Книга: Дальняя буря



Дальняя буря

Лиза Бингэм

Дальняя буря

Пролог

Южная Пенсильвания, 15 марта 1865 года


Дождь лил три дня. Раскаты грома напоминали грохот артиллерийских орудий, молнии прорезали и раскалывали мрак. А когда буря утихла, небо над влажными зелеными холмами вспыхнуло заревом.

Внушительные очертания сиротского приюта «Бентон-хаус мемориал», пережив непогоду, четко обрисовывались на фоне яркого неба. Буря миновала. Хрупкие рассветные лучи осветили новые оконные стекла. Здание словно смотрело в пространство, готовясь встретить появление своих первых подопечных.

Солнце пробилось сквозь плотные облака и осветило мальчика, появившегося из-за деревьев, которые росли по сторонам дороги. Его лицо несло отпечаток пережитой войны. Несколько минут он в молчании рассматривал пустое строение. Потом расправил плечи — движение слишком взрослое для ребенка.

— Мы пришли, Энни, — произнес мальчик, обращаясь к малютке, которую держал на руках. В его отношении к младенцу сквозила нежность, которую едва ли можно встретить в столь юном возрасте. — Смотри, какой красивый дом. Здесь о тебе позаботятся. Вот увидишь.

Младенец не ответил. Подавив возникший было страх, мальчик ступил на грязную дорожку. Покрепче прижав к груди завернутую в одеяло девочку, он торопливо зашагал по лужам, направляясь к ступенькам главного входа.

В воздухе витали, смешавшись, запахи влажной древесины и лака. Поднявшись на цыпочки, мальчик дотянулся до медной ручки-колотушки. Вытянувшись изо всех сил, он сумел зацепить ее пальцем и ударить ею по якорю.

Поджидая пока кто-нибудь выйдет на стук, мальчик осмотрелся наметанным взглядом военного разведчика. Он отметил чистоту и порядок. А еще — если не показалось, — он услышал, что в доме кто-то напевает. Энни будет здесь в безопасности, ее больше никто не обидит.

Пение внутри дома оборвалось, и послышался звук приближающихся шагов. С едва слышным скрипом дверь отворилась, и на пороге появилась прекраснейшая дама из всех, кого он видел за свою жизнь.

— Да?

На мгновение мальчик потерял дар речи. У женщины были блестящие русые волосы. Ангел. Бог послал на помощь его крохотной сестре ангела.

Дрожащими руками мальчуган откинул с лица Энни грязное одеяло.

— Пожалуйста, помогите моей сестре, — попросил он. В голосе его прозвучало достоинство, сквозь которое пробивалась боль.

Женщина тронула завитки золотистых волос, упавших младенцу на лоб. Нежными пальцами провела по личику. И скорбно покачала головой.

— Боюсь…

Она могла не продолжать. Мальчик все понял. Но не хотел верить.

Наклонив голову, он прижался щекой к щеке сестренки. В последний раз постарался уловить ее сладкий младенческий запах. Потом выпрямился и, глядя на женщину, выговорил, стараясь не обращать внимания на стеснение в груди.

— Могу ли я попросить у вас какой-нибудь платок? И клочок земли?..


Пространство между тускло-свинцовым блеском Симпсонова пруда и неровными, мертвыми зимой холмами прорезала выемка долины. Словно Творец захватил горсть земли да и бросил ее рядом, оставив царапину. Именно здесь Джонатан Херст выстроил дом для своей невесты и будущих детей.

Прохладным утром от воды неровными клоками поднимался туман и стелился среди деревьев, подбираясь к приземистому фермерскому дому и наполняя ветерок запахом влажной земли. И смерти.

До этого дня война оставалась лишь звуком дальней канонады, неярким отблеском молнии. Пока армия северян оттесняла на сотни миль на восток разрозненные части конфедератов, шайка дезертиров совершила нападение на уединенную ферму, ворвавшись в дом, как свора диких псов. Утолив жажду крови, бандиты покинули это место, оставив свои жертвы умирать в предрассветном сумраке.

Джонатан Херст и Эрин, его жена, лежали у дома на вытоптанной траве. Неразлучных в жизни, смерть разделила их согласно клятве, данной супругами друг другу в день свадьбы. И земля жадно пила тепло их искалеченных тел. А рядом с родителями ползала в тумане четырехлетняя девочка — безумные глаза, набившаяся в рыжие волосы грязь. Она не обращала внимания ни на кровь, испачкавшую ее одежду, ни на сковывающий тело холод. Смотрела вокруг себя невидящими глазами, произнося, словно погребальную песнь и молитву: «Мама, мама, мама…»

Первым их нашел мистер Макколей, хозяин ближайшей к Херстам фермы. Он услышал ружейные выстрелы и поспешил к соседу со всей быстротой, на какую были способны его подгибающиеся ноги. Едва завидев его, рыжеволосая девочка принялась кричать так пронзительно, что фермеру ничего не оставалось делать, как удалиться. Не зная, что еще предпринять, мистер Макколей привел отца Грегори. Добрый пастырь был встречен точно так же.

Попричитав вслух над создавшимся положением, мистер Макколей поджал губы и беспомощно посмотрел на священника.

— Что же делать? Мы не можем бросить бедного ребенка в таком состоянии.

— Приведите женщин и найдите какую-нибудь повозку. Может, им удастся успокоить ее и забрать отсюда.

— А куда же они денут ее, отец? Война, времена тяжелые. Тут и своих не прокормить, не то что кого чужого?

Отец Грегори прищурился на смутно видневшееся за облаками и пытавшееся пробиться сквозь них солнце.

— Отвезите в «Бентон-хаус». Там ее примут.

Четыре часа спустя повозка остановилась перед сиротским приютом. Привлеченный резким криком, из дверей высунулся мальчик. Пока взрослые пытались успокоить маленькую рыжую девочку, он разглядывал ее с необычайным интересом.

Мальчик почувствовал в ней родственную душу. В ее крике были гнев и ярость, растерянность и недоумение. Он понимал ее состояние. Он знал, что она испытывает.

Не обращая внимания на взрослых, старавшихся подойти к девочке — так укротитель львов приближался бы к раненому львенку, — Дэниел Крокер направился прямо к ней. Забравшись на ступицу колеса, он перебросил ногу через бортик повозки. Все внимание девочки было сосредоточено на собравшихся из-за нее людях, и она не заметила Дэниела, пока он не положил ей на голову свою ладонь.

Девочка замолчала. Их глаза встретились. Его — синие и ее — цвета темно-зеленого мха.

— Я знаю.

Он произнес только эти два слова. А потом, встав на колени на соломенной подстилке, неловко обнял девочку за плечи.

Она ухватилась за Дэниела, молча сотрясаясь всем телом. Но она не плакала. Надтреснутым голосом она снова и снова повторяла: «Мама».

Глава 1

Денвер, штат Колорадо, 5 января 1885 года


Сьюзан Херст убрала с лица золотисто-каштановую прядь и поплотнее закуталась в халат. Если обнаружат, что она поздно ночью ходит по коридорам школы св. Франциска, не оберешься вопросов. Но сейчас у Сьюзан было слишком много собственных вопросов, на которые она не знала ответа, чтобы беспокоиться еще и об этом.

Только раз она помедлила на своем пути. Сьюзан заглянула в дверь спальни находившихся на ее попечении самых маленьких девочек. Дюжина растрепанных головок покоилась на перьевых подушках. В воздухе слышалось сонное дыхание, сопение, бормотание.

Девушка позавидовала им. Сама она не спала уже несколько недель. Нет, ее не мучили кошмары. Напротив, она предпочла бы их. Тогда у нее хотя бы появилась причина, из-за которой было страшно каждый вечер ложиться в кровать и предаваться сладким мечтам.

Оставив малышек, Сьюзан побежала по коридору к ведущей вниз лестнице. Она не взяла свечу, и темень была непроглядная. Но ноги хорошо знали дорогу по извилистым коридорам, которые соединяли жилую часть здания и маленькую школьную церковь в сердце дома.

Сьюзан пришла сюда учиться четырнадцать лет назад. После четырех лет обучения она осталась в монастыре, чтобы сделаться монахиней. Но время умеет взять человека в плен. Будущее пугало Сьюзан, заставляя принять решение, которое навсегда привязало бы ее к ставшему привычным, как дыхание, укладу жизни.

Дверь, ведущая в часовню, бесшумно повернулась на хорошо смазанных петлях, не выдав Сьюзан. Оказавшись внутри, она в нерешительности остановилась, рассматривая искусно выполненный витраж позади алтаря. Сквозь похожие на драгоценные камни стеклышки просачивался лунный свет, наполняя помещение неярким сиянием.

Днем у Сьюзан не возникало сомнений в правильности ее выбора — у св. Франциска она чувствовала себя счастливой. Очень счастливой. Ее привязанность к монахиням переросла в нечто большее, чем просто совместное выполнение обязанностей. Девушка обожала своих учениц и свою работу. Поэтому было бы вполне естественным стать послушницей, чтобы однажды примкнуть к монашескому ордену. Если у Сьюзан и рождались сомнения, то она говорила себе, что впереди еще десять лет до принятия окончательного решения. И не заметила, как стремительно промчалось время.

Через несколько недель отсрочка закончится. Каждая прошедшая минута с такой силой отпечатывалась теперь в сознании Сьюзан, что девушка не могла отрицать, что ей чего-то не хватает… может быть, истинной преданности Богу?

Днем Сьюзан отгоняла эти мысли, говоря, что подобные чувства вполне естественны. Такой шаг заслуживает всестороннего обдумывания. Она вела себя, как обычная невеста, засомневавшаяся в последний момент.

Но ночью все страхи Сьюзан овладевали ею. Она не могла не думать о том, что становится невестой не обычного человека, а церкви. И не могла оставить без внимания тот факт, что ее обязательства были не совсем добровольными. Ее душа хотела… большего.

В поисках ответа Сьюзан опустилась на колени перед алтарем, как делала каждую ночь в течение нескольких месяцев. Темные тени часовни тяжело давили на плечи, обволакивали черным холодом, пробиравшим до костей. Каменные плиты пола были ледяными. На протяжении двадцати лет на этом самом месте вставали на колени каявшиеся в своих грехах, отполировав камень до блеска. Сцепив пальцы рук в жаркой мольбе, Сьюзан зашептала:

— Дева Мария, Матерь Божья…

Но сводчатый потолок поглощал слова, оставляя зияющую пустоту. Девушка подумала, что вряд ли небеса даже услышат ее молитву.

Вздохнув, она потерла лоб и провела ладонью по шелку распущенных золотисто-каштановых волос, спадавших до талии. Сверху на нее смотрело безмятежное лицо Девы Марии.

В сердце Сьюзан поднялась новая волна беспокойства. Почему Господь не отвечает на ее молитвы? Почему он не освобождает ее от тоски? Если она должна стать монахиней, ей придется изгнать из сердца свое не совсем осознанное томление. Она знала это. И она боролась со своим заблудшим духом, который хотел того, чего никогда не получит… в монастыре или вне его.

Сестра Мэри Маргарет как-то сказала, что дети Божьи отдают все свои силы тому делу, которое заботит их больше всего. Поэтому в последний месяц Сьюзан старалась думать единственно о своих обязанностях и ученицах. Но оказалась неспособной отогнать призраков, обступавших ее едва она засыпала. Демоны сладострастия заставляли ее тело трепетать, а руки — тянуться навстречу… чему?

Дуновение холодного воздуха по полу тронуло ступни, пробралось под свободные складки халата. По телу девушки пробежала дрожь, и она поднялась с колен. Прижав руки к груди, Сьюзан попыталась согреться. Каждую ночь школа св. Франциска превращалась в ледяной дом, позволяя зиме глубоко вонзать свои зубы в толстые стены. Скоро это каменное строение станет ее домом, так что надо привыкать. Что-то очень похожее на панику поглотило все другие мысли девушки, и она подошла к статуе и дотронулась до ступни Девы Марии.

— Дева Мария, Матерь Божья… — знакомые слова молитвы застряли в горле. — Дева Мария…

Отойдя, Сьюзан встала в тень, ища укрытия. На протяжении многих лет она приходила к этому алтарю, принимая помощь, которую он предлагал ее измученной душе. Но последнее время ей становилось все труднее обрести внутренний покой. Она не могла утихомирить бушевавшую в ее груди смесь гнева и неудовлетворенности.

Сьюзан обернулась и вопросила окружавшую ее черноту:

— Почему? Почему? Почему меня терзают эти… эти чувства? За что мне эта пытка — мысли об объятиях мужчины, о мужском прикосновении, когда я знаю, что никогда… никогда…

Не сумев заставить себя даже произнести эти слова, Сьюзан побежала по проходу, ее волосы развевались как блестящее каштановое знамя. У последнего ряда сидений она повернулась лицом к лунному свету, лившемуся сквозь витражное стекло и звездным ковром лежавшему на полу.

— Ты сделал это со мной. Ты убил моих родителей и мои детские иллюзии. И теперь мне нужен лишь ответ. Или верни мне мою прежнюю жизнь или дай покой, необходимый для того, чтобы подчинить свою будущее церкви.

Ответом ей была тишина. Но Сьюзан Херст умела ждать. Может быть, Бог не готов ответить сейчас. Но так или иначе Он сделает это. До встречи воспитанников сиротского приюта осталось три недели. Она навестит свой дом в Эштоне и получит короткую передышку. Сьюзан была очень рада, что встреча состоится в Вайоминге, а не в Пенсильвании. Несколько лет назад директриса сиротского приюта «Бентон-хаус» вышла замуж и перенесла заведение на запад, подальше от крупных городов. И хотя многие из детей переехали тогда с ней, большая их часть жила в нескольких сотнях миль от Эштона на территории Вайоминга.

Сьюзан собиралась повеселиться, отдохнуть и все хорошенько обдумать.

А после празднества, если она не получит знака, что небеса противятся ее намерению, вернется к св. Франциску и пострижется в монахини.


Шайенн, территория Вайоминг, 7 января 1885 года


Удары в дверь могли бы разбудить и мертвого, но лишь немного разогнали мглу, застлавшую мозги Дэниела Крокера. Он со стоном перекатился на живот и накрыл голову подушкой. Но удары не прекращались, видимо, придется встать и открыть дверь.

Не открывая глаз, он протянул руку к прикроватному столику и ощупал непривычные предметы — лампу, ключи, спичечный коробок, — пока не узнал гладкие очертания своего револьвера.

— Уходите.

Дэниелу не было необходимости кричать или повышать голос. Неприкрытая ярость, дрожавшая в выверенной интонации каждого слога, достаточно ясно передавала его настроение. Подложив под щеку подушку, Дэниел поднял вытянутую руку с револьвером и прищурил покрасневший от лихорадки глаз. Общая слабость никак не отразилась на твердости руки — она не дрожала.

— Мистер Крокер?

— Нет.

— Мистер Крокер, я знаю, что это вы, — прозвучал из-за двери мальчишеский голос. — Я видел, как вы приехали вчера поздно вечером Я бы все равно узнал вас. Я видел фотографии.

Дэниел не ответил. Оружие не дрогнуло. Лишь в синих глазах блеснул огонек.

— Мистер Крокер? — снова раздался голос, на этот раз не так уверенно.

— Кто его спрашивает?

— Ну, никто… У меня дело, так сказать, к вам лично… я хочу сказать, что у меня для вас телеграмма. — Посыльный в коридоре подождал десять секунд и робко добавил: — Вы откроете?

Проклятье. Дэниел отпустил курок и положил револьвер на ночной столик. Двигаясь как можно осторожнее, он сел на постели.

Голова раскалывалась. Приложив ладонь к больному боку, Дэниел сделал быстрый вдох, при этом окровавленная повязка натянулась.

Снова взяв револьвер, он тихонько приблизился к двери. В зеркале над бюро отразился совершенно обнаженный, за исключением грязной повязки, мужчина. Тем не менее он даже не почувствовал стоявшего в комнате холода. Уже целые сутки он боролся с лихорадкой. Даже январский мороз не приносил облегчения.

— Мистер Крокер? — За словами последовал легкий стук в дверь. — Я не хотел вас беспокоить, но…

— Кто ты?

— Джорди. Джорди Дэвис. Я работаю на мистера Смита, телеграфиста. Бегаю по разным поручениям. У меня еще лекарство, которое дал для вас доктор Годдард. Он велел принести его прямо сюда.

— Отойди в сторону.

— Простите?

Мальчик больше ничего не успел добавить. Дэниел открыл дверь, и дуло револьвера оказалось на уровне лба посыльного. Джорди Дэвис уставился на Дэниела круглыми от ужаса глазами. Крокер быстро выглянул в коридор — направо, потом налево, затем пристально посмотрел на мальчика.

— Что тебе нужно?

Джорди сглотнул, ежась под дулом револьвера и сразу припомнив все, что он слышал о Дэниеле Крокере. «Безжалостный» — вот как называли его, когда речь заходила о работе этого человека на сыскное агентство Пинкертонов. Прошедшим летом Джорди видел впечатляющие фотографии в газетах — Крокер тогда поймал убийцу Мэкки Биба. Вид у Биба был безобидный. Если бы не монетки на глазах и отверстие от пули на шее, никто бы не догадался, с какой быстротой он был отправлен к своему Создателю.

Джорди прикусил губу. И зачем только он согласился пойти к этому человеку? В девяти случаях из десяти в телеграммах сообщают плохие новости. Волна страха накатила на Джорди. Нечего сказать, посчастливилось доставить печальную новость человеку, который добр, как медведь гризли, потревоженный во время зимней спячки.



— Я не хотел вас будить, честно!

Паренек увидел всклокоченные волосы Дэниела, голую грудь, повязку, обнаженные ноги. Молча сунул маленький пакет и телеграмму в свободную руку Крокера и попятился.

— Мальчик!

Джорди застыл на месте.

— Да?

— Ты заслуживаешь вознаграждения за труды.

— Нет! Нет-нет. Никакого беспокойства. Никакого. Правда!

И неуверенно двинувшись к лестнице в дальнем конце дома, он исчез из виду.

Дэниелу стало тяжело держать оружие. Опустив руку, он вернулся в комнату и захлопнул дверь. Положил револьвер и телеграмму на столик и устроился на кровати, натянув на ноги одеяла. После беспокойной ночи простыни пестрели высохшими пятнышками крови.

Прикрыв рукой глаза от света, льющегося в комнату через окно, он отвел взгляд от скомканного клочка бумаги, ожидавшего прочтения. Смотреть на него не хотелось — надобности в этом не было. Послание наверняка содержит указания от Джидайдии Каттера, его начальника. С того момента как Дэниел получил удар ножом в бок во время захвата Гранта Дули и его банды, ему меньше всего хотелось возвращаться к своей работе. Последний год оказался очень напряженным. Его били, в него стреляли, посылали ему проклятья. Выслеживая Дули, он объездил большую часть территории Вайоминг, а гоняясь за братьями Бибами, облазил почти все горы. И если банда Дули доставила ему достаточно хлопот, то братья Бибы превратились в ночной кошмар. Дэниел устал. До мозга костей. Не из-за нескольких последних недель, а от всего — от своей работы, однообразия. От своей жизни.

Зажмурившись, он приказал телу засыпать. Но сон никогда не приходил к Дэниелу Крокеру по первому требованию, а сейчас и вовсе казался несбыточной мечтой. Мысль о телеграмме прожигала сознание.

— Проклятье.

Он двинул рукой, повернул голову. Бумага манила его, как палец опытной проститутки, которая обещает сладостное удовлетворение любопытства и в то же время насмехается над тем, что ничего, кроме пустоты, это удовлетворение не принесет.

Поняв, что не успокоится, пока не прочтет, Дэниел протянул руку и ухватил телеграмму двумя пальцами. Поднял против света, словно надеялся, что разберет слова сквозь бумагу, потом наконец развернул.

Там не было ни обратного адреса, ни подписи. Всего одна короткая строчка: «Она уйдет в монастырь».

— «Она уйдет в монастырь», — прочел он. Скомкал телеграмму. Если закрыть глаза, он снова увидит тот горестный октябрьский день, когда он помог маленькой Сьюзан сойти с поезда и перепоручил заботу о ней давней своей приятельнице, одной из новых послушниц в монастыре св. Франциска. Он убедил себя и воспитателей в приюте, что Сьюзан пробудет в школе всего несколько лет, чтобы получить образование. А Белл присмотрит за ней и защитит ее — к тому времени он уже не мог этого делать.

Но через четыре года Сьюзан осталась у св. Франциска. Она осталась, вступив на десятилетний путь подготовки к монашеству. За все время Дэниел навестил ее всего раз, в день, когда она закончила учебу. И с тех пор не видел ее. Письма от Белл приходили нерегулярно. И эта телеграмма ничем не отличалась от предыдущих. За исключением содержания.

«Она уйдет в монастырь».

— Черта с два она уйдет, — проворчал он сквозь зубы, сел на кровати и потянулся за брюками.

Выйдя из здания, Джорди сбежал по ступенькам центрального входа. Его ждал мужчина. Как и обещал.

— Ну?

— Я отдал ему сверток. А теперь отпустите меня. Мне нужно вернуться к мистеру Смиту, иначе он оторвет мне голову.

Незнакомец порылся в кармане и вытащил золотую монету достоинством в двадцать долларов.

— Это тебе за труды, — сказал он.

Удивленный, Джорди нерешительно взял деньги. Двадцать долларов — это целое состояние. Ему и за год столько не заработать.

Мальчик, запинаясь, попрощался и поспешил прочь. Но, идя по улице, он никак не мог отделаться от мысли, что заплатили ему за какое-то грязное дело.

Глава 2

Денвер, штат Колорадо, 10 января 1885 года


По мнению Сьюзан, школа св. Франциска для девочек становилась совершенно безжизненной, едва воспитанницы ложились спать. Сьюзан скучала по живому движению, приглушенному смеху. Ей не хватало иногда веявшего на нее слабого запаха туалетной воды, пользоваться которой ученицам запрещалось. Но больше всего ей недоставало дружеской компании.

Как новую послушницу, Сьюзан нагружали работой, которая не заканчивалась даже с заходом солнца. Большая часть поручений требовала одиночества и давала девушке время и возможность привыкнуть к мысли о приближающемся вступлении в орден. И все равно иногда одиночество становилось невыносимым.

Согнувшись, чтобы дать облегчение уставшим мышцам шеи, Сьюзан пошла по темным коридорам в свою комнату. Ее шаги отдавались эхом под сводчатыми потолками. От промерзших каменных стен веяло холодом, который забирался под юбки.

Почти тридцать лет монастырь св. Франциска был обителью сестер-урсулинок, которые открыли школу. За время своего пребывания в этом заведении Сьюзан не уставала восхищаться самоотверженностью трудившихся здесь женщин. Поэтому-то она изо всех сил и старалась походить на них. Ей хотелось делать что-то важное. Она хотела — страстно желала — быть там, где она нужна. Однако сомнения не исчезали. В сердце Сьюзан образовалась пустота, увеличивающаяся день ото дня.

Скорей всего, она нуждалась в отдыхе. Нужно было закончить множество дел, прежде чем Сьюзан могла уехать на несколько коротких недель на встречу с бывшими обитателями сиротского приюта «Бентон-хаус мемориал». Она работала с утра до вечера, готовя для своей заместительницы планы занятий, конспекты и памятные записки. Спину ломило, в голове гудело. Но девушка не могла позволить себе роскоши как-то облегчить себе жизнь. Так было до нынешнего вечера, когда обнаружилось, что все мыслимые и немыслимые дела переделаны и остался длинный, ничем не занятый вечер перед отъездом в Эштон на следующее утро. Одинокий, бесконечный вечер.

Сьюзан повернула за угол и нахмурилась. Из-под двери ее комнаты пробивался в коридор лучик света. Девушка двинулась дальше уже не так уверенно.

Сьюзан была помощницей сестры Мэри Маргарет, директрисы школы св. Франциска, и потому пользовалась необычной привилегией — ей выделили отдельную комнату. В столе Сьюзан хранились важные записи и счета, поэтому дверь в эту комнату всегда запиралась. И никто не мог войти туда без разрешения. Никто, кроме матушки-настоятельницы или кого-то из сестер, если они сопровождали Макса, их работника, когда он приносил Сьюзан цветы или охапку дров.

Подкравшись, девушка взялась за ручку двери. Она не повернулась. Кто бы ни находился внутри, он запер дверь. Ни матушка-настоятельница, ни Макс так не сделали бы.

Сьюзан порылась в глубоком кармане юбки и извлекла потертый медный ключ. Как можно бесшумнее она вставила его в замочную скважину и повернула, потом осторожно открыла дверь.

Стеклянная лампа в дальнем конце комнаты рассеивала темноту, но огонь в ней едва горел. Света оказалось достаточно, чтобы убедиться, что кровать не тронута, подушка взбита. Единственный стул с прямой спинкой свободен. Чемоданы стоят на месте. В комнате никого не было.

Собрав все свое мужество, Сьюзан сделала шаг вперед. Едва она перешагнула порог, как дверь позади нее захлопнулась. Чья-то рука обхватила ее за шею, а вторая зажала рот. Сьюзан инстинктивно начала вырываться, пытаясь набрать в легкие воздуху, чтобы закричать.

— Тихо. Это я.

Страх Сьюзан тут же пропал. Она отпустила руку, в которую до этого вцепилась. Она узнала этот голос — хрипловатый, низкого тембра — и знакомую интонацию.

Едва он отпустил Сьюзан, как она повернулась к нему лицом.

— Дэниел!

Ей хватило нескольких секунд, чтобы охватить взглядом стройную крепкую фигуру. То, что она увидела, заставило Сьюзан вздрогнуть. Когда же она видела его в последний раз? По крайней мере десять лет назад. Как он изменился! Волнистые пепельные волосы свисали до плеч. Набрал двадцать фунтов мускулатуры, тело его закалилось в испытаниях временем и трудной жизнью. Широкое кожаное пальто не могло скрыть крепкого торса и длинных ног.

— Привет, Сьюзан.

— Что ты придумал? — спросила она. — Решил напугать меня до смерти?

Дэниел пожал плечами и снял палец с курка. Сьюзан и не знала, что у него был револьвер.

— Я оставил свет гореть. Хотел прийти раньше. Но я не из тех, кому добрые сестры открыли бы ворота, не говоря уже о том, чтобы позволили навестить одну из своих овечек.

Резко сказано, но Дэниел был прав. Большинство сестер обители не одобрили бы знакомство с Дэниелом Крекером. Благородная женщина, а в особенности послушница, не станет знаться с таким человеком. Он сквернословит, он пьет. Он убивал людей. Но самой красноречивой характеристикой были его глаза. Злые. Холодные. Они давно стали такими, и никакие женские уловки не растопят этот лед. Сьюзан не помнила, когда произошла эта перемена, но Дэниелу было не так уж много лет. В этот вечер его глаза казались еще холоднее.

— Ты выглядишь ужасно, Дэниел.

Свет лампы безжалостно подчеркивал ввалившиеся щеки и резко очерченный подбородок.

— Я тоже рад видеть тебя.

Сьюзан хотелось погладить его, убрать морщину, пролегшую между бровями. Но по напряженной позе Крекера девушка поняла, что вряд ли он обрадуется такому проявлению ее чувств. Дэниел никогда не принимал никаких утешений. Даже от нее.

— По тебе не скажешь, что ты ведешь спокойный образ жизни.

— Я был занят.

— Слишком занят, чтобы поспать? — Она обратила внимание на глубокие складки, протянувшиеся от носа к уголкам рта. Кожа была какого-то серого цвета.

— Я прекрасно себя чувствую.

Сьюзан была другого мнения, но знала, что спорить бесполезно.

— Зачем ты здесь?

Он никогда не навещал ее в день ее рождения, или на праздники, или во время каникул — ни разу за десять лет. Она знала, что он помнит о ней. Их возникшая в детстве привязанность не ослабла со временем. И сейчас Сьюзан каким-то образом поняла, что Дэниел узнал, что нужен ей. Доверенное лицо ее детских лет. Ее защитник. Единственное лицо мужского пола, которому она доверяла.

Дэниел подошел ближе, внимательно глядя на Сьюзан.

— До меня дошли тревожные новости. Она нервно кашлянула.

— Новости?

— Почему ты не написала, не сказала мне? Девушка отступила.

— Не сказала тебе?

— Проклятье! Я с тобой не в игрушки играю. Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Монашка.

Он произнес это слово, как грязное ругательство. Значит, ему известна правда.

— Как ты узнал?

— Это имеет значение?

— Думаю, да.

— Скажем, в ночи ко мне прилетел ангелок, сел на плечо и нашептал на ухо о твоих намерениях. Тысяча чертей, Сьюзан, ты что, сошла с ума?

Защищаясь, она вздернула подбородок.

— Это почетное призвание.

— Для кого-нибудь другого, но не для тебя.

— Мне кажется, из меня получится хорошая монахиня.

— Что ж, ты не хочешь рисковать.

Он подошел к маленькому деревянному чемодану, которым ее снабдили в дорогу.

— Что это ты делаешь?

— Складываю твои вещи. Я забираю тебя отсюда. — Он откинул крышку.

— Не заберешь.

В полумраке комнаты глаза Дэниела сверкнули, как две льдинки.

— Посмотрим.

— Я закричу.

— Давай.

Он начал вытаскивать ее нижние юбки и белье. На полу стоял пустой ковровый саквояж, который Сьюзан одолжила для путешествия в Эштон. Дэниел поставил его на кровать и принялся заталкивать туда одежду.

— Прекрати!

Щеки ее вспыхнули злым румянцем. Когда он вернулся к чемодану с намерением продолжить, Сьюзан оттолкнула его руки и захлопнула крышку.

— Что это на тебя нашло?

Крокер наклонился к ней, почти коснувшись носом кончика носа Сьюзан.

— Делаю то, что должен был сделать много лет назад. Забираю тебя отсюда.

— И куда ты собираешься направиться?

— В приют. Ты сможешь жить там.

— В приют! Я не нуждаюсь в благотворительности. Я больше не ребенок.

— А ведешь себя, как маленькая.

— Почему? Потому что нашла для себя способ существования? Потому что мне удается иметь крышу над головой и пропитание независимо от доброты посторонних людей?

— Нет. Потому что ты не смотришь правде в глаза — ты бежишь от нее. Я знал, что ты все еще боишься мужчин, но не думал, что дойдешь до такого.

У Сьюзан перехватило дыхание, как если бы он ударил ее.

— Великолепно, не правда ли? Вокруг ни одного мужчины, кроме Макса, который с таким же успехом мог быть ребенком. Ты проведешь остаток жизни, заперевшись в своих драгоценных каменных стенах. И тебе даже не с кем будет поговорить, кроме этого стада гусынь.

Она со всего маху закатила Крокеру пощечину. Звук прокатился по комнате.

Голова Дэниела откинулась от сильного удара. Посмотрев на Сьюзан, он понял, что зашел слишком далеко. Вся дрожа, девушка стояла перед ним с побелевшим лицом, темно-зеленые глаза ее расширились.

Проклятье. Как же он так забылся? Нарушил все негласные границы, которые были очерчены с того дня, когда он впервые увидел насмерть перепуганную рыжую девочку. Из-за того, что Сьюзан так боялась мужчин, соседи сделали вывод, что она видела нападение на ферму и насилие над своей матерью, но сама Сьюзан никогда не вспоминала об этом. Она отказывалась говорить о том дне, хотя он до сих пор довлел над ее жизнью.

— Прости меня.

Девушка не ответила. Она сделалась такой неподвижной и отстраненной, что казалась статуэткой из слоновой кости.

Дэниел боялся этого ее вида. В такие минуты он чувствовал себя беспомощным. И злым. Его ненавидели многие. Он привык к брани в свой адрес и к предательству, и его это не задевало. Но когда Сьюзан смотрела на него с болью или неодобрением, для него это было невыносимо.

Собственные страхи Дэниела сделали его безрассудным. И обычно он умел обуздывать свои эмоции. Но сейчас, видя Сьюзан бледной и несчастной, он почувствовал знакомую потребность защитить ее, прогнать страх, излечить боль. Он должен заставить Сьюзан понять, что решение стать монахиней проистекает не из потребности души, а от отчаяния. Он должен удержать ее от ошибки, о которой она будет сожалеть всю жизнь.

— Сьюзан?

В голосе Дэниела прозвучала непривычная нежность. Он с раннего возраста вынужден был заботиться о себе сам и научился не проявлять своих чувств ради своего же блага. Несмотря на несколько счастливых лет, проведенных в приюте, Крокер скоро ожесточился и стал циничным. Он давно уже не чувствовал ничего, кроме злости, и забыл, что такое нежность. Оставив Сьюзан на попечение монахинь и поступив в кавалерию, он загнал способность к состраданию в самый дальний уголок души. Он очутился в мире, которому принадлежал всегда. В мире, где гордость и непреодолимая сила воли воспитали поколение похожих на него мужчин — мужчин, рожденных, чтобы впитать в себя ярость мира. А потом вернуть ее полной мерой.

Дэниел протянул руку, чтобы успокоить Сьюзан, но она дернулась.

— Не прикасайся ко мне.

— Прости меня. Я не должен был говорить…

— Думаю, тебе лучше уйти.

— Черт возьми, Сьюзан, ты не годишься для этой жизни!

— Уходи отсюда.

— Ты красивая, добрая, любящая. Не уходи из мира.

— Убирайся!

Он понял, что должен повиноваться. Кто он такой, чтобы указывать другим, как вести себя? Сам-то он нисколько не преуспел в жизни. Но при одной мысли о Сьюзан, его маленькой Сьюзан, уходящей в монастырь…

В ту минуту, когда она примет постриг, он потеряет ее навсегда. Но может, он ошибается. Ведь он не искал с ней встречи больше десяти лет. Но он хотел. И всегда знал, что это возможно. Следил за ее успехами, думал о ней каждый день. Но все откладывал встречу на будущее, когда он сам преуспеет и станет лучше. Но становился только более жестоким и циничным.

И вот теперь со всей очевидностью Дэниел понял, что, став монахиней, она никогда и никак не будет принадлежать ему.

Нет. Он не допустит, чтобы это произошло. Он не может. Он так долго был защитником Сьюзан, сам или с помощью друзей. Он уже не может остановиться, даже если это означает спасти Сьюзан от нее самой.

Дэниел приблизился к ней.

— Уйдем со мной. Брось монастырь. Это не твой мир.

Слова источали мед, но не смягчили девушку.

— Ты же сам привел меня сюда! Почему же теперь ты так сопротивляешься?

Дэниела прорвало.

— Я привел тебя сюда, потому что тебе нужно было выучиться. Ты отказалась пойти в школу вместе с другими детьми «Бентон-хауса». Ты каждый день пряталась у ручья, потому что учитель был мужчиной.

— И ты увез меня за сотню миль от дома и бросил.

— Бросил? Бросил! Я оставил тебя у добрых женщин, которые могли дать тебе знания. Я больше ничем не мог помочь тебе, Сьюзан. Господи Боже, я хотел, но я сам был всего лишь мальчишкой. Я знал, что сестры смогут направить тебя, придать уверенности в своих силах. Я оставил тебя здесь, желая тебе добра.

— И никогда не приехал проведать меня.



— Дьявол, ведь это женский монастырь! Меня здесь не жалуют.

— Ты мог бы приехать, если бы захотел. Ты можешь просочиться сквозь самую неприметную щелку, как сегодня. Ты не должен был оставлять меня здесь, заставив думать, что забыл обо мне.

— Забыл тебя? — Он повторил эти слова так, словно эта мысль показалась ему невероятной. — Да как ты могла такое подумать? Я писал тебе.

— Да. За четырнадцать лет, что я живу здесь, ты прислал мне два письма. И в каждом не более трех строк. А я писала тебе каждый месяц и даже чаще. Если бы не письма от Эстер Рид и других приютских ребят, я бы даже не знала, жив ли ты.

— Я каждый день думал о тебе.

— Неужели? Сомневаюсь. Но это не имеет особого значения. У меня теперь своя жизнь. И для тебя там места нет. Мой дом отныне с Богом и сестрами-монахинями.

Круг замкнулся, и ему не удалось сдвинуть ее ни на йоту.

— Почему ты так стремишься сделать это?

— Тебя это не касается.

— Касается. — Дэниел схватил девушку за локоть и постарался не обращать внимания, как она передернулась при его прикосновении. — Скажи мне. Объясни, почему ты решила стать одной из них?

— Я не обязана ничего тебе объяснять.

В этом она была вольна. Он потерял всякие права на доверие Сьюзан, когда оставил ее один на один с жизнью.

— Все равно скажи.

Дэниел смотрел, как она складывает руки на груди, чтобы защититься от него, но не стал показывать, какие это вызвало в нем чувства. И не отпустил ее локтя. Даже тогда, когда она задрожала, как пойманный воробышек.

— Сестры были очень добры ко мне. Сьюзан замолчала, и он подбодрил ее:

— И?

— И мне нравится работать с детьми.

— С девочками.

И снова он сказал не то Она вырвалась и отошла за изголовье кровати, воздвигнув между собой и Дэниелом надежную преграду.

— Мой выбор хорош, как и любой другой, Дэниел. Я буду старательно и честно трудиться. И содержать себя, не завися от милости других людей.

Дэниел понял, что желание Сьюзан стать монахиней вполне логично. Оно было обдуманным и сознательным. Она была права. Ее работа вместе с сестрами будет плодотворной.

Но эта мысль была ему нестерпима. Если Сьюзан примет тяжелый устав ордена, грубая, бесформенная одежда и монашеское покрывало вытравят из девушки остатки непосредственности и пылкости, еще сохранившиеся в ее душе, с той же неотвратимостью, с какой уничтожат ее мирской вид. Дэниел готов был убить себя за то, что не осознавал, что происходит, за то, что доверил Сьюзан заботам других вместо того, чтобы самому стоять на страже ее счастья. Она и так была лишена стольких радостей. Так почему же теперь хочет расстаться с теми, что еще суждены, и вести жизнь, полную ограничений?

Дэниел знал женщин, которые действительно находили утешение в религии, но Сьюзан это не подойдет. Он был убежден в этом. Этой девушке нужна другая жизнь. Ей необходимы веселье, смех и чувства. У нее должны быть дети — не ученицы, которые меняются каждый год, а свои собственные. Дэниел настолько отдался своей работе, своей адской жизни, что оказался слеп во всем, что касалось Сьюзан.

— Я хорошо справляюсь о своими обязанностями, Дэниел.

— Я знаю.

— Мне одной из первых послушниц доверили такую ответственную работу.

— Ты всегда была прекрасной учительницей. — И с нажимом добавил: — Но тебе нет нужды оставаться в ордене! Ты можешь поехать куда захочешь.

— Ты не понимаешь, — с горечью ответила девушка. — Ты не хочешь понять.

— Я пытаюсь! Черт побери, я и правда пытаюсь.

Дэниел коснулся щеки, шеи Сьюзан, желая ее успокоить, и ощутил хрупкость стоявшего перед ним создания. Ему захотелось сбросить с ее головы покрывало, чтобы узнать, сохранили или нет ее волосы тот огненный цвет. Но не смог. Иначе напугал бы ее окончательно. Безвольно опустил руки. Потом приложил ладонь к ноющему боку — боль не прекращалась весь день.

— Ты считаешь, что у меня не хватит сил для такого служения, да, Дэниел?

— Я думаю, что ты способна сделать больше, чем тебе может предложить монастырь.

— Я буду трудиться для Бога и его детей. Что может быть больше?

Дэниел двинулся к кровати.

— Ты не узнаешь целого моря чувств.

— С мужчинами?

— Да, с мужчинами!

— То, что я видела, — Сьюзан бросила на Крокера значительный взгляд, — заставляет меня думать, что я не много теряю. — Она отступала, пока не уперлась в стену. — Я много думала об этом. И все решила. Я поступаю осознанно.

— И у тебя нет никаких сомнений?

Она открыла рот, чтобы дать утвердительный ответ. Но слова не шли с языка. Разве она может солгать Дэниелу? Разве может солгать себе?

— Ты совершаешь ошибку.

— Это твое мнение.

— Я не позволю тебе сделать это.

— Почему? — Сьюзан оттолкнулась от шершавой каменной стены и, обойдя Дэниела, отошла в сторону, чтобы не чувствовать себя загнанной в угол. И не бояться. — Почему ты не можешь благословить меня?

Дэниел сделал глубокий вдох, взял себя в руки и посмотрел на Сьюзан.

— Там столько всего ждет тебя, Сьюзан. И ты знаешь это. Но вместо того чтобы взглянуть своим страхам в лицо, ты загоняешь их глубоко внутрь и запираешься в своего рода башне из слоновой кости, где люди не смогут напугать, обеспокоить или дотронуться до тебя.

— А ты главный знаток того, как следует жить?

Слова ужалили его. Больше, чем можно было предположить. Он опустил руку, которой держался за больной бок, и гордо выпрямился.

— Дэниел, прости меня. Я не хотела.

— Хотела. И ты права. — Он подошел к двери и взялся за ручку. — Вероятно, я пытался удержать тебя от ошибок, которые совершил сам.

— Не уходи!

Дэниел помедлил, прислонясь к косяку.

— Прощай, Сьюзан.

— Когда ты снова придешь?

Он встретил встревоженный взгляд, но его собственные глаза, скрытые тенью, остались непроницаемыми.

— Дэниел, между нами все должно остаться как прежде. Ты мой друг. И мне будет приятно видеть тебя, беседовать с тобой. Когда я приму постриг, тебе не придется пробираться сюда тайком.

Он покорно вздохнул:

— Думаю, что когда ты станешь монахиней, то не захочешь видеть такого человека, как я.

— Я всегда буду рада тебе, Дэниел.

— Возможно. Но я не смогу навещать тебя. Мне нестерпимо будет видеть тебя такой… — Тряхнув головой, Дэниел произнес: — Ничего. — Провел пальцем по ее щеке, оставив красную полоску. — Уже поздно. Тебе надо отдохнуть. — Он посмотрел на Сьюзан долгим, тяжелым взглядом, скрывая за ним разрывающее сердце сожаление, и собрался открыть дверь.

— Нет, Дэниел. Не уходи!

Она протянула руку, чтобы удержать его.

Ладонь коснулась крепкого тела.

Мужского тела.

Вздрогнув, Сьюзан отдернула руку. У нее словно открылись глаза, и она увидела, что Дэниел больше не мальчик, которого она обожала, а мужчина. Мужчина.

Она часто задышала, по спине пробежал холодок. Когда это случилось? Когда исчезли последние детские черты? Когда Дэниел стал мужчиной?

— Сьюзан?

Дэниел шагнул вперед, испуганный белыми пятнами, проступившими на ее щеках. Его досада готова была прорваться наружу. Про себя он всегда с улыбкой думал о том, что она стала послушницей. Он знал, что у св. Франциска ей будет хорошо, она окрепнет душой, познает себя. Но сто чертей! Он и подумать не мог, что она решит здесь остаться.

Досада переросла в злость, злость — в негодование, негодование — в ненависть. В ненависть к тем мужчинам, которые нанесли Сьюзан такие душевные раны. И к Сьюзан. За то, что она подчинена своим воспоминаниям. Но больше всего — к себе самому. Потому что не понял, как нуждается в нем Сьюзан.

Нет!

Он схватил ее лицо в ладони, просунув пальцы под покрывало и запустив их в ее волосы.

— Не делай этого. Пожалуйста, не делай. Из горла Сьюзан вырвался сдавленный всхлип, но Дэниел его даже не услышал. Он видел, как в глубине ее темных влажных глаз собирается страх, и в какой-то момент понял, что неспособен справиться с ее ужасом. Он хотел пробудить ее для настоящей жизни. Он хотел, чтобы она познала наслаждение и боль, радость и страх.

Сьюзан отступила к стене, и Дэниел невольно навалился на девушку.

— Почувствуй что-нибудь, черт тебя побери. Перестань, как мышь, забиваться в безопасную темную норку. Посмотри на меня, разгляди меня. Дотронься до меня. Возненавидь. Закричи. Что угодно, только не сдавайся. Не уничтожай себя, не умирай душой. Жизнь так богата. Да, иногда она ранит. Я знаю, что тебя ранило слишком сильно! Но это не значит, что так будет всегда.

Сьюзан вцепилась в запястья Дэниела, но не оттолкнула его руки. Она прижалась к нему, словно он был ее спасением посреди неистовой бури. На глазах девушки выступили слезы и повисли на кончиках ресниц, будто пойманные в ловушку.

— Я хочу… — Она моргнула, несмотря на угрожавшие пролиться слезы. — Я не могу…

— Можешь.

— Как… холодно.

Дэниел увидел, как сосредоточился ее взгляд — не на нем, на прошлом. Сьюзан содрогнулась — от холода или от воспоминаний, он не знал.

— Расскажи мне. — Он встряхнул ее. Целая гамма чувств промелькнула на лице Сьюзан, и Дэниел понял, что она отогнала болезненные воспоминания, но не заговорила. — Расскажи… мне, — настойчиво повторил он.

— Нет, не могу.

— Пожалуйста.

— Нет, не заставляй меня, Дэниел. Прошу, не заставляй. — Она обвила его шею руками и прижалась так крепко, словно хотела раствориться в нем.

Дэниел растерялся. Он разрывался между чисто мужским изумлением и сожалением, что заставил ее вспомнить прошлое. Прижавшееся к нему тело было мягким и гибким. Он почувствовал ее груди, прижавшиеся к его груди. Дэниел машинально поднял руки и погладил нежные плечи, затылок, провел ладонью по спине. Сквозь юбки угадывалась тонкая талия, округлые бедра. Внезапно возникло чувство, которое он никак не ожидал испытать в объятиях Сьюзан. Желание.

Потрясенный, Дэниел застыл, не двигаясь, не имея сил оторвать ее от себя и боясь прижать крепче. Когда она вышла из детского возраста? Когда сделалась такой трепетной, красивой девушкой? Нет, женщиной. Она каким-то образом сразу стала взрослой. Прекрасной и женственной. Она должна возбуждать в мужчинах стремление добиваться ее руки, разбивать сердца и разрушать надежды.

Сьюзан, должно быть, почувствовала замешательство Дэниела, потому что тихонько отстранилась и отошла. Но прежде чем она успела отойти на расстояние вытянутой руки, он остановил ее.

— Сьюзан?

Он произнес ее имя с ноткой растерянности и восхищения. Сьюзан вздрогнула, когда Дэниел взял ее за руку, и он отметил, что это взволновало его, даже напугало немного. Ее глаза встретились с его взглядом, и в них был голод женщины, которая ждет поцелуя. И да помогут ему небеса, он удовлетворит эту жажду. И не только поцелуями, но так, как мужчина может удовлетворить женщину.

Нет! Он не должен так думать. Не так. Она не принадлежит ему. Она заслуживает большего, чем он может ей дать.

Но глаза ее расширились и потемнели, влажные губы приоткрылись. Желание Дэниела нарастало, заполняя его нестерпимым жаром.

— Не смотри на меня так.

Глаза Сьюзан выражали отчаянную мольбу. Дэниел засомневался, знает ли она, чего хочет от него. Но, несмотря на это, сопротивляться не мог. Он знал, что напугает ее. Возможно, она возненавидит его. Но отказаться он не мог.

Гладя лицо Сьюзан, он наклонил ее голову в сторону. Дыхание девушки стало резким и быстрым, словно она пробежала несколько миль, а не находилась рядом с ним, защищенная его силой.

Он наклонился к самым ее губам. Глаза Сьюзан еще округлились. Поглаживая большими пальцами ее щеки, Дэниел успокаивал Сьюзан.

Давая ей время привыкнуть к нему, Дэниел вдохнул ее сладкий женский запах. Раз, другой, его нос коснулся ее кожи.

— Пожалуйста! — взмолилась она, скорее вопрошая, чем требуя.

— Ш-ш-ш.

Сьюзан всхлипнула. Каждая черточка ее образа запечатлелась в его памяти: неуверенность темных глаз, бледность кожи, бархат губ. Как он мог так долго находиться вдали от нее? Если бы он хоть раз за последние годы увидел ее такими глазами, он ни за что не разлучался бы с ней.

Дэниел коснулся губами ее губ. Сьюзан дернулась, будто обожглась, но не отстранилась. Осмелев, Дэниел поцеловал ее крепче. Он ощутил на своих губах вкус невинности и весны, женственности и запретных удовольствий. Искушение повело его дальше Ему хотелось прижать ее к себе, потонуть в ее сладостных объятиях. Его тело требовало насыщения. Поцелуй Дэниела стал требовательным и нетерпеливым.

Слишком поздно он понял, что действовал чересчур грубо, прижав Сьюзан к стене. Прежде чем он успел обуздать себя, девушка вывернулась и отбежала в дальний угол комнаты.

— Сьюзан…

Она сжала кулачки.

— Уходи.

Чувство вины быстро погасило пылавший внутри Дэниела огонь.

— Я не..

— Уходи! Это место не для тебя. Оно для меня. Это мой выбор, моя жизнь, и никакие твои слова или действия не изменят моего решения!

Дэниела охватило сожаление с привкусом горечи. Он испытывал его так много раз, что должен бы привыкнуть. Но никогда оно не горчило, как сейчас.

Сьюзан забилась в угол. Обвинение и смущение исходили от нее, заставляя его чувствовать себя жалким червем. Как он мог так грубо обойтись с нею? Она больше никогда не посмотрит в его сторону.

Дэниел вздохнул:

— Я пойду. — Боль в боку была ничем по сравнению с печалью, которая окутала его мрачной тучей. — Думаю, мы видимся с тобой в последний раз.

Сьюзан не смогла заставить себя посмотреть Дэниелу в глаза. Он всегда был ее опорой, ее надеждой. Но теперь он совершил самое последнее предательство: вырос и стал мужчиной. С ним больше не было безопасно, и это пугало ее.

— Так будет лучше.

Ее слова повисли между ними, создав бездну, которой никогда раньше не было, даже когда их разделяли время и расстояния.

Дэниел хотел было подойти и погладить Сьюзан по щеке, но она отпрянула, и он смирился, пошел из комнаты, покачивая своими широкими плечами. Дверь уже почти закрылась, когда она услышала:

— Приятных сновидений, малышка.

Много лет она не слышала этих его слов. С тех самых пор, когда она была ребенком, а он обнимал ее и прогонял прочь жуткие видения.

Глава 3

Еще не затих звук шагов Дэниела, а у Сьюзан задрожал подбородок.

Не нужно было прогонять его.

Но она не могла позволить ему остаться, особенно после того, как он поцеловал ее.

И снова Сьюзан все вспомнила. Она хотела, чтобы кто-то обнял ее. Хотя бы раз она должна была испытать, что такое объятие мужчины. Она страстно желала узнать, на что похож поцелуй. Она надеялась, что это будет чудесно, божественно.

И вот это произошло. С Дэниелом. И оказалось ужасным. Не потому, что он обидел ее, не потому, что изменился, а потому, что оставил ее жаждущей того, чего она не могла получить. Дэниел! Друг детства! Как такое возможно, что одним-единственным поцелуем он вызвал в ней такой всплеск чувств?

Она видела перед собой образ Дэниела так ясно, будто он стоял перед ней. Страх не рассеялся полностью. С тех пор как она видела Дэниела в последний раз, он стал резким и злым. Как может человек так сильно измениться? Годы стерли все, что было ей знакомо в нем. Она не узнала этого чужого человека с длинными волосами и резкими чертами лица. Ей были незнакомы широкие плечи и крепкая фигура. Его суровая работа взяла свое, лишив Дэниела смеха и радости.

Но, если быть честной, жизнь не слишком-то изменила его за последние десять лет. Она, Сьюзан, просто не захотела поверить своим глазам. Она помнила Дэниела подростком и не пожелала расстаться с этой картиной. До сегодняшнего вечера, когда она прикоснулась к нему, почувствовала его запах, впитала его низкий голос. Теперь она уже не сможет опровергнуть свидетельства своих чувств.

От запоздалой реакции у Сьюзан задрожали руки, и она крепко сцепила их перед собой. И она смела надеяться, что когда-нибудь сможет вступить в нормальные отношения с каким-нибудь мужчиной. Одним поцелуем Дэниел разбил эту мечту. Сьюзан всегда знала, что Дэниел был единственным существом мужского пола, которому она могла бы поведать свои тайны. Но вместо того чтобы помочь ей обрести уверенность в себе, Дэниел напугал ее еще больше. Она с готовностью доверилась бы прежнему Дэниелу, но не тому, кем он стал. Этот человек страшил ее. Его присутствие подавляло. Она чувствовала себя незначительной, слабой, растерянной.

Настоящим победителем оказалось время. И в данный момент Сьюзан чувствовала свое поражение. Ее последняя надежда на нормальную жизнь была уничтожена, растворилась во тьме.

Прохлада в комнате заставила ее двигаться. Если она не затопит, то не сможет заснуть.

Ящик с ненужной бумагой для растопки стоял рядом с прикроватным столиком, поэтому она направилась сначала туда. Потом, решив, что яркий свет прибавит ей бодрости, добавила в лампе пламени.

Пальцы сделались липкими, влажными. Нахмурившись, она смотрела на красные пятна на кончиках пальцев. И хотя ее сразу охватили дурные предчувствия, Сьюзан понадобилось несколько минут, чтобы понять, что это такое.

Кровь.

Озабоченность сразу же преодолела непривычный страх. Сьюзан с беспокойством осмотрела комнату, уверенная, что наткнется еще на какой-нибудь ужасный знак. Но ее жилище оказалось таким, как всегда. Маленьким, тесным и пустоватым.

Страх заполнил сердце. Она оттолкнула Дэниела, трепыхалась, как перепуганная птица, а потом выгнала на холод, не предложив поесть или немного отдохнуть.

Но она же не знала, что он ранен! Если бы знала, то… Что? Одно его присутствие заставило ее растеряться. А когда он дотронулся до нее, она вообще перестала соображать. Но в этом нет его вины. Это все из-за нее. Из-за нее и ее глупых, не поддающихся логике страхов. Почему ей не удается найти способ совладать с ними или полностью изгнать их?

Угрызения совести быстро сменились стыдом. Дэниел нуждался в ее помощи, а она прогнала его. Из-за того лишь, что у нее разыгрались нервы. Глупые женские нервы.

Надо найти его. Нельзя оставлять его в таком состоянии! Может, он всего лишь уколол палец, но она должна найти его и успокоиться. А самое главное, надо загладить резкие слова, которые они наговорили друг другу. Он сдержит свое обещание никогда больше не видеть ее. Этот человек может быть упрямым, как мул. И она никогда не простит себе, что они расстались в гневе.

Рывком распахнув дверь, Сьюзан выбежала в темный коридор, ища, каким путем он ушел. Она подумала обо всех возможных выходах, проверив задний коридор и все окна. Ни единого следа. Ни единого свидетельства пребывания здесь Дэниела Крокера. Он словно растворился в воздухе, если бы не пятно крови у нее на пальцах.

Он напугал ее. Он видел, как страх затушил ее дух. И он ничего не мог сделать, чтобы предотвратить это.

Дэниел прислонился к стене в укромном уголке коридора, соединяющего церковь и жилую часть здания монастыря. Зажмурился — отчасти из-за ноющего бока, но в основном из-за того, что натворил.

За двадцать лет он сотню раз видел, что делается со Сьюзан в присутствии мужчин. Совсем маленькой она начинала кричать, едва в комнату входил мужчина. Подростком она научилась сдерживать свои чувства, но отвращение к мужскому прикосновению и затравленный вид при этом сохранились.

И вот теперь она впервые была такой с Дэниелом. Поцеловав ее, он напугал Сьюзан еще больше. Он стал для нее таким же, как все остальные. Превратился в угрозу.

Проклятье.

Проклятье, проклятье, проклятье! Дэниел выбрался из укрытия и зашагал по гулкому коридору школы, собираясь найти свою лошадь и покинуть это место. Он приехал сюда с единственной целью — остановить Сьюзан. Но это ему не удалось. Он вел себя, как идиот. Не отговорил Сьюзан, а лишь укрепил девушку в ее намерении. Ошибочном намерении!

Монахиня. Его маленькая Сьюзан — монахиня! Эта мысль жгла его огнем, наполняя горьким раздражением, какого он никогда не знал, усиливавшимся оттого, что он познал сладость ее губ и податливость ее тела. Он никогда не думал, что захочет ее, как мужчина жаждет женщину, но уже не мог забыть этого желания.

