Книга: Перстень Агируса



Перстень Агируса






Перстень агируса






Перстень Агируса
Автор — Виктория Левченко


Иллюстрации: Анна Павлова [email protected]


Оглавление

Пролог 4 

Глава 1. Семья Грей. Краткая история 7 

Глава 2. Пикник у реки 21 

Глава 3. Встреча. Второй раз за один день 33 

Глава 4. Три сюрприза 43 

Глава 5. Убийство в Белдорфе 53 

Глава 6. Альфред Мейсен и его племянник 60 

Глава 7. Ночной злоумышленник 70 

Глава 8. Первое свидание 80 

Глава 9. Поместье Мейсен Мэнор 93 

Глава 10. Могло быть еще хуже 108 

Глава 11. Кому помешала Мэри Тэтчер? 119 

Глава 12. Подземелье Мейсенхауза 131 

Глава 13. Дорожное происшествие 141 

Глава 14. Шокирующее признание 153 

Глава 15. Принц-беглец 165 

Глава 16. Дар приходского священника 178 

Глава 17. Персона 193 

Глава 18. Тайна старого надгробия 203 

Глава 19. Волшебный ларец Пандоры 213 

Глава 20. Ночь на кладбище, полная приключений 229 

Глава 21. Обещание Марка 242 

Глава 22. Разлука 252 

Глава 23. Вайолет Мортон 268 

Глава 24. Ошибка Дастина Бакли 281 

Глава 25. Овечья кровь 291 

Глава 26. Анатомия и физиология зомби 304 

Глава 27. Первая вампирская история. Рыцарь Милош 319 

Глава 28. Вторая вампирская история. Болотная Дева 340 

Глава 29. Душа вампира 349 

Глава 30. Дневник Мэри Тэтчер 362 

Глава 31. Зомби-эпидемия 375 

Глава 32. Ева 389 

Глава 33. Взгляд паука 406 

Глава 34. Любовь агируса 423 

Эпилог 436 

Примечания 437 


Добро — это сохранять жизнь, содействовать жизни, зло — это уничтожать жизнь, вредить жизни.

Альберт Швейцер

Природа втайне обладает множеством субстанций, способных неограниченно продлевать жизнь. Но люди получат их лишь став совершенными — мудрыми и милосердными. 

Марк Веттингер 

Многие полагают, что самая загадочная и романтическая страна на свете — это Британия. В таком мнении есть резон. Где еще вы найдете столько очаровательной живой старины, о которой созданы предания и ходят легенды; старины, бодро идущей в ногу со временем и чудесно вписанной в сегодняшнюю жизнь? Это касается замков, домов, парков, подземелий, драконов (зачеркнуто), законов, традиций, привидений, привычек... и даже... некоторых людей.

Эта история, полная тайн и приключений произошла там, где и должна была произойти — в Британии, и повествует она о самом главном — о любви.

Пролог

Лето 1680 года. Ранним утром, едва поднялось солнце, Дэвид де Вольф вошел в свою оранжерею. Это был красивый мужчина лет тридцати, одетый в белую рубашку из мягкой, тонкой ткани, а поверх нее в голубовато-серый шелковый камзол без рукавов. Дэвид де Вольф, переехавший недавно в Лондон из Франции, не очень жаловал версальскую моду, предлагавшую мужчинам бесчисленные банты, вышивки и кружева, а что ужаснее всего — яркие цветные чулки! Поэтому его простые, без украшений штаны до колен дополняли высокие сапоги из тонкой кожи. Пышные и завитые волосы золотистого парика он стянул тонкой черной ленточкой в хвост на затылке.

Де Вольф сразу направился к любимому растению — хрустальному водоносу 1. Остановившись в ярде от него, он замер, залюбовавшись удивительным созданием природы. Хрустальный водонос рос в большой кадке, возвышаясь на полтора ярда. Из устремленных вверх мощных стеблей в пять пальцев толщиной, широкими дугами ниспадали крепкие, кожистые ярко-зеленые листья, многие из которых заканчивались красным волнистым жгутом длиною около десяти дюймов. На каждом из жгутов висел большой прозрачный кувшинчик, размером и видом похожий на обычный хрустальный кувшин с водой, емкостью в две пинты.

В тот день созрел новый экземпляр кувшинчика. Еще вчера он был полупрозрачным и зеленоватым, будто из нефрита. А сейчас красовалась превосходная, крупная емкость, блистая и переливаясь в утренних лучах. Сквозь прозрачные стенки кувшинчика был виден сок — бесцветный и похожий на воду. Это означало, что в данной ловушке растения-хищника еще не побывало ни одного насекомого. Иначе жидкость под действием ферментов стала бы розовой.

На широкий рукав рубашки Дэвида де Вольфа села пчела — здесь их много летает, неподалеку расположилась большая пасека. Не найдя на белой ткани ничего привлекательного, насекомое спикировало внутрь девственно-нового кувшинчика и, не удержавшись на скользкой внутренней стенке, плюхнулось в прозрачный сок. Де Вольф принялся отсчитывать время, через которое жидкость приобретет розовый цвет, но произошло совершенно необычное дело.

Спустя несколько минут сок, действительно, начал окрашиваться, но не в розовый, а в ярко-зеленый, мерцающий цвет и стал терять прозрачность. Такого натуралист не видел ни разу! Пчелы часто падали в кувшинчики хрустального водоноса и всегда жидкость окрашивалась в розовый цвет.

Что-то необычное было на этой пчеле или внутри нее. Попав в сок, загадочная субстанция произвела удивительные вещи. Молодой ученый-аристократ задумался, машинально поглаживая, словно лаская, округлую и глянцевую поверхность кувшина красивой, сильной рукой.

В этот момент Дэвид де Вольф принял решение, которое повлияло на жизнь его потомков и других людей в течение последующих веков. Что это было с его стороны? Везение? Научная интуиция? Возможно и то, и другое. Успех в работе исследователя-натуралиста зависит от удачи и счастливого случая не меньше, чем от научных знаний, а, порой, даже больше.

Он срезал удивительный кувшинчик. Вылил три четверти вязкого сока в стеклянную бутылку, закрыв ее пробкой. А прозрачную растительную емкость с остатками жидкости Дэвид высушил специальным образом и растер в порошок, который получился ароматным, желто-зеленым и переливающимся всеми цветами радуги.

Собранный в бутылку зеленый сок Дэвид де Вольф понемногу добавлял в следующие новые кувшинчики, жидкость в них после этого тоже окрашивалась в матовый ярко-зеленый, мерцающий цвет. Работа с хрустальным водоносом и другими редкими растениями стала делом его жизни. Дэвид вырастил множество экземпляров хрустального водоноса и старался собрать как можно больше кувшинчиков с густым зеленым соком, чтобы готовить чудесный порошок, потому что первые же опыты раскрыли его удивительные свойства.

Естествоиспытатель собирал порошок в банки из темного стекла с хорошо притертыми пробками и запечатывал их воском, чтобы вовнутрь не проникали воздух и влага. Ему удалось собрать множество таких банок — он заполнил ими стеллажи в четырех комнатах подвала.

Здесь же стояли многочисленные бутылки с излишками зеленого, мерцающего сока, который Дэвид отливал из «хрустальных» ловушек перед высушиванием. Готовясь поставить сок в бутылках на хранение, красавец-натуралист поколебался, выбирая вещество, способствующее длительной сохранности этой вязкой жидкости. Глядя поочередно на спирт, сахар, чистое оливковое масло и мед, Дэвид де Вольф никак не мог решить, что из них лучше и дольше сохранит сок, пока не поставил маленький опыт.

Смешав небольшое количество сока из кувшинчиков-ловушек со спиртом, он увидел, что мерцающая жидкость мгновенно «погасла» и стала изменять цвет на коричневатый — все ясно! Спирт не годится, он меняет свойства вещества и, видимо, приводит к разрушению. Смешанный с медом сок совершенно не изменил своего вида. С маслом пришлось повозиться, так как потребовалось очень много времени для смешивания, пока не образовалась однородная жидкость-эмульсия. Она не изменила свой зеленый цвет и мерцание не исчезло. А вот сахар, хоть и не привел к разрушению зеленого цвета, тем не менее, «погасил» мерцание. Итак, спирт и сахар не подходили.

Тогда натуралист смешал половину всех запасов сока с медом, а половину с маслом, разлил по бутылкам из темного стекла и, запечатав, как следует, поставил все это на хранение в тот же темный и холодный подвал, где находился и порошок.

До глубокой старости Дэвид де Вольф заготавливал порошок и сок, попутно изучая их свойства, которые оказались поистине чудесными.

Эти события положили начало истории о которой пойдет рассказ.

Глава 1. Семья Грей. Краткая история

Перстень Агируса

Меня зовут Анна Грей, мне восемнадцать лет. Я только что закончила лондонскую частную школу и вернулась домой — в деревню Белдорф на севере Англии.

За последний год в моей жизни произошло много перемен. Слишком больших перемен, с которыми трудно смириться.

Обычная повседневная жизнь началась не слишком гладко. Я плохо концентрируюсь, ничего не могу делать, мысли убегают, возвращаясь к детству, потом к событиям годичной давности. Воспоминания не выходят из головы и мешают взять себя в руки. Мои бабушка и дедушка скоро уедут и я останусь совсем одна в большом доме. Семейное дело перейдет ко мне, а это — большая ответственность.

Включив компьютер, я открыла текстовый файл и задумалась, глядя на чистый белый прямоугольник с курсором, который настойчиво мигал, словно поощряя меня начать какое-нибудь осмысленное дело — писать, например.

— «Нужно упорядочить воспоминания и уложить их в краткую, ясную форму. Порядок в мыслях позволит взять под контроль чувства, тогда я перестану раскисать и смогу приступить к работе», — решила я и напечатала название:

Семья Грей

Следом шел подзаголовок первой части:

Предыстория

«Моя мама, Элизабет Осборн, родилась и выросла в США, где и сейчас живут наши многочисленные родственники. Ее родители Маргарет и Бенджамин Осборн профессионально занимаются разведением в оранжерее и специальных комнатах редчайших растений с уникальными свойствами и готовят из них всевозможные препараты по старинным рецептам, хранящимся в семье.

Предки Маргарет, то есть и мои тоже, начали заниматься этим делом примерно триста с лишним лет назад еще в Европе. Скорее всего это случилось раньше, но срок в триста тридцать три года подтвержден документально, поэтому за него можно поручиться. Имя нашего предка — основателя дела и автора старинных рецептов — Дэвид де Вольф.

Маргарет и Бен устроили домашнюю ботанико-фармацевтическую школу, в дополнение к обыкновенной, для своих десятерых детей. Главным образом, дети семьи Осборн учились выращивать и размножать редкие растения, ухаживать за ними. И, разумеется, практиковались в правильном применении секретных добавок (тонкое дело!) для сложных составов, способных помогать людям и животным. И не только помогать, но, порой, и спасать.

После окончания учебы моя мама Элизабет приехала в Англию и встретила выпускника медицинского факультета Дэвида Грея. Они полюбили друг друга, поженились и стали жить в старой и большой семейной усадьбе Греев в окрестностях деревни Белдорф, Нортумберленд. Вскоре родилась я.

Здесь, в Грейхолле, мама принялась создавать такую же коллекцию растений, как у ее родителей в Америке. Моя бабушка Маргарет очень помогла Элизабет в этом, предоставив почти все растительные виды и особые, секретные добавки.

Будучи врачом, мой папа сперва крайне скептически относился ко всем этим «доморощенным», в прямом смысле слова, средствам, но скоро убедился, что лекарства, сделанные по старинным рецептам Дэвида де Вольфа, уникальны, они действуют быстро, сильно и успешно.

Все началось с лечения одного ежика, которого родители подобрали на дороге — он был тяжело травмирован, по воле случая, их собственным автомобилем. Зверек не был раздавлен, но получил сильный удар колесом, отбросивший его на каменную изгородь. Маленькое животное лежало без сознания и не двигалось, Дэвид осмотрел его и заявил, что ежик еще жив, но помочь ему при таких травмах невозможно. Однако, мама уговорила папу взять колючего окровавленного зверька с собой. Это был шанс не только спасти животное, но и продемонстрировать мужу эффективность секретных лекарственных средств семьи Осборн.

Дома она быстро обработала раны еле живого ежика каким-то своим составом, папа также не остался в стороне — он зафиксировал в правильном положении поломанные косточки зверька и наложил необходимые швы, совершенно не веря при этом в успех — множество переломов, потеря крови и, без сомнения, ушибы, а то и повреждения внутренних органов не оставляли шансов для животного. Но мама продолжила лечить ежика и уже через три дня колючий пациент был выпущен жить в наш сад (где он прожил после выздоровления около десяти лет). Папа был потрясен!

А тем временем, следующий случай не заставил себя ждать. На ферме в пятидесяти милях от нас молодая лошадь-чемпионка сломала ногу. Ветеринар сделал для нее все необходимое, но объявил, что бегать, как раньше, животное уже не сможет — перелом сложный. Фермер был в отчаянии, ведь он намеревался продать породистую кобылу, а на вырученные деньги обновить устаревшее оборудование и построить новый дом.

Ветеринар, лечивший лошадь, был знаком с моими родителями. Они случайно встретились в Ньюкасле в театре и звериный доктор поведал им эту историю. Мама шепнула папе, что лошади можно помочь. На другой день мои родители отправились на ферму.

В стойле хорошо оборудованной конюшни они увидели кобылу с перебинтованной ногой — будущее животного было неопределенным. Удрученный фермер, его звали Джон Дэниелс, надеясь на чудо, позволил маме заняться лечением.

Элизабет подошла к статному, высокому животному жемчужно-серой масти с белоснежными гривой и хвостом и сказала:

Перстень Агируса
— Я помогу тебе, не бойся.

Она смешала кусочки яблок с лечебным составом и на ладонях протянула лекарство кобылке. Та аккуратно, губами, взяла его с маминых рук и съела. Затем мама нанесла свою мазь на ногу лошади выше и ниже загипсованного места перелома. Оставив фермеру еще три дозы лекарства и дав указания, как применять, родители уехали.

Через неделю прозвенел телефонный звонок — это был хозяин лошади, Джон Дэниелс. Захлебываясь от радости, он поведал, что уже второй день его кобылка скачет и бегает чуть ли не лучше, чем до травмы. Он сообщил, что новый рентгеновский снимок не обнаружил никаких признаков перелома, хотя на предыдущих двух недавних рентгенограммах был хорошо виден перелом со смещением и даже раздроблением костей.

— Это чудо! Ветеринары сказали, что не видели раньше ничего подобного!, — восторженно кричал в трубку Джон Дэниелс.

Он хотел заплатить или еще как-то отблагодарить моих родителей. Они наотрез отказались, но фермер настаивал. Тогда папа предложил такой выход:

— Джон, я видел, что ваша собака-ньюфаундленд родила щенков. Если вас это устроит, мы могли бы взять одного щенка.

— О, конечно, буду очень рад, Дэвид!

Мы назвали щенка Персона».

***

Я печатала воспоминания очень быстро, руки мелькали над клавиатурой, но еще быстрее в сознании всплывали цветные картинки — образы событий. Не желая писать сумбурно, я отделяла и превращала в печатный текст только некоторые из них.

Перед тем, как продолжить воспоминания я посмотрела на фотографию в рамке, стоящую на каминной полке, она была сделана около года назад, как раз перед тем, как моя жизнь совершила крутой поворот. Папа, мама и я запечатлены там смеющимися и очень счастливыми. У наших ног расположились собака — та самая Персона — крупный ньюфаундленд-лендзир, и ангорский кот Питкин.

— «Буду описывать самые важные события», — подумала я, решая, о чем стану рассказывать дальше своему компьютеру посредством текстового файла и сделала следующий подзаголовок:

Создание Комитета по Распределению

Итак, я приступила к описанию одного из главнейших периодов в жизни семьи:

«Прошло несколько лет, на протяжении которых было множество случаев тайной помощи животным. Однако, мой папа Дэвид не считал себя и маму вправе помогать людям таким не оговоренным в законах способом.

Родители Дэвида давно умерли и единственным его родственником, кроме нас с мамой, был брат — Генри Грей, тоже врач, живущий в Лондоне. Образование он получил в лучшем университете страны и стал известным кардиологом.

Во время учебы дядя состоял в студенческом обществе и подружился с несколькими молодыми людьми, впоследствии ставшими влиятельными фигурами в разных отраслях общественной жизни.

И вот однажды на прием к Генри пришел его старый товарищ по студенческому обществу, назовем его условно Питер Н., ибо он важный государственный деятель. Сердце этого человека по каким-то причинам очень рано выработало свой ресурс. Питер уже перенес две операции на сердце, это на какое-то время продлило ему жизнь, но не остановило губительных процессов.



Он не мог бегать, ходил, задыхаясь, принимал кучу разных таблеток ежедневно, а ведь Питер Н. был еще довольно молодым человеком, настоящим жизнелюбом, вся его натура нуждалась в движении, бурной деятельности. Не говоря уже о том, что высокая должность друга моего дяди требовала полной отдачи и большой энергии. Питер был женат и имел двоих детей — для семьи нужны были душевные и физические силы, которых у него почти не осталось.

Осмотрев друга в очередной раз, Генри не на шутку опечалился, так как состояние сердца Питера не внушало надежд. Еще одна операция на его измученном сердце являлась крайне рискованным делом из-за длительного наркоза. Прогноз был неутешительным. Тогда Генри попросил товарища зайти к нему через день для важного разговора, а сам немедленно выехал к своему брату Дэвиду — Генри был посвящен в семейную тайну и знал о чудесных рецептах семьи Осборн.

Между ними состоялся разговор:

— Понимаешь, Дэвид, мой друг Питер Н. — прекрасный человек, нужный стране, умный, порядочный. Такие люди, как редкие жемчужины! Я не могу смотреть, как он гибнет. Думаю, надо попытаться помочь. Пойми, Дэвид, ему уже нечего терять.

— Генри, ты сам врач и должен понимать о чем просишь! Мы не имеем права делать этого, пусть даже Питер согласится и подпишет какие-то бумаги. Если об этом деле станет известно, нас лишат врачебной лицензии, запретят лечить людей. Тебя, меня и даже мою жену могут отдать под суд!

Генри слушал брата и сидел молча, обдумывая и взвешивая все «за» и «против». А мой папа продолжал:

— Если, предположим, Питер Н. умрет (прости меня за жестокие слова), несмотря на лечение, которое ты применяешь — я имею в виду методы, одобренные национальным здравоохранением, то никому и в голову не придет хоть в чем-то упрекнуть тебя. Таково состояние сердца пациента! Но если ты применишь один из рецептов семьи Осборн, а Питер, тем не менее, все равно умрет, то виноватым окажешься ты, ну и мы вместе с тобой! Элизабет не может дать полную гарантию его выздоровления, она говорит, что вероятность этого процентов девяносто пять, стало быть, есть пять процентов риска, а это немало!

— Ты говоришь, Дэвид: «... если Питер Н. умрет...», — с тяжелым вздохом промолвил Генри, — так вот, нет никакого «если». Он умрет, и скоро. Я не могу даже надеяться на пересадку сердца, потому что у моего пациента тяжелый диабет, а ты знаешь, как проблемно у таких людей приживаются донорские органы. Только чудо может помочь ему, к коему я и отношу рецепт Элизабет. Дэвид, девяносто пять процентов — это почти гарантия успеха!

— Ты уверен, Генри, что у Питера все так плохо? Он ведь сам пришел на прием, а не вызвал тебя на дом.

— Да, Дэвид, абсолютно уверен. Мой друг принимает лекарства горстями и только благодаря этому пока держится. Но это ненадолго...

Разговор зашел в тупик. Оба спорящих были правы по-своему, каждый из них старался услышать и понять другого, но пока ни один не изменил своего мнения. Тогда Генри решился привести последний аргумент:

— Я понимаю, Дэвид, ты не хочешь подвергать риску свою семью и меня. Кроме того, ты даже не знаком с Питером Н.. Но подумай, как бы ты рассуждал, коснись это твоего давнего и близкого друга?

Генри ждал, но Дэвид медлил с ответом. Воцарилась тишина.

Лишь спустя несколько минут Дэвид поднял глаза на брата и тот, еще не услышав ни слова, понял, что одержал победу.

— Если бы это касалось моего близкого друга, то я наплевал бы на риск и испробовал бы все возможные средства, — резко заявил Дэвид.

Ну вот и ответ...

Утром братья вместе отправились в Лондон для встречи с Питером Н.

***

— ...теперь ты знаешь все, Питер, — закончил Генри свое объяснение длиною в час.

Они сидели втроем на террасе дома семьи Н. под Лондоном, с которой открывался вид на прекрасный летний пейзаж сельской Англии. Питер обессиленно откинулся на спинку кресла, лицо и губы его были бледными и сквозь кожу носогубных складок проступала синева. Ладонь, лежащая на подлокотнике, мало отличалась по цвету от белого манжета рубашки.

— Я знал, что обречен, — прозвучал спокойный голос Питера. Ни одним движением он не выдал огорчения или волнения. Бескровное лицо оставалось невозмутимым.

— Ты спрашиваешь, Генри, хочу ли я испробовать необычное средство. А как ты думаешь?... До этой минуты у меня не было надежды, а теперь она появилась! Да, черт возьми! Конечно я хочу попробовать!


Тут горячий темперамент Питера все же прорвался сквозь внешнюю невозмутимость, потухшие глаза заблестели и он вскочил с кресла, но сразу же опустился назад — резкие движения были ему уже не по силам.

Генри бросился к другу и дал какое-то лекарство:

— Побереги себя, Питер! Элизабет уже начала готовить состав. А пока никаких резких движений, не выходи из дома, твое спасение, возможно, совсем близко.

Элизабет приготовила лекарство по рецепту с названием «Снадобье для возобновления сил в угасающем сердце» и разделила его на двадцать восемь доз — как того требовало предписание. Питер Н. принимал его на протяжении двадцати восьми дней перед отходом ко сну. Четыре часа до приема средства он не должен был ничего есть, а только пить воду.

На пятый день лечения жена Питера Рут заметила положительные изменения — утром при пробуждении на щеках ее мужа впервые за последний год появился легкий, здоровый румянец. Через неделю у Питера исчезли проблемы с дыханием. В тот день он был на приеме у Генри. Мой дядя осмотрел его и заявил, что видит существенное улучшение здоровья пациента, но предложил пока не спешить с выводами.

На десятый день приема снадобья по старинному рецепту Генри с радостью сообщил Питеру, что тот здоров. Но посоветовал довести курс лечения до конца — это нужно для закрепления эффекта. А также воздержаться пока от физических нагрузок. В эту секунду вошла Рут — жена Питера, по ее сверкающим глазам и откровенно-влюбленному взгляду, брошенному на мужа, Генри понял, что некоторые виды физической нагрузки Питер уже с успехом возобновил. Врач засмеялся и ничего не сказал...

Итак, средство чрезвычайно эффективно. Три товарища собрались вновь, теперь уже в Грейхолле, присутствовала также и Элизабет, которая всеми силами отбивалась от многочисленных выражений благодарности со стороны Питера. Расположившись в гостиной, четыре человека, связанные тайной, приступили к обсуждению темы, предложенной Питером Н.. Он первым взял слово:

— Прежде всего, я хочу еще раз поблагодарить вас всех и особенно Элизабет за то, что я жив, здоров и полон сил. Еще совсем недавно я и надеяться не мог... Я ваш должник на всю мою жизнь...

— Ну хватит уже, Питер, переходи к делу для которого ты нас здесь собрал, — смеясь прервал Генри непрекращающиеся проявления благодарности друга.

— Хорошо. О деле. Я бесконечно счастлив, что вы, друзья, вернули меня к жизни...

Генри со вздохом закатил глаза и покачал головой, но перебивать не стал.

— … да, вернули к жизни!, — с нажимом повторил Питер, выразительно взглянув на друга, — и вот о чем я подумал. В том состоянии счастья, в котором я сейчас пребываю, мне не следует забывать о других людях, нуждающихся в помощи, как нуждался я. Могли бы мы сегодня обсудить возможности и пути применения чудесных средств Элизабет для других людей?

— Не все так просто, Питер. Конечно, хотелось бы помочь всем, но есть ряд проблем, помимо очевидных, — заметил мой папа.

— Что ты называешь очевидными проблемами, Дэвид?, — поинтересовался Питер.

— Возможные неприятности с законом, ты же понимаешь, что все может обернуться бесконечными судами.

— Мда..., — протянул задумчиво государственный деятель.

Наступила тишина, которую нарушили большие напольные часы в холле, отбив одним ударом половину седьмого вечера.

Питер посмотрел на Дэвида и продолжил беседу:

— Ты прав, это серьезная проблема, но, как я понял, не единственная. Что еще? Хотелось бы видеть полную картину.

— Об этом может рассказать Элизабет, — папа улыбнулся маме, как бы прося ее принять нить разговора.

Мама сразу перешла к делу:

— Я должна немного пояснить, как устроены составы по старинным рецептам. Их много и они разнообразны, но есть общее свойство. Каждый рецепт предписывает соединять препараты из редких растений и секретные добавки, часть из которых мы делаем сами, а другая часть берется из запасов, хранящихся в моей семье более трехсот лет. И хотя запасы этих добавок пока еще довольно велики (для рецептов нужно брать совершенный мизер), тем не менее, они расходуются и не возобновляются.

— Что это за добавки?, — пожелал уточнить Генри.

— Те, что мы делаем сами — это специальная вода с добавлением мельчайших частиц благородных металлов, сейчас их называют наночастицами, но когда эти растворы придумывал Дэвид де Вольф — автор рецептов — он такого слова еще не знал, — засмеялась Элизабет, — и в рецептах эти добавки называются, например, золотая вода номер один, два или пять и так далее. Есть также серебряная, платиновая и даже медная вода. Каждый номер отличается от другого размерами частиц, как я сейчас понимаю.

— А добавки из семейных запасов — что это?, — не удержался от вопроса Питер.

— Их три вида: порошок, медовый сироп и масляный раствор. Сироп совершенно засахарился и слежался в камень, но его можно растворять и очень сильно разбавлять, а масляный раствор нас немало удивил —масло должно было давным-давно испортиться до полной непригодности, но нет, не испортилось!

— А что там за вещество?, — теперь уже поинтересовался Генри.

— Мы точно не знаем. Что-то зеленое. Все записи Дэвида де Вольфа, кроме рецептов, хорошо зашифрованы, мы пока не смогли прочитать. Но ясно одно — там, в этой зеленой субстанции, заключен какой-то полезный вирус, который начинает действовать, в смысле лечить, только в совокупности с препаратами из редких растений. И в разных сочетаниях производит разное действие, но всегда в сторону исцеления, а не наоборот, поэтому я и назвала вирус полезным.

— А я думал, что все вирусы вредные и направлены на то, чтобы человек заболел, — удивился Питер.

— Обычно так и есть, — Элизабет развела руками — но этот вирус уникальный и единственный в своем роде. И мы все еще не знаем, как его размножить. То есть, этот вирус сам быстро размножается в живом организме — человека или животного — и лечит его, но только в организме, и только в присутствии некоторых препаратов из редких растений. В лаборатории не удается размножить его. Также вирус не остается в получившем лечение организме. Сработав и исцелив, он погибает.

— Мавр сделал свое дело, мавр может уйти 2…, — задумчиво пробормотал Питер, — так и наш вирус..., — вдруг, словно очнувшись, он вскочил с дивана и возбужденно обратился к Элизабет:

— Скажи, пожалуйста, а что же делают с изготовленными средствами твои родители в Америке?

Элизабет в замешательстве оглянулась на мужа и тот кивнул ей с мягкой улыбкой, как бы предлагая без опаски рассказать гостю о семейных тайнах.

— Видишь ли, Питер, эту проблему моя семья решила в Америке более ста лет назад. По случаю, оказав помощь нескольким влиятельным людям (имена я называть не буду!), мой прапрадедушка столкнулся с похожей проблемой. Тогда эта группа влиятельных людей стала действовать по-американски рационально и решительно и вскоре было создано тайное общество по распределению редких препаратов.

Питер, известный своими демократическими взглядами и стремлением к справедливости, удивился:

— Ты хочешь сказать, Элизабет, что препараты твоих американских родственников получают только влиятельные люди?

— Нет, конечно, Питер. Общество лишь приняло на себя функцию распределения, они придумали сложную, но довольно справедливую схему, основанную на случайности выбора.

Видя, что собеседник не вполне удовлетворен ответом, Элизабет продолжила:

— Как ты думаешь, Питер, почему вопрос распределения препаратов по рецептам Дэвида де Вольфа столь важен?

— Потому, что их производится мало?, — предположил государственный деятель.

— Да, именно поэтому! И сколько-нибудь существенно увеличить число этих лекарств невозможно!

— Почему? Из-за того, что старинных добавок, содержащих вирус, ограниченное количество?

— Конечно, но не только поэтому. Для того, чтобы вирус из добавок «работал», необходимы препараты из редких растений. А растения эти потому и названы редкими, уникальными, что их по всему миру насчитываются десятки, максимум сотни экземпляров. Некоторые из них числятся в каталогах растений как вымершие, а многие и вовсе не известны ботаникам. А причина в том, что эти виды ужасно капризны и требовательны к условиям содержания — измени на один градус температуру, увеличь-уменьши влажность, или другие параметры, добавки, подкормки, освещение — они погибают в течение часа без предупреждения! А размножение... ох... вообще отдельная тема...

— Элизабет, дорогая, но ведь можно бросить все силы на то, чтобы размножить их!

— Мы этим и занимаемся, Питер. У садовода, не имеющего опыта, накопленного моей семьей, уникальные растения не то что размножаться не будут, но и проживут не более недели, и то, если повезет! Приведу тебе пример: чтобы получить пять экземпляров лерилеи густоцветной 3— а препараты из ее листьев, цветов и семян входят во многие рецепты — мне понадобилось десять лет! Но я стараюсь, Питер, мне помогают муж и дочь Анна.

Необходимая информация была получена и решительная натура Питера Н. проявилась в немедленных действиях по созданию в Британии общества, аналогичного американскому. Оно было названо коротко — «Комитет по Распределению» и учреждено тридцать первого августа 2011 года. В него вошли Дэвид и Элизабет Грей, Генри Грей, Питер Н., и еще восемь человек — пять врачей, два юриста и один государственный чиновник. Этим людям можно было доверять всецело. Устав Комитета писали все члены, собравшись вместе в Грейхолле. Для консультаций были приглашены из США Маргарет и Бен Осборн, которые стали почетными членами Комитета.

Помимо этого, был учрежден фонд, средства которого предназначались для финансирования исследований в лаборатории Грейхолла, содержания и обслуживания растений и для заработной платы Элизабет. Фонд пополнялся за счет добровольных пожертвований богатых людей, получивших помощь, и за счет некоторых членов Комитета по Распределению.

Все вопросы решались на общем собрании Комитета. Основным же делом организации было распределение препаратов, которое производилось строго по Уставу: пятнадцать процентов чудесных лекарств являлись квотой для людей, вносивших значительный вклад в жизнь Британии (ученые, политики, деятели культуры, профессионалы в разных областях), а также для близких членов их семей; сорок пять процентов направлялись для помощи детям, выбранным случайно; тридцать пять процентов предназначались взрослым также по случайному выбору; и, наконец, пять процентов оставались в распоряжении Элизабет, которые она применяла по ее усмотрению, в том числе, правда изредка, для животных, ибо мы не одни живем на этой планете и должны заботиться о братьях наших меньших, например, спасать исчезающие виды.

И, наконец, еще одной функцией Комитета по Распределению стало юридическое сопровождение и защита деятельности Элизабет.

Всем членам тайного Комитета по Распределению было предписано сохранять секретность и они дали клятву. Врачи, входящие в Комитет, согласно Уставу, отбирали пациентов, которым не сообщались подробности, а просто предлагалось бесплатно пройти короткий курс лечения натуральным препаратом. Результаты всегда были потрясающими — люди становились абсолютно здоровыми. Комитет по Распределению успешно работал уже девять месяцев, когда случилось непредвиденное...»

***

Я остановилась и сохранила напечатанное. Перейти к следующей части воспоминаний было очень трудно — рассказ приблизился к трагической части. Мне пришлось попить воды, вдохнуть несколько раз, чтобы взять себя в руки и, по возможности, спокойно завершить начатое дело. Следующий подзаголовок был обозначен одним словом:

Трагедия

«Четвертого июля 2012 года, то есть прошлым летом, я приехала домой на каникулы перед последним учебным годом в школе. Мои родители — Элизабет и Дэвид Грей — устроили в честь этого события семейный праздник. Нам захотелось отметить мой приезд дома, а не в ресторане, например. Я соскучилась за родителями, за усадьбой и мне было приятно провести тот день в их обществе, без посторонних, в месте, где я родилась и выросла. Я помню каждую минуту того дня. Последнего дня моего беззаботного и безмятежного детства.

Во время праздничного обеда мы обсуждали перспективы дальнейшего образования. Папа — врач-хирург больницы в Ньюкасле — хотел, чтобы я пошла по его стопам и поступила на медицинский факультет. Но меня куда больше привлекала возможность работать с уникальными растениями, как мама, и поэтому мне хотелось изучать биологию, в частности, ботанику.



— Энни, — сказал тогда папа, — может быть лучше заняться биохимией? Знаешь ли, по большому счету, биология — это химия, если смотреть глубоко в корень!

— Ты очень глубоко взглянул, любимый, — засмеялась мама, — но идею с биохимией я поддерживаю, что скажешь, Энни, дорогая, выбор за тобой!

— Я еще подумаю, ладно?

— Конечно, времени достаточно, — мама обняла и поцеловала меня, — ты у нас умница-девочка и мы одобрим любой твой выбор.

Весь день мы были вместе — мама, папа, я, и так соскучились друг за другом, что проговорили до позднего вечера.

На следующий день утром мои родители должны были встретиться с членом Комитета по Распределению из Лондона, чтобы передать ему очередную партию чудесных препаратов. Еще с вечера мама заполнила специальный чемоданчик с кодовым замком, разместив в его особых ячейках баночки с лекарствами. Встреча должна была состояться в кафе замка Лингхэм — папа обожал это место.

Он вывел из гаража свой белый воксхолл, положил чемоданчик на заднее сидение, мама села рядом с ним и помахала мне рукой на прощание. Я провожала их, стоя на пороге дома. Машина поехала вдоль липовой аллеи к воротам, а я вернулась в дом.

Примерно через два часа раздался телефонный звонок — я ответила, в трубке прозвучал слегка встревоженный голос:

— Доброе утро, меня зовут Эдвард Кавендиш, могу я узнать с кем говорю?

— Это Анна Грей, сэр, вы звоните в Грейхолл, — я знала сэра Эдварда Кавендиша, это известный врач из Лондона.

— О, здравствуйте, Анна, как ваши дела?

— Спасибо, сэр Эдвард, все хорошо, а у вас?

— Отлично, спасибо. Анна, я звоню, потому что в девять часов должен был встретиться с вашими родителями, но сейчас уже половина одиннадцатого, а их пока нет здесь. Я позавтракал в кафе и вышел в здешний прелестный парк прогуляться, может быть мы как-то разминулись и они уехали? Возможно они забыли взять с собой телефон? Я попытался связаться с ними, но ответа нет...

— Очень странно, сэр, мои родители уехали на встречу с вами в половине девятого, два часа назад!, — я ощутила, как в сердце заползла тревога.

— Действительно странно, Анна, я сейчас приеду к вам, если вы не возражаете.

— Хорошо, я жду вас, сэр Эдвард.

Не успел Эдвард Кавендиш войти в дом, как у ворот усадьбы затормозила полицейская машина.

…Их нашли в то же утро случайные туристы в маленьком лесу неподалеку от замка Лингхэм. Машина стояла на обочине лесной дороги, передние сидения были залиты кровью, внутри никого не было. Тела родителей обнаружили ярдах в пятнадцати от машины на полянке, скрытой густыми зарослями терновника.

Началось полицейское расследование, которое задало множество вопросов и не нашло ни одного ответа. Однако полицию упрекнуть было не в чем, ибо уже первая криминалистическая экспертиза выявила парадокс, которому невозможно найти объяснение.

Итак, кровь в машине принадлежала обоим моим родителям, их тела также были запачканы кровью, анализ которой без сомнения указал на то, что и эта кровь была их собственной. Однако, на телах не было не то, что ран или следов от уколов, но даже ни одной мелкой царапины. И это при том, что внутри машины имелись следы ожесточенной борьбы — в одном месте была разрезана обивка сидения, разбито стекло со стороны водителя и фонарь на потолке салона.

Еще больше недоумения у криминалистов вызвало вскрытие тел. Все внутренние органы были в полном порядке, ни одного повреждения! Анализы показали, что не было ни отравления, ни удушения и никакой иной причины смерти. Эксперт рассказывал мне, что родители были абсолютно, совершенно здоровы, и что ему еще не приходилось видеть столь идеального состояния органов тел. Но, тем не менее, они были мертвы.

Полицейские ломали голову над тем, как же вытекла кровь, если в телах нет повреждений, и от чего наступила смерть одновременно двух человек. Что за борьба произошла в автомобиле?

Детектив-инспектор допросил сэра Эдварда Кавендиша, но тот ничего не смог сообщить, так как приехал в замок Лингхэм в половине девятого утра, то есть тогда, когда мои мама и папа только выехали из усадьбы. И до половины одиннадцатого находился все время на виду у работников и посетителей замка.

Меня расспрашивали об отношениях между родителями, но я могла рассказать только то, что они были счастливой парой и любили друг друга по-настоящему, что было совершенной правдой. Умолчала я лишь о пропавшем чемоданчике со снадобьями. Его так нигде и не нашли — чемоданчик не фигурировал среди вещественных доказательств. Сэр Эдвард тоже, естественно, ни слова не сказал об истинной цели его встречи с Дэвидом и Элизабет.

Таким образом, следствие сразу зашло в тупик.

Комитет по Распределению экстренно собрался и назначил собственное расследование, в том числе внутреннее, которое также ни к чему ни привело.

И еще одна странность. У моих родителей жили ангорский кот Питкин и собака породы ньюфаундленд — Персона, полученная в дар от фермера. Так вот, они оба бесследно исчезли в тот злополучный день, хотя утром родители уехали без них и животные гуляли у дома. Возможно, кот и собака вышли за пределы усадьбы, когда приехала полиция и ворота стояли открытыми настежь, но почему-то так и не вернулись.

Когда все это случилось, приехали родственники моей мамы из Америки, вся огромная семья Осборн: бабушка Маргарет и дедушка Бен, тети и дяди с семьями. У бабушки и дедушки десять детей — шесть дочерей и четыре сына, мама была их пятым по счету ребенком.

А со стороны родственников папы приехал из Лондона только его брат Генри — врач, как и мой отец, с женой и четырьмя сыновьями, он единственный папин кровный родственник (не считая меня и четырех моих кузенов, конечно), Генри с огромным трудом сдерживал слезы, для него случившееся стало страшным ударом.

Эти ужасные дни мне помнятся смутно. Какой-то черный туман накрыл в памяти то время. От слез мои глаза опухли и превратились в щелочки, а сердце разрывалось и я не знала, как жить дальше. Моих родителей похоронили в семейном склепе Греев на старинном кладбище нашей деревни.

Когда все печальные дела были закончены и родственники разъехались, со мной осталась бабушка Маргарет. Не знаю, как бы я выжила, если бы не ее присутствие и заботы обо мне. Маргарет следила за теперь уже моим домом и за растениями, которые разводила мама. По окончании каникул, в сентябре, я вернулась в свою Aleph School. Бабушка осталась присматривать за домом и растениями до того времени, как я закончу школу.

Родители и я планировали мое дальнейшее образование в колледже Ньюкасла. Однако, теперь все изменилось, у меня нет душевных сил на обычную студенческую жизнь и на постоянное общение со многими людьми. Мне необходимо время для восстановления после тяжелой психологической травмы. А главное — за растениями нужен постоянный уход и я не могу надолго покидать дом.

A-level 4я сдала на ААВ 5, то есть, довольно успешно, и поступила на дистанционное обучение. Стало быть, осенью я начинаю изучать биохимию, как того хотели мои любимые родители.

Глава 2. Пикник у реки

С того момента, как я вернулась домой, прошло одиннадцать дней, постепенно привыкаю говорить о школе в прошедшем времени. А жаль, пустота и тоскливое настроение теперь редко покидают меня. В школе было веселее. Между тем, за окном чудесное утро, тепло, небо чистое, ни облачка!

— Может быть пора перестать хандрить, Анна Грей?, — спросила я себя, не получив, понятное дело, ответа.

Машинально, как робот, я включила компьютер и открыла электронную почту. Пришло письмо от Эмили Стоуэрс, она пишет, что приедет ко мне сегодня с Диком, ее парнем, чтобы вытащить меня на пикник.

Эми — это моя лучшая подруга. На протяжении семи лет мы вместе учились в Aleph School, частной школе-пансионе для девочек неподалеку от Лондона, жили с ней в одной комнате, ездили вместе на каникулы — дом семьи Стоуэрс находится в Ньюкасле, в пятидесяти милях от моей родной деревни Белдорф. Узы крепкой дружбы сделали нас близкими, как сестры.

Эми и я не слишком похожи друг на друга, по крайней мере внешне. Моя подруга красивая, кокетливая, голубоглазая девушка со светло-русыми волосами. А я — шатенка с карими глазами, тоже красивая, по мнению окружающих. Она веселая, разговорчивая, характер у нее легкий и приятный. Я также была веселой и общительной до прошлого лета. Но теперь, после случившейся трагедии, предпочитаю родной дом, мои растения и природу.

Бабушка Маргарет, сопровождаемая дедушкой, вчера уехала домой в Америку. Она целый год жила в Белдорфе, дедушка Бен приезжал к ней сюда на Рождество и в марте. В третий раз он приехал в конце июня, я вернулась из школы четвертого июля. А пятого июля, на печальную годовщину, в Грейхолле собрались почти все родственники.

Итак, сегодня пятнадцатое июля, понедельник —первый день самостоятельной и одинокой жизни в моем большом, старинном доме. Вероятно, по этой причине Эмили решила приехать, понимая, что мне сейчас трудно.

Мой дом стоит в полутора милях к западу от Белдорфа. Он был построен из камня предками моего папы в 1771 году. В двух этажах расположены шесть спален, библиотека, гостиная и столовая, а также служебные помещения. Есть подвальный этаж, занимающий большую площадь, чем весь дом. В одной из подземных комнат родители устроили тренажерный зал. Справа от входа в подвальный этаж стоит стол для пинг-понга, а слева расположен вход в спа помещение с сауной, там же находится маленький бассейн. Родители любили, распарившись в сауне, прыгнуть в бассейн с холодной водой.

Самое большое помещение подвала предназначено для растений, которым необходим специальный, дозированный свет. Там нет окон, но повсюду закреплены лампы разного цвета. Оранжерея в доме тоже есть — она занимает третий этаж.

Папа и мама очень любили этот старый, семейный дом, поэтому о его продаже не может быть и речи. Да и нет у меня другого такого места, которое я могла бы назвать своим домом...

Я закрыла компьютер и поняла, что голодна, но готовить не хотелось. Придя в кухню, выпила чаю, съела сендвич и решила выйти в сад. Чтобы переодеться, я помчалась на второй этаж, влезла в любимые старые джинсы, натянула серую футболку. Остановилась перед зеркалом и пригладила щеткой длинные, до середины спины, волосы, подумала, и стянула их эластиком в хвост на затылке, и через две минуты была уже в саду с задней стороны дома. Я направилась было в сторону теплицы но меня остановил телефонный звонок — Эми с Диком прибыли! Рановато они, только девять часов утра, а им надо было проделать путь в пятьдесят миль.

Я вышла навстречу друзьям, они приехали на машине Дика — шкоде цвета мокрого асфальта с белой крышей. Эми подбежала и поцеловала меня в обе щеки, а Дик чмокнул в нос, поднял, как пушинку, и покружил — он крепкий, сильный парень. Моя подруга возбужденно затараторила:

— Энни, мы приглашаем тебя на пикник у реки в окрестностях Лингхэма..., — она запнулась, увидев, что мои глаза округлились, потом заговорила еще быстрее, торопясь выложить все до того, как я окончательно откажусь:

— Знаю прекрасно, что ты предпочитаешь там не бывать, но раньше эти места были твоими любимыми. Ты связываешь Лингхэм с тем, что случилось прошлым летом и поэтому не ходишь туда. Нужно это преодолеть. Мне больно смотреть, как ты страдаешь, пытаешься не показывать своих чувств, но я-то все вижу и понимаю. Прошел целый год, ты должна, просто обязана жить дальше!

Эми вдруг притихла и произнесла почти шепотом:

— Если твои родители смотрят с небес... Думаешь, им приятно наблюдать, как ты изводишь себя?

Я молчала, ехать совсем не хотелось, но и спорить, сопротивляться напору моей импульсивной Эмили не было сил.

Тут подключился Дик:

— Анна, ну что ты, как неживая? Поехали уже!, — он нахмурил выразительное лицо, — не нравится мне твое состояние, подруга. Давай, закрывай дом и поехали. Эми приготовила две корзины с едой, кока-колой, лимонадом. Мы взяли мяч, можем поиграть в волейбол. Да, возьми купальник, вода в реке теплая, я нашел хороший дикий пляж, искупаемся, ну как, едешь?

Я улыбнулась, думая про себя:

— «Как хорошо, что есть друзья! Все, хватит ломаться, иди, собирайся... Эй! C каких это пор я начала вести диалоги сама с собой? Мда... и правда, надо бы привести себя в порядок».

А вслух я сказала:

— Ладно, ребята. Спасибо, что вы такие классные, и не бросаете унылую подругу. Пошли в дом, я быстренько соберусь. У меня есть свежие огурцы из парника и зелень, а Маргарет вчера утром накупила мне пять видов сыров, может взять с собой все это?

Эми облегченно улыбнулась:

— Хорошо, бери, не помешает, я люблю свежие, душистые огурчики и чтобы колючие, с пупырышками!

Ехать было всего-ничего, и через двадцать минут асфальтовая дорога закончилась, мы немного проехали по узкому грунтовому проселку, но побоялись двигаться по нему дальше. Если пойдет дождь, то можно увязнуть в грязи. Дик нашел симпатичную полянку, там мы оставили шкоду и к дикому пляжу пошли пешком, оказалось недалеко, метров двести.

Мы расстелили одеяло на траве и уселись на него. В пяти метрах от нас блестела на солнце река. Вода чистая, прозрачная, кое-где на мелководье выступают каменистые пороги и маленькие волны сверкающими струями, с брызгами, перекатываются через них. Изумрудные водоросли вытянулись вдоль течения пушистыми нитями, будто волосы на ветру.

Вокруг нас можно было найти все оттенки зеленого цвета: серебристая бледно-голубоватая ива, светло-зеленый орешник. Раскидистый бук сиял более насыщенными красками в солнечных лучах. А вдалеке был виден хвойный лес, темный и синеватый.

Так красиво, спокойно! Я оглядывалась по сторонам и увидела старый дуб. Тут уж я не смогла усидеть на месте, а вскочив, направилась к почтенному лесному великану. Надо сказать, что дуб — это мое любимое дерево. Я ощущаю прилив радости и сил просто оттого, что нахожусь рядом с ним. Мне нравится рассматривать его темно-зеленые листья изящного рисунка, глянцевые желуди с забавной шапочкой. Чтобы приблизиться к дереву мне пришлось пройти назад, в сторону грунтовой дороги.

Я подошла и прислонилась к могучему стволу, вдохнув свежий аромат дубовой коры. Угловым зрением я заметила движение на дороге и, повернув голову, встретилась взглядом с молодым человеком, проходившим мимо быстрым шагом. Всего секунды две-три мы смотрели друг на друга, он улыбнулся и, махнув мне рукой, исчез за изгибом лесной дороги. А я, будто загипнотизированная, стояла и смотрела вслед, не понимая, что со мной произошло. Как молнией пронзил меня взгляд незнакомца, я задыхалась от волнения, никогда раньше со мною такого не случалось... Ох... Что-то я становлюсь странной. То днями напролет хожу, как сомнамбула, ничем не интересуясь, а теперь, пожалуйста — впала в ступор при виде красивого парня.

Услышав шаги за спиной, я обернулась — это был Ричард, он подошел и, глядя на меня с любопытством, спросил, смеясь:

— Ты что, привидение увидела?

Видок у меня, видимо, еще тот был! Раз такой вопрос возник у человека...

— Нет, Дик, — я постаралась поддержать шутливый тон, — лингхэмские привидения — домоседы и по дорогам не бродят.

— Пойдем, Энни, мы не завтракали и ужасно хотим есть, Эми уже все приготовила .

— Ой, прости, Дикки, я не знала и потому не торопилась.

Эми, безусловно, чистое сокровище — «стол» на одеяле выглядел шикарно. Она разложила салфетки и расставила одноразовые тарелки, нашлось место и для стаканов, вилок и ножей. Вся снедь, украшенная зеленью, дожидалась, когда ее съедят. Бутылки с охлажденной колой и домашним лимонадом стояли в сумке-термосе. Я почувствовала жажду и налила себе лимонада. Он оказался очень вкусным, кисло-сладким, ароматным и, осушив один стакан, я выпила и второй.

Эми предложила нам сендвичи с копченым лососем, а также с тунцом и помидорами, маленькие пирожки из темной муки с брокколи и яйцом, которые девушка испекла сама. Аппетитные ломтики разноцветных сыров моя хозяйственная подруга разложила на тарелке с зеленью, получилось красиво. И весь этот натюрморт венчало блюдо с огурчиками, стоящее в центре. А на десерт нам полагались охлажденная клубника и зеленые, ранние яблочки.

Мы ели с аппетитом, дружно хрустели огурчиками, мне очень понравились пирожки и я спросила Эмили, как она их делает.

— Очень просто, — Эми, отвечая, покраснела от удовольствия, что ее кулинарные таланты были оценены, — тесто из темной муки я купила в супермаркете, оно было замороженое. Отварила и нарезала брокколи, смешала ее со взбитым сырым яйцом, рубленым вареным яйцом, зеленым луком, зеленью и капелькой сливок — вот и начинка. Потом сформовала пирожки, испекла их, и готово.

Дик смотрел на Эмили влюбленными глазами, еще бы, красавица, умница, к тому же в свои восемнадцать лет умеет готовить! Их роман начался весной, в последние наши с Эми каникулы в школе. Дику двадцать и он уже через год может стать бакалавром. Парень моей подруги изучает компьютерные науки в том же колледже в Ньюкасле, куда уже поступила Эмили, и где раньше планировала учиться и я.

Эми часто рассказывает о своем надежном, спокойном, немного консервативном бойфренде. И мне, порой, кажется, будто мы знакомы с ним долгие годы.

Ричард Аарон Милфорд, для друзей — Дик или Дикки, талантливый программист и не только, он хорошо разбирается во всем, что касается компьютеров — и в «железе», и в софте — парень даже мыслит, как компьютер. Я имею в виду не скорость мыслительных процессов, а логику, философию мышления. В этом у них — у Дика и компьютеров — полное взаимопонимание, а самое главное — он любит свое дело, профессия и хобби совпали. Возможно в этом обстоятельстве и кроется причина успехов Ричарда на профессиональном поприще.

Дик — фрилансер 6, он совмещает учебу с выполнением частных заказов от мелких компаний. Частенько бывает так, что Дика приглашают сделать какую-нибудь работу, написать программу, например, по рекомендациям состоятельных студентов, которые учатся вместе с ним и знают о его выдающихся способностях.

Ричард — еврей, его семья живет в Лондоне, мама — специалист-вирусолог, а папа — инженер. Они вырастили семерых детей, Дикки — самый младший из них. Несмотря на консерватизм во взглядах, парень имеет личную точку зрения на всякое явление и привержен собственным принципам.

Например, Ричард теоретически признает только свободный софт и является сторонником своего тезки RMS. Участвует в разработке нового дистрибутива Линукса, полностью состоящего из свободных программ и библиотек. Но на практике приходится нарушать принципы из-за условий работы, что его огорчает. И он стремится поскорее добиться значимости, чтобы лишить себя таких проблем.

А в колледже Дик состоит в маленькой группе, которая собирает робота на университетский технологический конкурс. Их робот должен уметь носить по лестнице поднос с полными стаканами воды и не расплескивать — это тест потенциальной системы передвижения. Управляется робот как раз тем Линуксом, разработкой которого Дик занимается.

Мы покончили с едой и парень сказал, задумчиво посмотрев на нас:

— Ну что, девушки, можете прогуляться, а я пока все уберу.

Он решил, видимо, что нам с Эмили захочется поговорить наедине о наших девичьих делах и предоставил нам такую возможность. Сам Ричард, тем временем, принялся бережно заворачивать в фольгу оставшуюся пищу, складывая ее в сумку-термос, чтобы съесть потом. Парень моей подруги принципиально не выбрасывает еду, он считает это неэтичным, раз на планете есть люди, которые голодают. А мусор Дик собрал в пакеты, тут же сортируя его.

Я пошла вдоль берега, Эми за мной. Отойдя вправо метров на сто пятьдесят, мы нашли удобный, пологий спуск к воде, разделись до купальников и осторожно, на цыпочках, вошли в неглубокую воду, распугав стайку мелких серебристых рыбок. Вода была немножко прохладной, но тело быстро привыкало, холодно не было. Мне нравится ходить по мелководью, рассматривая разноцветные камешки и ракушки на дне, трогая рукой водоросли и наблюдая за мелкой речной живностью.

Эми с большой осторожностью подобралась к островку, заросшему тростником — она боится обитателей водных зарослей — лягушек, головастиков, например, или плавающих водных насекомых. А подошла к тростнику она затем, чтобы поближе полюбоваться стрекозами. Мне тоже стало интересно, и я, тихонько ступая по мелководью, шаг за шагом, приблизилась к зарослям. Там, на узких и острых листьях, расположились несколько стрекоз, крылья которых сверкали и переливались густым сине-зеленым цветом с зеркальным блеском. Но особенно привлекла наше внимание одна-единственная крупная стрекозка с длинным и тонким ярко-красным тельцем и прозрачными радужными крыльями, мы такую увидели впервые и стояли не шевелясь, чтобы не спугнуть.

Внезапно с другой стороны зарослей послышался шум, будто кто-то начал пробираться к нам через густую стену тростника. Наши стрекозы, как по команде, поднялись в воздух и умчались прочь. Мы застыли с открытыми от неожиданности ртами, испугавшись почему-то. Место ведь очень уединенное, кто бы это мог быть? Эмили посмотрела на меня и, усмехнувшись, предположила шепотом:

— Может это Дикки?

Мы бросились бежать к месту пикника, схватив на бегу с песка одежду. Через минуту перед нашими взорами предстал Ричард, спокойно занимающийся своими программистскими делами. Он удобно расположился, лежа на животе на одеяле перед раскрытым ноутбуком. Услышав наше шумное появление — мы запыхались — он удивленно уставился на своих подруг, примчавшихся галопом, в купальниках и с одеждой в охапку:

— Что? Опять привидение?, — хохотнул Дик, его рассмешил наш испуганный, взмыленный вид.

Стало ясно, что Ричард не мог пробираться к нам сквозь тростник, он все время оставался здесь и работал над новой версией Линукса, что для него означало и отдых, и развлечение.

Эмили бросила одежду на одеяло, а Дик (мужчина есть мужчина) стал увлеченно рассматривать свою подругу. Он — хорошо воспитанный парень, но отвести глаза от чертовски привлекательной девушки в красивом, цвета шампанского, купальнике было выше его сил:

— Тебе очень идет новый купальник, Эми, — наконец проговорил он, вскочив на ноги.

Эми отмахнулась от комплимента и возбужденно стала рассказывать, что к нам кто-то подбирался тайком, иначе зачем идти через заросли.

Дик потер лоб и предположил:

— А может это животное?

Я подумала и ответила:

— Ты знаешь, Дикки, не похоже. Какие у нас тут есть животные? Барсук, лисица, заяц, да и любое копытное животное, не станут к нам подкрадываться, да еще по воде, а наоборот, почуяв, убегут так быстро, как только смогут...

Я вдруг замолчала, задумавшись. В принципе, ко мне животные могли бы приблизиться, все они, непонятно каким образом, знают или чувствуют тайну нашей семьи и никогда меня не боятся, так же, как и я их. Да, но рядом была Эмили и дикое животное не стало бы подходить ко мне в присутствии другого человека. Итак — дикое животное исключается.

— Если же это домашнее животное — овца или корова — продолжала я снова вслух, стараясь рассуждать логически, — то все равно не получается, так как шума, в этом случае, должно быть гораздо больше. Эти животные не подкрадываются, они ведь не хищники и не имеют такой привычки, обычно копытные с шумом продираются через заросли, если им это нужно. А там было ощущение, что кто-то именно тайком подбирался, и больше всего похоже, что это был человек.

Эмили энергично кивнула:

— Я согласна с тобой, Энни.

Дик принял решение:

— Зачем гадать на кофейной гуще, девочки, пойдемте посмотрим.

Он разделся до плавок, и мы быстрым шагом вернулись на место нашего с Эми купания. Дикки излучал спокойствие и уверенность, и у нас пропал страх. Но осталось любопытство.

Мы вошли в реку и по чистой воде, ближе к середине речки, стали обходить островок, заросший тростником, направляясь к противоположному его краю. В некоторых местах вода доходила нам до шеи. Когда мы обогнули тростниковые заросли и подошли к предполагаемому месту, то увидели, что дальний край островка находится вблизи от берега, и соединен с ним болотистой перемычкой.

Подойдя ближе, наша маленькая группа остановилась, как вкопанная. На болотистой перемычке были хорошо видны следы босых человеческих ног большого, примерно сорок четвертого, размера. Итак, мы с Эмили не ошиблись — это был человек. Картина становилась яснее. В следах скопилась вода и цепочки этих маленьких лужиц, ведущие в двух направлениях, ясно показывали, что кто-то неизвестный прошел от берега к островку и начал, таясь, пробираться сквозь тростник.

Судя по раздвинутым и примятым растениям, ему удалось тихо пробраться метра на два вглубь зарослей. Стена тростника становилась все плотнее, бесшумно двигаться этому человеку уже не удавалось. Мы с Эми услышали его и убежали. Тогда неизвестный прекратил прокладывать путь по заросшему островку, вернулся на берег и исчез. Следовательно, его целью были Эми и я. Мы втроем, не сговариваясь, посмотрели на берег, стараясь охватить взглядом как можно больше, опасаясь, что кто-то следит за нами из засады.

Ричард, оглядевшись еще раз, попросил нас постоять тихо одну минутку, он, мол, сейчас вернется, и убежал быстрее ветра.

Я взяла Эми за руку и мы прошли немного в сторону середины реки, в чистую воду и там принялись ждать возвращения Дика. Не прошло и трех минут, как он вернулся с мобильным телефоном в одной руке и волейбольным мячом в другой.

— Надо зафиксировать это дело, — приговаривал Дикки, фотографируя телефоном следы неизвестного с разных точек и под разными углами.

Закрыв телефон, он обратился к нам, объясняя свои действия:

— Нужно сохранить снимки на всякий случай. Вдруг подобное повторится, тогда можно будет отдать фото в полицию. Я думаю, что это был какой-то извращенец, хотевший из укрытия полюбоваться на девушек в купальниках, но вы услышали его и убежали. Тогда он, испугавшись, что девушки могут позвать кого-нибудь на помощь и вернуться, быстро унес ноги. Как-то так.

Ричард развел руками и покачал головой, дескать, другого объяснения он не видит.

— А теперь, подружки, давайте хоть в волейбол поиграем в воде. Раз уж выбрались на природу, так надо отдыхать весело!

Мы, тем временем, пришли, на маленький песчаный пляжик, Ричард опустил свой телефон на песок, подложив под него широкий лист лопуха. С разбега мы побежали в воду, поднимая тучи брызг, и принялись с криками и визгами играть в подобие волейбола — весело отбивать мяч, не давая ему коснуться воды. Дно было песчаное, гладкое в этом месте и я, забыв про печали, носилась по мелководью, рассекая ногами воду. Наигравшись, мы окунулись, умыли раскрасневшиеся лица и вышли на берег.

Лист лопуха лежал там, где Дик его оставил, а вот телефон исчез. Мы обследовали все вокруг в поисках, но ничего не нашли. Дикки рассердился:

 — Вот ублюдочный извращенец, украл мой телефон, я же этот аппарат всего неделю назад купил!

Тут он вспомнил, что оставил свой ноутбук на одеяле в месте пикника. Впервые за этот день Ричард испугался не на шутку...

Ноутбук не пропал, все оказалось в порядке. Однако, настроение было испорчено, к тому же в свете кражи телефона хотелось убедиться, что этот неизвестный не угнал машину Ричарда. Поэтому, одевшись, схватив сумки, мы пошли, почти побежали по грунтовой дороге к полянке, где оставили автомобиль. Прибежав и найдя шкоду на месте, наша маленькая компания успокоилась, а Дик, схватив ноутбук, и не говоря ни слова, убежал назад в лес. Эми посмотрела на меня со смешной гримаской, покачав головой, дескать, парни — они такие странные существа, ну что с них взять!

Вернувшись, Дикки объяснил, что поспешил заснять следы на видеокамеру ноутбука, хорошо, что странный извращенец не додумался уничтожить их.

— Вот, смотрите, — парень открыл лэптоп и показал Эми и мне результаты съемки. На видео следы были прекрасно видны, но меня заинтересовали не они. В правой стороне экрана, на самой границе кадра, я заметила странный цветок, покоящийся на водной глади метрах в трех от берега.

Дикки похлопал с удовлетворенным видом рукой по компьютеру, говоря:

— У нас есть улики. А теперь давайте уедем отсюда.

Но я возразила:

— Мне нужно на минутку вернуться на пляж. На твоем видео, Дикки, я увидела необычное растение и просто обязана пойти посмотреть, что это такое.

— Я не отпущу тебя одну!, — строго заявила моя подруга.

— Да брось ты, Эми, что я маленькая, что ли? Отсюда до пляжа по прямой метров двести. Если что — я крикну и вы прибежите на помощь, — заупрямилась я. Мне было неловко заставлять друзей сопровождать меня, я и так получаю от них достаточно внимания и сочувствия.

Эми поняла, что я намерена идти одна и, пожав плечами, согласилась подождать моего возвращения у машины.

Цветок, и в самом деле, оказался странным. Формой и размером он напоминал обыкновенную желтую кувшинку, столь распространенную в наших краях. Но цвет его был розовым! Я никогда в жизни не видела розовую кувшинку, это же не лотос. Мне захотелось взять отросток от корня, чтобы посадить его дома в бассейне оранжереи, а потом изучить и описать.

Я разделась до купальника и вошла в реку. Сделала шага три и почувствовала, что дно стало резко опускаться и дальше пришлось двигаться вплавь — место было глубоким для нашей речки — самый настоящий омут. Цветок оказался зрелым, плотные розовые лепестки были полностью раскрыты, а в центре возвышался крупный лиловый кувшинчик, сверкая восковым блеском. Рядом на воде колыхался один единственный лист в форме округлого сердечка. Растение даже на близком расстоянии полностью напоминало обычную кувшинку, отличаясь от нее лишь цветом.

Дна под ногами я не чувствовала и не знала, насколько глубоко мне придется нырнуть, чтобы бережно отломить маленький отросток корня для размножения. Перевернувшись волчком и рывком подняв ноги над водой, я нырнула очень глубоко — по ощущению метра на два с половиной, как минимум. Коснувшись руками заиленного дна, я принялась на ощупь искать корневище водной кувшинки.

Вдруг моя рука обо что-то больно поцарапалась, как-будто о ветки кустарника с острыми шипами и в ту же секунду мои длинные распущенные волосы запутались в этих покрытых колючками ветвях! Я запаниковала и стала дергать головой изо всей силы. Это не помогло. Шипы царапали кожу головы и я запуталась еще сильнее. Мне удается задерживать дыхание на одну минуту, но это в спокойной обстановке. А сейчас, когда сердце неистово бьется, а душа от страха заледенела, я не знала, сколько у меня есть времени на то, чтобы освободиться из колючей смертельной ловушки.

Я попыталась отломать ветки, намертво прицепившиеся к волосам, но они только упруго гнулись. Чтобы оторвать их нужна огромная сила. Я успела пожалеть о том, что не позволила друзьям пойти к реке вместе со мной. Снова попытавшись оторвать волосы от колючих ветвей, я поняла, что сделать это возможно лишь потеряв скальп. Открыв глаза, я постаралась рассмотреть, что же это за растение, которое вознамерилось убить меня — и в колышущейся светло-зеленоватой прозрачной воде увидела, что это затонувший куст боярышника 7, древесина которого отличается упругостью и прочностью. В старину шипы боярышника использовали в качестве гвоздей.

Куст схватил меня своими колючками за волосы и держал на дне.

— «Скоро все будет кончено», — поняла я, когда грудь моя стала разрываться от нехватки воздуха, а перед глазами вспыхнули разноцветные огненные круги. Я всегда с нежностью относилась к боярышнику, считая его благородным и целебным растением. Как несправедливо, что этот куст решил убить меня!

Сознание мое стало путаться, я поняла, что сейчас не выдержу этого огня в груди и, вдохнув воду, захлебнусь. Моя душа сама собой вознесла молитву без слов — крик о помощи! Я не хочу умирать!

Кто-то схватил меня!!... Я ощутила сильные руки на своем теле, услышала, как легко ломаются крепкие ветки, вздрогнула всем телом и вдохнула воду...

Очнулась я на траве в паре метров от реки. Мою грудь сотрясал сильный кашель. Рядом со мной не было никого... Кто же спас меня?

Я села и подняла руки к волосам. В них запуталось несколько колючих веток и я принялась вытаскивать их, с ожесточением дергая и распутывая пряди волос. Мысли в моей голове проносились одна быстрее другой: кому же я обязана тем, что выжила? Может быть я сама каким-то образом освободилась и выползла на берег, а потом потеряла сознание?..

Но нет! Я прекрасно помню сильные руки, обломавшие невероятно прочные ветки, которые не пускали меня всплыть и вдохнуть глоток воздуха. А потом я все-таки захлебнулась, но мой спаситель крепко обхватил меня и устремился к поверхности. И лишь в этот миг я окончательно потеряла сознание.

Я оглядывалась вокруг и никого не видела. Куда же делся тот, кто вынес меня на берег и почему он исчез? Покачиваясь, я поднялась на ноги и продолжала осматриваться по сторонам. Но, по-прежнему, безуспешно — берег был совершенно пустынным и среди деревьев обступившего его леса тоже никого не было. Мои глаза быстро устали, их словно засыпало песком. Это из-за того, что я открывала их под водой.

Руки мои были поцарапанными и исколотыми до крови, но ничего страшного — это такая ерунда по сравнению с тем, что могло произойти. Меня стал пробирать озноб, я замерзла, стоя в мокром купальнике. Не задумываясь, я сняла его и надела джинсы и футболку, которые нашла там же, где положила их перед заплывом к розовой кувшинке.

— «Оставайся на своем месте, я больше не потревожу тебя», — мысленно обратилась я к диковинному цветку, — «у тебя хорошая охрана», — усмехнулась я, имея в виду затопленный куст боярышника. Я подняла одну из веток, которую вытащила из своих волос. Попробовала сломать ее, но она была прочной, как канат. Какую же надо иметь силу, чтобы быстро сломать несколько таких веток?!

Испытывая страшную слабость, я поплелась к машине, а на полпути встретила Эми и Дика — они забеспокоились и вышли мне навстречу. Я решила ничего и никому не рассказывать об этом происшествии. Во-первых, странно выглядело исчезновение спасителя, а, во-вторых, мне не хотелось выслушивать справедливые упреки в том, что не нужно так тупо упрямиться, как это сделала я.

По дороге домой Эми завела разговор на темы, которые не удалось обсудить у реки из-за происшествия.

— Как спалось тебе в эту ночь, Энни?, — подруга сидела рядом со мной на заднем сидении машины и внимательно смотрела на меня, — понимаешь, Анна, я проснулась дома посреди ночи, и вдруг мне словно в голову стукнуло, что ты же совсем одна в большом, старом доме, наверное, первый раз в жизни одна ночью. Я порывалась позвонить тебе, но не решилась, может быть ты спала. А я вот так и не уснула до утра, все думала, как ты там, ведь до ближайших соседей добрая миля. Я придумала устроить пикник как повод, чтобы приехать и поговорить с тобой, и с ночи все приготовила. А в половине седьмого позвонила Дику и попросила поехать со мной, он обрадовался.

Я растрогалась и обняла подругу:

— Спасибо, Эми, ты хорошая, добрая. А приезжать ко мне ты можешь в любое время дня и ночи без всякого повода.

Моя подруга смутилась и улыбнулась, опустив глаза. А я продолжала:

— Мне самой странно, но эта ночь прошла вполне хорошо. После обеда я отвезла в аэропорт Ньюкасла бабушку и дедушку. Они взяли билеты до Лондона и уже оттуда должны были лететь в США. А я вернулась домой. Первым делом пошла в библиотеку и залезла в интернет, отслеживая рейс Маргарет и Бена. Они хорошо долетели до Лондона и позвонили мне оттуда. Я хотела дождаться их вылета из Хитроу, но устала за вчерашний день и прилегла на диване в библиотеке, завернувшись в плед. Думала просто немножко полежать, а вместо этого мгновенно уснула и проспала до восьми утра.

— Хорошо, что эта ночь прошла благополучно, но ты ведь не будешь жить в библиотеке? Не представляю, как можно проводить ночи одной в большом доме и вдалеке от людей. Не нравится мне это.

Эмили вздохнула и, покачав головой, спросила:

— А что бабушка и дедушка говорят?

— Ну, они говорят примерно то же, что и ты. Я их понимаю и очень им благодарна, бабушка сделала для меня все, что могла и даже больше. Но ей сложно было дольше оставаться здесь, и они с дедушкой хотели, чтобы я поехала с ними и жила у них. Я отказалась. Надо следить за мамиными растениями, они уникальны, перевезти всю эту живую коллекцию невозможно. Да и не хочу я никуда уезжать. Мое место здесь. Тогда дедушка сказал, что мне надо бы снова завести собаку с кошкой, и срочно.

— Дай мне немного подумать, Энни, и пошептаться с Диком — что-нибудь придумаем.

Мы подъехали к Грейхоллу. Эмили сказала, что они с Диком не будут заходить, и что в течение трех часов она мне обязательно позвонит, мы попрощались и мои друзья уехали в Ньюкасл.

Глава 3. Встреча. Второй раз за один день

Пора было заняться мамиными... теперь уже моими растениями. Для начала надо обойти и осмотреть всех зеленых питомцев, занося наблюдения в журнал. Обход всегда следует начинать с цветной комнаты для редких растений в подвале. Затем надо идти с проверкой наверх в оранжерею. А после этого, если останутся время и силы, можно пойти осмотреть сад у дома и теплицу.

Спустившись в подвал, я вошла в зал для занятий спортом, по правой стене которого находилась дверь, ведущая в цветную комнату. Открыв ее и переступив порог, я быстро закрыла дверь за собой, чтобы не нарушать микроклимат в помещении для уникальных растений. Здесь тепло, всегда плюс двадцать восемь градусов по Цельсию. За температурой и влажностью следят датчики.

Наша семья назвала комнату цветной из-за особенностей освещения. Под потолком закреплены множество мощных ламп, дающих белый свет. Им положено гореть по пятнадцать часов ежедневно. В остальное время горят цветные лампы. Включением и выключением ламп ведает реле с таймером.

Устроена комната следующим образом. Справа расположен вход в лабораторию. Стены заняты стеллажами с растениями в ящиках. Каждый из них стоит в ячейке с номером, отгороженной от других растений со всех сторон высокими стенками. А над каждым ящиком находится цветная лампа одного из пяти цветов — синего, зеленого, желтого, оранжевого или красного — в зависимости от того, какой вид в ячейке выращивается. Но в большинстве своем — это синие и красные лампы.

Некоторые растения надо ежедневно опрыскивать мягкой, теплой водой. Чтобы подогреть воду в углу цветной комнаты находится специальный бойлер. Слева от входа стоит большой двустворчатый холодильник, в котором хранятся растворы с наночастицами для введения в растения и для добавления в составы по старинным рецептам. Там же находятся и другие секретные добавки.

Заглянув в холодильник, я увидела, что все полки заняты бутылочками с серебряной, золотой, платиновой и медной водой. Все это наготовила Маргарет, тут больше, чем на год хватит.

В левой половине холодильника бутылочки были сгруппированы во цвету и степени прозрачности растворов. Наверху находились прозрачные и бесцветные, ниже были бледно-фиолетовые, еще ниже зеленые, затем желтые, красные и коричневые. Отдельными группами, в ящичках, стояли удивительные мутноватые жидкости, все оливкового цвета, но если смотреть через них на свет, то одни были сине-фиолетовыми, другие изумрудно-зелеными, третьи выглядели оранжевыми, а четвертая группа мутноватых оливковых растворов была ярко-малиновой на просвет.

Правая часть холодильника оказалась заполнена похожими между собой, прозрачными красными растворами. На всех бутылочках были наклейки с названием, различными подробностями, и датой изготовления.

А в самом низу холодильника стояли множество баночек, и бутылочек с порошком и растворами зеленого цвета, доставшимися нам от Дэвида де Вольфа, те самые, которые он приготовил триста с лишним лет назад!

В лаборатории на большом столе с керамическим покрытием расположены предметы для изготовления, отмеривания растворов и смешивания их — мерные стаканы и мензурки, весы, магнитные смесители с подогревом, два спектроскопа и центрифуга. В шкафу над столом в старинных стеклянных банках с хорошо притертыми крышками мы держим сухие вещества. А на полке под столом расположились бутылки с удобрениями и добавками. Этакая кухня для зеленых питомцев.

Посередине вытянутой в длину огромной комнаты стоит стол, за которым удобно обрабатывать растения, пересаживать, обрезать их, брать для рецептов листья или цветки, не повреждая самих растений.

Схватив со стола журнал, я пошла вдоль стеллажей, поминутно сверяясь с описанием — что и когда следует делать с растениями в каждой из пронумерованных ячеек. Сегодня по расписанию нужно было лишь опрыскать водой некоторые из видов моей флоры, что я и сделала, отметив это в журнале.

В графе «Наблюдения» писать сегодня, кажется, нечего. Хотя, почему бы не проверить лерилею густоцветную, рановато немного, судя по инструкции в журнале, но можно попробовать. Я взяла с полки коробку с набором разноцветных фонариков и выбрала тот, что дает синий свет. Если лерилея покажет флуоресценцию, значит она созрела.

Включив фонарь, я направила синий луч на растение. Так и есть! Оно засияло оранжевым! Выключила фонарь — и лерилея, как ни в чем ни бывало, снова стоит зеленая, зеленее не бывает, лишь кокетливо, чуть-чуть, отсвечивает оранжевым по краям сочных листьев. Теперь их можно срезать и заготавливать. Отлично, я описала изменения лерилеи и как раз в это мгновение включились все цветные лампы. А мощный белый верхний свет погас.

***

У меня пропало желание работать сегодня в оранжерее и в саду, это можно сделать завтра утром. А все из-за того, что в гостиной мой взгляд натолкнулся на большую фотографию в рамке, стоящую на каминной полке. Смеющиеся мама, папа и я, у наших ног сидит собака и важно развалился кот. Это фото было сделано чуть больше года назад, и из всех, кто тогда фотографировался, осталась я одна. Отложив все планы, я решила посетить родителей на кладбище.

Мне нужно было только переодеться и взять из гаража велосипед. В помещении, рассчитанном на три машины, сейчас стояли только две — моя любимая старенькая красная мини купер и мамин серебристый воксхолл. Раньше здесь была и папина белая зафира, но Маргарет избавилась от нее. Ведь машина невольно сохранила следы того, что случилось в день, когда...

Я прикусила губу и, чтобы из глаз не хлынули слезы, несколько раз вдохнула, быстро и глубоко. Помогло... пока что.

— «Пора приводить нервы в порядок, Анна, не то превратишься в вечно плачущее, безвольное и ни к чему не пригодное существо», — это я опять обратилась сама к себе.

А с кем еще я могу поговорить?

И что делать ночью?

Мне стало не по себе. Я не из пугливых, но ночи ожидаю с внутренней дрожью. Если будет ветер, то старый дом начнет поскрипывать, по углам станут метаться тени от качающихся деревьев. Можно умереть от страха. Дедушка прав, надо срочно завести собаку и кошку. С животными совсем не так жутко, как одной.

Хорошо, что сейчас день и светло. Я вскочила на велосипед и помчалась в сторону церкви, во дворе которой располагалось старое кладбище. На нем давно никого не хоронили, за исключением похорон в семейных склепах. Подъезжая, я услышала мелодичный бой часов на церковной башне. Пробило четыре пополудни.

Войдя в склеп и постояв рядом с плитой, на которой были выбиты имена Элизабет и Дэвид Грей, я тихонько поговорила с мамой и папой, правда, в виде монолога, обращаясь к плите, поплакала от жалости, в первую очередь к себе самой. Родители ушли, а я одна, скучаю, так скучаю за ними! Не помню, сколько я так стояла, сжимая в руке принесенные с собой цветы и камешек из моего сада, но постепенно успокоилась. Слезы помогли излить из души тоску и горечь, оставляя после себя не только пустоту, но и некоторое облегчение.

Я положила букет и гладкую гальку на плиту, покинула склеп и пошла к выходу с кладбища, осматривая по пути покосившиеся старинные надгробия, расположенные на зеленом травяном покрове. Кое-где хорошо сохранились надписи. Мое внимание привлекла одна довольно большая плита, тоже слегка покосившаяся, очень старая. Она стояла в стороне, далеко от дорожки, по которой я шла. В отличие от других плит, на этой, кроме надписи, был еще и чудом сохранившийся портрет в профиль.

Перстень Агируса
Надпись на плите сообщала, что барон Маркус Альберт Джозеф Сас жил с 1733 по 1755 год и был юношей, блистающим талантами, умом и красотой. Маленькая роза подводила черту под эпитафией. Профиль юноши был классически правильным, но истерт и не слишком разборчив. Я стояла и думала о том, что интересно было бы узнать подробнее о Маркусе, я почему-то никогда не слышала истории о нем.

Надо бы спросить в городской библиотеке. Там работает мисс Тэтчер, она увлекается историей нашей деревни и наверняка сможет рассказать о заинтриговавшем меня юноше, жившем в середине восемнадцатого века.

— Привет!

Я вздрогнула от неожиданности и подняла глаза. Передо мной стоял тот самый молодой человек, который сегодня утром проходил по лесной дороге, и взор которого привел меня в неописуемое волнение. Вот и сейчас, парень, наклонив голову, внимательно смотрел на меня с едва заметной улыбкой, а я онемела на секунду. Во-первых, сначала я опешила от неожиданности, так как не слышала, когда он подошел. А, во-вторых, приходится признать, что незнакомец удивительно красив какой-то нездешней красотой и это действует на меня таким образом, что я веду себя, как идиотка.

— Привет!, — наконец выдавила я из себя охрипшим чужим голосом и поперхнулась. Это у меня после плача бывает. Хорошего же незнакомец будет мнения обо мне! Глаза красные, опухшие, волосы даже расчесать перед уходом из дома не удосужилась, да еще и запнулась в самый неподобающий момент — при знакомстве. Пугало огородное и все тут! Я готова была провалиться сквозь землю.

Однако, молодой человек, продолжая смотреть на меня с легкой улыбкой и без тени насмешки, проговорил:

— Мне кажется, я видел тебя сегодня в лесу?

— Да, я была там с друзьями на пикнике, — горло я уже прочистила и мой голос стал звучать нормально, и на том спасибо.

— Меня зовут Марк Веттингер.

— Очень приятно, я — Анна Грей, — и я протянула руку, Марк пожал ее. Рука его была очень теплой, сухой и немного шершавой, а рукопожатие довольно сильным.

Перстень Агируса
На правой руке парня я заметила необычный перстень. Его плоская поверхность, наподобие печатки, имела рельефное изображение, выполненное металлом на черном гладком камне— круг, внутри которого вписан равносторонний треугольник, а в треугольнике пчела.

Мы молчали, я спросила, заполняя паузу:

— Ты гостишь в Белдорфе?, — я ведь знаю практически всех обитателей нашей деревни на тысячу жителей, а Марка увидела впервые только сегодня утром.

— Я переехал сюда полтора года назад и теперь тут живу, мой дом в четырех милях к западу.

— Почему ты решил поселиться здесь? Чем тебя привлекли наши края?

— Вообще-то, я жил тут раньше, и меня давно тянуло осесть в этих местах. Видишь ли, я занимаюсь наукой и работаю в лаборатории вместе с моим дядей. А в свободное время пишу книги — это мое увлечение. И такое тихое, спокойное место очень подходит для моих занятий.

— Ты молод для писателя..., — моему собеседнику можно было дать лет двадцать пять.

— Я пишу на исторические темы. Мне удается издавать книги, выходит, что возраст — не помеха, — Марк почему-то засмеялся и его карие глаза сузились и заблестели. Он не отводил от меня взгляда, и потому я не переставала чувствовать смущение.

— Ну да..., — ответила я неопределенно и мы замолчали, потом Марк спросил:

— А ты чем занимаешься? Живешь тут или приехала погостить?

— Я родилась здесь, последние семь лет училась в пансионе под Лондоном, а этим летом закончила школу и вернулась домой. Мой дом в полутора милях отсюда — усадьба Грейхолл.

— Постой, значит ты — родственница той семейной пары, которая прошлым летом...

Марк замолчал, по видимому раздумывая, как бы поделикатнее закончить фразу, но я не стала дожидаться и выпалила:

— Да, я их дочь.

— А... понятно, прими мои соболезнования, это было ужасно.

— Спасибо, да, так ужасно, что и слов нет выразить это, — я опустила голову.

— Прости, пожалуйста, я не хотел огорчать тебя напоминанием.

— Ничего, ты не напомнил, мои мысли и так были о родителях, я ведь только что посетила семейный склеп.

— Тогда понятно, почему у тебя заплаканные глаза.

Марк чуть ближе наклонился ко мне, глядя серьезно и с сочувствием:

— Если ты сейчас собираешься идти домой, то позволишь проводить тебя?

Мне хотелось согласиться, но я так ужасно сегодня выгляжу, из-за этого испытываю напряжение, а он смотрит, почти не отрываясь. Нет, лучше отказаться.

— Марк, я на велосипеде, и я в порядке, не стоит провожать меня сегодня, как-нибудь в другой раз, — сказала я, приняв решение и искренне надеясь, что этот другой раз произойдет когда-нибудь.

— Хорошо, в другой раз, до встречи, — мой новый знакомый широко улыбнулся и помахал мне на прощание рукой.

Не успела я отъехать от церковной ограды, как зазвонил телефон, я ответила, это оказалась Эмили, она говорила, торопясь, как всегда:

— Сообщаю тебе, подруга, что у нас с Диком есть сюрприз для тебя, вернее два. А если быть совсем точной, то сюрпризов три!

— Я усмехнулась и спросила, — так сколько же на самом деле сюрпризов?

— Не перебивай, слушай, — отрезала Эми, — мы готовы выезжать, скажи, нормально ли будет, если Дикки и я нагрянем к тебе между шестью и семью часами?

— Ой, конечно, замечательно! Спасибо, Эми!

— Мне хотелось посоветоваться с тобой по поводу сюрпризов, но Дик настоял на том, чтобы приятно удивить тебя.

— Ты же знаешь, Эми, я люблю сюрпризы.

— Тогда пока.

Я решила немного прогуляться пешком, ведя велосипед рядом с собой, чтобы, не торопясь, обдумать встречу и разговор с Марком.

Память тотчас нарисовала образ моего собеседника.

Высокий, на вид примерно шесть футов и два дюйма 8, стройный, широкие плечи. Прекрасная осанка, горделиво поднятая голова, но без тени высокомерия. Темные волосы уложены в строгую мужскую прическу. Лоб высокий, благородный. Густые, четко очерченные брови придают лицу особую ясность. Классический римский нос. Прекрасный рисунок скул, подбородок мужественный, с едва заметной ямочкой, волевой рот.

Марк тщательно выбрит, однако, совсем немножко, угадывается легчайший темный оттенок на щеках, подбородке и над верхней губой, что только подчеркивает его мужественность.

Теперь глаза. У Марка карие, очень красивые, выразительные глаза. Взгляд проницательный и строгий. Словно в душу смотрит... Я разволновалась, вспомнив этот взгляд.

Мое впечатление таково, что Марк — само совершенство. Да еще — настоящий ученый и писатель!

Интересно, а что он делал на кладбище?

Я уже подходила к дому, когда из-за купы деревьев появилась собака с ошейником. Это был рослый золотой ретривер. Он стремительно подбежал ко мне и, деловито обнюхав мои кроссовки, поднял голову и посмотрел на меня умными, дружелюбными глазами. Пришлось положить велосипед на землю.

— Привет!, — сказала я псу, а он в ответ ткнулся влажным черным носом мне в руку. Собака была в прекрасной форме, хорошо сложена, светлая кремовая шерсть сверкала золотым блеском. На ошейнике висела бирка и я потянулась посмотреть кто хозяин и где живет пес. Но животное, резко мотнув головой, не позволило мне сделать это.

— Почему ты один?, — я просто думала вслух. Четвероногий друг человека ухожен и в ошейнике, так где же его хозяин?

Пес обратил ко мне свою улыбающуюся морду — у всех ретриверов такое «выражение лица», будто они улыбаются, да так и есть на самом деле — это доброжелательная порода. Они любят людей и почти всегда в хорошем настроении.

Собака обернулась к той дубовой роще, откуда появилась, потом снова взглянула на меня и опять на рощу. Животное явно было взволновано, но чем именно, я не знала.

Затем пес громко тявкнул, опять ткнулся носом мне в руку и умчался назад в рощу, откуда еще несколько раз призывно и звонко залаял.

Делать нечего, я повернулась и пошла в сторону деревьев. Понятно, что пес зовет меня туда. Войдя под густые своды дубравы, я увидела собаку, она стояла под высоким дубом и что-то обнюхивала на земле. Приблизившись, я, наконец, заметила причину переполоха. Под самым дубом, вжавшись в его основание, сидел подросший птенец совы. Посмотрев внимательнее, я поняла, что это сипуха, так как «лицо» птицы было в виде сердечка. Птенец был уже крупным, длина его тела достигала примерно двадцати пяти сантиметров.

Птица перепугано взирала на меня большими, почти человечьими глазами. Я впервые так близко видела сипуху и была восхищена ее красотой. Белоснежное «лицо» обрамлено в форме сердечка оранжевыми перьями с серебристо-серыми искорками, голова оранжевая. Грудка, как и «лицо», белая с редкими темно-серыми крапинками. Крылья и широкий, короткий хвост оранжевые с серебристыми полосками. Красота и чудо природы!

Окей, надо разобраться, что случилось. Я огляделась по сторонам и увидела нескольких ворон, что расселись вокруг нас по нижним веткам в радиусе пяти-семи метров. Понятно, они хотели напасть на птенца, но помешала собака, а теперь и я пришла. Так что поживиться детенышем сипухи им уже не удастся. Я люблю ворон за их сообразительность и интересное поведение. Они из числа самых разумных пернатых. Однако, придется им поискать другую еду.

Птенец, вероятно, вывалился из гнезда. Подняв голову, я поискала взглядом гнездо сипухи. Однако, я понятия не имею, как оно должно выглядеть. Кажется, эти совы и вовсе гнезд не строят, а селятся в дуплах, да на пустых чердаках... Похоже, вернуть птенца его родителям не представляется возможным, значит надо взять его домой и выходить. А дальше будет видно, как сложится жизнь этого диковинного, хоть и не редкого в природе существа.

Я подошла поближе, и тут крупный птенец меня рассмешил — он поднялся на высоких ногах, как на цыпочках, стал покачиваться из стороны в сторону и строить смешные гримасы!

Остерегаясь длинных и чрезвычайно острых, изогнутых когтей птицы, я прижала легонько ее к себе и бегом побежала домой, благо, это совсем близко. Велосипед взять не было возможности и я решила вернуться за ним потом. Ретривер сопроводил меня до ворот усадьбы и убежал.

С трудом отперев дверь ключом, я посадила сипуху на пол в холле, рядом с подставкой для зонтов, а сама метнулась в кладовую, где у меня было несколько больших картонных коробок. Достав одну из них и перетащив ее в гостиную, я посадила птенца в коробку. Затем взяла из холодильника мясо курицы, полминутки прогрела его в микроволновке и отправилась кормить своего спасеныша.

Птенца не пришлось уговаривать, он ел с аппетитом маленькие кусочки мяса, что я протягивала ему. Меня не клюнул ни разу. Я дала ему не очень много, помня о том, что птенца опаснее перекормить, чем недокормить. Поставила в коробку баночку с водой и поняла, что надо изучить, как правильно содержать и выхаживать этих птиц.

Самое необходимое сделано и можно вернуться за велосипедом. Каково же было мое удивление, когда, выйдя на дорогу, я увидела, что рядом с моим лежащим великом важно восседает тот самый золотой ретривер, который спас сипуху. Охраняет значит! Умнейший собакин.

Я хотела взять его за ошейник и отвести к себе домой, чтобы он побыл в Грейхолле, пока я не найду хозяина, но пес увернулся, помахал хвостом и умчался куда-то в западном направлении.

Чей же ты, добрый друг?

До приезда Эмили и Дика я успела позвонить в зоомагазин и заказать большую клетку, поилку, кормушку, пищевые добавки и витамины для хищных птиц. Еще я заказала книгу советов по их содержанию. В магазине пообещали, что завтра к полудню все это привезут.

Перстень Агируса
Теперь нужно осмотреть найденыша. Я достала его из коробки, он немного повозмущался моей бесцеремонности и даже хотел клюнуть меня в руку, но передумал и стал, вращая головой на сто восемьдесят градусов, оглядывать комнату, пока я теребила перья и пушок, заглядывала под крылья, проверяла суставы лапок.

Птенец оказался здоров. Даже паразитов не было, что удивительно, и очень хорошо. Сипуха находилась в несколько стрессовом состоянии и это было единственной и быстро проходящей проблемой.

— Все у тебя в порядке, отправляйся в коробку, а завтра получишь хорошую клетку. Считай, что это просто твой домик. Надеюсь, тебе понравится жить здесь, — так, приговаривая, я посадила птицу в коробку и прикрыла ее сверху большим платком.

Вот так я и живу. Разговариваю с собаками, птицами и сама с собой. Но это все же лучше, чем совсем не разговаривать.

За хлопотами с совенком время пролетело незаметно. Большие, старинные напольные часы в холле, похрипев, стали монотонно отбивать семь часов вечера, когда от ворот раздался звонок — это приехали Эмили и Дик.

Глава 4. Три сюрприза

Эмили вошла в дом, неся в одной руке контейнер для перевозки кошек, а в другой — тяжелый рюкзак. За ней, пыхтя и отдуваясь, ввалился Дик с двумя огромными дорожными сумками и с невероятно большим рюкзаком за плечами.

Сбросив всю поклажу на пол в холле, и взяв с собой лишь контейнер, друзья прошли со мной в гостиную. Эмили села на диван, раскрыла контейнер и извлекла оттуда маленького белого котенка.

— Это сюрприз номер один, Энни. Помнишь мою соседку Мэри Линн, у которой есть дочь Меган?

— Да, помню, ты нас познакомила, когда я была у тебя в гостях прошлой весной на каникулах.

— Так у них живет ангорская кошка и она принесла котят в апреле, Мэри как раз сейчас начала их пристраивать. Я подумала, что это большая удача, ведь ты, надеюсь, хотела именно ангорского кота?

Перстень Агируса
— Да, именно ангорского, как наш Питкин, который жил у моих родителей...

— Ну вот и чудесно! Принимай, это подарок, — и Эмили протянула мне котенка.

Я приняла милое, мяукающее существо, такое теплое и доверчивое. Котенок очень красив. Белоснежная пушистая шерстка, розовый нос, а глаза разного цвета. Правый глаз — изумрудно-зеленый, а левый — небесно-голубой. У ангорских кошек разные глаза — это частое явление и, тем не менее, выглядит, как чудо!

— Эми, Дик, спасибо!, — я бросилась обнимать подругу.

— Ты уже придумала, как назовешь котенка? Кстати, это — мальчик.

— Да, придумала, назову Перси.

— Вот и отлично! Мы привезли все необходимое для Перси — корзину, питание, туалет и даже игрушки. Потом заберем кошачьи вещи из машины. Ой, а что это за коробка посреди комнаты?, — Эмили указала на временный домик сипухи.

Пришлось рассказать историю спасения птенца в дубовой роще.

Эмили с Диком внимательно выслушали рассказ, Дик похвалил меня за доброе сердце, а Эми, как более практичный человек, стала опасаться, уживутся ли вместе птенец и котенок.

— Я уже заказала клетку для сипухи, — ответила я, — посажу завтра птенца туда и пока не буду выпускать. Придется действовать, согласно обстоятельствам.

Дикки в это время, сняв платок с коробки, рассматривал совенка.

Я поинтересовалась:

— А второй сюрприз?

— Второй сюрприз — это я, а третий — Ричард, — звонко засмеялась моя подруга. Если ты хочешь, мы можем пожить у тебя какое-то время, чтобы тебе не было одиноко.

— И ты еще спрашиваешь, хочу ли я? Да ты не представляешь, насколько сильно хочу!

У меня даже дыхание перехватило от радости.

— Вы такие молодцы, ребята, ну как мне благодарить вас?!, — я чуть не расплакалась от избытка чувств, но вовремя взяла себя в руки.

Это такое облегчение, что мне не придется проводить ночи одной в доме! Однако, пора позаботиться о комнатах для дорогих гостей.

Планировка дома проста. Есть центральная часть, к ней примыкают два симметричных, одинаковых крыла. В центральной части расположены большой холл и широкая лестница. Правое крыло — это кухня и столовая на первом этаже и три спальни на втором. В левом крыле на первом этаже — гостиная и большая библиотека, а на втором этаже — тоже три спальни. В третьем этаже устроена оранжерея.

Моя спальня находится на втором этаже в левом крыле, первая дверь по коридору от холла. Две другие спальни левого крыла прежде занимали мои родители. В одной из них они спали, а вторую использовали как кабинет, там папа иногда допоздна засиживался за своим компьютером, а мама всегда рано шла спать. В этих двух комнатах все осталось так, как было при жизни родителей.

Стало быть, решено — комнаты моих друзей будут на втором этаже в правом крыле.

— Эми, Дик, у меня есть три свободные спальни, пойдемте, выберете те, что вам по вкусу.

Эмили приглянулась спальня, расположенная зеркально к моей, то есть первая от холла вправо. Ну а Дикки вполне устроила соседняя с ней комната.

Началась приятная суета, связанная с вселением, устройством и наведением уюта. А я отправилась готовить ужин. Пока я варила спагетти, жарила рыбные котлеты и делала греческий салат из собственных помидоров, огурцов и зелени, Дик перетащил в свою спальню коробку с совенком, приговаривая:

— Так будет безопаснее.

Парень Эмили всегда мурлыкал что-нибудь себе под нос, или вполголоса комментировал и пояснял собственные действия. Определив пернатого малыша под свою личную охрану, Дикки занялся обустройством Перси, пока что расположив корзинку с котенком в моей спальне. А любимая подруга, тем временем, разбирала и раскладывала вещи, стелила свежие постели у Дика и у себя в комнатах.

Стол я накрыла прямо в кухне и позвала друзей ужинать.

Дикки быстро поел и, извинившись тем, что очень хочет спать, взял кусочки сырого мяса для сипухи и ушел в свою комнату. Мы остались вдвоем и я подумала, что и Эмили, должно быть, тоже устала, ведь она не спала с середины прошлой ночи.

— Эми, — обратилась я к ней, ты не выспалась сегодня, может быть и тебе стоит прямо сейчас пойти отдыхать?

— Позволь немного поговорить с тобой, Энни, целый день собираюсь, а все как-то не получалось, то одно мешало, то другое, — Эмили незаметно зевнула, прикрыв рот рукой.

— Ты хочешь спросить меня о чем-то, Эми?

— Я просто вспомнила как мы с тобой в школе перед сном часами разговаривали, мечтали, строили планы... Помнишь?

— Конечно помню, то были хорошие времена...

— Ну да, звучит так, будто две старушки-подружки сидят и вспоминают ушедшую молодость: « ...а помнишь? … а ты помнишь?...», — мы засмеялись.

— Эмили, а как твои родители отреагировали на то, что вы с Диком будете жить в Грейхолле?, — меня волновал этот вопрос, не хотелось становиться причиной неприятностей между моей подругой и ее родителями.

— Нормально отреагировали, ты могла заметить, что они у меня люди прогрессивных взглядов и до известных пределов дают мне полную свободу.

Я хорошо знаю семью Стоуэрс. Родители Эмили — Сара и Джозеф — уже в солидном возрасте, обоим за шестьдесят, но они прекрасно выглядят, веселые, спортивные, подтянутые. Моя подруга — их четвертый, младший ребенок, у нее есть сестра и два брата. Сара, как и моя мама, американка, и так же в молодости приехала в Англию. В те годы она слегка интересовалась движением хиппи и всерьез увлекалась непревзойденными английскими рок-группами, знаменитыми на весь мир.

На молодежной вечеринке Сара познакомилась с Джозефом и с тех пор они вместе. Сара тогда училась в университете в Лондоне, а Джозеф в Ньюкасле. Они ездили друг к другу при любой возможности, а по окончании учебы поженились и стали жить в Ньюкасле. Отец Эмили сейчас возглавляет департамент на железной дороге. А ее мама — доктор биологии, профессор. Сара и Джозеф современны и хорошо понимают своих детей. Может быть поэтому все дети Стоуэрс в полном порядке.

— К тому же, — продолжала Эмили, — я подыскала себе работу на первой трассе, и отсюда мне даже ближе ехать туда, чем из Ньюкасла, так что это ты мне оказываешь услугу, позволяя жить здесь, а не я тебе, — мисс Стоуэрс лукаво улыбнулась.

— Не сочиняй! Я очень обязана тебе, не лишай меня законного чувства глубокой признательности подруге!, — я сделала строгое лицо и в шутку погрозила Эмили пальцем, — кстати, а что за работа?

— Магазинчик керамических изделий, я буду там продавцом. Разные сувениры из керамики, кружки, чашки, вазы, безделушки и тому подобное.

— Это, случайно, не магазин Флойдов?, — мое лицо вытянулось.

— Ну да, Флойдов, а почему у тебя такой вид?, — Эмили встревожилась.

— Возможно тебе известно, что владельцы этого магазинчика, а также глиняного карьера и керамической фабрики — Эндрю и Глэдис Флойд живут в нашей деревне, они брат и сестра. И я не могу сказать, что здесь их любят. У Глэдис очень крутой нрав, вечно конфликтует с людьми.

— Не волнуйся, она нечасто появляется в магазине. Там всеми делами заведует пожилой китаец мистер Тао Тань. Ему-то в помощь меня и приняли. Он ведь сам и за товаром ездит, и отчеты составляет, и торгует — нужна помощница. А я рада, не так-то просто студентке найди работу.

— А когда ты начинаешь?

— Через неделю, со следующего понедельника. До конца каникул поработаю на полное рабочее время, сейчас и туристов больше, значит торговля активнее. А с началом занятий в колледже перейду на частичное рабочее время.

Пока мы разговаривали я убрала со стола, оставив только бутылку с минеральной водой и стаканы, сложила посуду в посудомоечную машину, запустила ее и снова села к столу напротив Эмили. Мне захотелось рассказать ей о встрече с Марком, но подруга опередила меня и произнесла:

— Энни, я так счастлива, что у меня есть Дик, и что мы с ним любим друг друга. Мне бы хотелось, чтобы и ты встретила хорошего парня..., — Эмили остановилась на полуслове и взглянула на меня, выражение ее лица стало смущенным и озорным одновременно, — скажи, Энни, тебе нравится кто-нибудь?

Я густо покраснела и отрицательно замотала головой. Но проницательную подругу не так-то легко провести! Она тут же заметила мое замешательство и стыдливость и приступила к форменному допросу. Эмили ведь только наполовину англичанка, поэтому обладает известной долей простоты и напористости. И эта «известная доля» немедленно потребовала от меня не быть занудой и быстренько все выложить начистоту!

— Да нечего и выкладывать, абсолютно нечего..., — пыталась я унылым тоном отдалить момент признания. Вот ведь странно, минуту назад мне самой хотелось рассказать подружке о Марке, а теперь, когда лукавый бесенок Эмили «допрашивает» меня, я упираюсь, как упрямый ослик.

Эмили надула губки и сощурив глаза произнесла:

— Я думала, что у нас с тобой нет секретов друг от друга...

Я устыдилась и меня понесло:

— Сегодня утром на пикнике, я увидела на лесной дороге парня. Не могу тебе передать, какой он красивый! Но не это главное. Парень посмотрел на меня и я оцепенела, у меня ноги стали ватными. Сердце застучало так сильно, что его удары я ощущала физически. Я тогда подумала, что наверное так происходит любовь с первого взгляда. И не смейся надо мной, пожалуйста...

— Я и не думала смеяться. Когда Дик в первый раз взял меня за руку, я почувствовала то же самое. Да, но ты ничего не знаешь об этом молодом человеке?

— Подожди, Эми, я не закончила. Сегодня днем я была на кладбище, посещала склеп родителей. И вот там я снова встретила этого парня и мы познакомились.

— Вот это да! Расскажи все подробно!

— Я уже почти уходила, когда он подошел ко мне и представился. Его зовут Марк Веттингер, он занимается наукой и пишет исторические книги, при этом молод, на вид лет двадцать пять. Предложил проводить меня до дома, но я отказалась, Марк тут же попрощался и мы расстались.

— А что сам Марк делал на кладбище?

— Не знаю, не спрашивала. Когда он подошел, я как раз рассматривала плиту восемнадцатого века и так увлеклась, что не услышала его шагов.

— Что за плита?

— Там написано примерно следующее: барон Маркус Альберт Джозеф Сас, годы жизни 1733-1755, что он был красив и талантлив, как-то так. И портрет в профиль, полустертый, но видно, что юноша был прекрасен. Я почему-то очень заинтересовалась и хочу завтра пойти в библиотеку к мисс Тэтчер, чтобы расспросить ее. Она хорошо знает историю Белдорфа и, возможно, расскажет о Маркусе. Мне хочется узнать историю жизни этого молодого аристократа.

— Смотри, Энни, какое совпадение — у могилы Маркуса ты познакомилась с Марком. Ну и хорошо — жизнь продолжается и все такое. Помнишь, как в школе мы мечтали, что когда-то встретим настоящую любовь, как в сказке, как в романах. И обязательно станем жить долго и счастливо!

Я держала в руках запотевший стакан с холодной минералкой, и, погрузившись в воспоминания о школьной жизни, смотрела в темное окно, как вдруг промелькнула сутулая человеческая фигура, пересекая пространство за окном, освещенное светом, лившимся из кухни! Я вздрогнула и, непроизвольно вскрикнув, уронила стакан на стол, минералка разлилась по столешнице. Эмили вскочила, я тоже.

— Что случилось, Энни?!

— Кто-то прошел сейчас мимо окна, но я хорошо помню, что заперла ворота усадьбы.

— Энни, я тебя умоляю, можно подумать, что перелезть через забор слишком трудно? Да это же пара пустяков! Надо позвать Ричарда и выйти во двор.

Вооружившись палками и взяв фонари, мы вышли во двор усадьбы, заперев дом, чтобы туда не забрался злоумышленник, пока наша доморощенная детективная команда проверяет участок. Я включила освещение на подъездной аллее и вокруг дома. Стало довольно светло и мы принялись с опаской обходить двор, светя фонарями в купы кустарников и в изгороди. Ричард старался идти впереди, прикрывая своих дам. Проверив аллею, ворота (они были заперты), мы пошли по периметру усадьбы вдоль забора.

Фасад дома и ворота выходят на север. Когда мы обходили восточную часть забора, Дик наклонился, потом присел, и в свете фонаря стал внимательно изучать песчаный грунт. Эми и я тоже присели рядом и направили свет своих фонарей в то место, которое обследовал Дик. На песке под забором мы увидели четкие следы кроссовок довольно большого размера, примерно сорок четвертого. Огляделись вокруг, но других следов нам не удалось обнаружить. Видимо, кто-то, спрыгнув с забора, оставил отпечатки подошв, а куда он направился дальше было непонятно. Тайный гость двигался легко и осторожно, да и почва в других местах не столь рыхлая.

— Вызовем полицию?, — спросила Эмили.

Дик в задумчивости потер лоб и предложил:

— Давайте сначала закончим осмотр усадьбы, — и мы двинулись дальше.

Обошли весь периметр вдоль забора, обследовали сад, вошли в теплицу — ничего. Больше никаких следов пребывания незваного посетителя обнаружить не удалось.

Внезапно налетел ветер и хлынул сильный дождь, настоящий ливень! Ричард посмотрел на меня расширившимися от ужаса глазами и с криком: — «Следы размоет!», — бросился к восточной части забора, мы за ним. Так и оказалось — под мощными струями дождя отпечатки кроссовок на песке совершенно исчезли.

Дикки хлопнул себя по лбу и простонал:

— Ну чем я думал? Точно не головой, а другим местом. Надо было сразу же сфотографировать находку. А что мы теперь предъявим полиции, если вызовем их? Они скажут, что тебе показалось, Анна. Но мы-то знаем, что кто-то забрался в усадьбу! Скорее всего, он сразу же покинул ее, как только зажегся весь наружный свет.

Совершенно промокшие мы побежали в дом, так ничего и не выяснив.

***

Вторник, 16 июля

Будильник прозвонил в шесть утра. Я установила его накануне на этот час, так как пора входить в нормальный рабочий ритм. А поспать подольше можно в уикэнд. С сегодняшнего дня я приступаю к работе. Мне не нужно было заниматься поисками места, потому что моя работа — это уход за растениями, исследования по плану, составленному еще мамой и дополненному бабушкой Маргарет, да и свои идеи у меня имеются. А самое главное — приготовление составов по рецептам Дэвида де Вольфа для Комитета по Распределению.

Неделю назад, когда Маргарет и Бен были еще здесь, к нам приехали дядя Генри, Питер Н. и Эдвард Кавендиш, чтобы передать мне предложения от Комитета. Моя мама, в соответствии с семейными традициями, обучила меня премудростям работы с редкими растениями и с чудесными лекарствами. И теперь трое представителей от имени Комитета предложили мне сотрудничество на тех же условиях, которые были у моей мамы. Таким образом, работа для Комитета по Распределению стала моим основным занятием и мне была назначена хорошая зарплата.

Второе утро подряд солнышко радовало наш прекрасный, суровый край. Я выглянула в окно, которое выходит в сад на юг. После ночного дождя деревья и кусты стояли свежими, умытыми и сверкали на солнце яркой зеленью, капельки на листьях еще не высохли, они искрились, словно бриллианты или, по меньшей мере, как дорогие кристаллы. Я подняла окно и полной грудью вдохнула ворвавшийся в комнату неповторимый аромат летнего английского сада.

Приняв душ и почистив зубы, я взяла из своей комнаты корзинку с котенком, который начал уже требовательно мяукать, и слетев вниз по лестнице, прибежала в кухню. Там пахло свежими тостами, Эми раскладывала по тарелкам пышный омлет, а ее парень занимался чаем. Мои друзья завтракали.

— Доброе утро Эмили, Дик! А что вы так рано встали?

Дикки поставил чашку и ответил:

— Мне позвонили, есть работа, через час я должен выехать в Ньюкасл и Эми поедет со мной. Ей нужно забрать свою машину, — Ричард, улыбаясь, посмотрел на свою девушку.

— Да, я хочу взять ее сюда, раз живу здесь. Садись завтракать, Энни, мы оставили тебе твою порцию омлета.

— Спасибо, здорово!

— А совенка я уже покормил, — сказал Ричард, наливая себе еще одну чашку чая.

— Ой, большое спасибо, Дикки, ты — чистое золото!, — поблагодарила я нашего компьютерного гения.

На пластиковый поддон я поставила мисочку с кормом для котят и емкость с водой. Взяла котенка, погладила его и посадила рядом с едой. Он неловко ткнулся в корм, облизнулся, распробовал и с аппетитом принялся за еду.

Теперь можно и позавтракать. Я налила молока и чаю в чашку и с удовольствием стала пить. Кажется, ко мне возвращаются аппетит и вкус к жизни — это приятное чувство!

Мои друзья собрались уезжать и я вышла их проводить. Рядом с крыльцом находится деревянная стойка, вкопанная в землю вертикально, к верху которой приделан горизонтальный насест для птицы, для совершенно конкретной птицы. И, о чудо, насест не пустовал!

С криками:

— Ура! Абитц вернулся!, — я кинулась к сидящему на насесте ворону, ибо Абитц — наш знаменитый, самый давний, верный питомец и есть ворон. Моя бурная радость объяснялась тем, что я не видела Абитца с весенних каникул и волновалась за него. Как-никак он живет в нашей семье семьдесят лет!

Эмили тоже обрадовалась, она давно знакома с Абитцем, но вот Ричард видел нашего ворона впервые и разглядывал его с доброжелательным любопытством. А ворон, в свою очередь, с интересом поглядывал на всех нас, наклонив голову с мощным клювом и посверкивая агатовыми глазами.

— Я думаю, Дикки, что нужно рассказать тебе историю Абитца, найдется у вас с Эмили пара минут?

— Да, и даже больше, я не опаздываю.

— Ну тогда слушай, а Эмили и так уже знает то, что я тебе расскажу.

Я задумалась на мгновение и начала рассказ о вороне, а тот снисходительно и гордо смотрел на людей, время от времени поправляя клювом перья на своих черных, отливающих синевой, крыльях.

— Абитц — это ворон обыкновенный 9— справедливая птица, которая часто присматривает за порядком в мире животных.

Мне мельком вспомнилось, как Абитц защищал Питкина от крупного кота, который проник в усадьбу и устроил с нашим котом драку. Ворон камнем упал с неба перед опешившим чужаком и угрожающе пошел на него, подпрыгивая и раскрывая широкие крылья. Чужой кот бросился наутек. Улыбнувшись этим воспоминаниям, я вернулась к рассказу о крылатом питомце:

— Моя мама привезла Абитца из Америки. Его воспитала и научила лесной премудрости еще моя прабабушка Джейн — мама Маргарет. Вот вам подтверждение, что вороны долго живут, по крайней мере некоторые. По словам Маргарет, наш Абитц старше ее самой на три года, стало быть ему уже семьдесят лет.

Ричард ахнул от изумления и с уважением уставился на птицу-ветерана. Абитц при этом выпятил грудь и расправил свои широкие крылья — похвастать он мастер! Я погладила любимца по глянцевым перьям и Абитц издал свое «к-р-р-у» с ласковой интонацией. Я продолжила повествование:

— Абитц иногда занимался тем, что облетал окрестности с целью находить животных и птиц, нуждающихся в помощи. Если таковые были, то ворон стремглав возвращался, для него есть специальная форточка на пружинке во входной двери, через которую он в любое время может попасть в дом. Абитц находил маму и по его суетливому поведению она понимала, что птица нашла кого-то, кому нужна помощь. Тогда она хватала специальную сумку для первой помощи, садилась на велосипед и ехала вслед за летящим вороном. Если мама отставала — ведь ворон летел по прямой, а ей приходилось объезжать препятствия — то Абитц возвращался и вновь указывал дорогу. Помогать приходилось белкам, ежам, косулям, птицам. Однажды довелось освобождать из капкана лисицу и потом, пока мама лечила ей лапку, рыжая лесная гостья жила в одной из комнат подвала. А когда лапка зажила, мама и папа отвезли ее в лес и выпустили. Лисичка лизнула маме руку и убежала, махнув на прощание пушистым хвостом. Папа сумел выяснить, кто именно расставил в лесу капканы и потом этим человеком занималась полиция. До прошлого лета Абитц постоянно жил здесь, имея полную свободу улетать и прилетать, но предпочитал находиться в доме или в саду. Однако, когда моих родителей не стало, семидесятилетний ворон исчез почти на два месяца, видимо, горевал сильно... Но потом стал прилетать к Маргарет один-два раза в месяц. Вот и все, если говорить коротко, а на длинный вариант рассказа об Абитце и дня не хватит, — закончила я, смеясь.

— Фантастика!, — Ричард с опаской протянул руку к ворону, и тот, переступая и балансируя короткими взмахами крыльев, перебрался и устроился на его ладони.

Дикки судорожно вдохнул воздух и, выпучив глаза, улыбаясь какой-то детской улыбкой, прошептал:

— А он тяжелый!

Мы с Эмили хохотали, глядя на то, как Абитц знакомится с Диком.

А ворону, видимо, надоело балансировать на подрагивающей ладони, он коротким и точным прыжком оказался на плече у Ричарда, почесал лапкой клюв и уселся плотно и удобно.

— Абитц признал тебя, Дикки, он не идет к кому попало на руки! Знаешь ли, этот ворон прекрасно разбирается в людях, — отвесила я правдивый комплимент парню моей подруги.

Глава 5. Убийство в Белдорфе

Не прошло и пяти минут после отъезда друзей, как зазвенел звонок от ворот усадьбы. Открыв ворота, я увидела старенькую красную тойоту, из которой вышла подтянутая женщина лет шестидесяти и направилась ко мне. Я узнала Сьюзан Картер — здешнюю подругу моей бабушки.

Маргарет договорилась с миссис Картер, что она будет приходить в Грейхолл пять дней в неделю, чтобы вести дом — выполнять функции экономки. Для уборки и садовых работ миссис Картер может приглашать кого-то в помощь пару раз в неделю.

Миссис Картер всю жизнь была домохозяйкой, ее муж Джон работал на железной дороге. Однажды с ним произошел несчастный случай. Он проверял тепловоз, двигатель которого громко работал и поэтому Джон не услышал, что по соседней колее приближается другой поезд. Он случайно отступил назад... . Теперь Джон Картер инвалид, он не может ходить из-за травмы позвоночника и получает пенсию. У Картеров есть сын и дочь, они уже взрослые и живут отдельно.

— Доброе утро, миссис Картер, — я, улыбаясь, подошла к ней, — очень рада вас видеть!

— Доброе утро, милая Анна, я начинаю работать завтра, а сегодня решила заехать предварительно, так сказать. Прости, что без звонка.

— Все нормально, хорошо, что вы приехали, мэм, пойдемте в дом.

— Я бы хотела посмотреть весь дом и сад, чтобы заранее распределить работу.

— Как вам будет угодно, миссис Картер. Не хотите ли выпить чаю?

— С удовольствием, а у тебя есть зеленый чай? Мы с мужем сейчас предпочитаем пить зеленый, он очень полезен для здоровья.

— У меня есть хороший китайский зеленый чай, а также бисквиты и печенье.

— Я привезла с собой домашний кекс. Когда я начну работать, то буду печь кексы и бисквиты для тебя, они мне хорошо удаются. Домашняя выпечка гораздо лучше покупной, ты не находишь, Анна?

— Да, мэм, конечно, домашняя выпечка лучше.

Я хотела проводить миссис Картер в гостиную, но она предложила выпить чай на кухне, желая лично его заварить. Зеленый чай, по ее словам, не прощает ошибок в заваривании. И никаких чайных пакетиков! Только нормальный, рассыпной чай.

Ну что ж, отлично. Дому не помешает твердая рука и, похоже, Сьюзан Картер — это именно тот человек, который нужен. Я мысленно, в который раз, поблагодарила мою дорогую Маргарет.

— Можешь нарезать кекс, дорогая, пока я завариваю чай, — сказала миссис Картер, достала из сумочки сверток в фольге и протянула его мне. Это оказался нежный и ароматный лимонный кекс, посыпанный сверху ореховой крошкой.

Миссис Картер пила зеленый чай с молоком, а я предпочитаю пить его без добавок.

— Ты, Анна, наверное, еще не слышала, что произошло в Белдорфе этой ночью?

— Нет, а что случилось?

Мне вдруг вспомнилось наше ночное происшествие, но я решила не говорить об этом миссис Картер, а то она расскажет Маргарет и та станет еще больше волноваться за меня.

— В деревне произошло убийство! Такого в прежние времена никогда у нас не было. Что-то ужасное происходит в Белдорфе. Год назад — эта странная история с твоими родителями, прости, Анна, а теперь это...

— Да что случилось-то?, — нетерпеливо спросила я, не сдержавшись.

Миссис Картер строго посмотрела на меня, сделала паузу и принялась обстоятельно рассказывать:

— Ребекка Джонсон каждое утро в половине шестого звонит своей сестре Мэри Тэтчер, которая работает... работала в нашей деревенской библиотеке. Это у них многолетняя традиция. Они каждое утро бегают вместе перед работой. Сегодня Ребекка, как обычно, позвонила, но ответа не было, она звонила и звонила — безрезультатно. Тогда, подозревая неладное, женщина отправилась к Мэри домой. Они живут на соседних улицах. У Ребекки есть муж и дети, а Мэри так и не вышла замуж и живет... жила одна. Это тебе, конечно, известно, Анна?

— Да, мэм.

— У Ребекки есть ключ от квартиры Мэри, и когда после стука и звонков дверь никто не открыл, ей пришлось воспользоваться своим ключом, чтобы войти. Она осмотрела всю квартиру, но Мэри нигде не было. Ребекка рассказала, что проверила и комнаты, и кухню, и кладовую, и под лестницей, и уже хотела уходить, ломая голову, куда могла подеваться ее сестра. Потом она решила вернуться в спальню и посмотреть входящие и исходящие звонки в мобильном телефоне Мэри, который она заметила на прикроватной тумбочке, ведь это могло дать подсказку, где искать сестру. И еще Ребекка задавалась вопросом — почему Мэри, уходя, не взяла с собой телефон? И как она могла уйти, не поправив разобранную постель?

Миссис Картер сделала многозначительную паузу.

— Но Мэри никуда не уходила!

Домоправительница посмотрела на меня, подняв брови и широко распахнув глаза, мелко и часто кивая. В ее голосе послышался страх:

— Ребекка заметила, что кровать немного сдвинута и коврик лежит не в том месте, где обычно. Она наклонилась поправить коврик и застыла от ужаса. Под кроватью Ребекка увидела свою сестру в ночной рубашке, босую. Она попыталась вытащить Мэри, но, увидев ее лицо — синее, опухшее, с высунутым языком, бросилась на улицу, крича и плача.

— Какой ужас!, — только и смогла прошептать я.

— Да, ужас! Я как раз ехала сюда и, проезжая по улице где жила Мэри Тэтчер, увидела толпу на тротуаре возле ее дома, остановилась и люди рассказали мне, что произошло. Там сейчас работает полиция, а у Ребекки истерика, она едва может говорить. Ей оказывают медицинскую помощь.

Миссис Картер что-то еще говорила, но я перестала слушать, вспомнив, что вчера вечером, как раз перед тем, как увидеть промелькнувшую фигуру за окном, я рассказывала Эмили о намерении пойти сегодня к мисс Тэтчер и расспросить ее про юношу из восемнадцатого века.

— …а полиция пока ничего не заявляет, — я вновь стала слышать рассуждения миссис Картер, будто звук был выключен, а потом опять включен, — жители деревни считают, что никто из местных не мог этого сделать.

— А что думают люди? Кто бы это мог быть?

— Пока неизвестно, идет следствие, — назидательным тоном отвечала миссис Картер, — но я склоняюсь к мысли, что Мэри убил приезжий грабитель.

— Из квартиры пропало что-нибудь?

— Не знаю, дорогая, убийство ведь случилось сегодня ночью. Со временем узнаем больше об этом страшном случае.

Миссис Картер встала из-за стола, я тоже поднялась. Она задумчиво посмотрела в окно, куда-то вдаль, и неуверенно произнесла:

— Знаешь, Анна, а ведь мой муж предупреждал сегодня утром о возможных потрясениях.

Моя домоправительница поправила и без того безукоризненно уложенные, слегка завитые волосы, тонированные то ли отваром ромашки, то ли специальным шампунем.

— В самом деле, мэм?, — удивилась я.

— Когда-то в юности Джон читал роман Уилки Коллинза 10. Там один герой 11проверял свою жизнь по книге «Робинзон Крузо» 12. Мой муж тогда посмеялся над этим и просто для забавы взял эту самую книгу и открыл наугад. И у него как-то складно получилось, что текст в книге соответствовал событиям того дня, по крайней мере, сам Джон так растолковал отрывок.

Время от времени он снова делал это и всякий раз выходило нечто подобное. Сейчас, когда Джон, в основном, сидит дома, нет ни одного дня, чтобы он не открыл наугад «Робинзона Крузо». Перед этим Джон не забывает выполнить ритуал — произнести слова благодарности Уилки Коллинзу — за блестящую идею, и Даниэлю Дэфо — за «Робинзона Крузо». Он его уже почти наизусть знает и считает великой книгой.

— Мне тоже очень нравится «Робинзон Крузо», — вставила я.

— И мне по душе эта книга, но я никогда не относилась всерьез к забаве мужа, тем не менее, сегодня, похоже, он попал «в десятку». Джон даже зачитал мне утром сегодняшний случайный отрывок. Там говорилось о том, как Робинзон Крузо вышел на берег своего острова и обнаружил на песке человеческие следы, а также последствия каннибальского пиршества в виде человеческих костей и черепов. Затем следовало описание всех предосторожностей Робинзона для предотвращения встречи с каннибалами-дикарями.

Миссис Картер перевела дух, перед тем, как приступить к ее собственным выводам об этом феномене, а я снова на время отключила внимание, пораженная очередным совпадением.

События моей жизни становятся все менее понятными. По чистой случайности миссис Картер рассказала содержание отрывка из книги, прочитанного ей мужем сегодня утром, и выбранного им также случайно. Там говорилось о зловещих следах. А я за последние двадцать четыре часа уже дважды столкнулась со следами. В первый раз это было вчера на пикнике, когда кто-то следил за Эмили и мной из тростника, и мы потом обнаружили следы босых ног на болотистой перемычке. Во второй раз Дик, Эмили и я нашли следы у забора усадьбы минувшей ночью.

— Анна, дорогая, ты в порядке? У тебя такое лицо, будто ты плохо себя чувствуешь! Не надо было мне пугать тебя такими рассказами.

Миссис Картер выглядела виноватой и я поспешила успокоить ее, сказав, что хорошо себя чувствую, просто огорчилась из-за мисс Тэтчер.

— Ну ладно, — бодрым тоном проговорила Сюзан Картер, выйдя на середину комнаты, — я, пожалуй приступлю к осмотру дома и сада, спасибо за чай.

— Хорошо, миссис Картер, и вам спасибо. Если что-то будет нужно, то приходите в подвал, в цветную комнату, я собираюсь работать там.

Сегодня, согласно плану, следовало полить часть растений, внести удобрения. Два растительных вида нуждаются в серебряной воде, а один вид надо обработать золотой водой.

Вода для полива и опрыскивания готовится по устаревшей технологии. Но капризным редким растениям она нравится и мы не видим причин вводить рискованные новшества. Технология эта очень проста. Нужно профильтровать воду из колодца, разлить ее в литровые формы и поставить их в морозильник ровно на одиннадцать часов. Как только сработает таймер, надо вынуть формы из морозильника, вылить из них не успевшую замерзнуть часть воды, а куски льда собрать в ведра. Там они оттаивают и получается вода для полива редких растений — живая, мягкая и чистая. У нас она хранится в серебряных канистрах.

Дело в том, что чистая вода замерзает раньше, чем вода с примесями, в нашем морозильнике это происходит через одиннадцать часов. Таким образом, мы выливаем прочь не замерзший «рассол» с ненужными веществами, а оставляем чистый лед. Но если упустить время, то замерзнет вся вода и замораживание потеряет смысл. У меня есть запас этой воды, но время от времени придется его пополнять.

Я принялась греть воду — почти все мои зеленые питомцы предпочитают ее в теплом виде, с температурой, как у тела человека . На полив и водное орошение у меня ушел час. Потом еще около двух часов я занималась подкормкой, составляя для каждого растительного вида особую комбинацию удобрений и добавок. Затем внесла золотую и серебряную воду в медуницу светящуюся 13, ластруллу филиппинскую 14и в фулерию крупнолистную 15.

За этим занятием меня и застала миссис Картер. Она вошла в цветную комнату и огляделась вокруг, раскрыв рот от удивления:

— Анна, какие диковинные цветы у тебя! Я никогда не видела ни одного из них!

— «Неудивительно», — подумала я и усмехнулась тайком.

Сьюзан Картер прошла вдоль стеллажей, разглядывая и трогая рукой растения. Выведенный бабушкой сорт мимозы, который она назвала мимоза гигантская 16или аплодирующая, от прикосновения экономки так резко захлопнул крупные листья, что миссис Картер подпрыгнула от неожиданности! А мимоза немедленно начала раскрывать свои листья, возмущенно покачивая большими и пушистыми шарами-соцветиями лилового цвета.

Экономка строго посмотрела на зеленую недотрогу — так смотрят на расшалившегося ребенка — смахнула невидимую пылинку со своего плеча и обратилась ко мне:

— Анна, из магазина для животных привезли громадную птичью клетку и какие-то пакеты, это, вероятно, для той птицы, что расхаживает по одной из спален на втором этаже?

— Да, миссис Картер, это для совенка, я нашла его вчера в дубовой роще. Вы говорите, мэм, что он выбрался из коробки и ходит по комнате?

— Ну да, и с ним там Абитц сидит. Представляешь, Анна, ворон принес птенцу какого-то дохлого мышонка и они вместе едят, ужас какой!

— Миссис Картер, Абитц знает, что делает. Совятам необходимо поедать мясо с шерстью или с перьями, иначе у них пищеварение нарушается и они могут погибнуть. А я ведь кормлю птенца просто мясом, вот Абитц и решил поправить ситуацию. Неприятно, понимаю, но ничего не поделаешь, природа этих птиц такова.

Клетка оказалась замечательной. Большая, красивая, в виде цилиндра высотой пять футов и диаметром четыре фута. Я решила разместить ее в оранжерее на третьем этаже. Там тепло, зелено, просторно, и Абитц сможет залетать туда, чтобы принести птенцу еду, — в двери, ведущей в теплицу, как почти во всех дверях моего дома, есть форточка на пружинке для него.

Сьюзан Картер решила остаться еще на несколько часов и помочь мне по дому. Я, тем временем, поспешила закончить работу в цветной комнате. Оставалось сделать самую ответственную часть работы — заготовить листья и цветки флуоресцирующей лерилеи густоцветной.

Из пяти этих растений я срезала тридцать пять листьев и двадцать восемь крупных соцветий. То есть, с каждого кустика мне удалось взять по семь листьев, больше не было возможности — это могло повредить растениям. А им теперь предстояло спокойно жить и расти до следующего периода цветения, когда их удивительные целебные свойства максимальны.

