила ворона. — Да гово­рят же тебе — не нюхай. Пропадет лосенок.

Может быть, и правда пропал бы Ушастик, да подскочил к нему теленочек. Он уставился на лосенка своими круглыми глазами, лизнул его. Отскочил в сторону. И, решив с лосенком поиграть, подпрыгнул к нему и легонько боднул.

Лосенка тоже потянуло к теленочку. Он зашевелился, опер­ся на передние ножки и стал подниматься.

— Гляди-ка, встал! — удивился заяц Тишка. — Вчера целый день лежал, сегодня лежал, а тут поднялся.

Лосенок стоял, расставив дрожащие ноги, а сынок знако­мой коровы опять подскочил к нему, лизнул и потерся о него своим боком.

Корова нагнулась к лосенку, опять обнюхала его и обра­довалась. Теперь лосенок пахнул не только лесом и дикими зверями, но и ее теленочком.

Через несколько минут знакомая корова уже поила ло­сенка своим молочком. А вокруг них прыгали ее сынок и заяц Тишка.

— Пор-рядок! — каркнула ворона. — Теперь не пропа­дет. А у меня дел, дел… Надо лететь. Покеда!

И она полетела к своему гнезду, проверить, на месте ли припрятанные там драгоценности.

Когда лосенок напился молочка, он опять улегся под кустом набираться сил. Заяц Тишка отправился щипать свою капустку. А корова и теленочек стали тут же у озера пастись.

Под вечер корова еще раз дала молока лосенку, и только тогда они с теленочком отправились домой. Через лес, до самой опушки, их провожал Тишка. А когда они вышли к старому дубу, было уже совсем темно.

Вот почему в тот вечер так поздно вернулась домой зна­комая корова.

И сегодня знакомая корова опять отправилась к далеко­му Круглому озеру. Там уже давно проголодался лосенок, и его надо было накормить. Конечно, рассказывать об этом ни кому не следовало. Поэтому и прошла она так быстро мимо двора своих друзей. Ей было очень неудобно перед почтен­ным псом Люксом, но ничего не поделаешь — тайна есть тайна.

А теленочка в это утро Петровна на пастбище не пус­тила…

Весточка от кота Егора

Вечером весь двор встречал путешественника воробья. Ко­нечно, в честь встречи полаяли, покукарекали и покудахтали. На радостях подняли такой шум, что даже дед прибежал из огорода. Думал — что-то случилось.

— Разыскал? — гавкнул Черныш.

— Ну как он там? — спросил петух Петя.

— Подождите, братцы, дайте подкрепиться, — попро­сил воробей и кинулся к завалинке, где курицы доклевыва­ли зерно.

Закусив с дороги, путешественник перелетел на ведро с водой, напился и только тогда уселся на поленницу.

Еще возвращаясь домой, воробей решил, что не будет сра­зу огорчать друзей. Да и что хорошего, если он прилетит и тут же объявит: «А я до города не долетел…» Лучше он расска­жет все по порядку: как летел, какие приключения с ним случались. А самое главное, друзья узнают, что путешествовал он все-таки не зря. В Галином лагере, под скамейкой, он на­писал письмо коту Егору!

Рассказывать воробей умел. Так другой раз расчирикает­ся, что его и не остановишь. Правда, всегда он немножко при­вирал. Но от этого его рассказ становился еще интереснее. Вот и сейчас получилось, что не с одним воробьем он подрал­ся из-за пряника на балконе, а с целой стаей. И от всей этой стаи летели пух и перья.

— Вот, вот, вот! — подтвердила курица Пеструшка и по­казала всем перышко, которое откуда-то залетело во двор.

Черныш подбежал к этому перышку, понюхал его и объявил:

— Воробьиное!

Ну кто после такого доказательства мог сомневаться, что от тех воробьев летели пух и перья.

А когда отважный путешественник вспомнил про свою встре­чу со скворцами, все просто поразились его мужеству и отваге.

— Они у меня спрашивают, — чирикал воробей, — «Это ты занял наш скворечник?» А я им отвечаю: «Я. Ну и что?» Тогда они как заорут: «Немедленно выселяйся!» Осмотрелся я, а их слетелось видимо-невидимо…

— Ну а ты, ты? — затряс от нетерпения лохматыми уша­ми Черныш.