Дэниел не имел ничего против монахинь или церкви. Последнее время они с Богом не жаловали друг друга, но он никогда не мешал другим верить. Очевидно, он смог бы примириться с решением Сьюзан, если бы оно имело достаточно оснований. Но он знал, что она просто спасается от действительности.

Если бы только у него была возможность показать Сьюзан, что жизнь гораздо больше каменного убежища св. Франциска. Если бы она могла дать себе чуть больше времени.

Если. Какое бесполезное, нелепое слово. Она не захочет иметь с ним дела. Не станет даже слушать. Все, что он скажет, отдалит ее еще больше.

В конце коридора Дэниел приоткрыл тяжелую дубовую дверь и скользнул внутрь. Проделал он это с привычной легкостью. Толстые доски пола приглушали шаги в крошечной комнатке. Вошел Крокер так тихо, что мог побиться об заклад, что коленопреклоненная в молитве женщина не услышала его приближения. Но когда он открыл рот, чтобы заговорить, она подняла руку, прося помолчать и продолжила:

— Благослови, Господи, сестру Мэри Кэтрин, сестру Мэри Симон и нашу достопочтенную матушку. Благослови Сьюзан, Милли и Макса…

Недовольный задержкой, Дэниел собрался уйти, но замер при следующих словах:

— Благослови, Господи, Дэниела и помоги ему не совершать глупостей сверх того, что он уже сделал…

Прислонясь к стене, Дэниел склонил голову в ожидании. Он знал, что эта женщина так или иначе скажет свое слово. Придется остаться и выслушать.

Сестра Мэри Маргарет закончила молиться, перекрестилась и, поднявшись с колен, повернулась к Дэниелу. Присмотревшись к нему, она с уверенностью произнесла:

— Вы поссорились.

— Трудно было не поссориться. Сьюзан отказалась слушать доводы разума.

— Ты пытался убедить ее или потребовал, чтобы она ушла из монастыря?

Дэниел не потрудился ответить.

— Так я и думала. — Она вздохнула и принялась за завязки своего головного убора монахини. — Но, полагаю, это моя вина. Мне не следовало поручать мужчине такое деликатное дело.

Дэниел бросил на сестру Мэри Маргарет ледяной взгляд.

— Ты хочешь сказать, что я не способен заставить ее рассуждать разумно?

— Я лишь думаю, что тебе иногда недостает… такта.

Монахиня сложила тяжелую ткань на край придвинутого к кровати сундука и начала снимать с головы апостольник — монашеский плат.

— Я ухожу.

— Конечно.

— Она полна решимости принять постриг.

— Я сказала тебе об этом в телеграмме.

— Проклятье, Белл!

Она горестно покачала головой, уголки губ приподнялись в только ей понятной улыбке.

— Я на годы забываю о своем прошлом, а ты небрежно брошенным словом воскресаешь его в одно мгновенье.

— Я думал, что святая обитель выбила из твоей головы воспоминания о клубе «Старлайт соушл».

— Некоторые воспоминания никогда не тускнеют.

Глядя на сестру Мэри Маргарет, Дэниел едва узнавал девушку, которую давным-давно знал в Пенсильвании. Дэниел забрел в клуб «Старлайт соушл», пытаясь раздобыть еды для своей малышки сестры. Он испугался, обнаружив, что это не кафе, а публичный дом. Но Белл, милая, одинокая Белл, взяла его под свое крыло и спрятала в сарае за домом. Два-три раза в день она приносила еду, воду и молоко для него и девочки, пока ее мать, мадам этого заведения, не раскрыла тайной деятельности своей дочери и не наказала ее за расход драгоценных в военное время запасов. И хотя Дэниел с сестренкой был вынужден уйти, он поддерживал связь со своей подругой и спасительницей. И когда мать Белл отправила ее в Денвер, в школу при монастыре, Дэниел не забыл о ней.

Сестра Мэри Маргарет сняла апостольник, явив взору Дэниела красивое лицо, ставшее за прошедшие двадцать лет еще краше. Длинная, стройная шея, очень черные волосы, остриженные так коротко, что сквозь них просвечивала кожа головы.

— Боже, Белл, что они сделали с твоим волосами?

— Я была бы очень признательна, если бы ты не поминал имя Господа нашего всуе.

— Про…

— И не сквернословил бы, — спокойно прервала она Дэниела. Когда он закрыл рот, она молча одобрительно кивнула. — А теперь расскажи мне, что произошло. Сьюзан по-прежнему намерена принять постриг?

— Уперлась, вот как это называется. Твердолобая, пустоголовая, запутавшаяся. — Он обвиняюще глянул на Белл. — Это все ты.

— Я?

— Я привел ее сюда учиться.

— Она осталась, чтобы учить.

— Тогда ты заставила ее принять это решение.

— А где был ты, Дэниел, когда она нуждалась в ответах на свои вопросы? — Он хранил молчание. — Ты и правда так плохо обо мне думаешь? После наших общих испытаний?

Крокер неловко переступил с ноги на ногу.

— Я помогла тебе и Энни, когда ты был еще мальчишкой. А когда через несколько лет ты убежал из приюта и поехал за мной в Денвер, я прятала тебя там, хотя знала, что поступаю нехорошо. Когда ты привез в школу Сьюзан, я только что стала монахиней, но все равно присматривала за ней… и продолжаю делать это до сих пор. Думаю, я не заслужила твоих упреков.

Часть злости Дэниела улетучилась, но осталось еще достаточно. Она кипела внутри него, вырывалась наружу.

— Ей здесь не место.

— Возможно. Но если ты сейчас уедешь, кто остановит ее? — Слова прозвучали, как вызов, как брошенная в лицо перчатка.

— И что же мне делать? Ночь за ночью пробираться к Сьюзан в комнату?

Дэниел сжал зубы, чтобы гримасой не выдать боли.

— Едва ли это необходимо, поскольку завтра утром она уезжает в Эштон на встречу воспитанников приюта. Поезд отходит в семь часов. — Она сунула руку в глубокий карман своего одеяния и вынула небольшой конверт. — Я уже купила тебе билет.

— Я не собирался там быть. В любом случае, ничего путного не выйдет. Она не станет меня слушать.

Он вспомнил, что оставил ее замерзшей и трясущейся.

— Может быть, тебе стоит испробовать какой-нибудь другой способ убеждения. Если ты поедешь на праздник, у тебя будет достаточно времени, чтобы поговорить со Сьюзан. Поработай с ней бок о бок. Познакомься с женщиной, в которую она превратилась. Это одна из причин, по которой я послала за тобой. Ты слишком давно ее не видел.

Дэниел насмешливо фыркнул, не желая признаваться ни себе, ни Белл в том, что она права.

— Она предложила украсить дом и помочь присмотреть за детьми. У тебя будет время поговорить с ней, если ты вызовешься помочь ей.

Дэниел покачал головой.

— Я не имею ни малейшего представления об этой работе.

Глаза Мэри Маргарет сверкнули.

— Насколько я помню, ты всегда умел найти применение своим рукам. А тебе тогда было от силы пятнадцать…

Он понял, что она говорит о неделях, проведенных им в Денвере, когда он сбежал из приюта. Белл была непокорной ученицей. Противясь ограничениям, налагаемым церковью, и стыдясь своего собственного прошлого, она познакомила Дэниела с некоторыми способами достижения чувственного наслаждения.

Часть потрясения при этих словах Белл, видимо, отразилась на лице Дэниела, потому что монахиня усмехнулась:

— Я открою тебе одну тайну, Дэниел. Я исправилась, но не умерла. И помню все, что было между нами. Хотя, уверена, большинство людей пришли бы в ужас от того, что у монахини может быть такое прошлое, особенно с мальчиком на пять лет ее младше.

На щеках Дэниела проступил румянец.

— А если Сьюзан не захочет изменить свое решение?

Мэри Маргарет похлопала его по руке и подошла к двери.

— Не принимай мои действия за неодобрение намерений Сьюзан, Дэниел. Из нее выйдет прекрасная монахиня. Но это не литературный кружок или чаепитие. Это духовное призвание. Если Сьюзан не совсем уверена в своем решении, служение не принесет ей того удовлетворения, которого она заслуживает. Она будет обманывать себя. И Бога.

Дэниел вышел в коридор, но, прежде чем Белл закрыла дверь, он повернулся и погладил сестру Мэри Маргарет по шелковистой щеке.

— Ты когда-нибудь сожалела о своем выборе?

Его взгляд скользнул по ежику остриженных волос.

Мэри Маргарет осветилась внутренним светом.

— Я единственно жалею, что не сделала его раньше.

— И у тебя нет чувства… что ты задыхаешься?

— Нет. Ничуть.

И по страстному трепету голоса Белл — сестры Мэри Маргарет — Дэниел понял, что она никогда никого не обманывала своим решением. Даже Бога.

Глава 4

Шайенн, территория Вайоминг, 10 января


— Ну? И где же он?

Джидайдия Каттер поднялся из-за своего видавшего виды стола и бросил свирепый взгляд на нового служащего, который посмел в свой первый день на работе появиться в костюме — в костюме, черт побери!

— Н-не знаю, сэр.

Прыщавому юнцу было не больше девятнадцати. Каттер подозревал, что этот дурак сбежал из дома в поисках романтики и славы. А его родители меж тем недоумевали, что могло отвратить их бедного Тимми Либбли от религии, домашнего очага и мамочкиного вишневого пирога.

— Что ты хочешь этим сказать — не знаешь? зарычал Каттер. — Я велел тебе пойти к его комнате и ждать в коридоре, хоть до второго пришествия, если понадобится.

— Но его там не было!

— Тогда чего же ты так скоро вернулся? — заорал Каттер, потеряв всякое терпение.

— Я попросил дежурного впустить меня туда. Крокера там не было. И его вещей тоже. Никаких. И никто не видел его уже два дня.

— Проклятье! — Каттер стукнул кулаком по столу, отчего подпрыгнули канцелярские принадлежности и чашка. — Он не должен был никуда уезжать — никуда, — не уведомив меня. — Он ткнул вперед указательным пальцем. — Запомни это!

— Д-да, сэр.

— И не заикайся. Это признак слабости. Заставляй людей думать, будто тебе сам черт не брат. Если ты собираешься стать настоящим сыщиком, никто не должен знать, что делается у тебя внутри, понял, юноша?

Тимми Либбли кротко кивнул. Зрелище было жалкое. Немыслимо жалкое. Если Каттеру не удастся привести Тимми в форму за одну-две недели, то, вполне вероятно, какая-нибудь ненормальная баба прострелит мальчишке его глупую голову.

Это было еще одной причиной, по которой Джидайдия послал его за Дэниелом Крекером. С тех пор как Крокер ушел из кавалерии и нанялся работать в сыскную контору Пинкертонов, он был спокоен и холоден, как глыба льда. Каттер сожалел, что у него нет еще дюжины таких работников. Тогда бы он мог работать вполовину меньше, а сейчас уже отошел бы от дел. Но нет, у него куча таких, как Тимми, маменькиных сынков, у которых еще молоко на губах не обсохло.

— Тебе сказали, куда он уехал?

— Нет, сэр. Никто не видел, как он уходил. Он даже не выписался из гостиницы.

Каттер прищурился.

— Какие-нибудь признаки нечестной игры?

— Кровь на простынях.

— Много крови?

— Нет, несколько пятен. Каттер фыркнул:

— Беря Гранта Дули, Крокер получил ножом в бок. Будем надеяться, что это все и что им не удалось найти его.

— Простите?

Каттер вытащил из стола лист бумаги и помахал им перед носом юноши.

— Они бежали!

— Кто, сэр?

— Ты что, не слушаешь? Братья Дули! Грант и Марвин Дули бежали из тюрьмы в Демонте, их даже не успели осудить. Это означает, что не видать нам спокойной жизни на всей территории отсюда и до Сент-Луиса. — Каттер наклонился к самому лицу Тимми. — Знаешь почему?

— Н-нет, сэр.

— Перестань заикаться! Тимми вытянулся по струнке.

— Нет, сэр. Т-то есть да, сэр!

— Я скажу тебе почему. — Каттер вернулся к первому ответу Тимми. — Потому что в наших руках остался еще один брат Дули — Малыш Флойд Дули. Самый сентиментальный дурак из всех Дули, если ты когда-нибудь будешь иметь удовольствие познакомиться с ним. Грант Дули не даст, чтобы его повесили. Во всяком случае пока эта стерва, которую он называет матерью, подзуживает его. К несчастью для нас, Малыша Флойда схватили в Неваде. А это означает, что его перевезут сюда. Через две недели состоится суд.

— Дули попытаются освободить его.

— Да, черт возьми! — Каттер подошел к окну. Прижавшись лбом к растрескавшейся раме, он глянул на улицу. — Это не единственное наше затруднение. Нужно найти Крокера — и быстро. Между ним и Дули уже несколько лет длится кровавая вражда. На этот раз они не дадут ему уйти лишь с одной ножевой раной. Поджидая прибытия Малыша Флойда, они займутся выслеживанием Крокера. Мы должны придумать, как заманить банду Дули в ловушку снова, пока они не настигли Крокера. А потом можно будет привозить в Шайенн Малыша Флойда. — Каттер поджал губы. — Если бы мы только могли…

— Использовать Крокера как приманку? — нерешительно продолжил Либбли, когда Каттер замолчал.

Джидайдия Каттер выпрямился. Повернулся. Уставился на Тимми. И расхохотался. Громко, раскатисто, так что дрогнули балки и задребезжали стекла в окнах.

Либбли попятился от приблизившегося к нему начальника, но тот взял парня за плечи и, довольно встряхнув его, провозгласил:

— А мы еще сделаем из тебя Пинкертона!

Глава 5

Поезд остановился у станции, выпустив большое облако дыма и пара в холоде январского дня. Как раз накануне вечером снова выпал снег. По сторонам железнодорожного полотна громоздились высокие наносы, уже присыпанные угольной пылью.

Но, несмотря на это, отправляющиеся в путешествие были необыкновенно оживлены. Хорошо одетые почтенные дамы — турнюры, шляпки с перьями — смешались с фермерами в домотканой одежде и рабочих башмаках. Чемоданы и саквояжи наводнили платформу, перемежаясь с полотняными сумками и деревянными ящиками.

Пробираясь сквозь толпу пассажиров, Сьюзан едва поспевала за сестрой Мэри Маргарет и Максом. Ветер трепал края головного убора сестры Мэри Маргарет, и они хлопали, подобно крыльям большой птицы. Возможно поэтому собравшиеся под навесом люди расступались перед ней — этакий Моисей в юбке, раздвигающий волны моря человеческого, чтобы сама она и ее подопечные не опоздали на поезд.

Шли они быстро. Добродушный гигант Макс следовал за ними, неся чемоданы, содержимое которых предназначалось для монастыря в Эштоне.

Поскольку сестра Мэри Маргарет взяла на себя большую часть хлопот о предстоящей поездке, Сьюзан была рада предоставить ей заботы о билетах и багаже. Сама же она думала только об ожидающих ее встречах и коробке овсяного печенья, которое она приготовила для детей приюта.

— Будь так добра, Сьюзан, постой здесь с Максом и пригляди за моими вещами, пока я узнаю о состоянии путей и приблизительном времени прибытия.

— Конечно, сестра.

Сьюзан взяла чемодан, ничуть не удивившись, что он оказался сравнительно легким. Она смотрела, как сестра Мэри Маргарет подошла к кондуктору и учинила ему самый настоящий допрос, как генерал кадету. Девушка возблагодарила небеса за то, что преподобная мать нашла возможным послать сестру Мэри Маргарет в качестве ее сопровождающей. Сьюзан не представляла, что бы она делала, если бы ей пришлось провести целый день с суровой и необщительной сестрой Мэри Симон или рассеянной сестрой Мэри Кэтрин. А сейчас несколько часов, в течение которых им предстояло проехать триста миль до Эштона, совсем не казались ей долгими.

— Спасибо, моя дорогая. — Сестра Мэри Маргарет завладела своим чемоданом. — Если верить мистеру Дигби, мы приедем на место вскоре после ужина, если позволит погода. — Она повернулась к Максу, ожидая, пока он обратит на нее внимание и выйдет из своего обычного состояния задумчивости. — Макс, отнеси чемодан к последнему вагону, — медленно и внушительно проговорила монахиня. — Потом вернись сюда, мы поедем все вместе.

Макс с минуту смотрел на нее без всякого выражения, потом его лицо осветила по-мальчишески застенчивая улыбка, совершенно не соответствующая лицу сорокалетнего мужчины.

— Да, сестра Мэри Маргарет. Мисс Сьюзан.

Сьюзан смотрела, как он уходит неуклюжей походкой. Покладистый и добрый, Макс из-за ранения в голову, полученного во время войны, впал в детство. Временами его разум прояснялся, потом вдруг выражение лица менялось, и Макс вел себя по отношению к обитателям школы, как младший брат. Он очень любил Сьюзан и так огорчился ее отъезду, пусть и на короткое время, что сестра Мэри Маргарет взяла его в сопровождающие — позаботиться о багаже и помочь ей, когда она приедет в Эштон. Монастырь, в котором жили Сьюзан и сестра Мэри Маргарет, был уединенным, связей с внешним миром не было почти никаких и поэтому монахини полагались на урсулинок из других мест: обменивались припасами и помогали продать мед и лекарства, которые они приготовляли каждый год.

Сьюзан машинально следила за удалявшимся Максом, чтобы убедиться, что тот отнесет чемодан в нужное место. Он выпрямился, помахал ей шляпой и вернулся назад.

Сестра Мэри Маргарет взглянула на часы, висевшие у нее на поясе на металлической цепочке. Цепочка крепилась на поясе бронзовым зажимом и несла на себе часы, маленькие ножницы, медный ключ, наперсток, игольник и свисток, которым сестра Мэри Маргарет созывала по утрам учениц.

— Когда мы приедем в Эштон, я провожу тебя до дверей приюта. А уж потом мы с Максом отправимся в монастырь неподалеку, где я должна получить припасы и кое-какие сведения. — Опустив часы на длинную черную юбку, она спросила: — Готова?

— Да, я готова.

С самого утра, когда они покинули школу, Сьюзан не оставляло возбуждение. Ухватившись за железный поручень, она поднялась на первую ступеньку заднего вагона. И тут же ее охватило незнакомое будоражащее чувство, по спине побежали мурашки. Обернувшись через плечо, девушка обежала глазами толпу, но ощущение, что за ней следят, не получило подтверждения.

— Мисс Сьюзан? Что случилось?

Она успокаивающе похлопала Макса по плечу. Отбросив тревожные чувства, Сьюзан выбрала свободную скамью и уселась у окна, оставив рядом место для сестры Мэри Маргарет. Макс разместился один на целой скамье напротив. С интересом глядя в окно, он спросил:

— А куда мы едем?

Вопрос прозвучал по меньшей мере в сотый раз.

— В Эштон, Макс. Территория Вайоминг. Сьюзан ехала домой.

Дэниел подождал, пока Сьюзан и остальные благополучно скрылись в пассажирском вагоне. Потом, не обращая внимания на боль в простреленном боку, повел свою лошадь к товарному вагону, выстланному сладко пахнущим сеном. Поставив Шефа и снабдив гнедого мерина хорошей порцией овса, Дэниел растянулся на куче сена и надвинул шляпу на глаза. Закутываясь поплотнее в пальто из толстой телячьей кожи, он молил лишь о том, чтобы удалось заснуть.

Но обнаружилось, что он думает о Сьюзан. На ней была простая одежда послушницы — строгое черное платье, черные туфли, черная накидка. Даже ее золотисто-каштановые волосы были полностью убраны под толстый черный шарф.

Ее вид подействовал на Дэниела, как удар под дых. И не потому, что темная одежда обескровила ставшее бледным нежное лицо, а оттого, что последние несколько лет Сьюзан пряталась от мира, а он принимал это как должное. И если в самое ближайшее время он не предпримет никаких мер, то потеряет ее навсегда.

Дэниел заставил себя расслабиться и заснуть. Он не решил, что будет делать, когда они прибудут в Эштон. Но одно он знал твердо — если Сьюзан захочет навечно спрятаться от мужчин, пусть так и будет. Но не раньше, чем он убедился, что смог изгнать страх из ее глаз.

По пути до Вайоминга поезд сделал несколько остановок, чтобы заправиться водой и взять пассажиров. И каждый раз Дэниел покидал свое убежище и смешивался с толпой. Он следил за Сьюзан и Мэри Маргарет, бросая свирепые взгляды на тех, кто слишком уж открыто таращился и толкал их. Пару раз Сьюзан оборачивалась, словно чувствуя его присутствие, но что-что, а становиться незаметным Дэниел умел.

Только раз, когда Сьюзан, Мэри Маргарет и их крепкий телохранитель зашли в кафе на станции, он сменил тактику. Боль в боку и раскалывавшаяся голова предостерегали, что долго на ногах ему не выдержать. Дэниел только что принял лекарство, но оно еще не подействовало. Он, казалось, ослабел еще больше.

Понимая, что в нынешнем его состоянии холод ему противопоказан, он сел в последний пассажирский вагон. Идя по проходу, Дэниел остановился у места Сьюзан и увидел, что завязки ее сумочки оказались на полу. Неодобрительно нахмурившись, он затолкал их поглубже в саквояж девушки. При этом Дэниел сдвинул крышку коробки, аккуратно поставленной на пол.

Печенье. Овсяное печенье с изюмом.

Внутри у Дэниела как-то потеплело, и он приписал это действию лекарства, а не тому, что в детстве овсяное печенье с изюмом представлялось ему пищей богов.

Он с сожалением закрыл коробку. Сделал шаг, другой прочь, третий. Остановился. Пленительный запах свежего печенья не отпускал его.

Дэниел попытался справиться с искушением, стараясь не обращать внимания на сладкий дух лакомства.

И не выдержал.

Оглядевшись и убедившись, что на него никто не смотрит, он поднял крышку. На Дэниела взглянуло уложенное рядами золотистое печенье. Приглядевшись, он отметил, что изюму в него положили двойную порцию, а сами печенья мягкие и пышные. Именно такие, какие он любил.

Дэниел взял два, потом четыре. Удвоил количество. Затем, посмотрев в окно, чтобы пропустить появление Сьюзан, взял всю коробку и перешел в другой вагон.

Найдя там одну свободную скамью, Дэниел, поморщившись, опустился на сиденье. Хотя поезд еще не тронулся, сопротивляться запаху, шедшему от коробки, не было никаких сил.

Продляя ожидание предстоявшего ему удовольствия, Дэниел все же дождался, когда поезд двинется дальше. Тщательно выбрав печенье, в котором было побольше изюма, Дэниел вдохнул его запах. Разломил пополам и полюбовался видом печеного теста на изломе. С аккуратностью и неспешностью истинного гурмана откусил небольшой кусочек. Вряд ли манна небесная была так же хороша на вкус.

В продолжение нескольких часов пути Дэниел одно за другим съел с дюжину печений, смягчая боль раны и души. Ни спиртное, ни лекарства не сделали бы это лучше. И если у кого и возникли вопросы при виде длинноволосого, бледного мужчины опасного вида, который склонился над коробкой печенья, как скупец над своим золотом, то Дэниел ни разу не поднял глаз, чтобы поинтересоваться этим.

До Эштона оставалось пятьдесят миль, когда пошел снег. Не легкие, летучие хлопья, а дождь со снегом, принесенный штормовым ветром. Поэтому пассажирский поезд дополз до эштонского вокзала лишь после полуночи.

Измученная длинным путешествием, Сьюзан одной из последних покинула вагон. Выйдя в тамбур и увидев Эстер и Донована Рид, стоящих в темноте на платформе, девушка почувствовала, как к глазам у нее подступили слезы.

— Сьюзан! Сьюзан, добро пожаловать домой!

Эсси подбежала к ней и крепко обняла вместо приветствия.

— Я думала, что поезд никогда не придет. Я чуть не умерла от беспокойства. — Ее серые глаза сияли радостью. — Я так рада, что сестры позволили тебе побыть несколько недель дома. Ты так и не смогла выбраться к нам со времени свадьбы Сары, а это было три года назад.

Время не изменило Эстер Рид. Нисколько. Она по-прежнему держалась прямо и горделиво, оставалась стройной, а волосы такие же каштановые, как и раньше, мерцали в бледном свете, идущем из окон станционного здания. Она повернулась к мужчине, который укрылся под навесом. Его темные глаза внимательно следили за приближением женщин. И этот взгляд собственника тоже не изменился за последние двадцать лет.

Поверх плеча Сьюзан Эсси отдавала распоряжения и приветствовала сестру Мэри Маргарет и Макса в Эштоне. Она настояла, чтобы они заночевали в приюте и не пытались добраться до монастыря в столь поздний час. Донован принес багаж и спросил Сьюзан о дороге. Посреди всей этой суеты и разговоров девушка вдруг поняла, что именно об этом она и тосковала последние несколько недель. Ей было необходимо тепло семейной обстановки. По многим причинам Риды, а не полузабытые тени детства, казались Сьюзан ее родителями. И единственный, кого не хватало, был Дэниел.

Дэниел.

Но, возможно, она уже никогда его не увидите после того, как они расстались в школе. И снова Сьюзан нахмурилась, почувствовав на себе чей-то взгляд. Но ощущение прошло, и следующие несколько минут были наполнены смехом и возбужденными разговорами.

И только когда начали замерзать ноги, Донован Рид помог Сьюзан, Максу и сестре Мэри Маргарет сесть в сани. Он укрыл колени Сьюзан меховой полостью и шерстяными пледами и, сжав ее руку в перчатке, сказал:

— Не успеешь оглянуться, как мы будем дома.

Дома. Когда же случилось, что это простое слово стало звучать так заманчиво?

Стоя на расстоянии нескольких ярдов, Дэниел наблюдал за встречей. Он слышал оживленный говор Эсси и добродушные жалобы Донована насчет багажа вообще и многочисленного женского багажа в частности. Он понял, что Белл согласилась переночевать в приюте и через несколько недель с радостью приедет на встречу его воспитанников. Но самое важное — он видел лицо Сьюзан. Радостное, умиротворенное, приветливое.

Идя за Шефом, Дэниел понял, что принял правильное решение поехать в Эштон. Сьюзан может еще не понимать этого, но она не вернется в школу и ни в какой другой монастырь. Неосознанно она уже сделала свой выбор. Ему же предстоит сделать все, чтобы она подтвердила этот выбор сердцем.

Дэниел отвел мерина в город и поставил в конюшню, потом отправился в знакомый квартал в салун «Дельта». Там он спросил комнату и заказал ужин.

Служащий был уже знаком с Дэниелом Крокером и не удивлялся его требованиям. Раз или два в месяц, при любой погоде, этот высокий, суровый мужчина приезжал в Эштон, проводил здесь одну ночь и исчезал. Служащий знал, что Крокер был связан с приютом, даже жил там когда-то, но, наезжая в город, никогда не останавливался в «Бентон-хаусе». Поговаривали, что у Крокера есть земля выше, в районе Охотничьей тропы. Служащий не знал, правда ли это, но полагал, что такое может быть.

Когда Дэниел поднялся по лестнице и наконец добрался до угловой комнаты, ноги у него подгибались. Войдя в комнату, он прислонил винтовку к стене, положил седельные вьюки на пол, потом снял пальто и рубашку. Увидев свежие пятна крови на повязке, он скривился, но пока ему было не до этого.

Тихий стук в дверь заставил Дэниела схватиться за оружие.

— Кто там?

— Я принесла ваш ужин, мистер Крокер, — ответил женский голос, такой же слабый, как и его собственный.

Дэниел открыл дверь. Высохшая старуха едва кивнула ему, вручая поднос.

— Когда поедите, выставьте его за дверь, — сказала она и ушла.

В течение целого часа Дэниел ковырял свой ужин. Бок ныл не переставая, угрожающе разболелись все внутренности. Тогда он принял лекарство, запив его хорошим глотком виски. Желудок никак не откликнулся на спиртное, и Дэниел почувствовал внутреннюю пустоту, одиночество.

Сам не зная почему, он вдруг поднялся с кровати, оделся, взял винтовку и вьюки и пошел на конюшню за лошадью.

До рассвета еще оставался час, когда мерин под Дэниелем фыркнул и остановился у ворот приюта. Дэниел вытащил свой винчестер из седельной кобуры и спешился. Подхватив Шефа под уздцы, он отвел его в конюшню, устроил животное и насыпал меру овса из запасов Донована Рида. Потом, не забывая взять седельные вьюки, решил, что отдохнет на одном из диванов в передней.

Холодный воздух обжег щеки Дэниела, пока он возвращался к беленому дому, стоявшему в центре двора. В темноте ему удалось прочесть небольшую вывеску на воротах: «Сиротский приют «Бентон-хаус мемориал».

Дэниел открыл ворота, холод железа ощущался даже сквозь перчатки. Ворота слабо скрипнули, когда он входил вовнутрь.

Напрасно старался Дэниел подавить трепет от нахлынувших на него чувств. Но как бы он ни преуспел в этом, отмести знакомое чувство радости… радости и сожаления ему не удалось. Несколько быстро промелькнувших лет он жил в этом доме, был частью этого мира. Старший брат для других детей, самозваный защитник Сьюзан Херст.

Дэниел поднялся по ступенькам, обернулся, держась за поручень, и окинул взглядом укрытый сине-черной тенью, в которой терялась конюшня и другие мелкие постройки, двор.

Он ссутулился, вспоминая драгоценные годы, проведенные в «Бентон-хаусе». Тогда он был мальчишкой. Беззаботным мальчишкой. Но в пятнадцать лет осознал, что он совсем другой. Дэниел всегда чувствовал себя неловко, когда кто-то выказывал любовь по отношению к нему. Но еще большее беспокойство он начал испытывать, когда понял, что хочет любить в ответ. Ожесточив сердце и разум, Дэниел стремился стать настоящим мужчиной. А это было невозможно, пока он пользуется чьей-то благотворительностью. Поэтому Дэниел собрал свои вещи и уехал в Денвер, но никогда не забывал о любви и тепле.

Он также оказался не в силах забыть перепуганную девочку, прятавшуюся в кустах от учителя. Или ее полные слез глаза, когда она смотрела, как он уезжает. Поэтому через несколько месяцев он вернулся, а потом увез ее к св. Франциску. Хотя в то время Белл была еще только послушницей, Дэниел знал, что она позаботится о Сьюзан. Так же, как когда-то она позаботилась об Энни.

Энни. Лишь по прошествии нескольких лет он смог спокойно думать о ней. Вспоминать ее.

Усталость навалилась на Дэниела, глаза закрывались сами собой. Он пожалел о порыве, выгнавшем его из снятой комнаты. Сейчас у него не было сил даже как следует подумать. Только бы найти тихий уголок и отдохнуть час или два…

Забравшись под пальто, Дэниел отстегнул цепочку от часов. На ней висели два ключа. Выбрав один, Дэниел проник в приют.

И сразу же им овладели знакомые запахи и образы: свежий хлеб и лимонное масло, натертые полы и сияющие стены. Он провел ладонью по перилам, по которым учил съезжать мальчиков помладше. Пробравшись по темным коридорам, Дэниел обошел переднюю, наведался на кухню. Там он обнаружил недоеденный черствый яблочный пирог. Рот наполнился слюной, но сил уже не было ни на что.

Дэниел уже собрался вернуться в переднюю, когда заметил, что дверь в соседнюю со спальней мальчиков комнату открыта.

Комната для гостей была свободна.

Выспаться на чистых простынях, под домашними покрывалами и шерстяными вязаными одеялами. Устоять было невозможно.

Спустя несколько минут он уже уютно устроился в коконе одеял. Седельные вьюки были сложены в кресло-качалку, винтовку Дэниел прислонил к комоду, револьвер сунул под подушку.

А под кроватью была надежно спрятана коробка с печеньем.

Глава 6

Эштон, территория Вайоминг, 11 января 1885 года


Рассвет только занимался, и последние звездочки мерцали в небе подобно слюдяным вкраплениям в металл. Не обращая никакого внимания на убегающие минуты, гостиницы и хибары, окружавшие товарные склады, казалось, приобретали все более убогий вид. День вступал в схватку с ночью. Добродетель — с пороком.

Прятавшийся в тени мужчина улыбнулся.

Скоро Крокер умрет.

Эта мысль неожиданно доставила ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Он даже ощутил во рту сладкий привкус, какой бывает после глотка хорошего вина.

Скоро, скоро.

Мужчина бесшумно поднялся по черной лестнице, ведущей из кухни в верхние коридоры салуна «Дельта». Он считал, что привязанность Дэниела Крокера к Эштону сделала сыщика неосторожным. Крокер вернулся в заднюю угловую комнату данного заведения, как возвращается в свою нору раненое животное, не ведая, что заснет, а потом истечет кровью. А потом умрет. Голоса в голове незнакомца снова и снова повторяли эти слова.

Он бесшумно крался по коридору к снятой Крекером комнате. С каждым шагом его нетерпение нарастало. Осталось всего несколько дней, и Крокер погибнет от яда, постепенно проникающего во все его органы. Но время текло недостаточно быстро.

Он хотел, чтобы Крокер умер.

Остановившись у двери в конце коридора, мужчина внимательно прислушался. Он уже достаточно ждал своего часа. В течение бесконечно долгих месяцев. Как расставляющий капканы охотник — один за другим, постепенно. Это было нелегко. Крокер всегда был осторожен. Слишком осторожен. Как дикое существо, которое, кажется, носом чует любую опасность.

Но этот человек сплел свою сеть с такой тщательностью, что Пинкертон ничего не почувствовал.

Ничего.

Мужчина не услышал никаких звуков — ни шорохов, ни хрипов, ни стонов от боли и недоуменно сдвинул брови. Или Крокера сморил крепкий сон… или мышьяк подействовал быстрее, чем предполагалось, разжижив кровь и позволив ей беспрепятственно покинуть тело.

Сердце незнакомца забилось сильнее. Он покрылся испариной. Глянув вдоль коридора и никого не увидев, мужчина постучал в дверь.

Годы работы на агентство Пинкертонов приучило Крокера к чуткости горного козла. Даже едва слышный стук должен был пробудить его.

Ничего.

Сердце мужчины забилось еще сильнее, кровь живее побежала по жилам, заставляя его дрожать от возбуждения. Но он все еще колебался. Перед его мысленным взором мелькали всевозможные приятные картины: Крокер, извивающийся от боли или потерявший сознание, или уже остывший и всеми забытый.

Отбросив осторожность, мужчина достал из кармана ключ. Он стоил ему довольно прозаического свидания с одной из горничных. Холодный металл впился в кожу, пока он вставлял ключ в замок и поворачивал его. Затем мужчина тихонько открыл дверь.

Поначалу вид комнаты ободрил его. Смятая постель. Запачканные кровью простыни. Чувство глубокого удовлетворения наполнило незнакомца теплом.

Распахнув дверь пошире, он увидел тарелку с остатками еды, грязное полотенце и початую бутылку виски. Дальнейший осмотр комнаты постепенно привел мужчину в состояние глухой ярости.

Он ворвался в комнату. Она была пуста. Пуста! Незнакомец лихорадочно обшарил все углы небольшого помещения. Он не верил своим глазам — Дэниел Крокер исчез. Ярость мужчины достигла апогея. Он схватил бутылку и размахнулся, готовясь швырнуть ее о стену в стремлении дать выход досаде. Но вовремя спохватился. Нельзя, чтобы его застали здесь. Не сейчас. Не раньше, чем Крокер потерпит свое последнее поражение.

Он медленно опустил руку, полный еще большей решимости достичь своей цели. Крокер умрет. Судя по количеству крови на простынях, он на пути к своему Судье. Надо просто разыскать Дэниела, чтобы довершить начатую работу.

Повернувшись, мужчина вышел из комнаты и удалился так же тихо, как пришел. Есть люди, которые помогут ему найти его жертву. В свое время…

Губы его искривились в жестокой улыбке. Голову заполнили голоса, твердившие одни и те же слова, будто бесконечный припев:

«Истекай кровью, Крокер. Истекай и умирай».

Глава 7

Привыкшая к ранним пробуждениям и заполненным работой дням, Сьюзан поднялась с рассветом, несмотря на то, что накануне они приехали поздно. От перевозбуждения сон у нее был беспокойным и поверхностным. Она без конца просыпалась и бросала взгляд на черный квадрат окна, как ребенок, который ждет не дождется прихода Рождественского утра.

Сьюзан дали возможность провести некоторое время вне школы, чтобы перед пострижением в монахини она могла закончить свои дела и расстаться со своими последними земными благами. А тем временем она поможет Эсси подготовить встречу воспитанников приюта. Событие это должно было произойти в первую неделю февраля.

Не желая терять ни минуты из времени своего пребывания в «Бентон-хаусе», Сьюзан зашнуровала корсет, надела две нижние юбки и черное шерстяное платье, потом повязала голову тяжелым шарфом.

Ей отвели ту самую комнату, в которой она спала когда-то. Эсси полагала, что время в «Бентон-хаусе» надо провести с чувством, с толком. Она поставила букет из сухих цветов на комод, застлала кровать вышитыми простынями и надела на подушки такие же наволочки.

Когда Сьюзан закрывала глаза, казалось, будто и не было всех прошедших лет и она все еще ребенок. Но один взгляд в ящики комода — и совершенно ясно, что комната принадлежит двум другим девочкам. Нелегко заставить время отступить.

Выйдя из спальни, Сьюзан плотно прикрыла дверь и пошла по знакомому коридору. Спускаясь по боковой лестнице, она обнаружила, что помнит, какие ступеньки надо пропустить, чтобы избежать предательского скрипа. Девушка пришла на кухню, где Донован растапливал плиту.

— А ты ранняя пташка. Еще даже куры не проснулись.

Она пожала плечами и подошла поближе, чтобы поцеловать его и пожелать доброго утра.

— Привычка.

Знакомое прикосновение к щеке показалось ей совершенно естественным ответом. В самом деле, она значительно изменилась с тех пор, как ребенком начинала плакать, едва Донован входил в комнату.

— Мисс Эсси еще не встала?

— Она кормит одного из младенцев в детской.

— Как вы думаете, она не станет возражать, если я начну готовить завтрак?

— Полагаю, она будет довольна.

Не прошло и получаса, как дразнящие запахи кофе, бекона и овсяной каши донеслись до всех обитателей приюта. Дети с аппетитом поели и с шумом покинули столовую, спеша выполнить свои обязанности до начала занятий.

— Лили? Пожалуйста, отнеси вместо меня этот поднос сестре Мэри Маргарет в комнату для гостей.

Девочка-подросток застенчиво кивнула, взяла медный поднос и пошла к заднему коридору, унося чай, тост и масло с такой осторожностью, словно они были сделаны из хрупкого фарфора.

Сьюзан была немного удивлена, что сестра Мэри Маргарет до сих пор не поднялась. Эта женщина всегда производила впечатление человека, обладающего отменным здоровьем. Сьюзан не могла припомнить, чтобы та когда-нибудь не выполнила своих обязанностей. Тем не менее даже монахиня может устать.

— Доброе утро, Сьюзан.

Девушка вздрогнула при звуке голоса сестры Мэри Маргарет, прозвучавшего у самого уха. Монахиня была одета с особой тщательностью, глаза ее сияли. Судя по тому, что она держала на руках маленького ребенка, не одна Сьюзан с ходу включилась в повседневную жизнь приюта.

— Я думала, что вы еще спите.

— Нет-нет. Я и помыслить не могла пропустить лучшую часть дня. — Она ущипнула малыша за подбородок, залопотала над ним на том языке, каким говорят с младенцами, потом обратилась к Сьюзан: — Я начинаю знакомиться с детьми. Этот малыш, который только начинает ходить, разбудил меня рано утром, ища себе общество.

— А я надеялась, что в гостевой комнате можно уединиться.

— В гостевой комнате? Нет, я спала в большой спальне, вместе со старшими девочками. Я настояла, чтобы миссис Рид не хлопотала понапрасну, ведь я скоро переберусь в монастырь. Кроме того, комната для гостей, по-моему, уже занята.

Сьюзан подняла брови.

— Занята?

— Я совершенно уверена, что слышала храп, когда проходила мимо, — доверительно сообщила монахиня.

— Но я помню, как Эсси сказала, что эта комната свободна…

Сьюзан затихла. В ней зашевелилось тревожное предчувствие, но девушка была не в состоянии понять, в чем дело. Происходит что-то не то. Она выглянула в коридор, ведущий в заднюю часть дома. Упомянутая комната располагалась за кухней, через три двери.

Странно. Сначала пропали восемь дюжин печенья…

Тишину утра прорезал резкий крик, за ним послышался звук бьющейся посуды. Дэниел!

Сьюзан не знала, каким образом она поняла, что в крике повинен Дэниел, но ошибки быть не могло.

— Да что там такое?

Сьюзан не обратила внимания на удивление сестры Мэри Маргарет. Подхватив юбки так, что открылись колени, Сьюзан бросилась по коридору.

Ну, естественно, дверь в гостевую комнату была распахнута. Сьюзан остановилась на пороге. Застенчивая маленькая Лили стояла посреди комнаты, а вокруг валялись медный поднос, разбитые чайник, чашка и блюдце и растекалась лужица чая. Девочка застыла, открыв рот и хватая им воздух, как выброшенная на берег рыба.

Напротив, опираясь о спинку кровати и едва прикрывшись простыней, замер Дэниел. В руке у него был чудовищного вида револьвер, и, судя по всему, он готов был пустить его в ход.

— Лили? — позвала от двери Сьюзан. Она заговорила тем тоном, каким говорят с напуганными малышами. — Лили, иди на кухню. Я приберусь здесь. А потом мистер Крокер… Дэниел… и я поговорим.

Даже если Лили и показалось странным, что Сьюзан знает незнакомца и собирается разобраться во всем сама, она ничем это не показала. Только кивнула и выбежала из комнаты.

Сьюзан подождала, пока стихнут шаги девочки, потом закрыла дверь и повернулась к Дэниелу.

— Ты хоть соображаешь, что ты делаешь? Ты что, совсем выжил из ума?

Но гнев ее моментально испарился, едва она заговорила с давним своим другом. Это действительно Дэниел. И он последовал за ней в Эштон!

Впервые за много лет Сьюзан смогла увидеть Дэниела при дневном свете. Крокер уронил револьвер и сел на постели, прислонившись в изнеможении к стене, глаза его были закрыты. Солнце просачивалось в комнату сквозь наборные стекла окна, свет и тень играли на горле и плечах Дэниела. На его теле выступила едва заметная испарина, подчеркивая рельеф ключиц и грудных мышц. Два темных мужских соска, плоский живот, дорожка золотистых волос, сбегающая по животу ниже, еще ниже… Сьюзан почувствовала, что бледнеет. Она отвела глаза от ткани, прикрывающей бедра Дэниела, и мускулистых ног.

Но она понимала, что Дэниел не исчезнет, если не обращать на него внимания. Заметив седельные вьюки и груду одежды, в беспорядке сваленную на пол рядом с любимым креслом-качалкой Эсси, Сьюзан вытащила брюки и рубашку и кинула их на кровать.

— Оденься, пожалуйста, пока сюда не примчались остальные дети, а потом расскажи, зачем ты приехал сюда.

Прошло несколько долгих минут. Наконец он произнес:

— Я не могу.

Сьюзан подбоченилась и, забывшись, посмотрела на Дэниела. Опять натолкнувшись взглядом на его соски, бесстыдно оставшиеся на виду, девушка потупилась.

— Ты должен объяснить. Что бы там ни было…

— Я не могу… одеться.

Слова Дэниела прервали тираду Сьюзан.

— Я, наверное, и встать не могу. Если бы я мог… — Он замолчал, не договорив, глотнул воздуха. — Кажется, меня… сейчас стошнит.

Сдавленный голос Крокера подсказал ей, что он не лжет. После нескольких лет, проведенных с детьми, Сьюзан имела достаточно дела с кашлем, чиханием и тошнотой, чтобы понять, действительно ли человеку плохо. Она успела схватить чистый глиняный ночной горшок и поставить его Дэниелу. Тот повалился на кровать на бок, и тело его содрогнулось в рвотных конвульсиях.

Сьюзан погладила Дэниела по затылку, запустив пальцы в пряди золотистых волос. Забавно, но до этого момента она и не знала, какие они шелковистые, какие… соблазняющие.

Дэниела снова вырвало, его мускулы снова напряглись и расслабились. Сьюзан понимала, что должна жалеть его, но не могла оторвать от тела Крокера восхищенного взгляда. Кожа плотно обтягивала это стройное тело, каждую его мышцу.

Дэниел откинулся на постель. Поставив горшок на пол, Сьюзан взяла Дэниела за плечи и помогла сесть. Какая чудесная на ощупь его кожа — гладкая и упругая. Даже когда он окончательно пришел в себя, девушка не могла отнять свои руки. Постепенно она ощутила, как горит эта кожа под ее ладонями, чуть ли не обжигая их. Озабоченно нахмурясь, Сьюзан пощупала лоб Дэниела.

— Да ты просто горишь! Он покачал головой.

— Все пройдет. Должно пройти. Уже долго тянется. Мне должно полегчать.

Слишком поздно Сьюзан вспомнила о крови, которую она обнаружила в своей комнате.

— Сколько дней ты уже в таком состоянии?

Он пожал плечами, но движению не хватило энергичности и живости, присущей Дэниелу Крокеру, которого знала Сьюзан.

— Семь. Восемь.

— Дней! — откликнулась она. — У тебя лихорадка уже больше недели, и ты ничего не предпринял?

— Я был у врача. У меня есть лекарство. Но, похоже, но… не помогает.

— Это потому, что ты шляешься где попало, пробираешься без спросу в дома, исчезаешь и делаешь из меня дуру.

Последнее замечание вызвало у Дэниела тень улыбки.

На комоде рядом с кроватью стоял кувшин и таз для умывания. Сьюзан взяла кувшин, разбила тонкий ледок, образовавшийся на поверхности, и налила воды в таз. Намочив кусок ткани, она положила ее Дэниелу на лоб.

— Черт побери! Холодно! Ты хочешь уморить меня?

— Нет. Хотя, возможно, мне следовало после всего, что ты со мной сделал.

Она обтерла его щеки и рот, прополоскала ткань и промокнула шею Дэниела. Но даже понимая, что нужно облегчить его страдания, Сьюзан не могла заставить себя обтереть все его тело.

Она вложила ткань Дэниелу в руку, чтобы он сам позаботился о себе, и отошла на относительно безопасное расстояние — к окну.

— Что ты здесь делаешь, Дэниел? Несмотря на явно плохое самочувствие, он усмехнулся:

— Приехал на встречу воспитанников.

— До встречи еще несколько недель. А ты, между прочим, работаешь на агентство Пинкертонов… не забыл?

Дэниел пожал плечами.

— У меня отпуск.

— Ты не можешь здесь оставаться.

Он пристально посмотрел на Сьюзан из-под полуопущенных век.

— Почему?

— Это… неприлично.

— Что неприличного в том, чтобы остановиться в доме, где я вырос и где живут еще два десятка человек?

Сьюзан сложила руки и сердито посмотрела на него.

— Но ведь ты приехал не с честными намерениями. У тебя есть какие-то скрытые причины.

— Я хотел навестить старых друзей.

— Из писем Эсси мне известно, что ты многие годы здесь не показывался. Дети, которые сейчас живут здесь, чужие тебе.

— Тем более стоит остаться.

— Ты мог бы пожить в гостинице.

— А может, у меня мало денег.

— Не разыгрывай передо мной невинность, Дэниел Крокер. Наши старые друзья только и пишут мне, что о тебе — любимый предмет. И я прекрасно осведомлена о работе, которую ты делаешь для агентства. Думаю, что ты богат, как Крез.

— Я все потратил.

— Все? На что?

Дэниел упрямо мочал. Поморщившись, он натянул на себя тонкую простыню. Сьюзан вдруг осознала, что спорит с больным человеком. С больным и раненым, если судить по повязке, выглядывающей из-под простыни.

Принудив себя осмотреть Дэниела, она тщательно обследовала его с головы до пят.

Почти все его тело было доступно Сьюзан, но она не нашла никаких других повреждений, кроме раны.

Почувствовав пальцы Сьюзан, Дэниел повыше натянул простыню. У девушки перехватило дыхание, когда она увидела, как сквозь повязку проступило ярко-красное пятно.

— Что ты сделал? — Ее голос задрожал от ужаса.

Крокер вздохнул.

— Уходи, Сьюзан. Скоро мне станет лучше. Мне нужно только отдохнуть.

— Ты «отдохнешь» прямиком в могилу, если не остановить кровотечение.

Он ничего не ответил.

Сьюзан не знала, что предпринять. Необходимо как можно скорее оказать ему помощь, но если Эсси увидит его в таком состоянии, вопросов не оберешься. Неприятных вопросов. Тем не менее одной ей не справиться. Особенно когда он так… так… обнажен. При этой мысли колени у девушки подогнулись.

Но ведь это Дэниел, ее Дэниел. Сколько раз он лечил ее шишки и царапины, успокаивал боль. Не только физическую, но и душевную.

Вид бледной кожи Дэниела решил исход борьбы. Если она не вмешается, он потеряет сознание и с лихорадкой справиться будет гораздо труднее.

Отбросив сомнения, она открыла дверь.

— Не разрешай никому заходить в комнату, пока я не вернусь.

Не дожидаясь ответа, Сьюзан выскользнула в коридор. На полпути она встретила сестру Мэри Маргарет.

— Сестра!

От вскрика девушки ребенок на руках у монахини вздрогнул, но сама она и глазом не моргнула.

— Пожалуй, мне надо взглянуть, что там приключилось.

— Ничего. Гость. Лили ожидала увидеть вас, поэтому вид мистера Крокера… напугал ее. — Сьюзан вежливо, но твердо направила сестру Мэри Маргарет обратно на кухню. — Мистер Крокер плохо себя чувствует. Видимо, простудился в прохладной гостевой комнате. Хочу принести ему теплого питья.

— Тебе нужна моя помощь?

— Нет-нет. Приготовление чая займет всего несколько минут.

Мэри Маргарет с любопытством посмотрела на Сьюзан. И в который раз девушка поразилась неувядающей красоте монахини.

— Очень хорошо. Полагаю, мне следует отнести малышку в детскую. Поскольку я не понадоблюсь в монастыре до завтра, мисс Рид любезно предложила Максу и мне остаться еще на день. — И замурлыкала, обращаясь к младенцу: — Ты хочешь купаться, а?

Едва Мэри Маргарет ушла, Сьюзан бросилась в кладовку и сняла с одной из полок потрепанную плетеную корзину. Во время войны Эстер была медсестрой, и именно в ее кладовой могли быть необходимые сейчас Сьюзан предметы. Девушка с облегчением вздохнула, найдя в изобилии мази, настойки и другие средства, которые хранились у Эсси годами.

Вернувшись в комнату Дэниела, Сьюзан хорошенько закрыла за собой дверь. Он не двинулся. Большой, полуобнаженный мужчина неподвижно лежал на кровати. Девушка постелила на комод посудное полотенце и расставила на нем разные баночки и бутылочки, разложила бинты.

— Для чего это? — с подозрением спросил Дэниел.

— Для тебя.

Глава 8

Хмурый взгляд Дэниела был ей ответом. Того, что Сьюзан вытащила из корзины с лихвой хватило бы, чтобы провести операцию. Он не позволит ей распластать себя на полу и располосовать зубчатым ножом.

— Что, к чертям, ты собираешься делать?

— Хочу подлечить тебя.

— Меня уже лечили, спасибо.

— Как видно, не слишком хорошо. Дэниел откинулся на подушки.

— Лучше всего мне помогут несколько часов сна.

— Я тебе не верю.

— Когда ты успела стать такой сварливой?

Вместо того чтобы обидеться, Сьюзан просияла. Она обрадовалась, что оказалась способна попрепираться с Дэниелом, а не умолкла смущенно, как это обычно случалось с ней во время каких-нибудь разногласий с окружающими. Но Дэниел, видимо, не считал, что она имеет права так радоваться по этому поводу.

— Я брала уроки у сестер. Они умеют… убеждать, когда это необходимо.

Достав из корзины стопку свернутых полос миткаля, Сьюзан села на край кровати.

Жар тела Дэниела, горевшего в лихорадке, обжигал даже сквозь юбки, но она постаралась не думать об этом. Ей есть чем заняться. Надо держать себя в руках.

— Дай я осмотрю рану, — сказала Сьюзан, указывая на то место, откуда, как она думала, шла кровь.

Дэниел натянул одеяло до подбородка.

— Нет.

— Ты ведешь себя, как маленький.

— Как умненький. — Когда же Сьюзан, не понимая, подняла бровь, добавил: — По-моему, это занятие не для тебя.

— Почему это?

Но Сьюзан догадывалась, что имеет в виду Дэниел. Возникшее между ними напряжение витало в комнате. Призрак их тесного объятия встал перед мысленным взором девушки, заставив обостриться все чувства. Ей достаточно было протянуть руку и коснуться Дэниела, чтобы удовлетворить запретное любопытство, не дающее ей покоя с момента их поцелуя. Уединение комнаты предоставляло прекрасную возможность. Ни одна живая душа не побеспокоит их. Она украдет несколько мгновений, идя навстречу своей испорченности, и никто об этом не узнает. Дэниел тяжело вздохнул.

— Уходи, Сьюзан. Иди. — Он настаивал мягко, едва слышно выговаривая слова. Потом в голосе его зазвучало предостережение, ясные глаза потемнели.

— Я не делаю ничего дурного.

— Ты уговариваешь меня или себя? — В ответ на потрясенный взгляд Сьюзан Дэниел провел указательным пальцем по тыльной стороне ладони девушки. — Нет. Ты не делаешь ничего дурного. Тебя не поразит молния, если ты дотронешься до меня.

Едва ощутимое прикосновение Дэниела всколыхнуло все чувства Сьюзан. Ее потянуло к нему, хотя его мужественный вид по-прежнему пугал ее. Девушка заставила себя сдержаться и промолчала, несмотря на бушевавшую внутри нее бурю, но внутренний трепет не проходил. Теперь Сьюзан дрожала уже всем телом. Она собралась уже было открыть рот и объяснить свое состояние холодом комнаты, но поняла, что лгать бесполезно. Он знал, что происходило с ней. Он знал.

Он, должно быть, угадал причину ее состояния, потому что добавил:

— Ты не так поняла меня в ту ночь.

«Не говори об этом, Дэниел. Забудь. Скажи, что этого вообще не было, и это исчезнет». Но он не остановился:

— Я напугал тебя. «Нет».

Но с губ ее не слетело ни звука.

— У меня и в мыслях не было обидеть тебя. Сьюзан стиснула руки.

— Я знаю.

Она встала и подошла к окну, посмотрела на улицу. Стояло морозное январское утро. Снег укрыл всю землю. Холодно. Уныло. Пустынно. Она была точно такой же все эти годы.

— Я же дотрагивался до тебя раньше и целовал тоже.

— Не так.

— Я не сделал ничего, что ты не хотела бы.

— Я знаю. Но…

— Ты не должна меня бояться. Я тот самый человек, который всегда присматривал за тобой.

— Нет, не тот.

Молчание стало невыносимым, но Сьюзан понимала, что он не отпустит ее, не получив объяснений. Она выдавила из себя:

— Ты больше не мальчик.

— Мы все вырастаем, Сьюзан.

Что можно сказать на это? Что она не хочет, чтобы он взрослел? Что она хочет укрыться в безопасности детства?

Желая как-то оживить беседу, Сьюзан вернулась к разложенным на комоде принадлежностям.

— Позволь мне посмотреть, что там у тебя. Но Дэниел не собирался так быстро менять тему разговора.

— Ты тоже выросла, Сьюзан.

Как это у него получается? Одно простое предложение поразило ее в самое сердце.

— Ты знаешь, что я вижу, когда смотрю на тебя?

Девушка покачала головой, не в силах вымолвить ни слова.

— Я помню маленькую девочку, которая ходила за мной как тень. У нее были морковного цвета косички, зеленые, как трава, глаза и веснушчатый нос пуговкой. Но теперь… — Напряженное выражение лица Дэниела смягчилось. — Ты хоть представляешь, насколько ты красива? — И медленно добавил: — Вот почему я поехал за тобой в Эштон. Я не мог допустить, чтобы все между нами кончилось вот так. Я должен был поехать за тобой и постараться все исправить.

Признание Дэниела потрясло ее, привело в замешательство. Но больше всего Сьюзан поразил комплимент по поводу ее внешности.

— Я не красива, — возразила она.