Цветы я взяла тоже не все, но оставила по одному пышному соцветию, состоящему из десятков мелких цветков, на каждом из пяти растений, чтобы получить семена лерилеи густоцветной. Это непросто, семена развиваются далеко не на всех цветках, хорошо, если я получу хотя бы два-три десятка семян! А ведь именно семена лерилеи густоцветной превосходят по своим целебным качествам все остальные средства, известные мне.

Измельчив листья в специальном блендере с платиновыми ножами, я принялась раскладывать полученную зеленую массу в стеклянные баночки, наливая туда же оливковое масло и добавляя в каждую из них по одной капле разбавленного секретного ингредиента. Затем, разложила по емкостям (а их получилось пятьдесят две штуки) маленькие магнитики, покрытые пластиком. Наконец, поставила все баночки на магнитные смесители. Магнитики, похожие на фасолины, бойко завертелись внутри баночек, смешивая измельченные листья и масло. Этот процесс должен продолжаться трое суток, после чего сырье готово.

Теперь предстояло заняться цветками. Нужно сделать почти все то же самое, что и с листьями густоцветки, только секретный ингредиент используется другой и заливать массу из цветков следует не маслом, а жидким медом. Но ни в коем случае не жидким от подогрева! А просто свежим, молодым медом. Хорошо, что цветение лерилеи по времени совпадает с периодом получения свежего меда, который поначалу всегда жидкий.

Закончив работу в цветной комнате, я нашла миссис Картер в саду и мы вместе с ней устроили жилье для птенца сипухи в оранжерее, поставив клетку в свободном центре помещения возле фонтана с журчащей водой. Получилось очень живописно. Надеюсь, птенцу здесь будет хорошо. Мощные лампы я не использую в оранжерее, днем там и без этого светло. А чтобы птенец мог поспать в дневное время и ему не мешал свет, в клетке размещен «домик» из фанеры.

Меня радовало то, что Абитц все время находился с нами и, похоже, улетать не собирался, как было бы здорово, если бы он снова стал постоянно жить в усадьбе!

Перстень Агируса
В четыре часа позвонила Маргарет, мы поговорили, в основном обо мне. Я пыталась расспрашивать о том, как у них с дедушкой дела, какие новости у родственников. Маргарет сказала, что все хорошо, и что скоро, со дня на день, у них должен родиться правнук, уже пятый! И снова перевела разговор на меня. Маргарет переживает, что я далеко и одна.

Чтобы бабушке стало спокойней на душе, я рассказала о «великом переселении» Эми и Дика в Грейхолл. Она обрадовалась и попросила передать привет моим друзьям, а также ее сердечную благодарность. Во время разговора ко мне подошла миссис Картер и я передала ей телефон, так как моя уважаемая экономка захотела поговорить с Маргарет и задать ей несколько вопросов по ведению сада.

На протяжении всего дня я то и дело вспоминала Марка. При мыслях о нем мое сердце сладко сжималось, кровь приливала к щекам. Вот и сейчас — я прокручиваю в голове свой короткий разговор с ним, и словно вижу его перед собой. Почему он так смотрел на меня? Чуть склонив голову и не отводя глаз. Так, словно я очень интересую его. Что он нашел во мне? Ну да, я симпатичная, но таких девушек немало. А Марк совершенно особенный!

Глава 6. Альфред Мейсен и его племянник

Выйдя за ворота, чтобы проводить миссис Картер, я помахала рукой вслед удаляющейся красной тойоте и немного помедлила, всматриваясь вдоль дороги, в ожидании приезда Эмили и Дика. Но машин видно не было, лишь какой-то одинокий пешеход быстрым шагом приближался к моим воротам. Я повернулась, чтобы войти в усадьбу, но он окликнул меня:

— Мисс Грей?

Я остановилась и удивленно посмотрела на него. Определенно, я никогда раньше не видела этого человека!

— Простите мою бесцеремонность, мисс Грей, мы не знакомы, но позвольте представиться на правах соседа. Меня зовут Альфред Мейсен, я живу тут неподалеку, мой дом в двух милях к западу от вашей усадьбы. Это не слишком близко, но в нашей малонаселенной местности мы можем считаться соседями.

— Очень приятно, меня зовут Анна...

— Я знаю, мы ведь знакомы с Маргарет, вашей бабушкой, она рассказывала мне о вас.

Моя бабушка ничего не говорила о знакомом по имени Альфред Мейсен, но это неудивительно, так как все короткое время, пока она оставалась со мной в Грейхолле, посвятила тому, чтобы дать мне заключительные уроки по уходу за редкими растениями и по созданию композиций, согласно старинным рецептам. Почти все наши с ней разговоры касались этого важного дела, которое мне предстояло выполнять самостоятельно.

Мистер Мейсен обладал примечательной внешностью. На вид ему можно дать лет сорок пять. Высокий, крупный, но при этом совершенно, ни на йоту, не грузный. Двигался он удивительно легко и энергично. Прекрасная осанка и непринужденные манеры придавали ему аристократический вид.

Темные волосы, небрежно-пышные и довольно длинные — до середины шеи. Выразительное, красивое лицо мистера Мейсена с крупными чертами и внушительная фигура делают его похожим на одного из моих любимых актеров. С той лишь разницей, что лицо артиста доброе и чуть смущенное. А мой собеседник пронзал меня колючим взглядом серых глаз, с губ его не сходила лукавая усмешка.

Разговаривая с мистером Мейсеном, я чувствовала одновременно восхищение и необъяснимый страх.

— Ваша бабушка, мисс Грей, обещала показать мне растения в оранжерее, но не успела сделать это до отъезда в Америку, она была очень занята в последние дни.

Альфред Мейсен продолжал буравить меня своими ледяными глазами, а я лихорадочно обдумывала то, что он сказал.

— Мне трудно представить, что Маргарет пообещала что-то и не сделала. Это очень не похоже на нее, она всегда выполняет данные обещания. А если такое все же случилось, значит была серьезная причина.

«Как мне поступить, если мистер Мейсен сейчас попросит показать ему мои растения?», — размышляла я, — «не хотелось бы делать этого, прежде чем я посоветуюсь с Маргарет».

Но мой новый знакомый, возможно, увидел бурю сомнений, отразившуюся на моем лице, и быстро перевел разговор на другие темы. Спросил где я собираюсь продолжать учиться, пришлось рассказать ему, что осенью начинается моя учеба в университете. Во избежание новых вопросов я перехватила инициативу и поинтересовалась у мистера Мейсена чем он занимается.

— О, у меня интереснейшая работа, — его ледяные глаза оживились и заблестели, — я организовал стартап 17и работаю в собственной лаборатории. Нас, сотрудников, всего двое — я и мой племянник.

— А какое направление у вашего стартапа, сэр?, — мне в самом деле стало любопытно.

— Биохимическое. Мы изучаем вопросы существенного продления жизни живых организмов, — сказал он, сделав нажим на слове «существенного».

Ответ Альфреда привел меня в недоумение и я подумала — «Ничего себе темка для стартапа — Существенное Продление Жизни! Такая задача сложна и, откровенно говоря, непосильна даже для крупной компании с большими ресурсами. Не морочит ли он мне голову?»

Но вслух сказала:

— О, в самом деле, сэр? ... Хмм... А что именно, какой продукт является целью работы стартапа?

— Хороший вопрос, милая Анна, — Альфред улыбнулся чуть насмешливо, но в глазах мелькнула грусть, — продуктом работы этого стартапа должен явиться препарат, удлиняющий жизнь плодовой мушки дрозофилы гарантировано в семь раз.

— А какой смысл в продлении жизни именно дрозофилы, сэр? В науке это очень ценно, я понимаю, но для стартапа ведь нужна коммерческая составляющая.

— Конечно, моя компания, помимо научных, имеет и сугубо коммерческие цели. Дрозофилу мы используем по двум важным причинам. Первая состоит в том, что мушка дрозофила — это классический объект генетических экспериментов, она давно используется для моделирования многих заболеваний млекопитающих, в том числе и человека. Знаете ли, изучение дрозофилы уже принесло множество побед на медицинском фронте...

Альфред Мейсен замолчал, пристально глядя на дорогу в сторону Белдорфа, будто ожидая кого-то, и затем продолжил:

— А вторая причина выбора дрозофилы в том, что нормальная продолжительность ее жизни — пятьдесят дней, при определенной температуре. То есть, всего лишь за один год я могу доказать эффективность моего препарата. Представьте, мисс Грей, что я проводил бы опыты с мышами!, — Альфред захохотал, будто очень остроумно пошутил, — они ведь живут два года, и в этом случае мне потребовалось бы четырнадцать лет, чтобы доказать эффективность аналогичного препарата для удлинения жизни мышей в семь раз!

— То есть, если ваши мушки дрозофилы проживут один год, значит вы добились успеха?

— Именно так.

— И вы потом сможете продать этот препарат, сэр?

— Обычно я продаю сам стартап. Мне удалось создать уже три успешных стартапа и продать их, тот, о котором мы сейчас говорим — четвертый.

— О, мистер Мейсен, как было бы интересно посмотреть вашу лабораторию!, — невольно вырвалось у меня, но проговорив эти слова, я ощутила уколы совести.

Надо же, как быстро переменились наши роли, забавно! Четверть часа назад мне совсем не хотелось показывать свою оранжерею Альфреду Мейсену (я уж не говорю о цветной комнате, о существовании которой он, вероятно, и не знает). А теперь я сама чуть ли не напрашиваюсь на экскурсию в его лабораторию!

Мой собеседник больше не казался мне подозрительным и пугающим. Он так увлеченно рассказывал о своей научной работе, и в эти минуты его лицо, прежде насмешливое и холодное, становилось живым, добрым и счастливым. Тем не менее, я готова поклясться, что в глубине его глаз, очень красивых глаз, надо сказать, таилась печаль.

Перстень Агируса
Отвечая на мое спонтанно высказанное желание, мистер Мейсен широко улыбнулся и предложил посетить его лабораторию, когда мне будет угодно. Он дал свою визитную карточку, чтобы я могла позвонить ему, если надумаю. Взглянув на карточку, я увидела, что Альфред Мейсен поскромничал и не назвал, представившись, своих ученых титулов и степеней. А был он профессором, также почетным доктором и членом нескольких научных обществ.

Когда ученый протягивал мне карточку, я увидела на его руке точно такой же перстень, как и у Марка, поверхность которого демонстрировала пчелу в треугольнике, вписанном в круг.

Ученый снова задумчиво посмотрел в сторону Белдорфа. Вдалеке показался автомобиль и Альфред Мейсен, вытянув шею, всматривался, пока не стало видно, что это новенькая кремовая мини купер. Тогда биолог разочарованно отвернулся, зато я чуть не подпрыгнула от радости — это была машина Эмили, подарок ее родителей в честь успешного окончания школы.

— Энни, привет!, — моя подруга, увидев меня на дороге у ворот, остановилась и вышла из машины.

— Привет, Эми, позволь представить тебе нашего соседа, профессора Альфреда Мейсена. И обратившись к ученому, я сказала:

— Знакомьтесь, сэр, это мисс Эмили Стоуэрс, моя лучшая подруга.

Мистер Мейсен галантным кивком поприветствовал Эмили и крепко пожал ее протянутую руку.

Мы продолжили беседу уже втроем. Я предложила Альфреду зайти прямо сейчас к нам в гости, но он, время от времени глядя на дорогу, отказался и пояснил, что ожидает своего племянника.

— Марк должен был вернуться еще часа три назад и я вышел ему навстречу, к тому же захотелось пройтись, мне сегодня целый день пришлось сидеть за компьютером.

Я затаила дыхание, услышав имя Марк. И тут же, не задумываясь, спросила Альфреда:

— Ваш племянник — Марк Веттингер?

— Да, а вы с ним знакомы?

— Мы познакомились только вчера.

В этот миг на дороге появился автомобиль, который приближался на высокой скорости, а ведь наша дорога узкая и не предназначена для быстрой езды. Эмили с надеждой смотрела, ожидая своего Дика, но это была не серая шкода, а черный красавец — Ягуар.

Автомобиль резко сбавил скорость и, скрипнув тормозами, остановился на обочине возле нашей группы. Альфред Мейсен вздохнул с нескрываемым облегчением — это приехал Марк.

— Что же так долго, мой мальчик? Я уже начал волноваться!

— Все в порядке, дядя Альфред, просто возникли непредвиденные обстоятельства, нет причин для беспокойства.

Пока профессор Мейсен знакомил Эмили с Марком, тот все время посматривал на меня и, кажется, был ужасно рад меня видеть. А когда Эмили обратилась с каким-то вопросом к Альфреду, Марк подошел ко мне и протянул мне руку, ладонью вверх, я опустила в его ладонь свою руку и он поцеловал ее. Это было так необычно, но в то же время выглядело естественно и изящно. Щеки у меня запылали, как огонь, а сердце застучало так, словно желало выпрыгнуть из груди!

— Здравствуй, Анна, — произнес он, и его голос с низким, красивым тембром взволновал меня, я ответила очень тихо:

— Здравствуй, Марк.

— Какой приятный сюрприз — встретить тебя сегодня, на исходе трудного и не слишком веселого дня..., — Марк вздохнул и я заметила темные круги под его глазами. Он выглядел уставшим и невыспавшимся, но казался еще красивее, чем вчера. Мое сердце сжималось всякий раз, как он смотрел на меня. Я что, влюбилась?!

Профессор Мейсен и Эмили подошли к нам, что было очень кстати, это помогло мне немного прийти в себя.

— Весьма приятно было познакомиться с вами, юные леди, — профессор Мейсен галантно поклонился мне и Эмили с поразительной грацией, такие хорошие манеры трудно встретить в наше время, — мы с Марком будем рады принять вас в поместье Мейсен Мэнор и показать вам все, что вас заинтересует. А сейчас нам пора вернуться к работе, эксперименты не ждут!

Марк повернулся ко мне и спросил, не соглашусь ли я встретиться с ним завтра часов в пять, прогуляться вместе и сходить в кафе. Моя голова шла кругом. Я думала:

— «Неужели он приглашает меня на свидание? Что Марк нашел во мне? А если завтра я разочарую его?!»

Я ходила на три свидания в Ньюкасле, это было прошлой весной, однако к Тони Спенсеру, который приглашал меня тогда в кафе и в кино, я не чувствовала ничего подобного.

У меня нет опыта, я даже толком не знаю, как ведут себя девушки на свидании. Но отказаться не было ни сил, ни желания. Наоборот, преодолевая все сомнения и страхи, на меня волной обрушилась радость оттого, что завтра я снова увижу Марка!

Итак, я согласилась. Молодой человек улыбнулся и пообещал заехать за мной ровно в пять.

Они уехали. Я помогла Эмили поставить машину в гараж и мы с ней вошли в дом. Я двигалась как в тумане, как в невесомости. Эмили легонько встряхнула меня за плечи и серьезным тоном изрекла:

— Энни, очнись, не впадай в любовный бред, а то наделаешь глупостей!

— Это так заметно, Эми? Я веду себя, как дурочка?

— Нет, Энни, ты ведешь себя почти нормально, просто..., — Эми замолчала на секунду, собираясь с мыслями, — наверное, мне надо поговорить с тобой. Понимаешь...

Мою подругу прервал звонок телефона — Ричард сообщал, что выезжает из Ньюкасла и через час с небольшим надеется прибыть к нам. Я и Эмили заметались по дому, стремясь побыстрее сделать необходимые вечерние дела и успеть приготовить ужин к приезду Дикки.

Сначала мы с подругой покормили котенка. После этого кинулись в оранжерею проверить, как дела у совенка. К моей огромной радости, там оказался Абитц, который сидел на спинке пластикового садового стула возле клетки с птенцом, и наблюдал как тот энергично поедает очередное угощение из дикой природы, принесенное ему заботливым вороном.

Абитц посмотрел на Эмили и на меня, ласково сказал нам «к-р-ру — к-р-ру» — будто промурчал, перелетел к фонтану, попил воды и снова взгромоздился на свой стул. Воду для фонтана мы только фильтруем и не используем никаких химических веществ, поэтому ее можно пить.

Абитц принял опекунство над маленьким пернатым хищником. Это здорово, потому что, с одной стороны — совенок получает полноценное, правильное питание, а с другой стороны — это удерживает нашего любимца-ворона от того, чтобы улететь и не появляться недели две, как он делал весь последний год.

Эмили смогла вернуться к прерванному разговору лишь когда мы очутились на кухне и я стала жарить форель к ужину.

— Энни, — обратилась она ко мне, очищая картофелину, — когда я начала встречаться с Диком и мои родственники увидели, что это для меня серьезно, то женская половина моей семьи провела со мной множество бесед. Очень деликатно и осторожно мама и старшая сестра постарались вернуть на место мою голову, которую я совсем было потеряла в какой-то момент.

Эми сделала паузу, я молчала и ожидала, что же будет дальше. Подруга с опаской взглянула на меня, словно проверяя, как я отношусь к попытке вторжения в личную жизнь.

А как я могу относиться? Только с благодарностью! Все мои родственники далеко, и близкая подруга знает, что, кроме нее, некому поговорить со мной на эти важные темы. Я ободряюще улыбнулась Эмили и она принялась говорить уже смелее:

— Моя мама сказала мне тогда: «Хочешь знать, дочка, чего девушке следует избегать в любви?»

Конечно же я хотела это знать! Маму я считаю настоящим экспертом по части любви, — Эми весело рассмеялась, увидев, что я, забыв про рыбу на плите, удивленно смотрю на нее во все глаза, открыв рот впридачу.

— Закрой рот, пожалуйста, Энни, я сейчас объясню, что имею в виду, — все еще хохоча, заявила шутница, — смотри сама, моя мама замужем за папой уже больше тридцати лет. Несмотря на это, они и сейчас смотрят друг на друга влюбленными глазами. Скажу даже больше, мои родители сберегли не только любовь, дружбу, но и страсть друг к другу.

Это и есть высший пилотаж в любви. Не бегать от партнера к партнеру, стремясь усилить ощущения от новизны, а суметь так построить отношения в семье, чтобы любовь и страсть, да такая, что аж огонь в глазах, спустя десятилетия, оставались между супругами — это самая высокая любовная квалификация. Вот поэтому я и считаю маму экспертом.

— «Любовная квалификация» — как интересно ты выразилась, Эми, но ведь точно!, — теперь уже смеялась я, мне передалось веселое настроение подруги, — давай, рассказывай, чего же нужно избегать девушке, а чего нет, чтобы, в конце концов, приобрести «высокую любовную квалификацию».

— Окей, слушай, — пропела Эми, заливая водой кастрюлю с очищенным картофелем и ставя ее на огонь.

— Итак, чего следует избегать. Как выразилась в шутку моя мама: «Нужно не допускать в себе анатомических повреждений, а именно: не потерять голову и не дать разбить себе сердце». А ты, дорогая Энни, сейчас идешь по опасному пути и начала терять голову, а потеряв ее, уже не сможешь защитить свое сердце и его может разбить твой избранник.

— Эми, я и не хочу для себя такого, но мне трудно контролировать свои чувства, когда Марк рядом, — я опустила глаза.

— О, я очень хорошо понимаю тебя, — Эми обняла меня и погладила по голове, — ладно, шутки в сторону! Тема серьезная. Энни, дорогая, есть только один вид счастливой любви — это взаимная любовь с хорошим человеком. Не дай захватить себя чувству, пока не убедишься, что Марк по-настоящему любит тебя. Иначе выйдет только разочарование и горький опыт. А в твоем теперешнем положении, когда ты только-только начала приходить в себя после... ну... ты понимаешь... после прошлогодней трагедии..., — Эмили с трудом подбирала слова, боясь ранить меня напоминанием, и быстро продолжила:

— В общем, Энни, держи себя в руках! Ты можешь позволить себе только счастливую любовь, понимаешь? Моя мама всегда говорит, что для девушки очень важно уметь владеть собой, уметь держать чувства под контролем, тогда и шансы на взаимную любовь сильно увеличиваются.

— Что значит держать себя в руках? Как это выражается на практике? Например, для тебя, Эми, в отношениях с Ричардом?, — мне хотелось услышать какие-то конкретные советы.

Моя подруга вздохнула и виновато улыбнулась.

— Знаешь, Энни, я не лучший пример, так как сильна лишь в теории, а в жизни... Мне просто очень повезло, что я полюбила именно Дика, он ведь такой хороший и любит меня, а то не знаю, каких глупостей я могла бы наделать, — моя собеседница состроила покаянную гримаску, — но все же послушай, что значит держать себя в руках в практическом смысле.

Я обратилась в слух, а Эми принялась рассказывать, и одновременно нарезать салат.

— Не показывай Марку, как сильно он тебе нравится. Не надо быть доступной — пусть парень поухаживает за тобой, а ты, тем временем, присмотрись к нему. Дай себе возможность убедиться, что Марк хороший человек и достоин тебя...

Эми уже открыла рот, чтобы продолжить свой перечень запретов для меня, но я перебила ее, даже не извинившись в запале:

— Милая Эми, ты сильно забегаешь вперед! Я совсем не уверена, что интересую его как девушка...

Теперь уже подруга не дала мне договорить:

— Ха, ну ты скажешь тоже! Энни, а зачем же тогда он предложил тебе встретиться с ним завтра? И вообще, ты что не видишь, как Марк смотрит на тебя? Да он глаз с тебя не сводит. А глаза у него и правда фантастически красивые и когда в них смотришь, они затягивают, словно в омут! Твой Марк очень привлекателен, боюсь, что многие девушки сохнут по нему. Да что там сохнут!... Я уверена и прямо тебе скажу — у девушек от Марка просто сносит крышу! Бррр, опасаюсь я таких вещей. Какое счастье, что я уже по уши влюблена в Дика!

— «Да уж», — подумала я, — «не хотелось бы иметь лучшую подругу в соперницах... Как это она сказала? ...У девушек от Марка сносит крышу... Ну так это про меня... Эмили тонко чувствует и всегда точно описывает то, что видит».

А Эмили решила подвести черту под нашим важным разговором, как бы резюмируя:

— Стало быть, сдержанность и еще раз сдержанность — вот твой девиз! Это поначалу, а потом уже мы будем корректировать линию поведения по обстоятельствам.

Я издала сдавленный смешок, слушая категоричные суждения моей расхрабрившейся подруги.

— Что?, — спросила она.

— Все в порядке, это так, от нервов, слушаю и повинуюсь, мисс Стоуэрс, — и я шутливо присела перед Эмили в книксене, улыбаясь от уха до уха.

— Вот и правильно, не забывай, что я старше тебя на целых три месяца, а к мнению старших нужно прислушиваться.

Эми лукаво подмигнула мне и, завершая сервировку к ужину, водрузила в центр стола вазочку с мелкими розами как заключительный аккорд.

Ричард вернулся домой в восемь часов, усталый, голодный, но довольный собой. Он быстро принял душ и мы уселись ужинать. Эмили рассказала ему о наших новых знакомых.

— Знаешь, Дикки, этот профессор Мейсен просто очарователен, манеры его будто из девятнадцатого века, но все в меру, естественно и не вычурно. Можно подумать, что он воспитывался в королевской семье. Кажется, Альфред по-настоящему богат, у него стартап по биохимии и он устроил лаборатории в своем поместье.

— О, я как раз недавно разрабатывал программы для одной инновационной фирмы, ты скажи профессору при случае, Эми, что если ему нужны какие-нибудь особые программы, то он может пригласить меня, я скорее всего, справлюсь, — продемонстрировал деловую хватку Дикки, а Эми, нежно улыбнувшись, пообещала непременно поговорить с мистером Мейсеном.

— Но что-то явно беспокоит этого ученого биолога.

Моя подруга, как всегда, проявила чудеса проницательности. Она ведь говорила с Альфредом не больше двадцати минут, а сумела почувствовать то же, что и я. Хоть Альфред к моменту появления Эмили уже успокоился, его привел в доброе расположение духа мой искренний интерес к его научной работе.

— Верно, Эми! А в начале, когда профессор окликнул меня на дороге, он показался мне злым и насмешливым, даже страшновато было беседовать с ним один на один, — я поежилась, вспомнив колючий взгляд и завораживающую ледяную усмешку Альфреда Мейсена.

— Вот что, девушки, я пожалуй не пущу вас одних к этому ненормальному профессору. А вдруг он маньяк!

Я придумала как быть:

— Дикки, профессор сказал, что знаком с Маргарет. Ну так я позвоню ей завтра вечером, расскажу о приглашении и посоветуюсь. Моя бабушка безошибочно разбирается в людях.

Эми удивилась:

— А почему бы сейчас не позвонить, тогда ты уже имела бы какую-то информацию до твоего свидания с Марком...

Ох, да я поэтому и не хочу звонить сегодня, вдруг то, что скажет Маргарет помешает свиданию. Но вслух я сказала:

— Эми, я устала и мне не хочется звонить.

Дикки заинтересовался:

— А кто такой Марк? Я отстал от жизни, моя подруга идет на свидание, а я ничего не знаю!

— А разве не я твоя подруга?, — засмеялась Эми.

— Нет, ты — моя любимая девушка, а Энни — моя подруга, — разложил по полочкам наши отношения Дик, — так все же, кто такой Марк?

Ответила я:

— Марк Веттингер — племянник профессора Мейсена и его ассистент в лаборатории.

— Хочешь, чтобы мы с Эмили были поблизости, когда ты пойдешь к этому племяннику профессора? Вдруг у них семейка маньяков?, — смеясь предложил парень моей подруги.

— Нет, Дикки, спасибо, я справлюсь, — не хватало, чтобы на свидание меня водили за ручку, как маленькую!

Я и в самом деле устала. Добравшись, наконец, до своей постели, я рухнула в нее и думала, что мгновенно усну, но не тут-то было. Мне вспомнился Марк. Я ворочалась, подушка казалась жаркой, странное томление прогоняло сон. Мне пришлось встать и открыть окно. Прохладные порывы ночного воздуха, несущие запахи трав и цветов из сада, понемногу успокоили меня и я уснула.

Глава 7. Ночной злоумышленник

***

Среда, 17 июля.

Когда я проснулась было темно и светящиеся часы показывали два пополуночи. Я замерзла и натянула на себя сброшенное во сне одеяло. Пока я спала поднялся ветер и довольно сильно дуло из окна, надо бы встать и закрыть. Вот только согреюсь немножко...

Залаяла собака, где-то близко, буквально за забором усадьбы, и я поняла, что уже слышала этот лай в полусне, он-то меня и разбудил. Очень странно, поблизости нет другого жилья, что делает здесь пес и почему лает?

Пришлось встать и выглянуть в окно, да только что можно увидеть в темноте?

Как холодно!

Не включая свет, я надела спортивный костюм, поверх футболки, в которой спала, и снова стала смотреть в сад, облокотившись на подоконник.

Сначала мало что было видно, но потом глаза привыкли к темноте и я смогла различить в скудном ночном свете аллею из фруктовых деревьев, пересекающую сад пополам, и тянущуюся от дома до южного края усадьбы. Справа выступали из темноты ряды подстриженных кустарников, а слева тускло поблескивала квадратами стекол большая теплица.

— «Хорошо бы, конечно, на всю ночь оставлять освещение в усадьбе», — думала я — «но подобная роскошь выльется в такие счета за электроэнергию... Нет, это не выход! Надо послушать совета дедушки Бена и срочно завести собаку. Нельзя жить в большой усадьбе без чуткого и верного четвероногого друга».

Словно прочитав мои мысли, замолчавший было пес залаял с новой силой, очень агрессивно, хрипя и рыча! Судя по звуку, собака находилась по ту сторону забора с восточной стороны, метрах в десяти от дальнего края теплицы.

Мое сердце сжалось от страха. Обычно меня не пугают ночь и темнота и я совсем не боюсь животных. Уж, конечно, не собаки я испугалась. Но чтобы так лаять у пса должна быть причина, и, возможно, она находится по эту сторону забора, в моей усадьбе!

Для того, чтоб успокоиться, я применила свой обычный метод —несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула воздух. Если позволить страху завладеть собой — это может привести или к панике, или к оцепенению — и то, и другое состояние в минуту опасности не дают действовать разумно.

Что могло так разозлить собаку? Мелкое дикое животное, забравшееся в сад?

И тут я вспомнила про следы, оставленные прошлой ночью непрошеным гостем у забора. Значит, какой-то человек повадился лазить в усадьбу по ночам? Что ему нужно? И почему чужой пес охраняет мой сад?

Я протерла глаза, надавив на них, чтобы лучше видеть в темноте, и снова устремила взгляд в сторону теплицы.

И вдруг у входа в длинное стеклянное сооружение мне почудилось какое-то движение, будто тень промелькнула и вошла в теплицу, но было очень плохо видно, темно и довольно далеко. Я не уверена, что мне это не померещилось.

Я отскочила от окна, потом подошла и закрыла его, не забыв про защелку.

Что же делать? Я села на кровать, обхватив голову. Можно разбудить Эмили и Дика, чтобы вновь осмотреть усадьбу. Но парень моей подруги работал весь день и устал, и Эмили нужно, наконец, выспаться, как следует.

Мои друзья безмятежно спят, если бы их разбудил шум, они были бы уже здесь. Их комнаты в западном крыле, то есть дальше, чем моя, и если они спят при закрытом окне, то ничего не слышали.

Так и не решив, что же мне делать, я сходила в ванную — захотелось почистить зубы, умыться и попить воды.

Вернувшись, я вновь подняла окно и принялась смотреть в сад, вот тут-то все и началось!

Мне сразу же стала видна фигура человека, который, крадучись и согнувшись, пересекал сад от теплицы к западному краю. Он уже поравнялся с фруктовой аллеей, когда другой человек, ловко преодолев восточный забор у теплицы, бросился вдогонку за этой крадущейся тенью.

Увидев, что за ним гонятся, преследуемый ринулся очень быстро к западному забору, надеясь скрыться. Однако, преследователь бежал быстрее и расстояние между ними сокращалось.

Все это время пес за забором просто выходил из себя, заливаясь неистовым рыком и лаем. Собака, чуя куда бегут ночные «гости» моего сада, судя по звуку рычания, устремилась вдоль периметра забора, чтобы у западной границы усадьбы встретить нарушителя.

Фигуры беглеца и преследователя скрылись от меня в темноте. Характерный шорох, отчетливо слышный в ночной тишине, указал на то, что убегающий человек успел таки преодолеть каменный забор. И тут послышался мужской вскрик и громкое, хриплое рычание нападающего пса, которое через мгновение сменилось жалобным, щемящим скулением, разнесшимся по всей округе.

Кто-то закричал:

— Пилот, Пилот, что с тобой?!

Раздался стук в дверь, я вздрогнула от неожиданности, словно от электрического разряда. Сообразив, что это мои друзья, я крикнула:

— Войдите!

Эмили и Дик вбежали в комнату, наперебой рассказывая, как их разбудил шум и что надо срочно вызвать полицию и идти на обход усадьбы.

Однако, голос, крикнувший: «Пилот, что с тобой», — показался мне знакомым, и высокая, стройная фигура преследователя тоже. Нет, я не хотела полиции, пока не выясню сама, что к чему!

— Прошу вас, не надо пока вызывать полицию, давайте сами посмотрим, я потом объясню, почему отказываюсь, обещаю, — мне было ужасно неловко перед друзьями. Дикки не спит нормально из-за меня вторую ночь, а Эмили уже третью.

— Ну хорошо, — Эми удивленно посмотрела на меня, но не стала перечить.

Мы снова вооружились палками, взяли фонари, включили весь имеющийся в наличии наружный свет — усадьба засияла фонарями и стало хорошо видно.

Следов мы нашли много, еще бы, после такой погони по саду! Они были двух видов: сорок четвертого и сорок пятого размеров. А больше нам ничего обнаружить не удалось.

Тогда мы вышли за ворота, заперев их за собой (хоть эти запоры и не остановили нарушителя), и пошли вдоль забора, осматривая внешний периметр.

На восточной стороне нам представилось место, усеянное крупными собачьими следами, возле которых были несколько отпечатков ног сорок пятого размера.

Дик задумчиво произнес:

— Все ясно, здесь собака почуяла нарушителя, лаяла и бросалась на забор. И с нею был высокий человек, который прогнал злоумышленника из твоего сада, Энни. Получается, что он скорее твой друг, чем враг.

— Дикки, ты правильно назвал нарушителя злоумышленником. Я хорошо запомнила хищную, крадущуюся в темноте фигуру — вся его поза, повадка выдавала человека, движимого злым умыслом. Ребята, а может быть защитник моей усадьбы вовсе не меня охранял, возможно у него свои счеты с моим непрошеным визитером?

— Кто знает, Энни, кто знает?, — машинально ответил парень, о чем-то напряженно думая.

Дикки, Эми и я двинулись дальше вдоль забора, огибая усадьбу с южной стороны. Пес, который бежал на перехват преступника, двигался этим же путем, о чем говорили отпечатки лап на песке — он мчался очень быстро, делая огромные прыжки. Дикки сказал, что это довольно крупный пес, высотой в холке не меньше шестидесяти сантиметров, но, скорее, даже больше.

Дойдя примерно до середины западного забора, мы увидели место, где разыгралась финальная, драматическая часть. Эмили оглядела проступившую в ярком свете фонарей картину и ахнула.

Песок был взрыт ногами там, где преступник вступил в схватку с собакой. И здесь же растеклась лужа крови — надо думать, что пес был ранен или даже убит на этом месте. Жаль его.

Вокруг не было никого и стояла полная тишина. Линия следов сорок четвертого размера уводила на север. А следы сорок пятого размера исчезали в западном направлении.

Мой защитник — мне хотелось так его называть — понес собаку на руках.

***

Я проснулась по будильнику в шесть часов утра, и сразу же вспомнила, что сегодня у меня свидание с Марком. Бегом в ванную, душ пришлось принимать с холодной водой, чтобы взбодриться после полубессонной ночи.

В кухне я включила чайник, запихнула черный хлеб в тостер и принялась делать сендвичи двух видов — с коттеджем, вареными яйцами и зеленью, и с тунцом и помидорами. Готовые сендвичи я постаралась красиво разложить на плоской корзинке, покрытой салфеткой. Потом я покормила котенка и побежала наверх к совенку. Едва я успела войти в оранжерею, как услышала дружеское «к-р-ру» — приветствие Абитца. Вот молодчина! Я взяла домой птенца, а ворон избавил меня от всех забот, мне оставалось лишь поменять воду в поилке и добавить корм с витаминами и минералами, который совенок ест понемногу. За те два дня, что юный хищник живет у меня в доме, он немножко подрос.

А ворону я принесла кусочек тунца и пару зерновых батончиков с фруктами, он их любит и умеет сам освобождать от упаковки.

Вернувшись в кухню, налила себе в чашку молока и чаю и торопливо выпила.

— «Быстрее, быстрее, много дел сегодня», — подгоняла я сама себя, накрывая стол для завтрака и ожидая появления друзей.

— Доброе утро!

Эмили впорхнула в кухню. На ней была симпатичная белая блузка изящного покроя и кремовые шорты, длиной чуть выше колена. Подруга выглядела свежей, розовой и вполне выспавшейся и у меня отлегло от сердца. Значит, ей все же удалось отдохнуть, несмотря на ночной переполох.

— Дику и мне очень не нравится то, что здесь происходит, Энни, — девушка говорила без улыбки. У моего парня есть идея, как обезопасить нас, он тебе сам расскажет. А я прямо с утра хотела бы поехать в собачий питомник и поискать хорошего обученного пса для охраны дома. Ты не против?

— Отличная идея, спасибо!

— Я пока присмотрюсь, отберу нескольких подходящих собак предварительно, а потом мы с тобой можем вместе поехать, сделать окончательный выбор и взять песика домой. Да, а теперь самое главное, — Эмили нахмурилась, что происходило с ней очень редко, и это обстоятельство указывало на то, что она настроена чрезвычайно серьезно:

— Энни, подруга дорогая, почему ты не позволила вызвать полицию?! Мы с Диком теряемся в догадках, что это значит?

— Ой, мне пока сложно объяснить... Давай поговорим об этом вечером, перед сном, и я постараюсь ответить на все вопросы, окей?

— Хорошо... Но это странно и на тебя непохоже. Ладно, надеюсь вечером все прояснится.

— Да, вечером... И, Эми, могу я попросить тебя вернуться домой не позже четырех часов?

Моя подруга рассмеялась:

— Конечно, я помогу тебе подготовиться к свиданию, постараюсь вернуться к трем часам, — Эми понимала меня без слов.

— Доброе утро!, — Дик спустился в кухню. Я налила ему зеленого чаю без молока, как он любит, парень поблагодарил и приступил к завтраку. Прожевав кусочек сендвича, Дикки спросил меня:

— Как ты относишься к идее устроить видеонаблюдение в усадьбе?

Я ответила, как бы размышляя вслух:

— Идея хорошая, Дикки, но учти, что периметр очень большой, сколько же понадобится камер, чтобы охватить всю его протяженность?

— Я пока не считал, но не так уж и много. Весь периметр не стоит отслеживать, а только важные точки. Я набросаю проект и мы все вместе можем обсудить его. Есть у тебя план усадьбы с указанием размеров?

— Конечно есть.

— Тогда сделай, пожалуйста, копию и дай мне, я сегодня постараюсь выкроить время и заняться системой безопасности.

— Окей, Дикки, я мигом...

Я помчалась в левое, восточное крыло в библиотеку. Пробегая через холл, я встретила Абитца. Он пролетел над моей головой, ловко спланировал и сел на специальный выступ, как бы порожек, приделанный к двери под его персональной форточкой. Ворон принялся сосредоточенно толкать головой форточку на пружинке, чтобы открыть ее и вылететь наружу.

— Возвращайся поскорее, мой дорогой Абитц, — сказала я ему, на что мудрый ворон ответил мне: — «К-р-ру», — и улетел.

Я устремилась дальше, в библиотеку, за мной побежал котенок Перси, решив, видимо, что именно для него я устроила веселую игру в догонялки. В библиотеке я открыла не слишком секретный сейф, банально спрятанный за портретом моего предка девятнадцатого века. В доме есть несколько сейфов и потайных мест, некоторые скрыты очень хорошо. А в этом сейфе находились все бумаги, касающиеся дома и земли.

Найдя план усадьбы, я тут же на принтере скопировала его и застыла на секунду, удивляясь, как это я не удосужилась до сих пор оцифровать важные документы! Нужно в ближайшее время заняться этим делом.

Снова бегом я вернулась в кухню, котенок несся за мною следом — ему понравилась веселая беготня по дому.

Раздался звонок — это приехала миссис Картер. Я встретила ее и сразу же вручила ей связку дубликатов ключей от всех ворот и дверей в усадьбе, которые запираются.

Мы вошли в кухню, и я предложила Сьюзан чашку горячего, свежего зеленого чаю с молоком и сахаром — именно так пьет зеленый чай наша уважаемая экономка.

— Миссис Картер, — обратилась я к ней, — позвольте представить вам моих друзей, о которых я рассказывала вчера: мисс Эмили Стоуэрс и мистер Ричард Милфорд.

После завтрака и общего разговора, я оставила Сьюзан Картер с моими друзьями, предоставив им возможность поближе познакомиться друг с другом, а сама направилась в цветную комнату — там меня ожидал большой объем работы.

Открыв журнал, я во второй раз за сегодня подумала о том, что надо бы компьютеризировать многие сферы моей жизни, а работу — так в первую очередь! И решила перетащить сюда один из компьютеров, находящихся в кабинете моих родителей, чтобы использовать его для работы с растениями.

Сегодня мне следовало привить несколько новых экземпляров ластруллы филиппинской, разделив уже имеющиеся и разросшиеся. Ластрулла напоминает окутанную легендами омелу 18, и представляет собой вечно-зеленый кустик со множеством белых ягод, которые по виду трудно отличить от крупных жемчужин. Выращивается она как паразит на толстых ветках низкорослого сорта рожкового дерева. Маргарет научила меня готовить из ластруллы мазь против ожогов и ран. Мы дома всегда любую царапину или ожог смазывали этой мазью и все заживало за один день.

Это интересный рецепт. Нужно взять побеги ластруллы вместе с ягодами и быстро заморозить их. У меня для этого есть морозильная камера, которая дает минус тридцать градусов Цельсия. Затем замороженные веточки и ягоды следует хорошенько измельчить в блендере с платиновыми ножами. Полученную зеленую массу тончайшего помола остается лишь тщательно смешать с жиром, выделенным лабораторной центрифугой из свежего козьего молока, добавив необходимые ингредиенты, и, конечно, секретные добавки.

После смешивания на магнитном смесителе, которое занимает двое суток, должна получиться красивая нежно-зеленая гладкая и клейкая масса с перламутровым отливом.

Я выбрала хорошо разросшуюся ластрею, с которой можно взять несколько отростков для размножения. Надев стерильные перчатки и взяв стерильный же скальпель, я принялась осторожно отрезать кусочки ластреи и сразу же вставлять их в разрезы на побегах низенького рожкового дерева, тщательно замазывая место прививки специальной чистой глиной и укрепляя пластырем, чтобы привитые растения не отвалились.

Я увлеклась работой и напевала песню про июльское утро, когда в цветную комнату буквально ворвалась миссис Картер.

— Анна, что случилось в саду?, — она запыхалась и голос ее дрожал от возмущения.

— А что случилось?, — я попыталась сделать невинные глаза, но не преуспела и покраснела. К счастью, Сьюзан Картер не обратила на это внимания, а, схватив меня за руку, потащила к выходу, объясняя на ходу:

— Пойдем в сад, я покажу тебе!

Мне пришлось высвободить руку, так как я никогда не покидаю цветную комнату, не заперев тщательно дверь. Вот и сейчас, извинившись, я захлопнула дверь, повернула ключ в замке, и лишь потом последовала за экономкой.

— ...сломаны два розовых куста, растоптаны несколько бархатцев и маргариток! И те высокие белые гладиолусы, что только вчера зацвели — с ними можно попрощаться!, — причитала на бегу миссис Картер.

Я лихорадочно соображала, как объяснить случившееся экономке. Если сказать ей правду, то через пятнадцать минут здесь будет полиция. Но я не могу этого допустить! Голос человека, прогнавшего ночного нарушителя, очень напоминал голос Марка. И рост, и фигура моего тайного защитника — все говорило о том, что это был он. А раз так, то вначале я хочу поговорить с Марком об этом деле.

Решение принято и теперь мне придется лгать самой и вынуждать лгать моих друзей! (Ведь Сьюзан Картер может и с ними заговорить о садовом разгроме, когда они вернутся) Это противно, низко, но я не видела другого выхода.

Мы оказались на месте, где были сломаны и растоптаны цветы. Я принялась сбивчиво рассказывать моей экономке, что это мы с друзьями вчера вечером резвились в саду, бегали, догоняя друг друга...

Миссис Картер изумленно и укоризненно взирала на меня, пока я, краснея от стыда и потея от напряжения, излагала свою выдуманную историю. Она не перебила ни разу, но когда я закончила и выдохнула от облегчения, разразилась тирадой:

— Анна, ты уже взрослая девушка и хозяйка усадьбы, я очень удивлена, что вы с друзьями могли так безответственно вести себя в саду! На этот раз я ничего не расскажу Маргарет, она и так страшно волнуется за тебя. Но имей в виду, Анна, если что-то подобное повторится, я тот час же сообщу твоей бабушке.

— Хорошо, миссис Картер, — тихо ответила я, опустив голову.

— А что вы сделали с тем диковинным деревцем в теплице, как оно называется-то...ммм...?, — Сьюзан Картер подняла глаза к небу, напрягая память, — ага, вспомнила! Карликовый кепел 19! Маргарет первого июля с моей помощью перенесла его туда из оранжереи на лето. А сегодня я обнаружила, что кепела там нет!

Упс! Вот так неприятный сюрприз! Выходит, что ночной вор приходил в сад за карликовым кепелом? Откуда ему известно, что это растение есть у меня, и что оно находится именно в теплице? Тайны и загадки... загадки и тайны...

Да, но что сказать экономке?

Мы как раз входили в теплицу и я лихорадочно огляделась, разыскивая взглядом кадку средних размеров, в которой и произрастал молодой саженец удивительного тропического дерева. Кадка находилась на своем месте, а вот саженец был аккуратно вынут, так что в грунте осталось глубокое круглое отверстие.

Я собрала все силы, чтобы сохранять видимость спокойствия и небрежным тоном заявила:

— А... карликовый кепел? Я подарила его вчера вечером одному знакомому, не волнуйтесь, миссис Картер, все в порядке! Вы же знаете, что в оранжерее есть два уже взрослых деревца и несколько молодых саженцев. Я постараюсь в ближайшее время перенести сюда один из них для опыта по акклиматизации.

Торопливо говоря все это, я старалась не смотреть в глаза домоправительницы, так как ее острый взгляд мог легко заметить мое излишнее волнение. Лучше перевести разговор на другую тему.

— А давно ли уехали Эмили и Дик, миссис Картер?

— Мистер Милфорд уехал ровно час назад, а Эмили через полчаса после него, — ответила экономка.

— Спасибо, мэм, однако мне пора вернуться в цветную комнату, если вы не возражаете...

Не дожидаясь ответа, я почти бегом устремилась в подвал, в мою главную растительную лабораторию. Здесь можно спокойно продолжить работу и без помех предаться размышлениям. Тем более, что подумать есть о чем!

Итак, некто украл молоденькое деревце карликового кепела. Очень интересно! Растение это крайне редко встречается. В дикой природе на сегодняшний день его не существует. Карликовый кепел есть лишь в нескольких частных оранжереях и во всем мире насчитывается максимум до пятидесяти его экземпляров.

Почти во всех старинных рецептах, которые я получила от мамы и Маргарет, а те, в свою очередь от наших предков, плоды карликового кепела использовались, чтобы ускорить проникновение чудесных средств в организм человека. Но мы всегда применяли только плоды. А этот саженец, при самых благоприятных условиях, начнет плодоносить только через три года.

Что же вор задумал сделать с карликовым кепелом? Мне пришли в голову два варианта его действий. Либо он станет применять для чего-либо молодой саженец в том виде, в котором он ему достался, либо займется уходом и выращиванием (а дело это непростое!) и дождется появления плодов.

Вдруг меня осенила простая мысль — вор может продать саженец! И выручить очень большие деньги! Столь уникальные растения чрезвычайно дороги, как старинные картины, например.

Я работала и размышляла, придумывала возможные объяснения странным событиям, происходящим со мною в последние дни, но потом сказала себе: «Стоп!», — что толку занимать голову бесплодными предположениями. Быть может разговор с Марком прольет свет на то, что случилось прошедшей ночью?

Но подумав о Марке, я тут же забыла о саженце! Меня бросило в жар, сердце учащенно забилось — вспомнился момент, когда Марк поцеловал мне руку! Я словно почувствовала его теплую, сухую ладонь, в которой моя ладошка поместилась целиком и Марк мягко сжал ее, поднося к губам... Закрыв глаза, я понеслась по волнам памяти, воскрешая ощущение от прикосновения горячих губ к моей руке и легкого дыхания, скользнувшего по коже.

Из сладкого мечтательного бреда меня вывел стук в дверь и голос экономки:

— Анна, могу я войти?, — сейчас она не стала врываться в цветную комнату без стука, как в прошлый раз.

— Да, конечно, миссис Картер, — ответила я, возвращаясь в реальность.

— Не хочешь ли выпить чаю?, — прямо с порога спросила она, — я испекла морковный бисквит с кусочками яблок, орехами и с отрубями — это вкусно и полезно!

— С удовольствием, мэм, — я успела проголодаться.

Экономка повела меня в столовую, где уже был накрыт чайный столик и благоухала свежая выпечка, видимо она решила отучить меня от привычки есть и пить чай в кухне.

Бисквит оказался очень вкусным и нежным, был он оранжевого цвета от большого количества натертой моркови. Съев один кусочек, я потянулась за следующим, миссис Картер одобрительно посмотрела на меня и налила нам еще по одной чашке чаю.

— Немного непривычный вкус, но такой бисквит даже лучше обычного, большое спасибо, миссис Картер!

— Мне приятно, что тебе понравилось! Я люблю импровизировать, когда готовлю. В эту выпечку я добавила лишь чуточку сахара и получилось неплохо.

— Как поживает ваш муж, миссис Картер? Он прочитал что-нибудь интересное сегодня утром в «Робинзоне Крузо», я имею в виду какой-либо прогноз?, — спросила я, вспомнив об увлечении Джона Картера «гаданием», если можно так выразиться, по книге Даниэля Дефо.

— Ты знаешь, Энни, этим утром Джон, как всегда, раскрыл наугад свою любимую книгу, поблагодарил Дефо и Коллинза, и зачитал мне отрывок, в котором описывается, как Робинзон Крузо спас двух кошек и собаку с потерпевшего крушение корабля. Но сегодня был тот редкий случай, когда мой муж не сумел сделать выводы из прочитанного, то есть не понял, что бы этот отрывок мог означать.

— «Сьюзи», — сказал он мне, — «я затрудняюсь растолковать этот текст. Но уверен, что книга не ошибается и на этот раз, просто я недогадлив, дорогая», — Джон очень скромен!

Сказав это, Сьюзан Картер неосознанным жестом поправила прическу, а мне подумалось, что она до сих пор горячо любит своего мужа.

— Пожалуй, я могу помочь в толковании сегодняшнего отрывка, миссис Картер, — смеясь заметила я, — видите ли, как раз сейчас Эми выбирает для нашего дома собаку в питомнике. Получается что мы, как и Робинзон Крузо, можем в скором времени обзавестись собакой, так что реальность таки сходится с текстом из книги!

— В самом деле? Ух, прямо дрожь пробирает, — поежилась экономка, — как тут не верить, когда такие совпадения. Обязательно расскажу об этом Джону, то-то он обрадуется! Да, Энни, чуть не забыла тебе сказать — завтра состоятся похороны мисс Тетчер, ты пойдешь?

— Конечно пойду, мэм.

Глава 8. Первое свидание

— Давай-ка, Энни, я уложу твои волосы, — Эми, как и обещала, вернулась домой к трем часам, чтобы помочь мне подготовиться к моему первому свиданию с Марком.

Перстень Агируса
Я только что вышла из душа и мы отправились в комнату Эми. В ванной комнате я натянула на влажное тело футболку и шорты, и теперь мне было холодно, знобило слегка. Я не могла понять, то ли в самом деле прохладно в доме, то ли меня морозит от волнения перед свиданием.

Подруга усадила меня на стул перед туалетным столиком с большим зеркалом и, взяв фен, направила на мои длинные волосы волну нагретого воздуха. Стало тепло и приятно, я расслабилась и принялась смотреть на себя в зеркало. Пожалуй, выгляжу я неплохо, лицо свежее с легким румянцем, который, как и блеск глаз, вызван возбужденным состоянием. Волосы и глаза у меня темные, почти черные, а кожа очень белая. Эми говорит, что это красиво — хочется ей верить!

Моя подруга накрутила концы локонов горячими щипцами. Получилось здорово — волосы на две трети длины прямые, а на одну треть уложены крупными, пышными завитками. Эми отошла на пару шагов и внимательно оглядела результаты своей работы, а затем прозвучал вердикт:

— Твои волосы выглядят потрясающе, Энни!

Она снова, чуть прищурясь, посмотрела на меня и заметила:

— Немножко косметики не помешает.

— Может быть не нужно?, — усомнилась я.

— Энни, давай всего лишь подчеркнем красоту твоих глаз и больше ничего, обещаю.

— Ну хорошо, послушаюсь тебя.

— Вот и отлично, я только чуточку подкрашу...

Эми искусно и ловко навела легкие тени на веки и аккуратно накрасила мне ресницы — они стали еще длиннее, гуще и пушистей.

— Посмотри-ка, Энни, какая ты красавица!

Подруга, одобрительно улыбаясь, повернула меня к зеркалу:

— Немножко косметики прибавляет женственности, только меру надо знать.

Я взглянула на свое отражение и оно мне понравилось. Какая все-таки умница Эмили! Косметика почти не заметна, но мои глаза стали гораздо выразительнее. И прическа получилась красивая.

А Эми посмотрела на часы и ахнула:

— Уже полпятого, а ты еще не знаешь, что надеть!

И мы побежали в мою комнату, по дороге встретив миссис Картер, которая спускалась по центральной лестнице из оранжереи.

— Девушки, — обратилась она к нам, — я сейчас приготовлю ужин и оставлю его, а вы потом разогреете. Хотели бы вы что-то заказать или мне все сделать на мое усмотрение?

— На ваше усмотрение, спасибо, миссис Картер!, — хором прокричали мы и помчались дальше, хохоча оттого, что нам удалось, не сговариваясь, слово в слово сказать одно и то же.

Перед гардеробом я стояла в глубокой задумчивости. Меня поймет любая девушка, это нелегкий выбор — решить что одеть на первое свидание с парнем, который нравится тебе до головокружения...

И Эми молчала, разглядывая одежду. Тогда я решила рассуждать вслух:

— Так, джинсы, конечно, отпадают...

— Конечно, о джинсах сегодня не может быть и речи!

— Тогда надо решить из чего выбирать: брюки, юбка или платье?

— Я бы выбрала платье, Энни.

Я согласилась и надела приталенное летнее платье с мелким цветочным рисунком, длиною чуть выше колен. А с собой решила взять легкую кофточку в тон, так как вечером будет прохладно. Открытые туфли на невысоком тонком каблучке довершили мой туалет. Подруга, тем временем, собрала для меня сумочку — запихнула туда аккуратно сложенную кофточку, мобильный телефон, зеркальце, бумажные салфетки, кошелек и ключи.

Часы показывали уже без десяти пять, а чтобы дойти спокойным шагом от дома до ворот нужно около трех минут. Почти пора выходить. Эмили стрелой умчалась куда-то и через минуту вернулась, принеся красивый флакончик.

— Это превосходные французские духи, Энни, их выбрала для меня мама, а она знает толк в романтических делах, я тебе рассказывала об этом.

— Ой, я не хочу духов, Эми!

— Мама говорит, что их запах легкий, не навязчивый, но очень романтичный. Мой Дик без ума от этих духов! Может позволишь чуточку надушить тебя, увидишь, тебе и самой понравится.

Эми сняла пробку и стояла, ожидая моего решения. В воздухе повис изумительно тонкий, легкий, как перышко аромат, который мгновенно взволновал меня.

— Хорошо, Эми, надуши меня немножко и спасибо тебе, ты возишься со мной, как родная сестра. И, да, — заключила я, смеясь, когда подруга легко прикоснулась надушенным пальцем за ушами — твоя мама в самом деле знает толк в таких вещах.

— О да! Она женщина до кончиков ногтей, несмотря на то, что профессор, — с гордостью заявила моя подруга.

Все, пора идти. Эмили захотела проводить меня и на пороге мы столкнулись с вернувшимся домой Диком.

Увидев меня, он в шутку заслонил глаза ладонью — дескать ослеплен моей красотой. Потом нежно поцеловал свою Эми и девушка покраснела от удовольствия.

— Анна, за воротами тебя дожидается Марк Веттингер, мы с ним сейчас познакомились.

Не мешкая, я пошла по аллее, засаженной по обеим сторонам липами, и ведущей от дома к воротам и, выйдя к дороге, увидела припаркованный черный ягуар. Марк сидел в машине, увидев меня, он стремительно вышел и направился ко мне. Парень был в темно-сером, почти черном костюме и светлой рубашке с галстуком.

Невольно я обратила внимание на то, как Марку идет эта классическая мужская одежда. Костюм, судя по всему, был сшит на заказ, так как сидел просто идеально.

— Здравствуй, Анна, — Марк и сейчас поцеловал мне руку, заглянул в глаза и улыбнулся, — спасибо, что согласилась встретиться со мной.

Я растерялась и поэтому, поздоровавшись в ответ, просто стояла и улыбалась, скрывая смущение.

Молодой человек, кажется, тоже волновался, мне пришло в голову, что он не слишком опытен по части свиданий. Удивительно! Марк очень привлекателен, многие девушки были бы рады встречаться с ним.

— Ты не против посидеть со мной в кафе на Цветочной улице, Анна?, — наконец спросил он.

— Не против, — тихо ответила я.

Марк повел меня к машине, открыл для меня дверцу с левой стороны, потом сел за руль. В салоне ягуара было красиво, слегка тонированные стекла создавали уютный полумрак и я почувствовала себя спокойней.

Парень завел машину и я услышала бархатный, благородный рокот «породистого», мощного мотора. Мне нравится звук двигателя ягуара, его всегда можно отличить от звука мотора у автомобиля более скромной марки. Такое же сильное различие, как, например, между звучанием скрипки Страдивари или Амати и простой скрипки, купленной в музыкальном магазине. Просто слышишь разницу и все.

Автомобиль рванул с места. Марк, взглянув на меня, заметил:

— Ты превосходно выглядишь, Анна.

— Спасибо, — улыбнулась я.

Парень вел машину быстрее, чем позволяла наша довольно узенькая дорога, но я не боялась. Движения его рук на руле были точными и мягкими, на пальце поблескивал знакомый перстень с пчелой. Мы благополучно разъехались со всеми встречными машинами и уже через несколько минут припарковались на Цветочной улице.

В кафе было полно знакомых и все, как по команде, повернулись и посмотрели на нас. Соня Складовски, которая тоже в этом году закончила школу, помахала нам рукой. Она сидела с незнакомой мне девушкой за столиком у окна. Соседний с ними столик был свободен и Марк повел меня туда.

К нам подошла молодая девушка-официантка. Я не была голодна и попросила только мороженое и мою любимую итальянскую минеральную воду с газом. Марк сделал заказ — два мороженых и минеральную воду — для себя он выбрал то же, что и я.

Соня Складовски за соседним столиком подвинула свой стул так, чтобы видеть нас с Марком. У ее подруги зазвонил телефон и она ушла куда-то, поэтому Соня осталась одна за столиком. Я видела, что она сгорает от любопытства.

Соня Складовски появилась в наших краях четыре года назад. До этого она, ее маленький брат Алекс и их мама Ева жили на родине — в Польше. Один из наших местных фермеров — Джеймс Фостер — поехал по делам в Варшаву и познакомился там с Евой. Между ними начался бурный роман. Джеймс вскоре вернулся домой, но каждый день говорил с Евой по телефону, общался с нею в интернете. Спустя полгода состоялась их свадьба, и Ева, теперь уже миссис Фостер, переехала жить к мужу на ферму, взяв с собой дочь-школьницу Соню и двухлетнего Алекса.

Местное общество сначала настороженно встретило новых жителей. Однако Ева оказалась приятной и воспитанной женщиной, она быстро включилась в работу на ферме Джеймса, его дела пошли в гору. Соня стала ходить в местную школу, а в остальное время помогала маме и отчиму на ферме.

Мы не слишком близки с Соней, но она мне симпатична, я считаю ее одной из моих местных подружек. И несмотря на то, что мне хотелось поговорить с Марком один на один, я решила познакомить Соню с моим спутником и хоть немного пообщаться всем вместе.

— Соня — Марк, Марк — Соня — представила я их друг другу.

Принесли наш заказ. Мороженое показалось мне слишком сладким и я съела без аппетита несколько ложечек, а ведь я так люблю его! Дело в том, что рядом с Марком у меня начисто пропало желание что-либо есть из-за непреодолимого смущения. Оставив в покое мороженое, я принялась пить холодную минералку и это было именно то, что мне сейчас нужно.

Подумав, а точнее, не подумав, я решила предложить Соне сесть к нам за столик и спросила Марка, не возражает ли он. Парень не возражал, я позвала девушку к нам. И пожалела об этом!

Молодой человек произвел сильное впечатление на Соню. Это стало понятно чуть ли ни в первые минуты совместного общения.

— А я видела тебя пару раз в деревне, — повернувшись к Марку, сообщила девушка.

— В самом деле? А я уверен, что не видел тебя раньше.

Я подумала, что не заметить Соню довольно трудно. Она эффектная, стройная девушка с густой копной рыжих волос и зелеными глазами, очень похожая на свою маму — красавицу Еву Фостер, которая выглядит так молодо, что их с дочерью можно принять за сестер.

Я спросила девушку как дела у ее младшего братика.

— Очень хорошо, — ответила она, нехотя отрывая взгляд от Марка и переводя его на меня.

А я, упорно продолжая детскую тему, поинтересовалась успехами малыша в начальной школе.

— Алекс — умный и прилежный мальчик, он хорошо учится, — Соня доброжелательно улыбнулась мне и снова повернулась к Марку с вопросом:

— Ты ведь не в деревне живешь?

— Я живу в четырех милях к западу отсюда.

— Где-то там есть поместье с большим новым домом, оно твое?

Соня смотрела на парня с улыбкой и открыто кокетничала, не обращая на меня внимания. Он ей сильно понравился — это было очевидно. Так сильно, что девушка частично потеряла контроль, раскраснелась и выглядела очаровательной от этой внезапной влюбленности. Такому напору красивой собеседницы, должно быть, трудно противостоять, однако Марк отвечал спокойно и бесстрастно:

— Это поместье моего дяди, я живу там с ним.

Вероятно Соня обратила внимание на то, что вопросы парню задает только она, а он ничем не поинтересовался в ответ. Даже не улыбнулся ей ни разу, кроме дежурной улыбки при знакомстве. Марк держался доброжелательно, вежливо, но слегка официально, сохраняя таким способом дистанцию между собой и собеседницей. Девушка немного сникла, расспрашивать дальше становилось неловко. Тогда она повернулась ко мне со смущенной улыбкой и произнесла:

— Мне бы хотелось встретиться как-нибудь и поговорить с тобой, Энни, я позвоню тебе на днях, окей?

— Конечно, буду очень рада, — я ничуть не обиделась на Соню, просто ее поведение лишний раз подтвердило тот факт, что у девушек от Марка «сносит крышу».

— Приятно было встретить вас, ребята, но сейчас мне пора уходить, пока.

Она ушла, а я продолжала сидеть молча, только улыбалась машинально, думая про себя:

— Если я и дальше буду такой скучной, то Марк пригласит на следующее свидание не меня, а другую девушку, например, Соню — она веселая и не сидит застывшей статуей, боясь пошевелиться, как я. Такой контраст не в мою пользу.

Но поделать с собой я ничего не могла. При том, что внешне мое состояние казалось совершенным спокойствием, внутри меня сотрясала дрожь, центр которой находился где-то под ложечкой. А кончики пальцев будто покалывали мелкие иголочки.

Я взглянула на Марка и оказалось, что он уже какое-то время наблюдает за мною, чуть склонив голову. Парень сидел очень прямо, положив кисти рук на край стола, его осанка вызывала восхищение тем, что выглядела естественно, без напряжения. Пиджак подчеркивал широкие плечи.

Встретив мой взгляд, Марк спросил:

— Анна, как ты смотришь на то, чтобы прогуляться по берегу моря?

Я обрадовалась его предложению. У моря, реки или в лесу, я словно получаю невидимую поддержку от природы, она упорядочивает мои чувства, дает силы, энергию и я получаю прилив хорошего настроения.

— Отличная идея, Марк, поехали к морю!

Я посмотрела на него с благодарной улыбкой и обратила внимание на то, что он всякий раз с трудом отрывает взгляд от меня, как-будто не может насмотреться. Я нравлюсь ему? Но такие выводы делать рано...

Марк достал бумажник, чтобы рассчитаться, я тоже полезла в сумочку за кошельком. Парень жестом остановил меня и сказал:

— Энни, ну что ты? Это же такие мелочи, оставь, прошу тебя!

Я подчинилась, думая о том, что Марк впервые назвал меня Энни, и заулыбалась. Не успела я встать из-за стола, как молодой человек оказался рядом и отодвинул мой стул, чтобы я вышла. У выхода из кафе он открыл мне дверь и пропустил вперед. Как и в прошлый раз Марк усадил меня в машину, а затем уже сел сам. Я начинала чувствовать себя принцессой, со мной ведь никто и никогда раньше так не обращался.

Нам предстояла дорога, занимающая около четверти часа. Ехать в ягуаре мне понравилось. Машина названа правильно, она двигается мягко и стремительно — совсем как живой ягуар на его бархатных мощных лапах, и звук издает подобный чему-то среднему между сдержанным рыком и утробным мурчанием прекрасного зверя.

— Анна, могу я сделать тебе комплимент?, — нарушил Марк повиснувшее было молчание.

— Угу, — промычала я, ругая себя за совершенную неспособность быть милой и соблазнительной. Но при этом, комплименты от Марка мне слушать хотелось :)

— Ты очень красивая девушка, Анна, а сегодня я просто глаз не могу отвести от тебя!, — бросив на меня завораживающий взор, сказал Марк.

— Спасибо, — мое сердце сладко заныло, — я ему действительно нравлюсь?

— И еще эти твои духи... Почти незаметные, но аромат так подходит тебе и, знаешь, волнует..., — парень снова встретился со мной взглядом, его зрачки расширились — он в самом деле был взволнован.

— Это духи Эмили, Марк, ты с ней знаком...

— Не имеет значения, Энни, этот запах идет тебе так, будто он твой природный, как у фиалки или розы.

Марк глубоко вздохнул, помолчал и начал говорить совсем о другом:

— Альфред сказал мне, что осенью ты начинаешь учиться в университете, а что именно ты будешь изучать?

— Я хотела бы стать биохимиком для того, чтобы понимать процессы в растительных организмах.

— Мне известно, что твоя семья серьезно занимается разведением редких растений. Давно ли это началось?

— Да, очень давно. Мои предки по маминой линии изучали и применяли растения более трехсот лет.

За окнами автомобиля расстилались поля, время от времени мы проносились мимо какой-нибудь живописной фермы. Потом по бокам стали тесниться деревья, бросая длинные, косые тени на дорогу — солнце было уже на западе.

За очередным поворотом, возле поля для гольфа, нам вдруг открылось море. Я люблю этот момент, когда вдалеке появляется ожидаемый, но всегда неожиданный, бескрайний простор с мерно катящимися волнами и плавно переходящий в небо на горизонте. Нос тотчас уловил свежий запах с примесью йода.

Оставив справа грозный боевой замок, подножие которого закрывали со стороны дороги пышные зеленые деревья, мы немного проехали вдоль береговой линии. Место, которое Марк выбрал для прогулки, представляло собой песчаный пляж с разбросанными то тут, то там каменными валунами.

Мы остановились и вышли из ягуара. На побережье дул ветер и я, достав из сумки кофточку, надела ее. На сидение выпала связка ключей, я вернула их на место, поместив в особый маленький карман внутри сумочки, а саму сумочку положила на сидение. В этот момент мимо нас на огромной скорости пронесся черный гелендваген и меня обдуло ветром с поднятой дорожной пылью, от этого я два раза звонко чихнула.

Марк выбежал на дорогу и стал смотреть вслед удаляющемуся внедорожнику.

— Ты его знаешь?, — спросила я.

— Не уверен, возможно мне показалось.

Парень пожал плечами и сердито ухмыльнулся.

— Очень надеюсь, что мне показалось!, — в его глазах промелькнула тревога, но уже через пару секунд Марк улыбнулся мне, как ни в чем не бывало.

Я не осмелилась расспрашивать его об этом инциденте. У меня имелись вопросы гораздо более важные — относительно ночного происшествия в саду.

Оставив машину у дороги, мы стали спускаться к морю, идя вниз по густой траве с желтыми и синими полевыми цветами. Я оступилась пару раз из-за неровностей почвы, незаметных под травой, тогда Марк взял меня за руку и идти стало гораздо удобней и безопасней. Было приятно держаться за его сильную ладонь.

Трава закончилась и начался песок. Каблучки моих туфель стали зарываться в зыбкий, сыпучий грунт и я решила снять их. Марк последовал моему примеру, мы оставили нашу обувь у кромки песка и пошли босиком. Справа и слева от нас вдалеке виднелись люди, некоторые даже купались в море, но на этом пляже были только мы с Марком.

У самой кромки воды песок стал твердым, мокрым, словно утрамбованным, но, сделав еще два шага в сторону моря, я почувствовала, как мои ноги погрузились в теперь уже рыхлый песок по щиколотку, набежавшая волна лизнула прохладной водой мне икры и отхлынула, попытавшись утащить меня за собой. Я потеряла равновесие и взмахнула руками, чтобы устоять. Марк, усмехаясь, схватил меня за запястье и подтянул к себе — он стоял на твердом песке.

Я невольно всем телом коснулась парня и, почему-то задохнувшись, слегка отпрянула, успев заметить, как Марк резко вдохнул ртом воздух и глаза его блеснули. Мое сердце заколотилось и я не замедлила покраснеть, а он отвернулся и стал смотреть на море. Там, на горизонте небо уже начинало темнеть.

Солнце еще не село, но это скоро произойдет. Я далеко от дома, от друзей, наедине с парнем, с которым познакомилась только позавчера. Наверное, как порядочная девушка, я должна сказать Марку, что мне пора домой. Да, хорошо, скажу, но сначала я все же задам ему свой важный вопрос.

Я решительно обратилась к моему спутнику:

— Марк, я хочу спросить тебя кое о чем.

Он перестал обозревать морские просторы и повернулся ко мне:

— Спрашивай, Энни.

— Знаешь ли ты о том, что произошло этой ночью в моей усадьбе?

Уфф, сказала наконец-то! Не решалась весь вечер. А вдруг я ошиблась и это не он громко звал раненую собаку? То-то его удивит мой вопрос. «Странная девушка эта Анна», — подумает Марк!

Но парня мой вопрос не удивил. Он грустно посмотрел на меня, удрученно потер лоб ладонью и после долгой паузы произнес:

— Пойдем к машине, уже поздно, поговорим в дороге.

Я поняла, что не ошиблась...

Мы обулись и поднялись по косогору. В туфлях у меня оказалось немного песка. Перед тем, как сесть в машину, я сняла туфлю, чтобы вытряхнуть ее, но замерла от удивления, стоя на одной ноге:

— Марк, моя дверь открыта!

Я отлично помню, что он запер автомобиль электронным брелоком и машина звонко пикнула, сообщая, что все замки сработали. И вот теперь дверь была приоткрыта на три дюйма.

Марк взволнованно посмотрел на меня и произнес недоуменно:

— Кому это понадобилось? Я не вожу никаких ценностей в машине...

Потом ему пришла в голову какая-то мысль и молодой человек, нахмурив красиво очерченные брови, попросил меня:

— Энни, проверь, пожалуйста, твою сумочку!

— Ладно, только у меня тоже нет никаких ценно..., — я замерла на полуслове. Моя бежевая сумочка лежала на сидении и была раскрыта, а я ее закрыла, прежде, чем уйти. Вытряхнув на сидение содержимое, и проверив все это и сумочку дважды, я поняла, что не нахожу связку моих домашних ключей!

— Ключи пропали..., — удрученно проговорила я.

— О нет!!

Марк пнул ногой ни в чем не повинное колесо, подумал и пнул еще раз, давая выход своей ярости. Это не очень помогло, руки его были сжаты в кулаки, а глаза метали молнии.

— Садись!, — бросил он мне сдавленно.

Машина резко тронулась, с визгом пробуксовав колесами. Марк чуть ли не на месте развернул ее и погнал назад.

— Что же делать?, — он недоуменно покачал головой и повернувшись ко мне спросил:

— Анна, ты согласишься поехать сейчас ко мне в поместье? Это ненадолго, я привезу тебя домой часов в одиннадцать. Видишь ли, нужно срочно поговорить с Альфредом — это для твоей же безопасности — и будет лучше, если мы поговорим с ним не по телефону, а лично. Он поможет что-нибудь придумать.

Я сидела раздумывая. А он ждал моего решения. Но я до сих пор не услышала ответа на свой вопрос относительно прошлой ночи. Поэтому, набравшись храбрости, я твердо заявила:

— Марк, извини, но я не могу согласиться поехать к тебе, пока ты не объяснишь, что произошло ночью в моем саду.

Быстро темнело, солнце вот-вот сядет. В полумраке автомобиля я могла рассматривать профиль Марка, чего не позволяла себе при свете дня. Я никогда не видела никого столь же сурово-красивого ни в реальной жизни, ни в кино. Строгая мужская прическа, высокий лоб, прекрасные глаза, римский нос с горбинкой, мужественный подбородок, волевой рот плотно сжат, — похожие черты есть у многих, но только у Марка (по крайней мере в моих глазах) эти линии образуют совершенную красоту.

Парень пристально смотрел на дорогу и вел машину быстро, поэтому я удивилась, услышав вопрос:

— О чем ты думаешь, глядя на меня, Энни?, — значит он видел боковым зрением, что я рассматриваю его... ой, как неудобно! Ну что тут ответишь?!

Я бы могла признаться что залюбовалась им, но это, во-первых, может увести разговор в сторону, а я уже и так добрых четверть часа дожидаюсь от молодого человека простого ответа на простой вопрос и пока не получила его; а, во-вторых, Эмили категорически не одобряет свойственную мне прямолинейность — в девушке должна быть загадка, недосказанность...

— Я ни о чем особенном не думаю, Марк, просто жду и надеюсь, что ты расскажешь мне то, о чем я прошу.

— Ты вряд ли понимаешь, о чем просишь... Я могу рассказать лишь в общих чертах, без подробностей и объяснений, устроит тебя это?

— А у меня есть выбор?

— На данном этапе нет.

— Окей, рассказывай что можешь, — смирилась я.

Мы уже пересекли деревню и подъезжали к моей усадьбе. Марк резко затормозил и автомобиль остановился возле ворот. Вдалеке сквозь деревья мелькал свет в окнах дома — Эмили и Дик, наверное уже поужинали и отдыхают.

— Я сейчас расскажу тебе, что смогу, а ты решишь, поедешь ли со мной или пойдешь домой, хорошо?

Я молча кивнула.

— С чего бы начать... Скажем так, есть один человек, ученый, он опасен, мы с дядей давно его знаем. Имя этого человека — Дастин Бакли. Он украл у нас один уникальный старинный рецепт, что само по себе почти катастрофа, но вдобавок к этому, Бакли намерен создать вещество, согласно этому рецепту.

Марк удрученно выдохнул воздух. А я, затаив дыхание, обратилась в слух, подумав только:

— «О, небеса! И у него есть старинные рецепты!», — а парень продолжал:

— Из тридцати трех ингредиентов этого рецепта ему удалось раздобыть уже двадцать шесть. Бакли осталось найти три редчайших вида растений, один вид грибов (но они нужны совершенно свежими, то есть их он возьмет в последнюю очередь), один вид бурых водорослей, один вид мха (из полярных районов крайнего Севера) и еще один ингредиент, о котором я умолчу, но который достать сложнее всего.

Марк внимательно и испытующе посмотрел на меня, кажется, он хотел проверить не шокирована ли я такими загадочными вещами, как тайные и сложные рецепты с экзотическими ингредиентами. Но меня-то как раз сложно этим удивить. По непостижимой случайности именно я гораздо лучше других способна понять и ценность некоторых старинных рецептов, и необходимость сохранять совершенную секретность.

Или же тут нет случайности и Марку известно, что с моей стороны он встретит, по крайней мере, понимание? Он ведь откуда-то знает чем занимается моя семья и это удивительно! В деревне, кроме миссис Картер, никто не подозревает о том, какие уникальные растения разводятся в моем доме. Маргарет потребовала от Сьюзан Картер обещания не разглашать сведения о растениях. Взамен моя бабушка привезет через полгода особый состав для мужа миссис Картер Джона, который за месяц поставит его на ноги.

Пока эти мысли проносились в моей голове, Марк молчал. Мне показалось, что он принимал решение — до какой степени можно посвятить меня в его секреты. Повисла пауза и я не удержалась от вопроса, несмотря на мое первоначальное намерение не расспрашивать парня по ходу его рассказа.

— Можешь ли ты мне сказать, Марк, для чего предназначен тот рецепт, точнее состав, который готовят по нему?

Молодой человек повернулся ко мне и, взяв за руку, ответил:

— Как бы я хотел рассказать тебе свою историю, ничего не скрывая! Дай мне немного времени, не торопи, я надеюсь, что раскрою для тебя все мои тайны, но это случится не сегодня... Видишь ли, как только ты узнаешь для чего создан этот рецепт... — парень замолчал и не закончил фразу.

— Ладно, — сдалась я.

И хотя любопытство мое было взбудоражено до предела, но нежность, сквозящая в красивом, глубоком голосе Марка, прикосновение его руки, пристальный взгляд, пронзающий меня насквозь, сделали свое дело — я стала еще более покладистой, чем обычно.

— Спасибо за терпение, — проговорил он, отпуская со вздохом мою руку, — я продолжу мой рассказ. Из тех трех редких растений, которые нужны Бакли, как минимум, два есть у тебя, Энни. Он узнал об этом как раз перед твоим возвращением из школы. Но тогда у тебя в доме гостило много родственников и Дастин Бакли затаился, ожидая того времени, когда ты останешься одна.

— Подожди, Марк, а как этот человек узнал, что у меня есть нужные ему растения?, — спросила я взволнованно.

— Дядя Альфред выясняет, кто именно предоставил эту информацию Бакли. У него есть подозрения, но пока нет уверенности.

— О каких именно растениях идет речь?

— Бакли нужны плоды карликового кепела, хрустальный водонос (для рецепта требуется недозрелый зеленый полупрозрачный кувшинчик) и медуница светящаяся (необходимы стебель и листья).

— У меня есть все эти растения, Марк.

В этот момент зазвонил мой телефон — это была Эмили.

— Привет, подруга!

— Привет, Эми!

— Как твои дела, где ты сейчас и скоро ли ждать тебя домой? Мы поужинали, но оставили для тебя твою долю, миссис Картер классно готовит, должна я сказать.

Я ощутила приступ голода, но сейчас было не до этого!

— Эми, я с Марком в его машине у наших ворот. Какое-то время мы еще поговорим, не волнуйся, я ведь почти дома!

— Ну хорошо, мы подождем твоего возвращения, а ты там не азартничай слишком! Передай привет Марку и пока.

Глава 9. Поместье Мейсен Мэнор

— Эмили передает тебе привет, — закрыв телефон сказала я Марку.

— Спасибо, — Марк нахмурился и продолжил:

— Помнишь, Энни, на побережье мимо нас пронесся с сумасшедшей скоростью гелендваген?

— Да, помню, он мчался, наверное, больше ста миль в час!

— Так вот, Бакли обычно ездит на черном гелендвагене, и теперь я уверен, что это был он. Увидев нас на дороге, Дастин отъехал подальше, подождал пока мы уйдем к морю, а потом вернулся, взломал дверь ягуара и украл твои ключи. А возможно, он следил за нами от деревни.

— Зачем он сделал это? Бакли хочет забраться в мой дом и украсть редкие растения?

Мне стало страшно за друзей, за себя и за растения.

— Да, Энни. Дастин начал неотступную слежку за тобой после того, как уехали твои бабушка и дедушка. А мы с Альфредом, в свою очередь, следили за ним. Когда ты увидела меня на лесной дороге, я как раз преследовал по пятам Бакли, который вел слежку за вашей компанией. Тогда я впервые встретил тебя.

Марк взглянул на меня, улыбнувшись одними глазами.

— А чуть позднее мне довелось наблюдать, как он собрался подслушивать тебя и Эми из зарослей тростника, но ему не удалось тихо подобраться к вам — Бакли случайно спугнул вас, зашумев тростником.

— Ты видел все это?, — изумленно спросила я.

— Да, я стоял на берегу чуть поодаль, за деревьями. Когда ты и Эми убежали, Бакли, крадучись вышел из тростника и притаился за кустами в стороне от меня. Он следил за вами, а я за ним. Вскоре на пляж вернулись вы с Эми и Диком. Я видел, что парень Эмили сфотографировал следы и положил телефон на песок. А затем мне довелось стать свидетелем того, как Дастин Бакли украл телефон и спрятался в кустах, пока вы забавлялись в воде. Я не мог помешать ему, потому что не хотел раскрывать свою слежку.

— А зачем Бакли нужен был телефон Дика?

— Могу лишь предположить, что преступник не хотел оставлять фото своих следов у Дика. Хотя это не назовешь настоящей уликой, видимо, он просто перестраховался. А может быть ему для чего-то нужен список контактов Ричарда… но точно я не знаю, зачем Бакли украл телефон.

Парень замолчал, а я раздумывала о позавчерашнем дне и о происшествии после пикника, когда я чуть не утонула, а кто-то неизвестный спас меня от неминуемой смерти.

Молодой ученый начал говорить что-то, но я перебила его:

— Погоди-погоди, Марк! Скажи, а что было потом, после истории с телефоном? Ты не умолчал о чем-то?, — спросила я, подозрительно глядя на парня.

— Ну, раз такое дело, то должен признаться, что я вытащил тебя из реки, Энни — насмешливо произнес мой собеседник.

— Ничего не понимаю, Марк, — посмотрела я на него в замешательстве, — почему ты вернулся в то место на берегу? И зачем бросил меня там и скрылся, когда я еще не пришла в себя?

— Это вместо спасибо, Энни?

— Прости, Марк, спасибо, я очень благодарна тебе. Но вопросы возникают сами собой, моей вины нет в том, что этот случай выглядит странно.

Молодой ученый взглянул на меня с кривой усмешкой:

— Ладно, слушай. У реки в тот миг я оказался случайно. После того, как вы с друзьями ушли к машине, Дастин Бакли тоже отправился к своему внедорожнику. Я проследил за ним и, увидев, что он уезжает, быстро пошел назад — к месту, где оставил свою машину. Проходя мимо пляжа, я увидел, что ты вернулась и зачем-то вошла в воду. Потом ты нырнула и я стал ждать, когда твоя голова появится на поверхности. Но ты долго не выныривала, я испугался и ринулся тебя спасать. Под водой мне стало ясно, что твои волосы запутались в колючих зарослях. Тогда я отломал несколько веток и вытащил тебя.

— Эти ветки такие крепкие, — вставила я.

— Было нетрудно избавиться от них, но я изрядно поцарапался.

Я посмотрела на руки Марка, однако не заметила никаких повреждений, не было ни единой царапинки. Внимание привлекал только удивительный перстень с пчелой на безымянном пальце правой руки. Парень проследил мой взгляд и явно смутился.

Все это очень странно... Я не знала, что сказать, а потом мне пришла в голову важная мысль:

— Надо бы вытащить затопленный боярышник из воды, чтобы не случилось трагедии.

— Я уже вытащил тот куст, Энни, — ответил Марк, — и сделал это сразу же после того, как ты ушла с берега реки.

— Когда я очнулась ты тайком наблюдал за мной?

— Конечно. А вдруг бы что-то пошло не так, тебе могла понадобиться помощь – ты ведь чуть не умерла.

— Значит ты видел как я переодевалась?, — покраснела я.

— Да. Но я не подсматривал. Просто ты внезапно сорвала с себя купальник...

— А почему ты не показался мне?

— Знакомство с тобой в тот миг не входило в мои планы.

Марк взглянул на часы и покачал головой:

— Я должен поскорее закончить рассказ, уже девятый час, близится ночь, а в руках преступника ключи от твоего дома!

— Вдруг он полезет в дом прямо сейчас, а Эмили и Дик даже не подозревают об опасности!

— Не думаю, что Дастин появится в усадьбе раньше, чем обитатели дома лягут спать — он хоть и преступник, но порядком труслив! К сожалению, это не делает его менее опасным — трусость часто уживается с подлостью и жестокостью в одном человеке.

Слушай дальше, Энни. Чтобы возобновить слежку, я поехал к особняку Бакли. Он живет на южной оконечности деревни вместе со своим преданным помощником-немцем. Пришлось подождать пару часов, сидя в машине на улице. Затем Дастин и его помощник вышли из ворот и отправились пешком в библиотеку. Вошли в здание, потом немец вышел один, зачем-то посмотрел в окно библиотеки снаружи и вернулся вовнутрь. Там они пробыли около получаса.

После этого Бакли с помощником пошли в церковь. Стоя на ее крыльце, Дастин расспрашивал о чем-то викария Джозефа Эриксона. Вскоре приехал дядя Альфред и сменил меня на «посту», чтобы я мог отдохнуть. Я хотел было отправиться домой, но увидел, что ты, Энни, вошла в церковную ограду и последовал за тобой.

Мне вспомнилась сцена нашего знакомства. Теперь я знала, что Марк делал на кладбище. А он посмотрел на меня и сердце мое замерло от его строгой красоты.

Парень проговорил:

— Когда ты вышла из склепа Греев и остановилась у одной из старинных плит, я не удержался от желания познакомиться с тобой. Скажи, Энни, чем тебя заинтересовало именно это надгробие?

— Я увидела издалека, что там есть портрет и мне стало интересно. Я раньше не заходила в ту часть кладбища.

— Если бы я был суеверным, то мог подумать, что это — знак — твой интерес именно к этой плите.

— Почему?

— Ты все узнаешь, Энни, а пока давай покончим с начатой темой. Итак, мы познакомились и ты отправилась домой, а я поехал к себе в поместье, мне, действительно, нужен был отдых, ведь я дежурил на подступах к твоему дому всю предыдущую ночь, после отъезда твоих бабушки и дедушки. Правда, в тот раз все было спокойно, не произошло ровным счетом ничего.

Значит я была под охраной? Это правда? Или я сплю и вижу сон, в котором самый красивый на свете парень не спит всю ночь, оберегая меня от злодея?

— Не обольщайся, — сказал мой внутренний голос, — может быть дело вовсе не в тебе!

— … а потом целый день пришлось, таясь, гоняться за Бакли... В общем, я поспал дома пару часов. А к ночи снова занял пост у твоей усадьбы.

Тут я опять не удержалась от вопроса:

— Скажи, пожалуйста, Марк, а почему вы следите за Бакли, чего опасаетесь?

— Он преступник, убийца, ушедший от правосудия. Сейчас Дастин поставил перед собой опасную цель, идет к ней и не останавливается ни перед чем. Дядя Альфред и я поняли, что ты в опасности, поэтому следили за ним и охраняли тебя . К тому же, нельзя допустить, чтобы Бакли получил редкие растения!

Я удивилась:

— Но если Бакли преступник и вынашивает опасные планы, то почему вы не обратитесь в полицию?!

— Это именно тот вопрос, которого я и ждал, и опасался, — печально вздохнул Марк, — можно я тоже тебя спрошу?

В замешательстве я ответила:

— Да.

— А почему не вызвала полицию ты, ведь прошлой ночью не осталось сомнений, что некто проникает в твой сад по ночам?

Какой интересный оборот принял разговор! Ну что ж, проще всего сказать правду:

— Ты уже знаешь, что мы разводим редкие растения, ... кстати, мне очень интересно, откуда тебе стало об этом известно?..., — я сделала паузу и вопросительно посмотрела на Марка.

— Обещаю, что расскажу, Энни, но, пожалуйста, не сейчас!, — последовал умоляющий взгляд, — продолжай, прошу.

— Ладно. Некоторые редкие растения мы на лето пересаживаем в теплицу для экспериментов по акклиматизации. Если вызвать полицию в усадьбу, то они, наверняка, зайдут в теплицу и могут сфотографировать наши секретные виды. А мы держим в строгой тайне все, что касается редких растений. Но это вторая, не главная, причина, а первая — та, что я узнала твой голос, когда ты закричал: «что с тобой, Пилот?», — и хотела спросить тебя об этих происшествиях прежде, чем предприму что-то для защиты усадьбы.

— Очень хорошо, просто отлично!, — обрадованно произнес мой собеседник, — теперь я спокойно могу ответить на твой вопрос, почему мы с Альфредом не обратились в полицию. Должен признаться, Энни, что я сейчас услышал от тебя именно то, что хотел. Я имею в виду ту причину, которую ты обозначила как вторую...

— Ты не отвечаешь, а, наоборот, говоришь загадками, Марк!, — нетерпеливо упрекнула я, — неужели ты не замечаешь, что я прямо и честно рассказываю, о чем ты просишь, а от тебя постоянно приходится слышать, что вот этого ты пока не можешь мне объяснить, а вот об этом — расскажешь потом. Ну как, скажи, у молодого парня может быть столько тайн?!

Копившееся целый вечер напряжение вырвалась, наконец, взрывом раздражения.

Реакция Марка была странной — он рассмеялся и сквозь хохот выдавил:

— У тебя, Энни, просто талант попадать точно в цель, ты даже не представляешь, насколько ты права, моя девочка! А тайн у меня, действительно, много, гораздо больше, чем мне бы хотелось, и с этим ничего нельзя поделать, — уже серьезно сказал парень, — поверь мне на слово, что это страшно осложняет жизнь, — произнес он печально, — но я все же хотел бы ответить на вопрос о полиции, если тебе все еще интересно.

Я молча кивнула, немного сердясь на него.

— Как я уже признался, ты мне сказала именно то, что я хотел услышать. Твоя семья, имея тайную коллекцию растений, не заинтересована в том, чтобы это стало достоянием гласности, что могло произойти, вызови ты полицию для защиты усадьбы от вторжений. Я обрадовался, когда услышал эти слова, потому что ты, Энни, способна понять, что и мы с дядей по этой же самой причине не привлекаем с себе внимание общественности — из-за важных тайн. В нашем случае о полиции не может быть и речи!

Не могу сказать, что его признание меня порадовало. В душе начали противно шевелиться неясные подозрения. Марк, внимательно следивший за мной, почувствовал это и поспешил рассеять их:

— Энни, ну что ты? Тайны, о которых я упомянул, они не преступны и не постыдны. Скажу даже больше — наша с Альфредом деятельность имеет огромную общественную пользу. Я хорошо понимаю, что сказав «А», должен сказать и «Б», и вскоре надеюсь посвятить тебя в свои секреты, раз уж вообще начал о чем-то рассказывать... Но прежде необходимо получить согласие Альфреда — у нас с ним общие секреты. Я надеюсь, что он пойдет на это, так как ты — уникальная девушка и сумеешь сохранить наши тайны от других людей, раз можешь делать то же самое с собственными секретами!

Марк вздохнул, снова взглянув на часы, и заговорил быстрее:

— Итак, я продолжу, время неумолимо. Ночью — я говорю о той ночи, когда вы с друзьями в первый раз вышли на проверку усадьбы — я занял свой пост у забора Грейхолла. Стоя в темном месте, я видел, как Дастин оставил машину у дубовой рощи и подойдя к забору, прошел вдоль него в мою сторону. Я уже хотел отойти на несколько шагов, как вдруг он залез на забор и спрыгнул с противоположной стороны. Мне не оставалось ничего другого, как последовать за ним. Ситуация становилась опасной для обитателей дома.

Марк взял мою руку и со вздохом отпустил, чуть задумался и продолжил:

— Бакли быстро пошел к дому, я за ним. Он обогнул фасад и приблизился к одному из окон, что находятся в западном торце здания. Там он остановился и стал подслушивать. Ты бы видела, Энни, его позу при этом, он даже приложил ладонь к уху!, — засмеялся Марк — классическая подслушивательная поза в исполнении Бакли выглядела комично и нелепо до невозможности! И зловеще...

Я похолодела, вспомнив фигуру за окном, напугавшую меня, и прошептала:

— Я увидела его тогда, Марк, мы с Эмили сидели и разговаривали в кухне, когда вдруг кто-то промелькнул за окном!

— Я невольно спугнул его. Наступил на сухую ветку, она хрустнула под ногой, Бакли обернулся, увидел меня и бросился бежать. Перемахнул через забор, домчался до своей машины и уехал. Я устремился вдогонку и когда, сев в машину, проезжал мимо ворот, то увидел, что вся твоя усадьба осветилась огнями, а на крыльце дома появились три фигуры.

Молодой человек усмехнулся:

— Бакли гнал машину, я ехал за ним, но поотстал, чтобы он думал, будто оторвался от слежки.

Марк сделал короткую паузу и возбужденно произнес:

— Да, чуть не забыл — интересная деталь — убегая от меня и уже преодолев забор, Дастин позвонил кому-то. Наверное, это было срочно и важно для него, иначе, почему бы не позвонить из машины, а не на бегу?

Мне пришло в голову предположение:

— Может быть Бакли боялся, что ты догонишь и схватишь его и он не сможет сделать этот важный для него звонок?

Парень с интересом посмотрел на меня и сказал:

— Думаю, ты права, Энни.

— А ты слышал, Марк, что он говорил?

— Да, слышал, но он говорил, как ни странно, на африкаанс 20, а я не слишком хорошо понимаю африкаанс на слух. Читаю, пишу нормально, но разговорную речь воспринимаю слабо.

О, да! Я хорошо поняла эту проблему, поэтому сказала:

— Марк, у меня были подобные трудности в школе, когда мы учили латынь. Ведь для того, чтобы хорошо понимать язык на слух и говорить на нем, надо много практиковаться, но трудно получить разговорную практику на латыни!

— Вот именно! Единственное, что я понял из того короткого разговора Дастина по телефону были слова: "Doen dit dadelik!" 21 , сказанные жестким, приказным тоном... Я преследовал Бакли до маленького особняка на побережье. Думаю, он уверен, что ушел от слежки — мне удалось держаться на большом расстоянии, не упуская его из виду. Преступник вошел в домик и я до утра видел его силуэт, мелькавший, время от времени, в большом окне. В этом доме, надо думать, живет подруга Бакли. По временам я видел женский силуэт в освещенном оконном проеме. Ранним утром Дастин покинул дом на побережье и вернулся в свой особняк.

Марк взъерошил волосы и, задумчиво глядя перед собой, добавил:

— Той ночью была убита Мэри Тетчер, библиотекарь, с которой он встречался накануне и пробыл полчаса в здании библиотеки. Я бы подумал, что убийство — дело рук Бакли, если бы не знал, что тот всю ночь провел в домике у моря. И все же есть какая-то связь между Дастином Бакли и этим убийством.

— Такое ужасное дело, Марк, вся деревня в шоке! Завтра состоятся похороны мисс Тетчер и я собираюсь туда идти, а ты придешь?

— Не могу обещать, Энни. Так вот, весь вчерашний день я продолжал быть невидимой тенью своего врага. Куда-то пропал мой телефон — наверное я выронил его случайно, поэтому не мог связаться с Альфредом, а он волновался за меня. Надо было отдохнуть перед ночью и я, оставив Бакли, поехал домой. Как раз тогда мы встретились с тобой, Альфредом и Эмили на дороге и мне удалось назначить тебе свидание!

Марк улыбнулся, сверкнув глазами и продолжил:

— Дома я лег немного поспать, а дядя уехал и попытался возобновить слежку, но Бакли как сквозь землю провалился! В десять часов вечера я выехал за ворота поместья, взяв с собою собаку, моего верного Пилота. Ясно было, что собака поднимет шум, но меня это устраивало — мой враг и так уже знал о слежке, а собачий лай мог помочь тебе и твоим друзьям быть начеку. Ситуация, Энни, становится все опаснее. Бакли шел к своей цели много лет и теперь, когда конец пути близок, он способен на любое злодейство!

Марк сел поудобнее на сидении, повернувшись в мою сторону:

— Осталось совсем немного рассказать, Энни. Приехав к твоей усадьбе вчера в одиннадцатом часу и осмотревшись, я нигде не заметил гелендваген. Тогда я решил, что мы с Пилотом станем дожидаться Дастина в машине. Все было тихо, пес уснул на сидении рядом со мной, где-то через час заснул и я, зная, что собака разбудит меня, если кто-то появится. Так и вышло, Пилот заворчал, я проснулся и мы стали обходить твои владения, идя от ворот вдоль забора. На восточной стороне пес снова стал ворчать, потом постоял, прислушиваясь, и вдруг разразился таким заливистым и злобным лаем, что я не узнавал своего добрейшего Пилота! Но ты ведь знаешь, Энни, животные легко распознают плохих людей. Пилот чуял преступника и с рыком бросался на забор, так что я знал, где мне искать Бакли. За секунду перескочив каменную стену, я оказался в твоем саду и увидел удирающего Дастина. Он уносил ноги с непостижимой скоростью, сжимая что-то в руках...

Я посчитала нужным рассказать молодому человеку о пропаже:

— Марк, из теплицы украден саженец карликового кепела.

Парень сжал кулаки и произнес сквозь зубы:

— Видишь, Энни, несмотря на все наши старания, этот мерзавец шаг за шагом приближается к своей цели!

Мне захотелось ободрить его и я уточнила:

— Ты говорил, что Бакли нужны плоды карликового кепела. Так вот, саженец, даже если вор сумеет вырастить его, — а это очень трудно, поверь мне, — даст плоды только через три года.

— Хорошие новости, милая Анна, но три года пролетят быстро, это такой короткий срок!

Марк взял мою руку и нежно поцеловал внутреннюю сторону ладони, задержав прикосновение, я ощутила его горячие губы и теплое дыхание, скользнувшее по чувствительной коже ладони. Марк, не отрываясь, еще несколько раз поцеловал мою ладонь жадно вдыхая воздух. У меня на секунду закружилась голова, а сердце ухнуло вниз и застучало в животе. Почему бы ему не поцеловать меня по-настоящему?

Но Марк уже отпустил мою ладонь и завершал свой рассказ:

— Я погнался за преступником по саду, а Пилот помчался вокруг усадьбы вдоль забора. И когда Бакли перелез каменную преграду с западной стороны, пес напал на него. Я и не предполагал, что Пилот способен на такое! Он любит людей всей своей доброй душой, но, видимо, не посчитал Дастина человеком. Тот выхватил длинный, узкий клинок и вонзил его в грудь собаки. Я бросился на помощь четвероногому другу, а мерзавец, тем временем, стал улепетывать. Он, наверное, где-то спрятал свой гелендваген и поспешил к нему со всех ног. А мне пришлось, взяв Пилота на руки, бежать к ягуару в надежде, что с помощью Альфреда мы спасем жизнь верному другу.

Я вопросительно посмотрела на парня, боясь спросить вслух, мол, как все вышло с Пилотом?

— Он жив. Рана была тяжелая, можно сказать смертельная. Но сердце задето не было. Дядя применил особое средство и Пилот выжил, но еще немного слаб.

Я вздохнула с облегчением. Но теперь уже Марк смотрел на меня вопросительно, ожидая, соглашусь ли я ехать к нему домой. Я кивнула, соглашаясь.

Парень включил зажигание, приборная панель осветилась, двигатель запустился с глубоким и объемным, но тихим звуком и автомобиль, резво сорвавшись с места, помчался, унося нас на запад.

— Скажи, Энни, ты догадалась, что я связан с ночными происшествиями из-за того, что узнала мой голос?, — спросил через минуту Марк.

— Да.

— А я подумал, что ты видела меня из окна...

— Я и видела, но было темно и в тот момент я еще не поняла, что это ты.

Мили через две мы свернули вправо на лесную дорогу и вскоре оказались у освещенных ворот из кованых и черненых металлических прутьев, частыми копьями устремленных вверх и украшенных причудливыми завитушками и цветами. Над воротами я заметила видеокамеру наблюдения, которая, реагируя на движение, повернулась в нашу сторону. Вправо и влево от ворот уходил высоченный забор из красивого желтого кирпича, он выглядел новым, недавно построенным.

— «О, да тут настоящая крепость!», — подумала я, а Марк уже открывал ворота, направив на них маленький брелок. За воротами оказался парк, стилизованный под лес, да это и был просто невырубленный прекрасный лес с большими деревьям, кажется, старыми дубами. Проехав по дороге между зелеными великанами, мы остановились на обширной, хорошо освещенной площадке у большого дома и вышли из машины. Я огляделась вокруг.

Особняк был трехэтажным, размером примерно с мой дом. Он был построен, судя по всему, недавно, из такого же веселенького желтого кирпича, как и забор. Крышу с высокими скатами покрывала современная черепица терракотового цвета поверх которой находились два десятка солнечных батарей необычного вида. Вдоль всего второго этажа пролегала терраса. Справа от жилого особняка располагался большой гараж, о чем говорили двое широких гаражных ворот. Слева от дома стояло какое-то отдельное здание — длинное, одноэтажное и с плоской крышей, на которой тоже были установлены разноцветные солнечные батареи.

Входная дверь особняка открылась и на крыльцо вышел профессор Мейсен. Он развел руки, словно раскрывая объятия, и поприветствовал нас с Марком звучным и хорошо поставленным голосом:

— Здравствуйте, мои дорогие!, — и обращаясь ко мне произнес: «Добро пожаловать, мисс Грей, в поместье Мейсен Мэнор!»

Я не успела поблагодарить, потому что в этот момент произошло настоящее чудо — из дверей дома вынырнула большая черная тень и, проскользнув мимо профессора, устремилась по лестнице в нашу сторону. Я протерла глаза, не поверив тому, что увидела!... Это же... невозможно!... Но, опровергая мой скептицизм, меня ласково толкала, чуть не сбивая с ног, прыгала и пыталась дотянуться до моего лица... моя Персона!

Я остолбенела! Это был наш ньюфаундленд, ее невозможно спутать ни с каким другим ньюфом — одна белая лапка, белая манишка и хвост, который Персона, в нарушение правил породы, держала вверх широким кольцом. Кроме того, собака, без сомнения, сразу же узнала меня, обрадовавшись без памяти, кружила вокруг, поскуливая от счастья.

Я сказала тихо:

— Персона, голос!, — и она, деловито усевшись, важно сказала: — Гав, — и опять подскочила ко мне, свесив широкий розовый язык. Итак, Персона, пропавшая в день гибели моих родителей нашлась там, где я не ожидала.

Профессор Мейсен уже стоял рядом с нами, он и его племянник с изумлением взирали на мою встречу с собакой и, похоже, не понимали, что происходит.

— Откуда Патриция знает вас, мисс Грей?, — спросил Альфред Мейсен.

— Это моя собака, сэр, ее зовут Персона, она пропала год назад в тот день, когда погибли мои родители. Как она оказалась у вас?

Профессор Мейсен задумался на мгновение и ответил вопросом на вопрос:

— Скажите, милая Анна, а кот у вас не пропадал?

Я поразилась еще сильнее, если только это возможно! Но ответила незамедлительно:

— Да, профессор, в тот же самый день у нас пропал и кот — ангорский, белый, с разными глазами — голубым и зеленым. Его звали Питкин, сэр.

— Понятно, — засмеялся ученый, — а я-то все думал, почему наш Сноуи так не любит это имя? Ни в какую не отзывается на зов — «Сноуи» — и делает вид, что к нему это не относится, лежит в своей гордой кошачьей позе и не пошевелится! Мы только с помощью «кири-кири» и могли его позвать. Все ясно — их кошачье величество предпочитает имя «Питкин», но мы, глупые люди, не знали этого!, — профессор хохотал от души и даже прослезился от смеха.

— Профессор Мейсен, вы хотите сказать, что Питкин тоже у вас?, — я была слишком взволнована, чтобы поддерживать веселый тон хозяина поместья.

Мне ответил Марк, почувствовав, что я не расположена шутить в данный момент:

— Около года назад мы с дядей возвращались домой из короткой поездки и, не доезжая полмили до поворота к поместью, увидели странное зрелище. Нам навстречу по дороге шли вместе большая черная собака-ньюфаундленд и белый ангорский кот. Мы остановились и подошли к животным. Они были грязными, уставшими и очень грустными. (Если есть опыт общения с животными, и если можешь понимать их, то такие вещи, как настроение распознаешь с легкостью). Мы, разумеется, не могли оставить бедняг на дороге, где их подстерегала масса опасностей. Поговорив с собакой и котом, успокоив животных, мы заманили в машину сначала собаку, а потом и кота, и привезли их к себе в поместье.

Молодой человек погладил Персону по крупной голове.

— Какое-то время, где-то недели три, после этого мы просматривали местные объявления в газетах и в интернете, ожидая, что кто-нибудь заявит о пропаже, но этого не произошло. Тогда дядя и я дали животным имена и оставили жить в поместье. Они быстро подружились с уже живущими здесь собакой Пилотом и котом Пирксом.

Я посчитала нужным объясниться по поводу объявлений:

— В первый месяц мы, действительно, не разместили в прессе заявления о пропаже. У Маргарет и у меня поначалу не было душевных сил почти ни на что. Нам было не до животных. А потом прошло время и заявлять уже стало бессмысленно. Тем не менее, спустя месяц мы все же разместили объявление. Но я признаю, что это было сделано с большим опозданием.

— Мы ведь тоже не дали объявления о находке, так что ситуация вышла зеркальная. К счастью, животные в порядке и ты, Энни, можешь забрать с собой своих питомцев, если хочешь, конечно!, — успокоил меня Марк.

— Хотя мы привыкли к ним и будем скучать, но ничего не поделаешь, — согласился профессор Мейсен.

— О, да, я очень хочу забрать их и спасибо огромное, что вы не дали им пропасть!

Я чуть не заплакала, сдержавшись колоссальным усилием. На меня нахлынули воспоминания о прошлой счастливой жизни, о маме и папе. Эти двое животных были в моем сознании крепко связаны с памятью о родителях. И вот сегодня четвероногие друзья вернулись в мою жизнь. Но родители уже не могут вернуться. Они лежат в склепе на деревенском кладбище и никакая сила не сможет возродить их к жизни...

Нет, не могу сдержаться!... Сил таких нет!...

Слезы, прорвавшись сквозь поставленный моим самоконтролем барьер, сметая его с пути, хлынули из глаз и я, судорожно всхлипывая, пыталась хотя бы не издавать никаких звуков.

Марк обнял меня за плечи, вздрагивающие от рыданий, гладил по голове, что-то нежно говорил, утешал, называя меня «милая» и «дорогая». А профессор Мейсен, достав салфетки, вытирал мне заплаканное лицо, причитая — «бедная девочка»!

Стоя в объятиях Марка, я положила руки ему на грудь и стала успокаиваться. Во мне проснулись совсем другие чувства, когда молодой человек, ласково говоря со мной и продолжая утешать, поцеловал меня в щечку. Я подняла глаза и, встретив его взгляд, утонула, растворилась в нем! Не понимая, что делаю, я прижалась к парню, обняв за шею. А его руки оказались на моей талии и он тоже прижал меня к себе, его дыхание сбилось, но в этот момент я взглянула через плечо Марка и увидела, что профессор Мейсен смотрит на нас и этот взгляд не выражал одобрения! Совсем наоборот — профессор выглядел удрученным.

Мне стало неловко и я быстро высвободилась из рук молодого человека, успев заметить промелькнувшую на его лице тень сожаления. В ту секунду он взглянул на меня не так, как обычно, глаза его блестели и смотрели серьезно. Моя женская природа безошибочно определила значение этого взгляда — Марку не очень-то хотелось выпускать меня из объятий!

Профессор, как ни в чем не бывало, широким жестом пригласил нас войти в дом. Планировка особняка внутри была очень современной, американского типа — этакий функциональный минимализм с обилием воздуха и свободного пространства. Мы оказались в огромной комнате, соединяющей в себе холл и гостиную, а справа за высокой стойкой располагался кухонный уголок. Пол был покрыт большими керамическими плитками, никаких ковров.

Проем между двумя громадными французскими окнами занимал подсвеченный аквариум шириной футов пять и высотой около трех футов, в котором плавали рыбы разных размеров и диковинного вида — я не узнала ни одной из них, кроме морских коньков, в вертикальном положении снующих у стекла. Я поняла, что это аквариум с морской водой и морскими же обитателями.

Альфред Мейсен пригласил меня сесть в одно из кресел, быстро приготовил чай, принес блюдо с сендвичами, пирогами и кексами и поставил его на чайный столик, ловко налил чай в чашки, спросив, буду ли я пить травяной чай из мелиссы, липы и лепестков чайной розы. Я ответила, что с удовольствием. Мне очень хотелось чаю, я остро чувствовала голод. Дядя и племянник тоже сели в кресла и мы стали пить чай, оставив обсуждение неприятных дел до окончания этого позднего чаепития.

Персона лежала у моих ног, вскоре откуда-то появился Питкин, он отсутствовал в момент моего приезда, занимаясь где-то своими важными кошачьими делами. Кот пропустил мимо ушей мои восторги по поводу встречи с ним, спокойно запрыгнул мне на колени и растянулся, блаженно мурлыча.

Когда мы допили чай Марк сказал:

— Энни, ты не возражаешь, если мы переговорим с Альфредом с глазу на глаз?

— Не возражаю, — ответила я, помотав головой, и они вышли в соседнюю комнату.

Поскольку мужчины были недалеко, я невольно слышала обрывки разговора. В основном возгласы эмоционального профессора. Марка почти не было слышно — он говорил тихо и спокойно.

— ...я так и знал, что ты не сможешь сдержать слово, которого, заметь, я не требовал от тебя! Но это твое право, только не подставь нас под удар, как в прошлый раз!, — почти кричал Альфред.

Марк возвысил голос и я услышала:

— Дядя Альфред, я безумно виноват перед тобой. Из-за меня ты лишен возможности любить и потерял надежду на счастье. Но я верю, что смогу все исправить. Что же касается Анны, то я ничего не могу с собой поделать, хоть и борюсь изо всех сил.

— Твоей вины в моем несчастье нет, повторяю это в миллионный раз, Марк! И хватит о давних делах. Речь о другом. Твоя юная пылкость может привести нас... — профессор понизил голос и окончание фразы осталось для меня тайной.

Ответ молодого человека на эту тираду я не услышала, да и не прислушивалась к таинственному разговору, из которого было понятно лишь, что Марк считает себя ответственным за какое-то несчастье в жизни его дяди. Я встала, переложила спящего кота в кресло и подошла к аквариуму понаблюдать за рыбами. Снова донеслись громкие слова профессора:

— ...а тебе, дорогое дитя, не кажется, что ты был слишком откровенен? Что если ты ошибаешься..., — дальше что-то неразборчивое …, — ну если ты так уверен, что можешь доверять … но помни, что подставляя под удар себя, ты и меня делаешь беззащитным!

Разговор Марка с дядей продлился еще несколько минут, но уже на спокойных тонах и я была рада, что теперь ничего не было слышно, так как мне вовсе не хотелось невольно подслушивать то, что не предназначалось для моих ушей.

Мужчины возвратились в комнату и профессор объявил:

— Мне бы хотелось, мисс Грей, показать вам дом и поместье, но уже половина десятого и, пожалуй, пора ехать к вам. Марк рассказал мне о пропаже ключей и мы нашли простое решение этой проблемы. Со времени строительства в нашем поместье в мастерской остались несколько новых хороших замков с комплектами ключей. Мы с Марком могли бы прямо сейчас поехать с вами и поменять замки, тогда ключи, украденные нашим... хмм... противником, станут бесполезными.

— О, спасибо, сэр, это самое лучшее решение!

— Вы с Марком можете ехать, а я последую за вами, только прежде возьму новые замки.

— Окей, дядя Альфред, — ответил Марк и, обращаясь ко мне, спросил:

— Энни, ты хочешь забрать животных прямо сейчас?

— Да, если можно.

— Тогда я принесу кошачий контейнер для перевозки, а Патриция, то есть Персона просто может сесть на заднее сидение.

Марк принес контейнер и мы аккуратно запихнули в него возмущающегося Питкина. Я спросила парня:

— Марк, а можно мне увидеть Пилота?

— Конечно, Энни.

Мы вышли в коридор и, пройдя по нему, оказались в библиотеке или кабинете. Это была большая комната, почти весь периметр которой от пола до потолка был занят книжными полками, а у стены с окнами стояли два оборудованных офисной техникой рабочих стола с компьютерами, к каждому из которых были присоединены по два монитора. Между столами на простенке висел портрет крупного льва с коричневой отметиной на плече. А на полу находилась собачья корзина с матрасом, в которой лежал золотой ретривер. Я подошла ближе, пес поднялся и замахал хвостом, приветствуя меня.

Я с удивлением узнала того самого ретривера, который спас сову-сипуху.

— А мы уже знакомы с Пилотом, Марк, — и я коротко рассказала ему историю спасения совенка.

— Да, в тот день Пилот, действительно, выскочил из ворот поместья, когда оттуда выезжал Альфред. Обычно пес так не поступает, да и мы следим, чтобы животные не выбегали. Когда Пилот вернулся к поместью, я собирался идти отдыхать. Видеокамера дала сигнал, сообщая о движении у ворот. На мониторе я увидел, что это Пилот и впустил его.

Мы приехали к моей усадьбе и я позвонила в звонок. По переговорному устройству ответила Эмили и дистанционно открыла нам ворота. Едва лишь Марк успел заехать, как появился профессор Мейсен на его машине — это был синий родстер триумф спитфайр. Молодой человек шепотом пояснил:

— Мой дядя имеет хобби, даже страсть, к раритетным автомобилям, особенно к тем, в создании которых участвовали знаменитые итальянские дизайнеры. Этот триумф спитфайр был выпущен в 1974 году и Альфред отреставрировал его, теперь он как новенький. В нашем гараже собрана небольшая коллекция старых, но восстановленных автомобилей, в основном итальянских, я как-нибудь покажу ее тебе, если захочешь.

На пороге нас встречали Эмили и ее парень, я познакомила профессора с Диком, а все остальные были уже знакомы между собой. Мы прошли в гостиную и там Альфред Мейсен коротко рассказал о том, что случилось и предложил немедленно заняться сменой замков. Все трое мужчин, не откладывая, приступили к делу.

Профессор отправился менять замок на воротах, Дик занялся парадной дверью, а Марку досталась дверь, ведущая в сад.

Глава 10. Могло быть еще хуже

Тем временем, я переоделась в джинсы и блузку, покормила животных, после чего, как и обещала накануне, позвонила Маргарет. После приветствий и обычных вопросов мы, наконец, подошли к главной теме разговора:

— Бабушка, на днях я познакомилась с профессором Альфредом Мейсеном из поместья Мейсен Мэнор. Он сказал, что знает тебя и что ты собиралась показать ему оранжерею. Как мне поступить, если он попросит об этом?

— Да, Энни, я хотела показать ему оранжерею, но не успела. Ты можешь сделать это, если он захочет.

— Что ты думаешь об этом человеке?

— Я встречалась с Альфредом много раз, он блестящий ученый, умный и порядочный человек. Иногда профессор нервничает, беспокоится, что-то с ним не так, однако он не опасен.

— Спасибо, Маргарет!, — я была просто счастлива услышать такую оценку. А нервозность профессора может объясняться происками Бакли.

— Раз уж ты спросила, детка, о профессоре Мейсене, то будет кстати рассказать об одном удивительном совпадении. Тебе известно, что время от времени нужно перечитывать рабочие дневники наших ближних и дальних предков. Вчера я просматривала записи моего прапрадедушки. Двадцать девятого сентября 1895 года он написал в дневнике, что к нему из Англии приехал один баронет и за большие деньги купил экстракты редких растений. В дневнике был карандашный рисунок, изображающий гостя. Так вот, этот баронет — просто копия Альфреда Мейсена, будто портрет писан с него! Я была поражена и думала об этом несколько часов, а потом пришла к выводу, что баронет мог быть предком профессора, отсюда и удивительное сходство.

— Да, совпадение в самом деле интересное. Маргарет, а цветную комнату я могу показать Альфреду?

— Не стоит этого делать, Энни. В цветную комнату вообще мало кого можно пускать.

— Но туда уже несколько раз заходила миссис Картер!

— Это неизбежно, детка, к тому же миссис Картер не понимает истинного значения редких растений и не разбирается в них. Для нее это просто красивые, диковинные цветочки и не более. Кроме того, Сьюзан поклялась никому не говорить о растениях, а она — человек слова. И самое главное — твоя домоправительница ожидает, что я вылечу ее мужа и если, не приведи Г-дь, понадобится подобная помощь ей самой или ее близким, Сьюзан знает, что получит ее от меня если не станет нарушать клятву.

— А как быть с Эмили и Диком? Моя подруга в курсе, что я много времени провожу, занимаясь с растениями.

Маргарет довольно долго молчала, раздумывая, прежде чем ответить. А затем она решительно объявила:

— Ты не можешь быть одинокой, меня-то здесь окружают родственники, а у тебя в Англии нет никого из близких, кроме Генри с семьей и твоей подруги Эмили. А быть в тесных дружеских отношениях, жить в одном доме и при этом сохранять тайну цветной комнаты невозможно. Я знаю Эмили уже семь лет, вы вместе выросли и могу сказать, что тебе очень повезло с подругой, дитя.

Ты можешь сказать ей все, что сама захочешь, она ничего не сделает тебе во вред. Только объясни подруге, что надо строжайше сохранять тайну. Что же касается Ричарда, то посоветуйся об этом с Эми и сама смотри — ты умная девочка.

— Спасибо, Маргарет, — я обрадовалась тому, что услышала и решила в ближайшее время поговорить с Эми о моей работе и растениях.

Потом мне захотелось рассказать бабушке о свидании, но я подумала, что это преждевременно, она начнет волноваться... Как-нибудь потом расскажу! Пора заканчивать разговор, в доме кипит работа по смене замков и может понадобиться моя помощь, и я попрощалась, еще раз поблагодарив Маргарет.

Вернулся Альфред Мейсен, он уже сменил замок на воротах. Почти одновременно с ним пришел и Марк, он тоже справился с замком задней двери, а вот у Дика возникли трудности — новый замок имел такую конструкцию, что его сложно было приладить к парадной двери. Альфред и Марк, взяв дополнительные инструменты в машине, пришли ему на помощь — втроем они справились за двадцать минут.

Мы с Эмили стояли в холле, когда мужчины подошли к нам и профессор, улыбаясь, сказал:

— Все готово! Есть ли другие замки, нуждающиеся в замене?

Я подумала и ответила:

— Да, на пропавшей связке был ключ от двери, ведущей в подвал — это самый важный ключ из всех, что были украдены.

По лестнице мы впятером спустились к подвалу. Дверь оказалась открытой, я похолодела и невнятно пробормотала:

— Я точно запирала эту дверь сегодня около трех часов дня и больше не заходила туда.

— Что в подвале?, — быстро уловив суть, спросил профессор.

Мне ничего не оставалось, как признаться:

— Редкие растения, сэр.

— А разве они не в оранжерее?, — удивился Альфред Мейсен.

— Наверху в оранжерее есть только некоторые из них, а большая часть находится в подвале, в специальной комнате.

— О, нет!, — Альфред скрипнул зубами и переглянулся с племянником, и затем сердито взглянув на меня, попросил:

— Мисс Грей, проверьте, пожалуйста, растения в подвале.

Я побежала к двери в цветную комнату, она была плотно прикрыта и у меня затеплилась надежда, что все в порядке и я просто забыла запереть дверь в подвал...

— «Приходится раскрывать все мои секреты», — думала я, на виду у всей компании нажимая на один из кирпичей стены, после чего в другой стене образовалась узкая ниша, в которой мы храним ключ от цветной комнаты.

Я подошла к ней и засунула ладонь, чтобы взять ключ, но пальцы почувствовали только холодные кирпичи и какой-то клочок бумаги. Я вытащила его и с изумлением уставилась на выдранный из блокнотика листок, на котором красовался грубо нарисованный карандашом подмигивающий смайлик с высунутым языком.

Дверь в цветную комнату оказалась не запертой, а просто прикрытой! Я медленно сползла по стене от ужаса.

Марк поднял меня, а Эмили помчалась за водой. Находясь в шоковом состоянии, я все же могла соображать. Мы думали, что Бакли будет ждать ночи, а он, получив ключи, действовал дерзко и незамедлительно. И пока мы разговаривали с Марком в машине и ездили к нему домой, преступник тайком проник в дом, где находились мои друзья... Я покрылась холодным потом! Марк сказал, что Бакли — убийца, и если бы Дик или Эми застали его врасплох — даже страшно подумать, что могло случиться!

Эмили принесла воду, я попила и медленно вошла в цветную комнату, опасаясь увидеть полный разгром. Но на первый взгляд все было в порядке. Тогда я стала проверять те растения, которые, по словам Марка, интересуют Бакли. Я подошла к хрустальному водоносу — у него оказались срезанными три недозрелых кувшинчика, я обернулась к профессору, чтобы позвать его. А он оглядывал цветную комнату с потрясенным видом и даже открыл рот. Мне пришлось повторить:

— Профессор Мейсен, подойдите, пожалуйста, сюда, сэр!

Он встрепенулся и быстро подошел, говоря:

— Мисс Грей, ваша коллекция великолепна!

— Спасибо, сэр, вот посмотрите, срезаны три кувшинчика — здесь, здесь и здесь, — я указала на места, где поработало лезвие, — судя по тому, как подсохли поверхности срезов, это произошло не менее трех часов назад.

— Когда мы с тобой сидели в машине у ворот усадьбы, — заметил Марк.

— Да, а в доме в это время тайно и тихо орудовал преступник, — удрученно проговорил Альфред Мейсен.

Я подошла к кусту медуницы светящейся. Растение испускало мягкий желто-зеленый свет, словно гигантский светлячок, и я сразу же заметила повреждения. Были отрезаны, по меньшей мере, четыре веточки с листьями.

— Медуницу он тоже получил, — Марк резко выдохнул и покачал головой.

— Надо проверить карликовый кепел, — с надеждой в голосе предложила я, — может быть он не догадался искать в оранжерее.

— Давайте проверим, — с сомнением проговорил Альфред, — но боюсь, что не найдя здесь это растение, он отправился наверх в оранжерею, он ведь знал о ее существовании, так как она прекрасно видна снаружи. Впрочем, скорее всего, Бакли сначала пошел в оранжерею и только потом в подвал.

Мы вышли на лестницу и поднялись в оранжерею. Абитц, сидевший на своем любимом месте — на спинке пластикового стула, удивленно захлопал крыльями, увидев, что сразу пять человек вошли в его владения. А совенок просто моргал крупными глазами и вертел головой.

Мы сразу же увидели, что по полу разбросаны черные перья, а хвост у Абитца сильно поредел, да и весь ворон стал каким-то потрепанным. На светлых керамических плитках пола бурыми пятнышками засохли несколько капелек крови.

Я обратилась к мудрому ворону:

— Абитц, ты дрался с вором? Не нужно было, он ведь сильнее. Этот человек мог даже убить тебя, ты это понимаешь?

Ворон, как всегда, ответил: «к-р-ру», — и принялся чистить и поправлять свое оперение, пострадавшее в неравном бою. Я не сомневаюсь, что он понял меня.

— Но все равно, спасибо тебе, храбрый Абитц!, — предательски подступили слезы, но я справилась на этот раз.

— Какая замечательная птица!, — Дик восхищенно смотрел на ворона, — ему все-таки удалось клюнуть вора до крови. Он как-то сумел понять, что этот тип — преступник. Насколько мне известно, прежде Абитц никогда не нападал на людей.

Я подтвердила:

— Да, ни разу, но, как сказал Марк, животные легко распознают плохих людей. Абитц защищал свой дом от злодея.

Профессор Мейсен присел и соскоблил маленьким шпателем пару пятнышек крови и отправил все это в пластиковый пакетик, приговаривая:

— А это мы возьмем как доказательство, кто знает, может понадобится. Ну и для анализа — нужно кое-что узнать про нашего врага.

В этот момент Эмили, молчавшая очень долго, сказала:

— Надо вызвать полицию.

Я подошла к ней и, взяв ее руку в свою, попросила:

— Эми, помнишь я тебе обещала все рассказать и объяснить, так вот теперь я могу объяснить очень многое. И мы с тобой поговорим, как только представится возможность. Пожалуйста, не надо полиции! Это такое дело, что нам надо справляться самим. Я даже о большем тебя попрошу — пожалуйста, поговори с Диком, чтобы он не торопился ни с выводами, ни с действиями. Вы пока ничего не знаете, но когда я все расскажу, вы согласитесь со мной, я не сомневаюсь.

Эмили укоризненно посмотрела на меня, но потом смиренно кивнула головой, всем своим видом демонстрируя, что она — Эми — бесконечно терпеливый ангел, что было совершенной правдой!

 Это означало «да», и я, взвизгнув от радости, обняла и поцеловала Эмили, назвав ее лучшей подругой на свете. Ни больше ни меньше!

И, вспомнив, что мы пришли проверять карликовый кепел, я метнулась к южной части оранжереи, хотя уже и так было ясно, что Бакли побывал здесь. Ну, конечно, одно из деревьев стояло начисто лишенным плодов, хотя еще утром прямо с его ствола, а не с веток — так уж они растут — свисали по одному, словно на веревочках, круглые коричневые плоды, похожие на грецкий орех. Их было больше трех десятков и все они исчезли.

Марк задумчиво проговорил:

— Это моя вина. Вместо того, чтобы сразу же идти в дом к Энни и задержать преступника, я убедил ее в том, что Бакли не полезет за растениями, пока обитатели дома бодрствуют. Я был уверен, что прав, но ошибся. Поэтому вся вина за случившееся ложится на меня.

— Я не согласна, Марк, виноват Бакли и только он!, — горячо запротестовала я, — вышло бы еще хуже, если б мы застали вора на месте преступления. Загнанный в угол, он мог убить любого из нас, а так мы все живы и здоровы — это главное!

— Подумай, Энни, какому риску я невольно подверг твоих друзей, в то время, как должен был защитить их...

— Вот еще новости!, — хмыкнул Ричард, — я находился в доме и сам прекрасно мог дать отпор преступнику!

Марк понял, что задел мужскую гордость Дика, поэтому объяснил:

— Надо было хотя бы предупредить вас... Кроме того, ущерб все же нанесен — Дастин украл части растений и, возможно, повредил их.

— Я позабочусь об этом, Марк, все будет в порядке, — постаралась я успокоить парня.

Тут в разговор вступил профессор:

— А ведь мисс Грей права, Марк. Подумай сам. Если бы ты попытался поймать преступника, он бы так просто не сдался, ты же его знаешь, Бакли всегда удается вывернуться. Он тщательно продумывает пути отступления. В лучшем случае вор просто убежал бы, а в худшем — могли пострадать обитатели дома.

Профессор возбужденно взъерошил ладонью свои пышные волосы и продолжал рассуждать:

— Если бы в этот раз Бакли не украл растения, ты думаешь, он оставил бы свои попытки? Нет, нет и нет! Он снова и снова подвергал бы опасности жителей Грейхолла, пока не добился бы своего. А теперь этот мерзавец, по крайней мере, оставит в покое мисс Грей и ее друзей. Так что, если подумать хорошенько, то выходит, что все не так плохо, как могло быть.

Дик, потеряв терпение, грубо спросил:

— Может быть вы объясните нам, что вообще происходит? Я ни черта не понимаю! При чем здесь растения и почему все будто с ума посходили из-за них?

— Успокойтесь, молодой человек!, — профессор гордо поднял голову и взглянул на Ричарда, строго сведя брови, — и ведите себя прилично! Вы получите необходимые объяснения. Это долгий разговор, поэтому я предлагаю встретиться завтра у нас в поместье и в спокойной обстановке все обсудить. Я покажу вам лаборатории и отвечу на вопросы. Не обещаю, что на все, но вам станет понятна суть. Устроит вас такое предложение?

Дикки слегка смутился из-за того, что позволил себе резкий тон и примирительно ответил:

— Да, — попросив назначить встречу не ранее пяти часов.

Профессор все-таки поменял замок на двери подвала и они с Марком уехали. Что же касается замка, запирающего цветную комнату, то Дик вызвался купить его и заменить завтра.

