I

СИСС И УНН

1

СИСС

Юный белый лоб вырисовывается во мраке. Одиннадцатилетняя девочка. Сисс.

Вечер еще не наступил, но уже темно. Морозная поздняя осень. Светят звезды, но нет луны, и нет снега, который бы отражал свет, поэтому тьма густеет, несмотря на звезды. По обеим сторонам дороги замер лес — в этот час в нем затаилось и зябнет все, что есть живого.

Сисс шла, тепло одетая по случаю мороза, и ее одолевало множество мыслей. Она направлялась — впервые — к малознакомой девочке по имени Унн, навстречу неизвестному, и в этом было что-то захватывающе интересное.

Она вздрогнула: ее мысли, ее ожидание нарушил громкий треск. Он катился и катился вдаль, пока наконец не замер. Это трещал лед там, внизу, на большом озере, и в этом не было ничего страшного, напротив, треск радовал: значит, лед стал еще крепче. Грохот звучал как ружейные выстрелы, а от поверхности льда глубоко вниз убегали длинные, узкие, как лезвие ножа, трещи­ны — и все же с каждым днем лед наутро становился крепче, на­дежнее. Осень в этом году была необычно холодная и бесснежная.

Стоял трескучий мороз. Но он не пугал Сисс. Не его она бо­ялась. Ей стало немного не по себе от грохота во мраке, но она взяла себя в руки и вновь твердо зашагала по дороге.

Путь до Унн был недолог. Сисс его знала: в школу она ходила почти так же, только здесь надо было свернуть немножко в сторону. Поэтому ей и разрешили пойти одной вечером. Родителей темнота не пугала. Дорога широкая, сказали они, когда она от­правлялась в путь. Ладно, раз они так считают. Но сама она боя­лась темноты.

Широкая дорога. И все же идти одной было страшновато. По­этому она шла, так высоко подняв голову, поэтому сердце ее би­лось сильнее обычного. Она чутко вслушивалась: уж слишком тихо было по обеим сторонам дороги, и она знала, что там, в лесу, кто-то еще более чутко прислушивается к ее шагам.

Поэтому идти надо уверенно, твердо ставя ногу на окаменелую от мороза дорогу, надо, чтобы стук твоих шагов был хорошо слы­шен. Если ты поддашься искушению и попытаешься двигаться бесшумно, ты пропала. И уж совсем не дай бог потерять голову и пуститься бегом. Тогда совсем обезумеешь от страха.

Сегодня Сисс идет к Унн. Вечера длинные, и времени у нее достаточно. Стемнело так рано, что она может подольше посидеть с Унн и не поздно вернуться домой, чтобы вовремя лечь спать.

Интересно, что я узнаю у Унн? Ведь наверняка что-нибудь да узнаю. Я ждала этой встречи всю осень, с того самого дня, когда новенькая, Унн, пришла в наш класс. Ждала, сама не знаю почему.

Это так ново, так необычно — первая встреча. И вот сегодня это свершится. Как-то разом, вдруг, после долгого ожидания.

На пути к Унн. С легкой дрожью нетерпения. Гладкий лоб рассекает морозный воздух.

2

УНН

На пути к новому, увлекательному. Сисс вышагивала по дороге, высоко подняв голову и стараясь подавить в себе страх перед темнотой. Она вспоминала, что ей известно об Унн.

Знает она о ней мало. Расспрашивать народ тоже было бы без толку, люди едва ли знают больше.

Унн живет здесь недавно, она приехала прошлой весной — из далекого селения, с которым никто из здешних никак не связан.

Говорят, весной Унн переехала сюда, потому что осталась си­ротой. Мать ее в родном селении заболела и умерла. Она была не замужем, и близких родственников у нее там не было, а здесь жи­вет ее старшая сестра, она-то и забрала Унн к себе.

Тетя ее живет здесь давно. Сисс едва знакома с ней, хотя дом ее стоит неподалеку. Тетя живет одна-одинешенька в маленькой избушке, и никто ей не помогает. Ее почти никогда не видно, раз­ве что встретишь по дороге в лавку. Говорят, она очень обрадова­лась, что Унн будет жить у нее. Давным-давно, когда Сисс еще и не ведала, что есть на свете Унн, она ходила к ее тете вместе с мамой: у мамы что-то там не ладилось с вязаньем. Сисс помнит, что эта одинокая женщина была с ней ласкова. И никто никогда не сказал о ней дурного слова.

Когда Унн переехала в эти края, она тоже поначалу держалась особняком, не сдружилась с девочками, как те того ждали и хо­тели. Они иногда видели ее на дороге или в других местах, где обычно встречается народ. Они и она смотрели друг на друга слов­но чужие. Ну что ж. Она сирота, и это будто бросало на нее осо­бый свет, необъяснимый отблеск. Но они знали, что скоро она перестанет чуждаться их: осенью они встретятся в школе, и все будет иначе.

Сисс тоже ничего не делала летом, чтобы сблизиться с Унн. Иногда она видела Унн в обществе старой ласковой тети. Когда они встретились, она заметила, что они примерно одного роста. Удивленно взглянув друг на друга, они разошлись. Чему они уди­вились, они и сами не знали, но какая-то причина, видно, была.

Говорили, что Унн застенчивая. Как интересно. Все девочки ждали встречи в школе с застенчивой Унн.

У Сисс была особая причина ждать этой встречи: она верхо­водила в классе. Сисс привыкла к тому, что все затеи предлагала она — так уж получалось, и ей это нравилось. Она никогда не за­думывалась над тем, почему это так. Сисс радовалась тому, что когда Унн придет и будет принята в их круг, она увидит, что Сисс — вожак в классе.

В день, когда начались занятия в школе, весь класс, мальчики и девочки, собрался вокруг Сисс. Она явственно почувствовала, что ей это по-прежнему нравится, и, возможно, кое-что сделала, чтобы остаться вожаком.

Застенчивая Унн стояла поодаль. Они испытующе оглядели ее, и она сразу им понравилась. Вроде бы все в порядке. Славная девочка. Симпатичная.

Но Унн не двигалась с места. Напрасно они на разные лады пробовали привлечь ее к себе. Сисс стояла в своей компании и ждала ее. Так прошел первый день.

Так прошло много дней. Унн продолжала держаться особня­ком. Наконец Сисс подошла к ней и спросила:

- Не хочешь быть с нами?

В ответ Унн покачала головой.

Но обе сразу почувствовали, что нравятся друг другу. Словно искра проскочила между ними. С ней я хочу подружиться! Не по­нимаю почему, но это так.

Сисс удивленно повторила:

- Не хочешь быть с нами?

Унн смущенно улыбнулась.

- Н-нет...

- Но почему?

Снова Унн смущенно улыбнулась.

- Не могу...

Сисс показалось, что они играют в какую-то игру, будто манят друг друга.

- Ты нездорова? — спросила она напрямик и тут же горько раскаялась, задав этот глупый вопрос. Было ясно видно, что Унн вполне здорова.

Унн зарделась.

- Нет, не в этом дело, а...

- Да я так и не думала. Но как было бы хорошо, если бы ты была с нами.

- Не спрашивай больше об этом,— сказала Унн.

У Сисс было ощущение, словно ее окатили холодной водой. Она замолчала, обиженно отошла к своей компании и рассказала о разговоре.

Больше они не звали Унн, оставили ее в покое. Она стояла на прежнем месте, не принимая участия в играх. Кто-то сказал, что она задирает нос, но его не поддержали, и дразнить новенькую не стали: было в ней нечто такое, что всех останавливало.

На уроках скоро выяснилось, что Унн одна из самых сообра­зительных в классе. Однако держалась она скромно, и все проник­лись к ней невольным уважением.

Сисс все это хорошо замечала. Она чувствовала, что в Унн, стоящей особняком на школьном дворе, есть какая-то сила, что Унн совсем не бедненькая и жалкая. Сисс стремилась верховодить, и это у нее получалось — и все же у нее было ощущение, что сто­ящая поодаль Унн сильнее ее, хотя та ничего не делала и никого с ней не было. Она начала проигрывать Унн; возможно, ее под­руги тоже так считали и просто не решались подойти к новень­кой. Унн и Сисс как бы образовали две партии, но тихо, без слов, это касалось только их.

Вскоре Сисс во время уроков начала чувствовать на себе взгляд Унн. Та сидела сзади нее через несколько парт, так что ей было удобно смотреть на Сисс.

У Сисс при этом мурашки радости пробегали по телу. Ей было так приятно, что она с трудом скрывала это. Виду она не пода­вала, хотя чувствовала, что в ее жизнь вошло что-то новое и хоро­шее. Взгляд Унн не был испытующий или ревнивый: если Сисс быстро оборачивалась и встречалась с ней взглядом, она читала в нем стремление. И ожидание. Когда они выходили из класса, Унн вела себя как обычно — стояла одна у стены.

Но Сисс снова ощущала мурашки радости: Унн сидит и смот­рит на меня.

Она почти всегда старалась не встречаться взглядом с Унн, еще не решалась, лишь, забывшись, иногда бросала на Унн быстрый взгляд.

Чего же хочет Унн?

Когда-нибудь она скажет это.

На дворе она стояла у стены и никогда не участвовала в играх. Стояла и спокойно смотрела на всех.

Ждать. Надо ждать, и когда-нибудь этот миг наступит. А пока пусть все будет как есть — так тоже удивительно и прекрасно.

Нужно, чтобы никто ничего не заметил. Сисс казалось, что это у нее получается. Но вот одна из подруг сказала ей с ревностью в голосе:

- Как тебя эта Унн занимает!

- Ничего подобного!

- Разве нет? Ты прямо глаз с нее не сводишь, мы же видим.

Неужели? — растерянно подумала Сисс.

Подруга язвительно засмеялась.

- Мы все, Сисс, давно это видим.

- Значит, так оно и есть, и это мое дело.

- Ха.

Сисс шла и думала. Вот ожидание и кончилось. Сегодня. По­этому она и идет к Унн.

Сегодня утром Сисс, садясь за парту, обнаружила первую записку:

Сисс, я хочу дружить с тобой.

Подпись: Унн.

Словно неведомо откуда пришедший луч.

Она обернулась, и их взгляды встретились. Проникли друг в друга. Удивительно. И больше ничего. Хватит думать об этом.

В этот славный сегодняшний день записочки летели от парты к парте. Их передавали доброжелательные руки.

Я тоже хочу дружить с тобой.

Подпись: Сисс.

Когда мы можем встретиться?

Когда хочешь, Унн! Можно сегодня.

Тогда давай сегодня!

Пойдем после школы ко мне домой, Унн?

Нет. Ты приходи ко мне домой, иначе я не согласна.

Сисс быстро обернулась. Что это значит? Она встретилась взгля­дом с Унн, та кивнула, подтверждая сказанное в записке. Не за­думываясь ни на секунду, Сисс кивнула в ответ: пойду к тебе.

На этом обмен записками кончился. Больше они не разговари­вали. После уроков подошли друг к другу и заговорили — быстро и смущенно. Сисс спросила, не пойдет ли Унн все-таки к ней.

- А почему? — спросила Унн.

Сисс ответила не сразу. Она понимала, почему ей хочется, что­бы Унн пошла к ней: она и показать ей может такое, чего нет в доме у тети Унн, да и привыкла она, чтобы подруги ходили к ней, а не она к ним. Этого она сказать Унн не могла. Ей стало стыдно.

- Да нет, так просто,— ответила она.

- Ты же сказала, что придешь ко мне, так что...

- Хорошо, но я не могу сейчас сразу пойти с тобой, мне надосначала забежать домой, чтобы мама с папой знали, где я.

- Ну конечно.

- Тогда я приду вечером,— смущенно сказала Сисс. Смущало ее то непонятное, что в ее глазах окружало Унн.

Вот и все, что Сисс знала об Унн. Сейчас она шла к ней, побы­вав дома и предупредив родителей.

Мороз щипал щеки. Под ногами скрипела мерзлая земля, вни­зу на озере трещал лед.

Показалась избушка, где жила Унн с тетей. Свет из окошек падал на заиндевелые ветви берез. Сердце Сисс билось в радост­ном ожидании.

3

ОДИН-ЕДИНСТВЕННЫЙ ВЕЧЕР

Унн, наверное, стояла у окна, поджидая Сисс, потому что она вышла на крыльцо еще до того, как Сисс подошла к дому. Она была в брюках: не переоделась после школы.

- Темно было идти? — спросила она.

- Темно? Ничего страшного,— ответила Сисс, хотя идти через темный лес было жутковато.

- И холодно? Мороз сейчас такой, что просто ужас.

- Тоже ничего страшного.

Унн сказала:

- Хорошо, что ты пришла к нам. Тетя говорит, что ты при­ходила сюда раньше всего раз, еще маленькой.

- Я помню. Тогда я о тебе ничего не знала. Разговаривая, они приглядывались друг к другу. Тетя вышла к ним и приветливо улыбнулась.

- Вот и моя тетя,— сказала Унн.

- Добрый вечер, Сисс. Заходи скорее в дом, здесь холодно сто­ять. Заходи, грейся, раздевайся.

Тетя говорила спокойно и приветливо. Они вошли в маленький теплый дом. Сисс сняла с себя промерзшие сапоги.

- Ты помнишь, как здесь было, когда ты сюда приходила? — спросила тетя.

- Нет.

- Да тут ничего и не изменилось, все как было. Ты приходила сюда с мамой, я хорошо это помню.

Тете явно хотелось поговорить — у нее ведь редко бывала та­кая возможность. Унн ждала, пока останется наедине с гостьей. Но тетя еще не выговорилась.

- А потом, Сисс, я только случайно встречала тебя. Конечно, какие у тебя могут быть дела ко мне, но вот теперь, когда у меня живет Унн, будет иначе. Да, повезло мне, что Унн со мною.

На лице Унн было написано нетерпение. Тетя сказала:

- Вижу, Унн. Но не торопись. Пусть Сисс, попьет горячего.

- Я не замерзла.

- У меня все на плите,— сказала тетя.— По-моему, тебе луч­ше было бы прийти в воскресенье, а то сейчас и холодно и поздно.

Сисс посмотрела на Унн и ответила:

- Как же можно, раз мы договорились на сегодня.

Тетя рассмеялась. Слова Сисс ее развеселили.

- Ну, если так...

- Я успею вернуться до того, как родители лягут,— сказала Сисс.

- Хорошо, идите сюда и попейте.

Питье было вкусное, и они согрелись. Приятное, манящее не­терпение охватило Сисс. Скоро они останутся наедине. Унн сказала:

- У меня своя комната. Пойдем туда.

Сисс вздрогнула. Сейчас начнется.

- У тебя тоже своя комната?

Сисс кивнула.

- Пошли.

Приветливой и разговорчивой тете явно хотелось пойти с ними в комнату Унн. Но не тут-то было. Унн пресекла все дальнейшие, разговоры, и тётя осталась сидеть в кресле.

Комнатка у Унн была крохотной и; как Сисс показалось в пер­вые мгновения, странной. Ее освещала две небольшие лампы. На стенах висело множество картинок, вырезанных из журналов, и фотография женщины, так похожей на Унн, что и. спрашивать, кто это, было излишне. Вскоре Сисс увидела, что ничего странного в комнате нет, а что она, напротив, похожа на ее собственную. Унн полувопросительно посмотрела на Сисс. Та сказала:

- Уютная у тебя комнатка.

- А y тебя какая? Больше?

- Нет, примерно такая же.

- Да больше и не надо.

- Верно.

Чтобы освоиться, им нужно было немного поболтать о пустя­ках. Сисс сидела на единственном в комнате стуле, вытянув ноги. Унн уселась на краю кровати и болтала ногами.

Они подобрались. Испытующе посмотрели друг на друга. Сме­рили друг друга взглядом. Начать разговор было совсем не про­сто — что-то непонятное мешало им. И еще их смущало то, что обе так стремились друг к другу. Их взгляды встретились — понима­ющие, жаждущие и в то же время глубоко смущенные.

Унн спрыгнула с кровати, подошла к двери и потянула ручку. Затем повернула ключ.

При этом звуке Сисс вздрогнула и быстро спросила:

- Ты это зачем?

- Ну, она может войти.

- Ты боишься?

- Боюсь? Нет, конечно. Не в этом дело. Просто мне хотелось, чтобы мы побыли только вдвоем — ты и я. И чтобы никто сюда не входил! 

- Да, чтобы никто сюда не входил,— повторила Сисс и почув­ствовала, что ее охватывает радость. Почувствовала, что между Унн и ею протянулась первая нить. Вновь воцарилось молчание. Затем Унн спросила:

- Сисс, тебе сколько лет?

- Одиннадцать с небольшим.

- Мне тоже одиннадцать.

- Роста мы примерно одинакового.

- Да, примерно,—ответила Унн.

Они чувствовали, как их влечет друг к другу, и все же разговор не клеился. Они сидели, бросали взгляды по сторонам, бес­цельно шарили пальцами по близлежащим предметам. В комнате было тепло и уютно. Наверное, это ощущение создавала гудящая печка, но едва ли только она. Гудящая печка ничего бы не дала, не будь у них этого одинакового настроя.

Сисс спросила:

- Тебе у нас хорошо? ,,

- Да, мне хорошо у тети.

- Конечно, но я не об этом. Я про школу спрашиваю и... Ска­жи, почему ты никогда...

- А, вот ты о чем. Я же тебе говорила, чтобы ты об, этом меня не спрашивала,— резко ответила Унн, и Сисс сразу же пожа­лела, что задала этот вопрос.

- Ты сюда насовсем? — быстро спросила она: этот-то вопрос, пожалуй, безопасный. Или тоже опасный? Наверное, нет, но ведь никогда нельзя быть уверенной.

- Да, я буду здесь жить,— ответила Унн,— у меня никого на свете не осталось, кроме тети.

Снова воцарилось молчание. Наконец Унн спросила испы­тующе:

- Почему ты меня о маме не спрашиваешь? 

- А? — Сисс отвела взгляд и уставилась в стену, как будто ее уличили в чем-то нехорошем: — Не знаю,

Вновь встретилась взглядом с Унн. Не могла иначе. И на вопрос нельзя было не ответить: Унн спрашивала о том, что для нее очень важно. Запинаясь, Сисс произнесла:

- Ну, потому что она умерла этой весной. Мне так говорили.

Унн сказала четко и громко:

- Мама не была замужем. Поэтому-то здесь и нет никого...

Она умолкла.

- Сисс кивнула. Унн продолжала:

- Весной мама заболела и умерла. Проболела всего неделю. И умерла.

- Вот как…

Хорошо, что эти слова уже сказаны. В комнате стало словно легче дышать. Все соседи знали то, что сейчас рассказала Унн, тетя ее говорила об этом — и о многом другом, когда Унн приехала сюда весной. Разве Унн это не известно? И все же сейчас, когда завязывается их дружба, об этом нельзя было не сказать. Но это еще не все. Унн спросила:

- Ты знаешь что-нибудь о моем папе?

- Нет!

- Я тоже ничего — кроме того, что мама рассказывала, самую малость. У него была машина.

- Наверное.

- Почему ты так говоришь?

- Ну... у многих ведь есть машины.

- Да, конечно. Я его никогда не видела. У меня только тетя осталась. Я буду всегда жить у тети.

Да! — подумала Сисс. Унн всегда будет здесь жить. У Унн ясные глаза, от которых ей, Сисс, как и в самую первую их встре­чу, не оторваться.

Больше о родителях не говорили, отца и мать Сисс даже не упомянули. Сисс была уверена, что Унн все о них знает: они жи­вут в хорошем доме, у отца хорошая работа, ни в чем они не нуж­даются, так что, собственно говоря, рассказывать-то нечего. Унн и не задала ни одного вопроса. Как будто это у Сисс не было роди­телей, а не у Унн.

Но о братьях и сестрах она вспомнила.

- Сисс, а братья или сестры у тебя есть?

- Нет, я одна.

- Это хорошо,— сказала Унн.

Сисс вдруг поняла, что значат слова Унн: она будет здесь жить всегда. Их будущая дружба открылась ей, словно уходящая вдаль ровная дорога. Произошло что-то очень важное.

- Ясное дело, хорошо. Тем больше мы сможем видеться.

- Мы видимся и теперь каждый день в школе.

- Это-то конечно.

Обе коротко рассмеялись. Им стало вдруг легко. Все идет так, как должно идти. Унн сняла зеркало, висевшее на стене рядом с кроватью, и, сев, положила его на колени.

- Иди сюда.

Сисс не поняла, что сейчас будет, но присела рядом с Унн на край кровати. Они взялись за зеркало, каждая со своей стороны, и подняли его. Молча, почти щека к щеке. 

Что они видят?

Через мгновение они забыли обо всем на свете.

Две пары глаз. Искорки и лучи под ресницами. Заполняют со­бой все зеркало. Вопросы — они вспыхивают и снова гаснут. Я не знаю: искорки и лучи, искорки и лучи от тебя ко мне, от меня к тебе, от меня к тебе одной — в зеркало и обратно, и нет ответа на вопрос, что это, нет решения. Твои алые пухлые губы, нет, это мои, а как похоже! И волосы такие же, и искорки, и лучи. Это мы! И ничего мы тут не можем поделать, это все словно из иного мира. Изображение дрожит, расплывается, вновь делается резче, нет, резче оно не делается. Улыбающийся рот. Рот из иного мира. Нет, это не рот, это не улыбка, что это, никто не знает, это лишь ресницы, поднятые над искорками и лучами.

Они опустили зеркало и, растерянные, красные, посмотрели друг на друга. Глаза у них сияли, они словно слились воедино, это был непостижимый миг.

Сисс спросила:

- Унн, ты это знала?

Унн спросила:

- Ты тоже это видела?

Вдруг возникшая было легкость исчезла. Унн охватила дрожь. Обе замолчали, приходя в себя после того удивительного, что произошло.

Потом одна сказала:

- Наверное, ничего и не было.

- Конечно, ничего не было.

- Но странно.

Разумеется, что-то было, и оно никуда не делось, они про­сто пытались отодвинуть его. Унн повесила зеркало обратно и спокойно села на место. Обе молчали и ждали. Никто не дергал запертую дверь, желая войти к ним. Тетя решила не трево­жить их.

Унн сидела очень спокойно, но Сисс следила за ней и видела, что спокойствие это напускное. Вдруг Унн сказала, как бы ис­кушая:

- Слушай, давай разденемся!

Сердце у Сисс прыгнуло, и она уставилась на Унн:

- Разденемся?

Унн словно искрилась.

- Да. Просто разденемся. Ведь интересно, правда?

И тут же сама начала раздеваться.

 - Конечно!

Сисс эта затея тоже сразу же показалась интересной, и она быстро начала снимать с себя одежду. Наперегонки с Унн, стре­мясь опередить ее.

Унн начала раньше и оказалась первой. Встала обнаженная посреди комнаты.

Через несколько секунд Сисс, тоже обнаженная, стояла рядом. Они посмотрели друг на друга. Короткий, странный миг.

Сисс собралась было начать шумную игру — для чего же ина­че они все это затеяли — и задумалась, какую именно. Но остано­вилась. Заметила, что Унн несколько раз бросила на нее быстрый взгляд, увидела напряженность на ее лице. Унн стояла совсем тихо. Все это длилось какое-то мгновение. Лицо Унн прояснилось, и Сисс тоже стало легко и весело.

Без перехода, с какой-то странной радостью Унн сказала:

- Брр, Сисс, все-таки холодно. Давай-ка оденемся.

И схватила свою одежду.

Сисс не шевельнулась.

- Не будем дурачиться?

Она было приготовилась либо броситься ласточкой в кровать, либо сделать что-нибудь похожее.

- Нет, слишком уж холодно. Никак не натопить, когда на дворе такая стужа. Такой уж у нас дом.

- А по-моему, здесь тепло.

- Нет, тут дует. Разве не чувствуешь? Правда, это не сразу заметно.

- Может быть.

Пожалуй, так оно и есть. Становится немного зябко. Окно за­мерзло. На дворе мороз — не упомнить, с какого времени.

Сисс тоже взялась за свою одежду.

- Мало ли чем можно заняться, не обязательно скакать голы­ми,— сказала Унн.

- Конечно.

Сисс хотела спросить Унн, зачем та затеяла это раздевание, но не решилась и промолчала. Девочки не торопясь оделись. Сисс в глубине души чувствовала себя как бы обманутой. Значит, вот и все?

Они снова сели на свои прежние места: больше в комнате си­деть было не на чем. Унн молча смотрела на Сисс, и та поняла, что нечто, возможно важное, интересное, ей так и не открылось. Лицо Унн больше не выражало радости — той радости, что не­давно на миг осветила его.

Сисс забеспокоилась.

- Может, займемся чем-нибудь? — спросила она сидящую молча Унн, :

- Чем, например? — рассеянно ответила та.

- А то я домой пойду.

Слова прозвучали почти угрожающе. Унн быстро ответила:

- Тебе еще рано домой!

Собственно говоря, Сисс уходить и не собиралась, напротив, ей очень хотелось побыть здесь еще.

- У тебя нет снимков из тех мест, где ты жила прежде? У тебя нет альбома?

Это было как раз то, что нужно. Унн подбежала к полке и вы­тащила два альбома.

- В одном только я. С самого рождения. Ты какой хочешь посмотреть?

- Оба.

Они принялись листать альбомы. На снимках были далекие ме­ста, все лица, кроме Унн, были для Сисс незнакомыми. Но Унн была почти на всех фотографиях. Альбомы как альбомы. Унн да­вала краткие пояснения. Одна из фотографий — радостное лицо девушки. Унн гордо произнесла:

- Это — мама.

Она долго разглядывала снимок.

- А это папа,— сказала Унн немного позже.

Ничем не примечательный молодой человек рядом с автомаши­ной. Тоже немного похожий на Унн,

- Это у него своя машина,— сказала Унн.

Сисс нерешительно спросила:

- Где он теперь?

Унн сухо ответила:

- Не знаю. Это неважно.

- Понятно.

- Помнишь, я говорила, что никогда его не видела? Знаю только по снимкам.

Сисс кивнула. Унн прибавила:

- Если бы папу можно было найти, я, наверное, не поехала бы к тете.

- Конечно.

Они еще раз просмотрели тот альбом, где были только снимки Унн. Она всегда была красивой, подумала Сисс. Но вот и это занятие пришло к концу.

Ну а теперь?

Что-то предстояло. Это чувствовалось по тому, как Унн держит себя, от нее словно исходило обещание. Сисс все время ждала в таком напряжении, что вздрогнула, когда наконец после долгого молчания Унн обратилась к ней:

- Сисс.

Сисс снова вздрогнула.

- Да?

- Я хотела...— начала Унн и покраснела.

У Сисс уже горело лицо.

- Ну?

- Ты тогда у меня что-нибудь заметила? — спросила Унн скороговоркой, но глядя Сисс прямо в глаза.

Лицо Сисс запылало еще жарче.

- Нет!

- Я хотела тебе кое-что сказать,— снова начала Унн. Такого голоса Сисс у нее никогда не слышала.

Сисс затаила дыхание.

Пауза. Потом Унн сказала:

- Никогда никому этого не говорила.