Но как бы ей хотелось, чтобы это было правдой. И надеялась, что его слова — правда, что он последовал за ней, потому что она пусть хоть немного, но не безразлична ему. Тогда она сможет понять, что он также глубоко поражен ее женственностью, как она — его мужественностью.

— Нет, красива. — Он наклонился вперед, желая придать словам убедительность. — Вероятно поэтому Господь испытывает тебя возможностью уйти из мира. Может, он считает, что ни один земной мужчина не достоин тебя.

— Это нелепость.

С еще большей страстью Дэниел продолжал:

— Но ты не только красива, Сьюзан. Ты добрая и мягкая не напоказ, так, как это и должно быть.

— Ты расхваливаешь меня, как кремовый торт.

Дэниел снова откинулся на спинку кровати.

— Сдаюсь. Ты никогда не примешь комплимента. Думай что хочешь.

— Хорошо. — Желая разогнать слишком быстро возникшее между ними напряжение, Сьюзан взялась за простыню. — Дай мне осмотреть тебя.

— Нет. Позови Эсси.

— Если я это сделаю, тебе придется ответить на ряд неприятных вопросов. — Дэниел промолчал, и она продолжила: — Например, как ты был ранен, как ты попал сюда никем не замеченный и, в первую очередь, почему нисколько не думаешь о себе. Потом Эсси будет говорить и говорить, ругать твою работу — ты же знаешь, как ей не нравится, что ты рискуешь своей жизнью — и чувствовать себя виноватой, что тратит время на подготовку встречи воспитанников вместо того, чтобы следить за твоим выздоровлением.

— Оставь медикаменты, я сам сделаю себе перевязку.

— Дэниел! — раздраженно воскликнула Сьюзан, видя, что он отказывается уступить. — Пропади все пропадом, ты что, боишься того, что я что-то увижу?

Не успела она произнести эти слова, как готова была провалиться сквозь землю. Она-то имела в виду его серьезную рану, а не… не что-то другое. Но, судя по блеску в глазах Дэниела, он подумал о чем-то совершенно ином.

— Сьюзан, я помыслить не смел, что ты так обо мне думаешь.

Он осторожно поддразнивал ее, словно ступал по тонкому льду. Сьюзан почувствовала, что может ответить тем же.

— Если ты волнуешься из-за этого, то не стоит, — храбро начала она. — Я уже все это видела.

Дэниел вздел брови.

Сьюзан покраснела, но пояснила:

— Мы с девочками часто играли у ручья. И иногда видели, как ты и другие мальчики купались.

— Сьюзан, нам не разрешали купаться совсем без одежды.

Щеки Сьюзан пылали так, что, казалось, сейчас вспыхнут волосы.

— Мне не нужно, чтобы ты разделся донага.

Ей показалось, что его щеки тоже слегка покраснели, однако сладким голосом Дэниел как ни в чем не бывало ответил:

— А на мне и так ничего нет.

— О!

Возникшие в мозгу Сьюзан образы поразили ее своей явственностью и силой. Мысль о том, что под простыней на Дэниеле ничего нет, сначала бросила Сьюзан в жар, потом в холод. Пламя и лед.

Крокер взял бинты, которые уронила на постель девушка.

— Я сам…

— Нет. Я сказала, что позабочусь о тебе, и я это сделаю. Только… немного откинь простыню.

Но она и так была не слишком-то накинута.

— Сьюзан…

— Я не уйду, пока ты этого не сделаешь. — Она упрямо вздернула подбородок. — Я подожду. Можешь смеяться надо мной или истекай кровью.

Дэниел вздохнул.

— Я не шучу.

— Да верю я, верю, — сдался он. Было видно, что спор утомил его. — Прекрасно. Делай что хочешь, лишь бы я мог подняться.

— Ну, о том, чтобы встать с постели говорить не приходится. Сначала ты должен как следует выспаться. Я сказала сестре Мэри Маргарет, что у тебя простуда. Как только я с тобой закончу, то же самое сообщу и Эсси. Ей не нужно знать, до какой степени глупости ты дошел. Хотя, уверена, тебе все равно придется объяснить, почему ты проник в дом тайком, как вор. — Опуская полотенце в воду, она приказала: — Пожалуйста, откинь простыню.

За те несколько секунд, что предшествовали движению Дэниела, Сьюзан постаралась подготовить себя к тому, что сейчас увидит. Но все оказалось напрасно. Сьюзан настолько оберегала себя от мужчин, что, кроме купавшихся мальчиков, видела разве что голое мужское плечо.

И вот теперь ее взору предстало столько мужской плоти, что она и вообразить не могла. Крепкое мужское тело. Дэниел был похож на мраморную или бронзовую статую, настолько рельефно выступали все мышцы.

В тот момент, когда Сьюзан показалось, что она не выдержит вида еще одного дюйма обнаженного тела, Дэниел остановился. Открылась длинная опасная рана на боку в области талии.

— Как это получилось? — выдохнула Сьюзан.

— Я строгал кусок дерева, и нож соскочил. По его краткому ответу она поняла, что Дэниел не собирается рассказывать правду. А почти уже незаметные шрамы на его теле гласили, что Крокер не в первый раз оказывался столь неловок.

Вид мужчины и крови вызвал у девушки тошноту. Воскресли старые, горькие воспоминания, принеся с собой запахи, образы, отступивший ужас.

Поборов дурноту и отогнав воспоминания, Сьюзан поднялась и поспешила к комоду, чтобы намочить и без того влажное полотенце и, опустив руки в ледяную воду, сосредоточилась на обжигающей жидкости.

— Тебе лучше вернуться на кухню.

— Нет! Нет. Я прекрасно себя чувствую. — Она улыбнулась ему, как надеялась, ослепительной улыбкой. — Немножко переоценила свои силы.

— Из-за крови?

— Да. Именно.

Но дело было не только в ране, и они оба это знали.

Сьюзан решительно вернулась на край кровати и направила все свое внимание на рану, стараясь не думать ни о чем, кроме стоящей перед ней задачи.

— Она зашита.

— Я же сказал, что был у врача.

— Но края не срастаются. Когда ты поранился?

— Неделю назад или около того. Сьюзан тронула воспаленную кожу вокруг раны, и Дэниел с шумом втянул в себя воздух, а мускулы его живота напряглись.

Взяв себя в руки, она подошла к комоду.

— Ты сказал, что у тебя есть какое-то лекарство?

— В седельном вьюке, но оно почти закончилось.

— Я постараюсь сходить в город и заказать в аптеке новое. А пока могу сказать, что кожа вокруг раны воспалена. Наверное, туда проникла инфекция.

Дэниел задумчиво глянул на Сьюзан.

— Похоже, ты кое-что в этом понимаешь.

— Сестры многому меня научили, помимо преподавания. — Она достала из корзины кувшинчик и аккуратно развязала тесемку, удерживавшую на месте керамическую пробку. — Немного пожжет.

— Не сомневаюсь. Других лекарств я не встречал.

Сьюзан положила свернутое полотенце Дэниелу под бок и осторожно приложила руку повыше раны. Потом, без дальнейших предупреждений, смочила едкой жидкостью воспаленное место.

— А-а-а-а! — Дэниел выгнулся из постели и судорожно вцепился в простыни. — Что…

— Скипидар, — подсказала она, зная, о чем он хочет спросить.

— Скипидар! Проклятье, женщина, что ты хочешь со мной сделать?

— Вылечить.

— Угробить, ты хочешь сказать. Больно же!

— Я тебя предупредила.

— Ты сказала, что пожжет — пожжет! А не вопьется в меня, как адское пламя.

Сьюзан не посмела сказать, что пройден только первый этап лечения. Она быстро открыла пузатый флакон и присыпала больное место кристаллами какого-то порошка.

Лицо Дэниела лишилось всех своих красок. Дыхание перехватило, и из горла вырвался полувздох, полувсхлип. Он крепко зажмурился, но все равно чуть не скатился с кровати.

— Соль, — улыбаясь, произнесла Сьюзан. Крокер приоткрыл один глаз и с упреком посмотрел на нее.

— Ты сделала это нарочно?

— Это лучший способ очистить рану и остановить кровотечение.

Дэниел устало растянулся на кровати.

— Тебе это доставляет удовольствие.

— Нет… — Губы Сьюзан дрогнули при виде его удивления. — Ну, может, немного.

Она помогла Дэниелу сесть и наложила повязку, завязав ее концы бантиком, как делала своим подопечным в школе. Потом собрала медикаменты и убрала их в корзину.

— Я приду попозже и принесу тебе бульон и чай. А вечером я сделаю тебе припарку, чтобы выгнать остатки инфекции.

— И из чего ты ее сделаешь? Из стекла?

— Положу целую горсть.

Дэниел что-то проворчал, и Сьюзан рассмеялась. Жизнь Дэниела Крокера в ее руках — это что-то новое. Он всегда был таким спокойным, уравновешенным, невозмутимым. Но сегодня ледяной панцирь сдержанности дал маленькую трещину.

— Поспи, — ласково сказала она. Словно мать, обращающаяся к ребенку. Или женщина, шепчущаяся со своим возлюбленным. Сьюзан укрыла Дэниела до подбородка, подоткнула одеяла.

Проделывая это, она ощутила прилив нежности, какого ни к кому раньше не испытывала.

— Засыпай, Дэниел.

Стараясь не обращать внимание на проступающие сквозь одеяла очертания тела Дэниела, Сьюзан пощупала лоб больного, определяя, насколько силен жар. Потом, без видимой необходимости, коснулась щеки, подбородка.

Пока она так склонялась над ним, он лежал неподвижно. Неподвижно и настороженно.

— Дэниел, я…

Сьюзан замолчала. Она даже не знала, что собиралась сказать. Могла лишь определить те чувства, что переплелись в ее душе, сражаясь за первенство — страх, потребность, сомнение.

Дэниел приподнял руку почти до уровня ее лица. Сьюзан резко вздохнула, заставив себя не вздрогнуть и сопротивляясь инстинктивному желанию отскочить в сторону. Она могла дотронуться, но не переносила, когда дотрагивались до нее. Но прикосновение Дэниела оказалось таким легким и нежным, что Сьюзан не отпрянула. Сердце у нее сжалось, когда она увидела, каких усилий стоило Дэниелу даже такое простое движение.

— Малышка Сьюзан, — прошептал он, — как ты изменилась.

— Я прежняя, — не согласилась она, думая, что он увидел в ней какой-то недостаток.

— Нет. Ты стала другой. Сильной.

— Недостаточно сильной, — с сожалением заметила Сьюзан. Потом, словно опровергая сказанное, она медленно, нерешительно наклонилась, широко раскрыв глаза.

Губы Сьюзан коснулись губ Дэниела — мягко, робко. Но даже от этого кровь запульсировала во всем ее теле. Выпрямившись, девушка схватила корзину и выбежала из комнаты.

Дэниел смотрел на закрывшуюся дверь. Его одолевало страстное желание, неодолимое стремление обладать Сьюзан. Не только ее телом, но и ее душой. Он лежал и думал о том, что возведенные им стены шатаются и покрываются трещинами.

Хотя все тело болело, а разум стремился провалиться в забытье, Дэниел собрал все силы и, свесившись с кровати, дотянулся до седельных вьюков.

Преодолевая слабость, которая с каждым днем все глубже проникала в его тело, Крокер покопался в сумке и извлек оттуда кожаный конверт. Нерешительно потер его пальцем, потом открыл и достал дагерротип.

На фотографии были запечатлены три женщины в одинаковых строгих одеяниях послушниц-урсулинок. Дэниел без труда нашел среди них Сьюзан Херст. Даже ребенком она была необыкновенно мила: ярко-рыжие волосы, темно-зеленые глаза, тонкие черты лица. Но в то время как две другие женщины стояли, держась прямо и горделиво, улыбаясь загадочно и умиротворенно, Сьюзан с тоской и мольбой смотрела прямо в объектив камеры.

Когда несколько лет назад Белл послала этот снимок Дэниелу через агентство Пинкертонов, он поразил его до глубины души. Дэниел был потрясен тем, как быстро Сьюзан превратилась в женщину, но не собирался следовать своему чувству. Он понимал, что она не захочет иметь дело с таким человеком, как он. Огрубевшим. Потерянным.

Но даже при этом он неспособен был забыть эту фотографию. И гадал, сохранили или нет волосы Сьюзан морковный цвет, а кожа — свой сливочный оттенок. Но больше всего он думал о том, найдется ли мужчина, который заставит Сьюзан забыть ее страхи и поможет ей покончить с добровольным самоизгнанием из мира.

Осторожно вздохнув, Дэниел поглубже зарылся в подушки, поглаживая большим пальцем изображение строгой женщины справа. С горьким смешком он поймал себя на том, что повторяет: «Нет, волосы у нее цвета осени, кожа матовая, а глаза, как темно-зеленый мох».

И внезапно больше всего на свете он захотел, чтобы он он оказался тем мужчиной, который сотрет выражение мольбы с ее лица и заменит его страстью желания.

Глава 9

— Мистер Каттер! Мистер Каттер, сэр! Мы нашли его!

— Какого черта ты так быстро вернулся? — Джидайдия Каттер оторвался от карты, прикрепленной к дальней стене. Сердито поглядев на рыжего, веснушчатого Тимми Либбли, он сунул в рот сигару и раздраженно бросил: — Мне показалось, что я посадил тебя на поезд вместе с Брэкстоном Хиллом и велел вам не возвращаться без хороших новостей.

— Мы нашли его! Мы нашли Дэниела Крокера!

У Каттера отвисла челюсть и сигара чуть не выпала изо рта.

— Черт меня побери.

— Да, сэр. Мы поехали в Эштон, как вы сказали. И нашли его там.

— Он поехал на свою ферму?

— Нет, сэр. Он в сиротском приюте «Бентон-хаус». Там, похоже, намечается что-то вроде встречи воспитанников приюта. Думаю, он решил принять в ней участие.

— Проклятье. — Каттер в волнении повернулся к карте. — Ты знаешь, мальчик, что это означает?

— Нет, сэр.

— Иди-ка взгляни сюда.

Удивленный нехарактерной для своего начальника откровенностью, Тимми приблизился.

— Нам нужно переправить Малыша Флойда из Невады в Солт-Лейк-Сити. Там он будет находиться, пока наши люди не повезут его в Шайенн. Его нужно перевезти сюда. — Каттер ткнул коротким толстым пальцем в точку «Солт-Лейк-Сити», — сюда, — он прочертил линию железной дороги до Огдена, — и сюда. — Зажав сигару между двумя пальцами, он провел воображаемый путь по карте до звездочки, обозначавшей город Шайенн. Каттер стукнул по карте кулаком и издал возглас: — Таким образом мы поймаем этих сукиных детей, попомни мое слово.

Тимми вгляделся в карту, потом в Каттера, снова в карту, недоумевая, не упустил ли он какую-нибудь важную часть информации. Он не понял, что подразумевал Каттер.

— Простите?

— Здесь, мальчик! Здесь! Ты что, ослеп? — Каттер ткнул в карту пальцем с обгрызенным ногтем. — Разве ты не видишь?

Тимми подошел еще ближе и разглядел, что Джидайдия Каттер указывает на Эштон, не представляющую интереса крошечную точку на карте.

— Железнодорожные линии. Посмотри на железнодорожные линии.

Тимми вгляделся в волоски, обозначавшие железную дорогу «Уосатч территориал». Извилистый путь проходил по узкому ущелью, разделяющему территории Юта и Вайоминг, через городок Эштон и вдоль неровного течения близлежащего ручья. Потом линии заканчивали свое движение на восток, уперевшись в дорогу «Гумбольдт и вестерн».

— Они делают в Эштоне пересадку.

— Ну, естественно, они делают в Эштоне пересадку. — Каттер сощурил серые глаза. — Прекрасное место для засады. — Каттер громко рассмеялся. — По крайней мере, так подумают братья Дули. Они не догадаются, что мы планируем устроить засаду на их засаду. — Он хлопнул по карте ладонью. — Мы раздавим их, как клопов. И эти ублюдки так и не поймут, как это получилось. — Ухмыляясь, сыщик стиснул зубами сигару. — Но для начала нам нужна приманка… нечто, что вдохновит всю банду Дули, а не только нескольких ее членов, посетить наш званый вечер. Кроме этого нам понадобится лазутчик. Кто-то, кто передаст Дули требуемые сведения.

— Кто это будет? — выпрямился Тимми. Каттер с невинной улыбкой смотрел на юношу, ожидая его реакции. На лице Тимми отразились сначала удивление, потом недоверие, затем догадка и, наконец, страх.

— О нет, сэр. Не думаю…

— А тебе и не нужно думать, сынок. Ты лишь должен делать то, что я тебе скажу.

— Но как мне найти их?

— Пусть они найдут тебя, мальчик. Пусть они найдут тебя! Это первый закон хорошей работы детектива.

Тимми в испуге смотрел на почти ликующего Каттера.

Хлопнув юношу по спине, Каттер провозгласил:

— Добро пожаловать в агентство Пинкертонов, сынок. Добро пожаловать.

Глава 10

Не прошло и двадцати минут, как Дэниела в его убежище обнаружила Эстер Рид. Эта женщина несомненно обладает шестым чувством, решил Дэниел, когда та решительным шагом вошла в комнату, отругала Крокера за вторжение в приют без предупреждения, а потом дружески приобняла его и потребовала показать место, куда он ранен.

Появившаяся в дверях Сьюзан лишь развела руками. И как это Эстер Рид становилось известно, что происходит в вверенном ее попечению доме? Если кто-то из ее «цыплят» попадал в трудное положение, она сразу же узнавала об этом.

После этого Дэниел оставался один только когда настаивал на отдыхе. Но каждый раз, просыпаясь, находил кого-то у своей постели. — Эстер или одну из старших девочек. Распорядок дня Дэниела был настолько строг, что иногда ему начинало казаться, что он снова в армии. Его добровольные сиделки вели учет отдыха Крокера, отмечали, сколько бульона он не допил и сколько раз воспользовался ночной вазой. От всего этого он чувствовал себя ужасно неловко.

Ужин закончился, поднос Дэниела унесли, дети начали готовиться ко сну. Чуть раньше он услышал пение, доносившееся из гостиной, и пожалел, что не может пойти туда, но потом кто-то открыл дверь в комнату Дэниела, чтобы он мог насладить музыкой. Затем он, должно быть, уснул, потому что теперь уже не было слышно ничего, кроме случайных шагов, скрипов и вздохов самого дома.

Проведя день в постели, Дэниел чувствовал себя выспавшимся и раздосадованным. Сейчас, когда он нуждался в компании, все отправились спать.

Из дальнего конца коридора послышалось шуршание юбок. Сердце Дэниела забилось быстрее. Сьюзан. Она ни разу не зашла к нему за весь день. Это она.

Но в дверь просунулась голова сестры Мэри Маргарет.

— Можно войти?

— Делай что хочешь. — Дэниел не собирался грубить, но он и сам не ожидал, что будет настолько очарован.

Сестра Мэри Маргарет вошла и тщательно закрыла за собой дверь.

— Ну и как тебе показалось печенье? — спросила она, идя к кровати.

— Какое печенье?

Сестра Мэри Маргарет фыркнула:

— Никогда не лги монахине, Дэниел. Мы обладаем незаурядной способностью докапываться до правды.

Дэниел сердито глянул на нее и, свесившись с кровати, извлек на свет картонную коробку. Сняв крышку, он взял два печенья, а затем водворил картонку на место.

— Желаешь одно?

— И стану соучастником воровства?

— Зажги какой-нибудь свет.

— Твои взгляды на наказание нуждаются в исправлении. — Тем не менее она взяла печенье. Откусив, подняла красиво очерченную черную бровь. — Неудивительно, что ты отказывался от бульона.

— Детская еда, — проворчал Дэниел.

— Понятно. А печенье — более взрослая?

— Чего ты хочешь?

Сестра Мэри Маргарет довольно усмехнулась:

— Я пришла сообщить, что мы с Максом завтра уезжаем в монастырь. — Она открыла дверь. — У тебя три недели.

— Сьюзан не вернется к святому Франциску.

— Увидим. — И хотя в голосе ее сквозило сомнение, глаза искрились. — Удачи.

— Белл!

Дверь уже почти закрылась, но сестра Мэри Маргарет просунула голову в оставшееся пространство.

— Да?

— Мне почему-то кажется, что ты не станешь возражать, если я уговорю Сьюзан не принимать постриг.

Совершенно серьезно она объяснила:

— Во время войны ты дал мне немного надежды… а потом помог понять, что я способна вести достойную жизнь. Ты никогда не обращался со мной, как с дрянью, ни разу не посчитал, что я обречена пойти по стопам своей матери. — Монахиня улыбнулась. — Ты помог мне увидеть, что мой самый грозный враг — я сама, а порочная жизнь делает меня только более несчастной.

Дэниел состроил физиономию.

— Насколько помню, я был частью той недостойной жизни.

— М-м-м. Даже в эту минуту ты способен заставить святую забыть об обете воздержания. — Когда же он попытался что-то сказать, она рассмеялась: — Не бойся, Дэниел, мой мальчик. Я вполне счастлива и верю в твое будущее. В конце концов, пути Господни неисповедимы. Вся эта сложная ситуация со Сьюзан, возможно, задумана Богом с целью привести тебя в лоно церкви.

Яростная ругань Дэниела не могла не достичь ушей сестры Мэри Маргарет, но она лишь рассмеялась и закрыла дверь.

В коридоре сестра Мэри Маргарет встретила идущую к Дэниелу Эстер Рид. Судя по медикаментам на подносе и решительному блеску серых глаз Эсси, Дэниела Крокера ожидали лечебные процедуры.

Мэри Маргарет остановила ее, спрашивая себя, не переходит ли она границы дозволенного, но догадываясь, что эта стройная женщина станет ее союзницей.

— Мне кажется, что вы не хотите идти туда. Эстер нахмурилась:

— Простите?

Проверив, что их никто не слышит, сестра Мэри Маргарет продолжила:

— Сьюзан обладает великолепными познаниями в медицине.

— Но…

— Она очень много приобретет сама, и Дэниелу будет приятно ее общество.

Эстер была неглупая женщина. Мэри Маргарет сразу поняла это. Медленно разлившееся по лицу Эсси выражение удовольствия с легкостью обнаружило ее истинные чувства.

— Вы хотите сказать, что…

— Думаю, да.

— Дэниел и Сьюзан?

— Да.

— Но они же столько лет не виделись.

— Полагаю, этот факт лишь помогает в создавшейся ситуации.

— Не может быть, — недоверчиво протянула Эсси. Потом наклонилась поближе и прошептала: — Правда?

— Хм.

— И вы думаете, что они оба… — Она сделала рукой неопределенный жест.

— Время покажет.

— Но Сьюзан хочет постричься в монахини.

Сестра Мэри Маргарет положила в рот последний кусочек печенья и прожевала.

— Неужели?

Эстер выпрямилась, посмотрела на закрытую дверь комнаты Дэниела, потом снова на монахиню.

— Я ужасно устала.

— У вас был трудный день.

— И сколько еще приготовлений к встрече воспитанников.

— Вы не должны изнурять себя.

— Сьюзан будет настолько добра, что навестит больного за меня.

— Несомненно.

Женщины тихо засмеялись и удалились на кухню.

Сьюзан легонько постучала в дверь к Дэниелу, потом вошла. Он явно не ожидал ее, потому что быстро натянул на себя одеяла.

— Мисс Эсс занята и попросила меня помочь ей. Я тебя потревожила?

— Нет! Нет.

Дэниел сел и, морщась, попытался поправить подушки.

— Давай помогу, — быстро предложила Сьюзан.

Она поставила поднос на комод и вытащила подушки из-под Дэниела, нечаянно коснувшись его крепкой спины. Словно огонь пробежал по жилам Сьюзан. Она жадно вбирала взглядом очертания тела Дэниела. И если глянуть чуть дальше, то она увидит его обнаженную спину до…

Направив мысли в более пристойное русло, Сьюзан яростно взбила подушки и положила их на место. Дэниел откинулся и довольно вздохнул:

— Спасибо.

— Чувствуешь себя лучше?

— Да. Я же говорил, что мне нужно только выспаться.

У Сьюзан было другое мнение на этот счет, но она воздержалась от комментариев.

— И что же Эсси прислала для вечерней пытки? Овсянку?

— Нет, она хочет, чтобы ты побрился и подстригся.

— Зачем это?

— Она говорит, что ты похож на хулигана.

— Я и есть хулиган.

— Но, может, она хочет, чтобы ты так не выглядел.

Дэниел улыбнулся и провел пальцем по руке Сьюзан.

— Ты набираешься опыта.

Сьюзан подпрыгнула от неожиданной ласки.

— В чем? — сдавленно переспросила она.

— В шутках. Поддразнивании. Я помню, когда на все мои вопросы и слова я получал от тебя односложные ответы «да» или «нет». Но видимо, ты этого не помнишь?

— Нет.

Он довольно рассмеялся ее односложному ответу.

Сьюзан обрадовалась. Она не помнила, когда в последний раз слышала смех Дэниела. Судя по его удивленному виду, он тоже. Возвращение в приют сослужило им обоим хорошую службу. Знакомая, непринужденная атмосфера позволила им вспомнить счастливое время, когда взрослая жизнь представлялась чем-то совсем несложным.

Сьюзан налила в таз горячей воды, принесенной из кухни, и протянула Дэниелу полотенце и бритву.

— Сначала побрейся.

— Нет.

— Что значит — нет?

Он вытянул вперед руки. Несмотря на день отдыха, они все еще дрожали. Какие большие ладони. Большие и сильные. Но они, наверное, могут быть и ласковыми, когда надо. Или когда захотят.

— Если я попытаюсь побриться, я, скорей всего, перережу себе горло. Передай Эсси, что я сделаю это завтра. Или послезавтра.

— Может, я смогу.

Дэниел переждал секунду, прежде чем ответил:

— Сможешь.

Голос у него сел, его звук отозвался в каждом уголке сознании Сьюзан.

Девушка старалась избегать взгляда серо-голубых глаз. Она без нужды поправила разложенные на подносе бритвенные и прочие принадлежности.

— Что ты так на меня смотришь? — едва слышно проговорила она.

Бессознательно она поправила свой шерстяной головной убор.

— Волосы не в порядке?

— Я несколько лет не видел их распущенными.

— А я и не ходила с непокрытой головой.

— Почему?

— Для женщины волосы часто являются предметом тщеславия.

— У тебя очень красивые волосы. Густые, шелковистые.

— Не надо.

— Что — не надо?

— Не надо этих разговоров.

Сьюзан схватила с подноса чашечку для пены и начала энергично взбивать мыльный раствор.

— Они отрежут твои волосы, Сьюзан. Она продолжала молча взбивать.

— Они оставят у тебя на голове лишь ежик волос.

Нельзя показать ему, насколько это замечание ранит ее. Волосы не должны быть предметом тщеславия, но это ее волосы. Без них она, скорее всего, почувствует себя оголенной.

— Так будет легче ухаживать за ними и за собой, — сказала Сьюзан.

Дэниел схватил ее за локоть.

— Это будет преступлением.

— Единственное преступление — это твое появление здесь. А теперь помолчи, пока я займусь тобой!

Необходимость заставить Дэниела замолчать вынудила Сьюзан шлепнуть на его лицо и подбородок пену для бритья, причем гораздо больше, чем нужно.

Дэниел заговорил было, но сразу набрал полный рот пены. Отплевавшись и выругавшись, он плотно сжал губы, откинулся назад и извлек удовольствие из того, что наблюдал, как свет лампы оживляет щеки Сьюзан. Ему нравилось заставлять девушку краснеть. Тогда ему казалось, что весь мир невинен. Жестокий мир еще не уничтожил красоту. Пока нет.

Сьюзан осторожно раскрыла бритву и поднесла ее к свету.

— По-моему, она достаточно острая.

Девушка попробовала лезвие большим пальцем и порезалась, на подушечке пальца выступила кровь. Сьюзан вскрикнула и сунула палец в рот, высасывая алые капельки. Тело Дэниела отозвалось моментально. Нет, ему не стало плохо. Из глубины сознания поднялись чувства — изначальные и примитивные. Ему оказалось достаточно лишь одного взгляда на розовый язык. Ее рот приоткрыт. Губы влажны.

Почувствовав взгляд Дэниела, Сьюзан вытащила палец изо рта.

— Что такое?

Дэниела кольнуло подозрение.

— Ты раньше так делала?

— Резала палец?

— Брила кого-нибудь.

— Последние четырнадцать лет я прожила в монастыре. Как ты думаешь?

— Проклятье! — Дэниел выхватил бритву у нее из рук. — Не прикасайся ко мне ничем острым, поняла? — приказал он. — Мне уже разок пытались перерезать горло. У меня нет желания пробовать снова.

Сьюзан улыбнулась. Беззаботная радость ее улыбки преобразила строгие черты лица, сообщив им, пожалуй, даже излишнюю для женщины привлекательность. Особенно когда женщина с головы до ног одета в черное.

— Держи зеркало, — бросил девушке Дэниел.

— Слушаюсь, сэр.

Она взяла с подноса зеркало и села на край кровати. Дэниел попытался передвинуться, но Сьюзан сама пересела, так что ее бедро прижалось к его ноге.

— Начинай. Я послежу.

Он знал, что она не подведет. Он знал, что она будет следить своими большими зелеными глазами за каждым его движением. Дэниел затрепетал даже сильнее — и не от слабости в теле.

— Выше. Держи выше.

Пока он не до конца потерял самообладание, надо сбрить четырехдневную щетину. К огромному облегчению Дэниела, Сьюзан больше не отвлекала его. А по тому, как она держала зеркало, он видел, что она следит за каждым его движением.

Но Дэниел понимал, что рано радуется.

— Больно?

Лезвие шло по подбородку снизу, и Крокер дернулся.

— Больно что?

— Бриться. Звук ужасный. Я слышу, как скрипит твоя борода, когда ты подрезаешь ее.

Дэниел взял висевшее у него на плече полотенце и промокнул подбородок.

— Нет, не больно.

— Но у тебя течет кровь!

— Пустяки. Правда.

Он отложил полотенце и продолжил.

— Сколько раз ты это делаешь?

— Делаю… что?

Почему, черт побери, он придает каждому ее вопросу явно другой смысл?

— Бреешься.

Дэниел протянул девушке бритву, чтобы она сполоснула лезвие в теплой воде. Вернувшись на свое место на кровати. Сьюзан принесла с собой тазик с водой, который поставила себе на колени, отчего ее бедро еще плотнее прижалось к ноге Дэниела. На какое-то время удовольствие от компании Дэниела, казалось, отогнало страхи прошлого. Но он боялся, что все вернется, если он осмелится дотронуться до девушки.

— Сколько раз, Дэниел? Он вернулся к ее вопросу.

— Если только моя работа не требует от меня…

— Неряшливого вида, — помогла Сьюзан.

— Неряшливого?

— Неряшливого, — подтвердила она.

— Если моя работа не требует от меня… неряшливого вида, я бреюсь каждое утро. Иногда и вечером.

— А зачем вечером?

Дэниел открыл рот, помедлил, потом снова вернулся к бритью. Как объяснить Сьюзан, что это делается для того, чтобы не поцарапать кожу какой-нибудь милашке?

— Иногда борода растет слишком быстро. Когда солнечно, например.

— О!

Дэниелу удалось закончить процедуру без новых порезов. Но к этому моменту его руки дрожали от напряжения.

Не успел он удалить последний волосок, как Сьюзан решительно отняла у него бритву.

— Я закончу.

Она взяла с подноса еще одно полотенце, окунула его в теплую мыльную воду и смыла с лица Дэниела пену.

— Ой, Дэниел! Да ты почти красивый, когда бритый.

И это было правдой. Есть мужчины, которые бритыми кажутся голыми. И некоторые используют усы и бороду, чтобы скрыть слабый подбородок или тонкие губы. Но у Дэниела был резко очерченный квадратный подбородок с небольшой ямочкой посередине.

— Теперь надо что-то сделать с твоими волосами.

Девушка запустила пальцы в густые темно-русые пряди, достававшие до плеч. К ее удивлению, волосы Дэниела заструились между пальцами, как поток солнечного света. Теплые, шелковистые. Ужасно, что придется обрезать их.

Сьюзан нахмурилась, ей действительно не хотелось лишать Дэниела его длинных волос. И хотя Сьюзан никогда не нравились мужчины, которые отпускают гривы, «хулиганский» вид Дэниела волновал и завораживал ее. Длинные золотистые волны несли в себе что-то языческое, древнее, словно выявляя в Дэниеле облик мужчины давних веков.

— Сьюзан?

— Да? — Она смотрела не отрываясь. Сьюзан кашлянула и приподнялась. Вода из тазика, который она держала на коленях, выплеснулась на пол, но девушка не обратила на это никакого внимания. Что это с ней происходит? Почему она думает о столь неподобающих вещах? Но как ей избежать подобных мыслей, когда, кажется, сама комната толкает их друг к другу?

— Может, закончим в следующий раз?

— Нет. Другой раз ничем не лучше, чем этот.

Сьюзан окинула взглядом комнату. Будто видела ее впервые. Потребовалось некоторое усилие, чтобы сосредоточиться.

— Лучше бы тебе пересесть куда-нибудь. Я не хочу, чтобы волосы попали в кровать.

Она вышла из комнаты и направилась на кухню.

Там она оперлась о стул, крепко ухватившись за спинку. — Собралась и вернулась в гостевую комнату.

— Вот и я! — весело провозгласила она. Стул нисколько не интересовал Дэниела.

Крокер следил за Сьюзан, как кошка наблюдает за канарейкой. От его взгляда девушка почувствовала неловкость.

— Ты не хочешь быть монахиней. Сьюзан со стуком поставила стул на пол, явно выражая свое недовольство.

— Я не хочу говорить на эту тему. Так ты пересядешь сюда или будешь спать на волосах?

Ворча, Дэниел спустил ноги с кровати.

— Отвернись.

Сьюзан побледнела. Она забыла, что на нем не было белья. Она быстро отвернулась, взметнулись юбки. Девушка слышала шорох постельного белья, звук шагов.

— Все. Я готов.

К облегчению Сьюзан, Дэниел несколько раз обернулся простыней и надежно поддержал ее. Но все равно плоские мужские соски остались на виду.

Подобно Дэниелу, задрожала и Сьюзан. Беря ножницы и полотенце, она не знала, как переживет следующие несколько минут.

Подойдя к Дэниелу сзади, она протянула ножницы.

— Подержи, пожалуйста.

Обертывая полотенце вокруг его шеи, Сьюзан чувствовала сквозь ткань тугую кожу и крепкие мышцы.

— Надеюсь, волосы тебе доводилось стричь.

— Да.

Но она не добавила, что стригла только сестер. А там не требовалось особого умения, чтобы остричь волосы как можно короче.

— Я постараюсь побыстрее, чтобы ты не замерз, — пробормотала Сьюзан.

Хотя в сердце ее пылал огонь, стужа пробиралась сквозь окно, по полу тянуло холодом.

Дэниел не ответил. Прохладный воздух был не единственным препятствием, стоявшим между ними. Расцветающее чувство близости наполнило маленькую комнату, вызывая целую гамму неведомых ощущений. До Сьюзан докатывались волны напряжения, исходившие от тела Дэниела. Такие же волны излучала и она. Каким образом простое дело пробудило такую чувственность?

Сьюзан взяла ножницы и принялась стричь золотистые волосы, размышляя, что случилось с ее стойкостью и волей, ее благочестием. Когда она согласилась помочь Эсси, она не предполагала, что подвергнется столь суровому испытанию.

Действуя как можно быстрее, Сьюзан старалась отвлечься от выполняемого дела. Она стригла и подравнивала, пощелкивая ножницами. И не обращала внимания ни на жар тела Дэниела, ни на шелковистость его волос. Она не позволила ни единому своему взгляду скользнуть по его телу. И не пыталась разобраться, почему дышит так неровно.

Когда последний волосок был подрезан и причесан, Сьюзан остановилась.

— Закончила? — Дэниел пошевелился, и полотенце соскользнуло с его шеи на пол.

Он наклонился, чтобы поднять его, но Сьюзан остановила Дэниела, сказав:

— Я подниму.

Она не задумываясь оберегала его от лишних движений. Ладонь Сьюзан коснулась обнаженного мужского тела — девушка дотронулась до плеча Дэниела.

Сьюзан побелела, но не убрала руки. Она словно приросла к месту.

— Сьюзан?

Он прошептал ее имя. И в голосе его прозвучало обещание. Сьюзан двинула ладонью, пробежала пальцами по плечу до шеи, как слепая, пытающаяся узнать очертания предмета. И, как у слепой, сознание девушки наполнилось образами, которые до этого она и представить себе не могла. Пульс у нее участился, сердце колотилось так, будто хотело выскочить из груди.

Дэниел не двинулся в ответ на ласку Сьюзан, но она услышала, что дыхание его стало неровным, почувствовала сбившийся пульс.

Осмелев, она скользнула ладонью по груди Дэниела, пока не коснулась его соска.

Дэниел откинул голову. Глаза его были закрыты — от удовольствия или от боли, она не знала.

Раз, другой Сьюзан провела по чувствительному месту. Ее собственное тело налилось тяжестью, исчезла способность понимать, осталась способность чувствовать. Чувствовать.

Она так давно ничего не чувствовала. Так давно… На поверхность выплыли страшные воспоминания.

«Мама!»

«Сьюзан, беги, слышишь? Беги быстрей! Беги!»

Глаза Дэниела открылись. Взгляд был полон старым как мир мужским желанием. Они прожигали Сьюзан, пробуждая такие стороны ее натуры, о которых она и не подозревала. Но вместе с этим поднялась неимоверная боль.

Она стремительно пронзила тело девушки, вскрывая зарубцевавшуюся рану и выпуская страдание, таящееся внутри.

— Нет, — сорвалось с губ Сьюзан. Вздрогнув, она отодвинулась в сторону.

— Сьюзан?

Дэниел попытался удержать ее, но она сопротивлялась, как дикая кошка. Воспоминания проступали все четче, разрывая благословенную пелену забвения, которую столько лет старательно носила Сьюзан. Вот они — ее грехи, все на виду. Ее недостатки — перед лицом всего мира.

Застонав, девушка вырвалась и бросилась к двери. Но Дэниел перехватил ее, уперевшись руками в дверь, прежде чем Сьюзан успела открыть ее.

— Не надо. Не наказывай себя таким образом.

Сьюзан попыталась освободиться. Ее тело оказалось прижатым к двери, все пути оказались отрезаны, что пугало и было так по-мужски с его стороны.

— Не надо! — Дэниел едва выдавил из себя эти слова из-за боли в боку, но, не обращая внимания на рану, взял девушку за плечи и развернул лицом к себе. — Не пугайся того, что ты чувствуешь! Так и должно быть.

Черты лица Сьюзан исказились. На ресницах, как огромные бриллианты, повисли слезы, но она не позволила им пролиться и унизиться еще больше.

— Ты заставляешь меня думать о том, о чем я не должна думать. И хотеть того, чего я не могу получить.

— Почему ты не можешь этого получить? Печально она ответила:

— Потому что такая, как я, не нужна никому.

Не успел Дэниел возразить, как Сьюзан продолжала, голос ее звучал безжизненно, спокойно:

— Я лишилась какой-то части себя. Ее больше нет. Я знаю, ее нет, хотя что-то чувствую. Но болит то, чего уже нет. — Подбородок ее задрожал. — Но ее нет. Нет.

Девушка оттолкнула Дэниела. Не телом, а силой своего неприятия. Загородившись гордостью, как щитом, она заставила Крокера отступить назад. Потом Сьюзан открыла дверь, вышла в коридор и растворилась в темноте: тени быстро поглотили ее силуэт.

Глава 11

Сьюзан укрылась в темноте своей комнаты, которая уже не была ее собственной. Закрыв дверь, она окинула взглядом знакомую обстановку — кровать, кресло-качалка, комод, ночной столик, — она поняла, что все изменилось. Она изменилась. Она уже не была той девочкой, что столько лет назад покинула «Бентон-хаус» и стала учиться в школе св. Франциска.

И была уже не той женщиной, которая еще несколько дней назад жила в обители.

Девушка взялась за черную костяную пуговицу застежки, которая шла от ворота и до пояса ее платья, расстегнула одну за другой.

Впервые за все время, как она себя помнила, ей захотелось ощутить прикосновение к своей коже шелка, тафты или фая. Было время, когда Сьюзан думала, что черная шерсть, которую она носила изо дня в день, смирит ее. Она ненавидела эту ткань: летом, в жару, она давила всей своей тяжестью, а зимой ее шершавая поверхность царапала кожу.

Чувствуя себя пленницей одежды, Сьюзан побыстрее освободилась от платья и небрежно бросила его на пол. Затем, глубоко вдыхая холодный воздух, она постаралась справиться с ощущением, будто над ней смыкаются стены. Потом быстро сняла остальную одежду и осталась стоять обнаженной, поеживаясь от холода. Стремясь избежать любого стеснения движений, Сьюзан надела самую простую полотняную ночную рубашку. Она была на три размера больше и болталась на девушке.

Не застегнув на рубашке пуговиц, Сьюзан сорвала с головы тяжелый черный шарф. Свободна. Ей придется стать свободной.

Торопливо, дрожащими пальцами она принялась вытаскивать шпильки из уложенных узлом на затылке кос. Звук падающих на пол шпилек проник в сознание Сьюзан, напомнив ей о ловушках тщеславия, но сейчас ей было все равно. Она по одной расплела косы, прядь за прядью разбирая густые, яркие волосы. Девушка лихорадочно работала пальцами, пока волосы не рассыпались по плечам, покрыли спину.

— Сьюзан?

Ее имя прозвучало в полной тишине. Она обернулась и увидела в дверном проеме одинокую фигуру, освещенную лунным светом, лившимся сквозь окно.

Сьюзан схватилась за раскрытый ворот своей ночной рубашки и словно приросла к полу.

Дэниел вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Он избавился от простыни, кое-как одевшись. Брюки он застегнул, а вот рубаха болталась нараспашку, ноги были босые.

Сьюзан потеряла дар речи, не могла двинуться. Стояла в напряженной тишине, а Дэниел шел к ней. Поначалу в его взгляде, прикованном к лицу девушки, сквозило такое неприкрытое желание, что девушка отказалась этому поверить. Потом его глаза скользнули ниже, проникая сквозь ткань ночной рубашки, остановились на груди Сьюзан. Затем он заметил волны золотисто-каштановых волос, рассыпавшихся по плечам.

— Твои волосы! — Эти два слова прозвучали как молитва. — Какие у тебя волосы!

Словно влекомый невидимой силой, Дэниел приблизился, и вот она уже чувствует его дыхание. Сначала нерешительно, он протянул к Сьюзан руки, погладил ее по волосам, осторожно запустил пальцы в шелковистые пряди.

— Твои волосы, — тихо повторил Дэниел скорее для себя, чем для нее.

Дэниел взял лицо Сьюзан в ладони, чтобы она не могла отвести взгляда от его лица.

С каждой секундой тело Сьюзан все больше наполнялось волшебным ощущением. Он боготворил ее. Он заставлял ее чувствовать себя особенной. Он заставлял ее чувствовать себя…

Нераздвоенной.

Руки Дэниела изменили положение, ворот рубашки Сьюзан разошелся, и к ее ключице прикоснулся мужской сосок.

Оба замерли. Взгляд Сьюзан заслоняли четкие контуры грудной клетки Дэниела. В свете лампы рельефные мускулы казались еще крепче, сильнее. Гладкая кожа была покрыта слабыми отметинами старых шрамов — свидетельств суровой жизни, которую он вел с тех пор как оставил приют.

Сьюзан постигала тело Дэниела, и глаза ее расширились. Что-то пугающее таилось в теле мужчины. Оно было крепким и угловатым, тогда как ее тело — гладким, с плавными изгибами. Мужчины такие…

Сьюзан зажмурилась, стараясь не выпускать наружу теснившиеся в мозгу воспоминания, которые пробуждали ужас и страх.

«Мама? Мама, ты звала меня?»

«Сьюзан, быстро лезь назад в погреб!»

«Останься, малышка. Останься, а не то я порежу твою мамочку вот этим ножиком, поняла?»

«Сьюзан! Уходи!»

— Посмотри на меня!

Хриплый шепот Даниела вырвал Сьюзан из паутины прошлого. Она открыла глаза, синие глаза встретились с зелеными. Дэниел разжал пальцы девушки, которыми она сжимала его талию. Сьюзан со стыдом поняла, что так сдавила Дэниела, что причинила ему боль. Глухо застонав, она попыталась высвободиться, чтобы убежать из комнаты. Дэниел понял ее намерение и, несмотря на боль, обхватил Сьюзан за талию и удержал на месте. Держа ее в руках, он впитывал и ощущение, даримое ее стройным телом, и невнятные звуки, слетавшие с ее губ.

Сьюзан вырывалась и извивалась. Он не пускает ее! Он не пускает ее! Настоящее перемешалось со звуками и образами прошлого, и девушке уже казалось, что это не Дэниел держит ее, а другой, злобный мужчина.

— Сьюзан. Сьюзан, хватит!

Она почувствовала, что он трясет ее. Понемногу она различила лицо Дэниела и стала успокаиваться, дрожа от холода, пробиравшего ее до костей.

Едва двигая губами, Сьюзан произнесла:

— Пусти меня. Пожалуйста.

Глаза Дэниела потемнели и стали непроницаемыми, отразив ее боль. Он ослабил хватку, но до конца не отпустил.

Когда он понял, что она больше не собирается бежать, неловкими пальцами стал застегивать пуговицы ночной рубашки Сьюзан.

— Я не причиню тебя зла. Ты же знаешь. Но Сьюзан так не думала. Каждое его движение глубоко отзывалось в ней, заставляя сомневаться в себе и своем будущем. Знает ли он, какому испытанию подвергает ее, возбуждая в ней ожидание и страх. И хотя тело Сьюзан призывало сладостные ласки Дэниела, ее разум не давал ей избавиться от ужасов прошлого.

Пальцы Дэниела дотронулись до межключичной впадинки на шее Сьюзан, и последняя пуговица скользнула в петельку. От этого прикосновения по телу девушки разлилось тепло.

Большой палец Дэниела очертил круг, потом поднялся к подбородку Сьюзан и еще выше — к нижней губе. Дэниел наклонил голову.

— Только один раз, — прошептал он.

Девушка слабо запротестовала, но Крокер не обратил на это никакого внимания. Он провел пальцем по ее губам, потом прижался к ним ртом.

Она оттолкнула его, делая в то же время нерешительный шаг вперед. Сьюзан желала, чтобы он крепче обнял ее, изгнал боль из ее сердца. Ей хотелось, чтобы он ушел и оставил ее в покое. Разрываемая надвое противоречивыми стремлениями, Сьюзан пришла в невообразимое смятение. Она не знала, как долго сможет противостоять враждующим между собой чувствам, но чтобы Дэниел больше не прикасался к ней — это представлялось Сьюзан чем-то немыслимым.

Поцелуй закончился, и у Сьюзан подогнулись колени. Противоречия внутри нее росли, переплетались, захватывали ее. Воспоминания, темные и страшные, заполнили комнату. Навязчивые запахи отравляли воздух. Призрачные крики. Дальний гром.

— Нет!

Руки Сьюзан взметнулись неосознанным движением. К горлу подступили рыдания. Дэниел поймал ее и завел руки ей за спину.

— Я не один из тех дезертиров, Сьюзан! Я не причиню зла тебе или твоей семье.

Она не пыталась отрицать то, что он прочел по ее лицу. Он слишком хорошо это знал.

— Ты сыщик. Дэниел не ответил.

В ее голосе засквозило едва скрытое отвращение:

— Ты убивал.

Выражение его лица сделалось жестким и печальным.

— Да.

— Те дезертиры убили мою маму. И моего отца.

— Да.

— Чем ты отличаешься от них, Дэниел?

Слова обвинения повисли в полутемной комнате. У Сьюзан заныла грудь — в приступе самообвинения, ужасного раскаяния. Что она наделала? Зачем произнесла эти страшные слова? Ей хотелось взять их обратно, но теперь уже поздно. Волна стыда залила девушку, когда та поняла, что глубоко ранила Дэниела. Хотя выражение его лица не изменилось, она знала, что ранила его.

— Ничем.

Он сделал шаг назад.

— Нет, Дэниел, я…

Желая остановить его, Сьюзан схватилась за полу рубахи Дэниела, и слова замерли у нее в горле. Под своими пальцами она почувствовала голую кожу.

Взгляд Сьюзан скрестился со взглядом Дэниела. Он пристально смотрел на нее.

Хотя неожиданное прикосновение снова вызвало неловкость, девушка решила не отступать. Она заставила свою ладонь раскрыться и прижаться к выпуклости грудной мышцы Дэниела. Потекли нескончаемые минуты. Долгие мгновения, когда Сьюзан пыталась сосредоточиться не на прошлом, а на настоящем. Не на шайке безымянных бандитов, разрушивших ее жизнь, а на Дэниеле.

Она перестала задыхаться.

Ее тело стало постепенно наливаться теплом.

— Нет, — снова прошептала она. — Нет, ты не похож на тех людей. Ведь так?

Последние слова она произнесла скорее для себя.

Трепеща, Сьюзан подошла ближе, пока складки ее ночной рубашки не коснулись ног Дэниела. Она обвила его шею руками и обняла его.

— Прости. — Сьюзан прижалась к нему, вцепившись ногтями в ткань рубахи Дэниела. — Прости.

— Ш-ш-ш.

Звук был похож на вздох. На вопрос. На благословение. Он обнял ее так крепко, что они стали единым целым — одной плотью, одним разумом. Одним сердцем.

— Прости…

Сьюзан зажмурилась, чтобы защититься от сожаления, готового поглотить ее.

Она почувствовала, что Дэниел в нерешительности. Он поцеловал ее волосы.

— Расскажи мне, Сьюзан. Расскажи, что случилось в тот день.

— Нет. — Она покачала головой.

— Пожалуйста.

Сьюзан затрясло. Она никогда и никому не рассказывала всей правды. Она не могла. Не сейчас. И никогда. Еще ребенком она похоронила в глубинах своего разума демонов прошлого. И каждый год добавляла новый запор на этом погребальном склепе. Каждый раз, когда призраки грозили вырваться на свободу, она загоняла их обратно. Она не могла выпустить их. Они оставались в ее мозгу, и ждали своего часа. Чтобы напомнить ей обо всем, что она сделала.

Ее никогда не простят.

Ей никогда не отпустят грехи.

Ей никогда не стать прежней.

— Помоги мне, Дэниел. — Сьюзан не поняла, заговорила ли она вслух, но сердце ее продолжало повторять эти слова снова и снова. — Я не знаю, что делать. Я не знаю, что… — Подбородок у нее задрожал, и она глотнула воздуху, чтобы избежать удушающего стеснения в груди. — … делать.

— Ш-ш-ш. — Дэниел держал в объятиях ее дрожащее тело. — Ш-ш-ш.

Его тело предлагало убежище, которого она искала, но Сьюзан не могла спрятаться от видений своего разума.

«Мама. Мама. Мама».

— Больно, Дэниел. Больно.

— Ш-ш-ш.

— Я не хочу быть такой.

— Я знаю, Сьюзан. Я знаю.

Дэниел гладил девушку по волосам, утешая ее, успокаивая сидящую глубоко в сердце боль. Он зарылся лицом в золотисто-каштановые волосы, и так они стояли, покачиваясь взад и вперед, взад и вперед.

И внезапно она расплакалась, уткнувшись лицом в его грудь, слезы покатились по коже Дэниела. Вскоре Сьюзан дала волю рыданиям, освобождаясь от замкнутости и сдержанности. Ее чувства, чистые и уязвимые, оказались на поверхности.

Но в этом не было ничего страшного.

Дэниел понял.

Глава 12

Бэрривилл, территория Вайоминг, 15 января


Тимми Либбли чувствовал себя ужасно. Он, пошатываясь, вышел из салуна «Росинка». Его тошнило от виски, запаха пота и вонючего сигарного дыма. Последние три дня он проводил здесь время в толчее, обруганный и никем пока не замеченный.

Глубоко вдохнув предрассветного воздуха, он попытался избавиться от противного запаха, засевшего в ноздрях. Но большая часть этого запаха шла от Тимми Либбли, так что тут сделаешь?

Несмотря на усталость, он сначала потрусил, потом побежал на окраину городка, где у него была назначена встреча с Каттером в заброшенной конторе за школой. Зная, что Каттер не покинет своего укрытия, если не будет полной безопасности, Тимми намеренно выбрал извилистый путь переулками, чтобы обнаружить, если кто-нибудь за ним последует. Наконец, кинув последний взгляд через плечо, он ввалился в покосившийся домишко и захлопнул за собой дверь.

— Ну?

Он не удивился, что Каттер ждал его.

— Гранта Дули там не было.

Тимми начал освобождаться от своего маскарада. Он был уверен, что Каттер снял эту одежду с какого-нибудь мертвого пастуха и дал ей вылежаться пару месяцев.

— Что значит — его там не было? Тимми был уверен, что уже слышал этот разговор раньше. Не потрудившись расстегнуть рубаху, он снял ее через голову и принялся расстегивать брюки.

— Его там не было. Его там не было, черт побери! — Он отшвырнул штаны в сторону и, невзирая на ледяной воздух хибары, занялся своим бельем. — Я столько дней торчал в этом проклятом месте, а он так и не появился!

— Его видели там в начале недели.

— Значит, сейчас его там нет.

— Где же он, дьявольщина?

— В Эштоне, — подсказал Тимми, идя в угол, где стояло ведро со свежей питьевой водой.

Каттер удивленно поднял брови.

— В Эштоне?

Тимми с ухмылкой обернулся.

— Час назад я поболтал с одним из его братьев. Я трепался о пересадке и динамите, который повезут через город, как вы и наказывали. Тогда Нейт Дули решил представить меня кое-кому из своих родственничков. «Росинка» просто кишит ими. Они собираются встретиться с Грантом и Марвином через день-другой и податься на мексиканскую границу.

— Черт возьми.

— Похоже, мне удалось убедить их повременить с отъездом. Я сказал им, что Крокер поехал в Эштон, чтобы проследить за перевозкой Флойда. Я также сболтнул, что за неделю до этого агенты Пинкертонов повезут через город ящик динамита Я оставил Дули в растрепанных чувствах — они сколачивали обычную свою банду себе в помощь. — Он усмехнулся. — Вы были правы. Груз динамита заинтересовал лишь одного- двух. Зато возможность урыть агента Пинкертонов вызвала у них стремление во что бы то ни стало отправиться в Эштон. Полагаю, к концу недели весь клан засядет в горах вокруг города.

Каттер издал возглас удовольствия:

— Мы их схватим! Черт меня подери, эта мерзкая семейка готова заглотить наживку!

Тимми подождал, пока Каттер снова будет весь внимание.

— Но что я хочу знать, так это как Грант и Марвин узнали, что Крокер в Эштоне. Я думал, что вы хотите, чтобы я сообщил им об этом.

— Малыш Флойд уже много лет имеет зуб на Крокера. Нечто вроде личной кровной мести. Думаю, они припомнили рассказы Флойда и стали искать Дэниела там, когда не смогли обнаружить его в Шайенне. — Он радостно хлопнул в ладоши. — Да какая разница, мальчик мой? Раз уж утечка сведений сработала. — Каттер хотел было потрепать Тимми за подбородок, но отдернул руку. — Ух ты! У тебя щетина, как у поросенка.

Тимми сердито уставился на него.

Каттер лишь хмыкнул. Не обращая внимания на запах, он схватил ведро и опрокинул его над головой молодого человека.

Тимми задохнулся от неожиданности и злости, но Каттер рассмеялся:

— Умойся, мой мальчик Нам надо на поезд и… поймать Дули.

Глава 13

В последующие морозные дни у Сьюзан было мало времени, чтобы вспоминать о той ночи, когда Дэниел пришел в ее комнату. И если за дневными заботами ей удавалось отогнать это воспоминание, то в темноте своей комнаты, засыпая, она часто ловила себя на том, что вспоминает жар кожи Дэниела, запах мыла и пены для бритья, и ее охватывало неясное томление, словно после долгой зимы наступала весна.

И с каждым днем росло чувство вины, поедая Сьюзан, пока ей уже совсем стало невмоготу. Молодая незамужняя женщина не должна принимать в своей комнате мужчину, особенно если он полураздет и болен, а она вот-вот навсегда должна связать свою жизнь с церковью.

Навсегда.