День был такой длинный и насыщенный событиями, что я ужасно устала и, отложив на завтра все разговоры и дела, пошла спать.

Уже в полусне я подумала:

— Надо же! Утром миссис Картер рассказала об отрывке из Робинзона Крузо, в котором герой обрел четвероногих друзей — собаку и кошек. И как раз сегодня после долгого отсутствия в мой дом вернулись собака и кот.

***

За окнами темно, я сижу в кафе, в том самом, где мы были накануне с Марком. Возле меня за столиком расположилась Соня Складовски. Она пьет чай со льдом и рассказывает о том, как много работы на ферме, просто нет конца и края, а ей так хочется уехать подальше и поступить на учебу. Но кто же тогда поможет маме и отчиму? Да и денег не хватает.

— «Вот поработаю год на ферме», — говорит рыжеволосая красавица, — «накоплю денег и обязательно уеду отсюда в Ньюкасл, а может быть, даже в Лондон...»

Я перестала слушать Соню, потому что оцепенела от страха. К нашему столику, раскачиваясь, приближалась Мэри Тэтчер, мертвая!! О ужас! Она была в ночной рубашке и шла, шаркая и переставляя ноги, будто с трудом, но не так, как ходят зомби из фильмов, а как-то по-старушечьи, осторожно, расставив руки и боясь оступиться (а ведь при жизни Мэри была весьма спортивной женщиной). Лицо раздутое и синее, глаза выпученные, тусклые, как у испорченной рыбы. Жуткий вид!

Боясь пошевелиться и почти не дыша от ужаса, я только и могла, что смотреть, не веря глазам. А страшная женщина уселась за столик и, уставившись прямо на меня, произнесла мертвым, клокочущим голосом:

— «А ведь это ты, Анна Грей, виновата в том, что меня убил тот странный тип. Он бы, рано или поздно, все равно сделал это, но я могла насладиться еще несколькими неделями жизни, если бы ты не собралась навестить меня. Я ведь раскрыла... ну или почти раскрыла», — захихикал труп, — «великую тайну».

Я посмотрела на то место, где сидела Соня, но та исчезла — я и не видела куда она делась. А то, что осталось от мисс Тэтчер, продолжая хихикать, схватило Сонин стакан холодного чаю, с хлюпающим звуком отпило из него и поставило на стол передо мной. На чистом стекле стакана осталась какая-то серая слизь и у меня скрутило живот от тошноты.

— «Разузнай все, что можешь обо мне», — мисс Тэтчер хлопнула всей пятерней по столу и я увидела, что под ее почерневшей рукой лежит красивая старая книга в кожаном переплете, — «если ты, Анна Грей, сумеешь разобраться в том, что случилось со мной и почему, то я не стану тебя преследовать».

Труп тяжело поднялся и навис надо мной, я задрожала и услышала клокочущие слова:

— «Убийства продолжатся, поторопись...»

В этот момент у меня зазвонил телефон... и я проснулась в холодном поту. На самом деле это во всю звонил будильник.

Выспаться не удалось, естественно, раз я улеглась в постель глубокой ночью. Голова тяжелая, глаза красные, будто засыпаны песком. И на душе неприятный осадок от ночного кошмара, который я помнила с поразительной ясностью. Срочно в душ!

Я стояла, содрогаясь под холодными струями воды — мне нужен был именно холодный душ — и вспоминала страшный сон. Не будучи любительницей мистики, я искала здравое объяснение своего кошмара. То, что мне приснилась мисс Тэтчер вполне объяснимо — подсознание преподнесло в искаженном виде события последних дней.

— «Как понять слова мертвой Мэри Тэтчер о том, что я виновата в ее внезапной смерти?», — спрашивала я сама себя. Мне пришел в голову такой ответ:

— «Вечером, перед тем, как была убита библиотекарша, я рассказывала Эмили, что хочу на следующий день встретиться с Мэри Тэтчер и расспросить ее про юношу, жившего в восемнадцатом веке. Как раз после этих слов в окне промелькнул силуэт Бакли. А утром я узнала от экономки, что произошло убийство. Таким образом, мое сознание во сне причудливо связало разговор с Эмили и последовавшую вскоре смерть мисс Тэтчер. Это всего лишь совпадение».

— «А что означает утверждение покойной мисс Тэтчер, что убийства продолжатся? И ее последнее слово: «поторопись»? Как-будто от моей расторопности зависит продолжатся убийства или прекратятся», — в недоумении размышляла я, но мне не удалось найти другого объяснения, кроме того, что во сне реальность перемешивается с фантазией, приводя к неожиданным и невероятным сюжетам.

Холодный душ сделал свое дело — я окончательно проснулась, голова стала ясной, а тело наполнилось энергией.

За завтраком я приступила к объяснениям. Эмили и Дик, широко раскрыв глаза, слушали историю моей семьи, рассказ о чудесных рецептах Дэвида де Вольфа, о редких и исцеляющих растениях и, наконец, о секретных добавках. Парень и девушка поклялись никому не рассказывать о том, что узнали. Я верила им, как самой себе, и раскрыла многие тайны. Но о Комитете по Распределению мною было сказано очень мало. Я лишь сообщила, что существует некая организация, которая принимает и распределяет уникальные лекарства, только и всего.

Мне осталось объяснить моим друзьям, почему я не обращаюсь за помощью к полиции.

— Эми, Дикки, вы уже знаете, чем я занимаюсь и понимаете, что это происходит совершенно секретно. Если я вызову полицию, то станет известно, что в доме есть коллекция редких растений. И тогда я не знаю, какая потребуется охрана! Видеонаблюдение не поможет. Пока только один преступник узнал о растениях, я говорю о Дастине Бакли, пробравшемся вчера вечером в дом, и вы видите к чему это привело. А если таких будет много? Усадьбу придется превращать в неприступную крепость. Секретность и проще, и дешевле. Вы понимаете теперь, почему я предпочитаю справляться своими силами, а также с помощью профессора Мейсена и Марка?

— Да, Энни, насчет полиции понятно, — строго заявил Дик, переглянувшись со своей девушкой, — но хотелось бы знать какова роль наших ученых соседей, мы же едва знакомы с ними! То, что ты так близко подпускаешь их к своим секретам не вяжется с твоими словами об осторожности...

— Вчера вечером я говорила с Маргарет и она сказала, что профессор Мейсен хороший и порядочный человек. Альфреду и его племяннику и так уже известно о растениях, правда я не знаю откуда, но Марк обещал рассказать об этом. Будет лучше, Дикки, если все вопросы, касающиеся наших соседей-ученых, ты задашь им самим на сегодняшней встрече.

В ходе повествования мелькнула информация о том, что моей семье не удается расшифровать многие записи Дэвида де Вольфа.

Ричард заметил:

— Если хочешь, Энни, я могу попробовать сделать это. Можно создать программу и с ее помощью прочитать зашифрованные тексты. Посоветуйся с Маргарет и сообщи, если захочешь воспользоваться моим предложением.

— Спасибо, Дикки, я спрошу бабушку, надеюсь, она согласится.

— Вчера, Энни, я набросал план устройства видеонаблюдения в усадьбе. Ты знаешь, периметр, действительно, большой, а все главные ценности находятся в доме. Вот я и подумал, что разумнее поставить всего четыре камеры, реагирующие на движение: первую у ворот; вторая должна обозревать фасад дома и парадную дверь; третья — заднюю дверь; и, наконец, четвертая должна следить за тем, что происходит в цветной комнате. В доме я могу построить компьютерную сеть и подключить камеры к ней, защитив, как следует, все это дело.

— Пожалуй, это правильно, Дик, — поразмыслив, согласилась я.

— Тогда стоит немедленно приступить к делу — у меня свободный день, я съезжу и куплю все необходимое, потом поменяю замок в цветной комнате и займусь видеонаблюдением.

***

Я посмотрела на часы — ого, полтора часа я работаю в цветной комнате, а казалось — минут сорок. Тут, в зеленом царстве, время летит незаметно. Раздался стук в дверь, я подошла и, распахнув ее, увидела Ричарда с компьютером в руках и монитором под мышкой, из карманов свешивались провода.

— Энни, могу я сейчас установить и подключить здесь компьютер, ты как, не против?

— Давай, подключай.

Парень занялся своим делом, а я вернулась к грибам-невидимкам, которым уже стало тесно в ящике. Хорошо бы их рассадить, но страшно разделять грибницу — она такая нежная, что если ее потревожить, может перестать плодоносить и даже погибнуть. Я стояла над ящиком с грибами-невидимками и раздумывала, как лучше решить эту проблему. Потом позвала Дика:

— Эй, компьютерный гений, показать тебе что-то, чего ты никогда не видел?

Дик вылез из-под стола, где занимался подсоединением проводов, и подошел ко мне.

— Что ты здесь видишь?, — спросила я его, указывая на стоящий перед нами ящик.

— Как что?, — Дика удивил вопрос, — ящик с землей.

— Посмотри лучше, неужели ничего не видишь?, — настаивала я, предвкушая реакцию парня.

Ричард, всматриваясь, прищурил глаза и ответил:

— Будто марево небольшое, как в жаркий день над асфальтом, — неуверенно произнес он.

С загадочным видом я взяла распылитель для орошения растений и, направив на ящик, обрызгала пространство над ним. И тут случилось чудо! Искрящиеся капельки воды, попав на невидимую поверхность, приняли форму множества крупных и мелких грибов. Одни лепились кучками, другие стояли поодиночке — прозрачные и прекрасные, сверкающие чистыми капельками.

Дик ошарашенно взирал на грибы-невидимки, потеряв от удивления дар речи. А я нарочито обыденным голосом поясняла:

— Эти грибы можно увидеть и другим способом — надо обсыпать их какой нибудь пудрой. Но это не так красиво и потом надо тщательно и осторожно отмывать грибы от пудры. Поэтому я предпочитаю смотреть на них с помощью водяных капелек.

— Ну ничего себе!, — только и смог сказать Дик, — а можно их потрогать?

— Конечно.

Ричард осторожно коснулся шляпки крупного гриба и немного поводил туда-сюда пальцем. И повернув ко мне улыбающееся лицо, заметил:

— Гладкий, как стекло, мягкий и упругий. Энни, я что сплю? Никогда не слышал ни о чем подобном. И если бы мне кто-нибудь рассказал, что есть невидимые грибы, я бы не поверил!

— Неудивительно, что ты не слышал. Таких грибниц, как эта, из которой растут грибы-невидимки, три или четыре во всем мире. Вот стою я тут и думаю, как быть — грибница разрослась и грибам тесновато в этом ящике, а разделять ее я боюсь.

— А ты возьми ящик большего размера, пересади туда всю грибницу целиком. А потом по сторонам добавь земли — подсказал Дик простое решение.

— Точно, я так и сделаю, Дикки, спасибо большое. Только в ящике не земля, а специально составленный субстрат.

Но сейчас некогда заниматься пересадкой грибов — пора идти в деревню на похороны мисс Тэтчер.

Глава 11. Кому помешала Мэри Тэтчер?

Траурная церемония подходила к концу. Людей на похоронах Мэри Тэтчер было много, гораздо больше, чем можно было ожидать в четверг, будний день. Но Марк и его дядя не пришли. Напрасно я оглядывалась вокруг, разыскивая среди множества лиц строгое лицо молодого ученого.

Миссис Картер повлекла меня за собой к группе родственников покойной. На похоронах, кроме Ребекки, присутствовали еще две сестры мисс Тэтчер: Милдред, которая приехала из Галифакса и Джойс из Крайстчерча, что в Новой Зеландии.

Четыре сестры, урожденные Тэтчер, были почти погодками — самой младшей из них, Ребекке, исполнилось пятьдесят пять лет, а самой старшей — Милдред было шестьдесят. Убитая Мэри не дожила одного месяца до пятьдесят восьмого дня рождения.

Ребекку поддерживал за плечи ее муж Джек, владелец небольшой авторемонтной мастерской, рядом стояли их взрослые сын и дочь. Джойс прилетела одна — ввиду внезапности и дальности поездки, ее муж, дочь с зятем и внучка остались дома, в Новой Зеландии. А Милдред, овдовевшую в прошлом году, сопровождал младший сын — симпатичный светловолосый парень.

Миссис Картер, в силу своего возраста, была прекрасно знакома со всеми сестрами покойной. Выразив свои соболезнования, она разговорилась с Джойс, расспрашивая ту о жизни на зеленом острове. А я знала лишь Ребекку Джонсон и подошла к ней, чтобы посочувствовать и поддержать ее в тяжелую минуту.

— Примите мои глубокие соболезнования в связи с гибелью вашей сестры, миссис Джонсон, мне очень жаль, — обратилась я к ней.

— Спасибо, Анна, — глаза Ребекки были красными и припухшими, видимо, она много плакала. В деревне всем известно, как близки между собою были сестры.

Мне вдруг вспомнился мой странный сон и я, неожиданно для себя, сказала:

— Жителям деревни будет очень не хватать мисс Тэтчер! Она лучше всех знала местные исторические даты и события, проводила исследования. В библиотеке Мэри сделала красивый стенд, рассказывающий о прошлом Белдорфа. На днях я хотела расспросить вашу сестру об одной давней истории, но теперь, боюсь, она останется загадкой для меня, — я печально вздохнула.

— Ты права, милая Энни, ума не приложу, кто теперь станет заниматься этим делом. У Мэри накопились записи, дневники. Часть из них хранится в моем доме. Мне следовало бы продолжить дело моей сестры, но я не чувствую к этому интереса, да и времени недостаточно...

Я знала, что Ребекка Джонсон работает в почтовом отделении, а в свободное время помогает мужу в гараже — понятно, что она очень занятой человек.

— В последнее время Мэри ходила задумчивая, она нашла нечто интересное в старых архивах, — продолжала миссис Джонсон, — а также у нее появилась идея сделать на нашем деревенском сайте тематический раздел с названием «Белдорф: неизвестные странички прошлого». По замыслу Мэри, в этом разделе следовало разместить занимательные и малоизвестные факты из прошлого, касающиеся Белдорфа и его окрестностей. Мне бы хотелось найти человека, способного создать эту страничку в интернете. Таким образом, дело моей сестры будет продолжено. Тому, кто этим займется, я могу передать записи Мэри. Там, думаю, есть все необходимое. Надо только отобрать самые интересные факты и придать им литературную форму, а потом разместить на сайте.

Ребекка Джонсон замолчала на несколько секунд и спросила меня:

— Не знаешь ли ты кого-нибудь, Энни, кто взялся бы за эту работу?

Я лихорадочно раздумывала:

— «Это ответственное дело и если я возьмусь за него, то нужно будет выполнить все быстро и качественно. А у меня почти нет свободного времени».

Вместе с тем, перед глазами стоял образ Мэри Тэтчер из моего сна, она требовала разобраться, узнать что с ней произошло. Это ли не шанс? Если я получу записи мисс Тэтчер, может быть пойму, какую великую тайну она почти раскрыла?

Мда... Боюсь, что я отношусь к ночному видению серьезнее, чем к банальному кошмару! С полной ответственностью я намерена выполнить задание убитой библиотекарши... Прямо или косвенно я чувствую себя замешанной во всей этой истории и не могу, умыв руки, остаться в стороне. Надеюсь, я не пожалею о принятом решении.

— Миссис Джонсон, вы можете поручить создание интернет-странички мне. Это интересная работа и я уверена, что справлюсь. Новый раздел на сайте деревни можно посвятить памяти вашей сестры.

— Очень хорошо, Энни! У меня словно камень с души свалился. Давай встретимся завтра часа в три и я передам тебе материалы, собранные Мэри. Только ты мне их верни, пожалуйста, когда закончишь работу.

— Конечно, миссис Джонсон, я все верну. Но хочу предупредить, что не берусь продолжить дело мисс Тэтчер в полном объеме, я лишь сделаю раздел на сайте.

К нам подошла Сьюзан Картер.

— Мне так жаль, Ребекка!, — она обняла миссис Джонсон и погладила ее по спине, — держись, я надеюсь полиция найдет и накажет преступника.

— О, я тоже рассчитываю на это.

— Что-нибудь уже прояснилось, ты можешь рассказать подробнее?, — полюбопытствовала Сьюзан Картер.

— Пока мало что известно. Мэри была задушена около двух часов в ночь с понедельника на вторник. Преступник рылся в бумагах и вещах моей сестры, но, похоже, ничего не пропало. Вернее, полиция не знает, что именно пропало. Они предполагают, что у Мэри дома был какой-то старинный и редкостный документ большой ценности, возможно книга или рукопись. Убийца не взял ни денег, ни украшений, ни кредитных карточек, поэтому простое ограбление отпадает.

— Странное дело..., — миссис Картер в замешательстве поджала губы, — кому помешала наша дорогая Мэри? Такая вежливая, добрая, кроткая...

Ребекка Джонсон судорожно вздохнула и ее глаза наполнились слезами.

Миссис Картер, не заметив этого, так как смотрела в сторону, продолжала:

— А может быть Мэри, роясь в архивах, раскопала чей-нибудь скелет в шкафу 22?, — и, увидев, что Ребекка недоуменно смотрит на нее, пояснила, — ну, я имею в виду, что, возможно, твоя сестра случайно раскрыла чью-то тайну, и кто-то не захотел, чтобы это вышло наружу.

Я оторопела! В моем сне мертвая мисс Тэтчер сказала, что почти раскрыла великую тайну, а теперь проницательная миссис Картер выдвинула такую же версию.

— «Стоп, стоп!», — постаралась я остановить нарастающий в душе суеверный ужас. Нет никакой мистики! Просто миссис Картер и мое подсознание пришли к одним и тем же логическим выводам.

Рассуждения могли выглядеть примерно так: Мэри Тэтчер не имела больших денег и ценностей, которые могли бы привлечь грабителя и убийцу. Но у нее был доступ к старым архивам и собраниям документов. Для одинокой и немолодой Мэри увлечение историей родного края значило куда больше, чем хобби — оно превратилось в смысл жизни. Все свободное время мисс Тэтчер посвящала работе в архивах. А дома по вечерам она читала старинные записи, делала пометки, переписывала интересные тексты. Мэри могла отыскать либо очень ценный (в смысле продажи) документ, либо нечто, содержащее сведения, которые преступник хотел скрыть любой ценой. Даже ценой убийства...

— Энни, привет!, — услышала я звонкий девичий голосок.

К нам приближалась семья Фостеров и Соня, выбежав вперед, поприветствовала меня с искренней радостью. Подошли Ева и Джеймс с шестилетним сыном Алексом. Они выразили семье покойной свои соболезнования.

— Как поживаете, мои дорогие?, — спросила Сьюзан Картер, обращаясь к семейству Фостеров.

— Спасибо, мэм, — улыбнулась Ева, — очень хорошо.

— Я как раз хотел с вами посоветоваться, миссис Картер, это касается ночи убийства, — серьезным тоном сказал Джеймс, подойдя ближе к нам.

В этот момент Алекс, бегавший вокруг нас, споткнулся и упал. Ева и Соня отошли к нему, чтобы посмотреть, не ушибся ли мальчик. Мы остались втроем: Сьюзан Картер, Джеймс Фостер и я. Однако, вокруг нас теснилось много людей.

Мистер Фостер был высоким худощавым мужчиной лет сорока. Его удлиненное лицо, загорелое, обветренное и неулыбчивое, светилось ясными голубыми глазами. Кучерявые темно-русые волосы непокорно топорщились во все стороны, а фермер, то и дело, приглаживал их ладонью.

— У меня такой вопрос, миссис Картер — я что-то видел, но не знаю, говорить ли об этом полиции. Может это пустяк и не стоит отвлекать их от дела? Хотелось бы узнать ваше мнение.

Я вспомнила, что Маргарет рассказывала о том, каким большим уважением Сьюзан Картер пользуется в деревне как практичная и рассудительная женщина. И сейчас я получила наглядное подтверждение этому.

— Я слушаю вас, мистер Фостер, давайте попробуем вместе разобраться, — ответила моя домоправительница.

— В день накануне убийства Мэри Тэтчер я был по делам в другом графстве и возвращался домой глубокой ночью. По улице, где жила покойная, я проезжал в четверть третьего, знаю это точно, так как посмотрел на светящиеся часы в машине. Я был уставшим и ехал медленно, вся деревня спала — на улицах не было ни души. Поэтому я и обратил внимание на того человека, стоящего на тротуаре. Подъезжая, я видел, как он набрал номер в мобильном телефоне, затем поднес трубку к уху и сказал всего одно слово, которое я не расслышал, и тут же убрал телефон. Я еще усмехнулся и подумал:

— «Вот это краткость! Моей семье стоило бы поучиться, а то наговариваем каждый месяц на кругленькую сумму», — вот и все.

— Этот человек стоял у дома мисс Тэтчер?, — спросила Сьюзан Картер.

— В том то и дело, что нет. Он находился метров на тридцать ниже по улице от дома Мэри. Поэтому я и сомневаюсь, стоит ли с этим идти в полицию.

— Я думаю, что обязательно надо пойти и все рассказать!, — убежденно проговорила миссис Картер, — а вы встречали раньше этого человека, мистер Фостер?

— Нет, раньше не видел. И даже забыл о том происшествии, но сейчас, перед встречей с вами, я заметил его здесь, он мелькнул в толпе, у меня прекрасная память на лица и я уверен, что это именно тот человек. Вот я и подумал о полиции.

— Можете вы его описать?

— Тот, о ком я говорю, он самый обыкновенный — средний рост, средний возраст, среднее сложение, ничего бросающегося в глаза. Но в полиции, я слышал, умеют составлять фотороботы и можно сделать его портрет.

— Я думаю, что это очень важно, мистер Фостер! Вам стоит немедленно, прямо сейчас, пойти в полицию с этими сведениями, — твердо заключила миссис Картер.

— Хорошо, я только отвезу семью домой и сразу же поеду в участок полиции. Спасибо, миссис Картер, что помогли мне разобраться.

***

Ровно в пять часов Эми, Дик и я подъехали к воротам Мейсен Мэнора. Нас уже ждали, так как ворота сразу же открылись. Шкода Дика, на которой наша команда прибыла в поместье, устремилась к дому, следуя изгибам дороги и петляя между могучими дубами. В открытые окна автомобиля проник свежий, чуть сыроватый лесной запах, смешанный из ароматов трав, грибов, древесной коры, полевых цветов. Перед самой машиной дорогу перебежала белка, так близко, что Дикки затормозил, вжав педаль тормоза в пол. Раздался громкий визг колес и машина стала, как вкопанная. А белка, благополучно добежав до обочины, остановилась там, села на задние лапки, распушила вдоль спины длинный хвост и с любопытством стала разглядывать нашу машину своими глазами-бусинками. Дикки погрозил ей пальцем и мы продолжили путь по сумрачной зеленой дубраве.

Наконец показались строения и на крыльце дома я увидела встречающего нас Марка. Он стоял в самой обыкновенной позе, вся фигура молодого ученого выглядела гармоничной и спокойной. Парень был одет в синие джинсы и джемпер оливкового цвета. Он заметил нас и двинулся навстречу с неторопливой, величественной грацией, какая бывает у льва! В любом движении, жесте Марка, в горделивой посадке головы и безукоризненной осанке было что-то особенное... Он такой... Я никак не могла подобрать слово, ах да, он — царственный!

Из-за того, что сейчас я встречусь с Марком сердце мое затрепетало, а дыхание участилось. Мы подъехали, парень шагнул к машине и, распахнув мою дверь, протянул руку, чтобы помочь мне выйти. Я, конечно, не нуждалась в такой помощи, однако с удовольствием приняла ее. Молодой ученый поднес к губам мою ладонь и поцеловал, не отрывая взгляда от моих глаз.

— Здравствуй, Энни, — глубокий красивый голос произвел во мне такое действие, что я на секунду забыла кто я такая и зачем приехала сюда.

Мое ответное «здравствуй, Марк» прозвучало так, словно я решила поздороваться после пробежки метров на сто, то есть, слегка задыхаясь.

Эми и Дик, покинув машину, наблюдали за нами. Дик удивленно, а Эми с хитринкой в улыбке.

— Эми, Ричард, здравствуйте, добро пожаловать в Мейсен Мэнор, друзья, — немного торжественно произнес Марк и пригласил всех пройти в дом.

— Ты не пришел на похороны мисс Тэтчер..., — сказала я неопределенным тоном, пока мы шли.

— Я хотел пойти, но утром заболел Альфред и мне пришлось целый день быть при нем.

— Что случилось, надеюсь, ничего серьезного?, — встревожилась я.

— У него очень высокая температура, около сорока одного градуса, и с утра дядю одолевает жесточайшая депрессия. Но сейчас уже полегче стало.

— Ты вызвал врача?

— Нет, не вызывал. Эти приступы повторяются примерно раз в месяц на протяжении многих лет, я знаю, что надо делать в таких случаях. К завтрашнему дню все должно нормализоваться.

— Это что, болезнь такая у профессора?

— Нет, не болезнь, такие приступы обусловлены физиологией моего дяди, так уж он устроен. Приступы не опасны, но мучительны и депрессия, которая их сопровождает, может толкнуть Альфреда на необдуманные поступки, поэтому я редко покидаю его в такие дни.

Все вместе мы вошли в большую гостиную, где я была вчера, и увидели полулежащего на диване профессора Мейсена. Он был в серых спортивных брюках и в черной футболке с длинным рукавом, ноги до колен были прикрыты пледом. Щеки профессора пылали, а глаза сверкали лихорадочным блеском.

Мы поздоровались, а профессор, с усилием приподнявшись, сказал:

— Рад видеть всех вас, мои юные друзья, простите меня — я сегодня не в форме. Если позволите, я останусь здесь, на диване, слабость, знаете ли..., — и он опустился на подушки.

— Можно перенести нашу беседу на другой день, сэр, — сказал Дикки.

— Нет, нет, откладывать ни к чему, мистер Милфорд. Говорить я в состоянии, а лаборатории вам покажет мой племянник, — запротестовал профессор.

Марк пригласил гостей сесть на диваны и в кресла, а сам занялся чаем, я отправилась помогать ему.

Пока закипал чайник Марк расставил чайные приборы. Чашки с блюдцами были тонкого фарфора молочного цвета с мелким цветочным рисунком, кажется старинные. Приборы из серебра были начищены и сверкали, они тоже отнюдь не казались современными. Я нарезала сыры, ореховую запеканку без сахара, пирог с творогом и черникой и художественно разложила все это на блюдах. Занимаясь делом я подумала, что не представляю себе Марка или профессора сидящими и начищающими столовое серебро. Не потому, что они снобы, а из-за высокой квалификации ученых. Нерационально тратить их время на такую работу.

— Марк, скажи, пожалуйста, кто-нибудь помогает вам с дядей по хозяйству?, — не сдержала я любопытства.

— Да, в поместье живет семейная пара — мистер и миссис Слейтер — они-то и организовывают всю работу по дому и в гараже, а их сын Джереми — наш главный садовник, он же помогает в лабораториях. Кроме того, есть несколько доверенных рабочих.

Марк вдруг посмотрел на меня как-то растерянно и спросил:

— Энни, в какой мере ты доверяешь Эмили и Дику?

— Эми для меня, как сестра, она очень надежный, верный друг. Всегда поступает честно и порядочно. Те тайны, что я доверила Эми, она тщательно хранит. Может показаться, что моя подруга любит поболтать, и это в самом деле так, но она никогда не скажет того, чего нельзя говорить. С Дикки я знакома несколько месяцев. Эми доверяет ему, да я и сама вижу, что Ричард — хороший и надежный парень. Могу сказать, что мои собственные тайны я раскрыла им обоим без страха.

— Очень хорошо, это важно для нас, Энни. Вскоре ты поймешь, насколько Альфред и я рискуем, приоткрывая подробности нашей жизни. Мы всегда избегали завязывать близкие знакомства, но с той поры, как я встретил тебя, у меня не осталось выбора. Поэтому прошу тебя и твоих друзей никогда и никому не рассказывать о том, что услышите или увидите здесь. Помни, что одно неосторожное слово может погубить дядю и меня, а также дело всей нашей жизни.

Я испытала потрясение!

— «Да что же это такое?!», — думала я, — «кто они, и чем таким занимаются, что одно неосторожное слово способно погубить их? А может быть все наоборот, и это мы рискуем, придя сюда, слушая странные речи и погружаясь в мутную тину конспирологических запретов?»

Я подняла на Марка глаза полные тревоги и сомнений, — о, небеса, он так красив, что у меня нет воли сопротивляться. Обаяние Марка слишком велико, он имеет власть надо мной.

От парня не ускользнуло мое испуганное выражение лица. Он прищурил глаза и, глядя в сторону, усмехнулся:

-Тебе и твоим друзьям не стоит опасаться, Энни. Я уже говорил, что мы с Альфредом ничего преступного или постыдного не делаем. Однако, ты вольна поступать, как захочешь и можешь не иметь со мною ничего общего.

Нет, этого я не хочу! Почему бы мне не поверить ему. И я приглушила звук голоса разума, и стала слушать только голос моего сердца. К тому же, я замечала, что голос разума, порой, оказывается глуп, как ни странно, и уж точно, ограничен и банален до скуки, а голос сердца (или может быть это просто-напросто интуиция) проявляет широту взглядов и глаголет истину.

— Обстоятельства вынуждают меня рассказать о том, кто такой Дастин Бакли и что мы имеем против него, — начал разговор профессор Мейсен, полулежа на диванных подушках.

— Что такое редкие растения и как они применяются, надеюсь, вам уже поведала мисс Грей, — и профессор вопросительно взглянул на меня, я молча кивнула.

— Уже много лет я и Марк занимаемся проблемами, связанными с генетикой. Наша работа в конечной цели призвана сделать человеческое тело совершенным, ну или почти совершенным. Знаете ли, в наших руках уже сегодня есть возможность большого влияния на живой организм, — профессор посмотрел на нас с опаской, поколебался, но все же сказал:

— Мда... И не только на живой, но и на умерший организм тоже. Ох, в этом кроется огромная опасность!

Альфред Мейсен перевел дух — высокая температура давала о себе знать, вызывая слабость.

— Преступник, получивший нашу технологию, станет использовать ее во вред людям. Дастин Бакли случайно узнал о нашей работе много лет назад. С тех пор он открыл на нас охоту и преследует повсюду. Зимой прошлого года мы с Марком после долгого отсутствия вернулись в Мейсен Мэнор из-за границы.

Тогда поместье еще не так хорошо охранялось, как сейчас. Не успели мы даже вещи перенести в дом и распаковать их, как случился пожар в старом жилом доме. Очевидно, что это был поджог и устроил его Дастин Бакли. Когда начался пожар, мы с Марком и семья Слейтер ринулись к охваченной огнем части дома, пытаясь спасти, что возможно. А все многочисленные ящики и сумки были, на время, сложены в сторожке у въезда в поместье.

Профессор Мейсен сокрушенно покачал головой и, сжав руки в кулаки сердито заявил:

— В огне мы потеряли много старинных, памятных и ценных для нас вещей, некоторые документы. Хорошо, что удалось спасти библиотеку и архивы. Но в то время, пока мы все были на пожаре, Дастин Бакли с его верным помощником забрались в сторожку и украли два саквояжа. В одном из них хранился старинный рецепт, на основе которого я когда-то и начал мои исследования, там же были некоторые пояснения к рецепту. А в другом находились несколько важных экстрактов, являющихся ингредиентами для этого самого рецепта.

— А откуда вы узнали, сэр, что это сделали Бакли и его помощник?, — поинтересовался Ричард.

— Я видел это своими глазами. Мы уже почти справились с огнем, когда прибежал Пилот, он нервничал, лаял и будто бы звал нас в сторону сторожки, я и Марк побежали за ним. Мы успели увидеть, как Бакли и его подручный с нашими саквояжами прыгнули в черный гелендваген и уехали. Они успели скрыться раньше, чем мы подбежали к сторожке.

На лбу профессора Мейсена выступил пот, он побледнел, закрыл глаза и бессильно откинулся на подушки. Марк вскочил, быстро подошел к столику, стоящему у дивана, взял бутылочку темного стекла и налил из нее в стакан немного ярко-желтой, прозрачной жидкости, долил воды до половины стакана и дал выпить это своему дяде.

Мне стало неловко, профессор плохо себя чувствует, а мы явились в гости и вынуждаем его говорить, преодолевая недомогание. Эмили посмотрела на меня и я прочитала в ее взгляде те же самые мысли. А Ричард, поднявшись, сказал:

— Мы, пожалуй, поедем домой. Можно продолжить этот интереснейший разговор в другой раз.

Ему ответил сам профессор:

— Я бы попросил вас остаться. Видите ли, я готовил себя к этой встрече и к разговору, поверьте, мне нелегко говорить о том, о чем привык молчать. Не хотелось бы еще раз преодолевать себя, лучше покончить с этой исповедью сегодня.

Марк тоже вставил несколько слов:

— На самом деле дядя Альфред идет на поправку. Сейчас начала резко снижаться температура — именно этим вызвана бледность и слабость.

Дикки спросил молодого ученого:

— Скажи, пожалуйста, Марк, а кто такой этот Бакли?

— Дастин Бакли — это не настоящее его имя. Мы знаем, что он родился в Венгрии, рос в Южной Африке. Дастин учился в Мюнхене и там случайно узнал о работах Альфреда, это было много-много лет назад и с тех пор он повсюду следует за нами, пытаясь украсть технологию.

— Что это за технология?

— Альфред уже сказал— это генетическое воздействие на живые (и не очень живые), — последовала кривая усмешка, — организмы.

У меня мелькнула мысль и я спросила Марка Веттингера:

— Если Бакли много-много лет охотится за технологией твоего дяди, то выходит, что он значительно старше тебя?

Молодой человек невесело рассмеялся:

— Ну, выходит, что так.

— Тогда он в прекрасной форме, раз ему всегда удается убежать от тебя.

— У этого факта другая причина. Бакли, да, в хорошей форме. Но когда я преследовал его, то не пытался догнать, моей задачей было лишь прогнать его от твоей усадьбы и проследить за ним. Что бы я делал с Бакли, догнав его? Не убивать же, в самом деле! И в полицию Дастина не сдашь, ибо это привлечет внимание и к моей персоне. Лучше решить эту проблему по-другому — передать его в одну влиятельную организацию, которая решит участь преступника. Дело в том, что мы точно знаем — Бакли убил, как минимум, пять человек. Двоих из них он лишил жизни здесь, в Англии. Это было недавно и недалеко отсюда...

Профессор Мейсен рывком приподнялся на диване и торопливо, словно стараясь закрыть опасную тему и перевести разговор на другие вещи, сказал:

— А теперь, если пожелаете, мой племянник покажет вам наши лаборатории.

Под предводительством Марка мы отправились в соседнее одноэтажное строение — своеобразный Храм Науки. На входе в первую лабораторию молодой ученый выдал нам бледно-голубые комбинезоны, шапочки на резинке и сапоги-бахилы из той же, незнакомой мне, прочной ткани, что и комбинезоны. Облачившись в эти «космические» костюмы, мы надели перчатки, защитные очки, маски, закрывающие рот и нос. Набрав какой-то код, Марк вставил одновременно в две прорези на двери серебристые карточки. Дверь открылась и мы вошли в прямоугольное помещение.

По правой стене располагались спектроскопы, центрифуги, лазеры, другие приборы и компьютеры, по левой — вытяжные шкафы для работы с химикатами. Посредине вдоль комнаты выстроились лабораторные столы с полками над ними, окон не было. Внимание Эмили привлек прозрачный шкаф, из передней стенки которого торчали, словно две руки, плотные, черные резиновые перчатки, длиною в руку по плечо. Внутри шкафа на столе стояли разные пузырьки, бутылочки, стаканы, весы, смесители. Марк принялся рассказывать:

— Это химическая лаборатория. Шкаф, который заинтересовал Эмили, предназначен для работы с опасными веществами. Я вам покажу, как это происходит.

Парень просунул руки в торчащие внутрь прозрачного шкафа перчатки и стал работать — насыпал в пузырек какое-то вещество, взвесил его и закрыл пузырек крышкой. То есть он мог работать с опасными веществами внутри герметично закрытого шкафа, не входя в контакт с ними и не вдыхая их испарения.

Отдельную комнату занимали два электронных микроскопа — гордость лаборатории профессора Мейсена. В другом помещении находился рентгеновский аппарат.

Потом мы осмотрели биохимическую лабораторию, внешне она мало чем отличалась от предыдущей. Затем Марк показал, как живут мыши и крысы, необходимые для исследований. Там не к чему было придраться — клетки стояли просторные, чистые, с разнообразным кормом и игрушками, даже со множеством тоннелей и галерей для беготни животных.

— Мы не убиваем и не мучаем питомцев — это для нас принципиально! Те зверюшки, на которых мы испытываем наши препараты, просто дольше и лучше живут, чем другие, не получившие таких веществ. Правда, изредка бывают ошибки и неприятные случаи.

Мы увидели где и как проживают знаменитые мушки дрозофилы. Террариум с лягушками поражал живописным интерьером с фонтанчиком и маленьким водопадом. Час, пока длилась экскурсия, пролетел незаметно.

Переодевшись, мы покинули лабораторный корпус. Надо признать, что оснащению предприятия профессора Мейсена могут позавидовать многие университеты.

— Хотите посмотреть старый дом, который называется Мейсенхауз?, — спросил Марк, — мы дружно закивали головами в ответ.

— Тогда пойдемте по этой дорожке, — и парень указал на вымощенную плитками тропинку, огибающую жилой дом и уводящую в лесной сумрак.

Эмили и Дикки пошли вперед, а мы с Марком, чуть поотстав, двинулись за ними. На ходу он обнял меня за талию, вопросительно взглянув в мои глаза, но я не возражала и улыбнулась молодому человеку. Меня радовало то, что я потихоньку привыкаю к нему и уже не впадаю в напряжение и ступор от его присутствия. Вместе с тем, меня очень тянет к Марку, физически тянет, мне приятно любое случайное прикосновение. А он сдержан, не пытался поцеловать меня. Интересно почему, если я ему нравлюсь?

Тропинка вывела нас на лесную аллею, по бокам которой росли старые ягодные тисы, клены, орешник и высокие дубы. Кроны их смыкались друг с другом над аллеей, образуя зеленый тоннель. Лучи солнца, клонящегося к закату, пройдя лиственный свод, освещали нашу дорогу изумрудным светом.

Эмили и Дикки остановились, чтобы подождать нас, моя подруга подняла лицо вверх:

— Как красиво!

— Я люблю это место и часто прихожу сюда, — сказал Марк, — после пожара мы получили разрешение на строительство в поместье новых зданий и забора по всему периметру. Строительные работы заняли около года. А старый дом, которому уже триста семьдесят лет, пострадавший от огня, мы потихоньку реставрируем, но это продвигается медленнее.

Живописная аллея закончилась и мы вышли на широкую поляну. Справа простиралось озеро с белыми лилиями по-над берегом. А перед нами высился старый дом из потемневшего серого камня. Он был трехэтажным, с зубчатым верхом стен и с башенкой по правой стороне фасада.

Глава 12. Подземелье Мейсенхауза

Крыльцо дома XVII века было невысоким — всего три ступени вели на старую, истертую гранитную плиту с каменным парапетом. Марк извлек из кармана большой серебряный ключ сказочного вида. Вряд ли ключу могло быть столько же лет, сколько и дому, но бесспорно, что возраст его был весьма и весьма почтенным.

Молодой человек вставил ключ в обрамленную декоративной накладкой скважину и, три раза повернув его, отпер массивную и высокую дубовую дверь. Я ожидала услышать скрип от движения тяжелой и старой дверной створки, однако, она отворилась бесшумно.

Один за другим мы вошли и оказались в просторном холле с очень высоким потолком и с полом, выложенным каменными плитками, истертыми и отполированными подошвами сапог, башмаков и туфель многих поколений жильцов. В дальнем конце холла располагалась широкая парадная лестница. Марк повел гостей направо, в пустом здании шаги гулко отдавались эхом.

Огромная комната, в которую привел нас молодой ученый, без сомнения, являлась столовой. Ее интерьер, похоже, оставался неизменным со времен постройки старого дома. На противоположных торцах удлиненного помещения находились два камина. Над средней частью столовой располагались хоры для музыкантов. Внимание вошедших привлекал длинный обеденный стол из какого-то тяжелого дерева, потемневшего от времени.

Из столовой мы попали в широкий коридор. На стенах его были отчетливо видны темные прямоугольники и квадраты — следы от висевших здесь ранее картин, возможно, фамильных портретов. Коридор привел нашу компанию в большую комнату без мебели, назначение которой я не смогла определить.

— Это именно то помещение, которое горело, — нарушил молчание Марк, — окна его в день пожара были открыты — миссис Слейтер боролась таким образом с сыростью — вечным спутником старого жилья. Бакли бросил сюда через окно бутылку с зажигательной смесью. Огонь вспыхнул мгновенно и все предметы, находившиеся в этой комнате, сгорели дотла. К счастью, нам удалось не допустить распространения пожара... А теперь стены мы уже очистили от гари и копоти, но запах остался.

Марк потянул носом воздух, оглядел всех нас и сказал:

— Я не думаю, что для осмотра дома нужен экскурсовод, поэтому предлагаю побродить по комнатам, разбившись на пары.

— Окей!, — коротко отозвался Дикки и они с Эми, взявшись за руки, пошли назад, в сторону холла.

— Ты не сердишься на меня, Энни, что я так неуклюже устроил возможность побыть с тобой наедине?

Мое сердце запрыгало от радости и я не сдержала улыбку:

— Я нисколько не сержусь, Марк!

— Хочу показать тебе кое-что.

По винтовой лестнице Марк Веттингер и я поднялись в башню и очутились в круглой комнате с несколькими узкими окнами. У одного из них стоял большой старинный письменный стол, а больше в помещении не было ничего.

— Почти все вещи мы с дядей перевезли в новый дом, пока здесь длится ремонт. Я не знаю, вернемся ли мы когда-нибудь снова сюда жить. А в прежние времена эта комната была моим кабинетом.

— А где были лаборатории?

— Они располагались в подвале, я покажу его тебе чуть позже. А сейчас давай пойдем в другое место.

Мы направились во второй этаж и оказались у обычной деревянной двери, которая была незапертой. Марк просто толкнул ее, она распахнулась и парень, пропустив меня вперед, вошел вслед за мной. Почти пустая квадратная комната, лишь у правой стены стояла массивная кровать с четырьмя стойками для полога. Самого полога, естественно, не было, как не было и матраса.

Два больших окна пропускали последние лучи наполовину скрывшегося за горизонт солнца и открывали обзор на лесистые холмы, тянущиеся вдаль насколько хватало глаз. Я посмотрела на моего спутника — чем же, по его мнению, интересна эта комната?

Будто услышав мой немой вопрос, Марк очнулся от задумчивости и пояснил:

— Эта комната долгое время служила мне спальней. Однажды ночью, когда я спал здесь, мне приснилась девушка. Я до сих пор отчетливо помню тот яркий сон. Дело в том, что девушка из моего ночного видения была как две капли воды похожа на тебя, Энни.

— Это было еще до того, как ты встретил меня в реальной жизни?, — уточнила я.

— В том то и дело! Это было давно, задолго до встречи с тобой. Именно поэтому я так уставился на тебя в лесу при нашей первой встрече.

Что ж, это объясняет интерес Марка Веттингера к моей особе.

А он подошел ближе и посмотрел на меня так, что голова закружилась. Встретив этот удивительный, нежный взгляд, я не отвела, как прежде, глаза, а, приподняв голову, смотрела на Марка. Мы не прикоснулись друг к другу, но все же я испытала какое-то физическое наслаждение от этих мгновений. Все внутри меня будто приподнялось и парило, как в невесомости, а дыхание стало коротким и частым.

Марк мягко взял мои руки и положил их себе на плечи. Я замерла, боясь спугнуть этот момент. А парень нежно обнял меня за талию, скользящими, едва заметными движениями погладил чуть вверх-вниз и прижал к себе. От этого прикосновения по моему телу пробежала горячая волна, а в горле защекотало.

Я слегка запрокинула назад голову, глядя в прекрасные глаза Марка и подумала, что вот сейчас он меня поцелует.

Его теплые, свежие губы коснулись моих губ. Я ощущала немного шершавое прикосновение его лица. Марк крепче прижал меня к себе, скользя ладонями по моей талии и спине, в его руках чувствовалась огромная сила, которую он контролировал. Дыхание парня стало прерывистым.

Сколько времени длился этот поцелуй? Я не знаю, наверное всего несколько секунд. А потом послышались голоса наших друзей в коридоре. Марк выпустил меня из объятий, тяжело вздохнул и виновато улыбнулся.

— Ты мне очень нравишься, Энни, — сказал он и, открыв дверь, вышел в коридор.

Я последовала за ним, но ноги плохо слушались меня и дрожали мелкой дрожью.

— Как вам понравился дом?, — услышала я голос моего парня... ух ты! Я мысленно назвала Марка «моим парнем»!

— Очень понравился, Марк, — ответила Эмили, а Дикки добавил:

— Планировка причудливая — можно заблудиться.

— О да, та прав, Ричард. В старые времена запутанная планировка применялась для того, чтобы скрыть спрятанные помещения. В доме есть две тайные комнаты, но я не удивлюсь, если при ремонте мы обнаружим еще не одну, — усмехнулся Марк, — а теперь, если хотите, я могу показать вам знаменитый подвал Мейсенхауза.

Я уже пришла в себя и спросила:

— А чем знаменит этот подвал?

Марк Веттингер повернулся ко мне и, глядя с улыбкой, ответил:

— Семейное предание гласит, что именно там чаще всего появляются два привидения, живущие в этом доме, — Хромой Баронет и Джентльмен с Волком (так уж повелось, что волк не считается отдельным привидением). Но главная достопримечательность подвала Мейсенхауза — это подземный ход, который ведет к замку Лингхэм.

— В таком случае это очень длинный подземный ход, — заметила Эми.

— Верно, длинный, правда, большая его часть завалена. Нам удалось расчистить примерно триста ярдов хода, а дальше пока не получилось пробиться.

Вход в подвал Мейсенхауза начинался под башней. Туда вела невысокая арочная дубовая дверь. Сразу же у входа на стене висел электрический щит, Марк поднял шесть рубильников и подземное помещение осветилось ярким светом.

Я увидела, что мы находимся в просторной комнате со сводчатым потолком. Вдоль стен тянулись столы и стеллажи. На них лежал толстый слой пыли, из чего я заключила, что подвалом уже давно не пользуются. Воздух здесь удивлял свежестью, не было и намека на сырость или запах плесени, обычный для подземелий.

— Раньше, до постройки нового научного корпуса, наши лаборатории находились здесь. И занимали они пять комнат. А начало подземного хода расположено в дальнем конце подвала.

— А что за приведения живут здесь, можешь рассказать о них, Марк?, — попросила Эми.

— Ну, хорошо. История такая. Жил да был один саксонский дворянин по имени Фридрих. Его старший брат, после смерти отца, стал правителем одного из саксонских городов, потому что их семья была княжеского рода. В континентальной Европе полыхала Тридцатилетняя война. 23Семья Фридриха придерживалась протестантского вероисповедания — они были лютеранами. Когда в 1626 году войска Католической Лиги 24захватили их город в Саксонии, старший брат Фридриха погиб в бою с войском генерала Тилли 25, а сам Фридрих, мало того, что был серьезно ранен в ногу, так еще и заболел чумой, заразившись от укуса блохи. Он был так плох, что никто не верил в его выздоровление. Только старая няня Фридриха старалась вылечить его, как могла. Мы знаем из семейного предания, что она применяла отвары из ивовых прутьев, из веточек малины с листьями, и из клюквы, а также давала ему пить подсоленную воду. Фридрих выжил...

— Извини, что я перебиваю, Марк, просто хочется уточнить, — виновато проговорил Ричард, — ты сказал, цитирую: «Мы знаем из семейного предания...», выходит, что история Фридриха — это твоя семейная история?

— А ты внимательный, Дикки, — засмеялся Марк, — я действительно нахожусь в родстве с героем моего рассказа.

Мы говорили на ходу и уже прошли все комнаты подвала одну за другой. Наконец, наша четверка приблизилась к стене, выложенной крупными камнями, в середине которой располагалась тяжелая металлическая дверь. Марк достал обычный, современный ключ и отпер ее.

— Приглашаю вас посетить подземелье Мейсенхауза, друзья, — сказал Марк Веттингер и распахнул дверь, — осторожно, тут, сразу за порогом есть ступени.

Ступеней оказалось восемь. Мы гуськом спустились и очутились в неком подобии тоннеля, уходящего вдаль и освещенного лампами с плафонами из толстого стекла. Они были прикреплены к верхней части свода по одной на каждые три метра пути. Под ногами хрустело что-то вроде гравия, а стены покрывал бетон. Марк и я пошли вперед, а Эмили с Диком за нами.

— Итак, Фридрих выжил, справившись и с ранением в ногу, и с чумой, — продолжил Марк рассказ, — но сильно ослаб, сделался хромым на всю жизнь и потерял всякий интерес к военному делу. А поскольку Тридцатилетняя война еще и не думала заканчиваться, Фридрих решил навсегда уехать в Англию. А почему нет? Он молод, очень богат, знатен, что еще нужно?

Сказано-сделано. Фридрих, покинувший континентальную Европу в 1626 году, купил себе земли в Англии и в Ирландии, получил титул баронета и решил построить этот дом — Мейсенхауз. Он так и не завел семью, жил в доме один, но содержал большой штат прислуги. По странному капризу другом нашего Хромого Баронета стал человек мало похожий на него.

 Это был владелец поместья, расположенного пятью милями севернее и стоящего почти на границе с Шотландией. Звали его сэр Роберт. Сэр Фридрих был добр, заботился об арендаторах, его домашней прислуге жилось сытно и вольготно. Не так вел дела сэр Роберт. После того, как он основал суконную мануфактуру и принялся огораживать земли для выпаса овец, многие семьи потеряли свои дома и уехали из этих мест в крупные города в поисках работы и пропитания...

Марк прервал свой рассказ, потому что мы подошли к т-образной развилке, дороги прямо больше не было. Ровный и прямой тоннель, по которому мы шли, закончился входом в другой тоннель, проходящий перпендикулярно. Мы вступили в него. Новый коридор был шире и выше прежнего, однако, стены его отнюдь не отличались такой же гладкостью, а являли собой нагромождение каменных неровностей.

— Здесь нам надо идти в левую сторону, а поворот направо приведет в тупик через пятьдесят ярдов, — объявил Марк.

Его слова гулко разносились по пещере, рождая многократно повторенное, угасающее вдали эхо.

— Эта часть подземного хода представляет собой природную пещеру, которую строители сумели найти и использовать для облегчения задачи. И еще какого облегчения! Естественная пещера составляет две трети всего пути до подвала Лингхэмского замка. Я думаю, что в давние времена английских войн подземный ход тянули от замка Лингхэм на север. Но ход не был закончен, а сэр Фридрих, узнав о его существовании, построил тот ровный тоннель, по которому мы шли вначале и соединил его с уже имеющимся подземным ходом.

— А зачем он сделал это?, — робко спросила я, а меня передразнило эхо: «сделал это — сделал это — сделал это...».

— Об этом семейные хроники умалчивают, — ответил Марк, а эхо продолжало хулиганить: — «умалчивают — умалчивают — умалчивают...».

— Э, да тут не поговоришь!, — со смехом сказала Эмили, а эхо тут же капризно ее опровергло: — «поговоришь — поговоришь — поговоришь...».

Тем временем мы прошли ярдов двадцать и вздорное эхо исчезло так же неожиданно, как и появилось. Поверхность земли под ногами была не такой ровной, как в первом тоннеле и я внимательно смотрела, куда ступаю, благо, что и в этой части хода на своде были укреплены лампы, дающие достаточно света.

— Можно попросить тебя продолжить историю привидений Мейсенхауза, Марк?, — мне не терпелось узнать, что же было дальше.

— Да, конечно, я слушал эхо и раздумывал, почему оно есть только в том месте и больше нигде. Сразу скажу, что ответа пока не знаю. Да...ну так вот, два друга — сэр Фридрих и сэр Роберт встречались часто, в основном в Мейсенхаузе из-за того, что хозяин дома не любил покидать поместье. А сэр Роберт с удовольствием гостил у него.

Они были двумя завзятыми спорщиками и любителями заключать пари. Причем, заключать пари на деньги они считали занятием скучным и неспортивным. Как правило, проигравший спор должен был, например: провести ночь на кладбище; или стоять на одной ноге ровно час; или поймать лягушку, поцеловать ее и отпустить; или приготовить и подать обед прислуге; или переписать вручную том из библиотеки; или напугать прохожих появлением в костюме привидения, (что было небезопасно в те времена судов над ведьмами и прочей «нечистой силой»); и так далее, и тому подобное — фантазия друзей была неистощима.

Однажды Хромой Баронет и сэр Роберт поспорили особенно ожесточенно, и самым неприятным было то, что узнать правильный ответ и, таким образом, кто из них победил, не представлялось возможным.

Предметом того словесного поединка являлось происхождение жизни на земле. До появления теории Дарвина было еще далеко, но мысли о том, что жизнь зародилась сама по себе, а не была создана Творцом, уже витали в некоторых умах.

Один из наших двух спорщиков утверждал, что все живое на земле появилось случайно и наука когда-нибудь сможет подтвердить это. А его оппонент был убежден, что жизнь создана Творцом. Два друга препирались долго, до хрипоты, но оба остались при своем мнении.

Тогда более грубый и вспыльчивый сэр Роберт, вскочив с кресла, на котором сидел и заметавшись по гостиной, прокричал в запале:

— Пусть тот, кто проиграл это пари, после смерти станет привидением в своем доме и не успокоится до тех пор, пока не будет разрушен дом.

Драматизм и глупость ситуации заключались в том, что оба спорщика были абсолютно уверены в своей правоте. Не долго думая, они ударили по рукам, заключив роковое для одного из них пари! Проигравшим оказался мой родственник сэр Фридрих, и значит именно он придерживался ошибочного мнения в том страшном споре. Хромой Баронет дожил до глубокой старости и умер. После этого в доме, а особенно часто в подвале, стало появляться привидение. Оно заметно хромало.

Марк замолчал и мы шли в тишине. Время от времени подземный ход делал поворот то чуть вправо, то чуть влево, но основное направление — на юг — выдерживал точно. Пещера постепенно становилась шире, а ее свод выше.

— Историю второго приведения Мейсенхауза я предлагаю послушать на обратном пути, так как мы приближаемся к концу расчищенного хода и к самому красивому месту подземелья. Думаю, вы захотите осмотреть его, — сообщил Марк.

Как только он проговорил это, мы вступили в подземный зал, с правой стороны которого блестело маленькое озеро, почти круглое, диаметром ярдов двенадцать. Свод в этом месте был очень высоким, поэтому горящие электрические лампы располагались по стенам, света они давали много и можно было хорошенько рассмотреть удивительное помещение. Над озером нависали каменные сосульки — сталактиты. Я с удивлением заметила на многих из них висящих летучих мышей. Я даже определила их вид — водяная ночница.

Дикки тоже увидел летучих мышей и в радостном возбуждении стал показывать их своей подруге. Но Эмили не разделила его восторг и, содрогнувшись, прошептала:

— Ой, гадость какая!

Я обиделась за бедных рукокрылых и, не сдержавшись, выпалила:

— Эми, дорогая, ну почему сразу «гадость»? Люди выдумали басни и страшилки про летучих мышей, поэтому многие их боятся. Но угроза исходит не от рукокрылых, а наоборот, от нас, людей. Мы почти не оставили им места для жизни и они могут совсем исчезнуть. А ведь летучие мыши — единственные летающие млекопитающие. Это интересные и уникальные существа. Они могут быстро летать даже в полной темноте, потому что находят путь, посылая и улавливая сигналы ультразвука. А ты называешь их «гадость».

Я, волнуясь и мешая в кучу известные мне сведения о рукокрылых, старалась защитить их. Но к концу своей тирады начала сожалеть о том, что слегка погорячилась.

Случайно взглянув на Марка, я увидела, что тот с одобрительной улыбкой, интересом и уважением смотрит на меня, наклонив голову. А затем он повернулся к Эмили и тихо сказал:

— Я согласен с Энни. Летучие мыши — удивительные существа! Посмотри, Эми, на дальнюю стену пещеры, ту, что за озером.

Дикки и я тоже посмотрели туда.

— Видишь там отверстие в стене?

Эми кивнула.

— Я как-то задался вопросом, каким образом летучие мыши попадают с поверхности земли сюда. Ведь открытого выхода эта пещера не имеет, им надо кормиться, но в пещере почти нет насекомых. И тогда я нашел это отверстие, изучил его с помощью щупа. Удалось выяснить, что эта дырка в камне соединяет пещеру с поверхностью через расселину в скале, туда ведет узенький, длинный лаз, в который может протиснуться разве что кошка. А эти создания со своей ультразвуковой навигацией пролетают его на скорости без проблем! Представляешь, какое чудо природы?

Эми снова кивнула, потупившись от смущения.

— Да ладно вам, — вступился Дик за свою девушку, — не придирайтесь к словам. Эми любит природу не меньше нас всех, просто она немножко боится некоторых животных, только и всего.

Моя подруга благодарно посмотрела на Ричарда.

Я подошла к озеру и присела на корточки, всматриваясь в темную и прозрачную воду.

— Осторожно, Энни, тут прямо возле берега очень глубоко, а вода холодная! — предостерег меня Марк.

Я зачерпнула ладонью воду — действительно холодная. В глубине промелькнула темная тень и я отдернула руку от неожиданности.

— Что там плавает под водой?, — удивленно спросила я.

— Возможно рыба, — ответил Марк, — здесь водятся, кажется, хариусы. Но лучше не рисковать — я не исследовал это подводное царство. Насколько я понимаю, поблизости есть подземная речка и она соединяет озеро с водоемами на поверхности — рыбы тут обычные, а не пещерные.

Осмотрев озерный зал, мы пошли дальше и вскоре дорога уперлась в нагромождение камней.

— Вот и весь подземный ход, со временем я надеюсь расчистить всю его протяженность, — развел руками Марк.

На обратном пути парень, как и обещал, стал рассказывать о втором привидении Мейсенхауза.

— Судьба распорядилась так, что сэр Роберт, выигравший то нелепое пари, стоившее загробного покоя сэру Фридриху, тоже не упокоился с миром, но по совершенно другой причине.

В Мейсенхаузе служила молодая горничная, ее звали Кэтрин. Сэр Роберт — известный ловелас — воспылал страстью к бедной девушке. А был он красив и статен, с манерами истинного аристократа. Владея в полной мере искусством обольщения, этот господин принялся обхаживать неопытную и наивную бедняжку. К ее чести надо сказать, что она сдалась не скоро. Однако, у Кэтрин не было шансов противостоять сэру Роберту. Некому было присмотреть за рано осиротевшей молоденькой горничной и предостеречь ее. Он говорил ей красивые слова о вечной любви, давал какие-то обещания, осыпал девушку лестью и подарками. В конце концов Кэтрин влюбилась в него и лишь тогда ему удалось соблазнить ее, ибо она потеряла голову от любви...

Я переглянулась с Эмили, вспомнив ее слова о том, что девушка никогда не должна терять голову, иначе это позволит разбить ей сердце. Моя подруга, как обычно, без слов поняла меня и кивком подтвердила это. Еще не зная окончания истории, мы уже понимали, что оно будет печальным или даже трагическим. Поучительный рассказ. Сейчас, конечно, другие времена и нравы, и участь соблазненных девушек несравнимо лучшая. Однако, разбитое сердце во все эпохи — и раньше, и теперь — источник печали, страданий и даже трагедий.

— ...Сэр Роберт долго и упорно добивался любви Кэтрин, но получив ее, стал охладевать и тяготиться влюбленной девушкой. Однажды зимним вечером между ними произошло окончательное выяснение отношений. Сэр Роберт потребовал от наскучившей возлюбленной, чтобы она не искала с ним встреч, оставила его в покое и занималась своими обязанностями по дому. В противном случае — пригрозил так называемый джентльмен — он раскроет тайну их отношений хозяину дома и Кэтрин будет с позором изгнана из поместья.

Девушка не верила своим ушам! Давно ли этот господин умолял ее о взаимности и клялся, что вскоре тайно обвенчается с нею и никогда не разлюбит?! Вероломство и предательство человека, которого Кэтрин полюбила всей душой, обрушились на нее непомерной тяжестью. Не помня себя, девушка в одном платье, хоть было холодно, убежала из дома в близлежащий лес. Утром крестьяне нашли то, что осталось от Кэтрин. На молодую горничную напали волки и разорвали ее.

Слушая такое драматическое окончание повествования, мы остановились, Эми прошептала: — бедняжка!, — а мое сердце сжалось от сочувствия.

— Сэру Роберту удалось прожить еще много лет, но когда он умер, в Мейсенхаузе появилось привидение Джентльмена, которого всегда сопровождал бегущий рядом Волк. Видимо Творец таким образом наказал двух убийц Кэтрин.

— А почему привидение появилось не в доме сэра Роберта, а в Мейсенхаузе?, — поинтересовалась я.

— Наверное потому, что вся трагическая история любви и гибели Кэтрин разыгралась в Мейсенхаузе и в лесу возле него, — предположил Марк.

Глава 13. Дорожное происшествие

— Как прошли похороны мисс Тэтчер?, — спросила Эмили, когда мы вышли из Мейсенхауза и шли по освещенной фонарями лесной дорожке поместья в сторону нового дома.

— Было очень много людей, приехали родственники Мэри Тэтчер. Я разговаривала с Ребеккой, сестрой Мэри и пообещала сделать страничку занимательной истории на сайте нашей деревни в память ее погибшей сестры. Завтра мне надо забрать у Ребекки исторические материалы, собранные мисс Тэтчер.

— Я могу помочь тебе сделать страничку, — предложила Эми.

— Спасибо, не откажусь.

— Полиция уже выяснила что-нибудь об убийстве мисс Тэтчер?

Я вдруг вспомнила о разговоре Джеймса Фостера с миссис Картер.

— Эми, ты помнишь Соню Складовски?

— Конечно, отлично помню, я познакомилась с ней позапрошлым летом.

— Ее отчим — Джеймс Фостер — видел кого-то в ночь убийства неподалеку от дома мисс Тэтчер. Некий человек стоял на улице в одиночестве, позвонил куда-то и сказал в трубку всего одно слово. А на похоронах мистеру Фостеру показалось, что он увидел того самого человека. Миссис Картер велела ему немедленно идти в полицию.

Марк и Дикки шли впереди и слышали нас. Мой парень резко обернулся и произнес:

— Если Бакли каким-то образом связан с убийством мисс Тэтчер, а я думаю, что так и есть, то мистеру Фостеру угрожает смертельная опасность! Пойдемте быстрее к Альфреду, расскажем ему.

Профессор чувствовал себя уже лучше, мы нашли его в кабинете.

— Я почти в норме, — радостно сообщил он, — температура опустилась до тридцати восьми градусов, я ужасно проголодался и поел, пока вас не было. А сейчас принялся за составление плана работы на завтра.

Профессор Мейсен выглядел еще не вполне здоровым, лихорадочный румянец и блеск глаз не исчезли, но настроение его улучшилось.

Марк в нескольких словах рассказал дяде об опасности, нависшей над местным фермером. Хорошее настроение ученого улетучилось, как по мановению волшебной палочки.

— Надо ехать на ферму и объяснить Джеймсу Фостеру, что ему следует соблюдать осторожность!, — решил профессор.

— И что мы ему скажем?, — Марк покачал головой, — у любого человека возникнет резонный вопрос — если нам что-то известно, то почему мы не сообщаем об этом в полицию? Можно, разве что, сделать анонимный телефонный звонок и предупредить мистера Фостера об опасности.

— А это отличная идея, мой мальчик! Но вначале надо выяснить, что там происходит. Энни, могла бы ты позвонить твоей приятельнице Соне и осторожно разузнать, где сейчас ее отчим и был ли он уже в полиции? Если фермер успел благополучно посетить полицейский участок и рассказать там обо всем, что ему известно — то это очень хорошо. Тогда Бакли уже нет смысла вредить ему.

Я немедленно набрала Сонин номер, она ответила быстро, через пару гудков.

— Привет, Соня, это Анна Грей.

— Привет, Энни.

— Вот решила поговорить с тобой, не дождавшись обещанного звонка, — шутливым тоном начала я разговор.

— Забавно, я только что хотела тебе позвонить и пригласить к себе в гости на завтра, у меня собираются несколько общих друзей и подруг. Если хочешь, можешь прийти с твоим парнем, я имею в виду Марка. Скажи, Энни, ты с ним встречаешься?

— «Встречаюсь ли я с Марком? Конечно, мы даже целовались»!, — подумала я и покраснела.

— Да, встречаюсь. Завтра мне вряд ли удастся прийти к тебе — у меня назначена встреча.

— Ааа..., жаль, тогда в другой раз.

Пора было переходить к делу и узнать побывал ли отчим Сони в полиции:

— Соня, на похоронах я слышала, что мистер Фостер что-то видел, он уже сообщил констеблю об этом?

— Думаю да. Джеймс уехал туда часа три назад и скоро должен вернуться. Мы с мамой надеемся, что он уже едет домой, она звонила ему, но ответа нет, может быть что-то с телефоном...

— Возможно.

Наверное не следует акцентировать внимание девушки на моем интересе к делам Джеймса Фостера. Поэтому я придумала увести разговор в сторону и закончить его совершенно другой темой:

— Соня, если хочешь, то можно как-нибудь у меня дома собраться с друзьями. Со мной вместе сейчас живут Эмили Стоуэрс и ее парень Дик Милфорд. Можем пригласить кого захочешь, ок?

— Давай тогда в конце следующей недели.

— Хорошо, еще созвонимся, пока.

Я пересказала разговор Марку и профессору. Они переглянулись с обреченным видом. Профессор принялся размышлять вслух:

— Не слишком хорошие новости... Мистер Фостер уехал из дома три часа назад, а езда до деревни занимает... эээ..., мисс Грей, сколько надо времени, чтобы доехать от фермы Фостеров до центра Белдорфа?

— Минут десять, максимум пятнадцать.

— Ну вот, если на дорогу туда и обратно отбросить полчаса, то выходит, что фермер провел в полиции два с половиной часа. Многовато, но все же возможно. Значит, есть надежда, что все в порядке.

В эту секунду зазвонил мой телефон, я увидела, что меня вызывает Соня:

— Я не знаю, что мне делать, Энни, — без приветствия, взволнованно начала разговор звонившая девушка.

— Сейчас к нам приехали из полиции и сказали, что Джеймс попал в аварию. Мы должны ехать на то место, где это случилось, а мама в ужасном состоянии, плачет, у нее истерика.

— А что с Джеймсом, Соня?

— Он мертв... И девушка заплакала.

— О, это ужасно, я так сожалею и сочувствую всей твоей семье.

— Алекс еще ничего не знает, мы уложили его спать и вызвали няню. Он считает Джеймса родным отцом. Что я скажу мальчику завтра, когда он спросит где его папа? О, нееет..., — Соня разрыдалась еще сильнее.

Я закрыла трубку ладонью и спросила Марка:

— Мы с тобой можем сейчас поехать к Соне? Мне нужно успокоить ее, она в ужасном состоянии.

Парень утвердительно кивнул, не зная, что произошло, но, конечно, догадываясь.

— Соня, мы с Марком сейчас приедем к тебе, если хочешь.

— Да, хочу, — всхлипывая ответила девушка, — только сейчас нам надо ехать на то место... ооой, — она заплакала сильнее, — но потом взяла себя в руки и предложила:

— А вы приезжайте прямо туда, где случилась авария, это на пути от фермы до деревни, ты легко найдешь — там наверное уже пол деревни собралось.

— Хорошо, Соня, мы немедленно выезжаем. Постарайся взять себя в руки, ты сейчас очень нужна твоей маме, чтобы поддержать ее.

— Я постараюсь, спасибо, Энни, до встречи, — закончила разговор Соня.

Эмили и профессор Мейсен спросили одновременно:

— Что случилось?!

Я рассказала все, что знала и профессор схватился за голову:

— Этого я и боялся!

Пора было ехать на встречу с Соней. Профессор изъявил желание присоединиться к нам и устроился на заднем сидении Ягуара, я же села рядом с Марком. А Эми и Дик решили отправиться домой.

Место происшествия оказалось примерно на полпути от фермы Фостеров до Белдорфа. На обочине толпились люди. Машина погибшего фермера — старенький серый пикап тойота — врезался в дерево ярдах в десяти от дороги. Подойти близко полиция не разрешала, но было видно довольно хорошо, потому что машина была освещена переносными фонарями — там работали эксперты. Тело Джеймса Фостера уже увезли.

Как нам стало известно, об аварии в полицию сообщила Джулия Далсет — деревенская учительница начальной школы. Она рассказала, что разбитую машину не было видно с дороги из-за того, что автомобиль, врезавшийся в дерево, был скрыт от взглядов проезжавших водителей высокими зарослями кустарника на обочине. Однако, наблюдательная девушка обратила внимание на черные полосы на асфальте, уводящие с дороги в кустарник. Как будто автомобиль отчаянно тормозил, истирая колесные покрышки и оставляя черные, «резиновые» следы. Джулия Далсет также заметила просвет в зарослях, оставленный, судя по всему, проскочившим сквозь них автомобилем.

Девушка решила проверить, что случилось, остановила свою машину и, преодолев кустарник, увидела страшную картину. Осознав, что помочь Джеймсу Фостеру уже невозможно, Джулия немедленно вызвала полицию и осталась ждать ее приезда.

Мисс Далсет и сейчас была здесь и охотно делилась своими наблюдениями с потрясенными жителями Белдорфа, собравшимися на месте происшествия.

Ева Фостер беседовала с инспектором в полицейском микроавтобусе, а растерянная Соня стояла в стороне. Профессор, Марк и я подошли к ней. Мужчины выразили девушке соболезнования, а я обняла Соню без слов. В такой момент можно просто вместе помолчать, лишь бы не оставлять человека в одиночестве. Я хорошо помню, что когда потеряла родителей и люди говорили мне искренние слова сочувствия, то это не очень помогало, боль не уменьшалась. Эмили тогда села рядом со мной и мы поплакали вместе, не говоря ни слова.

Джулия Далсет увидела Соню и подошла к нам. Это была очень симпатичная девушка с шоколадного цвета кожей, карими глазами и черными курчавыми волосами, закрученными в узел на затылке. Она закончила колледж и три года назад приступила к работе в местной начальной школе, успев заслужить любовь и уважение как со стороны учеников, так и со стороны их родителей.

Я была знакома с Джулией и представила ей профессора и Марка, они оба галантно поклонились своей новой знакомой.

— Мисс Далсет, могли бы вы рассказать о том, как вы нашли мистера Фостера?, — попросил Альфред Мейсен.

— Да, конечно. Знаете, я уже, наверное, в двадцатый раз делаю это, — Джулия улыбнулась, блеснув белоснежными зубами. Тут ее взгляд обратился на Соню и ослепительная улыбка погасла, молодая учительница вздохнула, сразу погрустнев.

— На закате, когда было еще довольно светло, я возвращалась домой из Даунлэйка. Проезжая по этой дороге, я миновала ферму Фостеров, проехала еще несколько километров и обратила внимание на черные следы от колес ведущие в кустарник. Нужно было проверить что случилось, я прошла сквозь заросли и нашла машину мистера Фостера. Сам он находился внутри и не был пристегнут ремнем безопасности...

— Постойте, мисс Далсет, — возбужденно воскликнула Соня, — это очень странно! Дело в том, что Джеймс до фанатизма верил в эффективность ремней безопасности и никогда не трогался с места, не пристегнувшись. Он и нам, своей семье, не уставал снова и снова повторять, что очень важно пристегиваться, даже на коротеньких расстояниях.

— Тогда это, действительно, странно, — согласилась Джулия Далсет, — но я абсолютно уверена, что мистер Фостер не был пристегнут. Я сразу обратила внимание на это и подумала тогда, что будь он пристегнут, то остался бы в живых. Обязательно расскажи об этом полиции, Соня.

— Хорошо, мисс Далсет, расскажу, как только представится возможность.

— А ветровое стекло было разбито?, — спросил Марк.

Джулия посмотрела на него и не смогла сдержать восхищенной улыбки: «О, какой красивый парень!», — говорили ее сверкающие, широко открытые глаза. Но отвечала она спокойным и сдержанным тоном:

— Нет, стекло было целым, но бросалось в глаза кровавое пятно на нем. Видимо, мистер Фостер при столкновении машины с деревом сильно ударился головой в стекло.

— А было ли что-то, привлекшее ваше внимание или удивившее вас, мисс Далсет?, — продолжал спрашивать Марк.

— Задний бампер машины Джеймса был смят. Мне пришло в голову, что кто-то случайно толкнул сзади машину мистера Фостера, тот потерял управление и врезался в дерево. А возможный виновник, как ни в чем ни бывало, уехал. Я и полиции рассказала о моих умозаключениях, — иронично усмехнулась Джулия, — но не исключено, что бампер был примят раньше. Машина-то у Джеймса старенькая и довольно потрепанная. Вот и все.

— Спасибо, мисс Далсет, — поблагодарил Марк молодую учительницу, и в ее глазах снова мелькнуло восхищение, а лицо озарилось улыбкой. Попрощавшись с нами, она ушла.

Я в очередной раз могла убедиться в правоте моей проницательной Эмили, которая, увидев молодого ученого впервые, сразу же сделала вывод о том, что у девушек от Марка «сносит крышу». Взять хотя бы Джулию Далсет — серьезную и положительную во всех отношениях девушку — стоило Марку взглянуть на нее, и она будто светиться начала. И это, несмотря на печальное место и печальный момент.

Из полицейского микроавтобуса вышла Ева и, увидев Соню, присоединилась к нам. Я познакомила Сонину маму с профессором Мейсеном и Марком. Ева выглядела совершенно растерянной, уставшей и печальной. Первый бурный всплеск горестных эмоций миновал и женщина чувствовала себя опустошенной.

Мы выразили ей свои соболезнования, Ева машинально поблагодарила и замолчала, погрузившись в мрачные мысли. Но даже в эту минуту Сонина мама выглядела привлекательной.

Она принадлежала к особому типу женщин, долго сохраняющих молодость как внешне, так и внутренне. Обычно это природное качество, генетическая особенность. Ева выглядела молодой, двигалась с юной энергией и мысли ее отличались живостью и задором. Она отнюдь не была худенькой, но и не толстой, а просто крепко сложенной, с высокой и пышной грудью. Свои густые рыжие волосы Ева стянула в длинный хвост на затылке.

Но что случилось с профессором? Затаив дыхание, не отводя ни на секунду взгляда, он смотрел на Еву так, будто никогда раньше не видел женщин. Порывшись в карманах, Альфред Мейсен извлек свою визитную карточку и протянул ее Еве Фостер со словами:

— Если вам потребуется какая угодно помощь, миссис Фостер, вы можете обращаться ко мне в любое время, я буду счастлив оказать вам поддержку.

— Спасибо, — коротко ответила Ева, взяла карточку и снова погрузилась в мрачное оцепенение.

— Нужно ехать домой, мама, — потянула ее за руку Соня.

— Отвезти вас?, — тут же спросил профессор.

— Нет, спасибо, — отказалась Ева, — констебль обещал сделать это.

— Если хочешь, я заеду к тебе завтра, Соня, — предложила я.

— Да, приезжай, пожалуйста, — грустно ответила девушка и они с Евой пошли к машине нашего местного констебля Чарльза Уингейта.

На обратной дороге Марк с тревогой поглядывал в зеркало заднего вида, расположенное в салоне автомобиля, пытаясь поймать взгляд сидящего сзади Альфреда. Когда ему это удалось, он спросил, глядя в зеркало:

— Насколько я понял, дядя, в тебе, наконец, проснулся интерес к женщинам?

— Ты неправильно понял, мальчик. Во мне проснулся интерес к одной единственной, конкретной женщине. И впервые за долгое время я ощутил потребность в любви. Сколько лет я жил бирюком без чувств, без ласки. И, сказать по правде, прекрасно обходился без всего этого. Но сегодня будто очнулся. И надо же, как неудачно. Эта прекрасная дама только что овдовела и находится в таком состоянии, что мне придется очень долго ждать, прежде чем она сможет принять мои ухаживания...

Интонация профессора Мейсена прозвучала так, словно он не закончил фразу. Через полминуты Альфред добавил:

— … впрочем, это даже хорошо при моих обстоятельствах. Нужен запас времени, чтобы все исправить, подготовиться и встретить любовь во всеоружии.

Эти заключительные слова профессора нагнали туману. Я не поняла, что он имел в виду под странными словами о необходимости подготовки к любви и что значит «встретить любовь во всеоружии»?

— Перемены ворвались в нашу жизнь, но кто знает, что принесут они с собой?, — вопрос Марка был риторическим и поэтому остался без ответа.

Я удивилась, что парень и его дядя при мне обсуждают такую сверхделикатную тему. Что бы это значило? Меня приняли в узкий круг особо доверенных людей?

Кстати, я тоже заметила, как преобразился профессор при виде Евы. Мне вспомнился невольно подслушанный разговор Марка с дядей, я сопоставила его с репликами, которыми они обменивались между собой сейчас и стало понятно, что прежде Альфред Мейсен вел аскетический образ жизни и много лет не имел любовных отношений. Но сегодня прекрасной польке удалось поразить сурового отшельника в самое сердце.

И тут мне пришло в голову, что мужское сердце тоже может быть разбито...

Марк остановил машину около ворот Грейхолла. Я собралась было пойти домой одна, но парень решил проводить меня до порога. Мы медленно пошли по липовой аллее.

— Я смогу увидеть тебя завтра?, — Марк на ходу обнял меня за плечо, а я, поколебавшись, положила руку на его талию, удивляясь собственной смелости.

Как только я сделала это, парень вздохнул, остановился и, притянув меня к себе, поцеловал, просто прикоснувшись губами к моим губам, потом с коротким, почти неслышным стоном, разомкнул объятия и повел меня дальше по аллее в направлении дома.

Кое-как успокоив бурю в моем теле, вызванную поцелуем Марка, я попыталась ответить, переводя дух:

— Завтра в три часа у меня встреча с Ребеккой Джонсон — она передаст мне материалы, собранные покойной мисс Тэтчер для создания странички на сайте Белдорфа. А после этого я свободна.

— Ты позволишь мне поехать с тобой к Ребекке? Видишь, что происходит в Белдорфе? Сначала убили Мэри Тэтчер, потом Джеймса Фостера...

— Прости, Марк, — перебила я его, — но возможно мистер Фостер просто попал в аварию?

— Энни, я с фонариком осмотрел следы от колес автомобиля фермера на асфальте. Могу сказать определенно, что другая машина не просто протаранила сзади пикап Джеймса, а толкала его до самого столкновения с деревом. Фермер при этом тормозил, но толкавший автомобиль был, во-первых, гораздо мощнее, а, во-вторых, все произошло быстро. Едва Джеймс сумел понять что происходит, как все было кончено. Он ведь не ожидал нападения... Из всего этого я заключаю, что мистер Фостер действительно видел убийцу мисс Тэтчер.

— Но это не мог быть Бакли. Ты же следил за ним в ту ночь.

— Верно, это был кто-то другой. Давай завтра расспросим Соню, может быть Джеймс успел описать убийцу.

— Хорошо, Марк, давай встретимся завтра в половине первого, съездим к Соне, я позвоню ей утром и предупрежу. А потом отправимся к Ребекке Джонсон.

— Договорились, милая Энни, в полпервого я буду ждать тебя у ворот.

Мы стояли на пороге, глядя друг на друга. Парень снова обнял меня. Сказать по правде, я ждала этого. Продолжая смотреть в мои глаза, Марк тихо, почти шепотом произнес:

— Поцелуй меня...

Мне и самой хотелось... Я чуть приподнялась на цыпочках, обвила руками его шею, приблизила свое лицо к его лицу, и, закрыв глаза коснулась поцелуем губ Марка. Его тело ответило на это легкой дрожью, которую я ощущала потому, что он еще крепче обнял меня. Одной ладонью парень касалась моей спины между лопатками, а вторая его ладонь скользнула вниз вдоль спины и остановилась на пояснице, плотно прижимая меня к нему. Никогда в жизни мне не было так хорошо.

Неожиданно Марк выпустил меня из объятий и позвонил в дверь.

— Мне нужно уходить, Альфред ждет в машине, — сказал он, повернулся и зашагал прочь по аллее в сторону ворот.

Дверь открыл Дикки и посторонился, давая мне войти. А я смотрела в темноту аллеи, едва различая силуэт удаляющегося Марка.

*** 19 июля, пятница

Утро, как всегда, выдалось суматошным.

Звон будильника выдернул меня из очередного кошмара. На сей раз мне снилась не только мертвая библиотекарша, а нечто и похуже:

Как будто я нахожусь на пассажирском месте в пикапе, а рядом со мною сидит мертвый Джеймс Фостер. Его голова повернута ко мне и лежит на руле, глаза закрыты. Вдруг он открывает один глаз, потом другой и поднимает голову, на лбу у него кровавый след от страшного удара. Волосы зашевелились у меня на голове от ужаса! «Как же так», — думала я, — «мистер Фостер мертв, но почему-то двигается!?»

— Привет, Энни, — сказал мертвец.

Я хотела закричать, но не смогла издать ни звука, как это бывает во сне.

— Неэффективная у вас команда, — мертвый Джеймс с осуждением посмотрел на меня помутневшими глазами, — если бы мои работники так же нерасторопно трудились на ферме, я давно уволил бы их всех. Вряд ли ты и твои друзья быстро разберетесь в этом деле. А значит я — не последний убитый. Верно, Мэри?, — сказал он, обращаясь к кому-то.

— Ты прав, Джеймс, — послышался клокочущий голос откуда-то сзади.

Я с ужасом медленно обернулась и увидела всего в десяти дюймах от себя мертвую Мэри Тэтчер. Она сидела на заднем сидении, подавшись вперед. Я завизжала и попыталась выскочить из машины, но Джеймс схватил меня за руку и сказал:

— А ты симпатичная девушка, Энни, поцелуй меня, — и подставил мне свои губы.

Мой живот свело от отвращения и я изо все сил дергала ручку двери, чтобы выскочить, но она не открывалась.

Мертвый фермер сказал обиженным тоном:

— Ты ведь любишь целоваться, не так ли?

Сзади захихикала мертвая Мэри Тэтчер:

— Любит, да не с тобой! Можешь сам ее поцеловать, тебе за это ничего не будет.

Джеймс Фостер обхватил меня руками так, что я не могла пошевелиться и начал целовать в губы и в щеки слюнявыми поцелуями. Мне казалось, что я сейчас умру от страха и омерзения... Но вместо этого я... проснулась.

Будильник звонил очень громко, возле кровати сидела Персона, она успела еще дважды лизнуть меня в лицо, прежде чем я оттолкнула ее морду от себя. Огромная собака ничуть не обиделась, а радостно замахала хвостом, увидев, что я проснулась. Все понятно, Персона несколько раз лизнула меня в лицо, а во сне все перекрутилось так, будто это мертвый фермер целовал меня.

Все это очень странно. Прежде я никогда не видела кошмаров, да и обычные сны редко посещали меня или я не запоминала их. А тут вторую ночь снятся покойники. Удивляло то, что и Мэри Тэтчер, и Джеймс Фостер при жизни слыли очень хорошими людьми. А в моих снах они предстают отрицательными персонажами. Мэри ядовито хихикает и говорит гадости, а Джеймс распускает руки и лезет целоваться. А хуже всего то, что они предрекают продолжение убийств.

Я не люблю думать о мистике и считаю, что каждое событие имеет естественное объяснение. Однако, вслед за мисс Тэтчер погиб мистер Фостер и Марк уверен, что это убийство.

Мне совсем не хотелось анализировать неприятный сон, поэтому я решила не думать об этом. В ванной комнате я почистила зубы и приняла прохладный душ. Свежие струи воды наполняли меня силой и, стекая, уносили прочь тревоги и плохое настроение. Я оделась в джинсовые шорты и белую футболку, расчесала мокрые волосы и спустилась в кухню.

Там уже находилась экономка. Она сервировала стол к завтраку, ловко двигаясь от стола к буфету и обратно. Сегодня Сьюзан Картер была в черных брюках и бледно-голубой блузке, которая покроем напоминала мужскую рубашку, но была приталеной и выглядела женственно. Я впервые видела мою экономку в брюках, до сих пор она приходила в юбке или платье.

— Доброе утро, миссис Картер, как замечательно, что вы здесь!, — обрадовалась я.

— Доброе утро, дорогая Энни. С сегодняшнего дня я решила приезжать пораньше, чтобы кормить вас нормальным завтраком. А то знаю я вас, молодежь. Стоит только выпустить ситуацию из рук, как вы тут же станете питаться одними сендвичами и корнфлексом.

— Спасибо, мэм. Я покормлю животных и сразу же приду.

Персона ела и пила из мисок, стоящих на специальной подставке, она высокая и ей так удобнее. Оба кота и совенок активно поглощали свой завтрак, а ворон Абитц полетел за мной на кухню, где съел половинку вареного яйца и любимый зерновой батончик.

Спустились Эмили и Дикки. На завтрак мы получили свежую овсянку, сваренную на молоке пополам с водой, она лежала на тарелке серой клейкой массой и была сдобрена капелькой меда. Я не люблю эту кашу, но съев пару ложек, решила, что овсянка вполне съедобна. Миссис Картер предложила нам также вареные всмятку яйца, мягкий белый сыр, булочки из темной цельнозерновой муки, клюквенный джем и чай с молоком.

— Вы, конечно, знаете, что случилось с Джеймсом Фостером?, — закончив пить чай, спросила экономка.

Мы наперебой подтвердили, что в курсе происшедшего.

— Я все думаю... Нет ли моей вины в том, что случилось? Это ведь я посоветовала Джеймсу пойти в полицию. И как раз на пути туда произошла авария.

— Что вы, миссис Картер, — горячо запротестовала я, — никакой вашей вины тут нет. Джеймс сам попросил у вас совета, и вы сказали ему именно то, что должны были.

— Я тоже так думаю и Джон успокаивает меня, говоря, что я поступила совершенно правильно. Все так, но я не могу избавиться от неприятного осадка в душе. Самое лучшее — это никому не давать никаких советов!, — решительно резюмировала миссис Картер.

— Я так не думаю, — возразил Дикки, — по-вашему получается, что правы равнодушные люди, которым ни до чего нет дела.

Вдруг я вспомнила про «гадательную книгу» мистера Картера и спросила:

— А что прочитал ваш муж в «Робинзоне Крузо», мэм, вчера и сегодня?

Сюзан Картер устало махнула рукой и ответила:

— Я уже ничему не удивляюсь. Судите сами, вчера утром, когда никто еще и предположить не мог того, что случится с Джеймсом Фостером, Джон раскрыл наугад свою книгу и ему попалось то место, где описывается, что корабль Робинзона потерпел крушение и вся команда, за исключением его самого, погибла. Мой муж сказал, что произойдет очень плохое событие. Так и вышло. Кстати, вечером того дня, когда Джон прочитал отрывок о спасении корабельных животных, то есть позавчера, вернулись Персона и Питкин!

— Да, действительно.

Я вспомнила, что связала смысл того отрывка с посещением Эмили собачьего питомника, что тоже было совпадением. Но реальность преподнесла сюрприз, еще более соответствующий тексту отрывка.

— Ну так вот, — обстоятельно продолжала Сьюзан Картер, — сегодня утром Джон (он — ранняя пташка) едва выйдя из ванной комнаты и не выпив даже чашки чаю, взял в руки своего «Робинзона Крузо». Должна сказать, что мой муж обращается с книгой очень бережно. Это старое издание, выпущенное около семидесяти лет назад и Джон доверяет именно этому экземпляру. Недавно я купила ему в подарок красивую новую книгу «Робинзон Крузо», он с благодарностью принял ее, тем не менее, по-прежнему, пользуется старой и потрепанной книжкой: «Она точнее предсказывает», — говорит он, — лицо Сьюзан Картер озарилось теплой улыбкой.

 Пока мы слушали, я сложила столовые приборы в посудомоечную машину и включила ее.

— … Джон взял старую книгу со стола, но, возможно, от излишней осторожности рука его дрогнула и ценная книга упала, раскрывшись от удара об пол. Мой муж поднял ее, не закрывая, и взглянул на ту часть текста, которая первой попалась на глаза. Там рассказывалось о том, как Робинзон Крузо стал вести календарь, делая зарубки.

Эми спросила:

— Книга не пострадала, мэм?

— К счастью, не случилось никаких повреждений. Однако, это происшествие показалось Джону очень важным. Он сказал: «То, что книга раскрылась сама собой именно на этой странице, говорит о важности данного предсказания. Я думаю, что произойдет какое-то событие, связанное с летосчислением — с годами, месяцами, днями. Что это будет я не знаю, но несомненно случится нечто совершенно особенное, раз уж книга сама решила сообщить об этом».

У меня мелькнула идея:

— Сегодня мне нужно забрать у Ребекки Джонсон записи и заметки Мэри Тэтчер, там будут и дневники. Все это хорошо согласуется с темой летосчисления — как исторические заметки, так и дневники, — победно закончила я, радуясь собственной сообразительности.

Но миссис Картер не разделила моего энтузиазма:

— Тема-то согласуется, верно, но Джеймс говорил, что произойти должно нечто из ряда вон выходящее, что-то особенное!

Глава 14. Шокирующее признание

Все отправились по своим делам. Миссис Картер поднялась в оранжерею, не забыв взять с собой инструкции по уходу за каждым из растений, составленные Маргарет. Эмили решила съездить в Ньюкасл, чтобы повидать своих родственников, а на обратном пути она собралась зайти в магазинчик на первой дороге, где ей предстояло начать работу в ближайший понедельник. Дикки сегодня трудился удаленно по интернету и ему не было нужды ехать куда-либо.

Поскольку Ричарду частенько доводится работать из дома, я предложила ему оборудовать рабочий кабинет на втором этаже в свободной третьей комнате правого крыла. Дикки принял предложение и пошел обустраивать место. Он сказал, что сегодня планирует построить компьютерную сеть в доме, и подключить камеры видеонаблюдения.

А мне предстояла работа в цветной комнате и следовало поторопиться, чтобы управиться до полудня.

Не теряя ни минуты, я сначала взялась за рутинную работу — орошение, подкормка, замеры кислотности почвенных субстратов. Включив вручную цветные лампы, чтобы проверить все ли с ними в порядке, я обнаружила, что одна из синих ламп перегорела и заменила ее.

В ящике с редчайшей и ценнейшей лерилеей густоцветной из почвы проклюнулся маленький, белый с бледно-зеленым оттенком росток. Был он на вид сочным, мясистым и торчал из почвы на полдюйма, формой напоминая короткий заточенный карандаш. Этот росток удивительным образом походил на всходы лерилеи после посева семян. Только ростки из семян были тонкими и слабенькими на вид.

Маме и Маргарет до сих пор не удавалось добиться, чтобы лерилея густоцветная размножалась отростками от корня. Приходилось тратить редкие и ценные семена. Если это растение решило порадовать меня таким способом размножения, то это великолепно!

Я быстро записала наблюдения, горячо желая, чтобы росток действительно оказался молодой лерилеей.

Основной работой на сегодня был сбор «урожая» янтарного дерева. Его еще называют жемчужным деревом. Это уникальнейшее растение, по словам Маргарет, есть только в коллекциях нашей семьи. Из отверстия в полу росло коренастое деревце ростом чуть выше одного ярда. Древесный ствол его был диаметром в десять дюймов, от которого горизонтально отходили толстые ветки, покрытые удивительными листьями.

Каждый лист, размером с ладонь взрослого мужчины, состоял из двух частей и своей формой был похож на приоткрытую раковину устрицы. Нижняя часть — основание — была темно-зеленой, плотной, кожистой, с красноватой каемочкой по краям и с маленьким углублением в центре. Верхняя часть каждого листа — та, что выглядела приоткрытой верхней створкой раковины, была тоньше, светлее и нежнее, чем основание.

Двойные листья-«раковины» не свисали с веток, а держались таким образом, что поверхность основания каждого листа всегда была строго горизонтальной. На углублении в центре этой поверхности находилось маленькое, словно от укола иглой, отверстие, из которого время от времени вытекала прозрачная, вязкая смола. Своим составом она отдаленно напоминала ладан и другие ароматные смолы, и даже, отчасти, янтарь. Смола янтарного дерева сильно и очень приятно пахла розовым маслом и ванилью одновременно.

Особенностью уникальной смолы было то, что она очень быстро застывала до твердости янтаря и всегда принимала форму шарика около половины дюйма в диаметре. Примерно один раз в месяц нужно было собирать эти шарики, открывая путь для следующих порций чудесной смолы.

Удивительно красивое зрелище! Деревце, покрытое листьями-«раковинами», внутри которых на зеленых ложах блестят прозрачные бусины, словно драгоценные камни. Некоторые желтоватого оттенка, другие темнее и, действительно, походят на янтарь. А если поливать растение водой особого состава, то можно получить бусины, похожие на жемчуг. Поэтому другое название этого растения — жемчужное дерево, а также из-за листьев, формой похожих на раковины-жемчужницы. Но, несмотря на видимое сходство таких бусин с жемчугом, своим составом они гораздо больше напоминают янтарь, ибо янтарь — это окаменевшая смола.

Я могу добиться разных оттенков и цветов смоляных шариков, но это только для забавы, а поэтому никогда не делаю этого. Шарики янтарного дерева используются в рецептах Дэвида де Вольфа. Нужно измельчить их в специальной мельнице до тончайшей белой пудры, которую затем приходится долго растирать с водой и каплями некоторых спиртов до получения нежной и ароматной густой эмульсии, которая используется в рецептах.

Когда моя мама успешно вылечила больное и, как думали, обреченное сердце Питера Н., то как раз одной из составляющих того чудодейственного рецепта была эмульсия из застывшей смолы янтарного дерева.

Я принялась собирать ароматные шарики и складывать их в широкую стеклянную банку с плотной крышкой. Несколько штук я опустила в карман, чтобы потом положить в вазу в гостиной и обеспечить этим превосходный аромат в комнате.

В дверь постучали.

— Войдите, — отозвалась я.

— Это я, Энни, — сказал Дикки, входя в цветную комнату, — мне нужно проверить связь компьютера, находящегося здесь, с сетью.

— Конечно, Дикки, — сказала я и вернулась к своему делу.

Парень моей подруги включил компьютер, повозился с ним немного и я увидела на мониторе изображение прекрасного качества, разделенное на четыре части — с четырех камер наблюдения.

— Ну вот, — удовлетворенно проговорил Ричард, — с изображением порядок. Теперь позанимаюсь звуком.

— Звук тоже будет?, — удивилась я.

— Конечно!, — уверенно заявил парень, открыв дверь и выходя из цветной комнаты, — это несложно устроить, так почему бы и нет?

К полудню я закончила запланированную работу и покинула подвал, тщательно все заперев. В холле меня перехватила миссис Картер:

— Энни, хорошо, что ты вышла, я уже хотела звать тебя. Мне удалось на скорую руку приготовить отличную запеканку из брокколи и овечьего сыра, пора перекусить.

— Не сейчас, мэм, у меня нет ни минуты лишней, — запротестовала я.

— Хорошо, раз ты спешишь, то я накрою стол прямо в кухне. Съешь кусочек запеканки и выпьешь чашку чаю, только и всего. Дикки уже поел и ему понравилось, — удовлетворенно заметила Сьюзан Картер.

В устах строгой домоправительницы «мистер Милфорд» превратился в «Дикки» — это знак теплого климата в доме.

Я подчинилась. Запеканка, и в самом деле, была очень вкусная и таяла во рту. Вместо чая мне захотелось кофе и я получила чашку растворимого, чтобы приготовить настоящий времени не было.

Стрелой я помчалась принимать душ и чистить зубы, потом быстро натянула черные джинсы и бежевую блузку. Пригладив влажные волосы щеткой и оставив их распущенными, я взглянула на часы — время неумолимо приближалось к половине первого. Тем не менее, помятуя слова подруги о том, что чуть-чуть косметики делают девушку женственнее, я взяла в руки коробочку рассыпчатой пудры и легко провела по коже лица и шеи пушистым аппликатором, похожим на заячий хвостик.

Времени почти не оставалось и я чуточку подкрасила ресницы тушью, сочтя, что этого вполне достаточно, схватила сумочку и бегом направилась на встречу с Марком. Ходить по дому мне кажется медленно и скучно, поэтому обычно я перемещаюсь в пространстве усадьбы бегом.

Марк ждал за воротами, стоя возле машины. После трехсекундного объятия и короткого поцелуя, он усадил меня в машину и мы отправились к Соне.

— Ты представляешь, Энни, дядя Альфред, услышав, что мы собираемся посетить ферму Фостеров, хотел поехать со мной, я с трудом уговорил его остаться дома, объяснив, что это неуместно. Похоже, что из-за Евы он просто потерял голову. Никогда не видел дядю таким!

— А как самочувствие профессора?, — поинтересовалась я, помня о его вчерашнем приступе.

— Температура уже нормальная, осталась некоторая эмоциональная неустойчивость, но это должно пройти через пару дней.

Проехав Белдорф, мы повернули на север, миновали место вчерашней аварии — никакие внешние признаки о ней уже не напоминали. Вблизи фермы дорога сделалась хуже и заметно грязнее — это из-за тракторов и другой аграрной техники.

Ферма Фостеров занималась разведением овец. Земли для выпаса стада и выращивания кормов принадлежали покойному мистеру Фостеру. Три года назад Джеймс также устроил небольшую птицефабрику по производству куриного мяса. Фермер работал по двенадцать и больше часов в сутки, у него были постоянные и сезонные работники. Как теперь станет управляться со всем хозяйством одна Ева было для меня загадкой.

Мы пересекли узкую речку, проехав по горбатому каменному мостику. Вдоль речных берегов росли низенькие, кустарниковые ивы, отвалившиеся ветки которых местами загромождали русло речки, создавая неряшливые запруды — рай для лягушек. Глядя с мостика на воду оливкового цвета, я заметила какое-то движение, присмотрелась и поняла что это такое — горделиво приподняв над водой точеную головку с двумя оранжевыми пятнышками, плыл уж, оставляя за собой зигзагообразный след на водной глади.

Машину несколько раз ощутимо качнуло на выбоинах все ухудшающейся дороги. Наконец, из-за поворота вынырнули длинные хозяйственные постройки, тянущиеся слева, а по правую сторону, рядом с рощицей, находились гаражи и навесы для техники. Вскоре мы подъехали к жилому дому, спрятавшемуся среди густых деревьев. Это было старое двухэтажное здание из бурого камня с одноэтажной пристройкой.

Вместо звонка к двери было приделано массивное кольцо, с помощью которого я постучала. Мне открыла та самая девушка, которая была вместе с Соней Складовски в кафе. Она узнала меня и Марка и пригласила войти, а сама отправилась звать Соню и через минуту вернулась вместе с ней. Мисс Складовски пригласила всех пройти в гостиную и принялась нас знакомить:

— Эллинор, познакомься, пожалуйста, это Анна Грей и Марк...

— Веттингер, — подсказал парень.

— А это моя хорошая подруга Эллинор Яансен, – Соня повела рукой в сторону девушки, — она норвежка и живет здесь полтора года в прибрежной деревне Уэйкфилд. Вообще-то по-норвежски ее имя звучит Эллинурь, но в Англии моя подруга предпочитает зваться Эллинор.

Наша новая знакомая была красивой девушкой, что неудивительно — многие молодые норвежки, которых мне приходилось видеть, казались мне настоящими красавицами. Мисс Яансен обладала необычным цветом кожи, который часто встречается у скандинавов — слегка бронзовато-оливковый, но вовсе не смуглый (какая же может быть смуглость у натуральной блондинки Эллинор?)

Мисс Яансен, тем временем, пристально рассматривала Марка. А я подумала:

— «Ну что ж, мне придется привыкнуть к тому, что девушки буквально поедают глазами моего парня».

— Я видела тебя несколько дней назад на рассвете, — вдруг сказала Эллинор, — поэтому и запомнила. В тот день я очень рано вышла из дома, а ты стоял возле черного ягуара как раз напротив моей машины. Мне нужно было на этюды — рисовать море ранним утром — и на улице в тот час никого, кроме тебя, не было.

— Да, я стоял там, — признался Марк, — ожидал одного человека, тебя я тоже заметил.

Я догадалась, что речь идет о том случае, когда Марк проследил Бакли до маленького домика его предполагаемой подруги на побережье.

Тут в разговор вступила Соня:

— Эллинор хочет стать художницей, она учится в колледже в Ньюкасле. А в Уэйкфилде живет ее тетя с мужем и моя подруга занимает одну комнату в их коттедже.

Марк заинтересованно посмотрел на Эллинор и сказал:

— Ты говоришь, Эллинор, что я был один на улице, но это не совсем так. Как раз перед тем, как ты появилась, я видел невысокого, немного сутулого человека, который вышел из маленького домика, что расположен ближе к морю, сел в машину и уехал. Мне он показался смутно знакомым, не знаешь ли ты кто это?

Я поняла, что Марк хочет разузнать о Бакли. Ведь Эллинор, будучи соседкой подруги преступника, могла заметить что-нибудь важное.

— Я, кажется, знаю, о ком ты говоришь, Марк, — в раздумье произнесла норвежка, — этот человек часто приезжает на черном внедорожнике к моей соседке Вайолет Мортон. Она переехала в Уэйкфилд из Южной Африки, купила этот домик и живет здесь около полутора лет. Насколько мне известно, мисс Мортон нигде не работает, с соседями почти не общается. Мы ничего не знаем о ней. Кроме господина, у которого сутулая осанка, мою соседку посещает еще один джентльмен.

Я предоставила Марку возможность расспросить Эллинор о чем он считает нужным, а сама решила поговорить с Соней. Мы уселись на диванчик у окна и я спросила:

— Как твои дела, Соня? Могу я что-нибудь сделать для тебя?

— Спасибо, Энни, я в порядке, а вот мама очень тяжело переживает, никого не хочет видеть, кроме меня и Алекса. Понимаешь, она любила Джеймса...

Соня тяжело вздохнула:

— Спасибо, Энни, что предлагаешь помощь, но мы справляемся. Приехали родственники из Польши и оказывают нам большую поддержку. Похороны Джеймса назначены на понедельник, ты придешь?

— Что за вопрос, конечно приду, — и я обняла Соню, потом спросила ее:

— Скажи, пожалуйста, а мистер Фостер не описывал вам с мамой внешность того человека, которого он видел в ночь убийства Мэри Тэтчер?

— Да, описывал. Это был мужчина среднего роста, около сорока лет, шатен, черты лица довольно правильные, но ничем не примечательные. А почему ты спрашиваешь, Энни?

— Марк думает, что твоего отчима убили, чтобы не допустить его встречи с полицией и не дать составить фоторобот убийцы. На похоронах мисс Тэтчер Джеймс увидел того человека в толпе. Надо думать, что преступник подслушал разговор твоего отчима с миссис Картер и решил действовать. Мой парень считает, что машину Джеймса кто-то специально толкнул в сторону деревьев. Некто до такой степени боялся появления этого фоторобота на свет Б-жий, что пошел на убийство, а значит мистер Фостер, действительно, видел убийцу Мэри Тэтчер. Именно поэтому надо немедленно сообщить полиции обо всем, что Джеймс успел вам сказать.

К нам подошел Марк, Соня продолжила:

— Мы уже сообщили. Видишь ли, Энни, наш местный констебль Чарльз Уингейт почти сразу сказал нам, что Джеймс был убит. Оказывается, его смертельная рана на лбу получилась не от удара о стекло, а была нанесена каким-то тяжелым предметом, скорее всего кастетом, но может быть и камнем— эксперты вскоре это выяснят. А стекло было испачкано кровью из раны Джеймса для отвода глаз.

Я ахнула от ужаса, а Соня подвела итог:

— Полиция представляет себе картину происшествие так. Какая-то очень мощная машина спихнула пикап Джеймса с дороги в сторону деревьев. Ты помнишь, Энни, там дорога как раз делает поворот вправо, машину моего отчима сильно толкнули сзади, она вылетела с дороги и столкнулась с деревом. Но Джеймс тормозил и удар о дерево вышел несильным, к тому же он, по всей видимости, был пристегнут ремнем безопасности (всегда ведь пристегивался!) и не пострадал. Тогда Джеймс, отстегнув ремень, выбрался из пикапа, но в этот момент к нему подошел убийца и нанес моему отчиму смертельный удар по голове. Потом преступник усадил Джеймса за руль, измазал кровью стекло, будто бы мой отчим умер, разбив об него голову, и скрылся.

— Полиция очень хорошо работает, — заметил Марк, — можно надеяться, что вскоре преступник будет найден.

— Да, Марк, надеюсь так и будет, ведь в помощь Чарльзу Уингейту приехал инспектор с группой из полиции графства, тут были и дорожная полиция, и эксперты — это ведь второе убийство в Белдорфе за три дня.

— А если его поймают, — добавила я, — то станет известно, почему была убита Мэри Тэтчер, ведь эти два убийства связаны, я почти уверена в этом.

— Я тоже, — добавил Марк.

***

Ребекка Джонсон быстрым шагом, чуть запыхавшись, подошла к своему дому ровно в три часа, как мы и договаривались. Марк и я вышли ей навстречу из машины, где сидели в ожидании — мы приехали раньше назначенного времени. Я представила Ребекке своего спутника и мы все вместе вошли в ее коттедж.

— У меня есть всего несколько минут, мои дорогие, сегодня много работы и я должна побыстрее вернуться на почту, — объяснила миссис Джонсон, суетливо запихивая коробки с записями Мэри Тэтчер в пакеты, чтобы нам было удобнее их нести. После этого она, встав на цыпочки, достала с верхней полки шкафа какой-то старый фолиант в коричневом кожаном переплете с металлическими уголками и застежкой, и с золотым обрезом.

— Это очень ценная книга и Мэри в последнее время работала именно с ней. Представляешь, Энни, моей сестре удалось купить ее в соседней деревне на распродаже старых вещей. В той деревне очень долго продавалась одна запущенная усадьба, наконец, нашелся покупатель, который выгреб все старое имущество из дома, чердака и подвалов, а потом прямо во дворе устроил распродажу этого хлама.

Фолиант был грязным и запыленным, но Мэри с моей помощью привела его в порядок. Это рукописная книга и в ней изложены события, происходившие в наших краях в прошлом. Ее автором был какой-то местный приходской священник. Прошу тебя, Энни, обращайся с книгой осторожно и верни мне ее, когда закончишь работу, — попросила Ребекка, протягивая увесистый том.

— О да, конечно, мэм, — ответила я, принимая книгу, а сама, тем временем, лихорадочно вспоминала свой первый кошмар, в котором мертвая Мэри Тэтчер, требуя разобраться в тайне ее убийства, хлопнула рукой по старой книге в кожаном переплете, странным образом похожей на фолиант, оказавшийся в моих руках. Что это — знак? Я почувствовала озноб в руках и ногах, и этот холод стремился разлиться по всему телу, подбираясь к сердцу, чтобы сковать его морозом суеверного ужаса.

Усилием воли я взяла себя в руки, стараясь перевести ход мыслей в рациональное русло. Ничего странного нет в том, что Мэри Тэтчер приснилась мне со старинной книгой — это было логично, так как всем в деревне известно про ее увлечение историей и старыми документами. По этой же причине вполне логичным было и то, что похожая книга, действительно, оказалась среди исторических материалов, собранных мисс Тэтчер, — таким вот образом, уже в который раз за эти сумасшедшие дни, мне доводилось призывать на помощь здравый смысл, чтобы не погрязнуть в первобытном, невежественном страхе.

Погрузив на заднее сидение материалы, Марк завел машину, а я села рядом с ним, не выпуская из рук старинную книгу. Любопытство переполняло меня и я, расцепив замочек, открыла фолиант. По салону автомобиля разнесся аромат, какой бывает в архивах со старыми книгами и рукописями. Я вдыхала этот необычный и тревожащий душу запах, пришедший ко мне из неизвестного, скрытого от меня времени. Марк с интересом поглядывал на книгу, отрывая на мгновение взгляд от дороги. Мы проехали деревню и двигались по живописной лесистой местности. Мои пальцы бережно переворачивали пожелтевшие листы, как вдруг между страницами что-то мелькнуло и упало мне на колени.

Это оказался переложенный с обеих сторон какой-то полупрозрачной и тонкой тканью, листок, размером чуть меньше листа обычной писчей бумаги. Марк очень заинтересовался, остановил машину на обочине дороги и мы склонились над листком.

Бумага, а это был именно лист старой бумаги, пожелтела на полях, кое-где, опять же на полях, виднелись коричневатые пятна и разводы. Края обтрепались и выглядели темнее. А вот изображение было в хорошем состоянии. Оно занимало почти весь лист, исключая по одному дюйму полей с каждого края. Наверное краски были очень качественные и сохранились как сами по себе, так и сберегли бумагу, которую покрывали.

Это был портрет красивого молодого мужчины, с очень знакомыми чертами благородного лица. Он был изображен на фоне замка, в рыцарских доспехах, но с непокрытой головой. Длинные и густые светлые волосы парика, собраны в пучок на затылке и слегка развеваются на ветру. Высокий, чистый лоб открыт. Неведомый прекрасный рыцарь на портрете изображен вполоборота, голова и взгляд обращены к смотрящему на портрет. Казалось, что он смотрит прямо на меня!

На меня же смотрело и другое, но совершенно идентичное лицо — Марк не сводил с меня встревоженного взгляда.

Рыцарь, изображенный на портрете из старинной рукописи был копией моего парня, если не брать во внимание прическу и доспехи! Онемев от изумления, я взирала на своего спутника.

— Ну вот и пришло время поговорить откровенно обо всем, да я, собственно, и так уже был готов к этому. Чему быть — того не миновать, — вздохнул Марк.

Он съехал с обочины, свернул на дорожку, ведущую вглубь леса, проехал ярдов сто, остановил машину и вышел из нее. Я вложила рисунок в книгу, а книгу спрятала под сидение и последовала за ним — мы углубились в тенистую дубраву. Где-то совсем рядом был слышен неутомимый дятел и звук его дроби, словно ксилофон, играющий на одной ноте, разносился по лесу.

— Я не знаю, как ты воспримешь то, что вскоре услышишь. Позволь мне поцеловать тебя сейчас — это придаст мне уверенности.

Я не произнесла ни слова, но мои глаза ответили Марку, что я совсем не возражаю.

Парень поцеловал меня страстно, жарко. Он шептал ласковые слова обнимая и прижимая меня к себе, но потом выпустил из объятий и отступив на два шага, неожиданно спросил:

— Как ты думаешь, Энни, сколько мне лет?

— Тебе примерно двадцать пять лет...

— Нет, больше!, — Марк хмыкнул.

— Двадцать шесть?, — предположила я.

— Больше!!, — на лице не было ни тени улыбки, мне даже показалось, что он скрипнул зубами.

— Тебе двадцать восемь лет, — я продолжала упрямо отгадывать.

Нет, мне не показалось.

Марк снова скрипнул зубами и на его прекрасном и обычно сдержанном лице отразилась настоящая мука! Я не осмелилась продолжать свои догадки, видя, что мой парень испытывает сильнейшее душевное волнение. Никогда не видела Марка таким встревоженным, расстроенным и колеблющимся одновременно. Как будто он принимал важное и болезненное решение.

Я застыла, как безмолвная статуя, а Марк стоял в двух шагах напротив, скрестив руки на груди. Он смотрел мимо меня, красивые брови строго сведены, по лицу пробегает тень сомнения, грудь резко вздымается из-за учащенного дыхания. Весь его вид мгновенно стал суровым и даже устрашающим, а ведь еще несколько минут назад Марк был так нежен, так жарко обнимал меня, что я до сих пор чувствую горячую пульсацию в животе.

А что я так удивляюсь? Разве я не знала, что у Марка есть тайна, большая, давняя и серьезная тайна! Может быть сейчас он приоткроет ее для меня? Возможно любимый думает в это мгновение: «Сказать ей или не сказать?», — и мучается в сомнениях?

Наконец, Марк вздохнул, его волшебные глаза обратились на меня, взгляд потеплел и я услышала тихие слова:

— Любовь моя...

Я чуть не упала, кровь бросилась мне в голову, Марк еще не признавался мне в любви, и вдруг это нежное, словно выдох, и страстное «любовь моя». Я едва не заплакала от вихря чувств внутри меня.

— Иди ко мне, — прошептал он, взял меня за руку, мягко притянул к себе и обнял за талию.

Я робко подняла глаза на любимого, сохраняя молчание, а он не смотрел на меня, а только крепче прижал к себе. Я слышала, как стучит его сердце и всем телом осязала учащенное дыхание Марка.

Его губы почти коснулись моего уха, когда Марк Веттингер прошептал:

— Анна, я люблю тебя, я потерял сон и душевный покой, впервые увидев тебя. И еще знай, что за всю мою долгую жизнь я никогда так не любил.

Я молчала. Во-первых, из-за того, что задыхалась от желания, и не было воздуха, чтобы говорить. Близость тела Марка, его чуть заметный, тонкий, но такой явно мужской запах вскружил мне голову, а мое сердце странным образом билось мощными толчками одновременно в двух местах тела: где-то в районе шеи и внизу живота. А, во-вторых, я боялась спугнуть этот момент неосторожным словом, боялась разрушить волшебное состояние счастья.

Кроме того, перед моим мысленным взором возник виртуальный образ Эмили, строго грозящей мне пальчиком и говорящей: «Не будь доступной, Энни, не показывай Марку, как сильно он тебе нравится. Когда парень борется за девушку, он сильнее любит ее! А легкая добыча менее ценна для мужчины».

Я попыталась было сдержать свое тяжелое дыхание, мне стало неловко. Как же я могу скрыть от Марка свои чувства к нему, если начинаю пыхтеть, как паровоз, от его объятий! Он же слышит и чувствует!

Тщетные попытки. Пока я старалась контролировать свое дыхание, Марк заглянул мне в глаза и легко коснулся губами моих губ — словно сорвал маленький поцелуй. Ну вот, все старания насмарку, я запыхтела еще сильней и даже прижалась к нему сама, почувствовав животом его тело, в горле защекотало, а по затылку поползли мурашки. Кажется, я пропала!

Но тут Марк невольно пришел мне на помощь. Видимо, он принял решение и хотел мне что-то рассказать. Парень посмотрел на меня и это возымело отрезвляющий эффект. Я увидела, что лицо его снова стало суровым, а глаза просто потемнели от печали.

— Так ты хочешь знать сколько мне лет, Анна?, — голос Марка прерывался и звучал глухо.

— Да..., — только и смогла выдавить я из себя.

— Ты помнишь свое последнее предположение, относительно моего возраста?

— Помню — двадцать восемь лет, — я вдруг ощутила огромное напряжение, которым было пронизано все вокруг и сам Марк, зрачки которого внезапно расширились, наверное от выброса адреналина, что показывало колоссальную силу терзающих его эмоций! Даже воздух между нами, казалось, был натянут, как тетива арбалета— тронь — выстрелит!

— В десять раз больше.

— Что в десять раз больше?, — не поняла я.

— В десять раз больше лет, Анна, мне двести восемьдесят лет.

Мои ноги внезапно подкосились. Я не упала, нет, просто осела на траву. Почему-то я сразу поверила, что Марк говорит правду. Да, я совершенно уверена, что он не лжет. К чему была бы столь нелепая ложь? Не такой Марк человек, чтобы устраивать подобный балаган. И сила его переживаний, сомнений перед признанием указывала на правдивость этого невероятного факта.

Да, я поверила, что это правда, … вот только сознание мое не могло вместить, понять ее, мышление вдруг парализовалось и моя голова стала похожа на компьютер, который «завис» от непомерной нагрузки.

Марк сорвался с места и устремился к своей машине.

— Куда он?, — подумала я и захотела встать, но слабость и апатия, охватившие меня не позволили сдвинуться с места.

А мой парень (ха, парень, подумаешь, двести восемьдесят лет!) уже бегом возвращался ко мне, неся бутылку с водой и стакан. Он сел рядом на траву и дал мне попить. А я отрешенно думала. Итак, Марку двести восемьдесят лет, а выглядит он на двадцать пять. Кто же он? Инопланетянин, вампир? Ну уж нет, что за бред!

— Кто ты?, — спросила я.

— Я — агирус 26— человек, у которого, в силу действия одного препарата, генный механизм старения работает таким образом, что я, если и старею, то не больше, чем на один год за столетие. Нам с тобой, Анна, нужно поговорить, поехали ко мне домой, это длинный разговор.

— Прости, Марк, не сегодня. Я не очень хорошо себя чувствую.

— Я напугал тебя?

— Нет, мне не страшно, просто слишком многое случилось за эту неполную неделю. Я думаю, что мне надо отдохнуть, поспать.

Хорошо, Энни, я отвезу тебя домой.

Глава 15. Принц-беглец

Стоя у ворот усадьбы Грейхолл Марк сказал:

— Я уверен, что ты и сама понимаешь всю опасность моего положения, но все же хочу попросить тебя, Энни, пожалуйста, не говори никому о том, что мне двести восемьдесят лет — звучит как-то по-дурацки, — добавил он, ухмыляясь.

— Мне несложно хранить тайны, я и не собиралась никому рассказывать об этом. Но объясни мне, в чем заключается опасность для тебя.

— Если говорить коротко, то есть огромный риск навсегда потерять свободу — сделаться объектом медицинских опытов и исследований. Если некоторые сильные и богатые люди узнают, что существует человек, живущий так долго и сохраняющий молодость, силу и здоровье, они захотят получить то же самое для себя, изучая мой феномен. Меня могут заключить в лаборатории без надежды выйти оттуда. Однажды со мной случилось нечто подобное, но в тот раз мне удалось выбраться. Я не хочу, чтобы это повторилось.

— Но у тебя есть права, мы ведь живем в цивилизованной стране!

— Какие у меня есть права? Никаких! Я не существую для государства. Человек, родившийся двести восемьдесят лет назад, давно должен быть мертв. Цивилизованная страна обращается со своими жителями в соответствии с законами. Но, как ты понимаешь, ни в одном законе не прописаны права двухсотвосьмидесятилетнего человека, меняющего свои документы каждые пятнадцать лет. Мои документы получены через третьи страны, сложным способом, за большие деньги. Они лишь частично легальны.

Нет закона, защищающего меня! Значит у нечистоплотных людей совершенно развязаны руки в отношении таких, как я.... Кстати, цивилизованность нашей страны тоже не стоит идеализировать. Предлагаю тебе, Энни, снять «розовые очки» и тогда ты поймешь, что и государство в лице чиновников способно лишить меня свободы и подвергнуть исследованиям. При этом они станут говорить красивые слова об общественной пользе и тому подобное.

— Я понимаю...

— Но я привык к опасности и умею себя защитить. Куда больше меня сейчас волнует твое отношение ко всему, что я рассказал о себе. Захочешь ли ты встречаться со мной после того, что узнала?, — спросил Марк.

Прежде чем ответить, я задумалась, глядя на моего собеседника, пытаясь разобраться в своих чувствах и спросила себя: «Хочу ли я, чтобы Марк ушел и больше не появлялся в моей жизни?», — и даже содрогнулась от такой перспективы!, — «Нет, мне не хочется терять его!».

Я, наверное, странная девушка, но Марк привлекал меня сейчас ничуть не меньше, чем до признания. Однако, я не успела сказать ему об этом — в динамике на воротах раздался шорох и мы услышали голос Ричарда:

— Я и Эми случайно услышали ваш разговор, Марк, думаю, тебе стоит войти в дом.

Несмотря на столь драматические события, Марк Веттингер не забыл взять из машины материалы мисс Тэтчер, мне оставалось лишь забрать из-под сидения рукописную книгу.

В холле нас встретили изумленные друзья, их лица ясно выражали надежду на то, что вот сейчас Марк скажет:

— Шутка!, — и все весело рассмеются.

Но мой парень — я упрямо продолжала называть его именно так — произнес совсем другие слова:

— Кто хочет жить вечно...

Это прозвучало без вопросительной интонации, хоть и таило в себе вопрос.

— Только тот, кто не испытал, что это означает на практике.

Марк Веттингер обвел глазами присутствующих:

— Тайна вырвалась наружу, как пробка из бутылки и назад ее уже не затолкать. Вы слышали, что я говорил Анне, но я не стану вас, как ее, просить о молчании, — он обращался к Эмили и Дику.

— Почему?, — спросил Дикки.

— Я поступлю по-другому. Мисс Грей («Как официально!» — подумала я) поручилась за вас, но мне неприятно снова и снова просить о сохранении моей тайны... В конце концов, вы ничего мне не должны и ничем мне не обязаны, поэтому вольны поступать, как пожелаете. Единственное, о чем я вас попрошу — это сообщить мне заранее, если вы намерены раскрыть кому-либо мой секрет и дать время и возможность мне и дяде покинуть эти места.

Эмили возмущенно подняла голову:

— За кого ты нас принимаешь, Марк? Мы никому и никогда ничего не скажем, в отношении себя самой я могу поклясться в этом! Ты можешь не сомневаться, я не скажу ни слова. И, кстати, просить меня об этом было бы даже излишне — я не дитя и сама понимаю, что о таких вещах нельзя говорить никому.

— Я тоже никому и никогда не скажу о том, что услышал сегодня, — спокойно пообещал Ричард, — все это странно звучит, но не важно, речь идет о том, что ни при каких обстоятельствах я не нарушу данного тебе, Марк, слова.

— Спасибо, — мой парень пожал руки Эмили и Дику.

— Сегодня я обрел настоящих друзей. Вы, наверняка, заинтригованы и хотите узнать подробности моей истории. Давайте сделаем так. Я поеду к себе домой прямо сейчас, успокою и подготовлю Альфреда. Он и сам предполагал, что тайна будет раскрыта, но события развиваются слишком быстро, к такой стремительности дядя не готов. А вы все приезжайте к нам в поместье через час.

— Ну ничего себе!, — потрясенно сказала Эмили, когда Марк ушел, — Анна, может быть все это розыгрыш?

— Не думаю, Эми, похоже, что Марк говорит то, во что верит сам.

Перстень Агируса
Мой взгляд упал на пакеты с материалами мисс Тэтчер, стоящие на полу в холле, где их оставил Марк. Рукописная книга была у меня в руках. Я попросила друзей пройти со мной в библиотеку. Там, аккуратно положив фолиант на стол, я достала из него вложенный лист, развернула тонкую ткань и показала его Эми и Дику со словами:

— Марк поведал мне о своем возрасте после того, как увидел этот портрет в книге, которую я получила от Ребекки Джонсон.

Пролистнув случайно пару страниц, мы наткнулись на карандашный или чернильный рисунок, изображающий того же молодого человека, что и на портрете, но в профиль.  Видимо, художник делал эскизы. Эмили наклонилась над рисунком и удивленно пробормотала:

— Слушайте, но это же вылитый Марк!

— Сходство полное, — подтвердил Дикки, — но откуда мы знаем, что это старый портрет, а не современная подделка? Девушки, я не понимаю, вы что, всерьез восприняли слова Марка?! А мне видится в его «признании» всего две возможности: это либо обман, либо безумие, простите, но третьего не дано!, — возмущенно выкрикнул Ричард, а потом, спокойнее, добавил:

— Тем не менее, данное Марку обещание о сохранении «тайны» я сдержу.

Я пожала плечами, а Эмили предложила:

— Давайте займемся делами, а через час отправимся в Мейсен Мэнор и, возможно, узнаем что-то интересное.

***

Ворота поместья были закрыты и я, выйдя из машины, позвонила в звонок, укрепленный на кирпичной колонне. Секунд через двадцать ворота открылись и мы смогли въехать вовнутрь.

На этот раз нас встретил не Марк а мужчина средних лет в черных брюках и темно-синей рубашке. Он представился как Джек Слейтер, помощник профессора Мейсена и проводил нас в столовую, где уже был накрыт стол для чая. Возле окна стояли Марк и профессор Мейсен. Они повернулись в нашу сторону и профессор, сдержанно поздоровавшись, предложил всем сесть за стол.

— Как случилось, мистер Милфорд, что вы услышали разговор моего племянника с мисс Грей?, — спросил Альфред Мейсен, буравя ледяными глазами Дика.

— Случайно, сэр. Я тестировал работу камер наблюдения и проверял звук на полную громкость, когда мы услышали слова Марка о том, что ему двести восемьдесят лет.

— Сначала мы оторопели, — подхватила нить разговора Эмили, — но через пару секунд решили, что Марк шутит, однако он с полной серьезностью объяснял Энни в чем заключается опасность разоблачения.

Снова заговорил Дикки:

— Тогда я по громкой связи предупредил вашего племянника, сэр, что мы слышали разговор и предложил ему войти.

— Понятно, спасибо, — сухо сказал профессор и, обернувшись к Марку, с упреком заявил:

— Ты мог все обратить в шутку, но почему-то не воспользовался возможностью...

— Да, я подумал, что в сложившейся опасной ситуации друзья Энни должны знать правду, иначе, не понимая что происходит, они могли бы подвергнуться неоправданному риску.

— Ну да, ну да... подвергнуться риску... а так получилось гораздо лучше — мы всего лишь рискуем стать подопытными кроликами, но нам-то не привыкать, — издал язвительную реплику профессор.

— Эми и я не раскроем вашу тайну, сэр, — спокойно и веско заметил Дикки.

— Ладно, — профессор принялся наливать молоко в чашку, — давайте-ка выпьем чаю, нужно подкрепиться перед Исповедью Номер Два.

Чай я выпила, а вот съесть ничего не смогла из-за волнения, нетерпения, ожидания и страха перед неизвестностью. А профессор пил и ел с аппетитом, налегая на творожную запеканку с тыквой. Эмили и Ричард отведали необычное блюдо из половинок вареных яиц, сыра и чего-то зеленого с полосочками соуса из горького шоколада. Марк ничего не ел, а поглядывая на меня, лишь пил чай.

Закончив чаепитие, мы перешли в гостиную, удобно расселись на диванах и креслах, и приготовились слушать. Профессор приступил к повествованию, его речь текла неторопливо и плавно.

— Я вынужден признать, что мой племянник сказал вам чистую правду. Ему, действительно, двести восемьдесят лет, а вашему покорному слуге, то есть мне, страшно сказать, уже триста лет, — и профессор картинно поклонился.

— Чтобы все хитросплетения нашей странной истории стали понятны, мне следует начать с того момента, когда я родился в 1713 году, рождение мое произошло вне брака.

Мой отец, назовем его, условно, Вильгельм, был курфюрстом 27одной германской земли, который имел единственного законного наследника. Будем считать, что наследника звали Генрих.