Ох и хотелось ему быть в тот момент рядом с воробьем и погонять скворцов.

— А что мне оставалось делать, — продолжал воробей. — Я чирикнул, перья взъерошил. Ох и свирепым я становлюсь, когда перья взъерошу. Да, взъерошил и бросился на ихнего самого главного скворца. Он, хоть и самый главный, а перепугался, кричит: «Ты чего, чего?!» А потом взлетел, крикнул: «Спасайтесь, он сумасшедший!» — и бежать. А за ним вся стая. Аж ветер поднялся!

— Дул ветер, дул, — подтвердил петух Петя.

И про детский лагерь, и про встречу с Галей рассказал воробей, ну и, конечно, про письмо.

— Молодец! — похвалил Черныш.

— Ко-ко-конечно, конечно, конечно! — поддержали куры. Но хорошее настроение всем тут же испортила коза Map­та. Она заявила, что, по ее мнению, письмо не дойдет. Что там в лагере его ребятишки затопчут.

— Не затопчут, Галя не даст, — сказал Черныш.

Все стали спорить между собой — затопчут или не затопчут, и чуть было не прослушали, как бабушка кричит деду:

— Дед, а дед! Ты не видел мои очки?

— Зачем они тебе? — отозвался из огорода дед.

— Письмо из города пришло, вот зачем, — ответила ба­бушка.

— Вот видите, — обрадовался воробей, — уже и ответ на мое письмо пришел.

— А что я тебе говорил, Марта, — затявкал Черныш. Не затоптали письмо ребятишки.

Услышав про письмо, дед направился к дому.

— У меня твои очки, у меня, — говорил он. — Давай-ка письмо, я сам его прочитаю. У меня голос лучше.

Дед устроился на крылечке, вынул из конверта письмо и надел очки. Бабушка присела рядом, спрятала руки под фар­тук и приготовилась слушать.

Затихли и друзья Люкса, только молоденькие курицы все еще носились по двору и бормотали: «Затопчут, не затопчут». Они бы еще долго спорили, если бы Петя не навел порядок.

Сначала письмо было не очень интересное, только бабуш­ка почему-то вытирала уголком платочка глаза. Внук ее пи­сал, как они там в городе живут, да как ходили всей семьей в какой-то цирк. Потом он звал бабушку и деда приехать в гости.

Слушая письмо, Марта все порывалась замекать: «Слы­шите, слышите, а про Егора ни словечка нет!» Но тут в письме началось самое главное.

«Егор наш теперь сам ходит гулять на улицу, — сообщил внук. — А сегодня он как ушел с утра, так и бродил где-то целый день. А домой вернулся только поздно ночью…»

— Слышите! — гавкнул Черныш. — Это он бегал письмо читать.

Все переглянулись, только Марта опустила глаза.

«Мы уже думали, — продолжал читать дед, — что он убе­жал к вам в гости. Очень уж ему у вас понравилось…»

А в самом конце письма было сказано: «И кот Егор пере­дает вам привет, а также Люксу, Чернышу, петушку Пете, его курицам, козе Марте, козлу Козлу, воробью и знакомой коро­ве».

— Вот, — тявкнул Черныш. — Слышишь, Марта? А ты сомневалась…

— Ме-между прочим, — возразила коза, — я действи­тельно сомневалась, но совсем немного. А потом сразу пере­стала.

Тут всех очень удивил петух Петя.

— Спать! — неожиданно скомандовал он своим кури­цам. — Марш все в курятник!

— Да ты что! Да ты что! — заспорили всегда послушные куры. — Еще солнышко не село.

— Спать, вам говорят! — забегал по двору петух.

— И правда, Петро, — сказал Люкс. — Что это ты так рано кур загоняешь?

Петя остановился и с обидой в голосе произнес:

— А тебе бы, Люкс, понравилось, если бы тебя кто-нибудь щенком назвал?

— Меня, щенком? — зарычал пес. — Да пусть бы кто попробовал…

— А меня в письме назвали петушком. А я разве пету­шок?! Я — петух!

— Петух, ты петух, — принялись все успокаивать Петю. — А про петушка дед, наверно, неправильно прочитал…

— Привет честной компании! — послышалось как раз в это время из-за калитки.