Сисс с трудом произнесла:

- А маме своей ты бы сказала?

- Нет!

Молчание.

Сисс видела, что глаза Унн полны тревоги. Скажет ли она? По­чти шепотом Сисс спросила:

- Скажешь сейчас?

Унн слегка выпрямилась.

- Нет!

- Нет так нет.

Снова молчание. Хоть бы тетя попыталась сейчас войти к ним. Сисс начала было:

- Ну а если...

- Не могу я!

Сисс не стала настаивать. Ее захлестнул вихрь догадок, но она отбросила их. Лишь растерянно спросила:

- Ты это и хотела сказать?

Унн кивнула.

- Да, только это.

Унн кивнула, словно с облегчением. Словно теперь все уже как бы осталось позади. Больше сегодня ничего не будет. Сисс тоже испытывала облегчение. Облегчение и вместе с тем чувство, будто ее снова обманули — второй раз за сегодняшний вечер. И все же пусть лучше так, чем услышать что-нибудь страшное.

Они сидели молча, будто отдыхая.

Сисс подумала: я, пожалуй, пойду.

Унн сказала:

- Не уходи, Сисс.

Снова тишина.

Но этой тишине нельзя верить, ей нельзя было верить весь ве­чер, как нельзя верить обманчивому штилю, когда ветер стихает лишь для того, чтобы перемениться и ударить с другой стороны. Да, ветер стих, но вот он снова подул, неожиданно и неровно:

- Сисс.

- Да?

- Я не знаю, попаду ли в рай.

Произнося эти слова, Унн отвела взгляд и уставилась в стену. Сисс бросило в жар.

- Что?

Надо уходить. Кто знает, что Унн еще скажет. Унн спросила:

- Ты разве не слышала?

- Слышала!

Она поспешно добавила:

- Мне пора домой.

- Уже?

- Да, иначе будет поздно, надо вернуться, пока наши не легли спать.

- Им еще рано спать.

- Мне пора.

И упрямо добавила:

- Мороз скоро такой завернет, что у меня по дороге нос от­мерзнет.

Господи, какую ерунду приходится говорить, когда не знаешь, как быть, что делать, как выбраться из всего этого. Надо бежать отсюда.

Унн усмехнулась, как того требовали слова Сисс, она поддер­жала игру:

- Ну конечно, нельзя, чтобы у тебя нос отмерз.

Она обрадовалась, что разговор принял такой оборот.

Обе снова почувствовали облегчение оттого, что оставили слиш­ком трудную тему. Унн повернула ключ. 

- Сиди,— скомандовала она,— я сейчас принесу твое пальто. Сисс сидела как на иголках. Нет, оставаться здесь опасно. Что еще может взбрести в голову Унн? Но она всегда будет с Унн. Всегда. Перед уходом она ей скажет: в другой раз ты мне откро­ешься больше. Когда захочешь, чтобы был другой раз. Того, что было, на сегодняшний вечер достаточно. И даже много. Больше было бы не вынести. Домой, и поскорее.

Иначе все может пойти прахом. Те лучи, что от моих глаз шли к ее глазам и от ее к моим.

Пришла Унн и положила ее пальто и сапоги возле гудящей печурки.

- Пусть погреются немного.

- Нет, мне пора домой,— сказала Сисс, уже обуваясь.

Она укутывалась, а Унн молча наблюдала за ней. Им уже не хотелось говорить чепуху об отмороженном носе, они были снова взволнованы. Они не произнесли слов, обычных при прощании, вроде «Ты скоро снова придешь?» или «А теперь ты ко мне при­дешь?». Им это даже не пришло в голову. То, что возникло между ними, сохранилось, но как все стало трудно, когда стоишь лицом к лицу, как хрупко.

Сисс стояла одетая.

- Почему ты уходишь?

- Я же сказала, мне пора.

- Да, но...

- Раз я сказала, значит, так оно и есть.

- Сисс...

- Пропусти меня, пожалуйста.

Дверь была теперь не заперта, но Унн стояла в проходе. Де­вочки прошли к тете.

Она сидела на стуле и вязала. Увидев их, она поднялась и при­ветливо, как раньше, заговорила:

- Ну, Сисс, ты уже уходишь?

- Да, мне пора домой.

- Больше тайн у вас нет? — добродушно поддразнила тетя.

- На сегодня нет.

- Я слышала, Унн, как ты заперлась от меня.

- Так оно и было.

- Да, осторожность никогда не помешает,— сказала тетя. И уже другим тоном спросила: — Что-нибудь случилось?

- Ничего не случилось!

- А отчего вы такие недовольные?

- Мы совсем не недовольные!

- Ну, может быть, и нет. Просто я уже старая и слышу плохо.

- Спасибо вам большое,— сказала Сисс, собираясь уходить, и подумала: тетя Унн ничего не знает и не понимает, а только под­дразнивает их. 

- Погоди, — сказала тетя.— Выпей горяченького, прежде чем выходить на мороз.

- Нет, нет, спасибо, не надо.

- Куда ты так спешишь?

- Ей пора домой,— сказала Унн.

- Ну ладно.

Сисс вскинула голову.

- Всего хорошего и большое спасибо.

- И тебе также, Сисс. Спасибо, что зашла проведать Унн и меня. А теперь беги, а то замерзнешь. Мороз все круче заворачи­вает. Да и темень такая, хоть глаз выколи. Ну чего ты стоишь на дороге, Унн? Вы же завтра утром увидитесь.

- Конечно! — ответила Сисс.— Спокойной ночи.

Тетя прошла обратно в комнату, но Унн осталась стоять в две­рях. Она стояла молча. Что произошло с ними? Просто невозмож­но расстаться. Произошло что-то удивительное.

- Унн...

- Да.

Сисс бросилась в морозную ночь. Можно, конечно, было бы остаться еще, время есть, но тут опасно. Хватит и того, что про­изошло.

Унн все еще стояла в открытых дверях. Морозный воздух, клу­бясь, сталкивался с теплом из дома и втекал внутрь. Унн, каза­лось, не замечала этого.

Уже собравшись бежать, Сисс оглянулась. Унн все еще стояла в освещенном проеме, красивая, непонятная, робкая.

4

ПО СТОРОНАМ ДОРОГИ

Сисс бежала домой и отчаянно боролась со страхом перед темнотой.

Вдруг послышалось:

- Это я по сторонам дороги...

Нет, нет! — только и могла она подумать.

- Сейчас ты меня увидишь,— послышалось по сторонам до­роги.

Сисс бежала. Чувствовала, как что-то бежит по пятам за ней, бежит за ее спиной.

- Кто это?

И такое сразу после Унн!

Разве она не знала, каково ей будет на обратном пути? Знала, но... Не могла не пойти к Унн.

Где-то грохнул лед. Грохот покатился по замерзшему озеру и стих, словно забравшись в нору. Когда лед становится толще, он играет — дает длинные-длинные трещины. От этого грохота Сисс подпрыгнула.

Страх. Она пустилась в этот обратный путь сквозь мрак, не имея никакой опоры. Когда она шла к Унн, шаг ее был твердым — теперь не то. Не подумав, она пустилась бежать, и это было ее роковой ошибкой. Она сразу оказалась беззащитной перед тем не­известным, что в такие вечера вдруг вырастает у тебя за спиной.

Перед неизвестным, которое заполняет все.

Встреча с Унн выбила ее из колеи, а когда она, попрощавшись, вышла из дома, ей совсем уже стало не по себе. Испуг охватил ее с первых же шагов, как только она побежала, и он нарастал слов­но лавина. Она была беззащитна перед тем, что притаилось по обе стороны от дороги.

Мрак по обеим сторонам дороги. У него нет ни формы, ни на­звания, но ты явственно чувствуешь, как он выползает и дви­жется за тобой, и словно ледяные ручейки стекают по твоей спине.

Этот ужас обступал Сисс со всех сторон. Она уже ничего не соображала. Ей было страшно от этого мрака.

Я скоро буду дома!

Нет, скоро ты дома не будешь!

Она даже не замечала, как мороз жжет лицо.

Надо представить себе, что делается сейчас дома. Горит лампа, в комнате тепло и светло. Мама и папа сидят в креслах. И вот возвращается их единственный ребенок. Их единственный ребе­нок, которого — они все время напоминают об этом друг другу — нельзя баловать, и они состязаются в строгости... Нет, это не помо­гает, она-то не там, она здесь, между тем, что притаилось по обеим сторонам дороги.

А Унн?

Она стала думать об Унн.

О славной, красивой, одинокой Унн.

Что с Унн?

Она остановилась.

Что с Унн?

Она снова побежала. Сзади приближалось оно.

Мы по обеим сторонам дороги.

Беги!

Сисс бежала. Где-то на озере глухо и мощно грохотал лед, а ее сапоги гулко стучали о мерзлую дорогу. Это немного успокаи­вало, если еще и своих шагов не слышать, то совсем можно свих­нуться. Бежать быстро сил у нее уже не было, но она продолжала бежать.

Наконец засветились окна дома.

Наконец.

Добежать до света от наружного фонаря.

Они отступили — те, что были по обеим сторонам дороги, остались позади, за кругом света, злобно ворча. А Сисс вошла в дом, к маме и папе. Папа заведовал в селении какой-то конторой и сейчас уютно, по-домашнему отдыхал, сидя в своем кресле. Мама, как обычно, когда у нее выдавалась свобод­ная минута, сидела с книжкой. Ложиться было еще рано.

Они не вскочили в ужасе, увидев ее — затравленную и всю в инее. Они спокойно спросили, оставаясь в своих креслах:

- Что с тобой, Сисс?

Она пристально смотрела на них — неужели им не страшно? Нет, ничуть. Конечно, это только ей страшно, ей, бежавшей по дороге. «Что с тобой, Сисс?» — спокойно и безмятежно спросили они. Они знали, что она все равно ничего не скажет. Она прибежала домой, задыхающаяся и измученная, от ее дыхания под­нятый воротник пальто весь в сосульках, а у них не нашлось других слов.

- Что-нибудь случилось?

Она покачала головой.

- Просто я бежала.

- Темноты испугалась? — спросили они и тихо засмеялись, как и полагается смеяться над теми, кто боится темноты.

Сисс ответила:

- Я? Темноты?

- Не знаю, не знаю,— сказал папа.— Во всяком случае, ты уже девочка большая, и пора перестать бояться темноты.

- Можно подумать, что ты всю дорогу так бежала, будто за тобой гнались.

- Надо было успеть, пока вы спать не ляжете. Вы же сами говорили...

- Ты хорошо знаешь, что так рано мы не ложимся, так что не в этом дело.

Сисс с трудом стащила с себя промерзшие сапоги. Они со стуком упали на пол.

- Как много вы сегодня говорите!

- Что-что?

Они удивленно посмотрели на нее.

- Что такого мы сказали?

Сисс не ответила, она возилась с сапогами и носками. Мать поднялась.

- Похоже, что ты не...— начала было она, но осеклась. Что-то в лице Сисс остановило ее.— Пойди умойся сначала, Сисс. Будет легче.

- Хорошо, мама.

Действительно было приятно. Она умывалась долго. Она знала, что от расспросов ей не уйти. Вернувшись, она села на стул. Уйти в свою комнату и остаться наедине с собой она не решалась. Тогда будет еще больше расспросов. Пусть уж сразу.

Мать сказала:

- Вот так-то лучше.

Сисс промолчала. Мать продолжала:

- Ну, Сисс, как там было у Унн? Интересно?

- Хорошо было,— резко ответила Сисс.

- Судя по твоему тону, не так уж хорошо,— сказал папа и улыбнулся ей.

Мать тоже подняла на нее глаза:

- Что с тобой сегодня творится?

Сисс посмотрела на родителей. Конечно, они сейчас стараются быть с ней поласковее, но...

- Ничего,— ответила она,— просто вы всё расспрашиваете да допытываетесь, всё вам нужно знать...

- Да что ты, Сисс. Пойди-ка на кухню и поешь. Все на столе стоит.

- Я там поела.

У Унн она не ела, но это их не касается.

- Ладно, тогда ложись-ка лучше спать. Вид у тебя усталый. А завтра утром все опять будет хорошо. Спокойной ночи, Сисс.

- Спокойной ночи.

Она сразу же ушла. Ничегошеньки они не поняли. Забравшись в постель, она почувствовала страшную усталость. Хотелось поду­мать о многом — странном, волнующем, но тепло после мороза бы­стро сморило ее, и долго думать не удалось.

5

ЛЕДЯНОЙ ЗАМОК

- Унн, вставай!

Обычный утренний клич тети. Сегодня как в любой другой обычный будний день.

Но сегодня у Унн день особый — утро после встречи с Сисс.

- Унн, вставай!

Времени до школы еще много, но так уж тетя устроена: ни за что не позволит выйти в последнюю минуту.

Как только Унн высунула голову за дверь, она услышала в темноте привычный грохот льда на озере. Словно сигнал того, что начинается новый день. Ночью в своей комнате она тоже слышала далекий грохот, он означал, что сейчас глухая ночь. Она тогда еще не заснула как следует. Сразу было не заснуть — после вечера с Сисс. Все думалось о том, что у них с Сисс может получиться.

- Небывалый мороз,— сказала тетя, накрывая на стол.

Над домом сверкали холодные звезды. На востоке они поблед­нели и стали едва различимыми на фоне скупого декабрьского рас­света.

Понемногу светало, и все отчетливее виднелись одетые в иней деревья. Унн поглядывала на них, собираясь в школу. В школу и к Сисс. И не думай сегодня о том, другом!

В этот миг ее пронзила мысль: сейчас, всего лишь через не­сколько часов после их тягостного расставания, она не может встретиться с Сисс. Она, Унн, напугала Сисс, и та бежала от нее. Нельзя сразу после этого увидеться с ней. Нельзя сегодня идти в школу.

Она глядела на заиндевелые деревья, проступающие сквозь редеющий мрак. Надо где-нибудь спрятаться. Скрыться. Не встречаться сегодня с Сисс. Завтра все будет иначе. Сегодня же она не сможет посмотреть в глаза.

Других мыслей у нее не было, но эта неотступно преследовала ее.

Не видеться с Сисс, с которой она так хотела увидеться. Но как бы там ни было, надо, как обычно, уйти из дому. Бесполезно говорить тете, что не хочется идти в школу. С ней это не пройдет. Говорить, что заболела, поздно, да и не умеет она врать. Унн бросила украдкой взгляд в зеркало: нисколечко она на больную не похожа, все равно никто не поверил бы. Надо сделать вид, что идешь в школу, а по дороге, пока никто не встретился, свернуть в сторону. Свернуть в сторону, спрятаться и дождаться конца уроков.

Хотя тетя подгоняла Унн, она все же спросила ее, когда та стояла уже с ранцем за спиной:

- Что ты так рано уходишь?

- Разве раньше, чем обычно?

- По-моему, да.

- Хочу встретить Сисс.

Сказав это, она почувствовала укол.

- Ну ладно. Вы так подружились?

-Угу.

- Тогда мне нечего сказать. Отправляйся. Хорошо, что у тебя теплое пальто, стужа адская. Возьми вторую пару варежек.

Обычно такие слова действовали на Унн словно изгородь по обеим сторонам дороги в школу, они вели ее прямо в класс, не да­вая никуда свернуть. Но не сегодня — после того, как Сисс вчера бежала от нее.

- В чем дело?

Унн вздрогнула.

- Не могу найти варежки!

- Да вот же они. Прямо перед тобой.

Она вышла во двор, в отступающую темноту. Как только она скроется из виду, надо поскорее придумать, где провести сего­дняшний день.

Сегодня у нее только одна мысль: Сисс.

Это дорога к ней.

Это дорога к Сисс.

Не могу видеться с ней, могу только думать о ней.

Не надо думать о том, другом.

А только о Сисс, которую я нашла.

Сисс и я в зеркале.

Искорки и лучи.

Думать только о Сисс.

При каждом шаге.

Она дошла до первых заиндевелых деревьев, и они закрыли ее. Тут она сошла с дороги. Надо где-нибудь спрятаться и переждать, пока можно будет вернуться домой в обычное время, чтобы не было никаких расспросов.

Куда же пойти? Где провести весь длинный школьный день? И в такую стужу. Воздух, который она вдыхала, словно ком, за­стревал в горле. Мороз жег щеки. Но пальто у нее теплое, за осень она попривыкла к холоду и, в общем, не мерзнет.

Бах! — прогрохотал вдалеке черный блестящий лед на озере.

Прекрасно! Вот оно, решение. Сразу стало ясно, что делать:

Она погуляет по льду.

Совсем одна.

И дело теперь есть, и не замерзнет она, и вообще все пра­вильно.

О прогулке по льду на озере в классе говорили все последние дни. Унн в разговорах этих участия не принимала, но прислушивалась к ним. Было ясно, что откладывать прогулку нельзя: в лю­бой день может выпасть снег.

Где-то там, у озера, есть водопад, который за время этих дол­гих холодов замерз, образовав необычную ледовую гору. Говорят, он похож на замок, и никто не может припомнить, чтобы такое случалось раньше. К этому-то замку она и направится. Сначала

надо пройти по озеру до места, где вытекает река, а затем вниз по реке к водопаду. На такую прогулку целиком уйдет короткий зимний день. •

Отлично, весь день у нее будет занят.

Но ведь я собиралась посмотреть замок вместе с Сисс...

Она отбросила эту мысль, радостно подумав: в другой раз мы сходим туда вместе с Сисс, так будет еще лучше.

Лед на озере был такой гладкий и блестящий, что даже не был похож на лед. Не лед, а сталь. Пока озеро замерзало, в воду не упало ни снежинки — и ни снежинки не упало, когда оно замерзло.

Лед был толстый и крепкий. Он грохотал, лопался и становился тверже. Унн побежала вниз к озеру. В такой мороз только и бегать. К тому же ей хотелось поскорее оказаться там, где нет людей: сегодня никто не должен ее видеть. И вот ей это удалось. Не слышно доброго голоса тети, ее настойчивого крика: «Унн, иди сюда!» Она думает, что Унн в школе. А что считают в школе? Об этом она не подумала.

Ну, скорее всего, что она заболела. Может ведь такое случиться. Конечно. Сисс тоже так считает? А может быть, Сисс понимает, в чем дело?

Унн бежала, и мерзлая, твердая словно камень земля грохотала у нее под ногами. Она бежала зигзагами между редкими заиндевевшими деревьями, стараясь, чтобы любопытствующие глаза не видели ее. Надо сначала выйти на лед, а затем двинуться вдоль берега.

Сисс — вот о ком она сейчас думает. О том, как они завтра увидятся с ней, когда все немного уляжется и встреча не будет такой невозможной, как сегодня. Теперь она больше не одна. Нашла ту, которой скоро можно будет все рассказывать. Она радостно бежала вниз, ко льду, по покрытой инеем земле, среди покрытых инеем, сверкающих, как серебро, берез. Уже почти совсем рассвело. Земля, усыпанная широкими блеклыми листьями и блеклыми заиндевелыми травинками с изломом — Унн задевала их на бегу, и серебряный иней сухо шелестел, словно пе­сок, под ее сапогами.

Она радостно думала:

Все толще и толще.

Таким лед и должен быть.

Он трещит по ночам. Кому-нибудь, возможно, не спится, и он думает: вот лед еще толще стал...

В такой мороз трещат и стены их старого деревянного дома. Тетя говорит, что это съеживаются бревна. Когда слышишь эти звуки по ночам, не надо произносить «все толще и толще», тогда думаешь: «...мороз-то какой, аж дом трещит».

Она уже стояла на берегу. Наверняка ее не видели, так что ни­кто о ней никому ничего не скажет.

Как она и предполагала, в такую рань на льду не было ни души. Попозже сюда прибегут малыши, им разрешают возиться здесь сколько душе угодно: лед крепкий как скала, ни одного опас­ного места. Озеро большое-большое, получился огромный каток.

Через прозрачный темный лед у берега было интересно смо­треть на дно. Унн всего одиннадцать лет, и она может плашмя лечь на лед, прикрыв с боков лицо руками, чтобы не мешал лиш­ний свет.

Ощущение при этом такое, словно смотришь в вымытое окно.

Только что взошло солнце, его косые холодные лучи проходили через лед и падали на бурое дно, покрытое илом, камнями и ка­кими-то растениями.

У самого берега озеро промерзло насквозь. Дно было белым от инея, поверх лежал толстый слой темного гладкого льда. В эту ледяную глыбу вмерзли и широкие полукруглые листья, и узкие былинки, и какие-то семена, и соринки, и растопыренный бурый муравей — все это перемежалось бусинками воздуха, которые вспыхивали, словно жемчуг, когда на них падали солнечные лучи. Еще в эту глыбу вмерзли черные округлые прибрежные камни в какие-то ободранные прутики. Надломленные веточки папоротника стояли во льду, напоминая тонкое кружево.

Одни растения, как и до морозов, тянулись вверх, цепляясь корнями за дно, другие, плававшие раньше на поверхности, были скованы замерзающей водой и вмерзли в ледовый панцирь.

Унн лежала на льду, не в силах оторваться от мира, который был удивительнее любой сказки.

Хочу еще поглядеть...

Она лежала плашмя на льду, не чувствуя холода. Ее тонкое тело отбрасывало на дно причудливую тень.

Она немного передвинулась вперед по гладкому зеркалу озера. Кружевной папоротник во льду, залитый морем света, остался позади.

Вот он, этот страшный обрыв.

Там, где глубина была больше, дно и все на нем было бурое. Среди редких водорослей, в иле, маленький рачок шевелил клеш­ней — видно, без толку, потому что вода не мутнела, а он не дви­гался с места.

Еще шаг от берега, и стена ила почти отвесно ушла в настоя­щую черную бездну. Этот страшный обрыв.

Унн передвинулась, тень скользнула за ней и, оказавшись над бездной, исчезла, словно провалившись куда-то. Это произошло так внезапно, что Унн вздрогнула и лишь потом поняла, что слу­чилось.

Ее охватила легкая дрожь, ей показалось, что она лежит в воде, На миг у нее закружилась голова, но тут она вновь ощутила под собой надежный, толстый лед.

Однако глядеть на обрывающееся ступенью дно было неприятно. Тому, кто не умеет плавать, здесь конец. Плавать Унн уже научилась, но было время, когда она не держалась на воде и однаж­ды попала на такое вот место. Она шла по дну — и вдруг под ногами ничего не оказалось, она вся застыла, чувствуя, как ее тянет вниз. В этот миг чья-то сильная рука рванула ее назад, к твердому дну, к радостно галдящим товарищам.

 Унн еще думала об этой жуткой ступени, как вдруг узкая полоска снизу из тьмы стрелой метнулась к ней. Рыбка словно целилась ей в лицо, и Унн отпрянула, забыв про слой льда, разделявший их. Промелькнула полосой серо-зеленая спинка, затем показался рыбий бок, и неподвижный глаз на секунду с любопытством уставился на нее. И все. Рыба тут же ушла в глубину.

Я знаю, что рыбе здесь было нужно. Могу представить себе, как она сейчас там, в глубине, рассказывает обо мне другим рыбам. Это даже приятно.

Но любопытная рыбешка разрушила очарование. Унн стало холодно. Она поднялась и двинулась дальше — то трусцой, то шагом, то катясь по гладкому льду. Иногда она выходила на берег, быстро пересекала выступающие мысочки, снова возвращалась на скользкий лед. Она согрелась, ей стало весело. Она шла долго: до реки было далеко. Но она все-таки добралась до ее начала.

Водопада она не увидела и не услышала, он был ниже. Здесь, где начиналась река, вода текла плавно и бесшумно, лишь снизу доносилось журчание.

В этом месте из большого озера вытекала река. Вода струи­лась из-подо льда беззвучно и так ровно, что движение ее было почти незаметно — его выдавало лишь облако пара. Унн, забыв про все, стояла и глядела на эту картину, она словно видела хоро­ший сон.

Как немного нужно для хорошего сна.

Ее нисколько не беспокоила мысль, что она находится здесь вместо того, чтобы сидеть на уроках, и что потом, возможно, будет нелегко оправдаться. Вода, плавно вытекающая из-подо льда, на­полняла ее тихой радостью.

Конечно, даже сейчас прежние мысли возвращались к ней, увлекая ее на дно ямы, полной теней, но в этот славный час они сразу же отступали перед тем, что открывалось ее взгляду: перед большой рекой, бесшумно и плавно вытекающей из-под кромки .льда и словно бы омывающей Унн, несущей ее, говорящей ей те слова, в которых она нуждалась.

Стояла такая тишина, что ей почудилось, будто она слышит водопад, его далекий гул — в том месте, где река бросается с об­рыва. В школе говорили, что отсюда водопада не слышно, но теперь до нее отчетливо доносился его шум.

Туда-то тебе и надо. И не думай о том, другом. Нынче у тебя свободный день.

Туда, вниз, к водопаду, они собирались всем классом. До нее долетал его далекий гул, хотя, собственно говоря, его не должно было быть слышно.

Мягко и беззвучно черная озерная вода вытекала из-под сто­ченной кромки льда. Все время новая и чистая, она струилась мягко и плавно. Такое можно увидеть лишь во сне.

Далекий шум водопада напомнил Унн о цели ее пути. Она сбросила с себя оцепенение. Если бы можно было рассказать кому-нибудь о том, что она сейчас чувствует... Но она знала, что этого ей никогда не суметь.

Стоило немного постоять, как она замерзла. Мороз забирался под одежду. Чтобы согреться, Унн побежала.

Сразу за тем местом, где река вытекала из озера, шло пониже­ние. Беззвучная ранее вода начинала журчать. Морозы и пар от потока сплошь одели уходящие вниз берега в удивительное ледя­ное кружево. Вода подбиралась к сосулькам, лизала их.

Кочковатый склон порос здесь вереском, иней на нем блестел, как серебро, в косых солнечных лучах. Сказочная страна. Унн прыгала с кочки на кочку. В ранце скакали учебники и коробка с завтраком.

 Склон стал немного круче. Река тут текла между черными камнями, увенчанными коронами из блестящего льда, и шум от нее стал слышнее.

Унн знала, что спускаться сюда одной ей никто бы не разре­шил. Она подумала: да вроде бы и не хочется. Но на самом деле ей хотелось этого все больше и больше.

Теперь до нее уже явственно доносился снизу манящий гул. Он был еще далеко, и чем больше он манил ее, тем правильней ей казалась мысль спуститься туда.

Она согрелась от беспокойного бега. Когда она останавлива­лась, дыхание ее клубилось небольшими облачками. Бежать в толстом пальто было неудобно, Унн стало очень жарко, глаза у нее блестели. Все чаще она переводила дух, стоя на кочке, и мно-' жество облачков ее горячего дыхания обволакивало ее.

 Склон стал еще круче, шум реки усилился, но глухой гул водопада, и угрожающий и манящий, по-прежнему доносился откуда-то издалека.

Она подумала упрямо: Я не хочу.