Моя мать являлась четвертой дочерью старого вдовца-ростовщика и не принадлежала к знатному роду. Вильгельм соблазнил ее и забрал из семьи. В силу большой симпатии отца к моей матери, я с рождения получил его благосклонность и воспитывался вместе с законным наследником, будучи его младшим, единокровным братом, а позднее и другом, — рассказывал Альфред Мейсен.

В гостиную неслышным шагом вошла стройная женщина. Ей можно было дать от тридцати до сорока лет, темноволосая, с короткой стрижкой, одетая в бордовое платье. Она принесла кока-колу, минеральную воду и стаканы на подносе. Женщина поставила все это на низенький столик и так же беззвучно направилась к выходу, не проронив ни слова.

— Спасибо, Рэйчел, — сказал ей вслед профессор. Я догадалась, что это была Рэйчел Слейтер — жена Джека Слейтера.

— Вильгельм, мой отец, — рассказывал дальше профессор, — заботясь о репутации моей матери, выдал ее замуж за дворянина из своей свиты и отправил новобрачных с дипломатической миссией в Польшу. Меня же он оставил при себе, желая следить за моим воспитанием и образованием.

Мне очень хотелось изучать медицину, однако Вильгельм не позволял мне этого, считая врачебное дело ремеслом и неподходящим занятием для сына курфюрста, пусть и внебрачного. Мне, по его мнению, надлежало сделать военную карьеру. Мой единокровный брат Генрих женился, в жены ему досталась милая и добрая девушка — дочь европейского монарха. А я совсем не думал о делах сердечных, меня влекли науки — химия, биология, а особенно интересовало устройство живых организмов.

Профессор Мейсен усмехнулся, — меня и сейчас это интересует, правда на более глубоком уровне.

— Да... так мы и жили в нашем замке, пока однажды на охоте Вильгельм не попал под дождь. Он вернулся мокрым и продрогшим, к вечеру поднялась температура, а через пару дней стало ясно, что мы имеем дело с воспалением легких. Пока длилась эта недолгая болезнь моего отца, я укрепился в своем желании изучать медицину, наблюдая беспомощность придворных лекарей, «искусство» и методы которых уже тогда казались мне нелепыми и даже вредными. Мой отец не смог побороть воспаление легких и умер.

 Я тяжело воспринял потерю потому, что любил Вильгельма. Мать моя была далеко и забыла обо мне, обзаведясь пятью другими детьми, рожденными ею от мужа. Единственным близким мне человеком остался единокровный брат Генрих, который, будучи законным сыном, унаследовал имущество и власть своего отца. А мне от отца досталось поместье в Англии, которое Вильгельм еще в юности получил по наследству как потомок семьи Фридриха Хромого.

Альфред развел руки в стороны, как бы демонстрируя, что речь идет о Мейсен Мэноре.

— Также ко мне перешел и титул баронета. Но я решил пока не переезжать в Англию, которая тогда казалась мне далекой и неведомой страной. Вместо этого я в возрасте пятнадцати лет начал изучать медицину в Университете 28, где за двести лет до меня трудился доктор Фауст, ставший прототипом героя знаменитой трагедии 29.

Мы с Эмили возбужденно переглянулись, так как, будучи в школе, много часов обсуждали трагедию «Фауст». Альфред заметил оживление в рядах слушателей и, кивая головой, подтвердил:

— Да-да, тот самый доктор Фауст, реальная личность, он был хиромантом и теологом. Это можно считать одним из множества знаков.

Профессор вздохнул и продолжил:

— Меня увлекла учеба, которой я посвящал все свое время без остатка. Благодаря этому мне удалось получить степень доктора медицины за пять лет. Двадцатилетним юношей с дипломом врача я вернулся в родной замок, где меня ожидал сюрприз. Мария — милая жена моего брата Генриха, оказалось очень плодовитой, ее беременности следовали одна за другой. К моменту моего приезда я узнал, что являюсь дядей четырех племянниц, а Мария вскоре должна разрешиться от очередного бремени пятым ребенком. Все это было прекрасно, дети рождались здоровыми и все выживали, что в те времена было редкостью. Но в целом ситуация отнюдь не была безоблачной.

Альфред нахмурился, замолчал и, будто подбирая слова, пробормотал:

— Как бы это поделикатнее рассказать, меня ведь слушают юные леди, — решительно тряхнул головой и продолжил:

— Дело в том, что Генрих был горяч и любвеобилен, тем не менее, как только становилось известно об очередной беременности его жены, он прекращал близкие отношения с ней. Генриху кто-то сказал, что это может плохо сказаться на здоровье Марии и будущего ребенка. И случилось так, что в одну из ее предыдущих беременностей, когда Генрих страдал от одиночества и отсутствия любовных ласк, его соблазнила одна авантюристка, которая была женой придворного советника.

Ее звали Грета, она была не так уж и хороша собой, но искусна в делах любви и интригах. Генрих попал в ее сети и она получила возможность влиять на него. Ее мужу было известно все, однако советника устраивало то, что его ловкая женушка добивается для него повышения по службе и увеличения жалованья. Этой неприятной парочке удалось даже выпросить себе земли на восточной границе владений моего брата...

Профессор встал с кресла, на котором восседал, величественный, словно король, что неудивительно, раз он являлся отпрыском августейшего Вильгельма. Продолжал свою повесть он стоя, плавными и скупыми жестами дополняя эмоциональную картину истории саксонского бастарда:

— К тому времени, как я вернулся в замок из Университета, Грета также была беременной и примерно на таком же сроке, что и Мария. Однако в физических отношениях с любовницей Генрих не был столь же щепетилен, как с женой. Мне пришлось не раз видеть, как поздно вечером он входил в ее спальню. Думаю, что на этом настояла сама Грета, чтобы не потерять влияния на правителя. Эта дама путем интриг, подкупа, хитрости и угроз добилась такого положения дел при дворе, что без нее не принималось почти ни одно решение.

Альфред вздохнул и устало произнес:

— Вполне банальная история ловкой фаворитки, но наша «героиня» пошла дальше многих других в своих махинациях. Я сразу понял сущность Греты и постарался раскрыть глаза брату на истинное положение вещей. Но фаворитка, животным чутьем распознав во мне своего врага, упреждала все попытки вразумить Генриха, стравливала нас друг с другом, клеветала на меня. Она убеждала моего брата, что я завидую ему и хочу отравить его. Внушала Генриху, что я изучал яды и теперь собираюсь использовать знания на деле. Но темой моих тезисов были препараты из редких растений, я изучал их целебные, а вовсе не убийственные свойства.

Услышав слова «редкие растения» и удивленная таким совпадением, я взглянула на Марка, но он не видел этого, мой парень сидел на диване и смотрел в окно, куда-то вдаль, его свободная поза и фигура были воплощением гармонии и я залюбовалась. Марк думал о чем-то своем и немного скучал, видимо, эту историю он слышал много раз и знал наизусть. А Эми, Дик и я слушали, затаив дыхание и боясь пропустить какое-нибудь слово. Дикки даже подался вперед, так ему было интересно! А рассказ профессора шел своим чередом:

— Вскоре Мария родила красивого и здорового мальчика, а сама слегла в послеродовой горячке. Вот тут-то мне понадобились все мои знания, полученные за годы учебы. Я лечил добрую, милую и наивную жену моего брата и она медленно пошла на поправку. Спустя всего один день после родов Марии, у Греты тоже родился сын. Она, в отличие от жены Генриха, быстро оправилась и уже через пару дней начала выходить из своей комнаты.

Профессор взъерошил волосы и неожиданно заявил:

— Мне надоело произносить монолог, как со сцены, вы можете задавать вопросы по ходу рассказа, не стесняйтесь, прошу вас!

Предложением воспользовался Дик:

— Насколько я понял, сэр, в данный момент вы рассказываете о событиях 1733 года, раз вам исполнилась двадцать лет, то есть двести восемьдесят лет назад. Стало быть, согласно легенде, речь идет о годе рождения Марка.

— Правильно, мистер Милфорд, но позвольте заметить, что это не легенда, а чистая правда. Итак, один за другим в замке родились два мальчика. Тут-то и начинаются главные события. За новорожденным сыном Марии присматривала кормилица по имени Ангелика. Увидев сына Греты, она вскользь заметила, не сдержав усмешки, что младенцы похожи между собой. Не как близнецы, но сходство очевидно. Может быть именно тогда в голове у любовницы Генриха созрел преступный план. Для его осуществления совершенно необходимым было сотрудничество кормилицы. Ангелика оказалась очень важным действующим лицом в этой драме. Однажды ночью в мою дверь постучали, я открыл и в комнату проскользнула кормилица. Она была испугана и в слезах.

— «Могу я поговорить с вами, ваша милость?», — робко спросила она.

— «Конечно, Ангелика, я слушаю тебя», — был мой ответ.

— «Затевается страшное дело... на подмену-то я согласилась — эта змея заставила меня, но она задумала убить малыша и я не знаю, что мне делать. Хозяйка еще в горячке, а с его светлостью я не осмелюсь говорить, да и не поверит мне он», — сбивчиво лепетала Ангелика.

— «Погоди, я ничего не понял, ты можешь объяснить толком?», — с досадой спросил я.

— «Жена советника, Грета, задумала поменять местами младенцев — своего сына подсунуть ее светлости — та ведь в горячке и не заметит подмены, а маленького принца Грета хочет забрать к себе, сделать вид, что это ее ребенок, а потом убить, представив все несчастным случаем. Это для того, чтобы ее сын стал наследником его светлости», — уже понятнее рассказала Ангелика.

Перстень Агируса
— «Как же она не побоялась открыться тебе и почему ты согласилась участвовать в черном деле?», — изумился я.

Ангелика расплакалась и, размазывая слезы по лицу, стала оправдываться:

— «Я согласилась из-за моей семьи. Иоганн — мой муж — иногда браконьерствует в лесах его светлости, об этом многие знают. Советница Грета сказала мне, что если я не соглашусь помогать ей или выдам кому-нибудь ее тайну, то ее помощник убьет Иоганна в лесу, будто бы случайно на охоте. Но это еще не все. Она, как видно, решила запугать меня еще сильнее и пригрозила, что отравит моего маленького сына Людвига, если я не выполню ее приказ. Что же мне оставалось делать? Я согласилась подменить детей. И никому бы ничего не сказала. Но потом жена советника проговорилась, что маленького принца убьют, чтобы правда никогда не вышла наружу».

— «И поэтому ты, Ангелика, несмотря на угрозы, решила рассказать мне все это?», — я плохо знал кормилицу и пытался разобраться в правдивости ее слов и обвинений.

— «Да, ваша милость. Я надеюсь, что вы сможете помешать злодеям, но при этом не выдадите меня. Я очень прошу вашу милость сделать все так, чтобы жена советника не заподозрила меня, боюсь я ее», — Ангелика рыдала.

Мне пришлось дать воды с успокоительными каплями бедной молодой женщине, которую снедала тревога как за ее семью, так и за судьбу маленького принца, которого она кормила своей грудью, испытывая к малышу материнские чувства.

— «Почему ты пришла именно ко мне, Ангелика?», — спросил я ее ласковым тоном. У меня не осталось сомнений в честности кормилицы, она вызывала восхищение своим благородством и храбростью.

— «Да к кому же мне было еще идти, ваша милость? Эта злодейка имеет власть в замке, она почти каждого или запугала или подкупила. Его светлость ничего не замечает, при нем Грета — прямо чистый ангел, а на самом деле — исчадие ада! В кухне прислуга шепталась о том, что развратная жена советника ненавидит вас, ваша милость, ну, и что вы платите ей той же монетой. Говорили также, что у вас доброе сердце, что вы вылечили конюха Отто, когда лошадь ударила его копытом в грудь. Слыханное ли дело? Вот я и подумала, что кроме вашей милости никто мне не поможет».

Поразмышляв минуту-другую я наметил первоначальный план действий и попросил Ангелику прийти ко мне завтра ночью, чтобы принять окончательное решение.

Ангелика успокоилась, поверив в меня и, уходя, сказала:

— «Нужно спешить, ваша милость, Грета хочет быстро провернуть свое черное дело, пока ее светлость лежит в горячке».

Я закрыл дверь за Ангеликой и схватился за голову. Что же делать?! Мне показалось правильным еще раз поговорить с братом, ибо наилучшим решением было изгнать из замка заразу, которой я считал советника и его жену. Но утром, с трудом попав на прием к Генриху, я заметил, что мой брат холодно и подозрительно смотрит на меня. Злой женщине удалось посеять в душе моего единственного близкого человека зерна недоверия ко мне. Наша многолетняя дружба дала трещину и я понял, что разговором с Генрихом ничего не добьюсь, а лишь могу навредить Ангелике. Поэтому мне пришлось заговорить совсем о другом и в этот момент я нашел единственно верное решение.

Когда я вошел, курфюрст пробормотал что-то себе под нос, чего я не разобрал.

— «Здравствуйте, ваша светлость, брат мой», — обратился я к Генриху.

— «Здравствуй, Альфред, зачем ты пришел?», — ответил он, пронзая меня недоверчивым, ледяным взглядом.

— «Если ваша светлость позволит, мне бы хотелось покинуть замок и поселиться в своем имении в Англии».

Кажется его обрадовала предстоящая разлука — интриги Греты разрушили наши отношения с братом.

— «Ты можешь ехать, когда пожелаешь», — я был удостоен лишь этого краткого ответа.

— «Благодарю, ваша светлость, пожалуй я уеду завтра или, в крайнем случае, послезавтра».

Ответом мне был равнодушный взмах рукой — дескать, — «поступай как хочешь, мне-то что за дело». И мой брат повернулся ко мне спиной, показывая этим, что аудиенция закончена.

Я вышел в коридор и прислонился к стене, оплакивая в душе разрыв с братом.

Весь день я составлял план побега, комбинируя варианты действий так и эдак, наконец он был создан — простой и логичный. Ночью я не ложился спать, с тревогой ожидая прихода Ангелики. Из предосторожности она пришла в самый глухой час ночи, когда я, устав бороться со сном, прилег на кровать.

— «Ваша милость, подмена младенцев будет сделана завтра ночью», — едва войдя, выпалила кормилица.

— «Хорошо, мы успеем подготовиться. Слушай внимательно, Ангелика, и запоминай», — и я рассказал женщине свой план, заставив ее повторить несколько раз, что ей надлежит сделать.

Профессор Мейсен налил себе в стакан кока-колы и уселся в кресло. Его аудитория нетерпеливо ожидала продолжения захватывающей истории, которую рассказчик прервал на самом интересном месте. А тот спокойно и с видимым наслаждением пил холодную кока-колу, не торопясь удовлетворить наше любопытство.

Воспользовавшись паузой, Эмили спросила:

— А почему, сэр, Грета задумала убить маленького принца, чем он ей мешал? Он мог бы жить у нее в качестве сына и никто бы ничего не заподозрил. Подменив младенцев, она получила, что хотела — ее сын стал бы наследником курфюрста.

— Я не знаю наверняка, какие мысли бродили в преступной голове любовницы моего брата. Может быть в ужасном решении проявился ее злой нрав. А, возможно, Грета опасалась, что материнское сердце Марии почувствует правду, если маленький принц останется жив. К тому же, он мог вырасти очень похожим на свою мать, что также могло навести людей на мысли.

Я нетерпеливо заерзала на диване и поймала на себе взгляд Марка. Меня, как обычно, обдало горячей волной, а сердце застучало быстрее. Глубокие карие глаза смотрели испытующе, словно молодому (хм, молодому?...) ученому хотелось знать, какова моя реакция на услышанное в этой комнате. Но в данный момент моя реакция была однозначна — мне ужасно хотелось знать что же было дальше, но поторопить профессора я не осмеливалась. Мой парень оказался проницательным и спросил Альфреда Мейсена:

— Может быть стоит довести рассказ до какой-нибудь логической точки, а уж потом сделать перерыв?

Но тут неожиданно вмешалась Эмили:

— Прошу прощения, но мне бы хотелось слушать вообще без перерыва, очень интересно, — и она смущенно улыбнулась.

— Приходится рассказывать подробно, чтобы все было понятно, Эмили, — улыбнулся ей в ответ Марк, — история длинная, поэтому в любом случае нужно сделать перерыв на ужин. Мы хотели бы предложить вам, нашим гостям, остаться в Мейсен Мэноре до завтра. У нас есть несколько удобных комнат для гостей. А утром, если вы согласитесь, мы смогли бы продолжить наш разговор, гуляя по парку. Там есть несколько любопытных вещей, которые могли бы вас заинтересовать.

Эмили, Дик и я переглянулись, моя подруга кивнула, как бы говоря, что она согласна остаться в поместье до завтра, Дик тоже, видимо, был не против. Возражения нашлись только у меня:

— Марк, у нас в Грейхолле есть два кота, собака и две птицы и их нужно покормить вечером, поэтому мне придется вернуться, — сказала я, сожалея в душе.

— Ничего страшного, Энни, мы с тобой можем после ужина съездить к тебе домой, накормить всех питомцев и вернуться. Если хочешь, конечно, — добавил он.

На это мне было нечего возразить, да и не хотелось, и я согласилась.

Профессор допил свою кока-колу и мы стали слушать что же было дальше.

— Следующей ночью на лесной дороге в полумиле от замка стояла закрытая карета, запряженная четверкой хороших лошадей. В ней находился Иоганн, муж Ангелики, с их маленьким сыном Людвигом на руках. Я подсыпал снотворное в пиво караульным, охраняющим ворота, и они уснули, таким образом, путь к бегству был открыт. Стоя в темном месте неподалеку от ворот, я с волнением ждал появления Ангелики. Прошло уже два часа и я начал не на шутку опасаться, что мой продуманный план может провалиться. Изредка кто-нибудь проходил мимо меня и тогда я вжимался в стену, стараясь слиться с нею в темноте. Я уже принялся обдумывать, что же делать и как помочь Ангелике, когда она, наконец, появилась. Молодая кормилица бежала к воротам что было сил, прижимая к груди запеленутого младенца. Я выступил из тени ей навстречу, женщина от неожиданности шарахнулась в сторону, но, узнав меня, сдавленно прошептала:

— «Скорее, ваша милость, боюсь, Грета что-то заподозрила, как бы не выслали погоню за нами!»

Я принял у нее младенца и мы побежали к карете. Как только Ангелика и я с младенцем на руках уселись, Иоганн передал Людвига матери, а сам перебрался на козлы, чтобы править лошадьми и мы отправились в спасительную Англию.

— «Ангелика, ты пришла позже, чем я думал, расскажи, как все произошло», — попросил я.

— «Дело в том, что сегодня поздно вечером его светлость попросил Грету прийти к нему в спальню. Она провела там полтора часа, поэтому получилась задержка. Когда его светлость уснул, Грета пришла в мою комнату, где я находилась с младенцем ее светлости Марии. С собой она принесла своего новорожденного сына и уложила его в колыбельку принца. А мне приказала отнести принца в ее комнату, оставить его там одного, возвратиться к ней и покормить ее сына. Все получилось в точности так, как вы, ваша милость и сказали мне. Как только я с маленьким принцем вышла из комнаты, так сразу бросилась бежать сюда».

— «Ты все очень хорошо сделала Ангелика, спасибо тебе», — сказал я с чувством.

— « Вы пообещали, ваша светлость, что позаботитесь обо мне и моей семье, я доверилась вам, вы не обманете меня?».

— «Ну что ты, Ангелика, я не обману и не брошу твою семью. Обещаю, что всегда буду заботиться о вас», — сказал я, прижимая к груди своего спасенного маленького племянника, которого я решил вырастить и воспитать, как родного сына.

В те времена подобное путешествие занимало много дней, было тяжелым и рискованным. Несмотря на несколько происшествий, случившихся в дороге, мы, в конце концов, благополучно высадились на берег Англии и добрались до Мейсен Мэнора. На землю моего поместья ступили пятеро: Иоганн с Ангеликой и сыном Людвигом, и я со своим маленьким племянником, которого, как вы уже наверняка догадались, звали Марк.

Глава 16. Дар приходского священника

На ужин была подана запечённая шотландская форель с бататом, мелкий отварной картофель, щедро посыпанный зеленью, салаты, овощи, сыры и темный, ароматный хлеб домашней выпечки. Мое внимание привлек сыр коричневого цвета — Марк объяснил, что его только сегодня привезли для Альфреда из Дании, профессор любит этот сорт сыра. Я попробовала кусочек и мне понравилось.

Вошла Рэйчел Слейтер, неся большое блюдо с виноградом, абрикосами и персиками, украдкой оглядела гостей выражавшим неодобрение взглядом, и вышла.

После ужина мы с Марком поехали ко мне домой, чтобы накормить домашних питомцев.

— Значит ты принц?, — спросила я парня, как только наш ягуар миновал ворота поместья.

— Да, но для меня это никогда не имело значения, а уж, тем более, сейчас.

— Твоя история, Марк, звучит, как фантастика, — слушая профессора, я верила каждому слову, но сейчас меня охватило чувство нереальности услышанного.

— Энни, когда ты дослушаешь рассказ дяди до конца, то поймешь, что ничего фантастического в нем нет, — Марк подумал и добавил:

— Если сказать точнее, то моя история не более фантастическая, чем история твоей семьи и ваших чудесных рецептов.

***

Когда мы вернулись, то нашли Эмили, Дика и профессора в зимнем саду, который располагался в пристройке с правой, восточной стороны здания.

Все стены зимнего сада, кроме западной, были из стекла и, как объяснил Марк, представляли собой сложную, управляемую конструкцию. По велению компьютера окошки слегка приоткрывались и закрывались, кондиционер и увлажнитель воздуха включались и выключались в соответствии с заложенной программой. Таким образом в помещении поддерживался постоянный микроклимат.

В первые секунды воздух показался влажноватым, но это ощущение быстро исчезло, тем более, что мое внимание переключилось на множество прекрасных орхидей, растущих на стволах, а также из земли, и даже свисающих с диковинных лиан, протянувшихся высоко над головами от стены к стене. Рядом со мной находилось незнакомое деревце с рыхлой корой, на ветке которого прямо перед моими глазами покачивалась гроздь великолепных цветков. Крупные лепестки, вывернутые под необычным углом были ослепительно-белоснежными, а в центре располагалась розетка ярко-оранжевого цвета с длинными, в десять дюймов, упругими, зелеными нитями-тычинками, с крупными «шапочками», обсыпанными пыльцой.

Здесь росли невысокие пальмы, бананы, папоротники, различные цветущие кустарники. Островками располагались и благоухали невысокие заросли лаванды и розмарина. Не было ни одного цветочного горшка или ящика. Все растения росли из клумб, огражденных каменными бортиками, а между ними были проложены вымощенные гладким камнем дорожки. В центре зимнего сада находилась площадка с садовыми скамейками и столиком. С одной стороны площадки был устроен маленький водоем размером примерно шесть на четыре фута. В нем росли несколько голубых нильских лотосов, между стеблями которых плавали красные рыбы и сновали, кажется, подросшие личинки тритонов и головастики.

Мы сели на скамьи и я заметила у своих ног движение — мимо проползла черепаха. По сходням, сделанным, похоже, именно для нее, она преодолела бортик, забралась на клумбу и стала поедать листовой салат, посаженный, видимо, как раз для этой цели.

В довершении привлекательной картины послышалось тихое птичье щебетание и я заметила на ветке деревца четырех волнистых попугайчиков, которые уже устроились на ночлег.

Эмили спросила профессора:

— И что же, сэр, в Англии вы с Марком оказались в безопасности, вас не пытались преследовать?

— В общем, наша жизнь в Мейсен Мэноре протекала спокойно. Курфюрста Вильгельма одолевали политические и военные проблемы в восточной Европе и ему было не до нас. Мой племянник подрастал, я сам занимался его образованием, обучая Марка всему, что мне было известно. Мы жили довольно замкнуто в Мейсенхаузе. Поместье мое в те времена было гораздо больше, чем теперь, и мне пришлось нанять штат прислуги, а управляющим стал Иоганн, муж Ангелики.

Профессор, не прерывая своего рассказа, присел на каменное ограждение бассейна с голубыми лотосами, машинально зачерпнул ладонью воду и вылил ее назад, наблюдая, как потревоженная водная гладь привлекла рыб, которые всплыли на поверхность, думая, вероятно, что их собираются покормить. А головастики и прочие личинки земноводных, наоборот, испугались и умчались каждый в свое укрытие — кто под лист лотоса, кто в раковину на дне, а иные забились в укромные затемненные уголки маленького водоема. Альфред Мейсен задумчиво продолжал повествование:

— Первоначально я не собирался практиковать как врач, однако случилось так, что мне довелось вылечить маленькую дочь одного из моих слуг, когда та заболела скарлатиной. Потом сын местного викария подхватил кишечную инфекцию, пришлось лечить и его, он выздоровел. Об этом викарии нужно рассказать подробнее, так как ему отводится одна из главных ролей во всей нашей удивительной истории. Ты хорошо помнишь его, мой мальчик?

— Конечно, — отозвался Марк. Этого достойнейшего человека звали Томас Эйкенсайд.

— Итак, именно уважаемому господину Эйкенсайду мы обязаны нашим теперешним положением... Да... Но я забегаю вперед, а следует рассказывать по порядку. Время от времени, поневоле, я практиковал и постепенно прослыл этаким местным Гиппократом 30, — профессор иронично усмехнулся.

— Поэтому мне приходилось частенько принимать больных в своем доме, Марк и Ангелика помогали мне. Именно в это время я и подружился с нашим местным викарием. Он прекрасно разбирался в истории, географии, неплохо рисовал, поэтому Томас Эйкенсайд приходил к нам, чтобы заниматься этими предметами с моим племянником. Мы сблизились с ним. Он придерживался прогрессивных взглядов, мыслил широко и нестандартно. Например, Томас Эйкенсайд полагал, что следовало бы уравнять права женщин с правами мужчин.

— Правда, такими «крамольными» мыслями викарий делился только с близкими ему людьми, — добавил, усмехаясь Марк, — но и на проповедях господин Эйкенсайд часто говорил, например, о необходимости милосердного отношения к животным и утверждал, что людей, допускающих издевательства над братьями нашими меньшими, безусловно, ждет кара небесная. Викарий постоянно провозглашал равенство между всеми людьми. Это хоть и соответствует духу и букве церковных воззрений, однако, не всякий священник в те времена позволял себе громко и смело заявлять об этом. Еще одной особенностью господина Эйкенсайда был веселый нрав, он часто смеялся, широкая улыбка редко сходила с его лица. Но когда викария охватывала задумчивость, он мог, остановившись посреди улицы, сказать что-то самому себе, или, помотав головой, возразить какой-нибудь собственной мысли.

— По этой причине викарий прослыл чудаком и странным типом, — продолжил профессор, — в середине восемнадцатого века это могло иметь и имело неприятные последствия — у него было много недоброжелателей. Однако, простые прихожане хоть и посмеивались над ним, но любили его, так как викарий был добр и старался помогать всем нуждающимся. Именно он привозил ко мне больных и просил о помощи. Марк, ты, конечно, помнишь тот день, когда Томас подарил нам кубок, расскажи об этом, пожалуйста, — попросил Альфред Мейсен.

Марк Веттингер поднялся со скамьи, на которой сидел рядом со мной, повернулся лицом к слушателям, вздохнул, собираясь с мыслями, и я поняла, что сейчас услышу что-то очень важное.

— Да, дядя Альфред, я прекрасно помню тот день, — проговорил Марк и его строгое лицо озарилось не то грустной, не то скептической улыбкой, — это случилось в конце мая 1755 года. День был теплый и мы с дядей прогуливались возле дома — он экзаменовал меня по свойствам редких растений.

Я поймала быстрый взгляд парня, брошенный на меня, а он, как ни в чем ни бывало, продолжал:

— В поместье въехала коляска викария и остановилась у дома. Увидев нас с дядей, Томас Эйкенсайд направился к нам. Это был человек запоминающейся внешности — высокий, крепкого сложения. Он носил пышный парик, открывавший высокий лоб, было заметно, что викарий лыс. Лицо полноватое, чувственное с правильными чертами. Густые темные брови подчеркивали широко открытые карие глаза, живые и исполненные неподдельного интереса ко всему сущему. Рот очень выразительный, красивой формы, подбородок тяжелый. Что-то неуловимо восточное чувствовалось в лице Томаса Эйкенсайда.

Ввиду теплой погоды, викарий был одет в черную шерстяную сутану, из рукавов которой выглядывали манжеты белой рубашки. Шею туго обхватывал шелковый белый воротничок в виде шарфа, который спускался на грудь двумя симметричными, широкими полосками.

— Да, точный портрет, — с энтузиазмом вставил реплику профессор Мейсен, неугомонная натура которого не позволяла ему молча слушать, а требовала принимать живое участие в повествовании.

Марк улыбнулся дяде и рассказ потек дальше:

— Обеими руками викарий держал серебряное блюдо, накрытое тяжелой хрустальной крышкой в виде купола, под которой был виден кубок.

`— «Я привез для вас, ваша милость, нечто интересное», — вместо приветствия проговорил господин Эйкенсайд, — «давайте-ка войдем в дом и поставим блюдо на стол, довольно тяжело держать все это в руках!», — торопливо добавил викарий.

Мы отправились в столовую Мейсенхауза — в ту самую, которую вы видели.

Марк взглянул на Эмили и Дика, а затем и мне достался теплый свет мягко прищуренных глаз моего парня. Я судорожно вдохнула и ответила ему улыбкой.

— Священник поставил это сооружение на стол и осторожно поднял хрустальный купол. Мы увидели старый серебряный кубок, стоящий на блюде. На кубке было выгравировано изображение пчелы.

— «Этот кубок с его содержимым хранится в моем приходе более пятидесяти лет», — начал объяснения Томас Эйкенсайд.

— «Один из моих предшественников однажды оказал гостеприимство ученому мужу, имя которого мне неизвестно, и который приезжал сюда из Лондона за местными растениями. В благодарность за хороший прием ученый муж подарил священнику вещество, то самое, что находится в кубке и про которое он сказал, что это — чудодейственное лекарство, но помогает оно, если смешать маленькую его крупинку с вытяжками из многочисленных редких растений».

— Как видите, описание викария было довольно туманным, — заметил Марк и продолжил рассказ:

— Дядя Альфред и я заглянули в кубок и увидели там большой зеленый комок какого-то неизвестного вещества. Дядя удивленно посмотрел на священника.

Тот снова принялся разъяснять:

— «Я подумал, что вы, дорогой сэр Альфред, занимаетесь естественными науками и лечите людей, так кому же, как не вам следует отдать этот кубок? Он и так уже очень давно стоит без всякого дела, может быть и испортилось там все. А вдруг и вправду в этом зеленом комке заложена большая целебная сила? Только вам, сэр Альфред, под силу проверить это».

— Викарий виновато улыбнулся, а дядя Альфред сердечно поблагодарил его и отнес средство в лабораторию, которая тогда находилась в подвале Мейсенхауза, где вы, друзья, также успели побывать, — и нас, гостей, снова одарили теплым взглядом.

— Но я ничего не успел ни проверить, ни исследовать, — подхватил Альфред Мейсен, — потому что разразилась та жестокая эпидемия. Дело в том, что в начале июня 1755 года (шел двадцать третий год с тех пор, как мы переехали в Англию) в окрестностях Белдорфа появилась некая инфекция, о которой мы по сей день не знаем, что это было. По многим симптомам эта эпидемия походила на, так называемый, «английский пот» 31. Однако, от последней вспышки английского пота в 1551 году до 1755 года, о котором идет речь, минуло больше двухсот лет. К тому же, у заболевших в восемнадцатом веке на коже появлялась сыпь, чего не происходило у жертв эпидемий пятнадцатого и шестнадцатого веков.

Профессор вздохнул, видимо, описываемые события волновали и огорчали его, несмотря на колоссальный отрезок времени, который отделял его от года эпидемии таинственной болезни в Белдорфе.

— Начали умирать люди. Ко мне потянулись за помощью и я сделал маленький госпиталь в Мейсенхаузе, где мы с Марком и Ангеликой, как могли, пытались помочь заболевшим. Болезнь протекала так: резко поднималась температура, человек дрожал и страдал от судорог, затем начиналось сумасшедшее потоотделение — люди лежали совершенно мокрыми и от них исходил тяжелый, очень неприятный запах. Больных охватывала непреодолимая слабость и сонливость — именно на этом этапе была максимальная смертность.

Мы старались поддерживать заболевших в умеренно-теплых условиях, давая им питье с клюквенным соком, отвар ивовой коры, сердечные и успокоительные средства, минеральную воду, переодевали их в сухую и чистую одежду. А вот после того, как появлялась сыпь на коже, начиналось быстрое выздоровление... у тех, кому удавалось дожить до этого...

Альфред Мейсен сокрушенно покачал головой, говоря:

— Несмотря на все старания, смертность моих пациентов составляла около пятидесяти процентов. Особенно тяжело переносили эпидемию подростки и молодежь. Заболевшие, которые не попали ко мне и находились в деревне, были в гораздо худшем положении. В борьбе с этим заболеванием прошел месяц, эпидемия пошла на спад и в нашем госпитале осталось трое уже выздоравливающих пациентов. И в это самое время, когда мы думали, что все позади, заболел Марк.

Профессор сел на скамейку и оперся руками о колени, наклонившись вперед, его глаза сверкали, он будто заново переживал события двухсотпятидесятивосьмилетней давности:

— Я сразу понял, что мой мальчик заразился... Утром он не смог встать с постели, весь горел, тело его сводили мучительные судороги. Марк смотрел на меня широко открытыми глазами, в которых сквозило удивление и растерянность. А потом он перестал узнавать меня...

Я не могу описать словами силу ужаса, охватившего меня. Нет! Я не могу его потерять! Мой племянник стал для меня сыном, дорогим, единственным. Он — главное, что есть в моей жизни.

Снова мы услышали тяжелый вздох профессора.

— Я позвал Ангелику и попросил ухаживать за Марком нашими проверенными средствами, а сам кинулся в лабораторию. Я рассуждал таким образом, что риск очень велик — эта эпидемия поражает в первую очередь молодежь и обычного лечения может оказаться недостаточно для спасения Марка. Вспомнив о кубке Томаса Эйкенсайда, я решил попробовать сделать средство, используя тот зеленый комок. Викарий говорил, что нужно добавить вытяжки редких растений. Кроме того, он упомянул, что это лекарство нельзя нагревать и смешивать со спиртом.

Дядя Марка взъерошил свои пышные волосы, на его пальце блеснул перстень с пчелой, он покачал головой и продолжил:

Перстень Агируса
— Я взял имеющиеся у меня экстракты редких растений и несколько вытяжек обычных растительных видов. Потом, вспомнив об изображенной на кубке пчеле, добавил две засушенных пчелиных матки, растертых в порошок — всего ингредиентов вышло тридцать один. Смешал их понемногу в разных количествах, в конце добавил щепотку толченых свежих грибов — тех, что растут на деревьях, особенно на березах. Потом достал из кубка комок, отковырнул от него небольшую часть — с булавочную головку и растер в пудру. Высыпал этот порошок в чашу со смесью экстрактов и хорошенько перемешал. Перелив готовый состав в маленький стаканчик, я бросился в комнату к Марку.

Я представила себе эту лихорадочную, интуитивную работу профессора, создающего новое лекарство, его порывистые движения, ужас, подгонявший ученого и заставлявший его метаться по лаборатории, выбирая и смешивая экстракты. Я будто видела, как упал и разбился какой-то стакан и профессор оттолкнул ногой осколки, не отвлекаясь на мелочи, как отлетела в угол лаборатории отброшенная в сторону мерная ложка...

— Меня встретила испуганная Ангелика и я понял, что состояние Марка ухудшилось. Температура у него была очень высокой, на той грани, что может выдержать человек, то есть около сорока двух градусов. А при сорока трех градусах человек умирает, «сгорает». Спасти моего племянника могло только чудо. Я попытался было влить из ложки в рот Марка лечебный состав, но зубы его были плотно сжаты, тело сотрясали судороги и била крупная дрожь — у меня ничего не получилось. Охваченный отчаянием, я стал быстро обдумывать, что же делать и мне пришло в голову ввести состав другим способом. Я понимал, что положение почти безнадежно и лишь поэтому осмелился на необычные по тем временам действия.

— Ты всегда опережал время, дядя Альфред, — вставил Марк, — Альфред Мейсен скромно улыбнулся и мы услышали, что же было дальше:

— Я взял скальпель и прокалил его на пламени свечи, поднял руку моего племянника и сделал довольно глубокий разрез на внутренней ее стороне чуть выше запястья, в стороне от вен и сухожилий. Ангелика ахнула и отвернулась. Тогда я просто вылил на рану часть состава из стакана и забинтовал руку Марка... Все... Я сделал что мог, теперь мне оставалось ждать и надеяться, но, сказать по правде, надежды у меня не было. Почти не было.

Я ведь врач и видел состояние племянника, оно не давало шансов на выживание. Все должно было быть кончено в пределах одного часа, максимум двух. Я опустился в кресло. Ангелика переодела Марка в чистую одежду, не скрывая слез — она тоже не верила в выздоровление, однако продолжала класть холодные компрессы на тело, смачивать губы водой.

Профессор усмехнулся:

— Удивительная женщина! Я замер, парализованный ужасом и не мог пошевелиться, а она даже успела сходить куда-то, потом возвратилась в комнату Марка. Я сидел с закрытыми глазами, боясь взглянуть на племянника, как вдруг Ангелика обратилась ко мне:

— «Ваша милость, посмотрите на Марка!».

— Я испуганно перевел взгляд на моего мальчика и увидел, что он дышит ровно, судороги прекратились. Температура, хоть и была повышенной, но все же не такой опасно-высокой, как четверть часа назад. Конечно, тогда я объяснил это тем, что Марк начал потеть и из-за этого жар стал уменьшаться. Однако, вся картина течения болезни Марка вдруг перестала походить на то, что мы многократно наблюдали до тех пор.

Профессор развел руками и удивленно покачал головой — описываемые события, по-прежнему, вызывали у него множество эмоций.

— Во-первых, мой дорогой племянник пришел в себя и сел на постели — не было ужасающей слабости, характерной для этой эпидемии; во-вторых, он перестал потеть. Уже через полчаса Марк выглядел абсолютно здоровым. Именно тогда я понял, что все дело в чудесном средстве, подаренном викарием. Но впереди нас поджидали множество сюрпризов, как приятных, так и не очень.

— Сэр, в вашем доме заболел только Марк?, — спросила Эмили.

— Нет, дорогая мисс Стоуэрс, переболели несколько человек, просто Марк был первым из заболевших домашних, — ответил Альфред Мейсен. Но, если позволите, я расскажу об этом в соответствии с хронологией событий.

— Да, конечно, сэр, простите, что я забегаю вперед, — сказала моя подруга.

— Меня радуют вопросы, это помогает рассказывать, — ободрил ее профессор и обратившись к Марку, спросил:

— Ты помнишь, мой мальчик, когда мы впервые поняли, что имеем дело со странными событиями?

— Ты имеешь в виду случай с повязкой?, — уточнил Марк.

— Да, а дело было так. Мой удивительно быстро выздоровевший племянник встал с постели и заметил повязку на руке.

— «Что это?», — спросил он меня.

— «Я ввел тебе лекарство через разрез на руке, прости, но в рот влить ничего не удалось и я рискнул».

— Марк между тем ощупал руку и удивленно сказал:

— «Я не чувствую никакой раны под бинтом, пожалуй, сниму его».

И, не дожидаясь моего ответа, он принялся стаскивать повязку с руки.

Профессор, как настоящий актер, сделал драматическую паузу, торжественно оглядел сидящих слушателей, которые испытывали нетерпение, и лишь после этого заявил:

— На руке моего племянника не было никаких признаков и следов глубокого разреза, сделанного не более часа назад! Я просто остолбенел, а потом позвал Ангелику, которая видела, все, что я сделал. О том, что я не сошел с ума и память мне не изменила, свидетельствовали и капли крови, случайно упавшие на одеяло, когда я в спешке делал надрез.

— «Ангелика, посмотри на руку Марка!», — попросил я ее.

— «Ничего не понимаю, ваша милость», — недоуменно прошептала Ангелика поворачивая руку Марка так и эдак, потом она зачем-то осмотрела и вторую руку.

— «Я видела своими глазами, так же, как вижу сейчас вашу милость, что вы схватили этот ужасный маленький ножик и полоснули бедного юношу по руке так, что кровь брызнула! Но сейчас обе руки его невредимы, ничего не понимаю!», — повторила она и подозрительно уставилась на меня, словно заподозрила в колдовстве.

— «О, нет!», — подумал я, — «только этого не хватало!».

— У меня не было не малейшего желания разделить печальную участь несчастных «ведьм», которые, естественно, никакими ведьмами и не были, а просто становились жертвами стечения обстоятельств и всеобщего мрачного невежества. Марк смотрел на нас, что-то лихорадочно обдумывая, а потом спросил:

— «Дядя Альфред, какое лекарство ты влил мне в рану?».

— «Я смешал экстракты редких и обычных растений, которые имелись в нашей лаборатории и добавил к ним немного того средства, что подарил нам викарий, думаю, это оно так подействовало», — все еще неуверенно предположил я.

Профессор, погруженный в воспоминания давнего времени ухмыльнулся и добавил:

— Услышав, что лекарство досталось нам от викария, Ангелика немного успокоилась, рассудив, видимо, что случившееся можно рассматривать не как колдовство, а как церковное чудо. Тем не менее, какое-то время она держалась натянуто и смотрела на меня со скрытой опаской. Однако, это продлилось совсем недолго, потому что на другой день заболел ее двадцатидвухлетний сын Людвиг, ровесник Марка, помогавший своему отцу Иоганну управлять поместьем.

— И она попросила вас, сэр, любой ценой вылечить ее сына?, — догадался Дикки.

— Да, мистер Милфорд, именно так и случилось. На рассвете следующего дня в мою дверь постучали. Это была Ангелика, она плакала и торопливо рассказывала:

— «Ваша милость, Людвиг занемог после полуночи. Он сейчас мечется в лихорадке и бредит, очень слабый, а потеть еще не начал. Помогите ему, умоляю вас, сделайте для него то же самое, что сделали Марку, когда спасли его!».

Я слушала профессора и думала о том, как сильно наше отношение к вещам зависит от жизненных обстоятельств и личных интересов.

— Вместе с Марком мы отправились в комнату Людвига, взяв с собою стаканчик со средством, приготовленным накануне. Картина, представившаяся нашим взорам, была удручающей — состояние Людвига было не лучше, чем вчера у Марка. Молодой парень страдал от высокой температуры и судорог и был без сознания. Вокруг него хлопотала перепуганная мать, а Иоганн стоял в стороне с застывшим, словно маска, бледным лицом. Не теряя времени, я быстро сделал разрез на руке юноши, Марк был наготове и, набрав маленькой ложечкой состав из стакана, вылил его в рану. Закончив перевязку руки мы остались в комнате, ожидая результатов наших действий.

— Дядя Альфред дал мне лист бумаги, карандаш, — подхватил Марк, — и попросил записывать наблюдения за состоянием Людвига...

— Прости, Марк, но разве в 1755 году уже существовали карандаши?, — удивленно спросил Дик.

— Конечно существовали, они были не такими, как современные, но писать ими было вполне возможно. Кстати, карандаши уже очень давно известны — были серебряные, свинцовые карандаши. Но тот, которым пользовался я, был, в сущности, графитовой палочкой, обмотанной бечевкой, — пояснил мой парень, а инициативу повествования снова перехватил профессор:

— Все развивалось точно так же, как и в случае с моим племянником. Уже через полчаса состояние Людвига нормализовалось, но Ангелика попросила сына не спешить вставать с постели, чтобы дать организму набраться сил. Спустя час Людвиг окреп совершенно и ему не терпелось подняться, что он и сделал. Мы развернули повязку на его руке и что же вы думаете увидели под ней?

— Целую и неповрежденную кожу?, — спросила я.

— Да, мисс Грей, все так и было. Даже малейшего следа от разреза невозможно было увидеть. Ангелика и Иоганн от всего сердца благодарили меня и Марка за спасение Людвига. А я думал о таинственном веществе, попавшем в мои руки, о возможностях его изучения и применения.

— «Надо при случае подробнее расспросить Томаса Эйкенсайда о чудесном средстве», — подумал я тогда.

— И что же, сэр, это свойство — я имею в виду мгновенное заживление ран — сохранилось у Марка и Людвига в дальнейшем?, — спросила Эмили.

— Частично сохранилось, Эми, — ответил сам Марк, — мгновенное заживление ран происходило только в короткий период действия препарата. Но и теперь раны и повреждения заживают у меня гораздо быстрее, чем у обычных людей, но все же не мгновенно, а за несколько часов.

— А что было дальше?, — спросил Дикки, которому не терпелось добраться до сути истории.

Альфред Мейсен победно поднял голову и сообщил важную подробность:

— Ну, если говорить буквально, то первое, что я сделал — это отправился в свой кабинет и подробно записал по памяти рецепт чудесного препарата — какие именно ингредиенты, в каком порядке и в каких количествах я смешал. Также в рецепте было указано сколько следует добавить вещества из кубка — я интуитивно понял, что добавил слишком много этого ценного препарата и в рецепте уменьшил его дозу до маленькой крупинки.

— Кстати, — заметил Марк, — это и есть тот самый рецепт, который у нас украл Бакли, когда устроил в Мейсенхаузе пожар в прошлом году. Но вернемся в начало июля 1755 года. На следующий же день после Людвига один за другим заболели его родители. Мы использовали для них остаток жидкости, приготовленной Альфредом. Их выздоровление протекало абсолютно так же, как у меня и у их сына.

Профессор, смеясь, сказал:

— А еще через день угораздило заболеть и меня. Проблема же заключалась в том, что жидкость, которую я приготовил, закончилась, а потная болезнь протекала у меня тяжело и для моего спасения Марк решил приготовить новую порцию лекарства. Я был в тяжелом состоянии и не мог ничего объяснить моему племяннику. Ему было известно, что я записал рецепт, но он не знал куда я положил этот листок бумаги. Марк бросился в лабораторию и искал его там. Не найдя ничего, он поднялся в мой кабинет, а у меня там трудно что-либо найти, — смущенно улыбнулся профессор.

— Да, дядя, мне пришлось искать листок два часа. Найдя его, я побежал в лабораторию и принялся готовить лекарство. Как раз в это время туда пришел Иоганн и сообщил, что мой дядя очень плох, сильно потеет и ужасно слаб. Когда я появился в комнате Альфреда, неся с собой лекарство, он умирал. Температура его тела от страшной слабости упала и была гораздо ниже нормы, пульс едва прослушивался. Я быстро ввел лекарство в разрез на руке, забинтовал и стал ждать.

Марк вопросительно и несколько виновато взглянул на своего дядю, а тот поняв безмолвный вопрос, махнул рукой и сказал:

— Рассказывай, чего уж теперь недоговаривать, когда раскрыты все карты!

— Ладно. Все пошло не так. У дяди начала подниматься температура и взлетела до сорока градусов. Потеть он перестал, но в сознание не приходил. Снова начались судороги и я попросил Ангелику ухаживать за Альфредом, как за всеми больными в лихорадке, то есть класть прохладные компрессы и протирать тело водой с уксусом. Так прошло два часа. Потом дядя пришел в себя, температура стала нормальной, но встать он не мог из-за слабости. Началось медленное улучшение его состояния, которое заняло почти сутки. В то время я даже не понял, помогло ли приготовленное мной средство или организм Альфреда сам справился с инфекцией.

— Верно, можно было так подумать, однако порез на руке зажил у меня очень быстро. Правда, проверить это решили уже утром следующего дня, тогда и было обнаружено, что рука моя цела и невредима. Мы стали думать, в чем причина того, что мое выздоровление проходило дольше и драматичнее, чем у других, получивших чудесный состав.

— Первое, что пришло мне в голову, — сказал Марк, — это то, что количество средства викария было сильно уменьшено в жидкости, приготовленной для дяди. Но в дальнейшем, благодаря исследованиям, мы узнали, что эффективными являются даже меньшие количества вещества из кубка.

— Значит дело было в состоянии самого профессора, — поделился своими соображениями Дикки, — ведь все остальные пациенты, которые выздоровели в течение одного часа имели очень высокую температуру тела в момент введения препарата в руку. А вы, сэр, напротив, были настолько слабы и близки к смерти, что и температура, и давление опустились ниже нормы — ведь пульс едва прощупывался!

Профессор с интересом и одобрением взглянул на Ричарда и ответил:

— Вы зрите в корень, молодой человек, мы с племянником пришли точно к такому же выводу.

— Это имело для вас последствия, сэр?, — спросил Дик.

— О да, мистер Милфорд, имело и очень серьезные! Но я, все же, стану рассказывать по порядку. Итак, препарат с веществом Томаса Эйкенсайда получили пять человек: Марк, Людвиг, Ангелика, Иоганн и я. Мы все были рады, что выжили, что эпидемия ушла в прошлое и наша жизнь потекла обычным порядком. Вскоре нас навестил наш дорогой викарий, я рассказал ему о чудесных свойствах вещества из кубка и попросил его припомнить хорошенько и рассказать мне все, что ему известно об этом зеленом комке — слежавшемся порошке. Марк был в лаборатории и проводил там эксперимент, поэтому не присоединился к нам, и мы с Томасом Эйкенсайдом беседовали вдвоем, удобно расположившись в гостиной.

— «Я мало, что знаю, ваша милость, — задумчиво произнес викарий, — но постараюсь припомнить все подробности. Около пятидесяти лет назад ученый муж из Лондона подарил большую шкатулку с этим порошком и кубок впридачу викарию, который служил тогда в нашем приходе.

Приезжий господин назвал содержимое шкатулки чудодейственным снадобьем, которое он создал сам с помощью пчелы — (понятия не имею, что это значит!), — и пояснил как его использовать — надо смешать средство с вытяжками из редких растений, но нельзя нагревать и добавлять большое количество спирта. На склоне лет тот викарий испытал снадобье на своей заболевшей жене. Уж не знаю, как он там его готовил, но результат превзошел все ожидания, женщина поправилась».

— «А что с ней было?», — поинтересовался я.

— «Подробности мне неизвестны», — ответил господин Эйкенсайд, — «знаю только, что тот викарий был восхищен эффективностью снадобья, посчитал случившееся исцеление жены чудом поэтому, отложив часть зеленого вещества в серебряный кубок со знаком пчелы, поместил его на серебряное блюдо и накрыл хрустальным куполом-крышкой. Все это находилось в шкафу у алтаря. Там кубок и стоял до того дня, когда я решил, что будет лучше, если это вещество послужит людям и отдал его вам, сэр Альфред».

— «Дорогой викарий, правильно ли я понял, что у вас есть целая шкатулка чудесного средства?».

— «Это не так, ваша милость. В моем распоряжении был только кубок с веществом, а вот где находится остальная часть средства, хранящаяся в шкатулке, я не знаю. Говорили, что тот священник спрятал шкатулку в церковном подвале, я даже искал ее, но ничего не нашел».

— «Надо бы отыскать шкатулку, дорогой друг, в ней хранится, вне всякого сомнения, самое чудесное лекарство, из всех, какие я знаю!», — сказал я, даже не подозревая, что мне самому в тот момент были еще неизвестны главные свойства вещества из кубка. Томас Эйкенсайд пообещал заняться этим делом и мы расстались.

Профессор посмотрел на часы, поднял глаза на слушателей и произнес:

— А спустя всего неделю случилось ужасное происшествие, при воспоминании о котором у меня до сих пор леденеет кровь. Я расскажу вам, что случилось тогда. Теплым вечером в середине июля 1755 года мы с Марком вели наблюдения в теплице, где выращивалось сырье для наших экспериментов. Едва солнце начало садиться, мы закончили работу и пошли к дому — теплица находилась на том месте, где теперь построено здание с лабораториями. Мы шли по дорожке, которую с обеих сторон обступали деревья и кустарники...

— Это красивая аллея, где кроны деревьев смыкаются над головой и по которой мы с вами, друзья, шли к Мейсенхаузу, — пояснил Марк.

— Внезапно из зарослей выскочили трое мужчин и набросились на нас. Ни я, ни Марк не успели выхватить свои шпаги — все произошло молниеносно! Один из злодеев ударил меня и оттолкнул в сторону, я упал, зацепившись за корень дерева. Тогда они ринулись к Марку — двое удерживали его за руки, а третий выхватил длинный кинжал и пронзил моего племянника насквозь, вогнав лезвие ему в грудь по самую рукоятку! Марк упал.

Профессор прикрыл глаза ладонью и опустил голову.

— Наверное это был самый страшный миг в моей жизни. Я закричал, вскочил и кинулся к лежащему на земле Марку. Следом за нами по дорожке шли Иоганн и Людвиг, они прибежали на мой крик, увидели убегающих преступников и погнались за ними. Одного из них удалось поймать. Иоганн связал его и повел в Мейсенхауз, чтобы посадить там в одну из комнат подвала под замок. А Людвиг вернулся на место происшествия. Мы подняли Марка с земли и понесли в дом. Он был без сознания, но дышал. Кинжал я пока не стал извлекать из раны...

Профессор остановился чуть ли не на полуслове и неожиданно сказал:

— На сегодня довольно рассказов. Мне нужна передышка. Предлагаю всем разойтись по комнатам. Рэйчел проводит вас, она уже все приготовила.

— Рэйчел!, — позвал он громко.

Она появилась тихо, как всегда, и без улыбки сказала:

— Ваши комнаты на втором этаже, следуйте за мной, пожалуйста.

Эмили и Дикки направились за неприветливой женщиной, а я растерянно оглянулась на Марка. Он подошел ко мне и спросил:

— Я зайду к тебе пожелать доброй ночи, окей?, — меня насквозь прожег взгляд прекрасных глаз.

— Да, приходи, — ответила я тихо.

— Минут через двадцать?

— Окей.

Я оценила деликатность парня, дающего мне время устроиться в комнате. Почему-то вспомнился утренний разговор с миссис Картер о том, что ее муж предсказал чрезвычайно важные события, связанные с календарем и летосчислением.

Удивительно и странно, но все случилось именно так. Сегодня я узнала о возрасте Марка!

Глава 17. Персона

Я успела принять душ и надеть шорты и белую футболку, расчесала и распустила по плечам мокрые волосы. Раздался стук в дверь.

— Войдите, — отозвалась я, думая, что пришел Марк.

Но это оказался не он, в дверь проскользнула Эми.

Без всякого вступления она спросила:

— Энни, ты веришь тому, о чем рассказывает мистер Мейсен?, — глаза ее были широко раскрыты и весь вид выдавал состояние возбуждения.

— Сама не знаю, Эми... Когда слушаю — верю, а сейчас, вспоминая услышанное, сомневаюсь, все звучит очень неправдоподобно.

— У меня то же самое. А вот Дикки не захотел говорить на эту тему, молчит и думает о чем-то. Я подозреваю, что он поверил рассказу профессора.

— Я честно призналась Марку в своих сомнениях, когда мы сегодня ездили ко мне домой, но он не обиделся, а предложил дослушать рассказ до конца, и тогда, по его словам, мне станет все понятно и история не будет казаться фантастической. Так что давай, действительно, дослушаем до конца, а уж потом станем делать выводы, — предложила я подруге.

Она кивнула и сказала с улыбкой:

— Кстати, когда вы с Марком уехали, Дикки поговорил с профессором и они условились, что отныне мой парень станет заниматься компьютерной сетью в Мейсен Мэноре. Альфред пожаловался, что за последнее время были обнаружены два компьютерных вируса, да и работает сеть медленно. А больше всего его беспокоят вопросы безопасности. Так что Ричард нашел для себя интересную работу, это очень обрадовало его, к тому же мистер Мейсен предлагает хорошую оплату.

— Я заметила, что профессор относится к Дикки с уважением. Кажется он доверяет всем нам, правда, не знаю, по своей воле или вынужденно...

Эми не успела ничего ответить, потому, что опять раздался стук — пришел Марк. Моя подруга сказала:

— Ну, мне пора, Дикки ждет меня, желаю вам доброй ночи, — и она легко выпорхнула за дверь.

Марк, войдя, остался стоять у входа, а я сидела на кровати. Парень был одет в брюки песочного цвета и черный джемпер, одежда сидела на нем прекрасно. Впрочем, как всегда.

— Присаживайся, Марк, — предложила я ему, указывая на стул возле туалетного столика — больше в комнате, кроме этого стула и кровати, сесть было некуда.

— Я ненадолго, просто хотел увидеть тебя перед сном и пожелать доброй ночи, — с улыбкой произнес он.

Я встала и сделала пару шагов в его сторону, а Марк, в свою очередь, шагнул мне навстречу, и я неожиданно оказалась в его объятиях. От прикосновения к его телу я вздрогнула, сердце мое подпрыгнуло и заколотилось. Парень тут же выпустил меня из объятий, заглянул в мои глаза и тихо спросил:

— Я хочу знать, Энни, не шокируют ли тебя мои прикосновения?

Я ответила почти сразу, хоть и задумалась на пару секунд. В моей голове пронеслись мысли типа: «он молод на вид и, без сомнения, крепок и силен, что же должно шокировать меня? Осознание того, что ему двести восемьдесят лет? Но Марк настолько прекрасен, что его возраст является чем-то туманным, абстрактным. Или есть что-то еще, какие-то серьезные недостатки, которые я пока не заметила, ослепленная привлекательностью парня?», — поэтому мне пришлось ответить вопросом на вопрос:

— Скажи, Марк, есть ли в тебе какие-то еще шокирующие свойства, кроме возраста?

— Значит ты считаешь, что возраст — это шокирующее свойство?, — парень выглядел слегка растерянным.

Я подумала, что Марк не страдает излишней самоуверенностью, что удивительно при таких достоинствах, которыми он обладает. Мне захотелось ободрить его, это было несложно, ибо я собиралась сказать правду:

— Сам по себе возраст ничуть не шокирует меня.

Ответом мне была грустная улыбка и теплый взгляд, проникающий в душу.

— Доброй ночи, Энни, увидимся завтра, — сказал Марк и вышел, не дожидаясь ответа, и мои слова: «Доброй ночи, Марк», — оказались адресованными закрывшейся двери.

*** 20 июля, суббота

Я проснулась среди ночи и рывком сели на постели, не сообразив спросонья где нахожусь. Прошло несколько секунд прежде, чем я поняла, что сижу на кровати в доме Альфреда Мейсена. Над дверью мягко светились укрепленные на стене электронные часы, показывающие два часа пополуночи. Меня разбудил очередной кошмар.

Все еще дрожа от страха, вызванного ужасным сном, я встала и босиком подошла к окну, за которым бушевал сильный ночной дождь. Ветер отбрасывал на стекло струи воды, было слышно, как шумят раскачивающиеся деревья, очертания их верхушек выделялись на фоне фиолетового ночного неба.

Вдруг длинная, яркая молния прочертила пространство. В ее свете стал виден силуэт крыши дома с башней, проглядывающий между деревьями вдалеке — я поняла, что это Мейсенхауз, так как окно моей комнаты смотрело в сторону этого старого жилого дома поместья Мейсен Мэнор. Через пару секунд после яркой вспышки раздались оглушительные раскаты грома, столь сильные, что от них внутри моего тела что-то будто отозвалось и заколебалось.

Из коридора послышалось слабое скуление. Я подошла и открыла дверь. В коридоре было достаточно светло — вдоль стен горели экономичные лампочки на светодиодах. У моей двери сидел золотой ретривер Пилот.

— Что ты здесь делаешь?, — спросила я пса, и в этот момент снова раздался гром. Пилот присел от страха и пополз в мою комнату. Мне стало понятно, в чем дело. Моя Персона тоже боится грома, хоть в остальном она — совершенно бесстрашное создание. Я засмеялась и закрыла дверь за собакой, впустив ее к себе. Пилот, который несколько дней назад смело и с риском для жизни бросался на преступника, боялся простого грома — это было слишком страшно для него ☺.

Я хотела лечь в постель и попробовать уснуть, но, случайно скользнув взглядом, увидела за окном какой-то огонек, слабый свет которого пробивался сквозь верхушки деревьев. Я подошла к окну и приникла к холодному стеклу, оно тут же запотело от моего дыхания и мне пришлось протереть его ладонью.

Я не ошиблась. Вдалеке, там, где находился Мейсенхауз, дрожал и мелькал слабый свет, время от времени скрываемый от моих глаз раскачивающимися деревьями. Я стала всматриваться, прищурив глаза. Очередная молния, хоть и ослепила меня на секунду, но все же помогла определить где находится источник света. Мгновенная вспышка сделала видимым силуэт Мейсенхауза и стало ясно, что свет горит в одной из комнат верхнего этажа старого здания. Как странно! В том доме никто не живет, кому же понадобилось включать свет в оставленной людьми комнате?

Я решила, что утром расскажу профессору и Марку об увиденном. Пилот, тем временем, улегся возле кровати, так ему не было страшно. Да и мне, по правде сказать, присутствие собаки помогло преодолеть последствия испуга, пережитого во сне и разбудившего меня. Свернувшись калачиком и укрывшись по самые уши мягким одеялом, я уснула, и опять, к сожалению, не избежала страшного сновидения:

Как-будто я иду по лесной дороге и вижу машину своего папы, стоящую на обочине. Дорога впереди перекрыта большим бревном. Подхожу ближе и замечаю внутри автомобиля своих родителей, неподвижно сидящих на передних сидениях. Какой-то человек с маминым чемоданчиком в руках отошел от машины, оттащил бревно в сторону и исчез. Я его не рассмотрела, как следует, заметила лишь, что он худой и среднего роста.

Подойдя к машине, я заглянула внутрь и с ужасом увидела, что в голове моего отца зияет страшная рана, а у мамы из груди торчит кинжал — они оба мертвы. Я заплакала и закричала, и хотела открыть дверь машины, но не успела. Кто-то схватил меня за плечо, я обернулась и увидела Джеймса Фостера с мертвым и позеленевшим лицом. Он, скабрезно улыбаясь, тянул меня к себе, а за его спиной противно хихикала мисс Тэтчер, которая выглядела еще хуже, чем в моем прошлом сне. Лицо раздутое, с темными пятнами, вытаращенные глаза сизые и мутные. Растянутые в улыбке почерневшие губы открывают серо-желтые зубы. Воздух наполнило зловоние.

— Ну что, подружка, — сказал мертвый фермер, — очень скоро к нам с Мэри присоединится еще кое-кто.

— И мы станем приходить к тебе втроем, — сквозь клокочущий смех добавила мисс Тэтчер, — твои родители тоже могли бы посетить тебя, их ведь постигла та же участь, что и нас с Джеймсом, но они не хотят пугать свою дорогую доченьку.

Я безуспешно вырывалась из цепких объятий Джеймса Фостера, как вдруг увидела, что к нам приближается моя Персона, очертания которой были туманными и размытыми. Она виновато посмотрела на меня, села возле машины и слабо заскулила...

Громкий стук в дверь разбудил меня и я услышала голос Дикки:

— Энни, вставай, сработала сигнализация, кто-то проник в твой дом!

Было три часа пополуночи.

— Минутку, Дикки, я только оденусь!, — крикнула я возбужденно, натягивая на себя джинсы и свитер. Пилот у двери нетерпеливо залаял, требуя, чтобы его выпустили из комнаты.

В коридоре меня ждали Эмили и Ричард, со стороны лестницы к нам бежал Марк. В холле к нашей группе присоединились также профессор и Слейтеры — Рэйчел, Джек с ружьем в руках и их сын Джереми. Дикки объяснил на ходу:

— Я установил сигнализацию и соединил ее с моим мобильным телефоном. Пять минут назад она сработала. А это значит, что некто проник в Грейхолл.

— Ясно, — сказал Марк, — надо срочно ехать туда!

— Поехали, — ответил ему профессор, — только я на всякий случай возьму свой саквояж — вдруг кому-нибудь понадобится помощь.

Все разместились в двух машинах и помчались к моему дому. Эми, Ричард, Марк и я поехали на шкоде. А профессор и семейство Слейтеров следовали за нами на старом и надежном лендровере дефендере.

— Знаешь, Марк, в последнее время я вижу странные и довольно страшные сны. А потом многое из того, что приснилось, сбывается. Как это можно объяснить? Сразу хочу сказать, что в мистику я не верю!

— Дело не в мистике, а в том, что знания человечества ограничены. Когда-то Исаак Ньютон сравнил себя с мальчиком, который на берегу моря находит красивые камешки. Под камешками Ньютон подразумевал свои научные открытия, а безбрежный океан в его поэтической аналогии изображал огромный объем непознанного, то есть неведомых знаний. С тех давних пор ситуация улучшилась. Современные ученые отыскали множество красивых камешков познания и мудрости, однако перед нами, по-прежнему, расстилается неисследованный океан истины.

Марк смущенно усмехнулся, устыдившись внезапной патетики своего лирического отступления и продолжил короче и суше:

— Наверняка существует вполне естественное объяснение тому, что происходит в твоих снах, но нам пока оно неизвестно. Это как с привидениями. Уж казалось бы — чистой воды мистика! Однако они существуют и какие-то законы природы руководят их жизнедеятельностью.

— Но, Марк, я считала, что приведения — это сказка и вымысел!

— Энни, я видел их десятки раз. И Альфред, и все Слейтеры видели...

— Ооо..., — только и смогла сказать я.

Помолчав немного, я вспомнила одну деталь из моего сна:

— Марк, но если верить сегодняшнему сну, то что-то случилось с Персоной...

Подъехав к воротам усадьбы, Дикки направил на них брелок и они отворились. Все вместе мы взбежали на крыльцо и увидели, что дверь открыта. Дикки был прав — кто-то взломал замок. В холле на полу лежала Персона, под которой растеклась лужа крови. Я бросилась к своей недавно вновь обретенной собаке и безуспешно попыталась нащупать пульс, но он отсутствовал — Персона была мертва. Ее безжизненные глаза были открыты и уже остекленели. Я села на пол, не в силах справиться с хлынувшими из глаз горькими слезами.

Профессор опустился на колени рядом с Персоной и спросил Дикки:

— Мистер Милфорд, сколько минут назад прозвучала тревога?

Дикки взглянул на телефон и ответил:

— Двадцать семь минут назад, сэр.

Профессор твердым голосом начал отдавать приказы:

— Джек, осмотри дом, может быть преступник еще здесь. Марк, подай мой саквояж, прошло не более двадцати семи минут с момента смерти Патриции, то есть, я хотел сказать Персоны. Думаю, что смогу безопасно вернуть ее к жизни, так как до роковых пятидесяти минут еще далеко.

Марк раскрыл и подал саквояж профессору. А тот надел медицинские перчатки, осмотрел Персону, нашел три раны и быстро вытащил из них пули. Я содрогнулась от этого зрелища — Альфред Мейсен трижды делал большой разрез скальпелем и, запустив палец в рану ковырялся там в поисках пули, а найдя, вытаскивал и бросал ее просто на пол. (Выходит, что в Персону стреляли!). Потом профессор поменял перчатки, извлек из недр саквояжа пузырек с малиновой жидкостью, достал из упаковки шприц, набрал в него немного малинового раствора и сделал укол Персоне в плечо.

Эмили, Дикки и я, застыв на месте, следили во все глаза за манипуляциями профессора. А тот сказал, обращаясь к миссис Слейтер:

— Рэйчел, дорогая, вытри, пожалуйста, кровь с пола и промой шерсть Персоны, постарайся успеть за десять минут, чтобы все тут было чисто, когда я начну оживлять собаку!

Женщина кивнула и ледяным тоном обратилась ко мне:

— Дайте мне бумажных полотенец и тряпок и покажите, где взять воду, пожалуйста.

— Что вы, миссис Слейтер, не нужно, я сама уберу...

— Вы же слышали, что сэр Альфред сказал сделать это мне!, — в ее тоне сквозили нотки возмущения тем, что я осмелилась оспаривать распоряжение профессора.

Я пожала плечами и выполнила просьбу Рэйчел, не понимая за что она так недолюбливает меня. Миссис Слейтер быстро и ловко все убрала, промыла шерсть Персоны. И как только она закончила, профессор начал делать Персоне искусственное дыхание, используя специальную помпу из саквояжа, а также массаж сердца. Буквально через полминуты этих действий Персона приподняла голову и закашлялась, как кашляют собаки. Потом она попыталась подняться, но профессор удержал ее со словами:

— Нет-нет, дорогая, полежи немного, если встанешь сейчас, то упадешь.

Услышав голос профессора, Персона слабо замахала хвостом, приветствуя своего спасителя. Альфред Мейсен удовлетворенно проговорил:

— Отлично, времени с ее смерти прошло не слишком много и мозг полностью восстановился, узнаю приветливый нрав этого прекрасного ньюфаундленда!

Вернулся Джек Слейтер и сказал, обращаясь к профессору:

— Сэр Альфред, я обошел весь дом. Кажется, преступник уже покинул его.

Я решила осмотреть дом лично. Начала с библиотеки и сразу же обнаружила пропажу. На столе, где я показывала Эмили и Дику старинный портрет и рукописную книгу, сейчас остался лежать лишь портрет. Книга пропала. В гостиной все вещи были на своих местах. В холле на полу, по-прежнему, лежали пакеты с бумагами мисс Тэтчер — вор не взял их. Я бросилась в подвал, чтобы проверить цветную комнату. Ключ от нее находился теперь в новом тайнике — в фальшивой электрической розетке.

Нужно было поддеть ногтем левую сторону пластиковой крышки розетки и она открывалась, как маленькая дверца, под которой не было никакой электрической начинки, а только круглое отверстие в камне. Там и лежал ключ от цветной комнаты.

С волнением я открыла дверь, вошла и огляделась. Белый верхний свет сейчас не горел. Светились лишь многочисленные цветные лампы, превращая царство редких растений в подобие рождественской елки. Я прошла вдоль стеллажей, взглянула на лабораторию — все в порядке.

Далее я быстро осмотрела второй этаж, ничего не указывало на то, что преступник побывал здесь. Мне оставалось проверить только оранжерею. Абитц встретил меня привычным «к-р-ру» и безмятежно захлопал крыльями, разминая их после ночного сна.

— Какое счастье, что Абитц крепко спит по ночам!, — подумала я, — Иначе он непременно ввязался бы в драку с грабителем и мог, как и Персона, быть убитым.

В оранжерее все оказалось в порядке.

Большие напольные часы в холле как раз отбили половину пятого утра, когда я спустилась в гостиную, где находились Эми, Дик и все наши гости. Персона тоже была здесь, она лежала теперь на ковре посреди комнаты, положив голову на лапы, а Марк прослушивал ее сердце, прижимая мембрану стетоскопа к бокам собаки.

Увидев меня, Персона поднялась на ноги и подошла, радостно махая хвостом. Больших трудов стоило снова уложить ее на ковер — ей требовался отдых.

— Я проверила весь дом, — мои слова были обращены ко всем, но смотрела я на профессора, — и обнаружила одну пропажу. Из библиотеки была похищена старинная рукописная книга, которую мы вместе с Марком получили вчера от Ребекки Джонсон. Раньше эта книга принадлежала убитой Мэри Тэтчер.

— Я догадываюсь, о какой книге идет речь, Марк рассказал мне о ней, — ответил Альфред Мейсен.

— Ее автором был уже известный вам викарий Томас Эйкенсайд. Он рассказывал, что записывает все, что происходит в приходе и в деревне — своеобразные местные хроники. Возможно, в книге были описаны подробности поисков шкатулки с чудесным средством или даже указано ее местонахождение. Так что, совершенно понятно, кто и почему украл книгу.

Я кивнула, Марк сказал: — да, — а Дикки возразил:

— Для нас с Эми как раз наоборот, совершенно непонятно кто украл книгу, почему и что вообще происходит!

Вместо ответа профессор заявил:

— Давайте вернемся в Мейсен Мэнор и продолжим наш вчерашний разговор. Вряд ли стоит укладываться спать, ведь уже наступило утро.

— А если кто-нибудь опять заберется в Грейхолл?, — спросила Эмили.

Профессор ответил, смеясь:

— Тогда снова сработает сигнализация и все повторится сначала.

Но потом он заявил серьезно:

— Не думаю, что преступнику понадобится вернуться в Грейхолл. Сейчас зоны его интереса сконцентрированы на Мейсен Мэноре и на местной церкви с прилегающей территорией. Позже я поясню, почему так думаю.

Я обратила внимание на то, что нигде не видно Питкина. Котенок Перси завтракал на кухне, а взрослый кот исчез. Я обратилась к подруге:

— Эми, ты видела Питкина?

— Нет, я не видела его со вчерашнего дня, — и она спросила, обращаясь ко всем:

— Кто-нибудь видел взрослого белого кота?

Его не видел никто. Я подумала, что Питкин мог выйти во двор усадьбы, ведь дверь была открыта, когда мы приехали, поэтому спустилась с крыльца и принялась звать его. Было тихо и уже довольно светло. Ко мне присоединился Марк, мы обошли дом вокруг и снова стали звать кота. Со стороны теплицы послышалось «мяу».

Мой парень взял меня за руку и повлек за собой в ту часть сада. Питкин лежал под кустом крыжовника и не пошевелился при виде нас, а только слабо мяукнул, жалобно глядя своими разноцветными глазами, похожими на драгоценные камни: один — на изумруд, а другой — на сапфир. Марк присел к животному и стал осматривать его, в какой-то момент он причинил боль Питкину и тот строго зашипел на него.

Мой парень взял кота на руки, мы вернулись в дом и там он объяснил:

— Питкин получил ушиб грудной клетки и у него сломано ребро. Похоже на то, что преступник сильным ударом ноги отшвырнул кота от себя и, таким образом, нанес ему травмы.

Я немедленно сбегала в цветную комнату и принесла составы для лечения своего любимца, обработала место ушиба и добавила лекарство в еду Питкина.

Профессор постарался восстановить картину происшествия:

— Думаю, дело было так. Грабитель взломал замок и едва успел проникнуть в дом, как на него бросилась Персона. Собака очень крупная — семьдесят пять килограммов веса! Не удивительно, что преступник запаниковал и трижды выстрелив в Персону, убил ее. Питкин оказался отнюдь не робким и со своими слабыми силами попытался противостоять негодяю, вцепившись ему в ногу когтями и зубами. Но преступник сильно ударил кота ногой и тот понял, что ничего не может сделать, поэтому выскользнул за дверь и затаился в саду. К тому же поломанное ребро причиняло сильную боль и бедное животное лежало, боясь пошевелиться.

— Похоже, что все произошло именно так, — сказал Дикки, — я хочу проверить записи с камер наблюдения, может быть мы сумеем рассмотреть лицо преступника, — и парень отправился к главному компьютеру, который находился в библиотеке.

— А я приготовлю чай, — предложила Эмили и пошла в кухню.

— Я помогу вам, — заявила Рэйчел Слейтер и направилась вслед за Эми.

— Ну, а мы с Джеком починим замок на входной двери, — проговорил профессор Мейсен.

Марк посмотрел на меня и предложил:

— Давай тоже займемся делом и просмотрим бумаги мисс Тэтчер.

Но буквально через несколько минут Дикки созвал всех в библиотеку, чтобы показать видео с камеры наблюдения. Он пояснил:

— Преступник влез в усадьбу через забор, так как камера у ворот ничего не зафиксировала. Движение засекла только камера у входа в дом. Я сейчас покажу вам этот фильм.

На мониторе возникло изображение пространства в районе главного входа в дом. Появилась фигура человека, слегка сутулящегося. Он был одет в черную куртку с капюшоном, натянутым на голову. Лицо его разобрать было невозможно, так как он надвинул капюшон на глаза и отвернулся, проходя перед камерой. Тем не менее, я узнала его фигуру — это был тот самый человек, который украл из моей теплицы саженец карликового кепела и которого я видела ночью из окна своей комнаты.

— Это Дастин Бакли, — спокойно заявил Марк, — что и требовалось доказать...

Грабитель несколько минут повозился с замком, открыл дверь и вошел в дом, пропав из поля зрения камеры. Поскольку устройство наблюдения записывало только движение, мы сразу же увидели преступника, выходящим из двери. В руках он держал рукописную книгу.

— Вот и все, — сказал Дикки, — больше ничего интересного камеры не зафиксировали. Похоже, что установленная мной система не слишком помогла...

— Это не так, мистер Милфорд!, — возразил профессор.

— Если бы не сработала ваша сигнализация, то нам не удалось бы спасти Персону. Время, в течение которого можно оживить умершего, зависит от температуры среды. При двадцати (плюс-минус пять) градусах, как сейчас в холле, оно составляет пятьдесят минут. Охлаждение тела удлиняет время для оживления, а нагревание — укорачивает. Значит, если бы убитую собаку обнаружили утром, то не спасли бы ее.

— А что было бы, если бы вы оживили Персону после пятидесяти минут?, — спросила я.

— Я бы не стал этого делать!, — резко ответил Альфред Мейсен, — вы же не хотите получить собаку-зомби, не так ли?

Глава 18. Тайна старого надгробия

После завтрака профессор предложил осмотреть коллекцию автомобилей в гараже, который внутри оказался очень большим. Там находилась дюжина машин. Некоторые из них были старинными, но выглядели так, словно их изготовили совсем недавно. Альфред объяснил, что за сто с лишним лет через его руки прошли десятки автомобилей и постепенно коллекция составилась сама собой из тех машин, с которыми он не захотел расстаться.

Экскурсию проводил Джек Слейтер. Это был светловолосый, подтянутый человек средних лет. Он подошел к автомобилю, стоящему у входа и положил ладонь на... я затруднилась определить название той части машины, которую Джек почтил своим прикосновением. Может быть капот?

Старинный автомобиль цвета спелой вишни спереди походил на паровозик, стоящий на колесах со спицами, как у моего велосипеда, а сзади — на муравья — эта часть кузова напоминала муравьиное брюшко.

Паровозик-муравей посверкивал никелированными деталями, назначение которых осталось для меня загадкой. Отполированный деревянный руль был снабжен какими-то градуированными дугами и рычажками на них — видимо управлять этим чудом техники нужно было, поминутно сверяясь со справочными таблицами.

— Вы видите первый автомобиль коллекции профессора Мейсена, — начал свой рассказ Джек Слейтер, поведя рукой в сторону симпатичного «муравья», — он называется изотта фраскини и был выпущен в 1911 году. Пусть вас не вводит в заблуждение почтенный возраст этого прадедушки нынешних автомобилей. Под его капотом находится оригинальный мощный мотор, который легко разгоняет машину до восьмидесяти миль в час!

Дик восхищенно вздохнул и попросил разрешения посидеть за рулем. Получив его, парень запрыгнул и устроился на сидении, поглаживая руками гладкий руль, выточенный из красного дерева.

— Вот бы проехаться на этой машине хоть сто метров, — мечтательно произнес он.

— Это можно без труда устроить, мистер Милфорд, — отозвался профессор, глядя на Дика с симпатией, — все машины на ходу. Если хотите, то можете в следующий уикэнд покататься в пределах поместья на любой из них, только сначала Джек проинструктирует вас об особенностях такого вождения и о правилах безопасности — это старые машины, они имеют персональные свойства.

— Спасибо, сэр, — улыбнулся Дикки в ответ.

При взгляде на некоторые экземпляры захватывало дух. Это в полной мере относилось к спортивному альфа-ромео монца цвета слоновой кости 1931 года выпуска. Пока Джек рассказывал о славной истории этого чистокровного отпрыска итальянского автопрома, я смотрела, наслаждаясь благородными линиями и чувствуя, что в этой машине есть все необходимое и нет ничего лишнего.

Экскурсия продолжалась и следующей машиной оказалась феррари интер гиа 1952 года, с расцветкой, как у осы — то есть желто-черной. Пропустив мимо ушей неинтересные для меня технические подробности, я обратила внимание на то, что фары, решетка радиатора и бампер образовали кроткое и наивное «лицо» модели. Машина будто взирала на меня, немного смущаясь от внимания.

Затем шла альфа-ромео того же 1952 года по «прозвищу» пининфарина. И была эта белая урожденная итальянка поразительно английской на вид! А футуристический фиат 1953 года с цифрой восемь и буквой «V» на радиаторе почему-то заставил меня вспомнить о моем любимом кошачьем семействе ягуаров.

Черную феррари 1961 мне представил Марк, пообещав, что мы с ним обязательно проедемся на ней.

— Мне нравится эта машина, — признался он.

Наибольшее мое удивление вызвала еще одна феррари пининфарина 1966 года. Этот серебристый трехместный автомобиль производил впечатление красивой, стремительной молнии, даже стоя на приколе в гараже. Все три места располагались в один ряд, а самое необычное было то, что место водителя находилось не справа и не слева, а посредине, между пассажирами! И руль торчал из центра приборной панели. Эта машина одинаково хорошо подходила и для «правостороннего» континента, и для «левосторонней» Англии.

Завершал коллекцию уже знакомый мне синий триумф спитфайр, на котором любит ездить профессор.

— А лендровер дефендер и новый ягуар мы держим не здесь, а во дворе под навесом, — дополнил рассказ Альфред Мейсен.

Нетерпеливая Эми, наконец, решилась подтолкнуть профессора к продолжению вчерашнего повествования:

— Можно попросить вас, сэр, рассказать, что же случилось после того, как Марка ранили в грудь?

Профессор вздохнул:

— Хорошо, я предлагаю расположиться в беседке у озера, что возле Мейсенхауза. Пойдемте же, друзья!

Мы двинулись в обход жилого дома и очутились на той самой живописной дорожке, где однажды уже были. Впереди шли профессор и Дик с Эмили. А Марк и я следовали за ними. Тенистая аллея была наполнена зеленым светом утренних лучей, прошедших сквозь густой лиственный покров. Под деревьями стелилась туманная дымка, она быстро расползалась и рассеивалась, уступая напору своего могущественного врага — солнца. Лишь кое-где в сырых низинках, в густом сумраке, клубились нежные облачка.

На правой стороне дорожки лежал большой валун, покрытый зеленым и мягким, как бархат, мхом. Профессор остановился возле него.

— Этим камнем я отметил место, где в 1755 году на нас напали бандиты. Вот тут, слева от валуна, лежал истекая кровью Марк, раненый кинжалом в грудь.

Профессор указал рукой на заросшее травой место.

— Напомню вам, что на нас напали трое бандитов. Двоим удалось бежать, но третьего Иоганн поймал и запер в одной из маленьких комнат подвала. А раненого Марка мы с Людвигом принесли в Мейсенхауз. В комнате, где в период эпидемии находился наш маленький госпиталь, был операционный стол — туда мы положили моего племянника и я приступил к осмотру. Состояние его было тяжелым, изо рта пузырилась пенистая кровь, из чего я заключил, что задето легкое. Мне удалось аккуратно извлечь кинжал из раны...

Профессор говорил на ходу и мы, тем временем, вышли на широкую поляну, в противоположном конце которой высился старый Мейсенхауз, а справа простиралось озеро. На его берегу находилась открытая круглая беседка, выкрашенная в белый цвет — к ней-то мы и направились. Внутри беседки по кругу вдоль стен располагалась деревянная скамья. Я села лицом к озеру и стала рассматривать его. На воде вдоль берегов густо росли белые водные лилии. Посреди озера — точно в центре — лежал маленький, зеленый островок с одиноко стоящим деревом. По ту сторону водоема был виден темный лес.

— Чтобы не загружать вас специальными подробностями, скажу, что я сделал все необходимые манипуляции для спасения моего племянника, — возобновил рассказ Альфред Мейсен, плюхнувшись на скамью.

— Я раздумывал применять или нет состав со средством викария, внимательно наблюдая за состоянием Марка. Оно не ухудшалось, более того — началось улучшение. Пока все шло неплохо, но, опасаясь осложнений, я не отходил от своего племянника, будучи готовым при любой угрозе его жизни применить чудесное средство. Этого не понадобилось. Но, тем не менее... Марк был объявлен умершим.

Все слушатели удивленно уставились на рассказчика, а тот удовлетворенно усмехнулся — профессор любил театральные эффекты. Сделав паузу и насладившись нашим изумлением, Альфред Мейсен принялся объяснять:

— Случилось следующее. Вы уже знаете, что у нас в подвале находился пленник из числа бандитов, покушавшихся на жизнь моего племянника. При его обыске Джек обнаружил портрет Марка, написанный на листе бумаги.

Профессор посмотрел на племянника и спросил его:

— Мог бы ты, мой мальчик, коротко рассказать историю этого портрета?

Парень, сидевший рядом со мной, молча кивнул, поднялся и прошел к выходу из беседки. Выбрав в качестве кафедры арочный вход в беседку, Марк обратился к слушателям:

— Речь пойдет о том портрете, который был обнаружен вчера между страницами рукописной книги. Я расскажу вам при каких обстоятельствах он был написан. Итак, зимой, в начале 1755 года, между дядей и мной произошел такой разговор:

Альфред сказал:

— «Меня давно беспокоит то, что ты, Марк, отпрыск августейших родителей, скрываешься в изгнании. Твое место занял самозванец, в этом виновата его мать — распутная Грета. А твои родные отец и мать обмануты и имеют право, наконец, узнать правду».

Я спросил:

— «И что же ты хочешь предпринять для этого?».

— «Я пригласил художника, чтобы он написал твой портрет на листе бумаги. С завтрашнего дня ты будешь ему позировать. Когда портрет будет готов, я отправлю его моему брату — твоему отцу, курфюрсту Генриху».

— «Что это даст?», — спросил я.

— «Видишь ли, Марк, ты вырос очень похожим и на отца, и на мать. Увидев твой портрет, сопровожденный моим письмом, Генрих узнает правду. В письме я подробно опишу всю историю подмены младенцев. Я очень надеюсь, что мой брат восстановит справедливость, а Грета, ее муж и их помощники получат возмездие по заслугам».

В разговор снова вступил профессор, прервав воспоминания Марка:

— Как выяснилось позже, я просчитался. Портрет и письмо перехватили люди Греты, которая не только сохранила свое влияние, но и упрочила его. Допросив пленника, мы узнали, что за год до этих событий умерла Мария — жена Генриха. В замке прошел слух, что она была отравлена. Похоже, что Грета подготавливала почву для того, чтобы стать женой курфюрста. Вскоре после смерти Марии, куда-то исчез советник — муж Греты. Пленнику не было известно куда тот делся.

— Возможно советник почувствовал угрозу своей жизни и сам решил спастись бегством. Много лет он был верным помощником своей преступной супруги, но когда при странных обстоятельствах умерла Мария, советник понял, что Грета прокладывает себе путь к положению законной жены курфюрста. И, стало быть, теперь, когда Генрих превратился во вдовца, сам советник становился помехой для Греты. Ей нужно было избавиться от мужа, чтобы выйти замуж за курфюрста, — добавил Марк.

А профессор продолжил:

— И как раз в это время Грета перехватывает мое письмо с портретом Марка. Несмотря на то, что влияние фаворитки на курфюрста было достаточно сильным, она понимала, что в случае, если Генрих увидит портрет и прочтет письмо, ее ожидает эшафот. Поэтому она срочно снарядила в дорогу троих убийц и отправила их в Англию. Грета дала наемникам перехваченный портрет Марка, чтобы они знали, как выглядит тот, кого им надлежит убить.

Профессор замолчал и стал смотреть на озеро. Марк снова сел рядом со мной, обнял за плечо и прошептал на ушко:

— Дядя Альфред скоро закончит рассказ. После этого приглашаю пойти со мной в одно тайное место. Хочешь?

Я согласилась.

Профессор, тем временем, продолжал смотреть на озеро и я обратила свой взгляд туда же. По водной глади плыли два белых лебедя. Только теперь я заметила, что слева от острова, прямо посреди воды, находился плавучий деревянный домик с прилегающей площадкой из дерева, величиной примерно в пятнадцать квадратных футов. Один из лебедей выбрался из воды на площадку перед домиком и удобно устроился там.

Эми и Дик тоже увидели прекрасных птиц и какое-то время мы все любовались. Марк пояснил:

— Эта пара лебедей живет здесь на озере уже семь лет. Мы устроили для них этот домик, где они в положенное время каждый год вьют гнездо и выводят птенцов. Сейчас там внутри есть трое малышей. Надеюсь, вы их увидите. Когда птенцы вырастают, то они улетают, чтобы начать самостоятельную жизнь, а их родители остаются здесь.

— Как чудесно!, — восхищенно выдохнула Эмили.

А профессор, удовлетворенно крякнув, хотел продолжить повествование. Однако у Дика появился вопрос и он не замедлил его задать:

— Но вы ведь вернулись в Мейсен Мэнор только полтора года назад, а до этого, как я понимаю, долгое время жили где-то в другом месте. Кто же тогда устроил домик для лебедей семь лет назад и наблюдал за выводками птенцов? Откуда вы знаете все это?

Профессор одобрительно взглянул на Дика:

— Очень правильный вопрос, мистер Милфорд! Я отвечу коротко, а подробности вы узнаете постепенно, ведь если я стану сейчас в деталях описывать всю нашу жизнь, то понадобится год, чтобы довести историю до конца, — он засмеялся, гордо вскинув породистую голову.

— Мы с племянником выработали технологию жизни для таких как мы — агирусов, долгоживущих людей. На одном месте можно оставаться пятнадцать-восемнадцать лет — больше нельзя, иначе люди заметят, что мы не стареем. Потом надо переехать достаточно далеко, приобрести новые документы и немного сменить внешность. Я имею в виду прическу, стиль одежды, но не пластические операции — к ним мы не прибегали ни разу.

Профессор Мейсен покачал головой.

— В Мейсен Мэноре в прошлый раз мы жили с 1930 по 1946 год. Тем не менее, это поместье является нашим домом — настоящим, единственным домом. Другими словами, для нас это точка притяжения на всей земле. Когда мы здесь не жили, то управляли поместьем издалека, нанимая для этого людей в Англии. Время от времени, довольно часто, Марк и я тайно приезжали сюда. Так мы и узнали про наших лебедей, а также распорядились соорудить для них удобный домик на озере.

— Спасибо, сэр, понятно, — Дикки удовлетворенно кивнул и спросил:

— Как же случилось, сэр, что вы объявили Марка умершим, зачем это было сделано? И что стало с вашим пленником?

— Бандит, запертый в камере подвала, назвался Гансом. Держался он дерзко и нагло, утверждая, что его хозяйка Грета все равно погубит Марка. Это были не пустые угрозы. Я понял, что совершил ошибку, написав письмо и, тем самым, подверг страшной опасности самого дорогого человека. В моей голове созрел некий план. Возмездие преступной любовнице курфюрста я предоставил Провидению, а сам решил, в первую очередь, обезопасить Марка. Он хоть и выздоравливал после ранения, но был еще слаб и уязвим.

— А почему, сэр, вы не использовали лекарство со средством викария?, — спросила я.

— Да потому что я не знал, как будет действовать чудесный состав, введенный повторно. Если бы выбора не оставалось и была угроза жизни, я бы воспользовался им, но поскольку Марк справился сам, я решил не рисковать. К тому же мне было ясно, что средство викария, которое я ввел Марку еще во время эпидемии, продолжает оказывать действие. Будучи врачом, я понимал, что состояние Марка улучшилось чудесным образом. Никаких осложнений, воспалений не было, а ведь мой племянник получил смертельное ранение.

— И какой же план вы задумали, сэр?, — спросила Эмили.

— Зная Грету, я понимал, что мы не будем в безопасности. Очень трудно защититься от столь подлого человеческого существа, имеющего власть, деньги и наделенного адским лукавством. Мы с Марком должны были исчезнуть на время.

Я пригласил в Мейсен Мэнор викария Томаса Эйкенсайда. Посвятив его в историю нашего бегства из Саксонии и рассказав о недавнем покушении, я попросил моего друга викария о помощи, которую никто, кроме него, не мог бы мне оказать. Я не ошибся в этом человеке. Томас Эйкенсайд сделал все, о чем я его просил. И сохранил нашу тайну навсегда.

Взгляд Альфреда Мейсена, устремленный вдаль, потеплел, словно, пронзив более двух столетий, он увидел верного друга, который дважды помог ему спасти племянника.

— Томас Эйкенсайд объявил в деревне о смерти Марка от руки убийцы и начал готовить похороны, а мы в поместье, тем временем, собирались в дальнюю дорогу. Было непонятно, что делать с пленником, но эта ситуация разрешилась сама собой. Утром следующего дня Людвиг принес Гансу завтрак. Отперев дверь ключом, он вошел и сразу подвергся нападению — Ганс со всей силы ударил парня крепким кулаком по голове. Оглушенный на мгновение Людвиг упал и Гансу хватило времени, чтобы покинуть подвал.

В этот момент утреннее солнце скрылось за тучей, подул прохладный ветерок, от которого я поежилась. По темной, вдруг ставшей черной, воде озера пробежала рябь. Второй лебедь тоже выбрался на плавучий помост и принялся чистить перья на своих белоснежных крыльях, причудливо изогнув грациозную шею. Профессор встал и, скрестив руки на груди, начал говорить быстрее:

— В холле Мейсенхауза на пути беглеца оказалась Ангелика. Она с криком бросилась наперерез преступнику, но тот сильным ударом оттолкнул ее и выскочил из дома. Начали сбегаться люди. Прибежал и я, мы стали окружать Ганса, отрезая ему путь к отступлению. Он бросился к озеру и вошел в воду.

Профессор ухмыльнулся и уточнил:

— Вы знаете, молодые люди, в те времена очень немногие умели плавать. Это сегодня плавают почти все, а тогда это было редким умением. Однако Ганс оказался хорошим пловцом. Он стал быстро пересекать озеро. Преследователи побежали вдоль берега, но этот водоем вытянут в ширину и беглец вполне мог ускользнуть, когда вдруг произошло невероятное событие...

Профессор пристально посмотрел на черные воды озера, будто вызывая в памяти видение.

— Это озеро очень глубокое. Мы с Марком измеряли его глубину и нашли места, где наш лот, длиной сто метров так и не достиг дна. В других же точках глубина его составляла восемьдесят метров и больше. Но максимальная глубина этого водоема нам неизвестна. На земле есть одно озеро глубиной более полутора километров 32, но оно очень большое, а наше-то, сами видите, маленькое.

Профессор состроил недоуменную гримасу и потом сообщил.

— Вон там, за домиком с лебедями, все это и случилось...

Альфред Мейсен, вытянув руку, указывал на место давнего происшествия.

— Удачный побег Ганса стал казаться неминуемым, когда вдруг он страшно закричал: «Помогите!», — и исчез под водой, через несколько секунд его голова снова показалась на поверхности, но лишь затем, чтобы спустя всего мгновение опять скрыться в глубине. Когда сомкнувшаяся вода успокоилась, мы с изумлением увидели, как быстро промелькнуло что-то большое, не выныривая из воды, а только подняв волну, и все стихло.

Мы с Эмили смотрели на черные воды с нескрываемым страхом.

— Что же там водится, сэр?, — дрожащим голосом спросила моя подруга, — а я хотела искупаться... Ни за что теперь не полезу в это озеро!, — решительно заявила она.

— Мы не знаем, что это было, но уже закуплено подводное оборудование и мы вскоре надеемся приступить к исследованию нашего водоема, — торжественно заявил Марк.

А я подумала, что буду всячески отговаривать моего парня от погружения в эти пугающие глубины, которые так обманчиво безобидно выглядят в обрамлении прекрасных водных лилий.

Черное озеро все еще занимало наши мысли, когда профессор будничным тоном произнес:

— Осталось рассказать совсем немного. Состоялись фальшивые похороны Марка, гроб, естественно, был пустым. Но зато на местном кладбище появилось надгробие, на нем выбито имя, под которым в те времена здесь жил Марк — барон Маркус Альберт Джозеф Сас...

Вот я и узнала тайну юноши семнадцатого века! История старинной плиты на деревенском кладбище, о которой я хотела расспросить мисс Тэтчер, была рассказана не ею, а профессором Мейсеном. И надо же, именно у этой пустой, как выяснилось, могилы я познакомилась с Марком. Чуть позже он, смеясь, заметил, что мой интерес к данному надгробию можно было бы посчитать знаком. Теперь мне стало понятно, что он имел в виду!

— В заключение позвольте мне сказать еще несколько слов, — церемонно обратился к слушателям профессор, — двое сбежавших бандитов вернулись в саксонский замок и доложили Грете об убийстве Марка. А Марк и я тайно уехали в Америку, туда, где можно было не опасаться за жизнь моего племянника после тяжелого ранения.

Повисла тишина, мы осмысливали услышанное. Спустя добрых три минуты, Эмили задала вопрос, ответ на который мы все еще не получили:

— Но как же вышло, сэр, что вы до сих пор живы?... Простите за прямоту... — сказала она, смутившись, и добавила:

— В общем, понятно, что так действует средство викария, однако, не могли бы вы, сэр, подробнее объяснить как это происходит? И в какой момент вы и Марк поняли, что стали бессмертными?

— Нет, мисс Стоуэрс, слово «бессмертный» нельзя применять в нашем случае, — профессор протестующе замахал руками, — мы долгоживущие и называем себя «агирусы». Но вы правы, мне следует объяснить этот аспект подробнее.

Профессор Мейсен устало опустился на скамью и потер лоб рукой. Он думал, что закончил рассказ, а выходило, что надо снова что-то объяснять. Собравшись с мыслями, ученый проговорил:

— Мы довольно быстро узнали о таком «побочном эффекте» средства викария, как продление жизни. Случилось это так. В историческом для нас 1755 году в моей лаборатории жила старая белая крыса. По крысиным меркам этот четырехлетний самец по имени Бин был долгожителем. В среднем же крысы живут около двух-трех лет. Сразу после эпидемии потной болезни, когда были выявлены чудесные свойства средства викария, я ввел Бину в кровь этот состав. Также средство получили группа мышей, кот и попугай.

Профессор обвел нас взглядом и проговорил, понизив голос чуть ли не до шепота:

— Когда Бин оставался в живых через год, после нашего переезда в Америку, у нас появились подозрения. По истечении трех лет подозрения превратились в догадку. Когда же минуло пять лет со дня, когда мы покинули Англию, а старая девятилетняя крыса Бин оставался живым, здоровым и полным сил, как и все остальные животные, получившие чудесный препарат, мы с Марком поняли, что состав со средством викария продлевает жизнь и назвали его «Элонгавита».

— Что же стало с вашими животными, сэр, сколько всего лет они прожили?, — спросил Дикки.

— Крыса Бин прожил сто двадцать лет. Он был очень умным и ласковым созданием. Мыши прожили, примерно, сто лет. Кот жив и сейчас, вы его видели — это наш веселый Пиркс. Ему двести шестьдесят лет отроду! Попугай живет в зимнем саду жилого дома, вы можете познакомиться с ним, когда пожелаете.

Меня вдруг поразила догадка:

— Ангелика — это Рэйчел Слейтер, Иоганн — это Джек, а Людвиг, их сын — это Джереми, я права?

Марк молча кивнул.

Дик возбужденно вскочил с места и заметался по беседке.

— Это же открывает поразительные возможности для человечества, профессор! Вы можете подарить людям способность жить долго и быть сильными и крепкими. Простите, сэр, но почему вы держите все это в тайне, только для себя?

— Не заставляйте меня жалеть о моей откровенности, юноша, — строго произнес профессор и добавил:

— Мы не держим средство для себя! Ведь для личных целей этот препарат был использован нами лишь однажды. А все остальное время мы просто изучали его и добились некоторых успехов. К тому же количество средства, подаренного викарием, мало. Пока еще мы не можем осчастливить человечество, но эксперименты в нашей лаборатории ведут именно к этой цели.

Глава 19. Волшебный ларец Пандоры 33

— Закрой глаза и не вздумай подсматривать!, — приказал Марк шутливо-строгим голосом.

Я подчинилась — мне очень хотелось увидеть «тайное место», к которому вел меня парень. Он мягко увлекал вперед, поддерживая меня за талию и не давая оступиться. Сначала под ногами пружинила трава, но затем мы стали подниматься вверх и трава сменилась чем-то твердым и гулким.

— Можешь открыть глаза, — весело сказал Марк.

Я огляделась. Мы стояли на меленьком, ажурном мостике, который дугой перекинулся через прозрачный ручей, быстро текущий по камням. На берегах его густо росли высокие папоротники, чуть ли не с меня ростом! Вдалеке ручей впадал в озеро, то самое, с беседкой на берегу. Высокие деревья устремлялись в небо, чтобы обхватить их толстые стволы понадобилось бы три человека. По другую сторону мостика виднелась дорожка, петляющая между деревьями и ведущая к какому-то каменному сооружению. Туда мы и направились.

— Это природный грот, но, как видишь, здесь поработал и скульптор, — сказал Марк, когда мы приблизились.

Грот представлял собой три массивные каменные колонны, расположенные в углах правильного треугольника, на которые опирался каменный свод. Все сооружение было грубо вытесано из одной небольшой скалы. Оно выглядело вполне естественным, на его рукотворность указывало лишь абсолютно правильное расположение колонн, равноудаленных друг от друга, что редко встречается в природе.

— Это и есть мое тайное место, — с улыбкой проговорил Марк.

А я продолжала рассматривать чудесный грот, потеряв дар речи от восхищения. В центре, между колоннами, располагался маленький круглый бассейн. Он был диаметром футов пять, вода в нем отличалась прозрачностью и голубым цветом. Посредине бассейна стояла скульптура, вытесанная из того же камня, что и грот и изображавшая обнаженную женщину, прижимающую к себе кувшин. Из каменного кувшина струей вытекала вода и устремлялась в бассейн. Поза женщины была спокойной и грациозной, как у скульптур античных мастеров. Между колоннами стояли три каменные скамьи. На одну из них мы сели, вблизи наших ног плескалась вода, потревоженная струей из кувшина.

— Это настоящий родник, — пояснил Марк, — он бил из большого камня. Скульптор удалил все лишнее и вытесал эту женщину. Я часто прихожу сюда подумать. Когда меня одолевают проблемы и надо принять решение, я сажусь на эту скамью и смотрю на текущую воду.

— Как здесь красиво!, — сказала я.

Марк встал и протянул мне руку, я подала ему ладонь и он привлек меня к себе. В тот же миг я оказалась в объятиях парня, его руки крепко обвили мою талию. Не успела я опомниться, как поняла, что целуюсь с Марком, распаляясь все больше и больше! В животе возникла невесомость, в голове тоже, а горячие толчки указывали на то, что сердце мое билось с сумасшедшей силой. Я почувствовала его ладонь на своей груди и услышала странный звук, не поняв сразу, что у меня вырвался короткий, тихий стон!

— «Я все-таки очень несдержана...», — мелькнула мысль в глубине сознания и тут же исчезла, мое тело тянулось к Марку и он, не в силах сдерживаться, повлек меня на траву возле грота. Теперь мы целовались лежа. Марк, потеряв голову, начал расстегивать мою блузку...

В этот момент послышался голос Рэйчел Слейтер. Я не расслышала, что именно она прокричала, но Марк поднялся, подхватил меня, как пушинку, и поставил на ноги.

— Рэйчел зовет всех на ланч, — сказал он, немного задыхаясь, пойдем, любимая.

Я была в недоумении. Марк будто обрадовался тому, что нам помешали. И хоть я не планировала позволить парню дойти до конца в его ласках (надеюсь, что мне бы это удалось...), было обидно, что это не я, а он всякий раз прерывает наши объятия. Иногда Марк использует для этого предлог, как сейчас, а иногда просто уходит без всякой видимой причины...

***

Домой мы с друзьями вернулись уже под вечер. На пороге дома нас встретила Персона. Огромная собака вертелась вокруг Эмили, Дика и меня, я внимательно наблюдала за ней, но она вела себя так же, как всегда при встрече. Дик спросил:

— Энни, а сколько же лет теперь сможет прожить Персона? Профессор оживил ее, когда она уже полчаса была мертва. Надо бы спросить мистера Мейсена, что именно он ввел собаке — средство викария или что-то другое?

— Да, это стоит узнать, — согласились я, взяла телефон, вышла в холл и набрала номер Марка. Мне ответил знакомый красивый голос и я сразу же перешла к делу:

— Привет, Марк, скажи пожалуйста, какое вещество твой дядя ввел Персоне, когда оживил ее?

— Этот состав мы называем «Спиритус». Он представляет собой продукт долгих экспериментов и включает средство викария. Мы применяем его для оживления недавно умерших. В этом состоит его отличие от средства «Элонгавита», которое исцеляет живых. И «Спиритус», и «Элонгавита» многократно продлевают жизнь.

— И сколько же лет теперь сможет прожить Персона?

— Я не могу сказать точно, но очень долго, не одну сотню лет.

— Вот это да!, — только и могла сказать я в ответ.

— Когда мы увидимся?, — спросил Марк.

— Когда хочешь, — ответила я.

— Я хочу прямо сейчас, уже успел соскучиться, — засмеялся парень.

— Отлично, мы как раз хотим разобрать бумаги мисс Тэтчер, ты можешь присоединиться.

— Окей, через двадцать минут я буду в Грейхолле.

Голос Марка все еще звучал в моем сознании, хотя разговор был закончен. Я стояла в холле и думала о чувствах, которые я испытываю к своему двухсотвосьмидесятилетнему молодому человеку.

— «Я влюблена», — констатировала я почему-то вслух и тут же с опаской огляделась, к счастью, никто не слышал мое признание.

Дело совсем не в красоте Марка. Что же есть в нем? Весь его гордый облик и движения тела полны гармонии. Суровое спокойствие Марка опирается на разум, силу и мужество. Магнетизм его строгого взгляда лишает меня контроля над собой. Всего этого и без красоты было бы достаточно, чтобы девушки влюблялись в Марка без памяти. Но вдобавок он еще и красив, и благороден, и аристократичен, и добр....

Я уверена, что нравлюсь ему, тем не менее, существует барьер, который Марк водрузил между нами. Когда его чувства ко мне прорываются сквозь этот барьер, парень прилагает усилия к тому, чтобы мы не сближались и восстанавливает преграду, отделяющую нас друг от друга.

Появление Эмили прервало мои размышления.

— Я пойду готовить ужин, чего бы тебе хотелось?, — спросила меня подруга.

— Мне все равно, Эми, давай я помогу тебе. У меня есть двадцать минут до приезда Марка.

— Он приедет?!, — девушка удивленно округлила глаза, — вы же всего час назад расстались.

— Марк поможет разобраться с бумагами мисс Тэтчер, кроме того, он заявил, что уже соскучился, — улыбнулась я.

— А ты сама, Энни, хочешь видеть его? Что ты вообще думаешь обо всем, что узнала за последние дни?, — спросила Эми и добавила:

— У меня просто голова кругом идет от этих новостей!

— У меня тоже, но, знаешь, я потихоньку привыкаю к мысли о том, что Марк живет очень давно.

— Значит ты все-таки веришь тому, что мы услышали?

— Начинаю верить. Видишь ли, Эми, все это похоже на правду. Я не сильна в генетике, но понимаю, что при определенных условиях люди и животные могут жить долго, очень долго. Если говорить сильно упрощенно, примитивно, то большинство клеток живых организмов постоянно обновляются — прежние отмирают, а на их месте появляются почти такие же, но чуть-чуть измененные, слегка постаревшие, деградировавшие. Это запрограммировано в ДНК — я говорю о механизме старения. Представь, что ДНК изменилась и отныне больше не «приказывает» клеткам обновляться с небольшим старением, а четко воспроизводит их неизменными. Тогда и весь организм не будет стареть. К тому же, вероятно, этот вирус защищает ДНК от случайных повреждений, то есть закрепляет ее в постоянном виде, а может быть ремонтирует. Кстати, с клетками мозга все происходит как-то по-другому, но я не хочу вдаваться в подробности, так как не имею достаточных знаний для этого.

***

Мы вчетвером расположились в библиотеке на полу и разбирались с бумагами мисс Тэтчер. Эми раскрыла одну из пухлых папок — там оказались копии листов пропавшей рукописной книги. Марка охватил восторг, он принялся читать тексты, написанные устаревшим языком. Спустя полчаса он поднял голову и объявил:

— Тут написано, что шкатулка со средством, часть из которого подарил нам с дядей викарий Томас Эйкенсайд, спрятана в секретной подземной комнате, но автору неизвестно, где именно она находится.

— Скажи, Марк, а кто и когда спрятал шкатулку?, — спросил Дик.

— Это сделал один из предшественников Томаса Эйкенсайда, я не знаю когда это было, но ясно, что задолго до 1755 года.

— Может быть шкатулка спрятана в подвале церкви либо та подземная комната, о которой ты сейчас прочитал, находится на прилегающей территории. Да, но там расположено старое деревенское кладбище. Не в одной ли из могил надо искать ход, ведущий к секретной комнате?

— Да, это возможно. В таком случае выбор могил, где мы можем проводить поиски, ограничен теми, возраст которых составляет не менее двухсот шестидесяти лет. Надо поговорить с викарием, он может дать нам информацию о старых могилах.

Тут Марк замолчал и, встревоженно посмотрев на меня, произнес:

— Когда я следил за Бакли, то видел, как тот однажды выспрашивал что-то у Джозефа Эриксона, нашего викария. Интересно, что ему было нужно?

Я предложила:

— Давай завтра же после службы поговорим с викарием.

*** Воскресенье 21 июля

Ни дня без кошмара! Ночь на воскресенье не явилась исключением. Мне снилось будто я стою на деревенском кладбище. Время ночное, светит полная луна, поэтому довольно светло и все хорошо видно. Справа от меня, вблизи ограды, я вижу склеп. Стрельчатая дверь, ведущая в него, распахнута и от порывов ветерка противно и жутко поскрипывает. Замирая от страха, я все же приближаюсь ко входу в склеп. В метре от порога на меня пахнуло застарелой сыростью, к которой примешался отвратительный, тяжелый и сладковатый запах недавно начавшегося разложения.

— «Чей же это склеп?», — подумала я, — «такого склепа на кладбище нашей деревни нет».

Сделав еще шаг, я оказалась прямо у входа в печальное строение. В дверной проем было видно внутреннее пространство склепа, представляющее собой пыльное серое помещение без окон, с каменным полом и с углами, затянутыми паутиной. Лунный свет, проникающий в склеп через открытую дверь, осветил четыре каменных гроба. Плита, накрывающая один из них — ближний слева — была слегка сдвинута и продолжала двигаться с пронзительным звуком камня, трущегося о камень.

— «Кто двигает плиту?», — удивилась я, ведь склеп выглядел пустым.

Присмотревшись, я с ужасом увидела, что плиту отодвигает рука, высунувшаяся из каменного гроба! Это означало, что покойник, лежащий там, решил выйти наружу. Плита продолжала ползти со скрежетом и уже сдвинулась почти на треть, когда из зияющего черного проема показалась голова трупа. Я успела заметить длинные рыжие волосы — это была женщина. Лицо ее невозможно было рассмотреть — я видела лишь затылок. Труп приложил удвоенное усилие к плите, накрывавшей гроб, взявшись за нее уже двумя руками. Через пару секунд тяжелая каменная крышка покачнулась и с глухим стуком свалилась на пол. Труп уселся в гробу и стал поворачивать голову в мою сторону. Сердце у меня в груди заколотилось от страха. Я всегда думала, что в страшные моменты людям свойственно кричать и убегать, но вместо этого, я окаменела, ноги стали тяжелыми и я не могла сдвинуться с места.

— «Надо бежать отсюда!», — думала я, но, тем не менее, стояла, боясь пошевелиться.

Время будто затормозило свой ход и я наблюдала, как миллиметр за миллиметром поворачивается в мою сторону голова трупа, словно в замедленной съемке...

Вдруг сзади послышались шаркающие шаги. Этот звук выдернул меня из оцепенения и я обернулась. Ко мне, раскачиваясь и расставив в стороны руки, приближалась мертвая мисс Тэтчер. Можно бы уже и привыкнуть...

— Ну что?, — насмешливо обратилась ко мне Мэри Тэтчер, вид которой пугал не меньше, чем происходящее внутри склепа пробуждение мертвеца, — насколько мне известно ты и твои друзья не слишком далеко продвинулись в расследовании моего убийства!

Несмотря на испытываемый страх, меня начало охватывать раздражение:

— «Почему она навязывает мне это расследование? Я не имею никакого отношения к убийствам в деревне, а мертвая библиотекарша все приходит и приходит в мои сны, пугает меня до полусмерти! В конце концов — это дело полиции!», — думала я.

И, неожиданно для себя, впервые с тех пор, как начались мои кошмары, я вступила в диалог с призрачным мертвецом. Прежде мне приходилось лишь слушать, замирая от ужаса, но теперь я отважилась задать вопрос:

— Почему вы приходите с этой просьбой именно ко мне,... ммм... мисс Тэтчер?

Труп захихикал:

— О нет! Это не просьба, а приказ, у тебя просто нет выбора. Оглянись!, — вскричала мертвая мисс Тэтчер и указала почерневшей раздутой рукой на что-то в склепе позади меня.

Мне уж и без того было страшно. Физически это ощущалось так, будто что-то холодное надавило мне на грудь и было тяжело дышать, но увидев, что происходит внутри склепа, я испугалась еще сильнее, если это только возможно.

Рыжеволосая женщина выбралась из каменного гроба и шла прямо на меня. Не было никаких сомнений в том, что она мертва. Внешние признаки разложения еще не успели сильно исказить ее облик, однако глаза женщины выглядели остекленевшими и неживыми, движения были скованными, по лицу расползлись несколько неестественных синяков. А пышные волосы слежались и торчали в стороны сплющенной сзади копной. Мой живот скрутили спазмы тошноты, которые вызвал запах, исходящий от покойницы, именно этот удушающий признак тления я почувствовала, подходя к склепу. А самым ужасным было то, что в мертвой женщине я узнала... Еву Фостер — вдову убитого фермера и мать моей подруги Сони Складовски!

Я попятилась и наткнулась на мисс Тэтчер.

— Ты куда?, — зашипела она на меня, — посмотри хорошенько на труп! Если ты, Анна Грей, не сумеешь расследовать все обстоятельства моего убийства, то не только эта мертвая женщина, но и много других мертвецов встанут из могил. Страшно даже представить что будет после этого.

Привычный насмешливо-ехидный тон Мэри Тэтчер изменился, она заговорила серьезно и печально:

— Тебе ничего другого не остается, как докопаться до всех причин, которые привели к убийствам в нашей деревне. Когда ты выяснишь это, тебе станет понятно что делать дальше...

Мисс Тэтчер продолжала что-то говорить, удерживая меня двумя руками и повернув лицом к склепу, но я уже не слушала ее, потому что труп из каменного гроба подошел ко мне, глядя на меня стеклянными глазами, открыл рот и, обдав зловонием, издал низкий гортанный звук — нечто среднее между «э-э-э» и «у-у-у». Рука женщины из склепа протянулась, чтобы схватить меня — от страха я во сне потеряла сознание и упала. Но в реальности я проснулась.

***

— Твои сны, Энни, удивительным образом сопряжены с действительностью, — сделал вывод Марк, когда мы встретились поздним утром в воскресенье, и я, все еще находясь под впечатлением от кошмара, эмоционально поведала ему о том, что чуть не умерла от страха и даже потеряла сознание во сне, хотя раньше не думала, что такое возможно!

А Марк продолжал:

— Однажды Альфред упомянул об огромной опасности использования средств на основе нашего старого рецепта, помнишь?

— Да, он сказал тогда, что это средство можно применять для недавно умерших и заметил, что в этом кроется опасность. Можешь ли ты, Марк, объяснить мне, в чем именно состоит угроза?

Мы беседовали, идя от моего дома к воротам по липовой аллее. Нам предстояло отправиться в деревню, чтобы поговорить с викарием Джозефом Эриксоном. Я предложила Марку оставить его машину в Грейхолле, а в деревню сходить пешком, он с радостью согласился и принялся отвечать на мой вопрос:

— Ты помнишь, Энни, что Альфред перед оживлением Персоны уточнил время, в течение которого собака была мертва. Было важно, чтобы оно не превышало пятидесяти минут — максимального времени, когда можно начинать процесс оживления с помощью нашего средства «Спиритус». После истечения пятидесяти минут этого делать уже нельзя, из-за повреждений в мозге умершего.

— А вам с дядей приходилось оживлять кого-то, кто был мертв более, чем пятьдесят минут?, — поинтересовалась я.

— Да, приходилось... Время — пятьдесят минут — мы узнали опытным путем, оживляя животных, в основном крыс. Но однажды нам пришлось оживить человека, умершего за два часа до того, как мы ввели ему препарат «Спиритус». Когда-нибудь я расскажу тебе эту историю, а сейчас уточню лишь, что это случилось по ошибке и привело к большим неприятностям, мягко говоря, — печально усмехнулся Марк.

— Но в чем же именно состоит опасность в случае такого позднего оживления?, — не смогла я сдержать любопытства.

— Понимаешь, Энни, оживает не человек, а то, что можно назвать словом «зомби», хоть, строго говоря, настоящие зомби — это нечто другое. Когда тот человек, назовем его Зэт, пришел в себя, то стало понятно — он лишен личности, казалось, будто у него нет души. Зэт стал глуп, жесток и агрессивен. Говорить не мог, лишь мычал. Выглядел он, как мертвец и запах от него исходил соответствующий. Но Зэт был не заразен — просто «зомби» сам по себе.

Марк тяжело вздохнул и посмотрел виновато:

— Мы тогда жили в Южной Африке, где в феврале 1900 года и произошел тот случай с Зэт, который при жизни был солдатом королевской армии. Он погиб в бою, а мы оживили его, неправильно определив время смерти. В результате этого Зэт, по сути, оказался в положении, еще худшем, чем смерть. Он успел убить двоих человек, а потом чуть не убил меня. В конце концов Зэт был растерзан львом с коричневой отметиной, правда, потом пришлось спасать искусанного льва. Портрет этого животного ты могла видеть в моем кабинете.

Я кивнула, вспомнив старую фотографию крупного льва на стене. А Марк задумчиво глядя вдоль дороги, по которой мы шли, произнес:

— Проект, который задумал Бакли — очень опасен. Вначале он собирается приготовить средство по нашему рецепту, чтобы самому стать агирусом, а затем будет экспериментировать, соединяя вирус из средства викария с другими вирусами, например, гриппа (он надеется на некий обезьяний грипп) и вирусами, передающимися через кровь. Дастин Бакли — тоже ученый, но без намека на моральные принципы. На сегодняшний день у него есть все ингредиенты, кроме самого главного — порошка-средства викария.

— Так значит средство викария содержит вирус?, — взволнованно спросила я, впервые проведя некую параллель между средством викария и нашими секретными добавками.

— Ну да, конечно, что же еще может так действовать на гены внутри клеток?! Несомненно, что главная «рабочая» составляющая средства викария — это вирус! Все остальные ингредиенты нашего рецепта всего лишь пробуждают, изменяют вирус и направляют его действие.

Я задумалась о наших секретных добавках, тех, что перешли моей семье от предка Дэвида де Вольфа, и которые тоже содержали необыкновенный вирус. Но наши составы действовали просто как исцеляющие, тогда как препараты на основе средства викария давали долголетие, почти бессмертие, и даже были способны оживлять умерших!

— И что же получится, если соединить вирус гриппа, например, и вирус из средства викария?, — спросила я.

— Цель Бакли — сделать вирус очень заразным и способным превращать людей в зомби. То есть человек, заразившись таким комбинированным вирусом, быстро умирает, но вскоре после этого оживает, становясь зомби.

— Какой ужас! Но зачем это нужно Бакли?

— Могу лишь предположить, что он делает это из-за стремления к власти, а также из-за денег, хоть он и сейчас богат. Всегда можно найти покупателя для особо опасного вируса, который стоит чрезвычайно дорого. Это так же прибыльно, как торговля оружием и даже больше! К тому же Бакли может иметь какие-то другие планы по использованию вируса.

— Марк, дорогой, но кому нужен такой опасный вирус?

— Вирус — это биологическое оружие, а также — сильнейшее средство шантажа, причем шантажировать можно целые государства, имея в руках оружие, более опасное, чем ядерное.

— Но это же страшно..., — сказала я и добавила:

— Скажи, Марк, а эти люди, уже зараженные и ставшие зомби, смогут заразить зомбовирусом других людей?

— Зомбовирус..., — ты придумала удачное название, Энни..., — быстрый взгляд прекрасных глаз и Марк продолжил:

— Ты сама догадалась о главной опасности. Вирус, который хочет создать Бакли, сможет передаваться от человека к человеку и вызвать эпидемию и даже пандемию зомбовируса... Таким образом, будет открыт ларец Пандоры и человечеству может прийти конец.

Я была потрясена до глубины души и пробормотала:

— Когда мне доводилось смотреть ужастики о зомби, я и мысли не могла допустить, что такое возможно в реальной жизни!

В моей голове вихрем проносились мысли, но все их заслонял огромный, высотой до неба вопрос: «Что делать?!».

Марк добавил:

— Именно этого опасаемся мы с Альфредом. Похоже, что про такую угрозу говорила тебе во сне мертвая мисс Тэтчер. И не спрашивай, как это возможно без мистики — у меня нет ответа.

Слова Марка заставили меня снова вспомнить мой сон и я произнесла:

— Мы упустили одну важную деталь. Если относиться серьезно к моим сновидениям, то Ева Фостер в опасности. С одной стороны, я не верю ни в какую мистику, а с другой стороны..., — я замолчала, подбирая слова, — ...можно перечислить события, предсказанные в моих снах, которые потом сбылись.

И я принялась считать, отгибая пальцы:

— Сначала мертвая мисс Тэтчер хлопнула рукой по старинной книге, а мы потом получили точно такую же от ее сестры Ребекки Джонсон. Затем, — я отогнула второй палец, — библиотекарша предсказала последующие убийства — и в тот же день погиб Джеймс Фостер. Третьим попаданием «в десятку» было появление Персоны в компании умерших людей. Той же ночью моя собака и вправду была убита, но потом, к счастью, оживлена профессором. Вот, пожалуй, и все. Не так уж и много, и все это можно объяснить естественными причинами... Но все же я волнуюсь за Сонину маму.

Марк остановился и с тревогой взглянул на меня:

— Надо рассказать Альфреду обо всех твоих снах. И особенно о последнем, где Ева Фостер привиделась мертвой. Ты, Энни, заметила, конечно, какое впечатление на моего дядю произвела вдова фермера?

Я усмехнулась:

— Трудно было не заметить.

— Уже лет сто пятьдесят с ним не было ничего подобного.

— Знаешь, Марк, когда я впервые была в Мейсен Мэноре, то случайно слышала обрывки твоего разговора с профессором. Ты говорил, что виноват в его несчастье и что из-за тебя он не может любить и быть счастливым. Мне не дают покоя те слова, а сейчас ты сообщил, что уже сто пятьдесят лет твой дядя никого не любил. Расскажи мне, пожалуйста, что случилось с профессором Мейсеном. В чем твоя вина?

Марк остановился, удрученно потер лоб и посмотрел на меня, в его взгляде появились усталость и обреченность. Сердце мое сочувственно сжалось, от любознательности не осталось и следа:

— Если эта тема неприятна, то не нужно ничего рассказывать...

— Ты все равно узнаешь, Энни, так уж лучше сейчас. Но должен предупредить, что стану говорить о таких... э-э-э... вещах..., — Марк запнулся и, тревожно оглядевшись по сторонам, сказал, — надеюсь, что ты не будешь шокирована моей откровенностью.

Последовал тяжелый вздох.

— Чтобы ты поняла, что происходит с моим дядей, я должен раскрыть тебе еще одну тайну, Альфред позволил мне сделать это.

— «О, еще одна тайна?», — подумала я, но не удивилась. После всего, что я узнала за эту неделю, мои чувства притупились и огрубели немного.

А Марк продолжал:

— Это не последний секрет, о котором ты услышишь. Кроме него остается еще один, самый важный, но о нем тебе расскажет Альфред, когда будет готов к этому.

Мы медленно шли по лесной дороге и уже преодолели половину пути до деревни. Погода была пасмурной, безветренной.

— Тема, касающаяся дядиной проблемы, очень деликатна и болезненна. О ней трудно рассуждать вслух. Однако проблема существует столь давно, что эмоции улеглись. В своем рассказе я должен вернуться в тот самый 1755 год — год эпидемии потной болезни. Препарат со средством викария «Элонгавита» круто изменил нашу жизнь. Но, как ты помнишь, я ввел дяде состав, приготовленный собственноручно, когда он уже умирал, его температура и давление были много меньше нормы, тогда как я сам и семейство Слейтеров получили это лекарство на пике болезни и при высокой температуре.

— Да, Марк, я хорошо помню. И этим вызваны ежемесячные приступы лихорадки и депрессии профессора.

— К сожалению, эти приступы не единственный побочный эффект, есть еще один, гораздо более тяжелый. Альфред Мейсен не способен к физической любви, хоть и желает ее.

— Что это значит?, — успела я спросить прежде, чем догадалась, что Марк имеет в виду. Я покраснела от смущения, тема и вправду оказалась в высшей степени деликатной.

— Это значит именно то, что я сказал. Альфред способен влюбиться в женщину, желать ее и страдать, не спать по ночам, петь серенады — он может все, кроме физической близости. Поэтому дядя давно перестал интересоваться делами сердечными, которые могут принести ему лишь страдания и горькое разочарование.

Мне подумалось, что, возможно, и сам Марк страдает чем-то подобным и если это так, то становится понятной сдержанность парня по отношению ко мне. Когда начинаются любовные отношения между парнем и девушкой, то часто именно девушка слегка притормаживает пылкого возлюбленного, чтобы период романтического ухаживания не протекал слишком быстро. А парень не прочь получить все и сразу. Но у нас с Марком наоборот...

Я неосмотрительно бросила быстрый взгляд на любимого и он заметил в моих глазах тень посетившего меня подозрения.

— О, … ты подумала,... о, нет!

Парень покачал головой:

— Энни, этого не случилось ни со мной, ни со Слейтерами.

Марк выпрямился и его лицо приняло горделиво-отстраненное выражение:

— Так вот, после нескольких неудачных попыток мой дядя потерял надежду найти любовь. Последняя попытка случилась около ста пятидесяти лет назад. И с тех пор ни одной женщине не удавалось увлечь сэра Альфреда Мейсена. Его сердце сделалось холодным, как лед и нерушимым, как скала. И вот, наконец, он увидел Еву Фостер и влюбился, как мальчишка!

— Значит нужно позаботиться о безопасности Евы, — сказала я.

— Да.

— Но проблема профессора может снова помешать ему достигнуть счастья в любви...

Я не успела сдержаться и выпалила эту бестактную реплику. И пока Марк обдумывал ответ на мою выходку, я занялась самобичеванием и сказала:

— Столько людей занимались моим воспитанием и дома, и в школе, а я продолжаю быть несдержанной и дохожу до бестактности, прости меня Марк!, — и я посмотрела на него глазами полными раскаяния.

Парень остановился, обнял меня, его лицо приблизилось и он тихо стал говорить, целуя меня время от времени:

— Энни, любимая, ничего страшного и бестактного ты не сказала. Ты, моя девочка, просто пылкая и страстная натура, тебе сложно держать в себе чувства и мысли. Но зато в этом есть большой плюс — открытость и честность. И поверь мне, что ты достаточно сдержанная девушка. Мне нравится в тебе абсолютно все!

