Книга: Осколки, острые, как ножи



Эфраим Тзимицу

Осколки острые как ножи

Пролог

Он шел по дождливой улице. Был тихий вечер, и город уже готовился ко сну, забывая невзгоды и проблемы дня, ожидая встречи с утром. Но ему уже было все равно. Казалось бы он должен был бы исходить болью и душа его должна была пылать в отчаянии от содеянного. Но он не чувствовал ни боли ни мук, ни сожаления. Как будто все это чувствовал кто–то другой, но до него долетали лишь отголоски тех чувств, того горя и тоски. Тот кто сподвиг его на это обещал, что так и будет. И не обманул. Чувства молодого парня что шагал по безлюдной ночной улице трепетали — он и чувствовал боль и не чувствовал. Что с ним он не смог бы объяснить, да и не желал этого. И вновь он попытался оттереть руки об одежду — боже, такое ощущение, что руки все еще испачканы в этом ужасном, липком, сладковато пахнущем… в крови…

Да, сегодня на руки его пролилась кровь. Он сделал все, как и сказал ему тот, кто пообещал что та боль, что глодала его уже не первый день уйдет, но взамен неё пришла другая, не такая сильная, как будто её не было. Или все таки….

Неважно, сказал он себе, неважно, теперь все неважно, пути назад более нет. И сегодня он сжег все мосты. Сжег их одним кровавым росчерком.

— Нет ничего невозможного, дружок — раздался рядом с ним знакомый голос.

— Ты…

— Я, это все я, твой добрый друг.

— Да какой из тебя друг?! Ты зверь и …

— А еще я… Слушай, к чему эти слова? Не ты ли сейчас шел, размышляя о кровавых росчерках, сожженных мостах, и что пути назад нет?

— Да, верно… Прости меня.

— Хм, ну путь назад все таки есть… Ты еще можешь сознаться во всем, или? — загадочно улыбнулся собеседник молодого человека.

— Но это же… Что же будет со мной и моими…

— Довольно! Не готов повернуть назад — и не повернешь. Что ты будешь делать дальше — решу я. Я помог тебе кое в чем, и я пройду с тобой до конца, сам понимаешь — мне не нужно, чтобы с тобой случились… неприятности.

— Но не ты ли сподвиг меня на…

— Я. А был ли ты против? Помнишь, ведь ты же не был уверен в том, что я существую, что я реален — сухо хохотнул говоривший — ты считал, что я порождение твоего разыгравшегося воображения, твоего разбитого сердца и душевных терзаний. Ты бежал прочь от самого себя, страшась встретится с собой, со своей болью лицом к лицу. Право достойно ли так себя вести благородному мужу? Но а теперь ты совершил Поступок. Именно так, с большой буквы. Пусть тебя осудят моралисты, и все те, кого страшат решительные, и, бывает, подчас жестокие действия. Но ты, ты сам должен знать, ЧТО ты сделал, и ПОЧЕМУ.

— Ты сказал, что я не готов повернуть назад. Может быть я смогу все таки… ну через какое–то время.

— Есть вещи, к которым ты можешь быть готов, а есть и те к которым не можешь быть готов в принципе. Это не хорошо и не плохо, это есть. И загляни в свое сердце, и спроси себя, что же тебе делать. Я не буду тебе сейчас ничего говорить, чтобы ты не сказал после, что я навел тебя на ложный путь. Ты дашь себе ответы на все вопросы сам. А я лишь позволю тебе их услышать. Улица тиха, а поэтому это будет просто — я замолчу.

И собеседник молодого человека и в самом деле замолк, хотя казалось он готов был и далее расточать свое красноречие перед ним, с целью, ведомой лишь ему одному. А парень стал думать, думать…

Быть может все таки пока не поздно… Сознаться в содеянном, искупить пролитую им кровь. Священник отпустил бы ему грехи, и быть может… Или же идти вперед, так, как обещал ему этот, кто бы он ни был. Откуда он, кто он? Что надо ему?

Почему то молодой человек понимал, что его собеседник знает о том, какие, связанные с его персоной вопросы сейчас терзают его. Но он не отвечал. Он обещал, что будет молчать, позволив ему услышать собственные ответы на вопросы и он сдерживал свое обещание.

— А что ты ждешь сейчас? — неожиданно спросил он сам себя — чего? Знамения небес? Грома и молний? Да для чего бы им расточаться так на такую жалкую букашку, как ты?

— Не знаю — ответил парень сам себе.

— Да и тем более, быть может мы на пороге нового удивительного, о чем раньше и не мечтали! И вот теперь мы идем по пути, и пусть начало трудно, и даже пугает чем–то. Но все рождается через кровь и боль. И то, что ты свершил было лишь родовыми муками новой жизни. Нового тебя…

Потом он замолчал, и закрыл глаза, прислонившись лбом к фонарному столбу, надеясь привести мысли в порядок.

И наконец, какое то спокойствие коснулось его. Да все еще болела душа, да он переживал и страшился наказания от содеянного. Но, в конце концов, когда он сказал это стало легче. Как странно, что многие вещи становится легче принять, когда произнесешь их вслух. Пусть даже самому себе.

И теперь, в нем появилась уверенность, в том, что как бы то ни было, все, что он сделал было его выбором и его решением. И даже этот ехидный голос в его голове мог лишь поаплодировать его мыслям. Хотя, в сущности, а что такое этот голос, как не он сам? Просто звучит это по иному теперь, но ничего, к этому можно было привыкнуть. Теперь все будет по новому, все…

— И что же теперь?

Его собеседник хмыкнул, слегка оправив свое истрепанное кожаное пальто.

— Что теперь? — повторил юноша свой вопрос.

Стоявший рядом с ним заглянул в его глаза своим немигающий взглядом горящих темных глаз, продолжая ухмыляться. Именно так, не улыбаться а ухмыляться.

— Ты мне… поможешь?

Его собеседник прикрыл свои глаза, а потом снова открыл их, внимательно глядя на него.

— Я вижу — начал он — что подруга любовь уже не привлекает тебя… Да, любить тяжело… Ненавидеть куда проще и чище, верно? Не думаешь о том, как бы не обидеть или не задеть… Так легко и просто, так?

— Я. Не. Ненавижу — раздельно произнес парень в ответ.

— О да — насмешливо протянула фигура в плаще — а вот это — приподнял он руку юноши — от большой любви?

Юноша проследил за тем куда тот показал, и увидел темное красноватое липкое пятно… Это же… И тут в нем все похолодело от нахлынувших воспоминаний…

Да, эта их встреча… Она пришла на неё немного взвинченная. Он пригласил её просто, чтобы объясниться, чтобы последний раз взглянуть на неё… Так она думала… И потом они ушли… Недалеко так… И потом их последний поцелуй. А потом острое стальное жало ножа… Она застонала, глядя на него в ужасе, будто бы еще что то можно было исправить. И с губ, которые он только что целовал сорвалась капля крови, а потом еще, и еще, в глазах её появились слезы, когда она медленно оседала на землю… А он нанес ей еще удар ножом, не помня себя… И те руки, которые он целовал, та талия, которую он столько раз ласкал взглядом, все было залито алой сладковатой пьянящей… кровью.

Он зарыдал в голос глядя на неё, и потом обнял её, уже чувствуя как тепло покидает её стройное женственное тело…

А после, он держал руки в ледяной воде лесного ручейка, видя как вода вновь становиться чистой, как исчезает из неё кровавая дымка… Нож брошен далеко…

И потом он шел по пустынной улице… И в каплях дождя возник темный силуэт длинноволосого парня в потрепанном кожаном пальто с горящими темными глазами.

— Смотри — оскалил тот острые зубы в ехидной усмешке — это же ты обронил, а?

И он протянул ему покрытый липкими пятнами нож…

Парень застонал, хватаясь за голову — как? Почему? Почему его разум и память будто мерцают? И эта пустота окружает его… И он тонет в ней, тонет, не в силах сопротивляться… Нет! Нет! Нет! Почему?!

— Довольно, друг мой, довольно — неожиданно мягко произнес его собеседник, положив руку ему на плечо — Ты уже не сможешь это исправить… Но ты можешь сделать иное…

— Что?

— Поверить, и принять себя таким, каков ты есть…

И перед глазами юноши пронеслось видение — могучее создание с когтистыми крыльями, острыми когтями и полыхающими потусторонним светом глазами…

— Это… я?

— Может быть… Все может быть… Поверь мне, все может быть…

— Хорошо — окрепшим голосом произнес юноша — куда мне идти теперь?

В ответ тень в потрепанном кожаном пальто сухо хохотнула. А потом неяркое сияние поглотило юношу, а следом за ним, пожав плечами и ухмыльнувшись, пропал и его собеседник.

Глава 1. Выселки

В небольшом бревенчатом домике на окраине деревни сидела заплаканная женщина. Её лицо, когда то прекрасное, теперь несло на себе отпечаток горя.

— Зама, как ты? — обратился в ней вошедший в избу крепкий мужчина.

— Все также, Ярлик, все также… — тяжелым голосом, глядя в пространство перед собой произнесла женщина.

В ответ мужчина тяжело воздохнул и сел рядом с ней на лавку. Положив свою сильную руку ей на плечо, он проговорил — Ты веришь, что она вернется?

— Нет — ответила она.

— Мы ищем её, ищем, и вот вот должны найти. Наша дочь ведь опытная охотница, и великолепно знает эти места. Она не могла пропасть просто так. Вот увидишь, она явиться через пару дней, да еще и принесет добычу.

— Нет, Ярлик — тяжело проговорила мать — сердце мое чует, что не вернется больше наша дочка.

— Ты не должна так говорить! — сурово проговорил Ярлик.

— А что я тогда должна сказать?! — вспыхнула Зама — что все замечательно, и моя дочка, которую я растила столько лет, моя кровиночка мертва, а я буду радоваться и плясать на её могиле?!

— Нет, что ты… — осекся Ярлик, удивленный её вспышкой.

Зама, не ответив ему ничего на это, спрятала лицо в руки и зарыдала. Ярлик поднялся с лавки и вышел из своего дома отправляясь к приметной избе в центре деревни — в ту самую, где жил старейший и мудрейший из её обитателей. Подойдя к избе, он постучал в дверь, и хриплый, но сильный старческий голос предложил ему войти.

Войдя в дом, Ярлик увидел старейшину, и очень удивился — обычно спокойный и невозмутимый старейшина выглядел чем–то чрезвычайно взволнованным и даже испуганным — его грива длинных седых волосах была всколочена, а глаза, обычно бывшие глазами мудрого наставника, сейчас пылали лихорадочным огнем. По всему его виду старейшина Орт не спал уже несколько ночей, и, похоже, что он даже не ел и не пил уже много дней, настолько изможденным он выглядел.

Удивленный его видом Ярлик потерял дар речи, и едва не забыл за чем пришел. Но, он был бывалым охотником, что не раз ходил на медведя в одиночку, и вставал с оружием в руках на защиту родной деревни. И он обратился к Орту — Мудрый Орт, ты ведь помнишь о том, что пропала моя дочь…

— Пропали уже многие девушки, Ярлик — резко произнес Орт — Из нашей деревни, из соседних. И быть может, пропадают девушки из удаленных и одиноких хуторов. Они пропали, и продолжают пропадать, пока еще не нашли никого, совсем никого…

— Но разве даже ты, мудрейший из людей, не знаешь, что делать и как их найти, или — замолчал ненадолго Ярлик — кому отомстить за их гибель?

— Не знаю — тяжело проговорил Орт, пряча взгляд — но знаю я одно Ярлик, это все беда, ужасная беда, страшная беда, равной которой мы не знали.

— За что же боги послали нам это, Орт?

— Это не боги Ярлик. Это не боги… — затухающим голосом проговорил старейшина Орт, опускаясь за стол.

Не сказав больше ни слова, Ярлик вышел из дома старейшины. Быстрым упругим шагом он направился к родничку, расположенному недалеко от их деревни. Там он зачерпнул ладонями воды, напился и умыл лицо. После они присел на траву возле родничка, и, глядя на его чистые струйки, что так весело бежали среди камней, устремляясь вдаль, сквозь лес к реке, он стал думать.

Столько же навалилось на него. Почему то он понимал, что Зама права, и что дочь их мертва…

Но как же объяснить слова мудрого Орта, о том, что эта беда, равной которой они еще не знали. Ведь что бы не случалось — мор, нашествие недругов или что иное, всегда знал, что сделать мудрый Орт, всегда он был мудрым и сведущим наставником. И вид его всегда внушал уверенность живущим на Выселках — будто бы он был одним из богов, вечным как земля, горы и лес, и мудрым как не может быть мудр ни один человек. Несмотря на преклонные года, Орт оставался умелым воином и охотником. Не раз он загонял с Ярликом и другими непокорную дичь, а топор в его руке косил недругов, как кома срезает траву. Но вот теперь, он показался Ярлику бессильным стариком, а вид его будто бы говорил о том, что мудрого и сильного духом и телом старейшину кто то до полусмерти напугал. Но кто, или быть может, что могло вызвать такой страх у Орта, которого Ярлик помнил еще ребенком?

Никто не мог ответить ему ни на эти вопросы, ни на главный вопрос который мучил умелого охотника — кому отомстить за смерть его единственной и любимой дочери?

И тут недалеко послышался звук шагов — кто то шел к роднику. Ярлик сжал в руке свой нож, но когда тот кто шел, показался из кустов, то он позволил себе немного расслабиться — это был всего лишь молодой парень из их деревни, один из многих…

Кто знает, быть может он пришел к роднику затем же, зачем и он — поразмыслить, и найти ответы на свои вопросы. Парень то уже в том возрасте, когда на девок начинают заглядываться, глядишь он тоже о ком тоскует… А быть может он тоскует и по…

При этих мыслях Ярлик ощутил, как глаза его наполняются предательской влагой. Но усилием воли он подавил в себе постыдный порыв — мужчина должен быть сильным, что бы не произошло.

Тем временем, подошедший к роднику парень вежливо с ним поздоровался, и будто подсмотрев, повторил все что сделал ранее Ярлик — умыл лицо, напился и сел на противоположной стороне родника с угрюмым и озабоченным видом.

Ярлик долго смотрел на этого парня… Кто знает, что его мучило?

Неожиданно для самого себя старый охотник спросил хриплым голосом — Что грустишь, парень?

— Да так — махнул тот неопределенно рукой.

— Что ж тебе грустить, когда ты такой молодой вот?

— Да тут не расскажешь просто… — вздохнул парень — Знаешь, такое ощущение что вот помер я… Совсем помер, а вот как то по свету хожу еще, сам не знаю как и почему и зачем? Может… — начал он, но будто передумав, сказал — а ладно, что уж теперь не вернешь того.

— Не вернешь теперь, говоришь… А вот я теперь уже и правда ничего вернуть не могу.

Парень в ответ промолчал, будто бы и не слышал слов Ярлика.

— Помер ты, говоришь — продолжал тот — А вот тут действительно помер человек, понимаешь? Все нету больше… Нету… её… больше… — закончил Ярлик.

— Кого нету? — зачем то спросил парень, который вглядывался в воду родничка с угрюмым и озабоченным видом.

— Дочка моя, единственная.

— Куда ж она делась то? — спросил парень уже более оживленно.

— Убили её — сказал Ярлик и будто в нем самом что то оборвалось, когда он сказал то другому человеку. Казалось, пока другому вот вслух не сказал, еще могла дочка вдруг придти к нему, живая… А теперь все, будто бы сам Ярлик её убил.

— Кто?! — спросил ошарашено парень.

— Да не знаю кто… А знал бы… Эти выродки недолго бы прожили на свете, кто бы они не были!

— Так может… и не убили её, может просто ушла куда, или еще как?

— Нет, я знаю, что убили.

— А Орт, старейшина, не знает? Он не может помочь?

— Да Орта самого как бы не прибили… Видать тварь та, что все это сотворила запугала его, или еще как…

— Тварь…

— Да… А ты может видел кого?

— Нет — ответил парень, запинаясь — нет, не видел я никого.

— Жаль… А то бы нашел бы я того, кто дочку у меня отнял… Не было бы житья твари той поганой! Орта они может и запугают, а вот меня им не взять!

— Да подожди подожди… А вдруг еще что можно сделать — постарался успокоить его парень, имени которого Ярлик так и не знал — Может найдем еще.

— Да ты ж сам знаешь что не найти её! — прокричал охотник вскочив с земли — А вот выродков тех, что жизни её лишили найти мне не только нужно, но я даже должен их найти!

Парень в ответ лишь вздохнул, и опустил глаза.

— Найдешь ты того, ко это сделал… Найдешь… Наверное.

Сказав это, парень удалился в кусты, и лишь треск веток и шорох листвы говорили о том, что кто–то идет по лесу, прочь от родника.

Ярлик некоторое время еще стоял, тяжело дыша, успокаиваясь. Этот парень, кто он? Лицо у него смутно знакомое, да и что говорить, деревня большая, всех даже он не знает. А все таки… Может он что знает, или чего так говорит… Вид у него был, словно бы он и в самом деле чего знает, или слышал может… Догнать бы его, так уже и шагов не слышно. Ладно, деревня не такая уж и большая, найдет он того парня. Найдет, и расспросит о том, что он знает, или может слышал. А запираться будет — душу всю вытряхнет из него! Душу вытряхнет, но уж своего добьется!

Окрыленный надеждой, пусть это и была надежда не на спасение, но на месть, Ярлик двинулся в сторону деревни, собираясь найти того парня.

Но тут неясная тень на одной из тропинок, что вела к лесу привлекла его внимание. Неясная тень, похожая формой на человека, облаченного в темное долгополое одеяние. Ярлик бросился туда, где показалась эта тень, и добежав до того места, где как ему показалась эта тень исчезла, он пробился через плотный кустарник к негромко шумевшей речушке. Никого… Здесь не было никого. Должно быть почудилось. Но тут взгляд его упал вниз, на небольшую отмель, откуда должно быть был хороший заход в речку, если б кто захотел искупаться.



И взгляд его зацепился за что–то белое на отмели, в воде…

И тут Ярлик завыл, как дикий зверь и бросился в воду, поднимая фонтаны брызг. Отдирая руками раков, что уже успели прицепиться, он вытащил свою находку на берег. А находкой было тело девушки, вернее не все тело, но лишь часть его — часть живота, часть груди, одно плечо с обрубком руки и голова…

И при взгляде на лицо, пусть и распухшее от воды, он взвыл снова, чувствуя, как душа его стремительно сгорает в пламени невыразимого горя — в этом опухшем от воды лице он узнал свою единственную дочь.

И не помня себя, Ярлик кричал и кричал, стенал, проклинал все сущее, и обещал отомстить, даже если ему надо будет сжечь весь мир дотла, и просил дочь свою простить отца, что не уберег её. И крики его и проклятья отдавались эхом в лесу и над речкой, возвращаясь к нему глумливым хохотом, будто бы свершивший это был тут рядом и смеялся над его горем.

Вся деревня собралась тем вечером на кладбище. И видели все как молчаливый и совершенно седой как лунь, и как будто постаревший Ярлик предавал матери–земле останки своей дочери. Не многие могли вынести вид этих останков. Но тот, кто переводил взгляд с останков дочери на отца, ужасался его внешнему виду. Казалось, будто бы это вовсе и не человек, какой то древний дух гнева и печали ходит среди людей во плоти. Останки Ярлик обернул её любимым праздничным платьем, расшитым Замой — матерью его дочери и его женой, яркими цветами и красивыми узорами, то самое платье, что его дочь любила одевать на весенние и летние праздники, и когда она шла по деревне все парни оглядывались на неё, бросая вслед восхищенные взгляды. А теперь оно приняло в себя то, что осталось от румяной и ясноглазой красавицы — распухшие и посиневшие холодные останки.

Никто не пытался заговорить с Ярликом — боялись все даже смотреть на то, кем стал этот всегда уверенный в себе решительный охотник. И вот он предал земле останки дочери.

А после Ярлик рядом постелил на земле вытканный его женой–рукодельницей плащ, и ушел куда то. И когда он вновь показался на кладбище, по толпе прокатился возглас удивления и ужаса — на руках Ярлик нес тело красивой темноволосой женщины, в которой все узнали его жену, Заму. Когда он, поседевший и постаревший от горя принес в их дом останки дочери, то жена его, не выдержала горя. Но Ярлик остался жить… Он должен был жить, чтобы отомстить за смерть своей любимой жены и единственной и любимой дочери

И он положил её тело на плащ, и обернув его опустил в могилу, что Ярлик загодя выкопал рядом с могилой их дочери. А после он стал зарывать и эту могилу. И когда последняя горсть земли опустилась на могилу Замы, он достал меч.

В деревне мечи были не у многих — лишь зрелые и бывалые мужи, что вставали на защиту их деревни от недругов были облачены достаточным доверием, чтобы взять в руку творение рук людских, что по самому своему замыслу было предназначено нести смерть другим людям. И посвященный волхвом, этот меч становился частью мужа, частью воина. Меч никогда не обнажался попусту, ибо рожденный в пламени кузницы, чтобы нести смерть, он жаждал крови и смерти, и жажда эта становилась нестерпимой, если меч обнажали.

И вот теперь Ярлик достал свой меч, который уже пробовал человечьей крови. И он взрезал им свою руку, а после ранил себя лезвием в том месте, где бьется сердце, и подождал, пока клинок окраситься кровавыми струйками, что весело бежали по клинку, как лесной ручеек.

— Кровью от сердца своего! — крикнул Ярлик — Своей кровью, я клянусь вам, мои возлюбленные жена и дочь. Я клянусь пред вашими могилами, я клянусь пред деревней, где был наш дом. Пред предками что внимают нам, я клянусь. Тот, кто свершил это злодеяние не избежит наказания, и смерть его будет жестока и мучительна. Все что осталось у меня и во мне я положу во исполнение этой клятвы. Да погибнет тот, кто сотворил это, кем бы он ни был. Даже если он уйдет в мир загробный я найду его и там и предам смерти. Да поможет мне брат мой меч. И лишь когда я выпущу до последней капли всю кровь свершившего это, лишь тогда я приду на ваши могилы. И я пронжу себя мечом своим и пребуду стражем вашим в землях мертвых вечно, так как не уберег я вас при жизни.

Сказав так, Ярлик сжал лезвие меча ладонью, и по уже начавшей было засыхать крови на клинке заструились свежие алые струйки. И после окровавленной рукой он начертил у себя на сердце на лбу и на щеках руны, руны клятвы, слова и горя.

И все молчали, ибо видели, сколь страшную клятву дал охотник — отказавшись стать человеком в посмертии, но приняв на себя обязанность стать духом–стражем, которому неведомы людские чувства. Все люди хотели бы в посмертии воссоединится со своими родными и любимыми, и такая клятва, какую дал пред всеми Ярлик, была страшна и нерушима. Ни слова не донеслось из толпы селян, все стояли, как громом пораженные, лишь старейшина, мудрый Орт крепко сжимал глаза, словно его мучила нестерпимая боль, и хватался крепче за свой посох, что ранее был лишь символом его опыта и мудрости, а теперь, казалось, стал для него клюкой, на которую опирался бы любой немощный старик.

И после Ярлик пошел прочь с кладбища, и толпа расступалась перед седым, отмеченным рунами воинов. Да, именно воином, ибо Ярлик–охотник, Ярлик–муж и отец умер на их глазах. И, подобно мечу, из горна нестерпимого горя вышел Ярлик–воин, Ярлик–мститель. И когда он шел через толпу, то он расступалась перед ним, ибо никто не должен вставать на пути мести и горя…

На деревню опустилась ночь. И в домах затеплились светцы и свечи, освещая ночной мрак. Но в одном доме не зажглось и крохотной лучины — у окна, глядя на восходящую алую луну сидел Ярлик. На лице его темнели руны — дав клятву, Ярлик не только начертал их на своем лице кровью, но и укрепил их движениями ножа, безжалостно вырезая руны на живой коже. Тело его покрылось вороненой кольчугой, что ныне останется на нем и после смерти.

Молча, смотрел он на луну, и думал. Думал он, где теперь найти того парня, с которым он говорил у ручья. Не обшаривать же каждый дом в округе. И что это была за тень, что указала ему путь к останкам дочери — друг или враг? Теперь Ярлик вспоминал это не ощущая такой острой боли в сердце, так как сердце это он оставил в могилах своих дочери и жены.

И теперь он думал как найти убийцу, так же как он думал бы куда ушел зверь на облаве.

Его не отпускало чувство, что убийца как то связан с тем парнем… Но как? Он что то знает о нем, но не говорит, или же… или же он и есть… убийца.

Воин крепко сцепил зубы, и оскалился, став похожим на загнанного матерого волка.

— Надо идти — сказал он вслух сам себе, и вышел из дома, и пошел по тихой ночной деревне, видя, как гаснут один за другим огоньки в окнах.

И вот он прошел дальше и дальше, а дорожка вела его к небольшой безымянной речушке, где так любила летним временем плескаться ребятня, да и сам он не раз бросался в её прохладные ласковые волны, и Зама, тогда еще совсем маленькая девчонка, и их дочь…

И вот он вспомнил, что невдалеке есть старый заколоченный дом, где в свое время жила старая ведьма. Да вот только срок её пришел несмотря на всю её злобу, и ушла она из этого мира, а дом то и остался. Там они искали… Но почему то сейчас Ярлик чувствовал, что нужно идти именно туда. И тут он услышал сзади громкий топот, будто кто–то бежал, и, обернувшись, он увидел Спаса — молодого охотника, которого он хорошо знал, а иногда и прочил бывает, после хорошей порции хмельного меда в мужья своей дочке…

— Дядя Ярлик! — прокричал он ему на бегу, в руке его воин увидел топор — Дядя Ярлик, вы ведь злодея ищете?

— Мне не нужны спутники на пути этом, Спас.

— Яска пропала, дядя Ярлик! А ведь когда вы сегодня с кладбища ушли, потом еще в округе нашли…

— Что нашли?

— Тела… и не целые а кусками! Сейчас вся деревня в ужасе… И вот Яска пропала.

Яска — пронеслось в голове у Ярлика, на да, конечно, подруга его дочери, они со спасом друг на друга заглядывались… Везде в деревне судачили, как дело то к свадьбе идет. Орт говорил, как много пропадало девушек… и теперь их находят… Вот оно как значит теперь…

— Спас — обратился он к молодому охотнику — нам нужно в дом старой ведьмы идти.

— Но ведь там же уже искали…

— Я иду туда — железным голосом произнес Ярлик — если желаешь, идем со мной.

И вдвоем они направились к заброшенному дому.

Подойдя поближе Ярлику вновь показалось, что он видит тень, похожую на человека в долгополом одеянии.

— Спас — окликнул он молодого охотника — ты это видел?

— Да — неуверенно произнес тот — будто бы кто–то там прошел, у дверей прямо.

И тут они услышали приглушенный крик. Кричала девушка, и кричала она прямо из заброшенного дома, что находился перед ними.

— Яска! — закричал Спас и бросился вперед.

Ярлик же лишь молча оскалился и бросился следом за ним.

У дверей он оттолкнул парня, и вышиб плечом дверь. Вдвоем они вбежали внутри и от увиденного зрелища опешили на миг.

Что–то вроде светца стояло на подоконнике заколоченного окна, заливая внутренность домика ярким, мертвенным и неживым светом. На большом же столе лежала испуганная девушка, в которой оба — и Спас и Ярлик узнали Яску. И рядом с ней стоял тот парень, которого Ярлик видел в лесу. И пол в домике был залит свежей кровью, и повсюду виднелись лужи засохшей крови. Воздух был пропитан запахами свежей и застывшей крови и разложения. Неизвестно какая сила до этого скрывала от тех, кто искал пропавших девушек все это, но теперь, эта сила, будто глумясь и упиваясь своей жестокой забавой открыла это их пораженным взорам. Сзади парня было зеркало, которое после смерти старухи было завешано куском черной материи по обычаю. Теперь же открытое зеркало отражало в своей помутневшей поверхности происходившее в комнате, искажая и добавляя новых оттенков кошмара происходящему в комнате.

И сама Яска лежа на столе, привязанная к нему за руки и за ноги, и кричала, кричала не в силах остановиться. Рука парня шарила в её вспоротом животе, терзая и разрывая внутренности. И уже вместо одной ноги был истекающий кровью искалеченный обрубок, и обе руки её были переломаны в нескольких местах. А парень с застывшим лицом продолжал пытать её, одной рукой с зажатым в ней ножом терзая её внутренность, а второй ломая пальцы на её руках.

И когда Яска закричала снова, Спас ответил ей отчаянным криком, и с топором наперевес бросился на её мучителя. Ярлик же взглянул в лицо её мучителя и оно поразило его своей бесчувственностью и отрешенностью, будто бы он не понимал что делает. Но перед ним был тот, кто убил его семью, и он должен был исполнить свою клятву. Перехватив меч, Ярлик, как старый матерый хищный зверь, внимательно ловя взглядом каждое движение мучителя упругим шагом устремился к нему. Он не поддавался чувствам, ведь чувств в нем более не осталось, лишь долг… и месть.

И вот Спас обрушил топор на мучителя, но тот рукой, в которой не было ножа ловко перехватил его руку, а потом послышался хруст, и молодой охотник громко застонал — просто сжав его руку, мучитель сломал ему кости. Топор выпал из рук Спаса, ранив его в ногу, а мучитель вынул нож из огромной кровавой раны, в которую превратился живот девушки, и стал медленно подносить его к горлу парня…

И в тоже время свистнул меч, рассекая воздух, и Ярлик одним плавным движением снес голову мучителя с плеч.

Голова скатилась, и тело осело вслед за ним бурно орошая все вокруг кровью, фонтаном бьющей из перерубленной шеи. Никогда доселе не видел Ярлик, чтобы кровь так бурно струилась из ран. Следом за телом мучителя на пол осел и Спас, держась за сломанную руку.

— Я свершил свою месть. Я исполнил клятву — медленно произнес Ярлик. Да, его клятва была исполнена. А Спас теперь останется на всю жизнь калекой, ибо мучитель просто смял его руку, как медведь детский песочный замок на берегу речки. И девушка которую он любил скоро испустит свой последний вздох. Можно было долго скорбеть об их судьбе, но теперь жизнь Ярлика окончена, он уйдет из этого мира, в иной, продолжая исполнять свою клятву и свой долг…

И тут послышался громкий раскатистый хохот. Он отдавался в комнате эхом, будто то была не комната, а огромная пещера или зал.

Ярлик и Спас заозирались, ища того кто смеялся, но потом взгляд Ярлика пал на зеркало. И он увидел к ужасу своему в зеркале ту самую черную тень, что привела его к останкам дочери, и сюда… Теперь было видно в зеркале человека, что был одет в длинное черное кожаное одеяние, с длинными волосами, и который хохоча раскрывал пасть с длинными острыми как ножи зубами. Тень в зеркале заметила взгляд Ярлика но продолжала и продолжала смеяться.

— Кто ты? — крикнул Ярлик, но тень в ответ снова залилась раскатистым безумным смехом.

И тут Спас закричал стремительно поднимаясь с пола, и схватив здоровой рукой топор ударил по зеркалу, разбив его на множество осколков.

Осколки брызнули веером, и два больших осколка вонзились в глаза Спаса. Парень застонал, оседая на пол, а осколки выпали из его глаз к остальным, прямо в кровавую лужу. И в этих осколках продолжало отражаться лицо жуткой черной тени, разевавшую клыкастую пасть, содрогаясь в порывах безумного хохота.

— Да кто же ты такой? — снова закричал Ярлик, зная, что ответа он не получит.

И тут тело мучителя поднялось с пола, и кровь с новой силой забила из шеи, но теперь она кружилась дымкой на том месте, где должно было быть лицо, образуя карикатурное человеческое лицо, сотканное из кровавых брызг.

И в отличии от его настоящей головы это лицо гримасничало, подражая злобным безумным гримасам черной твари из зеркала.

— Что? Что? Что? — стонал ослепленный Спас, шаря руками по кровавой луже.

А после, тело мучителя наклонилось вниз, к полу, шаря в поисках своей головы. И вот оно нашло свою голову и водрузило себе на плечи, и несколько раз моргнув, его мертвые глаза вновь взглянули на окружающее его. Только теперь в этих глазах был… страх? Ужас?

— Я помог тебе, делай то что должен. То, что… ты хочешь сделать теперь! — глумливо прокричало лицо из зеркала. И мучитель поднял с пола нож и вонзил его в живот Ярлика, легко пробив кольчугу, и разорвал ему нутро одним плавным движением. А после он одним движением перерезал ему горло, и ловя угасающим взором то, как мучитель приканчивает Спаса, Ярлик надеялся попасть наконец к своей семье, ибо лишь его клятва и его долг — все что осталось твердым и нерушимым в этом безумном, залитом кровью мире…

В доме старейшины старый Орт застонал просыпаясь. В полумраке он увидел высокую темную фигуру у своей постели.

— Ты? — пораженно произнес он.

— Я — спокойно ответил тот ему.

— Зачем ты снова пришел ко мне?

— Поблагодарить.

— Ты? Меня? За что?

— Ты ничего не рассказал, хотя и мог бы. А так все прошло по моему плану, хотя не скрою, этот седой охотник застал меня врасплох. Я рассчитывал, что все сделает парень.

— Ярлик… — произнес пораженно Орт.

— Да. Впрочем, все вышло очень даже неплохо. Кстати, а как ты думаешь, а почему он смог на меня выйти?

— То, что ты делаешь… — тяжело произнес Орт — это выходит за все рамки… тебя могут чувствовать даже простые люди.

— Любопытно… Впрочем, мне это не мешает… Тут есть даже свое… Свое очарование даже.

— Ты это так называешь — с ненавистью произнес Орт.

— Да, называю, таков уж я — засмеялся его собеседник.

— Зачем ты делаешь это? — спросил его старик.

В ответ тень громко расхохоталась — В общем, еще раз хотел бы тебя поблагодарить. Да и еще, я тут закончил, больше девушки пропадать не будут… Ну а если и будут, то уж в этом не будет моей вины.

И издевательски улыбаясь, тень исчезла.

Некоторое время Орт сидел молча и тяжело дышал. Потом он закрыл глаза он и сказал сам себе — Ты предал своих, свою деревню. Тех, кто считал тебя своим помощником и наставником, мудрейшим из людей. Тебя запугала эта черная тварь. Ты трус и предатель Орт, ты не достоин жить…

А какая смерть ждет предателей и трусов?..

С этой мыслью старик поднялся с кровати, и найдя свой прочный кожаный пояс стал снимать с него по одному мешочки, где лежали разнообразные зелья и порошки…

… Утром жители деревни, пришедшие за советом к старейшине увидели, как с перекладины свисал прочный кожаный ремень, тугая из петля из которого плотно обхватывала шею уже остывшего тела старейшины Орта.

Глава 2. Мертвый город

— Петренко, на выезд!

— Хорошо.

Следователь Петренко поднялся от своего стола, сидя за которым он разбирал старые дела — намечалась очередная министерская проверка, и нужно было привести все в порядок. А тут опять выезд. Самое неприятное, что каждый выезд следователя убойного отдела означал, что в городе снова кого то убили. В их городе, который уж нередко именовали мертвым. Убийство — речь и без того весьма неприятная, но накануне проверки становилась просто карой небесной — еще бы, эти сволочи из министерства обязательно придерутся ко всему — начиная от заполнения бумаг и кончая допросом подозреваемого… если еще будет кого допрашивать, опять ведь придется хватать первого попавшегося, кто хоть немного похож на спятившего маньяка–убийцу. Как в прошлый раз — два дня допрашивали какого–то толи панка, толи эмо, кто их разберет, а он возьми и окажись племянником мэра. Тогда еще хоть смогли относительно легко отделаться, а окажись он не племянником, а сыночком мэра, проблем было куда как больше.



Ладно, чего тут разбирать — нужно ехать, там на месте уже виднее будет.

Сев, в служебную машину, он привычно поздоровался с водителем.

— Привет, Петь, а наш криминалист, что попозже подъедет?

— Да он уже там вроде.

— А прокуратор иудейский?

— Эк ты его… Мишка–то? Он тоже вроде на подлете.

— А что тогда так поздно нас вызвали?

— А пес его знает. Мне сказали тебя везти, вот везу.

— Петька, лан тебе, ты ж у нас в отделе главный пройдоха. Рассказывай, что стряслось то?

— Эх Вась… Походу говорят Северный оживился…

— Северный?! И это накануне проверки?!

— Ну знаешь, я как то ему не указываю. Вот найдешь, тогда скажи, чтоб больше в это время делишки свои не проводил.

— Ага скажу… Северный… Да это ж верный глухарь, тут и копать не нужно!

— Да знаю я, что глухарь. А что толку? Приедем, оформишь протокол, то се.

— Оформлю… А с чего решили что Северный то?

— Ну сам понимаешь… Больше так вроде некому…

— Да уж… — протянул Петренко. Северного маньяка, назвали так, за его делишки как правило в северных районах города. Кто он такой, и как за него взяться — не представлял никто даже приблизительно, мотивы преступлений тоже были не ясны. Все жертвы маньяка были жутко изуродованы перед смертью.

Можно было сказать что их очень жестоко и мучительно убивали. Не было никаких следов насилия сексуального, несмотря на то, что все убитый были молодые и привлекательные девушки. Но вот жесткость с какой их убили заставляла ужаснуться даже бывалых спецов убойного отдела. И все это накануне проверки…

Непроизвольно Петренко поймал себя на мысли — как же он думает, тут убили человека, девчонку молодую, которой бы еще жить да жить. Да и убили как… Кожу живьем с неё содрали как минимум, Северный иначе не умеет. А он думает только о том, как бы показатели отдела перед проверкой не испортить.

Ну, что поделать работа такая — каждый день видишь убийства, поневоле душа зачерствеет, уже и не труп видишь а так — вещдок. Элемент места преступления, так сказать.

Тут неожиданно в кармане зазвонил мобильный телефон. Взяв трубку следователь услышал там голос начальника — Петренко!

— Да — ответил тот, про себя подумав, что еще случилось.

— Вась — неуверенно начал начальник, что жутко удивило того, к кому он обратился — Федорыч мужик жесткий, и обычно ни в выражениях ни в методах не стеснялся, ни с подозреваемыми, ни с сотрудниками, что ж он сейчас то робеет.

— Вась — продолжил начальник, видимо собравшись с мыслями — Слушай, может тебе туда не ехать, а? Мы там кого другого пошлем… Сегодня пятница, пораньше домой поедешь может… Ты Петьке скажи, мол я распорядился, он тебя прям до дома докинет.

— Да нет, Степан Федорович, что вы. Я ж развелся недавно, дочка с женой живет, я могу и задержаться, вот и проверка скоро, все дела обделаю, потом и отдохну. Делать то мне нечего больше.

— Не, Вась, ты хорошо подумай, нужно там… Я вон Иванова пошлю, у него дел меньше, чем у тебя, что ему штаны даром просиживать.

— Степан Федорович, случилось чего?

— Да так, Вась, в общем ничего особенного. Лучше б не ехал ты. Серега тебя послал, а мог кого другого… Точно не передумал?

— Да нет, Степан Федорович, мы приехали уже, тем более.

— Ну ладно, как знаешь… Ты это… Потом если что обращайся…

— Спасибо, Степан Федорович.

— Не за что — и с этими словами Федорыч повесил трубку.

Убирая мобильник в карман, следователь Петренко испытал прилив странных чувств. Его охватила какая–то неясная тревога и беспокойство. Что то в этом звонке и странном поведении обычно сурового Федорыча насторожило Василия Петренко.

— Петро — окликнул он водителя — А что Федорыч меня домой хотел отправить то?

— Вась — отозвались с места водителя — Вот хоть убей не знаю, честно. Может блажь какая? Федорычу это, конечно, не свойственно, ну а так кто его знает. Может он хочет, чтобы ты перед проверкой получше подготовился, ты ж мужик, типо, ответственный и толковый, тебя показать не стыдно.

— Ну допустим. А что так резко то?

— Вась, блин, ну откуда я то знаю?! Мое дело вас, охламонов возить по местам происшествий, а остальное — не моего ума дело.

— Ага, то–то наш архивариус про большинство вещей меньше тебя знает.

— Может и так. Но все равно он архивариус, а я нет. Выгружайся, в общем, приехали.

Захлопнув дверь, Петренко вышел из машины, и стал подниматься по лестнице на пятый этаж, где, собственно, и находилось место происшествия.

У открытой двери уже дежурил наряд милиции. Поздоровавшись со знакомыми, следователь прошел внутрь квартиры, где его уже ждал представитель прокуратуры — Михаил Монин, с которым они уже давно вместе работали на местах происшествий.

— Здорово, Мих! — пожал Василий его крепкую руку — тут мне Петро наплел, мол, у нас глухарь потенциальный образовался.

— Да видимо да — протянул Монин — тебе твой Петро не сказал, что тут наверное Северный поработал?

— Сказал. Ты что думаешь, он таки?

— Я не спец, но думается мне, что все таки он, почерк у него уж характерный. Тут не то что спец, тут обыватель запомнит такое…

— А криминалист, он что сказал?

— Он там сейчас на месте, все замеряет, фотографирует, ну ты знаешь.

— Кто тело то нашел?

— Да вот он там в углу сидит, в себя приходит.

И Монин показал ему на очень бледного мужика в углу, который сидел, уставившись невидящим взглядом в стол, и трясся от ужаса.

— Что с ним? — спросил Петренко.

— Да я ж тебе говорил, тут Северного работа. Как бы наш свидетель умом не тронулся, сам знаешь…

— Знаю… А эскулапы еще не подъехали?

— Да они не торопятся, труп же, им только тело забрать надо.

— А то может, они бы пассажиру сделали бы укольчик какой–нибудь. Глядишь к нему бы дар речи вернулся.

— У меня тут с собой есть… Но он дорогой, жалко, а так бы глядишь влил бы ему полстакана сорокаградусного, так вмиг бы очнулся.

— Ладно, ты ж небось бережешь?

— Ну вроде того.

— Ладно, подождем, может сам очухается.

— Ага.

— Ладно, Миш, что мы еще имеем? Какие данные, может известно кто выходил из квартиры, кто входил.

— В общем, так, Вась. Я тебе сейчас все скажу, потом еще в ваше ведомство передам материалы в печатном виде.

— Ну, само собой.

— Итак, погибшая Ольга Шепелева, живет, точнее, жила в этой самой квартире. Живет с матерью и с отчимом, это вот он там, в углу сидит, в себя приходит. Он, значит, наряд вызвал. На него и на сожительницу — они не расписаны — я потом еще досье скину. Хотя за ними ничего особо нет, так, парковка, превышение скорости пару раз… Ну, в общем, ничего особенного. Оснований подозревать их — никаких. Соседи, как водиться, молчат как рыбы об лед. Никто ничего не видел и не слышал.

— Ну, понятно, как обычно, в общем. Слушай, а ты сказал погибшую звали Ольга Шепелева?

— Да, а что?

— Да я ж с моей Ленкой развелся, она себе девичью взяла, тоже Шепелева… И дочку с собой забрала…

— Это она Василий — неожиданно раздался убитый голос из угла, где сидел отчим погибшей — Это твоя дочка, Ольга, лейтенант.

— Врешь, сволочь! — вспыхнул следователь.

— Не вру — окрепшим голосом проговорил отчим, вставая со стула — Она это… Ленка с тобой и развелась, боялась твоей работы, и вот до тебя, сволочи, дотянулось…

Петренко изменился в лице, и бросился в комнату, где работал криминалист. И при взгляде на убитую в глазах у него поплыло — в изуродованном ножом лице, он узнал лицо своей дочки Ольги…

— Выродок… я тебя найду теперь… сука… — сказал он непонятно к кому обращаясь.

— Вась, я тут закончу все, потом зайдешь лады? Не мешай — рассеяно произнес криминалист.

— Сашк.

— Что?

— Знаешь, Сашк… — и Петренко коротко высказал криминалисту, куда тот может идти со своей работой. После чего, он вышел из комнаты.

— Васьк, ты что? — окликнул его ошарашенный криминалист, но следователь, ничего ему не ответил.

— Миша — обратился он к представителю прокуратуры — Точно никого не видели? Соседи там, или еще что?

— Нет… Вась, это что правда, твоя дочка?

— Да… Она это, Мишк, она.

— Соболезную, Вась.

— Спасибо… на добром слове.

Как во сне, механически, Василий заполнял все необходимые документы, допрашивал отчима Оли, записывал его показания. Внешне он выглядел собранным и спокойным… более спокойным, чем обычно.

А в душе его воцарилась пустота. Он вспомнил, что с Олей он не виделся ни разу после развода — все дела, да дела, подготовка к проверке из министерства. А вот теперь оказалось, что … А что было теперь вздыхать.

Тем временем приехала бригада скорой. Вместе с ними он спустился в низ, не в силах оторвать взгляд от черного мешка, в котором исчезло Олино тело. И когда его погрузили в машину, он направился к их служебной машине, разбудив дремлющего Петьку.

— Петьк.

— А?

— Петьк… У тебя же есть я знаю… Ты под сидением прячешь…

— Вась, ты что? Нам же сейчас в отделение, там Федорыч…

— Петр — убитым голосом произнес следователь — дай мне водки!

— Ну ладно… — пробормотал водитель, ошарашено глядя в лицо Василия, достав из под сидения бутылку водки.

Не меняясь в лице, Петренко одним глотком порядком облегчил бутылку. Протянув Петьке её обратно, он услышал звонок сотового телефона — это звонили водителю.

— Да, Степан Федорович, да… — ответил Петька — Хорошо, привезу, да… К вам зашел? Да, хорошо, передам… Да, скоро будем… Да, все закончили… Увезли… Ну, как вам сказать… Не очень так… Да, а откуда… Да… Ладно… До свидания, Степан Федорович!

— Федорыч звонил? — спросил водителя Петренко.

— Да, Вась, ты это в порядок себя приведи, тебя Федорыч вызывает.

— Лично?

— Да.

— А сам что не позвонил?

— А шут его знает. Вась, что стряслось то? На тебе лица нет? Северный был?

— Он, сука.

— А что… такое сделал то?

— Петьк.

— А?

— Заткнись, сделай одолжение.

Обычно болтливый и неугомонный Петька, сейчас счел за лучшее промолчать, и обратную дорогу в отделение нарушал только звук мотора, даже радио никто не включал.

Прибыв в отделение, Петренко как есть, прямо с папкой, в которой лежали протоколы и прочее, направился в кабинет к Федорычу. А точнее к майору милиции, начальнику убойного отдела Степану Федоровичу Михайловскому. Подойдя к двери Петренко, постучал.

— Войдите — донесся из за двери голос майора, и следователь вошел.

— Садись, Василий — указал Федорыч на стоящий перед его столом стул.

Не произнося ни звука, лейтенант сел. Сидящий в кресле начальника, мощного телосложения мужик, в форме майора взглянул на него тяжелым взглядом. Наверное, так же в молодости Федорыч смотрел на своих соперников на ринге — у него был разряд по борьбе, и даже годы и сидячий образ жизни, не могли сильно изменить его внешне. И в преклонном возрасте он оставался здоровым, как медведь, и таким же он был в работе — суровый и непреклонный.

— Ну, что Василий, как самочувствие? — поинтересовался Федорыч у следователя.

— Нормально, Степан Федорович.

— Нормально, говоришь… А ты знаешь, лейтенант Петренко, как от тебя водкой разит, а? — резко проговорил Федорыч.

— Не понимаю…

— Ах, он не понимает… Ты мне эти штучки–дрючки брось! Я ж вижу, в каком ты состоянии сейчас. Сам знаю что такое — ребенка потерять. У меня сын погиб в свое время… До сих пор себя корю, что не уберег, хотя мог бы. И про водку, не одобряю, но понять могу. Да знаю я, что пил не отнекивайся, мне Петька сказал.

— Но, Степан Федорович…

— Никаких «но»! Сюда слушай, давай, Василий. Проверка на носу, для тебя не секрет. И сам подумай, Вась, если они тебя такого увидят, то по рогам получат и ты, и я, и вообще весь наш отдел. А еще эти глухари с Северным, это вообще… Короче, я считаю, что дело Северного, и текущие твои дела надо передать Иванову. А ты в отпуск! Дочку там похоронишь по–людски, с Ленкой может, помиритесь. А там глядишь еще чего и вспомнишь, про Олю. Тогда может, у нас еще какие зацепочки появятся, как эту сволочь к ногтю прижать. Разумеешь, мою речь, лейтенант?

— Степан Федорович…

— Что?

— Я бы хотел продолжить дело Северного, Степан Федорович…

— Отомстить хочешь?

В ответ Петренко промолчал.

— Значит, хочешь — протянул Федорыч — А ты знаешь, следователь Петренко — с размаху стукнул Федорыч пудовым кулаком по столу — Что мы не благородные мстители? Мы, мать твою, простые менты, и это работа, сложная грязная и неблагодарная! И эмоции твои, тут ни к чему будут!

— Степан Федорович, но…

— Что «но»?!

— Я же все–таки один из лучших следователей нашего отдела…

— Вообще, лучший, ну и что скажешь?

— Тем более… Я один точно смогу этого выродка найти, который девок режет. И теперь я эту тварь из под земли достану…

— Вот значит как… И ты за себя ручаешься, следователь Петренко, что все в протокольном порядке пройдет?

— Да, ручаюсь…

— И задержание? — внимательно взглянул Федорыч в глаза Петренко.

Тот ничего ему не ответил.

— Ладно. Больше от тебя ничего не потребую… Хочешь работать, работай, я все таки не первый год тебя знаю. Но смотри мне, Василий, если что — спрошу по всей строгости.

— Разрешите идти?

— Иди, Вась — устало потер виски пальцами Федорыч — и совет дам все же — сегодня сходи куда–нибудь, а еще лучше сразу езжай домой, и просто напейся, вырубись… Потом легче будет… Телефон еще отключи.

— Спасибо, Степан Федорович.

И лейтенант вышел из кабинета начальника.

Папку с материалами он решил взять с собой, может можно, что нибудь помозговать на досуге. Спустившись вниз, он встретил там припозднившегося Петьку.

— О Вася! — удивился Петро — а ты что, как? Что тебя Федорыч то вызывал?

— Петь — ответил тот — Ты уже домой, да?

— Ну, вроде того…

— Подбросишь, а?

— Да не вопрос, подброшу.

И снова они ехали в тишине, лишь один раз Василий попросил остановиться возле небольшого круглосуточного магазина, откуда он вышел с пакетом, в котором позвякивали несколько бутылок с водкой.

Подъехав к дому Петренко, Петька не выдержал и спросил — Васьк, случилось, чтоль чего?

— Да, Петь случилось…

— Ты, как один–то? Нормально?

— Справлюсь.

— А что стряслось то? Ты только скажи…

— Петь.

— Да.

— Иди на хрен. И спасибо, что подвез.

И лейтенант повернулся и вошел в подъезд, сопровождаемый недоуменным взглядом Петьки.

Было время уже глубоко за полночь, когда лейтенант Петренко оторвал взгляд налитых кровью глаз от телевизора, где как обычно показывали что–то невразумительное. Он услышал звонок в дверь. На нетвердых ногах он поднялся от стола. Рядом валялось несколько пустых бутылок водки. Сколько Петренко уже выпил, он не считал. Но сколько бы он не пил, он все никак не мог забыться. На столе была банка с солеными огурцами, остались еще от Ленки. Кроме этого на столе еще лежал их семейный фотоальбом. На фотографиях были он с Ленкой — тогда еще молодые, и счастливые, думавшие, что счастье продлиться вечно… А вот и свадебные фотографии. И Оля… Сначала маленькая девочка, которую дед держит на руках, плачет, что–то капризничает. А вот она с бантиками на линейке первого сентября. Вот уже постарше, тоже нарядная такая, красивая… А вот она на отдыхе… Эх, вновь вздохнул тяжело Василий Петренко, уже в который раз за сегодняшний вечер.

Звонок в дверь повторился, уже настойчивее, прерывая поток его воспоминаний. Не думая, кто мог бы придти к нему в столь поздний час, он открыл дверь.

— Ты, сволочь, сидишь тут и пьешь! — раздался громкий женский крик.

— Привет… Лена… — пробормотал он в ответ.

— Какой «Привет Лена», скотина? Ты хоть понимаешь, что случилось? А? Да ты своими пьяными мозгами вообще ничего понять не в силах! Из–за тебя, из–за тебя Ольку убили, ублюдок! Кому ты дорогу перешел, кому?! — стучала своими кулачками в его грудь миниатюрная Ленка, заливаясь слезами.

— Лен… зайди… не надо тут на площадке скандалить — пробормотал Василий в ответ.