Но она хотела. И это было как-то связано с Сисс. Единственно правильное решение — идти дальше, хотя она знает, что делать этого нельзя. Теперь уже отказаться от цели невозможно. Это связано с Сисс и всем тем хорошим, что угадывается впереди. Если сейчас повернуть назад, не дойти до того, что шумит там внизу, вернуться ни с чем домой, то у нее будет чувство, будто она чего-то лишилась, чего-то не нашла.

Вскоре гул водопада усилился. Река стала набирать скорость, на ней появились желтые полосы. Унн бежала под горку по посеребреннному ковру из вереска и кочек. Иногда попадались одинокие деревья. Гул усилился еще больше, внезапно перед ней воз-никлo звенящее водяное облако: она очутилась у края обрыва, у начала водопада.

Это было так неожиданно, что она остановилась как вкопанная, казалось, еще шаг, и она упадет с отвеса.

Словно две волны накатили на нее: сначала ледяная, от которой все в ней застыло, затем живительная, жаркая — как бывает, когда ждешь чего-то важного.

 Раньше Унн здесь никогда не бывала. Летом никто ее сюда водил. Тетя только упомянула, что неподалеку есть водопад. В школе о нем заговорили лишь поздней осенью, когда вырос этот великолепный ледяной замок.

Так что это такое?

Это ледяной замок, но...

Солнце вдруг исчезло. Унн стояла в теснине с отвесными сте­нами. Возможно, солнце заглянет сюда позднее, сейчас же здесь царили тень и леденящий холод.

У ног Унн расстилалось волшебное царство ледяных пиков, сводов, заиндевелых куполов, плавных арок и хаотически разве­шанных кружев. Между ними били струи воды. Замерзая, вода возводила новые сооружения. Лед отделял от водопада рукава и направлял их по новым путям. Все сверкало. Солнечные лучи еще не добрались сюда, но все отливало каким-то особым голубовато-зеленоватым мертвенно-холодным блеском.

Водопад низвергался в зияющую посередине черную дыру, словно ведущую под землю. На краю обрыва вода струями вытя­гивалась вперед, меняя цвет по мере того, как водопад набирал силу,— сначала она была черной, потом зеленой, затем желтой и наконец белой. Из черной дыры несся рев: вода разбивалась внизу о камни и превращалась в белую пену. В воздух поднимались клу­бы тумана — дыхание водопада.

Унн издала радостный крик, но он потонул в гуле и реве — точно так же, как в холодной водяной пыли бесследно растворя­лись теплые облачка пара от ее дыхания.

Водяная пыль стояла стеной, струи воды растекались по сто­ронам, ни на секунду не прекращая своей медленной, но не­уклонной работы, своего фантастического зодчества. Мороз строил из воды каморки, проходы и закоулки и прикрывал их ледяными куполами, и они все ширились, все росли. Унн в жизни не видела ничего столь замысловатого и великолепного.

Все это было видно ей сверху, но хотелось посмотреть, как это выглядит снизу, и она стала спускаться вниз по крутому, покрытому инеем склону рядом с водопадом. Огромный ледяной замок безраздельно овладел всеми ее мыслями.

Лишь снизу она увидела его таким великолепным, каким он должен был открыться взгляду маленькой девочки. Бесследно исчезли все угрызения совести. Громадный ледяной замок казался отсюда в десять раз больше и чудесней. Конечно, она совершенно 

правильно сделала, что пришла сюда. 

Зрелище совершенно опьянило ее. Ледяные стены казались отсюда уходящими в небо, они как будто росли под ее взглядом. Куда ни посмотришь, всюду какие-то перемычки, надстройки, она даже не знает, как все это называется. Лед заполнил все вокруг, и лишь в середине, где низвергался водопад, оставалось свободное пространство.

В одних местах вода уже закончила свое строительство и ушла, оставив блестящие и сухие сооружения, в других висела водяная пыль, и падающие капли в тот же миг застывали сине-зеленым льдом.

Это волшебный замок. И если только здесь есть вход, надо по­пытаться войти внутрь. Там наверняка полно удивительных кори­доров и арок, и их обязательно надо увидеть. То, что открывалось взгляду, было столь необычно, что Унн забыла про все на свете, единственной ее мыслью было войти в ледяной дворец.

Однако это было делом непростым. Не раз то, что представ­лялось входом, оказывалось в действительности лишь углублени­ем. Но она не сдавалась, и в конце концов нашла мокрую трещину, достаточно широкую, чтобы протиснуться через нее.

Унн очутилась в первом зале, и сердце у нее заколотилось. Все было зеленое, лишь кое-где зал пересекали тускловатые стропила света. И ничего, кроме жгучего холода. Было в этом что-то жуткое.

Она крикнула, сама не зная почему:

-Ау!

Словно звала кого-то. Так действует пустота. Хочется кричать. 0на ведь знает, что никого здесь нет, и все же. Сразу же она услышала ответ. «Ау»,— глухо ответил зал. , Боже, как она испугалась.

 Она думала, что здесь будет тихо, как в могиле, но зал был наполнен ровным гулом водопада, шум проникал через ледовые стены. Игра необузданной воды, дробящейся в пену о камни на дне водопада, отдавалась здесь тихим грозным гудением.

Унн постояла немного, приходя в себя от испуга. Она не знала, зачем она кричала и кто ей ответил. Едва ли обычное эхо. Может быть, не так уж он и велик, этот зал? Правда, кажется он большим. Она не стала снова кричать, чтобы услышать ответ, а попыталась найти путь, ведущий дальше, в глубь замка. Мысль о том, чтобы выбраться назад, наружу, даже не пришла ей в голову.

Долго искать не пришлось: между полированными ледяными колоннами открылась широкая щель.

Теперь она очутилась в зале, который больше походил на коридор, но все же был залом, в чем она убедилась, крикнув негромко "ау!" и услышав в ответ слегка испуганное «ау!». Она знала, что в волшебных замках бывают такие покои — она теперь зачарована и

околдована. Она думает сейчас только о замке, и все то, что было раньше, осталось позади.

Она не крикнула «Сисс!» в этом сумрачном проходе, она крик­нула «ау!». Неожиданно околдованная, она не думала о Сисс, все ее мысли были о веренице залов в зеленом ледяном замке, и ей не терпелось побывать в каждом из них.

Холод пронизывал до костей. Ей захотелось было посмотреть, как велико облако пара от ее дыхания, но для этого было слишком темно. Водопад слышался как будто под самыми ее ногами, но она знала, что это неправда. Все в этом замке неправда, и все же как бы веришь всему.

Пожалуй, здесь слишком уж холодно.

Пожалуй, ей немного зябко даже в теплом пальто, которое тетя купила ей, когда осенью начались прямо-таки зимние холода. Но мысль о следующем зале так завладела ею, что она забыла про холод. Этот зал надо найти во что бы то ни стало.

Так оно и есть, выход из этого узкого зала находится в даль­нем конце. Зеленый сухой лед, расселина, оставленная водой.

От того, что она увидела в следующем зале, у нее захватило дух.

Она стояла посреди окаменевшего леса. Ледяного леса.

Вода, падавшая сюда раньше, образовала ледяные стволы а ветви. Между большими деревьями рос невысокий подлесок. А еще виднелись какие-то причудливых очертаний предметы, которым не было названия, но которые здесь были на месте, все здесь было на месте. Широко раскрытыми глазами Унн вглядывалась в этот незнакомый сказочный мир.

Гул водопада доносился откуда-то издалека. 

В зале было светло. Солнце сюда не проникало, оно, наверное, еще не поднялось над гребнем, но дневной свет, странно мерцая, просачивался отовсюду сквозь ледяные стены. Было очень хо­лодно. 

Но что значит холод, когда ты здесь. Так оно и должно быть в царстве холода. В изумлении Унн глядела на лес и снова — нерешительно и как бы проверяя — крикнула

- Ау!

Ответа не было.

Она вздрогнула: ответа не было.

Ее окружал твердый как камень лед. Все было странным. Но ответа здесь не было. Что-то было тут не так, от этого она и вздрог­нула и почувствовала себя в опасности.

Лес стал враждебным. Зал был бесконечно прекрасен, но враждебен, и это ее пугало. Надо немедленно найти выход, пока с ней ничего не случилось. Она больше не задумывалась над тем, куда идти — вперед или назад, это чувство она утратила. И снова она нашла трещину, через которую можно было протиснться. Куда бы она ни попадала, трещины словно по заказу открывались перед ней. Она пролезла в эту новую щель, и тут ее встретил совсем другой, знакомый по прежней жизни, обычный дневной свет.

, Слегка разочарованная, она быстро огляделась: над ней было обычное небо! Вместо ледяного свода далеко в вышине виднелось синее морозное зимнее небо. Унн находилась в круглом зале с гладкими ледовыми стенами. Когда-то здесь была вода, но она ушла.

 Крикнуть «ау!» Унн не решилась: ледяной лес отбил у нее охоту к этому, но зато она стала наблюдать, как выглядят облачка пара от ее дыхания в обычном свете. Иногда она вспоминала о холоде и всякий раз чувствовала, что мерзнет все больше. Спускаясь к водопаду, она хорошо согрелась, но этого тепла уже не осталось, а теперь она выдувала последнее тепло этими облачками пара. Она пускала их вверх одно за одним, как бы очере­дями.

Унн собралась было двигаться дальше, но внезапно остановилась: послышалось «ау!». С той стороны.

Она обернулась. Никого не было.

Но нет, это ей не почудилось.

Наверное, тут так: когда не кричит человек, кричит лед. Нехотя Унн тихонько ответила, вернее, прошептала:

- Ау.

Сразу стало легче, она, конечно, поступила правильно, это придало ей смелости, и она стала искать следующую трещину, чтобы, не задерживаясь, двинуться дальше.

Мощный низкий гул падающей воды говорил, что водопад рядом. Надо идти дальше!

Она уже дрожала от холода, но была так поглощена происходящим, что не замечала этого. Вот и трещина! Стоило ей только подумать, как тут же открылся проход. Скорее туда.

Однако здесь она встретилась с неожиданным: в новом зале, казалось, плакали стены.

Едва она вышла из прохода — такого низкого, что пришлось согнуться,— ей за шиворот упала капля.

Это был плачущий зал. Стеклянные стены едва светились, и от падающих в полумраке капель казалось, будто зал плачет. Никаких ледяных сооружений, капли с потолка падали с тихим всплеском, каждая в свое озерцо слез. Все это навевало грусть.

Капли падали ей на пальто и на шапочку. Это было не страш­но, но почему-то защемило сердце. Оно плакало. Отчего оно пла­чет?

Перестань!

Не перестает.

Напротив, капли западали чаще. Воды прибыло, капель стала сильнее, слезы хлынули потоком.

Потекло по стене. Казалось, сердце не выдержит и разорвется от тоски.

Унн прекрасно понимала, что перед ней всего-навсего капаю­щая вода, но тем не менее зал плакал. Отчего тоска сжимает сердце все сильнее и сильнее? Место такое, что ни ты никого не позовешь, ни тебя никто не позовет. О гуле водопада даже не вспо­минается.

Капли застыли на ее пальто маленькими льдинками. В глу­бокой тоске она решила двинуться дальше. Она принялась кру­жить вдоль стен и вдруг, неожиданно, оказалась у выхода — или входа? Откуда ей знать!

Выход был уже всех предыдущих трещин, через которые она протискивалась, но, казалось, вел в светлый зал. Унн уже смутно видела его, и ее охватило такое непреодолимое желание проник­нуть туда, словно от этого зависела ее жизнь.

Слишком узко, не пролезть. Но надо. Мешает толстое пальто, подумала она, быстро стащила с себя и ранец и пальто и поло­жила на лед — пусть лежат, потом она вернется за ними. Впрочем, до этого ей сейчас дела мало, главное — попасть туда!

Это должно ей удаться — она ведь худенькая и гибкая, надо только как следует сжаться.

Следующий зал показался ей настоящим чудом. Яркий зеленый свет лился и сквозь стену, и сквозь потолок. На душе у нее стало светло, слезы и тоска остались позади.

Да! Она вдруг поняла, ей теперь совершенно ясно: там, в пре­дыдущем зале, рыдала она сама. О чем она плакала, она не знает, но это она, и никто другой, сотрясалась от рыданий.

Не думай больше ни о чем. 

Входя в чисто прибранный, залитый зеленым светом зал, она на минуту остановилась. Ни капли не падало здесь с потолка, водопад приглушенно шумел где-то вдали, все тут было как будто на­рочно создано для того, чтобы человек в крике открыл свою душу, выкрикнул свою отчаянную мольбу о дружбе и утешении. Эта мольба прорвалась, и Унн крикнула:

— Сисс!

Она вздрогнула, когда сразу же услышала по меньшей мере с трех сторон:

— Сисс!

Она не двигалась, пока отзвук не растворился в гуле водо­пада. Затем пересекла зал, думая о матери, о Сисс и о том, другом,— и все это она успела, пока шла эти несколько шагов. Крик как бы приоткрыл перед ней дверь, теперь она снова захлопну­лась.

 Почему я здесь? — подумалось ей. Она ходила от стены к сте­ке, всего несколько метров, но каждый шаг давался со все большим трудом и был как бы не своим. Почему я здесь? Надо найти отгадку.

И она ходила, охваченная странной радостью, плохо понимая происходящее.

Она была теперь у предельной черты:

Ледяная рука легла на нее.

 Она чувствовала, что цепенеет от проникшего в нее холода. Пальто осталось где-то позади, в этом все дело. Мороз делает с ней что хочет.

Ей стало страшно, она кинулась к стене, чтобы выбраться назад, к своему теплому пальто. Где же она вошла сюда?

 Гладкая ледовая стена была твердой как скала. Унн бросилась к другой. Сколько же здесь стен? Куда ни повернись, гладкие и твердые стены.

 Она прокричала простые слова:

- Выпустите меня!

И сразу же нашла лаз.

Однако какой он странный, этот замок: она вовсе не попала обратно к пальто, а очутилась совершенно в другом месте, и оно ей не понравилось.

Еще одна новая каморка. Крохотная, низкий потолок усеян свисающими сосульками, с которых каплет вода, пол утыкан словно растущими из него ледяными копьями, ломаные стены, такие толстые, что зеленый свет тускнеет, образуют множество разных углов. Но шум водопада здесь не приглушен, он неожиданно слышится совсем рядом или под тобой или еще где-то — но ты будто находишься прямо в нем.

Вода течет по стенам, напоминая о зале, где она плакала.

Теперь она больше не плакала, холод остановил слезы. Все вдруг потеряло ясность. Мысли проносились у нее в голове одна за другой, но ни одну из них не удавалось додумать до конца, она была как в тумане. Это становится опасным, подумалось ей, и ей захотелось крикнуть — громко и вызывающе, как подобает кричать в ледяном замке:

- Ay! Ay!

Крик получился жалкий. Какая-то другая мысль словно вста­ла на пути крика, и она сама едва услышала звук своего голоса. И крик не полетел вдаль, ответом был лишь дикий грохот водо­пада. Грохот сметал все другие звуки. Ну, не страшно. Новая мысль, новая волна холода — и крик забыт.

А в этот грохот можно лечь, подумала она. Просто лечь в него, и пусть тебя унесет — далеко-далеко. Мысль мелькнула и исчезла.

На полу стояла вода. Местами она подернулась ледком. Нет, место это неподходящее. Унн снова принялась искать проход в неровных стенах.

Это последняя комната, дальше пути нет.

Она с трудом додумывала эту мысль. Выхода здесь, во всяком случае, нет. Что тут ни делай, не поможет. Трещин сколько угод­но, но они никуда не ведут — только дальше в лед и в причуд­ливые блики света.

Но войти-то сюда она вошла?

Неверно думаю.

Мне ведь не войти надо, а выйти — это совсем другое дело. Ту трещину, через которую я сюда вошла, конечно, не найти, если надо выйти.

Кричать без толку. Грохот уносит крик. Перед ней озерцо слез, уже кем-то наплаканное. Нырнуть бы в эти слезы, хотя нет, не надо. Она уже отплакала свое в другом месте.

Стук в стене?

Нет! Здесь стука в стене не бывает. В таких ледяных стенах стука не бывает.

Она принялась искать сухое место. Наконец удалось найти уголок, сухой, морозный, без сырости. Она села, поджав ноги, она их больше не чувствовала. Все тело у нее начало неметь, холод уже не ощущался так резко. Ее стала одолевать усталость. Надо немножко посидеть, прежде чем всерьез взяться за поиски выхо­да, чтобы выбраться отсюда — назад к пальто, к тете, к Сисс.

Мысли путались все больше и больше. Возник образ матери, но куда-то быстро исчез. Все другое тоже превратилось в плывущий туман, прорезаемый яркими бликами. Ничего, если будет что-нибудь важное, еще найдется время подумать.

Все было уже так давно, все ушло вдаль. Как она устала от беготни по этому странному замку. Как славно посидеть немнож­ко, когда холод больше не мучит.

Она сидела, крепко сжав руки. Почему, она забыла. Она была в двух парах варежек.

Ей почудился звук падающих капель. Сперва не было слыш­но ничего, кроме мощного гула водопада, но потом донеслось яв­ственное «кап-кап». Капли нехотя отрывались от низкого потолка и падали на растущие вверх сосульки и в лужицы — и они пели, Монотонно, непрерывно: кап-кап, кап-кап.

Что это?

Она выпрямилась, ее охватил такой страх, какого она еще не испытывала, она закричала — в ней вдруг открылся черный, глу­бокий источник таких криков, но она дала вырваться только од­ному.

Там что-то во льду! Сначала оно было бесформенным, но, пока она кричала, оно приняло очертания, засветилось словно ледяной глаз, уставилось на нее и остановило ее мысли.

Совершенно явственный глаз.

Огромный.

Глядит на нее и делается все больше.

Он внутри льда и весь светится.

Поэтому и крикнула она всего раз. Если присмотреться, то не так уж и страшно.

Мысли стали теперь проще. Мороз сковывал их по кусочкам. Огромный глаз во льду неотрывно смотрел на нее, но ничего страшного в этом не было, и она только подумала: ну что ты смотришь? Вот это я. Как-то неотчетливо подумалось то, что обычно приходит на ум в таких случаях: я ничего плохого не сделала...

Бояться нечего.

Она снова съежилась, поджав ноги, и огляделась. Глаз заго­релся ярче, стало светлее.

Всего-навсего большой глаз.

Здесь большие глаза.

Но она чувствовала, что глаз смотрит на нее из своего угла, и ей пришлось поднять лицо и взглянуть в него.

Вот это я. Я была здесь все время. Я не сделала ничего плохого.

Постепенно звук падающих капель заполнил всю каморку. Каждая капля словно пела свою песню. На фоне грубого неумолчного гула водопада звонкие «кап-кап» звучали как светлая музы­ка. Это напомнило ей что-то давным-давно забытое и в то же вре­мя знакомое и успокаивающее.

Стало светлее.

Глаз смотрел на нее и светился еще сильнее. Но Унн отвечала смелым взглядом, пусть он разглядывает ее сколько ему угодно, она его не боится.

Больше она не мерзла. Ей было нехорошо, она была не в си­лах пошевельнуться, но холодно ей не было. Смутно припом­нилось время, когда в замке была страшная стужа, но это в прошлом. Правда, она чувствует тяжесть и вялость, в общем-то, хорошо бы немножко вздремнуть, но этот глаз не дает ей уснуть.

Не шевелясь, она сидела у стены с поднятой головой и смот­рела на светящийся лед. Свет становился все ярче, начал напол­няться огнем. Между ней и глазом замелькали быстрые падающие капли, поющие свою монотонную мелодию.

Этот огненный глаз оказался всего лишь предвестием, ибо те­перь комната вдруг озарилась ярким пламенем и потонула в нем.

Зимнее солнце поднялось наконец так высоко, что лучи его добрались до ледяного дворца.

Солнце, хоть позднее и холодное, еще сохранило много силы. Лучи его пронзили толстые ледовые стены, углы, трещины, и уны­лая комната заплясала в причудливых цветовых узорах прело­мившегося света. Сосульки — и свисающие с потолка, и растущие из пола,— и сами капли, и все вокруг заплясало в этом хлынув­шем сюда море света. Капли одна за другой, сверкнув, превраща­лись в лед, и всякий раз небольшая комнатка уменьшалась еще на одну каплю. Постепенно они заполнят ее.

Слепящее море света. Для Унн существовал теперь только свет. Глаз, в упор глядевший на нее, сгорел, все превратилось в свет. Вяло подумалось: как много света.

Она сейчас уснет, ведь ей тепло? Уж во всяком случае, не холодно.

Узор плясал на ледовой стене, стало еще светлее. Верх и низ поменялись местами, все раздробилось в наполнившем комнату свете. Но Унн это даже не показалось странным, все так и долж­но быть. Ею овладели вялость и слабость, хотелось спать, и она собиралась уснуть.

 

II

ЗАСНЕЖЕННЫЕ МОСТЫ

1

УНН ПРОПАЛА

Что это, только странный сон?

Вчерашний вечер — Унн и я?

Да!

Когда сон рассеялся, она отчетливо поняла: это случилось на самом деле. Пугающее и радостное.

Сегодня у нее только одно чувство — желание снова увидеть Унн. Сейчас она пойдет в школу и встретится с ней, сегодня это можно, теперь все будет иначе.

Сисс встала не сразу: надо было подумать о том новом, что на­ступит. Чтобы прочувствовать всю праздничность случившегося, она насколько могла торжественно сказала себе: мы с Унн подру­ги навек.

Родители ни о чем не спрашивали. Ни словом не обмолвились о ее необычном возвращении вчера вечером. Наверное, хотят вы­ждать. День-другой. А потом спросят как бы невзначай. Так они обычно узнают почти обо всем.

Но об этом они не узнают! Это лежит за чертой. Об Унн никто из нее словечка не вытянет. Слишком хрупко то, что светилось во взгляде Унн, об этом говорить нельзя.

Утро началось как обычно. Сисс тепло оделась, взяла ранец и отправилась в школу.

Кто из них придет первой? Они ходят в школу разными доро­гами, лишь последний кусочек у самой школы у них один. Там они никогда не встречались.

Наверное, Унн сегодня будет себя неловко чувствовать, поду­мала она.

Мороз в этот день был на редкость лютый. Над нежными, как шелк, предрассветными сумерками голубело стальное небо. Ничто не пугало ее сегодня по сторонам дороги, утренняя тьма была даже приятна, она мало-помалу рассеивалась. Как странно, что вечером тут голову теряешь от страха.

Что же такое с Унн?

Она, конечно, когда-нибудь скажет сама. Не хочу думать об этом. Хочу просто быть с ней вместе. Она может и не говорить мне ничего. Если это что-то плохое, я и знать не хочу…

Когда Сисс, торопясь, вошла в натопленный класс, Унн еще не было, хотя многие уже собрались. Кто-то равнодушно сказал:

— Привет, Сисс.

Она никому не сказала ни слова о вчерашней встрече. После тех записок, которые они накануне передавали, всех, конечно, разбирало любопытство, но они ни о чем не спрашивали — видно, тоже ждали, что будет, когда придет Унн. Сисс твердо решила: как только Унн появится в дверях, она пойдет ей навстречу и тем самым покажет всем, какие у них отношения. Эта мысль так радовала ее, что ей было трудно усидеть.

Неужели она уже изменилась? Девочка из ее старой компании спросила напрямик:

- Что с тобой, Сисс?

- Ничего.

Разве по ней уже видно, что она собирается покинуть их и, ликуя, уйти к Унн?

Неужели у них такой острый взгляд? Ладно, пусть. Все равно это скоро перестанет быть секретом. Как бы там ни было, она не может поступить иначе: она пойдет навстречу Унн, сияя от ра­дости.

Когда же Унн — новое в ее жизни — появится из предрассвет­ного полумрака?

Унн не было. Вскоре все, кроме нее, сидели на местах. Пришел учитель. Пора начинать урок.

- Доброе утро,— сказал учитель.

Неужели Унн не придет?

В этот момент с кафедры подтвердили:

- Унн сегодня нет.

Урок начался.

Унн сегодня нет. Отмечено спокойным тоном. Правда, насто­роженно вслушивающейся Сисс в голосе учителя почудилось лег­кое удивление. Остальные же наверняка ничего не услышали. Се­годня нет одного, завтра другого. Никакого волнения это не вы­звало. В толстом журнале учитель отметил, что Унн сегодня не пришла в школу. Вот и все.

Сисс сидела за партой и нервничала.

Она знала, что Унн никогда не прогуливает. Значит, случилось что-то необычное. Сисс сразу же связала это с их вчерашней встречей. Быть может, Унн просто не хочет сегодня увидеться с ней? Неужели она настолько смущена?

На перемене Сисс старалась держаться как обычно. Это, види­мо, ей удалось: никто ей ничего не сказал. Никто не упомянул в ту, что не явилась на уроки,— она все же была для них чужой.

Школьный день шел своим чередом. Взошло позднее зимнее солнце и что было мочи ударило в окна. Сисс с нетерпением ждала заката и окончания уроков: тогда можно будет отправиться к Унн и узнать, что случилось. Дню, казалось, не будет конца.

После полудня солнце потускнело. Оно не успело пройти свой короткий путь до горизонта, как небо затянуло пеленой, быстро превратившейся в серые мохнатые тучи. Учитель сказал с кафедры:

- Сегодня предсказывали перемену погоды. И даже обещали снег.

Снег.

Впервые в этом году.

Короткое и емкое слово — «снег».

Какое у него особенное звучание. Все в классе прекрасно зна­ли, что кроется за этим словом. Большая часть их жизни. Снег.

С кафедры продолжали:

- И холодам, слава богу, придет конец.— И дальше: — Но зато снег покроет лед.

Им на мгновение подумалось о печальном — о похоронах или еще о чем-то таком же грустном. Так прозвучали слова учителя. Озеро блестит как вороненая сталь. В последний раз. Долгое время они, несмотря на стужу, славно катались по нему на коньках. И вот сегодня этому наступит конец, сегодня выпадет снег.

Когда дети после следующего урока вышли на двор, лед уже начал белеть.

На школьном дворе снега по-прежнему не было, но воздух был серый, и если поднять лицо, что-то невидимое щекотало его. Огромная ледяная гладь озера уже побелела. Ровная зеркальная поверхность приняла на себя снежинки задолго до земли. . Погубить что-нибудь — просто удивительно, как мало нужно на это времени. Лед сейчас лежит ровный, белый и мертвый.

Наконец зашла речь об Унн. Учитель позвал их на следующий урок и спросил:

- Знает кто-нибудь, почему Унн сегодня нет?

Никто, наверное, не заметил, как вздрогнула Сисс: она сразу же взяла себя в руки. Дети переглянулись — они ничего не знали.

- Нет,—последовал единодушный ответ, и это было чистой правдой

Учитель сказал:

- Я весь день ждал, что она все-таки придет. Это так на нее не похоже — пропускать уроки. Она, должно быть, заболела. Они поняли, что Унн значит для учителя больше, чем они до пор считали. Хотя, может быть, они это знали. Они ведь слышали, как толково она порой отвечала. Но она все стояла в сторо­не, держалась особняком. Если вдруг случалось, что она начинала играть с ними, то тут же резко отходила и, как прежде, вставала в стороне — важничала она, что ли.