Там стоял козел Козел, и по тому, как он нетерпеливо переступал с копыта на копыто, как тряс рогами и бородой, все догадались, что он принес важную новость.

— Знакомая корова еще не возвращалась? — спросил козел.

— Нет, пока не проходила, — ответил Люкс.

Козел вздохнул, сказал, что и сегодня она поздно вернется, и, не ожидая расспросов, принялся рассказывать.

Оказывается, и в это утро корова не паслась на лугах. Издали, где козел Козел с дядькой пастухом сторожили стадо, он видел, как она чуть не бегом направилась через луг к лесу.

— Я и сегодня выбрал время и сбегал на опушку, — гово­рил козел Козел, — да только напрасно. Не было там знако­мой коровы.

«Что это с нашей соседкой? — удивился Люкс. — Нет, неспроста она каждый день уходит». Подумал он это про себя, но никому ничего говорить не стал.

Тут мимо калитки, с хворостиной в руке, прошла Пет­ровна.

— Ой, что-то будет, — сказала вслед ей Марта и добави­ла: — Я бы на месте Петровны привязала корову к колышку, уж тогда бы она не бегала.

— А вот и она идет! Идет знакомая корова, — обрадовал приятелей козел Козел.

Из переулка действительно вышла корова и чуть не бе­гом припустила навстречу своей хозяйке.

— А тебе, Люкс, обязательно надо с коровой поговорить. Нехорошо она себя ведет, ох, нехорошо, — заявила коза.

— Дело это непростое, — отозвался пес. — Мало ли по каким делам и куда она ходит. Придет время — сама ска­жет.

Уже совсем ночью, когда сладко спал в своем скворечни­ке путешественник воробей, когда угомонились в курятнике куры и перестал обижаться петух Петя, к бабушке пришла Петровна. Черныш как раз убежал провожать до скотного двора козла Козла, и только Люкс слышал, как Петровна жа­ловалась бабушке:

«Опять ведь моя коровушка пришла без молока. Вчера-то я решила, что это теленочек все молоко высосал, и не пустила его утром на пастбище. А выходит, зря на него думала. И кто это мою коровушку на лугу доит, просто ума не приложу».

Бабушка что-то проговорила в ответ, а что — Люкс не расслышал, потому что залаяла Пустобрешка. А уж когда она примется брехать, сколько ни слушай, а кроме ее лая, ничего не услышишь.

Зато когда Пустобрешка наконец налаялась, а Петровна, попив с бабушкой чаю, засобиралась домой, Люкс услышал, как она сказала:

— Ничего не поделаешь, не пущу я завтра свою Зорюшку пастись. Пусть дома побудет.

Куда исчезла корова?

В поселке все еще спали, а в лесу уже начинался новый день. Свистнула в кустах птичка, ей ответила другая, кто-то невидимый в темноте зашуршал в траве. Два гриба — подосиновик и подберезовик — и вовсе не спали, всю ночь они старались расти, чтобы утром удивить зайца или мышку. Еще вчера на этом месте ничего не было, а сегодня полюбуйтесь — грибы!

Только старая ворона в это утро заспалась. Проснулась она, когда солнце уже взошло, куковала кукушка и постуки­вал на осине дятел.

— Э-хе-хе, — потянулась ворона. — Старость не ра­дость, — и выбралась на край гнезда.

Под дубом ее уже ожидал заяц Тишка.

— Тетка ворона, а тетка ворона! — заверещал он. — Ко­рова-то сегодня не пришла…

— Ка-ак! Как так не пришла? — удивилась ворона.

— Не пришла и все, — пискнул с пенька пожилой бу­рундук.

— А вы почему меня не разбудили?! — рассердилась во­рона. — Тут спишь, стараешься, а они и разбудить не могут!

— Я им говорил, — показал Тишка на бурундуков. — Говорил, сбегайте в гнездо, разбудите тетку, а они забоялись.

— Чего же вы забоялись? — недовольно прокаркала во­рона. — То разбегаются, расшумятся, хоть уши зажимай, а тут — забоялись!

— Так ты же теперь не ворона, а коршун, — подал голос маленький бурундучок и от страха юркнул под корень дуба.