Почему будущее кажется ей не таким ясным, как раньше? Почему ей не удается подавить тревожащие желания? Сьюзан надеялась, что некоторое время, проведенное вне школы, подскажет ей решение. Но она находится в еще большем смятении, чем когда-либо.

— Ты очень хорошо выглядишь, Сьюзан.

«Дэниел».

Внезапно заколотившееся сердце напомнило ей, что с той ночи они не оставались наедине. Сьюзан одарила Дэниела застенчивой улыбкой. Она хотела отвергнуть комплимент, потому что читала, что напоминает ворону в своей черной одежде, но с языка сорвалось:

— Спасибо. Я собираюсь в город и закажу там твое лекарство.

В ответ на ее слова он скорчил гримасу. Сьюзан до сих пор сердилась на него за то, что с неделю назад он, никому не сказав, перестал принимать морфий. Она знала, что Дэниел не хотел волновать Эстер или заставить ее подумать, будто он не доверяет ее мазям и порошкам. Сьюзан застала его, когда он выливал свое лекарство в ночной горшок, и отругала за невыполнение предписаний врача. Дэниел пожаловался, что от этого снадобья ему становится хуже. Сьюзан заявила, что это невозможно, и унесла бутылочку с остатками порошка, чтобы собственноручно восполнить лекарство. Тогда уж она, если понадобится, вольет его в Дэниела насильно.

Но девушка не могла не отметить, что Дэниел и без прописанного лекарства поправляется весьма быстро. За исключением того, что он придерживал бок, когда вставал, или морщился от слишком резкого движения, Дэниел практически выздоровел. Если верить Эсси, рана зарастала прекрасно. След, конечно, останется, но одним шрамом больше — одним меньше в добавление к уже имеющимся.

— Пожалуй, я лучше пойду, — сказала наконец Сьюзан, когда Дэниел так и не заговорил.

— Постой. Я хочу дать тебе вот это, — тихо проговорил он, а когда вслед за этим улыбнулся, Сьюзан уловила образ того мальчика, каким когда-то был Дэниел. Тем мальчиком, который приносил ей подарки, когда получал деньги за работу на конюшне. Сьюзан и не помнила, сколько раз, соскучившись, выбегала на дорогу встретить его и получала мятные леденцы.

— Что? — выдохнула она.

Он поднял руку, разжал пальцы.

При виде изящного золотого медальона, лежащего на ладони Дэниела, у Сьюзан перехватило дыхание.

— Дэниел, какая прелесть! Но я не могу взять его.

— Пожалуйста. — Это не было требование, лишь просьба, но отметающая любые возражения. — Я хочу, чтобы ты его взяла. Он принадлежал моей сестре.

Лицо Дэниела было скрыто тенью, но Сьюзан и так поняла, что он очень дорожит медальоном.

— Я не знала, что у тебя была сестра.

— Думала, что я вылупился из яйца?

— Ну, нет, я…

Он вложил медальон и цепочку в руку Сьюзан и сделал это так нерешительно и нежно, что девушка поняла — Дэниел очень любил свою сестру.

— Энни умерла до того, как я дошел до приюта. — Сьюзан впервые услышала хоть что-то о его жизни до «Бентон-хауса». — На самом деле это медальон моей матери, но когда родилась Энни, мама повесила его ей на шею — на счастье. — Он сжал пальцы Сьюзан вокруг золотой вещицы. Непонятная нотка разлуки прозвучала в его голосе, когда он добавил: — Я подумал, что он должен быть у тебя.

Сьюзан смотрела на их руки. Ладонь Дэниела была такой большой, темной, грубой.

— Я напоминаю тебе Энни?

Девушка подняла голову и успела заметить быструю улыбку, коснувшуюся губ Дэниела.

— Не совсем. — Он помолчал, думая о прошлом. — Но она была милая. Как ты. Возьми его, — снова попросил он и направился к лестнице.

— Дэниел?

Он остановился, повернулся и вопросительно поднял бровь.

— Помоги мне надеть его, — тихо попросила Сьюзан.

Дэниел неохотно вернулся. Сьюзан подала ему медальон и повернулась спиной, прекрасно сознавая близость Дэниела.

Украшение легло на лиф платья — золотое сияние на чернильно-черной ткани. Не успела Сьюзан до конца прочувствовать легкие, как пух, прикосновения пальцев Дэниела, как он уже убрал руки. Но все же по спине у нее побежали мурашки.

— Ну и как? — спросила Сьюзан, поворачиваясь к нему и вздергивая подбородок.

— Как будто так и было, — в тон ей ответил Дэниел.

— Здесь и останется. — Она протерла изящный медальон. — Я всегда буду его носить, что бы ни случилось.

Дэниел почувствовал удовольствие и некоторое смущение при этом заявлении и снова направился к лестнице.

— Что ж, увидимся, когда ты вернешься.

И только когда он исчез из виду, Сьюзан вспомнила: если она пострижется в монахини, ей придется отказаться от всех земных благ, даже от маленького золотого медальона, который когда-то принадлежал маленькой девочке по имени Энни.

Сьюзан хлестнула мерина поводьями и повернула сани на дорожку между соснами, которая должна была привести ее в город в два раза быстрее по сравнению с обычной дорогой.

Эстер попросила Сьюзан съездить в Эштон и привести все необходимое для готовящегося праздника. Поскольку зайти ей придется в несколько мест, девушка взяла и остатки лекарства Дэниела, чтобы попросить у аптекаря еще такого же снадобья.

Сани съехали с выветренного горного склона в долину. Сьюзан не проехала еще и половины пути, когда обнаружила, что она не одна. Справа на гребне горы стояли четыре всадника, почти не заметные на фоне деревьев. Лишь мельком глянув на них, Сьюзан пустила лошадь быстрее.

— Эй, вы там!

Один из мужчин отделился от группы и галопом направился к Сьюзан.

Девушка крепче сжала обмотанные вокруг пальцев поводья. Мерин, чувствуя неладное, дернулся, мотая головой. Сани накренились, выровнялись и снова рванулись вперед.

Сьюзан почувствовала знакомое чувство тошноты. Она постаралась взять себя в руки, говоря себе, что едущий к ней мужчина всего лишь кто-то из хорошо знакомых ей соседей. Всадник приблизился, она поняла, что ошибалась. Человек этот был ей незнаком.

Всадник наклонился, ухватил постромки и тянул до тех пор, пока сани не остановились. Сьюзан невольно сжалась на сиденье. Она быстро глянула на неопрятного вида длинноволосого наездника, потом на трех других, снова — на первого. За последние несколько лет она обрела некоторую уверенность в себе, но сейчас ей было явно не по себе при встрече со столь сурового вида людьми и так далеко от любой помощи.

Мужчина выпрямился, но не отпустил постромки лошади Сьюзан. Он внимательно оглядел ее, потом сообщил:

— Я подумал, может, вы поможете мне.

Сьюзан подавила нараставший страх и пристально посмотрела на руки мужчины, удерживавшие ее лошадь. Незнакомец проигнорировал молчаливый приказ и улыбнулся, показав потемневшие зубы, некоторые из которых были сломаны. Бледная кожа худого лица была изрыта оспинами.

— Вы здешняя, мэм?

Несмотря на улыбку, выражение его лица оставалось холодным и непроницаемым.

Сьюзан заставила себя посмотреть на него. Она чувствовала, что он осторожничает, но что-то еще стояло за всем этим, что-то витало в холодном воздухе. Девушка осторожно нащупала толстый конец хлыста, незаметного в складках ее платья.

Когда она не ответила, мужчина продолжил:

— Мои друзья и я ехали по дороге, но теперь, кажется, заблудились.

Пульс на шее Сьюзан бился так, что она начала задыхаться, но ей удалось сохранить внешнее спокойствие. Главное, быть начеку…

— Я надеялся, что вы сможете показать нам дорогу на Эштон, — добавил мужчина.

Сьюзан кивнула головой в сторону крутого обледеневшего склона, где ждали товарищи этого человека.

— Поезжайте вдоль деревьев на запад. — Она говорила тихо, с трудом. — И сразу за ручьем увидите дорогу.

Двигаясь так, словно у него болят все суставы, мужчина выпрямился в седле. Так же медленно он отпустил лошадь Сьюзан и коснулся полей шляпы.

— Весьма обязан.

Натянув поводья своего коня, он в нерешительности остановился.

— Я слышал, что в городе находятся люди из агентства Пинкертонов. Не знаете, где можно их найти? — Его глаза потеряли всякое выражение. — Мне нужно кое за кем проследить.

Сьюзан крепче сжала хлыст.

— Вы, должно быть, ошиблись, — твердо сказала она. Сама не зная почему, Сьюзан не решилась рассказать им о местонахождении Дэниела. — В городе нет никого из этого агентства. Вы могли бы попытаться…

— Большое спасибо за помощь, мэм.

Мужчина развернул лошадь в снегу и поскакал к ожидавшим его спутникам. Вскоре их темные тени растворились среди деревьев.

Сьюзан передернулась и выпустила хлыст, который сжимала мертвой хваткой. Не чувствуя резких порывов ветра, она постояла на месте несколько минут, давая всадникам отъехать как можно дальше.

Сверху, незаметный за соснами, Грант Дули наблюдал за скользившими по снегу санями.

Его брат Марвин внимательно смотрел на него, сохраняя вид загадочный и холодный. Темные тени не добавляли плоскому профилю Марвина выразительности. С самого рождения его череп имел странную форму, будто кто-то вдавил переносицу внутрь.

— Думаешь, это та девица, про которую говорил Флойд? Которую Крокер постарался спрятать в монастыре в Колорадо?

— А ты видел в городе других монахинь? Это точно она.

— Ну и что будем делать?

— Когда пинкретоны повезут Флойда?

— В следующее воскресенье.

— У нас еще больше недели.

Грант изобразил мрачную улыбку, от чего покрытые оспинами щеки сморщились. Он хотел убить Крокера, но не смог прикончить его ударом ножа. На этот раз он своего добьется и удостоверится, что этот агент умрет первым. В течение трех лет Крокер, как гончая, преследовал братьев Дули. Он не успокоится, пока последний из них не умрет или не попадет в тюрьму. И Грант не намеревался помогать ему в достижении этой цели.

— Дай мне убить его, Грант.

Глаза Марвина сверкнули злобой. Его личная война с этим человеком лишь обострились с тех пор, как он и Грант побывали в тюрьме.

— Что за спешка? — Грант проводил взглядом теперь уже окончательно скрывшиеся из виду сани. — У нас хватит времени для небольшой забавы. Мы устроим ему настоящий ад.

— Это как?

— Мы порезвимся с этой малышкой. Крокер крепкий ублюдок, но, думаю, Флойд прав. Он сказал, что как-то забрался в номер к этому парню и видел у него в седельном вьюке фотографию какой-то монашки. Если это она, мы сломаем Крокера в два счета.

На лице Марвина изобразилось глубочайшее отвращение. Он уже много лет ненавидел Крокера. С того дня, как тот убил одного из его двоюродных братьев во время перестрелки в Шайенне. Гранту, может, и хочется поиграть с Крекером, как кошке с мышкой, но он, Марвин, желает без всяких фокусов перерезать горло этому пинкертону и не видит причин откладывать дело в долгий ящик. И если предоставится случай, он им воспользуется. Даже если придется действовать у Гранта за спиной.

Добравшись до Эштона, Сьюзан не обнаружила там и следа незнакомцев. На улицах было много народу, ехали фургоны и экипажи. Ночью выпал снег, придав воздуху хрустящую свежесть и сверкающую белизну широким бульварам, по сторонам которых располагались магазины.

Сьюзан оставила сани в конюшне и, достав из сумочки список Эсси, начала свой обход. Но сперва направилась в аптеку.

Маленький бронзовый колокольчик известил о ее приходе. Сьюзан много лет не была в заведении мистера Джибби, но запах укрепляющего средства для волос и спирта тут же вызвал в ней воспоминания детства. Она обошла помещение, любуясь жидкостями цвета драгоценных камней, которые были выставлены в качестве образцов. Кто бы мог подумать, что укрепляющие средства, масла для волос и духи являют собой такое прекрасное зрелище? В большое окно заглянуло солнце, и жидкости заиграли, как стеклышки калейдоскопа или витраж.

— Доброе утро, мистер Джибби.

Пухлый джентльмен, раскладывавший что-то за прилавком, повернулся. Удивленно уставился на Сьюзан, потом просиял, и его круглые щеки приобрели цвет спелой хурмы.

— Сьюзан? Сьюзан! — Его огромный живот заколыхался от смеха. — Ты хочешь сказать, что проделала путь из Колорадо, чтобы принять участие во встрече воспитанников?

От удовольствия он всплеснул руками и, выбравшись из-за прилавка, поспешил обнять Сьюзан. Потом, отодвинувшись, оглядел ее с головы до ног.

— Посмотрите-ка, какая красавица. Сьюзан в этом сомневалась, потому что по-прежнему была одета в свою черную одежду. Но мистер Джибби всегда был льстецом.

— Мне нужно лекарство для Дэниела Крокера. Вы помните Дэниела?

— О, да.

— Морфий ему прописал доктор в Шайенне. Вы можете сделать такое же лекарство?

— А рецепт у тебя есть?

— Нет. Дэниел сказал, что потерял его. А нужно?

— Посмотрим, что можно сделать. Уверен, я определю нужные пропорции. — От возбуждения мистер Джибби переменился в лице. Наклонившись поближе, он спросил: — Он все еще работает на агентство Пинкертонов?

— По-моему, у него сейчас… отпуск. Во время последнего дела его ранили.

— Да что ты! Ранили?

— Кто-то всадил ему нож в бок.

— О-о-о. — От ужаса у мистера Джибби перехватило дыхание. Придя в себя, он взял флакон и внимательно изучил его из-под кустистых бровей. — Этикетка оторвалась, но, думаю, осталось достаточно, чтобы сделать то, что тебе нужно. Бьюсь об заклад, это болеутоляющее, сделанное на основе морфия. Приходи через час, оно будет готово.

— Спасибо, мистер Джибби.

Оставшееся время Сьюзан потратила, делая покупки по списку Эстер. Девять из десяти владельцев магазинов узнавали ее сразу же, чему Сьюзан очень удивилась. И все они отмечали, какой она стала счастливой и живой. Когда Сьюзан была ребенком, ее всегда называли «серьезной» сиротой из «Бентон-хауса». Возможно, теперь она кажется им не такой уж серьезной.

Последней в ее списке значилась модистка, у которой Сьюзан получила сделанную на заказ шляпку для Эсси. Выйдя из магазина, девушка почувствовала, что кто-то тянет ее за юбку.

— Мисс Херст? Вы мисс Херст?

Мальчик не старше пяти-шести лет, приятное черное личико, курчавые волосы. Глаза-пуговки горят от возбуждения.

— Да?

— Я подумал, что это вы. Он сказал мне, как вас найти. — Он держал флакон, который Сьюзан отдала мистеру Джибби. — Это вам. Тот человек дал мне пенни, чтобы я отнес его вам. Я так и сделал.

Сьюзан взяла бутылочку и порылась в кармане.

— Вот тебе пенни за хорошо выполненную работу.

Глаза мальчишки стали размером с блюдца.

— Спасибо!

— Не трать все сразу.

— Нет, мэм!

Мальчик побежал по тротуару по направлению к магазину. У Сьюзан родилось сильное подозрение, что очень скоро его карманы наполнятся конфетами, даже если он и зайдет в два магазина, чтобы сдержать обещание.

Девушка опустила бутылку в сумочку, потом озадаченно нахмурилась. Она же не заплатила мистеру Джибби за лекарство. Почему же он послал его, не дав ей заплатить?

Сьюзан не захотела пользоваться добротой мистера Джибби и поспешила в аптеку. Но когда она повернула ручку, то обнаружила, что дверь крепко заперта.

— Мистер Джибби?

Загородившись ладонями, девушка заглянула внутрь через окно. Магазин казался пустым, хотя время ленча еще не наступило.

— Мистер Джибби! — еще раз позвала она. Никто не ответил, хотя табличка на двери гласила, что мистер Джибби принимает посетителей.

Пожав плечами, Сьюзан отошла в сторону. Его, по всей видимости, вызвали к больному или по какому-то неотложному делу. Поколебавшись, она еще раз подергала ручку и, вздохнув, отправилась в конюшню.

Она приедет на неделе и расплатится. А пока надо поспешить домой. Дэниелу нужно принять лекарство.

Глава 14

Каждый раз, когда она дергала за ручку двери, колокольчик вздрагивал, издавая серебристый звон. А он ждал внутри аптеки, зная, что она скоро уйдет. Его подмывало выглянуть, чтобы увидеть ее растерянность, но он понимал, что она не должна его видеть. Не раньше, чем осуществится его план.

«Крокер умрет».

Он услышал дробный стук ее каблуков по изношенным доскам тротуара. Позади него всхлипнул бедный старый аптекарь.

— Ш-ш-ш.

Он повернулся, и губы его раздвинулись в довольной улыбке, когда он оглядел мистера Джибби, распластанного на полу, как рождественский гусь.

— Тебе следовало вести себя потише, — прошептал мужчина, сгребая аптекаря за воротник и подтаскивая его поближе. — Никогда не стоит шуметь. Тебе нужно было просто наполнить бутылку, не задавая никаких вопросов.

Мистер Джибби снова всхлипнул. Он выкатывал глаза, как испуганная лошадь. Но склонившийся над ним мужчина не ведал жалости. Мистер Джибби столкнулся не с тем человеком.

— Ты понял, что на самом деле было во флаконе, не так ли?

Мистер Джибби отрицательно затряс головой, производя нечленораздельные звуки: в рот ему затолкали носовой платок, закрепив его упаковочной бечевкой.

— Ну же, мистер Джибби. К чему лгать? Он взял банку, из которой мистер Джибби наполнял флакон для Дэниела Крокера. Ярлык на ней соответствовал обрывкам ярлыка на бутылке Крокера, только порошок внутри был желтый, а не белый.

Мужчина опустил бутылочку в карман.

— На всякий случай, — прошептал он.

Потом забрал коробку, содержимое которой использовал, чтобы заполнить флакон, который уносила в своей сумочке Сьюзан Херст.

— На этот раз Крокер умрет. — Он улыбнулся. — Мой изначальный план вполне хорош, разве не так? Несколько недель назад Дэниел Крокер был ранен. Он вызвал врача, который прописал болеутоляющий порошок. Но до того как Крокер получил его, я подменил содержимое. Вместо морфия я насыпал хорошую дозу крысиного яда, смешанного с обычным сахаром. Достаточное количество мышьяка, чтобы он умер от кровотечения.

Мистер Джибби в ужасе отпрянул. Незнакомец с презрением посмотрел на него, потом оттолкнул и выпрямился.

— Но я допустил одну роковую ошибку. Я полностью положился на мышьяк. На этот раз я не буду столь беззаботным. — Он довольно погладил себя по подбородку. — На этот раз я собрал целую армию, которая верит в мое дело. Пройдет чуть больше недели, и они нападут на Дэниела Крокера и других агентов. Сегодня я насыпал Крокеру меньше мышьяка, чтобы не возбуждать его подозрений… его не хватит, чтобы убить, но вполне достаточно, чтобы лишить сил. Когда мы встретимся в следующий раз, я сам убью этого человека.

Мистер Джибби закрыл глаза, сквозь ресницы просочились слезы беспомощности. Фигура над ним презрительно фыркнула и пнула его в ребра.

— Тебе не следовало совать в это свой нос, — снова сказал мужчина.

Повинуясь внезапному приступу ярости, он схватил стоявшую у двери щетку и начал крушить склянки со снадобьями. Резкий запах спирта, лекарств и духов наполнил воздух.

— Тебе будет хорошо у твоего Создателя, Джибби. А Дэниел Крокер… что ж, он отправится в преисподнюю.

Незнакомец чиркнул спичкой и поджег уголок картонной коробки, которую все еще держал в руке. Глянув на цветное изображение дохлой крысы на коробке, мужчина засмеялся.

— Представь. Скоро яд распространится по всему организму… оказывая в этот раз не такое сильное действие, потому что я уменьшил дозу наполовину. Через несколько дней у Крокера заболит живот. А к следующему воскресенью он уже не сможет держаться на ногах. Тогда я пущу ему пулю прямо в лоб. Какой план. Какой блестящий план!

Мужчина бросил горящую коробку на пол и вернулся в торговое помещение. Там он остановился, чтобы поправить одежду и пригладить волосы. Потом он перевернул висящую на двери табличку на двери, вышел и запер за собой дверь.

На улице мужчина оглянулся на аптеку. Внутри здания уже начал мерцать неверный свет. Табличка на двери покачивалась. Он усмехнулся, прочитав надпись: «Мистер Джибби сожалеет, но заведение закрыто».

Глава 15

Дэниел проснулся от приглушенного хихиканья детей, чувствуя себя не совсем хорошо. Предыдущий день он провел, помогая Доновану Риду навести порядок в хлеву, чтобы там на сеновале могли спать приехавшие на праздник. Но эта работа забрала почти все силы. Судя по пробивавшемуся сквозь шторы солнцу, Эстер дала Дэниелу выспаться до полудня.

Снова послышалось хихиканье, на этот более громкое. Что-то в этих звуках вызвало у Дэниела ностальгическую улыбку. С удовольствием ощутив прикосновение свежих простыней и уловив слабый запах горячего хлеба и кофе, он зевнул и, перевернувшись на спину, потянулся.

Снова раздался смех.

Дэниел замер. Ему показалось, что за ним наблюдают. Он исподволь огляделся, но в комнате никого не оказалось, да и свободного места там оставалось немного после того, как туда поставили кровать, комод и ночной столик.

Решив, что ему чудится, Дэниел поглубже зарылся под одеяла. Еще десять минут. Он так давно не мог позволить себе такой роскоши — понежиться в постели. Он дал себе еще немного времени.

И снова кто-то приглушенно рассмеялся. И снова Дэниелу показалось, что за ним наблюдают.

Крокер так давно привык полагаться на свое чутье, что не мог отмахнуться от ощущения, явившегося вторично. Из-под прикрытых век он еще раз оглядел комнату, на этот раз более внимательно. Он заметил железную спинку кровати, обои в розовый и зеленый цветочек, накрахмаленную занавеску, старый дубовый комод, простенькое зеркало в серебряной раме… Зеркало.

Опять донесся резкий смешок. Притворяясь спящим, Дэниел присмотрелся и увидел, что зеркало висит криво. Под ним на стене оказалась довольно большая дырка.

Он понял, что кто-то подглядывает за ним. В этот момент зеркало вернулось на место под аккомпанемент пронзительного визга и крика. Удивленно хмыкнув, Дэниел выбрался из кровати, обернул вокруг бедер стеганое одеяло и поспешил в коридор, намереваясь схватить шпиона — или шпионов, — которые спрятались в располагавшейся по соседству спальне мальчиков. Не успел он сделать и нескольких шагов, как дверь напротив отворилась и оттуда вышла Сьюзан.

Оба замерли от неожиданности. Дэниел бросился было успокоить ее, но чуть не потерял свое одеяние, норовившее соскользнуть пониже. Он подхватил его, невольно привлекая внимание девушки к своей голой груди и животу.

Она смотрела на него, широко раскрыв глаза, и Дэниел почувствовал, что его бросает в жар.

— Извини. Я не знал… То есть я хочу сказать…

— Я вижу. — Сьюзан порылась в сумочке и вынула флакон. — Я пополнила запас лекарства.

Дэниел скривился.

— Я же сказал, что мне это не нужно.

— Все равно возьми.

Он взял бутылочку и вернулся в свою комнату.

Сьюзан ошарашенно смотрела на закрытую дверь, отчасти от неожиданной встречи с Дэниелом, но больше всего из-за его непонятного румянца.

Дверь спальни мальчиков приоткрылась, и Сьюзан удивленно приподняла бровь, потому что оттуда выглянула одна из младших девочек. Едва девочка заметила Сьюзан, как сразу же нырнула внутрь и закрыла дверь.

Догадавшись, что младшие дети затевают какую-то шалость, Сьюзан решила упредить их.

— Что тут происходит? — спросила она, входя в комнату. На нее глядели шесть пар слишком уж невинных глаз, принадлежавших воспитанникам обоего пола и разных возрастов. Дети, как ни в чем ни бывало, сидели рядком на дальней кровати.

— Ничего, — ответил один из них с простодушной улыбкой.

Зная, что правды ей не узнать, Сьюзан тем не менее продолжила:

— Мисс Эсси хочет, чтобы вы надели ботинки, пальто и шапки и снова пошли в школьное здание. Как только прозвенит звонок к окончанию занятий, она ждет вас здесь: ей понадобится ваша помощь.

Вздыхая и жалуясь, дети нехотя стали выходить в коридор. Сложив руки на груди, Сьюзан следила за ними. Случайно она услышала, как один мальчик шепнул другому:

— Ну, плати. Пенни за подглядку.

«Пенни за подглядку?»

Повернувшись, она оглядела комнату, недоумевая, какую зверюшку засадили в коробку и, как в цирке, показывают пришлым любопытным. Но, насколько она могла понять, в комнате не было ничего, заслуживающего платы размером в пенни. Сьюзан уже собралась выйти, когда заметила, что покрывало на одной из кроватей сбито, а картина над ней висит криво. Девушка машинально привела в порядок покрывало и уже собиралась поправить картину, как вдруг заметила в стене дырку. В комнате для гостей на стене что-то висело и загораживало ее. Когда Сьюзан тронула картину, препятствие с той стороны стены тоже изменило свое положение.

Ничего себе. Эти пострелята подглядывают за всеми, кто поселяется в гостевой комнате… одному Богу известно сколько времени.

Сьюзан неодобрительно пожала плечами. Но искушение заглянуть туда самой оказалось слишком велико. Она знала, что делать этого не следует. Она знала, что это нехорошо. Но не могла устоять.

Зная, что спальня пуста, Сьюзан все равно обернулась и убедилась, что осталась одна, потом прижалась глазом к дырке.

Дева Мария и святые угодники! Он стоит совсем голый! Широкие плечи, узкая талия, крепкие ягодицы, мускулистые ноги.

Сьюзан покраснела и отшатнулась. Но облик Дэниела — высокого, мускулистого, статного — отпечатался в ее мозгу. Ей захотелось еще разок взглянуть на него.

Она снова прижалась глазом к дырке. Но на сей раз увидела не Дэниела, а серо-голубой глаз, уставившийся прямо на нее. Вскрикнув от неожиданности, Сьюзан вернула картину на место, подобрала юбки и выскочила из комнаты.

Тихий довольный смешок сопроводил ее до кухни.

Одевшись, Дэниел взял свое лекарство и вытряхнул немного порошка в чашку с водой. Сделал маленький глоток, сморщился, посмотрел на горькое питье. Он не чувствовал себя настолько больным, чтобы принимать всякую гадость, тем более, что он никогда не жаловал наркотики, которые притупляют разум и лишает его сил. Решив, что лучше перетерпеть боль, чем принимать морфий, Дэниел засунул флакончик в седельный вьюк. Пусть будет там на всякий случай.

День шел своим чередом, Дэниел получил новый список поручений, связанных с подготовкой к встрече воспитанников. Сначала он помог Доновану вытащить с чердака хранящиеся там железные кровати, потом вынес из гостиной кое-какую мебель, чтобы освободить место для танцев. Позже мужчины переправили эту мебель в хлев и подняли на сеновал.

Дэниел работал, принюхиваясь к божественным запахам, доносившимся из кухни. Эсси пекла с самого рассвета, а Сьюзан руководила работами по дому и помогала детям украшать двери и окна еловыми ветками, красными лентами, засушенными розами и лимониумом. Девушка приложила все усилия, чтобы избегать встреч с Дэниелом. Он усмехнулся, поняв, почему она это делает. Застигнутая за подсматриванием, она, наверное, чувствует себя неловко. Вскоре после двух часов пополудни прискакал посыльный, разыскивая Эстер Рид.

— В заведении мистера Джибби случился пожар, и он очень сильно обгорел, — сообщил Эстер молодой человек. — Доктора Паттерсона вызвали к Фуллертонам, и он до вечера не вернется. Нам нужна ваша помощь.

Зная, что во время войны Эстер выходила бесчисленное множество раненых, за ней часто присылали из города. Она быстро собрала все необходимое и села на коня, оседланного для нее Дэниелом.

— Позаботьтесь об ужине сами. Я вернусь, как только смогу. А ты, Сьюзан, проследи, чтобы Донован и дети сделали все, что мы наметили на сегодня.

Сьюзан кивнула, поймала взгляд Даниела и покраснела. Подобрав юбки, она поспешно вернулась в дом.

В пять мужчинам и мальчикам на скорую руку собрали поесть: холодное мясо и толстые ломти кукурузного хлеба. После этого Сьюзан раздала всем по кусочку сладкого печива, приговаривая:

— Попробуйте и скажите, достаточно ли патоки… Попробуйте еще вот это, нужно ли добавить специй.

После обеда Дэниел заметил, что несколько старших мальчиков таинственным образом куда-то пропали. Вопросительно глянув на Донована, он услышал, как тот пробормотал:

— Возьми коврик и иди на сеновал.

Заинтригованный их явно секретной деятельностью, Дэниел взял скатанную в рулон дорожку и отправился на сеновал. Там стояла мебель, но не было ни мальчиков, ни Донована.

— Эй! Там!

Дэниел увидел выглянувшего из-за шкафа мальчика. Он положил ковер на пол и пошел к нему. Дойдя до другого конца сеновала, Крокер ухмыльнулся.

Донован и три мальчика-подростка разлеглись на матрасах. Между ними на полотенце лежали две буханки хлеба, изюм, горка грецких орехов и несколько кусков конфетной массы.

— Самое время немного отдохнуть от всей этой женской чепухи, — заявил Донован, хитро улыбаясь. — Присаживайся, Дэниел, и сдавай карты.

Но не успели они сыграть и шести партий, как услышали, что внизу кто-то ходит. Донован приложил к губам палец, призывая всех молчать.

— Я знаю, что вы наверху, — раздался голос Сьюзан.

Один из мальчиков состроил рожицу и бросил карты.

— Мисс Эсси оставила распоряжения на время своего отсутствия.

Мужчины переглянулись.

— Вы там все пятеро.

— Проклятье, — ругнулся Донован.

— Через пару часов совсем стемнеет, а нам нужно еще еловых лап и дров. А еще надо начать чистить конюшню, потому что там мы устроим игры.

— Пойду за лапником, — вызвался один из мальчиков и сгреб свой приличный выигрыш. Его приятель засобирался вместе с ним.

— Минутку! — Донован бросил свои карты и взял шляпу. Повернувшись к Дэниелу, он сказал: — Думаю, конюшней займешься ты.

— Я?

Донован ухмыльнулся:

— Ты единственный из нас все время проигрывал.

Собрав выигранное, он оставил в утешение Дэниелу немного изюма и несколько кусочков конфетной массы.

— Дэниел?

Мягкий голос Сьюзан отозвался в нем приглашением… и явно не к чистке конюшни.

— Дэниел, я могу найти кого-нибудь тебе в помощь… я знаю, что твоя рана еще болит. Я позову кого-нибудь из мальчиков…

— Я сейчас спущусь.

Сунув в карман скудные остатки лакомств, Дэниел спустился вниз. Но только он оказался лицом к лицу со Сьюзан, она покраснела как помидор, и стала потихоньку отступать к двери.

— Ты все-таки находишься… на излечении, может, лучше, если я…

— Я не настолько плох.

— Лучше прими сначала лекарство.

— Потом.

— Дэниел…

— Потом.

Он надвигался на Сьюзан, она пятилась, пока не уперлась спиной в одну из перегородок. Тогда она попыталась прошмыгнуть мимо Дэниела, но он поймал ее за локоть. В памяти у них обоих сразу вспыхнули воспоминания.

— Ты избегаешь меня.

Дэниел заметил, что девушка старается не встречаться с ним взглядом.

— Нет, я…

— Да. И не только сегодня. Уже довольно долго ты со мной почти не разговариваешь. — Он взял ее за другую руку и повернул к себе лицом. — Почему?

Сьюзан отняла свои руки и нервно поправила шарф на голове.

— Я была занята.

— Не настолько.

Она сделала шаг назад.

— Мне нужно… переодеться. Взять рабочий фартук.

— Прекрасно. Если ты хочешь прятаться от того, что случилось…

— Я не прячусь!

Дэниел почувствовал прилив раздражения.

— А как это называется? Черт возьми, Сьюзан, мне не легче, чем тебе, после того, что было между нами. Но ведь это было.

— Нет.

— Да! — Он схватил ее лицо в ладони без всякой нежности. — Ты чувствуешь это, я это знаю.

Сьюзан удалось покачать головой.

— Проклятье, Сьюзан, страсть — не грех!

— Для женщины, которая собирается принять постриг, грех.

— Но ты еще не приняла.

— Я приму.

Настойчивость девушки разъярила Дэниела.

— Какого черта ты цепляешься за это решение? Ты ничего не хочешь слышать. Ты даже не даешь себе обдумать обратную сторону пострига.

Он понял, что задел Сьюзан за живое, потому что она вырвалась. Щеки у нее пылали. Знакомая тень ужаса проступила на лице.

— Мне приходится принять постриг, Дэниел, приходится.

— Почему? Какие грехи ты пытаешься искупить? Что ты такого сделала, что отдаешь за это всю свою жизнь?

Она снова попыталась бежать, но Дэниел остановил ее, схватив за талию, привлек ближе, так что их губы оказались на одном уровне.

Сьюзан затихла, потом чуть двинулась, устраиваясь поудобнее.

Дэниел почувствовал, как разгорается в нем желание. Она и не подозревает, как действует на него ее невинность и ранимость, хотя здравый смысл подсказывает, что он должен вести себя с ней осторожно и бережно. Но когда пальцы девушки коснулись его плеч, ее груди прижались к нему, он уже не мог ни о чем думать. Только чувствовать.

Приподняв Сьюзан, Дэниел крепко прижал ее своим телом к перегородке. Его губы раскрылись, и язык проник в сладкий рот девушки.

Когда же она отказалась разжать зубы, он отстранился и едва слышно попросил:

— Пожалуйста, Сьюзан. Дай мне узнать твой вкус.

Она застонала, но подчинилась, и Дэниел захватил ее губы долгим поцелуем.

Сьюзан обвила его шею руками и обняла изо всех сил. Дэниел гладил ее по спине, по затылку, отмечая каждый изгиб ее тела, вдыхал аромат ее кожи. И вдруг, когда он уже решил, что сломал все преграды, которые Сьюзан воздвигла вокруг своего сердца и чувств, она застыла. Так неожиданно, что он понял, что в какой-то момент зашел слишком далеко.

В мгновение ока она превратилась в перепуганную дикую кошку, начала вырываться, чудом не угодив коленом по самому чувствительному месту Дэниела.

— К черту, Сьюзан, прекрати! Ее остановившиеся зеленые глаза казались совсем черными. Но теперь, помимо страха и ужаса, в них читалась вина.

Проклятье. Всю жизнь Сьюзан пряталась, уходила в себя, и он был ее единственным другом. Он надеялся, что она покончила с этой привычкой. На самом деле она еще глубже забилась в свой кокон.

Дэниел пригладил свои волосы. Он устал удерживать все время ускользающую женщину… не только от него, но и от правды. Вот и сейчас она дрожала и глядела на него, как на какое-то чудовище. А он лишь поцеловал ее!

Она не должна быть такой. Она родилась страстной натурой. Она заслуживает всех радостей жизни. Она не будет счастлива в монастыре, запертая там от жизни и любви.

— Если ты примешь постриг, ты солжешь Богу и себе, — предостерег он. — Ты хочешь большего. Хотя ты не сознаешься, ты хочешь большего!

Сьюзан гневно смотрела на него и молчала. Дэниел понял, что ей нечего ответить, как только признать его правоту.

Он повернулся и пошел прочь.

Глава 16

Как он посмел! Как он посмел!

Сьюзан направилась к дверям конюшни с намерением найти Дэниела и высказать ему все, что она о нем думает. Но сделав несколько шагов, остановилась.

Что она скажет? Он был прав.

Она действительно хочет большего.

И снова ее охватило чувство вины. Как она посмела так низко пасть? Когда она успела забыть Бога ради мужчин или ради одного мужчины… Дэниела?

Сомнение вступило в противоречие с ответственностью, ответственность— с самообвинениями. Сьюзан бросилась в дальний конец конюшни и оседлала одну из кобыл. Не удосужившись пристегнуть стремена, она вскочила на лошадь и пустила животное галопом по снегу — по глубоким сугробам долины вдоль густорастущих сосен.

Дэниел стоял на кухне, глядя в окно и ожидая, когда появится пришедшая в себя Сьюзан, найдет его и признает свою неправоту. Но она не явилась, чтобы, поостыв, объясниться с ним. Она вообще не пришла. В ту минуту, когда он увидел ее выезжающей из конюшни, он сразу понял, что снова совершил ошибку.

Проклятье. Когда он поймет, что ему никогда не постичь женщину. Надо просто пускать все на самотек.

Кинувшись в свою комнату, он схватил винтовку и кожаное пальто. Потом, вспомнив, что на Сьюзан один только свитер, заскочил к ней и сдернул со спинки кресла-качалки тяжелую черную накидку. Продолжая ругаться, отправился в погоню, надеясь, что девушка не успела отъехать так далеко, что ему придется разыскивать ее весь оставшийся день.

Сьюзан не знала, куда она скачет, пока не добралась до места. Лошадь под ней дрожала и фыркала, когда девушка натянула поводья и остановилась перед высокой каменной стеной, окружавшей монастырь Непорочного Сердца.

Она вернулась в лоно церкви, где всегда чувствовала себя хорошо и безопасно. И дело было не в здании, а в людях, что обитали в нем. Сестры принимали ее, что бы ни случалось и не переставали заботиться о ее благополучии.

Сьюзан соскользнула с седла и, подобрав юбки, чтобы не мешали идти, пошла к центральным воротам. Там она потянула за цепь, звук которой должен был вызвать кого-нибудь из монахинь.

Задолго до того, как в ответ на ее сигнал появилась закутанная в накидку фигура, Сьюзан услышала шуршание юбок в выстуженном внутреннем дворе.

— Да?

— Я приехала повидать сестру Мэри Маргарет.

Не успела она произнести эти слова, как вспомнила, что это закрытый орден. За исключением редких визитов урсулинок, здешние монахини почти не имели сношений с внешним миром. Одежда ли Сьюзан, или выражение отчаяния на ее лице сыграло свою роль, только женщина кивнула и впустила девушку.

С резким протестующим скрипом, который свидетельствовал, что открывают их очень редко, чтобы впустить кого-нибудь, а еще реже — чтобы выпустить вошедших сюда, железные ворота захлопнулись. Сьюзан смотрела, как вибрирует тяжелый металл, становясь на место. Здесь ее дом. И ее долг остаться. Она не позволит сладкому искушению Дэниела сбить ее с пути истинного. Но страшная тоска сдавила сердце Сьюзан, ей захотелось кинуться на ворота и бить по ним до тех пор, пока они не откроются и не позволят вернуться к солнцу и заснеженному полю.

Приветливо улыбаясь, сестра ждала, когда Сьюзан последует за ней, и девушка поспешно пошла через двор. Ни слова не было произнесено. Монахиня провела Сьюзан через арку из песчаника при входе в здание и через толстые двойные двери. Влажная обувь оставляла на каменном полу коридора следы.

С каждым шагом Сьюзан возвращалась в мир, который укрыл ее своими мягкими крылами много лет назад. Незаметно шаги ее утратили торопливость. Она расправила плечи и приняла ту царственную осанку, которой так восхищалась в монахинях школы. Продела руки в рукава платья на манер муфты. Здесь ее дом. Здесь?

Сьюзан не знала, что скажет, когда увидит Мэри Маргарет. Она не знала, зачем приехала. Исповедаться? Утвердиться в своем решении? Спрятаться?

Девушка еще сильнее ощутила горький вкус вины. Не следовало приходить сюда, пока она не пришла в согласие с собой и с Богом. Сьюзан знала, что все сомнения улягутся, едва Дэниел снова оставит ее и она вернется в школу.

Если вернется, усмехнулся внутренний голос.

— Мы пришли. — Голос монахини прозвучал едва слышно. — Пожалуйста, подождите, я скажу ей, что вы здесь.

Женщина исчезла за тяжелой дубовой дверью, и Сьюзан осталась ждать, как ждет провинившийся школьник, которого привели к директору. Но ведь она не сделала ничего дурного, ведь так?

Сделала. Поддалась соблазнам плоти. Получала наслаждение в объятиях мужчины. Настолько привыкла заботиться о Дэниеле, что не может и дня без него прожить. Не может представить себя запертой до конца жизни в стенах монастыря.

Сердце Сьюзан билось как сумасшедшее. Ей захотелось выскочить во двор и глотнуть воздуха всей грудью. Она захотела укрыться в монастыре от стыда.

— Она ждет вас.

Сьюзан вздрогнула. Она даже не заметила возвращения тихой монахини.

— Спасибо.

Девушка нерешительно шагнула в простую келью. Кроме скромной кровати и распятия, в комнате больше ничего не было. Сьюзан и забыла, насколько гола монашеская келья.

Дверь за ней закрылась, и Сьюзан остановилась в нерешительности, увидев, что сестра Мэри Маргарет коленопреклоненно молится. Но монахиня, видимо, почувствовала присутствие девушки, потому что перекрестилась и поднялась.

Приветливая улыбка озарила ее лицо.

— Я так и поняла, что это ты приехала навестить меня. — Глаза ее сверкнули. — Дэниел ни за что не пошел бы таким простым путем — через ворота.

— Дэниел?

Насколько Сьюзан помнила, сестра Мэри Маргарет и Дэниел встречались лишь раз — когда Сьюзан закончила школу. Ей показалось, что между ними двумя существует какая-то связь, но никогда бы не подумала, что сестра Мэри Маргарет вспомнит его через несколько лет.

— Не обращай внимания. Расскажи, почему ты приехала. До встречи воспитанников еще две недели?

Сьюзан кивнула:

— Да. Приготовления идут полным ходом. Будет грандиозный праздник. Я помогала украсить конюшню для детских игр. Я пекла пирожки и…

Она осеклась. Не из-за этого она сюда приехала. Но Сьюзан не знала толком, что сказать или сделать, особенно учитывая, что сестра Мэри Маргарет как никто другой умела распознавать ложь. Но как же искать поддержки и укрепления в намерении стать монахиней, когда она больше не понимает, чего хочет?

Сестра Мэри Маргарет похлопала по краю кровати.

— Расскажи, что так разволновало тебя.

Сьюзан опустилась на кровать, потом вскочила и подошла к окну, где принялась рассматривать двор и игру синих и черных теней на снегу и камнях. Краски были приглушены, потому что высокая ограда монастыря пропускала внутрь мало солнца. Как здесь все-таки мирно. И одиноко.

Сколько еще она будет загонять себя в ловушку…

В ловушку? Значит, вот как она видит свое будущее пребывание в монастыре — ловушка? Если так, то она не служит Богу, а прячется… в чем и обвинил ее Дэниел.

Но она же предназначалась этому. Всю свою жизнь она знала, что ей предстоит служить Богу. Долги надо отдавать. Она была довольна своей участью.

Пока в ее жизнь снова не ворвался Дэниел.

— Чего ты хочешь, Сьюзан?

— Я просто…

Она потерла оконное стекло, чувствуя, что сестра Мэри Маргарет участливо смотрит на нее, но по-прежнему не зная, что сказать.

— Расскажи. Думаю, тебе станет легче.

Сьюзан молчала, и Мэри Маргарет, вздохнув, отвела ее от окна. Монахиня села на кровать, Сьюзан опустилась на Колени рядом с ней на жесткие камни пола.

— Он может быть очень настойчивым, да?

— Кто?

— Дэниел. — Мэри Маргарет подняла за подбородок лицо Сьюзан к свету. — Ну, моя дорогая, рассказывай, что он такого сделал, что привел тебя в такое смущение, отчего у тебя такой несчастный, но такой ужасно живой вид?

— Живой? — прошептала Сьюзан. Живой.

Истина открылась ей тихо, без грохота труб и пылающей купины. Что-то внутри нее сжалось и исчезло. Чувство вины, словно мелкий песок, пробежало по венам, и она ощутила себя невесомой и расслабленной. Подняв взор к сестре Мэри Маргарет, Сьюзан почувствовала, что с глаз ее словно упала пелена. Она внезапно разглядела красоту сидящей перед ней женщины и густые тени и свет, заливающий комнату, и блики солнца на оконном стекле.

Сколько лет она обманывала себя в том, что это ее призвание? Оглядываясь сейчас назад, она увидела, что кривила душой. Она выполняла свои обязанности не из любви и радости, она исполняла их, как ребенок, без удовольствия делающий какую-то ужасную работу. Она забыла, что жизнь вмещает в себя и радость, и боль.

Это не ее дом. Не ее.

Мэри Маргарет тронула похолодевшую кожу Сьюзан.

— Ты со мной не вернешься. И это не было вопросом.

Сьюзан хотела было запротестовать, но поняла, что это будет ложью.

— Нет.

Произнеся это слово, она будто воспряла духом. Сьюзан захотелось рассказать обо всем, что произошло за последние две недели, но она не могла говорить с монахиней о теплом теле, поцелуях и сильных мужских руках. Как объяснить сестре Мэри Маргарет, что она хочет оставить орден ради радостей плоти?

— Он необыкновенный человек, — заметила сестра Мэри Маргарет, не дождавшись от Сьюзан продолжения.

— Да.

— И он заставляет тебя чувствовать…

— Чудесно. — Слово слетело с языка, и девушка уже не могла остановиться. — Он заботится обо мне, сестра, я знаю. Он сделал меня счастливой. Когда я с ним, я думаю только о том, как мне с ним хорошо. Когда он уходит, я гадаю, когда мы снова увидимся. А когда он целует меня… — она замолчала. Женщина, с которой она разговаривала, была монахиней. Но сестра Мэри Маргарет улыбнулась Сьюзан. — Когда он меня целует, мне кажется, я могу покорить весь мир.

— И правда, можешь.

— Нет. — Внутри Сьюзан начал нарастать страх — вновь ожили страшные воспоминания. — Нет, не могу. — Обняв колени сестры Мэри Маргарет, она зарылась лицом в складки ее юбки. Радостное возбуждение обратилось в прах. — Я не могу покинуть орден. Я не могу. Иначе Господь накажет меня.

Мерин Дэниела скакал по долине, с легкостью прокладывая путь по пушистому снегу. Холмы предгорий подступали все ближе, обволакивая Дэниела зимним безмолвием, пока наконец и дыхание лошади не стало казаться посторонним звуком.

И о чем только думает Сьюзан, исчезнув в этом диком месте? Она, по крайней мере, должна была сказать кому-нибудь, куда едет… ей следовало сказать ему, куда она отправилась.

Шеф тем временем замедлил ход, передвигаясь вдоль скованного льдом ручья. Дэниелу на ум пришло, что Сьюзан ничем ему не обязана, особенно после того, как он своим нетерпением довел ее до крайности. Когда же он научится обуздывать свои дикие инстинкты? Почему у него не получается быть более терпимым, тактичным? Сострадать? Потому что он не заслужил такую женщину, как Сьюзан. Он давно уже простился с мыслью связать свою жизнь с подобной женщиной. Жизнь бросила его в мир убийц и отщепенцев. И хотя Дэниел служил закону, он стал походить на тех, за кем охотился, больше, чем ему того хотелось бы.

Конь вскарабкался по крутому берегу, когда Дэниела вдруг пронзило ощущение опасности. Он настолько отдался своим мыслям, что полностью потерял осторожность. Ни одной женщине еще не удавалось настолько подавить его инстинкт самосохранения. До этого момента.

Когда Крокер выехал на открытое пространство и увидел направляющегося к нему всадника, он понял, до какой степени забылся. Вскоре чуть левее показался еще один всадник, а справа — третий. Их продвижение не оставляло сомнений — они хотели остановить его.

У Дэниела заныло под ложечкой от нехорошего предчувствия. Если эти люди с такой легкостью обнаружили его, то Сьюзан они тоже не пропустили. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что он едет за ней.

Разум Дэниела залила слепая ярость. Он развернул коня, чтобы смутить мужчин и сбить их со следа Сьюзан. К своему ужасу, позади себя он увидел еще с полдюжины всадников. Винтовка мгновенно оказалась у Дэниела в руке. Он пригнулся к шее коня, ругая себя последними словами за то, что настолько размяк за несколько дней, проведенных в обществе женщины.

— Крокер!

За звуком его имени последовал резкий свист. Вражеский круг замер ярдах в пятидесяти от него: достаточно далеко, чтобы он не узнал их, и достаточно близко, чтобы оставаться легкой мишенью.

Наметанным в таких столкновениях глазом Дэниел выделил главного в группе и поднял винтовку.

— Черт, Дэниел, своих уже не различаешь? Рокочущий голос и движение, которым этот человек в свою очередь пригнулся к шее коня, чтобы избежать пули, враз погасили ярость Дэниела. Он оставил спусковой крючок. Напряжение спало так же быстро, как охватило его. — Брэкстон, ублюдок! Какого черта ты со своими людьми кидаешься на меня?

Увидев, что Дэниел опустил оружие, агент выпрямился в седле и снял шляпу, чтобы вытереть выступивший на лице пот.

— Кидаемся! Кидаемся? Да промчись мимо тебя стадо бизонов, ты не заметил бы.

Брэкстон дал сигнал сомкнуть круг.

Дэниел оглядел сухопарых мужчин, у многих из которых недоставало зубов, с чувством, похожим на радость. Последнее время ему то и дело приходилось работать с Брэкстоном Хиллом и его людьми. Между ними установилась странная связь, которая значит больше, чем дружба, но которая не позволяет слишком уж проявлять свои чувства, потому что каждый из них может умереть в любой момент. Брэкстон прочистил горло.

— Я видел молоденькую кобылку, за которой ты скачешь, Дэниел… я не о лошади, как ты понимаешь. Винить тебя тут нечего.

Знакомое чувство собственника охватило Дэниела, но Брэкстон не закончил.

— У меня для тебя послание от Каттера. Он хочет тебя видеть. Сейчас.

— Каттер?

Дэниел нахмурился, обвел взглядом присутствующих — самые лихие ребята из близлежащих западных территорий.

— Что, черт возьми, происходит? Мужчины неловко переглянулись, но промолчали.

— Он ждет тебя в той хижине у Манстеровой развилки, где мы были в прошлом году. — Брэкстон продолжал, будто не слыша вопроса Дэниела. — Мы с радостью проводим тебя туда.

Дэниел бросил на мужчин мрачный взгляд.

— Я в отпуске.

Брэкстон обдумал это заявление, перекатил во рту табак, который жевал, и выплюнул его на снег.

— Может, и в отпуске, а может, и нет, — загадочно проговорил он. — Лучше не заставляй Каттера ждать. У меня нет желания выслушивать его жалобы и ругань. — Наклонившись вперед, он вполголоса добавил: — У меня нет времени вытаскивать тебя из приюта, поэтому можешь заняться своими личными делами… личными.

Довольный произнесенной речью, Брэкстон отсалютовал Дэниелу двумя пальцами.

— Ладно, ребята, поехали. У нас еще есть дела до заката.

Мужчины пустили лошадей легким галопом, оставив после себя утоптанный снег и ощущение неловкости.

Воцарилась звенящая зимняя тишина, а Дэниел стоял и думал о годах, отданных долгу, и усталости, накопившейся за годы неприкаянной жизни. Он вдруг понял, что, озабоченный чувствами и страхами Сьюзан, не заметил, как она изменила его отношение к жизни.

Винтовка скользнула из онемевших пальцев обратно в седельную кобуру. Но не январский холод настолько обессилил Дэниела. Страх, непонятный, всепоглощающий страх. Получилось так, что он позволил себе нуждаться в ком-то.

Прищурившись из-за слепящего блеска солнца на снегу, Дэниел постарался подавить в себе этот страх. Его чувства к Сьюзан постепенно становились все сильнее и глубже, и он страшился того, что может произойти. Между ним и Сьюзан никогда ничего не может быть. Он страстно желает обладать ею, но она не из тех женщин, кого можно прятать в шкатулку, как безделушку, и доставать по мере надобности. Эта девушка подобна цветку, она требует постоянного внимания и заботы. Она заслуживает настоящего дома и настоящего мужа.

На какую-то секунду ему захотелось сделать все это для нее. Бросить свою работу, сделаться как все, жениться на Сьюзан и привести ее в дом на Охотничьей тропе. И строить там их совместную жизнь. Они могли бы завести кур, коров и уток. Он бы носил воду, а она готовила.

Иллюзия, не более реальная, чем навеянные опиумом видения. Дэниел не представлял, сможет ли он когда-нибудь осуществить все это. Он слишком долго работал на Пинкертонов, чтобы так легко порвать с агентством. Он не знал, сможет ли жить такой размеренной жизнью, и был уверен, что Сьюзан не выживет в его жестоком мире. Она сломается и умрет, как цветок зимой.

Дэниела охватила тоска. Их объятия украдкой будоражили его чувства, как хорошее вино. Что он сделал? С ней и с собой? Он разбудил Сьюзан для мира чувств и лишил ее наивной веры, что, уйдя в монастырь, она спасется от своих невзгод. Делая это, он не думал о будущем. Он слишком привязан к своей жизни, чтобы менять ее, и в ней нет места для такой невинной, как Сьюзан, женщины.

Сьюзан не должна прожить свою жизнь в одиночестве. Она обязательно найдет себе кого-нибудь. Правда, Дэниел подумал, что не сможет этого перенести.

Ударив лошадь каблуками, Дэниел возобновил свой путь. Может, надо оставить ее в покое. Если она станет монахиней, то окажется недосягаемой для Дэниела.

Но и не для кого другого.

Сестра Мэри Маргарет погладила Сьюзан по голове, успокаивая, но девушка даже не заметила этого. Она дрожала всем телом.

— Я не могу уйти, сестра Мэри Маргарет.

— Ты думаешь, что Господь уже принял за тебя решение? — Она пальцем приподняла подбородок Сьюзан, заставляя девушку посмотреть ей в глаза. — Сьюзан, очень немногие действительно рождены для такого служения. Вот почему женщины сначала живут в монастыре послушницами, а уж потом постригаются в монахини. Они должны найти ответ в глубине своего сердца. Ты еще не приняла постриг. Нет ничего страшного в том, чтобы покинуть орден, если Бог уготовил тебе другой путь.

Сестра Мэри Маргарет улыбнулась. По какой-то причине улыбка вызвала к жизни неясный образ другой красивой женщины. Видения прошлого пронеслись перед глазами Сьюзан.

«Мама?»

«Беги, Сьюзан».

Она, должно быть, всхлипнула, потому что Мэри Маргарет погладила ее по голове, большими пальцами утирая слезы девушки.

— Оставь, Сьюзан. Господь не требует твоей жизни как наказания за прошлое. Оставь.

Эти слова поразили Сьюзан в самое сердце. Она действительно использовала свою службу в школе как придуманный ею же способ наказания. За что? За то, что произошло, когда она была ребенком? За несчастный случай?

— Я не жалею о том, что служила вместе с сестрами.

— А теперь ты не должна сожалеть о том, что уходишь, потому что пришло твое время.

Маргарет крепче прижала к себе девушку. От монахини пахло мылом и шерстью, розами и травами. Сьюзан попыталась сдержать слезы, но они просачивались сквозь ресницы и текли по щекам.

— Что же мне делать? — сдавленным голосом спросила Сьюзан. — Там для меня нет места.

Мэри Маргарет снова подняла подбородок Сьюзан.

— Конечно есть. Неужели ты не видишь? Бог дал тебе другой путь, он приготовил и дорогу. Ты должна лишь найти в себе мужество сделать по ней первый шаг. — Монахиня пристально посмотрела на девушку. — Ты знаешь, что я только-только стала послушницей, когда ты поступила в школу?

Сьюзан покачала головой.

— До этого я тоже училась в школе св. Франциска… и, думаю, попортила сестрам немало крови. Моя мать не разрешала мне пойти в школу до четырнадцати лет, поэтому я была гораздо старше большинства девочек. Я была дикой и непокорной. Я думала, что школа — это конец моей жизни, что я обречена оставаться там, пока моей матери не вздумается забрать меня. Я боролась со всеми. Я даже перелезала через стену и на несколько дней исчезала в городе. — Она криво усмехнулась. — Пытаясь выжить, в те безумные годы я нарушила, кажется, все заповеди.

