Книга: Нью-Йорк. Заповедник небоскребов, или Теория Большого яблока



Нью-Йорк. Заповедник небоскребов, или Теория Большого яблока

Карина Чумакова

Нью-Йорк. Заповедник небоскребов, или Теория Большого яблока

Во внутреннем оформлении использованы фото из личного архива автора, а также:

Victoria Lipov, Filipe Frazao, elissa1000, littleny / Shutterstock.com

Используется по лицензии от Shutterstock.com;

© Richard Ellis / Alamy / DIOMEDIA,

© Aurora Photos / Alamy / DIOMEDIA,

© Stacy Walsh Rosenstock / Alamy / DIOMEDIA


© Чумакова К., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

* * *

Вступление

Я начала роман с этим городом так, как начинают все великие любовные истории – без мысли о том, как ее завершить.

Шерил Стрейд

Есть города, которые с первого взгляда внушают если не любовь, то, по крайней мере, однозначную приязнь. Они умеют преподнести себя с лучшей стороны: включить обаяние узких средневековых улочек, очаровать платановыми бульварами, закружить в калейдоскопе мостов и каналов… Нью-Йорк так не умеет.

Для многих первое знакомство с Нью-Йорком – это история обманутых надежд. Порой мне даже кажется, что он нарочно поворачивается к зрителям спиной: обескураженные путешественники с горечью рассказывают, что Таймс-Сквер оказалась грязноватой площадью, наводненной ошалевшими туристами, что Бродвей – не «праздник, который всегда с тобой», а унылая улица с шестиполосным движением, а дорога из аэропорта Кеннеди на Манхэттен… Если честно, я и сама предпочитаю проезжать ее с закрытыми глазами.

Проблема в том, что «анамнез» Нью-Йорка отягощен невероятным количеством стереотипов – кинематографических, литературных, мифологических и социокультурных. Большинство из приезжающих сюда впервые не готовы в реальности увидеть город таким, какой он есть на самом деле. Многим просто хочется расставить галочки в своем личном списке ожиданий. Поездка к статуе Свободы – done, претцел в Центральном парке – съеден, полдня в музее Метрополитан – о’кей, шопинг в Barney’s – а как же без этого. Но этот город не равен сумме наших о нем представлений. При всей его клишированности и культурологической монументальности у Нью-Йорка есть свое неявное очарование: студенческие бары вокруг St. Mark’s Square, ортодоксальное еврейское «гетто» в Вильямсбурге, финансовая мекка Wall Street, парки на месте заброшенных пирсов, трехзвездочные мишленовские рестораны и кебабы с уличных лотков, десятки удивительных, никому не известных музеев… Вместе они и есть настоящий Нью-Йорк – город потрясающей витальности, отказывающийся вписываться в прокрустово ложе шаблонов и представлений.

* * *

Что же до меня, то в Нью-Йорк я приехала в июле 2008 года, не подозревая, что останусь здесь почти на шесть лет. Мой муж получил служебное назначение и уехал в Штаты весной, оставив меня не спеша заканчивать свои московские дела, и к моему приезду уже вполне освоился на новом месте. Он встретил меня в JFK, мы сели в машину и за разговорами не заметили, как добрались до города, а так как летом в Нью-Йорке темнеет рано, вскоре я совсем перестала ориентироваться в густых сумерках.

В честь приезда муж пообещал мне сюрприз, поэтому я не удивилась, когда мы остановились на какой-то незнакомой улочке. Выйдя из машины, он взял меня за руку и повел за собой, попросив смотреть строго под ноги и не подглядывать, пока он не скажет «можно». Я, конечно, люблю сюрпризы, но на такой, признаться, не рассчитывала.

Идя по темной улице, я с удивлением заметила, что опустившийся на город вечер не принес ни капли прохлады. На лицо и плечи накатывали волны печного жара, и лишь откуда-то слева ветер доносил обрывки свежего воздуха, которого, впрочем, было недостаточно, чтобы вдохнуть полной грудью. Подошвы туфель пружинили в размякшем асфальте, каждый шаг давался с трудом, но уже через сотню метров тротуар оборвался, уткнувшись в прутья кованой ограды. «Можно!» – скомандовал муж, и я подняла глаза: мы стояли на высокой набережной, зависшей метрах в двадцати над рекой и оттого до странности напоминавшей капитанский мостик. На том берегу сиял Манхэттен.

Небоскребы выступали из густых сумерек сияющими айсбергами, плывя мне навстречу в маслянистых водах Ист-Ривер и грозя неминуемым столкновением; тысячи маленьких огоньков превращали их в зыбкие голограммы самих себя. Реальными казались лишь новогодняя гирлянда Бруклинского моста да темная река, из которой, едва различимые в темноте, торчали остовы заброшенных пирсов.

Не в силах подобрать слов, более подходящих моменту, я, как, наверное, и многие другие до меня, выдавила дежурное «вау!». Нет, я бывала в Нью-Йорке и прежде, и вид манхэттанского скайлайна был мне знаком не только по фотообоям из магазина «Икеа», но в ту минуту я поняла, что все мои предыдущие приезды в Нью-Йорк были не более чем фальстартами. В этот вечер я влюбилась в Нью-Йорк по собственному желанию и, как бы самонадеянно это ни звучало, рассчитывала на взаимность. И она не заставила себя долго ждать.

В ту минуту, стоя на набережной Brooklyn Heights, я как будто уловила частоту колебаний этого города. Я ужасно не люблю все эти нью-эйдж словечки (всякие там «вибрации», «эманации», «ауры»), но тут иначе не скажешь. Глядя на сияющую громаду Манхэттена, я абсолютно отчетливо поняла, что все попытки познать его обречены на провал, но попробовать нужно обязательно.

Попробуйте и вы: станьте на время частью этого муравейника – вот увидите, это совсем не страшно. Разрешите городу увести вас с проторенных туристами троп, позвольте себе заблудиться и стать первооткрывателем таинственных кварталов, чудесных маленьких ресторанов и незнакомых путеводителям галерей. Главное – отбросьте все ожидания, с которыми вы сюда ехали. Ожидания – плохой багаж. Они занимают слишком много места, не давая обзавестись впечатлениями. Разрешите себе влюбиться.

Часть 1

Город

История с географией

Если рассуждать об обстоятельствах, определивших историческую судьбу и лицо Нью-Йорка в наибольшей мере, то это, конечно же, его география. Нью-Йорк в первую очередь – город-порт, причем порт всемирного значения. Со дня своего основания для миллионов эмигрантов из Старого света он виделся воротами в «дивный новый мир». Но не будем забывать, что меньше ста лет назад для путешественников не было иного способа попасть в Нью-Йорк, кроме как пересечь Атлантику на океанском лайнере. После пяти с лишним дней пути через водную пустыню выплывавший из-за горизонта Нью-Йорк казался им сказочным оазисом – если не миражом. В одной из глав своей книги «Одноэтажная Америка», написанной по впечатлениям от американского вояжа 1935 года, Илья Ильф и Евгений Петров так описывают встречу с ним:

«Берега еще не было видно, а нью-йоркские небоскребы уже подымались прямо из воды, как спокойные столбы дыма. Это поразительный контраст – после пустоты океана вдруг сразу самый большой город в мире. В солнечном дыму смутно блестели стальные грани стадвухэтажного «Импайр Стейт Билдинг». За кормой «Нормандии» кружились чайки. Четыре маленьких могучих буксира стали поворачивать непомерное тело корабля, подтягивая и подталкивая его к гавани. Слева по борту обозначалась небольшая зеленая статуя Свободы. Потом она почему-то оказалась справа. Нас поворачивали, и город поворачивался вокруг нас, показываясь нам то одной, то другой стороной. Наконец, он стал на свое место, невозможно большой, гремящий, еще совсем непонятный».

Первыми пассажирами судов, направлявшихся из Европы в Нью-Йорк, были тысячи и тысячи эмигрантов. Слава о мягком климате и плодородных почвах здешних мест быстро докатилась до Европы, но отнюдь не все переселенцы стремились в Америку за хлебом насущным. Кто-то мечтал свободно исповедовать свою религию, а кто-то бежал от чумы и войн; одни искали возможность разбогатеть, другие скрывались от долгов и тюрьмы. Словом, у всех были свои резоны начать жизнь с нуля, но всех этих людей объединяло одно: им было нечего терять. И эта решимость перебороть судьбу и добиться успеха, пусть даже ценой собственной жизни, определила дух Нью-Йорка на столетия вперед.

Если у Нью-Йорка и есть свой гений места, то это дух первенства. «Быстрее, дороже, выше, больше, ярче, сильнее, беспощаднее… Не отставай, не сдавайся! В жизни нет предела, кроме предела сил и отпущенного судьбою срока…» – слышалось эхом в топоте конок, в гудках многопалубных лайнеров, в гулких ударах молотов по клепкам стальных балок… Четыре века истории Нью-Йорка – это череда событий, масштабных и ординарных, каждое из которых, как уверенное движение руки скульптора, лепило его сегодняшний облик.

Борография

В наши дни Нью-Йорк состоит из пяти районов – Манхэттена, Бруклина, Бронкса, Квинса и Статен-Айленда. По-английски районы Нью-Йорка называются «boroughs» – буквально, «городские поселения», и это довольно точно отражает их статус внутри мегаполиса: каждый из них полуавтономен, имеет собственного мэра и «городскую» администрацию. Доходит до того, что многие ньюйоркцы в своих почтовых адресах в графе «город» пишут название своего района, потому что считают, что «Нью-Йорк» – это слишком расплывчато, примерно как «на деревню дедушке». И выходит «Bronx, NY» или «Brooklyn, NY». С Квинсом все еще запутаннее: из-за того, что Квинс как район был образован фактически в момент слияния с Нью-Йорком, а до этого существовал в виде множества самостоятельных маленьких городков, почтовые адреса в Квинсе по столетней инерции указывают в качестве населенного пункта не Queens (как должно быть по логике), а «Flushing, NY» или «Jamaica, NY» и так далее.

Коренные ньюйоркцы, за редким исключением, – искренние патриоты своих районов. Даже если движение вверх по социальной лестнице позволило им переехать в neighborhood побогаче, ньюйоркец, живущий, к примеру, в открыточном районе Морнингсайд Хайтс (Morningside Heights), непременно расскажет вам о том, что родился и провел детство в Южном Бронксе (South Bronx). Здесь не принято стесняться своих корней, особенно если всей своей биографией ты иллюстрируешь американскую мечту в действии.

Кстати, вполне возможно, что Фрэнк Синатра, один из главных патриотов Большого яблока, исполняя всем известные строчки «…it’s up to you New York, New York!», повторял «Нью-Йорк» дважды не для красоты и не в расчете на непонятливость публики, а как бы называя свой город полным именем – буквально, «город Нью-Йорк, расположенный в штате Нью-Йорк».

Манхэттен (Manhattan)

Манхэттен, самый густонаселенный и богатый из районов Нью-Йорка, со всех сторон окружен водой – стало быть, это настоящий остров, хотя из-за своих немалых размеров (19 км в длину и 5 км в ширину) он таковым не воспринимается. С востока его омывает Ист-Ривер, с запада – Гудзон, с юга – Гарлем-Ривер, а с севера – Нью-Йоркская бухта Атлантического океана. Интересно, что, несмотря на названия, East river и Harlem river – никакие не реки, а соленые приливноотливные проливы с очень сильными и постоянно меняющимися течениями. Практичные ньюйоркцы сейчас вовсю занимаются внедрением проекта, призванного использовать энергию движения воды в Ист-Ривер для выработки электричества: совсем скоро под водой установят 30 турбин, которые начнут вырабатывать свои первые киловатты уже в будущем году.

Во времена первых поселенцев Манхэттен был изрезан вдоль и поперек ручьями и речушками. Прибывшим сюда голландцам его ландшафт показался идеальным для построения Нового Амстердама – реплики Амстердама европейского, с его каналами, мостами и шлюзами. Но их планам не суждено было сбыться: ручьи были быстро замусорены, а кишевшие рыбой пруды безнадежно испорчены кожевенными мастерскими и скотобойнями, поэтому в какой-то момент большинство из них пришлось засыпать. К тому же они оказались ужасной помехой для осуществления Генерального плана развития Нью-Йорка, принятого в 1811 году. По плану новые районы города должны были строиться по сетке, в которую текущие как заблагорассудится речушки никак не вписывались.

Зато теперь, благодаря своему сетчатому устройству, Нью-Йорк выше 14-й улицы – один из самых понятных и простых для ориентирования городов мира. «С юга на север идут авеню, с востока на запад – стриты», – в этой строчке Маяковского по большому счету содержится вся информация, которую нужно знать о ландшафтной организации Манхэттена.

Пятая авеню – ось симметрии Манхэттена, его «нулевой меридиан»: все улицы к востоку от нее снабжены приставкой «East», а все к западу – «West». Номер дома показывает, насколько он удален от Пятой авеню: дома между Пятой и Шестой авеню имеют двузначные номера, между Шестой и Седьмой стоят дома под номерами от 100 до 199, потом 200 и 299 и так далее. Исключение – восток; здесь нумерация идет сначала с шагом в две авеню: дома под номерами от 1 до 99 стоят между Пятой и Парк авеню, под номерами от 100 до 199 в промежутке от Парк до Третьей авеню, а дальше уже по порядку. Поэтому если адрес звучит как «483 West 16th Street», можно прикинуть, что нужный вам дом находится в пятом квартале к западу от Пятой авеню – то есть между Девятой и Десятой авеню.


При всей структурированности манхэттенская сетка далека от идеала, если за идеал брать шахматную доску или тетрадный листочек в клеточку. Самая предсказуемая часть города – это мидтаун между 34-й и 59-й улицами, выше и ниже которого начинаются неожиданности: «именные» улицы в манхэттенском Даунтауне, авеню, сбивающиеся с цифр на названия к западу от Центрального парка и на буквы на нижнем Ист-Сайде, и кривой Бродвей, перерезающий Манхэттен под весьма странным углом. Ну, и мои искренние соболезнования всем, кто попытается отыскать Четвертую авеню между Третьей и Пятой: так вышло, что ее место занимают три «неформатных» авеню – Madison, Park и Lexington. А огрызочек Четвертой авеню длиной всего в шесть кварталов затерялся где-то в даунтауне, служа напоминанием о том, что не все в манхэттенской топографии так стройно и гладко, как кажется на первый взгляд. И чтобы окончательно взорвать вам мозг, сообщу по секрету, что на острове есть «Авеню 6½», о существовании которой знают далеко не все коренные манхэттенцы. Несмотря на несерьезное название (звучит, как платформа 9¾ из книг про Гарри Поттера, правда?), это самая настоящая авеню – только очень коротенькая и сугубо пешеходная. Буквально несколько лет назад ее организовали между Шестой и Седьмой авеню на участке от 51-й до 57-й улицы, соединив в сплошную пешеходную зону внутренние дворики, аркады и переулки.

Дома в Нью-Йорке нумеруются привычным для нас способом: четные по южной стороне, а нечетные – по северной, хотя и здесь случаются исключения. Для удобства навигации постарайтесь запомнить, что по четным улицам Манхэттена машины движутся на восток, а по нечетным – на запад. Это знание помогает быстрее сориентироваться, когда выскакиваешь из подземки на оживленном перекрестке, не понимая, где верх, где низ, где восток, где запад. Я запомнила так: «НЗ – Неприкосновенный Запас – Нечетные на Запад». Смотришь на табличку с номером улицы, затем – в какую сторону движутся машины, и стороны света тут же встают на свои места без карты и компаса.

Еще Манхэттен подарил миру множество смешных топонимов: названия многих городских микрорайонов по прихоти копирайтеров переродились в названия марок машин, ночных клубов, дорогих ресторанов и прочих гламурных заведений по всему миру. Взять, к примеру, Сохо, Нолиту или Трайбеку. Кто они, собственно, такие? Первое – название района к югу от улицы Хаустон (SOuth of HOuston), Nolita – акроним, означающая всего лишь NOrth of LIttle ITAly, а Трайбека – это и вовсе заурядный «треугольник за Канал-стрит» (TRiangle Behind CAnal).


Многочисленные мосты и тоннели собирают Нью-Йорк воедино вокруг Манхэттена, распухающего по рабочим дням до 13 миллионов человек, из которых лишь полтора живут здесь постоянно. Как муравейник, Манхэттен практически круглые сутки кишит людьми, спешащими по своим делам. У каждого своя тропа, свой выверенный маршрут, и то, что кажется на первый взгляд хаотичным броуновским движением, оказывается на поверку работой, подчиненной одной, общей для всех цели – доказать себе и всем вокруг: «я сумел не затеряться в столице мира, я добился успеха, а значит, я чего-то стою».



Бруклин (Brooklyn)

К востоку от Манхэттена, на правом берегу Ист-Ривер, раскинулись Бруклин и Квинс – районы, заслуживающие отдельного путеводителя. Это совершенно другие миры, со своим укладом жизни и течением времени. Те годы, когда ньюйоркцы смотрели на жителей Бруклина как на «недо-манхэттенцев», уже прошли; помните знаменитую фразу Саманты из «Секса в большом городе», которая, поежившись от предложения навестить подругу, перебравшуюся на другую сторону реки, ответила «It’s in Brooklyn. I don’t do borough»? (Это в Бруклине. Я на окраины не езжу.) Сейчас Бруклин – это по-настоящему модное место, и так считают не только сами бруклинцы (или «бруклиниты», как они себя называют). Самое наглядное подтверждение этому факту – цены на недвижимость.

В мозаике современного Нью-Йорка Бруклин воспринимается в первую очередь как родина хипстеров, оплот нью-йоркской богемы, актуального искусства и современной культуры.

Бруклинцы гордятся своим незаурядным архитектурным наследием и историей, которую делят с Нью-Йорком с 1898 года. Правда, некоторые бруклинцы считают присоединение их цветущего городка к Нью-Йорку досадной ошибкой, и хотя с тех пор прошло уже больше ста лет, продолжают называть эту позорную, по их мнению, страницу истории «The Great Mistake of 1898» («Великая ошибка 1898-го»). Это особенно забавно, если вспомнить, что голландский девиз Бруклина «Een Draght Mackt Maght» буквально переводится как «В единстве сила». Самым досадным они находят тот факт, что, будь сейчас Бруклин независимым, он со своими 2,5 миллионами жителей мог бы по праву считаться четвертым по численности населения городом США.

Бруклинский район Вильямсбург (Williamsburg) – место обитания одной из самых крупных общин ортодоксальных евреев-хасидов за пределами Израиля, а район Брайтон-Бич (Brighton Beach) – известный на весь мир анклав эмигрантов из бывшего СССР, на улицах которого русская речь звучит чаще английской. А еще Бруклин славится самым настоящим океанским пляжем: хоть он и расположен в черте города, здесь можно смело купаться, гулять с облаком сахарной ваты на палочке по дощатому променаду вдоль Атлантического океана, кататься на аттракционах в Coney Island Park и представлять, что вы на каникулах.

Квинс (Queens)

Квинс стоит особняком среди районов Нью-Йорка уже благодаря названию. Если помните, в поисках кандидатуры для монаршего брака сюда отправился наивный африканский принц из комедии «Поездка в Америку». Своим именем Квинс и впрямь обязан королеве: его назвали в честь Екатерины Браганса, португальской принцессы, ставшей женой короля Англии Карла II, во время правления которого Нью-Йорк перешел в руки англичан.

В наши дни этническое разнообразие Квинса фактически превратилось в его официальную идеологию. В микрорайон Астория (Astoria) ньюйоркцы едут за бразильским барбекю и самой аутентичной греческой кухней за пределами Эллады, во Флашинг (Flushing) – чтобы попариться в настоящей корейской бане, в Джексон Хайтс (Jackson Heights) – чтобы попробовать колумбийскую выпечку и индийские сладости, в Элмхерст (Elmhurst) – чтобы потанцевать сальсу и бачату.

Квинс – единственное место в Нью-Йорке, где в парках, помимо бейсбольных ромбов, можно встретить площадки для игры в bocce. А по данным последней переписи населения жители Квинса говорят на 138 языках. Произошло это потому, что во второй половине ХХ века Квинс был наиболее привлекательным районом для новой эмиграции. И сейчас это наиболее стремительно развивающийся боро Нью-Йорка, благодаря относительной (по сравнению с Манхэттеном) дешевизне жилья и хорошим возможностям для развития частного бизнеса.

Особняком в этом этническом карнавале стоит Лонг-Айленд-Сити (Long Island City): проезжая по манхэттенскому берегу Ист-Ривер, вы наверняка обратите внимание на огромную ретро-рекламу Pepsi-Cola – собственно, это и есть Лонг-Айленд-Сити, точнее, променад в парке Гэнтри-плаза (Gantry Plaza). Формально считающийся районом Квинса, он фактически превратился в посольство Манхэттена за рекой, привлекая молодых и состоятельных ньюйоркцев растущими как на дрожжах современными жилыми домами, обилием ресторанов и модных адресов, среди которых филиал музея MOMA «PS1» (22–25 Jackson Ave., Long Island City) и «Museum of the Moving Image» (36–01 35th Ave., Astoria). Но за все, в том числе и за бурное развитие, приходится платить, и Лонг-Айленд-Сити заплатил за свою джентрификацию сносом колоритнейшего квартала, мекки мирового граффити, 5POINTZ.

В Бруклин и Квинс идут несколько веток подземки, но сюда можно добраться и посуху: Манхэттен с Бруклином соединяют три моста через Ист-Ривер, а с Квинсом – два. Названия и последовательность трех первых ньюйоркцы запоминают, пользуясь простым мнемоническим приемом: первые буквы их названий складываются в название автоконцерна BMW – Brooklyn bridge, Manhattan bridge, Williamsburg bridge. В Квинс ведут мосты Queensboro и Triborough; последний был недавно переименован в RFK bridge в честь сенатора Роберта Фицджеральда Кеннеди, поэтому в сознании ньюйоркцев пока что существует под двумя именами.

Бронкс (Bronx)

К северу от Манхэттена лежит Бронкс – родина рэпа и хип-хопа. Из пяти нью-йоркских боро только Бронкс связан с материковой частью США. Назвали его в честь голландского фермера Йонаса Бронкса, который поселился здесь в 1636 году. Вплоть до ирландской и итальянской волн эмиграции этот район был совершенно сельским и пасторальным – с фермами, деревенскими домиками и заболоченными долинами. Сейчас Бронкс весьма неоднороден: Южный Бронкс по-прежнему состоит в основном из кварталов дотируемого государством жилья для малоимущих, в то время как Филдстон (Fieldston) и Спайтон Дайвил (Spuyten Duyvil) – районы роскошных частных особняков, многие из которых были построены в начале ХХ века, когда полоска Бронкса вдоль Гудзона была любимым местом дачного отдыха богатых горожан.

Сейчас население Бронкса – это в основном выходцы из Латинской Америки и с Кариб. Но именно здесь в районе Артур-авеню (Arthur Avenue) сохранился итальянский квартал с семейными ресторанами и крытым рынком, где продают лучшую в Нью-Йорке мортаделлу и домашние конноли. А манхэттенской «Маленькой Италии», которую мы знаем из фильмов про Аль Капоне, к сожалению, больше нет – ее место теперь занимает неофициальный Чайнатаун. Так что если вам захочется поймать уходящую натуру, пока итальянская диаспора окончательно не растворилась в плавильном котле Нью-Йорка, нужно срочно ехать сюда.

Из интересных мест нужно отдельно сказать о чудесном ботаническом саде (Bronx Botanical Garden, 2900 Southern Blvd, Bronx) и главном нью-йоркском зоопарке (Bronx Zoo, 2300 Southern Blvd, Bronx), в котором хоть раз побывал каждый местный школьник.

Статен-Айленд (Staten Island)

Пятый и самый малонаселенный район Нью-Йорка, Статен-Айленд, – пожалуй, самый пригородный по своему духу. Попасть в него можно, переплыв Нью-Йоркскую бухту на бесплатном желтом пароме Staten Island Ferry, который идет из Бэттери-парка (Battery Park) мимо острова Эллис-Айленд и статуи Свободы, или перебравшись на ту сторону по платному мосту Верразано-Нэрроуз (Verrazano-Narrows Bridge) – за поездку по нынешним временам придется отдать 15 долларов. Кстати, в название моста удивительным образом вкралась орфографическая ошибка – фамилия путешественника Verazzano пишется с двумя «z» и с одним «r», но, единожды ошибившись, название почему-то решили не исправлять.

Статен-Айленд – остров со своим особым, неторопливым очарованием, совершенно не похожий на то, каким Нью-Йорк предстает в кино. Ни оживленного движения, ни стоэтажных небоскребов в огнях. Здесь можно отлично погулять на природе, но из культурных достопримечательностей острова на ум приходит разве что музей живой истории Richmond Town (441 Clarke Ave, Staten Island), где переодетые в исторические костюмы энтузиасты «играют» в деревню середины XVII века.

Но жителей Статен-Айленда статус провинциального боро, видимо, не устраивал, и в результате серьезных усилий им удалось привлечь аж 1 миллиард долларов инвестиция для развития прибрежной части острова. Половина из миллиарда будет вложена в строительство парка с самым большим колесом обозрения в мире. Работы уже начались, и, возможно, в 2017 году у паромной переправы появится «чертово колесо» высотой в 192 метра, которое сможет одновременно «брать на борт» 1400 человек – по сравнению с ним London Eye покажется ярмарочной забавой. А пока любоваться красотами Нью-Йоркской бухты с высоты птичьего полета можно только с вертолета.

Штат Нью-Йорк

Спустя некоторое время после переезда в Нью-Йорк я обратила внимание, что в разговорах про то, где что находится и кто где побывал, очень часто проскакивают два слова – Upstate (верхняя часть штата) и реже Downstate (нижняя часть штата). Не будучи на тот момент сильна в географии штата, я решила посмотреть на карту, чтобы определить, где у него верх, а где низ и о чем, собственно, идет речь. Если и вы взглянете на карту, то поймете мое недоумение: как определить, где верх у фигуры, больше всего напоминающей бумеранг с тремя концами? Оказалось, что «верх» и «низ» в данном случае – понятия чисто умозрительные. Низом зовется, собственно, сам город Нью-Йорк и его ближайшие окрестности с апендиксом в виде Лонг-Айленда. Все остальное – а это примерно девять десятых площади штата, простирающегося вверх вплоть до канадской границы, – это верх, то есть Апстейт. Столица штата Нью-Йорк, как это ни странно, находится вовсе не в городе Нью-Йорке, а в городе Олбани, в трех часах езды на север.

Немного отвлекусь от темы и расскажу о том, что у всех штатов США есть не только официальные названия, но и «клички» – и Нью-Йорк не исключение. Прозвища встречаются как простые и очевидные – Флорида, к примеру, проходит как «Солнечный штат» (The Sunshine State), а Вермонт известен как «Штат зеленой горы» (The Green Mountain State), так и довольно странные, как, например, псевдоним штата Миссури – «Штат покажи-ка мне» (The Show Me State), или штата Северная Каролина – «Штат каблуков в смоле» (The Tar Heel State). Нью-Йорк не стал мелочиться и назвался скромно и лаконично «The Empire State» – то есть «Имперский штат». Историки могут спорить о происхождении этого прозвища, но никто не станет оспаривать его справедливость. Штат Нью-Йорк, с его обширной территорией, финансовой мощью и богатыми природными ресурсами – это, бесспорно, небольшая империя, даже внутри такого колоссального государства, как США.

Атлантика на западе, озера Онтарио и Эри на севере, горные хребты Адирондак и Кэтскиллз (Adirondacks и Catskills), полоски красивейших Пальчиковых озер (Finger Lakes), эдаких материковых фьордов, оставленных за собой ледником два миллиона лет назад, признанное чудо света Ниагарский водопад (Niagara Falls), бесконечные пляжи, персиковые сады и виноградники Лонг-Айленда, горячие источники Саратоги (Saratoga Springs) и пещеры Хоу (Howe Caverns) с подземной рекой, лавандовые поля и сосновые леса… Красот, и правда, хватит на целую империю.

Природа благословила эти края плодородными почвами и приличным климатом. Само собой, ньюйоркцы привыкли жаловаться на ветреные снежные зимы и удушающе-жаркое лето, но, если уж быть справедливыми, чудесная длинная осень и ранняя теплая весна сторицей компенсируют неудобства от двух других сезонов. В Апстейте по сей день сильны традиции сельского хозяйства, и в последние десятилетия, когда государство стало целенаправленно помогать фермерам держаться на плаву, масштабы их деятельности могут оценить все, кто хоть раз попадал на нью-йоркские городские рынки – здесь всегда потрясающий выбор сезонных овощей и фруктов, свежайшей местной рыбы, меда, хлеба и домашних копченостей.

Но в первую очередь штат Нью-Йорк славится своими бескрайними яблочными садами – недаром § 84 свода законов штата Нью-Йорк назначил яблоко официальным фруктом штата, а яблочный маффин – его официальным блюдом. Да и сам город с начала ХХ века носит смешное прозвище «Большое яблоко», хотя никто до конца не уверен, чему именно он им обязан – яблочным ли садам в окрестностях или тому, что Нью-Йорк испокон веков воспринимался американцами как самое большое яблоко на развесистом древе американской нации. Ну, как бы то ни было, даже если вы совершенно равнодушны к яблокам, непременно попробуйте краснобокие и пронзительно душистые яблоки сорта McIntosh; для меня в их хрусткой кисловатой мякоти сконцентрировался образ Нью-Йорка, если город и любовь к нему возможно передать посредством вкусовых рецепторов.

Надеюсь, из моего эмоционального, но не перегруженного фактами краткого представления штата вам удалось извлечь одну важную мысль: здесь есть что посмотреть. Остаться ли в городе, или совершить паломничество на Ниагару, или проваляться неделю на песочке Файер-Айленда (Fire Island) – решать вам. Все зависит только от сезона, количества свободного времени и настроения.

Городские районы

Нью-Йорк – это другая страна. Возможно, ему стоило бы иметь собственное правительство. Все здесь думают по-своему и не имеют понятия о том, что такое остальная Америка.

Генри Форд

Главное, что отличает Нью-Йорк от европейских, да и многих американских городов, – это отсутствие четко очерченного исторического центра. В Бостоне исторический центр, или даунтаун, как говорят в Америке, – это Бикон-хилл, а в Вашингтоне – район Джорджтауна, все просто и понятно. Но если вы спросите у прохожего на Манхэттене: «Где тут у вас даунтаун?», вас уверенным движением руки направят вниз, восприняв ваш вопрос буквально – в смысле «в какую мне сторону идти, чтобы попасть в нижнюю часть острова?». Да, Манхэттен действительно рос с юга на север, то есть снизу вверх, но говорить, что внизу находится центр, а вверху – периферия, мягко говоря, неверно. Компактного исторического центра у Нью-Йорка нет, потому что история буквально размазана по городу: у каждого района своя персональная история, вплетенная в общий нарратив.

В процессе разрастания города вверх, по мере возникновения локальных центров менялись значимость, престиж и статус районов. Если скульптура «Атакующий бык» стоит на Уолл-Стрит, а Музей Метрополитан – на 82-й улице, если вокзал Гранд Сентрал находится в Мидтауне, а Колумбийский университет – в Морнингсайд Хайтс, выше 110-й улицы, то где же тогда центр? А его просто нет.

Каждый из пяти официальных нью-йоркских боро дробится и распадается на множество neigh-borhoods – исторически сложившихся районов. Матрица нью-йоркских neighborhoods не закреплена официально и существует лишь в коллективном разуме горожан. К тому же не совсем понятно, как правильнее перевести слово «neigh-borhood» на русский язык. Кто-то называет их кварталами, кто-то районами, но в первом случае создается ложное впечатление, будто каждый из них умещается в рамки квартала – от угла до угла, а во втором есть риск начать путаться между районами неформальными и официальными. И все же второй вариант мне ближе, тем более что, разбираясь с географией, я ничтоже сумняшеся пользовалась английской калькой «боро». Так что пусть будут районы.

Так вот, районы Нью-Йорка определяет либо их этнический состав (Chinatown, Williamsburg, Astoria), либо главенствующий вид деятельности (Garment District, Diamond District, Financial District), либо его основные достопримечательности (Museum Mile, Theater District). Что же касается названий районов, то здесь все еще сложнее: они тоже нигде не закреплены, поэтому невозможно привести их исчерпывающий список, указав их четкие границы и GPS-координаты. Взять, к примеру, район Мидтаун (Midtown): если с верхней границей еще более или менее понятно – считается, что это Центральный парк, – то в качестве его нижнего предела вам назовут и 34-ю, и 23-ю, и даже 14-ю улицу. И все при этом будут правы. И ладно бы границы! Внутри самого Мидтауна выделяют более 20 (!) neighborhoods, жители которых могут с пеной у рта спорить, где кончается один и начинается другой, так, будто речь идет не об условном делении, а о пределах личных шести соток.

Всего в Нью-Йорке – по самым скромным подсчетам – выделяют до 400 районов, так что рассказ обо всех потребовал бы усилий, сопоставимых с составлением Британской энциклопедии.

Этнические районы

Слава Нью-Йорка как одного из самых многонациональных мегаполисов мира бежит, так сказать, впереди него, но мало кто представляет масштабы явления: число ньюйоркцев, рожденных за пределами США, давно превысило все население Чикаго вместе взятое. Сами ньюйоркцы уже как будто бы даже перестали это замечать. Этнические анклавы стали такой же неотъемлемой частью городского пейзажа, как статуя Свободы и Бруклинский мост, и ньюйоркцы – то ли от нежности, то ли от шовинизма – называют их «маленькими» италиями, одессами, бразилиями и индиями. Другими словами, жители вычленяют этнические районы в общей картине городской жизни, но воспринимают их не как чужеродное образование на теле города (как часто случается с этническими районами в европейских городах), а как этнический вариант парка развлечений или, может быть, как павильон Universal Studios, в котором выстроены картонные Москва или Пекин.



И в самом деле: глобализация настолько изменила наш образ жизни, что мы не задумываясь едим суши на ланч и кускус на ужин, слушаем по радио музыку стран, в которых никогда не бывали, занимаемся йогой и ездим в отпуск за тридевять земель. Но если подумать, такие отклонения от привычного уклада жизни приятно разнообразят будни лишь тех, кто живет в комфортной, родственной им среде. Если же люди вынуждены покинуть родину и поселиться в совершенно чужой стране, они невольно стараются держаться «своих», создавая себе условия, хоть отдаленно напоминающие прошлую жизнь.

Вот и получается, что в Нью-Йорке половина neighborhoods – это районы компактного проживания какой-то определенной этнической группы. Напишу несколько строк о тех из них, куда стоило бы заглянуть.

Чайнатаун (Chinatown), Манхэттен

В Нью-Йорке, как, впрочем, и в других мегаполисах, китайцы селятся наиболее компактно, образуя колоритные этнические районы – «чайнатауны». Если хочется настоящей пекинской утки, аутентичных китайских тапок по три доллара за пару и иглорефлексотерапии без западных реверансов, вам сюда.

В Нью-Йорке как минимум шесть чайнатаунов – один на Манхэттене, три в Бруклине и два в Квинсе, но самый старый и колоритный, само собой, манхэттенский. Нью-йоркские чайнатауны – не «запретные города», куда чужаку лучше не соваться. Здесь вам ничего не грозит, кроме разве что легкого культурного шока, но учтите: то, что видно невооруженным глазом, – лишь верхушка айсберга.

В чайнатаунах реальность как бы расслаивается: с одной стороны, это вроде бы Нью-Йорк, ведь сюда можно доехать на метро, да и в ресторанах цены в долларах, а не в юанях, но в параллельной, невидимой глазу чужака плоскости существует своя альтернативная экономика с банками и расчетными системами, свой ретейл, где цены для своих, да и товары – тоже; здесь есть свои аптеки и доктора, причем не обязательно врачующие акульими зубами и тигриной желчью, но и вполне традиционными методами; есть свои школы, детские сады, брачные агентства и подпольные казино. Здесь выходцы из Китая могут вести жизнь, максимально приближенную к той, что оставили на своей большой родине, поэтому многие, особенно люди старшего поколения, могут так и не сподобиться выучить английский – а зачем, если все вокруг говорят на мандарин, все вывески на нем же, а для общения с государством есть китайские нотариусы и адвокаты, да и младшее поколение всегда переведет и поможет?

Самый большой Чайнатаун, как я уже сказала, находится на Нижнем Манхэттене, между Нижним Ист-Сайдом, Маленькой Италией (которую он практически уже поглотил) и Трайбекой. По официальным данным здесь живет около 100 тысяч китайцев, но есть основание полагать, что реальная цифра в несколько раз больше. Помимо китайцев, здесь обосновались выходцы из Вьетнама, Бирмы, Таиланда и Филиппин.

Начать исследование манхэттенского Чайна-тауна лучше с Чатам-сквер (Chatam Square) – перекрестка восьми дорог, в центре которого высится памятник Линь Дзюсюю (Lin Zexu), борцу против английской опиумной экспансии. В парке Коламбус (Columbus park) можно понаблюдать за плавными движениями адептов тай-чи и послушать пение птиц, которых каждое утро выносят подышать воздухом старички, играющие в шахматы тут же неподалеку.

Главная магистраль манхэттенского Чайнатауна – Канал-стрит (Canal Street). У ньюйоркцев она ассоциируется с палеными ролексами по 40 долларов за штуку, фейковыми серебряными украшениями Tiffany и кроссовками Nike, которые шьются здесь же в подвале. Но не стоит думать, что на шопинг сюда приезжают только люди, падкие на дешевые подделки. Чайнатаун любят рачительные хозяйки и рестораторы средней руки: здесь самые лучшие и дешевые рыбные лавки в городе, где помимо обычного лосося и скумбрии можно купить всевозможных моллюсков, угря, живых черепах и лягушек.

В манхэттенском Чайнатауне несколько супермаркетов азиатских продуктов, самый всеобъемлющий и понятный из которых – New Kam Man на 200 Canal St. Здесь, кроме продуктов, можно купить необычные китайский сувениры и фарфор – от смешных «счастливых котов» до лаковых палочек ручной работы. Не пропустите здешний отдел кулинарии, где вам нарежут с собой пекинской утки или вкуснейшего свиного бока и нальют bubble tea.

Но даже если вы не пойдете никуда специально, а просто будете гулять по округе, вы встретите множество магазинчиков чая, пряностей и лекарственных трав, лавок с сушеными и вялеными продуктами неясного происхождения, тропическими фруктами вроде дуриана, лангсата и рамбутана и лотков со спринг-роллами по доллару за штуку.

Рестораны Чайнатауна достойны отдельной гастрономической экскурсии, но тут тоже можно действовать наобум, руководствуясь единственным правилом: чем больше в ресторане клиентов-китайцев, тем лучше кухня. Моим любимым всегда был олдскульный Peking Duck House на 28 Mott St., где утку мечты прямо у стола нарезает официант с внешностью наемного убийцы; он работает ножом так быстро и ловко, что ему невольно начинаешь чересчур приветливо улыбаться – просто на всякий случай. Кроме утки, восторги неизменно вызывает карп на пару, говядина в апельсинах и суп с вонтонами.

Тем же, кто ценит творческий подход паче аутентичности, я бы посоветовала ресторан Mission Chinese, который раньше находился на Orchard street, но недавно переехал на 171 East Broadway (зал теперь почище и побольше, а в туалеты не страшно заходить), но не изменил своему отношению к китайской еде, которое можно кратко сформулировать так: «весело и беспардонно». Непременно попробуйте жареный рис с лобстером и кокосом и гребешки в соусе из черных бобов, а если вы считаете себя повелителем перца чили, закажите куриные крылышки chongqing – и все, что вы ели прежде, покажется вам манной кашей.

«Маленькая Италия»,

район Бельмонт (Belmont)

вокруг Артур-авеню (Arthur Ave.), Бронкс

На Манхэттене, в районе Малберри-стрит (Mul-berry St.), до сих пор есть район, претендующий на статус итальянского, но, кроме славного прошлого (а именно: цветистой истории мафиозных войн начала ХХ века), он давно не может ничем похвастаться, больше напоминая огромную сувенирную лавку. Если в Нью-Йорке и есть настоящая «Маленькая Италия», то это несколько кварталов вокруг Артур-авеню в Бронксе. Многие итальянцы, принимавшие участие в строительстве Бронкского зоопарка и Ботанического сада, перебрались сюда с Манхэттена вместе с семьями в первые десятилетия ХХ века.

Сейчас сюда можно добраться буквально за 20 минут с вокзала Гранд Сентрал (Grand Central) поездом, идущим до остановки Arthur Ave. Признаюсь, что сама я узнала о существовании этого района только спустя пару лет после приезда в Нью-Йорк, и это при том, что жила в Бронксе неподалеку, так что Бельмонт – район, широко известный в узких кругах. Улочки, относящиеся к Бельмонту, легко узнать по розеткам в цветах итальянского флага, которыми украшены фонарные столбы.

Сейчас все магазины, рестораны, кафе и лавочки Бельмонта – места без преувеличения легендарные. Как и положено, все это семейные бизнесы, передающиеся от отца к сыну, к внуку, к свату, брату и так далее. Не кривя душой скажу, что экскурсия в «Маленькую Италию» – это в первую очередь гастрономический тур, перед которым лучше нагулять нешуточный аппетит, который потом нужно будет очень аккуратно расходовать, курсируя между разнообразными pasticceria, salumeria и trattoria.

Но особым испытанием для любого самопровозглашенного гурмана станет крытый рынок Arthur Avenue Market (2344 Arthur Ave.). Даже если вы не считаете себя поклонником итальянской кухни и не знаете, чем отличается песто дженовезе от песто калабрезе, лучшего места, чтобы изменить свои представления о предмете, просто не найти. Не стесняйтесь спрашивать и пробовать – за этим вы, собственно, и пришли.

Мясные прилавки, пожалуй, интереснее всего: множество видов сырокопченых и варено-копченых окороков, колбасы типа болоньи и мортаделлы, сопрессаты и салями, панчетта и мягкая калабрийская колбаса n’duja, которую можно намазывать на хлеб, как паштет. На рынке с недавних пор работает пивной бар Bronx Beer Hall, где можно попробовать местные (в буквальном смысле – те, что варятся в Бронксе) сорта пива и закусить бутербродом из слайс-шопа Greco’s или шариком свежей моцареллы, которую «вытянут» тут же на ваших глазах. Прямо на рынке работает мастерская, в которой мужчины средних лет крутят сигары ручной работы – разочарую, но юных дев, катающих сигары на бедре, тут не показывают. Знатоки утверждают, что качество продукта вполне приличное, а местами даже не хуже, чем у запрещенных к ввозу в США кубан.

За исключительным местным и привезенным из Италии сыром отправляйтесь в магазин Calandra’s (2314 Arthur Ave.). Тут есть свежая моцарелла всех видов (соленая, пресная, копченая и с прошутто внутри), сделанные тут же скаморца, проволоне и буррино – маленькие сферы из проволоне со сливочным маслом внутри.

В магазине Borgatti’s (632 East 187th St.) продается чудесная свежая паста (в том числе равиоли и маникотти), которая готовится за считаные секунды и хороша как с соусом, так и просто с оливковым маслом и раздавленным зубчиком чеснока. В Randazzo’s (2327 Arthur Ave.), самую лучшую рыбную лавку Бельмонта, стоит завернуть, даже если вы не собираетесь тащить домой осьминога или сетку вонголе, ради свежайших устриц, которых можно съесть тут же, «не отходя от кассы», на улице.

Из ресторанов могу лично ручаться за два – но каких! Пицца – на тонком хрустящем тесте с мягкой серединкой – коронное блюдо Zero Otto Nove (а попросту «089») (2357 Arthur Ave.). Попробуйте вариант с тыквенным пюре, панчеттой и копченой моцареллой, и китчевый декор заведения моментально уйдет на второй план, как и все происходящее вокруг.

За высокую кухню в «Маленькой Италии» отвечает Tra di Noi (622 E 187th St.) – траттория, который год неизменно попадающая в список бюджетных ресторанов Bib Gourmand путеводителя Michelin. Это значит, что, хотя ресторан и не хватает с неба мишленовских звезд, кормят здесь хорошо. Лазанья болоньезе, да как и любая паста, не разочарует, а оссобукко даст фору иным версиям с Аппенинского полуострова.

И кстати: есть один день в году, когда в Бельмонт просто грех не поехать, – это осенний праздник урожая Ferragosto, который традиционно празднуют в Италии (и в большой, и в маленькой) в середине сентября. И помните: в воскресенье большинство магазинов в районе закрыты – итальянцы по-прежнему чтут католические традиции и не работают по выходным.

«Маленькая Одесса»,

Брайтон-Бич (Brighton Beach), Бруклин

Американская биография большинства эмигрантов из Советского Союза начиналась именно здесь, на Брайтоне. «Маленькой Одессой» его когда-то окрестили якобы за преобладание эмигрантов из бывшей Украинской ССР, хотя это вопрос спорный. Но как бы то ни было, русский язык брайтонцев до сих пор окрашен характерным южным говором и интонациями, как из монологов Жванецкого.

В 70-е на Брайтон ехали в основном русскоязычные евреи, а во время перестройки и в 90-е годы – все, кто решил досмотреть триллер о распаде Советского Союза с безопасного расстояния. О добровольном гетто под названием «Брайтон-Бич» россияне узнавали из книг и фильмов, в которых оно представало Зазеркальем, где все знакомо, но перевернуто с ног на голову: Вилли Токарев тут не запрещенный блатной крунер, а заурядный певец из ресторана «Садко», бары здесь сплошь валютные, хоть наливают в них все ту же родную водку, а джинсы «левис» – никакой не дефицит, а дешевый ширпотреб.

Брайтон-Бич находится в южной части Бруклина прямо на берегу Атлантического океана, и если вы живете в другом боро, то эти места автоматически превращаются в край света. Добраться сюда можно на поезде «B» или «Q» в направлении Coney Island, выйдя на остановке Brighton Beach. Главная улица района – Brighton Beach Avenue – проходит под опорами наземной линии метро, что придает ей известную кинематографичность, но плата за нее – не стихающий ни на час грохот и лязг вагонов над головой.

На улицах встречаются прямо-таки родные типажи соотечественников, которые будто бы телепортировались с Ростовского автовокзала прямо в Нью-Йорк: бабушки с сумками-тележками на колесах, дамы в видавших виды «норках» и решительные молодые люди в тренировочных костюмах и с борсетками «гуччи». Когда я впервые оказалась на Брайтоне (именно «на», а не «в» – такая вот синтаксическая фишка) в 1998 году, мне показалось непонятным, почему люди, желавшие всеми правдами и неправдами уехать из «совка», с такой точностью воспроизвели его за океаном?

Вывески стремились «перекричать» друг друга яркостью цвета и убогостью шрифта, предлагая дешево оформить развод, заранее позаботиться о месте на кладбище и вступить в шахматный клуб; по бордвоку (так на местном сленге называется дощатый променад вдоль пляжа) прогуливались оранжевокудрые дамы с артритными бульдогами, а сувенирные лавки точь-в-точь повторяли ассортимент развалов у Манежной площади: хохлома, матрешки с советскими партийными лидерами, мерлушковые ушанки и командирские часы.

Брайтонцы привезли с собой все, что было можно, а то, что было нельзя, прихватили как культурную память. Она материализовалась в виде театра Millenium – районного дома культуры, в который регулярно наведываются с гастролями российские звезды эстрады и театра, и в виде книжных магазинов, где DVD с российскими кинофильмами появляются в день премьеры и где, помимо свежего Прилепина, можно купить школьные прописи и акварель «Ленинградскую» (лучший выбор оных в Торговом доме «Санкт-Петербург» по адресу 230 Brighton Beach Ave.).

Для того чтобы обеспечить нормальную (читай – привычную) жизнь своим старикам, брайтонцы даже открыли русские аптеки, в которых можно купить валокордин и цитрамон, несмотря на то что они даже близко не одобрены американской FDA, что автоматически ставит их реализацию в один ряд с продажей героина.

Но полностью отгородиться от американского контекста не вышло даже у брайтонцев: первым пал бастион литературного русского языка. Суржик, на котором изъясняется большинство местного населения, так и называется «Рунлгиш» – полу-Russian, полу-English. Над языком русской Америки еще в 1925 году потешался Владимир Маяковский, услыхав, что происходит с речью соотечественников в отрыве от своих корней:

Я вам,

сэр,

назначаю апо́йнтман.

Вы знаете,

кажется,

мой апа́ртман?

Тудой пройдете четыре блока,

потом

сюдой дадите крен.

А если

стритка́ра набита,

около

можете взять

подземный трен…

Так и есть: единицами измерения на Брайтоне служат «инчи» и «паунды», работающее население берет «мортгиджи», а неработающее – сидит на «велфере», отоваривая «фудстемпы». У колбасного прилавка на просьбу взвесить «Докторской» можно легко услышать: «Вам послайсить или писом?», а потом, отсчитывая вам сдачу, кассир между делом поинтересуется, есть ли у вас «пенис» – имея в виду при этом безобидные центовые монеты.

С другой стороны, даже Starbucks прогнулся под натиском местных реалий: кофейное меню брайтонского филиала продублировано на русском языке – такого я не видела больше нигде в Нью-Йорке, а брайтонцам это кажется вполне естественным. Но ощущение того, что они в этом городе скорее свои, чем чужие, у русскоязычных брайтонцев окончательно окрепло в 2013 году благодаря инициативе нынешнего мэра, а в то время общественного адвоката Нью-Йорка Билла де Блазио, который продавил решение о том, что бюллетени для голосования на выборах в городские органы власти должны переводиться на русский язык. Хотя решение это назревало давно, ведь по данным последней переписи на русском говорят 195 тысяч ньюйоркцев, что делает его третьим по распространенности иностранным языком после испанского и китайского.


Ехать на Брайтон, затосковав по дому, довольно бессмысленно, потому что откуда бы вы ни были родом, эти места будут так же непохожи на Россию, как Арнольд Шварценеггер из «Красной жары» на русского капитана милиции. С другой стороны, нет тоски по родине, которую нельзя хоть на время унять хорошим салатом оливье, бутылкой лимонада «Байкал» и вафельным тортиком – любые антидепрессанты с родины вы найдете в супермаркете M&I International (249 Brighton Beach Ave.). Но если раньше практически все русские жители Нью-Йорка с какой-то периодичностью ездили сюда за любимыми продуктами, то в последние годы, когда свеклу и кефир можно купить в любом приличном магазине, сюда направляются в основном в канун праздников и больших семейных застолий.


Еще Брайтон способен выполнить образовательную функцию, если речь идет о знакомстве американских друзей с реалиями «русского мира»: здесь их можно накормить настоящим борщом (борщ из Russian Tea Room по сравнению с тем, что варят в кафе «Гленчик» на 3159 Coney Island Ave., нервно курит в сторонке) и варениками (за ними, а также за пельменями и мантами отправляйтесь в «Вареничную» на 3086 Brighton 2nd St.). Особо бесстрашных приятелей можете затащить в традиционную русскую баню: заведение под названием Royal Palace напоминает мультяшную интерпретацию «Сандунов», но после пары заходов в раскаленную парную желания потешаться над русскими обычаями, как правило, ни у кого не остается.

И, кстати, не забывайте о том, что Брайтон Бич – это, как ни крути, beach, с длиннющим, до самого Кони-Айленда, променадом, совмещенным с велодорожкой, и отличным пляжем, где летом грех не искупаться. Удобств в виде душей и кабинок для переодевания не ждите, но поплавать и позагорать после прогулки по «Маленькой Одессе» здесь очень и очень приятно.

Гарлем (Harlem), Манхэттен

Район на севере Манхэттена между верхней границей Центрального парка и 159-й улицей, зажатый с боков Гарлем-Ривер и Гудзоном, и есть тот самый Гарлем – черная мекка Америки, родина джаза и Гарлем-шейк. Но несмотря на то, что «не-белое» население составляет в Гарлеме более 90 %, называть его «этническим» районом было бы не совсем верно, так как его населяют люди с самым разным бэкграундом – от потомков рабов, переселившихся на север США из южных штатов во время «Великой миграции» начала ХХ века, до недавних эмигрантов с Гаити и Доминиканы.

Гарлемские афроамериканцы делят район с латиноамериканцами из Пуэрто-Рико и государств Южной Америки; восточная часть Гарлема, где они живут начиная с 1940-х годов, называется El Barrio. Пример Гарлема хорошо иллюстрирует ситуацию с черными и белыми районами в Нью-Йорке в целом: расовая сегрегация «де-факто» заключается в том, что среднестатистический чернокожий ньюйоркец проживает в районе с крайне малым процентом белого населения. При этом ситуация в Нью-Йорке кардинально отличается от Чикаго, где белые районы располагаются строго на севере и северо-западе, а черно-латиноамериканские – на юге и западе, соответственно, люди с разным цветом кожи могут при желании не сталкиваться друг с другом годами. Что же касается Нью-Йорка, то здесь районы с преимущественно белым и преимущественно черно-латиноамериканским населением перемешаны, как тесто в мраморном кексе: в итоге люди общаются на работе, в магазинах, в транспорте, ходят по одним и тем же улицам. По мнению социологов, именно благодаря этому белые ньюйоркцы, в отличие от своих чикагских братьев, не ощущают особой нервозности, попадая в черные кварталы.

Кстати, надеюсь, вы помните, что безобидное для русского уха слово «негр» в Америке – такое же табу, как матерная ругань в России? И не смотрите на то, что чернокожие рэпперы почем зря называют друг друга «niggas» – то, что можно своим, не позволено белым «эксплуататорам», так что пользуйтесь эвфемизмами «African American» или, на худой конец, «black», чтобы сохранить лицо – в прямом смысле этого слова.

Но Гарлем не всегда был черным районом. Сначала здесь стояла обычная голландская деревня, вошедшая в состав Нью-Йорка лишь в 1660 году. До середины XIX века на месте современного Гарлема были поля, луга и фермы, принадлежавшие нью-йоркской знати, которая добиралась сюда из Нижнего Манхэттена полтора часа на пароходе. Когда в конце XIX века в Гарлеме началось строительство особняков и многоквартирных домов, он пользовался репутацией престижного района: здесь были поля для игры в поло, свой оперный театр, и со дня на день должны были запустить прямую линию метро. Главные архитектурные жемчужины Гарлема относятся именно к тому времени: row houses («дома в строчку») в районе парка Маунт Моррис (Mount Morris Park – сейчас он известен как парк Маркуса Гарви (Marcus Garvey park), построенные по проекту архитектора Вильяма Татхилла (William Tuthill), архитектора концертного зала Карнеги-Холл; дома по Эджком-авеню (Edgecombe Avenue), особенно роскошный № 409, где жили самые влиятельные афроамериканцы начала века, плюс масса просто интересных и необычных зданий.

После спада на рынке жилья 1904 года риелторам пришлось спасать район, предлагая новые квартиры внаем чернокожим американцам. Последние потянулись сюда не только из других районов Нью-Йорка, но и из южных штатов США, где ситуация с правами чернокожих оставалась крайне тяжелой.

В промежутке между 1920-м и 1930-м годами Гарлем окончательно «почернел» – добровольная сегрегация позволяла жителям анклава не опасаться притеснений со стороны работодателей, квартирных хозяев и радикалов, проводящих в жизнь идеи «белого превосходства». Эти годы вошли в историю как «Гарлемский ренессанс»: творческий всплеск среди культурной элиты Гарлема дал миру многих выдающихся писателей и художников, но вышло так, что в России мы лучше всего знакомы с джазовыми музыкантами той поры, в том числе с Дюком Эллингтоном, Луи Армстронгом, Эллой Фитцджеральд, Каунтом Бэйси и другими.

В это же время возник легендарный джазовый клуб Cotton Club, где выступали практически все звезды черного джаза тех лет; его «крышевал» знаменитый гангстер и бутлегер Оуни Мэдден, и многие годы каждый вечер здесь собирался весь цвет Манхэттена. Заведение совершенно официально именовало себя клубом «только для белых», при этом официанты, бармены, танцовщицы и музыканты были исключительно черными – в те годы это считалось модной фишкой, как и танцы черного кордебалета в леопардовых шкурах.

Оригинальное здание клуба разрушили в 1989 году, а заведение, работающее сейчас под маркой Cotton Club, довольно банально, если не сказать уныло. Вместо него сходите лучше вечером в Apollo Theater (253 West 125 St.) – легендарный театр эстрады, в котором состоялись первые выступления группы Jackson Five и Стиви Уандера. Вечера «открытого микрофона» по средам – это всегда кот в мешке, но среди откровенной любительщины есть шанс узреть новую Алишу Киз – она тоже начала свою карьеру на этой сцене.

Великая депрессия больно ударила по Гарлему, безработица и последовавшие расовые волнения постепенно превратили Гарлем в откровенную трущобу. 1990-е годы район встретил огромным количеством заброшенных домов и неконтролируемой преступностью. Уличные банды орудовали настолько нагло, что проезжающие через Гарлем автомобилисты боялись останавливаться на красный свет.

Джентрификация, или, проще говоря, рост привлекательности недвижимости в ранее недооцененных районах вкупе с усилиями администрации мэра Джулиани несколько выправили ситуацию, но и сейчас нельзя сказать, что в Гарлеме дела обстоят радужно. Разговоры о втором «Гарлемском ренессансе» отражают скорее ожидания, чем реальность, но ситуация за последние 20 лет улучшилась радикально – вместе с ценами на недвижимость, выросшими на 300 %.

Несмотря на то что уровень преступности в районе заметно выше, чем в целом на Манхэттене, белому человеку в светлое время суток находиться здесь довольно безопасно, хотя недавно, в 2014 году, Гарлем попал в сводки национальных новостей из-за самого крупного в новейшей истории массового ареста – полицейские задержали более ста членов местных банд. И все же, если вы хотите остановиться на Манхэттене, но не хотите тратиться на жилье, вполне можно рассмотреть вариант аренды квартиры в Гарлеме – выбор на airbnb сейчас велик как никогда, да и бандитов все равно уже поймали.

Так за чем же нужно ехать в Гарлем? Кроме джаза и соула, здесь можно услышать госпел в самом аутентичном и незамутненном виде. За подобным опытом, сулящим выход в астрал, лучше идти в настоящую черную баптисткую церковь – например, в нео-готическую Abyssinian Baptist Church (132–142 West 138 St.) 1923 года постройки. В качестве бонуса – нарядные прихожанки в шляпках всевозможных фасонов и 67-трубный орган. Учтите, что туристов пускают лишь на воскресную 10-часовую службу, и то в порядке живой очереди.

Еще в Гарлеме можно познакомиться с аутентичной афроамериканской кухней и попробовать то, что называют soul food – «еду для души». Жареный цыпленок, mac’n’cheese (макароны с сыром), куриные крылышки с вафлей, мясной рулет с темным соусом – лучше всего их делают в кафе Melba’s по адресу 300 W. 114 St. Из новых звезд на гарлемской гастрономическом небосводе нужно упомянуть ресторан Red Rooster шефа Маркуса Сэмюэльсена (Marcus Samuelsson) – эфиопца, усыновленного в Швецию и получившего впоследствие французское кулинарное образование. Шведское влияние чувствуется в обильном использовании брусники, но традиционный кукурузный хлеб и свинина в кофейном соусе барбекю удовлетворят любого гурмана-аутентиста.

Из магазинов Гарлема я больше всего люблю Demolition Depot (216 East 125 St.) – лавку крупнокалиберного «антиквариата», остающегося после разбора и ремонта старинных зданий. Здесь можно присмотреть мраморный каминный портал, люстру в стиле ар-деко, бронзовую скульптуру льва в натуральную величину и много всего такого, о чем декораторы могут только мечтать. Познакомиться с последними веяниями хип-хопперской моды можно в магазине Vault (2498 Frederick Douglass Blvd.): здесь совершенно чумовой выбор кроссовок и бейсболок – приготовьтесь, что вас будут останавливать на улицах, чтобы поинтересоваться, где вы такие отхватили.

Дабы понять, кто есть кто в афроамериканском искусстве и чем дышит художественное сообщество Гарлема, зайдите в Студийный музей Гарлема (Studio Museum of Harlem, 144 W 125 St.); по воскресеньям вход бесплатный, можно отправиться сюда прямиком с церковной службы.

Исторические районы

Нью-Йорк – город с синдромом множественной личности. Вот вы идете вдоль улицы аккуратных браунстоунов, переходите дорогу и внезапно ощущаете себя гномом на поляне между высоченными небоскребами; или, к примеру, бежите себе по Пятой авеню, сворачиваете за угол и обнаруживаете себя в корейском районе, где что ни вывеска – салон по наращиванию ресниц или круглосуточное караоке.