Не переставая плакать, Лена зашла в квартиру, которая досталась ему после развода. Сама Лена, как теперь выяснилось, ушла жить к сожителю, о чем тогда, при разводе, она ему ничего не сказала.

Когда дверь закрылась, Лена перестала кричать, и плакала уже тише, лишь иногда всхлипывая. Вместе они прошли на кухню, где Лена заплаканными глазами оглядела лежащий на столе фотоальбом, бутылки…

Вместе, не сговариваясь, они сели за стол. Лена взяла его рюмку, и налив до краев, выпила её залпом. Повторив это действие, она вздохнула, и произнесла, уже успокаиваясь — Васенька, как же все это случилось, почему?

— Не знаю, Лен…

— Как, как это случилось, почему?

— Не знаю, Лен… — только и мог сказать Василий.

— И ваши ничего не знают?

— Ничего. Мы этого выродка уже полгода ищем. Режет девок как… я даже не знаю, кто… Он ведь мучает их, и убивает так… И ни следа, ни зацепки…

— Ты дело ведешь?

— Я.

— А не думаешь…

— Нет — твердо произнес Василий — это если б я хотя б близко подобрался, он бы так сделал. Да еще либо до, либо после позвонил бы или письмо прислал, сказал бы, мол не копай под меня, ментяра, хуже будет. А тут ничего… Просто вот Ольке не повезло…

— Не повезло… — повторила Ленка — Я не знаю, как мне теперь, я ведь только ради неё и жила, все боялась, как бы что не случилось…

— Знаю, Лен — кивнул Василий. Из–за Оли они и развелись — Лена боялась все, как бы из–за работы отца чего бы с дочкой не приключилось. Василий тогда не то чтоб был сильно против — Лена тогда ему всю душу измотала скандалами, да и пропадал он на работе подолгу, дочку редко видел. Вот она и ушла от него. И, как теперь получалось, зря ушла. А может, и не зря…

— Лен — окликнул заплаканную жену Василий — а твой то сожитель, Олькин отчим, он ничего не может сделать, кто он у тебя?

— Менеджер он — пробормотала Лена в ответ — нет у него ни связей в органах, ничего такого… одноклассник мой старый, в школе еще был влюблен в меня… А теперь… Он ведь тело Оли видел, я не видела — раньше увезли, чем я пришла.

— Знаю — кивнул Василий.

— А тут еще это все… В общем он сейчас в еще худшем состоянии, чем ты.

— Вот ты ко мне и пришла?

— Пришла, Вась, пришла — убитым голосом произнесла Лена, наливая себе еще водки.

— Лен, с водкой аккуратнее.

— Да что мне теперь — отмахнулась она от него, залпом выпивая рюмку — скажи лучше, лейтенант, как ты убийцу ловить собрался?

— Как, как — пожал плечами Петренко — надо проверить с кем общалась Олька, что да как. Тех мамаш и папаш у других девчонок трясли долго, а те только в ответ блеют, мол, ничего не знаем, дочка наша вообще ангел была ни с кем не общалась с плохим, ничего дурного не делала, а тут как кирпич с крыши бац и все. Эх — стукнул кулаком по столу следователь — показаний все давали — кот наплакал, а потом еще и говорят, мол, наша милиция ничего не делает, или не может или не хочет, или все сразу! Ленк, хоть ты мне скажи, без утайки, что с Олькой было?

— Да ничего, Вась, ты ж знаешь. Как всегда девчонки — вечеринки всякие, подружки, мальчики…

— Что за вечеринки? Кто подружки? Кто мальчики? — резко произнес Василий

— У меня её книжка записная осталась… Дома правда…

— Уже лучше. Теперь скажи, не ходил ли к ней кто в последнее время? Все равно кто, подозрительный там или нет. Просто с кем она чаще всего общалась.

— Ну, Света, подруга её близкая, ты её, наверное, тоже помнишь. Потом Варя, они недавно дружить начали… Парень еще один…

— А цветов никаких под дверью не находила?

— Нет, а причем тут они?

— Да притом, может это какой нибудь сопляк малолетний, который возомнил себя отвергнутым любовником, и каждую девчонку, что в его сторону не посмотрит, или косо посмотрит на нож сажает.

— Да?

— Да, уже бывали подобные случаи… Правда там единичные, и то как правило, этого убийцу даже искать не надо было — сам сознавался, да потом еще в СИЗО за ним следить нужно было, чтоб не повесился, или еще что с собой не учудил. А тут… — тяжело вздохнул Василий — Полгода, Лен, полгода и ничего! Ни одной зацепки. Он как сквозь землю проваливается каждый раз.

— Вася… А может…

— Что?

— Ты знаешь, тут мама звонила…

— И что?

— Ну ты маму знаешь, она у нас…

— Ага, бабка–знахарка, лапшу на уши дурачкам всяким доверчивым вешает.

— В общем, она сказала, что это черт её взял…

— А почему не инопланетяне, или не граф Дракула? — скептически произнес Василий.

— Ты вот зря смеешься, она ведь не просто так… Она знает…

— Ленка, да что она знает? Как деньги стрясать с дураков она знает.

— Ну, как знаешь, Вась. Я тебе записную книжку завтра принесу Олькину, там может чего найдешь…

— Вот да, это лучше будет, чем черта искать.

— Вот… Приходи в воскресенье.

— Куда?

— В южный морг.

— Потом на кладбище?

— Да.

— Приду.

— Вася — робко произнесла Лена — я переночую тут у тебя… Ну уже поздно… Я уже не знаю как доеду… Я тебя сильно не стесню…

— Да ради бога! Лен, ты же знаешь…

— Спасибо… — и Лена встала из–за стола и ушла в спальню, откуда через некоторое время Василий услышал мерное сопение. А сам он налил себе еще рюмку водки, и снова стал смотреть старый фотоальбом, касаясь рукой Олиных фотографий, и тяжело вздыхая, при взгляде на улыбающееся лицо своей девочки…

Гроб почти ничего не весил, когда его опускали в землю. По крайней мере, так показалось Василию. А потом он стоял и смотрел на свежую могилу, в которой он похоронил тело своей дочки. Душа её, как сказал батюшка, ведший поминальную службу, теперь уже на небесах… По крайней мере в это хотелось верить. А после были поминки… Разговаривали все мало — Олю все в родне любили, такая она была открытая и добрая девочка, и на её поминках разговоры не клеились, никто не мог заставить себя поверить в то, что Оли больше нет. Тем более, что её хоронили в закрытом гробу, так убийца изуродовал тело до такой степени, что нервы при виде него сдавали даже у бывалых патологоанатомов.

Когда Василий встал из–за стола, его поймала на выходе бывшая теща.

— Василий!

— Да, Ирина Ивановна?

— Василий, тебе Лена передала, то, что я просила?

— Про черта?

— Да.

— Передала, только, Ирина Ивановна, оставьте вы эту чушь для ваших клиентов, там вы им и про черта расскажете, и про леших с водяными, а тут… кого мне арестовать, черта? И фоторобот какой составить? Ищем гражданина с рогами и копытами? Меня потом самого запрут в комнату с Наполеонами и прочими.

— Слушай, Петренко! — строго сказала ему теща — Я еще никогда такой серьезной не была как сейчас. И я тебе говорю, дочку твою убило зло, но не человек, а зло другое. Это, в общем, не зверь и не человек, это чудовище.

Василий хотел было рассмеяться, но настроение было крайне невеселое, и он взглянул в ясные и суровые глаза своей тещи, и… несколько задумался над её словами…

— А что же мне делать? И кто это? Не черт? Чудовище?

В ответ Ирина Ивановна тяжело вздохнула.

— Не знаю даже, Василий, что тут тебе сказать… Бороться ты с ним никак не можешь. Это страшное чудовище, злое и жестокое.

— Ну а если к батюшке пойти?

— Не знаю, Василий, не знаю, никогда еще не было такого…

— Чудовища?

— Да…

— Откуда же он взялся такой?

— Не знаю… Но помни, как с человеком тебе с ним не сладить, тут что иное нужно… Вот только что, я пока не знаю…

— Вот как узнаете, скажете…

— Конечно… — задумчиво произнесла Ирина Ивановна.

На обратном пути с поминок, Василий все обдумывал слова своей тещи. Ходили про неё слухи, мол ведьма она, и все такое. Вдруг она на самом деле что чувствует? Ненормальной она не выглядела. На работе Василий уже навидался таких, кто уверены в том, что они сражаются с силами Сатаны и прочей нечистью. Но Ирина Ивановна выглядела уверенной в своих словах, и при том явно была в твердом уме. Да и ведь она не рассказывала всей истории, которая, как водиться, только ей одной, посвященной высшими силами доступна. Просто упомянула, что мол это нелюдь.

Хотя сам Василий не назвал бы человеком того, кто творил такое. Перед глазами вновь пронеслось видение Олиного изуродованного тела, и кадры криминалистической фотосъемки. Никакой человек, даже абсолютно больной на голову, у которого вообще все уже в голове перевернулось, бог знает от чего там не смог бы такое сотворить. Да еще при это так легко оставаться безнаказанным… уже полгода! Полгода они не могли поймать абсолютно неадекватного психопата! Тут и вправду поверишь в то, что это какой то слуга Дьявола или черт, или еще кто–то там… Не зверь и не человек, чудовище значит… Надо было сразу так дело и называть, а то все «Северный», да «Северный». Но как бы то ни было, он поймает это чудовище…

В понедельник утром, придя на работу, Василий запросил результаты экспертизы, которую их лаборатория проводила в выходные. Получив данные по последнему убийству, а также по предыдущим, Василий задумался — да раны явно ножевые, убийца, кем бы он ни был, работал просто ножом, без всяких изысков. Но примечание — некоторые раны, а точнее сказать, то что делал убийца требовало физической силы, которая намного превосходила человеческую… Эксперты склонялись ко мнению, что в момент совершения преступления, убийца находился в состоянии наркотического опьянения, и, возможно, употреблял стимуляторы. И при этом он специально орудовал ножом так, чтобы причинять жертве максимальную боль, что позволяло сделать вывод о том, что преступник был превосходно знаком с человеческой анатомией. Что же это получается? Сумасшедший врач–наркоман, очень сильный физически, да еще и балующийся стимуляторами? Или спятивший боец спецназа, их, по слухам учили, и как так пытать людей, так и стимуляторами снабжали… Но это только на задании, и то возможно не всегда. Все таки это секретные какие–то подразделения, кто знает что там… Да и что такому психопату делать в рядах спецназа? Да и сила тут…

Василий взял трубку и позвонил заведующему криминалистической лабораторией.

— Ваня, привет!

— Да, Вась, что стряслось? Данные экспертизы я тебе отправил…

— Да, да все дошло, спасибо. Я вот уточнить хотел.

— Уточняй, только быстро.

— Тут в общем написано, что преступник должен был обладать огромной силой, и стимуляторами пользоваться…

— Вась, ты представляешь себе, как человеку из тела вырвать кость, ребро к примеру? Или жилу? Любую. Не вырезать аккуратно, а именно вырвать, как сорняк из грядки?

— Смутно…

— Ну так я тебе скажу, что чтобы сделать это, надо быть сильным как слон, без преувеличения, и стимуляторами обдолбаться… И причем такими, про какие мы даже не слыхали.

— А что же тогда тут написали?

— А что нам было писать? Что убийца Геракл? В общем, темное это дело, ваш Северный. Все Вась, мне пора, еще будут вопросы обращайся, где–нибудь к вечеру ближе, ладно? А то дел невпроворот.

— Ладно, спасибо, что объяснил.

— Не за что, все пока! — и заведующий положил трубку.

Положив трубку на место, Василий задумался… Версия его тещи, как не парадоксально это звучало, приобретала все больший и больший смысл — человек не мог обладать такой физической силой, это вот даже эксперты отмечают. Конечно есть еще идейка, что сумасшедшие люди обладают большей физической силой, чем нормальные, но всему же есть предел… Да и если так подумать, то какой бы проницательный сумасшедший он ни был, но полгода водить за нос спецов убойного отдела бы не смог. На чем нибудь бы он прокололся. А так выходит, этот человек должен быть и хитер и умен, и образован, вспомним, как математически верно все было проделано, дабы доставить жертве как можно больше страданий. И при этом еще по силе он должен быть как медведь, а то и сильнее. В самом деле, недолго поверить в то, что это дело рук нечистой силы.

Взгляд Петренко упал на лежащую на столе записную книжку Оли, которую ему, как и обещала, принесла Лена. И тут его осенила мысль.

Он быстро набрал телефон, и через несколько мгновений знакомый голос сказал «Алло»

— Лена, это Вася.

— Да, здравствуй.

— Лена, скажи, Олька в последнее время не общалась ни с какими там готами, или сатанистами, или с еще кем–то в этом роде?

— Нет…

— Ты уверена, или думаешь, что это так?

— Уверена.

— Ладно, спасибо.

— Не за что… Вася, а ты уже что–то смог узнать?

— Я работаю, Лен, обещаю, когда узнаю кто, я тебе сразу скажу.

— Хорошо…

Распрощавшись с женой, бывшей женой, поправил он себя, Василий взял в руки записную книжку.

Так, что у нас тут, ага Света, Света, так вот она…

После того, как в трубке проиграл куплет какой–то легкомысленной мелодии, он услышал девичий голос.

— Здравствуй, Света, это дядя Вася, отец Оли, тебя беспокоит.

— Ой, да, здравствуйте, дядь Вась…

— Света, я вот по такому вопросу тебя беспокою. Скажи мне, пожалуйста, а Оля ни с какими готами или там сатанистами не общалась в последнее время?

— Не, что вы, мы с такими не тусим…

— Не тусите, значит… А может Оля, там нет, что то, м?

— Не, не, вообще ни разу, дядь Вась вы что.

— А парень то у неё был?

— Ну, они расстались недавно, недели может две назад.

— Ага, ясно, а как расстались то?

— Да никак, все хорошо было, они друзьями были. Они же дружили еще со школы. А Саша сейчас с Машей встречается.

— Саша, Маша, как у вас все запутанно… А Варя какая–то?

— Ой, Варька да, такая веселая девчонка, она у нас вообще веселушка большая, ни один тусняк без неё не проходит.

— И готские всякие?

— Не, дядь Вась, вы, что это нет.

— Ладно, Свет, спасибо, что помогла.

— Да не за что! Вы звоните, дядь Вась если что!

— Позвоню, Свет, конечно, позвоню.

— Дядь Вась, а как вы, нашли уже убийцу?

— Нет, Света, еще не нашел, но обязательно найду.

Попрощавшись со Светой, Василий про себя ругнулся — и что все считают, будто бы этого выродка так просто найти. Да тут же никаких зацепок с места преступления, и как обычно, никто и ничего не знает.

Звонок Варе тоже ничего не дал — как обычно встречаются только с хорошими ребятами, и все друг друга любят и обожают. Впрочем, от своей дочки он иного и не ожидал… Ладно, осталась ниточка, потолковать по душам с этим Сашей. Должен же хоть он что–то знать. Тем более, раз они дружат со школы, то он просто обязан знать о ней все.

Вечером, возвращаясь из института, Саша услышал, как его окликнул смутно знакомый мужской голос. Обернувшись, он увидел Василия Петренко, отца Оли.

— Саша — подойдя поближе произнес Василий — нам бы по душам потолковать надо.

— Да, а что?.. — неуверенно произнес Саша. Парень он был не из робких, но уж взгляд у лейтенанта милиции был такой… мертвый, а вместе с тем и злой. Шутка ли сказать, у него дочку, единственную и любимую убили. Он хоть и мало её видал — работа, а потом и развод, но все равно, очень её любил, это Саша знал. И чувствовалось — он землю носом будет рыть, а найдет того, кто это сделал… И похоже, он в чем то его подозревал.

— Саш — положил следователь руку ему на плечо — Ты в последнее время с Олей часто общался?

— Ну да так… Я сейчас просто еще с другой девушкой встречаюсь, с Машей… Ну а с Олей мы так, были хорошие друзья детства.

— И не знаешь, хороший друг детства, не было ли у Оли…

— Врагов?

— Да.

— Да нет, она девушка неконфликтная была, иногда даже чересчур мягкая наверно… Но мы её в обиду не давали!

— Кто, мы?

— Ну я, Светка, Варя еще… С Машей они тоже очень так сильно сошлись.

— Маша, это твоя девушка сейчас?

— Да, она.

— Знаешь, что Саш, давай ка я с ней еще потолкую… Где её найти можно?

— Мы живем вместе, она у меня дома сейчас, пойдемте ко мне?

— Ну, пошли, если уж приглашаешь.

Время уже близилось к вечеру, когда Петренко и Саша приехали на место. Когда Саша позвонил в дверь, через некоторое время, она открылась, и в проеме возникла улыбчивая светловолосая девушка — очевидно, Маша.

— Ой, здравствуйте! А вы Олин отец?

— Да — пробормотал Петренко, пристально вглядываясь в лицо девушки, силясь, быть может найти там что–то такое… зловещее, чтоли, или злодейское? Нет, бред конечно, это никогда не срабатывало при расследованиях, да и не походила эта Маша на монстра–мясника. Но вдруг она… Нет, интуиция у лейтенанта Петренко была развита похлеще иной старухи–ведьмы, и что–то сейчас подсказывало ему, что девчонка к смерти не причастна, но все же как то она связана с убийцей… Но вот как?

— Дядь Вась — обратился к нему Саша — а пойдемте на кухню, чаю попьем, поговорим, а?

— Ладно — согласился Василий. Может хоть сейчас, кто из них проговорится.

А тем временем на улице темнело. Все трое сидели на кухне и пили чай. Молодые люди расспрашивали следователя о том, как продвигается дело, скоро ли можно найти убийцу.

— Скоро ребят, уже скоро — твердым голосом произнес Петренко — но вот только мне больше показаний нужно, чтоб знать откуда браться за дело…

И тут взор его упал на Машу — она с ужасом смотрела в окно, спиной к которому сидели Саша и Петренко. Петренко резко обернулся, и лишь успел заметить, как что–то темное резко ворвалось в окно, разбив в дребезги оконное стекло. А после это резким движением метнулось к Маше, и закрыло её своим массивным телом, после чего он услышал громкий истошный женский крик и запахло знакомым таким сладковатыми… кровью!

— Так вот где ты оказался, тварь! — с ненавистью произнес Петренко, выхватывая табельное оружие. Он понял, что эта тварь — та самая, что убила Ольку…

— Маша! — вскричал Саша, бросаясь на черную тварь, но та повернулась к нему жуткой мордой, отдаленно напоминавшей человеческое лицо, на котором выделялись огромные мощные клыки, да вся его пасть походила просто на какой–то медвежий капкан. Жестоко хохотнув, тварь взмахнула когтистой лапой, легко перервав глотку молодому парню. Захрипев, тот осел на пол, а лейтенант, наставив табельный пистолет на черную тварь, что держала своими когтями еще живую, но уже изуродованную ударами когтей и клыков девушку, сделал несколько выстрелов. Но тварь лишь зарычала удовлетворенно, и глубже впилась когтями в девушку, отчего она закричала еще громче…

— Да, кто ж ты есть, тварь? — закричал Петренко, видя, в ярости от того, что пули не приносят никакого вреда твари.

— А мой мальчик отрастил себе клычки и коготки… Молодец, молодец, не все же ножиком махать — спокойно произнес кто–то рядом с ним. Обернувшись в ту сторону, Петренко увидел какого–то патлатого парня моложе него, одетого в истрепанное кожаное пальто. Увидев, как Василий смотрит на него, тот усмехнулся во весь рот, открыв лейтенанту на обозрение острые крепкие зубы.

— А что уставился? — спросил он у следователя — Мучитель — окликнул он тварь — Кончай уже, нам пора дальше, мальчик мой… Я горд тобой, ты так вырос…

И тварь с ревом обрушилась на милиционера, раздирая ему своими клыками лицо, не давая даже закричать, и вспарывая острыми когтями живот, и умирая, не видя ничего, так как глаз его разодрали клыки этого мучителя, как кто–то назвал эту тварь, он слышал лишь затухающий девичий крик — крик боли, муки и ужаса. Петренко сказал бы, что готов умереть, от того что не может ей помочь, но в этот самый миг сердце его остановилось…

Ирина Ивановна шла к своей даче. В деревне вечерело, людей почти не было. Ирина Ивановна — теща лейтенанта Петренко возвращалась домой от подруги, но в голове её все настойчивее билась мысль, которую она на время вроде как смогла прогнать из своей головы — она знала, кто убийца. Но не могла описать… Уже давно Ирина Ивановна умела слышать разные голоса и отмечать прочие явления, потому она и слыла ведьмой. Погруженная в раздумья, она зашла в дом, и, зайдя на кухню, поставила электрический чайник. Мысль крутилась у неё в голове и не давала ей покоя. И тут она услышала стук в дверь.

— Кто там? — подойдя к двери, обеспокоенно спросила пожилая женщина.

— Хозяйка, откройте, пожалуйста, тут дело есть — ответили ей.

— Порядочные люди по ночам дома сидят, а не шляются — строго заметила Ирина Ивановна, наверное, опять, пьяница какой–нибудь пришел.

В ответ из–за двери зацыкали, а после прямо сквозь дверь просунулась рука, и укоризненно погрозила ей указательным пальцем. А после, прямо на глазах опешившей женщины сквозь дверь прошел и владелец руки. Лейтенант Петренко, несомненно узнал бы его — это был тот самый, что отдавал команды мучителю.

— Нехорошо, когда вас вежливо просят прогонять с порога… может плохо кончиться — укоризненно произнес тот, кто прошел сквозь дверь.

— Ты? — пораженно выдохнула Ирина Ивановна — Кто ты такой?

— Кто надо — хамовато ответил ей незваный гость — А ты скажи как мне, ты зачем про меня рассказывала всем? Тебе что жить надоело?

— Что… как?! — пораженно смотрела во все глаза на своего позднего гостя Ирина Ивановна, и смутная догадка шевельнулась в ней. Убийца… всем рассказывала… и теперь…

— Да — ехидно ухмыльнулся ей полночный гость — А теперь мучитель… делай все быстро на этот раз… нам нужно торопиться…

Обернувшись, Ирина Ивановна увидела за своей спиной темную тварь с клыками и когтями, а после крик её задохнулся, когда уже отработанным движением тварь впилась ей в лицо, раздирая глаза, и зажимая при этом ей рот своей клыкастой пастью…

На залитой солнечным светом, влажной от недавно прошедшего дождя крыше многоэтажного дома стоял парень с длинными белыми волосами, одетый в кожаную черную куртку и синие джинсы. Он стоял, подставляя свое лицо солнечному свету…

За спиной его развернулись крылья, будто сотканные из яркого чистого белого света. Он чувствовал, что что–то не так, происходит что–то, что происходить не должно… Но вот что?

Глава 3. Огненная Пасть

На огромной равнине лежал город. Вокруг на многие лиги вокруг простиралась красная земля, будто озаренная заревом пожара. Небо над равниной было озарено огнем, будто бы пылало. Так оно, собственно и было — таковы уж особенности местного климата. Кругом огонь пламя, цветы, чьи лепестки полыхали жаром костров, жуткие звери, что готовы были жрать все, что попадалось им на пути, или просто убивать в слепой жажде разрушения.

Все, кто хоть раз приезжал в Огненную Пасть, запоминали это место на всю свою жизнь. Кто–то как то сказал, что это древний ад. Быть может, так оно и было. Разве не представляли себе Преисподнюю как мир, залитый вечным пылающим огнем?

Но, однако, и здесь кипела жизнь — много чего интересного хранили в себе огненные просторы равнин вокруг. А пылающие горы похоронили в своих пещерах не одну группу жадных до наживы рейдеров, чья жадность была сильнее, чем осторожность и инстинкт самосохранения. А раз были те, кто рыскал вокруг в поисках наживы, то и возникали в Огненной Пасти города большие и не очень, в которых усталые рейдеры находили отдых…

В тех городах кипела своя жизнь, порой не менее жестокая и страшная, чем чудовища, что в свою очередь рыскали в поисках своего сокровища — нежной человеческой плоти…

В баре «Пылающий Уголь» в тот день было как обычно людно — там толпились усталые рейдеры, всевозможные культисты, что пришли сюда, гонимые отовсюду из–за своих жестоких и злых ритуалов, но находившие здесь отдохновение и приют, продажные девки, которые вели свою охоту на богатства Огненной Пасти, а местные блюстители закона не столько следили за соблюдением данного закона, сколько заботились о том, чтобы выпивка в их стаканах не кончалась.

В углу старый рейдер что–то оживленно втолковывал коллегам, которые разражались громким хохотом при каждой его фразе. В другой компании один молодой парень что–то объяснял, периодически отхлебывая из кружки, и хмельной напиток при этом струился по его подбородку, но тот не замечал этого… А девушка в очень короткой блестящей юбке, в кофточке с откровенным вырезом загадочно улыбалась, поглядывая на горку монет перед собой, в которую дюжий ухмыляющийся рейдер подкладывал еще и еще звонкие блестящие кружочки, дожидаясь заветного кивка изящной женской головки, не сводя глаз с длинных стройных ног и выреза кофточки… Двое, облаченные в долгополые балахоны с капюшонами, из под которых прямо таки полыхали красноватыми отблесками злые глаза о чем–то шептались между собой, бросая вокруг подозрительные взгляды. За отдельным столиком величественно восседал — по иному просто нельзя было сказать, именно восседал, а не сидел, величавый старец с патриаршей бородой. Судя по его одежде, это был скупщик — тот, кто платил звонкую монету рейдерам, которые принося богатства Огненной Пасти платили за него своими спутниками, а порой и частями своих тел, как тот, который только что подошел к скупщику, протягивая небольшой сверток единственной оставшейся у него рукой, с кривой ухмылкой на лице, которое пересекал шрам. Получив свою плату, он отошел, а к скупщику подошел еще один, щеголявший повязкой на одном из глаз.

Сидевший за стойкой бара мрачный парень смотрел на все это, отхлебывая своего стакана какую–то темную вязкую жидкость. Как сказал бармен — это было самым крепким, что у них было. Парень вздохнул, заглянув с стакан — подумать только, когда то ему хватало немножко пива, чтобы напиться, а теперь даже это ядовитое пойло, вроде бы, выжимка из каких–то местных ядовитых растений, не может подарить ему даже мига забытья…

Лишь одно могло опьянить его, но не так, как ему сейчас этого хотелось… Он снова вспомнил свои чувства, когда это нескончаемым потоком орошало его глотку, наполняя его ощущением тепла и сытости… Да, его наставник очевидно позаботился о том, чтобы его ученику стали недоступны простые радости людей… Как он это сделал — неважно, после всего того, что произошло с ним со времен встречи с ним, этому можно было не удивляться… Удастся ли сбежать от него? Уйти от всего этого? И вновь он вспомнил эти девичьи тела, и дух жесткой мучительной смерти, витавший вокруг них.

А потом он пришел в себя в том прекрасном храме в Огненной Пасти. Он не знал, чей это был храм — давно заброшенное, но все еще прекрасное строение очаровало его своей величественной архитектурой. Он смутно припоминал, что произошло до того, как он попал в храм, а как он очутился тут — он не и вовсе не мог вспомнить.

Так он долго гулял, любуясь величественными фресками и скульптурами древней цивилизации. Что за народ мог сотворить такую красоту и великолепие? Камень, из которого был сложен этот храм, был искусно обработан, и, несомненно, здание могло простоять еще не одну тысячу лет. Но почему он был покинут? Кто знает…

А затем его нашли они — Слуги Рока, как они себя называли. Старший Призыватель Рока не сделал ему вреда, да и все они были настроены весьма дружелюбно, несмотря на свое грозное название. И он пришел к ним сам — быть может душа его искала хоть какой–то зацепки в этом мире, или хоть чего–то, что позволило бы его разуму не сорваться в пучину безумия. И он старался принять учение Слуг Рока, что рыскали по Огненной Пасти, пытаясь пробудить какого–то древнего бога.

Что это был за бог, почему он уснул, и зачем его было нужно будить — Старший Призыватель не стал говорить. Но тогда ему и не нужно это было. Важно было лишь забыть о тех муках, свидетелем которых он невольно стал. Столь ревностного неофита быстро продвинули в иерархии культа. А потом случилась стычка с рейдерами, и в случившейся стычке он растерялся — столь мирные и кроткие в другое время, Слуги Рока ныне будто бы обратились в жадных до битвы и крови демонов, бросаясь в схватку с жаждой смерти, все равно — своей или чужой, и безумием в горящих глазах. Но он, хотя он и был предводителем группы младших служек, он не смог заставить себя ринуться в бой… А после глава рейдеров — Варка, старый и бывалый охотник за сокровищами, нашел его после боя. Парень был ранен, но жив. Почему то Варка решил помочь ему — в бою он обратил внимание на то, что он не сражался с рейдерами. Кто знает, быть может он на что–то сгодиться.

И тогда, придя в сознание, он увидел над собой жесткое и внимательное лицо старого рейдера.

— Я смотрю — начал рейдер, видя, что их пленник пришел в себя — Ты не из этих проклятых культистов… Да, да я вижу, ты не из них, можешь не оправдываться. Как ты попал к ним? Долги? Наркота? Девушка?

— Девушка… — побледнев еще больше прошептал парень, вновь попав под власть воспоминаний.

— Девка, значит — протянул Варка, по своему истолковав реплику парня — Ладно, девка, говоришь, а сейчас то с ней чего?

— Смерть… — невпопад пробормотал парень.

— Ясно, значит, теперь, паря тебя с этими культистами ничего не связывает?

— Нет…

— Ну, тогда сюда слушай. Кого попало эти ребята к себе не берут, как и мы собственно. Чем ты им приглянулся, рассказывай, давай, как на духу.

Решительный тон Варки привел парня в себя, и он вновь обрел самообладание. Вместе с тем пришла и некая симпатия к этому старому разбойнику — тот произвел впечатление человека, который имеет свои принципы, и просто так его не бросит, если…

— Они меня в храме древнем нашли… Недалеко отсюда в общем… Ну или от того места, где вы с ними столкнулись — поправился парень, оглядев стены комнаты, где он лежал — Как я туда попал — не помню, честно, не помню.

— А храм ты бы нашел от того места? — заинтересовался Варка.

— Да… думаю, да — ответил парень ему — Ну я ничего не знал… я вообще как то все плохо помню…

— То есть, откуда ты сам и что с тобой, ты не помнишь?

— Нет.

— Ладно, ну и дальше что?

— Ну, потом мы кочевали… Еще пару каких–то развалин посетили…

— Помнишь, где они?

— Да.

— Так — протянул старый рейдер удовлетворенно — Просто отлично, парняга. Теперь скажи, что с нами не дрался то?

— Да как–то…

— Что?

— Ну, они меня недавно посвятили… Я был еще слаб, после зелий… — сказанное им, было частично правдой — Последователи Рока действительно принимали какие–то зелья время от времени. Приходилось принимать их и ему…

— А, ясно. Траванулся ты парень. Твое счастье, что живой остался — протянул задумчиво Варка — А так, драться умеешь?

— Да.

— Стрелять?

— Ну…

— Ладно. Вот что я тебя скажу, парень — проговорил рейдер, доставая из кармана трубку, и раскуривая её — Ты сейчас на нашей точке… Мы сюда кого попало не пускаем, я в общем, про это уже говорил. А тебя еще лечили, то–се… По хорошему, мы должны были тебя с остальной вашей шайкой кончить. Но, не кончили… Смотрю, пригодиться ты нам можешь — вон храмы всякие знаешь, развалины. Стрелять научишься, если не умеешь. Ну, ты думаю, не тугодум, смекнул, к чему я клоню.

— Вы предлагаете… присоединится к вам?

— Да, мне в ватагу сейчас нужны люди. И, прости за цинизм, парень, но тебе то идти некуда — ничего не помнишь, в какие то темные дела вмешался, да еще и с этими поввожался — хмыкнул Варка — Я то все понимаю, но знаешь я только один такой добрый… А так показываешь нам свои храмы с руинами, оценим, что там есть, и ты в приличной рейдерской ватаге. Что скажешь… Как тебя звать то? Или тоже не помнишь?

— Нет… Да, Немрот — откуда то пришло имя.

— Лады, Немрот. Что ты отвечаешь? Да, или мы тебя выкинем на поживу местным тварюгам?

— Да — с готовностью согласился Немрот — Скажите…

— Варка.

— Варка… А если те руины и храм будут пустыми?

— А когда это они бывали пустыми? — рассмеялся Варка — Не переживай, Немрот, все будет как нужно. Ладно, через пару дней еще, думаю, оклемаешься, и в путь.

— Варка — окликнул собравшегося уходить рейдера Немрот.

— Парняга, зови меня просто «Ватаг» усек? Ты теперь в моей ватаге, обращаешься ко мне, как главному, все ясно?

— Ясно, ватаг. Мы идем, через пару дней к руинам?

— Идем. А теперь отдыхай, считай это первым приказом ватага тебе — хохотнул седовласый рейдер, закрывая за собой дверь

Немрот, как теперь он стал себя называть, откинулся на подушку, размышляя над тем, что он сделал. Видимо, это и был его новый путь — примкнуть к вольной рейдерской ватаге, зарабатывать себе на жизнь обчищая древние развалины, а порой и рисковать этой самой жизнью. И тогда он прикрыл глаза и постарался уснуть, все таки, он был еще очень слаб после ранения. Воспоминания о прошлой жизни покрывались забвением в его памяти, а может и он сам пытался избавиться от них. И с этими мыслями он провалился в глубокий сон без сновидений.

Вынырнув из черной пелены сна, он увидел рядом с собой пухленькую, но при этом очень миловидную девушку, в белом халате. «Медсестра» — понял он.

Заметив, что Немрот очнулся, или, быть может, вернее было бы сказать проснулся, она повернулась к нему.

— О, наш птенец проснулся — улыбнулась она.

— Птенец? — удивился Немрот.

— Ну, да, птенец. Вот потом подрастешь, и станешь уже здоровой зверюгой. А пока так, птенчик — хихикнула она. Что странно, несмотря на казалось бы обидные слова, она произносила их совсем не как оскорбления, да и не звучали они обидно. Просто она информировала его о текущем положении дел.

— Ладно, птенец, так птенец. Скажи, а ты тут…

— Я врач здешний. Латаю ватажников, когда поцарапаются где — улыбнулась она ему. Ага, ясно, значит она даже не медстестра. И внешне она была похожа на… Неважно.

— А я вот новый, Немрот, вот…

— Знаю, знаю, все про тебя знаю — хихикнула девушка — Мне Варка все рассказал. Как ты тут и что. Мне он тебя залатать велел, чтобы ты готов был к очередной вылазке в руины за разным ценным и не очень барахлом. Вот только не знаю, где ж тебя латать, птенец… — задумчиво произнесла она, изучая показания медицинских приборов, которые негромко гудели у его койки.

— А что не так?

— Да как тебе сказать… Ты физически, ну телом все в норме, вроде как… Нет, точно в норме, я то уж знаю, сколько уже таких, как ты чиню. Прямое попадание из пушки. Да тебе ведь, помню в живот угодили, помню, как тебя сюда приволокли. У тебя там просто армагедец был в животе то… Ни одного целого органа, от разрывного… Все органы в труху, думала ты помрешь прям на месте, странно было, что тебя вообще дотащить смогли. А ты вот нет, выжил. А теперь вообще, ни царапинки, хотя четыре дня всего прошло. Странно, как так… Что случилось, как так? Ты откуда такой взялся Немрот? — прищурившись спросили она у него.

— Знаешь…

— Ваниа.

— Ваниа, я не помню вообще ничего, как я туда попал в храм тот… Что до того было… Вот не помню вообще ничего.

— Хм, ну оно и немудрено. Ладно, ты конечно, как хочешь, но я таки Варке расскажу про тебя… Он пусть думает, что тут делать.

— А что он сделает? — тревожно спросил Немрот, еще не хватало чтобы…

— Да ничего особо не сделает. Ты же теперь ватажник, он за тебя горой будет, благо сам пригласил. Но, все таки… Нет, ты человек, это точно…

— То есть, что ты хочешь сказать, мол, я человек?

— Ну, как тебе сказать, Немрот — задумчиво прикусила нижнюю губку Ваниа, став из просто миловидной необыкновенно соблазнительной — Тут местная фауна знаешь может… Ну, они на человечинку жадные… Иные, слышала прикидываются людьми… Потом знаешь…

— А ты уже таких видела?

— Нет, не видела, но читала много. Это моя обязанность, как врача, знаешь ли.

— Так, что теперь делать? — допытывался Немрот.

— Что, что да ничего! — отмахнулась Ваниа — Скажу Варке, он пусть думает, я свое заключение уже дала считай, он пусть думает.

— Какое заключение?

— Что ты человек, только у которого память отшибло, и заживает на нем все, как на не знаю ком.

Сказав так, Ваниа повернулась и вышла из комнаты, или быть может, вернее было называть её больничной палатой.

Немрот же стал размышлять над её словами.

Итак, он человек, но какой–то необычный… Как это могло быть связано со смутными воспоминаниями об убитых девушках, которые с каждым мгновением становились все более и более смутными и нечеткими, он не мог сказать. И в самом деле, кто он, и откуда?

У него не было ответов на эти вопросы, лишь какие–то обрывки воспоминаний.

Неожиданно он услышал звук открывающейся двери. Обернувшись в ту сторону, он увидел входящего Варку.

— Ну, что Немрот… — протянул Варка, внимательно смотря на него — Значит ты у нас не то что в рубашке — в бронежилете родился прямо.

— То есть?

— Я знаешь, что–то такое подозревал… сам не знаю, почему. Но уж не думал…

— Что я так быстро оклемаюсь? Вы ведь поэтому сказали, что выходим через пару дней, то есть уже послезавтра?

— Да, откуда то я это знал… В общем, знал я… Но, не верил.

— А теперь?

— А теперь, даже не знаю, ватажник… Тут дело такое… Мне конечно люди нужны, да и скажу тебе, от нашей ватаги обычно так не уходят просто… Но, если ты сочтешь нужным, то я тебя лично до ближайшего селения могу докинуть, а уж там ты сам, не обессудь, дружок. Что скажешь?

— Дайте подумать, ватаг…

— Да ты думай, думай, я подожду пока…

— А скажи, ватаг, а что же ты про меня такого знаешь?

— Хм… Скажи, ты про… Ты что, совсем ничего не помнишь? — слегка приподнял бровь седовласый ватаг.

— Нет, а что я должен…

— Неважно! Все что нужно, узнаешь в свое время! И не спрашивай! Короче, отвечай, давай, Немрот, или как там тебя, ты с ватагой или ты сам?

— Я с ватагой — твердо ответил ему парень. Он больше не мог прятаться от своих воспоминаний, и искать ответа на то, кто он. Уж куда проще было стать, тем, кем его считала Ваниа — рейдером Немротом, на котором все быстро заживает. Пусть это теперь станет его жизнью!

— Я с ватагой — повторил он.

— С ватагой, значит… Надолго ли, хотел бы я знать… — пробормотал себе под нос Варка, поглаживая седые усы и бороду.

— Что значит…

— Молчи, рейдер! Вызвался быть с ватагой, значит теперь старшего не перебиваешь! Ладно, значит так, еще день отлеживаешься, мало ли что… Потом, как я уже и говорил, выходим. По развалинам и храмам может неделю рыскать будем. Потом у нас по традиции иной рейд будет — хмыкнул Варка — По кабакам одного городка… Столица, так сказать, Огненной Пасти. Там ребята расслабляться будут после рейдов. Ну смекаешь думаю — девочки, выпивка… А ты тоже расслабляйся, но думай там, старайся вспомнить, что с тобой стряслось, до того, как ты с культистами связался, и как ты сюда попал. Глядишь, что и проясниться, а то знаешь, что–то не очень мне нравиться, что ты ничего не помнишь… Думаю, ты и сам не в восторге. А там увидим…

— Хорошо, ватаг — кивнул согласно Немрот.

— Вот и порешали — кивнул Варка в ответ.

Уходя, он произнес от дверей — Да, Немрот, ты на Ванию то не косись особо смотри мне!

— Не понимаю, ватаг…

— Она моя племяшка единокровная, знаешь ли… Если что, то кем бы ты ни был, я с тебя шкуру спущу, усек, парняга? Я её мамке, моей сестре слово дал.

— Ясно.

— Ну, вот раз ясно, то и молодец. Ты готовься, давай, через день выходим.

Остаток этого дня прошел спокойно — Немрот уже вставал с постели, и даже ужинал в общей столовой, вместе с другими ватажниками. Некоторые поначалу его сторонились, что и было понятно — слухи о его редкой живучести уже расползлись по базе ватаги Варки, а уж то, что он еще не так давно принадлежал к числу Слуг Рока, было известно всем. Но мало помалу, народ начал с ним знакомиться, расспрашивали, как и что. Некоторые даже пытались секрет живучести разузнать, правда, ничего не получилось.

В общем, ватага ознакомилась с ним, оценила, да и приняла как своего. Иначе и быть не могло, раз уж сам ватаг его приветил.

— Ты, Немрот, не думай, что наша врачиха то сказала — сказал ему после ужина Астор, один из старших ватажников — Она девка толковая, даже меня помню на ноги ставила, когда думал все уже, каюк мне. А ты… Да тут кого только в эти гиблые места не заносит. Ну, раз уж тебя ватаг принял, а он мужик толковый, да и что говорить, я своей жизнью ему обязан, и не раз, скажу тебе, так что тебе опасаться нечего. Тут когда сюда, в Огненную Пасть, приходишь, то все равно, что у тебя за спиной. Главное что у тебя тут — постучал он пальцем себя по лбу — И тут тоже — ткнул он себя в сердце — Раз тут и тут ты ничего супротив ватаги не держишь, то будешь с нами ходить… а там глядишь, что в твоей судьбе и проясниться.

— А что проясниться то, Астор? — недоуменно спросил его Немрот.

— Да уж чего нибудь — усмехнулся тот в ответ — Сам же говорил, что ничего не помнишь. А позже, глядишь и вспомнишь. Я после бодуна знаешь, тоже не все вспоминаю — подмигнул он Немроту — Кстати, как насчет сегодня развлечься?

— Как развлечься? — изумился Немрот, он помнил, как Варка говорил, что после трудов ватага отдыхает в городских кабаках, но не на базе.

— Да не выкатывай ты глаза так — осадил его старый ватажник — У нас тут вечерком в центральном отсеке, знаешь, кой–что имеется. Ну, сам понимаешь, картишки, поболтать… Алкоголя и девок нема, ну так оно все в городах есть — рассмеялся Немрот — Ваниа, думаю, тебя отпустит, ты вон какой уже крепенький, тебя уже в койке валятся только вред будет.

— А как…

— Без «как»! Пришел за стол сел, сыграл партию. Да не на деньги, не боись, Варка на базе на деньги играть запрещает между ватажниками… Да и не только на базе, а вообще. Вот с другими пожалуйста, а вот если ватажники, то ни–ни. Суровый он мужик, Немрот… Хотя, глядишь это и верно, что он так поступает. Споров меньше… Я ж до того в другой ватаге был, вот там было дело… А потом к Варке пришел.

— Как же ты к нему пришел то, Астор? — поинтересовался Немрот.

— Я же тебе, кажись, уже говорил, что я ему жизнью обязан?

— Да, говорил…

— Ну, а раз обязан, так и пошел в ватагу, долг отдавать. И я за Варку любому готов глотку перегрызть, ты имей в виду.

— И вас таких много?

В ответ Астор лишь вздохнул — Да хватает, Немрот… Жизнь тут в Огненной Пасти злая, жестокая. И подставиться здесь проще простого. А вот найти того, кто потом тебя вытаскивать будет, и не бросит на полпути — это гораздо сложнее. А вот Варка из таких.… Но ты не думай, он не просто сердобольный такой… Он себе на уме, и как то знает, кого тащить надо… Так что тебе, парень, очень и очень повезло, что ты его встретил. Вот так то… В общем, Немрот, ты приходи сегодня вечером в центральный отсек, там и потолкуем, да и так еще с народом познакомишься, мы же теперь одна ватага — хлопнул Астор парня по плечу — В общем, до вечера, братишка!

Вечером Немрот пришел в центральный отсек, его он нашел без труда. Когда он пришел, там уже собралось много народу. По слегка истрепанной одежде и внимательным взглядам он без труда узнавал ватажников, хватало, впрочем в зале и других собравшихся — повара, служащие… В основном это были мужчины.

— А, Немрот, притащился глядишь ты! — окликнул его молодой парень с хитрым взглядом, как помнил Немрот, его звали Шныр. В ватаге он был одним из самых молодых, почти ровесник Немрота… наверное… Если, конечно, тот точно знал свой возраст. Но на вид они казались ровесниками.

А там с ним уже здоровались и другие ватажники, завязывался разговор… Кто–то спрашивал его о предполагаемом месте рейда, а кто–то уже вовсю расписывал, как он распорядится своей долей. Вдруг, неожиданно послышался шум, и разговоры затихли, и народ потянулся к центру отсека, где Немрот увидел из–за спин толпы стол, на котором уже лежали какие то цветные кружочки, что–то похожее на разноцветные игральные карты. И в центре стола сидел один из старых ватажников.

— Ну, братва, давайте, кто первые играют? Чую, сегодня нешуточная битва будет — ухмыльнулся тот во весь рот, вызвав одобрительный гул толпы.

— А я вот первый — вылез из толпы Шныр, шутливо поклонился толпе, и сел на свое место.

— Да ну тебя, Шныр, с тобой играть, себя не уважать — расхохотался старый ватажник, который, по всей вероятности, был судьей этой странной карточной игры.

— Драко, значит, тогда ты меня не уважаешь — вылез из толпы дюжий молодец, поигрывавший внушительными мускулами, которые отлично было видно, так как он носил черную безрукавку, с какими–то демоническими рожами. В отличии от длинноволосого гладко выбритого Шныра, его противник был совершенно лыс, хотя и имел аккуратно подстриженную бородку и усы.

— Ваниар — окликнул его вышеупомянутый молодой ватажник, смеясь — Да ты никак меня обыграть решил?

— А вот и надеру я тебя, Шнырская твоя морда! — уселся напротив него Ваниар, пододвигая к себе часть кружочков и беря в руки карты.

— Ладно — перестав смеяться, и напустив на себя преувеличенно серьезный вид, проговорил старый ватажник, или Драко, как к нему обратился один из игроков — Все помнят, как у нас обычно играют?

— А то — выпятил губы со скучающим видом Шныр, внимательно рассматривая свои карты — Ресурсы сто пятьдесят, башня двести… Ну или пока у Ваниара башня не рухнет.

— Это она у тебя рухнет, сопляк — картинно злясь, ответил ему здоровяк — Прямо на твою патлатую голову.

— А что за игра такая? — заинтересованно спросил Немрот у одного из стоящих рядом ватажников.

— Аркомаг — махнул тот рукой — Не мешай, тут сейчас интересно будет…

А тем временем игра началась — к сданным картам и кружочкам, очевидно, это были фишки, показывающие набранные очки, или что–то в этом роде, Драко добавил еще фишек.

— Тролль–надсмотрщик! — провозгласил Шныр, выбрасывая на стол зеленую карту, на которой был нарисован какой то зеленокожий толстяк с кнутом в руке.

Толпа загудела в ожидании ответного хода Ваниара.

— Библиотека! — ответил здоровяк, бросая синюю карту на стол, толпа охнула от изумления.

— Эй, Ваниар, ты жулик! — засмеялся Шныр, самообладания он при этом не потерял — А как тебе Дракон!

И с этими словами Шныр бросил на стол зеленую карту, где было нарисовано жуткое, пылающее огнем крылатое огнедышащее чудовище — не иначе, как дракон.

— Думаешь, меня Драконом испугаешь? — зловеще хихикнул здоровяк — Вор! — объявил он оранжевую карту.

Драко увидев эту карту, сгреб часть фишек у Шныра, передав их Ваниару.

— Ах Ваниар Ваниар — произнес блаженно улыбаясь Шныр — Если б ты еще думал иногда, кроме того, что мускулы показывать, глядишь, чего бы путного у тебя бы и вышло… А так, за меня скажет Королева Призрачных Фей!

Толпа загудела, глядя на синюю карту.

— Ваниар — объявил Драко зычным голосом — У твоей башни осталось две единицы прочности! Ты что–то еще хочешь сказать? Шныр победил, как и в прошлый раз!

— Хочу — приподнялся из–за стола Ваниар, неумело пытаясь спрятать торжествующую ухмылку — Король Джинов!

Толпа зашумела, видимо, это была какая то очень сильная карта, использовать которую не каждый решался.

— Шныр — обратился Драко к пораженному парню — Похоже, тебя вздули первый раз в жизни…

— А он жулик — откинулся на спинку стула длинноволосый парень, позевывая — Я поддался.

— Шныр — обратился к нему торжествующий Ваниар — Поддаюсь только я, когда борюсь на руках, и ты это знаешь…

— То–то тебя пока еще никто не одолел… Ну только, когда ты пьяный был, и рук то поднять не мог

— Так уж и никто…

— Кстати — вмешался в их разговор Драко, и почему то, это совсем не понравилось Немроту — А ведь с тобой еще не все боролись на руках из тех, кто в нашей базе!

— Ваниа, извини, боюсь я её — заборет меня — расхохотался Ваниар, и толпа ответила ему ответным хохотом.

— Нет — ухмыльнулся Драко в ответ — Поборет ли тебя наш новичок, Немрот?

И тут все взоры обратились на него. Толпа расступилась вокруг него.

— А в самом деле, Немрот — обратился к нему Ваниар — Давай я и с тобой силой померяюсь! Давай, не трусь, эти горлопаны — махнул он рукой на остальных — Меня не всегда могли и пьяного в доску завалить… А вдруг у тебя выйдет?

— Ну ладно… — неуверенно произнес Немрот, делая шаг к игральному столу. Ватажники между тем убирали с него карты, фишки и расставляли стулья несколько иначе.

Немрот подошел и сел за стол, глядя как напротив него садится здоровяк Ваниар.

Толпа притихла — очевидно всем было интересно, что же будет дальше.

— Парень — наклонился к нему Астор — Ты не бойся, его и правда никто забороть не может, так что если проиграешь, то не переживай.

Ваниар услышав это подмигнул ему, широко осклабился и слегка покрутил кистью, разминая её.

В ушах Немрота послышался неясный шум. «Должно быть, кровь прилила» — подумал он.

Дождавшись, когда его соперник поставит локоть на стол, он поставил свою руку рядом, и сжал крепко огромную ладонь Ваниара.

— Начинайте по команде — громко сказал Драко, очевидно, бывший судьей во всех соревнованиях.

— Итак! — поднял он руку — Внимание! Начали!

Немрот ощутил, как его руку сдавило, как гидравлическим прессом и стало пригибать к столу…

Напрягая все мышцы он смог немного замедлить движение рук, но силы были не равны… И вот уже Ваниар поворачивался к толпе с торжествующей улыбкой победителя, как неожиданно шум в ушах Немрота усилился, и он понял, что это был торжествующий жесткий злорадный смех. В глаза у него потемнело, и вот он сам сжал руку здоровяка. Послышался хруст, и, почти одновременно с этим стон, и здоровяк резко пригнулся ко столу. Ватажники изумленно ахнули, и Немрот впечатал руку Ваниара в стол с громким стуком, отчего здоровяк взвыл не своим голосом.

— Вы что? Вы что? С ума тут все посходили? Варка! Варка! — вбежала в комнату врач — Ваниа — Варка! Варка! — продолжала звать она, и тут в отсек ворвался Варка.

— Что тут происходит? — стальным голосом произнес он.

— А–а–а… ватаг… Мне новичок руку сломал, гадина! — простонал Ваниар.

— А что сам полез? — строго произнес Варка, глядя на собравшихся серыми глазами, взгляд которых веял ледяным холодом — Ваниа, починить можешь нашего богатыря?

— Да починю я его… Только пусть не лезет на рожон, когда не просят… — рассеяно произнесла Ваниа, помогая подняться пострадавшему и уводя его из комнаты.

— И все тихо мне тут. Давно я вас не гонял, совсем распустились — произнес Варка, глядя на собравшихся своим пронизывающим взглядом. Сказав это, он вышел из отсека, оставляя пораженное собрание переваривать случившееся.

Некоторое время все молчали, потом послышались редкие фразы, постепенно вновь сливающиеся в привычный гул разговора.

Пораженный не меньше, а может даже и больше, чем остальные Немрот вышел из комнаты, направляясь к внешнему обзорному экрану, как его называли. Проще говоря, это была комната, где при нажатии на переключатель поднимались стальные шторы, закрывавшие большое окно во всю стену. Нажав кнопку, Немрот стал смотреть на открывающуюся его глазам картину опаленной земли и огненных облаков над ними.