— А… ну это конечно, — согласилась ворона.

За последние дни, полные хлопот и забот, она редко вспо­минала, что походит на коршуна. Оказывается, бурундуки по­мнили, и это вороне понравилось.

Однако нужно было подумать и о деле.

У Круглого озера ждал молочка лосенок, а корова не при­шла. Ворона взлетела на самую вершину дуба и осмотрелась.

В стороне у речки виднелось стадо, но знакомой коровы там не было. Не паслась она и на лугу у Луковой поляны. Что делать? Придется лететь на розыски.

— Ты, заяц, пока здесь погуляй, — сказала она Тишке, — а я слетаю в поселок.

— В поселок! — ужаснулся заяц. — Так ведь там же собаки и эти, как их?.. Охотники.

— Что мне собаки? Что охотники, когда я сама коршун! — воскликнула ворона и полетела в поселок.

В поселке она не была с тех пор, как из-за нее Черныш разбил зеркало. И сейчас вороне очень хотелось покружиться над двором, где жил молодой пес, лихо каркнуть, так чтобы закудахтали куры, залаяли собаки. Но сегодня было не до забав, ворона летела разыскивать корову.

Двор деда и бабки она облетела стороной и села на чере­муху во дворе Петровны. Ей повезло. Корова стояла в тени под черемухой и жевала траву. Рядом топтался ее теленочек.

— Кар-рова, а кар-рова, что же ты не пришла? — спроси­ла ворона.

— Ты уж прости меня, воронушка, — ответила знако­мая корова. — Хозяйка не пустила. Вон видишь, калитка закрыта.

— А как же лосенок? Отощает ведь лосенок.

— Право, не знаю, — ответила корова. — У меня у самой сердце разрывается.

— А ты, это… через ограду! — посоветовала ворона.

— Не смогу я через ограду, — печально вздохнула коро­ва. — Вот если бы кто-нибудь калитку открыл…

И знакомая корова и старая ворона задумались. Корова вздыхала и жевала жвачку, ворона сидела нахохлившись. Долго они так молчали, и обе не знали, что делать.

— А кто умеет открывать калитку? — спросила вдруг ворона.

— Хозяйка моя, Петровна, умеет.

— А еще кто?

Корова подумала и, увидев на улице Андрюшку, сказала:

— Вон школьник Андрюшка идет, он умеет. Сообрази­тельный мальчик.

— Так, та-ак, — задумчиво протянула ворона и вдруг сорвалась с черемухи и кинулась чуть не под ноги Анд­рюшке.

Андрюшка от удивления обмер, а ворона спокойненько заковыляла от его ног в сторону. Отойдя на безопасное расстояние, она обернулась и нахально уставилась на мальчишку… Андрюшка пригнулся и, вытянув руки вперед, осторожно переступил несколько раз за вороной. Она отскочила и заковыляла к Петровниной калитке. Андрейка, затаив дыхание, крался следом. И когда он подобрался уже к самой калитке, и когда хотел нагнуться и схватить странную птицу, ворона юркнула под калитку. И с той стороны, со двора Петровны, принялась разглядывать своего преследователя.

Что оставалось делать Андрею? Он потянул за веревоч­ку, которая поднимала запор на калитке, калитка открылась, и Андрюша вошел во двор. Пока он крался за вороной по двору, знакомая корова спокойно вышла на улицу. За ней, конечно, увязался теленочек, и они направились к переулку. Только после этого ворона взлетела на черемуху, а потом, перелетев через огород, все-таки спикировала на отдыхавшего возле конуры Черныша, припугнула петуха Петю и отправилась догонять корову. Вслед ей неслись лай и кукареканье.

Петровна в это время полола картошку в огороде и ничего не видела. Когда она через часок вернулась во двор — ни коровы, ни теленочка уже не было. И самое странное, калитка была закрыта на щеколду. Андрюшка, хотя и был огорчен тем, что не поймал ворону, уходя со двора, калитку все-таки аккуратно закрыл и пошел к своему другу Кольке рассказывать, как чуть не поймал ворону.

Из-за нахальной вороны, которая кружилась и каркала над их двором, ни Черныш, ни Люкс, ни петух Петя — никто не заметил, когда мимо них прошла знакомая корова.