Попробуйте как-нибудь пройти Манхэттен сверху донизу по берегу Гудзона – да, это вполне реально, хотя и займет у вас почти целый день. Так вот, справа от вас всю дорогу будет бежать река, ну а смена декораций по левому борту будет ужасно увлекательной: вы пройдете мимо роскошных парков, стоянок мусоровозов, причалов частных яхт и круизных лайнеров, изукрашенных граффити ангаров, теннисных кортов, депо метрополитена, стройплощадки Всемирного Торгового Центра – и все это за несколько километров пути.

Шаг влево, шаг вправо – и из респектабельного Нью-Йорк превращается в индустриальный, а мощеный тротуар под ногами резко обрывается, переходя в дешевый бетон. Если махнуть рукой и пойти куда глаза глядят, вам как минимум несколько раз почудится, что вы переместились во времени и пространстве. Такое праздное шатание, когда вы отдаетесь на милость собственных ног и перестаете заглядывать в карту, – самый лучший способ увидеть настощий Нью-Йорк. Для тех, кто здесь впервые, это шанс составить о городе свое личное впечатление, а для тех, кто уже, кажется, знает его вдоль и поперек, это возможность открыть для себя что-то совершенно неожиданное.

Но есть несколько районов, которые, по моему мнению (совершенно субъективному и оттого непререкаемому), составляют соль, или, если хотите, соль, перец, чеснок, укроп и петрушку Нью-Йорка. Без них бульон города пресен, как будни командировочного. Возьмите за труд побывать в них – и если даже не в первый свой приезд, то хотя бы в последующие.

Район Бруклин Хайтс (Brooklyn Heights),

Бруклин

Променад, нависающий над шоссе Brooklyn-Queens Expressway, гораздо больше напоминает палубу круизного лайнера, проплывающего мимо берегов Манхэттена, чем рукотворную эспланаду. Отсюда открываются лучшие виды на нижний Манхэттен, статую Свободы и Бруклинский мост, перейдя который, сюда проще всего попасть. Старинные дома с палисадниками, выходящие фасадами прямо на реку, помимо восхищения, вызывают вопросы об их возможной стоимости – поверьте, даже самые смелые цифры, предложенные воображением, не будут чересчур смелыми.

Три года назад терраса Бруклин Хайтс (Brooklyn Heights), одиноко висевшая над Ист-Ривер, наконец-то соединилась с парком Бруклин Бридж Парк (Brooklyn Bridge Park): с торца к ней теперь подходит зигзагообразный подвесной мост Сквиб бридж (Squibb Bridge). Своим видом (как, впрочем, и легкой пружинистой отдачей под ногами пешеходов) он очень напоминает трапы кораблей, в бесчисленном множестве пристававших когда-то к пирсам, на месте которых разбили новый городской парк.

Кстати, парк – одно из относительно недавних приобретений района. Постиндустриальный ландшафт заброшенных пирсов с полуразобранными-полуразвалившимися зданиями ангаров долго мозолил глаза бруклинцам, но в «царствование» мэра Блумберга было решено претворить в жизнь проект озеленения этой зоны, очень напоминающий по духу проект парка Хай-Лайн. Теперь вдоль берега тянутся удивительные по продуманности ландшафта насыпные острова-скверы, где нашлось место и покатым лужайкам, и спортивным площадкам, и пристани для весельных лодок, и старинной карусели с разноцветными лошадками.

Виды – это, конечно, основной бонус прогулки по Бруклин Хайтс, но все же непременно углубьитесь внутрь района, пройдите по узким улочкам и понаблюдайте за патриархальным бытом домов, многие из которых были построены еще до Войны за независимость. Неудивительно, что район Бруклин Хайтс стал первым официально утвержденным «историческим районом» после образования городской Комиссии по охране памятников в 1965 году. Район пестрит не только интересными домами, но и необычными названиями улиц, типа Cranberry, Pineapple и Orange (Клюквенная, Ананасная и Апельсиновая). Существует легенда, что за такой фруктовый салат район должен благодарить одну из упорных местных бабушек, которая каждый вечер заклеивала таблички с «официальными» названиями улиц бумажками с названиями «авторскими». Ее соседям эта безобидная игра так понравилась, что в итоге за улицами закрепили их фруктовые имена.

Гуляя по району, вы обнаружите множество свидетельств бережного отношения бруклинцев к своему прошлому: вот, например, на торце одного из домов по Мидда-стрит (Middagh St.) до сих пор красуется нарисованное от руки объявление о найме квартир «To Let Flats». Архаичность выражения выдает возраст надписи, ведь уже лет сто фраза «квартиры внаем» на американском английском звучит как «apartments for rent».

Кстати, здесь же, по адресу 24 Middagh St., стоит один из самых старых домов района, построенный в 1829 году и прозванный «Королевой Бруклин Хайтс» за совершенные пропорции и лаконичность. По деревянному сайдингу, решетчатым ставням, ионическим пилястрам и цветовой гамме фасада можно составить представление о том, как выглядел район в начале XIX века. Бруклин Хайтс может похвастаться списком знаменитых интеллектуалов, которому позавидует даже Гринвич Виллидж: здесь опубликовал свой поэтический сборник «Листья травы» Уолт Уитмен, здесь жил изобретатель документального романа Трумен Капоте, поэт Уистен Хью Оден, британский композитор Бенджамин Бриттен и оба Миллера – Артур и Генри.

Возможно, узнав о том, что вы хотите съездить на Бруклин Хайтс, нью-йоркские друзья в один голос завопят про пиццерию Grimaldi’s (1 Front Street) – ее вы легко найдете по бесконечному хвосту очереди, потому что слава этого заведения гремит уже не один десяток лет, но, по моему стойкому убеждению, она не вполне заслуженна. То есть пицца (ее тут продают навынос только целыми пирогами и только за наличные), конечно, хороша, но не настолько, чтобы потратить два часа своего нью-йоркского времени на стояние в очереди. Лучше проведите это время в River Café (1 Water St.), притаившемся тут же под Бруклинским мостом: «кафе» это, конечно, никакое не кафе, а высококлассный ресторан, рекомендующий своим посетителям соблюдать дресс-код, но столик, в буквальном смысле качающийся на волнах Ист-Ривер, фирменные гребешки на гриле и сумасшедшие десерты, на которые непременно нужно оставить место, компенсируют небольшие усилия с вашей стороны.

Если же хочется перекусить на скорую руку, имейте в виду, что в парке Бруклин Бридж Парк работает множество палаток с разнообразной снедью, но милее всех мне олдскульный заводик мороженого Brooklyn Ice-cream Factory (1 Water St.) в старинном здании ангара пожарных катеров. Мороженое делают прямо здесь же, шарики огромные, очередь иногда тоже, но мороженое настолько прекрасно, что вам, возможно, захочется взять пинту с собой домой. Советую обратить внимание на сорта Butter Pecan и Peaches & Cream.

Район Гринвич-Виллидж (Greenwich Village), Манхэттен

Если уж на то пошло, то Greenwich – никакой не «ГринВич», а «Гринич» – именно так это название произносят в Нью-Йорке, который славятся хитрыми интерпретациями на первый взгляд простых топонимов. К примеру, название улицы «Houston street» по правилам чтения и здравого смысла должно произноситься как «Хьюстон» – вот ведь и город с таким названием в Техасе есть – ан нет. Ньюйоркцы читают его как «Хаустон», приводя в недоумение не только иностранных туристов, но и своих же братьев-американцев. Я припоминаю лишь одну подобную орфоэпическую «фигу в кармане»: ту, что заготовили петербуржцы для москвичей, которые никак не возьмут в толк, почему у них канал «обвОдный», а не «обводнОй».

Так вот, возвращаясь к Гринвичу, который я по русской традиции буду писать через «в»: название свое он получил еще в те далекие годы, когда был настоящей деревней. Он расположен между 14-й улицей на севере и Хаустоном на юге, с востока его ограничивает Бродвей, а с запада – Гудзон. Местные жители ласково называют его The Village, видимо, потому, что образ патриархальной коммуны как нельзя лучше подходит району компактного проживания интеллектуалов и богемы всех мастей. Кстати, раз уж речь зашла о компактном проживании, стоит упомянуть, что именно в Гринвиче (по адресу 75½ Bedford St.) стоит самый компактный дом Нью-Йорка – его ширина меньше трех метров. Но, несмотря на узость, пару лет назад дом был продан за 3,25 миллиона долларов.

Но если в 60-е Гринвич был мировой столицей битников, панков, центром ЛГБТ-движения и оплотом контркультуры, то сейчас поэтам и музыкантам жить здесь стало слишком дорого: джентрификация вкупе с деиндустриализацией сделали этот малоэтажный зеленый район пределом мечтаний самых состоятельных ньюйоркцев. С тех пор как художники съехали, за молодежный задор в Гринвиче отвечает только кампус университета NYU (New York University), разбросанный по нескольким зданиям вокруг Вашингтон-сквер (Washington Sq.), и колледж Parsons The New School for Design, готовящий новых марков джейкобсов и донн каран.

Чем хорош Гринвич? Ну, во‑первых, атмосферой. Местами кажется, что ты попал в лондонский Блумсбери: улицы застроены таунхаусами с фирменным высоким крыльцом и палисадником, но встречаются и переделанные под жилье конюшни, куда копыто лошади не ступало уже больше века, и здания смутно индустриального облика, превратившиеся в дорогие кондоминиумы, – в общем, все, за что мы любим Нью-Йорк.

С другой стороны, тут есть и то, за что Нью-Йорк любить довольно сложно: из-за плотной застройки между домами нет технических переулков, поэтому весь мусор, скопившийся за день, выставляют в мешках на обочину, чтобы поутру его мог забрать мусоровоз. Такой фирменный нью-йоркский способ обращения с отходами называется «curbside garbage disposal» («сбор мусора с обочины»). Поначалу он ужасно царапает глаз, да и вонючие потеки на тротуаре не прибавляют городу шарма, но пока что ничего лучшего в даунтауне не придумали, поэтому приходится мириться и молиться, чтобы не случилось забастовки мусорщиков – людей, помогающих Нью-Йорку сохранять цивильный вид.

Еще в 20-е годы Гринвич облюбовали суфражистки, левонастроенные граждане и писатели. Если бы в Нью-Йорке были в почете мемориальные доски, то в Гринвиче наверняка бы появились надписи «В этом доме жил…» и имена писателей Джека Керуака, Юджина О’Нила, Эдгара По, художника Эдварда Хоппера и оккультиста Алистера Кроули. Здесь, в съемной квартире на Morton Street, 44, семнадцать лет жил Иосиф Бродский; говорят, его особенно радовало то, что его улица, минуя кирпичные пакгаузы на берегу, упирается в Гудзон, напоминавший поэту о далекой Неве. Другим концом Мортон уходит в Бликер-стрит (Bleecker Street) – главную артерию Гринвича.

Не знаю, как для вас, а для меня название Бликер-стрит накрепко связано с песней «Аквариума», которую я услышала еще до своего первого приезда в Америку. Помните: «…между Бликер и МакДугал много маленьких кафе // Я хотел купить наркотик, а он уехал в Санта-Фе…»? Да, репутация по части «веществ» у Гринвича всегда была не очень, да и «наркотик» отсюда никуда не уезжал. Он здесь в таком же почете, как и в бурные 60-е, только спрос теперь формирует не местная богема, а доверчивые туристы. Но для них попытка купить «вещества» на улице может окончиться либо грустно, либо смешно: в первом случае уличный «пушер» окажется полицейским в штатском, а во втором ему вместо кокаина продадут стопроцентную пищевую соду. В общем, берегите свое здоровье, деньги и нервы, тем более что в штате Нью-Йорк самое суровое законодательство в части, касающейся хранения и распространения наркотиков. К примеру, за одну таблетку «экстази» можно получить до года тюрьмы.

Естественное следствие творческой свободы, царящей в Гринвиче, – кипучая музыкальная жизнь района. Два из пяти лучших джазовых клубов Нью-Йорка – Village Vanguard (178 7th Ave. S.) и Blue Note (131 W 3rd St.) – находятся в Гринвиче. Первый – ничем не примечательный с виду подвальчик, где за 75 лет существования переиграли все легенды джаза, включая Джона Колтрейна и Майлса Дейвиса, а второй – чуть более гламурный и дорогой, но, зная, что с воскресенья по четверг студентов на второй «сеанс» пускают за полцены, к нему вполне позволительно пристраститься.

Другая улица Гринвича – Кристофер-стрит (Christopher St.) – вошла в историю как арена боевых действий за права геев: в 1969 году завсегдатаи бара Stonewall Inn оказали отпор полиции во время очередного рейда. Теперь эти события считаются началом движение за равноправие геев. В сквере Шеридан (Sheridan park) – он занимает острый угол между улицами West 4th и West Washington Pl. – в память об этих событиях возвели скульптурную группу «Gay Liberation» художника Джорджа Сегала (John Segal). Две девушки, сидящие на скамейке, и двое молодых людей, о чем-то беседующих на «пионерском» расстоянии, – любимый фото-реквизит всех туристов, побывавших в Виллидже. В популярности может соревноваться разве что зеленая табличка с названием улицы «Gay Street», которая, вопреки названию, никакого отношения к культурному кредо района не имеет.

Исследовать кафе и рестораны Гринвича – особое удовольствие. Причем поесть здесь можно как за сущие копейки, так и на широкую ногу. Студенты, да и все, кого когда-либо пробивало на еду в три часа ночи с тремя долларами в кармане, оценят легендарную «фалафелешную» Mamoun’s Falafel (119 MacDougal St.), которая кормит нью-йоркцев лучшими в городе фалафелями (за 3 доллара!) и настоящей шаурмой с бараниной (чуть дороже). Сразу предупрежу: помпезный и невнятный ресторан Onegin на Waverly Pl. не имеет никакого отношения к московскому кафе «Пушкинъ», так что во избежание разочарования, помноженного на разорение, в него лучше не соваться.

Гурманам и любителям мест, где не стыдно зачекиниться, нужно отметиться в ресторане шефа Эйприл Блумфильд (April Bloomfield) The Spotted Pig (314 W 11 St.). Маленькое заведение с интерьером, напоминающим лавку старьевщика, выдает стабильно прекрасные бургеры со шнуркообразным картофелем фри. Плохо, что заказать стол заранее нельзя, так что приготовьтесь час-полтора пить коктейли на скамейке перед входом – но летом эта часть процесса скорее приятна, так что «cheers»!

Район Сохо (Soho), Манхэттен

Если о славном прошлом иных районов Нью-Йорка можно разливаться соловьем дольше, чем об их светлом настоящем, то с Сохо все наоборот: у этого район суперактуальный vibe, хоть его эстетика и коренится в конце XIX века. Здания с фасадами из литого чугуна, произведшие в свое время революции в строительстве, в Сохо представлены лучше всего в Нью-Йорке. В них раньше располагались производственные цеха, швейные фабрики и мастерские, а теперь – жилые лофты, модные офисы, а на нижних этажах – магазины самых актуальных марок и картинные галереи.


В 60-х, когда фабрики и склады в основном уже съехали на окраины и их здания опустели, Сохо стал довольно неприятным районом, пока творческий люд и примкнувшие к нему граждане без определенных занятий не стали его обживать. То, что в Европе называется «сквоттинг», в Нью-Йорке стали называть homesteading – если буквально, то «обживание» или «заявление прав на собственность явочным порядком».

Вскоре Сохо превратился в район лофтов и галерей. Еще в начале 90-х галерей и художественных студий было больше, но под натиском ретейла многие из них со временем переместились в Челси и Митпэкинг, хотя некоторые (и не самые худшие, в том числе Franklin Bowles (431 West Broadway) и Nancy Hoffman (429 West Broadway) удержались. Некоторые сквоттеры тоже остались в своих квартирах благодаря «закону лофтов», позволившему им оформить аренду некогда стихийно занятых помещений по доступной цене.

Собственно, сам феномен «лофта» возник именно в Сохо. Главные атрибуты лофта – огромная площадь, отсутствие перегородок, окна в пол, металлические балки на потолке, обшарпанные кирпичные стены. Забавно то, что стилистика лофта, возникшего как естественное продолжение образа жизни, лишенного условностей и отвергающего диктат денег, в наши дни эксплуатируется архитекторами и дизайнерами для создания очень дорогих интерьеров по заказу людей, имеющих весьма отдаленное представление о внутренней свободе.

Вот как в повести «В поисках грустного бэби» Василий Аксенов описывает лофт одного своего приятеля: «Там у него стоит рояль рядом с газовой плитой и в двух минутах ходьбы от рояля разбито лежбище из надувных матрасов, над коим по стене с подтеками выведена надпись: «Укрощение строптивых». Вот какими были лофты версии 1.0. Сейчас они сгинули вместе с поколением тех людей, которые в них обитали.

Будучи заповедником чугунной архитектуры, Сохо – это еще и настоящая выставка пожарных лестниц, или, как их называют в Нью-Йорке, fire escapes. Сначала их стали устанавливать на доходных домах, потом, после страшного пожара 1911 года на одном из швейных производств, лестницы стали обязательным элементом промышленных зданий. Строго говоря, пожарная лестница не обязательно должна «украшать» уличный фасад: она может выходить на любой другой фасад здания или же в переулок между домами, но застройка в старой части города настолько плотная, что такой укромный уголок можно найти далеко не всегда. В новых домах архитекторы, конечно, пытаются спрятать металлические хребты с глаз долой, ну а в таких районах, как Сохо, все давно к ним привыкли и воспринимают их как часть декора фасада – вроде фахверков или лепнины. Хотя ни один фахверк не может при необходимости служить летней курилкой, маленьким подвесным садом, местом романтического свидания или дополнительным спальным местом для нетранспортабельного гостя. Все вышеперечисленные варианты использования законом, конечно, не предусмотрены, но для ньюйоркцев они так же обыденны, как и само наличие в городе «воздушных трапов». Говорят, правда, что будущее этого символа Нью-Йорка не особо радужно. Вроде как пожарное законодательство изменят в пользу оборудования внутренних пожарных лестниц, так что, пока не начался массовый отпил fire escapes, спешите видеть: отрезок Грин-стрит (Greene St.) между Канал– и Гранд-стрит (Canal St. и Grand St.) – самый длинный ряд домов с внешними пожарными лестницами в мире.

В наши дни Сохо – это в первую очередь «универмаг» под открытым небом, составленный из множества монобрендов одежды, обуви, аксессуаров и дизайнерской мебели. Большой универмаг только один – это филиал Bloomingdale’s в даунтауне (504 Broadway). Сюда стоит зайти лишь ради того, чтобы посмотреть, как выглядит типичное чугунное здание изнутри, но не более того – серьезный шопинг лучше делать в Блуме на 57 улице.

Самое оживленное движение людей с пакетами наблюдается на Бродвее и его пересечениях с улицами Принс (Prince St.) и Спринг (Spring St.). Это единственный район, в прогулке по которому без магазинов обойтись решительно невозможно, тем более что некоторые из них заслуживают внимания не только (и не столько) из-за того, что в них продают, интересно и то, где и как это делают.

Взять хотя бы бутик Prada на углу Бродвея и Принс-стрит (Broadway & Prince St.), спроектированный знаменитым архитектором Рэмом Колхасом (Rem Koolhaas), автором проекта реконструкции недавно открывшегося в Москве Музея современного искусства «Гараж»: за классическими чугунными фасадами сокрыто пространство, которое магазином в обычном смысле слова не является. Это скорее посольство эстетики Prada в Нью-Йорке; здесь проходят кинопоказы, вечеринки, концерты, а все детали – от примерочных до подвижных клеток-витрин – кажутся присланными из будущего. Футуристичность бутика Prada в SoHo удивляет еще более, когда понимаешь, что его интерьер был создан почти 15 лет назад.

Единственный существенный минус Сохо по сравнению с другими районами Нью-Йорка состоит в том, что он практически полностью лишен зелени и парков – одинокие квелые деревца гинкгобилоба вдоль тротуаров не в счет. А скамейку не найти на мили вокруг. Поэтому любое желание присесть оборачивается необходимостью зайти в кафе. Одно из самых необычных в Сохо – это кафе/книжный магазин Housing Works Bookstore Café по адресу 126 Crosby St. Концепция магазинов Housing Works основана на принципе стопроцентного возврата прибыли на цели благотворительности, причем все, что в этих магазинах продается, пожертвовано простыми ньюйоркцами. Так что кафе на Crosby – это своего рода букинистический магазин с благотворительной подоплекой. И кофе здесь тоже варить умеют.

Ну а если подошло время обеда или ужина, лучшего места, чем Balthazar (80 Spring St.), в Сохо нельзя и придумать: внутри ресторан настолько французский, что напоминает голливудскую декорацию к фильму о Париже 20-х, да и кухня соответствует антуражу. Щедрые steak frites (стейк с картофелем фри), тушеные утиные ножки и французский луковый суп поддержат угасающие силы героя большого шопинга.

Если магазины не ваш конек, вы будете смотреть не на витрины, а по сторонам, и вам откроется много интересного. К примеру, подойдите к дому по адресу 112 Prince St. и внимательно посмотрите на его торцевой фасад. Что вы видите? Правильно, окна. Нарисованные масляной краской на кирпичной стене. Ричард Хаас (Richard Haas), мастер архитектурного тромплея, вписал в свое панно два реальных окна и – внимание на полуоткрытое окно четвертого этажа – в одном из фальшивых поселил котика.

Если же вы будете смотреть под ноги, то на тротуаре рядом с 110 Greene St. увидите графическое панно Франсуазы Шайн (Francoise Schein) «Карта метро, парящая на нью-йоркском тротуаре». Кстати, смотреть под ноги в Сохо вообще полезно, если учесть то, что тротуары на многих улицах района полые. Да-да, маленькие круглые стеклышки-соты, вмонтированные в тротуар, – ни что иное, как подвальные окна, ведь пространство под тротуарами рядом с промышленными зданиями зачастую использовалось для складов сырья и продукции. Поэтому смотрите под ноги и будьте осторожны, хотя о случаях провала пешеходов в подземелья я, честно говоря, ни разу не слышала.

И не верьте тем, кто говорит, что в Сохо нет музеев: по крайней мере один музей, достойный посещения, там точно имеется. Это музей Нью-Йоркской Пожарной службы (New York City Fire Museum, 278 Spring St.). Не умаляя достоинств экспозиции музея, скажу, что в его магазине продается сувенир, которому будут рады все ваши подруги (а возможно, и друзья), – это календарь, в котором в качестве моделей каждый год снимаются молодые атлетически сложенные нью-йоркские пожарные. Поверьте, вы еще помянете меня добрым словом, когда поймете, каким инсайдом я с вами поделилась.

Верхний Вест-Сайд (Upper West Side),

Манхэттен

Верхний Вест-Сайд не оригинален в том, что, как и большинство районов Нью-Йорка, пошел по пути обуржуазивания, но его история – это не путь от запустения к цветущему благополучию. Благополучным Верхний Вест-Сайд был с момента своего рождения – как говорят в таких случаях американцы, «родился с серебряной ложкой во рту». В начале ХХ века, когда район 60-х улиц казался медвежьей дырой, первыми домами на Верхнем Вест-Сайде стали многоэтажные, роскошно декорированные жилые высотки – кооперативные дома, выстроенные вдоль авеню Сентрал Парк Уэст (Central Park West Ave.) в 30-е годы.

Форма собственности в кооперативных домах предполагает, что все владельцы квартир распоряжаются неким количеством «акций» дома в зависимости от площади своего жилья. Благодаря такой форме собственности, совет жильцов может утверждать или отклонять кандидатуры желающих купить квартиру в их доме – причем без объяснения причин. В случае с коопами, как и с частными вечеринками, деньги решают далеко не все: если вас не хотят видеть, то вход на тусовку заказан. Члены кооператива могут устанавливать свои, только им понятные критерии отбора, а попытка попасть в элитную группу жильцов дома напоминает поступление в колледж: сначала вы заполняете анкеты, потом, если вам повезет, совет дома устраивает вам очное собеседование, чтобы понять, достойны ли вы стать одним из гостей на их празднике жизни.

Самый известных из верхне-вестсайдских коопов – это, конечно, Dakota Building на углу Сентрал Парк Уэст (Central Park West Ave.) и 72-й улицы. Своим необычным именем дом обязан тому, что друзья девелопера насмехались над его планами строительства, говоря, что уж лучше бы он купил землю в штате Дакота, чем в такой дыре, как Верхний Ист-Сайд. Среди знаменитых жильцов «Дакоты» были и Лорен Бэкал, и Леонард Бернстайн, и Джуди Гарланд, но в первую очередь «Дакота» ассоциируется у всех с именем Джона Леннона, семье которого принадлежали целых пять квартир в доме: в двух смежных они жили с женой и сыном, одну использовали под кладовую, в другой была студия Йоко Оно, а еще одна предназначалась для гостей. Даже на фоне своих небедных соседей Леннон смотрелся как арабский шейх среди венчурных капиталистов средней руки. Прошло 35 лет с тех пор, как Джона Леннона застрелили буквально на пороге собственного дома, но Йоко Оно по-прежнему живет в «Дакоте».

Если уж вы оказались рядом с «Дакотой», будет логичным совершить небольшое паломничество в Центральный парк, хоть он формально и не входит в район Верхнего Вест-Сайда. Внутри парка, прямо рядом со входом в створе 72-й улицы, находится знаменитый мемориал Strawberry Fields (Земляничные поля); здесь целыми днями толпятся экскурсанты и фанаты Битлз, которые, кажется, до сих пор не в силах поверить, что смерть Джона – реальность. Мозаичное панно с единственным словом «IMAGINE» всегда усеяно цветами, и кто-то обязательно сидит неподалеку, наигрывая на гитаре любимые песни The Beatles.

Другой знаменитый кооп – бегемотоподобный The Beresford, увенчанный четырьмя полукруглыми башнями (угол Central Park West и 81 St.). Его, как и здание The San Remo, башни которого до боли напоминают московские высотки (между 74-й и 75-й по Central Park West), построил знаменитый архитектор Эмери Рот (Emery Roth). По иронии судьбы, завершение строительства в 1929 году совпало с началом Великой депрессии, и оба здания долгое время стояли полупустыми. Но сейчас, чтобы пробиться в число их жильцов, нужно быть, видимо, папой римским, потому что в 1985 году Мадонну, к примеру, отвергли еще на этапе собеседования.

Икс-образный перекресток между Амстердам-авеню и Бродвеем (Amsterdam Ave. & Broadway) – один из самых живописных на Верхнем Вест-Сайде. По обе стороны от него вы увидите здания, определенно напоминающие дома на парижских бульварах, выстроенные при бароне Османе. Обильно декорированный дом с тремя ярусами мансард, который невозможно не заметить, – это The Ansonia. В свое время это было самый роскошный апарт-отель в Нью-Йорке, который, помимо элегантных квартир, был знаменит фонтаном с живыми тюленями и фермой на крыше; на ферме держали дойных коров, которых поднимали на крышу на специальном лифте для скота. Среди знаменитых постояльцев отеля были Федор Шаляпин и Игорь Стравинский. Улочки между Амстердам-авеню и Риверсайд-драйв, напротив, застроены аккуратными, будто вырезанными по одному шаблону, четырех-пятиэтажными браунстоунами.

Казалось бы, какая может быть связь между благополучным Верхним Вест-Сайдом и событиями мюзикла «Вестсайдская история», в котором уличные банды крошат друг друга почем зря? Трудно вообразить, но история современных Ромео и Джульетты вполне могла разворачиваться именно здесь, а точнее, в латиноамериканском гетто, возникшем в начале 50-х из-за массовой эмиграции (или, правильнее будет сказать, миграции) пуэрториканцев в Нью-Йорк.

Но гетто просуществовало недолго: его жители были вынуждены потесниться из-за начавшегося в 60-е годы строительства зданий Линкольн-центра (Lincoln Center) – культурного учреждения даже не нью-йоркского, а мирового масштаба, ведь в него входят известная на весь мир Метрополитен-опера (Metropolitan Opera), филармония Авери Фишер Холл (Avery Fischer Hall) и театр балета имени Дэвида Коха (David H. Koch Theater). Последние, кстати, названы именами щедрых дарителей.

Многие музеи, благотворительные фонды и театры Нью-Йорка традиционно существуют благодаря щедрому патронажу богатых промышленников и финансистов, а взамен меценаты просят не так уж и много: просто назвать их именем концертный зал или новый корпус медицинского центра. Анонимные дары давно вышли из моды, да и американское общество радо потрафить эго современных филантропов – страна должна знать своих героев. Самое смешное начинается тогда, когда оказывается, что тщеславие дарителя и есть основная причина его щедрости. Сейчас, к примеру, известный продюсер Дэвид Геффен выкупил за 15 миллионов долларов у семьи покойного Эвери Фишера право переименовать нью-йоркскую филармонию из Avery Fischer Hall в David Geffen Hall. При этом дар, который в свое время позволил Эвери Фишеру назвать концертный зал своим именем, составил лишь 10 миллионов долларов! К слову, от Геффена филармония рассчитывает получить 100 миллионов, которые должны покрыть одну пятую часть стоимости реконструкции. Так что никто внакладе не остался.

По концентрации «очагов культуры» Верхний Вест-Сайд не отстает от своего восточного коллеги: все ньюйоркцы обожают Музей естественной истории (Natural History Museum, Central Park West at 79th St.) – за самую большую в мире коллекцию скелетов динозавров, за экспозицию живых бабочек и диарамы с индейцами. Но открытие Rose Center for Earth and Space – центра Роуз по изучению земли и космоса, спроектированного легендарным испанским архитектором Сантьяго Калатрава (Santiago Calatrava), превратило музей из милого, но архаичного в отвечающий запросам поколения, выросшего с айфоном в руках.

В соседнем доме с Музеем естественной истории работает любимый музей краеведов-патриотов – Музей Нью-Йоркского исторического общества (New York Historical Society, 170 Central Park West at 77th St.). Музей в первую очередь интересен своими временными экспозициями – маленькими, но насыщенными. И ни при каких обстоятельствах не пропустите демонстрацию фильма «Нью-Йоркская История» (New York Story) – это динамичный рассказ о судьбе города, в котором использованы удивительные архивные съемки. Ну а музейное кафе Café Storico даст сто очков форы столовым и кафе соседнего Музея естественной истории, где, кроме воды в бутылках, я бы не рекомендовала покупать ничего.

Зеленый и какой-то домашний, Верхний Вест-Сайд давно держится в топе у голливудских скаутов по подбору натуры. Он идеально подходит в качестве декораций для съемок чарующих любовных историй – если помните, здесь происходит действие фильма «You’ve got mail» («Вам письмо») с Мэг Райан и Томом Хэнксом в главных ролях. Но амплуа района не исчерпывается романтическими комедиями: здесь же по сценарию живут и мечутся главные герои последнего фильма Стэнли Кубрика «Eyes Wide Shut» («С широко закрытыми глазами»), а в Дакота-билдинг происходит действие классического хоррора «Rosemary’s Baby» («Ребенок Розмари»).

Вместе с тем район Верхнего Вест-Сайда считается одним из самых комфортных для жизни в Нью-Йорке, особенно если у вас есть дети – и, само собой, деньги. Среди нью-йоркских районов его отличает простор и какое-то ощущение раздолья, особенно если сравнивать его с даунтауном. На Верхнем Вест-Сайде, вольно дышащем благодаря кущам Центрального парка и зеленой ленте Риверсайд-парка (Riverside Park), пожалуй, самая высокая концентрация детских колясок на Манхэттене.

Сейчас жители Верхнего Вест-Сайда сетуют, что в их район приходят крупные розничные сети – начиная с аптек Duane Reade, выросших как грибы после дождя практически в каждом квартале, до рафинированной альтернативы Ikea – мебельного магазина West Elm. Проблема в том, что маленьким локальным лавкам и ресторанчикам очень сложно соревноваться с крупными корпорациями, и многие жители Нью-Йорка считают делом чести покупать кофе не в «Старбаксе» на углу, а в маленьком кафе, площадью два на два метра, и не обязательно потому, что в крохотной кофейне кофе вкуснее, а просто для поддержания «биоразнообразия».

Рискуя зайти слишком далеко по пути обобщений, скажу, что жители Верхнего Вест-Сайда хоть и избалованы многочисленными преимуществами своего района, все же гораздо больше похожи на нормальных людей, чем забронзовевший (или насиликоненный) народ с противоположной стороны Центрального парка. В общей массе они больше ориентированы на семью, не делают трагедии из пары лишних килограммов, завтракают с детьми в образцовом американском ресторане Sarabeth’s (423 Amsterdam Ave.) и не смущаясь покупают джинсы в дисконте Century 21 (9 East Broadway), открывшемся напротив академии Джуллиард (The Julliard School).


Мои самые любимые места на Верхнем Вест-Сайде (помимо оперного театра, который я вообще считаю одним из лучших мест на земле) это: джазовый клуб Dizzy’s Club Coca-Cola на пятом этаже торгового центра на Columbus Circle (10 Columbus Cir, The Shops at Columbus Circle) – сюда не страшно отвести собственную маму, потому что: а) это не подвал и б) здесь, помимо хорошей музыки, отличная кухня; Bar Boulud (1900 Broadway) звездного шефа Даниэля Булю – идеальное место, чтобы перекусить и выпить бокал шампанского перед концертом; и культовое кафе Momofuku Milk Bar (561 Columbus Ave.), где делают десерты, которые следовало бы запретить за аддиктивность. Ресторан Per Se (10 Columbus Cir., 4th fl.), где дегустационное меню стоит 310 долларов, я вам не рекомендую только потому, что сама в нем не бывала, но Анна Нетребко (кстати, она – тоже давняя жительница Верхнего Вест-Сайда), говорит, что ресторан ее ожиданий не оправдал. Хотя с ней согласны далеко не все, так что есть повод составить собственное мнение.

Верхний Ист-Сайд (Upper East Side) и Музейная миля (Museum Mile),

Манхэттен

Зеркальным отражением Верхнего Вест-Сайда по правую сторону от Центрального парка лежит Верхний Ист-Сайд. В отличие от своего брата-близнеца, Верхний Ист-Сайд гораздо менее однородный. Ближе к Пятой авеню жизнь сгущается, а чем дальше к Ист-Ривер, тем «жиже» культурная повестка дня, обыденнее архитектура и дешевле рестораны – хотя последнее не так уж и плохо.

По венам Вернего Ист-Сайда течет голубая кровь, а по его широким улицам прогуливаются голубокудрые бабушки – наследницы Вандербильтов, Карнеги и Асторов. Уорд МакАллистер (Ward McAllister), светский арбитр Нью-Йорка XIX века, ввел в обиход теорию «четырехсот избранных», полагая, что лишь четыреста нью-йоркцев – и не более! – по-настоящему влияют на жизнь города. После открытия Центрального парка в 1876 году именно они, представители богатейших семей Нью-Йорка, начали массово перебираться на Верхний Ист-Сайд, создавая здесь в итоге своеобразную «резервацию» богатых и знаменитых. Сначала вдоль парка выросли роскошные частные особняки, а после Первой мировой войны – многоквартирные дома для нью-йоркской элиты с роскошными лобби и ливрейными швейцарами.

На Верхнем Ист-Сайде в особняке Gracie Mansion (88th St. and East End Ave.) по традиции, ведущейся с 1942 года, живет действующий мэр Нью-Йорка. Прошлый мэр Майкл Блумберг (Michael Bloomberg) в резиденции не жил, предпочитая оставаться в своем таунхаусе неподалеку, но тем не менее вложил немало личных средств в восстановление резиденции. Нынешний мэр, Билл Де Блазио (Bill de Blasio), с семьей, напротив, с удовольствием переехал в резиденцию из своей квартиры в Бруклине, распорядившись при этом закрыть исторический особняк для посещения граждан, чем премного огорчил своих избирателей.

В наши дни Верхний Ист-Сайд стал гораздо более разноликим. Если в большинстве районов Нью-Йорка полным ходом идет процесс джентрификации, то применительно к Верхнему Ист-Сайду «обуржуазивание» как раз означает, что он постепенно открывается для представителей среднего класса. Они, как бы странно это ни звучало, переезжают сюда из чересчур модного и дорогого даунтауна, из хиповатого, но замкнувшегося на самом себе Бруклина, из Бэттери Парк Сити, где границы между работой и домом оказываются неприятно размыты, в комфортные высотки на Второй и Третьей авеню. А семейные люди переезжают ближе к парку и подальше от клубов и баров, которые напоминают им о бурной юности.

Немаловажно и то, что на Верхнем Ист-Сайде сформировалась отличная, годами отшлифованная инфраструктура сервиса. Здесь вообще принято поручать заботу о разных сторонах жизни «специально обученным людям». В этом районе я, к примеру, впервые столкнулась с такой профессией, как выгульщик собак. Серьезные молодые люди и девушки, уверено ведущие по улице своры псов, чаще всего не собаководы-любители, а профессионалы, которым хозяева доверяют прогулять своих питомцев в парке в свое отсутствие. И если с собаками здесь гуляют специальные выгульщики, то уж с детьми и подавно практически только няни.

Зачастую мамы с Верхнего Ист-Сайда, которые при знакомстве гордо заявляют, что «работают мамами на полную ставку» (full-time mom), на самом деле пользуются помощью круглосуточных нянь – здесь это не считается зазорным. А вот одна моя знакомая девушка – мама шестилетнего Олафа, которая, живя на Верхнем Ист-Сайде, тем не менее обходилась без няни, – сетовала, что, когда она забирает сына из школы, все принимают ее за няню. Дело в том, что в ней, норвежке по происхождению, была довольно заметная капля сенегальской крови, а сын при этом очень походил на белого американского папу – вот вам и камешек в огород общества без расовых предрассудков. Так вот, чтобы ей больше не задавали обидных вопросов, она стала забирать ребенка из школы с дорогущей сумкой Bottega Veneta через плечо, и за няню ее больше никто не принимал.

Да, на Верхнем Ист-Сайде существует свой особый дресс-код. Простота не порицается, но элегантные и дорогие акценты – это must. Кричащие яркие наряды, будто собранные из «сорочьих трофеев», которые могут сойти с рук в Виллидже или Сохо, здесь не в фаворе. Но если подумать, в этом тоже есть определенная честность: Верхний Ист-Сайд не пытается казаться тем, кем на самом деле не является, и не прикладывает чрезмерных усилий для того, чтобы соответствовать трендам. Если в Бруклине ужин в ресторане рассматривается в равной степени как возможность «зачекиниться» в модном месте, показать себя и попробовать какое-нибудь новомодное блюдо, то на Верхнем Ист-Сайде все предсказуемо: здесь ужинают в ресторанах с тяжелыми портьерами и винной картой толщиной с «Войну и мир», а если вы хотите отведать артизанального пива, сваренного в микропивоварне из ячменя, растущего на крыше соседнего гаража, – за этим, будьте любезны, пожалуйте в Бруклин.

Если вы не живете и не работаете на Верхнем Ист-Сайде, скорее всего, вы приедете сюда, чтобы провести день в Центральном парке или сходить в музей, ведь музеи – главная гордость этих мест (хотя некоторые утверждают, что бутики на Мэдисон-авеню куда интереснее). Отрезок Пятой авеню с 82-й по 105-ю улицу и вовсе получил титул Музейной мили (Museum Mile), на которую «нанизаны» самые выдающиеся музеи Манхэттена. Если считать снизу вверх, то выходит так: всемирно известный музей Метрополитан (Metropolitan Museum, 1000 5th Ave., at 82nd St.) (1), музей австрийского искусства Neue Galerie (1048 Fifth Ave., at 86th St.) (2), музей Соломона Гуггенхайма (Solomon R. Gugghenheim Museum, 1071 Fifth Ave., at 88th St.) (3), Музей Национальной академии (National Academy Museum, 1083 Fifth Ave., btw 89th & 90th St.) (4). Далее следуют музей дизайна Купер-Хьюит (Cooper-Hewitt Design Museum, 2 East 91st St.) (5), Еврейский музей (The Jewish Museum, 1109 Fifth Ave., btw 92nd & 93rd St.) (6), Музей города Нью-Йорка (Museum of the City of New York, 1220 Fifth Ave., at 104th St.) (7), и на самом верху – музей El Museo del Barrio, посвященный латиноамериканскому и в частности пуэрториканскому искусству (1230 Fifth Ave., at 104th St.) (8). Скоро к ним должен присоединиться музей африканского искусства – The Africa Center на 110-й улице – его здание сейчас достраивают.

Из-за специфики расположения (угол 70-й улицы и Пятой авеню) в Музейную милю не попадает Frick collection (1 E 70th St.) – компактный музей с гениальной экспозицией, развернутой в особняке промышленника и капиталиста Генри Клэя Фрика (Henry Clay Frick). Фрик собрал в Нью-Йорке богатейшую коллекцию европейского искусства в годы, когда даже Пирпонт Морган (Pierpont Morgan) предпочитал держать основную часть своих приобретений в Европе из-за драконовских налогов на ввоз антиквариата и предметов искусства в США. Музей отражает личный вкус коллекционера, который метался от Гойи к Фрагонару и от Гольбейна к Ренуару, но в безупречно сохранившихся интерьерах особняка вся эта компания почему-то выглядит вполне органично. Ну а возможность увидеть семь Вермееров (три во Frick Collection и еще четыре через дорогу в музее Метрополитан) из 12, находящихся в США, – за этим стоит отправиться не то что на Верхний Ист-Сайд, а даже на Луну.

Кстати, в компании музеев Верхнего Ист-Сайда скоро прибудет: музей Метрополитан уже сделал официальное заявление о том, что в 2016 году откроет новую экспозицию современного искусства из своих запасников в Breuer building (945 Madison Ave.), где раньше располагался Музей американского искусства Whitney, переехавший в мае 2015 года в потрясающее новое здание в Нижнем Манхэттене.

О каждом из этих музеев Верхнего Ист-Сайда написаны тома путеводителей, в них можно проводить дни, недели, в них можно даже жить (пока вас не обнаружат и не выгонят с позором охранники), поэтому, чтобы не повторяться, ограничусь лишь краткими ремарками. Во-первых, помните, что в кассах Музея Метрополитан указана «рекомендуемая» цена билета (suggested admission), и вы действительно не обязаны платить 25 долларов за вход, если для вас это дороговато. Просто, покупая билет, скажите «I’d like to pay 5 (10, 15, икс) dollars», и никто даже бровью не поведет, потому что многие американцы именно так и делают.

Во-вторых, если на ступеньках основного входа стоит большая очередь, отправляйтесь ко входу, расположенному чуть левее основного в цокольном этаже, – там почему-то никогда нет народу. И, в-третьих, не тешьте себя надеждой осмотреть весь музей за один день; так вы только утомитесь и издергаетесь. Наметьте для себя несколько интересующих вас залов, а остальные пройдите бодрым шагом, чтобы получить общее впечатление о колоссальности махины под названием Метрополитан. В постоянной экспозиции самое новое прибавление – галереи, посвященные арабскому востоку и исламскому искусству, открывшиеся в 2011 году (№ № 450–464), непременно сюда зайдите – не храмом же Дендура единым жив человек. Ну, и открытая в теплое время года крыша музея – без преувеличения самый крутой roof bar Нью-Йорка, в котором мне когда-либо доводилось бывать.

Не игнорируйте Музей города Нью-Йорка: это не собрание пожелтевших фотографий в пыльных витринах, а современный музей с отличными кураторами и остроумными выставками. В Музее Гуггенхайма начинайте осмотр так, как задумывал архитектор Фрэнк Ллойд Райт (Frank Lloyd Wright): поднимитесь на лифте на самый верх и спускайтесь по спирали вниз; не пропустите постоянную экспозицию Кандинского и помните, что музей Гуггенхайма, в отличие от остальных музеев, закрыт по четвергам, а каждую субботу вечером, начиная с 5.45, билет вам продадут за любую предложенную вами сумму.

В Neue Galerie, которая согреет сердца почитателей Климта и Эгона Шиле (хотя вряд ли это один и тот же человек), к тому же работает отличный ресторан австро-венгерской кухни Café Sabarsky и кафе Fliedermaus; попасть в них можно даже «с улицы», не покупая билет в музей, а меню кафе – компактная версия ресторанного. Настоятельно рекомендую попробовать здесь венский штрудель и венгерский гуляш – я когда-то жила в Будапеште, и мне есть с чем сравнивать.

Музей дизайна Купер-Хьюит, открывшийся недавно после многолетней реконструкции, – вообще must-see в нью-йоркской программе: по-настоящему интерактивный опыт, без жеманства и игр, в контексте роскошного музейного пространства особняка XIX века – очень редкий подарок.

Основной минус Верхнего Ист-Сайда в том, что он обладает потрясающей способностью сделать так, чтобы вы почувствовали себя маленьким и грустным ребенком – даже если вы на самом деле большая и независимая тетя или состоятельный дядя. Если в музеях есть бесплатные дни, то в бутиках на Мэдисон-авеню их не бывает. Распродажи, конечно, примиряют с суровой реальностью, но тоже не всегда: скидка на крокодиловую сумку Nancy Gonzalez, подешевевшую с 6 тысяч долларов до 3,5, может порадовать очень узкий круг людей, и живут эти люди в основном тут же неподалеку. И, к сожалению, по моим наблюдениям, продавцы бутиков Верхнего Ист-Сайда, несмотря на учтивый фасад, в какой-то момент начинают идентифицировать себя с брендом, на который работают, и теряют контакт с реальностью. В отличие от них, персонал крупных универмагов ведет себя гораздо приветливее и адекватнее.

Любимые ньюйоркцами универмаги (или department stores) Верхнего Ист-Сайда – это, конечно же, Bloomingdale’s (1000 3rd Ave.) с психоделическим черно-белым интерьером и отличным выбором носибельных брендов одежды, обуви и аксессуаров, и Barney’s (660 Madison Ave.) – фаворит продвинутых потребителей моды и всех, кто так или иначе связан с фэшн-индустрией. Barney’s я люблю за потрясающих байеров: из сезона в сезон на этажах универмага приземляются лучшие вещи последних коллекций, поэтому сюда можно ходить просто для того, чтобы отслеживать новые имена и тренды. Из монобрендов непременно зайдите в пятиэтажный флагманский магазин-дворец империи Ralph Lauren (867 Madison Ave.) – если не за покупками, то за вдохновением.

Ну а удачный шопинг непременно нужно «отлакировать» хорошим коктейлем или развратным десертом. Одни из лучших коктейлей в районе делает бармен в Bemmelman’s – знаменитом баре отеля Carlyle (35 E 76th St.). А за декадентскими десертами sandae (в них мороженое встречается с фруктами, бисквитами, глазурями и взбитыми сливками) отправляйтесь в известное по фильму «Интуиция» одноименное кафе («Serendipity») (Serendipity 225 E 60th St.). Цифра «три» в названии означает, что это третья, расширенная ипостась кафе, но, несмотря на это, здесь всегда яблоку негде упасть.

Для взрослых, которые только прикидываются взрослыми, почти напротив Bloomingdale’s работает магазин конфет Dylan’s Candy Bar (1011 Third Ave, 60th St.), которым заправляет дочь Ральфа Лорена; судя по фигуре, сама она слаще морковки ничего не ест, но в сладостях определенно толк знает. А еще на Верхнем Ист-Сайде лучшие в городе суши: знатоки спорят, где вкуснее – в Sasabune (401 E 73rd St.) или в Sushi of Gari (402 East 78th St.). На дверях первого вас встретит табличка: «No Spicy Tuna. No California Roll» («Роллы с острым тунцом и ролл «Калифорния» не делаем»). Да и меню тут, собственно говоря, нет, потому что omakase – выбор шефа – ваш единственный вариант. В Sushi of Gari все немного либеральнее и веселее: суши-шоты и роллы с маринованой сливой уме, травкой шизо и огурцом. Но в обоих заведениях гарантирована свежайшая, практически живая рыба.

Исторические дома Нью-Йорка

Старинных домов с оригинальными интерьерами в Нью-Йорке, к сожалению, осталось не так уж много. Американцы по сути своей несентиментальная нация, так что покосившиеся деревянные домишки посреди большого города с астрономически дорогой землей могли сохраниться только чудом. Но, к счастью, чудеса случаются. Благодаря им до нас дошел особнях семьи Тредвел (Tredwell), превращенный в музей купеческого быта Merchant’s House (29 East Fourth St.).

Дом, построенный в 1832 году в районе престижной Бонд-стрит (Bond Street) для богатого торговца скобяными изделиями, находился в собственности одной семьи на протяжении почти ста лет. Когда в 1933 году умерла последняя наследница семьи Тредвелл, дом собирались продать со всей обстановкой, но стараниями одного из богатых родственников он был превращен в музей. «Дом купца» буквально застыл где-то в середине XIX века, представляя собой роскошный пример неоклассических интерьеров и федерального стиля в архитектуре, а также давая хорошее представление о типичном быте и укладе жизни состоятельных ньюйоркцев того времени.

Второй Манхэттенский дом, в котором непременно нужно побывать в пандан с «Домом купца», это The Tenement Museum (Visitor Center, 103 Orchard St.) в Бауэри. Здесь вы увидите, «как жила другая половина». И даже не половина, а две трети населения, потому что к началу ХХ века 2,3 миллиона ньюйоркцев (то есть где-то ⅔ его жителей) снимали квартиры в таких же доходных домах.

Доходные дома в Нижнем Ист-Сайде – это зачастую переделанные под «коммуналки» дома преуспевающих семей, перехавших на север Манхэттена в первой половине XIX века, но какие-то из них были построены специально под сдачу, как и пятиэтажный кирпичный дом на 97 Orchard Street.

Когда историки впервые оказались внутри, они обнаружили настоящую капсулу времени: дом стоял нетронутым с начала века. В 1988 году силами двух энтузиастов здесь открылся музей, демонстрирующий быт нью-йоркского рабочего класса второй половины XIX – начала XX века – в большинстве своем недавних эмигрантов из Германии, Польши, России и Ирландии. Тематические экскурсии по разным квартирам дома и окрестным улочкам ведут волонтеры – настоящие фанаты своего дела, которые перенесут вас в швейную мастерскую в крошечной квартире еврейского портного, расскажут, что готовили по праздникам польские хозяйки, чем торговала лавка на первом этаже и каково это было – жить в доме с одним уличным туалетом на 70 семей.


Особняк Моррис-Жумель (The Morris-Jumel Mansion, 65 Jumel Terrace) – настоящая жемчужина Гарлема, находящаяся в стороне от туристических троп. Помимо того, что это самый старый жилой дом на Манхэттене, это еще и важный памятник времен Войны за независимость. Британский полковник Роберт Моррис построил себе летнюю резиденцию в 1765 году, но особняк недолго служил своим первым хозяевам: так как они поддерживали англичан, то были вынуждены уехать в Англию, оставив свой дом осенью 1776 года. Джордж Вашингтон немедленно устроил здесь свой штаб, так как благодаря стратегическому расположению из дома на холме был виден весь Манхэттен и обе реки – Гудзон и Гарлем. Когда войска Вашингтона оттеснили с Манхэттена, сюда въехал штаб англичан. После войны поместье купил француз Стефан Жумель – бывший плантатор, бежавший с Гаити из-за восстания рабов. Его жена Элайза занималась интерьерами дома и декорировала восьмиугольную гостиную и салон, которые сохранились до наших дней.

Благодаря тому, что история дома связана с именем Джорджа Вашингтона, в 1904 году здесь устроили музей, но, кроме оплота революции, это еще и интересный образец колониального декора и быта американской аристократии. Так считала, судя по всему, и английская королева Елизавета II, посетившая музей в рамках своего американского турне в 1976 году.

Большая ложь про каменные джунгли

Здания, заслонившие горизонт, почти упираются в небо. Над всем этим проходят громаднейшие железобетонные арки. Небо в свинце от дымящихся фабричных труб. Дым навевает что-то таинственное, кажется, что за этими зданиями происходит что-то такое великое и громадное, что дух захватывает…

Сергей Есенин,«Железный Миргород»

Сравнение Нью-Йорка с каменными джунглями до того навязло в зубах, что я решила узнать, кто же первым вбросил в оборот эту цветистую метафору. Один фразеологический словарь русского языка перевел стрелки на О. Генри – причем без ссылок на конкретное произведение. Я было заподозрила Маяковского, но потом – о чудо! – киноцитатник выдал автора нетленки: никакой это не Маяковский и тем более не О. Генри, а Тарзан – точнее, сценарист фильма «Приключения Тарзана в Нью-Йорке», вышедшего на экраны США в 1942 году. По сюжету Тарзан и Джейн летят над Нью-Йорком на самолете, и главный герой, глядя на ощетинившийся небоскребами город, задумчиво произносит: «Каменные джунгли…»

Зрители были от этой фразы в восторге, хотя в американском фольклоре она укоренилась не так основательно, как в русском, что, пожалуй, объяснимо: в советском прокате фильм появился лишь через 10 лет после премьеры, в 1952 году, зато посмотрели его целых 39,7 миллиона зрителей – то есть каждый пятый житель СССР. В 50-е годы отношения между СССР и США были довольно натянутыми, что усугублялось гонкой вооружений и открытым конфликтом идеологий. Американцы в глазах советских людей делились на «Мистеров Твистеров» и угнетаемый ими рабочий люд. Поэтому сравнение с джунглями пришлось тогдашним зрителям очень даже по душе: каменные бездушные джунгли, где человек человеку волк (или тигр), где сильный ест слабого, а природе – в лице стихийного парня Тарзана – не осталось места. К тому же не будем забывать, что фильм был снят на черно-белую пленку, на которой городской ландшафт всегда выглядит довольно уныло и безрадостно. В любом случае метафора закрепилась, и Нью-Йорк в сознании людей, составлявших о нем представление по черно-белым фильмам и романам Драйзера, превратился в каменные джунгли, в которых люди-букашки копошатся под кронами гигантских небоскребов, не видя солнечного света.

Но даже если оставить в стороне этическую сторону сравнения Нью-Йорка с джунглями – а где, скажите на милость, нынче сильный не жрет слабого? – остается большой вопрос, настолько ли город суров и сер, как представлялось Тарзану. Действительно ли небоскребы, запатентованное изобретение ньюйоркцев, заставляют человека чувствовать себя дрожащей тварью?

Понимая, что наверняка найдутся те, кто согласится с такой трактовкой, расскажу случай из жизни: когда мои родители, архитекторы с 35-летним стажем, впервые попали в Нью-Йорк, их главный вопрос звучал так: «Почему же нам так бессовестно врали?» Дело в том, что им, студентами советского архитектурного вуза, все пять лет преподаватели внушали, что Нью-Йорк – город, не пригодный для жизни, что небоскребы – это символ подавления человека капиталом, что сетка застройки Манхэттена – триумф практицизма над естественным развитием городской среды, а также намекали, что люди, живущие среди каменных махин, через одного страдают расстройствами психики.

Большинство из тех, кто транслировал эту точку зрения студентам, почерпнули ее из книг, которые трудно заподозрить в неангажированности. Роскошь составить собственное мнение, к сожалению, была для большинства из них недоступна. Даже слово «небоскребы» имело в СССР устойчивые негативные коннотации, поэтому для многоэтажных сооружений, возводимых по эту сторону баррикад, использовали слово «высотки». Но, увидев собственными глазами нью-йоркский деловой центр, который на тот момент уже, к сожалению, лишился башен-близнецов, и пройдясь по Пятой авеню с величественными небоскребами эпохи ар-деко, мои родители были вынуждены признать, что «каменные джунгли» – не более чем миф.

Лично у меня никогда не возникало ощущения подавленности рядом со зданиями, выстрелившими на сотню этажей ввысь: пропорции манхэттенских улиц, вдоль которых сосредоточены нью-йоркские высотки, таковы, что солнечный свет доходит даже до нижних этажей зданий, множась в стеклянных фасадах и металлических фризах; мастерство архитекторов нью-йоркских небоскребов дает человеку возможность почувствовать себя без пяти минут атлантом, которому по плечу свернуть горы и достроить вавилонскую башню.

Само по себе строительство небоскребов стало возможным благодаря скалистым почвам Манхэттена. Гуляя по Центральному парку, вы будете на каждом шагу натыкаться на живописные гранитные и базальтовые глыбы; по сравнению с тем, что лежит под асфальтом манхэттенских улиц, эти валуны – мелкая галька. Фундаменты высоток порой забуриваются в камень на глубину 20–25 метров. Кстати, и по сей день любые работы, связанные с прокладкой коммуникаций или рытьем котлованов на Манхэттене, – натуральная лотерея. Если на месте работ грунт, то считайте, что вам крупно повезло. А если ковш экскаватора ударится в породу, то работы растянутся на месяцы и подорожают в десятки раз.

В конце XIX века развитие инженерной мысли расширило инструментарий архитекторов за счет стальных каркасных конструкций и пассажирских лифтов, и идея приращения полезной площади зданий за счет увеличения числа этажей сделалась безумно соблазнительной. Рост цен на землю и стремительная урбанизация тоже сделали свое дело. Но первые небоскребы были не чета нынешним: на заре небоскребостроения любое здание выше 10 этажей казалось гигантским, и еще 100 лет назад любой из спальных районов Москвы считался бы высотным.

Небоскреб под лупой

Нью-йоркские небоскребы – особенно те из них, что были построены в первой половине XX века, – примечательны не только своей высотой, но и интерьерами. Чтобы убедиться в этом, загляните хотя бы в пару из них: даже если в здании располагаются офисы и официальных экскурсий не предлагают, вам никто не запретит зайти в фойе и оценить внутреннее убранство общественной зоны. Помимо образцово-ардекошного Chrysler Building (405 Lexington Avenue at 42th St.) с фойе, декорированным красным марокканским мрамором и плафонами, воспевающими индустриализацию США, нужно непременно оценить величие и размах внутренних залов Rockefeller Center (30 Rockefeller Plaza), футуризм лобби Hearst Building, перестроенного Норманом Фостером (951–969 Eighth Ave. at 47th St.) – где еще вы увидите диагональные эскалаторы? – а также сводчатый потолок из модных в 30-е годы алюминиевых панелей на первом этаже здания General Electric Building (570 Lexington Ave. at 51st St.), ну и, конечно же, величественные залы Woolworth Building – одного из самых роскошных небоскребов Нью-Йорка (233 Broadway).

Ньюйоркцы гордятся своими гигантами и при первой же возможности ведут гостей полюбоваться панорамами города со смотровых площадок. Взгляд на город с высоты птичьего полета – верный способ поддаться очарованию места, архитектуры и самого воздуха, к тому же это просто необходимо для того, чтобы заработал «внутренний навигатор», стороны света встали на свои места и появились какие-то топографические ориентиры. Плюс у вас появится возможность оценить реальный масштаб и расстояния и отказаться от идеи сугубо пеших перемещений, которая возникает иной раз у тех, кому Манхэттен на карте показался милым уютненьким островком.

На мой взгляд, идеальная смотровая площадка – Top of the Rock на крыше Рокфеллер-центра (Rockefeller Center, 30 Rockefeller Plaza), а вовсе не на Импайр Стейт Билдинг (Empire State Building, 350 5th Ave.), куда стремится наивный турист. Дело в том, что, в отличие от Импайр, на Рокфеллер-центре все три уровня смотровых площадок огорожены прозрачным стеклом, в то время как с террас Импайра Нью-Йорком придется любоваться через подобие крупной сетки-рабицы – инновационного решения образца 40-х годов прошлого века. Плюс, чтобы попасть на Рокфеллер, не нужно стоять в многочасовых очередях – билеты продаются на определенное время и стоят, простите за прозу, в два раза дешевле. К тому же с площадки Рокфеллер-центра вам откроются виды на зеленое море Центрального парка, обе реки и, собственно, сам Импайр Стейт Билдинг – только со стороны. Один совет: если вы не любитель пыльной сувенирной продукции, не покупайте бумажную карту-схему нью-йоркских горизонтов, а скачайте ее вкупе с аудиотуром в AppStore за 1,99 долларов. И еще: всем своим гостям я рекомендую покупать комбинированный билет Rockefeller-MOMA (45 долларов), по которому можно посетить и смотровую площадку, и Музей современного искусства (MOMA), находящийся в паре кварталов от Рокфеллера, причем не обязательно в один и тот же день.

Видали виды

Мой личный фаворит среди видовых точек Нью-Йорка – променад на Бруклин-Хайтс, с прогулки по которому началось и мое знакомство с Нью-Йорком, и эта книга. Далее в рейтинге – панорама, открывающаяся с Бруклинского моста, – с одной стороны на Нью-Йоркскую бухту, а с другой – на мосты через Ист-Ривер. К сожалению, уже несколько лет его реставрируют по частям, и неизвестно, когда закончится эта строительная эпопея, но даже несмотря на то, что местами прогулочная дорожка забита с обеих сторон фанерными щитами, стоит потратить время и дойти до свободной части – таких перспектив не открывается больше ниоткуда в городе.