Как это произошло? Почему? И что он такое? — спрашивал он себя и не находил ответа. Лишь снова принялись терзать его воспоминания о смертях, и, почему–то, о торжествующем смехе, что раздался в его ушах, или, может быть, в его голове, когда он ломал руку Ваниару…

Почему? Как он это сделал? — снова спросил он себя, и снова не смог дать ответа.

— Размышляешь? — раздался сзади него голос, и, обернувшись, Немрот увидел подошедшего сзади Варку.

— Да, ватаг — ответил он.

— Ну и что надумал? — спросил его озабоченный ватаг.

— Я не знаю… Ватаг, я не знаю, как это произошло…

— Кто с тобой?

— Что?

— Я спрашиваю, кто с тобой, парень? Ты это не сам сделал, я знаю. Кто с тобой ходит?

— Как?

— Не понимаешь… Значит не знаешь… Или говорить не хочешь… А вот если не хочешь, то зря, парняга, зря.

— А почему ты думаешь, ватаг, что помочь сможешь?

— Знаю — раздраженно произнес Варка, глядя в окно, на пылающие облака, теребя висящий на груди амулет. Раньше Немрот не обращал на него внимания, а теперь вдруг заметил его — отполированный круглый кусок зеленого камня, разделенный спереди черной полосой, будто кошачий глаз. Почему то Немрот ощутил какое–то успокоение, исходящее от этого амулета.

— Ватаг, а что у тебя на шее?

— Не твоего ума дело! — резко осадил его Варка — Ты лучше скажи мне, ватажник, что теперь делать будем?

— А как ватага?

— Да оклемаются они. Этого дурня Ваниара починят. Он часто в передряги влезает, все уже привыкли. Так что, ничего такого уж страшного не произошло, наоборот уроком будет. Ты уж мне поверь, я их не первый год знаю. А вот тебя я не знаю совсем. Вот и хочу узнать, что мне с тобой делать. Вижу же, что не сам ты это сделал, не сам… А ну как тот, кто это сделал вылезет в неподходящий момент? На мне жизни всех этих парней, Немрот — проговорил Варка — Когда хоть один из них помирает это на меня ложиться, кровь его, понимаешь? Я, значит, не уберег, не уследил. А теперь, с тобой я не знаю…

— Мне уйти, ватаг? — озабоченно произнес Немрот. Сама мысль о том, чтобы покинуть ватагу наполнила его сердце трепетом — остаться наедине со всеми своими воспоминаниями и этим смехом в голове, было хуже смерти.

— Да только если ты сам решишь, Немрот… Я тебя гнать не стану, тут мое слово нерушимо — твердо произнес Варка, пытливо глядя ему в глаза.

Некоторое время оба они стояли молча, не зная что сказать. Молчание нарушила вошедшая Ваниа.

— Варка, я ему руку обработала, уже почти все срослось.

— Молодец, молодец… — рассеянно произнес седовласый ватаг, погруженный в свои мысли.

— А как наш силач? — робко улыбнулась девушка, глядя на хмурого Немрота, погруженного в невеселые раздумья.

— Да вот стоит, мучается угрызениями совести, за то, что ребенка обидел — криво усмехнулся Варка.

— Этого ребенка обидишь — негромко засмеялась Ваниа.

— Ну, вот видишь, он смог.

— Дядя — впервые обратилась она к нему, как к родному — А что вы тут…

— Оставь нас, пожалуйста, Ваниа, прошу — произнес Варка, глядя на неё своим пронизывающим взглядом стальных серых глаз.

— Хорошо… — ответила она, обжегшись о его строгий взгляд, и вышла из комнаты.

— Знаешь — сказал Варка, глядя в окно — Тут в Огненной Пасти жизнь такая, что вот говорят, мол ночью разная пакость случается… А тут и ночи нет, потомучто, наверное, тут и при свете такая дрянь может произойти, что кто послабже будет, так ему и жить потом не захочется.

— Зачем ты сказал про это, ватаг?

— А я к тому, что может и не так ты страшен, как кажется… И тварь эта с тобой — при этих словах у Немрота перехватило дыхание — Кто знает… Я много тут повидал, что здесь и что в других краях… Бывало всякое… Так что, думаю боятся тебя мне не надо… Опасаться нужно, пожалуй, пока не привыкнем, и я и ватага… Иди сейчас спать, парняга — сказал седовласый ватаг Немроту — Завтра выходим к твоим развалинам. А там… помнишь я тебе говорил?

— Про то, что мне стоит поразмыслить?

— Оно. Вот и поразмыслишь, парень, крепко поразмыслишь…

Произнеся эти слова, Варка вышел из комнаты, оставив озадаченного Немрота одного. За окном же продолжали клубиться пылающие тучи, озаряя землю огненными вспышками. В голове была пустота — даже смех ушел. Ватаг сказал, что они должны быть осторожными, должны опасаться… Опасаться его? Но почему? Почему он такой? Что он за тварь?

Немрот зажмурился, вздохнул… Потом он вышел из обзорного отсека и направился быстрым шагом на улицу. Выйдя наружу, он ощутил на своей коже жар пылающего ветра, что веял на него с просторов Огненной Пасти. Кто я? — сказал он сам себе вслух — Тварь я, которая и должна жить в этом аду?

— Успокойся — услышал он и ощутил на своем плече нежную женскую руку.

Обернувшись, он увидел, что сзади него стоит Ваниа, которая накинула на свой белый халат какую–то куртку с капюшоном и с длинными полами.

— Оставь меня, пожалуйста — попросил он.

— Нет — покачала она головой, глядя в его глаза — Я не могу тебя такого оставить… Хотя бы как врач не могу…

— Но лучше оставь, мне нужно побыть одному

— Нет, поверь, лучше тебе будет, если кто–то будет рядом. Кто–то, кто умеет слушать.

— А ты умеешь?

— Постараюсь — смущенно улыбнулась она, а потом потрепала его по растрепанной шевелюре.

— Не надо — попробовал он отвести её руку, но не смог. Быть может, потому что не хотел этого?

— Пойдем внутрь — сказала она, и он вошел следом за ней внутрь базы. И потом они сидели в его палате на койке рядом друг с другом молча некоторое время. Он и не хотел говорить, просто ему хотелось, чтобы кто–то был рядом. И она тоже молчала, не решаясь заговорить первая.

— Скажи мне — проговорил негромко Немрот — Почему ты сидишь тут со мной? Почему ты пришла ко мне?

— Я слышала, о чем вы с дядей говорили — ответила она, опустив вниз взгляд — Мне показалось, что тебе очень тяжело сейчас… Мне стало тебя жалко…

— Не надо меня… — начал он было, но тут она его перебила.

— А еще, ты милый… — смущенно сказала Ваниа.

— Как это?.. — опешил Немрот.

— Ну, вот так…

— И поэтому ты пришла ко мне?

— Да. Просто так…

И снова оба они замолчали, не зная, что сказать.

— Помнишь ты сказала, что я человек?

— Да, это тесты показали… И вот тут — коснулась она сердца рукой — Я это знаю…

— Здесь многие про сердце говорят, смотрю…

— А кто еще?

— Астор.

— А — улыбнулась она — Ну, да, Астор. Он у нас философ такой немного.

— У вас, смотрю, не просто банда головорезов.

— Ну да, дядя не берет таких, а к нему тянуться — он очень успешный рейдер.

— И как он их отбирает? — заинтересовался Немрот.

— Я не знаю — задумалась Ваниа — Но одно точно знаю — он чувствует как–то… Но вот как, я сказать не могу.

— Ясно — ответил он ей, и потер глаза руками.

— Болят? — участливо спросила она.

— Да… немного.

— Тебе сейчас нужно лечь отдохнуть… Это я тебе как врач рекомендую.

— Сговорились вы с дядей — попробовал он засмеяться, но и в самом деле ощутил себя очень усталым.

Потом они еще некоторое время сидели рядом и разговаривали, а потом, когда все темы для разговоров кончились, он просто прижал к своему лицу её нежную прохладную руку, и так они сидели вместе, пока Немрот не ощутил, что проваливается в сон…

Утром его разбудил ватаг.

— Вставай, парень, мы выходим.

— Да, да, сейчас — и он засобирался. Как он оказался под одеялом, и когда ушла Ваниа — он не помнил. Должно быть, она ушла после того, как уснул. Любопытно, а что если бы… Но нет, нет, отогнал он от себя крамольные мысли — он помнил, как строг становился взгляд Варки, если кто–либо бросал хоть случайный взор на его племянницу. Одевшись, он прошел в столовую для завтрака.

Там уже собралось много народа — собственно, как и на ужине, вся ватага, или большая её часть. При его появлении многие обернулись в его сторону, но никто не сказал ни слова. Получив свою порцию еды, он сел за первое попавшееся свободное место, погрузившись в воспоминания о вчерашнем разговоре с ватагом.

— Эй, крепыш — ткнул его кто–то кулаком в плечо. Обернувшись, Немрот опешил от удивления, так как тот, кто ткнул его в плечо был никто иной, как Ваниар.

— Ну, как ты после вчерашнего то? — хмыкнул тот, пристально глядя на него.

— Я нормально, а ты? — ответил удивленный Немрот.

— Да я тоже, чего там… Вот — показал он ему свою мощную руку, с хрустом сжав и разжав кулак, и покрутив им, будто разминая запястье — Вот видишь, как Ваниа умеет… Она глядишь и мертвого на ноги поднять может.

— Это точно… — отозвался Немрот, вспомнив Ваниу и то, что она говорила ему, и то как они вместе сидели в одной комнате прошлой ночью.

— Мы её, конечно, не только за это любим… Девчонка то она ладная. Ватаг в ней души не чает — продолжал тем временем Ваниар.

— У вас мало ведь девушек на базе — неожиданно заметил Немрот.

— Да… Ватаг не берет, чтоб, значит, тут шуры–муры никто не разводил, сам понимаешь, как если б бабы тут были… Ватаг говорит был бы бардак полный, и я ему, знаешь ли, верю.

— А она как?

— Так она ему родная, он в ней души не чает! Ну, ты уже сам понял, наверно…

— Да… Ваниар, а куда сейчас?

— По твоим руинам — хмыкнул здоровяк, жуя — Ватаг так сказал, по крайней мере.

— А, да, точно… А ты как?

— А что я? Я как обычно, пойду в первых рядах…

— Да я же тебе вчера вроде…

— Да я ж говорю тебе, дурья твоя башка, что все уже зажило! Хоть сейчас в бой.

— Ну, ладно. А ты, это… Не сердишься, чтоль совсем?

— А чего тут сердиться, браток? Кто ж тут по морде не получал? Ну, или еще что такое? Ты же ватажник теперь, наш парень. Тут считай, ты как крещенье получил, ну или посвященье, как оно там правильно… Да, неважно! Главное, что ты наш таперичь, в доску. Если бы я тебя побил, тоже самое было бы, ты уж мне поверь. Вон Шныра потом как лечили, а, Шныр? — смеясь, он хлопнул по плечу своего соседа, которым и оказался Шныр.

— Да как сейчас помню — засмеялся тот, попивая что–то из своего стакана — После партии в Аркомаг обвинил меня, что я жулик, и полез драться… Морду он мне тогда порядком разквасил, зато теперь я за этой заразой и в огонь и в воду полезу, знаю, что он меня вытащит… Хотя бы что бы потом самому прибить — и оба они — Шныр и Ваниар, разразились громким хохотом.

Немрот улыбнулся, на душе у него отлегло, терзавшие его вечером мысли немного отступили… Так в непринужденной беседе и прошел завтрак.

После завтрака ватага направилась в ангары базы, где стояли большие гусеничные вездеходы, на темной броне которых поблескивали фонари осветителей. Немрот вспомнил эти вездеходы — он видел их перед началом схватки… Какими же далекими теперь казались эти события! Будто бы это было целую жизнь назад… Между тем ватага погружалась в эти самые вездеходы, разобрав оружие из стоявших в ангаре шкафов. Досталось оружие и Немроту — он получил нож из темного, и, наверное, очень прочного металла, какой–то пистолет, и, очевидно, ружье, сделанное из серебристого металла. Как пользоваться ими, ему никто не объяснил, но общий принцип Немрот помнил… А уж откуда — он не смог бы сказать, как бы его не пытали. Оставалось лишь надеяться, что если начнется бой, он сможет не ударить в грязь лицом перед своими новыми товарищами.

Вездеход, где сидел Немрот ехал первым, возглавляя колону. За рулем, как ни странно, сидел Шныр, видимо, бывший неплохим водителем. Немрот указывал, как мог ему дорогу, что–то добавляли от себя другие ватажники, и вскоре они увидели перед собой первые развалины. В этих развалинах, похожих на какой–то заброшенный завод, ватажники нашли множество ящиков из какого–то материала, похожего на металл. В них оказались инструменты непонятного предназначения, сделанные из белого метала, что–то, похожее на аккумуляторы, по крайней мере, так их определили Драко и Астор, как самые бывалые, после ватага, рейдеры. Ящики погрузили в вездеходы, и после колона двинулась дальше

— Скажи, Шныр — обратился к нему Немрот, когда колона двинулась в путь, вычистив очередные развалины — А какой прок во всем этом хламе?

— Скажешь тоже, хламе — хмыкнул ватажник, не отрываясь от дороги — Да всякие коллекционеры, научники да барыги–скупщики бешеных денег за него отвалят. На то, собственно тут все и живут, и наша ватага в частности. Знаешь ли — произнес он, поворачивая руль — Тут говорят, в Огненной–то Пасти, раньше, мол, жили древние–предревние цивилизации. Вот от них–то тут храмы с руинами, да прочие достопримечательности и остались. Куда они делись — это я не знаю, может научники какие знают, или блаженные какие–нибудь, типа медиумов и прочих там говорунов с мертвыми. Говорят, мол, война была. От неё то тут — неопределенно махнул он рукой вокруг себя — Так тут все и сделалось, но я уж судить не буду. Но, браток, одно могу тебе точно сказать — пока тут всякие диковинки мы из руин таскаем, то жить тут можно припеваючи — хохотнул Шныр.

— А зачем их скупают? — поинтересовался Немрот.

— Ну, как зачем… Для коллекции просто, есть такие ребята — ответил Шныр, выруливая машину — А еще научники всякие там смотрят как что, и судят потом война была… или похмелье просто — заржал он, довольный своей шутке — Ну, или может, присобачить их пытаются к чему полезному, авось, что выйдет. Это ты потом с Драко или Астором или еще с кем из старых ватажников поговори — они то уж знают, мое дело простое — баранку тут крутить, стрелять, когда это нужно, да следить, чтоб тебя потом при дележке не обделили… Так… Опа–па–па, ну и храмину ты раскопал, Немрот — уважительно воззрился он на показавшийся вдалеке силуэт величественного храма.

Машины подъехали к храму, после чего ватага начала выгружаться. Когда все вышли и некоторые ватажники, очевидно следую уже отработанной тактике, группами стали патрулировать окрестности, часть осталась у ворот храма. Ватаг вышел из толпы и внимательно осмотрел собравшихся.

— Ну что, ребята, дело предстоит нешуточное… Как и обычно, впрочем — толпа хохотнула, но смех этот быстро затих — Так, значит, как и положено, сначала внутрь пойдет команда разведчиков. После подтянуться остальные. В группу разведчиков войдут — Ваниар — довольный здоровяк вышел из рейда, на его могучее тело сейчас был одет громоздкий бронекостюм, не сильно, впрочем, скрывавший его габариты. В руках он сжимал установку посолиднее простого ружья, и, очевидно, помощнее.

— Шныр — юркий патлатый парень спокойно вышел из толпы, осматривая храм. Очевидно, они с Ваниаром всегда работали вместе.

— Тандор — среднего роста парень вылез из толпы. Его бронекостюм отличался от прочих тем, что его тускло отблескивающая черная поверхность была расписана какими то узорами и изображением неведомых зверей.

— Рило — худощавый, сжимавший какой–то чемоданчик в руках, этот ватажник очевидно был более техником, нежели бойцом. Впрочем тяжелый, зловещего вида пистолет на поясе говорил о том, что этот парень драки не страшится, и сумеет, в случае надобности, постоять за себя.

— Немрот — парень было опешил от удивления, но быстро сообразил, что из всей ватаги, он единственный был в храме, значит ему и вперед дорога.

— Итак — оглядел разведчиков Варка — все знают, что кому делать. Ваша задача, проникнуть внутрь, оценить возможную степень угрозы, вернуться и доложить о результатах. А теперь — вперед!

— Есть, ватаг! — согласно рявкнули разведчики, устремляясь к воротам храма.

У ворот храма они остановились. Шныр пристально осмотрел створки ворот, и потом обратился к Немроту — Не помнишь, тут никаких ловушек, или каких–то не очень приятных сюрпризов нету?

— Да нет — ответил тот ему — Точно нет.

— Ладно, поехали дальше — распорядился Шныр, очевидно, он возглавлял группу разведчиков.

Войдя в храм, все долго крутили головами, дивясь на чудесную архитектуру и величественные фрески, изображавшие планеты, звезды и каких–то неведомых существ.

— Тандор — окликнул Шныр ватажника в разрисованном костюме — Что чувствуешь? Откуда тут свет? Что наблюдаешь в принципе?

— Так, сейчас, сейчас, минуточку — пробормотал Тандор, прижав пальцы к вискам — Что–то непонятное… Какое–то влияние… Толи извне, толи оно в комнате… Не пойму что это, но вижу, что ничего опасного… Внизу под нами пустоты… Очевидно, подвал, или еще что–то.

— А тут? Тут в зале есть что? — пытливо спросил его Шныр.

— Не-а, тут чисто.

— Рило!

— У меня тоже ничего, только пустот не вижу — отозвался их техник, что то просматривая в своем чемоданчике, оказавшимся переносным компьютером.

— Ладно — кивнул Шныр — Идем как обычно, впереди Ваниар, я и Тандор, сзади Рило и ты, Немрот. Немрот тебе особая просьба — если что вспомнишь, ори что было мочи! Чтоб мы сразу знали, когда и куда бежать, лады?

— Да — ответил Немрот.

И так разведчики пересекли величественный зал, и углубились внутрь, в подвальные помещения, спускаясь по массивной каменной лестнице все ниже и ниже. Наконец, они оказались в огромном зале, похожем на какую то мастерскую, где стояли огромные блестящие машины.

— Парни — проговорил Шныр, внимательно глядя по сторонам — Нам сейчас просто сказочно повезло! За эти старые железки можно будет отхватить очень такую нехилую…

И тут его слова прервало гудение, которое через некоторое время оборвалось. В зал же вошла странная фигура, похожая на коренастого механического человека. Поблескивая золотистыми броневыми листами, фигура повернулась к ним своим железным карикатурным лицом.

— Простите, склад закрыт на переучет. Выдача материалов и образцов приостановлена. Неавторизованные пользователь комплекса подлежат удалению. Вы являетесь неавторизованными пользователями. Активация протокола удаления. Запуск процедур начат. Приятного дня! — проговорил робот на удивление хриплым, не похожим на машинный, голосом.

— Тварюга засекла, что мы хотим что–то вынести, сейчас нам устроят форменную развлекуху — взвыл не своим голосом Тандор.

— Без тебя вижу, умник — огрызнулся Шныр.

В зал стремительно ворвались множество мелких пузатых машин, нацеливая на рейдеров стволы неизвестных, но, несомненно, опасных орудий.

— Держитесь, ребята! — напряженным голосом произнес Тандор, поднимая вверх руки. При этом группу окружила странная рябь, похожая на марево в жаркий день. Выстрелы машин лишь бессильно гасли в ней, хотя тому, кто поддерживал это поле каждый выстрел, очевидно, давался нелегко.

— Работай, псионик, держись! Рило, просканируй их, постарайся отключить! Немрот, что стоишь, как истукан?! Хватай пушку и помогай нам! — скомандовал Шныр, выхватывая свое ружье, и выпуская несколько выстрелов в нападавших на них. Ваниар увлеченно гасил их из своего мощного орудия, сносившего мелких и юрких роботов сразу по несколько штук. Но видно было, что долго им не продержаться, а ругающийся техник не мог даже подобраться к отключению систем безопасности, да и у Тандора уже из носа и из ушей хлестала кровь, очевидно от большого перенапряжения сил псионика.

— А–а–а, надо отходить, быстро, быстро, ребята, а то останемся тут и нас продадут другие рейдеры, да еще и по дешевке! — кричал Шныр, пытаясь увести отряд из комнаты, но кто–то будто понял это, и вход в подвальное помещение закрыло броневыми листами. Очевидно, это сделал робот–хранитель этого храма, который сейчас стоял у пульта, нажимая какие–то кнопки, очевидно, вызывая новые партии роботов.

— Эх, братки, тут походу и ляжем… Жалко что я так Мини и не сказал, что люблю её, дуру, больше всего на свете — скривился Шныр, расстреливая очередного робота.

— Да ты это всем говоришь, кегля костлявая — хмыкнул Ваниар.

— А ей не сказал!

— Гасите тварей, придурки! — заорал им псионик, кашляя кровью.

И тут Немрот снова услышал этот шум в голове, этот торжествующий смех… В глазах потемнело, как тогда, с Ваниаром…

— Немрот, идиот, что ты, твою налево, делаешь?!! — вскричал Шныр, видя, как парень бросает свое ружье на пол и достает нож.

Одним плавным прыжком он вышел за пределы силового поля, созданного псиоником. Легко уворачиваясь от суетящихся роботов, он быстро подошел к хранителю, что–то продолжавшему колдовать у пульта…

— Тревога, тревога! Опасность несанкционированного вмешательства в управляющий механизм! Запуск протоколов подавления… — начал было робот, поворачиваясь к нему. Но тут нож у руке Немрота одним ловким движением пробил его броню, вызвав сноп искр. После этого он одной рукой смял железную голову робота, одновременно сворачивая ему его железную шею. И потом, обхватив руками корпус, он одним резким движением переломил его пополам. И затем он резко ударил кулаком по пульту, который пошел трещинами… С недовольным гулом роботы, атаковавшие ватажником замерли, а броневая дверь, закрывавшая им выход на лестницу открылась.

Псионик закашлявшись, истекая кровью, опустил руки, оседая на пол.

— Влияние… влияние… оно усилилось — простонал он, теряя сознание.

— Да, какое–то аномальное излучение… Уходит… — пробормотал Рило, отпуская свой компьютер, и роняя на пол пистолет, Немрот не заметил, когда тот успел его схватить.

Сам же он осел без сил на пол рядом с обломками робота.

— Эй, Немрот, братишка, ты что? — подбежал к нему Ваниар — Не смей тут подыхать мне… Оба, чтоб вас черти драли, не подыхайте! Тандор, Немрот…

— Рило, вызывай ватагу! Походу, тут все чисто теперь — махнул рукой Шныр, дрожащими руками доставая откуда–то пачку сигарет и закуривая.

— Шныр, ты же не курил вроде — пробормотал техник, набирая что–то на своем компьютере.

— В такой ситуевине можно — махнул тот рукой, затягиваясь.

— Что с тобой стряслось то, парняга? — тряс за плечи Немрота Ваниар.

— Не знаю… братишка… — тяжело выдохнул Немрот, бессильно мотая головой.

— Братишка — хмыкнул Ваниар, хлопая его по плечу — Да видишь теперь, ты ж теперь ватажник каких мало!

А тем в временем в подвал стала прибывать остальная часть ватаги. Техники и псионики бдительно изучали окружающее, но новых опасностей они не обнаружили. Тем временем началась будничная работа рейдеров — ватажники изучали добычу и паковали её для транспортировки.

— Так — осматриваясь, произнес Варка — Что тут стряслось то? Шныр?

— Да, ватаг, тут такое дело — начал ватажник — В общем, мы тут сюда вошли, и, видать, что–то включилось. Вошла вон та железка — указал он рукой на сломанного Немротом робота. И начала, значит этих мелких вызывать… Мы как обычно щит, отстреливаемся, уйти попытались, но вот она двери захлопнула.… Ну, думаю все — накрылась наш банда. Да вот Немрот, молодчага, ножом этого железного неугомона ухайдакал, а потом и переломал всего. Потом по пульту хрястнул, двери то и открылись, и вся эта мелюзга вырубилась. Ну а потом уж ватагу вызвали…

— Немрот, говоришь… — задумчиво протянул ватаг.

— Ага, он, молодчага — кивнул Шныр.

— Значит, он говоришь, робота этого голыми руками уложил? — по прежнему задумчиво проговорил ватаг.

— Да я сам от него такого не ожидал — развел в ответ руками Шныр.

— Ладно — кивнул ватаг, и вернулся снова к изучению добычи. Решено было упаковать все, что можно было увести, а уж потом вернуться сюда с группой научников, дабы тем могли изучить этот храм… За определенную плату, разумеется. Так, погрузив добычу, включая отключенных мелких охранных роботов и останки главного управляющего робота, ватага и двинулась по направлению к одному из главных городов Огненной Пасти. Там, видимо, в заранее оговоренном месте, ватага встретилась со скупщиками. Старшие ватажники и сам ватаг долго вели торг, но в итоге все это закончилось перекладыванием ящиков с добычей из вездеходов ватаги в грузовики скупщиков, и, конечно, монетами, которые ватаг раздал между всеми членами ватаги. Свою долю получил и Немрот.

— Братишка! — хлопнул его по плечу здоровяк Ваниар — Мы же сегодня, почитай, заново родились, и в немалой степени, благодаря тебе… Да ты нам жизнь спас! Не думаешь, что стоит все это отметить? — ухмыльнулся он ему, и стоявший рядом Шныр дружелюбно подмигнул Немроту.

Немрот улыбнулся было в ответ, намереваясь принять приглашение этих двух неугомонных дружков, но неожиданно он поймал на себе пристальный и строгий взгляд Варки…

— Да, нет, дружище, я бы конечно рад, но извини… Надо, понимаешь… — проговорил Немрот.

— Ну, ладно, братишка, нет разговоров, надо, конечно, иди… Нас со Шныром если что найдешь в баре «Красный Карандаш», ну это в центре, бар известный, все знают — хохотнул Ваниар — Так что, надумаешь — будем рады твоей роже в нашей компании.

И, смеясь, и перебрасываясь шуточками со Шныром, здоровяк удалился прочь по улице, очевидно, направляясь к тому самому бару «Красный Карандаш».

Сам же Немрот ощущал, что ему тоже стоит принять на грудь… Но лучше бы делать это наедине, а не в веселой компании ватажников… Так он и очутился в баре «Пылающий Уголь», где сидел, опрокидывая стакан за стаканом и так и не мог напиться, пытаясь понять, то ли это от того зелья, которым пичкали его Слуги Рока, то ли отчего то еще, быть может, от того, что помнит себя четко только с того момента, как очнулся в храме, где, как сказал Ваниар, они все заново родились… И снова эти воспоминания о смертях, о крови… К чему все это, и откуда?

Он перевел свой рассеянный взор с содержимого своего стакана на оконное стекло, за которым темнели стены домов и баров городка… А сейчас в нем отражалось все происходившее в баре — скупщики, рейдеры, девки…

И тут что–то привлекло его внимание — открылась входная дверь, и в бар вошел плотного телосложения парень, с собранными в хвост длинными темными волосами, одетый в темное потрепанное кожаное пальто. В груди Немрота похолодело — почему то он понял, что это именно он стоит за теми смертями, которые он так хорошо помнил, и это именно его смех раздавался в его голове…

Оцепеневший, он смотрел на отражение в оконном стекле, как длинноволосый медленно идет от входной двери к стойке бара, к тому месту, где сидел Немрот…

Немрот обернулся, но не увидел его… Его просто не было рядом с ним, хотя он уже подошел к нему вплотную, так, по крайней мере, он увидел в оконном стекле. Что это, бред?

Снова переведя взгляд на оконное стекло, Немрот увидел, что тень из его воспоминаний уже подошла к его месту, и примостилась на стул рядом с ним. Обернувшись снова, он увидел пустой стул, и снова перевел взгляд на оконное стекло, где его визави уже сидел, оправляя свое пальто, и довольно ухмыляясь. Немрот пристально взглянул ему в лицо, и попробовал что–то сказать, но слова замерли комом в его горле…

— Ну, что смотришь то? — произнес его гость, видя, что сам Немрот ничего не может сказать. Голос его гулко раздавался в самой голове парня.

— Что смотришь? — повторил он снова — Молчишь? Ничего не можешь сказать?

— Я… — наконец смог выдавить из себя Немрот.

— Что «ты»? — еще шире ухмыльнулся его собеседник — Вот чем ты занимаешься, объясни мне, пожалуйста. Напиться ты не сможешь, это я тебе говорю.

— Откуда ты меня знаешь? — прохрипел Немрот, стараясь заглянуть в глаза видению в оконном стекле.

— Ах, скажите, пожалуйста — скептически протянули в ответ — Откуда же это я его знаю? Значит в непонятки играем, да? — строго взглянул он на Немрота — Забыть все пытаешься? Уйти решил, да?

— Я же теперь…

— Трус! — резко бросил ему темноволосый — Значит, как мы все начали, так ты решил уйти, сбежать?! Да ты идиот, не понимаешь, что ты не от меня бежишь, а от самого себя!

— Я?! Но, разве…

— Что «разве», олух? Ты сам заварил эту кашу, и я прослежу, чтобы ты до конца все доделал. Я, в отличии от тебя, никогда не отступаюсь, усек? — криво ухмыльнулся собеседник Немрота.

— Кто ты?! — простонал Немрот, не в силах отвести взгляд от того, кто говорил с ним из отражения в оконном стекле — Я не могу вспомнить тебя!

— А сейчас я тебе помогу — жестко произнесли ему в ответ, и потом видение протянуло руку, и коснулось ей его отражения в оконном стекле…

И тут волна воспоминаний обрушилась на Немрота — дождливая улица и тихая деревня, пожираемая ужасом и разговор в лесу с суровым охотником, хруст костей руки молодого парня в его пальцах, и ощущение того, как он снова возвращается к жизни, водрузив голову обратно себе на плечи, кричащая под его ножом девушка в тесной квартире и ощущение дикого звериного восторга, когда его клыки и когти рвали в клочья чужую плоть…

— Нет — тяжело простонал Немрот, уронив вниз голову — Это не мог быть я!

— Да? — ехидно спросил голос у него в голове, и снова Немрот услышал тот самый хохот. И вместе с этим пришло воспоминание о том, как силой, которую дал ему тот самый, который теперь смеялся в его голове, он постарался изгнать из своей память следы тех кошмаров, которые он сам сотворил, и как отправился в далекий, заброшенный мир стараясь убежать от самого себя… И от того, кто сделал его таким…

Наконец все стало на место — и его появление в древнем храме, и ощущение потерянности, и воспоминания, и та сила, которая иногда появлялась у него… Все это было частью единого целого… Единого и кошмарного целого.

— Почему ты не отпустишь меня? — взглянул он в лицо видению в оконном стекле — Почему ты не дашь мне уйти?

— У тебя нет пути назад, мучитель — жесткого произнес в ответ его визави — Ты родился заново, как мучитель, как несущий страдания всему… Ты сделал первые шаги, и нет пути назад после них.

— А не ты ли говорил, что нет ничего невозможного? — вспомнил Немрот, или все же мучитель, свой первый разговор с черной тварью.

— Я.

— И что теперь? Значит, все же есть что–то невозможное?

— И да, и нет — хитро ухмыльнулось видение в стекле.

— Не понимаю…

— Понять, это возможно… Ну, может не сейчас, но со временем, я уверен, ты поймешь… А что насчет твоего ухода… Если попробуешь остаться, так ничего и не поймешь, и, скажу тебе, будешь только страдать и мучиться. Да, да, и не по моей вине.

— Да, ведь это ты, тварь, сделал меня таким — вспыхнул Немрот.

— Лишь потомучто ты мог стать таким, дружочек — со скучающим видом протянула черная тень. Я ощутил твою боль, то, как ты страдал и мучился. Я помог тебе, дал выход этой боли…

— Превратив меня в монстра?

— А как иначе?

— Ладно… Но теперь, я ухожу от тебя, ты мне больше не нужен — твердо произнес Немрот — Теперь я не мучитель, я ватажник Немрот.

— Ах–ах–ах — всплеснул руками в показном удивлении его собеседник — И ты так уж и уверен, что сможешь убежать не от меня, но от самого себя?

— Ты это уже говорил. Уж я смогу разобраться в себе, и мне не нужна будет твоя помощь!

— А чья же помощь тебе будет нужна? — хмыкнул его визави.

Немрот резко обернулся назад надеясь все же увидеть этого черного ублюдка рядом с собой, но рядом с ним сидела девушка… Таких тут было много, и она была одной из многих.

— Привет! — улыбнулась она, заметив его взгляд. А Немрот меж тем внимательно осматривал её — светлые волосы, голубые глаза, на щеке легкомысленный рисунок, изображающий бабочку… Что–то было смутно знакомое в её лице… Но вот что?

Немрот снова перевел взгляд на оконное стекло, надеясь увидеть там того, кто превратил его в чудовище, но там не было никого. Стекло снова отражало лишь тех, кто находился в баре «Пылающий Уголь», и никого больше.

— Привет — повторила девушка — Ты скучаешь тут один? Быть может, я могу чем нибудь помочь тебе?

— Нет — покачал головой Немрот в ответ, и, спрыгнув с высокого барного табурета, быстрым шагом покинул бар. Он чувствовал, что должен найти Варку… Наверняка седовласый ватаг много знает и может ему рассказать, и он должен поговорить с ним сейчас…

— Эй, парень — услышал он женский голосок позади себя, и обернулся. Девушка из бара тяжело дышала, будто запыхавшись, очевидно, она бежала за ним.

— Скажи — произнесла она, тяжело дыша — Это ведь твое?

Он перевел взгляд на её руку, и увидел, что она протягивает ему нож, покрытый подсохшими пятнами крови… В груди его похолодело, и он перевел взгляд на девушку, и увидел, что она тяжело дышит, потомучто кровь течет из жуткой рваной раны в животе, и она истекает кровью, что выплеснулась струйкой у неё изо рта.

— Убийца — проговорила она — Чудовище…

Немрот вскрикнул, отступил на пару шагов от девушки. Она же подошла к нему, смотря на него глазами, в которых застыла мука и… обида, обида за то, что он своим желанием лишил её прекрасного чуда — жизни. И он побежал прочь по улице, озаряемой огненными вспышками облаков. Немрот бежал и бежал, и в голове его звучали эхом слова того, кто разговаривал с ним из стекла, из зеркала, кто увел его с той улицы… И он ощущал вновь эту кровавую жажду, это жуткое желание…

Девушка смотрела ему вслед, и, вдруг, рассмеялась. Смех отдавался эхом по пустой улице. Тот самый смех, который звучал в голове Немрота…

Далеко от этого места, на рейдерской базе ватаги старого Варки в медотсеке сидела врач Ваниа, ей нужно было привести кое–что в порядок. Почему бы не заняться этим сейчас, пока ватага на отдыхе?

Тандор, единственный пострадавший в ходе рейда, лежал в своей палате. Псионическое утомление, обычная вещь для рейдеров–псиоников, ничего страшного, но теперь, ему все же было лучше отдохнуть… Она проверила его состояние, и собиралась вернуться к своим бумагам, как неожиданно Тандор застонал.

Одновременно с этим она ощутила, что кто–то находится рядом с ней. Испуганная, она обернулась

— Немрот! — удивленно воскликнула она, узнав лицо нового ватажника. В ответ тот кивнул со странной усмешкой, подходя к ней ближе.

— Что ты… Немрот… Что ты делаешь… Немрот! — вскрикивала она, в то время как зловеще ухмыляясь он подходил к ней все ближе и ближе. И тут его взгляд наткнулся на амулет, который повесил ей на шею Варка, уходя в рейд. Этот зеленый глаз он всегда носил на шее, не снимая, сколько она его помнила, а теперь отдал ей… Взгляд Немрота упал на него, и он странно успокоился. В его душе, омраченной тем, что он совершил до этого словно зазвучали новые нотки, успокаивающие, как предутреннее пение птиц… И из его помыслов на миг ушла эта жажда… Он не мог бы причинить ни малейшего вреда Вании…

— Нет! — вскрикнул рядом с ним его ментор — Уходи, быстро! Ступай прочь, мучитель!

И Немрот растаял в воздухе, в то время, как из теней рядом с Ванией соткалась фигура, которую легко узнал бы и Немрот, и все кто сталкивался с ней, а точнее, с ним…

— Невозможно… — выдохнул он, глядя на зеленый глаз, и испуганная девушка сжала его в кулаке.

— Невозможно… — повторил он, и затем исчез без следа.

Ваниа тяжело дыша озиралась вокруг, боясь новых гостей из темноты. Потом она зажгла свет в темной палате Тандора и осмотрелась, продолжая сжимать в кулаке зеленый амулет. Изнуренный псионик перестал стонать, и его напряженное лицо разгладилось — он перестал чувствовать опасность. И видя, что он успокаивается, Ваниа тоже успокоилась… Почему то она знала, что Немрот больше не придет… Никогда…

Глава 4. Майами

«И тогда он поцеловал её и они жили долго и счастливо, и было у них все, что можно было душе пожелать…» — вывела Юля на чистой странице своего дневника и задумалась — А что дальше то?

Уже давно ей не давали покоя лавры писательницы — Нет, ну подумать только, ну почему никто не оценивает её вирши по достоинству?! Казалось бы какую только чепуху на этом литературном форуме в инете не пишут, так нет почему то именно на её творчество отзывы исчерпываются «ниасилил», «многобукаф», «ололо» или даже «трололо». Читают вот всяких, которые, про какие–то пьянки там пишут, какую то фэнтези непонятную, про кишки с мозгами… А вот про любовь, такую чистую и прекрасную, как она описала, это нет, это «трололо».

В общем дураки и завистники — прикусила задумчиво розовую губку Юля — Пусть не понимают ничего и тролялят дальше… Зато я вот пишу про это здесь, где в окно с моря прилетает свежий ветерок и солнышко светит и у меня есть он, такой любимый… Ну прямо, как я про это описала — улыбнулась своим мыслям девушка.

Потом она снова взглянула на открытую перед ней страницу интернет–форума для литераторов и снова её милое личико помрачнело — Нет, ну должно же было быть хоть какое то описание любовных ласк… Не могут же любящие сердца соединятся без этого! И тут эти «тролололи» отметились! Мол, «тема сисег не раскрыта», фу! Да что вы понимаете! — укоризненно взглянула на комментарий Юля.

— Да дураки! — вздохнула Юля, и закрыла ноутбук. Сначала пишешь, пишешь в дневнике, всю душу изливаешь… А потом еще сидишь с красными глазами, все это на форуме расписываешь… И потом всякие там тебе прямо в душу плюют! Ну, вот как еще до них донести!

И тут она услышала, как кто–то вошел в комнату, и, взглянув на вошедшего, она улыбнулась — Майкл!

— Джулия! — улыбнулся он ей в ответ, блестя загорелым мускулистым торсом, покрытым капельками морской воды. Он подошел к ней и обнял её, так, как она любила… И вновь её охватило ощущение этого полета, блаженства, она такая счастливая… Только она, да!

— Майки, прикинь, опять эти «трололо» мне гадости пишут, ну ты представь, да! Идиоты просто! У них что мозг атрофировался, и они не понимают!

— Ах, Джули — засмеялся Майкл, целуя её в щеку — Да они просто завидуют… Сама же знаешь, сюда не каждый попадает… Здесь место только для нас, для самых счастливых людей в мире!

— Это точно! — ответила она на его поцелуй, заключив его в объятия — Знаешь, папа сегодня приедет.

— Да? — удивился Майкл — А что, что–то случилось?

— Да нет, он так просто отдохнуть хочет… Ну ты сам понимаешь, папуля занят, у него бизнес, и все такое…

— Ну, это конечно так… А он все так же?..

— Ну, я пока не убедила его, но обязательно–обязательно уговорю его! Правда–правда! Ты же мой милый, я без тебя жить не могу! Он обязательно согласиться, и мы поженимся в.… А где ты хочешь, там и поженимся! Я с тобой везде бы пошла, миленький ты мой! — страстно выдохнула Юля последние слова.

— Ладно — подмигнул ей Майкл, освобождаясь от её объятий — Я в любом случае готов к его приезду… Ну думаю ему понравиться, что я презентабельной внешности… Да и образование у меня есть! Как никак я же финансист по образованию, мне бы его капиталы… Да я бы горы своротил!

— А я у тебя буду дороже всего, правда? — вставила Юля свои пять копеек, хитро улыбнувшись.

— А… А ну да, Джули, конечно, и ты была бы моей единственной королевой! — погладил её по шее парень, на что та ответила блаженным «мур–мур», и потерлась о его руку как кошка…

И тут зазвонил телефон, и Юля схватила трубку, нажимая кнопку разговора.

— Юльчик, привет! — раздался в трубке голос её подружки, Яны.

— Ой, Януль, ты? Как я рада… — привычно начала Юля свой обычный разговор.

Майкл, услышав это решил пока пойти в душ — Иногда все же приятно освежиться в душе, да и немножко привести себя в порядок к приезду Юлиного отца было бы неплохо… Надо произвести хорошее впечатление на будущего тестя!

А тем временем Юля болтала по телефону, или, если быть точным, отвечала своей подружке привычно «Да», «Да что ты», «Правда?!», а мысли её перескакивали между приездом папы, свадьбой с Майклом и форумными «трололо»…

«Надеюсь, папа не будет ругаться опять, насчет Майкла» — думала она — «Да и надо будет попросить у него, чтобы он запустил рекламную кампанию сборника её рассказов… На этом же можно подзаработать, вот тебе и инвестиции! А уж как потом на форуме этим можно будет козырнуть, это же просто блеск!»

А тем временем невдалеке от их вилы, в небольшом домике для прислуги невзрачный паренек вышел на улицу. На данный момент хозяева виллы не дали ему указаний… Да и старший ничем не озаботил, так что можно было немножко передохнуть.

Вот только, он знал, что отдыхать ему не дадут.

— Ну как ты там, дружок? — позвал его голос в кустах.

— Лучше не бывает — буркнул он в ответ.

— Ну, ты что надулся то? — засмеялись ему в ответ — Все согласно плану, да и уж извини, я никогда мягкостью особой не отличался. Сам виноват… Хотя, я же тебе говорю, все только к лучшему. Это тебе не наказание, а так, возможность, так сказать, посмотреть новым взглядом на ситуацию.

— А почему именно так?

— Слушай, ну вот не задавай ты таких вопросов! — если бы его собеседник был видимым, парень, наверное, увидел бы, как тот раздраженно махнул рукой — Я же не добряк какой, я такой прямо таки легендарный злодей, воплощение кошмаров людских, само зло ну и все такое, в общем, очень я такой злой и неприятный. Надо, значит надо…

Парень услышал смех, которым его собеседник завершил свою тираду, после чего он ощутил, как говоривший ушел.

Оставшись один парень задумался о том, что ждет его. На данный момент да, он должен находиться тут, и исполнять обязанности слуги… Или даже можно сказать прислуги на этой вилле. Ну, по крайней мере тут тепло и море… Хотя насладиться этим решительно некогда. Мог ли он не заниматься этим, избежать? Как он понял из разговора со своим наставником нет, это было необходимым шагом. А зачем? Да кто его знает, у этого парня с глазами старика, или даже нет, с глазами самой вечности, одетого в черное драное кожаное пальто, патлатого с горящими темными глазами… Иногда создавалось впечатление, что у него не все дома, однако, в итоге всегда пока все выходило так, как он сказал. Да и пока все с ним происходящее походило на горячечный бред… а быть может так оно и было? И он на самом деле не там, где он думает сейчас, а в сумасшедшем доме, и находиться в плену горячки и бредовых видений? Кто знает… Во всяком случае, пока еще ничто не указывало ему на это… Хотя иногда, страшное слово «иногда», ему бы хотелось, чтобы все это оказалось бредом. Но все чаще и чаще звучал в нем иной голос. Тот, который радовался произошедшему и властно требовал еще и еще новых, пугающих и страшных деяний. Что это было — голосом его души, или чем то иным, сказать было невозможно. Но, что тот, кто только что разговаривал с ним невидимый, не имел к этому отношения, парень знал точно.

Что же теперь делать? Чего ждать?

Никто не мог дать ответа на эти вопросы.

— Эй, новичок! — послышался хриплый голос невдалеке — его искали.

— Да? — отозвался он.

— Скоро хозяин приедет. Отец этой мелкой девчонки в общем… Надо будет приготовить к его приезду все… Да, и ты сегодня идешь за ужином прислуживать.

— А почему я?

— Да он, слышал не в духе приедет. Значит, достанется кому то по первое число, ну а ты у нас новенький, надо же тебе, так сказать, боевое крещенье пройти. Так что готовься… — засмеялся старший слуга.

— Ох… — вздохнул парень в ответ. Еще и этого не хватало! Ладно, пока придеться делать, что скажут, хотя вот этот момент, а именно, то, что его ждала нервотрепка сегодня вечером, и судя по всему весьма и весьма обстоятельная нервотрепка… Ну хорошо, делать то все равно нечего… Да и что и говорить — то, что его ожидало, было лишь небольшим недоразумением, по сравнению с тем, что он уже пережил, и, чувствовал он, еще переживет.

Что то в нем танцевало и пело, предвкушая финал, который увенчает этот вечер… Что–то в нем подсказывало ему, каков будет этот финал, и теперь он жаждал этого… Жаждал этого всей душой и со всей страстью, на какую был способен! Сейчас это более не пугало его, он лишь ощущал себя, как будто вернулся домой.… Да, именно так, вернулся домой. Он обретал себя, таким, каким он должен быть, видел себя таким, каким он всегда хотел быть.

Чтоже, теперь остается лишь ждать вечера…

— Эй, парнишка! — позвали его — Ты, что там уснул чтоли? Иди, давай, надо надраить все к приезду владельца виллы. Давай, давай шевелись, иди пока в подсобку неси там швабры химию, и прочее.

Взглянув на безразличное лицо старшей служанки в доме, помогать которой входило в его обязанности, он с трудом подавил торжествующую ухмылку, и лишь воздохнул с потерянным видом — Да, конечно, сейчас принесу.

И потом он драил вместе со всеми полы на вилле, помогал приводить в порядок слегка подросшие кустарники, чистил бассейн, подметал дорожки.… А самого его в это время не оставляли мысли о том, что лежало позади него — о телах, о крови, о страдании… И если раньше эти мысли пугали его, и даже вызывали ужас, то теперь он чувствовал себя очень довольным, ощущая свою причастность ко всему этому. В чем причина такой резкой перемены в нем — он не знал. Но вдруг что–то шевельнулось в нем, и он выронил тряпку из рук — он вспомнил пухленькую девушку со светлыми волосами… Испуганная, она сжимала круг из зеленого камня в руке… Что–то было в этом камне и в этой девушке, но что — он не мог понять… Но, быть может, если подумать, если постараться понять, быть может он поймет, что же это, и как это может помочь ему… Помочь? Но зачем? Зачем ему помогать, когда он становиться тем, кем давно хочет стать — он становиться… Кем? И к чему…

И тут словно темная пелена опустилась на него, и он ощутил, как его ноги подгибаются, и он падает наземь…

— Эй, эй что с ним? — засуетилась Бетти — старшая служанка.

А тем временем к упавшему парню сбегались и другие, его отнесли в тень, затем полили лицо холодной водой…

Застонав, парень пришел в себя и оглядел собравшихся вокруг него — А что… что случилось?

— А, да у тебя парень, кажется тепловой удар… Как же тебя так угораздило? — поинтересовался Том, один из слуг.

— Не… не знаю… — произнес он, садясь на скамейке, куда его отнесли.

— Ну, ладно — потряс его за плечо тот же Том — Раз уж в себя пришел, так уж изволь продолжить работу… И бейсболку одень! Не хватает еще, чтобы тебе снова голову напекло! И помни, ты у нас сегодня звезда сцены!

После этого все вернулись к работе. Вилла должна была быть готова к приезду своего владельца…

Невдалеке от виллы, незримый для человеческих глаз, длинноволосый парень, одетый в потрепанное кожаное пальто задумчиво хмурился. Видимо, последствия столкновения с силой, которую излучал тот амулет еще продолжают сказываться… Ах, а ведь это может испортить всю его забаву, вот незадача!

Конечно, сейчас, он смог быстро все исправить, повлияв нужным образом на своего подопечного, но все–таки… Повезло еще, что это был лишь отголосок силы, а не источник… Впредь нужно быть более осторожным — кивнул он своим мыслям, пригладив растрепавшиеся русые волосы.

Наступил вечер, и Сергей Степанович приехал. Он любил так иногда отдохнуть от забот на своей вилле на море. Солидный бизнесмен, он всегда делал деньги, практически изо всего, но даже ему — железному волевому человеку, не видевшему ничего, кроме денег и способов их получения, нужен был отдых…

Ну и конечно повидать свою единственную дочку — Юлю. Единственной она была потому, что мать её умерла… Её тогда убили в ходе разборок… Вот только Сергей тогда не впал в уныние, а наоборот — закусил удила и пошел вперед, ничего не страшась! Он потом нашел тех, кто это сделал, и очень жестоко поквитался с ними, но увы — уже не мог вернуть любимую жену… И, как напоминание о ней, у него подрастала и взрослела сейчас единственная дочка…

Радость от встречи с дочкой немного портил этот крутившийся с ней парень… Как его… Майкл. Он, похоже, уже в зятья набивается! Ну ладно, Юленька подрастет еще немного, перестанет быть такой капризулей, какая она сейчас, и вот тогда он её познакомит с…

А, впрочем, это уже неважно!

Главное, что сейчас, он приехал на виллу, которая далеко от всех этих городов, и он может спокойно отдохнуть.

Слуги, ожидавшие его приезда, ходили тише воды и ниже травы — все знали, что хозяину лучше не попадаться, когда он не в духе, а он мало частенько приезжал отдыхать, когда у него было по настоящему плохое настроение. А тут еще этот женишок его дочки, который портит ему настроение одним фактом своего присутствия!

Прогнать он ему не может — дочка в него влюблена без памяти, вот Сергей Степанович и терпит… Ну а расхлебывать это кому? Правильно, прислуге на вилле. Сегодня парню, которого тут звали просто «Рот», предстояло ощутить это на своей шкуре…

— Мартини! — распорядился Майкл, смущенный, тем, что все его попытки завязать разговор с Сергеем Степановичем не приносят успеха. Более того — солидный бизнесмен мрачнел прямо таки на глазах, и по всему было видно, что от взрыва его отделяют буквально еще несколько его, Майкла, слов. Надо было срочно исправлять положение, так, а как это можно… Для начала необходимо успокоиться, немножко мартини тут, конечно, поможет…

— Привыкаешь распоряжаться уже, а, дружок? — произнес, улыбаясь Сергей Степанович, хотя глаза его метали молнии.

— Ну — протянул недоуменно Майкл — Я думал, вы будете не против… Да и Джули…

— Для тебя она Юлия Сергеевна — веско проговорил бизнесмен, опорожняя свой стакан, и со стуком опуская его на столик — Пока Юля вышла, я хочу тебе кое–что сказать, ковбой…

Запомни одну такую простую вещь — взглянул он в глаза Майклу — Ты можешь сколько угодно вешать лапшу на уши моей дочке, но мне пыль в глаза пускать бесполезно — Я таких как ты, придурков малолетних, у которых в голове только и мысли, о том, как бы полегче денег срубить, да еще и ничего не делая при этом, насквозь вижу. Ты понял, что я говорю?

— Да, но…

— Никаких «но»! Пока ты моей дочке нравишься, то можешь тут поиграть в барчука и золотого мальчика… Но Юлька девчушка с мозгами, в папку пошла — усмехнулся Сергей Степанович — Как только ты ей надоешь, духу твоего тут не будет… Еще будешь ему завидовать — кивнул он на вошедшего Рота.

— Что нибудь еще? — поинтересовался тот у Сергея Степановича.

— Так, вот видишь, он пока тут пользу приносит… Побольше твоего, кстати сказать, ему кое–что тут можно позволить… Но, парень — сурово взглянул бизнесмен уже в глаза Роту — Ты вроде новенький, а значит, может еще все правила не уяснил… И так, запомни — при мне ты просто так не заговариваешь, рот раскроешь только, если я тебя об этом попрошу… А если быть точным, если я этого потребую, усек? Иначе, я тебя с грязью смешаю и выброшу как мусор! Старый Том уже должен был тебе мозги промыть! Небось ты просто его слушал, как вот такие остолопы — кивнул он на смущенного Майкла — Не тем, чем нормальные люди слушают, а тем, на чем люди сидят обычно, да вот только такие олухи, как ты и он, этим местом умудряются и слушать и видеть и думать, и вообще все на свете у вас через это место, да вы потом и думаете, а что же это у меня жизнь…

— Папуля, папуля, что же ты так шумишь, кто опять мучает тебя? Я думала, это только мне можно… — прощебетала вошедшая Юля.