Я чуть не расплакалась. Марк говорит про мою открытость, а я ведь утаиваю от него информацию о секретных добавках. И это после всех удивительных тайн, которые я узнала от моего парня и его дяди! И я решила поведать Марку о секретных добавках, но не прямо сейчас, а немного позже. Меня оправдывало то обстоятельство, что Марк раскрывал свои семейные тайны с согласия профессора. А я пока что не получила такового от моей бабушки Маргарет, и не получу, потому, что и спрашивать не буду. Иначе пришлось бы пересказывать ей тайну Марка и его дяди, чего я сделать не могу.

А Марк продолжал целовать меня, из-за этого мысли мои запутались и исчезли. Я поднялась на цыпочки и обвила руками шею парня, прижимаясь к нему всем телом...

Ну вот опять!! Марк Веттингер прервал поцелуй, отстранился немного и, чуть задыхаясь, сказал:

— Надо спешить, Энни, а то мы рискуем не застать мистера Эриксона, он может уехать сразу после службы.

Я промолчала в ответ, подумав с досадой, что уж в следующий-то раз я непременно первая прерву наши с Марком объятия. Надеюсь...

***

Недалеко от дороги, по которой мы с Марком шли в деревню, лежал большой валун из желтого песчаника. В центре его плоской поверхности была почти круглая выемка, в которую когда-то попал грунт и теперь там росли неизвестные мне цветы — вот диво-то! Я ведь знаю все растения нашего края, а такие вижу впервые. Да и дорогой этой хожу постоянно, и валун этот мне известен, но растений в природной клумбочке на этом большом камне никогда прежде не замечала.

А цветы были удивительные. Желтые, с перламутровым или, скорее, металлическим блеском, они выглядели золотыми звездами. Иллюзия того, что они сделаны из золота была настолько велика, что я потрогала лепесток и ощутила свежее, прохладное и упругое прикосновение живого растения.

Марк сказал:

— Я никогда в жизни не видел таких цветов.

— Я тоже, и в ботанической литературе мне не попадалось их описание.

Я принялась подробнее рассматривать живую находку.

Размером они походили на дикие анемоны. Раскрытые венчики золотых цветков напоминали щит царя Давида. Поэтому я, на всякий случай, тут же придумала диковинному растению имя — я так и назвала его Scutum Aureum 34. В отличие от нежных анемонов, стебли золотых цветков были крепенькими и прочными. А нежно-зеленые листья в форме вытянутых сердечек бодро торчали вверх, демонстрируя мощную жизненную силу.

— Как бы мне хотелось добавить это растение в мою коллекцию!

— Почему бы и нет, Энни? Смотри, тут их больше десятка.

— Пожалуй, я возьму пару цветков на обратном пути. Я уверена, что это очень редкий вид. Здесь у дороги они могут случайно погибнуть. А я сумею сохранить их и размножить.

Марк и я продолжили свой путь и вскоре показались первые дома деревни. Тут было развернуто строительство коттеджей, которые образовали новую улицу, получившую название — Лесная. Дюжина новостроек расположилась широкой дугой вдоль леса и дома были почти готовы принять жильцов. Бульдозер сгребал на дороге кучу песка, грузовик привез свернутые кольцом черные пластиковые трубы и водитель сгружал их, покрикивая на нерасторопного помощника. Из-за строительной суматохи мы решили пойти в обход и повернули налево, чтобы, пройдя между рядами молодых сосен, выйти на параллельную улицу.

Марк оказался прав, предлагая мне поторопиться. Когда мы, наконец, приблизились к церкви, то увидели, что викарий Джозеф Эриксон уже уселся в свой старенький, цвета морской волны, моррис майнор с задком, отделанным деревянными балками, и даже завел мотор. Марку пришлось ускорить шаг и постучать в окошко автомобиля.

Оттуда выглянул викарий и принялся опускать стекло, энергично крутя ручкой.

— Здравствуйте, мистер Эриксон, — произнес Марк, — простите, что задерживаю вас. Не могли бы мисс Грей и я поговорить с вами немного?

— Конечно-конечно, с удовольствием, — проговорил викарий, торопливо и неловко вылезая из своего видавшего виды автомобиля.

Джозеф Эриксон был высоким и худым человеком лет тридцати пяти. Лицо его с крупными чертами могло показаться некрасивым — длинный, с большой горбинкой нос, широкий рот, оттопыренные уши, близко посаженные светлые глаза навыкате, кустистые короткие брови. Беспрестанно улыбаясь, мистер Эриксон открывал крупные зубы, которые не прилегали плотно, а слегка отстояли один от другого. Тем не менее, викарий, при явной своей некрасивости, притягивал взгляд и очаровывал. Этому способствовала богатая и выразительная мимика, а также глубокий, хорошо поставленный баритон мистера Эриксона.

— Я слушаю вас, — сказал викарий, вытащил из кармана салфетку и стал тщательно протирать очки с толстыми стеклами, потом водрузил их на свой крупный нос, поморгав при этом светлыми ресницами.

Я заранее приготовилась к разговору, найдя благовидный предлог для объяснения весьма странной просьбы:

— Мистер Эриксон, нам нужна ваша помощь. Ребекка Джонсон предложила мне сделать страничку на деревенском интернет сайте об истории Белдорфа, посвященную памяти ее погибшей сестры. Марк помогает мне в этом деле. Мы хотели бы попросить вас, сэр, дать нам список старых могил на деревенском кладбище с указанием времени захоронения.

Викарий удивленно приподнял брови:

— Как интересно! Совсем недавно ко мне обратился с такой же просьбой один из новых жителей нашей деревни и я составил для него список старых могил с прилагаемой к нему схемой их расположения. Поэтому я с легкостью помогу вам, молодые люди.

Марк спросил:

— А можно узнать, сэр, для чего понадобился этому человеку список старых могил?, — и чтобы объяснить причину своего интереса, он добавил:

— Мне просто любопытно.

Викарий внимательно посмотрел на моего парня, наверное, вопрос показался ему несколько смелым, и ответил:

— Да, вы можете узнать... не вижу причин делать из этого тайну. С просьбой о списке старых захоронений ко мне обратился доктор Бакли, который в прошлом году купил тот огромный особняк на южной окраине Белдорфа и поселился там. Он сказал мне, что отошел от дел в Лондоне, потому что страшно устал и хочет отдохнуть. Доктор Бакли богат и может позволить себе расслабиться и заняться своим хобби — неторопливо проводить исследования в частной лаборатории, которую он устроил в новоприобретенном доме. Этот уважаемый господин поведал мне также, что корни его семьи происходят из наших краев, вот он и разыскивает возможных предков на кладбищах по всей округе.

— Спасибо, мистер Эриксон, — сказал Марк.

По приглашению викария мы отправились в его кабинет, который оказался небольшой комнатой при церкви. У стен стояли два шкафа с книгами, в двух других находились папки с бумагами. В кабинете имелись также картотека и письменный стол с компьютером. К нему-то и направился викарий, попросив нас присесть — для этой цели возле письменного стола стояли несколько стульев.

Джозеф Эриксон включил компьютер и уже через несколько минут мы получили четыре отпечатанных листа. Два из них содержали перечень пронумерованных старых захоронений. Каждый пункт включал в себя имя погребенного, титул (если таковой был), звание или другие подробности о его общественном положении и роде занятий, годы жизни (если были известны), или только год захоронения. На двух других листах была отпечатана схема кладбища с расставленными номерами, соответствующими таковым в списке.

— Желаю вам успеха в создании исторической интернет странички, это нужное дело, — сказал на прощание викарий, усаживаясь в свой моррис майнор, помахал нам рукой и уехал.

Марк провел пальцем по перечню и остановился на номере восемнадцать.

— Взгляни сюда, Энни!

Я увидела следующую запись:

18) Барон Маркус Альберт Джозеф Сас (1733-1755)

— О, Марк, это твое имя...

— Да, я знаю, — пошутил парень, — кстати, интересное совпадение, — заметил он, — если перевести слово «живой» на древний язык Священных Писаний, а затем представить это слово в виде чисел, то мы как раз получим число восемнадцать. Стало быть, в списке можно прочитать: «Живой барон Маркус Альберт Ксавьер Сас», что соответствует истине. Вот так-то.

— Поразительно!, — восхитилась я, — хотя, знаешь, меня почти перестали удивлять совпадения, потому что недавние дни были просто заполнены ими. Это не случайно. Теперь я уже не исключаю того, что грядут опасные времена и от меня, от тебя и от всех, кто замешан в этой истории требуются большие усилия по предотвращению катастрофы, грозящей человечеству.

Сказав эти слова и прокрутив их снова и снова в голове, я вдруг осознала, как напыщенно и безумно это звучит! Украдкой взглянув на Марка, я ожидала увидеть удивление или даже насмешку, но не было ничего подобного, а напротив — в его лице читалась усталая озабоченность. Брови Марка сошлись к переносице и я услышала сдержанный вздох.

На обратном пути, остановившись около каменного валуна с природной клумбой, мы решили взять несколько чудесных цветов. Я осторожно извлекла четыре великолепных экземпляра золотого щита вместе с корнями и небольшим количеством их родного грунта, смочила водой из бутылки несколько салфеток, обернула ими растения и положила их в пластиковый пакет.

Глава 20. Ночь на кладбище, полная приключений

Принесенные растения я высадила в большой ящик в оранжерее на третьем этаже, ибо я не знаю как относятся золотые щиты к освещению в цветной комнате. Полюбовавшись красивыми цветками, которые сверкали металлическим блеском, создавая иллюзию, что они отлиты из благородного металла, я села за компьютер и составила план ухода за ними. На листе бумаги я распечатала табличку, которую надо будет ежедневно заполнять данными о жизни растений, состоянии листьев и цветков, об изменениях в почве, о реакции на полив, удобрения и на освещенность, об образовании семян и сроках их созревания.

Далее я завела специальную папку, чтобы заносить туда рассуждения о золотом щите. Мне надлежало собрать полную информацию для детального описания неизвестного вида. А пока нужно было помочь растениям выжить, проявляя максимальную осторожность, так как не было никаких рекомендаций по их содержанию. Мне предстояло все это выяснить самой.

Пока я работала, за мной во все глаза следил Абитц. А точнее, он не сводил взгляда с прекрасных золотых цветов. Тогда я вспомнила о пристрастии воронов к блестящим предметам и испугалась за сохранность новых растений. Я начала было говорить с вороном:

— Послушай, Абитц, не вздумай трогать эти цветы, они очень редкие...

Абитц рассеянно взглянул на меня и снова уставился на золотые щиты. Я поняла, что рисковать не стоит и перенесла уникальные растения в цветную комнату, установив для них освещение лишь белыми лампами.

***

Ужин начался довольно молчаливо, общий разговор не клеился. Я думала о Марке и о том, что через два часа мы все отправимся на кладбище разыскивать тайник с порошком викария. Эми волновалась из-за того, что завтра ей предстоит начать работу в магазине на первой дороге, Дик обдумывал способы совершенствования компьютерной сети в Мейсен Мэноре. К тому же, профессор попросил его изменить пару научных программ. Но те программы, которыми пользовались наши ученые соседи, не имели открытого кода и Дик задумал предложить им использование открытого софта, тогда он сможет изменить и усовершенствовать необходимые программы.

Мы поели и я достала из холодильника клубнику на десерт. Пока я раскладывала ягоды в широкие хрустальные бокалы, делая три порции, Эми взбила низкокалорийные сливки и принялась покрывать плотной белоснежной пеной горки ароматных ягод. Закончив работу, мы отошли на шаг, чтобы полюбоваться. На белой скатерти стояли три сверкающие хрустальными гранями бокала, чуть запотевшие, с алыми ягодами, покрытыми сливками, словно самым чистым снегом. Как это не странно, но красивого вида десерта и прекрасного аромата клубники оказалось достаточно, чтобы все немного взбодрились, развеселились и начался совместный разговор. Ко мне обратилась Эмили:

— Ты знаешь, Энни, когда я на днях заехала в магазин, чтобы поговорить перед началом работы с мистером Тао Тань — и менеджером, и продавцом в одном лице...

— Прости, что перебиваю, Эми, — неожиданно вставил Ричард, — но не знаешь ли ты, что в имени «Тао Тань» имя собственное, а что — фамилия?

— Да, я знаю, Дикки, — ответила Эми, — у моего будущего начальника Тао — это имя собственное и означает оно — гончар, — заулыбалась Эми, — он еще пошутил, что работает в гончарном магазине и всю свою жизнь занимается керамикой, а виною тому является его «гончарное» имя. Соответственно, Тань — это фамилия.

— Спасибо, Эми, продолжай пожалуйста, — отозвался Дик.

Эми кивнула и сказала:

— Ну так вот, когда я была в магазине, туда нагрянула хозяйка — Глэдис Флойд. Она очень строго разговаривала со мной. Предупредила, что не потерпит опозданий. Сказала, что если я разобью что-нибудь из товара, то она высчитает его стоимость из моей зарплаты. Глэдис также объяснила, что мне нужно будет делать уборку в магазине — мыть пол и вытирать пыль на полках. По утрам я должна буду выносить из магазина кружки, чашки, сувениры и прочее и расставлять их на уличных стеллажах, что стоят у дороги, а в конце дня заносить все это в магазин, промыв тщательно от пыли и высушив.

Эмили вздохнула и, взглянув на меня, заключила:

— Мне кажется я ей не нравлюсь...

Я покачала головой и ответила:

— Глэдис Флойд не нравится никто, Эми, поэтому не слишком старайся в этом направлении, все равно не преуспеешь! Если станет невмоготу, то лучше оставить это место и найти что-нибудь другое.

— Я так и сделаю, Энни. Мистер Тань рассказал мне, что за пару лет в магазине поменялась дюжина продавцов.

***

В десять часов вечера Эми, Дикки и я вышли из ворот Грейхолла. Быстро темнело. Роща на другой стороне дороги уже погрузилась в сумрак. Внизу, между деревьями, колыхался зыбкий покров-туман. Мрачный и таинственный лес порождал тревожное настроение, когда вздрагиваешь от каждого шороха и в темноте начинает мерещиться ужас. Прямо над нами пронзительно и резко закричала ночная птица — ее хохот разнесся по округе и затих на высокой ноте.

На обочине дороги стоял знакомый черный ягуар. У меня сладко заныло сердце, когда я увидела Марка. Он подошел, взял мою руку и поцеловал внутреннюю сторону ладони, глубоко вдохнув носом воздух. Это невинное действие вызвало во мне чувственный отклик— сердце забилось сильнее, дыхание стало исходить из глубины моего тела. Я встретила взгляд Марка и что же? Он смотрел на меня как-то обреченно, грустно, но в его сверкнувших глазах можно было прочитать и страсть, и желание.

Это сбило меня с толку. Отчего Марк так печален? Я ведь отвечаю взаимностью на его чувства! Но раздумывать над тем, что означал этот грустно-влюбленный взгляд не было возможности — из ягуара выглянул профессор Мейсен и попросил нашу компанию быстрее усаживаться в машину, пора было отправляться на старое кладбище Белдорфа.

Прибыв на место и с удовлетворением отметив, что улица пуста и нас никто не видит, профессор вместе с Диком принялись выгружать из багажника фонари и веревки, ломик, небольшую лопатку и целую сумку, набитую чем-то, мне неизвестным.

Мужчины пошли вперед, а ко мне подбежала Эми. Сопя от возбуждения и понизив голос чуть ли не до шепота, она затараторила:

— Энни, это просто класс, я и не мечтала о таких приключениях! Мы идем на кладбище искать старинный клад в могилах! У-у-у-у, — Эми постаралась передать завывания привидений из мультфильмов и тут же засмеялась, — удивительно, но мне ни чуточку не страшно, а тебе?

Я совсем не была уверена, что мне не страшно. Пришлось признаться в этом:

— Я боюсь, Эми...

— Чего же ты боишься?

— Не знаю. Просто мне жутко немного.

Эми притихла и обняла меня за плечо.

— Это все из-за твоих кошмаров, дорогая. Раньше ты была бесстрашной. Помнишь как мы с тобой в школе ходили ночью в угловую башню, в которой, по слухам, водились привидения и ты уговаривала меня быть храброй. Вспомни еще, как ты и я пробрались в полночь в учительскую комнату, чтобы взять оттуда твоего игрушечного зайца, которого учительница забрала на уроке. Энни, в то время тебя было очень трудно испугать.

Моя подруга ободряюще посмотрела на меня и заключила:

— Не стоит бояться, что нам может угрожать?

Мне удалось взять себя в руки и я ответила шутливым тоном:

— Не знаю, дорогая, что угрожает мне, а вот тебя подстерегает серьезная опасность — ты не выспишься, а ведь завтра — твой первый рабочий день.

Эмили легкомысленно хмыкнула и махнула рукой:

— Да ладно, отосплюсь потом, приключения стоят того, чтобы пожертвовать сном!

Профессор шел впереди, время от времени сверяясь со схемой, полученной от викария Джозефа Эриксона. Он привел нас в дальний конец кладбища, тот, что слева от входа в церковь. У самой ограды находился маленький склеп, очень старый. На схеме это захоронение было датировано 1702 годом.

Профессор Мейсен обернулся и объяснил:

— Я бы начал наши поиски с этого склепа. Из рассказа Томаса Эйкенсайда можно заключить следующее. Таинственный естествоиспытатель гостил в нашем приходе лет за пятьдесят до того, как чудесный порошок в кубке был подарен мне, а это, как вы помните, произошло в 1755 году. Следовательно, ученый гость мог находиться здесь в промежутке времени между 1700 и 1710 годами. Этот натуралист принес в дар тогдашнему викарию прихода Белдорфа большую шкатулку со снадобьем.

Профессор снова взглянул на перечень старых захоронений, который держал в руках, подсвечивая его фонарем и продолжил объяснять свой выбор:

— Тот давний викарий, имени которого я не знаю, испробовал снадобье на его больной жене и та выздоровела. После чего окрыленный успехом священник насыпал часть порошка в серебряный кубок и торжественно поместил его в шкаф подле алтаря. А основную часть чудесного порошка в шкатулке где-то спрятал. Логично было бы предположить, что он использовал для этого одно из современных ему захоронений.

Альфред Мейсен огляделся и, указав рукой на склеп, возле которого мы остановились, сказал:

— Это единственный склеп, который был сооружен в означенный период между 1700 и 1710 годами. Хорошо было бы найти клад именно здесь, меня не привлекает перспектива копаться в могилах, — профессор содрогнулся.

— Давайте приступим, — заключил он и потянулся рукой к двери склепа.

Мы направили свет фонарей на современный висячий замок, запиравший низенькую дверь. Профессор взял его в руки и скоба неожиданно раскрылась.

— О нет!, — застонал Альфред Мейсен, — скажите мне, что это не то, о чем я подумал...

Но все молчали. Нас снова опередили? Или замок просто не был заперт?

Дикки потянул за старую, позеленевшую бронзовую ручку и дверь, с пронзительным скрипом изъеденных ржавчиной петель, открылась. Марк стал светить мощным фонарем в проем и я увидела, что сразу от входа начинаются ступеньки — узенькая лестница уводила вниз, в кромешную темноту.

Первым начал спускаться Марк, за ним пошел Дикки, потом я и Эми, а замыкал процессию профессор Мейсен. Всем пришлось хорошенько наклониться, низкая дверь и нависающий потолок лестницы не позволяли выпрямиться даже мне и Эмили.

— Фу, какой здесь тяжелый и сырой запах, — пискнула Эми.

Со свода, уходящего вниз, свисали клочья паутины и плесени. А стены серебрились в свете фонарей таким же плесенно-паутинным покровом, блестевшим мелкими капельками влаги. Марк медленно продвигался вниз по крутым и осыпающимся ступеням, осматривая попутно стены. Было заметно, что недавно здесь уже спускались — об этом свидетельствовала порванная паутина и смазанная то тут, то там плесень.

— Довольно глубокий склеп, — заметил Дикки, когда спуск был закончен — мы оказались метра на полтора ниже поверхности.

Помещение, куда привела лестница, было квадратным, длина каждой стены составляла футов пятнадцать. Всего два каменных гроба стояли рядом посреди мрачной подземной комнаты. На стенах что-то было изображено и написано, но разобрать что именно не было возможности. Время и сырость почти уничтожили настенную роспись.

Мужчины занялись осмотром гробов. Дикки ломиком сдвинул крышку того, что стоял слева. От колебания воздуха над открывшимся пространством поднялось облачко пыли. Меня слегка замутило от осознания того, что эта пыль является частицами человеческого праха. Затхлый, удушливый запах повис и наполнил ограниченное пространство склепа. Пришлось дышать запыленным воздухом, от которого щекотало в носу и першило в горле. Я не удержалась и заглянула внутрь — там лежал покрытый слоем пыли человеческий скелет. Эмили, стоявшая рядом, внезапно звонко чихнула, и серые, невесомые лохмотья, кое-где лежащие на костях, зашевелились — они были так легки, что оказалось достаточно малейшего колебания воздуха, чтобы привести их в движение. Показалось, что скелет зашевелился.

Эмили пошатнулась, прикрыв лицо руками, Дикки поддержал ее за плечи.

— Вывести тебя на воздух?, — спросил он.

Но моя подруга покачала головой и ответила:

— Спасибо, не нужно, я почти в норме... хм... не думала, что это так подействует на меня!

Было жутковато смотреть на скелет. Нижняя челюсть отвалилась и лежала, покосившись в сторону. На пальце левой руки мертвеца Дикки заметил перстень и салфеткой смахнул с него пыль. Красный камень заблестел на желтой кости. Присмотревшись, мы увидели бусины, рассыпавшиеся между торчащих ребер.

— Это женщина, — сказал Марк. Ее похоронили в ожерелье. За три с лишним столетия нить, на которую были нанизаны бусины, истлела, как и тело его владелицы.

Марк наклонился ниже, присматриваясь и подсвечивая белым, неживым фонарным светом:

— Посмотрите!, — вскричал он удивленно, указывая на что-то.

Мы все пятеро склонились над истлевшим телом и увидели, что вдоль ног женского скелета протянулся другой скелет — змеиный, фута три в длину.

— Что за странная идея — похоронить вместе с покойницей змею!, — поразилась я.

— О, я слышал эту историю!, — оживился профессор, — мне рассказал ее один деревенский житель, которого я лечил. Это было в ту давнюю пору, когда я с маленьким Марком поселился тут после побега из Саксонии. Суть истории такова: задолго до нашего появления в Белдорфе местный землевладелец удачно женил своего сына на богатой девушке из хорошей семьи. Через несколько дней после свадьбы молодая жена гуляла в лесу, как вдруг увидела на траве череп благородного оленя.

Профессор Мейсен заглянул в каменный гроб, сочувственно вздохнул и поспешил закончить историю:

— Девушка перевернула ногой олений череп, как вдруг из него взметнулась атакующая змея и ужалила бедняжку. Она умерла на месте. А жителей деревни охватил суеверный ужас. Странная смерть поразила девушку, в этих краях люди не умирали от укуса змеи. Кто-то решил, что у жертвы была соперница, которая отомстила, наколдовав змеиную атаку. Иные думали, что, наоборот, магическую месть совершил отвергнутый жених. Люди винили неизвестные темные силы, олицетворением которых стала крупная ядовитая змея, змея-убийца. Пресмыкающееся отловили, убили и зачем-то похоронили вместе с жертвой. Ума не приложу, для чего это было сделано!

Профессор насмешливо хмыкнул:

— Впрочем, суеверие толкает людей на гораздо более странные поступки, чем этот... Однако, давайте посмотрим кто и что покоится во втором гробе. Не думаю, что там молодой вдовец, ибо он навсегда покинул эти места вскоре после трагического случая со змеей.

Дик снова применил ломик. Каменная крышка второго гроба оказалась значительно тяжелее первой, она словно приросла и было трудно сдвинуть ее. Понадобилась помощь Марка и лишь в результате совместных усилий каменная плита дрогнула и поползла в сторону. Гроб открылся лишь на несколько дюймов, когда плита вновь застряла. Дик сильнее взялся за ломик, а Марк уперся ладонями и толкал что есть силы. Камень поддался и массивная крышка вдруг заскользила и упала на бок, расколовшись на две части.

— Ну надо же!, — профессор удрученно всплеснул ладонями, — вовсе не хотелось выступать в роли кладбищенских вандалов!

Все склонились над зияющим отверстием каменного саркофага и в тишине пыльного склепа раздался общий возглас изумления...

Гроб был пуст.

Повисло недоуменное молчание, пять человек, стоявшие вокруг пустого каменного гроба удивленно переглянулись. Немая сцена продолжалась недолго. Эмили, глядевшая внутрь, что-то заметила и пробормотала:

— Смотрите, тут, в центре нижней части что-то есть, надо бы стереть этот жуткий слой пыли, вот только не знаю чем это сделать...

— О, мисс Стоуэрс, это не проблема, — ответил Альфред Мейсен.

Он раскрыл сумку, которую принес с собой, достал оттуда кисть — такими кистями пользуются археологи — и протянул ее девушке.

— Спасибо, сэр, — ответила Эми и держась одной рукой за край каменного гроба, перегнулась и принялась осторожными движениями кисти очищать место в середине днища пустого саркофага. Из-под пыли стало проявляться металлическое кольцо, вделанное в камень.

— Молодец, Эми!, — обрадовался Дикки, — если есть кольцо, то за него надо потянуть!

И, не медля ни секунды, парень ухватился за толстую металлическую окружность, крякнул от усилия, пытаясь поднять каменную плиту. Она слегка поддалась, пыль стала просачиваться куда-то вниз и проявились очертания каменной крышки-люка размером приблизительно два на два фута. Дикки дергал и тянул кольцо что было силы, Марк помог ему и вместе им удалось поднять тяжелую крышку.

Профессор, вытягивая голову, вглядывался в открывшийся темный проем, а потом залез внутрь гроба, присел на корточки на краю зияющего отверстия и, опустив туда мощный фонарь, старался рассмотреть, что находится внизу.

— Лестницы здесь нет, — наконец сообщил он, но я вижу, что пол этого подземелья не слишком глубоко, до него менее десяти футов. Стен не видно отсюда.

— Я могу спрыгнуть туда, — задорно предложил Дикки.

— Ни в коем случае, Ричард!, — строго заметил профессор, — к чему такой риск? А если вы подвернете ногу или ударитесь при падении? У нас есть веревки и я предлагаю спуститься с их помощью.

Это предложение прозвучало категорично. Марк поискал к чему бы прикрепить веревку и решил обвязать ею соседний каменный гроб. Свободный конец был спущен в черный проем. Первым вызвался пойти Дик.

— Хорошо, — ответил Марк, а я спущусь сразу за тобой. Дядя Альфред и девушки могут оставаться здесь, пока мы разведаем обстановку внизу.

— Я спущусь с вами, твердо ответил профессор.

Эмили округлила глаза и обиженно спросила:

— Вы хотите оставить нас одних в этом жутком склепе наедине со скелетом?!

Марк предложил:

— Давайте пойдем все вместе. Девушки спустятся следом за мной, а последним пойдешь ты, дядя Альфред, все согласны?

Дикки и Марк один за другим быстро соскользнули по веревке вниз. Потом настала моя очередь и сильные руки Марка приняли меня. Я подняла свой фонарь и осветила помещение, в котором оказалась. Это была небольшая и пустая комната, в одной из стен которой находился дверной проем. Под ногами был пыльный и ровный каменный пол. Спустилась Эми, а следом за ней профессор Мейсен переправил вниз сумку и запасной моток веревки и лишь после этого легко и быстро соскользнул вниз. Наша команда, все как один, освещая путь фонарями, вереницей направились к дверному проему.

У меня мелькнула мысль:

— «Что если наши недоброжелатели следят за нами и проберутся в склеп? Не закроют ли они крышку отверстия, через которое мы пробрались в это подземелье? Нам неизвестно, существует ли второй выход отсюда. Не окажемся ли мы навечно погребенными под толщей земли в этом мрачном склепе?».

Мы как раз выходили из первого помещения и я бросила взгляд на потолок, где чернел квадрат спасительного выхода со свисающей веревкой. Переведя тревожный взор на подругу, я поняла, что ее посетили такие же опасения.

Это послужило сигналом и мы с Эми наперебой рассказали мужской половине экспедиции о наших страхах.

— Ваши опасения обоснованы, девушки, — ответил профессор Мейсен. Однако, не волнуйтесь, я обо всем позаботился. Даже если случится то, чего вы опасаетесь, тут найдутся средства, позволяющие выбраться наружу!, — и профессор многозначительно похлопал рукой по вместительной сумке.

Мы вошли в сводчатый, невысокий ход, аккуратно вырубленный в мягком камне известняке, он вел вперед, чуточку вниз и слегка забирал вправо. Под ногами похрустывало что-то вроде садового гравия. Слева в стене показалась арочная ниша. Марк направил на нее фонарь и нам открылось страшное зрелище — человеческий скелет.

Альфред Мейсен присмотрелся повнимательнее и удивленно проговорил:

— Судя по расположению костей скелета, несчастный умер здесь, в этой каменной нише, относительно недавно — я думаю лет семьдесят-восемьдесят назад.

— «Возможно он пробрался в подземелье тем же путем, что и мы, но ловушка по какой-то причине захлопнулась и бедный пленник не смог выбраться», — подумала я но вслух ничего не сказала.

Впереди показалось какое-то препятствие. Профессор достал компас, посмотрел на схему кладбища и церковного двора, подумал немного и сообщил:

— Мы продвинулись на восток и повернули к югу. Судя по тому, что прошли мы около пятидесяти ярдов, этот каменный коридор привел нас под здание церкви.

Препятствие впереди оказалось дубовой дверью, окованной потемневшими медными полосами. Дверная ручка — тоже медная и изрядно позеленевшая — представляла собой кольцо, свисающее с якоря. Марк потянул за него, но дверь не пошевелилась. Профессор, указав на видневшуюся замочную скважину, сказал, что дверь заперта, но он попытается открыть ее.

Покопавшись в сумке, Альфред Мейсен извлек продолговатый кожаный футляр. Оттуда он вынул приспособление, мало напоминающее ключ, и спросил у племянника:

— Как ты думаешь, Марк, каков тип замка, запирающего эту дверь?

— Тут и думать нечего, дядя Альфред, засов, конечно.

— Да, засов. Триста лет назад тяжелые дубовые двери часто запирались именно так. Засов обычно располагался ниже замочной скважины.

Альфред Мейсен повернулся к нам и показывая непонятный продолговатый предмет из футляра, пояснил:

— Это универсальный ключ для засовов, который был изготовлен по моему чертежу лет двести семьдесят назад, — профессор кокетливо хохотнул.

— Он состоит из двух соединенных планок — длинной и короткой. Длинная — служит рукояткой, к ней прикреплена короткая планка, которая может либо примыкать к рукоятке, либо отклоняться на девяносто градусов. На конце короткой планки есть отпирающий шип — крепкий и очень острый выступ. Я заведу ключ в замочную скважину в компактном положении, то есть планки прижаты друг к другу. Потом я поверну ключ и короткая планка с острым шипом повиснет на креплении по ту сторону двери. Поворачивая ключ и цепляя шипом деревянный засов, я могу дюйм за дюймом отодвинуть его.

Закончив разъяснительную работу, профессор ввел сложенные вместе планочки в замочную скважину. Послышался тихий лязг металла, потом мы увидели, как Альфред Мейсен, делая немалые усилия, раз за разом чуть поворачивает ключ, притягивая его к себе. Все это продолжалось довольно долго.

— Думаю, что засов уже полностью отодвинут, — объявил профессор Мейсен и попытался открыть дверь. Но и теперь ничего не вышло. Дубово-медное препятствие на нашем пути даже не шелохнулось.

Марк и Дикки пришли на помощь профессору — лишь тогда массивная дверь дрогнула и с ужасным скрежетом отворилась, прочертив полукруглый след на пыльном полу.

Альфред Мейсен поднял фонарь над головой и первым вступил в таинственное помещение, а следом за ним вошли все остальные. Я последней пересекла порог и огляделась. Свет наших фонарей хорошо осветил подземную комнату, она была небольшой, размером примерно двенадцать на двенадцать футов. По правой и по левой стороне стояли у стен два больших металлических сундука. Мы подошли к правому. Профессор повозился с замком и распахнул крышку.

Сундук был заполнен сложенной одеждой. Я подняла и развернула лежащий сверху мужской шелковый камзол, богато украшенный вышивкой, выполненной цветными шелковыми нитями. Под камзолом лежал жилет, а рядом с ним оказались коричневые туфли с пряжками и на каблуке. И туфли, и жилет тоже были из шелка, именно поэтому они и сохранились в течение трех столетий, а не истлели, превратившись в лохмотья пыли.

Пока я рассматривала все эти предметы одежды, Марк заметил в углу сундука металлическую овальную коробку. С надеждой поднял он ее и раскрыл, ожидая найти внутри порошок — средство викария. Вздох разочарования вырвался у Марка, когда вместо чудесного порошка внутри овальной коробки он нашел слежавшийся и полуистлевший мужской парик из конского волоса.

— Как я сразу не догадался?!, — бурно изумился профессор Мейсен, — это же оловянная коробка для парика. Все ясно — этот сундук заполнен дорогой мужской одеждой и аксессуарами. Хорошо, посмотрим что предложит нам второй сундук.

Внутри левого сундука оказались две старинные металлические коробки с замками, которые в старину использовались вместо сейфов. Кроме них там стояла большая и тяжелая шкатулка из дерева, инкрустированная, кажется, серебром и перламутром.

Марк достал деревянную шкатулку и, закрыв крышку сундука, поставил на нее сверху нашу находку, чтобы мы могли получше ее рассмотреть. Шкатулка источала тонкий аромат. Эми, Дикки, Марк и я наблюдали, светя фонарями, как профессор старается аккуратно открыть ее, используя отмычки.

Наконец, крышка была поднята и стало видно, что шкатулка на три четверти заполнена темно-зеленым порошком. На внутренней поверхности крышки была изображена пчела — тот же знак, что и на серебряном кубке, ставший символом агирусов и нанесенный на перстни.

— Ах!, — с чувством выдохнул профессор, мы нашли ее!

В эту секунду я заметила боковым зрением, как что-то промелькнуло мимо нас и исчезло у стены, противоположной входу. Но не только я увидела это. Дикки, широко раскрыв глаза смотрел на то место, где исчезла тень в форме человеческой фигуры, а Эми испуганно взглянула на профессора Мейсена и спросила дрожащим голосом:

— Что это было, сэр?

Профессор ободряюще улыбнулся и ответил:

— Ничего страшного, друзья, это всего лишь привидение, не бойтесь.

Эти слова не помогли, а наоборот привели к тому, что Эми страшно побледнела — это было заметно даже в неверном свете фонарей. Я испугалась, что сейчас моя подруга потеряет сознание. А профессор старался исправить ситуацию, обращаясь к Эми:

— Поверьте мне, мисс Стоуэрс, вам ничего не угрожает, привидения безобидны. Вы, вероятно, никогда их не видели, поэтому испугались.

Эмили виновато улыбнулась и ответила:

— Не волнуйтесь, я в порядке и уже почти не боюсь.

Ее широко открытые глаза говорили о том, что Эми все еще испугана. Но улыбка на лице свидетельствовала, что моя подруга уже взяла под контроль свои эмоции и вовсе не собирается грохаться в обморок.

Я посмотрела на место, где исчезло привидение и увидела, что там, на противоположной от входа стене был отчетливо виден замурованный проем. Марк тоже обратил на него внимание и сказал:

— Теперь я понимаю, почему Томас Эйкенсайд так и не нашел шкатулку с чудесным порошком в подвале церкви — вход в это помещение был замурован и попасть сюда можно только тем путем, которым пришли мы. Однако, нам просто очень повезло. Кто мог представить, что вход в тайное подземелье начинается внутри пустого каменного гроба?

— Давайте посмотрим, что находится в двух других ящиках внутри сундука, — предложил Дикки.

— Хорошо, Ричард, — согласился профессор Мейсен, запер и снял с крышки сундука шкатулку со средством викария, бережно поставил ее на пол у стены и лишь затем занялся отпиранием старинных металлических коробок.

Одна из них была заполнена монетами, в основном золотыми, а в другой хранились золотые украшения и россыпи драгоценных камней. Профессор Мейсен, на удивление, равнодушно перебрал пальцами некоторые из них, а потом запер коробки и вернул их в сундук.

— Мы не возьмем этот клад?, — спросила Эми.

— Не стоит брать ни денег, ни драгоценностей отсюда!, — веско заявил профессор.

— Почему?, — спросил Дикки.

Ему ответил Марк:

— Ты полагаешь, что привидение показалось нам случайно? Не думаю. Оно дало нам понять, что клад находится под охраной бестелесных сил. Если мы польстимся на сокровища из сундука, то нас начнут преследовать беды — ничем хорошим это не кончится. Счастья это точно не принесет! Так ради чего тогда брать клад?

— И ты веришь во все это, Марк?, — удивленно спросил Дикки.

— Это не вопрос веры, а вопрос жизненного опыта, — произнес в задумчивости мой парень.

— А ничего, что мы унесем шкатулку?, — встревоженно спросила я.

Марк ласково улыбнулся и ответил:

— Важна мотивация. Мы ведь не собираемся наживаться, используя порошок и не хотим причинить кому-либо вред. Нам нужны две вещи: первая — это не дать Бакли завладеть порошком; и вторая — продолжить наши эксперименты, которые мы проводим с целью помочь людям.

Когда Марк еще говорил все это у него внезапно погас фонарь и это послужило для нас сигналом к возвращению.

В комнате, из которой шел путь наверх — в каменный гроб, склеп и наружу, мы с облегчением увидели, что наша веревка свисает с открытого черного проема. Сверху разносился какой-то шорох и наша команда замерла, прислушиваясь, но все стихло.

— Наверное, это крысы, — успокоил всех профессор.

Марк первым поднялся по веревке. В склепе было спокойно и вскоре вся экспедиция вместе с находкой была уже наверху.

Марк закрыл люк и Дик замаскировал его, насыпав сверху пыли и гравия, собранных с пола склепа. Расколотую надвое плиту— крышку кое-как приладили сверху.

Затем, со словами: «Покойся с миром», — профессор с помощью Дика накрыл плитой место последнего пристанища той, что была убита змеей.

***

Пока мы ехали домой, я думала о найденном чудесном порошке. Он напомнил мне что-то очень знакомое. Я колебалась — рассказать или не рассказывать об этом Марку. Потом приняла решение:

— Могу я сейчас поехать с вами в Мейсен Мэнор?, — спросила я профессора.

— Конечно, мисс Грей, что за вопрос!, — ответил он, ничем не выдав удивления.

Мы высадили Эми и Дика возле Грейхолла и двинулись дальше. Была глубокая ночь и дорога казалась совершенно пустой. Однако, буквально через минуту сзади показался автомобиль. Он светил дальним светом фар и слепил Марка, ведущего нашу машину. Из-за невыносимо яркого света невозможно было рассмотреть, какой автомобиль следовал за нами.

— Почему бы ему не перейти на ближний свет?!, — раздраженно буркнул Марк и повернул рычажок зеркала заднего вида чуть в сторону, чтобы меньше ослепляли фары сзади идущей машины.

Некто, едущий за нами, вдруг резко прибавил газ, его мотор, мощный по звуку, просто взвыл. Дорога, которую обступали деревья, круто пошла вправо, и как только наш ягуар начал входить в поворот, я ощутила страшный удар!

Толчок! Скрежет! Я падаю и проваливаюсь... Тишина...

Глава 21. Обещание Марка

… Посреди дороги стоял Джеймс Фостер. Мертвый фермер глядел на меня с насмешкой. Глаза Джеймса, некогда голубые и искрящиеся, теперь были мутными. Его лицо подергивалось, демонстрируя мимолетные гримасы. Напротив Джеймса я увидела себя — будто я стою лицом к лицу с фермером, а тот лишь посмеивается, не говоря ни слова. Потом изображение стало терять резкость и я очнулась.

Меня тормошил Марк, он легко похлопывал по моим щекам, приговаривая:

— Энни, открой глаза, любимая!

Перед собой я увидела сдутую подушку безопасности. Мельчайшая пыль густым облаком висела с салоне. В ту же секунду вспомнилось происшествие: нас догоняет какой-то мощный автомобиль, с силой толкает в зад наш ягуар и тот на полном ходу врезается в дерево на обочине. От страшного удара и сработавшей подушки безопасности я потеряла сознание — не знаю сколько времени пришлось сидеть без чувств. Значит, мертвый Джеймс Фостер мне не приснился — это было видение в обмороке.

Марк спросил, не сводя с меня встревоженных глаз:

— Энни, ты в порядке, можешь двигаться?

Я пошевелила руками и ногами, посмотрела вправо-влево — как-будто все нормально, только голова гудит и побаливает немного.

— Со мной все хорошо, Марк, — ответила я и спросила его:

— А ты как себя чувствуешь?

— Я не пострадал, но...

— О, нет, Создатель, нет!, — дико проревел с заднего сидения профессор Мейсен и через несколько секунд сообщил упавшим голосом:

— Шкатулка пропала...

Когда мы отъехали от ворот Грейхолла, профессор сидел на заднем сидении, обхватив, как бесценное сокровище, нашу находку из подземелья. Он начал было строить догадки из какого именно душистого дерева была изготовлена шкатулка, чудесный и тонкий аромат которой наполнил автомобиль. Но тут началось погоня и нас толкнули на дерево.

— Видимо, я потерял сознание и не увидел как кто-то взял из моих рук драгоценную шкатулку, — громко сокрушался Альфред Мейсен, схватившись за голову и раскачиваясь из стороны в сторону.

— Ты не ранен, дядя Альфред? Это важнее, чем шкатулка.

— Скажешь тоже, важнее! Сколько лет мы мечтали отыскать ее и умудрились лишиться, едва успев добыть. Какое-то фатальное невезение... И нет, я не ранен.

Мы все трое вышли из машины. Марк занялся ее осмотром, профессор, тихо бормоча под нос ругательства, достал телефон, вздохнув, набрал номер и отошел в сторону, чтобы поговорить. А я стала смотреть вдоль дороги, думая, что автомобиль, ударивший ягуар, тоже мог пострадать и стоит где-то поблизости. Но освещенная луной дорога была пустынна. Мимо нас быстро промелькнула низко летящая сова — крылатый ночной хищник вылетел на охоту и, громко ухая, скрылся в темноте.

Передок ягуара был изрядно смят, сзади пострадал бампер и разбились фонари.

— Своим ходом машина не сможет доехать до поместья, — заключил Марк, а профессор его успокоил:

— Я позвонил Джеку Слейтеру и он приедет сюда.

Нам оставалось только ждать.

— Ну и что это было? Выскажите ваши соображения!, — саркастически обратился к Марку и ко мне профессор Мейсен.

— За нами следили. А мы не заметили этого, — с горькой усмешкой проговорил мой парень, — вспомни, дядя Альфред, когда мы спускались в склеп, то было видно, что там недавно кто-то побывал. Мы не придали этому значения, так как были погружены в свои поиски. А, между тем, сейчас я склонен думать, что это именно Бакли и его помощник посетили склеп незадолго до нас. Они не обнаружили подземный ход. Однако, установив привычную слежку за нами, Бакли узнал, что мы вошли в склеп.

Я вспомнила кое-что:

— Когда мы собирались подниматься из подземелья в помещение склепа, там, наверху, послышался шум. Судя по всему, это были не крысы. Тот, кто следил за нами, подождал снаружи и, видя, что наша команда долго не выходит, пришел к выводу, что его соперники обнаружили нечто интересное, иначе зачем так долго оставаться в этом пыльном и жутком склепе. И тогда этот преследователь, таясь, спустился по ступенькам в склеп. А там ему все стало понятно, ибо он увидел внутри пустого гроба распахнутый люк, ведущий вниз.

— Верно, Энни, — живо откликнулся профессор Мейсен, при этом, распалившись, назвал меня по имени, а не как обычно — «мисс Грей».

— Только одно уточнение, — продолжил он, — этот кто-то был наверняка сам Бакли, возможно с его подручным немцем, имя которого— Фриц Мюллер.

Я испуганно заметила:

— А мы очень рисковали. Этот злодей Бакли мог перерезать веревку и закрыть люк — как бы нам тогда удалось выбраться наружу?

Марк улыбнулся мне одними глазами и успокоил:

— Во-первых, мы все равно нашли бы способ выбраться, а во-вторых, преступникам незачем было запирать нас в подземелье — они ведь хотели узнать, удалось ли нам обнаружить чудесный порошок.

— А откуда Бакли узнал, что порошок можно найти на кладбище? Слежка за нами? Но ведь он побывал в склепе раньше нас.

— Дастин украл рукописную книгу, расспрашивал викария и Мэри Тэтчер. Он собрал достаточно информации, чтобы сделать правильные выводы, — объяснил Марк.

Мне пришло в голову, что случай на дороге, произошедший с нами, очень напоминает обстоятельства гибели фермера и я сказала:

— В обмороке мне привиделся мертвый Джеймс Фостер, — и, обращаясь к профессору, я пояснила, — в последнюю неделю мне снятся сны с участием жертв недавних убийств в Белдорфе.

— Марк рассказал об этом. Меня взволновал твой последний сон, — тревожно заметил профессор Мейсен, — и я намерен позаботиться о безопасности прекрасной Евы Фостер. Проблема, однако, заключается в том, что я не знаю, чего именно надо опасаться, — он крякнул с досадой в голосе.

Я решила вернуть разговор к теме аварии:

— Нас протаранили сзади точно так же, как это случилось с покойным Джеймсом Фостером.

— Да, — ответил Марк, — а это значит, что и нападавший был тот же самый.

— Но фермер погиб не от столкновения с деревом, он был кем-то намеренно убит ударом по голове уже после аварии. Почему же преступник не тронул нас?

— То, что злодей, укравший шкатулку, не причинил нам вреда, ясно указывает на виновность Бакли. Он не желает нашей гибели лишь потому, что ему необходимо сейчас и в дальнейшем пользоваться знаниями, накопленными Альфредом и мною.

Я подумала и спросила о том, что давно хотела узнать:

— Простите меня за такой вопрос, но я все же задам его. Ты, Марк, твой дядя и все агирусы не являетесь обычными людьми,... скажите ,... хмм... вас могут убить или вы неуязвимы?

Профессор Мейсен, устремившийся было куда-то в сторону дороги, остановился, как вкопанный, едва заслышал вопрос и, сделав пару шагов в мою сторону, назидательно заговорил:

— Мисс Грей, вы — образованная девушка, неужели вы можете допустить, что возможна совершенная неуязвимость в этом мире? Мы ведь не с помощью волшебства преобразились в долгоживущих людей — в агирусов, а лишь изменили некоторые биологические параметры. Жизнь таких существ как мы, да, гораздо более устойчива, чем у обычных людей. Но и для нас необходимы дыхание, работа сердца и всех органов. Наш мозг хорошо защищен, но и он может не выдержать, если...

— Позволь мне ответить короче, дядя, — улыбнулся Марк.

— Энни, агируса можно убить, если глубоко рассечь сердце или на сорок пять минут перекрыть дыхание — погрузить в воду, например, не давая всплыть. Если голова будет расколота надвое или отрублена — нам также не выжить. Ты знаешь, что такие процессы, как заживление ран, восстановление поврежденных сосудов, срастание сломанных костей идут у меня очень быстро. Таким образом, чтобы я умер, надо нанести такое повреждение, которое убьет раньше, чем мой организм залечит и исправит ущерб.

— О!, — только и смогла я сказать, а Марк вернулся к случившемуся событию и рассуждал вслух

— Итак, Бакли получил чудесный порошок, что же теперь делать? Мы не в курсе его теперешних планов. Прослушивающее устройство, которое мы три месяца назад установили в его машине, он благополучно нашел и уничтожил.

Профессор устало сел на землю, подавил подступившую зевоту и сказал:

— Сейчас нам нужно добраться до поместья и успокоиться. А потом будем думать...

Я не дослушала. Отойдя чуть в сторонку, достала телефон и набрала номер Эмили. Она еще не спала — ответила после первого же гудка:

— Слушаю тебя, Энни.

— У нас тут небольшое происшествие на дороге...

— Что случилось? Ты цела?, — в голосе подруги послышались нотки паники.

— Мы все в порядке, не волнуйся, Эми, я просто хотела предупредить, что, видимо, заночую в Мейсен Мэноре. Пожалуйста, объясни утром миссис Картер, что я в гостях у друзей и вернусь домой позже.

— А что произошло, дорогая?, — не унималась Эми.

— Ничего страшного, небольшая авария, все нормально. А ты срочно ложись спать, завтра — первый рабочий день а тебе и так всего пару часов осталось для отдыха. Поспи хоть немного, Эми!

— Окей, уже иду спать.

— Доброй ночи, дорогая.

Рядом со мной оказался профессор и, извинившись, буквально вырвал телефон из моих рук.

— Мисс Стоуэрс, вы еще на связи?, — прокричал он в телефон.

Я удивленно прислушалась, интересно, что так внезапно понадобилось Альфреду Мейсену от Эмили?

— Я понял так, что завтра вы собираетесь выходить на работу, это для меня не самая приятная новость — я хотел на днях предложить вам кое-что. Могу я узнать, мисс, что это за место, где вы начинаете работать?, — задал он вопрос.

— Угу, ... так-так, … хмм, ...а-а-а — профессор комментировал услышанное невнятными возгласами.

— Понятно, — наконец заключил он, — а теперь послушайте мое предложение. У нас в поместье огромный объем работы, который продолжает накапливаться. Нужно привести в порядок архивы, оцифровать сотни документов. Текущие дела тоже требуют помощи. По соображениям безопасности мы не можем пригласить для работы с документами постороннего человека. А вы, мисс Стоуэрс, уже посвящены в дела агирусов. Если вы согласны, то я...

Профессор замолчал — похоже нетерпеливая Эмили давала ему какой-то ответ. Он стоял и слушал, улыбаясь в трубку.

— Очень хорошо, мисс Стоуэрс, — сумел вставить профессор, — о подробностях и условиях мы поговорим при встрече, жду вас завтра к девяти часам утра в Мейсен Мэноре.

Альфред Мейсен вернул мне телефон и удовлетворенно сообщил:

— Ваша подруга, мисс Грей, с радостью приняла мое предложение работать в Мейсен Мэноре. Рано утром она позвонит мистеру Таню и сообщит, что не станет работать в керамическом магазине.

— Очень хорошо, сэр, Эмили была не в восторге от того места.

Дорогу осветили фары автомобиля, приближающегося с запада. Вскоре возле нас затормозил лендровер, из которого вышел Джек Слейтер. Он о чем-то тихо поговорил с Марком, осмотрел ягуар и сказал.

— Я отвезу вас в поместье, а потом вернусь сюда вместе с Джереми и мы отбуксируем домой разбитую машину. Завтра решим, что с ней делать.

***

Я собиралась сообщить Марку и его дяде что-то важное, поэтому мы расположились в гостиной. Мне ужасно хотелось спать, но я решила не откладывать свое признание до утра.

Профессор подошел к аквариуму, постучал ногтем по стеклу, пытаясь привлечь внимание рыб, но они не заинтересовались призывом хозяина. Сделав глоток из чашки с дымящимся кофе, он повернулся ко мне со словами:

— Вы обратили внимание, мисс, какой чистый темно-зеленый цвет с радужным отливом имеет тот порошок в шкатулке? Хоть лежит он в ней более трехсот лет...

— Да, именно этот характерный цвет привел меня к одной догадке, сэр, — сказала я тихо.

Но профессор продолжал развивать свою мысль, не услышав моей реплики:

— … а вот средство викария из серебряного кубка имеет бурый оттенок. Надеюсь, что это одно и то же вещество..., — он остановился на полуслове и схватился за голову, — ох, ведь шкатулка не у нас!

Марк, который сидел рядом со мной на диване, жестом остановил профессора и предложил:

— Дядя Альфред, давай послушаем, что хочет сообщить нам Энни.

— О, да, конечно, я весь — внимание, — смутился Альфред Мейсен.

— Я думаю..., почти уверена..., — начала я сбивчиво, — в общем, у меня есть приличный запас вещества, которое вы называете средством викария.

— Что?, — изумился профессор.

— Секретная добавка в виде порошка, что используется в рецептах Дэвида де Вольфа — это то же самое вещество, которое мы нашли в шкатулке.

— Почему ты так думаешь?, — спросил Марк.

— Потому, что оно точно так же выглядит и обладает тем же запахом.

— Запахом?

— Да. То, что вы приняли за аромат древесины шкатулки, на самом деле является собственным запахом порошка. Я знаю его с детства.

Воцарилось молчание. Профессор ходил из угла в угол. Марк встал с дивана и, не говоря ни слова, вышел из гостиной.

Через несколько минут он вернулся, неся в руках маленькую баночку из темного стекла с притертой стеклянной пробкой, чашку Петри 35и длинную, тонкую ложечку-шпатель в стерильной упаковке. Мой парень подошел к высокой кухонной стойке, поместил на ней чашку Петри, рядом поставил баночку и освободил шпатель из упаковки. Аккуратным движением Марк снял пробку, шпателем достал из баночки немного порошка и, высыпал его в чашку Петри.

— Энни — это средство викария из кубка. Посмотри, пожалуйста, и сравни его с твоей секретной добавкой.

Я подошла, взяла шпатель и чуть растерла порошок по стеклу, а потом поднесла чашку Петри к яркой лампе и стала смотреть на средство викария сбоку, поворачивая емкость так и этак. Наконец, я увидела то, что ожидала — в некоторых ракурсах на долю секунды порошок отсвечивал всеми цветами радуги. Затем я понюхала средство викария в баночке. Запах был слабым, но я узнала его.

— Могу сказать определенно, что ваше средство викария, а также порошок в шкатулке — это то же самое вещество, что и секретная добавка из моих запасов. Видимо, тот ученый натуралист, который подарил шкатулку с порошком викарию в самом конце семнадцатого века, был моим предком — Дэвидом де Вольфом.

— Чудеса!, — сказал Марк, широко раскрыв глаза, а Альфред Мейсен легкомысленно присвистнул.

***

На ночлег я устроилась в той же комнате, где спала в ночь, когда была убита и оживлена Персона. Там я обнаружила все необходимые туалетные принадлежности и свежую одежду. Приняла душ, почистила зубы и приготовилась спать. В дверь постучали — Марк пришел пожелать спокойной ночи:

— Надеюсь, что сегодня мои пожелания сбудутся и ты нормально отдохнешь, а не так, как в прошлый раз, — сказал он, смеясь.

Вдруг я вспомнила! Я ведь так и не рассказала, что той ночью видела свет в старом доме Мейсен Мэнора.

И я спросила моего парня, который уже собрался было выйти:

— Скажи, Марк, кто-нибудь ночует в Мейсенхаузе?

— Нет, — удивленно ответил он, — а почему ты спрашиваешь?

— В прошлый раз я видела свет в одном из окон верхнего этажа.

— Это привидения, Энни, они зажигают там свет по ночам.

— Откуда ты знаешь?

— Я ведь жил в старом доме много лет. Свет загорается сам собой только в одной комнате. В ней ни Альфред, ни я никогда не жили.

— А что это за комната?

— Это одно из помещений, где в прежние времена, жили слуги.

Марк снова повернулся, чтобы уйти, а я легла в кровать. C удовольствием устроившись в постели, я потянулась, чтобы выключить лампу, стоящую на тумбочке, но увидела, что молодой ученый не ушел, а стоит у двери и смотрит на меня.

— Прости, что я замешкался, Энни, просто мне трудно расставаться с тобой. Однако я должен идти, — сказал Марк, оставаясь на месте.

Я выпрыгнула из кровати и босиком подошла к парню.

— Ты можешь не спешить.

Он заколебался.

Видя, что парень ведет какую-то внутреннюю борьбу — он явно хотел остаться и так же явно старался не позволить себе этого, я решила расставить все точки над «и», другими словами, откровенно спросить Марка о причинах его холодности ко мне.

Я уже заранее знала, что потом пожалею о своей несдержанности...

— Ты отталкиваешь меня потому, что воспитан в старые времена, когда отношения между парнем и девушкой были обставлены сотнями условностей? Когда ухаживания длились месяцами, а то и годами...

— Не поэтому, любовь моя. И не стоит идеализировать силу воли влюбленных в старые времена, — Марк иронично усмехнулся, — уж поверь мне.

Он посерьезнел, скользя взглядом по моему лицу, будто любовался и не мог насмотреться.

— Ты думаешь, что прежние люди были иными? И да, и нет! Физически они почти не отличались от твоих современников. Все эти условности и долгие ухаживания были сущей пыткой. Но это лишь одна сторона медали. А другая ее сторона в том, что многие парни и девушки прошлых времен, действительно, обладали большой выдержкой. А это совсем не плохо! Человек, имеющий самообладание и силу воли, гораздо совершеннее, чем существо, влекомое желаниями и не умеющее управлять своими инстинктами. Таковое создание есть просто размазня и раб собственного тела.

Марк помолчал немного, я не перебивала и не спрашивала его ни о чем. Вызвав парня на откровенность, я внимала и старалась понять, о чем он думает, что чувствует, каковы его жизненные взгляды и принципы. А Марк вел свои рассуждения на волнующую тему дальше.

— Однако, как я уже сказал, не надо идеализировать. У старинных любовных пар случались разные истории, всяко бывало. И если парень был безумно влюблен, а девушка отвечала ему взаимностью, то сдержать страсть не всегда получалось. Страстью вообще трудно управлять...

Марк смотрел себе под ноги, говоря это, а потом поднял глаза на меня и с упрямым видом твердо произнес:

— Да, очень трудно сдерживать страсть. Это сводит с ума и лишает сна. Но, говоря «трудно», я не имею в виду «невозможно».

Я думала, что он продолжит, но Марк замолчал. Подождав с минуту, я усмехнулась и сказала:

— Ты ответил на мой вопрос, но ситуацию не прояснил. Судя по твоему отношению ко мне, непохоже, что ты в меня влюблен.

Мне не хотелось говорить это, слова сами вырвались так же, как и непрошеные слезы. Я стала смотреть в сторону и усиленно дышать, чтобы привести себя в порядок.

Марк шагнул ко мне, обнял и стал тихо говорить, почти касаясь губами моего уха:

— Ты ошибаешься, Энни. Моя любовь к тебе очень сильна. Ради тебя я делаю вещи, которые не совершал никогда прежде — я раскрыл тебе свои тайны. Все, что составляло мою жизнь до встречи с тобой, все, чем я дорожил, потеряло смысл, если рядом нет тебя.

Он прижал меня к себе крепче и я ощутила, как легкая дрожь пробежала по его сильному телу. Я прильнула к нему и ощутила не только физическое наслаждение, но и другое чувство, похожее на радость, восторг.

Чувствуя, что начинаю таять, я вдруг вспомнила свое обещание первой ускользнуть из объятий Марка, не дожидаясь, когда он сам прервет их. А мое сознание очень кстати напомнило, как мой парень несколько минут назад назвал слабовольных людей — «размазня». Это очень помогло и я, сделав небольшое усилие, с торжествующим видом высвободилась из его рук.

Марк взглянул удивленно.

— «Не ожидал?», — победно думала я, наслаждаясь его недоумением, — «То-то же! Побудь на моем месте!», — меня радовало, что я справилась и, несмотря на все удовольствие и невероятно сильные ощущения, охватывающие меня от прикосновений и объятий Марка, я все же смогла уклониться от них.

— Все в порядке?, — услышала я его вопрос.

— Да, в порядке. За исключением того, что мне непонятно, почему твои слова о любви ко мне не соответствуют тому, что я вижу. Ты не ведешь себя, как парень, влюбленный по уши.

— Я загнан в угол Энни и очень страдаю. Видишь ли, на мне лежит вина перед Альфредом за то, что я приготовил и дал ему состав «Элонгавита», после чего дядя утратил возможность любить в полной мере. Может быть я допустил тогда ошибку или слишком долго готовил снадобье — результат вышел печальный...

Молодой ученый мрачно смотрел на меня, крепко сжав кулаки.

— В общем, я дал слово. До тех пор, пока не найду средство и не исправлю дядину проблему, я не позволю себе испытать полную радость от любви. Такова одна из двух причин моей сдержанности. Вторая — это запрет, наложенный Законом Агирусов, но о нем поговорим в другой раз.

Все стало ясно. В свете новой информации мое поведение показалось мне мелким и эгоистичным. В то время как Марк представал мужественным аскетом, способным на подлинное самопожертвование. Я ощутила неловкость, мне захотелось утешить и поддержать парня.

— О! Раз дело обстоит таким образом... Прости меня, милый! Ты такой благородный, а я бываю глупой и жестокой.

— Ты добрая девочка, Энни. Я не встречал никого лучше тебя. И мне очень жаль, что тебе достался парень с проблемами. Ты заслуживаешь кого-то более достойного, чем я.

— Ну уж нет!, — горячо запротестовала я, но Марк не дослушал и молча покинул мою комнату.

Глава 22. Разлука

Утром мои агирусы сообщили, что из-за последних драматических событий им надо выехать в Лондон вечером того же дня. В среду они запланировали полететь в Нью-Йорк — необходимо лично встретиться с несколькими влиятельными людьми, посвященными в дела агирусов. Большинство из них и сами были агирусами. В разное время их пришлось спасать с помощью препаратов со средством викария и они, таким образом, были превращены в долгоживущих людей.

Возникло экстренное положение и надо было посовещаться, что делать с Бакли — ситуация в деревне вышла из-под контроля.

Пока профессор беседовал с Эми и Диком о работе в поместье, Марк позвал меня в гостиную и усадил на диван. Приготовил для нас две чашки кофе и сел рядом со мной.

— Энни, у меня есть новости в связи с анализами крови Бакли. Помнишь, Абитц в оранжерее клюнул преступника и дядя собрал с пола образцы, соскоблив высохшие капельки?

Я кивнула.

— Ночью мы с Альфредом закончили исследования и получили результат, который многое объясняет.

— Какой результат вы получили?

— Бакли заражен опасной болезнью. Он долгое время жил в Южной Африке, наверное там и заразился. Несколько лет ему удавалось с помощью лечения компенсировать ущерб, наносимый инфекцией. Но Бакли понимал, что стабильность не может длиться вечно и теперь делается понятным фанатизм, с которым он добивался получения наших лечебных составов.

— Значит, Дастин Бакли вовсе не хочет создавать зомбовирус, а старается ради собственного выздоровления?

— Не совсем так, Энни. Я время от времени устанавливал прослушку в машине Бакли. С завидным постоянством он ее находил, но мне пару раз удалось послушать его откровения. Тогда-то я и узнал о планах по созданию зомбовируса. Дастин просто хочет достигнуть двух целей.

— Расскажи, Марк, откуда Бакли знает о вас, а вы о нем?

Парень в задумчивости потер лоб и пояснил:

— Наш противник — очень богатый человек, семья которого происходит из Венгрии, там он и родился. В детстве его перевезли в Южную Африку. Сейчас ему принадлежит часть акций двух алмазных рудников, а в ряде третьих стран Бакли владеет несколькими предприятиями по добыче природных ресурсов.

— Что же такой богатый человек делает в нашей деревушке?, — изумилась я.

— Слушай дальше, Энни, я расскажу и об этом. В юности Бакли путешествовал по Южной Америке и там встретил своего верного помощника. Я говорю о Фрице Мюллере, который родился в семье нацистского преступника, скрывшегося в Аргентине после разгрома Третьего Рейха. За отцом Фрица Мюллера числится множество преступлений в Восточной Европе. Этот человек воспитал сына подобным себе. И вот Бакли подружился с Фрицем — две родственные души нашли друг друга. Ярый сторонник апартеида и расист Бакли прекрасно поладил с нацистом Мюллером. С тех пор они не расстаются.

Я покачала головой. Мне претили до тошноты обе эти разновидности людей.

Марк допил свой кофе, поставил пустую чашку на столик и предложил мне выйти прогуляться по поместью. Когда мы спустились с крыльца и пошли по направлению к лабораторному корпусу, он продолжил:

— Бакли получил образование в Германии. Он хороший специалист по минералогии со степенью доктора. Таким образом, химию он знает довольно прилично. Основы биологии и азы медицины он изучил уже самостоятельно. Должен признать, что Бакли — ученый, обладающий прекрасной памятью и умеющий системно мыслить. А вот Мюллер не учился нигде, кроме школы. Он все время находится при своем патроне 36. Строго говоря, Фриц — слуга Бакли, особо доверенный, приближенный.

— А как Бакли узнал о тебе и профессоре?, — поинтересовалась я.

— Меня выдал перстень. Ты уже знаешь, что такие перстни, как у меня и Альфреда, уникальны. Ими владеют только агирусы, которых не более семидесяти во всем мире.

Бакли зачем-то копался в архивах с материалами Англо-Бурской войны 37. В свое время я принимал участие в боевых действиях на стороне Англии в качестве военного фотокорреспондента — одного из первых в истории, это предмет моей гордости, — Марк озорно взглянул на меня и продолжил:

— Внимание Дастина Бакли привлекла фотография, сделанная моим коллегой-фотокорреспондентом и изображающая меня в момент, когда я готовил фотокамеру для съемки. Это был крупный снимок и перстень получился заметным...

Я все еще не могу без удивления слушать истории Марка из далекого прошлого и это сразу же отражается на моем лице. Он заметил, что мои глаза округляются и сказал:

— Энни, милая, ты уже знаешь про мою жизнь в восемнадцатом веке, поэтому попробуй спокойно воспринять историю, случившуюся на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков.

Я судорожно сглотнула и энергично закивала головой, соглашаясь.

— Кстати, во время Англо-Бурской войны мне пришлось работать с Уинстоном Черчиллем.

— Да, — хитро улыбнулась я, — обычное дело, и не такое уж и давнее.

— Ну так вот. Вскоре после того, как Бакли увидел этот снимок, он случайно встретил меня на конференции в Мюнхене и обратил внимание на перстень. Видимо, Дастин тут же снова изучил тот снимок и начал что-то подозревать. Он принялся осторожно собирать обо мне сведения и натолкнулся на факт, что никто на свете не видел меня ребенком, никто не учился со мной в школе, в университете. Постепенно, шаг за шагом, Бакли приблизился к раскрытию тайны агирусов. Ему понадобилось для этого десять лет.

Марк усмехнулся и развел руками:

— Сам я не мог заметить слежки, потому что на том этапе Бакли копался в архивах, опрашивал людей, искал моих родственников, друзей, в общем собирал сведения обо мне, но этим он привлек внимание Совета Агирусов. Я узнал обо всем примерно два года назад на заседании Совета в Лондоне...

Парень заметил немой вопрос в моих глазах и поспешил объяснить:

— Да-да, я — член тайного общества «Совет Агирусов», оно по своему устройству похоже на твой секретный «Комитет по Распределению». Так что, тебе будет легко понять, как это работает. Нас всего семьдесят человек по всему миру, тридцать два из которых чрезвычайно влиятельны. Общество помогает сохранять секретность и решать многие проблемы, например, с документами.

— Члены Совета Агирусов сообщили тебе и Альфреду о том, что Бакли раскрыл вашу тайну?, — уточнила я.

— Именно так, дорогая. Это произошло, как я уже сказал, около двух лет назад, незадолго до нашего очередного возвращения в Мейсен Мэнор. Когда Альфред, я и Слейтеры переехали сюда, Бакли приобрел в Белдорфе большой особняк и поселился там. Тогда же, как ты знаешь, последовал поджог Мейсенхауза и кража из сторожки Мейсен Мэнора — Бакли и Мюллер украли саквояжи с рецептом «Элонгавита» и некоторыми экстрактами. Случилось еще одно страшное происшествие, о котором тебе чуть позже расскажет Альфред.

— Почему не ты и не сейчас?, — удивилась я.

Марк замолчал и в замешательстве посмотрел куда-то мимо меня. Прекрасные глаза рассеянно уставились в одну далекую-далекую точку, словно Марк пытался что-то увидеть там вдали, на северо-востоке, в Норвегии, по меньшей мере.

Я не торопила его, а отвела взгляд и стала рассматривать куда более близкие объекты, как, например, удивительные цветные солнечные батареи-концентраторы на крыше и стенах лабораторного корпуса Мейсен Мэнора.

— Нет, не могу..., — сдавленно ответил Марк, хмуро глядя на меня исподлобья.

— Да в чем дело-то, Марк?, — испуганно спросила я. Странная реакция парня указывала на то, что он умалчивает об очень важном событии.

Взгляд молодого ученого сделался суровым и ожесточенным, он произнес:

— Я хотел бы прекратить говорить на эту тему, прояви немного терпения, прошу!

И не дожидаясь моего ответа, Марк вернулся к рассказу о Бакли:

— Целый год Дастин Бакли не проявлял никакой видимой активности. Думаю, что, получив рецепт и экстракты, он экспериментировал в своей лаборатории, пытаясь получить средство, подобное «Элонгавита» или что там ему еще было нужно. Судя по всему, наш южноафриканец не преуспел из-за отсутствия некоторых компонентов — редких растений и порошка-средства викария. Ему удалось выяснить, что в твоем доме, Энни, растут все нужные ему растения.

— Прости, Марк, что перебиваю, позволь напомнить, что ты обещал рассказать, откуда ты и твой дядя узнали о коллекции редких растений в моей семье. А заодно, поясни, пожалуйста, как об этом стало известно Бакли?

— Совет Агирусов выяснил, что Бакли шпионит за компьютерными сетями с помощью группы хакеров из Азии. Я же узнал о твоей семье от дяди, а ему давно известны ваши тайны, он несколько раз покупал экстракты редких растений у твоих предков в Америке. Но теперь Альфред подружился с другим поставщиком чудесных экстрактов. Я тебе рассказывал о семье, что живет высоко в кавказских горах, в прекрасной стране Грузии.

Тут я вспомнила о телефонном разговоре с бабушкой Маргарет. Она тогда упомянула, что видела в блокноте ее прапрадедушки карандашный портрет гостя из Англии, купившего у него экстракты. Человек на портрете был поразительно похож на Альфреда Мейсена. Все стало на свои места. Теперь понятно, что мой предок изобразил самого профессора.

Мы обогнули большую круглую клумбу с цветущими розами, располагавшуюся перед фасадом лабораторного корпуса, и направились в сторону парка. Поравнявшись со старым дубом, я невольно залюбовалась роскошным деревом. В ширину его крона была больше, чем весь он в высоту. Толстые ветки, покрытые изящно вырезанными листьями, простирались горизонтально и тянулись далеко от ствола. Понятно, почему дубовую ветвь, дубовые листья так любят использовать в геральдике 38. Дуб — это могущество, надежность, благородство, победа и почти бессмертие.

— Итак, — вернулся Марк к повествованию о докторе Бакли, — около года этот ученый злодей вел себя тихо. Но сейчас положение изменилось. Я уже говорил тебе, что Дастин Бакли труслив и осторожен, однако, в последнее время он стал проявлять дерзость и безрассудство. Это вызвано тем, что состояние его здоровья ухудшается, ему нечего терять, Бакли способен сейчас на любое преступление, лишь бы получить средство исцеления.

***

Перед отъездом профессор Мейсен взял с меня обещание, что я ежедневно стану наведываться на ферму Фостеров. Держа меня за руку и, глядя в глаза, он сказал:

— Я надеюсь на вашу интуицию, мисс Грей. Вы сможете почувствовать, когда опасность нависнет над Евой. Если это произойдет, немедленно свяжитесь со мной по электронной почте! Обещайте мне, дорогая Энни, что выполните мою просьбу, — глаза профессора горели тревожным огнем, он говорил взволнованным и умоляющим тоном.

— Да, профессор, обещаю, что выполню все в точности, сэр.

***

Они уехали. Потянулись дни. Я привыкла часто видеть Марка и теперь страдала от разлуки. Мне приходилось читать и слышать о том, что влюбленные тяжело переносят расставание. Сейчас я в полной мере убедилась в правдивости таких историй. Это мучительно — быть вдалеке от любимого. По пять раз на день я проверяла электронную почту, ожидая письма от Марка, но писем не было. Молчал и телефон. Через день, не выдержав, я позвонила моему парню сама, но механический голос сообщил, что в данный момент невозможно связаться с набранным номером.

В день отъезда агирусов, то есть в понедельник, я пошла на похороны Джеймса Фостера. Там собралась чуть ли не вся деревня. Ева держалась, как могла, но было заметно, что она страдает. Соня не отходила от матери. Многочисленные родственники из Польши, а также некоторые соседи, помогали на поминках, которые семья Евы устроила в соответствии с польской традицией — намного более пышными, чем это принято в нашей деревне.

Поминки проходили на ферме, куда приехали многие жители Белдорфа, присутствовавшие на похоронах. Родственники Евы приготовили настоящий хороший обед с несколькими переменами блюд. Чтобы все могли разместиться, столы были расставлены во дворе жилого дома фермы под навесом из полупрозрачного пластика.

Едва мы сели за стол, как поднялся брат Евы по имени Янек и, взяв в руку бокал вина, начал свою речь:

— Я бы хотел сказать несколько слов в память о муже моей сестры. Джеймс сделал Еву счастливой и мне невыносимо жаль, что это счастье оказалось коротким. Я горжусь, что мне довелось познакомиться с этим человеком. Надеюсь, что он теперь в хорошем месте. Давайте помянем Джеймса.

Янек отпил немного вина из бокала и сел на место. Все последовали его призыву, выпив вина или колы, или сока. Как это принято во время поминок в Польше, двери дома были распахнуты настежь. С того места, где сидела я, через дверной проем была хорошо видна прихожая и часть гостиной. Я рассеянно смотрела в ту сторону, как вдруг увидела, что прихожую пересекла Эллинор и исчезла в той части помещения, где находилась кладовая.

— «Может быть Эллинор направилась в кладовую, чтобы принести гостям еще какую-то еду или вино?», — подумала я, но все же любопытство заставило меня встать и пойти в дом. Приблизившись ко входу в кладовую, я заглянула внутрь и, никого не увидев, сказала:

— Эй!

Послышался шум — будто что-то упало на пол. Я вошла в кладовую и лишь тогда увидела Эллинор — она стояла слева от входа, испуганно глядя на меня. У ее ног лежала какая-то банка.

— Как ты меня напугала, Энни!, — обиженно проговорила норвежка, — ну разве можно так подкрадываться к людям?

— Прости, Эллинор, я и не думала подкрадываться. Просто на мне сегодня бесшумные кеды. А что ты здесь делаешь?

— Ничего особенного, — Эллинор захлопала ресницами, напустив на себя вид детской невинности.

Я усмехнулась, сказав мысленно:

— «Можешь не стараться, дорогая. Этот твой приемчик, возможно, срабатывает в отношении некоторых мужчин, но со мной такой номер не пройдет и тебе придется ответить на вопрос по существу!», — и я продолжала ждать, придав своему лицу вопросительное выражение. Сама не знаю почему, но Эллинор мне не нравилась, она казалась мне фальшивой.

— Я пришла сюда за пивом, — наконец ответила Эллинор и стянула с полки коробку с дюжиной бутылок темного пива.

Я наклонилась и подняла упавшую банку. Она выглядела очень старой, словно была выпущена пару десятилетий назад. Надписи были сделаны на польском языке и я не могла прочесть их, однако стандартные изображения указывали на то, что в банке находится яд — крысиный яд, о чем также красноречиво поведала жестокая картинка с видом мертвой крысы, лежащей на спине с задранными кверху лапками.

— Почему здесь находится крысиный яд?, — спросила я у Эллинор.

— А где же ему еще быть, как не в кладовой?, — резонно ответила девушка, взяла из моих рук банку и водрузила ее на место, где раньше стояло пиво.

***

В среду перед обедом я пошла в деревню, чтобы купить мыло и шампунь. По дороге домой, почти на окраине деревни, я встретила Соню Складовски. Мы остановились поболтать посреди тротуара, но в эту минуту послышались крики со стороны новой Лесной улицы — кричали сразу несколько человек. Мы с подругой побежали туда.

В районе строительства, возле одного из новых домов — у коттеджа номер пять по улице Лесной, образовалась толпа и царила суматоха. Мы подбежали и с удивлением увидели среди людей, в основном работников со стройки, норвежку Эллинор. Она плакала навзрыд.

— Здравствуй, Эллинор, что случилось?, — наперебой выкрикнули я и Соня.

Девушка подняла глаза и увидела нас.

— Привет, девочки, — сказала она, продолжая всхлипывать, — тут такой ужас, даже говорить не могу... ооой..., — и Эллинор снова разревелась.

Из коттеджа вышел констебль Чарльз Уингейт и направился к группе мужчин, стоящих возле крыльца. После разговора с полицейским один из рабочих указал рукой в нашу сторону, Чарльз Уингейт подошел к нам, поздоровался и обратился к Эллинор:

— Эти люди говорят, мисс, что именно вы обнаружили труп. По словам... ммм..., — констебль взглянул в свой планшетник, — Линдси Робертса, начальника строительного участка, в четверть двенадцатого вы с криком выбежали из дома номер пять. К вам подошли несколько человек со стройки и вы сообщили им, что обнаружили труп в подвале дома. Тогда мистер Робертс вызвал полицию. Примите мои сожаления в связи с этой психологической травмой. В состоянии ли вы сейчас, мисс, ответить мне на несколько вопросов?

Красавица Эллинор кивнула, искоса взглянув на констебля с хорошо скрытым кокетством. Она слегка поправила распущенные по плечам светлые волосы и приосанилась, выпятив вперед свою довольно объемистую грудь. Меня это немного удивило. Если произошла психологическая травма, то как возможно тут же начинать виртуозно кокетничать, когда всего минуту назад заливалась слезами? Эллинор, тем временем, снова подняла на Чарльза блестящие от слез глаза, задержала взгляд на пару секунд и со вздохом кротко потупила взор.

Чарльз Уингейт был крепким мужчиной около тридцати лет. Красивой формы голова была обрита налысо и это шло ему. Проницательные серые глаза смотрели внимательно и сочувственно. Чарльз мягко попросил:

— Представьтесь, пожалуйста, мисс, и расскажите вкратце о себе.

— Меня зовут Эллинор Яансен. Я студентка и изучаю искусство в колледже в Ньюкасле. А живу я в доме моей тети в соседней деревне Уэйкфилд, что на побережье.

— Расскажите, пожалуйста, мисс Яансен, как вы обнаружили труп.

Эллинор снова расплакалась и констеблю пришлось утешать ее. Мне стало жалко девушку и совестно за подозрения в легкомыслии, поэтому я обняла Эллинор и погладила по волосам, желая успокоить и ободрить ее. Соня стояла рядом, прислушиваясь к разговору.

— Если вам сейчас трудно говорить, мисс Яансен, я могу выслушать вас позже в отделении полиции. Как вы понимаете, я обязан взять у вас показания.

— Да, я понимаю, — тихо ответила Эллинор, метнув в полицейского очередной чарующий взгляд, а в моей душе снова шевельнулось ощущение какой-то фальши в происходящем. Но я отмахнулась от неприятного чувства, да и еще и упрекнула себя за недоверчивость и подозрительность. Хотя чего уж там упрекать? Когда такие события происходят вокруг меня, то было бы странно сохранять невинную доверчивость.

— Давайте поговорим сейчас, — согласилась Эллинор.

— Всего несколько вопросов, мисс Яансен, — Чарльз Уингейт задумался на секунду, — расскажите, пожалуйста по-порядку, в какое время вы пришли в этот дом и как обнаружили труп?, — констебль раскрыл планшетник и приготовился делать заметки.

— Я пришла около одиннадцати часов утра, осмотрела дом и в конце спустилась в подвал — там было довольно темно. Немного света проникало через маленькое окошко в глубине подвала, однако после светлых комнат с огромными окнами мои глаза плохо видели в полумраке. Я стала искать выключатель, чтобы зажечь свет, но никак не могла его найти. Глаза постепенно привыкли к слабому освещению и я сделала несколько шагов вперед, осматриваясь вокруг. В этот момент я и увидела ее, — Эллинор опять заплакала.

Констебль слегка поморщился — его не привлекала перспектива снова успокаивать свидетельницу, но прекрасная норвежка сама справилась с эмоциями и продолжила рассказ.

— Справа от меня что-то лежало на полу и я подошла ближе, чтобы рассмотреть что это такое. К своему ужасу я увидела тело женщины в какой-то скрюченной позе. Я даже не сразу узнала ее, потому что синюшное лицо трупа было искажено застывшей гримасой, будто она смеялась диким смехом. А глаза ее были выпучены и чуть не выпадали из орбит.

— Вы все же узнали умершую, не так ли, мисс Яансен?, — констебль пытливо смотрел на Эллинор, наблюдая за выражением ее лица.

— Да, это была Вайолет Мортон — моя соседка.

«Ну и дела!», — подумала я. Вайолет Мортон являлась, по мнению моего парня, подругой Бакли. А констебль, тем временем, продолжал опрос свидетельницы:

— И вы сразу же поняли, что она мертва?

— Нет, я подумала,что у нее приступ судорог или что-то такое. Видите ли, мистер Уингейт, я пыталась нащупать пульс у Вайолет и прикоснулась к ее запястью. Удивительное дело — кожа была теплой, поэтому у меня мелькнула мысль, что мисс Мортон жива. Я потянула ее руку к себе, но рука оказалась одеревеневшей. Попытавшись потормошить женщину, я поняла, что окоченело все тело — оно было застывшим и негибким, как статуя, но не холодным. Это ужасно удивило и напугало меня...

— Такое бывает, мисс Яансен, например, при отравлении стрихнином. Все описанные вами признаки — гримаса, быстрое окоченение еще теплого тела, синюшное лицо — указывают на возможность именно такой причины смерти вашей соседки. Однако, подождем результатов экспертизы.

Констебль что-то записал в блокноте и задал следующий вопрос:

— А почему вы оказались в подвале этого дома, мисс Яансен?

Этот вопрос также интересовал и меня.

— Дело в том, что Вайолет жила в маленьком доме на побережье. Ей захотелось поселиться в доме большего размера и она купила этот коттедж в Белдорфе, когда он еще строился. В последнее время мы сдружились с Вайолет. Я живу у моей тети, а в ее семье очень строгие правила. Мне это надоело и мисс Мортон предложила снять комнату в ее новом доме. Вот мы и договорились встретиться утром здесь. У Вайолет были какие-то дела в Белдорфе, поэтому она дала мне ключ от нового коттеджа и предложила все осмотреть и дождаться там ее приезда. Я никак не ожидала, что Вайолет уже здесь. И уж тем более не могла предположить, что случилась трагедия.

Эллинор зашмыгала носом, что означало приближение нового потока слез, поэтому Чарльз Уингейт поспешил задать еще один вопрос:

— Когда вы в последний раз видели мисс Мортон? Я имею в виду — видели ее живой, — уточнил Чарльз Уингейт.

— Вчера вечером я заходила к Вайолет в ее домик в Уэйкфилде. Мы поужинали вместе и договорились встретиться сегодня около полудня в новом коттедже. Она дала мне ключ, чтобы я осмотрела дом.

— И вы не знали, что мисс Мортон уже здесь?, — пытливые глаза констебля следили за Эллинор.

— Я уже говорила вам, сэр, что рассчитывала встретить Вайолет позднее, — взмах длинных ресниц и удивленный взгляд девушки подчеркнули невнимательность полицейского.

— Да-да, — задумчиво пробормотал Чарльз Уингейт и, обратившись к толпе, спросил:

— Кто-нибудь видел, в котором часу пришла сюда погибшая женщина?

— Я видел, — громко произнес стоящий неподалеку строительный рабочий, и подошел ближе. Это был невысокий молодой парень в рабочей одежде, поверх которой он набросил яркий желто-зеленый светоотражающий жилет. Походка парня казалась неловкой из-за тяжелых, подбитых металлом ботинок. Молодой рабочий близоруко щурился и вертел в руках строительную каску терракотового цвета, которую только что снял с головы.

— Представьтесь, пожалуйста, — попросил его констебль.

— Я — студент из Польши, меня зовут Анжей Яблонский. Сейчас каникулы и я работаю здесь на стройке.

Польский акцент был заметен, однако английский язык Анжея звучал правильно и непринужденно.

— Мы с напарником устанавливали счетчик воды вон в том коттедже номер одиннадцать, — и Анжей, вытянув руку, указал на дом, стоящий прямо возле сосен, — так вот, около половины десятого я вышел на улицу, чтобы взять кусок трубы и видел, как эта женщина, которую нашли мертвой, входила в ее новый дом.

— Откуда вы знаете, мистер Яблонский, что это именно она, вы видели тело?, — подозрительно спросил полицейский.

— Нет, сэр, я не видел тела, но все говорят, что хозяйка дома номер пять найдена мертвой. Эта женщина, ее звали Вайолет, недавно купила коттедж. Она приезжала сюда несколько раз когда мы заканчивали работы в доме номер пять, тогда-то я и видел ее.

— А кого еще вы видели здесь сегодня?

— Больше никого не видел, сэр, кроме работников стройки, разумеется, — усмехнулся Анжей.

— Как только эксперты закончат работу в злополучном доме, мы продолжим следственные действия в участке, — проговорил Чарльз Уингейт, напряженно думая о чем-то, потом оглядел собравшихся вокруг него людей и спросил, обращаясь не к кому-то конкретно, а сразу ко всем:

— Кто-нибудь видел, на чем приехала сюда убитая, или, может быть, она пришла пешком?

Ответил Анжей:

— Эта женщина, Вайолет, как обычно, приехала на мотоцикле, вон он стоит возле старого тиса, — и студент указал на огромное узловатое дерево, которому было от роду не одно столетие. Широкий ствол тиса имел большое дупло в нижней части, доходившее до земли. Дупло представляло собой полость в стволе, похожую на арку или пещерку и там стояла деревянная скамеечка. Один человек мог удобно сидеть внутри ствола.

Я рассматривала удивительное дерево, оно захватило мое внимание и лишь спустя добрых полминуты обратила внимание на мотоцикл, о котором говорил Анжей. Изящный черно-зеленый кавасаки с серебристыми колесами стоял слева от старого тиса, опираясь на подножку. Мотоцикл был голенастый и напоминал зеленого кузнечика.

Констебль повернулся к Эллинор и удивленно спросил:

— Вы, мисс, сказали, будто не подозревали о том, что погибшая находится в доме. Однако, ее мотоцикл, стоящий неподалеку от входа, ясно указывал на присутствие хозяйки, не так ли?

— Видите ли, констебль, я приехала с другого конца улицы и моя машина стоит в противоположной стороне от входа в коттедж. Я просто не заметила мотоцикл, посмотрите сами, если идти к дому от моей припаркованной машины, то ствол тиса полностью скрывает кавасаки.

Деревенский полицейский не поленился подойти к машине Эллинор и в замешательстве уставился на автомобиль сеат ибица — двухместный белый кабриолет с опущенным кожаным верхом. Я присмотрелась и поняла причину удивленного внимания полицейского. Дело в том, что во всю длину крыла кабриолета простирался рисунок — лежащая на боку обнаженная женщина. Самые деликатные места слегка прикрывали локоны пышных золотых волос, доходящих до колен красавицы.

— Я сама расписала машину!, — с гордостью шепнула нам Эллинор.

— Мне никогда не доводилось видеть такой живописи на автомобиле, — со смехом сказал Чарльз и подмигнул норвежке.

Но в тот же миг, осознав, что он — официальное лицо при исполнении обязанностей, констебль посерьезнел, прокашлялся и с важным видом прошел от автомобиля к крыльцу дома номер пять. Убедившись, что мотоцикл, и в самом деле, не виден оттуда, Чарльз вернулся к нам. Зазвонил его телефон. Констебль ответил, послушал минуту, сказал в трубку:

— Прекрасно, мы встретимся с ними в участке, — и объявил людям, стоящим вокруг него:

— Сюда выехал детектив-инспектор из полиции графства со своей группой для расследования, не исключено, что вскоре может подключиться Скотланд Ярд. Так и будет, если мы не справимся самостоятельно. Третье убийство за неделю — это чрезвычайная ситуация для деревни!

Полицейский переписал всех свидетелей и отправился в дом, чтобы побеседовать с экспертами. Я обратилась к норвежке:

— Эллинор, мне очень жаль.

Она кивнула. А Соня посмотрела на девушку и строго спросила:

— Когда Энни и Марк разговаривали с тобой в пятницу, ты сказала, что ничего не знаешь о Вайолет Мортон, а сегодня выяснилось, что вы — подруги. Можешь объяснить, почему ты солгала?

Я удивилась, что Соня говорит так прямолинейно. А Эллинор посмотрела на нее широко открытыми глазами, похлопала ресницами и удивленно-наивным тоном принялась объяснять:

— Мы не были подругами с Вайолет, она для меня знакомая, соседка, не более того. Я лишь хотела снять у нее комнату. И я действительно ничего не знаю о ней, кроме того, что уже рассказала. Зря ты сердишься, Соня, я не лгала тебе.

Мисс Складовски ничего не ответила, лишь сверкнула глазами.

***

Эми и Дик целыми днями и даже ночами пропадали в Мейсен Мэноре. А я, отчаянно скучая за Марком, старалась больше времени проводить, ухаживая за растениями. Вечером в среду я приготовила саквояж с лекарственными средствами для Комитета по Распределению. В четверг утром приехал сэр Эдвард Кавендиш, лондонский врач, тот самый, что был здесь в день смерти моих родителей.

— Дорогая мисс Грей, — обратился ко мне посланец Комитета, — позавчера поздно вечером комитетская компьютерная сеть подверглась хакерской атаке. Это событие, возможно, связано с серией проникновений в ваш дом. Мы срочно собрались в составе восьми самых проверенных членов Комитета и разработали правила повышенной секретности. Я привез вам, Анна, новые инструкции, касающиеся вашей работы. Прочитайте их, пожалуйста. С сегодняшнего дня компьютеры, имеющие выход в интернет, должны быть полностью очищены от всех секретных данных.

Эдвард Кавендиш протянул мне тоненький пластиковый файл, в котором были не более пяти листов бумаги с напечатанным текстом. После чего сэр Эдвард попрощался и уехал в Лондон, увозя с собой драгоценный чемоданчик, в ячейках которого находились баночки и пузырьки, несущие спасение многим людям.

А я, недоуменно глядя вслед удаляющемуся ауди сэра Эдварда, задавалась вопросом:

— «Откуда высокому гостю известно о том, что Бакли забирался в усадьбу?».

Постояв минуту, я отправилась в цветную комнату. Меня ожидала работа с удивительнейшим растением — музыкальным деревом 39— сиреной.

Родина этого уникального вида — Новая Гвинея. В западной части огромного острова находятся тропические леса, в которых по сей день найдется немало укромных мест, где не ступала нога человека. Там-то и растет музыкальное дерево-хищник. Мелкие райские птицы нередко становятся его жертвами.

В моей коллекции есть два взрослых музыкальных дерева и два молодых саженца. Я лишь успела подойти к одному из деревьев, как в дверь постучали. Это пришла миссис Картер, чтобы позвать меня выпить чаю. Мне захотелось показать ей удивительное дерево и я пригласила экономку войти в цветную комнату.

— Я не устаю восхищаться, милая Анна, глядя на чудесные растения, которые ты разводишь. Здесь дивный аромат и так хорошо, что и уходить не хочется, — с улыбкой проговорила экономка, оглядываясь вокруг.

— Я хочу показать вам кое-что, миссис Картер, — сказала я и взяла из нижнего ящика лабораторного стола фен и фонарик.

Напустив на себя таинственный вид, я приблизилась к музыкальному дереву. Оно росло из круглого отверстия в полу и было высотой около пяти футов. Его крупные, очень плотные листья имели множество разрезов, которые располагались вдоль крепких, как натянутые струны, прожилок. Я направила струю воздуха из фена на музыкальное дерево и послышался громкий звук, напоминающий губную гармошку. Это музыкальное звучание издавали причудливо изрезанные листья, прожилки которых служили голосовыми язычками, как в аккордеоне. Я включила фонарик и направила его свет на поющие листья — тон звучания изменился — растение «пропело» другой звук.

— Меняя освещение можно получить мелодию из разных нот, — сообщила я ошарашенной миссис Картер, которая стояла и слушала, открыв рот.

— Это музыкальное дерево из Новой Гвинеи, миссис Картер. Вы видите опасного хищника, мэм. Своим гармоничным «пением» дерево привлекает мелких райских птиц. Оказавшись среди «поющих», как мифические сирены, листьев, птичка начинает метаться внутри кроны, сходя с ума от звуков. Иногда случается так, что голова птички оказывается между разрезами листа и тогда маленькая летунья обречена. Мощные прожилки-струны листа смыкаются на шее птички и душат ее. Когда пернатая жертва перестает трепыхаться, лист расслабляется и жертва падает в эту чашу под листом, — и я указала на чашеобразные емкости, которые имелись под «поющими» листами. Каждая из них состояла из четырех плотных, похожих на лепестки, листьев.

— И что же случается потом?, — заинтриговано спросила экономка, с опаской поглядывая на коварное дерево.

— А потом, мэм, «лепестки» чаши с птичкой внутри сжимаются очень плотно и жертва переваривается, давая дереву много питательных веществ, а значит и энергии. Для тонуса поющих листьев ее требуется немало.

— Чем же ты его кормишь, детка?, — подозрительно спросила Сьюзан Картер.

— У меня нет райских птиц для музыкального дерева, мэм, да и будь они, я бы не смогла приговорить их к такой участи. Однако мне все же приходится кое-кого скармливать кровожадному дереву. Я покупаю в зоомагазине больших белых червей — они-то и служат пищей зеленому хищнику. Пытаться накормить его кусочками мяса строго запрещено, растение может загнить и погибнуть от этого. Ему нужна лишь живая пища и хорошо, что оно «согласилось» поедать червей. Надо было видеть, как вздрагивало и вибрировало все деревце, когда я бросала в чашу под его «струнами» очередного толстого червя!

Я очень люблю растения-хищники за их способность быстро двигаться, ведь обычные растения — это существа настолько медлительные, что их можно считать неподвижными.

После чая я вернулась к своей работе и принялась делать записи. Мне пришло в голову, что неплохо было бы записывать и мои сны. Если кто-то подумал, что кошмары прекратились, то он ошибся. Не было ни одной ночи без пугающего сновидения с тех пор, как все это началось более недели назад.

На рабочем столе компьютера я создала папку «Сны Анны Грей», чтобы складывать туда файлы с описаниями кошмаров. Я быстро записала сны, которые видела на прошлой неделе. Потом задумалась, вспоминая сон, увиденный минувшей ночью, открыла новый документ и принялась печатать.

Мне снилось, будто я стою на Лесной улице — там, где строятся новые коттеджи — как раз перед домом Вайолет Мортон. Под старым тисом беседуют два человека — это убитая мисс Мортон и Джеймс Фостер, которого похоронили в понедельник.

— Энни!, — услышала я прямо над своим ухом, вздрогнула и повернулась. Мисс Тэтчер на сей раз не хихикала, а смотрела на меня с жалостью.

— Взгляни направо, — коротко скомандовала она, обдавая меня смрадом из черного рта.

Я повернула голову и увидела Марка и Эллинор. Они стояли возле машины норвежки и, улыбаясь, беседовали друг с другом. Эллинор машинально смахнула пылинку с плеча моего парня. В этом жесте было что-то очень интимное. Марк, наклонившись к девушке, шепнул ей на ушко несколько слов после чего они рассмеялись.

Краем глаза я заметила какое-то движение под тисом и взглянула туда — Вайолет Мортон рванулась в сторону Марка и Эллинор. Мертвый фермер поймал ее за руку и удержал на месте, говоря:

— Ты ничего не сможешь сделать, оставь их до тех пор, пока...

В этот момент я проснулась, так и не услышав окончания фразы мистера Фостера.

Я успела записать все, что запомнила из моих снов, сохранила файлы и тут зазвонил мой телефон. Я взглянула на экран и увидела, что номер звонившего не определился.

— Анна!, — сказал именно тот голос, который мне хотелось услышать больше всего на свете.

— Здравствуй, Марк, — радостно ответила я.

— Как твои дела, милая? Есть новости?

— Да, произошло еще одно убийство!, — и я рассказала молодому ученому о том, что случилось с Вайолет Мортон в подваде на Лесной улице.

— Очень странно, — ответил Марк.

— Расскажи, как дела у вас? Где вы и когда собираетесь вернуться в Белдорф?

— Мы в Нью-Йорке. Сегодня ночью дядя Альфред и я вылетаем в Грузию. А в воскресение днем, надеюсь, будем дома.

— О, прекрасно! Скажи, вам удалось встретиться с американскими агирусами?

— Конечно, Энни, нас тут ждали. Я расскажу тебе обо всем, когда мы вернемся.

— Марк, а зачем вы едете в Грузию?

— Мы хотим купить несколько экстрактов редких растений... но не это главное. Нужен совет и я надеюсь получить его от Мосэ. Он будет встречать нас в аэропорту Тбилиси.

— Возвращайся скорее, Марк, я соскучилась и мне одиноко.

— Сегодня уже четверг, милая, до воскресенья осталось совсем немного...

— Целых три дня!, — мой голос звучал капризно.

— Энни, а что если ты придешь в воскресенье в Мейсен Мэнор и подождешь нас там?

Я сделала вид, что раздумываю:

— Ммм... хорошо, постараюсь прийти.

Не успела я положить телефон, как он зазвонил снова — это была Эми.

— Привет, подруга, как дела?, — девушка говорила чуть запыхавшись, как-будто на бегу.

— Привет, все в порядке, а у тебя как?

— Просто великолепно! Я сейчас бегу в старый дом, ну тот, который называется Мейсенхауз. Там есть старинная библиотека. Мне нужно привести ее в порядок и составить новый каталог в электронном виде. Мистер Слейтер сказал, что библиотека очень большая и мне потребуется много месяцев, чтобы выполнить это задание.

— Я рада, Эми, что тебе нравится работать в Мейсен Мэноре.

— Да, тут здорово, а ты чем занимаешься, Энни?

— Как обычно, работаю с растениями и отбиваюсь от забот миссис Картер, — сказала я, смеясь. Потом добавила:

— Мне только что звонил Марк. Они возвращаются в воскресенье.

— Прекрасно! Кстати, мы с Диком сегодня опять заночуем в поместье, а ты когда думаешь наведаться в Мейсен Мэнор?

— В воскресенье около полудня, не раньше. У меня накопилось много работы, некогда отлучаться, а кроме того — в отсутствие Марка я не люблю бывать в поместье из-за Рэйчел Слейтер — она меня явно не любит.

Я увлеклась работой с растениями и не смотрела на часы. Раздался стук в дверь, я крикнула:

— Входите, миссис Картер, — ибо это могла быть только она.

— Энни, звонил ветеринар и сказал, что пора сделать прививку Персоне. Если хочешь, я возьму ее с собой и по пути домой заеду в клинику. Пусть собака переночует у меня, а завтра утром я привезу ее сюда. Как тебе такой план? Его подсказал ветеринар, чтобы в случае осложнений после прививки собака была поблизости, мы ведь с ним соседи.

Я не возражала. Это совсем неплохо — сэкономить время и подольше поработать в цветной комнате, а также в оранжерее, ведь всю прошедшую неделю я уделяла растениям мало внимания и теперь надо наверстать упущенное. Редкие растения не прощают пренебрежения к ним. Если я хочу сохранить живую коллекцию в добром здравии, то должна как следует ухаживать за зелеными питомцами.

— Большое спасибо, миссис Картер, вы здорово выручаете меня, мэм!

Когда экономка уехала в седьмом часу вечера, я осталась в доме одна вместе с двумя котами и двумя птицами. Спать я отправилась рано, в полдевятого. Питкин и Перси расположились на моей кровати, мне пришлось подвинуть их, а то они норовили занять всю мою кровать. Как только я улеглась поудобнее и укрылась мягким одеялом, так сразу же и уснула.

Глава 23. Вайолет Мортон

Странное дело — на рассвете я проснулась в кресле, что стоит в дальнем от окна углу комнаты. Все тело мое затекло от неудобной позы, я сильно замерзла и меня сотрясала крупная дрожь. А ведь я была закутана в теплый шотландский плед.

— Как я здесь оказалась? Почему сижу в кресле, а не лежу в кровати?, — подумала я спросонья, стараясь стряхнуть с себя остатки сна.

Этой ночью мне приснился самый страшный кошмар за всю мою жизнь. Я начала вспоминать его, замирая от ужаса. Ледяная волна прокатывалась по спине снизу вверх и наполняла грудь морозным холодом, от которого сердцу было тяжело биться, словно оно застыло, и лишь судорожно трепыхалось, как бабочка в кулаке.

Итак, уснула я сразу. Но около полуночи проснулась и долго ворочалась, вставала попить воды, то укрывалась, то сбрасывала одеяло. С правого бока я поворачивалась на левый, потом пыталась уснуть на животе. Ночная рубашка завернулась вокруг ног и стала мешать — нужно бы встать и переодеться в футболку.

Я не помню, когда меня одолел сон. Скорее всего, решение сменить ночную одежду я приняла уже во сне. Потому что последующие события развивались одно за другим и не могли быть реальностью, хотя выглядели отчетливо и подробно, как наяву:

Итак, решив переодеться, я потянулась к прикроватной тумбочке и включила лампу. Зажмурилась на секунду, а потом постепенно открыла глаза, оберегая себя от внезапного яркого света.

Зевая, я села на кровати и увидела, что окно начало медленно подниматься. В темном оконном проеме показалась фигура женщины.

— Я же на втором этаже!, — недоумение охватило меня раньше, чем ужас.

Продолжать изумляться не было никакой возможности, потому что странная гостья уже вползала в окно. Она протискивалась довольно неловко, боком, с силой цепляясь скрюченными пальцами за подоконник. Ее лицо было искажено застывшей, дикой гримасой.

— О, Б-же!, — я узнала это лицо!

Женщина, почти залезшая в мою комнату, была умершая в воскресенье Вайолет Мортон — ее фотографии мне попались в интернете. Я вздрогнула всем телом и вскочила с кровати, а труп повернул ко мне голову и увидел меня. Было похоже, что мертвая Вайолет не замечала моего присутствия, пока я не стала двигаться. Но теперь эта догадка уже не могла мне помочь — мертвец вперил в мое лицо неживые, выпученные глаза и пошел на меня, протянув руки вперед.

Я успела пожалеть, что сегодня в доме нет собаки! В комнате со мною были только кот и котенок. Перси куда-то забился — я не видела его, а кот Питкин остался на кровати и, кажется, решил дать отпор страшной гостье. Шерсть вдоль его хребта поднялась дыбом, Питкин стоял на неестественно вытянутых лапах и рычал, глухо подвывая. Время от времени кот разражался громким шипением, словно сбрасывал избыточный страх и напряжение.

Питкин стал бить хвостом не из стороны в сторону а сверху вниз, и я поняла, что он сейчас нападет на мертвеца.

— Стой! Пит... — не успела я прокричать, как мой крупный ангорский кот с утробным рыком, будто ягуар, сиганул белой молнией и вцепился зубами и когтями в руку Вайолет. Труп, не глядя на кота, а вперив глаза в меня, с силой отшвырнул храброе животное так, что Питкин ударился о стену и упал на пол, не подавая признаков жизни.

Я метнулась к двери, но не тут-то было! Рывком открыв дверную створку, я чуть не столкнулась с мисс Тэтчер, которая стояла прямо на пороге, закрывая путь к бегству. Я завизжала и бросилась в угол комнаты.

Путь к двери был для меня отрезан, но я подумала, что смогу выскочить в окно — Вайолет добралась уже до середины комнаты — и если проявить ловкость, то можно проскользнуть вдоль стены и выпрыгнуть в сад. Всем своим телом я чувствовала, что мне угрожает большая опасность, ибо мертвая мисс Мортон выглядела не так, как прочие мертвецы из моих снов. Те, хоть и были вонючие и покрытые пятнами, но они разговаривали, порой вели себя с юмором, с шуточками. Тогда тоже было страшно, но я не испытывала и десятой доли того ужаса, что охватил меня сейчас, при виде молчаливой Вайолет Мортон. Отравленная подруга Бакли приближалась ко мне и я понимала, что она собирается меня убить или сделать что-то пострашнее, чем просто убийство.

Подбежав к окну, я обнаружила, что оно опустилось и принялась дергать за ручку, чтобы поднять его. Но быстро это сделать не удалось. Сзади приближались шаркающие шаги и я спиной чувствовала, что мисс Мортон всего в паре метров от меня. Наконец, окно поднялось и я вскочила на подоконник, но рука отравленной жертвы схватила меня за ночную рубашку, ущипнув за спину, и втащила в комнату. Я завизжала и стала дергаться изо всех сил.

К счастью, тонкая рубашка порвалась и я сумела, перепрыгнув через кровать, добежать до угла комнаты. Забившись за большое кресло, я схватила с тумбочки настольную лампу — она оказалась единственным доступным предметом, которым можно было обороняться.

В этот миг мертвая мисс Тэтчер подошла к Вайолет Мортон и сказала ей:

— Уходи отсюда!

И принялась толкать подругу Бакли в сторону окна. Та почему-то не сопротивлялась, а наоборот отступала сама, не дожидаясь тумака в плечо, который норовила отвесить ей библиотекарша. Так она пятилась, пока не достигла открытого окна, и вывалилась наружу. Снизу раздался мягкий стук упавшего тела.

— Не воображай, будто я помогаю тебе, — процедила сквозь зубы мисс Тэтчер, обращаясь ко мне...

Вот и весь сон.

— Приснится же такой ужас!, — сказала я вслух, помотала головой, встала и потянулась, разминая окоченевшее тело.

На полу возле кресла лежала настольная лампа. Я машинально поставила ее на место, удивляясь, как лампа оказалась на полу — ведь мне всего лишь приснилось, что я схватила ее!

Я почистила зубы, приняла душ и почувствовала себя гораздо лучше.

— «Надо покормить животных», — я старалась думать о простых бытовых вещах.

 Подсознательно оберегая рассудок, я прогоняла воспоминания о страшном сне. Меня тревожило то, что со мной происходило по ночам. Постоянные кошмары — это нездоровый признак. Возможно, так действует стресс из-за потери родителей, а также от того, что тайна их смерти не раскрыта.

Вначале я покормила птиц в оранжерее. Абитц быстро поел и, ловко открыв головой его персональную форточку, улетел по своим вороновым делам. Совенок поклевал совсем чуть-чуть и сразу же задремал на жердочке. Уже два дня я оставляю дверцу клетки открытой, чтобы птенец начал привыкать к свободе. Но сипухе полюбился этот птичий домик.

Кошек нигде не было видно. На зов никто из них не явился и мне пришлось отправиться на поиски. Питкина удалось найти в моей спальне. Он лежал под кроватью и был явно болен. Температура у него оказалась очень высокой. Я взяла кота на руки и он бессильно обвис. Шерсть Питкина, которая всегда отличалась белоснежной чистотой и блеском, сейчас выглядела ужасно — потускневшая и слипшаяся. Глаза, как это часто случается у кошек без сознания, были открыты и выглядели остекленевшими, неживыми — это из-за того, что Питкин не моргал и роговица немного подсохла.

Я отнесла больного кота на кухню и бросилась за своим собственным запасом чудесных лекарств — ведь по договору с Комитетом по Распределению у меня остается пять процентов всех целебных составов. Я могу использовать их по своему усмотрению.

— «Что же случилось с котом? Чем он болен?», — раздумывала я, подыскивая лекарство.

Выбор был остановлен на снадобье, созданном по старинному рецепту Дэвида де Вольфа, под названием: «Средство спасения при смертельной лихорадке». Я взяла также специальные капли для глаз.

Все лечение заключалось в том, что я налила в рот бессознательному коту пятнадцать капель средства и закапала ему глаза. Теперь нужно просто ждать, пока лекарство подействует. Произойти это должно по истечении трех дней и я была уверена в успехе.

Котенок пока не нашелся, но у меня не было духу продолжать поиски или сильно волноваться за него.

— «С Перси все в порядке, он спит где-нибудь и появится в кухне, как только проголодается», — успокоила я сама себя, налила чаю и с чашкой в руках вышла в сад. Есть мне совсем не хотелось.

По утрам я очень люблю обходить свою усадьбу, наблюдая, как подросли растения, какой цветок успел расцвести, а какой увял. Мне нравится смотреть как наливаются соком и спеют плоды на фруктовых деревьях. Приятно вдыхать воздух ранним утром, он — воплощенная свежесть, аромат пробуждения, дарящий бодрость и светлые надежды. Дыхание вечернего сада совсем другое и настроение оно порождает сумеречное — то романтическое, то несущее меланхолию, а изредка и грусть.

Со всех сторон сада раздавались голоса птиц. Казалось, что в кроне каждого дерева укрылся пернатый певец и выводит оттуда свои песни, оставаясь невидимым. По дорожке пробежал дрозд, то и дело поднимая хвост. Своим оранжевым клювом он схватил веточку и улетел.

Направляясь в сторону теплицы, я взглянула на клумбу с ромашками, что протянулась вдоль стены дома. Улыбка сползла с моего лица, а чашка выпала из рук...

Я не обратила на чашку внимания и подбежала поближе. Рыхлая почва на клумбе была сильно примята, а ромашки оказались сломанными и раздавленными, будто на них упало что-то тяжелое. Медленно я подняла голову и посмотрела вверх — так и есть! Как раз над раздавленными цветами находилось окно моей спальни на втором этаже!

Что это значит?! То, о чем я сейчас подумала было невероятным, невозможным, нереальным!

Что же это происходит? Я снова взглянула вверх и увидела то, чего не заметила сразу. Старый плющ — ровесник дома, оплел своими толстыми, узловатыми ветвями всю стену и покрыл ее поверхность аккуратным темно-зеленым ковром. Так вот, на промежутке между землей и моим окном зеленый покров выглядел потревоженным — торчали тонкие веточки и стебли, а в местах, где были сорваны листья, проглядывала каменная стена. Оторванных листьев было довольно много и лежали они тут же на земле, как раз под моим окном.

Я вдруг почувствовала, что у меня саднит и ноет спина. Две минуты спустя я стояла в ванной комнате и, сбросив футболку, разглядывала свою спину в большом зеркале. Между лопатками были явственно видны два наливающихся синяка. Не медля ни секунды, я помчалась в свою спальню, где осмотрела ночную рубашку, которую бросила на пол перед тем, как пойти в душ.

— Но ведь это невозможно, этого не может быть никогда!, — в бессильном отчаянии прошептала я, разглядывая порванную на спине рубашку.

Когда я понемногу начала подозревать, что ночной кошмар происходил наяву, что это был вовсе не сон, мне стало по-настоящему страшно. Мучительное и тошнотворное чувство постепенно заползало в меня, дыхание участилось и я боялась пошевелиться, но все же суетливо оглядывалась по сторонам.

Мне было совершенно необходимо поговорить с Эми, рассказать ей все. Я позвонила подруге и попросила приехать, как можно скорее.

Внизу хлопнула входная дверь и меня передернуло от страха.

— Доброе утро, — донесся приветливый голос миссис Картер и я облегченно выдохнула.

— Этак я психопаткой стану!, — рассердилась я на себя, — «Не превращайся в истеричку и не теряй самообладания», — прикрикнула я на собственную особу и помчалась вниз здороваться с экономкой.

Я нашла миссис Картер в холле, она снимала ошейник с Персоны. Собака увидела меня и подбежала поприветствовать, ласково толкая и стараясь лизнуть.

— Со мной сыграли злую шутку, Энни, — оскорбленным тоном сообщила женщина, — представь себе, дорогая, приезжаю я в ветеринарную клинику, захожу к доктору Стивену Фишеру — ты его знаешь, конечно, — неуверенный взгляд в мою сторону...

— Я не знакома с ним, прививки моим животным обычно делала доктор Джессика Сорел.

— Я знаю, дорогая, но доктор Сорел уехала отсюда еще в прошлом месяце и теперь в клинике работает доктор Фишер. Он был очень удивлен, проверил два раза в компьютере и сказал, что ни он, ни его помощница не звонили в Грейхолл. И вообще, никаких прививок Персоне не назначали, она ведь до сих пор числится пропавшей.

Миссис Картер строго посмотрела на меня и спросила:

— Анна, ты что, не сообщила в клинику, что собака нашлась?

— Нет, мэм, я просто не успела... А почему вы сразу же не привезли собаку назад?

— Я заранее сообщила Джону, что у нас немножко погостит твой ньюфаундленд, а он обрадовался, как ребенок, мне не хотелось его разочаровывать, да и жалко время терять на езду туда-сюда.

Я кивнула, принимая объяснение.

— Кому это понадобилось так глупо разыгрывать меня, — ворчала миссис Картер, удаляясь в направлении кухни.

Звонок с приглашением привезти Персону на прививку не показался мне розыгрышем. Я добавила этот случай в череду странных фактов, связанных с прошедшей ночью.

Не прошло и получаса, как приехала Эмили.

— Что случилось, Энни?, — спросила она, едва выйдя из машины.

— Мне нужно поговорить с тобой, дорогая Эми, надеюсь, ты не устала еще от моих бесконечных проблем и потрясений..., — проговорила я заготовленную заранее фразу, виновато глядя в сторону.

Моя подруга широко раскрыла и без того большие глаза, всем своим видом показывая, что она поражена услышанным.

— Я устала?, — Эми насмешливо хмыкнула, — как раз совсем наоборот. Я не устаю удивляться тому, как ты умудряешься не замечать некоторые вещи. Ну, например, именно благодаря тебе я познакомилась с агирусами и участвую в невероятных событиях. К тому же мне удалось получить работу, о какой всегда мечтала.

Подруга посмотрела на меня с жалостью и спросила:

— Продолжать?

— Хмм..., ну раз ты так на это смотришь, тогда слушай...

Эми ни разу не перебила меня, она сидела с тревожным видом, не отводя глаз от моего лица. Мы находились в моей спальне — мне хотелось наглядно показать подруге что, где и как происходило.

Рассказ уже подходил к концу и я попыталась подвести итог:

— …То, что я видела — я имею в виду мертвецов — могло быть сном или видением в полусне. Но совсем другое дело — это материальные, реальные вещи, которые я обнаружила после пробуждения. Они мне не привиделись!, — я вздохнула, собралась с мыслями и продолжила:

— Если перечислить эти реальные вещи по порядку, то выходит такая последовательность, — я принялась отгибать пальцы:

— Мое пробуждение в кресле, а не на кровати; настольная лампа, лежащая на полу; внезапная болезнь кота, возможно от удара о стену; синяки у меня на спине; порванная ночная рубашка; поврежденный и лишившийся листьев старый плющ под моим окном; вмятина на клумбе; поломанные и раздавленные ромашки.

В глубокой задумчивости я подошла к окну, негромко бормоча:

— Кажется ничего не упущено.

Но нет — я обнаружила еще одно свидетельство ужасного ночного визита. На подоконнике были видны комочки грунта с клумбы и пара листьев плюща.

— Значит в перечень надо добавить следы на подоконнике, — подсказала Эми.

— Угу, — машинально согласилась я, напряженно вспоминая. У меня было чувство, что я упустила нечто важное.

— Ах, да!, — наконец вспомнила я:

— Вчера кто-то позвонил сюда, ответила миссис Картер. Звонивший представился нашим ветеринаром и попросил срочно привезти Персону на прививку. Он предложил, чтобы это сделала миссис Картер, а также убедил ее оставить собаку на ночь у нее дома, якобы для безопасности — вдруг после прививки будут осложнения и понадобится помощь, а он якобы живет по соседству. Но когда Сьюзан привезла Персону в клинику, то ветеринар удивился и заявил, что он не звонил и ничего об этом не знает.

— Выходит, Энни, что тот, кто звонил, просто устроил так, чтобы ночью в доме не было собаки.

— Да, Эми, я пришла к такому же выводу. И это, заметь, — реальный факт, а не сон и не видение. Его тоже надо внести в перечень. Вот и все, что мне хотелось рассказать тебе. А теперь я надеюсь, что ты поможешь разобраться в этой безумной истории.

Эми сидела в том самом кресле, где ранним утром я очнулась от сна. Она молчала и была серьезна, брови сведены к переносице, губы чуть поджаты. Эми напряженно думала, ее взгляд был устремлен в одну точку, а иногда отстраненно блуждал по комнате. Девушка настолько погрузилась в мысли, что даже слегка посапывала через нос.

А я, видя подругу в таком состоянии, немного успокоилась. За долгие школьные годы мне не раз приходилось наблюдать этот мыслительный процесс у Эмили, когда она хмурилась и сопела, размышляя над какой-нибудь проблемой. В такое время ей ни в коем случае нельзя было мешать, ибо вторично настроиться на волну мозговой атаки удавалось не всегда. А результаты этих раздумий помогали решить проблему.

— «Что-то очень долго в этот раз», — думала я про себя, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть драгоценную сосредоточенность Эмили.

Прошло не меньше пяти минут, когда, наконец, девушка взглянула на меня, громко вздохнула и сказала:

— Мда, подруга, ты мастер загадывать загадки. Ну ладно, давай по-порядку. Прежде всего, я больше не оставлю тебя ночью одну в этом доме. Или мы с Диком ночуем здесь, или ты едешь с нами на ночь в Мейсен Мэнор. И никаких возражений!, — возвысила голос Эми, строго пресекая даже возможность перечить ей.

— Далее, — продолжила она, — нет никаких сомнений, что этой ночью кто-то влез в твою спальню...

Эмили внезапно подбежала к окну и, перегнувшись, посмотрела вниз. Потом вернулась в кресло и повела рассуждения дальше:

— Также не вызывает сомнения и тот факт, что из окна выпало что-то тяжелое и упало на клумбу — это хорошо видно даже отсюда — там приличная вмятина в земле. Это единственно важные и реальные вещи. Все остальное в твоем перечне лишь подтверждает главные выводы, а именно: кто-то по веткам плюща влез к тебе в окно, гонялся за тобой по комнате и порвал ночную рубашку. А потом то ли выпал, то ли неудачно выпрыгнул из окна, но не слишком пострадал от этого, так как сумел убраться отсюда восвояси. Кто это был и зачем приходил остается неизвестным.

Эмили посмотрела на меня виновато и добавила:

— Прости, но мне трудно поверить, что здесь была женщина, умершая более суток назад. А визит мисс Тэтчер и подавно невозможен — ведь ее похоронили еще на прошлой неделе!

Отвечая подруге, я невольно выдала то, в чем стыдилась открыто признаться — что я почти поверила своему ночному видению:

— Мисс Тэтчер, я думаю, была бестелесным привидением, тогда как мисс Мортон показалась самым настоящим зомби.

Подруга посмотрела на меня с опаской и попросила:

— Энни, я могу посмотреть на твою спину?

Я повернулась к ней спиной и подняла футболку. Девушка легко провела пальцами по синякам и спросила:

— Ты обработала спину? Мало ли что...

— Да, Эми, я намазалась сразу двумя мазями. Думаю, все будет в порядке. А что ты хотела увидеть? Тебе надо было убедиться, что синяки там есть и я не сошла с ума?

Подруга рассмеялась в ответ:

— Нет, Энни, я уверена в твоей нормальности даже больше, чем в своей собственной. А ведь я весьма высокого мнения о себе.

Признаюсь, что мне было важно это услышать.

— Так что же ты хотела увидеть, Эми?

— Мне надо было посмотреть какие именно синяки оставил на твоей спине незваный гость. Так вот, должна тебе сообщить, дорогая, что это, действительно, была женщина — самые темные пятнышки оставлены длинными ногтями.

Подруга жалобно посмотрела на меня и с надеждой спросила:

— А может быть к тебе влезла преступница, похожая на мисс Мортон, вот тебе и почудилось спросонья, что это была та самая мертвая женщина?

В дверь постучали — пришла миссис Картер, она торопливо и безапелляционно заявила:

— Девочки, пойдемте вниз — я накормлю вас завтраком. И побыстрее — у меня много дел в саду. Скоро придет садовник из деревни и мне нужно показать ему работу на сегодня. А я, тем временем, буду наводить порядок в теплице и в оранжерее.

И экономка, не дожидаясь ответа, ушла, но неожиданно вернулась и возбужденно добавила:

— Совсем забыла рассказать вам кое-что, это касается смерти той женщины с побережья — мисс Мортон. Дело в том, что наш новый ветеринар Стивен Фишер является давним другом констебля Чарльза Уингейта. От него-то доктор Фишер и узнал о новостях. Его помощница — Линда Калверт — тоже в курсе. Вчера, когда я была в клинике с Персоной, мы разговорились с Линдой — я ведь дружу с ее тетей.

Эми и я обратились в слух, а миссис Картер понизила голос и чуть вытянула голову вперед, готовясь сообщить важную новость:

— Труп Вайолет пропал из морга, вот так-то!

— Как это пропал?, — недоуменно прошептала Эмили, а я слушала, затаив дыхание.

— Линда сказала, что тело Вайолет привезли в морг в среду. Кто-то из сотрудников не вышел тогда на работу, да еще что-то случилось там с электроэнергией, и поэтому не успели сделать вскрытие. А на следующее утро выяснилось, что труп Вайолет исчез.

Мы с Эмили оторопели и стояли, открыв рот. Миссис Картер взглянула на нас с удовлетворением — ей понравилось, что она произвела такой эффект своим сообщением. Мы подождали, пока экономка уйдет и заговорили вместе, перебивая друг друга:

— Может Вайолет вовсе и не умерла?, — лепетала Эми.

— Кому понадобилось мертвое тело?, — вопрошала я, боясь признаться в том, что догадываюсь, кому и зачем.

— Подожди-подожди, — Эмили потрепала меня за плечо, стараясь привлечь внимание к тому, что она сейчас скажет:

— Энни, перед тем, как нас прервала миссис Картер, я как раз говорила, что здесь была живая преступница. Видишь, я права! Мисс Мортон жива и никакого визита зомби не было.

Я помотала головой, возражая:

— Сейчас, спустя несколько часов, я успокоилась и мне отчетливо вспомнились все подробности. С уверенностью могу сказать, что видела Вайолет Мортон и она была мертва, мертвее не бывает! И как иначе объяснить, что привидение мисс Тэтчер вытолкало Вайолет в окно?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Энни. Поясни, в чем связь между привидением мисс Тэтчер и Вайолет, мертвой ли, живой ли — неважно.

— Нет, важно, дорогая! Я рассуждаю так. Бестелесное привидение не способно физически воздействовать на живого человека, а может только напугать его. Но, похоже, что между привидениями и зомби существуют иные отношения — ведь и те и другие относятся к миру мертвых.

— Послушай сама себя! Что за ерунду ты несешь, Энни? Я не узнаю тебя!, — раздраженно ответила моя подруга.

— Не спеши с выводами, Эми. Я надеюсь, ты помнишь, как мы в подземелье церкви увидели привидение?

Эми кивнула без слов. А я продолжала:

— Марк рассказывал мне, что он много раз их видел. Поэтому приходится признать, что все эти истории о призраках не выдумки, а правда. Особенно здесь, в Англии. Многие местные рассказы о привидениях — это последствия реальных событий. А теперь подумай, Эми, если ты веришь в привидения, то не так уж трудно поверить и в зомби.

Моя подруга ничего не ответила, но задумалась. А потом спросила, изобразив дурашливую гримаску:

— Ну если так рассуждать, то может и вампиры существуют?

Я иронично хмыкнула, но все же решила спросить об этом у своего парня. Скорее бы он уже вернулся, я так сильно скучаю за ним! Всего четыре дня Марк вдалеке от меня, но кажется, что гораздо больше. Все мое существо тянется к нему, а он далеко. Из-за этого я в растерянности и в тревоге. Сердце мое будто подвешено на стебельке, оно колеблется и вздрагивает, как только я подумаю о Марке. Разлука с любимым оказалась трудным делом. Я поняла одну важную вещь.

Любовь — это когда не хочешь расставаться!

***

В субботу утром состоялась короткая беседа с экономкой — она спросила, можно ли помощнице убрать в оранжерее. Но я твердо заявила:

— Нет, мэм, в оранжерее, теплице и особенно в цветной комнате никому из посторонних появляться нельзя. Завтра или послезавтра я уберу там сама.

— Ты уж управляйся в цветной комнате, а в оранжерее я справлюсь. Научи меня только выключать фонтан и спускать воду — надо его почистить.

Котенок Перси нашелся еще накануне вечером — как я и думала, он был в полном порядке. Питкин потихоньку начал выздоравливать, но вел он себя необычно — забился в угол кухни и шипел на всех, кто оказывался неподалеку, в том числе и на меня. Есть Питкин не хотел, а я и не настаивала, кот все еще нездоров и поголодать денек-другой ему даже полезно.

На завтрак мы ели отварной молодой картофель с зеленью и йогуртом. Потом пили китайский чай, который привез Дикки. Чайные листья были сформованы в шарики и обладали восхитительным ароматом. Мисс Картер горячо одобрила новый сорт чая:

— Такой нежный привкус, будто бы молочный, а ведь я пила этот чай без молока!, — восхищенно заметила она.

А Эми за что-то обиделась на своего парня и в знак протеста пила кофе. Ричард несколько раз примирительно заговаривал с девушкой. Это помогло и к концу завтрака отношения между ними более или менее восстановились.

Этим утром похолодало, шел дождь. Пришлось надеть флизовую куртку и закрытые туфли. Мои друзья уехали на работу в Мейсен Мэнор, а я поспешила сделать очередной визит к Соне Складовски.

Как было обещано профессору Мейсену, я ежедневно наведывалась на ферму Фостеров. Жизнь протекала там спокойно, несколько раз мне удалось повидать Еву — она все еще носила на голове черную косынку в знак траура по Джеймсу.

Выехав на дорогу, я почувствовала, что машину слегка подергивает. Решив, что из-за сырой погоды промокла электроника, я продолжила путь.

— «Сейчас двигатель прогреется, все подсохнет и наладится само собой», — подумала я.

Мимо промелькнула деревня, я выехала на дорогу к ферме и неподалеку от того места, где погиб Джеймс Фостер, моя машина, дернувшись очередной раз, заглохла. Все попытки запустить двигатель ни к чему не привели.

Дождь перестал, я вышла из машины и достала телефон, чтобы вызвать помощь. Мимо проезжали автомобили, я не обращала на это внимание, но один из них, обогнав на высокой скорости мою старенькую мини, остановился далеко впереди и стал, подвывая двигателем, быстро сдавать назад. Это оказалась белая ибица, из нее выскочила Эллинор и бегом направилась ко мне.

— Привет, Энни! Вижу, ты решила отдохнуть на обочине, — смеясь и чуть запыхавшись заметила она.

— Привет! Да вот, машина заглохла почему-то, — смущенно объяснила я и добавила:

— Сначала она дергалась всю дорогу от дома, а теперь и вовсе не желает двигаться с места. Придется вызвать техпомощь.

— Давай попробуем сами разобраться, машина-то старая и простая, живет вне времени, как двадцать пенсов без года 40, — хихикнула Эллинор.

— Это похоже на комплимент моей мини, — усмехнулась я.