По мысли Сьюзан, сестра Мэри Маргарет не способна была и мухи обидеть, не говоря уже о нарушении заповедей Господних. Глаза девушки недоверчиво расширились.

— Потом однажды меня навестил друг. Он убежал от своих попечителей, и ему нужно было где-то отсидеться. Мне тогда было двадцать лет. Я чувствовала себя потрепанной и грязной, но хотела показать ему, какой стала свободной. Думаю, в глубине души я хотела поразить его.

— И как?

— Если он и поразился, то не показал этого. — Глаза монахини потеплели. — Он не стал стыдить меня, обвинять, но я увидела, что он разочарован во мне. К моему несказанному удивлению, этот юный мальчик решил, что мне нужна его помощь. Он стал учить меня тому, что я уже забыла: что я личность, что в этом мире есть люди, которые переживают за меня, что не надо становиться тем, чем не хочешь быть. И вскоре я поняла, что пыталась успеть отказаться от Бога, пока он не отказался от меня — и все потому, что отчаянно хотела вступить в орден.

Ласково глядя на Сьюзан, сестра Мэри Маргарет распустила завязки, вынула шпильки, которые поддерживали тяжелый черный шарф, покрывавший голову девушки.

— Потом он привез мне чудесный подарок. Сьюзан вопросительно подняла глаза, уже угадав, что скажет монахиня.

— Маленькую девочку с красивыми глазами, рыжими косичками, всю в веснушках.

— Дэниел. — У Сьюзан захватило дух. — Вы все время знали его. Почему вы не сказали мне?

— Он не хотел. Он не хотел, чтобы ты знала, что у тебя есть ангел-хранитель. Он думал, что будет лучше, если ты посчитаешь, что всего достигла сама, а не потому, что он просил за тебя. — Мэри Маргарет погладила Сьюзан по щеке. — Знаешь, мы с тобой во многом похожи. Когда я стала послушницей, я испытывала те же сомнения, что и ты сейчас.

Я совершила страшные, страшные поступки. Я мучилась над вопросом, заслуживаю ли я доброты Господа. Его прощения. Она помолчала, потом продолжила:

— И вскоре я поняла, что Бог готов простить меня, не то что я сама. Прошло время, я приложила много усилий, но в тот день, когда приняла постриг и облачилась в эту одежду, я поняла, что значит быть по-настоящему свободной. Я поняла, что сделала правильный выбор, одобренный Господом.

Черный шарф упал с головы Сьюзан, и сестра Мэри Маргарет принялась вынимать шпильки, скреплявшие тяжелый узел волос на затылке.

— Мне почему-то кажется, что, уйдя в монастырь, ты станешь чувствовать себя пленницей.

Сьюзан подивилась тому, как хорошо понимает ее сестра Мэри Маргарет.

— Ты не оскорбишь Бога, если покинешь орден, Сьюзан.

Постепенно, булавка за булавкой, она освободила тяжелые золотисто-каштановые пряди, и они рассыпались, укрыв плечи Сьюзан.

— Освободив тебя от твоих обязательств, он спасет не одно, а два сердца.

Быстрая улыбка сестры Мэри Маргарет свидетельствовала о том, что эта женщина живет в мире с собой.

— Ну как, ты чувствуешь себя лучше? Сьюзан взяла руки монахини и поцеловала ее ладони.

— Спасибо, сестра.

— Чепуха. Я ни от чего тебя не спасла… в этом не было нужды. Я просто помогла тебе выйти на нужную дорогу, по которой тебе следует идти. Если хочешь знать причину — я сделала это для своего друга.

— Для Дэниела.

— Нет, Сьюзан. Для тебя.

Какое-то время спустя, уже после того как она проведала Макса, Сьюзан приоткрыла скрипучие монастырские ворота и вышла на солнце. Остановившись, она глубоко вдохнула душистый морозный воздух. Потом повернулась, собираясь взять лошадь и отправиться домой.

Не успела Сьюзан сделать и двух шагов, как увидела Дэниела… а он увидел ее.

Его взгляд оказался прикованным к золотисто-каштановым прядям, которые без всякого покрытия рассыпались по плечам девушки. Медленно, словно не веря своим глазам, Дэниел спешился и пошел к ней. Снег поскрипывал под его сапогами.

— И чего ради ты убежала, Сьюзан?

Она засмеялась в ответ. Ее по-детски непосредственная радость удивила Дэниела. Сьюзан подняла лицо, подставляя его золотым солнечным лучам. Потом, взвизгнув, раскинула руки и закружилась на снегу. Запыхавшись, остановилась и улыбнулась Дэниелу, полная света и радости, как новобрачная.

— Я не вернусь к святому Франциску. Я оставила орден.

Дэниел столько времени пытался убедить ее сделать этот шаг. И вот теперь, когда это произошло, он почувствовал неуверенность.

— Мэри Маргарет…

— Она знает.

Сьюзан не стала повторять Дэниелу все, что сестра Мэри Маргарет рассказала ей о нем, как он защищал Сьюзан, даже издалека.

Дэниел молчал. Он понимал, что должен прийти в восторг. Выкрикивать благодарность небесам. Но он чувствовал себя не слишком-то торжественно, особенно под взглядом больших зеленых глаз. В глубине их сверкало возбуждение, вызванное принятым решением, но он знал, что очень скоро оно померкнет под натиском старых страхов. Ужас вернется, едва он дотронется до нее.

Если бы он был нежен, знал, что сказать, как подойти к Сьюзан, все могло бы быть по-другому. Но он стал слишком циничным, грубым, черствым. И так не хочется гасить ее радость своим плохим настроением.

Но и отпустить ее он не может.

Накидка, когда Дэниел набрасывал ее на плечи Сьюзан, вздулась от порыва ветра. Девушка стянула завязки воротника и застегнула его на металлический крючок, а Дэниел вытащил наружу ее волосы.

Даже тончайший шелк не мог бы сравниться с ними в мягкости. И даже на улице от них пахло, как показалось Дэниелу, полевыми цветами и дождевой водой.

Зарыв глаза, Сьюзан отдавалась прикосновениям Дэниела, наслаждалась ими. Чувство вины осталось в прошлом. Ласки Дэниела были так чудесны, так естественны.

Дэниел понимал, что ему нужно немедленно бежать от искушения. Он понимал, что не заслуживает ее… и она, без сомнения, не заслуживает такого, как он. Но это было выше его сил. Руки Дэниела обнимали Сьюзан, прижимая ее все крепче, его губы соединились с ее губами, впитывая влагу ее рта. Потом, словно боясь напугать Сьюзан силой своего желания, Дэниел оторвался от нее. — Будем возвращаться. Сьюзан отметила, что он избегает слова «домой», но ничего не сказала. Они оба знали, что у нее нет места, которое она могла бы назвать своим — ни приют и ни монастырь. Как оставила она за суровыми стенами монастыря толстый шерстяной шарф, так навсегда рассталась там с безопасностью и детством.

Глава 17

Сьюзан постучала в открытую дверь комнаты Дэниела и остановилась. С момента их встречи у стен монастыря прошли сутки. Она моментально заметила перемену. Если до этого Дэниел размещался в комнате, как в своей собственной, то теперь она казалась занятой временным постояльцем. Одежда была тщательно свернута и засунута в седельные вьюки, а пальто, кобура и сбруя аккуратно сложены у двери. Даже постель являла собой верх совершенства и выглядела чужой в комнате, настолько по-военному гладко она была застелена. От старательно убранной комнаты веяло холодом, и настроение у Дэниела было соответствующим. За последние часы он странным образом отдалился от Сьюзан, превратившись в отстраненного, независимого сыщика.

Дэниел придвинул кресло-качалку к окну, чтобы поймать последние розовые лучи, пробивающиеся сквозь кружевную занавеску. Вокруг на полу в разобранном виде лежал его револьвер. До этого Дэниел, по всей видимости, почистил винтовку. Он обтер промасленной тряпкой ствол винчестера и прислонил его к стене, потом потянулся за разложенными у ног деталями.

— Готовишься к войне? — поддразнила Сьюзан.

— Возможно. — В ответе не было и тени улыбки.

Сьюзан вошла в комнату и, чуть помедлив, закрыла за собой дверь. Впервые за более чем десять лет она не надела черное одеяние послушницы. Поскольку девушка чувствовала себя непривычно с непокрытой головой и в «цивильной» одежде, она одолжила у Эстер одно из ее дневных серых платьев. Но судя по вниманию, точнее его отсутствию, со стороны Дэниела, она могла бы прийти и в рубище.

— Тебя не было на ужине, — сказала она.

— Я не голоден.

— Эстер волнуется.

Дэниел пожал плечами.

— Она снова поехала в город. Мистеру Джибби стало хуже, и доктору Паттерсону понадобилась ее помощь. Донован повез ее на санях.

Дэниел кивнул, давая понять, что слышит, но ничего не сказал.

— Я принесла тебе поесть. — Девушка поставила на комод поднос. — Цыпленок с клецками. Твое любимое блюдо.

— Спасибо.

— Что-то не так?

— Да нет. С чего ты взяла?

— Мне кажется, что ты немного отдалился.

Весь день Дэниел был таким тихим и поглощенным собой, что Сьюзан задумалась, не в ней ли причина. С того момента, как они вернулись в приют и объявили Ридам, что Сьюзан решила оставить орден, Дэниел повел себя особенно сдержанно.

— Тебя волнует, что станут говорить, когда узнают, что я ушла из монастыря? — Она подождала, потом добавила: — Я не хочу, чтобы ты думал, будто все еще должен заботиться обо мне теперь, когда я ушла из монастыря. Со мной все будет хорошо. Я попросила у Эстер и Донована разрешение пожить здесь, пока я не найду новое место учительницы. Они не возражают.

— Я уверен, что они очень довольны. Они скучали по тебе.

— Возможно, но я не могу отделаться от мысли, что буду лишним ртом.

Это чувство ранило гордость Сьюзан, но пока приходилось мириться.

Дэниел принялся собирать револьвер. Пока он занимался оружием, девушка взяла с подноса миткалевые бинты и баночку с лекарством.

— Эсси попросила меня проверить твою рану и переменить повязку.

Данное замечание привлекло внимание Дэниела. Он поднял на Сьюзан глаза. На этот раз он не стал подвергать сомнению разумность этого предложения. Он отложил револьвер и встал.

— Отлично. Вероятно, надо снять рубаху. Сьюзан почувствовала, что это она, а не рана станет предметом пристального внимания.

— Так мне будет легче справиться.

— Рад повиноваться, но…

Он вытянул вперед руки, показывая, что они перепачканы маслом и оружейной копотью.

— О. Понятно.

На щеках Сьюзан расцвели розы, но она не захотела сдаваться перед лицом вызова, брошенного ей Дэниелом.

Она не спеша расстегнула рубашку Дэниела. Между полами показалась полоска голого тела.

Прошло уже несколько дней с тех пор, как Сьюзан видела его обнаженным. Она забыла, как при виде его голой груди начинает колотиться ее сердце и дрожат ноги. Дэниел Крокер был красивым мужчиной. Стройный, с хорошей фигурой, мускулистый.

— Что дальше? — спросил Дэниел.

Он напряженно ждал ее действий. Он никак не думал, что она примет его вызов. Он предполагал, что она спрячется в кусты, как это уже бывало раньше.

— Думаю, мне будет легче, если ты снимешь рубашку.

Румянец неловкости гуще залил щеки Сьюзан. Дэниел любил смотреть, как она краснеет. Глаза ее сверкали, как два драгоценных камня. Рот бессознательно приоткрыт, приглашая.

Но…

Дэниел укрылся за барьером, который воздвиг в тот час, когда она объявила о том, что покидает орден. И теперь он не может воспользоваться своим преимуществом. Девушка казалась беззащитной и немного потерянной. Она не знала, куда приведет ее жизнь. И лишь одно Дэниел знал с уверенностью — он никогда не получит Сьюзан.

Решив не показывать смущения, девушка зашла Дэниелу за спину и взялась за воротник рубашки.

— Я помогу тебе снять ее, раз уж у тебя грязные руки.

Но холодное учительское отношение к ситуации улетучилось в мгновение ока, едва только Сьюзан коснулась пальцами кожи Дэниела. Искорки возбуждения пробежали по нервам, как капли холодной воды по раскаленной плите.

Сьюзан старалась не касаться Дэниела, поэтому дело продвигалось медленно. Осторожно стащила рубаху с плеч, потом дальше, пока она, вывернутая, не повисла на руках вокруг бедер Крокера.

Девушка снова обошла Дэниела, заметив:

— Ну вот и хорошо.

Он не ответил, но внимательный взгляд Дэниела говорил, что действия Сьюзан произвели на него впечатление.

Девушка наклонилась к повязке и обнаружила, что слишком рано закончила раздевать Дэниела. Часть повязки уходила за пояс брюк.

— Думаю, ты мог бы…

Просьба умерла, так и не прозвучав. Собравшись с духом, Сьюзан расстегнула верхнюю пуговицу брюк. Ее бравада испарилась, но девушка заставила себя продолжить.

Дэниел хотел было остановить ее, но она ловко вернула его руки на место.

Сьюзан пресекла возможные протесты, открыто глянув Дэниелу в глаза и сказав:

— Не надо, Дэниел. Не останавливай меня. Мне надо это сделать. Мне нужно знать, на что я способна.

Правда, в ее словах прозвучало отчаяние.

И хотя Дэниел держался по-прежнему напряженно, Сьюзан чувствовала, что внутренне он смягчился.

Расстегнув достаточно пуговиц на брюках и размотав бинты, Сьюзан подумала, не зашла ли она дальше, чем предполагал Дэниел. Руки у нее задрожали, колени подогнулись.

Она увидела, что рана затягивается хорошо, кожа срастается, следов воспаления почти не видно. Лишь припухлость самого рубца и тех мест, где прошли стежки, говорили о том, что до полного выздоровления еще далеко. — Уже лучше. Гораздо лучше. Дэниел не ответил, и Сьюзан принялась смазывать рану одним из снадобий Эсси. Пальцы девушки бессознательно гладили Дэниела. Любовно. Нежно.

Дэниел застонал. Сжал кулаки и попытался вывернуться из рубахи.

— Не надо, Сьюзан!

Он высвободил руки и обнял Сьюзан. Испачканные маслом руки крепко обхватили ее плечи, а рот Дэниела захватил ее губы.

Губы Сьюзан раскрылись, и язык Дэниела проник внутрь ее рта. Про себя Сьюзан отметила, что именно этого она ждала все то время, что прошло с момента их встречи у монастыря. Ей необходимо было убедиться, что она получает наслаждение от объятий Дэниела, не испытывая при этом вины, как было до этого. Сьюзан хотелось погрузиться в волны чувственности, не думая о последствиях для своей души. И вот теперь она не ощущала никакого стыда, только восторг.

— Я пытался. — Он оторвался от нее и покрыл поцелуями шею Сьюзан. Она задохнулась, потому что не подозревала, что это место может быть таким чувствительным. — Я пытался держаться от тебя подальше. Я знаю, что тебе нужно время, чтобы привыкнуть к переменам в твоей жизни. И знаю, что ты не должна усложнять ее отношениями с таким, как я. Но я не могу удержаться. Я не могу снова бросить тебя.

Сьюзан изо всех сил прижалась к широкой груди Дэниела. Изголодавшись, она жаждала чувственной пищи, которую он ей давал.

— Ты нужна мне, — прошептал ей на ухо Дэниел.

— Да.

— Но я не хочу напугать тебя.

Где-то в глубине сознания Сьюзан шевельнулся черный страх.

— Ты не напугаешь.

Он погладил девушку по волосам.

— Все может быть. И скорее всего… но мне нужно знать, что ты достаточно доверяешь мне и позволишь мне помочь тебе.

— Дэниел, о чем ты говоришь?

Он стоял на грани между злом и спасением, обязательствами и одиночеством.

— Я тебя хочу.

Дэниел погладил Сьюзан по спине, крепко поцеловал. Сьюзан затихла, боясь, придвинуться ближе и не желая покидать его объятия.

Обнимать Сьюзан было так сладостно, что Дэниел удивился, как мог так долго быть разлучен с ней. Она принадлежит ему. Они должны быть вместе.

Теперь он хотел остаться с ней, первым увидеть, как она станет меняться.

— Сьюзан, я не хочу, чтобы ты оставалась в приюте, я хочу, чтобы ты поехала со мной.

Сьюзан открыла рот, но промолчала. Она не знала, что именно он ей предлагает. Нужен ли ему товарищ или он просто жалеет ее. Но огонь в глазах Дэниела, его руки, обнимающие ее, сказали девушке правду.

— Ты позволишь мне заботиться о тебе? — спросил Дэниел.

— Д-да.

— Ты поедешь со мной?

Дэниел ждал ответа. Если она откажется, он не знает, что тогда делать, но отпустить ее от себя не сможет. Если же согласится, он сделает все, все, чтобы она не пожалела о своем решении.

— Да.

Он даже не поверил своим ушам. Так боялся получить отказ, что даже не расслышал согласия.

— Правда?

— Да. Да, я уеду с тобой.

Вскрикнув от радости, Дэниел крепко обнял Сьюзан и приподнял ее над полом.

— Ты не раскаешься, обещаю. Вместе нам с тобой будет очень хорошо. Завтра мы… — Он резко замолчал и поставил Сьюзан на пол. — Проклятье, я забыл про Каттера.

— Про Каттера?

— Это мой начальник. Я должен был встретиться с ним вчера, но послание Брэкстона совсем вылетело у меня из головы. — Без дальнейших слов он отпустил девушку, схватил винтовку и пальто. — Я вернусь через час, самое большое через два.

— Но что…

Дэниел схватил Сьюзан и запечатлел на ее губах пылкий поцелуй.

— Доверься мне, — сказал он. — Мне нужно поговорить с Каттером насчет увольнения из агентства.

— Увольнения!

— Тогда мы с тобой начнем строить планы.

— Но, Дэниел…

Он еще раз поцеловал ее, на этот раз не торопясь, нежно и сладко.

— Я вернусь. А ты следи за хозяйством. Да, платье Эсси… по-моему, я напрочь загубил его. — Дэниел тронул щеку Сьюзан. — Я хочу, чтобы ты никогда не ходила в черном или сером. Поняла?

Сьюзан улыбнулась:

— Поняла.

Она проводила Дэниела до черного крыльца, получив за это еще два поцелуя. А когда он ускакал в ночь, Сьюзан подумала, что впервые, насколько помнит, у Дэниела было такое спокойное лицо и он казался счастливым. Абсолютно счастливым.

Радость Дэниела зажгла огонь и в ее душе, пламя, которое вступило в сражение с холодом ее страхов.

Глава 18

Он съежился от холода, руки и ноги закоченели и почти потеряли чувствительность. Прошло уже несколько дней с тех пор, как он расправился с Джибби, длинные, нескончаемые дни тишины и ожидания. И за все это время до него не долетело ни единого слуха о том, что Крокеру стало хуже. Наконец он решил сам взглянуть на сыщика.

Похожие на осколки бриллиантов звездочки изливали на снег свой мерцающий свет. Он следил за приютом, ждал. Проходили часы. Часы, наполненные яростной решимостью. Потом он внезапно получил доказательство того, что Крокер снова избежал действия яда: сыщик появился на улице, напоминая своим видом воина-мстителя. Прямая осанка, твердая походка.

Удовольствие, написанное на лице Крокера, заставило болезненно сжаться сердце соглядатая. Нет. Нет! Почему Крокер решил не принимать порошок? Почему ему так везет… или, может, он настолько сметлив? К этому времени он должен был превратиться в трясущуюся развалину, но судя по тому, как уверенно он вскочил на коня и поскакал, он каким-то образом почуял неладное.

В мозгу мужчины снова проснулись голоса, обвиняя его в неудаче. Его обуяла ярость, такая черная и всепоглощающая, что он уже не мог соображать. Слишком много боли причинил Крокер. Надо что-то сделать. Он рассчитывал ослабить его физически. Что ж, придется пересмотреть план. Он использует все, что узнал за последние месяцы, чтобы заманить Крокера в свою ловушку.

От холода мужчина уже не мог двинуться, но заставил себя подняться и побрел прочь от конюшни.

Месяцы подготовки сослужили ему добрую службу. Он знал о сыщике все: места укрытия, методы, которыми он действовал, способность справляться с отрицательными сторонами работы, как он проводит личное время. Он знал Крокера как облупленного. Этот человек дорого заплатит за каждый свой вздох. Пора пустить в ход маленькую монашку Крокера. Он разделается с ней как следует, и тем самым расправится с Крекером.

Через неделю Малыша Флойда привезут в Эштон. В этот день Крокер узнает, что такое вероломство и предательство. Он будет страдать, как никто до него. Око за око. Зуб за зуб.

Только после этого ему дадут умереть.

Незнакомец доковылял до своей лошади. Ноги кололо как иголочками, но это не ослабило его решимости довести свой план до конца. Пинкертонов сыщик нанес ему слишком много оскорблений. Теперь он ввергнет Крокера в ад и даже глубже. Он уже все для этого подготовил. Собрал целую армию. Нынче ночью он встретится с ними и посвятит в свои планы. И к концу недели так ловко захлопнет ловушку, что Крокер и глазом моргнуть не успеет. И не сможет из нее вырваться.

Дэниел от нетерпения поругивался. С каждой милей он все больше жалел, что не живет, как обычный человек. Подниматься бы с восходом солнца, проводить день на земле и делить вечера с прекрасной женщиной.

Но сейчас он как раз и едет, чтобы это могло осуществиться. Со Сьюзан. Непонятно, почему он так поздно понял, что они созданы друг для друга. Возможно, потому, что ждал, когда она уйдет из монастыря. Теперь, когда это сделано, ничто не мешает ему воплотить свою мечту.

Нужно столько сделать, чтобы обеспечить их будущее. Ему предстоит проверить свой участок, найти работу, купить разную утварь и припасы. Но сначала надо порвать отношения с агентством Пинкертонов.

Дэниел ехал и проклинал все препятствия: ледяной ветер, тьму, а больше всего Джидайдию Каттера, старающегося вернуть его в тот мир, о котором он хотел забыть.

Правда, надо признать, что даже мысли о смене образа жизни пугают его до смерти. Он всегда жил один, никогда ни от кого не зависел, полагался только на себя. Но назад дороги нет. Теперь или никогда. Пока он хочет оставить холостую жизнь и научиться любить женщину.

Поплотнее запахнув пальто, Дэниел дал коню шпоры и между деревьев направился к главной дороге. Там он поехал вдоль двойного железнодорожного пути, пока не достиг развилки, от которой дорога «Гумбольдт и вестерн» уходила через узкое ущелье на восток, а «Уосатч территориал» — на юг.

Мерин проскакал пониже дамбы, сооруженной над руслом ручья, и Дэниел, следуя указаниям Брэкстона, резко свернул в глубокий скалистый каньон. Натянув поводья, чтобы замедлить ход своего коня, Дэниел стал продвигаться тихо и осторожно. Въехав в ущелье, он внимательно оглядел беспорядочно громоздившиеся вокруг скалы — внимательность и подозрительность стали его второй натурой.

Доехав до валуна, который преграждал дорогу, Дэниел остановился. Коротко свистнув четыре раза, стал ждать. Услышав ответ, ударил Шефа в бока каблуками и осторожно вынул из седельной кобуры винтовку.

Мотая головой, Шеф ловко обошел валун и оказался на открытом пространстве. Дэниел обвел глазами обледеневший каньон, различив на скале над собой темные фигуры. Дэниел узнал сыщиков, тоже работающих на агентство Пинкертонов, и молча отсалютовал им винтовкой.

Не успел Крокер подъехать к убогой хижине, прилепившейся к одной из скал, как дверь распахнулась и оттуда выскочил человек. Остановившись на верхней ступеньке крыльца, он сердито уставился на Дэниела.

— Проклятье, Крокер! Где тебя черти носили? Я просил тебя приехать вчера.

Не обращая внимания на Каттера, Дэниел подъехал к хибаре, слез с коня и привязал его к кривому деревцу, росшему у крыльца.

— Ну? — нетерпеливо потребовал ответа Каттер.

Дэниел ничего не ответил, лишь скользнул по своему начальнику взглядом, поднялся на крыльцо и вошел в домишко.

— Я задержался.

Не в первый раз он испытывал прилив раздражения из-за манеры Каттера вести себя как надзиратель, а не как начальник.

В хижине Дэниела встретило слабое тепло. Стащив зубами перчатки, он прошел к стоявшей в углу черной железной печурке. С полки на стене взял облупившуюся эмалированную кружку и налил себе кофе, который кипел, верно, с самого утра.

— Я волновался.

— Я знаю, Каттер. — Сжав зубы, Дэниел повернулся к своему начальнику и сделал глубокий вдох, набрав полные легкие пропитанного запахом кофе и дыма воздуха. Гнев улегся так же быстро, как поднялся. — Я приехал как только смог.

Он не счел нужным пояснить, что забыл о назначенной встрече. Беспечность никогда не была присуща Дэниелу Крокеру, пока зеленоглазая красавица не захватила все его мысли.

Каттер продолжал смотреть на Крокера, как смотрит на непослушного медвежонка мать-медведица. Сначала он взъерошил свои волосы, потом приладил их, прикрыв лысеющую макушку.

— Пойдем. Я хочу тебе кое-что показать.

Джидайдия Каттер заметно расслабился, расправил плечи. Кивком он указал на расстеленную на столе в центре комнаты карту.

Дэниел сделал глоток горького варева, громко изругав его вкус, но радуясь спасительному теплу. Он чуть не сказал Каттеру правду — что собирается навсегда бросить ремесло сыщика, — но серьезное выражение лица Каттера удержало его. Оперевшись рукой на грубый стол, Дэниел наклонился над картой, лежавшей поверх груды бумаг и прижатой по углам камнями.

— Флойда Дули повезут в воскресенье.

— Так скоро? Каттер кивнул.

— Его привезут из Солт-Лейк-Сити по «Уосатч территориал». Поезд пройдет через Эштон… — говоря, Каттер кривым указательным пальцем показывал путь на карте, — …и остановится здесь, где расходятся две железные дороги.

Дэниел кивнул, сделал еще глоток. Гася внутренний порыв, побуждающий его присоединиться к делу, он тем не менее уже начал машинально представлять план местности за пределами каньона.

— Людей мы поставим здесь… — Каттер указал на склон горы над развилкой, — …и здесь. — Он отметил густые деревья, росшие по берегу ручья. — В вагоне с Дули будет шесть человек, еще шестеро будут находиться» в других вагонах.

Дэниел внимательно посмотрел на Каттера.

— Уж очень много народу из-за перевозки одного обычного заключенного.

Каттер открыл рот, да так и остался, словно позабыл все слова.

Все поняв, Дэниел посуровел, поставил на стол кружку и мягко заметил:

— Ясно… Ты хочешь заманить в ловушку всю банду Дули. А Малыша Флойда используешь в качестве приманки.

Каттер скривился.

— Малыш Флойд не единственная наша карта, хотя, уверен, они приведут полдюжины своих, чтобы освободить его, невзирая на обстоятельства. Но я хочу заполучить всю шайку. Я хочу, чтобы весь проклятый клан Дули попал в наш капкан и мы покончили с ними раз и навсегда. — Каттер поднял голову, его слезящиеся серые глаза посмотрели прямо на Дэниела. — И чтобы добиться этого, нам нужен еще один туз в колоде. Ты.

Дэниел похолодел.

— Что ты хочешь этим сказать? — медленно спросил он.

— Грант Дули бежал из миссурийской тюрьмы две недели назад.

Дэниел застыл.

— Он будет искать того, кто засадил его туда, — продолжил Каттер. — Сейчас он, вероятно, довел свою семейку до безумия. Им покажется недостаточным просто освободить братца, если они узнают, что к заходу солнца ты будешь у них на хвосте.

— Возможно, я не самый любимый братьями Дули человек, но вряд ли весь клан засветится, чтобы подстрелить меня.

— Мы распустили слух, что на этой неделе через Эштон повезут динамит.

Проклятье. Дули любят динамит, как мальчишки обожают петарды. Взорванные сейфы, поезда и мосты стали визитной карточкой этой банды. Они не смогут устоять перед грузом динамита. Гранту и Марвину Дули не придется долго упрашивать своих родственников. Они уже, наверное, предвкушают, как разнесут на части Дэниела Крокера и все агентство Пинкертонов.

И перед лицом всего этого Каттер собирается вертеть у них перед носом Дэниелом Крокером, как червем на крючке перед рыбой. Если бы Дэниел узнал об этом плане несколько недель назад, даже несколько дней, он выполнил бы эту работу и, возможно, получил бы удовольствие от того, что поймал банду Дули и передал ее в руки правосудия. Но теперь у него есть Сьюзан. И их будущее.

Дэниел достал из кармана перчатки и принялся натягивать их.

— Нет.

— Что значит «нет»? Дэниел направился к двери.

— Крокер!

Он остановился.

— Ты не можешь уйти, Крокер. Дэниел глянул через плечо.

— Посмотрим.

— Если ты выйдешь из дела, я сделаю так, что ты потеряешь свою землю.

В комнате повисла зловещая тишина. Дэниел медленно повернулся.

— Ты прекрасно знаешь, что я расплатился за землю.

— Почти, Дэниел. Но не совсем.

Ярость и отчаяние охватили Дэниела. Провались оно все к чертям! Долгие годы он откладывал каждый пенни, чтобы купить небольшой участок менее чем в десяти милях от того места, где он сейчас стоял. Собственная земля — у него никогда не было своего угла. Пять лет назад, когда продавался этот участок, Дэниелу не хватало денег, и Каттер выкупил половину, разрешив Дэниелу постепенно выплатить долг. Он почти расплатился. Почти.

— Это шантаж, Каттер.

— Совершенно верно. Кроме того, если ты не поможешь нам навсегда покончить с Дули, ты проживешь остаток жизни в страхе, пугаясь каждой тени. Мы ловили их по одному, но они выручали друг друга. Сейчас есть возможность взять их всех и надежно упрятать за решетку. Я не собираюсь лишать тебя права выкупа закладной. Я просто продам ее и наберу людей, если понадобится.

Дэниел гневно смотрел на своего друга. Каттер не мог так с ним поступить. Он знал, что значит эта земля для Дэниела, сколько он мечтал о ней.

Но Каттер был одержимым человеком. И упрямым. Если он что-то забирал в голову, спорить с ним было бесполезно.

— Сделай для меня эту работу, Дэниел, и с долгом будет покончено. Я даже подарю тебе дойную корову.

Дэниел выдохнул. Предложение звучало заманчиво. Сэкономив таким образом деньги, он сможет купить скот и сделать ремонт в доме. И дойная корова не повредит.

«В последний раз. В последний раз».

— Что именно я должен сделать?

Каттер был не дурак, чтобы поверить, будто Дэниел согласится на все что угодно. И Дэниел тоже понимал это, наблюдая за выражением лица начальника.

— В ближайшие день-два покажись где только можно. А если кто спросит, скажи, что навещаешь родных.

— Черт, — прошептал Дэниел.

— А в ближайшее воскресенье поможешь при пересадке опасного преступника.

Дэниел громко фыркнул. Малыш Флойд Дули был жалким, пустоголовым трусом. Если кого он и ранил, то только себя.

Вот его братья — те были убийцами.

— А потом?

— Потом мы хватаем Гранта и Марвина Дули… и расходимся по домам.

Дэниел с сомнением покачал головой.

— Почему ты думаешь, что Дули придут за Флойдом? Или за динамитом? Или за мной? Они могут посчитать это чересчур накладным.

— Они придут. Честь семьи.

— Да уж, честь у них.

— Скажем, их сварливая мамаша не допустит, чтобы ее дитятю повесили или чтобы ты остался цел и невредим.

Вот этому Дэниел готов был поверить.

— А почему ты думаешь, что они приедут в Эштон? Почему не остановить поезд в Солт-Лейке или дальше?

Каттер не стал вилять.

— Этот перегон — самое уязвимое место этой дороги. Дули знают, что нам придется переводить стрелку, чтобы поезд пошел на восток.

Дэниел ждал, понимая, что это не конец.

— Кроме того, в последнее время в Эштоне происходят странные вещи.

— Например?

— Какие-то воришки таскают на фермах кур, украдены лошади, незнакомцы задают нелепые вопросы о железнодорожных станциях и расписаниях движения поездов. Кто-то поджег в городе аптеку. Владелец, мистер Джибби, жестоко пострадал. Он пока не пришел в сознание.

— И ты думаешь, это дело рук Дули?

— Может быть. А может быть, и нет. Но зная пристрастие Гранта к морфию, это возможно.

Дэниел внимательно обдумал услышанное, но, с какой стороны ни посмотри, ситуация ему не нравилась.

— А как же обитатели «Бентон-хауса»? Мое участие может отразиться и на них.

— Им ничего не грозит. Грант Дули не сделает ничего, что повредит освобождению брата. Его единственная надежда устроить засаду, когда Флойда будут переводить с одной железнодорожной ветки на другую.

Дэниел задумчиво почесал переносицу. Он устал от всего этого. Очень устал.

— Может, ты и думаешь, что Дули не причинит вреда приюту, но я так не считаю. Дай мне слово, что они будут под защитой. Независимо ни от чего.

Каттер кивнул. На губах его появилась торжествующая улыбка.

— Даю слово. Утром я перво-наперво пришлю в приют охрану.

Дэниел прищурился.

— И я хочу выйти из игры, — медленно проговорил он. — Когда дело будет сделано, я уйду из агентства.

Каттер хотел было возразить, потом передумал.

— Хорошо.

Дэниел наклонил голову, показывая, что план согласован.

— Я сниму в городе комнату в гостинице на время мероприятия.

— Нет.

Брови Дэниела взметнулись, и он бросил на Каттера предостерегающий взгляд.

— Ты не можешь уехать из «Бентон-хауса». Иначе начнутся разговоры и вопросы.

— Провались все к чертям, ты просишь меня подвергнуть еще большей опасности жизни людей в приюте, будто тебе недостаточно.

— Я не прошу тебя ни о чем, что не продумал!

Дэниел упрямо выставил подбородок.

— Поезжай домой, Дэниел, — мягко, по-отечески произнес Каттер. — Возвращайся к своей малышке.

Лицо Дэниела окаменело.

— Какой малышке?

— К той, о которой ты всегда говорил, когда напивался и чувствовал себя одиноко. К той, чья фотография хранится у тебя в сумке.

Дэниел выскочил из хижины, нахлобучил шляпу.

— Крокер! Дэниел обернулся.

— Я разместил в городе несколько человек. Один из них свяжется с тобой перед пересадкой Флойда. А пока… будь осторожен.

Отмахнувшись от заботы начальника, Дэниел отвязал поводья и вскочил в седло.

— Эй, Грант!

Сквозь наркотический туман до Гранта Дули донесся грубый шепот. Кляня про себя человека, который посмел нарушить его отдых, Грант поднял голову, покоившуюся на груди у проститутки, и скривился, встретившись с жестким взглядом Марвина.

— Катись отсюда, Марвин, — невнятно проговорил Грант.

Он уронил голову, зарывшись подбородком в огромную грудь женщины и вдохнул запах дешевых духов и пота. Обмякнув на изъеденном мышами диване, он запустил руку женщине под юбку.

— Я думал, ты хочешь достать Крокера… или это была только болтовня?

— Я сказал убирайся, Марвин!

— Она одна. Девчонка Херст одна.

— Ну и?

— Ну я и подумал, что ты захочешь сравнять счет. Почему бы нам не позабавиться с ней сегодня? Не попробовать женщину Крокера? Сдается мне, нам это поможет. Если мы навестим ее сегодня ночью, он будет вне себя… с ума сойдет. А тот, кто сходит с ума, допускает ошибки.

Огромным усилием воли Гранту удалось открыть глаза. По мере того как слова Марвина проникали в сознание Гранта, его тело начинало повиноваться ему. Он отвернулся от пышных грудей и, прищурившись, смог взглянуть на склонившегося над ним мужчину. Потом обвел глазами продымленное помещение, заполненное членами клана Дули. Между бандитами слонялись две женщины, надеясь облегчить кошельки мужчин. После только что состоявшегося бурного обсуждения молодцы были на взводе и пылали злостью.

— Давай, Грант, — вкрадчиво проговорил Марвин. — Ты, я, Барт и Нейт. Проберемся в приют, никто и не заметит. Она там одна, с детьми. Все остальные в городе.

Губы Гранта искривились в презрительной усмешке, и он снова повалился на мягкий бюст проститутки.

— Крокер уже вернулся туда.

— Нет, не вернулся.

— Ты уверен?

— Да, черт возьми. Его коня нет. Думаю, он не вернется до рассвета.

Грант засмеялся, густой, низкий звук должен был означать удовольствие. Освободившись из цепких объятий женщины, он плюхнулся на стул и нацепил ремень с револьвером.

— Барт, Нейт, подождите меня за дверью. Марвин пошел к выходу, но остановился.

Когда он повернулся, Грант увидел, что лицо его выражает, чего раньше никогда не случалось, ненависть. Ничем не прикрытую ненависть.

— Я не собираюсь таскаться за Крокером по всему Вайомингу за так. Я лично хочу помочь ему отправиться в ад.

Грант ухмыльнулся.

— А разве мы все не этого хотим? — поинтересовался он. — И как я уже говорил, эта девчонка — самый лучший для этого способ.

Глава 19

Сьюзан села на постели, пытаясь определить, что за звук пробудил ее. В отдалении ей послышался приглушенный стук копыт и пофыркивание лошадей. Она отбросила одеяла и набросила шаль. Внезапная тревога охватила девушку. Если это вернулись Донован и Эсси, значит, что-то случилось с бедным мистером Джибби.

Сьюзан сбежала вниз. Оказавшись в вестибюле, она чиркнула спичкой и зажгла керосиновую лампу. Звуки доносились с дорожки, которая вела к главному входу, поэтому Сьюзан поспешила в гостиную, поставила лампу на стул у окна и, отодвинув занавеску, выглянула в темноту. Было почти половина пятого утра. Не дождавшись возвращения Дэниела, она легла за полночь. Думая, что его задерживает начальник, она не особенно волновалась. Но теперь…

Чья-то рука обхватила Сьюзан сзади за шею, а грубая ладонь зажала рот, не дав девушке закричать. Она вцепилась в опутавшую ее веревку, стараясь подавить леденящий ужас, от которого она уже начала задыхаться.

«Стой смирно, малышка. Стой смирно, а мы пощупаем гладкую кожу твоей мамочки».

Сьюзан начала вырываться, извиваясь в руках мужчины. Еще три темные мужские тени вошли в комнату. Она увидела их лица. Двадцать лет назад она уже видела такие лица. У дезертиров, которые втоптали в землю ее мать.

Вперед выступил худой мужчина с изъеденным оспой лицом. Медленно растянул губы в улыбке. Сьюзан дернулась, но державший ее человек лишь крепче сжал ее.

— Ты не заперла одно заднее окно, — ворчливо заметил мужчина с оспинами. Издав смешок, снял перчатки и хлопнул ими себя по бедру. — Неосторожно. Очень, очень неосторожно.

Стоявшие рядом с ним мужчины тихо рассмеялись.

В неверном свете лампы Сьюзан разглядывала лица этих троих. Что-то в их лицах и грязной одежде показалось ей знакомым. Она видела их раньше, только не помнила где.

Сьюзан застонала, задергалась, но не смогла освободиться. Она только не понимала, где же Дэниел.

— Нейт.

Главарь кивнул в сторону открытой двери. Молодой человек, скорее, юноша ухмыльнулся и закрыл дверь.

Худой подошел ближе.

— Сьюзан, не так ли? — Когда она промолчала, бандит выругался. — Я слышал, как Крокер говорил о тебе. О том, какая ты в постели. Что ты любишь, когда мужчина груб с тобой. — Он хохотнул, резкий звук полоснул по нервам Сьюзан. — Что ж, мы умеем быть грубыми.

Она уже собралась закричать, но мужчина, покачав головой, с издевательской заботой обругал ее:

— Помолчи лучше, поняла? В доме дети. Ты же не хочешь разбудить их.

Сьюзан опять тихо застонала. От мужчин шел противный запах виски. В доме больше никого не было, кроме детей. Если она закричит и кто-нибудь из них спустится сюда… Сьюзан в ужасе сглотнула.

— Так-то лучше. Много, много лучше. Мужчина одобрительно кивнул. Жестом велел своим друзьям подойти поближе, беря ее в пугающий мужской круг.

Глаза мужчины со следами оспы сверкнули в свете лампы.

— Так, — невнятно произнес он, — нам надо закончить одно дельце. Крокер прекрасно умеет вмешиваться в семейные дела. Я собираюсь отплатить ему той же монетой.

Он подошел еще ближе, от него несло не только виски, но и чем-то похожим на опиум. Мужчина схватил Сьюзан за подбородок, впившись пальцами в ее кожу. Девушка задыхалась от отчаяния и злости.

— Я собираюсь поиметь тебя, Сьюзан, — насмешливо сказал он. — Ты поняла? Я намерен показать тебе, что такое объятия настоящего мужчины. — Он обжигал ее щеку дыханием. — Объятия настоящего мужчины. Когда я закончу, ты будешь умолять о продолжении. А когда я устану, тобой займутся мои братья.

Сьюзан попыталась остановить заволакивающую ее разум черноту. Силы небесные! Можно ли как-то помешать тому, что должно случиться? Дэниел. Что бы он ждал от нее?

Она вонзила зубы в руку державшего ее мужчины, тот ругнулся и выпустил Сьюзан. Внезапно она оказалась свободной и кинулась к двери, ведущей в коридор.

Мужчина с оспинами поймал девушку за запястье и развернул лицом к себе. Потом прижал ее руки к бокам и грубо прижал к себе.

— Какой пыл. Мне нравится эта женщина.

Сьюзан открыла рот, чтобы крикнуть, но вспомнила о детях.

— Правильно. — Он ухмыльнулся. — Не забывай о проклятом отродье.

Он схватился за ворот рубашки Сьюзан и рванул ночное одеяние девушки. Рубашка разорвалась надвое. Вскрикнув, Сьюзан попыталась схватить обрывки, чтобы прикрыться от сальных взглядов своих мучителей.

Стук копыт разорвал предутреннюю тишину.

Самый молодой из бандитов глянул в окно.

— Крокер, — злобно бросил он.

Главарь крепче прижал к себе Сьюзан. Когда она изловчилась прикрыть куском ткани грудь, он вырвал длинную полосу из рубашки на спине.

— Ну и что? — рыкнул он. — Нас четверо. Он ей не поможет.

— Проклятье, Грант, он человек Пинкертонов, — напомнил Нейт.

— Ну и что? — Он схватил Сьюзан за плечо и повернул ее лицом к остальным. — Что он может сделать? — Снова грубо притянул к себе Сьюзан. — Посмотрите на нее. Вы хотите бросить все это только потому, что Крокер вернулся не вовремя?

Слегка утратив подогретую спиртным смелость, его братья подались к окну.

— Сейчас не время, Грант. Стук копыт приблизился.

Нейт раздвинул занавески и всмотрелся в темноту.

— Черт возьми, он знает, что мы здесь! Он увидел наших лошадей. Закон на его стороне, Грант. Никто не поставит под сомнение слово пинкертона.

Грант повернул к себе лицо Сьюзан и впился в ее рот, поранив зубами губу девушки. Сьюзан почувствовала вкус крови, из глаз у нее потекли слезы. Но когда язык бандита попытался проникнуть к ней в рот, она сжала зубы. Ужас сотрясал ее тело. Она чувствовала, что теряет над собой контроль.

— Грант! Уходим!

Он оттолкнул девушку, а потом тыльной стороной ладони ударил ее наотмашь по лицу, разбив губу Сьюзан упала на пол, а он, пошатываясь, пошел к окну. Позади себя Сьюзан услышала тяжелые шаги человека, который держал ее поначалу. Она с трудом подняла голову, не помня себя от страха и гнева. Мужчина стоял над ней, расставив ноги, при виду разбитого лица девушки его собственное исказилось жгучей злобой. Из-за неяркого света и теней, его необычное лицо сделалось похожим на какого-то средневекового дракона.

— Марвин!

Отвесив насмешливый поклон, мужчина попятился к окну и исчез во тьме. Грант взялся за подоконник.

— Не думай, что это конец. Я вернусь. — проскрежетал он. — Отправляйся в постель к своему сыщику. А Крокер еще заплатит мне должок. Я заставлю его заплатить с твоей помощью. Еще и еще… и еще.

Он вскарабкался на подоконник, спрыгнул на землю и захлопнул створку.

Немилосердно трясясь, Сьюзан лежала на полу посреди остатков ночной рубашки. Приглушенные рыдания застревали у нее в горле. Как сквозь пелену, она слышала приближающиеся шаги Дэниела.

Дверь отворилась. Дэниел застыл на пороге.

Сьюзан свернулась, желая раствориться в лохмотьях, оставшихся от рубашки, и вжаться в начищенный сосновый пол. Когда же Дэниел вошел в комнату, она вскочила на ноги и зашипела сквозь зубы, как дикая кошка:

— Не прикасайся ко мне!

У Дэниела упало сердце. Он остановился, развел руки, показывая, что ничем не может повредить ей. Очень медленно он стал подходить к Сьюзан, но она отступала, пока не уперлась спиной в оклеенную обоями стену.

Дэниел постарался сохранить хладнокровие. Она не должна заметить, что он в бешенстве. Так он напугает ее еще больше. Он заметил, что Сьюзан прикрывается клочьями ткани. Что произошло за время его отсутствия?

Осторожно, словно имея дело с диким животным, Дэниел снял пальто. Сьюзан дернулась, он замер, сердце у него колотилось. Потом протянул ей пальто. Девушка молча взяла его и, стараясь не выпустить зажатые в кулак остатки рубашки, накинула пальто.

— Черт меня побери! — произнес Дэниел.

Он успел разглядеть синяки на теле Сьюзан. Она откинула голову и испуганно посмотрела на Дэниела. Не зная, как облегчить ее страдания, он резко выругался.

— Разрази их всех за то, что обидели тебя.

В ответ на эти слова Сьюзан как будто приободрилась.

— Как они попали в дом? — спросил Дэниел.

На ресницах Сьюзан задрожали огромные слезы.

— Ч-через заднее окно.

Дэниел мысленно проклял себя за собственную глупость. Нельзя было оставлять ее одну. Торопясь на встречу с Каттером, он оставил ее без всякой защиты… знал, что так нельзя, но сделал. А потом, вместо того чтобы сразу же вернуться в приют, поехал взглянуть на свой участок.

— Что они с тобой… сделали?

Он страстно хотел успокоить Сьюзан, обнять, но понимал, что это самое худшее, что он мог сделать в создавшейся ситуации.

У Сьюзан задрожал подбородок.

— Он угрожал…

Слова повисли в тишине. В тусклом свете лампы черты лица Сьюзан заострились, кожа посерела. Потом девушка судорожно вздохнула.

— Он сделал мне больно, — прошептала она. — Он сделал мне больно.

К удивлению Дэниела, Сьюзан шагнула к нему и остановилась совсем близко. Словно не зная, как будут восприняты ее действия, нерешительно подняла руки и легко положила их Дэниелу на грудь.

— Он сделал мне больно, — все так же шепотом повторила она, поднимая руки и обнимая Дэниела за шею. — Я уже видела одного из этих людей. Несколько дней назад он остановил меня на пути в Эштон, но я не рассказала тебе об этом. Нужно было. Я не знаю, кто он такой, но он спрашивал о людях из твоего агентства. Надо было сказать тебе.

— Ш-ш-ш. — Дэниел нежно обнял Сьюзан. — Больше никогда, — поклялся он, — больше никогда и никто тебя не обидит.

Девушка положила голову ему на плечо. Но чувства, наполняющие их объятие, изменились. Раньше Дэниел всегда утешал ее, укрывая от внутренних страхов. Теперь ее тело дрожало от гнева. Гнева, обращенного на людей, которые были с ней жестоки.

— Я их ненавижу, Дэниел! — прошептала ему на ухо Сьюзан. — Ненавижу, потому что из-за них почувствовала себя слабой и беспомощной.

Дэниел погладил девушку по спине, укрытой его пальто.

— Знаю, Сьюзан, знаю.

— Я покажу им. Я покажу им, что значит… бояться! И хотеть и нуждаться, но никогда не получить.

— Ш-ш-ш.

— Они пожалеют, Дэниел. Они пожалеют, что тронули меня. Я покажу, что они не могут причинить мне вреда. Я покажу им, что могу быть нормальной и… любящей. Как любая другая женщина. — Она подняла голову, глаза ее сверкали зеленым огнем. — Они сказали, что вернутся. Но если так, они пожалеют!

Дэниел чувствовал, что Сьюзан права. Братья Дули вернутся. Если не сегодня, то завтра или послезавтра. Им снова не дали получить свое удовольствие. Они этого так не оставят.

Дэниел крепче обнял Сьюзан, стараясь погасить и свою ярость. Он не даст и волоску упасть с головы Сьюзан. Он проследит за этим.

Глава 20

Эстер закрыла дверь в спальню мистера Джибби и на цыпочках спустилась в гостиную этажом ниже.

— Донован? — позвала она, легонько тряхнув мужа за плечо.

Вздрогнув, Донован проснулся.

— Что? Тебе что-то нужно?

Она успокаивающе погладила его по плечу.

— Ничего. Почему ты не едешь домой? Мне нужно остаться самое маленькое до вечера. Поезжай домой и выспись в настоящей постели.

Донован протер глаза.

— Я могу остаться. Мне не трудно.

— Донован, возвращайся домой, — стала настаивать Эсси. — Ты поможешь Сьюзан поднять детей. Поезжай.

Зевнув, он поднялся и поцеловал жену.

— Я вернусь после завтрака.

На лице Эсси отразилась растерянность. Между бровями залегла морщинка.

— Эсси?

— М-м?

Донован взял ее за подбородок.

— Что-то не так? Она вздохнула:

— Мистер Джибби… очень плох. Донован ждал, почувствовав, что она сказала не то, что собиралась.

— Донован, мистер Джибби прожил со своей женой сорок лет до того, как она умерла. У него восемь прекрасных дочерей, разлетевшихся по всему Вайомингу. Тем не менее в забытьи он зовет Дэниела.

— Не нашего Дэниела.

— Он зовет Дэниела — сыщика Пинкертонов, — уточнила Эсси.

Донован замер, не донеся шляпу до головы. Пара обменялась многозначительным взглядом. В словах не было нужды. Они уже достаточно долго жили вместе и пережили достаточно бурь, чтобы научиться читать мысли друг друга. Донован понял, что Эсси обеспокоена непонятным поведением мистера Джибби. И ей не требовалось объяснять ему, что она хочет, чтобы он постарался выяснить, что значит странная просьба аптекаря.

— Мне кажется, этот пожар не был несчастным случаем, Донован. Может, привлечь к этому делу Дэниела?

— Я возьму лампу и обойду заведение мистера Джибби. Это займет совсем немного времени, а потом я поеду домой.


Дэниел окунул кусок хлопчатобумажной ткани в миску с теплой водой, собираясь смыть кровь, сочившуюся из разбитой губы Сьюзан. Когда он дотронулся до ранки, девушка вздрогнула.

— Кто из них это сделал?

— Грант. Они называли его Грант.

— Ублюдок!

Волна гнева затопила Дэниела, когда он понял, что рукоприкладство Гранта было его личным выпадом против Дэниела. И он невольно поставил девушку под удар.

Сьюзан схватила Дэниела за руку. Их взгляды встретились. Она так пристально смотрела на Дэниела, что его ярость неожиданно сменилась удивлением. Нанесенная рана лишь укрепила Сьюзан в намерении покончить с прошлым.

— Дэниел? — Он не мог оторвать глаз от ее полной нижней губы, отливавшей шелком в неярком свете лампы. — Где ты был? Я думала, ты приедешь раньше?

Все еще закутанная в пальто Дэниела, Сьюзан выглядела маленькой и беззащитной и… необъяснимо желанной.

— Что? — рассеянно переспросил он.

— Где ты был?

— Ездил по делам.

Она сильнее сжала его руку.

— Ты не передумал? Ты все еще хочешь, чтобы я… поехала с тобой?

Этим вопросом Сьюзан высказала все свои страхи и степень своего доверия. Дэниел понимал, что, если он велит ей следовать за ним, стать ему другом и никогда не быть его возлюбленной, она так и сделает. Власть, которую она ему предлагала, была и завораживающей, и пугающей.

По сравнению с ним у нее бледная кожа, мягкие, изящные руки.

— Нет, я не передумал.

— Тогда что случилось?

Сьюзан говорила чуть охрипшим голосом, звук которого, затронув нервы Дэниела, воспламенил его. До этого он обвинял Сьюзан, что она желает от жизни большего, чем осознает, и боится этого. С ним происходило то же самое. Он хотел от жизни не просто больше — он хотел все.

— Дэниел?

— Ничего не случилось. Я встретился со своим начальником и сказал ему о том, что оставляю агентство. — Он опустил ткань в миску. — Думаю, настало время мне остепениться.

— И что он ответил? — Сьюзан затаила дыхание.

— Я могу уволиться, но сначала должен помочь ему завершить одно дело.

— Какое дело?

Дэниел отвел с лица Сьюзан прядку золотисто-каштановых волос.

— Так, ничего особенного. К концу недели я освобожусь.

— И тогда ты уволишься и уедешь из Эштона?

Дэниел отвел глаза от этого беззащитного лица. Не дождавшись ответа, девушка опустила его руку.

Чувствуя, что близость Сьюзан лишает его самообладания, Дэниел встал и прошелся по комнате. Отодвинул занавеску и посмотрел во тьму.

— Я хочу… Мне бы хотелось…

Почему так трудно говорить? Почему слова застревают в горле, как кусок глины?

Дэниел повернулся к Сьюзан. Она смотрела серьезно и решительно. Дэниел молчал. Может, он неправ? И ей лучше связать свою жизнь с кем-нибудь другим?

Девушка подошла к Крокеру и положила свою маленькую ладонь на его руку. Дэниел едва не вздрогнул Она может столько дать мужчине, если он возьмет на себя труд помочь ей побороть страхи, поймет, что ей нужно, залечит ее раны.

Дэниел невольно погладил Сьюзан по щеке. Нежная, молодая женщина — и дьявольски красивая. Сможет ли он устоять перед этой красотой и дать Сьюзан время набраться душевных сил?

— Я не буду тебе обузой, Дэниел. Я умею готовить и убирать.

— Мне нужно больше.

Девушка отстранилась, прикусив нижнюю губу.

— Значит, я тебе не нужна?

— Нет, милая, ты нужна мне. Вся ты, все, что ты можешь дать.

От волнения у Дэниела сел голос. И все же он колебался, потому что знал, что, дав слово, скорее умрет, чем нарушит его. А ведь ему придется изменить образ жизни, который он вел последние четырнадцать лет — с тех пор, как покинул приют. Он будет кому-то нужен. Причем не на короткое время, а на всю оставшуюся жизнь. В прошлом, когда он становился чьей-то опорой, случалась трагедия. Энни умерла, потому что он любил ее. И мама. Однажды, уже очень давно, он даже подверг опасности мисс Эсси, когда, защищая ее, убил в драке мальчишку. Дэниел начал верить, что несчастье следует за ним как тень.

Но отпустить Сьюзан он не может.

Дэниел опустил руку и внимательно посмотрел на склоненную голову девушки.

— Выходи за меня.

В комнате воцарилась тишина. Крокер молчал и ждал, наблюдая, как недоверие Сьюзан сменяется радостью, радость сомнением.

— Почему, Дэниел?

Вопрос поразил его. Он, конечно, не ждал, что она начнет прыгать и кричать от восторга, но такого он тоже не предвидел.

Почему? Что он мог сказать? Что он созрел для ласки и заботы? Что она, Сьюзан, кажется ему утренней зарей, заполняющей покоем его сердце?

Не желая открыть правду, он сказал:

— Потому что я всегда заботился о тебе, когда ты была маленькой, а теперь… — В глазах Сьюзан отразилась боль. Дэниел осекся и тихо ругнулся. — Нет. Не поэтому.

— Тогда почему?

Пальто Дэниела соскользнуло с плеча Сьюзан, и у него сжалось сердце при виде цвета сливок плеча девушки. Мягкого женского плеча, на котором виднелись свежие синяки.

Дэниел осторожно укрыл оголившееся плечо. Это простое движение воспламенило его, как школьника.

— Дэниел?