В теплое время года мои симпатии смещаются на Верхний Ист-Сайд, на крышу Музея Метрополитан. Любители искусства с мая по октябрь приходят на крышу, чтобы оценить сезонную инсталляцию очередного современного художника, но пасторальные виды на кущи Центрального парка, особняки Пятой авеню и 59-й улицы под бокальчик просекко из roof bar’а могут сделать счастливым даже человека, сникающего от одного слова «культура».

Поесть и выпить с Манхэттеном «вприглядку» можно в единственном вращающемся ресторане Нью-Йорка The View на крыше гостиницы Marriott Marquis в районе Таймс-Сквер (Times Square). Скажу честно: антураж и еда мне до боли напомнили ресторан «Седьмое небо» на Останкинской телебашне – то есть на гастрономические откровения даже не рассчитывайте. И тем не менее в ресторан практически невозможно попасть без предварительного бронирования. Но на этот случай есть lounge, где за бутылкой вина и сырной тарелкой можно скоротать час, за который The View делает полный оборот вокруг своей оси.

Le Bain – бар на крыше отеля The Standard (848 Washington St.) – заведение, любимое модной тусовкой за первостатейные виды на устье Гудзона и парк Хай-Лайн. Это, пожалуй, лучшее место на Манхэттене, чтобы засветиться с одноименным коктейлем. Бар позиционирует себя как «дискотека в пентхаусе», но клубные ритмы – не основной повод сюда забраться, хотя искусственная трава, розовая мягкая мебель и плетеные кресла явно пришли сюда из тех лет, когда клуб «Studio 54» был живее всех живых.

А для тех, кому и небо не предел, лучше всего снять свою личную «смотровую площадку» – как вариант, в вертолетной компании Liberty Helicopters (Down-town Heliport, 6 East River Piers № 212). Самый популярный тур – The Big Apple – облетает за 15 минут все самый знаковые места Нью-Йорка: среди них и статуя Свободы, которой можно в буквальном смысле заглянуть в глаза, и шпиль Chrysler Building, и авианосец Intrepid, и Вашингтонский мост. При всем скепсисе к «туристическим» развлечениям, вынуждена признать: вертолет – это вам не карета в Центральном парке. Единственный побочный эффект: воспарив над действительностью, хочется сделать что-то экстраординарное. Поэтому не удивляйтесь, если от переполняющей вас радости вы внезапно сделаете предложение своей девушке – а она согласится. Но на такой случай в Liberty Helicopters есть опция «венчание в воздухе».

Среда обитания

Центральный парк – величественный символ собственного двора, которого были лишены все нью-йоркские дети.

Робер Бенчли

Не стоит думать, что современный Нью-Йорк весь утыкан небоскребами. Его сила и притягательность в неоднородности: высотки соседствуют с малоэтажными кварталами, а улочки, утопающие под сенью вековых вязов, перерезают глухо заасфальтированные авеню. Да и не всякий город может похвастаться парком величиной с полтора княжества Монако, 50-километровым променадом вдоль береговой линии, сотнями городских скверов и несчетным количеством озелененных крыш.

Если спросить ньюйоркцев, как им дышится в родном городе, они наверняка начнут жаловаться: мол, кислорода не хватает, воздух загазованный, зимой еще туда-сюда, а летом вообще ни вздохнуть, ни охнуть. И, конечно, они будут по-своему правы: да, Нью-Йорк не альпийская деревушка, но и не Пекин, где респиратор давно превратился в самый модный аксессуар. Так насколько же плохо (или неплохо) обстоят дела? Это смотря с чем сравнивать.

Если говорить об уровне загрязнения воздуха, то ситуация в Нью-Йорке, как ни странно, лучше, чем в Лондоне, Париже, Лос-Анжелесе и Москве. А все благодаря тому, что ньюйоркцы уже много лет остаются самыми «неавтомобилизованными» среди жителей американских мегаполисов: у 54 % семей собственной машины просто нет. От того, что большинство горожан пользуются общественным транспортом, качество воздуха только выигрывает. Кроме того, почти две из шести тысяч городских автобусов работают на гибридных двигателях (комбинация дизеля с электромотором), да и вслед за теми, что работают на традиционном дизеле, вы никогда не увидите вонючего облака дыма; за этим тут внимательно следят. Те же ньюйоркцы, что не готовы отказаться от личного транспорта, выбирают гибридные авто – обратите внимание на обилие автомобилей Toyota Prius в нью-йоркском потоке машин. А для тех, кто покупает машину с чисто электрическим двигателем, такую как Nissan Leaf, Chevrolet Volt или Tesla S, предусмотрен налоговый вычет в размере до 7500 долларов – ну чем не стимул?

И все равно углеродный след среднего американца в три раза больше, чем европейца, который не злоупотребляет кондиционерами, предпочитает сушить белье на веревке и не кидает лед во все напитки круглый год. К сожалению, с раздельным сбором мусора в Нью-Йорке все очень туго – возможно, не так плохо, как в Москве, но и не так здорово, как в Берлине. Бытовой мусор в большинстве районов забирают трижды в неделю. Кстати, черепашье движение мусоровозов по узким улицам – дополнительный фактор, существенно осложняющий жизнь нью-йоркских водителей. А мусор, подлежащий переработке (то есть бумагу и картон, металл, стекло и твердый пластик), забирают лишь один раз в неделю, при этом инициатива по раздельному сбору должна исходить от самого горожанина: рассортировал и разложил мусор по отдельным контейнерам – молодец, смешал все в одном пакете – ну, твое право. За сортировку ньюйоркцы ничего, кроме очков в карму, не получают, она никак не поощряется, поэтому в городе вторично перерабатывается лишь 35 % мусора, и то, наверное, только благодаря «Старбаксу», который перерабатывает все картонные стаканчики и упаковки и вновь пускает их в дело. Весь непереработанный мусор везут на свалки, причем совсем не обязательно в штате Нью-Йорк. И для современного мегаполиса это страшный позор.

По статистике в день Нью-Йорк производит около 50 тысяч тонн мусора. Ньюйоркцы понимают, что свойственное им (да и всем американцам) маниакальное увлечение упаковкой до добра не доведет. Каждая доставка пиццы или еды из китайского ресторана оставляет за собой мусорный шлейф из картонных и пластиковых упаковок, одноразовых приборов, салфеток, пакетиков с соусами и специями. А кофе, который пьют здесь в невероятных количествах? Все эти стаканы и крышечки ведь тоже нужно куда-то выбрасывать. А кипы каталогов и рекламных брошюр, которые летят в педальное ведро прямо из почтового ящика?

Нынешний мэр де Блазио предлагает Нью-Йорку отнестись к теме борьбы с мусором более ответственно. Начать решено с тотального запрета на использование стиролового пенопласта (styrofoam), из которого в Америки традиционно делают стаканчики и контейнеры для горячих продуктов. Дело в том, что он не подлежит переработке и представляет собой «эталонный» баласт. К 2018 году де Блазио хочет заставить всех ньюйоркцев обзавестись собственными компостами для пищевых отходов! Не совсем понятно, как это будет выглядеть на практике в городе, где большинство людей живет в многоэтажных домах, но, возможно, мы не в курсе каких-то нюансов.

Еще одна проблема, с которой Нью-Йорк борется уже не одно десятилетие, – это последствия деятельности нефтеперерабатывающих заводов в бруклинском районе Гринпоинт (Greenpoint). Заводы закрылись еще в середине 60-х, но более чем за сто лет их работы в почву вылилось около 64 тысяч кубометров продуктов переработки сырой нефти. Утечка была обнаружена лишь в 1978 году – «Гринпоинтский разлив» стал одним из самых крупных за историю США. Компания ExxonMobil признала вину своих предшественников и с тех пор откачала из почвы больше половины объема разлившейся нефти, но радужные пятна продолжают периодически всплывать на поверхности городских водоемов. Пока что их удается локализовывать и оперативно убирать, но на то, чтобы полностью очистить почву, говорят, может уйти еще 25 лет.

Несмотря ни на что, в Нью-Йорке довольно чистые пляжи – я имею в виду именно пляжи, расположенные в черте города, потому что пляжи Лонг-Айленда – это люкс, сравнимый с лучшими песчаными побережьями Мексики и Кариб, так что они вне конкуренции. И все равно возможность добраться до океана с белым песком и приморскими променадами на метро за полчаса выводит Нью-Йорк в особую касту городов.

По чистоте пляжи Нью-Йорка можно сравнить с пляжами Иерусалима и Барселоны, что для города с такой индустриальной историей просто удивительно. Если есть цель развлечь детей, а заодно и искупаться, можно поехать на пляж Кони-Айленд (Coney Island) (линия метро F до остановки «W 8th Street»), а если хочется полежать на солнышке и забыть, что вы все еще в городе, лучше отправиться на бесплатном пароме на Статен-Айленд (Staten Island), а там уже доехать от пристани до заповедного Cedar Grove Beach (туда идут автобусы S78 и S51).

Но чем ньюйоркцы по-настоящему гордятся, так это своей водопроводной водой. Напыщенный титул «шампанского среди водопроводных вод» («champagne of tap water») – не такое уж и преувеличение: у местной воды превосходный сбалансированный вкус, разве что пузырьков не хватает. Вода Катскильских гор самотеком доходит до города по Кротонскому акведуку (Croton Aqueduct), и ее можно пить из-под крана, не боясь никаких последствий.

Мое первое знакомство с нью-йоркской водопроводной водой было довольно комичным: я, как и многие жители больших городов, не могла представить даже в страшном сне, что буду пить воду из-под крана, особенно в незнакомом городе; поэтому когда однажды официант в одном нью-йоркском ресторане предложил мне на выбор «bottled or tap water» («воду в бутылке или из-под крана»), я подумала, что он просто так глупо шутит. Но когда мои друзья очень буднично ответили, что, мол, да, мы будем пить водопроводную, я поняла, что это не шутка. Все ньюйоркцы (включая малых детей) пьют некипяченую водопроводную воду, а такое явление, как кулеры, в офисах или школах практически отсутствует. Благодаря тому что вода приходит с гор, ее качество и вкус не страдают даже во время серьезных ураганов и наводнений, которые случаются в Нью-Йорке практически каждый год.

Об экологической ситуации в городе можно судить еще и по тому, насколько комфортно чувствуют себя в городе животные, которых мы привыкли считать дикими. И я не имею в виду голубей и белок – кстати, белок в Нью-Йорке так много, что некоторые презрительно называют их «крысами с хорошим пиаром». Так вот, кроме белок, в черте города водятся еноты, скунсы, опоссумы, а в Бронксе, ближе к Йонкерсу, вдоль шоссе пасутся белохвостые олени. В прудах Центрального парка живут красноухие черепахи – потомки черепашек, выпущенных когда-то «на волю» безответственными владельцами. Им здешние условия пришлись по душе, и они стали активно размножаться; на несколько месяцев в году они впадают в спячку на дне прудов, а потом, когда лед тает, «размораживаются» и выползают на берег греться на солнышке.

В теплое время года в Центральном парке можно наблюдать до 275 видов птиц – некоторые, как, например, голубые сойки, кардиналы и краснохвостые ястребы, гнездуются здесь из года в год, другие гостят пролетом. А канадские гуси и вовсе оккупировали многие городские парки, и теперь с ними приходится бороться. В Нью-Йорке у меня всегда создавалось ощущение, что этот город – идеальное воплощение «смычки города и деревни»: радости (и гадости), сопутствующие жизни в мегаполисе, удачно нивелируются, благодаря цветущим по весне магнолиям, забавным белкам и соленому морскому воздуху. А если захочется в глушь, буквально в часе езды от города начинаются настоящие горы, чистейшие озера и леса, в которых, если бы не стабильный сигнал GPS, можно было бы по-настоящему заблудиться.

Парки Нью-Йорка

Для ньюйоркцев, большинство из которых могут только мечтать о собственном доме с лужайкой, парки и скверы служат единственной заменой личному клочку земли: они позволяют худо-бедно ориентироваться в смене времен года, выгуливать детей и собак и отдыхать взглядом на зеленых листьях. Насколько эта замена адекватна, сказать сложно: если душа просит вскопать грядку или разбить клумбу, то от парка проку мало, зато тем, кому необходимо хоть изредка наслаждаться видом деревьев и цветов, дышать воздухом и валяться на травке, в Нью-Йорке есть куда пойти.

Центральный парк (Central Park)

Центральный парк – самый старый из пейзажных парков в США – был заложен в 1851 году. Гуляя по нему, думаешь, что эти холмы, лужайки, пруды и перелески создала сама природа, а люди лишь красиво расставили скамейки. На самом деле, чтобы устроить на этом месте парк, пришлось расселить несколько деревень, а для прокладки четырех поперечных улиц потребовалось взорвать тысячи кубометров каменных глыб. Но парк такого масштаба был необходим Нью-Йорку так же, как Лондону – Гайд-парк, а Парижу – Булонский лес, ведь без него на Манхэттене было бы просто нечем дышать.

Центральный парк сразу же стал любимым местом прогулок горожан, им он остается и поныне. Это один из стержней, на которые нанизаны пласты Нью-Йорка старого и современного. По его вязовым аллеям сто лет назад прогуливались дамы в кринолинах и джентльмены в льняных костюмах, а теперь под звуки бумбокса здесь отплясывают колоритные личности на роликах, а мимо несутся обтянутые лайкрой велосипедисты.

Большая заслуга ландшафтных дизайнеров парка Фредрика Ольмстеда и Кальверта Во (Frederick Law Olmsted и Calvert Vaux) в том, что они организовали внутри него три независимых схемы движения для пешеходов, велосипедистов и конных экипажей, которые до сих пор катают по парку туристов. Почему-то считается, что прогулка в карете по Центральному парку – обязательный пункт программы с условным названием «Пока не сыграл в ящик», наряду с катанием на венецианской гондоле и африканским сафари. Я не разделяю подобных сантиментов. По-моему, во сто крат романтичнее прокатиться на лодке по озеру с незатейливым именем The Lake или устроить пикник среди кедров на Cedar Hill, или прогуляться по дикой, но симпатичной «чаще» под названием The Ramble.

Не буду оригинальна, если скажу, что самое лучшее время года в Центральном парке – это весна, когда здесь не цветут разве что чугунные ограды. Вслед за нарциссами, беспардонно вылезающими пучками посреди газонов, и лиловыми крокусами вспыхивают ядовито-желтые форзиции, вскоре после которых распускаются магнолии. В это время Центральный парк превращается в место паломничества туристов и горожан, а Инстаграм ломится от селфи с цветами saucer magnolia величиной с приличное блюдце. Чтобы в полной мере прочувствовать волшебство момента, берите напрокат велосипед или присоединяйтесь к двухчасовой велосипедной экскурсии с гидом. И отриньте соблазн снять велорикшу: ребята с крепкими икрами чаще всего оказываются никакими экскурсоводами. Лучше скачайте себе на телефон бесплатное приложение Central Park App и, отслеживая свои перемещения по карте, включайте соответствующие разделы аудио-тура. Вашими экскурсоводами будут самые звездные ньюйоркцы – Скарлетт Йохансон, Вупи Голдберг и Мэтью Бродерик.

После прогулки – неважно, велосипедной или пешей – просто необходимо почтить визитом ресторан Boathouse на берегу The Lake. Их тартар из тунца безупречен и сам по себе, но с видом на озерцо он становится просто волшебным. Или, как вариант, можно купить бутерброд в кафе Le Pain Quotidien и разделить его с воробьями-попрошайками на Овечьем лугу (Sheep Meadow) неподалеку – кстати, до войны на этом лугу действительно паслись овцы, которых потом перевезли в бруклинский Проспект-парк (Prospect Park).

Детей без колебаний ведите в зоопарк Central Park Zoo. В отличие от большинства маленьких зоопарков, он вызывает не жалость, а восторг и умиление – сродни тем, которые испытывают взрослые, когда смотрят мультфильм «Мадагаскар» – его герои живут по сюжету именно в вольерах Central Park Zoo. Здесь есть и снежные барсы, и белые медведи, и красные панды, и японские макаки, но главные звезды зоопарка и любимцы детей – морские львы, превращающие свои кормления в настоящие шоу.

А взрослым я советую всеми правдами и неправдами попасть хотя бы раз на спектакль фестиваля Shakespeare in the Park, проходящего в открытом театре Delacorte Theater каждый август. Чтобы получить бесплатный билет, нужно брать спальник и занимать очередь еще до рассвета (это при том, что раздача билетов начинается лишь в полдень). Можно купить билет с рук у предприимчивых личностей, ошивающихся поблизости. Но удовольствие от спектакля, разыгранного первоклассными актерами в теплой августовской ночи, стоит потраченных часов ожидания или, как во втором случае, денег.

И если вы полюбите Центральный парк так, как его любят истинные ньюйоркцы, вам, возможно, захочется не только оставить немного парка себе на память, но и сделать так, чтобы Центральный парк вас не забывал. Обратите внимание: на многих скамейках есть неприметные медные таблички с именами или сентиментальными фразами. Так вот, подобную табличку можно заказать через офис парка, заплатив ни много ни мало 10 тысяч долларов, зато на табличке можно написать, что бог на душу положит: от «здесь был Вася» до формулы бинома Ньютона.

Бруклинский ботанический сад

(Brooklyn Botanical Garden)

Если цветением магнолий лучше всего любоваться в Центральном парке, то цветение сакуры – это звездный час Бруклинского ботанического сада. Фестиваль цветения вишни Sakura matsuri собирает не только любителей природы, но и всю японскую диаспору Нью-Йорка. Проводимый в последние выходные апреля праздник сакуры сопровождается всяческими увеселениями в японском вкусе: шоу барабанщиков таико, чайными церемониями и разодетыми в пух и прах косплеерами. Поэтому, если хотите сойти за своих, захватите увесистую зеркалку и кружевной зонтик.

К сожалению, точные даты цветения, как и другие природные явления, предсказать практически невозможно. Хорошо, если сакура цветет во время фестиваля, но случается, что пик ее цветения приходится на неделю до или после него. А ведь все мы знаем, что красота цветов сакуры крайне недолговечна; легкий порыв ветра – и облака сахарной ваты осыпаются на землю. Так что ориентируйтесь не на даты фестиваля, а на информацию на сайте Ботанического сада. В разделе «plants in bloom» можно в режиме реального времени отслеживать, что цветет в данный конкретный момент, что уже отцвело, а что еще только на подходе.

В саду растет более 200 вишневых деревьев сорока видов и сортов. Японский сад с прудами, кишащими декоративными карпами, и вишневая эспланада – главные очаги цветения. Плакучие вишни «хиган» с крошечными бледно-розовыми цветочками, ярко-розовые «окаме» и феерические махровые вишни «канзан» настолько совершенны в своей красоте, что руки с камерой, отчаянно пытающейся остановить мгновение, в изнеможении опускаются. Но самое трогательное зрелище ждет вас даже не в садах, а в оранжерее бонсаев, где среди карликов-долгожителей синхронно со своими старшими сестрами зацветает маленькая вишенка-бонсаи, подтверждая тем самым свою сопричастность к большому круговороту природных явлений.

Кстати, в наступающем году Бруклинский ботанический сад будет праздновать столетие своего японского «сада холмов, прудов и островов» – самого старинного из такого рода садов в Америке. Созданный японским ландшафтным дизайнером Такео Шиота (Takeo Shiota), он обладает всеми главными признаками японского сада (деревянные мостики, каменные фонари, синтоистский алтарь, ворота-тории) и в то же время позволяет не только статично созерцать пейзаж, но и наслаждаться им, прохаживаясь по саду, на европейский манер.

Прогулку по Бруклинскому ботаническому саду я настоятельно рекомендую совместить с посещением Бруклинского музея (Brooklyn Museum, 200 Eastern Pkwy, Brooklyn). Его коллекция насчитывает около полутора миллионов экспонатов, и в любом другом городе он был бы первым и главным, а в Нью-Йорке этому выдающемуся музею всегда суждено быть в тени своего большого брата, музея Метрополитан. Кстати, в музее продается комбинированный билет «Art and Garden», позволяющий посмотреть сад и музей в один день. Советую начать с музея, пообедать в гурманском музейном ресторане Saul и идти гулять в сады; и даже если вы не попадете на цветение сакуры, у вас в любом случае останется ощущение счастливо прожитого дня.

Добраться до Бруклинского ботанического сада и Музея можно на 2-й и 3-й линиях метро, доехав до остановки Eastern Parkway/Brooklyn Museum.

Парк Хай-Лайн (High Line)

Проект парка Хай-Лайн изначально был настолько амбициозным и дорогостоящим, что его реализация откладывалась много лет. Потребовалась воля (и деньги) мэра Блумберга вкупе с энтузиазмом комитета «Друзей Хай-Лайна», чтобы сдвинуть его с мертвой точки. Но когда в 2009 году на месте надземной железной дороги открылась первая часть парка, ньюйоркцы по уши влюбились в этот урбанистический оазис и стали считать дни до открытия следующего участка.

Железная дорога на стальных опорах, шедшая параллельно берегу Гудзона от Спринг-стрит (Spring St.) до 34-й улицы, заработала в 1934 году, но после появления скоростных шоссе эра железнодорожных перевозок безвозвратно ушла, и последний состав, груженый мороженой индейкой, прошел по рельсам Хай-Лайна в 1980 году. Его южную часть от Спринг-стрит до Гансеворт-стрит (Gansevoort St.) все-таки снесли, а оставшаяся часть осталась стоять, зарастая травой и раздражая всех своей громоздкой ненужностью. Казалось, что только сумасшедшие могут всерьез относиться к проекту преобразования Хай-Лайна в городской парк – на манер парижского Променад Планте (Promenade Plantée), разбитого на месте заброшенной железнодорожной ветки. Но в роли предводителя сумасшедших выступил сам Блумберг, и ему не стали перечить.

Проект архитектурного бюро Diller Scofidio + Renfro и совершенно гениального голландского ландшафтного дизайнера Пита Удольфа (Piet Oudolf) совместил в себе главное: уважение к доблестному рабочему прошлому Хай-Лайна и любование природой, зародившейся на нем без спроса в годы одичания. Растения-аборигены – кустарники, травы и даже деревья, размножившиеся самосевом на бывшем железнодорожном полотне, – стали прообразом нынешнего парка: там, где полотно дороги сужалось до узкого просвета между домами, разрастались кусты и небольшие деревья, а там, где «железка» стояла, открытая всем ветрам, выживали лишь самые низкорослые и неприхотливые травки. Вот и сейчас между рельсов тут и там видны простые кочковатые клумбы, заросли ивняка, яркие щетки эхинацеи, низкорослые яблоньки, черноплодная рябина и березки.

Хай-Лайн, помимо прочего, отличный пример продуманного отношения к природе, которое демонстрирует, что экологичный (или, по-американски, «зеленый») modus operandi выгоден в том числе и с материальной точки зрения. Плодородный слой грунта функционирует по принципу «зеленой кровли»: он удерживает максимальное количество дождевой воды и перераспределяет ее внутри себя, позволяя таким образом сократить до минимума дополнительный полив. Вся трава, которую состригают по окончании сезона вегетации, идет в компост – им потом удобряют сад. От волонтеров, которые составляют костяк сезонных рабочих парка, нет отбоя, а парковые службы и рады принимать их любезную помощь.

В сентября 2014 года открылась третья и последняя часть Хай-Лайна: парк теперь тянется до 30-й улицы и делает петлю вокруг вагонного депо Хадсон-Ярдс (Hudson Yards), встречаясь лицом к лицу с Гудзоном. Хай-Лайн – без преувеличение одно из главных «чудес» современного Нью-Йорка, диковинная и очень точная иллюстрация взаимоотношений человека со своим наследием и природой в эпоху постмодерна. Туристы, само собой, составляют львиную долю посетителей парка, но за время своего существования парк органично вписался в жизнь районов Митпэкинг и Челси. По утрам парк заполняют бегуны, а в обед сюда приходят работники близлежащих офисов, чтобы, сидя на просмоленной шпале (или в удобном шезлонге), съесть заслуженный бутерброд и перезагрузить мозг. Вокруг Хай-Лайна вырос целый лес интересных зданий, подробнее о которых можно узнать в главе, посвященной новой архитектуре вокруг Хай-Лайна.

И напоследок совет: все, что нужно для идеального пикника (а это самый правильный вариант трапезы на Хай-Лайне), вы найдете в пассаже Челси Маркет (Chelsea Market, 75 Ninth Ave.) – фудхолле, разместившемся в реконструированном здании бывшего кондитерского завода Nabisco. Здание Челси Маркет относится примерно к тому же времени, что и эстакада Хай-Лайна, а среди его нынешних заведений есть эталонная пекарня Amy’s Bread, рыбная лавка Lobster Place (с самыми дешевыми и вкусными лобстерами навынос) и сыроедческий ресторан One Lucky Duck.

Парк у Бруклинского моста

(Brooklyn Bridge Park)

Сейчас кажется удивительным, что еще недавно этого парка не было вовсе; на его месте лежали в руинах бетонные пирсы, торчали остовы ангаров и остатки всего того, что раньше было Бруклинским грузовым терминалом. Весь этот неприглядный пост-индастриал, каким-то странным образом продолжавший комфортно существовать прямо напротив манхэттенского причала Саус-Стрит-Сипорт (South Street Seaport) и отравлять виды жителям многомилионных особняков на Бруклин-Хайтс, был последним напоминанием о разрухе и запустении Нью-Йорка 70-х. Зато теперь разбитый на его месте парк может служить эталоном городского парка, в котором есть место для всех – детей, людей с ограниченными возможностями, бегунов, велосипедистов, собак, любителей роликов, закатов, романтических прогулок, кино и живой музыки и, самое главное, бруклинцев. Для них парк у воды стал долгожданным подарком.

Сюда проще всего (и интереснее) добраться, перейдя Бруклинский мост пешком с Манхэттенского берега или доплыв до пристани Fulton Ferry Landing на кораблике East River Ferry. Если идти по мосту и смотреть на Бруклин, слева вы увидите северную часть парка (это район Dumbo, акроним непереводимого «down under Manhattan bridge overpass») – идеальное место для прогулки с детьми. Здесь внутри стеклянного павильона, построенного по проекту архитектора Жана Нувеля (Jean Nouvel), крутится столетняя карусель «Jane’s Carousel», есть живописный спуск к воде, тропинки в камышах и отличная детская площадка – и все это на фоне живописных руин старинных Табачных складов. По правую сторону от моста Бруклинский парк продолжается вдоль шести пирсов разной степени освоенности.

Пирс № 1, самый ближний к мосту, открылся для посетителей первым, и уже несколько лет каждый вечер зрители занимают места на ступенях амфитеатра, где крутят кино под названием «Закат в Нью-Йоркской бухте». Архитекторы из бюро Michael Van Valkenburgh Associates поколдовали над плоскими пирсами, создав искусственные (но довольно натуральные на вид) холмы, лужайки с перекатами, рощицы и даже солончак. Когда березки и кусты подрастут, пейзаж приобретет еще большее сходство с естественным, но птицы, пчелы и бабочки уже оценили этот прибрежный оазис.

Пирс № 2 не стали как-то особенно озеленять, а превратили его в спортивный комплекс с роликовым катком, площадками для игры в бочче и баскетбольными площадками наподобие Челси Пирс (Chelsea Piers) на Гудзоне. Между первым и вторым пирсами летом работает небольшой открытый бассейн, где можно освежиться в жару.

Лужайки Пирса № 3 оградили от шума шоссе Brooklyn-Queens Expressway искусственным холмом, а Пирс № 4 пришлось разобрать, зато на его месте устроили маленький песчаный пляж, где можно подышать воздухом или спустить на воду каяк или весельную лодку. На Пирсе № 5 – огромное футбольное поле, столы для пикников с грилями и оборудованные места для рыбалки.

На Пирсе № 6 между зеленой зоной и Атлантик-авеню (Atlantic Avenue), возможно, появятся две жилых высотки, которые обречены стать самым модным бруклинским кварталом: парк стоимостью 55 миллионов долларов под окнами – бонус посильнее парковочного места в подвале. К тому же на Пирсе № 6 уже открылась пристань, с которой все лето по выходным курсирует бесплатный паром на Говернорс-Айленд (Governor’s Island), о котором я сейчас тоже расскажу.

Через все шесть пирсов проходит велодорожка, а благодаря недавно открывшимся поблизости пунктам проката CitiBike каждый теперь может устроить здесь совершенно спонтанную велосипедную прогулку. Парк растет, все шесть пирсов продолжают благоустраивать; главный плюс Бруклин Бридж Парка – в его огромном потенциале для воплощения самых смелых идей.

Говернорс-Айленд, или Губернаторский остров

(Governor’s Island)

Прелесть Губернаторского острова в том, что он позволяет ньюйоркцам сбежать из Нью-Йорка, никуда при этом не уезжая. Когда я впервые попала сюда в 2010 году, остров все еще напоминал город-призрак: пустые бараки, открытые всем ветрам, пара вагончиков с мороженым, стайки юных хипстеров с широко распахнутыми глазами и пронизывающий атлантический ветер, за считаные минуты покрывавший кожу тонкой пленочкой соли.

Дело в том, что Губернаторский остров лишь незадолго до этого избавился от статуса режимного объекта: до 1966 года на острове располагалась военная база, затем – гарнизон Береговой охраны США, в котором постоянно квартировали 3500 человек. Потом гарнизон закрыли в рамках кампании по сокращению расходов, и в 2003 году продали остров Нью-Йорку за символическую сумму. В том же году с островом открыли регулярное паромное сообщение, и сюда потянулись первые горожане с детьми, собаками и корзинами для пикников.

Губернаторский остров – парк сезонный. Как и все летние развлечения, он работает с мая до конца сентября, после чего жизнь здесь замирает. Постоянного населения на острове сейчас не больше тысячи человек, включая персонал исторического Форта Джей (Fort Jay) и круглой крепости Касл Уильямс (Castle Williams). Еще здесь функционируют городская органическая ферма GrowNYC и New York Harbor School – школа для старшеклассников с программами по морской биологии, кораблестроению и мореходному делу. Зато летом буквально каждые выходные на Губернаторском острове проходят гастрономические фестивали, концерты, перформансы и выставки.

Фестиваль искусств FIGMENT оставляет после себя на все лето забавные временные павильоны по проектам молодых архитекторов и интерактивные скульптуры.

На одну заветную ночь остров предоставляет свои лужайки фанатам ночевок на свежем воздухе: им разрешают устроиться на ночлег в палатке при условии, что они догребут до берегов Губернаторского острова на собственном каяке или лодке. Происходящее при этом очень напоминает сцены из фильмов Уэса Андерсона (Wes Anderson), в которых горожане притворяются опытными туристами, отойдя на два километра от дома с полным запасом провианта и теплым спальником, но для манхэттенцев, которые считают день без горячей воды реальным экстримом, даже такое художественное допущение – большой прорыв.

Остров не перестает работать над собой: в мае 2015 года здесь открылась первая часть регулярного парка, разработанного ландшафтными дизайнерами из студии West 8 (кстати, они же разрабатывали проект «Новой Голландии» в Санкт-Петербурге). Вторая часть, предполагающая создание четырех насыпных холмов, пока что в работе: по идее дизайнеров, они разнообразят ландшафт и напомнят о том, как выглядел Манхэттен в доколониальный период своей истории. Холмы будут защищать островитян от ветра и служить смотровыми площадками, с которых будут открываться необычные виды на Манхэттен и статую Свободы. Девелопмент затронет и здания острова: часть бараков готовятся переоборудовать под спа с открытыми бассейнами, а другие превратят в кампус для иностранных студентов.

На остров стоит сплавать хотя бы ради короткой морской прогулки, во время которой даже самого сухопутного волка не успеет одолеть морская болезнь, ну и ради того, чтобы поваляться на воздухе в забавном арт-гамаке и побродить по живописным руинам старинного форта.

Уэйв-Хилл, Бронкс (Wave Hill)

Должна признаться: к Уэйв-Хиллу (Wave Hill) я испытываю сентиментальные чувства, позволительные человеку, долгое время считавшему его своим личным садом. Но это отнюдь не означает, что мое восторженное отношение ни на чем не основано. Уэйв-Хилл примечателен в первую очередь тем, что о нем знают лишь единицы, и они тоже не спешат делиться своим знанием с первым встречным. За оградой поместья Уэйв-Хилл скрывается, пожалуй, самый элегантный ботанический сад Нью-Йорка: одиннадцать гектаров – с лесом, пейзажный парком, идеальными газонами, прудами и перголами, вековыми дубами и липами, с викторианскими оранжереями и старинными особняками – раскинулись на скалистом берегу Гудзона, уходящего за горизонт на севере и подныривающего под Вашингтонский мост на юге.

Удаленность от проторенных туристических троп уберегла этот сад от бешеных толп, с которыми, в силу небольших размеров и общей деликатности, он бы вряд ли совладал. Но находится он не так далеко, как кажется: за какие-то полчаса электричка Metro North, следующая в направлении Поукипси (Poughkeepsie), доставит вас от вокзала Гранд Сентрал (Grand Central) до станции Ривердейл (Riverdale), а оттуда парковый шаттл бесплатно подвезет к воротам.

Железная дорога пришла в эти края в 1851 году, и строительный бум не заставил себя ждать: состоятельные ньюйоркцы хотели непременно обзавестись дачей у реки. До 1960 года поместье Уэйв-Хилл находилось в частной собственности, так что вход простым гражданам сюда был заказан. Особняк сдавали как дачу, и поэтому тут в разное время жил будущий президент США Теодор Рузвельт и писатель Марк Твен.

Уэйв-Хилл прекрасен тем, что год за годом он остается неизменным – и в этом его отличие от большинства модных и современных парков Нью-Йорка. Подгнившие бревна живописной ограды заменяются на новые – точно такой же формы и толщины, выгоревшие до самой бледной бирюзы металлические рамы оранжерей перекрашивают в тот же нежнейший оттенок, а на месте погибшей гигантской мимозы появляется саженец, который через пару десятков лет превратится в точно такую же рискидистую мимозу.

По лужайкам расставлены лаконичные кресла голландского дизайнера Герита Ритвельда (Gerrit Rietveld) – те, что в оригинале были красно-сине-желтыми, но для Уэйв-Хилла их переосмыслили в сером, и уже около 20 лет эти стулья – самый узнаваемый атрибут парка. Стулья, кстати, безумно удобные, испытайте на собственной спине, так что самый лучший сувенир из Уэйв-Хилла – это чертеж такого стула (он продается в сувенирной лавке). Долгими зимними вечерами, остругивая и пиля доски на подмосковной даче, вы будете вспоминать ботанический сад на Гудзоне.

В Уэйв-Хилле, как и в Центральном парке, поздняя весна, балансирующая на границе с летом, просто гипнотически хороша. Хочется лечь под деревьями и следить, как от фарфоровых цветков, матово-белых снаружи и розовых внутри, лениво, как в замедленной съемке, отделяются лепестки и падают, вальсируя в воздухе, на траву, и так до бесконечности. Общество лягушек в состоянии перманентного дзена, гордые кошки, не откликающиеся на «кис-кис», двадцать сортов лаванды, альпийские горки, оранжереи с орхидеями и увитые вистерией беседки, просекко на террасе музейного кафе, вечерние концерты на лужайках… – есть тысяча и одна причина приехать сюда и ни одной, чтобы этого не сделать. Если у вас есть свободные полдня в Нью-Йорке, садитесь на электричку и приезжайте в Уэйв-Хилл, где за 8 долларов вам дадут возможность прогуляться по райскому саду.

Нью-Йорк: пособие для восторженного урбаниста

Его архитектура напоминает кучу детских игрушек. Она кошмарна настолько, что достигает известной гармонии.

Его эстетика созвучна железнодорожной катастрофе. Она попирает законы школьной геометрии. Издевается над земным притяжением. Освежает в памяти холсты третьестепенных кубистов.

Сергей Довлатов, «Ремесло»

Кто-то любит Нью-Йорк за сногсшибательный шопинг, сверхъестественные бродвейские шоу, самые вкусные в мире рестораны и жителей, с которыми не соскучишься, а кто-то (среди них, признаюсь, и я) любит его за неповторимую городскую среду, в которой традиции передового дизайна укоренились задолго до появления в обиходной речи слова «дизайн».

Сергея Довлатов очень точно подметил впечатление, которое Нью-Йорк производит на человека, чье восприятие прекрасного и соразмерного сформировалось под влиянием стройных линий петербургских проспектов, мостов и регулярных парков. И все же, несмотря на то, что мы с писателем оба выросли в городе на Неве, лично мне какофония разновеликих и разно-прекрасных зданий Нью-Йорка кажется проявлением какой-то высшей гармонии, которая возникает спонтанно, как возникают в природе живописные нагромождения камней, перекаты холмов и россыпи звезд.

Мне давно хотелось составить краткий маршрутный лист урбаниста, некий список объектов и пространств, определяющих лицо современного Нью-Йорка и дающих представление о векторе его развития. Ну и заодно дать более или менее развернутый ответ на извечный вопрос моих эстетически-озабоченных друзей: «Что тут у вас новенького? Куда бежать? Что смотреть?» Проблема в том, что выдающиеся здания и пространства попадаются в Нью-Йорке на каждом шагу. При этом большинство из них заняли прочное место в путеводителях (коим эта книга, напомню, не является), поэтому я не стала включать в свой список очевидные пункты, которые есть в любом уважающем себя гиде – здание вокзала Гранд Сентрал (Grand Central), исторические кварталы Бруклина, «улитке» музея Гуггенхайма и т. п. Я просто составила перечень самых интересных с точки зрения современной архитектуры зданий, парков и публичных пространств, которым можно воспользоваться как шведским столом, выбрав из разнообразия мест те, что интересны лично вам.

Музеи

Музей Библиотека Моргана (Morgan Library Museum), 1924 г. Реконструкция Ренцо Пьяно (Renzo Piano) – 2006 г.

Адрес: 29 East 36th St.

Бывшую резиденцию банкира Пиерпонта Моргана (Pierpont Morgan), а ныне музей его имени стоит посетить ради потрясающей библиотеки в ренессансном стиле, драгоценной коллекции манускриптов, инкунабул и ассирийских цилиндрических печатей, ну и, конечно, ради того, чтобы побывать в личном кабинете банкира, украшенном картинами Мемлинга и Перуджино. Но для поклонников современной архитектуры будет небезынтересно взглянуть на новый корпус и атриум музея, построенные в 2006 году по проекту притц-керовского лауреата, архитектора Ренцо Пьяно. Атриум из стекла и стали перекрыл внутренний двор музея, прибавил ему выставочных площадей, света и воздуха и перенес Моргановскую библиотеку в двадцать первый век. Кстати, в Morgan Library один из лучших музейных магазинов Нью-Йорка, в котором есть соблазн провести едва ли не больше времени, чем в самом музее.


Музей-мастерская Исаму Ногучи (Isamu Noguchi) (The Noguchi Museum), 1985 г.

Адрес: 9–01 33rd Road, Queens.

Музей-мастерская скульптора Исаму Ногучи, открывшийся в 1985 году, новым можно назвать с большой натяжкой, но, по моему убеждению, это один из самых недооцененных музеев Нью-Йорка. Он расположен на территории бывшего завода фотогравюр в Квинсе – районе, куда несколько лет назад не ступала нога праздного туриста. Здание музея необычной треугольной формы занимает целый квартал: обратившийся к городу стенами из красного кирпича, он скрывает внутри за собой чудесный сад в японском стиле – с ручьями, соснами и одинокой скамейкой. Скульптуры Ногучи расставлены по залам так, как их рассположил в свое время сам мастер, чье присутствие ощущается здесь в какой-то сверхъестественной мере: он много лет снимал мастерскую напротив бывшего завода, а когда земля была выставлена на продажу, решил купить ее и организовать музей имени себя. В порядке эксперимента можете попробовать дойти сюда с Манхэттана пешком через мост Квинсборо, как это делал сам Ногучи каждый день, пока был жив. В магазине музея продаются культовые предметы мебели и бумажные лампы по дизайну скульптура.


Музей дизайна Cooper Hewitt (Cooper Hewitt National Design Museum), реконструкция – 2014 г.

Адрес: 2 East 91 St.

Один из красивейших особняков Пятой авеню Andrew Carnegie Mansion приютил Музей дизайна в 1970 году, когда тот вышел из-под патронажа Куперовского института (Cooper Union) и вошел в систему Смитсониевских музеев (Smithsonian Insitution). Тематика выставок музея варьируется от деконструктивизма в моде до современной керамики и мебели ар-нуво. Удивительным образом классический интерьер особняка прекрасно работает с любыми экспонатами: он создает интересный контрапункт с экспозициями современной тематики и выступает естественным фоном для выставок исторических.

В прошлом году наконец-то завершилась многолетняя реконструкция музея, ставшая плодом совместных усилий 13 архитектурных фирм: после нее он прирос площадями и обзавелся передовой системой интерактивного документирования посещения посредством «цифровой ручки», которую выдают при входе каждому посетителю; технология – подарок музею от фонда Блумберга. Единственной частью музея, пока что недоступной для посетителей, остался сад. Здесь тоже обещают сделать что-то чудесное, но что бы это ни было, лучшего места для поцелуев украдкой в Нью-Йорке не сыскать.

Национальный мемориал и музей 11 сентября (The National September 11 Memorial) – 2011 г. Авторы проекта – Дэниел Либескинд и Майкл Арад (Daniel Libeskind, Michael Arad).

Адрес: 180 Greenwich St.

Ньюйоркцы долго спорили, как лучше всего увековечить память о событиях 11 сентября 2001 года, когда под обломками башен близнецов Всемирного Торгового центра погибли три тысячи человек. Разработку концепции и генерального плана комплекса на месте «Ground Zero» поручили Дэниелу Либескинду. Непосредственной разработкой архитектуры «Национального мемориала и музея 11 сентября» занимался архитектор Майкл Арад. Мемориальный комплекс открылся 11 сентября 2011 года; по сути, это парк с двумя бассейнами, заглубленный на 9 метров ниже уровня земли: на месте бассейнов когда-то стояли две башни Всемирного торгового центра. Бассейны из черного мрамора напоминают черные дыры, бездонные колодцы, по стенкам которых непрерывным потоком струится вода. Мемориал – хороший пример того, как настоящая архитектура – лаконичная и существующая не ради себя самой – способна донести до человека ощущение трагизма жизни и вместе с ним надежду на вечное возрождение.


Новый музей современного искусства (New Museum of Contemporary Art) – 2007 г. Архитектурное бюро SANAA.

Адрес: 235 Bowery St.

Когда японский архитектурный дуэт Казуо Седжима и Рюэ Нишизава (Kazuyo Sejima and Ryue Nishizawa) из бюро SANAA получил заказ на проектирование Нового музея современного искусства, на дворе был 2002 год. Район Бауэри в то время не только не был точкой притяжения для состоятельной богемной публики, коей является сейчас, но и вообще не котировался ни по каким критериям. Тогда в Бауэри не было ничего, кроме сомнительных кабаков, гостиниц с клопами и китайских закусочных. Выросший на месте парковки на пересечении с Prince St. музей принял правила игры этого сурового района: со стороны он выглядит как семь поставленных друг на друга контейнеров.

К сожалению, Новый музей не может похвастаться стабильным качеством выставок, но сюда, безусловно, стоит прийти, чтобы поучиться искусству интегрирования зданий в среду: первый этаж музея фактически принадлежит улице, от которой его отделяет лишь стекло, а серый цемент тротуара плавно перетекает в полированный цементный пол музейного зала. Но здание дискретно только на уровне первого этажа; выше стекла едва различимы за фасадами из алюминиевой сетки, но сдвижка между «контейнерами» обеспечивает хорошее естественное освещение галерей на четырех нижних этажах. На пятом – аудитория, на шестом – офисы, на седьмом так называемая sky room – остекленное пространство с террасами, выходящими на два фасада здания. Оно, к сожалению, открыто для посетителей только в субботу и воскресенье – именно в эти дни сюда и приходите.


Новое здание Музея американского искусства Уитни (Whitney Museum of American Art), 2015 г. Архитектор – Ренцо Пьяно (Renzo Piano).

Адрес: 99 Gansevoort St.

Выбрав Ренцо Пьяно в качестве главного архитектора нового здания Музея Уитни в Митпэкинге, совет попечителей ничем не рисковал: на счету притцеровского лауреата более 20 реализованных проектов по всему миру, включая реконструкцию музея Morgan Library в Нью-Йорке. Задачей-минимум было создать новый дом для 22 тысяч единиц хранения музейной коллекции, задачей-максимум – построить эффектное здание, которое не потеряется на фоне культового парка Хай-Лайн, благодаря которому район Митпэкинг и попал в разряд модных в 2009 году. Музей втиснулся между 11-й Авеню и южным входом на Хай-Лайн; такое удачное расположение непременно нужно было обернуть в свою пользу, и Пьяно это мастерски сделал, вынеся на городской фасад музея стальные лестницы, перефразирующие тему пожарных лестниц Нью-Йорка, и террасы, с которых открываются захватывающие виды на реку и Хай-Лайн.

Музей был задуман не просто как учреждение искусства, но и как публичное и образовательное пространство, в котором вас всегда ждут – даже если вы хотите полистать журналы в музейном магазине, пообедать в ресторане Untitled или заглянуть в зал бесплатных экспозиций. А музейщики не могут нарадоваться на великолепные реставрационные мастерские, в которых можно будет восстанавливать арт-объекты из коллекции, не вынося их за пределы музея.

На данный момент Уитни, на мой взгляд, – самый передовой музей Нью-Йорка и просто образцовое выставочное пространство. Скажу больше: его нужно посетить, даже если ваше пребывание в Нью-Йорке ограничено двумя часами.

Общественные пространства

Галерея Спероне Вестуотер (Sperone Westwater Gallery), 2010. Архитектор Норман Фостер (Norman Foster + Partners).

Адрес: 257 Bowery St.

Буквально в одном квартале от New Museum находится второй полюс арт-сцены района Бауэри – новое здание галереи Спероне Вестуотер, построенное по проекту притцкеровского лауреата, английского архитектора – или, как его называют, «стархитектора» – Нормана Фостера. Такая концентрация объектов искусства на квадратный километр района объясняется тем, что при всей своей маргинальности он всегда был прибежищем художников. Здесь, на углу Спринг и Бауэри (Spring St. & Bowery), была мастерская Роя Лихтенштейна (Roy Lichtenstein), здесь снимал студию Марк Ротко (Mark Rothko), а рядом на Брум стрит (Broome St.) жил Кит Харинг (Keith Haring).

Фостеру с коллегами по бюро удалось выстроить на маленьком пятачке земли восьмиэтажное здание, примечательное в первую очередь своим грузовым лифтом, одновременно выступающим в качестве мобильного выставочного зала. Скользящий вверх-вниз красный куб лифта выглядит совершенно завораживающе, если наблюдать за ними с улицы. Удивительно, как с помощью такого экстравагантного приема Фостеру удалось решить непосильную задачу организации перемещения объемных произведений искусства в здании, выстроенном на пятачке в 230 квадратных метров. Особенно круто этот лифт смотрится из лобби первого этажа – вы не понимаете, что к чему, пока красный потолок не начинает медленно воспарять наверх.

Здание в Бауэри открылось к 35-летию галереи, давно завоевавшей репутацию одного из самых авторитетных арт-дилеров американского и европейского авангарда. Она стабильно «угощает» ньюйоркцев отборными выставками, а с некоторых пор демонстрирует их в первоклассном выставочном пространстве – причем, в отличие от музеев, совершенно бесплатно.


Новый корпус колледжа Купер Юнион (Cooper Union), 2009 г. Архитектор Том Мэйн (Thom Mayne), студия Morphosis.

Адрес: 41 Cooper Square.

Третья архитектурная жемчужина Бауэри, новый девятиэтажный учебный корпус колледжа Купер Юнион получил в свое время неоднозначные оценки критиков. Кому-то не понравился тектонический разлом на фасаде, кому-то – чрезмерная монументальность, но студентам, что здесь учатся, новый дом по душе: внутреннее пространство, лихо закрученное витками лестниц, террасы, антресольные этажи, «небесные мостки» и внешняя оболочка здания из перфорированной стали – все это выглядит очень «стильно, модно, молодежно», если не сказать авангардно. Но в идеале именно такой и должна быть среда, в которой занимаются студенты факультетов искусств, инженерии и архитектуры, которые раньше существовали обособленно в разных зданиях. Главный лифт колледжа иллюстрирует постулат о том, что хорошей архитектуре под силу влиять на жизнь людей, можно демонстрировать главный лифт колледжа: он останавливается только на первом, пятом и восьмом этажах, соответственно, у студентов нет выбора – приходится больше ходить по лестницам – и общаться.

По своей идеологии новый корпус Купер Юнион вообще обскакал общественные здания Нью-Йорка на добрых 50 лет. Ему был присвоен золотой стандарт LEED за лидерство в области энергетического и экологического проектирования. Перечисление критериев исключительности займет не одну страницу – среди них есть излучающие потолочные панели отопления и кондиционирования, зеленая крыша, преимущественное использование естественного освещения и т. п. Проблема в том, что, будучи образовательным учреждением, Купер Юнион не предусматривает посещения любопытствующих персон. Чтобы все-таки попасть внутрь, советую посетить какую-нибудь из выставок в фойе или попроситься внутрь, назвавшись потенциальным студентом.


Пункт продажи театральных билетов TKTS (TKTS Booth), 2008 г. Архитектор – Choi Ropiha (Чои Ропиа), при поддержке Perkins East-man и PKSB Architects.

Адрес: Duffy Square (северное продолжение Times Square).

Зачастую проектам билетных касс, автобусных остановок и подземных переходов уделяют ровно столько внимания, сколько требуется для того, чтобы эти прозаичные объекты каждодневного использования выполняли свои утилитарные функции. Но не в Нью-Йорке. Проект начался как международный конкурс на перестройку касс TKTS, исторически обеспечивавших ньюйоркцев дешевыми билетами на бродвейские шоу. Австралийский архитектор Чои Ропиа предложил воспользоваться сбоем в сетке городских улиц и переосмыслить треугольник, образовавшийся на пересечении Бродвея и Седьмой авеню, как театр под открытым небом.

Таймс-сквер действительно завораживает бегущими информационными строками, десятками светящихся рекламных щитов, театральных афиш и постоянным броуновским движением народных масс – в любое время дня и ночи. Таймс-сквер – это театр, и создание зрительного зала, из которого можно понаблюдать за «спектаклем» было решением, которое практически витало в воздухе, но талантливый архитектор смог его уловить и материализовать. Стеклянные ступени ярко-алого фирменного цвета TKTS поднимаются, образуя в самой высокой части навес над кассовым павильоном. Павильон и лестница – две независимые структуры, причем последняя полностью состоит из несущих стеклянных панелей. Ступени с LED-подсветкой к тому же еще и подогреваются теплом геотермальной станции, расположенной под павильоном. Простое оказывается на поверку сложным, но лаконичность и функциональность всегда требуют немного больше усилий, чем декоративная банальность.


Театр коллектива Signature Theatre Company в здании MiMA, 2012 г. Архитектор – Фрэнк Гери (Frank Gehry) и H3 Hardy Collaboration Architecture.

Адрес: 450 West 42nd St.

Драматический театр Signature Theatre Company – одна из самых современных театральных площадок Нью-Йорка – расположен в основании высотки MiMA (эта аббревиатура расшифровывается как Middle Manhattan) в районе Хеллс Китчен (Hell’s Kitchen). В новом театре три сцены, самая большая из которых вмещает 300 зрителей. Внутри залы отделаны наползающими друг на друга панелями из фанеры неправильной формы, с тем чтобы улучшить их акустические свойства. Фанера – основной отделочный материал помещений театра – при всей демократичности не выглядит дешево. По меркам Фрэнка Гери, проект получился визуально сдержанным и даже несколько академичным, но академичность – это не так уж и плохо, когда речь идет о репертуарном театре. Коллектив Signature Theatre Company известен тем, что ставит не отдельные спектакли различных драматургов, а представляет зрителям целый корпус работ того или иного автора в течение театрального сезона, чтобы донести авторское высказывание во всей полноте. При этом билеты на все спектакли продаются по единой цене в 25 долларов – чем не повод познакомиться поближе с американской драматургией и архитектурой?


Зал камерной музыки Alice Tully Hall, Линкольн-центр (Lincoln Center for Performing Arts), 2009 г. Архитектура – Diller Scofidio + Renfro.

Адрес: 1941 Broadway.

Центр искусств Линкольн-центр (Lincoln Center) на Верхнем Вест-Сайде знаком всякому любителю музыки в первую очередь потому, что среди прочего является домом Метрополитан оперы, театра балета и филармонии. Но если музыкальные события мирового масштаба здесь происходят чуть ли не каждый день, то никаких откровений по части архитектуры и дизайна от Линкольн-центра никто не ждет: модернизм 60-х, казавшийся таким актуальным полвека назад, уже изрядно пообносился. Тем неожиданнее оказался результат реконструкции части здания музыкальной академии Джуллиард (The Julliard School), выходящей фасадом на Бродвей и вмещающей в себя зал камерной музыки Элис Талли Холл (Alice Tully Hall).

Фантазия архитекторов обратила угол здания в нос многопалубного корабля, причем лобби «круизника» предстает перед прохожими во всей своей соблазнительной многомерности. Модный прием интегрирования интерьеров с уличной средой превращает все, что происходит в холле за стеклянными стенами, в своего рода перформанс. А если посмотреть внимательнее, то в стеклянном кубе на уровне второго этажа можно увидеть занятия танцевального класса. Самое удивительное, что глобального изменения внешнего вида здания удалось добиться, не затронув его оригинальные конструкции. Архитекторы из бюро Diller Scofidio + Renfro в шутку окрестили этот проект «архитектурой 18 дюймов» – именно такое расстояние разделяет несущий каркас и новую оболочку здания. Переход между старой и новой частью по фасаду 65-й улицы получился совершенно незаметным, что и немудрено: архитекторы настояли на покупке итальянского травертина из той же части карьера (замороженной последние 40 лет), в которой добывали камень для старого здания, построенного в 1969 году.

Генеральная линия: новая архитектура Хай-Лайна

Это Манхэттен с его яростными силуэтами. Отточенность формы служит здесь трамплином для чувства. Водные глади, железные дороги, самолеты, звезды и вертикальный город с его невообразимыми алмазами. В нем есть все, и все это – реальность.

Когда соборы были белыми.Ле Корбюзье

Вышло так, что городской парк Хай-Лайн, разбитый на месте бывшей надземной железной дороги, дал городу гораздо больше, чем несколько миль прогулочных дорожек. Пространство, продуманное с таким тщанием и любовью, висячий сад, разбитый вдоль заросших ковылями рельсов, показался мне в июне 2009 года концептом из студенческого проекта – трогательным, но нежизнеспособным, который развалится на куски, не в силах сопротивляться суровой реальности серых заплеванных улиц, гаражей и мясных складов. Но я ошиблась, и, пожалуй, ни один из моих несбывшихся прогнозов не радовал меня больше, чем этот. Мощное силовое поле этого визионерского проекта до неузнаваемости изменило район, через который протянулись воздушные пути парка Хай-Лайн.

Но на момент открытия парка выдающейся или просто интересной архитектуры в районе мясных складов, парковок для прицепов-холодильников и заброшенных пирсов было немного. Жилье в районе Митпэкинга и западного Челси было, мягко говоря, не особо престижным; большинство снимавших здесь квартиры делали это лишь по причине их дешевизны. Ни о каких высококлассных офисных зданиях не шло и речи; авторемонтные мастерские, склады временного хранения и пустующие участки земли казались для респектабельных клерков непривлекательным соседством. Исключение, пожалуй, составлял только The Maritime Hotel (архитектор – Альберт Леднер (Albert Ledner), 1960 г.) с окнами-иллюминаторами и интерьерами из сериала Mad Men.

Зато те провидцы, что купили в этих краях квартиру до 2003 года – по сигналу ли интуиции или по рекомендации сведущих людей, – сделали супервыгодное вложение, ведь в промежуток между 2003 и 2011 годом цена недвижимости вдоль Хай-Лайна выросла аж на 103 %, и тенденция продолжается. В последние годы в этом районе идет бешеный девелопмент: спустя 6 лет после открытия парка в 2009 году (что по меркам градостроительства не так уж и много) не хватит пальцев на обеих руках, чтобы пересчитать расцветшие вдоль него новые, интересные и необычные примеры современной архитектуры. У меня есть чисто эстетическое объяснение этого феномена: благодаря своему положению между небом и землей парк в первую очередь смог «сбить» перспективу и изменить угол зрения людей. Поднявшись на ходули опор Хай-Лайна, человек перестал касаться земли, сравнявшись ростом с трех-, четырех– и пятиэтажными зданиями. Когда дома стали человеку по плечо, многое тут же стало по плечу.

Сейчас Хай-Лайн – настоящая экскурсионная тропа, пройдя по которой, можно увидеть все самое интересное, что было построено в Нью-Йорке за последние годы, и даже заглянуть на десяток лет в будущее города: в конце, в районе от 30-й до 33-й улицы, эстакада Хай-Лайна делает петлю вокруг района Хадсон-Ярдс (Hudson Yards), который планируют отстроить поверх действующего депо метрополитена. Для этого над путями и поездами возведут специальную платформу, сопоставимую по площади с территорией всего исторического центра Бостона.

Расскажу вам о нескольких самых замечательных строениях вдоль воздушного парка, хотя уверена, что к моменту выхода этой книги точно появится пара-тройка интересных новинок, так что смотрите по сторонам и делайте новые открытия. Начнем по порядку: если взойти на Хай-Лайн через его нижний (южный) вход, то вашему взору откроется:


1. Музей американского искусства Уитни (Whitney Museum of American Art) – на пересечении Вашингтон и Гансеворт-стрит (Washington & Gansevoort St.). Архитектор Ренцо Пьяно (Renzo Piano), 2015 г.

Уитни – самое недавнее статусное приобретение Митпэкинга, которому все-таки удалось заполучить себе один из трех самых значительных музеев Нью-Йорка. Музей повернулся «задом» к водной глади Гудзона, а «передом», испещренным уступами, террасами и пожарными лестницами, – к улицам города, с которыми его роднит так много – от входа-трапа, вырастающего прямо из тротуара, до фасадов из эмалированной стали – любимого материала здешних мясников. С террас открываются лучшие виды на Хай-Лайн, поэтому, даже если вы не числите себя среди любителей искусства, в Уитни стоит сходить хотя бы ради крутых селфи.


2. Гостиница The Standard, 2009 г. Прямо по курсу – эстакада парка проходит между его опорами. Адрес: 848 Washington St. Архитектор Тод Шлиман (Todd Schliemann), бюро Ennead Architects.

Гостиницу The Standard, напоминающую «книжку» здания СЭВ в Москве, отельер Андрэ Балаш (André Balazs) выстроил, когда работы по превращению Хай-Лайна в парк только начались. Кажется, что двадцатиэтажный колосс на гигантских бетонных «ногах» перешагивает железную дорогу, направляясь к Гудзону. В архитектуре The Standard отразились две ипостаси города: мощь маскулинного, ничем не завуалированного бетона и свет, отражающийся в стеклянных фасадах и пробивающий здание насквозь. Другого отеля, который может похвастаться такими же видами на Гудзон, в Нью-Йорке просто нет. Если вы решите в нем остановиться, постарайтесь забронировать угловой номер со стороны реки, тогда в подарок вы получите шоу с ежевечерним закатом.

С участка Хай-Лайна, расположенного сразу после отеля The Standard, раньше можно было рассмотреть здание штаб-квартиры компании Diane Von Furstenberg (DVF Headquarters, 874 Washington St.) – перестроенное складское помещение XIX века с озелененной крышей и стеклянной надстройкой, напоминающее бриллиант неправильной формы. К сожалению, офисное здание, выросшее в его непосредственной близости, перекрыло вид на DVF Headquarters, попутно лишив вида несколько номеров нижних этажей The Standard. Грустно признавать, но изменения не всегда ведут к лучшему.

И еще: даже если вы не живете в отеле, поднимитесь на рюмочку в бар Top of the Standard Bar, и Гудзон с Нью-Йоркской бухтой – ваши. А в ресторане Standard Grill, помимо стейков, готовят отличные завтраки, так что лучшего места, чтобы подкрепиться перед прогулкой по парку пушистыми вафлями или фирменной овсянкой, даже искать не нужно.


3. Офисное здание по адресу 837 Washington Street, 2015 г. Архитектор – Моррис Аджми (Morris Adjmi).