Дети удивленно смотрели на кафедру.

Они слушали, как учитель хвалит Унн.

Он обвел класс взглядом:

- Из вас никто не дружит с Унн и не знает, здорова ли она? Она ведь с начала занятий и дня не пропустила.

Класс молчал, Сисс с трудом сдерживалась.

- Неужели она так одинока? — спросил учитель.

- Нет, это не так! — произнесла, скорее даже выкрикнула Сисс. Все повернулись к ней. Она залилась краской.

- Это ты сказала, Сисс?

- Да, я.

- Ты дружишь с Унн?

- Да.

На лицах детей отразилось сомнение.

- Так, стало быть, ты знаешь, что с ней?

- Я ее сегодня не видела!

Выражение лица у Сисс было такое необычное, что учитель счел нужным продолжить разговор. Он подошел к ней:

- Ты сказала, что...

- Я сказала, что мы с Унн подруги,— перебила она учителя.

Теперь вы это знаете, подумала она. На лице одной из девочек, сидевших поблизости, она прочитала вопрос «Когда это ты успе­ла?» и поэтому с вызовом прибавила:

- Мы подружились вчера вечером. Понятно?

- Голубушка,— сказал учитель,—мы разве тебя обидели?

- Нет, но...

- Значит, вчера вечером Унн была здорова.

- Да.

- Ладно. А что, если по дороге домой ты заглянешь к ней и справишься, в чем дело? Я знаю, что это тебе не по пути, но ведь можно сделать небольшой крюк?

- Хорошо,— ответила Сисс.

- Спасибо тебе.

Ученики удивленно посмотрели на Сисс. На последней пере­мене они спросили ее:

- Что ты знаешь об Унн?

- Ничего не знаю.

- Ой ли. Ты что-то знаешь, по тебе видно. И учителю это было видно.

В их голосе слышалось легкое раздражение. Они еще не смирились с тем, что Сисс предпочла им Унн. Они хорошо видели: ей что-то известно, но она не говорит.

- Мы же видим, Сисс, что ты знаешь, в чем дело.

Она беспомощно поглядела на них. Ведь ей действительно было известно об Унн то, чего не знают другие.

Они возвращались домой. Над ними нависло плоское небо. Пока еще слышался только легкий шорох начинающегося снегопада. Сначала Сисс шла вместе с остальными. Она видела, их занимает мысль: что она знает об Унн?

Они дошли до места, где Сисс сворачивала. Все останови­лись — сегодня как-то по-особенному. Они были обижены, и ви­ною тому была Сисс.

- Ну, в чем дело? — резко спросила она.

Они не стали ее задерживать.

Она изо всех сил заторопилась к небольшой избушке.

Вот он — снегопад.

Повалил снег. К вечеру в воздухе потеплело, как обычно в настоящий снегопад. Белые хлопья посыпались на замерзшую, твердую землю, на скованные морозом склоны. Сисс подходила в это время к дому Унн. Когда она вошла во двор, он весь уже был белым.

Никого не видно.

Что я знаю об Унн?

Они считают, я что-то знаю.

 Так оно и есть, но... Это касается только Унн и меня. Ну, и еще, пожалуй, бога, прибавила она на всякий случай, устремив взгляд на падающий снег.

Важная короткая остановка в пути.

Сквозь метель Сисс увидела, что, едва она стала пересекать двор, тетя Унн вышла на крыльцо. Господи, что это значит? Она шла сюда уже с тревожным чувством — и вот выходит тетя, которая стоит и смотрит на дорогу, почему?

Длинными прыжками Сисс бросилась к дому сквозь струящий­ся с неба снег. Ее следы были первыми на новом белом ковре. Сквозь снежные хлопья тетя, маленькая и одинокая, показалась ей жалкой.

- Что-нибудь с Унн? — негромко вскрикнула она, прежде чем Сисс достигла крыльца.

- Что? — изумилась Сисс.

Легкий, непонятный удар.

Тут что-то не так. Надо поставить все на свои места.

- Я спрашиваю, почему ты пришла без Унн?

Больше скрывать испуг незачем:

- А разве Унн не дома?

Темные проемы опасений вдруг превратились в распахнутые окна страха. Растерянные вопросы с обеих сторон. Бесплодные лихорадочные поиски в доме и сарае.

Растерянная беготня. Телефона не было ни в доме, ни побли­зости, тетя побежала звонить к дальним соседям. Убегая, она ска­зала:

— Стемнеет, и мы ничего не успеем сделать.

Сисс бросилась домой, к родителям. Сейчас она нуждалась в них, в их словах. Снег все сыпал, надвигались сумерки.

Снова Сисс бежит по этой дороге. Припорошенная свежевы­павшим снегом дорога кажется совершенно новой. Ни автомаши­ны, ни следа. Сисс не думает о том, что находится по сторонам дороги, единственная ее мысль — скорее домой, рассказать о слу­чившемся.

2

БЕССОННАЯ НОЧЬ

Унн пропала.

Смеркается.

Не надо!

Но одним желанием, даже горячим, не остановить ранние су­мерки, напротив, они сгущаются и плотнеют.

Со всей округи собрались мужчины, чтобы искать Унн. Не хватало фонарей, люди беспомощно блуждали в темноте и снего­паде. Отсветы фонарей и протяжные крики «Унн!» тонули в сне­жной пелене и сгущающемся мраке. Люди двигались цепями, пе­ред ними стояла стена ночи. Эту стену им надо было сокрушить. И они не сдавались, крушили ее, насколько хватало сил.

Унн бесследно исчезла.

- Вот если бы этот снег вчера выпал,— говорили вышедшие на поиски,—то у нас были бы следы. Снег пошел слишком позд­но, и теперь он только мешает.

Сисс была в гуще этой суматохи. Поначалу никто не обра­щал на нее внимания. В горле у нее стоял ком. Дома ее не хотели отпускать, пришлось выдержать небольшую битву с родителями

Папа, я хочу пойти с вами!

- Да не детское это дело — бродить ночью в непогоду,— говорил отец, поспешно собираясь на поиски.

Она продолжала умолять.

И вот прозвучал естественный вопрос:

- А когда ты вчера вечером сидела у Унн, ничего необычного не случилось?

- Нет,— твердо ответила Сисс.

- Ну а что она тебе сказала? — вмешалась в разговор мать.— Ты вернулась какая-то немного странная. Что она сказала?

- Не скажу! — ответила Сйсс и тут же поняла, что тем самым сказала лишнее и что ей придется в этом горько раскаяться. Мать поняла все с полуслова.

- Господи, так она тебе что-то сказала, и ты знаешь, почему она пропала?

- Нет, об этом я ничего не знаю!

Слава богу, они так нелепо задают вопросы, что она с чистой совестью может говорить «нет». Я ведь убежала, когда Унн собиралась раскрыть свою тайну. Мать сказала отцу:

- Знаешь, я бы отпустила ее с вами. Мы не знаем, в чем дело. Ты ведь видишь, как она переживает.

Сисс пошла с отцом. Вначале в поисках участвовало много ребят из ее класса, но потом их отправили домой. Сисс держалась у края цепи, и ее не заметили.

Вскоре наступила ночь. Поиски тем не менее продолжались. Нe оставаться же Унн под открытым небом. Если потребуется, ее будут искать ночь напролет.

Где же искать? Повсюду. Руководствоваться им нечем. Дом тети — центр, от него ведутся поиски. Сама тетя едва держится на ногах. Только что к ней заходило несколько человек обсудить положение. Гадали и так и эдак.

- В воде,— сказал кто-то.

- В воде? Открытая вода у нас тут только на большой реке, Едва ли она туда пошла.

- Да и что ей там делать?

- А что ей делать в другом месте?

- Я вот о дороге думаю. Машины — это такая штука…

Тихий разговор смолк. Короткое тягостное молчание людей, с готовностью бродивших в ночи и ничего не нашедших. Дорога. Вечно опасная, грозная дорога. О ней им не хочется думать.

Всех вдоль дороги уже давно обзвонили,— быстро прогово­рил кто-то.

Вот что я вам скажу. Водопад, вернее, эта здоровенная ледяная штуковина, что там наросла. Туда вроде бы школьники со­бирались на прогулку. Может, Унн одна отправилась и заблуди­лась?

Тетя вмешалась в разговор:

- И в школу не пошла? Это на Унн не похоже.

- А что на нее похоже?

- У нее есть подруги?

- Никого. Такая уж она. Правда, вчера тут одна девочка за­ходила — впервые с тех пор, как Унн переехала ко мне.

- Вот как? Именно вчера? И кто же?

- Ну эта, Сисс. Но она сегодня уже рассказала все, что знает. Я ее спрашивала. Хотя что-то она скрыла. По-моему, какие-то девчоночьи секреты. Я это видела по лицу Сисс, когда она уходи­ла домой. Ерунда это.

Измученная тетя стояла на снегу перед своим домом. Ничем она помочь не могла. Но по-прежнему оставалась в центре всех поисков.

- И надо же, чтобы снег выпал потом! — сказала она.— Сразу

же после того, как...

- Так оно и бывает,— грустно ответил чей-то голос.

- Нет,— сказала тетя.

В эту ночь во всех домах горел свет. По всем дорогам и между ними, по снежной целине, брели люди. В лесках и на пустошах сквозь снегопад тускло мерцали фонари. Слышались крики, но звучали они приглушенно. Кромешная тьма поглощала их.

- Завтра, когда рассветет, будет больше шансов,— сказал кто-то.— Но до завтра ждать никак нельзя.

Сисс добралась до небольшого леска, и тут у нее подкосились ноги. Она все время шла так, чтобы видеть фонари и слышать го­лоса. Отец не упускал ее из виду, но она старалась идти у края цепи. И вот у нее подкосились ноги в небольшом леске при мыс­ли об Унн.

Где Унн?

- Эй! — раздалось вблизи, но она уже не обращала внимания на крики, они непрерывно неслись отовсюду.

Подкосились ноги. Не от усталости, а от горя.

Только бы с Унн ничего не случилось!

Позади послышались шаги. Повернувшись, она увидела парня с фонарем в руке. Увидела его лицо, засветившееся при виде ее чистой и искренней радостью:

- Эй!

От его крика она сжалась в комок. Но он уже подходил к ней.

- Так вот ты где! Теперь не уйдешь!

Она почувствовала, как две сильные руки обнимают и подни­мают ее, готовые раздавить в избытке радости.

- Уверен был, что отыщу тебя, чувствовал!

Она поняла.

- Но это не я!

Он засмеялся.

- Рассказывай сказки. Впрочем, хватит, пожалуй...

- Да говорю же я тебе, что это не я! Я тоже ищу Унн, как и другие.

- Значит, ты не Унн? — спросил парень и сник.

Ей было очень приятно слышать эти слова, но пришлось сказать:

- Нет, я — Сисс.

Сильные руки так резко отпустили ее, что она упала и больно ударилась. Парень сердито сказал:

- Хватит тебе тут болтаться! Все будут думать, что ты — Унн.

- Я должна быть с вами. Я дружу с ней. Дружу с Унн.

- Вот оно что,— уже мягче сказал он.

Она тоже не сердилась на него.

- Ты не ушиблась?

- Ни капельки.

- А по-моему, ушиблась, хотя я этого не хотел.

Маленькая радость в горе.

- Не надо тебе тут таскаться, тебя все время будут принимать зa девчонку, которую мы ищем. Мы ведь сюда не развлекаться пришли. Ступай-ка сейчас же домой,— сказал он, мрачнея.

Сисс заупрямилась. Она не желала, чтобы с ней разговарива­ли, как с ребенком, который только мешает и от которого хотят избавиться. Не думая, она сказала:

- Только я дружу с Унн. Мы вместе провели вчерашний ве­чер.

Сразило его это сообщение? Нет. Он спросил напрямик несколь­ко недовольным тоном:

- Так ты что-то знаешь?

Она посмотрела на него. Фонарь светил так, что они хорошо видели взгляд друг друга. Парень опустил глаза и ушел.

Сисс пришлось раскаяться в своих необдуманных словах. Люди были взвинчены. Она тут же попалась в сеть, которую сама сплела. Всем мгновенно стало известно, что девочка Сисс что-то знает.

Здесь не теряли времени. Вскоре ее твердо взяли за руку. Она увидела перед собой не давешнего чужого парня с добрыми гла­зами навыкате, а суровое лицо знакомого соседа. Лицо это, прав­да, было суровым и испуганным только сейчас, в эту ночь.

- Ты тут, Сисс! Пойдем со мной.

Сисс не могла пошевельнуться.

- Куда?

- Тебе надо домой. Нечего тебе тут таскаться. Но не только в этом дело,— сказал он, и при этих словах она задрожала.

Он крепко держал ее, пришлось пойти с ним.

- Мне папа разрешил, ты этого не знаешь,— сопротивлялась она.— И я совсем не устала.

- Ладно, пошли. Мы тут хотим поговорить с тобой.

Нет! — подумала она.

Они подошли к двум другим участникам поисков, тоже знако­мым Сисс, близким соседям, и рука, которая вела ее, разжалась. Сисс уже поняла, что предстоит.

- Вы знаете, где папа? — спросила она, чтобы придать себе храбрости.

- Да он, наверное, неподалеку. Но послушай, Сисс. Ты ска­зала, что знаешь кое-что об Унн. Это мол, ты провела с ней вче­рашний вечер.

- Да, это так. Я заходила к ней домой.

- И что же она говорила?

- Ну...

- Что ты знаешь об Унн?

Фонарь освещал три пары строгих глаз, устремленных на нее. Нормальные добрые соседи. Сейчас они были напуганы и суровы.

Она молчала.

- Отвечай! От этого, может, жизнь Унн зависит.

Сисс вздрогнула.

- Нет!

- Ты сказала, будто что-то знаешь об Унн, не так ли?

- Она мне об этом не говорила! Она ничего об этом не го­ворила!

- О чем — об этом?

- Что она куда-то собирается.

- Унн могла сказать такое, что поможет нам найти ее.

- Нет, вряд ли.

- Что Унн сказала тебе?

- Ничего.

- Неужели ты не понимаешь, что дело серьезное? Мы тебя расспрашиваем не для того, чтобы тебя мучить, а чтобы найти Унн.

- Ты сказала, что...

- Да я просто так!

- Не верится. Вижу по тебе — ты что-то знаешь. Так что же говорила Унн?

- Этого я сказать не могу.

- Почему?

- Потому что это было не так, она этого не говорила! И ни слова она не говорила о том, что собирается спрятаться.

- Да, да, но все же...

Она закричала:

- Оставьте меня в покое!

Они вздрогнули от ее крика и прекратили расспросы. Не ро­вен час, с девчонкой что-нибудь стрясется, вон как она кричит.

- Ступай-ка домой, Сисс. Ты совсем без сил. Тебя, наверное, мама заждалась.

- Я не устала. Мне разрешили быть здесь. Я должна быть здесь.

- Должна?

- Да, мне так кажется.

- Мы больше не можем терять времени. Жаль, что ты ничего не хочешь сказать. Нам бы это помогло.

Нет, подумала она. Они ушли.

Сисс почувствовала какую-то странную пустоту в мыслях. Надо возвращаться домой, но она не может уйти, она должна быть здесь всю ночь. Она брела дальше, стараясь, как и прежде, держаться недалеко от фонарей, но так, чтобы ее не было видно в темноте. И снова ее остановили. Уже другой человек. Он был слишком поглощен поисками и даже не удивился, увидев ее.

 - Слушай, Сисс, я вот что хотел у тебя спросить: как по-твоему, Унн не собиралась пойти посмотреть на замерзший водопад?

- Не знаю.

- Вы думали пойти туда всей школой?

- Да, думали.

- Она не говорила, что хочет пойти одна? Она ведь много одна ходит.

- Не говорила!

Он задавал вопросы очень мягко, очень осторожно, но и этого оказалось достаточно, Сисс была уже на пределе — вьюжная ночь огласилась горькими рыданиями.

- Ой,— сказал он,— я совсем не хотел этого.

- Вы туда пойдете? — еле проговорила Сисс.

- Конечно, времени терять не будем. Раз уж об этом в шко­ле была речь. Очень может быть, что Унн вздумалось пойти туда и она заблудилась. Мы двинемся вдоль реки, от самого ее начала.

- Да, но...

- Спасибо за помощь, Сисс. А сейчас не лучше ли тебе вер­нуться домой?

- Нет, я пойду с вами к реке!

- Ну нет. Впрочем, так и быть, поговори с папой, по-моему, это он там неподалеку стоит.

- Да, это папа. Возбужденный и суровый, как остальные.

- Я хочу с вами. Ты мне разрешил.

- Дальше нельзя.

- Я могу ходить не хуже вашего! — громко сказала она и почувствовала, как к ней возвращаются силы. Она стояла окру­женная спешащими, взволнованными мужчинами.

- Верно, может,— сказал один из них.

Ему понравились ее настойчивость и горячность. Взглянув на Сисс, отец не решился возражать.

- Ладно, пожалуй, у тебя действительно хватит сил. Я тут забегу и позвоню маме, она ведь не спит и ждет тебя.

Большой отряд спасателей направился сквозь ночную тьму к реке. Двигаясь по берегу озера, люди растянулись в цепь, но ни на минуту не теряли друг друга из виду. Снег валил уже не так густо, но по-прежнему струился им на лица, его уже нападало столько, что ноги вязли. Но Сисс этого не замечала, новая надеж­да переполняла ее.

Почти у всех были фонари. Огромное пятно света, мигая и пе­реливаясь, двигалось через холмы и мысы к началу реки. Было странно видеть это, было странно идти в середине цепи. Новая надежда переполняла Сисс.

Снежная равнина озера растворялась в ночи. Лед был проч­ный как скала, так что на нем с Унн ничего случиться не могло. Да и зачем ей было уходить по льду далеко от берега?

Они брели, увязая в снегу. Сисс держалась вблизи от отца, ни­кто больше не возражал против того, что она шла с ними.

Они подошли к началу реки. Осветили фонарями черную воду, бесшумно струившуюся из-подо льда. Стояли, всматриваясь в темный, наводящий жуть поток, он казался им безобразным. Где-то далеко внизу находился водопад, но гул его сюда не доносился.

Река струилась мощно и беззвучно. Отряд разделился и дви­нулся по обоим берегам.

Снег снова повалил гуще. Снежинки сплошным потоком сыпались на стекла фонарей и таяли на них. От этого фонари светили тускло. Вообще, снег всех измучил. У одного парня настолько расходились нервы, что он рявкнул на надоевший снегопад, обнажив белые зубы:

- Перестань!

Снегопад тотчас прекратился. Кончился, словно весь снег высыпался из мешка. Парню стало не по себе, он вздрогнул и быст­ро огляделся — не заметил ли кто-нибудь этого. Нет, никто ниче­го не заметил.

Теперь, когда снегопад перестал, все как-то расширилось, и люди впервые увидели, какая стоит большая, тихая ночь.

Сисс остановилась у потока, беззвучно вытекающего из-подо льда. Он может скрыть в себе и унести что угодно. Нет, не думай об этом.

Люди двинулись вниз вдоль реки — одни по самому берегу, Другие поодаль по холмам. Склон стал круче, река заговорила.

Они торопились. Шли, не разбирая дороги, но при этом зорко смотрели по сторонам.

Две беспокойные, скачущие цепи фонарей одновременно дви­гались по обоим берегам реки, блики играли на твердых ледяных кружевах. Посередине чернела вода. Свет от фонарей падал лишь на края реки, дальше начиналась черная неизвестность. Вдалеке, внизу, уже угадывался гул водопада. По берегам реки не было никаких следов.

 «Это мы, конечно, заранее знали, но... Такое уж это дело — поиски».

Крик спустившегося первым:

- Сюда!

Тут все увидели ледяной замок. Сисс тоже. Ни у кого из спасателей, взрослых мужчин, до этого не было времени для прогулки к водопаду, о котором столько шло разговоров этой осенью. За последнее время ледяной замок очень вырос. Морозы превратили воду в могучего строителя. Пораженные увиденным, люди стояли над водопадом, протягивая к нему фонари.

Сисс смотрела на людей, на замок, на ночь и фонари. Ей никогда не забыть этого.

Отряд начал спускаться по склонам справа и слева от водопа­да. Люди забирались на ледяные наросты, осматривали все углуб­ления и углы.

В неверном свете фонарей замок казался вдвое больше. Вода падала с огромной высоты, и на всем протяжении ее падения склоны обросли льдом. Спасатели осветили фонарями гладкие блестящие стены. Они были твердые, неприступные, снег на них не держался. Наверху, в расселинах между зубцами и куполами, лежал снег. Блики от фонарей мерцали лишь на нижней части ледяной глади — серые стены уходили ввысь и терялись во мраке. Глубоко внутри, словно грозный зверь, рычала река, сама зако­вавшая себя в лед.

В замке было темно, из него не пробивалось ни полоски света. Спасателям не было видно, как залы выглядят внутри, свет их фо­нарей был слишком слаб. И все же они были заворожены.

Вода в замке гремела, дробилась о скалы, пеной и брызгами вновь вырывалась на простор из-под башен и стен, собиралась во­едино в прежний могучий поток и неслась дальше куда-то в не­известность — как казалось в эту глухую полночь.

Видны были только замок, река — и величие.

Замок был заперт.

Сисс обвела взглядом лица мужчин. Они разочарованы? Нет. На лицах ничего не прочесть. Что они думают об увиденном? В этом все дело.

Мужчины стояли молча.

Что, собственно говоря, перед ними?

Никто больше не обращал внимания на Сисс: пусть себе идет с отцом. Не задавали ей вопросов. Были заняты только поисками. Никто не смог бы проникнуть дальше в глубь льда, чем они. Они сошлись с обеих сторон по снегу на куполах замка и, стараясь перекричать гул водопада, держали совет.

Крик:

- Здесь все же есть вход!

Все заторопились на голос. Между зелеными стенами едва виднелся вход. Подняв фонари, несколько самых тонких протис­нулись внутрь.

И там ничего. Лишь ледяное дыхание, пронизывающее тебя до костей. В замке намного холоднее, чем снаружи: в воздухе те­перь потеплело. Ледяная комната, больше не видно ни одной щели. Сзади слышится немолчный рев слепого водопада.

- Ничего! — кричат они друг другу в наполненной гулом ком­нате. Еще раз осматривают каждую стену, находят лишь рассе­лину меньше чем в руку шириной, по ее краям, журча, течет вода.

Ничего.

Они с трудом выбираются наружу.

- Ничего, — сообщают они.

Люди растерянно смотрят на уходящее ввысь дикое ледяное сооружение. Сегодняшней ночью все серьезны. Тот из них, кто взял на себя руководство поисками, произносит:

- Тут мы не скоро управимся.

Они не поняли, что он имеет в виду, но каждый чувствовал непостижимость происходящего. Сисс посмотрела на отца. Он ни разу не попытался руководить поисками, был рядовым участником

Неожиданно один из спасателей приблизился к Сисс. Она, по­жалуй, немного устала, вернее, очень устала, но была так возбуж­дена, что не чувствовала этого. Она испуганно подняла взгляд, ожидая новых вопросов.

- Унн говорила, что собирается сюда?

- Нет.

Отец подошел и резко сказал:

- Кончай! Хватит допрашивать.

Руководитель поисков тоже подошел и проговорил быстро и решительно:

- Сисс сказала все, что знает.

- По-моему, тоже, — сказал отец.

- Простите, у меня в мыслях худого не было, — извинился спрашивавший и отошел.

 Сисс благодарно посмотрела на обоих суровых мужчин. Руко­водитель сказал:

- Мы пройдем всё еще раз. Тут столько трещин, куда она могла угодить — если она вообще была здесь и если ей вздумалось тут лазить...

Никто не возражал. Начались новые поиски. Незнакомый ледяной замок неудержимо влек их к себе, и они, усталые и возбужденные, отдались во власть этого влечения. Пройти еще раз.

Сисс осталась стоять внизу. Она смотрела, как ожил замок. Люди вновь устремились к нему со всех сторон. Фонари замелькали в хаосе углублений и трещин, наверху между шпилями, в просветах кружев. Перед ней был не просто замок, а замок праздничный, в огнях, хотя огни эти были снаружи.

Взволнованная сопричастностью происходящему и мучимая страхом за Унн, Сисс широко раскрытыми глазами впитывала в себя эту картину. Она поплакала украдкой, не могла ничего с собой поделать.

Надо во что бы то ни стало выдержать, думала она. Спасате­ли пока не собирались возвращаться домой. После замка они ре­шили спуститься дальше вдоль реки до места, где она вливается в другое замерзшее озеро. Путь, в общем-то, недлинный, водопад был расположен примерно посередине между обоими большими озерами.

Люди продолжали поиски. Они несли с собой жизнь и свет. Они находились сейчас в незнакомом замке, он казался им зам­ком смерти. Стены его были тверды как 'камень. Когда по ним ударяли палкой, она отскакивала и удар отдавался дрожью в руках. Нигде ничего не открывалось. И все же они продолжали бить.

3

ПРЕЖДЕ ЧЕМ ЛЮДИ УЙДУТ

Они не уходят, они ждут.

Им не уйти.

Непостижимый ледяной замок высится над ними, возносит свои купола во мрак и зимний ветер, держит их в своей власти. Он словно приготовился стоять бесконечно — но это не так, стоять ему остается совсем недолго, в один прекрасный весенний день он рухнет.

Но сегодня он цепко держит людей. И они остаются здесь дольше, чем можно, когда ищешь пропавшего человека.

Они, наверное, сами не сознают этого. Они совсем выбились из сил, но никак не могут прекратить поиски, вновь и вновь воз­вращаются на места, где уже были. Запертый ледяной замок жи­вет и не отпускает их.

Они сами дали замку жизнь. Дали жизнь и свет мертвой глы­бе льда и безмолвной глухой ночи. До того как они пришли сюда, водопад вслепую низвергал с тоскливым гулом свои струи, а ле­дяной колосс был всего-навсего безгласным мертвецом. И лишь когда игра между царившей здесь смертью и внесенной ими жиз­нью захватила их, им открылось то, с чем они пришли сюда.

Но не это главное.

Здесь есть что-то таинственное. Они вспоминают о своих го­рестях и как бы вводят их в эту ночную игру с огнями и пред­чувствием смерти. Они отдаются во власть этой игры, и им ста­новится легче. Они рассеиваются по ледяным закоулкам, фонари бросают блики, их свет пересекается с отсветами из трещин и от ледовых призм, на миг озаряются новые части замка — с тем что­бы вновь закрыться навсегда. Все это знакомо им до дрожи. Здесь опасно, но эта опасность влечет, от нее нет сил уйти. Сюда не войти, то, что поначалу кажется входом, оказывается игрой теней.

Надо уходить, но им никак себя не заставить.

Они все еще находятся во власти игры с ледяным дворцом. Словно что-то завладело ими, они продолжают лихорадочные по­иски — ищут дорогого человека, попавшего в беду, но они и сами в беде. Они, серьезные мужчины, устали, они отдаются во власть чар и говорят: это здесь. С суровыми, напряженными лицами они стоят у подножия ледяных стен закрытого, манящего замка и го­товы запеть скорбную песнь — если бы среди них нашелся пер­вый, кто ее затянул, они бы все подхватили.