— Да вот, Юленька, делаю маленькое такое внушение нашему новому официанту — хмыкнул её «папуля» отрываясь от экзекуции заметно побледневшего в течении его тирады Рота.

— Да, и что, как? А что он такое сделал? — возмутилась Юля, с гневом взглянув на парня — Он плохо себя ведет? Так, давай его выкинем прямо сразу отсюда, нечего ему тут делать, хамье! И как Том его вообще взял!

— Да мне и самом интересно, как! Впрочем, выяснение этого можно оставить и на будущее… Да, сейчас, Юляш, я хочу немного отдохнуть… Ты сама знаешь, как твой папа устает делать деньги…

— Да да, папуля, конечно… Ты, наверное, хочешь подремать сейчас? — участливо спросила девушка.

— Юля, ну зачем мне дремать тут, если я приехал повидать свою любимую дочурку — потрепал он её по голове — Я же ведь так давно тебя не видел, ну знаешь, скучал как–никак… А ты тут, как? Что делаешь? — кинул он неодобрительный взгляд на оробевшего от столь резкого обращения Майкла.

— Ах, папочка — заюлила девушка — Ну, ты же знаешь… Я сейчас в творческом поиске… Вот творю новые бестселлеры!

— Да, ох, ты моя доченька — улыбнулся Сергей Степанович — Ну, и как успехи?

— Да, папуль, не оценили меня наверное, пока… Я думаю — задумчиво проговорила Юля, помешивая соломинкой свой коктейль — Мне жизненно необходим охват аудитории… Пиар, как ты думаешь? — взволновано взглянула она на отца.

— Ну, дочк, об этом надо хорошенько подумать… Ты же знаешь — это такой бизнес, здесь есть свои законы и правила, но я обещаю подумать об этом… — улыбнулся Сергей Степанович.

— А, извините, Сергей Степанович — встрял Майкл — А как вы думаете, куда сейчас лучше всего инвестировать? Каковы сейчас лучшие пути вложения средств? Я вот думаю…

— Молодой человек — враз посуровевшим тоном перебил его Сергей Степанович, тоном от которого большинство его подчиненных сразу же уясняли себе свое место — Попрошу вас не влезать с МОЙ разговор с МОЕЙ дочерью, вам все ясно?

— Ну, папа, папа, папочка — тотчас же захлопотала вокруг него Юля — Ну не надо так нападать на Майкла… Он же правда хотел только обсудить с тобой пути инвестиций… Он же у меня очень умный, и так хорошо разбирается во всех этих финансовых штучках! — улыбнулась он парню, который позволил себе улыбнуться в ответ.

— Юля, ну я у нас тоже не новичок — расслабленно улыбнулся Сергей Степанович — И я предпочитаю обсуждать такие дела с моими помощниками… Да и не в такой обстановке, а уже на рабочем месте… Так что, думаю, ты понимаешь, почему разговоры твоего жениха меня, скажем так, немного смущают…

— Ну, конечно, папа — согласно закивала Юля — Я все–все понимаю, правда–правда… А скажи… А как насчет пиара моих рассказов… А? Что тут можно сделать?

— Ну тут у нас не очень хороший расклад выходит, дочка…

— Это почему? — обиженно протянула Юля — Ты их хотя бы читал?

— Не в этом дело, доча… Дело в том — наставительно проговорил Сергей Степанович — Что я могу сейчас оплатить рекламную компанию, и начать раскручивать тебя… Но, обязательно кто–нибудь дознается, что мол де известный бизнесмен раскручивает свою дочку… Ты можешь быть действительно талантливой писательницей, но тут я сыграю скорее негативную роль, и зарублю все твои начинания на корню…

— Папа, ну что же делать — надула губки девушка — Ну разве совсем–совсем ничего нельзя сделать?

— Я подумаю, дочь, обязательно над этим подумаю — потрепал Сергей Степанович по плечу свою дочку — А пока, давай немного отдохнем… Сейчас я хочу просто побыть со своей дочкой…

— Надеюсь, вы не будете возражать и против моего присутствия? — встрял Майкл, решив, что сейчас подходящий момент для того, чтобы напомнить о себе.

Сергей Степанович тяжело вздохнул — ему не хотелось расстраивать Юлю, и поэтому он ответил — Да, конечно, парень, и ты побудь с нами, только чтобы никаких разговоров про финансы и инвестиции, окей?

— Да, конечно… — смутился Майкл, и отпил немного мартини из бокала принесенного бедолагой Ротом, пытаясь придумать новый повод для разговора с бизнесменом.

— Ну, вот пока, Юленька, такие у нас с тобой дела выходят… — продолжал тот тем временем — Сама понимаешь, тут легко раскрутить человека с улицы, а вот своего родного… Дочку свою, куда сложнее…

— Ну и что?.. — капризно протянула Юля — Ты же знаешь, как говорят «пипл схавает», вон уже сколько тут и жен раскрутили своих и любовниц… Да ты же знаешь, как грамотный пиар работает…

— Да, Юля, знаю — кивнул бизнесмен — Потому и говорю тебе, что скорее всего ничего путного тут не получиться…

— Совсем–совсем?! — блеснула бусинками слез в глазах его дочка.

— Скажем так, расклад почти как при игре в рулетку… Юля, пойми, я так говорю не потому что я такой злой, и хочу тебе помешать… Наоборот — я хочу, чтобы у тебя все получилось, и поэтому считаю, что просто запуска рекламной кампании тут не хватит… Тут нужно некоторое время, чтобы тебя оценили… И уже потом то все пойдет само собой, и никто не скажем, мол, «она папочкиными деньгами все сделала»

— Ну а если не оценят? — с обидой в голосе спросила Юля, думая про себя, «Как всегда, папуля прав».

— Оценят, Юль. Ты же моя дочка, значит, оценят, и не только из–за денег. Думаешь, я тоже за пять минут свой капитал сделал? Нет, Юля, это был труд, долгий кропотливый и сложный, но, однако, как видишь, я всего добился! И ты добьешься! — улыбнулся Сергей Степанович.

— Вы очень умный человек, уважаемый Сергей Степанович — заискивающе сказал Майкл.

— Я знаю — кивнул он в ответ, мысленно отвесив ему звонкий подзатыльник.

А расстроенная Юля отвернулась к окошку, думая про себя, что вот, и папа туда же, не может оценить её талант… Какие же все вокруг все–таки приземленные… Вот только Майкл её понимает, улыбнулась она при мыслях, о своем стройном загорелом женихе, которого она делала отважным героем всех своих произведений. Да, вот–то её понимает, а больше и никто, наверное…

А Майкл тем временем терзался мыслями, весьма далекими от возможного Юлиного счастья — его сейчас интересовало, как бы втереться в доверие к Сергею Степановичу. Этот суровый мужик оказался крепким орешком, и даже симпатия его дочки к нему, Майклу, не производила на него никакого впечатления. Чтоже делать, чтоже делать… А то ведь он и прав окажется — Джули он наскучит, она и выкинет его, как надоевшую игрушку! А этого допускать нельзя… А то он станет как этот мальчик с подносом… Как его, Рот, кажется… Что за имя такое дурацкое?

— Какие же вы все таки суетные — неожиданно проговорил Рот, со стуком опуская поднос на столик.

— Молодой человек, вы, кажется, забылись… — начал было Сергей Степанович, но Рот перебил его.

— Один хочет хапнуть деньги другого, девчонка хочет себе новую игрушку, поиграть в медиа–звезду — хмыкнул Рот, оглядев удивленных бизнесмена, его дочку, и её жениха — Другой просто из сентиментальности держит при себе эту маленькую капризную девчонку… Прах и тлен — засмеялся он.

— Твоего мнения я не спрашивал, сопляк! — вспыхнул Сергей Степанович. Копившееся в нем весь вечер раздражение наконец нашло себе выход и он обрушил свой гнев на дерзкого парня, который смотрел на него, будто бы он король мира, или того похлеще…

— Да ты в своем уме — взвился Майкл, мысленно благодаря этого паренька, за счет которого он сможет предстать в более выгодном свете перед Сергеем Степановичем — Ты же работаешь у этого человека! Ты ешь его хлеб, живешь под его крышей! И ты позволяешь себе такое…

— Что я?! Я капризная девчонка?! — забилась в истерике Юля — Да как ты… Да ты вообще! Что ты понимаешь! ТЫ вообще никто, понял! Ты тут прислуга, тебя вообще не спрашивают! Да тебя тут вообще не будет через пять минут! Сейчас же! Папа, папа! — закричала она, вкладывая в свои крики всю свою обиду на то, как её высмеяли на очередном литературном форуме, на этих «трололо», и на папу, который не захотел её раскрутить…

Глаза Сергея Степановича налились гневом, он яростно взглянул на этого парня, который стоял, усмехаясь, будто он был рад тому, какую лавину он привел в движение… И самое обидное и удивительное — он был прав во всем. И насчет этого лощенного молодчика, Майкла, который Юльку охмуряет, и про саму Юльку, как бы сам бизнесмен не хотел этого признавать, и даже, насчет него самого…

Но, все равно, правда это или нет, он позволит какому то нахальному сопляку влезать в дела его и его дочери, в его душу…

— Молчать всем! — рявкнул он, прерывая и суетливые фальшивые насквозь увещевания Майкла, и крики Юли — Ты, парнишка, собирай вещички, и можешь катиться отсюда на все четыре стороны! И считай, что легко еще отделался…

— Папа, папа, ну как же…

— Замолчи! — грубо прикрикнул на Юлю Сергей Степанович.

— А если…

— Слушай ты, если сейчас же рот не закроешь, покатишься вслед за ним, понял?! — рыкнул он на Майкла.

Но Рот, который слушал всю эту перепалку с улыбкой лишь залился жутковатым безумным смехом, будто бы все происходящее его забавляло…

«Может и правда, рехнулся?» — пронеслась мысль в голове у Сергея Степановича.

А парень, отсмеявшись, неожиданно взглянул на них, иным, чужим, нечеловеческим взглядом. Он будто стал выше ростом, и выглядел более внушительно… и вместе с тем, он внушал неясный ужас. Глаза его полыхнули ярким белым светом, заставив испуганных людей отшатнуться от него.

— Значит, хотите, чтобы я ушел… — протянул он изменившимся голосом.

— Убирайся! — проорал Сергей Степанович.

— Я уйду, конечно, не переживайте так — издевательски поклонилась нелюдь с горящими глазами, блеснув острыми, как ножи, клыками в издевательской усмешке — Просто, я не могу уйти, не разыграв небольшое представление… Если вам угодно, я, своего рода актер, и играю забавные роли… И сегодня, я сыграю свою роль для вас… Надеюсь, вам понравиться — завершил он свою речь, окинув их плотоядным взглядом.

— К-какую роль?.. — произнес дрожащими губами Майкл.

— Очень несложную роль, это займет некоторое время… Но уверяю вас, вам не придется скучать — засмеялся монстр.

— Ну, Рот, не надо… — всхлипнула Юля, умоляюще взглянув в светящиеся белые глаза.

— А, имечко мое вспомнила значит… — засмеялся тот, кого называли Ротом — Ну, скажем так, я не совсем Рот… можешь звать меня Ротнемрот[1] — ухмыльнулся он — Да, пожалуй, так.

— Отпусти нас — заплакала Юля — Пожалуйста, не надо… Не надо…

— Следовало думать обо всем, когда ты кричала на паренька, который просто сказал правду обо всех вас — наставительно проговорил Ротнемрот, подходя ближе к Юле — Но, конечно, зачем нам думать, когда мы ощущаем себя хозяевами мира, и с нами ничего не может случиться — подходя к Юле ближе, он неуловимо менялся, и вот уже его обнаженное тело бугрилось мускулами, которые перекатывались под темной кожей, на которой выделялись отверстия сочащиеся темной кровью, будто следы от пуль… Он потер шею, на которой виднелся багровый рубец…

— И ты не подумала, девочка — продолжал монстр, подходя ближе к Юле, и протягивая к ней когтистые лапы — Что есть и кто–то пострашнее, кто–то, для кого ваша жизнь, лишь игрушка, а? — засмеялся он жестоким нечеловеческим смехом, разевая свою клыкастую пасть.

И тут с громким стуком подошедший сзади Сергей Степанович с силой ударил его по голове массивным зеркалом ручной работы. Прочное стекло разбилось вдребезги, и пара особенно крупных осколков вонзились в виски монстра, образовав странное подобие рогов.

— Как мило — ухмыльнулся он, повернувшись к бизнесмену — И что ты надеялся этим добиться? Думал вырубить меня? А? Что молчишь, торгаш? — ткнул он его в грудь пальцем, увенчанным острым, как бритва когтем, слегка ранив Сергей Степановича.

И тут осыпавшиеся к его ногам осколки стекла взвились гудящим роем, будто стая рассерженных пчел, и вонзились в руку Майкла, которую он уже положил было на дверную ручку, надеясь сбежать из комнаты, ставшей сценой для ожившего ночного кошмара.

Тот закричал и вскинул свободную руку, пытаясь как то защититься, но гудящие осколки перекинулись и на остальное его тело, разрывая его в клочья, превращая его в кровавое месиво…

— Эй, не помешаю? — поинтересовался кто–то.

Оглянувшись в ту сторону, Сергей Степанович увидел, как в комнате появилось новое действующее лицо — молодой парень, одетый в потертое кожаное пальто, с длинными темными волосами и горящими темными глазами.

Почему то он понял, что помощи от него ждать не следует, а поэтому, он сделал единственное, что оставалось ему в данной ситуации, и резко ударил кулаком в лицо стоявшему перед ним адскому отродью.

Его рука хрустнула от удара, но черная тварь с горящими белыми глазами даже не покачнулась, лишь ухмыльнулась еще шире, обнажив огромные белые зубы, на которых виднелись следы запекшейся крови.

— Молодец — похвалил его тот, кто появился в комнате — Правильно все делаешь, хотя толку от этого никакого!

— Да кто же ты тварь?! — крикнул Сергей Степанович, сжимая сломанную руку здоровой.

— О, а ведь такие вопросы я уже слышал… Ну или что–то в этом роде, а мучитель? — по отечески ласково обратился он к черной твари, которая снова обратила свое внимание на Юлю.

Тварь кивнула, не отрывая от Юли своих горящих жутким белым светом глаз.

— Не смей даже прикасаться к ней, тварь! — крикнул бизнесмен — Если надо, сожри меня, но не трогай её!

— Да не кричи ты так! — досадливо произнес тип в пальто, махнув рукой — Мы тут всех убьем, и тебя тоже, так что не поднимай излишней паники…

— Как убьете? — выдохнул обескураженный Сергей Степанович.

— Да так, убьем и все… Зря мы тут с мучителем чтоли пришли, а? — улыбнулся он, будто бы речь шла о чем–то очень забавном.

— И теперь…

— Довольно — перебил его второй монстр, тот, который пообещал убить всех, и резким движением руки прижал его к стене, не давая вырваться.

— Делай свое дело, мучитель, делай его как следует — кивнул он черной твари.

А та резким движением прыгнула на Юлю, и Сергей Степанович услышал громкий крик, крик его дочери, на пол хлынула ручьем кровь…

А Юля все кричала и кричала, тогда как черная тварь рвала её тело клыками и когтями, торжествующе рыча в такт её крикам боли.

А Сергей Степанович громко кричал, умолял, угрожал, проклинал, но не мог вырваться из прочной хватки монстра, одетого в драное черное кожаное пальто, который с улыбкой торжествующего и счастливого отца смотрел на то, как черное клыкастое чудовище, с головой, увенчанной рогами из острых как ножи осколков зеркала медленно раздирает в клочья его дочь…

В домике для прислуги между тем кипела своя жизнь — кто–то шутил, кто–то просто спал, но главное темой разговоров было, конечно, то, как новичок покажет себя перед хозяином.

— Да вернется он — настаивал старый Том — Конечно, тот на него наорет, не без этого, но прям такого страшного ничего не случиться… Да все наши уже через это прошли, обычное дело.

— Не скажи, Том — вздохнула озабоченная Бетти — Чует мое сердце, что–то страшное случиться… Вот только не знаю, что именно…

— Бетти, а что? Ты же этого паренька видела — щуплый он, даже если ум за разум зайдет и на хозяина броситься, так ничего страшного не случиться… Да и с ним Майкл этот, женишок хозяйской дочки, он тоже, если что, поможет, так что бояться нечего.

— Нет, Том — настаивала Бетти — Ты же видел его глаза — страшные, мертвые глаза, не как у человека… У меня часто мороз по коже просто проходил, когда он рядом был… И как ты только принял его…

— Хм, да и сам не знаю, Бетти, как то само оно вышло…

— Ой, страшно, Том… Глядишь выйдет нам это боком, вот помяни мое слово…

— А как? Вот как нам это может навредить?

— Не знаю, не знаю… Том, а ты помнишь, что сегодня днем произошло?

— Ты о чем?

— Ну, как этот Рот в обморок то упал?

— А, ну и?

— Как, что, ты когда–нибудь видел, чтобы нормальный человек сначала трудился так на солнцепеке, потом ни с того, ни с сего падал в обморок, и потом вставал, как ни в чем не бывало, даже на головокружение не жаловавшись?

— Ну… Ну разное бывает…. Может просто парень такой…

— Ты же знаешь — сказала Бетти — У меня бабка колдуньей была… И так вот я кое–что от неё унаследовала…

— Ой, Бетти, вот только не надо сейчас сказок про твою бабку… И про все эти ведьмины штучки…

— Да ты послушай! — строго произнесла старая служанка, заставив замолчать главного слугу — У меня недаром от этого парня мороз по коже — Злой он, темный и опасный… Но вот я же рядом была, перед тем, как он в обморок то упал… И скажу, я вот ощутила, перед тем, как он в обморок упал, будто он просветлел как–то… Будто солнышко из–за туч глянуло… А потом резко, как холодный порыв ветра накатил… И парень в обморок упал, и потом снова стал такой же… Злой…

— Так, так, так, что это у нас тут за беседы? — строго окликнул их голос, услышав который, все слуги встрепенулись — это был голос Сергея Степановича, их хозяина.

— Да ничего такого, Сергей Степанович — оправдывался Том, оглядывая своего хозяина — Просто разговариваем… Ничего страшного…

— Разговариваете значит… — задумчиво произнес бизнесмен — Том, собери во дворе всю прислугу, мне нужно объявление сделать… Лично, понял? Давай, собирай.

— Да, хозяин — кивнул Том, и пошел собирать прислугу, выдергивая из кроватей тех, кто успел задремать…

Вскоре прислуга собралась во дворе виллы. Среди людей слышались вопросы — Почему их собрали? Что случилось? Но никто не мог ответить на эти вопросы, даже сам Том, только старая Бетти вздыхала, и говорила, мол «Добром все это не кончиться…»

И вот перед слугами появился Сергей Степанович. Он вышел, и повернулся лицом к слугам. Они на миг опешили, ибо что–то было не так в его лице, что–то неуловимо изменилось, и это пугало людей…

— Друзья! — неожиданно обратился он к собравшимся, и это тоже было очень странно — строгий Сергей Степанович никогда не обращался так к своим слугам…

А он между тем продолжал.

— Друзья, сегодня вы все поучаствуете в одном знаменательном событии. В таком вам еще не доводилось участвовать, да и в будущем, ручаюсь, вы не сможете принять участие ни в одном подобном событии… А для начала, мне хотелось бы кое–что открыть вам… — поднял руку бизнесмен, призывая к молчанию.

— Том — негромко позвала Бетти — Наш хозяин… С ним что–то не то… Том, нужно бежать…

— Да замолчи, Бетти! — рассержено прошипел Том.

— Итак! — громко сказал Сергей Степанович и осел на землю.

И тут все увидели, что это было лишь его тело — все окровавленное и истерзанное, будто какой–то дикий зверь напал на него…

А рядом горделиво встал тот, кто все это время говорил за него и отдавал приказы слугам — темноволосый парень, с жестокой улыбкой. Рядом с ним из темноты возник и Рот… Или, быть может, лучше было назвать его Ротнемрот…

Все ахнули и поддались назад.

— Итак, друзья мои — начал тот, который прикидывался их хозяином — Этот паренек имеет для меня ценность… Огромную ценность! И теперь я считаю, что он должен доделать свою работу здесь, чтобы можно было отправляться дальше… Прошу вас постараться не паниковать… Увы, но вам будет очень больно, но боль — преходяща…

При последних его словах люди закричали и постарались убежать, но какое–то красноватое свечение не пускало их отсюда…

А Ротнемрот, снова приняв облик той жуткой твари, чью голову увенчивали рога из осколков разбитого зеркала, обрушивался то на одного, то на второго, раздирая их в клочья, и терзая мощными когтями людские тела…

— Я знала, что так будет, знала… — тяжело произнесла старая Бетти, перед тем, как чудовище разорвало ей глотку одним движением мощных клыков…

Глава 5. Промгородок

На крыше заброшенного заводского здания стоял парень. Подставив лицо ветру, он слегка потер виски, на которых виднелись шрамы…

— О чем ты думаешь? — услышал он голос. Обернувшись, он не увидел никого. Вздохнув, он прикрыл глаза — давно пора было привыкнуть, его собеседник любил такие фокусы.

— Ну, так о чем? — допытывался голос.

— Обо мне — вздохнул тот.

— И что? Ты чем–то недоволен?

— Да вроде все нормально… Но все–таки…

— Нормально — рассмеялся голос — Забавно… Я думал, что только я могу говорить о крови и муках как о «нормально»… А теперь, я нашел себе собеседника… И это приятно.

— Ты рад?

— Да.

— Ну чтоже… Я рад, что хоть кому то мои действия доставляют радость…

— Ты огорчен? Напрасно… У всех есть свое место в мире… Не задумывался ли ты, что возможно сейчас ты как раз на своем месте?

— Меня поставил сюда ты.

— И? А ты думал, что занять свое место можно как–то так… Чтобы оно само собой получилось? Тогда бы не было кого–то еще… Как я например, кто может помочь, направить…

— А не играешь ли ты мной, как пешкой?

— Скажешь тоже… Пешку я бы нашел себе еще, скажем в тот момент, когда ты пытался сбежать, уйти… Я бы не бросился на поиски тебя, а просто нашел бы кого то еще…

— Так кто же я для тебя?

— Наверное, я назвал бы тебя учеником… Наверное, это ближе всего…

— Ближе к чему?

— К сути. К сути того, чем ты являешься для меня.

— Я так важен?

— О да, ты важен…

— Но зачем тебе все это? Зачем ты делаешь все это? Зачем это делаю я? И к чему все это?

— Ты сейчас затронул очень сложный вопрос, парень… — вздохнул его собеседник выходя сзади, и становясь рядом с ним, с задумчивым видом глядя вниз, на территорию заброшенного завода.

— Сложный? — пытливо спросил у него парень.

— Да, сложный… Понимаешь, ты, конечно, увидел уже много из того, что обычно–то люди не видят, да и не подозревают, что такое может быть… Не только те пытки и муки, которые ты причинял другим, но и некоторые… скажем так, особенности мироздания… А что до пыток… Ну просто это есть, это есть в мироздании, и то, что ты увидел их, и причинял их, есть что–то нужное, понимаешь?

— Но почему именно пытки?

— Таков уж я — усмехнулся говоривший — Я суть страдания и насилия, я их зримое воплощение, я несу их в мир, и слежу, дабы их было столько, сколько нужно…

— И сейчас, их нужно именно столько?

— Верно…

— Так много?

— А сколько ты убил? Сколько ты замучил людей? Да, не скрою, в том и моя, скажем так, заслуга… Но непосредственно пытки были совершены тобой. Скажи, это много?

— Немало…

— Немало, говоришь… Но, в войнах в твоем родном мире, к примеру, на одну войну гибнет людей намного больше… И гибнут не только солдаты, которые знали, на что они идут, но и мирные люди. Например, девушки…

При упоминании о девушках, парня передернуло…

— Видишь? А к тем вещам я нередко вообще не прикладывал руки… Я не заставлял людей это делать. Но они совершают это. Или взять тебя. Я ощутил твою боль, твою муку… Твою душу просто выжгло жгучим горем… Ты мог убить, мог погибнуть, мог убить и затем убить себя… Ты был потерян, не знал, что делать…

А теперь представь себе, как парень, который еще вчера шутил с друзьями и пел песенки под гитару, получит оружие в руки, и, исполняя приказ своего командира, должен будет убить? Причем, скорее всего, он убьет такого же, как и он сам… А тот, кто начал войну, по прихоти ли, или руководствуясь какими–либо соображениями, будет наслаждаться жизнью, и, скорее всего, самой страшной его потерей будет пара капелек пота, которые выступят у него на лбу, при особенно пугающей сводке с места боевых действий.

А душа того кто убил, или души тех кто ждет солдат, которые уже не вернуться с фронта, кого убили, их души будут выжжены дотла горем, как и твоя, а может, и более… Что, это лучше?

— Но, хотя я и убил людей, и убил их немало, войны будут происходить, и будет случаться все, про что ты только что рассказывал?

— Верно… Быть может, кто–то задумается о том, стоит ли так поступать… Или, быть может, ты убил кого–то, кто убил бы другого в будущем?

— Мы меняем мир? Делаем его лучше?

— Нет…

— Ну, так к чему все это? — взглянул он в темные провалы глаз своего собеседника и учителя — Я просто хочу знать. Скажи мне, если ты так мудр и сведущ, каким хочешь казаться!

— Смотрю — усмехнулся в ответ его учитель — Что мои уроки пошли тебе на пользу — Ты стал более свирепым даже… Более настойчивым… Чем бы не кончилось твое приключение, если оно кончиться, то ты навсегда изменишься… И, надеюсь, в лучшую сторону… Чтоже, слушай…

Видишь этот завод, на крыше которого мы находимся сейчас?

Парень кивнул.

— Это очень хороший пример того, как можно, подчеркну, можно себе представить устройство мироздания. На самом деле оно, конечно же, устроено иначе… Итак, видишь, вот этот завод. Он не является коробкой, которая каким–то непонятным образом производит то, что она должна производить. В ней есть разные службы, отделы. Каждый отдел выполняет свою роль… И даже в одном отделе есть свои подразделения, и даже разные люди, которые могут выполнять разные роли, или даже делать одно и тоже дело оп разному…

И есть же кто–то, кто уничтожает то, что стало ненужным, или обрабатывает сырой материал, чтобы получилось то, что необходимо…

— А кем были те люди? Они сырой материал, или они не нужны?

— Подожди, послушай дальше… Я сказал тебе, что мироздание подобно в своем устройстве на завод… Но я сказал тебе и то, что оно устроено иначе… Сложнее… И мы, я и ты, являемся теми структурами, которые служат мирозданию. Да, мы приносим ужас и страдания в сердца людей, да, это так. Но мы поступаем так, должны… Как говорил кто–то, что художник, который пишет картину, среди прочих красок, выводит линии черной краской, и мы именно эта черная краска, что подчеркивает контур любого цвета…

— А скажи… Мог ли я, именно я, просто уйти… Ты же говорил, что нет ничего невозможного…

— Я хотел бы знать, зачем ты спрашиваешь это сейчас, ученик.

— Я не хочу уходить сейчас, учитель…

— Я знаю, но, тем не менее, я жду от тебя ответа.

— Я лишь хотел узнать — так ли в мире все жестко связано и предначертано… Так, что я не смог бы изменить ничего, и мог лишь стать твоим учеником… Мог ли изменить что–то, учитель?

Его учитель в ответ вздохнул и лишь устремил взор вдаль, на территорию заброшенного завода.

— Ты не можешь ответить? — допытывался парень.

— Могу — тяжело ответили ему после недолго молчания — Ты действительно вырос… Ты стал другим… Помни, чтобы не произошло, ты навсегда изменился, навсегда…

— Но, все же, я хочу услышать ответ…

— Я смотрю — засмеялся его собеседник — Что ты очень глубоко воспринял страдания и муки… И теперь ты мучаешь себя вопросами… Так же, как своими когтями и клыками ты мучаешь людей…

— Но…

— Послушай меня, ученик, послушай то, что я скажу тебе сейчас! Ты не случайно пришел ко мне, ты пришел, так как сам хотел этого!

— Я хотел смертей и мук другим?!

— Да, ты хотел этого… Ты, быть может, не мог признаться даже самому себе напрямую в этом, но сердце твое, оно желало этого, так же, как сейчас оно радуется всему злу, и всем мукам, что творишь ты… Ты мог уйти от меня, о да, мог! Но куда пришел бы ты? Кем бы ты стал? Ты мог бы стать простым злодеем и преступником, что окончил бы свое жалкое существование без всякого смысла! Ты нес бы на себе мой след, быть может… Но ты не стал бы никогда посланником иных, мировых, космических сил, что ведомы мной!

То, что я зову тебя своим учеником не делает тебя моим слепым рабом, но ты воистину мой ученик, каково не было у меня никогда…

— Но, учитель мой, а что если я обращу твои дары… Против тебя? — нехорошо усмехнулся парень.

— К чему это тебе? Чего ты этим добьешься? Ты надеешься причинить муки и страдание самому их воплощению? Воплощение любви может само любить, но оно таково, ибо нельзя воплотить любовь, не отдавшись ей…

— Любовь?

— Да, любовь… Воплощение её, подобная мне… Мой вечный противник… И мой лучший друг.

— Друг?! — воскликнул изумленный парень — Как она может быть твоим другом? Я же вижу, что есть ты и что есть страдание… Как светлое чувство любви может быть… подобно страданию… — задумчиво проговорил он.

— Подобно, нет. Но может ли нести его, да, может. Вспомни, друг мой, как ты стал тем, каким ты есть теперь. Как ты стал таким, каким я нашел тебя, предложив тебе спасение…

— Хочешь сказать, что любовь, что обожгла мое сердце, именно она сделала меня таким?..

— Любовь, что не знала ответа принесла тебе страдание, равного которому не знал мир… Почему же именно ты страдал так сильно — я не знаю, быть может так было уготовано… Мог ли ты смириться и бороться с этим страданием? Вероятно, мог, но этого не случилось. И тогда, любовь породила ненависть и муку, и теперь ты слушаешь меня здесь и сейчас…

— Но как? Как столь светлое и доброе чувство…

— Доброе и светлое? — жестоко хохотнул его учитель, сверкнув темным пламенем глаз — Любовь… Когда мы говорим о ней, мы часто вспоминаем лишь поцелуй двух любящих сердец под луной, или страстные объятия на пуховой перине, под шелковым покрывалом… Но это ли лишь любовь?

— А что же еще, учитель?

— Любовь, как знаешь ты, друг мой, это не только это… Чаще всего это и другое… Мой противник и мой друг сказала бы тебе, что истинная чистая любовь, она очень редка… Как и истинная жгучая ненависть… Люди часто зовут к себе любовь, падая в неё, будто мотылек в пламя свечи… И, не произнеся обычно ни единого зова, они падают в пучину ненависти…

Ненависть и любовь… Эти чувства так близки, что иногда грань между ними стирается напрочь, и отвергнутый любовник мстит, мстит так, как не сделал бы этого заклятый враг…

Я уже упоминал о поцелуях и объятьях. Ведь их же нередко дарят люди друг другу и без любви вообще… Любовь, это, что в твоем сердце, это то, что в твоей душе, как и та жгучая чистая сильная ненависть, про которую я тебе говорю.

А ведь если вспомнить даже о других внешних проявлениях любви… Помнишь, как многие люди, что рассказывают истории о любви, описывают прогулку влюбленных под улыбающейся полной луной?

А почему никто не вспомнит, или не подумает, что, в сущности, одно и тоже, про того, кто в тот самый миг, пока один идет с любимой по дорожке, украшенной лунным светом, другой в это время мучается и сгорает, от того пламени, что не утишает лунный свет, но напротив, что разгорается сильнее и сильнее, чем больше вокруг говорит ему о любви, о той любви, в которой он одинок? Никто и не вспомнит о боли, что испытывает тот, кто ни с кем не разделил груз своей любви… К чему вспоминать об этом, думать, говорить, если мы творим иллюзию, что если ты любишь, то ты счастлив, будто некая высшая сила прикроет тебя от всех невзгод, ради того, чтобы ты мог насладиться любовью… Тогда как сама любовь скорее ослепит тебя, дабы ты не видел ничего вокруг, лишь всепоглощающую охватившую самую твою суть любовь…

Ты скажешь, что это не любовь, та, что не разделена? Но не ты ли сам пылал от такой любви?

Любовь, истинная настоящая любовь очень часто мука и страдание. Люди теряют себя в этом чувстве, погружаются в него, преображаются… А некоторые преображают мир вокруг себя, словом или делом, свершая великие дела во имя своей любви, или же просто рассказывая о ней так, что те, чьи души не знали этого пламени, ощущают его жаркое касание…

Я видел множество таких людей, ведь ты же мог заметить, что я бессмертен и живу сквозь века, и много открыто моему взору… Такие люди всегда напоминали мне мотыльков, что сжигают свои крылья, подпитывая это вечное пламя, что преображаются охваченные им, чтобы после сгореть, оставив после себя лишь горстку пепла… А порою не оставив и её…

— Но, учитель, может же быть и другая любовь, та, что не сжигает, но согревает…

— Что?! Почему ты говоришь так? Как ты, тот, кто пытался бежать от самого себя, не в силах принять свою суть, может знать такие вещи…

— Быть может, когда я бежал от себя, я увидел что–то, что не видел ты…

— А, чтоже, ты шутишь, ученик мой… — усмехнулся темноглазый учитель — Чтож, ты можешь шутить, пока ты будешь учиться и постигать суть мирозданния… Со временем, ты поймешь, что ненависть чище и слаще… Она горда и чиста, и всегда шагает без оглядки и сожалений… Ты мой ученик, и я научу тебя ненавидеть! И я никогда не отступал, и принимал каждый брошенный мне вызов, и я не отступлю и теперь! Я развею заблуждения, и ты увидишь мою правду!..

— Твою правду? Как это понимать? Ты путаешь меня… Что есть твоя, а есть и какая то иная правда?

— Можно и так сказать… Я вижу, когда я сам преподаю тебе уроки, ты достигаешь куда больших результатов.

— А быть может, ты просто управляешь мною и лжешь мне, учитель? — пытливо спросил юноша, силясь угадать мысли своего собеседника.

— О, сомнения, сомнения — рассмеялся тот в ответ — Эти коварные враги, эти разрушители надежды, подчиняющие себе самую твердую волю, самый могучий ум… Бывает человек уже шагнул вперед, уже обрел решимость для величайшего свершения в своей жизни… Но вот коварный призрак сомнения вполз в его мысли, будто маленький подлый червячок… И все, уже нет будущего героя, подвиг остался несовершенным, свершению не нашлось места на страницах истории, и почему? Лишь потому, что маленькая тень сомнения коснулась мыслей…

— Я задал тебе вопрос, учитель — сурово произнес мучитель — Ответь мне на него! Я требую!

— А что ты сделаешь, если я не отвечу? — рассмеялся в ответ патлатый, оправив полы своего пальто.

Вместо ответа мучитель резко взмахнул рукой, на которой возникли длинные, тускло отблескивающие, острые когти, и с размаху вонзил её в живот своему собеседнику. Оскалив зубы, которые на глазах удлинялись и становились более острыми, он ждал, как его жертва согнется в агонии, истекая алой кровью…

Но его рука прошла сквозь тело его собеседника, как сквозь воздух, не встретив ни малейшего сопротивления….

А тот расхохотался, смотря, как его ученик пытается снова и снова поразить его, гвоздя когтями, и даже пытаясь вцепиться клыками ему в глотку, или в лицо. Но все было тщетно — все его атаки оканчивались так же, как и первая, то есть, ничем.

— Ну что ты будешь делать теперь? Ты бессилен ранить меня, ученик — и он протянул руку, резко схватив мучителя за горло железной хваткой.

Затем он легко оторвал его от земли, и, встав к краю крыши завода, поднял его в воздухе. Казалось, он собирается сейчас отпустить его, и бросить его вниз… Но он не бросал, лишь смотрел внимательно на то, как его ученик пытается освободиться.

— Итак, Ротнемрот, ты пытаешься бунтовать против меня — удовлетворенно произнес он, будто бы парень сделал что–то, чего его учитель давно от него ждал — Ты споришь со мной, и даже пытаешься убить… Ты хорошо учишь мои уроки… Ты становишься подобным мне… Какая ирония…

— В чем ты видишь иронию, тварь? — прохрипел мучитель, ибо так его называл его учитель ранее.

— А, я уже снова «тварь», не «учитель»… Еще один признак в тебе, который радует мой взор… Ирония в том, что ты становишься похож на меня… Но, увы, только лишь похож… Впрочем никому не дано стать мной, верно? — рассмеялся темноволосый, и резким движением бросил Ротнемрота снова на крышу.

Тот закашлялся, пытаясь подняться, и со злобой взглянул на своего учитель, на эту омерзительную черную тварь…

— Ненавидишь меня? — спросил тот, встретив его пылающий взгляд своими черными провалами, в которых горела насмешка — Чтож, это хорошо… Ты учишься ненависти… Пусть тебе даже придется ненавидеть меня…

— А что, ты хотел бы, чтобы я ненавидел кого–то иного? — попытался усмехнуться Ротнемрот.

— Не имеет значения… Впрочем, думаю, я смогу и здесь сделать кое–что, что послужило бы твоему дальнейшему становлению…

— Мы снова будем убивать людей? Убивать жестоко?

— Ты будешь убивать людей, было бы вернее в данном случае… А теперь идем, нам пора…

И вот спустя миг оба они стояли в большой толпе людей.

Обычная толпа, все куда то идут, спешат, суетятся, у всех какие–то дела…

Никому не было дела до этих двух похожих даже внешне парней, который появились среди них… Некоторые, проходя мимо, натыкались на них, толкали, ругались, и сразу забыв о них шли дальше…

Несмотря на пустующий завод, город жил своей жизнью. Люди шли по своим делам, не думая ни о страдании, ни о великих силах мироздания… В общем ни о чем из того, о чем только что рассказывал мучителю его наставник.

— Видишь их? — спросил тот.

— Да.

— Что ты скажешь о них?

— Ну, это люди… Обычные люди…

— Да, ты прав, это обычные люди… Равнодушные и жестокие создания.

— Да? Ты хочешь, чтобы я поверил твоим словам?

— А разве я не прав? Я уже говорил тебе, что я куда старше тебя, друг мой, и повидал куда больше, чем ты можешь себе представить… И я знаю, о чем я говорю.

— Ты хочешь сказать, что их абсолютно не тронут страдания других? А то и сами бы они с радостью истязали бы другого?

— Ну может, тут ты несколько буквально понял мои слова — засмеялся в ответ его наставник — Впрочем, может я и найду тебе сейчас пример того, что эти люди сами принесут мучения другим… Так… Да, я вижу это… Посмотри во–о–о-он туда, на ту скамеечку.

Ротнемрот, или мучитель, как звал его наставник, оглянулся туда, куда он показал, и увидел небольшую группку смеющихся и играющих детей. Они весело играли друг с другом, радовались чему–то…

Он перевел непонимающий взгляд на своего наставника. Тот в ответ настойчиво кивнул в сторону детей, «смотри, мол».

Мучитель присмотрелся и увидел то, что вызывало детский смех. Дети окружили маленького, хрупкого на вид мальчика, на носу его прочно сидели очки.

Другие дети смеялись над ним, толкали его, дразнили его… Нельзя сказать, что с ним не играли, но то была жестокая игра, в которой все правила были против этого мальчика…

Вот в его глазах появились слезы, что вызвало еще больший смех среди других детей. А они продолжали мучить его, заливаясь веселым звонким смехом, тогда как их жертва тихонько всхлипывала, и глаза его, наполненные слезами, увеличенные стеклами очков смотрели вокруг, будто спрашивая «За что?».

Но ответом мальчику были лишь детский смех, и равнодушные взгляды спешащих по своим делам взрослых…

Мучитель смотрел во все глаза на этих детей и не мог отвести взора, он помнил о том, что сам когда то был ребенком, но он забыл, насколько жестоки могут быть дети… Те, кого всегда рисовали оплотом чистоты и невинности, сколь жестоки они могут быть, если не смотреть за тем, как они ведут себя, если не объяснить им, что мучить другого это плохо, что это не игра…

Пораженный, он посмотрел на своего наставника и учителя.

— Ты… как ты нашел это?

— Я же, скажем так, заведую страданием и муками по всему мирозданию… И я могу ощутить чужие страдания… И радость того, кто доставляет другому муки. Ощутить радость многих детей и горе и боль одного ребенка для меня не составляет труда, друг мой…

— Я и забыл, каково это быть ребенком… Как странно взглянуть на детей, когда ты уже повзрослел…

— Да — кивнул в ответ его учитель — Это странно. Если ты родитель, то ты не подумаешь плохого о своем ребенке… Потому, что ты его родитель, отец или мать… А если нет, то увидев ребенка, ты либо пройдешь мимо, либо умилишься маленькой, растущей на твоих глазах жизни… Но ты не подумаешь о том, что дети еще не знают, чему их еще не научили… Говорят, что душа ребенка не знает зла, но ведомо ли ей добро? — взглянул он на своего ученика, что во все глаза смотрел на играющих детей.

А плачущего мальчика тем временем увел высокий мужчина — очевидно, это был его отец. Он что–то говорил своему сыну. Своим сверхъестественным слухом мучитель слышал, как только успокоив сына, мужчина стал допытываться у него, что он сказал тем детям, и почему они его дразнят… Выходило, что мальчик виноват сам во всем.

Мучитель передал эти слова своему наставнику, хотя, тот очевидно и сам их слышал.

— Ба! — всплеснул руками темноглазый — Скажите, пожалуйста, значит, если мальчик виноват, то вопрос исчерпан, и его можно спокойно дразнить и мучить? Ты понял, что ты сам сказал, Ротнемрот?

— И чтоже остается тогда?

— Вот, видишь это пример, и очень яркий пример, людской жестокости… Человек меняется с возрастом, скажешь ты, и да, это так. Но есть все же что–то, что останется с тобой навсегда, что никогда не изменится… И эти дети вырастут и останутся такими же, поверь, я видел это не раз… Я уже говорил тебе о том, как боль может исказить душу… Так и этот мальчик, ведь он мучается не только от того, что его мучили другими, но и тот, кто, как он надеялся, защитит его, вместо этого лишь растравляет его раны… Да, он хочет позаботится о нем, и он заботится, ведь он — его отец, но все же мальчик не может этого понять сейчас… Взрослые нередко пытаются общаться с маленьким несмышленышем как с равным… Чтобы в следующий момент вспомнить о том, что перед ними маленький ребенок, и тогда, когда нужно сказать ему что–то, как равному, поступить с ним, как поступают с ребенком… Ты понимаешь меня, мучитель?

— Я пытаюсь… Это так странно…

— Это обычное дело, поверь.

— Не знаю, верить ли тебе или нет — прикрыл усталые глаза Ротнемрот.

— Ты узнаешь со временем — усмехнулся черноглазый наставник — А теперь, я думаю, ты хотел быть приступить к любимой части своего урока, я прав?

— Наверное — вздохнул тот в ответ.

— Немного привычного дела быстро наведет порядок в твоей душе — обнадежили его.

Миг, и они стояли уже на другой улице, темной и безлюдной, лишь небольшая группка молодых людей стояла неподалеку.

— Что я…

— Иди — кивнул в дальний конец улицы его наставник — Я буду ждать тебя там.

И, сказав это, он исчез без следа, по своему обыкновению…

А мучитель двинулся вперед, к тому концу улицы, на который ему указали…

— Эй, ты, лошок! — окликнул его хриплый молодой голос.

Обернувшись, он увидел, как группка молодых людей, виденная им ранее, направляется к нему, и лица их не предвещают ничего хорошего…

— Слышь, ты, что вафельник прикрыл? Прально прикрыл, лошок, я тебе еще не разрешал говорить — проговорил выделявшийся из толпы несколько более агрессивным поведением, молодой человек. Остальные довольно загоготали при его словах, окружая Ротнемрота.

— Ну и что ты тут ходишь, а? Мы тебя тут ждали, чтоли? Его кто–нибудь ждал, а, ребята? — обратился он к своей банде.

— Не, не никто… Да такого лоха нам тут не надо… Да пошел он… — раздались голоса в ответ.

— Вот видишь — повернулся к Ротнемроту довольный главарь, мерзко осклабившись — Тебя сюда ходить никто не просил сейчас… А ты приперся, зачем? Зачем, я спрашиваю? — гаркнул он, доставая нож.

Мучитель услышал в голове у себя негромкий голос: «Видишь, этим ребятам нужно просто на ком то проявить свою жестокость, агресиию… И никто не обратит внимания на то, что может свершиться в этой темной подворотне…»

— Что вам от меня надо? — с вызовом спросил Ротнемрот, глядя на окруживших его.

— О, да ты борзый фраерок! — засмеялся главарь — А если я сейчас тебя тут порежу, сука, что ты сделаешь а? Будешь также борзеть?

— А ты попробуй — рассмеялся Ротнемрот.

— А ты ржешь еще… псих… — растерянно произнес главарь банды, очевидно, не ожидавший такого поворота.

— Да могу и поржать, мне то что — кивнул Ротнемрот пристально глядя в глаза главарю.

Тот в ответ взглянул в его глаза, пытаясь заставить опустить… Так они и смотрели друга на друга, глаза в глаза… И вот главарь отвел глаза, не выдержав пылающего взгляда мучителя…

Видимо, он увидел в этих глазах отголоски того, что уже успел совершить Ротнемрот…

Но он уже не мог отступить — ведь на него смотрела его банда.

— А что стоим, братва, а ну гаси его, лоха недоделанного! — крикнул он и махнул ножом…

И в тоже время члены его банды осели на землю, с протяжным хрипом и бульканьем — кровь струилась их открытых ртов. Некоторые не умерли сразу, лишь стонали, и пытались кричать от непереносимой боли…

Главарь некоторое время огладывался потом взглянул перед собой и увидел…

Вместо невзрачного лошка перед ним стоял мощный, бугрящийся мускулами монстр, который скалил в зловещей ухмылке свои длинные острые зубы. На его висках виднелись длинные осколки старинного зеркала, образовывавшие подобие рогов…

— Ну что лошок недоделанный? — иронично спросил у него монстр, пощекотав ему горло когтистой лапой, копируя его собственные интонации — В общем, я считаю до пяти, а ты беги. Сколько пробежишь, столько и пробежишь, идет? Время пошло, раз…

А главарь, теперь уже бывшей, банды устремился прочь, от этого чудовища, что стояло на залитой кровью земле, спокойно отсчитывая свой счет…

И ведь помнил главарь о тех снах, что посещали тогда его, что не надо больше ему задирать кого не попадя… Но теперь ему оставалось только бежать, и он бежал прочь…

И тут воздух толкнул его в спину, а следом на него обрушилось тело монстра, и он ощутил, как в его тело вонзаются мощные когти, и мощные острые зубы сокрушают его шейные позвонки… И вот тогда он вскрикнул коротко перед смертью, но никто не услышал его крика, никто не пришел…

— Ну, как теперь твои ощущения? — спросил его наставник Ротнемрота, когда тот оторвался от истерзанного кровавого сгустка, который еще недавно был человеком.

— Я снова убил человека… Но не просто человека… Это был бандит, преступник… — ответил он.

— Значит, думаешь теперь, что ты злодеев будешь карать?

Вместо ответа мучитель промолчал, сокрушенно взглянув на патлатого, гадая, какую еще игру тот затеял.

— Еще кое–что, тогда, маленький урок людского равнодушия — кивнул патлатый, и вновь они оказались среди толпы народа.

— Никто не пришел в темную подворотню, посмотреть, что происходит, и помочь… А что, если что–то свершить сейчас среди толпы народа? — усмехнулся наставник мучителя клыкастой улыбкой, и потом поднял руку, увенчанную острыми когтями, и резко вонзил её в живот мучителю.

В отличии от его собственных аналогичных попыток, здесь парень ощутил мучительную боль, и застонал, пытаясь оттолкнуть мучившие его когти…

Но его наставник достал нож со следами засохшей крови… Тот самый нож, и резким движением вонзил его в сердце мучителя…

Тот издал еще один стон, и ощутил, как тот проскальзывает в ране, разрезая само сердце пополам…

А потом он ощутил, как этот нож втянулся в его сердце, и раны не стало, лишь осталась боль…

— Вот пьяный какой–то — неодобрительно произнесла женщина, проходившая мимо.

— Ходят тут всякие — согласилась с ней другая, тоже быстро удаляясь прочь, по каким то своим делам…

— Видишь — шепнул парню на ухо его учитель, поддерживая его — Если не равнодушие, то раздражение — вот, что вызывает у них твоя боль… Ты видишь, что я прав теперь?..

— Вижу — прохрипел мучитель — Теперь вижу… Убери боль, прошу…

— Убрать? Нет, еще рано, ты должен понять, каково это — страдать и видеть, как равнодушны к тебе окружающие тебя… Что ты для них ненужная помеха, даже когда ты истекаешь кровью… Даже когда ты… умираешь!

— Я умру? — с дрожью в голосе спросил парень.

— Только если так решу я… друг мой — хохотнул его наставник, убирая мощные когти из его тела.

Ротнемрот некоторое время стоял, приходя в себя, не веря, что боль прекратилась…

— Зачем ты сделал это? — спросил он учителя.

— Лучше всего человек понимает что–то на своей шкуре… Я решил, что ты давно не получал от меня этого урока…

— Ты думаешь, я понял такой урок?

— Я хочу сейчас посмотреть, что ты будешь делать…

Вместо ответа Ротнемрот взглянул с ненавистью на окружающих его людей.

«Холоднокровные бессердечные твари! Вы видели смерти и мучения других людей вокруг себя! Но ни один из вас не остановился помочь!» — пронеслось у него в сознании — «Вы даже не шевельнетесь, пока это что–то не коснется вас самих…»

— Вас самих — произнес он вслух, довольно улыбнувшись… Да, пожалуй, это была неплохая мысль…

В толпе народа возникла неожиданно фигура, которая скалила ужасные клыки в жутковатом приветствии, качая рогатой головой…

Многие люди опешили, кто–то стал креститься, все поддались назад, с опаской и любопытством взирая на незваного гостя. А потом…

Он бросился в толпу с громким ревом, и следом раздались людские крики, которые вторили ему… Он рвал тела людей когтями, вспарывая животы, и раздирая лица, впиваясь в горло мощными клыками.

И сам мучитель слышал в голове смех, торжествующий смех его учителя, который говорил ему о том, что он правильно усвоил его новый урок…

И уже полгорода было завалено разодранными в клочья телами… А мучитель меж тем придумал себе новую забаву — он оживил дремлющий завод, поставив производство мук на конвейер, где транспортная лента несла кричащих и умоляющих о спасении людей навстречу безжалостным прессам и пилам, что дробили и резали их тела…

«Такие же бесчувственные, как и они сами» — кивнул мучитель своим мыслям.

— Хорошая фантазия, ученик — похвалил его наставник. И тут…

Перед Ротнемротом возникло видение девушки, что улыбалась ему, улыбалась той улыбкой, от которой хочется жить, яркой солнечной улыбкой… И он улыбнулся в ответ перепачканными кровью губами… И будто увидев это, девушка нахмурилась, и улыбка её стала мерцать и пропадать, будто не выдерживая всех этих мук… Всей той крови, что он пролил…

Пораженный мучитель смотрел, как тает это чудесное видение, и он превращался при этом вновь в самого себя, а не в ту рогатую и клыкастую тварь, которая сеяла муку и боль…

А затем он исчез, растворился в воздухе без следа. А следом исчез и его наставник…

Цехи завода замерли, и удивленные люди осматривались вокруг, не зная, кого же им благодарить за свое спасение от мучительной гибели…

Глава 6. Скала

Ночное море негромко шумело, будто дышало. Так же оно шумело и год и два назад, и сто лет назад до этого момента.

В море не было видно ночных купальщиков — время уже было очень позднее, да и днем здесь никто не купался, на этом обрывистом и неприветливом, ощетинившимся острыми скалами берегу.

Мучитель сидел, подставляя лицо ночному бризу, что прилетал с моря. Он смотрел вдаль невидящим взором, вновь и вновь вспоминая тот городок, что разросся вокруг заброшенного ныне завода.