В голосе Сьюзан не было страха, только смущение. Она настороженно смотрела на него. И Дэниел понял, что больше всего на свете он хочет дождаться того момента, когда Сьюзан проснется для страсти и поймет, что жизнь может дать гораздо больше, чем страх неизвестности.

Дэниел не мог отрицать, что его охватило всепоглощающее желание оставить Сьюзан в своей жизни, стать тем мужчиной, который освободит ее. И он понимал, что однажды будет наказан за свое желание. Так всегда случалось в прошлом.

«Но сейчас совсем другое дело», — заспорил с ним внутренний голос. Теперь он стал старше и мудрее. Знает, как защитить себя. И Сьюзан тоже. Его невезение закончилось, когда он поехал за Сьюзан в Эштон. Если и суждено чему случиться, он согласен сполна заплатить за несколько сладостных часов, проведенных с этой девушкой. Он так долго был одинок. И если он поможет ей избавиться от страха, он будет чист перед небесами.

— Дэниел, почему ты хочешь жениться на мне?

Легкая ладонь коснулась груди Дэниела, и он весь внутренне сжался. Он вдруг понял, какой груз взваливает на себя на всю оставшуюся жизнь. Сьюзан может так никогда и не пробудиться для чувственности. Страх глубоко проник в ее мозг и не исчезнет просто потому, что этого хочет Дэниел. Но он готов попытаться.

Дэниел привлек к себе Сьюзан, зарылся лицом в ее волосы.

— Сьюзан, со мной ты можешь начать новую жизнь. Стать кем пожелаешь.

— А ты? Почему ты хочешь обременить свою жизнь такой, как я?

— Я не обременяю…

— Почему?

— У меня есть причины.

— И если я свободна стать кем захочу, то кем станешь ты?

Дэниел отстранился, поняв, что она имеет в виду. Если он станет ее мужем, как он будет исполнять свои обязанности? Дэниел открыто посмотрел ей в лицо, позволив прочесть по нему лишь отблеск неистового желания, которое он испытывал.

— Твоим мужем. Во всех отношениях.

— Дэниел, я не похожа на других женщин. Она говорила о стоящих между ними эмоциональных преградах.

— Да. Ты не похожа на других женщин. — В глазах Сьюзан мелькнула боль. И он поспешил добавить: — Ты прекрасна. Я никогда не встречал такой хорошей и искренней девушки, как ты, Сьюзан. Я не хочу сказать, что стою тебя…

— Дэниел!

— Нет, дай мне закончить. Я знаю, что большинство женщин меня и на порог не пустят, но я никогда не причиню тебе боли, Сьюзан. И пока я жив, никто другой тоже не посмеет обидеть тебя.

— Значит, ты женишься на мне, просто чтобы защитить меня, — заключила девушка. — Я могу сама о себе позаботиться, Дэниел. И если это единственная твоя причина, то…

— Нет, Сьюзан. Это не единственная моя причина.

Он погладил ее по волосам, дивным, шелковистым волосам.

— Почему, Дэниел?

Она собирается вынудить его признаться. Она добьется того, что он выложит всю правду.

— Потому что я нужен тебе и…

Он поднял глаза, и Сьюзан потрясло их выражение. Это были глаза потерявшегося мальчика и измученного мужчины.

И он сказал то, чего не хватало Сьюзан, чтобы броситься в незнакомый мир и сразиться со своей неуверенностью и страхами.

— …потому что ты тоже нужна мне.

Глава 21

Сьюзан потрогала висевший у нее на шее медальон, провела пальцами по выгравированному узору и как можно тише спустилась по задней лестнице, избегая скрипучих ступенек. Через несколько минут она станет замужней женщиной.

Сказать, что Донован и другие обитатели приюта удивились сообщению о помолвке Сьюзан и Дэниела, значило ничего не сказать. Лишь Эстер, казалось, предвидела подобное развитие событий. Она тотчас же предложила сыграть свадьбу весной. Но Дэниел наотрез отказался ждать. Он даже не захотел дождаться первых гостей, которые должны были приехать на встречу воспитанников. Крепко сжав руку Сьюзан в своей, он настоял, чтобы бракосочетание состоялось в течение трех дней. И если никто их не поддержит, они все равно поступят по-своему.

И хоть Сьюзан сожалела, что не может венчаться в церкви монастыря св. Франциска, она согласилась. Ее свадьба казалась ей необыкновенным, сказочным событием. Ей казалось, что если она будет слишком много о ней говорить, то она не состоится. Девушка умолила Эсси дать согласие, а потом договорилась, чтобы их обвенчал местный священник, и пригласила сестру Мэри Маргарет и Макса стать свидетелями. Несмотря на то что Макс был расстроен, услышав, что Сьюзан выходит замуж за Дэниела Крокера, сестре Мэри Маргарет удалось уговорить его присутствовать на свадьбе.

Повернув ручку двери, ведущей в гостевую комнату, Сьюзан проскользнула внутрь.

— Дэниел?

Услышав нежный голосок, Дэниел отвернулся от зеркала, глядя в которое пытался повязать галстук. Удивление при виде Сьюзан сменилось восхищением.

— Ты выглядишь прекрасно, — чуть слышно произнес он.

Завитые волосы Сьюзан кольцами ниспадали на спину, девушка распустила их специально для жениха. И нигде в ее наряде не было ничего черного. Платье, над которым не покладая рук трудилась Эстер, было нежно-кремового цвета, как и чулки, перчатки и нижние юбки.

Сьюзан подошла к Дэниелу, теребя гладкую ткань платья.

— Только что ко мне приходила Эстер. У нас был маленький разговор.

Она отвела взгляд, испытывая смущение от того, что ей сейчас предстояло сказать и сделать. Но ей было необходимо убедиться, что она может быть именно такой женой, какая нужна Дэниелу. Ей было необходимо знать, что она может пылать страстью и не бояться этого.

— Что-то не так? — спросил он.

— Дэниел, я…

— Ты передумала. — Глаза у него потемнели.

— Нет. Мне только нужно, чтобы ты… Дэниел, поцелуй меня.

— Что?

— Ну, пожалуйста.

Он снисходительно улыбнулся:

— Не можешь дождаться церемонии?

— Пожалуйста, Дэниел, — взмолилась Сьюзан.

— А как ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал? Как друга? Знакомую? Сестру?

— Не дразни меня.

Дэниел пытался сохранять серьезность, но уголки его губ подрагивали, выдавая истинное настроение.

— Полагаю, ты решила сначала убедиться, что товар хорошего качества. Если дело в этом, не хочешь ли более обширную проверку? Но тогда тебе придется увидеть практически все.

Сьюзан обняла Дэниела за шею и прижалась губами к его губам, не давая ему закончить тираду.

Нет, она даже не представляла, насколько это чудесно — целовать Дэниела. Как безопасно себя чувствуешь в его объятиях и веришь, что можешь покорить весь мир.

Когда они оторвались друг от друга, Сьюзан удовлетворенно улыбнулась.

— Может, все-таки скажешь, что все это значит?

— Мне нужно было убедиться, что я могу… почувствовать то, о чем сказала мне Эсси.

Дэниел прижал ее ладонь к своей груди, потом потянул руку девушки ниже, еще ниже.

— Ты совершенно спокойно можешь почувствовать все, что пожелаешь.

— Дэниел!

Сьюзан вспыхнула, Дэниел усмехнулся и тронул ее за подбородок.

— Продолжим позже, когда останемся одни и будем уже как следует повенчаны. — Отпустив девушку, он достал часы и открыл крышку. — Мы опаздываем. Я постараюсь задержать их минуты на две, пока ты причешешься.

Огонь во взгляде Дэниела погасил последние страхи Сьюзан.

— Мы венчаемся с тобой, Сьюзан, — решительно объявил Дэниел. — Жду тебя в гостиной. Не опаздывай.

Не прошло и четверти часа, как Сьюзан уже стояла рядом с Дэниелом. Вокруг стояли наряженные в лучшую одежду дети. Одна из девочек играла на пианино, остальные — пели Эсси прослезилась от радости. Сестра Мэри Маргарет сияла, исполняя роль подружки невесты. Шафером был Донован. Макс без всякого удовольствия держал кольца, глядя на Сьюзан такими глазами, будто она его предала.

— Начнем? — спросил отец Паркер, надевая очки. — Сегодня мы собрались здесь…

Сьюзан вдруг вспомнила сильное тело Дэниела, скрытое сейчас черным костюмом и белой крахмальной сорочкой, и неожиданно поняла, что Дэниел олицетворяет собой мужчину с Запада — мужественного, честного и гордого.

— О чем ты теперь думаешь? — пробормотал Дэниел, стараясь не помешать священнику.

Сьюзан сжала руку своего жениха.

— Ни о чем.

Обмен клятвами прошел быстро. Сьюзан чувствовала себя спокойной и умиротворенной, понимая, что совершает правильный шаг. Прохладная тяжесть золотого кольца, которое надел ей на палец Дэниел, стала ощутимым символом их взаимных обещаний.

— Можете поцеловать невесту, — закончил обряд отец Паркер.

Дэниел властно захватил Сьюзан в свои объятия, не оставив ни у кого сомнений, что это самое настоящее бракосочетание.

Когда он отпустил Сьюзан, она едва устояла на подгибающихся ногах. Коснулась пальцем своих губ. Дэниел поцеловал ее крепко, страстно. Но не напугал ее, а заставил жаждать новых поцелуев.

Часы в гостиной тикали и похрипывали, наполняя помещение звуком своего хода и подчеркивая осязаемую тишину, которая окутывала двоих, сидевших на диване, набитом конским волосом. Их разделяло расстояние чуть больше фута, подумала Сьюзан, но они настолько чувствовали друг друга, словно она сидела у Дэниела на коленях.

Сьюзан из-под ресниц глянула на мужчину, сидевшего справа от нее. Хотя она никогда не видела Дэниела растерянным, сейчас он выглядел слегка неуверенно. Разошлись последние гости, и только отец Паркер мирно похрапывал в кресле. Было слышно, как Донован укладывает мальчиков, а Эсси возится на кухне.

Сьюзан прикидывала, сколько еще подождет Дэниел, прежде чем предложит ей отправиться спать. Атмосфера в комнате начала сгущаться. Было почти десять, Дэниел снял пиджак и ослабил галстук, чем еще больше сковал себя. Сьюзан представила, как она расстегивает пуговицы, снимает жилет, подтяжки. А потом… По телу девушки пробежал холодок, но она постаралась вспомнить тот вечер, когда снимала с Дэниела рубашку и перевязывала рану. Кожа у него была теплой и тугой.

— Устала?

Сьюзан подпрыгнула, потому что Дэниел впервые за последний час обратился к ней. Выглядел ее муж мрачно, но не злился и не досадовал. Тут было что-то другое. Совсем другое.

Настал тот самый момент.

— Да, устала.

Часы завизжали и пробили десять.

— Дэниел?

— Да? — Голос у него сел и слегка охрип. Сьюзан облизала губы.

— Дэниел, Эсси говорит, что не обязательно будет плохо.

Дэниел прочистил горло.

— Что еще тебе сказал Эсси?

— Она сказала… она мне сказала, что… — Сьюзан увидела, как на щеках Дэниела выступил легкий румянец, и подумала, что и сама покраснела. — Она сказала мне, что мужчины почти всегда испытывают удовольствие.

Тени той далекой ночи всплыли в памяти: пьяный смех мужчин, их хриплые крики. Словно прочитав мысли Сьюзан, Дэниел погладил ее по щеке. Закрыв глаза, Сьюзан сосредоточилась на его пальце, который скользнул вниз, по шее. Девушка старалась думать только об этом прикосновении. Она победит свои страхи. Победит.

Испугавшись, что Дэниел может почувствовать ее нервозность, Сьюзан продолжила:

— Эсси сказала, что женщина тоже может получить удовольствие, Дэниел. Если она любит мужчину. А он относится к ней с вниманием.

Дэниел сглотнул и запустил пальцы в водопад золотисто-каштановых кудрей Сьюзан.

— И это все, о чем вы говорили с Эсси? — спросил он, но сладкий тон выдал его собственную нервозность.

— Нет. Она сказала, что ты крупный мужчина и…

— Проклятье! — быстро перебил Дэниел. Он не повысил голоса и оглянулся на отца Паркера, чтобы проверить, не проснулся ли он и не слышал ли последние слова. Когда он снова повернулся к Сьюзан, на его лице она увидела лишь нежность. — Думаю, никто не удивится, если я поведу тебя спать.

Сердце у Сьюзан ухнуло куда-то вниз. Он собирается заняться с ней любовью. И к утру Сьюзан получит ответы на все свои вопросы.

— Когда?

Ее вопрос удивил Дэниела. Он встал и подошел к окну.

— Когда, Дэниел?

— Скоро.

— Сегодня?

— Я не знаю. Иди ложись, Сьюзан. Мне нужно проверить коня и устроить его на ночь.

Сьюзан повиновалась, но затем остановилась и подошла к Дэниелу. Оперевшись на его руку, она поднялась на носочки и поцеловала мужа в щеку. В глазах Дэниела вспыхнуло чувство, определить которое Сьюзан не смогла. Желание? Изумление?

— Спокойной ночи.

Она сделала два шага, потом бросилась из комнаты бегом. Дэниел посмотрел ей вслед, в нем шевельнулась страсть. Он постарался успокоить волнение тела. Как могли слова Сьюзан и ее невинный поцелуй так воспламенить его, как не зажигала никакая опытная женщина?

Дэниел вышел на улицу, не надев пальто. Он знал, чего хочет от него сегодня ночью Сьюзан. И, помоги ему небо, весь дом ожидал от него того же самого. Но Дэниел отметил, что нервничает, как никогда. Его первый любовный опыт представлялся пустяком по сравнению с тем, что он чувствовал сейчас.

Следующие несколько часов не только определят всю их супружескую жизнь, но и отношение Сьюзан к интимной стороне брака на всю ее оставшуюся жизнь. Если он напугает ее, она всегда будет ждать именно этого. Если он не дотронется до нее в их первую ночь, она подумает, что не подходит ему. Что бы он ни сделал, он может причинить ей вред на много лет вперед. Мысль не только обескураживающая, но и приводящая в уныние.

Придя в конюшню, Дэниел устроил Шефа на ночь, насыпал ему двойную порцию овса. Потом похлопал мерина по крупу.

— Что ж, старина, — проговорил Дэниел, — по крайней мере один из нас проведет спокойную ночь. — Дэниел фыркнул и добавил: — Я говорю не о себе.

Глава 22

Когда Дэниел закончил свои дела в конюшне и вернулся в дом, часы готовились пробить половину одиннадцатого. В коридорах было темно. Отец Паркер, как видно, проснулся и уехал домой.

Дэниел зажег одну из ламп, оставленных на столе в коридоре, и почувствовал, что опять занервничал. Может, Сьюзан уже спит. День выдался беспокойный, вечер затянулся. Она наверняка тоже устала.

Дэниел взялся за дубовые перила, постоял, потом, понимая, что поступает не слишком хорошо, направился по коридору в комнату для гостей. Там он умоется и соберет кое-какие вещи. А после начнет волноваться, как и когда он попадет к Сьюзан в комнату.

Идя к себе, Дэниел только что не ругался вслух. Каждая половица извещала о его продвижении. Все в доме будут прекрасно осведомлены, куда он ходил и сколько времени там провел. А если здесь такие звучные полы, какова же будет кровать Сьюзан?

Дэниел с такой силой крутанул ручку двери, словно хотел вывернуть ее, вошел, зажег лампу.

В комнате ничего не было: ни его одежды, ни его седельных вьюков. Исчезли даже кувшин и таз для умывания, стоявшие на комоде. У Дэниела совсем упало сердце, когда он увидел, что все постельное белье было снято, а матрац скатан и прислонен к изножью.

— Дэниел! Какого черта ты здесь делаешь?

Дэниел подпрыгнул, как если бы его подстрелили.

Донован вышел из спальни мальчиков и босиком прошел к гостевой комнате. Рубашка у него была расстегнута, демонстрируя сохранившуюся стройную фигуру.

— Почему ты не наверху?

Дэниел открыл рот. Потом закрыл. Что сказать? Без сомнения, он не мог сказать Доновану, что слишком неопытен и боится идти к Сьюзан. Своей жене. И уж конечно, не мог сознаться, что рассчитывал провести здесь часок в надежде, что Сьюзан заснет до его прихода.

— Я пришел за своей одеждой, — промямлил Дэниел, избегая смотреть Доновану в глаза.

— Я все перенес наверх. Я знал, что у тебя не будет времени. И подумал, что вам будет спокойнее в комнате Сьюзан, подальше от дырки в стене. Но, если вы захотите, завтра можно будет перебраться сюда.

Дэниел внезапно ощутил себя скакуном, который готовится принять участие в соревнованиях на глазах многочисленной публики.

— Нет. Ты прав. — Слова не шли с языка. — В конце концов, нам нужно переночевать одну-две ночи.

— Куда ты ее повезешь?

— К себе. — Под ногой двигавшегося к задней лестнице Дэниела скрипнула половица. — Там поспокойнее.

Сьюзан прошла в дальний конец комнаты остановилась у окна. Переминаясь с ноги на ногу и грея их одну о другую, обхватила себя руками, пытаясь хоть как-то согреться. Невидящим взглядом она смотрела на улицу. Ожидая. Волнуясь.

Несколько минут назад она стояла у окна и видела, как Дэниел шел из конюшни. Но вместо того чтобы подняться к ней, он остался внизу. Пальцы Сьюзан теребили пояс платья. Скоро он придет сюда. Он должен.

Придет ли?

Прикусив губу, Сьюзан посмотрела на свое отражение в зеркале. На ней был старый халат Эсси и объемистая полотняная ночная рубашка, в которой она уже однажды предстала перед Дэниелом. Второе ее ночное одеяние уничтожили братья Дули. Сьюзан боялась, что ее внешний вид был далек от соблазнительного. Правда, волосы она тщательно причесала и перевязала лентой. Чисто вымытая кожа сияла, а руки… Ее руки замерзли и дрожали. И если он не появится в ближайшее время, она…

Дверь в комнату распахнулась.

Сьюзан повернулась и увидела Дэниела. Дверь закрылась, замок защелкнулся.

— Я ходил за своей одеждой.

— Понятно.

— Ее там не было, — добавил Дэниел.

— Нет?

— Нет.

Сьюзан не могла придумать ни слова.

— Донован сказал, что перенес ее сюда.

— Нет.

— Что — нет?

— Нет, он ее сюда не приносил, я думала, что она внизу.

Дэниел нахмурился:

— Куда же тогда он дел мои вещи? Молчание.

— А что тебе нужно? — спросила Сьюзан, нервно накручивая конец пояска халата на запястье.

— Да ничего мне не нужно. — В ответ на удивленный взгляд жены Дэниел торопливо заговорил снова: — Я хотел умыться.

— Может, тебе нужна ночная сорочка?

— Что?

— Донован их не носит, но, возможно, у кого-нибудь из мальчиков есть подходящая.

— Нет, мне не нужна ночная сорочка. — Сьюзан побледнела, и Дэниел начал было оправдываться: — Я хотел сказать… — Он вздохнул. — О черт.

Довольно долго он молчал. Сьюзан жестом показала на кувшин и таз для умывания на ночном столике.

— Я оставила тебе воды. Она еще теплая.

— Да. Спасибо.

Помедлив, Дэниел снял пиджак. Очень аккуратно повесил его на спинку кресла-качалки, которое Сьюзан передвинула в угол комнаты, затем развязал галстук.

Он сейчас начнет умываться. Прямо у нее на глазах. Здесь. В ее комнате.

— Может, тебе лучше лечь в постель? Холодно.

Сьюзан охватил страх.

— Мне снять ночную рубашку?

— Что? — Дэниел уставился на Сьюзан. — Нет. И так хорошо. Просто прекрасно. — Когда же она не двинулась, вздохнул. — Иди под одеяло. Я не хочу, чтобы ты простудилась.

— С какой стороны мне лечь?

Дэниел обозрел узкую кровать. Бессмысленно спрашивать про стороны. Хорошо, если они вообще на ней поместятся.

— С какой хочешь.

Сьюзан сняла халат и пошла к кровати.

Край одеяла был откинут, приглашая забраться под него. Простыни оказались холодными, и Сьюзан свернулась калачиком под простынями, одеялами и шерстяным покрывалом. Подтянув колени к подбородку, она подоткнула одеяла и, хоть это и оказалось трудной задачей, отодвинулась достаточно далеко, чтобы оставить Дэниелу значительную часть кровати.

С кислой улыбкой Дэниел отметил про себя, что она легла на ту сторону, которая была ближе к двери.

В следующие несколько минут Дэниел испытал все муки неловкости. Он не был новичком по части прекрасного пола. В девять лет он прятался в одном из лучших публичных домов Пенсильвании. И вскоре узнал все, что можно было там узнать. В пятнадцать лет впервые применил свои знания на практике. С тех пор он разделся перед таким числом женщин, что уже не трудился их и считать.

Однако сейчас… Сейчас он раздевался перед Сьюзан. Своей женой. Отрезвляющая мысль. Дэниел мог удивляться и размышлять над этим явлением, но у него дрожали руки, когда он снимал галстук и расстегивал сорочку. Помедлив, снял ее. И поежился. Не от холода, а под пристальным взглядом Сьюзан.

Дэниел попробовал не обращать внимания, налил из кувшина в таз воды. Но взгляд Сьюзан словно огнем жег ему кожу. Зачерпнув ладонями, он ополоснул лицо и шею. Дэниел надеялся немного укротить таким образом свои желания, но разгорелся еще сильнее. В зеркале над комодом он видел, что Сьюзан смотрит на стекающую по его груди влагу.

— …полотенце на…

— Что? — перебил Дэниел.

Их взгляды встретились в зеркале и застыли.

— Там рядом полотенце. Я разложила здесь же твои туалетные принадлежности… Донован принес их сюда.

Голос Сьюзан охрип и будоражил Дэниела. Он кивнул и уткнулся взглядом в воду. Надо что-то с этим делать. И поскорее.

Он быстро обтер грудь и подмышки, не догадываясь, что свет лампы сияет на золотистой коже. Но Сьюзан это заметила. И как завороженная следила за игрой мускулов на спине Дэниела. А в зеркале ей было видно, как одна за другой стекают по животу капельки воды.

Потом Дэниел начал бриться.

— Я думала, ты не бреешься перед сном. Дэниел открыл было рот, но передумал.

Что он мог сказать? Скоро Сьюзан поймет, что солнце не имеет никакого отношения к его бороде, как он как-то сказал ей. Можно только догадываться, какие мысли рождаются сейчас у нее в голове.

Как Дэниел ни старался протянуть время, наконец он закончил и продел полотенце сквозь ручку кувшина. Потом потушил лампу. Они оказались в полной темноте, которая, казалось, должна была помочь им. Но не помогла. Висевшие в комнате напряжение не ослабло во тьме.

Быстрыми движениями Дэниел снял обувь, носки и брюки, оставшись в длинных шерстяных кальсонах. Присев на край постели, всерьез задумался, не лечь ли ему на пол. Но судя по шороху простыней, Сьюзан совсем отодвинулась к противоположному краю кровати и лежала почти нависнув над полом.

Закрыв глаза, Дэниел мысленно попросил небеса вразумить его.

Сьюзан лежала на спине, вытянув руки по бокам. Но даже при этом забравшийся в постель Дэниел не мог не коснуться ее. К своему бесконечному облегчению Сьюзан обнаружила, что Дэниел не снял кальсоны.

Довольно долго новобрачные лежали рядом не двигаясь. Сьюзан все ждала, когда же начнется. Она слышала, что дыхание Дэниела участилось. Его тело наливалось теплом, а она все больше коченела.

Чтобы помочь себе собраться с мужеством, Сьюзан сжала кулачки.

— Что мне нужно сделать? — выдавила она.

Дэниел надеялся, что она заснула, но, по всей видимости, этого не произошло.

— А может, ты… — Он замолчал, поразившись звуку собственного голоса. Сглотнув, начал снова. — Подвигайся ближе.

Сьюзан колебалась недолго, Дэниел почувствовал ее движение. Подняв руку, он привлек жену к себе, устроив ее голову на своем плече.

Грудь Сьюзан прижалась к боку Дэниела. Он ощущал ее вес и полноту женской плоти, наполняясь ожиданием. И безумной энергией, от которой перехватывало дыхание.

Несмотря на жар, исходящий от двух тел, Сьюзан начал бить озноб. Обычно Дэниел начинал их объятия с поглаживания лица Сьюзан. Потому и сейчас, очень медленно, он провел костяшками пальцев по ее щеке. Кожа на ощупь была шелковистой. Немыслимой. В голове пронеслась лихорадочная мысль, что, вероятно, и все тело Сьюзан такое же гладкое и сладостное.

Через какое-то время Сьюзан снова заговорила:

— Дэниел?

— М-м-м?

Он едва понимал, что она говорит, ни одной четкой мысли в голове. Дэниел думал только о том, сколько он сможет продержаться вот так, лишь обнимая и лаская Сьюзан, не давая воли своей страсти, не имея возможности показать своей жене, насколько она желанна и нужна ему.

— Что мне делать дальше?

От этого вопроса Дэниел чуть не сорвался.

— Ну, положи руку мне на грудь.

Он подумал, что она не решится. В прошлом Сьюзан столько раз отступала. Кроме того он знал, что, прочитай она его мысли, Сьюзан с криком бы выбежала из комнаты. Однако застенчиво и нерешительно, но она положила ладонь Дэниелу на грудь. Длинные пальцы погладили кожу.

Время шло. Сьюзан продолжала дрожать в его руках, но уже не с такой силой. Дэниел молился, чтобы она уснула до того, как он потеряет самообладание.

— А ты не хочешь тоже коснуться меня, Дэниел?

Слова Сьюзан сломали хрупкую выдержку Дэниела. Он оказался не в силах больше противостоять своим желаниям, не говоря уже о мольбе, прозвучавшей в ее голосе.

Понимая, что начинать с гладкой кожи Сьюзан рискованно, Дэниел сначала развязал ленточку, стягивавшую ее волосы. Дэниел уже давно хотел высвободить эти дивные волосы, запустить в них пальцы, почувствовать, как мягкие локоны падают ему на грудь, щекоча кожу. От волос распространился запах розовой воды и лаванды.

Осмелев от собственной храбрости, Сьюзан провела тонкими пальчиками по груди Дэниела. Ее ладонь очертила каждый выступ и впадинку. Дэниел застонал и из последних сил попытался сдержать свои порывы. А рука Сьюзан скользнула по легким завиткам растительности, покрывавшей грудь Дэниела, тронула его сосок.

За робкими прикосновениями Сьюзан Дэниел ощутил огонь и чувственный порыв. Приподняв ее подбородок, он захватил губами рот Сьюзан, раздвигая языком ее губы и зубы.

Дэниел повернулся и бедром прижал Сьюзан к постели.

Ее тело словно было создано для него, Дэниела. Ни с одной женщиной ему не было так хорошо. Он страстно желал ее. И хотел, чтобы Сьюзан обняла его, прильнула к нему всем телом.

Дэниел почувствовал, что Сьюзан задрожала, и прижался к ней крепче, думая, что она все еще мерзнет. Сьюзан сдавленно всхлипнула.

Дэниел понял, что зашел слишком далеко и слишком быстро. Сьюзан попыталась отстраниться, но он продолжал обнимать ее, говоря ничего не значащие слова, лишь бы она успокоилась. Тогда Сьюзан уперлась Дэниелу в грудь двумя руками. Он взял ее лицо в ладони и заставил посмотреть себе в глаза. В свете луны он увидел перепуганное и смущенное лицо.

— Не надо. Ты ни в чем не виновата, просто я действую чересчур быстро.

Сьюзан закрыла лицо руками.

— Прости.

Вывернувшись из рук Дэниела, она выскочила из кровати и, подбежав к комоду, зажгла лампу. Ей было необходимо рассеять тьму. Страх.

— Сьюзан, прекрати убегать от меня. Мы сможем это преодолеть, если ты не станешь забиваться в норку каждый раз, когда я чем-то обижу тебя.

— Обидишь? Обидишь! — Она повернулась к Дэниелу, на лице ее было написано смятение. — Я не могу этого сделать. Не могу!

— Должно пройти время.

— Нет! Ты не понимаешь. Я думала, что все пойдет хорошо, когда мы поженимся. Но я не могу избавиться от прошлого. Когда ты ко мне прикасаешься, меня заволакивает темнота и я не могу отогнать ее!

Произнеся это, Сьюзан побелела. Как ужасно для жениха услышать подобные слова в первую брачную ночь.

Дэниел сел на постели и взъерошил рукой волосы. Простыни сползли, обнажив его торс.

— Я женился на тебе не ради постели, Сьюзан. Это только одна, небольшая, часть отношений между мужем и женой.

— Мне вообще не следовало выходить за тебя.

Сьюзан увидела, как побледнел Дэниел.

— Я знала, что буду наказана, если… — Она остановилась. Она сказала лишнее.

— Наказана?

Дэниел вскочил с кровати и пошел к Сьюзан.

Она бы убежала, но комод оказался непреодолимым препятствием.

— За что тебя наказывать'' Что такого страшного ты сделала, чего так боишься?

Как сквозь сон она видела, что он берет ее за руки и встряхивает. Но плотная завеса тьмы поволокла Сьюзан в прошлое, вытаскивая на поверхность воспоминания, погребенные так глубоко, что они смешались, перепутались.

«Мама, мама, ты звала меня?»

Какой он большой. Мужчина. Он сильнее ее, и от этого она кажется себе хрупкой и незначительной. Слабой.

Беспомощной.

Так было и с теми людьми.

Тени подбирались все ближе. Запах сырости и темные силуэты заполнили комнату. Судорожно вздохнув, Сьюзан постаралась различить своего мужа, но очертания его фигуры расплывались, менялись.

«Мама!»

Всхлипнув, Сьюзан попыталась вырваться, но Дэниел крепко держал ее. Откуда-то издалека до нее донесся его голос:

— Расскажи мне. Расскажи, что случилось!

Она поняла, о чем он просит. Она всегда знала, что однажды ей придется признаться в своих грехах. Но даже теперь она хотела избежать этого. Никакое наказание не сравнится с тяжестью признания в том, что она совершила.

— Расскажи мне.

Сьюзан впервые сознательно разрешила себе вспомнить события той давней ночи. Сильно и часто забилось сердце. Это было так давно. Так давно…

Комната наполнилась призрачным эхом горького плача женщины. С губ Сьюзан стали срываться слова, и она начала свой рассказ.


Она услышала гром. Непонятные крики. Папа был где-то там. Но разбудила ее мама.

— Сьюзан, беги спрячься в погреб. Это новая игра! Мы сейчас будем играть.

Девочка схватила тряпичного кролика и прижалась к стене.

— Сьюзан! Делай, что тебе говорят. Ты же знаешь, что бывает, когда ты не слушаешься маму.

Знаю, подумала девочка и бросила взгляд на изображение Иисуса над своей кроватью. Ее не будет любить Бог, если она не станет слушаться. Она выбралась из кровати и заторопилась за матерью, размышляя над странной игрой.

Эрин Херст вывела дочь из дома и спустилась с ней в погреб. Широкие пустые полки угрожающе нависли над головой ребенка, и, когда мама повернулась, чтобы уйти, девочка вцепилась в ее юбки.

— Не уходи. Я боюсь одна, не уходи!

Эрин наклонилась и обняла дочь:

— Я люблю тебя, Сьюзан. Я тебя люблю.

Гром приблизился. Раздались какие-то звуки, напоминающие те, что производит папино ружье, когда он охотится.

— Я хочу, чтобы ты осталась здесь. Ни за что не выходи! Пока я не позову тебя. Ты поняла меня?

Сьюзан схватила мать за руку, когда та пошла к ступенькам.

— Пожалуйста, не уходи.

— Сьюзан! — В голосе мамы проскользнула нотка паники. — Делай, что тебе сказано.

Дверь погреба захлопнулась над головой Сьюзан. Она заплакала, в отчаянии озираясь вокруг. Снова послышался гром. На этот раз он был похож на конский топот, а не на приближающуюся грозу. Сьюзан поднялась по шатким ступенькам и приложила ухо к двери. Она сделает так, как сказала ей мама. Она будет хорошей девочкой. А потом, как на картинке над ее кроватью, придет Иисус и посадит ее к себе на колени. И никто ее не накажет.

Сьюзан показалось, что она услышала мамин голос. Она ее позвала? Игра окончилась? Она снова услышала крик матери, на этот раз более явственный. Испугавшись, что она нужна матери и не идет ей на помощь, девочка выбралась из погреба.

В ночной темноте она босиком пробралась к дому и обошла его.

— Мама? Мама, мне показалось, что ты меня звала.

Совсем рядом с домом она остановилась, споткнувшись о тело, которое лежало на земле в ярко-красной луже.

— Папа?

Он лежал неподвижно. Очень… неподвижно. Мужчина, который стоял над ним, не обращал никакого внимания на то, что папины безжизненные пальцы по-прежнему сжимали револьвер. Нож незнакомца был в крови. Этот человек сжимал в руке папины золотые часы.

— А где остальное?

Никем не замеченная, Сьюзан укрылась за углом дома. Пятеро других мужчин окружили ее мать, толкая ее, насмехаясь над ней.

Мама плакала, закрыв лицо руками.

— Больше ничего нет. Ничего!

— Где твои деньги? У вас должна быть еда!

— Ничего нет!

Мужчина с ножом пнул отца Сьюзан и подошел к Эрин.

— Ну тогда нам придется взять что-нибудь другое, а?

— Мама!

Она отняла от лица руки и с ужасом посмотрела на дочь.

— Сьюзан, уходи!

Мужчина с ножом обернулся.

— Иди сюда, девочка. Сьюзан сделала шаг назад.

— Девочка!

Мужчина с ножом обхватил рукой за шею мать Сьюзан и приставил окровавленный нож к ее горлу.

— Иди сюда или я зарежу ее этим ножом.

— Нет! Беги, Сьюзан!

Сьюзан повернулась, чтобы бежать, и налетела на другого мужчину. Он поднял ее, кричащую и брыкающуюся, и понес к тесному кружку мужчин. Грубо поставил ее в центре. Когда Сьюзан бросилась к матери, схватил ее и вернул на место.

— Стой смирно, малышка. Стой смирно, пока мы пощупаем кожу твоей мамочки.

— Сьюзан, закрой глаза! Слышишь меня? Крепко зажмурь глаза. Так, чтобы не видеть ни меня, ни этих людей.

Помедлив лишь секунду, Сьюзан подчинилась. Но все же открыла их один раз. И увидела мужчин, с искаженными похотью лицами.

Они нетерпеливо подбадривали того, который лежал на ее матери, приставив ей к горлу нож.

— Мама!

Мужчина оторвался от ее матери, поднялся и пошел к ней, похотливо ухмыляясь:

— Ты, значит, тоже хочешь поиграть. Взвизгнув, Сьюзан вырвалась из круга мужчин. Она подбежала к отцу. Но он был мертв и не мог помочь ей. Мужчина приближался. Плача, она двумя руками схватила револьвер. Подняла его и нажала на курок — она видела, как это делал ее отец.

Револьвер дернулся у нее в руках. Пуля пролетела мимо преследователя, но попала в грудь одному из мужчин. Он повалился на землю и остался недвижим.

— Ах ты, маленькая сучка! — задохнулся приятель убитого, перекатив тело на спину, так что мертвые глаза уставились в небо. — Я покажу тебе, что бывает с девчонками, когда они лезут не в свое дело.

Позади него Эрин Херст с трудом встала на колени, подняла с земли камень и кинула его, попав в голову мужчины.

— Беги!

И Сьюзан побежала. Бежала без оглядки. Она спряталась в кустах, окружавших пруд. И только когда топот копыт затих вдалеке и занялся рассвет, она заставила себя вернуться к дому. Она подошла к отцу. Он уже остыл.

Плача, она поднялась и, спотыкаясь, пошла к другому телу на траве. Лица женщины было не узнать, тело изуродовано. Сьюзан почти поверила бы, что это кто-то другой… если бы не волосы. Ярко-рыжие волосы.

— Сью…

Шепот, но Сьюзан услышала.

— Мама?

Схватив мамину руку, она наклонилась поближе.

Эрин с трудом открыла заплывший глаз. Поймав взгляд дочери, отвела взор.

— Не… смотри…

— Я не смотрела, мама, я не смотрела.

Но она ведь смотрела. Она не послушалась.

И теперь ее накажут.

Шевельнувшись, мама заплакала, схватила Сьюзан за руку.

— Принеси… мне… револьвер.

Сьюзан шарахнулась в сторону, но Эрин притянула ее к себе.

— Мне больше никто не может помочь… только… Бог. — Уцелевший зеленый глаз наполнился слезами. — Я… скоро… умру. — Эрин продолжала отчаянно цепляться за руку дочери. — Я не хочу, чтобы ты… смотрела.

— Мама?

Она хотела погладить маму по лицу, но оно все было в крови.

— Принеси! — яростно прошептала мама, потом судорожно вздохнула. — Слушайся… меня.

На непослушных ногах Сьюзан вернулась к телу отца и взяла револьвер. Когда она шла к матери, колени у нее подгибались.

— Дай… мне.

— Нет.

— Сью… зан… слушайся… меня.

Сьюзан с плачем упала на колени и бросила револьвер на землю.

Дюйм за дюймом пальцы Эрин подбирались к оружию. Она ухватила его, но у нее не было сил подтянуть револьвер поближе.

— Сьюзан… я тебя… люблю. — Зеленый глаз закрылся, потекла, смешиваясь с кровью, слеза. — Помоги… мне.

Сьюзан всхлипнула и, как прячущийся в песке краб, попятилась.

— Нет!

Черный ствол поблескивал рядом с обезображенной рукой ее матери.

— Слушайся… меня. Помоги… Потом беги… в погреб. Пожалуйста… помоги.

Губы, которые были такими красивыми и нежно целовали Сьюзан в щеку, и шептали ей на ухо секреты, раздвинулись, чтобы захватить воздуха для новой мольбы. Но больше не произнесли ни слова. Зеленый глаз подернулся дымкой, стал безжизненным. Потускнел.

— Мама?

Фигура, которая больше не напоминала ее мать, не двинулась.

Сьюзан не послушалась. Она вылезла из погреба. Она открыла глаза.

Она убила человека.

Девочка подползла к матери и стала трясти ее, надеясь разбудить. Но плоть в ее руках была какая-то странная. Она не отзывалась на действия Сьюзан.

— Мама! Ответь мне!

Ужас объял ребенка. Она одна во всем виновата. Если бы она послушалась, ее мама осталась бы жива. Сьюзан зашептала:

— Мама? Мама? Мама…


В комнате стояла тишина.

Тишина.

Дэниел не знал, что сказать. А что тут можно сказать? Все эти годы никто не знал, даже не подозревал, что случилось с маленькой Сьюзан. Хотя отношение Сьюзан к мужчинам заставляло предположить, что она видела насилие над своей матерью, никто не догадывался, что раны девочки гораздо глубже. Настолько глубже. Своим детским умом она действительно верила, что, послушайся она маминых приказов, их семья осталась бы цела Слишком долго она несла это бремя в одиночестве, думая, что Бог потребует ужасной кары за то, что она убила дезертира и послужила причиной гибели родителей. Возможно, именно поэтому она пошла в монастырь — служа Богу, она надеялась искупить свои предполагаемые грехи.

Но в жизнь Сьюзан ворвался Дэниел, уводя ее от искаженного понимания справедливости. А теперь он вскрыл ее раны. Вывел на свет боль ребенка, чтобы излечить женщину.

Крепко прижав к себе всхлипывающую Сьюзан, Дэниел успокаивал ее. А когда потекли слезы, укачивал ее, повторяя снова и снова:

— Ты ни в чем не виновата, ты ни в чем не виновата.

Подняв ее лицо, заставил посмотреть себе в глаза.

— Твоя мама любила тебя. Она любила тебя. Она никогда не захотела бы, чтобы ты так страдала. Когда она говорила, чтобы ты слушалась ее, она только хотела защитить тебя.

— Я должна была помочь ей! Под конец она умоляла помочь ей, а я того не сделала. Я же могла что-то сделать! Если бы я вела себя по-другому, слушалась ее, она бы не пострадала. Я должна была найти способ облегчить ее боль.

— Ты и нашла, моя хорошая, нашла. Ты была с ней до самой ее смерти. Она обожала тебя. Она любила тебя. Она хотела защитить тебя. Ни она, ни Господь не потребуют наказания за то, что случилось. Разве ты не понимаешь? Твоя мать могла умирать медленно и мучительно, но Бог взял ее к себе. Он взял ее, и она не страдала. Так что не страдай и ты. Он унес ее душу туда, где она счастлива и не испытывает боли. Он никогда не хотел, чтобы ты так истязала себя.

Слова повисли в наступившей тишине.

— Он взял ее, — отозвалась Сьюзан.

— Она судорожно обняла Дэниела. Она хотела, ей было необходимо знать, что его слова были правдой.

В глазах мужа она не была виновата, не вызывала отвращения. Только понимание. Она считала, что, став монахиней, сможет искупить свою часть вины за смерть родителей. Но Богу не нужна была такая жертва. Ее хотела Сьюзан. И именно Дэниел должен был заставить ее понять это.

— Ты не сделала ничего плохого, родная. Ты не сделала ничего плохого.

Сьюзан крепче обняла Дэниела и спрятала лицо у него на груди.

Раны начали затягиваться.

Глава 23

Тимми Либбли прятался за водонапорной башней и наблюдал. Товарный поезд прибыл в Эштон в половине второго ночи. Он постоит здесь еще с четверть часа, запасаясь топливом.

Юный сыщик ждал, поеживаясь от холода. Прошли пять минут. Десять.

Паровоз запыхтел.

Едва огромные железные колеса пришли в движение, Тимми вскочил в седло. Уклоняясь от летящего из-под колес снопа искр, он пустил коня в галоп.

Тимми спрямил путь, проскакав через рощицу, и остановился перед Джидайдией Каттером.

— Они заглотили наживку, попытались остановить поезд?

— Нет. Ни следа братьев Дули.

Каттер выругался, сорвал шляпу и вытер лицо.

— Ты уверен, что донес до них сведения о динамите, когда болтался в салуне в Бэрривилле?

— Да, сэр.

— И тот человек заинтересовался?

— Пожалуй, да. Весь клан бурно выразил свое удовольствие.

— Почему же тогда их нет?

Каттер нахлобучил шляпу. План состоял в том, чтобы, приманив нескольких Дули динамитом, проследить их обратный путь до лагеря. Каттер рассчитывал, что узнает о готовящемся нападении заранее, потому что его люди будут неусыпно следить за бандой. А теперь он знал о ее местонахождении не больше, чем неделю назад.

Каттер дал знак одному из своих людей, стоявшему у железнодорожного полотна.

— Остановите поезд, снимите оттуда динамит. Нет смысла отправлять его назад в Шайенн.

Брэкстон Хилл кивнул и помахал из стороны в сторону фонарем. Паровоз заворчал издалека, содрогнулся и постепенно остановился.

Брэкстон со своими людьми подскакали к последнему вагону и забрались туда. Через несколько секунд они появились.

— Каттер!

— Да.

— Полагаю, вам лучше самому взглянуть, сэр.

— Проклятье, проклятье, проклятье.

Каттер направил коня к вагону. Тимми нерешительно последовал за ним.

— Ну? В чем дело?

Брэкстон высунулся из вагона и оглядел Тимми.

— Ты уверен, что на станции никто не забирался в поезд, малыш?

— Уверен, сэр.

— Ты лично телеграфировал приказ об отгрузке динамита и подчеркнул, что он должен быть отправлен без огнепроводных шнуров?

Тимми побледнел.

— Я забыл передать насчет шнуров.

— Дерьмо. Ты получил подтверждение, что динамит был отгружен?

Тимми неловко поерзал в седле.

— Д-да, сэр.

— Не заикайся!

Тимми подпрыгнул от крика Каттера. Но тот уже потерял к нему интерес и сердито глянул на человека в дверях вагона.

— К чему все эти вопросы?

Брэкстон с отвращением сплюнул на снег.

— Его нет. Динамита нет.


Сьюзан проснулась и обнаружила, что ее голова покоится на плече Дэниела. Она пошире открыла заспанные глаза и посмотрела на яркий квадрат солнца на противоположной стене. Потом Сьюзан постепенно начала осознавать, чьи руки обнимают ее за талию и что ее ночная рубашка задралась, обнажив ноги.

Но никакого ужаса, никакой вины или стыда Сьюзан не почувствовала. Хотя какой-то отголосок страха еще таился в глубине сознания, теперь он был слабым. Набираясь от Дэниела сил, она в один прекрасный день полностью избавится от призраков прошлого.

Она шевельнулась, и пальцы Дэниела коснулись ее волос, побуждая остаться на месте.

— Не вставай. Не надо. Полежи, отдохни еще.

Повиновавшись, она лежала в его объятиях и впитывала жар тела Дэниела, слушала размеренное биение его сердца. Повернув голову, поцеловала ключицу Дэниела.

Он замер.

— Ночью…

Сьюзан прижала два пальца к губам мужа.

— Спасибо тебе.

Слова были не нужны. Молча, глазами, она передала ему свои мысли.

Подвинувшись чуть ближе, Сьюзан поцеловала подбородок Дэниела, прикоснулась губами к его губам.

— Знаешь, — с запинкой начал он, — когда я первый раз увидел твои распущенные волосы, мне захотелось чего-то, что, как я думал, я никогда не получу.

— Чего же?

Дэниел повернулся так, чтобы Сьюзан оказалась лежащей на его груди. Их ноги переплелись. Ее губы оказались совсем рядом с его губами.

— Мне сразу же захотелось, чтобы ты склонилась надо мной с распущенными волосами и я мог обнять тебя под этим огненным занавесом.

Сьюзан было приятно услышать это, страх отступил еще дальше.

Дэниел покрепче обнял ее. Мягко, нежно провел кончиком носа по ее щеке, носу, лаская и дразня. Потом его рот встретился с ее губами. Сьюзан не отстранилась. Она отогнала прочь остатки черноты и отдалась объятиям Дэниела. Его губы сделались смелее и все ненасытнее. Он полностью подчинил ее себе поцелуями.

Сьюзан вцепилась в подушку, забыв обо всем, кроме вкуса и запаха Дэниела.

Он оторвался от нее первым. Глаза его потемнели от страсти.

— Мы пойдем постепенно, шаг за шагом.

— Да, — чуть слышно отозвалась она.

Гордая собой, Сьюзан выбралась из постели. Дэниел остался. Подложив руки под голову, он следил за каждым движением Сьюзан. Заметив, что он наблюдает, как она одевается, Сьюзан умудрилась надеть сорочку и панталоны под прикрытием ночной рубашки. Но корсет оказался более трудным делом. Она попыталась справиться сама, но шнурки были затянуты под ее свадебное платье, их нужно было ослабить.

— Позволь мне.

Сьюзан вскрикнула, когда Дэниел ухватил ее за подол рубашки и стащил ее со Сьюзан через голову. Потом твердой рукой повернул жену к себе спиной и затянул корсет. Потом подал ей коричневое шерстяное платье, лежавшее на подлокотнике кресла-качалки.

Взгляд Дэниела стал жарким, бездонным, когда его глаза встретились со взглядом Сьюзан. Он ласково погладил нежный изгиб ее плеча.

Сьюзан замерла.

Дэниел улыбнулся.

Ее глаза потемнели.

Его взгляд вспыхнул. Дэниел поцеловал Сьюзан, неторопливо, долгим поцелуем.

Когда он поднял голову, то увидел, что Сьюзан измяла все платье, скомкав его. Когда ей наконец удалось одеться, ее щеки пылали. Дэниел взял брюки и начал одеваться. Когда он завершил эту процедуру, Сьюзан успела аккуратно заплести волосы в косу и завязать их новой лентой.

Сьюзан смотрела в зеркало над комодом, как приближается к ней Дэниел. Он дернул ее за косу и потянул к двери.

— Дай срок, Сьюзан. А сейчас пусть тебя заботит только то, что у нас будет на завтрак.

Открыв дверь, он предложил Сьюзан выйти в коридор. У порога, не давая пройти, кучей лежали вещи Дэниела.

— Донован! — взревел Дэниел. Сьюзан расхохоталась.

Сестра Мэри Маргарет нашла Макса за огромным столом на кухне эштонского монастыря. Он сидел в своей обычной позе, склонив голову и оградив руками тарелку, словно боялся, что кто-нибудь отберет ее. Эта привычка осталась у него после двух лет пребывания в тюрьме в Андерсонвилле во время войны.

— Макс?

Он не ответил, продолжая угрюмо смотреть в тарелку. Мэри Маргарет обрадовалась, найдя его на кухне. Все время, пока они находились в Эштоне, он уходил гулять по окрестностям, собирая разные сокровища: камни, бутылки, спички и шнурки.

— Добавить тебе в кашу изюма и меда? Обычно Макс очень радовался такому разнообразию.

На этот раз он даже не двинулся. Вздохнув, Мэри Маргарет села рядом с ним.

— Макс, Сьюзан не бросила тебя. Просто у нее началась новая жизнь.

Макс взглянул на монахиню, черты лица его исказились.

— Она должна быть стать невестой Божьей.

Мэри Маргарет погладила его по большой натруженной руке.

— Разве ты не хочешь, чтобы она была счастлива?

Нижняя губа у Макса отвисла, как у мальчишки.

— Я не хочу, чтобы она уезжала.

— Я знаю, Макс, я знаю. Но Дэниел Крокер хорошо о ней позаботится, вот увидишь.

— Лучше, чем Господь?

У Макса задрожал подбородок и глаза наполнились слезами.

— О, Макс, — пробормотала сестра Мэри Маргарет, отзываясь на его боль. Она ласково склонила седую голову Макса себе на плечо. — Она была тебе настоящим другом, правда?

Он кивнул, ухватившись за край одеяния монахини и комкая его.

— Она должна вернуться. Она должна! Я заставлю ее вернуться.

— Она не вернется, Макс. Она больше не принадлежит монастырю. — Мэри Маргарет пыталась придумать, как бы объяснить Максу так, чтобы он понял. — Ты помнишь птенца, которого ты нашел в конюшне монастыря?

— Д-Да.

— Ты заботился об этом малыше, Макс, был ему хорошим другом. Защищал его, кормил, держал в тепле. Но когда он вырос, что произошло?

Макс отказался отвечать, хотя монахиня была уверена, что он помнит маленького воробышка гораздо лучше, чем своих умерших родных.

Мэри Маргарет продолжила:

— Он никогда не видел других птиц. Он даже не знал, что он птица. Он привык прыгать по двору или сидеть у тебя на плече, но летать он не умел. И что ты тогда сделал, Макс?

Он не ответил.

— Ты поступил очень мудро. Что ты сделал?

— Я… я отнес его в лес.

— Так, — подбодрила монахиня.

— И оставил его играть с другими птицами.

— И что потом?

Он крепче вцепился в одежду Мэри Маргарет, но не ответил.

— Ты отпустил его, Макс. Он всхлипнул.

— Отпусти Сьюзан, Макс.

— Не-ет.

— Отпусти ее.

Он заплакал, открыв рот и зажмурившись — воплощенное несчастье. Крупное тело Макса сотрясалось от разрывающих сердце рыданий.

Но сестра Мэри Маргарет качала его, как маленького ребенка, каким он, в сущности, и был, зная, что вскоре ему придется найти способ смириться с происшедшим.

Глава 24

Поеживаясь, Сьюзан стояла на задней веранде и наблюдала за Дэниелом, который готовил к дороге коня. Слабая полоска света на горизонте обещала холодный зимний день.

Вместо кожаного пальто Дэниел надел толстый парусиновый пыльник. Под ним на Дэниеле были брюки из толстой хлопчатобумажной ткани, полотняная рубашка и короткая черная куртка с начесом. Сьюзан понимала, что такая одежда позволит сыщику передвигаться легко и бесшумно.

— Ты можешь подождать в доме, — сказал Дэниел, заметив ее озябшее лицо и выбивающие дробь зубы.

— Нет.

Дэниел закрепил седельные вьюки.

Сьюзан следила за каждым его движением с бесстрастным выражением лица. Но внутри она вся была комок нервов. После брачной ночи они с Дэниелом стали ближе друг другу.

Потом, поздно вечером в субботу, приехал человек Дэниела и тот уехал вместе с ним. Сьюзан нетерпеливо ждала час, другой, третий. Дэниел вернулся, излучая энергию, но не сказал, где он был. Только то, что и на следующий день будет работать на агентство.

Позже, в постели, он целовал Сьюзан с такой страстью, что поразил ее и доставил ей в то же время удовольствие. Потом крепко обнял и положил ее голову себе на грудь. Так он лежал молча, не двигаясь, будто боялся нарушить это состояние. Проходили минуты, и Сьюзан начала волноваться, что последняя работа Дэниела на агентство будет опасной.

Она достаточно слышала о пинкертонах, чтобы понимать, с чем в ближайшее время может столкнуться Дэниел. Здесь, на Западе, пинкертоны пользовались репутацией безжалостных охотников за преступниками. Они использовали любые средства, обычно насилие.

Сьюзан предположила, что, судя по всему, Дэниелу предстоит схватка с кланом Дули. Хотя Сьюзан никогда с ними не сталкивалась, она знала, что это страшные люди. На их совести были бесчисленные жертвы и поджоги.

И еще они убивали.

Всю ночь Сьюзан провела без сна. Она лежала в объятиях Дэниела, прислушиваясь к его размеренному дыханию и биению его сердца. Она снова и снова молилась Богу и всем святым, прося оставить мужа целым и невредимым. Ее внутренний мир начал становиться безопасным, но если что-нибудь случится с Дэниелом… Она не хотела и думать об этом. Она не выживет, если с ним что-то случится. Ведь она так глубоко любит его.

Любит его.

Видимо, она всегда любила его. Сначала в детстве — он был ее кумиром, защитником, другом, доверенным лицом. А теперь она любит его как женщина любит мужчину. И должна лишь подтвердить это чувство на деле.

Думая, что Сьюзан спит, Дэниел выбрался из постели и подошел к окну. Сьюзан колебалась недолго и присоединилась к нему. Обняла за талию и прижалась губами к его спине. И так они стояли, кажется, несколько часов, набираясь друг от друга сил. Но Дэниел все равно ничего не сказал о своей работе и о том, что его может ожидать. Сьюзан понимала, что он хочет уберечь ее, но только больше разволновалась.

На рассвете Дэниел оделся и словно поставил тем самым преграду чувствам. Поняв, что он хотел бы обдумать предстоящее дело, Сьюзан принесла мужу кофе и тихо сидела рядом.

— Я вернусь как только смогу, — сказал Дэниел, врываясь в ее думы. Он подтянул подпругу и прикрепил стремена. — Меня не будет день, от силы два.

Он посмотрел на Сьюзан, она кивнула. Морозец был довольно сильным, при каждом выдохе образовывались клубы пара. Но Сьюзан отказалась остаться в доме. И сам он настолько нуждался в ней, что не стал настаивать.

Ее власть над ним изумляла Дэниела. Сьюзан так прочно завладела его сердцем, что он не мог представить без нее своей жизни. Сейчас между ними лежало его дело. Он впервые задумался о последствиях своей работы. Он проклинал опасность, насилие и страх. Он молился, чтобы прожить еще один день, чтобы его миновала пуля. Вот оно — его счастье — перед ним, но только если он вернется сюда.

В объятия Сьюзан.

Сьюзан поплотнее закуталась в шаль, но ее свободная вязка грела плохо. Заметив во взгляде Дэниела нерешительность, Сьюзан удивилась, с чего бы.

— Береги себя, хорошо?

Теплый желтый свет падал из окон кухни на лицо Дэниела, и Сьюзан постаралась запомнить каждую его черточку.

Дэниел не отвечал, и Сьюзан сделала шаг вперед.

— Нет. Стой там. — Он поднялся по ступенькам. — Ты даже не обулась.

Она переступила босыми ногами, но они уже давно потеряли всякую чувствительность.

— Я забыла.

— Как это ты забыла про двенадцатиградусном морозе, не пойму?

В голосе Дэниела прозвучала снисходительность. Он взял Сьюзан за талию, приподнял и поставил ее босые ноги на свои сапоги.

Это тронуло ее больше, чем охапка роз или цветистые слова. Сьюзан изо всех сил обняла Дэниела.

— Пожалуйста, скажи, что будешь осторожен, — снова сказала она.