Зато, если взглянуть от отеля The Standard на другую сторону Вашингтон-стрит (Washington St.), можно увидеть необычную витую башню, которая по своим пропорциям, строго говоря, башней не является, но благодаря сужающимся кверху и слегка развернутым по оси этажам напоминает пирамиду. Архитектурное бюро Морриса Аджми (Morris Adjmi) долго боролось с комитетом по охране памятников, который в итоге обязал застройщика снизить этажность здания вдвое, но результат кажется идеальным компромиссом между сохранением стилистического единства района и осовремениванием исторических зданий.

Эффект перекрученного фасада создается за счет использования экзоскелета из клепаных металлических балок (кстати, очень похожих на те, что использовались в свое время при строительстве Хай-Лайна), при этом внутренние стеклянные стены, если присмотреться, остались совершенно правильной формы, с углами под 90 градусов. Новая четырехэтажная часть надстроена над историческим двухэтажным зданием, что, на мой взгляд, еще более ценно, ведь органичная реконструкция здания – задача гораздо более непростая, чем строительство «с нуля». Для пущего колорита архитекторы оставили даже оригинальные рейлинги с крюками для мяса на первом этаже. Хотя не совсем понятно, зачем они нужны будущему арендатору – компании Samsung.


4. IAC Building – 2007 г. Архитектор – Фрэнк Гери (Frank Gehry). Адрес: 555 W 18th St.

Миновав The Standard и пройдя через коридор внутри здания The High Line building, перестроенного из бывшего завода по упаковке мяса, и через тоннель, ведущий сквозь Nabisco building (когда-то здесь был завод по производству легендарных печенек Oreo), пройдя мимо тупика железной дороги, комично упершегося в стену дома, и панорамного «амфитеатра» над 10-й Авеню, мы выходим к концу первого отрезка Хай-Лайна, с которого мог бы быть виден Гудзон, если бы не ангары спорткомплекса Челси Пирс (Chelsea Piers). Зато дальше по левую руку вы наверняка заметите белое опалесцирующее здание, напоминающее своими изгибами парусный фрегат.

Это здание IAC, принадлежащее корпорации Барри Диллера (Barry Diller) – мужа Дианы фон Фюрстенберг (Diane von Furstenberg) и одного из самых активных спонсоров проекта по развитию Хай-Лайна. Благодаря характерному облику здания у вас, возможно, даже появится версия по поводу его архитектора. И вы будете совершенно правы, если узнаете почерк Фрэнка Гери (Frank Gehry). Здание появилось здесь в 2007 году, став одним из первых современных офисных зданий в районе Челси и первым реализованным проектом Гери в Нью-Йорке.


5. Жилой дом 100 Eleventh Avenue – 2010 г. Архитектор – Жан Нувель (Jean Nouvel). Адрес: 100 Eleventh Ave.

Здание с мерцающими цветными окнами, притаившееся сразу за IAC building, конечно, лучше рассматривать с фасада, выходящего на шоссе West Side Highway, и предпочтительно на закате. Но раз уж его видно с Хай-Лайна, грех не упомянуть о том, что оно принадлежит авторству французского архитектора Жана Нувеля (Jean Nouvel) и называется просто по своему адресу – 100 Eleventh Avenue. Жилой дом с навесным фасадом, состоящим из сотен развернутых по оси стекол разного оттенка, по словам архитектора, был вдохновлен устройством глаза насекомого, но к Хай-Лайну дом повернулся спиной – точнее, фасадом из черного кирпича с окнами-бойницами.


6. 459 & 457 (Chelsea Modern) West 18th Street. Архитекторы – Della Valle + Bernheimer Design и Audrey Matlock, год постройки – 2009 и 2008, соответственно.

Посмотрев направо, вы увидите уходящую на восток 18-ю улицу. Третий дом от угла, с черно-белым фасадом, напоминающим геометричную трактовку знака «инь-ян», стоит, прижавшись к мерцающему синему зданию, образуя с ним единую композицию Удивительно то, что «инь-ян» появился на этом месте позже кондоминиума Chelsea Modern, но архитекторы из Della Valle + Bernheimer Design разрабатывали свой проект с учетом будущего соседства и озаботились тем, чтобы рельеф, геометрия и структура нового здания подружили его с соседом.

Дальше можете смело шагать до 23-й улицы, наслаждаясь речным бризом, если, конечно, вы не совершаете эту прогулку зимой – тогда это уже будет не бриз, а пробирающий до костей влажный ветер, от которого хочется побыстрее укрыться в кафе. В таком случае спуститесь по ближайшей к вам лестнице на землю в районе 21-й улицы, перейдите 10-ю Авеню и заскочите в неоготическое здание из красного кирпича под вывеску High Line Hotel. Пройдя через безупречно декорированное лобби, вы увидите маленький кофейный бар, в котором варят кофе из зерен Intelligentsia coffee, а летом готовят чудесный лимонад из каркаде. Согрелись – или остудились? Пойдемте дальше.

На 23-й улице нас поджидают аж два здания, на которые можно долго дивиться, запрокинув голову – благо, что они стоят практически вплотную к Хай-Лайну.


7. Жилой дом HL23, 2008 г. Архитектор – Нил Денари (Neil Denari). Адрес: 515–517 West 23rd St.

Пройти мимо стального фасада здания, разрастающегося в объеме по мере стремления вверх, просто невозможно. Автор проекта, архитектор Нил Денари (Neil Denari), как говорится, был давно широко известен в узких кругах. Ректор Института архитектуры Южной Калифорнии, Денари был уважаем как теоретик, но до HL23 не построил ни одного отдельностоящего здания. Мускулистое строение из стекла и стали явно хочет быть замеченным и, сделав грудь колесом, расширяется вверху на целых 40 % по сравнению с площадью своего пятна застройки. Стальные панели восточного фасада напоминают изгибами детали гоночного автомобиля, а металлические балки будят ассоциации с вантовыми мостами Нью-Йорка – во всем облике HL23 сквозит индустриальная мощь, воспетая американским ар-деко. Успех проекта среди критиков и ньюйоркцев вряд ли можно объяснить удачей новичка: Денали удался тот же фокус, что и ребятам из Della Valle + Bernheimer Design, которые, вместо того чтобы утверждать уникальность своего эстетического видения, мастерски вписали свой оригинальный дизайн в существующую застройку. Если пройти мимо HL23 и обернуться на его северный фасад, можно увидеть рядом с ним если не брата, то по крайней мере кузена – который, несмотря на схожие черты, был спроектирован раньше и совершенно другим архитектором.


8. Жилой дом по адресу 245 Tenth Ave-nue, 2007–2011 г. Архитекторы – Della Valle Bernheimer.

Иногда хорошего проекта и отличного расположения недостаточно, чтобы у дома была хорошая судьба. Банковский кризис 2008 года привел девелоперов на грань банкротства, и практически законченный дом несколько лет стоял незанятым. Его даже прозвали «призраком Хай-Лайна». А идя по парку, не обратить внимание на этот дом решительно невозможно: из металлического глянцевого бока дома ровно на уровне пешеходной тропы Хай-Лайна выступает огромная терраса. На ней есть все, что нужно для приятного отдыха – скамейки, растения в кадках, есть даже газовый гриль. Единственное, чего там нет, – это людей, потому что квартиру, которой принадлежит эта терраса, уже который год не удается продать.

Да, чтобы жить окнами на Хай-Лайн, надо иметь особый склад характера. Если ночью подсвеченный парк выглядит как пустынная проселочная дорога, поросшая полевыми цветами, то днем под вашими окнами ходят толпы народа, искренне считающие вас частью пейзажа (а может, и животным, обитающим в вольере человеческого зоопарка). Но жители окрестных домов научились в основном не обращать внимания на зевак и жить своей жизнью – хоть и не без некоторой доли эксгибиционизма, ведь Хай-Лайн – это своего рода livecam жизни его обитателей, только трансляция ведется не через Интернет, а через тысячи глаз проходящих по нему людей.

Часть 2

Люди

Воображаемый

Нью-Йорк

Лицо Америки в Нью-Йорке – отсутствие общего лица. Крах при любой попытке обобщения.

Василий Аксенов,«В поисках грустного бэби»

У тех, кто оказался в Нью-Йорке впервые, обязательно случаются приступы дежавю – навязчивые состояния, когда кажется, что ты здесь определенно уже бывал: помнишь эту беседку в Центральном парке, гирлянду Бруклинского моста, запах нью-йоркской подземки… Кто-то предполагает, что видел все это в прошлой жизни, другие подозревают у себя помутнение рассудка. Если такое случится и с вами, не переживайте, это нормально. С головой у вас все в порядке, хотя насчет событий прошлой жизни с уверенностью утверждать не берусь.

Дело в том, что Нью-Йорк живет в коллективном разуме человечества как параллельная, но до мелочей знакомая реальность, просачивающаяся по каплям в нашу обыденную жизнь с киноэкранов, из наушников и книг. Вместе с героями фильмов и романов мы, сами того не подозревая, топчем манхэттенские мостовые, записывая на роговицу глаза силуэты его небоскребов. Из тысячи оттенков мы способны узнать бирюзу коробочки Тиффани, цыплячье-желтый цвет нью-йоркского такси и замшелую бронзу статуи Свободы. Пар, вырывающийся из тепломагистрали в Черемушках, моментально переносит нас в дождливый вечер из фильма «Охотники за привидениями», а все, кто видел финал «Кинг-Конга», могут с закрытыми глазами нарисовать шпиль Импайр Стейт Билдинг. Мы генерируем фальшивые воспоминания о вкусе соленых калачей с тележек уличных торговцев, наши уши помнят гулкий звук шагов в залах музея Метрополитан, мы точно знаем, что на этих тротуарах лучше сторониться вентиляционных решеток, чтобы не получилось, как с платьем у Мэрилин Монро, а ловить такси нужно лихим посвистом, как делала Холли Голайтли. У каждого из нас есть свои нью-йоркские альтер эго, живущие в городе нашей мечты.

В нашем воображаемом Нью-Йорке есть районы, одноименные районам Нью-Йорка реального, и нам порою кажется, что мы знаем о них все. Каков же он, Нью-Йорк из наших проекций? В нем есть Гарлем – район опасный и по преимуществу черный, Квинс – сборище эмигрантов всех мастей, есть Челси – целые кварталы сомнительных клубов и арт-галерей, есть Бронкс – синоним наркотиков и преступности, Брайтон – маленькая Одесса 85-го года, Бруклин – район для тех, кто не может позволить себе квартиру на Манхэттене, Верхний Ист-Сайд – царство роскошных магазинов и не менее роскошных музеев, Вест-Сайд – про него что-то пели в мюзикле «Вестсайдская история», есть Уолл-Стрит – там деньги делают деньги, ну и Центральный парк – полулес, в котором бегает по утрам Шарлотта из «Секса в большом городе». А дальше – темные воды нью-йоркской гавани с маячащими на горизонте очертаниями Европы.

Если говорить начистоту, то некоторые из этих стереотипов в известной степени верны. В конце концов, родились они не на пустом месте, да и сами жители Нью-Йорка в каком-то смысле их культивируют, чтобы было легче ориентироваться в бурном море своего родного мегаполиса.

Манхэттенцы и вправду совершенно особое племя. Одна половина манхэттенцев считает, что мир вращается вокруг их острова, а другая половина уверена в том, что за пределами их острова жизни и вовсе нет. «Да, Статен-Айленд тоже считается частью Нью-Йорка, но кем считается? Только самими жителями Статен-Айленда». Манхэттенцы никогда ничему не удивляются. Ковбой в трусах, играющий на гитаре посреди Таймс-сквер? Ловушка для туристов. Полный вагон людей без штанов? Это же флэшмоб The Pantless Ride, пора бы уже знать. Крысы размером с кошку? Да я и побольше видел! Аренда однокомнатной квартиры по цене подержанного автомобиля? Это реальность, детка.

Что в адресе тебе моем

В Нью-Йорке тебя в большой мере определяет район, в котором ты живешь, особенно если ты снимаешь жилье – а это делают практически все. Zipcode envy («зависть к почтовому индексу») – весьма манхэттенское по своей сути явление. Индекс мечты – 10021, присвоенный пятачку на Верхнем Ист-Сайде, так же желанен, как известный по подростковому сериалу почтовый индекс Беверли-Хиллс – 90210. То же самое с префиксами телефонных номеров: для многих жителей Манхэттена «212» в начале телефонного номера символизирует принадлежность к «старому» Нью-Йорку, которого больше нет: номера с этим кодом закончились еще много лет назад, поэтому владельцы ими чрезвычайно дорожат. С некоторых пор при переходе к другому оператору или при переезде в другой штат телефонный номер можно оставить за собой, и я знаю одного экс-ньюйоркца, живущего ныне в Калифорнии, который оставил себе свой номер на «212» как талисман. Для поколения, которое давно перестало пользоваться стационарными телефонами, самым желанным кажется префикс «917» – более престижный, чем всякие «646» и «918».

Если попросить ньюйоркца рассказать, кто в каком районе живет, вы такого наслушаетесь! Вам наверняка поведают, что обитатели Сохо и Трайбеки – разбогатевшие хиппи с пропиской в спортзале и вечным стаканом шпинатного смузи в руке; что финансисты с Уолл-стрит – замученные работой «американские психопаты» в дорогих костюмах; что жители бруклинского Вильямсбурга – или хасиды, пребывающие во внутренней религиозной эмиграции, или хипстеры, которых на Манхэттен тоже пряником не заманишь. А еще вам, разумеется, расскажут, что Нижний Ист-Сайд населяют сплошь безбашенные студенты NYU – нищеброды и греховодники, что жилье в Челси могут позволить себе либо молодящиеся финансисты, либо детишки богатых родителей – для остальных тут слишком дорого и модно, что в Лонг-Айленд-сити живут молодые и неженатые – у них солидные работы в Мидтауне, но ребят, торгующих травкой у метро, они знают по именам. И так далее, пока не кончатся районы и райончики.

Стереотипы нью-йоркского восприятия действительности зиждятся на том факте, что ньюйоркцы, как и 200 лет назад, мыслят категориями neighborhoods – исторически сложившихся компактных районов, объединенных историей, архитектурой и общим культурным контекстом. По большому счету, neighborhood – это деревня, и еще сто лет назад жители нью-йоркских «деревень» знали друг друга по именам. Да, жизнь меняется, и вместе с ней меняется облик нью-йоркских районов, но коренные ньюйоркцы пытаются сохранить некий общинный дух: приятельствуют с владельцами местных магазинчиков, дарят консьержам подарки на Новый год, знают по именам детей и собак своих соседей – словом, цепляются за последние крохи старого Нью-Йорка – уходящей натуры, которую того и гляди вычеркнет из коллективной памяти очередная волна урбанизации и глобализации.

Джентрификация – тренд на усреднение

Для Нью-Йорка последние 15 лет ознаменовались усилением так называемой «джентрификации» – за неимением лучшего перевода, этот феномен можно назвать «обуржуазиванием». Проще говоря, это процесс превращения районов, в которые лучше было не соваться, в районы, куда лучше не соваться без загодя забронированного столика в супермодном ресторане. Процесс джентрификации лучше всего иллюстрируется ростом цен на аренду жилья: так, снять квартиру в Гарлеме теперь стоит на 90 % дороже, чем в 2000 году, а в районе Бедфорд-Стайвесент в Бруклине – более чем на 60 %. То же самое касается и цен на гостиницы: если раньше людям и в голову не приходило забронировать отель в Квинсе, то сейчас все варианты в пределах пяти остановок от Манхэттена кажутся очень даже ничего. За последние годы цены на проживание в гостиницах выросли в разы, и если бы не такие сервисы, как airbnb, многим путешественникам было бы проблематично найти себе на Манхэттене угол дешевле 250 долларов за ночь. А всего десять лет назад в Нью-Йорке существовали реликтовые гостиницы с олдскульным менеджментом, которые нельзя было забронировать через Интернет и чьи телефоны передавались друг другу под страшным секретом, потому что номер за 50 долларов – это такая удача, в которую не веришь, пока не заселишься – в комнату с видом на кирпичную стену и одним душем на весь коридор.

Феномен джентрификации как таковой обусловлен постоянным и неуклонным ростом спроса на жилье в Нью-Йорке. «Нерезиновый» город вынужден изыскивать внутренние ресурсы, и девелоперы подаются туда, где, простите за неполиткорректность, «не ступала нога белого человека». В сферу их внимания постепенно втягивается криминальный Южный Бронкс; недавно под бульдозерами пал квартал граффити 5Pointz в Квинсе – на его месте скоро построят очередной жилой небоскреб, который, и глазом не успеешь моргнуть, наполнится жильцами. Рвение девелоперов не распространяется только на районы субсидированного жилья – так называемые «проджекты». Своим существованием они обязаны программе, начатой городом еще много лет назад: в рамках ее на Манхэттене были построены целые кварталы довольно базового и недорогого жилья, которые никуда не денутся в ближайшем будущем, как никуда не денутся люди, нуждающиеся в поддержке государства.

Некоторые активисты сетуют на то, что джентрификация стирает особую идентичность и культурное лицо районов, превращая их в усредненную мечту представителя среднего класса. Другие же считают, что вместе с общим повышением благосостояния районов повышается качество доступного образования и снижается преступность. Джентрификация вкупе с усилиями администраций мэров Джуллиани и Блумберга и впрямь принесла покой многим тысячам горожан. Было время, когда ньюйоркцы настоятельно советовали «новичкам» носить в кармане двадцатидолларовую бумажку на случай, если на них нападут в темном переулке: в середине 90-х именно столько стоила доза крэка, поэтому при виде денег у грабителей – а ими чаще всего были наркоманы – отпадало желание продолжать конфротнацию, и они быстро смывались с предложенной суммой. Такая тактика спасла жизнь и сохранила здоровье многим, но известны случаи, когда попытки постоять за себя оканчивались очень плачевно.

Нынче, слава богу и двум последним мэрам, все не так. Глубоким вечером на улицах Нью-Йорка можно запросто встретить мамаш, прогуливающих в колясках своих неугомонных чад; в полупустом вагоне поезда линии J под утро так же безопасно, как днем на Пятой Авеню; если погода располагает к прогулке, пожилые ньюйоркцы идут парами через Центральный парк домой после спектакля в Метрополитан опера – а они часто заканчиваются глубоко за полночь.

Квартирный вопрос

Еще один лелеемый самими ньюйоркцами стереотип – это вечно спешащий взвинченный горожанин. Да, в переходах метро и на оживленных улицах лучше идти быстро и не создавать толпу, но на лужайке Центрального парка солнечным днем никто никуда не спешит: самые неугомонные играют в catch – попросту перебрасываются бейсбольным мячом и ловят его мягкой перчаткой, остальные сидят или лежат на травке, не обнаруживая признаков нервозности или особого беспокойства о будущем. Хотя, может статься, они предпочитают простор парка собственной квартире площадью в 20 квадратных метров, где можно упереться руками в стены. Ведь и роскошные нью-йоркские апартаменты, как те, в которых живут герои сериала Friends, и холостяцкая квартира Зайнфельда на Верхнем Вест-Сайде – все это не более чем выдумка сценаристов. Сходите в гости к счастливому обладателю «двушки» – в нью-йоркском контексте это квартира с одной спальней и гостиной, чаще всего совмещенной с кухней, – и слово «минимализм» наполнится новым смыслом: для среднестатистического ньюйоркца покупка новой сковородки автоматически означает вынос на помойку старой, а ячейка на складе индивидуального хранения не роскошь, а единственная возможность убрать на зиму куртку и сапоги.

Помните квартиру Кэрри из «Секса в Большом Городе» – в браунстоуне на Верхнем Ист-Сайде, с гардеробной, вмещавшей все ее немыслимые наряды? Так вот, по легенде, она снимала ее за жалкие 700 долларов в месяц. Такую несусветно низкую цену по сценарию объяснял тот факт, что квартира была из редкой породы rent-controlled apartments – то есть квартир с регламентированной арендной платой. О них стоит рассказать подробнее: rent-controlled lease – голубая мечта любого ньюйоркца. Эти квартиры редки, как голубые марлины, и составляют лишь 2 % от всей нью-йоркской недвижимости. Арендная плата в таких квартирах регулируется по договору найма, заключенному десятки лет назад (точнее, до 1971 года), и ее рост не может превышать оговоренного в нем процента, который давно не соответствует среднерыночному росту арендной платы в Нью-Йорке. Главное условие сохранения такого статуса квартиры – ее непрерывная аренда одной и той же семьей, которая, соответственно, должна была заключить договор найма более 40 лет назад. То есть квартира из «Секса в большом городе» могла достаться Керри только от родственника, с которым она прожила минимум два года до его смерти. Жаль, что история ее самоотверженного ухода за больной бабушкой не вошла в фильм, но других вариантов у героини не было. В качестве курьеза добавлю, что фасад дома Керри Брэдшоу из сериала принадлежал и вовсе другому дому – на Perry St., в Вест-Виллидже, который был позднее продан за 10 миллионов долларов. На его ступеньках по-прежнему фотографируются туристы, чем безумно злят его нынешних владельцев, но что взять с помешанных на знаменитостях туристов?

Взаимоуважение – добровольно-принудительное

Кстати, это момент, который выдает «не-ньюйоркца» за версту: у жителей Нью-Йорка категорически не принято обращать чрезмерное внимание на знаменитостей – а их тут, поверьте мне, пруд пруди. Та же самая Сара Джессика Паркер живет себе тихо с семьей в Вест-Виллидже, ходит по улице без охраны, сама забирает старшего сына из школы и вообще никак не педалирует свой статус. Мэгги и Джейк Джилленхол уютно обедают в веганском кафе, не думая о том, что все прохожие узнают их – никаких огромных шляп и черных очков, ведь все вокруг свои. Вуди Аллен несколько раз попадался мне на Третьей авеню под руку с женой и с багетом в авоське, а один раз мой тогда еще шестилетний сын чуть не сбил его с ног в Центральном парке, погнавшись за убежавшим мячиком. «Sorry, sir!» – «It’s ok» – и инцидент был исчерпан. В общем, если в «Старбаксе» перед вами в очереди стоит человек, как две капли воды похожий на Сэмьюэла Джексона, вы никогда не узнаете, он это или не он, потому что реакция окружающих будет одинаковой в обоих случаях – то есть реакции не будет вообще. С одной стороны, это иллюстрация той самой способности ньюйоркцев ничему не удивляться, с другой – уважение к частной жизни соседей, не важно, кто они по статусу и по профессии. К папарацци это правило, само собой, не относится, но даже у дома Мадонны на 80-й улице я, признаться, никогда не видела толп хищных фотографов, что в том же Лос-Анджелесе отнюдь не редкость.

Несмотря на кажущуюся резкость и чрезмерную деловитость, ньюйоркцы стараются уважать друг друга, и это в первую очередь выражается в соблюдении формальностей и правил, которые мало-помалу формируют поле взаимной приязни. Так, входя в автобус через переднюю дверь (особенно если это большой автобус-экспресс), все пассажиры как один здороваются с водителем, получая в ответ дежурное «Hello sir/madam!»; в том же самом автобусе не принято говорить по мобильному телефону, и если кто-то, не дай бог, не ограничится парой фраз и начнет обстоятельно беседовать, он будет моментально «зашикан» другими пассажирами, потому что правила есть правила.

С недавнего времени в парках и на пляжах Нью-Йорка запретили курить – само собой, не все встретили эту новость с энтузиазмом, но даже заядлые курильщики не станут нарываться на скандал и потушат сигарету при входе в парк – из уважения к правилам и своим братьям-ньюйоркцам. Когда это правило только входило в обиход, я несколько раз становилась свидетелем его демонстративно вежливого разъяснения иностранцам, которые по привычки фланировали по аллеям с сигареткой в руках. Причем разъяснениями занимались обычные прохожие, которые неделей раньше бы и глазом не моргнули – потому что неделю назад такого запрета не было, а теперь – есть.

Даже в отношении к домашним питомцам чувствуется элементарное уважение их желаний: за все те годы, что я прожила в Нью-Йорке, я не видела, чтобы хозяин поторапливал собаку, увлекшуюся обнюхиванием куста, или, не дай бог, тащил ее на поводке. «Собака – тоже человек, время прогулки – ее время, а я всего лишь сопровождающий», – читается в поведении нью-йоркских собачников.

Про общение с детьми в общественных местах я даже не стану распространяться и только скажу, что нам бы стоило многому поучиться у нью-йоркских мам и нянь. Нью-йоркские родители пытаются найти общий язык даже с самым капризным и взбалмошным ребенком; сами языковые формы, используемые в общении с детьми, демонстрируют, что у ребенка всегда остается выбор – по крайней мере, у него есть возможность отказаться от предложенного взрослым варианта: «Why don’t you…» «I suggest you…» «How about you…» (Почему бы тебе не…, Я предлагаю тебе…, Как насчет того, чтобы…). Главное, по мнению родителей и педагогов, обеспечить ребенку безопасность: надеть на него шлем, если он катается на самокате или велосипеде, и не приводить на площадку для детей более старшего возраста, а дальше будь как будет. Может лизать перила, съезжать с горки вниз головой, насыпать песок себе в штаны – главное, чтобы ему было весело – «kids should have fun».

Fun – краеугольный камень воспитания

Понятие «fun» вообще ключевое в воспитании молодого поколения в США. Те, кто был воспитан в спартанских традициях советских школ и детских садов, не понимают, как можно превращать все – от учебы до спорта – в цирк и балаган. Нас учили, что веселье и труд находятся на двух противоположных концах этического спектра. «Делу – время, потехе – час». Преодоление себя и лишения – вот достойный путь. Ответом на любые попытки «фана» было строгое лицо учительницы: «Вам бы все хиханьки да хаханьки!»; ну а когда американская мама встречает ребенка после тренировки, она не спрашивает «ну и кто выиграл?», «а ты сколько забил?»; она спрашивает: «Did you have fun?» («Тебе было весело?»)

О криках и шлепках – по крайней мере в публичном месте – речи вообще не идет. Хотя не все сторонники «традиционных» методов воспитания принимают такой стиль общения с детьми на ура. Моя маникюрша мексиканского происхождения как-то раз рассказала мне историю своей подруги: заработав энную сумму денег, подруга вызвала к себе в Нью-Йорк из Мексики дочь, которая жила в ту пору с бабушкой. Девочка пошла в американскую школу и, судя по всему, с радостью переняла свободную манеру общения с родителями, свойственную ее одноклассникам. И когда мама в один прекрасный день отвесила дочери оплеуху за какую-то провинность, та недолго думая позвонила в полицию и пожаловалась на мать. После предупреждения со стороны полицейских и службы опеки мать предпочла отправить дочь от греха подальше обратно в Мексику – она оказалась не готова поступиться «патриархальными» методами воспитания, а к домашнему насилию здесь относятся очень сурово.

Вы бы видели лицо воспитательницы, когда я привела сына в сад с кровоподтеком на пол-лица! Она поинтересовалась, что произошло, и ее вопрос не был простой формальностью. Она жаждала моих подробных объяснений. Мне пришлось в деталях поведать о том, как накануне вечером на бедного ребенка обрушилась книжная полка, на которую он решил забраться, как на гору. Заверив воспитательницу, что синяки поверхностные и сотрясения нет, я пообещала закрепить полку понадежнее, чтобы подобное не повторилось. Сын стоял рядом и солнечно улыбался – к сожалению, тогда он еще не говорил по-английски, иначе, я думаю, воспитательница попросила бы его представить свою версию произошедшего. Не знаю, как вас, а меня такое отношение не раздражает, а скорее радует. И полку мы, кстати, закрепили после этого случая так, что ее теперь можно повалить лишь вместе со стеной.

Что такое хорошо, или Doing the right thing

Как бы то ни было, люди, с малых лет сознающие, что у них есть выбор, вырастают, как правило, неплохими людьми. Вопреки распространенному мнению, жителей «города желтого дьявола» интересуют не только деньги, но и этический аспект своего существования. Делание благих дел или осознание того, что ты делаешь что-то хорошее, американцы обозначают емкой фразой «doing the right thing». Так вот, для ньюйоркцев doing the right thing – не пустой звук. Многочисленные волонтерские организации не испытывают недостатка в кандидатах: пенсионеры помогают поддерживать порядок в городских садах и парках, хозяева кафе и продовольственных магазинов традиционно жертвуют нераспроданный за день хлеб и другие продукты малоимущим, старшеклассники в свободное время дополнительно занимаются с младшими школьниками, состоятельные дамы безвозмездно сдают свои вещи в специализированные thrift stores (комиссионные магазины), чтобы вырученные с их продажи деньги пошли на нужды больниц и домов престарелых, а простые люди относят ненужную одежду в специальные контейнеры, из которых она попадает нуждающимся и бездомным. Осознание того, что ты трудишься не только ради себя и своей семьи, но и «отдаешь долги обществу» (по-английски это так и звучит – «giving back») греет многих ньюйоркцев, независимо от их возраста, вероисповедания и уровня достатка.

Во времена стихийных бедствий или чрезвычайных ситуаций ньюйоркцы и вовсе проявляют редкое великодушие и ответственность за ближних: из подобных событий, произошедших на моих глаза, мне особенно запомнился ураган «Сэнди» 2012 года. Когда весь нижний Манхэттен был затоплен и на несколько дней обесточен, люди организовывали патрули и обходили квартирам многоэтажек, чтобы удостовериться, что в них не остались без связи и поддержки старики или люди с ограниченной мобильностью, носили им по лестницам питьевую воду и продукты на 20–30-й этаж; в магазинах организовывались пункты зарядки мобильных телефонов от генераторов – причем не по приказу сверху, а по инициативе владельцев; во время перебоев с бензином люди кооперировались в группы и делили личный транспорт. Отношения к испытаниям как к общей проблеме, наверное, идет от осознания себя частью neighborhood – сообщества соседей, которые должны дорожить друг другом и заботиться о своих. И это сознание по-прежнему живо в жителях одного из самых крупных мегаполисов планеты; ньюйоркцы умеют одновременно чувствовать себя частью огромного целого и мыслить локально – в терминах квартала, улицы, церковного прихода или клуба болельщиков местной команды. Эта способность чудесна сама по себе, но с чисто практической точки зрения она помогает ньюйоркцам расцветать и крепнуть в не самом простом для выживания городе мира.

Те, кто «понаехали», против тех, что «понаоставались»

Местных жителей у нас считают чем-то вроде иностранцев. Если мы слышим английскую речь, то настораживаемся. В таких случаях мы убедительно просим: – Говорите по-русски!

В результате отдельные местные жители заговорили по-нашему. Китаец из закусочной приветствует меня: – Доброе утро, Солженицын!

Сергей Довлатов. Иностранка

Я неплохо говорю по-английски, поэтому в магазинах и ресторанах меня перестали вычислять как иностранку довольно давно. Да и разговоров-то особых там вести не приходится: «I’ll have a small latte and a scone», «Skip the bag, please», «Have a good one!»… – дежурный обмен любезностями, пожелания хорошего дня, вовремя сказанные «спасибо» и «пожалуйста». Вот и все, что нужно, чтобы сойти в Нью-Йорке за своего. Тем парадоксальнее мне казался интерес к моей персоне нью-йоркских таксистов. Всякий раз, как только я погружалась на заднее сидение желтого кэба и называла нужный адрес, через пластиковую перегородку с окошечком слышалось: «Where are you from?» Я даже немножко расстраивалась: миссия провалена, шпион раскрыт. Что меня выдает? Выражение лица? «Все русские выглядят слишком мрачными. You are so… Dostoevsky!» – как однажды выразилась моя американская знакомая. О’кей, будем следить за лицом, никакого Достоевского, только Барбара Картленд. Опять мимо! «Where are you from?» – слышу я с переднего сиденья от увенчанного чалмой таксиста-индуса. Если не лицо, то что, мучалась я? И никак не могла найти ответа.

Но ответ пришел сам собой: как-то раз, выйдя из оперы после спектакля, мы с подругой сели в такси и отправились через парк на Ист-Сайд. Подруга моя – уроженка Айовы, сейчас живет в Калифорнии. Общеамериканское открытое лицо, белозубая улыбка, никакого акцента, непринужденный смол-ток – и опять проклятый вопрос: «Where are you guys from?» Тут я, надо сказать, немного позлорадствовала: не угадал, парень! Значит, и у таксистов бывают проколы. Но моя солнечная калифорнийка вместо того, чтобы прояснить недоразумение, стала подробно рассказывать кэбмену, откуда конкретно из Калифорнии приехала, каковы ее планы в Нью-Йорке, заодно упомянула, что когда-то, еще в 70-х, училась в Колумбийском университете и жила в студенческом общежитии на Морнингсайд Хайтс. Водитель оживился, стал рассказывать ей, как непросто нынче купить жетон таксиста, не то что в 70-е, когда он только начинал, – в общем, все остались довольны друг другом, и доллар сверху увенчал взаимную симпатию.

После этого случая до меня дошла очень простая вещь; она лежала на поверхности, но была недоступна моему пониманию в силу комплекса «понаехавшей»: в Нью-Йорк все по определению откуда-то приехали. «Приезжий» для ньюйоркца не является синонимом «чужака». Не стоит тратить силы, доказывая, что ты свой. Спрашивают, откуда приехал? Не удивляйтесь, это всего лишь способ продемонстрировать дружелюбие, можно сказать, часть предоставляемого пакета услуг. Признавайтесь: я из России… ну или откуда бы вы ни приехали. Конечно, есть риск выслушать весь заготовленный на такой случай набор: vodka, balalaika, matrioshka, Putin… – или Nikita Khrushchev, если таксист принадлежит к поколению, запомнившему его историческую речь на Генассамблее ООН, в которой советский лидер пообещал американцем познакомить их с «матерью Кузьмы». Возможно, придется провести небольшой географический ликбез и объяснить, что Россия – это чуть правее Польши и чуть выше Китая. Или вам повезет больше, и вы выслушаете историю про то, как ваш водитель, будучи родом из Камеруна, когда-то, прежде чем эмигрировать в США, учился в Егорьевском летном училище – был со мной однажды и такой случай. Если вы не настроены на разговоры, фраза «Sorry, I don’t speak English», произнесенная с улыбкой, снимет все вопросы.

Что же касается акцента, то у всех, кто говорит на английском, так или иначе есть какой-то акцент: дело в том, что под акцентом в Америке подразумеваются любые особенности произношения. Натренированное нью-йоркское ухо различает даже «акцент» жителей Нью-Джерси, живущих через реку ровно напротив Манхэттена, не говоря уж о напевном, ласкающем слух выговоре южан. С другой стороны, акцентом принято называть и рубленный славянский английский (вспомните русских мафиози из голливудских фильмов), и густой индийский, и даже самый что ни на есть стандартный британский. Так что своего «акцента» – каким бы он ни был – стесняться не стоит.

Любая попытка говорить по-английски рассматривается обычными американцами как акт великодушный, заслуживающий всяческого поощрения. К сожалению, факт остается фактом: не так много американцев владеют иностранными языками, а если и владеют, то это чаще всего испанский или какой-то другой, на котором говорили у них дома. Поэтому, даже если вы говорите на школьном английском, ловко жонглируя десятком кстати всплывших в памяти слов из «топика» про путешествия – даже в этом случае вы наберете массу очков в свою пользу. Вас непременно поймут или как минимум попытаются понять.

Кстати, о таксистах: в Нью-Йорке лишь 8 процентов из тех, кто крутит баранку, родились в США. Среди водителей больше всего индусов и пакистанцев, за ними следуют выходцы из Африки и с Кариб. А сорок лет назад все было абсолютно иначе. Стереотипический нью-йоркский таксист 70–80-х – подрабатывающий студент, начинающий актер, который «бомбит» между кастингами, непризнанный писатель – словом, набор типажей из комедий Вуди Аллена. Но если раньше водители получали процент от выручки, то сейчас система в корне изменилась: водитель платит за дни аренды машины хозяину таксомоторного парка, поэтому, чтобы остаться в плюсе, ему приходится работать минимум 10–12 часов в день. Какие уж тут кастинги и учеба. Мало-помалу коренные ньюйоркцы среди таксистов стали музейной редкостью. Однажды, когда мне посчастливилось ехать в компании одного из них, он рассказал мне не очень политкорректный, но очень жизненный анекдот: «Стою я, – говорит – как-то раз на светофоре на Мэдисон-авеню, поворачиваю голову и вижу: в соседнем такси сидит водитель – белый мужчина лет под 60, ну прям как я! Мы оба так расхохотались! И теперь я всем своим пассажирам рассказываю, что в Нью-Йорке, кроме меня, есть еще один белый таксист, и я однажды видел его собственными глазами».

Город, в котором каждый чувствует себя своим среди чужих

Одно можно сказать определенно: о демографии Нью-Йорка нельзя судить по уличным прохожим. В погожий день на Манхэттене половина людей – туристы, говорящие на всех языках мира. Если вести речь о тех, кто считает Нью-Йорк своим домом, то, по данным последней переписи населения, из 8,5 миллиона 44,6 % – белые, 25,1 % – чернокожие, 27,5 % – латиноамериканцы, 1,8 % – азиаты. Пусть вас не смущает то, что в сумме выходит больше ста процентов: дело в том, что в анкете переписи 2010 года респонденты могли отметиться в более чем одной расовой категории, отсюда и статистический казус.

Интереснее другое: перепись показала, что 36 процентов ньюйоркцев родились за пределами США, – и это по сравнению с 13 % в среднем по стране. Кто-то из них приехал в Америку в детском возрасте, кто-то – совсем недавно. Одни сохраняют свою национальную идентичность, другие полностью ассимилировались и перестали ассоциировать себя с исторической родиной. Латиноамериканские этнические сообщества, пожалуй, держатся за свои корни крепче других: дома говорят в основном по-испански, сохраняют приверженность национальной кухне, живут тесными сообществами и создают семьи в основном внутри этих сообществ.

Русскоязычные эмигранты поначалу вели довольно самодостаточное существование и предпочитали жить «поближе к своим» на Брайтоне, но дети и внуки эмигрантов 70–80-х практически полностью влились в американскую жизнь, и теперь иной раз лишь славянская фамилия выдает их корни.

Для чернокожих американцев идентичность – довольно больной вопрос. Еще десять лет назад казалось, что расовый вопрос в США решен окончательно и бесповоротно, что интересы чернокожего населения учтены на всех уровнях, а белые испытывают что-то вроде исторического раскаяния за годы политики притеснений афроамериканцев. Но в свете событий, вызванных убийством чернокожего юноши белым полицейским в городе Фергюссон, штат Миссури, все стало не так однозначно. Волна протестов привлекла внимание общественности к череде аналогичных случаев, к милитаризации полиции, к политике расового «профайлинга». Нью-Йорк эти события задели напрямую: 20 декабря 2014 года в Бруклине были расстреляны двое патрульных полицейских. Убийца, по собственному признанию, мстил за смерть юноши, убитого в Фергюссоне. По иронии судьбы один из полицейских был сыном китайских эмигрантов, другой – мексиканцем по происхождению; это лишний раз подтверждает то, что в нью-йоркском контексте оппозиция «белые» и «черные» выглядит довольно надуманно; этот город не шахматная доска, а многоцветная мозаика.

Любимой метафорой для описания отношений этнических групп в США многие годы был «плавильный котел» – все, что туда попадает, теряет индивидуальные черты и превращается в сплав; метафора, кстати, когда-то отражала реальность, ведь именно по такому принципу происходила интеграция в американское общество большинства новых эмигрантов на протяжении двух веков. Сейчас большей популярностью пользуется метафора «миски с салатом» – в салате можно легко различить отдельные ингредиенты, но, соединившись в одной миске, да еще и будучи заправлены общеамериканскими ценностями, этническое и культурное многообразие дает новый характерный вкус. Идея «миски с салатом» больше соответствует нынешнему духу политкорректности и лучше отражает реалии глобализации. Она даже в чем-то напоминает идею европейского мультикультурализма за одним исключением: пользуясь кулинарными метафорами, мильтукультурализм скорее напоминает мартини а-ля Джеймс Бонд – «перемешать, но не взбалтывать». Американцы же, при всем уважении к культурному наследию различных этнических групп, ратуют за бо́льшую степень интеграции в единое американское общество.

Если вам посчастливится остаться в Нью-Йорке подольше, вы собственными глазами убедитесь в том, что горожане практикуют уважительное, а местами даже восторженное отношение к традициям и культуре своих сограждан. Лучше всего это иллюстрируют празднования, к которым ньюйоркцы с удовольствием присоединяются независимо от собственных культурных афилиаций. Может быть, дело в пуританских корнях, заставляющих ньюйоркцев искать повод для хорошего праздника, потому что праздновать без повода вроде как не очень хорошо. Что мы имеем в итоге? Мексиканцы громко, на весь город, празднуют «5 мая» – Cinco de Mayo – в память о победе мексиканской армии над французами в битве при Пуэбла, и половина города идет вместе с ними пить текилу. День Святого Патрика, который празднуют каждый года 17 марта, давно вышел за рамки сугубо ирландского и превратился в день общенародных гуляний, когда даже те, у кого в роду не было ни одного ирландца, с удовольствием облачаются в зеленый и идут смотреть парад оркестров на Пятой авеню.

Китайский новый год, отмечаемый в Чайнатауне шествием огромных кукол-драконов, с 2015 года и вовсе объявлен официальным школьным выходным днем. Кроме него, в расписание будущего года мэр де Блазио добавил еще два выходных, чтобы дать возможность мусульманам отпраздновать Ид аль-Фитр (известный в России как Ураза-байрам) и Ид аль-Атху (Курбан-байрам, соответственно). На праздники Рош Ха-шана (еврейский Новый год) и Йом Кипур (Судный день) дети тоже не ходят в школу, в связи с чем озабоченные нововведениями родители опасаются, что скоро их детям придется ходить в школу вплоть до июля месяца, дабы отучиться предписанные законом штата 180 дней.

Кроме собственно эмиграции, рост населения Нью-Йорка обеспечивает постоянный приток внутренних мигрантов. Согласно опросам, Нью-Йорк стабильно входит в десятку городов США, в которых хотели бы жить большинство американцев. Учитывая то, что американцы на редкость мобильная нация, многие из них воплощают мечту в жизнь. Сменить место жительство ради работы для них настолько же естественно, как для россиянина из глубинки поехать учиться в областной центр. К тому же каждый год сотни университетов и колледжей по всей стране выпускают тысячи молодых профессионалов, многие из которых хотят попытать счастья в столице мира. Как пчелы из ульев, студенты «вылетают» из своих кампусов на манящий аромат успеха и славы. Лишь немногие оседают в Нью-Йорке навсегда; большинство, взрослея, понимают, что можно жить и за пределами Большого яблока, причем зачастую жить подчас более комфортно: не тратя сумасшедшие деньги на съемное жилье и самое необходимое, не испытывая карьерный прессинг, не засыпая и просыпаясь под вой пожарных сирен, не толкаясь каждое утро в переполненном метро, не отказываясь от собственной машины, потому что месяц аренды парковки здесь стоит как месяц аренды квартиры во Флориде… Список этих «не» можно продолжать бесконечно. Но для тех, кто подпадает под очарование этого города и решает здесь остаться, существует только одно «не»: для них невозможно «не» жить в Нью-Йорке.

Турист – заноза в пятке города

Настоящий ньюйоркец втайне уверен, что люди, которые живут в любом другом месте, должно быть, в каком-то смысле шутят.

Джон Апдайк

Если остановить на улице Нью-Йорка десять прохожих и спросить, что они думают про туристов, то как минимум пятеро из них ответят, что туристы – главный бич этого города, но при этом попутно выяснится, что оставшиеся пятеро, собственно, и есть туристы. Каким образом, спросите вы, всеобщая терпимость к иностранцам и носителям других культур, которое я расхваливаю чуть ли не в каждом абзаце, может сочетаться с таким пренебрежительным отношением к гостям города? Очень даже может. Представьте ситуацию: вы всей душой любите свою многочисленную родню, но стоило вам переехать в Нью-Йорк, как все – от троюродной тети до подруги бывшего мужа двоюродной сестры – повадились ездить к вам в гости; на смену одним приезжают другие, при этом все рассчитывают остановиться в вашей однушке. В коридоре – давка, в туалет очередь, в холодильнике все время пусто, а вы находитесь на грани помешательства. При плотности населения Манхэттена в 67 тысяч человек (!) на квадратный километр 56 миллионов гостей в год заставляют его сжиматься до размеров однокомнатной квартиры.

Видимо, поэтому многие американцы – особенно выходцы из южных штатов – искренне считают, что Нью-Йорк сплошь населен хамами и невежами. «Этот тип толкнул меня и даже не извинился! Спросил тут одну, как пройти на Таймс-сквер, – она что-то буркнула и убежала! Официанты вообще воображают себе невесть что… А пока я пытался поймать такси, у меня перед носом перехватили две машины…» – вот типичные жалобы тех, у кого с Нью-Йорком не заладилось. Местные, конечно, вежливо кивают, но про себя думают: «То, что такого растяпу, как ты, не обобрали до нитки, – само по себе чудо… Не нравится в Нью-Йорке – сиди дома в Оклахоме. Скатертью дорожка!»

Да, в Нью-Йорке сложнее всех приходится жителям маленьких городов, где расстояния обозримы, у людей устойчивая психика, где жизнь размерена, а ценность человеческого общения выше пресловутой эффективности. Если же вы прожили большую часть жизни в городе-милионнике, то в Нью-Йорке будете чувствовать себя как дома: не станете принимать случайные тычки в метро на свой счет, не будете ожидать от продавца манер английского лорда, не рискнете ходить по улице с расстегнутым рюкзаком или с бумажником в заднем кармане джинсов – и, кстати, правильно сделаете. Вы – житель большого города, а следовательно – без пяти минут терминатор: вы организованны, быстры, собранны, если вам нахамили или подрезали на дороге, вы не тратите время на ненужные объяснения – просто заученным движением вскидываете средний палец руки и бежите дальше. Этим жестом, конечно, в Нью-Йорке лучше не злоупотреблять, но прожив здесь несколько лет, я убедилась, что выражениями «Go f*ck yourself!» или «Eat shit!» не брезгуют даже сухонькие старушки с пуделем на поводке.

Что же, интересно узнать, так бесит ньюйоркцев в туристах? Во-первых, как я уже сказала, жителей города раздражает уже само их количество: орды приезжих на тротуарах, площадях, в музеях, на лужайках парков. Еще ньюйоркцы искренне уверены, что именно по вине туристов у них такие сумасшедшие цены в ресторанах, на парковках и в магазинах. К тому же, проносясь с решительностью курьерского поезда из точки А в точку Б, они постоянно спотыкаются о туристов, которые то резко останавливаются посреди тротуара, чтобы развернуть свою аршинную карту, то застывают соляным столбом прямо при выходе из метро.

Из-за туристов горожанам лучше забыть о посещении многих некогда любимых кафе и ресторанов, которые имели несчастье засветиться в кино или, с легкой руки критика, удостоиться статуса must-see. Им лучше навсегда забыть о катании на лодке в Центральном парке и о катке перед Рокфеллер-центром – многочасовые очереди людей, желающих любой ценой причаститься этих «культовых» развлечений, не оставляют ньюйоркцам не единого шанса. Ну и подстерегающее на каждом углу бесхитростное «Сфоткайте нас!» может довести до белого каления кого угодно. Чтобы снизить свою привлекательность в качестве мишени для просьб и вопросов туристов, ньюйоркцы несутся мимо, напустив на себя фирменное выражение лица «не влезай – убьет!». Просто помните, что оно адресовано не вам лично, а мирозданию в целом – ну и вам как его порождению.

Хотя еще Марк Твен в «Простаках за границей» подметил парадоксальную способность в целом адекватных людей превращаться за границей в жалкие подобия самих себя: «Любезный читатель, если он не побывает за границей, так и не узнает, какой законченный осел мог бы из него выйти». Иными словами, иногда смотрите на себя со стороны – это залог того, что вас будут воспринимать не как туриста, а как путешественника. Принципиальная разница между двумя категориями в том, что турист – существо неорганичное, инвазивное и искренне убежденное в том, что Рим построили ради его удовольствия, в то время как путешественник непредвзято впитывает окружающий мир, стараясь при этом не нарушить течения жизни местных жителей – будь то вьючный ослик или клерк с Уолл-Стрит.

По мере сил и возможностей будьте подготовлены, автономны и эффективны. Спланируйте свой маршрут и облегчите себе навигацию, скачав заранее на смартфон карту города и схему маршрутов общественного транспорта, купите проездной или держите в кармане монеты для оплаты автобуса. А для фотографий заведите селфи-палку – как бы отвратительно она ни выглядела, в путешествиях эта штука порой незаменима. Ну а если вам все же придется прибегнуть к помощи местных жителей, то вы, скорее всего, убедитесь, что не так страшен ньюйоркец, как его малюют: в общей массе это хорошие и воспитанные люди – правда, в состоянии перманентного стресса. Сделайте на это скидку, и все сложится само собой.

А еще ради вашей собственной безопасности я вам искренне рекомендую не выдавать всем внешним видом свою «неместность». Да, за последние 20 лет Нью-Йорк изменился кардинально, превратившись из неспокойного мегаполиса с высоким уровнем краж и преступлений против личности в комфортный для жизни город, где, если не искать неприятностей специально, они вас вряд ли найдут. И тем не менее туристы – перевозбужденные, рассеянные, плохо ориентирующиеся в ситуации и пространстве – всегда были легкой мишенью карманников и разного рода неприятных личностей. Поэтому, умоляю, не ходите по городу с широко раскрытыми глазами Алисы в Зазеркалье, старайтесь контролировать ситуацию, отложите футболку с надписью «I ♥ New York» (или «Путин – мой президент») до возвращения домой и не носите за спиной рюкзак, набитый ценными вещами. С другой стороны, не нужно озираться по сторонам с видом затравленного ежика и ежесекундно проверять, на месте ли нательная сумочка с деньгами и документами. Просто старайтесь носить с собой минимальное количество вещей, с которыми вам было бы грустно распрощаться.

Кстати, я чуть не забыла про еще одну интересную категорию жителей Нью-Йорка – ни «местных», ни «приезжих», – которые, надо сказать, и не стремятся примкнуть ни к тем, ни к другим. Это дипломаты. Нью-Йорк и здесь впереди планеты всей: дипломатическое сообщество города считается самым большим в мире, и за это в первую очередь нужно благодарить (или винить?) ООН, штаб-квартира которой гордо высится на берегу Ист-Ривер в районе 40-х улиц. Занимаемая ею площадь в 7,3 гектара находится под международной юрисдикцией и формально не является территорией США. У всех стран, представленных в ООН (на данный момент их уже 193), в Нью-Йорке есть свои дипломатические миссии, а у 115 стран – среди них и Россия – помимо миссий, есть еще и консульские представительства.

Не имея никаких личных претензий к дипломатам, ньюйоркцы недолюбливают их братию за многочисленность и за то, что каждый день сотни машин с голубыми дипномерами наводняют город, соревнуясь с горожанами за место на дороге и, что еще хуже, за парковочные места. Любви не способствует и давний вялотекущий конфликт дипломатов с городской администрацией: камнем преткновения стали 16 миллионов долларов неоплаченных штрафов за парковку, которые никто, похоже, не собирается погашать. Дело в том, что дипломатический иммунитет распространяется не только на сотрудников миссий, но и на их автомобили, поэтому парковщикам остается лишь выписывать штрафы, которые нарушители частенько выбрасывают в ближайшую урну.

Репутация людей, бравирующих своим статусом и иммунитетом, чья работа сводится лишь к посещению бесконечных суаре, – извечная беда дипломатов. И она оборачивается против них в самых неожиданных ситуациях – например, в вопросах аренды и покупки жилья. Так, согласно своему внутреннему регламенту, многие коопы (дома, находящиеся в совместной собственности владельцев квартир) даже не рассматривают дипломатов в качестве кандидатов на покупку и аренду, боясь постоянной ротации жильцов (все-таки в дипкорпусе нет пожизненных должностей) и прочих неудобств для остальных жильцов. Дошло до того, что не так давно посольству Франции было отказано в покупке квартиры под резиденцию постпреда в одном из роскошных домов Нью-Йорка с видами на Ист-Ривер. Не знаю, приняла ли Франция ответные меры против совета жильцов, запретив им покупать недвижимость во Франции, но история вышла громкая и неприятная.

Но больше всего лучей ненависти дипломаты получают во время ежегодной сессии Генассамблеи ООН. В этом году в город приехали министры иностранных дел и президенты 144 стран-членов в сопровождении девяти тысяч сотрудников. Можете представить, что это означает для города: на несколько недель сентября Нью-Йорк в буквальном смысле «встает». Из-за бесконечных кортежей перекрывают улицы, на всех перекрестках дежурят полицейские и спецслужбы, режим безопасности в аэропортах и общественных местах усиливается в разы, парализуя и без того непростую жизнь простых людей.

Так что в иерархии граждан, больше всего раздражающих коренных ньюйоркцев, дипломаты занимают почетную нишу между туристами (они вне конкуренции) и ближайшими соседями из Нью-Джерси, которые удерживают призовое третье место.

Вообще, в нью-йоркском фольклоре джерсиец – это синоним деревенщины и «недалекого» младшего брата, про которого можно безнаказанно травить анекдоты, как про тещу в России. Ньюйоркцы, к примеру, любят пошутить о том, что в Нью-Джерси можно попасть бесплатно, а за то, чтобы выпустили, нужно заплатить. А что делать, если это действительно так? Тоннели и мосты в сторону Нью-Джерси всегда были бесплатными, а за возвращение в Нью-Йорк нынче приходится платить 14 долларов. Но джерсийцы не остаются в долгу и шутят, что если тебе 35, а у тебя все еще нет водительских прав, то ты наверняка из Нью-Йорка.

Слиться с толпой

Это не просто вопрос тщеславия или склонности. В Нью-Йорке, к примеру, женщина должна хорошо одеваться, чтобы преуспеть. В Европе, где титул герцогини служит заменой парчовому шлейфу, внешний вид имеет значение скорее эстетическое, чем первостепенное.

«Этикет». Эмили Пост

Если же вам захочется совершенно слиться с толпой и поиграть в шпиона, присмотритесь, как выглядят ньюйоркцы: smart casual – любимый стиль горожан. Офисные работники, закованные в латы официального костюма, в принципе похожи во всем мире. А студенты, богема и люди, чьи деньги сами делают деньги, одеваются в меру своей фантазии. Кроме них, в Нью-Йорке еще есть особая категория граждан – приверженцы стиля athleasure или, как я их называю, «спортивные фрики»: в магазин, на прогулку и по делам они идут в таком виде, будто на минутку выбежали из фитнес-клуба между тренировками. Леггинсы, кроссовки, толстовка, спортивная сумка и бутылка воды в руке – везде и всюду. Да, в таком виде удобно покорять городские кварталы, и этот стиль вполне можно взять на вооружение, если вы много ходите пешком, но в Нью-Йорке, при всей широте границ приятия всех и вся, всегда есть место элегантности: если вы взяли на вечер билеты на балет, триста раз подумайте, прежде чем заявиться на спектакль в джинсах или, не дай бог, в спортивных штанах. Никто, конечно, и бровью не поведет, но среди дам в вечерних платьях и мужчин в ладно сидящих костюмах вы будете чувствовать себя инопланетянином.

Вообще, в Нью-Йорке удивительным образом совмещаются абсолютная терпимость ко всем внешним проявлениям с четкой стратификацией – здесь своих и чужих вычисляют «по одежке» с одного взгляда. Если вы наблюдательны, то, прожив в Нью-Йорке пару месяцев, начнете узнавать «своих» по манере одеваться и вести себя даже в самых многолюдных аэропортах мира. При этом истинный ньюйоркец никогда не станет хмыкать при виде полной девушки в слишком коротких шортах, не оторопеет, встретив человека, на 90 % состоящего из пирсинга, – в общем, никоим образом не выдаст своего отношения к внешности, потому что такое поведение считается высшей степенью невоспитанности, недостойной жителя самого терпимого города на свете. «А что подумал кролик – никто не узнал…»

Забавно наблюдать, как Нью-Йорк накрывают волны модных тенденций: в начале 2000-х все девушки поголовно ходили в плюшевых костюмчиках juicy couture, заправленных в меховые валенки ugg, зато года два спустя «отыгравший» тренд безошибочно маркировал провинциалок, до которых столичная мода докатилась с опозданием. Пару лет назад все сходили с ума по кроссовкам на танкетке, а сейчас это настолько passé, что выглядит откровенно смешным. Прошлым летом, на волне увлечения пресловутым нормкором, очередную волну популярности пережили сандалии birkenstock – модель arizona в белом цвете было решительно невозможно купить, а инстаграм пестрел модными девушками в биркинстоках на босу ногу и даже – страшно представить! – на толстый шерстяной носок. Но я уверена, что уже в следующем сезоне нью-йоркские девушки как по команде уберут их на антресоли или отдадут бабушкам.

Но есть и визуальные константы, стилистические костыли, которые поддерживают ньюйоркцев в мире постоянно меняющейся моды; в мире, где встречают по одежде и провожают тоже по ней, где «лукизм» стал чуть ли не бо́льшей проблемой, чем сексизм, расизм, эйджизм и прочие злобные «-измы». К помощи этих же костылей прибегают те, кто лишь недавно влился в толпу горожан и меньше всего хочет, по выражению американцев, «торчать, как загипсованный палец».

Один из надежных помощников ньюйоркца – это черный цвет. Шутят, что житель Манхэттена различает 50 оттенков черного. Если серьезно, то иногда это начинает немного раздражать: однажды зимой в раздевалке своей студии йоги я поняла, что потрачу уйму времени на то, чтобы опознать свой черный пуховик среди нескольких десятков таких же длинных черных пуховиков, висящих на вешалке в прихожей. Зимой эти черные пуховики превращаются в буквальном смысле в спецовку нью-йоркских женщин, стирая различия между поколениями и классами. Допустимое отклонение – серый. Желательно потемнее, почти черный. Летом черный тоже никуда не уходит, просто его становится объективно меньше из-за того, что на людях становится меньше одежды.

Вообще, если просканировать взглядом толпу горожан днем, то вы заметите, что ньюйоркцы одеваются довольно просто. Визуального праздника с принтами, стразами, бахромой, золотом и пайетками, который сулит пестрая московская толпа, в Нью-Йорке нет и в помине. Ключевой принцип – dress for comfort, и все его интерпретируют по-своему. Не чуждые стиля девушки зачастую «отрываются» на обуви. Десятисантиметровые шпильки (или, как их здесь называют, stilettos) приберегают для особых случаев, вроде походов в рестораны, свиданий и вечеринок. И даже тогда в сумке у практичной женщины припасена пара балеток на случай, если злые дизайнерские босоножки натрут ноги. Днем же жительницы Нью-Йорка щеголяют в кроссовках и кедах; балетках всех цветов радуги и нежно любимых ими ankle boots – коротких сапожках на устойчивом каблуке – иные дамы не снимают даже летом, комбинируя их со всем на свете, от платьев до шортов.

А еще у девушек Нью-Йорка есть свои маленькие фетиши – фиксации на определенных элементах имиджа. Соответственно, по этим пунктами все должно быть в порядке, хоть ты умри. В первую очередь это прическа и маникюр. Под прической подразумеваются не сложные конструкции с локонами, начесами и заколками – нет. Это чаще всего хорошая стрижка, удачный цвет и свежая укладка. Если юные особы еще позволяют себе ходить с пучком, то дамы постарше лучше застрелятся, чем выйдут из дома непричесанными. Маникюр – тоже своего рода индикатор благополучия, причем благополучия не в смысле финансовой состоятельности, а в смысле любви к себе. Маникюрные салоны и парикмахерские есть практически в каждом квартале, и благодаря весьма доступным по сравнению с Европой ценам (в среднем 15 долларов за обычный маникюр, 27 – за педикюр и 40 – за укладку) для посещения салона не требуется особый повод. И обратите внимание: по-прежнему любимый нашими соотечественницами «нейл-арт» здесь безвозвратно отошел в прошлое. Его в Нью-Йорке можно заметить только на руках кассирш из супермаркета и двенадцатилетних девочек в поисках себя. У остальных – короткие ногти идеальной формы с очень светлым или, напротив, ярким лаком. А если вы встретите на улице девушку, ковыляющую по заснеженному тротуару в шлепках, знайте: она не сумасшедшая, просто только что сделала педикюр и не хочет испортить свежий лак. Что поделать, красота требует жертв.

Из фетишей тире «объектов желания», по которым девушки считывают социальный статус друг друга, особняком стоят сумки. Степень серьезности ситуации иллюстрирует хотя бы тот факт, что многие женщины, только начинающие свою карьеру после колледжа, покупают в кредит какую-нибудь сумку Prada или Louis Vuitton, соответствующую, по их мнению, их профессиональному статусу, не выплатив и части долгов за обучение. Ведь одежда не сможет поведать о человеке столько, сколько расскажет о нем сумка. Но, инвестировав единожды кругленькую сумму в it-bag, нью-йоркская женщина может не расставаться с нею годами: породистая, но потертая по углам Chanel не считается тут чем-то зазорным.