Почему он вновь стал чувствовать что–то?

Казалось, что ныне все чувства покинули его, и он больше не чувствовал ни жалости, ни сожалений. Но тогда, когда он увидел перед собой ту девушку с солнечной улыбкой…

Он ощутил сожаление из–за того, что его действия доставили той девушке боль…

Но почему?

И вновь в его душу закралось то, что его учитель называл разрушителем надежды — сомнение. Вновь он сомневался в правильности своего пути. Куда он пришел теперь?

Его учитель почему то не приходил к нему, почему то он оставил его… Быть может и учитель врал ему обо всем — и о том, что он, его ученик, ему нужен, что он указал ему путь, что он помог ему.

Что же теперь ему делать?

Ротнемрот посмотрел вниз, на волны, что разбивались о скалы. Он пристально вгляделся в них, будто бы надеялся увидеть свое отражение. Но, конечно же, он ничего не увидел, только вечные волны.

А мог ли он увидеть все это раньше? До того, как он попал на эту скалу, на вершину скалы, куда не смог бы просто так попасть человек?

Быть может те силы, что дал ему его наставник покинули его? Он встал, и сжал кулаки.

Да, наверное, есть лишь один способ это проверить…

И он, подавив холодный комок в груди, шагнул вниз с отвесной скалы…

И он снова ощутил себя стоящим на ней, на этой самой скале, будто и не делал ничего…

Что произошло теперь? Он же шагнул вперед…

Ротмнемрот шагнул снова, и снова, и, наконец, прыгнул вниз, но результат был тот же — он оставался стоять на скале.

Он осмотрелся вокруг, вгляделся в каждую тень, глянул вверх, на звездное небо, но следа его учителя не было нигде. Никто не улыбался ему в отражении на воде, которого он все равно не видел, никто не появлялся из тени, и не спускался с небес…

Никто и ничто вокруг не обозначало присутствия его наставника, просто он не мог покончить с собой…

— Где ты? Покажись! — крикнул Ротнемрот, ожидая, что вот вот снова зазвучит в его голове ехидный голос, или он ощутит снова присутствие своего наставника. Но результат оставался тем же — тишина вокруг, нарушаемая лишь шумом волн, и негромкие, но быстрые шаги…

Шаги? Шаги! Неужели он идет к нему, идет по земле?..

Нет — понял Ротнемрот — Это не его наставник, но кто же?… Шаги будто бы женские… Быстрые, будто эта девушка бежит… Но куда? Почему?

Парень пристально пригляделся к тропинке внизу, которая лежала перед скалой, на которой он сидел. Эта тропинка была единственным, что связывало эти скалы с пляжем невдалеке. И что же? Кто бежит по этой тропинке?

Девушка, со светлыми волосами до пояса, легкомысленно связанные в два хвоста. Что она делает здесь и почему она бежит?

И тут Ротнемрот ощутил, что девушка мучается, страдает, не телом, но душою, сердцем… Кто то обидел её, она мучается… Но почему она мучается, отчего?

Он не мог узнать этого, лишь следил, как эта девушка бежит к обрыву, усиленным слухом он слышал её негромкий плач и всхлипывания.

Она плачет от обиды… Ветер донес до мучителя отголоски её мыслей — обида, на того, кого она любила, но после предал её, и вот теперь она бежала прочь, прочь от самой себя, пытаясь хоть морским ветром загасить свою боль…

Но это было безрезультатно — она продолжала мучиться и плакать, не в силах забыть это…

Взгляд на море пробуждал в ней воспоминания о том, как она вместе с ним плавала вместе, как они играли в воде, так, как играют влюбленные… И ту ночь, когда на легкой лодке они целовались и встречали рассвет… И как он учил её стоять на парусной доске, на виндсерфинге… И тот вечер в небольшом кафе рядом с морем…

Столько воспоминаний разрывали в клочья её грудь, наполняли её разум… И она не могла забыть их, как она не старалась успокоиться, и сказать себе, что надо жить дальше, и…

Но нет, нет они продолжали мучить её, и то, что она уже вспомнила, и то, что продолжала вспоминать, все её встречи с ним, дни, месяцы, годы…

И неужели он перечеркнул это своим предательством?! Все, все что у них было, что было между ними, все, что они пережили вместе…

Он просто забыл про это, то, про что она не могла забыть… И неважно, что он сказал бы сейчас, важным было то, что он сделал, что он сделал с ней, какую рану он ей нанес, какую боль причинил…

— За что, господи?! За что?! — прокричала она равнодушному ночному небу. Но ничто и никто не ответило ей, лишь искаженное эхо принесло все тот же вопрос «За что?»…

Молчал и Ротнемрот, заворожено глядя на девушку, которая со слезами на глазах упала на колени на каменистой тропинке.

Она плакала, спрятав лицо в ладонях. А море, словно и не замечало её слез, а продолжало мерно накатываться на прибрежные скалы.

— Почему я? — тихо произнесла, глядя на море — За что мне все это? Почему он так поступил? Чем я заслужила это?!

Она уже не кричала, просто роняла слова в море, будто надеясь, что кто–то ответит ей.

Быть может Ротнемрот еще мог бы помочь ей, но зачем? Он помнил ту девушку с солнечной улыбкой, и эта печальная плачущая девушка не была ею… Ту он не мог обидеть а эту… Наверное, он мог бы её убить, но сейчас в этом не было необходимости…

Еще недавно, наверное, такие мысли ужаснули бы его, но он уже не был тем парнем… Как и обещал ему его наставник, он сильно изменился, и пути назад не было… Или же был?..

Но тут его внимание снова привлекла та девушка с двумя хвостами, что плакала у моря…

Перед его взором снова плыли её воспоминания, о том, как она переживала те минуты счастья с тем, кто теперь предал её…

И она плакала от непонимания, и она не могла простить ему того, что он сделал.

И тут Ротнемрот ощутил, как что–то пытается коснуться его… Быть может, это была та самая девушка с солнечной улыбкой, но нет, это не была она… Но это было что–то похожее на неё… кто–то похожий на неё

Это что–то или кто–то пытался коснуться его, пытался изменить, сделать его снова тем парнем…

Но нет! Ротнемрот, или мучитель, решительно тряхнул головой отгоняя прочь это влияние, это прикосновение… Назад дороги нет, как он сказал сам себе, а не его учитель.

Теперь его дорога лежит вперед, через кровь и страдания! И он пройдет по ней, пройдет, так или иначе!

А та девушка, что плакала на скале у моря, она взглянула уже другим взором на море, взглядом, который показался юноше странно знакомым…

Она подошла ближе к обрыву и взглянула вниз… Быть может, она тоже хотела найти там свое отражение, как и он сам, кто знает…

Как же она походила на него, несколькими мгновениями ранее…

И тут Ротнемрот понял, что девушка решила сделать… Но осознание этого пришло к нему тогда, когда гибкая девичья фигурка с двумя хвостами шагнула вниз и полетела к острым камням внизу…

Мучитель сделал сам шаг, и протянул руку ей… Но было уже поздно, его взор на миг застлала тьма, а после уже и не было той девушки… Будто бы и не стояла она внизу, проливая свои слезы на бесчувственный и равнодушный камень, и не делала она того шага вперед, что в итоге привел её вниз…

И самое странное, что он ничего не ощущал, хотя и был в нем порыв спасти её, помочь ей… Но теперь он уже не ощущал этого порыва, будто бы и не было, будто все, что оставалось в нем от человека, теперь окончательно умерло…

— Ну и как это тебе? — спросил его знакомый голос, и его наставник вышел сзади, и уселся на скалу, слегка запахнув полы своего неизменного пальто.

Ротнемрот вопросительно взглянул на него.

— Столько мук, столько страданий и смерть в итоге, и без всякого моего вмешательства — с улыбкой ответил ему его ментор.

— И что ты хочешь этим сказать?

— Да ничего — пожал тот в ответ плечами — Так, просто маленькое наблюдение…

— Я не понимаю тебя — покачал Ротнемрот своей головой.

На этот раз его ментор вопросительно взглянул в его сторону.

— Чем мы вообще занимаемся и к чему все? Что–то из того, что, казалось бы, должны делать мы, происходит без малейшего нашего участия. Ты вроде как вообще не при чем, а потом мы приходим куда–то, ты заставляешь меня убивать… И зачем? Я просто не понимаю, зачем все это.

— Так ты меня не понимаешь, или ты не понимаешь, зачем мы делаем то, что мы делаем?

— Не пытайся уйти в сторону от нашего разговора! Ты так делаешь постоянно…

— И что с того? — беззаботно отмахнулся тот — В обычной жизни людей постоянно обманывают, водят за нос, не говорят всей правды… Разве я делаю что–то новое?

— То есть, ты хочешь сказать, что ты обманываешь меня?

— Нет, не обманываю, конечно — помотал тот головой — Просто, скажем так, я должен делать то, что делаю… Я знаешь ли тоже имею определенные обязательства…

— Перед кем? Кто твой хозяин? Бог? Дьявол? Перед кем ты держишь ответ?

— Бог, Дьявол… — рассмеялся ментор — Какой стандартный выбор… Как было бы хорошо разделить все просто на черное и белое, на добро и зло… Правда ведь?

— Прекрати — запальчиво произнес Ротнемрот — Ты все время играешь словами… А ведь я даже не знаю твоего имени…

— Тебе нужно имя… Ну чтож, можно и имя сказать… Когда–то я любил гулять по горам Бона[2], если «гулять» можно применить по отношению к горам… Так и зови меня…

— Как?

— Бона.

— Бона… Странное ты имя взял себе, мой учитель… Как бы то не было, Бона, я хочу знать, что мы делаем и зачем! Мне не нужны твои обычные отговорки, в стиле, мол де об этом ты узнаешь, и так далее. Я хочу конкретных ответов, здесь и сейчас.

— Да? Неужели ты снова решил угрожать мне, Ротнемрот? — насмешливо ответил ему его учитель — Ты же помнишь, чем закончилась твоя первая попытка угрожать мне?

— Тем не менее, я хочу, чтобы ты дал мне ответ.

— Ты уже более спокоен, а это хорошо… Ты все более и более становишься похож не меня…

— Тебя заело? Я жду ответов.

— Да ты грубишь мне — рассмеялся Бона — Ответы… Что же, вот тебе такой ответ… Сначала, как водиться будет вопрос — он задумчиво устремил взор вдаль, к тропинке, по которой пришла девушка.

— Давай.

— Ты часто слышал о бурях и ураганах, что уносят людские жизни? О катастрофах, и даже о таких вот — указал он на скалы, о которые разбилась та девушка — О таких вещах.

— И что с того?

— А то — взглянул он ему в глаза — Что мы нечто подобное… Наверное, я могу так сказать, но мы сверхъестественны, мы иные, но суть наша подобна всему этому.

— Как черные краски на холсте художника? — вспомнил Ротнемрот их прошлый разговор.

— Именно — улыбнулся Бона.

— И кто же установил этот порядок? Кто следит за тем, чтобы он соблюдался?

— Никто.

— Как?! А что, если кто–то или что–то нарушит этот порядок? Что тогда?

— Такой порядок настолько всеобъемлющ — зевнул Бона — Что нарушить его ну вот как хочешь, а не сможешь… Сюда все вписывается, абсолютно все.

— А ты?

— И я тоже… Мы не служим этому порядку и не блюдем его, пойми… Мы просто живем в нем… Ты вот когда жил еще в своем мире, ты просто ходил по земле, дышал воздухом, ощущал дуновения ветра на своей коже, ласку солнечных лучей… Ты служил им? Соблюдал их?

— Нет…

— Также и здесь.

— Теперь ты понимаешь меня?

— А почему я должен в этом всем участвовать? Почему я должен был убивать? Ради чего? Почему?

— Ответ тебе дам не я… Посмотри ка вон туда, дружок…

И Бона указал рукой на тропинку среди скал внизу.

Он бежал по тропинке среди скал… Быть может еще не поздно, быть может он успеет еще…

Кто мог знать, что она так поступит, что он так воспримет то, что он сделал?!

Казалось бы что такого — все люди сходятся, расходятся… Но неужели она и вправду любила его, любила настолько, чтобы…

Нет, нет, это просто небольшой срыв… Ничего страшного — так он уверял себя, пытаясь сохранить дыхание на бегу, поднимаясь вверх, лишь бы успеть, лишь бы успеть…

Он вспомнил, как он нашел тогда её записку… А еще раньше, как он увидел её, смотрящую на него и её подругу, которую он страстно целовал и сжимал в объятиях за миг до этого… Её взгляд, из которого будто ушла жизнь, потом её молчание, и лишь из глаз её, будто грустные капли дождя, показались слезы…

Да, его любовь к ней прошла, но, в конце концов, он не думал, что все это надолго… А она, неужели она приняла все так близко к сердцу?

Неужели, она и вправду любила его?

Сейчас, он все ей скажет, он найдет её, он не даст ей сделать с собой…

Он снова сжал в кулаке её записку, которую он нашел на столе, в небольшом летнем домике у моря, где они жили вдвоем…

И вновь и вновь он вспоминал эту записку…

«Здравствуй!

Пожалуйста, прости меня за то, что я любила тебя. Прости, что доставляла тебе неудобства, и ты должен был оставаться рядом со мной. Больше я не буду мешать твоему счастью, потому, что я люблю тебя и не могу иначе. Я уйду, не ищи меня, я уйду туда, откуда никто и никогда не возвращался. Прости меня за все и прощай.»

Подписи она не оставила, но она и не была нужна. И что бы значило это — «… откуда никто и никогда не возвращался…»

Воображение рисовало ему самые ужасные значения этого слова, и, как он понимал, это все могло быть реальным, ведь знал её, знал уже давно…

И теперь оставалось только бежать, только бы успеть, только бы не дать ей… Нет! Даже не думать об этом! Это просто невозможно!

Неподалеку на дороге он увидел какого–то странного парня, несмотря на теплую погоду, он был одет в черное кожаное пальто, очевидно, теплое… И как ему не жарко…

— Эй! — окликнул он его — Ты не видел тут девушку с длинным светлыми волосами?

— С двумя хвостиками? — отозвался тот.

— Да.

— Да, видел.

— Как? Давно? Куда… — срывающимся голосом спросил он.

— Да нет… Недавно, во–о–о-о-он туда пошла — показал он на тропинку которая вела к высокой скале над морем.

— Спасибо — быстро сказал, устремляясь по этой тропинке. Только бы успеть, только бы успеть…

И вот уже последний поворот, как раз на ту каменную площадку, где они когда то гуляли вдвоем, и смотрели, как с моря приходит шторм…

Тогда он даже не думал о том, что когда то прибежит сюда пытаясь спасти её, спасти от той боли, что он сам нанес ей, и разлучницы–подружки…

Вот это площадку, и на ней… Нет никого!

Неужели этот темноволосый псих в пальто обманул его? Неужели её не было здесь?!

Он подбежал к краю площадки и глянул вниз, туда где об волны разбивались об острые скалы…

Там никого и ничего не было. Быть может, она не приходила сюда вовсе, быть может, она свернула с дорожки?

Да, конечно, это так, её и не было тут, она и не приходила сюда. Она, наверное, где то неподалеку… Он сейчас вернется назад и найдет её… Он будет умолять её о прощении и…

И тут он увидел небольшое белое пятнышко на самом краю площадки — белый женский шарф, почти прозрачный, невесомый… Тот самый, который он когда–то подарил ей.

Она никогда не расставалась с ним, а теперь…

Он лежал тут, брошенный, забытый, как он сам позабыл её…

Значит, она все таки была здесь, и, раз теперь её нет здесь, то единственный путь, которым она могла покинуть эту площадку это…

И он встал пораженный, будто окаменев. Значит, она все–таки сделала это, то, чего она так опасался…

Что же теперь делать… Как можно вернуть её… и можно ли вернуть? Он стоял и смотрел на мерно бьющие в берег волны и все мысли и чувства оставили его. Будто бы это не она, а он шагнул с обрыва навстречу забытью и острым скалам.

«Что же делать теперь? Что делать?» — вертелась в его голове мысль. Больше он не мог ни о чем думать. Осознание произошедшего навалилось на него тяжким грузом. И он винил во всем этом себя, ведь именно он виноват, он не обманул её, предал… Он обманул девушку, которая, как он понял теперь, действительно, по настоящему любила его…

Говорят, что такое бывает только раз в жизни… Чтоже, похоже это правда… Раз в жизни, и как же теперь прожить остаток этой жизни?

Как ему прожить теперь? Или проще было бы шагнуть вслед за ней, туда, к острым скалам?

Он уже сделал шаг к краю площадки, но что–то остановило его. Он услышал какие–то голоса, буквально на краю слуха… Что же это могло быть? Два голоса как будто спорили… Сверху…

Он поднял взгляд наверх, и никого не увидел… Да, это все почудилось, бред… Он просто пытается отвлечь себя от тяжелых мыслей, найти хоть какой–то повод не делать того, что должен был сделать…

И он снова перевел взгляд вниз, на острые скалы…

— Постой, стой! Не смей даже делать так! Не надо! — услышал он женские крики. Обернувшись, он увидел девушку, которая бежала к нему, по той самой тропике…

Когда он узнал её, глаза его сузились — это была она, подружка–разлучница. Она подбежала к нему.

— Что ты тут делаешь? Что… — начала она, но он резко оборвал её.

— Она умерла, умерла из–за тебя, из–за нас! Ты понимаешь?! Её нет больше!

— Как? Что ты говоришь? Как она могла…

— Она умерла — повторил он — Она прыгнула со скалы. Видишь — показал он шарф — Она никогда не расставалась с ним, и вот теперь…

— А ты уверен, что она не просто бросила его?

— Уверен… Она бы не могла…

— Но ты обидел её… Я же тоже знаю её уже много лет… Она могла просто бросить его…

— Уверена?

— Да.

— И что же тогда? Почему она пришла сюда, чтобы бросить его? Ты думаешь, что она не могла… — он снова посмотрел в сторону обрыва — Не могла броситься со скалы?

— Да нет, что ты такое говоришь — замахала руками девушка — Ну сам подумай, как она могла решиться на такое?

— На, прочти — протянул он ей записку.

— Что это?

— Её прощальная записка…

— Дай скорее — схватила она тотчас же записку и быстро пробежала строчки, выведенные знакомым почерком.

— Да… — задумчиво проговорила она — И в самом деле… Похоже на это… Но нет, конечно же, она где–то рядом!

— Но где?

— Ходит где… Я же её с детства знаю… Она может поплакать в сторонке где–то, а потом уже вернуться как ни в чем не бывало!

— Разве? — недоверчиво переспросил парень — А мне казалось, что вы знакомы чуть меньше…

— Ну, это только казалось — попробовала улыбнуться девушка — А так то…

— Что?

— Знаешь — положила она руку ему на плечо — Может пойдем домой?

— Как? А если ей сейчас плохо? Если она… Если с ней что–то все же случилось…

— Мы найдем её у нас дома — взяла она его за руку — Идем!

— Нет — резко отвернулся он и снова устремил взгляд в море, на лениво плещущие волны — Мы должны её искать…

Но тут она оборвала его речь. Оборвала долгим и страстным поцелуем. Он поначалу попробовал отшатнуться, но через миг уже сам страстно целовал её, как тогда, когда его возлюбленная застала их…

Они обнимались и целовались долго… Он уже не помнил зачем пришел сюда, лишь смутные отголоски тех мыслей касались его сознания… Но от отгонял их прочь, поддавшись ласкам той, которую он сжимал в объятиях, он уже и правда поверил, что та, кто написала записку, и легкий белый шарф которой, как последнюю память он все еще сжимал в кулаке, что она и правда уже вернулась к ним дом, будто бы никуда и не уходила…

— Ну, пойдем- оторвалась она от его губ — Нам нужно будет долго и серьезно поговорить…

— Да идем — кивнул он ей, обняв её за талию.

И так они пошли вдвоем, по той самой тропинке…

Девушка улыбнулась, и негромко произнесла одними губами: «Теперь ты мой»…

Ротнемрот молча смотрел со скалы, на которой он сидел, как целующаяся парочка покинула каменную площадку, которая стала свидетелем трагедии, гибели разбитого сердца.

— Ну и как тебе? — осведомился знакомый голос, и рядом с ним возник Бона, который делал попытки отряхнуться — он уже успел где–то промокнуть.

— Ты где был? — хмуро спросил у него мучитель.

— Девушку искал… Точнее нашел и принял последний вздох, так сказать..

— И как она?

— Умерла… Она еще перед смертью как то догадалась чем её возлюбленный занимается… Так что отошла в мир иной она не очень спокойным образом… Ну я утешить не смог… Да и не старался особенно, по правде то, говоря…

— Зачем тебе это?

— А интересно стало так вот, близко все это увидеть. Никогда, знаешь ли не видал — усмехнулся Бона.

— Ну и как тебе?

— Да, грустно, что и говорить…

— Не могу поверить — проговорил Ротнемрот, глядя ему в лицо — Что тебе может быть кого то жалко.

— Ну и что с того? Я много могу, могу и жалеть… Да если я сейчас эту девочку не пожалел, то и что с того? Это что–то изменит?

— Ничего — покачал головой мучитель, снова уставившись на площадку.

— А ты то у нас как? Пожалел кого, или еще что, может быть?

— Скорее, я смутился…

— Да ну, и отчего?

— Да этот… герой. У него любимая девушка умерла… по его же вине…

— Немного напоминает кое–кого — сладостно улыбаясь, проговорил Бона.

Ротнемрот, пропустив мимо ушей его реплику, продолжил — А он сразу же полез целоваться с другой девчонкой… Собственно, из за которой все и случилось!

— Ну, это люди — пожал плечами Бона — Что с того? Сейчас будешь заламывать руки, и причитать, «Да как он мог?!» Да и почему ты говоришь, полез? Он, по–моему, и не прекращал… Точнее, он как с этой девахой начал, так и продолжил свои… Хм, скажем так, взаимоотношения…

— Ладно. Ну и? Ты хотел мне преподать очередной урок?

— Нет… Просто мы с тобой нечаянно стали свидетелями вот такого вот происшествия… Грустного, правда, но уж как есть. Что теперь скажешь, ученик мой?

Ротнемрот промолчал, глядя вслед удалявшейся вдаль парочке.

— Что совсем ничего не хочешь сказать?

— Наши разговоры… Они всегда так затягиваются… Ты пытаешься меня всегда учить чему–то… Но зачем тебе это?

— Я уже упоминал, что давно искал себе собеседника… Всегда любил поболтать… — пожал плечами Бона.

— А ты не хочешь мне сказать, что мне делать теперь?

— Ты хочешь, чтобы я приказал тебе? — вопросительно поднял бровь его учитель.

— Нет… Просто сейчас я смотрю на них…

— И?

— Я хочу просто убить их! Одного за то, что он бросил любимую девушку, что он предал её ради какой–то… А вторую за то, что предала свою подругу… Довела её до смерти, и теперь радуется этому! Она же знает, что вон та девчонка с хвостиками на самом деле мертва?

— Знает — кивнул Бона.

— И как она может?..

— А что это так тебя то трогает? Тебе они вообще кто? Такое ощущение, что ты занялся состраданием, вместо страданий… Нда, любопытная игра слов выходит…

— Тем не менее… Я хочу убить их! По настоящему хочу, а не так, как тогда, когда я убивал потому, что… Потомучто не мог иначе.

— И тогда в городе? Когда ты произвел такую милую смену производственного цикла на заводе? — усмехнулся учитель Ротнемрота.

— То было несколько другое… Это была просто безликая масса людей… Как материал на том заводе…

— Так размышлять о живых людях… милый парняга, однако… — пробормотал себе под нос Бона. А его ученик тем временем продолжал.

— Равнодушные, сердца которых уже умерли… Да я скорее оказал им услугу, оживив их сердца, перед тем, как они умерли! А тут… Я проник в мысли этих людей… Ощутил их, их чувства, все в них. И все что я увидел в них, возбуждает во мне лишь одно желание — убить их, наказать их за предательство!

— Наказать? — деланно удивился Бона — Так теперь ты из кровавого монстра решил стать благородным мстителем?

— Пусть так.

— Ну, хорошо, ты сейчас пойдешь и убьешь их, так? Сил у тебя хватит опыта тоже… И к чему? Ты сам потом не будешь терзаться вопросами и измышлениями?

— Не знаю… Наверное уже не буду…

— Считаешь, из тебя уже ушли все сомнения… Все, скажем так, человеческое?

— Может быть… Ты сказал, человеческое? Почему ты так сказал?

— Знаешь ли — задумчиво прищурился Бона — Быть человеком и быть кем–то вроде нас… Совершенно разные вещи.

— А ты сам… Ты знаешь что такое, когда перестаешь быть человеком и становиться… Кем–то вроде нас?

— Нет — покачал тот головой.

— Нет? Ты не знаешь, что такое быть человеком?

— Смутно… Тяжеловато знаешь ли это… Тут надо помнить… Изучать…

— Помнить? Изучать? Ты не знаешь, каково это — быть человеком? А кто же тогда ты сам? Откуда ты?

— Я зримое воплощение страданий и мучений — вскинул голову Бона — Я уже сказал тебе об этом, и ты должен был это запомнить, ученик, Ротнемрот, мучитель!

— Ты был таким всегда? Или ты тоже когда то был… Таким, как я?

— Нет, знаешь ли не был — ухмыльнулся Бона, очевидно, что то вспомнив.

— Ты всегда улыбаешься, когда речь заходит о страданиях и мучениях…

— Ну если учитывать то, кем или чем, я являюсь, то нет ничего удивительного.

— Ты с самого начала был… этим…

— Этим? — переспросил тот, оправив полы своего пальто — Ладно, я понял, что ты имел в виду… Ну, скажем так, я не всегда был таким… Некогда я был кое–чем иным…

— Человеком? — пытливо спросил его мучитель.

— Не перебивай! В общем… Я не был воплощением мучений и страданий, хотя и знал немалый толк в этом деле…

— Ты был палачом? Маньяком?

— Нет. Просто, скажем так, я был крайне неразборчив в методах, и причинить другому очень сильную боль было для меня обычным делом… Благо, пытки — один из наиболее эффективных способов достижения заданных целей… Ну если конечно тебе требуется содействие других… А те не горят желанием тебе это самое содействие оказывать.

— И что потом?

— Потом, а что потом? Я ведь еще не рассказывал тебе своей истории.

— Но ты же как то стал зримым воплощением страданий и мук? Как? Почему?

— Как, почему… Ты слишком уж часто стал задавать эти вопросы, дружок…

— Тебя это беспокоит, учитель?

— Нет… С одной стороны, это и хорошо — ты все таки не бездумный баран, извини меня за некоторую грубость мысли… Ну а с другой стороны, ты что–то полюбил разговаривать в последнее время… Вместо того, чтобы по прежнему мучить и убивать…

— Тебе не нравиться?

— Еще не решил — пожал плечами его учитель — Быть может, стоит вернуться к нашей сладкой парочке?

— Да, пожалуй — ответил задумчиво парень — Что же будем делать с ними?..

— Так ты же вроде сам хотел их убить! Ну так действуй же!

— А надо ли это?

— Уж не ты ли только что говорил мне о том, какими жалкими предателями являются эти двое, и как же ты жаждешь покарать их за их злодеяния?

— Но я же могу как–то передумать чтоли…

— Но ты не передумал.

Ротнемрот посмотрел в глаза Боне. И, как в прошлый раз, он не смог увидеть там ничего.

— Скажи — буравил он взглядом своего ментора — Ты сам вкладываешь мне в голову эти мысли и желания, или же ты попросту читаешь мои мысли?

— Читаю. Ты и сам немножко так умеешь… Просто прочитать мои мысли тебе будет несколько сложнее… Точнее, ты вообще не сможешь так сделать — развел руками Бона, как бы отражая свою непричастность.

— Сам умею… А откуда я это умею? Откуда у меня такие силы?

— Как бы тебе сказать… Кое–что, конечно, я даю… А кое–что и немалое от — тут Бона поднял руку и сделал неопределенный круговой жест кистью — Вот так вот получается…

— Как так?

— Ну, я же тебе рассказывал про порядок. Вот оттуда то и сила.

— То есть все таки кто–то эту силу дает? Кто то там есть?

— Нету, нету, и не думай, что обманываю — я хоть и злой и сволочь, но честный.

— Ты тогда и можешь обманывать… То есть, я хочу сказать, что если бы ты меня обманывал, то ты не сказал бы, что лжешь.

— Верно. Так что придется тебе верить мне на слово.

— Поверю уж… По крайней мере, я не могу сказать, что ты мне лгал до этого…

— А хочешь одну маленькую такую шутку? — поинтересовался Бона, задумчиво глядя вдаль, на море.

— Ну, давай.

— Правда часто причиняет людям куда больше страданий, чем ложь. Вот так то…

— Правда… Да, может быть и так…

— Поймешь со временем.

А потом парень моргнул и глаза его снова засияли потусторонним светом, за спиной его развернулись кожистые когтистые крылья…

Они шли, обнявшись от той скалы. Девушка поглаживала его по плечам, пытаясь успокоить… Несмотря на то, что они успели поцеловаться и не раз, он все–таки еще иногда вспыхивал от своих переживаний насчет той, другой…

Подружка–разлучница вздохнула — Да, окончательно очаровать его будет делом долгим и непростым… Но в конце концов, оно того стоило — такой парень…

Нет, ей конечно жалко было свою подругу…. Но могла же она уйти как то… Не так трагично, чтоли… Будем надеяться, что она все таки бегает где–то неподалеку, а то в самом деле… Совесть замучает, все таки человек умирает, всегда неприятно…

Да и жалко её — девочка она была добрая и ласковая, хотя и наивная иногда, прямо как ребенок, особенно, когда дело касалось мальчиков… Точнее вот этого парня, который сейчас обнимал её за талию, так, будто хватался за спасательный круг.

Нет, правда, жалко, что все так получилось… Но ничего, он погорюет немного, а потом они будут вместе… Да он и сейчас уже пойти что её, пока он, конечно, попереживает, но, как говорят время лечит…

Просто им обоим нужно немножко времени… И будем надеяться, что эта влюбленная с хвостиками, как у школьницы, все таки объявиться…

В голове же у спутника девушки мысли перескакивали от одного к другому — то он ощущал себя ужасно виноватым перед той девушкой, то вспоминал слова своей спутницы и всеми силами старался поверить в них, хотя сердце и говорило ему о том, что она не права, и говорит так лишь затем чтобы…

А иногда, и с каждым мгновением все чаще и чаще, мысли его начинали вращаться вокруг его спутницы.

Он вспоминал их ласки, её объятия, поцелуи… Все что у них было, все что они вырывали украдкой, что носило вкус запретного плода и измены…

А теперь они могут быть вместе всегда, всегда… Как бы эта мысль не пугала его, но он был рад тому, что та, с которой он был уже много лет вместе ушла, наконец–то, чтобы уступить место другой, которая так сладка и притягательна для него…

Жуткая жуткая мысль… Радоваться уходу своей любимой, тем более, что она ушла, вероятно, навсегда, но тем не менее… Раз теперь рядом с ним такая привлекательная девушка, что сама падает в его объятья…

Даже странно, что этого не случилось раньше… Нет, он бы не хотел, чтобы та девушка умерла… Но, почему бы ей не понять все и не уйти раньше? Просто уйти…

Нашла бы себе другого, он наверняка больше бы подошел ей… Да это наверняка лучше… Было бы лучше… А так она сама и виновата… Да, точно, она сама…

И тут их мысли прервало негромкое хихиканье за их спинами.

Обернувшись, они увидели стоящего за их спиной парня, глаза которого светились каким–то потусторонним светом… Или это был отблеск береговых фонарей в его глазах?

В душу парня, что потерял девушку, любившую его, закралось опасение… Он почувствовал смутный ужас от присутствия этого типа…

— А ты кто такой? И что ты тут делаешь? — решился он все таки спросить у него.

— Смеюсь — ответили ему.

— Смеешься? И над чем?

— Да вот любопытно — У тебя сегодня умерла любимая девушка, с которой ты несколько лет вместе… Между прочим, умерла по твоей вине, ты же ей изменил, с ней вот — презрительно ткнул он пальцем его спутницу — А ты мало того, что особенно не переживаешь, так еще и думаешь, как бы вот её повалять, и вообще всю вину за свои поступки на бедную девушку, чей грех был только в том, что она тебя, идиота, любила, пытаешься свалить!

— Как, как… Откуда… Да как ты вообще… Кто ты… — только и мог произнести пораженный герой. Такое ощущение, что стоявший перед ним белоглазый читал его мысли…

— Да и ты хороша — обратился тот к девушке — Отбивала отбивала парня у своей подруги… Довела её до смерти… Убила считай, а теперь радуешься этому делу? Ну и как? Приятно тебе от этого, а?

Девушка молча смотрела на него полными ужаса глазами — откуда? Откуда он мог узнать все это?

А парень тоже не мог уже больше ничего сказать, лишь мямлил что–то неразборчивое в свое оправдание, но не мог ничего сказать внятно…

Они переглянулись — им было ясно, что оба они виноваты, что оба они предатели.

Просто они как то не могли признаться себе в этом, а тут пришел кто–то со стороны и просто бросил им все это в лицо. Бросил безжалостно и зло.

— А что мы теперь можем… — начал он было, но белоглазый перебил его.

— А ничего! — и он в самом деле сверкнул потусторонним светом из глаз на них. А потом он схватил их одной рукой за шею девушки, а второй за шею парня, и одним резким движением сломал их, будто сухие травинки…

Бездыханные тела осели перед ним молча, без криков, лишь слегка издав легкий стук при ударе о землю…

— Странно — возник рядом с ним Бона, уставившись на начавшие остывать тела.

— Что странно? — поднял на него глаза мучитель.

— То, что ты просто сломал им шеи… Ни раздирающих клыков, ни лезвий, ничего! Просто поразительно!

— Я сказал тебе, что хочу убить их, но не пытать — резко проговорил Ротнемрот.

— Я думал, что для тебя «убить» и «замучить до смерти» есть одно и тоже.

— Как видишь нет — сейчас я просто убил.

— Ну и зачем? Мы же мучители… Точнее, это ты — мучитель, а не просто палачи и убийцы…

— Ты винишь меня в том, что я убил людей не мучая их?

— Не виню…

— Будь спокоен, Бона, мой учитель — усмехнулся Ротнемрот глядя на своего наставника — Я еще не раз продемонстрирую тебе, как я умею пытать.

— Да — усмехнулся тот в ответ — И как? Быть может, ты хочешь проявить какую–то инициативу?

— Пожалуй… Всегда боялся темных лесов… Быть может пора избыть этот страх? А еще лучше — стать им? — зловеще ухмыльнулся Ротмнемрот. И его наставник одобрительно кивнул, глядя на него.

— Да, это ты неплохо придумал, парень. Действительно, более чем неплохо…

В темном ночном лесу выделялись две тени, что смотрели издали на небольшую деревушку, освещенную редкими огоньками.

— Значит, ты хочешь сделать все сам? — спросила одна тень другую.

— Да.

— Что же — со смешком проговорила первая тень — Не стану тебе мешать. Но я посмотрю на все это со стороны, уж не обессудь.

Вторая тень ничего не ответила, но, казалось, она кивнула в ответ.

А первая тень молча растворилась в окружавшем все вокруг мраке, оставив вторую взирать на деревушку.

Потом оставшаяся тень неспешно, будто клок черного тумана, поплыла к деревне…

Глава 7. Беседа Трех

Начиналось представление. Актеры готовились выйти на сцену и, как всегда блестяще, сыграть свои роли. Публика рассаживалась по местам, согласно купленным билетам.

Многие неодобрительно посматривали на парня, сидевшего в первом ряду. Среди одетых в элегантные костюмы мужчин и стильные платья женщин, он выделялся своей небрежной одеждой, будто бы собрался на рок–концерт — он был одет в слегка вытертую светлую футболку, синие поношенные, не искусственно поношенные, а вправду старые и даже местами рваные джинсы. На соседнее сидение он небрежно бросил потертую кожаную куртку. По плечам его струились распущенные белые как снег волосы, кожа его была почти такой же белой, будто бы он нанес на неё толстый слой белого грима. Те, кто пытался делать ему замечания, наталкивались на черные провалы его глаз, абсолютно черных, как ночь.

Так что все потихоньку смирились с его присутствием в зале, лишь иногда возмущенно перешептываясь, поглядывая в его сторону.

Но этому беловолосому парню все это, видимо, доставляло вящее удовольствие. Слыша перешептывания, он ехидно улыбался, и иногда подмигивал сидящим невдалеке зрителям.

Тем временем, свет в зале погас, занавес поднялся, и начался первый акт спектакля…

А беловолосый рассеяно смотрел на происходившее на сцене и думал…

Не так давно жизнь его резко переменилась, причем так резко, как он даже не мог ожидать. Одним из проявлений того, как он изменился была и его внешность… Он уже привык видеть в зеркале вместо себя прежнего беловолосого и бледного с черными глазами человека…

Нельзя сказать, что новая жизнь ему не нравилась — он стал много путешествовать, благо времени и сил у него теперь было предостаточно, но кое–что все же его беспокоило…

Тот, кого он с друзьями тогда встретил на ночной дороге, сказал им, что их ожидает весьма насыщенная событиями жизнь, одним словом, скучно не будет… Но он уже начинал немного уставать от течения жизни, которое вновь становилось ровным и будничным в чем–то…

Даром, что он и его новые друзья стали несколько иными, можно даже сказать сверхъестественными созданиями, все же к этому быстро привыкаешь…

В последнее время театр стал приносить ему некоторое облегчение — казалось, что когда он наблюдал на сцене чужие жизни, пусть и выдуманные и во многом неправильные, да и что уж тут лукавить — ненастоящие, тем не менее он ощущал в себе силы найти наконец хоть какой–то порядок и покой в собственной жизни…

Его новым друзьям, с которыми его сдружили общие приключения, было проще — у них были они сами… Проще говоря, они были влюблены друг в друга без памяти, как вот герои этого произведения… «Сон в летнюю ночь» так, кажется… Да, да это было оно, легко было узнать тех самых запоминающихся героев пьесы Шекспира.

Впрочем, помотал немного головой беловолосый, прогоняя сторонние мысли, он пришел сюда просто посмотреть не героев пьесы, а не размышлять о них — для того чтобы поразмыслить ему хватало и своей жизни, своих приключений… В чем то они даже были более необычным, чем приключения героев пьесы «Сон в летнюю ночь», хотя, он был рад, что ему только волосы нарастили и перекрасили, да еще кожу с глазами… А не ослиную голову пришили!

Он негромко хихикнул, глядя на актера в ослиной маске на сцене. Да, он и в самом деле еще легко отделался…

Но в последнее время что–то все же стало его беспокоить — какие–то видения, будто воспоминания о девушках.

Вот только воспоминания были, к сожалению, не романтические, а ужасные — перед глазами вставали видения разорванных в клочья, изуродованных девичьих тел, запах крови, витавший надо всем этим…

К чему бы все это? Ответа он пока не находил.

Опасаясь, что все это могло бы быть предвестником чего–то очень плохого, он пока временно отдалился от своих новых друзей. Но теперь, что то подсказывало ему, что настало время им всем снова объединится.

Но пока никто его не торопил, и он мог спокойно досмотреть спектакль, строя при этом из себя пресыщенного эстета, щеголяющего в рваных джинсах…

— Вика, здравствуй!

— Привет, бабуль! Ну как ты тут?

— Да жива, внученька, жива, слава тебе господи! А ты то как? Смотрю, похорошела вся, повзрослела, прямо ангел стала.

— Ой, бабуль, да ладно тебе — смущенно улыбнулась Вика — стройная красивая девушка, про себя подумав — «Ну, может не совсем я ангел, или скорее я техноангел».

— Ну как ты живешь, Викуль? Ну расскажи бабушке — меж тем продолжала опрятная старушка — бабушка Вики, как несложно было догадаться по их разговору.

— Да я, нормально, бабушк. Как тут у вас в деревне? Все нормально? Не шумит никто не хулиганит? А то смотри — я то уж если что управу найду! — хитро прищурилась Вика.

— Ой уж не знаю как сказать тебе, Викуся — покачала головой слегка погрустневшая старушка — Давай ка на кухню пройдем, я тебе чайку заварю, и уж расскажу как оно есть.

— Что случилось то? — обеспокоенно спросила девушка.

— Сначала чай! — строго ответила бабушка.

Войдя на кухню, старушка поставила чайник. Когда он вскипел, она заварила чай и налила его в две кружки — одну внучке, вторую себе. Пододвинув сахарницу внучке, она немного помолчала, а потом все же решилась заговорить — Ты, Вик, Ивановну помнишь?

— Тётю Иру? — отозвалась Вика — Это которая у вас колдунья была? Помню, конечно, а что?

— Так вот, померла она недавно…

— Отчего?! — изумилась девушка.

— Убил кто–то… Очень страшно убил, изрезал всю, или изодрал ножами какими…

— Как?! Быть такого не может?!

— Может, Викусь, может — устало потерла виски старушка — Страсть то какая… Милиция приехала, так даже у них не все это зрелище выдерживали, говорят… Я даже не видела.… А хоронили Ивановну в закрытом гробу… Так дочка настояла её… Зять и внучка не приехали, а знаешь, Вик, почему?

— Нет — отрицательно покачала головой Вика.

— Убили их тоже! Говорят тот же зверь убил!

— Зверь?

— Ну а как человек мог так человека изуродовать? Ток зверь какой то если — настойчиво сказала бабушка — Мы Ивановне говорили, бросай ты с чертями знаться, а она нам все нет, да нет, говорит, порядок какой–то она там соблюдает. Чего–то там вращается у ней…

— «Коловращение» — пронеслось в голове у Вики — «Неужели тётя Ира была… избранной

— … Вращается значит, вот и довращала все говорят! — продолжала меж тем Викина бабушка — Теперь в каждый дом батюшку приглашают, чтоб, значит, освятил дома, чтобы там никто ничего не навращал. А скажи, Викуся, а ты что призадумалась то? У вас тоже чтоли кто что вращает в городе? Ты вроде говорила, парень этот твой… Маледикт — старательно произнесла непривычное ей имя старушка — Он вроде тоже какой–то чудной, он там не вращает ничего? А то придут какие черти ночью…

— Да нет, бабуль, что ты! Он так просто играется во все это… Ну на компьютере еще… Так ничего страшного…

— А почему же он у тебя Маледикт какой–то?

— Да это так, прозвище — улыбнулась Вика — Он же Вася на самом деле!

— Вася — недоверчиво спросила бабушка — Тогда, наверное, и вправду балуется… Вот только надо ему за ум браться и всю эту дурь из головы вытрясать. Ты на него повлияешь, Вика?

— Конечно, бабуль, конечно… — посерьезнела Вика — А расскажи поподробнее, что же с тетей Ирой то случилось?

— Да вот говорили только что убили её, до смерти замучили… Почему не кричала она — никто не знает, вроде как рот ей заткнули, или еще что–то в этом роде… Не знаю я в общем… Знаю только, что маньяк какой–то был… Вращал наверное тоже что–то…

— Ну ладно тебе, ба, мало ли что бывает на свете…

— Да что мы все про Ивановну разговариваем… Ты вот про себя расскажи, Викуль — неожиданно оживилась бабушка — Как ты? Как этот… Вася твой? И почему ты такая вот стала?

— Какая?

— Ну как ангел, прямо светишься все… Как солнышко.

— Маледикт… Вася тоже так говорит — засмущалась Вика.

— И правду говорит… Ты же светишься вся… Знаешь, Вика — неожиданно сказала бабушка — Может если там что то вращают, то не только черти приходят, а ангелы тоже? Я же ведь не говорила никогда — замялась она — Я же ведь тоже… Знаю всякое такое… Слова, заговоры, все вот что ни есть… Вот только в отличии от Ивановны покойной — перекрестилась бабушка — Я про такое никогда никому и не рассказывала.

— А почему?

— Да не все ведь такое открывать можно… Не поймут никто, да и будут думать, вот мол бабка старая из ума совсем выжила… А то и придут… Кто не к ночи будут помянуты — посуровела бабушка — Вот и сотворят такое, чего врагу не пожелаешь.

— И ты знаешь, бабушка, кто тетю Иру убил? И за что?

— Не знаю, внучка — честно ответила старушка — Но одно могу точно сказать — Таким чудищам быть не должно на свете… И окорот ему дадут.

— А кто даст?

— Ангелы дадут… Бог даст… — неуверенно сказал старушка — Я вот не знаю всего, вот только будто слышала что, а как, почему, откуда — не знаю. Вот сидишь, небось, внучк, и думаешь — сошла совсем баба Вера с ума.

— Да нет бабуль, что ты! Не думаю я так совсем!

— Ну вижу, не врешь бабке… А скажи… А Маледикт твой… Он как, так же как и ты?

— Что, как и я? — непонимающе посмотрела на бабушку Вика.

— Ну вот ты как ангел вся… Светишься как то… А он? Он, наверное, тоже светится весь. Вот как ты, а?

— Ну, бабуль — замялась Вика, не зная, что ответить — Я даже не знаю…

— Ну скажи, вы же вот не такие, как то чудище — пытливо взглянула старушка в её глаза — Не такие ведь, а?

— Нет, ба, не такие — твердо ответили девушка.

— Ну вот… А там вы и глядишь… — начала бабушка, но тут её прервал мужской голос, который позвал её с улицы

— Вера Егоровна! Это я приехал, как вы просили, привез того–сего…

Бабушка тут же спохватилась и таинственное выражение с её лица пропало — Иду, иду Боря!

Бабушка вместе с Викой вышла на улицу, где недалеко от её деревенского дома остановилась машина, из которой вышел высокий, крепко сложенный русоволосый мужчина. Напротив обыкновения, у него были длинный, спадающие ниже плеч волосы, завязанные в хвост на затылке. В длинном хвосте, а также в скрывающих часть лица бороде и усах виднелись седые пряди. В руках он держал большую клетчатую продуктовую сумку.

— Вот, Вера Егоровна — начал мужчина — Все как вы и просили, хлеб, там крупа, все купил.

— Спасибо, спасибо, Боренька — улыбнулась старушка — Что бы мы в деревне без тебя делали! Викуля, познакомься — обратилась она к девушка — Это Борис Онуфриевич, наш сосед. Он вот на машине когда нужно ездит в город, там если кому что нужно привезет, не откажет никогда. Боренька — снова обратилась она к мужику — Ты пройдешь, чайку попьешь с дороги?

— Ну, Вера Егоровна, что вы — смущенно улыбнулся Борис Онуфриевич — Я же только вот привез вам покупки, а там уж… Не буду вам с внучкой — кивнул он Вике — Мешать.

— Да не помешаешь, Боря, ты никому — решительно сказала бабушка — Ты вот сумку то внеси, да и садись за стол! А то будут говорить, мол Егоровна, старая перечница, даже чаем дорого гостя не напоит!

— Ну ладно, Вера Егоровна, как хотите — улыбнулся Борис — А то смотрите, остались бы с внучкой, пообщались бы…

— Да ладно, чем нам хороший человек помешает, правда, Викуля? — поинтересовалась бабушка у Вики.

— Да, конечно, проходите в дом, Борис Онуфриевич — улыбнулась смущенно Вика. Этот человек почему то казался ей странно знакомым, но она не могла вспомнить, где же она могла его встретить.

И вот все трое прошли на кухню и сели за чаем. Борис Онуфриевич скромно отказался от чего–нибудь к чаю, и пил просто чай, даже без сахара.

Между тем бабушка Вики оживленно рассказывала ей про Бориса Онуфриевича, а потом стала рассказывать и ему о Вике.

Тот смущенно улыбаясь слушал, не перебивая.

Вика тоже улыбалась, не перебивая бабушку, все пытаясь вспомнить, где же она могла встретить этого человека.

— Вика — неожиданно спросил Борис Онуфриевич — А как твои друзья? Давно не встречалась с ними?

— То есть? — непонимающе взглянула Вика.

— Ну с парнем то своим ты, как я понимаю, общаешься часто, но вот у вас же друг общий есть, так ведь?

— Да, а откуда вы знаете?

— Ну, Вика, часто же бывает, что друзья есть… А вот когда вы встречались последний раз? Давно? Ну оно вот нехорошо же друзей забывать…

— Да мы и не забывали… Он сам как то не хочет часто общаться — пожала плечами Вика.

— А вот ты его как нибудь навести… И Маледикта прихвати с собой.

— Бабуль, ну что ж ты все про меня рассказала? — с наигранной досадой спросила у бабушки Вика.

— Да я же ничего страшного не рассказала, Вика — улыбнулась старушка — А Борису Онуфриевичу можно рассказывать, он человек правильный, хороший.

— Ну ладно — смущенно улыбнулась Вика.

— Вот так вот, Вика — кивнул головой, улыбаясь, Борис Онуфриевич — Так что друга ты своего навести, навестишь, а?

— Но… — замялась девушка — Я даже не знаю, где он сейчас…

— Тебе будет несложно, Вика — улыбнулся в ответ Борис Онуфриевич — У вас же есть… Какая то связь, правда ведь?

— Да, есть — задумчиво проговорила Вика. Она поняла, что этот мужик явно знает, что и она и Маледикт, да и Джестер, про которого он так недвусмысленно намекал… В общем он знает, кто они. Но откуда, и зачем он вообще завел этот разговор — было непонятно.

— Ну ладно, Вера Егоровна — отставил пустую чашку Борис — Мне уже и вправду пора. Я уж не буду вас больше обременять своим присутствием.

— Ну, Боря, чтоже вы так, и не посидели почти — суетливо проговорила бабушка.

— Да я уж поеду, и вправду, дела, знаете–ли — ответил Онуфриевич, вставая — Но я еще приеду же. Так что еще увидимся, и с тобой тоже, Вика — внимательно взглянул на девушку Борис Онуфриевич, выходя из комнаты.

Глядя в окно на уезжающего Бориса Онуфриевича, девушка подумала, что стоит и в самом деле найти Джестера… И Маледикта тоже оторвать от его любимого компьютера, и потом, когда они трое все же встретяться…

— Вика — окликнула её бабушка, снова посерьезнев — А скажи, можете ли вы управу то найти?

— На кого?

— Ну, на того, кто Ивановну… убил?

— Наверное, сможем, ба — задумчиво ответила Вика — Наверное, сможем…

… Опытный воин внимательно взглянул на стоящих перед ним приключенцев — магов, жрецов и прочих.

— Ну и объясните мне на милость, долго мы тут будем на этом боссе несчастном канителится? — резко спросил он — Я уже задолбался, ребят, честно.

И в чат сетевой компьютерной игры посыпались сообщения такого рода, как «Да не парься ты… Сейчас убьем… Да ладно тебе» и так далее.

Маледикт, который и играл тем самым воином устало отодвинулся от компьютерного стола и потер покрасневшие глаза руками. Нет, ну, сколько можно, в самом деле?

— Ребята — наконец сказал он в микрофон — Еще трай[3], и я уйду. Честно, у меня и без этого дел полно. Меня позвали, сказали, сейчас быстренько всех вынесем и пойдем. А я тут уже два, слышите, два часа уже сижу на одном боссе и без толку!

— «Маледикт» — с характерным звуком появилось в окне чата личное сообщение — «Ну потерпи еще чуток. Тут сейчас одни новички еще необстрелянные. Потом лучше будет.»

Маледикт вздохнул и потянулся к клавиатуре.

— «Винг» — набрал он в ответ — «Я понимаю твои желания и амбиции, дружище, но и ты меня пойми. Я же не нянька для новичков. И особым альтруизмом и склонностью к благотворительности никогда не отличался. Пусть учатся, потом сюда идут. Тут же все сложно, серьезно и по–взрослому.»

— «Маледикт» — взмолился маг — старый приятель Маледикта, скрывавшийся под ником Винг — «Ну еще трай, дружище, пожалуйста, прошу, как человека».

Маледикт вздохнул и снова взялся за микрофон.

— Ладно, ребята, соберитесь, я в вас верю! Сейчас мы убьем этого поганца, и я, наконец то, свалю отсюда, нафиг.

Ребята, к которым обращался Маледикт явно оживились, по крайней мере Маледикт на это надеялся, и пододвинулись ближе к грозно пышущему огнем дракону — тому самому боссу, одолеть которого тщетно пытался приятель Маледикта со своей командой.

Маледикт вздохнул, и привычным движением взялся за мышку и клавиатуру.

На компьютерном мониторе закованный в темные латы воин выхватил меч и стремительно побежал навстречу дракону, издавшему грозный рык при его приближении.

— Жрецы не забываем лечить меня… Блин, кто в огонь сунулся снова? — привычно ругнулся Маледикт.