Петровна побегала по двору, заглянула в стайку, где жила корова, в огород выскочила — но нигде ни коровы, ни ее теленочка не было. Петровна даже в избу забежала, но тут же махнула рукой и сказала:

— Что это я! Никогда моя коровушка в дом не заходила!

После этого Петровна заспешила к деду и бабке. Дед и бабушка тоже пололи картошку. Еще со двора Петровна ста­ла кричать им, рассказывать о происшествии. Дед не верил, говорил Петровне, чтобы она припомнила, может быть, сама оставила калитку открытой.

— Что ты, что ты, сосед, — замахала руками Петровна. — Хорошо помню, как закрывала. Да ведь и потом, когда Зо­реньки моей не стало, калитка была закрыта.

— Не расстраивайся, — утешала бабушка. — Найдется корова.

Весь этот разговор слышали обитатели двора и, конечно, любопытная коза Марта. Она сразу заявила:

— Через забор наша скромница перемахнула. Возражать ей не стали — не до этого было, а сразу ре­шили идти на поиски коровы и теленочка.

Люкс и Черныш тут же выбежали за калитку. Петух Петя перелетел через забор, а на улице их уже ожидала Марта.

— Ну что, парни, пошли! — позвал петух Петя.

— Пошли, — откликнулись остальные, и все направи­лись по тротуару.

Вдруг Петя остановился и спросил у Марты:

— Послушай, Марта, а ты куда?

— Ме-между прочим, я с вами, — удивилась коза. — А что?

— Как что? — рассердился петух. — Ты разве не слы­шала, как я сказал: «Пошли, парни». А ты разве парень?

Коза Марта даже мекнуть не смогла от возмущения. Но задержка эта обернулась не против нее, а против петуха Пети. Андрюшка, который возвращался домой от своего приятеля Кольки, увидел петуха на улице, далеко от дома, и закричал на него:

— Кыш, кыш! Ты это куда направился? — и загнал Петю во двор.

Петух возмущенно квохтал, потом потихоньку все-таки выбрался на улицу. Но Люкса, Черныша и Марты уже не было видно. Так они ушли на поиски знакомой коровы без петуха Пети.

А самого Андрюшку уже поджидали во дворе бабушка и хозяйка знакомой коровы Петровна.

— Андрюшенька, — заговорила Петровна, — помоги, сынок… — и рассказала про то, как странно и непонятно, через закрытую калитку исчезла корова.

Андрею что, Андрею побегать по лугам и по лесу одно удовольствие. Он сразу согласился поискать корову, тем бо­лее что понял, как и по чьей вине она выбралась со двора. Андрей свистнул на всю улицу, вызвал Кольку, и они тут же направились на луга.

— Успокойся, Петровна, не переживай, — утешала ба­бушка. — Андрюша у нас проворный, найдет твою корову.

— Да уж нашел бы, — вздыхала Петровна. — Я вот немножко у вас на крылечке посижу, ноги отойдут, а то прямо отнялись от горя. Отдохну и тоже пойду за переулок — посмотрю.

Как ворона завела собственных собак

Пес Черныш еще в переулке нашел след знакомой коро­вы, радостно гавкнул и, принюхиваясь, вывел Люкса и Марту на Луковую поляну.

«Вот где благодать-то! — удивилась Марта. — И чего это я пасусь на своей улице? Много ли там травки найдешь у заборов… А здесь, где ни нагнись, трава сама в рот просится».

Она совсем не думала отставать от старого и молодого пса, но уж так получилось. Поначалу она стала замедлять шаг, когда видела особенно сочные стебельки и листья. Потом, чуть в стороне, коза разглядела такую аппетитную траву, что не удержалась — побежала туда. А еще чуть подальше трава показалась ей совсем чудесной и пропустить ее, не общипать она просто не могла.

Черныш, взяв след, бежал и бежал вперед. За ним, не от­ставая, трусил Люкс.

Андрюшка с Колькой увидели собак, как только вышли из переулка. Черныш и Люкс бежали уже за Луковой поля­ной. Андрюшка решил взять псов с собой и начал свистеть.