Пару месяцев назад в Америке вышла книга в жанре поп-антропологического исследования, описывающая нравы жительниц Верхнего Ист-Сайда. Автор книги Primates of Park Avenue («Приматы Парк-Авеню») Венди Мартин (Wendy Martin) рассматривала взаимоотношения между представительницами этой очень особой (и очень состоятельной) группы, используя приемы изучения жизни первобытных племен. Так вот, внутри этой группы сумки, по ее мнению, выполняют роль опознавательных знаков «свой-чужой» – как рисунки на теле или головные уборы из перьев в первобытных сообществах. К примеру, Венди описывает случай, когда однажды в приемной одного педиатра она с удивлением заметила, что 6 из 8 присутствовавших мам пришли с сумками Ghost от Celine. Возможно, автор позволила себе художественное преувеличение, но оно довольно выпукло иллюстрирует роль статус-символов в жизни ньюйоркцев – особенно тех из них, кто причисляет себя к сливкам общества.

На другом конце спектра – нью-йоркская богема. Молодые (и не очень молодые) девушки и юноши, с которых списаны персонажи сериала Girls. Неважно, где они работают – они могут быть и воспитателями детских садов, и баристами, и журналистами средней руки, – их объединяет другое: через одежду они демонстрируют свой нонконформизм и презрение к глянцевым стандартам, а также пренебрежение модой как механизмом, навязывающим потребление. Они одеваются в винтажных лавках, извлекают на свет божий то, что носили мамы и дедушки, и даже, создавая «луки» из новых вещей, соединяют несочетаемое, сбивают пропорции и плюют на сезонность. Микрошорты на толстые колготки зимой или стоптанные ковбойские сапоги на босу ногу летом – совершенно органичный выбор в бруклинской или нижне-ист-сайдской тусовке, ибо пренебрежение условностями и эстетическая независимость для этих людей такой же культурный код, как определенные it-вещи и аксессуары для ньюйоркцев с другого конца спектра.

Что касается нью-йоркских мужчин, то они – особенно те, кто вынужден носить костюм, – довольно консервативны. К сожалению, хороший офисный лук на улицах Нью-Йорка – гораздо бо́льшая редкость, чем в Париже или Милане. Слишком коротко подшитые мешковатые брюки, странные ботинки с массивными квадратными носами и галстуки дичайших расцветок – вот собирательный образ как минимум половины нью-йоркских клерков. Мужчины творческих профессий, само собой, стараются соответствовать, но чрезмерное прилежание в вопросах стиля уводит их зачастую во фриковатое хипстерство: все эти бабочки и твидовые пиджаки в сочетании с джинсами из селвидж-денима выглядят немного маскарадно в современном мегаполисе. Хотя в Бруклине – столице хипстеров, ламберджеков, экосексуалов и всех модных парней страны – подобная униформа смотрится вполне органично. А тем из мужчин, кого не греет ни эстетика журнала Monocle, ни скучища масс-маркета, прибиваются к минимализму, в котором так поднаторели американские марки: Helmut Lang, Theory, Alexander Wang, Rag&Bone, John Varvatos спасают гардеробы современных ньюйоркцев из сезона в сезон.

Но вся эта разноперость и есть Нью-Йорк. С одной стороны, ньюйоркцы не пытаются соответствовать ожиданиям социума в целом, а с другой стороны, стремятся не выпадать своим внешним видом из своей социальной группы. В зависимости от стиля своей референтной группы житель Нью-Йорка будет носить безликие слаксы с рубашкой поло или кожаный прикид завсегдатая «Голубой устрицы», кепку дальнобойщика или кипу, забьет все руки татуировками или вставит золотую фиксу, прицепит на рюкзак лисий хвост или купит сумку «Биркин» – и все для того, чтобы выглядеть своим среди своих. А что подумают на этот счет чужие, ему решительно наплевать.

Семья и «я»

Я пытался убежать от суеты и дороговизны города. Если уж я хотел быть ярым потребителем культуры, то не стоило жениться и заводить детей. Дети, они ведь… Они связывают тебя по рукам. А уж если я решил связать себя по рукам, то почему бы по крайней мере не быть связанным в таком месте, где можно бесплатно парковать машину, наслаждаться воздухом, травой, солнцем и так далее.

Джор Апдайк в интервьюДжону Фриману, 2002 год

Переехав в Нью-Йорк, я обратила внимание, что даже в самых заурядных ситуациях – вроде поездки в метро или прогулки с ребенком – многие женщины носят на левой руке кольцо с довольно крупным бриллиантом, который иногда сильно диссонирует с образом самой женщины – негламурной, простой, эдакой «соседки по лестничной клетке». Позднее я узнала, что эти кольца с бриллиантами «прирастают» к пальцу женщины в момент помолвки, и замужние дамы носят их с таким же трепетом, как у нас – кольца обручальные. Для американки такое кольцо – символ ее положения и во многих случаях самое дорогое украшение, которым она владеет.

Стоит ли говорить, что для мужчины, решившегося на предложение руки и сердца, вопрос выбора кольца – как, собственно, и вопрос, где взять деньги на его покупку, – довольно важен. По негласному правилу цена помолвочного кольца должна быть не меньше двух зарплат жениха. То есть если жених зарабатывает 5 тысяч долларов в месяц, кольцо должно стоить как минимум 10 – вот вам и ответ, откуда на руках нью-йоркских женщин все эти блестящие булыжники. Если же вышло так, что жених презентовал невесте скромный камушек, то невеста – а впоследствии жена – не видит ничего зазорного в том, чтобы периодически (чаще всего на годовщину свадьбы) проводить его апгрейд: нью-йоркские ювелиры с удовольствием дают своим клиентам возможность обменять с доплатой бриллиант имеющийся на камень побольше и получше.

Почему, спросите вы, я начала рассказ о нью-йоркской семье с бриллиантов? А потому, что эта свистопляска с кольцами, на мой взгляд, очень точно отражает отношение современных нью-йоркцев к институту брака и семьи. Здесь нет места спонтанности и душевному порыву; все четко спланировано на три пятилетки вперед, а супруги, помимо взаимной любви и привязанности (которые, само собой, никто не отменял), испытывают друг к другу доверие и уважение, как надежные партнеры по бизнесу.

Американские женщины (и их нью-йоркские сестры в частности) вообще довольно серьезно относятся к своей роли жены и матери. Даже несмотря на то, что религиозность американского общества стабильно падает – и это особенно чувствуется в больших городах – люди, решившие пожениться, по крайней мере, в начале своих отношений исходят из того, что брак – это навсегда, «пока смерть не разлучит вас». Но в последние годы многие предпочитают с этим шагом не спешить.

Цена помолвочного кольца, конечно, не основной фактор, сдерживающий ньюйоркцев в желании создать семью. Основная причина – желание достичь как можно большего в сольной программе до перехода к парному катанию. По статистике граждане штата Нью-Йорк вступают в официальный брак позже всех в стране: для женщин это в среднем 28,8 лет, а для мужчины – 30,3 года. Кроме того, штат Нью-Йорк лидирует по числу женщин, за всю жизнь так и не побывавших замужем, а в городе Нью-Йорк эта цифра просто оглушительная – 41,7 %, то есть почти половина! Но все не так плохо, как кажется: большинство женщин, решивших не обременять себя узами брака, не вписываются в стереотип старых дев с несложившейся личной жизнью – тем более что неженатых мужчин в Нью-Йорке еще больше (47,1 %), так что им есть из чего выбрать. Большая часть «холостячек» отказываются от брака осознанно, предпочитая сделать акцент на карьере или ином виде самореализации; при этом на протяжении своей жизни они по статистике как минимум дважды состоят в длительных моногамных отношениях, которые можно было бы квалифицировать как гражданский брак.

Обязательства: брать или не брать?

К тому же в штате Нью-Йорк для тех, кто страдает патологической боязнью обязательств, есть компромиссный вариант, а именно «домашнее партнерство» (domestic partnership). Главное, чем подобный формат союзов отличается от брака, – это легкость его расторжения. Даже сумма, которую пара платит за разрешение на брак и за разрешение на домашнее партнерство, совершенно одинакова – и то, и другое стоит 35 долларов. Но если развод – это душевная боль и много, много, много денег, то расторжение партнерства так же просто, как удаление из друзей на Фейсбуке: заплатил 27 долларов за оформление бумажек, явился в мэрию (прийти можно даже одному, без партнера) – и вас «распартнерили». Необходимыми условиями домашнего партнерства является совместное проживание по одному адресу, долгие и прочные отношения и наличие совместного банковского счета, на котором лежит не меньше 1200 долларов. При этом один из супругов может иметь статус иждивенца и, как следствие, быть вписанным в медицинскую страховку работающего супруга. Именно медицинская страховка и толкает многие стабильные пары на заключение домашнего партнерства. Одно неудобно: на вопрос, женаты вы или нет, уже не удастся ответить односложно – придется пересказывать весь семейный кодекс штата и отвечать на уйму сопутствующих вопросов. Кроме того, долгое время домашнее партнерство служило юридической лазейкой для однополых пар, и многие вообще не понимают смысла домашнего партнерства для людей, которые могут официально пожениться. Но для тех, кто при слове «брак» готов сигануть в окно, – это наименее травматичный вариант, который позволяет и на елку влезть, и сохранить целостность ягодиц.

Лучше поздно

Что же до позднего возраста создания семьи, то это, в принципе, не такая уж и плохая вещь. Судите сами: количество разводов в США за последние тридцать лет снизилось на четверть. Вспомните классического Вуди Аллена: все его герои или подумывают о разводе, или недавно развелись. А все именно так и было: пик разводов в Америке пришелся на 1979 год, когда фраза «every second marriage ends in divorce» («каждый второй брак заканчивается разводом») стала фаталистической мантрой поколения бэби-бумеров.

Ну а если люди, несмотря на многовариантность укладов жизни, принятых в современном обществе, все же решаются создать семью, это говорит об их непоколебимой решимости быть вместе – другое дело, что под воздействием жизненных обстоятельств не всем удается прожить в паре до старости и умереть в один день. В отличие от прошлых поколений, для которых наличие мужа/жены и детей было фактором социальной валидации, современными парами движет совсем иное. К тому же поздние браки – выбор людей с более высоким уровнем образования и, как следствие, с бо́льшей финансовой стабильностью, которая, согласитесь, во многом упрощает жизнь. В нью-йоркском калейдоскопе укладов жизни есть сообщества, браки в которых по-прежнему заключают рано, – в основном это коммьюнити с сильным традиционным укладом, недавние эмигранты и некоторые этнические группы, – но на фоне общей ситуации их число слишком мало, чтобы повлиять на статистику по Нью-Йорку в целом.

Семья мэра – типично необычная

Славу одного из самым толерантных городов США Нью-Йорк подтвердил еще раз, избрав своим мэром Билла де Блазио: он стал первым мэром крупного американского города, состоящим в межрасовом браке. В самом факте его союза с темнокожей Чирлейн МакКрэй (Chirlane McCray) нет ничего необычного, но если учесть, что запрет межрасовых браков на федеральном уровне был снят лишь в 1967 году, становится ясно, что это своего рода разрыв шаблона.

Сейчас, по исследованию института Гэллапа, положительно к межрасовым бракам относятся 87 % американцев (в 50-е годы таких было всего 4 %), и на данный момент такие союзы составляют 15 % от всех браков, заключаемых в США. Интересный факт: когда речь заходит о межрасовых отношениях, самыми ригидными из ньюйоркцев оказываются белые мужчины, лишь три процента которых заключают союзы с женщинами другой расы; азиаты в этом смысле их полная противоположность: на представительницах своей расы женится только половина из них.

У де Блазио с женой двое общих детей, и во время избирательной кампании они ему активно помогали. Поддержка Данте с объемным «афро» на голове и Кьяры с тоннелями в ушах и пирсингом на лице помогла де Блазио завоевать доверие самых разных групп избирателей. Дети четы де Блазио – типичные представители нового поколения американцев, в котором все больше людей открыто идентифицируют себя как представителей двух и более рас. Что же тут необычного, спросите вы? Но дело в том, что детям из смешанных семей прежде было довольно трудно найти собственную идентичность. Им было проще ассоциировать себя с этносом либо матери, либо отца – усидеть на двух стульях было практически нереально.

Показательный пример: Барак Обама, принимая участие в переписи населения 2010 года, в графе «расовая принадлежность» написал, что он чернокожий, несмотря на то, что, как известно, его мать была белой. Кстати, подобное желание записать себя в одну из команд было не только у детей белых и чернокожих, ведь в американском этническом гобелене есть и американские индейцы, и выходцы из Азии, и переселенцы с Ближнего Востока и из Южной Америки. Но современное поколение собственным примером демонстрирует жизнеспособность идеи расовой и культурной мультивалентности.

В истории отношений первой пары Нью-Йорка интересен еще и тот факт, что до брака с преуспевающим адвокатом де Блазио Чирлейн МакКрэй была известной активисткой гей-движения. В 1979 году она опубликовала эссе в журнале Essence, где открыто признавалась в своей ориентации и рассказывала о тяготах, связанных с поиском себя. Вплоть до встречи с де Блазио Чирлейн считала себя лесбиянкой и открыто радовалась тому, что определилась со своими предпочтениями, прежде чем испортить жизнь какому-нибудь мужчине. Но любовь способна перевернуть наши представления о самих себе – и вот вам пример. Надо сказать, чета де Блазио не делает тайн из перипетий своей личной жизни, но, к чести нью-йоркской публики, ни один из критиков де Блазио как мэра никогда не позволял себе использовать эти факты против него. К счастью, стереотипы и ярлыки, которые еще пару десятилетий назад могли бы поставить крест не только на карьере политика, но и на благополучной жизни человека в принципе, потеряли свою разрушительную силу. К культурной, расовой и гендерной свободе в современной Америке относятся очень серьезно, понимая в то же время, что любая идентичность является в определенной мере ярлыком, от которого человек подчас хочет избавиться, если этот ярлык перестает правдиво отражать личностную суть человека.

Однополые браки были узаконены на федеральном уровне в 2015 году, но штат Нью-Йорк в этом смысле опередил всю страну, признав их легитимными четырьмя годами раньше. В принципе, однополые пары в Нью-Йорке последние 30 лет не вызывают ни удивления, ни вопросов, но теперь, после того, как у таких пар появилась возможность «пойти в загс», накал страстей в борьбе за равноправие с гетеросексуалами несколько приостыл и ситуация стала развиваться в бытовой плоскости. Налоговые консультанты помогают новым семьям составлять совместные декларации о доходах, адвокаты уже ведут первые бракоразводные процессы, а на рекламе обручальных колец ювелирного дома Tiffany впервые появилась однополая пара – да, бриллианты окончательно уравняли всех в правах.

Метод проб и ошибок

Если ньюйоркцы поздно женятся, на что же они, спрашивается, тратят все свои лучшие годы? Неужели живут бирюками, не видя ничего, кроме экранов компьютера и унылых лиц коллег по офису? Ничего подобного. Они, как и все молодые американцы, ходят на свидания – часто, азартно и с переменным успехом.

Свидания – большая и важная часть жизни нью-йоркской молодежи. Впрочем, слово «молодежь» не совсем корректно, потому что на свидания ходит все население Нью-Йорка, не состоящее в стабильных отношениях. Не буду притворяться экспертом в области охоты на мужчин, ведь сама-то я переехала в Нью-Йорк «со своим самоваром», то есть с устроенной личной жизнью, но незамужние подруги – это бесценный информационный ресурс. От них узнаешь такое, чего не прочтешь ни в одном журнале. Так вот, мои свободные подруги объяснили мне, что dating – а именно так называется регулярное хождение на свидания – неотъемлемая часть жизни граждан с активной жизненной позицией. Если ты один или одна и у тебя нет партнера, ходить на свидания считается само собой разумеющимся. Если друзья и коллеги замечают, что у тебя на личном фронте слишком долгое затишье, то через некоторое время они начинают аккуратно интересоваться, все ли «ок» и не познакомить ли тебя с рум-мейтом двоюродного брата подруги по колледжу – «ужасно симпатичным парнем, таким же «shy» («скромнягой»), как и ты». Ответить, что ты не ходишь на свидания в принципе, означает расписаться в своей социопатичности, рискуя прослыть лузером. «Прокатит», пожалуй, лишь одно объяснение: что ты-де еще не готов выходить в свет, потому что не оправилась/лся от серьезного «брейкапа». «I need more time» («Мне нужно время…»), грустная улыбка – и вас, возможно, на какое-то время оставят в покое.

Но как вообще относиться к этой dating-камарильи? В Нью-Йорке – только легко. Это просто игра, в которую играют все взрослые люди: им это нужно, чтобы периодически убеждаться в собственной привлекательности, тренировать социальный мускул, ну и, чего греха таить, завязывать интимные знакомства. Градус серьезности этой социальной практики в Америке гораздо ниже, чем в российской культуре. Если девушка знакомится на вечеринке с симпатичным мужчиной и он берет ее телефон, повторная встреча в неформальной обстановке их ни к чему не обяжет – если она вообще состоится. Фраза «let’s meet for lunch sometime?» («может как-нибудь пообедаем?») может не получить никакого развития – это нормально. Singles («одиночки») в активном поиске забрасывают сети с крупной ячеей. Если же новый знакомый вам перезванивает и приглашает на ужин или воскресный бранч, уточнение «is this a date?» («это свидание?»), сопровождающееся вежливым смешком, вполне уместно.

Чем же date отличается от обычного дружеского ужина, кроме того, что оба хотят хорошо выглядеть и произвести друг на друга приятное впечатление? Первое свидание – практически ничем. Цветов вы даже не ждите, а счет принято оплачивать пополам. В большом «дейтинге» вообще царит атмосфера цинизма. И цинизм в данном случае – это не глобальное отрицание возможности найти свою вторую половину, а защитный механизм, позволяющий не париться, если потенциальный кандидат окажется неприятным типом, эмоциональным вампиром или перестанет отвечать на эсэмэски, когда, казалось бы, все так чудесно развивалось. А чтобы не наткнуться на хорошо социализированного психа или маньяка (чего в жизни не бывает?), опытные «дейтеры» проверяют кандидата еще до первого свидания, как заправские детективы: старый добрый Google, изучение страниц в соцсетях и постов в Твиттере поможет избежать ненужной траты времени на маменькиных сынков (фотки с мамой на пляже, на шопинге, в кино, 80 % комментов к постам – от мамы), узколобых типов (фотки с конвенции республиканской партии или медвежьей охоты), повернутых на спорте (ежедневный отчеты об утренних пробежках и потраченных калориях) и т. п.

Вообще, у молодых американцев дейтинг неуклонно переходит в цифровую плоскость, и дело тут скорее не в социофобии, а просто в нежелании тратить драгоценное время на случайных людей. Я слышала множество историй о том, что найти «ту самую» или «того единственного» удалость через Интернет на сайте знакомств. Eharmony.com и match.com – самые популярные ресурсы. Иметь профиль на таком сайте даже не считается зазорным. Главное, вовремя его деактивировать: обнаружение у своего бойфренда активного профиля на сайте знакомств считается достаточной причиной для разрыва отношений.

Ньюйоркцы состоят в таких же (если не более) интимных отношениях со своими гаджетами, что и жители других мегаполисов, и подчас свои сердечные чаяния и тайные желания охотнее доверяют Интернету, чем друзьям и подругам. Популярность tinder в Нью-Йорке превысила все возможные пределы: даже девушки самых строгих правил не отказывают себе в удовольствии полистать на сон грядущий лица потенциальных «друзей» и «подруг». Скандал с обнародованием базы контактов сайта интернет-измен Ashley Madison выявил масштабы бедствия: народ даже не может завести нормальную интрижку без помощи сисадминов! Хотя их тоже можно понять: по американской рабочей этике офисный роман расценивается как преступление против производительности труда и чреват взысканиями, вплоть до увольнения. Поэтому, курсируя между домом и работой, ньюйоркцы имеют шанс завести любовницу только в вагоне метро – или в Интернете.

Удивительное дело, но при всей своей раскрепощенности американские женщины придерживаются традиционной схемы: инициатива должна исходить от мужчины, «правило третьего свидания», «никогда не звони первая» – и прочая чепуха из пособия для благородных девиц. «Дамы приглашают кавалеров» довольно редко, если это, конечно, не случайная встреча в баре, не предполагающая продолжения – в этом случае об условностях забывают. «My place or yours?» («К тебе или ко мне?») – и вся недолга. В городе победившего феминизма, где царит культ уважения личного выбора, никто не будет считать ваших связей (благо перед нью-йоркскими подъездами нет скамеечек с неусыпными бабушками), но обычным девушкам – даже самым независимым, раскрепощенным и самодостаточным – хочется любви. И желательно большой и светлой.

Время детское

Для многих нью-йоркских пар «штамп в паспорте» – это последний шаг на пути к тому, чтобы обзавестись детьми. В этом смысле американцы гораздо более традиционны, чем европейцы: если среди последних нередки семьи, где у родителей, не состоящих в официальном браке, имеется несколько общих детей, то американцы, напротив, могут жить вместе годами, но перед тем, как завести совместного ребенка, пойдут в мэрию за marriage license – разрешением на вступление в брак.

Зрелые молодожены (простите за оксюморон) совсем иначе смотрят на появление потомства: для многих из них это последний шанс выиграть битву с пресловутыми «биологическими часами», поэтому в Нью-Йорке вы нередко встретите мам с двумя или тремя детьми-погодками, часто в сопровождении няни, которая катит вторую коляску. Врач, наблюдавший мою вторую беременность, утверждал, что средний возраст первых родов его пациенток – 36 лет. Так как он практиковал на Верхнем Ист-Сайде, его наблюдение, скорее всего, не относилось к популяции в целом, но все же отражало некий тренд. Тема трудностей с зачатием, истории успешных или неудачных ЭКО проходят красной нитью через современный женский нарратив – в публицистике, в литературе и кино. Так что у всех явлений, в том числе и у более поздних браков, есть обратная сторона.

Нью-Йорк считается столицей семей с одним ребенком. На фоне общеамериканской картины, где лишь три процента населения считают семью с одним ребенком идеальной, он выглядит совершенной аномалией. Проблема – если, конечно, это считать проблемой, – состоит в том, что прежде чем завести второго или третьего ребенка, нью-йоркская семья зачастую бывает вынуждена сменить место жительства. Спокойные пригороды с нормальной стоимостью жизни, с хорошими государственными школами и частными домами вместо квартир в многоэтажках гораздо более предпочтительны для выращивания потомства, считают они.

С другой стороны, нью-йоркские семьи с доходом выше среднего часто выходят из статистического коридора в «2,5 ребенка на семью». В итоге семьи с тремя и более детьми в Нью-Йорке встречаются или в этнических группах, где традиционно принято иметь много детей (например, у ортодоксальных евреев), или среди пресловутого «одного процента». Самые циничные из социологов утверждают, что эта тенденция – одно из новейших проявлений «демонстративного потребления», имеющего целью показать, что в семье достаточно денег, чтобы вырастить нескольких детей, обеспечив их не просто всем необходимым, но и всем возможным. Не знаю, насколько это наблюдение соответствует реальности, но многие нью-йоркские родители и впрямь рассматривают своих детей как бизнес-проекты: самые лучшие группы раннего развития, детские сады со стоимостью обучения, сопоставимой с университетом, престижные частные школы с конкурсом в двадцать человек на место, личный диетолог, тренер по сквошу, инструктор по технике игр, тщательно отобранные друзья и т. д. – и так вплоть до поступления в университет ivy league и путевки на работу в хороший хедж-фонд.

Так или иначе, представителям среднего класса в Нью-Йорке живется гораздо труднее. К тому же многие вообще задаются вопросом: есть ли в Нью-Йорке средний класс? Давайте попробуем разобраться.

Средний класс пониженной комфортности

«Да я лучше буду жить в своей каморке в Нью-Йорке, чем в любом из тех пятнадцатикомнатных особняков, что я видела за городом».

Краски великого города.Теодор Драйзер

Бесклассовость, заявленная отцами-основателями в качестве главного принципа американского общества, – это иллюзия в чистом виде. Будь это общество бесклассовым, не было бы протестов occupy Wall Street, обвинений в захвате власти в адрес пресловутого «одного процента» и кровавых битв по поводу системы доступного здравоохранения, так называемой Obamacare. Классы существуют и, более того, сами американцы не испытывают в связи с этим особого дискомфорта: по результатам опросов 9 из 10 американцев причисляют себя к «среднему классу» – с градациями в виде upper middle, middle и lower middle class. Американцы так охотно «записывают» себя в средний класс не только по объективным критериям, как то уровень дохода и степень доступности различных благ, но и потому, что в золотой середине общества чувствуют себя наиболее комфортно. Заявить, что принадлежат к элите, к «высшему классу», решаются только 2 % опрошенных, а в принадлежности к «низшему классу» признаются 12 % – и эта цифра, кстати, выросла ровно вдвое после кризиса 2008 года. Так что подавляющее большинстве американцев на протяжении своей жизни мигрирует между «тремя оттенками среднего» – в зависимости от текущей экономической ситуации в стране и меняющихся личных обстоятельств.

Но ведь есть конкретные показатели, определяющие принадлежность человека и его семьи к тому или иному классу. В конце концов, существуют сухие цифры. По логике, к среднему классу принадлежат все, кто зарабатывает в год сумму, соответствующую или близкую к среднему доходу семьи по стране – на данный момент эта цифра составляет 64 тысячи долларов. Но как быть, если средний доход нью-йоркской семьи составляет лишь немногим больше 52 тысяч долларов в год? Значит ли это, что нью-йоркский средний класс живет хуже, чем в целом по стране?

Давайте сравнивать: у американской семьи, принадлежащей к среднему классу, непременно имеется собственное жилье (за которое она выплачивает кредит, но все равно свое), а в Нью-Йорке все поголовно снимают квартиры. В семье со средним уровнем достатка есть как минимум одна, а чаще две машины – а в Нью-Йорке даже инвестиционные банкиры ездят на метро. Американский средний класс стремится жить среди себе подобных – в «правильных» городских районах или коттеджных поселках за городом, в то время как в Нью-Йорке в принципе не существует районов компактного проживания представителей среднего класса: здесь лофт за несколько миллионов долларов может спокойно соседствовать с субсидированным жильем. Тогда кто же он такой, представитель нью-йоркского среднего класса, и существует ли он вообще? Как живется среднестатистическому индивиду в городе, где все явления – и хорошие, и плохие – возведены в превосходную степень?

Скажем так: жить на среднеамериканские доходы в городе, где средняя стоимость аренды квартиры на Манхэттене приближается в 4 тысячам долларов в месяц, очень нелегко. Да, Нью-Йорк не ограничивается Манхэттеном, но при том, что цены на все – на кофе, на проезд в метро, на лекарства – превышают средние по стране почти в 2 раза, становится вообще непонятно, как выживают многие из тех, кто считает Нью-Йорк своим домом. Выходит, что каждый житель Нью-Йорка платит оброк в размере как минимум 50 % своей зарплаты за право жить в этом городе.

Уловки и компромиссы

Проблема исчезновения среднего класса в Нью-Йорке стала настолько осязаемой, что Билл де Блазио в своем прошлогоднем докладе «О положении в городе» (State of the city address) открытым текстом заявил, что средний класс – соль земли мегаполиса – нужно срочно спасать. Сползание населения за черту благополучной середины – реальная проблема города, где, по подсчетам экономистов, нужно зарабатывать как минимум 166 тысяч долларов в год, чтобы вести образ жизни, который обойдется вам в 70 тысяч долларов в других частях страны. То есть будет соответствовать уровню среднего класса. Зная это, понимаешь, почему нью-йоркская семья из четырех человек с годовым доходом в 68 тысяч долларов по закону может претендовать на городское субсидируемое жилье. И де Блазио собирается расширять базу такого жилого фонда, чтобы заполнить расползающийся провал между беднейшими слоями населения и элитным «одним процентом».

Средний класс, а в особенности коренные ньюйоркцы (или, как они сами называют себя, «born and raised New Yorkers»), всеми силами цепляется за возможность жить в столице мира. И платит за это довольно высокую цену – причем, не только в денежном выражении. По данным последней переписи населения, лишь в 17 % манхэттенских семей есть дети, потому что большинство семей с детьми рано или поздно сдаются и переезжают в пригороды Нью-Йорка или, в крайнем случае, на другой берег Гудзона, в Нью-Джерси.

Профессии, которые всегда составляли костяк среднего класса – учителя, полицейские и работники производств, – теперь ничего не гарантируют, потому что стоимость аренды жилья, которая по правилам домашней экономики не должна превышать 30 процентов от заработка, в бюджете многих нью-йоркских семей доходит до 45–50 %.

Мало того, что они не могут позволить себе снимать достаточно просторную квартиру, так еще и к бесплатному школьному образованию остается очень много вопросов. Семейные американцы при выборе жилья в первую очередь ориентируются не на инфраструктуру, не на близость к работе, а на то, к какому «школьному округу» относится их новая квартира. Дело в том, что во многих штатах действует территориальный принцип приема в государственные школы, соответственно, если уровень районной public school вас по какой-то причине не устраивает, остается только перевести ребенка в частную школу или переехать в другой район. А так как стоимость года обучения в частной школе на Манхэттене подбирается к 40 тысячам долларов, для представителей среднего класса это вовсе не вариант. К счастью, в США существует абсолютно официальный рейтинг государственных школ, который дает хорошее представление о том, какого качества «бесплатный сыр» в вашем районе, но в Нью-Йорке хорошие public schools чаще всего находятся в самых дорогих районах – такая вот «уловка-22»[1].

Тем не менее ньюйоркцы находят выходы из положения и извлекают максимум преимуществ из своего статуса. Отсутствие личного сада компенсируют обширные городские парки и скверы, каждый квадратный сантиметр доступной площади используется на 120 %, включая пожарные балконы (на них иные любители природы умудряются даже спать), крыши (грядки и ульи в городе – почему нет?) и подвалы – там в многоквартирных домах чаще всего оборудованы коллективные постирочные и, если повезет, индивидуальные боксы для хранения вещей. Ньюйоркцы со стажем знают, как не отказывать себе в маленьких радостях жизни и при этом не разориться: они в курсе, в каких барах самый лучших happy hour, водят дружбу с продавцами бутиков и получают приглашения на закрытые распродажи, арендуют на выходные машину вскладчину с друзьями, покупают вещи в аутлетах, не гнушаются онлайн-рынками типа Craigslist и винтажными лавками. А в качестве компенсации получают право выгуливать собаку на Хай-Лайне, наблюдать закаты на Гудзоне и приходить за дозой красоты и вдохновения в музей Метрополитан.

Среди многих американцев бытует мнение, что увлечение Нью-Йорком – как курение: блажь, простительная в молодости, которую нужно вовремя бросить. Кто-то «бросает» Нью-Йорк легко, но потом, живя в сонном пригороде, не может подолгу уснуть без воя пожарных сирен, а кто-то расписывается в собственной беспомощности и продолжает упрямо отравлять себя Нью-Йорком до последних дней, не желая внять доводам разума.

Праздники непослушания

Ведь праздники тем и отличаются от будней, что обменивают целесообразность на безрассудность.

Александр Генис.«Космополит.Географические фантазии»

Прожив пару лет в Нью-Йорке, я перестала удивляться многому, но когда однажды зимой в вагоне поезда F я увидела парня – обыкновенного студента, с рюкзаком на плечах, в пуховике, больших наушниках, массивных ботинках – но совершенно без штанов (из-под веселеньких боксеров торчали голые ноги), я подумала: «На спор едет в метро без штанов, уважаю». Мои попутчики тоже старались не выдавать своего удивления (ньюйоркцы ведь тертые калачи), хотя кое-кто исподтишка пару раз щелкнул экстравагантного пассажира на телефон. Но когда парень вышел на своей остановке, и в дверь вошла девушка – в уггах, парке и в трусах Hello Kitty – я решила, что либо в водопроводную воду попала солидная доза LSD, либо у меня галлюцинации. Как всегда, спас Google: оказалось, в Нью-Йорке каждую зиму проводят флэшмоб под названием Pantless Ride (буквально «бесштанная поездка»). Его идеологи, сообщество нью-йоркских пранкстеров Improv Everywhere и примкнувшие к нему люди (в Нью-Йорке таких сотни) не преследуют никакой цели, кроме как позабавить окружающих. Как выяснилось, флэшмобу уже более 10 лет и его проводят в 25 странах мира – в число которых Россия, как вы, наверное, догадались, не входит.

Ньюйоркцам – в особенности молодым – не нужен повод для праздника, и если им предлагают пошалить, они делают это с большим воодушевлением: по весне, нарядившись в пижамы и заячьи уши, устраивают на площадях подушечные бои, летними ночами сражаются на лазерных мечах, а в канун Рождества массово наряжаются Санта-Клаусами и прокатываются красно-белой волной по пабам и барам города.

Но это, как говорится, еще цветочки. Веселое сумасшествие достигает своего апогея в дни общегородских парадов, которые, возможно, знамениты не так, как карнавалы в Рио и в Венеции, зато случаются с завидной регулярностью, вовлекая в празднование весь город и расцвечивая улицы праздничной мишурой.

В такие дни проявляются черты городского характера, сокрытые от глаз в будни. С самого утра полицейские принимаются деловито перекрывать улицы, автомобилисты, махнув рукой, пересаживаются на метро, духовые ансамбли проводят финальные репетиции, а зрители смотрят прогноз погоды, прикидывая, что с собой взять – фляжку с виски «для сугрева» или шляпу от солнца, – в общем, все максимально серьезно подходят к подготовке мероприятия, во время которого можно на законных основаниях потерять человеческий облик, замусорить улицы и не оставить камня на камне от собственной репутации.

Как и многие другие элементы городской культуры, традицию проведения парадов и шествий в Новый свет привезли с собой эмигранты. Парадом в честь Нового года по лунному календарю (Lunar New Year Parade) мы обязаны китайской диаспоре, парадом Дня Святого Патрика (St.Patrick’s Day Parade) – ирландским католикам. Праздновать Хэллоуин (Halloween) в США начали потомки кельтов, хотя знаменитый на весь мир парад в Вест-Виллидже гораздо моложе: в 1974 году его впервые устроила небольшая группка энтузиастов, но, видно, идея упала на благодатную почву – сейчас в празднике принимают участие около двух миллионов человек.

Из Европы в США перекочевала традиция триумфальных шествий, славящих победителей и великих людей. В Нью-Йорке она трансформировалась в локальный феномен ticker-tape parades – буквально, парадов, во время которых, за неимением серпантина, из окон зданий выбрасывали ленточки биржевых котировальных аппаратов. Все началось как спонтанное проявление радости биржевых клерков в день открытия статуи Свободы в 1886 году, но буквально через пару лет разбрасывание ленточек без веских на то причин запретили, и в дальнейшем все парады ticker-tape нужно было согласовывать на уровне мэрии. Оно и понятно: использованные ленточки биржевых сводок не стоят бросающим ни цента, а расходы на уборку улиц и обирание деревьев от драных бумажек влетают городскому бюджету в копеечку.

Часть Бродвея между Бэттери-парком и Сити-холлом, по которой традиционно проходили «ленточковые парады», получила шутливое название Каньона Героев. Из окон высотных зданий по обеим сторонам Бродвея улица действительно представлялась дном глубокого каньона, по которому крошечными муравьями маршировали «осыпаемые почестями» Джордж Вашингтон, Альберт Эйнштейн, Амелия Эрхарт и женская сборная США по футболу после победы на Чемпионате мира в 2015 году. Кстати, подписи под петицией за проведение последнего парада собирали «всем миром» на change.org. Традиция «ленточных парадов», к сожалению, постепенно умирает, так что если вам посчастливится застать такое зрелище, считайте, что вам крупно повезло.

День рожденья нации, День Независимости 4 июля (Independence Day), обходится без парада. Кульминация праздника – фейерверки. По всей стране в городах и деревнях палят из пушек над озерами, реками и пожарными прудами, но нью-йоркские салюты самые грандиозные из тех, что я видела в США; по размаху их можно сравнить разве что с московскими салютами в честь Дня Победы.

Пять лет подряд местом проведения огненного шоу был Гудзон, но в 2014 году его перенесли обратно на Ист-Ривер, чтобы зрелищем смогли насладиться жители Бруклина и Квинса. Ракеты запускают с пяти барж, стоящих на якоре посреди реки – четыре выше Бруклинского моста, одна – ниже. Во время 25-минутного шоу сорок тысяч залпов взрываются в небе многоцветными фракталами, хризантемами и фонтанами. Наблюдать за действом можно и с набережных, но чтобы прочувствовать магию момента, попробуйте «вписаться» на вечеринку на крыше или террасе Лонг-Айленд-сити или манхэттенского Ист-Сайда, а если среди ваших друзей есть счастливый обладатель квартиры с панорамным видом, намекните ему, что не откажетесь от приглашения на the 4th of July party.

Смотреть салют с воды тоже очень здорово. Компании Circle Line, NY Waterway и Hornblower устраивают круизы с ужином и танцами, но если вы собираетесь праздновать большой компанией, можно просто арендовать на несколько часов парусную яхту и запастись парой ящиков любимого шампанского.

Еще один сугубо американский праздник – День благодарения (Thanksgiving). Американцы по традиции отмечают его с семьями, поэтому многие ньюйоркцы уезжают из города. Те же, кто остается, стройными рядами отправляются мерзнуть на Парад Дня Благодарения. Не пойти нельзя – дети не поймут. Во время парада по Central Park West Avenue мимо Центрального парка по воздуху проплывают гигантские воздушные шары в виде сказочных и мультяшных персонажей: тут и Снупи, и Губка Боб, и Паддингтон, и Санта-Клаус, и какие-то не совсем знакомые персонажи новомодного мультфильма Adventure Time. Фаворитом моих детей был Спайдермен, который, кажется, вот-вот спикирует вниз на нью-йоркскую улицу, вытянув вперед мускулистую руку. Главное, чтобы день был не слишком ветреным, ведь даже самое небольшое изменение траектории полета шаров может обернуться поваленными фонарными столбами.

Говорят, парад лучше всего смотреть из окон пятых-шестых этажей знаменитых коопов, стоящих лицом к Центральному парку. Знаю, что предприимчивые хозяева квартир в этих самых домах – а это по определению далеко не бедные люди – не могут отказать себе в маленькой слабости и подзаработать тыщонку-другую, сдав места у своих окон желающим посмотреть в глаза пролетающему мимо Снуппи. Но еще труднее понять людей, согласных платить по 200 долларов за 30 сантиметров окна, – признаюсь, я знакома с такими лично. Кстати, если вам захочется рассмотреть любимых персонажей поближе, то в день накануне парада можно прийти к Музею естественной истории и понаблюдать, как их постепенно наполняют воздухом, разложив на окрестных лужайках.

Рождество, которое здесь празднуют по григорианскому календарю 25 декабря, – тоже чисто семейный праздник: купили накануне елку, украсили, посидели за праздничным столом, спели Silent Night, утром достали подарки из носков, полежали в пижамах перед телевизором, выкинули елку – вот и весь праздник. А вот Новый год – совсем другое дело. Тусуются все! Весь город стоит на ушах, молодежь отрывается в клубах, компании празднуют в ресторанах, парочки стараются взять несколько отгулов и улететь на ближайшие из Карибских островов. Хотя тут главное не переборщить, ведь американцам, в отличие от россиян, 2-го января уже на работу, поэтому на все про все у большинства из них есть лишь один день.

Но если Новый год застал вас в Нью-Йорке, не совершайте роковой ошибки! Не ведитесь на приторную квазиромантику новогодних комедий, не ходите встречать Новый год на Таймс-Сквер! Сошествие мерцающего шара выглядит волшебно только на экране телевизора – при условии, что вы лежите под красным клетчатым пледом со стаканом виски в руке. На самом же деле, чтобы увидеть сползание мячика по шесту воочию, нужно занять очередь с утра, в 3 часа дня зрителей распределят по секторам, часть из которых окажется за несколько кварталов от площади, в 6 всем выдадут блестящие шапки и свистки, за минуту до 12 начнется обратный отсчет, шарик упадет где-то за горизонтом, сноп искр, конфетти, вас целует взасос пьяный турист из Кореи, «Happy New Year!» из громкоговорителей – пффф! – все кончено.

Мой вам совет: идите на Бруклинский мост. Боя курантов не обещаю, но наступление Нового года вы точно не пропустите – благодаря огромному табло на одном из бруклинских небоскребов. В полночь на Liberty Island начнут палить пушки, небо над Нью-Йоркской бухтой озарится вспышками салюта, немногочисленная публика на мосту будет пить шампанское, обниматься и поздравлять друг друга – без надрыва, без экзальтации, без телетрансляции, но как-то очень тепло и душевно.

Самые зрелищные парады в Нью-Йорке проходят на День Святого Патрика, на Хэллоуин и День борьбы за права геев (Gay Pride Parade). Да, это не самые многочисленные из шествий – пальму первенства по количеству участников держит, как это ни странно, парад в День Пуэрто-Рико, – но они, по-моему, лучше всего отражают три карнавальных ипостаси Нью-Йорка и иллюстрируют эволюцию представлений о поводах, достойных всеобщего празднования и веселья.

Если День Святого Патрика – праздник в своей основе религиозный, прославляющий главного ирландского святого, а заодно и всю ирландскую диаспору Нью-Йорка, то Хэллоуин, во время которого безудержным весельем стараются отпугнуть лихо, уходит корнями в языческий кельтский праздник Самайн. Маскарадная эстетика в какой-то мере роднит Хэллоуин с гей-парадом, который вызывающе-ярко и зрелищно пытается донести до общества мессадж «мы – такие, какие мы есть, и с нами нужно считаться». В обоих случаях карнавализация действа – это бунт против уныния и серости, против конвенций и авторитетов.

В параде в честь Хэллоуина (Halloween Parade), проходящем в Вест-Виллидже, могут участвовать все, кто в эту ночь одет в карнавальный костюм, и, поверьте мне, желающих пройти по улицам в толпе ведьм, привидений, вампиров, красавиц и чудовищ каждый год не счесть. В 7 часов вечера 31 октября шествие гигантских кукол, платформ и пеших ряженых стартует с Канал-стрит (Canal Street) и движется, пульсируя и мерцая, вверх по Шестой авеню (Avenue of the Americas) до 16-й улицы. Классика жанра – костюмы монстров и зомби разных степеней разложения, далее по популярности следуют герои комиксов и мультфильмов, ну и, само собой, ни один Хэллоуин не обходится без офисных работниц, сменивших строгий костюм на прикид Красной Шапочки или медсестры.

Каждый год для парада предлагается сквозная тема. В прошлом году вдохновением послужила картина Босха «Сад земных наслаждений», а в этом заявленная тема звучит как Shine a Light («Пролей свет»), предоставляя максимальную свободу для фантазии и творчества. Парад отменили лишь один раз за все годы проведения – в 2012 году, и то по очень веской причине: после урагана «Сэнди» вся нижняя часть Манхэттена была затоплена и сидела без электричества, так что было не до веселья. Парад состоялся даже в 2001 году после терактов 11 сентября – в тот год предложенной темой стал «Возрождающийся Феникс».

31 октября все горожане входят в образ – в меру своих сил, фантазии и раскованности. Самые веселые приходят на работу с бутафорским топором в спине, более сдержанные ограничиваются одеждой в традиционной оранжево-черной гамме. Даже собак и тех наряжают драконами, трехголовыми Церберами и телевизорами на ножках. Без костюмов по городу ходят разве что полицейские, да и то лишь потому, что выглядят в своей форме так, будто нарядились для какой-то очень особой вечеринки.

На День Святого Патрика 17 марта все в Нью-Йорке становятся немного ирландцами. Под знаменами святого, принесшего в Ирландию христианство и попутно изгнавшего змей, объединяются все – от русских туристов до афроамериканцев. Те, кто не вышел родословной, вызывают в себе дух Ирландии с помощью волшебных напитков – «Гиннесса», «Килкенни» и «Харпа». Самое главное событие дня – парад на Пятой авеню, становящейся по такому случаю пешеходной. Шествие начинается по традиции от Собора Св. Патрика (St.Patrick’s Cathedral, 14 E 51 St.), где в 8 утра архиепископ Нью-Йоркский, кардинал Тимоти Долан, благословляет участников и дает старт мероприятию.

Но смотреть парад лучше всего выше по течению, там, где Пятая авеню идет вдоль Центрального парка, или со ступеней музея Метрополитан – здесь колонны участников тормозят, чтобы поприветствовать руководство Американо-ирландского исторического общества (American Irish Historical Society). Главное, сразу определиться, с какой стороны улицы вы будете стоять, потому что перейти Пятую авеню в течение нескольких часов будет крайне сложно; по обеим сторонам выставляют ограждения, на которых повисают тысячи и тысячи зрителей в костюмах лепреконов, в оранжевых париках и ирландских свитерах из неотбеленной шерсти. Чтобы не выглядеть чужим на этом празднике жизни, даже офисные работники выуживают ядовито-зеленые галстуки и носки, а остальные надевают самые зеленые из имеющихся футболок.

Нью-йоркский парад Дня Святого Патрика – самый грандиозный в стране. В шествии принимают участие и школьные оркестры, и ансамбли волынщиков, и полицейские, среди которых традиционно много ирландцев, и даже городские политики. Правда, мэр де Блазио уже второй год подряд бойкотирует парад из-за того, что его организаторы высказались против участия в нем ЛГБТ-групп, мотивируя это тем, что не хотят, чтобы их шествие превращалось в дубль гей-парада. По этой же причине парад лишился спонсорства пива Heineken, хотя, я уверена, на градусе веселья это сильно не отразится. Кстати, о пиве: его на День Святого Патрика выпивают рекордное количество, причем только в этот день в нью-йоркских барах можно попробовать зеленое пиво. По вкусу оно, правда, никак не отличается от обычного, поскольку своим цветом обязано капле синего пищевого красителя.

Шествие «гейской гордости», или Gay Pride Parade, проходит во всем мире в последнее воскресенье июня, но нигде, кроме Нью-Йорка и Сан-Франциско, праздник не имеет таких масштабов. Причем, чтобы махать радужным флажком на улице или распевать I will survive в клубе после парада, вовсе не обязательно быть геем – как говорят участники парада, «гей-паспорт на входе не спрашивают». В 2015 году праздновали с особым размахом: ЛГБТ-сообщество, их семьи и сочувствующие отмечали принятие Конституционным судом США решения о разрешении однополых браков по всей стране.

В полдень участники парада начинают движение от пересечения 36-й улицы и Пятой авеню вниз до Кристофер-стрит (Christopher St.). Желающие маршировать в колонне должны зарегистрироваться, для всех остальных вход свободный. В конце маршрута шествия на Хадсон-стрит (Hudson St.) бурлит street fair в лучших традициях городских праздников – с барбекю, радужными чизкейками и уличными музыкантами. Но самое веселье начинается после заката: на Пирсе № 26 (Pier 26) на Гудзоне устраивают благотворительную вечеринку с лучшими диджеями, фейерверками и приглашенными звездами первой величины; билеты на «Dance on the Pier» расходятся как горячие пирожки, так как это событие – обязательный пункт программы в светском календаре всех нью-йоркских тусовщиков, независимо от сексуальных предпочтений.

Gay Pride Parade (или March) – самый молодой и радужный из нью-йоркских парадов – знаменует годовщину Стоунволлских бунтов (Stonewall Riots), ставших точкой отсчета в борьбе за права геев. Но для самих участников парада это, конечно, еще и праздник принятия себя и своей идентичности, радужная процессия людей, сталкивающихся подчас с дискриминацией, даже при том, что современный Нью-Йорк – один из самых толерантных городов мира. Кэмповая эстетика парада довольно сложно стыкуется с серьезными политическими лозунгами на плакатах марширующих, но люди в леопардовых стрингах, скандирующие «Gay! Straight! Black! White! Marriage is a Civil Right!» – это реальность гей-движения XXI века, кто бы что об этом ни думал.

Практикум

Нью-Йоркская дюжина: дегустируем по пунктам

Я вышел на палубу «Шамплена» и вдруг увидел Нью-Йорк. Он возвышался передо мной, серо-зеленый, розовый и кремово-белый. Он был похож на огромный готический рокфор. Я люблю рокфор, и я воскликнул: «Нью-Йорк приветствует меня!»

Тайная жизнь Сальвадора Дали.Сальвадор Дали

Кулинарную повестку дня Нью-Йорка очень точно описывает принцип mixing high and low. Изначально модные журналы описывали этим термином грамотное микширование вещей дорогих и демократичных брендов – например, кашемирового пальто с кедами Converse или топа из H&M с колье Van Cleef. В гастрономическом контексте «сочетание высокого с низменным» означает виртуозное соединение пафосных ингредиентов с простыми и равное уважение к мишленовским шефам и поварам фуд-траков, что кормят народ «с колес».

И все же существуют блюда, так же неразрывно связанные с образом Нью-Йорка, как статуя Свободы и Бруклинский мост. Их рецепты могут варьироваться от ресторана к ресторану, их популярность переживает всплески и спады, но для формирования цельного кулинарного образа города их непременно нужно попробовать.

Заранее прошу прощения у любителей пиццы и капкейков – их в моем списке нет, и не по соображениям личной неприязни к упомянутым блюдам, а потому что эти блюда давно стали пан-американскими и, на мой субъективный взгляд, мало отличаются в ресторанах Нью-Йорка, Чикаго и Лос-Анджелеса. К тому же скажу сразу, что мой список ни в коем случае не является исчерпывающим меню, по которому нужно питаться в Нью-Йорке каждый божий день. Дело в том, что большинство из этих блюд относятся к категории comfort food – то есть еды, которая дает ощущение покоя и благости. А достижение этого состояния, как известно, чаще всего сопряжено с употреблением большого количества жиров и углеводов. Поэтому не забывайте о салатах, овощных соках и супах, которые в изобилии продаются в Нью-Йорке практически на каждом углу. Ньюйоркцы употребляют их в изрядных количествах, поэтому обычно пребывают в хорошей спортивной форме.

Итак, вот блюда, не попробовав которые, вы ничего не поймете о нью-йоркской кухне.

1. Хот-дог (Hot Dog)

Казалось бы, хот-дог, эка невидаль. Но нью-йоркский хот-дог имеет одно очень большое и важное отличие от своих европейских коллег: франкфуртские и венские сосиски традиционно готовятся из смеси свинины и говядины, а иногда только из свинины, в то время как в Нью-Йорке в сосиске вы не обнаружите ничего, кроме говядины, соли, чеснока и паприки. Зачастую они даже снабжаются пометкой «kosher style». В Нью-Йорке в качестве аккомпанемента к сосиске предлагается острая горчица, квашеная капуста (sauerkraut) или лук, тушеный в томатном соусе. По легенде, первые хот-доги, какими мы знаем их сейчас, в 1817 году начал продавать выходец из Германии Чарльз Фельтман с передвижного лотка на Кони-Айленде. Но ехать в такую даль, чтобы попробовать аутентичный нью-йоркский хот-дог, вовсе не обязательно: из заведений, которые считают хот-доги своим коронным пунктом меню, можно выделить кафе Papaya King (3 St Marks Pl.), где к фирменным (и очень недорогим) сосискам в булке предлагается квашеная капуста, тушенная с чили и пивом, и бургерную Shake Shack (парк Madison Square, угол Madison Ave. и E. 23rd St.), которая начала свою славную биографию с тележки продавца хот-догов и по-прежнему не сдает позиций: попробуйте их хот-дог из куриного мяса с яблоками и шалфеем.

2. Бейгл с лососем (Lox and Bagel)

Если провести блиц-опрос, с какой едой для ньюйоркцев ассоциируется завтрак, то как минимум половина из них, а то и больше, назовут бейгл, намазанный мягким сыром. А что до бейгла, то это точно не бублик. Может быть, по форме он и напоминает наш русский бублик, но по содержанию – «это две большие разницы», как говорят в Одессе, откуда, по некоторым сведениям, и прибыл бейгл. По другим сведениям, в Нью-Йорк культуру бейгла привезли польские евреи, и довольно долго этот продукт, в особенности его вариация с копченым лососем под названием «lox and bagel», был маркирован в американском сознании как сугубо этническая еда. Но, как и все в Америке, «lox and bagel» ассимилировался и стал одним из гастрономических символов Нью-Йорка. В отличие от бубликов, бейглы сначала обваривают в крутом кипятке для образования плотной жевкой корочки, оставляют расстаиваться, а потом уже выпекают в ротационной печи.

Классический «lox and bagel» делается так: берут румяный бейгл с кунжутом, разрезают его вдоль напополам, щедро намазывают мягким сыром. Если хотите, чтобы слой сыра был меньше, чем в палец толщиной, успейте крикнуть парню за стойкой «just a SCHMEAR!» – на идише schmear как раз означает тонкий слой сыра, и вас гарантированно поймут. Следом идут несколько тончайших колец красного лука, горсть крупных каперсов, сверху все это драпируется рюшами из несколько пластинок соленого лосося «Nova Lox», дальше – идеальный поперечно срезанный кусочек мясистого помидора, и все это венчает верхняя часть бейгла, посыпанная кунжутом. Вот он, идеальный завтрак ньюйоркца.

За лучшими бейглами идите в Murray’s (500 Avenue of the Americas) и Zucker (146 Chambers St.) – они принадлежат одному и тому же владельцу, бейглы выпекают с утра прямо в самих кафе, а в качестве начинки предлагают лосось нескольких вариантов посола и аддиктивно вкусную черную треску.

3. Гамбургер (Hamburger или просто Burger)

Городская легенда гласит, что первые гамбургеры начали жарить в начале XIX века в доках Нижнего Ист-Сайда по заказу соскучившихся по домашней еде немецких моряков. Котлета из рубленой говядины подавалась сначала без булки, но кто-то догадался ее добавить для удобства употребления. Индикатором профессионального подхода к приготовлению бургеров служит один вопрос, который задаст вам официант, принимая заказ: «How would you like it cooked?» («Как вам его приготовить?» – имеется в виду степень прожарки). Искушенные едоки утверждают, что ответ (кстати, как и в случае со стейком) может быть лишь один: «medium» («средней прожарки») – до свертывания крови при розоватой серединке. Для более осторожных подойдет вариант «medium well» («почти прожаренный»), а от варианта «well done» («хорошо прожаренный») все же лучше отказаться – говядина в нью-йоркских ресторанах отменная, и волноваться вам решительно не о чем. К тому же прожаренный до состояния «мягкой подошвы» бургер произведет на вас не больше впечатления, чем котлета в одном известном всем нам ресторане быстрого питания.

Сейчас бургеры переживают очередной пик популярности. Шефы колдуют над авторскими рецептами фарша, модные рестораны экспериментируют с «присадками» вроде фуа-гра, чатни и экзотических сыров. Но если вы хотите попробовать эталонный нью-йоркский бургер, сходите в ресторан JG Melon (1291 Third Avenue) и закажите простой классический чизбургер с cottage fried potatoes (картошкой фри, нарезанной кружочками), запейте все это стаканом пива Sam Adams и признайтесь, что это было здорово. Если хочется попробовать что-нибудь повеселее, забронируйте столик в ресторане The Breslin (16 West 29th St.) в культовом Ace Hotel и закажите их знаменитый бургер из баранины с сыром фета. Буквально после первого укуса вы поймете, почему посетители The Breslin съедают до 1300 таких сэндвичей в неделю.

4. Стрип-стейк Нью-Йорк (New York Strip Steak)

Положа руку на сердце, «стрип-стейк Нью-Йорк» – не единственный вид стейка, который стоит попробовать в Нью-Йорке. И портерхаус, и рибай, и даже филе-миньон в городе, где мясные склады исторически занимали целый район, в большинстве случаев очень хороши, а иной раз просто исключительны. Но стрип-стейк с одноименным названием стоит попробовать, даже если вы не большой любитель мяса, потому что по насыщенности вкуса с ним, на мой субъективный взгляд, не может соперничать ни один другой отруб. Этот стейк делается из тонкого филейного края. Так как этой мышцей животное практически не пользуется, мясо остается нежным с большим количеством мраморных прожилок. Говорят, что этот стейк «изобрели», как и многие традиционные блюда американской кухни, в нью-йоркском ресторане Delmonico’s – одном из первых ресторанов высокой кухни в США. До них эту часть туши использовали в основном для рагу и фаршей.

Возвращаясь к вопросу прожарки, скажу, что для стейка она является еще более судьбоносной, чем для бургера, и все шефы как один не рекомендуют прожаривать мясо выше температуры medium rare («слабой прожарки»). Для говядины сухого вызревания, которая ферментирует и набирает вкус в специальной камере при температуре чуть выше нуля, такая прожарка идеальна. Да, выдержанная говядина стоит в несколько раз дороже обычной USDA Prime beef (говядины высшей категории по шкале американского минсельхоза), но она, простите за каламбур, того стоит. Поэтому, если уж вы решили съесть стейк, выбирайте именно такой, но приготовьтесь к тому, что счет за ужин с вином будет колебаться вокруг отметки в 100 долларов на человека.

За классическим стрип-стейком нужно идти в классический ресторан The Palm (837 Second Ave.), в котором готовить идеальный стейк научились еще в 1926 году и продолжают делать это виртуозно. Из гарниров обратите внимание на традиционный шпинат в сливках и жареные грибы. Второй ресторан, где, по мнению нью-йоркских гурманов, делают эталонный стрип-стейк на кости, – это Minetta Tavern (113 Macdougal St.), один из немногих стейкхаусов со звездой гида Мишлен. Звезда тяжким бременем отразилась на цене этого волшебного куска мяса: с нынешнего года он стоит аж 61 доллар. Но увесистый стейк весом под 800 грамм вполне могут разделить двое людей с умеренным аппетитом. Из выдающихся гарниров попробуйте «картофель Анна» – элегантный гибрид картофельного пирога и гратена.

5. Лобстер (Lobster)

Авторы многих кулинарных книг утверждают, что омар и лобстер – суть одно ракообразное, только первое название заимствовано из французского, а второе из английского. На самом деле эти двое не родные братья, а кузены: омар, обитающий в восточной Атлантике, относится к виду Homarus gammarus, в то время как его американский коллега – к виду Homarus americanus, при том что оба относятся к одному роду. Так что я, с вашего позволения, оставлю «омара» французам, и будем считать, что в американских ресторанах предлагают лобстера. К тому же в прибрежных районах США с лобстера слетела европейская спесь, и он утратил репутацию гламурного яства, превратившись в достаточно доступное сезонное блюдо, которое подают в пляжных забегаловках с растопленным сливочным маслом, початком вареной кукурузы и капустным салатом «коулсло» – куда уж демократичнее?

Сезон лобстеров на восточном побережье – это конец августа – ранняя осень, когда их ловят в забавные деревянные ящики-ловушки в теплых прибрежных водах, но благодаря практике содержания в аквариумах и круглогодичной ловле в океане в меню нью-йоркских ресторанов лобстеры не переводятся весь год. Самыми знаменитыми считаются лобстеры с побережья штата Мэн – в меню часто так и пишут: «Maine lobster», но поскольку это название не является зарегистрированной торговой маркой или «аппеласьоном», то под этим именем могут продаваться любые лобстеры с севера США и Канады, на это не стоит обращать особого внимания.

Самые популярные способы приготовления лобстера – на пару и на гриле. Именно они позволяют в полной мере насладиться мягким сладковатым мясом со слабовыраженным морским вкусом. Такими способами их одинаково хорошо готовят и в ресторанах высокой кухни, и в прибрежных кафе. В обоих случаях цена указывается исходя из веса ракообразного, но даже в сезон может отличаться в разы в зависимости от класса заведения и жадности его хозяина, поэтому, выбрав для дегустации лобстера пляжное кафе с пластиковыми стульями и одноразовой посудой, вы проиграете лишь в части пафоса, но не вкуса.

Еще обратите внимание на совершенно непостижимый феномен lobster roll – булки с лобстером, напоминающие своей незамысловатостью хот-дог, в который вместо сосиски по ошибке положили щедрую порцию салата с лобстером. Булки с лобстером продаются как с колес (лучшие, по моему мнению, выходят из окошка трака Red Hook Lobster), так и в специальных закусочных. Среди последних я бы выделила Luke’s Lobster (и особенно их филиал в фудкорте гостиницы Plaza по адресу 1 W 59th St.) за щедрость и простоту: в салате, который кладется в теплую булку, помимо мяса лобстера, есть лишь столовая ложка майонеза, щепотка сельдереевой соли, перца и несколько капель лимона, но результат оказывается настолько потрясающим, что, попробовав их lobster roll лишь раз, вы будете ловить себя на том, что ближе к обеду ноги сами несут вас в Люку, хотите вы того или нет.