Видимо этот раз был счастливым, и, несмотря на то, что почти вся их группа полегла от огня, который щедро изрыгал дракон, точнее не просто дракон, а Лорд Темных Драконов, получил смертельный удар, который нанес ему воин с ником[4] «Маледикт».

— Ребята, всем спасибо, вы просто молодцы, я пошел.

И прежде, чем кто–то успел сказать хоть слово, Маледикт закрыл игру. Потом он вздохнул и огляделся по сторонам — так, в комнате надо немного прибраться, а то пока Вики тут нет, некоторый беспорядок все же возник…

Ну, хотя, это обычное состояние его комнаты. Вика, правда, все равно какой–никакой порядок наводила.

Обычную небрежность Маледикта в повседневной жизни, а также его страсть к компьютерным играм не изменило даже его превращение в техноангела…

Да и вообще, его это мало изменило. Вот Джестера по его собственному утверждению это изменило, и очень сильно. Особенно внешне. Хотя тут верить ему приходилось на слово, так как до этого ни Вика, ни сам Маледикт не были с ним знакомы. Хотя фотографии свои Джестер им не раз показывал, и можно было убедиться, что да, внешне парень сильно поменялся, а вот что до характера… А кто его знает…

Подумав немного, Маледикт снова включил игру, надеясь, что все уже разбежались и никто уже не будет просить его спасать безнадежную ситуацию, и можно будет спокойно заниматься своими делами.

Ага, так и есть, его уже никто не ждет, не беспокоит. Значит можно пойти в город, продать всякую скопившуюся в сумке всячину, ну и так далее.

— «Эй, парень» — увидел он в окне личных сообщений новое.

— «Так» — вздохнул Маледикт, взъерошив длинные волосы — «Ну и что же теперь от меня нужно?»

И набрал в ответ — «Да?», и взглянул на того, кто написал ему сообщение. Писал ему какой то персонаж, видимо маг, или что–то в этом роде. На вид такой загадочный, одетый в темный балахон, скрывающий совсем его лицо… Интересно, откуда он такой достал?

— «Все играешь сидишь?» — казалось улыбался его незваный собеседник.

— «Да так… А что?» — напечатал в ответ Маледикт.

— «Когда пойдешь?»

— «Куда?»

— «На встречу с друзьями».

— «?»

— «Скоро Вика приедет, так что давай игру вырубай и приберись малость, сделай девушке приятно»

— «Вика ты чтоли?» — изумился Маледикт.

— «Да нет Маледикт» — он прямо таки кожей ощущал, что этот типчик в балахоне с капюшоном улыбается… Прямо во все сто сорок три зуба, в три ряда, как у акулы!

— «Это не Вика» — продолжал тем временем тип в капюшоне — «Но мы знакомы».

— «Да ну?» — прищурился Маледикт, глядя на ник собеседника — какой то Баланусоур. Откуда он взялся, вообще?

— «Да я так, всегда был» — пришло сообщение. И тут у Маледикта дыхание перехватило — этот тип писал ему сообщение в ответ на то, что Маледикт думал или говорил сам себе под нос! Как такое возможно? Рядом никого не было, и никто за ним не следил. У Маледикта и раньше интуиция и чутье на такие вещи было ого–го–го. А уж когда он техноангелом стал, так и вообще стал просто узнавать все что хотел сразу да и все… Ну или почти все что хотел.

— «Да не трясись ты так» — успокоил его Баланусоур — «Я же твой очень старый знакомый, причем хороший. В общем, как все трое соберетесь, я тоже подойду, дело будет».

— Что за дело еще… — буркнул себе под нос Маледикт.

И, конечно же, на экране тотчас же возникло личное сообщение — «Ну вы же у нас ребята не простые, и дело будет вам под стать»

И после этого Баланусоур пропал, отключился.

Маледикт, задумавшись, тоже выключил игру, и стал думать над последними словами своего нежданного собеседника, этого Баланусоура.

И парень вспомнил те вещи, которые недавно они с Викой пережили — страх и надежду, и скачки между другими мирами, и возвращение к себе домой. Похоже, что намечается что–то подобное, только тут еще и Джестера надо с собой прихватить. Ну да, куда же техноангелы так пойдут. Только все вместе!

И подумав так, Маледикт достал из ящика стола сплетенный Викой браслет из проводков — белый, золотистый и серебристый. Да, только вместе и никак иначе!

А тем временем «Сон в летнюю ночь» уже подходил к концу. Уже Тезей, Лизандр, Деметрий, Елена и Гермия уже успели вдоволь натешиться над потугами афинских ремесленников, и Пирам уже пронзал себя кинжалом. Вскоре должна была настать и очередь прекрасной Фисбы.

Джестер рассеяно слушал речь актеров, погруженный в свои раздумья, и тут кто–то прервал их, сняв его куртку с соседнего сиденья, где он так небрежно её бросил и накинув на него.

— Ишь, развалился — насмешливо сказал кто–то.

Джестер удивленно воззрился на этого наглеца, что позволил себе такое нахальство, какое Джестер до этого считал своей прерогативой.

И велико же было его удивление, когда в ответ на него взглянуло лицо ни кого то там, а Маледикта! Тот, довольно ухмыляясь, уселся рядом с ним. Из–за его плеча Джестер увидел веселую и солнечную, как её называл сам Маледикт, улыбку Вики.

— Привет, ребятки — удивленно сказала беловолосый — А вы тут какими судьбами?

— Да вот пришли в театр, духовно просветиться — смеясь ответил Маледикт.

— А почему не в костюмах? Вика, тебе бы пошло вечернее платье.

— На себя посмотри — хихикнула Вика.

— Ну так это я — задрал нос Джестер.

— В общем, Джес — обратился к нему Маледикт — Ситуация у нас сейчас такова — Намечается крупная игра, судя по всему. И ты пойдешь с нами, ну или сам потом будешь ныть, что тебя не взяли.

— Это когда это я ныл?

— А уж не знаю. Но вот не возьмем с собой точно будешь!

— Ну ладно, мальчики–девочки, когда, значит, начнем то?

— Молодые люди — прошипел им кто–то с задних рядов — Будьте добры, помолчите немного! До конца спектакля немного уже времени осталось, а мы из–за вас даже не слышим актеров.

Техноангелы замолчали и переглянулись, и у каждого в глазах зажегся озорной огонек.

Джестер улыбнулся во весь рот, и согласно кивнул. Маледикт подмигнул Вике. Вика распустила хвост, став похожей на дикарку, или на царицу эльфов и кивнула в сторону сцены, на которой в это время афинские ремесленники плясали бергамаский танец.

И вот Джестер неуловимым движением поднялся с кресла, и стремительно умчался куда–то.

— Сумасшедший он — шепнула Вика Маледикту.

— Мы тоже — прошептал он в ответ.

И вот на сцене возник беловолосый бледный Пэк, с горящими черными глазами — никто иной, как Джестер собственной персоной! В зале зашумели удивленно, но Джестер начал свой монолог, точнее монолог Пэка.

Послан я вперед с метлою

Сор за дверь весь смести.

Закончил Джестер (или Пэк?), и вот на сцене в окружении свиты возникли парень с длинными русыми волосами — не иначе как Оберон, который решил, что он будет выглядеть, как Маледикт, и царица эльфов с яркой сияющей улыбкой — Титания, она же Вика.

Да, остальные техноангелы тоже прокрались за сцену, чтобы немного изменить конец пьесы… А точнее не изменить, но лишь явить зрителям таких не совсем каноничных Оберона и Титанию.

Оберон величественно протянул руку, призывая плясать, вторя его песенке, каждого эльфа и крошку–фею.

Вика — Титания наставительно проговорила своей свите:

Прежде песню разучите

Нота в ноту щебечите;

Легким роем все потом

Освятим мы с пеньем дом.

И вот начался прекрасный танец эльфов и фей, в который добавили толику своего волшебства и техноангелы, сделав движения артистов более воздушными и плавными, и окружив их неземным сиянием, что пристало празднику фей…

И вот Оберон (он же Маледикт) благословил царственное ложе:

Вы росою полевою

Окропите мирный кров:

Будь над царственной четою

Счастье мир вовек веков!

Отправляйтесь, разлетайтесь,

На заре ко мне являйтесь.

И после этих слов эльфы, феи и их царь с царицею удалились со сцены, оставив на ней неугомонного Пэка.

Коль я не смог вас позабавить,

Легко вам будет все исправить:

Представьте, будто вы заснули

И перед вами сны мелькнули.

И вот, плохому представленью,

Как бы пустому сновиденью,

Вы окажите снисхожденье.

Мы будем благодарны ввек.

Притом клянусь, …

И на этих словах Джестер прижал руку к груди, показывая, что говорит он от чистого сердца.

… как честный Пэк,

Что если мы вам угодили

И злобных змей не разбудили,

То лучше все пойдет потом.

Дайте руку мне на том.

Коль мы расстанемся друзьями,

В долгу не буду перед вами.

И на этих словах Пэк, или Добрый Малый Джестер и вправду исчез со сцены.

Публика сидела пораженная какое–то время… Но после то тут, то там стали раздаваться неуверенные хлопки, перерастающие в овации.

— А мы то думали, это просто нахал какой–то, а это артист! — сказали те, кто так возмущался вначале тому, что Джестер пришел в театр в драных джинсах.

— Какая необычная постановка!

— Да они как будто настоящие эльфы и феи!

— А кто постановщик?

— Будут ли еще спектакли с этим же актерским составом?

— А кто же эти молодые артисты?

Спрашивали то тут, то там, но никто не мог ответить ни на один из вопросов. А между тем актеры вышли на сцену, принимая овации и цветы. Среди них были и техноангелы, которые смущенно улыбались и кланялись публике вместе с остальными артистами.

Но они быстро ушли за кулисы, оставив благодарность публики настоящим актерам.

— А чья это идея то была, а, Маледикт? — спросил смеющийся Джестер.

— Да так… общая, наверно, Добрый Малый Джестер — засмеялся в ответ Маледикт.

— Ну не такой уж я и малый… — начал было беловолосый, но тут его прервало появление уже знакомого им высокого длинноволосого мужчина, с проседью в волосах и бороде.

Все некоторое время взирали на него молча, силясь припомнить, кто же он такой.

— Ну, здравствуйте, Пэк, Оберон и Титания — поклонился он им — А я постановщик пьесы Борис Ансов!

— Борис Онуфриевич?! — удивленная, произнесла Вика.

— Почти — улыбнулся тот в ответ.

— Баланусоур? — прищурился Маледикт.

— Баланс?! — удивленно воскликнули все трое.

— Да, друзья мои, это я — повторно поклонился им Баланс, который сейчас выглядел как умудренный годами поэт, или духовный наставник, но уже никак не напоминал им того матерого байкера, которого они все однажды встретили на ночной дороге…

— Так это твоя идея была? — подозрительно нахмурился беловолосый.

— Нет, Джестер, я лишь попросил вас собраться вместе, а вот на сцену вы уже сами вышли — улыбнулся Баланс в ответ.

— Ну а собрал то ты нас зачем?

— Давайте выйдем, пройдем за кулисы, друзья мои, и там я обо всем с вами поговорю.

И вот когда они пришли в небольшой кабинет Баланса и расселись на старые, но еще крепкие стулья, Баланс начал:

Итак, ребятки, как вы понимаете, я вас собрал здесь не просто так.

— Я собрал вас здесь, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие — с серьезной миной сказал Джестер.

— Почти — кивнул седовласый постановщик пьес — Вы помните, что вы являетесь созданиями… Скажем так, сверхъестественной природы?

Техноангелы согласно кивнули.

— И теперь, кое где нужна ваша помощь. Именно ваша, всех троих. Иначе, вам не справиться.

— А что случилось то? — спросила Вика.

— Скажем так… Один из ваших старых знакомых решил пошалить… Как это у его племени водится, шалит он весьма с размахом.

— Что то страшное?

— Для него нет, а вот для остальных весьма и весьма страшное.

— И кто это? — пытливо спросил Маледикт.

— Увы, но я не могу вам назвать его имя… Но он сам назовет его, когда вы с ним столкнетесь. Или встретитесь…

— И где мы встретим этого мистера Икс? — спросил Джестер.

— Ну дорогу я вам указать смогу, а уж пойдете вы по ней сами… А я может быть встречу вас в конце.

— Как это может быть? — непонимающе взглянул на Баланса Джестер.

— Если смогу… Не все же разрешено мне, как я говорил вам всем однажды.

— И ты поможешь?

— Если смогу — тяжело вздохнул Баланс — Если смогу — повторил он.

— А что же может мешать тебе, если дело так все плохо? — спросила Вика.

— Ну так я сам, ведь я же баланс, зримое воплощение оного — улыбнулся одними губами в ответ Баланс.

— А он сильный? — спросил Маледикт.

— Ужасно силен, даже для меня, он стал очень силен. Я не знаю даже, как это произошло, но он несказанно силен. Я могу лишь догадываться, почему это так, но вот мы имеем, то, что имеем.

— Ясно — вздохнул Маледикт — Но мы узнаем, как нам с ним бороться? И что же делать потом?

— Узнаете… Надеюсь…

— То есть ты сам всего не знаешь? Баланс, как же так?

— Никогда не встречал такого просто… Как и вас… Вот может потому то, вы и сможете победить его… А может и… Да нет сможете, конечно — махнул рукой Баланс — Конечно, сможете.

И он достал из кармана свежую сосновую ветку.

— А теперь, вам нужно отправиться сюда — протянул он ветку техноангелам.

— На ветку чтоль? — усмехнулся Джестер.

— Нет, туда, откуда эта ветка. В родные её края — произнес Баланс.

Техноангелы все втроем посмотрели на эту ветку, которую держал в руках Маледикт, и в голове у них возникли картины темных лесов… Небольшие крестьянские деревушки, что лежали, соединенные лишь протоптанными тропками в лесу.

— Ну в общем… Понятно так, что делать… В общих чертах, конечно — произнес Маледикт. Все трое перевели взгляд на стол, за которым сидел во время их разговора Баланс.

Разумеется, за ним уже никого не было.

— Все эти вселенские силы такие — пробурчал Джестер — А я чуял, что что–то неладно…

— Это как? — спросила Вика.

— Да видел… Видел каких мертвых во снах… Страшно убитые люди — Джестера даже передернуло от таких воспоминаний.

— А мы ничего не видели такого, да, Маледикт? — спросила Вика.

Тот покачал головой в ответ — Нет, не видели, а почему тогда ты видел, а мы нет?

— Постой — неожиданно вспомнила Вика — Я тоже кое–что видела… И потом все прекратилось… Ну вот так, как то…

— Прекратилось… — задумчиво проговорил Маледикт — Ну ты то у меня любую драку остановить можешь, такая ты у нас красавица.

— Спасибо — улыбнулась Вика.

— Ладно, ребятки — поднялся со своего места Джестер — Пошли ка уже миры спасать, или что там у нас на повестке дня сегодня… Пора уже техноангелам отправляться в путь!

— Ты прав, Джес — кивнул Маледикт.

И все трое вышли из кабинета, а потом и из театра, направляясь к стоящей неподалеку машине Джестера.

Они сели в машину — Джестер, как и полагалось, сел за руль, Маледикт с Викой пристроились на заднем сидении.

Они переглянулись, и вспомнили, как они впервые ехали вместе с Джестером, еще в его вездеходе… Каким далеким теперь это казалось!

Между тем машина тронулась и выехала на пустынную, по вечернему времени дорогу.

Джестер ухмыльнулся — Ну что техноангелы! Поехали!

И он резко втопил педаль газа в пол, отчего машина взревела и понеслась вперед, будто взлетающий самолет.

— Сумасшедший ты все таки, Джес! — крикнула ему Вика.

— Ага — согласился он, включая музыку в машине.

В динамиках заиграл уже знакомый мотив Ольви «Дорога в Ночь».

Дорога в ночь вьется змеей

Мир тает перед глазами

«Ты должен быть нашим!» — кричит воронье,

Громко закричал Джестер, подпевая песне

Я танцуя со смертью, себя забываю.

Боль и любовь на разные чаши

Меня здесь не будет, следы смоет дождь,

Кричит воронье «Ты должен быть нашим».

Вьется змеею дорога в ночь!

И на последних словах песни, за плечами техноангелов развернулись крылья — белые светящиеся крылья Джестера, серебряные сияющие Маледикта и золотые, как солнце крылья Вики. А сама их машина уже неслась не по дороге, но летела в знакомой им всем безбрежной тьме, полной звезд.

Техноангелы улыбались, ведь то страшное и суровое испытание, что пообещал им Баланс не пугало их, а сейчас они были лишь на дороге к нему, а что есть свобода, как не дорога, где ты ничем ограничен, и можно все, потому, что это — дорога?

Глава 8. Зверь

— Ну что, Жак?

Вместо ответа вошедший в дом мужчина лишь нахмурился и махнул рукой.

— Никого не нашли? — пытливо спросила его женщина.

— Никого — покачал головой Жак — Совсем никого… Все пропали, мы не нашли даже их тел.

— Жак… Как же это может быть? Кто это мог сотворить?

— Катерина — снова вздохнул Жак — Помнишь, кто то сказал о том, что видел рядом с убитыми огромного черного зверя?

— Это был… оборотень? — с дрожью в голосе спросила женщина — Катерина, заметно побледнев.

Жак сел за стол, и подперев голову рукой, проговорил задумчиво — С каждым днем, с каждым часом я все больше и больше убеждаюсь в этой мысли… Посуди сама — мы ищем его уже много дней… Мы расставили по всему лесу капканы, разложили отравленные приманки… И ничего! Нет ни следа зверя, в капканы попались медведи, волки, лисы… Кто угодно, но не эта тварь! Как может зверь быть таким хитрым и так легко уходить от облавы?

— Отец Франсуа сказал…

— Что?

— Что Всевышний послал нам кару за наши грехи — всхлипнула Катерина.

— Отец Франсуа… — проворчал Жак — А за какие именно грехи, отец Франсуа не упомянул? Быть может, за то, что причитающаяся ему доля церковных пожертвований слишком мала? Клянусь богом — если и есть у нас грехи, за которые мы достойны такой кары, так это лишь то, что с нами по сию пору пребывает любезнейший отец Франсуа!

— Жак, не говори так! — вскочила из–за стола Катерина — Отец Франсуа — слуга Божий, ты не можешь так…

— Ты не хуже меня знаешь, что говорят в деревне о нем, Катерина — отрезал, вставая Жак — Я должен идти — Мы с остальными охотниками должны сегодня просмотреть план облав, и, быть может, мы найдем места, которые мы не успели охватить… Надеюсь, мы все же найдем такие места, и даст бог — логово зверя…

Сказав так, Жак вышел и дома, и направился в ратушу, если можно так было назвать большой дом, который служил жителям их деревни для собраний. Проходя мимо церкви, он снял шляпу и перекрестился.

«Господь, наш Вседержитель, смилуйся над нами, грешными, и дай нам сил изловить этого Зверя… А если он слуга врага рода человеческого, то смилуйся над нами, и избавь нас от козней его…» — взмолился Жак, глядя на распятье, что венчало собой гребень церковной крыши. После этого он вздохнул, и вновь направился к ратуше.

У входа его встретил старый Луи, который с обычным своим невозмутимым видом стоял, покуривая старую трубку, говорят, она была даже старше него самого.

— «Ну, хоть что то в мире осталось понятным и не изменилось» — вздохнул Жак, улыбнувшись про себя.

— Ну, что, Луи, есть ли какие новости от других групп охотников? — с надеждой поинтересовался он у старика.

— Никаких — отозвался тот, выбивая трубку — Только что вернулся Жан со своими молодцами. Принесли пару кабанов, что упали в вырытые ямы, так что ужинаем сегодня по–королевски — усмехнулся старик — А вот эта зверюга все так же бегает где тут… А то и… — поднял он встревоженный взгляд на Жака — Ну, ты, впрочем, сам знаешь, что болтают в округе, особенно, когда эта старая чертовка Мари начала нести околесицу насчет сил нечеловеческих и злых духов.

Жак кивнул, вспоминая рассказы своей жены — Катерины, о том, как старая ведьма Мари, что раньше лишь брюзжала о своем вечном ревматизме и грозилась наслать кары на всех, кто косо на неё смотрит, вдруг совершенно переменилась, и стала с необыкновенно серьезным видом рассказывать всем о демоне ужаса… Или кто он там… В общем, неважно!

— Пойдем, Луи! Надо будет наметить план дальнейших мероприятий…

— А ты думаешь, это к чему то приведет, Жак? — взглянул ему в глаза старик — Ты же не хуже меня знаешь, что уже многие, очень многие прислушиваются к словам старухи Мари…

— Луи — вздохнул охотник — Я не узнаю тебя, друг мой… Неужели и ты веришь в эти бабьи россказни?

— Я много пожил на свете, Жак — спокойно ответил Луи — И научился тому, что произойти может все, что угодно. И даже то, что можно посчитать бабьими россказнями. И тебе, парень, я бы тоже посоветовал прислушиваться к ним иногда… Не всегда, но иногда…

— А что на это скажет наш отец Франсуа?

— А не слушай ты этого старого пустобреха! — наморщился старик — Уж поверь мне, этот Франсуа не священник, а так… Живет при церкви, как блоха на ленивой собаке. Только и может, что бубнить заученные молитвы, да смазливых прихожанок на исповеди тискать, пока никто не видит.

Жак в ответ рассмеялся — Ах, Луи, старый друг, как же я рад, что ты все также остер на язык, как и раньше! Думаю, если бы зверь встретился с тобой, то ты бы убил его одним словом!

И оба охотника — старый и молодой вошли в дом, где уже собрались все остальные.

— О, Жак! — обратился к нему высокий мускулистый блондин — Только вас с Луи и ждем!

— Ну, рад, что подождали, Мишель — пожал ему руку вошедший Жак — А теперь скажи, что мы вообще имеем?

— Да имеем мы вот что — показал тот на стол, на котором была расстелена карта — Как можете увидеть, это есть карта нашего края… Доставлена прямиком от столичного картографа…

— Ага, значит, кто–то в столице лучше нас самих знает, что и где у нас находится — прошипел кто–то из охотников.

— Тише! — одернул его Жак — Продолжай, Мишель.

— Итак, можно заметить, что вот здесь и здесь — ткнул он пальцем в две точки возле извилистой голубой линии, очевидно, изображавшей поселения возле реки — Находились две большие деревни, значительно больше нашей.

— То есть, как это — находились, Мишель? — нахмурился Жак.

— Наши люди, которых мы посылали за помощью, недавно вернулись оттуда…

— И?

— Их больше нет…

— Кого? — опешил Жак.

— Этих деревень! Теперь там только полуразрушенные дома, и трупы! В живых не осталось никого.

— Не может такого быть! — дружно воскликнули все собравшиеся.

— Увы, друзья мои — вздохнул Мишель — Я попросил вернувшихся пока не распространятся об этом, но… В общем я пытаюсь избежать паники… Пока у нас мало кто про это знает… Точнее знали лишь я да наши люди, гонцы… Теперь знаете и вы…

— Мишель — поинтересовался Луи — А скажи на милость — нам то что теперь делать? Мы тут как войне теперь, или я ошибаюсь?

— Похоже на то — нахмурился главный охотник — Наше положение можно сравнить теперь наверное только с военным… Возможно, если бы мы могли привести помощь из столицы, то… Но на помощь из столицы рассчитывать мы не можем — Подать весть мы не сможем, скорее всего… Гонец будет добираться до столицы так долго, что я не могу сказать — Успеет ли прийти помощь…

— Слушай, Мишель — отозвался один из охотников — А ты уверен, что наши ребятки не… ну не хватили лишнего в дороге? Я то знаю, они же с собой всегда флягу прихватят. А там глядишь, поутру в себя пришли, да и прибежали назад, байки рассказывать. А, Мишель?

— Нет, Ален — решительно сказал Мишель — Ты же знаешь Клода и других, кого мы посылали — это серьезные парни, которые ни за что бросят дело на полпути. Да и пить они не пьют, сам знаешь. Так что нет, их словам я верю, как самому себе! И теперь надо решить, что же дальше делать, друзья мои, ибо этот зверь — такой, с каким мы раньше не сталкивались, я уж и не знаю точно — а зверь ли это?

— А кто же это может быть? Да и с чего вы взяли, что другие деревни зверь уничтожил? Может…

— Они видели его! Слышишь, Ален? — рявкнул главный охотник — Они видели его там. Зверь, похожий на огромного волка. Он бродил по улицам деревень и пожирал трупы.

— А что их то он не сожрал? — недоверчиво спросил Ален.

— Не знаю… Может он был сыт, может не заметил их… Но мне кажется, что зверь хотел чтобы его заметили… Ему нужно, чтобы мы паниковали, чтобы мы обезумели от страха.

— С чего ты взял?

— Он поступает, как поступал бы один из нас — горько улыбнулся Мишель — Как охотник, он гонит дичь, чтобы она потеряла покой, стала вести себя опрометчиво… И вот тогда… Тогда он нанесет удар. Мы же не знаем, как было в деревнях Монкан и Дюнневаль. Вдруг там поначалу было также, как и у нас?

— И что нам теперь? Бежать? Прятаться? Или выйти к нему на съедение? — хмуро спросил Мишеля Луи — Нет, парень. Может ты уже хвостик поджал, даром, что среди охотников ты главный, но вот сейчас ты говоришь как распоследний трус! И кто сказал тебе, что зверь твой не стервятник, а тот, кто разрушил Монкан и Дюнневаль не имеет к нему ни малейшего касательства, а? Придут к нам они — найдем, чем встретить. А вот зверя того, что наших убивал… И кстати и твою дочь тоже загрыз, Мишель, его мы изловим и шкуру сдерем! Верно я говорю, а? — спросил он у собравшихся охотников.

И все те, кто поначалу было опешил, увидев сломленного было Мишеля, воспряли духом и поддержали седого Луи согласным гулом.

— Вот видишь — наставительно произнес Луи — Не перевелись еще в Вале истинные мужчины! Ну а теперь, молодцы, послушайте, что я, старый Луи, вам скажу. Все вы взрослые мужчины, и знаете как оно — смерть и боль. И как ты не живи, а помирать все одно придется. Но вот как ты умрешь — вот это мы можем выбрать. И ты можешь либо скулить, как вшивая дворняга, да и подохнуть под кустом, так как тебя даже добить и то противно будет — нахмурил старик седые брови — Или взять оружие в руки и драться, драться до последнего! И вот что я вам скажу еще — кто бы не была та тварь, сожрала она Монкан и Дюнневаль или нет, это неважно. Но если это зверь, то я все кусты, все коряги в лесу переверну, а найду его берлогу, да и подниму на рогатину! Коли он дьявол — так поможет нам бог одолеть его и отправить обратно в пекло, где ему самое и место! А коли это оборотень, да кто из наших — пристально обвел он собравшихся тяжелым взглядом — То вот клянусь господом нашим, вседержителем, что кем бы он не был, но если найду я его, то пожалеет он, что родился на свет, да стал шкуру звериную надевать, да людей рвать. А уж если вдруг сам я окажусь таким, да не знал того, но вот коли узнаю… То клянусь я сам себе сердце из груди вырежу своим старым ножом. Так я, Луи сказал, а вы знаете — мое слово крепкое.

И все собравшиеся охотники согласно загудели, показывая свое согласие со словами Луи.

— Я кровью поклянусь в этом! — воскликнул Ален, который поначалу сомневался в словах Мишеля — Сейчас же выпущу ножом своим…

— Оставь, обалдуй — осадил его Луи — Кровь тебе и так выпустят, если Мишель прав. А вот слово свое держать это ты вот если бы сделал — было бы куда больше пользы, чем, если ты себя резать, как свинью будешь.

— Ну ладно, Луи — поднял взгляд Мишель — Что же делать то нам? Сам же знаешь, мы все леса прочесали. В капканы только зверье бестолковое попадается, вроде тех кабанов, что ребята Жана принесли. Где нам зверюгу искать, где?

— Ищите среди наших — прозвучал дребезжащий старческий голос, которого не ждал никто услышать на собрании охотников.

— Мари… Ведьма… Старая чертовка… Мари… Ведьма… — зашептались охотники, сразу признав вошедшую в дом старуху.

— Где среди наших искать, Мари? — ухмыльнулся Мишель — Все болтаешь про своего оборотня? А может ты сама тот оборотень, а? Проверить тебя чтоли…

— Да пока вы тут болтаете сидите, ровно старухи — огрызнулась старая Мари — Зверь этот себе новую добычу присматривает. Не веришь, мне, Мишель? А может не веришь, потому, что сам ты…

— Заткнись, старая ведьма! — рявкнул Мишель — Давно сжечь тебя пора за грехи твои, да отец Франсуа у нас добрый, не карает тебя, а все же знают, что…

— Ну раз упоминают меня, значит, стоит сказать слово мне — низко прогудел вошедший тучный мужчина с бритой по–монашески головой — Вы все тут сидите, охотники, думаете, что можете одолеть зверя сего…

— Как нибудь, без тебя справимся, толстяк — резко ответил Луи — Вы с Мари на пару потчуете нас слухами, о том, что мол этот зверь — оборотень и слуга Дьявола, которого нам Господь послал за наши грехи.

— Верно, старый сквернослов — кивнул священник — А ты не думаешь, что я, как лицо духовное, единственный, кто обучен науке, и может помочь вам… Дополнить ваше знание наших краев своим знанием того, о чем вы никогда и не слыхивали?

— Да наш святой отец алхимик, оказывается — рассмеялся Ален и все охотники засмеялись вслед за ним.

— Называй это так — не стал спорить отец Франсуа — Но я уверен, что если вы позволите мне участвовать в вашем совете, то вместе у нас будет больше шансов на то, чтобы наконец изловить этого зверя, кем бы он не был.

— А если он все таки окажется тварью из Преисподней? — спросил кто–то.

— И тогда моя помощь не будет вам лишней.

— Замечательно — всплеснул руками Мишель — значит, чтобы изловить тварь нам нужен был только священник и старая ведьма! Вы слышите эту чушь, друзья?

— А ты помолчи! — одернул его Жак — Сам только что чуть не плакал, говоря, что зверь всех нас сожрет прямо сейчас, а тут вдруг… Ты лучше бы так храбр был при охоте на зверя, а не при споре со старухой!

— Так это что, бунт? — грозно спросил Мишель — Учти, Жак, что я пока еще главный охотник, и никто еще не смещал меня с моего поста.

— Я немедленно обращусь к старосте Бернарду, дабы он назначил старшим над нами более храброго и уравновешенного человека, чем тот, которым стал ты, Мишель!

— Да не кричите вы оба! — прикрикнул на них Луи — Кем бы не была зверюга, которую мы все хотим изловить, и чтобы она не хотела, но если вы будете сейчас надуваться друг на друга как ярмарочные петухи, то хорошего из этого ничего не выйдет…

Все притихли, так как старый Луи говорил правду и ничего хорошего из всеобщего спора возникнуть не могло.

— Итак — начал Мишель, когда все успокоились — Еще раз хочу сказать, что помощи нам ждать неоткуда, и мы должны справится своими силами. Если отец Франсуа или Мари хотят предложить нам какую–то помощь, чтож… Пусть так оно и будет. Но учтите — я не буду просто слепо следовать каждому вашему слову. Советовать — советуйте, но мы вам не мальчики на побегушках, чтобы бегать по вашему слову, чтобы вы там не говорили! И это мое последнее слово, преподобный Франсуа и почтенная Мари — с некоторой иронией произнес последние слова Мишель.

— И что ты хочешь сделать сейчас? — спросил его священник.

— А сейчас, я все же хочу обратиться к вот этой карте — указал на он на стол, на котором и была расстелена эта самая карта — Итак, как вы видите, Монкан и Дюнневаль разрушены… Буду надеяться, что не зверем… Эти деревни лежали на Большой Королевской Дороге. А это означает — обвел внимательным взглядом всех собравшихся — Что теперь это дорога закрыта для нас — любой, кто пойдет по ней столкнется с тем, кто напал на Монкан и Дюнневаль, кем или чем бы он ни был. За нами — указал он на бурые очертания скал на карте — Лежат горы, сейчас перевалы непроходимы… Собственно, преодолеть их можно только с большим трудом даже в иное время… Так что мы заперты в лесах и в нашей деревне. Пока староста Бернард организует сбор урожая и подготовку к зиме, мы с вами должны тем или иным образом справится с этим зверем… Хотя если уж он уничтожил Дюнневаль и Монкан, и кто знает, сколько еще он людей убил…

— Не ной! — оборвал его Луи — Деревня Вале еще никогда не пасовала перед трудностями. И многие наши храбрецы заслужили награды на службе в королевской армии! И даже сам королевский гранд–маршал Кристоф Молье родом из нашей деревни! Так что негоже нам предаваться унынию, Мишель. Скажи, что ты предлагаешь нам сделать, где прочесывать леса, или что то иное?

— Вам нужно искать оборотня среди наших — настойчиво сказала Мари — Это оборотень, что прикидывается человеком, а когда приходит время, то он меняет обличье на звериное и рыскает в поисках живой людской плоти…

— Мари, ты снова за свое! — воскликнул Ален, тот охотник, что недоверчиво отнесся к словам Мишеля о том, что зверь пожрал две деревни — Тогда почему он должен быть среди нас? Почему ему не быть родом из Дюнневаль или другой деревни?

— И верно — задумчиво сказал Мишель — Почему?

— Возможно — подал голос отец Франсуа — Их несколько. По тем или иным причинам что–то обратило мирных селян в отродья Дьявола и теперь они постепенно убивают своих бывших селян, что ныне лишь добыча для тех, кто алчет живой плоти.

— Значит, зверей несколько?

— Может быть…

— В любом случае, мы должны сейчас назначить ночную службу, патруль на время ночи. Кто–то должен будет обходить дозором деревню ночью. Насколько я могу помнить, зверь совершает нападения ночью, так ведь?

— Да… Да… — согласно отозвались охотники.

— А если будет за кем–то замечено что–то странное, то нужно будет заключить его под стражу до выяснения обстоятельств.

И тут с улицы донесся истошный женский крик. Через мгновение в дом вбежала женщина, бледная как полотно.

— Луи! Луи! — звала она — Оно… нет… не может быть… Мадлен…

— Мадлен… — помертвевшим голосом сказал Луи, понимая, что он сейчас услышит — Что с ней, Тереза? Что?!

— Зверь утащил её, Луи! — завопила Тереза — Он был ужасен! Черный косматый и огромный! Он схватил малютку Мадлен и утащил её в лес… Мы не успели его остановить…

— Мадлен! — закричал Луи и выбежал из дома — Мадлен!

Прибежав к своему дому, он увидел пятна крови на земле, что образовывали дорожку, которая вела в сторону дремучего темного леса, что окружал их деревню. Уже вечерело, и в свете взошедшей луны кровь казалась черной…

Обезумев от горя, Луи схватил топор, которым он обычно колол дрова, и побежал в сторону леса, прямо по кровавым следам…

— Луи, Луи, стой! Остановись! — пытались остановить его селяне и охотники, что прибежали на крики Терезы.

— Прочь от меня, трусы! — прорычал старик — Пусть я и стар, но я не побоюсь выйти против той твари, что утащила Мадлен! Я сам убью его и отрублю ему голову, кем бы он ни был, хоть самим дьяволом! А вы, если хотите, сидите и дальше болтайте, хоть до второго пришествия!

Кто–то пытался силой остановить ослепленного горем Луи, но тот, страшно сверкая глазами, замахнулся топором на них, устремляясь в лес, и вскоре исчез среди темных стволов…

— Делать нечего — сказал запыхавшийся Мишель, который, как и все охотники прибежал сюда вслед за Луи — А нам нужно назначить дозоры на ночь. Идемте!

И охотники снова удалились в дом собраний, а перепуганные женщины запирались в домах на ночь, пряча детей, и со страхом глядя в окна на восходящую луну…

… А тем временем Луи бежал среди деревьев, следуя по кровавым следам, что оставляла за собой тварь.

Вся деревня знала сиротку Мадлен у которой от неведомой хвори умерли отец и мать. Старый Луи жил без жены и детей, но когда умерли Поль и Жанна — родители Мадлен, то он взял её к себе и заботился о ней, как о родной, называя своей внучкой. Теперь Луи проклинал себя за то, что оставил девочку без своего присмотра, что доверил её этой молодой разине Терезе! Ведь если бы он был рядом с ней, зверь не утащил бы девочку, и она была бы сейчас жива… Но теперь Луи был твердо намерен отомстить, во что бы то не стало!

Через некоторое время его ярость и горе несколько поутихли, и он стал вглядываться в землю, ища заметные следы твари, непохожие на волчьи или, скажем, медвежьи, или иные следы… «Может и в самом деле, оборотень?» — пронеслась у него в голове мысль. Идти одному против такой твари было опасно, особенно если вспомнить рассказы Мишеля, но Луи со стариковским упрямством продолжал идти по следам зверя.

И вот в кустах неподалеку он услышал шорох, и увидел, как кусты шевелятся, прямо перед ним. Хоть вокруг уже стояла ночь, и в лесу было плохо видно, но Луи всегда хвалился своим не по годам острым зрением, которое не подвело его и сейчас. И вот он вскинул топор и решительно шагнул сквозь них, готовый нанести удар…

И тут он увидел под своими ногами полуобглоданное тело маленькой девочки… В бледном личике он узнал малютку Мадлен… На глаза Луи навернулись слезы… И вот он упал на колени рядом с телом, по–звериному завыв от горя, проклиная все вокруг…

— Мадлен… — рыдал Луи — Мадлен… Малышка Мадлен… Внученька, прости старого дурака, что оставил тебя, что бросил! Прости что не уберег! Мадлен… Малютка Мадлен… Ты же ангел небесный была, утешение старика… А теперь… Теперь ты уже на небесах… А мне дураку старому, что не уберег тебя в аду гореть только, в аду за то, что сделал…

— Ну, Ад и Рай частенько остаются очень такими субъективными понятиями — послышался голос сверху.

Подняв глаза, Луи увидел, как на одной из веток дерева сидит, свесив вниз ноги, молодой парень с длинными русыми волосами, одетый будто бы в рясу священника, только очень странного покроя, к тому же сделанную из темной кожи… На носу его были округлые стекла, скрепленные конструкцией, сделанной из тонкой проволоки — очки, наподобие тех, что носили староста Бернард и некоторые другие старики, но более тонкой и изящной работы. Странно, зачем ему они?

— Но, думаю, теперь девочке уже нечего бояться, в конце концов, значит, так оно было предначертано, я думаю… — продолжал парень тем временем, пристально глядя на Луи.

— Так это ты — с ненавистью произнес старик, вставая с колен, и примериваясь метнуть топор в этого мерзавца — Это ты зверь! Тварь, которая убивает людей! Ты убил Мадлен, мою внучку…

— Нет — поднял парень руки, отрицательно качая головой — Поверь мне, это был не я.

— А кто же тогда?

— Он — указал парень, как ни в чем не бывало, Луи за спину.

Тот обернулся и увидел, что в кустах позади него возвышается огромная тварь, в два раза выше его ростом. Покрытая густой темной шерстью, с мощными когтями и торчащими из оскаленной пасти клыками, с которых капала кровь.

При виде этой твари Луи похолодел от ужаса — эта тварь была ужасна, а взгляд его полыхающих демоническим белым светом глаз гипнотизировал…

Но тут он вспомнил об обглоданном теле Мадлен, лежащем у его ног, и испуг прошел, уступив место ярости, и старик крепче сжал свой топор. А тварь стояла перед ним не шевелясь, будто бы и не опасалась топора в руках Луи. Лишь пристально смотрела на старика, будто на какое то чудо.

— Кто же ты есть, тварь? — прорычал Луи, глядя на зверя.

— А он мучитель — дружелюбно ответили ему с дерева — В общем можно так сказать…

— А ты кто? — спросил Луи — Ты дьявол? А эта тварь — твой слуга?

— Да нет — беззаботно ответил парень, спрыгивая с дерева — Я, конечно, не ангел… Ну и добряком меня не назовешь, но уж как есть…

— Кто ты? — спросил Луи.

— Я злой — ухмыльнулись ему в ответ — Устраивает?

— Умри! — закричал старик, обрушивая топор на ехидно улыбающегося злодея. Но его руку перехватила когтистая лапа.

— Ты совсем забыл про него — указал парень на оскалившегося косматого монстра.

Монстр довольно зарычал, и потом одним движением сломал руку Луи. Тот закричал от боли и выронил топор. Потом зверь довольно заурчал и вонзил когти ему в живот, разрывая внутренности…

— Катерина, успокойся, прошу тебя!

— Я не могу, Жак… Луи… Он ушел в лес…

— Ты переживаешь за старика?

— Да, Жак, не случилось бы с ним беды, ведь просто обезумел… Не этот зверь, так кто угодно мог напасть на него…

— Да, Катерина, ты права — вздохнул Жак — Но я теперь должен идти… Я стою в ночной страже сегодня… Надеюсь, что старик вернется… Быть может он приведет малышку…

— Нет, Жак.

— Почему?

— Тереза сказала… Бедная Тереза до сих пор не может прийти в себя… Это чудище зарезало бедную малышку Мадлен, как волк овечку…

— Впервые чудище напало на деревню… Обычно зверь нападал лишь на того, кто уходит в лес… Быть может отец Франсуа прав?

— Что это дьявол?

— А как же может лесной зверь быть таким… неодолимым?

— Катерина! Клянусь тебе, мы изловим эту тварь, и сошьем себе одежду на зиму из его шкуры!

— Жак! — Катерина бросилась к мужу и обняла его за шею — Жак… Пожалуйста, Жак… Вернись ко мне утром… Только никуда не уходи этой ночью…

— Я пойду на стражу…

— Но не ходи в лес… Теперь это — могила, откуда нет возврата…

— Не пойду, клянусь тебе.

— Хорошо… Я провожу тебя?

— Только крепко запри дверь после, и открой её только утром! Мало ли что может эта тварь…

— Хорошо…

И молодой охотник с женой вышли на улицу. У калитки Катерина снова обняла Жака и поцеловала его.

— Только вернись, Жак, только вернись этим утром…

— Обещаю тебе…

И Жак направился в центр деревни, откуда после должны были разойтись группами дозорные, следя за ночной улицей, дабы ночью ничто не потревожило покой селян.

Катерина же отправилась назад, к дому, готовясь запереться и, совершив вечернюю молитву, и помолившись за своего Жака, лечь спать, крепко заперев дверь. И вдруг она увидело что то темное возле закрытой двери их дома… Откуда то сбоку на неё налетела волна теплого воздуха, который нес странный сладковатый запах…

Испуганная, Катерина снова перевела взгляд на то, что лежало у порога её дома. И дыхание её прервалось и сердце забилось, будто желая разорвать грудь — у порога её дома лежало обезображенное обглоданное тело старого Луи. И вдруг сбоку, в темноте вспыхнули два горящих белых глаза, и ужасный черный косматый монстр с окровавленными клыками издал насмешливый рык, глядя на неё… И вот тогда Катерина закричала, закричала разрывая горло в безумном крике, не в силах убежать, скованная неодолимым ужасом, что излучал возникший из ночной темноты зверь…

Утром Жак пришел к деревенской знахарке Николь.

Переступив порог её дома, он ощутил дурманящий запах трав, и осмотрелся. В полумраке жилища знахарки он увидел силуэт старой Николь.

— Ну, как? — робко спросил, надеясь…

— Все также — тяжело вздохнула Николь в ответ — Она лишь говорит, что боится, и больше ничего…

— Найти бы эту тварь…

— Да… Бедный Луи… И бедная Катерина… Как могло такое случиться?

— Понимаешь, Николь, это произошло за мгновение, стоило мне только обернуться, и вот я уже увидел это — Катерина, останки Луи и исчезающего в темноте зверя… И ведь забор был сломан! И эта тварь сделала это абсолютно бесшумно!

И тут из соседней комнаты донесся крик. Николь засуетилась и схватила чашку с каким то отваром, и понесла её туда, откуда доносился крик. Жак пошел следом за ней.

В комнате он увидел женщину, чье лицо было искажено в сардонической улыбке, волосы были белыми, как снег, и широко раскрытые глаза смотрели перед собой бессмысленным пустым взглядом — его Катерина.

— Как она? — с болью в голосе спросил Жак.

— Все также — ответила знахарка, заставляя девушку выпить отвара — Слава Богу, что хуже не становиться, вот что я тебе скажу…

Жак продолжал смотреть на свою красавицу жену, которая теперь смотрела на него, не узнавая, лишь изредка шепча что–то одними губами…

— Она говорит, Николь? — спросил он у знахарки, не отрывая взгляда от Катерины.

— Иногда — пробормотала старуха, потчуя девушку отваром — Говорит лишь два слова — «Зверь» и «Луи».

— Скажи мне еще вот что, Николь — тяжело вздохнул Жак — Ты ведь слышала Мари, то, как она говорила про… оборотня. Ты веришь в это?

— Я не знаю уже, чему верить — вздохнула старая Николь, отставляя опустевшую чашку — Я никогда не знавала такого бедствия, а ведь я уже немало пожила на свете… Может Луи бы и вспомнил, он ведь был старше меня… Да уж теперь он от всего этого избавился, упокой Господь его душу… Что теперь предпринять думаете?

— Той ночью когда… — Жак не смог сказать вслух про то, что случилось с Катериной, и помолчав, начал снова — Прошлой ночью никто не пропал кроме Луи и Мадлен — он вздохнул — Наверное, зверь вернется этой ночью.

— А вы остановите его, когда он придет? — пристально взглянуло на него ясными карими глазами Николь.

— Я не знаю теперь — вздохнул Жак — Многие молодые охотники в панике, хотя и боятся признаться в этом. Женщины и дети плачут. Мишеля будто подменили — он весь трясется и дрожит, после того, как зверь ворвался в деревню этой ночью. Жан и его ребята снова пошли прочесывать лес… Дай Бог, чтобы они вернулись до темноты.

— А Бернард?

— Бернард теперь Мишеля занимается организацией ночной стражи — ответил Жак — Ему помогают Ален и другие опытные охотники.

— Кристиан…

— Он работает — вздохнул молодой охотник — Отец Франсуа даже отдал кое–что из церковной утвари, надеется, что из серебра, которое некогда было освященными предметами стрелы будут гораздо сильнее и сами найдут сердце оборотня. Так что Кристиан кует не покладая рук, надеется, что все ночные стражники выйдут на бдение с серебряными стрелами в арбалетах.

— Странно — пожала плечами старая Николь — Значит, вы все же поверили Мари, над которой смеялись вначале. А вы не хотите поискать его среди своих, как она и советовала?

— А как мы его найдем?

— Говорят, что если оборотня ранить, то после рана будет и на его человеческом теле — ответила знахарка. И тут послышался стук в дверь.

Николь и Жак пошли к выходу.

— Кто там? — спросила она.

— Это я, Паскаль! — ответил из–за двери знакомый голос — Я немного поранил руку, Николь. Можешь помочь перевязать её?

— Заходи, парень — ответила Николь, впуская парня внутрь — А что случилось? Я не вижу крови.

— Я немного занозил руку, когда укреплял забор возле своего дома — ответил Паскаль — Не могу вынуть занозы, а не хочу чтобы гноилось… Может у тебя есть травы, которые могут их вытянуть или щипцы, Николь?

И под пристальным взглядом Жака Николь вынула аккуратно занозы из руки Паскаля и смазала ранки мазью.

— Глубоко вошли занозы, Паскаль — хмуро сказал он — Как же так произошло?

— Доска выскользнула — беззаботно ответил тот — Ладно, пойду дальше работать, спасибо тебе, Николь.

Когда ушел он ушел, то знахарку покинул и Жак, погруженный в мрачные раздумья. Забор возле его дома был сломан, доски были необструганные, можно было и занозится… А ведь Паскаль около месяца назад приехал из города… Как раз в это время начались первые исчезновения… Может ли быть так, что… Он скрипнул зубами — перед его взором снова предстал Луи, невозмутимо курящий старую трубку, он же одергивающий Мишеля, потом его лицо, искаженное горем, и, наконец, страшную картину при лунном свете — обглоданное тело Луи у порога дома, седеющую на глазах, кричащую как безумная Катерину, и неясную тень, исчезающую за домом…

— Винсент, есть что то новое?

— Ничего, Жан, совсем ничего, все как обычно, ни следов, ни каких–либо признаков зверя.

— Капканы? — спросил бородатый рослый охотник — Жан, который снова вывел свой отряд в лес на поиски зверя.

— Ничего, кроме пары волков.

— Понятно — кивнул Жан — Прочесываем лес дальше, должны же быть хоть какие–то следы…

— Жан — окликнул его, подойдя ближе самый юный из его отряда — Себастьян — А что если Мари права, и этот зверь… Один из нас?

— Чушь, Себастьян — отмахнулся бородач — Мы знаем всех в деревне, и если бы хоть кто–то из нас вел себя странно, то мы легко бы определили это. Так что не тратим времени и прочесываем лес дальше.

И охотники шли по лесу, перекликаясь, чтобы не потерять друг друга — отряд Жана был самым дисциплинированным из всех и именно поэтому Жан отправлялся каждый день в лес в поисках зверя, так как был уверен в каждом из своего отряда так же, как в самом себе.

— А откуда этот запах? — принюхался вдруг Жан, ощутив резкий неприятный запах — Похоже идет откуда то спереди. Ксавье, Жерар, Винсент проверьте что спереди! Идите вперед острожно и не поднимайте шума, если найдете логово или что то подобное, или что то хоть как то похожее на логово, то идите назад и зовите остальных, не пробуйте завалить тварь в одиночку.

Трое охотников кивнули и отправились вперед, бесшумные как лесные тени. Жан слегка улыбнулся, глядя им вслед — Да, его отряд был лучшим в их краях, с которым не мог сравниться никто в окрестных деревнях, и уж если кто и сможет справится с чудовищем, так это…

И тут его мысли прервали крики ужаса впереди, и через мгновение он увидел, что к ним бежит Жерар, бледный как полотно.

— Жерар! Что случилось? Где Винсент и Ксавье? — тревожно спросил его Жан, предчувствуя худшее… Но он же не слышал зверя, но…

— Там… Там… — только и смог произнести Жерар, указывая рукой себе за спину.

— Винсент и Ксавье, они живы?

Жерар с усилием кивнул, а потом отвернулся и упал на колени, уткнувшись лицом в кусты, и послышались хрипящие звуки — его рвало.

— Эрик, Себастьян помогите Жерару — Остальные, за мной!

И Жан решительным шагом направился вперед. Его люди последовали за ним, и вот они приблизились к поляне. Неподалеку в кустах они увидели Ксавье, которого рвало также как и Жерара несколько ранее. Неподалеку от него, прижавшись к дереву, стоял Винсент и беззвучно плакал.

— Что тут произошло? — строго спросил Жан, видя, что его люди, по крайней мере, видимо не пострадали, а значит, нужно было выяснить, что же случилось.

— Там… — указал рукой на поляну, откуда доносилось карканье воронов, и откуда и шел тошнотворный запах — Там…

— Что? Зверь? Логово?

— Нет… Они все… Там…

И Жан вместе со своим отрядом вышел на поляну. При их появлении вверх поднялись множество стай воронов, злобно каркающих на потревоживших их людей.

— О, Господи! — выдохнул Жан, ощущая, как его желудок подступает к его горлу.

Открывшееся им зрелище потрясало и ужасало — поляна, вся, насколько открывалась взгляду, была заполнена человеческими телами. Все они были обезображены, обглоданы, поклеваны воронами, и многие уже успели основательно разложиться… Над поляной стоял невыносимый смрад и лишь насмешливо каркающие вороны пировали трупами, в которых многие охотники пропавших односельчан — мужчин, женщин и детей. Были там и незнакомые люди, или, быть может, они просто не могли узнать в объеденных и гниющих лицах мертвецов тех, кого, они, может быть, знали ранее.

Отряд Жана впал в оцепенение — они были бывалыми людьми, и смерть не была им в новинку, но такое зрелище превосходило по своему ужасу и по своей омерзительности все, что они, когда–либо видели до этого.

Многие упали в кусты, как Ксавье и Жерар до этого. Многие оцепенели от ужаса, не в силах пошевелится, а некоторые начали хихикать в истерике…

— Прекратите панику! Немедленно! — рявкнул Жан, проглотив комок в горле. Нельзя было, чтобы кто–то сейчас паниковал, нельзя, или последняя надежда на спасение будет потеряна…

— Но, Жан…

— Никаких «но»! Вы мужчины! И что бы ни случилось, вы должны ими оставаться! Мужчинами! Охотниками!

Его слова подействовали на охотников, и люди стали подниматься с колен. Те, кого рвало, тоже смогли совладать с собой.