— У тебя есть свечной ключ?, — спросила норвежка.

— Не имею понятия, — честно призналась я, — но можно поискать в багажнике. Только ты помоги мне, пожалуйста, я не знаю как он выглядит.

— И чему вас только в школе учили, — шутливо ворчала Эллинор, копаясь в сумке с инструментами.

— Вот он!, — и она победно подняла над головой найденный длинный ключ.

— «Так-так, ну и что мы можем сделать?», — раздумывала я, открыв капот и беспомощно разглядывая мудреное устройство автомобиля.

Эллинор стала выкручивать свечу, прилагая довольно большую силу и кряхтя от напряжения. Маленькая деталь поддалась не сразу, но в конце концов, девушка вытащила ее и протянула мне.

— Надо взять сухую чистую тряпку и протереть вот здесь хорошенько, — она показала мне, как чистить свечу, а сама принялась за выкручивание следующей.

Мы почистили все свечи, Эллинор вкрутила их на место и приказала:

— Теперь попробуй завестись.

Двигатель запустился с полоборота. Я обрадованно поблагодарила девушку, которая показала себя с неожиданной стороны, помогая человеку на дороге. Мое отношение к ней улучшилось и потеплело. В ответ на мое «спасибо» Эллинор махнула рукай, дескать: «Да чего у ж там, не стоит благодарности», — достала салфетку и вытерла руки и лицо.

— Пить хочется, — сказала она и побежала к своей машине.

Я, тем временем, закрыла капот. Эллинор вернулась с небольшой бутылкой воды, налила в бумажный стакан и предложила мне попить. Я не испытывала жажды и поэтому, поблагодарив, отказалась. Сама Эллинор, видимо, выпила воду возле своей машины, так как закрутила пробку на бутылке и запихнула ее в широкий и низкий карман светло-оливковых брюк. А стаканчик с водой, размахнувшись, зашвырнула в густой кустарник на обочине. Увидев, что я проследила взглядом полет стаканчика, Эллинор небрежным тоном заявила:

— Не думай, что я разбрасываю мусор направо и налево. Просто бумажный стаканчик не вредит природе и быстро исчезнет – его размочат дожди.

Я промолчала и только кивнула девушке, хоть и не была согласна с таким мнением.

— Ты едешь к Соне?, — спросила она меня.

— Да, хочу повидаться с ней.

— Молодец! Ты – настоящая подруга. Каждый день навещаешь и поддерживаешь Соню и ее маму в трудное время.

 Мне стало неловко. Я бы, конечно, приезжала к Соне, но уж точно не каждый день, если бы меня об этом не попросил профессор Мейсен. Как я могла принять незаслуженную похвалу?

— Скажешь тоже, Эллинор! Я появляюсь у Сони хоть и ежедневно, но лишь на четверть часа. А вот ты, действительно много времени уделяешь подруге.

Норвежка почему-то смутилась и заговорила о погоде, что было вполне обосновано – снова пошел дождь.

Глава 24. Ошибка Дастина Бакли

Уже вторую ночь я спала без кошмаров и вообще без сновидений.

Воскресное утро порадовало солнышком. Прогноз обещал ясный и теплый день. После завтрака я поехала в Мейсен Мэнор.

Время казалось тягучим, оно не бежало и не шло, а медленно струилось. Я давно заметила, что когда спешишь, то минуты и часы пролетают слишком быстро и хочется взмолиться: «Помедленнее!». И наоборот, если сильно чего-то ждешь, то время, как нарочно, начинает тормозить. Вот кажется, что минуло полчаса, а взглянешь, с надеждой, на часы и выясняется, что не прошло еще и двадцати минут.

Утро было в разгаре и все занимались своими делами. Слейтеры суетились по хозяйству, готовясь к возвращению владельцев поместья. Дикки колдовал над компьютерной сетью. Эми отправилась в библиотеку старого Мейсенхауза и я пошла вместе с ней.

Мы миновали залитую зеленым светом аллею, где деревья смыкают кроны над дорожкой, и вышли на большую поляну перед Мейсенхаузом. Я взглянула направо — мне хотелось увидеть лебедей на озере, но оно было скрыто легким туманом и птичий домик на воде едва просматривался.

— Подержи, пожалуйста,  —  Эми протянула мне ноутбук, а сама достала из кармана массивный старый ключ и открыла высоченную дверь. Мы поднялись на второй этаж, прошли широким коридором — оказались в галерее над столовой. Оттуда Эми повела меня по узкому проходу и мы попали в другой коридор, который в конце упирался в широкие дубовые двери. Моя подруга воспользовалась еще одним ключом и впустила меня в библиотеку.

Огромная комната была высотой в два этажа. Все стены, от пола до потолка обшитые деревянными панелями-шкафами, занимали книги. Величину библиотеки подчеркивали четыре колонны, симметрично расположенные посреди обширного помещения. У правой стены стояла лестница-трансформер на колесиках, с помощью которой можно добраться до любой книжной полки.

В библиотеке пахло старой благородной древесиной — дубом, кедром и даже сандаловым деревом. Эти запахи были отдельными нотками в композиции ароматов, витающих в царстве знаний, сохраненных на бумаге. Атмосфера библиотеки настраивала на возвышенный лад, на глубокие и чистые размышления.

Я остановилась на пороге. Мной завладело чувство, подобное тому, что испытывают люди, входящие в храм. Нечто похожее бывает в музеях или на концертах, когда видишь или слышишь настоящее произведение искусства. Тогда отзываются глубинные чувства, которые безошибочно узнают подлинную ценность и которые помогают различить, что есть золото, а что — всего лишь подделка.

Из задумчивости меня вывела Эмили:

— Эта библиотека очень хороша. Я тоже стояла, будто околдованная, придя сюда впервые. Однако, пора за работу!

Посреди комнаты находился большой стол, на котором был укреплен специальный сканер для оцифрования книг и стояли стопки старинных фолиантов, ждущих своей очереди, чтобы встретиться с новыми технологиями и получить еще одну жизнь — в виртуальном мире.

Эми огляделась, вздохнула с чувством переполняющего ее счастья и даже потерла руки в предвкушении любимого занятия.

— Ты знаешь, Энни, я, кажется, нашла свое призвание,  —  девушка обвела рукой книжные стены,  —  мне бы хотелось исследовать старинные книги и рукописи.

— Можно перейти на другой факультет и выучиться на библиографа — думаю, так называется специалист по книгам.

— Ладно, я подумаю об этом,  —  пообещала Эми и мы надолго замолчали, погрузившись в работу.

Я сканировала лист за листом, а моя подруга записывала книги в компьютерный каталог и складывала в невысокие стопки на другом столе, стоящем у окна. Потом мы расставили оцифрованные издания по местам и принесли на большой стол следующую партию книг.

Работа очень помогла отвлечься от ожидания. Было неизвестно в котором часу приедут Марк и профессор Мейсен. Уж и не знаю почему они не выходили на связь с нами, кроме того единственного звонка в четверг. Значит, были причины.

Окна библиотеки выходили на лужайку и озеро. Укладывая очередную книгу на стол, я машинально посмотрела на водоем и что-то там увидела, но в эту секунду зазвонил телефон у Эмили.

— Привет, любимый!,  —  пропела девушка ласковым голосом, послушала немного и радостно воскликнула:

— О, прекрасно, мы бежим к вам.

— Приехали профессор и твой Марк,  —   объявила подруга и я, забыв обо всем на свете, бросилась к выходу, обгоняя на бегу Эмили.

— Летишь, как ракета,  —  Эми засмеялась мне вдогонку.

Мы вбежали в гостиную нового дома и остановились, как вкопанные, пораженные увиденным. В комнате расположились четыре человека — трое мужчин и одна девушка. Профессор Мейсен и Дик занимали два кресла, а на диване сидели рядом и беседовали Марк ... (я не поверила глазам!) и  … Эллинор. Удивилась не только я. Эми тоже стояла онемевшая и прошло добрых десять секунд, пока мы сумели произнести приветствие.

Мужчины поднялись, а Марк подошел ко мне и поцеловал в щечку. Профессор счел нужным пояснить:

— Мы встретили Эллинор, когда проезжали по деревне. Она сказала, что хочет сообщить нечто важное и я предложил ей поехать с нами сюда. Мы попросили нашу гостью  —  последовал вежливый кивок в сторону норвежки,  —  немного повременить с ее повествованием до вашего прихода, молодые леди, чтобы послушать вместе.

Профессор подождал, пока Эмили и я усядемся на второй диван, потом сделал широкий жест рукой, повернувшись к Эллинор, и глубоким, звучным голосом произнес:

— Прошу вас, мисс Яансен, слушатели полны внимания.

— Даже не знаю, с чего лучше начать... ,  —  девушка смотрела куда-то в угол комнаты и теребила пальцами длинный локон светлых волос.

— Наверное, нужно было поговорить с вами уже давно и тогда Вайолет была бы жива. Может быть. Я ни в чем не уверена!,  —  в сердцах воскликнула Эллинор.

Все молчали, ожидая более вразумительной информации. А девушка посмотрела на Марка умоляющим взглядом, будто бы прося поддержки и он ободряюще улыбнулся, но не произнес ни слова. Она вздохнула и сказала, продолжая смотреть на моего парня, будто ее слова предназначались только ему одному:

— Я знаю кто вы такие.

— Что ты имеешь в виду?,  —  это спросил профессор.

— Мне все про вас известно,  —  упрямо повторила Эллинор, дерзко глядя в глаза Марка и игнорируя Альфреда Мейсена.

— Расскажи все по-порядку,  —  спокойно предложил ей Марк.

— У меня не получается, я волнуюсь. Лучше спрашивайте меня, а я стану отвечать.

Профессор шумно встал с кресла и подошел к своему племяннику со словами:

— Мы сделали большую глупость, мой мальчик! Она тут уйму прослушек уже могла понаставить. При известной ловкости это не составит труда.

— Дядя Альфред, успокойся и давай выслушаем Эллинор. Твои обвинения вряд ли помогут ей собраться с мыслями,  —  встал на защиту гостьи Марк. А норвежка благодарно посмотрела на него и лицо ее вдруг восхищенно засветилось — обычная реакция девушек, видящих Марка.

— Не ставила я никаких прослушек,  —  с обидой в голосе произнесла она и добавила,  —  так вы будете спрашивать?

Профессор досадливо хмыкнул и плюхнулся в кресло, а Марк спокойно предложил:

— Эллинор, давай поговорим не о нас, а о тебе. Кто ты?

— Я приехала сюда не из Норвегии, а из Южной Африки.

— Нам это давно известно,  —  пренебрежительно вставил Альфред Мейсен.

— Как вы узнали?,  —  удивилась девушка.

— Твой скандинавский акцент не способен обмануть людей, бывавших в Южной Африке. Тебя выдал характерный для тех мест английский язык.

— «Вот как!»,  —  подумала я,  —  «значит они давно имеют подозрения относительно Эллинор, но мне ничего не сказали об этом».

— Почему ты всех обманывала?,  —  спросил Дикки.

— Это длинная история,  —  отвечая Ричарду, Эллинор вновь смотрела на Марка.

— Мы не спешим,  —  молодой ученый встал и по телефону попросил Рэйчел Слейтер организовать для нас чаю.

— Ладно,  —  Эллинор откинула назад длинные волосы, уселась поудобнее и, продолжая смотреть на Марка, стала рассказывать.

— Когда-то моя семья имела ферму в Северо-Капской провинции. Мой отец был потомственный фермер бурского происхождения. А мама у меня норвежка, благодаря чему я прекрасно владею норвежским языком, и мне нетрудно было убедить всех, кроме вас, что я из Норвегии. Три года назад мои родители решили переехать в Австралию и хотели взять меня с собой. Но я решила остаться жить в Южной Африке с моей троюродной тетей Вайолет Мортон, папиной кузиной.

Эллинор заметила, как у всех слушателей от удивления вытянулись лица и засмеялась:

— Не такие уж вы проницательные всезнайки!

— А кто же тогда женщина, в семье которой ты живешь в Уэйкфилде?,  —  спросила Эми.

— Она и ее муж работают на доктора Бакли,  —  последовал ответ.

— Продолжай,  —  резко приказал Альфред Мейсен,  —  итак, ты осталась с тетей в Южной Африке. Что же было дальше?

— Мы жили хорошо, но потом кое-что случилось. На меня стал заглядываться сын одного местного полицейского начальника. Этот парень, его имя Табо, однажды распустил руки — полез ко мне обниматься. Я толкнула его и он упал в маквис — колючий куст. Получилось вдвойне неудачно — колючка повредила Табо глаз и его укусила ядовитая змея — зеленая мамба, которая пряталась на ветках куста. Ему ввели сыворотку и он выжил, но поврежденный глаз больше не видит, и есть проблемы с нервной системой из-за отравления змеиным ядом. Табо теперь инвалид.

В гостиную вошла Рэйчел Слейтер, она катила чайный столик на колесиках. Все немного проголодались и были рады выпить чаю с сендвичами и яблочным пирогом. После чая Эллинор продолжила:

— Отец Табо, полицейский начальник, как я уже сказала, вознамерился отомстить за увечья его сына и завел на меня уголовное дело за какое-то убийство, о котором я вообще ничего не знаю. Мне угрожала серьезная опасность. Вайолет к тому времени уже несколько лет была подругой доктора Бакли и он помог мне. Сделал новые документы и тайком на частном самолете вывез Вайолет и меня в Англию. Поскольку я скрываюсь — отец Табо объявил меня в международный розыск — мне пришлось выдавать себя за студентку-норвежку.

— Хорошо, мисс Яансен, положим, что мы принимаем эту историю,  —  заметил профессор Мейсен без улыбки,  —  а что вы имели в виду, когда сказали, что все о нас знаете?

Эллинор дерзко посмотрела на Альфреда Мейсена и, нажимая на каждое слово, заявила:

— Мне известно, сэр, что вы, и Марк бессмертные и очень старые, хоть по вашему виду этого и не скажешь!

И девушка перевела взор на Марка Веттингера, но на сей раз ее глаза смотрели испытующе, словно она пыталась отыскать изъян в его внешности, что-нибудь, указывающее на солидный возраст.

— С чего вы это взяли?,  —  довольно грубым тоном спросил профессор.

— Мне рассказала Вайолет.

— И вы ей поверили?

— Да,  —  просто ответила девушка и замолчала.

Марк поднялся с дивана и подошел к французскому окну, ведущему на лужайку перед домом. Там он постоял немного, вдыхая воздух, который свежими волнами проникал в гостиную. Профессор Мейсен сидел в своем кресле с ошарашенным видом. Он ожидал чего угодно, но, только не это разоблачительное сообщение.

Эмили, Ричард и я онемели и удивленно смотрели то на Эллинор, то на агирусов.

Марк сохранял присутствие духа, но и ему не удалось скрыть изумление, а также тревогу. Потом он резко повернулся к мнимой норвежке и сказал:

— Согласись, Эллинор, что твои слова звучат в высшей степени неправдоподобно. Кто в здравом уме поверит в это?

Девушка ответила насмешливой ухмылкой, но не проронила ни слова.

Я поняла, что Марк хочет разузнать, насколько осведомлена Эллинор. Было очевидно — девушка имеет некую информацию об агирусах — теперь следовало определить что именно ей известно. И действительно, мой парень попытался уточнить:

— Снисходительная улыбка — это не ответ, Эллинор. Ты произнесла очень странные вещи в отношении меня и Альфреда, потрудись объяснить, что заставило тебя поверить?

— Я привыкла доверять Вайолет, она не увлекалась розыгрышами,  —  сказала девушка.

Дикки решил прийти на помощь Марку и с недоуменным видом произнес:

— Всему же есть предел, в том числе доверию. А если бы Вайолетт сказала тебе по секрету:  — «Ты знаешь, дорогая племянница, а земля-то плоская, как тарелка»,  —  ты и тогда бы не усомнилась в словах твоей тети?

— Ну а если я скажу вам, что доктор Бакли — умный и богатый человек — много лет выслеживает вас, собирает сведения о вашей жизни, даже поселился в Белдорфе, чтобы находиться поблизости. И все это ради одной цели — раздобыть ваш секрет вечной жизни и молодости!,  —  торжественно заявила Эллинор и добавила, бросив уничтожающий взгляд в сторону Дика:

— Может теперь вы перестанете разыгрывать комедию и мы, наконец, поговорим серьезно?

Альфред Мейсен ледяным тоном процедил:

— Когда мы встретили вас в деревне, мисс, вы намеревались что-то сообщить нам. Но сейчас вам угодно говорить загадками и туманными намеками. Предлагаю вам рассказать все, что вы хотели прямо, а не ходить вокруг да около. В противном случае я буду вынужден прекратить нашу беседу — меня ждут дела.

— Ладно,  —  ответила Эллинор,  —  я всего лишь хотела предупредить, что Анне угрожает опасность.

— Мне?,  —  вырвалось у меня.

— Причем здесь мисс Грей?!,  —  громовым голосом спросил профессор, за долю секунды подскочив к Эллинор.

Марк все так же стоял у окна, только теперь он смотрел на меня, а не на южноафриканскую норвежку, с которой не сводил глаз в продолжение всего разговора.

— Какая опасность?,  —  спросил Марк, снова обратив свой волшебный взгляд на Эллинор.

Как ни странно, но в эту минуту я не думала об угрозе, которую предрекала гостья, меня гораздо больше волновало то, что Марк не обращает на меня внимания. А он, тем временем сел, на диван рядом с Эллинор, повернулся к ней и взял ее за руку. Девушка улыбнулась ему, глаза ее блестели, а нежные губы были приоткрыты ровно настолько, что это выглядело мило и сексуально.

Впервые в жизни я почувствовала уколы ревности:

— «Почему он не отходит от нее?»,  —  досадливо думала я,  —  «мы же не виделись целых шесть дней, я соскучилась, считала минуты до встречи, а Марк даже не садится рядом со мной. И вообще, он ведет себя так, будто не я его девушка, а Эллинор!».

Находясь под влиянием не самых добрых чувств, я упустила нить разговора. Еще бы, да я просто ни о чем другом думать не могла! Смотрела на Марка и Эллинор, а в голове крутились мысли:

— «Что если Марк влюбился в нее — Эллинор такая красивая и чувственная.... Ой нет, даже подумать страшно! Не может быть. Марк признался мне в любви, я верю ему. Он просто хочет выведать у Эллинор, что ей известно».

Я немного успокоилась и ко мне вернулась способность слышать.

— ... Вайолетт всегда носила при себе бутылочку с водой — это южноафриканская привычка — пить много воды. Доктор Бакли подменил ей воду на отравленную,  —  рассказывала Эллинор,  —  но сразу я этого не поняла и не думала о причастности Дастина к смерти Вайолет.

Девушка всхлипнула, но никто не бросился ее утешать и она мгновенно успокоилась. Кое-что в ее истории было непонятно, поэтому я спросила:

— Почему Бакли так поступил со своей подругой?

— Он не объясняет мне своих действий, но я знаю причину. Доктор Бакли превыше всего ценит в людях личную преданность ему самому. А Вайолет закрутила роман с одним из строителей ее дома. Она думала, что сможет сохранить это в тайне, но от Дастина невозможно скрыть ничего.

Эллинор вздохнула и продолжила:

— А потом доктор Бакли принес мне такую же стандартную бутылочку, которая выглядела, как те, что продаются здесь повсюду, и велел дать этой воды Сониной маме и Анне. Он сказал, что это нужно для эксперимента.

Меня пронзила догадка:

— Эллинор, ты предлагала мне попить, когда мы вчера встретились на дороге и ты помогла починить машину. Это была та самая вода, отравленная?

Марк подбежал ко мне и с ужасом в глазах спросил:

— Ты пила эту воду?

— Нет, мне не хотелось пить и я отказалась.

Он обнял меня так крепко, что даже стало больно и сказал:

— Ты моя умница! Молодец!

А Эллинор пожала плечами и ответила на мой вопрос, разочарованно глядя то на Марка, то на меня:

— Да, это была та самая вода, которую доктор Бакли поручил дать тебе и Сониной маме.

Профессор Мейсен взревел:

— Значит ты намеренно пыталась отравить Энни и Еву? Миссис Фостер выпила отравленную воду или нет? Отвечай мне!,  —  Альфред Мейсен кричал на Эллинор, забыв о вежливости.

— Тогда я еще не знала, что это опасно, я просто выполняла поручение,  —  испуганно пролепетала девушка.

— Ева выпила воду?! Отвечай же, что ты все время тянешь и выкручиваешься!

— Не знаю, я оставила бутылочку в ее комнате на комоде.

Я уже набирала номер телефона Сони. После двух гудков она ответила. Не теряя времени, я  выпалила скороговоркой:

— Соня, срочно посмотри в комнате твоей мамы — стоит ли на комоде бутылочка с водой? Знай, что ее нельзя пить ни в коем случае.

— Сейчас посмотрю, а что случилось?

— Проверь сначала...

— Тут нет никакой бутылки,  —  через несколько секунд сообщила Соня.

— А где твоя мама,  —  холодея спросила я.

— Не знаю, со вчерашнего вечера я ее не видела. Может быть она пошла в гараж...

— Не видела со вчерашнего вечера?

— Ну да. Вчера я поздно вернулась домой, спать легла далеко за полночь, поэтому проснулась только час назад.

Профессор Мейсен вырвал у меня из рук телефон и прокричал Соне:

— Мисс Складовски, мы сейчас к вам приедем. Пожалуйста, ничего не предпринимайте до нашего появления, что бы не случилось, — это в ваших интересах!

— Поедем все вместе, может понадобиться помощь!,  —  крикнул профессор и мы ринулись к выходу.

Мне нужно было поговорить с Марком и профессором, поэтому мы втроем поехали на лендровере — ягуар моего парня, пострадавший в аварии, находился в ремонте. А Эмили, Дик, Эллинор и Слейтеры — отец и сын — прекрасно поместились в шкоде Дика.

Едва мы выехали на дорогу, я приступила к рассказу о том, как в мое окно влезла мертвая Вайолетт Мортон. Сократив, насколько возможно, повествование, я управилась за несколько минут.

Лицо Марка побелело, он сжал кулаки и выругался, а потом спросил:

— Камеры засняли что-нибудь?

— Нет, Вайолет не попала в зону наблюдения, видимо, перелезла через забор.

— Через забор?!, — изумленно переспросил Марк, — все это очень странно.

— Я начинаю понимать...,  —  туманно заметил профессор и добавил:

— Бакли сделал большую ошибку. Думаю, ему не удастся приготовить правильный агирусный состав, раз он с самого начала пошел по неверному пути.

— Его ошибка чуть не стоила жизни моей Энни!,  —  сердито воскликнул Марк.

— Но чего он добивается, не могу понять,  —  размышлял вслух профессор,  —  зачем он  направил зомбированную Вайолет к мисс Грей? Сама она туда не смогла бы добраться, это понятно.

— Я знаю, что хочет сделать Бакли,  —  сказал Марк,  —  думаю, он планирует зомбировать тех, кого мы с тобой любим — Энни и Еву.

— Откуда ему известно про мои чувства к Еве?,  —  удивленно спросил Альфред Мейсен, впрочем, профессор не рассчитывал получить ответ, поэтому сразу же задал следующий вопрос:

— Что это даст Бакли, какую выгоду он надеется извлечь из очередного злодеяния?

— Скорее всего станет следить за нами. Возможно Бакли хочет узнать, сумеем ли мы вернуть зомбированных людей в нормальное состояние. А потом постарается выкрасть новый рецепт. Однако, все это лишь мои предположения, основанные на его выборе жертв. Что объединяет Энни и Еву? Только наши с тобою чувства к ним, он понимает, что мы приложим все силы и возможности для их спасения.

— Это вполне вероятное объяснение, мой мальчик.

— Именно так, дядя Альфред. Теперь нельзя ни на минуту оставлять Энни одну!

— Ты понял, Марк, какую именно ошибку совершил Бакли?

— Конечно. Он ошибся, когда подбирал ингредиенты по украденному старому рецепту, тому, что мы применяли для лечения потной болезни в 1755 году. Один из пунктов Дастин понял неправильно. Он соединил все ингредиенты, включая порошок викария, добавил состав в бутылочку с водой и подсунул ее Вайолет. Та выпила воду и сначала будто бы умерла, а потом зомбировалась. Но Бакли допустил не одну, а несколько ошибок.

— Верно, Марк.

Я спросила профессора:

— А почему вы, сэр, и Марк говорите, что Бакли сделал ошибку, превращая Вайлет в зомби? Он ведь планировал создать зомбовирус — вот, вероятно, и создал его!

— Вещество, обратившее Вайолет в зомби, Дастин получил случайно. Чтобы целенаправленно создать новый вирус нужны специальные, длительные исследования. А что мы видим в случае с Вайолет?, — профессор сделал паузу, желая услышать мое мнение, но я предпочла промолчать, ожидая, что он, по обыкновению, сам же и ответит на свой вопрос. Так и вышло:

— Бакли украл добытый нами чудесный порошок в ночь с воскресения на понедельник. А уже в среду утром Вайолет была найдена мертвой в подвале нового дома. Ночью со среды на четверг ее тело исчезло из морга и ровно через сутки после этого Вайолет в виде зомби нанесла зловещий визит в спальню Анны, — профессор в замешательстве помотал головой и добавил:

— Это самое странное событие во всей истории. Как зомби смогла влезть в усадьбу и взобраться на второй этаж — уму непостижимо... Ну ладно, оставим необъяснимые вещи на потом и вернемся к очевидному, а именно: утром в понедельник Бакли принялся готовить средство для себя, чтобы самому стать агирусом. Не будучи уверенным в безопасности полученного зелья, он испробовал его на провинившейся любовнице. Результат нам известен — Вайолет превратилась в зомби и, стало быть, Дастин ошибся...

Вдруг профессор осекся, посмотрел на Марка и на меня, словно его осенила гениальная мысль, но не сказал ничего, тем более, что мы уже подъезжали к ферме Фостеров.

Глава 25. Овечья кровь

В гараже Еву мы не нашли. Мимо проходил рабочий и профессор спросил его, не видел ли тот миссис Фостер.

— Кажется видел, издалека,  —  неуверенно ответил он,  —  полчаса назад она прошла в сторону загона для овец,  —  рабочий указал рукой на поля, настороженно обводя глазами нашу группу.

Мы быстро пошли в этом направлении. Нас было девять человек — профессор Мейсен, Марк, я, Эмили, Дик, Эллинор, Джек и Джереми Слейтеры, а также Соня Складовски, которая присоединилась к нашей команде уже здесь, на ферме.

— Вон за той рощицей находятся загоны для овец,  —  запыхавшись, на ходу поясняла Соня.

Мы обогнули купы низких деревьев, которые заглушал разросшийся терновник, и нашим глазам открылась небольшая долина. Вдоль нее раскинулся овраг, по каменистому дну которого протекал ручей, разделяя долину на две равные части.

И по ту, и по эту сторону оврага располагались загоны. В одном из них, в том, что был ближе к нам, овцы сгрудились в плотную толпу возле самого забора и возбужденно блеяли, а в противоположной стороне лежали на земле две мертвые овцы. Рядом с ними мы увидели женщину в ночной рубашке, которая ничком растянулась на траве, не двигаясь и не реагируя на наше довольно шумное появление.

Соня ахнула и с криком:  —  «Мама!»,  —  перепрыгнула через забор и помчалась к лежащей на земле женщине. За нею устремился профессор, легко обогнал девушку и первым склонился над распростертым телом.

Когда профессор перевернул Еву с живота на спину, то оказалось, что женщина превратилась в такое же отвратительное существо, каким была Вайолетт Мортон в моей спальне. Лицо ее было вымазано кровью — и рот, и щеки. Даже пышная грудь Евы покрылась красным цветом. Миссис Фостер громко посапывала и причмокивала губами — она спала.

Соня села на землю рядом с матерью и беспомощно посмотрела на профессора. Альфред Мейсен в это время сосчитал пульс на руке Евы, потормошил ее немного, но она не проснулась. Потом профессор оттянул ей веки и осмотрел глазные яблоки. Зрачков не было видно — они закатились вверх, а белки глаз стали розовыми.

Профессор решительно выпрямился и сказал Соне:

— Мисс Складовски, я попытаюсь помочь вашей маме, но сделать это я смогу только в поместье. Мы сейчас же перевезем миссис Фостер в Мейсен Мэнор.

— Да вы что? С мамой произошло что-то неладное, вы же видите — она заболела! Мне придется сейчас же вызвать скорую помощь.

— Если вы сделаете это, то больше никогда не увидите вашу маму.

— Я не понимаю...,  —  Соня уставилась на профессора, потом с мольбой в глазах посмотрела на меня.

Не успела я открыть рот, как меня опередили — прозвучал голос Эллинор:

— Тебе нужно послушаться профессора Мейсена, Соня.

Я была такого же мнения:

— Да, Соня, другого выхода нет. Если кто-то и может помочь Еве, то только профессор Мейсен и Марк.

— Но я не понимаю, что случилось с мамой. Она что, пила овечью кровь? Это и правда сумасшествие какое-то!

Соня заплакала и села на землю, закрыв лицо руками. Потом девушка затихла и подозрительно посмотрела на меня.

— Энни, по телефону ты спрашивала меня о бутылке с водой. Позже я нашла ее. Она лежала под комодом и была пуста. Скажи, Энни, моя мама заболела из-за той воды? Объясни мне, как в мамину комнату попала чертова бутылка, и откуда ты об этом знаешь?

Марк пришел мне на помощь:

— Соня, все это сейчас не важно. Мы теряем время, а твоей маме нужна срочная помощь. Чем позже мы начнем, тем меньше шансов вернуть ее к нормальной жизни.... Если это вообще возможно сделать..., — добавил он тихо, отвернувшись, чтобы девушка не услышала его.

Но Соня продолжала смотреть на меня с выжидательным выражением, требуя объяснений. Мне ничего не оставалось, как переадресовать вопрос Эллинор.

— Не могла бы ты сама...,  —  начала я, но меня перебил профессор:

— Мисс Складовски, произошла страшная ошибка и ваша мама, по всей вероятности, случайно приняла экспериментальное лекарство, которое сейчас проходит самые первые проверки и тесты. Это препарат нового типа и его побочные эффекты очень опасны — они влияют на психику человека. Это пока все, что я могу сказать.

Альфред Мейсен снова склонился над Евой, а Марк сказал Соне:

— Должен добавить, что Энни никак не связана с этим делом. Про бутылку с экспериментальным препаратом она узнала лишь за миг до того, как позвонила тебе.

Движением глаз Марк дал мне понять, что хочет поговорить со мной наедине. Мы отошли в сторону и он объяснил:

— Не подумай, Энни, что мы с Альфредом покрываем поступки Эллинор из симпатии к ней.

— «Именно так это и выглядит»,  —  мелькнула у меня мысль, но я не решилась ее озвучить.

— Подумай сама, любимая, можно ли рассказать Соне правдивую историю про бутылку со средством, созданным Бакли? Это означало бы раскрытие чуть ли не всех наших тайн,  —  Марк подумал и уточнил,  —  Соня — это не тот человек, кому я готов доверить важные сведения.

Я обернулась и увидела, что Эллинор обняла за плечи Соню Складовски, что-то внушает ей, глядя девушке в глаза и энергично кивая головой.

— Что же будет с Алексом?, — вспомнила я вслух о младшем ребенке Евы, — придется помочь Соне заботиться о братике.

— Дядя уже прояснил этот вопрос, — ответил Марк, — после похорон Джеймса Фостера родственники Евы забрали мальчика с собой в Польшу. Там он пробудет до конца летних каникул, а к началу учебного года вернется в Белдорф.

— Это хорошо.

— Пора ехать!, — громко объявил профессор, взял на руки спящую Еву и быстрым шагом пошел назад к машинам.

В лабораторном корпусе Мейсен Мэнора пришлось обустроить нечто вроде больничной палаты для миссис Фостер, которая все еще спала. Профессор подключил к ней приборы, взял кровь у нее из вены и ушел делать анализ. Марк привязал руки и ноги Евы ремнями к раме кровати.

— Зачем ты это делаешь?, — возмутилась Соня.

— На всякий случай, — неопределенно ответил молодой ученый.

— Я не согласна!, — упрямо заявила Соня и, схватив со столика ножницы, попыталась разрезать путы.

Марк, не церемонясь, отнял ножницы и отбросил их.

— Даже не думай делать этого!, — прикрикнул он на на упрямицу.

— Что же теперь будет?, — причитала вслух испуганная Соня. Она почти непрерывно плакала, а мы уже не утешали ее, сообразив, что девушка должна выплакаться и успокоиться сама.

Альфред Мейсен вернулся из лаборатории мрачный, как туча . Он едва слышно поговорил со своим племянником, после чего Марк подошел ко мне и тихо попросил:

— Милая, ты можешь выйти со мной в коридор?

Я выполнила его просьбу. Профессор, Дик, Эмили и Эллинор последовали за нами. Соня не захотела покидать комнату и осталась сидеть у изголовья Евы.

— Я не могу надолго оставлять дочь наедине с матерью, — сказал мой парень, — если верить показаниям приборов, Ева должна очнуться с минуты на минуту и боюсь, что находиться рядом с ней опасно. Поэтому надо быстро договориться кто и что будет делать.

— Я и Джереми можем остаться здесь в качестве охраны, — предложил Джек Слейтер.

— Мне нужно вернуться в Уэйкфилд, — сказала Эллинор, — доктор Бакли может хватиться меня и начать выяснять чем я занималась. Не хотелось бы говорить ему о том, что я была в Мейсен Мэноре.

И она быстро ушла, будто испарилась в воздухе.

Профессор недовольным тоном пробурчал что-то под нос. Из его неразборчивой тирады я поняла лишь слово «...проблема...».

Эми растерянно посмотрела на Дика и обратилась к Марку:

— Поручи нам какое-нибудь дело, не знаю, что именно — тебе виднее.

Дик согласно кивнул.

— В таком случае, ты, Дикки, проследи за безопасностью по всему периметру имения — решил Марк, — а ты, Эмили, отвези Соню домой и успокой ее, пожалуйста. Скажи ей, что завтра она сможет посетить свою маму. К тому времени мы придумаем правдоподобное объяснение происходящим событиям. А пока, Эми, убеди Соню в том, что рассказывать о состоянии Евы нельзя никому, ни одной живой душе! Это в ее же интересах.

Молодой ученый повернулся ко мне и хотел что-то сказать, но в это самое мгновение из палаты, где находились спящая Ева и ее дочь раздался грохот, будто что-то упало и разбилось. Вслед за этим послышался крик Сони и чье-то громкое ворчание. Дверь толчком распахнулась, из палаты с визгом выскочила Соня. Она прижимала к себе окровавленную руку, из которой струйкой вытекала кровь. За девушкой гналась Ева и выглядела она, как живой мертвец, как зомби.

В одно мгновение Марк оказался рядом с чудовищем, в которое превратилась миссис Фостер, и молниеносно заломил ей руки за спину. Зомби-Ева сопротивлялась и ворчала немыслимым голосом невнятные слова. Ей удалось высвободить одну руку и Дик бросился Марку на помощь. Зомби клацала зубами, открывая ставший черным рот. Как только Дик приблизился, она толкнула его свободной рукой — парень отлетел к противоположной стене и упал. Тут же Дикки быстро поднялся на ноги и снова ринулся на помощь, но Марк прокричал:

— Не подходи, я справлюсь! Она может укусить тебя, не приближайся!

Но Дик упрямо пошел к ним, говоря:

— Но ты-то не боишься, почему же я должен струсить?

Марк удвоил усилия и повалил зомби на пол. Профессор успел взять мощные наручники и защелкнул руки Евы за спиной, опустившись на колени. Джек Слейтер передал ему рулон широкой липкой ленты и Альфред Мейсен ловко заклеил ею рот зомби-женщины, после чего легко поднял ее и отнес обратно в палату. Там он с помощью своего племянника зафиксировал пациентку на кровати, пристегнув не ремнями, а наручниками ее руки и ноги к надежной стальной раме. Напоследок, профессор ловким движением сорвал липкую ленту со рта прикованной женщины и она попыталась цапнуть зубами его за руку, но ученый оказался быстрее. Та, что раньше была красавицей Евой Фостер, сейчас представляла собой жуткое и мерзкое существо.

Я подумала, что теперь профессор исцелится от своей страсти. Редкая любовь может выдержать такое испытание. Страшно было смотреть на Еву, объект романтических чувств Альфреда Мейсена — кожа бледная, синюшная, кое-где по телу расплылись серые и багрово-желтые синяки, были они и вокруг глаз, которые выглядели мутными, неживыми. Прекрасные в недавнем прошлом волосы представляли собой слипшиеся, тусклые космы. Зубы стали серыми, рот внутри почернел. От нее исходил тошнотворный запах, который усиливался, если Ева-зомби впадала в бешенство, рычала и трясла кровать.

Я заметила кое-что еще в облике Евы, делавшее ее сходство с мертвецами особенно сильным — запавшие глаза — кожа вокруг них натянулась и обрисовала глазные впадины черепа. Также и щеки, которые потеряли свою здоровую упругость и скулы неестественно выделились. При этом тело Евы не выглядело похудевшим.

Когда Марк и профессор вернулись в коридор, мой парень обратился к Дику:

— Будет лучше, если ты станешь прислушиваться к моим словам. Дело тут вовсе не в храбрости. Видишь ли, Дикки, укус зомби для агирусов не опасен, а ты можешь заразиться и сам превратиться в такое же чудовище. Кроме того, ты мог заметить, какой сильной стала Ева, превратившись в зомби. Обычному человеку, даже такому крепкому, как ты, трудно справиться с подобным созданием.

В суматохе никто не подумал о том, что Соня все слышит. Когда Марк осознал это — было уже поздно — девушка успела узнать, что ее мать — зомби, а Марк — это агирус, что агирусы не боятся укусов зомби, тогда как для неагируса рана, нанесенная зубами ходячей нежити, может стать фатальной, превратив его в зомби. И вот, вместо того, чтобы озаботиться, что же будет с ней самой, она ведь укушена матерью-зомби, Соня дрожащим голосом спросила, обращаясь ко всем сразу:

— А кто такие агирусы?

Ответа девушка не получила. Профессор выразительно посмотрел на Марка, потом на меня и сокрушенно покачал головой. Весь его вид выражал досаду и без слов давал понять ход мыслей ученого:

— «Я так и знал, что произойдет нечто подобное! И что же теперь нам делать?!» — сквозило в его взгляде, полном горького сарказма.

Марк взял инициативу в свои руки и принялся отдавать распоряжения:

— Дик, Эми, все изменилось, прошу вас быть с Альфредом, ему понадобится ваша помощь.

Затем он попросил Джека Слейтера срочно позвать в лабораторный корпус его жену Рэйчел.

— Нужно устроить еще одну палату — на сей раз для Сони, — объяснил молодой ученый.

— Что вы хотите со мной сделать?, — испуганно закричала девушка.

— Нужно забинтовать ей руку, — сказала я и собралась сбегать за бинтом, но профессор остановил мой порыв:

— Нельзя бинтовать!, — веско заявил он и удалился в палату Евы, сокрушенно качая головой.

Я подошла к Соне и обняла ее, она расплакалась, уткнувшись в мое плечо, а я гладила ее по густым рыжим волосам и пыталась утешить. Мне было очень жаль, что все так вышло. За последнее время на долю Сони Складовски выпало много испытаний. Сначала смерть отчима, приведшая ее маму в депрессию. Девушке пришлось поддерживать мать в трудное время, да и работы у нее прибавилось, Ева ослабла после потери мужа и не могла трудиться в полную силу. На хрупкую девушку навалилось столько забот, что она просто могла не выдержать. А тут еще и этот кошмар наяву.

— Если бы мне рассказали такую историю, я бы нипочем не поверила!, — всхлипывала Соня, — о какой такой палате толковал тут Марк? Я не могу здесь остаться, мне нужно домой. Мама заболела и я должна заменить ее на ферме, буду работать и ждать когда она выздоровеет.

— Соня, дорогая, послушай меня, — принялась я уговаривать бедную девушку, — ты можешь довериться профессору Мейсену и Марку. Они сделают все возможное, чтобы помочь тебе и твоей маме. Ты должна остаться здесь на какое-то время...

Марк стоял неподалеку и говорил по телефону, он слышал мой разговор с подругой. Закрыв телефон, парень обратился к мисс Складовски:

— Соня, я договорился с Джереми, он поработает вместо тебя на ферме, пока вы с мамой будете находиться в Мейсен Мэноре. Джереми хорошо разбирается в этом деле, тебе не нужно волноваться — он справится.

— Маме нужна ваша помощь, я согласна, но мне-то зачем оставаться здесь?, — протестовала Соня.

— А затем, что ты укушена. Прости, я не буду деликатным. Думаю, что ты заразилась и нужно быстрее принять меры, чтобы ты не превратилась в зомби. Пожалуйста, Соня, позволь нам помочь тебе! Доверься и слушайся — это все, что ты можешь сделать. И молись.

Появилась Рэйчел, она кивнула мне, ласково обняла Соню и увела ее в другой конец коридора — там, в одной из лабораторий, спешно устраивали еще одну временную палату.

Марк вздохнул и взял мою руку:

— Прости меня, Энни. Вместо того, чтобы сделать мою любимую счастливой, я все больше погружаю тебя в кошмар собственных проблем.

— Ты ни в чем не виноват, за что тебе извиняться?

— Если бы мы не появились здесь, то не случилось бы всех этих несчастий.

— Это все из-за Бакли, он один в ответе за беды, свалившиеся на Белдорф.

— Да, но приехал он сюда вслед за Альфредом и мною. А мы не смогли помешать ему.

— Вы делаете все, что возможно, я горжусь тобой, Марк, — мне хотелось назвать его как-нибудь ласково, моя любовь искала выхода в словах, но что-то сдерживало мой порыв.

Марк растроганно посмотрел на меня, обнял, крепко прижимая к себе и горячо зашептал:

— Я соскучился по тебе, моя любовь. Видеть, обнимать тебя — это и счастье, и мучение.

В моей груди бушевали те же самые чувства, но счастье преобладало, особенно сейчас, когда он был так близко и так сладко прижимал меня к себе. Я закрыла глаза, голова закружилась, теплая волна прокатилась по всему телу. Наслаждаясь, я понимала, что еще немного и все прекратится, поэтому ловила каждое мгновение.

Так и есть. Марк выпустил меня из объятий, глаза его были такими печальными, что я готова была многим пожертвовать, лишь бы дать ему чуточку счастья, чтобы этот прекрасный взор засветился радостью. Однако, пока что моя любовь не сделала Марка Веттингера счастливей. С каждым днем он становился все грустнее.

Парень виновато улыбнулся и неожиданно задал странный вопрос:

— Как сегодня утром чувствовал себя твой кот?

— Который из двух?, — не поняла я, думая о своем.

— Тот, который укусил зомби-Вайолет и потом заболел.

— Это храбрый Питкин. Он все еще прячется в темных углах и шипит на всех, но есть признаки того, что кот идет на поправку.

— Какие?

— Питкин начал есть и пить. Шерсть снова побелела и блестит. Да и шипит кот вовсе не так остервенело, как вчера, а понемногу и лениво.

— Он проявляет агрессию?

— Нет, нападать не пытается, а шипит, я думаю, чтобы его не трогали.

— Очень хорошо, Энни. Чем ты лечила кота?

— Одним из наших семейных средств — это снадобье для лечения смертельной лихорадки, Комитет частенько заказывает его.

Марк взволнованно взял меня за руку и спросил:

— Энни, у тебя есть это средство в запасе?

— Да.

— Тогда давай прямо сейчас поедем и возьмем его.

— Конечно, Марк. Ты думаешь, что кот был заражен от зомби, а мое лекарство помогло ему?

— Да. Если укусить зомби, то можно заразиться, что и произошло с котом. Твое лечение кажется эффективным. Стоит попробовать его для Евы и Сони в дополнение к нашему препарату. А пока Альфред назначил вливать им в кровь другое средство, которое мы применяли для крыс-зомби.

— Думаешь поможет?

— Надеюсь, любимая. По крайней мере у Сони есть большие шансы.

— А у Евы?

— Не знаю. Попробуем. Хотя надежды мало. Изменения успели проявиться... крыс мы излечивали только в том случае, если вводили лекарство немедленно. Со времени заражения Евы — когда она выпила средство Бакли — прошло несколько часов. Вероятно, сначала она почувствовала себя плохо, потом умерла и полежала, как мертвая. Затем встала и ее охватил голод. Она нашла овец — это вышло удачно. Кровь живой овцы действует на зомби, как снотворное. Я мог бы объяснить все подробнее, но сейчас надо поспешить и привезти твое средство.

Ягуар Марка уже вернули из ремонта и он сиял, как новенький. Мы немедленно выехали и парень, держа руль одной рукой и, потянувшись назад, достал с заднего сидения большую коробку и подал ее мне.

— Это подарок тебе от Сары и Мосэ Кацобашвили из Грузии. Когда они узнали, что у меня появилась любимая девушка, то обрадовались, как родные. Я сообщил им, что ты — их коллега — специалист по редким растениям. Пошептавшись минутку, эти превосходные супруги решили подарить тебе сияющую зеленую розу 41.

— О, спасибо!, — я аккуратно открыла коробку и замерла от счастья.

В моей семье считалось, что сияющая зеленая роза — это выдумки, так как никто не видел ее ни разу. В среде людей, знакомых с редкими растениями, существовала легенда о зеленой розе...

И вот я держу ее в руках!

Стоит описать чудесное растение. Это кустик около двадцати дюймов как в высоту, так и в ширину. Форма листьев и цветов совершенно такая же, как и у обычной розы, а побеги растения снабжены столь же крупными шипами. На этом внешнее сходство заканчивается и начинаются различия. Стебли окрашены в самый нежный розовый цвет. А листья — белые с розовыми прожилками. Лишь несколько самых старых листьев куста имеют небольшие зеленые пятна, похожие на камуфляжные.

Цветы крупные, обычной для розы формы, но они, как и бутоны, окрашены в светло-зеленый цвет, какой бывает у молодых листьев салата. И только в самом сердце цветка — у основания лепестков — цвет сгущается и становится бархатно-темно-зеленым.

Но самое замечательное свойство растения — это, конечно, сияние. Оно выглядит, как мягкое мерцание холодного биолюминесцентного 42света. В темноте коробки, однако, растение сияло довольно ярко. Розовые части кустика светились розовым светом, зеленые — зеленым, белые — белым. Сияющая зеленая роза не изучена, поэтому я не знаю, что именно вызывает свечение, то ли это химические реакции в самом растении, как в светящихся медузах или в светлячках, то ли другие причины породили такой эффект.

— Марк, любимый, ты хоть представляешь себе, сколько стоит это растение? Как я могу принять такой невозможно дорогой подарок!?

— Не волнуйся, Энни, и не отказывайся от розы. Видишь ли, в Грузии люди гостеприимны, с открытой душой, друзья для них — это почти родственники. Сара и Мосэ любят меня и Альфреда, а значит и тебя тоже. Этот цветок — дар от их чистого сердца и выбирали они его, думая не о стоимости, а о том, чем порадовать тебя.

— Передай им большое спасибо!

— Конечно. Когда-нибудь я надеюсь поехать туда вместе с тобой, чтобы ты познакомилась с моими грузинскими друзьями и увидела их великолепную коллекцию редких растений.

— О, мне бы очень этого хотелось!

Марк улыбнулся и сказал:

— Я тоже приготовил подарок для тебя, но позволь мне вручить его в более спокойной обстановке, когда мы хоть немного уладим возникшие проблемы.

— Разумеется, милый.

Пока я собирала лекарства по старинным рецептам в чемоданчик, Марк отыскал Питкина и сделал ему укол.

— Что это?, — спросила я.

— Инъекция «Спиритуса».

— Зачем, он же идет на поправку?

— На всякий случай, для твоей безопасности.

Сюзан Картер впервые увидела Марка Веттингера, хотя уже была наслышана о нем. Парень ей очень понравился. Его красота и хорошие манеры мгновенно породили в ней симпатию. Когда мы выезжали из Грейхолла, увозя с собою чемоданчик, миссис Картер пошла к воротам, чтобы проводить нас и долго махала рукой вслед удаляющемуся ягуару.

Вернувшись в Мейсен Мэнор, Марк отправился в лабораторию, чтобы помочь профессору, а мне надлежало дать Соне привезенное средство от смертельной лихорадки.

Я нашла ее лежащей под капельницей. Она была обессилена и ужасно бледна. Кисти рук девушки подрагивали и без конца теребили одеяло. Дыхание было коротким и поверхностным. Я очень испугалась, потому что подруга выглядела умирающей.

— Соня, — обратилась я к ней.

Никакой реакции. Я тормошила ее, звала по имени, гладила по волосам. В ответ на все эти усилия девушка попыталась открыть глаза, заморгала часто-часто, стало видно, что зрачки скрыты под верхними веками, показались лишь белки и глаза снова закрылись. Соня промычала что-то слабым голосом и обмякла, вытянувшись на кровати.

В панике я принялась искать пульс, нашла с трудом, он был слаб, будто подрагивающая ниточка. Положение было крайне опасным.

Вошла Рэйчел, она толкала перед собой тележку с какими-то приборами и прозрачными трубками. Увидев, в каком состоянии оказалась Соня, женщина всплеснула руками, охнула и нажала красную кнопку тревоги на пульте, укрепленном позади кровати. Я подбежала к ней со словами:

— Как же вы оставили Соню одну, миссис Слейтер? Она может умереть!

— Я выполняю все распоряжения сэра Альфреда, мисс Грей, — строго глядя мне в глаза, ответила Рэйчел, — эта девушка была в одиночестве не больше пяти минут, я всего лишь вышла за приборами.

Она еще говорила, когда в палату, как ураган, ворвался профессор с криком:

— Что случилось!?

Ученый прибежал по тревоге, Марка с ним не было.

— Соня умирает!, — мой голос был каким-то чужим, прерывающимся от волнения и страха за подругу.

— Странно! Я не заметил никакой опасности. В моей лаборатории я вижу на мониторе жизненные показания мисс Складовски. У нее все протекает так, как и должно в этой ситуации.

Профессор подошел к лежащей девушке, взглянул на светящиеся цифры и символы приборов, но, все-таки, по старинке, приложил ладонь к ее лбу и нащупал пульс. Выпрямившись, он с усмешкой сообщил:

— Ложная тревога, дамы. Пациентка не умирает, она превращается. Сейчас самое время дать ей ваше лекарство, мисс Грей. Можете по каплям влить его в рот, но осторожно, чтобы Соня вас не укусила, рефлекторно сцепив зубы.

Я немедленно приступила к выполнению этого задания. Через полчаса мне удалось завершить свое дело. Все это время Рэйчел находилась поблизости. Дружеского расположения ко мне она не выказывала, но и враждебности не демонстрировала. Меня это вполне устраивало.

Пора было ехать домой и я стала искать Марка, чтобы попрощаться. Его лаборатория оказалась запертой. В коридоре дежурил Джек Слейтер, он сообщил, что Марк куда-то уехал, а профессор пошел в палату к миссис Фостер. Я отправилась туда же.

Альфред Мейсен сидел в стороне от кровати Евы, чтобы не провоцировать попытку нападения. Рядом с ним стояла такая же тележка с приборами и трубками, какую я видела в палате у Сони. Альфред Мейсен поднял на меня угрюмый взгляд и сказал:

— Хорошо, что вы пришли, мисс Грей, поможете мне немного?

— Конечно, сэр, — с охотой согласилась я.

— Мы будем переливать Еве искусственную кровь, вытесняя тот страшный коктейль, в который превратилась ее собственная кровь в результате инфекции.

— А что это такое — искусственная кровь, сэр?

— Это изобретение Марка, — с гордостью ответил профессор, — он создал заменитель крови путем сложного синтеза, используя морские водоросли.

— А почему, сэр, нельзя перелить донорскую человеческую кровь?

— Сейчас это не поможет. Вирус быстро испортит донорскую кровь. А в искусственной крови эта инфекция не живет и не размножается. Заменитель можно использовать не более трех дней, а потом все же придется перелить Еве донорскую кровь. Но эти три дня дают нам запас времени, чтобы попытаться изгнать вирус из клеток тела Евы, где он «гнездится».

— Спасибо за объяснение, сэр, а где Марк?

— Недавно позвонила Эллинор и попросила его срочно приехать, сказала, что это очень важно.

— Где у них встреча, сэр?

— В Белдорфе.

Не могу сказать, что меня порадовало повышенное внимание Эллинор к моему парню и его готовность помогать ей. Но я прогнала посторонние мысли, облачилась в халат, тщательно вымыла руки, натянула перчатки и шапочку, а лицо закрыла маской и защитными очками.

— Командуйте, профессор Мейсен, — сказала я, и мы приступили к переливанию крови.

Когда я вернулась в палату Сони, то увидела у ее кровати плачущую Рэйчел.

— Она все-таки умерла, — всхлипывала женщина.

В моей груди все сжалось и похолодело, со страхом я приблизилась к лежащей подруге и склонилась над ней. Девушка была страшно бледной, лицо изменилось — стало похудевшим, черты заострились.

Рэйчел показала рукой на прибор, регистрирующий работу органов:

— Видишь, Энни, сердце не бьется.

Я стала искать пульс на запястье девушки, но так и не нашла его.

— Рэйчел, срочно вызовите сюда профессора, пожалуйста!

— Я уже сделала это, — женщина выглядела испуганной и расстроенной.

Альфред Мейсен появился в палате через минуту. Он был спокоен и деловит. Посмотрев на приборы, ученый удивленно заметил:

— Хмм..., я думал сердечная деятельность сохранится — ну хотя бы один толчок в минуту. Она и в самом деле похожа на умершую.

— Что делать?!, — я лихорадочно искала способ помочь подруге, мысленно перебирая собственные лекарства.

В этот момент на мониторе прибора с писком появился какой-то символ и исчез.

— Она не мертва!, — радостно выпалил профессор, — ее сердце только что совершило одно сокращение, — он изучил запись показаний и удивленно пробормотал:

— Сердце Сони не двигалось почти три минуты до этого толчка — никогда не видел ничего подобного!, — Альфред Мейсен прищурил глаза и задумался, потом произнес:

— Подождем немного, понаблюдаем, время еще есть. Если больше ничего не произойдет, я стану оживлять Соню препаратом «Спиритус». Она уже получила одну дозу этого средства. Не знаю, как он подействует повторно в этом трудном случае, но выбора, похоже, нет — мы должны испробовать все средства и попытаться сохранить Соне жизнь.

— Да, … да, ... да, — нервно повторяла Рэйчел.

Время, по своему обыкновению, капризно тянулось, пока мы трое ждали, не отрывая взгляда от монитора. Через две минуты пятьдесят три секунды сердце Сони Складовски совершило толчок, потом еще, и еще — через тот же промежуток времени. Пока что оно работало в этом ненормально медленном ритме, но это лучше, чем если бы не билось совсем.

Глава 26. Анатомия и физиология зомби

Прошло три дня. За это время я встретилась с Марком лишь раз, да и то на минутку. Он был занят в лаборатории, почти не спал — глаза его были уставшими, под ними залегли темные тени. Это ничуть не повредило его красоте — она даже стала еще пронзительней! А у меня все наоборот — если я сильно устану, то глаза мои потускнеют, лицо поблекнет, и получится унылое зрелище. Как раз сейчас дела обстояли именно так.

В каждый из этих трех сумасшедших дней мне удавалось поспать часов пять, или даже меньше, точно мне неизвестно, ибо, отправляясь в кровать, я малодушно не смотрела на часы, чтобы не расстраиваться и не жалеть себя, просыпаясь рано утром — в четыре часа. Мой рабочий день был разбит на три части: до полудня я занималась редкими растениями; потом ехала в Мейсен Мэнор, где помогала ухаживать за Соней (она медленно превращалась в агируса) и за Евой, погруженной в искусственную кому; к восьми часам вечера мы с Эми и Диком возвращались в Грейхолл, здесь после ужина я трудилась над материалами убитой библиотекарши, благодаря чему страничка для деревенского сайта была почти готова.

Миссис Картер теперь приезжала не позже половины шестого. Сегодня экономка накормила нас средиземноморским завтраком — она где-то прочитала, что это очень полезно, поэтому мы ели шакшуку 43и хумус с оливковым маслом и лимонным соком, а к чаю Сюзан Картер предложила нам творожную запеканку с корицей и душистыми травами.

После завтрака, в половине седьмого утра, Эми с Диком умчались на работу в поместье, а я собралась вернуться в цветную комнату и уже выходила из кухни (ввиду спешки мы завтракали тут), когда миссис Картер задержала меня вопросом:

— Анна, милая, у тебя все в порядке? Последние дни ты ходишь, словно в воду опущенная — грустная, рассеянная. Могу я помочь тебе?

— Не волнуйтесь, мэм, все в порядке, просто я не высыпаюсь. Сейчас много работы, но вскоре мой распорядок дня придет в норму, — ответила я и поспешно спросила экономку о ее муже, чтобы поменять тему.

— Джон в порядке, — охотно ответила она, — только тревожится немного. А все из-за этой книги. Я теперь и спрашивать его боюсь про «Робинзона Крузо». Уж который день он как ни откроет книгу, так и попадается отрывок то про каннибалов, то про мертвые кости, то снова про мертвые кости, то опять про каннибалов. Что бы это значило?

Сюзан Картер причмокнула, сокрушенно покачала головой и, вздохнув, сама заключила:

— Одно из двух. Либо книга лжет и эта забава лишь морочит нам голову, либо всех ждут большие неприятности. Да.

— «Пожалуй, стоит перечитать «Робинзона Крузо»»..., — подумала я.

В кухню вошел Питкин, за ним по пятам семенил котенок Перси. Они прибыли на завтрак и направились каждый к своей мисочке. Питкин выглядел абсолютно здоровым и нормальным котом, но теперь было точно известно, что он сделался котом-агирусом — вчера профессор попросил у меня кровь Питкина для анализа и вечером сообщил результат. Таким образом у меня в доме жили уже двое животных-агирусов — собака и кот.

В цветной комнате меня ожидали рутинные обязанности — полив, подкормка, наблюдения, записи. Но сначала я полюбовалась сияющей зеленой розой, мечтая размножить ценнейший экземпляр, а в юго-западном углу цветной комнаты проверила золотые щиты. Позавчера одно из этих растений я пересадила в прозрачный контейнер для изучения и экспериментов.

Не успела я начать работу, как в дверь постучали.

— Войдите!, — крикнула я, думая, что пришла миссис Картер.

Дверь отворилась и вошел Марк. Мое сердце подпрыгнуло от радости, я подбежала к парню. Он обнял меня и поцеловал:

— Я соскучился, — сказал он, продолжая прижимать меня к себе, — ты могла бы сейчас поехать со мной в Мейсен Мэнор? Дядя Альфред сказал, что пришло время объяснить некоторые важные вещи и он подготовил нечто вроде лекции. Начало через полчаса.

Я кивнула и побежала переодеваться.

***

Зал заседаний располагался в торце лабораторного корпуса. Когда мы вошли, то увидели, что Эми и Дик уже устроились в креслах, расставленных рядами, как в студенческой аудитории. Большой овальный стол теперь был сдвинут в дальний конец помещения. На стене, справа от входа, висела доска, по старинке исчерченая мелом — там были формулы, химические структуры и какие-то расчеты. А над доской располагался огромный светодиодный экран, видимо, для демонстрации слайдов.

Едва мы с Марком успели сесть, как в зал стремительно вошел профессор. Он направился к небольшой кафедре перед доской, раскрыл ноутбук — лекция началась.

— Я и мой племянник подготовили своеобразный научно-популярный доклад, должен заметить, что он гораздо более популярный, чем научный. Первая его часть называется «Анатомия и физиология зомби» — с этой темой я и собираюсь вас ознакомить. Вторую часть будет докладывать Марк, она посвящена другому предмету. Вопросы вы можете задавать в любой момент, не дожидаясь конца доклада.

Коротко объясню чем вызвана необходимость нашего сегодняшнего разговора. Вам известно, что Вайолет Мотрон умерла и зомбировалась в среду — это было восемь дней назад. Спустя один день, зомби-Вайолет влезла в окно спальни на втором этаже Грейхолла и напала на Энни. Нам еще предстоит выяснить, каким невероятным образом и почему мертвая Вайолет оказалась там. В тот раз все обошлось, к счастью.

Но на следующую ночь, уже под утро, зомби атаковала молодую пару вблизи заправочной станции к северу от Белдорфа. Одна из атакованных погибла на месте, а второй зомбировался и заразил еще пять человек, а те, в свою очередь, превратили в зомби две дюжины людей.

Вчера зомби-Вайолет на первой трассе совершила четыре нападения, из жертв зомбировались трое (сведения были получены два часа назад, и к настоящему времени инфицированных больше).

Снежный ком покатился!

За четыре дня из-за одной зомби-Вайолет мы имеем, как минимум, сотню ходячих, агрессивных мертвецов, которые увеличивают свои ряды все быстрее с каждым часом — более половины из них превратились в течение последних суток! Если так продолжится, то человечество может вскоре получить зомбовирусную пандемию и прекратить существование.

Более того — данный тип вируса опасен для млекопитающих животных, а, возможно, и для птиц. Нам пока неизвестно, как влияет заражение на других представителей животного мира.

Совет Агирусов начал действовать, получив негласную поддержку правительства. Во избежание паники, через..., — профессор взглянул на часы, — … пять минут населению будет объявлено, что произошла вспышка заболевания якобы атипичным бешенством. Поэтому временно введен комендантский час — запрещено выходить на улицу после наступления темноты, а в светлое время суток рекомендуется не покидать помещения без крайней необходимости. По телевидению, по радио, а также по SMS и в интернете будут передаваться правила безопасности для населения — их составил Марк третьего дня.

Штаб по ликвидации белдорфского очага заражения возглавил член Совета Агирусов сэр Эдвард Кавендиш...

— Член Совета Агирусов?, — удивленно воскликнула я.

Профессор хитро усмехнулся и подтвердил:

— Да, Энни, сэр Эдвард состоит не только в вашем Комитете по Распределению, но также и в Совете Агирусов. Мы знакомы и дружны с ним уже много десятилетий.

— «Ну и ну!», — подумала я, — «так вот откуда Марк и профессор знают о тайном Комитете!», — мне нужно было понять — нарушил ли сэр Эдвард клятву о неразглашении, данную Комитету по Распределению. Но затем я вспомнила, как безоговорочно доверяли этому человеку мои родители, а также бабушка Маргарет, и видя такое же доверие к нему со стороны моих агирусов, я успокоилась и решила, что участие сэра Эдварда Кавендиша одновременно в двух тайных обществах — это даже к лучшему.

Профессор продолжал докладывать обстановку:

— Целые сутки драгоценного времени ушли на консультации с правительством, в результате которых было получено разрешение на физическое уничтожение всех зомби, или мамбулов 44— так мне удобнее называть этот тип нежити — я привык использовать латынь в наименованиях. Сюда направлены два специальных санитарных армейских отряда — они займутся поиском зараженных и уничтожением их. Ожидается прибытие еще одного или двух отрядов — смотря по обстановке.

Дик поднял руку и задал вопрос:

— В тех фильмах о зомби, которые я видел, сэр, их можно было убить лишь выстрелом в голову или топором по голове — как-то так... Это правда?

— В общем, да, если хотим убить быстро. Есть много способов уничтожения зомби-мамбулов, но они требуют больше времени, сил и боеприпасов. Марк разработал наилучшее оружие — стреляющие капсулы с цианистым калием — достаточно попасть в любую часть тела мамбула и через несколько секунд, иногда минут, он будет мертв окончательно. Капсулами с цианидом заряжается пневматический пистолет или винтовка. В ближнем бою с мамбулами Марк рекомендует использовать пятизарядные шприц-пистолеты с ударной дозой цианистого калия. Семья Слейтеров три дня изготавливала капсулы и ампулы — теперь мы имеем запас оружия «Антимамбул». Я уже передал в штаб первую партию и провел инструктаж с бойцами спецотряда, так как обращаться с такими ядовитыми боеприпасами надо осторожно.

Санитарные отряды сейчас спешно комплектуются спецодеждой и пластиковыми щитами.

— Что это за спецодежда, сэр?, — спросила Эми.

— Это надежные костюмы из ткани, которую трудно прокусить, перчатки из прочного полимера, защитные шлемы с прозрачными забралами и маски для рта и носа — на всякий случай — зомбовирус не передается воздушным путем, а лишь по принципу «кровь-в-кровь».

— Почему же тогда опасны укусы?, — удивился Дик.

— Во рту у ходячих мертвецов полно ранок и язвочек. Кроме того, у мамбулов случается рвота с кровью, поэтому на их зубах всегда есть частички крови. Опасность заразиться при укусе очень высока — около девяноста восьми процентов укушенных станут мамбулами, однако, два процента пострадавших останутся людьми.

У меня возник вопрос:

— Профессор, скажите, а сколько времени проходит с момента укуса до превращения жертвы в зомби, то есть в мамбула, сэр?

— Это происходит по разному, индивидуально. Иногда после укуса мамбула, зараженный падает на месте без сознания и буквально через считанные минуты наступает смерть. А порой укушенный остается живым человеком еще на несколько часов и его состояние ухудшается постепенно — подъем температуры, тошнота, головокружение и тому подобные симптомы сопровождают процесс заражения всего организма. Но потом все равно наступает смерть.

Данная мутация вируса наделила его способностью, которой не обладают другие вирусы — он действует в умершем организме. Мертвый укушенный лежит так минут двадцать или больше, после чего пробуждается уже мамбулом. Если жертва не ожила в течение пятидесяти минут, то она уже не встанет никогда — это обычный мертвец.

— Простите, профессор, — удивилась я, — но насколько мы знаем, Вайолетт лежала гораздо дольше!

— Правильно, Энни. Дело в том, что мисс Мортон, а также Ева заразились иным путем — они выпили жидкость, а не были укушены. Поэтому у них все происходило совершенно по-другому и дольше, но не более четырех-пяти часов, я думаю, — ответил Альфред Мейсен и вернулся к прерванному повествованию:

— Анатомия мамбула мало чем отличается от анатомии человека. Внутренние органы сохраняют свое строение, за исключением сердца, которое увеличивается и уплотняется — ему предстоит перегонять очень густую и вязкую кровь.

Сосуды также видоизменяются — они как бы раздуваются, по той же причине — так легче пропускать густую и вязкую кровь мамбула. Но мелкие капилляры не могут эффективно проводить такую кровь и снабжать кислородом и питательными веществами ткани организма. Из-за этого тело мамбула или зомби выглядит разлагающимся и жутким. Выпирающие, черные и раздувшиеся сосуды видны на серой и рыхлой коже, которая из-за плохого кровоснабжения покрыта язвами, синяками, ранами и ужасно, простите, воняет. Причем, гнилостный запах появляется у мамбулов сразу же после превращения — из-за скопления газов в их теле. Газы просачиваются наружу даже сквозь кожу — отсюда и вонь. Внешний вид мамбула такой же, как и у обычных мертвецов, уже подвергшихся разложению.

Мозг у мамбула изначально человеческий, но действует по-другому, потому что изрядно поражен, испорчен. Нормальное мышление отсутствует — этот тип зомби руководствуется инстинктами. Говорить мамбул не может —а только мычит, рычит.

Роговица глаз у них мутная, полупрозрачная, поэтому (и по другим причинам) видят они плохо — в основном реагируют на движущиеся предметы. Обоняние и слух у мамбулов работают средненько, но все же помогают им охотиться.

Физиология мамбула сильно отличается от человеческой. В первую очередь это связано с изменением работы желез внутренней секреции, которые вырабатывают гормоны 45. Если говорить коротко и упрощенно, то некоторые железы у мамбулов подавлены, как например, половые железы — мамбулы не интересуются сексом и не способны к нему. Также они не могут производить потомство. А некоторые гормоны, наоборот, производятся гораздо активнее, чем у людей.

Так, мамбулы вырабатывают огромное количество гормонов, вызывающих агрессивное, злобное поведение, большую физическую силу, нечувствительность к боли и зверский аппетит — они все время голодны! Убить мамбула очень трудно — его организм способен извлекать жизненные силы из резервов. К тому же, густая кровь быстро сворачивается при ранении так, что не вытекает почти ни капли.

Это усиливает сходство мамбулов с мертвецами. Представьте себе картину: вы рассекаете ножом грудь у чудовища, видом похожего на живого мертвеца. Раскрывается темно-багровая рана и даже становятся видны кости, но кровь не льется, лишь сочится слегка, а раненый, как ни в чем не бывало, продолжает вас атаковать!

И еще одна неприятноя подробность — мамбулы часто и помногу испражняются на ходу, они не контролируют этот процесс, в результате к зловонию от тела зомби прибавляется еще и вонь от его испражнений, которыми испачканы ноги нежити.

Профессор брезгливо поежился и вывел на экран видео, демонстрирующее мамбула. Своим видом этот бывший человек и в самом деле походил на зомби из фильмов. У меня даже закралось подозрение, что Дж. Р. довелось видеть настоящих зомби типа мамбулов, и на основании этого он сумел талантливо создать образ ходячей нежити в кино.

Видео, которое показывал профессор, пугало вдвойне. Раньше мне было очень страшно смотреть на киношных зомби, хоть я и знала, что их играли загримированные актеры. Можете себе представить мой ужас при виде реально существующего живого мертвеца!

Ролик, заснятый на камеру, изображал мамбула-мужчину в преклонном возрасте. Он шел по лесу, хромая и волоча сломанную в районе щиколотки ногу. Мамбул наступал на нее, ступня подворачивалась вбок и он шел, делая опору на поломанную часть ноги — на торчащую кость. Тот, кто снимал видео, кашлянул и тогда мамбул повернул к нему голову и посмотрел в объектив, то есть, прямо на нас. Волосы зашевелились у меня на голове, когда мой взгляд встретился с мутными и бессмысленными глазами мамбула...

Слева послышался вздох — Эми, белая, как мел, боролась с тошнотой, а потом вскочила и выбежала за дверь, за нею ринулись Дик и профессор, схвативший на бегу стакан воды. Через минуту все вернулись, Эми выглядела смущенной. Сев рядом со мной, она прошептала:

— Я вовсе не такая слабая, как может показаться, просто на меня подействовал вид сломанной ноги с торчащей костью.

И уже громко, для всех, девушка сказала:

— Обещаю, что этого больше не повторится, можете смело рассчитывать на меня.

Профессор настороженно посмотрел на мою подругу и спросил:

— Вы уверены, мисс Стоуэрс, что я могу показать второй ролик? Он похуже первого.

— Да, профессор, покажите его, я справлюсь!, — уверенно и серьезно ответила Эми, — но прежде скажите, сэр, все ли в порядке с человеком, который снял первый ролик? Мамбул ведь заметил его...

— Нет, — вздохнул Альфред Мейсен, — не в порядке. Встреча с мамбулом, которого вы видели, произошла на площадке для отдыха возле дороги. Парень и девушка, студенты, ехали на машине из Лондона в Эдинбург и остановились неподалеку от здешнего кемпинга перекусить и отдохнуть немного. Едва они сели за раскладной столик и достали свои бутерброды, как появился мамбул с поломанной ногой.

Девушка-студентка испугалась и держалась подальше, а парень изумился видом мамбула, а также тем, что существо не испытывало боли, а ковыляло, ступая на вдребезги сломанную ногу. Подруга шепотом умоляла парня побыстрее уехать оттуда и заявить в полицию об увиденном, но молодой человек не послушался ее, а достал камеру и принялся снимать чудовище, подходя к нему все ближе и ближе.

Парень тихо подкрадывался, снимая мамбула чуть сзади и сбоку, а живой мертвец не замечал его, тем более, что ветер дул со стороны мамбула — тот не мог учуять запах парня. Зато молодой человек дурашливо оборочивался к подруге — зажимая нос и строя гримасы отвращения, он показывал ей, что от ковыляющего существа ужасно воняет. Но девушка уже сама знала об этом — всю поляну наполнило зловоние.

И когда парень с камерой оказался на расстоянии метра от мамбула, то закашлялся из-за резкой вони. Мамбул увидел его, мгновенно протянул руку и схватил за плечо. Мертвец вцепился с такой силой, что его пальцы прорвали кожу у парня и стали погружаться в плоть. Бедный молодой человек страшно закричал и попытался вырваться, но не смог. В общем, мамбул убил его... м-м-м... в процессе поедания.

— А потом этот парень превратился в зомби?, — спросил Дик.

— Нет, он просто погиб. Мамбул почти отгрыз ему голову. Девушка пыталась помочь своему другу, но все произошло очень быстро и когда она поняла, что парня уже не спасти, то ей ничего не оставалось, как схватить упавшую камеру и уехать оттуда. Молодой студентке пришлось поторопиться — мамбул заметил ее, бросил убитого парня и потащился к ней, протягивая цепкие руки.

— Она пошла в полицию? И что же, сэр, ей поверили?, — взволнованно спросила Эми.

— Это произошло уже после того, как нам стало известно о превращении Вайолетт Мортон в зомби. Марк немедленно известил о случившемся Совет Агирусов и в Белдорф были направлены представители Совета. Прийдя в участок полиции, девушка рассказала свою историю констеблю Чарльзу Уингейту, а тот, будучи проинструктированным на этот счет, сразу же отвел ее в штаб по предотвращению зомбоэпидемии, организованный Советом Агирусов в здании школы. Беседовал с нею сам сэр Эдвард. От него-то я и получил эти сведения и видео.

Мы сидели, охваченные страхом и злыми предчувствиями. Сложно было собраться с мыслями — все прозвучавшее казалось невероятным. Однако реальность преподнесла именно такое развитие событий.

— «Почему агирусы не предотвратили трагедию!?», — крутился в моей голове вопрос.

Но я промолчала и не стала подливать масла в огонь упреками. Профессор и Марк и без того выглядели удрученными, часто поглядывали на часы. Марк время от времени вствал с места и, отойдя в дальний конец зала, с кем-то вполголоса говорил по телефону.

Профессор спросил, хотим ли мы ознакомиться со вторым, очень жестким видео.

— Да, конечно.

— Ну что ж, тогда смотрите, — сказал профессор и вывел на экран новый видеоролик, который был снят на телефон.

На этот раз мы увидели мамбула-девушку. Когда-то она была симпатичной, но не теперь... Бросалась в глаза неустойчивая походка, как у пьяных или у перенесших паралич людей. Лицо у ковыляющей нежити было раздутое, посиневшее, вокруг мутных глаз залегли багровые тени. Юбка выше колен открывала бледные, серые ноги, покрытые пятнами и рваными ранами.

— Мамбулы часто ранят сами себя, когда падают или продираются куда-нибудь. Они неспособны уберечь свое тело от травм, потому что не чувствуют боли, а также по той причине, что кожа у них рыхлая и непрочная — разлагающаяся, — пояснил профессор, комментируя видео.

В этот момент из-под юбки мамбула вывалилсь несколько черных комков и вылилась темная жидкость, я поняла, что это было и мой живот скрутили спазмы тошноты.

Девушка-мамбул брела по торотуару и я узнала место — это была северная окраина деревни. Ей навстречу шла молодая женщина с собакой-бульдогом на поводке. Пес занервничал, остановился и зарычал. Женщина стала успокаивать питомца, не понимая, что случилось. Возможно, она была близорукой, раз не заметила, что существо, двигающееся навстречу, выглядит, по меньшей мере, странно.

В это время мамбул оказался на расстоянии трех шагов и бульдог перешел с рычания на злобный лай. Женщина увидела, наконец, девушку-мамбула и в страхе отпрянула, стараясь оттащить пса. Но было уже поздно. Нежить рывком схватила собаку и лай сменился громким скулением. Девушка-мамбул вцепилась зубами в плечо животного и вырвала кусок плоти.

Все, сидящие в зале, ахнули, а Эми и я отвели взгляд, не будучи в силах смотреть на страшные кадры. Но это был еще не конец. Когда я вновь взглянула на экран, то увидела, что хозяйка бедного пса вначале оторопела и выпустила поводок из рук. Но потом она совершила большую ошибку — захотела спасти обреченного питомца.

Женщина набралась храбрости и кинулась к омерзительному вонючему существу. Она попыталась вырвать собаку из рук мамбула. Но как только нежить заметила новую жертву, она сама отбросила пса и схватила его хозяйку. Укус мамбула пришелся прямо в грудь женщины. Кожа была порвана и хлынула кровь, а мамбул пил ее чмокая и ворча.

Профессор выключил видео и вздохнул:

— Человек, снявший все это на телефон в панике побежал в полицию. Пока он добежал и сумел объянить что к чему, да пока посмотрели видео и послали в тот район санитарную группу, прошло время. Группа не застала девушку-мамбула, собаку тоже не нашли. На тротуаре лежал только труп женщины. Начала собираться толпа и санитары быстро погрузили тело в фургон, приказав людям срочно разойтись по домам и ждать сообщения по телевидению, радио или по телефону.

А в дороге бывшая хозяйка бульдога обратилась в мамбула и покусала двоих человек, ехавших в том фургоне. Спасся только водитель — он увидел, что недавняя покойница набросилась на его товарищей. Водитель затормозил прямо посреди улицы и, преодолев шок, застрелил новорожденного мамбула из оружия с цианидом, а потом побежал в штаб. Но когда вернулся с подкреплением, то нашел в фургоне лишь тело убитой хозяйки бульдога. Его покусанные товарищи исчезли, вероятно, пополнив собою толпу кровожадных зомби-мамбулов.

Следует также добавить, что по деревне и в ее округе слоняются не только мамбулы, но и собака-зомби, скорее всего, не единственная.

— Так значит мамбулы охотятся не только на людей?, — удивленно спросил Дик.

— Нет, конечно, они нападают на все живое, — ответил ему профессор.

— Почему же мы сидим здесь и слушаем лекцию, в то время, как простые люди даже не подозревают об угрозе, поджидающей их на улице. Мы могли бы многих спасти, вместо того, чтобы сидеть и рассуждать в безопасности!, — запальчиво выкрикнул Ричард.

— Успокойтесь, мистер Милфорд!, — строго осадил его Альфред Мейсен, — операция против мамбулов уже спланирована и события развиваются своим чередом. С нашей стороны все готово и мы с Марком вступим в действие ровно через два с половиной часа. Пока что улицы и дороги патрулирует полиция, вооруженная нашим оружием и, кстати, могу вам сообщить, что полчаса назад был уничтожен хромающий мамбул.

Все люди, населяющие местность в радиусе двадцати километров, уже оповещены. Армия сейчас замыкает этот круг, ограничивая карантинную зону. На дорогах установлены блок-посты, периметр обходят патрули в защитной одежде. Каждый патруль имеет обученную собаку, способную за сотни метров учуять мамбула по запаху.

Пока разворачивается операция у нас появилось время, чтобы объяснить вам — нашим самым близким людям — существо проблемы вплоть до нюансов. Мне осталось рассказать совсем немного...

Профессор продолжал говорить, но я не слушала, а схватив телефон, вышла в коридор. Меня охватила тревога за миссис Картер и ее семью, поэтому я решила позвонить ей немедленно. Она ответила не сразу, заставив меня поволноваться:

— Алло!

— Миссис Картер, это Анна. Вы получили срочное сообщение?

— Я работала в теплице, Энни, и ни о чем не знала. Но когда вернулась в дом, то услышала, что беспрестанно звонит телефон — это было десять минут назад. Звонил мой Джон, — голос ее потеплел, — он сообщил странные вещи!

— Что сказал ваш муж, мэм?

— Якобы случилась эпидемия нового бешенства, по улицам деревни ходят бешеные люди и животные. Они могут напасть и заразить, есть случаи убийства. По радио передали, что надо запереться и никуда не выходить. Если что-то нужно — продукты, вода или медицинская помощь, в общем, приказали по любым вопросам звонить по телефону — он записал номер — оттуда приедут и привезут все, что нужно.

Я подумала пару секунд и стала давать указания Сьюзан Картер твердым тоном, удивлясь собственной решительности:

— Слушайте внимательно, миссис Картер, все очень серьезно. Я в Мейсен Мэноре, тут безопасно. Профессор Мейсен объяснил, что происходит в деревне. Сейчас я скажу вам, что нужно делать, прошу вас исполнить все это в точности — запишите мои слова. Но сначала скажите, пожалуйста, все ли животные дома?

— Да, Энни, кошки и собака здесь, на кухне, возле меня — ждут кормежки.

— Очень хорошо, мэм, а где Абитц?

— Подожди, Энни, сейчас посмотрю, он был в холле — сидел на часах.

Через несколько секунд я услышала:

— Абитц сидит на том же месте.

— Отлично, миссис Картер. В холле возле двери есть небольшой электрический щит, который недавно установил Дикки. Откройте, пожалуйста, его дверцу, там вы увидите кнопку с изображением птицы. Нажмите на нее и все окна в доме, а также форточки Абитца закроются на замок, тогда он не сможет улететь — сейчас это очень опасно. Нажмите также на кнопку с изображением двери — это автоматически запрет оба входа в дом.

— Хорошо, я прямо сейчас сделаю это.... ага... вот кнопка с птичкой... с дверью... готово, Энни, окна и форточки заперты, двери тоже.

— Прошу вас записать, что делать дальше, мэм.

— Ладно, если ты настаиваешь, — голос экономки зазвучал слегка обиженно, но я не придала этому значения, и начала диктовать:

— Оставьте животным еды втрое больше, чем обычно. Потом идите в библиотеку и осмотрите на мониторах все, что показывают камеры наблюдения. Если вы увидите там какого-нибудь человека, то знайте, что выходить из дома нельзя. В этом случае не предпринимайте ничего, а немедленно звоните мне.

— Угу, я записываю, — пробормотала миссис Картер.

Я стала диктовать медленнее:

— Если в усадьбе никого нет, то приготовьте заранее ключ от зажигания, возьмите свои вещи и осторожно выходите из дома, заперев за собою дверь. Когда вы будете вне помещения, то нужно постоянно осматриваться, чтобы к вам никто не подкрался...

— Что же это такое, Энни!? Положение настолько опасно?

— Именно так, миссис Картер, давайте продолжим.

— Я готова.

— Перед тем, как вы сядете в машину, мэм, осмотрите салон — вдруг туда кто-то забрался. Если это окажется так, хоть и маловероятно, то бегом возвращайтесь в дом, запирайтесь и звоните мне. Если машина в порядке, тогда едьте к воротам. Придется покинуть автомобиль и осмотреть пространство за воротами, чтобы никто из бешеных не проник в усадьбу в то время, что ворота будут открытыми.

Подождав, пока экономка запишет, я продолжила диктовку:

— Если вблизи ворот вы увидете кого-нибудь, то надо затаиться и выждать, пока путь станет свободным. Тогда садитесь в машину, мэм, не забудьте заблокировать все двери и закрыть все окна. Потом пультом откройте ворота и выезжайте, притормозите, пожалуйста, чтобы убедиться, что ворота закрылись и никто не проник в усадьбу. Позвоните мужу, мэм, и сообщите, что вы едете домой. Пусть он будет наготове — возможно придется спешно открыть вам дверь, если у вас не будет времени воспользоваться ключем. Объясните Джону всю опасность ситуации в деревне.

— Хорошо, Энни, я записала, — проговорила Сьюзан Картер с уважением.

— В дороге вы, верояно, увидите бешеных. Знайте, мэм, что они очень опасны — нападают и убивают — едят своих жертв живьем...

— О! Неужели это правда!?, — воскликнула экономка, — что же это за бешенство такое, сколько живу, никогда не слыхивала о подобном ужасе!

— Какой-то измененный вирус, мэм..., — неуверенно ответила я, — и вернулась к инструктированию:

— Постарайтесь нигде не останавливаться, миссис Картер, не открывайте двери и окна машины. Когда подъедете к дому, то осмотритесь хорошенько, не затаился ли поблизости бешеный. Потом бегите в дом, запритесь и никуда не выходите.

— А когда я смогу приехать в Грейхолл?

— Я сообщу вам, миссис Картер.

— Мне тревожно за моих детей. Я звонила им обоим после разговора с Джоном, они обещают быть осторожными. Я еще раз позвоню...

— Да, конечно, миссис Картер. И еще, пожалуйста, свяжитесь со всеми знакомыми и расскажите им то, что уже знаете, пусть они выполняют все рекомендации, данные властями. Но паниковать не нужно. Вскоре все наладится, — постаралась я успокоить экономку.

Я сделала еще несколько звонков знакомым, желая уберечь их от опасности. Все уже были в курсе событий. Однако мне не удалось связаться с Ребеккой Джонсон и с Джулией Далсет. Их телефоны не отвечали.

Когда я вернулась в зал заседаний, Эми что-то записывала в планшетнике, а профессор говорил:

— Мамбулы сильнее людей, но у них проблема с балансом — они хуже руководят своим телом, что видно по их неустойчивой походке. С этим связан пятый способ уберечься от мамбула:

(Я поняла, что пропустила важную часть лекции — четыре практических совета как не стать жертвой зомби).

— Если нет оружия, но есть поблизости мамбул, который интересуется вами на предмет съесть вас, то нужно стараться забежать сзади или сбоку и очень сильно толкнуть мертвеца. Скорее всего он упадет и пока будет неуклюже, но упорно вставать, у вас появится время для бегства. Главное — это увернуться от цепких рук мамбула— из них мало кому удавалось вырваться!

Профессор обвел взглядом зал и объявил:

— У меня на сегодня все, можете задать дополнительные вопросы.

Спросить захотел Дикки:

— Почему вы называете их мертвецами, сэр? Они скорее больные, а не мертвые.

— Ты прав лишь отчасти, Дикки. Когда мы называем их мертвецами, то слегка преувеличиваем. Это фигура речи. Но и живыми считать их невозможно. Поэтому правильнее всего называть мамбулов полумертвыми, но я продолжу именовать их мертвецами.

Несмотря на то, что в их телах циркулируют жидкости, поддерживается давление — мамбулы ходят, нападают, едят, тем не менее, — они разлагаются. Это растягивается на какое-то время, благодаря их фантастической живучести. Мамбулы мало изучены, но известно, что срок их жизни составляет около месяца или чуть дольше. После этого они буквально разваливаются на куски. Сначала исчезают уши и нос, мамбулы теряют пальцы а потом и конечности. Затем у них пропадает возможность дышать — и это конец. Есть еще одно обстоятельство, самое главное, из-за которого мамбулы (и кое-кто еще) считаются мертвецами — о нем вам расскажет Марк в своей части доклада.

Я подняла руку, профессор кивнул и я спросила:

— Скажите, сэр, а почему людям объявили, что это бешенство? Зомбовирус похож на вирус бешенства?

— Нет, Энни, не похож. Но что надо было сказать? Объявить о нашествии зомби? Представь реакцию населения. А бешенство подходит по внешним проявлениям — агрессивное и неадекватное поведение зараженных, опасность их укусов. Вот и придумали сказку про измененный вирус бешенства.

Профессор подумал немного и добавил:

— Ты, Энни, натолкнула меня на интересную мысль. Видишь ли, тот вирус, который ты используешь в чудесных добавках, и вирус, создающий агирусов — это одно и то же. Однако, в определенных условиях этот же вирус изменяется-мутирует и приводит к превращению людей в зомби-мамбулов! Это не спонтанные мутации. Они вызваны определенными условиями, такими, как, например, контакт с вирусами редких растений или насекомых и тому подобное. Этот наш микроскопический «герой», я даже не знаю, можно ли отнести его к живым организмам...

Профессор задумался, увлекся и чуть было не завел разговор в сторону, но спохватился и продолжил:

Ну так вот, разглядывая наш вирус под электронным микроскопом, мы увидели шарообразный объект диаметром около ста двадцати нанометров. Красивый, надо сказать, вирус. Нам удалось выяснить, что он относится к ДНК 46-содержащим вирусам.

Тогда как вирус бешенства — он РНК 47-содержащий. Размер его почти сходен с нашим вирусом, а вот форма этого смертоносного «бешеного паразита» очень напоминает пулю! Убийственный вирус... мда... Тот, кто заболел бешенством и у него проявились симптомы — тот обречен.

Вот такие два разных вируса, но между ними есть одно важное сходство.

Против бешенства существует вакцина, которая спасает, если сделать уколы заразившемуся человеку, и даже не тотчас после того, как его укусило бешеное животное, а спустя две недели.

Что-то похожее мы видим и в случае с зомби. Средство, которое ты дала Соне и которое испытала на коте, сработало как вакцина против зомби-заражения. Правда, зомби-вирус действует гораздо быстрее и вакцину, следовательно, надо вводить сразу же после укуса. Энни, дорогая, надо срочно заготовить побольше доз твоего средства, которое помогло Соне и коту. Они оба получили также «Спиритус» — мы перестраховались — но твое лекарство, несомненно, действует. Может быть мы спасем зараженных людей!

Профессор возбужденно забегал вдоль кафедры:

— Значит так, после лекции Марк отвезет тебя, Эми и Дика в Грейхолл, и потом он отправится на помощь группе по уничтожению мамбулов...

Дик возмутился:

— Профессор, я тоже хочу сражаться в группе!

— А кто позаботится о девушках? Я уеду в штаб, Слейтеры останутся охранять Мейсен Мэнор. Ты что предлагаешь своим подругам остаться в Грейхолле одним? Нет уж, дорогой, будешь помогать Энни делать вакцину — так ты принесешь гораздо больше пользы!

Я сообщила:

— Вакцина уже готова — у меня есть запас, осталось только разделить на дозы. Их выйдет около пятидесяти.

Зазвонил мой телефон, это была миссис Картер:

— Энни, дорогая, какой ужас!, — моя спокойная экономка плакала навзрыд, — в деревне просто конец света!

— Миссис Картер, скажите, вы и Джон в порядке?, — прокричала я.

— Да, я уже дома, мы заперлись, но ты себе не представляешь, что творится на улице! Я видела не меньше двадцати бешеных, и многие из них — мои добрые знакомые и соседи, — Сьюзан зарыдала еще сильнее.

— Вас не укусили, мэм?, — в страхе спросила я.

— Нет, моя девочка, и это благодаря тебе. Если бы ты подробно не объяснила мне все и не заставила записать, думаю, бешеные поймали бы меня. Когда я остановила машину перед входом в мой дом, то хотела открыть дверцу и выйти, но вовремя вспомнила твои советы. Тогда я стала внимательно осматриваться и заметила движение позади машины. Пока я парковалась, одна из бешеных приплелась из переулка и я не заметила ее. Если бы не стала осматриваться перед выходом из машины — она бы схватила меня!, — истерично повторяла напуганная экономка.

— Вам пришлось ждать в машине, пока она уйдет?

— Да, я сидела там, не двигаясь, десять минут, а потом ринулась в дом, едва бешеная скрылась за углом. Хочешь знать, кто это был, Энни?

— Да, — печально ответила я.

— На меня чуть не напала Ребекка Джонсон... Весь ее рот был выпачкан в крови и еще, прости, она гадила прямо на ходу!

— О, нет!, — я заплакала.

— А на Цветочной улице какая-то кошка запрыгнула на капот моей машины и рычала на меня через стекло, пуская слюни, я крутанула рулем и сбросила ее на дорогу.

Сюзан Картер помочала, а потом добавила:

— Теперь я признаю, что мой Джон всегда прав! Не об этом ли ужасе хотела сообщить его книга, открываясь много раз на описаниях мертвецов и людоедов...

Глава 27. Первая вампирская история. Рыцарь Милош

Профессор сел, освобождая место на кафедре для молодого ученого. Марк усмехнулся каким-то своим мыслям, возможно, подумал, что наступили дни в его длинной жизни, предназначенные для того, чтобы он делился сокровенными сведениями с неагирусами. Затем мой парень окинул взглядом зал заседаний с немногочисленными слушателями и решительно начал рассказ:

— На рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков я путешествовал по миру в поисках ответа на вопрос философского свойства — кто я? Мне было семьдесят лет от роду, когда в конце мая 1803 года я вернулся в Европу, сойдя с корабля в маленьком порту Эгейского моря, в Греции. В моих планах было пройти пешком Восточную Европу, двигаясь с юга на север.

Я слышал истории о долгожителях Болгарской земли, очаровательные легенды Карпатских гор о бессмертных вампирах, сказки австрийского края о прекрасных, коварных девах, забирающих жизни юношей. Народные легенды Восточной Европы изобиловали рассказами о неумирающих и мне хотелось исследовать на месте, есть ли хоть доля правды в них. А если да, то не поможет ли это понять, кто я такой и почему в возрасте семидесяти лет я выгляжу и чувствую себя молодым парнем.

В Болгарии я встретил лишь троих долгожителей по сто лет от роду, выглядели они дряхлыми старцами и ничего удивительного не было в их жизни, кроме того, что им удалось выжить в этой стране, захваченной и истязаемой Османской Империей более четырех сотен лет. Народ Болгарии восхитил меня своей стойкостью — люди не были сломлены, не забыли, что они болгары и продолжали бороться за освобождения от турецкого ига. Но ответов на свои вопросы я не нашел в этой стране.

Дальше мой путь пролегал через румынские земли. Я планировал вначале пройти Валахию 48, потом проследовать вдоль хребта Карпатских гор и достигнуть австрийской Буковины. И уже оттуда идти в Вену, где в сентябре-октябре мы условились встретиться с Альфредом. На деле же мне пришлось изменить маршрут.

Марк склонился над ноутбуком, что-то нашел там и на большом настенном экране появилась карта Румынии.

— Это современная карта?, — спросила Эми.

— Да, это OSM 49. В том пешем походе я открыл для себя красоту Карпат — это одно из самых прекрасных мест на земле.

Марк взял лазерную указку и показал точку на карте — Это Бухарест, столица Румынии. В первых числах июня 1803 года я вошел в этот город и поселился в большой, шумной корчме у главной дороги, где останавливалось множество людей по пути в разные концы Европы. Там я пробыл три дня, расспрашивая путников. Но никто из них не смог рассказать ничего нового, кроме уже знакомых мне сказок и легенд о неумирающих вампирах. Поэтому к вечеру третьего дня я решил оставить Бухарест и щедро расплатился с хозяином корчмы, решив рано утром двинуться в путь. Корчмой владел пожилой венгр с пышной гривой седых волос и длинными, на удивление черными усами, которые он беспрерывно подкручивал и поправлял, особенно, если в помещении появлялась женщина. Время от времени корчмарь хитро подмигивал. Это придавало ему вид то заговорщика, то ловеласа.

— «Мальчишка, который прислуживает за столом, сказал мне, господин, что вы интересуетесь рассказами о вампирах», — проговорил он, удовлетворенно пряча мои деньги в карман запачканного фартука.

Я поморщился, досадуя, что важная для меня тема сводится к обсуждению вампиров, в существование которых я, разумеется, не верил. Мой ответ был короток:

— «Вампиров не существует, я интересуюсь только людьми, которые живут необычно долго. Слышал ли ты о таких?»

Венгр усмехнулся, подмигнул и сказал:

— «Говорите, вампиры не существуют? Вы, верно, не знаете, господин, что даже здесь, в Бухаресте, не проходит и месяца, чтобы не обнаружился труп обескровленной девушки, а изредка и парня. А если вы пойдете в Карпаты, да повыше, то узнаете, что в селениях люди живут в страхе, оберегают дома от этой нежити и все же чуть ли не каждую неделю в каком-нибудь из сел пропадает человек».

Он говорил так убежденно, что я решил уточнить:

— Чем ты можешь доказать, что твои вампиры существуют?

Корчмарь испуганно замахал руками:

— «Да какие они мои, как вы могли сказать такое, господин! Нечисть они, упаси меня Бог увидеть одного из них!»

— «Успокойся, я пошутил. Расскажи мне все, что ты об этом знаешь», — попросил я венгра, вкладывая в его крупную шершавую руку золотую монету.

Корчмарь почтительно посмотрел сначала на деньги, затем на меня и крикнул в дверь позади себя:

— «Эржебет!»

— «Чего тебе, Ласло?», — раздался в ответ женский голос.

— «Иди сюда, поработай вместо меня!»

Из задней комнаты вышла женщина средних лет в коричневом платье и белом чепце. А корчмарь, которого, как выяснилось, звали Ласло, повел меня к столу, стоявшему поодаль от других, на веранде. Нам принесли большой глиняный кувшин красного вина и высокие коричневые кружки из грубого фаянса.

«Вырос я у себя на родине, в Буде 50», — повел рассказ Ласло, подкручивая и оттягивая вниз и без того длинные усы, свисавшие ниже подбородка, — «родители мои держали такую же корчму, как у меня, а за мной, братьями и сестрами ухаживала соседская бабка. Заставляя нас сидеть тихо и слушаться, старушка часто рассказывала нам страшные истории, особенно перед сном. Иначе ей никак не удавалось утихомирить шумную ораву из семи детей.

— «Ты, Ласло, собираешься поведать мне сказки, которые рассказывают детям на ночь?», — разочаровался я.

— «Вы хорошо заплатили мне, господин, и я слово в слово перескажу вам одну историю моей старой няни, которая говорила, что в ней каждое слово — правда. Старушка была честной женщиной и я верил ей», — обиженно заметил корчмарь.

— «Ну ладно, рассказывай, Ласло», — согласился я, подумав о том, что в путь мне предстоит отправиться лишь утром, так что провести вечер, слушая увлекательные, жутковатые, а порой и откровенно страшные карпатские легенды, не так уж плохо.

Корчмарь налил себе и мне вина, выпил залпом объемистую кружку, прокашлялся и повел свою речь. Манера его разговора изменилась, венгр произносил слова слегка нараспев, как читают стихи. В таком исполнении история его звучала, словно баллада. Видимо, в подобном стиле рассказывала старая няня и он просто скопировал ее.

— «Вот моя история, господин... э-э-э... кстати, как мне вас называть?», — корчмарь посмотрел на меня с интересом.

Я улыбнулся и назвал ему свое имя, которым пользовался в то время:

— «Я барон Веттиндорф, Ласло, можешь звать меня «ваша милость».

— «Хорошо, ваша милость», — ответил венгр, глядя почтительно, — «едва увидев вас в корчме, господин барон, я сразу понял, что вы знатного рода, несмотря на то, что при вас нет ни лошади, ни слуги», — последовала пауза — любопытный хозяин корчмы, вероятно, надеялся на объяснение по поводу отсутствия лошади и прочих атрибутов, но не дождался его и продолжал:

— «Давно это было, с той поры минуло уже...», — Ласло запнулся, подсчитывая в уме, — «... триста двадцать семь лет. Жил в Валахии князь по имени Влад Дракула и по прозванию Цепеш, что значит «колосажатель». Прозвал его так народ за то, что он сажал на кол любого, кто хоть как-то не угодил ему. Воевал Цепеш много и храбро с турками...», — рассказчик снова осекся и испуганно огляделся.

И не напрасно. За столом у двери сидели три турка и они явно прислушивались к нашей беседе. Увидев их, Ласло побледнел и сказал приглушенным голосом:

— «Боюсь, что эти трое из турецкой тайной полиции — вынюхивают, подслушивают», — венгр досадливо плюнул на пол, — «надоели они, но что поделаешь... Придется говорить тихо. Пусть хоть уши свои трубочкой вывернут, все равно ничего не услышат!», — хохотнул он насмешливо и уже безо всякой патетики, тихо продолжил повествование — декламировать нараспев полушепотом невозможно.

Дальше в его рассказе пошла обычная «жвачка» про злодея Дракулу, почти в том же виде, что можно услышать и сегодня, с той лишь разницей, что Ласло называл его не граф, а князь, что было совершенной правдой. Графом господарь Влад не был ни разу. Корчмарь живописал пытки и казни, которым подвергал злодей своих жертв. Похоже, что размер зверств кровавого князя увеличивался с каждым пересказом все больше и больше для пущей убедительности. И когда я услышал число одновременно казненных — тридцать тысяч, я понял, что это ложь, так как сие было невозможно. Но если не правдива хотя бы одна часть рассказа, то труднее поверить и во все остальное.

Марк вывел на экран портрет Влада Цепеша — необычное лицо было у этого исторического персонажа — после этого он продолжил:

— Не буду пересказывать жизнеописание румынского господаря в изложении Ласло-корчмаря, сейчас эти истории широко известны, благодаря книгам и фильмам. Но тогда, в 1803 году, я впервые услышал легенду о Дракуле. Не скрою, что слушать было увлекательно, особенно когда Ласло перешел от событий, происходивших при жизни князя к его посмертной истории. Хозяин корчмы говорил с дрожью в голосе, казалось, что он сам верил в легенду и испытывал страх, перейдя к мистической ее части:

— «Старые люди сказывают, что Владу Дракуле в бою отсекли голову и похоронили обезглавленное тело в монастыре на острове, здесь неподалеку в Валахии. А голову поместили в бочонок с медом и передали туркам. Но это неправда. Няня была уверена в том, что голову похоронили в том же гробу, что и остальное тело Дракулы и вовсе не в монастыре, а во дворе замка славного венгерского короля Матьяша, но не того замка, что в Буде, а того, что в Трансильвании 51— замка Кулешть 52. (В те времена Венгрия владела частью Румынии).

Там посреди каменных плит, которыми вымощена площадь внутри замка, есть глубокий и старый Сухой Колодец, им никто не пользуется — там нет воды. Рыли его невольники, но опустившись на тридцать метров, уперлись в очень твердые породы. Они оставили эту затею, так и не дойдя до источника. На другом конце замкового двора был вырыт второй колодец, откуда и черпали воду замковые обитатели. Удачное место было подсказано пробившимися меж плит подорожниками — верным признаком присутствия влаги под землей.

В стене Сухого Колодца, метров на пятнадцать ниже поверхности, был сделан потайной склеп, размером с небольшую комнату. Чтобы добраться до него, надо спуститься по веревке и ровно на полпути до дна колодца можно увидеть в стене кованую железную решетку. Запиралась она ключом, заговоренным специальными молитвами. Никто не мог войти и выйти через решетку без этого ключа».

Марк оглядел свою притихшую аудиторию и задержался взглядом на мне. Ничего не изменилось в его лице, только прекрасные глаза на миг потеплели и сверкнули. Дик заерзал на своем кресле — это не укрылось от молодого ученого:

— Наверное все уже устали сидеть, давайте сделаем небольшой перерыв. В столовой Рэйчел устроила чай, можно перекусить немного, согласны?

Мы уже насиделись и, чтобы размять ноги, выпили чай стоя. Вернее, я и Марк пили кофе. Я ела грузинскую чурчхелу, Марк не стал ничего есть, а только смотрел на меня. Профессор с аппетитом налегал на закуску с орехами, рецепт которой он привез из Грузии. Эми и Дик, будто сговорившись, попробовали того-сего и взяли по стаканчику фруктового мусса. Мне не терпелось вернуться в аудиторию, чтобы слушать рассказ моего парня.

Сигнал к возвращению подал профессор — делая последние глотки чая, он, мыча что-то, дал отмашку рукой в сторону зала заседаний. Марк взял меня за руку, мягко сжал ладонь и повлек за собой. Прежде, чем усадить свою девушку, то есть меня, в кресло, молодой ученый поднес к губам мою руку и, целуя ее, не отводил взгляда от моего лица.

— Я продолжаю пересказ истории Ласло — венгра, державшего дорожную корчму в Бухаресте, — напомнил Марк, направляясь к кафедре, — итак, корчмарь сказал:

— «Вскоре после того, как Дракулу похоронили в тайном склепе, спрятанном в стене глубокого Сухого Колодца, стали происходить странные вещи. Сначала пропал кастелян 53. Звали его Фонсо из Пешта 54. О нем следует рассказать особо, так как он важное лицо в этой истории. Много времени утекло с тех пор, а народ все еще помнит, как выглядел Фонсо-кастелян, управлявший в замке Кулешть около двадцати лет, начиная с 1456 года.

Няня рассказывала, что был он коренастым, сутулым — почти горбатым и очень сильным. Те, кому доводилось хотя бы раз увидеть Фонсо, навсегда запоминали его. Густые, курчавые волосы каштанового цвета обрамляли высокий и выпуклый лоб кастеляна. Глубоко посаженные глаза Фонсо были всегда хитро прищурены и его собеседнику казалось, что тот видит насквозь все помыслы и тайны. Стоило ему сверкнуть глазами и сдвинуть широкие, черные брови, как у подчиненных душа уходила в пятки и каждый стрелою несся выполнять свою работу, чтоб не вызвать гнев управляющего».

Ласло перевел дух, пригладил непокорные волосы, запустив всю пятерню в седую копну и действуя ладонью, как расческой. Я терпеливо ждал. Последовало продолжение:

— «Нужно также вспомнить о голосе Фонсо. Он был звучным, низким и хрипловатым, местные обитатели рассказывали, что раскаты голоса кастеляна были слышны из конца в конец замка Кулешть. Фонсо из Пешта управлял резиденцией венгерского короля в Трансильвании до тех пор, пока не исчез.

Поисками кастеляна занялся начальник стражи замка — рыцарь по имени Милош. Это был молодой венгерский дворянин, который из-за бедности, нередкой для знати, поступил на королевскую службу и надеялся сделать карьеру. Сильный и рослый Милош был красив — черты мужественного лица говорили о твердом характере и храбрости, пышные, светлые усы и борода не скрывали свежих линий решительного рта, серые глаза смотрели на мир сдержанно и разумно, волнистые русые волосы спускались ниже плеч. Он был очень хорош, этот рыцарь Милош!

В тот день молодой начальник стражи с помощниками искали кастеляна с самого утра но никто не видел и не слышал его. Наконец, решили войти в комнату Фонсо, сломав для этого дверь. Там никого не оказалось, но была одна странная деталь — на столе лежала связка ключей, которую кастелян всегда носил на поясе и никогда с нею не расставался. Связка была раскрыта и оказалось, что не хватает лишь одного ключа — того самого, заговоренного молитвами ключа от решетки склепа Дракулы».

— «И тогда решили проверить склеп?», — предположил я.

— «Да, господин барон. Начальник стражи замка Кулешть понимал, что об этом происшествии узнает король и разгневается не на шутку. Наказание будет жестоким... Поэтому, взяв себе в помощь двух солдат из гарнизона замка, он направился к Сухому Колодцу. Там был механизм для спуска и подъема. Над колодцем размещалась система блоков, по которой двигались веревки, перемещая маленькую деревянную платформу — она могла выдержать вес троих человек. Сам механизм размещался прямо на платформе, чтобы передвигать ее, нужно было крутить изогнутую рукоятку — подобная конструкция ислользовалась в замке для подъема огромных ворот и моста надо рвом. Механизм в колодце установили для строительства склепа, потом его использовали, когда спускали в каменную нору тело Влада Дракулы. А теперь на эту скрипучую и шаткую поверхность ступили трое — Милош и два его помощника. Один из солдат начал вращать рукоятку и платформа, дернувшись, пошла вниз. Равновесие держать было очень трудно, поэтому все хватались за скользящую веревку, обжигая трением руки.

Спустившись на пятнадцать метров, они остановили платформу напротив входа в склеп. Решетка оказалась незапертой. Милош похолодел, предчувствуя, что совершилось ужасное дело. Он вошел в склеп, за ним следом — два помощника. Главный стражник зажег факел, потом прошел вглубь несколько шагов, приблизился к каменному саркофагу с тяжелой крышкой и приказал помощникам открыть ее. Едва солдаты прикоснулись к камню и сдвинули его, как целое облако летучих мышей с шумом ринулось на них изо всех углов склепа. Они царапали кожу, вцеплялись в волосы, забирались под одежду, били крыльями по лицу. Милош закричал от ужаса и выпустил из рук факел, который упал на каменный пол и погас. Воцарилась темнота, которая ничуть не помешала атаке мерзких тварей», — Ласло содрогнулся и после небольшой паузы возобновил повествование:

— «В дальнем от входной решетки углу склепа раздался крик. Глава стражи посмотрел в ту сторону — его глаза постепенно привыкали к темноте — немного света, совсем чуть-чуть, проникало в эту каменную нору со стороны решетки. Он успел заметить какое-то быстрое движение и все стихло. Лихорадочно оглядываясь, Милош увидел лишь одного из своих помощников — молодого солдата, он стоял с другой стороны от гроба Дракулы и ожесточенно отмахивался от мечущихся вокруг летучих мышей. Второго человека нигде не было видно. Преодолевая страх и отвращение, глава этой маленькой группы поднял факел, не без труда зажег его и принялся прогонять летающих рукокрылых, размахивая горящим факелом и мечом. Летучие мыши вылетели прочь через открытую решетку, но многие из них, сбитые стражником, ползали теперь по полу и казалось, что под ногами шевелятся каменные плиты».

Ласло посмотрел на меня и доверительно сообщил:

— «Эта часть рассказа сильно пугала меня в детстве, с тех пор я очень боюсь летучих мышей».

Марк с улыбкой взглянул на Эми и подмигнул ей — он вспомнил, что она тоже не в восторге от этих животных. Моя подруга все поняла и, поежившись, сказала:

— Я бы умерла от страха, если б меня атаковала стая летучих мышей. Может быть тот второй солдат, испугавшись, случайно оступился и упал на дно колодца?

— Мне тоже пришло это в голову, Эми, хоть крик раздался из дальнего угла, но мало ли что могло случиться, я сказал об этом Ласло, на что он ответил с загадочным выражением лица:

— «Историю надо слушать по-порядку, дойдет черед и до второго солдата. А пока что главный стражник Милош, стал обходить небольшой склеп, светя факелом во все углы, то и дело оступаясь из-за ползающих летучих мышей. Кроме него самого и одного солдата в мрачном помещении не было никого.

Напоследок Милош решил заглянуть в саркофаг Дракулы, хотя внутренний голос твердил ему, что не стоит этого делать. Напрасно он не послушался! Преодолевая непонятную робость, Милош медленно склонился над каменным последним пристанищем князя Цепеша и поднес факел, чтобы осветить его. А солдат не решился подойти и держался как можно дальше, буквально впечатавшись в стену.

Главный стражник увидел тело, лежащее в каменном гробе. Возможно все и обошлось бы, но Милош помедлил, и не водрузил в тот же миг каменную крышку туда, куда следует. Вместо этого он принялся всматриваться в лежащий труп, наряженный в богатые, расшитые золотом и драгоценными камнями одежды. На шею покойника была надета золотая цепь, украшенная топазами и увенчанная медальоном. Милош удивился тому, что на лице трупа был заметен румянец, а губы его казались красными. Он подумал, что свет факела мог сыграть такую шутку.

В отличие от солдата, который стоял у стены и трясся от страха, глава стражи замка был не робкого десятка. Ему вспомнилось, что князю Дракуле, по слухам, отсекли голову и он захотел проверить так ли это. Держа в левой руке факел, Милош правой рукой стал отодвигать воротник у покойника, чтобы увидеть место, где голову приложили к телу...

Князь Дракула открыл глаза.

Солдат первым увидел это, но не закричал, не побежал, не вытащил оружие. Нет, его охватил ужас такой силы, что парализовал беднягу на время. Он сгорбился, обхватил себя руками за плечи и стоял, опустив голову. И еще он скулил. Не плакал, не стонал, а именно скулил — это слово точнее всего описывало издаваемый солдатом тонкий, жалобный и вибрирующий звук.

Милош не сразу заметил, что мертвый Дракула смотрит на него, так как сосредоточенно искал под воротником место, где голову присоединили к туловищу. Услышав звуки, неосознанно издаваемые солдатом, он повернулся к нему и спросил удивленно:

— «Что с тобой?».

Вместо ответа солдат указал дрожащей рукой на Влада Дракулу. И только тогда главный стражник замка Кулешть встретился взглядом с живым трупом и буквально задохнулся на миг от самого сильного испуга за всю его жизнь. Он был молод, силен и здоров, однако сердце его потеряло ритм и застучало беспорядочно, то замирая, то бешено сокращаясь — грудь стиснула боль.

Дракула не пошевелился, а только одними губами издал звук «п-ф-у-у». Факел мгновенно погас. Милош снова выпустил его из рук и, дрожа всем телом, отступил на шаг от гроба, озираясь по сторонам одними глазами. Но после яркого света факела, он ничего не мог видеть, его зрачки еще не успели адаптироваться к наступившей темноте. Милош сдавленно втягивал воздух через рот и прислушивался, раз уж не мог видеть. Но кроме продолжающегося скуления бедного молодого солдата, никаких других звуков различить он не мог.

Кто-то обнял его. Милош вздрогнул от неожиданности. Руки, обхватившие его, крепче сомкнулись вокруг трепещущего тела, и кто-то мягко прижался к нему всем туловищем и даже ногами. И таким нежным и сладким было это прикосновение! Неясный, тонкий запах, невыносимо приятный и волнующий, кружил голову бедному стражнику, ноздри его раздувались, а кровь ударила в голову. Сознание стало мутным. Милош чувсвовал то же самое, как если бы его обнимала прекрасная обнаженная девушка.

Он ответил на объятие и сам прижался к неведомому сладкому существу, расслабился, и напрягся одновременно, страх ушел. Осталось только влечение и оно было непреодолимым. Что-то легонько кольнуло в шею с левой стороны. А потом нежные губы и влажный язык прикоснулись к этому месту поцелуем. Это вызвало новую волну возбуждения у бедного Милоша и он застонал, испытывая наслаждение...

— «Очнитесь, мой командир!», — робкий солдатик тряс Милоша за плечо. Начальник стражи лежал на каменных плитах склепа и казался мертвым, но, присмотревшись, можно было заметить, что он дышит.

Веки Милоша затрепетали, он с трудом открыл глаза и в размытом изображении, словно в мареве, увидел, что рядом с ним на полу сидит молодой солдат, светит на него факелом и плачет. Сознание возвращалось медленно — Милош не понимал, где он находится и что здесь делает.

— «Кто ты?», — спросил он помощника.

— «Я солдат, мой командир, вы знаете меня, Григор — мое имя, — нас, верно, ищут по всему замку, надо выбираться отсюда».

Милош начал вспоминать, постепенно в его голове восстановилась вся череда происшествий, вплоть до того сладкого объятия... Несмотря на слабость, он ощутил горячую волну, пробежавшую по всему телу, при мысли о том прикосновении. Милош приподнял голову, намереваясь встать на ноги — страшно засаднила шея, боль отдавалась в голову, в плечо и даже в руку. Преодолевая неприятные ощущения, он все же сел, а потом и поднялся во весь рост и чуть не упал — Григор поддержал его. Подождав, пока сильное головокружение пройдет, Милош забрал из рук солдата факел и посветил в каменный гроб — он был пуст.

— «Что здесь произошло, Григор, почему я упал?».

— «Он укусил вас, мой командир!».

— «О чем ты говоришь, солдат?».

— «Я все видел, мертвый Дракула обнял вас, а потом присосался к вашей шее».

Милош поднес руку и прикоснулся к тому месту, которое сильно болело и пекло. Кожа на шее было горячей.

— «Посмотри, что у меня там такое», — приказал он солдату.

Григор подошел поближе, поднес факел и стал внимательно рассматривать место под левым ухом главного стражника. Потом сокрушенно поцокал языком и со вздохом сказал:

— «У вас там ранка, мой командир, размером с ноготь. Выглядит она очень странно — красная воронка с белыми краями. Через эту рану он пил вашу кровь», — содрогнулся парень.

— «Так это было объятие Цепеша?», — ошеломленно думал начальник стражи. Он ничего не понимал, ему казалось, что это было женское прикосновение.

— «Что случилось потом?», — спросил он Григора.

— «Он сосал вас целых пять минут. Потом отпустил и вы упали на пол, как мешок. Дракула подошел ко мне — я не мог пошевелиться, только смотрел на него. Остановившись напротив, вампир вперил в меня свои глаза. Думаю, что они чуть-чуть светились желтым светом, но в этом я не уверен. Взгляд его будто приворожил меня и я не мог отвести глаз. Тогда Дракула поднес палец к губам и сказал: «Т-с-с-с!», — что бы это могло значить?

Милош ответил машинально:

— «Наверное он потребовал, чтобы ты молчал обо всем увиденном», — но думал начальник стражи совсем о другом.

— «Как ты назвал Дракулу?», — спросил он.

— «Цепеш — вампир, мой командир, кто же еще, если ходит после смерти и пьет кровь?».

Милош никогда не слышал вампирских сказок, это стало для него открытием. Забыв обо всем: о том, что его ждут наверху обязанности начальника стражи замка; о том, что нужно продолжать поиски Фонсо; о том, что следует выяснить судьбу пропавшего второго помощника, — он, усевшись просто на пол, стал выспрашивать у солдата все известные тому подробности о вампирах. Так Милош узнал, что эти существа бессмертны и почти неуязвимы, они фантастически сильны и умеют быстро перемещаться. Григор сообщил также, что вампиры очень привлекательны и многие влюбляются в них.

Молодой солдат коротко и толково передавал Милошу информацию. Тот слушал, запоминал и смотрел на рассказчика с интересом — парень был очень трусоват, но отнюдь не глуп. Главный стражник рассудил, что в бою и в охране от Григора будет мало толку, а вот в качестве помощника и даже, да-да, советника, парень мог быть весьма полезным. Тем более, что теперь их связывала общая тайна. Милош решил никому не признаваться в том, что случилось в склепе. Даже возлюбленной невесте Илоне, что ждала его в Венгрии.

— «А как становятся вампирами, Григор?».

— «Я слышал, мой командир, что обычно вампиры просто убивают своих жертв, быстро выпивая у них кровь. Но изредка кровососы выбирают среди людей кого-нибудь, кто понравится им. Тогда вампир не убивает избранника или избранницу. Очень медленно он выпивает немного крови, а потом возвращается к этому человеку несколько раз, снова и снова присасывается к нему, растягивая удовольствие. Если вампир желает обратить кого-то, он должен хотя бы один раз заняться с жертвой любовью. В конце концов избранный человек доводится до полного истощения и умирает. И тогда, полежав в виде мертвеца один день, эта особая жертва сама превращается в вампира».

— «Откуда ты столько знаешь о вампирах, Григор?».

— «Я вырос в карпатском селе. Неподалеку всегда стоял цыганский табор. Случилось так, что в нашей округе не стало кузнеца и пришлось позвать одного старого цыгана, который слыл искусным мастером кузнечного ремесла. Он каждый день приходил в сельскую кузницу, чтобы мастерить крестьянскую утварь, оружие, решетки, замки, сундуки, фонари и подковывать лошадей. Этот старый цыган умел разговаривать с лошадьми и даже самые горячие и строптивые из них стояли смирно, подняв ногу, ласково пофыркивали и всхрапывали, пока кузнец ловко приколачивал подкову.

Я и другие мальчишки любили прибегать к цыгану, смотреть, как он стучит молотом по наковальне и целые пучки огненных брызг разлетаются во все стороны. Нам он казался сказочным волшебником. Иногда кузнец садился передохнуть и тогда рассказывал ребятишкам удивительные истории, в том числе и про вампиров. Рассказы старого цыгана не были похожи на многочисленные вампирские сказки, они казались правдоподобнее, серьезнее... А сегодня я убедился, что кузнец не лгал».

— «А чего боятся эти кровососы?».

— «Да, почитай, ничего они не боятся, кроме двух-трех вещей. В карпатских сказках говорилось, будто их мгновенно убивает солнечный свет, но кузнец объяснил нам, что это неправда. И все-таки вампиры не любят яркий свет, все норовят в темноте затаиться. Еще они боятся окропления святой водой — у них незаживающие ожоги от этого», — Григор задумался, вспоминая, потом, хлопнув себя по лбу, радостно произнес:

— «Чуть не забыл, вампиры не выносят чеснока!».

— «Чеснока?», — удивленно переспросил Милош.

— «Ну да. Кузнец говорил, что это пахучее растение не опасно для вампира, но его утонченный нюх, который в десять раз сильнее собачьего, не переносит чесночного запаха».

— «А скажи-ка, солдат, чем же можно убить вампира?».

— «Можно вогнать деревянный кол — грубо вытесанный и необработанный — прямо в сердце вампира, пронзить его надо насквозь! Это все, что я знаю».

— «Почему деревянный?».

Григор лишь пожал плечами и состроил недоуменную гримасу в ответ на этот вопрос.

— «Что тебе известно, солдат, об их повадках?».

— «Не так уж и много, мой командир. Жить вампиры предпочитают в подвалах, склепах, пещерах — где темно и сыро. Тянет их на кладбища — сказывается их сущность — они ведь неживые. Есть еще одна вещь, о которой рассказывал кузнец. У каждого вампира есть преданный помощник — человек. Этот вампирский слуга нужен для того, чтобы вести дела с людьми, например, покупать дома и усадьбы, не болтаться же бессмертному существу по чужим подвалам», — Григор поднялся на ноги, лицо его приняло жалобное выражение, — «Я все рассказал, мой командир, может быть поднимемся уже наверх? Здесь страшно».

Милош обдумывал и усваивал полученную информацию, он не спешил покидать склеп в колодце — там, наверху, не получится вот так спокойно разговаривать, спрашивать и получать ответы, поэтому он строго сказал солдату:

— «Подожди немного, Григор, мы поднимемся, когда будет нужно. А сейчас объясни мне одну вещь. Ты сказал, что когда вампир хочет превратить кого-то в свое подобие, он не убивает его сразу, а много раз присасывается и даже... делает это... кхе-кхе», — Милош смущенно закашлялся и покраснел, — «Дракула не отнял мою жизнь... Как ты думаешь, он задумал меня обратить?».

— «Почем мне знать, мой командир? Может так, а может и нет. Только я бы на вашем месте бежал отсюда как можно дальше, вот что я думаю».

Милоша одолевали сомнения, — «Что же мне делать?», — думал он, — «Куда бежать? И как быть с Илоной? Если сбегу из замка, то в Венгрию путь закрыт! Нет, не хочу, останусь и будь, что будет».

Так он рассуждал сам в себе, а факел, между тем, закоптил, зачадил и погас — весь выгорел. Наверху приближались сумерки, солнце садилось и тьма в склепе стала быстро сгущаться. Милош решил, что как только окончательно стемнеет, они с Григором выберутся из колодца. А пока он пытался придумать объяснение, где они были и что делали столько времени, а также — куда подевался второй солдат.

Стемнело. Ночь выдалась светлой — темноту разогнала яркая круглая луна, висящая прямо над колодцем. Наверху кто-то осторожно громыхнул механизмом для спуска, и веревки, тянущиеся с самого верха до дна, закачались, а маленькая платформа, которая все это время висела напротив входа в склеп, пришла в движения и устремилась вверх. Очевидно, кому-то понадобилось спуститься в колодец. Следовало ожидать, что вскоре платформа примет наверху пассажира и двинется в обратный путь.

— «Ни звука!», — приказал начальник стражи Григору и принялся всматриваться через решетку, ожидая увидеть одного из своих подчиненных, который мог отправиться на поиски всех пропавших из замка Кулешть людей, а таковых теперь было четверо. Милош не имел понятия, что он скажет стражнику при встрече и поэтому нервничал.

— «Хозяин, я уже полдороги преодолел, но веревка застряла, освободите блок наверху!», — Милош и Григор, с удивлением, узнали голос Фонсо.

Послышалась какая-то возня, деревянная платформа снова двинулась вниз и вскоре стала видна из склепа. Милош и Григор прижались к стене, наблюдая в слабом свете, как Фонсо — а это был, действительно, он — суетливо крутит рукоятку. Платформа быстро прошла сверху вниз и скрылась в темноте.

— «Что кастелян забыл на дне колодца? Кого он называет «хозяин»? Где Фонсо пропадал с рассвета?», — недоумевал начальник замковой стражи. И хотя с самого утра Милош был занят поиском управляющего, он не окликнул Фонсо, а, наоборот, был рад, что кастелян не увидел его в темном склепе.

Глаза Милоша и Григора по-прежнему были направлены на шахту колодца. Они увидели, как что-то вдруг мелькнуло и остановилось прямо в том месте, которое приковало их взгляды. С ужасом начальник стражи и солдат узнали князя-вампира. Можно было подумать, что он парит в воздухе, вампир, и в самом деле, почти парил, держась лишь одной рукой за веревку.

Дракула, насмешливо ухмыляясь, смотрел на Милоша. Глаза вампира были прекрасны и чуть-чуть, самую малость, светились золотым светом.

Снизу послышался шум и какая-то возня, видимо, Фонсо достиг дна колодца и что-то делал там. Раздался его крик:

— «Хозяин, не могли бы вы помочь мне! Прошу вас! Мертвец очень тяжелый, рукоятка застревает, трудно крутить ее!».

— «Справишься сам!», — лаконично заявил вампир.

Милош впервые услышал его дивный голос — лучший из всех, что он знал, не считая, конечно, голоса Илоны. Да и сам князь был так пригож, что невозможно отвести взгляд! Хорошо узнаваемые фигура и черты лица остались почти такими же, какими были при жизни князя, однако что-то изменилось и теперь весь его облик поражал красотой. Одновременно он притягивал и пугал, околдовывал и приводил в трепет. Трудно было понять, что преобладало в душе при виде вампира: страх, волнение или восхищение.

Дракула исчез так же внезапно, как и появился и только тогда Милош вздохнул — оказывается он не дышал все то время, что мертвый князь смотрел на него. Сердце бешено колотилось, но не от восхищения, а от дикого ужаса — итак, страх преобладал над всеми чувствами, которые вызывал вампир.

Снизу приближался скрип — это поднимался Фонсо. Когда платформа показалась в поле зрения двоих добровольных узников склепа, им открылась странная картина: Фонсо остервенело крутил рукоятку, а на платформе лежало человеческое тело. Прищурив глаза, начальник стражи и солдат пытались рассмотреть, кто же именно был распластан на деревянной поверхности. Григор молча схватил Милоша за рукав, привлекая внимание, и когда тот посмотрел на него, он энергично закивал головой — его подозрения подтвердились — в трупе он узнал пропавшего второго солдата.

Когда платформа проходила в считанных дюймах от затаившихся у решетки склепа людей, они смогли увидеть в скудном свете, что на шее трупа зияет большая черная рана...

Они подождали, пока Фонсо выберется из колодца и все стихнет. Первым заговорил Григор:

— «Вы видели, мой командир?! Вампир просто разорвал ему шею, чтобы напиться крови!».

— «Но когда он успел это сделать?».

— «Пока мы сражались с летучими мышами. Вампир за минуту успел напасть на солдата, выпить у него кровь, сбросить тело несчастного и улечься в саркофаг. Я же говорил вам, что эти кровопийцы очень быстрые».

Перед глазами начальника стражи возник образ ухмыляющегося вампира. Душу Милоша наполнили предчувствия одно мрачнее другого:

— «Почему Дракула не разорвал мне шею, как тому бедному солдату, но аккуратно продырявил, что он задумал сделать со мной?», — думал Милош.

Насмешливый взгляд князя он расценил как приговор, дескать: «Твоя участь решена, ты знаешь, что тебя ждет!».

— «Ну уж нет!», — подумал Милош, призывая на помощь здравый смысл и стараясь восстановить хладнокровие.