За перемещениями фудтраков Red Hook Lobster следите на twitter @lobstertruckny

6. Нью-йоркский чизкейк (Cheesecake New York)

Если вы считаете, что чизкейк – он и в Африке чизкейк, то есть не испытываете пиетета к этому десерту, считая его слишком банальным и калорийным, то этот пункт программы вполне можете пропустить. Хотя, если вы все же согласны дать чизкейку второй шанс, Нью-Йорк для этого подходит как нельзя кстати. Чизкейк, как и большинство блюд американской кухни, приехал в Новый Свет из Европы, но если в его европейских вариациях используют традиционные мягкие сыры типа рикотты, творога или мизитры, то в американском чизкейке основной ингредиент – это творожный сыр Philadelphia. Под этой торговой маркой он стал продаваться много позже того, был случайно придуман одним фермером с Катскильских гор как при попытке создать некое подобие французского мягкого сыра Neufchtel – основного ингредиента gateau fromage – французского кузена чизкейка.

Нью-йоркский чизкейк (New York-style cheesecake) отличается тем, что к сырно-яичной смеси перед выпеканием добавляют дополнительные желтки, обеспечивающие нежную кремовую текстуру, а для основы коржа берут крекерную крошку. Он настолько хорош сам по себе, что чаще всего подается в чистом виде – без фруктов, карамели, сметаны и шоколадного соуса, с которыми принято сервировать другие разновидности чизкейка.

Несмотря на то что чизкейк присутствует в меню каждого второго ресторана города, путь за настоящим гастрономическим откровением не так близок: придется сделать над собой усилие, сесть на 1-ю ветку метро и поехать в Бронкс. Ресторанный гид Zagat утверждает, что если бы существовала Нобелевская премия по чизкейкам, то ее бы гарантированно присудили пекарне S&S Cheesecake (222 W 238th St., Bronx). Здесь выпекают только чизкейки и ничего кроме них. В невзрачном магазине при пекарне вас ждут каждый день с 6 утра до 3 часов дня, причем употребить продукт на месте не получится – с коробкой нужно будет ехать обратно в отель, а если сила воли оставит вас, идти до ближайшей скамейки.

Если вам повезет, вы, вполне возможно, обнаружите чизкейки S&S гораздо ближе – они продаются в продвинутых deli и фигурируют в десертных меню хороших ресторанов Нью-Йорка, например, стейкхауса Peter Luger (178 Broadway, Brooklyn). Но какова вероятность того, что вам захочется съесть кусок чизкейка после знакомства со стейком porterhouse? Практически нулевая. Так что сделайте себе одолжение, поезжайте в Бронкс и устройте пикник с чизкейком в ближайшем к пекарне S&S парке Ван Кортленд (Van Cortland park). Кстати, это может стать чудесной прелюдией для посещения исключительного по красоте поместья Уэйв-Хилл (Wave Hill) неподалеку.

7. Сэндвич с пастрами на ржаном хлебе (Pastrami on rye)

Пастрами – одно из лучших изобретений еврейской кухни. В вопросе изготовления мясных деликатесов, где большинство национальных кухонь опирается на свинину, евреи смогли достичь волшебных результатов с говядиной. Довольно жесткая и волокнистая по своей природе говяжья грудинка превращается в сочное, тающее во рту мясо. Попробовав его впервые, затрудняешься ответить, каким способом его вообще приготовили. Но секрет заключается как раз в многоэтапности процесса, в ходе которого грудинку сначала несколько дней маринуют, потом натирают смесью сухих приправ, коптят при низкой температуре и уже затем отваривают до готовности. Теоретически весь этот процесс, досконально описанный в кулинарных энциклопедиях, можно воспроизвести и в домашних условиях, но для жителей Нью-Йорка это так же немыслимо, как для москвичей делать дома колбасу. Тем более что нью-йоркские deli и кафе предлагают весь спектр традиционных говяжьих деликатесов, от упомянутого пастрами до грудинки (brisket) и солонины (corned beef).

Редкий туристический путеводитель не посылает своих читателей в Katz Delicatessen (205 East Houston St.) – гибрид советской столовой и американского дайнера. Но даже если откинуть сентиментальные резоны и любовь к фильму «When Harry Met Sally», Katz Deli отлично подойдет для знакомства с pastrami sandwich. Здесь, кстати, помимо перечисленных этапов приготовления, непосредственно перед подачей пастрами оставляют на полчаса на паровой бане – говорят, это залог безупречной нарезки. Опытные повара утверждают, что секрет идеального бутерброда с пастрами – это правильное чредование постных и жирных кусочков мяса, которые подбираются друг к другу, как элементы мозаики, и раза в два превосходят по объему хлеб. Ну и фирменная катцовская горчица тоже играет не последнюю роль. Совет: не берите на гарнир жареную картошку, она только испортит впечатление от прекрасного бутерброда, который по умолчанию подается с солеными и маринованными огурцами и помидорами. Именно с ними его и нужно есть.

8. Манхэттенский чаудер – суп с моллюсками (Manhattan Clam Chowder)

В своем эпосе «Моби Дик, или Белый кит» Герман Мелвилл посвятил чаудеру целую главу. Но великий американский писатель воспел бостонский вариант супа с моллюсками – на сливках и шкварках, в то время как ньюйоркцы гордятся своим собственным, манхэттенским чаудером, в рецепт которого входят томаты. Многие жители Восточного побережья США относятся к такой вариации этого супа с недоверием, если не с презрением. Борьба между поборниками двух разных рецептов порой достигает накала покруче, чем противостояния фанатов бейсбольных клубов New York Yankees и Boston Red Sox. В штате Мейн, к примеру, использование томатов в супе с моллюсками в 1939 году было запрещено законом.

Как бы то ни было, в меню нью-йоркских ресторанов, помимо традиционного бостонского чаудера, предлагается местный вариант – на прозачном бульоне с добавлением картофеля, бекона, сельдерея, томатов, тимьяна и орегано, что выдает его итальянское происхождение. Что же до моллюсков, то clams – это собирательное название всех съедобных моллюсков; нам представители этого класса лучше всего знакомы под итальянским именем «вонголе».

Если же вы не пробовали ни один из вариантов, советую вам идти прямиком в легендарный ресторан Oyster Bar на вокзале Grand Central (89 East 42nd St.): несмотря на отсутствие такой опции в меню, официанта можно попросить принести вам чаудер half-and-half («пополам»), и перед вами окажется тарелка, в которой будут соседствовать два вида супа. Так вы сможете провести сравнительный анализ и понять, на чьей вы стороне – белых или красных.

9. Яйца Бенедикт (Eggs Benedict)

Яйца Бенедикт так же неразрывно связаны с феноменом бранча, как молния с громом. А бранч от обычного завтрака отличается не только более поздним часом трапезы и меню, тяготеющим по репертуару к обеденному, но и тем, что за ним принято идти в ресторан. Ежедневные хлопья и йогурты на бегу – удел городских кухонь, а киши, сложносочиненные омлеты и яйца Бенедикт – блюда, достойные руки профессионального шефа.

«Яйца по-бенедиктински», несмотря на кажущуюся очевидность этимологии, никакого отношения в одноименному монашескому ордену не имеют. Вероятнее всего, они появились как раз в ту пору, когда возник сам феномен бранча, и по одной из версий их название связано с неким финансистом по фамилии Бенедикт, заказавшим однажды этот невиданный гастрономический конструкт в ресторане отеля «Вальдорф» в качестве похмельного завтрака.

Компоненты блюда очевидны и просты: основой служит поджаренный хлеб, а точнее, английский маффин – пресная дрожжевая булочка, на которую кладут не слишком тонкий кусочек канадского бекона (по сути, гибрида бекона с ветчиной), сверху – идеально приготовленное яйцо-пашот, пару ложек соуса оландэз и при классической подаче немного зеленых «брызг» лука-резанца. Одно движение ножа, освобождающее желток из пашотного плена, – и на тарелке синергия в действии: взаимодействуя друг с другом, эти базовые ингредиенты выводят вкус блюда на принципиально новый уровень, который и не снился каждому из них по отдельности. А если пойди до конца и запить бенедиктин традиционной для бранча «Кровавой Мэри», ощущение выхода за пределы обыденности станет особенно полным.

Яйца Бенедикт – неиссякаемая тема для кулинарых вариаций. Шефы не могут устоять перед искушением заменить канадский бекон на крабовую котлету или даже чоризо, а олландэз – на авторские варианты. Если смотреть правде в глаза, все они просто пытаются заново изобрести колесо. Пожалуй, единственная вариация, стоящая внимания, – это яйца по-флорентийски (Eggs Florentine), в которых вместо бекона фигурирует шпинат и копченый лосось. Для тех, кто не ест свинину и бекон в частности, – это очень элегантный выход из положения. И все же классические бенедиктины не нуждаются в усовершенствовании, и одну из лучших версий по-прежнему готовят в ресторане The Peacock Alley отеля Вальдорф Астория (Waldorf Astoria Hotel, 301 Park Ave.). Из вольностей здесь позволяют себе только трюфельную стружку и гарнир из спаржи, но с этим вполне можно смириться.

10. Цыпленок генерала Цо (General Tso’s Chicken)

Хунаньская кухня, к которой формально относится «цыпленок генерала Цо», не может похвастать оглушительной мировой популярностью, как кухня кантонская (или, как принято говорить у нас, гуанчжоуская). Да и в США о ней и слыхом не слыхивали до начала 70-х, когда в Нью-Йорке открылись несколько хунаньских ресторанов. Цыпленок генерала Цо, названный в честь китайского военачальника XIX века Цзо Цзунтана (Tso Tsung-t’ang), представляет собой хрустящие кусочки цыпленка, обжаренные в легком кляре, которые подают со сладко-острым соусом. Так почему же, вы спросите, это блюдо попало в список исконно нью-йоркских яств? А потому что ни в одном ресторане хунаньской кухни – ни в материковом Китае, ни на Тайване – вы этого блюда не встретите, поскольку рецепт его изобрели в Нью-Йорке, и сделал это предположительно шеф Пенг Чан-гуи (Peng Chang-kuei), бежавший в свое время после китайской революции 1949 года на Тайвань, а впоследствии в Нью-Йорк.

Генеральского цыпленка стоит попробовать даже чисто из антропологического интереса, потому что в нем соединилось все то, что американцы любят в китайской кухне, или, точнее, все то, что они хотят в ней любить: умеренная острота, ощутимая сладость, контраст хрусткой корочки и вязкого соуса. Из-за безумной популярности цыпленка Цо вы найдете в меню практически любого китайского или паназиатского ресторана Нью-Йорка, но, к сожалению, популярность не лучшим образом сказалась на его качестве, и подчас вместо румяного цыпленка можно получить нечто, больше напоминающее пончики с цыпленком в сладком соусе.

В ресторанах Чайнатауна генеральский цыпленок, скорей всего, будет на высоте, но тем, кто печется о своем здоровье и избегает китайских ресторанов из-за их увлечения глутаматом натрия, могу посоветовать ресторан Brooklyn Wokshop, в котором цыпленка готовят без него (по-английски глутамат сокращенно называют MSG, от monosodium glutamate, соответственно блюда без него обозначаются как MSG-free). В качестве гарнира предлагают хрустящую запеченую, а не отварную брокколи, которая служит отличной индульгенцией для насыщенного кисло-остро-сладкого соуса. К сожалению, их стационарный ресторан в Бруклине сейчас закрыт, но команда вок-шопа продолжает готовить на фудмаркетах и, возможно, скоро откроет новое место. А пока следите за их перемещениями на сайте www.brooklynwokshop.com.

11. Устрицы (Oysters)

Устрицы с Восточного и Западного побережий США состоят в отношениях постоянной конкурентной борьбы, если не явного антагонизма. Самим моллюскам делить, как вы понимаете, нечего, но вот в ресторанных меню они яростно соперничают за любовь гурманов. В сознании любителя устриц восточное и западное побережья так же далеки, как луна и солнце, у истинного знатока есть любимые сорта, о нюансах вкуса которых он расскажет лучше любого ресторанного критика. Есть такие, кто искренне не понимает, что может быть лучше нежных восточнобережных устриц с выраженным морским вкусом, гладкой округлой раковиной и плотным мясом, а кому-то по душе сладковатые и мясистые западнобережные устрицы, но в Нью-Йорке, конечно же, имеет смысл познакомиться с жителями местных вод, тем более что устрицы Blue Point, которых ловят на Лонг-Айленде, как нельзя лучше подходят для первого знакомства с моллюском.

По соседству с ними, в Лонг-Айлендском проливе, обитают отличные крупные устрицы со смешным названием Naked Cowboy, из-за которого я долгое время испытывала к ним интеллигентский скепсис, о котором потом очень жалела. Известны и любимы устрицы Wellfleet Harbor с мыса Кейп-Код (Cape Cod) в Массачусетсе – попав на язык, они кажутся довольно солеными, но само мясо имеет ярко выраженный сладковатый вкус. Это сочетание делает их одними из самых сбалансированных устриц, не нуждающихся вообще ни в каких аккомпанементах, кроме сока в раковине, который ни в коем случае не нужно сливать. Кстати, все три разновидности совершенно дикие – в их выращивании человек не принимает никакого участия, поэтому за обеспечение калибра и качества отвечают только море и климат.

Если же вы опытный устричный гурман, попробуйте разновидность Martha’s Vineyard, названную по месту своего обитания: более крупный моллюск с ярким вкусом моря, по-моему, идеален для употребления с коктейльным соусом – особенностью сервировки устриц по эту сторону Атлантики. Если в Европе вместе с устрицами подают лимон и соус из красного винного уксуса и шалота, то в Америке на ледяном блюде вы обнаружите чашечку с красным соусом, напоминающим по виду кетчуп. На самом деле это и есть кетчуп, только с добавлением хрена, лимонного сока, ворчестерского соуса и табаско.

Чтобы устроить идеальное oyster party в компании единомышленников и попробовать несколько видов устриц, лучшего места, чем олдскульный Oyster Bar в здании вокзала Гранд Сентрал (Grand Central 89 East 42nd St.) вам не найти. В рукописном меню каждый день с открытия в 1913 году обновляется список доступных на сегодня сортов моллюсков, но меньше тридцати их никогда не бывает. Здесь, кстати, можно попробовать и довольно редкие устрицы Belon из штата Мэн, растущие в устьях рек, и крупные мясистые Kumamoto с Западного берега, и даже традиционную еду первых американских поселенцев – рагу из устриц (oyster stew).

Еще одно место с внушительным устричным меню и дюжиной коктейлей на основе абсента – это ресторан Maison Premiere (298 Bedford Ave, Brooklyn) в Бруклине. Помимо приятной атмосферы и декора, он радует счастливыми часами (с 16 до 19 по будням и с 11 до 13 по выходным), когда любая устрица стоит 1 доллар – хотя, как вы понимаете, желающих будет много и придется поработать локтями.

12. Черно-белое печенье (Black and White Cookie)

Черно-белое печенье – некоронованный король нью-йоркской выпечки. О существовании этого печенья как кулинарного факта и культурологического феномена я узнала из эпизода сериала «Seinfeld», в котором главный герой Джерри использует его как метафору мирного сосуществования рас, эмоционально рассуждая о том, что для достижения гармонии как в жизни, так и в желудке нужно откусывать печенье так, чтобы в рот попадало немного белой и черной глазури одновременно – и тогда будет мир во всем мире и всеобщая любовь. Но эксперимент заканчивается изжогой – хотя, мне кажется, виной тому не печенье, а тонкая душевная организация самого Джерри.

В основе печенья тесто, которое скорее напоминает бисквитное тесто для капкейков, чем песочное для классического печенья. То есть, если разобраться, черно-белое печенье – это даже не печенье, а разновидность глазурованного пирожного. Сочетание шоколадной и ванильной помадки делает его любимым десертом всех нью-йоркских детей. Black and white популярны настолько, что их можно купить даже в «Старбаксе», но как раз этого бы я делать не советовала, потому что вместо пушистой мягкой помадки на старбаксовском варианте, дабы продлить срок хранения, используют застывающую твердой коркой глазурь, которая норовит отколоться и осыпаться вам на рубашку.

Ресторанный критик Роберт Ситсма (Robert Sietsma) утверждает, что лучшие черно-белые печенья выпекают в пекарне Glaser’s (1670 1st Ave.), на Верхнем Ист-Сайде. Их рецепт не менялся с 1902 года, а толстый слой помадки наносится на заготовку вручную, из-за чего печенье напоминает скорее бабушкину выпечку, чем коммерческий продукт.

Я же лично могу поручиться за черно-белые печенья из Amy’s Bakery (Chelsea Market, 75 9th Ave.). У них очень приятный мягкий корж, в них тоже используют правильную помадку, а в филиале сети, расположенной в пассаже Chelsea Market, где их прямо и выпекают, иногда кажется, что печенье еще не успело остыть, настолько оно свежее.

Концепции нью-йоркского общепита

Страшно вспомнить, каким я застал Нью-Йорк треть века назад. Хлеб в нем был квадратным, мороженое – в ведре, селедка – на Брайтоне, и только вымирающие евреи Ист-Сайда знали, что такое соленые огурцы, и торговали ими из пахучих бочек. Хуже, что в городе не было ни одного рынка, кроме финансового.

А. Генис. Космополит.Географические фантазии

Помимо всем известных и не нуждающихся в представлениях кафе, ресторанов, бистро, фаст-фудов, суши-баров, пиццерий и пабов, едально-питейные заведения Нью-Йорка могут выступать в необычных для европейца амплуа, с которыми лучше познакомиться заранее, чтобы понимать, чего ожидать и на что рассчитывать.


Дели (Deli) – заведения с таким называнием не имеют никакого отношения к индийской кухне. Deli – это сокращение от немецкого слова delicatessen, собственно, означающего «лавка деликатесов». Сами лавки появились в городе вместе с притоком немецких эмигрантов, в числе которых было много евреев. В меню дели вы непременно найдете традиционные для еврейской кухни бутерброды с пастрами и солониной, а некоторые дели так и именуют себя kosher deli, гарантируя соответствие своих блюд не только традиции, но и кашруту. В дели ньюйоркцы чаще всего забегают, чтобы купить бутерброд и салат на ланч или кофе и ругелах на завтрак.


Бодега (Bodega) – двоюродный брат «дели», гибрид магазина шаговой доступности и кафе. На испанском слово «bodega» означает склад или лабаз, а в Нью-Йорке так называют любой ближайший магазинчик, в котором можно купить все: сигареты, памперсы, жвачку и лотерейные билеты, кофе и бутерброды. Слово «бодега» привезли с собой испаноязычные эмигранты в первой половине ХХ века, и оно незаметно прилипло ко всем районным лавочкам. Чаще всего бодега расположена на углу, и вы не сможете ее не заметить из-за обилия неоновой рекламы и полосатого навеса. Непременный атрибут нью-йоркской бодеги – судачащие с продавцом старички и ленивый кот в дверях заведения. В XXI веке нью-йоркские бодеги – уходящая натура: их теснят сетевые магазины и несусветные цены на аренду, поэтому для многих ньюйоркцев дело чести поддержать долларом свой «магазинчик на углу», даже если кофе и газета в «7-Eleven» через дорогу стоят на 20 центов дешевле.


Дайнер (Diner) – изначально концепция дайнера базировалась на возможности транспортировки ресторана с места на место, и своей популярностью дайнеры обязаны развитию сети дорог и моды на автомобильные путешествия в Америке 50-х годов. Сейчас дайнер – это не обязательно обшитый стальными панелями вагончик на колесах с длинной барной стойкой и столиками вдоль окон. Дайнер наших дней – это простой, не очень дорогой ресторан, оформленный в броской, китчевой эстетике традиционного американского ресторана 50-х. Здесь вам непременно подадут гамбургер, хрустящие луковые кольца, яичницу с беконом, блинчики с кленовым сиропом, молочный коктейль, кофе из бездонной бочки, яблочный пирог, мясной рулет с пюре и какие-нибудь еще местные специалитеты. Многие дайнеры открыты 24 часа в сутки; ночью, помимо сонных официанток, вы гарантированно встретите там наряд полицейских, заглянувших на кофе, и одного-двух посетителей, перекочевавших сюда после закрытия ближайшего бара.


Грузовичок «мороженое» (Ice-cream truck) – для нью-йоркского ребенка такая же неотъемлемая часть картины его детства, как для московского – сахарная вата в цирке шапито. Характерная заунывная мелодия, которой они оглашают на ходу окрестные улицы, до боли знакома каждому родителю. Фирменный сине-белый окрас грузовичка Mr. Softee, водители, превращающиеся на остановках в продавцов, стандартный ассортимент мороженого в сахарных трубочках и на палочке плюс несколько видов мягкого мороженого, которое по вашему желанию могут окунуть в шоколадную или клубничную глазурь – по уровню предсказуемости грузовик «Мороженое» может соперничать только с «Макдональдсом».

Из особых лакомств, которые кажутся на первый взгляд ужасными, но в итоге вызывают у всех детский восторг, в меню грузовиков есть так называемые ice-cream floats – шарик ванильного мороженого, плавающий в стакане с колой: под воздействием пузырьков напиток быстро превращается в подобие шипучего молочного коктейля. Даже если вы обычно не пьете колу и не едите мороженое, вы оцените этот аутентичный американский «экспириенс». Кроме классических траков, на улицах можно встретить «выездные представительства» разных интересных производителей мороженого. Советую обратить особое внимание на грузовики Van Leeuwen Ice Cream и Big Gay Ice Cream.


Свежие морепродукты (Raw Bar) – для этого термина не существует хорошего перевода, но если в меню ресторана вы видите раздел «raw bar», знайте, что в него входят свежие морепродукты – из тех, что не подвергаются термической обработке, это устрицы, моллюски, гребешки, морские ежи, севиче, тартары и карпаччо из разных видов рыб, а из обработанных – лобстеры, крабовые клешни, креветки, лангусты и мидии. Если повезет, можно встретить так называемые oyster shooters – коктейли на один глоток, в состав которых входит сырая устрица. Нью-Йорк – это одно из тех мест, где даже страстные мясоеды испытывают известный интерес к рыбному разделу меню, так как по разнообразию и свежести здешние морепродукты могут соперничать с морепродуктами из Японии и Бретани.


Уличный лоток с хот-догами (Hot-dog Stand) с полосатым зонтиком и стальной тележкой, в которой плещутся сосиски, такой же символ Нью-Йорка, как желтое такси. Несмотря на простоту, немудреная снедь из его меню заслуживает уважения, потому что иной раз, когда времени на нормальный обед просто нет, только спасительный хот-дог стоит между вами и голодным обмороком. Беспокоиться насчет их свежести не нужно, потому что оборот у торговцев такой, что они только успевают разворачиваться. Помимо хот-догов на этих лотках есть претцели, которые я бы вам покупать не советовала – из опыта скажу, что, независимо от степени свежести, они не особенно вкусны. Газировка на лотке стоит в шесть раз больше, чем в магазине, но с этим все готовы мириться ради удобства и быстроты.


«Подпольный бар» (Speakeasy) – раньше, во времена сухого закона, так назывались нелегальные бары, в которых можно было выпить в обход запретов. По фильмам о гангстерах мы все прекрасно помним, что веселье для их посетителей часто заканчивалось полицейскими облавами. Завидев вывеску «speakeasy» в современном Нью-Йорке, не обольщайтесь: никто в здравом уме не будет рекламировать заведение, торгующее алкоголем без лицензии. Чаще всего такое самоназвание призвано поддержать стилистику заведения, оформленного в духе 30-х годов и предлагающего какие-то особые атмосферные коктейли и варианты подачи. Ну и конечно, у настоящего «подпольного бара» должен быть тайный вход – через другой ресторан, подворотню или никак не обозначенную дверь. Местонахождение таких баров не такой уж и секрет, и по вечерам в них едва ли не более людно, чем в обычных. Один из самых новых и интересных баров подобного формата – бар Nightcap (120 Rivington St.) в подвале ресторана нью-йоркско-еврейской кухни Schapiro’s. Место веселое с коктейльным меню под стать. Советую попробовать мягкий Pinky Promise со свекольным аквавитом, яблоком, лимоном и имбирным элем.


Фуд-трак (Food-truck). Фуд-траки прекрасны в первую очередь своей спонтанностью, ну и тем, что еда приезжает к тебе сама. На них ни в коем случае не нужно смотреть свысока: потому что многие самые вкусные рестораны начинали свое существование в формате фуд-трака, а потом, подзаработав денег и завоевав своего клиента, открывали традиционную площадку. Некоторые же предпочитают торговать сугубо с колес, и верные клиенты отслеживают перемещения своих любимцев, чтобы оказаться в нужном месте в нужное время. Теперь это можно сделать с помощью отличного мобильного приложения NYCtruckfood, в режиме реального времени отражающего перемещения ваших любимых эмпаньядас, булочек с лобстером, мороженого и корейского барбекю.


Рестораны pop-up, как и фуд-траки, – одно из самых модных направлений ресторанного бизнеса, а то, что модно, расцветает в Нью-Йорке пышным цветом. Формат поп-апа лучше всего подходит для коротких «гастролей» выдающегося шефа или же дает возможность ненадолго открыть ресторан в необычном месте, будь то межрядье виноградника на Лонг-Айленде или помещение бывшего мясного склада. Эфемерность поп-ап ресторанов, заложенная в самой их концепции, делает довольно проблематичным их поиск, и для этой цели могут быть полезны такие ресурсы, как www.popuprepublic.com и, конечно, наводки друзей из местных.

Один из самых интересных проектов в этом формате – Outstanding in the Field шефа Джима Деневана: он накрывает столы под открытым небом в полях, где, собственно, и выросла ваша еда.

Ужины проводят в теплое время года по всей стране, но они настолько популярны, что озаботиться покупкой билета лучше за несколько месяцев до мероприятия.


Бразильский стейк-хаус (Churrascaria) – такая же диковинка для большинства ньюйоркцев, как и для нас, но в последнее время они набирают популярность благодаря интересной системе обслуживания, которая дает возможность попробовать все, что ты хочешь, не мучаясь выбором по меню. Оплатив трапезу, цена которой фиксирована, получаешь карточку – с одной стороны она красная, с другой – зеленая. Пока она лежит зеленой стороной вверх, проходящие мимо вас с яствами официанты продолжают предлагать вам всевозможные виды мяса – от филе миньона, стейков и бараньей ноги до сосисок и куриных ножек. Красная сторона, как в футболе, означает для вас конец игры. В бразильском заведении логично пить бразильские коктейли caipiriñha, тем более что в них здесь знают толк.


Бар на крыше (Roof Bar). Концепция бара на крыше – не сугубо нью-йоркское изобретение, но довольно мягкий климат и стремящаяся ввысь архитектура прямо-таки велят наслаждаться коктейлями в компании друзей под открытым небом. В руф-баре главное даже не уровень мастерства бармена, а атмосфера и открывающиеся виды. Концепции этих заведений тоже разнятся: одни с помощью бассейнов и шезлонгов стараются воссоздать курортную атмосферу южной Флориды, другие делают ставку на захватывающие дух панорамы, а третьи устраивают ухающие сабвуферами дискотеки между небом и землей. Но учтите, что в суперпопулярные руф-бары в сезон можно попасть, только заказав bottle service. В этом случае вы платите совершенно чудовищную сумму за бутылку крепкого алкоголя (250 долларов за бутылку Grey Goose – не редкость), зато ваша компания может беспрепятственно войти и устроиться за хорошим столиком. Один из лучших видов на Центральный парк открывается из руф-бара на 29-м этаже отеля The Viceroy (The Roof, 124 West 57th St.), а на Гудзон из бара The Press Lounge (653 11th Ave.) с уличными каминами и плетеной мебелью.


Фермерский рынок (Farmer’s Market). Фермерские рынки в Нью-Йорке коренным образом отличаются от российских тем, что на наших «колхозных» рынках есть все – и марокканские апельсины, и грузинский ткемали. На нью-йоркских рынках вы даже флоридского апельсинчика не обнаружите, потому что их цель – помочь продукту дойти от поля до стола, минуя посредников, поэтому фермеры, рыбаки, пекари и цветоводы сами стоят за прилавками. К тому же многие покупатели фермерских рынков следуют философии «локоворизма» (locavor – питающийся местной едой) и им важно знать, где конкретно росла (или паслась) их еда.

Рынок на Union Square, самый большой и интересный в Нью-Йорке, работает 4 дня в неделю, причем каждый день в нем участвуют разные торговцы. Здесь начинают свой день образцовые домохозяйки и повара ресторанов. Например, Дэнни Майер (Danny Meyer), хозяин ресторанов Gramercy Tavern и Union Square Cafe, признался, что выбирал их расположение, ориентируясь на близость к рынку.

В принципе, для того, чтобы стать завсегдатаем нью-йоркских продуктовых рынков, вовсе не обязательно зацикливаться на происхождении своей еды. Просто попробовав однажды клубнику, собранную вручную накануне в 4 часа утра, тут же аккуратно расфасованную в картонные коробочки и доставленную к открытию рынка, уже не захочется покупать ту, что дозревала неделю на складе. То же самое касается и грунтовых помидоров традиционных непромышленных сортов (их здесь называют heirloom tomatoes – буквально «сорта, доставшиеся по наследству»), и двадцати разновидностей персиков, и кукурузы молочной спелости, и еще теплого хлеба… В общем, приходите и пробуйте.


Фудкорт (Foodcourt). В нашем представлении фудкорт – это атрибут торгового центра, атриум, в котором работает несколько ресторанчиков быстрого питания, с общей обеденной зоной. В последние годы в Нью-Йорке фудкорты стали открываться в самых необычных местах и порой становятся спасением для кварталов, которые не могут похвастаться обилием ресторанов. Само собой, ассортимент нью-йоркских фудкортов очень выгодно отличает их от «собратьев» из торговых центров. Никаких макдоналдсов и синнабонов; только маленькие производители и разнообразный ассортимент, сулящий гастрономическое приключение.

В свое время для Манхэттена знаковым стал фудкорт под отелем Plaza: никто не мог поверить своим глазам, когда в подвальном этаже открылся полноценный ресторанный дворик, в котором, несмотря на локацию, средний чек составит 25–30 долларов на человека, что по городским меркам очень даже скромно. The Plaza Food Hall (1 W 59th St., at the Plaza Hotel) – любимое место туристов, проголодавшихся после прогулки в Центральном парке или шопинга на Пятой авеню. Фудкортом «одного актера» стал маркет еды Eataly (200 5th Ave, btw 23rd & 24th St.), чей совладелец шеф Марио Батали (Mario Batali) считается послом аутентичной итальянской кухни в Америке. Eataly, раскинувшийся на 4,5 тысячах кв. метров, совмещает в себе полноценный супермаркет, несколько ресторанных корнеров, эспрессо-бар и джелатерию. Перед продуктовым шопингом советую сначала пообедать, потому что иначе есть риск потерять контроль над ситуацией. Самый новый в полку нью-йоркских фудкортов – это Gansevoort Market (52 Gansevoort St.) рядом с музеем Whitney в Митпэкинге, где во дворике под вистериями можно съесть кусок пиццы или домашний йогурт, или купить булку с лобстером и салат, чтобы неторопливо съесть их на одной из скамеек в парке Хай-Лайн.

Нью-Йоркская пятерка: что пить и где выпивать?

– Я думаю, мне выпить надо.

– Выпить почти всем надо, только они об этом не знают.

Чарльз Буковски. Женщины

Мода на здоровый образ жизни не смогла изменить одного фундаментального свойства нью-йоркцев: они любят выпить. В генном пуле теперешних жителей Большого яблока намешаны алкогольные традиции выходцев из Ирландии (пиво, виски), Италии (вино), Южной Америки (текила, ром) и Восточной Европы (водка, сливовица), что сказывается на их многоплановом подходе к данному вопросу. Предложение «let’s meet for drinks» чаще всего встречается с воодушевлением, хотя «выпить» в данном случае не означает автоматически «надраться до бесчувствия». Ньюйоркцы в большинстве своем жизнелюбы, и то, что квалифицируется социологами как «чрезмерное употребление алкоголя» – то есть более пяти порций выпивки за один вечер как минимум раз в месяц – характеризует образ жизни многих ньюйоркцев, да простят меня мои друзья, которые узнают себя в этом описании.

Как и во всей остальной Америке, в штате Нью-Йорк употреблять алкоголь разрешается лишь с 21 года, соответственно, если природа к вам благосклонна и в свои 35 вы выглядите на 19, в магазине или баре у вас могут потребовать документы, и если вам нечем подтвердить свой солидный возраст, то доказывать что-либо бесполезно – вы останетесь ни с чем. Молодежь такая ситуация, само собой, не устраивает. Представьте: если школу в США оканчивают в 18 лет, то получается, что первые два курса колледжа по закону нужно вести абсолютно пуританский образ жизни. Издевательство да и только! Что же делают молодые американцы? Заводят себе фальшивые удостоверения личности и ходят по ним в бары и клубы – конечно, до поры до времени, пока их не раскусит продавец или клубный вышибала.

Энтузиазм, с которым ньюйоркцы употребляют алкоголь, обратно пропорционален их возрасту: студенты любят заказывать в барах shots (крепкий алкоголь стопками), а веселый уикенд для многих оканчивается понедельничным похмельем, которое принято лечить не рассолом, а теплой колой с растворенной в ней таблеткой аспирина. Противно, но работает. Зато ближе к 30 все меняется: количеству начинают предпочитать качество. Хорошие (хотя и не обязательно дорогие) вина или пиво чаще всего пьют дома, в барах же многие переключаются на коктейли – причем заказывают не только классику, но и авторские опусы: в наши дни «на модных барменов» в Нью-Йорке ходят так же, как «на модных шефов» в нулевые.

Не могу сказать, что в Нью-Йорке все как один разбираются в винах или в бурбонах или знают наизусть рецепты коктейлей – отнюдь. Поколение 30-летних больше полагается на свои собственные предпочтения, чем на оценки экспертов или традиции. Если же их и интересует чье-то мнение, то это скорее рекомендация хозяина небольшого винного магазина на углу или отзывы друзей, которые охотно делятся своими открытиями и разочарованиями. На рейтинги и индексы Роберта Паркера или журнала Wine Enthusiast чаще ориентируются их папы и мамы, для которых статус напитка зачастую не менее важен, чем его вкус.

Кроме minors (несовершеннолетних) в Нью-Йорке не пьют лишь «трезвенники и язвенники» – то есть те, кто уже завязал, и те, кому не стоит пить по медицинским показаниям. Те, кто выбрал для себя «чистый» образ жизни – ест только сезонные органические продукты, не употребляет рафинированные крахмалы, трансжиры, кукурузный сироп, шарахается от газировки и пиццы, – даже они иной раз пропускают бокал сухого вина, выбирая его как меньшее из зол. В обычные дни фанаты здорового образа жизни не пьют ничего крепче овощного сока или детокс-напитков из ассортимента многочисленных нью-йоркских соковых баров. Единственный пункт, в котором сходятся поборники здорового образа жизни и гуляки, – это кофе; правда, первые считают его наркотиком, сродни героину, и всячески оплакивают свою зависимость, а вторые начинают каждый день с чистого листа, выпивая чашку кофе, потом другую, третью – и так, пока мир не обретет фокус.

А теперь попробую рассказать вам, какие напитки стоит попробовать в Нью-Йорке и где – по пунктам.

1. Пиво (Beer)

На Гудзоне, как и везде в Штатах, пиво исторически популярно. Его любят за демократичность, универсальную сочетаемость и за то, что оно может как солировать (в этом случае его закусывают чипсами, орешками, гуакамоле, вяленой говядиной), так и аккомпанировать – пицце, суши, стейкам, да чему угодно. Плюс в Америке, как и в России, некоторые ценят пиво за то, что оно отлично «проводит градус»: за барной стойкой всегда есть любители ерша (здесь его называют boilermaker, то есть «котельщик»), которые опрокидывают shot чего-нибудь покрепче, а потом с невинным видом пьют пиво – Budweiser, Corona или Sam Adams.

Для ориентира, самые распространенные разновидности крафтового пива в Нью-Йорке – это IPA (Indian Pale Ale – Индийский бледный эль), lager (лагер) и wheat (пшеничное).

Самая известная из крафтовых пивоварен Бруклина – это Brooklyn Brewery (79 N 11th St., Brooklyn). Популярность ее продукции вышла далеко за пределы Нью-Йорка, но в 1988 году решение начать подобный бизнес бывшим корреспондентом Associated press воспринималось как безумный акт дауншифтинга. Зато теперь Brooklyn Brewery – самая коммерчески успешная из независимых пивоварен Нью-Йорка; здесь производят несколько круглогодичных сортов, сезонные серии и экспериментальные микропартии – они как раз и представляют наибольший интерес. Любопытствующих пускают на производство с экскурсией «Small batch tour», которую лучше бронировать на сайте пивоварни заранее. Если попасть на экскурсию не удастся, все равно приходите на дегустацию – за двадцать долларов вы получите море удовольствия и столько же пива.

2. Вино (Wine)

До переезда в Нью-Йорк я, признаюсь, считала, что Калифорния – это единственный центр американского виноделия. То, что климат Лонг-Айленда, долины Гудзона и района Пальчиковых озер вполне подходит для выращивания винных сортов винограда, стало для меня большим открытием. Дальше выяснилось, что нью-йоркская винодельня Brotherhood Winery, основанная в 1839 году в Вашингтонвилле на Гудзоне, считается самым старым винным производством США, не прекращавшим работу со времени создания. То есть Восточное побережье, традиционно конкурирующее с Западным во всем, от кино до баскетбола, не дает расслабиться тихоокеанским штатам и в вопросах виноградарства. К радости энофилов, Нью-Йорк сейчас переживает винный бум: за последнее десятилетие число винных хозяйств штата перевалило за 200. Здесь действует система, схожая с французскими апелласьонами; есть 9 утвержденных AVA (American Vinicultural Areas – Американских зон виноделия), дающих представление о происхождении той или иной бутылки вина.

Здешние лозы в основном принадлежат к североамериканскому виду Vitis labrusca или являются гибридными, скрещенными с французскими сортами вида Vitis vinifera.На здешних почвах гибриды чувствуют себя более комфортно, чем стопроцентные европейцы. Например, выращиваемый на севере штата и на берегах озера Онтарио сорт Vidal Blanc служит сырьем для производства исключительного по вкусовым качествам вина позднего сбора, которое может легко соперничать с немецкими или австрийскими «ice wine» – ледяными винами.

Вина штата Нью-Йорк можно, конечно, продегустировать и не уезжая из города, благо ассортимент винных баров это позволяет, но самый лучший подарок себе – это поездка по одному из винных маршрутов (wine trails). По собственному опыту могу сказать, что при дегустации «на пленере» переживаешь холистический опыт, ведь помимо вкусовых рецепторов оказываются задействованы все органы чувств, и такое не забывается. К сожалению, в штате Нью-Йорк нет «винных поездов», как в долине Напа в Калифорнии, которые перевозят веселых пассажиров от одной винодельни к другой. По нью-йоркским винным маршрутам придется передвигаться на машине; обязательно договоритесь, кто в вашей группе возьмет на себя роль «трезвого водителя», чтобы приятная поездка не омрачилась неприятными последствиями. О маршрутах винных экскурсий можно узнать на сайте нью-йоркских виноделов www.newyorkwines.org – здесь есть и карты, и вся практическая информация.

Лично мой любимый винный маршрут – это лонг-айлендская «вилка» (South and North Fork), а самая любимая винодельня – Wölffer Estate Winery в Сагапонаке (139 Sagg Road, Sagaponack). Благодаря морскому климату, широте Неаполя и Мадрида и творческому подходу к делу существующая с 1987 Wölffer Estate стала одной из самых уважаемых виноделен штата. У нее широкий диапазон – от игристых брютов до розе и мерло. Самое известное мерло от Wölffer – Christian’s Cuvee – при ценнике в 125 долларов за бутылку считающееся одним из самых дорогих на Лонг-Айленде. Терраса для дегустаций выходит прямо на виноградники, а по осени здесь устраивают незабываемый праздник сбора винограда с живой музыкой, где вино и verjus (неферментированный виноградный сок – фаворит детей и водителей) льются рекой.

3. Коктейли (Cocktails)

Коктейлю, вошедшему в американскую культуру в начале XIX века, поначалу приписывались лечебные свойства (основным было рассеивание утреннего тумана в голове после вчерашнего), потом он постепенно перешел в разряд напитков тонизирующих, затем стал аперитивом, а теперь годится на все случаи жизни – от летней вечеринки в саду до званого ужина в клубе с дубовыми панелями.

Современный вид коктейли приобрели уже после Войны за независимость, когда арсенал барменов пополнился итальянскими вермутами, французскими абсентами и коньяками. Примерно этим временем датируется и самый нью-йоркский из всех коктейлей – Manhattan. Говорят, им любил заканчивать свой день биржевых хлопот финансист Джей Пи Морган (J. P. Morgan), да и сейчас «Манхэттен» очень популярен среди серьезных мужчин в ладно сидящих костюмах. Идеальный «Манхэттен» с ржаным виски, чинзано и биттером ангостура делают в баре Flatiron Lounge (37 W 19th St.) – одном из самых стильных баров Нью-Йорка.

Другой коктейль, который начал ассоциироваться с Нью-Йорком с подачи кинематографа, – это Cosmopolitan – напиток на основе клюквенного сока, водки и ликера трипл-сек. По примеру Кэрри Брэдшоу его стандартно выбирают молодые барышни, которым хочется чего-то вкусненького, но не очень крепкого. Мне кажется, самый подходящий антураж для этого напитка в панорамном баре Sixty Five манхэттенского ресторана Rainbow Room (65 floor, 30 Rockefeller Plaza), на верхнем этаже Рокфеллер-центра – 65-й этаж над Манхэттеном кружит голову сам по себе, а с коктейлем в руке и подавно.

Есть еще один любимый ньюйоркцами коктейль, который, несмотря на довольно невыразительный вкус и серьезное содержание алкоголя, принято пить во время субботнего бранча, – «Кровавая Мэри» (Bloody Mary), предсказуемая, как финал романа «Мария Стюарт». Если вам хочется попробовать чего-то эдакого, забронируйте бранч в баре Sardine (183 W 10th St.) в Вест-Виллидже. Здесь вместо сока томата используют сок томатильо и огуречную воду, благодаря чему коктейль выходит ярко-зеленым, более кислым и освежающим. С лососевыми бенедиктинами это само совершенство.

Коктейль Old-fashioned, который любят за «старомодность» и простоту, нынче тоже умудряются делать с подвывертом: бармены из «подпольного» бара PDT (Please, Don’t Tell) (113 St Marks Pl.), вход в который спрятан в телефонной будке обычной сосисочной, используют бурбон, настоянный на беконе, и кленовый сироп класса B – технически он считается продуктом второго сорта из-за более жесткого вкуса и темного цвета, но с беконом он составляет идеальную пару. И тем фактом, что этот «секретный» бар давно стал «секретом Полишинеля», мы во многом обязан именно этому коктейлю.

Классика, конечно, остается классикой, но на коктейльной ниве (как и на кулинарной) авангардизм в Нью-Йорке цветет пышным цветом, а коктейльные карты многих баров стали совершенно нечитаемыми: без тщательного изучения ингредиентов от напитков с такими названиями, как «Hagar & Helga» или «Bearded Brothers», абсолютно непонятно, что ждать. Нам с подругами очень нравится бар Angel’s Share (8 Stuyvesant St.), в котором японские бармены готовят неожиданные авторские коктейли, «отлаживая» баланс ингредиентов непосредственно в шейкере, пробуя свои творения на вкус. Никакого конкретного напитка, к сожалению, я порекомендовать не могу, потому что креативность (или вредность?) заставляет хозяев бара менять свое меню чаще, чем ты успеваешь его перепробовать.

Последний тренд среди нью-йоркских миксологов – это выдержанные коктейли: их томят какое-то время в бочках на манер виски. В бруклинском баре Char No.4 (196 Smith St at Baltic St., Brooklyn) в районе Коббл-Хилл (Cobble Hill), выдерживают «Сазерак», «Манхэттен», «Мятный джулеп» и «Олд фэшенд». В процессе выдержки происходит полное взаимопроникновение вкусов, а жесткость, присущая «свежей» версии напитка, сглаживается или вовсе исчезает – разница такая, как между новой скрипучей кожаной курткой и уютной потертой косухой.

4. Кофе (Coffee)

И все же не алкоголем единым живы ньюйоркцы. Напиток, грозящий перегнать по популярности питьевую воду, – это кофе. По статистике кофе пьют 83 % взрослых американцев, при этом половина из них выпивает больше трех чашек за день.

Но, казалось бы, кофе – он и в Африке кофе. Не совсем так: сами американцы об этом вряд ли задумываются, но иностранец с незамыленным взглядом сразу заметит, что кофейная культура Америки существенно отличается от европейской. В Италии и Франции отношение к кофе имеет ритуальный характер: капучино – по утрам, после обеда – эспрессо, на тяжелую голову – корретто или café arrosé. В Америке же кофе пьют много и самозабвенно. Если прогулка по парижскому бульвару с бумажным стаканчиком кофе кажется абсурдной, то для ньюйоркцев, пьющих кофе весь день – сидя, стоя и на ходу, – стакан с кофе стал такой же неотъемлемой частью имиджа, как мобильник у уха. Да и немудрено: нью-йоркские кофешопы чаще всего не могут похвастаться обилием сидячих мест; три барных стула у окна – их максимум.

До появления «Старбакса» – как бы мы к нему ни относились, эта сеть на свой специфичный лад приучила американцев к напиткам на основе эспрессо – американцы литрами глушили свой кофе из фильтра, не задумываясь о его вкусе. Сейчас в больших городах кофейни с зернами приличной обжарки и эспрессо-машиной встречается практически в каждом квартале. Но если уж быть честными до конца, следует признать, что независимые кофейни – лишь капля в море потребляемого горожанами кофе; первую чашку дня все, как правило, покупают в Dunkin Donuts вместе с утренним круассаном или сэндвичем.

Зато независимые кофейни и маленькие сети становятся локомотивами трендов в области кофеварения. Например, года три назад кофешопы стали предлагать докатившийся к нам из Японии метод «pour over» (я считаю его профанацией самой идеи кофе и тратой продукта, но это лишь частное мнение), а теперь его предлагают все кому не лень, включая «Старбакс».

Прошлым летом самым модным в Нью-Йорке кофейным напитком был espresso tonic – комбинация тоника со льдом и свежесваренным эспрессо. Этим летом баристы кофеен Stumptown (30 W 8th St.) разливают по стаканам из краников нечто, подозрительно напоминающее Guinness. На самом деле, это nitro cold-brew coffee: кофе, приготовленный способом холодного настаивания, обогащается азотом, благодаря чему его текстура приобретает схожесть с пивом, наполненным тысячами крошечных пузырьков, – точно так же плотная пенка Гиннесса напоминает молочную пену в чашке с капучино. Интереснее то, что азот радикально меняет вкус кофе: на первый план выходят шоколадные и сливочные нотки. В общем, есть потенциал для превращения из супермодного напитка-однодневки в постоянный пункт кофейных меню.

Само собой, не все нью-йоркские кофешопы созданы одинаковыми. Наряду с заурядными «заправочными пунктами» есть кофейни, приобретшие культовый статус и сотни верных клиентов благодаря своим профессиональным бариста и внимательной обжарке зерен. Я остаюсь верна сети Joe Coffee (141 Waverly Place), которая в свое время открыла мне факт существования в Нью-Йорке первоклассного кофе и ругелахов – маленьких посланцев радости из мира еврейской кулинарии. При случае своему Joe я могу изменить с Ninth Street Espresso (75 Ninth Ave.) или La Colombe (270 Lafayette St.), но приятные кофейные впечатления могут поджидать вас на каждом шагу, так что исследуйте, пробуйте и находите «свои» заветные места.

5. Соковые бары (Juice bars)

Лет десять назад концепция доступных баров, которые превратили бы здоровое питание и, в частности, свежевыжатые соки в реальность, стала воплощаться в juice-барах. Идея заключалась в том, чтобы делать соки холодного отжима из органических фруктов, овощей и «суперфудов» на месте – без пастеризации и консервантов. Такие заведения привлекали особую клиентуру: состоятельных нью-эйджеров, для которых здоровый образ жизни, собственно, и был делом жизни. Но тренд доказал свою жизнеспособность, и теперь соковые бары открываются в Нью-Йорке так же часто, как велофитнес-студии. Соки стали не только давить на месте, но и расфасовывать; теперь бутылочки всех цветов радуги от всех скорбей и даже номерные бутылочки жидкого детокса BluePrint Cleanse можно купить во всех крупных нью-йоркских супермаркетах типа Whole Foods. И если на протяжении последнего десятилетия спрос рождал предложение, то сейчас при таком обилии вариантов даже потребитель, не стремящийся дожить до 150 лет, невольно подумает: «А не попробовать ли мне то, что пьют все остальные?»

Главное – знать, с чего начинать, потому что не все жидкости в невинных на вид бутылочках Juice Generation (117 W 72nd St.) и LuliTonix (182 Mulberry St.) – вкусняшки под стать смузи из популярной среди подростков сети Jamba Juice. Читайте этикетки, ибо среди этих продуктов встречаются весьма серьезные напитки с кайенским перцем, кудрявой капустой, куркумой, соком свеклы, щавелем, имбирем, спирулиной и активированным углем. Да-да, черные таблетки, которые наши мамы давали нам в детстве при пищевых отравлениях, сейчас переживают второе рождение в статусе супер-детокс-ингредиента. А кайенский перец в «очистительных лимонадах» с непривычки может вызвать состояние, близкое к коме.

К тому же удовольствие это не из дешевых: за коктейль (заметьте, безалкогольный!), сулящий очищение, преображение и омоложение, приготовьтесь заплатить в среднем от 7 до 12 долларов. С другой стороны, есть мнение, что регулярная витаминизация и подщелачивание организма помогут вам в итоге сэкономить гораздо больше на лекарствах и кремах для лица за 200 с лишним долларов.

На самом деле, предложение соковых баров Нью-Йорка настолько широко, что каждый может найти здесь себе что-нибудь по вкусу. Веганы, сыроеды и приверженцы органических продуктов любят сеть Juice Press (70 E 1st St.), а те, кто предпочитает «пить еду», могут попробовать один из соков от Creative Juice (1633 Broadway).

Одни ньюйоркцы придерживаются принципа «иногда – лучше, чем никогда» и заскакивают в соковые бары пару раз в неделю, чтобы получить дозу биодоступных витаминов и минералов, другие стараются заменить второй утренний кофе зеленым соком из лавки рядом с работой, чтобы потом не давиться за обедом салатом. А одна моя знакомая молодая мама стала давать ребенку бутылочку свежего сока в школу, стараясь таким образом выработать у него хорошие пищевые привычки и доказать, что живой сок гораздо вкуснее и полезнее газировки.

В общем, пока вы будете в Нью-Йорке (долго ли, коротко ли, по максимуму испробуйте то, что вас заинтриговало, включая зеленые соки и азотный кофе. Ведь даже если в итоге вы решите, что и то, и другое – редкостная гадость, вам будет о чем вспомнить.

Чаевые – вмененная благодарность

Чаевые, а по-английски tip, – священная корова американского сервиса. Европейцам, не бывавшим в Америке, трудно даже представить, как здесь все запущенно с одной стороны и регламентировано с другой. Забудьте про мелочь, округляющую сумму до ближайшего евро! Не дай вам бог оставить в тарелочке с ресторанным счетом монеты: если вам удастся скрыться с «места преступления», этот ресторан вам в дальнейшем лучше обходить за квартал, потому что для обслуживавшего вас официанта вы стали кровным врагом. А если серьезно, то в Нью-Йорке неадекватный размер поощрения – который формально остается на усмотрение клиента, – может вызвать прямой вопрос, что конкретно вам не понравилось и в чем причина вашей скаредности.

В ресторанах и кафе принято оставлять минимум 12–15 % от счета, если вы завтракаете или обедаете. После ужина обычно оставляют около 20 %, и для простоты вычислений ньюйоркцы используют правило «double the tax» – то есть размер чаевых составляет сумму налога с продажи, умноженную на два. Да, налог в размере 8,25 % приплюсовывают к счету отдельной строкой, потому что в цены, указанные в меню, его не включают. Так, если вы наели на 50 долларов, то сумма счета с налогом будет составлять 54,12; если учесть, что вам придется оставить минимум 8 долларов чаевых, то будьте готовы расстаться с суммой в 63 доллара. Вот такая занимательная арифметика.

При этом, если вам по каким-то причинам не понравилась еда, которую вам принесли, без смущения отсылайте ее обратно на кухню – вам никогда не откажут в том, чтобы отрегулировать степень прожарки стейка или убрать не понравившийся вам соус – но это не должно отразиться на вознаграждении официанта, если он был быстр и любезен. Казусы иной раз случаются даже на кухнях лучших ресторанов, а чаевые составляют основную статью дохода официантов, и если сервис был на хорошем уровне, не стоит наказывать их понапрасну.

Имейте в виду, что к счету компании от 5–6 человек чаевые в размере 18–20 % в Нью-Йорке чаще всего прибавляют автоматически – об этом будет сообщено бисерным шрифтом в нижней части меню. Если вы увидите, что принудительные чаевые включены в счет, можете спокойно округлить сумму счета до ближайшего доллара и откланяться. Подчас, понимая, что чаевые гарантированы несмотря ни на что, нерадивые официанты проявляют чудеса тупости и небрежности, но если вы занизите сумму принудительных чаевых, будьте готовы к конфликту. Мой муж рассказывал, что однажды компания его друзей в назидательных целях решила не оставлять большой tip неприятному официанту, чем спровоцировала скандал – официант и распорядитель бежали за ними следом по улице, грозясь вызвать полицию, а муж с друзьями, в свою очередь, грозились ославить их харчевню среди всех своих коллег и знакомых. Так что чаевые в Нью-Йорке – это примерно такое же добровольное дело, как колхоз в советское время.

Бармену принято оставлять 1–2 доллара с напитка, как и гардеробщику, которому вы сдали пальто. За поездку в такси на сумму в пределах двадцатки округлите цену и оставьте 1 доллар сверху, белл-бою в отеле принято давать по доллару за сумку, как и швейцару, который вызвал для вас такси. Маникюрше и парикмахеру принято оставлять 20 процентов от суммы счета, и учтите, что, пользуясь специальным предложением или купоном на услугу, ньюйоркцы оставляют чаевые от полной суммы: к примеру, если вы оплачиваете массаж купоном с Groupon, купленным за 20 долларов, а по прейскуранту он стоит 80, то массажисту нужно будет оставить 16 долларов, а не 4.

У многих в Нью-Йорке складывается ощущение, что куда ни глянь, работники сферы услуг всюду стоят с виртуальной протянутой рукой, ожидая от вас компенсации за любое телодвижение. Могу сказать одно: в этом, как говорят в голливудских фильмах, нет ничего личного. Весомый размер чаевых – культурная особенность Америки, и с этим ничего нельзя поделать, поэтому просто примите это как неизбежное зло (или добро?) и заложите отдельной статьей в расходы.

Шопинг

В 20 лет девушки приезжают в Нью-Йорк в поисках двух «Л». Это Лейблы и Любовь.

Кэрри Брэдшоу,Секс в большом городе

Жить в Нью-Йорке и не поддаться соблазнам шопинга может, наверное, лишь самый суровый аскет. Такой, что знает «в лицо» все свои носки и не держит в гардеробе больше одной пары джинсов. Все остальные рано или поздно ломаются. Мне как человеку, считающему, что хождение по магазинам сочетает в себе все лучшее, что могут дать музеи и психотерапевты, это как раз очень понятно: если живешь в кондитерской лавке, невозможно противостоять соблазну съесть профитроль или попробовать миндальный круассан. Главное, просто не терять контроль над ситуацией: если вы не едите макаруны десятками, а ваша гардеробная все еще меньше гостиной, то волноваться не о чем. И помните, радости шопинга в Нью-Йорке не ограничиваются лишь фэшном, так что не выкладывайтесь сразу, а старайтесь распределить усилия, как делают спортсмены на длинной дистанции.

Не знаю, как вы, а я делаю покупки не по плану, а по вдохновению. Нет, я не хватаю все, что подвернется под руку, под влиянием момента. Просто я не зацикливаюсь на чем-то конкретном: бывает, отправляясь на охоту за практичной ветровкой, я возвращаюсь домой с кружевным платьем – потому что, встретив его на пути, понимаю, что оно то самое, единственное. И моя практика доказывает, что такая стратегия шопинга в Нью-Йорке более эффективна, чем покупки по пунктам. Собственно, тут срабатывает тот же закон мироздания, по которому вероятность встретить «того самого, единственного» гораздо выше в тот день, когда у вас болит зуб и нет маникюра, чем на тщательно спланированном свидании. Но уж если это судьба, отворачиваться от нее просто глупо. Хотя, с другой стороны, если вам необходимо найти нечто особенное, у вас гораздо больше шансов сделать это в Нью-Йорке, потому что если ваш «аленький цветочек» не продается здесь, то его просто нет в природе.

К счастью, купленные в немыслимом угаре розовые «угги» можно с легкостью вернуть, так как политика большинства магазинов Нью-Йорка в этом отношении довольно гибкая. Тем не менее единого стандарта в этом вопросе нет, поэтому перед покупкой лучше уточнить: «What’s your return policy?» Чаще всего товар можно вернуть как минимум в течение 14 дней при наличии чека. Если вещь куплена на распродаже, ее тоже можно отнести назад, хотя некоторые магазины разрешают в таком случае лишь обмен. Если же вы покупаете что-то на финальной распродаже, или, как это здесь называют, clearance, то подумайте дважды, поскольку все покупки, помеченные как final sale, возврату и обмену не подлежат, и розовые угги могут навсегда поселиться на антресолях.

Зато в Америке существует такая феерическая опция, как «корректировка цены» (price ad-justment). На практике это означает следующее: если вы купили товар по полной цене (или, согласно правилам некоторых ретейлеров, со скидкой), а потом в течение 7 (а по другим правилам 14) дней он подешевел, то вы имеете право получить разницу в цене. Этой возможностью мало кто пользуется, и магазины о ней особенно не трубят, но об этом полезно помнить, если покупаешь какую-то очень желанную и дорогую вещь незадолго до начала сезонной распродажи. Тогда, перед тем как протянуть кредитку, уточните, практикует ли магазин price adjustment. Если да, у вас будет шанс сэкономить постфактум, если цена на вашу покупку упадет.

Все, кто бывал в Америке, знакомы с иезуитской практикой начисления налога с продаж (VAT) в довесок к заявленной цене. В штате Нью-Йорк один из самых высоких VAT по стране, он составляет аж 8,875 %, поэтому, мысленно прикидывая сумму в чеке, к цене товара прибавляйте для верности и простоты 10 процентов. Опции tax-free для иностранцев в США не предусмотрено, хотя крупные универмаги (такие как Macy’s, Bloomingdale’s, Lord & Taylor) пытаются подсластить пилюлю купоном на 10-процентную скидку, который можно получить в отделе обслуживания (customer service) по предъявлению иностранного документа. И еще: несколько лет назад штат Нью-Йорк отменил налог с продаж на одежду и обувь дешевле 110 долларов, так что детскую одежду, обувь и недорогие предметы гардероба в Нью-Йорке покупать по-прежнему выгодно.

И на всякий случай хочу сразу оговориться: упомянутые в этой главе магазины – мой сугубо личный выбор, не претендующий ни на исчерпывающий характер, ни на особую утонченность вкуса. А еще нью-йоркские магазины имеют обыкновение кочевать с места на место. За пять лет в моем квартале магазины сменились минимум по 2–3 раза. Там, где сегодня работает Sephora, завтра может открыться магазин Nike, а потом и вовсе аптека. Так что не удивляйтесь и не расстраивайтесь, если не найдете какой-то из магазинов по указанному здесь адресу – он мог переехать. Просто погуглите и восстановите истину.

Фэшн – наш профэшн

Само собой, характер шопинга – в Нью-Йорке или в любом другом городе – определяется в первую очередь целями и бюджетом. Если вы не ограничены в средствах и любите люксовые марки, то все предельно просто: ваш маршрут будет пролегать сначала по Пятой авеню от 49-й улицы (квартал элегантного десятиэтажного универмага Saks Fifth Avenue) до 57-й улицы – на этом перекрестке «столпились» магазины Bulgari, Tiffany & Co., женский и мужской корпуса универмага Bergdorf Goodman и флагман Louis Vuitton. Далее поворачиваете на 57-ю улицу и идете мимо (или не мимо) Chanel, Prada, Burberry и часового универмага Tourneau, а на перекрестке с Мэдисон-авеню поворачиваете налево и продолжаете двигаться вверх еще минимум пятнадцать кварталов или пока силы (и средства) не оставят вас.