— Все пришли в себя? — спросил Жан, когда успокоили последних, тех, кто впал истерику. Дождавшись утвердительного ответа, он продолжил — Сейчас все собираемся, и возвращаемся в деревню. Вечером многим из нас заступать на вечернюю стражу. Всем ясно.

Подавленные охотники двинулись в сторону Вале. Жану с большим трудом удавалось удерживать их от того, чтобы не впасть снова в панику.

Он и сам то до сих пор не мог прийти в себя, настолько то, что он увидел, превосходило все разумные пределы. Кто бы это не сделал, в его душе не было ничего человеческого. Да и вообще это не был человек, и это не было это лесным зверем. Может быть отец Франсуа прав, и тот, кто приходит в ночи — Дьявол?

А тем временем среди охотников происходил следующий разговор.

— Бертран — позвал одного из охотников молодой Себастьян.

— Что?

— А ты заметил, что Жан как–то… Не слишком был испуган при виде этих… тел…

— Он взял себя в руки, он же командир, предводитель! Может, если бы он не поставил нас всех на ноги, мы бы до сих пор пускали сопли там, на поляне…

— Я имею в виду… Ну не мог же он так сразу очнуться и…

— Что ты имеешь в виду, Себастьян?

— Не замечал ли ты что–либо странного за Жаном в последнее время, Бертран?

— Ну… — задумался Бертран — Не знаю даже… Может он в последнее время стал какой–то иной… Но так мы сейчас все как на иголках, а Жан еще держится молодцом.

— А вчера, когда зверь принес тело Луи и бросил возле дома Жака, где был Жан?

— Спал, а что?

— Но, когда я пришел, он уже был там одним из первых, а ведь он живет не так уж и близко от Жака… Да и когда я спросил его сегодня насчет оборотня, он как то…

— Себастьян… — тихо проговорил Бертран, который не хотел, чтобы кто–то еще слышал эти слова — Ты в своем уме? Ты же не хочешь сказать, что Жан… Зверь?

— Все может быть, дружище. Я ведь всегда помню, что Жан был самым умелым охотником в нашей округе. Мог ли он продать душу дьяволу ради этого, и теперь… Пришла пора платить должок?

Бертран нахмурился и замолчал. А вдруг слова Себастьяна были правдой? Сейчас уже Бертрану они не казались бредом. И в самом деле, Жан всегда был умелым охотником, и в любое время мог принести жирную косулю из леса, или пойти один на заматерелого старого медведя, и принести его шкуру… И теперь, Жана будто бы вообще не касается тот ужас, что сковал деревню, особенно после последней ночи. А теперь…

— Никому пока не говори об этом, Себастьян — сказал Бертран — Боюсь многие не поверят тебе… Но я могу поговорить с некоторыми из отряда… И тогда… Мы что–нибудь придумаем, парень…

А тем временем уже вечерело, и староста Бернард вместе с главой охотников Мишелем выставляли ночную стражу.

— Скажи, Мишель, вы можете что–либо сделать с этим зверем? — спросил старик, строго глядя на охотника через стекла очков, про которые тогда вспомнил Луи, перед тем, как попробовать ударить топором того, кто сопровождал зверя…

— Не знаю, Бернард. Люди в панике, охотники пока еще держаться, но я боюсь, что скоро и они превратятся в сумасшедших, которые будут беззащитны перед лицом опасности.

— Ты должен не допустить этого, Мишель, ты как их глава обязан это сделать! — жестко произнес Бернард.

— Но как? Как? Ты же слышал, что сказал сегодня Жан? Что они нашли в лесу?

— Да, и меня это совершенно не радует… Но когда происходят войны бывали и худшие, много худшие вещи… Я служил в королевской армии, и знаю это не понаслышке. А еще эта сумасшедшая старая ведьма Мари нагоняет ужаса своими россказнями про оборотней!

И тут в дверь комнаты, где сидели глава охотников и деревенский староста, постучали.

— Да? Входите! — отозвался Бернард.

В комнату вошел Жак.

— Мишель, староста Бернард, я хотел бы сказать вам кое что…

— Да, конечно, Жак, присядь тут. Мы понимаем — начал староста — Что тебе сейчас нелегко, особенно после того, что произошло с Катериной. Но увы, сегодня отряд Жана нашел целое кладбище в лесу. Там все пропавшие из нашей деревни, из Вале, а также, как мы думаем пропавшие из Монкан и Дюнневаль. А теперь, мы должны постараться…

— Я знаю, кто зверь — произнес Жак, сверкнув глазами.

— Кто?

— Это… Паскаль.

— Что? — удивился Мишель — Ты тоже веришь в оборотня, как и старуха Мари?

— Вы все в него верите! — зло ответил молодой охотник — И все вокруг уже давно знают, что нам угрожает не просто зверь, а нечто куда более злое и опасное. Да и ты сам, Мишель, еще вчера готов был просто зарыдать как дитя, при упоминании о нем.

— Подожди, подожди Жак- одернул его староста — Конечно, я могу понять твои чувства, но… Почему именно Паскаль?

— В трактатах о явлениях духов говорилось о том — начал Жак — Что оборотень, раненный сохраняет свои раны, приняв человеческое обличье.

— И что, кто то разве ранил нашего зверя? — недоуменно спросил Бернард.

— Вчера ночью — вздохнул Жак — Эта тварь сломала забор возле моего дома. Доски там были необтесанные, легко можно было занозить руки… Или лапы. А сегодня к Николь пришел Паскаль, с жалобой на то, что он занозил руки. Это не может быть просто совпадением.

— Но, подожди… Ты говоришь, что Паскаль… — задумался Мишель — И он ведь недавно приехал из города, так ведь?

— Верно — задумчиво кивнул староста — Все может случиться… Никогда бы не поверил, что Паскаль… Что же мы можем предпринять?

— Я хочу расправиться с тварью как можно скорее! — с жаром сказал Жак.

— Подожди, я, как деревенский староста, не могу расправится с ним просто так, без суда и следствия, чтобы не происходило, и как бы подозрительно не выглядел человек — твердо сказал Бернард — Но мы должны будем проследить за ним, и если он даст нам повод подозревать себя в чем–либо… Тогда, Мишель, ты должен будешь вместе с другими охотниками взять его под стражу… И если… — вздохнул старик, поправляя очки — Да упокоит тогда Господь его душу…

Настала ночь, и над деревней взошла полная луна, снова, как и в прошлую ночь. По улицам расходились дозорные. Жан же давал последние указания охотникам своего отряда:

Помните, просто так с этой тварью вам не справиться. Если будет хоть малейшее подозрение, что оно где то здесь — немедленно зовите на помощь, поднимите шум… Все должны быть предупреждены!

— Хорошо, Жан — кивнул Бертран — Ты сейчас отправляешься спать?

— Да, завтра мы снова пойдем прочесывать лес. Надеюсь, что недалеко от… от той поляны, мы сможем найти логово. И тогда эта тварь заплатит за все! Сожалею, друг мой, что не смог добиться от Мишеля и Бернарда разрешения всем вам отдохнуть этой ночью, но понимаю их… Но я же могу положиться на вас, вы же сможете сделать то, что не смогли сделать другие прошлой ночью?

Его отряд, точнее те, кто был в дозоре этой ночью, и кого наставлял Жан, согласно загудели.

— До завтра! — махнул рукой Жан и направился к своему дому.

Когда он скрылся в доме, Бертран обратился к остальным охотникам — Ну и что вы скажете?

— Странно — заметил Ален — Почему Жан не пошел с нами в дозор? Конечно, ему завтра нужно будет вести нас, но… Странно, странно.

Остальные члены отряда выказали согласие со словами Алена.

— И теперь, Бертран, ты хочешь сказать, что…

— Это заметил не я — помотал головой Бертран — А наш новичок Себастьян.

Стоящий неподалеку Себастьян кивнул, услышав, что речь идет о нем.

— Ну — нахмурился Ален — Очень может быть… Но пока, я думаю не стоит предпринимать поспешных действий…

— Главное — следите внимательно за домом Жана, друзья. Очень внимательно следите…

— А что до того, что сказал нам Мишель? — спросил Винсент — Что нам нужно обращать особое внимание на дом Паскаля?

Бертран нахмурился — Ну… Нас же больше, чем один, и мы сможем держать под наблюдением оба дома! Но не забывайте патрулировать деревню. Если зверь не Жан, то он может пролезть где угодно, помните это!

— Ладно… Хорошо… — отозвались члены отряда.

Итак, все дозорные разошлись по своим постам, а деревня тем временем засыпала, плотно затворив, а то и приперев тяжелым двери, постепенно засыпая, не смотря на снедающий страх, и пугающие мысли — «А доживем ли мы до рассвета?».

Час тянулся за часом, и ничего не происходило. Стоявшие вместе в дозоре Бертран и Себастьян вновь заговорили о Жане.

— Смотри — сказал Бертран — А пока вроде все тихо… Может это и не Жан?

— Я слышал — ответил ему молодой охотник — Что оборотни превращаются не каждую ночь… Кто знает, может сегодня никто и не придет?

— Хотелось бы верить в это, парень, но…

И тут их разговор нарушили громкие крики, и неистовый вой, от которого кровь заледенела у них в жилах — Вой Зверя.

Охотники побежали туда, откуда доносился вой, надеясь успеть…

Тереза закричала, когда встав ночью попить воды, она взглянула ненароком в окно, и оттуда на неё уставилась жуткая оскаленная морда… А после дверь в громким треском слетела с петель, и косматый ночной ужас ворвался в их дом. С плотоядным ревом монстр устремился к ней, но Давид — её отец проснулся от шума, и с криком бросился на чудовище. Но он был бессилен монстру, и зверь схватил его когтистыми руками за шею и свернул её, сломав будто сухую тростинку. Когда тело Давида осело к его ногам, он захохотал, будто демон, и устремился в семейную спальню Давида, где в испуге на кровати замерла жена Давида — Моника. С испугом женщина смотрела на входящего в спальню монстра, с пылающими глазами. А после белую простыню оросила её кровь, и ее крики вспороли ночь, добавляя новые ноты в ту симфонию ужаса, что прогнала слабую тень покоя над деревней Вале.

Покончив с Моникой, монстр вышел из спальни и, схватив когтистыми лапами Терезу впился в её плечо клыками. Девушка закричала от боли, а монстр довольно слизнул кровь с клыков, и удовлетворенно заурчал. Держа девушку, он вышел из дома, но там его уже ждали охотники, чью арбалеты были заряжены серебряными стрелами. А с ними уже были и другие селяне, схватившие колья, вилы и другое доступное им оружие.

— А ну ребята! — скомандовал Винсент — Цельтесь точнее, чтоб не ушла тварь! А теперь, пли!

Но чудище бросило девушку на землю, и одним плавным движением увернулось от всех выпущенных в него стрел, насмешливо рыча при этом.

— А чтоб тебя… Заряжай ребята! Кольями его! На вилы! Мы тебе не скот, зверюга! — закричал Винсент. Но прежде, чем кто либо успел хоть ранить зверя, он метнулся к лесу и быстро исчез в темноте.

Некоторое время все стояли оцепеневшие, и никто не нарушал тишину. И вдруг послышался стон — Тереза, раненная зверем стонала.

— Ну, хоть кого–то мы спасли — через силу улыбнулся он.

— Нет! — послышался резкий голос, и все обернулись на того кто это сказал — старуха Мари, ведьма — Она навлечет гибель на всех нас!

— О чем это ты? — грозно спросил у неё охотник.

— ОН укусил её! Ранил!

— И что с того? Николь перевяжет рану, да и ранена она не опасно…

— Идиот! — взвизгнула старуха — Ты не понимаешь! Он отравил её своим ядом, и теперь Тереза станет самкой зверя! И ночью она вцепится нам всем в глотки!

Все ахнули, и в испуге попятились от Терезы, что еще не пришла в себя, и лишь негромко стонала, истекая кровью.

— Не может этого быть! — нахмурился Винсент — Я не верю тебе, старая ведьма!

— Будет слишком поздно, когда ты поверишь, молокосос! Ради блага деревни Вале мы должны убить её, немедленно! Убить Терезу!

— Стойте! — донесся голос старосты Бернарда — Как староста деревни я запрещаю вам убийство девушки! Довольно с нас смертей, чтобы мы еще и сами помогали зверю убивать нас!

Что и говорить, жителям деревни было больше по душе решение старосты — никому не хотелось еще смертей, а уж тем более убивать хорошенькую Терезу, милую и отзывчивую девушку.

— Старый дурак! — закричала ведьма Мари — Ты всех нас погубишь! Я сама…

И она обнажила нож, который до того времени прятала где–то и метнулась через оцепеневшую толпу к лежащей в луже собственной крови Терезе…

И тут кто–то схватил визжащую старуху за руки и выбил у неё нож.

— Мишель… — выдохнула толпа. Да это был Мишель, глава охотников.

— Довольно смертей этой ночью, староста Бернард прав! — обратился он к толпе — Мари нужно будет запереть, и охранять, пока она не перестанет нести эту околесицу! А Терезу отнесите к Николь, пусть окажет ей помощь. И стерегите её. Винсент, Пьер это к вам относится. Клод, Ксавье вам я поручаю Мари. И все тихо!

— Мишель — выбежал из толпы один из тех, к кому обратился глава охотников — здоровяк Пьер — Мишель, незадолго до нападения, я увидел, как зверь убегал от дома Паскаля.

— Паскаль… — прошипел себе под нос Жак и крепче сжал снаряженный серебряной стрелой арбалет.

— Почему ты не поднял тревогу? — обратился между тем к Пьеру Мишель.

— Я хотел… Хотел устроить засаду…

— Ты идиот, Пьер! — рявкнул на него Мишель — Как ты мог даже подумать об этом! Может мы могли бы избежать этих смертей, если бы ты… В общем — вздохнул он — Ничего не исправишь… Вместо тебя Терезу будет стеречь Ксавье. Ты будешь наблюдать за Мари… Смотри во все глаза, понял?

— Да, Мишель.

— Кто видел Паскаля?

— Паскаль! — закричал кто–то, указав в сторону леса.

И все увидели, как из леса выходит Паскаль, босой, грязный, усталый, запачканный кровью.

Все поддались назад, и лишь горящий яростью Жак вышел вперед, поднимая арбалет.

— Остановись, Паскаль! — закричал глава охотников обращаясь к вышедшему из леса — Паскаль, почему ты идешь из леса? Откуда на тебе кровь?

— Паскаль… Оборотень… Зверь… Оборотень… Оборотень… — зашептались в толпе.

— Я проснулся ночью от того — закричал Паскаль в ответ — Что кто то схватил меня. Меня схватил зверь! Он выволок меня из дома, и потом бросил в лесу! А потом он вернулся и испачкал меня кровью. Я увидел огни, и пошел к вам…

— Он лжет! — закричал Жак — Он убийца! Он зверь! Он слуга Сатаны!

— Остановись, Жак! — крикнул ему главный охотник, но было поздно — стрела с серебряным наконечником вырвалась из арбалета, который держал Жак, и вонзилась глубоко в сердце Паскаля.

Тот захрипел и осел на землю. Изо рта его выплеснулась струйка крови, и он бессильно упал лицом в землю.

— Я убил его! Я убил Зверя! — закричал Жак, приплясывая как безумный, потрясая в воздухе арбалетом — Я убил его! Катерина вернется! Я убил Зверя!

И вдруг толпа ахнула, и Жак взглянул в сторону леса. Там, под деревьями стоял огромный черный косматый зверь, и казалось, зловеще улыбался, сверкая горящими ужасным белым светом глазами и скаля огромные окровавленные клыки.

И в наступившей тишине раздался безумный смех Жака…

Днем спустя, Мишель сидел в доме у старосты Бернарда.

— Как там Жак? — спросил старик, протирая очки.

— Лучше — ответил Мишель, устало потирая виски — Теперь он не похож на сумасшедшего. Думаю, стоит отпустить его из под стражи. Нам теперь нужны каждые руки, которые могут держать оружие.

— Верно — кивнул Бернард — Как жаль, что мы не смогли спасти Терезу…

Мишель кивнул, ведь это была в большей степени его вина. Ксавье, которого он назначил вместо Пьера стеречь красавицу Терезу прирезал её, когда никто этого не видел. Он близко воспринял слова Мари…

Мишель лично прикончил его потом. Так за одну ночь они потеряли пятерых, причем троих убили они сами…

— Жан со своим отрядом ходили искать логово зверя возле… ну той поляны — тем временем продолжал Бернард.

— Они ничего не нашли — горько улыбнулся Мишель.

— Да.

— И что делали обычно в королевской армии в такой ситуации, лейтенант Бернард? — спросил его Мишель, вспомнив о том, что в свое время староста служил в королевской армии.

Тот горько усмехнулся в ответ — Отступали для перегруппировки, и вызывали подкрепление. Но теперь, отступать некуда, кроме как на тот свет, и подкрепления мы не дождемся.

— Да, ситуация, что и говорить, не самая лучшая лейтенант Бернард.

Староста подскочил, так эти слова произнес не Мишель, и донеслись они сзади.

Обернувшись, он увидел, что у окна стоит молодой парень. Он был одет в длинное кожаное одеяние, похожее на то, что носил отец Франсуа, но только у деревенского священника оно было сделано из домотканой материи. На носу у незваного гостя громоздились очки, наподобие тех, что носил сам Бернард, но более тонкой работы.

Парень улыбнулся, не разжимая губ — Не самая лучшая, лейтенант Бернард, не самая лучшая…

Деревня Вале огласилась криками ужаса, когда увидели, как из темнеющего на фоне закатного неба домика старосты Бернарда выскочил зверь, и, издав громкий вой, устремился в сторону леса. Бросившиеся в дом селяне нашли там окровавленного, израненного, но живого Мишеля, и труп старосты, с разорванным горлом…

А спавший тревожным сном в своем доме Жак со стоном проснулся. Вокруг было темно — видимо, ночь уже наступила. Но почему он в доме? Почему он не в доме собраний, ратуше где он был все это время? И где охрана?

Он помнил, как все плыло перед глазами, когда он увидел того зверя, на фоне леса, и понял, что убитый им Паскаль был человеком. Потом же наступило время горячечного бреда. Мишель тогда приказал взять его под стражу, наверное, это было правильно… И вот теперь, он проснулся снова у себя в доме… Мишель приказал отнести его туда? Или Бернард?

Шатаясь, Жак вышел на темную улицу. Она была пуста, как он и ожидал. Он прошел по ней к домику знахарки Николь. «Странно» — подумал про себя Жак — «А где дозорные?»

И вот он шел и шел, по абсолютно пустой улице. В домике знахарки как всегда царил полумрак, а сама старая Николь сидела за столом, согнувшись и корпя над каким–то травами и порошками.

— Николь — позвал он знахарку — Я пришел навестить Катерину, Николь.

Та молчала в ответ.

— Николь! — позвал он настойчивее, что же она, уснула чтоли, и потряс её за плечо.

Старушка упала на пол, и Жак с ужасом увидел её лицо — окровавленные кости черепа!

Объятый страхом, парень вбежал в комнату, где сидела Катерина, где его встретил Мишель.

— Не бойся, Жак — сказал он ему — Все будет хорошо, поверь — И улыбнулся. А потом его улыбающееся лицо преобразилось и молодой охотник увидел ту самую, оскаленную в звериной усмешке морду зверя. И этот зверь запустил когти и клыки в сидящую, не сопротивляющуюся Катерину…

— Нет! — вскричал Жак и бросился на зверя.

— Что случилось, Жак? — спросил зверь голосом Пьера, и ударил его в грудь.

От удара Жак вылетел обратно на улицу. Там он увидел селян деревни Вале. Теперь улица, как по волшебству заполнилась народом. И все они смотрели на него.

— Там! — закричал Жак, указывая на домик Николь. Из дверей его вышел оскаленный зверь, с горящими белыми глазами. Все повернули к нему свои лица. А когда все снова перевели взгляд на Жака, то он увидел морды зверей, оскаленные в демонической усмешке.

— Стерегите его! — низким голосом приказал тот зверь, что был Мишелем. И двое зверей, один из которых был Пьером, а второй Алленом, подошли к нему.

— Жак, все будет, хорошо, слышишь, Жак? — сказал Пьер — Зверь.

И Жак увидел себя со стороны — огромный черный клыкастый монстр, что сжимал в когтях тело Катерины…

— Нет!!! — взревел он.

— Жак! — позвал его снова Пьер — Зверь.

— Прочь! — закричал Жак — Зверь.

— Жак! Жак! Очнись, Жак!

И тут Жак ощутил, как кто–то трясет его за плечо, и он открыл глаза просыпаясь. Вокруг все также была обстановка их деревенской ратуши, а над ним склонился Пьер.

— Жак, ты кричал во сне. С тобой все в порядке? — встревожено спросил он у молодого охотника.

— Да… — неуверенно ответил он.

— Снилось что?

— Да.

— А что?

— Зверь… Много зверей…

— Бедняга — сочувствующе вздохнул Пьер — Тебе крепко досталось. Вот и сны теперь такие мучают.

— А вот Мишель…

— Мишель! — в ужасе подскочил Жак, но потом вспомнил, что это был всего лишь сон — Да, конечно, Мишель.

— Мишель, в общем, хочет тебя выпустить. Будешь с нами в дозор ходить. Как раньше, дружище! — улыбнулся простодушный здоровяк Пьер — Ты рад?

— Да, да, конечно… Спасибо Пьер…

— А то теперь строго будет. Теперь Жан главный.

— Почему? Да вот только что Бернарда зверь загрыз! Представляешь себе? Еще и не стемнело толком, а он уже… Мишеля правда не убил, но поранил всего… Ток только успел тебя сказать отпускать, да и упал без чувств. Теперь его Николь выхаживает.

— Зачем?

— Что зачем? Так я же говорю, будешь с нами…

— Зачем она его выхаживает? — спросил Жак — На что надеяться? Откуда ждать помощи? Как бороться?

— Эгей, Жак — озабоченно посмотрел на него Пьер — Да ты раскис совсем. Не унывай, старина! Мы из этой передряги выпутаемся! Старик Пьер знает, что говорит! И Катерину твою выходим, еще станете с ней под ручку гулять, да детишек нарожаете.

— Да, да, конечно, ты прав…

И Жак вышел из ратуши навстречу наступающей ночи. Вале еще не ложилась спать, но уже начинали выставлять ночную стражу. Он шел мимо односельчан и ловил на себе их косые взгляды — еще бы, ведь он сумасшедший убийца! Он убил человека!

И чем дальше он шел, тем больше ему казалось, что сон его становиться явью, и вместо людских лиц он видел оскаленные звериные морды. Быть может Бог ему поможет…

И Жак направился в их деревенскую церковь, где и по сию пору обретался отец Франсуа.

Когда парень вошел в церковь, то увидел неподалеку от алтаря дородную фигуру деревенского священника.

— Отец Франсуа!

— Да, сын мой! — радушно поприветствовал его священник.

— Отец Франсуа я пришел к вам… За советом.

— Конечно, сын мой, я всегда рад помочь заблудшему чаду Церкви. Что беспокоит тебя?

— Мы не пойдем в исповедальню?

— Ах, сын мой — грустно улыбнулся священник — До строго ли соблюдения обрядов в наше время? Мы можем поговорить и здесь.

— Отец Франсуа, как Бог допускает такое… такое, что случилось сейчас со всеми нами?

— Жак — вздохнул отец Франсуа — Этот же вопрос беспокоит и меня. Но пойми, что бывает такое, что бог посылает испытания своим детям. Но мы должны быть стойкими в испытаниях. Библия говорит нам: «Ваш противник, дьявол, бродит, как лев рыкающий, ищет, кого сожрать. Вы должны противостоять ему, твердые в вере, зная, что во всем мире братья ваши терпят такие же страдания.»

— Сожрать… — повторил негромко Жак — Сожрать…

На центральной улице собирались охотники и крестьяне.

— Нужно выставить стражу на ночь — сказал Бертран — Но пока еще Жан не пришел.

— Значит, будем ждать пока он не придет — ответил Винсент — Он никогда не приходил слишком поздно. А вот, кстати, и он!

— Приветствую вас! — поднял руку Жан — Итак, сегодня будут дежурить…

— Я ЗВЕРЬ!!! — прокричал громко кто–то.

Все обернулись и увидели на пороге церкви Жака, лицо которого было перепачкано кровью, а зубы были оскалены в злобной гримасе, почти такой же пугающей, как и зверь, что показался селянам в позапрошлую ночь. И он завыл, как голодный волк в зимнюю ночь, и побежал прочь, к лесу.

— Что случилось с ним? — спросил недоумевающий Себастьян.

И тут кто–то закричал из церкви — Отец Франсуа! Он перегрыз ему горло!

Жители Вале испугались, но уже никто не кричал от ужаса, и не впадал в панику — у людей просто уже не осталось на это сил.

— Я вернусь ночью! Зверь придет ночью! — кричал из леса безумный Жак.

— Нужно поймать его! Не хватало еще, чтобы он вместе со зверем нападал на людей! В погоню! Винсент, Себастьян, Бертран, Пьер за мной!

— И не подумаю пойти за тобой, Жан — огрызнулся Себастьян.

— Что это такое? ТЫ забыл свое место, парень? — нахмурился глава отряда.

— Нисколько! Я просто хочу жить! А ты… Ты убьешь нас, стоит нам только пересечь границу леса! Ты же ведь тот, кто сделал Жака таким!

— Что?! Что ты говоришь?! Ты в своем уме?!

— Он прав — произнес Бертран твердым голосом — Жан, ты никогда не появлялся вместе со зверем. И мы знаем, что ты продал душу Дьяволу, и теперь он решил взыскать с тебя должок. Но пусть в Ад отправится только твоя душа!

И за его спиной встали все остальные члены охотничьего отряда Жана… или уже не его отряда?

— Да вы… Да что вы говорите… — пораженный отступил назад Жан.

— И вот сейчас, ты натравил его на отца Франсуа, наверное, святой отец мог вывести тебя на чистую воду. А он всегда порицал тебя, за то, что ты пропускаешь службы в церкви и не исповедуешься!

— Да вы сами не ходите в церковь! — огрызнулся Жан — Не вам судить меня!

И тут молодой Себастьян спустил курок своего арбалета, и стрела, блеснув серебряным наконечником, вонзилась в грудь Жана.

Тот повалился на землю, схватившись за стрелу, что торчала у него из груди.

— Сопляк… — слабеющим голосом прохрипел Жан — Ты даже не смог выстрелить… Чтобы… убить…

— Серебро убивает его! — радостно закричал Себастьян.

— Есть еще одно средство против демонов — зло проговорил Бертран, и, шагнув вперед, резким движением топора отсек голову своему бывшему вожаку.

Схватив её за волосы, он поднял её вверх, не обращая внимания на капли крови, что брызнули ему на лицо из обрубка шеи.

— Вот он, Зверь! Больше никто не придет ночью!

— Вы… убили человека… — прозвучал дрожащий, но все еще сильный голос.

Обернувшись, все увидели стоящего позади них Мишеля.

— А ты кто такой, чтобы знать это? — резко ответил ему Бертран — Не ты ли плакал при одной мысли о звере? Вот! Гляди теперь! Он повержен!

— Ну, вообще то, Мишель прав — протянул кто–то скучающим голосом. И все увидели, что рядом с обезглавленным трупом Жана стоит тот, кого видели перед своей смертью и Бертран, и Луи, и многие другие…

— Так это ты — зверь? — спросил его Бертран.

— Нет — отрицательно покачал тот головой.

— А кто?

— Он — указал тот пальцем назад.

И вновь все взгляды обратились к Мишелю.

Тот в ответ улыбнулся и положил ладонь себе на лицо. И все подались назад, когда он сорвал со своего лица кожу Мишеля, которую он носил, будто маску, и бросил её на землю, открыв их взорам молодое лицо, похожее на того, кто пришел только что, и кого видели перед смертью Бертран, Луи и многие другие.

— Теперь у тебя будут свои ученики, мучитель! — громко сказал Бона, обращаясь к своему ученику.

— Да… — сказал парень в ответ — Учитель — закончил, злобно оскалив клыки огромный косматый черный зверь.

— Вы все станете моими учениками! — и зверь прыгнул…

— Мы опоздали! Они ушли отсюда!

— Ты права, Вика — кивнул Маледикт, пролетая над деревней Вале, чьи улицы ныне были подобны одной приметной поляне неподалеку.

— В других тоже самое — пробормотал Джестер, не меньше их пораженный увиденным — Вы знаете, куда нам дальше то идти?

— Думаю, да — задумчиво проговорила Вика, взмахнув золотыми крыльями.

— Я, кажется, знаю, кто это балуется — прищурился Маледикт.

— И кто?

Глава 9. Разрушитель миров

— Бона, мой учитель!

— Да, ученик? — ответил тот, кого называли Боной, но кто носил и другие имена, и кто приносил страх и ужас. И тот, кто нашел себе ученика в своем деле…

— Посмотри на это, учитель! Этот мир… Я вдыхаю зловоние трупов и чад пожаров и упиваюсь им… Как это прекрасно! Как прекрасно все, открытое мне тобою, мой учитель… Нет мелочных страстей, нет ужаса перед будущем, нет горечи сожалений… Есть лишь упоение смертью, восторг мук… Сколь прекрасна такая жизнь…

— Ты совсем вырос, мальчик — по–отечески положил Бона руку на плечо мучителю.

Тот уже совсем преобразился, по сравнению с тем, каким он был вначале… Теперь это было создание, чью темную кожу покрывала черная слизь, за спиной вздымались огромные тяжелые кожистые крылья, на голове его были блестящие рога, похожие на осколки старинного зеркала, и глаза полыхали потусторонним мертвящим белым светом. Могучее тело бугрилось мускулами, кое–где виднелись следы от пуль, которые истекали сукровицей, да багровел страшный шрам на шее.

Бона убрал руку от его плеча. Затем он поднес руку к клицу лизнул черную густую слизь, что запачкала её.

— Чудесно — улыбнулся он — Квинтэссенция боли и страданий, ужасный яд, отрава… Прекрасное дополнение к внешнему облику! Отвратительная и…

И тут он положил испачканную слизью ладонь на плечо стоявшей недалеко обнаженной девушки в шипастом железном ошейнике — рабыни, коими мучитель окружал себя, дополняя образ жестокого тирана, захватившего выжженный дотла мир.

От прикосновения черной слизи лицо девушки и исказилось, она застонала и упала на пол. Некоторое время она корчилась в муках, из её носа, рта и ушей полила фонтанами кровь… И с горестным стоном она испустила дух.

— … И смертоносная — с довольной улыбкой завершил мысль Бона.

— Да, учитель, я создал свой облик таким, каким я сам захотел его видеть — довольно оскалил клыки Ротнемрот, мучитель — Зримое воплощение боли и мук гибели и разрушения… Достойное моего великого наставника — склонил он перед Боной свою рогатую голову.

— Неплохо… — задумчиво произнес тот в ответ — А скажи мне Ротнемрот, верный мой ученик, как ты провел завоевание этого мира? Пытались ли его жители противопоставить тебе… Хоть что либо, а? — прищурился длинноволосый ментор.

— О, они пытались, учитель — кивнул Ротнемрот в ответ — Поначалу никто не воспринял всерьез те несколько дивных изуродованных жертв, что я убил, ступив в этот мир… Но после, когда жертвы стали моими верными слугами — довольно ухмыльнулся он, вспоминая — И сами стали творить злодеяния… Тогда, конечно, все испугались, тут они и армии подключили, и всякие герои–одиночки похватали разномастное оружие и помчались меряться силами со мной и с моими детьми! Но увы и увы… Как ты и научил меня, учитель, моих сил прибавлялось от каждого мига страданий, от каждой капли пролитой крови… Неважно, чья текла кровь — моя или их… И вот теперь… Города стали ловушкой для последних выживших, которые лишь пища для моих детей… Если, конечно, я не буду милостив и не приму их в свои ряды, в ряды своих малышей, что упиваются страданиями, также, как это делаю я! Разорванные в клочья былые воплощения силы и мощи, достатка и процветания…

— … И зима, коей охвачен этот мирный край сейчас — кивнул Бона — Зима, что и не торопиться уступать место весне. Да, ты неплохо поработал, парень, более чем неплохо.

И, сказав это, он вышел с балкона, на котором они стояли вместе с мучителем. Балкон этот венчал высокую темную башню, что воздвигли слуги мучителя. Башня темным шпилем возвышалась надо всей округой, ярко контрастируя над белыми просторами, покрытыми чистым белым снегом.

Теперь, когда живых людей почти не осталось, некому было пятнать белое снежное покрывало, а твари мучителя более были заинтересованы в том, чтобы ловить и пытать людей, тогда, когда это позволял им их повелитель. Все остальное время они пребывали в сонной дремоте в этой башне, или же в запорошенных снегом развалинах городов и деревень.

Бона тем временем спустился, к основанию башни и пошел по заснеженным улицам города, посреди руин которого слуги мучителя и воздвигли башню в подарок своему господину. Оставив своего ученика наслаждаться видом и вдыхать морозный ветер, приносящий слабые запахи гари, сам Бона сейчас шагал по улицам, ощущая как недовольный ветер бросает редкие снежинки ему в лицо, и наслаждаясь холодом и морозом припозднившейся зимы, так же, как и тогда…

— Наслаждаешься прогулкой? — окликнул его негромкий голос.

Бона обернулся на голос, и увидел, что сзади него на улице возвышается громада тела огромного зеленого дракона. Тот внимательно смотрел на него изумрудными светящимися глазами с вертикальным черным зрачком.

— Ветер будит во мне давние воспоминания — ответил длинноволосый парень в истрепанном пальто дракону, не испугавшись его. Хотя тот, кем он был, сам мог вызвать ужас у любого живого создания… Вот только, как Бона не был человеком, не смотря на внешнее свое сходство, так и этот дракон не был драконом, как бы не пытались уверять обратное могучие драконьи крылья, длинная чешуйчатая шея и мощные когтистые лапы.

— Воспоминания… — задумчиво ответил дракон — Я же помню, каким ты был — И тут дракон назвал его по имени, и имя это было отнюдь не тем, что называл он своему ученику.

— И я помню это — ответил Бона дракону.

— А теперь… Зачем ты все это делаешь? На что ты надеешься? Ты же знаешь про…

— Извечное Коловращение, Равновесие и — взглянул он в глаза дракону — Баланс, так?

— Так — кивнул мощной головой дракон — Ты поступаешь так… Скоро все это будет исправлено, последствия твоих действий… Всему твоему буйству придет конец.

— И как? — вопросительно вскинул бровь Бона… или же стоит звать его иначе? — Как же придет конец? Что сможет остановить меня, того, кто перешел через все границы, через все преграды? Что остановит меня?

Зеленый дракон покачал головой, не сводя светящихся зеленых глаз с Боны.

— Мой ученик — взглянул он в сторону вершины башни — Поверг этот мир в прах. Есть ли надежда у них? И есть ли она хоть у кого то?

— Этот мир не мертв — заметил дракон — И ты всегда знал, что даже за гранью всяких надежд еще есть надежда.

— Знал — кивнул длинноволосый в ответ.

— А теперь… Неужели ты потерял надежду?

— Нет — отрицательно покачал головой в ответ — Я не потерял надежды.

— И тогда… — удивленно произнес дракон — Значит ты надеешься…

— Надеются все! — резко ответил повелитель страданий — И ты, и я, и он…

— И что же ты ждешь теперь? — обратился на него взгляд изумрудных светящихся глаз.

В ответ Бона лишь нахмурился и оскалил длинные клыки, прикрыв горящие темные глаза.

— «И пришли тогда последние дни нашего мира. Никто и не ждал той беды, что будто с небес низверглась на землю, охватывая темными волнами город за городом, страну за страной, пока не остался лишь я и горстка моих спутников, что влачили существование в заброшенном отшельническом доме. Мы жили вдали от городов, и лишь иногда полковник регулярной армии, который так и не назвал свое имя, и которого мы звали просто Полковник с несколькими другими отчаянными смельчаками выбирались в заполоненный адскими тварями город, чтобы умыкнуть из под носа новых инфернальных хозяев города немного еды или пригоршню патронов, что могли помочь нам продлить наше существование…

Зачем мы все это делали? Никто не мог сказать. Отец Ефрем молился и призывал нас молиться вместе с ним, дабы Бог простил нас…

Бог… Но кто этот Бог? И как он мог нам помочь? Я не смог бы сейчас сказать, есть ли Бог или добро на самом деле. Но то, что Дьявол, или иное подобное зло существует я мог сказать определенно.

И все же мы оставались, быть может, последними из людей, кто до сих пор не сдался и не погиб. Клинок — самый отчаянный среди нас, говорил о том, что человек не должен умирать как скот на бойне, и что нам нужно сражаться. Сражаться даже если уже все, что мы знали, что нам было дорого, все пропало и все разрушено и обращено в прах. Просто сражаться, потому, что иного нам не осталось…»

Худой парень снял очки и потер переносицу. В кругу тех людей, о которых он писал в своем блокноте его звали просто Смарт. Некогда известный сетевой журналист, теперь он был одним из беглецов, что смогли убежать из городов, когда на них обрушились завывающие прислужники мучителя.

Всего их было семеро — сам Смарт, отец Ефрем — некогда приходский священник, а теперь просто священник, что хранил самое дорогое, что осталось у него — веру; Клинок — лихой парень, поклонник боевых искусств, который не расставался с большим и острым ножом, как он сам говорил это был подарок ему от кого то, кто был ему близок; Обжора — рослый, плотного телосложения мужик, бывший в свое время известным шеф–поваром, что и говорить в их заброшенном доме стряпней занимался он, хотя обжорой он не был, так, прицепилась кличка; Кремень — отставной военный, несмотря на седину в волосах, он по прежнему был тверд и крепок, и не позволял другим раскисать и падать духом, насколько это было возможно в почти мертвом мире; Полковник — в отличии от Кремня он служил в действующей армии, Кремень нашел его разбитого и павшего духом, подавленного тем фактом, что его армия, единственная в мире могучая и непобедимая была просто сметена завывающими тварями, явившимися из ниоткуда, Кремень дал ему новую цель, и Полковник снова стал самим собой, собранным и целеустремленным; и, наконец, Жига — разбитной и лихой парень, про его прошлое не знал никто, кто говорил, что он ранее был гитаристом рок–группы, а кто, что он был байкером, но тем не менее он был сейчас одним из них — последний из выживших людей в умирающем мире, что был покрыт снежным саваном зимы, что сковывала землю, несмотря на то, что по календарю уже весна должна была вступить в свои права.

— Эй, Смарт, разгрузи сумки, мы с покупками вернулись! — донесся от входа зычный голос Полковника, одновременно со звуком захлопнувшейся двери.

Смарт быстро подбежал и принял у Полковника тяжелый рюкзак, в котором было что–то тяжелое.

— Консервы? — спросил Смарт.

— Да — махнул рукой бывший офицер — Там мясо, консервированные фрукты… Даже шоколада немного удалось достать.

— Насилу дотащили, Смарт — ухмыльнулся Жига, стряхивая с себя снег — Еще повезло, что никого в этот раз не видели, и нас, похоже, что тоже никто. А то бы поменьше бы принесли… Намного меньше — хмыкнул он снова, приставляя к стене дробовик.

— Патронов мало только — вздохнул Клинок, который был третьим из тех, кто сегодня отправлялся на вылазку в город — Надо бы побольше… Вот только не знаю, чем оно поможет…

— Так — резко оборвал начинавшийся разговор стального голос — Разговорчики мне тут! Сходили и ладно, молодцы, Обжора пока ужин сготовит.

Все четверо выразили согласия со словами Кремня — это был он, тот, чья железная воля держала их всех семерых, поддерживая их дух среди снегов, что окружали их.

— Слышь, Кремень, я тогда пойду на кухню, к Обжоре, помогу ему, то–се, а? — поинтересовался Жига.

— Иди — кивнул седовласый вожак в ответ.

Когда Жига ушел, прихватив с собой часть принесенных продуктов, Кремень обратился к Полковнику:

Хвоста за вами точно не было?

— Да, командир — кивнул тот в ответ — Обычно как идем, так они либо бросаются, либо просто по кустам, или по крышам воют… А сегодня и никого не было, даже странно…

— Ты следил? Уверен, что они вас не вели?

— Абсолютно — уверенно кивнул Полковник — Никто не вел. Может, твари уже нажрались, или еще чего, и мы им стали не интересны?

— Может быть… Ладно, раздевайтесь, отдыхайте. Смарт — обратился он к бывшему журналисту.

— Да?

— Сегодня вы с Клинком дежурите ночью. Пока еще нас никто не находил, но это не повод расслабляться. Понял?

— Да, Кремень сделаю — кивнул Смарт.

Кремень, Смарт, Полковник… Столь разные и непохожие друг на друга люди. Клички им придумал Жига, да как то они все и привыкли называть друг друга по кличкам. Настоящих имен называть как то и не хотелось — эти имена напоминали о той жизни, что все они оставили, или, точнее, о той жизни, которой их лишили эти адские твари.

Смарт помог Полковнику и Клинку раздеться и убрать оружие. Оружие, впрочем, все они убирали недалеко — никто не гарантировал, что необходимости в нем не возникнет в любую минут…

За ужином, который сготовили Обжора с Жигой как обычно все разговаривали о том, о сем — как прошел день, участники вылазки в город рассказывали что видели. Не обошлось сегодня и без проповедей от отца Ефрема.

— Бог — объявил отец Ефрем — Вывел нас сюда, где мы смогли найти спасение. За это я возношу ему молитвы… Но увы — я делаю это один, и не встречаю среди вас поддержки в этом начини, друзья мои.

— А мы благодарим тебя, батюшка Ефрем — хмыкнул Жига, жуя — Это ж ты нас вывел в сию скромную обитель, да и молитвы твои, ручаюсь не лишни в этом всем деле, в котором мы, как можем, барахтаемся.

— Твои слова прямо таки сочатся недоверием — нахмурился отец Ефрем — Впрочем, я знаю, что ты все это не со зла говоришь, ну а значит, что еще есть в тебе вера, пусть ты её и скрываешь…

— Ну, у меня то много чего есть — нашелся Жига в ответ.

— Ладно, Жига, прекрати ерничать — осадил его Кремень — Мы и в самом деле очень благодарны отцу Ефрему за то, что он помог нам найти приют в мире, который резко стал весьма негостеприимным. Скажу тебе, в лесу под кустом, в такую холодину, сейчас было бы не сладко… Был у меня один фронтовой случай…

И Кремень пустился в рассказы о своих былых похождениях. Некоторые истории повторялись, но никто не перебивал бывшего вояку. Кремень мог позволить себе такую слабость, как рассказывать некоторые истории по нескольку раз, все таки на его плечи ложилась очень большая ответственность — ответственность их главного, их вожака. Смарт, в который раз слушавший историю про то, как Кремень и его отряд партизанили в зимнем лесу, поймал себя на мысли, что без твердой руки старика все бы они давно сгинули бы и разделили участь жертв обрушившегося на мир бедствия.

— Ну ладно, что уж тут рассказывать — неожиданно сказал Клинок — Все это, конечно, хорошо, что мы здесь, да вот я думаю, что надо бы и других беженцев поискать, что скажете?

— Скажу так, Клинок — взглянул на него Кремень — Дело это, что и говорить, благородное, но и опасное, весьма и весьма. Во–первых, можем на нашу базу… На дом наш в общем, навести тварей. Во–вторых, кто знает, может и сами твари прикидываются людьми, а потом ночью зубы отрастят и ногу, или еще чего отхряпают?

— Это да — кивнул Клинок в ответ, любовно поглаживая лезвие своего ножа — Но все таки… А там глядишь, если бы поболее людей бы набрали, то и чего бы вышло…

— А чего именно? — вопросительно вскинул бровь Кремень.

— Ну… Тварей прижать, да и…

— Прижмешь ты их! — рассмеялся Полковник, с интересом слушавший весь этот разговор — Клинок, ты же не дурак далеко, а вот простой вещи не поймешь — Когда эти сволочи напали на наш мир то, у нас же все было замечательно, жили в домах с отоплением и прочими прелестями. Армия была в полной боевой готовности, а не как мы — патроны таскаем, пока никто не видит. Да и какая армия была — танки, авиация, стратегическое оружие… А зверюги эти пришли, невесть откуда, да и скушали все это за милю душу и не поморщились! А ты теперь думаешь, что вот соберем мы партизанский отрядик, и такими вот героями пойдем, победим зверюг. Нет, Клинок, дружище, все что нам остается, это доживать тут, да продать свою жизнь подороже, если… Ну, да ладно, впрочем, вы все и так все знаете — сказав так, Полковник замолчал, и недвижным взглядом уставился на огонек свечи, которая освещала их обеденный стол — фонарики они все берегли на крайний случай.

— Это ты прав, Полковник, вот тут ты точно прав — серьезно кивнул Клинок в ответ — Не должен человек просто, как скотина дохнуть!

— Ладно вам спорить — осадил их Кремень — Все равно ничего не сделаем уже…

— Ты не прав, Кремень — огладил бороду отец Ефрем — То, что мы еще до сих пор живы, дает нам надежду, надежду на то, что мы еще увидим мир без заполонивших его отродий.

— Кстати, отец Ефрем — оживился вдруг Обжора — А вот вы никогда не говорили откуда по вашему мнению эти зверюшки взялись. Они из Ада, или что то подобное?

— Я не знаю, дуг мой, не знаю — понурился отец Ефрем в ответ — Кара ли они Господня или что иное… Они тут по попущению Его, это определенно…

— Попущение, допущение — проворчал Полковник — А результат то один — что мы тут в лесу кукуем! Я вот уже все сказал, и вы все знаете, что я прав, что бы вы не пытались сказать. Мне вот Смарт нравится — сидит себе вечерами в уголке и в блокнотик свой строчит… Что пишешь то, а, Смарт?

— Да так — пожал тот плечами, помешивая чай — Что–то вроде очерка о наших приключениях… Наверное, журналистские привычки не хотят умирать…

— Ну и что, интересно писать, как в лесу целыми днями в сугробах сидишь?

— Ну уж что есть, то и пишу — махнул рукой Смарт.

— Ладно — поднялся со своего места Кремень — Пора нам спать, завтра днем еще вылазку сделаем, и — взглянул он на Клинка — Поищем других выживших, если они еще есть. Клинок, Смарт — на вахту! Как обычно — раз в два часа один из вас выходит и обходит дом на улице. Если что обнаружите — немедленно будить всех, если вышедший на улицу не вернется — тоже всех поднимать. Ну, в общем, не в первый раз уже ребята.

— Ясно — кивнул Смарт, Клинок же молча поднялся со своего места и отправился в прихожую, где и располагалась их вахта.

— Жига — окликнул парня толстяк Обжора — Помоги с посудой, а то от этих троглодитов помощи не дождешься.

— Когда я тебя бросал, начальник! — притворно оскорбился Жига в ответ.

Постепенно шум в занесенном снегом домике затихал, лишь слышен был негромкий голос отца Ефрема из комнатки, которую он отвел под молельню, да побрякивала посуда с кухни, под аккомпанемент негромкой беседы Жиги и Обжоры. Но вскоре и эти звуки затихли, и остались только бодрствующие Клинок и Смарт, один из которых пристально вглядывался в окно, и время от времени переходил в другие комнаты, чтобы глянуть в щели между досками, которыми были заколочены окна там.

Смарт же снова достал свой блокнот и принялся делать там небольшие пометки, временами поднимая взгляд и посматривая в окно.

— Все пишешь? — обратился к нему подошедший Клинок.

— Да, раз уж тихо все, дай, думаю попишу хоть… Руки сами так и тянуться…

— А просмотреть не боишься, если кто полезет?

— Да нет — улыбнулся журналист в ответ — Я же привык одним глазом в блокнот а вторым вокруг, дабы чего интересное не просмотреть… Еще по мирной жизни.

— Ясно — кивнул в ответ Клинок, теребя лезвие своего ножа.

— Слушай — позвал его Смарт — А вот давно спросить хочу, а ты кем был то, ну, до того, как все это началось…

— Да — махнул рукой Клинок — Долгая история, братишка, долгая и скучная. Неинтересно рассказывать будет, а слушать еще неинтереснее.

— Да ладно тебе, дружище, чего уж теперь скрывать то… Теперь то уже все равно, что было да как…

— Ну, а раз все равно, так чего сейчас языком то трепать попусту? — огрызнулся, без особой, впрочем, злобы Клинок — Нам сейчас нужно вахту до утра держать, ждать, пока солнышко встанет, то, да се.

— Это, конечно, так — не отставал от него Смарт — Но уж извини есть у меня какой–то журналистский зуд… Вот ничего не могу поделать…

— Ну, раз жжет тебя твой зуд, так и сходи на улицу, остынь чуток, что скажешь?

— Подловил — ухмыльнулся в ответ экс–журналист — Ладно, пора и на улицу.

— Оружие возьми, дробовичек вот…

— Не учи, не в первой…

Накинув свою теплую куртку, и взяв в руку дробовик, Смарт вышел в зимнюю ночь.

Клинок прикрыл за ним дверь, чтобы не выстужать дом понапрасну, и парень ощутил себя каким то одиноким и брошенным. Даже осознание того, что вот еще шесть человек сейчас в этом доме, а один из них не спит и ждет его возвращение не утешало его. Снова лезли в голову мысли о том, чего же им всем ждать, и на что надеятся…

Так он стоял и размышлял, пока глаза не привыкли к темноте. Делающие обход обычно ходили без света, дабы не привлекать к себе тварей… Да и никто не знал, кто еще в этих лесах обитает. Звери дикие, вроде волки или еще кто… Хотя они, вроде, больше сейчас прятались по норам, или жировали на руинах городов, благо трупов там теперь было полно… А может и какие шайки мародеров могли в эту глушь забрести…

Полковник, помнится, рассказывал про таких, что пытались отнять у них оружие и провиант. Тогда случилась стычка, дошло даже до перестрелки. Из их отряда никого не ранили, а бандиты потом долго не прожили — их сожрала одна здоровая тварь, которую привлекла стрельба. Даже тогда, когда, казалось, весь мир рухнул, все равно остаются люди, которые готовы перегрызть глотку ближнему, и порою они даже хуже любых неведомых тварей…

Смарт вздохнул от этих невеселых мыслей, и направился в обход вокруг дома, держа свой дробовик наизготовку. Вокруг было по обыкновению тихо — шумели редкие порывы ветра, и больше ничего. Все зверье, наверное, либо попряталось по норам, либо убежало подальше, в такую глушь, куда люди не в жисть не забредают.

Вот и было в лесу очень тихо, и бесшумно падал снег…

Смарт вздохнул, глядя на падающие крупные снежинки. А ведь по календарю уже весна, а погода, словно середина зимы — снег, метели, холод. Видать, вся эта свистопляска не только людей затронула… Парень вздохнул, медленно, чтобы не шуметь ступая по скрипящему снегу. Снег они не чистили, дабы не было следов того, что кто–то здесь живет. Хотя, от кого прятаться, подумал Смарт — звери эти, как Полковник рассказывал даже секретные военные базы находили, которые были ох как хорошо запрятаны, а уж их то захоронку они отыщут вмиг, если захотят. Наверное, просто им неинтересно было, вот и не совались они в леса.

Но вдруг он услышал какой–то звук, будто негромкий разговор, и что то белое мелькнуло среди веток. Смарт вскинул к плечу дробовик и направил его в ту сторону, где он видел это что–то белое…

Но там лишь осыпался снег с ветки, потревоженный порывом ветра.

Журналист вздохнул и опустил ружье. Вот и чудится уже всякое… Может все они уже с ума сходят? Или уже давно сошли, и все происходящее с ними бред?

Он вздохнул и продолжил свой обход вокруг дома. Больше он ничего не видел и не слышал, кроме ветра и снега вокруг.

Наконец, он подошел к двери и постучал. Клинок открыл ему дверь и пристально взглянул ему в лицо.

— Ты что такой смурный то?

— Да так — махнул в ответ Смарт, заходя в дом и отряхивая с ног снег — Устал я… Устал прятаться, жить тут как в изгнании…

— Ну, уж лучше так, чем гнить на улице.

— Наверное — пожал тот в ответ плечами, снимая куртку.

— Эй, полуночники, что унываем то? — раздался за их спинами знакомый голос.

Они оба обернулись.

— Жига — вздохнул Клинок — Ты то что не в койке?

— Да не спится мне — ухмыльнулся неунывающий Жига — Вот вам бутылку сочку притаранил, и стаканы не забыл. Давайте навернем чтоль?

— Какой сок то? — поинтересовался Смарт.

— Ананасовый.