Конечно, чуткий Черныш услышал свист, и как ни торо­пился — пришлось остановиться. Это ведь звал молодой хо­зяин! Мальчишки догнали собак. Андрей приказал Черны­шу: «Ищи!» А чего было искать — Черныш и так шел по следу. И теперь они, уже вчетвером, направились к дубу на лесной опушке.

Давно Люкс не выходил за переулок, давно не бегал по лугам. А когда-то он знал тут каждую тропинку, каждое гнез­до жаворонка под кочкой. От приятных воспоминаний у старого пса прибавилось сил. И он бежал, ловя запахи то мыши­ной норки, то цапли, которая недавно топталась в стороне у подсыхающей лужи, а сейчас улетела на болото считать лягу­шек. След коровы и теленочка он тоже чуял, но Черныш дер­жал его надежно, и старый пес не мешал молодому.

С тех пор как старая ворона объявила себя коршуном, молоденький бурундучок боялся бегать на вершину дуба. Но сегодня вороны дома не было. Она летала сначала в поселок, пригнала оттуда свою собственную корову и увела ее зачем-то в лес. Теперь ворона вернется не скоро, и бурундуки носились сверху вниз по стволу дерева.

Про то, что корова, которая любила пастись у их дуба, при­надлежит теперь тетке вороне, бурундуки догадались сами. Ведь ворона встречает корову на лугу, летает за ней в поселок, гоняет ее в лес. И сейчас, бегая по дереву и посвистывая, бу­рундуки говорили как раз об этом. И вдруг с ветки у воронь­его гнезда молоденький бурундучок сразу и услышал, и уню­хал… собак! В ту же минуту он заметил, что к дубу приближа­ются два лохматых чудовища — две собаки, а за ними то­ропливо шагают люди.

Перепугавшись, бурундучок хотел тут же забиться в дуп­ло, но вспомнил про пожилого бурундука и в ужасе пискнул: — Дед! Спасайся, дед! Собаки ведут к нам охотников!

Ровно через две с половиной секунды пожилой бурундук спрятался в своем дупле, а молоденький, поборов страх, заб­рался на самую вершину дуба. Конечно, ему было ух как жут­ко, но в то же время очень хотелось посмотреть, зачем сюда пришли и собаки, и люди.

Черныш тоже почуял запах бурундуков и, гавкнув, пред­ложил Люксу их погонять.

— Некогда, — откликнулся старый пес. — Дело у нас.

— Ну я хоть немножко полаю?!

— Ладно, — разрешил Люкс, — только недолго.

И Черныш, задрав голову вверх, залился веселым лаем.

От восторга и от ужаса, что на него лает настоящая, ужас­но свирепая собака, бурундучок прыгнул на другую ветку и стал оттуда наблюдать за Чернышом. Но собачий долг позвал молодого пса вперед, дальше по следу знакомой коровы. Сна­чала дело, а забавы потом — учил его не раз мудрый пес Люкс. И Черныш, оставив бурундучка, побежал в чащу леса.

— Смотри, Андрюшка, коровий след! — воскликнул Коль­ка, когда они углубились в лес.

— Ну, — ответил своим любимым словом Андрей. — А вот и след теленка. Молодец, Черныш, ищи, ищи!

Чернышу была приятна похвала молодого хозяина, и он помахал ему хвостом: не волнуйся, мол, не подведу!

Так они шли и шли по коровьему следу. Огибал он болотце или густой кустарник, и мальчишки с собаками обходи­ли их. Тянулся след прямо, и они двигались прямо.

— Да куда же она забра­лась, — ворчал Андрей.

— Вот непутевая, — под­держивал друга Колька. — А что если там волки! — вдруг остановился он, вглядываясь в заросли.

— Чудак, — засмеялся Ан­дрюшка, — что она, по-твоему, в гости к волкам каждый день бегает!

— Не должна… — согла­сился верный друг Колька.

…А на поляне возле Круг­лого озера корова уже корми­ла лосенка. Заяц дремал в ку­стах, а старая ворона сидела на дереве, на страже. Вдруг она ус­лышала голоса мальчишек, разглядела собак и громко за­каркала, подавая свой вороний сигнал: «Тревога!» Заяц Тишка тут же вскочил и помчался что есть духу за озеро в гус­той лес.

Сделал он это вовремя. Через какую-то минуту на по­ляну выбежали собаки, а за ними показались Андрюшка с Колькой.