— «Вот, что мы сделаем, Григор», — сказал он, — «этой же ночью тайком выберемся из замка и убежим так далеко, как сумеем.»

Молодой солдат удивленно заметил:

— «Вам, мой командир, и вправду лучше исчезнуть отсюда, ну а мне-то зачем? Вампир не тронул меня, а я буду молчать об увиденном».

— «Это не поможет, солдат. Я уверен, что Дракула не оставит тебя в покое и вскоре вернется за твоей кровью. Бегство — это единственное спасение для нас обоих. К тому же мне необходим слуга. Решайся, Григор!».

***

Наступила полночь. О лошадях из конюшни замка нечего было и думать. Мост еще с вечера поднят, а ворота заперты и их охраняют стражники, бывшие в подчинении у Милоша, но теперь это уже не имело значения. Взяв в дорогу золото, одежду, хлеб и сыр, бутылку вина, кинжалы, а Милош также и меч, беглецы пробрались в низенькую угловую башню, окно которой находилось в десяти футах от земли. Открыв его, Милош спрыгнул и покатился под откос, подминая под себя кусты и траву. Остановился он, лишь достигнув воды — замок Кулешть огибала речка, служившая также рвом с водой.

Не успел молодой венгр подняться на ноги, как прямо на него скатился Григор и они оба окунулись в прохладную воду. Без труда преодолев мелкую речку, беглецы направились в близлежащую деревню.

— «Отвори, Ляна, это я!», — Григор стучал в дверь маленького дома. Довольно долго пришлось ждать, а потом в окне мелькнул огонек и дверь отворилась. На пороге стояла молодая женщина в широкой белой рубашке с масляным светильником в руке. Она была миловидна и трогательно терла глаза со сна.

— «Ишь ты!», — подумал Милош, — «Ловкий парень! Завел себе подругу поблизости».

У Ляны был муж, но прошло уже четыре года с того дня, когда османы угнали его в свою Туреччину и с тех пор она получила от него только одну весточку — год назад пришел к Ляне какой-то старик и передал, что муж ее жив и надеется к ней вернуться. Женщина ждала супруга, молилась за него, но иногда принимала у себя робкого Григора, чтобы получить хоть малую толику женского счастья. Солдат напоминал ей мужа.

— «Спрячь нас у себя в доме, Ляна, и помоги тайно купить двух лошадей», — попросил Григор.

Они поужинали ячменными лепешками с козьим сухим сыром и отправились спать. Милош лег тут же на лавке под крошечным окошком, а Григор пошел вместе с Ляной, не обращая внимания на ее мягкие протесты.

Рано утром Ляна ушла, но вскоре вернулась и велела им спрятаться в погребе:

— «Замковый гарнизон рыщет по всей округе, в деревне говорят, что из крепости пропало много людей, их теперь разыскивают, наверное, и вас в том числе», — объяснила женщина, открывая квадратную деревянную дверцу в полу комнаты. Впустив беглецов в погреб, Ляна накрыла вход в него рогожкой.

Милош и Григор оказались в полной темноте. Так они и сидели целый день, то дремали, то разговаривали. В середине дня какие-то люди вошли в дом, протопали, прогромыхали над головами затаившихся пленников погреба. Милош распознал голос своего заместителя — тот радостно командовал, и было слышно по тону, как ему нравится его новое начальственное положение. Бывший глава стражи, а теперь беглец и дезертир скрипнул зубами с досады, кляня вампира, сломавшего ему жизнь.

А Григор думал о другом:

— «Кастелян Фонсо стал слугой вампира, как же такое могло случиться?», — спросил он вслух, когда наверху все стихло.

— «А как со мной произошло то, что я, храбрый воин и рыцарь, прячусь в погребе, забыв честь и долг?!», — возмущенно ответил Милош, осознавший всю тяжесть последствий решения о бегстве, — «всему виной мерзкий кровопийца!», — выкрикнул он. А потом уже спокойнее продолжал:

— «Меня ведь трудно напугать, солдат, но Дракуле это удалось. И вот я — дезертир, сижу, как трус в земляной норе и теперь мне не светит ни карьера, ни слава, ни женитьба на любимой», — Милош горько вздохнул и надолго замолчал, обдумывая куда отправиться и как строить жизнь дальше. Григор не мешал ему размышлять и ждал, когда его новый господин сам заговорит. Видимо, Милош что-то придумал, потому что успокоился, вернул свою обычную твердость и уверенность. Он ответил на вопрос о Фонсо:

— «Видишь ли, Григор, кастелян давно знаком с князем. Около десяти лет назад Дракула был заточен в нашем замке по приказу венгерского короля. Он просидел здесь лет восемь, а Фонсо был ответственным за снабжение узника всем необходимым. Князь хоть и являлся заключенным, но отношение к нему было особым ввиду августейшего положения и знатного происхождения. Мне довелось несколько раз видеть князя при его жизни. Когда я поступил на службу в Кулешть, Дракула все еще был здесь пленником, но вскоре венгерский король освободил его для очередной войны с турками, потому что князь Дракула был великим военачальником. Он умел несколькими ночными атаками разгромить многотысячную турецкую армию. Как сумрачные стаи волков сражались мобильные, «летучие» отряды всадников, которые посылал в бой господарь Валахии. Он и сам храбро дрался, рубя мечом налево и направо. Говорили, что князь погиб во время боя, но не в бою, а от предательства».

— «Вы восхищаетесь им, мой командир?», — удивленно спросил Григор.

— «Восхищался, да, он ведь был великим воином. Но теперь, когда румынский господарь превратился в нежить-вампира, он вызывает во мне ледяной ужас».

Когда стемнело, Ляна выпустила беглецов из погреба. Протянув Григору сумку со съестными припасами в дорогу, она сказала:

— «Идите к опушке леса. Там вас будет ждать цыган, с которым я договорилась о двух лошадях. Заплатите ему и он их приведет», — Ляна обняла на прощание Григора и всплакнула, зная, что больше не увидит своего солдатика.

Лошади оказались крепкими — видимо, женщина уговорила цыгана не обманывать беглецов. Милош направил коня по дороге на север, вдоль реки, мимо болот. Григор поскакал за ним. Полная луна хорошо освещала дорогу, но никаких красок различить было нельзя, а лишь черно-белую игру света и тени. Слева раскинулись поля местных крестьян. Лес, тянущийся по правой стороне, казался темной стеной. Тропа была хорошо утоптанной, широкой и путники ехали рядом — места вполне хватало. Постепенно дорога стала забирать вправо и через пару миль двоих беглецов окружил дремучий лес.

Лунный свет слабо проникал сквозь густые кроны деревьев, Милош осадил коня и поехал шагом — в такой темноте не разгонишься.

— «Двигаться будем по ночам», — сообщил он своему спутнику, — «а днем станем отдыхать вдали от дорог, в чаще леса».

— «Хорошо, мой командир», — отозвался Григор.

— «Не называй меня больше «мой командир», мы теперь не состоим на службе у венгерского короля и отныне я не капитан королевской охраны, да и ты уже не солдат».

— «Да, это так...», — бывший солдат вздохнул, почесал нос и поинтересовался:

— «Тогда как мне называть вас? Я ведь не потерял службу — теперь я при вашей персоне состою. Стало быть, обращаться к вам буду — «мой господин», хорошо?

Милош усмехнулся, ему нравился этот робкий парень, который, однако, не терялся в ответственные минуты и уже успел разрешить несколько проблем.

— «Из Григора получится ловкий слуга, лучшего и не найдешь», — подумал он и ответил парню:

— «Да, Григор, именно так и называй меня с этой минуты. Я теперь — вольный рыцарь».

Запахло стоячей водой — дорога приближалась к болотной местности. Ночной лес наполнился звуками. Справа раздавался оглушительный хор лягушек, а слева цикады выводили свои бесконечные рулады. Иногда деревья расступались и тогда путники видели на дороге свои косые лунные тени, ночное светило было ярким в ту пору.

Со стороны болот появился туман. Он клубился по земле, приближаясь к дороге и вскоре уже нельзя было различить лошадиных ног, не видно стало и тропы. Пришлось еще более замедлить шаг. Лошади волновались, трясли головами и всхрапывали. Конь Милоша обернулся к нему, сверкая диким, крупным глазом и заржал. Всадник мягко потрепал его гриву, погладил по крутому плечу, стараясь успокоить взволнованное животное. Остро запахло конским потом — лошадь вспотела от страха. Милош стал раздумывать, не остановиться ли, чтобы вытереть коня и накрыть его попоной, как вдруг где-то вдалеке раздался вой — не то волчий, не то собачий. Звук этот вызвал у путников неприятное чувство — внутри все замерло, а сердце стиснула тревога.

Они остановились и переглянулись.

— «Волки?», — предположил Григор.

— «Не бойся!», — ответил Милош, — «мой меч хорош, думаю, что справлюсь даже с целой стаей серых разбойников».

Они тронули поводья и двинулись дальше. Туман все так же клубился по-над дорогой, но выше не поднимался, и на том спасибо. Не прошли они и тридцати шагов, как лошади начали оступаться — из-за тумана путники сбились с пути.

— «Вот черт!», — выругался Милош, — «так можно и в трясину провалиться!... Ну и что теперь делать?!»

— «Не волнуйтесь, мой господин, я сейчас попробую отыскать дорогу», — сказал Григор.

Спешившись, он отломал толстую смолистую ветку от засохшей сосны и смастерил факел. Потом достал огниво 55— энергично выбил искру, повозился с тлеющим трутом, а затем тоненькой свечей зажег «походный» вариант факела.

Дальше движение беглецов происходило таким порядком: впереди медленно шел Григор. Наклонившись, он водил факелом вправо-влево, разгоняя клубы тумана и освещая найденную тропу; за ним следовал Милош, ведя под уздцы лошадей по обе стороны от себя. Это продолжалось около часа, пока они не вышли из леса. Туман с дороги никуда не делся, но стал прозрачнее и клубился теперь отдельными облачками. Кроме того, по обе стороны тропы рос низкий кустарник, который хорошо обозначал путь.

Впереди, сколько хватало глаз, раскинулись болота и болотца, перемежающиеся небольшими рощицами и заливными лугами с густой травой. На самих же болотах деревья стояли мертвые, черные, протягивая к путникам скрюченные, как когти хищных птиц, ветки.

Милош посмотрел на небо и по звездам определил стороны света — вышло, что двигаются они строго на север. Полная луна светила за их спинами.

— «Сейчас ровно полночь, Григор», — сообщил Милош притихшему и сонному слуге.

Тот встрепенулся и полюбопытствовал:

— «Откуда вы знаете это, мой господин?»

— «Я обучался наукам, и поэтому знаю, что полная луна на юге бывает ровно в полночь, а сейчас, как видишь, полнолуние и ночное светило в точности на южном направлении».

Слуга вольного рыцаря с почтением посмотрел на своего патрона и мечтательно промолвил:

— «В учености скрыта огромная сила, мой господин, вот бы и мне выучиться каким-нибудь наукам!».

Милош подумал, что парень способен к учебе и хотел было пообещать, что вскоре начнет заниматься с ним, но не успел, так как в этот самый момент снова жутко завыл волк, теперь гораздо ближе, и через несколько секунд вой повторился уже с другой стороны. Лошади заволновались, кобылка Григора даже попыталась встать на дыбы — он еле удержался в седле. Беглецы остановились, глядя вдаль. И тут они заметили то, что заставило их сердца замереть.

Кроме лунных теней двух всадников, которые были хорошо видны на дороге перед ними, появилась еще одна тень — человеческая фигура, тянувшая к ним длинные руки, похожие на ветви мертвых деревьев с болот.

Путники резко обернулись, но сзади никого не было. Лошади сопели, фыркали и суетливо топтались, переступая с ноги на ногу — того и гляди понесут! Приходилось крепко натягивать поводья, чтобы сохранить контроль над испуганными животными.

Подул резкий ветер и принес с собой целое облако тумана, накрывшее их с головой. Бедный Григор весь съежился на своей лошадке, дышал он громко и прерывисто, судорожно озираясь во все стороны. Милош сохранял внешнее достоинство, хотя ужас сковал его крепкие мышцы, а сердце бухало так сильно, что каждый толчок сотрясал все тело.

Следующий порыв ветра развеял туманное облако и всадники увидели Дракулу, который стоял прямо у них на пути. Лошади было впали в истерику и попятились, но вампир только шикнул и они замерли, словно околдованные.

— «Иди ко мне, Милош», — сказал он тихо.

Молодой венгр принялся понукать коня, он хотел поднять животное на дыбы и ударить копытами Дракулу в грудь, но из этого ничего не вышло. Конь стоял безучастно и не реагировал на приказы хозяина. Милош спрыгнул на землю и вытащил меч, не собираясь сдаваться без боя.

Вампир продолжал стоять и смотреть в глаза рыцаря, не двигаясь, а лишь криво ухмыляясь. Молодой венгр поднял меч и пошел на Дракулу со словами: — «Защищайся, чертов кровосос!». Но по мере приближения к вампиру он не то, чтобы слабел, но размягчался, решимость таяла, в теле разливалась приятная истома. Рыцарь почувствовал, как нарастает эйфория, однако он еще мог контролировать себя и понимал, что его состояние — это наваждение, вызванное Дракулой.

Милош догадался, что волшебный взгляд вампира, а также этот непонятный запах — не душистый аромат, не благоухание, а нечто другое — терпкое и оставляющее на выдохе сладковатый привкус во рту — есть то, чем кровопийца подчиняет жертву своей воле. Поэтому рыцарь перестал смотреть в глаза Дракуле. А затем достал из кармана веточку мяты, которую сорвал еще в начале пути, растер траву между пальцами, не выпуская меча, и натер ею усы. Свежий, с холодком, аромат мяты тотчас забил вампирский дурманящий запах и рыцарь сумел приободриться.

Защитившись таким образом от чар Дракулы, Милош, не медля ни секунды, бросился вперед и с силой пронзил вампира острым мечом насквозь. Дракула застонал, отшатнулся, в глазах его отразились боль и гнев. Схватив меч за рукоятку, он с рычанием вытащил его из своей груди и отбросил в сторону. Потом прижал руку к тому месту, где был ранен и протянув другую руку к Милошу, снова произнес:

— «Иди ко мне, Милош».

— «Ни за что!», — твердо ответил рыцарь. А сам в это время лихорадочно искал способ спасения от кровопийцы. В сумке Григора лежал самодельный факел, он мог сослужить роль деревянного кола для убийства вампира. Милош позвал:

— «Григор!».

Дрожащий голос ответил:

— «Что, мой господин?».

— «Дай мне факел!».

— «Что?...», — не понял слуга.

— «Черт побери! Дай мне факел, которым ты разгонял туман!», — выкрикнул Милош.

Схватив палку с обугленным и поэтому острым концом, которую подал трясущийся слуга, он попытался направить ее в грудь вампира, чтобы нанести удар, но Дракула уже стоял вплотную рядом с ним, без малейшего усилия забрал факел у рыцаря и зашвырнул его так далеко и с такой скоростью, что в полете палка издала свистящий звук.

Действие мяты закончилось...

Когда вампир обнял Милоша, тот сам прильнул и прижался к кровопийце, испытывая чувственное блаженство. В этом искушении ему казалось, что он обнимает свою Илону, что обладает ею всецело...».

Ласло замолчал. Он сидел напротив меня, облокотившись о стол и был погружен в рассказанную им историю. Да и я, признаться, тоже. В голове роились образы из вампирского рассказа. Мне было странно, что я так увлекся — целый час не задавал вопросов и не обращал внимания на посетителей корчмы. История князя Дракулы и рыцаря Милоша казалась незаконченной, поэтому я хранил молчание, ожидая завершения.

Корчмарь Ласло провел рукой по лицу, будто снимая наваждение. За этим последовало заключение, рассказанное будничным тоном:

— «Вы, наверное, уже поняли, господин барон, что Милош не ушел от своей судьбы и в конце концов превратился в вампира. Он стал первым, кого обратил Влад Цепеш Дракула. Смышленый солдат Григор так и остался при рыцаре-вампире в качестве слуги. С тех пор вся округа замка Кулешть живет в постоянном страхе. Правдивая легенда, с которой я познакомил вас, родилась в тех краях. Мне известно, что и поныне Рыцарь Милош не покидает пределов Трансильвании и рыщет то поблизости от замка Кулешть, то перемещается поближе к Венгрии, а чаще — в Карпатах разбойничает».

— «Почему ты так уверен в том, что история эта — не вымысел?», — спросил я, — «подумай сам, мы на пороге просвещенного девятнадцатого века!».

— «А вот вы поезжайте в Кулешть и там спросите! Поезжайте и спросите!», — настойчиво повторил Ласло.

Глава 28. Вторая вампирская история. Болотная Дева

Рассказ Марка был неожиданно прерван — в зал заседаний вошел Слейтер. Извинившись, он позвал профессора и что-то тихо стал ему говорить. Это разрушило загадочную атмосферу, возникшую в зале, когда слушатели тихо внимали Марку, растворившись в повествовании. Я сидела и думала, что вампирам и вправду присуще непонятное пугающее очарование. Оно действует даже когда всего лишь слушаешь рассказы о них. По какой-то причине, мне неведомой, вампирские истории производят щемящее чувство, затрагивая душу и вызывая романтические и любовные ассоциации.

Профессор и Слейтер вышли, а Марк спросил:

— Сделаем перерыв?

За всех ответила Эми, переглянувшись с Диком и со мной:

— Мы не голодны и не устали, наоборот — не хотелось бы отвлекаться и выходить из настроения, порожденного этой историей.

— Отлично, тогда я возвращаюсь в 1803 год. Куда, по-вашему, я отправился, покинув Бухарест?

— В замок Кулешть?, — предположила я.

— Правильно, милая Анна, — ласково ответил молодой ученый, — я решил всерьез разобраться и узнать откуда взялась легенда, что послужило ее рождению.

Итак, я остановился в деревне, что расположена как раз у подножия замка Кулешть, и поселился в маленьком деревянном доме. Его хозяин — старик, проживший всю жизнь в той местности, предоставил мне комнату. От него я услышал множество других легенд о вампирах, но в них не было ни слова о князе Дракуле, а вот о Рыцаре Милоше говорилось в каждой из них. Да, о Рыцаре Милоше и о Болотной Деве.

Утром старик повел меня в замок. Там работал его родственник, он-то и проводил нас в одну из комнат квадратной башни, где давным-давно, по преданию, жил бывший начальник стражи, ставший ныне грозой всей округи. На стене висел большой портрет, изображавший Милоша. Он приковывал к себе внимание. Во-первых, рыцарь и вправду оказался поразительно красивым и я в шутку подумал, что, вероятно, вампирами становятся только красивые люди. А, во-вторых, сам портрет был, на удивление, хорош, художник обладал недюжинным матерством — ему удалось запечатлеть на холсте не только внешность рыцаря, но даже отразить силу его характера. Кроме того, портрет словно жил. Глаза были так искусно написаны, что в них присутствовал живой блеск. Может быть поэтому суеверные крестьяне утверждали, что рыцарь-вампир выходит на охоту из своего портрета.

Самая любопытная деталь касалась автора изображения. Оно было создано после того, как Милош исчез из замка. Когда от рыцаря перестали поступать весточки, в Кулешть прибыла его невеста Илона. Она пыталась искать жениха, расспрашивала людей, а по утрам сидела, запершись, в комнате — создавала портрет своего любимого.

Я рассматривал это произведение с расстояния шести шагов. Старик, давший мне пристанище в деревне, усмехнулся и сказал:

— «Вы бы подошли поближе, господин барон, издалека не видно самого главного».

Я приблизился к портрету и лишь тогда понял, что имел в виду старик. Перед моими глазами оказалась самая искусная вышивка, которую только можно представить! Она была выполнена цветными шелковыми нитями на шелковой же канве и вставлена в богатую раму.

Уже с расстояния трех шагов появлялось ощущение, что портрет написан масляными красками — таковы были мастерство и талант невесты Милоша.

— «А дело было так», — увлеченно начал объяснять старик-поселянин, — «Илона приехала сюда весной 1477 года, после того, как несколько месяцев не получала вестей от Милоша, с которым была помолвлена. Невеста к тому времени осиротела и являлась богатой наследницей. Ее сопровождали старая няня и девушка-служанка. Весь замок тогда сбежался посмотреть на Илону, приходили также из окрестных деревень, чтобы взглянуть на красавицу-невесту пропавшего рыцаря, ведь о нем уже поползли слухи — говорили будто он ворует девушек и пьет их кровь. Но в то время еще не многие верили в это.

В народе сказывают, что невеста Милоша была прекрасна. Ее каштановые волосы отливали темным золотом, а в ясных глазах мог утонуть всякий, кто осмелился бы задержать на них нескромный взгляд. Губы Илоны были свежими и нежными, словно лепестки розовой лилии. Девушка имела веселый и кокетливый нрав. Она поселилась в замке, в комнате своего жениха, разместив няню и служанку в соседнем помещении.

Прежде всего прекрасная невеста Милоша расспросила обитателей Кулештя. Так она узнала, что сначала исчез кастелян замка по имени Фонсо. И тогда Милош, будучи начальником стражи, взялся за поиски каселяна вместе с двумя помощниками — солдатами гарнизона замка Кулешть. Они, мало того, что никого не нашли, так еще и сами бесследно пропали», — возмущенно заметил старик, — «правда, труп одного из солдат вскоре нашли в лесу. У него была разорвана шея и все решили, что он стал жертвой волка...».

— Я слушал местную версию легенды о Милоше — пока что она соответствовала рассказу Ласло-корчмаря. За исключением того, что в повествовании старика из Кулештя не упоминалось имя князя Дракулы, — заметил Марк.

— «... Потом Илона стала верхом на лошади объезжать ближние деревни», — продолжал старик-поселялин, — «она искала хоть какие-нибудь сведения о пропавшем женихе. Одна старуха-знахарка, что жила в деревне за холмом и собирала по лесам целебные травы, посоветовала ей поехать вдоль реки на болота, якобы там она видела кого-то похожего на пропавшего рыцаря. Илона, бесстрашная душа, так и сделала. И с той поры каждый день, как начинало вечереть, девушка приказывала оседлать коня и уезжала в сторону болот, а возвращалась глубокой ночью.

Такое поведение знатной молодой особы не находило ни понимания, ни одобрения в замке, но девушка щедро платила всем, кто помогал ей и люди помалкивали. Только старая няня плакала по ночам. А в утренние часы прекрасная Илона вышивала портрет жениха.

Прошло десять дней, потом еще десять дней и люди стали замечать, что девушка нездорова. Она похудела, глаза ее сверкали лихорадочным блеском, румянец пропал с нежных щек. Но чем больше худела и бледнела Илона, тем живее становился превосходный вышитый портрет Милоша, будто она всю душу и жизнь вкладывала в изображение любимого», — старик вздохнул, — «и в тот самый день, когда работа была закончена и портрет вставлен в раму, Илона впервые не поехала на болота — у нее уже не было сил.

Она рано ушла спать в свою комнату, однако служанка рассказывала потом, что ночью слышала из-за двери госпожи стоны и вздохи. Ей даже послышался мужской говор и она в панике постучала, чтобы узнать, что происходит. Но голос хозяйки, прозвучавший в ответ, был спокойным, хоть и слабым. Илона отослала служанку и сказала, что с ней все в порядке, она, якобы читает вслух...», — поселянин засмеялся и подмигнул, — «Как же! Читала она! В темноте!»

Старик помолчал и снова вздохнул:

— «А утром стали стучать к Илоне и звать ее, но она не откликнулась. Когда сломали дверь, то увидели, что девушка спокойно лежит на кровати, очень бледная. Кинулись к ней, а она уж не дышит и успела окоченеть. Ни синяков, ни ран на теле не обнаружили, кроме одной маленькой ранки с белыми краями на шее.

Тут уж многие заподозрили неладное, но никак не верилось, другие подумали, что Илона сама уколола шею булавкой, а потом долго промывала ранку — вот и стали края белыми...

Ничего не поделаешь, нарядили госпожу Илону в лучшее платье и положили ее в гроб. Старая няня и служанка стали готовиться в дорогу. Было решено вернуться в Венгрию и похоронить девушку в семейном склепе, рядом с ее родителями. Выехать собирались на следующий день ранним утром, но из-за непредвиденных помех тронулись в путь лишь после обеда.

Ворота замка открылись, выпуская повозку Илоны, запряженную парой лошадей. Управлял ими возница, который восседал на высокой скамеечке впереди, а няня и служанка уселись на заднюю скамейку повозки, таким образом, они были вынуждены всю дорогу смотреть на гроб свой госпожи, стоявший прямо перед ними на полу.

Ехать пришлось медленно, шагом, учитывая перевозимый груз. Как только возница прибавлял скорость гроб начинал стучать об пол повозки, двигаться и ерзать, так что няня попросила его ехать так медленно, как возможно и обещала приплатить за это неудобство.

Когда печальный экипаж приблизился к болотам, солнце уже было на западе, еще немного и оно скроется слева за деревьями. Снизу повозки раздался громкий хруст и что-то заскребло по дороге. Возница остановил лошадей и, спрыгнув, пошел посмотреть что случилось.

— «Ось сломалась», — сообщил он пассажиркам, — «надо идти в замок за помощью», — и ушел.

Няня и служанка остались одни, не считая покойницы в гробу. А в те времена тут водилось немало волков, были также рыси и медведи. Очень страшно стало бедным женщинам, когда они услышали далекий вой.

— «Не надо было трогаться в путь на ночь глядя!», — испуганно сказала служанка.

— «Кто же знал, что ось сломается!», — ответила няня, — «впереди по дороге есть селение и мы планировали приехать туда вечером и там заночевать. Но раз такое дело, то придется здесь устроиться на отдых. Давай подвинем повозку с дороги и распряжем лошадей».

— « Здесь жутко, неужели мы будем ночевать в этом месте, да еще и с гробом?», — в ужасе пролепетала молодая служанка.

— «А как ты думала, милая, пускаясь в этот путь? Все ночи в дороге нам придется проводить именно так. И хватить хныкать, давай-ка разожги костер — сразу и повеселеешь.»

Солнце еще не село, но его уже не было видно за деревьями. Приближались сумерки. Женщины распрягли лошадей, стреножили и пустили их пастись на сочной траве заливного луга по левой, более сухой стороне дороги, чтобы животные ненароком не провалились в болото. Громко квакали лягушки, проснулись ночные птицы — то тут, то там слышались их крики, ухания и хлопания крыльями. Доносились всплески воды. С болот зыбкими волнами потянулись сырость и прохлада.

Вдруг одна из лошадей заржала, за ней и вторая. Словно сговорившись, они стали удаляться от дороги короткими, скованными прыжками. Но женщины не успели их остановить, потому что внезапно все смолкло и наступила необычная, пугающая тишина.

Звуки затихли, словно в один момент все вокруг умерло.

Няня и служанка недоуменно переглянулись и тогда раздался стук со стороны повозки. Они осторожно приблизились, замирая от страха, и поняли, что стук исходит из гроба их госпожи. Служанка попятилась, дрожа всем телом, а няня осталась на месте — руки и ноги не слушались ее.

После очередного толчка крышка гроба слетела на землю и открылось тело прекрасной Илоны. Оно покоилось неподвижно, мертвое лицо девушки было бледным и посиневшим. Вдруг Илона открыла глаза и медленно подняла голову, потом села в своем гробу. А в следующее мгновение покойница уже стояла рядом с няней...

Ранним утром возница вместе с помощником вернулся на место поломки экипажа. Они обнаружили там лишь повозку с открытым и пустым гробом. Няня и служанка исчезли бесследно — с той поры их больше никто не видел.

После этих событий в нашей округе появилась Болотная Дева. Так теперь все называют Илону, превратившуюся в вампира», — закончил старик свой рассказ.

Марк вывел на половину экрана изображение замка Кулешть, а на вторую половину — карту его окрестностей.

— Я обошел все ближние к замку деревни, разговаривал со множеством людей. Мне удалось выяснить всеобщее мнение жителей о вампирах. Они уверены, что в Трансильвании главный вампир — это рыцарь Милош, его подругой является красавица Илона или Болотная Дева — любительница соблазнять и губить юношей. Есть еще несколько вампиров, но встречи с ними в тех краях более редки.

Что же касается князя Дракулы, то все жители Румынии, с которыми я говорил об этом, чуть ли не слово в слово утверждают одно и то же: что во-первых, господарь Влад никоим образом не связан с вампиризмом, а во-вторых, князь при жизни проявлял не больше жестокости, чем это происходило у других владык, находившихся под турецким игом. Люди считали, что те несколько историй о невероятных зверствах Дракулы, которые повторяются по сей день, были выдуманы его конкурентами, в частности одним венгерским палатином. Этот высший вельможа с берегов Дуная пытался таким образом оправдать себя и отвлечь внимание от того факта, что он люто проворовался.

Марк окинул взглядом слушателей, его волшебные глаза задержались на мне чуть дольше, чем на остальных. Он сказал:

— Во имя торжества справедливости в отношении этого давно умершего человека, я должен сообщить вам нечто. Мне пришлось долгие годы изучать тему, связанную с князем Дракулой. Не только в Румынии, но и в других европейских странах я работал в архивах, говорил с историками и специалистами по фольклору. Мой вывод совпал с мнением румынов: валашский господарь Влад — не был вампиром. Не являются правдой и все сказки о его чрезмерной жестокости. Я издал две книги, посвященные восстановлению исторической правды и доброго имени господаря Валахии.

Что же касается вампиров, то в процессе долгого расследования этого изначально карпатского феномена, который впоследствии захватил и другие части мира, мне удалось кое-что выяснить.

Марк сделал паузу, а мы затаили дыхание в предвкушении.

— Первым вампиром, историю которого мне удалось документально проследить является вовсе не Дракула, о нет! Им оказался тот самый кастелян Фонсо, который стал кровососом в конце своей службы управляющим замка Кулешть.

Вкратце его история такова. Фонсо по долгу службы следил за порядком на землях, которые окружали Кулешть. Однажды цыганский табор разбил стоянку на болотах в нескольких милях от замка.

Марк показал на карте это место.

— Взяв с собою нескольких солдат, кастелян нагрянул в табор и, угрожая оружием, потребовал, чтобы цыгане убирались с замковых земель. Те стали умолять Фонсо не прогонять их, а позволить остаться — шатры были уже поставлены, да и местность эта позволяла прокормиться всему племени. Кастеляна окружили женщины, они галдели, что-то предлагали, просили, потом принялись для него петь и плясать.

Среди них особенно выделялась красивая молодая цыганка по имени Шанта. Она прыгала и кружилась в вихре горячего танца. Широкая юбка от быстрого вращения поднималась чуть ли не до пояса, обнажая прекрасные ноги. Длинные волосы развевались, изящные руки с браслетами грациозно поднимались и опускались. Когда девушка быстро-быстро поводила плечами, пышная грудь под легкой кофточкой двигалась в такт зажигательному танцу.

Фонсо был околдован ею. Глядя на молодую цыганку, он не мог дышать от нахлынувшей страсти. И в его затуманенной желанием голове начал выстраиваться план. Он дал девушке золотую монету и приказал ей прийти на следующее утро к старому мосту.

— «Ты так хорошо танцевала, что я хочу дать тебе еще золота и целый бочонок меда».

Шанту не насторожило требование мужчины явиться на встречу одной. Тому виною был мед. Девушка обожала его, но лакомилась этим восхитительным сладким янтарем только дважды за всю ее жизнь, да и то ей доставалась маленькая ложечка... Если она получит бочонок при всех, то ей снова выделят лишь малую толику. Шанта думала, что получив заветный бочонок меду, она наестся его, сколько влезет, а остальное отдаст племени. А вот обещанное золото девушка целиком намеривалась оставить себе.

Молодая цыганка согласилась прийти, к тому же встреча в утренние часы, да на дороге выглядела безобидно. Едва взошло солнце, как девушка улизнула из табора и побежала, сверкая босыми пятками, на дорогу у старого моста.

Ждать ей почти не пришлось. Послышалось цоконие копыт и она увидела кастеляна замка Кулешть, скачущего верхом ей навстречу. В плетеной сетке, притороченной к седлу, был заметен пузатый бочонок.

Фонсо не спал всю ночь, мечтая о цыганке. Быстро отдав утренние распоряжения, он вскочил на коня и примчался к Шанте. Кастелян вручил девушке обещанный мед и вытащил из одежды кошель с золотом, потряс им возле ее носа, так, чтобы монеты зазвенели, а потом прямо и грубо выложил цыганке чего он хочет от нее.

Девушка испуганно отшатнулась, — «Ты сошел с ума!», — закричала она, — «Я ни за что не соглашусь! Забирай свой мед!», — и она бросила на дорогу бочонок, он упал, крышка слетела и густая ароматная жидкость стала медленно вытекать на дорогу.

Шанта бросилась бежать, но Фонсо вскочил на коня и, быстро догнав ее, направил животное таким образом, что оно толкнуло девушку — она упала и покатилась с дороги на траву. Кастелян спрыгнул с коня и настиг Шанту, которая уже успела подняться. Девушка, видя, что убежать не удастся, приготовилась к защите от насильника. Глаза ее горели ненавистью, кулачки были сжаты, а высокая грудь вздымалась от негодования и страха.

Кастелян понял, что выпросить или купить любовь гордой цыганки он не сможет, поэтому не придумал ничего лучшего, чем взять ее силой. Но Шанта сопротивлялась, что было сил, пытаясь сохранить свою девичью честь. Не давая девушке опомниться, Фонсо начал бить ее своими тяжелыми, как два молота, кулаками. На бедную Шанту посыпались удары в живот, в грудь, по голове. Свою неутоленную страсть жестокий управляющий вложил в силу, с которой он избивал девушку.

После того, как кастелянов кулак очередной раз опустился на голову цыганки, она упала на траву без сознания. Тогда негодяй оттащил ее в кусты и с наслаждением стал удовлетворять свою похоть, не обращая внимания на тихие стоны его жертвы и на хлещущую кровь. Фонсо проделал все это с Шантой дважды. Она лежала без чувств, дыхания не было слышно и кастелян решил, что убил ее. Он отнес растерзанную, избитую девушку к болотам и бросил ее под орешником.

Солнце давно прошло зенит, когда окровавленная Шанта приползла в табор. К ней выбежал отец — знахарь и колдун цыганского племени. Девушка рассказала ему обо всем, что случилось, но это отняло у нее последние силы и она, тяжело вздохнув, умерла.

Два дня старый цыган готовил таинственное зелье. Что-то смешивал, встряхивал венецианский стакан, смотрел сквозь жидкость на свет. В ход пошли диковинные цветы и травы, коренья, грибы, засушенная саламандра и живой скорпион. Когда все было готово, цыган тщательно смазал наконечник стрелы зельем и пошел на поиски убийцы дочери. Ему удалось пробраться в замок и во внутреннем дворе он повстречал Фонсо. Старый цыган быстро подошел к нему и рукой вонзил стрелу в плечо обидчика.

Кастелян пошатнулся, но устоял. Он с ревом выдернул стрелу из плеча, приказал схватить цыгана и поместить его в темницу.

Спустя всего полчаса, Фонсо слег с высокой температурой, а через день пропал, вот тогда-то и отправился рыцарь Милош на поиски, ставшие для него роковыми, потому что к тому времени управляющий уже обратился в вампира. И это не Дракула, а Фонсо — прекрасный и смертоносный хищник, сделал из благородного рыцаря грозу Трансильвании.

Итак, цыганская месть, облеченная в скорпионово зелье, породила первого вампира. А несчастного знахаря, отомстившего за дочь, почти сразу же казнили.

— Если уж кого и надо было казнить, так насильника и убийцу Фонсо, а уж никак не бедного отца, тем более, что тот даже не лишил ублюдка жизни!, — запальчиво высказалась Эми.

Марк грустно улыбнулся:

— Даже сегодня наш мир вопиюще несправедлив и лицемерен, а что уж говорить про средневековье — то был вообще мрак. Тем не менее, отец Шанты отомстил кастеляну гораздо сильнее, чем если бы просто убил его. Можете мне поверить, что и агирусу-то не всегда мила жизнь, а уж вампиру и подавно — не сахар.

Я почувствовала беспокойство:

— Марк, милый, а какая связь между агирусами и вампирами?

Взгляд его прищуренных глаз обдал меня очередной горячей волной — что он делает со мной, как ему удается вызывать столь сильные телесные чувства?

— Любовь моя...

О, силы небесные, я снова таю!...

— Любовь моя, я как раз подошел к третьей части описания путешествия по Восточной Европе. Наберись немного терпения и тебе, а также и другим слушателям, — последовал легкий поклон в сторону Эми и Дика, — откроется понимание сокровенных вещей.

— Я хочу спросить, — Дик поднял руку, привлекая внимание, — цыганский колдун владел секретом обращения в вампиров?

— Нет, — ответил Марк, — это вышло случайно и виною тому скорпион. Ну что?, — посмотрел он вопросительно, — слушаем третью часть?

— Хорошо, господин барон, — засмеялась я, — Веттингер, Веттиндорф... Ты всегда обыгрываешь в своих именах сочетание -веттин— ?

— Да, — ответил Марк, — очень давно на этом настоял дядя, которого по сей день удручает то, что моя принадлежность к королевскому роду является скрытой. Поэтому во всех фамилиях, которыми я пользовался, присутствует корень -веттин— или -ветин-, что указывает на мою связь с королевским домом. А имя — всегда Марк. Могу перечислить некоторые мои прежние имена. Итак, кроме тех, которые вы уже знаете, были еще и такие: Марек Ветинкевич, Марко Ветинелли, Марк Светин, Марк Цветин, Маркус Веттинама, Морк Веттинберг, Марек Кветинский, Марк Веттингейт... Каждое имя служило мне не более пятнадцати-семнадцати лет.

Глава 29. Душа вампира

Старик, рассказавший историю Болотной Девы, вышел меня проводить, когда я покидал замок Кулешть. На прощание он сказал:

— «Раз уж вы, господин барон, интересуетесь вампирами, то я могу назвать место, где об этом знают больше всех. Отправляйтесь отсюда по вон той дороге», — и старик указал рукой в северном направлении, — «сразу за болотами начнутся горы и вам придется идти много дней, пока не пересечете все Карпаты с юга на север. Путь этот труден — скалы, пропасти, дикие звери и кое-кто похуже... Поэтому вашей милости не мешало бы нанять в горах проводника. А как спуститесь по ту сторону Карпат, так сразу берите вправо и по пути спрашивайте людей как вам отыскать Источник Серебряного Старца».

— Извини, что перебиваю, Марк, — вставил Дикки, — но, в самом деле, почему ты путешествовал пешком, без лошади?

— Не нужна мне лошадь, — улыбнулся молодой ученый, — я быстрее двигался сам по себе, налегке. Видишь ли, я сплю часа четыре в сутки, а если нужно, то хватает и пары часов. Агирус бежит немного медленнее, чем конь, но лошадь устает раньше. К тому же, о животном пришлось бы заботиться — кормить, поить, давать отдых — путешествие мое заняло бы в два раза больше времени, будь я конным всадником. И потом — в горах есть множество мест, где лошадь не сможет пройти.

— Так ты бежал всю дорогу?

— Нет, не всю. Утром я шел, чтобы не пугать людей своей скоростью, в полдень отдыхал, готовил себе еду на костре, немного спал. До ночи снова шел быстрым шагом. А вот по ночам я бежал без перерыва, мои силы и зрение позволяют это делать.

— Спасибо, Марк, все понятно, продолжай, — сказал Дик.

— Хорошо. Я покинул Кулешть вечером и пошел указанной дорогой. Быстро миновал поля и лес. Запахло стоячей водой — передо мной расстилалась большая долина. Протекающая там речка каждую весну заливает низину, поэтому она заболочена. На горизонте высились бархатные горы, покрытые лесом, а вокруг меня поблескивали озерца с белыми лилиями и болотца, над ними тучами висели комары — местным лягушкам было обеспечено хорошее пропитание. На верхушках старых деревьев тут и там попадались огромные, широкие гнезда аистов, в которых эти красивые птицы устраивались на ночлег.

Болотистая долина оказалась живописной и я остановился, осматриваясь. Так бывает всегда — красота не отпускает. Глаза жадно вбирают ее в себя, скользя по прекрасному... да все равно чему — человеку, пейзажу, цветку и не могут насытиться созерцанием. Чтобы оторваться от любования, нужно сделать усилие, но этого не понадобилось, так как меня отвлекло странное видение.

С правой стороны, оттуда, где трясина на трясине, ко мне двигалась женская фигурка, оказавшаяся прекрасной девушкой. На ней было платье нежно-кремового цвета, собранное под грудью желтой атласной лентой — античный покрой, бывший в моде в начале девятнадцатого века. Ее каштановые волосы пышной волной спускались на открытые плечи. Приближалась она быстро, но каким-то незаметным движением — не бежала, а словно плыла по воздуху. Я протер глаза, и когда вновь посмотрел на девушку — она оказалась совсем близко — в трех шагах от меня.

Не хотелось бы говорить в восторженных и превосходных выражениях, но о той девушке иначе невозможно рассказать. Никогда в жизни я не видел подобной красоты и даже не предполагал, что в мире есть существо, чью прелесть трудно передать словами! Я не мог оторвать взгляда, испытывая блаженство, которое чувствуешь всякий раз, встречая волшебную силу красоты.

Прелестное создание смотрело на меня с улыбкой, приоткрыв розовые губы и поблескивая белоснежными жемчужными зубками. Однако, мое спокойно-восхищенное созерцание, похоже, удивило девушку, она ожидала другой реакции. Глаза ее округлились, но улыбка продолжала играть на губах. Незаметным движением незнакомка приблизилась еще на шаг и уже потянулась ко мне руками, но тут случилось нечто странное. Она вдруг стала печальной и в ее волшебных глазах отразилась боль. Девушка покачнулась и громко застонала. А потом лицо ее посинело, стало злым, она зашипела, отдалилась на несколько футов и спросила:

— «Кто ты?».

— «Я барон Веттиндорф, Илона», — был мой ответ.

— Вы уже догадались, что мне встретился тамошний вампир — Болотная Дева, — уточнил Марк для нас, слушателей.

— «Ты такой же, как я?», — произнесла она странную фразу.

— «Что ты имеешь в виду, говоря, что я такой же как ты?», — спросил я и двинулся навстречу вампиру. Никаких чувств, подобных тем, которые испытывали герои в вампирских историях, я не ощущал — ни страха, ни трепета, ни помутнения рассудка.

Вампир не давал мне приблизиться — Болотная Дева отступала, скалась и шипя. Она исчезла так же стремительно, как и появилась.

В дверь заглянул профессор и попросил Марка выйти к нему. Мы остались втроем в зале заседаний.

— Ущипните меня кто-нибудь!, — сказала Эми, нервно посмеиваясь, — мне спокойно рассказывают про вампиров, а я спокойно слушаю и, о ужас, верю!

— Ну и что?, — ответил Дик, — я тоже верю.

— И я, — хотелось мне сказать, но я не успела, потому что в зал вернулся профессор. Следом за ним вошел и Марк. Лицо его было озабоченным, однако он ничего не стал объяснять, а сразу продолжил свой рассказ:

— За время пути к Источнику Серебряного Старца мне пришлось еще трижды повстречаться с вампирами лицом к лицу и всякий раз они убегали от меня. Но я всегда ощущал их присутствие, как-будто один из них всю дорогу следил за мной.

Когда я вспоминаю свое карпатское путешествие, то возникают такие образы: прекрасные лесистые горы с ручьями и водопадами, вековые деревья, душистые травы; деревни лепятся на крутых склонах, белые опрятные домики украшены росписью; женщины в вышитых сорочках, жилетках и юбках щебечут у колодца; под вечер из деревень несутся зажигательные звуки цымбал 56, скрипок и бандур 57, им вторит флейта пана 58, выводя мелодию громким волнующим шепотом; а в зеленом сумраке — в самой густой тени — серые глаза вампира и он не отводит взора ни на миг...

Эта дорога длиною в несколько сот миль заняла три дня. С четвертым рассветом я поднялся на холм, а когда перевалил через его верхушку, то моим глазам открылось маленькое селение, затерявшееся в карпатском предгорье — я пришел в то самое место, где жил человек, который мог бы многое объяснить. Однако, я оказался там через сто пятьдесят лет после смерти этого праведника, мыслителя и ученого. Что же я надеялся узнать?..

Мне пришло в голову поискать его последователей и, как всегда, расспросить местных жителей. Мне сказали,что Серебряный Старец назван так, потому что всю жизнь изучал свойства серебра и считал, что с его помощью можно вылечить любую рану, болезнь — и ему это удавалось. Старец с молитвами готовил различные серебряные воды, мази, пудры, соединял из с травами, кореньями, воском, медом, с грибами и с сосновыми дарами — молодыми шишками, свечками, пыльцой и так далее. Для питья и еды годилось одно, а для натирания — совсем другое. Но главным достижением Серебряного Старца местные жители считали то, что он освободил их край от расплодившихся тогда вампиров.

Источник, откуда Старец черпал воду, теперь превратился в место паломничества. Я отправился туда — мне хотелось постоять и подумать у места, где Старец и сам любил поразмыслить. Найти путь было легко. К большой дороге примыкала утоптанная тысячами ног тропа, она уводила в чащу леса, петляла среди холмов и пригорков, огибала громадные каменные валуны.

Живописная дорога долго вела меня по изумрудному лесному царству в подножии Карпатских гор и наконец уперлась в большую каменную площадку, в дальнем конце которой располагался скальный утес высотой около десяти футов. Из него вытекал родник, пополняя маленькое круглое озерцо шагов пять в поперечнике. Это и был Источник Серебряного Старца.

По народному преданию, если бросить серебряную монетку в источник и загадать желание, то оно исполнится. Дно озерца было покрыто сплошным слоем блестящих монет. Я тоже принес с собою серебряный кружочек и стал размышлать о том, как бы поточнее выразить мою просьбу, ибо с загадываниями надо быть осторожным. Я мысленно перебирал желания и всякий раз понимал, что их буквальное исполнение может обернуться плохими последствиями.

Так я стоял, раздумывая и теребя в пальцах принесенную монетку, довольно долго. Потом решил — пусть все идет своим чередом, желания надлежит исполнять самому по мере сил и по воле Провидения. Поэтому я опустил серебро в карман и собрался уходить, как вдруг увидел человека, который стоял неподалеку и наблюдал за мною. Я и не заметил, когда он появился, видимо, слишком задумался.

— «Простите», — обратился ко мне незнакомец, — «я невольно видел ваши колебания и заметил, что вы не по годам мудрый юноша».

Говоривший был красивым седым старцем с густой и длинной, раздвоенной бородой. Он был одет в сюртук из тонкого английского сукна. Голову его покрывала черная шляпа по моде того времени.

Замечание собеседника о моей мудрости в юные годы невольно вызвало у меня скептическую усмешку, что не укрылось от него. Прищурив глаза, он взглянул внимательнее и произнес:

— «Вы не получили того, чего хотели, не так ли, ваше высочество?»

Я онемел от изумления, но мой ошарашенный вид был красноречивее слов.

— «Да не удивляйтесь вы!», — с озорной улыбкой проговорил старец, — «родовые черты лица вашей династии трудно не узнать. Вы не король, значит — один из принцев — все очень просто».

Я молчал и пытался сообразить, как вести себя с проницательным старцем. Представиться я не мог — было совестно называть этому человеку вымышленное имя. А мои настоящие имена и титулы давно ушли в прошлое. Собеседник, видя мое замешательство, предложил:

— «Давайте мы с вами оба сохраним инкогнито. Вы не станете называть мне свое имя, но и я не назову вам своего».

Незнакомец словно читал мои мысли, хотя, возможно, он просто внимательно наблюдал за выражением моего лица и делал правильные выводы. Меня это смущало и первым моим желанием было уйти, чтобы прекратить странный разговор. Но вместо этого я сказал:

— «Как же мне обращаться к вам, уважаемый господин?»

— «Вот вы и обратились ко мне — «уважаемый господин» — это вполне подходит», — старец усмехнулся.

— «Хорошо, но прошу вас не величать меня «ваше высочество»».

— «Как хотите, тогда я буду называть вас просто юношей», — в его взгляде мелькнула хитринка.

Так начался этот разговор, который я запомнил на всю жизнь. И теперь, спустя более двухсот лет, яснее видна мудрость моего таинственного собеседника, его глубокое понимание жизни.

Марк улыбнулся каким-то своим мыслям и продолжил:

— Незнакомец жестом предложил мне пройтись и мы молча вышли на пустынную тропу, которая вела через поляну к высоким соснам и кедрам. Оказавшись в тени деревьев, хвойный аромат которых наполнял грудь свежестью, почтенный старец, наконец, заговорил, тон его был очень серьезен:

— «Итак, юноша, вы не захотели загадывать желание (и я хвалю вас за это), но возможно у вас есть вопрос или вы хотите разобраться в сложностях жизни, и поэтому пришли туда, где я вас встретил?».

— «О да», — согласился я, — «вы правы».

— «Хотите поговорить об этом?».

Хотел ли я? Конечно! Тот, кто хранит тайны, прекрасно знает, как иногда мучительно хочется разделить с кем-то секрет, взять и поговорить о запретной теме. С этим минутным порывом я всегда легко справлялся, однако сейчас был совсем другой случай.

Ни любопытства, ни корысти не было у моего собеседника. В его умных и добрых глазах светилось лишь желание помочь мне и я понял, что он — именно тот человек, который может сделать это.

На лесной тропе стояла одинокая скамья, вытесанная из цельного ствола дерева. Старец опустился на нее и предложил мне сесть рядом.

— «Вы правы, уважаемый господин, мне есть о чем спросить, но сначала должен вам признаться, что я вовсе не так молод, как кажется», — осторожно сообщил я.

Собеседник легко усмехнулся, он не удивился и не задал ни одного вопроса— видимо, для него это не стало новостью. Не спрашивайте меня откуда он узнал — я понятия не имею.

Но никто из слушателей и не собирался спрашивать. Все мы, затаив дыхание, слушали, чувствуя, что скоро откроется важная информация. Только профессор, которому эта история была давно известна, возился с компьютером, делая по-быстрому какую-то презентацию.

Марк посмотрел на часы, переглянулся с дядей и заговорил быстрее:

— «Уважаемый господин», — сказал я почтенному собеседнику, — «мне довелось встретиться с четырьмя вампирами и выслушать множество историй о них. Я пришел к Источнику Серебряного Старца, чтобы раскрыть для себя тайну этих существ. А еще мне бы хотелось понять кое-что о самом себе. Один человек из Трансильвании сказал, что здесь я смогу получить ответы на все вопросы».

Старец улыбнулся:

— «Не могу вам обещать все ответы, но некоторые вы, несомненно, получите. Спрашивайте!».

— «Кто такие вампиры?».

— «Это уже не люди, но и не звери, они злые и умные хищники, красивые, быстрые и сильные. Вампиры сами по себе никогда не умирают, но их можно убить. Вампиризмом легко заразиться — если в кровь одного из людей попадет хотя бы малое количество крови вампира или если кровопийца влюбится в человека и осуществит свою любовь физически».

— «Что отличает их от людей, уважаемый господин?».

— «У вампиров почти совершенное тело, но поврежденная душа. Именно этот духовный изъян и превращает вампиров в нежитей, живых мертвецов.

Голова и мозг есть и у животных. Обезьяны мало чем отличаются по телесному строению от человека и, тем не менее, между ними и людьми — пропасть. Все это из-за свойств души. Лишь человек имеет самую высокую и тонкую часть души, духа. Он наделен Творцом частичкой высшей материи в природе. Этот отдел души и отличает человека от всех других одушевленных творений и он же позволяет человеку быть добрым и великодушным, мудрым. Так как истинно мудрый человек всегда добр.

Но не только вампиры имеют поврежденную душу... Когда человек творит злодеяния, грешит без меры, лукавствует особо изощренно, то с ним случается страшная вещь — его покидает это самая высшая частичка души и, даже не став вампиром, такой представитель сообщества людей перестает быть настоящим человеком. Тело у него остается человеческим, а душа делается вампирской».

Я подумал и решил рассказать старцу правду о себе. Он выслушал мою историю так, будто уже знал ее, не удивляясь ничему. И когда в заключение исповеди прозвучал мой вопрос:

— «Кто я такой и как обстоят дела с моей душой?».

Он ответил:

— «Я назвал людей вроде вас агирусами — нестареющими. Душа агируса — это неповрежденная человеческая душа».

— «Так вам встречались агирусы?», — радостно спросил я.

— «Нет, юноша, вы — первый, если не считать... м-м-м... не важно. Но я знал, что кто-то из агирусов может прийти ко мне и вот вы здесь», — улыбнулся мой собеседник и объяснил:

— «Физическое и духовное существуют вместе и могут переходить одно в другое. Творец создал все Словом. Слова состоят из букв. Все, что есть на свете, можно описать буквами, в том числе и организм человека, просто это будет очень сложное описание. В вашем организме некоторые буквы изменились особым образом, поэтому вы стали долгоживущим».

— И только недавно, всего лишь восемьдесят лет назад, я смог оценить мудрость старца, с которым беседовал в хвойной роще. Сейчас его слова понятны любому, кто знаком с генетикой, — пояснил Марк и вернулся к пересказу беседы со старцем:

— Я вспомнил о паре наших с дядей неудачных экспериментов и спросил собеседника:

— «А мамбулы вам попадались?».

— «Кого вы называете «мамбул»?, — не понял уважаемый старец.

Я объяснил, что слово «мамбул»происходит от латинского (Homo) M ortuusAmbulatus — мертвец, который ходит.

— «Да, молодой человек, таких существ я видел. Этот тип нежити я назвал по-другому — «некромус» — на греческий лад. Однажды крестьянин был обращен в вампира. В процессе его перехода в новую сущность, когда он лежал в лихорадке, превращаясь в кровососа, к нему в рот случайно попал ядовитый тарантул. Я не знаю, заполз ли он в открытый рот или упал в него сверху, но укусил крестьянина прямо в язык. И вот, вместо вампира получился ходячий, бессмысленный мертвец. Он успел напасть на нескольких человек и заразить их. Из-за этого мне с помощниками пришлось воевать с толпой кровожадных мертвецов-людоедов.

У тех, кого вы называете «мамбул», душа в еще более плачевном состоянии, чем у кровопийц, да и тело ей под стать».

Я изумленно уставился на собеседника, начиная понимать, с кем говорю:

— «Вы — Серебряный Старец?!»

Почтенный господин весело рассмеялся:

— «Молодой человек, вы открылись мне, поэтому и я должен признаться. Да, я тот, кого называют Серебряным Старцем, агирус, как и вы».

— «А как вам удалось...».

— «Я сражался с вампиром. К тому времени в нашей округе мне посчастливилось ликвидировать около пяти десятков этих тварей. Моим противником в тот раз оказался вампир по имени Фонсо».

— «Мне приходилось слышать о нем», — вставил я.

— «Фонсо пришел не убить меня, а отомстить особо изощренно — превратить в себе подобное чудовище. Я был вооружен, как обычно — деревянное копье и большой бурдюк с серебряной водой. Вампиры не боятся обычного серебра, но для битвы с ними я готовлю специальную воду, в которой этот благородный металл распределен мельчайшими частицами строго определенного размера. В таком виде серебро становится опасным для них. Кожа вампира разъедается от соприкосновения с этой субстанцией. (Если некогда готовить специальную воду, то можно обойтись простым раствором азотнокислого серебра, который тоже разъедает вампирскую кожу, но слабее).

Я всегда действовал так: обильно кропил вампира серебряной водой, а потом с молитвой наносил решительный удар копьем в сердце. Попасть всегда было очень трудно — вампиры быстры и сильны. Так случилось и в тот раз. Фонсо рычал, кожа его шипела и пузырилась, покрываясь серебряными ожогами, но вампир не отступал и ловко уворачивался от моего копья. Наконец он, несмотря на обжигающие брызги, выбил из моих рук копье, но не стал кусать, а длинными когтями прочертил до крови свою кожу на груди и этими же окровавленными когтями процарапал мою грудь, оставив глубокие, кровоточащие борозды. После этого Фонсо засмеялся и исчез.

Я понял, что случилось и быстро промыл раны остатками серебряной воды. Несмотря на это, заражение произошло — буквально через несколько минут меня начало тошить, по телу разлилась слабость, а потом и боль. Шатаясь, я направился в пещеру, которая служила мне тайным укрытием. Я был близок к отчаянию, но пытался молиться о милости и помощи. Еле переставляя ноги и теряя равновесие, я приплелся к пещере. Неподалеку от входа в нее стояли несколько ульев с пчелами. Я споткнулся и упал прямо на один из них. Разъяренные пчелы атаковали меня со всех сторон. Но я уже не чувствовал их укусов, проваливаясь в бессознательную тьму.

До сих пор я не имею понятия, сколько времени пролежал, упав на улей. А когда очнулся, то, за исключением небольшой слабости и головокружения, чувствовал себя хорошо. Никаких царапин на груди не оказалось. Вскоре я стал гораздо здоровее и сильнее, чем в юности, хоть был уже в очень преклонных годах. Я не устаю благодарить Творца за то, что все случилось именно так».

После полудня Серебряный Старец повел меня в пещеру, где у него был устроен тайник. Мы вошли в запутанный подземный лабиринт и попетляли с четверть часа, пока добрались до маленькой комнаты, скрытой за каменными глыбами. Там он угостил меня ароматным сотовым медом и густо-зеленым игристым напитком, который собственноручно варил из карпатских трав, кореньев и других природных даров. Напиток был бодрящим, травяной вкус и насыщенный зеленый цвет придавали целебной жидкости особую свежесть. А потом я получил на память от Серебряного Старца перстень с пчелой, который с тех пор ношу, не снимая. По его подобию были изготовлены все прочие перстни, ставшие опознавательными знаками агирусов.

Старец дал мне также деревянную шкатулку, обитую изнутри красным бархатом. В углублении мягкой подушечки лежал хрустальный пузырек. В моих руках сосуд поймал луч солнца и заблестел, сверкая гранями, а внутри плескалась бордовая жидкость. Я взялся за массивную хрустальную пробку, но Старец жестом предостерег меня от попытки вынуть ее.

— «В пузырьке содержится кровь вампира, юноша. Она может понадобиться вам когда-нибудь. Однако, будьте очень осторожны — это опасная субстанция».

Марк перевел дыхание и оглядел зал. Я с сожалением поняла, что лекция подходит к концу и не ошиблась. Мой парень перешел к заключительной ее части:

— В беседе с Серебряным Старцем я провел весь день, к исходу которого в моей голове выстроилось четкое понимание. Путешествие оказалось не напрасным — я получил все ответы. Перед расставанием я услышал от Серебряного Старца:

— «Пчела!», — говорит он.

— «Что?», — не понял я.

— «Пчела», — он говорит, — «не паук, не муравей, не саранча, не скорпион и не майский жук, а только лишь пчела!».

Потом он благословил меня и напутствовал такими словами:

— «Доброго тебе пути, юноша, береги душу в твоей долгой жизни и помни — во всех делах прислушивайся к голосу совести — она правдива».

Марк закончил свое повествование. На кафедру взошел профессор и подвел итог всему сказанному:

— Зомби, вампиры и агирусы — все это результаты разных мутаций одного и того же вируса, которые происходят при помощи соответственно паука, скорпиона или пчелы. Обычно человек заражается уже мутировавшим вирусом, но бывают исключения, как в том случае, когда будущий вампир из-за укуса паука стал мамбулом. Сложно описать работу вирусов «на пальцах», не углубляясь в вирусологию. Мне все же приходится это делать, так как сегодняшняя лекция популярная, а не научная. Итак — грубо говоря — наш уникальный вирус умеет быть как чудотворцем, так и чудовищем...

— А почему у агирусов душа не повреждается, как у зомби и вампиров?, — спросила я.

— Одна из причин заключается в том, что превращение в агируса происходит без стадии умирания. Если смерть почему-то наступила, то она случайна и должна длиться не более пятидесяти минут. Агирусная мутация вируса совершенствует тело, делая его абсолютно здоровым и нестареющим, но не повреждает и не меняет физическую сущность и личность человека. Поэтому душа агируса остается той же, что и была прежде.

Вампирская мутация приводит к большим изменениям, которым подвергаются все органы тела. Это не человек — у вампира совсем другая биология. Для обращения в эту сущность необходимо пройти смерть. Во время многочасового смертного сна вампира мозг не повреждается, видимо, так действует вирус. Однако, с душой дело обстоит иначе. Вампир, повторюсь, — уже не человек и сохранить нормальную душу не может. Он теряет самую тонкую и важную ее часть и душа становится звериной. Если учесть, что мыслительные способности вампира очень хорошие, то становится понятным, насколько опасны эти существа — умные и бесчеловечные одновременно.

Что же касается зомби-мамбулов, то данная сущность — просто человеческие останки. Зомби — это сильная, агрессивная и голодная развалина. Превращение в зомби происходит во время настоящей, полной смерти. Кора головного мозга повреждается, поэтому существо становится необратимо бессмысленным. Жизнь зомби коротка, тело в плачевном состоянии. То, что они подвижны и сильны можно объяснить только чудом, ну и еще гормонами, которые это умирающее тело производит чрезвычайно активно. Совершенно понятно, что зомби теряют большую часть души. У них остается лишь немного духовной материи, подобной той, которой наделены, например, крокодилы или акулы.

Профессор Мейсен с довольным видом потер руки и продолжил:

— Хорошо, с душой разобрались и теперь остался только один пункт, который нужно прояснить. Итак, пока будущие зомби и вампиры лежат мертвыми, тем временем, в умершем организме вирус размножается (что нетипично для прочих вирусов) и, набрав силу, приступает к реанимации своего «хозяина» с ущербной и уже не человеческой душой. Вы спросите:

— «Но как вирус может запустить этот издохший мотор — заставить биться сердце в мертвом теле? А!? Вы думаете, что это возможно лишь, если случится сверхъестественное чудо? Вы подумали про магию?»

Профессор саркастически оглядел слушателей, давая понять, что говорит о почти невозможной вещи. Насладившись непониманием и нетерпением в наших взглядах, Альфред Мейсен предложил своей аудитории пораскинуть мозгами:

— Призываю вас подумать и предположить, каким образом оживление мертвых становится возможным?

Наступила тишина, я погрузилась в раздумья, перебирая в голове знания по биологии. Мелькнула интересная мысль — меня, что называется, осенило:

— Вирус, находясь в еще живых клетках мертвого «хозяина»производит сильное химическое вещество-стимулятор?

Профессор посмотрел на меня с радостным удивлением:

— Правильно, Энни, умница, ты попала в десятку! Действительно, вирус, получивщий мутацию в пауке или в скорпионе, и заразивший человека, умеет синтезировать несколько соединений — каждое в свое время. Наступает момент, когда лежащее тело мертвого «хозяина» приходит в нужную для вируса кондицию, «паразит» получает об этом химический сигнал и запускает синтез суперактивного стимулятора для реанимации зомби или вампира. Химическим сигналом служат некоторые продукты разложения внутри клеток и они же выступают катализатором синтеза — так бывший мертвец реанимируется.

В разговор вступила Эми:

— Простите мою тупость, но почему же тогда вы, сэр, собственноручно оживляли Персону, делали ей искусственное дыхание, массаж сердца, после того, как ее убил Бакли, а вы ввели ей «Спиритус». Разве не сам вирус из средства должен был сделать это?

— Нет, Эми, — ответил профессор, — пчелиная мутация вируса, которая порождает агирусов, может лишь «отремонтировать» недавно умершее тело, но неспособна оживить его самостоятельно. И это даже хорошо, учитывая пятидесятиминутный лимит времени...

— Как все запутано с этими вирусами, — покачала головой моя подруга, — то он оживляет, то нет, то создает мамбулов, а то агирусов! Поди разберись кто и сколько может пролежать мертвым и что из этого выйдет...

— А что ты удивляешься, Эми, — профессор ухмыльнулся, — ведь даже предсказуемый и изученный вирус бешенства, продолжает загадывать загадки. Ну, например: люди легко заражаются бешенством от лисиц, собак, летучих мышей, барсуков и так далее. Однако, если человека укусит больной бешенством человек, то ничего плохого не произойдет. Не странно ли? Ведь обычно легче всего инфекция передается между представителями одного и того же вида.

Марк пришел на помощь своему дяде:

— Наука о вирусах сложна, но шаг за шагом люди постигают ее. Вирус — это удобный инструмент для внутриклеточных операций. Пока что нам известно совсем мало, но я убежден, что в будущем вирусы «поступят на службу» и помогут сделать любого человека здоровым и очень долгоживущим. Видимо, это станет возможным не ранее, чем сами люди сделаются ответственными и достойными того, чтобы в их руках оказался столь мощный инструмент, как прирученные вирусы.

Дик поднялся со своего места, сдержанно потягиваясь, чтобы размять мышцы после долгого сидения, и спросил:

— У вашего вируса есть имя?

— В работе мы используем название «GP virus». Если хочешь, можешь дать ему имя, какое пожелаешь, — улыбнулся Марк.

— Отлично, у меня есть идея. Что если назвать вирус Бифакс (Beefax)? Смотрите, Bifax на латыни означает «двуликий», что соответствует сути нашего мелкого героя, который может быть как спасительным, так и губительным. Если часть «bi-» заменить на похожее по звучанию английское «bee» (пчела), то получаем англо-латинское имя вируса. Пчелу вставляем, потому, что Серебряный Старец придал ей особо-важное значение. Итак, получаем — Beefax — двуликий пчелиный вирус.

— Быть по сему, Дикки, — восхищенно проговорил профессор, — Beefax, гениально! Давайте назовем агирусную мутацию нашего превосходного вируса — Beefaxvirus A, вампирскую — Beefaxvirus V, а мамбулскую, соответственно, — Beefaxvirus M.

Профессор забормотал под нос:

— Да будет назван! … Да будет назван!, — и побежал к доске, приговаривая и записывая мелом что-то непонятное:

— Итак, первая группа, двухцепочечная ДНК, — почти любовно напевал ученый энтузиаст, — вуаля!, — и он картинно указал на запись взмахом руки. Там красовалась визитная карточка наногероя:

Group I (dsDNA)

Order: Beefaxvirales

Family: Beefaxviridae

Genus: Beefaxvirus

Species: Beefaxvirus A, Beefaxvirus V, Beefaxvirus C


— Портрет с электронного микроскопа прилагается, — сказал профессор и вывел на экран черно-белое изображение. На сером фоне мы увидели что-то похожее на ровненькое белое зубчатое колесо, внутри которого светился будто бы восьмилепестковый цветок, а в самом центре находился черный круг — там скрывался геном вируса.

— Спасибо, Дикки, за идею, — резюмировал профессор.

Ричард смутился и ни с того, ни с сего спросил:

— Я так и не понял, почему вампира можно убить деревянным колом, а не металлическим? Не вижу в этом логики.

— Логика есть, — ответил Марк, — когда речь идет об убийстве вампира необработанным деревянным колом, то ключевое слово здесь — необработанный, то есть шершавый, волокнистый. Вампир живуч, но если очень быстро — за считанные секунды — не удалить кол из сердца — он умрет. Сердце — это особо уязвимое место вампира, а когда оно проткнуто, у кровопийцы наступает болевой шок и нет возможности вытащить его рукой. Но сильные мышцы сердца сами выталкивают скользкий металлический кол и организм вампира за короткое время восстанавливает сердце так, будто ничего и не было. А шершавый и занозистый деревянный кол слабеющее раненое сердце вытолкнуть не может, теряя силы с каждой секундой.

Глава 30. Дневник Мэри Тэтчер

Вчетвером мы отправились в Грейхолл. Марк решил забрать у меня вакцину и отвезти ее в штаб. А мы с Эми и Диком получили задание приготовить следующую партию этого препарата — для чего потребуется полтора суток.

Наш ягуар миновал ворота поместья, проехал по лесной дороге и только успел повернуть налево, как мы повстречали первого мамбула. Это был молодой парень в джинсах и клетчатой рубашке, разорванной во многих местах и превратившейся в лохмотья. Сквозь дыры было видно, что на груди и спине поработали чьи-то зубы — с багровых ран свисали лоскуты бледной кожи.

Этот парень был искусан мамбулом и превратился в настолько отвратительное и страшное существо, что жалость к нему могло вызвать лишь усилие рассудка, а не веление сердца. Да и то, если обдумать и понять, что чудовище — это бывший человек, ставший жертвой не по своей воле. Но такие мысли не приходят людям в голову при встрече с подобной тварью — их охватывает панический и суеверный ужас.

Марк вел машину медленно, следя за обстановкой на дороге и поэтому я имела возможность рассмотреть мамбула в подробностях. Страх и омерзение должны были заставить меня отвернуться, но этого не происходило — я, словно загипнотизированная, смотрела на мамбула, испытывая отвращение и легкие позывы тошноты, но все же, одновременно с этим, мой взгляд неизъяснимо притягивался, словно приклеивался к ужасному существу — отведя взор, я снова и снова возвращала его на жуткий объект. Никогда в жизни я не видела ничего более отталкивающего, однако продолжала смотреть.

Когда машина оказалась на расстоянии нескольким метров от мертвеца, он заметил нас и двинулся наперерез. Марк повернул руль, чтобы объехать его, но мамбул снова шагнул в нашу сторону. Мой парень резко затормозил и остановился.

— Заблокируйте двери и закройте окна, — велел он своим пассажирам и вышел из машины, не обращая внимания на возмущенный взгляд Дика.

— Не собираюсь я в укрытии отсиживаться!, — сказал Дик и приказав нам, в свою очередь:

— Запритесь хорошенько, девушки, — покинул автомобиль вслед за Марком.

Мамбул остановился и стал осматриваться. Дик направился было в его сторону, но споткнулся из-за валявшегося на дороге мотка колючей проволоки — и этим привлек к себе внимание мертвеца. Я открыла окно и закричала:

— Осторожно, Дикки, мамбул пошел на тебя!

В этот момент мертвец остановился и посмотрел в мою сторону. И хотя я находилась внутри автомобиля, тело мое застыло от страха, когда мутные глаза мамбула уставились на мое лицо.

Дальше все произошло очень быстро. Марк шагнул навстречу мертвецу, вытащил пистолет и крикнул, обращаясь к Дику:

— Отвернись!, — и, видя, что тот продолжает недоуменно смотреть на мамбула, рявкнул:

— Да отвернись же ты, наконец!

Разговаривать времени уже не осталось. Мамбул переключил внимание на Марка и двинулся к нему довольно быстро, их разделяло не более двух шагов. Мой парень заслонил лицо рукой и выстрелил из пистолета в голову мертвеца. Бурые с белым капли разлетелись в стороны и обрызгали обоих парней. Марк оттащил тело мамбула на обочину — санитарный отряд заберет его — и обратился ко мне:

— Энни, достань, пожалуйста, из перчаточного ящика спрей и салфетки.

Я сделала это и, выйдя из машины, протянула Марку трясущимися руками требуемые предметы.

— Милая, смочи дезинфицирующим спреем салфетки и подай мне и Дику.

На помощь пришла Эми. Она вытащила из пачки несколько влажных салфеток, хорошенько побрызгала на них обеззараживающим средством и метнулась к своему парню, чтобы стереть заразу с его лица, рук и одежды.

Я сделала то же самое для Марка — вытерла его руки и лицо, а также пистолет, куда попали отвратительные брызги. Парень, грустно усмехаясь, сказал:

— Это только в кино можно «мочить» зомби, обливаясь их кровью с головы до ног, и не заразиться при этом. А на самом деле — капля крови мамбула, попавшая в глаз, в рот или на царапину, вероятно окажется фатальной и приведет сначала к смерти, а потом и к превращению в нежить. Об этом я узнал лишь сегодня утром, закончив многодневную проверку крови Евы.

— Покажи мне твой пистолет, Марк, — попросил Ричард.

Молодой ученый улыбнулся и протянул парню оружие со словами:

— Это пятнадцатизарядный Иерихо.

Дик с видимым удовольствием повертел в руках смертоносную «игрушку», вытащил и вставил на место магазин, полюбовался, покачал в руке, ощущая приятную тяжесть пистолета.

— Почему ты выбрал его?

— Он надежный, скорострельный пистолет и бьет точно...

— Я не об этом — почему ты не воспользовался стреляющими капсулами с цианидом?

— А-а-а..., — кивнул Марк, — я все отдал в штаб. Ну а мне вполне хватит пистолета с обычными пулями, я хорошо стреляю. Кстати, раз уж заговорили об этом — для вас приготовлено особенное оружие.

Мой парень достал из багажника три чемоданчика и раздал их нам.

— Внутри настоящие пистолеты, такие же, как у меня, только заряжены они разрывными патронами с цианидом. В каждом наборе есть по три запасных магазина. Джереми всю ночь готовил их для вас по заданию дяди. Специальный пояс с кобурой и подробную инструкцию вы также найдете в чемоданчиках. Оденьте пояса и все время ходите с оружием. И умоляю вас — будьте осторожны!

Дик так обрадовался, что даже пропустил мимо ушей назидательный тон Марка, чего до сих пор никогда не позволял в отношении себя.

Зазвонил мой телефон — это был профессор:

— Энни, Марк уже сообщил тебе неприятную новость?

— Кажется еще нет, — неуверенно проговорила я.

— Последние анализы показали, что у агирусов нет иммунитета против белдорфского штамма вируса Beefax M. Несмотря на это, Марк собрался сражаться с мамбулами и намерен уничтожить их всех.

Я ахнула и посмотрела на своего парня, а он отвел глаза.

— Я не могу допустить, чтобы мой племянник заразился, — причитал профессор по телефону, — даже если не думать о том, что в нем — вся моя жизнь, если позабыть о себе, то и тогда — ни в коем случае не следует подвергать Марка такому риску. Он ведь — гений, я не преувеличиваю. Ему принадлежит истинное авторство в создании многих революционно-чудодейственных лекарств и веществ. Я же либо продавал патенты на них, либо (за гораздо большие деньги) соглашался отдать рецепты, созданные Марком, другим ученым или компаниям, которые потом приписывали авторство себе.

Я понимала, что Альфред Мейсен преуменьшает свою роль в их совместной научной работе, но, видимо, заслуги Марка перед наукой были огромны.

— Энни, поговори с моим племянником, убеди его руководить операцией из штаба и не ввязываться в сражение — попросил встревоженный профессор.

— Я постараюсь, сэр.

Мы сели в машину и продолжили поездку.

— Профессор сказал, что у агирусов нет иммунитета против белдорфской зомби-инфекции и что ты можешь заразиться точно так же, как и люди, — начала я обещанный разговор.

— Да, — ответил Марк.

Дикки с заднего сидения издал возмущенное хмыкание и спросил:

— Почему же ты сказал, что для тебя укус зомби неопасен?

— Тогда я еще не знал, что могу заразиться.

— Марк, прошу тебя, — в моем голосе появились умоляющие нотки, — занимайся уничтожением мамбулов только из штаба, не надо биться с ними на улицах! Подумай об Альфреде, если с тобой что-нибудь случится — это сломает, убъет его.

Марк пожал плечами и ничего не оветил.

Складывая вакцины в саквояж, я рассказала Марку о разговоре с экономкой:

— Многие знакомые миссис Картер превратились в мамбулов, Ребекка Джонсон в их числе — она чуть было не напала на Сьюзан.

Помолчав, я добавила:

— Мне тревожно за учительницу Джулию, ее телефон не отвечает.

— С мисс Далсет все в порядке, — Марк подумал секунду и уточнил, — по крайней мере было в порядке пару часов назад, но я тоже неспокоен за нее, потому что она рискует больше других. Джулия — доброволец, работает в штабе, оберегает школьников от заражения. Она ходит по домам, предупреждает ребят, объясняет, как надо себя вести и вот результат — среди учеников нет ни одного зараженного.

— Надеюсь, ей дали оружие?

— Да, конечно.

Телефон Марка издал имитацию рыка хищного зверя, кажется ягуара — пришло SMS. Марк прочитал и сообщил:

— Завершено оцепление двадцатикилометровой зоны, карантин установлен, значит мне пора ехать в штаб.

— Я хочу с тобой, — попросила я тихо.

— Мы с Диком тоже должны участвовать, — веско заявила Эмили.

Марк вздохнул и задумался. Потом ответил:

— Ок, Дик может поехать со мной, а девушкам нечего делать там, — он посмотрел на мою подругу и на меня, — вы не обучены сражаться и кто-то должен будет следить за вашей безопасностью, отвлекаясь от боевой задачи. Пожалуйста, девушки, останьтесь дома. Дик и я будем на связи с вами — во время сражения прикрепим камеры к своим шлемам и вы сможете онлайн видеть, что происходит.

Парни уехали, а мы с подругой, грустно переглянувшись, отправились готовить вакцину. С помощью быстрой и смышленой Эми работа пошла в ускоренном темпе. Управившись с начальным этапом — измельчением растений, мы соединили ингредиенты, поставили баночки с сырьем на магнитные смесители и покинули цветную комнату. Теперь ровно сутки с вакциной ничего другого делать не нужно.

Появившееся свободное время я решила использовать для работы с материалами убитой Мэри Тэтчер. Эми захотела помочь и мы отправились на первый этаж в библиотеку. Взяв очередной пакет, я выложила все его содержимое на стол и вдруг среди пачек скопированных листков, показалась толстая синяя тетрадь с надписью «Дневник Мэри Тэтчер». Я оторопела и обратилась к подруге:

— Посмотри, Эми, здесь дневник. Почему полиция не забрала его?

Девушка окинула взглядом стол, заваленный бумагами, а также лежащие повсюду пакеты с ксерокопиями исторических материалов и предположила:

— По видимому они не заметили дневник среди этих бумажных гор. Может быть перебрали часть бумаг, но, видя, что все они рассказывают об истории Белдорфа, перестали тратить время на пустую работу. А Ребекка, когда получила доступ в квартиру Мэри, просто сгребла все материалы в коробки и мешки и перевезла к себе, не разбирая их.

Я принялась с трепетом перелистывать дневник. Остановилась наугад в каком-то месте, привожу отрывок без изменений.

30 апреля 2012 года

Дорогой дневник, сегодня я пробежала без остановки милю с четвертью. Значит это правда, что нужно пить не слишком много жидкости перед пробежкой. Чашка кофе и стакан воды — в самый раз. Бежалось легко и я даже обогнала Ребекку за поворотом на Цветочную улицу.

В четверть десятого ко мне в библиотеку пришел доктор Бакли — новый житель Белдорфа. В деревне о нем говорят, что он ученый, очень богат, но не так, как наши местные богачи, типа Флойдов, а по-настоящему. Доктор Бакли — милый и обходительный господин, хоть и не скажешь о нем, что приятен с виду — сутулится слишком. Сразу видно, что он не получил хорошего английского воспитания, иначе держал бы спину, как положено. Доктор Бакли сказал, что хочет познакомиться со мной и посмотреть кое-какие материалы о Белдорфе восемнадцатого века, якобы его предки родом из наших краев и он ищет любые факты о них. Только странно это. Если у него и были здесь предки, то не в Белдорфе. Я так ему и сказала. Но он лишь засмеялся и предложил сделать пожертвование для библиотеки. В общем, доктор Бакли — милый человек.

Только ушел богатый посетитель, как я увидела Марка Веттингера — этого парня из Мейсен Мэнора. Он как две капли воды похож на тот портрет, который я нашла в коробке, где он лежал вместе со старинной книгой. Мне очень повезло, что я купила ее на распродаже. Надо было взять и тот кожаный альбом с гравюрами, но за него такую высокую цену запросили! Жалею, однако, что не купила его.

Очень любопытно, кто такой этот парень — есть в нем что-то необычное. Он невероятно красив, будто принц из сказки, но для сказочного героя этот молодой человек выглядит слишком мужественно и сурово. Любая девушка сойдет с ума, увидев его, будь я помоложе, то уж точно влюбилась бы без памяти и тогда моя жизнь могла сложиться совсем по-другому. А между тем, он всегда один или с дядей-профессором.

Они здесь живут с февраля, начали ремонт и строительство в своем поместье Мейсен Мэнор, которое пустовало много лет. Альфред и Марк, как и доктор Бакли, тоже занимаются наукой и очень богаты. Миранда из мэрии рассказывала, что видела их смету на строительство и устройство лабораторий и что там такие цифры — ого-го и они все сразу же оплатили! Правда не сказала, сколько именно, а лишь заявила, что вся наша деревня стоит меньших денег.

Начинаю копировать рукописную книгу. Сначала я отсканировала ее, а теперь перепечатываю на компьютере текст — рукописный вариант читается с трудом. Если повезет, то попробую издать свою книгу, включив туда отрывки из этого старинного манускрипта. За неделю надеюсь управиться с копированием и отчитаться тебе, дорогой дневник, о своих успехах. Но перепечатывать не слишком легко. Некоторые места в книге неразборчивы, двадцать шестая страница вообще отсутствует, она была кем-то грубо вырвана из книги! Думаю, что это мог сделать кто-то из молодежи. Все-таки мое поколение лучше воспитано, нам внушали уважение к книгам, обучали правилам обращения с ними. А теперь молодежь читает все меньше бумажных книг, предпочитая им электронные. А мне так нравится сесть вечером в уютное кресло, придвинуть столик с печеньями, орешками и фруктами и читать до ночи...

Я прервала чтение и пролистала дальше. Вдруг мне на глаза попалась дата — день гибели моих родителей. Всего один короткий обзац сообщал о страшном событии. Сердце отяжелело, а в груди разлилась слабость. Дрожащими руками я поднесла дневник ближе к глазам и принялась торопливо просматривать страницу за страницей... Не думаю, что мое состояние было предчувствием, просто организм так отреагировал на прикосновение к незажившей душевной ране. По инерции я пролистнула до последней записи в тетради, до дня, в ночь после которого Мэри была задушена.

Итак, вот последняя запись из дневника мисс Тэтчер:

15 июля 2013 года

До сих пор я не могу успокоиться и решить, что же мне делать. Прошло уже много часов с момента, когда случилось это событие, уже поздняя ночь, но я не могу уснуть. Попытаюсь записать все подробно — упорядочив с помощью дневника свои мысли, я надеюсь принять привильное решение.

Итак, сегодняшнее утро прошло, как обычно, до обеденного времени никто не посетил библиотеку и мне ничего другого не оставалось, как наводить порядок в картотеке, на полках и даже вытирать пыль.

В обеденный перерыв я заперла дверь и достала пластиковый контейнер, в котором принесла свой ланч. На обед у меня был салат с тунцом и большое сочное яблоко, а к чаю я припасла мой любимый бисквит с малиновым джемом. Почувствовав зверский аппетит, я набила рот салатом и в этот момент увидела, как мимо окна в направлении входа в библиотеку прошел доктор Бакли, его сопровождал асситент Курт Мюллер. Через несколько секунд в маленьком холле за дверью послышались голоса. Быстро дожевывая, я направилась отпереть замок — визитеры уже дергали дверную ручку, но меня остановили слова доктора Бакли:

— «Куда подевалась эта глупая курица?»

Вот уж не ожидала от него такой грубости! Я остановилась и заколебалась — открывать или нет. Мой законный перерыв в разгаре и я не обязана впускать их в библиотеку в ущерб моей трапезе. А эти двое продолжали переговариваться:

— «Курт, пойди, загляни в окно с улицы, нет ли кого-нибудь внутри библиотеки».

Я прошла на цыпочках вглубь комнаты и спряталась под компьютерный стол так, что меня не было видно из окон. Через минуту немец вернулся:

— «В комнате нет никого. Скорее всего пошла она обедать», — сказал он, коверкая по своей немецкой привычке порядок слов — «кстати...», — Мюллер противно и угодливо захихикал, — «библиотекарша меня тоже дико раздражает».

— «Мне безразлично куда потащила свой зад эта тупая энтузиастка, я досадую из-за того, что тратится драгоценное время. Придется подождать ее здесь».

Услышав такие обидные и несправедливые слова в свой адрес, я разозлилась, вылезла из-под стола и решила ни за что не открывать этим хамам, пусть хоть простоят там до ночи!

Аппетит пропал начисто, я тихонько спрятала ланч в сумку и подошла к двери, таясь и прислушиваясь, так как они продолжали разговаривать, сильно понизив голос. Я не собиралась подслушивать, но считала себя вправе узнать, какие еще оскорбления приготовил для меня уважаемый мною ранее и неуважаемый теперь доктор Бакли.

И вот что я услышала:

— «Вчера, когда я приходил расспросить библиотекаршу о рукописной книге, она мне вдруг заявила: «А откуда вы узнали о книге, мы ведь не виделись с вами ровно год и восемь дней?»», — доктор Бакли хмыкнул, — «Я ей сказал, что времени прошло больше, так как в последний раз приходил в библиотеку весной минувшего года, а о книге мне кто-то рассказал. Она захихикала и сообщила, что видела нас с тобой пятого июля прошлого года, она, дескать, проезжала по дороге и заметила меня и тебя выходившими из леса».

Повисла тишина, а потом Мюллер спросил:

— «Ну и что?».

— «У тебя память на даты гораздо хуже, чем у этой курицы. Ты что, забыл? Ведь именно пятого июля прошлого года мы разобрались с этим упертым Греем и его женой».

Я в ужасе застыла на месте, зажав рот рукой, чтобы случайным вскриком или учащенным дыханием не выдать своего присутствия.

— «Да ну? Я и взаправду не помню какого числа случилось это, честно говоря, даже на счет месяца не уверен, знаю только, что лето было», — ответил помощник.

Доктор Бакли не обратил внимания на его реплику и продолжал рассуждения:

— «Библиотекарша опасна. Я думаю, она догадывается обо всем. Когда мы разговаривали вчера, эта курица все время хитро ухмылялась и без конца намекала, что библиотеке нужны средства, что нельзя позволить угаснуть этому очагу культуры, рассказывала мне про какие-то ее дурацкие проекты. Я это воспринял как шантаж».

Какой же Бакли подлец и мерзавец — всех людей меряет по своей мерке. Ясно, что ему недоступны высокие чувства и цели, ему наплевать на общественное благо. И не ухмылялась я вовсе, а только улыбалась ему в благодарность за былую помощь. Простодушно делилась с ним планами развития библиотеки и превращения ее в историко-культурный центр Белдорфа... Я думала, что говорю с единомышленником, а на самом деле беседовала с убийцей!

Снова послышался голос немца:

— «Если Мэри Тэтчер догадалась о том, что сделали мы против Грея и его жены, то почему не заявила об этом в полицию? Ведь прошел целый год, а мы до сих пор в безопасности».

— «Я думал об этом. Возможно до нее лишь недавно дошло, что случилось. Десять дней назад — на годовщину — съехалась вся родня Греев и в деревне снова вспыхнул интерес к обстоятельствам их смерти. Это могло привести к тому, что библиотекарша стала припоминать день пятого июля прошлого года. Она говорит, что видела нас с тобой выходившими из леса, значит, могла вспомнить, что наша одежда была испачкана. И хотя наблюдала Мэри Тэтчер за нами издалека — с дороги — ее подсосзание могло со временем восстановить отдельные подробности увиденного. Человеческий мозг порой устраивает такие сюрпризы, что спустя время вещи видятся отчетливее и яснее, чем в момент происшествия».

— «Может быть...», — задумчиво ответил Мюллер, — «Наша машина стояла тогда на боковой дороге, Тэтчер могла ее увидеть, и все это вблизи места, где были обнаружены тела Греев».

— «Об этом я и твержу, Курт, библиотекарша начала вспоминать и догадалась о нас или, по меньшей мере, всерьез подозревает. А тут еще дочка Греев вернулась после школы и создает нам проблемы со своей стороны — торчит безвылазно дома с друзьями, так что к ее растениям сложно подобраться».

— «Что же делать?»

— «Мэри Тэтчер не алчна, но ради своей библиотеки готова на многое. Буду пока откупаться от нее, а дальше посмотрим. Сообщу ей, что завтра же переведу на счет библиотеки тысяч двадцать-двадцать пять. Понаблюдаю за ее реакцией и приму решение».

Я стояла ни живая, ни мертвая. Какой ужас! Двое убийц шепотом разговаривают за дверью в шаге от меня. Обсуждают свои черные дела и планируют заткнуть мне рот деньгами. Не выйдет! Как только убийцы уберутся восвояси, я немедленно позвоню в полицию или, лучше, сама пойду в участок.

А доктор Бакли, тем временем, продолжал рассуждать о моем будущем и чем дальше, тем страшнее оно вырисовывалось:

— «Устранить ее все же придется. Но хотелось бы потянуть время, и не рисковать прямо сейчас, ведь мне предстоит совершить... э-э-э..., в общем, много чего надо сделать».

Я услышала недвусмысленную угрозу своей жизни. Этот мерзавец уже приговорил меня к смерти и дал всего лишь отсрочку. Нужно немедленно идти в полицию — решила я в тот момент.

Неприятные визитеры потоптались за дверью еще с четверть часа и ушли, а я, еле передвигая ноги, поплелась в коморку, где стояла кушетка. Дойдя до нее, я прилегла, чувствуя себя совершенно обессиленной, опустошенной и сразу уснула, словно отключилась — так подействовало на меня потрясение.

Зазвонил телефон, я открыла глаза, и заметила, что за окном вечереет.

— «Алло!», — в аппарате звучал голос Бакли. Прежде, чем ответить, мне пришлось волевым усилием проявить чудеса перевоплощения. Я заставила свой голос звучать приветливо, чтобы не выдать страха и подозрений.

— «Хочу вас обрадовать, дорогая мисс Тэтчер...», — но в моих ушах звучало — «глупая курица», — «завтра я собираюсь внести очередное пожертвование, на сей раз в сумме двадцати пяти тысяч фунтов для нашего общего дела — развития библиотеки. Думаю, что это не последний мой вклад...».

Я машинально слушала, но думала о своем. «Моя дорогая мисс Тэтчер...», — вещал негодяй елейным голосом, однако мне уже была известна цена его лести.

Бакли говорил что-то еще, я автоматически благодарила и обрадовалась, когда он, наконец, попрощался.

Сколько же я проспала? Неважно! Надо срочно идти в полицию! Хотя... Двадцать пять тысяч. Большие деньги.

Я заколебалась. Уже конец дня. Убийство двоих человек, совершенное Бакли и его подручным прошлым летом, уж целый год остается нераскрытым. А раз так, то еще один день ничего не изменит. Что же касается моей безопасности, то убивать меня прямо сейчас они не собираются.

А не заявить ли в полицию завтра вечером? В крайнем случае — послезавтра. Пусть уж Бакли переведет на счет библиотеки свои двадцать пять тысяч фунтов. В кои-то веки нашелся жертвователь — меценат поневоле. Если я заявлю сейчас, то библиотека ничего не получит. А мы едва сводим концы с концами, денег совсем мало и выделяют все меньше. Ходят слухи, что библиотеку и вовсе могут закрыть.

Это было похоже на мучение. Во мне боролись несколько чувств: общественный долг требовал немедленно разоблачить негодяев, убивших супругов Грей; самосохранение твердило, что ни за какие деньги не стоит смертельно рисковать; но любовь к библиотеке умоляла повременить день-два и пока не идти в полицию.

Победила любовь. Я приняла рискованное решение.

Сейчас ночь, я сижу за столом в своей спальне и заканчиваю сегодняшнюю запись в дневнике...

Внизу послышался какой-то шорох, приглушенный звук, он исходит из прихожей или от входной двери. Скорее всего — это снова пришла соседская собака. Ее хозяева живут в доме напротив и по вечерам выпускают пса гулять без присмотра — в одиночку. Это безобразие, животное может пострадать на улице, ведь там полно машин. Я покормила песика пару раз и теперь он частенько приходит в гости. Сейчас пойду вниз и отведу животное домой. Надо потребовать от соседей, чтобы они лучше заботились о питомце. Не понимаю, для чего нерадивые люди заводят домашних животных!?

На этом дневник Мэри Тэтчер заканчивался.

Эмили потрепала меня по плечу:

— Энни, ты в порядке? Эй! Посмотри на меня! Что такого ты прочитала?

Я взглянула на подругу без улыбки и молча подала ей тетрадь, показав пальцем откуда читать. И пока Эми знакомилась с последней записью в дневнике Мэри Тэтчер, я снова погрузилась в мысли о смерти родителей. Теперь я знала многое, но не все.

Эми ахнула — наверное прочитала место об убийстве моих мамы и папы. Она ничего не сказала, лишь взглядом, полным сочувствия, дала понять, что разделяет мою печаль.

Дочитав до конца, подруга сидела молча, обдумывая информацию. А я, тем временем, старалась преодолеть мучительное состояние, при котором не могла думать ни о чем, кроме родителей. Помог проверенный метод глубоких вдохов и выдохов.

После несколькох минут молчания Эмили обратилась ко мне:

— Энни, успокойся, пожалуйста, я понимаю, как ты расстроена, но …

— Я спокойна, просто анализирую прочитанное и, знаешь, кажется могу объяснить, почему мисс Тэтчер была убита именно в тот день и как это случилось.

— Я слушаю тебя.

— Думаю, что дело было так. После случайно подслушанного разговора Бакли с немцем, Мэри совершила роковую ошибку — решила отсрочить заявление в полицию, чтобы преступник успел перевести деньги на счет библиотеки. Расплатиться за это ей пришлось ценою жизни.

Из дневника мы знаем, что Мэри заснула в библиотеке и пробудилась только вечером. Наверное, она вскоре пошла домой, поужинала и отправилась в постель (ведь когда ее нашли утром, она была в ночной рубашке, а кровать стояла незастеленная).

Мисс Тэтчер не смогла уснуть — она встала ночью и села писать в дневник. В это самое время Бакли залез в мою усадьбу и крался мимо кухонных окон. Он пришел искать редкие растения — в тот раз во дворе и в теплице. Мы с тобой тогда разговаривали в кухне и я рассказывала, что видела Марка на лесной дороге и потом на кладбище, возле старой каменной плиты.

Бакли, стоя снаружи, слышал наш разговор и узнал о моем намерении расспросить Мэри Тэтчер о старой плите и о юноше из восемнадцатого века, чье имя было на ней выбито. Тогда я еще не знала, что тот юноша и есть мой Марк.

Сразу вслед за этим, Бакли заметил слежку и бросился наутек. Как ты помнишь, мой парень погнался за ним. Преступник на бегу позвонил по телефону и сказал кому-то на африкаанс: «Сделай это немедленно!». Я уверена, что звонок был адресован его ассистенту Курту Мюллеру и сказанные слова означали: «Немедленно убей Мэри Тэтчер».

Бакли опасался, что Марк схватит его и тогда он лишится возможности позвонить и отдать роковой приказ об убийстве. Это одна из причин, по которой преступник так торопился в отношении Мэри.

Вторая же причина заключалась в том, что Бакли стало известно о моем намерении встретиться и поговорить с библиотекаршей. Он считал, что Мэри Тэтчер знает о его причастности к смерти моих родителей, хотя Бакли ошибался — мисс Тэтчер ни о чем не догадывалась, пока не услышала его собственное признание. Этот ученый злодей подумал, что Мэри может не удержаться и выложить всю правду дочери убитых Греев.

А мисс Тэтчер, закончив писать, вероятно, засунула свой дневник между старых книг, бумаг и ксерокопий, поэтому полиция не увидела его.

— Думаю, ты права, — задумчиво проговорила Эмили. Твоя теория все объясняет. Последние строчки дневника, — Эми поежилась, — свидетельствуют, что шум, который Мэри услышала снизу, производил не соседский пес, нет! Это пришел убийца и бедной женщине оставалось жить считанные минуты. Прежде чем Мюллер задушил мисс Тэтчер, ей довелось испытать и ужас, и безысходность, и раскаяние за допущенную ошибку.

Подруга всхлипнула, а я содрогнулась, представив последние мгновения жизни Мэри Тэтчер, всю глубину ее отчаяния, когда она поняла, что никто не придет на помощь. Наверное, была короткая борьба, а потом руки убийцы сомкнулись на шее жертвы и через несколько мучительных секунд все было кончено.

У Эмили в глазах мелькнула новая догадка и она поделилась ею:

— Теперь понятным становится и то, что случилось с Джеймсом Фостером! Он проезжал в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое июля по улице, где жила мисс Тэтчер примерно в то самое время, когда было совершено убийство. Судя по тому, что фермер рассказал на похоронах Мэри, он, действительно, видел убийцу — Курта Мюллера.

Тот как раз закончил свою грязную работу и, выйдя на улицу, решил позвонить хозяину — отчитаться о выполненном задании. Тут-то и увидел его проезжавший мимо Джеймс Фостер. Все могло закончиться для него благополучно, если бы не случай на похоронах мисс Тэтчер. Среди множества людей, присутствовавших там, фермер узнал того, кто был неподалеку от дома убитой библиотекарши в роковую ночь.

Он поспешил рассказать о происшествии моей экономке миссис Картер и посоветоваться, стоит ли идти с этим в полицию. Видимо, убийца подслушал разговор, укрывшись в толпе.

Джеймс Фостер совершил ту же непоправимую ошибку, что и Мэри. Он не отправился в полицию немедленно, а решил сначала отвезти домой свою семью. И вот, по дороге в участок, на полпути от фермы к Белдорфу, его поджидал Курт Мюллер. Что случилось потом, нам известно — убийца протаранил фермерский пикап в придорожные кусты, выволок растерявшегося и оглушенного Джеймса из машины, проломил ему череп кастетом и усадил труп назад, попытавшись представить все как дорожную аварию.

— Эти двое — Бакли и Мюллер — законченные уроды!, — возмутилась я, а у Эми округлились глаза и она со страхом в голосе сказала:

— А ведь Бакли четыре раза вламывался в твою усадьбу и дважды из них забирался в дом!

Эми помолчала и вдруг, вскинув на меня изумленный взгляд, сказала:

— Кстати, я только сейчас подумала об одной странной вещи. Если Бакли и его подручный убили, прости, твоих родителей — а они сами признались в этом — то как они это сделали?! Ведь на телах не было ни одной раны при том, что они были залиты собственной кровью!

Это обстоятельство и для меня оставалось непонятным, но я не успела ничего сказать в ответ, потому что внезапно проснулся стоящий на столе открытый ноутбук, появилось видеоокно и я услышала голос Марка:

— Энни, любимая, ты на связи? Операция начинается, мы с Диком уже на месте, он тоже включил камеру на шлеме.

Эмми, услышав эти слова, стремглав ринулась в свою комнату за планшетником, чтобы связаться с ее парнем.

Я ответила Марку:

— Слышу тебя, любимый, — (слово «любимый», которое было трудно произнести, глядя в глаза моему необыкновенному и странному парню, легко слетело с губ, когда я говорила через компьютер), — видео работает нормально. Умоляю тебя, Марк, дорогой, будь осторожен, береги себя!

— Да, любовь моя, ты говорила, что Альфред не переживет, если я...

— Не только Альфред, но и я тоже, — мои щеки стали красными, любовь к Марку завладела мною, я забыла обо всем на свете и только слышала его прекрасный, глубокий голос, растворяясь в нем.

Вернулась Эми, она разговаривала с Диком и так же, как и я, умоляла об осторожности, говорила о своей любви к нему, о том, что не представляет жизни без любимого:

— Если ты дорожишь мною, если любишь меня, то вернись невредимым, прошу, прошу, прошу тебя!, — Эми заплакала.

Глава 31. Зомби-эпидемия

Марк бежал по Цветочной улице. Она была пустынна — кроме отряда, которым руководил он сам, — ни души. Люди попрятались по домам и даже боялись подходить к окнам, дабы не привлечь к себе внимание ужасных тварей — зомби-мамбулов. И правильно делали.

Я вспомнила историю о страшном происшествии в районе школы, которую утром передали по радио. Однако, в радиотрансляции многие факты были изменены и даже скрыты, например, слова «зомби», «мамбул» в передаче не звучали — там говорили только о «нашествии бешеных». Марк рассказал мне, как все случилось на самом деле. Вот, что я узнала.

В одном из домов пряталась семья из четырех человек. Кто-то из них, стоя у большого окна, наблюдал за несколькими мамбулами, бредущими вдоль тротуара и неосторожно привлек к себе внимание нежитей. Обычно мамбулы не интересуются ни окнами, ни дверями — они настолько тупы, что не могут построить простейшей логической цепочки и не разыскивают жертв, а лишь неотвратимо преследуют тех, кто случайно попался им на глаза.

Но в данном случае мамбул заметил человека и двинулся к окну. Он давил на стекло, пока не сломал его, а затем полез вовнутрь. Услышав шум, к нему присоединились несколько его «товарищей». Двоих человек мамбулы растерзали тут же — в гостиной. Один из жителей злополучного дома сумел выбежать на улицу, но там он стал жертвой зомби-атаки — его разорвали живьем. И лишь единственная из четверых — молодая девушка по имени Клэр — добралась до штаба в здании школы.

В Белдорфе отменили школьные занятия, ученики сидели дома и помещения школы были переданы в распоряжение людей, противостоящих зомби-эпидемии. Кадровые сотрудники штаба уехали на другой конец деревни — проверять санитарные отряды. А в школе оставались лишь волонтеры — молодые парни и девушки. Они объединились в несколько команд и каждая из них отвечала за определенное направление борьбы с зомби-инфекцией.

Члены первой команды ходили по домам, разъясняли (придерживаясь версии об «атипичном бешенстве») как себя вести, куда звонить, что делать. Они оставляли брошюры с инструкциями и номерами телефонов, по которым следовало обращаться за помощью. В их обязанность также входила психологическая поддержка испуганных или неуравновешенных людей — во избежание паники их успокаивали, уверяли, что скоро, очень скоро положение в Белдорфе нормализуется.

Вторая команда развозила по домам воду, продукты первой необходимости, лекарства, детское питание, подгузники, туалетную бумагу, батарейки, фонари, свечи и тому подобные вещи. А сейчас они принялись доставлять готовые обеды. Кроме того, члены второй команды сопровождали в качестве охраны врача или одну из медсестер, когда те ездили к больным по вызову.

Третья команда занималась новостями и интернетом — они освещали эпидемию в Белдорфе («атипичного бешенства», конечно, не сообщать же на весь мир о нашествии зомби!) на всех возможных ресурсах и в социальных сетях, в том числе на других языках. Члены команды также объясняли, что в радиусе двадцати километров действует карантин и строгий чрезвычайный протокол, поэтому никому, ни одной буйной и горячей голове не удастся проникнуть в изолированную зону и найти приключения на свою .... голову.

Клэр, прибежавшая в школу после мамбул-атаки, попала в большую классную комнату, где находились члены команды номер четыре. Их работа должна была начаться позже. Четвертая команда будет прочесывать территорию следом за санитарными отрядами, разыскивая пропущенных мамбулов, зараженных и просто подозрительных людей и животных. А пока ребята тренировались в спортзале, подбирали себе защитную одежду, читали инструкции.

Девушка сообщила о нападении, забыв упомянуть об одной важной детали. Кое-что случилось в доме, куда проникли мамбулы. Клэр, спасаясь от них, выскользнула из гостиной и стала пробираться вдоль коридора, как вдруг обернулась и заметила, что за ней по пятам тащится живой мертвец. От внезапного, сильного испуга она споткнулась и упала. Мамбул повалился на ее ноги, но не успел укусить беглянку, а лишь немного оцарапал зубами кожу под коленом. Клэр с визгом вскочила и убежала, не придав значения царапине и даже не почувствовав боли.

В штабе ее спросили, не была ли она укушена и девушка с полной искренностью ответила «нет», она и вправду так думала. Гостью усадили за стол и предложили кофе с сэндвичами, чтобы подкрепиться. Но бледная и дрожащая беглянка отказалась от еды, а лишь попросила напиться воды — ее мучала сильная жажда. Выпив кряду четыре стакана холодной минералки, девушка встала со стула, чтобы выбросить одноразовый стакан.

И в этот момент ее вырвало — резко, фонтаном — она невольно облила сидящего перед ней работника штаба. Рвота продолжалась несколько минут, после чего Клэр потеряла сознание и упала на пол.

В комнате, кроме пострадавшей, находились шесть волонтеров из четвертой команды. Пятеро бросились к ней на помощь, а шестой — на которого попала рвота — поспешил в туалетную комнату, чтобы помыться.

У девушки, лежащей без сознания, начала расти температура, она сильно покраснела и все тело ее пылало. Частый, с перебоями, пульс показывал, что сердце работало на пределе, замирая время от времени. Ребята из штаба хотели вызвать скорую помощь, но через минуту пострадавшая умерла.

Волонтеры, столпившиеся у тела, догадались, что Клэр была заражена. Они перенесли умершую в спортзал и, в ожидании дальнейших событий, оставили двоих вооруженных парней наблюдать за ее возможным превращением в мамбула.

Спустя двадцать минут, мертвая девушка, действительно, обратилась в отвратительное существо. Вначале она зашевелилась, приведя в ужас охранников. Потом неловко поднялась на ноги и, спотыкаясь, двинулась на одного из парней, протягивая к нему руки. Он отбежал в сторону, а его напарник позвонил своей команде и сообщил о случившемся.

На помощь в спортзал прибежали несколько человек. Девушка-мамбул преследовала убегавших от нее волонтеров. Один парень все время держал ее «на мушке», имея наготове стреляющую капсулу с цианидом, другой снимал происходящее на камеру. Остальные бегали по кругу, уворачиваясь от цепких рук зомби — опасная игра.

Та, которая полчаса назад была милой девушкой, теперь вызывала лишь содрогание и суеверный ужас. Бледное, позеленевшее лицо, покрытое темными пятнами, мутные, бессмысленные глаза. Именно этот пустой, неживой взор и пугал людей больше всего. А зловоние, исходящее от мамбула, приводило к полной уверенности, что нападавшая сущность есть мертвец.

Наконец, бывшая девушка Клэр вцепилась в руку зазевавшегося волонтера. Ее тут же пристрелили из капсулы, но потом целую минуту невозможно было освободить руку парня, схваченную зубами мамбула. Пострадавший кричал от страха и отвращения. К счастью, мамбул не прокусил рукав защитной куртки и волонтер не заразился, отделавшись испугом и синяком.

В суматохе печальных событий все позабыли про облеванного парня, который пошел мыться. Вспомнили о нем лишь когда увидели его в широком школьном коридоре и услышали крики со всех сторон. Парень стал мамбулом, он успел убить одного человека и покусать как минимум пятерых...

Воспоминание об этой истории быстро промелькнуло в моей голове и я снова сосредоточилась на видео с камеры, закрепленной на шлеме Марка.

Отряд двигался по проезжей части, состоял он примерно из дюжины солдат, одетых в защитные костюмы и шлемы с забралами из бронированного стекла и видеокамерами. Бойцы бежали вдоль улицы, в поле зрения часто попадал Дик. Впереди всех неслась служебная овчарка, за которой едва поспевал солдат-кинолог, сдерживая ищейку, почуявшую врага.

Промелькнул всего один квартал, как вдруг собака сердито залаяла и так сильно устремилась вперед, что поводок натянулся, словно струна. Впереди, неподалеку от мэрии, виднелось несколько фигур. Услышав собачий лай, они, как по команде, двинулись навстречу отряду. Их было шесть человек, расстояние не позволяло рассмотреть, как они выглядят, но нетвердая, разболтанная походка — будто во сне — не оставила сомнений в том, что эти шестеро — мамбулы.

Мы с Эмили переглянулись, ее лицо было испуганным, а планшетник в руках заметно подрагивал:

— Как страшно, Энни!, — сказала она, — трудно поверить, что это не сон.

— Да, мне тоже..., — я не успела закончить фразу, потому что отряд вступил в бой и мы обе, чуть дыша, стали следить за видеоокнами, хотя лучше всего было бы зажмуриться и не видеть того ужаса, который нам пришлось наблюдать.

Приблизившись к группе мамбулов, пес-ищейка остановился, видимо, животные тоже способны удивляться. Пару секунд собака топталась в замешательстве, потом недоуменно обернулась к солдату-кинологу, будто спрашивала: «Что это за фигня, хозяин, они же мертвые!». Но через миг пес бросился в атаку и случилось непредвиденное — от сильного рывка карабин, соединяющий поводок с ошейником, раскрылся и кинолог потерял возможность управлять животным.

Овчарка с хриплым рыком настигла одного из мамбулов — в недалеком прошлом это существо было женщиной средних лет, кажется, я узнала ее — она прежде работала в банке. Прекрасный, сшитый «с иголочки» деловой костюм был покрыт бурыми пятнами. На одной из дорогих туфель отсутствовал каблук и поэтому женщина-мамбул передвигалась враскачку, сильно хромая, но у нее не хватало ума сбросить негодную обувь.

На лице бывшей банковской служащей вместо носа зияла кровавая рана. Одно ухо было почти оторвано и болталось на полоске кожи. Со вторым ухом дела обстояли получше — оно было на месте, хоть и надкушено.

Овчарка вцепилась зубами в ногу женщины-мамбула. Та протянула руку, желая схватить собаку. Умный пес молниеносно среагировал и сомкнул зубы на запястье нежити. Но зомби боли не чувствуют, собака поняла это, как поняла и то, что имеет дело со странным и опасным существом. Бесстрашное животное на сей раз испытало дикий ужас, чему также способствовали странный вкус крови и мертвечинный запах мамбула.

Заскулив, пес бросился наутек. Солдаты по инструкции должны были застрелить его — он ведь почти наверняка заразился, но не попали — собака мгновенно скрылась. Стрелявший член отряда отвлекся на секунду и был атакован мамбулом. Тот повалил его на землю. От удара забрало на шлеме поднялось, открывая лицо солдата. Именно туда и пришелся укус зомби-нежити — мгновенно был выдран кусок щеки.

Марк застрелил двоих мамбулов, обступивших его, и освободил укушенного бойца, который кричал и истекал кровью. Он ввел парню вакцину, приклеил к ране салфеточный пластырь и оттащив в сторону, приказал:

— Вызови помощь и сиди здесь, я скоро вернусь к тебе. И опусти, наконец, забрало!

С этой группой мамбулов справились быстро. Приехавшие парамедики оказали помощь укушенному солдату и забрали его в карантин на случай если вакцина не сработает. Отряд, ставший на одного бойца и на одну собаку меньше (точнее, оставшийся вообще без четвероногого помощника), пошел дальше.

В переулке встретили троих мамбулов, застрелили их без приключений. Потом прочесывали улицу за улицей по плану. Отряд Марка действовал четыре часа и уничтожил двадцать два мамбула, две зараженных собаки и одну кошку. Из карантина Марку сообщили, что укушенный солдат температурит, но никаких изменений с ним не происходит, что уже очень здорово, так как превращение в мамбула происходит довольно быстро.

Первым домой вернулся Дик.

Я спросила его:

— А где Марк, как у него дела?

— Все в порядке, он сейчас беседует с сэром Эдвардом, а потом приедет сюда.

Несколько часов назад, когда Дик вместе с Марком уходил сражаться с мамбулами, настроение его было приподнято-оживленным, парень волновался, говорил больше обычного. Совсем другим увидели мы Дика по возвращении. Выглядел он мрачным и задумчивым. Нам с подругой не терпелось услышать рассказ о том, как прошла спецоперация. В гостиной, усевшись в кресло, Дикки сказал:

— Эта эпидемия очень опасна, я даже не знаю, сможем ли мы предотвратить ее распространение. Наш отряд работал в деревне. А другой — уничтожал мамбулов на первой трассе. Так вот, выяснилось, что положение там еще хуже, чем на улицах Белдорфа. Большая часть убитых и зараженных — это люди, проезжавшие по трассе.

— Но ведь все дороги перекрыты, — удивилась Эми.

— Это сейчас они перекрыты, а пару дней назад движение было обычным. Тогда-то и произошли все эти нападения, породившие множество новых мамбулов. Вот один из случаев, он произошел три дня назад.

Пожилой доктор ехал по первой трассе и увидел на проезжей части человека, идущего навстречу движению. Судя по нетвердой походке, пешеход был то ли пьяным, то ли больным — ну, что-то в этом роде... Водитель затормозил и, выйдя из машины, окликнул странного человека, намереваясь предложить ему помощь.

Но подойдя на несколько шагов и увидев того вблизи, испугался и ответа дожидаться не стал, а поспешил вернуться в машину, однако, как это часто бывает, замешкался и не сумел быстро вскочить в свой автомобиль. Дверную ручку заело, доктор дергал ее и когда дверь, наконец, поддалась, он увидел, что ужасный человек настиг его и пытается схватить крючковатой рукой. Вскрикнув от страха, водитель запрыгнул в машину, однако, в последний момент почувствовал, как ногти нападавшего полоснули его по щеке, содрав кожу.

Доктор тронулся с места так быстро, что колеса машины глухо взвизгнули. Посмотрев в зеркало, он увидел, что царапина на щеке сочится кровью... в отражении что-то мелькнуло позади автомобиля — оказалось, что это нападавший в попытке догнать ускользающую жертву перешел на подобие бега. Ноги страшного человека заплетались, он покачнулся и его занесло на сторону встречного движения, где в тот момент проезжал темно-зеленый джип.

Послышался «зубодробильный» визг тормозов. Несмотря на испуг, доктор остановился, вышел из машины и увидел, что встречный темно-зеленый автомобиль сбил странного бродягу. Джип остановился, мужчина, бывший за рулем, подбежал к лежащему человеку и наклонился к нему. Тот неловко елозился по асфальту, стараясь подняться. Нога его была сломана — открытый перелом с торчащей костью.

Это не помешало бродяге схватить водителя джипа и, крепко притянув его к себе цепкими, крючковатыми руками, начать поедать того живьем, отгрызая куски плоти с его лица и шеи.

Доктор задохнулся от ужаса, застыл на минуту, а потом закричал и ринулся на помощь. Увидев его, мерзкое существо бросило свою жертву и, поднявшись на ноги, не обращая внимания на то, что одна из них сломана, потащился к доктору с явным намерением схватить его.

Ничего не оставалось, как бегом вернуться к машине, чтобы поехать за помощью. Но едва водитель оказался за рулем, как почувствовал тошноту и головокружение. По его телу разлилась страшная слабость и он понял, что вести автомобиль не в силах. Доктор заперся в машине, позвонил в полицию и вызвал помощь, сумбурно рассказав о происшествии на дороге. Он опасался, что его примут за телефонного хулигана или за сумасшедшего — история звучала неправдоподобно — однако говоривший с ним человек поверил ему.

Когда прибыла помощь, пожилой доктор все еще был в сознании, но самочувствие его резко ухудшалось. Странный бродяга-людоед (это был мамбул, как вы понимаете) стоял на четвереньках возле убитого им водителя джипа и терзал зубами его тело. Он ел этого человека...

Доктор успел рассказать обо всем, что случилось, а потом он потерял сознание и умер. Через короткое время с ним произошли ужасные изменения и этот человек стал мамбулом. Пришлось застрелить его. Но раньше он успел заразить троих...

Многие нападения мамбулов на дороге произошли подобным образом.

— Подожди, Дикки, выходит, что этот доктор заразился из-за царапины?, — изумленно спросила Эми.

— Да, милая, мамбул ведь касается руками своего гниющего тела и под его жуткими ногтями полно зомби-инфекции.

— Мда-а, — сказала я растерянно, — в реальности все гораздо страшнее и серьезнее, чем в фильмах про зомби.

Ужинать Дик не захотел и ушел наверх вместе с Эмили.

Я ожидала возвращения Марка и накрывала ужин в столовой. Мне хотелось, чтобы после долгого и трудного дня мой парень отдохнул и расслабился. Застелив стол свежей белой скатертью, я расставила сверкающие хрустальные бокалы и тонкие фарфоровые тарелки, разложила серебряные приборы. Потом я сбегала в оранжерею и принесла оттуда несколько плавающих цветов-свечек 59. Эти цветы густо растут в неглубоком бассейне оранжереи Грэйхолла, для них достаточно слоя воды в 50 см.

Принеся их в столовую, я опустила чудесные цветы в широкую, прозрачную вазу с водой и зажгла природные волоконца-фитильки. Как красиво! Кто угодно залюбуется, очарованный прекрасным зрелищем: на поверхности воды плавают крупные живые водяные лилии — белая, желтая, голубая и розовая — сияющие огоньками в центре каждой из них. В воздухе разнесся легкий аромат, напоминающий свежий запах лесных ландышей.

Ужин был почти готов. На скорую руку я запекла филе форели с сыром, киндзой и специями, оставалось только сбрызнуть блюдо лимонным соком. На кухонной плите в кастрюле кипела вода для варки спагетти, ведь заранее их не приготовишь — остынут, а нужно, чтобы они были свежесваренными.

Вернувшись к столу, я добавила к сервировке три хрустальных кувшинчика с оливковым маслом, лимонным соком и красным соусом, разложила на скатерти маленькие букетики душистой цветущей лаванды, стянутые соломенными ленточками на бантки, и водрузила бутылку шардоне, рожденного на солнечных и обдуваемых теплым морским ветром склонах горы Кармель. Это вино подарил мне Дикки, когда вернулся из поездки в Израиль, и я берегла его для особого случая.

На десерт я решила подать простое белое мороженое с тертым горьким шоколадом и свежей малиной. Итак, все готово, оставалось только ждать, сгорая от нетерпения.

Часы в холле отбили половину седьмого, потом семь часов и лишь когда они, похрипев, принялись выводить четверть восьмого, послышался звонок от ворот и я опрометью кинулась к пульту, чтобы открыть их.

— Энни, ты видела меня в монитор, когда открывала ворота?, — это было первое , что сказал Марк, войдя в дом.

Я смутилась и была вынуждена признаться:

— Нет, Марк, я не включила монитор в холле.

— Тогда нужно было хотя бы по громкой связи узнать, кто хочет заехать в усадьбу.

— Прости, Марк, я просто ждала тебя с минуты на минуту и была уверена, что это ты, да так ведь и оказалось!, — оправдывалась я, понимая, что мой парень прав.

— Больше никогда так не делай, Энни!, — строго приказал Марк, глядя мне в глаза.

Его взор произвел привычное действие — мое сердце забилось, дыхание нарушилось, я смотрела на Марка и не могла насмотреться... Представляю, какой вид у меня был — я вдруг осознала, что пялюсь на своего парня, открыв рот!

Марк проголодался и ужинал с аппетитом. Ел он очень красиво, не быстро и не медленно. А я сначала совсем не хотела ужинать — только сидела, накручивала на вилку спагетти и украдкой поглядывала на моего прекрасного парня, не веря своему счастью. Марк спросил:

— Что это за диковинные свечи?, — он тронул рукой лепесток плавающего цветка и удивленно взглянул на меня, — они живые?

— Ну да, — засмеялась я, — это живые цветы и они останутся неповрежденными после того, как воск выгорит.

И так уж вышло, что за ужином мы стали говорить о редких растениях, потом о винограде, об оливковом масле и специях. А когда Марк откупорил бутылку вина и наполнил наши бокалы, я вдруг почувствовала аппетит и с удовольствием съела свою порцию — рыба оказалась очень вкусной.

— Большое спасибо за ужин, Энни, — сказал Марк, когда мы закончили есть, — все было вкусно и красиво. Ты — умница, мое счастье, я так люблю тебя!

Он устремил на меня свой взгляд, в результате чего у меня стало горячо в груди и я сочла за лучшее заняться мытьем посуды.

Марк помог перенести тарелки, бокалы, серебро на кухню. Пока мои руки были заняты загрузкой посудомоечной машины, голова пыталась решить с чего бы начать трудный разговор, которого не избежать. В результате раздумий я пригласила Марка пройти со мной в гостиную, принесла туда дневник Мэри Тэтчер и, открыв на странице, повествующей о том, что Бакли с подручным убили моих родителей, протянула его парню со словами:

— Прочитай дневник до конца, пожалуйста.

Мы сели на диван и он принялся читать. Скорость, с которой Марк переходил от одного листа к другому, говорила о том, что читает он удивительно быстро. Поэтому, спустя меньше минуты, парень опустил дневник на колени и задумался, глядя перед собой и чуть нахмурив брови.

Я не мешала ему и не торопилась задавать вопросы, а только сидела рядом и украдкой поглядывала в его сторону. Марк был одет в белую рубашку и черные брюки. Закатанные на треть рукава открывали сильные руки, на длинном, тонком пальце поблескивал старинный перстень агирусов с пчелиным символом. Прекрасный профиль молодого ученого снова и снова притягивал мой взор, околдовывал и приводил в волнение... Я так погрузилась в это восхищенное созерцание, что вздрогнула, когда раздался голос Марка:

— Я даже рад, моя любовь, что ты прочитала дневник Мэри. Мне было трудно заговорить с тобой на эту тему и мы с Альфредом решили, что он сам расскажет тебе трагическую историю, когда сочтет, что для этого пришло время. Но события опережают нас...

Молодой ученый замолчал.

Я набралась терпения и сидела в ожидании. Было непонятно, чем вызвано волнение парня, почему этот разговор так труден и неприятен для него. Что связывает его со смертью моих родителей?

Мне стало не по себе. Марк вел себя так, словно что-то тревожило его совесть. Я подняла глаза и поймала взгляд парня. Думаю, он увидел все, что я испытывала в тот миг — тени неясных подозрений, смятение, недоумение... Мое терпение закончилось.

— Рассказывай!, — коротко и веско приказала я.

— Окей, — Марк встал с дивана и пересел в кресло, стоящее напротив, видимо, чтобы удобнее было смотреть на меня и наблюдать за моей реакцией. Поскольку он все еще молчал, я нетерпеливо заерзала, начиная волноваться не на шутку и голосом с капризными нотками сказала:

— Марк, ну давай уже, не тяни время!

Он обреченно посмотрел перед собой и начал рассказ:

— В прошлом году в начале июля мне удалось прикрепить жучок на машине Бакли и мы стали прослушивать его разговоры в автомобиле. Таким способом мне и Альфреду удалось получить немало информации о действиях и планах этого сумасшедшего ученого.

Спустя несколько дней, утром пятого июля мы были в дороге и находились за сто двадцать миль от Белдорфа. Планшетник, на который я получал звук с прослушки в машине Бакли, внезапно «проснулся» и мы стали внимательно слушать. Сначала наш враг и его подручный просто болтали о том, о сем, но затем разговор принял опасный оборот:

— «Их машина выехала из Грейхолла», — сказал Бакли, — «езжай за ними, но так, чтобы они не заметили слежки», — приказал он Мюллеру, который сидел за рулем.

Через короткое время последовал приказ:

— «Обгони их, Курт, я знаю куда они направляются, надо опередить Греев на несколько минут».

Следующие четверть часа из планшетника звучал голос Бакли, который поторапливал Мюллера:

— «Что ты тащишься, как черепаха, дави на газ!», — в ответ слуга что-то оправдательно мычал, после чего слышался вой двигателя, увеличивающего обороты.

— «Поворачивай на эту лесную дорогу, проедь метров сто и остановись там, а я выйду здесь, на развилке, и остановлю машину Греев. Постараюсь уговорить их свернуть на лесной проселок, скажу им, что водитель гелендвагена, виднеющегося вдалеке на тропе, потерял сознание и ему нужна помощь. Для пущей убедительности растянись на траве возле машины — сыграй жертву инфаркта!», — Бакли ядовито рассмеялся, а Мюллер захихикал в ответ.

Стало понятно что происходит, ведь нам было известно о редких растениях, которыми занимается семья Грей — твоя семья, Энни...

Марк взглянул на меня сочувственно и снова отвел глаза в сторону, продолжив рассказ:

— И хотя мы были далеко от Белдорфа, но все же решили поспешить на выручку твоим родителям. В тот момент ягуар вел Альфред, но я сменил его за рулем, так как езжу быстрее. На карте я отследил, где находится электронный жучок, установленный в гелендвагене Бакли, и мы ринулись туда с сумасшедшей скоростью, нарушая все мыслимые правила.

Когда мы нашли твоих родителей, они были мертвы. Их убили прямо в машине — окровавленные тела так и остались сидеть на своих местах...

Марк почти не смотрел на меня все то время, что описывал случившееся. Однако теперь он перестал избегать моего взгляда. В его печальных глазах отразились сожаление и боль. Я не могла произнести ни слова, но слушала, закусив губу так сильно, что почувствовала вкус крови.

— Мы с Альфредом быстро вытащили тела из автомобиля и отнесли на поляну, скрытую от дороги густыми зарослями кустарника. Они были еще совсем теплыми и дядя закричал:

— «Марк, неси скорее саквояж, попробуем спасти этих людей».

Альфред сделал все необходимые процедуры перед оживлением и ввел в кровь твоих родителей состав «Спиритус». Ножевые раны начали затягиваться, но как-то неправильно, медленнее, чем должны были при нормальном оживлении. Кроме того, поверхности ран пенились от выделяющихся пузырьков газа. Нехороший признак. Мы переглянулись, дядя попросил:

— «Посмотри в планшетнике, Марк, в какое время Бакли вышел из гелендвагена у развилки и приказал Мюллеру разыграть представление с мнимым инфарктом на лесной дороге».

Я сделал это и сообщил, что с того момента минуло час и двадцать пять минут. То есть — критические пятьдесят минут плюс еще тридцать пять. Дядя стал рассуждать вслух:

— «Положим, преступники не в тот же миг убили супругов Грей. Бакли должен был остановить их машину, поговорить с ними, убедить свернуть на лесную тропу и проехать по ней до стоящего внедорожника. Но там, скорее всего, нападение произошло немедленно, раз никто из супругов не успел покинуть машину».

Я согласился с Альфредом и сказал:

— «Стало быть, супруги Грей умерли больше часа назад. Мы не можем продолжать оживление!»

Альфред заколебался:

— «Может рискнем?»

— «В случае неудачи, которая наверняка ожидает нас при таком позднем оживлении, мы получим бессмысленные, поврежденные существа — нам придется убить их обоих. Меня не привлекает такая перспектива. Они умерли, дядя, мы опоздали».

Если бы мы собирались закончить процесс оживления, то следовало сделать искусственное дыхание и запустить сердце. Но ничего этого ни я, ни Альфред делать не стали. Под действием «Спиритуса» в телах супругов Грей исчезли все раны и повреждения, но жизнь покинула их навсегда.

Это все, Энни.

В гостиной воцарилась тишина. Я беззвучно плакала — слезы сами собой лились из глаз. В душе нарастало чувство досады:

— «Почему Марк не позволил профессору рискнуть и оживить моих родителей?!»

Когда поток слез иссяк, я так и спросила его, добавив:

— Отчего было не попробовать, терять-то уже нечего...

— Именно этого упрека я и опасался, Энни. Однако существует правило — после пятидесяти минут смерти не оживляем и точка! Поверь, дорогая, это обосновано и проверено много раз. В то время я еще не был влюблен в тебя, даже знаком с тобою не был. Но если бы подобный выбор встал предо мною сейчас, то я поступил бы точно так же, как и тогда, несмотря ни на что.

Марк встал с кресла и взглянул на меня, его лицо приобрело строгое выражение.

— У меня нет чувства вины и поэтому я не прошу у тебя прощения, Анна. Мне просто очень жаль, что все так вышло.