Девочка Сисс смотрит на них открыв рот и понимает: с ними что-то происходит. Она видит, что они готовы запеть. И отец ее тоже. Он запел бы, а она стояла бы, леденея, и слушала и ждала бы, что стены замка расколются. Она с испугом смотрит на взрос­лых мужчин.

Но никто не запевает, и песнь не рождается. Эти люди умеют искать, но умеют и держать закрытыми тайники своих душ.

Старший говорит: пройдите еще раз. Он сам захвачен общим настроением, он сам мог бы совершить неожиданный поступок. Все понимают в душе, что времени терять нельзя. Они с трудом карабкаются по гладкому льду, вылезают на заснеженную крышу замка, но ничего не находят. Ровный поток воды с его неведомы­ми глубинами вырывается из-под замка и несется дальше. И им надо дальше. Старший говорит: пошли. Он сам мог бы запеть с ними скорбную песнь.

4

В ЖАРУ

 Унн стоит в дверях и смотрит на нее.

Но разве Унн не потерялась?

Нет. Унн стоит в дверях и смотрит на нее.

- Сисс?

- Заходи...

Унн кивает и входит в комнату.

- Что с тобой, Сисс? – спрашивает она, но голос ее звучит необычно. Он меняется, это вовсе не Унн, это мама.

Сисс лежала в постели в своей маленькой комнате. Мысли у нее путались. Она видела Унн, но та оказалась мамой. Все было словно в тумане.

- Сисс, ты заболела. У тебя сильный жар. – Голос мамы звучал мягко и терпеливо. Она продолжала: - Эта ночь в лесу оказалась тебе не по силам, ты вернулась домой больная.

- А что с Унн?

- Насколько я знаю, ее не нашли. Все еще ищут. А ты вот вернулась сегодня утром совсем больная.

- Я тоже искала всю ночь!

- Конечно, но ты заболела.

- Мы были у большого замерзшего водопада и еще у реки… а больше я ничего не помню.

Да, когда папа вернулся с тобой, тебе было совсем плохо. Правда, шла ты кое-как сама. Потом приходил доктор и сказал…

Сисс перебила ее:

- Что у нас сейчас? Вечер?

- Да, сейчас опять вечер.

- А папа? Где он?

- Со всеми. Поиски еще идут.

Значит, он все-таки сильнее меня, - подумала Сисс, и мысль эта была ей приятна.

Мама продолжала:

- Ребята из твоего класса тоже сегодня участвовали в поисках. Уроков не было.

Как странно. Уроков не было. В школе не было уроков. Она попыталась представить себе это.

- Я в дверях сейчас вроде бы видела Унн. По-моему, она где-то неподалеку.

- Этого никто из нас не знает. Но в дверях она стоять никак не могла. Тебе сегодня столько всего виделось. Чего ты только не наговорила в бреду!

Что она говорила? Сисс вдруг почувствовала себя голой и подтянула повыше перину.

- Что я говорила? – Надо переменить тему, укрыться за чем-нибудь. – Унн жива!

Мать терпеливо ответила:

- Конечно, жива, ее скоро найдут. Может быть, уже нашли.

Она украдкой бросила испытующий взгляд на Сисс и сказала:

- Если ты что-нибудь…

Сисс поторопилась сделать вид, что засыпает.

Впрочем, вскоре она действительно уснула.

Когда она проснулась, жар, похоже, стал меньше. Ей уже ничего не чудилось. Она чуть пошевелилась, и на звук тотчас же в комнате появилась мама.

- Ты долго спала. Уже поздний вечер. И спала ты спокойно.

- Поздний вечер? А где папа?

- Ищет.

- Ну и как?

- Пока все так же. Непонятно, где искать. Никто не знает, что делать, Сисс. И тетя ее ничем помочь не может.

Вот оно, опять. Оно не дает ей жить, оно держит ее в своих руках, она беззащитна. Она не знает ничего такого, что могло бы им помочь! Папа заходил, когда ты спала. Он хотел у тебя кое-что спросить, но мы не решились тебя будить. Но он сказал, что дело важное.

Мама, наверное, даже не подозревает, что еще совсем немножко, и ей не выдержать.

- Сисс, ты меня слышишь?

Снова уснуть? Нельзя. Что я такого сказала в забытьи? Да и сказала ли что-нибудь?

- Сисс, попытайся вспомнить, о чем вы с Унн разговаривали, что она тебе говорила.

Сисс вцепилась в одеяло, чувствуя, как на нее надвигается что-то страшное. Мать продолжала:

- Вот это папа и хотел узнать. Да и не только он, а все, кто ищет Унн, должны знать, не можешь ли ты им помочь.

-Я же сказала, что ничего не знаю.

- Ты в этом уверена? Ты в бреду таких странных вещей наговорила, что как-то одно с другим не вяжется.

Сисс испуганно посмотрела на мать.

- Надо сказать, Сисс. Не хочу тебя пугать, но это очень важно. Ведь все это делается только ради Унн.

Сисс почувствовала, как это, страшное, нависло над ней, хватает ее.

- Но если я говорю, что ничего сказать не могу, то, значит, я вправду не могу!

- Сисс…

Вдруг свет померк у нее в глазах, и из груди вырвался непри­вычный и страшный крик.

Мать кинулась к постели. Сисс крикнула:

- Она этого не говорила!

И погрузилась в полный мрак.

Перепуганная мать тормошила Сисс. Та билась и стонала.

- Сисс, мы тебя больше не будем трогать! Ты слышишь? Сисс, я не знала...

5

В ГЛУБОКОМ СНЕГУ

Где же Унн?

И словно ответ:

Снег.

Туман, бессмыслица.

В тумане проходит весь короткий день. Потеплело, снег все валит и валит. Наступает вечер, и снова и снова звучит вопрос:

Что с Унн?

Снег — слышится ответ не к месту.

Наступила настоящая зима. И Унн пропала. Никаких следов, несмотря на все поиски. Ее ищут вслепую, словно бредут в не­проглядной вьюге.

Люди еще не сдались, находят все новые формы поисков. Бес­смысленно бродить по лесам, увязая в сугробах, поэтому исполь­зуются другие методы.

Вмиг все узнали о неведомой им ранее Унн. Газеты поместили ее снимок, сделанный прошлым летом: Унн вопросительно смот­рела на читателей.

Большое озеро превратилось в спокойную заснеженную рав­нину, лед больше не трещал, озера не стало. Неширокое откры­тое устье, где вода неторопливо текла между мягко скругленны­ми берегами, сохранилось, но теперь туда никто не ходил. Где-то ниже стоял и скрытый от посторонних глаз ледяной замок, по­степенно теряющий свои очертания под растущими сугробами. Никто не пробивался к нему, оставляя в снегу глубокую лыжню.

Но та единственная ночь, проведенная перед ледяными сте­нами, отложилась в памяти людей. Народ уверовал в то, что Унн, карабкаясь по льду, упала в реку и была унесена течением.

Люди еще продолжали шарить баграми в ямах на дне реки ниже водопада. По ночам оставленные обледеневшие багры на­целивались в снежное небо. Новые дороги пролегли к дому тети Унн. Всё собиралось здесь, все нити сходились к одинокой женщине, единственной опоре Унн. Никуда не ведущие нити сходи­лись к ней, человеку с ясными сухими глазами.

- Понятно,—говорила она.—Спасибо вам,—говорила она.— Ничего не поделаешь.  Опора Унн в жизни.

 

Прошлогодняя фотография, во взгляде читается вопрос. Унн, одиннадцати лет. Снимок стоит у тети на столе.

Она слушает рассказ тех, кто сегодня шарил багром по дну реки. Их багры остались стоять в реке. Усталые люди рассказывают ей о том, что успели сделать за день. На следующее утро, как только рассветает, приходят другие. Снег шел всю ночь. Зима обещает быть очень снежной.

Теперь она слушает отчеты других людей. В разные стороны, широким кругом, ведутся поиски живой Унн. Никаких следов.

- Понятно. Да, конечно. Спасибо вам.

Приходят также люди, которые принимаются расспрашивать ее. Их интересует все, что может помочь поискам. Ей нечего ска­зать. Перед ними сидит пожилая доброжелательная женщина. Она, должно быть, намного старше матери Унн. Они смотрят на снимок, который видели все. 

- Снято прошлым летом, не так ли?

Тетя кивает. Она устала.

Слова — прошлым летом — с самого начала придали фото-графии какое-то сияние. Непонятно почему. Прошлым летом. Люди смотрят на снимок, и он им запоминается.

Они испытующе смотрят на тетю, которой приходится все это выдерживать. Она не производит впечатления сильной. Но они понимают, что перед ними очень сильный, спокойный человек, Неизбежный вопрос, на который она должна ответить:

- Какой была Унн?

- Я ее любила.

Вот и все.

Те, кто слышат от нее этот ответ, чувствуют, что лучше сказать нельзя, хотя говорится это не в первый раз. Они невольно смотрят снова на снимок.

- У нее такой вид, словно она хочет о чем-то спросить.

- Да, и что?

- Нет, ничего.

- Весною она потеряла мать. Единственного близкого челове­ка. Может она спрашивать?

За окном валит снег, чтобы стереть следы Унн, стереть все.

6

ОБЕТ

Через глубокие снега Сисс обещает Унн:

Обещаю тебе не думать ни о чем, кроме тебя. Буду думать обо всем, что я знаю о тебе. Думать о тебе и дома, и в школе, и по до­роге в школу. Думать о тебе весь день, а если проснусь, и ночью.

Обет, данный ночью:

Мне кажется, ты так близко, что я могу до тебя дотронуться, но я не решаюсь.

Я лежу здесь в темноте, а мне кажется, что ты смотришь на меня. Я вспоминаю все, что было, и обещаю тебе, что буду ду­мать об этом завтра в школе.

Ни о ком другом.

Пока тебя нет, я буду такой каждый день.

Обет, данный зимним утром:

Мне кажется, ты стоишь за дверью и ждешь, когда я выйду. О чем ты думаешь?

Я обещаю тебе: то, что произошло вчера, не повторится. Это не имело никакого значения! У меня нет никого, кроме тебя.

Никого, никого другого.

Верь тому, что я тебе говорю, Унн.

Сисс повторяет свой обет:

Нет никого другого. Обещаю тебе, что, пока тебя нет, я всегда буду помнить о тебе.

7

ПАМЯТЬ ОБ УНН НЕ ИЗГЛАДИТСЯ

Поэтому память об Унн не изгладится. Так решила Сисс в своей комнате. Здесь сложился ее обет.

Через неделю она встала. Всю эту неделю снег хлестал в окна, долго тянулись бессонные ночные часы, ее не оставляло чувство, что такого снегопада еще не было, что снег стремится похоронить все связанное с Унн. Сровнять, не оставив следа. Чтобы не осталось сомнения в том, что она исчезла навсегда. Что найти ее нет надежды.

Тогда в Сисс пробудилось сопротивление — твердое и острое. Тогда сложились обеты. Они не могут не складываться, когда слышишь, как с каждым днем тает число ищущих. Когда все усилия вроде бы тщетны.

 Унн не исчезнет. Она не должна исчезнуть. Так решила Сисс в своей комнате.

 Больше ее не мучили вопросами. Кто-то запретил это. Ее страшила мысль о том, что надо пойти к тете Унн; это первое, что ей предстоит сделать, когда она поправится.

Если они ожидали, что тетя придет к Сисс расспросить ее, то напрасно. Тетя не показывалась. Но как только Сисс разрешат встать, она сама должна пойти к тете. Так ей сказали.

 Яркая картина в одну из тех ночей в жару: Унн не пропала, она жива, она стоит, как тогда, посреди своей комнаты.

Привет, Сисс.

И вот Сисс на ногах. Завтра она снова пойдет в школу, и это страшит ее. Сегодня она встретится с одинокой женщиной — тетей Унн, Вопросов будет не избежать. Она отправляется в путь.

Светлый зимний день. Мать осторожно спросила, не пойти ли ей тоже к тете. Разговор ведь предстоит не из легких. Казалось, мать боится отпускать Сисс одну.

- Не надо тебе ходить,— быстро ответила Сисс.

- Почему?

- Я пойду одна.

Вмешался отец:

- Слушай, Сисс, все-таки будет лучше, если мама пойдет с

тобой. Ты разве не помнишь, чем кончилось, когда тебя расспрашивали — о том о сем?

Мать сказала:

- Ей придется расспрашивать тебя об Унн.

- Нет.

- Придется. Она станет расспрашивать тебя обо всем, что ты слышала от Унн. Если я буду с тобой, вопросов будет меньше.

- Я пойду одна,— испуганно сказала Сисс.

- Ладно, пусть так,— сдались родители.— Поступай как знаешь.

Сисс чувствовала, что надо было бы разрешить матери пойти с ней, что она обижает родителей. Ведь они не знают, что она должна поговорить с тетей Унн наедине.

Она быстро дошла до стоявшего на отшибе дома. Деревья во­круг него были в снегу. Дом казался безлюдным, однако тропка, ведущая к крыльцу, была расчищена. Тетя Унн сама не сумела бы ее так хорошо расчистить, явно кто-то заботился о ней и при­ходил разгребать снег. Может быть, она и сейчас не одна. Сисс набралась духу и вошла в дом.

Тетя была одна.

- А, это ты,— сказала она, едва Сисс открыла дверь.— Хорошо, что ты пришла. Ты совсем поправилась? Я слышала, что ты заболела после этих поисков у реки.

- Теперь все хорошо. Завтра пойду в школу.

Сразу отлетели все страхи. Напротив, появилось ощущение спокойствия и уверенности. Тетя продолжала:

- Я знаю, ты не приходила из-за болезни, а вовсе не потому, что боялась или тебе было неприятно. Однако я ждала тебя.

Сисс не ответила.

Тетя помолчала, потом поднялась и села рядом.

- Может быть, ты хочешь спросить что-нибудь про Унн? — сказала она.— Пожалуйста.

- Что? — спросила Сисс. Она, сжавшись, сама ожидала во­просов.

- О чем ты прежде всего хочешь спросить?

- Ни о чем,— ответила Сисс.

- Такая это тайна? — спросила тетя. Сисс ее не поняла. Она воскликнула:

- Неужели ее скоро не найдут?

- Я каждый день надеюсь на это, но...

Что это, тетя потеряла веру? Слова ее прозвучали как-то странно.

- Хочешь заглянуть в ее комнату?

- Да.

Тетя отперла дверь в комнату Унн. Сисс быстро огляделась, желая убедиться, что тут все осталось как прежде. Зеркало, стул, кровать, альбомы на полке. Все на месте. Конечно, и времени про­шло немного...

Но здесь ведь ничего нельзя трогать, подумала она. Все должно оставаться как есть до ее возвращения. Тетя сказала:

- Садись на стул.

Сисс села на стул, как в прошлый раз. Тетя присела на край кровати. Было это немного странно. У Сисс вырвалось:

- Почему Унн такая?

- А что в ней необычного? — мягко спросила тетя. Они обе следили за тем, чтобы говорить об Унн как о живой.

Сисс сказала с вызовом:

- Унн, она добрая.

- Да, а еще она была веселая — в тот вечер, правда?

- Не только веселая,— ответила Сисс, забывшись.

- Я совсем не знала Унн до того, как у неё весной умерла мать. Разумеется, я видела ее, но не знала. А ты, Сисс, знаешь ее и того меньше. Не может она быть всегда веселой, так рано по­теряв мать.

- Дело не только в этом.

Сказала и вздрогнула. Не надо касаться этой опасной темы. Но поздно: что сказано, то сказано.

- А в чем же? — спросила тетя как бы невзначай.

Сисс сразу пошла на попятный.

- Нет, я ничего не знаю, она мне об этом ничего не говорила.

Boт оно опять — снова она в этом злосчастном круге, из которого ей никак не выбраться. Тетя сейчас близка к тайне Унн. Сисс разнервничалась, ее бросило в жар. То, что сказала Унн, предназначалось только ей, Сисс, а не доброй тете. Тетя стояла над ней и говорила:

- Сисс, они совсем измучили меня своими расспросами — обо всем, что касается Унн. Я знаю, что и тебя они тоже в покое не оставляли. Но тут ничего не поделаешь, им это было необходимо.

 Она умолкла. Сисс нервничала. Конечно, она знала, что, когда будет у тёти, разговор зайдет и об этом, но все же... Надо взять себя в руки.

- Извини, что и я тебя расспрашиваю, но я ведь тетя Унн, а это другое дело. Видишь ли, я ничего об Унн не знаю — кроме того, что знают и видели все. Она мне никогда ничего не рассказывала. А тебе Унн в тот вечер ничего особенного не сказала?

- Нет!

Тетя посмотрела на нее, Сисс ответила ей смелым взглядам. Тетя не стала настаивать.

- Ну, ясное дело, ты больше ничего не знаешь. Вряд ли Унн в самую первую вашу встречу стала бы выдавать тебе свои тайны.

- Да, такого не могло бы случиться,— ответила Сисс. Теперь ее было не сбить.—А что, если Унн не вернется? — вдруг спросила она, вздрогнула и тут же раскаялась в своих словах.

- Нельзя задавать таких вопросов, Сисс.

- Конечно...

И все же она услышала ответ на свой вопрос:

- Знай же, что и я об этом думала. Если Унн не вернется, я продам этот дом и уеду. Мне кажется, что я не смогу здесь оста­ваться, хотя мы с Унн прожили здесь вместе всего-то полгода… Ладно,— сказала она немного спустя,— не будем говорить об этом. Унн еще двадцать раз может вернуться, неважно, что она еще не появилась. Я ничего здесь не трону, можешь об этом не беспоко­иться.

Откуда она это узнала? — подумала Сисс.

- Мне пора домой,— беспокойно проговорила она.

- Да-да. Спасибо, что зашла.

Она думает: я что-то знаю. Я сюда больше не приду.

Тетя держалась все так же спокойно и приветливо.

Сисс поспешила домой. Слава богу, это уже позади.

8

ШКОЛА

На следующее утро Сисс пришла на школьный двор. Как обычно в это время года, было еще темновато. Ее сразу же обступили: в школе ее любили.

- А, вот и ты!

- Поправилась?

- Ужасная тогда была ночь?

- Как же это с Унн? В голове не укладывается. И никаких следов!

Сисс отвечала односложно, и, приглядевшись к ней, школьни­ки оставили ее в покое.

Подошли другие, тоже обступили ее плотным кольцом. Не толь­ко девочки, но и мальчики, все примерно одного с ней возраста. Они всегда охотно позволяли ей верховодить. Теперь Сисс могла прочесть в их глазах, что они рады снова видеть ее. Это было очень приятно, но она ни на секунду не забывала о своем обете. Сейчас ей предстоит выдержать испытание.

- Мы тоже участвовали в поисках,— гордо сообщили несколь­ко школьников.

- Знаю.

Исчезновение Унн наполнило последние дни страхом и напряженным ожиданием, легло на все темной тенью. Но теперь, когда они уже больше не принимали участия в поисках, когда Сисс стояла среди них, в общем такая же, как и прежде, у них отлегло от сердца. На лицах появилась радость. Среди окруживших ее детей Сисс увидела нескольких, которых раньше считала равнодушными к ней, но и они смущенно улыбались. Она смотрела на них, и в ее памяти прошла вереница их общих игр и забав. И потому, что она поклялась держаться в стороне от подруг и товарищей, у нее сжалось горло.

Вокруг по-прежнему были дружелюбные лица, но нервы ее напряглись до предела.

Кто-то не удержался и задал вопрос, который у всех вертелся на языке:

- Что же произошло?

Сисс словно ножом ударили. Но спрашивающий уже не мог остановиться и продолжал:

- Говорят, Унн тебе кое-что сказала, а ты не хочешь...

Кто-то резко выкрикнул:

- Перестань!

Но было уже поздно, вопрос был задан. Нервы Сисс, и так натянутые до предела, не выдержали. Не помня себя, она прыгнула вперед — она всегда отлично прыгала, все в школе только ахали,— она прыгнула вперед и закричала вне себя:

- Не мучьте меня!

Бросилась в сугроб и разрыдалась.

Школьники стояли в полной растерянности. Такого никто не ожидал. Как это не похоже на ту Сисс, которую они знали. Чтобы Сисс плакала! Наконец один из мальчиков подошел к ней и потрогал ее сапогом. Другие переглядывались или смотрели на небо. День сегодня снова выдался хмурый, небо было обложено плотными тучами и словно грозилось.

- Сисс,— ласково произнес мальчик и легонько толкнул ее сапогом .

Она подняла на него взгляд.

Этот?

Раньше он всегда держался в тени, ничем не выделялся. Она поднялась на ноги. Никто ничего не сказал. Быстрыми движениями они счистили снег с ее спины. На счастье, в этот момент появился учитель, и начался обычный школьный день. Когда все расселись, учитель дружелюбно кивнул ей. Она по­чувствовала себя в безопасности, ей не станут больше задавать вопросов.

- Ты поправилась, Сисс?

- Да.

- Вот и хорошо.

Всего несколько слов, и ей сразу стало легче. Она подумала о том мальчике, который так славно трогал ее носком своего сапо­га. Он сидел впереди, и она видела его затылок. Ее охватило чув­ство благодарности, утро оказалось легче, чем она думала, намно­го легче, чем предвещало его печальное начало. Как все хрупко, как все тонко!

Бросив быстрый взгляд, она убедилась, что место Унн не заня­то. Никто туда не пересел, хотя парты стояли так, что это было бы вполне естественно.

Весь день никто не беспокоил Сисс. Она одиноко стояла у стены, и все пока что примирились с этим. Наверное, им было не­много стыдно за то, что произошло утром. Не слышно было и раз­говоров об Унн и поисках — видно, об этом все уже наговорились досыта, и лишь приход Сисс вызвал новую вспышку интереса к таким разговорам. Кроме того, Унн всегда держалась особняком, ее уважали, но не более, она никогда не была по-настоящему вме­сте с ними.

Вдруг Сисс сообразила, что стоит у стены, как раньше стояла Унн. А неподалеку, как обычно, возились школьники. Одна девоч­ка, похоже, уже быстро сумела стать у них главной.

А я буду стоять здесь. Я это обещала.

Продолжался обычный школьный день.

Мысли Сисс были заняты другим. Стоять в стороне от всех было как-то странно и непривычно, зато она могла отдохнуть по­сле того, что произошло перед уроками.

Дни замелькали все быстрее. Наступило рождество. Но для Сисс оно проходило не так, как всегда: она сидела дома и никого к себе не приглашала. Ее оставили в покое, постепенно всем стало ясно, до какого предела натянуты ее нервы.

На дворе росли сугробы.

Сугробы росли, а Унн не появлялась.

Возможно, где-то еще продолжались поиски, но здесь, среди глубоких снегов, они прекратились. И люди думали о случившем­ся тоже не каждый день. Снег сыпал, погребая под собой все, в том числе память о человеке.

Одинокая тетя Унн в рождественские дни не выходила из дому, но к ней народ заходил. Сисс не решилась.

Она со страхом ждала сообщения о том, что тетя продала дом и уезжает. Если это произойдет, значит, не осталось никакой надежды.

Пока тетя еще не уехала.

Сисс хотелось подойти к матери и спросить: «Ты тоже больше не думаешь об Унн?»

 Люди, похоже, забыли о пропавшей девочке, никто о ней больше не упоминал. Сисс не задавала матери своего вопроса, ей казалось, будто она одна несет тяжелый, непосильный груз. Она часто вспоминала ночь у ледяного замка. Весною, когда осядет снег, она отправится туда на лыжах.

И все же она подошла к матери и, не обращаясь к ней прямо, пожаловалась:

- Об Унн больше не думают.

- Кто?

- Никто не думает! — сказала Сисс. Она не собиралась говорить это, но было темно, и слова вырвались сами. Мать спокойно ответила:

- Как ты можешь судить об этом, детка.

Сисс промолчала.

- К тому же никто не знал Унн. А это, что там ни говори, меняет дело. У людей столько забот.— Она посмотрела на Сисс и прибавила: — Это ты одна можешь думать только об Унн.

Словно Сисс получила некий драгоценный дар.

9

ДАР

Сейчас ночь — что же это?

Это — дар.

Я этого не понимаю.

Сейчас ночь, и я получила драгоценный дар. Получила, но не знаю что. Ничего не понимаю. Этот дар смотрит на меня, где бы я ни была.

Дар, который ждет.

Снегопад кончился, ясное небо. Громадные сугробы скрыли все следы, все тайники. Огромные звезды висят над снегом, и мой дар стоит на дворе и ждет меня, а может быть, он войдет в дом и сядет рядом со мной.

Я чувствую, что получила его, но...

Ветер стих. Если он снова поднимется, снег взметнется, заки­пит. Завоют, застонут холмы — но мой дар здесь в доме, он мой, он ждет меня.

В доме тихо. Тихо внизу, тихо на чердаке, где у темного окна, как мне кажется, стоит мой дар и смотрит вдаль, ожидая, что я пойму его.

Он повсюду, где бы я ни находилась. Я чувствую, что он велик, этот дар. Что мне делать с ним!

Никого нет по сторонам дороги, зря я боялась, чепуха это. Вот подует теплый ветер, начнется оттепель, и Унн вернется.

Она вернется, хотя бы для этого потребовалась тысяча оттепе­лей. Я это знаю и не буду думать ни о чем другом, я получила великий дар.

10

ПТИЦА

Дикая птица со стальными когтями темной молнией про­неслась между двумя вершинами. Не садясь, она взмыла ввысь и помчалась дальше, без отдыха, без цели, все время в полете.

Внизу расстилалась по-зимнему пустынная местность. Всеви­дящие глаза птицы разрезали ее на полоски, из них словно выле­тали невидимые осколки стекла и молнии, рассекающие морозный воздух.

Здесь, в вышине, птица господствовала безраздельно, и поэто­му тут больше никого не было. Растопыренные стальные когти были холодны как лед и со свистом рассекали воздух.

Птица нарезала пустынное плоскогорье на узкие полоски и спирали. Она была смертью. Если в кустах или под деревом все же находилось живое существо, из глаз птицы вылетала молния и косо неслась вниз. И становилось меньше еще одной жизнью.

Птица не видела равных себе.

Полет над заснеженными равнинами был для нее будничным делом. Она всегда была в. полете и не ведала усталости.

Она жила вечно.

Неистовый буран пронесся над плоскогорьем. Снег сдуло с от­крытых мест, он не держался, ведь еще ни разу не было настоящей оттепели. Намело огромные сугробы. Потом установилась ясная, солнечная морозная погода. Острый как нож взгляд птицы глядел сверху на то, как преображалась местность.

Птица находилась над ледяным замком. Сегодня с замка сдуло снег и он предстал в своем истинном виде. Птица увидела пере­мену и ринулась вниз, молнией вспоров воздух. У земли она резко вышла из пике, описала дугу, гася скорость, вернулась назад и пролетела рядом с ледяной стеной. Потом поднялась на головокружительную высоту и превратилась в маленькую черную точку в небе.