Черныш остановился при­нюхиваясь. Он уже почуял не­знакомый запах лосенка и хо­тел зарычать. Хорошо, что Уша­стика увидел и Андрюшка. Он крикнул на Черныша: «Цыц!» и шепнул Кольке:

— Смотри, олененок!..

— Где? Где? — подался вперед Колька.

— Да вон, сосет корову.

— Побежали, отгоним, — предложил Колька.

Но Андрюшка уже догадался, что корова не зря несколь­ко дней подряд уходила из дому и допоздна пропадала в лесу.

— Наверно, он мамку потерял, — сказал Андрей.

— Что будем делать? — спросил Колька.

— Подождем, пока олененок напьется, и погоним их всех домой, — решил Андрей.

Так они и сделали. Когда Ушастик напился коровьего молочка, мальчишки выломали хворостинки и погнали поти­хоньку корову, ее теленочка и лосенка в поселок.

По дороге домой мальчишки спорили, кого это такого они гонят, лосенка или изюбренка. А потом, глядя на его уши, ре­шили звать олененка Ушастиком. И правильно решили, пото­му что и заяц Тишка, и старая ворона уже давно его так назы­вали.

Лосенок за последние дни окреп, и хотя не быстро, но зато сам шагал за коровой и теленочком.

Над ними все время летала старая ворона. Она то обгоня­ла процессию, то поджидала ее на дереве, а потом опять лете­ла вперед, изредка покаркивая.

— Кар, кар! Красота!

Местные сороки видели это и тут же разнесли по лесу новость. И скоро все окрестные зверюшки и птицы знали, что старая ворона совсем разбогатела. Мало того, что у нее завелась собственная корова, так теперь она где-то достала лосен­ка и двух собак.

— У вороны корова, — стрекотали сороки, — у вороны собственный лосенок и две собаки!..

— Дед, а дед, — сказал молоденький бурундучок пожи­лому бурундуку, когда услышал от сорок удивительную но­вость. — Так то прибегали Воронины собаки! Вот почему они меня не съели!

Пожилой бурундук с ним согласился.

Тут на опушку вывалилась вся толпа: корова, теленок, ло­сенок, Люкс, Черныш, Колька и Андрей, а в свое гнездо опусти­лась усталая ворона.

— Тетка, — тут же спросил ее молоденький бурунду­чок, — а правда, что это твои собаки?

— Мои, мои, — заверила его ворона.

— А зачем они тебе, тетка?

— Как зачем? Лаять - вот зачем, — непонятно ответила ворона.

На лугу к шествию присоединился козел Козел.

— Привет, Люкс, привет, Черныш, поклон, кума! — попри­ветствовал он псов и корову. — Где это вы такого ушастого разыскали?

— Соседка корова его нашла. От беды спасла, — ответил Люкс. — Наверно, лосиха-то, мать лосенка, погибла…

— Да, видно, так, — подтвердила знакомая корова. — Те­перь я его вместе со своим ненаглядным сыночком воспиты­вать буду.

— Я, однако, провожу вас до дому, — предложил козел Козел. — Дядька пастух простит. Работаем мы без выход­ных. Не часто я со своей службы убегаю, могу и отгул взять…

— Да уж проводи, проводи, — согласилась корова. На Луковой поляне друзей встретила коза Марта.

— А я тут от вас отстала, — начала она оправдываться, косясь на лосенка. — Травку пощипала, глядь-поглядь, а вас и след простыл.

— Ничего, — успокоил ее добродушный Люкс, — видишь, все обошлось…

— И хорошо, и отлично, — затрясла головой Марта. — А это кто такой с вами длинноногий?

— Сынок мой приемный, лосенок, — объяснила знакомая корова. — Как он тебе нравится, Марта?

— Ничего, ничего, — затопала рядом с коровой Марта. — Ушки бы только поострей, как у меня, ножки бы покороче, в рожки бы ему.

— Я вижу, Марта, ты хочешь, чтобы он на нас, козлов, походил, а это ведь не козел, а лосенок, — сказал козел Ко­зел. — А рога у него вырастут, да такие рожищи будут, что ты ахнешь!