Он не ответил ей, а Сьюзан нужно было одно слово, хотя она догадывалась, что Дэниел не властен над тем, что произойдет в следующие несколько часов.

— Мои люди хорошо обучены. Они не рискуют без надобности.

Это было не совсем то, что хотела услышать Сьюзан, но по непроницаемому лицу Дэниела она поняла — на большее рассчитывать не приходится.

Дэниел ощутил ее разочарование, но что еще он мог сказать? Он видел, что она хочет уверений, но был не в состоянии давать пустые обещания. Гораздо хуже рассеять страхи, которые потом станут реальностью.

Немного застенчиво, понимая, что наступил его черед попрощаться, Дэниел произнес:

— Обещай, что если что-нибудь случится…

— Нет! Никаких разговоров о смерти, Дэниел Крокер! А если так, я больше не стану с тобой разговаривать.

Эта непоследовательная угроза вызвала тень улыбки у Дэниела.

— Со мной ничего не случится. Но на всякий случай…

— Не смей со мной так разговаривать! Ты скоро вернешься. Вот увидишь.

— Пообещай только, что останешься здесь, с Эсси и Донованом, если что-то произойдет. — И быстро добавил: — Если я задержусь, мне нужно знать, что ты в безопасности. Обещай.

Понимая, что она должна это сделать, Сьюзан сказала:

— Обещаю.

Она поднялась на цыпочки и обняла Дэниела за шею. Вдохнула его запах, провела рукой по волосам.

— Пожалуйста, — взмолилась она, — будь осторожен.

Дэниел обнял Сьюзан, крепко прижал к себе. Как хорошо ей было в этом сильном объятии. Как она любит этого человека!

Закрыв глаза, Дэниел собрался с силами, чтобы оторваться от жены. Он с сожалением отпустил ее, но не сразу, а постепенно, ослабляя объятие. Нежно, легко поцеловал Сьюзан.

— Иди в дом, пока совсем не заледенела, — проворчал Дэниел. Потом, понимая, что надо идти, спустился с крыльца и вскочил в седло.

— Возвращайся к ужину! — крикнула Сьюзан.

— Надень яркое, веселое платье, — отозвался он. — Розовое, или алое, или красное. Ты знаешь, как я люблю, когда ты одеваешься ярко.

Он помахал ей, ободряюще улыбнулся и натянул поводья, пуская Шефа неторопливой рысью вокруг дома и по лугу.

Не обращая внимания на холод, Сьюзан сбежала по ступенькам.

— Я люблю тебя, Дэниел!

Но он, должен быть, не услышал, потому что не остановился и не обернулся. Поэтому Сьюзан несколько долгих минут еще стояла, пока стук подков по замерзшему лугу не затих вдали.

— Возвращайся ко мне, — прошептала она во мрак.

Дэниел натянул кожаные перчатки и недобрым словом помянул пронизывающий ветер. Сейчас он как никогда хотел побыстрее разделаться с работой, чтобы начать новую жизнь. Он устал быть подозрительным и осторожным.

Устал злиться на весь свет.

На вершине высокого холма Дэниел остановил Шефа и оглядел заснеженные окрестности. Там, у подножия гор, лежала его земля. Практически все заработанное в агентстве Дэниел вложил в этот кусок земли и неба. На другие приобретения осталось мало денег, но это не имеет большого значения. Главное — эта земля будет принадлежать ему.

Он столько раз мечтал, как будет жить там, что нарисованная в воображении картина стала казаться более реальной, чем действительность. Но теперь этот дом он делил в мыслях с Сьюзан, и от этого его жилище становилось теплее, наполнялось смехом и светом.

Так и будет, мысленно поклялся Дэниел. Первый раз в жизни он почти посмел поверить, что у него будет свой дом. Не просто сооружение — семейный очаг.

Преисполнившись этих новых чувств, Дэниел дал шпоры коню и поскакал с холма. Чем скорее он закончит работу, тем скорее вернется.

К Сьюзан.

Макс вышел из-за деревьев и стал разглядывать хижину, стоящую в лесу. Он уже бывал здесь, дожидаясь каждый раз, пока уйдут мужчины, а потом рылся в их вещах. Он нашел там столько сокровищ! Такие милые разноцветные вещицы.

Но мужчины и их игрушки исчезли. Как Сьюзан.

Вздохнув, Макс продолжил свой путь. Потребовалась почти вся ночь, чтобы убежать от сестры Мэри Маргарет, но, в конце концов, ему удалось собрать узел с одеждой и коробку со своими ценностями. И тогда он ушел из монастыря. Скоро он найдет Сьюзан и заберет ее с собой.

Сьюзан вернулась в свою комнату и забралась в кресло-качалку, поджав под себя ноги. Ложиться в постель не было смысла. Она совершенно не хотела спать и была готова начать новый день. Но глядя в окно Сьюзан обнаружила, что ей совсем ничего не хочется делать, а только сидеть и смотреть, как из-за гор появляется солнце, окрашивая их склоны в розовый цвет.

Сьюзан потянулась, дивясь усыпляющей теплоте, которая разлилась по телу. Никогда она не испытывала такого любопытного чувства. Словно ждет чего-то. Чего-то, что она хотела уже давно.

Коротко рассмеявшись — так, ни о чем, — Сьюзан встала с кресла и подошла к комоду. Уронив шаль, она плотно обтянула себя ночной рубашкой.

Она видела, какими глазами смотрел на нее Дэниел, когда она разбудила его сегодня на рассвете. В его глазах горело желание. И страсть. Скоро он займется с ней любовью. От этой мысли каждый нерв Сьюзан затрепетал. И ее охватило сладкое желание.

Улыбнувшись своему отражению в зеркале, Сьюзан пошла посмотреть, что в ее гардеробе сможет порадовать ее мужа. Эсси дала ей юбку, две блузки и три платья.

Сьюзан тронула рукав темно-лилового костюма, который почти насильно отдала ей Эсси. Сьюзан пыталась отговориться, утверждая, что жакет с баской и юбка с замысловато отделанным шлейфом слишком хороши, чтобы Эсси с ними рассталась. Но та, вероятно, догадалась, что Сьюзан сразу же влюбилась в костюм, потому что решительно не захотела забирать его. Она настояла, чтобы Сьюзан надела его на праздник встречи, который должен был состояться уже на этой неделе. Но она наденет его сегодня, если Дэниел приедет домой достаточно рано. Ему нравится, когда она одевается ярко.


Тимми Либбли подскакал к началу конной цепочки пинкертонов, направлявшихся к взорванному железнодорожному полотну.

— Сэр! Мистер К-каттер, с-сэр!

Каттер остановил своего коня, повернулся в седле и сердито посмотрел на веснушчатого юношу.

— Пропади оно все пропадом, тысяча чертей, Тимми! Если я сказал тебе раз, скажу и сто раз. Не… заикайся\ И где, к черту, ты был. Сбор группы был полчаса назад.

Губы Тимми перестали трястись, лицо у него отчаянно покраснело от бешеной скачки.

— Но, мистер Каттер, сэр, я нашел их лагерь.

— Чей лагерь?

— Братьев Дули. Лагерь братьев Дули! Я наткнулся на него, когда ездил передать ваши приказы охране в приюте.

— Черт побери! И они там?

— Большинство уже покинуло лагерь. Когда я обнаружил его, там оставались только двое. Но я подслушал, что они собираются, — он судорожно сглотнул и продолжил, — похитить мисс Херст. Они хотят использовать ее, чтобы заставить Крокера сдаться им. Каттер замысловато выругался.

— Ты! — Он указал на одного из мужчин в хвосте цепочки. — Отправляйся туда с Либбли. Приказываю вернуться в приют, взять девушку и ее охрану. Я хочу, чтобы вы спрятали ее в нашей конторе. Никого к ней не подпускайте и не выпускайте ее из виду, пока мы не приедем за ней. Понятно?

— Да, сэр! — в унисон ответили оба.

— Тогда отправляйтесь! Если Дули схватят ее, мы можем послать весь наш план псу под хвост.

— А если она не согласится?

Каттер одарил Тимми злобным взглядом за то, что тот посмел задать такой глупый вопрос.

— Солгите ей, похитьте ее, скажите, что Крокер ранен и зовет ее… мне наплевать, как вы это сделаете. Вытащите ее оттуда.

Дэниел потопал ногами, пытаясь вернуть им чувствительность. Он с нетерпением следил, как остальные занимают позиции. Единственный, кто имел смелость приблизиться к Дэниелу, был Каттер. С самого начала работы на агентство Дэниел прослыл преданным своему делу, вспыльчивым и безжалостным.

Сунув руки подмышки, Дэниел ходил по квадратику утоптанного снега.

— Пора? — буркнул он.

Позади него Каттер щелкнул крышкой часов.

— Да, как раз шесть.

Осталось десять минут до появления поезда.

— Дули не видно?

— Нет. Тимми думал, что видел одного или двух, — осторожно произнес Каттер, но не развил эту мысль. — Я послал его на разведку в город.

— Все на местах?

— Да. — Каттер достал из кармана сигару и стал перебирать ее в руках. Он не зажег ее, боясь, что запах дыма разнесется слишком далеко. — Я расставил наблюдателей на каждой миле до Эштона. И никаких известий.

— Никаких поломок на железной дороге?

— Никаких. Малыш Флойд прибудет точно по расписанию.

— Хорошо.

Дэниел прищурился на тусклый утренний свет. Солнце только начало показываться из-за горных вершин, заливая покрытые снегом склоны ярким светом. Неподходящая погода, чтобы ехать в вагоне с человеком, который оказался слишком упрям, чтобы ехать с братьями, и слишком глуп, чтобы попасться.

Дэниел услышал, как вздохнул на спиной Каттер.

— Черт бы побрал это ожидание.

Тот не ответил, но Дэниел понял, что начальник кивнул в знак согласия. Воздух был тих и неподвижен. Даже говорливый ручей умолк в ожидании. Не было слышно ни шевеления лошадей, ни шума от падения снега с тяжелых веток. Только напряжение ожидавших людей. Они старались даже тише дышать, не то что переговариваться. Притих даже громогласный Каттер.

Начальник присоединился к молчаливому прохаживанию Дэниела, зажав в зубах незажженную сигару.

— Я становлюсь слишком стар для этого. Несмотря на седые волосы Каттера, Дэниел никогда не считал его старым. При мысли о том, что Каттер не исключает своей смерти, Дэниелу стало как-то неуютно. Каттер пожевал сигару, перегнал ее в другой угол рта.

— Знаешь, я был таким, как ты. — Склонив голову, Каттер бесстрастно поглядел на Дэниела. — Я был трудным, жестоким и злым. — Каттер поднял брови, как бы не веря, что годы могут так изменить человека. — Но у меня никогда не было девушки, из-за которой я понял бы, чего лишен.

Дэниел нахмурился:

— О чем это ты говоришь?.

Каттер повернул голову и посмотрел на узкую железнодорожную колею.

— Может, ты и сам пока этого не видишь, но она изменила тебя. Всего несколько дней, но она заставила тебя… — Каттер крякнул от смущения, порылся в кармане и извлек оттуда измятый лист бумаги. — Вот. Возьми.

— Что это?

— Расписка на твою землю.

— Ты можешь отдать ее мне потом, когда я закончу работу.

— Нет. — Каттер сжал Дэниелу руку. — Возьми ее сейчас. Назови это свадебным подарком.

Дэниел посмотрел на Каттера, затем на бумагу.

— Возьми.

Дэниел взял листок. Он мечтал об этом много лет. И вот теперь, когда мечта сбылась, он чувствовал, что рвется связь с очень старым и дорогим другом. Он сунул бумагу в карман.

— Только не думай, что это избавит тебя от выполнения нашего договора. Как только мы возьмем Дули, я жду от тебя дойную корову.

Каттер ухмыльнулся, но не успел рассмеяться: воздух задрожал предостережением. Голые ветки закачались от приглушенного звука приближающегося поезда, поезда, в котором не было никого, кроме нескольких человек железнодорожного персонала. Состав Флойда появится через несколько минут после этого.

— Крокер?

— Да?

— Тебе дьявольски везет, тебе не кажется? Дэниел сжал в кармане лист бумаги.

— Да, я знаю.

Дэниел мог только надеяться, что удача его не покинет.

Сьюзан? Да, Кэрри?

Семилетняя девочка задержалась у двери ровно настолько, чтобы сказать:

— Вас спрашивает какой-то человек.

И тут же умчалась по коридору играть дальше.

Сьюзан поставила миску, которую вытирала, и пошла к двери. Незнакомец ждал на задней веранде. Неодобрительно нахмурившись, что Кэрри не провела мужчину в дом, Сьюзан вышла на улицу.

— Да?

Рыжий мужчина повернулся, и Сьюзан поразилась его юному лицу.

— Миссис Крокер?

Сьюзан не узнала своего нового имени. Потом ее охватила волна удовольствия.

— Да. Я Сьюзан Крокер.

Как бы вспомнив о манерах, мужчина снял шляпу и сделал шаг в сторону Сьюзан. В его движениях сквозила напряженность, и Сьюзан сразу же встревожилась.

— Мэм, мне очень неприятно сообщать плохие новости, но они попросили меня съездить с вами.

— Они?

— П-пинкертоны, мэм. — Он мял шляпу, глядя на носки своих сапог. — Не все пошло гладко. Они попросили меня привезти вас.

— Что такое? Что случилось? Дэниел. Он ранен?

— Если бы вы поехали со мной, мэм. Они объяснят все сами.

Сьюзан кинулась в дом, схватила с вешалки в коридоре свою накидку и крикнула:

— Кэрри! Скажи Эсси, что я поехала за Дэниелом!

Она услышала, как откликнулась Кэрри: «Да, Сьюзан». Выскочила на улицу, захлопнув за собой дверь и указала на конюшню.

— Если вы можете подождать, я оседлаю лошадь.

— О, нет! Нет, мэм. Нет времени. — Он указал на своего коня. — Если вы сядете в седло, я пристроюсь позади вас.

— Конечно.

Она сделает все, лишь бы побыстрее добраться до Дэниела. Мужчина надел шляпу, крепко взял Сьюзан под руку и повел по дорожке к главным воротам. Там он помог ей забраться на лошадь, а сам сел позади.

Сьюзан ухватилась за гриву, а сыщик взял поводья и развернул коня. Потом стукнул его каблуками в бока, и они поскакали по лугу.

— Сколько нам ехать?

— Здесь недалеко. И вам все объяснят.


Макс одолел подъем. Внизу, как кубики на ковре, лежало здание приюта и другие постройки. Мисс Сьюзан будет счастлива, увидев его!

Спотыкаясь, Макс побежал вниз, горя желанием побыстрее отыскать свою подругу. Какая-то фигура появилась в отдалении. Он услышал стук копыт. Остановившись, Макс уронил свой узел и замахал руками, узнав огненные волосы Сьюзан.

— Сьюзан! Подожди меня, пожалуйста! Сьюзан!

Но животное не замедлило бег, унося прочь двух седоков. Макс проводил их взглядом, пока они не исчезли за поворотом. Подбородок у него дрожал.

— Почему ты не остановилась? Почему ты не остановилась?

Глава 25

Донован вышел из коровника и, сощурившись, глянул в яркое зимнее небо. Ему послышалось, что к дому подъехала лошадь, но ее нигде не было видно. Доновану стало не по себе. За последние несколько дней его все больше и больше настораживало происходящее в городе. В Эштоне появился с десяток чужаков, которые целыми днями сидели, играли и беспокойно следили за дорогой. Донован достаточно долго шутил с законом, чтобы не отличить настоящих сыщиков от непрофессионалов. И если судить по внезапному 'исчезновению Дэниела этим утром, пинкертоны, видно, что-то затевают.

Но что? И какое это имеет отношение к мистеру Джибби? Донован сходил в лавку аптекаря, как и обещал Эсси, но не обнаружил там ничего подозрительного, кроме обгоревшего дерева и обвалившихся балок. Ничего, что заставило бы посчитать пожар злым умыслом. Ничего, кроме непонятного беспокойства, которое он испытал, едва слез с коня и зашел на пожарище.

Как только мистер Джибби начал подниматься, Донован пытался говорить с ним. Но старик бормотал что-то насчет Дэниела, пинкертонов и яда. Во всем этом было мало смысла.

Стряхнув тревожное настроение, Донован хотел было вернуться к дойке, как вдруг увидел, что кто-то неловко спускается с горы, крепко прижав к груди узел. Это, без сомнения, был впавший в детство великан, который был на свадьбе Сьюзан.

— Макс?

Услышав свое имя, Макс бросился к Доновану.

— Пожалуйста, поезжайте и заберите ее!

Он схватил Донована за руки, уронив узел.

Оттуда вывалились осколки зеленого бутылочного стекла, камешки и другие предметы.

— Кого, Макс?

— Сьюзан. Он увез ее. Она бы так не уехала. Она бы остановилась.

— Кто, Макс? Кто ее увез?

— Он забрал ее от меня. Она бы остановилась.

Донован старался успокоить гиганта, но тот казался безутешным. Что-то в его поведении снова возродило собственные подозрения Донована. Возможно, он и ошибается, но синяки на лице и теле мистера Джибби выглядели результатами ударов, а не огня. А то, как он все время говорил о Дэниеле и отраве? Шестое чувство подсказывало Доновану, что тут кроется что-то еще, важная деталь, которую он знает, но не придает ей значения. Он был уверен, что в какой-то момент все встанет на свои места, как детали головоломки. А пока ему совсем не нравилось, что во все это оказалась замешанной Сьюзан.

— Хорошо, Макс. Я найду ее. — Донован нагнулся, чтобы помочь собрать имущество Макса, но хорошенько глянув на валявшиеся на земле предметы, похолодел. — Где ты взял вот это? — спросил он, подняв несколько узких красных цилиндров.

— Их оставили его люди.

— Чьи.

— Дьявола. Они живут рядом с железной дорогой. У ручья, там где старая мельница.

Динамит. Черт побери, люди, за которыми следил Макс, прятали динамит. Донован готов был побиться об заклад, что добром это не кончится и с этим как-то связаны люди пинкертонов.

Донован выругался и бросился к конюшне. Надо найти Дэниела или одного из его людей и рассказать о находке. А потом разыскать Сьюзан.


Сьюзан даже задохнулась, когда лошадь остановилась среди деревьев. Сьюзан и ее спутник проехали несколько миль по дороге, а потом свернули в сторону гор. Сейчас они очутились на небольшой полянке, окруженной молоденькими дубами и соснами.

— Где Дэниел? Его здесь не видно.

— Сначала нам придется встретиться с моим партнером.

Он повернул лошадь, сунул два пальца в рот и три раза коротко свистнул.

— Где они? — прошептала Сьюзан, ожидая ответа на свист.

— Сейчас, миссис Крокер. Сейчас.

Рука мужчины, сжимавшая луку седла перед Сьюзан, переменила положение. Сьюзан вздрогнула, когда рыжий юноша коснулся ее руки. Она дернулась еще раз, потрясенная, когда участливое похлопывание по руке превратилось в нечто совсем не такое невинное. Он провел ладонью по ее руке, погладил по плечу. Когда Сьюзан постаралась отодвинуться, молодой человек схватил ее за волосы и притянул голову Сьюзан к своей груди.

— Ты дура, что любишь его, — прошептал ей на ухо юноша. В словах сквозила неприкрытая ненависть. — Он убийца. Ты знаешь, что он сделал с моим братом? — Когда она не ответила, он сильнее потянул Сьюзан за волосы. — Знаешь?

На Сьюзан волной накатило чувство опасности, на смену ей пришел самый настоящий страх. Этот мужчина привез ее не к Дэниелу. Он увез ее, чтобы навредить ей. Навредить Дэниелу. Она поняла это по его голосу.

— Кто вы? — спросила Сьюзан рыжеволосого, все больше убеждаясь, что она совершила ошибку. Страшную ошибку. — Вы ведь не сыщик?

Как только она произнесла эти слова, руки, поддерживавшие Сьюзан на седле, крепко обхватили ее, не давая спрыгнуть.

— Тимми Биб к вашим услугам, мэм.

Ледяная волна ужаса охватила Сьюзан. Все живущие в этих краях знали о братьях Биб. До последнего лета они терроризировали большую часть района Западных Гор, насилуя и грабя.

Пальцы Тимми впились в подбородок Сьюзан.

— Верно. Теперь ты меня знаешь. Посмотри на меня как следует и запомни мое лицо. Твой муж убил моего брата. И за это я отправлю вас обоих в ад.

— Он привез ее!

Звук мужского голоса разорвал тишину. Тимми отпустил Сьюзан, и деревья вокруг вдруг ожили — появилась целая армия вооруженных людей. Одеты они были очень неряшливо, от них пахло потом и опасностью. Сьюзан услышала щелчки взводимых курков. Очень медленно она огляделась. Холодок страха пробежал по спине, когда она увидела наставленные на нее дула револьверов.

От группы отделился один человек, и Сьюзан сразу узнала напавшего на нее несколько дней назад мужчину. Грант Дули.

— Как мило с вашей стороны присоединиться к нам, миссис Крокер, — произнес он с ухмылкой. Его изрытая оспой кожа блестела на солнце. — Я знал, что ты сможешь вытащить ее из-под носа у пинкертонов, Тимми.

— Да уж не благодаря тебе, — процедил Тимми. — Ты чуть не провалил весь план, когда ворвался в приют и чуть не изнасиловал ее. Какая тупость, тупость, Грант. Ведь я уже встречался с тобой и твоими братьями и разработал план засады. Я даже устроил так, чтобы мой приятель украл динамит и передал вам. Вам нужно было только следовать моим приказам. Но нет… тебе нужно было доказать, что ты мужчина.

Грант покраснел, но рта не раскрыл.

— Поехали! — крикнул Тимми.

— А как же охрана, которая была с тобой? — спросил Грант. — Может, сначала займемся ими?

Тимми презрительно посмотрел на бандита.

— В отличие от тебя я не делаю глупых ошибок, Грант. Я перерезал им глотки и оставил гнить у ручья.

В груди Сьюзан зашевелился страх, когда она услышала с каким безразличием этот человек говорит об убийстве. Ужас мешал ей дышать, но Сьюзан заставила себя сохранять ясность сознания. Надо думать! Надо как-то думать!

— Шевелись, Грант. — Хватка Биба усилилась. — И не забывай, мы заключили сделку. Ты получил динамит и сведения о перевозке своего братца. Я получаю Дэниела Крокера. Он мой.

Как бы в подтверждение слов Тимми вдалеке послышался низкий, густой гудок паровоза.

Грант Дули дотронулся до полей шляпы в знак согласия и, развернувшись, тронулся, зная, что еще найдет способ поквитаться с Тимми Бибом. Тимми бесил его. Он появился в их лагере и начал отдавать приказы как поймать Крокера и освободить Флойда. Биб начал думать, что братья Дули полностью подчинены ему. И к негодованию Гранта, его братья с готовностью повиновались.

Но Грант не собирался идти за Тимми, как агнец на заклание. Биб представляет собой помеху, возможно, трудноустранимую. Грант позволит ему покрасоваться, пока Флойд не окажется на свободе. И тогда Крокер окажется У Дули.


Земля задрожала задолго до того, как показался поезд, в котором везли Флойда Дули. Дэниел и его люди превратились в тени, выжидая, наблюдая.

Но ничего не произошло.

В ответ на сигнальный флажок одного из сыщиков поезд, возмущенно скрежеща, стал останавливаться. Воздух наполнился запахом угля. Напряжение достигло своего апогея, грозя взорваться.

И опять ничего не произошло.

Дэниел глянул на Каттера. Тот кивнул. Один из людей Каттера создал утечку информации касательно перевозки Флойда. И если Дули находятся где-то поблизости, а в том, что они обосновались в окрестностях Эштона, сомнений не было — слишком много случаев мелкого воровства, то самое время им появиться. Дэниел со своими людьми находился на узкой тропинке. Прекрасное место для засады.

Что-то пошло не так.

Дэниел крепче сжал винтовку. Дули должны пойти здесь. Это самое уязвимое место.

Выпрямившись, он надвинул на лоб шляпу, быстро подумал и решительно сказал:

— Мы не можем больше ждать. Каттер произнес:

— Я соберу ребят, и мы прочешем скалы. Проедем вперед по дороге и дадим сигнал, если что-нибудь увидим. Если они не подстерегают нас там, значит, они нашли место получше.

— А я возьму остальных и осмотрю состав. И, Каттер…

Тот обернулся, подняв бровь.

— Держи ушки на макушке, слышишь? Мне не хотелось бы, чтобы ты по-глупому попал в их ловушку.

Каттер усмехнулся:

— Ну, а если я услышу небольшую перестрелку, прибегу на помощь.

Каттер зашагал прочь, и Дэниел сделал знак оставшимся подойти ближе. Он обежал взглядом мужчин, оценивая их силу.

— Нам придется выполнить работу в поезде. Нужно, чтобы десять человек разместились в вагонах, а шестеро поедут на крышах в качестве охраны. Мы не можем позволить Флойду избежать правосудия, даже если на этот раз придется дать его братьям уйти.

Мужчины натянули кожаные перчатки и проверили оружие: револьверы за поясом, ножи за голенищами сапог. И хотя они не смотрели на Дэниела, пока он говорил, он знал, что они слушают его с напряженным вниманием.

— Гровер и Рубан, вы со своими людьми встаньте вдоль вагонов. Один из вас должен ехать впереди. Роджерс, Диксен, вы пойдете со мной. Хесс, возьмешь остальных четверых и соберешь наших лошадей. Погрузишь их в последний вагон на тот случай, если что-нибудь произойдет и нам придется везти Флойда через ущелье.

Грохоча, появился второй поезд, и Дэниелу пришлось повысить голос.

— Идем!

Пинкертоны разошлись по местам. Дэниел поднял вверх винтовку и вместе со своими людьми вышел из-за деревьев. Пока Флойда не пересадят в другой поезд, Дэниел будет на виду, легкая мишень для любого заинтересованного лица.

Дверь вагона открылась.

— Ну что там? — спросил Дэниел сыщика с бакенбардами, который ступил в дверной проем вагона и осмотрел помещение, держа оружие наготове.

Убедившись, что там никто не прячется, мужчина выпрямился и сплюнул в снег.

— Никого, — кратко ответил он. — Между прочим, у меня отмерзли уши. Что, никаких следов Дули?

— Нет. Идем вперед.

Забравшись в полутемный вагон, один из сыщиков крикнул что-то и через несколько минут появился в сопровождении заключенного, окруженного тремя охранниками.

После полумрака вагона Флойд зажмурился, а потом поднял закованные руки, заслоняясь от яркого зимнего света.

— Слезай и веди себя тихо, понял? Сыщик подтолкнул Флойда дулом револьвера.

Малыш Флойд немного опустил руки. Волосы у него были совсем белые, а стекла круглых очков увеличивали водянисто-голубые глаза. Он непонимающе уставился на стоявших внизу людей. Потом опустил руки еще ниже, открыв курносый нос, тонкие губы и круглый подбородок, покрытый редкой растительностью такого же цвета, что и волосы.

Люди Дэниела стояли справа и слева от Дули, наставив на него оружие. Сыщик с бакенбардами выпрыгнул из вагона и вместе с Дэниелом помог троим охранникам спустить закованного в кандалы Флойда на землю. Он споткнулся о свою цепь и упал в снег. Дэниел со вздохом поднял его на ноги.

На какую-то долю мгновения их глаза встретились, и Дэниела полоснула засветившаяся в бледно-голубых глазах ненависть. Потом Флойд моргнул, и лицо его снова приняло равнодушное выражение.

Ткнув узника стволом винтовки между лопаток, Дэниел подтолкнул его в сторону начала состава.

— Шевелись, — приказал Дэниел.

Его всегда озадачивало, что Дули так носятся с Флойдом. Воровали и убивали большей частью Грант и Марвин, а Флойда обычно держали в стороне от этого и в безопасности.

Ноги Дэниела вязли в снегу. Загадка, кажется, разрешилась. Позволив себе неосторожный взгляд, Флойд Дули выдал свой секрет: он был главарем банды Дули. Ее мозгом.

Так кто же направляет их сейчас?

Флойда Дули быстренько упрятали в вагон второго поезда. Он перевезет заключенного и его охрану через двенадцать миль извилистого ущелья и продолжит путь на восток, в Шайенн.

Поскольку Дули не сделали никакой попытки освободить брата, пинкертоны быстро и тихо заняли свои места. Лошади оставались под седлами, их отвели в последний вагон.

Состав дрогнул и выпустил пар, скрывший колеса паровоза. Оставив дверь вагона приоткрытой, Дэниел занял позицию рядом. Он застыл, внимательно глядя на грязный снег, лежащий вдоль полотна дороги.

Впереди появилось яркое пятно. Дэниел крепче сжал винтовку, следя за приближающимся всадником. А тот въехал на насыпь и поскакал вдоль состава.

Дэниел автоматически вскинул винтовку. Один из его людей подошел к другой двери и чуть приоткрыл ее. Остальные разместились рядом с Дэниелом.

Поезд еще не набрал скорость, плетясь черепашьим шагом. Всадник остановился, не доезжая до вагона Дэниела, и помахал рукой.

— Не стрелять! — закричал Дэниел, узнав мужчину. — Проклятье, Донован! Убирайся отсюда! Уезжай домой!

Донован не внял его словам. Он пришпорил коня и подъехал прямо к дверям вагона. Ухватился за железный поручень, освободился от лошади. Дэниел схватил его за рубаху и втащил внутрь.

Поезд пошел быстрее. Выругавшись, Дэниел хотел было сбросить Донована назад, но они двигались уже слишком быстро, а в снегу было много камней: рядом протекал ручей.

Дэниел в ярости схватил Донована за воротник и тряхнул.

— Черт возьми! Что ты тут делаешь?

Донован заметил других людей в вагоне.

Его взгляд остановился на Малыше Флойде.

— Братья Дули. Значит, вот в чем дело. — Донован видел их фотографии в конторе шерифа и читал об их бесчинствах в газетах. Он сделал еще вдох и повернулся к Дэниелу. — По счастью, сегодня рано утром Макс видел, как ты ехал из Эштона по направлению к железной дороге.

— Макс? А в чем дело? — грубо спросил Дэниел, уже похолодев при мысли о дурных известиях.

— Кто-то приехал в приют и забрал Сьюзан. Я поехал следом, но нашел на берегу ручья трех пинкертонов с перерезанным горлом. Тот, кто увез Сьюзан, должно быть, один из Дули.

В углу вагона начал смеяться Флойд Дули.


Сьюзан вскрикнула, когда Тимми Биб рывком остановил коня под деревянным мостом. Наверху, на извилистой горной дороге раздался стук копыт. Тимми вытащил из сапога нож и приставил его к горлу Сьюзан.

— Ни звука, — сказал он ей на ухо.

Сердце Сьюзан колотилось как сумасшедшее. Поползли знакомые черные тени, но она не позволила им взять себя в плен. Дэниел поможет ей, сказала она теням. Она хозяйка своей жизни и своих страхов. И с Божьей помощью найдет способ спастись и предупредить Дэниела.

Копыта простучали над головой, отчего завибрировал деревянный настил моста. Всадники помчались дальше. Биб ждал бесконечно долго, потом удовлетворенно кивнул.

— Они проскачут полпути до Небраски, когда поймут, что просмотрели того, кого ищут.

Тимми осторожно вывел всех из-под моста и возглавил переход вдоль ручья, пока они не подъехали к железнодорожной эстакаде над ущельем.

— У нас мало времени. — Казалось, он принюхался, не идет ли поезд. Потом властно глянул на одного из Дули. — Ты! Заложи динамит под эстакаду. Делай, как я тебе сказал, иначе мы все отправимся к праотцам. — Он указал на другого мужчину. — Ты заложил заряды на склоне горы примерно в миле от моста. Как только подожжешь шнуры, возвращайся к нам. Грант, ты берешь девчонку и сидишь за деревьями рядом с дорогой. — Тимми улыбнулся. Кривая, зловещая ухмылка. — Так она не пропустит фейерверк.

Он погладил Сьюзан по волосам, она отшатнулась.

— Видишь ли, мы собираемся поймать твоего мужа, — объяснил он, говоря таким тоном, словно растолковывал маленькому ребенку что-то непонятное. — Мы подождем, пока поезд обогнет поворот, и взрывами перегородим ему путь вперед и назад, он окажется в ловушке. — Ухмылка внезапно исчезла с его лица. — К черту, убери ее!

Грант Дули сдернул Сьюзан с коня и потащил ее к склону горы.

— Грант!

Грант повернулся, чтобы как раз поймать брошенную Тимми веревку.

— Сначала свяжи ее. Нельзя, чтобы она сбежала, не так ли?

От такого укола Гранта передернуло. Он связал Сьюзан руки за спиной и обмотал толстую веревку вокруг ее запястий. Толкнул Сьюзан вперед.

— Давай, пошли!

Идя за ней, словно она была собачкой на поводке, Грант шпынял и толкал Сьюзан, заставив вскарабкаться по крутому, скользкому склону, хотя ей мешала бьющаяся на ветру юбка. Сьюзан не переставала высматривать возможность сбежать, освободиться. Если бы можно было избавиться от веревки и столкнуть Гранта вниз.

— Даже не думай об этом, — предостерег Грант, когда Сьюзан направилась к покрытому льдом обрыву.

Он перетащил ее через железнодорожное полотно, потом сквозь кустарник и привел к лежавшему под деревом валуну. Тычком заставил сесть. Ледяной ветер забирался под одежду. А поскольку Сьюзан была одета для дома, то скоро уже не чувствовала себя от холода. Накидка слабо защищала от стихии, а лиловый костюм вообще не представлял для холода препятствия.

— Грант!

— Что?

— Оставь ее здесь и иди с нами.

Грант заколебался, не желая подчиниться приказу Тимми. Потом его возмущение улеглось, он бросил конец веревки на землю и зашагал прочь. Хотя он с огромным удовольствием придушил бы Тимми, было ясно, что время еще не наступило.

Сьюзан сцепила ладони и изогнула руки, но веревка была обмотана слишком плотно, чтобы сбросить ее.

Проваливаясь в снег, подошел Тимми, встал на колено и поднес ко лбу Сьюзан дуло револьвера.

— Не делай глупостей. Я заткну тебе рот и свяжу по рукам и ногам, если потребуется. — Он провел дулом по ее нижней губе. — Но мне бы не хотелось этого делать.

Биб поднялся.

— Ты действительно прелестна. И крепче духом, чем я думал. — Он с сожалением покачал головой. — Мне почти жаль, что я собираюсь сделать тебя вдовой.

Тимми позвали, и он ушел. Скоро справедливость восторжествует. Он соорудил для Крокера ловушку, из которой ему не выбраться, и сыщик будет наказан. Око за око, зуб за зуб. Он удовлетворенно рассмеялся, зарываясь в снег. Скоро он очутится лицом к лицу со своим врагом, но страха не было, только торжество.

Игра окончена. Тимми Биб победил. И еще до захода солнца он увидит, как Крокер умрет и отправится в ад.

Глава 26

Первый взрыв тряхнул вагон, бросив Дэниела, Донована и пинкертонов на пол. Почти сразу же грянул второй — позади. Поезд со скрежетом остановился.

— Засада! — крикнул кто-то наверху. Дэниел схватил винтовку, но не встал.

— Не вставать! — приказал он.

Шквал выстрелов обрушился на верхнюю часть вагона. Пули с глухим звуком впивались в дерево. Бандиты пытались снять залегшую на крыше охрану.

Дэниел подполз к открытой двери и выглянул наружу. Деревья и кустарник не давали возможности увидеть стрелков, но то, что открылось взору Дэниела, заставило его содрогнуться. Он со своими людьми попал в настоящую западню. Извилистый путь железной дороги образовывал здесь U-образный поворот. По сторонам поворота рельсы были вырваны, паровоз и три первых вагона сошли с рельсов, перевернулись и лежали, как брошенные детские игрушки.

Проклятье! Ему следовало догадаться, что Дули предпримет нечто подобное по пути следования состава. Он должен был дождаться вестей от Каттера, прежде чем вообще пересаживать Флойда в другой поезд. Но он слишком спешил закончить свое последнее дело, чтобы принять простейшие меры предосторожности.

Потом начался сильнейший обстрел, дававший пинкертонам, сидевшим на крыше, возможность отвечать лишь одиночными выстрелами. Дэниел решил быть осторожным.

— Не стреляйте! — крикнул он. Стрельба сократилась до одиночных выстрелов, потом прекратилась вообще. Слышен был лишь звук скатывающихся по склону потревоженных взрывом камней. Воздух был насыщен дымом и паром. И чем-то еще. В воздухе веяло отчаянием.

Дэниел понимал, что их положение критическое. Поезд был надежно зажат в завале, как в огромных руках. Каттер, возможно, слышал взрыв, но он далеко и не сможет немедленно прийти на помощь.

— Проклятье, проклятье, проклятье! — Дэниел хлопнул ладонью по полу. — Они снова перехитрили нас.

Он обернулся, желая узнать, как относится к происшедшему Дули.

Внутри Дэниела шевельнулся страх. Флойд Дули сидел прямо в углу вагона, уставясь в сторону Дэниела невидящим взглядом, словно обвиняя его. Яркая полоска крови стекала из алой дырочки в его виске.

Дэниел ползком пробрался в дальний конец вагона, но еще не достигнув цели, понял, что Флойд Дули мертв. И за это придется расплатиться. Скоро.

Дэниела охватила паника. Потом он почувствовал приступ неудержимой ярости.

— Он…

— Мертв, — подтвердил Дэниел.

— Он им очень нужен, — неизвестно зачем произнес один из мужчин.

— И живой, — пробормотал Дэниел.

Но предотвратить смерть преступника было почти невозможно. Неожиданное нападение, заставившее пинкертонов врасплох, вылилось в то, что Флойда убили его же родственники.

— Что будем делать?

Дэниел уставился в открытую дверь вагона, стараясь сосредоточиться.

— Не знаю. Сейчас преимущество на их стороне. Придется ждать, чтобы узнать, чего они хотят и каким образом собираются вызволять Флойда.

Дэниел не стал говорить, что во все это может быть вовлечена его жена, при мысли об этом ему становилось страшно.

— Крокер!

Крик донесся из-за деревьев.

— Я знаю, что ты там, Крокер. Прячась, Дэниел подполз к двери, держа винтовку на взводе. Он без труда узнал голос Гранта Дули.

— Что тебе надо?

— Небольшой обмен, — ответил голос. — Что-то, что есть у тебя… на что-то, что есть у нас.

Желая выиграть хоть немного времени, Дэниел заставил себя рассмеяться.

— Только не говори, что хочешь предложить себя в обмен на брата.

— Нет, у меня есть кое-что получше. И если захочешь посмотреть, буду рад показать. Только прикажи своим людям наверху бросить оружие.

— Ты считаешь меня дураком, Дули?

— Нет. Поэтому-то я и думаю, что ты это сделаешь.

— Дэниел, нет!

Дэниел услышал голос Сьюзан. Нет. Нет! Почему он не уберег ее? Почему он решил, что одной его любви будет достаточно, чтобы защитить ее? Неужели его ничему не научила участь матери… и Энни? Как он мог забыть, что его любовь к кому-то несет смерть?

— Делай, как тебе говорят, Крокер, и с ней ничего не случится.

— Проклятье, лучше бы вам ее не трогать!

— Выполняй, Крокер! Прикажи своим людям бросить оружие.

Годы тренировки и инстинкт схлестнулись с острым желанием спасти Сьюзан. Он прижался к стенке вагона.

— Делайте, — приказал он своим людям. — Делайте, что они говорят!

Секундное замешательство. Дэниел чувствовал недоумение своих людей. Никогда прежде он ничто не ставил выше своей работы. Он раз и навсегда разделил работу и личную жизнь. И теперь переходит эту границу ради гражданского лица. Женщины.

Дэниел слышал, как мужчины один за другим пускали по крыше револьверы и винтовки, и те с клацаньем падали вниз.

— Очень хорошо! — раздался от края леса голос. — Теперь те, кто внутри. Прикажи их выбросить оружие.

Дернув головой в знак согласия, Дэниел дал знак своим людям выбросить оружие в снег.

— Пусть пинкертоны подойдут к двери вагона, чтобы я видел, что они делают.

— Я не собираюсь подвергать их опасности, — крикнул в ответ Дэниел. — Пока не смогу убедиться, что вы не причинили ей вреда.

Мужчина засмеялся — резкий, скрипучий звук, — и Дэниелу стало не по себе при мысли, что его жена находится в руках Гранта Дули.

— Ты умнее, чем я думал, Крокер.

Зашуршали листья, дрогнули кусты и высунувшийся из вагона Дэниел увидел Сьюзан. Она стояла на крошечной опушке в пятнадцати ярдах от него.

Ее взгляд встретился со взглядом Дэниела, говоря, что с ней все в порядке. Дэниел отогнал страх: он увидел в глазах Сьюзан огонь непокорности. Она стояла, гордо вздернув подбородок. Грант Дули стоял позади, одной рукой зажав ей рот, а другой — приставив к виску револьвер.

— Теперь, Крокер, покажи мне своих людей.

Когда за остальными поднялся и Донован, Дэниел знаком велел ему держаться в тени. До этого, когда Грант приказал находившемуся в вагоне выбросить оружие, Дэниел швырнул свой револьвер вместе с другими. Теперь он осторожно прислонил винтовку к стене вагона, отдав тем самым Доновану молчаливый приказ. Потом Дэниел шагнул в проем, подняв руки и зная, что его судьба зависит от Донована и от оружия, которое его людям удалось спрятать от бандитов.

Грант засмеялся и дал знак своим пособникам выйти из-за деревьев.

— Ну что, удивили мы тебя, Крокер? Я знаю, что ты рассчитывал заманить Дули в ловушку. Но ты не рассчитывал, что мы окажемся такими же сообразительными, как и ты. У нас был свой человек в вашем лагере.

Как бы невзначай вперед выехал молодой человек, рыжеволосый и веснушчатый. Дэниел узнал его. Он чуть не убил этого человека несколько месяцев назад, когда поймал его и его брата после грабежа и насилия в штате Юта. И если Мэкки Биб был опасен, то Тимоти Биб был опасен вдвойне. Мэкки убивал ради денег, Тимми Биб убивал ради забавы. Ходили слухи, что в семье у них были сумасшедшие. Но если так, Тимми Биб оказался достаточно разумен, чтобы использовать это к своей выгоде.

Дэниел промолчал, лишь сжал кулаки, пристально глядя на стоявшую в снегу женщину, которая так много значила для него. Женщина, которую он подверг такой опасности.

— А теперь, — приказал Грант, — пусть выходят твои люди.

Когда Дэниел собрался выпрыгнуть вместе с другими, Грант закричал:

— Нет, Крокер! Ты останешься и выведешь моего брата. А после этого я, как обещал, отдам тебя Бибу. Сдается мне, он ненавидит тебя больше, чем мы.

Дэниел оставался на месте, пока его людей согнали вместе и отвели на опушку ярдах в двадцати-тридцати от дороги. Тогда вперед вышел Грант. Он все еще зажимал Сьюзан рот, но не глаза, и Дэниел прочел в них, что она готова к отчаянному поступку.

Дэниел попытался, покачав головой, отговорить ее от безумства, но Сьюзан по-прежнему просила взглядом поверить в нее. В это мгновение Дэниел увидел, что руки Сьюзан связаны за спиной и Грант держит веревку в той же руке, что и оружие.

Дэниел понял, что задумала Сьюзан, и взмолился, чтобы это получилось.

— Выводи моего брата! — крикнул Дули, явно встревоженный тем, что Дэниел не торопится выполнять его приказы.

Дэниел нырнул в темноту и обратился к прятавшемуся там человеку.

— Донован, я не знаю, что сейчас произойдет, но надеюсь, что стрелять ты не разучился.

— Полагаю, мне лучше поупражняться в метании. — Он вытащил из кармана четыре цилиндра взрывчатки. — Макс наткнулся на убежище Дули, когда шел в приют. Я нашел это вместе с запальными шнурами в его вещах.

Дэниел уставился на Донована.

— Разрази меня гром!

Его начало охватывать возбуждение. Возможно, Донован найдет способ переломить ход событий.

— Думаешь, сможешь кинуть динамит достаточно далеко, чтобы никого не убить, но создать достаточно шуму для нашего прикрытия?

— Спрашиваешь.

Руки у Дэниела дрожали, пока он показывал Доновану, как подготовить заряды, потом достал из кармана пыльника коробок спичек.

— Ты уж постарайся, чтобы нас не разорвало на куски.

— Крокер! Мне надоело твое нытье!

Глянув на мертвеца, доставившего ему столько неприятностей, Дэниел бросил ободряющий взгляд на Донована, сделал глубокий вдох и выпрыгнул из вагона.

Перекатившись по земле, он оказался рядом с оружием. Земля рядом с ним взметнулась: взорвался приземлившийся в кустах динамит. Бандиты остолбенели на долю секунды, но этого оказалось достаточно для Дэниела и его людей. Подняв револьвер, Дэниел взял на мушку Гранта, а Сьюзан вцепилась в большой палец своего мучителя, потом пригнулась и резко дернула за веревку.

Пинкертоны открыли ураганный огонь — они залегли на земле с припрятанным оружием. Они не затрагивали Дэниела, давая ему возможность видеть практически всю шайку Дули. Сквозь шум боя стали доноситься вскрики умирающих людей.

Дэниел услышал крик Донована, и тут же раздался еще один взрыв. Грант выстрелил, но промахнулся — пуля задела плечо Дэниела. Дэниел выстрелил в первого, кто поднял оружие— Марвина Дули, который стоял всего в нескольких футах. Потом он подбежал к Сьюзан, прикрыл ее собой и приставил револьвер к голове Гранта Дули. Курок щелкнул впустую: кончились патроны.

В этот момент воздух огласился новыми звуками сражения — это подоспели Каттер и его люди.

Грант ногой выбил из руки Дэниела револьвер. Дэниел упал на Сьюзан, прижав ее к земле и закрыв собой. Грант прицелился. Но от выстрелов у его ног взметнулись фонтанчики снега. Грант вскочил и побежал под прикрытие кустарника и деревьев.

— Где Марвин? — крикнул он Бибу, который при первой же опасности тоже бросился в укрытие.

— Убит.

Биб вонзил каблуки в бока своего коня.

Оглянувшись, Грант увидел на снегу безжизненное тело брата. Ошеломленный, он вскочил в седло и поскакал следом за Бибом в горы.

Сьюзан попыталась выбраться из-под тяжелого тела, придавившего ее к земле.

— Дэниел?

Она сдвинула его, расстегнула на нем одежду и, наконец, нашла рану. У нее перехватило дыхание, когда она увидела алую кровь, текущую по плечу.

Веки Дэниела дернулись и открылись. Осторожность и инстинкт выживания не оставили его, потому что он сразу же пригнул голову Сьюзан, заставив ее распластаться рядом с ним и по-прежнему прикрывая своим телом. Дэниел возился с револьвером, перезаряжая его.

— Дэниел? Как ты?

— Тихо.

Он осторожно поднял голову. Несколько человек собирали уцелевших Дули. Другие выводили из вагона лошадей. Дэниел сел, и Сьюзан встала рядом с ним на колени.

К ним подскакал Каттер и резко остановился, не доехав несколько дюймов.

— Флойд и Марвин Дули убиты, — спокойно сказал Дэниел. — А твой новый человек, Тимми, — один из Бибов, брат Мэкки Биба.

— Ублюдок! — Лицо Каттера исказилось, и он выругался. — Грант знает, что его братья отправились к Творцу?

— Про Марвина, думаю, знает, а вот насчет Флойда не уверен. — Дэниел сморщился показав на вагон. Движение напоминало ему о ране в плече. — Думаю, не знает.

Каттер обвел взглядом состав, запятнанный кровью снег, пинкертонов, собирающихся пуститься в погоню.

— Надо найти Грата и Тимми Биба до того, как они скроются в горах. Дули — мерзкая семейка, но я не ожидал, что они объединят свои силы с Бибом. Все равно что подлить масла в огонь.

Дэниел попытался встать. Сьюзан помогал ему.

— Где моя лошадь?

— Эй, старик, ты что, собираешься ехать за ними?

— Это моя работа!

Каттер наклонился в седле и одарил Дэниела злым взглядом.

— Больше уже не твоя, — бросил он. — Ты официально уволен.

— Черт, Каттер, я…

— Нет! Выслушай меня, Дэниел. До сего момента мне нравилось, что ты управляешься самостоятельно. И мне от этого была немалая польза. Но теперь я кладу этому конец. Грант Дули охотится за тобой много лет. Если он узнает, что его братья убиты, а двоюродные схвачены, я не поручусь за твою жизнь. И даже вообразить не могу, что сделает с тобой Тимми Биб, если поймает. — Каттер ткнул в сторону Дэниела указательным пальцем. — Приказываю вам обоим убираться отсюда, Крокер. Ты знаешь, как я отношусь к тебе, чтобы в дело впутывались гражданские лица. Если ты не хочешь оставлять меня, сделай это ради нее. — Каттер кивком указал на Сьюзан.

Словно только что осознав ее присутствие, Дэниел утих.

— Я хочу, чтобы вы забрали его отсюда, — мягко обратился к Сьюзан начальник Дэниела, но, судя по тону, эта просьба не подлежала обсуждению. — Возьмите в вагоне лошадь и уезжайте побыстрее. И ради Бога, найдите себе какое-нибудь надежное место, чтобы переждать, пока все кончится.

Сьюзан кивнула и, оставив Дэниела, поспешила к поезду. Не спрашивая разрешения, она взяла под уздцы коня, которого в этот момент выводили из вагона, узнав в нем Шефа. Не обращая внимания на недовольство мужчины, который сам хотел воспользоваться этой лошадью, Сьюзан повела ее к Дэниелу.

Он смотрел на жену, по всей видимости прикидывая, следовать ли своему долгу или остаться со Сьюзан.

Подойдя к мужу, Сьюзан подняла на него глаза. Увидев бледное, усталое лицо, она вдруг поняла, что чуть не потеряла его.

— Поедем домой, Дэниел. Твоя работа закончена.

Возмущение Дэниела постепенно стихало. Он наклонился и нежно поцеловал Сьюзан в губы, как бы давая ей возможность ощутить страх и ужас, которые владели им, когда он увидал Сьюзан в руках Гранта.

— Да. Едем домой.

Он вскочил в седло и наклонился, чтобы помочь Сьюзан. Она села сзади. Обвила Дэниела руками за талию и уткнулась щекой ему в спину, набираясь сил от крепкого тела мужа.

— Ты знаешь, где меня найти, — сказал Каттеру Дэниел, уверенной рукой сдерживая нетерпеливое животное.

Каттер кивнул:

— Я загляну в ближайшие дни. Возможно, приведу корову.

Губы Дэниела тронула улыбка.

— Спасибо.

Оба поняли, что он благодарит не за возможный подарок, а за то, что Каттер отпустил Дэниела.

Глаза босса как-то подозрительно сощурились.

— Отправляйтесь, — ворчливо приказал он. — И убедись, что за вами не следят.

Подошел один из людей Дэниела и протянул ему его револьвер. Дэниел сунул оружие в кобуру, тронул поводья и затрусил по ущелью.

Только когда место засады скрылось за поворотом и они въехали в лесок, Сьюзан спросила:

— Как твоя рана?

— Царапина, — отозвался Дэниел. — Займемся, когда приедем на место.

Она потерлась лицом о здоровое плечо и покрепче обняла Дэниела. Он вернул ей объятие, сжав свободной рукой ее ладони.

Впереди закачались ветки деревьев. Дэниел натянул поводья, вытащил револьвер и вскинул его, поджидая неизвестного встречного.

На дорогу выехала знакомая фигура.

— Донован! — воскликнула Сьюзан, потрясенная встречей с ним в таком месте.

Дэниел расслабился.

— Отличная работа, Донован.

Тот шутливо приветствовал его.

— Всегда готов. Куда вы едете?

— Думаю, нам лучше исчезнуть на день-два.

— Хорошо. Не беспокойтесь о «Бентон-хаусе». Мы не пропадем. На обратном пути я подниму в городе тревогу насчет Дули. — Он отдал Дэниелу его винтовку. — Она тебе пригодится.

Дэниел опустил ее в седельную кобуру.

— Будьте осторожны, — предостерег Донован.

Потом он повернул в сторону приюта и скоро исчез из виду. Дэниел озабоченно направлял Шефа к выезду из ущелья и, когда достиг его, подождал под прикрытием деревьев. Убедившись, что поблизости никого нет, он пустил лошадь в галоп, направляясь на север. Они скакали вдоль горной гряды и извилистого ручья. Они проехали несколько миль, и Сьюзан спросила:

— А куда мы едем?

— На Охотничью тропу.

Глава 27

Сьюзан больше ни о чем не спросила. Она почувствовала озабоченность Дэниела и его желание скрыться от ненужных глаз.

Сьюзан думала, что ехать им придется долго, может даже ночью, и удивилась, когда Дэниел направил Шефа в узкий проход между гор. Он проехал по мелкому замерзшему ручью и поднялся на небольшую гору. В долине внизу стоял небольшой фермерский дом и конюшня. В лучах клонящегося к закату солнца строения отбрасывали длинные тени, маня приветливым видом и обещая тепло.

Сьюзан нерешительно спросила:

— Дэниел, куда мы приехали? Ответил он тихо, но с гордостью:

— Домой.

— Домой? Это твое место?

— Я купил этот участок земли с помощью друга около пяти лет назад. Я расплатился с ним сегодня.

— Пять лет? — слабо откликнулась Сьюзан. — Почему ты ничего не говорил? Почему ты не жил здесь?

Пальцы Дэниела, лаская, сжали колено Сьюзан.

— Потому что я хотел вернуться победителем, героем, — уныло начал Дэниел. — Но я стал зарабатывать на жизнь убийством — сначала в армии, потом в агентстве. Мне не хотелось возвращаться с запятнанными кровью руками. — Он посуровел. — Я хотел доказать, что я что-то из себя представляю, что я не бездомный мальчишка, которого бросили на улицах Бентонбурга в Пенсильвании.

— Мы никогда так не думали, Дэниел.

— Я так думал.

Наконец-то Сьюзан поняла, что жестокость Дэниела проистекает из того образа, который он сам себе создал еще в детстве. Он считал, что недостоин любви, и полагал, что и все так думают.

— Ты мог жить здесь все эти годы.

Он улыбнулся и повернулся, чтобы увидеть глаза Сьюзан. Взгляд Дэниела потеплел, таким его Сьюзан никогда не видела.

— Если бы не ты, — сказал он, — я никогда бы не собрался с мужеством поселиться здесь.

Он улыбнулся, и Сьюзан обняла его со всем пылом страсти, которая нарастала в ней. Повернувшись, Дэниел направил Шефа вперед, к дому и конюшне.

Он подъехал к конюшне и помог Сьюзан спуститься на землю. Открыл дверь, в лицо ударил затхлый запах. Хотя в последнее время Дэниел несколько раз наведывался сюда, чтобы подготовиться к приезду Сьюзан, ощущение давно не использовавшегося помещения исчезло не до конца.

Ничего, охапка свежей соломы и чистый воздух сделают свое дело, с удовлетворением думал Дэниел. Наступит теплая погода, он заменит поломанные перегородки, потом наведет порядок на сеновале. А когда здесь будут обитать животные, появится совсем другой вид и запах.

Погладив Шефа, Дэниел оглянулся и увидел, что Сьюзан ждет его у входа.

— Надо все-таки заняться твоей раной.

— Хорошо. — Он взял винтовку и протянул Сьюзан руку. — Добро пожаловать домой, миссис Крокер.

Они направились к дому. Увидев сооружение, которое должно было стать ее домом, Сьюзан почувствовала радостное волнение. Она поняла, что начнет строить здесь свою жизнь с Дэниелом и, возможно, с детьми. Сьюзан всегда мечтала о детях, но по-настоящему не верила, что они у нее будут, пока в ее жизнь не вернулся Дэниел.

— К сожалению, дом не очень большой. Некоторое время здесь никто не жил. Я приезжал сюда навести порядок, но до конца мне это не удалось. Может, скоро нам удастся его побелить… ну, и я неплохо управляюсь с молотком.

— Дэниел, здесь чудесно.

— В целом неплохо, м?

Испустив радостный клич, он подхватил Сьюзан на руки, с шумом втянул воздух от боли в плече и поставил жену на землю. Выругался и потрогал раненое место.

— Где ключ? — улыбнулась Сьюзан.