Но вскоре она уже снова неслась вниз. Вновь прочертила воздух перед ледяным замком, все с той же невероятной точностью. Это была вольная птица, и ничто не препятствовало ей делать то, что она желает. Она ничего не боялась и иногда — когда ей того хотелось — поддавалась искушению.

Она не могла покинуть эти места. Не могла ни наброситься на кого-нибудь, ни сесть передохнуть — она лишь проносилась мимо ледяной стены, подобно темному порыву ветра. В следующий миг она уже мчалась далеко к горизонту или спиралью взмывала ввepx. Но вскоре вновь проносилась мимо ледяной стены, у прежнего места. Она уже не была вольной птицей со стальными когтями, разрезающей ветер, она была прикована к этому месту

Она стала здесь пленником собственной свободы. Не могла остановиться. Ее сбивало с толку то, что она видела.

Когда-нибудь она до смерти поранится о нарезанные ею же полосы— твердые, как стекло, и невидимые. Они рассекали воздух. Когда-нибудь они рассекут и ее.

11

СВОБОДНОЕ МЕСТО

Занятия в школе и зима шли своим чередом. В перемены Сисс стояла у стены. Все привыкли к этому. Потянулись похожие друг на друга недели. Поиски Унн прекратились.

Сисс стояла у стены, верная своему обету. Верховодить стала другая девочка.

Однажды зимним утром в класс пришла новенькая. Она была того же возраста, что и они, их ровесница. Родители ее совсем недавно переселились сюда.

Воцарилось напряженное ожидание. Сисс почувствовала — и это порадовало ее,— что школьники не забыли недавнюю историю.Пустая парта Унн сразу оказалась в центре всеобщего внимания. Новенькая, ничего не подозревая, обводила взглядом класс. Все пошли к своим партам.

Девочка увидела свободное место в середине класса и сделала несколько шагов к нему. Снова остановилась и спросила, ни к кому не обращаясь:

- Здесь свободно?

Все посмотрели на Сисс. На Сисс, которая так изменилась за последнее время. На Сисс, которую им так хочется обрести вновь. Сейчас они смогут показать ей, какое участие они принимают в ней. Сисс ощутила, как их чувства волной катятся к ней, как от нее идет волна к ним. Ее щеки порозовели. Нежданная мимолёт­ная радость.

- Нет,— ответила она. 

Девочка удивилась.

- Это место занято навсегда,— сказала Сисс, и все в классе выпрямились за своими партами, объединенные общим чувством, о существовании которого они не подозревали: внезапным жела­нием как бы защитить место Унн. Они с неодобрением посмотрели на ни в чем не повинную новенькую, словно она совершила бес­тактность.

Других свободных мест в классе не было, и девочка осталась стоять до прихода учителя. Все напряженно ожидали, что будет дальше.

- Ну, так вот есть место,— сказал учитель, поздоровавшись с классом. Но прежде чем произнести эти само собой разумеющие­ся слова, он обвел взглядом учеников.— Займи эту парту. Она те­перь свободна.

Девочка взглянула на Сисс. Та встала.

- Она не свободна,— запинаясь, сказала она.

Учитель посмотрел ей в глаза и сказал:

- Сисс, зачем этой парте пустовать? По-моему, так будет лучше.

- Нет!

Учитель растерялся. Он оглядел учеников и по их лицам по­нял: они на стороне Сисс.

В коридоре стоят лишние парты,— продолжала Сисс. Она все еще стояла.

- Знаю. Это — место девочки, которая пропала в декабре,— пояснил он новенькой.— Ты наверняка читала о ней в газетах.

- Много раз.

- Если это место займут, она никогда уже больше не вернется! — крикнула Сисс, и ее нелепые слова прозвучали в этот момент не так уж несуразно. Класс вздрогнул. Учитель сказал:

- Ну, это уж ты слишком, Сисс. Не надо так говорить.

- Ведь можно же не занимать это место?

- Слушай, Сисс, мне нравится, что ты такая, но надо все же знать меру. Почему бы пока что не посидеть кому-нибудь на этом месте? Это же вполне естественно. Разве от этого будет хуже?

- Конечно, будет,— ответила Сисс. Сейчас, в этой нервной ат­мосфере, она не могла думать о далеком будущем. Она с испугом посмотрела на учителя: неужели и он этого не понимает?

Новенькая все еще стояла, сесть ей было некуда. Ей явно хо­телось убежать от всей этой истории, хотя она не чувствовала за собою вины. Класс был настроен враждебно, с непонятным ей удовлетворением поддерживал Сисс.

Учитель принял решение.

- Пойду принесу парту.

Сисс благодарно взглянула на него.

- Пусть будет по-вашему, раз такое дело,— продолжал он и вышел в коридор.

И новенькая сразу перестала быть врагом класса. Ей были рады.

Сисс снова ушла в себя. Ее спросили:

- Ты теперь опять будешь с нами?

Она покачала головой.

Она не могла сказать им о своем обете и о большом даре, до­ставшемся ей. В этот миг она лишь ждала учителя, тащившего парту, ей хотелось обратиться к нему.

12

ГРЕЗА О ЗАСНЕЖЕННЫХ МОСТАХ

Мы стоим, а снег идет все гуще. Рукав твоего пальто становится белым. Рукав моего пальто становится белым. Между нами словно протягиваются заснеженные мосты.

Но заснеженные мосты замерзли.

Здесь у нас живое тепло.

Под снегом твоя горячая рука лежит сладостным грузом на моей.

Снег все сыплет и сыплет

на тихие мосты.

На мосты, о которых никто не ведает.

13

ЧЕРНЫЕ ЖУЧКИ НА СНЕГУ

Первый предвестник — колышутся вершины деревьев. Еще нет ветра, ранним вечером будто легкая струя течет сквозь зеле­ные вершины елей и сосен. Но к ночи она усиливается, поднимает­ся сильный ветер — ночной поток.

И в этот день шел снег. Все ослепительно ново и бело, но небо затянуто тяжелыми, низкими и совершенно ровными облаками.

Вот оно, начинается. Те, кто в пути, чувствуют его приближе­ние и ускоряют шаг. Словно стремясь не опоздать домой.

Какая теплынь, думают они. Говорить им нет нужды. Вот оно, начинается.

Поток набирает силу, он все яростнее катится над хвойным лесом. Иголки высовывают свои язычки и запевают неведомую ночную песню. Каждый из этих язычков так мал, что его не слыш­но, однако их общий хор звучит столь низко и мощно, что мог бы скрыть под собою холмы и гребни. Но стоит теплая погода, снег влажен и липок, и ветру его не взмести.

Какая теплынь, думается тем, кто еще не добрался до дома. Они выходят из леса на открытое место, и там их встречает теп­лый ветер. На душе у них становится радостно, этот ветер — слов­но весть от друга. Слишком уж долго стояли холода, а скоро, на­верное, снова ударят морозы. Но сейчас, на этом теплом, влажном ветру в зимнем мраке люди на мгновение становятся такими, ка­кими им хотелось бы быть, они начинают светиться.

Все на месте, ничего не происходит, но люди чего-то ждут — ведь облака предвещали перемену. С этим ожиданием в душе по­следние путники наконец добираются до своих погруженных в сон домов. И никто на следующий день не узнает, что сегодняшней ночью они какое-то время светились и были совсем не похожи на себя.

Наутро все еще очень тепло. По-прежнему дует ветер, и ка­чаются деревья. Когда рассветает, оказывается, что мокрый снег весь усыпан крохотными черными жучками, каждый дюйм, на десятки миль во все стороны. Жучки шевелятся, двигаются, словно стремятся куда-то уползти. Еще недавно они были облаком, летели, гонимые ветром в ночи, были отсветом большого мира. После следующей метели им суждено стать тонкой полоской в снежной толще.

14

МАРТОВСКОЕ ВИДЕНИЕ

Безоблачный март пришел на смену хмурому февралю. Светало рано, ясные дни начинались пронзительными утренника­ми. Смерзшийся снег звал встать на лыжи. Настала пора лыжных походов, пришло время посмотреть на ледяной замок. Это было в конце марта.

 Как-то в субботу, перед тем, как разойтись по домам, школьники договорились пойти на лыжах к замку. Прогулка обещала стать особенно интересной: с ними пойдет Сисс.

Они считали, что Сисс вернулась к ним. Три девочки подошли к ней:

- Сисс, пойдем с нами. На этот-то раз.

 Эти трое были ей особенно симпатичны.

- Нет,— ответила она.

Именно эти трое. Класс знал, кого послать.

Первый отказ не обезоружил троицу:

- Сисс, пойдем. Нельзя же так все время, ты будто нас и не видишь. Мы ведь тебе ничего плохого не сделали.

Сисс было трудно противиться, ей самой тоже хотелось отправиться к ледяному замку, но…

Одна из троицы — та, что чувствовала себя всего увереннее,— сделала шаг вперед и тихо произнесла:

- Сисс, мы хотим, чтобы ты была с нами... Сисс,— еще тише сказала она после паузы, и голос ее искушал так сильно, что трудно было устоять. Две другие девочки не произнесли ни звука, и от этого искушение стало еще больше.

Соблазн действительно был слишком велик. Обет, данный Сисс, как бы ушел в тень. Сисс ответила тем же коварным тоном, каким говорит искуситель и каким отвечают искусителю:

- Ладно, я пойду с вами. Но тогда мы пойдем к ледяному замку.

Троица просияла.

- Молодец.

Как только Сисс осталась одна, ее стала мучить совесть. Ро­дители же, услышав новость, так обрадовались, что это даже слег­ка расстроило ее.

В воскресенье школьники собрались и шумной ватагой двину­лись к озеру. Утро стояло ясное и морозное. Наст был припорошен легким снежком — лучшей лыжни и желать было нельзя. Всем хотелось посмотреть на водопад, все радовались тому, что Сисс с ними. Сисс ощущала эту общую теплоту, ей бежалось легко и сво­бодно, и лыжи ее тоже легко и свободно скользили по насту, при­порошенному свежим снегом.

Все шло как положено, и тем не менее что-то было не так.

Они выбрали путь, который привел их к реке немного ниже водопада. Течение здесь было спокойное, река покрылась льдом, и при желании можно было перейти на другой берег. В тиши слы­шался гул водопада. Они стали подниматься.

За зиму каждый из них раз-другой побывал у ледяного замка, поэтому у них не захватило дух при виде его, хотя он по-прежне­му был огромен и загадочен. Мартовское солнце уже давно осве­тило его, блики играли на свободных от снега блестящих глыбах льда.

Все время помня о Сисс, дети ни словом не касались опасной темы. Это и придавало Сисс чувство уверенности, и мучило ее. Она испытала глубокое смятение, вновь увидев это место, вновь ощу­тив связь между замком и ею — связь, которая стала неразрывной в ту памятную ночь. Ей хотелось проститься со своими спутника­ми и остаться здесь одной.

Дети уже вдоволь насмотрелись на замок, наслушались гула водопада — скоро он станет еще мощнее — и собрались, не задер­живаясь, идти дальше.

Но Сисс остановилась. Вот оно — то, чего они боялись. Они словно чувствовали, что она в какой-то миг окажется не с ними. Они тоже остановились в ожидании.

- Знаете что,— сказала она.— Я, пожалуй, дальше не пойду. Я, в общем-то, шла сюда.

- Почему же? — спросил кто-то.

Но одна из тех трех девочек, что соблазняли ее походом, тотчас вмешалась:

- Это уж пусть Сисс сама решает. Не хочет идти дальше, ее дело.

- Я пойду обратно,— продолжала Сисс обычным своим тоном, исключающим возражения.

- Тогда и мы пойдем обратно,— ответили они великодушно.

- Нет, не надо. Ну пожалуйста. Я не могу пойти с вами, как вы задумали. Мне хочется побыть здесь немножко одной.

 Лица детей погасли. А нам нельзя побыть с тобой? — было на­писано на них. Ее просьба, прозвучавшая почти торжественно, напомнила им о том, что Сисс пережила минувшей зимой. Разоча­рованные, они умолкли.

Сисс видела по их лицам, что день испорчен, но ничего не могла поделать. Слишком поздно: ее обет стеной отгородил ее от них.

- Значит, ты больше сегодня с нами не будешь?

- Да, мне бы не хотелось. Вы не знаете, в чем тут дело, но... Я дала обет! — произнесла она так, что они вздрогнули.

Из ее слов они смутно поняли, что она дала какое-то обещание Унн — той Унн, о которой никто не знал, жива она или нет. За этим скрывалось что-то величественное и тревожное. Все за­молчали.

- Вы прекрасно знаете, что я сама найду дорогу домой. Ведь остались наши следы.

Оттого, что она говорила так буднично, у них развязались языки, они решились ответить ей и сказать, что их волновало:

- Конечно, но не в этом дело.

- Ты всю зиму простояла у стенки,— отважилась сказать одна из девочек.

- Мы думали, что теперь все будет как прежде.

- В общем, я вернусь домой,— сказала Сисс, уклоняясь от разговора.

- Ладно, но мы-то думали, что все будет по-прежнему.

- Идите, и не надо говорить об этом,— попросила Сисс.

Они кивнули ей на прощанье и один за другим покатились дальше. Собрались на небольшом пологом пригорке, постояли, словно совещаясь, а затем двинулись дальше плотной цепочкой и скрылись из виду.

Сисс было стыдно и горько. Она быстро заскользила обратно к водопаду и ледовым стенам. Гул воды словно громким голосом звал ее.

Ей вспомнилась та ночь. Странные лица мужчин, как будто ожидающих, что сейчас что-то произойдет: они были уверены, что несчастье случилось именно здесь.

Сюда надо приходить, когда не знаешь, что делать. Ей так и подумалось: я не знаю, что мне делать. Подумалось этими самыми словами, которые люди произносят столько раз на дню, не вкладывая в них никакого смысла.

Пристыженная и несчастная, она бежала от товарищей — в гул водопада, к ледяному дворцу.

С какой стороны на него ни посмотреть, он пугал своей высо­той и причудливостью. На его искрящихся стенах не было ни сне­жинки. Несмотря на теплое мартовское солнце, его окружал пан­цирь ледяного воздуха.

Из-подо льда вытекала река, черная, глубокая. Набирая ско­рость, она неслась вниз и уносила с собой все, что могла увлечь.

Сисс долго стояла на этом месте. Ей хотелось бы стоять так, как стояли здесь в ту ночь мужчины, перед тем как уйти, когда они были готовы запеть мрачную песнь. Они стояли тогда осве­щаемые неверным светом фонарей и словно ждали, что вот-вот пропавшая предстанет перед ними и скажет им, что ничего им не найти. В это Сисс не верила, не могла верить.

Огромная птица пронеслась так близко, что Сисс вздрогнула, и тут же скрылась из виду.

Здесь нечего искать. Здесь ничего не найти. И все же. Ради тех взрослых людей.

Ей хотелось побыть здесь. Она сняла лыжи и по твердому сне­гу двинулась вверх вдоль ледяной стены. Ледяной замок, вырос­ший из брызжущей и текущей воды, теперь застывший и проч­ный, влек ее к себе. Она намеревалась добраться до его вершины, немного полазить, просто побыть там.

Когда она оказалась наверху, ее взгляду открылся ледяной хаос. Нигде не было ни снежинки. Она стала осторожно спускать­ся по ледяным склонам, скользить по глубоким ледяным желобам, и все время ее преследовала мысль, что лед все-таки может ока­заться непрочным. Кто знает, не так ли все и произошло с Унн?

Давеча она пристыженная ушла от подруг. Теперь ей было стыдно оттого, что она как бы изменила чему-то, пойдя вместе с ними. Забыла свой обет ради зовущих глаз подруг, ради лыжной прогулки. Нет, не ради самой прогулки, ради того, чтобы быть вместе с ними. Противиться этому желанию становилось все труд­нее. Она противилась ему, пока доставало сил.

На этом высоком, хаотически изрезанном ледяном куполе Сисс пришла в сильное волнение. Она скользила по желобам, спуска­лась в трещины и неожиданно оказалась на освещенном солнцем уступе на краю замка над обрывом. Сердце ее бешено колоти­лось. В уступе было небольшое углубление. Плотный прозрачный лед. Солнечные лучи освещали его, образуя сотни узоров.

 Вдруг она вскрикнула. Унн! Прямо перед нею, за ледяными стенами проглянуло лицо подруги.

На какой-то миг ей показалось, что она видит Унн!

Как бы где-то глубоко в ледяной толще.

Яркое мартовское солнце светило прямо на Унн, окружая ее бликами и отблесками, всевозможными косыми полосами и струями света, удивительными ледяными цветами и украшениями, она была словно наряжена к празднику.

Вся застыв, не в силах ни шевельнуться, ни произнести слово, Сисс вглядывалась в лед. Она поняла, что перед нею лишь видение. Ей много раз приходилось слышать о людях, которым являлись видения, теперь это случилось с ней самой. Ей явилось видение, явилась Унн.

Долго ей этого не выдержать.

Видение не исчезало, оно, казалось, спокойно стояло во льду — но глядеть на него было выше сил Сисс. Оно обрушилось на нее словно удар.

За округлыми ледяными стенами Унн казалась огромной — много больше, чем она была в жизни. Видно, правда, было только ее лицо, остальное расплывалось.

Резкие лучи из невидимых трещин и углов перерезали образ. Унн была в убранстве непостижимой красоты. Сисс больше не могла смотреть на нее, она вышла из оцепенения и перебралась в дру­гое место с одной только мыслью — спрятаться. И так уж она слишком долго смотрела на Унн, ее била дрожь.

Когда она пришла в себя, она была уже далеко. Ей подумалось, что видение, наверное, исчезло. Видения исчезают быстро.

Это значит, что Унн нет в живых.

Да, конечно. Унн нет в живых.

Как только Сисс осознала это, ноги у нее подкосились, и она рухнула на лед. До сих пор она даже не допускала мысли, что Унн нет живых, запрещала себе думать о ее смерти, хотя где-то в глубине души все время таился ужас,— теперь эта смерть, о которой люди наверняка часто открыто говорили друг другу, стала явью, от нее было не уйти, в нее приходилось поверить.

Лежа на льду, она услышала за спиной свист разрезаемого воздуха, почувствовала резкий порыв ветра, увидела, как что-то прочертило воздух,— все это разом. И совсем близко.

Ее пробрала дрожь. Лежать на льду было холодно. Она принялась карабкаться наверх, перебираясь через скользкие ямы. Об­ратный путь был труднее. Под нею, во льду, в искрящихся трещинах шла непрерывная игра переливающегося света. Порою она соскальзывала в сторону, и это могло плохо кончиться. Но она снова возвращалась на свой путь.

Когда она взобралась наверх, все вокруг показалось ей вдруг унылым и печальным. Она стояла и оглядывалась, и в душу ее за­кралось сомнение: а видела ли она действительно что-нибудь?

Конечно, видела.

И еще она подумала: в один прекрасный весенний день вся эта гора льда расколется, разлетится на кусочки, поток подхватит их, раздробит, понесет вниз, размолотит вконец, вынесет в нижнее озеро, и от замка не останется следа.

Сисс представила себе, что в этот день находится здесь и смот­рит, как рушится замок.

И еще на миг представила себе, что в этот час стоит на куполе ледяного замка — и сразу же отбросила эту мысль.

Нет.

Сисс отыскала свои лыжи. Она не стала надевать их, а села на ласковое дерево на ласковом солнечном склоне. Она еще не оправилась от потрясения, не пришла в себя от видения Унн в ледяном уборе.

Одно было ей ясно: о том, что было, она никогда никому не расскажет. Никому на свете!

Почему она видела это?

Потому что она забыла Унн?

Ни слова родителям, ни слова тете, ни слова никому.

А видела ли она это наяву? Может быть, она задремала здесь на солнышке и ей приснился короткий сон? Когда, сидя на лыжах, обводишь взглядом залитые солнцем склоны, легко поверить, что все это было игрой воображения.

Ну нет, не так это просто. Ее всю трясет, а после короткого сна такого не бывает.

Дрожащими пальцами она застегнула крепления. Оглядела ледяной замок и подумала: наверное, я вижу его в последний раз. Еще раз прийти сюда я не решусь.

И двинулась в обратный путь.

Сисс бежала что было сил и вернулась домой усталая и потная. Что-то произошло, решили родители и расстроились.

- Уже вернулась? Тебе стало плохо?

- Нет, все нормально.

- Но ведь мы знаем, что остальные вернутся еще нескоро, мы звонили и спрашивали.

- Я от водопада пошла назад.

- А почему?

- Так,— ответила она на их беспокойные расспросы.— По­чувствовала, что на весь поход сил не хватит, и дошла только до реки.

- Это у тебя-то сил мало?

- Теперь все в порядке. Но был момент, когда мне стало тяжело.

Им это показалось сомнительным. Чтобы Сисс так легко сда­лась — и к тому же первой?

- Печально,— сказал отец.

- Мы было порадовались за тебя утром, решили, что ты на­конец совсем оправилась,— сказала мать.— Думали, что теперь все будет как прежде.

«Оправилась» — так они сказали.

Родители все пытались втолковать ей, что, по их мнению, нуж­но, чтобы «оправиться». Им, конечно, легко говорить, но как быть, когда видение пляшет у тебя перед глазами?

Она поняла, что отговорки ее были напрасными, родителей не проведешь. Но если что можно — так это молчать. Ей очень хотелось как-нибудь порадовать родителей, но ничего при этом не выдумывая. Она смотрела на мать и молчала.

- Прими ванну,— сказала мать,— поговорим попозже.

- О чем поговорим?

- Ладно, иди. Вода горячая.

Обычный, знакомый совет матери, когда приходишь домой после тяжелой работы: в ванну. Прими ванну.

Она лежала в горячей воде и видела перед собою лицо, обрам­ленное сверкающими ледяными цветами и бликами. Оно неотступ­но преследовало ее. Чувство усталости и покоя, обычное после та­кой прогулки, было где-то рядом и ждало ее, но путь ему был закрыт. Мешали ледяные стены и вчетверо увеличенные лица.

Пусть это будет самым сокровенным в ее душе, среди тех мы­слей, о которых она никогда никому не скажет ни слова. Этот тя­желый груз она будет нести одна.

Ей послышалось: Сисс...

Нет, нет, это ей почудилось.

Но сквозь теплый, добрый пар проглянуло лицо Унн.

Сисс? — снова услышала она. Паника, подстерегавшая ее во время всего пути домой и здесь, в ванне, теперь охватила ее. Ее окружали ледяные стены, глаза...

- Мама! — закричала она.

Мать тут же появилась. Мгновенно, словно ждала, что ее по­зовут. Сисс почувствовала себя маленькой девочкой. Но ни сло­вом не проговорилась о том, что произошло.

15

ИСПЫТАНИЕ

Обет — что значит он теперь?

Что окружает тебя? Шелестящий ветер, ласково треплющий твои волосы. Легкий, словно неумелый ветерок.

Унн никогда не вернется и не придет ко мне, как это говори­лось в моем обете. Что же мне делать, если Унн нет в живых?

На следующий день Сисс снова держалась в школе особняком и одна пошла домой. Придя, она заперлась в своей комнате. Виде­ние в ледяном замке неотвязно стояло у нее перед глазами, и ей надо было постоянно быть начеку, чтобы не проговориться. Если люди узнают об этом, ее снова охватит паника.

Поэтому она либо сидела за книгой в своей комнате, либо гу­ляла одна. Взгляд отца и матери таил в себе опасность: можно было поддаться ему, и тогда все скрываемое хлынуло бы наружу.

Родители чего-то ждали, и Сисс хорошо это чувствовала. Но она была не в силах подойти к ним. Как-то они сказали ей совер­шенно спокойным тоном:

- Сисс, мы тебя редко видим.

- Да,— отвечала она.

На том разговор и кончился. А ведь заставить ее говорить было в их власти. Она не знала, как ей быть.

Почему я видела Унн?

Чтобы не забыть ее?

Безусловно.

Сисс стало казаться, что Унн забыли. Никто не говорил о ней, имя ее не упоминалось. Ни дома, ни в школе. Словно Унн никогда не было на свете, с возмущением думала Сисс.

Только я ее помню. Да еще ее тетя, та тоже, верно, не забыла ее. Она не продала дом и не уехала.

Кто еще думает об Унн?

Вопрос этот не давал ей покоя. Он так мучил ее, что она ре­шила сделать опыт.

Она провела его в классе однажды утром перед самым началом уроков. Все, кроме учителя, были уже на местах. Ей не хотелось, чтобы учитель как-то повлиял на детей. Решиться ей было нелегко.

Набравшись смелости, она встала и, словно объявляя во всеуслышание что-то важное, громко произнесла:

- Унн.

Только одно имя. Ничего другого она сказать не может. Они поймут.

Сначала, против ее ожидания, ничего не произошло. Конечно, все повернулись к ней, шум в классе смолк, воцарилась тишина — и все.

Они, наверное, ждали еще чего-то. Но она молчала, и они на­чали переглядываться. По-прежнему никто не издавал ни звука. Сисс решила, что напугала их. Она робко обвела взглядом лица товарищей.

Стена непонимания? Неприязнь? Нет, никакой стены нет. Про­сто они в растерянности.

Она тоже в растерянности. И зачем ей только такое пришло в голову!

Наконец она услышала ответ. И он исходил не от девочек, ее ближайших подруг, а от мальчика — того, что тогда трогал ее сапогом. Сисс уже заметила в последнее время, что он стал все чаще играть в классе главную роль. Он-то и произнес резкий ответ:

- Мы не забыли ее!

Словно отрубил.

- Какая-то девочка подхватила:

- Конечно, нет — если ты это имеешь в виду.

Сисс бросило в жар от стыда. Она поняла, как не права была, стараясь отгородиться от класса. Запинаясь, она проговорила:

- Да нет, я просто...

И опустила голову, не сказав того, что хотела было сказать, не бросив горького упрека.

III

ТРУБАЧИ

1

ТЕТЯ

Не только ты одна хранишь память об Унн, просто люди не говорят о ней. Но почему? Это не похоже на них.

Сисс порой вздрагивала при мысли, что тетя Унн продала дом я собирается уезжать.

На следующий день, возвращаясь из школы, она прошла мимо тетиного дома. Увидела, что в нем по-прежнему живут, узнала на дворе тетины вещи.

Раз дом не продан, значит, тетя продолжает надеяться.

Однажды Сисс прошла слишком близко от дома тети Унн, и та увидела ее. Она открыла дверь и помахала девочке рукой:

- Сисс, иди сюда!

Сисс нехотя подошла, полная тревожного ожидания.

Тетя сказала:

- Я обещала тебе сообщить, когда продам дом и уеду.

- Да. Продала?

Тетя кивнула.

Стало быть, дом продан. Что тетя узнала? И когда — тогда же, когда я была в ледяном замке? Ерунда. Ну, скажи еще что-нибудь, мысленно попросила она, и тетя откровенно призналась:

- Теперь я уверена, что больше ждать нечего.

- Ты это знаешь?

- Нет, не знаю, но... Да нет, знаю. Поэтому и продала. Уеду далеко отсюда.