Я понимала, что молодой ученый прав, но чувство досады не покидало меня. Я постаралась разобраться и, наконец, поняла, что именно так раздражает меня во всей этой истории, за что я продолжаю злиться на моего парня. Чтобы успокоиться я прошлась по комнате взад-вперед, остановилась перед ним лицом к лицу и спросила:

— А нет ли у тебя, Марк, чувства вины за то, что вы, все агирусы, зная о намерениях Бакли, понимая, что он из себя представляет, не остановили его вовремя и, тем самым, позволили ему совершить злодеяния, убить такое множество людей прямо и косвенно — одна эта эпидемия унесла десятки, а то и сотни жизней. А что будет если ее не получится остановить? — теперь я злилась на всех этих суперлюдей — агирусов.

— Тебе известно, любовь моя, что мы ездили в Нью Йорк на Совет Агирусов. Он был созван, чтобы решить проблему — Бакли. Совет пришел к выводу, что ученого-преступника нужно остановить. Мне поручено поймать Дастина и передать его на Суд Агирусов. Но если не удастся схватить Бакли живьем, то я имею полномочия убить его.

— У меня нет жалости к этому чудовищу, забравшему жизни моих родителей. Наоборот, я спрашиваю, почему такое решение не было принято раньше, ведь это спасло бы многих людей!

— На Дастина работает группа высококлассных хакеров, они находятся в одной из азиатских стран. Им удалось взломать главный компьютер Совета Агирусов в Нью Йорке и Бакли получил списки агирусов, все их личные данные с подробностями и другие важные сведения, например, имена политиков, которые лоббируют наши интересы. Дастин шантажирует Совет Агирусов, заявляя, что если он будет убит, то его доверенное лицо немедленно обнародует украденные секретные документы. Это — катастрофа. Такова главная причина нашего бездействия в отношении Бакли. Однако теперь, в случае неудачи с поимкой Дастина Бакли живьем, я убью его, несмотря на риск рассекречивания. Правда, есть слабая надежда, что преступник блефует.

Марк покачал головой и добавил:

— Физическое уничтожение человека — это очень трудное дело для меня в нравственном отношении.

— Но ведь речь идет о страшном преступнике...

— Я не собираюсь, Энни, читать тебе морали, но вынужден объясниться. Когда живешь так долго, то начинаешь лучше определять истинные ценности. В нашей земной жизни самая большая драгоценность — это человеческая жизнь. Не нужно быть агирусом, чтобы осознавать это теоретически, спроси любого и тебе ответят теми же словами. Но у долгоживущих понимание наполнено гораздо более глубоким смыслом. Мы трепетно относимся к любой жизни, а особенно — к человеческой.

Есть только один способ, чтобы получился человек — надо его зачать и выносить, родить, вскормить, сберечь, воспитать и научить миллиону вещей, для этого требуется очень много трудов, усилий, времени и ресурсов. И любви. А вот для того, чтобы жизнь оборвалась, есть тьма тьмущая способов и бывает достаточно доли секунды.

Марк горестно вздохнул. А я села на диван и подтянула колени к подбородку, обхватив ноги руками. Глядя на ковер, я анализировала слова молодого ученого. Все правильно, но из любого правила существуют исключения.

— Марк, дорогой, — сказала я, не поднимая глаз и продолжая смотреть вниз, — ты так хорошо все объяснил, что с этим трудно спорить, но я осмелюсь. Скажи, а разве те люди, которых Бакли уже убил и те, кто еще жив, но скоро умрут по его вине, менее ценны, чем этот преступник?

— Вот именно, преступник!, — вскричал Марк, — Он и ведет себя, как полагается злодею. Но мы ведь не должны уподобляться ему.

Решение о его устранении невозможно было принять быстрее.

Перстень Агируса
Во-первых, получение согласия членов Совета Агирусов заняло время. Многие из них не соглашались на крайние меры до тех пор, пока не была доказана чрезвычайная опасность Дастина Бакли. Во-вторых, агирусы не мстители, чтобы вершить суд над каждым банальным злодеем. Мы вступаем в действие, лишь когда случается нечто из ряда вон выходящее.

Понимаешь, Энни, агирусы малоуязвимы и сильны, у нас есть большое преимущество перед обычными людьми. К тому же, за долгую жизнь приходится встречать много негодяев и преступников. И если всякий раз с легкостью позволять себе убивать, то можно забыть о желании прожить жизнь без угрызений совести.

Женщина, мужчина, ребенок — каждый из них — это целый мир! Поэтому убийца человека в моих глазах не столько злодей, сколько тупица, презренный глупец, неспособный понять, что он уничтожает огромную и подлинную ценность.

Но ведь и Бакли — человек...

Тем не менее, решено остановить его. К сожалению, иногда нет выбора... И мне уже приходилось...

Как должны быть счастливы люди, дожившие до глубокой старости с чистой совестью и без крови на руках.

Не могу сказать этого о себе.

Глава 32. Ева

… Я шла по улице и решила зайти в то самое кафе, где мы были с Марком в день нашего первого свидания. У входа я заметила девушку странного вида и когда приблизилась, то поняла, что это не человек, а мамбул. Она увидела меня и, пошатываясь, направилась ко мне. Я попятилась и хотела броситься наутек, но не тут-то было! Со всех сторон, по одному-по два, стали сбредаться мамбулы. В страхе я заметалась, боясь очутиться в ловушке, из которой уже не выбраться.

Свободным оставалось только одно направление, туда я и побежала — в сторону библиотеки. Из переулка вывалилась целая толпа ходячих мертвецов. Я запаниковала, дыхание стало судорожным — грудь стиснуло от ужаса — я не вдыхала воздух, а втягивала его в себя с негромким, сдавленным звуком, все тело дрожало, а ноги ослабли.

Мне пришлось петлять на бегу, уворачиваясь от цепких рук. В одном из магазинов дверь была распахнута настежь и оттуда слышался отчаянный женский крик. Я кинулась в ту сторону и увидела через окно, что небольшое помещение магазина заполнено мамбулами, сгрудившимися вокруг чего-то или кого-то. Через мгновение крик стих. Я ничем не могла помочь...

Пробираться вдоль улицы становилось все труднее и труднее. И тут случилось кое-что пострашней. На противоположной стороне я увидела овчарку. Она была похожа на старое, облезлое чучело, а не на живую собаку. Наполовину откушенный, серый язык безвольно свисал из пасти. Без эмоций и без звуков мертвый пес побежал ко мне. И хотя у собаки заплетались лапы, двигалась она быстрее, чем люди-мамбулы.

Я заметалась в поисках спасения. И слева, и справа путь для бегства был закрыт — там шатались целые толпы ходячих мертвецов. Передо мной оказалась дверь библиотеки, больше бежать было некуда. Я дернула за ручку, но безуспешно — заперто!

— Что мне делать?!, — закричала я и ударила кулаком в дверь, не надеясь, что это поможет. Потом повернулась лицом к улице, лихорадочно придумывая способы обороны от мертвой собаки, которая была уже в паре ярдов от меня.

— «Надо изловчиться, быстро схватить овчарку за шею — так она не дотянется зубами до моих рук — поднять ее и отбросить подальше, насколько хватит сил», — ничего более разумного в голову не приходило. Но как спастись от целых толп людей-мамбулов? Я не знала ответа и не думала об этом сейчас, а готовилась дать бой мертвой четвероногой твари.

Собака-мамбул настигла меня и уже обдала вонючим дыханием из пасти, как вдруг дверь за моей спиной сама раскрылась, чья-то рука втащила меня в библиотеку и захлопнула дверь прямо перед носом у жуткого существа.

Моей спасительницей оказалась мисс Тэтчер.

В этот момент, во сне или в дремоте, как ни странно, я поняла, что сплю и вижу сон.

Мисс Тэтчер предстала передо мной не в мертвецком обличье, как в прежних сновидениях, а такой, какой она была при жизни — высокая, худощавая женщина с коротко остриженными седеющими волосами, одетая в юбку и жакет серого цвета. Она села на один из стульев и начала говорить, а я слушала ее, стоя посреди комнаты.

— Ребекка — сестра моя — так плакала, так жалела меня, когда я умерла. Она считала, что вся моя жизнь — одно сплошное невезение, а смерть нелепа и жестока. Я и сама, бывало, подумывала так же. Да вот ведь как вышло...

В той толпе на улице, бродит моя Ребекка, и соседи, и подруги мои. Они уж теперь не живые, а мертвые, хоть могут есть и ходить. Вчера утром моя сестра убила человека. А позавчера она съела собственную кошку. Участь, постигшая ее, хуже, чем то, что случилось со мной.

Эпидемия, которая сейчас в самом разгаре — это то, о чем я много раз пыталась предупредить. Это если и помогло, то не слишком заметно. А сейчас мне нужно сообщить тебе кое-что важное. Слушай!

Мэри Тэтчер встала со стула, подошла ко мне, приблизившись почти вплотную. Она наклонилась к моему уху, будто собиралась сказать мне что-то по-секрету:

— Дастин Бакли хочет получить доступ к результатам исследований Альфреда и Марка. Это восполнит пробел в его знаниях и он обретет огромную тайную власть. Негодяй понимает, что Марк ни при каких обстоятельствах не станет сотрудничать с ним и поэтому является помехой. А вот Альфреда, по мнению Бакли, можно сломить и заставить подчиняться... Я уверена, что злодей ошибается и сильно недооценивает профессора Мейсена.

Мисс Тэтчер печально усмехнулась.

— Скажи Альфреду, что его племяннику грозит смертельная опасность. Марк безрассудно смел, он думает, что все предусмотрел и поэтому неуязвим, но враг нашел его ахиллесову пяту 60. Ты должна сделать одну вещь, Анна, иначе твой парень умрет.

Запомни все, что я скажу. У Марка есть только одна ахиллесова пята — это ты, Анна! Поэтому необходимо...

В дверь моей комнаты постучали и я проснулась, так и не услышав что именно нужно сделать для спасения Марка. В ушах звучали странные слова мертвой библиотекарши:

— «У Марка есть только одна ахиллесова пята — это ты, Анна!»

Стук в дверь повторился.

— Просыпайся, соня, — услышала я голос Эми, — мы с Диком ждем тебя в кухне, даю тебе на сборы пятнадцать минут, поторопись!

И она умчалась. А я быстро почистила зубы, приняла душ, натянула на влажное тело джинсы и футболку и явилась на завтрак вовремя. Дик уже покормил птиц в оранжерее, а также собаку и котов и теперь допивал свой кофе. Эми завтракала корнфлексом и молоком, а меня ожидала тарелка с омлетом.

Сегодня пошел четвертый день, как санитарные отряды прочесывают закрытую зону и уничтожают мамбулов — людей (бывших) и животных. Все эти дни Марк и Дик уходили и сражались вместе со своим отрядом.

После того ужина вдвоем, в среду, когда мы немного поссорились, молодой ученый пожелал ночевать у нас в усадьбе, на диване в библиотеке. И с того дня все три ночи мой парень проводил в Грейхолле, поэтому сегодня я рассчитывала увидеть его за завтраком.

— Доброе утро!, — поздоровалась я с друзьями, — а где Марк?

— Он осматривает забор по периметру усадьбы. Через десять минут мы с ним выезжаем — наш отряд сегодня будет прочесывать лес в районе замка, но сначала мы отвезем Эми и тебя в Мейсен Мэнор, — пояснил Дикки и добавил:

— Кстати, не забудьте надеть ваши пояса с пистолетами. Ситуация нешуточная и вы, девушки, должны быть вооружены.

За время короткой поездки в поместье нам попались четыре мамбула. Марк убил их из обычного пистолета.

В Мейсен Мэноре Эми получила задание сделать базу данных по результатам анализов Евы Фостер и запустить новую компьютерную программу, написанную Диком, для обработки этих данных.

А мне надо было срочно поговорить с профессором Мейсеном. Нашла я его в палате Евы. С порога поздоровавшись, я хотела пересказать ему свой тревожный сон, но замерла на полуслове, увидев лежащую без сознания Еву. Такого зрелища никто не мог ожидать. Я была готова к тому, что миссис Фостер, примет еще более жуткий вид. Как-никак пошел уже седьмой день с даты ее превращения в зомби...

— Что все это значит, профессор?, — моему удивлению не было предела!

— Это значит, мисс Грей, что эксперимент продолжается и дает результаты, только и всего, — ответил Альфред Мейсен, ни капельки не прояснив ситуацию.

— Когда это случилось, сэр?

— Вчера.

Я снова посмотрела на Еву и стала подходить к ней ближе, чтобы убедиться, что я в своем уме и глаза не обманывают меня.

— Осторожно!, — закричал профессор и, схватив мою руку, резко оттащил меня назад.

Ева открыла глаза. Я заметила, что теперь она прикована к кровати не наручниками, как это было раньше, а какими-то массивными металлическими приспособлениями.

— Здравствуй, Анна, я так рада тебя видеть, — раздался невыразимо приятный, мелодичный голос, — ко мне обращалась миссис Фостер!

Но изумлял не только голос. Вместо омерзительного мамбула на кровати лежала самая прекрасная женщина из всех, кого я видела в жизни. У нее были черты лица Евы Фостер, но теперь она стала во много раз красивее. От мамбульской вони не осталось и следа, наоборот, какой-то едва заметный аромат витал в воздухе и слегка пьянил меня.

Вопрос Альфреда Мейсена застал врасплох:

— Вы никогда не видели вампира, мисс Грей?

— Что?

— Поздравляю, теперь увидели!

Даже не знаю, сколько времени продолжалась немая сцена, а потом профессор решительно заявил:

— Поговорим об этом, когда вернутся Марк и Дикки. Им еще не известно, что случилось с Евой. А пока пойдемте в мой кабинет и там вы расскажете мне то, что собирались, когда вошли в палату.

— Ей нечем тебя порадовать, Альфред, — снова раздался прекрасный голос Евы, — готовься услышать плохие новости. Боюсь, что они касаются твоего дорогого племянника.

Профессор Мейсен резко повернулся ко мне:

— Что случилось?

Я замялась, не зная с чего начать, да к тому же мне не хотелось говорить при Еве, или как ее теперь называть.

— Да говорите же! — крикнул профессор.

— Ничего особенного не случилось, сэр, но я должна поговорить с вами и будет лучше, если мы, и в самом деле, пройдем в ваш кабинет.

Пока мы шли по коридору я спросила:

Она прочитала мои мысли, сэр?!

— Ну что вы, Анна, скажете тоже. Просто вампиры превосходно умеют наблюдать. Они видят движения глаз и рук, суетливость или спокойствие, следят за расширением и сужением зрачков, обращают внимание на частоту моргания, дыхания; съежился ли испытуемый человек или наоборот — поднял голову и широко развернул плечи... и так далее и тому подобное. И вот, по результатам наблюдения, приплюсовав к сему знания о характере и обстоятельствах данного человека — делается правильный вывод о его мыслях.

— А-а-а, понятно.

Я впервые оказалась в большой комнате, где работал профессор Мейсен. Внимание привлек старый, массивный письменный стол. Почти такой же стоял в кабинете моих родителей, он был родом из Франции середины девятнадцатого века. Сделанный из розового дерева, тяжелый двухтумбовый стол имел можество ящиков и ящичков. Я знала, что в нем есть, как минимум, шесть потайных мест, четыре из которых можно было отыскать, если повозиться и проявить изобретательность, но два были так хорошо спрятаны, что не зная секрета, найти их было невозможно.

По всей поверхности стола были разбросаны напечатанные на принтере научные статьи из многих журналов. Я увидела «Nature», «Science», «Chem Phys Letters», «Optical Mater...» и так далее, и тому подобное — статьи были по медицине-биологии, нанотехнологиям и по оптике. Монитор компьютера ютился как-то сбоку, давая место небольшому низкому ящику, обтянутому коричневой кожей и богато инкрустированному серебром. Этот предмет казался неуместным среди статей, бумаг, ручек, карандашей и каких-то невообразимых линеек неизвестного мне назначения. При этом кожаный ящик выглядел единственной незыблемой вещью на столешнице ученого.

На одной из стен была закреплена доска с нарисованной мелом сложной схемой, с буквами, смысла которой я не поняла, ясно было лишь, что она как-то связана с генетикой.

В книжных шкафах стояли множество научных изданий, а один из шкафов был заполнен очень старыми фолиантами, содержащими труды ученых из далекого прошлого. Я заметила даже тома по алхимии.

Огромные окна выходили на лужайку перед научным корпусом, стекла в нижней части окон были разноцветными — я узнала солнечные концентраторы, дающие энергию дому.

Меня беспокоили слова профессора о Еве. Он дал понять, что миссис Фостер — вампир? Или ученые так шутят? Но видя нетерпение Альфреда Мейсена, я не стала отвлекаться, а сразу же рассказала о предупреждении мисс Тэтчер. Учитывая эмоциональность профессора, я постаралась как можно спокойней передать содержание моего сна, но он все равно занервничал, вскочил со своего кресла и стал ходить взад-вперед вдоль окна.

Я спросила:

— Вы принимаете это всерьез, профессор?

— Не могу сказать, что я верю в сны, нет, конечно. По большей части они — это игры сознания и ничего не значат. Однако, на протяжении жизни я изредка сталкивался с правдивыми снами, некоторые из них — ваши сны, Анна. Поэтому я не стану пренебрегать информацией, которую вы сообщили.

— Никогда бы не подумала, что услышу такие слова из уст крупного ученого, сэр..., — вырвалось у меня невольно.

— А что вас удивляет, мисс Грей?, — Альфред Мейсен обиженно хмыкнул и объяснил:

— Возьмите в пример простой компьютер. Он записывает, хранит, обрабатывает, передает как угодно далеко уйму информации. Но ведь еще совсем недавно мы даже не мечтали, что появятся такие возможности, а довольствовались для этих целей бумагой, пером, чернилами и обычной бумажной почтой, а всю обработку данных производили в голове.

Вполне допускаю, что есть способ, нам пока не известный, позволяющий передавать послания прямым ходом в чье-то сознание. Что же касается того факта, что уважаемая мисс Тэтчер мертва, то меня это не смущает. Я верю, что люди не умирают окончательно, а продолжают существовать в том или ином качестве.

Или возьмем привидения. Понятно, что они — это проекция чьего-то разума и тоже передают информацию, а сами являются обычным 3D изображением. Жуть им придает лишь то обстоятельство, что они приходят в образе умерших людей... Но я отвлекся..., — профессор взъерошил и без того пышные волосы и попросил:

— Мисс Грей, помогите мне разобраться, какая именно опасность, связанная с вами, может угрожать Марку.

— Я и сама раздумываю над этим, сэр, но пока в голову ничего не приходит, — удрученно ответила я и добавила:

— Может быть мне снова приснится мисс Тэтчер...

Парни вернулись в Мейсен Мэнор, когда стемнело. Поужинав, мы все отправились пить кофе в зимний сад — там, в окружении растений, беседовать приятней, чем в комнатах. В этот раз с нами были трое Слейтеров. Самым большим сюрпризом оказалось появление Сони Складовски. Она вошла последней и остановилась, смущенно улыбаясь. Я подбежала к подруге и обняла ее:

— Соня, привет, я очень рада!

— Я тоже, у меня голова идет кругом от всего, что происходит в последние дни. Со мной занимается Рэйчел, рассказывает кто мы такие, как надо себя вести.

— Ты ведь теперь агирус, Соня? Замечаешь в себе что-нибудь необычное?

— Я еще не поняла, просто очень хорошо себя чувствую и сил прибавилось. Мне нравится.

 К нам подошел Джереми. Он управлял делами на ферме Фостеров и ему было о чем поговорить с Соней. Дик и Эми стояли поодаль и переговаривались. Моя подруга не выглядела веселой.

Марк усадил меня рядом с собой на скамейку у маленького бассейна с голубыми лотосами и подал мне чашку кофе. Все собравшиеся в зимнем саду семь человек казались то ли уставшими, то ли встревоженными.

Профессор погладил сонного ручного попугая — тот сидел на спинке садового стула и задумчиво чесал лапой клюв. Птица была крупная — размером чуть ли не с курицу. Когда профессор уселся на этот же стул, попугай принялся ласково теребить его за ухо. Альфред Мейсен отмахнулся от птичьих нежностей, пересел на другой стул, который стоял возле высокого куста вьющейся розы и сказал:

— Некоторым из вас уже известна новость, касающаяся Евы Фостер.

Он замолчал, оглядел слушателей, потом поднял глаза вверх и, увидев свисающий цветок розы, усмехнулся:

— Это я удачно сел именно здесь. Сказанное под розой считается страшной тайной, которую нельзя никому выдавать. Итак, помните — Sub rosa dictum 61— и слушайте!

У меня для вас есть хорошие новости и плохие. И те, и другие касаются Евы Фостер. Вам известно, что семь дней назад она выпила зараженную воду, которую ей подсунула темная лошадка Эллинор, и превратилась в мамбула. К счастью для Евы, первыми ее жертвами стали овцы, а, как известно, кровь живой овцы является снотворным для всех видов зомби, к тому же она замедляет разрушительные процессы в обреченном зомби-организме.

Мы нашли Еву спящей, перевезли ее в Мейсен Мэнор и немедленно принялись за лечение. Я заменил ужасную мамбульскую кровь на искусственную жидкость, мне помогла в этом Анна, — легкий поклон в мою сторону, — что также позволило затормозить губительные процессы. В тот же день мы ввели в тело бедной женщины наш состав «Спиритус» и лекарство Анны против смертельной лихорадки. Соня, укушенная матерью, получила точно такое же лечение и благополучно превратилась в агируса (как и кот Питкин). Но миссис Фостер оставалась мамбулом.

Разница между этими случаями заключалась во времени. Соня приняла лечение сразу же после заражения, мозг не пострадал — все было сделано быстро и она избежала превращения в мамбула. А Еву мы получили уже в прискорбнейшем состоянии...

Что было делать? Для спасения мозга бедной женщины пришлось погрузить ее в искусственную кому, а я, тем временем, использовал все мыслимые средства, чтобы вернуть пациентку в человеческую сущность.

Но Ева лежала в коме и ничего не помогало, она оставалась мамбулом, а я не собирался сдаваться, решив бороться за нее до конца и призвав на помощь Марка. Нам пришла в голову интересная идея.

Мы заставили мозг Евы воспалиться, надеясь на то, что залечивая его, организм восстановит разрушенные участки. Добиться воспаления мозга у мамбула оказалось трудным делом, что только не пошло в ход! И химические препараты, и воздействие на голову жаром и холодом, и сотрясения...

Я вдруг представила гротескную картину, как ученые делали это: совали голову Евы то в печку, то в холодильник, трясли ее и били по ней деревянным молотком, мне почему-то стало смешно, я не сдержалась и захихикала, отвернувшись и поднеся руки к лицу.

Профессор возмущенно посмотрел на меня — я, содрогаясь от смеха, выдавила из себя:

— Простите, сэр..., — и снова рассмеялась.

Альфред Мейсен, подняв брови, ожидал когда у меня закончится неуместный приступ нервного веселья, а затем, сделав паузу, продолжил:

— ...наконец я добился своего. Но это не привело ни к каким положительным изменениям и я понял, что Ева просто вскоре умрет.

И тогда я решился на крайнее средство — ввел ей кровь вампира, взяв немного из флакона, подаренного Марку Серебряным Старцем.

И вот, под действием вампирской крови, воспаленный мозг Евы начал быстро выздоравливать и восстанавливать утраченные функции. Вскоре процесс успешно завершился, но вместе с этим произошло кое-что другое...

Ева стала вампиром.

Вздох изумления прошелестел по саду, Эми громко вскрикнула, а Соня заплакала:

— Она теперь не моя мама, а кто-то другой, да? Ответьте мне, профессор!

Альфред Мейсен виновато посмотрел на девушку и сказал:

— Я не знаю, Соня, понятия не имею испытывает ли вампир родительские чувства. Но на всякий случай приготовься к... ммм... к плохому развитию событий.

— Я хочу увидеть маму!, — твердо заявила девушка, глотая слезы — она не виновата в том, что с ней случилось, я буду любить и уважать ее, несмотря ни на что.

Марк сказал Соне:

— Придется подождать несколько дней. Сейчас рабочие готовят специальное помещение в старом Мейсенхаузе, где Ева будет жить. Как только они закончат, ты сможешь повидаться с матерью.

Молодой ученый добавил, обращаясь ко всем:

— Это касается не только Сони. Вероятно, многие из вас захотят увидеть настоящего вампира, но знайте, что это существо лукавее самого хитрого человека и очаровательнее любой соблазнительницы. Ева пленит вас, вы можете потерять голову и влюбиться в нее. Мозги выключатся и она заставит вас сделать для нее что угодно — выпустить на свободу, например. Поэтому посещать Еву я позволю только группой в несколько человек — так сила ее воздействия будет уменьшена.

Раздался телефонный звонок, профессор ответил, а затем отошел в сторону, разговаривая с кем-то.

Вернувшись, он сообщил:

— Звонили из штаба. Новости не радуют, ситуация становится все опаснее из-за непредвиденных переносчиков инфекции. Известен один случай заражения людей внутри запертого дома, пока только один, — профессор сделал ударение на слове «пока».

— Как удалось выяснить, в тот дом проникла крыса-мамбул и напала на хозяйку. Срочно был составлен список опасных животных. В него вошли все млекопитающие хищники, приматы, рукокрылые, а также некоторые грызуны, например крысы и мыши.

Безопасными животными являются травоядные копытные, то есть овцы, лошади, коровы, козы и так далее — на них не действует вирус Beefax M. В этот список входят также все рептилии и пресмыкающиеся.

В отношении хищных птиц пока нет полной ясности. А вот все прочие пернатые не представляют угрозы распространения опаснейшего вируса.

Мы очень боялись, что кровососущие насекомые смогут передавать Beefax M, опасения эти были логичными, зная, что укус комара способен заразить человека малярией, тяжелейшими лихорадками... Но, к счастью, комары, москиты, блохи и прочие назойливые насекомые не являются разносчиками данной инфекции.

Раз уж речь зашла о насекомых, то должен сообщить вам о странной вещи. Мамбулы — ходячая тухлятина, с запахом гнилого мяса, должны были привлекать тучи мух... но нет, мухи не приближаются к ним. Не знаю почему.

Дикки нахмурился и сказал:

— Кое-что меня сильно беспокоит. Мы получили разрешение от правительства на уничтожение мамбулов — ради спасения людей и чтобы не случилась пандемия. Но! Эти мамбулы совсем недавно были обычными людьми, им не повезло и они заразились. А теперь мы убиваем их. Я чувствую в этом не то, чтобы беззаконие, но нечто... не знаю, как сформулировать...

Парень оглядел присутствующих, желая понять, думает ли кто-нибудь так же как он.

— Почему не попытаться отловить хотя бы часть из них, запереть в безопасном месте и попробовать вылечить — дать этим бывшим людям шанс, они ведь не виноваты в том, что заразились!

Ответил Дику Марк, тон его был печален и даже уныл:

— Да можно бы... но успех почти нереален, а опасность велика — вирус легко мутирует, как видишь. Нельзя так рисковать. Если очередная мутация приведет к возможности заражения воздушно-капельным путем или другим быстрым и легким способом — то будет глобальная катастрофа! Мы не можем допустить этого, надо как можно быстрее ликвидировать всю эту заразу.

— Но Ева... С ней же удалось продвинуться...

— О да! Ты желаешь, чтобы вместо толпы бессмысленных мамбулов мы получили десятки умных и быстрых хищников, заметь, совершенных хищников? С ними справиться было бы гораздо труднее.

Я засобиралась домой — было уже довольно поздно, но профессор попросил всех гостей переночевать в Мейсен Мэноре.

— Ехать в темное время по неосвещенной дороге очень опасно!, — заявил он.

Таким образом я снова оказалась в комнате на втором этаже. Марк не пришел пожелать спокойной ночи. Из-за этого добрых два часа я лежала без сна и раздумывала — почему мой парень охладел ко мне, перестал обнимать, целовать? За все дни, что Марк ночевал в Грейхолле, он ни разу не постучал в мою комнату. Так ничего и не поняв, я уснула и увидела очередной сон.

*** 

По дороге шла Эллинор, в ее руках была палка с ошейником, с помощью которой девушка вела перед собой мамбула Вайолетт Мортон. Я узнала место — они подошли к забору моей усадьбы. Толкая Вайолетт палкой с ошейником, Эллинор вынудила ее прелезть через забор и сама сделала то же самое.

Оказавшись в усадьбе, девушка повела Вайолетт к дому и, сильно понукая, заставила ее лезть по плющу на второй этаж. Эллинор также поднималась по стене, удерживая мамбула палкой. Я не могла понять, каким образом Эллинор управляет мамбулом Вайолетт и почему та не пытается напасть на нее, а послушно карабкается вверх?!

Но потом я увидела, что на палке с ошейником закреплено приспособление, похожее на короткую изогнутую удочку. Эта штука тянулась от задней части ошейника — над головой мамбула, а на конце «удочки» находилась свисающая приманка — большой кусок свежего мяса, сочащегося кровью. Это «лакомство» болталось перед лицом Вайолетт на расстоянии тридцати дюймов, она не могла схватить мясо и двигалась все время в его сторону, то есть туда, куда направляла палку Эллинор.

Когда странная пара подобралась к окну, Эллинор, оставаясь в тени, подняла раму и втолкнула мамбула в комнату, расцепив и забрав ошейник. Я увидела свою спальню — кресло в дальнем углу, комод у стены, кровать посреди комнаты, а на ней — я сама и кот Питкин...

***

Пробуждение принесло досаду — совсем не такой сон хотелось мне увидеть. Вместо советов Мэри Тэтчер я получила не слишком важную информацию, хоть и любопытную — каким образом тупой и безмозглый мамбул сумел целеустремленно забраться в мою комнату. Теперь я получила ответ. Возможно, его отыскало мое собственное подсознание... Очень не хотелось допускать сверхъестественное объяснение этой загадки.

Почему главную роль в моем сне сыграла Эллинор? На таком зыбком основании, как ночное видение, ее нельзя обвинять. Но я серьезно отнеслась к увиденному и сочла свой сон правдоподобным, а значит Эллинор — под подозрением.

Утро выдалось суматошным и торопливым. Марка я не видела до завтрака. Но и потом мы едва ли перекинулись парой слов до момента, когда он повез меня и Эми (чтоб я не оставалась в усадьбе одна) в Грейхолл.

— Бакли исчез, — сообщил молодой ученый, когда машина миновала ворота Мейсен Мэнора и выехала на лесную дорогу.

— Он и вся его небольшая команда сбежали, как только началась эпидемия. Но я уверен, что они не покинули зону оцепления и скрываются где-то неподалеку.

— Что еще задумал этот ученый злодей?, — испуганно спросила Эми.

Марк пожал плечами и, притормозив, застрелил мамбула справа среди деревьев, которого мы с подругой не заметили. По дороге парень убил еще трех мамбулов.

— Ой, откуда они берутся? Отряды уничтожили много мамбулов, но на этой дороге их не стало меньше. Те, что встретились нам сегодня, они не из нашей деревни, — сказала я, меня поддержала подруга:

— Да, Марк, вы с профессором пару дней назад говорили, что мамбулов несколько десятков, но сейчас мы видим другую картину. Их многие сотни, если не хуже. Откуда все они взялись?

— Такая эпидемия похожа на снежный ком — стремительно нарастает и это происходит все быстрей. Еще позавчера прогнозы Совета Агирусов были неутешительными, но сегодня появились данные, означающие, что мы взяли эпидемию под контроль. Теперь нужно уничтожить всех мамбулов, а самое главное — охранять зону оцепления, чтобы инфекция не вырвалась наружу.

Мы въехали в усадьбу, втроем обошли территорию и убедились, что все в порядке.

Я открыла входную дверь и увидела, что со стороны лестницы к нам быстро летит Абитц. Прошло уже несколько дней с тех пор, как дом был наглухо заперт и ворон лишился любимых прогулок-полетов. И теперь он хотел спешно вылететь из дома, пока дверь оставалась открытой. Раздумывать было некогда! Я выхватила из подставки зонт, рывком раскрыла его и преградила ворону путь наружу. Птица не успела повернуть в сторону, ударилась в открытый зонт и упала на пол.

Марк, тем временем, захлопнул и запер дверь, Эми что-то возбужденно залепетала, а я закричала:

— Абитц, ты никуда не полетишь!

Ворон возмущенно сверкнул черным глазом, отбежал, широко шагая и подпрыгивая, грузно взлетел и скрылся на верхнем этаже.

— Нужно будет поговорить с ним, — сказала моя подруга, — он обиделся.

— Ты права, Эми, Абитц чувствительный и обидчивый. Он теперь станет меня демонстративно игнорировать. Хорошо, если простит дня через три. В прошлый раз Абитц «наказывал» меня целую неделю. Я поговорю с ним. Он хорошо чувствует интонацию и может быть поймет, что для такого «ужасного поведения» у меня были причины.

Марк уехал. Сегодня, как и в предыдущие дни, они с Диком отправились уничтожать мамбулов. А мы с Эми следили за боем, благодаря камерам на шлемах наших парней. В районе замка обнаружилось еще одно скопление ходячих мертвецов, поэтому отряд Марка направился туда же, где действовал накануне.

Когда бойцы обнаружили две большие толпы мамбулов, бредущие навстречу отряду с разных сторон, то развернули оборону — натянули два ряда стальной проволоки на высоте около пятнадцати дюймов. То место, где расположилась медсестра — пост помощи пострадавшим и раненым — окружили наклонными пластиковыми щитами, обильно политыми маслом, оставив узенький проход для людей.

Эти меры не были лишними, потому что защитные костюмы не могли гарантировать безопасность, хоть и снижали риск. Несколько раз мамбулам удалось прокусить перчатки и тогда бойцы не только теряли пальцы, но и были заражены. Некоторые мамбулы имели очень сильные челюсти и их укусы, нанесенные сквозь ткань костюма, вызывали сильное кровотечение, иногда это приводило к заражению. Вакцина помогала в большинстве случаев, но не всегда — пятерых укушенных бойцов спасти не удалось — они превратились, их пришлось убить.

Первой подошла толпа, бредущая с южной стороны. Натянутая проволока здорово помогала вначале — мамбулы спотыкались и падали — их было легко убивать. Но потом скопились тела и накрыли проволоку, а задние мамбулы шагали по ним. Пришлось подвинуть линию обороны и натянуть новую проволоку.

То же самое произошло и с постом медсестры. Одни мамбулы падали, другие шли или ползли по упавшим и вскоре Марку пришлось бежать на помощь медсестре. Он убил мамбулов и растащил в стороны тела, давая возможность девушке работать без опаски — а работы у нее было много. Она едва успевала вкалывать вакцину, останавливать кровь, обрабатывать раны.

Каждую минуту сражения Марк находился в самом опасном и жарком месте, бросаясь на помощь всякий раз, когда кто-то из его бойцов подвергался риску. Он дрался бесстрашно, не думал о себе, но старался защитить своих людей. Мой парень снова и снова закрывал собою ребят из отряда, принимая на себя атаки разъяренных мамбулов.

Наблюдая эти ужасные события и видя, как много тяжелой и опасной работы делает Марк, я поняла, что его холодность ко мне объяняется просто — он не может думать о себе, о своих чувствах, когда вокруг ежечасно происходят трагедии, когда привычный мир балансирует над пропастью. Мне стало стыдно за мои эгоистические переживания.

Эти мысли отвлекли меня от экрана компьютера, я смотрела в сторону, уставившись в одну точку, как вдруг Эми, сидящая рядом, коснулась моей руки и возбужденно закричала:

— Энни, посмотри!, — и слегка повернула в мою сторону свой планшетник на который получала видео с камеры Дика.

Я увидела, что к Марку со спины вплотную подобрались трое мамбулов и через секунду могли напасть. Дик выкрикнул:

— Марк, сзади! Осторожно!, — и побежал к нему. Парень выстрелил в двух мамбулов, а с третьим расправился сам Марк. Я облегченно вздохнула и стала внимательнее следить за видеоокном на своем компьютере.

Раздался зуммер — кто-то вызывал Марка по рации, он ответил, остановившись на минуту и внимательно следя за ситуацией на поле боя. Я не слышала голоса звонившего человека — у моего парня был наушник:

— Привет, что-то случилось?

Какое-то время Марк слушал, потом сказал:

— Я выезжаю.

Он передал руководство Дику и крикнул одному из парней:

— Эй, Джимми, где твой мотоцикл?

— Я оставил его за поворотом дороги, — отозвался Джимми, который в защитном костюме и шлеме ничем не отличался от других бойцов.

— Дай мне ключи!

— Бери, Марк, — Джимми бросил ему звякнувшую связку ключей, — оставишь мотоцикл потом возле штаба.

Молодой ученый побежал вдоль дороги, отстреливая на ходу одиночных мамбулов, бредущих на шум схватки. На бегу он обратился ко мне:

— Энни, я получил известие, что в районе первой трассы кто-то обстрелял санитарный отряд. Ребята ехали на трех больших машинах к месту, где сегодня им предстояло уничтожать мамбулов. Когда машины поравнялись с лесом, из зарослей по ним было выпущено несколько автоматных очередей. Сначала стрелявший повредил колеса, один автомобиль опрокинулся, другие остановились. А потом из леса полились очереди, нацеленные внутрь машин.

Несколько человек убиты, многие — ранены. Как только стрельба прекратилась, бойцы обследовали заросшие обочины, но там уже никого не было. Я уверен, что стрелял по отряду Курт Мюллер — это его стиль — нагадить из укрытия и сбежать.

На шум выстрелов в то место сразу же потянулись мамбулы. Ребята изо всех сил держат оборону и помогают раненым, но запах крови и свежих ран будоражит нежитей, он придает им силы и агрессию. Сейчас там сложилась очень опасная ситуация и я поеду на помощь.

Я придвинула микрофон и закричала в него:

— Марк, прошу тебя, будь осторожен! Если что-то случится, я не смогу жить без тебя, я не справлюсь...

Слезы душили меня, было трудно говорить. Я страшно испугалась, представив себе, что ждет Марка там, где отряд попал в засаду. Толпы мычащих, хрипящих мертвецов, тянущих руки за добычей; возникающих, словно ниоткуда — то не было никого, то вдруг мертвец уже стоит за спиной и готов укусить.

— Не волнуйся, любимая, я буду осторожным и внимательным. Попробуй связаться с Альфредом — не могу дозвониться ни ему, ни Слейтерам, ни Соне, из штаба тоже звонили дяде, но он так и не ответил. Как будто поместье отрезано от связи. Энни, пожалуйста, оставайся в Грейхолле и звони в Мейсен Мэнор, может быть тебе повезет и тогда передай Альфреду новости — расскажи все, что знаешь.

— Хорошо, любимый, я прямо сейчас начну звонить.

Марк вскочил на мотоцикл и погнал его с такой сумасшедшей скоростью, что продолжать разговор стало невозможно. Я раз за разом звонила на четыре номера — тем, кто находился в Мейсен Мэноре — профессору, Соне и супругам Слейтерам. А их сын Джереми сражался в составе одного из санитарных отрядов.

Ни один из номеров не отвечал. Марк, тем временем, приехал на место засады. Когда я увидела что там происходит, то оставила попытки дозвониться и сидела молча, глядя на экран компьютера, волосы на моей голове шевелились от ужаса. Мамбулов было очень много, явно больше пятидесяти. Клокочащие звуки, которые они издавали, слились в жуткий, заунывный хор.

На дороге шло сражение. Три человека спина-к-спине оборонялись от мертвецов, а их товарищ с сумкой оружия и боеприпасов пытался прорваться к ним. Видимо у ребят кончались заряды.

Одна из трех больших машин, похожих на школьные автобусы, лежала на боку и в ней находился парень в защитном костюме. Через разбитое лобовое стекло в машину пытались пробраться мамбулы. Боец стрелял в них, то и дело испуганно озираясь, он был близок к панике. Одна рука у него была ранена и болталась, как плеть, наверняка причиняя парню ужасную боль. Он изредка прижимал ее к телу здоровой рукой, но потом должен был снова и снова стрелять.

Другая машина стояла пустой с открытыми дверями. А в третьей было двое людей — они отстреливались через разбитые окна.

Несколько человек сидели и лежали на земле. Это были раненые. Вокруг них кольцом расположилась самая большая группа бойцов, которые отражали атаки мамбулов, не подпуская их к раненым товарищам.

Самое страшное зрелище представляли собой убитые бойцы. Я увидела пятерых человек, окроваленных и лежащих без движения. Мамбулы пытались их есть. Но им мешали защитные костюмы. Мертвецы наносили укусы, пытались разорвать крепкую ткань, но безуспешно, это их злило и распаляло аппетит.

Один из мамбулов схватил руку лежащего бойца и укусил за пальцы, потянул — перчатка снялась. Другой мертвый боец, без шлема и с ужасной раной на лице, вдруг зашевелился и начал вставать — он превратился и пополнил ряды ходячих мертвецов. Потом встал второй, у него не было кисти левой руки...

Эми отвлеклась от своего планшетника и следила за видео на моем компьютере. Мы обе плакали навзрыд — увиденное приводило в отчаяние.

У Марка в одной руке был пистолет, а в другой — какой-то штык старого образца. В ближней схватке мой парень больше орудовал штыком, но лишь в том случае, если был шанс попасть мертвецу в глаз, в ухо или другое открытое место черепа. Это понятно, так как другие места в голове очень крепкие, если даже и пробьешь их, то потом придется тратить время и отвлекаться на то, чтобы вытащить штык, накрепко застрявший в плотной кости.

Первым делом Марк освободил раненного в руку и застрявшего в машине парня. Он раскидал мамбулов — некоторых убил, некоторых лишь оттеснил. Схватил молодого бойца за раненую руку, тот дико вскрикнул, Марк перехватил его за здоровую руку и быстро перетащил парня в пустую машину с целыми стеклами и закрыл двери.

Потом молодой ученый ринулся на помощь группе, обороняющей раненых. Он ворвался в толпу мертвецов, действуя молниеносно, разя направо и налево. Немного разрядив обстановку, Марк начал командовать, обращаясь к каждому бойцу по имени:

— Бен, где ваши щиты?

— В машине, они мешают в бою.

Марк усмехнулся и приказал:

— Возьми Патрика, Стива, Джона Маленького и Зака и быстро тащите их сюда.

Парни побежали выполнять поручение, через минуту они вернулись с целой горой щитов из крепкого прозрачного пластика. А Марк в это время вытащил из машины раненного в руку солдата и перенес его к остальным раненым — тот почти терял сознание от боли и потери крови.

— Парни!, — скомандовал Марк, — берите щиты и строимся в клин. Я — первый в центре, справа и чуть позади — Бен, слева — Зак, потом Джон Большой и Рик, дальше — Патрик и Джони Маленький, за ними — Джек и Стив, сзади будут замыкать с двух сторон Дэвид и Шон — вам, ребята, придется жарко, но вы справитесь. Остальные будут под защитой внутри клина нести на щитах раненых.

Я увидела, как бойцы становятся в клин — Марк следил за построением, отбивая атаки наседавших мамбулов, которые ни на секунду не оставляли санитарный отряд в покое.

— Сомкните щиты и держите их крепко — это наша защита. А теперь пошли-пошли-пошли быстро, держать строй, не размыкать щиты!! Раз-два-три-четыре..., — задавал темп мой парень, приказывая громко, спокойно и властно.

Я услышала, как грохают мамбулы в щиты. Марк смотрел вперед — сейчас невозможно было обернуться — клин врезался в толпу ходячих мертвецов. Я не видела, что происходит сзади, а только слышала сильные, глухие удары бьющихся о щиты мамбулов. Марк убивал, теснил, отбрасывал мертвецов. Боковые солдаты отталкивали мамбулов и стреляли в них, а бойцы, идущие последними, должны были пятиться, оборачиваться и отбивать атаки нападавших сзади. В центре несколько человек несли раненых.

Клин продвигался быстро, Марк продолжал задавать темп, несмотря на жестокое сражение, которое он вел, двигаясь во главе клина.

И вдруг я перестала дышать от страха, когда увидела, что крючковатая, распухшая рука в багровых пятнах тянется с экрана прямо ко мне...

Видео пропало.

Мертвец схватил камеру на шлеме у Марка и оторвал ее. Связь была потеряна.

Глава 33. Взгляд паука

После четверти часа попыток стало ясно, что продолжать звонить в Мейсен Менор не имеет смысла. Связь с поместьем отсутствовала. Но я должна была поговорить с профессором и сообщить ему, что Марк поехал выручать попавший в засаду отряд и я не знаю, как там сейчас обстоят дела, потому что мамбул сорвал камеру с его шлема. По телефону Марк тоже не отвечал.

Обдумав ситуацию, я решила поехать в Мейсен Мэнор и стала торопливо собираться. Эми подняла глаза от планшетника и спросила:

— Что ты хочешь делать?

— Поеду в поместье — не могу дозвониться.

— Я не отпущу тебя одну, поедем вместе.

Мы сели в мою машину и подъехали к воротам. Убедившись, что поблизости никого нет, я несколько раз нажала на кнопку пульта, но ворота не сдвинулись с места.

— Может быть в пульте села батарейка?, — предположила Эми.

— Не думаю. Видишь, когда я нажимаю кнопку, на створке загорается лампочка, значит сигнал есть, но ворота не открываются.

— Энни, давай я сбегаю в дом и попробую открыть с центрального пульта.

— Не стоит, Эми, оттуда придет такой же сигнал, но ворота не реагируют на него. Я отопру их обычным ключом и мы подвинем створку вручную.

— Окей, так и сделаем. Ну и везет же нам! Электронный замок сломался совсем недавно, ведь Дикки и Марк выехали нормально.

Я достала из сумочки ключ, подошла к решетчатым воротам и отперла замок. Вместе с подругой мы отодвинули тяжелую створку, я села в машину и выехала из усадьбы. Заглушив двигатель, осмотрелась по сторонам — ни людей, ни мамбулов не было видно, только вдалеке, на обочине дороги, ведущей в Белдорф, стоял какой-то темный автомобиль.

Эми начала закрывать ворота, но сделать это не получилось — что-то заело. Я вылезла из машины и тоже принялась толкать тяжелую решетчатую створку, но она, сдвинувшись с места, снова застряла. Нельзя было оставлять усадьбу открытой и мы изо всех сил тянули и дергали металлические ворота, но они не поддавались. У меня вырвался вздох полный досады.

— Попробуй пультом!, – закричала Эми.

Я достала из кармана пульт и стала снова и снова нажимать на него, а Эми толкала ворота, что было сил. Створка дрогнула и медленно поползла, поминутно застревая.

Мы были так заняты этими дурацкими воротами, что перестали следить за обстановкой вокруг и не заметили, как из-за угла усадьбы появился мамбул и поплелся в нашу сторону. Два других ходячих мертвеца, видимо, вышли из дубовой рощи, их мы увидели раньше, точнее услышали жуткое клокочущее бормотание, от которого застывает кровь и тело в ужасе деревенеет.

Ворота мы почти закрыли и, рывком обернувшись, увидели мужчину и женщину — мамбулов, которые уже успели пересечь дорогу и находились в пяти-шести метрах от нас. Я не узнала этих бывших людей — они были не из Белдорфа.

Посиневшее лицо женщины, с багровыми и желтыми пятнами, не имело увечий. Одета она была в черную тунику и бриджи, которые открывали ноги ниже колен. Одна нога была босая, а другая, обутая в грязную спортивную туфлю, выглядела устрашающе — на икре зияла страшная рана, багровая дыра — кто-то выгрыз оттуда целый кусок плоти.

На мамбуле-мужчине не было никакой одежды. Наверное его укусили в ванной или в сауне. Человек, оказавшийся совсем голым перед лицом страшной опасности, чувствует особую уязвимость, тем более, если требуется отражать нападение. Привычные одежда и обувь дают защиту, в том числе — психологическую. То обстоятельство, что мамбул настиг этого человека, когда тот был в голом виде, снизило шансы на спасение. Будь он одет, возможно, сумел бы убежать и не стать ходячим мертвецом.

Первая встреча лицом к лицу с мамбулом всегда вызывает кратковременный шок, столбняк — тело слабеет, мысли улетучиваются все, кроме одной:

— «Ходячий мертвец! Но этого не может быть!»

И пока голова не в состоянии принять невероятную правду, ноги сами пускаются в бегство. Эми и я одновременно повернулись, чтобы бежать к машине, стоящей в нескольких метрах от нас. И тут мы столкнулись с мамбулом, вышедшим из-за угла усадьбы. Этот живой мертвец прежде был человеческим стариком. Его свисающая, морщинистая кожа имела грязно-желтый цвет, изо рта тянулась вязкая серая струйка, в углах мутных глаз скопились отвратительные выделения. Старик-мамбул был одет в спортивный костюм. Поношенные штаны на слабой резинке он, естественно, не поправлял и они сползли ниже бедер.

Нас накрыла страшная вонь — Эми закашлялась, из ее глаз полились слезы. Она замешкалась и не успела увернуться — мамбул схватил ее своей клешней за плечо. Я закричала от ужаса и со всей силы потянула подругу к себе, быстро пятясь. Старый мертвец проявил прыть — не отпуская Эми, он засеменил вслед за нами, вытягивая шею и клацая серыми зубами, в надежде укусить девушку.

Эми кричала и плакала, я страшно испугалась за нее и еще сильнее стала оттаскивать подругу от мамбула, стараясь держать в поле зрения двух других нежитей. Старик не отпускал Эми, он крепко вцепился в нее и все быстрее волочил заплетающиеся ноги.

В этот момент штаны у мамбула сползли ниже колен, он запутался в них, грохнулся на землю и выпустил Эми. Моя подруга громко, навзрыд плакала и дрожала всем телом, из-за шока она могла упасть в любую минуту. Я схватила ее за руку и потащила в другую сторону от мамбулов — ближе к роще. Мы отбежали ярдов на сорок — нужно было немедленно осмотреть плечо Эми.

Я задрала короткий рукав и увидела на плече у девушки четыре кровавые раны, оставленные пальцами и ногтями мамбула. У Эми продолжалась истерика, к тому же ей было очень больно. Я успокаивала подругу, но это не помогло — она еще сильнее расплакалась, не всхлипывая, а вскрикивая. Мне пришлось заорать изо всех сил:

— Эми, прекрати панику! Надо срочно, прямо сейчас, вколоть тебе вакцину — хорошо, что она у меня в сумочке — бежать в дом нет времени! С тобой все будет хорошо, я обещаю!

Я прислонила мою Эми к дереву, молнией промчалась к своей машине, рывком открыла дверцу и замерла, увидев спасительный предмет — пистолет в кобуре, который дал мне Марк. Трясущимися руками я расстегнула кобуру и вытащила оружие с цианистыми зарядами. Это было очень вовремя, потому что голый мамбул и его подруга в бриджах подобрались совсем близко к Эми. Я схватила с сидения сумку с вакциной и побежала назад. Что-то мелькнуло справа среди деревьев.

— «Мамбул?», – подумала я и стала пристально смотреть в ту сторону, но больше ничего не увидела. Наверное, показалось.

Моя подруга медленно села на землю и затихла, склонив голову на грудь и закрыв лицо руками. Быстрое ухудшение ее самочувствия трудно было объяснить одним только стрессом. Скорее всего Эми заразилась... Представив себе последствия, я задохнулась от страха. Слезы покатились из глаз, я громко всхлипывала, но старалась взять себя в руки — от меня сейчас зависела жизнь одного из самых дорогих мне людей — жизнь Эми!

Прежде всего надо было убить мамбулов. Я оказалась не особенно метким стрелком. Но все же со второго раза попала женщине-мамбулу в грудь. Она остановилась и зашаталась — это продолжалось чуть ли не полминуты. А потом рухнула на землю, подергалась и затихла.

В голого мамбула я попала сразу, но он был уже очень близко и от страха я выстрелила в него еще четыре или пять раз.

Мерзкий старик-мамбул, ранивший Эми, окончательно запутался в своих спущенных штанах. Он медленно, неловко вставал и ту же падал, снова вставал и снова падал... И хорошо! Некогда разбираться с ним сейчас!

Я вколола Эми вакцину и сев рядом на землю, обняла ее. Она была очень горячей и пугающе безучастной. В ответ на мои слова утешения, девушка лишь взглянула на меня глазами, наполовину скрытыми отяжелевшими веками, и снова уронила голову на грудь. Всхлипнув, я поднялась на ноги и пошла к старику-мамбулу, который оставил попытки встать на ноги, но вместо этого пополз в мою сторону, задирая голову и свесив черный язык.

Я всадила в эту тухлятину несколько пуль. Не знаю сколько их было точно, я просто сцепила зубы и стреляла, пока мамбул не растянулся на земле без движения.

Теперь надо срочно ехать в поместье! Были случаи, когда вакцина не действовала — зараженный человек обращался в мамбула. Я не могла так рисковать в отношении Эми и решила попросить профессора сделать моей подруге укол «Спиритуса» в дополнение к вакцине.

— Эми, ты можешь встать?, – спросила я подругу. Она попыталась взглянуть на меня, но даже не смогла, как следует, открыть глаза — еще немного и девушка потеряет сознание. Положение становилось просто отчаянным!

— Ладно, не волнуйся, дорогая, я справлюсь, все будет хорошо..., – бормотала я под нос, взваливая подругу к себе на спину. Ее руки свесились с моих плеч, я ухватилась за них. Голова девушки касалась моего левого уха, ноги волочились по земле. Я медленно двинулась к машине. Это дело оказалось труднее, чем я думала. Колени у меня подкашивались, переставлять ноги приходилось с большим усилием. Эми начала сползать влево — я чуть было не потеряла равновесие и не упала наземь. Собрав все силы, я встряхнулась и выровняла положение драгоценной ноши на моей спине.

От напряжения тело дрожало, это стало особенно заметно, когда я протянула руку, чтобы открыть дверь автомобиля. Повернувшись спиной, я опустила Эми на сидение, потом втянула в салон ее ноги и усадила девушку поустойчивей, пристегнув ее ремнем. Захлопнув дверь, я хотела обойти машину, чтобы сесть за руль. Машинально бросив взгляд на дорогу, я увидела, что темный автомобиль, стоявший все это время вдалеке на обочине, быстро едет в нашу сторону.

Это был черный гелендваген!..

Я не стала терять времени и успела сесть за руль. Внедорожник подъехал и, резко затормозив, остановился перед моей мини купер так близко, что даже коснулся ее бампером. Тонированные стекла гелендвагена не позволяли подробно разглядеть людей, сидящих в нем — видно было только два силуэта. Я торопливо включила заднюю скорость, но едва тронулась, как увидела в зеркало, что какой-то человек в камуфляжной форме разворачивает и раскладывает позади на дороге ленту с торчащими острыми шипами. Пришлось затормозить.

Я не знала, что делать. В зеркало мне было видно, как мужчина, перекрывший дорогу шипованной лентой, направился к моей машине. А из гелендвагена вылез высокий парень. Я поняла, что нам не ускользнуть от них. Стараясь выиграть хоть немного времени, я заперла дверь со стороны Эми, а также свою, а затем посмотрела на заднее сидение, куда бросила пистолет. Его там не было, наверное соскользнул вниз. Пошарив рукой по полу, я не нащупала его, продолжать искать было некогда... Да и не готова я стрелять в живых людей...

Почти не надеясь на успех, я вытащила из кармана телефон и набрала номер профессора. Через один гудок он ответил:

— Здравствуй, Энни, я так рад тебя слышать! Была повреждена антенна сотовой связи и мне известно, кто это сделал. Но теперь ее починили, связь появилась буквально минуту назад. Я до сих пор...

Мне пришлось перебить Альфреда Мейсена, я торопливо прокричала:

— Мы с Эми застряли возле дубовой рощи, что напротив Грейхолла. Тут черный гелендваген и он не дает мне проехать. Думаю, что нас хочет схватить Дастин Бакли. Но самое главное — на Эми напал мамбул и заразил ее...

— Она жива?!, – с ужасом в голосе спросил профессор.

— Да, но ей очень плохо, Эми почти потеряла сознание. Я сделала ей укол вакцины, но думаю, что нужно ввести также и «Спиритус»…

Парень из гелендвагена подергал мою дверь и грубо заорал:

— Открой сама или я выбью окно и вытащу тебя!

— Что там у вас происходит?, – встревоженно спросил профессор.

— Я заперлась в машине вместе с Эми, а какой-то парень из черного гелендвагена ломится в дверь и грозит разбить окно.

— Энни, будь осторожна, потяни, если сможешь время, я немедленно выезжаю к вам. Сейчас закрой телефон и спрячь в карман, чтобы его у тебя не забрали. Сигнал с твоего мобильника поможет тебя найти.

Так я и сделала. Высокий грубиян отошел на несколько шагов, поднял большой камень и вернулся к моей машине. Я не стала дожидаться, пока он разобьет окно и опустив стекло, спросила, стараясь говорить спокойным тоном:

— Что вам нужно, почему вы не даете проехать?

— Вылезай из машины!

— Сначала скажи, что ты хочешь сделать.

— Просто вылезай, иначе будет хуже, – он говорил неприязненно, сцепив зубы.

— Куда уж хуже, – прошептала я и вышла из автомобиля.

Этот противный парень тут же завел мне локти за спину и потащил к гелендвагену.

Я очень испугалась, но не столько за се6я, сколько за Эми.

— Что ты делаешь, отпусти меня!, – мой голос сорвался на крик и визг. Перед тем, как меня затолкали в черный автомобиль я успела выкрикнуть:

— Помогите!

Но дорога была пуста и никто не услышал мой крик.

Сильные руки втолкнули меня на заднее сидение, и но я в тот же миг подпрыгнула, как на пружине.

— Если не успокоишься, то пожалеешь!, – этот тип не скупился на угрозы, он окинул меня испепеляющим взглядом и уселся рядом.

Вытянув шею, я смотрела вперед через лобовое стекло, желая понять, что они надумали делать с Эми. Мое внимание было приковано к человеку в камуфляже. Несколько минут назад он появился непонятно откуда — я не видела его выходящим из гелендвагена — и закрыл нам дорогу для отступления. Возможно, он заранее притаился поблизости... мне вспомнился мелькнувший среди деревьев силуэт. Да и черный внедорожник уже стоял вдалеке на обочине, когда мы с Эми выехали из Грейхолла. А значит, все это было спланировано!

Человек в камуфляже открыл дверь моей машины и склонился к Эми.

Мужчина, сидящий на переднем пассажирском сидении гелендвагена и ни разу не обернувшийся, чтобы взглянуть на меня, высунулся в окно и прокричал:

— Брось ее, Курт, она мне не нужна! Поехали, нет времени!

Тот, кого назвали Куртом, не говоря ни слова, в три прыжка оказался за рулем гелендвагена и стал разворачивать его, чтобы ехать в сторону Белдорфа. Дверь моей машины осталась открытой, а на сидении полулежала Эми. Девушка не двигалась, голова ее свисала набок, она была без сознания.

— Остановитесь, прошу вас!, – я кричала и вырывалась, а тип, что сидел рядом со мной, зло ухмылялся и крепко держал меня за плечи. Гелендваген устремился к Белдорфу. Я обернулась и с ужасом увидела, что на противоположном конце дороги появилось четверо мамбулов, они брели в сторону мини купер, в которой сидела беззащитная Эми.

— Пожалуйста, умоляю вас, остановитесь, надо закрыть дверь — там моя подруга! Посмотрите, в ее сторону идут мамбулы, а дверь нараспашку. Они могут съесть Эми... Прошу вас, я сделаю все, что хотите, только давайте вернемся, чтоб хотя бы закрыть дверь!

Я рыдала в голос. Понимая, что решение зависит от человека, сидящего впереди на пассажирском сидении — это, несомненно, был сам доктор Бакли, — я подалась вперед, желая тронуть его за плечо и привлечь внимание к моим словам. Но злой парень, сидящий рядом, грубо одернул меня, приподнял и с силой усадил поближе к себе:

— Не распускай руки, крошка, а то я тебе их поотрываю, – он глупо захохотал.

 Его босс всем корпусом повернулся назад и сказал:

— Будь повежливей с юной леди, Майкл!

Я впервые увидела вблизи доктора Бакли. Ему можно было дать от сорока до пятидесяти лет. Он был очень худым. Темные волосы коротко острижены, виски заметно поседели. Лицо имело правильные черты и могло показаться красивым, если бы не хищный взгляд колючих серых глаз. На Бакли были надеты черные брюки и рубашка.

Я воспользовалась вниманием злодея и обратилась к нему:

— Доктор Бакли, прошу вас, давайте вернемся, чтобы хоть немного обезопасить Эми, пожалуйста! А потом делайте, что хотите.

— Ты узнала меня? Впрочем — это неудивительно. Я ничего не имею против твоей Эми, она мне даже нравится — очень милая девушка, но мы спешим и не станем возвращаться — дорога каждая секунда.

Я снова разрыдалась в бессильном отчаянии.

— Не плачь, Анна, может быть зомби не заметят твою подругу и все обойдется. Ну а если они все-таки съедят Эми, значит такова ее судьба — Бакли протянул руку и потрепал меня за подбородок, но я отпрянула.

— Кстати, как ты их назвала, я имею в виду зомби?

Я промолчала в ответ. Раз он не собирается спасать Эми, то и говорить с ним уже ни к чему. Я не желала вступать в контакт с этим чудовищем хуже мамбула. Бакли это ничуть не смутило.

— Не важно, – сказал он.

Я тихо плакала и пыталась молиться, не вслух, конечно, а молча, в душе. Как еще я могла помочь моей любимой подруге, оказавшейся в беде из-за меня?

На передней панели автомобиля я заметила неожиданную вещь — там был закреплен небольшой террариум, в котором сидел крупный мохнатый паук. Бакли перехватил мой взгляд, он открыл крышку, вытащил восьминогое существо, поместил его к себе на ладонь и поднес к моему лицу. Паук приподнял передние лапы и замер.

— Посмотри ему в глаза, Анна.

Если Бакли хотел нагнать страху, то я его разочаровала — живые существа меня не пугают. Я посмотрела на мохнатое создание. В отличие от насекомых, с пауком, действительно, можно встретиться взглядом. Пара круглых, блестящих глаз уставилась на меня, ей помогали еще шесть глазков помельче.

Я отвернулась, мне сейчас не было дела до пауков. Бакли вернул питомца в террариум и заботливо накрыл его сетчатой крышкой. Потом снова повернулся ко мне и спросил:

— Анна, у тебя есть мобильный телефон?

Я продолжала игнорировать его и, отвернувшись, смотрела в окно. С окраины Белдорфа гелендваген свернул на незнакомую мне проселочную дорогу и помчался среди полей.

— Майкл, поищи у мисс Грей ее телефон, – продолжал Бакли.

Тот с явным желанием принялся лапать меня своими противными руками, довольно ухмыляясь. Чтобы прекратить это безобразие мне пришлось отдать ему мобильник. Бакли раскрыл телефон и, вытащив батарею, отправил его к себе в карман. Видимо, ему тоже пришло в голову, что за мобильником можно проследить.

— «Как теперь профессор и Марк узнают где меня искать?», – вяло подумала я, но все мои мысли сейчас были с Эми, я физически ощущала боль в груди от страшной тревоги за нее.

Меня немного отвлекло от печальных мыслей одно событие. Я заметила, что Курт уже в который раз принялся постукивать пальцами по своей голове, на это обратил внимание и Бакли:

— Что ты стучишь по голове, Курт? Надеешься таким образом активировать мыслительные процессы?, – язвительно пошутил он.

— У меня есть привычка чесать голову, а Эллинор сказала, что это ей не по вкусу. Вот я и решил отучиться, но голова, как нарочно, чешется. Когда я постукиваю по волосам пальцами, зуд уменьшается.

Бакли расхохотался:

— Ну ты и умора, Курт, нашел выход, раз чесаться не комильфо! По-твоему, стучать по башке лучше? И вообще, забудь даже думать об Эллинор — ты ей не нравишься. Уж мне-то известно, в кого она тайно влюблена, открыть тебе этот секрет?

Не дожидаясь ответа тугодумного Курта, Бакли провозгласил:

— Наша горячая северянка по уши влюблена в Марка Веттингера, она чуть ли не до смерти страдает из-за него, но он, кажется, предпочел другую, верно?

Бакли обернулся ко мне и насмешливо наблюдал за моей реакцией. Я постаралась, чтобы никакие чувства не отразились на моем лице.

— Но если хорошенько все проверить, то появляются вопросы. Вот хотя бы один: предположим, что Марку безразлична Эллинор, но почему тогда он с нею тайно встречается? Ответь мне, Анна!

— Это ложь, я вам не верю, – не удержалась я.

— Твое право — верить или нет, но спроси при случае у своего прекрасного и бесподобного Марка — что он делал с Эллинор в одном из отелей Ньюкасла неделю назад?

Я ужасно огорчилась, хоть не верила ни одному его слову, но что-то противно зашевелилось в душе, какие-то сомнения. Невольно я стала вспоминать всю неделю и пришлось отметить, что Марк стал холоден со мною. И если он увлекся Эллинор, то это все объясняет...

Нет, не хочу так думать. Только не это. Я верю Марку — моему Марку!

Какое-то время ехали молча, но потом Курт тихо сказал Бакли:

— Посмотрите назад, сэр.

Я тоже оглянулась и увидела приближающийся на огромной скорости мотоцикл. Неужели... Мое сердце встрепенулось и забилось так часто, что пришлось перевести дыхание. Я снова обернулась и увидела, что мотоцикл несется уже по пятам за гелендвагеном. На нем в защитном костюме сидел мой Марк!

— Прибавь скорость, Курт, а потом резко затормози!, – приказал Бакли.

Тот старательно выполнил все, как было сказано, а я чуть не умерла от страха за Марка. Когда гелендваген затормозил, Марк среагировал быстрее, чем я вообще поняла, что происходит. Мотоцикл закачался из стороны в сторону, но мой парень удержал его.

Бакли достал короткий автомат — внутри у меня все помертвело — он высунулся в окно и приготовился обстреливать пространство позади гелендвагена. Я изловчилась и, подпрыгнув на сидении, что было сил толкнула преступника. Прозвучали выстрелы, пули улетели в сторону.

— Что это было, Майкл?, – угрожающе спросил Бакли.

— Простите, сэр, этого больше не повторится, – испуганно ответил мой надзиратель и крепко обхватил меня руками — я оказалась словно в тисках.

— Я хочу смотреть назад!, – потребовала я. Майкл, на удивление, не возражал:

— Смотри, мне-то что, но если снова толкнешь доктора Бакли, я двину тебя по голове.

Кое-как изловчившись, я повернула голову назад, насколько было возможно — заныла шея, но я терпела и смотрела во все глаза. Мой парень одной рукой вел мотоцикл, а в другой он держал пистолет. Бакли снова высунулся в окно и в эту же секунду прозвучал выстрел — пуля просвистела рядом с головой ученого-злодея.

— Курт, ты что не можешь ехать зигзагами?, – возмутился Бакли, – хочешь, чтобы меня подстрелили?

— Нет, что вы, сэр, ни в коем случае!, – и он стал плавно поворачивать руль вправо-влево.

На этот раз Бакли высунул из окна только руку с автоматом, а сам держался внутри, понимая, что Марк не станет стрелять в него, пока он в машине, чтобы случайно не попасть в меня. Преступник выпустил несколько очередей, но, к счастью, не попал. Я плакала от страха за Марка.

Мы ехали по ухабистой грунтовой дороге, оставляя за собой облако пыли. Марку пришлось немного отстать, его мотоцикл несся, подпрыгивая на ухабах и громко взвывая мощным мотором, а на поворотах почти ложился на землю, потому что входил в них, ничуть не сбавляя скорости.

Далеко позади появилось еще одно пыльное облако — кто-то догонял нас. Спустя минуту я поняла, что это старый лендровер из Мейсен Мэнора.

— «Кто там за рулем?», – недоумевала я.

Моя шея от напряжения сильно заболела, я почувствовала, что еще немного и ее может свести судорога. Пришлось повернуться вперед и быстро сделать несколько круговых движений головой, чтобы размять затекшие мышцы и разогнать кровь.

Когда я снова посмотрела назад, то положение было таким: гелендваген, мотоцикл и лендровер мчались на одинаковом расстоянии друг от друга, но не слишком близко из-за бежевого пыльного тумана. Кто находился за рулем лендровера я так и не рассмотрела.

Бакли снова высунул руку с автоматом и послал очередь в сторону Марка. На этот раз он попал... Я дико закричала, когда увидела, что мой парень слетел с мотоцикла, будто получил сильный толчок, покатился по дороге и замер без движения.

К лежащему на земле Марку подъехал лендровер, но как только он начал притормаживать, парень встал, прихрамывая, сделал несколько шагов, подпрыгнул и на ходу взобрался на крышу машины, огороженную легкой металлической конструкцией из трубок, к которым в обычных условиях крепится багаж. Погоня продолжилась.

Бакли посылал автоматные очереди одну за другой, целясь в лендровер. Марк, сидя на крыше машины, стрелял в своего противника из пистолета только тогда, когда тот высовывался из окна. Я следила за погоней с перестрелкой, замирая и трепеща от страха за моего парня.

Бакли снова высунул руку с автоматом и хотел нажать курок, но в это мгновение раздался17-Ring выстрел. Рука сумасшедшего ученого дернулась так сильно, что он с громким стуком ударился ею об оконную стойку гелендвагена и в голос застонал от боли. Выстрел Марка оказался точным — он попал в автомат, пулей его отбросило вперед на дорогу и он угодил прямо под колеса гелендвагена.

Болезненно скривив лицо, Бакли сказал Курту:

— В этих стрелялках нет смысла, они лишь задерживают нас. Выжми из машины все, что можешь — мы должны приехать на место хотя бы на несколько минут раньше них.

 Курт прибавил газу, но уйти от лендровера по бездорожью не было шанса. Тогда он резко повернул налево и через пару километров подъехал к первой дороге. Переваливаясь, как утка, гелендваген одолел бугристый откос, взвывая двигателем, выбрался на дорогу и за считанные секунды развил сумасшедшую скорость. Старый лендровер выехал на шоссе вслед за нами, но на гладком покрытии начал заметно отставать.

Огромное напряжение последних часов вылилось в апатию — я смотрела то по сторонам, то назад, видела, что мои спасители отстают и скоро скроются из вида, но не думала о том, куда меня везут и что со мной будет. Единственное, что волновало меня с прежней силой — это судьба Эми.

Впереди показался блок-пост оцепления карантинной зоны. Там стояла будка, дорогу перекрывали шлагбаум и тяжелые пластиковые заслоны, наполненные водой. Несколько солдат дежурили на посту, они были вооружены и облачены в защитную антимамбульскую форму.

Гелендваген приближался, не сбавляя огромной скорости. Люди на блок-посту забеспокоились, часть из них побежали в укрытие, из которого можно стрелять, двое остались на дороге и жестами приказывали несущейся машине остановиться. В ответ на это Курт еще прибавил газу.

А Бакли вытащил из-под сидения другой автомат и несколькими очередями изрешетил заслоны с водой, так, что вся она сразу же вытекла на дорогу. Солдаты открыли ответный огонь, Курт успел поднять все окна и пули забарабанили по корпусу автомобиля, не причиняя вреда — гелендваген оказался бронированным!

Лишенные воды пластиковые заслоны стали легкими, гелендваген расшвырял их, снес шлагбаум и промчался через блок-пост. Солдаты, ошарашенные такой дерзостью, стреляли по машине, слышались удары пуль и визг от рикошета. Блок-пост промелькнул и остался позади. Дорога была пустынна — и в ту, и в эту сторону — ни одной живой души.

— Звони!, – приказал Бакли Курту и тот, нажав кнопку на мобильном телефоне, укрепленном на панели рядом с паучиным террариумом, сказал кому-то по громкой связи:

— Через пять минут!

— Ему ответил мужской голос с экзотическим акцентом:

— Слушаюсь, босс!

Вскоре мы повернули и впереди показался маленький аэродром, который использовался, в основном, для сельхозавиации. Я знала это место. Когда Комитету по Распределению срочно требовалось какое-нибудь наше чудесное лекарство, мои родители привозили его сюда и отправляли в Лондон специальным самолетом.

Ворота аэродрома открылись перед гелендвагеном, он, не сбавляя скорости, въехал прямо на летное поле и остановился перед стоящим на полосе маленьким белым самолетом. Двигатели его ревели — он был готов к взлету.

Курт резко остановил машину так, что колеса задымились, и выскочил наружу, Бакли сделал то же самое. Майкл схватил меня чуть ли не подмышку и потащил к самолету. Я брыкалась и звала на помощь, но через считанные секунды оказалась внутри гудящей воздушной машины.

Лицо человека, сидящего за штурвалом я не рассмотрела. Он с кем-то говорил по рации. Последним вошел Курт и запер дверь. Самолет двинулся и начал выруливать на полосу. В этот момент раздались несколько автоматных очередей, приборы замигали лампочками, а металлический голос небесной машины что-то сообщил на непонятном языке.

— Черт! Черт! Черт!, – выругался Бакли, брызгая слюной, – полет отменяется! Эти сволочи повредили шасси и гидравлику, теперь самолет не взлетит. Быстро назад в машину! Майкл, мы уедем, а ты останешься здесь и будешь нас прикрывать!

Бакли сгреб меня в охапку и потащил в гелендваген. Он оказался страшно сильным, я не могла пошевелиться, стало трудно дышать от его железных «объятий». Ученый-преступник швырнул меня на заднее сидение черного внедорожника и сел рядом.

Лендровер протаранил сетчатые ворота и въезжал на поле. Марк с автоматом в руке сидел на крыше, видимо, это он издалека расстрелял шасси самолета. Майкл открыл огонь и мой парень растянулся на крыше, стреляя в ответ. Курт погнал гелендваген к разбитым воротам.

— Действуем по плану номер два, – объявил Бакли, – Курт, на этот раз оторвись от них с запасом!

Я не видела спидометр, но и без того знала, что машина едет по меньшей мере миль сто тридцать в час 62, мимо на огромной скорости пролетали дорожные знаки и таблички. Погони за нами не было видно. Не доезжая до блок-поста, Курт съехал с дороги и, забравшись подальше стал объезжать пост по полю и лесу:

— Солдаты могли вызвать подмогу, – объяснил он свой маневр боссу, обернувшись назад.

Тот лишь махнул рукой, дескать: «Понятно!»

Оставив позади блок-пост, гелендваген выбрался на шоссе, я обернулась — дорога выглядела пустой, за нами никто не ехал. Бакли молча сидел рядом, плотно ко мне прислонившись. Было неприятно ощущать близость убийцы моих родителей. Я отодвинулась подальше, но он, словно пушинку, придвинул меня на прежнее место со словами:

— Сиди там, где сидишь!

От его взгляда у меня внутри все похолодело, я отвернулась и смотрела в окно на проносящиеся с сумасшедшей скоростью знакомые места. Три раза на глаза попались мамбулы. Один из них чуть не угодил под колеса гелендвагена, Курт с трудом объехал его — на такой скорости любое столкновение могло закончиться фатально.

Я снова обернулась и увидела по-прежнему пустую дорогу — мои спасители отстали. Я вздохнула, а Бакли ухмыльнулся и назидательно заметил:

— Лучше не питать напрасные надежды и тогда не придется разочаровываться.

Автомобиль затормозил и повернул направо, после чего мгновенно набрал скорость и понесся по направлению к морю. Впереди появилось какое-то препятствие и через несколько секунд стало понятно, что это — толпа мамбулов, бредущих посреди дороги. Их было много, приблизительно два-три десятка.

Услышав звук мотора, они остановились и повернулись в нашу сторону. Курт выругался и стал давить на тормоз. Толпу пришлось проезжать медленно, я была рада задержке. Среди мамбулов оказался знакомый житель Белдорфа — это был мистер Джонсон, автомеханик, муж Ребекки. На его голове недоставало половины скальпа, а на руках не было пальцев. Я заплакала. Сколько горя принес человек, сидящий рядом со мной!

После проезда толпы Курт уже не мог разогнаться с прежней скоростью — дорога начала петлять и забираться вверх. Преодолев очередной поворот, гелендваген съехал на грунтовую тропу и тут едва не столкнулся с еще одной группой мамбулов, состоящей из восьми особей. Они сидели, кто на корточках, кто на коленях, и ели мертвую корову, лежащую прямо посреди тропы. Голова животного была повернута в нашу сторону и открытый глаз, еще не помутневший, смотрел, как живой. Один из мамбулов отгрызал ногу, другие копались в вывернутых внутренностях.

Зрелище было настолько отвратительным, что даже Курта передернуло, а у меня начались позывы рвоты и я почувствовала, что не удержусь. Понял это и Бакли, он сунул мне в руки какую-то куртку, валявшуюся на полу в машине:

– Не вздумай облевать меня, делай сюда!

Меня вырвало мучительно, с надрывным блевотным звуком. По салону разнесся характерный запах. Бакли, не реагировавший на страшное мамбульское пиршество, брезгливо скривился, осторожно взял из моих рук заблеванную куртку и, опустив стекло, выбросил ее.

Мамбулы отвлеклись от своей «трапезы» и начали подниматься. Курт тронулся с места и попытался объехать их, повернув с тропы влево. Это решение оказалось неудачным — гелендваген вскочил в глубокий, зыбкий песок. Водитель прибавил газу, но колеса закрутились17-Ring на одном месте, а тяжелая машина содрогнулась и ощутимо погрузилась в песок, опустившись на несколько дюймов.

В открытое окно просунулась рука мамбула, Бакли резко отпрянул и нажал кнопку подъема стекла — оно закрылось, придавив мамбульскую ладонь с шевелящимися пальцами. Ученый злодей заорал:

— Идиот! Включи понижающую, а то мы закопаемся по оси!

Курт безропотно подчинился, заметив только:

— У нас есть лебедка, мы можем выбраться отовсюду.

— А как ты собираешься установить лебедку?, – ехидно поинтересовался Бакли, показывая рукой на мамбулов, обступивших машину, – ты предлагаешь остановиться, пострелять их всех, потом заняться лебедкой...? К вечеру управимся, да?

Выбрав нужную передачу, Курт стал постепенно прибавлять газ. Машина завывала, ерзала, приседала, но оставалась на месте. Двигатель гудел на все более высоких нотах, запахло паленым. Наконец, колесам удалось зацепиться и гелендваген медленно двинулся вперед, пробуксовывая и рыская вправо-влево, словно по скользкому льду.

Мамбул, ладонь которого все еще была зажата поднятым бронированным стеклом, упал и потащился за машиной. Колесо гелендвагена наехало на его ноги, небольшой толчок — и оторванная рука повисла вдоль стекла. Бакли невозмутимо нажал кнопку и мертвая конечность упала на дорогу, успев запачкать стекло мутной желто-бурой жидкостью.

Пару сотен метров машина проехала не по дороге и даже не по тропе, а просто сквозь лесную чащу — лавируя между деревьями, проваливаясь колесами в ямки и наезжая на бугры. А потом зеленая стена поредела, вдалеке заблестело море — гелендваген выскочил на открытое место и остановился.

Бакли выволок меня из машины и приказал сидеть на земле, пока они с Куртом что-то вытаскивали из багажника. Ученый злодей нервничал не на шутку, его ироничное спокойствие улетучилось. Прежде казалось, что он парит в небесах, глядя свысока на суету, на опасности и лишь насмешливо кривит губы, но теперь, когда его спасение было близко, им овладел страх. С перекошенным лицом Бакли достал тяжелый рюкзак, открыл его, заглянул вовнутрь и что-то извлек оттуда.

— Иди сюда, Курт, — сказал он.

Тот подошел к боссу.

— Пришло время рискнуть, не бойся и помни, что риск — удел избранных, — торжественно объявил Бакли и хлопнул своего подручного по плечу.

Курт поморщился, а его босс снова присел к рюкзаку, но что он делал узнать не удалось — слуга загородил его собой.

Я огляделась и увидела, что нахожусь на автомобильной стоянке, окруженной подстриженным кустарником. Узкая пешеходная дорожка уводила со стоянки в сторону моря и пропадала за живой зеленой изгородью. Лучшего времени для побега, ждать не стоило. Поэтому я тихо поднялась на ноги, но в ту же секунду Бакли молнией подскочил ко мне и ударил кулаком в лицо:

— Я сказал сидеть!

У меня в глазах вспыхнули яркие зеленые и синие круги, во рту появился вкус крови. Я упала, усевшись со всего маху задом на каменистую землю. Было ужасно больно, а из носа потекла кровь. Вытирать ее было нечем, но я не собиралась просить салфетки у злодея, поэтому стирала кровь нижним краем футболки, невольно размазывая ее по лицу.

Ко мне подошел Курт. У него за плечами был огромный рюкзак высотой в половину человеческого роста. Немец молча сгреб ладонью мою футболку на спине между лопатками и потащил меня по дорожке, а Бакли, ругаясь вполголоса, двинулся следом.

Тропинка привела на большую каменную площадку, высоко над морем, с которой открывался вид во все стороны. Низенький каменный парапет отделял площадку от обрыва, под ним громко, ритмично шумели волны — сначала набегающий шелест, затем раскатистый звук удара воды о камни, а следом — тихий шепот откатившейся волны.

Посередине площадки находились солнечные часы. Они увенчивали собой старую гранитную тумбу. Стрелка, сделанная из плоского металлического треугольника, тянулась вершиной в небо, отбрасывая тень на истертый римский циферблат в виде дуги, выбитый в камне.

В море, недалеко от берега, стояла на якоре довольно большая белая яхта. Я догадалась, что бегство по морю — это и есть план номер два. В левом конце парапета начиналась каменная лестница, ведущая вниз, к воде. Курт еще крепче схватил меня за футболку и устремился туда, волоча меня за собой, словно куклу. Моя футболка была эластичной, я наклонилась, вытянула вперед руки и рывком сняла эту одежду, оставшись только в лифчике и джинсах.

Пока Курт сообразил, что произошло и покуда он сбрасывал тяжелый рюкзак, сковывающий движения, я получила фору в несколько секунд и бросилась к зеленой изгороди.

Так быстро я, кажется, никогда не бегала! Но едва хотела выскочить на тропу, как мне навстречу попались два мамбула... Я остановилась, быстро соображая, куда побежать. За спиной раздался смех Бакли:

— Лучше вернитесь, мисс, иначе станете добычей зомби, они начнут вас есть, когда вы будете еще живой и...

Раздались два выстрела и оба ходячих мертвеца упали.

Я догадалась, кто убил мамбулов раньше, чем увидела — на площадку вышел Марк и следом за ним — профессор Мейсен!

Курт схватил меня за волосы и потащил к лестнице. Рука Бакли метнулась к карману, но выстрел моего парня опередил его — пуля чиркнула вдоль бедра, разрезав брюки.

— Подними руки, Дастин!, — крикнул Марк, — второго предупредительного выстрела не будет!

Я поняла, что агирусы пытаются взять Бакли живьем.

Немец, желая помочь своему боссу, вытащил пистолет и направил его на молодого ученого, прикрывшись мною, словно щитом.

В то же самое мгновение прогремел выстрел, Курт страшно закричал и выпустил меня, я быстро побежала к моему парню. Взгляд Марка задержался на долю секунды на моей груди и глаза его блеснули. Молодой ученый, не спуская Бакли с прицела, обнял меня одной рукой за талию, прижал, приподнял и чмокнул в макушку. Потом мягким движением подвинул меня так, чтобы я находилась за его спиной.

Оказалось, что это профессор метко прострелил кисть руки Курта, в которой тот держал пистолет. Немец поднял с земли мою футболку и с болезненной гримасой обернул ею окровавленную руку. Он глухо рычал от боли и злости. Альфред Мейсен подошел к нему, доставая из кармана наручники.

Внезапно Курт здоровой рукой вытащил другой пистолет, но не успел ничего сделать — профессор Мейсен ударил его кулаком в подбородок, немец попятился, не удержал равновесие и с размаху грохнулся спиной прямо на солнечные часы. Он захрипел, замахал руками и обмяк — его проткнул металлический треугольник стрелки.

— Упс...! Само Время убило негодяя!, — удивленно и торжественно провозгласил профессор.

Бакли, увидев смерть верного слуги, бросился бежать к лестнице. Марк опередил его и оттеснил назад на площадку. Тогда ученый злодей снова попытался достать пистолет, но мой парень усмехнулся:

— Даже не думай об этом!, — сказал он и забрал оружие у Бакли.

— Ну вот и все, — добавил Марк задумчиво.

— Нет, не все, — возразил Бакли, — мы можем договориться.

— Ну что же... Договариваться я с тобой не буду, а поговорить можно. Мне не дает покоя один вопрос. Скажи, Дастин, почему ты использовал в рецепте паука? Ведь именно эта ошибка привела к тому, что ты выпустил в мир зомби-инфекцию. В рецепте, который ты нагло у нас украл, ведь ясно написано: «…recipe insecti puri» 63 . Так мы обозначили пчелу... Ну ладно, если бы ты взял не пчелу, а муравья... тоже чистое насекомое. Но зачем ты, Дастин, использовал паука?! И пусть он чист, думай так, если тебе угодно, но паук — не insectum, не насекомое! Ты ведь грамотный человек и не мог не знать, что насекомые — это те у кого шесть лапок, но у паука-то их восемь!

— Я люблю пауков и был уверен, что результат выйдет даже лучший, чем у вас.

— О да! Результат ты, несомненно, получил, притом огромный..., только со знаком «минус». Вот это твое свойство — безответственность, стремление к глупому риску и есть то, что сделало из тебя сумасшедшего ученого и в конце концов оно погубит тебя.

— Поживем — увидим, — сказал Бакли и, неожиданно схватив Марка, стал толкать его через низкий парапет в обрыв.

Завязалась борьба. Поначалу внезапность дала нападавшему шанс, но Марк был сильнее и быстрее. Удар, еще удар, Бакли взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие...

Эти считанные секунды протянулись, как в замедленной съемке: Бакли балансирует на краю обрыва, начинает падать и встречается со мною глазами — взгляд Паука!

Мы с профессором подбежали к Марку и, перегнувшись через парапет, стали смотреть вниз. Высота обрыва оказалась метров двадцать. Слева, у подножия каменной лестницы колыхалась на воде надувная моторная лодка — она так и не дождалась своих пассажиров...

Дастин Бакли лежал на одиноком большом камне, полускрытом водой. Из головы сочилась красная струйка, которая сразу же превращалась в размытое трепещущее облачко. Его открытые глаза омывались соленой водой, но Бакли уже не мог закрыть их.

Тело колебалось волнами и одна из них смыла его с камня. Сверху было видно, как тот, кто раньше назывался Дастином Бакли, стал погружаться в прозрачную, глубокую воду. Дна не было видно, тело с раскинутыми руками уходило все вниз, и вниз, пока совершенно не скрылось под толщей воды.

В рассеянных солнечных лучах волны светились, словно изнутри, прозрачной палитрой из голубого, зеленого, желтого цвета, и белые пенные гребешки венчали эту глубокую красоту.

Глава 34. Любовь агируса

— Надо бы радоваться, но почему-то на душе противно...

Профессор Мейсен свел брови к переносице.

— Будет шторм, — сказал он, глядя на тучи у горизонта.

— Что с Эми? Вы спасли ее, сэр?, — в моих словах звучали тревога и надежда.

— Надеюсь, все в порядке.

— Что это значит, объясните, сэр!

— Хорошо, вот история вкратце. Когда ты позвонила и рассказала что случилось возле твоей усадьбы, я сумел связаться с Марком и передал ему твои слова, к счастью, телефонную антенну тогда уже починили. Сообразив, что сам могу не справиться, я попросил Рэйчел и Джека Слейтеров поехать со мной к Грейхоллу. Я взял лендровер, а Слейтеры поехали на другом автомобиле.

Это было полтора часа назад. Уже через восемь минут мы подъехали к твоей мини купер. Это было как нельзя вовремя! Четыре мамбула подошли к машине и заметили Эми, которая сидела там без сознания, а дверь была открыта!, — профессор сокрушенно покачал головой, а у меня упало сердце...

— В общем, когда мы трое выскочили из машин и подбежали, один из мамбулов уже просунулся в салон мини-купер. К счастью, другие мертвецы тоже лезли к Эми и отпихнули первого.

Джек и я отвлекли внимание мамбулов на себя и убили их шприц-пистолетами, а Рэйчел вытащила девушку и отнесла ее в свою машину. Я не мог остаться — нужно было ехать к тебе на помощь — и мы договорились, что Слейтеры срочно доставят Эми в Мейсен Мэнор и сделают ей инъекцию «Спиритуса» — Рэйчел знает дело до тонкостей. Это все, что мне известно, Энни.

— Вы можете позвонить Рэйчел, профессор?

— Окей, — ответил он и сразу же стал набирать номер.

Марк взял меня за руку и притянул к себе, глядя пристально и ласково. Не стоит даже говорить о том, к чему это привело сгорающую от любви девушку... Однако слова Марка прозвучали совсем не романтично:

— У тебя нос распух и лицо в крови, что случилось?

— Ничего страшного, Бакли ударил меня, впрочем, это уже не важно.

Руки Марка сжались в кулаки, но он ничего не сказал.

Профессор убрал телефон и сообщил:

— Новости такие: Эми, и в самом деле, нуждалась в «Спиритусе». Она была в крайне тяжелом состоянии, когда Рэйчел занялась ею. Не вдаваясь в подробности скажу, что твоей вакцины оказалось недостаточно. Однако, если бы ты, Энни, не ввела ее в организм подруги сразу после заражения, то и «Спиритус» уже не помог бы! Твоя вакцина затормозила размножение вируса Beefax M и дала запас времени.

А сейчас Эми проходит такой же период трансформации, какой благополучно пережила Соня. Будем надеяться на счастливый исход.

Профессор огляделся и сказал племяннику:

— Марк, давай снимем Курта с часов.

Они подошли к гранитной тумбе. Немец лежал, неестественно свесив руки, ноги и голову. Агирусы подняли тело и уложили его лицом вниз на землю рядом с часами. На его спине зияла большая рана, оставленная металлической стрелкой.

— Все кончено, — сказал профессор, пощупав пульс у Курта, — что будем делать с телом?

Марк ответил:

— Ничего, оставим здесь, а санитарный отряд заберет его. Нужно вызвать водолазов, пусть они поднимут тело Бакли из моря.

Солнце приближалось к закату. Подул ветерок, сначала едва заметный, но усиливающийся с каждой минутой. Я поежилась — становилось прохладно, а я была почти раздета.

Марк снял с себя рубашку и протянул мне. Я тут же надела ее, рукава оказались длинными, пришлось закатать их. Да и вся рубашка сидела на мне, словно широкое платье. Марк повернул меня вправо-влево, осмотрел со всех сторон, засмеялся и крепко обнял.

Сам он теперь остался голым по пояс, я впервые видела тело моего парня. Под золотистой кожей рельефно проступали крепкие мышцы. Плечи его были широкими, а талия и бедра узкими. На груди вились короткие и не слишком густые волосы. Марк обладал совершенной мужской красотой, я откровенно любовалась и дыхание мое зашлось от сладкого чувства!

Парень взял меня за руку и повел к машине. Видавший виды, но способный на подвиги лендровер ждал нас на дороге за стоянкой. На обратном пути мы заехали в штаб — сегодня туда, наконец-то, привезли большую партию новых средств для борьбы с зомби-эпидемией. Некоторые из них были созданы по чертежам Марка. Совет Агирусов заказал их правительству четыре дня назад.

В партию входили большие и маленькие сети, которые выстреливались и падали на толпу или на одиночных мамбулов; баллончики с газообразным цианидом и противогазы для людей, пользующихся ними; гранаты с таким же цианидом; автоматы и пулеметы с разрывными цианистыми патронами, а также ловушки и капканы для мамбулов и зараженных животных с приманками, издающими громкие звуки, а также имитирующими запахи свежей крови и мяса.

Пока мои агирусы были заняты делами, я ходила по школе-штабу и наблюдала, как одни группы волонтеров уходили на задание, а другие возвращались. В трех классных комнатах разместился временный госпиталь и я заглянула туда. На ближайшей от входа кровати я увидела молодую учительницу Джулию Далсет. Темнокожая девушка спала или была без сознания. Ее гиацинтовые черные локоны слиплись от крови. Медсестра промывала их в миске с водой. Эта женщина была мне знакома, ее звали Полин Робертс.

Я вошла в палату и попросила медсестру рассказать что случилось с Джулией.

— Ее принесли сегодня в середине дня. Бешеный парень укусил мисс Далсет в голову прямо у входа в школу! Я сделала ей укол вот этой вакцины, — и медсестра показала пузырек с моей вакциной, — сначала пациентке было очень плохо — поднялась температура, даже случились судороги, но теперь ее состояние приходит в норму. Мы подержим мисс Далсет здесь еще два дня, а потом выпишем. У нее все будет хорошо, как подсказывает опыт.

— А в вашей практике, миссис Робертс, бывали случаи, когда эта вакцина не помогала?

— У меня такое произошло два раза, а всего в госпитале мы насчитали девять случаев бешенства после вакцинации. Все эти люди погибли, — медсестра грустно покачала головой.

А я подумала о том, как высока степень секретности, если даже медсестра, спасающая зараженных людей, полагает, что имеет дело с вирусом атипичного бешенства, а не с Beefax M, как это было на самом деле. Но я, разумеется, не стала переубеждать собеседницу, а вместо этого задала важный вопрос:

— Миссис Робертс, скажите, пожалуйста, каков процент людей, которым вакцина не помогла?

— По нашему госпиталю мы имеем около десяти процентов потерь.

— Это очень много, — удрученно заметила я.

— На самом деле вакцина эффективна, но вводить ее надо сразу же после заражения. Самые лучшие результаты мы наблюдали, когда укушенных вакцинировали прямо там же, на месте. Успешность лечения также зависит от индивидуальной устойчивости или, наоборот, предрасположенности пациента к этому вирусу. Поэтому временные рамки не точны.

Но я заметила, что если прошло пять минут с момента заражения до вакцинации, то все выздоравливают, кроме того странного случая..., — медсестра, глядя в потолок вспоминала и подсчитывала, — … помощь, оказанная через четверть часа, даст результат «пятьдесят на пятьдесят» или около того. Но спустя полчаса и более — помочь уже невозможно, если только не произойдет чудо и однажды оно случилось...

Я ввела вакцину Эми довольно быстро, но чуть позже, чем спустя пять минут...

По дороге в Мейсен Мэнор Марк был весел, шутил. Профессор тоже воспрянул духом — новое оружие против инфекции означало скорую ликвидацию всего очага заражения. Как только мы приехали, я побежала в научный корпус в палату к Эми.

Девушка оказалась на той же кровати, где раньше была Соня. К ней так же тянулись трубочки и провода приборов, а Эми лежала бледная, неподвижная и выглядела, как мертвая. Увидев мою веселую, полную жизни подругу в таком состоянии, я расплакалась. Сидевшие у изголовья кровати Рэйчел и Дик, поднялись и, подойдя ко мне, стали утешать.

— Я уверен, что все будет хорошо, — сказал Дикки так, словно он убеждал в этом самого себя.

— Конечно, — твердо заявила Рэйчел, — я сделала все, что нужно и теперь наша дорогая Эми очнется агирусом, она не станет мамбулом, будьте уверены!

Я об этом не подумала, и сейчас, встретившись глазами с Диком, поняла, что парня беспокоит перспектива трансформации девушки. Его последующие слова подтвердили мою догадку:

— Я немного волнуюсь... Скажите, миссис Слейтер, а характер у Эми останется прежний?

Рэйчел усмехнулась:

— Добрый нрав Эми не ухудшится, Ричард, это я тебе обещаю.

В комнату заглянул Марк и позвал меня с собой в жилой дом. По дороге он сообщил:

— Сегодня появились признаки периодической болезни дяди Альфреда. У меня все готово для проведения процедуры, которая должна исправить его проблему двухсотпятидесятивосьмилетней давности! Ты поможешь мне?

— Конечно, Марк, что за вопрос!

— Сегодня в полночь в сауне.

Мы пришли в столовую, где был накрыт обед и я поняла, что ужасно проголодалась. Марк усадил меня за стол напротив себя, я спросила:

— А где все остальные?

— Дядя Альфред остался у себя в лаборатории, ему нездоровится и нет аппетита. Соня и Джереми уже поели и ушли вдвоем в Мейсенхауз. Рэйчел, Джек и Дикки обедали в палате Эми, чтобы не оставлять ее без наблюдения.

Сначала я съела салат из помидоров и киндзы, потом отведала зеленого бульона с кружочками моркови и рыбками-крекерами, плавающими в нем. Затем я попробовала новое для меня блюдо — рыбный фарш пополам с рисом, завернутый в виноградные листья — фантастически вкусно! Наконец съела кусочек сладкого, прозрачно-зеленого ревеня и почувствовала, что мне нужно немного отдохнуть. Марк тоже понял это и отвел меня на второй этаж в мою комнату. Засыпая, я подумала, что правильно сделала, оставив животным и птицам Грейхолла увеличенные порции еды и воды, теперь они спокойно смогут дожидаться меня целые сутки.

Мне снилось, что я убегаю от Бакли, потом от Евы, а после этого меня за что-то снова отчитывала мисс Тэтчер, которая выглядела не мертвецки, а самым обыкновенным образом, пожалуй, даже лучше, чем при жизни. Мой сон не был кошмаром, а являлся чередой беготни и разговоров, которые я не запомнила. Разбудил меня стук в дверь.

Я взглянула на часы и увидела, что уже половина двенадцатого ночи. Сонным голосом я сказала:

— Войдите!

Это был Марк. Я быстро приняла душ, почистила зубы и надела чистую одежду, которую Рэйчел оставила для меня в шкафу — юбку и блузку, похожие на мою школьную форму.

Парень окинул меня взглядом и сказал:

— Не очень подходящая одежда для сауны, нужно что-то полегче. Там будет чертовски жарко!

Сам он был одет в белую футболку и синие плавательные шорты.

— У меня здесь нет купальника, Марк, — ответила я.

— Посмотри на полках в шкафу.

Я нашла легкую майку и короткие джинсовые шорты, переоделась и мы отправились в подвал жилого дома, где агирусы устроили влажную финскую сауну. Профессор в белом махровом халате был уже на месте. В подвале оказался бассейн с голубой водой, о существовании которого я не знала. Дверь в сауну находилась в этом же помещении. Марк повозился с пультом управления и установил там режим нагрева.

Сауна представляла собой небольшую комнату, стены, пол и потолок которой были деревянными. Вдоль трех стен тянулись двух— и трехъярусные скамьи. На четвертой стене в нише находилась печь с гладкими, горячими камнями, на которые откуда-то сверху капала вода. Посередине комнаты стояла большая деревянная бадья с нагретой водой.

Профессор сбросил халат и, оставшись в плавках, полез в бадью. Вода было очень горячая и он не смог сразу погрузиться в нее, а медленно опускался, держась за края и слегка морщась. Наконец, его тело привыкло к температуре воды настолько, что профессор Мейсен лег в бадье и над водой осталась только его голова с пышными, растрепанными волосами.

Я села на скамью и приготовилась наблюдать за всем, что здесь произойдет. Становилось жарко и влажно, пар все больше наполнял сауну и казалось, что он вытесняет воздух — дышать было горячо и мокро. Я втягивала воздух ртом, но его не хватало. Жара все усиливалась и я начала обливаться потом. Одежда постепенно промокла, Марк подал мне полотенце, чтобы я могла вытирать лицо.

Сам он сидел напротив меня и внимательно наблюдал за мной и за профессором. Я вздохнула. Марк встревоженно сказал:

— Энни, дорогая, если тебе слишком жарко, то лучше выйди отсюда. Температура в сауне должна подняться еще на несколько градусов, прежде, чем я смогу начать процедуру.

— А представь каково мне!, — усмехнулся профессор, — вода ведь тоже продолжает нагреваться!

Но я сейчас страдала не столько от жары, сколько от мокрой, потной и горячей одежды, противно липнущей к телу. Поэтому, поколебавшись немного, я встала и сняла с себя майку и шорты. Мне пришло в голову, что не стоит мучиться, ведь лифчик и трусики вполне сойдут за купальник.

Марк и профессор на полсекунды оторопели — это было видно по их удивленным лицам, но тут же невозмутимость вернулась к ним, будто и не покидала.

— Молодец, Энни, ты — решительная и здравомыслящая девушка, быстро соображаешь и принимаешь правильные решения!, — похвалил меня Альфред Мейсен.

Я не ожидала высокой оценки за столь простой поступок, но профессор в периоды недомоганий всегда был очень эмоциональным. Ученый продолжал говорить, обращаясь теперь уже к своему племяннику:

— Последуй примеру Энни, Марк! Сними футболку, она уже такая мокрая, что ее впору выкручивать.

Мой парень хотел было что-то сказать, но передумал и послушался дядю.

Прошло еще несколько минут, стало жарче.

— «Если температура продолжит подниматься, то терпеть станет невозможно», — подумала я, но в этот момент Марк встал и придвинул к бадье столик со стоящим на нем лотком. Оттуда он вынул градусник и померил температуру воды в бадье.

— Можно начинать, — сказал он, — Энни, сейчас понадобится твоя помощь. Стань, пожалуйста, позади Альфреда и двумя руками держи его голову. Что бы ни произошло, удерживай ее над водой.

Парень вытер лицо полотенцем и спросил:

— Дядя Альфред, ты готов?

— Да, дитя мое, приступай уже скорей!

Я быстро подошла и сделала, как сказал Марк. Он, тем временем, вставил в рот профессора большое резиновое кольцо, заведя его для фиксации на затылок. Теперь наш пациент, в случае припадка, не сможет откусить себе язык.

Потом Марк прикрепил руки и ноги профессора к металлическим кольцам, вделанным в бадью. Стараясь действовать как можно быстрее, молодой ученый наполнил поочередно четыре шприца жидкостями из разных пузырьков. Две из них были прозрачно-бесцветными, одна — бледно-фиолетовой, а последняя — оранжевой.

— Дядя, вдохни глубоко несколько раз, — сказал Марк и сделал первый укол в правое плечо профессора, используя шприц с бесцветным лекарством.

Я приготовилась, мягко, но крепко обхватила ладонями голову Альфреда Мейсена, но ничего не произошло, а Марк уже делал второй укол бесцветным лекарством в левое плечо профессора. Немедленно последовал и третий, фиолетовый укол — в вену на руке. Тут-то все и началось.

Профессор охнул, глаза его закатились, так, что стали видны только белки, а все тело забилось крупной дрожью, выплескивая горячую воду из бадьи. Это выглядело, как приступ эпилепсии, я очень испугалась:

— Марк, что случилось?, — закричала я.

— Надеюсь, что все нормально, я предвидел такую реакцию.

Едва конвульсии ослабли, молодой ученый сделал своему дяде оранжевый укол, после чего открыл дверь из сауны и отключил нагрев. Потянуло спасительной прохладой и я, наконец, смогла задышать полной грудью.

Альфред Мейсен был без сознания. Марк освободил его руки и ноги, вынул кольцо изо рта, без усилий поднял крупного профессора из бадьи и уложил его на скамью, подсунув под голову свернутые мягкие полотенца.

— Теперь надо подождать немного, — сказал он и сел рядом с профессором.

— Ты уверен, что все в порядке?

— Все нормально, Энни, спасибо тебе за помощь, дорогая!

Альфред Мейсен очнулся минуты через три. Он открыл глаза и сел на скамье.

— У меня такое странное чувство, будто кровь бурлит, гудит во мне, по всему телу бегают мурашки и кожу покалывают тысячи мелких иголочек, — сказал он, улыбаясь, — и это приятно!

Марк обнял дядю, — слава Б-гу!, — сказал он, — кажется, все получилось.

Выйдя из сауны, мы все трое, не сговариваясь, нырнули в прохладную воду бассейна — это было настоящим блаженством, после адского жара парной бани!

Накинув на меня банный халат, молодой ученый повел меня в мою комнату. Я спросила:


— А что за лекарства ты вводил профессору?

— Тремя первыми уколами я привел организм Альфреда в такое же состояние, какое было у всех нас, кто успешно превратился в агирусов во время потной болезни. А четвертый укол — это «Элонгавита».

— Любопытно, чем «Элонгавита» отличается от «Спиритуса»?

— О, «Спиритус» — оживляющий препарат малинового цвета — это плод работы многих десятилетий, результат тысяч опытов. В него входят сто пятьдесят восемь ингредиентов. А «Элонгавита» — лечебное средство — счастливый случай, редкая удача в науке и состоит она из тридцати трех ингредиентов. Оба эти состава превращают пациента в агируса.

— А для чего нужны были сауна и горячая ванна?

— Температуру тела нужно было поднять быстро, почти мгновенно, поэтому я действовал как изнутри — с помощью инъекций, так и снаружи — заранее разогревая Альфреда. Сауна и ванна, сами по себе, не могли поднять температуру — она поддерживается организмом на постоянном уровне очень хорошо. А укол, вызывающий подъем температуры, не сработал бы так эффективно без внешнего нагрева тела.

Мы вошли в мою комнату и остановились возле окна. Я кое-что вспомнила и хотела задать парню вопрос, однако сразу не решилась на это, раздумывая и колеблясь: спросить — не спросить. Потом решила, что лучше иметь полную ясность, а не мучиться в сомнениях:

— Я давно не видела Эллинор, не знаешь ли ты, Марк, что с ней? Как она пережила весь этот белдорфский кошмар?

— Эллинор уехала отсюда перед тем, как правительство ввело карантин и закрыло зону эпидемии.

— Когда Бакли похитил меня, то в машине он намекнул на особые отношения между тобой и Эллинор.

— Поначалу я жалел ее, казалось, что девушка растеряласть и запуталась. Но это было обманчивое впечатление — Эллинор знает, что делает... Пару дней назад я встретился с ней по ее просьбе. Мы разговаривали часа полтора, но я мало что узнал нового. Эллинор умна и осторожна. Она состояла в команде Бакли, работала на него. Увидев, что дела принимают опасный оборот, девушка сбежала.

— Ты мне скажи просто — она хорошая или плохая?

— Не знаю. Не смог ее понять.

Марк сел со мною рядом на кровать, обнял за плечи и сказал:

— Помнишь, Энни, когда я вернулся из поездки, то привез тебе подарок, но не осмелился отдать его сразу...

— Да, помню.

— Этот подарок сейчас у меня в кармане, но я все еще не решаюсь показать его тебе.

— Почему?

— Видишь ли..., — он помолчал, — давай начну издалека. Я говорил тебе, что любовная проблема дяди, возникшая по моей вине...

— Нет никакой вины!, — возразила я.

— Раз я чувствую угрызения совести, значит небезгрешен. Но, как ты помнишь, дядина проблема — это вторая и не главная причина моего осознанного целибата. К тому же, теперь она решена. Я обещал тебе раскрыть первую причину и, если хочешь, могу сделать это сейчас.

— Ты еще спрашиваешь! Конечно хочу, рассказывай!, — ночная усталость прошла так быстро, словно ее сдуло ветром.

— Уфф!, — Марк изобразил смущенно-озорную гримасу, — ну и тему я выбрал для разговора с невинной девушкой...

— Да брось ты, Марк, — засмеялась я, — двадцать первый век на дворе, ваше высочество...

Я в шутку так обратилась к моему парню и вдруг поняла, что это никакая не шутка, что он и есть «высочество», принц по рождению.

Следующие мои слова прозвучали довольно странно:

— Я вдруг подумала, что сейчас проснусь в моей комнате, а на подоконнике будет стоять туфелька.

— Какая туфелька?, — в глазах любимого застыло непонимание.

— Хрустальная... ну, как в сказке про Золушку. Только моя история драматичнее и длиннее. Да... И мой принц оказался не сказочным, а самым, что ни на есть, настоящим! С королевской кровью.

— Это дело прошлое, Энни, я не придаю ему никакого значения и глубоко убежден, что все люди одинаково ценны, независимо от происхождения.

— Я тоже так думаю. Теоретически я согласна с тобою абсолютно. Но то обстоятельство, что ты королевской крови, почему-то завораживает меня. Как будто недостаточно было всех твоих достоинств и совершенств...

Я продолжала улыбаться, но сказала не слишком веселые слова:

— Когда я задумываюсь о нас, то понимаю, что ты — исключительный, а я — простая девушка. Как случилось, что ты полюбил меня? Я не очень соответствую, — улыбка стала немножко грустной.

— Энни, любовь моя, ну что ты говоришь? Ты — моя прекрасная принцесса!

— Ага, заколдованная... в лягушку...

— Ты прекрасна. И должна бы знать об этом, зачем ты занимаешься самоуничижением? Хочу предупредить, Анна, что если ты будешь продолжать говорить о себе в таком тоне, я начну сожалеть, что рассказал тебе о своей семье.

— Не буду, не буду, — я решительно тряхнула головой и заявила — я прекрасна и я твоя принцесса, — мой робкий взгляд — так хорошо?

Ответом мне было то, что меня потрепали по щеке и легонько ущипнули за нос. Ясное дело, с прекрасными принцессами именно так и обращаются, я ответила ему в том же духе — показала язык.

— Знаешь что..., — Марк посерьезнел и решительно достал из кармана бархатную коробочку, открыл ее и протянул мне.

В углублении мягкого ложа блестел золотой перстень агируса. На плоском и гладком черном камне золотыми нитями была изображена пчела внутри правильного треугольника, который был заключен в круге, выполненном в виде орнамента. Это был перстень, подобный тем, что носили все агирусы, и отличался он от перстня Марка меньшим размером и ажурным стилем. Перстень в бархатной коробочке выглядел женским. Я подняла глаза и посмотрела на парня с любопытством, раздумывая: «Что означает этот подарок?»

Марк выдохнул с облегчением — похоже, он опасался другой реакции — и сказал:

— Главной причиной того, что я одинок является один из наших главных агирусных законов. Он гласит, что агирус может вступить в любовные отношения только с агирусом. Искать себе пару он может и среди людей, но найдя любовь, должен предложить избраннице или избраннику пройти трансформацию. И если предмет его страсти откажется сделать это, агирус обязан прервать отношения и исчезнуть, уничтожив все следы.

Марк вздохнул:

— Dura lex, sed lex 64. Агирусы — народ законопослушный — в отношении Свода Законов Агирусов. У меня в жизни было несколько попыток найти себе пару, но ни одной удачной. Дважды девушки отказались становиться агирусами, в других случаях, по здравом размышлении, я и сам не захотел превращать тех избранниц, с которыми не был готов провести столетия вместе.

Марк посмотрел на меня, зрачки его расширились, глаза были прекрасными, глубокими, но печальными.

— Энни, я люблю тебя. До встречи с тобой я не произносил этих слов уже много десятилетий. По правде сказать, я давно разочаровался в любви, да и Альфред был одинок по моей вине, я смирился и думал, что моя судьба — это одиночество, оно — словно расплата за долгую молодую жизнь. Поверь, что плата эта высока и порой невыносима!

Но встретив тебя, я понял, что хочу быть с тобой, хочу любить. Чувства, притупленные за долгие годы одиночества, проснулись... Ты подходишь мне, как никто другой. Нашему знакомству сопутствовали странные совпадения, будто само провидение подталкивало нас друг к другу. Анна, дай мне ответ, ты согласна стать агирусом?

Увидев мое растерянное лицо, Марк встревоженно произнес:

— Если тебе нужно подумать, то можешь не отвечать сейчас.

— Да, я хотела бы повременить с ответом, все так неожиданно, у меня голова идет кругом.

— Конечно, любовь моя, поступай, как тебе угодно, — сказал он немного разочарованно, — а перстень держи при себе, смотри на него время от времени — это поможет принять решение.

Я улыбнулась, — хорошо, Марк, обещаю часто смотреть на перстень.

— Скажи, Энни, ты любишь меня?

— Я люблю тебя больше всех на свете!

— Но если так, то почему тебе нужно подумать?

— Даже не знаю, просто хочется пожить с этой мыслью, узнать, какие сомнения или опасения придут в голову.

Марк смотрел на меня затуманенным взглядом и, кажется, любовался. Потом поцеловал и внутри меня пробежала волна щекотки. Мы продолжали целоваться, у меня закружилась голова, а Марк спросил, задыхаясь:

— Ты позволишь остаток ночи провести у тебя?

Я кивнула и сама прильнула к его губам.

***

Прошло пять дней.

На руке у Эми появился перстень агируса, они с Диком вернулись жить в Грейхолл. Моя подруга ничуть не изменилась, разве что стала еще красивее и еще дороже для меня.

Зомби-эпидемия быстро шла на спад. Стало безопасно ходить по улицам, открылись магазины и кафе. Мамбулы еще бродили то здесь, то там, но они встречались все реже и патрули отлавливали их прежде, чем они могли кого-то убить или заразить. Часто можно было наблюдать мамбулов в капканах и ловушках. Туда быстро приезжала группа и куда-то увозила пойманного живого мертвеца.

На следующий день после смерти Бакли несколько водолазов искали в море его тело, но так ничего и не нашли. Виною тому был шторм, который разразился, как и предсказывал профессор, вскоре после схватки над обрывом. Волны унесли тело Бакли далеко в море. Неудачи с телами на этом не закончились. Тело Курта также не нашлось возле солнечных часов. Санитарный отряд сделал вывод, что его утащили мамбулы.

В Мейсен Мэноре жизнь вошла в спокойное русло. Павильон с бронированными комнатами, предназначенный для Евы, вчера принял свою хищную постоялицу. Профессор Мейсен после раздумий решил построить отдельный домик в глухой, лесной части поместья, а не переделывать комнаты исторического Мейсенхауза для этой цели. Ученый провел в павильоне полночи, разговаривая с Евой, потом его сменили Соня и Джереми. В последнее время эти двое почти не расстаются и все обитатели Мейсен Мэнора начали считать их парой.

Этим утром я встала в половине пятого. Позавтракала с Эми и Диком, проводила их на работу в Мейсен Мэнор и вышла в сад, ожидая приезда миссис Картер, которая сегодня решила вернуться на работу в Грейхолл. Теперь она относилась ко мне с большим уважением, признав, что я стала взрослой.

Прямо надо мною раздалось птичье пение. Я подняла голову и увидела дрозда, увлеченно выводящего сложную мелодию. Это была не трель, а музыкальная фраза, будто исполненная флейтой. Пропев два такта по четыре четверти, дрозд замолчал. Но не успел затихнуть звук последней ноты, как песню подхватил другой певец, невидимый для меня. Старательно выводил он сложные рулады, звучали шесть, а то и семь нот, соединяясь в законченную композицию. Второй дрозд пел гораздо дольше — восемь тактов длилось птичье музыкальное произведение. И снова вступил мой дрозд, он пропел свои два такта, ему немедленно ответил второй... Перекличка дроздов продолжалась в том же порядке, я слушала их, пока не ушла из сада.

Сьюзан Картер приехала в шесть часов утра. Мы обнялись, она сказала:

— Какое счастье, что весь этот ужас подходит к концу и никто из моих родственников не пострадал! Но среди друзей и соседей есть много потерь.

Миссис Картер начала перечислять погибших жителей Белдорфа и расплакалась, эта воспитанная и сдержанная женщина называла имена жертв, а слезы текли из ее глаз.

— Я очень благодарна тебе, моя дорогая девочка, за то, что ты много раз звонила мне, предостерегала, советовала, я передавала твои слова моим близким и все мы уцелели! Никогда не забуду того, что ты сделала для нас!

— Ничего особенного я не сделала, мэм, просто рассказывала вам то, что говорили мне Марк и профессор Мейсен.

— О, Энни, я восхищаюсь этими людьми, признайся мне, что происходит между тобой и Марком? По правде сказать, мне бы очень хотелось, чтобы вы поженились и я бы нянчила ваших красивых деток!

Я смутилась и не знала, что ответить, а миссис Картер, хитро улыбнувшись, перевела разговор на другое и стала рассказывать о своем муже:

— Сегодня Джон, как обычно, со словами благодарности Даниэлю Дэфо и Уилки Коллинзу, раскрыл своего «Робинзона Крузо» и попал на то место, где герой ведет подсчет удач и неудач в его положении на острове...

Я задумалась над этим и мысленно составила свой список удач и неудач. Это меня обрадовало — найти любовь и работать в команде по спасению мира — ради этого стоит жить!

Эпилог

Пасмурным утром тело Бакли прибило волнами к побережью Северного моря в километре от места, где он погиб. Довольно долго оно плавало у кромки прибоя, то приближаясь, то удаляясь от полосы мокрого песка, пока одна из волн, приняв тело на свой гребень, не выбросила его на сушу.

Чайки заинтересовались трупом на берегу. Самая смелая приземлилась в метре от него, следом опустились еще две. Походив кругами, любопытная птица запрыгнула на живот Бакли и ударила его клювом. Заметив перламутровую пуговицу, чайка занялась ею, силясь оторвать блестящий предмет от черной рубашки.





Перстень Агируса
Безрассудная птица не заметила, как медленно и осторожно поднялась рука. Точным, молниеносным движением Бакли схватил чайку. Полетели перья и над пустынным берегом разнесся резкий птичий крик.

Это не конец.

Примечания

Все персонажи романа «Перстень агируса», кроме широко известных исторических лиц, вымышлены, любое совпадение имен, фамилий и прочих данных является случайным.

Все редкие растения, описанные в книге “Перстень агируса”, являются вымышленными.

Деревни: Белдорф, Уэйкфилд, Даунлэйк являются вымышленными.

Замки Лингхэм и Кулешть являются вымышленными.

Aleph School — вымышленная частная школа для девочек, расположенная в живописном пригороде на юго-востоке Лондона.


Хрустальный водонос (A quātor C rystallinus ,лат.) — редкое растение-хищник, питающееся насекомыми, похожее на непентес ( Nepenthes, лат.), но кувшинчики-ловушки у хрустального водоноса крупнее и прозрачны, будто из хрусталя, а жидкость внутри них (для привлечения насекомых и переваривания их) до попадания насекомого прозрачна, как вода, а после попадания насекомого — розового цвета

Питер процитировал слова мавра из пьесы Фридриха Шиллера «Заговор Фиеско в Генуе»

Лерилея густоцветная (Lerilea densiflora, лат.) — редкое растение, отличающееся способностью к флуоресценции. Если направить на зрелую лерилею густоцветную синий свет, то она засветится ярко-оранжевым, интенсивным светом. А в лучах обычного белого света зеленые листья лерилеи слегка отсвечивают оранжевым по краям и это очень красиво

A-level – предуниверситетская программа, которую британские школьники проходят обычно с 16 до 18 лет. Не является обязательной, но те, кто планируют продолжить образование в университете, выполняют ее

AAB – высокие оценки по A-level

 Фрилансер выполняет работу, не имея долгосрочного договора, и не входит в постоянный штат компании, нанимающей его

Боярышник обыкновенный (Crataegus laevigata, лат. ) –колючий кустарник или небольшое дерево семейства розовых

Шесть футов и два дюйма примерно равны одному метру и восьмидесяти восьми сантиметрам

Ворон обыкновенный (Corvus corax, лат.), его часто путают с вороной (Corvus corone, лат.). Однако, ворон и ворона — два разных птичьих вида. Ворон заметно крупнее вороны и, в отличие от нее, никогда не живет, и не летает в стае. Он всегда в одиночестве или со своей парой, которую предпочитает заводить один раз на всю жизнь. Ворона отнюдь не глупое существо, но ворон гораздо умнее или даже мудрее. Этот замечательный птичий вид можно встретить в природе во много раз реже, чем всем знакомую и привычную ворону

Уилки Коллинз, роман «Лунный камень»

Имеется в виду персонаж по имени Габриэль Беттередж

Даниэль Дефо «Жизнь, необыкновенные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки, близ устья великой реки Ориноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля, кроме него, погиб, с изложением его неожиданного освобождения пиратами. Написано им самим»

Медуница светящаяся (Pulmonaria Lūminōsa, лат.) — редкое растение, у которого все зеленые части (но не цветки) светятся постоянно мягким желто-зеленым светом под действием такой же химической реакции внутри клеток, которая вызывает свечение медуз

Ластрулла филиппинская (Lasthrulla Philippinensis, лат.) — редкое растение-паразит, используемое для рецептов Дэвида де Вольфа

Фулерия крупнолистная (Phuleria macrophylla, лат.) — редкое растение с огромными листьями

Мимоза гигантская — (Mimosa Gigantea, лат.) — редкое растение

Стартап или стартап-компания — это компания, возникшая в недавнее время, которая, обычно, имеет своей целью создание эффективных и коммерчески востребованных инновационных технологий

Омела белая (Viscum album, лат.)— растение-полупаразит

Карликовый кепел — (Stelechocarpus Burahol P ygmaeus, лат.) — редкое растение, дерево. Существует дерево кепел (Stelechocarpus Burahol, лат.), родом из острова Ява. Это дерево высотой до 25 метров. Человек, съевший плод кепела, начинает пахнуть фиалками. Фиалками пахнет даже его пот

Африкаанс, раньше также назывался бурским языком, — язык, распространенный, в основном, в Южной Африке

Сделай это немедленно! (африкаанс)


Скелет в шкафу — это устоявшееся выражение, которое означает факт из прошлого человека или семьи, скрываемый от огласки. Автором понятия «скелет в шкафу» является английский писатель У. Теккерей

Тридцатилетняя война (1618-1648) — крупный военный конфликт, в котором участвовали все европейские страны, кроме Швейцарии. Началась она вследствие столкновения протестантов и католиков Германии, а продолжилась как соперничество между двумя главнейшими европейскими монархиями — Габсбургами и Капетингами

Католическая Лига (1609) объединение католических духовных и светских феодалов Германии для борьбы с Евангельской (протестантской) Унией (1608)

Тилли(Tilly) Иоганн Церклас (1559-1632) — граф, полководец Тридцатилетней войны, фельдмаршал, главнокомандующий войсками Католической Лиги

Агирус —от греческого ági̱ros — нестареющий

Курфюрст — имперский князь, монарх, правитель германского княжества до 1866 года

Гейдельбергский Университет

«Фауст» — трагедия Иоганна Вольфганга Гете — история сделки средневекового персонажа — доктора Иоганна Фауста с Мефистофелем. Фауст, будучи стариком, в результате этой сделки получил молодость, что, однако, не принесло ему счастья

Гиппократ — древнегреческий врач, родившийся около 460 года до н. э. , основоположник медицины как науки, считается автором множества медицинских сочинений, и свода этических правил для врача — так называемой «Клятвы Гиппократа». Главный принцип, провозглашенный Гиппократом звучит: «Не навреди!»

Английский пот — остро-инфекционная болезнь, вызывающая эпидемии и посещавшая Европу, а более всего Англию в 15-16 веках. Характеризуется горячкой, сильной потливостью больных, неприятным запахом, скоротечностью и высокой смертностью. Возбудители и причины эпидемий английского пота неизвестны по сей день

Глубина озера Байкал составляет 1620 метров

Пандора — персонаж древнегреческих мифов, ее имя связано с волшебным ларцом, в котором было заключено зло, но на дне его находилась надежда. Выражение «открыть ларец Пандоры» означает действие, которое может привести к большим и трудноразрешимым проблемам

Scutum aureum — золотой щит (лат.)

Чашка Петри — лабораторная посуда из стекла или прозрачной пластмассы. Представляет собой цилиндрическую емкость, в которой высота в несколько раз меньше диаметра. Используется в химии и биологии

Патрон (здесь) — покровитель, хозяин, благодетель

Имеется в виду Вторая англо-бурская война 1899-1902 годов — война, в которой противниками Британской Империи выступали Республика Трансвааль и Оранжевая Республика (бурские республики Южной Африки). Победу одержала Великобритания

Геральдика — свод традиционных правил по изготовлению гербов и нанесению на них символических изображений

Музыкальное дерево — arbor musica (лат.) — редкое растение-хищник

В 2008 году в Великобритании впервые за триста лет была допущена техническая ошибка при чеканке монет. Часть из двадцатипенсовых монет вышла без указания года выпуска. Теперь эти монеты обладают нумизматической ценностью и англичане проверяют двадцатипенсовики, оказавшиеся в руках, в надежде найти одну из счастливых монет без года

Сияющая зеленая роза (rosa candida viridis — лат.) — редкое растение

Биолюминесцентный свет создается живыми организмами, например, медузами, ракообразными, насекомыми, бактериями с помощью химических процессов, при которых энергия выделяется в виде света

Шакшука – род яичницы с помидорами, поджаренным луком, специями – блюдо, популярное в Израиле

Мамбул — сокращение от латинского (Homo) M ortuusAmbulatus — умерший ходячий или «ходячая мертвечина», (так агирусы называют то, что обычно именуют “зомби”)

Гормоны —сигнальные химические вещества, которые вырабатываются в определенных клетках организма (главным образом в эндокринных железах, но не только в них), переносятся с кровью и регулируют работу других клеток, органов и всего организма, а также влияют на поведение

ДНК — Одна из главных макромолекул в клеточном ядре, несущая наследственную информацию о функционировании организма, а также хранящая информацио о синтезе белков и РНК

РНК — Одна из главных макромолекул в ядре клетки, она программирует синтез белков

Валахия — южная часть Румынии

OSM — Open Street Maps — свободный картографический сервис

Буда (здесь)— столица венгеского королевства, город на западной стороне реки Дунай

Трансильвания — западная часть Румынии, в 15 веке частично контролировалась венгерским королевством

См. Примечания

Кастелян — администратор средневекового замка и прилегающих к нему земель. Кастелян управлял хозяйством замка, персоналом, охраной, был ответственным также за порядок в окрестных поселениях

Пешт (здесь) — венгерский город на восточном берегу реки Дунай. Сейчас, как и Буда, входит в состав столицы Венгрии Будапешта

Огниво — набор приспособлений для получения огня. Огниво включает в себя: кремень, кресало, трут — тлеющий от искры материал, и легко воспламеняющиеся предметы для розжига — ветошь или свеча с заранее обожженным фитилем

Цымбалы — струнный (ударный) музыкальный инструмент, распространненный в Карпатах

Бандура — струнный (щипковый) музыкальный инструмент типа арфы

Флейта пана или румынский най — деревянная многоствольная флейта

Плавающая свечка — (candela natans, лат.) — редкое растение, крупные водные цветы, похожие на лотос. Кувшинчик в центре цветка заполнен ароматным воскоподобным веществом. Из центра кувшинчика торчит волоконце — природный фитиль. Если поджечь его, то получается красивая и ароматная плавающая свеча. Цветок при этом не погибает, так как выгорает лишь верхняя половина кувшинчика, не повреждая растение, оно даже извлекает пользу из продуктов горения

Ахиллесова пята — образное выражение, восходящее к древнегреческому мифу об Ахилле — используется по сей день для обозначения слабого, уязвимого места или обстоятельства

Sub rosa dictum (лат.) — сказано под розой — означает секретную информацию

130 миль в час равно 209.2 километров в час

«...возьми чистое насекомое» — лат.

Суров закон, но закон (лат.)



на главную | моя полка | | Перстень Агируса |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 53
Средний рейтинг 3.9 из 5



Оцените эту книгу