— В левом нагрудном кармане.

Сьюзан запустила онемевшие от холода пальцы под пальто, потом под куртку и нащупала застегнутый на пуговицу карман рабочей рубашки. Оттуда она извлекла цепочку от часов.

— Ключ с затертым узором, — пояснил Дэниел.

Сьюзан нашла ключ, который словно кто-то долго и упорно тер с бессознательным усердием, почти сгладив выгравированный узор.

Замок поддался со скрежетом, продемонстрировав недостаток оказываемого ему за последние годы внимания. Разбухшая дверь не желала открываться, и Дэниел несколько раз ударил в нее ногой, пока она не распахнулась, ударившись о внутреннюю стенку.

Сьюзан ступила на кухню, Дэниел шел следом. Положил револьвер и винтовку на сундук. В комнате стоял сумрак из-за ставен на окнах, но сквозь щели в них проникало достаточно света, чтобы увидеть небольшую комнату.

Сьюзан огляделась. Она не заметила ни паутины, которую оставил по углам Дэниел, ни подержанной мебели, ни спертого воздуха. Она видела, как это будет выглядеть после тщательной уборки и когда на окнах появятся занавески.

— Вид не очень, — сказал Дэниел.

— Просто прекрасный.

— У меня было маловато времени, чтобы подготовиться к твоему переселению. Я постарался вымести пыль и отчистить мебель… и кое-что купил. — Дэниел мялся как маленький, хотя явно желал порадовать Сьюзан. — Здесь кладовка, — он подошел и открыл дверь в маленькую, два метра на два, каморку, — а там — спальня.

Сьюзан заглянула во вторую дверь и увидела небольшую комнату без мебели. Дэниел вернулся на середину кухни.

— Мы сделаем погреб в доме, а не на улице! — Он стукнул каблуком в пол, потом схватил Сьюзан за руку и потянул в коридор. — Здесь будет гостиная, — сказал он, указывая на небольшое помещение в передней части дома.

Комната обещала быть светлой, когда с окон снимут ставни и вымоют стекла.

— А тут… — Дэниел помедлил и открыл последнюю дверь, — еще одна спальня.

Заглянув туда через плечо мужа, Сьюзан поняла, что это единственная, кроме кухни, меблированная комната в доме. У стены стоял комод, на нем красовался фарфоровый кувшин и тазик. Остальное пространство было заполнено железной кроватью. Дэниел, очевидно, купил ее совсем недавно. Она стояла застеленная новым бельем и накрытая шерстяным покрывалом.

— Конечно, работы предстоит много. Я думал успеть к твоему приезду.

— Я рада, что ты не закончил. Мне будет приятно помочь тебе.

Дэниел улыбнулся и обнял Сьюзан. Она лишь на минуту позволила себе забыться, потом оттолкнула его.

— Твое плечо.

Сьюзан провела Дэниела на кухню и посадила на шаткий зеленый стул. Помимо него в кухне были стол и сундук.

— Сейчас мы перевяжем рану, — твердо сказала Сьюзан.

— Без скипидара.

— Без скипидара.

Сьюзан помогла мужу снять пыльник, куртку и рубаху. На плече Дэниела запеклись струйки крови. Приподняв юбки, Сьюзан отстегнула нижнюю, уронив ее на пол. Дэниел следил за ее манипуляциями с веселым интересом.

Сьюзан покраснела.

— Где можно взять воды? Дэниел указал на кладовку.

— Воду провели в дом, но не на кухню. Я наладил насос несколько дней назад.

На насосе висело ведро. Сьюзан накачала туда воды и вернулась на кухню. С помощью куска нижней юбки промыла рану, с облегчением убедившись, что, хоть Дэниел и потерял немного крови, рана оказалась пустяковой. Сьюзан оторвала оборку и принялась бинтовать плечо.

— Оставим до возвращения в приют, там сделаем настоящую перевязку.

Дэниел поднял руку, согнул ее в локте, напрягая мышцы. Он сморщился от боли, но одобрительно улыбнулся Сьюзан, давая понять, что повязка держится хорошо. И побыстрее оделся, потому что в кухне было прохладно.

Сьюзан отвела Дэниела в спальню и усадила на край кровати.

— Посиди здесь. Я накачаю воды, чтобы мы могли помыться. Отдохни пока.

Сьюзан вернулась на кухню, взяла ведро и, выйдя на улицу, вылила грязную воду в снег, потом набрала чистой воды. Напевая какую-то мелодию, она поставила ведро на сундук и вышла на веранду за дровами, которые были сложены у внешней стены дома. Вернувшись в относительно теплую кухню, Сьюзан пошла теперь в гостиную, где видела камин.

— Дэниел?

Она не могла найти спичек и зашла в спальню, чтобы спросить у Дэниела, где он их спрятал.

Он крепко спал. События дня и рана одолели его.

Поеживаясь, Сьюзан снова пошла на кухню и, порывшись в сундуке, нашла жестянку со спичками. Обрадовавшись, она поспешила с ведром в гостиную и разожгла там огонь.

Вскоре вода согрелась настолько, что можно было вымыться. Но когда Сьюзан стала одеваться, ее постигло разочарование: костюм был грязный, а крашеная отделка полиняла, намокнув в снегу.

Вымотанная физически и морально, Сьюзан завернулась в пальто Дэниела и босиком прошлепала в спальню и легла рядом с мужем, обняв его, словно хотела набраться от него тепла и спокойствия.

Дэниел проснулся, как от толчка. Повернув голову, он увидел Сьюзан, смотревшую на него с таким обожанием, что у него защемило сердце.

Она вытащила у него из кармана часы и подняла крышку.

— Сейчас почти шесть. Ты спал меньше часа. Постарайся еще отдохнуть..

Дэниел провел рукой по лицу, пытаясь утихомирить возбуждение, не покидавшее его после того, что случилось в этот день. Он говорил себе, что все закончилось, но разум и тело отказывались верить. Не так-то легко после десяти лет работы в агентстве Пинкертонов изменить весь строй жизни.

— Как плечо?

Дэниел подвигал рукой. Рана отозвалась тупой болью, мышцы были напряжены, но он жив и пережил худшее. Переживет и это.

— Немного побаливает. Скоро совсем пройдет.

Несколько минут они лежали в тишине. Потом у Сьюзан заурчало в животе, и она хихикнула.

— Еды ты, наверное, не припас?

— Ну, вообще-то…

Дэниел нашел банку консервированных бобов и другую — с персиками. Они расстелили на полу в гостиной одеяло и поели прямо из банок. Пользовались ножом Дэниела, потому что он не вспомнил о тарелках и столовых приборах.

К концу трапезы пальцы у Сьюзан слиплись, но чувство голода не исчезло.

— И чем ты теперь будешь заниматься? — спросила она.

— Думаю разводить скот и держать лошадей. Годы в кавалерии и работа в агентстве сделали меня знатоком лошадей. Надеюсь прокормиться этим, прокормить нас обоих.

Сьюзан понравились его слова. Нас обоих. Дэниел придвинулся ближе.

— Мне хочется, чтобы ты была здесь счастлива, Сьюзан. Конечно, тут немного одиноко. Иногда зимой ущелье бывает отрезано от Эштона.

— Что ж, значит, нам не придется искать уединения.

Взгляд Сьюзан скользнул по губам Дэниела. Она ждала, когда он поцелует ее.

Дэниел продолжал говорить, избегая этого ее взгляда.

— А весной тут непролазная грязь, дорога становится непроходимой.

— Значит, у нас не будет непрошеных гостей.

Дэниел замолчал. Он не мог больше говорить. Волосы Сьюзан рассыпались по плечам. Глаза сияли. Она была так прекрасна, что у него уже не было сил ждать, когда она будет принадлежать ему во всех смыслах этого слова.

Дэниел молчал, и Сьюзан добавила:

— Ты забыл про лето, Дэниел. Летом нас станут укрывать горы, и в доме будет прохладно и всегда свежий воздух. А осенью опавшие листья защитят нас от первых холодов.

Дэниел коснулся ее пальца, потом другого. Нежная, гладкая кожа.

— Я предлагаю тебе нелегкую жизнь, Сьюзан. Поначалу у нас будет мало денег.

— Мне не нужны деньги.

— Какое-то время я не смогу нанимать работника.

— Я помогу.

— Дом маленький и тесный. Возможно, новый мы построим не скоро.

— Мне не нужно много комнат, Дэниел. Он оставил ее руку и поднял глаза. То, что он увидел в ее взгляде, заставило его замолчать. Потребность в нем. Желание.

— У меня есть все, что мне нужно. Здесь, — сказала Сьюзан. — Вот увидишь. Я буду счастлива. Очень счастлива.

По выражению лица Дэниела Сьюзан поняла, что он не совсем ей верит Всю жизнь он жил один и теперь, когда кто-то будет рядом, ему казалось, что он предлагает ей недостаточно.

Сьюзан наклонилась вперед.

— Этот дом и земля — больше того, о чем я мечтала, Дэниел. Но я откажусь от них, если лишусь из-за них тебя.

Голос у нее прервался, когда она вспомнила, как над ними стоял Грант Дули и целился Дэниелу в голову.

— Мне все время не везло. До сегодняшнего дня, — прошептал Дэниел. — Я не заслуживаю тебя.

Она покачала головой, недоумевая, почему он никак не поймет, что ей нет дела до его прошлого. Ведь у них впереди будущее. Вместе.

— Почему, Дэниел?

Он не ответил, лишь поцеловал ее ладонь. Сьюзан сжала ее, будто хотела удержать тепло его губ.

Быстрым движением Дэниел притянул Сьюзан к груди Она сидела спиной к нему, он обнимал ее за талию. Так они сидели и смотрели, как сквозь щели ставней по полу пробираются лучики света, как сгущаются сумерки и комната погружается во тьму.

— Мне так хочется увидеть, каким станет дом, когда снимем ставни, вымоем окна, — прошептала Сьюзан. Дэниел крепче обнял ее в ответ. — Мы будем здесь счастливы. У нас будет безопасный дом, полный любви.

Любви. Это слово встряхнуло Дэниела. После всего происшедшего он уже не был уверен, что сможет уберечь Сьюзан.

Морщинка прорезала лоб Сьюзан, когда Дэниел отодвинулся от нее и встал. Он прошел по комнате и встал у одного из окон. Сьюзан поднялась и, подойдя к мужу, положила на его руку ладонь.

— Что случилось?

— Я чуть не погубил тебя сегодня.

— Я не понимаю.

— Я не уберег тебя.

— Ты не мог помешать тому, что случилось.

— Но я должен был! Разве ты не понимаешь? Я должен был позаботиться о тебе!

Сьюзан почувствовала, что за этим кроется нечто большее, чем вся эта история с братьями Дули.

— В чем дело? Тебя беспокоит что-то другое. Что?

— Ничего, — коротко выдохнул он. Сьюзан заставила Дэниела взглянуть на нее. В его потемневших глазах стояла мука.

— Расскажи мне, — тихо попросила она. — Я не могу видеть тебя таким. Я раскрыла тебе свои тайны. Я все тебе рассказала.

В комнате повисло молчание, нарушаемое только негромким потрескиванием огня в камине. Дэниел откинул голову и глубоко вздохнул.

— Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, — сказал он.

— Ничего не случится. Я лю…

Он прижал палец к ее губам.

— Не говори этого! Пожалуйста, не люби меня, Сьюзан.

— Я не понимаю.

— Все, кто меня любил, умерли, Сьюзан. Я не хочу, чтобы ты умерла.

Сьюзан улыбнулась бы такому нелепому высказыванию, если бы Дэниел не был столь мрачен.

— Ты же этому не веришь?

— Ты ведь не знаешь, как я очутился в приюте? По всем земным и небесным законам я никогда не был сиротой. — Он горько рассмеялся. — Я был девятым ребенком в семье, а всего нас было десять. Мой отец был пьяницей и ублюдком и не давал моей матери отдыха, делая ей одного ребенка за другим.

Сьюзан поморщилась от грубых слов Дэниела, но не перебила его.

— Все дети были мальчики. Когда я родился, мама подумала, что это ее последний ребенок. Но потом появилась Энни. — Голос его потеплел. — Проклятье, она была такая красивая. С самого начала. Но мама так этого и не узнала.

Дэниел прерывисто вздохнул.

— Когда у нее началось кровотечение, дома был только я один. Я пытался помочь ей, но ничего не мог сделать. — Он сглотнул комок в горле. — Я пообещал позаботиться об Энни, — быстро закончил Дэниел.

— После маминой смерти отец становился все хуже и хуже. Когда началась война, большинство моих братьев сбежали на фронт. Однажды я пришел домой и увидел, что отец трясет Энни, чтобы она не плакала. Я накричал на него и ударил. После этого я никогда не оставлял ее с ним одну. Я повсюду брал ее с собой. Прошел месяц. Как-то отец отвез нас в город и велел ждать его. Он так и не пришел за нами.

Дэниел склонил голову.

— Мы пошли в Бентонбург. Какое-то время жили в публичном доме. Дочь одной из женщин прятала нас там, но, когда все открылось, мы вынуждены были уйти. Однажды ночью я пошел искать какой-нибудь еды. Я спрятал Энни в корзине в кустах за городом. Она спала. Я знал, что вернусь и…

Сьюзан замерла от боли, пронизывающей голос Дэниела. Но он должен договорить. Должен выплеснуть наружу то, что накопилось за столько лет.

— Какая-то пара нашла ее там. Они взяли Энни к себе, думая, что ее бросили. Когда я узнал, куда ее взяли, я решил, что так… будет… лучше. Она была еще совсем маленькой… маленькой. — Он стиснул кулаки, так что побелели костяшки пальцев. — Через два дня я нашел ее изувеченное тело на улице. Они избили ее и бросили умирать.

Сьюзан вскрикнула от ужаса. Как же Дэниел жил со всем этим? Какая боль и чувство вины сокрушали юную душу? Он сам был еще ребенком.

Сьюзан обняла Дэниела, прижавшись щекой к его груди. Он тоже обнял ее, но напряжение не оставило его. Она и представить не могла, какой груз он нес… и продолжает нести.

— Я был нужен Энни. Энни любила меня. А я не спас ее, так же, как и маму.

— Ты был не виноват, — прошептала Сьюзан. Она подняла голову. — Слышишь меня, Дэниел Крокер? Ты не виноват в том, что твоя сестра умерла, как не было моей вины в том, что умерла моя мама. Ты сам помог мне разобраться в этом. Ты не проклят. Твоих маму и сестру убила не твоя любовь — Он попытался отстраниться, но она не отпустила его. — И я не пострадаю от твоей преданности.

Дэниел отвернулся, но Сьюзан заставила его посмотреть ей в глаза.

— Я люблю тебя, Дэниел Крокер, — медленно произнесла она. — И всю жизнь буду любить тебя. Долгую и счастливую жизнь.

Глава 28

Напряжение не оставило Дэниела. Сьюзан сделала шаг назад.

— Поверь мне, Дэниел. — Начав расстегивать свой костюм, она не испытала ни колебаний, ни смущения, ни страха. — Я люблю тебя, Дэниел.

Расстегнула вторую пуговицу, явив взору Дэниела кремовую кожу. Дэниел сглотнул.

— Сьюзан, ты не понимаешь…

— Я люблю тебя.

Расстегнулась еще одна пуговица. Дэниел с изумлением смотрел на Сьюзан. Всегда он вел, он был искусителем и подумать не мог, что роли поменяются. При мысли о том, что его пытается соблазнить собственная жена, Дэниела бросило в жар, отозвался каждый нерв его тела.

— Сьюзан, — простонал он, не в силах выговорить ничего другого.

Постепенно обнажаясь, она повторяла слова любви и доверия. Скоро жакет распахнулся, под ним был корсет. Его жесткие ребра прятались под тонким батистом. Но взгляд Дэниела упал на чуть прикрытую тканью и приподнятую корсетом грудь жены.

Сьюзан стряхнула с себя жакет, явив взгляду Дэниела голые руки и плечи. Она стояла неподвижно, гордо подняв голову, зеленые глаза ее сияли.

— Я никогда не оставлю тебя, Дэниел. Никогда.

Она выпустила жакет из рук, и он упал на пол.

По выражению лица Дэниела Сьюзан поняла, что он думает, будто на этом она и остановится. Он был уверен, что на большее ей мужества не хватит. Но Сьюзан продолжала раздеваться. Негнущимися от холода пальцами она принялась расшнуровывать корсет. Едва он последовал за жакетом на пол, как измученный мальчик внутри Дэниела уступил место мужчине, которым он стал.

Когда взгляд Дэниела остановился на ее груди, пусть и прикрытой сорочкой, Сьюзан немного испугалась. Но страх быстро отступил перед желанием узнать любовь своего мужа. Она нужна Дэниелу. Он нужен ей. Их любовь будет прекрасной, возбуждающей, полноценной. Она знала, что он будет нежен, и хотела удивить Дэниела глубиной своей страсти.

Она стянула с себя юбку и нижние юбки.

— Сегодня тебе не придется выполнять обычную мужскую работу, Дэниел.

От этих слов Дэниел запылал. Сьюзан была так хрупка, так красива. Но кто мог сказать, что она окажется такой соблазнительницей. Наверное, так чувствовал себя Адам. Если Ева смотрела на него хоть вполовину так, как смотрит сейчас на него Сьюзан, он бы взял яблоко гораздо быстрее.

— Ты заставляешь меня испытывать такое, чего, я думала, вообще не существует.

Он смотрел, как она снимает с себя остатки одежды, медленно, дразня, и думал, что сейчас умрет от нетерпения.

Знает ли она, что творит с ним? Думает ли о том, что он находится на грани взрыва?

— Скажи, что любишь меня, Дэниел, — Сьюзан потянула последнюю завязку, и сорочка начала медленно сползать с плеч, обнажая грудь Сьюзан.

— Ты скажешь, — прошептала она. — И очень скоро.

Дэниел издал нечленораздельный звук. Сдерживаться он больше не мог. Ей не нужно ничего ему доказывать. Не сейчас. Больше никогда.

Если бы на ее месте была любая другая женщина, он схватил бы ее на руки и отнес бы на кровать. И отдался бы страсти поспешно и бурно. Но сейчас он не мог так поступить. Не с ней.

— Не надо, Сьюзан. Не делай этого.

Он хотел, чтобы она остановилась. Сейчас. Пока у него еще остаются силы взять себя в руки.

Сьюзан улыбнулась Дэниелу. Напряжение росло.

— Я делаю это.

Он перестал делать вид, что смотрит ей в лицо. Он перевел взгляд на ее груди, отчего они потяжелели. Сьюзан до боли захотелось, чтобы он дотронулся до них. Сьюзан чувствовала, как теплый взгляд Дэниела скользит по ее телу… и по ее душе. Она хотела его. Он был нужен ей. Она получит его. Сегодня ночью.

Руки у нее задрожали, но она подняла их и провела ладонями по гладкой ткани мужниной рубашки. Поднявшись на носочки, дотянулась губами до его рта и замерла, не поцеловав. Прерывистое дыхание Дэниела обжигало ей щеку. Он привлек Сьюзан к себе, и она закрыла глаза.

— Пожалуйста, Дэниел.

Коснулась его губ губами. Она делала то, что он делал с ней, повторяла его уроки. И с каждым поцелуем внутри Сьюзан росло желание. Она выгнулась и прижалась к Дэниелу, и он ощутил ее вес в своих руках. Он прижался к ее бедрам, чтобы она могла ощутить свидетельство его разгорающейся страсти.

Застонав от болезненного желания, Сьюзан заставила себя отстраниться. Но не от страха, она просто предлагала ему себя.

Улыбаясь, она пошла к спальне. Кожа Сьюзан горела, как в лихорадке, лицо пылало. Зная, чем довести Дэниела до крайности, она подняла руки и принялась встряхивать свои волосы, прекрасно понимая, что ее груди приподнимаются весьма соблазнительным образом.

— Люби меня, Дэниел, — срывающимся голосом произнесла она. — Пожалуйста.

Не дожидаясь подтверждения в его взгляде, Сьюзан повернулась и, быстро сняв панталоны и мелькнув перед ним нежной кожей ягодиц, исчезла за дверью. Последний предмет ее туалета остался лежать на полу.

Дороги назад не было. Помоги ему небо, она опять может испугаться, но он не может отступить.

— Любимая?

Дэниел вышел в коридор. Несколько секунд он стоял в нерешительности. Сердце билось в бешеном ритме. Он нервно вытер ладонью рот и пошел в спальню.

В лампе горел маленький огонек. Сьюзан лежала в постели, натянув на грудь покрывало. По тому, как она дрожала, он понял, что часть ее смелости улетучилась, но взгляд Сьюзан был полон все той же жажды.

Дэниел прочистил горло, не в силах отвести от жены глаза. Он хотел знать, как она выглядит. Под покрывалами. Обнаженной. От одной этой мысли его возбуждение переросло в боль.

— Пожалуйста, — прошептала она.

— Пожалуйста, что?

— Пожалуйста, люби меня. Он смог только кивнуть.

— Когда? — спросила она, повторив вопрос, который задавала уже много раз.

— Скоро.

— Когда?

Дэниел вытащил рубашку из брюк, желая продлить томление страсти еще немного.

— Сейчас.

Как и в ту ночь, когда он умывался у нее в комнате, Сьюзан смотрела, как он раздевается. Но разоблачился он гораздо быстрее, чем она. Сорвал в себя рубашку и бросил на пол. Начал быстро расстегивать брюки.

— Эсси сказала, что мужчина может…

— Черт, я не желаю слышать, что тебе наговорила Эсси, — процедил Дэниел.

Сьюзан нервно рассмеялась:

— Почему нет?

— Потому что она явно наговорила тебе лишнего.

Под звуки серебристого смеха Сьюзан Дэниел уже не расстегнул, а оторвал последнюю брючную пуговицу, недоумевая, как он еще сдерживается. При каждом взгляде на жену он разгорался все больше и больше. Но сдерживаться придется, чтобы привести жену к такому же взрыву наслаждения.

Чувствуя неловкость, что его очень удивило, Дэниел снял брюки, подошел к кровати и сел на край. Когда он потянулся потушить лампу, Сьюзан остановила его легким, как пух, прикосновением пальцев. Простыня спала, и Дэниел почувствовал, как груди Сьюзан коснулись его спины. Он уже ни о чем не мог думать, только о вожделении своего тела.

— Не надо, оставь, — промурлыкала ему на ухо Сьюзан.

— Я не хочу напугать тебя.

Вздрогнув, она замерла. Нервы или нетерпение? — подумал Дэниел. Но тут Сьюзан прижалась губами к голой коже его спины и улыбнулась.

— Ты никогда меня не напугаешь.

Неуверенными пальцами Дэниел расстегнул кальсоны и встал с кровати, чтобы снять их. Он услышал, что Сьюзан снова легла, но он чувствовал на себе ее пристальный взгляд.

Шерстяное белье упало на пол, Дэниел стоял спиной к Сьюзан, молясь, чтобы не шокировать ее, когда он повернется, потому что он был более чем готов принять ее.

— Дэниел?

— Что?

— Ложись в постель.

Он размышлял. Можно повернуться и пусть смотрит. Можно сесть на кровать, а потом лечь так, чтобы она ничего не увидела.

— Дэниел.

Он опустился на край кровати. Вслепую поискал за спиной край покрывала и натолкнулся на обнаженную руку, гладкую, мягкую и податливую. От неожиданности он повернулся. И, как и боялся, Сьюзан сразу же устремила на него взгляд.

— О, — всего лишь прошептала она, но Дэниел с легкостью прочел ее мысли.

Взгляд Сьюзан метнулся на лицо Дэниела.

— Может, мы подождем, Сьюзан? Ее пальцы коснулись его губ.

— Ш-ш-ш.

Рука Сьюзан обвилась вокруг шеи Дэниела, и она потянула его к себе, пока он почти не накрыл ее тело своим. Соприкоснувшись с грудью и бедром Сьюзан, Дэниел застонал.

— Люби меня, Дэниел.

— Ты уверена?

— Да, да. — Нетерпеливый вздох желания. Понимая, что должен дотронуться до нее, иначе умрет, Дэниел впился в ее губы. У них был вкус персиков и страсти. Когда язык Дэниела проник дальше, в бархатистую глубину ее рта, Сьюзан вцепилась в плечо Дэниела, стараясь прижать его к себе как можно теснее, раствориться в его теле. Дэниел поднял голову, чтобы набрать в легкие воздуха.

— Дэниел?

— М-м?

— Прикоснись ко мне.

Он провел большим пальцем по подбородку Сьюзан.

— Я касаюсь тебя. Она покачала головой.

— Не лица.

При этих словах огонь внутри у Дэниела вспыхнул адским пламенем. Ему стало так жарко, что он испугался, как бы не сжечь Сьюзан прикосновением. Но потом маленькие пальчики взяли его запястье и направили руку ниже, пока в ладони Дэниела не оказалась грудь Сьюзан. Тогда Сьюзан закрыла глаза и, наслаждаясь, откинула голову на подушку.

— Эсси…

Дэниел закрыл ей рот поцелуем. Ждать он больше не мог. Она сводила его с ума. Испытывая свою смелость, Сьюзан невольно довела Дэниела до крайности. Но все же надо убедиться, что она готова принять его…

Сьюзан застонала, ее ноги напряглись. Медленно, осторожно, не обращая внимания на собственную боль, Дэниел руками и губами подвел ее почти к самому пику наслаждения. Он должен оставить эту ночь в ее памяти как ночь удовольствия, а не страха.

— Что, Дэниел? Что я должна делать дальше?

Тепло ее тела и сладкая невинность вопросов просто губили Дэниела. Рука Сьюзан скользнула по его бедру, провела по спине. Дэниел стиснул зубы, заставляя себя не ощущать даримого ею наслаждения.

Он взял ее лицо в ладони.

— Ты мне доверяешь? Она кивнула.

— Я постараюсь сдержаться до…

— До чего?

Несмотря на серьезность момента, Дэниел усмехнулся:

— По-видимому, Эсси не все тебе рассказала.

Он медленно лег на ноги Сьюзан. Она такая маленькая, хрупкая. Он испугался, что она не сможет вместить его. Дэниел раздвинул коленями ее ноги.

Не в состоянии произнести ни одного слова любви, Дэниел стал целовать глаза Сьюзан, чтобы она закрыла их и не смотрела.

Рукой осторожно проверил, готова ли она, потом тихонько вошел в нее. Сьюзан судорожно вздохнула, дернулась. Дэниел отступил.

— Нет, — простонал он. — Лежи тихо. В первый раз трудно.

Сьюзан вцепилась в его плечи, впилась ногтями в кожу. Дэниел проник в нее немного глубже и остановился, давая ей возможность привыкнуть. Потом одним быстрым движением разорвал преграду между ними.

Сьюзан сжала Дэниела, уткнувшись головой в изгиб его плеча.

— Кончилась? Боль?

Он кивнул, заставив себя думать сейчас только о хриплом, искаженном болью голосе жены. Потом он почувствовал, что она улыбается ему в плечо.

— Я думала, будет хуже.

Дэниел почувствовал прилив гордости, всплеск обожания.

— Будет лучше, — заверил он Сьюзан, надеясь, что сможет продержаться, чтобы подарить ей наслаждение, которого она заслуживает.

— Правда?

Он приподнялся и заглянул в зеленые глаза.

— Правда.

— Покажи мне.

Воодушевленный ее безграничной верой в него, Дэниел начал старое как мир движение. Медленно, на грани боли, он учил ее женской страсти. Он хотел этого с того момента, как увидел Сьюзан на фотографии, и потом, когда поцеловал ее в школе, и когда она стала его женой.

Они вместе двигались к одной цели, их губы то соединялись, то разлучались. И когда Дэниел подумал, что больше не может сдерживаться, Сьюзан вдруг задохнулась, тело ее напряглось, она сжала Дэниела в объятиях. И тут же к нему, как взрыв, пришло сладостное освобождение.

Сьюзан вскрикнула. Он слышал восторг в каждом издаваемом ею звуке. Волны страсти сотрясали тела Сьюзан и Дэниела, пока оба они не затихли, обессиленные.

Прошло несколько бесконечно долгих минут, прежде чем Дэниел набрался сил, чтобы приподняться на локте. Он убрал с лица Сьюзан мокрую прядь волос. Сначала он подумал, что она заснула, но Сьюзан улыбнулась, ресницы ее дрогнули.

— Дэниел?

— М-м-м?

На ее лице было разлито блаженство, от которого он столько лет бежал.

— Я люблю тебя.

Глава 29

Тимми Биб легким галопом подскакал к зияющей пещере, где они с братьями Дули обосновались прошлой ночью. Лошадь тяжело дышала после крутого подъема на гору. Внизу то и дело, отразившись от металла, вспыхивал луч солнца. Прошли почти сутки, но пинкертоны не уходили.

Кинув нетерпеливый взгляд на людей в долине, которые прилипли к ним, как репей к собачьей шерсти, Биб осмотрел своих сторонников. Несколько двоюродных братьев Дули смогли уйти с ним в горы. Поспав несколько часов, Биб, следуя хору внутренних голосов, оседлал коня. Под покровом ночи он вернулся к месту засады, чтобы узнать, там ли Крокер. Выяснив, что Дэниела отослали, Биб вернулся, готовый к перемещению.

— Поднимайтесь! Мы уходим.

Биб обратил внимание, как, с трудом подойдя к своей лошади, Грант приложился к полупустой бутылке, чтобы облегчить боль в животе и снять усталость. Было ясно, что накануне он не успел принять обычную дозу морфия. Через несколько часов ему станет совсем плохо, его начнет трясти. Биб и не подумал сообщить Гранту, что прихватил с собой порошок с морфием, который изготовил для Дэниела аптекарь Джибби.

Мужчины постепенно оседлали своих коней. Один из братьев Дули, высокий и крепкий, оказался, однако, не таким уж послушным. Во взгляде, которым он одарил Тимми, сквозил вызов.

— Ну и?

В ответ Биб достал револьвер и пулей в лоб уложил парня.

— Еще есть вопросы?

Оставшиеся трое смотрели на него с ужасом. Тимми засмеялся при виде их перекошенных лиц. Они казались ему стайкой кроликов. У них даже не хватило духу бежать, и они не понимали, что им осталось несколько часов до встречи с Творцом. Тимми не собирался брать их с собой в свое убежище и не намеревался оставлять свидетелей. Он позволит братьям быть рядом, пока они будут служить ему прикрытием. Потом он уйдет. Один.

— Куда ты нас ведешь? — осторожно спросил Грант, опасаясь задеть легковозбудимого Тимми. У Дули были свои планы, к которым Биб имел отношение.

— Назад в Эштон. Глаза Гранта засверкали.

— Ты поможешь вызволить Флойда? Биб презрительно скривил губы:

— Он мертв! Твой брат мертв.

Не веря своим ушам, Грант оглянулся на остальных. За какие-то сутки от его семьи ничего не осталось. Ничего! Он хотел обвинить Крокера. Ему до боли хотелось возложить ответственность на пинкертонов, но он понимал, что больше всех виноват Биб. Именно он вовлек их всех в свой план. Грант и слушать его не хотел, когда в салуне в Бэрривилле Тимми принялся искушать их возможностью освободить Флойда и одновременно захватить Крокера. Но задумка казалась безупречной.

— Как умер Флойд?

Биб ухмыльнулся с нескрываемым удовольствием, отчего Грант стиснул зубы.

— Не знаю. Я видел, как они выносили его из вагона. Думаю, он умер еще до того, как мы отступили. Бьюсь об заклад, это Крокер пустил ему пулю в лоб.

Грант сжал кулаки, но промолчал. Биб продолжал гнуть свое:

— Ты что, не понимаешь? Во всем виноват Крокер. Все сделал этот ублюдок.

Грант и сам уже начал в это верить, но сейчас ничего сделать было нельзя. Крокер умрет. За этим проследит Биб. А тогда уж он проследит за Бибом.

— Вперед! — крикнул Тимми.

— Куда мы едем?

— Ты уже забыл? Я знаю о Крокере все: его привычки, слабости. Я даже знаю, где он сейчас.


Дэниел открыл глаза — сна как не бывало. Что-то насторожило его, что, он и сам и не понимал. Стал ждать, вслушиваясь в тишину утра. Не услышав ничего, приказал своим мышцам расслабиться, а сердцу — замедлить свой ритм.

Постепенно тело послушалось команды. Мозг подчинился медленнее. Ничего не случилось. Совсем ничего. Он просто еще не до конца пришел в себя. Но кто может винить его после событий последних дней?

Дэниелу удалось уговорить себя, и он зевнул и потянулся, перевернулся на другой бок и наткнулся на мягкое женское тело. Сьюзан.

Улыбка тронула губы Дэниела. Она была такой красивой. Теплой. Страстной.

Дэниел попытался снова уснуть, но ему это не удалось. Что-то — какое-то беспокойство — шевелилось в сознании. Он сходит на конюшню и проверит коня, убедится, что все в порядке. И вернется к жене.

Секунду помедлив, он вылез из-под одеяла и пригладил пятерней волосы. С любовью посмотрел на спящую Сьюзан и поймал себя на том, что мысленно видит себя каждое утро просыпающимся рядом с ней, и так из года в год. Она научила его смеяться и любить. И мечтать.

Дэниел натянул белье, носки, надел рубашку, потом брюки и сапоги. Тихо вышел из комнаты, со стола на кухне взял винтовку — годами опасности выработанная привычка — и направился к двери. Выйдя на холод, беззаботно обежал взглядом свои владения.

Тяжелые тучи ползли вдоль неровной поверхности гор, обещая снег и потепление. Скоро весна. Сьюзан понравится здесь. У них будет дом, какого нет ни у кого, какого не было у него в детстве и о каком он даже не мечтал. Они будут счастливы и…

Что-то насторожило Дэниела задолго до того, как он услышал шум. Он вздернул голову. На склоне горы появились четкие силуэты четырех всадников.

Горечь и злость охватили Дэниела. Он повернулся и бросился в дом. Уже на пути в спальню он услышал приближающийся стук копыт. Они увидели его на крыльце.

— Сьюзан!

Она уже сидела в постели, волосы в беспорядке свисали по сторонам лица.

— Что такое? Что случилось?

— Дули, — бросил он. — Одевайся. Нужно отправить тебя отсюда. Сядешь верхом и поскачешь в приют.

— Нет, Дэниел.

— Сьюзан, не перечь! — Он бросил ей на колени одежду. Его револьвер остался на кухне, поэтому он порылся в комоде и извлек второй, который спрятал под стопкой рубашек. — Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось! Ты поедешь в безопасное место!

— Только с тобой.

— Сьюзан, если они увидят меня вместе с тобой, они погонятся за нами! Вставай!

Она в растерянности молча смотрела на него, потом, путаясь, начала одеваться. Как только она закончила, Дэниел схватил ее за руку и потащил в кухню. У двери на улице он понял, что уже слишком поздно. Всадники находились в пятидесяти футах от дома, и добежать незамеченной до конюшни возможности у Сьюзан не было.

— Быстро! Полезай в погреб и сиди, пока я не позову тебя. Поняла?

Дэниел отбросил стол в сторону, не позволяя себе обратить внимания на бледность, залившую лицо Сьюзан. Он знал, что перед ней вновь встали все ужасы прошлого, но ничего другого он придумать не мог.

— Дэниел, нет! Я останусь здесь, с тобой. Если ты будешь драться, я буду драться тоже.

— Сьюзан, делай, как я сказал!

Он поднял крышку и подвел сопротивляющуюся женщину к отверствию. Силой повел ее вниз. Когда же Сьюзан начала кричать на него и отказываться идти, Дэниел взял ее лицо в ладони и поцеловал, вкладывая в поцелуй всю нежность и любовь, которым она научила его за прошедшую неделю.

— Пожалуйста, Сьюзан, — взмолился он. — Пожалуйста, сделай, что я тебя прошу.

Он сунул ей в руки револьвер, и между ними пробежала искра понимания. Потом Дэниел оттолкнул Сьюзан подальше в темноту погреба, выбрался наверх и закрыл дверь у нее над головой. Сьюзан съежилась от страха, услышав звук придвигаемого стола. Она бросилась по лестнице и забарабанила в дверь.

— Дэниел! Он не ответил.

Проклятье! Как он мог так с ней поступить! Как он мог! Ведь это и ее дом. И она может стрелять. Может! Она может защитить себя от Дули, так же как и он. Он не мог оставить ее беспомощной и перепуганной, как сделала ее мать. На этот раз Сьюзан намеревалась сражаться.

Она била в дверь, пока не ободрала кулаки, крича, чтобы Дэниел выпустил ее. Ей было слышно, как Дэниел открывает окна и выбивает прикладом мешающие планки ставней. До Сьюзан донеслись приглушенные крики и ругательства бандитов, но она была слишком глубоко, чтобы разобрать их. Раздались беспорядочные выстрелы. Сердце у Сьюзан замерло, руки и ноги отнялись. Она должна выбраться. Должна! Она не может позволить защищать себя таким образом. Она должна помочь Дэниелу.

Со всей силы Сьюзан ударила плечом в дверь, снова и снова, пока она не начала поддаваться, слышно было, как сдвигается стол.

Она, не переставая, билась в дверь, плечи покрылись синяками и ссадинами. Но с каждым ударом дверь приоткрывалась все больше и больше. Наконец стол сдвинулся, и Сьюзан смогла открыть дверь настолько, чтобы оглядеть кухню.

Сьюзан выбралась наверх и чертыхнулась из-за зацепившейся юбки. Не слишком осторожно дернула подол — послышался треск рвущейся материи. Сьюзан огляделась, ища мужа. Потом она заметила, что задняя дверь открыта. Дэниел, спрятавшись за сугроб во дворе, отстреливался от нападавших. Один из них лежал на замерзшей земле рядом с Грантом, двое других стреляли из-за колодца.

Дэниел пригнулся и перебежал к конюшне, засев там за бочкой для воды. Сьюзан поняла, что он хочет отвлечь бандитов от дома, от нее.

Проклиная мужскую гордость и тупое упрямство, Сьюзан покрепче сжала револьвер. Он был тяжел для нее, но ощущение оружия в руке было до странности знакомым. Она знала, как он действует, как взводить курок и нажимать на спусковой крючок. Она ведь даже убила человека. И сейчас снова была готова сделать это, чтобы помочь тому, кого любит, так же как она пыталась помочь своей матери.

Убедившись, что револьвер заряжен, Сьюзан выбежала из дома и увидела, что выскочивший из-за кустов Тимми Биб бросился к Дэниелу, наведя на него револьвер.

— Нет! — закричала Сьюзан.

Биб посмотрел на нее, на долю секунды отвернув оружие в сторону. Сьюзан выстрелила. Биб дернулся, когда пуля ударила в его грудь, и нажал на курок.

Пуля попала Сьюзан в плечо, она хрипло вскрикнула. Выстрелом ее отбросило назад. Она упала, ударившись головой о ступеньку крыльца. Все поплыло у нее перед глазами. Пальцы разжались, револьвер выпал. Сьюзан слышала, как кто-то зовет ее, звук этот отозвался в ее сознании криком ужасной потери. Она машинально поднесла руку к раскалывающейся от боли голове и увидела, как откуда-то издалека к ней бежит Дэниел.

Сьюзан тихо застонала. Судорожно загребла горсть снега, но от охватившей все тело боли не ощутила холода.

Она увидела Дэниела. Он склонился над ней.

— По-поцелуй меня, — попросила она и попыталась улыбнуться, стараясь заверить, что ничего страшного не произошло.

Дэниел закрыл глаза, и ей показалось, что в них блеснула слеза. Потом он прижался губами к ее губам. Сьюзан вздохнула. Как она его любит! И будет любить до конца своих дней.

Затем, словно от облегчения, что он нашел ее, Сьюзан погрузилась в приятную, прохладную темноту.

Дэниел не мог оторваться от Сьюзан, крепко прижав ее к сердцу. Он чувствовал, как в него вливается исходящая из нее сила. Он проглотил образовавшийся в горле комок.

— Пристрелите его!

Дэниел поднял голову. С разделявшего их небольшого расстояния он увидел извивающегося на земле Тимми Биба. Он держался за грудь в том месте, куда попала пуля Сьюзан.

— Убейте его к черту! — снова выкрикнул Биб. — Око за око! Вы что, не слышите голосов? Они кричат, чтобы вы избавились от этого дьявола раз и навсегда.

Дэниел увидел присевших за углом конюшни Гранта и его двоюродного брата Нейта.

Нейт поднял револьвер, но совершенно неожиданно для Дэниела Грант остановил брата.

— Пусть это сделает Биб. Это он втянул нас в свой идиотский план. Это из-за него погибли Флойд и Марвин. Он не моргнув глазом пристрелил Барта.

Послышался приглушенный стук копыт и позвякивание уздечек. Нейт побелел от страха.

— Пинкертоны! Они услышали стрельбу и скачут сюда!

Он сунул револьвер в кобуру и пошел к своей лошади. Биб полубезумным взглядом наблюдал, как он уезжает.

— Ты куда?

Нейт посмотрел на него с отвращением и непониманием.

— Убираюсь отсюда к черту! Я не собираюсь сидеть здесь, как крыса в ловушке, и ждать, пока меня схватят.

Он вскочил в седло и поскакал прочь, ища укрытия за деревьями.

Краем глаза Дэниел заметил какое-то движение. Тимми Биб дотянулся до выпавшего у него из рук револьвера, поднял его и прицелился.

Звук выстрела разорвал тишину. Биб вздрогнул и ткнулся лицом в снег.

Держа дымящийся револьвер наготове, Грант Дули посмотрел на Дэниела.

— Это не ради тебя, — сказал он. — Это за Флойда, Марвина и Барта.

Потом он подбежал к своей лошади, забрался в седло.

После шума схватки приближение пинкертонов казалось тихим, почти беззвучным, стук копыт смягчался толстым слоем снега. Дэниел в немом изумлении смотрел, как Грант проскакал мимо тела Тимми Биба, скорчившегося на снегу и продолжавшего сжимать револьвер.

Пинкертоны промчались мимо, преследуя братьев, но Дэниел не ощутил ничего, даже увидев, что их настигают. Он не чувствовал ни презрения, ни сожаления, ни даже благодарности за то, что Грант оставил его в живых. Дэниел бережно держал в объятиях женщину, которую любил. Свою жену.

«Не дай ей умереть! — молило его сердце. — Боже Всевышний, не дай мне увидеть смерть еще одного любимого существа».

Дэниел с тревогой чувствовал, что Сьюзан холодеет. Он осторожно взял ее на руки и внес с дом. Прошел в спальню, положил жену на кровать и укрыл одеялом. Поцеловав ее в щеку, Дэниел бросился на кухню за водой и остатками нижней юбки Сьюзан.

Дэниел снял со Сьюзан жакет и промыл рану. Кожа посерела, тело не согревалось. Дэниел старался не думать о том, что будет с ним, если она умрет. Как мама. Как Энни.

— Сьюзан? Держись. Пожалуйста, держись, — тихо приговаривал Дэниел.

В его руках Сьюзан казалась такой маленькой, такой уязвимой. У нее не хватит сил, чтобы перенести боль и страх, которым он подверг ее.

— Сьюзан? Сьюзан, ты слышишь меня? — Он приподнял ее и прижал к груди, качая, как ребенка. — Послушай, мне еще столько нужно тебе сказать и показать. — Дэниел судорожно вздохнул. — Весна в горах прекрасна. Потом приходит лето, расцветают цветы. — У него сел голос. — А на большой дуб… за домом… я хотел повесить на ветке качели.

Руки Сьюзан безвольно висели, а Дэниел вспоминал, как она прикасалась к нему, обнимала его.

— Я никогда не говорил тебе, как сильно люблю тебя, — прошептал он. — Я думал, что если никогда не произнесу этих слов, то смогу защитить тебя.

Шло время, но Дэниел не замечал его хода. Позже в комнату заглянул Каттер.

— Я послал за врачом.

Дэниел не слышал его слов. Он все укачивал Сьюзан, шепча ей на ухо бессвязные фразы.

Каттер подошел к нему и положил руку на плечо.

— Дэниел?

Вздрогнув, он поднял глаза.

— Здесь врач, — повторил Каттер. Он сжал плечо Дэниела. — Она поправится, сынок. Мы же с тобой знаем, что герои всегда получают пулю в плечо. И герои никогда не умирают.

Каттер ободряюще улыбнулся.

Дэниел положил Сьюзан на постель. На фоне бледного лица даже ее волосы утратили, казалось, свою яркость. И золотистые локоны Энни тоже потускнели рядом с ее бледной кожей.

Дэниел отвел с лица жены густые пряди. Сьюзан не двинулась. Он наклонился и шепнул ей на ухо:

— Я люблю тебя.

Коснулся губами ее губ и, подгоняемый Каттером, поднялся и вышел из комнаты.

Врач оставался в спальне довольно долго. Дэниел ждал, утратив всякую надежду.

Наконец пожилой эскулап вошел в гостиную, улыбнулся Дэниелу.

— Через пару дней она будет чувствовать себя хорошо. Пуля прошла навылет. Держите больную в тепле и дайте ей отдохнуть.

Волна облегчения захлестнула Дэниела.

— Спасибо. Спасибо вам!

Но к утру Сьюзан не очнулась. А вечером ее начало лихорадить.

Еще днем приехали Эсси и Донован. Они пытались заставить Дэниела поесть, но он не отходил от постели ни на шаг.


На следующее утро опять послали за доктором. На этот раз он вышел от пациентки в мрачном настроении.

— Ее состояние осложнилось из-за ушиба головы, — медленно произнес он. — Кроме того, налицо признаки инфекции. Видимо, кусочек пули остался внутри. — Врач посерьезнел еще больше. — Единственный выход — оперировать, но из-за травмы мозга она может не оправиться после операционного шока.

Дэниел даже не заметил, как побледнела Эсси и всплеснул руками Донован. Дэниел затих. Замолчал. Эсси повернулась и заговорила с ним, но он не понимал ни слова — звуки словно отскакивали от его сознания. Он видел только маленькую девочку с разбитым лицом, изуродованным телом.

— Дэниел? — встряхнула его руку Эсси. — Тебе решать.

«Пожалуйста, помоги ей».

— Дэниел?

Он стряхнул с себя воспоминания и увидел, что на него участливо смотрит Эсси.

— Делайте, что считаете нужным, — прошептал он. — Но я не могу этого видеть. Святые небеса, не просите меня смотреть на это.

Не в состоянии произнести больше ни слова, Дэниел пошел к двери. Донован похлопал его по плечу, но остался в комнате, за что Дэниел был ему благодарен.

«Не люби. Не нуждайся».

«Я был нужен маме. Я был нужен Энни. И подвел их обеих».

«Не люби меня, Сьюзан. Не нуждайся во мне».

«Всю жизнь мне ужасно не везло. До сегодняшнего дня».

Дэниел очутился в затхлом тепле конюшни. Взял лопату и вышел на улицу.

Снег поскрипывал под ногами, словно укоряя Дэниела. Леденящая сырость забиралась под одежду. Воспоминания теснились в голове. Энни. Белл, потом сиротский приют «Бентон-хаус мемориал», кавалерия, агентство. Сьюзан.

«Я люблю тебя, Дэниел… люблю тебя… люблю тебя».

Лопата вгрызлась в снег и лед. Резкий звук полоснул по слуху, и Дэниел увидел другой горный склон, другую могилу. Он заставил себя сделать одно движение, потом другое, пока лопата не ударилась о мерзлую землю. Он продолжал, пока закаменевшая почва не поддавалась.

«С тобой меня охватывают чувства, которые, я думала, не существуют».

«Вот увидишь, Дэниел. Мы будем счастливы. Очень счастливы».

Из груди Дэниела вырвалось рыдание, и он упал на колени. Голова его откинулась назад, и рот открылся в немом крике. Он слал проклятия Богу и судьбе за то, что они потребовали от него еще одной жертвы, еще одной расплаты за любовь.

— Нет! — крик Дэниела разорвал зимнюю тишину и эхом разнесся по ущелью. — Черт возьми, нет!

Мальчиком он вырыл узкую могилу и завернул сестру в свою единственную куртку.

Потом, не проронив ни слезинки, он оставил малышку в земле. Но он не сделает этого со Сьюзан! Он не даст ей умереть! Не теперь, когда близится весна и она так нужна ему.

Дэниел отшвырнул лопату и проследил взглядом, как она заскользила по снегу. Опустив голову, глубоко вздохнул. Он заставит ее жить.

Встав, Дэниел повернулся.

Позади него стоял огромного роста мужчина.

— Где она? — спросил он. — Где Сьюзан? Дэниел подошел к нему. Он не знал, что сказать Максу. Сьюзан рассказывала ему об этом человеке. Она сказала, что он не такой, как все. Большой ребенок.

— Она больна, Макс.

— Больна? — Он смотрел на Дэниела широко раскрытыми, непонимающими глазами. — Но она нужна мне.

Дэниел молча обнял Макса за плечи и повел его в дом.

— Мы поможем ей, Макс. Она нужна нам обоим.

Следующие несколько часов Дэниел просидел в гостиной, стараясь не обращать внимания на звуки, доносившиеся из кухни, где на столе лежала Сьюзан. Они с Максом сидели молча, когда вошел Донован.

— Операция закончена. Помоги перенести ее.

Сжав плечо Макса, Дэниел прошел на кухню. Избегая смотреть на кровь на столе и на полу, он приблизился к своей жене. Хотевшего было помочь Донована Дэниел отстранил движением руки Подняв невесомое тело, отнес в спальню, заботливо укрыл одеялами.

Перед отъездом врач еще раз вглянул на Сьюзан.

— Надо бы дать ей болеутоляющего, но заведение Джибби сгорело до тла, и у меня нет ничего подходящего.

— У меня есть немного морфия.

— Дайте ей немного.

— Спасибо, док.

Дэниел похлопал врача по спине и проводил его до двери спальни, потом достал флакон с белым порошком и насыпал немного в кружку с водой, которую Эсси оставила на комоде.

В комнату вошел Донован.

— Док дал что-то болеутоляющее?

— Нет. Он сказал, чтобы я дал ей немного морфия, приготовленного для меня Джибби.

Донован кивнул.

— А, я знаю. Я давал такой порошок моим ребятам во время войны, и они…

Он замолчал, нахмурился.

— Нет. Дэниел, стой!

Донован бросился через комнату и выбил кружку из рук Дэниела.

— Какого черта?

Донован схватил с комода флакон, понюхал содержимое и ругнулся.

— Отрава. Вот что пытался сказать Джибби. — Глаза его сверкнули. — Я не специалист по лекарствам, но клянусь всем, что у меня есть, это не морфий.

Дэниел выругался. Сколько еще Биб будет вредить его семье? Остается только надеяться, что Сьюзан останется жива.

Сумерки сменились полной темнотой. Дэниел сидел у жены. Минуты складывались в часы. Дни в вечность. Каждую ночь Дэниел зажигал лампу и разговаривал со Сьюзан, надеясь вызволить ее из неестественного сна. Отказывал голос, но Дэниел не умолкал. Когда Сьюзан замерзала, он ложился рядом и согревал ее Когда ее начинала трясти лихорадка, обтирал ей тело влажной тканью. И снова и снова шептал ей слова любви и надежды, ища в лице Сьюзан признаки выздоровления.

Доктор приезжал каждый день. И каждый раз выходил из комнаты, удрученно качая головой. Эстер и Донован неотлучно были рядом. Но они ничего не могли сделать Как и Дэниел. Только ждать. И молиться.

Прошел день, другой, третий. Дэниелу все больше и больше делалось страшно Усталость сковывала тело, подступала бездоходность.

Встав у кровати на колени, он положил голову на грудь Сьюзан, обнял ее за талию. У него уж почти не оставалось сил надеяться.

Дэниел всхлипнул, потом долго сдерживаемые рыдания вырвались наружу. Все его тело сотрясалось, он сжал Сьюзан в ужасе от того, что после всех его усилий она все же умрет.

— Дэниел?

Он замер, казалось, кровь застыла в жилах.

Дэниел медленно поднял голову. Сьюзан растерянно смотрела на него. — Почему… ты… плачешь?

Он уставился на жену, заставляя себя поверить, что это не сон.

Дрожа от слабости, Сьюзан выпростала из-под одеяла руку и ухватилась за пальцы Дэниела.

— Д-Дэниел?

Прежде чем его губы раздвинулись в улыбке, из груди вырвался последний всхлип.

— Что… с-случилось?

Он покачал головой, утирая продолжавшие литься слезы.

— Ничего. Ничего.

Сьюзан попыталась улыбнуться, но выражение ее лица оставалось чуточку смущенным.

Дэниел хотел встать, позвать Эсси, Донована, известить Каттера, Макса, врача.

— Остаться?

Под взглядом Сьюзан весь мир перестал существовать для Дэниела.

— Я люблю тебя, Сьюзан, — неловко прошептал он.

Она улыбнулась:

— Я знала… что однажды ты скажешь это… скоро.

Понимая, что она слаба и утомлена, Дэниел лег рядом с ней, обнял так, чтобы ее голова покоилась на его плече. Ладонь Сьюзан нашла свое место на груди Дэниела, а он запустил пальцы в золотисто-каштановые пряди.

— Сьюзан? — При звуке ее имени и ласковом прикосновении ее руки мир воцарился в его душе. — Я не говорил тебе, что на горе есть источник? А летом…

Эпилог

Эштон, территория Вайоминг, 6 апреля 1889 года


По долине прокатилось ворчание грома, принеся с собой насыщенный запах дождя.

Сьюзан повернулась, зевнула и протянула руку туда, где лежал Дэниел. Вместо теплого тела мужа, она наткнулась на остывшие простыни и смятую подушку. Тогда она открыла глаза.

Комната была окутана полуночной тенью, как бархатным плащом. Пульсирующие вспышки молний озаряли постель. Сьюзан лежала, прислушиваясь к стуку дождя, и ждала возвращения Дэниела.

Еще раз добродушно проворчал гром, и Сьюзан улыбнулась. Дождь смоет остатки снега со склонов гор. И тогда зацветут ярко-желтая форсития и сирень.

Отдавшись мыслям о весне и вспоминая запахи травы и цветов, Сьюзан лежала, наблюдая за возникающими на потолке тенями. Прошло еще несколько минут, но Дэниел не появился. Сьюзан выскользнула из-под одеяла и взяла халат. Она прошла босыми ногами по гладким доскам пола, открыла дверь и, услышав тихое бормотание Дэниела, сразу поняла, где его искать.

Сьюзан снисходительно улыбнулась и, завернувшись в халат и потуже завязав пояс, тихо пошла к двери в маленькую спальню. Там она остановилась.

Находившаяся в комнате пара не заметила присутствия Сьюзан. Фигура Дэниела казалась несоразмерно большой рядом с детской кроваткой. Но никакой несоразмерности не было в том, как он нежно держал на руках маленькую девочку или в выражении любви, написанной на его лице.

Сьюзан прислонилась к двери, глядя, как большая, натруженная рука ее мужа гладит растрепанные медные локоны их дочки Дэниел тихо успокаивал девочку.

При очередном раскате грома Аннабелл съежилась, до этого свет молнии высветил дорожки уже высохших слез на ее щеках.

— Еще боишься?

Сьюзан едва расслышала вопрос Дэниела. Грудь Аннабелл поднялась в судорожном вздохе.

— Я не люблю… гром.

— Ш-ш-ш. — Дэниел крепче прижал девочку к груди, вытер ей слезы. — Все чего-нибудь боятся.

— Даже ты, папа?

Сьюзан поплотнее зажала в руке края воротника. Легкое движение привлекло внимание Дэниела, он поднял глаза на Сьюзан.

— Даже я. — Голос Дэниела странно охрип. — Но я узнал, что, когда тебя любят, бояться нечего.

Он снова крепко обнял маленькое тельце Аннабелл. Поверх головы ребенка он пристально смотрел на Сьюзан. И взгляд его горел любовью и обожанием, которые лишь росли с годами.

— Всегда помни, как сильно мы с мамой любим тебя, Аннабелл, и ты всегда будешь в безопасности. — От переполняющих Дэниела чувств, голос у него сел. — Любовь никогда не умирает.

Не отрывая взгляда от глаз мужа, Сьюзан поняла, что им удалось пережить грозы их прошлого и отправиться в безоблачное будущее. Рокот дальнего грома никогда больше не напугает их, а лишь пообещает прохладный, освежающий дождь.


на главную | моя полка | | Дальняя буря |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 1
Средний рейтинг 1.0 из 5



Оцените эту книгу