У самого переулка свою коровушку и теленка встретили Петровна. Она уже не первый раз за этот день выходила сюда посмотреть, не гонит ли Андрюша ее ведерницу. С утра Пет­ровна собиралась как следует отругать корову, но теперь, уви­дев, что и корова, и ее теленочек целы, подобрела.

— Ой, спасибо тебе, Андрюшенька, ой, спасибо! — запричитала она. — И тебе, Коля, спасибо.

И вдруг Петровна увидела лосенка.

— Батюшки, да это кто же такой будет?! — воскликнула она.

— Ушастик, — ответил Андрей.

— Олененок беспризорный, — добавил Колька.

И мальчишки начали рассказывать Петровне, что они увидели на берегу озера.

— Так вот куда моя коровушка ходила! Так вот кто у нее молочко выпивал! — удивилась Петровна.

— Вы, тетенька, если не хотите с олененком возиться, то мы с Колькой его возьмем. Вырастет, а потом в лес от­пустим, — сказал Андрей.

— Что ты, что ты, Андрюшенька, — ответила Петров­на. — У вас и молочка нет. А мы с коровушкой как-нибудь его воспитаем. Есть у нас теленочек, будет и олененочек.

Прошло уже много дней, как бабушка получила пись­мо от своего городского внука. Давно надо бы написать ответ, да все некогда. То с дедом картошку пололи, то у Петровны корова терялась, а потом объявилась вместе с лосенком. Вчера совсем устроилась бабушка писать: стол вытерла, газету постелила, тетрадку приготовила, деда за конвертом на почту послала. А тут Галя из лагеря верну­лась. На радостях бабушка и про письмо забыла.

Галя, как приехала, Люкса погладила, с Чернышом по­играла. Потом обежала огород, редиску сорвала, в сад заг­лянула узнать — скоро ли вишни поспеют. В доме пол подмела и помыла. И все рассказывала, рассказывала, как ей в лагере жилось.

Тут подошло время кур кормить. Насыпала им Галя зерна, сбежались куры, петух Петя вокруг них похаживает, а воробей не летит, будто и не видит корма. Ну, если бы он где-нибудь был, тогда понятно, а то сидит воробей на скво­речнике, прихорашивается, а вниз спорхнуть не хочет.

— Что это, бабушка, воробей наш совсем одичал? Не летит обедать… — спросила Галя.

— Да прилетит, — ответила бабушка, — отвык он от тебя.

А воробей вовсе не отвык и не одичал. Просто обижал­ся на Галю за то, что она не узнала его, когда он прилетал в лагерь. Две минуты обижался воробей, пять минут обижался, а на шестой минуте увидел, что курицы зерно док­левывают, забыл про обиду, и фыр! — слетел со скворечни­ка на землю.

А вот сегодня у бабушки выдался свободный день. На кухне помощница Галя управлялась, можно было и напи­сать письмо. Раскрыла бабушка тетрадку и задумалась, а Галя напевала песенку про знакомую корову и ее теленочка:

Чок, чок, чок, чок —

Убежал на луг бычок.

Головою крутит Зорька:

— Му-у! Куда девался Борька?

Мы видали, но молчок —

Пусть побегает бычок.

Вот, оказывается, какое красивое имя было у Петровниной коровы — Зорька ее звали. А мы с вами не знали. Да что говорить про нас, если не знал и Люкс со своими друзьями. Для них она была просто знакомая корова.

А теленочка Петровна только вчера назвала Борькой. Тоже неплохое имя. Одна коза Марта, как всегда, осталась недо­вольной.

Но, как известно, всем не угодишь…

Думала, думала бабушка, а потом принялась не спеша пи­сать.

Рассказала она внукам все домашние новости.

Длинное получилось письмо, а заканчивала его бабушка так:

«Приезжайте в гости — все сами увидите. Вишни у нас спеть начали. С Андреем на рыбалку сходите. Ушастика и Борьку попасете. И кота Егора с собой захватите. Пусть, как в прошлом году, у нас с дедом погостит. Можете даже папу и маму с собой взять. Приезжайте!..»

А что, может быть, и приедут. Лето большое, до осени еще далеко.



на главную | моя полка | | Знакомые кота Егора |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 3
Средний рейтинг 5.0 из 5



Оцените эту книгу