— Ну, это хорошо — кивнул журналист.

Они дождались пока бывший байкер, или кто он там есть, разольет сок по стаканам и одновременно выпили.

— Не соврал, Жига — улыбнулся Клинок — И в самом деле сок… А я уж думал, что ты водки принесешь, или вина там…

— Э–э–э, плохого ты обо мне мнения, дружбан — покачал головой Жига — Я хоть и редкий раздолбай, и вот пополуношничать люблю, а что такое дисциплина понимаю. Так что водка теперь только для притирок, растирок и прочего там, с мороза… Ну вы поняли, а, ребятки?

— А чайку не сготовил случаем? — поинтересовался Смарт.

— Как это не сготовил? Обижаешь — ухмыльнулся в ответ Жига — Конечно сготовил.

— А что сразу не принес?

— А вот соку захотел, а я один не пью — подмигнул он Смарту и Клинку.

После этих слов он и в самом деле поднялся, и принес чайник, чашки, заварку, сахар, и даже пакетик молока.

— Сегодня мы много принесли всего.

— Ага — кивнул Клинок — Много.

— Ну, так что можно немного отпраздновать. Молочка кто хочет? А то я люблю с молоком — вздохнул Жига — А сто лет уже не пил, если не больше. Дай, думаю, разговеюсь малость.

— Жига, ты что такой добрый то сегодня? — удивился Смарт — Вроде раньше ты не такой общительный был.

— А проперло меня — ухмыльнулся тот в ответ, потягивая чай из кружки — Могу же я тоже иногда посентиментальничать, не все же мне вам клички сочинять, да в город бегать консервы с патронами таскать.

— Ну — не нашел что ответить Смарт — Ладно, что уж там… Да, спасибо за чаек, мне с улицы то самое то, горяченького.

Жига в ответ кивнул, о чем то задумавшись. И тут раздались шаги и в прихожую вошел Обжора.

— Чаевничаете, ребятки? Не помешаю? — поинтересовался толстяк.

— Да не, ты заходи, Обжор, я тебе тоже кружку принес — радушно ответил Жига.

— Да уж, не грех и вашего повара–кашевара чайком попотчевать — улыбнулся Обжора, присаживаясь за стол вместе со всеми.

— Смарт — позвал журналиста Клинок — Ты в окошко смотришь?

— Ну, да, смотрю.

— Ты просто не забывай — мы же тут дежурим, а не только чай пьем.

— Да помню я, помню.

— Ладно тогда, я просто, чтобы не забывал…

— Клинок, я все помню, не гоношись.

— Ну и как вам тут на вахте, ребята? — поинтересовался Обжора — Не скучаете?

— Да нет — покачал головой Клинок — Уж теперь когда вы с Жигой пришли не соскучишься.

— Слушайте, ребята — начал тут Жига — А помните отец Ефрем тут что говорил про Бога там… Ну так вот, Клинок соврать не даст, сегодня кое что видел я…

— Бога?

— Нет, в общем летал кто–то… Уж не знаю кто… Но крылья были…

— Ну, раз летал, значит крылья точно были — улыбнулся Обжора.

— Да погоди ты! — поморщился байкер — В общем вроде человек был, но с крыльями… Летал, значит… Вот я и думаю, не ангелы ли это были? Клинок, ты ж тоже видел, не отнекивайся!

— Да, что–то вроде было — рассеяно кивнул тот, пристально глядя в окно.

— Ну и что считаешь, а, Жига? — поинтересовался Смарт.

— Да не знаю даже… — замялся он вот в ответ — Вот думаю, не ангелы ли это были? Если уж какие страшные зверюги вылезли, должен же и кто то… Ну, в общем, кто–то дружелюбный явится, а?

— Ты, Жига, вот что скажи — начал журналист — А он как выглядел то? Крылья, это понятно, а может еще что было?

— Да как тебе сказать… Ну крылья… Светлые какие то… А так вроде и просто человек. Только вот с крыльями и летел. Вот и все, в общем–то.

— А не почудилось тебе?

— Да какой почудилось, говорю же, вон и Клинок видел.

— Видел — кивнул Клинок — Только мельком и не рассмотрел почти, может мираж был, думаю…

— Ага — фыркнул Жига — Тут конечно пустыня, но не миражам же быть тут…

— Да ладно вам спорить, видел — не видел — зевнул Обжора, допивая чай — Я пойду уже… Чашки потом оставьте, я с утра помою.

— Давай — махнул рукой Жига, и толстяк ушел в свою комнату.

— Неплохой тут у нас домик — улыбнулся Смарт — Комнат много, даром, что дом старый. Жига, ты куда?

— К печке, дров пойду подкину, чтоб утром не замерзли.

— А ну да…

— Так, Смарт — обратился к нему Клинок — Я через часик наверное пойду пройдусь, как там, нет ли чего на улице посмотреть, может видел чего, не вспоминаешь?

— Да нет… — Смарт задумался, не сказать ли о том, что видел, как ему показалось что–то белое, или даже слышал… Но решил, что все же не стоит — Нет, ничего не видел — твердо сказал он.

— Ладно, сахар передай, пожалуйста.

Смарт передал коробку с сахаром, и снова достал свой блокнот…

«… И вот очередная ночь, которую я не сплю, но жду и опасаюсь появления тварей из ниоткуда, что сожгли и уничтожили мир, который я знал. Жига говорил, что видел ангела, правда ли это? Может ли это быть спасением, ведь надежда всегда остается, о чем мне говорил отец Ефрем.

Жига видел ангела, но кого же видел я? И видел ли я и слышал ли кроме шума ветра и осыпавшегося снега? Или же я схожу с ума от безысходности и отчаяния, что иногда все же посещает мои мысли, как ни стараюсь я отогнать его прочь?

Я не знаю точного ответа ни на один из этих вопросов. Я даже не знаю, зачем я сейчас пишу и для кого.

Для себя? Для потомков?

А что если кроме нас на свете более не осталось ни одного человека, и мы последние из рода людского — семеро разных людей, которых свела жестокая судьба? Вспомнит ли кто о нас, и прочтет ли мои записи?

Но пока я пишу, я остаюсь собой, пока я пишу я жив, и, надеюсь, пока я пишу я не схожу с ума.

Я надеюсь, что я смогу кому то дать прочесть мои записи, пусть даже это будет последним, что я смогу сделать, но это единственное что осталось у меня теперь, и с этим я буду идти дальше и дальше, до самого конца…»

— Смарт — позвал его Клинок.

— Да?..

Бона стоял, скаля длинные клыки. Неожиданно лицо его приняло умиротворенное выражение, и он открыл глаза и снова взглянул на зеленого дракона, который стряхивал с себя сыплющийся сверху снег. Потом он принюхался к чему то и улыбнулся.

— Итак, твои выкормыши прибыли сюда, Баланс — торжествующе взглянул он на дракона.

— Можно сказать и так — согласился дракон — Но ведь и ты сам помогал им стать теми, кем они являются сейчас.

— Новое слово в Коловращении, новые, а может и не очень, создания — ухмыльнулся Бона — Да, я помню этих малышей… Но я тоже создал кое–кого особенного… И если эти трое ангелы то мое творение — это истинный демон. И это — полностью мое творение! — гордо проговорил он.

— А ты не боишься, что творение может затмить создателя и обратиться против него? — спокойно произнес дракон, отнюдь не напуганный речью Боны.

— Я страдание и мука, я боль и ужас! — устало проговорил Бона в ответ — Я устал повторять это всем, кто сомневается в моих силах, да и зачем я это делаю? К чему?

— Ты боишься — и снова дракон назвал Бону его старым именем.

— Только дурак не боится.

Дракон в ответ покачал головой. Бона в ответ взглянул в светящиеся зеленые глаза дракона. Они кое–что напомнили ему.

— Тот небольшой амулет… — задумчиво проговорил он — Скажи, ты специально подбросил его на пути мучителя, или же это была одна из тех маленьких, но интересных случайностей, коих так много в нашем любимом мире Извечного Коловращения?

— А, ты про тот маленький мой подарок… — выражение драконьей морды не изменилось, но почему то казалось, что он улыбается — Я, наверное, оставлю твой вопрос без ответа.

— Как будет тебе угодно.

— Я рад твоей готовности пойти навстречу, дружок.

— Дружок… Увы, Баланс, но теперь мы противники — вздохнул Бона — Не знаю, почему ты, который обычно стоит в стороне, сам решил выйти мне навстречу, а точнее, встать на моем пути…

— Я знаю — ответил дракон.

— И почему же? — прищурился повелитель страдания в ответ, не обращая внимания на сыплющийся сверху снег.

— Это был твой план. Быть может, ты с самого начала рассчитывал на то, что я вступлю в игру.

— Повергнуть сам Баланс — ухмыльнулся Бона — О, да, блистательная затея… И, похоже, осуществимая.

Дракон покачал головой и взглянул на небо, которое уже начинало светлеть.

— Скоро рассвет — заметил дракон — Скоро все и решится.

— Ты знаешь все что будет, так ведь, ведь для того могущественного создания как ты нет ничего проще, чем прозреть будущее, так ведь?

— Будущее… — задумчиво ответил Баланс — Есть то будущее, что творится в настоящем, ведь время оно бежит, бежит… И вот оно уже стало настоящим, а после и прошлым…

— Ты не ответил на мой вопрос, Баланс.

— Много вопросов остается без ответа. Почему бы не добавить твой к их числу?

— Смарт — позвал его снова Клинок — Посмотри, что там.

Бывший журналист посмотрел в окно и обомлел — прямо по снегу, не проваливаясь, к ним шли легко, не по зимнему, одетые парень и девушка, держась за руки. У парня были длинные темные волосы, собранные в хвост на затылке. У девушки они были также собраны, но он был словно бы нарочно сделан несколько небрежным, часть прядок выбивалась из него. Неожиданно они оба взглянули на них. И вдруг за спиной девушки развернулись золотые сияющие крылья, а у её спутника — серебряные.

— Клинок — пораженно проговорил Смарт — Это кто?… Это ангелы?

— Ну, технически, да, не совсем конечно, но можно и так сказать.

Клинок и Смарт резко обернулись, на звук незнакомого голоса. Сзади них стоял некто с абсолютно белой кожей и волосами. Глаза его напоминали темные провалы, они были абсолютно черными. За спиной же его сияли чистым белым светом крылья.

— Кто… ты? — выдохнули пораженные Смарт и Клинок.

— Я в общем техноангел — ответил беловолосый — Звать меня Джестер, вон ту парочку снаружи Маледикт и Вика. Мы тут… Ну, в общем, наслышаны у вас тут невесело, вот и пришли помочь, чем сможем.

— А вы сможете?

И тут дверь позади них открылась, хотя и была заперта на все запоры, и двое других техноангелов вошли внутрь.

— Мы обещаем постараться — ответил Маледикт на вопрос Смарта — Просто обещаем.

— Ну, хоть это радует… — проговорил Смарт.

— Я пойду остальных подниму — сказал Клинок.

Беловолосый, который назвался Джестером, кивнул.

— Нам сейчас понадобится некоторая ваша помощь — сказала девушка–техноангел.

— Какая? — спросил Смарт.

— Нам нужно, чтобы вы поверили — ответила Вика — Ваш мир сейчас во власти отчаяния. Вокруг есть еще люди, но в них очень слаба надежда. А вы еще держитесь, и это дает надежду и нам.

— Вам?!

— Да, нам. Нас… попросили, или призвали, как тебе будет угодно, чтобы остановить все это…

— Спасти нас? Кто же вас призвал?

— Увы — грустно покачала головой Вика — Не только вас. Уже очень многие, в разных мирах пострадали от этой напасти, и пришло время прекратить все это.

— Вы прекратите?

— Мы постараемся — ободряюще улыбнулась девушка, и от её солнечной улыбки на душе у Смарта стало легче. Он до этого видел кошмары, что творили твари… А эти несли с собой помощь, и, быть может могли совершить чудо… А оно сейчас было очень нужно это чудо.

Тем временем все проснувшиеся выходили на вахту, с кухни, от печки прибежал неугомонный Жига.

Поначалу увиденное вызывало оторопь — крылья за спиной их гостей, и необычная внешность Джестера…

Но после удивление проходило, и та надежда, что жила в них всех, не смотря ни на что разгоралась с новой силой.

— Слышь, Клинок, а похоже, что мы таки сможем что то сделать кроме того, чтоб сдохнуть! — хлопнул владельца ножа по плечу Полковник.

— Сможет, ребят, сможете — обнадеживающе произнес Джестер.

— Ладно, техноангелы, или кто вы там — начал Кремень — Скажите ка мне, вы… оттуда? — показал он пальцем вверх.

— Ну, не совсем — замялся Маледикт — Но, в общем, важно то, что мы вам поможем, но если вы поможете нам.

— А как?

— Просто верьте и надейтесь. Это сейчас важно. Это сейчас важно, так, как никогда раньше не было важным…

— Что, Баланс, твои малыши нашли себе игрушки? — прищурился Бона. Потом он взглянул на небосвод и увидел там три силуэта, троих крылатых людей — двух парней, и одну девушку.

— А, уже летят. Чтоже, пойду ка я подниму мучителя, дабы он послал своих крошек поприветствовать наших дорогих гостей.

— До встречи! — расправил крылья дракон, и взмыл в воздух, чтобы присоединиться к техноангелам.

Повелитель страданий дождался, когда дракон взлетел настолько высоко, что превратился в крошечный силуэт на фоне светлеющего зимнего неба.

— До скорой встречи… Если она вообще состоится.

И он скривился, будто от головной боли и прижал пальцы к вискам. Некоторое время он стоял так, морщась и шипя от боли.

— Тихо… — тяжело сказал Бона — Тихо… Так… — и он убрал пальцы от висков.

— Чем ближе… Тем тяжелее… Но, надеюсь, все это скоро кончиться… И он — поднял он взгляд вверх на шпиль черной башни — Он мне поможет.

Семеро людей, в которых еще не умерла надежда, оставшись одни, после того, как техноангелы взмыли в воздух и устремились навстречу… Навстречу чему? Не знал никто.

Оставшись одни семеро — Смарт, Клинок, Кремень, Обжора, Жига, Полковник и отец Ефрем, долго не могли понять, не привиделось ли им все это?

— Смотрите — вдруг воскликнул отец Ефрем — Вон там!

Все взглянули в ту сторону, куда указал престарелый священник.

— Капель… — пораженный, проговорил Кремень — С веток… Снег тает…

— Смотрите, смотрите! — воскликнул Обжора, и на глазах его выступили слезы — Ручейки! По снегу текут! Ручейки!

— Зима отступает… — проговорил Смарт — Она отступает…

— Наверное, теперь — сказал Клинок — Нам остается только молиться…

— Кто как может… — согласился Полковник — Поможете нам, отец Ефрем?

— Конечно, помогу! — кивнул отец Ефрем — Главное слушайте, что здесь у вас — прижал он руку к сердцу — И слова придут сами…

Глава 10. Последний вздох

— Учитель — обратился Ротнемрот к Боне, который поднялся к нему, на верх башни — Эти создания… Они желают помешать нам в нашем деле?

— Да — кивнул он в ответ — И вот теперь тебя ожидает серьезная схватка…

— Учитель — осклабился Ротнемрот — Ты позволишь мне уничтожить этих жалких созданий?!

— Ну, я вижу, как ты жаждешь новых мук и страданий… Что же, иди…

— Быть может я не столь жажду мук… Но мои дети, они, они хотят насладиться вновь мукой и болью!

И словно в ответ на его слова вокруг поднялся вой и стенания — ужасные искореженные тени взмывали в воздух, кружась, будто черный снег.

— Да! — закричал мучитель — Да! Слуги мои, дети мои, ученики мои! Видите тех крылатых выскочек, что осмелились мешать нам пировать обломками мира, что мы сами и разрушили! Вперед, они ваша сыть, они будут вашей утехой! Сплетите из их жил корону для моего учителя и наставника!

И завывающие тени взмыли в воздух густою черной пургой и весь этот стенающий поток устремился навстречу летящим техноангелам…

— Вика, Маледикт, смотрите! — поднял руку Джестер, указывая на летящих к ним слуг мучителя.

— А, ребята, вы пришли — поприветствовал их зеленый дракон — Рад вас видеть!

— Баланс — поприветствовал его в ответ Маледикт — Посмотри на то, что впереди! Ты не можешь помочь нам? Я не уверен, что мы осилим всю эту кодлу…

— Вам я помочь не могу… Но боль имеет силу… Главный организатор всего этого веселья знал это… Но я тоже могу прибегнуть к этой силе…

— И чью же боль ты используешь?

А в это время в заброшенном лесном домике семеро мужчин молились. Быть может они не обращались к Богу или к кому либо иному, но все их существо, вся их суть выражали желание помочь тем, кто отправился спасти их мир. От них требовалась надежда, и они дали её…

И вот им стало являться видение летящих техноангелов — они мчались по светлеющему небу вперед, а навстречу им мчалась армада воющих кошмарных тварей…

— Что?! — вскричал тут Полковник — И этих ребят?! Поганые тварюги…

И вот он сжал кулаки в бессильной ярости… И неожиданно упал вперед, сердце его остановилось и Полковник умер…

Но дух его воспарил ввысь и он ощутил себя рядом с техноангелами. Они не видели его, но он видел их, и он видел кого очень могущественного и сильного рядом с ними. Этот кто–то был необычайно силен, но он не мог сам смести этих тварей. Но Полковник ощутил, как он дал ему толику своей силы…

— Полковник — окликнул его твердый голос — Ты не будешь один в этом деле.

Полковник оглянулся назад.

— Кремень — изумился он — И ты?

— Да — кивнул ему дух того, кого он знал как Кремня — Мое сердце остановилось секундой позже твоего. Но теперь уже все это не важно! Скажи, что ты сделаешь теперь?

— Я смету этих воющих ублюдков с пути ребят!

— Я помогу тебе в этом! Мы оба старые вояки. Всю жизнь мы убеждали себя в том, что мы рождены для боя. И вот теперь настал час показать это на деле, не отступишь, Полковник?

— Нет! Если уж я и сдох, то не хотел бы себе иного боевого товарища! Вперед, Кремень!

И вот два незримых духа вырвались вперед и врезались в густой рой искореженных слуг мучителя.

— Что?! — завопил мучитель, глядя, как все его слуги падают с небес, как опавшая листва — Как это может быть?! Кто допустил это?!

— Баланс… — прищурился Бона — Старый змей, ты смог найти лазейку… Чтоже, я приберегу еще кое–что… Ничто не остановит меня!

— Смотрите! — закричала Вика — Кто то уничтожил всю эту шваль! Баланс?

— Не беспокойся сейчас об этом, Вика — проревел в ответ дракон — Ваш путь лежит дальше!

А два духа, которых в последние дни их жизни называли Полковник и Кремень исчезали в рассветном свете, они уходили, сделав то, к чему они стремились…

А оставшиеся пятеро все смотрели и смотрели на то, как техноангелы летят вперед, навстречу губителю миров…

— Бона! — заорал мучитель — Что же делать теперь?! Помоги мне, учитель, помоги!

— Ты помнишь тот ужас, что вызывал в людях, Ротнемрот? — прищурился Бона в ответ — А эти — указал он на техноангелов — В общем, они такие же. Действуй!

Вдруг каждого их техноангелов заволокла густая тьма… Они не слышали даже собственного голоса в ней, и не видели друг друга… Даже неугомонный Джестер ощутил отчаяние, когда во тьме, или, как казалось, в самой его голове раздался торжествующий победный хохот…

«Битва еще не начата, но вы все проиграли… Напрасно вы пришли сюда… Ваш путь оборвется здесь и сейчас… Вы станете моими детьми… Моими слугами…» — звучал этот сводящий с ума голос во тьме, и вместе с ним приходили и видения — кривляющееся лицо в осколках зеркала, испачканных кровью, разодранные девичьи тела, обглоданный труп маленькой девочки и ухмыляющийся зверь под деревьями, умирающая девушка на острых скалах…

Техноангелы ощущали, как безумие заволакивает из умы…

Далеко от этого места, отец Ефрем сделал шаг вперед.

— Как бы то ни было, но я готов!..

И тут сердце его перестало биться, как сердце Полковника и Кремня незадолго до этого…

И вот бывший священник ощутил, что в руки его кто–то могучий вложил тяжелое орудие — молот или топор, неважно. И отец Ефрем поднял этот молот и ударил им по сковывавшей техноангелов тьме. И она не выдержала удара и рассыпалась осколками, что на глазах исчезали в воздухе, будто бы и не было их совсем… А вслед за ними ушел и дух бывшего священника.

— Ха! Обломали тебе зубы, тварюга! — резко выбросил Джестер вперед руку, показывая башне средний палец — Я до тебя доберусь теперь!

— Не буянь, Джес! — крикнул ему Маледикт, усилием воли приводя свои мысли в порядок после того, как на него навалилось отчаяние и горе — Может он еще чего приберег в арсенале!

— Приберег, несомненно — кивнул головой зеленый дракон, или Баланс, кем он, собственно, и являлся.

— Учитель! — кричал Ротнемрот — Эти выскочки отринули мое безумие, мое сладкое отчаяние… Как?!

— Не отчаивайся, мальчик — успокоил патлатый парень монстра — Помни, что тела их хрупки и ранимы, каким бы красивыми и крылатыми они не пытались казаться! Не прячься и не бойся, выйди против них, и они падут…

— Падут, учитель?

— Не сомневайся — ухмыльнулся Бона.

— Что же — вскинул монстр свою рогатую голову — Да свершится же то, что должно!

И он раскинул могучие перепончатые крылья и сверкнул ярким белым светом, что испускали его глаза. А после он взмыл ввысь и помчался навстречу техноангелам.

— Баланс — позвала Вика зеленого дракона — Ты поможешь нам сейчас?

— Увы, Вика, но пока еще я не могу…

— Коловращение?

— Оно самое…

— Значит — прищурился Джестер, глядя на летящего навстречу им губителя — Придется нам одним, а ребятки?

И втроем они полетели вперед, оставив позади Баланса.

И вот их враг был уже близко, уже можно было рассмотреть раны на его теле, и увидеть, как в насмешливом оскале сверкают острые клыки…

Мучитель поднял руки, будто приветствуя своих противников.

— Эх, нечестно все–таки, что нас трое, и… — Джестер перевел взгляд на своих друзей и увидел, как они корчатся в муках, не в силах сопротивляться жуткой боли, что охватила их…

Монстр захохотал, и одним резким движением мускулистых лап вырвал из своей головы осколки старинного зеркала, которые образовывали его рога. И одним резким движением он метнул осколки, которые пробили грудь Вики и Маледикта вонзившись в них, будто ножи…

— Нет! Сволочь! — вскричал Джестер, чувствуя, что бессилен помочь им…

— Похоже, ребят, пора и мне — сказал Жига, глядя на все это. И помахав Смарту, Обжоре и Клинку на прощанье, Жига упал на пол, холодея с каждой секундой…

Ощутив себя бесплотным духом, он ринулся к раненым техноангелам, и ощутил, что он может помочь им, может удержать их даже под нажимом губителя… Ну а раз может, значит и надо так сделать, решил бывший байкер.

— Эй, ребята — раздался в ушах Вики и Маледикта голос Жиги — В общем, вы пока поживете, я вас подержу… Главное, чтобы ваш дружок не сплоховал. Откуда я все это знаю — я и сам не знаю, но вот знаю…

— Белый — раздался теперь уже в ушах Джестера тот же голос — Я твоих дружков подержу, не помрут, не бойся… Вот только тебе одному придется с этой черной тварью разобраться, так что держись!

— Вот, значит, оно как… — негромко произнес Джестер.

— Эй, белый выскочка! — проревел ему Ротнемрот — Твои дружки очень скоро пополнят коллекцию моих жертв! Сделай милость — побарахтайся ты немного дольше, чтобы я не заскучал! Теперь все честно будет, прямо как ты и хотел!

— Заказывай могилку заранее — ухмыльнулся Джестер — Только небольшую, а то потеряешься!

— А ты храбрец! — засмеялся мучитель и метнул в Джестера грохочущую молнию.

Техноангел уклонился от неё и сам метнул в противника светящийся луч. А потом он услышал музыку — в ушах у Вики продолжали играть наушники, и Джестер услышал песню… Она казалась ему знакомой

Взмах черных крыльев,

Вновь полет над бездной.

Страх, не оставит надежда —

Смерть приносит спасенье.

«Ну уж нет» — подумал Джестер — «Сегодня только эта черная тварь отправится на тот свет!»

И он ринулся навстречу твари, что оскалила клыки и устремилась к нему навстречу.

Стремясь друг к другу они продолжали метать сияющие лучи и молнии друг в друга. Иногда они уклонялись от них, но вот молния коснулась плеча Джестера, оставив обугленное пятно на его куртке, а луч прочертил на голос мускулистом боку чудища кровавый след…

— А теперь испробуй моих когтей! — взревел Ротнемрот и выбросил привычным движением вперед когтистые лапы.

Джестер перехватил их и сжал их, будто пытаясь сломать, стиснув их в руках.

— А ты силен — удивилась тварь и сияние, что испускали демонические глаза мучителя стало ослепляющим, будто бы он хотел сжечь им техноангела.

Открой же тайну для меня,

Той тьмы, что свет произвела.

Исполни все мои мечты,

Как хочешь ты, Как хочешь ты.

Звенела в ушах Джестера песня… Кажется, её пела когда то Оля Салихова[5]… Неважно! Тьмы, что Свет произвела… И вот из глаз Джестера, будто бы в ответ на сияние выплеснулась тьма, что поглощала свет.

Мучитель взревел и вырвался их рук Джестера. Отлетев подальше, он метнул в него снова несколько молний, что исчезли во тьме…

— Я перегрызу тебе глотку! — закричал он, и он снова бросился на белого техноангела.

Джестер вцепился ему в шею, пытаясь удержать подальше от себя зловонную оскаленную пасть чудовища, зашипев от боли, ощутив, как жжет руки едкая слизь. Монстр же давил на него все сильнее и сильнее… И вот он коснулся клыками его лица, ранив его, а когтями мучитель попробовал ударить в живот Джестеру и снова смог нанести ему несколько ран…

Другой бы уже сдался, но Джестер оглянулся назад, где в воздухе корчились в агонии раненые Вика и Маледикт. И он ощутил в себе ярость, какую не знал его противник. И он резко сжал горло твари, и ощутил, что руки испускают что–то… Будто воплощенную ярость, давящую и сминающую противника…

Тварь захрипела, уже не думая о том, как бы ранить техноангела, но пытаясь вырваться…

Раны Джестера и отрава, которой сочился мучитель все же несколько ослабили техноангела, и Ротнемрот вырвался из его рук…

Тяжело дыша, он взвыл — Кто же ты, тварь?!

— Я техноангел — ответил Джестер — А кто ты?

— Я… — начал мучитель и осекся — Я… — пытался что то сказать он — Я…

И вдруг вместо твари в воздухе появился парень, тот самый, что был в ватаге старого Варки, тот, что шел однажды по дождливой улице…

Без крыльев и без злой силы, что держала его в воздухе, он начал падать вниз.

Горе и раскаяние охватили парня и он смотрел на приближающуюся землю с улыбкой, как на старого друга. Теперь он избавится от всего этого…

Но вдруг кто–то схватил его за руку — это был кашляющий от яда, истекающий кровью Джестер.

— Пусти! — заорал парень — Пусти! Дай мне умереть, я же ранил тебя!

— Тварь бы я сам убил — прохрипел тяжело Джестер — Но раз уж ты человек, то я тебе умереть не дам, и не надейся!

И он полетел вниз, к земле, туда, куда уже Жига опустил освободившихся от хватки мучителя Вику и Маледикта.

Джестер опустился на землю и выпустил парня, что был мучителем.

— С тобой потом разберемся — тяжело дыша, проговорил он — А сейчас надо ребятам помочь…

Он осекся, потому, что прямо на его глазах осколки старого зеркала вылезали из груди техноангелов, будто бы кто–то невидимый вытаскивал их.

— Ну, вот и все, дружище, я сделал, что мог — раздался снова голос Жиги.

А после этого и сам Жига исчез, так же, как до него исчезли отец Ефрем, Полковник, Кремень…

— Как вы, ребят? — позвал их техноангелов Джестер.

— Бывало и хуже — проговорил Маледикт, поднимаясь с земли, покрытой тающим снегом — Вот только не помню когда… Ты в порядке, Вик?

— Аналогично — зашипела в ответ девушка, морщась от боли.

— Ладно — нахмурился Джестер, борясь с головокружением — давала знать о себе ядовитая слизь мучителя — Что, все чтоли? Только парнишка злодей?

— Нет — проговорил зеленый дракон — Баланс, садясь рядом с ними — Осталось еще последнее…

На последнем этаже черной башни Бона спокойно смотрел на то, как пал мучитель. А потом он усмехнулся и, перебросив ноги через парапет, прыгнул вниз.

— Привет, ребята! Рад вас всех видеть тут!

— Тзимицу… — тяжело произнес Маледикт глядя на рослую фигуру в истрепанном черном кожаном пальто — Я так и знал, что это ты…

— Много тебе прибавило твое знание — осклабился Тзимицу в ехидном оскале — Я, как видишь тут, свеж, бодр и полон сил, чего нельзя о вас сказать…

— На тебя силенок хватит, Тзимицу — грозно произнес Джестер — Твоего дружка мы уж стреножили, и тебе достанется.

— Эй! — вопросительно вскинул бровь Тзимицу — Думаешь, ты крутой?

И трое техноангелов направились к насмехающемуся аспекту насилия.

— Ну, ну, ну — покачал головой тот и зацокал языком — Да что вы говорите! Вы и на меня?! Смешно! Что вы мне сделаете? Ударите? Поколотите?

— Найдем — через силу улыбнулась Вика — Уж мы то втроем найдем, что сделать!

Тзимицу в ответ махнул рукой и в воздух взмыли осколки зеркала, что еще недавно были в груди Вики и Маледикты.

— Может, мне запихнуть их вам обратно? — прищурился он — А? Что скажете?

— Сначала ты передо мной ответишь — поднялся с земли парень, что был мучителем.

— А — усмехнулся Тзимицу в ответ — Мой ученик… Значит, ты все таки решил восстать против своего учителя, отринуть все, что мы проделали вместе?

— Ты обманул меня — покачал головой бывший мучитель в ответ.

— Даже если и так — что с того? Все равно ты убивал и радовался этому. Отрицать это — просто верх глупости.

И тут Тзимицу окружила незримая преграда, которая встала на пути техноангелов.

— Вы — кивнул им аспект насилия — Пока постойте тут. Я должен поговорить с этим парнем.

— Тзимицу — проговорил ясным голосом зеленый дракон — Ты проиграл уже, и этот парень более не игрушка в твоих замыслах. Уходи и прячься, пока еще это возможно.

— Отстань — досадливо отмахнулся тот, кого звали Боной, от слов Баланса — Ты то что сделаешь мне теперь? А, Баланс? Что ты сделаешь, что не нарушит твое любимое равновесие?

В ответ дракон взревел и взмыл в воздух, а потом, он резко спикировал на Тзимицу сверху и исторг из пасти поток жаркого пламени.

Тот расхохотался в ответ и выдохнул изо рта снежную пургу, что без труда погасила драконий огонь.

— Вот видишь — издевательски сказал он — Вы ничем не можете мне помешать! Я всесилен!

Клинок молча смотрел на видение того, как Тзимицу шутя раскидывает техноангелов и даже самого Баланса.

— Я чую… — проговорил он — Настало мое время уйти…

— И ты? — побледнел Обжора — Ты тоже уйдешь?

— Да — кивнул Клинок — Я уйду сам.

— Но куда? — спросил толстяк.

В ответ Клинок достал свой верный нож, и одним резким движением вонзил его себе в сердце.

— Не хочу — попытался он улыбнуться, умирая — Не хочу… Чтобы что–то лишило меня… Жизни… Уже лучше самому…

И Клинок умер.

И в тоже мгновение он ощутил себя рядом с тем парнем, который и обрушил на их мир боль и муки, того, кто был обманут Тзимицу.

— Ну? — спросил Тзимицу — Что? Ничего не можете мне сделать? А? Совсем?

Он шагнул навстречу техноангелам с недоброй усмешкой, но вдруг уперся в воздвигнутую им самим преграду.

— Что? — прищурился он, и сделал шаг назад.

Сзади его встретила таже преграда.

— Любопытно — покачал головой аспект насилия и попробовал взмыть вверх, потом вступить куда–нибудь в сторону, влево или вправо. Также, он заметил, что он висит невысоко над землей и не может уйти даже вниз.

Невидимая до этого преграда вдруг заискрилась, по ней проходили огоньки, похожие на светлячков — белые, серебристые и золотистые.

Потом Тзимицу перевел заинтересованный взгляд на техноангелов, и увидел их напряженные лица и вытянутые руки — видимо они то и смогли обернуть его преграду против него и сдерживали его теперь. Они разошлись по сторонам, окружив его.

— Маленькие крылатые ничтожества — усмехнулся Тзимицу и резко ударил по преграде, а потом еще навалился на неё. Увидев, что преграда и не думает поддаваться, он зарычал, скаля длинные клыки.

— Вот значит, как… — и тут он увидел, что его бывший ученик стоит рядом с ним.

— Ага, вот и выход! — усмехнулся аспект насилия.

В это время Клинок, который тоже, вслед за ушедшими стал незримым духом протянул свою руку и коснулся ножа, который был в сердце у Ротнемрота, бывшего мучителя. Потом он резко дернул за него, и парень застонал в ответ от жуткой боли…

И вот нож с хрустом вышел из его сердца.

— Возьми нож, парень — произнес Клинок, глядя в глаза парня — Возьми его! Это тебе поможет…

И вот настал и его час исчезнуть насовсем…

— Ты поможешь мне, мой ученик, и вместе мы…

— Не трать слов попусту, Тзимицу — прохрипел Джестер, поддерживая преграду, которая держала аспекта насилия — Этот парнишка тебе не подчиняется! Он теперь сам по себе!

— Ну, это мы еще… — и Тзимицу взвыл от боли.

В его живот воткнулся нож, тот самый, которым мучитель убил свою первую жертву, тот, который он сам вонзил ему в сердце.

Парень резко и зло повернул его в ране, и дернул им, пытаясь расширить её…

— Ах ты, выродок — взревел Тзимицу — Ты осмелился пойти против меня!

И одним резким движением он нанес удар по лицу мучителя, разбив его в кровь, превратив в жутковатую кровавую маску.

От удара тот вылетел за пределы барьера, сдерживавшего Тзимицу. Тот ринулся в тоже место, надеясь выйти, но барьер не пустил его.

Тогда он застонал и вырвал нож из раны, которую жгло, будто огнем. Нож упал на землю, легко пройдя сквозь нижнюю часть барьера. Тзимицу же так и не мог выйти…

— Ничего, ничего… — простонал он — Я вырвусь отсюда! Вы не сможете долго держать меня!

И он снова застонал и упал на колени — настолько болезненной была рана…

— Обжора! — позвал Смарт — Слушай, наверное, теперь моя очередь… Теперь я пойду уж… Обжора?!

И он увидел, как бледный Обжора уже с трудом сидит на своем стуле, глядя на него полузакрытыми глазами.

— Обжора! — снова позвал Смарт — Что с тобой?!

— Смарт — тяжело проговорил толстяк в ответ — Жаль… Посуду я так и не помыл… Ты помоешь, ладно… Если… Если все хорошо окончиться… Не люблю, чтобы после меня беспорядок оставался…

И с этими словами толстяк Обжора испустил последний вздох…

Мгновением позже бесплотный дух оказался в том барьере, которым техноангелы держали Тзимицу.

— Я может и не был каким великим воином при жизни — услышал он хрипловатый голос толстяка — Я может и трусоват был… Но вот я тебе выйти не дам! И вот дам дорогу наружу…

— Быстро ты исчез… — сплюнул кровь Тзимицу и осекся — из его раны бурным потоком струилась темная кровь, но из этой крови поднимались бесплотные духи…

Он узнал седого охотника Ярлика, Яску, Спаса, Заму, лейтенанта Петренко, Олю Петренко, Сашу, Машу, Ирину Ивановну, капризную девочку Юлю, Майкла, Сергея Степановича, Луи, Мадлен, Катерину и многих других, кого он сам замучил или вынудил замучить других. Он помнил всех их и ту девочку, и старика Орта…

— Что… вам… всем надо? — с трудом проговорил Тзимицу, глядя как все больше и больше духов поднимается из его крови.

А в наушниках Вики снова зазвучал голос Оли Салиховой, снова лилась таже песня…

А духи стали кружить вокруг аспекта насилия и касаясь его они оставляли кровавые раны на его теле, будто сдирая кожу и плоть с костей.

И Тзимицу завыл от нестерпимой боли, закричал, как никто и никогда не кричал. Ему было больно, очень больно…

А дух продолжали свой страшный танец вокруг него, безмолвные и страшные и каждое их касание все более и более распаляло боль Тзимицу…

И вот уже от одежды его остались только лоскуты, и на окровавленном скелете остались только клочки плоти, и клочья окровавленного скальпа еще каким–то образом держались на истекающем кровью черепе, а Тзимицу продолжал кричать от непереносимой боли, не в силах сдержаться…

Взгляд в бесконечность

Мир обращает в прах.

Дождь из кровавых слез

Застывает в мгновении…

Слышали все песню, которая играла в наушниках плеера девушки с солнечной улыбкой. И в самом деле из пустых глазниц черепа Тзимицу струилась кровь, будто кровавые слезы…

И под ним уже натекла лужа, которая застывала блестящей багровой коркой, и воющий скелет продолжал бесноваться и корчиться от боли, а духи все кружили и кружили вокруг него мрачный свой хоровод…

Последний вздох, последний вздох…

Пропела на записи Ольга Салихова.

— Помогите ему! Скорее! — закричал вдруг зеленый дракон.

— Кому? — хором переспросили техноангелы.

— Эфраиму! Он борется с ним, с аспектом насилия!

— Тзимицу?! — изумился Маледикт.

— Он — кивнул Баланс.

— Но как…

И под аккомпанемент песни группы «Полнолуние» они увидели, как из окровавленных костей поднимается иной, страшный багряный дух, который яростно метался и рвался на свободу.

— Аспект насилия — сказал Баланс — Вот он! Настоящий!

Открой же тайну для меня,

Той тьмы, что свет произвела.

Исполни все мои мечты,

Как хочешь ты, Как хочешь ты.

И под ногами скелета разверзлась темная дыра, провал во тьму, в которой исчезло все, что осталось от Эфраима Тзимицу, который держал в своем теле аспекта насилия… И потом из тьмы этой хлынул свет, который стал жечь багрового духа, будто огонь, а бесплотные духи стали терзать его все сильнее и сильнее.

И тогда они услышали жуткий вопль, еще более страшный, чем крик лишенного плоти скелета — аспект насилия сам страдал и мучился так, как никто иной.

И вот в барьере, что держали Вика, Маледикт и Джестер возникла круговерть багрового и белесого цветов, так смешались там все духи. И вой, нарастая доносился оттуда наружу…

И вдруг белесые духи исчезли, а кровавое облако насилия рассеялось, будто его и не бывало…

И техноангелы пали ниц, вымотанные до основания всей этой схваткой.

— Что же случилось? — выдохнул Джестер, борясь с приступами кашля — яд мучителя все еще доставлял ему боль.

Зеленый дракон же сложил за спиной крылья и взглянул на них — Вот и не стало теперь воплощения насилия…

— Как так?

— Насилие еще останется в мироздании… Быть может когда–нибудь возникнет и новый аспект… Но пока то, что воплощало насилие ныне ушло, можно сказать — мертво.

— Как же такое возможно? — изумился Маледикт.

— Всякое может быть… Эфраим Тзимицу, некогда был самым жестоким из вампиров — начал свой рассказ Баланс — И вот он бросил в свое время вызов аспекту насилия. Одолев того, кто воплощал его тогда, он сам стал тем самым телесным воплощением. И тогда он стал стараться одолеть его… И вот теперь он смог исполнить свое намерение. Это, правда, не было каким–то его хитрым планом. Просто он смог это… Пусть и со вашей и с моей помощью…

— Удивительно…

— Даже я удивлен — качнул драконьей головой Баланс — А уж я повидал немало…

— А теперь… — начала Вика.

— А что будет со мной? — поднялся с земли окровавленный Ротнемрот — Что?

— Да, Баланс — спросила Вика — А как же с ним?

Баланс нахмурился и не ответил, лишь пристально смотрел на парня.

— А теперь, все то, что они тут натворили… Это то как? — поинтересовался Маледикт — Оно исчезнет, или…

— Или — ответил дракон — Дело в том, что все это свершилось, ничего не изменить, даже мне! Вот и останутся мертвые тела, безутешные родственники… Ну и руины этого мира…

— Все погибли?! — закашлялся Джестер.

— Нет, кое–кто выжил, и жизнь здесь начнется заново. Жизнь — слабо улыбнулся дракон — Она очень упрямая… Но следы все же останутся… Просто, потому, что это случилось…

— Ох, плохо что–то мне… — отер лоб беловолосый техноангел — Вот я уже по себе вижу, как следы остаются… Но, на мне то все заживет… Наверное… А с парнем то что?

— Не знаю… — покачал головой дракон — Как его рассудить?

— Убейте меня! — порывисто произнес бывший мучитель — Как я смогу жить после этого?! После всего того, что я сделал?!

— Но ты же не своей волей — попыталась успокоить его Вика — Он же тебя обманул…

— И что? Я же поддался на его уловки, я сломался! — простонал парень — Я не могу жить с этим более…

— Да — согласился Баланс — Жить то с таким грузом тяжеловато… Тем более, если ты человек. Но ведь без тебя аспект насилия не был бы повержен… И это благо, совершенное тобой…

— И что?! Ведь я же наслаждался взаправду всеми этими муками! Страдания, боль, все это было как сладчайший мед для меня! Да и зачем было повергать эту тварь? Что изменилось?

— Не сдерживаемый аспект насилия совершил бы дела намного более страшные, чем ты.

— Но… — задумался Ротнемрот — Хорошо… Но как же… Я должен умереть… Или жить?

— И жить и умереть — проговорил Баланс — Наверное ты уйдешь… Но и останешься…

— Как так? — в один голос спросили мучитель и техноангелы.

— Ты начнешь все, ну или не совсем все, заново… Я уберу из тебя всю твою темную радость от злых дел, воспоминания… Как и все остальное, это в моих силах…

— Ты сотрешь мою память? — негромко проговорил Ротнемрот.

Зеленый дракон кивнул.

— Всю?

И дракон снова кивнул.

— Ну что же… — задумался бывший губитель — Наверное, это правильно…

Техноангелы тоже кивнули, соглашаясь с принятым Балансом решением.

— Тогда — взглянул на них мучитель — Прощайте… Я не знаю ваших имен, а даже если бы и узнал, то все равно я больше никогда их не вспомню… Так что прощайте, и простите меня, если сможете… За ту боль что я причинил вам… Я могу только просить у вас прощения, не знаю дадите ли вы мне его…

— Да мы тебя прощаем — улыбнулась своей солнечной улыбкой Вика — Правда, прощаем, иди и постарайся больше в такие переделки не попадать.

— Спасибо — попытался улыбнуться в ответ мучитель — Прощайте…

За его спиной развернулся сияющий неярким светом круг из света.

— Мне сюда? — спросил Ротнемрот у зеленого дракона.

— Да — кивнул Баланс.

И парень повернулся к ним спиной и шагнул в это сияние. Неяркая вспышка и он исчез, будто бы его и не было.

— Я тоже должен покинуть этот мир теперь — сказал Баланс — Больше мне нечего делать здесь.

— А нам? — спросил Маледикт.

— Здесь недалеко еще остался Смарт… Один из тех семерых, которых вы нашли перед столкновением…

— А остальные?

— Они помогли вам… И ушли…

И огромный зеленый дракон стал таять в воздухе.

Джестер с трудом выпрямился и взглянул на Вику и Маледикта, тоже нетвердо стоящих на ногах, перепачканные кровью.

— Ну что, ребята, полетели к Смарту?

И трое техноангелов взмыли в воздух и полетели к тому самому неприметному лесному домику…

Смарт поднял голову и увидел, как к нему подлетают трое крылатых.

— Привет, ребята — помахал он им рукой — Все кончилось, да?

— Да — согласился Маледикт.

— Ну, тогда помогите мне, пожалуйста.

— Как?

— Я посуду помыл — горько усмехнулся Смарт — Как Обжора просил… Вот там в пристройке еще остались лопаты…

— Понятно — кивнул Маледикт, и втроем они ушли туда, куда указал Смарт.

А сам он посмотрел им вслед. А потом снова взялся за лопату, и копнул ей землю, еще углубив яму…

Через некоторое время яма была уже достаточно глубокой. Джестер с трудом помог бывшему журналисту вытащить тело Полковника из дома и они опустили его в яму.

— Не тяжело, Джес? — поинтересовался Маледикт.

— Ничего — с трудом проговорил Джестер — Для благого дела потерплю…

А в это время Вика вырезала табличку для Полковника. Маледикт же взялся за лопату и стал рыть могилу для Кремня…

К вечеру, на закате Вика установила последнюю табличку на могиле Обжоры.

— А ничего, что они под прозвищами лежат все?

— Ничего — ответил Смарт, глядя на шесть свежих могил — Если живые они не возражали против них, то оно и мертвым не зазорно.

— Ладно — кивнул Джестер — Друг, Смарт, тебе помочь к твоим выйти? Мы тебя уж как можем, вытащим…

— Сам дойду — отрицательно покачал головой Смарт — А вы идите, ребята, вы нам всем и так помогли…

— Хорошо — согласился Джестер — Ну что, пора домой, ребята?

И безмолвные техноангелы взлетели в воздух и исчезли в темнеющем закатном небе…

Смарт же оправил свою куртку, закинул на плечо рюкзак, где было только немного еды и его истрепанный верный блокнот, и двинулся по тающим сугробам по тропинке, через погружающийся в ночь лес.

И вдруг, он увидел, что стоит перед небольшой деревней, над которой поднимался дымок, и где то между домами ходили люди.

Обернувшись, он увидел, как за его спиной гаснут три огонька — белый, серебристый и золотистый.

— Ладно — попробовал улыбнуться Смарт — Не стоило, конечно, но все равно спасибо.

И решительным шагом он двинулся навстречу тем людям, чтобы сказать им, что горе и беда ушли, и пришла весна новой жизни, в буквальном и не очень смысле слова, и пора начинать жить заново. Жить как это должно, а не доживать, ожидая скорого конца…

«И вот произошло то, чего никто из нас не ожидал — когда, казалось, уже ничто не могло спасти нас, помощь пришла оттуда, откуда никто и не ждал. Увы, но те, кто был со мной в те дни, кто помогал мне выжить не пережили этого, и они уже не смогут жить в новом возрождающемся мире. Но они отдали свои жизни для того, чтобы наш мир жил, и я надеюсь, что где бы они сейчас не были, им там хорошо.

Но почему из нас семерых выжил именно я?

Я не знаю ответа на этот вопрос. Могу лишь предполагать… Хотя мне проще не мучиться над этим вопросом, а продолжать писать. В свою бытность журналистом, я, наверное, и мечтать не мог, что смогу написать репортаж о конце света.

Поверит ли мне кто? Неважно, люди так много пишут, говорят и даже думают того, что не совсем правда, что не так уж и важно, что я что–либо приукрашу в своем рассказе.

Так что я продолжу писать, и, наверно, это будет продолжаться, пока я не испущу свой последний вздох, и, быть может, встречусь с Жигой, Клинком, Полковником, Обжорой, Кремнем и отцом Ефремом.

Но пока я буду писать и писать, и рассказывать людям эту странную историю, которая, наверное, со временем превратиться в сказку…»

Эпилог

Он лежал на земле, и ощущал, как на него сверху льются потоки воды…

Резко выдохнув он вскинул голову и огляделся по сторонам.

Вокруг лес, дождь, все такое сырое, мокрое…

Так, надо идти куда–то… Куда? А он сам… Ничего не помню… Кто я? Что со мной случилось? Как и зачем?

Молодой парень, одетый в испачканную кровью одежду вскочил с мокрой земли и пошел вперед, ища хоть кого–то, кто помог бы ему…

И вот на опушке леса он увидел небольшой домик, в окнах которого горел свет.

Парень взглянул на небо, оно темнело, и, если бы оно не было закрыто облаками, наверное, на нем уже показались бы звезды…

— Эй, вы кто? Идите сюда, скорее, на улице же дождь! — позвал его кто то девичьим голосом из открытой двери.

Он побежал на звук, и вошел в дом.

— Что же вы по такой погоде бегаете… Ой, на вас кровь! — изумилась маленькая худенькая девушка со светлыми волосами — Вы ранены, вам помочь?

— Да нет… — ответил он неуверенно — Я вроде в порядке…

— Вам нужно переодеться в сухое — заботливо сказала девушка — Давайте я вам дам другую одежду, у меня есть, а вашу я почищу и завтра вам отдам…

— Да нет, не стоит…

— Да нет, что вы, так лучше же будет!

И получив новую одежду, все еще не помня себя, он пошел в другую комнату, и там стал переодеваться.

На себе он увидел странного вида шрам, там, где сердце, и несколько круглых мелких уже заживших ранок. Взглянув на себя в зеркало, он увидел, что на шее тоже есть небольшой шрам…

«Но следы все же останутся…» — пришла откуда то фраза. Он быстро накинул на себя сухую одежду и вышел из комнаты.

— Давайте чай пить! — радушно улыбнулась девушка — Чайник уже вскипел, а вы с холода, вам нужно сейчас горячего попить.

— Давайте — улыбнулся он в ответ.

— А как вас зовут?

— Я не… Не помню…

— Ничего страшного — обнадеживающе улыбнулась девушка, поставив перед ним кружку с горячим сладким чаем — Вспомните…

Сверху, где–то над облаками двое парней и девушка смотрели на то, как непомнящий свое имя парень беседует с девушкой.

— А он, кажется пытается начать жизнь заново — задумчиво проговорил Маледикт — Интересно, что у него получиться?

— Не знаю — пожал плечами Джестер — Надеюсь, что что–то путное.

— Как раны, Джес? — поинтересовалась Вика.

— Намного лучше — ответил он — А вы как, Вик?

— Тоже.

Беловолосый раскинул свои сияющие крылья.

— Похоже, что надо нам снова собираться в путь — сказал он — Куда же мы теперь пойдем, а, техноангелы?

К заброшенному домику в лесу вечером шла девушка. Она была несколько более бледна, чем обычно, и одета в потрепанное черное платье. Если бы Вика увидела её, то, наверняка узнала бы и это черное потрепанное платье и отличающие синевой волосы и бесстрастное лицо…

Девушка приоткрыла скрипнувшую дверь и вошла в дом.

Лежавший на расстеленном пальто невдалеке от входа приподнялся, взглянул на неё и громко закашлял. Потом он отложил книгу, которую читал до того, как девушка вошла, и взялся за толстостенную керамическую кружку, которая стояла рядом с ним.

— Здравствуй, Эфраим — сказала она.

— Здравствуй, Серена — ответил он.

— Ты быстро оправляешься — улыбнулась она глядя в его знакомое лицо.

— Да — усмехнулся тот — Признаться это было очень неприятно, превратиться в лишенный плоти скелет… Но все таки силенок, что оставались от аспекта насилия, хватило, чтобы я выжил… И теперь вот чаек тут пью лежу…

— Чаек… — задумчиво сказала Серена — Книжки читаешь… Отдыхаешь, значит?

— Знаешь — сказал Эфраим — Я считаю, что заслужил некоторого отдыха, после всего того времени, что я провел вместе с аспектом насилия… Не самое лучшее время, могу тебя заверить…

— Верю, мой старый друг — кивнула она в ответ — Тебе я верю.

— А вот отдохну — отпил чая из кружки Эфраим — Вот тогда посмотрим, на что я еще способен.

— Без сил аспекта насилия?

— Я без него не подарочек, ты помнишь.

— Помню. Когда же ты снова вернешься к нам?

— Скоро, Серена, уже скоро… Вот только дочитаю — ответил Эфраим.

Примечания

1

Ротнемрот, наоборот Торментор (Tormentor — Мучитель (англ.))

2

Имеются в виду горы в Восточной Европе.

3

Попытка — жаргонное выражение игроков онлайн–игр. Попытка победить босса в компьютерной игре.

4

Кличка, имя — используется в компьютерных играх, или просто при общении через электронные сети.

5

Песня группы «Полнолуние»


на главную | моя полка | | Осколки, острые, как ножи |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения



Оцените эту книгу