Мэдисон-авеню – это своего рода торговая аркада под открытым небом, здесь представлены монобренды практически всех люксовых марок, влючая Hermès (целых два магазина, один с мужским ассортиментов, другой – с женским), полюбившиеся в России американские марки Michael Kors, Calvin Klein, DKNY, Kate Spade, Tory Burch и Ralph Lauren, бутики известных нью-йоркских ювелиров David Yurman и Judith Ripka, все самые знаменитые часовые и ювелирные марки и европейский кутюрный десант – Valentino, Dior, Gucci, Givenchy, Chanel и иже с ними.

Здесь же на Мэдисон вы найдете универмаг Barney’s (660 Madison Ave.) – локомотив нарождающихся трендов и трамплин для новых дизайнеров. Первый этаж Barney’s – посольство нишевых ювелирных брендов и самых актуальных аксессуаров, в подвальном этаже – передовые косметические и парфюмерные марки, но самый опасный этаж – пятый. Здесь на прозрачных акриловых полках красуются все самые модные обувные марки – от Balenciaga, Lanvin, Pierre Hardy и Maison Margiela до краснопятого Christian Louboutin. Непременно загляните на 8-й этаж в секцию Coop, где собраны лучшие базовые вещи сезона и коллекции восходящих дизайнеров. Здесь же, как говорится, не отходя от кассы, можно пообедать в аскетичном кафе Genes (минимализм правит только интерьером, еду он, к счастью, не затронул). Главная фишка – длинный общий стол с вмонтированными в него сенсорными экранами; ими можно воспользоваться, чтобы сделать заказ или побродить в Интернете, поедая тост с авокадо или морковный суп с имбирем.

Если же вы охочи до инди-дизайнеров, вещей, созданных в единственном экземпляре, и магазинов с изюминкой, вам обязательно нужно отметиться в необычном мультибренде Dover Street Market (160 Lexington Ave.). Он находится в сонном нью-йоркском районе Kips Bay, где отродясь не было приличного шопинга, но этот концептуальный бутик семейства марок Comme des Garçons традиционно «перпендикулярен» во всем, от места расположения до подбора брендов и архитектурного решения пространства.

Нью-йоркский магазин – третий после штаб-квартиры в Лондоне и филиала в токийской Гинзе. Прекрасный хаос DSM, напоминающий художественную инсталляцию, каждый сезон трансформируется до неузнаваемости. Кроме нескольких линий CDG, Реи Кавакубо собрала под крышей своего магазина самых разных дизайнеров – и вчерашних студентов Parsons и Staint Martins, и таких гуру моды, как Prada, Rick Owens и Alaia.

Японское присутствие не ограничивается магазинами CDG и Dover Street Market. Я очень люблю магазин Issey Miyake в Трайбеке (119 Hudson St.): за классическим чугунным фасадом скрывается интерьер, созданный по проекту архитектора Фрэнка Гери (Frank Gehry), поэтому сюда приходят не только ценители оригамиподобных творений Miyake, но и поклонники современного дизайна; их умы волнует интерьерная скульптура «Tornado» из мятого алюминия, хотя мне лично кажется, что дизайн магазана – неприкрытая самоцитата гиперпопулярного архитектора, а плиссированные и сложно сложенные наряды Мияке куда более интересны – особенно в период распродаж.

Еще я давно и бесповоротно влюблена в магазин Anthropologie (50 Rockefeller Plaza). Кажется, что, переступая через его порог, ты попадаешь в кроличью нору, в которую упала Алиса. Интерьер магазина в равной мере вдохновлен декорациями кукольного театра и эстетикой состоятельных калифорнийских хиппи; собранные здесь вещи и обувь иной раз могут показаться чересчур наивными и непрактичными, но для современной Алисы здесь откроются бездны возможностей самовыражения. А секция, посвященная аксессуарам для дома, кухонным принадлежностям, книгам и украшениям, – это портал в другую, идеальную жизнь. Белый ковер с рыжим лобстером, который я не решилась купить здесь пару лет назад, до сих пор является мне во снах, а обои для спальни, которые я, к счастью, купила, вызывают стойкое одобрение всех моих гостей.

Если вы любите магазины с мощной эстетической концепцией – или, как их сейчас называют, «концепт-сторы», – обязательно зайдите в Opening Ceremony в Сохо (35 Howard St.). По энергетике я бы сравнила его с парижским Colette, в котором хозяйка (она же байер) правит бал и властвует умами. Два калифорнийских экспата Кэрол Лим и Умберто Леон решили создать магазин, который бы отражал их любовь к путешествиям и моде. В репертуаре Opening Ceremony представлены вещи малоизвестных дизайнеров со всех концов света, плюс у него на редкость удачная собственная марка, регулярно участвующая в интересных коллаборациях, и первоклассный винтажный ассортимент.

Немного другая, но не менее интересная концепция у магазина Urban Outfitters (628 Broadway). Он тоже продает «тотальный стиль» – от мятых фетровых шляп и джинсовых комбинезонов до пленочных камер lomo и лаков всех оттенков депрессии. Цены здесь лишь немногим выше, чем в H&M, и подчеркнутая актуальность коллекций снискала этой сети магазинов популярность среди продвинутых студентов и творческих личностей. Поклонники богемной, хипстерской, китчевой и ретро-эстетики (а также их взрослые дети) наверняка найдут здесь для себя массу интересного.

Марку J. Crew (10 Columbus Cir.) любят молодые работающие американки за умение преобразить базовые футболки, брюки и кашемировые свитера остроумными деталями и разбавить сезонный гардероб сногсшибательными колье и балетками конфетных оттенков. А гениальный стилист марки Дженна Лайонс (Jenna Lions) научила современных женщин носить расшитые пайетками юбки с джинсовыми рубашками взаправку так, что никакой офисный дресскод не подкопается. Еще у J. Crew есть прекрасная линия детской одежды; к сожалению, она представлена не во всех магазинах марки, но для юных принцесс, которые хотят быть похожими на своих мам, здесь есть все необходимое – от тюлевых юбок до серьезных блейзеров.

Среди американских обувных брендов Cole Haan (620 5th Ave.) имеет статус немного эксцентричного патриарха, репутация которого столь безупречна, что уже можно и пошалить. Коллаборация с Nike привела к появлению нереально удобной коллекции элегантных ботинок и туфель с «встроенным» в подошву баллоном nike air, благодаря которому их обладатель «отчасти идет по дороге, отчасти по воздуху плавно летит» – испытано на себе. Особенно мне нравится модифицирующаяся от сезона к сезону коллекция «оксфордов» и «вингтипов» с контрастными подошвами и шнурками – это самое лучшее, что можно придумать для расслабленного пятничного дня в офисе.

Ну и какую поездку в Америку можно считать полноценной без покупки хотя бы одной пары «настоящий американских джинсов»? И тут, где не ждали, вам предстоит столкнуться с большой проблемой: «американские» джинсы, как и подавляющее большинство другой одежды, шьются далеко за пределами США. Производство на американской фабрике при существующих законах о минимальной оплате труда и уровне накладных расходов для большинства марок непозволительная роскошь, да и продукция в итоге получается просто золотой.

В нью-йоркском районе швейных фабрик и мастерских Garment District уже ничего не производится, а эксклюзивные джинсовые бренды Earnest Sewn и Rogan, отшивавшие свою продукцию в Нью-Йорке, недавно перестали существовать. Тем радостнее, что кто-то находит правильный путь в нынешней рыночной ситуации и продолжает процветать назло обстоятельствам – я имею в виду последнего из джинсовых могикан, бренд «3x1». В его магазине-мастерской в Сохо (15 Mercer St.) работают 24 человека; они шьют штучные джинсы по индивидуальным лекалам из 600 видов (!) селвидж-денима со всего мира. Удовольствие это не из дешевых, но если вы один из тех, кто много лет пытается найти идеально сидящую пару, возможно, джинсы по мерке – ваш реальный шанс. Стандартные модели стоят от 195 долларов, и их вам бесплатно подгонят по длине.

Еще одна редкая птица, по-прежнему держащая производство в родном Нью-Йорке, – это выпускница Парсонса шляпница Евгения Ким (Eugenia Kim). В ее «федорах», беретах, вязаных шапках с ушками, фасинэйторах и картузах ходят все нью-йоркские модницы, а счет знаменитым клиентам марки давно потерян. Шляпы Eugenia Kim продаются во многих универмагах и специализированных магазинах, а если вы захотите припасть к истоку, договоритесь о визите в шоурум (347 W. 36th St., Ste. 502), где, кроме основной коллекции сезона, есть масса интересного.

Все, что блестит

Коробочка Tiffany&Co. (727 5th Ave.) цвета дроздиного яйца согреет сердце абсолютно любой женщины, заявляю вам со всей ответственностью. При этом в ней не обязательно должны лежать серьги с каратниками или брошь ценой с приличный автомобиль. Весь третий этаж магазина на Пятой авеню посвящен серебру: браслетам с подвесками (среди десятков charms обратите внимание на эмалевую подвеску-коробочку Tiffany и желтое нью-йоркское такси), серьгам и кулонам, детским ложечкам «на первый зубок», элегантным мужским запонкам и письменным принадлежностям. Здесь уже точно можно выбрать подарки для всех дорогих сердцу людей – и, само собой, для себя, чтобы потом при случае сказать: «Я купила это в Тиффани на Пятой авеню».

Но если меня чему-то и научил Нью-Йорк, так это смотреть на вещи шире: кроме именных украшений, львиную долю цены которых составляет клеймо бренда, в Нью-Йорке работает множество неординарных и искусных ювелиров местного (но не местечкового!) масштаба. Alexis Bittar (465 Broome St.) делает крупные архитектурные ожерелья и серьги из стекла, люцита и полудрагоценных камней, в которых щеголяют редакторы Vogue. Изящные, как золотые брызги, сережки-гвоздики и колечки на фалангу от Me&Ro (241 Elizabeth St.) носят любительницы современной роскоши – кстати, все украшения этой марки производятся непосредственно в Нью-Йорке, что само по себе роскошь. Ювелирная лавка Erica Weiner (360 Atlantic Ave., Brooklyn) в Бруклине ломится от винтажных сокровищ: тут и длинный жемчуг из свингующих 20-х, и помолвочные кольца с бриллиантами старинной огранки, и переосмысленные в современном ключе штучные украшения из бабушкиных сундуков. А у антикваров Doyle&Doyle (189 Orchard St.) можно найти исключительной красоты викторианские украшения с эмалью, коралловые серьги, броши с жемчужной крупой и современные изделия под маркой Doyle&Doyle, вдохновленные старинными образцами.

И еще один нюанс: если вы настроены совершить какую-то особую покупку, подумайте дважды, прежде чем отправляться за нею в Diamond District. На отрезке 47-й улицы между Пятой и Шестой авеню каким-то чудом умещаются около четырех тысяч розничных и оптовых ювелирных магазинов и гемологических лабораторий, общий оборот которых составляет 24 миллиарда долларов в год. Если вы не профессиональный ювелир, вам будет сложно сориентироваться во всем многообразии предлагаемых камней, к тому же многие продавцы практикуют агрессивные техники продаж – назовем это так, – играя на естественном желании покупателя приобрести что-то исключительное по исключительно низкой цене. Вспоминайте пословицу про бесплатный сыр, уточняйте правила возврата и пользуйтесь кредитными картами – так, по крайней мере, будет проще вернуть потраченные деньги, если вы передумаете.

Что-то в воздухе

Чем пахнет Нью-Йорк? Выхлопом автомобилей, морским ветром, креозотом, скошенным газоном, кофе из бумажного стаканчика, свежей газетой, невывезенным вовремя мусором, кухнями итальянских ресторанов, пачулями дам, отправляющихся в оперу? Всем этим и еще чем-то, что способны уловить только самые утонченные носы – носы парфюмеров и по совместительству волшебников. Нишевые марки парфюмерии, идентифицирующие себя с Нью-Йорком, черпают вдохновение в городе и не скрывают этого. Ароматы местных брендов Odin NY, Ulrich Lang, Slumberhouse, DS & Durga в силу немассовости практически невозможно найти за пределами США.

Для того, чтобы познакомиться со всеми ними разом, советую нанести визит в бутик Aedes de Venustas (9 Christopher St.) с чучелом белого павлина на витрине. Звоните в звонок, и вас пригласят в маленький парфюмерный салон, декорированный в эстетике борделей начала века. Но видимость обманчива: консультанты – сущие ангелы. Они терпеливо будут рассказывать, распылять, подбирать и вдохновлять, а если почувствуют в вас родственную душу, вы уйдете отсюда с мешком пробников и ароматическим похмельем.

Отдельного визита заслуживает логово парфюмера Кристофера Брозиуса (Christopher Brosius), идеолога и «носа», стоящего за маркой CB I HATE PERFUME (318 Maujer Street, 3rd Floor Brooklyn). СВ выпускают популярную линейку ароматов, которые можно встретить и в России, но, по сравнению с богатствами его бруклинской галереи ароматов, это капля в море. Брозиус облекает свои композиции в форму масел и туалетных вод: их для вас смешают прямо на месте, если вы сможете определиться с выбором. Я, например, всегда была неравнодушна к запаху огородного томата – с листьями, лозой, пыльцой и плодами. Спросив наудачу, нет ли вдруг у СВ томатных ароматов, я получила предложение протестировать целых пять. Так что можете себе представить, сколько там ветиверов, ирисов и удов? И это лишь моноароматы; кроме них еще есть композиции с провокационными названиями вроде Here Piggy или Invisible Monster, которые можно попробовать и купить только в бруклинской галерее.

K марке Le Labo (233 Elizabeth St.) коммерческий успех пришел уже давно. Ее парфюмы, ароматы для дома и свечи продаются по всему миру, а миниатюры средств по уходу стоят на туалетных столиках лучших отелей. Но Нью-Йорк (наряду с французским Грассом) остается истинным «домом» марки. Le Labo – это сокращение от «лаборатория», и в лаборатории на Элизабет-стрит работают мастера сложения: в названии ароматов Le Labo после имени следует цифра, которая обозначает количество компонентов в композиции. В парфюме Vetiver 46 их больше всего – как можно догадаться, 46. В 2006 году Le Labo выпустили аромат Tubereuse 40, который положил начало серии ароматов эксклюзивной «городской» серии. Тубероза представляет Нью-Йорк и продается только в нью-йоркском бутике – и нигде больше в мире. Чем не повод пойти и выяснить, как пахнет Нью-Йорк – или, по крайней мере, идеальный Нью-Йорк от Le Labo.

Винтаж, да не наш

Если для вас воскресное утро неразрывно связано с походом на «блошку», Нью-Йорк вас не разочарует. Мест, где можно покопаться в вожделенном «хламе», пестрящем разрозненными сережками, фарфоровыми пупсами, хрустальными подвесками несуществующих люстр и ключами от неведомых дверей, здесь хоть отбавляй, и без трофеев вы не останетесь.

Мой любимый блошиный рынок Brooklyn Flea находится в Бруклине в Fort Greene (176 Lafayette Ave.). Все лето и осень под тентами на площади перед школой Bishop Loughlin Memorial High School около 150 продавцов предлагают винтажную мебель и одежду, старинные украшения, «американу» (флаги, военную атрибутику времен Войны за независимость, фотографии, предметы быта), винил, игрушки и необычные современные вещи. Все галдят и торгуются, а происходящее напоминает базарный день на городской площади. Сходство еще больше усиливается из-за дурманящих запахов пирогов, мяса на гриле и сидра, долетающих из фуд-траков. Сообщество первоклассных съестных лавок Brooklyn Smorgasburg кормит продавцов и покупателей традиционной бруклинской едой – да, в чем, в чем, а в еде хипстеры знают толк. В этом году (2015/16) с наступлением холодов рынок переедет под крышу Industry City (241 37th St., Brooklyn). Торговать здесь будут те же и тем же, только вместо лимонада посетители будут пить hot toddy – американский кузен глинтвейна. Кроме еженедельных блошиных рынков, Brooklyn Flea устраивает тематические pop-up рыночки в разных частях Бруклина, о которых всегда можно узнать на сайте Brooklynflea.com.

На американских блошиных рынках можно и нужно торговаться – вот уж отличная возможность попрактиковать заскорузлый английский. Одним вопросом «хау мач?» отделаться не удастся. Проявив вежливую настойчивость, вполне реально сбить цену на понравившуюся вещичку процентов на 10–15. Но помните, что для вывоза любых артефактов природного и животного происхождения (в эту категорию попадет и старинная крокодиловая сумочка, и чучело скунса) нужен специальный сертификат, в противном случае американская таможня товар отберет, а вас оштрафует.

Домой с гостинцами

Опыт закаленных в поездках путешественников подтверждает: самые оригинальные и нерастиражированные сувениры продаются в музейных магазинах. Если вы представляете сувенирный шопинг как оптовую закупку магнитиков на холодильник и футболок с надписью «I love NY» по 10 долларов за три штуки, то отправляйтесь на Таймс-Сквер (Times Square), там этого добра навалом. Если же вы содрогаетесь при мысли о том, что ни в чем не повинному человеку можно подарить пластиковую Статую Свободы с монголоидным лицом и лампочками в короне, я поделюсь с вам адресами трех мест, где продаются сувениры, которые не оскорбят вашего внутреннего эстета и даже, если повезет, порадуют обладателя.

Первая точка – это магазин музея MOMA, через дорогу от самого музея (44 W 53rd St.). Магазин МОМА – кунсткамера дизайна и прикладного искусства; вместо пыльных календариков здесь продаются обои toile de jouy со сценками из бруклинской жизни, стаканчики для карандашей в виде нью-йоркского фасада, исчерченного пожарными лестницами, конструкторы лего, из которых собираются знаменитые здания Манхэттена, диванные подушки с «портретами» пяти боро – все придумано с большой любовью и теплым юмором. Кроме нью-йоркских подарков, обратите внимание на оригинальные аксессуары для кухни.

Конек магазина при музее Tenement Museum (103 Orchard St.) в районе Бауэри (Bowery) – разнообразные книги о Нью-Йорке, от фолиантов с фотографиями и различных coffee-table books до прекрасно иллюстрированных веселых детских книг, которые будут напоминать вашему ребенку о поездке в Нью-Йорк еще долго после того, как память о реальных приключениях поблекнет. При всем своем скептическом отношении к сувенирной продукции в целом я купила здесь в подарок себе забавную тарелочку для ключей в виде стандартного нью-йоркского счета из ресторана, а детям друзей – наборы наклеек с нью-йоркскими дорожными знаками и вывесками.

За сувенирами с транспортной символикой – а ньюйоркцы чрезвычайно гордятся своим непрезентабельным, но эффективным сабвеем – лучше отправляйтесь в магазин при Музее транспорта (New York Transit Museum) на вокзале Гранд Сентрал (Grand Central Terminal, Vanderbilt Pl. и 42nd St.). Сам музей находится в Бруклине (угол Boerum Pl. и Schermerhorn St.), но мне очень нравится его магазин и филиал на Центральном вокзале, потому что здесь как нигде в городе ощущается пульс городских транспортных артерий. За нетривиальность и одновременную практичность мне очень нравятся серебряные запонки со старинным жетоном нью-йоркской подземки (культовый жетон с выбитым посередине «Y» перестали выпускать еще в 1980 году) – по-моему, это отличный подарок для мужчины, у которого все есть. Еще я не первый год мечтаю собрать коллекцию керамических плиток с разных станций нью-йоркского метро – они продаются только в Музее транспорта. А носки, авоськи и зонтики с яркими схемами линий подземки прекрасно подойдут на роль ни к чему не обязывающих заморских сувениров. Ну а если для вас покупка магнитика – ритуал, без которого невозможно вернуться домой, не волнуйтесь: во всех упомянутых магазинах они тоже есть.

Бумажные радости

Уж не знаю, какой стране сейчас принадлежат лавры самой читающей, но, судя по количеству читающих пассажиров нью-йоркского метро, с этим тут дела обстоят неплохо. Хоть бумажные книги и переживают не лучшие времена – закрылась целая сеть магазинов Borders, сеть Barnes&Noble сократила число своих нью-йоркских магазинов, но еще держится, – сложнее всего приходится независимым книжным магазинам. Нью-йоркские библиофилы поддерживают их как могут, для того чтобы эти оазисы «медленного» Нью-Йорка смогли хоть как-то противостоять засилию электронных носителей.

Моя любимая книжная лавка The Three Lives & Co. (159 West 10th St.) – яркий представитель этого исчезающего вида. Магазинчик со скрипучими полами, названный в честь дебютного романа Гертруды Стайн, занимает первый этаж старинного таунхауса в Гринвич-Виллидже. Отсылка к Стайн мне кажется каким-то удивительным совпадением; наткнувшись на «Три жизни» впервые, я была поражена его внешним сходством с парижским магазином Shakespeare & Company, чьим завсегдатаем был Хемингуэй – протеже Стайн. Выбор книг здесь небольшой, но очень удачный, начитанные продавцы с удовольствием советуют и делятся впечатлениями о новинках; целая полка посвящена книгам о Нью-Йорке, а для любителей почитать, прежде чем покупать, по углам расставлены удобные стульчики.

Ну и не будем забывать прописную истину о том, что книга – лучший подарок. Особенно такая книга, которую на родине днем с огнем не сыщешь. К примеру, в Нью-Йорке есть книжный магазин Kinokuniya (1073 Avenue of the Americas) рядом с Брайант-парком – на самом деле это не магазин, а портал в Японию. По ассортименту японских комиксов manga, канцелярии, больше похожей на японские сладости wagashi, книг по японскому рукоделию, dvd и японской периодики ему нет равных. Если среди ваших знакомых есть фанаты японской культуры, лучше их сюда не приводить ради их же блага.

Гигабайты и мегапиксели

Техногики лучше меня знают адрес «храма» корпорации Apple в Нью-Йорке. Я их отчасти понимаю, ведь цены на всю продукцию Apple традиционно чуть ниже на ее родине, к тому же отказать себе в удовольствии купить «яблоко» в «Большом яблоке» просто невозможно. Главный Apple Store (767 5th Ave.) находится на Пятой авеню через сквер от гостиницы Plaza, и некоторые фанаты «яблочных» девайсов предпочитают уют спальника на тротуаре перед магазином комфорту Plaza, если это сулит им возможность стать первыми в мире обладателями очередного айфона или айпэда. Чтобы избежать очередей и сэкономить время, можно заказать интересующий вас товар на сайте с опцией «забрать в магазине». При этом вам назначат конкретное время, в которое вы придете и купите желаемое «в одно касание». Лично мне очень нравится магазин на Верхнем Вест-Сайде (1981 Broadway): в нем всегда немного народу, что, видимо, способствует благодушию консультантов и наличию товаров.

Все профессиональные фотографы знакомы с магазином B&H Photo & Video (420 9th Ave.) в районе со зловещим названием Hell’s Kitchen, который, к счастью, изрядно подрастерял свое отрицательное обаяние. Если речь идет о фото– и видеоаппаратуре (новой и подержанной), профессиональном свете, оборудовании для лабораторий и компьютерах, то в B&H есть все. Если этого нет в B&H, то этого, скорее всего, не существует в природе – или же эта штука никому не нужна, потому что есть что-то гораздо лучше. Консультанты магазина – кладезь полезной информации, и этим грех не воспользоваться. А товар, как и много лет назад, перемещается из отделов на кассы по системе подвесных конвейеров, что несколько увеличивает время ожидания расчета, но изрядно веселит покупателей. Не забудьте, что B&H владеют правоверные иудеи, поэтому по субботам и на религиозные праздники магазин закрыт, так что лучше уточнить время его работы на сайте.

Игрушки – это серьезно

Самый традиционный и волшебный магазин игрушек Нью-Йорка – FAO Schwarz. Именно он послужил прототипом для магазина, в который прямиком отправился герой фильма «Один дома – 2», очутившийся один в Нью-Йорке на Рождество. К несчастью, из-за сумасшедшей аренды магазин вынужден был закрыть свое единственное представительство на углу 58-й улицы и Пятой авеню, но сейчас ведутся активные поиски другого места, где волшебство сможет воцариться вновь.

Тем временем подарки для детей можно присмотреть в гигантском магазине Toys «R» Us на Таймс-сквер (1514 Broadway). Это единственный известный мне магазин игрушек, внутри (!) которого работает колесо обозрения; у входа вас встретит рычащий T-Rex в натуральную величину и домик Барби размером с приличный особняк. Толпы здесь всегда немилосердные, но это, пожалуй, единственное место на Манхэттене, где отчаявшийся командировочный папа может на бегу купить машинку мечты или десятую по счету, но такую необходимую куклу.

Красная цена

Мало кто нынче едет в Нью-Йорк исключительно за покупками – все-таки Милан и Париж гораздо ближе, да и слава Америки как магазинного рая за последние годы несколько сдулась из-за роста курса доллара, но где наша не пропадала! Тем азартнее процесс охоты, и тем ценнее трофеи.

Ньюйоркцы люди практичные, интеллигентские комплексы из разряда «цену вещей обсуждать неприлично» им не свойственны. Репутацией ушлого потребителя здесь принято гордиться. Тех, кто в этом искусстве преуспел больше других, называют savvy shopper. В этом понятии заключен целый сонм коннотаций, но если говорить просто, то savvy shopper – это искушенный покупатель, которого не интересует ширпотреб, но при этом он не согласен переплачивать за статусные вещи и находит способ приобретать их гораздо дешевле розничной цены.

Об американских распродажах ходят легенды, но, к сожалению, при нынешнем спаде экономики скидки во время сезонных акций стали ощутимо скромнее, чем даже пять лет назад. Проблема в том, что ретейлеры не хотят рисковать и заказывают у производителей гораздо меньше единиц товара, чем в жирные годы, из-за чего до распродаж доживает мало интересного. Тем не менее распродажи – по-прежнему любимый американцами вид спорта.

Самые лучшие предложения, по моим наблюдениям, можно обнаружить в крупных универмагах: в конце зимнего сезона Saks Fifth Avenue устраивает аттракцион невиданной щедрости со скидками, доходящими до 75 %, в Bergdorf Goodman и Barney’s можно рассчитывать на 70 %, но в последние дни, перед тем как отправить остатки сезонного ассортимента в аутлеты, универмаги скидывают дополнительные 15 % – в итоге вещь может стоить невероятные 15 % от исходной цены. Чтобы быть до конца честной, признаюсь, что среди этих «сладких остатков» в основном наблюдаются вещи неходовых размеров и специфических фасонов, хотя случаются счастливые исключения. Поэтому на распродажах важно, как при игре в блэкджек, понять, когда нужно остановить игру – то есть перестать ждать еще большего снижения цены, – чтобы не остаться с пустыми руками.

Основные распродажи года – зимняя и летняя. Но помимо них в течение года регулярно происходят менее глобальные ивенты, приуроченные к каким-то праздничным датам. В общих чертах это выглядит так (даты ориентировочные на 2016 год):

Распродажа дня Президентов (Presidents’ Day Sale): 12–16 февраля 2016 г.

Распродажа в уикенд Дня поминовения (Memorial Day Weekend Sale): 27–30 мая 2016 г.

Распродажа в канун Дня независимости (July 4th Summer Sale): 1–4 июля 2016 г.

Распродажа в уикенд Дня труда (Labor day Weekend Sale): 2–5 сентября 2016 г.

Распродажа в уикенд Дня Колумба (Columbus Day Weekend Sale): 7–10 октября 2016 г.

Вечер Дня благодарения (Thanksgiving Eve): четверг, 24 ноября 2016 г.

Черная пятница (Black Friday): пятница, 25 ноября 2016 г.

Распродажа после Дня благодарения (After Thanksgiving Weekend Sale): 26–27 ноября 2016 г.

Послепраздничная распродажа (After Holiday Sales): 26 декабря – 3 января 2017 г.


Самая судьбоносная для американцев распродажа – та, что случается на выходных после Дня благодарения, ведь это фактически последний шанс, не разорившись, купить подарки к Рождеству для семьи и друзей. В последние годы я заметила, что российское телевидение каждый год выпускает серию сюжетов о том, как безумные толпы американцев штурмуют магазины в Черную пятницу, сметая все на своем пути, выхватывая друг у друга копеечные тостеры и сгребая с полок уцененные пенки для бритья. Возможно, нечто подобное где-то и происходит, но собственными глазами я ничего подобного не видела. К тому же я знаю, что ньюйоркцы довольно саркастически относятся к Черной пятнице, считая ее большим надувательством. Вместо того чтобы толкаться локтями в пятницу, они предпочитают тщательно изучить предложения интернет-магазинов в следующий за нею понедельник, когда онлайн-магазины устраивают альтернативную распродажу под названием «Киберпонедельник» (Cyber Monday). Вот уж здесь всегда есть чем поживиться.

Если же вышло так, что вы приехали в Нью-Йорк ненадолго и попали в межсезонье, когда на мили вокруг не видать ни одной вывески sale, выход все равно есть. Надо ознакомиться с расписанием ближайших sample sales – так здесь застенчиво именуют распродажи, устраиваемые не собственно в магазинах марок, а в специально арендуемых для этого помещениях. Делается это вроде как для узкого круга посвященных, да и просто чтобы не подрывать продажи новой коллекции, размещая рядом с ней вещи прошлых сезонов за 10–15 % от их начальной розничной стоимости.

Самую свежую информация о sample sales можно найти на ресурсе ny.racked.com – священном граале профессионального шопера. Под тэгом deelfeed radar вы обнаружите список ближайших распродаж с адресами, временем работы и комментариями посетителей. Минус в том, что вместе с вами эту информацию отслеживают еще несколько тысяч модных нью-йоркских девушек и молодых людей, поэтому очереди на самые «сладкие» распродажи могут растягиваться на километры, а персонал считает возможным вести себя хуже армейских ефрейторов на плацу. На большинстве таких распродаж принимают к оплате только кредитки, при этом у вас отберут на хранение все личные вещи, кроме кошелька, иногда примерочные отсутствуют в принципе, и все примеряют одежду в общем зале, поэтому униформа завсегдатаев sample sales – это леггинсы и облегающая футболка.

Кроме сэмплов (образцов моделей, отшиваемых перед запуском коллекции в производство, в размерах US4 и US6), на подобных распродажах полно вещей, оставшихся с прошлого сезона, и чем крупнее марка, тем больше ассортимент моделей и размеров. Так, Diane Von Furstenberg снимает под свои распродажи, проходящие дважды в год, зал размером с хороший кинотеатр, а J. Crew – с футбольное поле. К сожалению, на некоторые из нью-йоркских распродаж, кроме как по знакомству, вообще не попасть; к таким относятся сэйлы Christian Louboutin и Chanel, причем на последнюю пускают только сотрудников марки и избранных редакторов моды.

Когда вы поймете свои перспективы, исходя из расписания грядущих точечных распродаж, посетите место силы дисконтного шопинга универмаг Century 21 (22 Cortlandt St.) в даунтауне, напротив Ground Zero (тот, что открылся недавно на Верхнем Вест-Сайде, ему существенно проигрывает). Этот магазин спасет вас, если нужно одарить всех своих друзей и родственников футболками-поло Ralph Lauren, обновить парк джинсов и купить что-нибудь детям. К тому же в качестве бонуса здесь есть целый этаж хороших (и просто очень хороших) марок европейских дизайнеров, типа Vivienne Westwood, Paul Smith и Missoni, с недизайнерскими ценниками. Тут, конечно, нужен элемент удачи, потому что практически все вещи присутствуют в одном-двух экземплярах.


Тем, кому рекомендация Century 21 кажется слишком банальной, по своему опыту скажу, что если нет возможности посвятить шопингу много времени, ехать лучше именно сюда, не забывая при этом, что магазин закрыт по субботам, а в остальные дни работает с 8 утра – если приехать к открытию, есть шанс разминуться с оголтелыми толпами туристов. Кстати, если шопинг будет настолько удачным, что обернется необходимостью купить еще один чемодан, сделать это можно здесь же, в отделе багажа в подвальном этаже.

Еще один всесезонный вариант – загородные аутлеты. В транспортной доступности от города таких два: деревня аутлетов Woodbury Commons и дисконтный shopping mall Jersey Gardens. На аутлеты лучше выделить целый день, поэтому такой вариант не совсем подходит тем, кто не хочет посвящать магазинам слишком много времени, зато здесь собраны вместе самые популярные марки масс-маркета (Tommy Hilfiger, DKNY, BCBG, Cole Haan и т. п.) и скидочные магазины люксовых брендов, таких как Burberry, Tod’s, Furla, Gucci и др. Кроме того, здесь есть аутлеты больших универмагов (Saks Off 5th, Neiman Marcus Last Call, Barney’s New York Outlet), в которые привозят вещи, оставшиеся после сезонных распродаж.

Если повезет, здесь можно найти мокасины Prada из прошлогодней коллекции за 120 долларов, пуховик Etro за 300 долларов, сумку Burberry за 450 долларов, так что с пустыми руками вы точно не уедете. Хорошо и то, что сюда можно добраться без машины – конечно, если знать как. Ни в коем случае не поддавайтесь соблазну заказать такси туда и обратно – оно будет стоить, как билет на Луну. Автобусы в оба аутлета отправляются несколько раз в день с автобусного терминала Port Authority (625 8th Ave.). Автобусы в Woodbury Commons идут около часа, билет стоит 40 долларов в оба конца, а их расписание можно уточнить на сайте компании coachusa.com. До Jersey Gardens идут автобусы системы New Jersey Transit (маршруты № 111 и № 115, остановка Elizabeth Station), время в пути около получаса, а цена билета 6,50 в один конец. Плюс второго варианта состоит еще и в том, что в штате Нью-Джерси нет налога с продаж, поэтому ваш чек по ту сторону Гудзона будет в среднем на 10 процентов меньше, чем в Нью-Йорке.

Вечерняя и ночная жизнь

У меня социальная болезнь. Мне каждый вечер нужно тусоваться. Если я остаюсь дома, то начинаю сплетничать с собаками.

Энди Уорхол

На первый взгляд может показаться, что все ньюйоркцы – отчаянные потребители культурных ценностей, кочующие между поэтическими чтениями, фотовыставками и концертами. Конечно, это не совсем так.

Даже среди моих нью-йоркских друзей, обремененных несколькими высшими образованиями и внушительным IQ, есть такие, кто при слове «культура» хватается за пистолет – им больше по душе развлечения, не требующие напряжения душевных сил. И кто станет их за это осуждать? Учитывая, что по статистике средний ньюйоркец работает почти 50 часов в неделю, удивительно вообще, что кто-то находит в себе силы для светской жизни. И тем не менее это не означает, что бродвейские мюзиклы, спектакли и джазовые концерты ориентированы только на туристов, охочих до хлеба и зрелищ. Публику на подобных мероприятиях как минимум наполовину составляют жители Нью-Йорка. В конце концов, какой смысл мириться со всеми минусами этого города, если не пользоваться его одним, но безусловным плюсом: Нью-Йорк – это парк аттракционов для взрослых.

Ньюйоркцам не нужен ни предлог, ни повод, чтобы отправиться после работы на хоккей, на вечеринку в клуб, на спектакль, рок-концерт или комедийное шоу. Само собой, каждому – свое. Но водораздел между «высокими» и «низкими» жанрами довольно умозрителен, и каждый проводит его для себя сам, исходя из своих предпочтений и запросов. Определенные тенденции, безусловно, есть: средний возраст партера Нью-Йоркской филармонии (10 Lincoln Center Plaza) колеблется вокруг 75 лет, а большинству поклонников шуток «ниже пояса» на камеди-шоу Upright Citizen’s Brigade (307 W 26th St.) нет и тридцати. К чему бы вы ни тяготели, культурная сцена Нью-Йорка и его ночная жизнь настолько разнообразны, что скучать вам не придется.

Дружить домами

В Нью-Йорке я открыла для себя один интересный факт: многие из здешних ценителей искусств хотят быть не просто потребителями, но и в какой-то мере меценатами. Все нью-йоркские музеи предлагают ту или иную форму членства. Означает это буквально следующее: заплатив ежегодный взнос за свой membership, ты становишься желанным гостем на мероприятиях для узкого круга, получаешь приглашения на вернисажи и можешь посещать музей бесплатно хоть каждый день. В оперных и балетных театрах есть схожая схема, только «друзей театра» бесплатно на спектакли не пускают; их привечают иначе – скидками на годовые абонементы, приглашениями на генеральные репетиции и т. п. Но стремление многих ньюйоркцев быть вовлеченными в мир искусства – и если не творчески, то хотя бы материально – вдобавок еще и окупается: музеи и театры получают живые деньги, а «меценаты» – всю сумму своего членского взноса в виде налогового вычета.

Так что, если вы планируете осесть в Большом яблоке на более или менее долгое время, советую «подружиться» с полюбившимися музеями и театрами – даже если вы не налоговый резидент США. Посудите сами: при цене входного билета МОМА (11 W 53rd St.) в 25 долларов членство за 85 долларов в год имеет смысл, даже если вы в итоге побываете в музей всего четыре раза. Плюс «печеньки» в виде скидок в музейном магазине и кафе, что тоже приятно.

А для опероманов идеальное решение – это сезонный абонемент в Метрополитан: помимо скидок на билеты, это даст вам возможность выбрать себе в зале постоянные места и ходить на встречи с прекрасным, как на работу. Поверьте мне, ничто так не дисциплинирует, как билеты, купленные на год вперед.

Нелишний билетик

Если вы едете в Нью-Йорк ненадолго, лучше спланируйте свои вечерние мероприятия так заранее, как это только возможно, ведь хорошие и недорогие билеты расходятся быстро. А на иные спектакли – например, рождественские представления балета «Щелкунчик» в Линкольн-центре, – их нужно покупать сразу, как только они поступают в продажу. Вообще, исходите из того, что Metropolitan Opera и New York City Ballet (20 Lincoln Center Plaza) – площадки мирового масштаба. Это отражается как на цене билетов, так и на калибре блистающих в постановках звезд. В балете я, признаться, ничего не смыслю, поэтому мне все всегда нравится, но вот что касается оперы, то за шесть лет регулярного и вдумчивого отсмотра репертуара Метрополитана я ни разу не стала свидетелем провального спектакля. Театр выдает по 6–7 новых масштабных постановок в сезон, а наших звезд, среди которых Дмитрий Хворостовский, Анна Нетребко, Ильдар Абдразаков, Хибла Герзмава, Мария Гулегина и другие, последние годы проще увидеть в Нью-Йорке, чем на российских сценах. Кстати, хореографом American Ballet Theater с 2009 года тоже служит наш соотечественник Алексей Ратманский.

Если вы все-таки прошляпили билеты на интересующие вас концерты или спектакли, придется прибегнуть к помощи спекулянтов, у которых, как и в России, нет ни стыда, ни совести. Можно попытать свою удачу на доске объявлений craigslist.org – мне тут несколько раз везло, и я покупала нужные билеты по номиналу у тех, кто по какой-то причине не мог пойти на спектакль сам. Есть еще ресурс stubhub.com: здесь, среди прочего, с существенной наценкой предлагают билеты на рок-концерты, на матчи NBA, NHL и главной бейсбольной лиги.

Но отчаянных мер вполне можно избежать, ведь в наши дни практически все театры и концертные залы продают билеты через Интернет, предлагая при этом или распечатать билет дома, или забрать его в кассе перед началом представления (эта практика зовется в Америке will call). Если вы решили забрать билет в кассе, не забудьте, что для этого нужно будет предъявить ту кредитку, с помощью которой он был приобретен. Выбрать хорошие места помогут схемы залов, которые есть на всех сайтах – они позволяют понять, будет ли вам видно во время спектакля хоть что-то, кроме макушки солиста.

Чтобы сориентироваться в афишах основных концертных залов города, загляните на сайты Линкольн-центра (lincolncenter.org), Карнеги-холла (881 7th Ave.) (carnegiehall.org) и Бруклинской академии музыки (30 Lafayette Ave, Brooklyn) (bam.org). Оперно-балетный сезон в Нью-Йорке длится с сентября по май, но летом культурная жизнь тоже не затихает: на Бродвее, к примеру, спектакли идут круглый год, к тому же лето – традиционное время театральных и музыкальных фестивалей. В Центральном парке каждое лето проходит серия бесплатных концертов Central Park Summer Stage, где зачастую играют группы, на которые в другое время невозможно достать билет; на площади перед Линкольн-центром в рамках фестиваля Out of Doors устраивают перформансы на открытом воздухе, а музыкальная академия Джуллиард (The Julliard School, 60 Lincoln Center Plaza) традиционно приглашает всех желающих на бесплатные концерты своих учеников. Афишу бродвейских постановок можно найти на сайте playbill.com, что же касается спектаклей внебродвейских театров (off-Broadway), то здесь поможет ресурс offoffonline.com.

Другой Бродвей

Кстати, не стоит думать, что бродвейские постановки – это непременно песни и танцы; большую часть репертуара составляют драматические спектакли, которые жалуют своим присутствием звезды первой величины. На Бродвее мне посчастливилось увидеть Аль Пачино в «Венецианском купце», Кейт Бланшетт в чеховском «Дяде Ване», Тома Хэнкса в пьесе «Lucky Guy», Джереми Айронса в спектакле «Impressionism», Джуда Лоу в «Гамлете» и других актеров, которые известны нам в первую очередь по ролям в кино, но, как выяснилось, прекрасно чувствуют себя на сценических подмостках.

Но даже если жанр мюзикла не вызывает у вас особого энтузиазма, не спешите отказываться от возможности увидеть бродвейское шоу на родной земле. Возможно, вы измените свое мнение: у всех без исключения актеров чистые и сильные голоса, свои партии они исполняют только «вживую», одновременно с этим танцуя и умудряясь выдавать правдоподобные эмоции. Первым шоу из тех, что я увидела на Бродвее, был мюзикл «Отверженные» по роману Виктора Гюго. Идея облечь этот роман в песенно-танцевальную форму сначала вызвала у меня известный скепсис, но впечатление от увиденного трудно описать словами; скажу только, что «правильный» мюзикл – это очень качественное и в то же время берущее за душу зрелище. Самые испытанные варианты – это классика; из того, что идет на Бродвее сейчас, я бы посоветовала мистический «Phantom of the Opera», эффектный и яркий «Lion King», безумно зажигательный «Jersey Boys». Из новых постановок публике полюбились «The Book of Mormon» и «Wicked», но каждый сезон появляется что-то новое и интересное, так что следите за афишами – и за призерами Tony Awards.

С покупкой билетов на Бродвей все довольно просто: если вас не смущает цена билета в 100–200 долларов, то ваш ресурс – это telecharge.com или ticketmaster.com. Если хочется сэкономить, придется проявить гибкость: в будке TKTS на Таймс-Сквер (1564 Broadway) билеты на утренние спектакли «выбрасывают» в 10 утра, а на вечерние – в 3 часа дня. При этом никогда не знаешь, какие билеты будут в продаже сегодня, так что если у вас выдался свободный вечер и вы открыты для предложения, TKTS – идеальный вариант, если же хочется посмотреть что-то конкретное, лучше купить билеты заранее.

Весь этот джаз

Чтобы узнать, что происходит на нью-йоркской джазовой сцене, кто где играет и куда пойти, я обычно открывала четверговый выпуск New York Times, раздел jazz listings. Редактор этой рубрики любезно облегчает жизнь нам, простым смертным, сканируя несколько дюжин джазовых концертов предстоящей недели и рекомендуя лучшие. В нью-йоркских джазовых клубах каждый вечер играют по два-три сета. Первый традиционно начинается в 7.30 или в 8.00 вечера, второй – спустя два часа после первого, третий – ближе к полуночи. Все три сета обычно играет один и тот же исполнитель (или группа), при этом программы всех сетов разные, поэтому верные фанаты часто бронируют места на все сеты вечера.

В одних клубах с посетителей берут плату за вход (так называемый cover charge), в других к ней добавляют минимальную сумму заказа на человека, так что вечер в хорошем джазовом клубе может обойтись в итоге в кругленькую сумму. При этом нужно понимать, что архетипический нью-йоркский джазовый клуб – это полутемный подвал, до отказа набитый публикой, с небольшой сценой, снующими официантами и уровнем громкости, никак не соответствующим размерам помещения. И тем не менее, выйдя на улицу после концерта, – немного оглохший, немного пьяный, – ты ощущаешь такой прилив счастья от сопричастности к музыке, которую творили у тебя на глазах, что хочется повторять этот опыт снова и снова.

Мой любимый джазовый подвал Jazz Standard (116 E 27th St.) недавно открылся после реконструкции. Клубы Гринвича я недолюбливаю за атмосферу вечного угара и взвинченность, а в Jazz Standard редко встретишь туристов, которые пришли сюда, чтобы поставить галочку в своем списке must-see мест. К тому же это единственный джазовый клуб, где можно и нужно заказывать еду: ее готовят на кухне ресторана Blue Smoke аккурат над клубом, ведь обоими заведениями владеет Дэнни Майер (Danny Meyer), хозяин ресторана The Untitled в музее Whitney, знаменитой Gramercy Tavern и сети бургерных Shake Shack. Так что приходите заранее, благо двери клуба открываются в 7 вечера, чтобы потом не разрываться между саксофонными соло и ребрышками барбекю.

Не спится?

Что касается ночной жизни, дискотек, клубов и party, то тут рекомендовать что-либо сложнее всего, ведь то, от чего одни впадают в эйфорию, оставляет других совершенно равнодушными. Расписание клубных мероприятий города можно узнать из журнала L Magazine (www.thelmagazine.com), но учтите, что в клубе, гудевшем в прошлые выходные многотысячной толпой, сегодня могут приплясывать две странные дамочки, а культовое заведение, которое запомнилось вам со времен студенческих поездок в Нью-Йорк, могло порасти быльем, превратившись в унылую дыру и ловушку для туристов. Плохо лишь то, что в клубы, переживающие пик популярности, крайне сложно попасть, если вы не топ-модель и не Бейонсе. Даже сотенная банкнота на входе не гарантирует вам места в луче стробоскопа. К таким сейчас относятся супермодный Top of the Standard (848 Washington St.) на верхнем этаже одноименной гостиницы и находящийся неподалеку клуб Up&Down (244 W 14th St.).

Но если у вас нет цели потолкаться локтями со знаменитостями, а просто хочется потанцевать, отправляйтесь в Cielo (18 Little W 12th St.), где выступают лучшие нью-йоркские диджеи, или в бруклинский Verboten (54 North 11th St.), больше всех из здешних клубов напоминающий европейскую дискотеку.

Утром – физкультура, вечером – спорт

Рассказывая о Нью-Йорке, невозможно не упомянуть о спорте – одном из краеугольных камней американской культуры, ведь спорт для американцев не только любимый entertainment, но и часть национальной идентичности – а возможно, и идеологии.

В то время как дух первенства безраздельно царит на спортивных аренах, на беговых дорожках спортивных клубов идет вечная битва человека с самим собой. Если говорить об американцах в целом (впрочем, это так же бессмысленно, как рассуждать о «средней температуре по палате»), то самый спортивный период их жизни, – это время учебы в колледже. Повзрослев, многие становятся «неиграющими тренерами», предпочитая «заниматься» спортом на диване перед телевизором. В этом смысле среднестатистический житель Нью-Йорка довольно сильно отличается от своих соотечественников: он бодр и поджар, следит за своим весом, уровнем холестерина и старается регулярно выкраивать время для тренировки в зале или пробежки. Утром буднего дня в Центральном парке может создаться впечатление, что в этом городе вообще никто не работает, потому что аллеи полны бегунами, велосипедистами и роллерами. И американцы не были бы сами собой, если бы не попытались освоить золотую жилу доходов, открывающуюся через стремление ньюйоркцев быть в форме. Фитнес-клубы предлагают абонементы по цене от 50 до 150 долларов в месяц. На данный момент самые популярные сети – это многопрофильные фитнесы с бассейнами Equinox, велофитнесы SoulCycle и йога-клубы YogaWorks. По городу периодически прокатываются волны моды на пилатес, бокс, греблю, аэройогу, занятия у балетного станка, которыми вдруг начинают повально увлекаться все вокруг, но потом ажиотаж стихает, уступая место новым трендам.

Будучи заядлыми физкультурниками, ньюйоркцы еще и страстные болельщики. Самый популярный вид спорта – это, пожалуй, бейсбол. Город исторически делится на тех, кто болеет за New York Yankees, и тех, кто поддерживает Mets. Верность своей команде – одна из самых бескорыстной проявлений лояльности, на какую только способен человек, и если на протяжении жизни американец может дрифтовать между демократами и республиканцами, то менять футбольных кумиров здесь считается верхом коварства, ведь их чаще всего наследуют от отца к сыну. Даже невзирая на располагающую обстановку недавно перестроенного стадиона Yankee Stadium, нам с вами в силу специфичности бейсбола будет сложновато настроиться на «волну» его болельщиков. Признаюсь, за шесть лет я, как ни пыталась, так и не разобралась в правилах игры. Говорят, ее принцип напоминает английский крикет, но поскольку в крикете я разбираюсь еще хуже, чем в бейсболе, мне это знание никак не помогло.

Баскетбольные фанаты обожают старых проверенных New York Knicks (их домашняя площадка – стадион Madison Square Garden (4 Pennsylvania Plaza). До такой степени народной любви новомодным Brooklyn Nets еще далеко, ведь Михаил Прохоров лишь три года назад перевез своих подопечных из Нью-Джерси в Бруклин на стадион Barclays Center, где проходят их домашние игры, и они еще не успели стать «своими в доску».

Нью-йоркские фанаты американского футбола болеют либо за New York Giants, либо за New York Jets. Но помните, что спорт, который американцы называют football, не имеет ничего общего с европейским футболом (он в Америке зовется странным словом soccer), а больше напоминает регби в самом его жестком варианте.

Независимо от вида спорта, матчи на американских стадионах превращаются в долгие и захватывающие представления, в которых на несколько десяти– или двенадцатиминутных таймов (раундов, инингов, периодов – не важно) наслаиваются выступления чирлидеров, танцевальных групп, мэскотов (гигантских кукол-символов команд) и повторы острых моментов на больших экранах. Многочасовое, нарастающей по эмоциональному накалу шоу создают в равной мере и спортсмены, и режиссеры-постановщики действа.

Ну и не будем забывать, что в Нью-Йорке проходит один из турниров кубка Большого шлема по теннису US Open – Открытый чемпионат США, – проводящийся ежегодно в конце августа. По светскости это событие, конечно, не дотягивает до английского Уимблдона, зато по масштабу даже превосходит, учитывая, что в прошлом году его призовой фонд превысил 42 миллиона долларов. Любители тенниса оценят отличную арену стадиона Arthur Ashe Stadium в районе Flushing Meadows в Квинсе. Будучи самой большой теннисной ареной в мире, она вмещает 23 тысячи человек, но благодаря продуманному дизайну и фирменной цветовой схеме в синих тонах на ней нет мест, с которых был бы плохо виден корт. Не отчаивайтесь, если вам не удастся купить билеты на матчи, проводимые на главном корте; в этом случае просто приезжайте на вторую арену – Louis Armstrong Stadium: на матчи, которые разыгрываются здесь, номерные билеты продаются лишь в секторы, ближайшие к полю, а на остальные места можно попасть без предварительного бронирования в порядке живой очереди.

Транспорт и перемещения

Вообще то, что называется уличным движением, в Нью-Йорке свободно может быть названо уличным стоянием. Стояния во всяком случае больше, чем движения.

Илья Ильф, Евгений Петров,«Одноэтажная Америка»

Отношение к личному автотранспорту – лакмусовая бумажка, по которой можно определить истинного ньюйоркца: если для американца машина – это атрибут личной свободы и независимости, то для ньюйоркца – ярмо на шее и астрономические расходы. Никто из знакомых мне манхэттенцев не держит машин, и вот почему. Во-первых, машину здесь просто негде поставить – месяц платной парковки в подземном гараже стоит, как аренда небольшой квартиры в Нью-Джерси, а пытаясь припарковаться в городе, можно час безуспешно кружить по району, потом бросить в отчаянии машину в неположенном месте и, вернувшись через пять минут, обнаружить за дворником штраф на сумму от 60 до 115 долларов. Или же не обнаружить машины вовсе – эвакуаторы в Нью-Йорке работают со скоростью света. Во-вторых, прибавьте к этому постоянные пробки, не позволяющие рассчитать время в пути в принципе, отвратительное состояние городских улиц, вечные ремонты с перекрытием полос движения, огромную страховку и дорогой бензин, и автомобиль превращается в обузу, способную отравить жизнь кому угодно. Поэтому ньюйоркцы поголовно отказываются от собственных машин и пересаживаются на общественный транспорт – просто чтобы сохранить психику и не подорвать бюджет.

Общественному транспорту Нью-Йорка, несмотря на непрезентабельный вид и вечную давку, нужно воспеть оду: благодаря метро и автобусам (ну и своим быстрым ногам) миллионы жителей Нью-Йорка хоть куда-то успевают. Для тех, кто не хочет толкаться в метро, есть компромиссный вариант – желтое такси под управлением колоритного водителя (неколоритные на такой работе не выживают). Приготовьтесь, что таксист будет нарушать все правила дорожного движения и требования здравого смысла, разговаривать по мобильнику, слушать песни на волнах Radio Bangladesh, переругиваться на светофорах с другими водителями, но каким-то чудом доставит вас в нужную точку за довольно скромную плату – если нет особых пробок, проехать Манхэттен из конца в конец стоит где-то тридцатку.

Уже давно подсчитано, что передвигаться по Нью-Йорку исключительно на такси обходится дешевле, чем содержать личный автомобиль на Манхэттене. Большинство комбинируют метро и такси: с одной стороны, даже здесь есть адреса, до которых от метро нужно топать и топать, но, с другой стороны, спустившись под землю, вы перестаете зависеть от пробок на поверхности.

Как лучше решить вопрос с транспортом туристу, приехавшему в город на неделю-другую? Первым делом, разумеется, надо обзавестись безлимитным проездным билетом MetroСard. Такие продаются в автоматах на всех станциях метро и некоторых автобусных остановках; кстати, если вы обратите внимание, многие из этих автоматов «знают» русский. На данный момент проездной на неделю стоит 31 доллар, а на месяц – 116,50 долларов. Они позволят кататься на метро и автобусах сколько душе угодно. Если же платить за каждую поездку, то всякий раз придется отдавать по 2,75 доллара. Плюс с вас возьмут 1 доллар за саму карточку, так что не спешите ее выбрасывать, когда потратите все деньги, ее можно будет пополнить в любом автомате. Оплатив проезд карточкой, вы можете в течение двух часов пересесть с метро на автобус или с одного автобуса на другой. Льготный проезд положен только людям старше 65 лет, так что студентам рассчитывать не на что.

Самые полезные маршруты автобуса – это crosstown busses, которые пересекают Манхэттен поперек – ни одна ветка метро так не может. Они ходят по Houston St. (№ 21), и далее по 14-й, 23-й, 42-й, 50-й, 57-й, 66-й, 72-й, 79-й, 86-й, 96-й, 106-й, 116-й улицам, при этом номер автобуса соответствует номеру улицы. Помимо поездки в метро и автобусе, картой MetroCard можно оплатить проезд на фуникулере Roosevelt Island Tramway, курсирующем между станцией на углу 60-й улицы и Второй авеню и островом Roosevelt Island, а также на поезде системы «PATH» – фактически линии метро, соединяющей Манхэттен с противоположным берегом Гудзона.

Автобусы, курсирующие между районами города, а не внутри одного боро, называются Express bus, и проезд на них стоит аж 6,50 долларов. Для проезда нужно внести эту сумму своей MetroCard или монетами, потому что в автобусах стоят допотопные автоматы, которые бумажные деньги просто не берут. Понимая всю абсурдность этой системы, водители зачастую позволяют сесть на борт пассажирам, у которых на карте нет достаточной суммы, или же роль добрых самаритян берут на себя пассажиры, готовые разменять ваши бумажки мелочью. Кроме того, на экспрессах и в поездах системы «PATH» не действуют проездные на неделю или на месяц, а только те, с которых списывается плата за каждую поездку.

На острове Статен-Айленд функционирует свое «метро» – одна ветка из 22 станций, протянувшаяся от паромного терминала St. George до станции Tottenville. С транспортной системой «материкового» Нью-Йорка она соединяется посредством бесплатного парома Staten Island Ferry.

Чтобы извлечь из своего проездного максимум пользы, лучше присовокупить к нему подробную схему линий метро и автобусных маршрутов. Бумажная карта в XXI веке – изрядный анахронизм; лично я люблю приложение «NYSV Pro» со схемой всех линий метро и маршрутов автобусов. Оно, что немаловажно, может работать в режиме оффлайн – не забывайте, что мобильные телефоны в нью-йоркской подземке превращаются в тыкву.

Второе приложение, которое отлично справляется с прокладкой маршрутов по городу, – это «CityMapper». Его главные преимущества: охват всех видов транспорта, от метро и автобусов до велосипедов и водных такси, и апдейты задержек или технических проблем на линиях автобусов и метро в реальном времени. Если же, стоя на автобусной остановке, вы серьезно задумались, не быстрее ли будет дойти пешком, отсканируйте QR-код с таблички с расписанием на остановке, чтобы увидеть, где находится ваш автобус в данную минуту.

Из альтернативных способов перемещения по Нью-Йорку, кроме обычных желтых такси (и с некоторых пор зеленых такси, которые базируются во «внешних» боро и не имеют права брать пассажиров в пределах Манхэттена), есть спасительный Uber. Из-за «плавающей» тарификации он не всегда оказывается дешевле такси обычного, но по крайней мере вам не придется ловить машину на улице в метель или под дождем. Только мой вам совет: выберите в качестве платежного средства долларовую карту (перед поездкой в Штаты ее в любом случае стоит завести), чтобы ваши поездки не стали золотыми из-за грабительского внутрибанковского обменного курса. И – да! – водителю Uber даже в Нью-Йорке не нужно давать чаевые.

В теплое время года хорошая альтернатива обычным видам транспорта – желтые водные такси New York Water Taxi, курсирующие между остановками на Гудзоне и пирсами в Бруклине. Эта же компания предлагает маршруты к статуе Свободы и в магазин Ikea в Бруклине. От 11-го пирса рядом с Уолл-стрит до места назначения в Ред Хуке (Red Hook) можно добраться всего за 20 минут и 5 долларов. Еще есть паромы «NY Waterway» с регулярными маршрутами на Ист-Ривер и Гудзоне. Узнать расписание их бело-синих катеров и купить билет можно через приложение «NY Waterway», а добраться до пирсов – на бесплатных шаттлах, курсирующих по нижней части Манхэттена.

До Венеции Нью-Йорку еще далеко, но город, стоящий в устье двух рек, должен использовать преимущество своего расположения. Так считает и нынешняя администрация города, которая грезит расширением системы водного транспорта и обещает субсидировать перевозки. Если это произойдет, то проезд на пароме будет стоить как поездка на общественном транспорте, что, возможно, в какой-то мере разгрузит метрополитен, перевозящий ежедневно по 5,6 миллиона пассажиров.

Помимо двух основных перевозчиков, по рекам и в бухте снует множество частных и коммерческих лодок, большинство из которых специализируются на так называемых «круизах» – обзорных экскурсиях по водным артериям города. Есть круизы на любой вкус: ночные, на парусных яхтах, с ужинами, дегустациями вин или дискотеками – предложений всегда море. Сориентироваться и выбрать подходящий вариант поможет ресурс viator.com. Там же можно посмотреть и экскурсии с гидом по Нью-Йорку и окрестностям, а также вертолетные туры над городом.

Есть еще один вид транспорта, о котором я просто не могу не упомянуть, потому что в свое время открыла для себя его прелесть именно в Нью-Йорке: это велосипед, который, как и лодка, позволяет увидеть город с совершенно нового ракурса. Заядлые автолюбители сейчас, наверное, тихо выругались, заподозрив меня в хипстерстве и общей тенденциозности. Оправдываться не стану, просто поясню: при наличии 650 километров велодорожек и развитой системы аренды байков Нью-Йорк – один из тех городов, где велосипедисты и водители не конкурируют друг с другом за место на дороге. А если вы все же относитесь к велосипеду не как к средству передвижения, а как к атрибуту отдыха, в вашем распоряжении гектары парков и километры набережных, кататься по которым одно удовольствие. Да, конечно же, случаются и печальные инциденты, напоминанием о которых служат ghost bikes (велосипеды-призраки, выкрашенные в белый цвет и оставленные в память о случившемся на месте аварии), но если не соваться на шестиполосные авеню, ездить в шлеме и соблюдать ПДД, все будет хорошо.