Как ни странно, но Сисс была уверена, что тетя не спросит у нее: «Теперь, когда я уезжаю, можешь ты рассказать мне все то, что не хотела раньше?» Нет, она этого не спросит.

- Ты уже завтра уезжаешь?

- Почему ты так думаешь? Почему завтра? — Тетя бросила на нее быстрый взгляд.— Ты уже об этом слышала?

- Нет, но я каждый день думаю: завтра она, наверное, уедет...

- И вот наконец ты угадала, завтра я действительно уезжаю. Поэтому-то я тебя и окликнула — как удачно, что я тебя увидела. Если бы ты не прошла мимо, я сама зашла бы вечером к тебе

домой.

Сисс ничего не ответила. Как странно, что тетя Унн уезжает. И очень-очень грустно. Тетя тоже помолчала, но потом снова за­говорила:

- А еще я окликнула тебя потому, что мне хотелось бы про­гуляться с тобой сегодня вечером. Это будет мой последний вечер здесь. Ну как, пойдешь?

Нечаянная радость.

- Да! А куда мы пойдем?

- Никуда. Просто погуляем.

- Но тогда мне надо сначала зайти домой, я иду прямо из школы.

- Ну конечно, и спешить незачем. Мне хотелось бы пойти, когда уже совсем свечереет. А вечереет теперь не рано.

- Ухожу.

- Скажи домашним, что мы вернемся поздно,— добавила тетя,— но пусть они не беспокоятся.

Сисс шла домой в торжественном настроении. Они с тетей пой­дут гулять. И прогулка эта будет необычной.

- Мы вернемся поздно,— сказала Сисс родителям, собираясь уходить.— Так она просила передать.

- Хорошо,— легко согласились родители.

Сисс ясно понимала причину их покладистости. Родители были теперь рады, когда ей хоть чего-нибудь хотелось. Пусть даже про­гуляться вечером с посторонним человеком. Вот до чего она их довела.

Об этом она думала весь путь до тети.

Та еще не собралась.

- Время у нас есть,— сказала она.— Мы выйдем, когда стемнеет. Гулять будем одни, нам больше никто не нужен.

Как ни было грустно то, что тетя уезжает, Сисс переполняло радостное ожидание.

Тетя продолжала укладываться и наводить порядок. Сисс старалась помочь ей, но все в основном было собрано. Дом — пу­стой, с голыми стенами, неуютный,— казалось, стал много про­сторнее.

Дверь в комнатку Унн закрыта. Это хорошо.

- Хочешь заглянуть?

- Нет.

- Ладно. Там теперь ничего нет.

-  Прости, пожалуйста, я все же загляну.

Она открыла дверь. В комнатке было пусто. Ее охватило странное чувство неуверенности.

Стемнело, можно было отправляться в путь.

Стоило лишь выйти за порог, как уже явственно ощущалось приближение весны. И ласковый воздух, и сугробы пахли весной, Хотя снег еще нигде не начал таять. Небо было темное и теплое, затянутое низкими облаками. В такую погоду можно гулять медленно-медленно. Самая погода для прогулок. Они долго шли, не говоря ни слова.

Постепенно все вокруг стало терять очертания. По сторонам дороги угадывались контуры домов. В окнах горел свет. Сисс не проронила ни слова. Тетя совершала свой прощальный обход. Зав­тра ее здесь уже не будет.

Скоро она заговорит.

Апрельский вечер сгустился, превратив все окружающее в тем­ный, неспокойный узор, плавно скользящий двумя стенами по сто­ронам дороги. Тускло поблескивал снег, дорогу было хорошо вид­но. Глаз неясно различал проплывавшие мимо высокие деревья, словно предостерегающе вытягивавшие руки, черные, нависающие скалы, похожие на кулак, занесенный над твоим лбом.

Тетя Унн совершала прощальный обход. Она не пошла про­щаться с соседями: с ними она мало общалась, когда жила здесь. Она всегда была дружелюбным чужаком, который никого не бес­покоил просьбами и сам справлялся со всеми своими делами. Но когда приключилась беда — пропала девочка,— все, как один, пришли на помощь. Сейчас Сисс видела, как тетя на свой лад совершает обряд прощания.

Поэтому они долго шли, не произнося ни слова. Но прогулка эта была не только прощанием. Сисс ждала, и наконец этот миг настал. Тетя остановилась и смущенно проговорила:

- Сисс, я позвала тебя не только для того, чтобы пройтись в приятной компании.

Сисс тихо ответила:

- Я так и не думала.

Как пойдет разговор? Скорее бы уж все было позади. Нет, не то, пусть он будет, но...

Тетя вновь зашагала по тихой снежной дороге. Напряжение, разлитое в воздухе, как бы передалось ее словам:

- Хоть я и живу одна, я все же иногда встречаюсь с людьми и кое-что узнаю от них. И я знаю, что у тебя была трудная, тя­желая зима.

Она замолчала, словно давая Сисс время обдумать ответ.

Нет, подумала Сисс, собираясь возразить.

- Я слышала, что ты ни с кем не общаешься в школе и отча­сти даже с родителями.

Сисс быстро ответила:

- Я дала такой обет.

- Я примерно так и поняла — и, наверное, как родственница Унн должна быть тебе за это благодарна. Не надо мне о нем рас­ сказывать. Но к чему теперь этот обет — себя ты погубишь, а смы­сла в нем уже нет никакого.

Сисс молчала, стараясь понять, куда тетя клонит. Слова ее были ей приятны.

- Ты была больна,— сказала тетя.

- Они все спрашивали и спрашивали, и я под конец не выдержала. Задавали вопрос, на который я не могла ответить. Сно­ва и снова...

 - Знаю, знаю. Но не забывай, что было это в самом начале поисков, а тогда, чтобы найти хоть какой-нибудь след, надо было испробовать любой путь. Я так была растеряна, что тоже, по­мнишь, пыталась выведать что-нибудь у тебя. Никто из нас не за­думывался над тем, что тебе это было не под силу.

- Они уже перестали.

- Да, когда дело приняло плохой оборот, этому был положен конец.

Сисс уставилась на нечеткий силуэт тети.

- Положен конец?

- Да. Ты сказала, что они перестали. Ты ведь, верно, давно уже не слышала, чтобы кто-нибудь при тебе упоминал об этой ужасной истории. А запретил об этом говорить доктор, который лечил тебя. И в школе им всем это тоже внушили.

Услышанное настолько поразило Сисс, что она едва выдавила на себя:

- Что?

Как хорошо, что мы плохо видим лица друг друга, подумала она. Иначе мы не смогли бы говорить об этом. Тетя выбрала для беседы правильное время.

- Как видишь, они отнеслись к этому очень серьезно. Ты была совершенно подавлена. По-моему, тебе надо знать об этом. И я, уезжая, решила тебе все рассказать.

Сисс все еще молчала. Наконец многое, что удивляло ее, полу­чило объяснение. Тетя продолжала:

- Теперь, когда все уже позади, тебе надо знать правду. Те­перь, когда мы перестали ждать.

Сисс воскликнула:

- Позади? Что позади?

- Об этом я тоже собиралась поговорить с тобой.

У Сисс заколотилось сердце. Однако тетя вернулась к прежней теме:

- Ты только не думай, что люди забыли Унн. Это не так, я-то знаю. Они мне так помогали, что я теперь перед отъездом в пол­ ной растерянности: надо бы всех их обойти и поблагодарить, но я просто не в силах, так уж я устроена.

- Да...

- Поэтому я и гуляю сегодня с тобой в темноте. Нелепо во­обще-то: мне хотелось обойти всех соседей, но я боюсь показаться на людях.

Она стояла в сгустившихся апрельских сумерках и на какое-то мгновение сама показалась Сисс немного нелепой. Но нет, это не так.

- Пойдем, Сисс. Я хотела перед сном сделать большой круг.

Дорога опять привела их к домам и людям. Кое-где светились окна. Как хорошо идти с тетей! Почему я никогда не гуляю так с мамой? — задала себе вопрос Сисс. Ответа на него она не знала. Как ни любила она мать, она робела перед нею. Робела, хотя не могла бы сказать, что именно в ней ее смущало. Перед отцом она тоже робела, хотя они с ним, в общем, были добрыми друзьями. Отчего же с этой немного нелепой тетей она готова гулять хоть целую ночь?

Сисс попросила:

- Скажи, пожалуйста, что ты имела в виду, говоря: теперь это уже позади.

- Я имела в виду: для тебя.

- О, нет...

- И все же это так. Нам больше нечего ждать. Она пропала, ее нет в живых.

Хорошо, что сейчас темно. Сисс едва слышно спросила:

- Ты что-нибудь узнала?

- Нет, не узнала, как ты говоришь, но... все-таки знаю.

Сисс почувствовала: сейчас будет сказано главное. Тетя откаш­лялась, готовясь произнести решающие слова:

- Послушай, Сисс, прежде чем я уеду, я хочу попросить тебя вот о чем: постарайся вернуться ко всему, что у тебя было в жиз­ни. Вот ты сказала, что дала обет. Но какой в нем теперь смысл, если Унн больше нет на свете? Нельзя тебе так связывать себя и

отгораживаться от всего, из чего должна состоять твоя жизнь, только ради ее памяти. Ты лишь мучаешь себя и других, и никто тебе не скажет за это спасибо, а наоборот. К тому же ты очень огорчаешь родителей. Ты слышишь, что я говорю?

- Да, конечно!

- Вот что я тебе скажу: она не вернется, и твой обет снят с тебя.

Снова слова тети ошеломили Сисс.

- Я свободна от обета?

- Да.

- Это ты меня освобождаешь?

- Да, по-моему, я имею на это право.

В голосе тети прозвучали властные ноты. Сисс растерялась. Ей сразу стало легко-легко, но в то же время ее охватило сомнение. Тетя взяла ее за руку.

- Будем так считать. Договорились?

- Не знаю только, верно ли это.

- Верно ли это? — обиженно переспросила тетя.

- Что ты можешь освободить меня. Потому что когда я...

- Значит, вот как оно далеко зашло. Но ведь и ты сама об этом наверняка не раз думала весной?

- Конечно, но...

- Стало быть, все наладится. Теперь у меня будет чуточку легче на душе.

- Странный ты человек,— благодарно произнесла Сисс.

Она еще не смела поверить тому, что сказала тетя. Свободна от обета? Так ли это? Что она чувствует — радость или печаль? Странный ты человек, только и нашлась она сказать.

- Пойдем обратно,— предложила тетя,— будет нехорошо, если мы вернемся слишком поздно.

- Нет, мы можем ходить сколько хочешь.

Мимо них проплывал все более и более размытый узор из де­ревьев, домов и скал. Временами надвигались черные, словно сажа, провалы. При их приближении сердце Сисс останавлива­лось от испуга — что это? — и было невыносимо страшно, но вся­кий раз она убеждалась в том, что это лишь игра воображения, и сердце снова начинало биться, наполняясь кровью. Это мы идем, а узор стоит на месте, говорила она себе.

Голос тети:

- Я снова повторяю: ты должна чувствовать себя свободной от обета. Неправильно ты себя ведешь. Тебе так не годится. Ты со­всем другая.

Не буду отвечать. Да и не надо. Но я словно из колодца вижу мерцающие звезды. Необъяснимо.

Они закончили прогулку. Была уже темная ночь. Тетя закон­чила свой обход. Они подходили к дому Сисс. Снаружи горел оди­нокий фонарь и ждал ее, не было слышно ни звука.

- Вот мы и пришли, и я хочу с тобой...— начала было тетя, но Сисс быстро перебила ее:

- Нет, я провожу тебя.

- Не надо.

- Я не боюсь темноты.

- Не в этом дело.

- Ну пожалуйста.

- Ладно.

Они снова зашагали. Спящий дом со ждущим фонарем скрыл­ся из виду. Дорога была безлюдна. Обе почувствовали, что немного устали.

- Не холодно.

- Да,— ответила тетя.

Сисс отважилась спросить: \

- Что ты будешь делать на новом месте?

Где это новое место, она тоже не знала, о нем вообще не было речи. Тетя не привыкла обсуждать с кем-нибудь свои дела.

- Ну, занятие найдется, я не пропаду,— ответила она.— Да и деньги за дом я получила. Ты, Сисс, обо мне не беспокойся.

- Не буду.

- Странный я человек,— немного погодя сказала тетя. Они уже приближались к ее дому, приближались к минуте расстава­ния.— Странный человек. Когда пришла беда, люди сделали для меня все, а я вот хожу в темноте вместо того, чтобы по-человече­ски попрощаться с ними. Что ты на это скажешь? — спросила она, когда Сисс ничего не ответила.

- Что мне сказать?

- Я вот все думаю, что раз ты сегодня была со мной, то они узнают, что я тут ходила — и не просто так, а вроде чтобы побла­годарить их. Да так ведь оно и есть. Надеюсь, что ты об этом рас­ скажешь, и я буду тебе признательна, хотя и знаю, что так, как я, нормальные люди не поступают.

Наступил момент прощания.

Их фигуры почти слились с темнотой. Шагов не было слышно. Лишь дыхание. И, может быть, стук сердец. Они стали частицей загадочных ночных движений, легких, как дрожание длинных нитей.

Я боюсь темноты? Светлые трубачи зашагали по обеим сторо­нам дороги.

2

СЛОВНО КАПЛЯ И ВЕТКА

С кого снят обет?

Ни с кого, но...

Нет ликующего прыжка обратно к другим: вот и я! Ни с кого обет не снят. Но в жизнь как будто вторглись трубачи.

Это словно капля и ветка. С голой мокрой ветки срывается прозрачная капля и падает в оседающий тяжелый, сырой снег. Сугробы тают, а в них черная полоска — полоска черных жучков, которая пронизывает волнистый слой снега, бежит вместе с ним через холмы и долины. Странное воспоминание: на десятки километров ливнем сыплются черные жучки темной теплой ночью между волнами холодов. А сейчас все превращается в ручьи талой желтой воды или в тихие желтые лужи.

Эй, Сисс!

Далекий крик. Голос как из другого мира.

Я сейчас словно капля и ветка. Не знаю почему. Но я живу.

С меня сняли обет, но я не чувствую себя свободной. Меня все-таки что-то гнетет. Не могу объяснить что.

И вдруг события, неожиданные как пожар. Мать, снова оживленная:

- Сисс, у меня к тебе будет поручение, ты сходишь после школы?

- Хорошо.

Почему теперь все стало иначе? Что они увидели? А может быть, мне это только кажется?

Она идет по маминому поручению. Вокруг все голо. Изморось, ветер. Как сегодня было в школе? Не знаю, я потеряла опору. Подбежать к ним не могу. Обет мой был мне опорой — опорой прочной, хотя и жестокой. Теперь же ее не стало, и я не знаю, как мне быть. А когда вечерний воздух пахнет весной, я совсем ничего не знаю.

Внезапно за спиной Сисс возникает человеческая фигура.

Сквозь дождь и ветер на дорогу выходит подросток — знакомый ей соседский сын. Он тепло одет, пот катится с него градом. Сисс постепенно приходит в себя от испуга.

- Это ты, Сисс,— сказал он и, как ей показалось, просиял.— Как я рад, что наконец выбрался на дорогу. Я поднимался вон по тому северному склону, а снега там по колено, вязнешь в нем, как в болоте.

Сисс ответила ему улыбкой.

- Далеко ходил?

- Очень. Но в других местах снег уже сошел. Я к реке ходил.

- К самой реке?

- Да. Она уже вскрывается.

Ей стало ясно: кто-то еще продолжает поиски, На нее накати­ла волна нежности.

- А на озере лед еще держится?

- Да,— ответил он односложно, словно оборвал себя.

Но Сисс хотелось знать больше.

- Он все такой же?

- Такой же.

- Но долго он, наверное, не продержится?

- Да, вода в реке сильно поднялась и поднимется еще выше. Какой он хороший, этот парень, как она ему благодарна за его тяжелый путь. Это, должно быть, видно по ее лицу.

- Гул далеко слышен,— вдруг разговорился парень: одно­сложно он отвечал только на ее вопросы.— А лед, знаешь, даже издалека виден.

- Вот как.

- Да, и с горки тут неподалеку его тоже видно, так что если хочешь взглянуть...

- Не хочу.

Молчание. Оба хорошо понимали, что говорят о пропавшей Унн.

- Слушай, Сисс,— неожиданно произнес он с теплотой в голосе.

Что еще? — подумала она.

- Я собирался, когда встречу тебя, сказать кое-что,— начал было он и замолк. Потом неуверенно продолжал:

- Ничего теперь не поделаешь, Сисс.

Вот они, эти слова. Яснее не скажешь. Сисс не ответила.

- Подумай об этом.

Да, яснее не скажешь. Он прямо коснулся тонкой, натянутой до предела струны в ее душе, но, странное дело, она не ощущает той боли, что прежде, в ней не поднимается протест и возмущение. Напротив, его слова ей приятны.

Тихо, почти шепотом, она сказала:

- Откуда тебе это знать.

- Прости меня,— ответил он. — А у тебя ямочки,— добавил он, помолчав.

Она стояла, слегка запрокинув голову, капли дождя текли у нее по лицу, некоторые скатывались в ямочки на щеках. Она от­вернулась.

Пусть он не видит, как она покраснела. Как ей радостно.

- Пока,— сказал он,— пойду домой, переоденусь.

- Пока,— ответила Сисс.

Идти им было в разные стороны. У него был свой круг друзей, далекий от ее круга. А сам он был крупный, почти взрослый парень.

Неужели все оттого, что он сказал насчет ямочек?

Да. Она знает, что, в общем, именно оттого. И значит, еще кто-то ходит по берегу реки, ищет Унн и усталый возвращается домой. Ходит в одиночку. Продолжает бессмысленные поиски, хотя тетя ее уехала. Была пора снега, была пора смерти, была пора запертой ком­наты — и вдруг все это отодвинулось куда-то далеко, у тебя темнеет в глазах от радости из-за того, что какой-то парень говорит: у тебя ямочки...

По обеим сторонам дороги шагают трубачи. Ты идешь быстро-быстро, и тебе хочется, чтобы дорога не кончалась.

Но дорога кончилась, Сисс вернулась домой слишком рано, по ее лицу еще было видно: что-то случилось.

- Хорошо на дворе? — спросила мать.

- Хорошо? Ветрено, и дождь идет.

- И все же хорошо, правда?

Сисс украдкой взглянула на мать. Нет, больше ни о чем спрашивать не будет.

Мать больше ни о чем не спрашивала.

3

ЗАМОК ЗАКРЫВАЕТ ВОРОТА

Холодные как лед молнии вылетают из всех трещин замка, бьют в пустынную землю, бьют в небо. День идет, меняется их форма, их направление, но одно остается неизменным: где бы ни находилось солнце, замок шлет молнии в его сторону. Птица, совершающая здесь свой извечный полет, рассекает их своими стальными крыльями. Проносится мимо замка, не приближаясь к тему.

Молнии ни в кого не направлены, ледяной замок просто шлет лучи из своих ломаных залов. Это — игра, которую не видит ни один человек. Люди здесь не бывают.

Замок испускает молнии, и птица еще жива.

Игра, которую никто не видит.

Ей осталось длиться недолго. Замок обречен, он рухнет. Что станется с птицей, никому не известно. Когда замок обрушится, она взмоет в небо в диком испуге и превратится в крохотную точку.

Солнце поднимается быстро, лучи его становятся теплее. Вода в реке тоже начинает подниматься. На ее черной, плавно скользя­щей поверхности закручиваются желтые и белые жгуты, она все смелее лижет ледяные кружева, окаймляющие берега. Наконец она с гневным ревом устремляется в замок пенным водопадом. Замок начинает сотрясаться, это — первое предвестие его кру­шения.

Солнце светит с каждым днем все сильнее. От его тепла бле­стящий зеленый лед белеет. Прозрачные залы и купола мутнеют, словно их заполняет пар. Они прячут то, что находится в них. На­тягивают на себя покрывало и скрывают все под ним. Замок окра­шивается в белый цвет, поверхность его начинает рыхлеть, но вну­три лед все еще твердый как сталь. Из замка больше не летят молнии, он тихо светится, белее, чем прежде. Гигантский ледяной замок, единственное белое пятно на буроватой земле, спрятался под покрывалом и запер свои ворота, готовясь к концу.

4

ТАЮЩИЙ ЛЕД

Сисс стояла словно в тающем льду. Куда ни кинь взгляд, всюду серые ледяные поля либо плывущие льдины. В одну из но­чей на большом озере образовалась черная полынья, и наутро вода протяжно и глубоко задышала через это черное разводье. Тотчас же на кромку льда села небольшая птичка и окунула в воду клюв. Вскоре появились новые полыньи, огромные льдины зашевелились, но пока что остались на месте: устье еще не очистилось.

Сисс думала о замке — водопаде. То, что с ней там произошло, теперь, после разговора с тетей Унн, представлялось в ином све­те, ей, конечно, все просто почудилось. Она была тогда до предела взвинчена, и ей могло привидеться что угодно.

Да и сам замок тоже стал представляться ей другим после за­павшего в душу разговора с парнем на дороге. Нет, конечно, она вовсе не стремится познакомиться с этим парнем поближе, но все же... Вновь захотелось отправиться к замку.

Благодаря этому парню замок стал другим — как в ту ночь, когда его обступили суровые мужчины. Снова всё они, те мужчи­ны в ночи.

Вода стоит высоко, сказал тогда этот парень. Замок весь белый. Он скоро рухнет.

Ледяной замок дрожит под напором воды. Стоять ему недолго. Он зовет к себе. Надо идти.

Сисс стояла и смотрела, как одно разводье за другим открывается в толстом посеревшем льду. Озеро окружает голая буроватая земля. Пока еще не выросло ни травинки. В горах лежит глу­бокий снег, близится большой паводок. Тогда замку придет конец. Мысль — грустная и манящая: наступит день, который принесет новые запахи и легкую дымку, и земля вздрогнет.

Сближения с одноклассниками не наступило, хотя по все­му чувствовалось, что оно вот-вот должно произойти. Но первый шаг следовало сделать Сисс, а она по-прежнему держалась отчужденно.

Ей никак было не собраться с духом, и вот однажды она об­наружила на парте записку:

- Cисс, скоро ли все будет как прежде?

Она не стала оглядываться, чтобы выяснить, от кого записка, но, напротив, еще ниже склонилась над партой. Кажется, они одержали небольшую победу. За Сисс тайком наблюдали. Но не все делалось тайком: тот мальчик, что зимой трогал ее сапогом, как-то утром подошел к ней. Может быть, его послали, может быть, он пришел по собственному почину.

- Сисс...

Она посмотрела на него — без неприязни.

- Да?

- Все пока еще не так, как было прежде,— ответил он и по­смотрел ей прямо в глаза.

У нее возникло желание дотронуться до него. Или, еще лучше, чтобы он дотронулся до нее. Ни один из них не шевельнулся.

- Да, все не так, как было прежде,— сказала Сисс. Голос ее прозвучал отчужденно, но на лице отчужденности не было.— Ты ведь знаешь, в чем причина.

- Все снова может быть так, как было прежде,— упрямо про­должал он.

- Ты уверен?

- Нет, однако все может быть так, как было прежде.

Его слова были ей очень приятны, и все же... Она улыбну­лась — так, что обозначились ямочки на щеках, но спохватилась и придала лицу обычное выражение.

- Тебя ко мне прислали? — задала она глупый вопрос и по­думала: «Надо было спросить, говорит ли он от имени класса».

- Нет! — обиделся он.

- Нет, конечно.

- Я и сам могу спросить тебя.

- Знаю.

Но он не на шутку рассердился, резко оборвал разговор и отошел.

Это небольшое событие заставило ее задуматься. Надо что-то делать, притом сейчас же. Надо заставить себя совершить этот шаг, побороть свой стыд — хотя странно, что ей стыдно Перед ними. Как бы там, однако, ни было, но она отгородилась от това­рищей. И хорошо, что теперь, в этот решающий момент, у нее есть опора — слова тети Унн.

Ледяной замок даст ей повод ясно показать им всем, что она думает. Она сама коснется запрещенной темы. Ей сказали, что замок вот-вот обрушится, и она хочет взглянуть на него, пока он еще не смыт рекой.

В субботу, когда все были на школьном дворе, Сисс решитель­но подошла к одноклассникам, застывшим в напряженном ожи­дании, и сказала:

- Слушайте, у меня есть предложение. Давайте сходим завт­ра к ледяному замку. Мне говорили, он долго не простоит.

- Тебе туда хочется? — удивленно спросил кто-то тихим го­лосом. На него зашикали.

Они изумленно переглянулись. Подумать только, именно к ле­дяному замку, туда, к самому опасному, о чем и говорить-то нельзя было. На всех лицах было написано: «Что произошло с Сисс?»

- А зачем? — раздался вопрос.

Сисс ответила спокойно и уверенно, теперь все стало проще:

- Просто интересно еще раз посмотреть на него, пока он не обрушился. А рухнуть он может в любой день, так мне рассказы­ вали. Думаю, что сейчас он еще красивее,— добавила она.

В классе и теперь был вожак или даже два вожака. Двое, ко­торым следовало в таких случаях высказывать мнение. Сисс с удивлением обнаружила, что один из вожаков — мальчик, трогав­ший ее сапогом, тот, что когда-то словно возник из неизвестности и проявил к ней сочувствие. И вот теперь он стал вожаком. А дру­гим стала девочка, которая сразу же заняла место Сисс.

- Сисс, а ты нас не дурачишь? — спросила она. Услышанное как-то не укладывалось у нее в голове.

- Нет, конечно.

- Вот уж не думал, что ты это предложишь,— произнес маль­чик, желая показать, какова его роль в классе.

- Знаю.

- Нам как-то еще не верится, что ты к нам вернулась,— ска­зала девочка,— но раз ты сама говоришь, то...

Когда школьники отправились домой, Сисс шла в середине компании. Они шли тихо, и Сисс шагала в середине. Ей это было приятно. Странно устроен мир, просто идешь себе тихо домой, а как тебе радостно.

Родители как бы невзначай спросили, что случилось. Возбуж­денная возвращением с товарищами, Сисс сразу же, не таясь, рас­сказала им обо всем.

Вечером родители подсели к ней с обеих сторон. Первым за­говорил отец:

- Мы ждали дня, когда ты придешь домой веселая.

Мать сказала:

- Мы знали, что этот день настанет. Иначе эту зиму было бы не пережить.

Сисс вся напряглась. Но больше ничего родители не сказали.

«Мы понимаем, ты поборола себя»,— могли они сказать, и это было бы тягостно.

Конечно, она доставила им за зиму немало горя. Но она это знает, зачем же напоминать. В доме теперь радость, однако с ро­дителями ей по-прежнему трудно.

5

ОТКРЫТОЕ ОКНО

Так просто избавления не обретешь.

Наступил поздний субботний вечер, и то радостное настроение, которое охватило Сисс, когда она в компании школьников возвра­щалась домой, исчезло.

Сисс лежала в постели и пыталась обдумать завтрашний день, Однако она была так взволнована, что ничего обдумать не удалось. Уснуть тоже не удалось. Ее охватывали то радость, то беспокой­ство. Горел свет.