Уже упомянутое приложение CityMapper поможет вам проложить велосипедный маршрут, а приложение CitiBike покажет расположение станций аренды велосипедов и даже подскажет, где и сколько великов есть в наличии. Но, помимо программы велопроката CitiBike, существует еще одна, которая в особенности подходит тем, кто выбирает велосипед в качестве основного транспорта и кого не устраивают технические характеристики и оснащение прокатных великов – это байкшеринговый ресурс Spinlister. В этом проекте участвуют реальные люди – в том числе и жители Нью-Йорка; они предлагают в аренду свои персональные велики, которые отличаются друг от друга так же, как и их владельцы. За 20 долларов в день или за 100 в неделю можно найти отличный драндулет – от прокачаного двухподвесника до гламурного круизера с корзиной для собачки. Главное, что, арендовав такой велосипед, вам не придется перемещаться «рывками» по 30 минут, как предлагает делать CitiBike – а иначе аренда становится золотой. К тому же на данный момент все пункты проката CitiBike расположены ниже Центрального парка, оставляя жителей верхнего Манхэттена и других боро за бортом. Для них Spinlister, безусловно, лучший вариант. Тем более что в качестве дополнительной опции у хозяина можно попросить шлем и замок и пристегивать своего коня, где заблагорассудится.

До ближайших от Нью-Йорка пригородов можно добраться электричками. Поезда довольно комфортны и быстры, но вот вокзалы, с которых они отправляются, производят полярное впечатление. Если Гранд Сентрал (Grand Central), даже несмотря на довольно большой пассажиропоток, остается элегантным и рафинированным – таким, каким и был задуман в 1913 году, то Пенн-стейшн (Penn Station) производит довольно тягостное впечатление: плохая планировка, непонятная навигация, толпы пассажиров, праздно слоняющиеся и откровенно деклассированные типы превращают каждое его посещение в настоящее испытание для нервов.

С Гранд Сентрал отходят электрички системы MetroNorth (три ее ветки следуют на север штата), а на Лонг-Айленд (система LIRR) и в Нью-Джерси (New Jersey Transit), к сожалению, можно попасть только с Пенн-стейшн. Сейчас строится пересадочный узел, который позволит добираться до пляжей и дач на Лонг-Айленде с нового подземного уровня вокзала Гранд Сентрал, но ньюйоркцам придется ждать этого счастливого события как минимум до 2023 года.

Само собой, есть ситуации, когда аренда автомобиля остается предпочтительной опцией. До Ниагарского водопада, горнолыжных склонов или загородных аутлетов можно, конечно, добраться и на автобусе, но в таком случае вы будете зависеть от их расписания, спешить, подстраиваться и лишитесь одной из главных радостей путешественника – спонтанности. В общем, если вы решили отправиться в roadtrip, то машину внаем можно взять старым дедовским способом в прокатных агентствах типа Hertz, Dollar, Enterprise или Budget и т. п. Поделюсь одной хитростью: чтобы избежать накруток, связанных с арендой машины на Манхэттене, сядьте на поезд PATH, выйдите через пару остановок в Нью-Джерси (поездка займет минут 20) и возьмите машину там. В зависимости от сроков аренды вы таким образом можете сэкономить в полтора-два раза.

В Америке недавно заработала сеть знакомого европейцам агентства Sixt; чтобы занять место в умах и сердцах потребителей, Sixt предлагает сейчас очень хорошие скидки и отличный выбор представительских BMW и Mercedec-Benz. Если марка авто не так важна, как его цена, советую обратить внимание на локальные агетства Payless и Fox Rent-A-Car: за счет меньших операционных издержек они предлагают неплохие цены по сравнению со своими старшими братьями. Ну и, конечно же, прочешите Интернет: достаточно загуглить coupon codes и название прокатного агентства, и поисковик вам обязательно выдаст какие-то приятные бонусы.

Для любителей перемещаться без руля:

– карты маршрутов и прочая информация по пользованию общественным транспортом в Нью-Йорке http://www.mta.info/maps/;

– расписание движения с автовокзала NY/NJ Port Authority вы найдете тут: http://www.panynj.gov/bus-terminals/port-authority-bus-terminal.html. Если хотите прокатиться на электричке, выясните, по какому берегу Гудзона идет интересующий вас поезд, и в зависимости от этого ознакомьтесь с расписанием отправлений либо с вокзала Гранд-Сентрал (линии Metro North), либо с Пенн-стейшн (линии Long Island Railroad): http://www.mta.info/schedules/.

Для приверженцев путешествий «на своих четырех» (в смысле, колесах):

– арендуя машину на длительный срок, воспользуйтесь онлайн-ресурсами, анализирующими все доступные на данный момент предложения. Мои фавориты – priceline.com и kayak.com. Знатоки рекомендуют autoslash.com – этот ресурс не только отыщет самые дешевые варианты, но еще и прочешет все доступные в Интернете спецпредложения и купоны и скорректирует вашу цену в сторону уменьшения, даже если машина уже забронирована.

Нью-Йорк: Инструкция по применению

Я, например, знаю, где в любой точке Нью-Йорка можно найти открытый очень поздно ночью магазин «Ликерс», куда сворачивает мельчайшая улочка в Сохо, Виллидже или Чайнатауне… ‹…› Я знаю, где можно пописать в случае необходимости во всех местах Нью-Йорка. ‹…› Я знаю, где можно купить за доллар две огромные свежие рыбины, а где можно купить такие же рыбины, но три за доллар. ‹…› О мои знания! Их хватило бы на десять нормальных ньюйоркцев.

Эдуард Лимонов,«Это я, Эдичка»

Зачем?

Прежде чем ехать в Нью-Йорк, спросите себя, нужно ли это делать в принципе – по крайней мере, сейчас. Если у вас в распоряжении всего неделя, мой однозначный ответ – нет. С мелатонином или без, 3–4 дня пройдут в мареве от джетлага, сквозь которое все будет казаться невнятным и безрадостным. Вкратце, сценарий такой: после подъема в пять утра следуют несколько часов лихорадочной активности, в четыре часа дня вас накрывает душной волной апатии, а к восьми вечера вы уже готовы отдать все за несколько минут сна – причем неважно где: в театре, на заднем сидении такси, над тарелкой в ресторане… Глаза стекленеют, а мозг говорит: «Пока!»

Тех, кому по роду деятельности приходится курсировать между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом, легко узнать по бешеным глазам человека, чей мозг спит, а тело изображает кипучую деятельность под парами кофе red eye – американо с дополнительным шотом эспрессо. Не стоит пренебрегать своими внутренними часами и насиловать организм, если у вас в запасе меньше десяти дней. Если вы планируете обычную туристическую поездку, то десять дней и более – это уже вариант. А две недели – совсем хорошо.

Нью-Йорк – город тысячи соблазнов (визуальных, гастрономических, интеллектуальных – любых), и я много раз видела, как путешественники пытались «запихнуть» в свой нью-йоркский вояж все и даже больше, и в итоге, вернувшись домой, были настолько измотаны, что еще долго потом приходили в себя после такого отдыха. Для своей первой ознакомительной поездки составьте программу максимум из десяти пунктов. Остальные двадцать осуществятся сами собой, по пути, зато у вас в расписании останется время для созерцания, и вы не почувствуете себя загнанным зайцем.

Если вы уже бывали в Нью-Йорке, но хотите вернуться сюда вновь, мой вам совет: найдите себе какие-нибудь курсы – английского, вышивания крестиком, игры на укулеле – и приезжайте в Нью-Йорк «по делу». Государственные университеты и частные школы Нью-Йорка каждое лето устраивают summer schools для «продолжающих» свое образование: окончив их, вы получите какое-то количество «академических часов» (если они вообще вам нужны), но главное – сможете научиться чему-то, о чем, возможно, мечтали всю жизнь. В Parsons New School, например, есть прекрасные летние курсы графического дизайна, фотографии, фэшн-конструирования, в Columbia предлагают курсы по самым разным дисциплинам: от астрономии до археологии, в New York Film Academy есть летние семинары по актерскому мастерству, анимации и музыкальному театру – всех и не перечесть.

Структурированные дни, в которых есть место для дел и для отдыха, дадут вам возможность почувствовать себя не туристом, а своим, манхэттенским. Знаю по себе, какое это счастье – на месяц-другой снова стать одним из тысяч студентов, снующих по улицам Манхэттена, обедающих в вагоне метро салатом из пластиковой миски, просыпающих первые пары после убойной вечеринки. И не важно, сколько вам при этом лет. Нью-Йорк не болеет эйджизмом. Важно лишь то, на сколько вы себя ощущаете сами. Сорокалетние студенты встречаются тут на каждом шагу, ведь желание круто развернуть свою жизнь, оставить багаж на перроне и пойти налегке в другую сторону – одна из причин, по которой многие состоявшиеся люди решают податься в Нью-Йорк.

Когда?

Единственный минус летних курсов – это то, что их устраивают летом: будьте готовы к тому, что лето в Нью-Йорке – самое странное и не самое комфортное время года. Высокая влажность в сочетании с тропической жарой (в июле – августе дневная температура редко опускается ниже 32 ℃) создают эффект сауны. Ньюйоркцы выживают за счет тотального и жесткого кондиционирования (климат-контроль есть даже в вагонах метро), из-за которого нежные европейцы все поголовно болеют. На этот случай летом у меня с собой всегда есть легкий льняной шарф, которым я обматываю шею, попадая из +35 в +18.

Но погода – лишь один из моментов, омрачающих разгар лета: именно летом в Нью-Йорк прибывают толпы вчерашних школьников, готовящихся стать студентами, и когорты выпускников колледжей, жаждущих покорить карьерный олимп. Цены на гостиницы и аренду квартир в это время существенно вырастают, а хорошие варианты быстро разлетаются. И все же, приехав в Нью-Йорк летом, вы сможете каждые выходные устраивать себе подобие мини-каникул – ездить на пляж, валяться на траве в парках, плавать на каяках, а джинсы можно будет смело забросить в дальний угол шкафа, потому что кроме шорт и шлепок, вам ничего не понадобится.

Но если у вас есть роскошь выбора, однозначно отправляйтесь поздней весной или ранней осенью, то есть в начале мая – июне или конце сентября – октябре. Это периоды идеальной «пиджачной» погоды, когда природа уже расцвела или еще не успела остыть. На улице хочется быть целыми днями, при этом можно наматывать километры пешком или на велосипеде, не рискуя получить солнечный удар или воспаление легких.

Зимы в Нью-Йорке по российским меркам не особо суровые. Февраль – самый холодный месяц, а январь – самый снежный. Но год на год не приходится: иной раз можно всю зиму не чистить обувь, потому что асфальт остается сухим и чистым, но бывают годы, когда город заваливает по самые крыши, парализуя на несколько дней движение городского транспорта. Причем встает даже сабвей: из-за низкого залегания метро вся талая вода через вентиляционные решетки в тротуарах стекает прямиком в тоннели и на платформы. При этом каждый подобный снегопад вызывает у ньюйоркцев искреннее недоумение, обнаруживая отсутствие у города адекватного парка снегоуборочной техники: сугробы с проезжей части тщетно пытаются спихнуть пожарные машины, но и те через некоторое время сдаются и уезжают в депо.

Большой плюс нью-йоркского климата в том, что каждое время года дарит жителям города максимум приличествующих сезону радостей: зимой в апстейте открываются отличные горнолыжные трассы, буйство весеннего цветения как рукой снимает сезонную депрессию, летом в распоряжении ньюйоркцев пляжи Лонг-Айленда, а по осени начинается время яблочных «самосборов».

Когда бы вы ни решили ехать, упакуйте с собой на всякий случай какой-то минимум одежды на нетипичную для сезона жару или холод – то есть легкую ветровку для зимы и карманный пуховик uniqlo для лета. Два года назад мои друзья прилетели в Нью-Йорк накануне Рождества и сначала не могли понять, почему им здесь как-то не по себе. Все оказалось просто: они ходили по городу в шапках и пуховиках при температуре +21 градус.

Кстати, о градусах: одна из сложностей, с которой сталкиваются европейцы в США, – это британская система мер веса, длины, площади, объема, ну и, конечно же, температуры – ее здесь измеряют в градусах по Фаренгейту. Для перевода из градусов Фаренгейта в градусы Цельсия есть простая (хоть и не суперточная) формула, которую можно использовать для подсчета в уме: (F − 30) ÷ 2 ≈ C. То есть если на улице 98 градусов по Фаренгейту, то, значит, по Цельсию это (98 − 30) ÷ 2 ≈ 34 градуса – то есть жарко. Для всего остального используйте приложения-конвертеры.

Осенне-летний сезон в Нью-Йорке считается сезоном ураганов (hurricane season), но вероятность серьезных торнадо реально высока лишь с августа по октябрь. Каждый год город и окрестности «накрывает» парочкой ураганов, пришедших из тропических широт Атлантики, но, к счастью, большинство из них оборачиваются лишь обильными ливнями. Если же метеорологи будут опасатьтся серьезного шторма, ваш телефонный оператор оповестит вас бесплатной эсэмэской – в этом случае не игнорируйте предупреждения и действуйте по предлагаемому для вашего района сценарию.

Где жить?

С развитием альтернативных вариантов аренды жилья гостиницы потеряли монополию на предоставление туристам крыши над головой. Я сама давно и активно пользуюсь онлайн-сервисами аренды (среди них homeaway, flipkey, airbnb, vrbo) и придерживаюсь того мнения, что любой вариант, позволяющий сэкономить за счет горизонтальных связей «клиент – поставщик услуг» и минимального посредничества, – это по определению здорово. Особенно если таким образом можно избежать пыльных сетевых отелей (они, как правило, самые доступные по цене) и хоть несколько дней пожить жизнью обычного горожанина. Или необычного, если вам посчастливилось снять баржу, водонапорную башню или автоприцеп.

Тем не менее в последние годы среди нью-йоркцев растет недовольство тем фактом, что их соседи сдают квартиры и комнаты совершенно незнакомым людям, которые ездят в их общем лифте, бог знает что варят на кухне и пилят в ванной. И, к сожалению, у них есть для этого все основания, потому что в законодательстве (точнее, жилищном кодексе) Нью-Йорка черным по белому написано, что владелец квартиры не имеет права сдавать ее менее чем на 30-дневный срок. А в случае если он сдает только одну из комнат, он обязан жить в соседней. Однако если вы просканируете список нью-йоркских предложений на сайте Airbnb, то увидите массу листингов, априори нарушающих закон. Да, ответственность за это будут нести сами арендаторы, но если вы не хотите, чтобы в один прекрасный вечер на пороге вашей чудесной квартиры с видом на Центральный парк появился комендант здания в компании полицейского и предложил вам пройти с вещами на выход, лучше избегайте подобных вариантов, какими бы соблазнительными по цене и расположению они ни казались.

Что же касается доски объявлений craigslist.org, где традиционно размещают множество объявлений о сдаче квартир и комнат, ее бы я не рекомендовала, если речь идет о «заочной» аренде – то есть когда вы выбираете варианты, сидя за компьютером в Москве и не имея возможности посмотреть квартиру лично. Вероятность мошенничества в данном случае слишком высока; к тому же, снимая квартиру по частному объявлению, вы лишаетесь какой-либо защиты, которую гарантируют сервисы, специализирующиеся на краткосрочной аренде. То есть в случае, если договоренность разладится, деньги вам никто не вернет.

С вопросом «как снять» немного разобрались, остается вопрос «где снимать». Давайте будем честны с собой: да, Нью-Йорк не ограничивается Манхэттеном, но, скорее всего, ваши перемещения будут сосредоточены именно здесь, а реальный шанс оказаться в Южном Бронксе или в глубоком Квинсе появится у вас, только если вы заснете в метро. Поэтому Манхэттен остается наиболее востребованным боро для аренды. Проблема одна – цена. Дороже всего снимать в Мидтауне, в Сохо и Трайбеке, в Челси, в Вест-Виллидже, Нижнем Манхэттене и Бэттери Парке. Здесь цена на аренду квартиры плавает вокруг 200 долларов в день. В чуть более дешевых районах Манхэттена квартиру можно найти и за 160 долларов. Если сопоставить эти цифры с ценами гостиниц, то сравнение будет однозначно в пользу квартиры (особенно если вы планируете делить расходы с друзьями), так как цена среднего гостиничного номера на двоих в Нью-Йорке составляет 245 долларов.

Выбирая район, подумайте прежде всего о том, что для вас важнее всего. Если вы хотите иметь возможность быстро доковылять от барной стойки до кровати, разоритесь на квартиру в Виллидже. Вам будут гарантированы веселые соседи, вкусный кофе и самый интересный people-watching в городе. Если же вы хотите по утрам бегать в Центральном парке, а дни проводить в музеях, обратите внимание на Верхний Ист-Сайд – помимо дворцов, здесь есть вполне обычные дома на Второй и Третьей авеню в пешей доступности от парка и Музейной Мили. Еще один отличный вариант – это Лонг-Айленд-сити, технически относящийся к Квинсу, но по факту расположенный в трех остановках метро от Пятой авеню и Гранд Сентрала. Район вокруг Юнион-Сквер тоже хорош во всех отношениях, благодаря стратегическому расположению и аутентичной городской атмосфере.

Если же вы планируете пробыть в Нью-Йорке недолго, обратите свои взоры на старые добрые гостиницы. Из легендарных отелей Нью-Йорка, достойных места в персональном «bucket list» между полетом на Луну и покорением Эвереста, нужно вспомнить The Plaza (768 5th Ave.) с интерьерами в стиле «Великого Гэтсби» и чудесным spa Caudalie; St. Regis (2 E 55th St.) с дизайнерскими люксами от Tiffany, Dior и Bentley; The Carlyle (35 E 76th St.) с захватывающими видами на Центральный парк и знаменитым кафе, в котором по вечерам играет джаз Вуди Аллен.

Побыть гостем гранд-отеля ужасно заманчиво, но это далеко не единственный вариант размещения в Нью-Йорке, где начиная с 90-х выросло целое поколение гостиниц, транслирующих роскошь не через бархат и позолоту, а через авторский стиль и особую тональность общения с клиентами.

Из любимцев разборчивой публики могу посоветовать культовый The Ace (20 W 29th St.) с приятной ценовой политикой и гостеприимным лобби в стилистике университетской библиотеки. The Marlton Hotel (5 W 8th St.) сочетает эталонные интерьеры в стиле фьюжн с богатым прошлым: среди его постояльцев были писатель Джек Керуак и Валери Соланас, стрелявшая в Энди Уорхола. Soho Grand Hotel (310 W Broadway) – один из немногих отелей, где рады постояльцам с животными; недавно в нем даже оборудовали собачью площадку на крыше. Интерьеры The Nomad (1170 Broadway), одного из самых европейских отелей Нью-Йорка, создал француз Жак Гарсиа (Jacque Garcia), известный своей любовью к ироничной роскоши – ваннам на львиных ножках и креслам бержер. В Library Hotel (299 Madison Ave.) этажи названы в честь разделов библиотечного каталога, а декор номеров вдохновлен различными областями знаний – от древних языков и ископаемых животных до высшей математики.

Среди бюджетных отелей на Манхэттене, к сожалению, встречаются и такие, в которых не хочется останавливаться, даже если заплатят вам. Настоящих жемчужин, которые бы совмещали дружественный ценник с интересным дизайном и концептуальной простотой, не так уж много. Среди экономных, но ценящих комфорт путешественников очень популярен The Jane (113 Jane St.) – старинный отель, построенный архитектором бараков на Эллис Айленде Уиллиамом Борингом (William Boring). В некоторых номерах кровати расположены одна над другой на манер корабельных кают, а «удобства» одни на этаж, но дорогое постельное белье и туалетные принадлежности скрашивают суровость быта. В Pod 39 (145 E 39th St.), новом отеле мини-сети Pod, комнаты тоже не слишком просторные, зато все стильно, модно, молодежно, да и ванные комнаты есть во всех номерах.

Не забывайте, что сайты отелей не всегда предлагают лучшую цену, поэтому возьмите за правило «прочесывать» варианты, предлагаемые ресурсами типа expedia.com, hotel.com и booking.com. Сайт jet-setter.com (отельное направление группы Gilt) иной раз продает дорогие отели по откровенно демпинговым ценам. Ресурс hoteltonight.com бесценен для любителей спонтанности, так как только он предлагает бронирование невыкупленных номеров день-в-день.

Деньги, документы взял?

В Нью-Йорке все и везде охотно расплачиваются банковскими карточками. Для путешественников это тоже довольно выгодно, особенно если ваша карта долларовая. В этом случае ваш банк не сможет нагреть руки, конвертируя ваши траты из долларов в рубли по грабительскому внутрибанковскому курсу. Иногда маленькие кафе или киоски устанавливают минимальную сумму оплаты по карте – чаще всего это 20 долларов, так что за жвачку или сигареты придется расплатиться наличными. Карты систем Visa и MasterCard российских банков в Нью-Йорке принимают охотно, только не забудьте перед поездкой сообщить банку о маршруте поездке, чтобы он не заблокировал невзначай вашу кредитку, заподозрив мошенничество.

Тем не менее на Манхэттене до сих пор остались реликтовые места, всем формам оплаты предпочитающие холодный кэш, – к таким, например, относится сеть моих любимых кофеен Joe Coffee: здесь берут только наличку, и то лишь бумажками мельче 100 долларов. А еще даже не думайте привозить с собой в Америку евро, надеясь поменять их на доллары в ближайшем обменнике. «Обменные пункты» в Нью-Йорке отсутствуют как класс, а значит, вам придется искать настоящее отделение банка, который, конечно, примет ваши евро, но по такому курсу, что захочется рыдать от бессилия, так что избавьте себя от лишней головной боли.

Из документов у вас с собой, разумеется, будут паспорт и туристическая страховка, только носить их с собой повсюду не стоит. На всякий случай имейте при себе ксерокопии. В Америке из удостоверений личности самое ходовое – водительские права, потому что они есть у всех (ну или почти у всех), а паспортом обладают лишь те, кто регулярно ездят за границу. Такого понятия, как «внутренний паспорт», в США не существует. Его роль выполняют карточка социального страхования или водительские права – по ситуации.

Кстати, права в Нью-Йорке получить довольно легко, для этого нужно проштудировать ПДД и сдать экзамен по вождению в DMV – Department of Motor Vehicles. Вопрос лишь в том, нужны ли вам права в Нью-Йорке, где, будучи нерезидентом, вы можете водить машину по водительским правам РФ международного образца. Если же вы едете в Нью-Йорк на учебу, вам выдадут студенческий билет (а точнее, карточку), которая заменит вам необходимый на каждом шагу photo ID – документ с фотографией.

А еще нелишне знать, что с января 2015 года в Нью-Йорке запустили программу выдачи муниципальных удостоверений личности – NYC Identification Card. По идее, программа должна облегчить жизнь сотням нелегальных эмигрантов, живущих вообще без документов. Удостоверение позволит им открывать банковские счета, записываться в библиотеки и участвовать в социальных программах, но получить его может любой житель Нью-Йорка старше 14 лет, и нелегалом для этого быть не обязательно. К тому же такое удостоверение дает право бесплатного посещения 33 нью-йоркских музеев и парков, что тоже приятно. Так что, если вы собираетесь остаться в Нью-Йорке подольше, стоит себе такое завести – это сделать гораздо проще, чем сдать на права.

Мобильная связь и приложения для хорошей жизни

Полезные мобильные приложения уже давно стали такой же неотъемлемой частью арсенала путешественника, как удобная обувь и ледоруб (шутка). Они помогают сориентироваться на местности, построить маршрут, взять напрокат машину или велосипед, – в общем, всячески нас просвещают, развлекают и облегчают жизнь.

Чтобы в Нью-Йорке ваш смартфон работал с таким же КПД, как и дома, советую вам решительным движением руки вынуть из него домашнюю сим-карту и вставить на ее место нью-йоркскую, с местным телефонным номером и приличным объемом предоплаченного трафика. Но будьте готовы к тому, что мобильная связь в Нью-Йорке далека от совершенства и зачастую проигрывает стандарту услуг в крупных российских городах: во‑первых, стоит она довольно дорого, во‑вторых, сети регулярно «падают» без видимых на то причин, а об Интернете в метро никто даже не заикался вплоть до 2014 года, когда вай-фай стал постепенно появляться на некоторых станциях метро. Интернета в вагонах по-прежнему нет и не предвидится. Входящие звонки в Америке до сих пор платные (их вычитают из вашей квоты минут, отведенных на месяц), а sms за границу оплачиваются сверх плана и стоят около 20 центов за штуку – причем как исходящие, так и входящие. К счастью, предоплаченный мобильный Интернет помогает решить многие из этих проблем, если на время поездки вы перейдете на viber, whatsapp, skype и другие мессенджеры.

Российские операторы используют стандарт мобильной связи GSM, на него и рассчитаны наши с вами телефоны, поэтому в Нью-Йорке мы можем выбирать сугубо между двумя операторами – T-Mobile и AT&T. Остальные операторы работают на стандарте CDMA, поэтому, чтобы подключиться к их сетям, нужно будет купить новый телефон со вшитой CDMA сим-картой, который вы сможете использовать в России только в качестве пресс-папье. Оба GSM-оператора предлагают пакеты, в которые входит некое предоплаченное количество минут разговора, sms и интернет-трафика; за сим-карту, как правило, берут дополнительно 15 долларов. Бесконтрактные планы AT&T называются «Go Phone» и стоят от 45 (1,5 GB) до 60 долларов (4 GB) в месяц; у T-Mobile аналогичные планы «Prepaid» стоят от 40 (за 1GB) до 60 долларов (5GB), так что разница, как видите, невелика. Это значит, что на мобильную связь вам придется потратить около 85 долларов в первый месяц и порядка 70 долларов в последующие, что, согласитесь, немало.

Если вы приехали в Нью-Йорк ненадолго или просто не настроены тратить столько денег на мобильную связь, можно ловить вай-фай перебежками. Большинство нью-йоркских отелей и практически все сдаваемые в аренду квартиры предлагают своим постояльцам бесплатный вай-фай; есть он и во всех кафе сети «Старбакс», а если учесть, что «Старбакс» имеется практически в каждом квартале, то можно прожить только за счет их – главное, не заработать в процессе кофеиновое отравление. Бесплатный вай-фай есть во многих ресторанах, городских парках и музеях, так что, если у вас нет привычки постить фотографии с каждого перекрестка, этого вполне может хватить. В таком случае неплохо установить себе на телефон карту улиц и метро Нью-Йорка, которая будет работать в оффлайн-режиме, а еще обзавестись старой доброй бумажной картой – решения low-tech иногда спасают, когда отказывает умная техника.

И напоследок хочу поделиться с вами списком моих любимых мобильных приложений, которые реально помогают чувствовать себя в Нью-Йорке как дома.

Навигация и транспорт:

– Citymapper – составляет маршруты передвижения на общественном транспорте в режиме реального времени;

– BusBusNYC – отслеживает перемещение автобусов по маршрутам;

– ExitStrategy – вычисляет, в какую дверь поезда лучше заходить, чтобы оказаться ближе к выходу на нужной станции, а также содержит подробную схему метро и движения автобусов и оффлайн-карту улиц;

– Uber – такси за безналичный расчет в любую точку городу в любое время суток.

Музеи и достопримечательности:

– Central Park – официальный путеводитель по Центральному парку, с картами, информацией о достопримечательностях и аудио-гидами;

– Metropolitan Museum of Art – не даст вам растеряться в самом большом музее Нью-Йорка и направит к произведениям искусства, которые вы мечтали увидеть;

– MOMA – мультимедийные экскурсии по музею, рассказы о художниках и обзор обширной коллекции.

Полезности:

– NYTimes The Scoop NYC – лучшие мероприятия, рестораны, кафе, магазины, по мнению редакции газеты «Нью-Йорк Таймс», а также советы путешественникам;

– Sitorsquat – найдет для вас ближайший общественный туалет и укажет к нему самый быстрый путь;

– ConvertUnits – конвертирует километры в парсеки, британские галлоны в пинты и, главное, Фаренгейты в Цельсии;

– Seamless – заказ еды из любых ресторанов города с доставкой прямо к дивану перед телевизором;

– OpenTable – поиск ресторанов, просмотр меню и бронирование столика онлайн;

– Urbanspoon – поиск ресторанов рядом с вашим текущим расположением. Если вы не можете решиться с выбором, приложение сделает выбор за вас;

– TKTS – информация о наличии билетов в трех киосках TKTS в реальном времени избавит вас от ненужных маневров.

– NYC Wifi + Coffee – укажет путь к ближайшей кофейне с вай-фаем.

Шпаргалка по история Нью-Йорка

«Нью-Йорк реален. Он совершенно не вызывает музейного трепета. Он создан для жизни, труда, развлечений и гибели. Памятники истории здесь отсутствуют. Настоящее, прошлое и будущее тянутся в одной упряжке. Случись революция – нечего будет штурмовать.

Сергей Довлатов. Ремесло

Про Нью-Йорк всегда нужно помнить главное: в мегаполис мирового значения он превратился за какие-то 400 лет – для сравнения, Лондону на это потребовалось два тысячелетия. С самого начала Нью-Йорк был в положении догоняющего и поэтому двигался вперед семимильными шагами, без сожаления избавляясь от исторического балласта и поглощая огромные потоки эмигрантов со всех концов света. Догонял, догонял – и, незаметно для самого себя, обогнал многих, если не всех.

Нью-Йорк – город self-made. Он выстроил себя с нуля на фундаменте из культур и титанического труда всех тех, для кого стал домом. Стараниями этих людей деревушка голландских мехоторговцев к началу XX века превратилась в многомилионный город, и когда в 1946 году встал вопрос, где лучше разместить штаб-квартиру вновь созданной ООН, выбор пал именно на Нью-Йорк, подтвердив тем самым его статус «столицы мира». Если слово «история» нагоняет на вас тоску и сон, вы можете смело пролистнуть эту главу. Но если вам захочется связать воедино разрозненные исторические факты и восстановить цепь событий, эта «шпаргалка» по истории Нью-Йорка от открытия Америки до наших дней может оказаться весьма полезной.

Первые европейцы

Американские школьники запоминают дату открытия Америки по первой строчке детской песенки: «In fourteen hundred ninety-two Columbus sailed the ocean blue…» («Тысяча четыреста девяносто два – в этот год Колумбова флотилия плыла…»). При этом никого не смущает, что во время своей первой экспедиции 1492 года Колумб даже не ступил на территории современных США. Это произошло лишь 32 года спустя, когда 17 апреля 1524 года Джованни да Верраццано – итальянский путешественник на службе французского короля – высадился на острове Стетен-Айленд (Staten Island), а значит, по сути, «открыл» Нью-Йорк.

До начала эпохи великих географических открытий земли современного Нью-Йорка были вполне обитаемыми: здесь жили племена ирокезов и алгонкинов, но их сосуществование не было мирным – они регулярно воевали и грабили друг друга, а в свободное от разборок время выращивали бобы, кукурузу, тыкву и охотились. Собственно, первые экономические связи между переселенцами из Европы и индейцами завязались именно на почве охоты.

По-настоящему оценить потенциал здешних мест смог англичанин Генри Хадсон (или Гудзон, как его принято именовать по-русски). В 1609 году по поручению Голландской Ост-Индской компании он – точно так же, как до него Колумб – отправился в экспедицию на поиски западного маршрута в Азию. В Азию он не попал, но дело было сделано: в результате экспедиции Хадсона земли вокруг нью-йоркской бухты были официально закреплены за голландцами, а река Гудзон названа в его честь.

Первые поселенцы

В 1624 году 30 семей бельгийских валлонцев, бежавших в Голландию от религиозного преследования, высадились на одном из островов Нью-Йоркской бухты, основав поселение Новый Амстердам (Niew Amsterdam) – прообраз современного Нью-Йорка. Освоившись на новом месте, они занялись меховой торговлей с индейцами.

На городском гербе Нью-Йорка изображен индеец племени ленапе, стоящий рядом с голландским моряком. Но под их фигурами значится не 1624-й, а 1625 год. Почему? Виной всему политическая конъюнктура. Сначала на гербе вообще значился 1664 год – год передачи города англичанам, которые и дали ему имя «Нью-Йорк». Но в 1974 году президент городского совета Пол О’Двайер, ирландец по происхождению и известный англофоб, начал кампанию за изменение даты на городском гербе. Попытка превратить город из английского в голландский постфактум нашла массу сторонников. Но дело было не столько в англофобии, сколько в том, что такая историческая рокировка позволяла городской администрации отпраздновать 750-летие Нью-Йорка в 1975 году вместо забытого в суете 1964-го. Нам ли не знать, что любое подобное празднование – отличная возможность пополнить казну и поправить личное финансовое положение законотворцев? В итоге дату изменили, а юбилейные торжества состоялись, невзирая на один из сильнейших финансовых кризисов за всю историю города.

Но для Нью-Йорка очень важным был даже не 1624-й, а 1626 год, потому что именно в этом году Ост-Индская компания решила назначить губернатором своей заморской колонии купца Петера Минуита (Peter Minuit), который проявил себя как один из самых эффективных менеджеров в колониальной истории. Он «купил» остров Манхэттен у местных индейцев за 60 гульденов, что по тем временам равнялось сумме в 24 американских доллара. Но индейцы тоже были не лыком шиты: вождь племени ленапе охотно продал голландцам Манхэттен, зная, что земля эта на самом деле принадлежит его соседям – племени ваппингеров. К тому же у индейцев не существовало концепции собственности на землю; они, похоже, были уверены, что речь идет о долгосрочной аренде. Так или иначе, кто кого больше надул, сказать сложно.

Новый Амстердам тех лет состоял из 30 бревенчатых домов, каменного здания дирекции Ост-Индийской компании и глинобитной крепости Форт Амстердам, построенной для защиты первых колонистов от нападения индейцев. Северная граница города проходила вдоль улицы Уолл-стрит (Wall Street). Сейчас трудно вообразить, что улица, символизирующая финансовую мощь США, была когда-то узким проходом вдоль четырехметровой стены, возведенной при последнем голландском генерал-губернаторе Питере Стайвесанте (Peter Stuyvesant) для охраны границ города от набегов анличан. Стайвесант как мог наводил в городе порядок: он смог заключить перемирие с индейцами, ввел практику ночных дозоров, позакрывал кабаки и бордели, приказал вырыть канал на месте нынешней Канал-стрит (Canal Street) и вообще заслужил всяческое уважение колонистов, которые величали своего одноногого губернатора «Серебряная нога».

И тем не менее в 1664 году Нью-Йорк перешел в руки англичан. Джеймс, герцог Йоркский, получил «коронную колонию», включавшую территорию Новых Нидерландов, в подарок от своего брата, короля Англии Карла II. К слову сказать, за всю свою жизнь Джеймс – впоследствии король Яков II – ни разу не удосужился посетить свои заокеанские владения и названный в его честь город.

Голландцы уступили свои земли англичанам без единого выстрела. Да и о каком сопротивлении могла идти речь, если англичане прибыли на четырех военных кораблях с 300 солдатами на борту? Стайвесант, передав им бразды правления, удалился на ферму спокойно доживать свои дни.

В первые годы британского правления население Нью-Йорка насчитывало 1500 человек. Голландская диаспора по-прежнему была велика, и англичанам пришлось приложить определенные усилия, чтобы найти с ней общий язык – в буквальном смысле этого слова, ведь английского голландцы не знали. После 60 с лишним лет объяснений жестами англичане сдались и выпустили англо-голландский словарь. Постепенно, конечно, город перешел на английский, но благодаря голландцам английский язык обогатился словами brandy, cookie и boss.

Город расстраивался вверх на север и вскоре вылился далеко за пределы «стены». Ветряные мельницы и бобры, красующиеся на городском гербе, символизируют основные источника дохода Нью-Йорка тех лет. Меховая торговля с индейцами не только обеспечивала колонистов бобровыми шкурами экспортного качества (в Европе дешевый американский мех пользовался огромным спросом, ведь раньше его приходилось покупать в России за совсем другие деньги), но и компенсировала недостаток денежных знаков: при англичанах штрафы и подати выписывали в фунтах, а оплачивали бобровыми шкурами или табаком. На мельницах Нью-Йорка перерабатывали и расфасовывали всю пшеницу, выращенную в американских колониях. Благодаря этой монополии за двадцать лет город вырос втрое.

К концу XVII века чернокожие составляли пятую часть населения Нью-Йорка. В основном это были рабы или бывшие рабы, отпущенные на свободу за выкуп или по старости. Де-факто в положении рабов находились и «законтрактованные слуги» – переселенцы из Великобритании и других стран, вынужденные работать бесплатно по 4–5 лет, чтобы расплатиться за билет к «земле обетованной». Плюс Англия рассматривала колонии как идеальное место для слива асоциальных элементов и до установления независимости США успела отправить сюда около 50 тысяч заключенных.

XVIII век

XVIII век в истории Нью-Йорка стал временем расцвета научной и культурной жизни. В 1725 году начала издаваться первая местная газета The New York Gazette, в 1732-м открылся первый театр, а в 1754 году был образован Kings College – первое учебное заведение Нью-Йорка, преобразованное впоследствии в Колумбийский университет. Среди его выпускников (или недоучившихся студентов) значатся писатели Джек Керуак, Айзек Азимов, поэт Федерико Гарсия Лорка, инженер Вильям Парсон, спроектировавший нью-йоркское метро, изобретатель FM-диапазона Эдвин Армстронг и любимица американских домохозяек Марта Стюарт. И это не считая четырех президентов США – двоих Рузвельтов, Эйзенхауэра и Обамы.

К тому же времени относится самая старая из сохранившихся до наших дней церквей Манхэттена Часовня Св. Павла (St. Paul’s Chapel) – ее построили в 1766 году. Она чудом уцелела при терактах 11 сентября 2001 года, а в первые часы после трагедии стала штабом по оказанию помощи пострадавшим.

Работу полиции в Нью-Йорке XVIII века выполняли добровольные патрули, а ночные дежурства вменялись в обязанность всем взрослым мужчинам независимо от достатка. Функции пожарных также выполняли добровольцы. До середины XVIII века в их распоряжении были лишь две пожарные машины (или, правильнее сказать, конные пожарные повозки), привезенные из Англии. На город, сплошь застроенный деревянными домами, их было явно недостаточно: пожары выкашивали целые кварталы. Пожар 1776 года, к примеру, за несколько дней уничтожил около четверти города.

Тем временем в Европе Англия одержала победу в Семилетней войне, в результате чего стала единолично владеть тринадцатью колониями в Северной Америке. По мере того как политика метрополии по отношению к своим североамериканским владениям становилась все жестче, местное население все меньше желало слепо подчиняться короне. Американцы постепенно осознавали себя как нацию, ведь со времени высадки первых поселенцев прошло уже более 150 лет, и многие колонисты были американцами в четвертом, а то и пятом поколении и не знали другого дома, кроме Нью-Йорка.

Война за независимость

Война за независимость США (или Американская революция, как ее принято называть в Америке) началась с обмена любезностями между колонистами и английским парламентом: на протесты против новых налогов и податей парламент ответил серией репрессивных мер.

В 1776 году на конгрессе представителей 13 колоний колонисты отказались подчиняться английскому королю Георгу III и приняли историческую Декларацию независимости. На радостях жители Нью-Йорка повалили двухтонную свинцовую конную статую монарха в парке Боулинг-Грин и переплавили ее на пули для революционных мушкетов. От статуи уцелел лишь конский хвост, который сейчас бережно хранится среди экспонатов Нью-Йоркского исторического общества.

Англия выслала 45-тысячный десант, удерживавший Нью-Йорк под властью англичан на протяжении всей Войны за независимость. Лишь в самом конце войны он снова перешел в руки американцев. Победа войск Вашингтона сопровождалась массовым исходом лоялистов из города: около 35 тысяч британских солдат и сочувствующих отплыли из Нью-Йорка обратно к берегам Англии, а 25 ноября 1773 года вошел в историю и еще долго праздновался в США как День эвакуации.

После окончания британской оккупации и войны Нью-Йорк постепенно отстраивался, превращаясь из разграбленного полусожженного города в себя прежнего. В 1789 году в Нью-Йорке в доме 26 по Уолл-стрит (сейчас на этом месте высится Федерал-Холл) прошла инаугурация первого президента США Джорджа Вашингтона, и ровно на один год – с 1789-го по 1790-й – Нью-Йорк стал столицей новых Соединенных Штатов.

Новые эмигранты

Уход из города «красных мундиров» фактически стал сигналом для начала новой волны эмиграции. Первыми в Нью-Йорк потянулись ирландские католики. Сначала они бежали от религиозных гонений, а позднее – от «картофельного голода» 1845–1852 годов. Тогда из Ирландии в США уехало около 1,6 миллиона человек, и к 1860 году ирландцы уже составляли треть населения Нью-Йорка. Большинство из них селились на нижнем Манхэттене в районе «Пяти Углов» (Five Points) – самом бедном и криминализированном районе города, в котором разворачивалось действие макабрическго фильма «Банды Нью-Йорка».

Нью-Йорк остро нуждался в рабочей силе, а промышленная революция требовала все новые и новые кадры. Тысячи эмигрантов прибывали для участия в строительстве трансконтинентальной железной дороги, а кто-то соблазнился слухами о золотой лихорадке. С началом Гражданской войны армии Севера и Юга с радостью записывали в свои ряды вновь прибывших европейцев, которые не совсем понимали, за что воюют, но их это не останавливало.

Начиная с 1880-х основную часть эмигрантов составляли выходцы из Италии. Они не боялись тяжелой физической работы, участвовали в строительстве первых небоскребов, прокладывали рельсы, возводили мосты. Специально для строительства Кротонского акведука с юга Италии привезли целый пароход каменотесов.

Во второй половине XIX века в Нью-Йорк начали приезжать первые эмигранты из России. Сначала в США потянулись христиане-молокане и староверы, а также евреи, недовольные введением черты оседлости, но после смерти Александра II в 1881 году для евреев в России наступили тяжелые времена, и они стали уезжать массово, целыми семьями. В итоге к началу XX века из России и Восточной Европы в США переселилось около полумиллиона евреев. Многие из них осели в Нью-Йорке. Восточноевропейские евреи, в отличие от тех, что приехали из Европы в начале XIX века, говорили не на немецком, а на идише. Большинство из них снимали крохотные квартирки в доходных домах (в так называемых tenements) на Нижнем Ист-Сайде, зарабатывая на жизнь поденной швейной работой и мелкой торговлей. К 1910 году евреи составляли одну четвертую часть населения Нью-Йорка.

Эмиграция из Китая и из Азии началась гораздо позже. Дело в том, что по акту 1882 года граждане Китая лишались права эмигрировать в США, и лишь в 1943 году для них была установлена небольшая въездная квота. Когда же в 1965 году квоту отменили, поток китайских эмигрантов превысил все мыслимые пределы – в итоге сейчас в Нью-Йорке существует шесть китайских анклавов (чайнатаунов), а местная китайская диаспора является самой большой за пределами Китая.

Из 27 миллионов эмигрантов, прибывших в США между 1880-м и 1930-м годами, 12 миллионов въехало через Эллис-Айленд (Ellis Island) – эмиграционный пункт, построенный на одноименном острове в Нью-Йоркской бухте. Сейчас на острове в здании бывших бараков работает Музей эмиграции, который будет особенно интересен тем, чьи родственники могли оказаться в числе переселенцев – их имена можно поискать среди записей о пассажирах, прошедших через Эллис-Айленд за все годы его работы.

XIX век

Каким был Нью-Йорк в начале XIX века, можно прочесть в первом посвященном ему путеводителе[2]. Его автор, ньюйоркец Сэмьюэл Митчилл, упоминает четыре городские больницы, пять банков, шесть рынков, 19 газет и один театр. А европейские путешественники тех лет не могли надивиться большому количеству цветного населения, привычке горожан курить на ходу сигары и ужасающему количеству разгуливавших по улицам свиней.

Город продолжал расти и сдвигать свою границу все выше на север. Чтобы хоть как-то регламентировать городскую застройку, был разработан городской план развития: по этому плану начиная с 1811 года Нью-Йорк должен был строиться кварталами, ограниченными номерными улицами с севера и юга и авеню с востока и запада. Взглянув на современную карту Манхэттена, можно легко представить, где проходила граница города в начале XIX века: а именно там, где кончаются именные улицы и начинаются номерные.

К 1820 году Нью-Йорк превратился в самый крупный город США с населением около 123 тысяч человек – и это несмотря на то, что он все еще состоял из одного Манхэттена. И тем не менее в начале XIX века городскую инфраструктуру нельзя было назвать налаженной. На рубеже веков город страдал от хронического дефицита питьевой воды, регулярных эпидемий желтой лихорадки, холеры и брюшного тифа. Собственно, эти проблемы были взаимосвязаны: из-за отсутствия системы канализации стоки попадали в грунтовые воды, а из них – в общественные колодцы, из которых жители брали воду.

В 1830 году на Манхэттене был запущен первый водопровод, но его деревянные трубы подавали воду сомнительного качества, а слабые насосы работали с постоянными перебоями – зато на «сэкономленные» от проекта деньги был основан первый городской банк Bank of Manhattan Company, ныне известный под именем Chase Manhattan Bank. Ситуация с водой улучшилась только в 1842 году, когда заработал первый этап Кротонского акведука. Он подавал в город воду с севера штата по системе подземных труб. Вода текла по акведуку исключительно за счет гравитации и скапливалась в резервуаре на месте нынешней Нью-Йоркской Публичной библиотеки в районе Пятой авеню между 40-й и 42-й улицами.

Одну из частей этого акведука – живописный арочный мост Хай-Бридж (High Bridge) через Гарлем-Ривер (Harlem River), переброшенный из Бронкса на Манхэттен, в июне 2015 года снова открыли для пешеходов после более 60 лет запустения. Мост сохранился лишь чудом, ведь после постройки нового Кротонского акведука, трубы которого проходили под землей, мост и красивейшая водонапорная башня на манхэттенском берегу потеряли актуальность. Мост хотели снести, но, к счастью, дело ограничилось разговорами, и теперь после шести лет реставрации Хай-Бридж снова действует.

К 1830 году число жителей в Нью-Йорке перевалило за 200 тысяч, а к 1860 году – за 800! Город рос как на дрожжах не в последнюю очередь благодаря постройке в 1825 году канала между озером Эри и Гудзоном – или Большой Канавы (The Big Ditch), как его в шутку называли американцы. Он связал систему Великих Американских озер с Атлантическим океаном, дав толчок развитию кораблестроения, торговли, морским и речным перевозкам, выведя экономическую и торговую мощь города на новый виток.

Оттиск XIX-го века

Рабство в Нью-Йорке официально отменили еще в 1827 году, и к началу войны в 1861 году позиция штата в конфликте Севера и Юга, по идее, должна была быть вполне опредленной. Но из-за крепких деловых связей с югом Нью-Йорк пытался как можно дольше сохранять нейтралитет. В конце концов, половину нью-йоркского экспорта составлял хлопок, выращенный на плантациях южан и переработанный на фабриках в апстейте. Но когда пришлось выбирать, Нью-Йорк встал на сторону аболиционистов.

Добровольцы из числа горожан вступали в ряды Армии Севера, судостроительная верфь в Бруклине ремонтировала суда северян, а в госпиталях лечили раненых. Но этого оказалось недостаточно, и в 1863 году был принят закон о всеобщем призыве на военную службу. В городе начались волнения, а все потому, что в законе о призыве оговаривалась возможность официально «откупиться» от армии, заплатив астрономическую сумму в 300 долларов. Бедняки, среди которых было много ирландцев, были возмущены настолько, что пошли громить жилища чернокожих, которых считали корнем всех зол и главными виновниками войны.

В сентябре 1863 года состоялся исторический, хоть и спонтанный, визит русского флота в Нью-Йорк: шесть военных кораблей посетили город с неясными целями. Говорят, таким образом Александр II выразил солидарность с Федерацией и элегантно намекнул европейским державам, что у США есть влиятельные друзья, которые не позволят вмешиваться в их внутренние дела.

Девятнадцатый век сформировал архитектурный облик Нью-Йорка, подарив ему все главные символы и «достопримечательности». Так, в 1858 году заработал здравствующий и поныне универмаг Macy’s (151 W 34th St.), любимый горожанами не только за хороший шопинг, но и спонсорство ежегодного парада в честь Дня благодарения.

В 1869 году открыл свои двери Музей естественной истории, где, как вы помните, снимали фильм «Ночь в музее». В 1880 году музей Метрополитан переехал в новое здание на Пятой авеню, а в 1883 году, через 14 лет после начала строительства, был сдан в эксплуатацию Бруклинский мост. Немногие помнят, что вплоть до 1911 года проезд по мосту был платным: в первое время с пешеходов брали по 1 центу, с пассажиров трамваев по 5 центов, а с повозок – по 10.

В 1886 году на острове Свободы (Liberty Island) в Нью-Йоркской бухте установили статую Свободы, подаренную Америке французским народом в честь столетия Американской революции. На саму статую лучше смотреть со стороны, но если вам захочется попасть внутрь ее короны, придется забронировать билет за 3 месяца вперед и подняться пешком на 377 ступеней, но, поверьте мне, вид на Манхэттен глазами Леди Свободы того стоит.

Технический прогресс тоже не стоял на месте: в 1881 году в Нью-Йорке заработала первая в мире электростанция. Томас Эдисон (Thomas Edison), изобретатель электрической лампочки, открыл ее в нижнем Манхэттене на Pearl Street. Вырабатываемой мощности сначала хватало лишь на то, чтобы обеспечить электричеством окрестные дома на площади в одну квадратную милю, но через пару лет весь Бродвей уже сиял электрическими фонарями. В 1868 году заработало первое эстакадное метро, а в 1878-м появился первый телефонный коммутатор на пару дюжин абонентов.

Во второй половине XIX века облик Нью-Йорка постепенно начал приобретать современные черты. В 1847 году в городе появилось первое практически полностью металлическое здание: его каркас состоял из двутавровых профилей, колонн и балок, полы были сделаны из листового металла, а фасад – из чугуна. При этом конструктивно фасад был независим от каркаса. Такие дома можно и сейчас встретить в районе Сохо и Трайбеки. Дома на металлическом каркасе были легче кирпичных и каменных и стали предвестниками первых небоскребов. Изобретение Элишей Отисом (Elisha Otis) безопасных лифтов (они фиксировались в шахте в случае разрыва каната) стало в этом смысле точкой невозврата: в 1870 году такой лифт использовали при строительстве Эквитабл билдинг (Equitable Building, 120 Broadway) – одного их первых высотных зданий Нью-Йорка.

В канун наступления ХХ века в истории Нью-Йорка произошло эпохальное событие, превратившее его в самый большой город США: в 1898 году Бруклин, Бронкс, Квинс и Стетен-Айленд добровольно распрощались со статусом независимых городов и вошли в состав Нью-Йорка. Не случись этого, Манхэттен продолжал бы занимать лишь пятую строчку в рейтинге, пропустив вперед Лос-Анджелес, Чикаго, Бруклин (!) и Хьюстон, а так с 3,4 миллиона жителей, он уверенно вышел на первое место среди городов США, которое сохраняет и по сей день.

Перипетии двадцатого века и наших дней

К началу ХХ века Нью-Йорк окончательно превратился в неформальную столицу Америки, центр коммуникаций, торговли и финансов, законодателя мод и генератора идей. К 1900 году электричество совершенно интегрировалось в нью-йоркскую жизнь, и все газовые фонари в городе были заменены электрическими. Они горели не в пример ярче газовых – за них-то Бродвей и получил прозвище «The Great White Way» (Большой белый путь).

В 1904 году открылась первая линия подземного электрического метро от Бруклинского моста до 42-й улицы. Сейчас здесь проходит маршрут зеленой ветки сабвея (линии 4, 5 и 6). Новые небоскребы меняли облик города: в 1913 году выросла башня Импайр Стейт Билдинг (Empire State Building), 41 год сохранявшая титул самого высокого здания мира.

Двадцатые годы – время технического прогресса, шальных денег и джаза – окрестили «ревущими двадцатыми». Иронично, что именно в 1920 году в Америке был принят сухой закон, полностью запрещавший продажу и употребление алкогольных напитков. Как и любой запрет, он создал условия для нелегального бизнеса. За годы запрета несколько мафиозных кланов, включая группировку Аль Капоне, сказочно разбогатели на контрабанде алкоголя. Пока запрет был в силе, ньюйоркцы ходили в подпольные питейные заведения, так называемые speakeasy – если переводить буквально, «говори тихо». Сухой закон продержался целых 14 лет и был отменен после принятия 21-й поправки к Конституции.

В 1923 году произошло еще одно эпохальное событие: в апреле под звуки духового оркестра при стечении 75 тысяч болельщиков в Бронксе был торжественно отрыт Стадион Янки (Yankee Stadium). Стадион «обновили» бейсбольным матчем злейших соперников New York Yankees и Boston Red Sox, в котором легендарный игрок Бейб Рут (Babe Ruth) положил начало 80-летней традиции разгромов Sox на домашней площадке Yankees.

Гламурные 20-е окончились с биржевым крахом 1929 года. На момент закрытия торгов 29 октября рынок потерял 14 миллиардов долларов – 300 миллиардов сегодняшними деньгами. Обвал рынка запустил десятилетний экономический кризис, вошедший в историю под именем «Великой депрессии». Он стал серьезным испытанием для ньюйоркцев, но они не опустили руки. 70-этажный небоскреб Рокфеллер-центра (Rockefeller Center) и примыкающие к нему здания были достроены в рекордные сроки благодаря привлечению к строительству тысяч и тысяч рабочих, которым эта стройка в буквальном смысле помогла выжить.

Выйти из кризиса Америке помогли военные заказы Второй мировой войны: текстильные производства Нью-Йорка шили солдатскую форму, военный судоремонтный завод в Бруклине (Brooklyn Navu Yards) наращивал объемы строительства военных кораблей, а через грузовой порт Нью-Йорка проходили 40 процентов перевозок страны.

В 1952 году завершилось строительство здания штаб-квартиры ООН (405 East 42nd St.) по проекту архитектора Ле Корбюзье (Le Corbusier), и Нью-Йорк превратился в город дипломатических миссий и нескончаемых международных конгрессов. Пик процветания города и численности его населения пришелся как раз на эти годы, но за пиком всегда следует спад – так произошло и на этот раз. Тренд на отток преуспевающего населения в пригороды, выведение производств в районы с более дешевой рабочей силой, увеличение числа людей, живущих на пособие, и рост преступности к концу 70-х превратили Нью-Йорк в город, малопригодный для жизни. Заколоченные дома, наводненные наркоманами и бездомными, уличная проституция, корумпированная полиция, мусор, не вывозившийся с улиц неделями, – все это сформировало дурную славу Нью-Йорка как депрессивного и грязного города.

Василий Аксенов, впервые побывавший в Нью-Йорке в эти годы, писал, что город был «похож на чувака, который заботится о своей прическе, но не пользуется туалетной бумагой», – остатки былой роскоши и претензии на исключительность еще были, но мегаполис пришел в полнейший упадок и в 1975 году оказался на грани банкротства.

Во время эпического 25-часового отключения электричества в 1977 году в латиноамериканских и «черных» районах начались грабежи и мародерство, в результате которых было арестовано 3000 человек. Казалось, Нью-Йорк ждет участь Детройта и он неминуемо превратится в город-призрак, годящийся разве что для съемок фильмов про зомби, но, вопреки всему, он в очередной раз продемонстрировал свою непотопляемость.

Биржевой рост 80-х немного улучшил положение, но ситуация с преступностью оставалась ужасающей на протяжении всего десятилетия. Городу нужен был если не Бэтмен, то хотя бы политик, согласный взять на себя его роль. Первый чернокожий мэр Нью-Йорка Дэйвид Динкинс (David Dinkins), мягко говоря, не справился с возложенной на него ролью, да так, что в 1993 году 65 % жителей Статен-Айленда проголосовали за отделение от Нью-Йорка, но народная воля не была реализована из-за юридических препон. Пришедший на смену Динкинсу Рудольф Джулиани (Rudolph Giuliani) проявил себя гораздо лучше – именно с его именем ньюйоркцы связывают снижение уровня преступности и преображение центра города.

Теракт 11 сентября 2001 года, когда под обломками башен-близнецов Всемирного торгового центра (World Trade Center) погибли почти три тысячи человек, был тяжелейшим ударом и для города, и для нации в целом, но сколько ньюйоркцев были убиты смертью своих близких и не смогли оправиться от трагедии, не может подсчитать никто. Катастрофа наложила отпечаток не только на облик города, но и на его жителей. Спустя почти 15 лет после произошедшего процедуры досмотра и проверки безопасности везде – от аэропортов до музеев – несравнимо более суровы, чем до 11 сентября, а на зданиях всех пожарных и полицейских участков города можно встретить таблички с именами офицеров, погибших, спасая людей из башен. В мае 2014 года на месте TWC открылся мемориал памяти погибших, а вокруг него ведется активное строительство нового Всемирного торгового центра.

В 2002 году кресло мэра Нью-Йорка занял Майкл Блумберг (Michael Bloomberg), входящий в десятку богатейших людей США. Хоть при Блумберге Нью-Йорк и проиграл борьбу за право принять Олимпийские игры 2012 года, город воспринял это с олимпийским спокойствием и направил сэкономленные средства на развитие инфраструктуры и строительство социальных объектов. Несмотря на рецессию 2008 года, город выглядит как большая строительная площадка: девелоперы умудряются находить пятачки для нового строительства даже в до предела утрамбованной манхэттенской застройке.

В 2014 году после 12 лет «правления» Блумберга его место занял Билл де Блазио (Bill de Blasio). Пока что сложно говорить о том, как именно изменился город при новом мэре. Ему ставят в вину конфликт с нью-йоркской полицией, которую он завуалированно обвинил в расовой дискриминации, предложив полицеским фиксировать каждый свой шаг с помощью мобильных видеорегистраторов. Удар по рейтингу, как бы комично это ни звучало, нанесла и нелепая смерть сурка, которого неуклюжий мэр уронил во время традиционной церемонии «дня сурка» в 2015 году – решено, что в следующем году животное в руки ему больше не дадут. Зато многие жители оценили инициативу де Блазио по снижению разрешенной в городе скорости с 30 до 25 миль в час (то есть 40 км/ч). Благодаря этому за последний год существенно снизилась смертность пешеходов, а введение бесплатного дошкольного образования для детей 4–5 лет не могло не обрадовать работающих родителей Нью-Йорка.

В общем, жизнь идет своим чередом, принося радости и разочарования, а гобелен под названием «Нью-Йорк» становится все плотнее и насыщеннее, приобретая новые краски и становясь с каждым годом все фактурнее. Внутренняя динамика меняет город до неузнаваемости каждые несколько десятилетий, поэтому, как говорится, спешите видеть; спешите запечатлеть в памяти собственный Нью-Йорк, не похожий ни на чей другой.

Заключение

Моя книга не претендует на звание путеводителя, охватившего дотошным взором все и вся. Мой взгляд на Нью-Йорк изначально пристрастен, как бывает пристрастен взгляд человека, видящего в предмете своей любви все самое лучшее. Скорее это «палочка-выручалочка» для путешественников по Нью-Йорку и окрестностям и попытка ответить на вопросы моих многочисленных друзей и знакомых.

Смешно признаться, но каждый раз, встречая кого-то из них в аэропорту, я ловила себя на мысли, что волнуюсь так, будто сама, своими руками, выстроила к их приезду небоскребы, навела мосты через реки и раскрыла цветки магнолий. Мне отчаянно хотелось сделать все возможное, чтобы Нью-Йорк полюбился им так же, как в свое время мне. И я писала для них списки, чертила схемы, вела их на Хай-Лайн, тащила на крышу Метрополитана, заставляла пить коктейли со странными названиями, устраивала шопинг-марафоны… – и так все шесть лет, пока жила в Нью-Йорке. Теперь я решила сделать это для вас.

Возможно, рассказывая о чем-то, что волнует меня лично, я была слишком многословна, а что-то затронула лишь вскользь. И все же я надеюсь, мне удалось вас заинтересовать, заинтриговать, а может, и развлечь.

Тем из вас, кто едет в Нью-Йорк впервые, я искренне завидую – вас ждет чудесное приключение, ведь Нью-Йорк – это город-мираж, и все, кто здесь побывал, увидели его по-разному. И каждое возвращение в этот город не похоже на предыдущее, потому что он меняется вместе с вами, при этом меняя вас.

Сноски

1

Выражение «уловка-22» (по названию романа Джозефа Хеллера «Catch-22») стало нарицательным и обозначает абсурдную, безвыходную ситуацию.

2

The Picture of New York by Dr. Samuel L. Mitchill, 1807.


на главную | моя полка | | Нью-Йорк. Заповедник небоскребов, или Теория Большого яблока |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 1
Средний рейтинг 5.0 из 5



Оцените эту книгу