Она лежала с широко раскрытыми глазами и глядела в окно, задернутое тонкой белой занавеской. Вдруг она увидела, что одна из створок открылась. Открылась во мрак. Что это? Ничего не последовало. Занавеска от движения воздуха слегка выгнулась, словно кто-то невидимый втянул живот, и все стихло. Ни ветерка. Но ветер-то должен быть! Наверное, она забыла закрыть окно на крючок, хотя ясно помнит, как закрывала его. А комната ее на втором этаже.

Чтобы окно само открылось в ночь! Приходит невольная мысль: это неспроста.

Страх когтистой лапой сжал сердце Сисс. Но она удержалась от крика. Пусть родители лежат себе спокойно за стенкой и ра­дуются за меня. Здесь они ничем помочь не смогут.

Через открытое окно в комнату хлынул поток холодного воз­духа. Сисс не сводила взгляда с черного прямоугольника, угады­вавшегося за занавеской. Что теперь произойдет? Да ничего. Так ведь не бывает. Никто не входит в открытые окна, они просто сами отворяются.

Она взяла себя в руки и сказала: чушь это все, я это прекрасно знаю, фантазия. Ну, открылось окно, значит, крючок не закрыт, и дует ветер, а я просто не заметила.

Но как делается жутко, когда окно открывается само по себе, без всякой причины. Не знаешь, где кончается явь и начинается игра воображения.

Сисс лежала, застыв в напряженном ожидании, но не теряя спокойствия, не оцепенев от испуга. Она как бы приготовилась к тому, что может последовать. Настроилась на худшее, испытав прежние страхи.

Но она продолжала думать о завтрашнем дне. Это будет мой последний день, вдруг пронзила ее мысль. Поэтому и распахнулось окно. Это как-то связано с завтрашним походом к ледяному замку. С замком что-то произойдет. Она почувствовала, что у нее от ужа­са отнимаются руки и ноги. Страх хрустел, как хрустит лед на замерзшем пруду.

Я сама предложила им пойти к замку, и уговорить их ничего не стоило. Но завтра там случится беда.

Последний день. Огромная белая глыба льда дрожит. Река ки­дается и рушит ее.

Она ясно видит, как это произойдет. Весь класс в возбуждении лазает по замку: они не испытали там того, что пережила она. Они карабкаются повсюду, хотят вылезти на крышу, на купола. Стараясь перекричать чудовищный рев водопада, она кричит им: «Там опасно!», но голос тонет в шуме, они вылезают на крышу, она сама первой вылезает на крышу. Отчаянными жестами они хотят сказать друг другу, что здесь опасно, но забираются все выше — и тут наступает тот миг, о котором она знала и который все время не давал ей покоя, его-то и ждали замок и река,— раз­дается страшный треск. Они стоят наверху, это она завлекла их всех в этот кошмар, замок начинает рушиться у них под ногами, он качается под напором воды и валится вперед, в пенящуюся реку, увлекая с собой всех стоящих наверху детей, и это конец. Она знала об этом все время, с того самого часа, когда суровые мужчины обступили замок, готовые запеть мрачную, скорбную песнь.

 Все это она видела, не сводя взгляда с открытого окна. Ей не стоило ни малейшего труда представить себе то, что произойдет завтра, эта картина стояла у нее перед глазами. Ее не охватила паника, она смотрела словно сторонний наблюдатель, хотя сама была участницей.

Неужели я завтра это сделаю?

Посмею ли?

Нет! Нет!

Из открытого окна тянуло холодом. Она не встала, чтобы за­крыть его. Темноты она больше не боялась, но и так вот просто подойти к окну тоже не могла.

Я не боюсь темноты, сказала она на прощание тете Унн, и в тот же миг страх действительно оставил ее.

Все-таки, наверное, боюсь, подумала она. Не пойду закрывать.

В шкафу у нее висело несколько пальто, она достала их и по­ложила поверх одеяла, чтобы не замерзнуть. Она не решалась ни повернуться спиной к открытому окну, ни погасить свет. Ей было страшно представить себе темную комнату с открытым окном. Она лежала и смотрела на него, пока сон не одолел ее.

6

ТРУБАЧИ

Воскресенье началось утренником. Когда Сисс вышла из дома, под ногами хрустел ледок на лужицах. Накануне школьники уговорились встретиться на рассвете, чтобы пойти к водопаду и замку.

Сисс даже не обернулась, чтобы бросить взгляд на свой дом: ночные страхи оставили ее. Мой последний день? Чушь. Сейчас утро, а утром думается иначе.

Однако утро было для нее непростым.

Замерзшая вода была лишь хрупкой серебряной пленочкой, которая образуется морозными апрельскими ночами. Вода — на­стоящая вода — ни на минуту не останавливала своего движения, оно чувствовалось во всем, наполняло всю природу. Вода бежала по всем ручьям — почему-то никогда ее журчание не слышно так отчетливо, как в воскресное утро. В большом озере, окруженном черными берегами и словно до краев наполненном свежей водой, плавали льдины — крупные и мелкие. Где-то далеко-далеко гро­хотала неслышимая здесь большая река.

С трепетом в сердце туда — к этому грохоту.

Неустанное движение. Пьянящее пробуждение природы. Пья­нящий запах сырой земли. От всего этого начинает трепетать серд­це. Пришли тихие трубачи, звуки их труб опьянили Сисс и оплели ее своими грустными и радостными чарами.

Мы — трубачи, нас выманило то, против чего нам не устоять.

Вокруг все голо и ново. Вот стоит скала, по ней струится вода. Она стоит словно занесенный топор и рассекает для нас время, чтобы мы поспели к сроку. Нас ждут. Небольшая птица ударяется о скалу и падает в вереск, но снова взлетает и исчезает навсегда.

Нас ждут.

Вот мы уже между белыми стволами берез. Мы шли сюда, мы здесь. Нас ждут. Здесь пройдет наш короткий век.

Пролетает птица. В озеро вдается мыс, поросший березой. Наш короткий век.

Сисс сказала себе:

Сегодня я вернусь к ним.

Значит, в этом дело?

В чем — в этом? — как бы прозвучал вопрос.

Она и сама не знала.

Сисс вышла из дома очень рано, надеясь, что первой придет к месту встречи. Так было бы проще. Она хотела вернуться к то­варищам, от которых так долго была отгорожена, и было бы легче встречать их поодиночке, пока они будут собираться. Подойти к собравшемуся классу она бы, скорее всего, не решилась.

Оказалось, однако, что не только одна она задумала прийти первой. Ее опередила молчаливая девочка — новый вожак. Она сменила Сисс, как только та стала держаться в школе особняком. Произошло это без слов, и никто вроде бы не знал почему. По­движная и волевая, она сразу же была признана вожаком. Сисс наблюдала это всю зиму, и ее тянуло к этой девочке, но она так и не подошла к ней. Теперь та спокойным кивком поздоровалась с ней. Сисс спросила:

- Уже здесь?

- А ты?

- Я решила, что мне лучше быть на месте, когда они начнут собираться,— откровенно призналась Сисс.

- Да, конечно. Я так и подумала, поэтому и вышла пораньше. Хотела поговорить с тобой, пока не подошли остальные.

- А о чем?

Сисс задала вопрос, зная ответ.

- Ну, ты, верно, и сама знаешь.

Они испытующе посмотрели друг на друга. Обе поняли, что они не враги. Сисс вновь почувствовала, как ей хочется обрести подругу, но подавила в себе это желание. Это будет потом. И еще она почувствовала, что девочка-вожак ни в чем ей не уступает. Сейчас ее лицо, обычно гладкое и спокойное, было напряжено.

- Как хорошо мы вчера проводили тебя домой, Сисс. Я ви­дела, что всем было хорошо.

Сисс промолчала.

- И тебе тоже.

- Да,— тихо ответила Сисс.

- И все же тебе не уйти,— сказала другая девочка, стараясь придать твердость своим словам.

- Не уйти от чего?

- Я думала, ты знаешь. Нам надо поговорить об этом, пока не пришли остальные.

Тон у нее стал тверже. Она продолжала:

- Худо было зимой, Сисс.

Сисс покраснела.

Девочка продолжала:

- Почему ты так себя вела?

- Не потому, что я была против кого-нибудь... Не так это было...— неуверенно ответила Сисс.

Она чуть было не сказала, что дала обет, но удержалась. Та наверняка прекрасно знала об этом. Все слышали о ее обете. За­чем сейчас об этом говорить.

Другая девочка сказала:

- Нам казалось, будто это было против нас. Разве ты не могла быть с нами?

Глаза у нее стали колючие. Сисс опустила голову и ответила:

- Мне казалось, что не могу. Поэтому и не была.

- И стояла ты у стенки совсем как та, другая.

Сисс передернуло.

- Не смей говорить о ней! Если скажешь о ней хоть слово, я!..

Теперь покраснела и смешалась девочка-вожак. Она проле­петала:

- Ну что ты! Я вовсе не хотела...

Она быстро оправилась от смущения. Классу, в котором она верховодила, нечего было стыдиться. Сисс сама в этом убедилась и многое поняла. Она вскинула голову и спокойно посмотрела Сисс в глаза.

Сисс почувствовала исходящую от нее силу. Раньше об этой силе не знали, но нынешней весной она проявилась — как прояви­лась доброта мальчика, трогавшего ее сапогом.

- Не обижайся на мои слова,— сказала другая девочка.

- Ладно, не буду.

- Точно?

Сисс кивнула.

Мы с ней должны подружиться, подумала она. Другая осторожно спросила:

- А что ты нам там собираешься показать?

- У водопада?

- Да, там наверняка есть что-то интересное.

- Верно, но я не могу это рассказать,— растерялась Сисс.— Вы сами должны там побывать.

- Раз ты так говоришь, это, наверное, здорово.

- Ну да, вы ведь этого не видели! Вас там не было в ту ночь!

- Конечно,— робко ответила девочка.

Разговор прервался. Они стояли рядом и молчали.

Мы еще долго простоим здесь.

- Они скоро подойдут.

- Да,— отозвалась Сисс.

- Что с тобой?

Сисс нервничала, она сама не узнавала себя. Вот рядом стоит вроде бы незнакомая девочка. Ее ровесница. Мы с ней вместе посмотримся в зеркало, вдруг пришло ей в голову. «Что с то­бой?»— спросила она. Задала этот вопрос именно в то мгновение, когда ты растерянна и словно околдована, потому что сейчас снова происходит то, что уже было.

- Со мной...— сказала Сисс и замолкла.

Другая ждала продолжения.

Сисс начала снова:

- Видишь ли, многое ведь невозможно...

- Да, Сисс.

Казалось бы, ничего не значащие слова. Да, Сисс. Но они до­шли прямо до сердца. Мы с ней должны подружиться.

Вдруг будто тень легла между ними. Сисс вздрогнула и сказа­ла не задумываясь:

- Но ты не приходи ко мне!

- Что?

- А я не приду к тебе!

- Что?

— Иначе все будет как прежде,— исступленно произнесла Сисс.

Другая девочка крепко обхватила ее.

- Не уходи опять от нас — мы с тобой. Не уходи от нас.

Сисс не слышала слов. Чувствовала лишь блаженное объятие.

- Ты меня слушаешь?

- Да,— ответила Сисс.

Сильная девочка разжала объятие. Хватит, решила она. Сисс отвернулась, потянулась за веткой и стала обрывать почки. За ро­щей послышался гомон голосов, и обе почувствовали облегчение — несмотря ни на что.

Строгая девочка быстро проговорила:

- Наконец они подходят. Я рада, что...

- Я тоже.

Подошедшие радостно обступили их.

- Привет, Сисс.

- Привет.

Из замысла Сисс встретить каждого поодиночке ничего не вышло. Из-за девочки-вожака. Подошли последние, и все тронулись в путь.

Молчаливая девочка больше ничего не говорила, она смеша­лась с группой. Впереди шел один из мальчиков. Сисс, сама того не замечая, через некоторое время оказалась рядом с ним. Это он в тот злосчастный день так ласково трогал ее сапогом. С того са­мого дня: он стал одним из вожаков. Он еще не раз подходил к ней, но то, что было в «день с сапогом», не повторилось.

Чтобы не молчать, он спросил:

- Ведь это ты знаешь самый короткий путь?

- Да,— односложно ответила она.

- Часто туда ходила?

- Нет,— смущенно и сухо сказала она.

Сисс приотстала.

Как я веду себя сегодня?

Через лес шли нестройно. Расходились, собирались снова.

Со стыдом Сисс наблюдала, как они стараются сделать ее центром компании. Но это не было ей в тягость. Строгая девочка держалась совсем в тени, не пользуясь своей властью вожака. Дру­гие часто подходили к Сисс, перекидывались с ней несколькими словами: им хотелось показать, что они тоже участвуют в этом торжественном походе.

Все вели себя тихо. Если кто-нибудь и начинал шуметь, его останавливали — укором ему было недовольное молчание, и он это сразу понимал. Они все сознавали, что поход их посвящен памяти Унн.

Все также понимали, что для Сисс ледяной замок — нечто осо­бенное. Недаром же она пожелала, чтобы они пошли с ней. Они принимали это как должное, и поэтому у них было чувство, словно они совершают некий обряд, а не просто идут на прогулку.

Они подошли к первой долине.

Путь их лежал через несколько небольших долин. Солнце уже набрало силу, нагрело вереск и блеклую прошлогоднюю траву. За­пах напоминал им о радостном утре в раннем-раннем детстве, но сейчас он ложился на душу тревожным грузом. Впереди была неизвестность, и запах как-то настраивал на беспокойный лад. Они совершали обряд, но тихо трубили трубачи, и от этого пест­рило в глазах.

Они держали Сисс в середине. Если она пыталась отойти в сто­рону, вокруг нее снова замыкалось кольцо. Она смотрела на реши­тельную и молчаливую девочку-вожака и думала: зачем вы это?

Первая долина. Оттуда путь лежал по склону, а там с греб­ня — они это знали — вдалеке покажется водопад. Поэтому они стали торопливо подниматься.

Так оно и оказалось. Вдали забелел огромный ледяной замок, обрамленный темной весенней землей. Большой паводок еще не разрушил его.

Сисс почувствовала на себе взгляд.

- Может быть, передохнем здесь немножко? — спросила она.

Она не устала, да и никому из этих крепких детей отдых не требовался, но они посидели немного, глядя на замок и водопад.

Все шло хорошо? Мальчик, из тех, что шагали впереди, подо­шел к ней и вполголоса спросил:

- Пойдем обратно?

Сисс вздрогнула.

- Что? Обратно?

Неужели он разгадал ее мысли? Действительно ей хочется из­бежать встречи с чем-то. С чем же? Что ее страшит? Она и сама не знает.

- Почему вдруг? Мы не собираемся идти обратно.

- Ладно,— сказал он,— тогда пойдем дальше.

- Хорошо.

Скованность еще не прошла, все двигались, как прежде, под впечатлением необычности их похода. Небольшая цепочка детей спустилась по крутому склону во вторую долину. Дали сразу скрылись.

Мы идем ради Сисс.

Они шли тихо и молча. Тот, кто привык видеть их на школьном дворе, не поверил бы, что это те же самые дети.

Теперь уже скоро...

Что скоро?

Когда они спустились во вторую долину, Сисс охватило волне­ние. Она ощутила, что ее ждет впереди. Это ожидающее ее неиз­бежно, она уже охвачена им, и ей это по душе.

Волнуясь, она сама объяснила себе, что с ней происходит:

Я возвращаюсь к ним.

В этой долине тоже протекал ручей. Они перескочили через него. Останавливаться не стали: торопились подняться по другому склону туда, откуда снова — и уже ближе — откроется цель их похода.

Им хотелось идти торжественно, но они так спешили, что почти перешли на бег в верхней части склона, будто боясь, что замок рухнет до того, как они выйдут к нему. То был нерв­ный бег.

Вот до них донесся гул водопада. Здесь, ниже гребня, он был еще негромким, звук как бы огибал кряж и тек вниз, им навстречу.

С гребня уже по-настоящему открылся белеющий замок — гро­мадный и по-прежнему далекий. Он был из другого мира, но от­крывался им на короткий миг. Он высился перед Сисс.

Дети все время наблюдали за Сисс. Вид замка потряс всех. Девочка-вожак подошла к Сисс и тихо спросила:

- Хочешь, пойдем назад?

Они, видно, были убеждены, что ей страшно. Этот вопрос ей задавали уже второй раз.

- Нет, почему вдруг?

- Не знаю, у тебя такое странное лицо.

- Тебе показалось. А всем хочется туда.

- Но это твой поход, ты же знаешь.

- Да,— согласилась Сисс.

- Поэтому-то мы и готовы пойти отсюда обратно. А вид у тебя такой, как будто тебе не хочется туда идти.

- Да нет, это вам показалось.

Сисс растерянно посмотрела на вожака — волевую, разумную девочку, которая и не догадывалась о том, какие воспоминания у Сисс связаны с ледяным замком.

- Ну, как хочешь.

Девочка повернулась к остальным и сказала:

- Идем, не останавливаясь, к водопаду, а там поедим.

Вниз в третью долину. Никто не бежал. Торжественность все-таки не была нарушена.

Спуск был нелегким. Внизу, в третьей долине, путь им пре­градил кустарник и лесные заросли. Продираясь сквозь чащу, они порой теряли друг друга из виду. Потом на пути, конечно, оказал­ся ручей, с глубокими ямами и пенными шапками.

Сисс немного замешкалась у очередного куста, и в эту минуту кто-то подошел к ней. Мальчик, из тех, что шагали впереди, сей­час он приотстал. Она посмотрела ему в глаза, и их блеск пока­зался ей необычным. Она быстро спросила:

- Что тебе?

- Сам не знаю,— ответил он.

Мальчик не сводил с нее взгляда. Он сказал:

- Здесь нас никто не видит.

Сисс ответила:

- Ни одна живая душа.

- Давай перепрыгнем через ручей,— предложил он.

Он взял ее за руку, и они вместе прыгнули через ручей. Стран­ный миг, и вот все уже позади. После прыжка он еще несколько шагов держал ее мизинец. И это тоже было странно, он чувство­вал, что ее палец слегка вжимается в его ладонь, словно сам по себе.

Они быстро разжали руки и поспешно обошли куст, чтобы при­соединиться к остальным.

Дети стояли у подножия замка. Все здесь было огромно. И ма­тово-белые глыбы льда, и мощный водопад. От воды несло прони­зывающим холодом. Они подошли к водопаду так близко, как только было возможно. Их одежда вскоре посерела от водяной пыли, поднимавшейся из середины замка и медленно оседавшей вокруг. Воздух дрожал.

Они стояли и раскрывали рты, стараясь сказать что-то друг другу, но не слышали ни одного слова. Лишь видели широко рас­крывающиеся рты. Вымокшие и ошеломленные грандиозностью водопада, они, однако, отошли назад — там можно было говорить.

Сисс стояла в кольце. На лицах ее спутников можно было про­честь: мы привели тебя сюда, и привели благополучно. Они сами были взволнованы — величием увиденного, всем вместе.

Сисс неотступно думала о мужчинах, стоявших здесь зимой. Сквозь гул водопада тогда звучала скорбная песнь. Сейчас ей явст­венно вспоминалось, будто они пели: время изменило воспомина­ния. Теперь это уже прошлое. Было ли все это напрасно? Нет и нет, не напрасно, те, кто стоял здесь в ту ночь, навсегда запо­мнят ее.

Но ледяной замок скоро исчезнет, и все будет как прежде, останется неистовый водопад, который никому не мешает, но на­полняет собою воздух и сотрясает землю, водопад, которому не будет конца.

Здесь ничего не изменится, Сисс.

Она стояла, не в силах выбраться из круговорота этих мыслей, и вдруг почувствовала, что ее тянут за рукав.

- Сисс, хочешь перекусить?

- Иду.

Она очнулась и увидела вокруг дружелюбные лица. Лица ре­бят, показавших все, как один: мы хотим, чтобы ты была с нами. Лица, с которых сошло торжественное выражение.

Вскоре они устремились к вершине замка. Карабкались в во­дяной пыли по крутому склону. Здесь, на границе льда и земли, они увидели, как замок своими ледяными когтями обхватывает камни и деревья, впивается в ложбинки. И все же у водопада до­станет мощи заставить эти когти разжаться. Он неустанно трудит­ся, и эта невидимая работа идет сейчас полным ходом. Не пре­кращаясь, разыгрывается поединок, истинные размеры которого было трудно себе представить.

Наверху лед был такой же, как и повсюду. Белый, ноздреватый, без единого прозрачного места.

- Давайте выйдем наверх! — послышался сквозь шум чей-то голос.

Сисс вздрогнула, вспомнив картину, которую рисовала себе ночью.

- Не надо, это опасно,— ответила она, но в гуле водопада никто ее не услышал.

- Давайте! — крикнул мальчик-вожак и на глазах у Сисс прыгнул на лед.

За ним кинулись все остальные. Сисс сама не заметила, как тоже очутилась на верху замка. Едва коснувшись ногой льда, она почувствовала, что вся громада сотрясается.

- Вы ничего не чувствуете? — крикнула она что было сил. Никто ее не услышал. Все громко кричали что-то. Царил невооб­разимый шум.

- Ух, здорово! — раздался чей-то крик. Крик такой залихват­ский, словно они стояли на отделившемся от горы ледяном замке и вместе с ним летели вниз, в клокочущую и брызжущую воду.— Ух,здорово!

У них в глазах появился необычный блеск. Они уже вовсю ла­зили по вершине замка, кто куда, между куполами, по желобам. Некоторую осторожность они все же соблюдали и карабкались не совсем бесшабашно, понимая, что место это опасное и что, окажись здесь кто-нибудь из взрослых, он бы ни за что их сюда не пустил. Сисс больше никого не предостерегала, она карабкалась наравне с остальными. У нее у самой тоже появился блеск в глазах.

Тут раздался треск.

«Бах»,— грохнуло где-то под ними, в самом основании замка. Грохот, удар, словно что-то лопнуло. Казалось, хватили кувалдой по огромному колоколу. Это треснул лед, и в звуке его послыша­лась гибель. Ледяной замок не выдержал немыслимого напора и дал первую трещину. Первое предвестие смерти.

Даже гул водопада не смог заглушить этот треск.

Дети, находившиеся на вершине замка, побелели от страха и бросились к твердой земле — кто бегом, кто на четвереньках, как придется. У них не было ни малейшего желания улететь вниз вме­сте со льдом, им хотелось жить.

Нет, нет, думала и Сисс, спасаясь бегством. Как все это похо­же на то, что ей привиделось ночью!

Перебравшись на безопасное место, они остановились, чтобы посмотреть, как погибнет замок. Однако этого не случилось. И во­обще больше ничего не произошло. Лед выстоял. После первого грохота замок умолк. Река обрушивала на него все новые и новые потоки воды, но замок не поддавался напору.

Еще не вполне оправившись от испуга, они снова спустились к водопаду, несколько ободренные тем, что все кончилось так благополучно. Теперь им будет о чем рассказать. А уходить еще рано. Ледяной замок не отпускал их. Глаза детей по-прежнему блестели.

Их блестящие глаза искали взгляд Сисс, но она не могла раз­делить их восхищения. Азарт, который охватил ее наверху, бес­следно улетучился. Неужели они не чувствуют, что здесь нельзя оставаться? Нет, конечно, у них нет на то причины. Для них это просто приключение.

Прочли они то, что у нее отражалось на лице, и разочаровались в ней? Но ведь они должны почувствовать, что невозможно нахо­диться здесь. Извечный 'гул водопада заполняет собой небо и зем­лю, но не может заполнить одной-единственной пустоты. Они это­го не знают, для них это всего лишь приключение, и глаза их блестят.

Она встала и сказала:

- Я больше здесь не могу.

Никто не спросил о причине.

Девочка-вожак подошла к ней и спросила:

- Уходишь?

- Нет. Просто отойду немножко, чуть подальше.

- Ладно, мы все скоро пойдем.

Сисс медленно направилась обратно. Через рощи, путем, ко­торым потом пойдут все.

Нет, я сейчас не ухожу от них.

Я сейчас пришла к ним.

Она вошла в заросли и села на камень. Лес еще не оделся лист­вой, плотный строй тонких голых деревьев уходил вдаль. Сисс сидела под крутым перегибом склона, поэтому гул водопада до­носился до нее приглушенно, и все же казалось, что воздух дрожит от его мощи. Неистовой и неукротимой. Вода беспрестанно об­новлялась, беспрестанно стремилась вперед.

Сисс думала о том, какое уважение ей сегодня было оказано. Когда они подойдут, я попытаюсь стать другой. Какой же?

Она сидела на камне и все думала и думала. Ждала, когда за ее спиной раздастся мощный грохот, возвещающий: свершилось. Но слышался только ровный, неумолчный гул.

Как бы там ни было, все кончено.

Все кончено, и иначе нельзя.

Сегодня конец моему обету.

И это заслуга тети Унн.

Я еще не знаю, правильно ли я поступаю.

Но я хочу.

Я благодарю тетю.

Я напишу ей, когда узнаю, где она теперь.

Сисс не пришлось долго сидеть одной. Класс еще был далеко, но вот послышался хруст сухой ветки, и словно два нежных луча пронзили ее: приближались давешняя девочка и давешний маль­чик. Оба шли к ней.

Ее охватила радость. Она встала. Лицо ее покрылось легким румянцем. Оба шли к ней.

7

ЗАМОК РУШИТСЯ

Никому не дано увидеть, как рухнет замок. Это случится ночью, когда все дети будут спать.

Нет человека, которого бы с замком связывали такие узы, что­бы он мог стать свидетелем его крушения. От волны беззвучного хаоса задрожит воздух в самых далеких комнатах, где спят люди, но никто не проснется и не спросит: что это?

Никто этого не узнает.

Замок обрушивается в водопад, унося с собой свои тайны, уно­ся все. Жестокая сила сокрушает его, и он исчезает с лица земли.

Дикий хаос вершится в мутно-бледной, холодноватой, безлюд­ной ночи. В никуда несется грохот, это лопаются главные опоры замка. В свой последний час, покидая ложе и начиная рушиться, мертвый ледяной замок обретает громовой голос. Совершается жестокое уничтожение, слышится грохот, и откуда-то как бы до­носятся слова: у нас кромешный мрак.

Под напором воды все раскалывается и валится вперед, в бе­лую пену водопада. Огромные глыбы льда ударяются друг о друга, дробятся и становятся легкой добычей воды. Образуются запруды, но поток сметает их и устремляется вниз по своему широкому ка­менистому руслу, мчится все дальше и скрывается за изгибом. Замок исчезает с лица земли.

Там, где он стоял, остаются его следы — царапины и сколы на его ложе, вывороченные камни, вырванные с корнем деревья да мягкие ветки, с которых лишь поободрана кора.

А ледяные глыбы несутся вниз, они спешат, скоро они широко разбегутся по нижнему озеру, и никто еще не успеет проснуться и хоть краем глаза увидеть, что произошло. Размолоченные льдины будут плавать по озеру, едва виднеясь под водой, и таять. Потом их не станет.